Введение .......................................................................... 3 Г л а в а 1 Источниковедение ...

Введение
..........................................................................
3
Г л а в а 1 Источниковедение и историография истории пер­
вобытного о б щ е с т в а .....................................................
17
1. Источниковедение первобытной истории . . . .
2. Историография первобытной истории.....................
17
48
Г л а в а 2. Становление первобытного общества: эпоха праобщины .....................................................................................
99
*
Происхождение ч ел о в ек а ...........................................
Возникновение человеческого общества . . . .
Возникновение и развитие мышления и речи . . .
Истоки идеологических представлений . . . .
99
136
141
145
Г л а в а 3. Зрелость первобытного общества: эпоха первобыт­
ной общины ..........................................................................
151
t
~
-
1.
2.
3.
4.
1. Завершение процесса антропогенеза..................... 151
2. Возникновение общинно-родового строя . . . .
159
3> Стадия рзннепервобытиой (раннеродбвой) об­
щины ...............................................................................
165
4. Стадия позднепервобытной (позднеродовой) обіц й н ы ............................................................................... 217
V
Г л а в а 4 Разложение первобытного общества: эпоха классаобразования
.....................................................................255
■
'•
"
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Подъем п рои зводства................................................255
Вызревание институтов классового общества . .
267
Переворот в положении п о л о в ................................ 292
Брак и с е м ь я ................................................................296
Общинная и родоплеменная организация . . .
303
Духовная к у л ь т у р а ..................................................... 308
Этническое и языковое состояние...........................318
Г л а в а 5 Первобытное общество и цивилизация . . . .
1. Первобытная периферия классовых обществ . .
2. Остатки первобытности в классовых обществах
Глоссарий ................................................................................................343
Литература
.....................................................................................350
322
322
332
Б Б К 63.3(0)2
А47
Рецензенты:
к.'іфод|>.і археологии и истории древнего мира Воронежского государ­
ственною унинорситета им. Ленинского комсомола (зав. кафедрой —
проф. Л Д. ІІряхин); академик А. П. Деревянко (Институт истории,
филологии и философии Сибирского отделения АН СССР).
Главы 1 и 2 написаны В. П. Алексеевым, введение,
главы 4 и 5— А. И. Першицем, глава 3— В. П. Алексе­
евым и А. И. Першицем.
А47
Алексеев В. П., Першиц А. И.
История первобытного общ ества: Учеб. для
вузов по спец. «И стория».— М.: Высш. шк.,
1990.— 351 с.: ил.
ISBN 5-06-000998-Х
В учебнике обобщ ены современные данные о становлении челове­
ка и общ ества, коллективистской природе зрелого первобытнообщ ин­
ного строя и процессе его распада в ходе возникновения частной со ­
бственности, общ ественных кл-ассов н государства. Рассмотрены
остатки первобытности после появления классовых общ еств.
4 0503010000(4309000000)-491
0 0 1 (0 1 )—90
ISBN 5-06-000998-Х
ло
лл
ББК 63.3(0)2
9 (С )П
© В. П. Алексеев, А. И. Першиц, 1990
Подчас считают, что в учебные издания долж на
входить только давно устоявшееся и общепринятое. Это
верно лишь отчасти и меньше ucero верно для такой
дисциплины, как история первобытного общ ества. П ер­
вобытная история — сложнее всего поддаю щийся точ­
ным реконструкциям раздел истории, в котором наряду
с несомненно установленным еще очень много неиссле­
дованного и спорного. В ы давать это спорное з а бесспор­
ное — значит обманывать себя и других. Поэтому авто­
ры пошли по другому пути. Не затуш евы вая имеющихся
научных пробелов и расхождений во взглядах, они
постарались в пределах возможного ввести студентов
в лабораторию исследовательского пойска, в которой
найдут себе дело еще много поколений историков. С к а ­
занным объясняется и то, что немало вопросов истории
первобытного общ ества в этом учебнике р ассм атри ва­
ется иначе, чем в предыдущих.
Предмет первобытной истории и ее место в системе
наук. Историки-марксисты обычно выделяют в истории
человечества ряд общественно-экономических ф о р м а­
ций как восходящих ступеней развития. Таких ступеней,
или исторических типов общества, одни ученые насчиты­
вают пять (первобытнообщинный строй, рабовладение,
феодализм, капитализм, коммунизм), другие — шесть
(между первобытнообщинным строем и рабовладением
они помещают азиатский способ производства). Сущ е­
ствует и более крупное членение исторического про­
цесса, при котором выделяют три большие формации:
первичную (архаическую, доклассовую ), вторичную
(антагонистическо-классовую)
и коммунистическую
(бесклассовую ). Но как бы различные исследователи ни
относились к членению исторического процесса, да и к
самой теории формаций, ни у кого нет сомнений в том,
что начальным этапом этого процесса был первобытно­
общинный строй, охватывающий весь огромный период
времени от появления на Земле человека до становления
первых классовых обществ и государств, а такж е обыч­
но сопутствующего им возникновения упорядоченной
письменности.
Этот начальный этап сущ ествования человечества
и еогь предмет первобытной истории. В советском науко­
ведении первобытная история рассм атривается как один
из разделов единой исторической науки. Но это ее несколько специфический раздел. В то время как другие
исторические дисциплины основываются на изучении
прежде всего письменных источников, первобытная
история таких источников в своем распоряжении почти
не имеет. Ее реконструкции — результат синтеза д а н ­
ных ряда других наук, и в первую очередь этнографии,
археологии и палеоантропологии. О днако при этом она
остается органическим разделом именно истории, так
как основной критерий систематики областей знания —
их классификация по предмету изучения, а не по позн а­
вательным особенностям на^ки. Поэтому нельзя согла­
ситься с встречающимся в западном науковедении
отнесением первобытной истории к области антрополо­
гии (общей науки о человеке), по характеру своих
естественнонаучных источников противопоставляемой
историческому знанию.
Не единообразны взгляды так ж е на наименование
первобытной истории. Некоторые советские ученые счи­
тают неудачным принятый в западной литературе
термин «доистория» («предыстория», «преистория»),
в принципе отрывающий бесписьменную первобытную
историю от письменной истории. О днако и термин «пер­
вобытная история» («история первобытного общества»)
часть советских исследователей рассм атривает как не­
достаточно точный. При этом указываю т, что если
первоначальное человечество было действительно пер­
вобытным, то позднее, особенно на исходе доклассовой
эпохи, оно уж е вышло из этого состояния. Кроме того,
в ряде западны х языков слова «первобытный» и «прими­
тивный» синонимичны, и это делает нежелательным
применение данного термина к народам, не миновавшим
рубежа доклассового общества. О днако и предлагаемые
взамен термины «доклассовая история», «бесписьмен­
ная история» недостаточно удачны, так как содерж ат
лишь негативное определение. Д ок лассовая, но какая?
Бесписьменная, но какая? Принятое в этой книге наиме­
нование первого из разделов исторической науки оста­
ется наиболее распространенным. П ользуясь им. исто­
рики исходят из того, что первобытная история на всех
своих этапах первична, первоначальна, первобытна по
отношению к последующим историческим эпохам и что
в русском языке слова «первобытный» и «примитивный»
не являю тся синонимами.
Значение первобытной истории, «...„седая др ев­
ность“,— писал Ф. Энгельс,— при всех обстоятельствах
останется для всех будущих поколений - необычайно
интересной эпохой, потому что она образует основу
всего позднейшего более высокого развития...» И дей­
ствительно, множество явлений человеческой жизни,
в том числе и современной жизни, возникло или стало
возникать в седой древности первобытного общества.
Назовем только некоторые: жилищ е и одеж да, земледе­
лие и скотоводство, общественное разделение труда,
брак и семья, нравственность и этикет, полезные знания,
искусство и религиозные верования. Чтобы правильно
разобраться в эволюции ряда элементов материальной
культуры, социальных норм или идеологических пред­
ставлений, часто приходится о бращ аться к их истокам.
В этом познавательное значение первобытной истории.
В числе проблем, целиком или частично исследуемых
на м атериалах первобытной истории, немало таких,
в решении которых десятилетиями проходил, а подчас
и теперь проходит водораздел между разными миро­
воззренческими позициями. Как появился на Зем ле сам
человек: в результате закономерной эволюции органиче­
ской природы или божественным гіромыслом? Каково
происхождение человеческих рас, и дкет ли оно основа­
ния для расистских идей о их неравноценности? Обосно­
ванна ли коллективистическая концепция первобытного
общества — этого первого звена в развитии человече­
ства? К ак и когда возникли ч астная собственность,
общественное неравенство и государственное принуж ­
дение? Имманентны ли они всякому человеческому
обществу или исторически обусловлены, а тем самым
и преходящи? Извечна ли такая специфичная форма
миропонимания, как религия, и, в частности, религия
в ее монотеистической форме? И деологическая мас­
штабность этих вопросов очевидна Таким образом,
первобытная история имеет та к ж е и большое миро­
воззренческое значение.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 118.
Ещ е один аспект первобытно-исторических знаний
не лишен непосредственно практического значения.
Ведь многие народы Азии, Африки, Л атинской Америки,
Океании еще совсем недавно находились или п ро дол ж а­
ют находиться на различных ступенях разлож ения
первобытнообщинного строя. Черты и остатки этого
»троя и их жизни требуют анализа, оценки, учета в госу­
дарственном, экономическом и культурном строитель­
стве, и наука, в том числе первобытно-историческая, не
стоит от этого в стороне.
Хронология и периодизация первобытной истории.
Первобытнообщинный строй был самым длительным по
времени — более миллиона лет — этапом истории чело­
вечества. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь
точно нелегко, так как во вновь обнаруживаемых
костных остатках наших далеких предков большинство
специалистов видит то предчеловека, то человека, и вре­
мя от времени преобладаю щ ее мнение меняется. В н а­
стоящее время одни ученые считают, что древнейший
человек (а тем самым и первобытное общество) возник
1,5— 1 млн. лет назад, другие относят его появление ко
времени более 2,5 млн. лет назад. Верхняя грань перво­
бытнообщинного строя колеблется в пределах послед­
них 5 тыс. лет, различаясь на разных континентах.
В Азии и Африке первые классовые общества и государ­
ства слож ились на рубеже 4 и 3 тысячелетий до н. э.,
в Америке — в 1 тысячелетии н. э., в других областях
ойкумены * — еще позднее.
Не проще обстоит дело с периодизацией перво­
бытной истории, точнее говоря, ее периодизациями, так
как параллельно существуют несколько специальных
и общ ая (историческая) периодизации первобытной
истории, частично отраж аю щ ие характер дисциплин,
которые участвуют в их разработке.
Из специальных периодизаций наиболее в аж н а а р ­
хеологическая, основанная на различиях в материале
и технике изготовления орудий труда. Известное уж е
древнекитайским и древнеримским философам деление
древнейшей истории на три века — каменный, бронзо­
вый (медный) и железный — получило научную р а з р а ­
ботку в XIX — начале XX в., когда были в основном
типологизированы эпохи и стадии этих веков. Каменный
век начинается с древнекаменного (палеолита *), в ко­
* Слова, отмеченные звездочками, объяснены в глоссарии.
тором сейчас большинство ученых выделяет -нюхи р ан ­
него (ниж него), среднего и позднего (верхнего) палео­
лита. Затем следует переходная эпоха среднекаменного
века (мезолита *), который иногда назы ваю т «послепалеолитом» (эп ип алеоли том *), или «преднеолитом»
(протонеолитом*), иногда ж е не выделяют вообще.
Заклю чительная эпоха каменного века — новокамен­
ный век (н е о л и т * ). В конце его появляю тся первые
орудия из меди, что дает основание говорить об особой
стадии энеолита *, или халколита *. Схемы внутренней
периодизации новокаменного, бронзового и железного
веков на стадии у разных исследователей сильно отлича­
ются друг от друга. Еще более различаю тся выделяемые
внутри стадий культуры или фазы, называемые по тем
областям, где они были впервые обнаружены.
Археологическая периодизация откры вает широкие
возможности для абсолютной и относительной хроноло­
гии первобытной истории. Д л я абсолютной датировки
используются различные методы естественных наук:
изотопные радиокарбонный и калий-аргоновый (по вре­
мени распада радиоактивных элементов), геохронологи­
ческий (по годичным слоям ленточных глин), дендрохронологический (по годичным кольцам деревьев) и
др. В своей совокупности они сейчас позволяют с боль­
шими или меньшими допусками д атировать эпохи и с т а ­
дии каменного века. А начиная с бронзового века
появляется так ж е календарн ая (истинная) датировка
на основе памятников древних цивилизаций, соседство­
вавших с первобытными обществами. Д л я большей
части ойкумены нижний палеолит закончился приблизи­
тельно 100 тыс. лет, средний палеолит — 45—40 тыс.,
верхний палеолит
12 — 10 тыс., мезолит — не ранее
8 тыс. и неолит — не ранее 5 тыс. лет назад. Бронзовый
век длился до н ач ал а 1 тысячелетия до н. э., когда н а­
чался век ж елеза.
Относительная датировка достигается путем со­
поставления самих культурных слоев или археологиче­
ских типов друг с другом либо путем их сопоставления
с изменениями в природной среде: геологическими сту­
пенями, палеонтологическими (палеозоологическими и
палеоботаническими) эпохами и т. п. Особенно большое
значение имеет синхронизация археологических эпох
с геологическими периодами истории Земли. Времени
существования человека приблизительно соответствует
четвертичный период. Он делится на две эпохи: пред-
ледниковую и ледниковую (плейстоцен) и послеледни­
ковую (голоцен). В плейстоцене значительные про^
странства Северной Евразии и Северной Америки пери­
одически подвергались оледенению. Обычно насчитыва­
ют четыре наступления и отступления ледников и со­
ответственно четыре ледниковые и три межледниковые
*похи. Применительно к Европе дл я эпох оледенения
применяют термины «гюнц», «миндель», «рисс» и
«вюрм» (по названиям альпийских рек, где были хорошо
прослежены ледниковые отлож ен ия). Гюнц и миндель
относятся к нижнему плейстоцену, рисс — к среднему;
вюрм — к верхнему плейстоцену. Археологически плей­
стоцен соответствует палеолиту и в значительной части,
а может быть, и полностью — мезолиту. Неолит — уже
время голоцена.
Хотя археологическая периодизация всецело основа­
на на технологическом критерии й не дает полного
представления о развитии производства в целом, ее
создание явилось крупным научным достижением. О на
позволила судить о развитии орудий труда, а тем самым
в известной мере и о развитии общественных отношений.
В то ж е время археологическая периодизация обладает
большим недостатком: она не универсальна. Вначале,
с развертыванием археологических раскопок за преде­
лами Европы, выяснилась невозможность увязки выде­
ленных на различных континентах и территориях куль­
тур и ф аз, т. е. региональных периодизаций. Затем это
коснулось более крупных стадий и д а ж е веков. Было
установлено, что из-за различий в природной среде
однотипные по уровню развития общ ества могут пользо­
ваться или не пользоваться железом, бронзой, а в от­
дельных случаях и камнем. Археологическая периодиза­
ция лиш илась общего признания. Некоторые западны е
археологи начали различным образом комбинировать
в своих схемах периодизации эпохи геологического р а з ­
вития Земли, этапы биологической эволюции человека
и ступени хозяйственного прогресса. Д ругие археологи,
и в том числе советские, скептически относятся к таким
эклектическим сочетаниям и продолжаю т совершен^
ствовать археологические схемы, однако по большей
части ограничивая их теми или иными региональными
рамками. В целом археологическая периодизация пре­
вратилась из глобальной в совокупность региональ­
ных, но и в таком виде она сохраняет немалое зн а ­
чение.
.
\
'
*лѵ ' ■>
Более ограничена паевойм целям палеоантропологи­
ческая (палеантропологическая) * периодизация перво­
бытной истории, основанная на критерии биологической
эволюции человека. Это выделение эпох существования
древнейшего, древнего и ископаемого современного человека, т. е. архантропа *, палеоантропа (палеантропа) * и неоантропа *. Систематика собственно людей,
выделяемых как семейство гоминид * или подсемейство
гоминин *, их родов и видов, а та к ж е их наименований,
очень разнится у разных исследователей. Наиболее
спорно периодизационное место так называемого чело­
века умелого, в котором одни исследователи видят еще
предчеловека, другие
уже человека. Тем не менее
палеоантрополоіическаи периоди за ц ия в своей наибо­
лее устоявшейся части перекликается!; археологической
периодизацией первобытности.
Особый аспект периодизации первобытной истории
состоит в подразделении ее на историю первобытных
обществ, существовавших до появления первых цивили­
заций, и обществ, сосуществовавших с этими и поздней­
шими цивилизациями. В западной литературе они р а з ­
личаются как, с одной стороны, преистория, с другой —
прото- *, пара- * или этноистория *, под которыми пони­
маются не только разделы науки, но и изучаемые ими
эпохи. Но там это главным образом источниковедческое
различение: преистория изучается преимущественно а р ­
хеологически, протоистория — та к ж е и с помощью пись­
менных сведений соседствующих с первобытными общ е­
ствами цивилизаций, т. е. собственно исторически. М е ж ­
ду тем выделение тех и других обществ имеет
и содержательно-историческое значение. И те и другие
относятся к о д н о й общественно экономической ф ор м а­
ции, так как критерием принадлежности к формации
является способ производства, а не эпоха его существо­
вания. Однако они не тождественны по степени самосто­
ятельности своего развития: как правило, первые испы­
тывали меньше сторонних влияний, чем вторые. Поэто­
му в последнее время многие советские исследователи
различают их как апополитейные * первобытные общ е­
ства (АПО) и синполитейные * первобытные общества
(С П О ).
"
r-c-vc V . ,
При всей важности специальных периодизаций пер­
вобытной истории ни одна из них не в состоянии з а м е ­
нить общей (исторической) периодизации древнейшего
прошлого человечества, разраб о тка которой ведется
■/
уж е более столетия, главным образом по этнографиче­
ским и археологическим данным.
П ервая с е р ь с ш а я попытка в этом направлении была
предпринята выдающимся американским этнографом
Л . Г ІЧоріаном, близко подошедшим к историко-материалистичсчкому пониманию первобытной истории. И с­
пользовав установившееся в XVIII в. членение истори­
ческого процесса на эпохи дикости, варвар ства и циви­
лизации и основываясь главным образом на критерии
уровня развития производительных сил («производства
средств к ж и зн и » ), он выделил в каж дой.и з названных
эпох низшую, среднюю и высшую ступени. В ц зщ а я
ступень дикости начинается с появления человеками чле­
нораздельной речи, ^редцяя — с возникновения рыбо­
ловства и применения (^гня, вы сш ая — с изобретения
лука и стрел. Переход к низш ей ступени варварства
знаменуется распространением керамики, к средней —
освоением земледелия и скотоводства, к высшей — вне­
дрением ж ел еза. Ç изобретением иероглифического *
или алфавитного письма начинается эпоха цивилизации
Эта периодизация была высоко оценена Ф Энгель­
сом, который в то ж е время положил начало ее пере­
смотру. Он обобщил периодизацию М органа, определив
эпоху дикости как время присваиваю щего, а эпоху
в арварства — как время производящ его хозяйства. Он
подчеркнул та к ж е качественное своеобразие начально­
го, соответствующего низшей ступени дикости этапа
первобытной истории как своего рода формативного
периода «человеческого стада» '. Такое ж е качественное
своеобразие заключительного этапа первобытной исто­
рии, соответствующего высшей ступени варварства,
было показано им в особой главе («В арварство и циви*
лизация») его работы «Происхождение семьи, частной
собственности и государства». Недоучет в схеме М орга­
на принципиальных граней, отделяю щих этап зрелости
первобытного общ ества от этапов его становления и
упадка, и значительное расширение в дальнейшем ф а к ­
тического м атери ала сделали необходимой разработку
новой историко-материалистической периодизации пер­
вобытной истории.
Р яд таких периодизаций был предложен в советской
науке в довоенные и особенно в послевоенные годы, но
1
С. 138.
См Маркс
Энгельс Ф. Соч 2-е изд. Т. 20. С. 486—499; Т. 34.
лаж е наиболее продуманные из них не вы держ али про­
верки временам. В частности, выяснилось, что примене­
ние в качестве критерия периодизации первобытной
истории только уровня разви ти я производительных сил
ведет к теоретическим неувязкам. Т а к ,'д а ж е создатели
некоторых цивилизаций еще не знали производственно­
го применения м еталлов^м еж ду тем как часть позднепервобытнух племен уж е освоила плавку ж елеза. Чтобы
выйти из этого противоречия, пришлось бы учитывать
уровень не столько абсолютных, сколько относительных
производительных сил, а тем самым в конечном счете
отказаться от монистического принципа периодизации.
Поэтому ученые, и прежде всего этнографы, обратились
к тому критерию, на котором основано формационное
членение всего исторического процесса: различиям в
способе производства я,. в частности, в ф орм ах про­
изводственных отношений. В связи с этим была пред­
принята попытка проследить развитие форм первобыт­
ной собственности, что привело к выделению, помимо
этапа первобытного человеческого стада, этапов перво­
бытной родовой общины и первобытной соседской общ и­
ны
Д альнейш ее изучение первобытной экономики по­
зволило выявить важ ны е различия в отношениях рас­
пределения и собственности на основных стадиях разв и ­
тия первобытной родовой общины. В раннепервобытной
(раннеродовой) общине, ведшей присваиваю щ ее хозяй­
ство и получавшей главным образом лиш ь жизнеобеспе­
чивающий продукт, господствовали уравнительное р ас­
пределение и общ ая собственность; каж ды й член общ и­
ны имел право на долю произведенного продукта
независим» от того, участвовал ли он в его производ­
стве. В нозднепервобытной (позднеродовой) общине,
перешедшей к производящ ему или высокоспециализи­
рованному присваиваю щему хозяйству и получившей
относительно регулярный избыточный * продукт, наряду
с уравнительным получило развитие трудовое распреде­
ление, при котором часть продукта поступала в распоря­
жение отдельных членов общины, и наряду с общей
развилась личная собственность. Теоретический анализ
позволил т а к ж е определить предш ествовавшую перво­
бытной родовой общине форму как праобщ ину (перво­
бытное человеческое стадо ), а сменившую эту общину
форму как первобытную соседскую (протокрестьянскую) общину. Исследование первобытной экономики
продолж ается, но и то, что уже сделано, показало дей­
ственность принятого критерия общей периодизации
первобытной истории и правомерность отождествления
основных этапов этой истории с основными типами
развития первобытной общины.
Этот типологический ряд — праобщ ина (первобыт­
ное человеческое стадо), раннепервобытная и позднепервобытная (раннеродовая и позднеродовая), перво­
бытная соседская (протокрестьянская) общины — и со­
ответствует основным этапам первобытной истории.
Однако таксономия некоторых этапов остается спорной,
из-за чего их количество у разных ученых неодинаково.
Их четыре, если рассм атривать два средних как однопо­
рядковые с первым и последним. Т а к а я периодизация
позволяет полнее учитывать важ ный рубеж, раздел яю ­
щий эпохи присваивающего и производящ его хозяйств.
Их три, если рассм атривать д в а средних как субэтапы
одного этапа первобытной родовой общины. Т а к ая пери­
одизация хорошо о тр аж ает то обстоятельство, что соци­
ально-экономические последствия перехода от присваи­
вающего к производящ ему хозяйству сказались не
сразу и позднепервобытные общины долгое время мало
отличались от раннепервобытных.
При трехчленной периодизации первобытной исто­
рии в советской науке пользуются так ж е и другими
наименованиями основных этапов древнейшего прошло­
го, выразительно характеризующими их содержание.
В последнее время их нередко назы ваю т эпохами антропосоциогенёз,а
первобытной родовой„обцщны и класс о о б р а з о в а н и я ..
Наиболее спорная проблемаі общей периодизации
первобытной и сто р ии —~этопробл е м а соотношения пер­
вобытной истории и истории первобытнообщинной ф о р­
мации. В то время как большинство советских ученых
отождествляю т эти понятия, некоторые подходят к во­
просу иначе. Они считают, что эпоху праобщины, или
антропосоциогенеза, когда наряду с социальным еще
продолжалось биологическое развитие самого человека,
следует рассм атривать как особый этап всемирно-ис.торицескосо.процесса, предш ествовавш ий этапу сформІГровавшегося человеческого общ ества. Тем самым эпоха
праобщины выносится з а рамки социально-экономиче­
ских формаций вообще, первобытнообщинной ф о р м а­
ции в частности. Социобиологическая специфика этой
эпохи и ее огромная временная протяженность делают
такую постановку вопроса теоретически пра во мерной,
но все ж е едва ли правильной. ^Щ гервы х, праобщина
была хотя и формирующимся, но уж е человеческим
обществом, а не доче^овеческим сообществом, и поэто­
му ее история не может быть отделена от истории
первобытнообщинной социально-экономической ф о р м а­
ции. Во-вторых, рассм атривая эпоху праобщины как
некую доформацию, мы должны были бы допустить, что
первобытнообщинная формация в отличие от всех дру­
гих началась непосредственно со стадйги своей зрелости,
а это трудно принять теоретически.
Существует та к ж е мнение, что эпоху первобытной
соседской общины, или класеообразования, следует р ас­
см атривать не как заключительный, распадный этап
первобытнообщинной формации, а как особый внеформационный переходный период, связы ваю щ ий ее с пер­
вой классовой формацией, но не принадлеж ащ ий ни
к одной из них. Эта точка зрения тож е в р яд ли оп рав­
данна. Весь ход исторического процесса показывает, что
элементы новой социально-экономической формации з а ­
рождаю тся в распаде предшествующей, а не в особые
внеформационные периоды. Поэтому, видимо, правиль­
нее считать, что превращение первобытного общества
в классовое происходило в рам ках не внеформационного, а такого межформационного переходного периода"
в котором могут быть выделены самостоятельные этапы
истории первобытнообщинной и сменившей ее классо­
вой формации. Н а заключительном этапе первобытной
истории, в эпоху первобытной соседской общины, шел
процесс становления частной собствештоститтстгассов
и государства. На начальном этапе классовой истории,
в эпоху раннеклассовых обществ, уже возникшее госу­
дарство стало мощным фактором изж ивания остатков
первобытнообщинного строя и укрепления нового спо­
соба производства. Таким образом, конечный этап пер­
вобытной истории, хотя и составлял лишь отрезок
переходного периода, совпадал с конечным этапом исто­
рии первобытнообщинной формации.
О бщ ая периодизация первобытной истории р а з р а б а ­
тывалась и разрабаты вается так ж е многими западны ­
ми исследователями. Такие попытки делаю тся пре­
имущественно некоторыми исторически ориентиро­
ванными учеными США. Наиболее распространено р а з ­
личение эгалитарных * и стратифицированных *, или
иерархических *, обществ. Э галитарные общества со-
ответствуют обществам эпохи первобытной родовой
общины,
стратифицированные — обществам
эпохи
классообрагижания. М еж ду эгалитарными и стратиф и­
цированными часто помещают так ж е ранж ированные *
общества. При этом сторонники этих схем считают, что
» ранж ированны х общ ествах существует только соци­
альное неравенство, а в стратифицированных — так ж е
и имущественное неравенство. Н аиболее существенная
и привлекательная черта этих схем — признание в
них эгалитарного характера первобытного общества,
т. е. первобытного коллективизма.
Общая характеристика основных этапов первобыт­
ной истории. Первобытная история начинается с эпохи
праобщины (первобытного человеческого стада, антропосоциогенеза). Эта эпоха открывается появлением
целеполагаю щ ей орудийной деятельности и, сл едо ва­
тельно, возникновением древнейших людей-архантропов, образую щ их первые, пока ещ е более или менее
аморфные производственные коллективы. Основное со­
держ ание эпохи — преодоление в процессе трудовой
деятельности остатков животного состояния, унаследо­
ванных от стад человекообразных обезьян и предлюдей,
упрочение социальных связей, а вместе с тем и за в е р ш е ­
ние биологического развития самого человека. Периодизационные и хронологические границы эпохи остаются
спорными. Н и ж н яя граница дискуссионна из-за р а с х о ж ­
дений во взгл ядах на различие между предчеловеком
и настоящим человеком, верхняя — из-за неодинаковой
трактовки социальной организации времени среднего
палеолита и палеоантропов. Ещ е сравнительно недавно
почти все советские ученые рассм атривали это время
как время праобщины, не находя в нем признаков родо­
вого строя. Но новые находки показали, что уж е тогда
возникли искусственные коллективные ж илищ а, четкие
признаки спайки человеческих коллективов и другие
явления, которые раньше связы вались только с наступ­
лением верхнего (позднего) палеолита. Это сделало
правомерным вывод, что верхняя граница эпохи праоб­
щины долж на быть опущена до времени среднего палео­
лита и палеоантропов. Правомерным, но необязатель­
ным. Ведь биологический облик палеоантропов продол­
ж ал меняться, а следовательно, биологическое развитие
человека еще не было, пользуясь диалектической терми­
нологией, «снято» социальным. Поэтому вопрос пока
остается открытым.
Эпоха первобытной родовой общины открывается
возникновением первых упорядочешгах форм сощтальной организации — рода и родовой общины. Именно
I
здесь получают полное выражение основные черты пер­
во бытнообщинного строя — более или менее последова­
тельный коллективизм в производстве и потреблении,
об щ ая собственность й ‘уравнительное рас п ре дел ёние.
Эти черты особенно ярко в ы|5аженын а с т а д и и ранне пер вобытной (раннеродовой) общины и сохраняются, хотя
уже не господствуют, на стадии поздйепервобытнрй
(позднеродовой) общины. Н и ж н яя граница эпохи — г ;
средний палеолит (время палеоантропов) или верхний
палеолит (время неоантропов), верхняя — как правило,
неолит.
Если эпоха прарбжины — время становдения, а эпо­
ха пррнобытнпй рпппапй пбщины — время зрелости, то
эпоха классообразования — время р асп ад а педвойыі.нообщинного с т р о я іЭ т а ттоследняя эпоха повсюду з н а ­
менуется прогрессирующим "развитием всех отраслей
хозяйственной деятельности и ростом избыточного про­
дукта. О б щ а я собственность рода й общины начинает
вытесняться обособленной собственностью отдельных
домохозяйств, уравнительное распределение вытесняет­
ся трудовым, оГшіиіию родовые связи рвутся и уступают
место общинно соседским в их ранней, первобытной
форме. П оявляю тся начальные формы эксплуатащ ш ,
вместе с которыми избыточный продукт начинает пре­
вращ аться в прибавочный, происходит зарож дение
частной собственности, общественных классов и госу­
дарственности. Н и ж н яя граница эпохи в более продви­
нутых обществах приходится на время позднего неоли­
та, в менее продвинутых - по большей части на время
металлов. Верхняя граница — появление классовых об­
ществ и государств — наиболее продвинутыми о бщ е­
ствами перейдена около 5 тыс. лет назад, наиболее
отставшими в своем развитии не перейдена и до настоя­
щего времени.
И так, взгляды на характер основных эпох перво­
бытной истории единообразнее взглядов на их соотно­
шение с археологическими и палеоантропологическими
эпохами. Только, если исходить из наиболее устоявш их­
ся точек зрения, эпохи общей (исторической) периоди­
зации могут быть составлены с важнейшими звеньями
археологических и палеоантропологических схем следу­
ющим образом.
Исторические эпохи
Эпоха праобщины
Зпоха
первобыт­
ной родо­
вой
об­
щины
Археологические
эпохи
Палеоантрополо­
гические эпохи
Нижний и сред­
ний палеолит
Время архантропов и палео­
антропов
Стадия раинепервобытной (ранне­
родовой) общины
Верхний палео­
лит и мезолит
Стадия позднепер­
вобытной (поздне­
родовой) общины
Неолит
Эпоха классообразования
Время неоант­
ропов
Поздний неолит,
энеолит или век
раннего металла
Еще труднее у казать абсолютный возраст этих эпох,
причем не только из-за расхождений во взглядах на их
соотношение с археологическими и палеоантропологиче­
скими эпохами. Ведь начиная со времени уж е р анне­
первобытной общины человечество развивалось крайне
неравномерно, что привело к отмеченному выше сосущ е­
ствованию самых разных по своей стадиальной при­
надлежности обществ.
ГЛАВА 1
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ И ИСТОРИОГРАФИЯ
ИСТОРИИ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА.
f 1. ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
Понятие исторического источника. К ак познается
историческое прошлое? С помощью самых раашгабрааных средств ин.ф04ш а ш ш . имеющих о нем какие-то
сведения. Эти сведения содерж ат в ceôe объекты, кото­
рые вследствие соирикоеноиеиич или взаимодействия
< друіими оО ьем іми несуі в себе те или иные следы
• к и о с ш рим н нонения или взаимодействия. ИсторичеI кая информация, со д ер ж ащ ая ся в подобных объектах,
»уществует объективно, но она может быть извлечена из
и их только после соответствующей обработки субъекIом-исследователем. Эта обработка включает в себя ряд
исследовательских процедур, и чем эти процедуры поіінее и тщательнее, тем объективнее и многостороннее
получаемое с их помощью историческое знание.
В истории исторической пауки шли длительные
ш оры о 10М, к.ікоіім обьекты, несущие информацию
о h I■(>111 г <м и по.іучйвшие наименование исторических
И( 1очников, и каковы должны быть процедуры их о б р а­
ботки. Дискуссия эта продолж ается и до сих пор.
<Кчювной ее вопрос состоит в том, являю тся ли истори­
ческими источниками только письменные документы
и другие следы исторического прошлого или в их число
входит и обширный круг свидетельств о географических
и миологическич явлениях, сопровож давш их историю
человеческого огацесіва. Теоретически совершенно оче­
видно, что человеческая история разы гры вал ась на
каждом из своих отрезков в определенных условиях
географической среды и что биологическая динамика
человеческого вида является таким ж е важ ным источни­
ком дл я реконструкции многих событий человеческой
истории, к ак и другие собственно исторические источни­
ки. Поэтому дискуссия о том, есть ли естественноистори­
ческая информация исторический источник или нет,
в сущности говоря, бесплодна. Под исторически^ исто.Ч:
ником следует понимать любой объект изучения, из
которого можно извлечь исторические сведения, и лю ­
бые данные естественноисторического цикла — антро­
пологические, географические и палеогеографические,
геологические, физические и химические, которые слу­
ж ат той ж е цели, являю тся полноправными историче­
скими источниками.
Нужно возразить против имеющейся в первобытной
и общей историографии тенденции некоторых исследо­
вателей подразделять собственно исторические источни­
ки в узком смысле слова и естественноисторические
источники исторической информации. П о методу их
обработки и способам извлечения из них исторических
сведений они, конечно, являю тся различными, но, н а­
верное. не более чем отдельные виды исторических
источников между собой, скаж ем , надписи написанные
на древневосточных языках, и остатки материальной
культуры разных эпох или данные об общественных
институтах и летописные свидетельства. Кроме того,
л ю бая классиф икация явлений по характеру подхода
к ним или, иными словами, по методу неизбежно я в л я ­
ется условной и носящей прикладной характер; явления
должны быть классифицированы по их содержанию
и характеру внутренних связей. С этой точки зрения
целесообразнее располагать источники по наукам, их
изучающим, и рассм атривать их на равных правах —
один вид з а другим. Этот принцип и кладется в основу
дальнейшего изложения.
Исторические источники для эпохи первобытности.
Первобытное общество представляло собою, как уж е
было упомятуто во введении, исключительно слож ное
явление не только потому, что в его недрах возникали
истоки всех последующих материальных и духовных
достижений человечества, но и потому, что оно было
теснейшим образом связано с природной средой, зав и се­
ло от нее значительно больше, чем человечество зав и се­
ло от нее во все последующие эпохи своей истории; во
многих отношениях исторический процесс в первобыт­
ную эпоху был если и не частью природных процессов, то
контрастировал с ними значительно слабее, чем потом,
после развития достаточно высокого технического по­
тенциала цивилизации. Поэтому и история первобытно­
го общ ества с самого н ач ал а скл ады вал ась как ком ­
плексная научная дисциплина, я в л я в ш а я с я полноправ­
ной частью исторического знания, но в то ж е время
впиты вавш ая в себя постоянно крупнейшие результаты
широкого круга наук, так или иначе связанных с изуче­
нием человека и его культуры. Поэтому ж е и историче­
ские~и£точники, на базе которых история первобытного
общества строит свои реконструкции, очень раэниибіі^з^
ны и являю тся компетенцией разных наук как гумани­
тарного. так- ы. ЁСіеіігеешіоисторігческогядиклов.ІТовторяем, в иссл^ > > іг і||;іі чгтиііико^пёі вобытну^
все они столь тесно-яер££екаются. что какая-либо груп­
пировка их, удовлетворительная с точки зрения теории
познания и логики, выглядит пока невозможной. Науки
чти следующие: а рхеологи^, изучаю щ ая остатки мате­
риальной культуры, людей разны х эпох и пы таю щ аяся
на основании их топографии в пространстве восстано­
вить общественные отношения и духоішую жиаііь внутри
тех или иных конкретных ооществ; этнографий (ранее
она оправданно н а іы в а л а с ь этнологией, но в последние
десятилетии »то обозначение не пользуется распростра­
нением в советской литературе), зан и м аю щ ая ся изуче­
нием всех сторон культуры современных отсталы х об­
ществ и проецирую щ ая свои наблюдения и выводы на
исторический процесс в первобытности; А н тр о п о л о ­
гия — наука о морфологических и физиологических
особенностях современных людей и людей прошлых
зипох, а т а к ж е их ископаемых обезьяноподобных пред­
ков, выделивш ая внутри себя специальный р а ^ е л исто­
рической л щ р о п о л о іни; четвертичная геология, восста­
навливаю щ ая события геологической четвертичной
истории наш ей планеты, в хронологических рам ках ко­
торой разви валось человечество, и палеогеография,
использующая данные четвертичной геологии и ретро­
спекцию результатов физической географии для рекон­
струкции четвертичных палеоландш афтов и динамики
географической среды; археозоология, опираю щ аяся на
зоологические методы исследования происходящих из
археологических раскопок костных остатков и ст ав я щ ая
своей целью получение информации о доместикации *
животных, составе стад домашних животных в разных
человеческих коллективах, характере использования д о­
машних животных, характере охоты и использовании
диких животных человеком; археоботаника, имеющая
своей целью реконструкцию культурной и использовав­
шейся человеком дикой ф лоры ;чфизика и химия', которые
дают возмож ность разрабаты вйть-методы реставрации
и консервации используемых в культуре материалов
и специальные микрометоды исследования их физиче­
ской структуры и химического состава, а та к ж е позволя­
ют получать абсолютные даты дл я отдельных памятни­
ков; лингвистика, исследующая современные и древние
языки, йх родственные взаимоотношения и распростра­
нение в древности; разные методы исследования и ин­
терпретации письменных источников, с помошью кото­
рых в некоторых случаях удается прочитать и истолко­
ван. этнонимы * и восстановить этническую ситуацию
для поздних эпох истории первобытного общества; нако­
нец, информатика — наука о формализованных спосо­
бах представления и использования информации, с по­
мощью которых, а конкретнее, с помощью машинного
моделирования, можно р азр аб ат ы в ать и исследовать
модели систем с информационным содержанием. К чис­
лу этих моделей относится и первобытное общество,
хотя моделирование, к сожалению, пока мало использу­
ется при его изучении.
Н евозможность свести перечисление этих дисциплин
к какой-то метаклассификации в настоящее время м о ж ­
но проиллюстрировать и примерами их взаимных пере­
ходов одна в другую. И з этих примеров видно, как
теряются четкие границы дисциплин и насколько услов­
но их подразделение, как постепенно перетекает предмет
научного познания из одной сферы науки в другую.
Значительная часть этногддфии заним ается описанием
и классификациеЙТГсёзГявлевий.-маі:ериальной культу­
ры, т. е., по существу, практически представляет собой
археологию современных обществ. Разниц а состоит,
пожалуй, лишь в î o m , ч т о современная м атериальная
культура может быть описана практически в полном
виде, тогда к ак при археологических раскопках в наше
распоряжение поступает лишь деформированный усло­
виями захоронения и временем материал. Более или
менее адекватно и объективно описываемый этногра­
фией духовный потенциал современных отсталых об­
ществ остается динамически мертвым, пока к его интер­
претации тее привлечены Неполные, но все ж е во многих
случаях достаточно информативные археологические
реконструкции, придающие всему хронологическую рет­
роспективу. Интерпретация палеоантропологического,
археозош огического и археоботанического м атериала
вообще невозможна сколько-нибудь удовлетворитель­
ным образом без археологии, так как только она дает
хронологическую и культурно-историческую основу этой
интерпретации. Физические и химические методы, ск а ­
жем, созданы, конечно, независимо от какой-либо помо­
щи археологов, но на археологических материалах
проверяется их р азр еш аю щ ая сила, а само археологиче«кое исследование уж е нельзя сейчас представить без
абсолютных дат, позволяющих твердо ограничить весь
исторический процесс определенными хронологически­
ми рамками. Л ингвистика, особенно палеолингвистика,
неотрывна от изучения памятников письменности, успе­
хи в их интерпретации, в свою очередь, во многом
і шисят от уровня развития лингвистической теории
и лингвистических методов Сообщ аемые в письменных
памятниках сведения интерпретируются с помощью а р ­
хеологических и этнографических данных, которые так ­
же корректируются во многих случаях письменными
• «»общениями. В какой-то мере в стороне стоит информа­
ц и и , но она, как уже говорилось, лиш ь сейчас входит
il число наук, разрабаты ваю щ их проблемы истории
ш-рнобытного общ ества Весь этот достаточно моноіитный комплекс разнообразны х дисциплин и их мето­
пов и обеспечивает многостороннее изучение такого
»•ложного механизма, которым являлось первобытное
общество, и его динамики во времени и пространстве.
Археология. Археология вынесена на первый план,
ибо именно она сн аб ж ает прямыми ф актам и историю
первобытного общ ества, имеющими более или менее
іиердую хронологическую приуроченность, опирающую• и на методы абсолютного датирования или, при их
оіеутствии, на сравнительно-типологический метод,
хронологически она охваты вает полностью временные
ірііницы сущ ествования первобытного общества. Д о
недавнего времени верхней границей археологического
исследования считалась эпоха средневековья, д а ж е эпо­
ха позднего средневековья, но раскопки очень поздних
поселений, о с ь т л ен н ы х аборигенным населением на
территории Сибири и особенно Северной Америки, про­
демонстрировали исключительную информативность ар ­
хеологического исследования и в этом случае. Амери­
канские исследователи называю т такие исследования
*тноархеологией или д а ж е этноисторией. Д л я подобного
противопоставления обычному археологическому иссле­
дованию нет оснований, так как речь идет о стандартных
археологических процедурах, относящ ихся к бесклассо­
вым общ ествам, но непосредственно примыкающим
к современности и этнически известным. Археология,
таким образом, непосредственно смыкается с этногра­
фией, хотя и продолж ает оставаться археологией перво­
бытного бесклассового общества. Н и ж н я я хронологиче­
ская граница теряется в седой древности (далее будет
сказано о материальной культуре далеких предков чело­
века эпохи перехода от обезьян к ранним формам
лю дей). Возможно, древнейшей каменной индустрии
предшествовала эпоха использования дерева, есть д а н ­
ные оо использовании в качестве м атериала для орудий
кости, но доказать эти предположения пока не удается.
Так или иначе археологический материал появляется
с самого начала человеческой истории, иными словами,
с самого начала истории первобытного общества.
К ак ова информативность этого археологического
м атериала и какими обстоятельствами она ограничива­
ется? При ответе на последнюю часть вопроса нужно
иметь в виду три таких обстоятельства — многознач­
ность положения любого предмета материальной куль­
туры в системе культуры общ ества в целом, принципи­
альную выборочность археологических остатков по от­
ношению к системе живой нормально функционирую­
щей культуры и разрушение в ходе времени. Наименее
очевидно первое из них, поэтому оно и требует рассм от­
рения в первую очередь Предмет материальной культу­
ры прежде всего имеет определенное функциональное
назначение, он создается, чтобы быть для чего-то ис~
пользованным в человеческой деятельности — будь то
орудия труда, керамика или что-то другое. Кроме его
собственной формы и атрибуции, о которой мы можем
судить по здравому смыслу и аналогии, единственное,
что нам непосредственно дано,— его положение в про­
странстве, точнее говоря, его положение в пространстве
раскопа. В ряде случаев первичное назначение предме­
та, например, стрелы или наконечника копья, найденных
в позвонке или какой-нибудь другой кости животного,
этим подтверждается или устанавливается. А если пред­
мет имел кроме своего непосредственного утилитарного
назначения еще символическое или сакральное? Если до
того, как попасть в раскоп, он использовался неоднок­
ратно, скаж ем, был подобран людьми изучаемой культу­
ры и поэтому относится к более раннему времени,
примеры чего нам заведомо известны? Эти обстоятель­
ства установить значительно труднее, а чаще всего
и попросту невозможно. Этнографией зафиксированы
случаи, когда тот или иной предмет материальной куль­
туры, имевший определенное функциональное н азн ач е­
ние, попадая случайно в систему иной культуры, где его
атрибуция неизвестна, становится принадлежностью
или д а ж е объектом культа. Все подобные случаи архео­
логически невозможно фиксировать; их фиксация —
|н* іультат скорее исключительной удачи, нежели плано­
мерного и целенаправленного поиска. Р азумеется, из
песго этого проистекает существенная потеря информа­
ции.
Выборочность археологического м атериала при
рлскопках зависит от того, что зем ля сохраняет нам не
ін‘сь комплекс культуры, а лишь то, что попадало, как
говорят археологи, на горизонт обитания или закладыиллось в могилы. При перемене местожительства все
ценное забиралось с собой, в домах и на поселениях
оставался хл ш . он го и ион ідаег в руки археологов.
При пож ір< и ni іем.кмрисении, сильном паводке или
fi и , о in мм c i -' bom, при любом стихийном бедствии
мноюс разруш ается вплоть до монументальной архи­
тектуры, и опять в распоряжении археологии остается
только часть, да ещ е порядком деформ ированная р азр у ­
шением, живой культуры, цельную архитектонику кото­
рой можно реконструировать лишь по обломкам и руинмм. В погребения заведомо попадает только часть
Оытового культурного инвентаря, объем которого
предопределяется бытующими в обществе погребальны­
ми обычаями и обрядами, а та к ж е представлениями
о з.ігробном мире О них чащ е всего вообще нет никакой
информации, и они сами реконструируются на основе
раскопок погребальных памятников, т. е. получается
наколдованный круг: не зн ая соответствующего миро­
воззрения, мы не в состоянии понять, к ак ая часть
культуры о тр аж ается в погребальном памятнике, а о ми­
ровоззрении вынуждены судить по результатам раско­
пок этого памятника. Когда характерн ая для XIX—
начала XX в. наивная вера в то, что переход от живой
культуры к фиксируемой археологией мертвой пол­
ностью однозначен и не имеет никаких потерь, прошла,
наступила эпоха достаточно скептической оценки рекон­
структивных возможностей археологического м атериа­
ла, вера в абсолютную достоверность археологических
реконструкций уступила место вере в принципиальную
ограниченность археологических данных. Многие совре­
менные археологи полагают, что в процессе археологи­
ческого исследования мы получаем не более 15% досто­
верной информации, но подобные расчеты крайне субъ­
ективны. В какой-то части археологических рекон­
струкций они, возможно, соответствуют действительно-
сти, в других случаях процент достоверности больше,
а что-то вообще не может быть адекватно восстановлено
ни при каких обстоятельствах.
Разрушения в ходе времени можно без преувеличе­
ния назвать грандиозными по м асш табам и трагически­
ми по их культурно-историческим последствиям. Л ю бая
культура и любое общество безж алостно уничтожали
все следы предшествующих обществ и культур, почти
всегда делали это сознательно, в то ж е время бессозна­
тельно используя технические и духовные достижения
предшественников. Сбивались с камней надписи и на их
месте выбивались новые, р азруш ались постройки, и
строительные материалы использовались вторично для
возведения новых строений, разруш ались или зап уск а­
лись оросительные сооружения, перетаскивались на
новые места погребальные стелы, пещеры и другие
естественные укрытия использовались неоднократно
людьми разных эпох, более ранние культурные на­
пластования в пещерах при этом естественным образом
нарушались, наконец, грабители испортили большую
часть погребальных сооружений самых разных эпох
и практически повсеместно. Но разруш ительная сторона
человеческой деятельности дополнялась еще разруш и ­
тельными силами природы, т. е. естественными причина^
ми. Д л я самых ранних палеолитических пещерных стоя­
нок это обвалы и геологические процессы погребения
пещер. Обвалы нарушали пещерные культурные слои
и в более позднее время. В процессе исследования неот
литических поселений и поселений эпохи бронзы архео­
логи столкнулись с ф актам и их почти полного или же
полного разруш ения паводковыми водами и ежегодны­
ми разливами рек. Более поздние городищ а р а зр у ш а ­
лись на протяжении столетий и тысячелетий дождями,
зарастали лесом, в пустынных и полупустынных местно­
стях засы пались песками. Д ал еко не все изделия челове­
ческих рук сохранялись в земле, что зависит и от
характера почвы, и от материала: изделия из кости,
дерева, кожи и металла вообще сохраняю тся плохо —
дерево и кож а недолговечны, кость подвержена р азл о ­
жению, металл окисляется, керамика раздавливается
землей. Наконец, сам культурный слой деформируется
при позднейшем осадконакоплении, оползнях, з а б о л а ­
чивании и т. д.
Все же при всех этих ограничениях археологический
материал бесспорно позволяет осуществить ряд науч­
ных процедур и дел ать достаточно определенные выво­
ды, в чем и состоит его историческое значение. Он дает
возможность проследить динамику внешних форм куль­
туры, на основе типологического сравнения и стратигра­
фического залеган ия отделяя ранние формы от поздних
и устанавливая хронологическую последовательность
их изменений. На этой базе создается картина прогресса
человеческой культуры на протяжении истории перво­
бытного общ ества и прослеж ивается в то же время
преемственность развития культуры от ее простейших
форм до более сложных. Археологические раскопки при
их проведении на должном техническом уровне достав­
ляют богатый палеоантропологический, археозоологический и археоботанический материал, а он, в свою
очередь, является неоценимым источником сведений
о физических особенностях древних людей, морфологии
и породах доместицированных видов животный, сортах
и видах культурных растений. Изучение петрографии
горных пород, из которых изготовлялись орудия, приво­
дит к возможности восстановить пути древних миграций
и обмена, аналогичная процедура возм ож на при сравни­
тельном исследовании состава древних металлов.
В раскопках встречаются почти повсеместно предметы
искусства, и по ним мы судим о художественной культу­
ре тех или иных обществ, с известными ограничениями
и об их духовной культуре. Наконец, локальные разли­
чия в культуре помогают ставить вопросы о времени
и характере этнической дифференциации, хотя их реше­
ние требует привлечения данных смежных дисциплин
и пока невозможно только с помощью археологического
материала. Таким образом, можно сделать вывод, что
археологический материал очень информативен и его
роль в реконструкции исторических процессов перво­
бытности огромна.
Этнография. Если говорить о методологических и ме­
тодических основах этнографической науки, то вся их
разработка была нацелена на то, чтобы с наибольшей
полнотой и тщательностью, наиболее адекватно описать
предмет исследования, а именно культуру и быт, соци­
альные институты и общественную структуру того или
иного народа. Традиционно при этом наибольшее вни­
мание уделялось отсталым народам, и в этом пункте
особенно этнография смыкается с историей первобытно­
го общества, так как культура отсталых народов служит
основным материалом для первобытно-исторических ре­
конструкций. Если бы не было этнографических данных,
то многие стороны формирования общественных отно­
шений и социальной структуры в первобытных человече­
ских коллективах просто не могли бы стать предметом
внимания, они известны лишь по этнографическим опи­
саниям, и главная з а д а ч а состоит в том, чтобы хроноло­
гически соотнести их с теми или иными этапами перво­
бытной истории. Однако, как ни полно описы нап совре­
менная этнографическая наука предмет своего исследо­
вания, в ней есть один принципиальный пробел,
заклю чаю щ ийся в том, что изучаемые этнографией об­
щества описываются извне; делается это сторонним
наблюдателем, действия которого оказываю т опреде­
ленное психологическое воздействие на людей изучаемо­
го коллектива, благоприятное или неблагоприятное, все
равно, наконец, сам наблюдатель вызывает ответную
реакцию, т. е. непредсказуемым образом вмешивается
в предмет наблюдения. Отдельные случаи многолетней
жизни исследователей с выбранными ими для изучения
народами, д а ж е включения их в состав племен не меня­
ют картины, так как и в этой ситуации невозможна
полная натурализация, исследователь остается англи­
чанином, французом, немцем, русским и не п р ев р ащ а­
ется в эскимоса, индейца, австралийца. Это означает,
что полнота этнографического описания всегда относи­
тельна, особенно это касается интимных сторон жизни
общества вроде сакральных действий, тайных союзов,
религиозно-психологических представлений, сам осозна­
ния. П одобная относительность, проецируясь на отме­
ченную выше немоту археологических материалов, д о ­
л ж н а отчетливо осознаваться как препятствие на пути
к полностью объективному восстановлению институтов
и явлений духовной жизни первобытного общества и ее
временной динамики.
Д ругое ограничение, которое несут в себе сами
этнографические материалы, связано с отсутствием у
них хронологической ретроспективы. Этнографическое
описание по природе своей синхронно, т. е. оно связано
с одним определенным хронологическим уровнем, каким
является современность. Этнографический материал со­
бирается давно (в следующем п ар агр аф е будут описаны
кратко основные вехи в его накоплении). Уже наука
XVIII и тем более XIX в. д а л а нам примеры хороших
и полных этнографических описаний разных народов, но
все равно в них много пробелов, так как они составлены
по большей части не специалистами-этнографами, а пу­
тешественниками. Только в конце прошлого — начале
нашего столетия появились строго научные и завидные
по полноте и тщательности труды о культуре многих
отсталых народов, но и они уязвимы с точки зрения
современной этнографической методики. Что касается
сообщений греческих и римских авторов о своих сосе­
дях, то они могут использоваться лиш ь как иллюстрация
к существованию того или иного обы чая в древности,
сами сведения в целом и отрывочны, и неточны. При
переводе синхронного среза в диахронный принципиаль­
но невозможно получить однозначное решение, и поэто­
му многие попытки реконструировать, например, ди н а­
мику систем родства, для которой нет археологических
аналогов, вызывают до сих пор много споров. В то ж е
время при реконструкции динамического ряда тех явле­
ний культуры, которые фиксируются археологически,
этнографические данные последовательно переходят в
археологические, и ретроспективная реконструкция при­
обретает объективный характер. В этом, кстати сказать,
и лежит р азгад к а тесного взаимодействия этнографии
и археологии на протяжении их исторического разв и ­
тия — обе науки не могут жить и р азви ваться одна без
другой, взаимно не дополняя и не об о гащ ая друг друга.
Наконец, нельзя не сказать и о том, что в р асп ор яж е­
нии этнографии при изучении отсталых обществ всегда
находились лиш ь современные отсталые общества, кото­
рые невозможно впрямую аналогизировать с перво­
бытными коллективами. Введенный в советской науке
очень плодотворный принцип подразделения всех отста­
лых обществ на АПО и СП О как раз и обобщает это
коренное различие, указы вая нам в то ж е время на еще
одно ограничение возможностей реконструкции перво­
бытнообщинных отношений. П равда, многие синполитейные общ ества на протяжении тысячелетий р азв и в а­
лись без каких-либо контактов с европейской или иной
культурой — австралийцы, папуасы, тасманийцы, буш ­
мены, огнеземельцы, но и их нельзя считать носителями
классической первобытности, так как за ними леж ит
длительный путь развития с эпохи верхнего палеолита,
а это означает наличие процессов, которые, конечно,
деформировали изначальные общественные структуры.
В дополнение к этому нужно сказать, что на каком бы
уровне отсталости ни находились отсталые народы со­
временности, ни один из них не может представлять
— jm
культуру, которой обладали первобытные предшествен­
ники человека современного вида: вещный мир их
культуры реконструируется археологически, духовный
остается до сих пор на уровне более или менее правдопо­
добных философских разработок. Этнографический м а­
териал, конечно, привлекается в этих разработках, ио
его р азр еш аю щ ая способность сама стоит иод вопросом,
он играет скорее вспомогательную, иллюстративную
роль.
Как и в случае с археологией, осознание огранит
ченности этнографических данных во многих отношени­
ях ни в коей мере не долж но приводить к негативному
выводу о малом их значении как источника сведений об
истории первобытного общества. Совершенно непра­
вильно полагать, как делают некоторые специалисты,
что история первобытного общества целиком есть сфера
этнографии, но не менее неоправданно и отрицать ее
реконструктивные возможности. П реж де всего этногра­
фия дает нам богатый материал для суждения о функци­
ональном назначении отдельных предметов мира вещ ­
ной материальной культуры — без нее назначение мно­
гих из них оставалось бы малопонятным. Но еще больше
ее роль в реконструкции общественных отношений и д у ­
ховной культуры первобытности — без огромного з а п а ­
са этнографических наблюдений и разработок невоз­
можно было бы судить о таких явлениях жизни перво­
бытного общ ества, как формы брака и семьи, системы
родства, формы общины, коллективные формы хозяй­
ственной деятельности, экономические отношения, религиозно-магические ритуалы, народное творчество. На
каркас хронологически организованных археологиче­
ских фактов этнография наклады вает плоть первобыт­
ной культуры, д а в а я возможность с помощью своих
результатов ощутить ее живое дыхание.
Историческая антропология. Традиционное, хотя
и не во всех странах принятое деление антропологии на
три раздела — морфологию, т. е. учение об общих з а к о ­
номерностях изменчивости человеческого организма,
антропогенез, или изучение происхождения человека,
и расоведение, т. е. науку о человеческих р асах ,— носит
структурный характер, иными словами, дифференцирует
антропологическую науку по предмету исследования.
Наряду с этим возможны и параллельные к л ассиф и ка­
ции, т. е. подразделение науки по предмету назначения,
например, как это принято многими советскими спец н а­
зе
листами, выделение этнической антропологии, которая
занимается изучением антропологических особенностей
народов и реконструкцией этногенетических процессов.
По предмету назначения исследования выделяется и
историческая антропология, целью которой является
извлечение исторической информации из всех форм
антропологического исследования и истолкование этой
информации д л я нужд истории. Именно это н аправле­
ние антропологических штудий наиболее тесно связано
с историей первобытного общества и д ает для нее м акси­
мальное основание.
Антропология есть наука о биологических особенно­
стях человека и его предков, палеоантропология — та
часть антропологии, которая изучает скелеты ископае­
мых людей самых разны х эпох и, используя результаты
изучения биологии современного человека, производит
восстановление их биологических характеристик, имен­
но на палеоантропологию историческая антропология
опирается в наибольшей мере, когда она становится
историческим источником д л я изучения первобытного
общества. Но палеоантропологический материал, как
и всякий другой, в том числе и рассмотренный нами
археологический и этнографический, создает свои сл о ж ­
ности для интерпретации, не понимая которых, нельзя
использовать его в полной степени. Палеоантропология,
как и антропология современного населения, работает
с групповыми характеристиками, т. е. описывает не
отдельных людей, а группы, связанны е биологическим
родством и получившие наименование популяций *. Че­
ловеческие расы, например, представляю т собою группы
популяций, к а ж д а я из которых очерчивается локально
кругом брачных связей, от проницаемости которых з а в и ­
сит гомогенность — однородность или, напротив, гете­
рогенность — разнородность популяций. М орфологиче­
ские и физиологические особенности отдельных людей
отличаются исключительным разнообразием, которое
нивелируется на групповом уровне и сводится к л о к а л ь ­
но-типологическим комплексам, имеющим генетическое
значение и даю щ им возможность перекидывать мост от
современного населения к древнему, и наоборот.
Палеоантропологический материал получается, как
уж е упоминалось, в процессе археологических раскопок
могильников. В настоящее время разработаны методы
обработки трупосожжений — небольших остающихся
при сожжении трупа костных фрагментов, но извлекае­
мая при этом информация очень мала. К ечю тью ,
обычаи трупосож ж ения были распространены но очень
широко, чащ е археолог и палеоантрополог имеют мѵю
с трупоположением. П р авд а, и в этом случае сохран­
ность костей скелета может быть плохой, но сейчас
хорошо н ал аж ен а реставрационная p a 'io iа, г ѵ получе­
ние целой формы костей и черепов по их ф р и м е н г а м .
Важность скелета в организме как его мехашічічкого
каркаса и физиологически очень действенною компо­
нента обеспечивает его биологическую информатив­
ность. При достаточном числе полученных при р.нкопках того или иного могильника скелетов биолоі ическая
характеристика ископаемой группы в некоторых отно­
шениях о казы вается полноценнее, чем изученная антро­
пологом группа живых людей Но, к сожалению, эта
группа не соотносима с популяцией, и в этом состоит
основной недостаток любого палеоантропологического
исследования, а из него проистекает главная трудность
любой историко-антропологической реконструкции. Н е­
достаток этот объясняется тем, что практически любой
могильник использовался длительное время и в нем
похоронены люди нескольких поколений Предпринятые
попытки как-то отделить погребения людей одного поко­
ления от остальных, найти критерий д л я этого в топогра­
фии могильников не увенчались заметным успехом.
Поэтому лю бая палеоантропологическая популяция
продолжена во времени, она, как правило, охватывает
людей, относящ ихся к гораздо большему числу поколе­
ний, чем современная, поэтому ж е она многочисленнее
современной. А вот насколько многочисленнее — это
невозможно установить точно в каж дом конкретном
случае. Наконец, дополнительную сложность в исполь­
зовании палеоантропологического материала в историко-антропологических реконструкциях, значимых для
истории первобытного общ ества, образует факт сравни­
тельно позднего возникновения достаточно многочис­
ленных могильников — они возникают с неолитической
эпохи. Мезолитические могильники чащ е всего состоят
из нескольких погребений, а погребения палеолитиче­
ского времени всегда единичны.
Что позволяет все ж е реконструировать историче­
ская антропология в истории первобытного общества?
Громадные успехи сделало в последние два десятилетия
приматоведение, причем для нас очень важ но не изуче­
ние морфологии обезьян, а понимание их поведения
и открытие в нем каких-то черт, которые являю тся з н а ­
чимыми в объяснении поведения ранних предком челове­
ка, и характерных д л я него общественных отношений.
Д в а факта представляю тся крайне важ ным и примени­
тельно к истории первобытного общ ества: первый из них
состоит в отмеченном практически у всех форм обезьян
отсутствии полового общения м еж ду кровнородственны­
ми животными разных поколений — отца с дочерью,
сына с матерью. Это наблюдение явл яется существен­
ным аргументом в пользу представления об иллюзорно­
сти существования в ранней истории человечества ста­
дии беспорядочных половых общений. Второе, чем исто­
рия первобытного общества обогатилась, опираясь на
приматологию,— наблюдение, т а к ж е подтвержденное
исследованием поведения разных видов и заклю чаю щ е­
еся в избегании половых общений внутри стада и пред­
почтении их с особями соседних стад. Не есть ли это
исток экзогамии * (о ней будет сказан о п о з ж е ) , которая
состоит в вынесении половых связей за пределы коллек­
тива и типична д л я многих первобытных групп? Столь
прямолинейная аналогия вряд ли оправдан а, но приве­
денный пример показывает границы возможностей, ко­
торые содерж атся в этологическом изучении приматов.
Многочисленные находки ранних предков человека
исследуются в первую очередь морфологически, сопо­
ставляю тся на основе наиболее характерных вариаций
их строения, сходство вариаций позволило построить
целый ряд правдоподобных гипотез об их генетическом
родстве. Здесь не место обсуж дать все эти гипотезы, но
к аж д ая из них дает нам возможность внести дополни­
тельные аспекты в понимание культурных и генетиче­
ских связей локальных групп предков современного
человека. О днако морфология д ал а возможность высве­
тить еще один аспект проникновения в прошлое —
получение информации о самых ранних этапах развития
ассоциативных связей, элементарных мыслительных
структур, наконец, речевой деятельности. Описание и
изучение эндокранов — слепков внутренней полости че­
репной коробки — создает базу д л я оценки динамики
макроморфологии мозга в ходе времени, а ее функцио­
нальное истолкование1сн абж ает нас информацией о пе­
речисленных выше палеопсихологических явлениях и
самом раннем этапе формирования речи.
Морфологические особенности популяций древних
людей исключительно информативны д л я оценки их
взаимного родства, потому что они генетически обуслов­
лены и допускают количественную оценку степени сход­
ства и различий. Морфологический прогресс предков
человека не тождествен их социологическому рл «витию,
но и не безразличен для него; только с п о м о щ ь ю не т р и ­
ко антропологических реконструкций мы можем судить
о его общей интенсивности и темпах в разных районах
ойкумены. На более поздних стадиях разниш н перво­
бытного общ ества, когда усложняется общее і пенная
структура и л окальн ая дифференциация первобытных
коллективов, когда начинается формирование »амкнутого самосознания, которое затем переходиі в этниче­
ское, историко-антропологическая информация незаме­
нима при реконструкции ранних этногенетических про­
цессов. При возможности передачи любых культурных
и д аж е языковых особенностей путем диффузии палео­
антропологические данные являю тся применительно к
ситуации первобытного общества, пожалуй, единствен­
ным источником сведений о реальных переселениях
людей.
В аж н а та к ж е палеодемографическая сторона дела.
Человек на всех этапах своей истории представлял
собою мощную производительную силу; от количества
людей и их половозрастных соотношений, от детской
смертности, уровня рождаемости, темпов прироста насе­
ления, продолжительности жизни, удельного веса нахо­
дящ ихся вне рамок рабочего цикла людей старшего
поколения зависели многие производственные процессы.
В обществах с развитой письменностью надгробные
надписи даю т кое-какие сведения в этом отношении,
вернее говоря, их анализ позволяет делать палеодемографические выводы. Письменные свидетельства о
бесписьменных общ ествах крайне скудны, если иметь
в виду палеодемографическую информацию. П алеоан­
тропологический материал и его историко-антропологи­
ческое истолкование являю тся единственным источни­
ком в этом отношении, незаменимость которого еще
больше подчеркивает его историческую важность. Т а ­
ким образом, историческая антропология наряду с ар х е­
ологией и этнографией предлагает нам путь в историю
первобытного общества: археология и этнография —
в историю культуры, историческая антропология —
в историю самого человека.
Четвертичная геология и палеогеография. Здесь мы
переходим к географическому фону, на котором р а ­
зыгрывалась история первобытного обшестнл Четвер­
тичная геология сн абж ает историков первобытности
сведениями об изменении земной поверхности на протя­
жении времени, в рамки которого вм ещ ается история
человечества, уровне океана на протяжении четвертич­
ного периода и динамике этого уровня, интенсивности
береговой тектоники, наконец, о местных особенностях
серьезных изменений природной обстановки, которая
была достаточно специфична в разных областях ойкуме­
ны. Кроме того, геологические наблюдения имеют для
истории первобытного общества и узкоприкладное з н а ­
чение — напластование геологических слоев, стратигра­
фические колонки в пещерах, последовательность гори­
зонтов залегания на открытых стоянках чрезвычайно
важны для установления периодизации истории перво­
бытного общ ества и особенно динамики технологическо­
го процесса в первобытности: по сути дела, вся археоло­
гическая периодизация, которая о т р аж ает этапы разв и ­
тия технической оснащенности и технических навыков
человечества в эпоху первобытности, не могла бы быть
создана только на базе технологического принципа, если
бы этот принцип не был поддержан принципом ст р а­
тиграфическим, а именно геологическими наблю дения­
ми над последовательностью зал еган и я поздних геоло­
гических слоев с содерж ащ им ися в них костными о стат­
ками. Особенно эффективны в этом отношении ленточ­
ные глины. К аж д ы й из этих слоев соотносится в Европе
и Северной Азии с этапами четвертичного оледенения,
в субтропических и тропических районах — с периодами
интенсивных дож дей и осадконакопления. Все это по­
зволяет разнести обнаруж иваемые в слоях костные
остатки и археологический инвентарь по разным этапам
четвертичного оледенения или периодам межледниковья
и получить полную картину последовательности разв и ­
тия технологии на протяжении ранней истории перво­
бытного общ ества.
Не менее в а ж н а геологическая информация и для
голоцена — современного периода в истории земли, н а­
чало которого отстоит от современности примерно на
10 тыс. лет. Интенсивность осадконакопления в голоце­
новое время бы ла меньше, чем на протяжении четвер­
тичного периода, но последовательность слоев и переход
от более ранних отложений к более поздним фиксиру­
ются достаточно четко и сыграли большую роль в опре­
делении относительной стратиграфии культур неолити2 В. П. Алексеев, А. И. Першиц 33
ческого времени и -міохи врои;ш Ограниченность геоло­
гических наблюдений состоит и гом, что геолоі ические
напластования н ратных об л асіях ойкумены различны
в связи ; |).і иіым темном осадконакопш ипи, ілнмсшцего
от местных климатических условий, а < іелонителыю,
получить строго синхронизированную шка IV дли ратных
территорий не удается до сих пор: отсюда и міюіочис*
лепные и неутихающие споры об относительной хроно­
логии, занимаю щ ие большое место в геологической
и археологической Литературе. В то же время >та хроно­
логия до появления методов абсолютного датирования
была единственной шкалой, в соответствии с которой
строилась вся периодизация истории первобытного об­
щества и осущ ествлялось распределение динамических
рядов развития явлений материальной и духовной куль­
туры от более ранних форм к более поздним.
