Служба как сахар

ВОСПОМИНАНИЯ
Служба как сахар...
В феврале 1958-го года я получил приказ о переводе меня в город Лиепая в
штаб дивизии, на должность помощника начальника штаба артиллерии дивизии. Мне
самому не верилось, что за прыжки я начинаю совершать: один год начальником штаба
Истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона; один год заместителем
начальника штаба Артиллерийского полка и вдруг штаб артиллерии дивизии. Здесь
уже просто не шаг на следующую ступеньку, а прыжок вверх на следующий этаж. Это
уже другая сфера деятельности, это же другой масштаб и кругозор. Вместе с радостью
возникли и сомнения, а не получится ли опять, как в годы войны? Тогда с должности
командира взвода сразу шагнул на две ступеньки выше – в должность начальника
штаба отдельного Истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона, а
после войны меня «притормозили». А, может быть, судьба смиловалась надо мной за
то, что я восемь лет преодолевал те самые «тормоза» в должности командира батареи.
Вот такие мысли крутились у меня в голове, когда я ознакомился с приказом о моём
назначении.
Больше чем я, радовалась моя Катенька, когда узнала о моём новом
назначении. Это что, спрашивала Катрина, выходит теперь, я буду участвовать в
«фуршетах вместе с генеральскими дамами?» Насколько мне известно, успокаивал я
её, на сегодняшний день в штабе дивизии нет генералов, там пока самые высокие
должности занимают полковники. Это даже лучше, смеялась Катрина, ведь надо же
мне пройти определённый курс стажировки с полковыми дамами. Вот такое весёлое
настроение долгое время не покидало Катрину.
С городом Лиепая, по существу, я не знаком, хотя бывал в нём с
однодневными поездками по служебным делам несколько раз за последнее
десятилетие. А вот теперь основательно познакомился. Это второй по величине город
Латвийской Республики. Город расположен на косе, отделяющей Лиепайское озеро от
Балтийского моря, с которым озеро связано судоходным каналом. Здесь крупный
незамерзающий порт на Балтийском море и крупная военно-морская база. Основные
отрасли промышленности: металлургическая, машиностроительная, пищевая. Имеется
Педагогический институт, индустриальный техникум, мореходное училище и два
театра (драматический и театр Балтийского флота). Лиепая славится приморским
климатическим курортом. Особенно меня удивило то, что, оказывается, первый
трамвай в царской России появился в Лиепае в 1905 году и, грохочет по сей день.
Квартирный вопрос удалось решить без проблем. Я обменялся квартирами с
одним офицером, убывшим служить в Вентспилс. Вместо четырёхкомнатной квартиры
пришлось поселиться в двухкомнатную, да ещё с общими бытовыми помещениями. У
нас с соседями было по двое детей. У нас два сына, у них две девочки старше наших
ребят. Какое-то время мы присматривались друг к другу, а затем стали не только
хорошими соседями, но и настоящими на долгие годы друзьями. Катрина и соседка
Соня, были чем-то похожи друг на друга, одевались одинаково и их считали сёстрами.
Вместе ходили по магазинам, в школу на родительские собрания и на
заседания женсовета при штабе дивизии. Здание штаба находилось рядом с нашим
домом. Вот мне невольно вспомнился город Вентспилс, те неудобства, которые
испытывал не только я один, но и все офицеры, которым приходилось добираться с
препятствиями до службы. Три прыжка, как говорится, нужно было совершить, чтобы
попасть на своё рабочее место: от квартиры до переправы на реке Вента, сама
переправа на буксире на противоположный берег и от переправы до казармы. При
благоприятных обстоятельствах, когда буксир находился на нашей стороне реки, на
службу можно было добраться за 40-50 минут. А если буксир находился на
противоположном берегу, то ещё требовалось 10-15 минут. За рабочий день, когда
обедаешь дома, приходилось переправляться четыре раза через реку. Значит, мой
рабочий день удлинялся ещё на четыре часа. А вот здесь, в Лиепае, полная благодать –
пяти минут не требуется, чтобы выйти из квартиры и оказаться на своём рабочем
месте. В таких условиях служить можно.
