Известный геолог

Степанов Виктор Дмитриевич.
Известный геолог
Приехал в Южную Якутию в 63 году после окончания Казанского университета. Добирался
долго, семнадцать дней через Читу, Якутск, Алдан. Окончил я геологическую съёмку и поиски
месторождений полезных ископаемых, а попал по воле случая на уголь, хотя для меня это практически дело было чужим. Нас трое приехало сюда, и Фрумкин тогда был главным геологом.
Он заявил:
- Вот, парни, один из вас всё равно должен идти на уголь.
Ну и досталось мне. Огорчительно было, но что поделаешь. Два с половиной года я проработал на канавах во всём Алдано-Чульманском районе, практически на всех месторождениях.
Начиная от Алдакая и кончая Холодниканом. Два с половиной года работал на канавах. Были
интересные люди в Налдинской партии. Я знал Ремезова Рема Александровича. Прекрасный
работник. Он мне запомнился тем, что норовил сам всё сделать. Баранов после него был
начальником партии. Еще Горшков Валентин Иванович, тоже интересный человек и геолог, он
сейчас в Москве - кандидат наук, имеет два высших образования. Он одно время тоже был
начальником партии. И очень был интересный там участковый геолог - Гливенко Валерий Николаевич. Сейчас он в Москве в какой-то коммерческой структуре. Но самое удивительно в
том, что этот геолог был главным режиссёром Арзамасского драмтеатра. Да, он закончил заочно театральный институт на режиссёра. Мы с ним в одной палатке жили. Четыре ящика из-под
огнепроводного шнура у него было театральной литературы. Мне повезло. Мы с ним хорошо
общались. Очень толковый парень, несмотря на то, что собирался уходить из геологии. Три
года он отрабатывал честно.
В то время лето и зиму в палатках жили. Единственно, что иногда надоедало - это дрова
готовить. Обычной двуручной пилой. Их надо было куба три на сутки. И часто кочевали зимой.
Линию отработал - переезжаешь, и, бывало, и в 50градусный мороз ставили палатку. Бывало
зуб на зуб не попадает, но уже через час с небольшим печка курится. Шесть человек горняков,
я седьмой - бригада хорошая была, ребята дружные, хотя и алкаши изрядные...
Ну а после горных работ, это в 1965 году, тогда работы сокращались, и я попал всё-таки на
съемку, выпросился на своё родное дело. Был на 200 000 съемке у Фаины Романовны Леоновой, два сезона отработал. С 1967 года работал с Язковым - тоже три года, он начальником партии был. Там были поиски и золота, и угля. Ну, а потом опять вернулся на своё, теперь уже
родное дело, на уголь, с тех пор углями занимаюсь. Я считаю, что мне повезло. В том отношении, что мне удалось пройти почти полный цикл работ. Скажем, по Кабактинскому месторождению от поисков до предварительной разведки. И Денисовку реализовали тоже с моей
подачи.
... На горных работах был такой контингент, что... мне помогало иногда умение боксировать, дилетантское, разряда-то я никакого не имел. У нас работал приятель Полякова, Шитиков Володя, однокурсник его. И вот у него были перчатки боксерские, тренировочные и бойцовские. И вот раз драка назревала, тут до меня и дошло. Я говорю: «Мужики, перчатки в зубы». Вот они молотят друг друга до упаду. Прекрасно. А потом один победитель был такой
Слава Подбегалин. Такой маленький коренастый, всех побил. И со мной дрался. Он пьяный, я
трезвый. Я ему нос расквасил немножко. Вот так в конфликтах «пар спускали», им интересно, а
мне спокойнее. Мордобития нет никакого.
Часто оставался за начальника участка и за кого угодно. И был интересный случай аммонит бросали с самолёта - когда трактор сломался, а горняки стояли без дела. Бригад много
было. Чтобы им работать, на сброс кидали аммонит. 7 тонн сбросили, 3,5 собрали. Швыряли
безобразно. И самое скверное, что на другой же день прилетел самолет и сел на эту площадку,
на которую кидали. Выходит такой коренастый, был командир звена - Задорожный:
-
Ну как здесь мои орлы поработали?
Я отвечаю:
- Не орлы, а мокрые курицы. Один ящик упал рядом с палаткой с аммонитом. Там
аммонита-то не было, а детонаторы. Если бы ящик угодил в них, а самолет летел на
низкой высоте, то рвануло бы так, что от самолета бы остались одни поминки. Вот, твои
орлы поработали, а мы собирали с ребятишками маленькими там в поселке, собирали по
пачке, по патрону.
Вот интересно, когда ящик плашмя падает - всё разлетается - пыль только, ящик такой
добротный, ещё целлофановый мешок. А на угол падает, ящик вдребезги, мешок рвётся и, там
либо патроны, либо пачки лежат.
Да лошади гораздо лучше чем олени. Никакого сравнения. Два ящика взрывчатки можно
погрузить на лошадь. А на оленя всего - 15 килограмм. У нас лошади голодали.