Громадным вспомогательным средством для первобытно-исторических исследований, конкретнее, для
установления древних миграций и путей расселения
человечества являю тся реконструкция и установление
времени бытования мостов суши, когда-то соединявших
материки. Невозмож но было бы восстановить путь з асе­
ления Америки человеком через Берингов пролив и во­
обще представить себе движение древних человеческих
групп в этом районе, если бы четвертичная геология не
представила нам неопровержимые доказательства су­
ществования моста суши на месте пролива, который
получил название древней Берингии и еще существовал
12— 13 тыс. лет тому назад. Д о этого он менял свою
ширину и очертания, был частично покрыт ледником, но
все равно заним ал огромное пространство и служил
надежным коридором для движ ения людей и животных.
Аналогичные пространства суши соединяли Большие
Зондские острова вплоть до Новой Гвинеи, Австралии
и Тасмании, соединяли с материком Японские острова
и Британские острова. Они существовали в разное
время, причина их образования не до конца ясна до сих
пор — то ли понижение уровня М ирового океана, то ли
более высокое положение суши могло д ать такой эф­
фект, но роль их в расселении человеческих популяций
на окраинах ойкумены была очень велика, и без них
немыслимо воссоздать в этих областях конкретные со­
бытия человеческой истории в ранние эпохи. Кстати
сказать, наличие мостов суши меняло и природную
среду жизни человека: перекрытие Берингова пролива,
например, препятствовало свободному прохо/іу морских
млекопитающих, сейчас служ ащ их основным и с т о ч н и ­
ком добычи пищи для эскимосов, но создавало предпо­
сылки для внутриматериковой охоты на копытных.
Тут мы переходим к палеогеографии. П алеогеогра­
фические реконструкции в основном нацелены на вос­
становление древних ландш аф тов, а эта з а д а ч а требует
широкого привлечения биогеографических данных. П о э­
тому рассмотрение динамики биогеоценозов * при изме­
нении очертаний береговой линии, если речь идет о приокеанских зонах, или при изменениях климата, если
имеются в виду внутриматериковые области, составляет
значительную по объему часть палеогеографических
исследований. Но помимо этого они важ ны и в стра­
тиграфическом отношении: изучение четвертичных по­
гребенных почв позволяет получать стратиграфические
колонки для разных территорий и тем способствует
решению проблемы синхронизации памятников, удален­
ных один от другого на значительное расстояние. Коле­
бания климата, как длительные и направленные, так
и кратковременные, имели место неоднократно на протя­
жении четвертичного периода, но и в эпоху голоцена
судить о них можно только по палеогеографическим
маркерам — составу флоры, преобладанию холоднолю­
бивых или, наоборот, теплолюбивых форм в фауне
и т. д. А это создает предпосылки для возможности
реконструкции сезонных миграций охотников в палеоли­
те или для понимания характера севооборотов и сортов
возделываемых растений у неолитических земледельцев.
Таким образом, и палеогеография во многих отношени­
ях не менее в а ж н а в реконструкции отдельных событий
первобытной истории, чем четвертичная геология.
Археозоология. Эта область знания назы вается еще
палеозоологией, что неверно, так как палеозоология
охватывает изучение всех ископаемых животных, или
палеоостеологией, что неверно по той ж е причине и
слишком узко, так как остеология существует не только
сама по себе, но и как путь реконструкции по ней усло­
вий жизни животных. Используемый термин удачен
и точен в том отношении, что он однозначно определяет
предмет исследования — изучение костных остатков
животных из раскопок, одинаково, будь то дикие или
домашние формы. Костные остатки диких животных
в широком смысле слова, включая птиц, рыб и д аж е
беспозвоночных, чрезвычайно важ ны в реконструкции
характера охоты, рыболовства и собирательства, ио их
изучение имеет н более широкий интерес, выходящий за
рамки истории первобытного общ ества: речь идет и вос­
становлении древних ареалов многих современных ви­
дов, так как их древнее распространение только на­
ходками в раскопках и зафиксировано. Что касается
домашних форм, то их костные остатки являются един­
ственным прямым источником д ля разработки проблемы
доместикации животных и древнего животноводства.
И в том, и в другом случае исследователь имеет дело
с остатками, уж е служившими в качестве пиіци, по л ому
они выборочны и фрагментарны, достаточно редко
встречаются захоронения животных в ритуальных це­
лях, в которых скелет сохраняется более или менее
удовлетворительно. П одобная выборочность и ф рагм ен­
тарность костного материала очень затрудняет исследо­
вание, так как многие фрагменты с трудом поддаются
идентификации. Сам а выборочность может иметь искус­
ственное происхождение, скажем, предпочтение в пище
определенных животных, связанное с пищевой или риту­
альной традицией: тогда процентное содерж ание костей
животных того или иного вида или возраста не будет
соответствовать их доле в стаде. В общем доставляемый
археологией археозоологический материал, как и все
другие виды исторических источников для реконструк­
ции процессов в первобытном обществе, имеет свои
ограничения и недостатки. Постоянное ограничение это­
го м атериала, связанное с его выборочностью, может
быть преодолено только с помощью очень осторожной
интерпретации; временные ограничения, обязанные сво­
им происхождением фрагментарной сохранности, прео­
долеваются в ходе его накопления и усовершенствова­
ния методики исследования: у ж е сейчас достигнута
больш ая специализация, и подготовленные исследова­
тели работаю т отдельно над остатками животных, птиц,
рыб, моллюсков и т. д.
Не менее слож на проблема доместикации. Не говоря
о поведенческой стороне дела, которая может быть
более или менее удовлетворительно понята только с по­
мощью экстраполяции современных этологических д а н ­
ных на древность, что делать совсем не просто из-за
изменений в поведении современных домашних видов
вследствие доместикации, существует чисто морфологи­
ческая трудность — почти невозможно уловить началь­
ные стадии доместикации, так как находившиеся в ста-
дни приручения животные практически п и г не* отлича­
лись, особенно в строении скелета, от д и ки х форм.
В настоящее время предложена, правда, методик,ч отде­
ления костей якобы домашних животных от д и к и х ,
опираю щ аяся на микроструктуру кости, но ее примене­
ние не дало пока удовлетворительных результатов.
Гораздо лучш е обстоит дело с изучением уж е полностью
доместицированных форм — признаки одомаш нивания
выражены уж е вполне отчетливо, обычная процедура
зоологического исследования, состоящ ая в измерении
костей, подсчете групповых характеристик и их сравне­
нии, позволяет охарактеризовать локальны е породные
различия и вы являть генетическое родство пород в
пределах разных районов. Существенно и определение
породного состава стада, даю щее возможность подойти
к оценке уровня экономического развития, характера
производственного процесса, д а ж е составу пищи. Археозоология в этом контексте сливается с другими аспек­
тами археологической работы, дополняя ее и значитель­
но расш иряя ее реконструктивные возможности.
Археоботаника. Это направление исследований
часто назы вается в советской литературе этноботани­
кой, что ни в коей мере нельзя считать оправданным:
речь идет о составе культурной флоры, далеко не всегда
привязанной к определенным народам, скорее приуро­
ченной к территориям, истоки генезиса этой флоры
могут быть восстановлены ретроспективно, т. е. на
основе ан ал и за сортности и географического распро­
странения современных видов, но окончательное слово
остается за растительными остатками, полученными при
раскопках. В раскопках обнаруж иваю тся семена и
пыльца как диких, так и культурных растений, что снаб­
ж ает нас информацией о введенных в агрикультуру
растениях, а та к ж е о характере использования диких
растений. Но и этот путь чреват подводными рифами —
археоботанические данные имеют тот недостаток, что
инородная пыльца может быть занесена в археологиче­
ский слой не искусственным, а естественным путем
и принята в этом случае за органическую характеристи­
ку именно данного исследуемого археологией памятни­
ка. В этих случаях неизбежна опасность путаницы
между эндемическими (местными) и пришлыми ф орм а­
ми. Однако, несмотря на это, археоботаника уже снаб­
дила историю первобытного общ ества важ ним и сведе­
ниями о составе культурной флоры многих районов мира
с первичным земледелием и много д ал а для понимания
очагов возникновения вторичного земледелия
введе­
ния растений и культуру под влиянием импульсов извне,
диффузии и миграции культурной флоры и г д.
Архсоботанический материал еще чрезвычайно и ин­
т е р е с е н , и эффективен в том отношении, что он снабж ает
археологию, а следовательно, и историю первобытного
общества мощным средством абсолютного датирования,
так как получаемая с его помощью д ата имеет точность
до одного года: метод опирается на годичный прирост
колец на стволе дерева, рисунок которых каждый видел
на поперечном спиле. Толщина этого прироста одинако­
ва у деревьев одного вида в один и тот ж е год, что
позволяет соединять хронологические колонки, р азр аб о ­
танные для разных районов, в случае их хотя бы частич­
ного налож ения друг на друга. В настоящее время
с помощью этого метода можно углубиться па несколько
тысяч лет от современности, но ограничения в примене­
нии этого метода та к ж е велики: далеко не всегда
древесина сохраняется в культурном слое достаточно
удовлетворительно, самый факт ее обнаруж ения прин­
ципиально возможен лишь в районах со значительны­
ми лесными массивами, так как эпоха первобытности
практически не зн ал а привозного дерева и оно использо­
валось лишь в редчайших случаях. Поэтому наиболее
эффективные и значимые результаты дендрохронологический * метод дал в северных районах северного полу­
шария, в лесной и частично лесостепной зонах.
Физика и химия. К азалось бы далекие от истории
первобытного общества науки существенно обогатили
ее методическую сторону, значительно расширив ее
технические возможности и тем обогатив фактическую
базу ее реконструкций. В первую очередь это касается
хронологии, в которую точные науки внесли принципи­
ально новый момент, а именно предложили способы
установления абсолютной хронологии. С разу подчер­
кнем, что ни один из этих способов не дает безуко­
ризненных результатов и очень зависит от чистоты
используемых образцов, взятых для датировки, но д аж е
при заметной величине ошибок всех методов абсолют­
ные даты даю т гораздо более точное ориентирование
в установлении последовательности всех процессов в
истории первобытного общества, чем относительная
хронология. Р азр аб о та н о несколько способов абсолют­
ного датирования, опирающихся на физические и хими­
ческие процессы, происходящие в остатках органическо­
го и неорганического происхождения после их »ахоронения, но в практической работе достаточно эффективны
пока лишь четыре — два опираются на химические про­
цессы и д в а — на физические. И з двух первых наиболее
известен радиокарбонный, или радиоуглеродный, метод
абсолютного датирования, использующий период полу­
распада изотопа углерода С и , равный, как теперь
выяснилось, 5730 годам, с ошибкой в 40 лет. Ранее этот
период считался равным 5570 годам, с ошибкой в 30 лет,
и отказ от этой цифры, а такж е ряд других технических
моментов потребовали создания поправочных шкал,
сделавших метод достаточно точным. Смысл его состоит
в том, что после перехода любых органических субстан­
ций из жизненного состояния в мертвое углерод в них не
возобновляется, и его остаточная масса поэтому при­
годна для фиксации этого момента. Но, к сожалению,
разр еш аю щ ая способность метода практически редко
выходит з а пределы последних 40 тыс. лет, и поэтому он
пригоден для абсолютного датирован и я событий лишь
верхнепалеолитической эпохи. Более операционен в хро­
нологическом отношении калий-аргоновый метод, прин­
ципиально такой же, как и радиоуглеродный, но опира­
ющийся на период полураспада калия К 40 и аргона А 40.
Период их полураспада очень велик, и поэтому калийаргоновый метод дает удовлетворительные результаты
применительно ко времени до 2 млн. лет, но только при
использовании костной ткани.
Хотя мы и назвали предыдущие два метода химиче­
скими, но, строго говоря, они являю тся одинаково
и химическими, и физическими, их вернее было бы н а­
звать физико-химическими, так как явление рад и о ак ­
тивности одинаково принадлежит сфере изучения обеих
наук. Следующие два метода являю тся строго физиче­
скими — археомагнитный и термолюминесцентный. Оба
они могут быть употреблены применительно к очень
древнему, д а ж е палеолитическому материалу, но не­
достаточно ещ е разработаны, чтобы и збеж ать ошибок.
Первый из этих методов учитывает остаточный магне­
тизм в неорганической субстанции, подвергшейся тер­
мическому воздействию, и соотносит его с динамикой
перемещения магнитного поля земли, второй тоже при­
меним к неорганическим м атериалам , но непременно
имеющим кристаллическую структуру:
время их
кристаллизации, другими словами, образования фикси­
руется по свечению, а оно отраж ает степень интенсивно­
сти радиоактивного облучения, полученного данным
материалом на протяжении времени его существования.
Все скачанное уже проиллюстрировало относительность
показаний любого метода, и поэтому для получения
более точных результатов исследователи всех стран
стремится к взаимной проверке дат, т. е. к использова­
нию разных методов. Но так или иначе абсолютная
хронология первобытно-исторических процессов стала
неотъемлемым фактом современной истории первобыт­
ного общества, позволив удлинить ее минимум в 3—
4 р аза по сравнению с представлениями сорокалетней
давности, когда был изобретен первый из этих мето­
дов — радиоуглеродный.
Вклад физики и химии в познание первобытного
прошлого человечества не исчерпывается созданием
перечисленных методов абсолютного датирования. Ар­
хеологическое знание первобытно-исторического про­
цесса не могло бы развиваться, если бы физика и химия
н€ предложили ему действенных способов реставрации,
а часто просто почти полного восстановления из плохо
сохранившихся фрагментов предметов, находимых при
археологических раскопках, будь то кость, дерево, ме­
талл, кож а, керамика, ткани или что-то другое. Приме­
ром тому служит закрепление кости, дерева и металла
с помощью многих тонких физико-химических методов,
восстановление подлинной окраски тканей, возвр ащ е­
ние предметам, деформированным в культурном слое, их
подлинной формы. После того как эта необходимая
часть работы проделана, в действие вступает разреш аю ­
щ ая сила других методов — рентгеновского просвечива­
ния, электронной микроскопии, микрофотографического, флюоресцентного; с их помощью изучается микро­
структура органических и неорганических субстанций,
находимых в процессе раскопок, и определяется наличие
в них посторонних естественных примесей и искус­
ственных присадок. Последнее особенно важ н о при
анализе металлов. Все вместе это образует мощный
вспомогательный аппарат, нацеленный на гораздо более
полное выявление исторического фона, на котором воз­
ник тот или иной предмет, чем это возможно с помощью
только традиционной типологической методики. Н ако­
нец, не последнюю роль играет то обстоятельство, что
методы физики и химии оказываю т неоценимую помощь
в экспозиционной демонстрации результатов изучения
первобытности. Это обстоятельство не имеет непосред­
ственного отношения к исследовательскому п р о ц е с с у , но
зато значимо в популяризации его результатов и доводе
нии их до широкой публики. Крупномасш табное цветное
фотографирование, телевидение, гальванопластика и
голография — только важнейшие из научно-техниче­
ских достижений последних десятилетий, которые до­
лжны быть упомянуты в этой связи. П редставить себе
без них современную археологическую науку, так ж е как
и современную науку о первобытном обществе, реши­
тельно невозможно.
Лингвистика. Нет никаких прямых сведений о язы ­
ках не только наших далеких предков, но и о языках
верхнепалеолитического и неолитического человечества,
только с возникновением письменности в эпоху бронзы
мы получаем первые прямые, а не косвенные данные
о языковой ситуации в разных районах Старого Света. Наблюдения приматологов над вокализацией обезьян,
в том числе и высших, спекуляции антропологов по
истолкованию морфологических структур мозга и голо­
сового аппарата в плане восстановления генезиса речи
слишком неопределенны, чтобы им можно было прида­
вать серьезное значение. Лингвисты подходят к генезису
языка и языковых явлений вообще сверху, реконструи­
руя этаж за этаж о м вглубь истории языковые прасостояния, но их реконструкции только сейчас доходят до
мезолитического или д аж е верхнепалеолитического вре­
мени и продолж аю т вызывать на этом уровне активные
дискуссии. Таким образом, для ранней поры истории
первобытного общ ества язы ковая информация практи­
чески отсутствует, и мы имеем здесь не более чемправдоподобные гипотезы. Начиная с появления пись­
менности лингвистическая реконструкция исходных со­
стояний отдельных языков и их семей контролируется
письменными памятниками и приобретает д о к азател ь­
ный характер. Это не исключает споров по отдельным
вопросам, но они не более остры, чем споры по любым
другим проблемам первобытной истории.
Итак, что предлагает лингвистика истории перво­
бытного общества для времени начиная с эпохи бронзы?
Опираясь на знание фонетических соответствий внутри
каждой языковой семьи и внутренних законов развития
языка, языковедение проделало колоссальную работу по
восстановлению конкретной истории отдельных языков
и их генетического ветвления, реконструкции праязыка
и праязыковых днллектон для многих языковых семей,
наконец, устлпоилении внешних связей для каж дой
языковой семьи с другими семьями. Языковеды доволь­
но четко при установлении таких іиіеіиннх связей могут
дифференцировать изначальную общность лексики от
проникающей лексики, свидетельствующей о заим ство­
вании. Исходная прародина той или иной семьи языков
определяется не только с помощью собственно лингви­
стических, но и с помощью экстралингвиетнческих д а н ­
ных, скорее, д а ж е с помощью последних, но так или
иначе и в этой области лингвистических исследований
проделана больш ая работа: проблемы прародины индо­
европейских или семитских языков, например, хотя и не
могут считаться решенными, но для их решения н а ­
коплено сейчас огромное число фактов. От рассмотре­
ния вопросов прародины отдельных языковых семей
закономерен переход к восстановлению их древних а р е ­
алов, здесь тоже немало сделано. Не последнюю роль
здесь играет топонимика, и во многих археологических
трудах дискуссия о языковой принадлежности носите­
лей тех или иных археологических культур занимает
большое место. Этнографы, особенно в своих работах по
этногенезу, напротив, уделяют наибольшее внимание
внешним связям языковых семей и отдельных языков,
с которыми они сталкиваю тся в процессе своих исследо­
ваний, так как именно эти связи в первую очередь
важны в установлении событий этнической истории.
В отличие от других рассмотренных выше наук,
кроме археологии, лингвистика располагает методом
абсолютного датирования, который, правда, никак не­
л ьзя считать достаточно строгим. Разработкой его мы
обязаны американскому лингвисту Морису Сводешу,
создавшему принципиальные основы и лексикостатистики, и глоттохронологии *. Он выделил около сотни
лексем (по мнению многих других лингвистов, их около
двухсот) базового словаря, который и кладется в крае­
угольный фундамент лексикостатистических расчетов.
Зам ен а слов этого базового словаря идет при расхож де­
нии языков с постоянной скоростью, что и позволяет
перейти от лексикостатистики к глоттохронологии Обе
процедуры — и выбор лексем для базового словаря,
используемого в сравнении, и принцип постоянства ско­
рости языковых изменений — подверглись острому кри­
тическому обсуждению, которое пока не привело к о д ­
нозначным результатам, но посеяло сомнение в коррек-
тность производимых манипуляций. Укал,іц.і fi(»i I., на­
пример, на заведомо разный темп изменений в т ы к а х
отсталых и высокоразвитых народов, очевидна завис и
мость д а ж е базовой лексики от темпов социальных
изменений. С каж ем , предложенная Сводешем конкрет­
ная д ата расхож дения эскимосского и алеутского язы ­
ков или, лучше сказать, эскимосских и алеутских д и а­
лектов — приблизительно 3 тыс. лет была оспорена изз а весьма неполного соответствия ее результатам
историко-этнологических и археологических исследова­
ний. Но так или иначе глоттохронологический метод
дает грубый ориентир при заглядывании в прошлое
' языковых явлений, а главное — он служ ит толчком при
разработке других аналогичных более точных методов
глоттохронологического анализа и проблемы д ати р ова­
ния языковых изменений в целом. В аж ность такого
датирования для реконструкции истории первобытного
общества не засл у ж и вает специальной аргументации.
Письменные источники. Количество письменных
источников быстро растет в процессе археологических
раскопок, и совершенно очевидно — будет такж е
быстро расти в дальнейшем. Но нужно со всей опреде­
ленностью подчеркнуть — они на долгие годы останутся
второстепенным источником информации для истории
первобытного общ ества по сравнению с данными р ас­
смотренных выше дисциплин. Это о бъясняется хар ак те­
ром письменных источников. На первых порах они
образованы царскими надписями преимущественно о
походах и завоеваниях и храмовыми, отраж аю щ им и
ведение храмового хозяйства, изредка встречаются
юридические документы, обширна частн ая переписка,
но она состоит, как правило, из отдельных очень ко­
ротких сообщений. Тексты научного содерж ания, исто­
рические трактаты , географические описания, включаю­
щие описания народов, становятся нормой лишь в Д р е в ­
ней Греции, проходят через римскую, византийскую
и мусульманскую историю. Д л я востока Азиатского
материка место греческих и римских источников зан и м а­
ют китайские хроники. Этим практически ограничива­
ется круг письменных источников, которые могут быть
использованы при восстановлении событий первобытной
истории. Но ограничения идут еще дал ьш е — в геогра­
фических и историко-этнографических текстах содер­
жится часто богатый запас сведений о культуре со­
седних с греками, римлянами и китайцами народов, их
быте и хозяйстве, о д н а ко но полноте и точности он д а л е ­
ко не соответствует требованиям, предъявляемым к ним
современной науко й о первобытной истории. Часто эти
сведения фантастичны и содерж ат очевидные недоразу­
мения из-за непонимания увиденных обычаев или не­
осведомленности информаторов. Н а ко н е ц , почти все без
исключения древние тексты дошли до нас в неполном
виде, содерж ат неясного происхождения вставки, по­
зднейшие искажения, темные или совсем непонятные
места, интерпретация которых не может быть проведена
однозначно.
Все ж е и письменные источники снабж аю т нас
уникальной информацией, не сводимой к показаниям
других данных. Геродот, например, когда пишет о ски­
фах, сообщ ает о бытующих в их обществе обычаях
и легендах. Р асш иф ровке их с помощью сравнительно­
этнографических аналогий посвящена больш ая ли тера­
тура, не все еще понято достаточно однозначно. Но так
или иначе, если бы не сведения Геродота, мы бы гораздо
меньше знали о скифском обществе, ориентируясь лишь
на археологические материалы. Велико значение со­
общаемых письменными источниками топонимических *
и ономастических * терминов — их лингвистический
анализ часто является решающим аргументом в пользу
определенной языковой принадлежности того или иного
народа. Иногда, хотя и чрезвычайно редко, тексты
содерж ат ф разы или обрывки ф р аз из языка описывае­
мого народа, чащ е всего искаженные вследствие непо­
нимания, но их лингвистический разбор служит той же
цели, т. е. установлению языковой принадлежности.
Н ем аловаж на и историко-географическая привязка тех
или иных событий, которая ч ащ е всего и возможна
только на основании письменных источников. А содер­
ж ащ и еся в них этнонимы — наименования народов при
их языковой расшифровке не только дают дополнитель­
ные основания для суждения о той ж е языковой при­
надлежности, но и сл уж ат уникальным материалом для
создания этнических карт древних эпох, в том числе
и эпохи первобытности.
Информатика — молодая научная дисциплина. Она
о казы вает громадное воздействие на развитие самых
разнообразных областей знания, в том числе и гумани­
тарных, но пока еще мало ск азал ась на направлении
исследований в области первобытной истории. Влияние
достижений информатики на историю первобытного обЛі
щества возможно в двух направлениях: первое и:* них —
разработка формализованных классификаций дли со­
здания банков данных, их м аш инная обработка, вообще
компьютеризация процесса исследования с целью прин­
ципиального понижения уровня его трудоемкости;
второе, гораздо более фундаментальное — использова­
ние научного моделирования для познания процессов
динамики первобытного общества. Если говорить о пер­
вом направлении, то его значение у ж е оценено. Созданы
и продолжаю т создаваться банки этнографических и а р ­
хеологических данных, интенсивно р азр аб аты в ается ме­
тодика статистического анализа применительно к этног­
рафическим и археологическим м атериалам , этнографы
в С С С Р работают в тесном содруж естве с социологами,
большое место в СШ А и Канаде заним аю т так назы вае­
мые кросскультурные исследования, цель которых —
выявление изменчивости культурных явлений в преде­
лах одних и тех ж е, смежных и далеких культур и ее
количественная оценка.
Г ораздо меньше внимания уделено второму направ­
лению, хотя оно и наиболее перспективно. П редприни­
маются попытки моделирования этнографических явл е­
ний и археологических процессов, относящ иеся в первом
случае к социокультурной, во втором — к экономиче­
ской и хозяйственной сферам. Но они не охватываю т
первобытности в целом, оставаясь моделированием от­
дельных категорий материалов, используемых в каче­
стве источников информации в реконструкции перво­
бытного общества. Кстати, и в этом отношении исполь­
зованные возможности составляют малую толику того,
что можно еще сделать — не подвергались моделирова­
нию обширные собранные этнографией данные по систе­
мам родства, элементарные и не р азлагаем ы е далее
в компонентах свойственных тем или иным системам
родства структур, и поэтому особенно пригодные для
исследования с помощью моделирования. Но моделиро­
вание отдельных замкнутых систем знаний, которые
используются историей первобытности, не есть еще мо­
делирование первобытно-исторических процессов в це­
лом. Р азработкой методов моделирования в этой о б л а­
сти еще предстоит заниматься, но они несомненно
поднимут изучение истории первобытного общ ества на
новый уровень.
Особенности синтетической реконструкции истории
первобытного общества. Предш ествующ ее изложение
не нуж дается в дополнениях, чтобы п о к азать комплек­
сный характер истории первобытного общества, ее
опору на очіміь разные по своему характеру историче­
ские источники, добываемые разными науками, к а ж д а я
из которых в ее отношении к первобытной истории бы ла
рассмотрена выше. Обобщение данных всех этих наук
приводит само по себе к комплексной реконструкция,
в рамках которой место соответствующих данных опре­
делено их реконструктивными возможностями, а общие
заключения опираются на сводки разносторонних д а н ­
ных, вне зависимости от того,
каким образом они
получены. Поэтому всегда очень односторонними вы гл я­
дят попытки построить историю первобытного общ ества
с опорой на один какой-нибудь род ф актов — археоло­
гический, этнографический или историко-антропологи­
ческий, все равно какой, поэтому ж е совершенно лиш е­
ны смысла, как уж е было отмечено выше, попытки о б ъ я ­
вить историю первобытного общ ества монополией ар х е­
ологии или этнографии. К а к синтетическая дисциплина
история первобытного общества многолика, и каж дое из
ее лиц прорисовывается специальным карандаш ом, ко­
торый держ ит в своих руках представители той или иной
науки.
При комплексной реконструкции, которая леж ит
в основе первобытной истории, совершенно необходимо
четкое обозначение границ реконструктивных в о зм ож ­
ностей каж дой науки и времени, к которому относится
реконструкция. Археология, например, значима на про­
тяжении всего исторического процесса первобытности,
но она дает нам наиболее полный материал для понима­
ния динамики внешних форм культуры — мира вещей,
охваты ваю щ его производственную и хозяйственную д е ­
ятельность, частично быт, произведения изобразитель­
ного искусства, предметы культа, домостроительства,
структуру поселений, в то время как от духовной жизни
общества на стол археологического исследования п ад а­
ют крохи, которые без помощи этнографии часто бывает
д аж е трудно заметить. А четвертичная геология с палео­
географией играют ту ж е роль в противоположном
отношении — в отношении восстановления природного
фона первобытной истории и его динамики. Этнография,
напротив, снабж ает нас обширной информацией не
только о материальной, но и о духовной культуре совре­
менных или близких к современности отсталых обществ,
но эту информацию лишь с трудом можно соотносить
с этапами развития первобытного общ ества, сиіпіолитейные общ ества, как уже было сказано, не тожде­
ственны апополитейным, для соотнесения требуется
хронологический масштаб, представляемый археоло­
гией.
Существенно и еще одно обстоятельство — репре­
зентативность этнографических м атериалов не уходит
глубже древности
человека
современного
вида,
т. е. глубж е р убеж а среднего и верхнего палеолита —
40—45 тыс. лет от современности. Археологические
раскопки предоставляют в наше распоряж ение обиль­
ный палеоантропологический, археозоологический и археоботанический материал: первый из них является
основным источником биологической реконструкции
ископаемых популяций, второй — процесса приручения
и начального разведения животных, третий — процесса
окультуривания растений, но все эти материалы не
могли бы быть использованы без хронологического к а р ­
каса, покоящегося на археологических наблюдениях.
Наконец, сам а археология, о б р азу ю щ ая этот каркас, не
имела бы его, особенно в части абсолютной хронологии,
если бы не существенная помощь со стороны физико-хи­
мических методов. В этот мощный монолитный инфор­
мативный блок вливаются и письменные источники
вместе с лингвистикой. Письменные источники невоз­
можно удовлетворительным образом интерпретировать
без этнографического материала; лингвистика, рисуя
нам картину языковой динамики первобытного челове­
чества, постоянно соотносит ее с показаниями письмен­
ных источников и всеми другими экстралингвистическими данными.
Что касается времени, в рамках которого действенна
т а или иная реконструкция, то об этом уж е говорилось
по ходу излож ения, хотя, может быть, имеет смысл здесь
его подытожить. Археология, четвертичная геология
и палеогеография, историческая антропология в виде
палеоантропологии, археозоология и археоботаника,
информатика одинаково пригодны в качестве источни­
ков исторической информации для всех периодов исто­
рии первобытного общества. Реконструктивные возм ож ­
ности этнографии начинаются с эпохи верхнего палеоли­
та, письменных источников и лингвистики — с эпохи
бронзы, хотя последняя расширила сейчас поле своих
поисков до эиохи мезолита и д а ж е верхнего (позднего)
палеолита.
Представления древних о сноих соседях. Изложение
предыстории лн»г>ой науки начин.имея ч ице всего с по­
явления ниі ім н ш ы х памятников, в основном с античной
традиции О днако дело к этому не сводится. Д л я
прелые гор ии изучения первобытного общ еттва, навер­
ное, небезынтересен ф акт довольно верного и близкого
к действительности, реалистического воплощения себя
и своих соседей в костяной скульптуре в эпоху верхнего
палеолита. В Д ольне Вестонице — на верхнепалеолити­
ческой стоянке в Чехословакии — о бнаруж ена ж енская
головка, вы резанная из кости: европеоидные черты лица
выражены вполне отчетливо. На стоянке М альта в Ю ж ­
ной Сибири (о ней дальш е) найдены статуэтки из бивня
мамонта, на одной из которых с хорошо моделирован­
ным лицом особенно ясно видны монголоидные черты
и одеж да, напом инаю щ ая традиционную меховую одеж ­
ду народов Севера. Ещ е более богаты в этом отношении,
разнообразны, демонстрируют больше вариантов неоли­
тическая скульптура и скульптура эпохи бронзы. О соз­
нание каких-то внешних физических особенностей самих
себя и бытовых особенностей культуры, сравнение этих
особенностей с аналогичными особенностями других
народов долж ны были повести к пониманию различий
с соседями и, в сущности, явились тем истоком, из кото­
рого выросли антропология и этнография, а з а ними и
история первобытного общества.
Все ж е намного информативнее письменная тради­
ция. Письменная традиция с этнографическими наблю­
дениями над другими народами начинается с Древнего
Египта. Нашествие гиксосов в эпоху Среднего царства
столкнуло древних египтян в больших м асш табах с ч у ж ­
дым народом. Тексты отметили в первую очередь то, что
делало гиксосов ужасными и непобедимыми — владе­
ние лошадью. Использование лош ади затем было вос­
принято египтянами, стало неотъемлемым элементом их
собственной культуры и особенно широко использова­
лось в военном деле. Н аряду с этим египетские тексты
изобилуют еще малоиспользованными в науке сведения­
ми о западных, восточных и южных соседях египтян,
донесшими до нас их антропологические и этногрофические черты. Очень информативны в этом отношении
древнеегипетские скульптура и живопись, особенно ж и ­
вописные панно, запечатлевш ие сцены принесения фа-
раону дани завоеванны ми соседними народами с яркими
подробностями их костюма и антропологического обли­
ка. Словом, древние еще до греков и римлян знали, что
существуют разны е народы, что они отличаю тся один от
другого, по-разному говорят, выглядят, одеваю тся, ж и ­
вут и ведут себя. Это еще д аж е не предыстория науки,
а просто какой-то з ап ас эмпирических наблюдений без
попытки их первичной систематизации, но без этого
необходимого зап аса, верно, не было бы попыток како­
го-то обобщения, которое появляется в разны х формах
в эпоху античности.
Античный мир предлагает нам иную географию
Эмпирических наблюдений. Центр цивилизации переме­
щается в Средиземноморье, и в соответствии с этим
цивилизованными считаются народы этой области, в
первую очередь греки и римляне — народы Апеннинско­
го и Балканского полуостровов. Все остальные — в ар ­
вары, т. е. народы, находящиеся в диком состоянии,
отставшие от греков и римлян, ж ивущ ие по каким-то
странным непонятным законам и исповедующие какието чудные обычаи. Все ж е интерес к ним велик и носит не
только академический характер, но подогревается в хо­
де их завоевания или торговли с ними и мирной колони­
зации. Это не просто любопытство. Это осознанное
практическое стремление пополнить эмпирическое з н а ­
ние о соседях и их ни на что разумное не похожих н равах
и образе жизни. Взгляд сверху вниз, в згл яд цивилизо­
ванного человека на дикаря присутствует практически
во всех сочинениях античных авторов о соседях, но эти
авторы, нап равл яясь практическими целями, не теряют
интереса к конкретным деталям быта, законов и нравов
и стараются быть достаточно достоверными. Именно
поэтому современное историческое знание так много
почерпнуло из сочинений античных историков и полити­
ков. Эти сочинения обросли многочисленными коммен­
тариями и представляю т собою неоценимый историче­
ский источник. Таковы сочинения Геродота (V в. до
н. э.) о скифах, сарм атах и народах Средней Азии,
Ксенофонта (конец V — первая половина IV в. до н. э.)
о малоазиатских народах, Страбона (рубеж н. э.) о н а­
родах южной Европы и К ав к аза. Ц езар ь (I в. до н. э.)
и Тацит (I в. н. э.) оставили прекрасное описание быта
германцев. Однако взгляд сверху вниз ск азал ся в д р у ­
гом — никому из этих писателей не пришло в голову,
что многое из того, что они описывают, могло иметь
место у греков и римлян, что эти странные обычаи — то
состояние, через которое когда-то Прошли их собствен­
ные общества. География эмпирических наблюдений
расширялась, а восприятие их оставалось экзотическим
и утилитарным.
Тем не менее какое-то представление о первобытной
истории все ж е оформлялось в сознании греческих
и римских мыслителей, может быть, все ж е не без какого-то косвенного влияния перечисленных выше накоп­
ленных знаний о «варварах». Уже создатель атомистики
Демокрит (V в. до н. э.) представлял себе прошлое
современного человечества звероподобным, люди, в со­
ответствии с его учением, в древности напоминали
зверей, подобно зверям боролись друг с другом за сред­
ства к существованию, и только эта борьба з а сущ ество­
вание и вывела их из животного состояния. Многие
современные теоретики эволюции, например з а м е ч а ­
тельный русский биолог и эволюционист Л е в Семенович
Берг, считают Д ем окрита великим предтечей эволюци­
онного подхода к явлениям природы и рассматриваю т
его как первого предшественника эволюционного учения
в биологии. Но особенно впечатляющ е, хотя и без кон­
кретной аргументации, поэтому натурфилософично и ап ­
риорно, эволю ционная идея в ы раж ена у Л укреция К ар а
(I в. до н. э.) в дошедшей до нас целиком поэме «О при­
роде вещей». В свободных плавно текущих стихах
нарисована грандиозная картина мироздания, в которой
предвосхищено многое из того, Что открыто современной
наукой и что стало достоянием европейской мысли не
раньше второй половины XIX в. В этой грандиозной
картине наш ла себе место и история первобытного
общества. Если в дальнейшем наука нак ап л и в ала ф а к ­
ты для воссоздания динамики первобытного общества
и объяснения механизмов, управляю щ их этой динами­
кой, то здесь зарисовка статична, она передает внешнее,
но поразительно правдоподобна, воссоздает с помощью
творческого воображ ения наше понимание первобытной
истории д а ж е в каких-то деталях. С к азан о о жизни
древнейших людей в пещерах и овладении ими огня,
сказано и о том, что они жили стадами, что использова­
ли палки и ветки деревьев в качестве первых орудий,
параллельно о владев умением изготовлять их из камня.
На смену каменным орудиям пришли медные, на смену
медным — железные. В этой последовательности была
верно угадана современная археологическая периодиза­
ция с одним лиш ь несущественным отличием
эпоха
меди заменена в современной науке эпохой Орон.ш К ар
правильно написал и о возникновении ж илищ и ол« жды,
и о происхождении речи — лишний пример того, кл*
античная наука, не о б л а д а в ш а я больш им запасом эмпи­
рических ф актов, преодолевала их недостаток путем
глубокого теоретического их истолкования, а иногда при
их отсутствии — и с помощью философского разм ы ш ле­
ния.
Лукреций Кар — это потолок античной мысли в сфе­
ре истории первобытного общ ества, и с его умозритель­
ным,-но ярким синтезом она вступает в «іоху средневе­
ковья.
Этнографические наблюдения в эпоху средневе­
ковья. Эта эпоха неоднократно о св ещ ал ась как эпоха
религиозного мракобесия в истории человечества, м рач­
ного ф ан ати зм а и застЬя в области человеческой мысля.
Все это верно лиш ь отчасти — вскрытые источники и
проанализированные под современным углом зрения
трактаты средневековых ученых показы ваю т, что они
достигли больших успехов во многих областях человече­
ского знания. Однако это не относится к истории
первобытности: о достижениях Л укрец ия К ара нельзя
было и говорить. Место его мрачноватой, пожалуй,
, перенасыщенной идеей жесточайшей борьбы друг с д р у ­
гом и с природой, но близкой к действительности
картины з ан я л а излож енная в Библии христианская
доктрина о создании человека богом на седьмой день
творенья. Вся динамика и вся диалектика первобытной
истории этим изгонялись из нее абсолютно, место фило­
софских размы ш лений о прошлом человечества заняли
схоластические споры вокруг отдельных формулировок
свящ енных текстов.
Но географический кругозор п ро дол ж ал р асш ирять­
ся. Арабы, к ак показали работы замечательного иссле­
дователя их культуры Игнатия Ю лиановича Крачковского, знали о Северном Ледовитом океане, в Европу
проникали сообщения о народах Восточной Европы,
Сибири и Китая, доносились какие-то смутные сведения
о народах Черной Африки. Все эти сведения, перемеши­
ваяс ь с религиозными предрассудками и сталкиваясь
с отсутствием научной критики, превращ ались в ф а н т а ­
стику вроде широко распространенных россказней о лю ­
д я х с собачьими головами на Востоке. Но, разумеется,
вместе с ними распространялась и позитивная информа­
ция, расш и р явш ая круг известных народов и укрепляв­
ш ая представления об их разнообразии.
В историю енроиейекон науки — этнографии, геогра­
фии, д а ж е истории (потому что историкам нельзя
обойтись без их записок) золотыми буквами вписаны
имена путешественников, вы езж авш их за пределы изве­
стного тогда мира и приносивших изумленной Европе
сведения о далеких и необычных странах. Запад н оевр о­
пейские путешественники XII в .— П лан о Карпини, Вил­
лем Рубруквис, М арко Поло привезли в Европу и неко­
торые фантастические сведения (особенно был повинен
в этом последний), но параллельно с этим они обогатили
западноевропейскую науку неоценимыми географиче­
скими сведениями о Средней, Ц ентральной и Восточной
Азии. Д л я нашей темы еще важ нее, что они собрали
данные об истории и обычаях многих народов посе­
щенных ими стран, поведали миру об обычаях при дворе
Чингисхана и Чингизидов, еще раз дали почувствовать
Европе, как много разных по культуре народов живет за
ее пределами и как интересно и необъяснимо с точки
зрения европейских традиций многое в их культуре.
В Восточной Европе было в эту эпоху не до путеше­
ствий — ф еодальная раздробленность и татарское иго
вряд ли создавали какую-то возможность выхода за ее
пределы, хотя, может быть, летописная традиция просто
не сохранила нам сведений о таких выходах. З ат о для
XV в. письменная традиция сохранила нам драгоценное
свидетельство о значительном географическом меропри­
ятии — путешествии тверского купца Аф анасия Ники­
тина на Восток: его путешествие продолж алось шесть
лет, из них три он провел в Индии, народный быт кото­
рой описан им правдиво и красочно. В совокупности
с записками европейских путешественников все это со­
здало в Европе достаточно полное представление о на­
родах, быте, государственном устройстве стран Азии за
исключением, может быть, ее самых глубинных районов.
Границы известного мира расширились необъятно. Кон­
цепция истории первобытного человечества о ставалась
ортодоксально христианской, но постоянно расш и ряв­
шийся диапазон географического, а с ним и этнографи­
ческого видения сам по себе медленно и неотвратимо
подготавливал почву для будущих обобщений.
Эпоха Великих географических открытий и расшире­
ние этнографических знаний о первобытных народах.
Однако все это было какое-то малоэффективное в своем
внешнем выражении движение научной мысли, скорее
количественное ее накопление, не находившее ощ утимо­
го вы раж ения в обществе, пока резкий перелом не
наступил на рубеж е XV—XVI вв., начавш ем эру полного
открытия ойкумены и в соответствии с этим и получив­
шем приведенное историческое обозначение. На конец
XV в. с интервалом в пять лет падаю т два зам ечатель­
ных путешествия, ознаменовавш иеся огромными геогра­
фическими результатами — плавание испанца Христо­
фора Колумба, открывшего Америку, и плавание порту­
гальца Васко да Гама через южную оконечность
Африки в Индию, д оказавш его возможность достиж е­
ния Индии морским путем. К первой половине следую­
щего столетия относится кругосветное плавание М а ­
геллана, заверш ивш ее спор о форме нашей планеты. Все
эти мероприятия были организованы как походы в по­
исках богатства вновь открытых стран, в первую оче­
редь золота и пряностей, поэтому за первыми морепла­
вателями последовали военные экспедиции и походы
наживы. Средневековая ойкумена после открытий К о­
лумба, Васко да Гама и М агеллана сразу превратилась
в арену крови, чудовищных зверств и тех надруга­
тельств над человеческой личностью, с которых начался
в истории человечества расизм. С лица земли были
стерты государственные образования Центральной Аме­
рики, разрушены и подчинены европейскому господству
многие азиатские государства. Но утверж давш ие свое
господство над миром европейские д ерж авы , их культу­
ра и наука не могли в ходе этих завоеваний еще раз не
столкнуться с огромным многообразием народов, не мо­
гли не заду м аться над историческими причинами этого
многообразия и его соотнесения с динамикой историчес­
кого процесса.
Р асш и р и вш аяся почти до современных пределов
ойкумена ввела в рамки знаний европейской науки
десятки, а то и сотни новых народов, ранее совсем не­
известных. После открытия Америки были освоены в той
или иной степени внутренние районы и Северной и Ю ж ­
ной Америки. Внутренние глубинные районы Африки
оставались неизвестными, но прибрежные народы, по­
стоянно входившие в контакт с европейскими морепла­
вателями, описывались неоднократно. То же произошло
и на Азиатском материке — многие области во внутрен­
ней Азии были известны понаслышке, зато обширные
сведения были накоплены о ж ителях прибрежных стран
и районов, имевших выход'к морю. Н ельзя забы вать, что
многие из шедших по пятам первопроходцев-мореплавателей колониы торов, верно служ ивш их интересам на­
живы своих енропеиских метрополий, били талантливы ­
ми и обр.і юванными людьми, наблюдения и записки
которых оказал и сь весьма ценными и сохранили для
современной этнографической науки многие черты куль­
туры и быта внеевропейских народов в момент первой
встречи их с европейцами
Не имея возможности перечислять все эти много­
численные записки и сочинения, отметим лишь главное
из того, что поразило европейцев в открывшемся им
мире несхожей с ними культуры. Разум еется, прежде
всего не могло не поразить воображ ения европейцев все
увиденное внешнее в чужой культуре — дома, одеж да
или отсутствие таковой, совсем отличные от европейских
орудия труда и формы хозяйства, странный быт и не
менее странная бы товая утварь. В высокой степени
необычными казались и многие обычаи и обряды, осо­
бенно связанные с религиозными и магическими пред­
ставлениями. Католические миссионеры шли в первом
ряду вместе с воинами-завоевателями и торговцамиколонизаторами, им мы обязаны многими варварскими
действиями вроде сож ж ения образц ов «богопротивно­
го» искусства и письменности, но им ж е мы обязаны
грамотным описанием культуры и обычаев. Отсутствие
христианской веры и вообще единобожия, богатый пан­
теон разных богов пораж али воображ ение всех первых
наблюдателей, в их числе и католических миссионеров.
Д о признания христианства историческим явлением,
возникшим в определенных условиях места и времени,
было еще далеко, но все ж е оно перестало быть един­
ственной формой религии, как учила до этого сам а
церковь. Среди прочего было обращ ено внимание такж е
на устройство общества, отсутствие государственной
власти и ап п арата управления, какие-то иные формы
организации общественной жизни, отсутствующие в Е в­
ропе. Наконец, европейцы заметили и то, что, пожалуй,
озадачило их больше всего: оказы вается, существовали
общества, в которых не было никаких следов частной
собственности, те или иные формы собственности суще­
ствовали, но они всегда носили коллективный характер.
Все это не и збавляло европейскую цивилизацию от
взгляда на все другие народы, к ак на дикарей, но вместе
с тем все яснее и яснее свидетельствовали о том, что е в ­
ропейские формы культуры не составляют т.иже преоб
ладан ия в ряду других форм культуры, предст т л е н н ы х
у внеевропейских народов.
Если ж е говорить о концептуальной стороне дела,
особенно применительно к истории первобытного об щ е­
ства, то грандиозное расширение этнографического
кругозора не ознаменовалось разработкой соответству­
ющей теории и привело д аж е к известному регрессу по
сравнению со схематичной, но ясной и реалистичной
схемой Л укреци я К ара. Понимание известной прими­
тивности и своеобразия культуры многих внеевропей­
ских народов сопровождалось идеей их близости к при­
роде, прож ивания по простым нравственным законам,
безмятежности их существования, свободы от р азгула
страстей и преступлений, о к р уж авш и х людей эпохи
средневековья и Возрождения. Создателем этой концеп­
ции был французский мыслитель М иш ель Монтень (XVI
в.), потративший много знания, красноречия и талан та,
чтобы до к азать существование «доброго дикаря». Успех
его «Опытов» был всеобщим, а с ними распространилась
и эта концепция, поставивш ая «доброго дикаря» в н а ч а ­
ло истории. Она о к азал ась очень живучей, рецидивы ее
в модифицированной форме встречались до недавнего
времени, но пож алуй, именно с нее начинается идеали­
зация первобытной истории, отрыв от конкретных ф а к ­
тов и стремление выдать надуманные гипотезы за
попытки их интерпретации, чему в изучении первобытно­
го общества было немало примеров.
Первые обобщ ения. В принципе концепция Монтеня
потому сы грала большую роль в человеческой цивилиза­
ции и истории европейской философской и исторической
мысли, что она представляла собою чуть ли не первое
обобщение, базирую щ ееся на уже накопленных в эпоху
средневековья и раннего В озрож дения фактов, полу­
ченных при этнографическом наблюдении находящ ихся
на разных ступенях общественного развития народов.
Это обобщение, достаточно наивное сам о по себе, сы гра­
ло тем не менее пионерскую роль, т а к как оно в рам ках
европейской культуры и европейского взгляда на мир
показало все накопленные сведения о первобытных н а ­
родах не только как более или менее интересные архео­
логические раритеты, но и как какую-то систему, о т р а ­
ж аю щ ую историческое движение человечества к про­
грессу. С этой точки зрения многое из того, что
безоговорочно приписывалось мыслителям XVIII в., как
их несомненное историческое достижение, нашло в кон­
цепции Монтеня достаточно полное выражение.
Следующим за ним этапом в превращении груды
фактов и эмпирических наблюдений в какую-то, пусть
довольно примитивную, схему динамики исторического
процесса была книга французского монаха-иезуита Ж о ­
зеф а-Ф рансуа Л аф ито, долго заним авш егося миссио­
нерской деятельностью среди американских индейцев.
Его книга «Нравы американских дикарей в сравнении
с нравами древних времен», вы ш едш ая в 1724 г., опира­
лась не только на его собственный богатый опыт общ е­
ния с ирокезами, но и на наблюдения других миссионе­
ров в Северной Америке. Строго говоря, если оставаться
в рам ках хронологической последовательности, нужно
было бы назвать философа и публициста англичанина
Д ж о н а Толанда, излож ивш его в 1704 г. в свойственной
тому времени манере писем идею возникновения совре­
менной веры в бессмертие еще у древних египтян
и использовавшего для ее до казател ьства многие этног­
рафические сообщения. С помощью этих сообщений он
пытался еще показать и сходство в воззрениях экономи­
чески и культурно неразвитых народов, современных
европейских цивилизаций, с народами древности. Н у ж ­
но, однако, сказать, что философско-умозрительный
и публицистический характер излож ения и беглость,
с которой были переданы эти важ ны е мысли, оставили
незамеченной книгу Толанда, и он редко упоминается
в этнографической и культурологической историогра­
фии. В о зв р ащ аясь к гораздо более известному Л аф ито,
следует в то же время подчеркнуть, что он, в сущности
говоря, не пошел дальш е своего предшественника: то ж е
сопоставление американских индейцев с исторически
известными древними народами и объяснение их сход­
ства изначальным родством. Но это представление
о родстве привело Л аф и то по сравнению с Толандом
к тому ж е еще к фантастической идее происхождения
американских индейцев от древних греков, которая и в
его время вызы вала только насмешки.
Объяснение наличия сходных культурных элементов
и институтов глобальным родством всех народов не
могло не обнаруж ить сразу ж е свою слабость, так как
оно входило в очевидное противоречие при столкновении
с другим не менее демонстративным кругом явлений —
культурным своеобразием отдельных народов и целых
областей, заселенных действительно родственными на­
родами. Это почувствовали уж е младш ие современники
Л аф ито — участник знаменитых плаваний Д ж ейм са
Кука немец Георг Форстер, автор описаний народов
Южной Америки француз Р. Ш арлевуа, историк религи
озных верований ф ранцуз Ш ар л ь де Бросс. Наиболее
четко, пожалуй, все связанные с этим явления выразил
Форстер при сравнении своих наблюдений над полине­
зийцами с исторически уж е тогда довольно широко
известным миром гомеровской Греции. Он подчеркивает
сходство героев гомеровского эпоса и полинезийцев,
особенно хорошо им изученных и описанных жителями
острова Таити, в привычках, обычаях, общественных
институтах, поведении, но вполне трезво отвергает идею
об их возможном родстве. Н аблю даемое сходство после­
довательно объясняется им более или менее одинаковым
уровнем развития культуры. В подобной трактовке сход­
ного и различного в человеческой культуре нельзя не
усмотреть проявление начал сравнительного метода и
идеи стадиальности в истории человечества.
П араллельно с этой конкретной работой, в ходе
которой для проникновения в далекое прошлое челове­
чества использовались в основном этнографические
факты, шло философское осмысление исторического
процесса, отказ от средневековых церковных догм. О с­
мыслению этому мы обязаны выдаю щ имся мыслителям
века Просвещ ения во Франции, И талии, Англии и Гер­
мании. Во Ф ранции это Ж а н Ж а к Руссо, Дени Дидро,
Ф рансуа М ари Вольтер, Ш арль Л у и Монтескье, Ж а н
Антуан Кондорсе, Анн Робер Тюрго, Ж а н Николя Демёнье, в Италии — Д ж ам батти сто Вико, в Англии —
Адам Фергюссон и Д ж о р д ж М иллар, в Германии —
Иоганн Готфрид Гердер и Христоф Мейнерс. Все эти
мыслители не были профессиональными сборщиками
этнографических наблюдений, хотя и не пренебрегали
ими, главным для них было понять и объяснить ход
человеческой истории, проникнуть в его законы и попы­
таться нарисовать целостную картину движ ения челове­
чества от первобытного состояния к государству и дру­
гим развитым учреждениям современного общества.
П ожалуй, общим для них, может быть, вообще в связи
с господством рационалистического мышления, столь
характерного для века Просвещения, являлись попытки
монофакторного истолкования истории, попытки р а з р а ­
ботать такую концепцию исторического объяснения,
в рамках которой одна причина развития выдвигалась
бы на роль ведущей. Так, Монтескье у казал на климат
как на основной ф .ікю р, обусловивший различия между
народами: Волі тер писал о накоплении культурных до­
стижений, ко юрой и предопределяет рост духовного
богатеи».! всех и і родов и переход их на более высокий
уровень исюрического развития; для Коидорсе главное
состояло в обогащении человеческого разума и росте
просвещения; для Гердера — географическая среда в
целом. Разумеется, поиск всех этих отдельных причин
и выпячивание их на первый план сейчас выглядит
наивным, но нужно определенно признать, что к а ж д а я
из них назван а верно, сы грала свою роль в истории,
и последующие многофакторные схемы интерпретации
исторического процесса во многом опирались на дости­
жения XVIII в.
Каков был взгляд на первобытное общество во всех
этих системах? Наиболее интересными аспектами я в л я ­
ются о б щ ая характеристика первобытности и попытка
расчленения развития первобытного общ ества на со­
ставлявш ие его этапы. С познавательной и исторической
точек зрения интересно отметить, что в общей х ар ак те­
ристике первобытности XVIII век принципиально не
шагнул дальш е идеи «доброго дикаря», несмотря на
•значительное увеличение объем а известной информа­
ции. Огромный авторитет Руссо и Д идро как мыслите­
лей и колоссальная популярность их сочинений в Европе
обусловили живучесть идеи «счастливого детства» чело­
вечества, его жизни в райских условиях непотрево­
женной человеком природы, бесконфликтности перво­
бытного человечества. В бытовом сознании подобный
взгляд о к азал ся необычайно устойчивым и перешел не
только в XIX век, но и в современность. Ф акт отсутствия
отношений собственности у многих первобытных наро­
дов так ж е способствовал укреплению этих идилличе­
ских представлений, так как с появлением собственно­
сти многие авторы не без основания справедливо св язы ­
вали возникновение войн, развитие конфликтных ситуа­
ций и вообще, всего или почти всего того, что можно
назвать общественным злом. О днако, как ни была р а с ­
пространена и популярна теория первобытной идиллии,
исторически интереснее и значительнее были попытки
вскрыть динамические явления в жизни первобытного
общества, иными словами, поиск и аргументация первых
схем, говоря современным языком, его периодизации
Фергюссон, Кондорсе и Тюрго, наверное, пришли к идее
трехчленной периодизации, хотя и вклады вали п поня­
тие ступеней разное содержание: Фергюссон и Гюрго
писали об охотниках-рыболовах, скотоводах и зем к •
дельцах, Кондорсе не противопоставлял земледельцев
скотоводам, а в качестве третьей, наиболее высокой
ступени развития, выделял дальнейшее развитие земле­
дельческого хозяйства. Фергюссону ж е принадлежит
сопоставление выделенных ступеней развития с ф орм а­
ми собственности: охотники-рыболовы, как и отдельные
группы собирателей, не имели частной собственности,
зарож дение ее падает на общество скотоводов и связано
с пастушеским хозяйством, полного развития она дости­
гает у земледельцев. Замечено, что именно у Фергюссона мы находим дошедшую через М о рган а и Энгельса до
современности терминологию — дикость (охотники и
рыболовы), варварство (скотоводы), цивилизация
(зем ледельц ы ).
Накопление конкретных знаний о первобытном об­
ществе и их обобщ ения в XIX в. Это столетие сыграло во
многих отношениях особую роль в мировой истории, ибо
на него падает оформление ряда научных дисциплин
в их современных формах. Н аука о первобытном общ е­
стве как целостный свод знаний о первом очень длитель­
ном этапе человеческой истории, кстати говоря, до сих
пор не нашедшем своего терминологического обозначе­
ния на русском языке (предлагавш иеся неоднократно
термины «доистория», «предыстория», являю щ иеся
кальками с западноевропейских языков, не получили
распространения, исходя из скрыто содерж ащ егося в
них отрицания единства исторического процесса), не
составила исключения, формируясь постепенно на стыке
этнографических, археологических и д а ж е биологиче­
ских знаний. При этом нужно иметь в виду, что запас
этнографических ф актов уж е достиг очень значительно­
го объема к началу XIX в. и дальш е развитие этногра­
фии вы раж алось в основном в р азр або тке все более
адекватных этому материалу концепций, тогда как архе­
ология стала делать первые шаги и лишь к концу века
вышла на уровень типологических сравнений и класси­
фикации с элементами первых обобщений Что же
касается биологии, то ее вклад в историю первобытного
общества становился тем весомее, чем больше она
включала в число объектов своих исследований перво­
бытного человека С формулировкой основ эволюци­
онной теории Ч арлзом Дарвином в 1859 г. биология
оказала немалое влияние и на характер мышления
исследователей работавших в области первобытной
истории. Он выр.нилея в осознанном теоретически и по­
следовательном практически проведении принципа
истори ш<і Достаточно хорошо известно, какую ожесто­
ченную и дологическую борьбу выдержала теория Д а р ­
вин і, но все ж е лежавший в ее основе принцип исто­
ризма почти полностью возобладал как принцип интер­
претации в последней четверти прошлого века и предоп­
ределил соответствующее развитие близкой к перво­
бытной палеоантропологии археологии. В этнографии
принцип историзма продолжал развиваться на основе
иного более раннего источника — описанной выше и
сформулированной мыслителями XVIII в. концепции
динамизма исторического процесса и прогрессивного
развития общественных институтов от древности до
современности
Начнем с накопления археологических знаний. Н а­
верное, не случайно первые и еще очень несовершенные
классификации найденных древних орудий (а их нахо­
дили не только в ходе раскопок, в систематической
форме производившихся позже, начиная примерно с се­
редины XIX в., но и при случайных сборах) повторяли
трехчленную классификацию истории первобытного об­
щества, хотя в последующем эта привычка к трехчлен­
ному делению и стремление совместить трехчленные
ряды динамики разных элементов материальной, да
и духовной культуры принесли немало вреда истории
первобытного общества
Первой попыткой классификации орудий труда была
классификация датского археолога Каунсиллора Томсе­
на, создавшего экспозицию в Национальном музее
древностей в Копенгагене и описавшего ее в 1836 г. Ору­
дия были распределены по материалу — камень, медь
или бронза, железо, что, однако, не несло в себе опреде­
ленного представления о хронологии, о движении от
примитивной технологии производства орудий к более
совершенной. Последователи Томсена — его преемник
по Национальному музею в Копенгагене датчанин Чем­
берлен Ворсо и швед Свен Нильсон — мгновенно увиде­
ли в предложенной им квалификации мощный инстру­
мент археологического исследования, далеко вперед
продвигающий археологическую методологию и позво­
ляющий целиком отказаться от взгляда на древние
орудия как на простые раритеты, удовлетворяющие
любопытство любителей древностей. Ворсо, сравнивая
предметы из бронзы из разных погребении, наметил
основы метода относительной хронологии, столь ѵн
ственного и поныне. Нильсон, предлагая свою периоди
зацию истории первобытного общества, по существу
мало отличавшуюся от трехчленных периодизаций
XVIII в., впервые обосновал ее не только сравнительным
сопоставлением культуры народов, находящихся на р аз­
ных ступенях исторического развития, но и археологиче­
ским материалом. Метод сравнения этнографических
и археологических явлений для реконструкции процес­
сов первобытности такж е вполне актуален и в совре­
менной науке.
Казалось бы, от первых достижений археологии,
ставшей наукой, закономерно перейти к описанию ее
дальнейших открытий, особенно связанных с началом
человеческой истории, но перед этим необходимо ска­
зать о дальнейшем движении этнографической мысли.
О разных обществах накопилось так много этнографи­
ческих наблюдений и фактов, что они настоятельно
требовали сведёния их воедино и* какого-то обобщения,
совершенно необходимого в истории науки, когда ее
фактическая база быстро растет и любой эмпирический
факт скоро теряется в ряду других. Таким обобщением
были громадные книги немецкого культуролога Густава
Клемма, посвященные всеобщей культурной истории
человечества (десять томов, опубликованные в Лейпци­
ге с 1843 по 1852 г.) и общему культуроведению (вышла
там же в двух томах в 1854 г.). Клемм не создал какойлибо оригинальной классификации, повторив классифи­
кацию Фергюссона, но предложил для его понятий
варварства и цивилизации другие обозначения — укрощенность и свободу. Эти обозначения не привились.
Книги Клемма, очень точные по отбору фактического
материала и скрупулезные по его подаче, служили
источником даж е для исследователей конца прошлого
века.
Параллельно с подведением итогов предшествую­
щих исследований продолжались путешествия в экзоти­
ческие области земного ш ара, в ходе которых не только
уточнялась географическая карта земной поверхности,
но и расш ирялся этнографический кругозор европей­
ской науки, а собранные этнографические данные сразу
же вводились в работу по реконструкции первобытных
институтов. В Южной Америке это путешествия немца
Александра Гумбольдта и француза Альсида д’Орбиньи, в Северной Америке
Генри Скуларафта и
Льюиса Генри М орі.ш а, в Африке — англичанина Д а ­
вида Липиш сю на, о Австралии
Уильяма Бакли, в
Центральной Аши ■ Николая Михайловича Присе­
вали-ко і о
В реконструкции первобытных институтов этногра­
фия именно в XIX в. достигла фундаментальных резуль­
татов, обсуждение и окончательная оценка которых
перешли уже в наше столетие. Границы этих рекон­
струкций охватывали в принципе все стороны жизни
первобытного общества, но, пожалуй, наиболее важны
были достижения этнографов или исследователей, опи­
равшихся на этнографический материал, в восстановле­
нии ранних форм семьи и социальных отношений, для
которых археология давала гораздо более ограничен­
ный и бедный материал Это направление исследований
выдвинуло крупнейших ученых, деятельность которых
может быть здесь охарактеризована лишь чрезвычайно
кратко и только в их отношении к разработке проблем
истории именно первобытного общества. Одной из про­
грессивных общих идей, сыгравших огромную роль
в изучении первобытности, хотя и кажущ ихся сейчас
абсолютно тривиальными, была .мысль о психологиче­
ском единстве человечества, а значит, и об одинаковом
потенциальном предрасположении их к развитию своей
собственной и усвоению чужой культуры. Пионерами
и активными защитниками этой идеи были немецкие
ученые Адольф Бастиан и Теодор Вайтц, посвятившие ее
обоснованию крупные труды. Вайтц был кабинетным
ученым, работавшим над сведёнием уже тогда громад­
ной литературы, Бастиан всю ж изнь путешествовал
и имел огромный опыт наблюдений над отсталыми наро­
дами в разных уголках земного шара. Представление
о единстве человечества защ ищ алось им не только
в общей форме, но и с помощью выдвинутой им концеп­
ции так называемых элементарных мыслей, якобы свой­
ственных изначально людям и их группам и составляю ­
щих поэтому основу коллективного мыслительного и по­
знавательного процесса. Элементарные мысли одинако­
вы у всех людей, и, следовательно, все человечество
психологически едино, несмотря на то что отдельные
народы отличаются друг от друга по своей культуре
и стоят на разных ступенях общественного разви­
тия
Большие усилия были потрачены на реконструкцию
древних семейных, а с ними и социальных огноіін ний,
для чего сравнительный этнографический м ап ри ал
предоставляет много возможностей. Первыми в мой
области были книги англичанина Генри Мейна и швей­
царца
Иоханна-Якоба
Бахофена,
вышедшие
в
1861 г. По кругу привлекаемых источников они были
похожи — опираясь на библейскую традицию, античные
источники, авторы привлекали этнографию лишь как
вспомогательный материал, но в своей концептуальной
части обе книги прямо противоположны. Заслуга Мейна
состояла в том, что он первым увидел значение семейно­
брачных отношений и семьи в первобытном обществе,
разглядел в ней не только способ регламентации поло­
вых связей, но и экономическую ячейку, подчеркнул
корпоративный характер первобытных коллективов.
Семья представлялась ему объединением, в котором
основную роль играл мужчина, не только бывший основ­
ным производителем, но и выступавший в качестве
главы семьи, причем при наличии нескольких мужчин
главой должен был считаться старший из них. Бахофен
был более или менее безразличен к экономической сто­
роне дела и мало занимался социальными отношениями
и связями в целом, но положил все свои силы на выясне­
ние характера отношений внутри семьи и главенства
мужчины или женщины в ней. Мейн, в сущности говоря,
шел по проторенному пути, включив в свою концепцию
без особого специального рассмотрения общепринятый
и традиционный взгляд на первобытную семью, как на
семью патриархальную. На этом историческом фоне
Бахофен выглядит до какой-то степени пророком после­
дующих воззрений, ибо он первым выдвинул концепцию
материнской семьи и господства материнского права
как первой ступени развития, смены этой ступени следу­
ющей, на которой уже произошел переход к патри­
архальной семье и отцовскому праву. В самом начале
истории, еще до матриархальной семьи, стояли, по
мнению Бахофена, беспорядочные кровнородственные
половые отношения, которые он сам называл «гете­
ризмом». Наличие этой первой стадии беспорядочных
половых отношений не нашло подтверждения в ходе
дальнейших исследований, но этапы наличия матри­
архальной и патриархальной семей надолго определили
понимание ранних форм развития социальной организа­
ции.
В современной историографической литературе
часто пишут о том, что книга Бахофена осталась не
замеченной современниками, так как он сложно писал,
имел пионерские взгляды, оценка матриархальной
семьи к,ж первичной была непривычна, наконец, сам он
мяло пользовался этнографией и аргументировал свои
мысли греческими и латинскими письменными источни­
ками. Между тем это неверно: творчество крупнейших
современников Бахофена — шотландца Д ж ордж а МакЛеннана, по профессии адвоката (что и подтолкнуло его
к реконструкции форм семьи, предшествующих совре­
менной), и американца Льюиса Генри М органа, профес­
сионального этнографа и наблюдателя жизни североа­
мериканских индейцев, обнаруживает явные следы воз­
действия его мыслей. Возможно, концепции МакЛеннана и М органа и возникли независимо от
Бахофена, но в ряде своих кардинальных положений,
особенно в признании первичности материнского нача­
ла, они, безусловно, перекликались с его гипотезой. Если
говорить о концептуальной стороне схемы М ак-Леннана, то она не отличалась принципиально от схемы
Бахофена: вначале — так называемый промискуитет,
т. е. беспорядочные половые связи, преимущественно
между кровными родственниками, затем матриархаль­
ная семья и лишь вслед за ней патриархальная семья.
Но М ак-Леннан гораздо богаче Бахофена в объяснении
динамики перехода от ранней ступени к поздней и при­
влекает к этому объяснению реальные социально-исто­
рические и экономические причины, тогда как Бахофен
ограничивался целиком причинами психологического
порядка, и его объяснения оставались в идеалистиче­
ских рамках. К числу достижений М ак-Леннана, кроме
того, нужно отнести две дефиниции, которые остались
в истории этнографии и важны для восстановления
первобытных состояний: выделение категорий экзога­
мии * и эндогамии *, т. е. дифференциация внутригруп­
повых и межгрупповых браков, и подразделение патрилокальных * и матрилокальных * браков, которые он
связывал с матриархальностью или патриархальностью.
Что касается последнего заключения, то оно никогда не
было строго доказано, но предложенные М ак-Леннаном
фундаментальные понятия послужили сами по себе для
разнообразных и эффективных исторических рекон­
струкций.
Прежде чем перейти к характеристике творческих
достижений М органа, следует сказать, что судьба его
творческого наследия интересна и поучительна, потому
что оно долгие годы было предметом и орудием осі рой
идеологической борьбы. Некоторые его книги восприми
мались как классические описания народной культуры
североамериканских индейцев и не вызывали какихлибо возражений ни концептуально, ни в методическом
отношении. Его «Древнее общество» как попытка срав­
нения социальных институтов и систем родства североа­
мериканских индейцев, многих других современных ему
отсталых народов, исторических греков, иными словами,
как попытка солидного этнографического обобщения,
•должна была бы привлечь к себе внимание, но этого не
произошло: в этом повинны, по-видимому, и достаточно
тяжелый стиль книги, и внутреннее отношение Европы
к США на рубеже третьей и четвертой четвертей про­
шлого века как к провинциальному захолустью.