Как на невесту при выдаче замуж, так и на меня, при новом назначении,
должны были посмотреть старшие начальники. Первым со мной беседовал
Командующий артиллерией дивизии полковник Соклаков, а после беседы он лично
сопроводил и представил меня командиру дивизии полковнику Тоболову. А уж потом
меня никто не сопровождал, я один ходил и представлялся старшим начальникам. В
отделе кадров меня принял начальник отдела майор Сараев Пётр Иванович. Это
выдвиженец из партийных работников. Несколько лет тому назад он был секретарём
партийного бюро стрелкового полка в городе Вентспилсе, где я служил командиром
батареи. Надо заметить, что партийные работники находились на отдельном учёте и,
как особая «каста», имели значительные привилегии перед строевыми офицерами.
Уплатив партийные взносы и встав на учёт в партийном бюро, я зашёл в
кабинет, где за столом восседал мой сосед подполковник Житомирский. Его
должность называлась так: старший помощник начальника политотдела по
организации партийной работы в частях и подразделениях дивизии. Надо сказать, что
такого оратора, каким впоследствии оказался Житомирский, мне не приходилось
встречать ни до, ни после службы с ним. Последний визит я нанёс в секретную часть.
Здесь мне вручили личную печать, сумку для хранения секретных документов и
карточку с личным номером. В рабочее время я мог прийти получить секретные и
совершенно секретные документы, отправиться в свой кабинет и работать до
окончания рабочего времени. На этом закончилось моё знакомство со службами штаба
дивизии. Я был доволен, что «смотрины» прошли в спокойной и дружеской
обстановке.
Более десяти лет, а точнее тринадцать лет я знаком с начальником штаба
артиллерии дивизии подполковником Садовничим Борисом Николаевичем. Я не могу
сказать, что наше знакомство было близким. Мы находились на разных высотах. Я был
начальником штаба истребительного дивизиона, а он мой большой начальник. Борис
Николаевич, на первый взгляд казался суровым и не досягаемым. Но это впечатление
сразу же пропадало, когда Борис Николаевич начинал разговор по служебным делам.
Он мог запросто подойти и обнять подчинённого, когда убеждался, что его замечания
дошли до глубокого сознания и восприняты без обиды.
Теперешняя наша встреча началась с воспоминаний. Мы вспомнили приезд
Бориса Николаевича к нам в дивизион под городом Айспуте в мае 1946 года, на
открытие первого послевоенного летнего периода обучения. Остались в памяти
жареные карпы на нашем обеде после завершения официальной части – смотра.
От приятных воспоминаний мы перешли к рассмотрению ближайших задач,
которые предстоят решать летом 1958-го года. Борис Николаевич рассказал о
предстоящих совместных учениях с Балтийским флотом. Кроме того, что нам самим
нужно готовиться к учениям, мы ещё обязаны наладить постоянный контроль как
артиллерийские части и подразделения готовятся к учениям, ведь это экзамен для
нашей дивизии и соответственно для нашего штаба.
Меня давно интересовало учение наших войск с применением атомного
оружия, проведенные на Тоцком полигоне под Оренбургом в 1954-ом году. Подробные
данные обобщающие материалы появились у нас в дивизии совсем недавно. Эти
учения дали богатейшие познания не только военным и учёным, но и политическому
руководству страны. Материалы этого учения трудно читать без душевного
содрогания, поэтому я рад, что не оказался участником этих учений.
И вот совсем другой опыт. Будучи в Индии с дружеским визитом, министр
обороны маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков обратил
внимание на высокую физическую подготовку в Индийской армии. Возвратившись из
Индии, маршал Жуков установил ежедневные двухчасовые занятия по физподготовке
для офицеров всей нашей армии. Мы радовались такому обмену опытом.
Утром с 8 и до 11 часов работа в штабе. С 11и до 13 часов – физподготовка.
Обеденный перерыв 1 час и вновь три часа работа в штабе. Как правило, мы один час
занимались на спортивных снарядах (брусья, перекладина (турник), лазание по канату
и по шесту, прыжки через коня (спортивного)). Второй час мы проводили на берегу
моря, играя в футбол и волейбол. Жаль, такое хорошее дело само собой прекратилось,
когда маршала Жукова сняли с поста министра обороны.
Мне не верилось, как-то сказала Катрина, что когда-нибудь мы с тобой будем
жить вот так как теперь. Сейчас ты не бегаешь по ночам к солдатам, не проверяешь,
все ли они вернулись из увольнения в казарму, нет ли среди них пьяных, за которых
тебе приходилось отчитываться перед начальством. Сегодня ты вовремя приходишь со
службы, вовремя кушаешь свежую пищу, вовремя ложишься отдыхать и спишь
спокойно. Глядя на тебя, и я счастлива, говорила Катрина.