Вот когда им сена сбросили, я это сено кое-как разыскал за 4 километра от этой площадки. Прессованное сено, на себе волок, чтобы они с голоду не подохли, потом подкормил их и
спровадил в посёлок.
С медведями такой случай был интересный на Кабакте. Там женщины поутру пошли
собирать голубику. Их было трое или четверо. Отошли от посёлка недалеко, километра не
будет. А там медведь спал в кустах. И вот он встал, а они как чесанули, самая толстая прибежала первой.
Был очень хороший горняк у меня, и сейчас он жив, Приходько Тимофей Митрофанович. Обычно в начале мая распутица начиналась, и никто из горняков не работал. Они все выходили с участков на базу, этот месяц он один единственный работал. Помню такой случай.
Берег реки обрывистый, снегу много было в мае и трактор не смог добраться на водораздел с
тремя тоннами аммонита. Я предложил горнякам - давайте забросим взрывчатку наверх. «Нет,сказали они, - дураков нашёл». Один единственный человек согласился и мы с ним этот аммонит перебросили, сделали лестницу, проложили верёвку и подняли весь аммонит. Так вот он весь
месяц один работал. Только успевал бегать - вода идет, значит приспособился с целлофаном, в
целлофан заряд засунет
взорвет, так и работали с ним. Хороший мужик, сам всё знает. И в
моем понимании профессионал это тот, который никогда не спрашивает, сколько он там заработал, сколько кубов сделал и прочее. Он только скажет в конце месяца, если там у него
много, перенеси на следующий месяц, чтоб не сбивать с расценки. Люди знали, и никогда никаких споров. А как только рвач - то все, каждый месяц скандалы.
Был у меня случай такой, когда на меня поклёп сделали. Работали мы на Холодникане в 1964
году, и горняк у меня был Юсупов, киргиз по национальности. Сел на нары, а у него на ремне
был перочинный нож, так этот перочинный нож открылся и попал между досками, и он на него
сел. Такая рваная рана на ягодице, где и жгут не подведешь. Кровь хлещет, мы его перевернули
на живот, кое-как там затянули чем могли. И что делать? А стояли мы довольно далеко. Это
было за пять километров от Фаткулина. Я на лыжи и к Фаткулину. Он тоже парень спортивный
был, на лыжи и на карьер, а там машиной до Омулей. Среди ночи фельдшер отказалась ехать.
Прислали грузовую машину. Пока я бегал, мужики ему жгут кое-как подвели. Мы его в машину, я дал сопровождающего. В общем, спасли человека. Так он мне часы новые принёс в знак
благодарности, я его послал подальше. А что порезался, то как о нас руководство думает: пе-
репились, порезались, вот и всё. Приехал Влясевский - был он тогда начальником партии. Это
мужик еще гулаговский. Он где-то там с Магадана прибыл. Жесткий мужик. Спрашивает:
«Чего у тебя творится?» Отвечаю: «Ничего не творится. Человек сел на нож». «Да? Нет,
похоже, вы такие-сякие напились и порезались».
А вообще-то у меня был жёсткий закон. Так как у меня бригада алкашей, я им сразу сказал:
«Мужики, если кто-то из вас тайно пронесет бутылку или будет жрать лекарство, того накажу».
А у меня были ребята, которые кодеина с сахаром или кодеина с содой налижутся, глаза вот
такие. А наказывал очень просто. Не давал ни одной угольной канавы. Он молотит пустые канавы без угля, а они мелкие обычно бывают, так у него план кое-как выходит 250 кубов. Вот
были такие случаи.
Один мужик замечательный был, воевал сразу после школы, головастый мужик, Комаров
Володя. Память у него была изумительная, в своём алкашном положении, мог страницы
наизусть хоть Достоевского, хоть кого из классиков читать. Специальности у него не было. После войны куда? В милицию. Там его назначили оперуполномоченным по борьбе с самогоноварением. Вот он и доборолся. Сам алкашем стал и здесь оказался. Так в Ленинград и не выбрался, здесь умер. Вот он у меня был один из самых злостных алкашей. И один раз нарушил
этот закон. Я его наказал, целый месяц не давал ни одной угольной канавы. Вот он взмолился
под конец. Я говорю: «Нет уж, месяц дотерпи». Кое-как 250 кубов план выполнил, с долгами
кое-как рассчитался. Умнейшее наказание было. А так мужики хорошие были.
Когда ещё никакого бригадного подряда не было, эта блатная бригада работала именно
так, то есть они работали на котёл. И у них самая большая выработка была, и зимой и летом
никогда меньше 400 кубов не давали. Удивительно дружный народ в этом отношении. И они
деньги не жалели... Был случай, вот только дорогу пробил на правую Унгру тракторист Саня
Добрынин. Значит они туда на такси заявились. Вообще уникальный сюжет. На такси заявились на правую Унгру, у всех глаза квадратные. Тут трактора еле пробиваются. А тут такси,
старенькая «Волга». Вот такие были орлы. Работали они замечательно.
Книга «Баллада об экспедиции»