К. Маркс и Ф. Энгельс обратили внимание на эту книгу,
о чем будет сказано дальше. М аркс составил ее под­
робнейший конспект, Энгельс широко использовал ее
при своем изучении первобытности, но и это не сделало
книгу более известной. Она получила широкий резонанс,
когда идеи марксизма получили широчайшую мировую
известность, стали идеологическим фундаментом в на­
шей стране, и внимание М аркса и Энгельса к Моргану
стало вызывать раздражительную критику его теории
в буржуазных странах и ее безоговорочное признание
в нашей стране. Пожалуй, никто из теоретиков перво­
бытной истории не удостоился такого внимания и не
вызвал столь противоречивые оценки, что нашло отра­
жение, скажем, в таком любопытном факте, как органи­
зация специально посвященных ему симпозиумов на
Международных конгрессах антропологических и этног­
рафических наук в Москве в 1964 г и в Чикаго в 1973 г.
Сколько в этом преувеличенном внимании подлин­
ных интересов, отражающ их реальную действитель­
ность, и что в нем есть дань моды или времени? Сразу же
необходимо отметить, что вне зависимости от оценок
Моргана специалистами разных идеологических лаге­
рей вклад его в науку громаден, и это практически
безоговорочно признается во всем мире. Достаточно
абстрактную схему Бахофена он перевел на язык реаль­
ных фактов, увязав ее с материальными силами жизни
общества. У него не было четкого представления о про­
изводительных силах общества, он писал об изобретени3
В. П. Алексеев, А. И. Першиц
65
ях и открытиях но подразумевал под ними хозяй­
ственную деятельность первооытных человеческих кол­
лективов и со тиам ину во времени, а такж е влияние
этой до яіс і ы і о с г и на все другие функциональные отграи.юни і общества. Поэтому М оріан был материали­
стически мыслящим ученым, мыслил материалистически
Сінн.польио, а не стихийно, и лишь распространенной
в советской историографии дурной традицией можно
объяснить, что на него налепили ярлык стихийного
материалиста. Естественно, не материализм М органа
предопределил его крупное место в истории изучения
первобытного общества — в его эпоху было уже немало
материалистически мыслящих ученых, но его конкрет­
ная работа, во многом по-новому заставивш ая взгля­
нуть на общественную организацию первобытного об­
щества. Хотя не только его современники, но и его
предшественники писали о кланах * и племенах, все они
рассматривали жизненные проявления этих кланов и
племен сквозь призму семьи и именно семью трактовали
как основной механизм в системе общественных отноше­
ний и в производстве. Морган собрал очень значитель­
ный материал о конкретных обществах, использовав не
только существовавшую литературу, но и письма рабо­
тавших в этих обществах корреспондентов и миссионе­
ров, и с помощью этого материала убедительно показал,
что в центре общественных отношений у первобытных
народов стоит не семья, а род, т. е. группа кровных
родственников, осознающих свое родство и происхожде­
ние от общего предка Род всегда экзогамен, т. е. пред­
ставители рода берут жен в другом роде. Было отчетли­
во продемонстрировано, что во многих случаях имеет
место не взаимное перекрестное брачевание родов, а
система брачных отношений между родами, т. е. система
родов. Сам род изначально матрилинеен, т. е. счет род­
ства происходит по материнской линии вплоть до родо­
начальника.
Открытие и исследование родовой организации пер­
вобытного общества не исчерпали вклада М органа
в историю первобытности. Он первым обратил внимание
на характер собственности и выявил ее общественную
коллективную принадлежность, чем она отличалась от
частной собственности в классовых обществах. Именно
развитие отношений собственности привело, по его мне­
нию (и ему удалось убедительно доказать эту мысль),
к перестройке материнского рода в отцовский: при
изменении счета родства и переходе к патрижжальному
браку родовое имущество начинает переданаri.cn от
отца к детям. Таким образом, и здесь Морган осіалси
в рамках материалистического понимания истории, су­
губо материальными причинами в отличие от своих
предшественников объясняя динамику социальных ин­
ститутов. Большое место в его трудах «Древнее обще­
ство» и «Системы родства и свойства человеческой
семьи» уделено еще одной важной характеристике пер­
вобытных институтов — системе семейно-брачных отно­
шений. Морган охарактеризовал несколько восстанов­
ленных им на основе этнографических данных брачных
систем, в чем состоит еще один его вклад в науку о пер­
вобытном обществе, но построенная им схема динамики
этих систем оказалась ошибочной и не получила в даль­
нейшем подтверждения.
Разбор творчества выдающегося представителя эт­
нографической науки, построившего в результате ан а­
лиза и группировки практически только этнографиче­
ских данных целостную картину истории первобытного
общества, симпатичен в том отношении, что он показал
нам высокий уровень, достигнутый этнографической
наукой на протяжении XIX в., и исключительные воз­
можности этнографии в реконструкции прошлого. Но
одно негативное обстоятельство в этнографических ре­
конструкциях очевидно, и оно не может быть до сих пор
преодолено средствами только самой этнографии —
речь идет об отсутствии в этнографических данных
точно фиксируемой хронологической глубины, той хро­
нологической ретроспективы, с помощью которой любая
процедура реконструкции могла бы быть ограничена
определенными хронологическими рамками. Здесь мы
опять должны перейти к развитию археологии, так как
после упомянутых выше классификаций археологиче­
ских материалов все усилия археологов были направле­
ны на изучение древности человека, восстановление
основных этапов изменений его хозяйственной жизни
и материальной культуры, соотнесение этих этапов с эт­
нографически реконструируемыми этапами в усложне­
нии социальных отношений Значительное место в сере­
дине XIX в. заняла дискуссия именно о древности
человека и его орудий труда, имевш ая не только принци­
пиальный научный, но и большой идеологический смысл,
так как она способствовала отказу от церковной догмы
о сотворении человека примерно шесть тысяч лет тому
назад и укрепляла материалистический подход к исто­
рическому процессу.
Трем исследователям удалось сделать открытия ка­
менных орудий и древних людей вместе с костями
выморіиих животных: Д ж ордж у М ак-Инери на юге
Ліплии и французам П. Шмерлингу и Ж ану Буше де
Перту в Бельгии и Франции. При раскопках в Бельгии
близ Л ьеж а Шмерлинг обнаружил костные остатки
самого человека. Все это сначала осталось незамечен­
ным, но затем благодаря энергии Буше де Перта стало
предметом страстных научных дебатов, на первых порах
выражавш их последовательно негативное отношение
к самим открытиям. Однако геологическая непотревоженность слоев, в которых были обнаружены каменные
орудия, подтвержденная многими авторитетными геоло­
гами того времени, сыграла решающую роль в посте­
пенном утверждении позитивной точки зрения и призна­
нии древнего геологического возраста и каменных ору­
дий, и костей человека. Книга Буше де Перта
с описанием его находок вышла в 1860 г. почти одновре­
менно с коренным переломом во взглядах на происхож­
дение человека (о чем речь идет дальш е) и залож ила
основы научного археологического подхода к изучению
древнейших следов человеческой деятельности. Некото­
рые историографы считают даж е, что Буше де Перту
принадлежит первая формулировка целостного понима­
ния предмета истории первобытного общества, есте­
ственно, умозрительная. Он писал, что изготовление
орудий невозможно без общения, а последнее невоз­
можно без языка, язык провоцирует организацию соци­
альных связей, которые приводят к семье и возникнове­
нию общества. Уже в этой общей формулировке одного
из пионеров археологических исследований видна глу­
бокая вера в неразрывность археологического и этног­
рафического знания, что в общем, за исключением
отдельных отклонений, и нашло полное отражение в
истории этих наук. Результаты Буше де Перта, как уже
говорилось, были поддержаны многими авторитетными
геологами его времени, но их официальная канониза­
ция, если можно так выразиться, произошла в книге
известного английского геолога Ч арлза Л айелла «Гео­
логические доказательства древности человека с зам е­
чаниями о происхождении видов на основе вариаций»,
вышедшей в 1863 г. Лайелл был действительно выдаю­
щимся геологом своего времени, собравшим массу
фактов, создавшим теорию геологических и імпісний на
основе актуальных поныне действующих причин.
В своей книге он проанализировал и обобщил всю юі іа
накопленную информацию о древнем человеке, включ.ія
и его костные остатки, доказал их совмещенность с древ­
ними геологическими слоями и вымершей фауной.
В рамках истории первобытности наиболее значимы­
ми и эффективными всегда были исследования в области
каменного века. Здесь в первую очередь нужно сказать
о выделении двух этапов в технике обработки камня,
связанных с двумя хронологическими этапами в истории
ранней технологии,— палеолита и неолита. Оно было
произведено английским археологом Д жоном Леббоком
в 60-е годы и сразу же получило широкое распростране­
ние ввиду своей очевидной продуктивности и легкой
фиксации технологического своеобразия более ранних
палеолитических и более поздних неолитических орудий
труда. Еще более детальную схему хронологической
динамики каменного века разработал в последней чет­
верти прошлого века француз Габриель де Мортилье,
предложивший для отдельных периодов в истории к а­
менной индустрии наименования по наиболее известным
местонахождениям, сохранившиеся до настоящего вре­
мени: шелль, ашель, мустье, солютре, мадлен — для
палеолита; азиль и тарденуаз — для мезолита как про­
межуточного звена между палеолитом и неолитом.
Первые три периода обозначались как нижний палео­
лит, четвертый и пятый — как верхний палеолит. На
рубеже прошлого и нашего столетий другой француз­
ский археолог Анри Брейль предложил выделить еще
один начальный период для верхнего палеолита —
ориньяк. В таком виде периодизация перешла в наш век
и широко использовалась в археологии до 30-х годов.
Однако ее почти одинаковая форма у Мортилье и Брейля скрывала разное содержание. У Мортилье она носила
традиционно эволюционистский характер, и отдельные
периоды вырастали один из другого; Брейль ввел при­
нцип миграции, и в его схеме отдельные периоды
ставились в зависимость от появления новых групп
людей. Вопрос о месте формирования этих групп людей
и их культуры, казалось бы, естественный при таком
взгляде на вещи, либо совсем не ставился, либо ста­
вился лишь в самой общей форме: технологические
традиции, характерные для каждого периода, приноси­
лись в Европу откуда-то извне.
Легко понять, что параллельно с разработкой общих
вопросов археолоі ичеокои щ уки шло непрерывное на­
копление фактическою материала поиски следов ка­
менного иск I in in по всех странах, раскапывались
пешерные м о ш к и , раскапывались случайно обнаружк иные открытые стоянки; после длительной дискуссии
на руоеже веков было признано подлинным ранее от­
крытое палеолитическое искусство и началось его интен­
сивное исследование; следы деятельности палеолитиче­
ского человека были обнаружены в удаленных районах
Старого Света; складывались национальные кадры ар­
хеологов. Одним словом, первобытная археология стала
самостоятельной научной дисциплиной, пытавшейся в
соответствии с заветами Буше де Перта не только ре­
шать свои собственные профессиональные задачи клас­
сификации и типологии археологических материалов, но
и реконструировать социальную среду и духовную
жизнь древних коллективов, т. е. реш ать те ж е задачи,
которые реш ала и этнография. Но если последней не
хватало, как уже упоминалось, хронологической ретрос­
пективы и глубины, то первая была очень не уверена
в своих реконструкциях общества в целом и не могла
обойтись без этнографии. Но обе эти науки, изучая
человеческую деятельность и культуру, а такж е ее следы
в прошлом и пытаясь реконструировать по ним цело­
стное общество в эпоху первобытности, не включали
в круг своих занятий самого человека, его биологию
и изменения его биологического типа во времени. Между
тем в этой области были сделаны многие открытия,
чрезвычайно важные для первобытной истории, и самое
главное — система мышления, впервые в достаточно
полном виде созданная в сфере познания органического
мира, оказала огромное влияние на другие области
знания, в том числе и на ту область гуманитарного
знания, какой является история первобытного обще­
ства.
Создатель эволюционной теории англичанин Ч арлз
Дарвин, изложивший ее в печати в 1859 г., в силу ряда
исторических и личных причин не коснулся в своем
основном труде «Происхождение видов путем есте­
ственного отбора, или Сохранение избранных пород
в борьбе за жизнь» проблемы происхождения человека,
но основная направленность его книги была ясна любо­
му непредубежденному читателю: человек должен был
произойти в силу тех же естественных закономерностей,
в силу которых произошли и все друпн х.иішс орга
низмы Ш вейцарец Карл Фогт в 1862 г и аш шч.інин
Томас Гекели, бывший большим другом и верным со
ратником Д арвина в борьбе за эволюционную теорию,
в 1863 г. выступили с обоснованием эволюционной
теории происхождения человека, показав его анатоми­
ческое сходство с человекообразными обезьянами и рас­
пространив на него эволюционный принцип формирова­
ния на основе более низкоорганизованных форм. К это­
му времени уже были сделаны две первые находки
неандертальского человека, их примитивность по срав­
нению с черепами современных людей бросалась в глаза
уже первым исследователям, они справедливо рассмат­
ривались как промежуточное звено, как доказательство
того, что современному развитому человеку предшество­
вал человек, морфологически более примитивный. Сам
Дарвин обратился к теме происхождения человека лишь
в 1871 г. и посвятил ей книгу «Происхождение человека
и половой отбор», в которой значительно расширил
и обогатил аргументацию своих предшественников; но
опубликованные уже в наше время его «Записные книж­
ки» показывают, что проблему эту он начал разрабаты ­
вать еще в конце 30-х годов, и вся система его взглядов
на происхождение человека сложилась в то время.
Большой резонанс в понимании начальных шагов
превращения человека из обезьянообразных форм име­
ла теоретическая деятельность немецкого зоолога и мор­
фолога Эрнста Геккеля, предсказавшего, что в начале
антропогенеза стояла какая-то промежуточная очень
примитивная форма, и попытавшегося реконструиро­
вать ее основные морфологические особенности. Данное
ей название «питекантроп — обезьяночеловек» приви­
лось в науке и используется до сих пор. Однако само по
себе теоретическое прозрение Геккеля осталось бы ма­
лозначащим эпизодом, если бы оно не нашло фактиче­
ского подтверждения в самом конце XIX в., когда
остатки такой формы были найдены на Яве голландским
врачом Евгением Дюбуа. При всех дискуссиях, которые
возникли вокруг этой находки, уже через несколько лет
после ее открытия было осознано ее исключительное
эволюционное значение как промежуточного звена, де­
монстрирующего наиболее ранний этап антропогенеза,
предшествующий времени существования неандерталь­
ского человека В полном соответствии с эволюционной
теорией процесс антропогенеза такж е развивался в на­
правлении замещения морфологически примитивных
форм более прогрессивными, т. е. в направлении утери
обезьяньих признаков и накоплении человеческих.
Однако, пожалуй, наиболее сильное влияние эволю­
ционное учение Д арвина оказало именно на стиль
мышления и характер интерпретации материалов,
истолкование общественных структур и характера про­
текания исторического процесса в первобытную эпоху.
В истории ее изучения немалую роль сыграла так назы­
ваемая эволюционная школа, созданная, по преимуще­
ству, английским этнографом Эдуардом Тайлором и
имевшая многочисленных последователей. Традиционно
она считается эволюционной школой в этнографии, но
на деле все или почти все исследования самого Тайлора
были сконцентрированы в области историко-первобыт­
ных реконструкций. В известной мере эволюционистские
представления явились синтезом всего того, что было
достигнуто наукой XIX в. в рамках позитивистского
материалистического мировоззрения, и, прежде чем з а ­
кончить изложение истории изучения первобытного
общества, необходимо на них остановиться.
Что было характерно для этих взглядов? Исключи­
тельная вера в прогресс, рассмотрение исторического
процесса как процесса последовательного перехода от
простого к сложному При подобном взгляде на историю
логично отказаться от взгляда на современные отсталые
народы как на выродившихся «дикарей», вера в про­
грессивное развитие человечества
автоматически
исключает такую точку зрения. Безусловно, в этом
проявился гуманизм сторонников эволюционного подхо­
да, хотя позже вульгарное истолкование теории Д арви­
на в социал-дарвинистском духе, т. е. перенесение есте­
ственнонаучных закономерностей на исторический про­
цесс, принесло большой вред исторической науке. Но
эволюционная школа, прежде всего сам Тайлор, навя­
зывали истории хозяйственной деятельности человече­
ства и динамике общественных форм прямолинейность,
последовательный переход от простого к сложному в ка­
честве единственной формы развития превращ ал реаль­
но существующую многолинейную эволюцию с тупика­
ми развития и попятным движением в однолинейную
и монотонную с движением лишь по восходящей линии.
Здесь сказались мировоззренческая ограниченность и
недостаточная методическая эффективность. В то же
время было бы несправедливо забыть, что Тайлор ввел
в науку новый методический принцип
меіод пере­
житков, т. е. изучение явлений в культуре, коіорые
ретроспективно могут быть связаны с предшесшующмм
историческим состоянием человечества, в интересую
щем нас случае — с первобытным обществом. На основе
пережитков в современных обществах можно рекон­
струировать социальные структуры и отношения в пер­
вобытном обществе, и Тайлор сам неоднократно пока­
зал удачные примеры таких реконструкций.
Как все это выглядело в практическом изложении,
можно увидеть в двух крупнейших трудах Тайлора —
книгах «Первобытная культура» (1871) и «Антрополо­
гия» (1881). М атериальная культура, общественные
институты и народные верования подразделены в них на
составляющие элементы (например, лук, плетение, ке­
рамика — в первом случае, жертвоприношения, мифы
о явлениях природы — в последнем), и история каждого
элемента рассмотрена независимо от всех остальных;
в начале располагаются наиболее простые по форме
и проявлению ряды этих элементов, в конце — наиболее
сложные. Был использован колоссальный этнографиче­
ский материал, представлявший народы всех конти­
нентов, но независимые ряды отдельных явлений и эле­
ментов культуры, которые построил Тайлор, выглядели
все же достаточно безжизненными, так как, во-первых,
они были очень геометричны, слишком стройны, чтобы
в них можно было поверить, во-вторых, они даж е многи­
ми современниками Тайлора воспринимались как мало­
историчные или даж е внеисторичные, не отражающ ие
реальной динамики явлений. С точки зрения психологии
научного творчества любопытно, что Тайлор, видимо,
сам увидел ограниченность эволюционного подхода:
после появления своих двух книг он практически ничего
больше не напечатал, хотя и прожил еще почти 40 лет.
Но эволюционная школа имела отдельных крупных
последователей и позже и перешла в наше столетие.
Однако все эти последователи вошли в историю изуче­
ния первобытного общества многими своими конкретны­
ми исследованиями, а не теоретическими разработка­
ми — их теоретические взгляды носили традиционный
характер и, безусловно, пережили свое время.
Разработка марксистской концепции истории перво­
бытного общества. Создание историко-материалистиче­
ской трактовки процесса развития человеческого обще­
ства потребовало от Карла Маркса и Фридриха Энгель­
са освоения огромной исторической информации,
которое сопровождало всю их научную работу на протя­
жении жични Параллельно с развитием их взглядов
и накоплением исторических знаний о первобытном
обществе шло и формирование концепции первобытно­
сти, которое у М аркса было связано преимущественно
с проникновением в сущность экономических отношений
в докапиталистических обществах, а у Энгельса — с из­
начальным интересом к первобытности и общим пробле­
мам диалектического развития мироздания. Некоторые
исследователи взглядов М аркса и Энгельса на перво­
бытность выделяют три периода в истории формирова­
ния этих взглядов: 40-е годы — работа над «Немецкой
идеологией», которую они создавали как первый опыт
формулирования основных положений диалектического
и исторического материализма и которая осталась нео­
публикованной; 50—60-е годы — исследование М ар­
ксом в связи с подготовкой «Капитала» ранних форм
общины, которое опиралось не только на существующую
тогда историческую традицию, но и на большой этногра­
фический материал; 70—80-е годы — специальная р аз­
работка Энгельсом вопросов истории первобытного об­
щества и происхождения человека, причем последнее
было тесно связано с подготовкой «Диалектики приро­
ды». Однако в контексте общей историографии перво­
бытности наибольшее значение приобретает не рассмот­
рение динамики взглядов М аркса и Энгельса по всем
связанным с первобытным обществом вопросам, а ха­
рактеристика их вклада в эмпирическое и теоретическое
изучение антропогенеза и становления человеческого
общества. Поэтому дальше эта характеристика будет
проведена систематически и выделены три проблемы,
в понимание которых внесены идеи и разработки, сохра­
нившие свое значение до настоящего времени. Эти
проблемы — факторы очеловечивания в процессе антро­
погенеза, периодизация истории первобытного обще­
ства, первобытное общество как особый начальный этап
истории, образовавш ий зародыш будущего коммунисти­
ческого общества.
Концепция, изложенная в подготовительной главе
к «Диалектике природы», озаглавленной «Роль труда
в процессе превращения обезьяны в человека», пред­
ставляет собою редкий пример небольшой по объему
теоретической разработки, сохраняющей полную акту­
альность более чем через столетие. После своей публи-
нации она предопределила характер интерпретации
в первобытной археологии и палеоантропологии и полу­
чила развитие в ряде фундаментальных исследований.
Преимущественно они написаны советскими специали­
стами и учеными ГД Р, но в последние десятилетия
фактор, положенный Энгельсом в основу развития в ан­
тропогенезе,— фактор труда все более осознается как
ведущий с самых первых шагов формирования древней­
ших людей в западноевропейской и особенно американ­
ской литературе. Принципиально новым в концепции
Энгельса было то обстоятельство, что в противовес
фигурировавшим ранее естественно-историческим ф ак­
торам происхождения человека, эвристическая сила
которых была явно недостаточна, так как многие круп­
ные ученые и мыслители прошлого века интуитивно
понимали своеобразие процессов антропогенеза и ста­
новления общества и их отличие от процессов в органи­
ческом мире, был открыт и убедительно аргументирован
в своем действии социально-исторический фактор и этим
продемонстрирован с самого начала социальный ха­
рактер человеческой истории, а следовательно, и ее
начала — первобытной истории. Интегрирующее влия­
ние социально-исторического фактора, составляющего
краеугольный камень человеческой деятельности вооб­
ще, предопределило все стороны развития как биологи­
ческих особенностей древнейших и древних людей, так
и их социальных отношений.
Разработка периодизации, предложенной в книге
Энгельса «Происхождение семьи, частной собственно­
сти и государства», изданной в 1884 г., неоднократно
служила предметом рассмотрения и вызывала серьез­
ные дискуссии. С одной стороны, было опубликовано
немало сугубо апологетических работ, в которых эта
периодизация объявлялась принципиально новым вкла­
дом в науку, и с нее начался якобы подлинно марксист­
ский период в первобытной историографии. С другой
стороны, несправедливо по отношению к наследию вы­
дающегося мыслителя приписывать ему сделанное дру­
гими и не видеть, что Энгельс, в сущности говоря,
повторил периодизацию, предложенную еще Фергюссоном и обогащенную конкретными историческими и эт­
нографическими материалами Морганом, т. е. принял их
деление первобытной истории на эпохи дикости, варвар­
ства и цивилизации. Энгельс значительно полнее и глуб­
же, чем Морган, охарактеризовал социально-экономи­
ческие и хозяйств *пные аспекты динамики первобытных
коллективов, по принципиальная схема осталась без
изменений Принял он и введенную Морганом стадию
военной демократии на рубеже эпох варварства и цивил т л ц и и , подразумевавшую политическое господство
племенных вождей, хотя и высказал по поводу этой идеи
несколько критических замечаний. Морган предложил
эту стадию как всеобщую, экстраполируя на мировой
исторический процесс в основном свои собственные
наблюдения над североамериканскими индейцами, Эн­
гельс признавал ее более ограниченное значение. Так
или иначе периодизация Энгельса углубляла и фундиро­
вала схему Фергюссона — М органа, но она продолжа­
ла, а не принципиально изменяла ее.
Гораздо более фундаментальной и новаторской была
попытка увидеть место первобытного общества в общей
панораме человеческой истории. М аркс, начиная с «Не­
мецкой идеологии», неоднократно возвращ ался к этой
теме, в соответствии со своим обычным методом подходя
к ней с разных сторон. Первобытная, или архаическая,
формация кардинально отличалась от всех других фор­
маций в истории человечества отсутствием частной
собственности и как следствие этого отсутствием пред­
посылок к эксплуатации человека человеком. В этом не
только ее коренное отличие от других формаций, но
и противопоставление им, она полярна всему остально­
му, происшедшему в ходе исторического процесса.
Именно поэтому М аркс предложил называть ее первич­
ной, а остальные формации вторичными. Этим под­
черкивался ее изначально генетический характер, ее
первичность по отношению к другим формациям и то
обстоятельство, что она в зародыш е содерж ала в себе
предпосылки и истоки всего дальнейшего развития.
С этой точки зрения использование терминов «доисто­
рия» или «предыстория» выглядит не только возмож­
ным, против чего неоднократно возраж али многие со­
ветские историки, но и теоретически оправданным.
Более того, в соответствии со всей логикой диалектиче­
ского и исторического материализма явление в ста­
новлении — не то ж е самое, что уже сложившееся
явление, и человеческая история не составляет в этом
отношении исключения.
Наконец, теоретически чрезвычайно важным явля­
ется сравнение первобытного общества с коммунистиче­
ским обществом будущего, в котором будут преодолены
противоречия уже осуществившегося историческою
процесса — классовая борьба и эксплуат щин о іной
личности другой и одного класса другим. В ком м унист
ческом обществе будущего Маркс видел реализацию,
естественно, на гораздо более высоком техническом
уровне, многих институтов, типичных для первобытной,
или первичной, историко-экономической формации —
общественной собственности на средства производства,
коллективных форм жизни, отсутствия эксплуатации,
гармонизации общественных отношений, гармонизации
отношений личности и коллектива. Коммунистическое
общество поэтому представляет собою не продолжение
развития антагонистических обществ, а отрицание этого
развития, оно есть во многих отношениях высшая сту­
пень того, что залож ено в первичной неантагонистиче­
ской формации.
Говоря о судьбе историко-материалистического по­
нимания истории первобытного общ ества, нельзя не
пожалеть, что многое в творческом наследии М аркса
и Энгельса осталось не опубликованным при их жизни
и поэтому не оказало того влияния на разработку перво­
бытной проблематики, которое могло бы оказать. Тако­
вы произведения «Немецкая идеология», «Роль труда
в процессе превращения обезьяны в человека» и ряд
других. Но дело не только в этом — марксизм с трудом
пробивал себе дорогу, и резонанс и воздействие истори­
ко-материалистической идеологии гораздо острее ощу­
щаются в близких к современности или современных
исследованиях, чем в работах конца XIX — начала XX
столетий. Нельзя не отметить, что в XIX в. идеи М аркса
и Энгельса нашли наибольшее отражение в русской
науке о первобытности, выдвинув двух выдающихся ее
представителей, объединенных до некоторой степени
общностью подхода к трактовке динамики первобытного
общества. Он заклю чался в выдвижении на первый план
сугубо материальных и производственных факторов
этой динамики. Первый из них — Николай Иванович
Зибер, автор замечательной для своего времени книги
«Очерки первобытной экономической культуры», вы­
шедшей в 1883 г В ней сделана, пожалуй, первая
в истории изучения первобытности попытка реконструк­
ции производственных отношений в первобытном обще­
стве. Отношения эти рассмотрены в динамике, на основе
обобщения широкого по географии и хронологии этног­
рафического материала продемонстрирован коллектив-
йый характер производственных отношений и хозяй­
ственной деятельности в целом. Зибер писал о стадном
характере отношений у древнейших людей, развитие
общины подразделял на два этапа — родовой общины
и территориальной, этим он во многом предвосхитил
последующие попытки периодизации истории первобыт­
ного общества. Другим пропагандистом марксизма в об­
ласти истории первобытного общества был Максим
Максимович Ковалевский, который, правда, принадле­
жит не только русской науке,— он долго жил в Европе,
и многие его работы были впервые изданы за рубежом.
Если Зибер практически всю жизнь разрабаты вал ком­
плекс вопросов, нашедших отражение в его основном
труде, то Ковалевский был исключительно плодовитым
и разносторонним автором — ему принадлежат фунда­
ментальные исследования родовых и семейных отноше­
ний на Кавказе, общинного землевладения, обществен­
ных институтов средневековой Европы, отношений соб­
ственности и многих других социально-экономических
и общественно-политических явлений. В сфере перво­
бытности его больше всего интересовала историческая
смена общинных норм, в частности, он показал уни­
версальное распространение семейной общины и много
сделал для дальнейшего обоснования всеобщности м а­
теринской формы родовой организации. Ковалевский
был знаком и с Марксом, и с Энгельсом, обсуждал с ни­
ми многие серьезные вопросы, и ряд его работ получил
их высокую оценку.
Развитие первобытной археологии и палеоантропо­
логии в XX в. Нетрудно заметить, что на протяжении
предшествующего столетия было исключительно много
сделано в области реконструкции социальных норм
первобытного общества с помощью разнообразного со­
поставления и анализа этнографических данных. Сравнительно-типологический метод продемонстрировал при
этом все свои сильные стороны, но и показал свою орга­
ническую слабость — отсутствие хронологической рет­
роспективы. Эта слабость могла бы быть откорректиро­
вана с помощью сравнительно-исторического метода, но
как раз для его применения и не было накоплено доста­
точных фактических оснований: таким основанием явля­
ются результаты археологических исследований, а они,
как мы убедились, были более чем скромны на протяже­
нии XIX в. От успехов археологии зависят и палеоантро­
пологические открытия, такж е немногочисленные и
фрагментарные в то время. Кроме того, прогресс изуче­
ния, скажем, каменного века тесно связан с уточнением
палеогеографической обстановки, в которой жили древ­
нейшие люди, а это, в свою очередь, требует развития
четвертичной геологии, палеонтологии и палеоботаники
четвертичного периода, палеоклиматологии, одним сло­
вом, интенсификации исследовательской работы по все­
му комплексу естественнонаучных дисциплин, на основе
которых производится палеогеографическая рекон­
струкция. По сути дела, переход от XIX столетия к XX
и состоял в полном осознании этою ф .ікіа и вытекаю­
щем из него стремлении расширить базу фактов, опира­
ясь на которые, можно было бы судить о первобытном
прошлом не умозрительно, а конкретно-исторически.
После того как стало очевидным, что первобытные
люди широко использовали пещеры как места обитания,
начался интенсивный поиск пещерных стоянок палеоли­
тических людей в Европе, и особенно во Франции, где
они действительно были обнаружены в большом количе­
стве и где в них были найдены не только погребения, но
и огромный по разнообразию и количеству каменный
материал, предметы из кости, образцы искусства. Все
это значительно расш иряло исследовательский кругозор
и позволяло с помощью археологических материалов
подойти к рассмотрению таких конкретных вопросов,
о которых археологи и историки первобытного общества
в прошлом веке не могли и мечтать. Симптоматичен
в этом отношении труд испанского археолога Гуго Обермайера «Доисторический человек», вышедший в 1907 г.
и переведенный затем на основные европейские языки,
в том числе и на русский. Обермайер обобщил и крити­
чески проанализировал все находившиеся в распоряже­
нии науки данные по археологии и палеоантропологии
палеолитического и мезолитического времени, и из его
книги видно, как уже много накопилось этих данных
в итоге раскопок, проводившихся во многих европейских
странах, как разнообразны формы культуры, оставлен­
ные древними людьми, и какого высокого технологиче­
ского и культурного уровня достигло развитие человече­
ства уже к концу палеолитической эпохи. Возможно,
книга Обермайера и была переведена на разные языки
не только потому, что она была полной сводкой инфор­
мации для своего времени, но и демонстрировала вну­
шительные успехи доисторической археологии. Вместе
с Обермайером кроме ряда более мелких фигур работал
упомянутый выше Брейль, посвятивший основные свои
усилия изучению наскальной живописи и мелкой костя­
ной пластики эпохи палеолита и значительно расш и­
ривший наши знания в этой области.
Не отставали от накопления знаний о палеолите
и исследования эпохи неолита и ее значения в истории
человечества. В отличие от довольно монотонных па­
мятников эпохи палеолита, которые говорили о более
или менее однородной технике обработки камня палео­
литическими людьми, неолитические памятники разных
территорий демонстрировали с самого начала пораж аю ­
щее разнообразие культурных традиций, выражавш ееся
и в типе жилых строений, и в характере поселений, и в
формах хозяйственного и бытового инвентаря. Стало
очевидно, что неолитический человек изобрел керамику
и мелкий рогатый скот, овладел навыками земледелия.
Все это знаменовало большой прогресс в развитии
производительных сил, и само разнообразие неолитиче­
ских памятников позволяло истолковывать его как
свидетельство того, что первобытное человечество под­
нялось на тот уровень технологического и духовного
прогресса, на котором культурные изменения приобрели
многолинейный характер. В описании общего прогресса
археологического знания нет нужды останавливаться на
первых очень несовершенных попытках интерпретиро­
вать те или иные выделенные неолитические культуры
в этническом плане, желании увидеть в носителях этих
культур, скажем, древних германцев или древних семи­
тов; мы будем говорить лишь о крупных достижениях,
оставшихся в истории науки. К их числу относится
концепция неолитической революции, сформулирован­
ная в конце 30-х годов английским археологом Гордо­
ном Чайлдом. Крупные его работы, посвященные описа­
нию неолитических памятников разных районов, стали
появляться еще с конца 20-х годов, но Чайлд опирался
не только на них, он обобщил огромный материал, со­
бранный его предшественниками и современниками
Неолитическая революция рассматривалась им как пер­
вый значительный скачок в развитии производительных
сил общества, при котором произошло оснащение чело­
вечества многими технологическими достижениями и
который повлиял на все стороны жизни неолитических
популяций, включая рост их численности и духовный
прогресс. Эта концепция получила практически повсе­
местное распространение, обсуждалась и развивалась
почти всеми крупными специалистами в области архео­
логии неолита и до сих пор сохраняет значение дей­
ственной системы взглядов, тем более что она получила
многостороннее подтверждение в предшествующих ис­
следованиях.
В ходе археологических раскопок были открыты
погребения не только неандертальского человека, но
и верхнепалеолитических людей. Естественно, их
костные остатки привлекли внимание палеоантрополо­
гов, опубликовавших большое число работ с описанием
отдельных форм, а такж е ряд сравнительно морфологи­
ческих исследований. В итоге чисто фактическая инфор­
мация возросла примерно в 3—4 раза по сравнению
с концом XIX в. Но не менее важны, чем рост фактиче­
ских знаний, были кардинальные события, перестраи­
вавшие саму науку об ископаемом человеке, расш и­
рявшие ее границы и открывавшие перед ней новые
горизонты в первой трети XX в. К числу таких событий
следует отнести открытие первых остатков австралопи­
теков в Южной Африке в 1924 г., открытие костных
остатков синантропов в Китае в 1927 г., морфологиче­
скую дефиницию человека неандертальского вида в пер­
вом десятилетии века и обоснование неандертальской
фазы в эволюции современного человека в 1927 г. Пер­
вым хронологически из этих событий было обоснование
морфологически четких отличий неандертальского чело­
века от современного и выделение неандертальского
вида в составе древних людей. Оно связано в первую
очередь с серией исследований немецкого анатома и
морфолога Густава Ш вальбе, который провел тщ атель­
ное сравнение вариаций неандертальского черепа из
Неандерталя близ Дюссельдорфа, найденного в
1856 г. и упомянутого выше, с аналогичными вариация­
ми черепа современного человека, показал их типологи­
ческий характер и предложил в 1907 г. в качестве
видового наименования называть неандертальского че­
ловека человеком примитивным. С начала оба эти видо­
вые наименования фигурировали в литературе как более
или менее равноправные, но латем первое т них победи­
ло и теперь может считаться общепринятым. Во вторую
очередь обоснование морфологической специфики не­
андертальского вида обязано своим утверждением
французскому палеонтологу и антропологу Марселену
Булю, опубликовавшему в 1912 г. тщ ательное описание
наиболее полно сохранившегося скелета из пещеры
Буффия близ местечка Ш апелль-о-Сен во Франции.
Таким образом, после этих работ морфологическое
своеобразие неандертальского человека не только стало
полностью доказанным научным фактом, но и получило
таксономическое обозначение, неандерталец с полным
правом вошел в число других палеонтологических видов
вымерших млекопитающих.
Историческая судьба и генетические формы неандер­
тальского человека оставались тем не менее предметом
дискуссии. Морфологические отличия его от современ­
ного человека были несомненно значительны, и на этом
основании складывалось впечатление, что неандерталец
не мог быть предковым видом по отношению к совре­
менному человеку, неандертальские популяции состав­
ляли основное население Европы в эпоху среднёго
палеолита — в эпоху мустьерской культуры, а совре­
менный человек появился в Европе позже, в эпоху
верхнего палеолита, откуда-то с востока, из Азии, и пре­
емственно не связан с неандертальцем. Подобная кон­
цепция прошла через многие работы и оставалась
живучей до конца 30-х годов, хотя в 1927 г. американ­
ский антрополог Алеш Хрдличка сформулировал иной
подход, более точно отражающ ий реальное состояние
дел. Этот подход им самим был назван гипотезой не­
андертальской фазы в эволюции современного человека
и опирался на хронологические, географические и мор­
фологические соображения. Хронологически все неан­
дертальские находки древнее современных, распростра­
нены они очень широко (кстати сказать, последующие
открытия распространили их по всем материкам Старо­
го Света), морфологически между неандертальцем и со­
временным человеком есть ряд переходных форм. Таким
образом, Хрдличка утверждал непрерывную преем­
ственность в эволюции современного человека, и его
взгляды объективно смыкались с представлениями о не­
прерывном и прогрессивном развитии человеческой
культуры. Однако, нужно сказать, что и противопо­
ложные взгляды, хотя и в модифицированной форме,
оказались живучи и продолжают защ ищ аться до сих
пор в виде гипотезы пресапиенса *, в соответствии с ко­
торой современный человек ведет свое начало в самой
Европе от каких-то синхронных с неандертальцами
форм, морфологически более прогрессивных.
Упомянутые выше находки такж е сыграли принци­
пиальную роль в истории изучения ископаемого челове­
ка, так как одна из них раздвинула хронологические
границы антропогенеза, а другая показала широкое
распространение морфологически более примиіинпі іх,
чем неандертальцы, форм по ойкумене. Детский череп,
найденный в Тонгсе в Южной Африке в 1924 г. и опи­
санный англичанином Раймондом Д артом , показал, что
до питекантропа существовали еще более примитивные
переходные формы, уже более продвинутые в эволюци­
онном отношении, чем человекообразные обезьяны, но
еще не достигшие уровня развития питекантропов.
В 30-е годы открытие костных остатков представителей
этой группы было продолжено, они получили наимено­
вание австралопитеков и заняли место первой морфоло­
гической ступени в процессе перестройки морфологии
обезьяньих предков человека в морфологию современ­
ных людей. Остатки синантропов, описанные сначала
английским палеонтологом Давидсоном Блэком, а затем
более полно немецким анатомом Францем Вайденрайхом, в силу своей многочисленности дали возможность
гораздо более полно представить морфологию ископае­
мых людей стадии питекантропов (морфологически они
несколько более прогрессивны, чем питекантропы Явы)
и ставить многие вопросы эволюции древнейших людей:
о продолжительности жизни, болезнях, нашедших отра­
жение в изменениях скелета, соотношении полов, дет­
ской смертности и т. д.
Развитие археологического и палеоантропологиче­
ского знаний не могло не вызвать к жизни стремления
к их обобщению и формулировке каких-то общих гипо­
тез, которые охватывали бы динамику человека и его
культуры в целом в рамках первобытности. На разных
языках вышли книги, в задачи которых входило систе­
матическое изложение информации об ископаемых лю­
дях, археологии палеолита, о неолитических памятниках
и памятниках эпохи бронзы в Европе (сколько-нибудь
систематическое описание этих памятников на других
материках и сейчас не может считаться достаточным).
Но практически ни одна из них не могла претендовать на
полный охват разнообразного материала и освещение
всех узловых проблем истории первобытного общества
на базе археологических и палеоантропологических дан­
ных. Исключение составляла вышедшая в 1938 г. книга
Петра Петровича Ефименко «Первобытное общество»
(к сожалению, не переведенная на европейские языки
и оставш аяся поэтому неизвестной зарубежному читате­
лю ), имевшая и достаточно внушительную фактическую
оснащенность и теоретическую направленность на ре­
конструкцию основных этапов развития первобытных
человеческих коллективов. Ефименко довольно широко,
хотя и выборочно, привлек этнографический материал,
используя его под вполне определенным углом зрения —
сопоставления этнографически описанных обществ с те­
ми или иными этапами или стадиями в развитии перво­
бытного общества.
Если говорить о концептуальной стороне дела, то
в его книге нашла последовательное воплощение широ­
ко распространенная в те годы в советской литературе
теория стадиального развития первобытного общества,
в соответствии с которой оно прошло ряд стадий, на
каждой из которых происходило последовательное ус­
ложнение социальной организации, имели место техно­
логический прогресс и эволюция физического типа,
в пределах каждой стадии совпадали этапы развития
орудий труда и физической эволюции самого человека.
Разумеется, подобный подход впитал в себя многие
конкретные достижения и теоретические разработки
советских археологов и палеоантропологов, базировав­
шихся на марксистском мировоззрении и желавших
использовать философию исторического материализма
в своих исследованиях, но много в нем было и от тради­
ционного эволюционизма, и особенно он отраж ался
в жесткой привязке друг к другу культурных и биологи­
ческих изменений в истории человечества. Стадии пите­
кантропов соответствовала нижнепалеолитическая ин­
дустрия, шелль и ашель, стадии неандертальцев —
среднепалеолитическая, поздний ашель и мустье, вместе
с появлением человека современного типа появилась
верхнепалеолитическая индустрия, возник родовой
строй сначала в материнской, а затем в отцовской фор­
ме, возникло искусство. С переходом к неолиту возникло
земледелие и скотоводство (собака, похоже, была при­
ручена раньше, в конце верхнепалеолитического време­
ни), была изобретена керамика. При этом не только
молчаливо допускалось, но и специально, подчеркива­
лось, что эта линия развития была единственной и все­
общей, через все эти этапы прошло без каких-либо
исключений население разных районов земного шара.
Интересным теоретическим достижением тех лет
была попытка философского осмысления процесса ста­
новления человеческого общества, в процессе которой
было предложено рассматривать выделение* чел опека іи
животного мира как скачок, перерыв постелен ног і и кчк
образование нового качества на базе предшествующи к
количественных изменений. Другой скачок в соотвеі
ствии с этой концепцией имел место при окончании
процесса становления человека и общ ества, т. е. при
появлении человека современного вида. Второй скачок
был таким же перерывом постепенности в философском
смысле слова, по своему масштабу значительно мень­
шим, чем предыдущий. Иными словами, в первом случае
речь шла о становлении человеческой сущности в целом,
в широком смысле слова, во втором -о становлении
уже сложившейся человеческой сущности. Концепция
эта была выдвинута советскими философами и доведена
до уровня конкретизации советским антропологом Яко­
вом Яковлевичем Рогинским, который неоднократно
возвращ ался к ней, оттачивал формулировки и расш и­
рял базу ее фактической аргументации.
Общим для схемы Ефименко и ряда других стади­
альных схем, предложенных и аргументированных преи­
мущественно в советской литературе, было игнорирова­
ние исключительного локального многообразия истори­
ческого процесса, что имело право на существование
еще даж е и в первой трети нашего столетия из-за скудо­
сти фактических данных и неясности критериев, с по­
мощью которых можно было отделить случайные вариа­
ции от локально-типологических. Но археологический
материал постоянно накапливался, в орбиту внимания
европейской науки входили памятники на Азиатском
и Африканском материках, в процессе ознакомления
с новыми данными все более становилось ясным, что
локальное своеобразие в развитии человеческой культу­
ры проявляло себя чуть ли не с самых ранних шагов ее
становления. В качестве первой реакции на это, а также
на первоначальные монотонные схемы стадиального
развития можно назвать книгу американского археоло­
га Халлама Мовиуса «Ранний человек и плейстоценовая
стратиграфия в Южной и Восточной Азии», вышедшую
в 1944 г. Он пытался показать различия в каменном
инвентаре нижнепалеолитического времени на западе
и на востоке Старого Света и полагал, что контакт этих
двух относительно независимых ареалов имел место
в Индии. Попытка Мовиуса не осталась без возражений,
но вне зависимости от направленных против нее крити­
ческих замечаний она на долгие годы предопределила
направление научных поисков, так как именно после
появления книги Мовиуса специалисты стали обращ ать
внимание больше на различия, чем на сходство. Встал
вопрос о времени появления и характере локальных
различий в материальной культуре, в разработку кото­
рого большой вклад внесли русские археологи Сергей
Николаевич Замятнин и Александр Александрович Фор­
мозов. Первый в 1951 г. выступил с критикой концепции
Мовиуса, указав на ее слабые места и на ее фактиче­
скую бездоказательность, хотя позже она и получила
дополнительную фактическую поддержку. По мнению
Замятнина, локальные различия в материальной куль­
туре появляются лишь в верхнепалеолитическое время,
и в это время можно выделить три громадные области
в пределах первобытной ойкумены — приледниковую
европейскую, средиземноморско-африканскую и сибир­
ско-китайскую; эта схема такж е не встретила полной
поддержки, но была несомненным шагом вперед в р аз­
работке проблемы. Формозов такж е аргументировал
гипотезу, в соответствии с которой четкие локальные
различия проявились лишь в эпоху верхнего палеолита,
и разработал локальную типологию для территории
европейской части СССР.
С проблемой времени и характера локальных разли­
чий в материальной культуре древнего человечества
тесно связана проблема археологической культуры, ко­
торая стала осознаваться в 50-е годы и до сих пор
разрабаты вается особенно интенсивно в советской лите­
ратуре. Ее разработка не связана с определенными
именами, ее разрабаты вал и продолжает разрабаты вать
большой круг исследователей, каждый из которых ис­
пользует в подавляющей своей части собственные ори­
гинальные материалы, но не раз делались попытки
подведения итогов, которые пока оставляли неудовлет­
воренность и не привели к определенным результатам.
Все же эти исследования подвинули вперед истолкова­
ние того феномена, который и лег в основу понятия
археологической культуры — феномена локального со­
четания тех или иных вариаций в технологии обработки
орудий, форме глиняной и деревянной посуды, мотивах
орнамента и т. д. Само понятие таких локальных вари­
антов культуры возникло еще в 20-е годы в западноевро­
пейской, особенно немецкой, литературе, но тогда эти
варианты выделялись по одному какому-нибудь ведуще­
му признаку, скажем, характеру орнамента на керамике
или полировке камня в эпоху неолита, и выделение их
поэтому не могло быть достаточно эффективш ім. Го­
раздо более операционным стало понятие сочетания
культурных признаков приуроченных территориально,
что и является основным в выделении археологических
культур. Их рассматривали под самыми разнообразны­
ми углами зрения — социально-экономическим; куль­
турно-историческим, подразумевая под этим реализа­
цию традиций предшествующего развития; приспособи­
тельно-экологическим, имея в виду культурную адапта­
цию к определенным условиям географической среды;
наконец, этническим, приписывая локальному сочетаt нию культурных особенностей принадлежность к какойто родоплеменной или племенной группе, иногда даж е
союзу племен или зарождаю щ ейся народности Все это
теснейшим образом увязывает археологическое иссле­
дование с широким кругом смежных дисциплин, на­
талкивает на разработку многих теоретических и эмпи­
рических проблем культурогенеза в целом и остается
очень перспективным направлением исследовательской
работы
Рубеж 50—60-х годов обозначил начало того про­
цесса, который во многом изменил наши представления
о происхождении человека, а значит, и о начале ста­
новления первобытного общества. Речь идет о выдаю­
щихся открытиях ранних предков человека сначала
в Африке, а затем и на других материках, хронологиче­
ски отстоящих от современности на значительно боль­
ший отрезок времени, чем ранние австралопитеки, и
обозначающих гораздо более ранние фазы человеческой
эволюции. Наибольшее число новых находок, которые
продолжают входить в науку до сих пор, происходит из
Восточной Африки — Танзании, Кении, Эфиопии, где
параллельно с обнаружением и описанием находок про­
водится колоссальная работа по изучению поздней
геологии Африканского материка, условий, геологиче­
ских и палеогеографических, разных местонахождений,
динамики климата и других природных факторов. Вме­
сте с обнаружением костных остатков новых форм, чему
мы обязаны в основном англичанам Луису и Мэри Лики
и их сыну Ричарду Лики, были найдены и древнейшие
следы человеческой деятельности — остатки конструк­
ций, которые интерпретируются сейчас многими архео­
логами как первичные жилища, и, что еще более важно,
каменная индустрия, получившая по месту основного
местонахождения наименование олдувейской и пред­
ставляю щ ая собою наиболее примитивный и первый
этап обработки камня. Все эти новейшие достижения не
только значительно удревнили историю эволюции само­
го человека, но и удревнили историю его производ­
ственной деятельности, показав, что становление чело­
веческого общества уходит во много более глубокую
древность, чем предполагалось до тех пор. А все это
в целом раздвинуло хронологические границы человече­
ской истории на один-два миллиона лет. В то же время
изучение морфологии древнейших ископаемых предков
человека показало, как шла эволюция на самой ранней
стадии человеческой истории и конкретизировало самый
ранний этап перехода от обезьяньих предков человека
к первым людям.
Примерно в то же время началось интенсивное
археологическое обследование древнейших человече­
ских поселений в Передней Азии и долине Нила, которое
пролило новый свет на проблему возникновения про­
изводящего хозяйства. Скотоводство традиционно рас­
сматривалось как более ранняя стадия, чем земледелие,
раскопки показали, что эта традиционная точка зрения
не соответствует действительности и что на первых
порах переход к производящей экономике осуществля­
ется в форме перехода к земледелию со стойловым
содержанием небольшого числа прирученных живот­
ных. Но еще более разительным оказался возраст
производящей экономики: древнейшие находки окульту­
ренных растений и одомашненных животных относятся
к IX—X тысячелетиям до н. э., т. е. практически к само­
му концу верхнепалеолитического времени и началу
мезолита. Очаги возникновения производящего хозяй­
ства в Средиземноморье и Средней Азии развились, как
это такж е выяснилось в процессе конкретных раскопок,
под влиянием переднеазиатских импульсов, но в бассей­
не рек Хуанхэ и Янцзы, а такж е в Юго-Восточной Азии
складывались самостоятельные центры перехода к про­
изводящей экономике. Исследование сортового богат­
ства современных культурных растений и многообразия
пород домашних животных, осуществленное во многих
странах, а в СССР производившееся Николаем И вано­
вичем Вавиловым и коллективом его сотрудников и по­
следователей, позволило вскрыть генетические корни
культурной флоры и фауны и реконструировать, в преде­
лах каких конкретно территорий те или иные растения
г
и животные были введены в культуру. А это, в свою
очередь, привело к возможности восстановить, какой
набор видов использовался в хозяйстве тех или иных
коллективов, как и в какой последовательности осуще­
ствлялись севообороты, т. е. каковы были системы зем­
леделия и землепользования, в какой мере использова­
лось искусственное орошение и каковы были его формы,
наконец, как осуществлялся выпас скота. На основе
этих данных все большее место в современной археоло­
гической литературе занимают разнообразные расчеты
освоенных хозяйственных площадей, урож аев, доступ­
ных древним коллективам объемов пищевых продуктов,
вообще моделирование хозяйственной деятельности.
Некоторые археологи называют это направление иссле­
дований палеоэкономикой, но вне зависимости от назва­
ния речь, действительно, идет об очень глубоком про­
никновении в формы хозяйственной деятельности, чего
мы были лишены еще два-три десятилетия тому назад.
В современной археологии в разных странах воз­
никли различные научные течения — аналитическая
археология, этноархеология и т. д., но они имеют малое
отношение к реконструкции истории первобытного об­
щества. Гораздо более важно сейчас упомянуть о тех
конкретных исследованиях, которые помогают нам по­
нять многообразие форм технического прогресса до
образования классов и появления государства. В Пере­
дней Азии были открыты заведомо неолитические па­
мятники, но без керамики, т. е. бескерамический неолит.
Его примерная датировка — V III—VII тысячелетия до
н. э. В то же время на Японских островах керамика
происходит из слоев, относящихся к X тысячелетию до
н .э. Геологами-четвертичниками и палеогеографами
было много сделано для восстановления очертаний ма­
териков и существовавших между ними сухопутных
мостов, наличие которых во многом помогает восстано­
вить картину расселения древнейшего человечества из
Старого Света. Так были восстановлены основные собы­
тия заселения Америки из Азии через древнюю Берингию, заселения Австралии, Новой Гвинеи и Тасма­
нии из Юго-Восточной Азии по системе мостов, связы­
вавших Большие Зондские острова. Наконец, громадной
важности событием стало применение в 50-е годы геофи­
зических методов в археологии, что в последующем дало
возможность получить абсолютные даты для всех отрез­
ков первобытной истории.
Историко-этнографическая реконструкция перво­
бытного прошлого в XX в. Этнографическая наука
развивалась в XX в не менее интенсивно, чем перво­
бытная археология и палеоантропология. В дополнение
к тому, что уже знала наука XIX в., был собран и частич­
но интерпретирован громадный запас новых фактов об
обществах, которые в силу своей изолированности не
подвергались ранее изучению. В процессе сбора этих
фактов значительному усовершенствованию подвер­
глась методика полевого этнографического исследова­
ния: была осознана роль наблюдателя и его влияние на
информатора, с помощью разработки адекватных во­
просников сделана успешная попытка преодоления это­
го влияния, собираемые данные стали много точнее, что
позволило отказаться от многих скороспелых суждений
предшествующей эпохи: подобные суждения отраж али
часто недопонимание исследователей и информаторов,
проистекавшее, в частности, и за счет незнания абори­
генных языков. В то же время в XX в. знание местных
языков было осознано как необходимый элемент любой
научной полевой этнографической работы. Таким обра­
зом, реконструкция даж е тех явлений, которые были
описаны раньше, базировалась на гораздо более полном
фактическом фундаменте и поэтому была более точна
и объективна.
Преодолевая эволюционизм этнографов прошлого
и начала нашего столетия, этнографическая наука со­
здала значительное число новых подходов и теоретиче­
ских концепций, сторонники которых группировались
в так называемые школы, которых было несколько
в истории этнографии: диффузионистская (англичане
Уильям Риверс и Графтон Эллиот-Смит, немец Фридрих
Ратцель), школа культурных кругов (Фриц Гребнер,
Вильгельм Ш мидт), функциональная (англичанин Аль­
фред Радклифф-Браун, работавший в Англии поляк
Бронислав М алиновский), культурно-историческая (р а ­
ботавший в США немецкий ученый Франц Боас и его
многочисленные ученики), социологическая (француз­
ские ученые Эмиль Дюркгейм, М арсель Мосс, Люсьен
Леви-Брюль) и ряд других. Нет нужды здесь на них
останавливаться, так как они принадлежат истории
этнографии, а не истории первобытного общества, хотя
в трудах представителей этих школ разбросаны ценные
соображения и замечания, касающиеся динамики и про­
исхождения многих общественных институтов Гораздо
интереснее рассмотреть те достижения этнографической
науки, которых она добилась при изучении отдельных
конкретных проблем истории первобытного общества
Первой из таких проблем являлась проблема на­
чальных форм половых отношений, установленных еще
исследователями XIX в. На основании истолкования
одной из систем родства можно было предположить, что
ими были беспорядочные половые общения, получившие
наименование промискуитета *. Бахофен постулировал
эту форму половых общений, даж е не касаясь вопроса
о системах родства, а исходя из общих соображений,
и назвал ее гетеризмом * — термином, который, однако,
не привился в литературе в противовес промискуитету.
Этнографическая литература при реконструкции самых
ранних ступеней развития брачных отношений на протя­
жении многих десятилетий исходила из гипотезы про­
мискуитета. Обстоятельной критике этой гипотезы с до­
казательным разбором всех случаев ее несоответствия
конкретным этнографическим данным мы обязаны Алек­
сандру Михайловичу Золотареву, выступившему в 30-е
годы. Как полевой этнограф он работал среди народов
Амура, но параллельно с полевой работой много зани­
мался теоретическими проблемами, привлекая этногра­
фические данные о самых разнообразных народах.
Именно это широкое сопоставление систем родства у
разных народов и позволило ему обосновать негативный
вывод в отношении существования промискуитета как
отправной точки в развитии семейно-брачных отноше­
ний. В связи с этологическим изучением приматов,
особенно высших, начавшимся с применением новой
техники и новых методических подходов в 60-е годы,
этот вывод получил подтверждение с неожиданной сто­
роны. Речь идет о достаточно четко выраженном у обезь­
ян избегании половых связей между ближайшими кров­
ными родственниками. Если отсутствие или редкие
случаи полового общения между сыном и матерью
можно объяснить их принадлежностью к разным поко­
лениям, то аналогично редкие связи разных братьев
и сестер не поддаются подобному объяснению, нужно
думать в данном случае о каком-то другом поведенче­
ском механизме. Так или иначе эти приматологические
наблюдения укрепляют нас в правоте отрицания суще­
ствования промискуитета на заре человеческой истории
Несомненной демонстрацией интерпретационной эф­
фективности этнографического и сравнительно-культу­
рологического подхода стало объяснение археологиче­
ски установленного феномена, характерного для верхне­
го палеолита. Сначала в европейских, а затем
в азиатских верхнепалеолитических памятниках были
обнаружены реалистически выполненные женские ста­
туй ки из камня и кости, различающиеся одна от другой
многими особенностями, но имеющие в большинстве
своем одну общую черту — гипертрофированное выра­
жение вторичных половых признаков. Д ля объяснения
этого интересного, но странного явления были предло­
жены разные гипотезы, вплоть до предположения о том,
что верхнепалеолитические люди фиксировали в этих
статуэтках изредка встречавшиеся конституциональные
отклонения, обязанные своим происхождением эндок­
ринным нарушениям. Подобному объяснению противо­
речит, однако, то обстоятельство, что в скульптуре
представлены поголовно женские изображения, тогда
как эндокринные нарушения, во всяком случае подавля­
ющая их часть, встречаются с более или менее одинако­
вой частотой у мужчин и женщин. Гораздо более
рационально опирающееся на этнографические анало­
гии представление, согласно которому в статуэтках
воплощены в условиях материнского' родового строя
образы матерей — прародительниц и хранительниц оча­
га, что имело первостепенное значение для родовой
общины и в какой-то мере цементировало ее вокруг
мифологических символов, а может быть, даж е и вокруг
каких-то божеств конкретного пантеона. Разработка
этой концепции связана с именами археологов — упо­
минавшегося выше Ефименко и П авла Иосифовича
Борисковского, этнографа Сергея Александровича То­
карева, она пользуется широким распространением
в СССР и разделяется такж е многими зарубежными
специалистами.
Пожалуй, в своих идейных истоках в какой-то мере
совпадает с этой концепцией теория производственного
происхождения экзогамии и дуальной организации, р а з­
работанная Сергеем Павловичем Толстовым: появление
статуэток объяснялось конкретными социально-обще­
ственными мотивами, Толстов исходил из производ­
ственных отношений, производственной необходимости
исключения внутригрупповых половых связей из жизни
первобытных коллективов, так как они мешали про­
изводственным процессам. Д о сих пор не вполне ясно,
в каком хронологическом соотношении находятся друг
с другом экзогамия и дуальная организация
пред­
шествовало ли возникновение экзогамии образованию
дуальной организации, но Золотарев продемонстриро­
вал широчайшее распространение дуальной организа­
ции в разных обществах и на разных этапах истории
первобытного общества. Книга Золотарева «Родовой
строй и первобытная мифология» была написана в кон­
це 30-х годов, хотя появилась в свет лишь в 1964 г.,
поэтому его можно считать не только крупной фигурой
в монографическом изучении дуально-родовых отноше­
ний, в которых он выявил сложные структуры, например
подразделение дуальных половин в свою очередь на
дуальные части, но и пионером исследования бинарных
оппозиций в знаковых системах первобытности, описа­
ние и интерпретация которых занимает столь значитель­
ное место в современной литературе о первобытном
обществе.
Немалый отзвук в первобытной истории имели этног­
рафические разработки, связанные с материальным
субстратом современных этнических коллективов и его
типологизацией, т. е. с типологией тех общностей, кото­
рые могут быть выделены по этнографическим данным.
Ученик Боаса Кларк Уисслер в начале 20-х годов аргу­
ментировал представление о культурных ареалах, внут­
ри которых концентрировались, по его мнению, комби­
нации культурных особенностей, сравнимые по своему
внутреннему смыслу с теми культурными комплексами,
на основании которых позже выделялись археологиче­
ские культуры. Сравнивая культурные ареалы в древно­
сти с современными, Уисслер показал их несовпадение
и впервые поставил этим вопрос о границах этнической
интерпретации древних культурных ареалов, а такж е их
динамики во времени. Следующим этапом было выделе­
ние культурных ареалов двух типов — соответствующих
так называемым хозяйственно-культурным типам и
историко-этнографическим областям. Это выделение
было произведено советскими антропологами и этногра­
фами Максимом Григорьевичем Левиным и Николаем
Николаевичем Чебоксаровым в 1946 г., хотя в выделе­
нии хозяйственно-культурных типов они шли по стопам
Толстова, предложившего это понятие на 17 лет раньше.
Под понятием хозяйственно-культурного типа было
предлржено подразумевать такое сходство явлений ма­
териальной и частично духовной культуры в пределах
культурного ареала, которое обязано своим происхож­
дением влиянию сходных географических условий и име­
ет общее происхождение, историко-этнографические
области — это области, внутри которых сходство явля­
ется результатом общности исторической судьбы. Не­
смотря на малую доказательность влияния природных
условий на формирование даж е материальной культу­
ры, не говоря уже о духовной, и неопределенность
понятия общности исторической судьбы, деление на
хозяйственно-культурные типы и историко-этнографиче­
ские области привилось в советской этнографической
литературе, обросло дополнительными разработками,
в которых немалое место заняли ретроспективные иссле­
дования о динамике хозяйственно-культурных типов во
времени Именно это направление исследовательской
работы в наибольшей мере повлияло на первобытную
историю, так как оно было связано с изучением ранних
форм хозяйственно-культурных типов, например, охотников-собирателей и рыболовов или мотыжных земле­
дельцев.
Этнография в своем развитии выделила две субдис­
циплины — экономическую и потестарно-политическую
этнографию, в Западной .Европе и США называемые
экономической антропологией и политической антропо­
логией. Началом экономической антропологии счита­
ется традиционно 1925 г., когда появился «Этюд о даре»
Мосса, в котором сделана попытка рассмотреть эконо­
мические отношения в первобытном обществе в рамках
обмена, например, обычая потлача у северо-западных
индейцев Канады и частично США. Позже реконструк­
ция экономических отношений привлекла многих иссле­
дователей, в том числе и советских, но здесь еще оста­
ется много неясного и требующего дальнейшей работы.
Рождение политической антропологии многие истори­
ографы связывают с деятельностью Редклифф-Брауиа,
но это вряд ли справедливо: и он, и Малиновский уделя­
ли большое внимание изучению политических структур
и отношений власти, но для них все ж е оно не было
основным. Описание политической системы и отношений
власти составляет основное содержание книги англича­
нина Эдуарда Эванс-Притчарда о нуэрах, вышедшей
в 1940 г. Собственно с этой книги и началась серия
исследований об институтах власти, в том числе и поли­
тической, опубликованных на протяжении последних
десятилетий. В них показано многообразие этих инсти­
тутов и выявлено отношение к ним возрастных классов.
Монография Л ьва Евгеньевича Куббеля «Очерки потестарно-политической этнографии» обобщает накоп­
ленную в этой области информацию и выдвигает ряд
новых точек зрения.
Остается сказать о последней сфере этнографии,
разработка которой сыграла важную роль в рекон­
струкции истории первобытного общества — сфере изу­
чения общественного сознания. Нужно сразу же под­
черкнуть, что этой сферой не занимались специально
только этнографы, она являлась всегда такж е областью
приложения исследовательских усилии социологов, фи­
лософов и искусствоведов. После работ Леви-Брюля
о первобытном мышлении, которые выходили в 20—40-е
годы и в которых была предпринята попытка показать
алогический характер первобытного мышления и гос­
подство в нем коллективных представлений, организо­
ванных не по принципу логических переходов, а по
системе так называемого сопричастия, наибольшую из­
вестность приобрели в этой теме многочисленные рабо­
ты Клода Леви-Стросса, одного из наиболее последова­
тельных французских сторонников структурализма. На
заре своей научной карьеры Леви-Стросс работал в Оке­
ании, собирая полевые этнографические материалы, но
дальнейшая его работа носила в основном кабинетный
характер. Им предложена общая структурная схема
первобытного мышления, различные комплексы куль­
турных особенностей возникают как инварианты в этой
схеме, большое место занимают в ней бинарные оппози­
ции. Сама схема достаточно далеко оторвана от матери­
альной базы общ ества, но все же с ее помощью ЛевиСтроссу удалось довольно удачно изучить возникно­
вение ряда надстроечных явлений, чем и объясняется
успех его работ. Говоря об общественном сознании
эпохи первобытности, нельзя обойти молчанием и то
направление исследований, целью которого является
выяснение уровня развития положительных знаний в
разных первобытных коллективах. Очень много исследо­
ваний посвящено описанию производственных навы­
ков
земледельческих и скогонодческих, соответству­
ющей терминологии и ее социальным функциям, земле­
дельческому календарю, системам счета. Ретроспектив­
ное проецирование этих данных осуществляется с по­
мощью археологии, которая сама приносит большую
информацию: речь идет о счете в палеолите, для восста­
новления его служ ат замкнутые совокупности повторя­
ющихся элементов орнамента. В изучении этого матери­
ала и открытии его счетных свойств особенно значитель­
на роль американского ученого Александра М арш ака
и советского исследователя Бориса Алексеевича Фроло­
ва.
В заключение нельзя не сказать о той совокупности
данных, которые доставляются не этнографией, а палео­
лингвистикой, но которые, как и палеоэтнография, спо­
собствуют реконструкции первобытной ситуации, в дан­
ном случае языковой. Палеолингвистика в лице компа­
ративистики, т. е. восстановления древних праязыковых
состояний на основании сравнения, структурного, лекси.ческого и фонетического, языков разных систем, сделала
громадные успехи на протяжении XX в. Сначала индо­
европейская компаративистика была разработана до
такого уровня, что он позволил получить систему индо­
европейского праязыка и его диалектов, а такж е загл я­
нуть в картину их прежнего расселения и предложить
правдоподобные гипотезы прародины индоевропей­
цев — громадная научная задача, подступ к которой
обозначился в конце 20-х годов, но которая продолжает
обогащ аться побочными результатами до сих пор. Сама
проблема ареального распространения системы диалек­
тов индоевропейского праязыка была сформулирована
французским лингвистом Антуаном Мейе, и его можно
считать предтечей и даж е родоначальником современно­
го этапа в развитии индоевропейской лингвистической
теории. Уже эта область языкознания, реконструктив­
ная работа внутри которой уходит хронологически до IV
тысячелетия до н. э:, ярко продемонстрировала этногенетические возможности лингвистических данных,
исключительно важных при всех историко-этнологиче­
ских сопоставлениях. Несколько прежде, чем индоевро­
пейское языкознание, развивалось сравнительно-исто­
рическое изучение других языковых семей, такж е до­
стигшее впечатляющих успехов. В итоге на базе
палеолингвистических реконструкций, корректируемых
лингвистическим исследованием древних письменных
памятников, мы получили к настоящему времени доста­
точно правдоподобную картину распространения язы ­
ков разных языковых семей в пределах Старого Света
в III—IV тысячелетиях до н. э. К сожалению, африкан­
ское языкознание, как и сравнительно-лингвистическое
изучение языков коренного населения Африки, развито
гораздо менее значительно, многие возможности, свя­
занные с языками американских индейцев, безвозвратно
потеряны, и в этих сферах сравнительно-исторического
языкознания трудно ож идать безоговорочных успехов
Совершенно естественно, что исследовательская
мысль не могла ограничиться хронологическим рубежом
на 6 тыс. лет от современности и стремилась постоянно
проникнуть в более глубокое языковое прошлое. Такую
попытку, малообоснованную фактически, но смелую по
замыслу и идейно целеустремленную, предпринял рус­
ский востоковед, лингвист и филолог Николай Яковле­
вич Марр в конце 20-х — начале 30-х годов. В соответ­
ствии с гипотезой М арра, все языки мира развились из
Четырех звуковых элементов, на основе которых позже
в ходе Исторического развития образовалось все лекси­
ческое и фонетическое многообразие современного эта­
па языкотворчества. Эта гипотеза развивалась его
учениками и последователями до начала 50-х годов.