Может быть, не только мне судьба улыбнулась, но, не в меньшей мере, она
улыбнулась и Катрине. Лучшего и желать ничего не надо. Рядом курортный парк, за
парком, море – до которого от нашей квартиры всего 300 метров. Прекрасная погода,
хочешь, иди на пляж, загорай и купайся, а надоест, иди в парк и отдыхай.
Я купил фотоаппарат «Смена» и все необходимые принадлежности для
фотографирования. Хотя «Смена» самый дешёвый, но он позволяет делать снимки
высокого качества. Оказывается, дело не в самом аппарате. Прежде чем нажать на
затвор фотоаппарата, надо правильно определить входные данные (диафрагму,
выдержку). Затем на должном уровне выполнить все лабораторные работы. Надо
признаться, не сразу у меня стали получаться хорошие снимки. Глядя на свои снимки,
я вспоминаю это удивительное время службы в армии, и нашу с Катриной молодость и
мне становится радостно на душе.
На пороге сентябрь месяц – самый ответственный период в армейской жизни:
боевые, стрельбы, инспекторская проверка, тактические учения и подведение итогов
боевой подготовки за год.
Как не говори, а всё же лучше быть в числе проверяющих, а не то как в былые
времена – сидишь, дрожишь, будто осиновый лист, ожидая приезда инспекторской
комиссии. Сейчас уже совсем другое дело, сам едешь инспектировать.
Наш командующий, полковник Соклаков, ревностно относился к своей работе.
Как заведенный носился из города в город, где дислоцированы наши войсковые части,
чтобы лично убедиться, как идёт подготовка артиллеристов к боевым стрельбам.
Естественно он не давал спокойной жизни и нам, своим подчинённым. Из Лиепаи мы
выезжали ранним утром, а иногда и ночью, чтобы успеть в намеченный полк к началу
занятий, не редко даже к подъёму личного состава, чтобы проверить, как выполняется
распорядок дня. Николай Васильевич, так звали нашего командующего, любил
основательно вникать в учебный процесс. Его интересовало, как выполняется
программа подготовки и расписание занятий по отдельным специальностям. Бывало,
он так увлекался беседой с солдатами, что его трудно было отвлечь. Многие солдаты
специально задавали такие вопросы, на которые требовался специальный ответ.
Николай Васильевич был грамотным артиллеристом и охотно отвечал солдатам на их
вопросы. Наверное, все высокие военные начальники умели вести задушевные беседы
с солдатами, таким был и наш Николай Васильевич. Тон беседы менялся, когда
проводился разбор результатов проверки с офицерами, особенно с младшими
офицерами. Тогда в оборот пускались довольно резкие упрёки и выражения. Тем не
менее, некоторые молодые офицеры к критике относились равнодушно, не редко от
них можно было услышать такую реплику «дальше Польши не прогонят, меньше
взвода не дадут». Мне, хотя и редко, но приходилось слышать от Николая Васильевича
в адрес провинившегося офицера: «подумайте, соответствуете ли вы занимаемой
должности!» Такие слова, обычно, произносятся тихим голосом, но они отзываются
как приговор, готовься к увольнению. Мне, иногда казалось, а может быть и потому,
сам Николай Васильевич, не щадя своих сил и здоровья, мотался с утра до вечера по
учебным полям и полигонам, чтобы не услышать таких слов в свой адрес от старших
начальников.
Конечно же, так оно и есть. Все офицеры, в том числе я и Николай
Васильевич, посвятив себя службе в армии, делаем всё, чтобы наши старшие
начальники не сказали нам таких слов: «подумайте, соответствуете ли вы занимаемой
должности!»
Для командующего и для нашего штаба серьёзным испытанием являлись
зимние боевые стрельбы. Они проводились на Рижском полигоне ежегодно в январе и
феврале месяцах. Им предшествовала большая подготовительная работа. Ведь солдат
выходит из казармы на длительное время. От нас требуется создать на полигоне
обстановку, приближённую к военному времени. Передать солдатам и молодым
офицерам богатый опыт организации быта и жизни, накопленный в годы войны.
Ведь и на войне, кроме жестоких сражений и кровопролитных боёв, были дни
и часы, когда пушки молчали. А когда пушки молчат, солдаты не только играют на
гармошке и поют песни, но и питаются в полном объёме по установленным нормам.