Гипотеза М арра производит странное впечатление, мно­
гие современные лингвисты называют ее даж е, оче­
видно, не без оснований, фантастической, но она пред­
ставляла собою стремление прорыва в неизвестность,
фантазия, действительно, восполняла в ней недостаток
фактов. Гипотеза призывала к дальнейшему поиску
и отказу от привычных представлений. Сродни Марру по
своим установкам был американский лингвист Морис
Сводеш, такж е исходивший из единства глоттогониче­
ского процесса и на этом основании постулировавший
родство далеких структурно и географически языков,
например атапаскского на западе Северной Америки
и уральских в Западной и Южной Сибири. Ему же при­
надлежит и система первой языковой хронологии, опи­
рающаяся на лексикостатистику, т. е. на подсчет сход­
ных слов базового словаря. После 60-х годов, на кото­
рые приходятся основные достижения Сводеша, его
работы были подвергнуты критике и лишь частично
принимаются современной лингвистикой, но они, бе­
зусловно, были пионерскими и открыли новые горизонты
в палеолингвистических реконструкциях.
Остается упомянуть о современном состоянии этих
реконструкций. Оно во многом обязано работам со­
ветского лингвиста Владислава М арковича ИлличаСвитыча конца 60-х — начала 70-х годов, продолжен­
ным его последователями. Он вскрыл общие и хроноло­
гически очень глубокие корни индоевропейских, семит­
ских, картвельских, алтайских и уральских языков
4
В. П. Алексеев, А. И. Першиц • 97
и постулировал на этом основании существование в
древности огромной по объему макросемьи, которую он
назвал ностратической *, использовав для этого термин,
предложенный еще в начале 20-х годов. Его последова­
тели, опираясь на реалии, отраженные в нострэтической
ліксико, относят существование самой макросемьи к
эпохе мезолита и даж е верхнего палеолита. Хотя работы
зтого направления подвергаются критике, они успешно
развиваются и, в частности, делаются попытки обосно­
вать параллельно с существованием ностратической
макросемьи других макросемей не менее широкого тер­
риториального охвата, например макросемьи, охватыва­
ющей северокавказские языки, кетский в Сибири и синотибетские языки и диалекты в Центральной, Восточной
и Юго-Восточной Азии. В какой мере оправданы эти
попытки, должно показать будущее.
ГЛАВА 2
СТАНОВЛЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА:
ЭПОХА ПРАОБЩИНЫ
§ 1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
Критерии человека. Вопрос о сущности человека^
о том, что отличает его от всего живого и что противопо­
ставляет его остальному мирозданию, т. е. в конечном
счете о критериях, с помощью которых могут быть обоз­
начены наиболее фундаментальные особенности челове­
ка, волновал мыслителей прошлого начиная с самых
истоков возникновения философии и науки. Разные
школы античной философии подчеркивали мыслитель­
ные функции человеческой личности, мысль и дух как
основные свойства, отличающие человека от других
существ. Человек представляет собою венец творения —
в этом состоял смысл христианской доктрины, не уточ­
нявшей далее, в чем же это проявляется: человек был
создан богом последним в ряду других существ и после
того, как было создано все сущее,— сама последова­
тельность его возникновения говорит о его высшей
сущности.
Христианское учение о человеке как о венце творения
во многом предопределило отношение европейской нау­
ки к проблеме человека на долгие столетия. Философы
касались этой проблемы, пытаясь на уровне умозритель­
ного подхода вскрыть особенности человеческого мыш­
ления и процесса познания человеком природных и об­
щественных явлений, в идеалистическои философии
самый примат духа над материей автоматически приво­
дил к возвеличению человека над всей остальной приро­
дой, но и в додиалектической материалистической фило­
софии особое надприродное место человека, чаще всего
в угоду господствующей христианской доктрине, не
подвергалось сомнению. Что же касается научного рас^_
смотрения этой проблемы, то его начало датируется не
ранее чем серединой XIX столетия.
К этому времени в истории европейской науки прои­
зошли два существенных события, каж дое из которых
сыграло огромную роль в перестройке научного мышле-
/
I
"
ния и переходе его к иаучешда места человека в природе
на основе эмпирического анализа, а нетолько философ­
ских подходов. В первую очередь это создание зам еча­
тельным естествоиспытателем Александром Гумбольдтом монументального произведения «Космос». В нем
Гумбольдт подвел итоги предшествующему "развитию
естествознания и нарисовал грандиозную картину при- 1
родных процессов, охватив их в едином синтезе. И хотя
сам автор почти не касался проблемы человека, но
чтение его книги закономерно подводило к вопросу
о роли человека и человеческого общества в природных
процессах и, следовательно, к^ проблеме определения
места человека в природе.ТТторое событие — появление
труда Ч арлза Д арвина «Происхождение видов путем
естественного отбор а »,. содержащ его стройную кіягцепцию эволюционных преобразований живой природы,
опиравшуюся на единый принцип естественного отбора.
Дарвин такж е ничего не писал о человеке, в его книге
говорится о нем лишь в одной ф разе («Будет пролит
свет и на происхождение человека»), и только позже он
посвятит происхождению человека специальную книгу
(см. далее). Но логика его труда о происхождении видов
была такова, что она неотвратимо наталкивала на
вопрос, в какой мере закономерности, открытые в живой
природе,— эволюционные прогрессивные преобразова­
ния, управляемые естественным отбором, могут быть
распространены на человека, подчиняется он им или-нех.
В связи со всем сказанным проблема места человека
в мире живого и в мироздании в целом разрабаты валась
в дальнейшем в двух аспектах. Первый из них состоял
в попытке представить природную роль человечества,
оценить последствия его деятельности в механизме на­
шей планеты и даж е всего мироздания в целом. Ф ран­
цузский антрополог и зоолог Аммон де К атрф аж выде­
лял четыре царства природы — минералов, растений,
животных и человека; американский палеонтолог Д. Д а ­
на писал о психозойской эре; известный русский геолог
Александр Петрович Павлов предложил для четвертич­
ного периода название «антропоген», в котором глав­
ным фактором мировых природных изменений является
деятельность людей. Особенно глубоко эта тема была
разработана выдающимся советским натуралистом
Владимиром Ивановичем Вернадским, показавшим ог­
ромные масштабы человеческой деятельности в измене­
нии лица нашей планеты, ее поверхностной оболочки,
фауны и флоры, даж е гидрологического режима и кли­
мата многих районов мира Вернадский прозорливо
писал « о космической роли человечества, что нашло
полное подтверждение в идущем сейчас завоевании
космического пространства. Им ж е для обозначения
планетного масш таба деятельности человечества было
предложено понятие ноосферы * — сферы разума, охва­
тывающей все аспекты человеческой деятельности и ее
результатов в масш табе планеты.
Параллельно с разнообразными попытками оценить
деятельность человечества в масштабе планеты после
появления упомянутой книги Дарвина шла разработка
.сравнительно-анатомической проблемы места человека
и его предков в животном мире в целом и внутри отряда
приматов, в частности уровня морфологического свое­
образия человека и его предков и оценки этого уровня
в масштабе зоологической классификации. При этом
речь идет не о трудовой деятельности предков человека
и коллективов древних и современных людей, а лишь
о строении тела и его функциях. Подобный подход много
уже, чем предыдущий, опирающийся на учет деятельно­
сти людей и того громадного преображающ его влияния,
которое оказывала и продолжает оказы вать все в боль­
ших масштабах человеческая культура на лик Земли.
Каждый из подходов имеет полное право на существо­
вание, так как они служ ат своим вполне определенным
целям и отраж аю т две стороны сущности человека,
неразрывно связанные в каких-то своих проявлениях на
ранних этапах развития человека и общ ества, но в то же
время выступающие и самостоятельно — его биологиче­
скую природу, трансформированное в процессе антропо­
генеза наследие предков, и его социальную природу,
новоприобретение в ходе антропогенеза. Неразличение
этих подходов ведет к смешению биологической и соци­
альной природы человека, а вслед за этим и к биологизации процесса человеческой истории в целом.
Поэтому совершенно неприемлемы с методологиче­
ской точки зрения любые попытки внесения элементов
человеческой деятельности в оценку места человека
в животном мире, внесения социальных моментов в зо­
ологическую систематику Между тем подобные по­
пытки имели место Ряд исследователей выдвигали
в качестве критерия отделения древнейших форм чело­
века от его ближайших животных предков способность
первых к изготовлению орудий. В этом случае элемент
человеческой культуры — умение изготовлять ору­
д и я — рассматривался как основной маркер сугубо
зоологической процедуры — определения таксономиче­
ского положения предковых форм человека.
На этом основании и было предложено четко под­
разделять оба вышеописанных подхода к оценке челове­
ческой сущности и выделять их в качестве двух самосто­
ятельных критериев человека — теоретического фило­
софского и научно-конкретного антропологического.
Исходя из первого критерия совокупность людей —
человечество в ходе своей истории и в соответствии со
своими социальными задачами осуществляет всепла­
нетную и космическую функции и уже сейчас перешло
к управлению многими природными процессами. Исходя
из другого критерия отдельный человек или вся сово­
купность людей, все равно, так же как и весь ряд
человекообразных предков человека, представляют со­
бою не более чем определенные единицы зоологической
систематики, к рассмотрению которых мы и переходим.
На заре истории физический тип «становящихся», по
выражению Ленина, людей во многом еще определял их
возможности и поэтому выступал в качестве могуще­
ственного фактора исторического развития. Поэтому же
история древнейших этапов развития трудовой деятель­
ности и формирования социальной организации неотде­
лима от биологической истории самого человека.
(рВопрос о месте человека в живой природе был
впервые тнггашген на научную почву в середине
XVIII в., когда Карл Линней включил человека в систе­
му животного царства~-й7 -хэбъединив человека вместе
с известными тогда обезьянами, выделил в составе
млекопитающих отряд приматов т . Обширные исследо­
вания по систематике и сравнительной анатомии обезь­
ян, а такж е работы по анатомии человека, произве­
денные во второй половине XVIII — первой половине
XIX в., позволили английскому зоологу Томасу Гекели
и швейцарскому анатому Карлу Фогту сделать следую­
щий шаг в определении систематического положения
человека и указать на его ближайшее родство с челове­
кообразными
обезьянами. / _ После
появления
в
1871 г. знаменитой книги Ч арлза Д арвина «Происхож­
дение человека и половой отбор», в которой был сумми­
рован весь запас знаний в области антропогенеза и сде­
лана попытка применить к человеку основные положе­
ния эволюционной теории, в частности разработанное
Ч. Д арвином учение о естественном и половом отборе,
животное происхождение человека~бгого д ок азано с по*
лнмГЪпределенностью и стало краеугольным камнем
современной антропологии и материалистической фило­
софии. Многочисленные исследования конца XIX—XX в.
принесли неисчислимые новые доказательства пра­
вильности учения о животном происхождении человека,
наполнили его конкретным содержанием и позволили
перейти к восстановлению конкретных путей эволюции
человека. Особое значение в этом отношении имели
находки ископаемых остатков древнейших предков че­
ловека, которые в настоящее время известны со всех
материков Старого Света.
Общепринятой классификации приматов нет до сих
пор. Разные схемы различаются не только по числу
выделенных видов, но и по их группировке. Нет полной
договоренности и по вопросу о более крупных подразде­
лениях отряда. Но общим моментом для всех классифи­
каций является выделение в качестве самостоятельного
семейства человекообразных, или антропоморфных,
обезьян. ЕщеТТарвин, видя в них ближайших родствен­
ников человека, подаеокивал в то же время, что ввиду
крайней специализации ни один ныне живущий предста­
витель семейства не может рассматриваться в качестве
предковой формы для человека. Современные взгляды
базируются на его точке зрения. Любопытно отметить,
что он оказался прав и в оценке сходства той или иной
антропоморфной обезьяны с человеком: изучение тонких
генетических механизмов с помощью новейших методов
показало наибольшее сходство с человеком шимпанзе.
Наряду с семейством антропоморфных во всех клас­
сификациях отряда приматов выделяется семейство
гоминид *, объединяющее современного человека и его
ближайших предков. Д ля всех представителей этого
семейства характерны большой мозг, по сложности
своего строения превышающий мозг других приматов,
выпрямленное положение тела и походка на двух ко­
нечностях, подвижная и способная к тонкому манипули­
рованию кисть с развитым большим пальцем, резко
противопоставляющимся всем остальным. Таким обра­
зом, даж е с анатомической точки зрения современный
человек и его непосредственные предки характеризу­
ются значительным своеобразием, отделяющим их от
других приматов, даж е человекообразных, и оправды ва­
ющим их выделение в качестве семейства.
Состав семейства гоминид по-разному понимается
различными исследователями. Во многих работах со­
ветских и зап адноевропейских специалистов выделяется
в составе семейства один род — собственно человека,
род Homo. включающий все ископаемые ф ормы и совре­
менного человека. Эта точка зрения является^ однако,
далеко не общепринятой. В пределах р о д ^ Н о т о обычно
выделяют два вида — челоі
"
—
человек разумный, Homo
ходки, объединяем ш Р в oj
примитивного, человекаДрГоітго prîm igenius, или erectujf.
Из этого подразделения видно, что морфологические
различия между современным человеком, с одной сторо­
ны, и его непосредственными предками — с другой,
больше, чем между последними. Именно из этого факта
исходили советские исследователи, выдвинувшие в 30-х
годах положение о двух скачках в процессе антропоге­
неза: одном — при формировании семейства гоминид,
другом — при формировании человека современного ви­
да. Их значение в процессе антропогенеза, разумеется,
неодинаково/П е£вы й скачок совпадает с появлением
отличительных человеческих особенностей в сфере мор­
фологии и^ознаменован появлением мышления и языка,
формированием зачатков социальной организации и
т. д., одним словом^ появлением самого человека. Вто­
рой скачок отраж ает лишь образование «гбтовых»
людей из людей «формирующихся» и связан со значи­
тельными, но все же гораздо меньшими по масштабу
преобразованиями в области морфологии и культуры
Эту точку зрения разделяет большинство советских
антропологов. Некоторые ученые считают, однако, что
морфологические различия между древнейшими и древ­
ними гоминидами — питекантропами и синантропами,
с одной стороны, и неандертальцами — с другой, не
меньше, чем между неандертальцами и современными
людьми. Соответственно количество скачков увеличивася дѳ трех.
Суммируем сказанное. Современный человек обра­
зует собой вид sapiens рода Homo, относящегося к се­
мейству гоминид отряда приматов. Хотя морфологиче­
ские различия между расами современного человече­
ства и заметны простым глазом, но они проявляются во
второстепенных признаках, не имеющих жизненного
значения. Поэтому вопреки расистским концепциям,
имеющим хождение и в настоящее время, все ныне
существующие расы с полным основанием могут быть
отнесены к одному виду.
Движущие силы процесса антропогенеза. Распро­
страняя на процесс происхождения человека действие
биологических закономерностей, Д арвин придавал наи­
большее значение половому отбору. Согласно его тео­
рии, своеобразие физической организации человека по
сравнению с приматами заключается в наличии морфо­
логических особенностей, которые образовались в ре­
зультате отбора женщинами индивидуумов, выделяв­
шихся определенными преимуществами. Поэтому в про­
цессе размножения такие мужчины оставляли наиболее
многочисленное потомство, оказы вая решающее влия­
ние на развитие человеческого рода Д арвин объяснял
этим резкий половой диморфизм * у современного чело­
века, почти полное отсутствие волосяного покрова на
теле и т. д. Однако, не говоря уже о неясности того,
почему именно те, а не иные признаки подвергались
действию полового отбора, с помощью, тедрии подового
отбора трудно было объяснить изменения в таких осо­
бенностях, как объем
под в и ж но стіх, кисти -рук и.
пропорции телат т. е. те признаки, которые с трудом
фиксируются визуально. А ведь они то как раз и прида­
ют человеку анатомическое своеобразие. С трудом под­
дается объяснению, с точки зрения теории Д арвина,
возникновение и усовершенствование членораздельной
речи. Это отчасти понимал сам Дарвин, считавший свою
теорию лишь первым приближением к истине, одной из
вероятных гипотез.
В последующие годы не было недостатка в теориях,
пытавшихся объяснить своеобразие и выявить движ у­
щие силы человеческой эволюции. Многие ученые ука­
зывали на прямохождение как на решающий шаг при
переходе от обезьяны к человеку, оказавш ий значитель­
ное воздействие на преобразование человеческой мор­
фологии и непроходимой пропастью отделивший челове­
ка от животного мира. Другие приписывали решающую
роль рѵке. справедливо считая, что обладаниё последней
открывает перед человеком огромные перспективы в пе­
ределке окружающей природы. Наконец, третья группа
гипотез придавала основное значение развитию мозга.
Помимо выдвижения на первый план в "Процессе антрЪпогенеза различных морфологических структур дела­
лись попытки распространить на человека некоторые
результаты сравнительно-морфологических исследова­
ний над животными. Так возникли такие гипотезы
антропогенеза, как, например, гипотеза «помолодения»,
согласно которой своеобразие физического типа совре­
менного человека является следствием ускорения роста,
а современный взрослый человек напоминает детеныша
человекообразной обезьяны. Все эти гипотезы не учиты­
вают полностью всех фактов, страдают односторонно­
стью в освещении проблемы антропогенеза в целом и,
что самое главное, основываются только на морфологи­
ческих данных, и оставляют без внимания обществен­
ную природу человека.
Социальному фактору в происхождении человека
придается решающее значение в трудовой теории антро­
погенеза, сформулированной Фридрихом Энгельсом в
1873 — 1876 гг. в работе «Роль труда в процессе превра­
щения обезьяны в человека», написанной в качестве
одной из глав его незаконченного труда «Диалектика
природы». Тщательное изучение этой работы, дальней­
шее развитие трудовой теории антропогенеза и конкрет­
ное выявление того значения, которое имеет эта теория
для решения кардинальных проблем происхождения
человека, являются значительной заслугой советской
антропологии.
Сущность трудовой теории антропогенеза можно
сформулировать одной фразой самого Энгельса: труд
создал самого человека. Действительно, труд, трудовая
деятельность людей, направленная на удовлетворение
их потребностей, в первую очередь в пище и в защ ите от
врагов, явились тем могущественным стимулштнкато'рый преобразовывал облик человека на протяжении
четвертичного периода и создал общество. Непосред­
ственные предки человека — антропоморфные обезьяны
конца третичного периода были наподо0ие большинства
современных приматов общественными животными.
Они совместно собирали пищу и оборонялись от хищни­
ков. Но воздействие их на окружающую природу прин­
ципиально не отличалось от воздействия других млеко­
питающих. Весьма вероятно, что для охоты на мелких
животных, выкапывания съедобных корней, сбивания
с деревьев фруктов и плодов и защиты ат насекомых они
пользовались случайно подобранными йамнями, палка­
ми и ветвями деревьев подобно тому, как это делают
современные шимпанзе Но это явление еще нельзя
назвать настоящей трудовой деятельностью. Последняя
началась тогда, когда возникла целеполагаю щ ая дея­
тельность по изготовлению орудий_ из камня, кости
и дерева, вероятно* чаще всего с помощью того ж е кам­
ня. Карл Маркс различал употребление и создание
средств труда, свойственное в зародышевой форме неко­
торым видам животных, и сознательное, заранее наме­
ченное, целеполагающее изменение предмета труда.
Возможно, сознательной трудовой деятельности древ­
нейших людей предшествовала условнорефлекторная,
животнообразная орудийная деятельность их непосред­
ственных предков. Но эта точка зрения не общепринята.
Часть ученых считает, что уже с первыми искусственны­
ми орудиями труда на Земле появился человек.
Постоянное употребление орудий открыло перед
первобытным человеком возможность значительно бо­
лее активного использования природных ресурсов для
удовлетворения своих потребностей, в частности, в ог­
ромной степени расширило его пищевую базу, а такж е
значительно увеличило силу первобытных коллективов
в борьбе с хищниками. При этом постоянные совместные
поиски пищи, коллективная охота и коллективная защ и­
та от врагов, совместное производство и потребление,
иными словами, совместная трудовая деятельность,
сплачивали первобытный коллектив, вызывали образо­
вание связей отдельных ею членов в процессе производ­
ства. В конце концов усложнение общественной жизни
и производственных навыков привело к необходимости
обмена производственным опытом и передачи его следу­
ющему поколению. Появилась, как писал Энгельс, по­
требность что-то сказать друг другу. Таким образом,
возникновение языка произошло в процессе труда и есть
следствие трудовой деятельности.
Теория Энгельса
единственная из всех существу­
ющих теорий антропогенеза, которая подчеркивает ре­
шающую роль общественного* социального в становле­
нии человека, показывает, что без общ ества не было бы
человека, объясняет происхождение мышления и речи.
Ее можно назвать всеобъемлющей, потому что она
удачно сводит к одному фактору все многообразие
эволюционных изменений в развитии семейства гоминид, не ограничивается только демонстрацией револю­
ционизирующего воздействия труда на преобразование
человеческой морфологии, но связывает с развитием
труда и производства происхождение и историю челове­
ческого сознания. Однако, уделяя огромное внимание
социальному фактору антропогенеза, Энгельс не остав­
ляет без внимания и биологическую сторону явления. Он
показывает значение выработки прямохождения, про­
грессивного развития руки и мозга в эволюции семей­
ства гоминид, роль мясной пищи в изменении биохимии
человеческого организма и т. д. Его теория, следова­
тельно, является синтезом социальных и биологических
закономерностей в происхождении человека
Следует специально подчеркнуть последнее обстоя­
тельство. Не нужно думать, что с появлением человече­
ского общества биологические закономерности переста­
ли иметь какое-либо значение. Наоборот, есть основа­
ния думать, что владение орудиями труда могло даж е
привести к некоторому усилению действия естественного
отбора на ранних этапах антропогенеза. Во всяком
случае, снятие естественного отбора в качестве формо­
образующего фактора происходило очень медленно
и постепенно закончилось, по-видимому, лишь с появле­
нием человека современного вида. Об этом свидетель­
ствуют, в частности, значительное изменение физическо­
го типа человека на протяжении нижнего палеолитгипри
малом прогрессе в технике и культуре и постоянство
типа современного человека^, несмотря на грандиозные*
изменения в производстве и технике. По-видимому, на­
чиная с эпохи позднего палеолита прекратилась физиче­
ская реакция человека на изменения в производстве,
сменившись более сложной зависимостью, опосредован­
ной в процессе производства. Иными словами, только
в эпоху позднего палеолита произошла замена есте­
ственного отбора социальными закономерностями, и с
этой эпохи прогресс в области производства не зависит
от каких-то морфологических преобразований, а опреде­
ляется только развитием производительных сил.
Итак, период раннего палеолита, охватывающий
первую часть истории первобытного общ ества,— период
действия и естественного отбора, и социально-историче­
ских закономерностей. Роль естественного отбора на
протяжении этого периода постепенно уменьшалась,
роль социального момента постепенно увеличивалась,
пока в конце концов он не завоевал ведущее положение.
Ближайшие предки человека, время и место очелове­
чивания. В настоящее время известно большое количе­
ство сделанных в различных областях Старого Св£іа
находок ископаемых человекообразных обезьян конца
третичного периода К сожалению, большинство их
плохо сохранилось* и поэтому суждение о многих на-
ходках основывается лишь на исследовании отдельных
частей скелета Все ж е методы исследования, разрабо­
танные палеонтологией * и сравнительной морфологией,
часто дают возможность по фрагментам скелета соста­
вить представление о морфологии животного в целом
и даж е о его образе жизни.
Наиболее близкой к человеку оказывается группа
так называемых дриопитековых"3) обезьян. Остатки дри­
опитеков обнаружены в “позднетретичных слоях различ­
ных областей Западной Европы, Африки и Азии. Среди
них выделяется несколько видов, обнаруживающих, од­
нако, отчетливое морфологическое своеобразие, позво­
ляющее объединять их в систематическою категорию
более высокого порядка — подсемейство или семейство.
Дриопитеки представляли собой приматов, по размерам
в среднем напоминавших современных павианов и шим­
панзе. Из характерных морфологических признаков
всей группы, важных для определения ее систематиче­
ского положения, следует отметить некоторое уменьше­
ние клыков и диастемы * — промежутка между резцом'
и клыком. Д иастема, как"й сильное развитие клыков,—
неотъемлемая особенность строения приматов. В то же
время и диастема, и сильно развитые клыки отсутствуют
у человека. Таким образом, в морфологии дриопитеков
можно отметить заметный сдвиг в сторону приближения
к человекообразному типу. Сходные формы антропо­
морфных приматов найдены такж е в позднетретичных
слоях богатых палеонтологических местонахождений
Западной Индии и Грузии. В последнем случае речь идет
о единственной находке таких форм на территории
СССР. Т ак же как и для дриопитеков, для них харак­
терны некоторые черты, указывающие на прогрессивное
развитие по пути выработки человеческих особенностей.
Наибольшее значение для создания отчетливого
представления о непосредственных предках семейства
гоминид имеют многочисленные и хорошо сохранившие­
ся находки в Южной Африке (первая была сделана
Раймондом Д артом в 1924 г., число их продолжает
увеличиваться). Сейчас в Южной и Восточной Африке
открыто несколько ископаемых видов антропоморфных
обезьян, которые объединяются в три рода — янгтрялппитеков *, парантропов * и плезиан троіта *,— выдел я -_
ются в подсемейство или семейство австралопитековых.
Часть исследователей включает эти формы л семейство
гоминид. По-видимому, они не отличались по росту от
дриопитековых обезьян, но характеризовались относи­
тельно крупным мозгом (550 — 600 см 3) и двуногой
локомоцией *, т. е. передвижением на задних конечно­
стях. Последняя особенность, как полагают многие
приматологи и антропологи, являлась приспособлением
к жизни в открытой местности. Исследования фауны,
найденной вместе с австралопитековыми обезьянами,
показывают, что они вели хищнический образ жизни
и охотились на мелких животных. Таким образом, Изуче­
ние австралопитековых подтверждает мысль Энгельса
о большой роли мясной пищи в становлении человека
и указывает на то, что охота на мелких животных зани­
мала преобладающее место у предков гоминид.
Вместе с австралопитековыми найдено большое ко­
личество черепов, рогов и расколотых трубчатых костей
травоядных животных* а такж е расколотые черепа па­
вианов. Предполагается, что австралопитеки охотились
на павианов и черепа их раскалывали с помощью острых
камней. Вместе с камнями в качестве орудий могли
использоваться деревянные палки и палицы, а такж е
рога и трубчатые кости крупных травоядных животных.
Спорным является вопрос о знакомстве австралопитеко­
вых с огнем, на чем настаивают некоторые южноафри­
канские и английские специалисты.
Произведенные за последнее время определения
геологического возраста австралопитековых позволили
датировать их эпохой нижнего плейстоцена. Возможно,
что некоторые находки относятся к началу среднего
плейстоцена. Это обстоятельство вместе с некоторъгмй
морфологическими особенностями позволило ряду ис­
следователей вы сказать предположение, что австралопитековые не были прямыми предками семейства гоминид, а представляли собой специализированную ветвь
антропоморфного ствола, законсервировавшуюся в ус­
ловиях относительной изоляции Африканского матери­
ка и дожившую до эпохи появления гоминид. Однако
как бы ни рёшался "вопрос о генеалогической связи
австралопитеков с гоминидами, которого мы еще кос­
немся, ясно, что их изучение проливает свет на строение
и образ жизни непосредственных предков человека.
Чрезвычайно важ ная находка была сделана в
1959 г. в раннечетвертичных слоях Олдувейских гор
(Танзания) Обнаруженный там череп примата, полу­
чившего название зинджантропа, сохранился сравни­
тельно хорошо, что позволило составить о зинджантро-
ne довольно полное представление. Он отличался неко­
торыми своеобразными признаками, находящими ан а­
логии в строении гориллы, но передвигался на двух
конечностях, имел большой мозг и человеческие осо­
бенности в морфологии зубной системы. Возраст зин­
джантропа определялся приблизительно в полтора мил-ттгтіпгет. Таким образом, очевидно, что основные
морфологические особенности гоминоидного ствола
имеют глубокую древность, Однако эта находка не
разрешила проблему древности использования орудий
Найденная вместе с зинджантропом каменная инду­
стрия состоит из грубо обработанных орудий неопреде­
ленной формы, но принадлежность их зинджантропу
остается весьма спорной.
Проблема наиболее ранних орудий труда и морфоло­
гического типа создавшей их формы получила разреш е­
ние благодаря находке в тех же Олдувейских горах
в 1960 г. костных остатков так называемого человека
умелого — Homo habilis, но в слоях несколько более
ранних, чем находка зинджантропа. Поэтому новая
форма была названа презинджантропом. Ее выделение
в качестве особого рода не находит поддержки в морфо­
логических особенностях найденных фрагментов скеле­
та, но наличие многих человеческих черт в строении
черепа и мозга несомненно. Эти прогрессивные осо­
бенности подтверждают и обнаруженные в том же слое,
непосредственно вместе с костными остатками, грубые
рубящие орудия, которые в данном случае, очевидно,
могут быть определенно увязаны с соответствующей
морфологической формой. Хронологический возраст
презинджантропа — 1 850 ООО лет.
Однако и іта находка не древнейшая. С 1967 г. нача­
ла работать больш ая международная экспедиция в до­
лине р. Омо в Эфиопии. З а 30 лет ею открыты костные
остатки более чем десяти индивидуумов. П равда, они
еще не описаны настолько, чтобы о них можно было
судить подробно, но авторы предварительных отчетов —
авторитетные палеоантропологи безоговорочно относят
новые находки к австралопитековым. Их хронологиче­
ский возраст, установленный с помощью калий-аргонового метода,— от 4 до 2 млн. лет, что вдвое превышает
древность презинджантропов. Исключительно важен
факт обнаружения галечных орудий в тех ж е слоях, что
и находки костей австралопитеков. Древнейшие из них
происходят из слоя, датируемого 2,1 млн. лет, т. е. не-
много древнее, чем орудия, обнаруженные с презинджантропом.
Еще более сенсационные открытия были сделаны
Луисом, а затем его сыном Робертом Лики (начиная
с 1965 г.) в районе оз. Рудольфа на севере Кении. Среди
многочисленных остатков австралопитековых имеется
фрагмент нижней челюсти, возраст которой 5 — 5,5 млн
лет. В тех же отложениях найдены галечные орудия,
более древние (древнее на 500 ООО л ет), чем в долине
р. Омо,— им 2,6 млн. лет> Все эти находки значительно
удревняют родословную древнейшего человечества.
Не вызывающие сомнений сдуяаи абяаруж ения ору­
дий труда вместе с костными остатками австралопите­
ков значительно дополняют тот список морфологических
особенностей, в первую очередь прямохождение, кото­
рые говорят о прогрессивном строении австралопитеков
и их сходстве с людьми. Поэтому наиболее близкой
к действительности представляется точка зрения тех
исследователей, которые на основании морфологии от­
носят австралопитеков к семейству гоминид (подразу­
мевая, конечно, что речь идет о представителях всех
трех родов — австралопитеках, парантропах и плези­
антропах) , .выделяя их в качестве подсемейства австра­
лопитековых. Остальные более поздние и прогрессивные
формы объединяются при этом во второе составляющее
семейство гоминид — подсемейство гоминин, или соб­
ственно людей. Включая австралопитеков в семейство
гоминид, мы избавляемся от тех сложностей, с которыми
столкнулись бы в противоположном случае, игнорируя
прогрессивные особенности их морфологии и несомнен­
ный факт постоянного изготовления ими орудий.
Какие формы_ приобрела орудийная деятельность
азстралопитеков, какойиГматериал они использовали для
изготовления орудий, каковы были сами орудия? Как ни
ограниченна до сих пор наша информация, мы можем
сейчас с той или иной степенью подробности ответить на
все эти вопросы. Выше уже упоминалось, что в Южной
Африке вместе с костями австралопитеков были обнару­
жены крупные кости и рога копытных, сохранившие
следы специальной подправки и ударов. Ю жноафрикан­
ский анатом и антрополог Раймонд Д арт, открывший
первого австралопитека, исследовал эти кости и выде­
лил древнейший этап орудийной деятельности, назвав
его остеодонтокератической *, или костной, индустрией.
Вывод Д арта о существовании такого этапа на заре '
человеческой деятельности встретил критику со стороны
многих ученых, но эта критика не смогла Поколебать
основы его наблюдений — реальности самих следов под­
правки на костях и использование их в качестве ударных
орудий - и касалась лишь существа интерпретации
этих следов. В общем, после этой работы Д арта трудно
отрицать, что удобная для держания в руке кость могла
использоваться в качестве орудия. Использовалось, оче­
видно, и дерево, служившее для изготовления дубин
и других ударных орудий.
Но главным материалом были, конечно, каменные
породы. Древнейшие каменные орудия, найденные
вместе с австралопитеками и синхронные костной инду­
стрии Д арта, получили наименование олдувейской куль­
туры. Именно эта культура выделяется теперь в каче­
стве- древнейшего этапа палеолитической индустрии
всеми археологами. Она состоит из валунов и галек,
подвергнутых простейшей обработке, т. е. имеющих
грубые сколы искусственногСПтроисхождения. Харак­
терная особенность этого древнейшего этапа обработки
камня состоит в том. что сколы не обнаруживают какойлибо регулярности, поэтому за орудия могут быть j
приняты и камни со сколами естественного происхожде- ,
ния. Но в целом 'все же олдувейская индустрия —
результат несомненно целенаправленной деятельности,
то, с чего началось дальнейшее развитие палеолита
Имеются сведения и о других сторонах жизнедея­
тельности австралопитеков, свидетельствующих о высо­
ком уровне их развития. Речь идет о каком-то правиль­
ном расположении крупных валунов в слое с остатками
презинджантропа: многие исследователйЛинтерпретиру- .
ют их как основание какого-то надземного жилища.
Если это действительно так, то австралопитеки и в этом
отношении сделали какой-то шаг на пути к человече­
ским формам общежития.
Переходя к времени очеловечиваиия, мы целиком
и полностью зависим от тех датировок древнейших па­
леоантропологических находок, которые опираются на
геологические обстоятельства их местонахождений и на
постоянно совершенствуемые, но пока еще недостаточно
точные способы абсолютного датирования. Д о выдаю­
щихся палеоантропологических открытий в Африке
древность человеческой родословной не уводилась боль­
ше чем на миллион лет от современности. Сохраняя
осторожность, наверное, не следует ориентироваться на
самые древние находки с неясной морфологией, целесо­
образнее начинать исчисление с находок, прогрессивные
особенности которых "могут быть бтстее тіли менее ясно
доказаны либо непосредственным морфологическим на­
блюдением, либо с помощью объективной морфологиче­
ской реконструкции. С этой точки зрения дата начала
антропогенеза в 2,5 — 3 млн. лет является наиболее
реалистичной. Именно в эту эпоху, по-видимому, офор­
милось прямохождение, освободившее переднюю ко­
нечность для труда, возможно, переход к прямохожде­
нию сопровождался и какими-то прогрессивными изме­
нениями в структуре мозга.
Сделанный выше Х5еглытг перечень палеонтологиче­
ских находок антропоморфных приматов позднетретич­
ного и раннечетвертичного периодов, а такж е австрало­
питеков, наглядно иллюстрирует сложность проблемы
прародины человества. Остатки ископаемых приматов,
которые могут быть сближены с гоминидами, обнаруже­
ны на разных материках Старого Света. Все они прибли­
зительно синхронны между собой в пределах геологиче­
ского времени, и поэтому палеонтологические данные не
дают возможности сделать выбор территории, на кото­
рой произошло выделение человека из животного мира.
Геологические, палеозоологические, палеоботанические
и палеоклиматологические данные рисуют картину до­
статочно благоприятного для высших приматов место­
обитания на широких пространствах Центральной и
Южной Африки и Центральной Азии. Ныбор между
Евразийским и АфрИканскйм Материками затрудняется
еще и отсутствием выработанных предпосылок для опреины человечества. Одни ученые
человека из ж ивотного мира
^
^ калистого ландш аф та м ких-то
предгорий, другие -р- ч т о непосредственные предки се­
мейства гоминид были жителями степей.
Исключив несостоятельные с фактической точки
зрения гипотезы о возникновении человечества в Ав­
стралии и Америке, которые вообще не входили в зону
расселения высших приматов, будучи отрезаны от Ста­
рого Света непроходимыми для них водными барьерами,
мы в настоящее время не имеем возможности решить
проблему прародины человечества с должной опреде­
ленностью. Ч. Д арвин, исходя из большего морфологи­
ческого сходства человека с африканскими антропоида­
ми по сравнению с азиатскими, считал более вероятным,
что прародиной человечества был Африканский мате­
рик. Находки ископаемых высших приматов в Индии,
сделанные в начале наш его столетия, поколебали чаш у
весов и склонили ее в пользу Азиатского материка.
Однако обнаружение ископаемых остатков австралопи­
тековых обезьян, зинджантропа, презинджантропа и
других форм опять обращает взгляды исследователей
на Африканский материк как.на колыбель человечества.
Во всяком случае в настоящее время эта точка зрения
преобладает.
Древнейшие гоминины и их трудовая деятельность.
После рассмотрения подсемейства австралопитековых
закономерен переход к рассмотрению представителей
подсемейства гомиттин, или собственно" людей. После
обоснования теории о животном происхождении челове­
ка многие ученые высказывали предположение о суще­
ствовании переходных форм — первобытных обезьяно­
людей и даж е пытались представить себе их морфологи­
ческий облик.
Эти предположения получили конкретное подтверждение в 1890— 1891 гг., когда ископаемые остатки
такого существа действительно были открыты в ранне­
плейстоценовых отложениях р. Соло на о-ве Ява Были
найдены черепная крышка и длинные кости нижних
конечностей, на основании изучения которых было сде­
лано заключение о том, что существо передвигалось
в выпрямленном положении* почему и получило наиме­
нование Pîfhecanhropus erectus, или «обезьяночеловек
прямоходящий»^*. С разу же после открытия остатков
питекантропа вокруг него возникла ож ивленная полеми­
ка. Высказывались взгляды о том, что черепная коробка
принадлеж ала огромному гиббону, современному мик­
роцефалу *, просто современному человеку, и приобрела
свои характерные особенности под влиянием посмер­
тной деформации и т. д. Но все эти предположения не
получили подтверждения при тщательном сравнительно-морфологическом исследовании. Наоборот, оно не­
опровержимо доказало, что своеобразие находки не
может быть объяснено за счет патологии Кроме того,
начиная с 30-х годов XX столетия на о-ве Ява были
найдены остатки еще почти 20 подобных же особей.
Таким образом, в реальном существовании питекантро­
пов не приходится сомневаться.
Будучи существом прямоходящим, питекантроп, повидимому, отличался от современного человека больше
всего строением черепной коробки. М ожно сказать, что
выработка прямохождения и приспособление передних
конечностей к трудовой деятельности уже закончились
на этой стадии, тогда как развитие мозга еще запазды ­
вало по сравнению с ними. Это и понятно — на первых
этапах развития трудовой деятельности, когда она со­
стояла из примитивных трудовых актов, выработанное j
прямохождение и свободная рука, способная произволи
дить простейшие трудовые операции, были более важ ­
ными и нужными приобретениями, чем развитый мозг.
Мозг питекантропа имел объем в 900 см3, а череп ха­
рактеризовался примитивной структурой и сохранением
многих обезьяньих признаков, в частности малой высотой черепжзй тгеробтда и тилЬ но^азвиты м надбровным’
валиком. В то же время по сравнению с австралопитека­
ми объем мозга возрос в полтора раза, а череп отлича­
ется гораздо более прогрессивным строением.
Ученые спорят о том, изготовлял ли питекантроп
орудия. Прямых доказательств того, что он умел это
делать, нет, так как с ним не найдено никаких остатков
каменной индустрии. Однако костные остатки всех осо­
бей обнаружены в переотложенном состоянии, исключа­
ющем нахождение орудии^ С другой стороны»_на q- bêЯва_а тех же слоях и с той же фауной, что и~находки
питекантропа, сделаны находки архаичных каменных
орудий. Есть все основания думать, что эти орудия
оставлены питекантропами.
Др’угая замечательная находка остатков человека
раннеплейстоценовой эпохи была сделана в 1954 —
1955 гг. в Северной Африке. К сожалению, она еще
более фрагментарна, чем находки на о-ве Ява. Были
обнаружены лиш ь нижние челюсти неполной сохранно­
сти, принадлежащ ие трем индивидуумам, получившим
наименование A tlanthropus m auritanicus. Однако они
залегали в непереотложенном состоянии и вместе с ору­
диями, что значительно повышает ценность находки.
Ясно, что мы лишены возможности составить сужде­
ние о локомоции атлантропа. Косвенные данные, такие,
как обнаруженные с ним орудия труда, говорят о том,
что он был существом прямоходящим. Найденные челю­
сти характеризуются примитивным строением — мас­
сивностью, полным отсутствием подборочного выступа,
крупными зубами. По аналогии с фрагментами челюстей
и зубами питекантропа можно сказать, что атлантроп
стоял приблизительно на том же уровне морфологиче-
ского развития, что и яванская находка. К той же
геологической эпохе относится нижняя челюсть, обнару­
женная в 1949 г. в Южной Африке в слоях вместе
с австралопитековыми обезьянами. Морфологические
особенности челюсти и зубов позволяют включить ее
в семейство гоминид. Она получила таксономическое
обозначение T elanthropus capensis. Подробное сравне­
ние ее с питекантропом и атлантропом и выявление
различий между ними невозможны из-за фрагментарно^сти находки. Найденные с атлантропом каменные ору­
дия характеризуются крупными размерами, грубостью
обработки и неустойчивостью форм.
Важнейшие для понимания эволюции морфологиче­
ского типа древнейших гоминин открытия были сделаны
начиная с 1927 г. в северном Китае, недалеко от П екина
в пещере _Чжоукоудянь Раскопки обнаруженного там
лагеря древнейших" охотников доставили огромный ар ­
хеологический материал и костные остатки более чем
40 индивидуумов — мужчин, женщин и детей. Как по
развитию культуры, так и по своему морфологическому
облику эти люди оказались несколько более продви­
нувшимися на пути приближения к современному чело­
веку, чем питекантропы. Они относятся к более поздней
эпохе, чем питекантропы, и были выделены в самостоя­
тельный род и вид Sinanthropus pekinensis — пекинский
обезьяночеловек. Сохранность кост ного материала дала
возможность почти полностью исследовать строение
скелета синантропа и тем восполнить пробелы Ъ наших
знаниях, обусловленнш~фрагментарностью находок пи­
текантропа и других древнейших гоминин.
Синантроп, как и питекантроп, был существом сред­
него роста и плотного телосложения. Объем мозга
превышал объем мозга питекантропа и колебался у раз­
ных индивидуумов от 900 до 1200 см3, составляя в сред­
нем 1050 см . Тем не менее в строении черепа еще
наблюдалось много примитивных признаков, сближаю ­
щих синантропа с человекообразными обезьянами: ма­
лая высота черепной коробки, резко выраженный над­
бровный валик, отсутствие подбородочного выступа,
величина и строение зубов. На внутренней полости
черепной коробки синантропа отмеченоТзздутиетгтадней
части "височной доли и в пограничной БИСОЧНсРгёменнозатылочной области. Р а з растание этих областей дает
возможность судить о развитии соответствующих мозго­
вых структур и может быть истолковано как свидетель­
ство в пользу наличия у синатропа членораздельной
речи.
Косвенным аргументом в защ иту этого заключения
может служить сравнительно высокий уровень трудовой
деятельности синантродов,_Ррудия разнообразны; хотя
и не имеют полностью устойчивой формы. Двусторонне
обработанных орудий, так называемых ручных рубил,
мало, и они такж е не отличаются типологическим едино­
образием. Синантроп уже—ѵбивал таких крупных жи­
вотных, как олени, газели, дикие лош ади и даж е носоро­
ги. Он имел постоянные места обитанШГ в пещерах.
Раскопки доставили бесспорное доказательство ширягкого использования синантропом огня — слой золы
в пещере достигает іШ:колькиэГТметрокг-------------------Огонь сыграл огромную роль в жизни первобытного
человека. Использование его означало овладение чрез­
вычайно мощной силой природы, во много раз расши­
рявшей человеческие возможности. Огонь давал тепло,
использовался для приготовления пищи, многие виды
которой после такой обработки значительно лучше усва*
ивались организмом, широко применялся при загонной
охоте, для отпугивания хнищиковТ для обжигания рабо­
чих частей деревянных орудий и т. п. Разумеется,
первобытный человек науыилсялобывать огонь не сразу.
Скорее всего его сначала подбирали на лесных пож ари­
щах, приносили в пещеру и там постоянно поддержива­
ли. Во время длительных перекочевок тлеющие головни
переносили с места на место, подобно тому, как это
и сейчас делают некоторые отставшие в своем развитии
племена. Искусственное добывание огня, вероятно, бы­
ло связано с простейшими операциями по выделке
орудий. При оббивании одного камня другим, например
кремня и пирита, летели искры, от которых могли вос­
пламениться сухой мох, трава и листья. При изготовле­
нии деревянных орудий дерево могло самовозгораться
от трения. Именно эти способы добывания огня — высекание и т рение — широко распространены в наиболее
отсталых известных этнографии обществах.
Со всеми перечисленными находками, по-видимому,
может быть более или менее синхронизирована нижняя
челюсть, найденная в 1907 г. в Германии близ Гейдель­
берга. Большие размеры и массивность челюсти говорят
о том, что она принадлеж ала очень сильному субъекту.
Зубы очень крупные, но имеют много человеческих
признаков Сочетание прогрессивных и примитивных
признаков позволяет говорить о том, что по уровню
своего морфологического развития гейдельбергский человек*_по-видимому, занимал место где-то поблизости
с синантропом. Каких-либо археологических находок,
которые могли бы восполнить фрагментарность костных
остатков и помочь в решении вопроса об уровне сопро­
вождающей их культуры, сделано не было.
Очень Äpej
вероятно, еще две
была сделана в
европейские
__
Еенгрии. Это.заты­
1965 г. на сто
лочная кость взрослою индивидуумаТ Некоторые иссле­
дователи оценивают морфологические особенности
кости как очень примитивные и предполагают, что она
оставлена питекантропом. При незначительности сохра­
нившегося фрагмента трудно решить вопрос опреде­
ленно, но восстановленный по затылочной кости объем
мозга превышает 1400 см3, что ближе к неандерталь­
ским величинам. Возможно, кость принадлежала очень
древнему неандертальцу или какой-то переходной евро­
пейской форме от питекантропов и синантропов к не­
андертальцам. Правда, не исключено и предположение,
что определенный по столь малым фрагментам объем
мозга может быть ошибочным.
Вторая находка сделана в 1972 — 1975 гг. на сто­
янке Бильцингслебен в Тюрингии. Найденные с ней
ррудия и фауна также свидетельствуют о ее раннем
возрасте. Обнаружены были фрагменты лобной и заты­
лочной костей. Напглазничный рельеф ‘хЩШП'еризуетея
исключительной мощностью, и поэтому можно думать,
что мы имеем в данном случае дело с очень ранним
типом гоминид, возможно, с европейским питекантро­
пом.
Наконец, остатки существ, морфологически похо­
жих на питекантропов, найденьив^д^евних раннеплей­
стоценовых и среднеплейстоценовых слоях во~~многих
местонахождениях Африки. Н о строению своему они
достаточно своеобразны, но по уровню развития и объ­
ему мозга не отличаются от яванских обезьянолюдей.
Обезьяноподобные люди - - питекантроп, синантроп,
атлантроік гейдельбергский человек и другие — жили
в теплых климатических условиях в окружении теплолю­
бивых животных и не расселялись далеко за пределы
области своего первоначального появления; судя по
ископаемым находкам, заселены были большая часть
Африки, юг Европы и юг Азии.
Перечисленными факторами исчерпываются наши
знания о морфологическом типе древнейших представи­
телей человечества. Темп их развития не был равно­
мерным, а нарастание прогрессивных качеств; прибли­
жавших их~к уровню современных людей, не происходило в строгой последовательности. В ходе эволюции
семейства гоминид наблюдались отклонения от этого
пути и даж е движение вспять. Это обстоятельство сле­
дует постоянно учитывать при изучении истории перво­
бытного общества.
В первую очередь встает вопрос о систематическом
положении всех этих форм ископаемых людей и о гене­
тических взаимоотношениях их между собой. В пале­
онтологии очень распространена тенденция при откры­
тии новых ископаемых форм присваивать им высокий
таксономический ранг, тенденция психологически впол­
не извинительная: открыть род почетнее, чем открыть
вид, а семейство — почетнее, чем открыть род. Не избе­
жали подобных увлечений и палеоантропологи. С этой
точки зрения перечисленные родовые обозначения для
отдельных локальных форм древнейших людей — не бо­
лее чем дань подобной тенденции, в настоящее время
имеющие лишь исторический интерес. Подавляющее
большинство серьезных современных исследователей
рассматривают все без исключения известные нам фор­
мы древнейших людей в качестве представителей одного-единственного рода. В зоологии имеется прави­
ло таксономического обозначения, так называемое пра­
вило приоритета — за любой формой сохраняется то
родовое и видовое обозначение, которое было исполь­
зовано впервые, даже если оно было не очень удач­
ным. Родовое наименование Pithecanthropus было
употреблено впервые, и оно сохранено в качестве на­
звания
групп ИГКГШЯРМН*
ЕСТЬ И ИНЭЯ
точка зрения, получившая наиболее широкое распро­
странение в американской литературе — считать всех
без исключения ископаемых людей принадлежащими
роду Homo и объединять древнейших из них в еди­
ный вид, названный по тому же правилу приоритета
Homo erectus. Но подобная точка зрения вступает в
"слишком сильное противоречие с наличием значи­
тельных морфологических расхождений между отдель­
ными ископаемыми находками и не может быть принята.
В то же время ясно, что при широком расселении от
Восточной Африки до Большого Зондского архипелага,
связанного на заре истории гоминин мостом суши с ма­
териком, отдельные группы питекантропов не могли
встречаться между собой, жили в условиях относитель­
ной изоляции и были разделены генетическими барьера­
ми. Очень вероятно поэтому, что род питекантропов
состоял из нескольких видов, каждый из которых отли­
чался и морфологическим, и поведенческим, и куль­
турным своеобразием.„Группировка отдельных форм на
видовом уровне по-разному осуществляется различны­
ми исследователями, но это вопрос второстепенный,
целиком зависящий от прогресса в накоплении фактиче­
ских знаний. Среди прочего в пользу локальной диффе­
ренциации древнейших людей свидетельствуют и много­
численные археологические данные о местных формах
палеолита на разных материках и о различиях каменно­
го инвентаря на древнейших стоянках даже в пределах
одного и того же материка.
После овладения техникой обработки камня он не
мог не занять преобладающего места среди других
материалов^ пригодных для изготовления орудий —
костТГй д£рша; к тому же сохранность дерева и кости
лишь в исключительных случаях обеспечивает возмож­
ность нашего знакомства с древнейшими сделанными из
них орудиями. Поэтому на jape культурного развития
человечества выделяется период каменного века, по
длительности' в несколько сотен раз превышающий "всю
последующую историю человечества, а периодизация
внутри этого периода осуществляется в соответствии
с изменением и усложнешіём^форыи^аменного инвента­
ря. Внутри палеолита, как уже говорилось, обычно
выделяются эпохи нижнего, среднего и верхнего палео­
лита. характерный для австралопитеков олдувёйский
этап, упоминавшийся ыыцгет~как~~раз и~~тредставляет
собою начало нижнепалеолитической эпохи. Именно эта
эпоха соотносится в широких хронологических рамках
со временем питекантропов, длительность ее громадна,
и она сама по себе обнаруживает значительную динами­
ку в формах поселений древнейших коллективов людей
и типах изготовляемых ими каменных орудий.
Выше уже говорилось, что существование рода
питекантропов охватывало громадный промежуток вре­
мени и относилось как к нижнему, так и к среднему
плейстоцену. Но более точные датировки с использова^
нием таіс называемых методов абсолютного датирова­
ния по соотношению радиоактивных изотопов, например
калий-аргонового метода, не дают пока достаточно
устойчивых и стабильных цифр. Так, фигурирующие
выше для Африки абсолютные даты обнаруживают
в настоящее время в связи с новыми определениями не
очень отчетливо выраженную, но все же ощутимую
тенденцию к уменьшению. В качестве еще одного крас­
норечивого примера неустойчивости абсолютных дат
и зависимости их от уровня соответствующих методик
можно сослаться на изменения в оценке возраста я_ванских питекантропов. Сначала их возраст оценивался
примерно в 500 тыс. лет от современности, но затем
индонезийские геологи во главе с известным специали­
стом по изучению четвертичных отложений Явы Т. Яко­
бом, опираясь иа результаты своих новых исследований,
резко завысили эту дату, отнеся ряд находок к гораздо
болееі/^ннему времени и датировав их временем около
2 мл»г лет. Черепная крышка в Олдувее, отнесенная
'' к местной форме питекантропа, получшга дату~в 300 тыс
лет от современности. На основании этих "дат Іѵюжно
было думать, что род Pithecanthropus существовал на
земной поверхности более 1,5 млн7~лет. Между тем
критическое рассмотрение дагг индонезийских геологов
и приводимых в их пользу аргументов заставит многих
специалистов весьма скептически отнестись к этой аргу­
ментации и считать дату в 2 млн. лет резко завышенной.
Проблема абсолютного времени существования яван­
ских форм остается не совсем ясной и теперь, и мы
остановились на ней, чтобы проиллюстрировать суще­
ствующие трудности и лишний раз подчеркнуть необхо­
димость трезвой и непредвзятой оценки доступной ин­
формации в сфере антропогенеза и истории первобытно­
го общества.
Так или иначе нижний палеолит охватывает наи­
большую часть палеолитического времени, продолжаясь
до эпохи мустье, т. е. эпохи, отстоящей от современности
примерно на 20Û тыс. лет. Первоначально до палеолити­
ческих открытий в Африке и Азии, показавших крайнее
своеобразие развития каменной индустрии на этих мате­
риках, представления о культурной динамике на протя­
жении нижнего палеолита строились в основном на базе
изучения европейских местонахождений, в первую оче­
редь Средиземноморского бассейнами особенно Фран­
ции. Начиная с конца прошлого века на высоких
террасах рек находили каменные орудия явно искус­
ственного происхождения, которые и получили наимено­
вание ручных рубил. Это камни удлиненной яйцевидной
формы'обработанные с двух сторон крупными сколами
так. чтобы обе стороны сходились к острому концу.
Иногда режущие края с обеих сторон подправлялись
еще мелкими сковами, чтобы режущий край был более
острым. Назначение ручного рубила до сих пор остается
недостаточно ясным, но весьма вероятно, что оно пред­
ставляло собою функционально универсальную форму,
использовалось для выкапывания съедобных корней,
перерубания ветвей, разделки туш животных, выскаблиІванияТПкурггв качестве ударного орудия. Эпоха преиму­
щественного изготовления и использования ручных ру­
бил получила в археологической литературе наименова­
ние шелльской или аббевильской (последнее наименова­
ние фигурируётредко)лто назваййГю наиболее известных
местонахождений у одноименных городков в горных
районах Франции. Эта эпоха была постулирована в ка­
честве всеобщего этапа для нижнего палеолита, марки­
рующего начало развития нйжнёпалеолитической тех­
ники.
Представление о шелльской_эпохе с ручными руби­
лами, означающей всеобщую стадию развития палеоли­
тического человечества, на несколько десятилетий удер­
жалось в археологической литературе. Но в последнее
время от этого представления отказываетюгвсе большее
число исследователей, и, в частности, отказались прак­
тически все советские"специалисты по палеолиту. Осно­
ванием для этого послужили несколько обстоятельств
как геологического, так и археологического порядка.
В качестве геологических и палеогеографических обсто­
ятельств нужно назвать переотложенность всех место­
нахождений ручных рубил, их нахождение не в есте­
ственном залегании in situ * , а в условиях, являющихся
следствием действия геологических сил — земной текто­
ники, течения водных потоков и т. д. В этих обстоятель­
ствах хотя и ясно, что речь идет об очень древних
находках, но точное определение их подлинной древно­
сти невозможно. Не менее важна археологическая сто­
рона дела. Сами по себе ручные рубила — орудия
достаточно стабильной формы, но подавляющая их
часть была собрана тогда, когда археология находилась
еще в зачзточном~с5стоя«йй » методикаполевой работы
совсем не была разработана. В процессе последующих
раскопок не было открыто ни одной стоянки, в куль­
турном слое которой преобладали бы ручные рубила.
Более или менее очевидно, что археологи начала века
собирали преимущественно ручные рубила, так как их
форма обращала на себя внимание, тогда как все другие
орудия менее броской формы оставались без внимания.
Что действительно представляла собою каменная инду­
стрия, в состав которой входили грубейшие ручные
рубила, остается недостаточно ясным.
Но отказавшись от шелльской эпохи в истории
нижнего палеолита, археологи сохранили следующую за
ней аш£льс]ЩО*_4іридав ей расширенное_ содержание:
теперь- ашельскаях эпоха почти целиком" соотносится
с нижним палеолитом. Как и шелльская, она получила
наименование по названию одноименного города во
Франции. Эта эпоха уже может быть наполнена кон­
кретным- археологическим содержанием, так как ее
изучение опирается на богатейшие результаты раскопок
нижнепалеолитических памятников на разных матери­
ках. Она непосредственно следует за олдувейской и со­
ставляет второй, более развитый этап нижнепалеоли­
тической культуры. Хронологический этап между олду­
вейской и ашельской эпохами или культурами не очень
ясен, если говорить об абсолютных датах, но можно
думать, что речь идет о какой-то минимальной дате,
близкой к миллиону лет.
Каково было, если можно так выразиться, техноло­
гические содержание ашельской эпохи, в чем люди этой
эпохи превзошли людей предшествующего хронологиче­
ского этапа, по какому пути шел дальнейший технологи­
ческий прогресс? Ручные рубила, действительно,, ти­
пичны для этой эпохи, но "они составляют лишь опредленный процент от каменных орудий других типов. Эти
другие типы — отщепы, какие-то грубые рубящие ору­
дия, гальки с явными следами искусственной обработки,
но неопределенной формы. ГІри заведомой исключитель­
ности находок деревянных орудий знаменательно обна­
ружение в разных стоянках следов деревянных копий,
которые делались, по-видимому, для прочности из обож­
женного дерева. Как уже говорилось выше, дерево,
несомненно, использовалось очень широко, хотя кон­
кретные доказательства этого очевидного утверждения
невелики. Обжигалось дерево целенаправленно и созна­
тельно, так как'человек ашельской эпохи, несомненно,
владел огнем. Об этом свидетельствует не только слой
золы в упомянутой выше пещере Чжоукоудянь в Китае,
но и европейская раннеашельская стоянка Терра-Амата
близ Ниццы во Франции, где были обнаружены выло^
женные камнем очаги.
На заре изучения нижнего палеолита, считалось, что
единственным жилищем нижіиепалеолитического чело­
века были пещеры. Между тем, как ни богаты пещерами
области Старого Света, заселенные нижнепалеолитиче­
скими людьми, на огромных пространствах их попросту
нет, как нет и скального ландшафта. Раскопки той же
Терры-Аматы доставили нам несомненные свидетель­
ства "изобретения человеком в равнинных местностях
надземных жилищ: там при расколках были открыты
следы жилищ, сложенных из ветвей деревьев, опирав­
шихся на централБНъге"столбы и, по всей вероятности,
покрытых шкурами Животных. Размеры таких жилищ
достигали внушительных размеров — до 15 м в длину
и до 6 м в ширину. Кстати говоря, выложенные каягтг^г~
■очаги. ÛJtOTOpbïX только что говорилось, находились“
именно .вдутри этих жилищ
Все сказанное свидетельствует об известной оседлости первобытных человеческих коллективов/что, в свой
очереДБ7 шн7чпст '.г^лимис вокруг мост
так
называемых охотничьих территорий, т* е. района, в
пределах которогоосущестШіялтгсБ о'хота и приобрета­
лась охотничья добыча. Остатки фауны на стойбищах
говорят о том, что в сферу добычи попадали и крупные
млекопитающие. Разумеется, охота на них была не­
возможна в одиночку с помощью тех очень слабых
средств, которые находились в распоряжении ашельского человека. Эта охота была, несомненно, загонной, но
о ее характере можно пока только гадать.
Археологические свидетельства сообщают нам, что
в ашельское время человеческая культура достигла
такого уровня развития, при котором отчетливо обозна­
чились л_окальные различия, сконцентрированные в
пределах отдельных материков! Очень своеобразны ка­
менные орупия из~Афр'ики, но они распадаются на
огромное число вариантов, которым пока нет однознач­
ного истолкования. Дискуссия вокруг проблемы локаль­
ного своеобразия отдельных территорий имеет место
и по отношению к памятникам Евразии, но здесь она
носит более однозначный характер, сводясь к рассмот­
рению вопроса о количественном соотношении ручных
рубил и орудий других форм, в частности, грубо обрабо­
танных с одной стороны галек рубящего типа, которые
получили наименование в соответствии с английским
термином чопперов Американский исследователь Хал­
лам Мовиус выступил около полувека тому назад с
идеей преимущественной концентрации ручных рубил
на западе Евразии, тогда как на востоке была область
изготовления чопперов. Граница между ними проходила
где-то в области Деканского плоскогорья в Южной
Азии, где действительно встречаются памятники и с руч­
ными рубилами, и с чопперами. Эта идея подразделения
ашельской ойкумены на западную и восточную области
активно обсуждалась в археологической литературе,
приводились многочисленные доводы и «за», и «против»
этой идеи, в конечном итоге было показано, что столь
прямолинейное подразделение первобытной ойкумены
слишком схематично и что далеко на востоке, скажем,
на Яве, есть богатое местонахождение ручных рубил,
тогда как в Европе открыты стоянки без рубил, с оруди­
ями. подобными чопперам. Но основная тенденция
развития, видимо, была намечена Мовиусом правильно:
известное преобладание двусторонне обработанных ору­
дий на западе Евразии как будто все же имеет место. Во
всяком случае начало появления каких-то местных раз­
личий в технике обработки камня в ашельское время
несомненно, и изучение этой проблемы, еще далекой
пока от своего решения, уже поставлено сейчас на на­
учную почву.
Древние гоминины и их трудовая деятельность.
К концу среднего и к верхнему плейстоцену, исключая
его последний этап, относятся формы, занимающие
промежуточное положение между только что описанны­
ми и человеком современного вида. Они характеризу­
ются большим морфологическим разнообразием и пото­
му неоднократно описывались даже в качестве разных
видов. Но более тщательное их изучение показало, что
все они относятся к одному виду Homo primigenius,
называемому иначе неандертальским человеком — по
имени места первой находки в Германии близ Дюссель­
дорфа.
Эта находка была сделана в 1856 г. и, как и находка
питекантропа, вызвала много сомнений. Опять высказы­
вались соображения о том, что череп принадлежал
патологическому индивидууму. Но появившееся в
1865 г. описание открытого в 1848 г и аналогичного по
типу черепа в районе Гибралтара заглушило голоса
скептиков, показав, что в руках ученых находятся
костные остатки не патологических, а нормальных инди­
видуумов, поскольку трудно было ожидать двукратно­
го случайного повторения патологии. Позднее скелетные
остатки взрослых неандертальцев и неандертальских
детей были обнаружены в Англии, Бельгии, Германии,
Франции, Испании, Италии, Швейцарии, Югославии,
Чехословакии, Венгрии, в Крыму, в разных областях
Африканского материка, в Средней Азии, Палестине,
Иране, Ираке, Китае. Открытия в этой области про­
должаются до сих пор, и каждый год приносит новые
находки. Большей частью это скелеты, обнаруженные
в культурном слое пещерных и редко открытых стоянок,
но в ряде случаев они найдены случайно, без сопро­
вождающего археологического инвентаря при геологи­
ческих и иных земляных работах.
Морфологический тип неандертальцев известен мно­
го лучше, чем физические особенности древнейших
гоминин. Изучение костяка показывает, что неандер­
тальцы были людьми среднего роста и чрезвычайно
сильного сложения, при котором все широтные размеры,
по-видимому, превышали аналогичные размеры совре­
менного человека. Значительный рельеф на костях
в местах прикрепления мышц говорит о сильном разви­
тии мускулатуры. Судя по тому, что неандерталец
охотился на очень ловких и быстрых животных, сила
у него соединялась с подвижностью. Но последнее каче­
ство, видимо, не распространялось на все органы. Так,
пропорции кисти отличались от современных, сама кисть
была грубее и массивнее, подвижность ее и способность
к тонким движениям были, вероятно, более ограничены,
чем у современного человека. Развитие мозга прибли­
жало неандертальцев к современным людям. Его объем
колебался у разных форм от 1200 до 1600 см3. Таким
образом, у некоторых неандертальских форм объем
мозга был больше, чем в среднем у современного челове­
ка. Но структура мозга еще продолжала оставаться
относительно примитивной. В частности, слабо были
развиты лобные доли, в которых сосредоточены ассоци­
ативные центры, важные для функции мышления, а так­
же центры торможения. Иными словами, способность
к логическому мышлению была у неандертальца ограни­
чена по сравнению с современным человеком, а поведе­
ние его, можно полагать, характеризовалось резкой
возбудимостью, часто приводившей, по-видимому, к
столкновениям в коллективах неандертальцев. В строе­
нии черепа у неандертальских форм также было много
обезьяньих признаков. Черепная коробка отличалась
слабым развитием в высоту, надбровный валик достигал
в некоторых случаях огромных размеров, превосходя
аналогичное образование даже на черепах древнейших
гоминин, подбородочный выступ отсутствовал или был
выражен очень слабо.
Представление о локальных вариациях неандерталь­
ского типа опирается на изучение многих находок и, повидимому, отражает реальную действительность. Пре­
жде всего следует сказать о своеобразии европейских
форм, с одной стороны, и африканских и азиатских —
с другой. Африканские формы отличаются некоторыми
специфическими морфологическими признаками, а так­
же меньшим объемом мозга и большей примитивностью
строения черепной коробки. Можно было бы думать, что
здесь мы сталкиваемся не с локальными, а со стадиаль­
ными различиями, и что примитивность африканских
неандертальцев объясняется их большей древностью по
сравнению с европейскими. На самом деле их геологиче­
ский возраст, по-видимому, даже моложе, чем европей­
ских находок. Таким образом, речь, очевидно, должна
идти о каких-то специфических путях развития южных
форм неандертальского типа по сравнению с северными.
Азиатские неандертальцы морфологически крайне
разнородны, среди них есть и достаточно примитивные,
и крайне продвинутые в морфологическом отношении
формы. Но примитивные формы не дают единого ком­
плекса только примитивных признаков, примитивные
признаки объединяются у них с прогрессивными. Тако­
вы хорошо сохранившиеся скелеты из культурных слоев
пещер в Шанидаре (Ирак) и Амуде (Палестина). Круп­
ный мозг, а также некоторые детали строения лицевого
скелета сближают их с европейскими находками, но в то
же время они демонстрируют и явные черты какой-то
локальной специализации.
Особое место занимают некоторые палестинские
находки. В пещере Мугарэт эс-Схул, что по-арабски
означает «козья пещера», в 1931 — 1932 гг. было обнару­
жено несколько скелетов своеобразного морфологиче­
ского типа. Они были найдены с характерным и для
других неандертальских находок археологическим ин­
вентарем. Геологические данные также свидетельство­
вали о геологической одновременности палестинских
находок с находками европейских неандертальцев. Од­
нако от последних они отличались более развитыми
лобными долями мозга, более высоким черепом, мень­
шей выраженностью надбровного валика, приближаю­
щегося по своему строению к надбровным дугам совре­
менного человека, более развитым подбородочным вы­
ступом, одним словом — заметным приближением к типу
современного человека по всему комплексу признаков.
Было высказано даже предположение, что такая комби­
нация признаков образовалась в результате смешения
неандертальского человека с современным. Однако это­
му противоречат и морфологические, и археологические
данные С большей вероятностью можно утверждать,
что в данном случае мы сталкиваемся с началом про­
цесса внутренней перестройки характерного для не­
андертальца морфологического типа в тип человека
современного вида. Еще более выразительны в этом
отношении находки в пещере Кафзех в Палестине,
отличающиеся от морфологического типа современного
человека только наличием надбровного валика.
Неандертальский тип не оставался постоянным и
претерпевал значительную эволюцию. Так, по мнению
многих антропологов, среди европейских находок выде­
ляются две группы — более раннего и более позднего
времени. Ранняя группа характеризовалась более про­
грессивным строением мозга и связанным с этим более
высоким сводом, менее развитым надбровным валиком
и вообще прогрессивностью морфологического типа,
в какой-то мере приближавшегося к типу современного
человека. По степени концентрации типично человече­
ских признаков она сближалась с палестинскими не­
андертальцами, хотя и уступала им в этом отношении.