Надо создать в перерывах между стрельбами условия для сна, отдыха и культурных
развлечений. Я не хочу перечислять все проблемы, которые могут возникнуть и
возникают, когда солдаты оказываются на полигоне в непредсказуемых прибалтийских
погодных условиях: то снег, то дождь, то ветер, то мороз. Если даже Алиса Фрейндлих
считает, что «у природы нет плохой погоды, всякая погода благодать», то нам не к
лицу роптать на сложные погодные условия. Вот нам и предстояло сделать всякую
погоду пригодной для пребывания на полигоне.
Теперь легко себе представить, чем и в каком объёме должны быть
обеспечены артиллерийские подразделения, убывающие на зимние стрельбы. С нами
на
полигон
выезжают
тыловые
подразделения:
медицинские
службы,
продовольственные слады с походными кухнями, службы вещевого снабжения с
ремонтными мастерскими и обменным фондом обмундирования и обуви,
кинопередвижка с фильмами героических подвигов наших воинов в годы войны. С
нами прибывает на полигон «санпропускник», ведь солдату надо один раз в неделю
помыться в бане и сменить бельё.
Какую бы сложную обстановку мы ни пытались создавать для личного
состава, было ясно одно - это не война. Если над головой не рвутся вражеские
снаряды, то все остальные испытания преодолевались более сносно.
Наш штаб размещался в утеплённой лагерной палатке, как и все прибывшие на
стрельбы солдаты и офицеры. В каждой палатке - печка-буржуйка. На полигоне
запрещалось вырубка леса, поэтому дрова привозили с собой. Нас всех удивлял и мы,
откровенно говоря, завидовали начальнику штаба Борису Николаевичу, когда он после
утренней физзарядки раздевался до пояса и протирал себя снегом. На этот подвиг я
отказывался идти, у меня без снежных процедур с давних пор побаливает поясница.
Вместе с тем, холодной погоды я не боюсь, ведь я урождённый сибиряк.
После удачных стрельб иногда на ужин выставлялась водочка и хорошая
закуска. Водку я не пил уже давно, мои кишки не принимали это зелье, хотя от своей
доли не отказывался, чтобы продемонстрировать вредное воздействие водки на
организм. Я раздевался до пояса, набирал в рот 10-15 грамм водки и просил всех
обратить внимание на моё тело. Как только водка попадала на язык, кожа покрывалась
красными волдырями, естественно, я громко произносил водка враг человека!
Конечно же, я не был трезвенником, а что водку не пил, это точно. Бросил
пить водку лет двенадцать тому назад, вскоре после нашей свадьбы с Катриной. Как-то
зимой, возвратившись с тактических учений, на которых изрядно пришлось
помёрзнуть, я за ужином решил выпить сто грамм водки. Только поднёс я рюмку к
губам, как от резкого запаха у меня по всему телу пробежали «мурашки». Грешным
делом я подумал, вот хорошо сейчас выпью и мороз пройдёт. Но я заблуждался.
Только водка попала ко мне в рот, как по всему телу начался зуд. Когда я снял свои
рубашки, то на теле были обнаружены большие красные пятна. Тело чесалось хоть
кричи, я не находил себе места. Катрина долго не думая, стала натирать моё тело
водкой и постепенно красные пятна и чесотка прошли. Через какое-то время, такое же
ощущение повторилось, и с тех пор я перестал брать водку в рот. Я впал в уныние неужели так будет всегда! Но однажды, попробовав красного вина, а затем и коньяка, я
успокоился - тело не чесалось. Больше экспериментов с водкой не провожу, да и стоит
ли? Ведь хороший коньяк не на много дороже чем обычная водка, значит, употребляй
то, что душе нравится. Вот с тех пор, когда я возвращаюсь домой, после зимних
занятий, Катрина натирает мне спину спиртом или водкой, а внутрь подаёт рюмку
коньяка.
За время зимних стрельб мы часто засиживались до глубокой ночи в нашей
палатке. Именно здесь, в кругу своих единомышленников, как никогда хочется
раскрыть свою душу, вспомнить минувшие годы. Ведь вот так же и в годы войны
зарождалось наше фронтовое товарищество и фронтовое братство. В землянке, после
тяжёлого боя, мы вспоминали свой дом, своих родных и близких, выпивали сто грамм
за погибших товарищей.