Поздняя группа, наоборот, выделяется примитивностью
строения и по многим признакам напоминает гоминин
раннего и среднего плейстоцена. В антропологической
литературе эти группы чаще всего фигурируют под
именем неандертальцев группы Эрингсдорф и группы
Шапелль (по названию мест наиболее типичных нахо­
док). Различия между ними, по-видимому, отражают
разные пути их эволюционного развития. По мнению
некоторых антропологов, группа Эрингсдорф являлась,
очевидно, прогрессивно развивающейся ветвью, либо
давшей начало человеку современного типа, либо при­
нявшей активное участие в его формировании. Группа
Шапелль задержалась в своем развитии в условиях
сурового ледникового климата Западной Европы в кон­
це среднего и начале верхнего плейстоцена, а может
5 В. П. Алексеев, А. И. Першиц 129
быть, даже испытала регрессивное развитие, приспо­
собляясь к ним Иными словами, она эволюционировала
в направлении выработки физически очень сильного
и выносливого, но примитивного типа, законсервиро­
вавшеюся в условиях изоляции и оказавшего незначи­
тельное влияние на формирование современного челове­
ка. Однако такая точка зрения встречает серьезные
возражения как с морфологической, так и с археологи­
ческой стороны. Об их более позднем хронологическом
возрасте уже говорилось. Археологически мустьерские
стоянки, в пределах которых найдены скелеты неандер­
тальцев группы Шапелль, характеризуются высокораз­
витой каменной индустрией и наличием многих прототи­
пов верхнепалеолитической техники. Морфологически
неандертальцы группы Шапелль и группы Эрингсдорф
не противопоставляются резко друг другу и связаны
цепочкой переходных форм. Таким образом, участие
неандертальцев группы Шапелль в формировании со­
временного человека было, по-видимому, не меньшим,
чем более ранних и морфологически более прогрессив­
ных неандертальцев.
Следует, однако, сказать, что само представление
о наличии двух групп в составе европейской популяции
неандертальского вида опирается на очень неполные
палеоантропологические материалы и вызывает боль­
шие сомнения. И хронологически, и культурно (имеется
в виду обнаруженный вместе с палеоантропологически­
ми находками археологический инвентарь), как и мор­
фологически, обе группы имеют ряд переходных форм.
Но самым важным является даже не это обстоятельство,
а то, что обе группы представлены формами, которые
трудно сравнивать: поздние неандертальцы представле­
ны в основном мужскими черепами, ранние — женски­
ми. Многие примитивные особенности, в частности
сильное развитие рельефа на черепе, выражены на
женских черепах значительно слабее, чем на мужских.
Поэтому, хотя гипотеза наличия двух морфологических
и хронологических групп в составе европейских неандер­
тальцев заняла большое место в палеоантропологичес­
кой литературе, к ней следует относиться критически,
как и к взглядам о двух различных эволюционных тен­
денциях в динамике неандертальского вида.
Каково место неандертальского типа в истории
подсемейства гоминин? Ясно, что он сложился на базе
морфологического типа древнейших гоминин раннего
и среднего плейстоцена, от которых отличается рядом
прогрессивных признаков. Но представление об участии
этого типа в формировании антропологических особен­
ностей современного человечества на протяжении мно­
гих лет вызывало ожесточенные возражения. Неандер­
тальский тип рассматривался как тупик в развитии, не
оставивший следа в последующей эволюции рода Homo
Однако такая точка зрения не учитывала морфологиче­
ской преемственности между Homo primigenius и Homo
sapiens, а также полностью игнорировала, как мы убе­
димся ниже, археологические данные, свидетельствую­
щие о сложении верхнепалеолитической культуры на
основе культуры неандертальского человека. Исходя из
этих фактов, советские и многие зарубежные антрополо­
ги защищают теорию неандертальской фазы в развитии
человека современного вида, впервые сформулирован­
ную известным чешским антропологом, работавшим
в США, Алешом Хрдличкой Согласно этой теории,
неандертальский человек является предком современно­
го, а морфологический тип последнего сформировался
в результате перестройки неандертальского типа. Кста­
ти сказать, большую роль в обосновании неандерталь­
ской стадии сыграла находка в 1939 г. А. П. Окладнико­
вым неандертальца в Узбекистане, в пещере ТешикТаш. До этой находки территория Средней и Централь­
ной Азии, плохо изученная археологически, часто
фигурировала в качестве прародины современного чело­
века в работах сторонников его независимого от не­
андертальца происхожения.
Известным пережитком представления о глубокой
древности антропологического типа современного чело­
века и его независимого от неандертальского типа
происхождения является защищаемая некоторыми за ­
падноевропейскими специалистами теория пресапиенса,
или, дословно, «предчеловека разумного». По этой тео­
рии, во второй половине среднего и в начале позднего
плейстоцена одновременно с неандертальцами сущест­
вовали люди иного морфологического облика, у которых
отсутствовали или были слабо выражены типичные
неандертальские черты. Эти люди и послужили предковой формой для современного человека. Теория преса­
пиенса основывается на результатах изучения морфоло­
гических особенностей черепов из Сванскомба в Англии
и Фонтешевада во Франции, имеющих, по-видимому,
среднеплейстоценовый возраст и в то же время, на
первый взгляд, обнаруживающих отсутствие неандер­
тальских признаков. Однако обе эти находки чрезвычай­
но фрагментарны, и поэтому вопрос о степени выра­
женности у них примитивных и прогрессивных особенно­
стей не может, быть решен с достаточной определенно­
стью. Что же касается теоретических соображений «за»
и «против» этой точки зрения, то представление об
изменчивости морфологического типа во времени и,
следовательно, возможности внутренней перестройки
неандертальского типа в тип современного человека
больше соответствует морфологическим и общебиологи­
ческим данным, чем гипотеза постоянства антропологи­
ческого облика Homo sapiens на.протяжении значитель­
ного отрезка четвертичного периода, леж ащ ая в основе
теории пресапиенса. Поэтому эта теория не может быть
принята.
В истории палеолитического человечества нет полно­
го совпадения между этапами формирования физичес­
кого типа древнейших и древних людей и кардинальны­
ми прогрессивными сдвигами в их культуре, это совпадание носит частичный характер. Неандертальский тип че­
ловека сформировался еще в ашельскую эпоху, и начало
его формирования отстоит от современности, по-видимо­
му, на 200, может быть, даже на 250 тыс. лет. Поэтому
находки ранних неандертальских форм, происходящих
из погребений на древних стоянках, сопровождаются
достаточно типичной ашельской индустрией. Однако
длительное существование неандертальского вида (наи­
более поздние из неандертальских находок в Европе
отстоят от современности в соответствии с радиоугле­
родными датами не более чем на 40 тыс. лет, т. е. практи­
чески синхронны наиболее хронологически ранним на­
ходкам людей современного типа) не могло не сопро­
вождаться значительным прогрессом в технике обра­
ботки камня. Этот прогресс нашел отражение в переходе
к следующему длительному этапу в истории палеолити­
ческого человечества — эпохе мустье (по имени местеч­
ка Jle Мустье во Франции, где был раскопан в гроте
один из наиболее типичных памятников этой эпохи).
Многие исследователи выделяют эту эпоху в качестве
самостоятельного среднепалеолитического этапа, или
периода, в истории палеолитического человечества.
Мустьерская эпоха в Европе характеризовалась
прежде всего усложнением форм орудий, появлением
таких форм, которые мы не застаем в предшествующее
время. Рубила значительно уменьшились в величине (от
і5 —20 до 5 8 см в длину, в археологической литерату­
ре их поэтому даже называют рубильцами), и их
удельный вес в инвентаре мустьерских памятников в це­
лом уменьшился. Появились новые формы, из которых
наиболее устойчивыми являются скребла и остроко­
нечники Режущий, или рабочий, край орудия был
только с одной стороны — это скребло, употреблявше­
еся, видимо, для выскабливания шкур и бывшее в этом
смысле более удобным орудием, чем ручное рубило.
Остроконечник, как показывает само его название, имел
приостренный конец и использовался, надо полагать,
для разрезания, прокалывания шкур и т. д. Но помимо
остроконечников в инвентаре мустьерских стоянок
встречены проколки и шилья из кости, также свидетель­
ствующие о разнообразной и интенсивной обработке
шкур животных, шедших как на покрытие наземных
жилищ, так использовавшихся, возможно, в качестве
одежды. Столь интенсивное использование кости уже не
как материала для изготовления ударных орудий, а для
изготовления более тонких поделок является принципи­
ально новым прогрессивным достижением мустьерской
эпохи в области технологии орудий труда. Другим таким
достижением неандертальского человека было изобре­
тение ретуши, получившей название контрударной —
частичка камня скалывалась с него не за счет ударов
другим камнем, а благодаря давлению или удару под­
ставки (наковальни), на которой он лежал. Эта техника
позволяла более тонко обрабатывать режущий край
орудия. К этому же времени относится и изобретение
составных орудий-- речь идет о пластинках кремня,
помещавшихся в прорези на кости, за счет чего получа­
лось орудие, которое можно было использовать в каче­
стве ножа; эта техника получила полное развитие
в верхнем палеолите.
Усложнение форм орудий и их большое функцио­
нальное разнообразие сопровождались усложнением
и других компонентов материальной культуры. Там, где
имелись пещеры, они по-прежнему служили удобными
жилищами, причем неандертальцы, как и люди предше­
ствующих эпох, предпочитали пользоваться неглубо­
кими навесами или гротами в противовес уходящим на
несколько десятков метров вглубь и разветвленным
пещерам. Но в открытых местах строились и наземные
жилища, конструктивно довольно сложные. Такие жи­
лища открыты теперь уже на нескольких стоянках: на
стоянке Молдова I в Молдавии каркас жилища, напри­
мер, был сложен из костей мамонта (неандертальцы
пережили смену сухого и теплого климата в Европе
суровым и холодным, и последние десятки тысяч лет
своего существования были окружены такими холодо­
любивыми формами млекопитающих, как шерстистый
носорог и мамонт). Ясно, что охота на этих животных
с таким слабым вооружением, какое было у неандер­
тальцев, требовала чрезвычайного мужества, мастер­
ства и терпения, знания привычек зверя, была чрезвы­
чайно опасна и невозможна в одиночку. Невозможно ее
представить себе иначе, чем загонной, наверное, рылись
ловчие ямы, можно полагать, что по аналогии с орудий­
ной деятельностью характер и способы загонной охоты
также усложнились и усовершенствовались, но обо всем
этом мы можем только гадать, так как никаких конкрет­
ных данных нет в нашем распоряжении. Пожалуй,
можно лишь догадываться, что туши и части туш убитых
животных переносились к местам стоянок на значитель­
ные расстояния — иначе-трудно понять причину очень
массивного строения скелета неандертальцев и мощного
развития у них мускулатуры: такие особенности могли
развиться именно в процессе естественного отбора как
адаптивное приспособление, необходимое для переноски
тяжестей.
Все сказанное почти целиком отражает состояние
наших современных знаний о мустьерской эпохе в Евро­
пе. Переходя к характеристике ее на других материалах,
мы сталкиваемся с рядом очень сложных и до сих пор не
решенных проблем. В первую очередь это проблема
плохой изученности: в географических рамках Старого
Света немало территорий протяженностью в тысячи
километров, с которых неизвестно ни одного мустьерского памятника. В этих обстоятельствах любая попытка
дать картину локального разнообразия культуры не­
андертальского человека в мустьерскую эпоху выглядит
преждевременной, и следует ограничиться лишь некото­
рыми более или менее бесспорными замечаниями о ха­
рактере мустье в отдельных областях. Прежде всего
следует сказать, что в Европе это локальное своеобразие
отдельных памятников видно совершенно отчетливо, но
оно не группируется ясным образом в какие-то общно­
сти более высокого порядка. Иными словами, между
соседними памятниками выявляются ощутимые разли­
чия, а сходство, наоборот, фиксируется часто в тех
случаях, когда между отдельными местонахождениями
расстояние достигает нескольких сотен километров. По­
этому, когда археологи выделяют так называемые архе­
ологические культуры, т. е. типологически сходные
комплексы каменного инвентаря, эти культуры оказыва­
ются узколокально приуроченными, их ареал в каждом
отдельном случае чрезвычайно ограничен. Может быть,
ближе к истине те специалисты, которые вообще отрица­
ют в мустьерскую эпоху наличие закономерных разли­
чий в технике каменной индустрии, считая, что каждый
коллектив неандертальцев развивал свои собственные
случайно сложившиеся навыки в обработке камня. Как
быть, правда, при подобном подходе с различиями
западных и восточных провинций Евразии в ашельское
время, различия между которыми, по всей вероятности,
реальны? Как уже говорилось, проблема в общей форме
далека от своего разрешения.
Выходя за пределы Европы, нужно сразу же указать
на Африку, где совершенно своеобразные и непохожие
на европейские формы орудия, характерные для мустьерской эпохи, продолжают существовать и в верхнем
палеолите. Мустьерские стоянки Передней и Средней
Азии, а также Кавказа дают каменный инвентарь, не
уступающий по уровню техники обработки камня евро­
пейскому, но менее стабильный по своим формам. Люди
мустьерской эпохи, проживавшие в Сибири, изготовля­
ли орудия, среди которых довольно часто встречаются
крупные экземпляры достаточно архаических форм. То
же можно повторить и про Центральную Азию, во вся­
ком случае, те ее части, которые более или менее изуче­
ны, например Монголию. Новейшие открытия среднего
палеолита на севере Восточной Азии как будто свиде­
тельствуют о возникновении верхнепалеолитических
приемов обработки камня еще в мустьерское время.
Совершенно очевидно, что в эпоху среднего палеолита,
т. е. в мустьерскую эпоху, человечество, представленное
неандертальцами, благодаря достигнутому уже доста­
точно высокому уровню культуры, стало развиваться
в отдельных областях, разделенных географическими
рубежами, оригинальными путями, что составило пред­
посылку дальнейшей локальной дифференциации в по­
следующие эпохи.
§ 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
Праобіцина (первобытное человеческое стадо).
Историческая реконструкция первоначального челове­
ческого общества представляет собой, пожалуй,.самую
сложную проблему первобытной истории. За отсутстви-“
ем каких-ЛТШо прямых параллелей, судить о нем-можно
только на основе косвенных данных. Это, с одной сторо­
ны, наши сведения о стадных в'заимоотношениях у
обезьян, с другой стороны, некоторые факты археологии
и антропологии, а также те факты этнографии, которые
с большей или меньшей долей вероятности могут рас­
сматриваться как пережитки древнейшего, досапиентного состояния человечества. Сопоставление и анализ
всех этих данных позволяют составить общее, хотя во
многом и гипотетическое, представление об обществен­
ной жизни того времени, но, конечно, и оставляют место
многочисленным неясностям, чисто логическим догад­
кам, спорным предположениям.
Как уже говорилось, начальную форму организации
общества в советской науке часто называют «перво­
бытным человеческим стадом». В то же время некоторые
ученые считают, что употребление этого термина непра­
вомерно, так как в нем объединены несовместимые
понятия — стадный характер взаимоотношений припи­
сывается первобытным человеческим коллективам, сле­
довательно, допускается вульгаризация, биологизация
процессов общественного развития. Но это возражение
вряд ли основательно. Термин «первобытное человече­
ское стадо» как раз хорошо передает диалектическое
своеобразие организации древнейших и древних людей,
ее переходное состояние от предчеловеческого стада
животных к «готовому», сформировавшемуся обществу.
Поэтому, пользуясь здесь, подобно многим другим спе­
циалистам, термином «праобщина», мы руководству­
емся только тем, что он короче и удобнее.
Какими хронологическими границами датируется
эпоха праобщины? Ее начало,очевидно, совпадаетсвЫделением человека из животного мира и образованием
общества. Не вызывает никаких сомненийГчто с воз­
никновением целеполагающей трудовой деятельности
было связано не только изменение отношения человека
к природе, но и изменение отношений между членами
первоначального человеческого коллектива. Таким об-
разом, начало эпохи праобицины совпадает с появлени­
ем вполне осознанно изготовленных и применяемых
орудий труда. Конечным рубежом эпохи праобідины
было появление на смену ему «готового» человеческого
общества — общинно-родового строя. Еще в начале
1930-х годов советские археологи П. П. Ефименко и
П. И. Борисковский предположили, что переход к оодовому строю произошел на рубеже позднего палеолита;
новые археологические находки не опровергают этого
предположения, но позволяют допустить, что переход от
праобщины к родовой общине мог произойти и раньше.
Следовательно, конец эпохи праобщины совпадает с пе­
реходом от ранн'г’Т'ТТ? среднему или позднему палеолиту.
Новые данные еще требуют осмысления, и здесь мы
будем придерживаться прежней синхронизации эпохи
праобщины.
Прогрессивное развитие каменных орудий, измене­
ние физического типа самого человека, наконец, то
обстоятельство, что общинно-родовой строй не мог воз­
никнуть сразу, в готовом виде, — все это показывает,
что праобщина не была застывшей во времени едино­
образной формой. Поэтому часто различают раннюю
праобщину древнейших людей и более развитую- npffобщину неандертальцев. Некоторые ученые даже назы­
вают эту более позднюю праобщину неандертальцев
особыми терминами («первобытная община» и др.).
Однако ни сколько-нибудь общепринятого мнения, ни
сколько-нибудь установившейся терминологии в данном
случае не существует.
Праобішша^-дредставляла собой, по-видимомѵ. не­
большую группу людей. Маловероятно, чтобы большая „
группа могла прокормить себя при слабой технической.
вооруженности раннепалеолитического человека и труд­
ности добывания пищи. Собирательство требует боль­
шой затраты времени, а дает относительно .мало пищи,
притом чаще всего низкокалорийной; что же касается
охоты на крупных животных- уже известной первобыт­
ному человеку, то она была сопряжена с большими
трудностями, сопровождалась множеством жертв и не
всегда была удачной. Таким образом, трудно предста­
вить себе, что праобщина состояла больше чем из
нескольких десятков, скорее всего
20-30 взрослых
членов. Возможно, такие праобщины иногда объединя­
лись в более крупные, но это объединение могло быть
только случайным.
^Жизнь праобщины скорее всего не была жизнью
беспорядочно передвигавшихся с места на место соби­
рателей и охотников. Раскопки в Чжоукоудяне рисуют
картину оседлой жизни на протяжении многих поколений. Об относительной оседлости говорят й многие
пещерные стойбища раннепалеолитического времени,
раскопанные в разных частях Евразии на протяжении
последних 60 лет. Это тем более вероятно, что богатство
четвертичной фауны давало возможность длительного
пользования кормовой территорией и, следовательно,
позволяло занимать удачно расположенные удобные
навесы и пещеры под постоянное жилище. Вероятно, эти
естественные жилища в одних случаях использовались
на протяжении нескольких лет. в других — на протяже­
нии жизни нескольких или даж е многих поколений.
В установлении такого образа жизни важную роль,
несомненно, сыграло развитие охоты
Роль охоты в развитии праобщины. Трудно сказать,
какая из двузеотраслей хозяйства древних и древнейших
людей — собирательство или охота — была основой их
жизни. Вероятно, соотношение их было неодинаково
в разные исторические эпохи, в разные сезоны, в разных
географических условиях. ~Юднако несомненно, чта
именно охота была более прогрессивной отраслью хо­
зяйства, во многом определившеіГразвитие первобыт­
ных человеческих коллективов.
Объектами охоты в зависимости от фауны той или
другой области были различные животные. В тропиче­
ской зоне .это были гиппопотамы, тапиры, антилопы,
дикие <5ыки и т. д. Иногда среди костей животных, обна­
руженных на ашельских стоянках, попадаются кости
даже таких крупных животных, как слшш-. В^более
северных районах охотились на лошадей, оленей, каба­
нов, зубров. иногда убивали и хищников — пещерных
медведей и львов, мясо которых также шло в пищу.
В высокогорной зоне преимущественную роль в охоте,
н а п р и м е р н е андертальцев, играла добыча горных коз­
лов, что видно из находок в пещере Тешик-Таш. О раз­
мерах охоты в какой-то степени можно судить на основе
подсчета костей, найденных на стоянках. Культурный
слой многих из них содержит остатки сотен, а иногда
даже тысяч животных. Помимо местонахождения в
Чжоукоудяне такие большие стойбища ашельского вре­
мени были открыты на стоянке Торральба в Испании
и в гроте Обсерватории в Италии. В первом из них,
например, обнаружены костные остатки более 30 сло­
нов* не считая других животных. П равда, эти стоянки
были обитаемы на протяжении длительного времени, но
тем не менее очевидно, что охота имела" немалое значе­
ние в жизни их обитателей.
Охоту на крупных животных, особенно на тех из них,
которые держатся стадами, трудно представить себе,
как уже говорилось, без загонного способа. Вооружение
ашельского охотника было слишком слабим, чтобы он
мог убить крупное ж цвотж^веш эсредственщ ^Конечно,
такие случаи бывали, но их нельзя не рассматривать как
исключение, да и то преимущественно при охоте^ на
отставших от стада больных и слабых животных. Как
правило же, древнейшие люди могли отважиться на
убийство крупных млекопитающих только при загонной
охоте. Вероятно, животных пугали шумом, огнем, кам­
нями и, как показывает местоположение многих стоя­
нок, гнали к глубокому-ущелью или большому обрыву.
Животные падали и разбивались, и человеку оставалось
только добить их. Вот почему именно охота, и прежде
всего охота на крупных животных, была той формой
трудовой деятельности, которая больше всего стимули­
ровала организованность праобщины, заставляла ее
членов все теснее сплачиваться в трудовом процессе
и демонстрировала им силу коллективизма.
Вместе с тем охота была наиболее эффективным
источником получения мясной пиши. Разумеется, жи­
вотную пишу первобытные люди получали не только от
охоты на млекопитающйхГ1:ак~же;тсаігэтсгпрактиковалось позднее в значительно "более развитых человече­
ских обществах, они ловили насекомых, убивали^земноводных, пресмыкающихся, мелких грызунов. Но добыча
крупных животных давала в этом отношении значитель­
но большие возможности. Между тем, мясо, содержа­
щее важнейшие для человеческого организма веще­
ства — белки, жиры и углеводы, не только было сытной
пищей, особенно после обработки его на огне, но и уско­
ряло рост и повышало жизнедеятельность первобытного
человека Это обстоятельство было подчеркнуто уже
Энгельсом, видевшим в мясной пище важнейший стимул
биологического прогресса на ранних ступенях человече­
ской эволюции.
Развитие первобытного коллективизма. Выделение
человека из животного мира стало возможным только
благодаря труду, который сам по себе представлял
коллективную форму воздействия человека на природу.
Переход даже к простейшим трудовым операциям мог
произойти только в коллективе, в условиях обществен­
ных форм поведения. Это обстоятельство позволяет
утверждать, что уже на самых ранних этапах антропоге­
неза и истории первобытного общества имело место
регулирование в добывании и распределении пищи,
в половой жизни и т. д. Этот процесс усиливался дей­
ствием естественного отбора, который способствовал
сохранению именно тех коллективов, в которых сильнее
были выражены социальная связь и. взаимопомощь
и которые противостояли врагам и стихийным бедстви­
ям как монолитные объединения.
Уже отмеченное развитие загонной охоты, со­
вместная защита от хищных животных, поддержание
огня — все это способствовало консолидации праобщи­
ны, развитию сначала инстинктивных, а затем и осоз­
нанных форм взаимопомощи. В этом же направлении
сплочения коллектива действовало и усовершенствова­
ние языка, речь о котором будет ниже. Но особенно
большой прогресс приходится на заключительный этап
существования
праобщины — мустьерское
время.
Именно к этому времени относятся первые яркие свиде­
тельства заботы о членах коллектива — неашшатальские погребения^.
Половые отношения в праобщине. Одной из основ­
ных линий борьбы биологических и социальных начал
в праобщине были отношения по детопроизводству, или
половые отнош ения. Здесь животные инстинкты должны
были сказаться с особенной силой, а следовательно,
и претерпеть сильнейшее давление со стороны разви­
вавшегося общества.
Прежде всего возникает вопрос: как были организй:
ваны половые оіншшешія-а-дредшествующем праобщи­
не зоологическом объединении предков человека? Изве­
стную, хотя, конечно, далеко не полную аналогию им
можно видеть во взаимоотношениях приматовг изуче­
нию которых в последние десятилетия было уделено
значительное внимание. Одни виды современных обезь­
ян, такие, как шимпанзе и горилла, живут парными
семьями, другие — так называемыми гаремными семь­
ями, состоящими из десятка-другого особей во главе
с крупным сильным самцом. Кроме вожака в гаремную
семью входят мододыесамцы, но обычно они не участву­
ют в размножении из-за невозможности выдержать
соперничество с вожаком. Когда несколько семей объ­
единяется в стадо, квждая_из них сохраняет известную
обособленность, не исключающую, однако, драк из-за
самок.
Можно предполагать, что более или менее сходные
порядки существовали и в стадах предков человека. Во
всяком случае, и здесь гаремная или любая другая
зоологическая семья была антагонистична стадному со­
обществу. Поэтому часть советских ученых считает, что
праобщина как начальная форма общественной органи­
зации могла возникнуть лишь в результате растворения
в ней зоологических семей и взаимной терпимости взрос­
лых самцов, т. е. установления нерегламедтира&ащдах,
неупорядоченных половых отношений, или промискуите­
та *. Сторонники этой гипотезы исходят не только из
логических соображений, но и из некоторых этнографи­
ческих данных, а именно из известных многим отсталым
племенам промискуитетных оргиастических праздников,
в которых видят пережиток первоначальной свободы
общения полов. Однако существует и приобретает все
больше сторонников и другая точка зрения, по которой
праобщина унаследовала от предшествовавших ей жи­
вотных объединений гаремную семью со свойственной ей
регламентацией половой жизни Если это так, то пра­
община должна была состоять из нескольких гаремных
объединений, время от времени перегруппировывавших­
ся вследствие смерти их глав, драк из-за женщин
и т. п. и вообще менее устойчивых, чем сама праобщина.
Пока еще нет достаточных данных для того, чтобы
суверенностью судить о взаимоотношениях полов в праобщине. Но уж во всяком случае несомненно, что
и половой лршдискул геі, и гем более гаремная яли
подобная ей организация не могли не быть цосюяшшш
источником внутренних конфликтов, осложнявших про­
изводственную жизнь и консолидацию формировавше­
гося общества. Потребности развития праобщины чем
дальше, тем больше требовали усовершенствования рег­
ламентации половой сферы, однако вопрос о том, в ка­
ких формах протекал этот процесс, составляет еще одну
из загадок древнейшей истории человечества.
§ 3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ МЫШЛЕНИЯ И РЕЧИ
Среди многих проблем истории первобытного обще­
ства эта проблема является^ едва ли^не самой сложной.
До нас не дошли никакие документальные свидетель-
ства того, каковы были средства коммуникации в стадах
австралопитеков^ питекантропов и~нёанд ерталь не в. тем
более нет иикаких прямых данных о формировании
и первых этапов развития подлинно человеческого мыш­
ления Практически вся информация/ нахОдТПцаяея в
нашем распоряжении, носит косвенный характер, и с ее
помощью мы можем получить лишь более или менее
правдоподобную реконструкцию и должны постоянно
помнить о ее условности.
Во многих работах К- Маркса и Ф. Энгельса, осо­
бенно в их раннем совместном произведении «Немецкая
идеология», содержится глубокая трактовка проблемы
начала мышления и речи и их совместного дальнейшего
развития. Классики марксизма подчеркнули неразрыв­
ность подлинно человеческого мышления и его внешнего
проявления с помощью языка: без языковой стихии нет
мысли, как и не может быть самого языка без мысли­
тельного процесса, который этот мыслительный процесс
обслуживает. Это было крупное научное достижение,
так как лингвисты пришли к осознанию и аргументации
этого положения на несколько десятилетий позже. Но,
разумеется, постулирование единства языка и мышле­
ния, исключительно важное само по себе с философской
точки зрения, и принятие этого положения не проясняют
вопроса о конкретных формах речи, которые она имела
у древнейших гоминид и принимала на протяжении
истории первобытного общества вплоть до появления
человека современного вида.
Примерно 60 лет тому назад Николай Яковлевич
Марр, замечательный советский лингвист, филшіог,
историй культуры, даже этнограф и археолог, выдвинул
J
и пытался обосновать идею кинетической речи — языка
' ^ жестов, который был я кобы присущ древнейшему~ггерво- '
1 ' л битному человечеству и предшествовазгзъуковому язы!
V ку. Средитфитйки, которой подверглись многие теоретиV
'Vческие положения Марра в более поздней науке, доста■ѵ ' ' лось и его теории кинетической речи: она была признана
1
ненаучной выдумкой и похоронена в архиве истории.
I .
Между тем, Марр и ряд солидаризировавшихся с ним
ученых не были голословны — они ссылались на обшир­
ную серию этнографических наблюдений, согласно кото­
рым многие используемые в близких к современности
и даже современных первобытных коллективах языки
имеют кинетическую жестовую природу. Небезоснова!
тельно указывалось им и на то, что звуковой материал
языка требовал времени для своего развития, а нарож­
дающиеся общественные отношения нужно было обслу­
живать, в этих условиях жест приобретал смысл, нес
какое-то сообщение, сообщение и жест канонизирова­
лись, сообщение прикреплялось к жесту, возникла по­
степенно совокупность жестов с определенными привя­
занными к ним смыслами, образовавшая дозвуковой
этап в развитии речи. Развивая дальше эту гипотезу,
можно легко представить себе, как в этих условиях
формировались разные жестовые языки в отдельных
стадах: разные сообщения в силу случайности или
в силу каких-то еще не вскрытых современным знанием
глубинных свойств человеческой психики прикрепля­
лись к разным жестам, и, следовательно, системы жесто­
вой коммуникации, будучи однотипными по существу,
разнились по форме вплоть до взаимного непонимания.
Гипотеза Марра, находясь в забвении многие годы,
неожиданно п£ио^едгиводдержку--в_НЁдавних опытах
обучения шимпанзе языку глухсшемых. Опыты были
проведены на нескольких животных и оказались на
редкость впечатляющими. Все многочисленные попытки
нйучнть шимпанзе~звуkOBüfr речи окончились неудачей
в самом начале из-за неприспособленности их голосово­
го аппарата к произношению человечес4да*-з*уков. Но
когда эта анатомическая трудность была снята, шим­
панзе оказались очень способными учениками: на протя­
жении года-полутора они овладели словарным запасом,
превышающим сотню слов и абсолютно адекватно упот­
ребляли их даже в неожиданных для себя не предусмот­
ренных экспериментом обстоятельствах. Любопытно,
что овладение языком жестов перестроило поведение
антропоидов: при объединении их с «неговорящими»
особями они чувствовали свое отчуждение от них и тяну-,
лись к экспериментаторам^— людям. И еще одно —
матери обучали ат*>му языку детенышей.
И все же, как ни блестящи оказались все результаты
этих экспериментов, гипотеза кинетической речи имеет
один крупный органический недостаток-^ р еч ь жестов
не дистанционна и не пригодна в темноте, этим ее функциональные возможности сразу же резко ограничива­
ются. Выше говорилось, что древнейшие~гоминиды не
могли не пугать животных при загонной охоте каким-то
шумом, в том числе и голосом. Все обезьяны, включая
и человекообразных, — вокализованные животныеТПроизнесение тех или иных звуковдля них ёсттггвенжг Хотя
все это и косвенные, но все же достаточно полновесные
доказательства вокализации древнейших гоминид и на­
личия у них очень слабых начальных, но все же вполне
ощутимых начатков звуковой коммуникации. Весьма
вероятно, что на первых порах она сопровождалась
жестовой, но гораздо более “богатые потенциальные
возможности звуковой коммуникации не могли не ока­
заться решающими и вытеснить жестовые способы
общения, как гораздо более бедные, а главное, функцио­
нально ограниченные. Если говорить о непосредствен­
ной основе звуковой речи у древнейших гоминид, то она
образована вокализацией, типичной для высших прима­
тов и, видимо, очень похожей на нее по своему характе­
ру, но, конечно, не по форме звучания, которая могла
быть совсем иной. В этой вокализации выделяются два ѵ
типа или две основные группы звуков — обычные звуки. \
выражающие угрозу, ярость, страх и т. д (их насчиты­
вается от 20 до 30 у "разных видов), и так называемые
^жизненные шуми, которые обезьяны издают постоянно,
но которые связаны больше с их эмоциональным состоя­
нием, удовлетворением от еды, например, и не несут
информативной нагрузки кроме той, может быть, что все
члены стада, пока издаются поочередно эти звуки одним
за другими членами стада, чувствуют себя в безопасно­
сти. Крупнейший советский антрополог В. В. Бунак,
посвятивший два специальных исследования происхож­
дению речи, считал, что жизненные шумы — тот именно
материал, на основе которого формкруется_авуковая
речь, но последующее изучение вопроса не принесло
подтверждения его правоты: по-видимому, все же звуки,
имеющие реальную смысловую нагрузку, у приматов —
предков человека послужили истоком для оформления
простейшей звуковой человеческой коммуникации.
Выше было бегло сказано, что зарождавшаяся
система речи должна была обслуживать формирующие­
ся общественные отношения. В принципе это верная, но
недостаточная формулировка. Речь должна была обслу­
живать и все функции развившегося мышления, слу­
жила для него внешним выражением. Здесь мы пока
блуждаем в области Догадок. Многие лингвисты полага­
ют, что первым было осознание действия, и, следова­
тельно, в языке раньше всего возникла глагольная
номинация *. В то же время совершенно очевидно, что
не менее, чем обозначение действия, важно обозначение
объекта Таким образом, именная номинация, хотя бы
в каких-то ограниченных пределах, должна была сосу­
ществовать с глагольной. Состав лексики трудно восста­
новить — наверное, это были "наименования съедобных
растений, объектов охотничьей добычи, частей туши,
орудий труда_, обозначение, ближайших родственных
отношений, небольшой нaбі).р нІо^ходим ых глаголов»
Пользование этой лексикой могло быть эффективным
лишь при осознании местоименных отношений и изобре­
тения служебных слов, прежде всего обозначавших
направление действия. Так можем мы сейчас восстано­
вить начальные формы звуковой речи, хотя, конечно,
они восстанавливаются гипотетично, и пока мало на­
дежды указать для них конкретные звуковые реалии.
Опубликовано довольно много работ с пространны­
ми рассуждениями об этапах развития мышления и ре­
чи. Но все они малоубедительны из-за отсутствия кон­
кретных данных, и научное значение их больше в том,
что они указывают на какие-то возможности исследова­
ния темы, чем в том, что они дают конкретные результа­
ты. Бесспорно можно утверждать, что постепенно росла
лексика языка и со вер щенст во в ал а с ь его операционная
сфера, т. е. та рабочая часть языка, с помощью которой
все более тонко выражаются отношения между обозна­
чаемыми языковыми средствами понятиями. Дальше мы
узнаем, что в мустьерское время появляются опреде­
ленные зачатки идеологии, что не могло не повести
к дальнейшему обогащению языка. Наконец, в соответ­
ствии с общепринятым мнением, с появлением человека
современного типа язык достиг того уровня развития,
что он по структуре своей стал уже вполне современным,
о т л и л с я в те формы, которые свойственны с теми или
иными модификациями всем изученным языкам мира.
§ 4. ИСТОКИ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
До недавнего времени существовали два резко раз­
личных и практически мало соприкасавшихся друг
с другом подхода к трактовке морфологических осо­
бенностей мозга неандертальского человека Антропо­
логи и анатомы тщательно фиксировали все анатомиче­
ские детали на эндокранах — слепках мозга ископае­
мых людей, получаемых с помощью отливок простран­
ства внутренней полости черепной коробки. Накоплено
достаточно много объективных наблюдений над вариа­
циями различных мозговых структур и их динамикой во
времени, получено значительное число полных и всесто­
ронних описаний особенностей эндокранов различных
неандертальских находок. Все это неоценимый научный
материал, но интерпретировать его нужно крайне осто­
рожно, так как макроморфология мозга, т. е. его внеш­
няя структура, значительно менее важна для его фун­
кционирования, чем его внутреннее строение. А внутрен­
нее строение мозга, прекрасно описанное нейрогистоло­
гами у современного человека, остается полностью не
известным у людей ископаемых из-за вполне очевидного
несохранения мозгового вещества в ископаемом состоя­
нии.
Поэтому антропологи стараются быть крайне осто­
рожными в оценке разных функциональных сторон
в деятельности мозга у древних людей, и если и позволя­
ют себе высказать некоторые гипотезы вроде, например,
гипотезы о более слабой, чем у современного человека
социальности поведения неандертальцев, то стараются
делать это в очень сдержанной форме.
Противоположный подход больше выражен в трудах
археологов и этнографов, пишущих о проблемах перво­
бытного общества. Достаточно вольно используя сведе­
ния о строении мозга неандертальцев и опираясь в ос­
новном на макрорельеф мозга — как уже говорилось,
признак второстепенный, авторы пишут о какой-то осо­
бой примитивности мозговой структуры неандертальцев
и их поведения, о их огромной неистребимой агрессивно­
сти и кровавых столкновениях внутри неандертальского
стада. Искусственные повреждения на черепах некото­
рых форм непременно трактуются в этом случае как
следствие внутристадных конфликтов и, по мысли авто­
ров, укрепляют вывод о господстве звериных инстин­
ктов и столкновениях, доходящих до убийства. Теперь
уже бесспорно доказанный каннибализм неандерталь­
цев, проживавших в пещере Крапина в Югославии (он
доказан наблюдениями над характером раздробления
костей отдельных особей и многочисленными следами
обгладывания этих костей), также служит доказатель­
ством их полузвериного поведения. Без внимания при
этом остается то бесспорное обстоятельство, что в со­
обществах животных нет никаких примеров подобного
бестиального поведения, все конфликты разрешаются
мирным путем. Д а и как могло бы неандертальское
стадо существовать длительное время, на протяжении
огромного числа поколений, если бы его изнутри посто­
янно разрушали чреватые смертельными исходами
жестокие конфликты!
Но в противовес этой есть и другая тенденция,
игнорирующая бесспорный факт морфологической при­
митивности неандертальского человека в сравнении
с современным, — тенденция видеть в неандертальском
человеке практически почти неотличимую от современ­
ного человека форму: коллективы неандертальцев имели
сложную социальную организацию, справляли сложные
культы, у них были представления о душе, единобожие,
развитый культ предков и т. д. И тут мы отрываемся от
реальной действительности, приписываем неандерталь­
ским коллективам то, что никак нельзя реально доказать.
Итак, изучение слепков мозга неандертальских лю­
дей дает чрезвычайно ограниченные возможности для
восстановления особенностей их поведения и образа
жизни. Оно, пожалуй, пригодно в этом смысле для очень
осторожных заключений о развитии ассоциативного
мышления, реконструкции этапов развития отдельных
органов чувств и оценки общего уровня развития не­
рвной системы и мозговой деятельности.
Более основательные сведения дают в этом отноше­
нии археологические данные, но при непременности
условия объективности в их интерпретации. В этом
случае мы не отрываемся от следов конкретной жизни
неандертальских людей, наоборот, мы в своих рекон­
струкциях опираемся на них в первую очередь и не
привносим в них никаких не вытекающих из самого
материала умозаключений. Данные же археологические
богаты и разнообразны. Они получены при раскопках
сотен ашельских и мустьерских стоянок и десятков
неандертальских погребений. Наверное, именно здесь
следует объяснить, почему все время в этом разделе
говорилось о неандертальцах — для более ранних гоми­
нин нет никаких наблюдений, которые свидетельствова­
ли бы о какой-то деятельности или каких-то представле­
ниях идеологического порядка. Исключение составляет
упомянутая выше стоянка Бильценгелебен в Восточной
Германии, оставленная питекантропами и давшая очень
богатый археологический и фаунистический материал.
На извлеченной из культурного слоя кости животного
в одном случае обнаружены насечки явно искусственно­
го происхождения, образующие какой-то порядок. Но
тщательного исследования этих насечек пока не про­
изведено, а сам факт остается единичным, поэтому
и говорить о каких-либо истоках идеологических пред­
ставлений пока преждевременно.
Если попытаться классифицировать археологиче­
ские свидетельства того, что мы сейчас рассматриваем,
то они естественно распадаются на две группы — ин­
формация, относящаяся к погребениям, и информация,
свидетельствующая о выработке каких-то форм эстети­
ческого отношения к действительности и начале искус­
ства. Нужно сразу же подчеркнуть, что данные о погре­
бениях являются и наиболее полными, и наиболее
информативными, хотя сам факт наличия погребений
у неандертальцев не был принят наукой сразу, и прошло
несколько десятилетий, прежде чем он стал восприни­
маться как бесспорный и доказанный. Часть сомнений
в рельном существовании неандертальских погребений
была обязана своим появлением тому обстоятельству,
что погребения неандертальцев раскапывались на ран­
них этапах развития археологической науки, часто не
профессиональными археологами, а любителями, не
имевшими достаточной подготовки для археологической
фиксации погребального ритуала. Немалое негативное
значение имело и соображение о покрытии покойника
землей только в санитарно-гигиенических целях. Но
накопленные теперь точные наблюдения над тщательно
раскопанными погребениями, а также фиксация их ори­
ентировки и сопровождающего покойника инвентаря
дозволяют перейти от скепсиса к утверждению о предоп­
ределенном характере действий с покойником, т. е. о ре­
альном существовании погребений.
В первую очередь,_хіб. атом, свидетельствует положе­
ние тела погребенных, его отношение катранам света.
Подавляющее большинство погребений открыты в Евро­
пе, Передней и Средней Азии, и все они ориентированы
с небольшими отклонениями по линии восток — запад,
а отклонения легко объясняются удобством рытыГмогильной ямы, топографией пещер и т. д., т. е. чисто
внешними по отношению к самому погребению обстоя­
тельствами. Такой характер трупоположения безуслов­
но говорит об осознании движения солнца по своей оси
и какого-то представления о связи движения светила
с покойником. Погребение в пещере Тешик-Таш часто
использовалось и используется для* доказательств а на­
личия у неандертальца солнечного культа — вокруг
цогребения в определенном порядке более или менее
кругообразно "были положены рога горного козла, на
которого неандертальцы охотились в этой местности.
Строго говоря, с археологической точки зрения доказа­
тельство этому выглядит довольно слабо, но, логически
рассуждая, можно высказать предположение, что связь
положения покойника с движением солнца является
неслучайной и отражает формирование каких-то пред­
ставлений о связи мира светил с миром мертвых,
о центральном положении—еолпц-а—ерсдн—светил *
т. д. Каковы же были конкретные формы этих пред­
ставлений, сейчас трудно сказать.
Но дело, как уже указывалось, не только в положе­
нии покойника,. Как правило, он леячит в неглубокой
яме, вырытой в почве или выдолбленной в каменном
полу пещеры, служившей жильем. Вокруг него часто
положены камениьшдрудия. Некоторые археологи пола­
гают, что никогда не удастся доказать преднамерен­
ность положения этих орудий покойнику, что это всегда
останется в области предположений. Однако подобный
скепсис вряд ли оправдан — топографическая связь
орудий со скелетом налицо, повторяется много раз,
а значит, исключает случайность. Погребальные ямы,
в которые покойники положены_чашё всего в позе сітя^
щих на боку, присыпаны землей и камнями, располага­
ются на периферии пещер, но все же в их пределах
Таким образом, покойник был отодвинут у неандерталь­
цев от мира живых, но не исключен из него, между
двумя этими мирами была какая-то связь, о покойнике
заботились, а не бросали его, покойнику подкладывали
какие-то вещи, возможно, те, которыми он пользовался
при жизни, одним словом, существовала какая-то сумма
представлений и действий, из которой как из истока
развился культ предков, столь характерный для многих
обществ первобытности.
Но зачатки какие-то, видимо, весьм а^м орф ны е^
культа мертвых и небесных светил не составляли изоли­
рованного ягогетппГв духовной жизни неандертальцев.
Весьма вероятно, что они владели начатками магии *,
как об этом свидетельствуют отдельные наблюдения,
сделанные во французских пещерах, представлявших
собою убежища неандертальцев: в них обнаружены
какие-то напоминающие животных лепиы&-фигурыт в ко­
торые, похоже, бросались камни-^ Не следы ли это
магических действий, направленных на овладение зве­
рем во время охоты? В свете всего сказанного выше
о пбгребентгх неандертальцев такое предположение не
кажется невероятным. В какой-то мере в связи с этим
кругом наблюдений и предположений стоят археологи­
ческие открытия в пещере Регурду на юго-западе Фран­
ции и в пещерах Драхенлох и Петерсхёле в швейцар­
ских Альпах. В альпийских пещерах обнаружены захо­
ронения черепов и костей конечностей медведей —
и в том, и в другом случае это не ценные части туши,
и поэтому их скопление нельзя рассматривать как мяс­
ные запасы. В Регурду кости медведя погребены в ка­
ких-то искусственных склепах, сооруженных из камней.
За всем этим скрывается какой-то непонятный нам
смысл, возможно, отражение одного из магических об­
рядов.
Но последние два десятилетия принесли нам и иную
трактовку этих захоронений, касающуюся больше не
магических действий, а истоков возникновения изобра­
зительного искусства. Некоторые ученые не без основа­
ния считают, что воплощению форм внешнего мира
в камне и глине (богатые образцы этого мы застаем
в верхнем палеолите) предшествовала падающая на
мустьерскую эпоху стадия так называемого натурально­
го макета, т. е. трупа или чучела животного, укрепленно­
го глиной или палками. Над этим чучелом совершались
магические обряды. Такой макет — прообраз изобрази­
тельного творчества и одновременно предмет магии, он
представляет собою каждую перечисленную структуру,
с которой начинается то и другое. Но сейчас уже появи­
лись и непосредственные следы формы деятельности
неандертальцев, выходящей за рамки только производ­
ственных действий. Очень многие археологи рассматри­
вают в качестве следа такой деятельности каменную
плитку, найденную в гроте Л я Ферасси во Франции. Вся
она покрыта чашеобразными углублениями, похоже,
искусственного происхождения, а также пятнами и по­
лосами, нанесенными охрой. Но во всем этом трудно
уловить какой-то порядок, кроме довольно бессистемно­
го чередования сходных элементов; может быть, с этого
начинается в истории человечества простейший орна­
мент. Сенсационная находка была сделана в мустьерском культурном слое стоянки близ Тернополя на Укра­
ине — кусок кости с отчетливо выполненным на нем
силуэтом какого-то животного. Однако многие археоло­
ги расценивают эту находку скептически, относя ее
к более позднему времени.
ЗРЕЛОСТЬ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА:
ЭПОХА ПЕРВОБЫТНОЙ ОБЩИНЫ
§ 1. ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОЦЕССА АНТРОПОГЕНЕЗА
Завершение процесса антропогенеза и возникнове­
ние человека современного вида. Эволюция семейства
гоминид на протяжении раннего и среднего плейстоцена
создала благоприятные предпосылки для достижения
последней ступени этой эволюции — возникновения че­
ловека современного вида. Действительно, уже древний
представитель рода Homo — неандертальский человек
имел все необходимые для интенсивной трудовой дея­
тельности органы — большой мозг, подвижную руку, не
говоря уже об устойчивой походке и выпрямленном
положении. Но, как уже было отмечено, строение его
мозга характеризовалось наличием ряда примитивных
признаков, а подвижность руки могла быть ограничена,
что суживало его возможности в развитии мышления
и речи и в усовершенствовании техники обработки
камня. Поэтому коллектив неандертальцев имел малые
потенциальные возможности в развитии общественных
форм жизни.
Наиболее вероятная теория факторов появления
человека современного вида исходит из преимуществ
современного человека перед неандертальским как су­
щества социального. При клинических наблюдениях над
больными было замечено, что хирургические операции,
затрагивающие лобные доли, и вообще любые пораже­
ния лобных долей приводят к тяжелым нарушениям
нервной системы, проявляющимися чаще всего в разру­
шении тормозящих реакций. Субьект, у которого пора­
жены лобные доли, становится злобным, буйным и не­
пригодным к нормальным условиям человеческого об­
щежития. По мнению Я. Я. Рогинского, интенсивное
развитие передних отделов мозга у современного чело­
века в сравнении с неандертальцем как раз и проистека­
ет вследствие того, что обусловленные им социальные
качества приобрели огромную роль в эпоху резкого
подъема производства и складывания начальных форм
родовой организации, какой была эпоха позднего палео­
лита. Поэтому эта морфологическая особенность вы­
являлась и сохранялась при переходе от поколения
к поколению под влиянием естественного отбора. Увели­
чение высоты черепной коробки и выпрямление лобной
кости вследствие изменения строения переднего отдела
мозга привели в конце концов к уменьшению рельефа
лобной кости, т. е. к исчезновению надбровного валика.
Возможно, что перестройка черепной коробки оказала'
какое-то влияние и на перестройку лицевого скелета.
Наконец, с дальнейшим усовершенствованием речи и пе­
рестройкой речевого аппарата, протекавшими опятьтаки параллельно с развитием производства и социаль­
ной организации, связано, по-видимому, образование
подбородочного выступа.
Время появления человека современного вида пада­
ет на вторую половину позднего плейстоцена и совпада­
ет с началом позднего палеолита. Во всяком случае до
сих пор неизвестны позднепалеолитические стоянки,
в которых были бы обнаружены костные остатки не­
андертальского человека. Что же касается находок
современного человека с мустьерской индустрией, что
более вероятно и теоретически, то они имеются.
В частности, такая находка была сделана в 1953 г. в
Крыму А. А. Формозовым, где скелет мальчика совре­
менного типа, характеризовавшийся наличием лишь
двух-трех, да и то слабовыраженных примитивных при­
знаков, был обнаружен в позднемустьерском слое. В ар­
хеологической и геологической литературе в связи с гос­
подствовавшей концепцией глубокой древности Homo
sapiens неоднократно описывались многочисленные слу­
чаи находок костных остатков современного человека
в геологических слоях среднего и даже раннего плейсто­
цена. Однако все эти описания основываются на наблю­
дениях, не выдерживающих строгих требований геоло­
гической датировки.
Острая дискуссия развернулась и по вопросу о месте
формирования человека гопррмеішого киля. Сводной
стороТШгг~ттредтіолагается, что различные расы совре­
менного человека произошли от разных рас неандер­
тальцев, и таким образом весь-Схщшй Свет можно на­
звать прародиной Homo sapiens. Согласно этой гипоте­
зе, получившей й'ЗнфОТШЛШической литературе назва­
ние гипотезы полицентризма и сформулированной в
1939 г. работавшим в Китае немецким антропологом
Францом Вайденрайхом, европеоидная раса сформиро­
валась на базе европейских неандертальцев, негро­
идная — на базе южных, преимущественно африкан-
ских, форм неандертальского типа, монголоидная про­
исходит от потомков синантропа. В пользу этой
гипотезы могут быть приведены археологические дан­
ные, свидетельствующие о непрерывном переходе ни­
жнепалеолитической культуры в верхнепалеолитиче­
скую везде, где этот переход был изучен сколько-нибудь
обстоятельно. Другая гипотеза, получившая назва­
ние мотоцентрической^и сформулированная в 1947 г.
Я. Я. РогинСким, исходит из отсутствия ощутимых
морфологических аналогий между современными
расами и расами неандертальцев. Тип современного
человека сложился в центре ойкумены, по-видимому,
в Передней Азии и Средиземноморье, вследствие интен­
сивного смешения различных представителей неандер­
тальского типа, проходившего в центре ойкумены силь­
нее, чем в ее окрестностях. В качестве аргументов
в пользу этой гипотезы можно указать на прогрессивных
палестинских неандертальцев, найденных как раз в об­
ласти предполагаемой прародины Homo sapiens, и на их
типологическую неоднородность, свидетельствующую о
резкой смешанности морфологического типа.
В общем, следует сказать, что проблема далека от
своего решения. Все же археологически фиксируемый
непрерывный переход от раннего палеолита к позднему
на всех материках Старого Света и наличие паралле­
лизма в географическом распределении современных
рас и различных морфологических форм неандерталь­
ского типа склоняют чашу весов скорее в пользу полицентрической гипотезы.
' —
- Специфические морфологические особенности ран­
них позднепалеолитических ^oplTHomojsapiens получа­
ют убедительное объяснение ' сЦ точки з рения обеих
гипотез и не помогают сделать выбор между ними. Так,
сильное выступание носа сближает верхнепалеолитиче­
ских людей Западной и Восточной Европы с совре­
менными представителями европеоидной расы; широкий
нос, выступание лица вперед в одинаковой степени
характерны как для древних, так и для современных
представителей негроидной расы; наконец, уплощенность лица, столь характерная для современных монго­
лоидов, может быть отмечена и на позднепалеолитиче­
ских черепах с территории Китая. Этот факт, казалось
бы, может рассматриваться в качестве доказательства
полицентрического происхождения современного чело­
века и его рас. С другой стороны, для всех верхнепалео­
литических черепов, на каком бы из материков Старого
Света они не были обнаружены, характерен ксш-плекс
-признаков^ сближающих их между собой и позволяю­
щих утверждать, что типологическая неоднородность
позднепалеолитического человечества была меньше, чем
современного,— явный аргумент в пользу моноцентрической гипотезы. К числу этих признаков относятся
широкое низкое лицо, низкие орбиты, удлиненная форма
черепной коробки. Все они придают позднепалеолитиче­
ским черепам своеобразный морфологический облик,
отмечаемый обычно в антропологической литературе
как пример «дисгармонического» соотношения между
размерами лицевого скелета и черепной коробки. Воз­
можно, оно отражает неполную завершенность процесса
формирования морфологического типа современного че­
ловека на ранних этапах его истории.
Расогенез. Расширение первоначальной ойкумены
способствовало расовой дифференциации человека. На­
ходки черепов позднепалеолитических людей говорят
о том, что основные особенности главных расовых деле­
ний человечества, существующих в настоящее время,
уже были выражены в эпоху позднего палеолита доста­
точно отчетливо, хотя, по-видимому, все же меньше, чем
в настоящее время. Они более или менее точно совпада­
ли с границами материков. Европеоидная раса сформи­
ровалась преимущественно в Европе, монголоидная —
в Азии, представители негроидной расы населяли Афри­
ку и Австралию Исключение составляли пограничные
зоны — Средиземноморье, где на европейском побе­
режье встречались представители негроидный расы,
а на африканском — европеоидные группы; Кавказ и
Средняя Азия, заселенные преимущественно представи­
телями европеоидной расы; Южная и Юго-Восточная
Азия, где негроиды смешивались с монголоидами и ев­
ропеоидами. Таким образом, в образовании морфологи­
ческих различий между тремя большими расами челове­
чества, или, как принято говорить в антропологии,
расовых различий пепвого порядка, основная роль приj ra іЩГжала, по всей вероятности,' двуж "факторам —
приспособлению^ среде, несомненно различавшейся на
оаЗнвгх ^ у т т и к а х , и изоляции на обширных пространствах целых матерйков в результате достаточно резких
естественных рубежей между материками.
Приведем некоторые соображения о приспособи­
тельном значении расовых признаков.
Классические представители негроидной расы имеют
очень темную кожу, курчавые волосы, очень широкий
нос, толстые, как бы вывернутые, губы. Этот комплекс
признаков представляет собой пример удачного физио­
логического приспособления к тем условиям среды,
в которых живут негроиды и которые в первую очередь
характеризуются очень высокой температурой и боль­
шой влажностью. Европейцы в условиях тропического
климата, как правило, чувствуют себя плохо и быстро
заболевают вследствие изнурительного воздействия ж а­
ры и влажности воздуха, коренные же жители Африки
чувствуют себя в этом климате превосходно. Объясне­
ние этого обстоятельства заключается в том, что по­
следним, так же как и австралийцам, помогают сохра­
нять хорошее самочувствие перечисленные особенности
их морфологии. Темный цвет кожи образуется у них
благодаря наличию в покровных слоях кожи мелани­
на — особого пигмента, предохраняющего кожу от ожо­
гов Он есть и в коже представителей других рас, но
в значительно меньшем количестве. Курчавые волосы
создают вокруг головы особую воздухоносную прослой­
ку, предохраняющую ее от перегрева. По-видимому,
этому же способствует и характерная для большинства
представителей негроидной расы большая высота и уд­
линенная форма черепной коробки, создающие из нее
геометрическое тело, в наименьшей степени, как было
показано специальными опытами, подверженное пере­
греву. Широкий нос с крупными ноздрями и толстые
губы с обширной поверхностью слизистой оболочки
усиливают теплоотдачу, так же как и большое количе­
ство потовых желез на единицу поверхности тела,
характерное для негроидов.
М п ч г п п п н ч и д д р ^ с а СЛ ОЖ И ЛЭ СЬ В О бЛ ЭС Т ЯХ С Ж Э р К И М ,
но сухим континентальным климатом, в условиях полу­
пустынного и степного ландшафта, где сухой и холодный
ветер поднимает и гонит громадные тучи мельчайшего
песка. Это обстоятельство также не могло не вызвать
образования каких-то защитных приспособлений.
И действительно, лицо у представителей монголоидной
расы покрыто слоем жира, значительно превосходящим
по толщине слой жира на лице европеоидов и негроидов,
а глаза характеризуются узким разрезом и наличием
особой складки во внутреннем углу глаза — эпикантуса.
О том, что эти отличительные признаки монголоидной
расы сформировались под влиянием приспособления
Прародина человечества, западный и восточный очаги расообразования. Карта составлена В, П Алексеевым
Примерное распространение: 1 древнейшей олдувейской индустрии, 2—
нижнепалеолитических памятников преимущественно с колунами и рубила­
ми, 3— иижнепалеолитических памятников преимущественно с чопперами.
Находки австралопитеков в Африке: 4— костных остатков, 5— костных
остатков вместе с древнейшими галечными орудиями Предполагаемые
границы: 6 — прародины человечества, 7— западного ѳ чага расообразоваиия, 8 - восточного очага расообразоваиия. Спорадическое распростране­
ние иа север отдельных групп людей: 9 — с традицией изготовления колунов
и рубил, 10— с традицией изготовления чопперов.
к среде, свидетельствует факт образования аналогичных
особенностей у бушменов и готтентотов Южной Африки,
живущих в условиях степного и полупустынного лан­
дшафта, приближающегося к ландшафту Центральной
Азии.
Наконец, наиболее характерная морфологическая
особенность европеоидной расы — сильно выступаю­
щий нос — также может быть объяснена как результат
воздействия климата на процесс расообразоваиия.
Сравнительно суровый климат Европы в конце четвер­
тичного периода обусловливал необходимость образо­
вания таких приспособлений, которые предохраняли бы
организм человека от переохлаждения. Сильное высту­
пание носовой полости удлиняло путь воздуха до дыха­
тельных путей и способствовало его согреванию.
Наряду с явно полезными признаками, несомненно
имеющими адаптивное значение и образовавшимися, по
всей вероятности, вследствие приспособления к услови­
ям существования еще на той стадии, когда действовал
естественный отбор, все ныне существующие расы ха­
рактеризуются комплексом более или менее нейтраль­
ных признаков, которым трудно приписать какую-либо
пользу для их обладателей. Это многие мелкие детали
строения носа, рта, ушей, те или иные соотношения
лицевых и черепных размеров и т. д. По-видимому,
в сложении всех этих особенностей велика роль случай­
ной изменчивости и изоляции; иными словами, формиро­
вание нейтральных комплексов признаков — результат
случайной концентрации этих признаков в замкнутых
ареалах первоначального распространения основных
расовых делений человечества. Известный вес имела,
видимо, и корреляционная изменчивость, т. е. изменение
одного из двух признаков в том случае, если изменился
другой. При этом признак, изменившийся вслед за
другим признаком, сам по себе может и не быть полез­
ным организму. В качестве примера можно указать на
изменение ширины лица при изменении ширины черепа,
на связь между интенсивностью окраски волос и глаз
и т. д.
Итак, совокупное действие приспособления к среде,
случайной изменчивости и изоляции привело к сложе­
нию на трех больших материках Старого Света трех
больших рас человечества, различия между которыми
уже к концу позднепалеолитической эпохи стали доста­
точно отчетливыми. Однако на этом процесс расообразования не закончился. Если действие естественного
отбора, а с ним и прямое приспособление к среде умень­
шились, то неизмеримо возросло влияние смешения
представителей разных рас на процесс расообразования. Кроме того, вступило в действие еще одно явле­
ние — эпохальная изменчивость, под которой в антропо­
логии подразумевается изменение признаков во времени
в определенном направлении. Особенно четко действие
этого явления проявилось в изменении по эпохам формы
черепной коробки в сторону уменьшения ее длины и уве­
личения ширины и признаков, отражающих степень
массивности черепа, в сторону замены массивных вари­
антов более грацильными. Эти изменения являются
следствием, по-видимому, многих причин, в частности
удлинения периода роста и ускорения полового созрева­
ния под влиянием усложнения социальной среды, введе­
ния в культуру земледелия, что, очевидно, сказывается
на изменении пищи и вообще всего режима хозяй­
ственной жизни, наследственных перекомбинаций при
смешении.
Судя по палеоантропологическим и археологическим
данным, выделение крупных ветвей в пределах больших
рас относится к эпохе мезолита. Внутри европётідной
расы выделяются севе£ная_и южная ветви, внутри мон_ тлоидной —_ази^тская и амёртГканская ветви, негро,.идный_ствол разбивается на'тфетргуттй типов — афри­
канскую и австралийскую. К этому же времени отно­
сится, по-видимому, формирование метисных типов
в контактных зонах. Многие из локальных рас образова­
лись под влиянием изоляции. Это справедливо в первую
очередь по отношению к австралийскому и американско­
му стволам. Северная и южная ветви европеоидной
расы, представители которых обнаруживают все гаммы
переходов от самых светлоглазых и светловолосых на
земном шаре людей к негроидам, также, по-видимому,
испытали влияние климатического фактора. Таким об­
разом, разные факторы расообразования различно дей­
ствовали на разных территориях и по отношению к раз­
ным расовым типам.
Дальнейшее подразделение расовых вариантов
внутри перечисленных локальных рас различно в раз­
ных расовых классификациях, которые отличаются одна
от другой количеством выделенных типов, принципами,
положенными в основу их выделения, взглядами на
генезис и взаимоотношения этих типов. Все эти вари­
анты сложились под влиянием различных факторов.
В общем, чем меньшей древностью отличается тот или
иной расовый тип, тем большую роль в его образовании
сыграли смешение и направленные изменения призна­
ков. Однако подавляющая часть этих поздних расовых
типов сформировалась на протяжении последних двух­
трех тысячелетий, и формирование их заметно выходит
за хронологические рамки истории первобытного об­
щества.
§ 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОБЩИННО-РОДОВОГО СТРОЯ
Наступление верхнего палеолита ознаменовано
крупными сдвигами в развитии производительных сил,
о которых будет подробно сказано дальше. Эти сдвиги
повлекли за собой не менее крупные изменения в органи­
зации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала воз­
можным существование относительно постоянных хо­
зяйственных коллективов. Но в то же время она
требовала эффективного использования, преемственно­
сти и дальнейшего совершенствования усложнившихся
орудий и навыков труда. Праобшине с ее сравнительно
аморфной неустойчивой структурой эта задача была не
под силу. Поэтому праобшина неизбежно должна была
уступить место более прочной фирме общественной ор­
ганизации.
~~
Характер новой общественной организации опреде­
лялся несколькими основными обстоятельствами. Вопервых, при очень низком уровне развития того обще­
ства, в условиях которого начала складываться новая
организация, едва ли не единственной, основой_jum
упрочения социальных связей было осознание общности
интересов в форме .родства^ Во-вторых, наиболее ста­
бильной частью тогдашних коллективов были женщины,
игравшие исключительную роль в заботе о потомстве
и ведении домашнего хозяйства. В-третьих, как при
нестабильности гаремных семей, так и при неупорядо­
ченности полового общения, а следовательно, неопреде­
ленности отцовства отношения родства, по-видимому,
должны были начать осознаваться как родство между
потомками одной матери, т. е. строиться по материн­
ской, женской, линии. В силу всего этого той упорядо­
ченной формой организации общества, которая в конце
концов сменила праобщину, вероятно, был коллектив
сородичей, связанный общим происхождением по мате­
ринской лйнйи, т. г. ма iL'pwнекий роДГ
-— Многие зарубежные я некоторые советские исследо­
ватели считают, что первоначально счет родства (фили­
ация *) велся по отцовской линии, или же допускают
параллельное зарождение материнского и отцовского
счета родства. При этом они ссылаются на существова­
ние последнего у многих из наиболее отсталых племен
и на представления о так называемом социальном от­
цовстве, т. е. о признании отцовства определенного
круга мужчин. Однако такой точке зрения противостоят
многие фактические данные. Это прежде всего то подме­
ченное
^ 11»»^щаь^нк-тоятельствѳ» что этнографии
известно множество фактов перехода от материнского
счета родства
почти ніподндга обратно го
переход а^ІІоответственно этому- s подавляющем боль­
шинстве отцовско-родовых обществ засвидетельствова­
ны пережитки материнского рода, обратная же картина
никогда не наблюдалась. Это также постепенное обна­
ружение во все новых и новых отцовско-родовых обще­
ствах остатков материнско-родового строя, позволяю­
щее полагать, что в дальнейшем такие остатки будут
найдены и у многих из тех племел, у которых они в на­
стоящее время не зафиксированы. Это, наконец, новей­
шие свидетельства приматологии о матрифокальности *
уже в стадах высших обезьян, из чего следует, что пред­
ставления о материнском родстве должны были намного
опережать представления о родстве отцовском. Другое
дело, что у ряда наиболее отсталых племен материнский
счет родства вследствие тех или иных конкретных при­
чин очень рано сменился отцовским; это особый слож­
ный вопрос, который не следует смешивать с вопросом
о первоначальной форме рода.
Возникновение на стадии перехода к верхнему палеолиту (а может быть, еще раНБШе} родового строя
косвенно подтверждается некоторыми археологически­
ми данными. На ориньякских стоянках СССР вскрыты
остатки огромных, в несколько десятков, а иногда даже
и сотен квадратных метров, коллективных жилищ, стро­
ительство и использование которых могло быть связано
только с деятельностью прочно спаянных производ­
ственных коллективов. Некоторые из этих жилищ
(Костенки-І, Костенки-ІѴ) в деталях напоминают изве­
стные этнографии обиталища материнских родовых
коллективов, в частности так называемые длинные дома
ирокезов. К этому же времени относятся многочислен­
ные находки, дающие известные основания говорить
о зарождении материнского счета родства. Это ориньякские и солютрейские женские статуэтки~с~подчеркнутыми признаками нѳяа, так называемые верхнепалеолити­
ческие Венеры. Многие археологи вслед за П. П. Ефи­
менко рассматривают их как свидетельство появления
культа матерей-прародительниц. Другую трактовку дал
им С. А. Токарев, видящий в них не прародительниц,
а хозяек и охранительниц домашнего очага, олицетворя­
ющих в себе это средоточие жизни родовой группы
Вторая точка зрения подкреплена многочисленными
этнографическими параллелями и, вероятно, ближе к
истине. Но кто бы ни был прав, позлнепалеолитические
фигурки^ говорят об oçüfiui^
а ж>ш:и
и мировоззрении общества и, возможно, действительно
указывают на зарождение материнско-родового культа.
Наряду с" однолинейным счетом родства другим
важнейшим признаком рода был обычай экзогамии *,
т. е. запрещение брачного общения внутри рода и пред­
писание этого общения за его пределами. Происхожде­
ние этого обычая, а тем самым и конкретный механизм
превращения праобщины в родовую общину, все еще
остается неясным.
По вопросу о происхождении экзогамии существует
множество раз л ич ны jrgop ИЯ, пи »ЯТТа~ некоторых не
является общепринятой. Первая из них была предложе­
на в 60-х годах XIX в. Мак-Леннаном, введшим в науку
понятие экзогамии, хотя и запутавшим его разделением
всех первобытных племен на экзогамные и эндогамные.
По мнению Мак-Леннана, истоки экзогамии лежали
в обычаях «воинственных дикарей», убивавших беспо­
лезных на войне девочек, а поэтому вынужденных
искать себе жен на стороне.
Дарвин, обратив внимание на то, что самцы оленногонных собак предпочитают чужих самок самкам своей
стаи, объяснял происхождение экзогамии взаимным
отвращением к половому общению, которое должно
было возникнуть у близких, повседневно общавшихся
между собой родственников. В пользу этого предполо­
жения, возможно, в какой-то степени говорят данные
современной демографической статистики по некоторым
странам Юго-Восточной Азии, свидетельствующие о бо­
лее высокой детности в семьях, основанных на не­
родственных браках. К теории Дарвина близка доволь­
но распространенная теория «инстинктивного» отвращения к кровосмесительным половым связям. Еще один
вЗнпнт чя пр*»нс XVж чі1иHITинститута экзогамии (Бриффолт, а среди советских ученых Б. Ф. Поршнев) пред­
ставлен выведением ее из такого якобы свойственного
праобщине порядка, при котором более подвижные
охотники^ужыщщ.. постоянно отрывались OJ ^іенщ ин
и встречались с женщинами других праобщия*. в свою
очередь отстававшими от своих мужчин. Отметим также
гипотезу Э. Дюркгейма, искавшего истоки экзогамии
6 В. П. Алексеев, А. И. Першиц
161
в боязни перед человеческой кровью вообще и дефлорационнои^и менструальной кровью женщин иа-еввего
рода в особенности.
Заметный след в истории вопроса оставил Морган,
связывавший возникновение экзогамных запретов со
стремлением избежать биологически вредных послед­
ствий кровосмешеция. Это объяснение было воспроизве­
дено Энгельсом в его труде «Происхождение семьи,
частной собственности и государства» с той, однако,
оговоркой, что подобное стремление могло проявляться
лишь стихийно, без ясного сознания цели. Однако по­
зднейшие данные науки показали, что теория Моргана
не бесспорна. Во-первых, выяснилось, что вредонос­
ность родственных браков при достаточно значительных
размерах популяции * проблематична. Во-вторых, если
даже такие браки и были вредоносны, это не могло быть
принято во внимание формировавшимся родовым обще­
ством хотя бы потому, что мустье реки й человек, веро­
ятно, еще не вполне понимал связь между половым
актом и деторождением, о чей Свидетельствуют остатки
некоторых верований австралийцев. В-третьих, в боль­
шинстве случаев родовое общество не только допускало,
но и считало обязательными браки между определенны­
ми категориями близких родственников. Учитывая все
это, большинство современных ученых считают ^биоло­
гическую» теорию возникновения экзогамных запретов
недостаточно обоснованной.
Разрабатывая сложную проблему происхождения
экзогамии, советские ученые стремятся найти внутрен­
нюю взаимосвязь между этой формой регулирования
половых отношений и всем ходом развития производ­
ственной деятельности первобытных человеческих кол­
лективов. Идя этим путем, некоторые исследователи
(А. М. Золотарев, С. А. Токарев) связали возникнове­
ние экзогамии со стремлением мустьерских праобщин
преодолеть свою первоначальную замкнутость и устано­
вить хозяйственные контакты с соседними праобщинами. Однако одного этого объяснения, по-видимому,
недостаточно. Тенденция к расширению хозяйственных
связей в своем развитии должна была бы привести
к появлению большого количества взаимосвязанных
групп; между тем, как мы увидим дальше, первоначаль­
ной структуре родового общества было присуще нали­
чие только двух экзогамных взаимобрачных коллекти­
вов. Другие советские исследователи (из современ­
ных особенно Ю. И. Семенов) объясняют возникновение^экзогамии необходимостью упорядочения хозяй­
ственной жизни внутри первобытных^коллекімаов. Они
исходят из того, что нерегулируемые половые отношения
должны были сопровождаться непрерывными столкно­
вениями на почве ревности и тем самым расшатывали
праобщину как хозяйственную и общественную ячейку.
Борясь с этим, общество постепенно вводило половые
запреты, все более ограничивавшие и в конце концов
сделавшие невозможным половое общение внутри дан­
ной группы.
Однако вынесение половой жизни за рамки кол­
лектива, укрепляя его, должно было повести к уча­
щению конфликтов с другими коллективами, причем
понятно, что чем больше было бы таких взаимобрачных
групп, тем шире была бы арена конфликтов. Поэтому
простейший естественный путь устранения создавшихся
противоречий вел к постепенному возникновению дуаль­
ной * организации — сочетания только двух экзогамных
групп в одно постоянное взаимобрачное объединение,
зародыш эндогамного * племени. ~
Ко времени первых этнографических описаний обще­
ственного строя наиболее отставших в своем развитии
племен ни одно из них уже не сохраняло дуальной орга­
низации в ее первоначальном виде, т. е. не состояло
только из двух родов. С ростом народонаселения по­
следние поделились на несколько новообразований.
Однако дочерние роды не порвали связи между собой
и продолжали составлять две особые половины племени,
названные Морганом фратриями *. Остатки дуальной
организации в виде деления племени на две экзогамные
взаимобрачные фратрии широко прослежены в истори­
ческом прошлом многих племен и народов. Так, у ав­
стралийцев Западной Виктории существовали фратрии
Черного и Белого какаду, у меланезийцев Новой Ирлан­
дии — Орла-рыболова и Сокола, у бразильских индей­
цев— Востока и Запада, у ирокезов-сенека— Медведя
и Оленя, у селькупов — Кедровки и Орла и т. д. В неко­
торых случаях, как, например, у ирокезов-сенека, сохра­
нились предания о происхождении всех дочерних родов
от двух первоначальных, названия которых совпадают
с названиями фратрий. У ряда народов (меланезийцы,
индейцы, обские угры и др.) удалось обнаружить остат­
ки былого хозяйственного, общественного и идеологиче­
ского единства фратрий.
Еще шире прослеживаются явления, которые многие
ученые считают отголосками дуальной организации,
у племен и народностей, утративших древнее фратриальное деление, но, возможно, удержавших воспомина­
ние о нем в «четности» своей родоплеменной или сме­
нившей ее политической структуры, в генеалогических
традициях, мифах и поверьях. Таковы, например, сведе­
ния о 4 филах древних афинян, 6 племенах мидийцев,
12 коленах древнего Израиля, 24 племенах огузов,
24 старейшинах гуннов, сведения о 2 «странах» и древ­
них Египте и Перу, 2 правителях в Спарте, Риме и Кар­
фагене и т. п. Таковы же многочисленные легенды о двух
прародителях, или «культурных героях»,— Ромуле и Ре­
ме у римлян, Санасаре и Багдасаре у армян, Эхнрите
и Булагате у бурят, Гету-Шабане и Баца-Какове у лез­
гин и пр. Однако следует иметь в виду, что пережи­
точная связь таких явлений с древней дуальной органи­
зацией все же проблематична. В ряде случаев «чет­
ность» социальной или иной структуры могла вызывать­
ся и различными другими причинами, в частности тем,
что все, что делится, поначалу обычно делится на две
части.
Широкое распространение дуального деления, нахо­
димого у народов, совершенно различных по своей
этнической принадлежности и уровню развития, свиде­
тельствует о глубокой древности и универсальности
дуально# организации. Оно показывает несостоятель­
ность-взглядов значительного ряда ученых, которые,
пытаясь опровергнуть концепцию универсальности ро­
дового строя, рассматривали дуальную организацию
как один из частных первобытных институтов, связан­
ных с существованием «двухклассового культурного
круга» (В. Шмидт, В. Копперс), со случайным соедине­
нием двух племен (У. Риверс) или же со стремлением
иметь двух слабых вождей взамен одного сильного
(некоторые этнографы-функционалисты).
Таким образом, казалось бы, что гипотеза о связи
экзогамии с упорядочением внутренней жизни праобщины более всего соответствует общим логическим сообра­
жениям и фактам этнографии. Однако и она уязвима
для критики. В последнее время установлено, что даже
в животных сообществах существует известная система
доминирования, иерархия особей, оставляющая немно­
го места внутренним столкновениям Проблема воз­
никновения экзогамии и родового строя остяетсугбТКры-
той. Одна из причин этого состоит в том, что при ее
решении за отсутствием прямых этнографических сведе­
ний приходится обращаться к косвенным данным, к ана­
лизу пережитков, а подчас даж е ограничиваться чисто
логическими доводами. Но возможно, что здесь есть
и другая причина: стремление найти одно-единственное
достаточное объяснение, в то время как во многих из
существующих гипотез содержатся свои рациональные
зерна. Так, допустимо предположить, что недостаточно
многочисленные популяции пришли к экзогамии из-за
отрицательных последствий близкородственных браков,
тесно соседствующие между собой группы — для упро-.
чения контактов, а группы с недостаточно эффективной
системой доминирования — из-за внутригрупповых кон­
фликтов. Во всех этих случаях установление экзогамии
было, разумеется, не сознательным актом, а длительным
стихийным процессом, в ходе которого пришедшие к эк­
зогамии группы оказывались более жизнеспособными
и вытесняли своих соседей. В то же время известную
роль мог сыграть и лежащий на поверхности осознан­
ный стимул к экзогамии — действительно широко рас­
пространенная тафуацстя крови сородичей.
В отличие от праобщины родоййя община была уже
сформировавшимся, «готовым», по выражению Энгель­
са, человеческим обществом. В нем достигли наивысше­
го развития начала первобытного коллективизма, тес­
ное сотрудничество и спайка сородичей, причем, как об
этом можно судить по этнографическим аналогиям,
отношения родства осознавались как экономические
отношения, а экономические отношения — как отноше­
ния родства Тем самым признание родовых связей
получило общественное значение, стало как бы основ­
ным конституирующим признаком пришедшего на смену
праобщине нового производственного коллектива — ро:
довой общины.
§ 3. СТАДИЯ РАННЕПЕРВОБЫТНОЙ
(РАННЕРОДОВОЙ) ОБЩИНЫ
Общие сведения. Стадия раннепервобытной (ранне­
родовой) общины характеризуется просты м л р ^ р я и д а ЮЩИМ ХОЗЯЙСТВОМ т а к
и » » » » » » » » / р т .і.ц ѵ
п ц п ти ііі/А п
рыболовов и собирателей и соответствующими ему при­
митивными фо|шаШГТ5бщёственных отношений. Но ни
во временном, ни в пространственном отношении эта
стадия не была единообразной За 25 — 30 тыс. лет ее
существования человечество прошло значительный путь
развития и на теперь уже очень обширной области
своего расселения создало разнообразные формы про­
изводственной деятельности.
Прежде всего на протяжении этой стадии наблю­
дался заметный рост производительных сил Не менее
чем в^З — 4 раза расширился ассортимент орудий труда,
в том числе особенно эффективных соСтавттШ ФрудИЙ.
Очень большое значение имело изобретение лѵка~ ~fco
стрелами, появление которого часто считают г^ЗПЬю
между двумя этапами присваивающей деятельности:
архаическим и более развитым охотничье-собирательским хозяйством, в ряде районов сочетавшимся также
и с рыболовством. Правда, грань эта не универсальна.
В Южной Америке, Океании и Юго-Восточной Азии
известны охотничьи общества, пользовавшиеся не лу­
ком со стрелами, а другим эффективным оружием
дальнего действия — духовой стрелометательной труб­
кой. Все же, как показывают археологические и этногра­
фические материалы, шире всего как усовершенство­
ванное охотничье оружие распространился лук со стре­
лами, и поэтому в нем со сделанной оговоркой можно
видеть важный рубеж между двумя этапами развития
присваивающей экономики. Археологически эти два эта­
па соответствуют эпохам верхнего палеолита и мезоли­
та. Немалое значение имели и другие сдвиги в веще­
ственных производительных силах на этой стадии, в
частности, приручение собаки, усовершенствбвание во­
дных транспортных средств, орудий рыболовства (сети
и простейшие крючки) и морского зверобойного про­
мысла (гарпуны).
Прогрессировали субъективные производительные
силы — производственные навыки человека. Расшири­
лись знания о природной среде, накопился производ­
ственный опыт, улучшилась организация коллективного
труда. Труд был простой кооперацией, т. е. сотрудниче­
ством, не знавшим продвинутых форм общественно­
го разделения труда. Он заключался в совместных тру­
довых затратах для выполнения более или менее одно­
родных работ и мог принимать различные конкретные
формы. Так, при загонной охоте объединялись трудовые
усилия отдельных индивидов по отношению к одному
и тому же предмету труда, а при охоте на мелкую дичь
и собирательстве эти усилия параллельно применялись
к различным, но однородным объектам. Конечно, даже
такую простую кооперацию не следует понимать упро­
щенно. Полной однообразности трудовых операций ни­
когда не было. При той же загонной охоте выделялись
опытные организаторы, загонщики, новички, помогав­
шие разделывать и нести добычу, и т. д. Постепенное
усложнение производственных навыков чем дальше, тем
больше требовало хозяйственной специализации. Поэ­
тому существовавшее уже в праобщине естественное
разделение труда по полу и возрасту получило теперь
дальнейшее развитие. Мужч-ина стал преимущественно ~
охотником^а позднее обычно и рыболовом, женщина ѵ
сосредоточилась на собирательства, на домашнем хо- )
зяйстве, стала хранительницей очага. Дети и старики (
помогали трудоспособным членам общины. Старики, /
кроме того, обычно являлись хранителями коллективно-N
го опыта и активно участвовали в изготовлении орудий(^
труда. Подобное разделение функций вело к росту
производительности труда всего коллектива.
Значительной стала также пространственная вариа­
тивность в производственной деятельности. Ведь в пер­
вобытности человек в несравненно большей степени, чем
позднее, зависел от природных условий. Отметим только
наиболее разительные различия, связанные с особенно­
стями природной среды. У обшин. живших в умеренных,
а тем более в северных тиротяѵ, гпбирятрльгггнп, иипимо, играло меньшую роль, чем у общин субтропических
и ^ о п и іціЬскИХ Широт. У нерш ^ассортим ент каменных
орудий обычно был шире, у вторых — ограниченнее, так
как-наряду с камнем ЪіирокОТфимвиядись-дерево и бам бук. Первые создали—долговременные искусственные
коллективные ж нлшші,—вторые цанга- обходшгисБ~без
них. И т. д., и т. п.
Стадия раннепервобытной общины — время суще­
ствования человека современного вида, и для ее истори­
ческой реконструкции широко применяют наряду с архе­
ологическими материалами этнографические аналоги.
Это — коренное население Тасмании и Австралии, аэта
Филиппин, семанги и часть сеноев Малакки, лесные
андаманцы и ведды Шри-Ланки, бушмены пустыни
Калахари, часть эскимосов, огнеземельцы и некоторые
другие племена Южной Америки. П равда, все это, как
правило,— племена мезолитического облика, но в куль­
туре многих из них сохранились и верхнепалеолитиче­
ские традиции. Это в ряде случаев позволяет использо­
вать сведения по ним для исторической реконструкции
стадии в целом.
Подъем производительных сил и расширение перво­
начальной ойкумены. С появлением человека совре­
менного вида мы вступаем в эпоху заключительного
этапа развития палеолитической каменной техники —
эпоху верхнего палеолита. Эта эпоха по сравнению
с эпохой среднего палеолита, или эпохой мустьерской
культуры, характеризуется значительным подъемом
производительных сил, выразившимся не только в росте
численности человеческих коллективов и расширении
возможностей овладения природой, но и в значительном
усовершенствовании технологии, т. е. в улучшении са­
мой техники обработки камня и разнообразии и специа­
лизации изготавливаемых орудий труда.
В распоряжении современной науки отсутствуют
пока сколько-нибудь надежные данные для определения
численности древнейшего человечества в разные эпохи
его развития. Поэтому основанием для утверждения
о численности человечества более являются общие со­
ображения и число и размеры верхнепалеолитических
поселений, чем конкретные данные. В целом верхнепале­
олитическая ойкумена гораздо больше насыщена па­
мятниками, исчисляемыми тысячами, чем среднепалео­
литическая и тем более нижнепалеолитическая. Разуме­
ется, и памятники эти сохранились лучше, но увеличение
их числа на порядок не может не отражать увеличение
численности и плотности населения в іішху верхнего
палеолита, хотя конкретные цифры для характеристики
этих параметров остаются неизвестными.
Повышение уровня орудийной оснащенности челове­
чества в это время имеет своей причиной изобретение
новой техники обработки камня. С типичного для мусть­
ерской культуры дисковндного нуклеуса пластины ска­
лывались под углом, они были бесформенны и грубы,
и толщина и особенно ширина их были неодинаковы.
Для получения пластин в эпоху верхнего палеолита
использовался так называемый призматический нукщіj ç , т. е. и м ен н ая заготовка достаточной высотьГ и пра­
вильной формы, с которой пластины скалывались по
всей ее длине. В результате эти пластины имели строго
правильную форму и достаточно равномерную толщину
и ширину по всей своей длине. Эти пластины служили
заготовками, которые с помощью разнообразных типов
боковой и концевой ретуши превращались в подлинные
орудия — проколки, шилья, концевые скребки, ноже­
видные пластинки и т. д. Широкое использование дерева
и кости, материалов мягких и податливых, позволяло
в большом количестве получать составные орудия,
вставляя специально подготовленные ножевидные
пластинки в прорезанные в дереве и кости пазухи или
привязывая высушенными жилами или веревками
растительного происхождения каменные наконечники
копий или колуны к деревянным и костяным рукояткам.
Все это резко усилило убойную силу орудий и добычливость охоты. Для верхнепалеолитического време­
ни типичны дол гощхемешше стойбища, использовавши­
еся, по-видимому, по неікильку десятилетий: такие
стойбища открыты во Франции/Чехо-Словакии, на тер­
ритории европейской части СССР. Только их использо­
ванием на протяжении нескольких десятилетий и можно
объяснить огромные скопления в их культурном слое
остатков сотен и тысяч крупных животных — лошадей,
бизонов и даже мамонтов. Ясно, что охота была облав­
ной, в противном случае невозможно было бы объяснить
ее эффективность, но по отношению к ее конкретным
формам, к сожалению, приходится повторить то же, что
было сказано выше о загонной охоте ранне- и среднепа­
леолитического времени: мы ничего не знаем об этих
конкретных формах, можем предполагать только, что
при загоне использовался огонь, возможно, какие-то
шумовые эффекты, чтобы напугать животных, которые
жались к каким-то обрывам или оврагам, может быть,
специально вырытым ловчим ямам или открытым про­
странствам с врытыми в них заостренными кольями. Так
или иначе продуктивность охоты и обилие добычи снаб­
жали верхнепалеолитического человека всем необходи­
мым для поддержания жизни в условиях перехода от
мягкого и теплого климата последней межледниковой
эпохи к суровым условиям эпохи последнего оледенения,
на которую падает завершение верхнего палеолита:
пищей, шкурами для покрытия жилищ и изготовления
одежды.
В горных местностях с развитым карстом верхнепа­
леолитические люди продолжали использовать под жи­
лища пещеры, теперь уже не только навесы, но и доста­
точно глубокие пещеры с разветвленными внутренними
ходами. В Испании, Франции, Швейцарии, Австрии, на
Балканском полуострове, в Крыму, на Кавказе и в Сред­
ней Азии открыты многочисленные стоянки пещерного
типа. Но в открытых местностях создавались жилища,
иногда достаточно обширные и поэтому явно коллектив­
ные, с несколькими очагами и достигавшие длины
в 35 и ширины в 15 м. Каркасом им служили кости круп­
ных животных, покрытием — ветви и шкуры. Вырыва­
лись и неглубокие землянки, иногда достигавшие боль­
ших размеров — до 200 м 2. Вполне очевидно, что
потолок в таких крупных землянках должен был укреп­
ляться во избежание обвала длинными жердями, изго­
товление которых свидетельствует еще об одной стороне
производственной деятельности верхнепалеолитических
людей. Очевидно и другое — подобное жилище должно
было иметь отверстие в крыше для свободной циркуля­
ции воздуха и выхода дыма. В общем, человек эпохи
верхнего палеолита научился хорошо защищать себя от
непогоды и перешел к определенной оседлости, так как
конструирование жилища не могло не требовать боль­
ших затрат труда и поэтому использовалось долговре­
менно. Но, и покидая жилище, человек был, по-видимо­
му, уже защищен от дождя и холода. Обилие в ка­
менном инвентаре верхнепалеолитических стоянок
шильев и иголок, в том числе и иголок с ушками, говорит
об изобретении шитья. Шитье это было, конечно, гру­
бым, в качестве ниток использовались специально при­
готовленные сухожилия или растительные волокна, но
так или иначе все это дает возможность предполагать
наличие у верхнепалеолитического человека простейшей
одежды из шкур животных.
Однако все сказанное опирается в основном на
изучение европейских верхнепалеолитических памятни­
ков. При условии менее богатой охотничьей добычи или
отсутствии достаточно четко выраженной традиции
оседлости, возможно, из-за отсутствия удобных мест
поселений мы натыкаемся на временные лагеря, т. е. та­
кие места поселений, которые возникали вокруг крупной
охотничьей добычи и существовали до тех пор, пока эта
добыча поедалась. Д ва таких временных лагеря бродя­
чих или полубродячих групп охотников открыты и опи­
саны в южных районах Западной Сибири. Практически
здесь мы подступаем к новой проблеме — проблеме
локальных различий в культуре верхнепалеолитическо­
го времени, но, прежде чем осветить эту проблему
в полном объеме, нужно сказать несколько слов о хроно­
логических рамках верхнего палеолита и динамике
верхнепалеолитического развития.
Начало верхнего палеолита, как уже говорилось,
отстоит от современности примерно на 40 — 45 тыс. лет.
При этом речь идет не о появлении того или иного ти­
пичного элемента верхнепалеолитической индустрии,
так как какие-то верхнепалеолитические черты в обра­
ботке камня появлялись и раньше, а обо всем комплексе
основных технологических достижений палеолита, кото­
рый только и обусловил наступление верхнепалеолити­
ческого времени. Окончание верхнепалеолитической
эпохи по-разному датируется различными авторами.
Некоторые видят в изобретении лука ту черту, которая
обозначает рубеж между верхним палеолитом и следую­
щим за ним мезолитом. Другие настаивают на решаю­
щем значении появления микролитической * техники,
т. е. изготовления чрезвычайно малогабаритных орудий.
Наконец, третьи указывают на вымирание крупных
представителей четвертичной фауны, изменение спосо­
бов охоты, ставшей менее продуктивной, возрастание
роли рыболовства, переход от относительно прочной
оседлости к созданию сравнительно кратковременных
лагерей, о жизни в которых мы знаем лишь по очень
маломощному оставшемуся от них культурному слою.
По сути дела все перечисленные признаки отражают
разные стороны единого процесса, ознаменовавшего
переход от четвертичного периода к современной геоло­
гической эпохе и соответствующий перелом в истории
общества, перешедшего от верхнепалеолитической эпо­
хи к мезолиту и неолиту. Исчезновение крупных жи­
вотных заставило перейти к микролитической технике,
более пригодной в условиях охоты на мелких животных
и птиц, а также при рыболовстве. Последнее было вы­
нужденным из-ла недостатка в белковой пище. Охота за
мелкими животными потребовала от человеческих кол­
лективов большей подвижности, а это, в свою очередь,
заставляло их менее обстоятельно обживать тот или
иной удобный участок земли и чаще менять местополо­
жение, что и обусловило бедность мезолитических стоя­
нок по сравнению с верхнепалеолитическими. Возмож­
но, и изобретение лука было инспирировано потребно­
стями охоты на мелких животных. Весь комплекс этих
взаимосвязанных и взаимообусловенных явлений пада­
ет примерно на 1 0 — 12 тысячелетия до н. э., т. е. на
12 - 14 тысячелетия от современности. Этим временем
и следует датировать окончание верхнепалеолитическо­
го периода.
До сравнительно недавнего времени в европейской
археологии главенствовала периодизация, возникшая
на заре археологической науки. Эта периодизация до
сих пор иногда находит место на страницах популярных
книг по археологии. Верхнепалеолитическая эпоха дели­
лась в соответствии с этой периодизацией на три
периода — ориньяк, или ориньякский, солютре, или солютрейский, и мадлен, или мадленский. Все они получи­
ли наименования по названию местечек во Франции, где
были исследованы соответствующие памятники. Архео­
логически наиболее выразительно была охарактеризо­
вана эпоха солютре, для которой типичными считались
прекрасно выделанные двусторонне обработанные ору­
дия — наконечники копий, ретушь на которых действи­
тельно обращала на себя внимание красотой и правиль­
ностью. Д ля ориньякской эпохи были характерны более
или менее все верхнепалеолитические формы, для мадленской — значительное богатство бытовавшей наряду
с каменным инвентарем костяной индустрии. Однако
открытие и изучение верхнепалеолитических памятни­
ков в последние два-три десятилетия показали, что эти
якобы эпохи — не более чем узколокальные археологи­
ческие культуры, свойственные им признаки сосредото­
чены в памятниках поименованных районов и они не
могут претендовать ни на какое общее значение. Кроме
них описаны еще более десятка таких локальных куль­
тур в верхнем палеолите Европы; для каждой из них
также описан тот или иной набор технологических при­
знаков; они все относятся к разным этапам верхнепалео­
литического времени, иногда существовали на протяже­
нии значительного отрезка времени, более или менее
сравнимого с длительностью верхнепалеолитической
эпохи в целом. Поэтому сейчас развитие верхнепалеоли­
тического населения Европы рисуется в виде совокупно­
сти местных культурных тенденций, замкнутых в преде­
лах отдельных районов, но реестр этих тенденций далек
от полноты из-за наличия неизученных территорий,
а генетические взаимоотношения между ними неясны.
Поэтому общепринятой периодизации нет, никому пока
еще не удалось свести выявленное локальное много­
образие и богатство памятников к каким-то стадиаль­
ным закономерностям.
Опыт интерпретации памятников верхнего палеоли­
та Европы, которые исследованы несравненно лучше,
чем памятники всей остальной ойкумены, демонстрирует
необходимость большой осторожности в выделении ка­
ких-то обширных по ареалу культур или этапов разви­
тия. Поэтому и последующая характеристика носит
весьма общий характер, скорее показывая уровень на­
шего незнания, нежели предполагая действительно объ­
ективные и бесспорные результаты. Что касается Кавка­
за, Передней и Средней Азии, частично Южной Азии, то
в тех пределах, в каких мы располагаем какой-то инфор­
мацией, характер локальной дифференциации и динами­
ка развития повторяют то, что более или менее известно
в Европе. Иными словами, какая-то локально приуро­
ченная группа памятников обнаруживает какие-то спе­
цифические приемы обработки камня и наборы орудий,
которые повторяются в хронологически разновременных
стоянках, демонстрируя определенную свойственную
лишь данному району тенденцию развития. Советский
археолог Г. П. Григорьев называет их линиями разви­
тия. Термин этот довольно широко употребляется в ли­
тературе, есть и другие обозначения, но в основе того
явления, которое обозначается, лежит изначально одно
и то же — территориальное обособление технологиче­
ских приемов, возникшее в результате то ли географиче­
ской, то ли социальной изоляции. Конкретно выявить
факторы этой изоляции в каждом отдельном случае мы
пока не в состоянии.
В Северной Азии известных верхнепалеолитических
памятников немного, ряд новейших памятников пока
еще не описан, все они более или менее однородны за
одним исключением. Речь идет о двух стоянках — Маль­
те и Бурети на Ангаре и ее притоке Белой, открытых
и исследованных М. М. Герасимовым и А. П. Окладни­
ковым и находящихся по прямой на расстоянии меньше
20 км одна от другой. Наземные жилища, исключитель­
ное богатство костяного инвентаря, скульптура из кости,
костяные женские статуэтки, до какой-то степени ка­
менный инвентарь — все это, безусловно, западные ана­
логии, достаточно явственно напоминающие Европу. На
этом основании А П. Окладников выдвинул даже гипо­
тезу о переселении каких-то европейских групп в При­
байкалье. До сих пор трудно сказать, в какой мере
справедлива эта смелая гипотеза — в нашем распоря­
жении слишком мало данных для оценки гипотез по­
добного рода. Можно только отметить, что на одной из
мальтинских женских статуэток отчетливо моделирова­
но лицо и оно больше похоже на монголоидное, а не на
европеоидное. Резцы младенца из погребения на сто­
янке Мальта обнаруживают так называемую лопатообразность, правда, довольно слабо выраженную,—
скорее монголоидный, чем европеоидный признак. Но
вне зависимости от генетической интерпретации свое­
образия стоянок Мальта и Буреть ясно, что они образу­
ют какой-то локальный тип памятников, не повторяю­
щийся пока нигде в Северной Азии. Что же касается
других групп памятников, то они не имеют богатого
костяного инвентаря, на них не найдена костяная скуль­
птура и женские статуэтки. Типологически каменный
инвентарь отличается известной архаичностью форм,
и эта особенность, по-видимому, может считаться наи­
более типичной чертой североазиатского верхнего пале­
олита.
Примерно то же можно повторить и про Централь­
ную Азию, подразумевая под ней в первую очередь
территорию Монголии: из Синьцзяна до сих пор ничего
неизвестно, с Тибетского нагорья происходят случайные
и маловыразительные находки. Но монгольские памят­
ники обнаружены преимущественно на поверхности,
и предстоит еще большая работа по поиску стратифици­
рованных местонахождений, которые позволят по­
местить верхнепалеолитические памятники Монголии
в стратиграфическую колонку верхнепалеолитических
памятников других территорий. Переходя к Восточной
Азии, особенно ее северной части, следует напомнить,
что верхнепалеолитические черты и даж е какая-то тен­
денция к микролитической технике появились здесь
приблизительно на 20 тыс. лет раньше Европы. Эта
тенденция продолжает реализовывать себя, насколько
можно судить по известным памятникам, и на протяже­
нии всего верхнего палеолита. В системе гротов Чжоукоудянь открыто местонахождение, получившее наимено­
вание Верхней пещеры и относящееся, насколько можно
об этом судить, опираясь на стратиграфические и архео­
логические данные, к самому концу верхнепалеолитиче­
ской эпохи. Оно дает нам богатую серию орудий из
кости, хотя образцов изобразительного искусства там
нет. В то же время в Юго-Восточной Азии не обнаруже­
ны богатые наборы костяных изделий, каменные орудия
достаточно грубы и невыразительны, среди них много
крупных форм. В общем, каждая из рассмотренных
нами территорий показывает нам что-то своеобразное,
но для оценки этого своеобразия нам недостает пока ни
достаточной информации, ни сколько-нибудь полного
’еоретического осмысления локального многообразия
культуры в эпоху верхнего палеолита.
Из предшествующего локального обзора выпала
Африка, но, прежде чем перейти к ней, логичнее остано­
виться на проблеме расширения первоначальной ойку­
мены и заселения Америки и Австралии. Проблема эта
до сих пор дискутируется в современной науке. В при­
нципе проблема заселения Америки человеком на ка­
ком-то отрезке четвертичной истории была осознана
только в начале XX в., в XIX столетии неоднократно
аргументировалась мысль об автохтонном происхожде­
нии человека в Америке и в поддержку ее приводились
многочисленные ископаемые находки якобы предков
человека глубокой древности. Позже было убедительно
доказано, что все эти находки представляют собою
артефакты *, не имеющие к проблеме происхождения
американского человека никакого отношения. Тщатель­
ное изучение животного мира обеих Америк позволило
твердо установить важный для нашей темы факт —
отсутствие среди американских приматов высших форм,
от которых могли бы произойти люди, и в живом, и в
ископаемом состоянии. Все это инспирировало в начале
века оформление гипотезы заселения Американского
материка человеком из Старого Света, но конкретные
формы этой гипотезы были многообразны, и прошло
несколько десятков лет, прежде чем она приняла свою
современную форму.
Сначала казалось естественным, что Америка была
заселена через Тихий океан из Юго-Восточной Азии.
Многочисленные адепты этой гипотезы, среди которых
широтой эрудиции и остроумием догадок особо следует
выделить крупнейшего французского этнолога — аме­
риканиста и океаниста Поля Риве, собрали достаточно
большое число совпадений в языке и материальной
культуре между американскими индейцами, особенно
индейцами Южной Америки и народами островного
мира Юго-Восточной Азии. Однако критическая реви­
зия всех этих наблюдений показала, что часть этих
совпадений могла возникнуть конвергентно, а другая
часть есть плод недостаточно тщательной фиксации
первичных данных. Поэтому от океанического пути засеісния Америки с запада пришлось отказаться, и сейчас
у »той идеи нет сторонников среди серьезных уче­
ных
Но океанический путь заселения Америки, теорети­
чески говоря, возможен и с востока, т. е. через Атланти­
ческий океан. Здесь опять не раз указывалось на
культурные аналогии между цивилизациями Централь­
ной Америки и древними цивилизациями Африканского
континента, но и эти аналогии не нашли подтверждения
при более серьезном сравнении. Поэтому как бы ни
решался вопрос о наличии сухопутных мостов в Атлан­
тическом океане, по которым человек мог перебраться
в Америку, как бы ни решался вопрос о реальном суще­
ствовании легендарной Атлантиды, антропологические
особенности коренного населения Америки и характер­
ные черты их культуры таковы, что они не дают никакого
основания говорить об их родстве с антропологическим
и культурным миром Африки. В 1960-х годах на страни­
цах издаваемого и сейчас чрезвычайно авторитетного
международного журнала «Современная антрополо­
гия» была проведена дискуссия о возможности заселен
ния Америки человеком из Европы через Исландию
и Гренландию. Почти все участники этой дискуссии
высказались против такой возможности.
Остается, следовательно, только один-единственный
путь, он и принят современной наукой — путь через
Берингов пролив из Азии. Заселение Америки человеком
этим путем имело место примерно 20 — 25 тыс. лет тому
назад, а в это время на месте Берингова пролива суще­
ствовал обширный сухопутный мост, получивший у гео­
логов и палеогеографов название древней Берингии.
Древнейшие жители Американского континента остави­
ли много стоянок, и поэтому палеолит в Америке изве­
стен достаточно хорошо. Но мы уже знаем, что ка­
менные орудия меняются очень быстро, что и затрудняет
определение генетических связей с помощью их формы
и способов обработки. Д ля палеолита Америки типичны
несколько форм орудий, не находящих никаких анало­
гий в Старом Свете, и, хотя преемственная связь
американского палеолита с азиатским совершенно не­
сомненна, поиски этих аналогий остаются пока бе­
зуспешными.
Рассмотренный путь заселения Америки человеком
в целом похож на аналогичный путь заселения челове­
ком Австралии. Геологические исследования также
вскрыли здесь, на подступах к Австралии, в районе
нынешнего Большого Зондского архипелага, целую
систему сухопутных мостов, по которым человек и пере­
брался из Азии в Австралию. Произошло это, видимо,
еще раньше, чем переход человека в Америку: дата
наиболее древних остатков человека и его культуры
в Австралии отстоит от современности почти на 40 тыс.
лет, на Новой Гвинее — примерно на 25 тыс. лет.
Возвращаясь теперь к Африканскому материку, сле­
дует сказать, что в эпоху верхнего палеолита Африка
сохранила свое своеобразие, присущее ей в среднепале­
олитическое время. На севере с какими-то модификаци­
ями сохраняется та форма индустрии, которая была
здесь представлена и в эпоху среднего палеолита Мо­
жет быть, типы орудий в верхнем палеолите более
совершенны, но прогресс в общем несуществен. Что же
касается остальной территории, то отдельные находки
верхнепалеолитических индустрий сделаны более или
менее повсеместно, но сами индустрии плохо укладыва­
ются в какие-то типологические схемы и отличаются
крайним местным своеобразием. Очевидно, системати­
зация памятников верхнепалеолитического времени на
территории Африки еще представляет собою проблему
будущего.
В мезолите хозяйство и материальная культура
испытывали заметные изменения, которые в той или
иной степени сказались во многих областях ойкумены.
К началу мезолита плейстоцен сменяется голоценом:
ледниковый период закончился. Это непосредственно
отразилось на климате, флоре и фауне значительной
части Евразии и Северной Америки. Позднее сходные
изменения произошли и в некоторых областях, на знав­
ших оледенения — в Австралии и местами в Африке, где
возросла аридность. Повсеместно здесь исчезли такие
наиболее крупные животные, как мамонты и шерстистые
носороги или австралийские гигантские сумчатые.
В других областях ойкумены также исчезли многие виды
или резко сократилось поголовье крупных млекопитаю­
щих. Поэтому многие ученые, видимо, не без оснований
связывают изменение фауны не только с климатически­
ми изменениями, но и с деятельностью верхнепалеолити­
ческих общин — хищнической охотой или нарушени­
ем экологического равновесия.
Из-за природно-хозяйственных особенностей раз­
личных областей ойкумены фаунистический кризис руверхнего палеолита и мезолита неодинаково ска» I к я на хозяйстве и материальной культуре мезолитич»ч I и\ общин. Но прямо или косвенно — через куль­
турные влияния — он коснулся большой части перво­
бытного человечества
Переход к охоте на менее крупных животных потре­
бовал расширения охотничьего промысла и большего
разнообразия его приемов. Распространилась добыча не
только средних, но и мелких млекопитающих и птиц.
Поярилась потребность в усовершенствованном дально­
бойном охотничьем оружии. Им стал прежде всего лук
со стрелами, а такж е такие его аналоги, как духовая
стрелометательная трубка и более эффективная — уп­
ругая и утяж еленная грузом — копьеметалка. Наряду
с загонной охотой получила развитие индивидуальная
с засадами или скрадыванием, т. е. незаметным прибли­
жением к добыче. В мезолите (а местами, возможно,
уже в конце верхнего палеолита) была приручена соба­
ка. Она стала хорошим помощником на охоте, хотя этот
первый шаг в становлении скотоводства, вероятно, не
преследовал прямо охотничьих целей. Намного шире
стало практиковаться известное уж е на предыдущей
стадии рыболовство, а местами возник и морской зверо­
бойный промысел. Усовершенствовались приемы рыбо­
ловства, в котором помимо запруд применялись острога,
лук со стрелами, верши. Повсеместно интенсифицирова­
лось собирательство с такими его орудиями, как, напри­
мер, утяж еленная специальным грузом землекопалка
или скребки для вскрытия раковин с моллюсками.
Д ля мезолита характерно дальнейшее облегчение
веса каменных орудий, достигнутое широким использо­
ванием микролитов. Микролиты — маленькие, в 1 —
2 см длиной, заостренные изделия из кремня, агата,
обсидиана, роговика и т. д. в форме треугольников,
сегментов, ромбов, трапеций. Употреблялись они как
наконечники стрел или в качестве вкладышей в пазы
костяной либо деревянной оправы, закрепляемых с по­
мощью смолы. Такие вкладышевые орудия появились
уже в верхнем палеолите, но широко распространились
только в мезолите. Они обладали более высокими рабо­
чими качествами и еще более уменьшили зависимость
населения от природных запасов камня. Но микролити­
ческая техника не была универсальной. Н аряду с вкладышевыми орудиями во многих областях существовали,
а местами и преобладали макролиты — грубооббитые
топоры и кирки.
Образ жизни мезолитических общин, как правило,
определялся тем, что в условиях оскудевшей сухопутной
фауны они стремились использовать все охотничьи,
рыболовческие и собирательские ресурсы. Это вело к
усилению подвижности, принимавшей в одних случаях
сезонно-оседлый, в других бродячий характер. Вместе
с тем было уже немало относительно оседлых общин,
которые обосновались на побережье рек и морей и зани­
мались преимущественно рыболовством, собиранием
моллюсков и даж е морским зверобойным промыслом.
Значительной оседлости достигли такж е общины с ком­
плексным рыболовческо-охотничье-собирательским хо­
зяйством, получившим заметное распространение к кон­
цу мезолита. Различия в хозяйственной деятельности,
естественно, приводили к различиям в материальной
культуре населения отдельных областей и райо­
нов.
Мезолитические общины с разносторонним хозяй­
ством широко представлены археологическими культу­
рами всех континентов, хотя их техника не всюду была
микролитической. Так, в Западной Европе это культуры
азиль, тарденуа и лингби, в Восточной Европе — свидерская, на Ближнем Востоке — кебара, в Юго-Вос­
точной Азии — хоабиньская и т. д. Б качестве примера
рассмотрим культуры аборигенов Австралии так назы­
ваемого среднего периода, так как на этом материке
может быть относительно легко сопоставлено археоло­
гическое прошлое с этнографическим настоящим.
В австралийских культурах среднего периода —
тартанга, пирри и бонди — представлены небольшие
ретушированные каменные орудия, которые определяют
как топоры или долота, ножи, узкие листовидные
острия, использовавшиеся в качестве наконечников ко­
пий, скребки, шилья и в возраставш ем количестве
вкладыши — микролиты. Найдены такж е орудия из
кости и раковин, в частности заостренные с обеих сторон
палочки, которые могли применяться и как наконечники
копий, и как рыболовные крючки, и как приспособления
для извлечения из раковин моллюсков. Часть этих ору­
дий дож ила до нового времени, почему даж е известны
их аборигенные названия: топоры или долота — «тула»,
заостренные палочки — «мудук» и т. д. И з-за изоляции
Австралии в технике ее населения наблюдались два
встречных процесса — эволюция и регресс. Австраловеды даж е не исключают того, что некогда здесь был
известен лук со стрелами, затем по каким-то причинам
утраченный.
г
Этнографические данные позволяют получить более
цельное представление о хозяйстве и материальной
культуре австралийского мезолита. Аборигены охоти­
лись на кенгуру и других сумчатых, страусов, а на
побережье такж е на тюленей и морских черепах. Охота
велась как коллективно — загоном, так и индивидуаль­
но — скрадыванием. По некоторым данным, на охоте
использовалась собака динго. Важнейшим охотничьим
и одновременно боевым оружием были копье и палица.
Имелось несколько видов простых и составных копий.
Большинству общин была известна деревянная копьеметалка, к которой часто прикреплялась каменная
тула. Она утяж еляла копьеметалку и к тому же делала
ее орудием полифункционального назначения. Палицы,
к которым такж е часто прикрепляли тулу, были как
ударными, так и метательными Особым видом послед­
них были изогнутые плоские палицы — бумеранги, кото­
рые издалека и с большой силой пораж али цель. Знаме­
нитая, хотя и менее эффективная, разновидность этого
оружия — винтообразно изогнутый «возвращающийся
бумеранг», применявшийся для охоты на птиц. Там, где
предоставлялась возможность, ловили рыбу и били
морского зверя, пользуясь острогой, крючками, верш а­
ми или другими ловушками. Повсеместно большую роль
играло собирательство съедобных кореньев, злаков,
плодов, ягод, водорослей, моллюсков, яиц, насекомых,
личинок, ракообразных и т. д. С ним граничила охота на
мелких животных — грызунов, ящериц, змей. Главным
орудием этого промысла была заостренная палка-ко­
палка.
Передвигаясь в поисках средств существования
большую часть времени по своей промысловой террито­
рии, австралийцы строили лишь небольшие временные
жилищ а, ш алаши, ветровые заслоны. Но местами возни­
кали и сезонно-оседлые поселки с вместительными
(иногда до 120 кв. м) каркасными постройками. В Ав­
стралии ночная температура подчас опускается ниже
нулевой отметки, и приходится защ ищ аться от холода.
Тем не менее согревающей одеждой (из шкурок опоссу­
ма или молодых кенгуру) пользовались далеко не
всюду — чащ е натирались жиром или смесью жира
, с охрой. Главной защитой от холода был огонь, который
добывали трением. На огне же жарили, пекли или туши­
ли в нагретых кострами земляных ямах животную пищу.
Варки еще не знали.
По-другому жили мезолитические общины, ориенти­
рованные преимущественно на прибрежные ресурсы.
Они представлены, например, археологическими культу­
рами маглемозе в Западной Европе и сходными с ней
в Восточной Прибалтике, дземон в Японии, капси на
побережье Северной Африки, рядом культур СевероВосточной Сибири, северной и южной оконечностей
Американского материка. Одна из них — культура ягаг
нов и алакалуфов Огненной Земли — в силу изоляции
этого архипелага может быть в общих чертах охаракте­
ризована по этнографическим данным нового вре­
мени.
Яганы и алакалуфы ловили рыбу, собирали моллю­
сков и крабов, охотились на морского зверя и птиц,
часть яганов — такж е на гуанако. На суше собирали
коренья, ягоды, грибы. Главным охотничьим оружием
были копья и гарпуны с зазубренными костяными нако­
нечниками. Были известны и лук со стрелами, снабжен­
ными каменными или костяными наконечниками, а так­
же пращ а и бола. Применялись охотничьи собаки. Д ля
ловли рыбы пользовались леской со скользящей петлей
или плетеной ловушкой, для собирания даров моря —
древками с расщепленным наконечником. Многие ору­
дия труда — ножи, скребки, шилья и т. п.— были сдела­
ны из раковин и кости, реже из камня, так как его
залежами располагали только алакалуфы. Лодки, иног­
да достигавшие в длину 6 м, сшивали из коры, и, хотя
это требовало большого труда, они были недолговечны­
ми. Ж илищ а сооружали из стволов деревьев или ветвей,
покрывая их зимой тюленьими шкурами, а летом —
корой, листьями, водорослями. Ж илищ а были невелики,
но имеются сообщения и о крупных общественных со­
оружениях. Посреди хижины (а такж е и посреди лод­
ки — на земляном возвышении) почти всегда поддер­
живался огонь. Одеждой служили короткие распашные
плащи из тюленьих или выдровых шкур и небольшие
передники. Пищу жарили или пекли, но уже умели
и подогревать воду, бросая в раковинные сосуды раска­
ленные камни. Это было так называемое камневарение — наиболее примитивный способ варки. В окру­
жавших поселения свалках кухонных отбросов было
много раковинных куч, что вообще типично для ориенти­
рованных на прибрежные ресурсы мезолитических кульіур За такими кучами в археологии закрепился датский
к'рмнн «кьеккенмьеддинги» *.
Социально-экономические отношения. Историческая
реконструкция социально-экономических отношений в
раннепервобытной общине, как, впрочем, и всех других
аспектов характерных для нее общественных отноше­
ний, представляет большие трудности. Сколько-нибудь
уверенно судить об общественных отношениях можно
только по данным этнографии. Этнография же, как уже
говорилось, располагает сведениями главным образом
лишь о раннепервобытных общинах мезолитического
облика. Между тем на значительной части ойкумены
к эпохе мезолита изменилась природная среда, населе­
ние стало более подвижным, и это не могло не отразить­
ся на самых различных сторонах его жизни. К тому же
ко времени, когда этнография впервые занялась изуче­
нием раннепервобытной общины, последняя повсеме­
стно претерпела изменения, связанные с развитием
в условиях изоляции или же, напротив, с влиянием
соседних обществ, с европейской колонизацией и
т. п. И з-за всего этого для исторической реконструкции
стадии в целом приходится прибегать к проекции дан­
ных мезолитического времени на верхнепалеолитиче­
ское время и пользоваться методом не только аналогов,
но и пережитков. Получаемая картина во многом пред­
положительна и неодинакова у разных ученых. Однако
имеющиеся разногласия — это, как правило, разногла­
сия по относительно частным вопросам. Они не затраги­
вают главного: понимания общественных и прежде
всего производственных отношений в раннепервобытной
общине как отношений коллективистических.
На протяжении всей стадии раннепервобытной об­
щины уровень производительных сил был таков, что, вопервых, выжить можно было только при условии тесной
кооперации трудовых усилий и, во-вторых, даж е при
этих условиях общественного продукта добывалось не
больше или немногим больше, чем было необходимо для
физического существования людей.
Добыча таких крупных животных, как мамонт или
шерстистый носорог, в позднем палеолите приледниковых областей Евразии, загонная охота на лошадей,
быков, оленей и других стадных животных, повсеместно
практиковавш аяся в верхнем палеолите и не утратив­
шая своего значения в мезолите, ловля рыбы с помощью
различных ловушек, сооружение ж илищ и лодок — все
это всегда или достаточно часто требовало совместных
усилий общины. Но дело не сводилось к необходимости
коллективных действий. Результаты присваивающего
хозяйства далеко не всегда предсказуемы: в любом из
его промыслов может повезти и не повезти. Поэтому
даж е при индивидуальной охоте, рыболовстве, собира­
тельстве неудачу одних приходилось возмещать удачей
Других.
Это было тем более необходимо, что совокупной
добычи общины во всех областях ее присваивающей
деятельности и на протяжении года в целом обычно едва
хватало для обеспечения жизненных потребностей. Ко­
нечно, были сезоны, когда создавался избыток пищи,
и имелись районы, где такой избыток образовывался
относительно чаще. Но в целом простое присваивающее
хозяйство низших охотников, рыболовов и собирателей
позволяло получать, как правило, лишь жизнеобеспечи­
вающий и только как исключение избыточный продукт.
И тем самым для раннепервобытной общины станови­
лись необходимы коллективная собственность и уравни­
тельное, или равнообеспечивающее, распределение.
В коллективной собственности, по-видимому, нахо­
дилось прежде всего главное средство производства —
земля, в данном случае промысловая территория со
всеми имевшимися в ее пределах объектами охоты,
рыболовства и собирательства, сырьем для производст­
ва орудий, утвари и т. п. Такой порядок засвидетельст­
вован, в частности, у аборигенов Австралии, яганов
и большинства других, сходных с ними по уровню разви­
тия этнографических групп. В то же время у некоторых
таких групп (алакалуф ы , часть эскимосов, хадза Вос­
точной Африки) собственности на промысловую терри­
торию вообще не было, и на этом основании часть
ученых считает, что на стадии раннепервобытной общи­
ны собственность на угодья не фиксировалась. Это едва
ли верно: отношение к земле как к «ничейной» встреча­
лось преимущественно лишь там, где экстремальные
природные условия вынуждали соседние группы в за ­
имно пользоваться важнейшими угодьями.
Широко засвидетельствована такж е коллективная
собственность на охотничьи загоны и рыболовные з а ­
пруды, лодки, жилищ а и огонь. Сложнее вопрос о том,
как понимать принадлежность отдельным лицам инди­
видуальных и притом часто изготовленных ими самими
орудий труда — топоров, копий, луков со стрелами и
т. п., равно как и различной бытовой утвари, одежды
и украшений. В этнографических описаниях они обычно
характеризуются как личная собственность, и косвенно
это подтверждается тем, что со смертью владельца они
либо погребались вместе с ним, либо наследовались
близкими. Такие погребения известны и на археологиче­
ском материале, например, на верхнепалеолитической
стоянке Сунгирь в Сибири. Наконец, в пользу этого
понимания принадлежности индивидуальных орудий и
бытовых предметов говорят некоторые общие соображе­
ния: ясно, что их наиболее эффективное использование
было возможно лишь в том случае, если они соответ­
ствовали индивидуальным особенностям владельца. Но,
с другой стороны, у аборигенов Австралии, алакалуфов,
яганов, бушменов и ряда других групп существовали
обычаи, разреш авш ие брать без спроса принадлеж ав­
шие члену той же группы предметы либо даж е обязы­
вавшие ими делиться. Исходя из этого, некоторые
ученые полагают, что в данном случае имело место
только личное пользование вещами, находящимися в
коллективной собственности. Видимо, все ж е правиль­
нее говорить о нестрогой личной собственности, как бы
подчиненной общему принципу коллективной собствен­
ности.
Коллективной была и собственность на пищу или
другую добычу. Независимо от того, как — коллективно
или индивидуально — она была добыта, распределение
ее было уравнительным, или равнообеспечивающим.
По-видимому, древнейшим принципом дележа добычи,
отмеченным у ряда низших охотников, рыболовов и со­
бирателей, а в пережитках — и у более развитых групп
первобытного человечества, был ее раздел между при­
сутствовавшими либо всеми вообще членами общины.
При этом даж е самый удачливый добытчик получал не
больше других. Во многих обшинах аборигенов Австра­
лии человек, убивший кенгуру, не имел на него никаких
особых прав, и при разделе ему доставалась едва ли не
худшая часть мяса. У бушменов, по сообщению оче­
видца XVIII в., все члены группы имели право на долю
в охотничьей добыче каждого. У одной из групп канад­
ских эскимосов, по свидетельству известного полярного
исследователя К. Расмуссена, люди жили в состоянии
настолько выраженного коммунизма, что даж е не было
охотничьих долей и все трапезы были совместными.
Ч. Дарвин во время своего путешествия на корабле
«Бигл» был свидетелем случая, когда группа огнезе­
мельцев, получив в подарок кусок холста, разодрала его
\
на равные части, чтобы каждый мог получить свою
долю.
Такой коллективизм в распределении был не просто
автоматическим следствием коллективного производ­
ства, а необходимым условием выживания в условиях
примитивного присваивающего хозяйства с его низкой
производительностью труда и частой нехваткой пищи.
Коллектив, получавший лишь жизнеобеспечивающий
продукт, должен был регулировать потребление в инте­
ресах всех своих членов и не допускать положения, при
котором одни благоденствовали, а другие голодали. Но
вместе с тем распределение было не просто уравнитель­
ным, а учитывающим различия в потребностях по полу
и возрасту, и поэтому некоторые специалисты считают,
что его точнее называть равнообеспечивающим. В опре­
деленных случаях учитывались и высшие интересы
коллектива в целом. В тяжелой борьбе с природой,
которую постоянно вели раннепервобытные общины, их
судьба нередко зависела от запаса сил у трудоспособ­
ных охотников и рыболовов. Вот почему в случаях
необходимости, при чрезвычайных обстоятельствах по­
следние могли получать последние куски пищи, а их
иждивенцы оставаться голодными. Больше того, быва­
ло, как, например, у некоторых групп аборигенов Ав­
стралии или эскимосов, что в экстремальных ситуациях
практиковались инфантицид *, в особенности по отно­
шению к девочкам, и геронтицид *.
Иное положение складывалось там, где уже на
стадии раннепервобытной общины коллектив начинал
получать не только жизнеобеспечивающий, но и избы­
точный продукт. В этих случаях наряду с уравнитель­
ным, или равнообеспечивающим, распределением воз­
никало такж е и трудовое распределение, т. е. получение
продукта в соответствии с затраченным трудом. Вместе
с избыточным продуктом и трудовым распределением
зародился обмен.
Обмен возник в межобщинной форме, при которой
различные коллективы снабжали друг друга специфичен
скими богатствами их природной среды, например,
ценными сортами камня и дерева, раковинами и ох­
рой, янтарем и т. п. «Различные общины,— считал
К. М аркс,— находят различные средства производства
и различные жизненные средства среди окружающей их
природы... Это — те естественно выросшие различия,
которые при соприкосновении общин вызывают взаим­
ный обмен продуктами, а следовательно, постепенное
превращение этих продуктов в товары» \ О межобщин­
ном обмене уже в позднем палеолите свидетельствуют
археологические находки кавказского обсидиана в Си­
бири, прибалтийского янтаря на Русской равнине, мор­
ских раковин во внутренних районах Восточной и З а п а д ­
ной Европы. По крайней мере с мезолита возник и обмен
изделиями, о чем можно судить на основании существо­
вавшей у аборигенов Австралии специализации общин
на выделке различных видов орудий труда, оружия,
утвари, украшений. Каких-либо обменных эквивалентов
еще не было: происходил обмен дарами, или, как его
чаще называют в этнографии, дарообмен. Обмениваться
сырьем или продуктами труда могли как целые общины,
так и отдельные лица. И в том, и в другом случае расш и­
рялись и упрочивались социальные связи, что закрепля­
лось такж е и ритуализацией обменных операций: сопро­
вождавшими их празднествами и пирами. Однако об­
мен, в особенности первоначальный или между отда­
ленными друг от друга общинами, мог быть и так
называемым немым. Одна сторона оставляла опреде­
ленное количество предметов, другая забирала и остав­
ляла то, что могла дать взамен. Если первая сторона
считала себя не удовлетворенной, то не брала оставлен­
ное, и тогда вторая сторона добавляла еще.
Народонаселение и его воспроизводство. Простое
присваивающее хозяйство и свойственные ему прими­
тивные общественные отношения, тяжелый повседнев­
ный труд и полная опасностей ж изнь резко ограничива­
ли численность населения на стадии раннепервобытной
общины.
Чтобы низшие охотники, рыболовы и собиратели
могли прокормиться на своей промысловой территории,
размеры общин должны были соответствовать ее ре­
сурсам, не превышая определенной плотности населе­
ния. Но наряду с этим действовали и другие факторы,
определявшие нижний и верхний пределы численности
групп. В частности, в общине должно было быть доста­
точно много взрослых мужчин — охотников и защ итни­
ков коллектива и в то ж е время не слишком много, так
как в этом случае примитивная общ ественная организа­
ция не смогла бы обеспечить его нормальное функциони­
рование. П реобладает мнение, что средняя численность
‘ М аркс К-, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 364.
раннепервобытной общины составляла 25 — 30 человек.
По данным, наиболее полно обобщенным В. А. Шнирельманом, малые размеры общин поддерживались как
путем стихийного действия природных факторов, так
и при посредстве определенных социально-культурных
механизмов. В первом случае длительные голодовки
увеличивали смертность, особенно среди женщин, детей
и стариков, и снижали рождаемость. Во втором случае
действовала целая группа обстоятельств. Это ранние
браки девочек, нередко приводившие к физическим
травмам и бесплодию, тяжелый труд женщин, сокра­
щавший их репродуктивный период, диспропорция по­
лов из-за умерщвления части новорожденных девочек
и высокой смертности рожениц, безбрачие части моло­
дых мужчин из-за многоженства стариков. Снижению
рождаемости способствовали и различные религиозные
представления, в особенности широко распространен­
ный запрет на половые отношения во время различных
крупных хозяйственных предприятий, некоторых обря­
дов и в послеродовой период, нередко довольно длитель­
ный. Считалось, что нарушение этого запрета принесет
неудачу охотникам, повредит ребенку и т. п.
По-видимому, было известно и сознательное ограни­
чение рождаемости с помощью простейших контра­
цептивных средств, абортов и других способов. Распро­
страненность контрацепции, впрочем, остается спорной,
так как данные этнографии австралийцев оставляют
открытым вопрос, осознавал ли человек того времени
связь между половым актом и зачатием. Однако при
всех обстоятельствах несомненно, что люди раннеперво­
бытной общины в своем стремлении регулировать рож­
даемость преследовали не экономико-демографические,
как мы назвали бы их теперь, цели. Их заботили не­
посредственные бытовые нужды. Ж енщ ина, имевшая
двух или более маленьких детей, становилась неполно­
ценным работником, не могла нести их на себе при
очередных передвижениях группы, не имела возможно­
сти вскормить их своим молоком. Поэтому все низшие
охотники, рыболовы и собиратели, как это известно по
этнографическим данным, старались, чтобы интервал
между рождениями составлял не менее трех лет. Если
дети рождались чаще, их нередко убивали. Особенно
часто умерщвляли одного из близнецов: это был обычай,
сложившийся в раннепервобытной общине на чисто
практической основе, но во многих обществах удерж ав­
шийся и позднее уже по религиозным мотивам. Судьбу
таких детей решала группа в целом, так как вся группа
была заинтересована в устранении хозяйственных и бы­
товых помех.
Половозрастная организация. Естественное разде­
ление труда по полу и возрасту и связанная с ним
хозяйственная специализация наложили глубокий отпе­
чаток на всю общественную жизнь раннепервобытной
общины. На их основе складывались особые половозра­
стные группы (классы, категории, ступени и т. п.),
принадлежность к которым порождала связи, переплетавшиеся с общинными и родовыми. В одних случаях,
как, например, у аборигенов Австралии, такие группы
были более или менее формализованы, в других, как*
скажем, у эскимосов, имели неформальный характер.
Однако повсеместно выделялись группы детей, взрослых
мужчин и взрослых женщин, различавш иеся предпи­
санными им обязанностями и правами, общественным
положением и т. п.
В обществах с более или менее формализованными
половозрастными группами большое значение придава­
лось [рубежу переходя из категории подростков в категорию взрослых людей. Этот переход сопровождался
опредеэтеВными испытаниями и торжественными тайны­
ми обрядами, известными под названием инициаций *,
В разных общ ествах инициации проходили неодинако­
во, но, по существу, они всегда заклю чались в приобще­
нии подростков — обычно каждого пола в отдельно­
сти — к хозяйственной, общественной и идеологической
жизни полноправных членов общины. Так, у аборигенов
Австралии юношу учили владеть охотничьим и боевым
оружием, воспитывали в нем храбрость, выносливость,
выдержку и дисциплину, посвящали его в тайные обы­
чаи, обряды и верования племени. Его испытывали
посредством ряда мучительных процедур — голодовки,
нанесения ран, прижигания огнем, выбивания зубов,
вырывания волос и т. п. У яганов, алакалуфов, бушме­
нов подростки в течение одного-двух лет должны были
выполнять тяжелые работы, отказываться от некоторых
видов пищи, воспитывать в себе терпение, покорность
и прилежание. Не выдержавшего инициаций ждали
позор и в лучшем случае повторные испытания. По
случаю успешного завершения инициаций устраивалось
празднество с различными церемониями, песнями и
плясками. Девушку, как правило, не подвергали слож-
ным испытаниям Ее лишь заставляли соблюдать неко­
торые пищевые запреты, объясняли ей, как она должна
вести себя по вступлении в брак, учили песням и мифам,
совершали над ней различные религиозные церемонии.
Вообще, женские инициации получали намного меньшее
развитие, чем мужские. Существует мнение, что этног­
рафия просто уже не застала настоящих женских
инициаций, но скорее дело в другом. Независимо от
общественного положения полов от мужчины всегда
требовалось больше смелости и выдержки, и поэтому
именно мужским инициациям придавалось первостепен­
ное значение. Иначе говоря, кульминационный пункт
социализации детей и подростков — инициации — у
мужчин был более сложным и ответственным, чем у
женщин.
Одной из составных частей инициаций была подго­
товка к брачной жизни. Д ля этого посвящаемым не
только сообщали связанные с этим обычаи, но и про­
изводили над их половыми органами различные опера­
ции — обрезание и подрезание юношей, обрезание и
искусственную дефлорацию * девушек. Особенно боль­
шое распространение имело мужское обрезание, воспо­
минание о котором удержалось до нашего времени
в предписаниях иудаизма и ислама. Причины, вы звав­
шие к жизни этот обычай, неясны. Существует предпо­
ложение, что таким способом инициируемых заставляли
временно воздерживаться от половой жизни. Соверш а­
лись и другие операции или манипуляции: например,
практиковавшееся у аборигенов Австралии натирание
девичьей груди жиром и охрой. Считалось, что это до­
лжно было способствовать росту груди.
Более или менее четким было такж е разделение на
группы взрослых мужчин и женщин, подчас приво­
дившее к их своеобразному обособлению. В некоторых
раннепервобытных общинах те и другие располагались
на стоянках порознь, готовили разную пищу, имели свои
тайные праздники, обряды и верования, а иногда даж е
свои тайные «языки». Существовали специфически
мужские и женские обязанности и привилегии. Мужские
орудия труда считались собственностью мужчин, ж ен­
ские — собственностью женщин, и бывало, что как тем,
так и другим не разреш алось дотрагиваться до чужих
орудий В других общинах, как, например, у аборигенов
Австралии, семангов или бушменов, обособленно жили
лишь холостяки и девушки, но в мифах сохранилось
воспоминание о времени, когда все мужчины и женщины
жили раздельно В отдельных общ инах (например, у
алакалуфов) уж е на этой стадии стали появляться
особые мужские дома, служившие местом собраний
и совершения различных обрядов, в первую очередь
инициаций. По-видимому, подобные дома фиксируются
и археологически — в таких общественных сооружени­
ях, как обнаруженное в сибирском поселке М альта. Но
сколько-нибудь широкое распространение мужских
(значительно реже женских) домов отосится только
к следующей стадии развития первобытной родовой
общины.
Сущ ествовавш ая в раннепервобытной общине поло­
возрастная организация не создавала в ней отношений
неравенства между взрослыми мужчинами и женщ ина­
ми. Те и другие специализировались в разных, но
в равной степени общественно полезных сферах трудо­
вой деятельности. Поэтому не могло быть отношений
господства и подчинения в положении полов. Несхожие
социально-бытовые статусы мужчин и женщин, воз­
никшие на основе их своеобразного обособления, такж е
не вели к какой-либо иерархии. П равда, в ряде обществ
низших охотников, рыболовов и собирателей обнаруже­
ны отдельные черты главенства мужчин, как будто бы
свидетельствующие об извечности патриархальных по­
рядков. Но здесь следует учитывать, что все это, как
правило, общ ества, в которых общинно-родовая органи­
зация в силу различных экологических и исторических
причин в значительной мере уступила свою роль воз­
главленной мужчиной индивидуальной семье. Притом
и в этих случаях положение женщин не стало по-настоя­
щему приниженным. Так, аборигенки Австралии даж е
в послеколонизационных условиях разруш ения тради­
ционного образа жизни долгое время удерживали мно­
гочисленные остатки былого полноправия. Они облада­
ли имущественными и наследственными правами,
участвовали в обсуждении общественных вопросов и со­
вершении общественных церемоний и вместе с мужчина­
ми были хранителями древних обычаев. По словам
исследователей конца XIX в. J1. Файсона и А. Хауитта,
они оказывали значительное влияние на общественное
мнение. Об алакалуф ах, меньше затронутых процессами
социальной атомизации, известно, что их женщины
занимали почетное положение в семье и общине, пользо­
вались свободой и независимостью.
Более сложен вопрос о наличии среди взрослых
-уіенов раннепервобытной общины главенствующей воз­
растной категории. Данные по аборигенам Австралии,
у которых отчетливо выделялась влиятельная прослойка
стариков — руководителей общины, и некоторым сход­
ным обществам позволяют полагать, что уже на этой
стадии существовала так назы ваемая геронтократия *.
Но можно спорить, приложимы ли такие факты к под­
линной первобытности. Многие раннепервобытные
общины жили в иной, несравненно более суровой при­
родной среде, и, как показывают данные палеодемогра­
фии *, их члены нечасто доживали до сорока — пятиде­
сяти лет. К тому же несомненно, что уже тогда действо­
вали сохранившиеся впоследствии у самых различных
племен обычаи геронтицида («добровольной смерти»).
От утративших трудоспособность стариков избавлялись
так же, как нередко избавлялись от больных, ослабев­
ших от голода, от маленьких детей, которых нельзя было
прокормить. Раннепервобытная община была общиной
равных, но в условиях жестокой борьбы за существова­
ние этими равными были лишь полноценные члены
производственного коллектива.
Брак и семья. С возникновением родовой организа­
ции и свойственной ей дуальной экзогамии в перво­
бытном обществе возник брак, т. е. особый институт,
регулирующий отношения межу полами. Одновременно,
а подругой точке зрения несколько позже, возник инсти­
тут семьи, регулирующий отношения как между супру­
гами, так и между родителями и детьми. Вопрос о на­
чальной форме брака пока еще не может быть решен
вполне однозначно. Исторические реконструкции по
данным этнографии и отчасти археологии допускают две
его основные трактовки. Первая: исходной формой был
групповой брак, лишь позднее сменившийся различны­
ми формами индивидуального брака и индивидуальной
семьи. И вторая: с самого начала существовали индиви­
дуальный брак и индивидуальная семья, которые в сво­
ем развитии принимали разные формы.
Начало первому решению было положено Л . Г. Мор­
ганом. Он наметил пять последовательно сменявших
друг друга форм семьи: кровнородственная (брачная
общность между всеми лицами одного поколения), пуналуальная * (такая же общность с исключением из нее
сиблингов *), парная (непрочное и лишенное экономи­
ческой основы соединение двух супругов), промежу­
точная патриархальная (семья с выраженной властью
мужа) и моногамная * (прочное соединение супругов
с властью мужа как частного собственника). Д ве пер­
вые формы были основаны на групповом браке, осталь­
ные — на индивидуальном. Эта схема была принята
Ф Энгельсом, однако лишь с серьезными оговорками
В четвертом издании «Происхождения семьи, частной
собственности и государства», после появления новых
этнографических работ, он допустил неуниверсальность
кровнородственной семьи и решительно высказался про­
тив универсальности семьи пуналуа. Вскоре были полу­
чены несомненные свидетельства против существования
как кровнородственной, так и пуналуальной семьи.
Но одно дело частные реконструкции, другое —
общая концепция группового брака. Часть ученых про­
должает придерживаться этой концепции, основываясь
на анализе, во-первых, наиболее архаичных систем род­
ства и, во-вторых, ряда сохранившихся брачно-семей­
ных порядков.
Существует два типа систем родства: классификаци­
онные, или классификаторские, и описательные, хотя ни
те, ни другие не выражены в чистом виде В описатель­
ных системах, характерных для классовых обществ,
имеются термины для отдельных родственников —
«отец», «мать», «сын», «дочь» и т. д. В противопо­
ложность этому, в классификационных системах, ха­
рактерных для первобытных обществ, одними и теми же
терминами обозначаются все мужчины и женщины оп­
ределенных возрастных и брачных классов, или катего­
рий. В древнейших из таких систем «Эго» * не делает
терминологических различий между мужчинами той
группы, к которой принадлежит его отец, женщинами
группы своей матери или группы своей жены. Перед
нами групповое родство, которое сторонники концепции
исторического приоритета группового брака рассматри­
вают как важнейшее доказательство в пользу своих
взглядов.
Второе доказательство группового брака усматрива­
ется в некоторых чертах брачной общности, этнографи­
чески фиксируемым на стадии раннепервобытной общи­
ны. В частности, они обнаружены у аборигенов Австра­
лии с их системой так называемых брачных классов. Так,
у австралийцев Западной Виктории племя разделено на
две половины — Белого и Черного какаду. Мужчины
каждой из этих половин с самого рождения считаются
мужьями женщин другой половины, так же обстоит дело
и с женщинами. Аналогичная или же, чащ е, более слож ­
ная система четырех или восьми брачных классов
имеется и у других австралийцев. Система брачных
классов не означает, что мужчицы и женщины соответ­
ствующих классов состоят в фактическом групповом
браке. Но они берут из предназначенного им класса
мужа или жену и в определенных случаях (например, на
некоторые праздники или находясь вдали от дома)
вправе вступать в половую связь со своими потенциаль­
ными женами или мужьями. У аборигенов Австралии
имеются и другие черты брачной общности, в частности,
обычай «пирауру», или «пираунгару», дающий как муж­
чинам, так и женщинам право на нескольких «дополни­
тельных» жен или мужей. Это не просто внебрачные
связи, которые такж е широко практикуются, а именно
браки, вступление в которые оформляется соответству­
ющим обрядом. Сходные брачные обычаи известны
и у других племен на этой стадии развития, например
у семангов. Они описаны H. Н. Миклухо-Маклаем.
«Девушка, прожив несколько днер или несколько недель
с одним мужчиной, переходит добровольно и с согласия
мужа к другому, с которым опять-таки живет лишь
некоторое, короткое или более продолжительное время.