Как и тогда, так и сейчас, наши воспоминания заканчивались песнями. Уж
что-что, а спеть песню, меня ненужно было упрашивать. Я пел, даже не промочив
горло спиртным. Разве можно забыть фронтовые, всеми любимые, песни: «Играй мой
баян, скажи всем врагам,
Что жарко им будет в бою,
Что как подругу, мы Родину любим свою.
Или вот, совсем другую, но тоже фронтовую песню: «О тебе, светлоокой»,
Моей зорьке красивой
На далёкой границе
Вновь задумался я.
Я не хочу перечислять все песни, которые мы пели на фронте и сейчас. Но вот
когда сидишь у печки-буржуйки и смотришь на пылающий огонь, невольно
возвращаешься в то, далёкое…
Вьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Хотя мы веселились допоздна, но утром я просыпался в хорошем настроении,
у меня продолжали крутиться на языке слова песен о войне, о доме и семье.
За время пребывания на полигоне батальонная и полковая артиллерия
Стрелковых Полков выполняла стрельбы прямой наводкой как по движущимся, так и
по неподвижным целям. Суть понятия «прямая наводка» вытекает из того, что
руководитель стрельбой или «стреляющий» непосредственно видит цель. Сам
определяет расстояние до цели. Пользуясь подъёмным, поворотным механизмами и
оптическим прицелом, направляет орудие в цель и производит стрельбу.
Батареи Артиллерийского полка и миномётные подразделения Стрелкового
полка проводили стрельбы с закрытых огневых позиций. Суть понятия с «закрытых
огневых позиций» состоит в том, что только один «стреляющий», находящийся на
наблюдательном пункте «НП» видит цель, а орудия находятся далеко (5-6) километров
сзади, и цели не видят. Руководитель стрельбой или «стреляющий» наносит на карту
свою батарею и цель противника, определяет расстояние между ними, а затем по радио
или телефону управляет огнём своих орудий. Вот тут и начинается праздник. По
команде «стреляющего» орудие производит выстрел боевым снарядом. Снаряд где-то
высоко в небе летит, издавая звук. Гаубичные снаряды большого калибра шуршат,
пролетая над головой. Пушечные снаряды, пролетая, издают пронзительный звук со
свистом. Мины, особенно крупного калибра, при полёте издают звук, похлопывания
крыльями летящей птицы. Вот это и есть наш артиллерийский праздник. А когда
стрельбы проводятся в ночное время, повисшие в небе парашюты осветительных
снарядов усиливают эффект нашего праздника.
Праздником для Командующего и штаба артиллерии Дивизии являются не
только положительно проведенные боевые стрельбы, но и благополучное возвращение
всех артиллерийских подразделений в свои казармы.
Кто служил в армии, тот хорошо помнит, что казарма, после возвращения в
неё с зимних учений, кажется родным домом для солдата.
Питание солдатской пищей не только на зимних стрельбах, но и на учениях за
долгие годы службы повлияло на моё здоровье. У меня стал побаливать желудок. Дело
дошло до того, что я ежегодно обследовался и лечился в военных госпиталях. В
Рижском военном госпитале мне предложили сделать операцию желудка, я согласился,
однако, после трёхмесячного лечения меня выписали с напутственными словами «иди и живи, целый желудок всё же лучше резаного». Наверное, на то время врачи
были правы. Врачи посоветовали мне ежедневно выпивать один литр свежего
капустного сока. В то время не было соковыжималок, сок приходилось выжимать
руками. У Катрины обе руки были в крови, из глаз текли слёзы, но она сказала, я тебя
вылечу и вылечила. Через полгода у меня перестал болеть желудок, и я стал
поправляться. Вот тут я с гордостью могу произнести слова из известной песни: «Ох,
какая женщина, какая женщина, мне б такую!» Именно такой женщиной была моя
жена Катрина.
Как-то уже стало традицией в больших штабах – коллеги по службе, даже не
взирая на разницу в воинском звании, называют друг друга по имени и отчеству. Такое
общение, не только сближает их, но и укрепляет доверие между ними. Не редко между
коллегами по службе возникают приятельские отношения, перерастающие в дружбу.