Таким образом она обходит всех мужчин группы, после
чего возвращ ается к своему первому супругу, но не
остается у него, а продолжает вступать в новые вре­
менные браки, которые зависят от случая и желания».
Так же спорадически, в зависимости от случая и ж ела­
ния, общ ался со своими женами и мужчина.
Д ругая часть ученых считает концепцию первично­
сти группового брака несостоятельной. Они исходят из
того, что даж е у наиболее отставших в своем развитии
низших охотников, рыболовов и собирателей обнаруж е­
ны парный брак и семья. Археологически на этой стадии
также достаточно широко фиксируются небольшие од­
ноочажные жилищ а. В них так же, как и в многоочажности крупных общинных жилищ, можно видеть косвенное
доказательство в пользу исконности парного брака и
семьи. Что касается доводов сторонников концепции
первичности группового брака, то они не рассматрива­
ются как вполне убедительные. Обращ аю т внимание на
то, что для появления группового родства достаточно
было одной только групповой солидарности, коллекти­
вистической природы первобытной родовой общины. То
7 В. П. Алексеев, А. И. Першиц 193
ж е относится и к отдельным чертам брачной общности
которые могут истолковываться не как остатки группо­
вого. а как дополнение к парному браку, укреплявшее
социальные связи в общине.
К азалось бы, при современном состоянии знаний эти
две точки существенно расходятся. Но по сути имеющи­
еся расхождения во взглядах не так уж велики. Уже
один из учеников Л . Г. М органа Л . Файсон понимал
групповой брак не как сочетание всеобщего многожен­
ства и многомужества в двух взаимобрачных группах,
а как право-обязанность этих~групп поставлять друг
другу фактических супругов, совместная ж изнь которых
могла быть более или менее длительной. Сходной с файсоновской точки зрения придерживаются и те, кто
продолжает отстаивать идею первичности группового
брака. Таким образом, спор идет не столько о фактиче­
ской, сколько о понятийно-терминологической стороне
дела. Что следует называть браком применительно к его
древнейшей форме: регуляцию отношений между факти­
ческими супругами или между их взаимобрачными
группами? Но одно неотделимо от другого, и поэтому
первоначальный брак скорее всего был как бы парно­
групповым.
Предметом споров остается такж е вопрос о локали­
зации первоначального брака. Современные сторонни­
ки идеи первичности группового брака считают, что он
был дислокальным*, т. е. супруги не селились совмест­
но, а оставались жить в своих группах, эпизодически
встречаясь где-нибудь, например в лесу. Действительно,
такая форма брачных встреч этнографии хорошо изве­
стна, хотя, как правило, уж е на стадии позднеперво­
бытной общины. Еще шире распространены различные
обычаи, рассматриваемые как остатки дислокальности,
и прежде всего уж е известные нам обычаи обособления
мужчин и женщин, а такж е всевозможные легенды
о таком обособлении вплоть до легенд об отдельно ж иву­
щих женщ инах-амазонках. Напротив, сторонники идеи
первичности парного брака рассматривают его как унилокальный *, ведущий к совместному поселению супру­
гов и образованию ими семьи. Они не без оснований
указывают, что всем низшим охотникам, рыболовам
и собирателям свойствен не дислокальный, а унилокальный брак, что встречающаяся на более высоких ступе­
нях развития дислокальность имела другие причины
(например, отраж ала переходное состояние от поселе-
ния в общине мужа к поселению в общине жены) и что
обособление полов независимо от возможностей их взаимобрачия было связано с межполовым разделением
труда. Гипотезе начальной дислокальности не достает
доказательности, и скорее можно полагать, что брак
с самого начала был унилокальным. Если это так, то
брак и семья возникли одновременно
У низших охотников, рыболовов и собирателей наря­
ду с матрилокальным * или уксорилокальным * и даж е
чаще его мы встречаем патрилокальный * или вирилокальный * брак. Нередко отсюда делают неверный вы­
вод, что матрилокальность и патрилокальность воз­
никли параллельно. На самом деле перед нами ранний
переход к патрилокальности в условиях бродячего мезо­
литического хозяйства, увеличивавшего роль охотникамужчины. Ю. И. Семеновым показано, что при исходной
матрилокальности с началом трудового распределения
имели место два основных варианта развития за ч а ­
точных семейных ячеек, состоявших из женщины с ее
детьми и охотника-мужчины. В одних случаях таким
мужчиной оказы вался брат женщины, и возникала
ячейка, назы ваемая большой материнской семьей.
В других случаях им оказы вался муж женщины, и воз­
никала парная семья. Зависело это от того, насколько
отдалялись друг от друга взаимобрачные группы при
бродячем образе жизни. Ж ивя по соседству, супруги
имели возможность встречаться, оставаясь в своих
группах. О казы ваясь разобщенными большими рассто­
яниями, они должны были поселяться вместе. Бывало,
что при этом матрилокальность переплеталась с патрилокальностью, приводя к амбилокальности * или к дуолокальности *. У сохранявшихся до недавнего времени
низших охотников, рыболовов и собирателей, тысячеле­
тия ведших бродячий образ жизни, материнских семей
уже не было, но они известны в более поздних обще­
ствах, что позволило исторически реконструировать их
первоначальную форму.
Какие ж е правила регулировали заключение брака?
Одним из них была уже известная нам родовая экзога­
мия, поначалу дуально-родовая, но, по-видимому, срав­
нительно быстро ставш ая дуально-фратриальной. Д ля
обществ низших охотников, рыболовов и собирателей
наиболее характерна дуально-фратриальная экзогамия
в форме так называемого обязательного двустороннего
перекрестно-двоюродного, или кросскузенного *, брака.
Мужчины женились на доче­
рях братьев своих матерей
или,
что в данном случае то
сГ? же самое,
•î
на дочерях сестер
своих отцов, т. е. на своих
двоюродных сестрах. И з при­
веденной схемы видно, что,
если обозначить в соответ­
ствии с международной этно­
графической
символикой
Схема кросскузенного брака.
м у Ж Ч И Н ИЗ какого-либо ОДНОго рода темными кружками
со стрелкой наверху (копье), их сестер — такими же
кружками с крестовиной внизу (ручка зеркала), де­
тей тех и других — аналогичными знаками с цифрой
«1», всех их партнеров из взаимобрачного рода — свет­
лыми кружками с теми ж е символами, а брачные
связи — двусторонними стрелками, то мужчины из пер­
вого рода ж енятся на женщинах из второго рода,
которые приходятся им одновременно дочерьми братьев
матери и дочерьми сестер отца. Эти обозначения род­
ства, разумеется, групповые, так что фактически в брак
вступали не только двоюродные, но и троюродные,
четвероюродные и т. д. братья и сестры. Экзогамия при
этом не наруш алась. Ведь при унилинейном * счете
родства мужчины и женщины этих двух взаимобрачных
групп вообще не считались сородичами. Такие браки
были очень удобны, так как позволяли взаимобрачным
группам сбалансированно обмениваться своими члена­
ми — братьями или сестрами. Их практиковали, в
частности, аборигены Австралии, но в очень своеобраз­
ной форме, при которой брачнорегулирующую роль
наряду с фратриями играли не роды, а брачные классы.
В некоторых обществах возникли иные разновидно­
сти кросскузенных браков — односторонние, при кото­
рых несколько родов как бы по кольцу поставляли
брачных партнеров друг другу. Это расш иряло социаль­
ные связи каж дого из родов. Такие браки бьітовали
в ряде обществ Юго-Восточной Азии, Ю жной Америки
и др.
В то же время существовали механизмы для предот­
вращения половых, а тем более брачных связей между
людьми, не принадлежавшими к кругу потенциальных
мужей и жен. Важнейшим из них был обычай избега­
ния * между такими лицами: запрещение разговари-
вать, приближаться друг к другу и т. п. У аборигенов
Австралии наблюдалось некоторое избегание между
братом и сестрой и очень ярко выраженное — между
зятем и тещей.
Особенностью парно-группового брака была его
известная аморфность и недолговечность соединения
в нем супругов, а основанной на нем парной семьи —
крайняя слабость в ней внутренних экономических
связей. П реж де всего сама парность этого брака была
относительной, так как широко совмещ алась с «до­
полнительными браками» типа австралийского пирауру
и близкими к этому обычаями. П рактиковалась полиги­
ния *, в том числе в форме сорората * — брака с не­
сколькими сестрами, а в дальнейшем развитии — с
сестрой умершей жены, и левирата * — сожительства
с женой старшего или младшего брата, а в дальнейшем
развитии — с его вдовой Наряду с этим или как аль­
тернатива бытовала полиандрия* Часто мужчина на
протяжении своей жизни менял несколько даж е «основ­
ных» жен, женщина — нескольких мужей. Допускались,
а подчас и поощрялись добрачные и внебрачные поло­
вые связи, как ритуальные, так и бытовые. Примером
первых может служить так называемый искупительный
гетеризм *, т. е. порядок, по которому девушка перед
вступлением в брак должна была поочередно отдавать­
ся многим мужчинам. Пример вторых — гостеприимный
гетеризм, т. е. право мужчин на своих потенциальных
жен при посещении им другой группы, а в дальнейшем
развитии право гостя на жену или дочь хозяина. Вступ­
ление в брак не закреплялось каким-либо или по край­
ней мере сколько-нибудь сложным обрядом.
Основанная на таком браке семья, как и всякая
семья, была не лишена определенной общности интере­
сов. В процессе межполового разделения труда супруги
в той или иной мере обменивались хозяйственной дея­
тельностью. В частности, у аборигенов Австралии
мужья широко пользовались продуктами собиратель­
ства своих жен, а жены — в известной степени охот­
ничьей добычей мужей. Могло существовать даж е неко­
торое общесемейное имущество, скажем, тюленьи шку­
ры, служившие для покрытия жилищ у огнеземельцев.
Семья, кроме того, выполняла свои функции в социали­
зации детей: заботу о них проявляла не только мать, но
и отец. Но все эти функции в парной семье были еще
іародышевыми, так как семья не составляла самостоя-
тельной, противостоящей общинно-родовой организа­
ции ячейки. Как уже отмечалось, мужчины и женщины
по большей части трудились раздельно и раздельно же
пользовались продуктами своего труда; при этом они
чаще кооперировались и делились со своими сородича­
ми, нежели с родственниками по браку. Имущество,
если оно уже начинало наследоваться, тоже переходило
к ближайшим сородичам. Общесемейная собственность
существовала скорее как исключение. Таким образом,
семья была в основном дисэкономичной *. Дети, как
только они немного подрастали, воспитывались не толь­
ко и даж е не столько родителями, сколько всей близкой
родней. Вообще, каждый из супругов и их дети про­
должали оставаться членами в первую очередь не своей
семьи, а родовой группы.
Общинно-родовая организация. Важнейшими ячей­
ками рассматриваемой эпохи были община и род.
Какую роль играла каж дая из этих ячеек и как они
между собой соотносились? Социальная организация
племен низших охотников, рыболовов и собирателей, по
которой обычно восстанавливается ж изнь раннего пер­
вобытного общ ества, создает впечатление ведущей роли
общины. Но вспомним еще раз, что это племена мезоли­
тического облика, и возможно, что в позднем палеолите,
по крайней мере в приледниковых областях Евразии,
род имел относительно большее значение. Поэтому и в
данном случае в науке высказываются различные взгля­
ды, что в значительной мере связано с расхождениями
во взглядах на начальные формы брачно-семейных от­
ношений.
Раннепервобытная община, которую называют так­
ж е локальной группой *, состояла из группы или групп
родственных семей, к которым могли примкнуть семьи
свойственников, друзей и т. д. Если такая группа была
одна, общину называют однородовой, или компактно­
родовой, если их было несколько — многородовой, или
дисперсно-родовой. Среди этнографически изученных
общин преобладали многородовые, но первоначально,
при господстве дуально-родовой организации они до­
лжны были быть однородовыми. Община вела хозяйство
в пределах определенной территории, осваивая ее в з а ­
висимости от сезонных условий то^в полном составе, то
небольшими группами вплоть до отдельных семей. Со­
ответственно варьировали кооперация труда и порядки
распределения добычи. Но независимо от этого ранне-
первобытная община (или временами ее части) была
реальным производственным коллективом. Именно та­
кие общины, или локальные группы, обнаружены у або­
ригенов Австралии, огнеземельцев, лесных веддов, буш­
менов и в других обществах этой стадии развития. Со
своей стороны, археологические данные по Евразии
свидетельствуют об уменьшении с конца позднего па­
леолита размеров раннепервобытных общин, усилении
их подвижности и общей атомизации.
Ранний род, как и всякий род, был коллективом
людей, осознававш их свое родство по одной линии
и связанных обычаем экзогамии. Родство в нем было не
предковым, или вертикальным (возведение себя к обще­
му родоначальнику), а горизонтальным. П редполага­
ется, что первоначально горизонтальное родство осозна­
валось только в форме связи с общеродовым покровите­
лем — тотемом * (см. о нем дальш е). Люди рождались
в определенном коллективе, имевшем общий тотем, и по­
этому были сродни друг другу. Родство было явлением
не столько биологическим, сколько социальным: не есте­
ственная, кровная близость определяла общность инте­
ресов, а наоборот. Однако уже вскоре стала осознавать­
ся связь с этим коллективом через одного из родителей,
и горизонтальное родство приняло форму филиации *.
Д аж е самые ранние из известных этнографии родов
не были едиными производственными коллективами:
ведь значительная часть сородичей в силу обычая экзо­
гамии уходила из своей общины в другие. Но это не
лишало род большого экономического значения. Уста­
новлено, что, как правило, род, а не раннепервобытная
община, считался собственником промысловой террито­
рии. Связи между сородичами, жившими вместе, были
теснее, чем их связи с другими членами раннеперво­
бытной общины. В частности, об одной из групп абори­
генов Австралии в конце XIX в. сообщалось, что сороди­
чи в ней вместе живут и едят, ссужают друг другу своих
женщин и держ атся солидарно. О социальном значении
рода говорить не приходится: именно он был носителем
экзогамного начала, сплачивавшего коллектив и под­
держивавш его его связи с другими коллективами.
Сопоставляя эти данные, одни ученые пришли к вы­
воду, что в общинно-родовой организации преимуще­
ственное значение имели родовые связи, другие — об­
щинные. Первые полагают, что. поскольку собствен­
ность на земельную территорию была, как правило,
родовой, основной ячейкой на раннем этапе первобытно­
сти был род, в своем полном составе образовавший
социально-экономический коллектив — общину, и та ­
ким образом на данном этапе производственные связи
совпадали с родовыми. Но как же род с его экзогамией
мог оставаться целиком локализованным экономиче­
ским коллективом? Сторонники этой точки зрения видят
ответ в реконструируемой ими первоначальной дислокальности брака, при которой раннепервобытная общи­
на и род совпадали. Вторые указывают, что поскольку
гипотеза первоначальной дислокальности брака не бо­
лее чем гипотеза, основной ячейкой на любом этапе
первобытности была община, род ж е лишь регулировал
брачно-семейные отношения. Но если род не был эконо­
мическим коллективом, почему ж е он обычно являлся
собственником основного условия производства — про­
мысловой территории? На это сторонники второй точки
зрения малоубедительно отвечают, что род был только
номинальным собственником, фактическим ж е собствен­
ником была раннепервобытная община.
Казалось бы, перед нами неразрешимое противоре­
чие. С одной стороны, род с присущей ему экзогамией не
мог быть единым экономическим коллективом. С другой
стороны, основа экономических отношений — отноше­
ния собственности — по большей части связана именно
с родом. Однако это противоречие неразрешимо только
тогда, когда род и раннепервобытная община искус­
ственно разрываю тся и жестко противопоставляются
друг другу.
Положение о том, что ранний род был не только
брачно-регулирующей, но и экономической организа­
цией, совсем не требует обязательного допущения дис­
локальности брачного поселения. Д аж е и при унилокальном дуально-родовом браке приблизительно три
четверти всей раннепервобытной общины составляли
сородичи — взрослые, не ушедшие по браку в другую
общину, и их дети. Это была локализованная часть рода,
составлявш ая вместе с тем и основное ядро, костяк
древнейшей раннепервобытной общины. Но важно и
другое: насколько органичным было включение в ее
состав чужеродцев, пришедших сюда по браку? Выше
мы уже видели, что, хотя парная семья имела некоторые
хозяйственные функции, экономические связи в ней
были слабыми и непрочными. Следовательно, интегра­
ция одного из супругов в общину другого была далеко
не полной. Все это позволяет считать, что поначалу род
и раннепервобытная община, родовые и производствен­
ные отношения были не тождественны, но в основном
совпадали друг с другом. При этом ни род в целом, ни
раннепервобытная община в целом не были основной
экономической ячейкой эпохи. Часть сородичей, вступая
в брак в других общинах, в определенной степени утра­
чивала связь с родом, а часть общинников, приходя по
браку со стороны, лишь отчасти включалась в свою
новую общину. Строго говоря, такой ячейкой была
только локализованная часть рода, являвш аяся в то же
время костяком, ядром раннепервобытной общины.
Именно поэтому термины «первобытная община» и «ро­
довая община» могут употребляться и очень часто
употребляются в одном значении.
Организация власти.В раннепервобытной общине
действовал принцип народовластия, при котором опре­
деляющее значение имела коллективная воля сородичей
или общинников. При этом, естественно, особый автори­
тет имели зрелые, умудренные опытом люди, очень
часто — старшее поколение группы. Из их среды обычно
выходил^ главари, руководившие повседневной хозяй­
ственной, общественной и идеологической жизнью кол­
лектива, однако конкретный характер потестарной *
организации мог принимать различные черты. В частно­
сти, главари могли быть молчаливо признанными или
выборными, а их деятельность — относительно самосто­
ятельной или направляемой другими органами власти.
Простейшая организация власти отмечена у яганов
и алакалуфов, у которых старшие по возрасту члены
общины руководили другими общинниками. К этому
близка организация, описанная у части канадских эски­
мосов. Их общины возглавлял старший из трудоспо­
собных мужчин, который принимал решения, лишь
посоветовавшись со всеми взрослыми охотниками. В то
время как он руководил охотниками, его жена ведала
распределением охотничьей добычи. Несколько более
сложной была организация власти у аборигенов Австра­
лии, у которых существовали советы старших мужчин,
выдвигавшие из своей среды «больших мужчин» —
старейших. Главарем обычно был самый старший, но
если он не обладал нужными качествами или дряхлел, то
создавалось нечто вроде двоевластия номинального и
фактического главаря. Н аряду с «большими мужчина­
ми» имелись «большие женщины», руководившие ж ен­
ской частью общины. Бывало, что в раннепервобытной
общине имелось несколько главарей, например, глав
сезонных хозяйственных групп, на которые периодиче­
ски распадалась община, или отдельных родов в много­
родовой общине. В этих случаях кто-нибудь из них мог
выделяться своими личными качествами и авторитетом,
но формального соподчинения, как правило, не было.
Власть главаря или совета старейших основывалась
на их опыте, примере образцовых действий, интеллекту­
альном и эмоциональном превосходстве, умении убеж ­
дать, иначе говоря, на их индивидуальном или группо­
вом авторитете. Формально она не имела обязательной
силы, но редко случалось, чтобы к советам или распоря­
жениям главаря не прислушались. Важнейшей запо­
ведью, внушавшейся молодежи во время инициаций,
являлось послушание старшим. Еще важ нее другое:
власть главаря служила интересам всей группы и, по
существу, была конкретным повседневным воплощени­
ем ее воли. Поэтому она могла быть поддержана
реальными действиями группы. В отношении абориге­
нов Австралии хорошо известно, что ослушника, если он
не успевал скрыться, жДала расправа. У андаманцев,
как сообщал о них их исследователь А. Р. РэдклиффБраун, непокорному пришлось бы иметь дело с большин­
ством туземцев, в том числе со многими из своих соб­
ственных друзей. Такой порядок, равно как и про­
должавш ееся участие главарей в трудовой жизни
общины, позволяет говорить об организации управле­
ния на данной стадии как о примитивном народовла­
стии, а не как об отделенной от народа власти професси­
ональных правителей.
В раннепервобытной общине еще не было разделе­
ния власти, скаж ем, на хозяйственную, военную и су­
дебную. Во время мелких военных столкновений
предводительствовали те ж е главари. Они же были
хранителями и блюстителями обычаев группы. В некото­
рых обществах (аборигены Австралии, огнеземельцы,
семанги) существовали лишь особые знахари и колду­
ны, такж е имевшие большое влияние на общинников
и сородичей. Там, где власть обычного главаря и колду­
на совмещ алась в одном лице, она была особенно
заметной и крепкой.
Как правило, главари не только продолжали
участвовать в производстве, но и не имели никаких льгот
в потреблении. Однако, как показывают данные по
низшим охотникам, рыболовам и собирателям, для всей
главенствовавшей прослойки старших мужчин все же
имелись определенные бытовые льготы. Там, где практи­
ковалась полигиния, полигинны были преимущественно
старшие мужчины, у которых иногда насчитывалось
более десяти жен. Они ж е подчас претендовали на са­
мые лакомые куски добычи. Но такие льготы определя­
лись не столько обычаем, сколько естественным ходом
вещей. Это в особенности относится к многоженству:
тот, кто больше прожил, имел возможность вступить
в большее количество браков.
Община и род управлялись на основе не только
свободного, менявшегося от случая к случаю волеизъ­
явления их взрослых членов, совета старших, главарей.
Существовали социальные нормы, т. е. обязательные,
общественно-охраняемые правила поведения. Эти нор­
мы — правила разделения труда, сотрудничества, рас­
пределения, взаимозащ иты, экзогамии и т. п. — отвеча­
ли жизненно важным интересам коллектива и, как
правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, при­
меняясь из поколения в поколение, они приобрели силу
привычки, т. е. стали обычаями. Наконец, они были
закреплены идеологически — религиозными предписа­
ниями и мифами. Все же, как всегда, находились
нарушители общепринятых норм. Это требовало приме­
нения мер общественного воздействия — не только
убеждения, но и принуждения. Практиковались самые
различные способы принуждения — от порицания, ос­
меяния или ругани до физической расправы. Крупные
проступки влекли за собой серьезные наказания: побои,
увечье, а в особо тяжких случаях даж е умерщвление
или, что по существу было тем ж е самым, изгнание из
коллектива. Так, у аборигенов Австралии, веддов, сеноев человек, нарушивший правила экзогамии, должен
был уйти или умереть. Та же суровая кара ж дала юно­
шу, разгласивш его тайны инициаций. Н аказание в этих
случаях определялось старейшими и ими же приводи­
лось в исполнение; нередко бывало, что исполнителями
становились ближайшие сородичи виновного. Напротив,
в случае проступков, не имевших большого обществен­
ного значения, например, нарушения прав личной со­
бственности или прелюбодеяния, разбирались между
собой сами заинтересованные стороны. Важнейшей осо­
бенностью общинно-родовых норм был примат в иих
группового начала. Они регулировали отношения не
^
столько между личностями, сколько между группами —
соплеменниками и чужеплеменниками, сородичами и
свойственниками, мужчинами и женщинами, старшими
и младшими и в целом подчиняли интересы личности
интересам коллектива.
К какой категории норм социальной регуляции отно­
сились эти нормы? В западной литературе их называют
правовыми, что неверно, так как без государства нет
и возникающего вместе с ним права. Многие советские
ученые считают их нормами морали (нравственности,
этики). Но они едва ли были обычными моральными
нормами, так как общество принуждало к соблюдению
многих из них не менее жестко, чем позднее государство
к соблюдению норм права. Поэтому предложено еще
одно их понимание: как пока малодифференцирован­
ных, синкретных, включающих в себя и мораль, и этикет,
и древнейшие зачатки права мононорм *.
Духовная культура. Уже довольно развитым про­
изводственной деятельности и социальной жизни людей
раннепервобытной общины соответствовала их не менее
развитая духовная культура. Это сказывалось в их
мышлении и тесно связанном с ним языке, начатках
рациональных знаний и искусства, мифологии и рели­
гии.
Отличалось ли качественно мышление дикаря от
мышления позднейшего человека? Разобраться в этом
вопросе не просто, и ученые отвечают на него по-разному. В частности, значительное распространение получил
взгляд, по которому первобытным людям наряду с впол­
не рациональным, логичным мышлением, основанным
на практическом опыте, было свойственно иррациональ­
ное «пралогическое» мышление, связанное с «коллек­
тивными представлениями» социальной среды. Напри­
мер, дикарь, разумеется, хорошо понимал разницу
между кровью и охрой, но, так как было принято ото­
ждествлять кровь и охру, он, не задумываясь, их
отождествлял. Существует и противоположное понима­
ние мышления первобытного человека как целиком
тождественного современному. По-видимому, оба взгля­
да представляют собой крайности. Ведь тогда люди
в несравненно большей степени, чем теперь, были под­
вержены воздействию внушенных им средой взглядов,
не поддающихся опытной проверке. В то ж е время «ин­
дивидуальные» и «коллективные» представления не
были наглухо разгорожены и питали друг друга.
Первобытное мышление было еще недостаточно
систематичным, не способным к широким обобщениям
и выработке понятий высокого уровня. Это находило
отражение в языке, тяготевшем к конкретным, еди­
ничным, детализированным определениям, которые
только начинали классифицироваться. Так, у абориге­
нов Австралии имелись обозначения для различных
пород деревьев и для деревьев вообще, для различных
видов рыб или змей и для рыб или змей вообще. Однако
видовых обозначений было мало, они употреблялись
нечасто и, что особенно показательно, не шли дальше
классификации среднего уровня Были собирательные
обозначения для деревьев, кустарника, травы, но не
было для растений; были обозначения для рыб или змей,
но не было для животных. Может быть, именно с этим
связано то обстоятельство, что лексикон низших охотни­
ков, рыболовов и собирателей, когда-то представляв­
шийся крайне ограниченным, при последующем изуче­
нии оказался очень обширным (у тех ж е аборигенов
Австралии — свыше 10 тыс. слов, т. е. больше, чем
в карманном словаре любого европейского язы ка). То
же относится к грамматике, подчас чрезвычайно слож ­
ной за счет детализации отдельных форм. Известны
факты, когда число форм одного глагола, включающего
в себя местоименный объект, а такж е субъект, доходит
до нескольких сотен. Еще одна особенность наиболее
примитивных языков — неразвитость их синтаксиса.
Однако трудно сказать, является ли это показателем
низкого культурного уровня. Ведь в устной речи народов
даж е самых развитых стран в отличие от их письменного
языка фразы такж е обычно очень коротки.
В процессе трудовой деятельности накапливались
полезные знания, в первую очередь знания об окружаю­
щей природной среде. Естественно, что в условиях
охотничье-рыболовческо-собирательского
хозяйства
особенно важ но было доскональное знание своей про­
мысловой территории, ее особенностей и богатства. На
примере аборигенов Австралии, огнеземельцев, бушме­
нов и т. д. видно, что люди раннепервобытной общины
обладали солидным запасом сведений в прикладной
географии, метеорологии, астрономии, зоологии, бота­
нике, минералогии и других областях природоведения.
Чтобы поддерживать свое существование, они должны
были хорошо изучить топографию промысловых угодий,
пути передвижения и повадки животных, полезные и
вредные свойства растений, особенности различных ми­
нералов, видов древесины и других материалов для
поделок, уметь предугадывать погоду, ориентироваться
на местности, определять направление ветра и читать
следы. По словам исследователя бушменов В. Элленбергера, охотники великолепно приспосабливались к
местности и искусно использовали все особенности рель­
ефа. Они наперечет знали все тропы, все ущелья и про­
ходы, по которым передвигались стада диких животных,
и держали их под неослабным контролем. Об австралий­
цах их исследователи Б. Спенсер и Ф. Гиллен сообщали,
что охотник не только различает следы, оставляемые
животными и птицами, но и, осматривая нору, может,
посмотрев на направление последних следов или поню­
хав землю у входа, сразу сказать, есть там животное или
нет. У них же собирательницы знали несколько сотен
видов съедобных растений, в том числе ядовитых, требу­
ющих специальной тепловой обработки. О том, как
совершенно необходимо было знание звездного неба,
чтобы н ночью находить дорогу, свидетельствует рас­
сказ одного из современных этнографов. Впервые о з а ­
пуске искусственного спутника Земли ему стало изве­
стно от бушмена, обратившего внимание на появление
новой «звезды».
Эмпирически накапливались зачатки физических
и химических знаний. Физическое воздействие на приро­
ду началось уже с применения первых орудий, но теперь
оно перешло на новый уровень. Освоив составные ору­
дия, человек изобрел рычаг, придумав копьеметалку
и лук, в 2—3 раза увеличил дальность полета разящего
оружия. В последнем отношении дальш е всех пошли
лесные ведды: натягивая лук ногами, они бросали стре­
лу на треть километра, а на расстоянии 35 м навылет
пробивали оленя. Племена, пошедшие по пути примене­
ния духовой стрелометательной трубки, возместили эту
мощность точностью прицела. Химическое воздействие
на природные продукты, такж е начавш ееся уже в
предыдущую эпоху с применения огня, теперь расшири­
лось, например, за счет обработки шкур.
Большое развитие получили такие практические
отрасли знания, как медицина, фармакология, токсико­
логия. Человек овладел простейшими приемами залечи­
вания переломов, вывихов и ран, удаления больных
зубов и других несложных хирургических операций,
лечения простуды, нарывов, ядовитых»укусов и т. п. Н а­
чиная с мезолита, как свидетельствуют палеоантрополо­
гические материалы, стали известны трепанация черепа
и ампутация поврежденных конечностей. Как показыва­
ет сравнительно хорошо изученная народная медицина
аборигенов Австралии, люди раннеродовой общины ши­
роко применяли как физические (кровопускание, мас­
саж, холодные и горячие компрессы, компрессы с ис­
пользованием речного ила и т. д .), так и лекарственные
средства растительного, животного и минерального про­
исхождения. Они умели пользоваться шинами при пере­
ломах костей, останавливать кровотечение с помощью
паутины, золы, ж ира, игуаны, высасывать кровь и при­
жигать ранку при змеином укусе, лечить простуду
паровой баней, болезни ж елудка — касторовым маслом,
эвкалиптовой смолой, луковицей орхидеи, кожные забо­
левания — прикладыванием глины, промыванием мочой
и пр. При неправильном положении плода у роженицы
знахарь массажем придавал ему нужный поворот. При­
мечательно, что уже на заре медицины было осознано
значение психотерапии: лечение часто заверш алось при­
казанием встать и приняться за работу. Знание ядови­
тых свойств растений и животных широко применялось
на охоте и в рыболовстве. Известны были и противоя­
дия.
В силу особенностей первобытного мышления мед­
леннее развивались знания, требовавшие обобщенных,
абстрактных представлений. В некоторых обществах
аборигенов Австралии имелось только три, у бушме­
нов — четыре, у огнеземельцев — пять обозначений
численных понятий. Чтобы сказать «пять», австралийцы
таких групп говорили «три» и «два»; всякое число свыше
десяти вы раж алось словом «много». В большинстве
обществ, счет которых известен, в основе счисления
леж али числа 5 и 10 — по количеству пальцев на одной
или обеих руках; эти ж е числа шире всего представлены
археологически в палеолитической графике — заруб­
ках, насечках, красочных пятнах и линиях. Вообще же,
абстрактность численных представлений была относи­
тельной: существовали не столько числа вообще, сколь­
ко числа определенных предметов. Иными словами,
каждый раз фигурировали не «два», «три», «пять»
и т. д., а две руки или ноги, три луковицы или куска
мяса, пять пальцев или копий и т. д. Д аж е позднее
у высших охотников и рыболовов, как, например, индей­
цев северо-западного побережья Северной Америки или
нивхов, в одном и том же племени отмечались разные
числительные для счета разных предметов — людей,
животных, лодок, сетей и пр. Подобный счет был тесно
связан с непосредственными жизненными потребностя­
ми. Существует мнение, что счет был порожден нуждами
распределения и что древнейшими арифметическими
действиями были не сложение и вычитание, а деление,
без которого был бы невозможен раздел добычи.
Измерение расстояния и исчисление времени, повидимому, находились в еще более зачаточном состоя­
нии, чем счет. О яганах сообщалось, что они вообще не
знали мер длины, но это едва ли верно. Большие рассто­
яния обычно приблизительно измерялись количеством
переходов, меньшие — полетом копья или стрелы, еще
меньшие — чаще всего длиной таких предметов, как
локоть, ступня, палец, ноготь. Отсюда пережиточно
сохранившиеся во многих языках названия древнейших
мер длины — русские локоть и пядь, английские фут
и дюйм, немецкое элле и т. п. Время могло исчисляться
лишь сравнительно большими отрезками, связанными
с положением небесных тел (день, м есяц), что такж е,
возможно, отражено в палеолитической графике семи­
ричными изображениями. Но гораздо чаще оно измеря­
лось хозяйственными сезонами — своими в каждом
племени или группе племен. Например, яганы делили
год на восемь сезонов («обвисания кожи», т. е. голо­
довки, «появления птичьих яиц» и т п.), а соседние
с ними охотники на гуанако и собиратели — она — на
пять летних и шесть зимних сезонов («случки гуанако»,
«кладки» птичьих яиц», «выведения птенцов» и т. д .) .
В этой связи многие ученые придерживаются мнения,
что восприятие пространства и времени было не по­
добным современному, а экологическим, т. е. определяе­
мым окружающей средой. Скажем, близко — это в
пределах безопасности, долго — это за много времени
до благоприятного сезона, и наоборот.
Д аж е у наименее развитых из известных этнографии
племен уже существовала система передачи на расстоя­
ние зрительных или звуковых сигналов. Так, яганы
передавали сообщения клубами дыма, разж игая и
быстро гася огонь. Один клуб дыма означал болезнь или
несчастный случай, два — важную неожиданность,
три — смерть, четыре — находку выброшенного на бе­
рег кита и приглашение соседних общин на празднество.
Письменности еще, разумеется, не было, хотя уже у або­
ригенов Австралии появились зачатки своеобразной
хдописьменности». Это была пиктография *, или рису­
ночное письмо,— использование специально сделанных
изображений для запоминания или передачи мысли.
Однако понять значение таких «записей» обычно мож­
но было только с помощью того, кто сам их сделал.
В пиктографии область полезных знаний смыкается
с другой областью духовной культуры — искусством
в его изобразительной форме. Различные виды искус­
ства широко известны уже в самом начале стадии
раннепервобытной общины. Однако вопрос о причинах
их появления — один из самых спорных в истории пер­
вобытного общества. В литературе широко представле­
ны теории, возводящие искусство к художественному
инстинкту, привлечению половых партнеров, потребно­
сти в развлечении, побочным результатам религиозной
практики и т. д. Однако несравненно более обоснован­
ным представляется то мнение, что искусство с самого
начала отраж ало и закрепляло общественный опыт, но
не в прямой, а в эстетически опосредованной эмоцио­
нальной форме. Отсюда больш ая конкретность и реали­
стичность большинства ранних образцов первобытной
графики, скульптуры, устного, музыкального и танце­
вального фольклора.
Вместе с тем в науке давно ведутся споры о том,
когда и как именно появилось искусство, прежде всего
археологически засвидетельствованное изобразитель­
ное. Так, уже приводилось мнение, что верхнепалеолити­
ческие изображения появились как результат длитель­
ного поэтапного процесса, начало которому было поло­
жено чашевидными углублениями и охряными пятнами
и полосами на каменных плитках из мустьерского грота
Л я Ферраси. По другому мнению, эти находки говорят
лишь о зачатках отвлеченного мышления и изобрази­
тельной деятельности, а собственно искусство возникло
только в сформировавшемся человеческом обществе на
рубеже верхнего палеолита Одни ученые связывают
рождение изобразительного искусства с использовани­
ем случайно предоставленных природой возможностей,
например, с подправкой резцом или краской напомина­
ющих животных камней, наплывов, пятен на стенах
пещер; другие — с постепенным замещением макетомскульптурой, барельефом, рисунком натуральных остан­
ков зверя, которые использовались для имитации охот­
ничьей схватки.
К числу археологически представленных памятников
изобразительного искусства раннепервобытной общины
принадлежат пластика, графика и живопись. Таковы
прежде всего уж е упоминавшиеся ориньяко-солютрейские женские фигурки и мадленские головы животных.
К ориньяку ж е восходят рисунки животных, реже расте­
ний и людей, поначалу выполненные примитивными
одиночными контурами, но в мадлене и средиземномор­
ском мезолите (культура капси) принимающие вид
выразительных пещерных фресок и многофигурных ком­
позиций охотничьего и бытового характера. С мадленскими и капсийскими сходны наскальные рисунки буш­
менов, с большой реалистичностью и экспрессией изо­
бражающ ие животных, людей, охотничьи и военные
сцены, пляски и религиозные церемонии. Но в целом
этнографически известное изобразительное искусство
наименее развитых племен отраж ает начавшийся в ме­
золите поворот от реализма к условности. Скажем,
в австралийском племени аранда человек изображ ался
символом С , два человека у костра или дерева — сим­
волом С о ZD и т. д.
Археологически прослеживается и возникновение
таких видов искусства, как музыка (верхнепалеолитиче­
ские трубчатые кости с боковыми отверстиями, про­
сверленные рога) и танец (мадленский рисунок). В му­
зыке ее инструментальной форме, несомненно, пред­
шествовала вокальная, что могло сохраняться относи­
тельно долго. По крайней мере огнеземельцам и лесным
веддам, имевшим различные песни, не было известно ни
одного музыкального инструмента. Но в большинстве
случаев этнографические параллели показывают не
только наличие, но и значительное разнообразие таких
инструментов'. Это дощечки для отбивания такта, удар­
ные приспособления из двух кусков дерева или натяну­
того куска кожи и колотушки, простейшие щипковые
инструменты, прототипом которых, вероятно, была тети­
ва лука, различные дудки, гуделки, свистелки, трубы,
флейты. Танцы были бытовыми и ритуальными, охот­
ничьими и военными, мужскими и женскими и т. п. Как
правило, они коллективны и изобразительны: это имита­
ция, часто с помощью масок, сцен хозяйственной дея­
тельности, половых отношений и др. О самом общедо­
ступном и, вероятно, древнейшем виде фольклора —
устном народном творчестве — судить можно только по
этнографическим данным. Они свидетельствуют о боль-
шой популярности песен — трудовых, любовных, во­
енных, ритуальных и пр., назидательных рассказов,
бытовых и фантастических сказок, священных мифов.
Устный, музыкальный и танцевальный фольклор мог
соединяться с изобразительным творчеством и служить
основой для примитивных театрализованных представ­
лений, наиболее полно выраж авш их эмоционально­
познавательную и воспитательную сущность уже самого
раннего искусства.
Особое место в духовном творчестве занимали свя­
щенные мифы, объяснявшие происхождение явлений
природы и человеческих установлений О природе мифо­
логии * высказываются самые различные мнения: ее
толкуют не только как жанр фольклора, но и как перво­
бытную «науку» или «философию». Этиологическая *
функция мифов дает для этого основания. Но мифы
(например, широко распространенные мифы о появле­
нии первых людей из разверзш ейся земли или из яйца)
внешне похожи на фантастические сказки. По-видимо­
му, главное различие состоит в том, что в сказки не
верят, а в мифы верят. Как правило, мифы содержат
указания на ход вещей в далекие времена, на поступки
культурных героев и отдаленных предков. Мифология
предполагает представления о в принципе отличном от
реального так называемом мифологическом времени.
Это время, когда жили предки, культурные герои и дру­
гие мифические существа, события не имели опреде­
ленной последовательности, а факты могли быть самы­
ми фантастическими. При этом мифологическое время
не отделено от настоящего: оно отражено в обычаях
и воспроизводится в священных обрядах, в чем состоит
социализирующая и освящ аю щ ая предписанное поведе­
ние функция мифов. От всего этого уже недалеко до
религии.
Накапливавш иеся в духовной культуре людей ранне­
первобытной общины элементы рационального и эмоци­
онального миропонимания были все же еще только
островками знания в море незнания. М ежду тем люди
уже достигли такой ступени развития интеллекта, когда
появилась потребность объяснить и подчинить себе все
го, с чем им приходилось сталкиваться и что нередко
»аставляло чувствовать свое бессилие. Поэтому рядом
с другими формами общественного сознания возникла
религия, т. е. превратное миропонимание, порожденное,
как считал В. И. Ленин, «...бессилием дикаря в борьбе
с природой...» Это, конечно, было не абсолютное бес­
силие, так как тогда не было бы и самого выделившегося
из животного мира и постепенно развивавш егося чело­
веческого общества, а еще относительно очень низкий
уровень познания и подчинения природы.
Главной особенностью религиозного миропонимания
людей раннепервобытной общины было то, что они пока
не выделяли себя из окружающей естественной среды.
Промысловая территория, ее животные, растительные
и минеральные богатства, действующие на ней стихий­
ные силы и ж ивущ ая здесь человеческая группа — все
это мыслилось как единое целое, в котором люди были
тождественны с природой. Природе приписывались че­
ловеческие свойства вплоть до дуальной организации
и родового устройства, людям — свойства природы
вплоть до возможности воспроизвести ее стихийные
явления. Это сказалось на всех ранних видах религи­
озных представлений: тотемизме *, анимизме *, фети­
шизме *, магии *.
Тотемизм, особенно полно сохранившийся у абориге­
нов Австралии,— это вера в существование тесной
связи между сородичами и их тотемом, которым мог
быть определенный вид животных, реже растений, еще
реже других предметов или явлений природы. Род носил
имя своего тотема, например, кенгуру или луковицы,
и верил, что находится с ним в кровном родстве. Тотему
не поклонялись, но считали его «отцом», «старшим
братом» и т. п., помогающим сородичам. Последние, со
своей стороны, не должны были убивать тотем, причи­
нять ему вред, употреблять его в пищу. У каждого рода
был свой священный центр, с которым связывались
предания о тотемических предках и оставленных ими
«детских зародыш ах», дающих начало новым жизням.
Здесь хранились тотемические реликвии и совершались
связанные с ними обряды. В целом тотемизм был идео­
логическим отражением связи рода с природной средой,
что в то время могло осознаваться в единственно по­
нятной форме родства. Тотемизм мог принимать и дру­
гие конкретные формы и быть не только родовым:
известен половой тотемизм, связанный с естественным
разделением труда, существовали личные тотемы.
Анимизм — вера в сверхъестественные существа,
заключенные в какие-либо тела (души) или действую1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 142.
щие самостоятельно (духи ). Анимистические верования
вязаны с одушевлением природы. Зачатки их имелись
уже на стадии раннепервобытной общины: у тасманий­
цев, австралийцев, огнеземельцев и других низших
охотников, рыболовов и собирателей существовали
смутные представления о душах умерших людей, злых
и добрых духах, обычно мыслившихся в виде физиче­
ских, осязаемых существ Возможно, что с этими пред­
ставлениями было как-то связано и почитание охрани­
тельниц домашнего очага, засвидетельствованное в
позднепалеолитических женских статуэтках.
Фетишизм — вера в сверхъестественные свойства
некоторых неодушевленных предметов, например, пе­
щер, камней, деревьев, определенных орудий труда или
предметов обихода, а позднее и специально изготовлен­
ных культовых предметов. Фетишистские представления
также являются одушевлением неодушевленного, одна­
ко с определенным выбором. Так, фетишем становились,
скажем, спасш ая людей пещера, насытившее их после
голодовки дерево, добычливое копье и т. д.
Наконец, магия — вера в способность человека осо­
бым образом воздействовать на других людей, ж и­
вотных, растения, даж е явления природы, а такж е
и сами эти действия. Не понимая настоящей взаимосвя­
зи наблюдаемых фактов и превратно истолковывая
случайные совпадения, человек полагал, что с помощью
определенных действий и слов он может помогать или
вредить людям, обеспечивать успех или неуспех в про­
мысле, вызывать или прекращ ать бурю. Различают
«белую» (охранительную) и «черную» (вредоносную)
магию. Д ругая ее систематика связана с объектом
воздействия: производственная, или промысловая, лю­
бовная, лечебная и т. п. магия. Примером промысловой
магии может служить «пляска кенгуру» у аборигенов
Австралии, во время которой одни изображ али этих
животных, а другие якобы пораж али их копьями. Воз­
можно, сходные магические приемы археологически
засвидетельствованы частыми знаками ран на поздне­
палеолитических рисунках и скульптурах животных.
Распространено мнение, что магия — это еще не рели­
гия, так как она ориентирована не на сверхъесте­
ственное, а на представляющиеся естественными воз­
можности человека. Но в тотемизме, анимизме и фети­
шизме сверхъестественное такж е не отделено от
естественного. В то же время все эти представления
отражают превратное, ложное, фантастическое понима­
ние мира.
Тотемизм и магия, несомненно, являю тся древней­
шими видами религии. Высказывался взгляд, что исход­
ным видом был анимизм, но это вряд ли так, потому что
представления о нематериальном (или раздвоении мате­
риального) предполагают известное развитие абстрак­
тного мышления. Иногда таким видом считают фети­
шизм, однако фетишистские верования всегда перепле­
таются с тотемическими, анимистическими и магически­
ми.
Уже самые ранние виды религии заклю чали в себе
начатки не только фантастических представлений —
веры, но и священнодействий — культовой практики.
Последняя долгое время составляла тайну только от
непосвященных, неинициированных членов группы, а в
среде инициированных была доступна всем и каждому.
Но с развитием верований и усложнением культа его
отправление потребовало определенных знаний, умения,
опытности. В религиозных ритуалах еще участвовал
весь коллектив, но важнейшие из них уж е стали со­
вершаться старейшинами или особыми специалистами.
При этом мужские культы отправлялись мужчинами,
женские — женщинами. Если дело касалось коллектива
в целом, то в этнографически фиксируемое время высту­
пали мужчины, однако в мифах аборигенов Австралии
сохранилось воспоминание об аналогичной роли жен­
щин. В литературе специалисты по белой магии часто
условно именуются знахарями, специалисты по черной
магии — колдунами.
Духовной культуре раннепервобытной общины было
присуще тесное переплетение познавательной, художе­
ственной и культовой деятельности. Так, леча рану,
человек обычно обращ ался и к полезным травам, и к ма­
гии; протыкая копьем изображение животного, он од­
новременно практиковался в приемах охоты или показы­
вал их молодежи и магически обеспечивал успех пред­
стоящего дела. Чем объяснялось такое переплетение?
Сторонники религиозной идеологии нередко объясняют
его определяющей ролью религии, из которой они выво­
дят многие другие явления духовной культуры. Однако
подавляющее большинство современных ученых видит
в нем одно из проявлений первобытной нерасчлененности, синкретизма. Общественное сознание, как и обще­
ственное бытие, было еще слишком неразвитым, чтобы
■ифференцироваться в различные, четко разграничен­
ие сферы, которые возникли позднее, в процессе усожнения человеческой деятельности.
Языковое и этническое состояние. В настоящее вреія наибольшим признанием пользуется взгляд, по кото­
рому языковое состояние на стадии раннепервобытной
общины характеризовалось так называемой первобыт­
ной лингвистической непрерывностью. Такое состояние
обнаружено в ряде обществ низших охотников, рыболо­
вов и собирателей и лучше всего изучено у аборигенов
Австралии. У них существовало множество языков и их
вариантов — диалектов. Но если языки, относительно
далеко отстоящие друг от друга' существенно различа­
лись, то соседние языки были близки до взаимопонимаемости. Имело место нечто вроде спектра: краски в нем
различны, но не дискретны, а постепенно переходят одна
в другую. Т акая ситуация объяснялась как дифференци­
ацией исходных языков, так и их активным взаимодей­
ствием в контактных зонах. Немалую роль в этом
взаимодействии играли межгрупповые связи — обмен­
ные, брачные и др. В результате общее праязыковое
состояние ойкумены на данной стадии рассматривается
как некое множество совокупностей одновременно сход­
ных и варьирующих языков.
С большей или меньшей степенью гипотетичности
выделяют следующие основные праязыковые совокуп­
ности. Большую часть языков Евразии, а такж е Се­
верной и отчасти Восточной Африки возводят к ностратической * совокупности с центром в Передней Азии. Наостальной территории Азии выделяют сино-тибетскую
и аустрическую совокупности с центрами в Восточной
и Юго-Восточной Азии; по другой гипотезе, аустрическая совокупность состояла из нескольких других.
В Тропической Африке реконструируют конго-сахарскую, или зинджскую, совокупность с центром в области
между Нилом и Нигером. Д ля Австралии установлено
общее праязыковое состояние, но его внеавстралийский
источник еще не ясен. Д ля Америки пока удалось лишь
установить связи некоторых индейских языков с теми
или иными праязыковыми совокупностями Старого Све­
та.
Языковые общности, как правило, связаны с этниче­
скими общностями, т. е. совокупностями людей, облада­
ющих одной культурой (включая язы к), что находит
отражение в самосознании и самоназвании. Обычно
существуют этнические общности разного уровня, и об­
щности основного уровня называются этносами. Неко­
торые этнографы различают два вида этносов: обладаю ­
щие только культурно-языковой общностью (этникосы)
и к тому же связанные общностью социально-потестарной организации (этносоциальные организмы). До не­
давнего времени считалось, что на раннем этапе разви­
тия первобытного общества уже существовали древней­
шие этносы — племена, которые, хотя они еще не были
этносоциальными организмами, могут рассматриваться
как этникосы. Действительно, уже с возникновением
дуально-родовой организации не могла не начать скла­
дываться какая-то культурно-языковая общность ро­
дов — зародыш племенной общности. Подобные же
зародышевые формы племенной общности возникали
и при других системах брачной регуляции — дуальнофратриальной или кольцевой. Д ля этого достаточно
было одних только брачных контактов, но дело не огра­
ничивалось ими одними. Связанные между собой ранне­
первобытные общины предпринимали совместные охот­
ничьи облавы, вступали в отношения дарообмена,
устраивали общие празднества и т. п., что такж е способ­
ствовало культурно-языковому взаимодействию. Одна­
ко для того, чтобы возникли выраженные этнические
общности, межобщинные системы должны были быть
достаточно дискретны. Между тем не только их языкам,
но и их культуре было свойственно состояние своего
рода непрерывности, которая действовала в направле­
нии, противоположном этнической консолидации. Так,
у соседних межобщинных систем могли быть различны­
ми одни орудия труда и сходными другие, различными
орудия, но сходными жилища и т. д., и только далеко
отстоящие друг от друга группы сколько-нибудь з а ­
метно разнились в культурном отношении. Близкая
картина, по-видимому, фиксируется археологически, хо­
тя часть археологов считает, что к мезолиту или даж е
раньше сложились достаточно оформленные варианты
локальных культур. Соответственно у соседних межоб­
щинных систем не было резко выраженной оппозиции
«мы — не мы», которая питала бы их этноцентристское
самосознание.
В этих противоречивых условиях складывавшиеся
культурно-языковые общности были еще слишком амор­
фны, неструктурированны и расплывчаты, чтобы могли
рассматриваться как древнейшие этнические общности
Скорее они, как это показал советский этнограф
В. А. Шнирельман, были только протоэтническими об­
щностями. При этом им, так же как и позднейшим
этническим общностям, была свойственна иерархиче­
ская структура. Как показывают данные этнографии
низших охотников, рыболовов и собирателей, известным
культурно-диалектным своеобразием могли обладать
уже община или ее родовое ядро. Следующим уровнем
иерархии была система взаимобрачных групп, вы­
сшим — более широкая культурно-языковая общность
ряда таких групп, в большинстве случаев ограниченная
какими-нибудь природными рубежами. Именно к числу
последних общностей принадлежат упоминавшиеся вы­
ше яганы, алакалуфы, австралийцы-аранда и т. д.,
обычно получавшие название по своим языкам. В этног­
рафической литературе этнические общности среднего
уровня часто называют племенами, а высшего уровня —
как племенами, так и соплеменностями. Видимо, для
данной стадии правильнее было бы говорить о предплеменах и предсоплеменностях. Ученые даж е расходятся
во мнениях о том, какой из этих уровней был основным,
что лишний раз свидетельствует об аморфности этниче­
ского состояния в рассматриваемое время.
§ 4. СТАДИЯ ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНОЙ
(ПОЗДНЕРОДОВОЙ) ОБЩИНЫ
Общие сведения. Стадия позднепервобытной (по­
зднеродовой) общины характеризуется развитием про­
изводящего хозяйства ранних земледельцев или земледельцев-скотоводов в одних частях ойкумены, высо­
коспециализированного присваивающего хозяйства так
называемых высших охотников, рыболовов и собирате­
лей — в других. На протяжении всей этой стадии повсю­
ду, где имелись благоприятные природные условия,
первая форма хозяйства вытесняла вторую. Но дело
даж е не в их количественном соотношении. Возникнове­
ние производящего хозяйства было величайшим дости­
жением первобытной экономики, фундаментом всей
дальнейшей социально-экономической истории челове­
чества, важнейшей предпосылкой получения регулярно­
го избыточного, а затем прибавочного продукта. В пер­
спективе именно оно повело к разложению первобытно­
го и складыванию классовых обществ. Недаром за этим
поворотным моментом, приходящимся в основном на
время неолита, закрепилось название «неолитической
(или аграрной) революции», предложенное английским
археологом Г. Чайлдом по аналогии с введенным Ф. Эн­
гельсом термином «промышленная революция». Высо­
коспециализированное хозяйство высших охотников,
рыболовов и собирателей такж е открывало значитель­
ные возможности для дальнейшего развития. Но они
были несравненно ограниченнее: его носители смогли
подняться лишь до предклассового уровня, да и то
только в немногих, особенно благоприятных районах
ойкумены.
Возникновение производящего хозяйства и новые
производственные сдвиги. Когда, как и где возникли
скотоводство и земледелие? Формальный ответ на эти
вопросы относительно однозначен: скотоводство, во вся­
ком случае, возникло в палеолите. На протяжении мно­
гих десятилетий в археологической литературе фигури­
ровало утверждение, поддержанное многими палеонто­
логами, о том, что верхнепалеолитический человек при­
ручил собаку и использовал ее на охоте. Это утвержде­
ние базировалось на описании многих остатков якобы
домашних собак (некоторые из них, правда, потом были
оспорены в качестве домашних). Однако недавно был
описан, бесспорно, одомашненный экземпляр из мадленских слоев стоянки Оберкассель на левом берегу Рейиа.
В общем, приручение и использование собаки в верхнем
палеолите вряд ли сейчас вызывает сомнения. Анало­
гичная проблема существует в отношении лошади —
многие исследователи вновь и вновь возвращ аю тся
к идее приручения лош ади на исходе верхнего палеоли­
та, хотя приводимые для подобного умозаключения
аргументы выглядят не очень убедительно. Тем не менее,
если даж е в распоряжении верхнепалеолитических лю­
дей были собаки, значит, они уже перешли к разведению
животных, следовательно, производящее хозяйство з а ­
родилось в верхнем палеолите. Однако столь прямоли­
нейную логику вряд ли можно считать оправданной:
ведь производящее хозяйство, действительно, существу­
ет тогда, когда происходит обеспеченное определёнными
технологическими приемами стабильное воспроизведе­
ние общественного продукта. Бесспорно, собака помога­
л а человеку при охоте, может быть, даж е при загонной
охоте, хотя конкретные формы ее использования опреде­
лить сейчас трудно, но меняла ли эта помощь карди­
нально размеры добычи и делала ли ее стабильной?
В этом можно сомневаться. Гораздо существеннее до­
местикация продуктивных животных, а она произошла
позже. П равда, и сейчас нет-нет да и появляются идеи
о возникновении производящего хозяйства не только
в верхнем палеолите, но и у неандертальцев, но пока они
фигурируют в литературе без сколько-нибудь серьезных
фактических доказательств.
Какова древность более или менее бесспорных нахо­
док остатков культурных растений и домашних ж и­
вотных? Они относятся к IX—V III тысячелетиям до
н. э. и происходят из Передней Азии — Палестины, Си­
рии, юго-восточной Турции. И з растений это полбаэммер, пшеница, ячмень, чечевица, одним словом, те
растения, которые требовали в то же время изобретения
определенных навыков приготовления, чтобы быть упот­
ребляемыми в пищу. Археологически зафиксировано
интенсивное собирательство этих растений в диком со­
стоянии, поэтому несомненно навыки их приготовления
в пищу относятся к Оолее раннему времени, чем время их
введения в культуру. Первыми продуктивными домаш ­
ними животными были овца и коза, крупный рогатый
скот был приручен и начал использоваться позже. Бес­
спорные свидетельства одомашнивания осла, лошади,
верблюда, северного оленя, ламы относятся к значи­
тельно более позднему времени.
В настоящее время трудно назвать единичный ф ак­
тор, который бы привел к освоению новых природных
ресурсов и переходу к производящему хозяйству. Суще­
ствовавшие в мезолите техническое вооружение и спосо­
бы охоты, как их сейчас можно реконструировать, были
достаточно продуктивны, чтобы обеспечить существова­
ние земледельческих общин Переход к могильникам как
к коллективной форме захоронения покойников, заф ик­
сированный именно в это время, косвенным образом
свидетельствует об увеличении их числа, а значит, и об
увеличении численности коллективов, невозможном
при недостаточности средств к жизни. Другое дело, что
охотничье хозяйство, как показывают многочисленные
этнографические примеры, по природе своей нестабиль­
но. Оно подвержено спадам из-за перемен в природной
обстановке, обусловливающих нарушение экологиче­
ских ниш и резкое падение численности промысловых
животных, чревато поэтому периодическим наступлени­
ем голода, иногда продолжающегося несколько лет. Это
обстоятельство было сильнейшим стимулом поиска но-
L . —“>'| Границы очагов происхождения культурных
I растений
і
Границы очагов происхождения домашних
Ub— sfj животных
Древнейшие центры происхождения культурных растений н домашних животных. Карта составлена
В. П. Алексеевым (использованы карты Н. И. Вавилова)
источников пищи и до какой-то степени может
, ассматриваться как экономический стимул или фактор
перехода к производящему хозяйству. Но, несомненно,
не меньшую роль должно было играть хорошее знакомітво с миром животных и растений, приобретенное
в процессе многотысячелетней охоты и собирательства.
По отношению к животным важность этого знакомства
подчеркивается тем обстоятельством, что поведенческие
стереотипы животных и птиц, на которых охотился
палеолитический и мезолитический человек, были суще­
ственно иными, что недостаточно учитывается в совре­
менной литературе по доместикации животных. Зоологи
обратили внимание на то, что человек смог приручить
только тех животных, которые имели в своем собствен­
ном поведении предпосылки для одомашнивания —
отсутствие боязни человека, смирный нрав. Однако
весьма вероятно, что отсутствие страха перед человеком
было вообще свойственно животным палеолитической
и мезолитической эпох, этот страх появился как реакция
на человека позже, а может быть, есть даж е итог есте­
ственного отбора на протяжении тысяч поколений (бо­
лее пугливые животные имели преимущественный шанс
выжить при соприкосновении с человеком). Человек был
естественным компонентом фауны, охота являлась т а ­
ким же естественным процессом, как охота хищников на
травоядных, а ведь даж е современные биоценозы, ска­
жем, в Африке дают нам картину достаточно локально
близкого сосуществования хищников и травоядных.
Знание повадок животных и продуктивных свойств
растений, а такж е мест их возможного обнаружения
образовало другой фактор или стимул перехода к про­
изводящему хозяйству, который можно назвать производственно-познавательным.
При использовании плодов и семян диких растений
какая-то их часть оставалась неиспользованной и д а в а ­
ла всходы вблизи жилищ а. Переход от этого в культу­
ру — дело времени. Более того, сразу ж е начинался
процесс, выразительно описанный еще Д арвином,—
бессознательный отбор, когда человек начинал выращи­
вать рядом с жилищем наиболее крупные семена так же,
как он сохранял на племя крупных животных. Прируче­
ние их, конечно, начиналось с ловли молодняка, со­
держания его в неволе и подкармливания, в процессе
которого животные привыкали к человеку. В литературе
но зоопсихологии й социальной психологии до сих пор
іы х
нет работ, в которых бы исследовался удивительный
феномен — тяготение неполовозрелых особей разных
видов друг к другу. Человек в данном контексте не
образует исключения Внимание детей к молодняку
и уход за ним, не исключено, играли немаловажную роль
на заре одомашнивания А содержание взрослых ж и­
вотных не составляло трудностей, потому что человек,
как уже говорилось, знал их повадки в диком состоянии.
Проблема очагового, т. е. приуроченного к опреде­
ленным замкнутым пространствам, или непрерывного по
всей ойкумене, так сказать, панойкуменного возникно­
вения производящего хозяйства, представляет собою
в настоящее время одну из кардинальных проблем
истории первобытного общества. На одном полюсе ее
решения стоит крупная фигура Николая Ивановича
Вавилова, сформировавшего гипотезу прерывистого
очагового происхождения земледелия как в Старом, так
и в Новом Свете и аргументировавшего ее результатами
тщательных исследований культурного растительного
покрова планеты. С другой стороны ему противостоят
современные преемники его гипотезы, указывающие на
непрерывность процесса введения растений в культуру,
отсутствие локальной приуроченности возникновения
земледелия, скажем, в Африке. Считается, и это не­
однократно подчеркивалось в основном в советской
литературе, посвященной этой проблеме, что новейшие
археологические исследования в целом поддерживают
гипотезу Вавилова. Следовательно, в намеченных им
очагах ими практически везде зафиксировано очень
древнее земледелие. Гипотеза очагов сформулирована
достаточно широко, чтобы подвести под нее любые
археологические открытия последних лет. Но не было ли
самостоятельных очагов возникновения земледелия, а
следовательно, и производящего хозяйства за предела­
ми тех территорий, которые традиционно считаются
очагами первичного земледелия, Например, в Африке
или в степной полосе европейской и азиатской частей
СССР? Позитивный ответ на этот вопрос одинаково
и вероятен, и невероятен, пока в нашем распоряжении
нет достаточно полных археологических и археоботанических данных.
При неполной определенности ответа на поставлен­
ный выше вопрос целесообразно все ж е очертить фигу­
рирующие в литературе представления об очагах пере­
хода к первичному земледелию и производящему хозяй­
ству, восходящие к творчеству Вавилова и обогащенные
археологическими раскопками последних лет. Древней­
шим из очагов земледелия является, наверное, передне­
азиатский в широком смысле слова, охватывающий
огромную территорию и настолько сложный по составу
культурной флоры, что он, по многим высказываниям
ученых, сам распадается на самостоятельные и незави­
симые очаги, скажем, кавказский, среднеазиатский,
переднеазиатский в узком смысле слова. Близок к нему
территориально средиземноморский очаг, сформировав­
шийся при бесспорном влиянии из Передней Азии и,
в свою очередь, распадающийся на западносредиземно­
морский, балканский, восточносредиземноморский, се­
вероафриканский очаги, каждый из которых сформиро­
вался частично самостоятельно, а частично при значи­
тельных воздействиях со стороны. На востоке Старого
Света громадным очагом возникновения земледелия и,
может быть, самостоятельного введения в культуру
животных была Восточная Азия, оказавш ая влияние на
возникновение производящего хозяйства на Японских
островах, в бассейне Амура, в материковой части ЮгоВосточной Азии. М ежду этими большими и давшими
значительное количество видов культурных растений
очагами располагался южноазиатский, или индийский,
очаг, в отличие от предшествующих, похоже, достаточно
гомогенный. Д о сих пор в ботанической, историко­
этнологической и археологической литературе фигури­
рует в качестве центрального очага возникновения про­
изводящего хозяйства Мексика и Ц ентральная Америка
с ответвлениями в разных областях Андийской горной
страны — Перу, Боливии, а такж е на островах Карибского бассейна. Но, похоже, начатки земледелия у севе­
роамериканских индейцев такж е могут иметь самостоя­
тельное происхождение. В Африке, наконец, наиболь­
шую роль в окультуривании растений и доместикации
животных сыграли области, расположенные сразу же
к югу от пустыни С ахара.
Возникновение земледелия и скотоводства сопро­
вождалось другими сдвигами в развитии производи­
тельных сил. П режде всего значительно прогрессирова­
ла техника изготовления каменных орудий труда. Еще
более усовершенствовалась техника отжимной ретуши.
Местами известные уже в мезолите шлифование, или
полирование, а такж е пиление и сверление камня в нео­
лите получили намного большее распространение, так
как для расчистки леса под поля и огороды потребова­
лись более эффективные топоры и тесла. Н аряду с пре­
жними стали обрабатываться новые, более твердые
породы минералов — нефрит, жадеит, обсидиан. Н ача­
лась разработка подземных отложений камня, появи­
лись крупные «мастерские» каменных орудий, распро­
странявшихся далеко от места своего производства.
Нужды земледелия потребовали усовершенствования не
только топоров, но и других орудий труда. Применявши­
еся собирателями палки-копалки и примитивные ж ат­
венные ножи эволюционировали в настоящие мотыги
и серпы, а зернотерки и ступки с пестами широко вошли
в хозяйственный быт. Местами стали практиковаться
простейшие приемы мелиорации почв, например иррига­
ции в Передней Азии или дренаж а на Новой Гвинее.
Там, где развилось высокоспециализированное охотничье-рыболовческо-собирательское хозяйство, орудия
труда такж е приобрели намного более совершенный
облик. В сухопутной охоте стали применяться изощрен­
ные ловушки, капканы, силки, в морской охоте и рыбо­
ловстве — более усовершенствованные гарпуны, сети,
удочки с крючками. Широкое распространение получи­
ли средства передвижения: лодки-долбленки, волокуши,
в которые со временем стали запрягать собак, на севе­
ре — сани и лыжи. Д л я изготовления многих из этих
орудий труда и транспортных средств такж е нередко
применялись шлифованные топоры.
Переход к производящему или высокоспециализиро­
ванному присваивающему хозяйству совершался там,
где уже к концу предыдущей стадии развития была
достигнута относительная оседлость, и, в свою очередь,
упрочивал эту относительную оседлость. Поэтому те­
перь примитивные хижины стали сменяться более дол­
говременными землянками или полуземлянками, а з а ­
тем и прочными наземными домами О деж да в разных
широтах варьировала от набедренной повязки до глухо­
го мехового комбинезона; с изобретением в неолите
прядения и простейшего ткачества стала появляться
такж е одежда из растительного волокна, а позднее
и шерсти. Д ом аш няя утварь пополнилась одним из
крупных нововведений — изобретенной теперь керами­
кой. Керамики не знали лишь относительно немногие
общества, которые по другим признакам могут считать­
ся неолитическими, и поэтому неолит иногда даж е
называют керамическим веком Изготовляли керамику
чаще всего методом налепа, иди спиральнр-жгутовым:.
глиняные жгуты толщиной в ,2—>3 см накладывали до
спирали друг на друга, сдавливали и заглаж ивали.
О божженная огнеупорная посуда позволила улучшить
способы приготовления пищи и расширить ассортимент
пищевых продуктов.
.... Основные производственные достижения на стадии
позднепервобытной общины — становление земледелия
и скотоводства, усовершенствование техники обработки
камня, изобретение керамики, ткачества и т. п.-т- свиде­
тельствуют о значительном расширении опыта и навы­
ков человечества. Эти достижения требовали такж е
дальнейшего совершенствования организации труда.
Труд по-прежнему оставался простой кооперацией, но
его разделение стало уж е не только половозрастным.
Новый производственный уровень сделал возможной
дальнейшую йндивидуализацию и специализацию в не­
которых областях деятельности.
Ранние земледелие и скотоводство чаще всего были
как мужским, так и женским занятием, причем на долю
мужчин обычно приходились наиболее тяжелые, а на
долю женщин — наиболее кропотливые работы. В высокоспециализир.ованном присваивающем хозяйстве по­
чти всегда мужчина был охотником и рыболовом, жен­
щина — собирательницей. Изготовление орудий труда,
средств передвижения, предметов обихода по большей
части «читалось делом мужчин, и только в изготовлении
керамики лидирующая роль чаще принадлежала ж ен­
щинам. Зато такие домашние работы, как доставка
воды и топлива, приготовление пищн, уход за детьми,
неизменно, оставались за женщинами. Разделение труда
по возрасту заметнее всего сказывалось в том, что моло­
дым мужчинам чаще доставались более трудные и опас­
ные, пожилым — более сложные работы. Некоторые
общинники, выделявшиеся своим опытом и умением, как
бы специализировались в некоторых сферах деятельно­
сти, но эта специализация обычно еще не предполагала
особых знаний, не передавалась по наследству и в прин­
ципе не освобож дала от других работ.
Д альш е продвинулось межобщинное и межплемен­
ное разделение труда. Это было подлинно общественное
разделение труда, т. е. закрепление определенных зан я­
тий за определенными группами людей, не связанное
с их половозрастным делением. Д о конца XIX в. счита­
ли, что первым крупным общественным разделением
8 В. П. Алексеев, А. И. Першнц 225
труда было выделение пастушеских племен. Позднее
выяснилось, что скотоводство не старш е земледелия
(см. об этом дальш е), но на стадии позднепервобытной
общины действительно произошло первое крупное р аз­
деление труда — выделение племен с производящим
хозяйством из общей массы других племен. Это способ­
ствовало развитию обмена между ранними земледель­
цами или земледельцами-скотоводами и охотникамирыболовами, как низшими, так и высшими. Наряду
с сырьевыми ресурсами и изделиями стали обменивать­
ся скот и пищевые продукты.