Так сложилось и у нас с полковником Соклаковым. Он называл меня, Саша, а я его Николаем Васильевичем. С первых дней моего прибытия в штаб Николай Васильевич
давал мне отдельные поручения, которые я добросовестно выполнял. Позднее на все
проверки, которые предстояло проводить в артиллерийских подразделениях, он брал
меня. Мы с утра и до вечера ездили по гарнизонам, вместе планировали и выполняли
нашу работу, так и подружились. Наша дружба переросла в семейную дружбу. Кроме
встреч Нового года, все праздники мы проводили вместе у него на квартире. Квартира
у Николая Васильевича была хорошая, три комнаты на первом этаже и две комнаты на
втором, со всеми удобствами. Во всех комнатах мягкая мебель, ковры и обилие
хрусталя в шкафах и на столах. Семья Николая Васильевича состояла из трёх человек:
жена Мария Романовна, на семь лет моложе Николая Васильевича и сын Николай,
ровесник нашему Михаилу. Сами хозяева называли себя «курянами», то есть
уроженцами города Курска.
Иногда в нашей компании появлялся начальник политотдела полковник
Жуков Андрей Иванович с женой. Их появление вносило в компанию оживление.
Андрей Иванович знал множество весёлых рассказов и анекдотов, а его жена
красавица Лида, имела хороший голос. Мы с Лидой исполняли некоторые песни
дуэтом. Катрину все воспринимали как иностранку (так оно и есть) и относились к ней
с повышенным интересом и вниманием. Катрина всегда была на высоте, умела
вовремя и к месту сказать нужное слово.
Пятнадцатую годовщину нашей Великой Победы над
фашистскими захватчиками в войне 1941-1945-годов мы
отмечали, как всегда, на квартире у Николая Васильевича.
Самый правый - Командующий артиллерией Николай
Васильевич Соклаков, рядом - начальник штаба артиллерии
подполковник Мухин Валентин Михайлович, его жена Зоя.
Около Зои стою я, за мной Катрина. Рядом с Катриной
начальник политотдела полковник Жуков Андрей Иванович,
далее его жена Лиза. За спиной Командующего его жена Мария
Романовна. Я не хотел блестеть своими худыми и голыми
руками, поэтому надел пиджак. Между прочим, это сюрприз
моей жены – подарок после возвращения из госпиталя.
20 календарных лет службы в армии мне исполнилось 15 сентября 1960-го
года. А если учесть годы войны, то моя выслуга составляет 26 лет и три месяца. Новый
этап сокращения армии коснулся и меня. Я нисколько не испугался, когда меня
пригласили на беседу в кабинет командира дивизии. Начальник отдела кадров зачитал
моё личное дело и доложил, что у майора Леонова имеется выслуга лет, дающая права
на пенсию в размере 53%. Командир дивизии, обладающий правом произнести
последнее слово, поднялся со стула и произнёс - мы вам предлагаем пойти на пенсию,
согласны ли вы с нашим решением. Мне уже терять было нечего, и я заявил: прежде
чем предлагать мне уйти в запас, вы лучше предложите мне самый отстающий полк, и
я его через год-полтора выведу в передовые. А уж когда я не справлюсь, не сдержу
своё слово, тогда увольте с позором. Командир дивизии генерал Тоболов, ему недавно
присвоили это звание, покраснел от такого моего дерзкого предложения, несколько
секунд подумал, и произнёс довольно тихим голосом, как будто его мог подслушать
враг: «так ведь полков-то у нас нет, все расформированы». Весело улыбаясь, я сказал,
раз нет, тогда увольняйте. Все, кто был в кабинете, громко рассмеялись, понимая, что я
шутил. Мне подсунули бумагу, и я расписался, что не возражаю против увольнения в
запас. Таков был порядок.
Наша заявка на железнодорожные контейнеры была удовлетворена только на
6-е октября. Раньше меня контейнеры получил Николай Васильевич Соклаков, и при
расставании мы с ним слёзно клялись вести переписку. Более того, когда я в 1961-ом
году ехал в Ессентуки, Николай Васильевич вместе с Марией Романовной пришли на
вокзал к приходу поезда. И что меня безумно обрадовало и удивило - они принесли
ещё не остывшую горячую жареную картошку с мясом в плотно завёрнутой миске. У
меня была бутылочка коньяка, и мы отпраздновали нашу встречу.
Покинув свою Лиепайскую квартиру шестого октября 1960-го года, мы
отправились на Родимушку моей жены – в Каунас.
Казалось, совсем недавно, с мешком за плечами я спешил на сборный пункт
Прокопьевского Горвоенкомата, чтобы начать службу в Армии. И вот, «время птицей
пролетело, и с детством нить оборвалась»…
Двадцать лет - как один день пролетели незаметно. Мне 39 лет, а я уже военный
пенсионер. Как-то звучит странно, не правда ли?
А.Леонов