Ранние земледельцы и земледельцы-скотоводы не
только известны по археологическим находкам, но и ши­
роко представлены этнографическими аналогами в ЮгоВосточной Азии, Африке, Океании, Северной и Южной
Америке. Высшие охотники, рыболовы и собиратели,
помимо того, до сравнительно недавнего времени име­
лись в Северной Сибири. М атериал по ним огромен,
и трудности характеристики стадии позднепервобытной
общины состоят главным образом в том, чтобы отделить
подлинную первобытность от явлений, возникших под
воздействием соседних классовых обществ.
Социально-экономические отношения. И раннее про­
изводящее, и высокоспециализированное присваиваю­
щее хозяйство по-прежнему требовали тесной коопера­
ции трудовых усилий. Расчистка леса, выпас скота,
сколько-нибудь эффективные охотничьи и рыболовческие предприятия были не под силу отдельным семьям.
Получаемый в хозяйстве продукт такж е еще оставался
ограниченным. Первоначальное земледелие и скотовод­
ство нередко были менее продуктивны, чем присваиваю­
щее хозяйство, а успех охоты или рыболовства не мог
быть предсказан с уверенностью. Все это способствова­
ло более или менее широкому сохранению коллективной
собственности и уравнительного распределения. К тому
ж е и тогда, когда производимый продукт являлся доста­
точным и даж е избыточным, не могла не действовать
сила традиций, сложившихся на предшествующей ста
дии развития. Все же на данной стадии возросшие
и продолжавшие возрастать производительные силы
обеспечивали намного более заметное получение избы­
точного продукта, постепенно становившегося регуляр
ным. А это не могло не повлечь за собой начавшуюся
парцелляцию собственности и расширение сферы трудо
вого распределения.
Экономическую основу общества, как и раньше,
“оставляла коллективная, преимущественно родовая,
собственность на землю. Возделываемая земля и
пастбища, охотничьи, рыболовные и собирательские
угодья в одних случаях прямо принадлежали роду,
в других — рассматривались как принадлежащие пле­
мени или фратрии, но были закреплены за входившими
в них отдельными родами. Внутри рода земля, особенно
часто обрабаты ваем ая, являвш аяся уже не только пред­
метом, но и продуктом труда обычно передавалась во
владение группам ближайших сородичей и в пользова­
ние отдельным сородичам. Земельная собственность не
могла быть отчуждена: считалось, например, у папуасов
Новой Гвинеи, что полученная от предков, она должна
перейти к потомкам. Другие средства производства
и предметы потребления, созданные собственным тру­
дом — скот, орудия, утварь и т. п.— со всей несомненно­
стью были личной собственностью и могли отчуждаться.
Но вто же время еще широко практиковалось свободное
заимствование личных вещей сородичей, а после их
смерти их движимое имущество все чащ е не уничтожа­
лось. а наследовалось в пределах рода.
Сходные явления происходили в области распреде­
ления пищи. Сохранявшееся уравнительное распределе­
ние только при экстремальных ситуациях охватывало
всю общину, а в обычных условиях замыкалось в более
узких группах близких родственников по крови и браку.
Но и такое распределение постепенно вытеснялось тру­
довым, при котором человек, получивший хороший
урож ай или приплод скота, преуспевший на охоте или
в рыбной ловле, оставлял продукт себе или делился либо
обменивался им только с теми, с кем хотел. Так, если
у папуасов голодный мог самовольно взять несколько
клубней ямса с огорода близкого родственника, изве­
стив о своей готовности отплатить тем же, то у кубео
Южной Америки это считалось краж ей и каралось.
Рост избыточного продукта, упрочение личной соб­
ственности и замещение уравнительного распределе­
ния трудовым повели к развитию особого вида социаль­
но-экономических отношений, получивших название
престижной экономики. На стадии позднепервобытной
общины престижная экономика проявлялась главным
образом в уже известном нам обмене дарами, или даро‘ См.: М аркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 192.
обмене, существуя преимущественно пока только в
системе получения избыточного продукта. Дарообмен
существовал как внутри общины, так и в особенности за
ее пределами, связы вая между собой значительный круг
обіііин, и соверш ался как коллективно, так и индивиду­
ально. При этом дариться могли не только вещи,
представлявшие хозяйственную ценность, но и, казалось
бы, совершенно бесполезные. Так, у меланезийцев Тробрйанских оістровов описан обычай «кула» — бесконеч­
ная циркуляция двух видов высоко ценимых раковин,
у некоторых групп папуасов — выращивание специаль­
но Длй дарообмена особой разновидности ямса и т, д. Но
на ' деле дарители или даритель приобретали обще­
ственный престиж, причем тем больший, чем щедрее был
дар. В то же время они ничего не теряли, так как дей­
ствовал принцип эквивалентности дачи и отдачи —
взаимность, или реципрокальность *. С помощью даро­
обмена упрочивались брачные и другие социальные
связи, укреплялись мирные отношения, усиливался ав­
торитет общин и их предводителей. Последнему осо­
бенно способствовал дарообмен с «переплатой» —
стремление дать больше, чем получить, потому что
в этом случае взаимность переставала быть сбалансиро­
ванной и возникало известное неравенство статусов.
Собственно экономическая сторона престижной эконо­
мики противоречива. С одной стороны, она способство­
вала развитию производства: в Меланезии для нужд
дарообмена возделывали специальные огороды, в Афри­
ке местами выращ ивали особые стада скота. Стали
появляться обменные эквиваленты: редкие раковины,
особо ценимые птичьи перья и т. п. С другой стороны,
церемониальный характер дарообмена вел к непродук­
тивным тратам: во многих племенах Меланезии, ЮгоВосточной Азии, Африки и Америки его сопровождали,
а часто и заменяли обильные пиры и попойки. Противо­
речивой была такж е социальная сторона престижной
экономики. Она стимулировала внутриобщинную и меж ­
общинную взаимопомощь, но и порож дала начатки
общественного и имущественного расслоения. Позднее
престижно-экономические отношения сыграли крупную
роль в углублении социально-экономического неравен­
ства, и первые предвестья этих перемен стали появлять­
ся уже на стадии позднепервобытной общины.
Но пока еще появление избыточного продукта, рас­
пределявшегося по своеобразным каналам престижной
жономики, не подорвало коллективистической природы
общинно-родового строя. Этот строй продолжал цемен­
тироваться крупной ролью общинного труда, господ­
ством родовой собственности, сочетанием отношений
уравнительного и трудового распределения.
Народонаселение и его воспроизводство. В условиях
раннего производящего или высокоспециализированно­
го присваивающего хозяйства постепенно увеличились
обеспеченность жизненными ресурсами и связанная с
ней оседлость. Это не могло не ослабить влияния при­
родной среды на процесс воспроизводства и динамику
численности народонаселения. И действительно, даж е
по самым скромным палеодемографическим оценкам,
прирост населения приблизился к промилле, т. е. увели­
чился не менее чем в 100 раз. Такой огромный скачок
(его даж е называют первой «демографической револю­
цией») явился результатом действия многих факторов,
которые все больше давали о себе знать по мере разви­
тия позднепервобытной общины.
Новые виды хозяйственной деятельности позволяли
повысить плотность населения. Этнографически уста­
новлено, что с переходом даж е к примитивному земледе­
лию размеры общин увеличивались и продолжали расти
с упрочением земледельческой оседлости. Раннеперво­
бытные общины обычно насчитывали до нескольких
сотен, а в отдельных случаях даж е до нескольких тысяч
человек.
Подобные размеры коллективов и их оседлый быт
уже почти не лимитировали рождаемость и детность.
Соответственно несколько уменьшился межродовой ин­
тервал, более редким стал инфантицид. В земледельче­
ских и земледельческо-скотоводческих обществах впер­
вые отмечено стремление к многодетности, что некото­
рые ученые связывают с возможностями использования
в таких общ ествах детского труда. Л учш ая обеспе­
ченность пищевыми продуктами и появивш аяся воз­
можность искусственного вскармливания детей снизили
детскую смертность. Реже стал практиковаться и ге^
ронтицид. В целом более высокий уровень жизни повел
к повышению ее средней продолжительности. При этом
стал уменьшаться прежде очень большой разрыв в сред­
ней продолжительности жизни женщин и мужчин.
Действие всех этих экономико-демографических
факторов было не прямолинейным. Обращено внимание
на то, что на первых порах переход к земледельческой
оседлости мог несколько снизить среднюю продолжи­
тельность жизни и такое мнение, видимо, находит
подтверждение в некоторых палеодемографических вы­
кладках. Это чащ е всего объясняют немалыми хозяй­
ственными затруднениями при переходе от старой эко­
номики к новой и вспышками заразны х заболеваний
в условиях большей плотности населения.
Но это был лишь временный спад перед реализацией
потенций, заложенных в производящем хозяйстве.
Половозрастная организация. Сохранявшееся в по­
зднепервобытной общине естественное разделение тру­
да поддерживало существование специфических поло­
возрастных групп с их бытовой обособленностью, свои­
ми правами и обязанностями, тайными обрядами
и т. д. Нередко именно на этой стадии развития, с упро­
чением оседлости и общим подъемом культурного уров­
ня, происходили институциализация таких групп и нх
обзаведение постоянными домами холостяков, домами
девушек, мужскими и женскими домами.
Наибольшее значение по-прежнему придавалось
мужским группам, и наибольшее распространение име­
ли мужские дома. Здесь устраивались собрания муж­
чин, велись многие работы, проходила обрядовая жизнь,
хранились предметы культа, принимались гости. Здесь
ж е спали холостяки, а нередко и все мужчины Ж енщ и­
ны и неинициированные подростки в мужской дом не
допускались. В многородовых общинах каждый род мог
иметь свой мужской дом для культовых отправлений.
Женские дома встречались намного реже мужских,
причем в большинстве случаев это были дома, где де­
вушки спали под присмотром старших женщин. Там, где
женских домов не было, обособление полов достигалось
расположением мужского дома в центре селения, а до­
мов женщин с детьми на его периферии. Там, где, как,
например, у многих индейских племен Америки, не было
и мужских домов, тот ж е результат достигался выделе­
нием в общинном доме мужской и женской половин
площадок и т. п.
Разобщ ение полов было не только пространствен­
ным. Очень часто мужчины и женщины продолжали
работать и принимать пищу врозь. Л ичная собствен­
ность их могла быть мужской и женской. Так, во многих
папуасских племенах мужчины владели посаженными
ими деревьями, свиньями, орудиями труда, женщины —
выращенными ими огородными культурами и кухонной
, гварью. Только дом, в котором жила женщина с детьіи, рассматривался как совместная мужская и женская
«.обственность.
У ряда племен Новой Гвинеи, Южной Америки
и особенно Восточной Африки к этому ж е времени отно­
сится институциализация возрастных групп. Так, у апинайе Южной Америки четко различались неиницииро­
ванные дети и подростки, инициированные юноши,
получавшие право жениться, молодые мужчины, «зре­
лые люди» и старики лет за пятьдесят, составлявшие
совет общины. Столько же возрастных категорий суще­
ствовало у некоторых групп папуасов. Юноши и моло­
дые мужчины были основной рабочей силой. Они же
составляли главную военную силу, так как только отли­
чившись в бою могли перейти в следующую возрастную
категорию. Институциализованные возрастные группы
женщин встречались реже и обычно насчитывали не
больше трех ступеней: девушки до первой беременности,
женщины, родившие хоть одного ребенка, старухи. Бо­
лее сложные возрастные группировки как мужчин, так
и женщин известны у народов Восточной Африки, но они
изучены уже на стадии разложения первобытного обще­
ства.
Положение основных половозрастных групп про­
должало определяться их ролями в разделении труда
и отношением к родовой собственности. В земледелии
и скотоводстве, как уже говорилось, были заняты и муж­
чины, и женщины. В высокоспециализированном при­
сваивающем хозяйстве по-прежнему сохраняли свое
значение как мужские охота и рыболовство, так и жен­
ское собирательство. Сфера домашнего хозяйства была
целиком делом женщин. Как мужчины, так и женщины
обладали равными правами на родовую собственность.
В условиях матрилокального или уксорилокального по­
селения собственницами и распорядительницами родо­
вой земли были преимущественно женщины, в условиях
патрилокального или вирилокального поселения — пре­
имущественно мужчины. В целом в позднепервобытной
общине нормой оставалось равное участие и мужчин,
и женщин в жизнеобеспечивающей экономике Нередко,
особенно у мотыжных земледельцев с их выдающейся
ролью женского труда, складывалось так, что в хозяй­
стве (и не только домашнем) доминировала женщина.
«Без женщин,— говорили ирокезы автору одной из мис­
сионерских реляций,— мы вели бы ж алкое руществова-
!
нне, так как в нашей стране именно женщины сеют,
сажаю т, взращ иваю т зерно и овощи и готовят пищу для
мужчин и детей». В то же время развитие престижной
экономики, полностью монополизированной мужчина­
ми, начало создавать им особый престиж, и в обще­
ственной жизни доминировали не женщины, а мужчины.
Поэтому в современной этнографии, видимо, правильно
обращ ается внимание на то, что уже в позднеперво­
бытной общине возникли предпосылки позднейшего
господства мужской части общества.
На этой же стадии в связи с увеличением продолжи­
тельности жизни и общим усложнением социальноэкономической деятельности четче обозначилось главен­
ство старшей возрастной группы мужчин. О его конкрет­
ных проявлениях, преимущественно в социальнопотестарной организации, речь будет дальше;
Брак и семья. На стадии позднепервобытной общины
продолжал господствовать парный брак. К ак и раньше,
он был легко расторжим по желанию любой из сторон
и сопровождался чертами групповых отношений. У пле­
мен с ранним производящим хозяйством чащ е практи­
ковалась полигиния, в частности сороратная, так как
большое значение женского труда в земледелии делало
выгодным иметь нескольких жен. Напротив, у племен
высших охотников, рыболовов и собирателей большее
распространение имела полиандрия, в частности левнратная, так как здесь основным добытчиком был мужчи­
на. Поскольку на первых порах совмещались обе формы
хозяйства, местами полигиния сочеталась с полиан­
дрией. Так, у ранних Земледельцев ирокезов и гуронов
в XVII в. мужчина мог иметь «добавочных жен», а жен­
щина — «добавочных мужей»; у гуронов, кроме того,
были еще и особые «охотничьи девушки», сопровож дав­
шие охотников в качестве жен. У высших рыболовов
тлинкитов и их соседей морских зверобоев алеутов, по
словам И. Е. Вениаминова, «женщине дозволялось
иметь двух мужей, из них один был главным, а другой
помощник, или, как называют русские, половинщик».
По-прежнему широко сохранялась и нередко даж е
поощрялась свобода добрачных связей, так как де­
вушка должна была доказать свою способность к де­
торождению.
Браки долгое время оставались кросскузенными, но
с расширением связей между общинно-родовыми кол­
лективами (и в целях этого расширения) кросскузен-
ность сперва перестала быть обязательной, а затем
почти исчезла. Тем самым браки утратили свой обмен­
ный характер и потребовали возмещения за рабочую
силу женщин. Последнее поначалу принимало преиму­
щественно форму отработки, впоследствии же, с разви­
тием престижной экономики,— главным образоіуі форму
брачного выкупа. В связи с этим в брачном выборе
стала возрастать роль близкой родни, помогавшей пла­
тить выкуп, и начала развиваться практика сговора
о браке между несовершеннолетними, даж е малолетни­
ми детьми. Бывало, что родственники договаривались
о браке еще не родившихся детей (утробный сговор) или
младенцев (колыбельный, или люлечный, сговор). Ста­
ла развиваться и свадебная обрядность. Если раньше
мужчина и женщ ина просто объявляли о своем желании
стать мужем и женой или как-нибудь иначе давали об
этом знать, то теперь появился обычай оформлять их
союз более или менее сложными церемониями. Цен­
тральное место в них занимал дарообмен между родней
обеих сторон. Такой церемонией могло быть и обрядо­
вое, или фиктивное, похищение невесты, реже жениха.
Отработки з а невесту и ее обрядовое похищение у вы­
сших рыболовов и охотников ительменов (камчадалов)
хорошо описаны С. П. Крашенинниковым: «Когда кам­
чадал, высмотрев себе невесту (обязательно в чужом,
а не в своем острож ке), пожелает на ней жениться, он
переселяется в острожек, откуда родом невеста. Явив­
шись к родителям невесты, он сообщает им о своем
намерении и после этого работает, показывая свое
удальство и проворство, услуж ивая всем пуще холопа,
и больше всего будущему тестю, теще и невесте, после
чего просит разрешения хватать невесту... Кто схватит
невесту, тот безвозбранно проводит с ней следующую
ночь и на другой день безо всяких церемоний уводит ее
в свой острожек».
В науке долгое время господствовало мнение, что
похищение невесты было древнейшей и широко распро­
страненной формой заключения брака. Д оказательства
этого видели в имитации насильственного захвата не­
весты женихом в свадебном обряде и обрядовой враж ­
дебности их родни (так называемых свадебных антаго­
низмах), известных у многих первобытных племен,
а в пережитках и у самых развитых народов. Однако
позднее выяснилось, что подлинного похищения как
преобладающей формы за редкими исключениями ни­
когда не существовало. Поэтому теперь этот взгляд
полностью оставлен, а объяснение обрядового похище­
ния видят в другом. В частности, весь комплекс сва­
дебных антагонизмов убедительно истолкован стремле­
нием предотвратить путем имитации похищения вообра­
жаемые опасности, связанные с нарушением обособле­
ния полов и половых запретов. Кроме того, опреде­
ленную роль в появлении такой имитации могли сыграть
факторы психологического порядка — демонстрация
нежелания расставаться с родственниками и т. п.
Л окализация брачного поселения в позднеперво­
бытно# общине была как матрилокальной, так и патрияокальяой или уксорилокальной и виршюкальной. П ер­
вый порядок, по-видимому, встречался чаще. У племен
Америки, по имеющимся подсчетам, в больших семьях
матрилокальность в 2—3 раза преобладала над патрилокальяостью. У племен Океании в таких семьях одина­
ково часто встречались как матрилокальность или патр«локальность, так и амбилокальность. В то же время,
как мы видели раньш е, в общ ествах низших охотников,
рыболовов и собирателей чащ е встречалась патр ило­
кальность. М ож ет создаться впечатление, что с перехо­
дом к новым видам хозяйственной деятельности патрилокальность стала сменяться матрилокальностью. Но
такая смена порядка брачного поселения этнографии
практически неизвестна, и дело, видимо, в другом. Из
обществ с простым присваивающим хозяйством до не­
давнего времени сохранялись преимущественно бродя­
чие патрилокальные общества охотников и собирателей,
тогда как более стабильные матрилскальные общества
успели перейти к новым видам хозяйства. Вместе с тем
большое значение женского труда в земледелии могло
способствовать укреплению матрилокальности, а разви­
тие престижной экономики — переходу к патрилокальности. В качестве переходного порядка брачного поселе­
ния почти повсеместно широко бытовала авункулокальность * — поселение с мужскими родственниками, но не
с отцом, а с братом матери.
Возникновение трудового распределения, при кото­
ром отец получал возможность материально заботиться
о своих детях, повлекло за собой, по мнению одник
ученых, появление, а по мнению других, укрепление
парной семьи. Вопреки продолжавшемуся разобщению
полов муж и ж ена все чащ е вместе работали, у них стало
появляться общее имущество, и сама свадебная церемо-
ния, например у значительной части папуасов, состояла
в символической совместной трапезе новобрачных. По­
степенно более редкими становились разводы. В патрилокальвых обществах по мере развития престижной
экономики и повышения социального статуса мужчин
жены уж е отчасти включались в роды и внутриродовые
группы мужей, что находило выражение в их участии
в родовых обрядах, захоронении на родовых кладбищах
и т. п. Отцы все чащ е старались передать личное имуще­
ство своим детям. Словом, уж е наблюдались какие-то
зачатки превращения парной семьи в позднейшую ма­
лую, или моногамную. Но пока еще это были только
зачатки. Хотя хозяйственные и социальные функции
парной семьи несколько расширились, она по-прежнему
имела несоизмеримо меньшее значение, чем общинно­
родовая организация. У нее не было отдельной от
родовой, общей для обоих супругов собственности на
такое основное средство производства, как земля. Д а
и совместное движимое имущество супругов, за исклю­
чением ж илищ а, чащ е всего было невелико, намного
уступая по размерам и значению их раздельному иму­
ществу. Если мужу или жене случалось нанести ущерб
имуществу другого супруга, они должны были рассчи­
таться с пострадавшими или с их родней. На наследство
мужчин претендовали не только их дети, но и их сороди­
чи, и чащ е всего именно они одерживали верх. При
матрижжальном поселении мужчина, переходя в группу
жены, не порывал хозяйственных связей с собственной
родней и работал как бы «на два дома». При патрилокальном поселении женщине в какой-то мере приходи­
лось делать то же Т акая двойственность была особенно
заметна в многородовых общинах, где заключались
внутриобщинные браки и ни один из супругов не менял
«еста жительства. В целом на стадии позднеперво­
бытной общины парная семья и родовая община нахо­
дились в состоянии усиливавшегося противоборства.
Чем более крепкими оставались общинно-родовые свя­
зи, тем слабее была семья, а чем более укреплялась
семья, тем слабее становилась родовая община
Наряду с парными, хотя и реже их, на стадии
позднепервобытной общины существовали уже упоми­
навшиеся большие материнские семьи, или домохозяй­
ства. Они описаны, например, у земледельцев — мела­
незийцев Тробрианских островов и ирокезов, высших
охотников — алгонкииов, высших рыболовов — тлинки-
тов. Д ля них были характерны матрилокальностЬ или '
авунколокальность, нередко такж е дислокальность или
амбилокальность. Костяк их составляли женщины со
своими детьми, но очень крепкими были такж е связи
с братьями и соответственно с дядьями по матери.
В противоположность этому связи жен с мужьями и де­
тей с отцами только намечались. Все плоды своего труда
мужчина отдавал не жене, а замужней сестре, сам же
кормился главным образом тем, что его ж ена получала
от своего брата. Воспитателем и попечителем детей
такж е был не столько отец, сколько дядя по матери,
который устраивал их судьбу и передавал им свое иму­
щество. Тесная связь племянников с их дядьями по
матери получила название авункулата *. Большие мате­
ринские семьи даж е трудно назвать семьями в соб­
ственном смысле этого слова, и если одни этнографы
относят их к этой категории, то другие считают просто
подразделениями рода. Не рассматривали их как семьи
в нашем понимании и сами аборигены: так, у меланезий­
цев острова Д обу слово «сусу» обозначало только
родню по матери, а слова для ячейки, включавшей
такж е и отца, не было совсем. В советской этнографии
для них предложено название «родья».
В историческом плане большие материнские семьи,
гипотетически реконструируемые и на стадии ранне­
первобытной общины, возможно, предшествовали пар­
ным. Но в дальнейшем они сохранялись не как пережи­
ток, а как параллельный вариант развития, нередко
доживавший до эпохи классообразования (см. далее).
В таких семьях такж е вызревали начала экономической
обособленности от родовой общины, но ещ е медленнее,
чем в парных семьях.
Общинно-родовая организация. В обществах с ран­
ним производящим и высокоспециализированным при­
сваивающим хозяйством общинно-родовая организация
не претерпела принципиальных изменений, но заметно
усложнилась. Это относится как к структуре общины,
так и к характеру родовых связей.
По сравнению с предыдущей стадией резко увеличи­
лось количество многородовых обшин. Это было вы зва­
но в одних случаях возросшими потребностями в коопе­
рации труда, в других — хозяйственными и обществен­
ными интересами мужчин в условиях матрилокального
брачного поселения. Ведь только при совместном посе­
лении членов не менее чем двух родов мужчины могли
сохранить непосредственные связи со своей, родней.
Поскольку ж е брачная сеть к этому времени расшири­
лась, многородовые общины обычно состояли не из двух,
а.из нескольких групп сородичей. Члены каждой такой
группы со своими мужьями или женами образовывали
как бы субобщину в общине, В свою очередь, они могли
делиться на еще меньшие общинные ячейки, например
тяготевшие к упоминавшимся выше материнским сем ь-.
ям.
_ В таких общинах не могли не возникать соперниче­
ство и даж е враждебность между отдельными родами.
Между тем нужды щирокой трудовой кооперации, з а ­
щиты от набегов и т. п. требовали сплочения общинни­
ков. Это вызывало к жизни различные институты внутриобщинцой интеграции. Так» наряду с культовыми
мужскими домами отдельных родов стали появляться
мужские дома для общинных собраний. Устраивались
совместные пиршества, появлялись общие культы, чаще
всего на основе культа древнейшего или крупнейшего из
входивших в общину родов. На соседей-общинников
могли даж е распространиться термины кровного род­
ства, как это имело место, например, у многих племен
североамериканских индейцев. Сплочению общиц спо­
собствовала ставш ая возможной в условиях их много­
родовой структуры эндогамия, характерная на этой
стадии для большого числа общин, в особенности круп­
ных. Но бывало, как, например, у племен Нижнего
Амура, что складывался противоположный порядок —
локальная, общ инная экзогамия (так называемый ин­
ститут доха, или духа), которая в еще большей степени
консолидировала общинников.
Потребности в широкой кооперации труда, обмене,
защите от врагов, а нередко и в поддержании мирных
отношений, установлении брачных контактов способ­
ствовали завязы ванию связей на межобщинном уровне.
Возможности для этого предоставляло развитие пре­
стижной экономики, которая и сама стимулировала
такие связи. Регулярный дарообмен между общинами
сопровождался изобильными пиршествами, например
знаменитыми «свиными праздниками» папуасов, кото­
рые резали для этого, лучших, нередко специально
выращенных свиней. Укрепление межобщинных отно­
шений способствовало развитию таких по большей
части зародивш ихся уже раньше институтов, как госте­
приимство, побратимство, адопция *. .
Родовые связи и родовая организация на стадии
позднепервобытной общины стали более сложными. На
этом основании часть ученых полагает, что род вообще
возник только в это время. В действительности ж е он
теперь стал лишь более выраженным.
Прежде всего с ростом народонаселения и сопут­
ствующим ему почкованием родов родовая организация
сделалась более разветвленной. Роды разделились на
внутриродовые группы, те в свою очередь — на еще
меньшие группы сородичей и т. д. Это был процесс,
шедший параллельно выделению субобщин и, вероятно,
его опережавший и определявший В отличие от родов,
возводивших себя к очень отдаленным и часто мифиче­
ским предкам, внутриродовые группы сородичей были
потомками более или менее реальных и памятных пред­
ков. Такие группы называют ставшим международным
термином «линидж» *. Поскольку для рода существует
и другое обозначение — клан *, внутриродовые группы
называют такж е субкланами. Д робная и разветвленная
структура родов и внутриродовых групп получила на­
звание сегментарной * организации. П оначалу имелось
всего два уровня таких структур: сами роды (кланы)
и их сегменты — линиджи (субкланы ). Род обеспечивал
важнейшие экономические, социальные и идеологиче­
ские функции (распределение земли, трудовая и матери­
альная взаимопомощь, наследование имущества, одно­
го из родовых имен и т. п., взаимозащ ита, экзогамия,
культовая ж изнь), линидж был родственным ядром
домохозяйства. Однако постепенно возникали линиджи
трех-четырех уровней, так как в условиях роста народо­
населения и усиливавшейся делокализации родов не­
обходимо было наиболее целесообразно делить эти
функции. На меланезийских, африканских и других
этнографических материалах выделены линиджи макси­
мальные, совпадавш ие с самими родами; большие,
осуществлявшие взаимозащиту, а подчас такж е брав­
шие на себя роль экзогамных ячеек; малые, обеспечи­
вавшие трудовую и материальную взаимопомощь (н а­
пример, при уплате брачного выкупа); минимальные,
в рамках которых велись непосредственное жизнеобес­
печение и повседневная деятельность. Обычно сегмен­
тарная организация линиджей сопрягалась с такой же
организацией общин.
С усложнением родовой организации изменился сам
характер родства: из горизонтального оно быстро пре-
вращ алось в вертикальное, или предковое. Определяю­
щее значение приобрела генеалогически прослеживае­
мая связь с отдаленным предком рода, ее линия и ее
степень. Поэтому такое родство называют еще линейно­
степенным. Оно могло быть унилинейным — матрилинейным или патрилинейным (агнатным *) и билинейным
(когнатным *). В первом случае связь с родоначальни­
ком прослеживалась только по одной — материнской
или отцовской — линии, во втором — по обеим линиям.
Наиболее примитивным обществам ранних земледельцев-скотоводов была свойственна преимущественно
матрилинейность, более развитым — как матрилинейность, так и патрилинейность. Билинейность встреча­
лась реже. Ее обычно рассматривают как форму перехо­
да от первой ко второй, но бывало, что она становилась
не этапом, а вариантом развития.
Хотя родство на новом этапе в большей мере, чем
раньше, осознавалось как кровная связь, оно и теперь не
утратило своего социального аспекта. Выше уже гово­
рилось о стремлении как-то приравнять соседей-общинников к сородичам. В ряде обществ (Н овая Гвинея,
Ю жная Америка) отмечена и более четкая тенденция
считать сородичами всех тех, кто жил бок о бок, помогал
трудом и делился пищей. Нередко таких людей или
целые их группы формально интегрировали в свой род
путем адопции. Сложнее обстояло дело со свойственни­
ками, даж е живущими рядом. Местами их тоже при­
равнивали к сородичам, но это могло повести к прекра­
щению дальнейшего взаимобрачия. Поэтому чаще со­
хранялась отчужденность, даж е нарочитая. Но тогда
вырабатывались особые механизмы для предотвраще­
ния конфликтов и поддержания мирных отношений.
Одним из них было широкое распространение обычаев
избегания между свойственниками, особенно разных
полов и возрастных категорий. Другим, более всего
характерным для обществ Тропической Африки, яви­
лось распространение обычаев подшучивания *— де­
монстративно шуточных действий или высказываний,
призванных снять напряженность в отношениях.
Сегментарная организация еще больше усложня­
лась там, где роды продолжали группироваться в ф рат­
рии. Фратрии по-прежнему могли быть исходными,
первоначальными родами, но могли и возникать в ре­
зультате искусственного объединения нескольких родов.
Те же процессы, что вели к завязы ванию связей на
межобщинном уровне, способствовали развитию меж­
родовых контактов и подчас приводили к- возникнове­
нию новых фратрий. Соответственно фратрии могли 1
быть экзогамными или не экзогамными, считаться род*
ственными или не родственными, но у них по меньшей
мере было общее наименование.
Фратрии (а если их не было, то непосредственно
роды) объединялись в племена, на этой стадии обозна­
чившиеся четче, чем на предыдущей. Типичный пример
родоплемевной
организации
дает
исследованная
Л . Г. Морганом одна из групп индейцев-ирокезов. Линиджи составляли здесь восемь родов, те — две ф рат­
рии, а все вместе —- племя сенека. Функции были поде­
лены между ними следующим образом. Линиджи были
материнскими семьями, образовывавшими домохозяй­
ства — «овачиры». Роды являлись экзогамными коллек­
тивами матрилинейных родственников, объединенных
прежде всего отмеченными выше отношениями общей
собственности, взаимного наследования, взаимопомощи
и взаимозащиты. Они имели свои тотемные имена,
с которыми, как правило, были связаны и личные имена
сородичей. Так, дети, родившиеся в роде Ястреба, полу­
чали имена Длинного крыла, Белоглазой птицы и
т. п. Род имел право адопции, на практике осуще­
ствлявшееся одной из овачир, и свое отдельное от
других родов кладбище. Ф ратрия была объединением
«братских» родов в противоположность «двоюродным»
родам Äpyfofl фратрии. Во внутриплеменной жизни ро­
ды одной фратрии всегда выступали солидарно, под­
держ ивая друг друга в случае надобности против родов
другой фратрии Так обстояло дело, например, когда
в племени случалось убийство, расходились мнения по
поводу кандидатуры нового предводителя, составлялись
партии для общественной игры в мяч и т. д. Фратрии
имели свои религиозно-знахарские братства с особым
ритуалом посвящения и другими церемониями Веро­
ятно, фратрии в какой-то мере выступали в качестве
особых военных единиц. Племя было верховным со­
бственником территории, носителем определенной культурно-бытовой общности, кругом эндогамных браков и,
что особенно важно, уже обладало не только этнокуль­
турными особенностями, но и социально-потестарными
функциями. Но об организации власти и об этнической
ситуации на стадии позднепервобытной общины надо
сказать особо.
Организация власти. Организация власти в большой
мере сохраняла начала первобытного народовластия.
Все важные вопросы (обсуждение крупных хозяйствен­
ных предприятий, проступков, военных конфликтов и
т. п.) решались на собраниях общинников или сороди­
чей под руководством их признанного главы. Вместе
с тем развитие общинно-родового и родоплеменного
строи, а в особенности сегментарной организации, спо­
собствовало начавшейся иерархизации органов коллек­
тивной власти. Появились и новые механизмы приобре­
тения личного главенства.
В собраниях или на советах принимали участие все
взрослые, полноправные общинники либо сородичи, хо­
тя все чащ е они превращ ались в собрания только
взрослых мужчин и проходили в мужских домах. Реш е­
ния принимались сообща, причем большое значение
придавалось тому, чтобы было достигнуто единство
мнений, а не просто подчинение одних воле других, пусть
даж е большинства. Поэтому многое зависело от глав
и других уваж аемых людей коллектива, их авторитета
и красноречия.
Соподчинение органов коллективной власти могло
достигаться путем представительства глав домохо­
зяйств в общинных и родовых советах, а глав таких
советов — в советах фратрий и племен Но принцип
представительства еще только вытеснял принцип все­
общего участия. Так, у ирокезов в советы родов входили
все их взрослые члены, а в советы фратрий и племени —
только главы родов. Каждый уровень этой потестарной
иерархии обладал своей сферой компетенции У тех же
ирокезов на советах домохозяйств реш ались их внутрен­
ние вопросы, на родовых советах — общеродовые во­
просы хозяйственной, общественной и идеологической
жизни, на советах племени — вопросы, связанные е в за­
имоотношениями родов и отношениями с другими пле­
менами. Совет племени охранял высшие интересы сопле­
менников. Он утверждал родовых глав и мог смещ ать их
даж е вопреки желанию рода, улаж ивал межродовые
конфликты, отправлял и принимал посольства, объяв­
лял войну и координировал действия отдельных отрядов
во время крупных военных походов, заключал мир
и устанавливал межплеменные союзы. Совет племени
собирался нечасто. Поэтому, чтобы в промежутках м еж ­
ду собраниями племя не лиш алось общего руководства,
у некоторых ирокезских племен одного из родовых глав
выбирали верховным главой. Однако его полномочия
были незначительны, а его решения подлежали послёдующему утверждению на совете племени.
Главы всех уровней, как правило, избирались из
числа наиболее пригодных и достойных. Важнейшими
качествами руководителей считались хозяйственный
опыт, трудолюбие, организаторские способности, крас­
норечие, знание обычаев и обрядов, щедрость, нередко
такж е воинское искусство или культовые знания. В од­
них обществах, где функции главенства оставались
неразделенными, от главы требовалось обладание если
не всеми, то многими из этих качеств; в других, где
принцип целесообразности повел к разграничению сфер
руководства, обычный глава, военный предводитель,
знахарь или колдун должны были обладать выдающи­
мися способностями в своей специфической области.
Например, у меланезийцев острова Д обу все функции
руководства принадлежали одному лицу, у ирокезов
были обычные главы — «сахемы» и военные предводи­
тели, у кубео Южной Америки — обычные главы и кол­
дуны и т. д. Бывало и так, что в том или ином племени
особое значение придавалось какому-нибудь определен­
ному виду деятельности, скажем, военной или культо­
вой. Тогда при выборе «универсального» главы в первую
очередь принимались во внимание его способности
именно в этом виде деятельности, а при наличии «диф­
ференцированных» глав наиболее высокий статус полу­
чал один из них. Имелись и другие факторы, влиявшие
на выбор глав.
Там, где существовали сколько-нибудь институциализованные возрастные категории, лидер должен был
принадлежать к старшей из них, наиболее привилегиро­
ванной. В других случаях такж е в той или иной мере
принимался во внимание возраст претендента. В услови­
ях многородовых общин было важно, чтобы руководи­
тель общины принадлежал к наиболее многочисленной
родовой группе, а в условиях разрастания и расселения
общинно-родовых коллективов определенные преиму­
щества приобретали группы первопоселенцев. Тем са­
мым обозначалась тенденция закрепления главенства
за определенными родами или входившими в них линиджами.
Появление избыточного продукта и личных богатств
повели к тому, что институт главенства стал испытывать
воздействие такж е и имущественных факторов. У ряда
племен Меланезии, Юго-Восточной Азии, а в менее
выраженной форме такж е Северной Америки и Африки
появился особый вид лидеров — так называемые боль­
шие, или значительные, люди. В международной на­
учной терминологии за ними закрепилось название
бигменов *. Это были мужчины, выделявшиеся своим
богатством и щедростью, выдвигавшими их на первый
план в условиях широкого развития престижной эконо­
мики. Бигмен стремился иметь побольше жен, чтобы
они, а в какой-то мере и их родственники на него работа­
ли. Бигмена не выбирали — он становился им благода­
ря своему высокому престижу, создававш ему ему мно­
жество сторонников из числа сородичей и сообщинников. Были бигмены помельче и покрупнее. Чтобы стать
настоящим крупным бигменом, надо было обладать не
только богатством и щедростью, но и другими выдающи­
мися способностями: силой, умом, умением организо­
вать и убедить людей, разносторонними, в том числе
магическими, знаниями. Имя такого бигмена звучало,
как говорили папуасы-мбовамб, «на все стороны света».
На стадии позднепервобытной общины главенство,
как правило, еще не наследовалось. Лидер либо, как
ирокезский сахем, избирался, либо, как папуасский
бигмен, добивался как можно более широкого призна­
ния. Д л я этого он стремился отличиться, очень часто
соперничая с другими претендентами, вербовал сторон­
ников, устраивал престижные пиры, предпочитал дарообмен «с переплатой», старался привлечь к себе внима­
ние на собраниях общинно-родовых групп, во время
военных действий и т. п. Но предпосылки наследственно­
го главенства уже складывались. Усложнивш аяся на
этой стадии производственная, социальная и идеологи­
ческая деятельность часто требовала от руководителя
намного лучших, чем у других членов общинно-родовой
организации, умений и знаний. Приобрести их легче
было тому, кто чаще всех общ ался с лидером — сыну,
племяннику и т. п. При этих условиях у него было боль­
ше шансов в свою очередь стать лидером. При главен­
стве типа бигменства сюда добавлялись материальные
преимущества сыновей бигменов — возможность уже
при жизни отца обзавестись несколькими женами и до­
ставшиеся по наследству богатства. Это как бы давало
им жизненный старт. Подсчитано: у тех же папуасовмбовамб три четверти сыновей крупных и половина сы­
новей мелких бигменов такж е становились бигменами
!
Не до конца ясен для этой стадии вопрос о по*
тестарных ролях и статусах мужчин и женщин. Сто­
ронники матриархальной концепции всегда указывали,
что если бродячее охотничье хозяйство могло выдвинуть
нй первый план муяічия, то земледельческая оседлость
давала преимущества женщинам. Особенно это должно
было сказы ваться в условиях однородовых общин при
матрилокальном брачном порелении, когда преимуще­
ственно женщины являлись собственницами и распоря­
дительницами родовой земли. Но даж е здесь реализа­
ции предпосылок их главенства препятствовала высокая
социальная роль мужчин. Во всяком случае, сообщения
о власти женщин даж е в материнских семьях-домохо­
зяйствах немногочисленны и неоднозначны. В качестве
примера подобного порядка чаще всего приводят овачиры ирокезов и их соседей — гуронов. Ж . Ф. Лафито
в XVIII в. писал, что здесь властвовали женщины. В их
руках были поля, урожай, сами дома. Напротив, мужчи­
ны были изолированы и ограничены и даж е их дети были
им чужими. В то ж е время, по другим сообщениям,
ирокезские правительницы овачир должны были делить
власть со своими старшими братьями. Вообще, сведения
о главенстве в домохозяйствах мужчин — неженатых,
или периодически возвращ авшихся сюда братьев, а не­
редко и пришельцев-мужей — намного многочисленнее
и определеннее. Сходны этнографические данные о при­
надлежности власти в более широкой общественной
сфере. Имеются известия, что у гуронов каждый род
возглавлялся четырьмя женщинами и одним мужчиной
и даж е совет племени на четыре пятых состоял из ж ен­
щин. Но несравненно изобильнее относящиеся к самым
различным обществам этой стадии развития свидетель­
ства о главенстве в общинах, родах и племенах мужчин.
Они относятся как к патрилокальным и патрилинейным,
так и к матрилокальным и матрилинейным обществам.
Различие главным обрезом в том, что в первых лидер­
ство всегда принадлежало одному из сородичей, а во
вторых могло перейти к одному из пришельцев. Во
всяком случае, понимание такж е и этой стадии как
стадии господства матриархальных порядков современ­
ной наукой оставлено.
Применять свою власть по отношению к членам
коллектива совету или лидеру по-прежнему приходилось
не так уж часто. Семейные и внесемейные механизмы
социализации продолжали надежно обеспечивать со.-,
блюдение индивидами установленных порядков. Кон­
фликты имели не столько внутригрупповой, сколько
межгрупповой характер. И с р»азветвлением сегментар­
ной организации они, естественно, учащ ались. Между
членами разных линиджёй, родов и тяготевших к ним
общин возникали ссоры из-за несоблюдения правил
дарообмена, полового и брачного соперничества и по
различным другим причинам. Как и раньше, в общинно­
родовых нормах главенствовало групповое начало, од­
нако в новых условиях его понимание зависело от
степени консолидированности втянутых в конфликт
групп.
Члены линиджа, рода, общины могли заступить­
ся за своего, пусть даж е и виновного, члена, но могли
и выдать его обиженным. Все же значительно чаще за
своего заступались, а в случае его смерти мстили. Так
получила развитие кровная, или родовая, месть, при
которой любой из близких убитого был обязан отпла­
тить за кровь любому из близких убийцы. В то же время
с появлением богатств не редкостью стали случаи, когда
виновная сторона откупалась от потерпевшей стороны
материальными ценностями — композициями *. Те же
экономические процессы на стадии позднепервобытной
общины и возросш ая консолидированность близкород­
ственных групп по отношению к другим звеньям сегмен­
тарной организации повели к заметному переосмысле­
нию прежних норм. Нарушение экономического равно­
весия внутри группы местами стало рассматриваться
как более тяж кое преступление, чем даж е убийство.
У папуасов описано немало случаев, когда человек;
убивший близкого сородича, подвергался лишь символичёскому наказанию , так как иначе родственный кол­
лектив был бы еще больше обескровлен.
Родоплеменная организация власти, как правило,
жестко подчиняла поведение индивида интересам кол­
лектива, одновременно ставя вне закона все, что находи­
лось за рамками высшего звена этой организации —
племени.
Д уховная культура. Развитие производства и услож ­
нение социальной жизни дали новый толчок подъему
духовной культуры первобытного человечества. Особен­
но заметным это было в обществах, перешедших к п р ­
и вод ящ ем у хозяйству, у которых отложились новые
пласты полезных знаний, искусства, мифологии, рели­
гии.
Показательны знания, накопленные в процессе осво­
ения земледельческого хозяйства. Меланезийцы острова
Новая Ирландия знали и умели вы ращ ивать 10 разно­
видностей ямса, 14 разновидностей хлебного дерева,
52 разновидности банана, 220 разновидностей таро.
Ирокезы выращ ивали 11 разновидностей маиса, и им
были известны такие агротехнические приемы, как повы­
шение всхожести семян путем их вымачивания в отваре
из определенных кореньев и трав. П апуасы унавож ива­
ли почву, после уборки урож ая пуская в огород свиней
С возникновением скотоводства стали эмпирически на­
капливаться знания в области зоотехники, и прежде
всего селекции — искусственного отбора наиболее по­
лезных пород домашних животных. Некоторые группы
папуасов и меланезийцев допускали гибридизацию одо­
машненных свиноматок с дикими кабанам и, но другие
специально держ али производителей-боровов. По остео­
логическим * материалам установлено, что уже в евро­
пейском неолите практиковалось холощение самцов
домашних животных Согласно преобладающему мне­
нию, это делалось для того, чтобы животные стали более
послушными и безопасными как для человека, так и для
других животных. Несомненно, очень скоро было уста­
новлено и то, что холощеные самцы быстрее набирают
вес, а мясо их становится жирнее. Н ачали практико­
ваться и другие способы искусственного воздействия иг
животных. Так, в Меланезии местами ценились только
боровы с длинными завитыми клыками, и, чтобы добить­
ся этого, им удаляли верхние резцы. Д альш е папуасов
и меланезийцев продвинулись скотоводческие племена
Южной Америки. Контролируя размножение путем уче­
та половозрастных характеристик и индивидуальных
свойств животных, они получили две разные породы
домашних верблюдовых — ламу и альпака. Известно
такж е, что селекция применялась здесь к морским свин­
кам. Таким ж е эмпирическим путем сибирские оленево­
ды пришли к контролю за воспроизводством стада путем
ограничения убоя животных, дифференцированно важ е­
нок и быков.
Развитие престижной экономики с ее подсчетоѵ
подарков и отдарков стимулировало накопление ариф­
метических знаний. В частности, известно, что некото­
рые папуасские племена именно при дарообмене пользо­
вались бирками. Сходные примитивные счетные приспо
собления — кучки камней или связки соломы, шнурь
с нанизанными на них раковинами или с узелками —
известны у многих других раннеземледельческих племен
Меланезии, Америки и Африки. В древнейших земле­
дельческих поселениях Передней Азии найдены глиня­
ные шары, полусферы, конусы, которые, видимо, такж е
использовались для счета. В первобытной Европе для
этого применялись камешки: к латинскому calculus —
«камушек», «счетный камень» восходит слово «кальку­
ляция». Нужды распределения земли и возникшей
местами ирригации расширили начатки геометрических
знаний. Та ж е ирригация была невозможна без каких-то
сведений из области гидродинамики. Широкое примене­
ние высшими охотниками всевозможных хитроумных
ловушек требовало пополнения сведений из области
механики. С началом керамического производства, при
котором из глины удаляется связанная с ней вода, было
совершено одно из крупных открытий в химической
области.
Переосмыслилось восприятие пространства и времеии. Существует, видимо, правильное мнение, что с пере­
ходом от бродячего образа жизни к оседлому динамиче­
ское (маршрутное, линейное) осознание пространства
преобразовалось в статическое (рад и альн ое). Оседлый
земледелец стал представлять себе пространственную
протяженность в виде концентрических кругов, зату х а­
ющих к горизонту. Свою печать наложило на это такж е
развитие сегментарной и родоплеменной организации,
породившее социально-структурное представление о
пространстве. Независимо от реального расстояния бо­
лее «близким» считалось то селение, где жили более
близкие сородичи или соплеменники. Время по-прежне­
му воспринималось экологически, но теперь уже в связи
с новыми видами хозяйственной деятельности — ска­
жем, с мотыженьем земли или уборкой урож ая, выгоном
или пригоном скота. В то ж е время, по мнению некото­
рых ученых, наряду с экологическим представлением
о времени большое и даж е большее распространение
получило представление структурное, определяемое со­
циальной средой. Такое время могло исчисляться линей­
но-степенным родством (родство по отцу — это про­
должительность жизни одного поколения, по деду —
двух поколений и т. д.) или особенностями возрастной
организации (события связываются со сроками инициа­
ций, пребывания в определенных возрастных категориях
и т. д .). Но так или иначе восприятие пространства
и времени оставалось связанным с хозяйственной и об­
щественной практикой. С общественной практикой со­
циализации были связаны и сохранявш иеся представле­
ния о мифологическом времени.
Сегментация родоплеменных подразделений, дарообменные и военные походы вели к дальнейшему на­
коплению топографических и географических знаний
Появились первые карты — обозначения маршрутов,
нанесенные на древесную кору, дерево или кожу. Полу­
чила значительное развитие пиктография, с помощью
которой теперь подчас делались довольно сложные з а ­
писи. Такие записи известны у племен Северной Сибири,
американских индейцев, во многих общ ествах М елане­
зии и Тропической Африки. Записываться могли сооб­
щения, предназначенные как для передачи на расстоя­
ние (предложения дарообмена, установления мирных
отношений, любовные послания и п р .), так и для сохра­
нения во времени (фиксация важных преданий и па­
мятных событий). Существовали целые пиктографиче­
ские хроники, например знаменитая «Валам олум»
(«Красная запись») североамериканских индейцев-делаваров, изобразивших 184 рисунками на древесной
коре все свои исторические предания — от начала ми­
роздания до появления в стране европейских колониза­
торов. У некоторых племен из счетных шнуров разви­
лись своеобразные эквиваленты пиктографии, переда­
вавшие мысль формой, цветом и расположением узелков
(«узелковое письмо») или раковин («вампум» североа­
мериканских индейцев). Но, как и прежде, если не все,
то большинство пиктографических символов и тем более
целые пиктограммы требовали устных пояснений.
В изобразительном искусстве в основном продол­
ж ался начавшийся ранее переход к условной манере
исполнения. В графике, живописи, петроглифике *,
пластике этого времени отражено стремление к нарочи­
той упрощенности, изображению взамен целого какойлибо его характерной части, нередко к значительной
стилизации. Так, если в ранненеолитических петрогли­
фах Евразии сравнительно легко узнаю тся изображения
людей и животных, то в позднем неолите они часто едва
узнаваемы. В общей же массе высеченных на скалах
знаков едва ли не преобладают круги, спирали, кресты,
полумесяцы, свастики и другие солярные и лунарные
символы. То ж е фиксируется этнографически, например,
в эволюции африканских масок, в которых по мере
развития поздйепервобытных общин усиливалась ус­
ловная манера пластики. Очень широко распространи­
лось декоративное направление в изЬбразительном
искусстве, т. е. украшение всех предметов обихода,
в особенности одежды, утвари и оружия, художествен­
ной росписью, резьбой^ вышивкой, аппликацией и
т. п. Так, керамика, в раннем неолите лесной полосы
СССР обычно ничем не украш енная, в позднем неолите
стала орнаментироваться ямочно-гребенчатыми отти­
сками. Широко распространилась роспись керамики,
часто многокрасочная.
Известно множество условных изображений эпохи
палеолита и реалистических — эпохи неолита, но все же
можно сказать, что изобразительное искусство палеоли­
та было чащ е реалистическим, а неолита — чаще услов­
ным. Чем объясняется этот поворот в стиле изобрази­
тельной деятельности человека? Одни ученые связы ва­
ют его с изменением материала, например, с тем, что
люди от росписи стен пещер перешли к украшению
керамики, другие — с развитием абстрактного мышле­
ния, третьи — с распространением предписьменной пе­
редачи информации, некоторые — с усложнением рели­
гиозных представлений, требовавших умышленного от­
клонения изображений от сходства с земными оригина­
лами. Согласно еще одной точке зрения, поворот
в первобытном искусстйе был связан с тем, что с перехо­
дом от охотничье-рыболовческого хозяйства к земледе­
лию и скотоводству интерес к зверю уже стал ослабе­
вать, а интерес к человеку еще только зарож дался. Все
перечисленные факторы могли сыграть свою роль, но
в целом этот сложный вопрос пока недостаточно изучен
и остается открытым.
П родолж али развиваться и другие формы искусства,
в частности устное, музыкальное и танцевальное творче­
ство. В сказках, рассказах, песнях и других ж анрах
устного фольклора возникли сюжеты, отражающ ие з а ­
висимость человека от плодородия земли и благоден­
ствия стад. Сказки, у одних племен (например, в М ела­
незии и Америке) еще слабо отдифференцированные от
мифов, у других (в частности, в Тропической Африке)
стали самостоятельным жанром. Н аряду с родовыми
и личными появились песни институциализованных по­
ловозрастных групп и в особенности мужских объедине­
ний. У ряда племен (Эскимосы, южноамериканские
ваиваи, отдельные племена Тропической Африки) со­
перничество из-за женщин или борьба за власть породи­
ли обычай соревнования в песнях, иногда в форме
полушутливой перебранки В песнях всегда присутство­
вал музыкальный элемент, достигавшийся ритмизацией
или инструментальным сопровождением. В числе музы­
кальных инструментов появились новые, снабженные
резонаторами струнные инструменты, усложненные
мембранные барабаны, многоствольные «флейты П а­
на». В танцевальном фольклоре такж е появились новые
виды, тесно связанные с земледелием и скотоводством.
Это, например, так называемые «бесстыдные танцы»
плодородия. Они существовали едва ли не у всех ранних
земледельцев и земледельцев-скотоводов и описаны,
в частности, H. Н. Миклухо-Маклаем у папуасов. «Ж ен­
щины двигаются медленно, делая маленькие шаги и вы­
ставляя зад, которым они вертят из стороны в сторону;
так как туловище при этом наклонено вперед, то груди
при этом болтаются» Существовали и сидячие танцы
с колебательными движениями, которые, возможно, ар ­
хеологически зафиксированы раннетрипольскими ж ен ­
скими статуэтками с откинутым назад корпусом. В муж­
ских домах при инициационных и других обрядах испол­
нялись специфически мужские танцы. Вообще, теперь
существовало множество самых разнообразных танцев.
Так, у ирокезов-сенека насчитывалось более тридцати
одних только основных танцев, в том числе одиннадцать
мужских, семь женских, четырнадцать общих, шесть
в масках и т. д. Устный, музыкальный и танцевальный
^фольклор вместе с изобразительным искусством, как
и раньше, зачастую сливался в театрализованных пред­
ставлениях, которые теперь имели уже не только охотни­
чий, но и аграрный характер. Не случайно в языке хинди
слово «ната» (актер) восходит к санскритскому «нрит»
(танцевать).
Новые условия хозяйственной и социальной жизни,
а такж е общий подъем духовной культуры нашли свое
отражение и в мифологии. Она стала более развитой,
включив в себя этиологию не только людей, животного
и растительного мира, простейших общественных уста­
новлений, но и культурных растений, домашних ж и­
вотных, усложнившихся социальных институтов, не­
редко и мироздания в целом В раннеземледельческих
обществах получили распространение мифы о браке
мужчины-Неба и женщины-Земли как начале всех на­
чал. Так, по папуасским мифам, животворные дожди
проливаются тогда, когда Небо и Зем ля пребывают
в объятиях любви В большинстве племен североамери­
канских индейцев считается, что отец-Небо и матьЗемля — родители всего сущего. Некоторые земледель­
ческо-скотоводческие племена считают, что, оскопляя
самцов домашних животных, они оплодотворяют землю.
В то ж е время возрастание социальной роли мужчин
широко отразилось в мифах о создании мира мужчиной
без участия женщины. Характерен миф западноаф ри­
канского племени бауле, в котором мир сотворила не
женщина, а ее сын.
В такой ж е степени эволюционировала и усложни­
лась религия. По мере накопления знаний о своей
собственной и внешней природе люди позднепервобыт­
ной общины все меньше отождествляли себя с при­
родной средой, все больше осознавали свою зависи­
мость от неведомых сверхъестественных сил. Эти силы
виделись добрыми и злыми. В результате старые пред­
ставления о дуалистическом разделении предметов и яв­
лений природы вылились в представления о извечной
борьбе доброго и злого начал. Добрым силам стали
поклоняться как постоянным защ итникам и покровите­
лям линиджа, рода, общины, племени; противостоящие
им злые силы старались умилостивить. Содержание
тотемизма изменилось; тотемические «родственники»
и «предки» сделались объектом религиозного поклоне­
ния. В дальнейшем зооморфные предки стали вытес­
няться антропоморфными, и тотемизм продолжал со­
храняться не столько как ж ивая система верований,
сколько в пережитках (например, в тотемных названиях
и символах родов). На той же анимистической основе
начал складываться культ природы, олицетворяющейся
в образах всевозможных духов животного и раститель­
ного мира, земных и небесных сил.
С возникновением земледелия стал зарож даться
культ возделываемых растений и тех сил природы, от
которых зависело их произрастание, особенно Солнца
и Земли. Например, ирокезы почитали духов маиса,
тыквы и бобов, назы вая их «тремя сестрами», «нашей
жизнью» или «нашими кормилицами» и представляя
в образе трех женщин в одежде из листьев соответству­
ющих растений. Четыре из шести праздников ирокезов
были связаны с земледелием: это были праздники ново­
го года, посева, зеленого зерна и урож ая. Представле­
ние о Солнце как оплодотворяющем мужском и Земле
как оплодотворяемом женском начале вместе с циклич­
ностью благотворного воздействия Солнца породило
почитание его в качестве умирающего и воскресающего
духа плодородия. Получила распространение магиче­
ская практика укрепления силы Солнца, усиления пло­
дородия Земли, вызывания дож дя и т. п. Подобным же
образом возникал культ покровителей скота (например,
покровителя свиней Геру у папуасов) и развивалась
специфически скотоводческая магическая практика.
С развитием родоплеменной и в особенности сегмен­
тарной организации стала зарож даться вера в помогаю­
щих людям духов умерших прародителей. Возник культ
предков. Как правило, он был культом мужских пред­
ков, хотя в материнскородовых общ ествах, возможно,
уже начал складываться культ женских предков-прародительниц, местами известный на более поздней стадии
развития. В то же время нередко обращ аю т внимание на
то, что едва ли не большинство духов-покровителей
представлялось в виде женщин и в этом видят одно из
оснований для реконструкции первоначального матри­
архата. Но для возникновения таких представлений
достаточно было культа хозяек и охранительниц до­
машнего очага, культа плодородия и т. п.
Д о культа лидеров было еще далеко, но уже имелись
некоторые его предпосылки. Они создавались верой
в наличие у людей некой сверхъестественной силы,
ограниченной у рядовых сородичей или общинникові,
намного более действенной у старейшин, военачальни­
ков, кблдунов. Эта вера существовала почти повсеме­
стно, но в науке за ней закрепилось меланезийское слово
«мана». Постепенно даж е возникла вера в то, что хоро­
шую мана может заполучить не только кровный родcfBeHHHK, но и всякий вкусивший от тела ее носителя.
Так появилась практика съедать сердце или печёнь
убитого врага и эндоканнибализм* по отношению к со­
бственным сородичам, в особенности выдающимся.
Языковое и этническое состояние. В целом для
стадии позднепервобытной общины с ее первой «де­
мографической революцией» характерны дальнейшее
расселение носителей праязыковых совокупностей и об­
разование отдельных языковых семей. Но этот процесс
шел постепенно, в условиях сохранявшейся лингвисти­
ческой непрерывности, и между первоначальными сово­
купностями и позднейшими семьями, видимо, леж али
посредствующие общности среднего уровня. К тому же
расселялись в основном общества, перешедшие к про­
изводящему хозяйству, и на новых местах своего обита­
ния они контактировали и смешивались с обществами
охотников, рыболовов и собирателей. Бывало, что..або­
ригены переходили на язык пришельцев. Поэтому обра­
зование языковых семей нельзя представлять себе толь­
ко как процесс распадения праязыковых совокупностей.
Поэтому же, говоря о границах распространения языко­
вых семей, теперь различаю-f «ранние прародины», где
начинался процесс сложения этих семей, и «поздние
прародины», где он продолжался.
В самом общем и неполном виде этот Процесс
представляется следующим образом. В ностратической
совокупности выделились афразийская, индоевропей­
ская,к ар твел ьская, эламодравидская, уральская и ал­
тайская семьи. Афразийцы первоначально локализова­
лись в сиро-палестинской области, а позднее такж е
в Северной и Восточной Африке. Раннюю прародину
индоевропейцев предполагают на севере Передней Азии,
позднюю — вплоть до территории Восточной Европы.
Картвелы сперва располагались на южной границе
К авказа, затем утвердились в Закавказье. Эламодравиды из Ирана распространились в Индию. Уральцы
и алтайцы из Северного И рана и Средней Азии продви­
нулись далеко на север и восток. В Африке из конгосахарцев выделились нило-сахарцы и нигеро-кордофанцы, ставшие теснить расположенных южнее палеафриканцев. В Восточной и Юго-Восточной Азии синотибетцы стали контактировать с эламодравидами, а
аустрийцы (или образовывавш ие их совокупности) рас­
пались на несколько семей. Из них аустроазиаты из
предгорьев Гималаев широко расселились в Южной
Азии, а аустронезийцы из южного Китая проникли
в Индонезию и Океанию.
При сохранявш ейся лингвистической непрерывности
языки отдельных этносов пока возникали только как
исключение в результате особенно сильной изоляции,
например в горных ущельях. Зато, как показывают
этнографические данные по Новой Гвинее и Южной
Америке, отдельные сгустки этой непрерывности уже
могли использоваться для широкого общения в обмен­
ных или других целях.
Языковая и соответствовавшая ей культурная непре­
рывность по-прежнему тормозили сложение четко очер­
ченных этнических общностей со своим языком, осо­
бенностями культуры, самосознанием и самоназванием.
Но теперь уже намного сильнее ощ ущ ались и противо­
положные тенденции. С переходом к земледельческой
оседлости и сами общины, и их конгломераты стали
более устойчивыми, чем были при бродячем присваива­
ющем хозяйстве. Межобщинное разделение труда и р а з­
витие престижной экономики укрепляли надобщинные
связи. При не всегда достаточных, хотя и повсеместно
увеличившихся, размерах общин в этом же направлении
действовали межобщинные браки. Еще сильнее сказы ­
валось действие новой потестарной организации — по­
явление надобщинных и надродовых советов и лидеров.
Сложились условия для превращения протоэтносов в эт­
носы, причем не только в этникосы, но и в этносоциаль­
ные организмы. Применительно к этой стадии уже
можно говорить о первом из исторических типов этниче­
ских общностей — племени. Но пока еще только об
очень раннем племени с лишь намечающейся культурно­
языковой общностью и социально-потестарным един­
ством. Соответственно и племенное самосознание еще
только превращ алось из диффузного в выраженное,
а самоназвание далеко не всегда было достаточно чет­
ким. В то время как у каждого из звеньев сегментарной
организации существовало представление о родоначальнике-эпониме *, у племени его, как правило, еще не
было.
К ак и протоэтнические общности, ранние этнические
общности сохраняли иерархическую структуру. Какуюто культурную и языковую (диалектную) специфику
могли иметь и крупная община, и племя, и соплеменность, которой были, например, ирокезы.
ГЛАВА 4
РА ЗЛ О Ж Е Н И Е ПЕРВО БЫ ТНОГО ОБЩ ЕСТВА:
ЭПОХА КЛАССООБРАЗОВАН ИЯ
§ 1. ПОДЪЕМ ПРОИЗВОДСТВА
Непосредственной предпосылкой процесса разлож е­
ния первобытного общества и классообразования был
рост регулярного избыточного продукта. Только на его
основе мог возникнуть отчуждаемый при эксплуатации
человека человеком прибавочный продукт. Рост регу­
лярного избыточного и появление прибавочного про­
дукта были обусловлены подъемом в различных обла­
стях производства. Особенно большую роль здесь сыг­
рали дальнейшее развитие производящего хозяйства,
возникновение металлургии и других видов ремесленной
деятельности и интенсификация обмена.
Долгое время главный производственный фактор
классообразования усматривали, а иногда и теперь
усматривают в открытии и освоении полезных свойств
металлов, в переходе от камня к металлу. Действитель­
но, роль такого перехода трудно переоценить. Но как
теперь стало ясно, в эпоху классообразования он прои­
зошел еще далеко не всюду. Универсальным, повсеме­
стно действовавшим фактором было дальнейшее раз­
витие хозяйства, в первую очередь производящего,
а такж е и его высокоспециализированных присваиваю­
щих аналогов
Развитие производящего хозяйства и его аналогов.
Зарождение производящего хозяйства уже на стадии
позднепервобытной общины сделало возможным его
прогрессирующее развитие в эпоху классообразования.
Сложились различные системы земледелия, комплек­
сного земледельческо-скотоводческого хозяйства и ско­
товодства.
В земледелии развились такие формы, как обработка
постоянных участков и перелог, возделывание неполив­
ных (богарных) и поливных (ирригационных) земель,
а такж е некоторые другие. Вопрос о их хозяйственных
возможностях не может быть решен однозначно: многое
зависело не только от природных условий, но и от уровня
агротехники. Так, одно дело примитивная обработка
постоянных участков благодаря их особому плодородию
и высокому уровню стояния подпочвенных вод и дру­
гое — благодаря внесению в такие участки удобрений.
Одно — простейший перелог на основе подсечно-огнево­
го земледелия и другое — на основе севооборота..Поэ­
тому эволюцию первобытного земледелия чаще видят
в переходе от ручных орудий к пахотным и соответ­
ственно от ручного (палочно-мотыжного) земледелия
к пашенному, предполагающему использование тягло­
вых животных.
Как именно совершился этот переход — в точности
неясно. Д о недавнего времени одни пахотные орудия
возводили к мотыгам или заступам, другие — к палкам
с сучьями, использовавшимся в качестве бороны. Теперь
преобладает мнение, что пахотные орудия восходят
к так называемым бороздовым орудиям, универсально
служившим и для прокладывания борозд и для бороне­
ния поля. Они засвидетельствованы и археологически»
и этнографически. Это были те же палки или заступы, но
тяжелее обычных; их волочили по уже взрыхленному
полю силой двух-трех человек. Отсюда было недалеко до
превращения такого ручного рала в упряжное, влекомое
ослом или быком. Производительность упряжных рал
была в несколько раз более высокой, чем производитель­
ность ручных орудий обработки почвы.
В то ж е время переход от ручного земледелия
к пашенному в эпоху классообразования соверш ался не
всюду Он произошел в Западной и Средней Азии и почти повсеместно в Европе. Многие развитые земледель­
цы Азии и Африки остались верны ручным орудиям
и пошли по пути интенсификации связанного с ними
земледелия. Это начавшееся в период распада перво­
бытного общ ества и сохранившееся поныне (или сохра­
нявшееся до недавнего времени) развитие земледельче­
ской техники по двум разным линиям — пашенной
и ручной — не может быть объяснено исчерпывающе.
Все же следует предполагать, что во многих странах
Азии определенную роль сыграл недостаток пригодных
для обработки земель, что повело к интенсификации
ручного земледелия, а в Тропической Африке — распро­
странение мухи цеце, укусы которой вызывают смер­
тельную болезнь «нагана», у упряжного домашнего
скота.
Развитие земледелия позволяло использовать часть
выращенного продукта для прокорма скота и тем самым
способствовало развитию скотоводства. Особенно это
относится к пашенному земледелию, требовавшему тяг­
ловой силы и прямо стимулировавшему разведение
пригодных для тягла животных. Важной причиной роста
скотоводства в эпоху классообразования были такж е
нужды обмена, речь о котором будет дальше.
Рост стад постепенно все больше опережал кормовые
ресурсы оседлых земледельцев-скотоводов. По мере уве­
личения поголовья скота его владельцам приходилось
все шире использовать подножный корм и там, где это
было возможно, передвигаться в поисках пастбищ.
Часть оседлых племен перешла к полукочевому земле­
дельческо-скотоводческому (иногда земледельческо-рыболовческо-скотоводческому) хозяйству, в котором се­
зоны полевых работ чередовались с сезонами кочевок.
Нередко часть племени занималась преимущественно
земледелием, другая часть — преимущественно ското­
водством. В дальнейшем многие земледельческо-ското­
водческие племена, обитавшие в особенно благопри­
ятной для разведения животных природной среде, на
границах степей, полупустынь и пустынь, стали ограни­
чивать земледеление и переходить к кочевому скотовод­
ству, т. е. круглогодичному содержанию скота на под­
ножном корму с периодическими перекочевками с одних
пастбищ на другие. В эпоху классообразования полуко­
чевое и кочевое скотоводство широко распространилось
в Западной, Средней и Центральной Азии, Северном
Причерноморье, Поволжье, Южной Сибири, Северной
и Восточной Африке. Возникновение этих видов ското­
водства явилось дальнейшим углублением и разветвле­
нием первого крупного общественного разделения тру­
да, возникшего, как мы видели раньше, в форме выделе­
ния племен с производящей экономикой цз массы других
первобытных племен.
Наряду с развитием производящего хозяйства в эпо­
ху классообразования продолжалось развитие высо­
коспециализированного присваивающего хозяйства.
Роли последнего в эту эпоху разные исследователи
придают неодинаковое значение. Одни всячески под­
черкивают его теперь уже совсем второстепенное значе­
ние и существование только на немагистральных, пери­
ферийных путях исторического развития. Другие указы­
вают, что как бы то ни было большинство населения
мира продолжало пока еще вести присваивающее хо­
зяйство и многие племена на основе его высокосдециа9
В, П. Алексеев, А. И. Першиц 257
лизированных форм вступили на путь классообразоваиия. Как на яркие примеры таких племен чащ е всего
указывают на индейцев северо-западного побережья
Северной Америки или на алеутов, которые, занимаясь
специализированным рыболовством и морским зверо­
бойным промыслом, заметно продвинулись по пути
социального расслоения. Обе приведенные точки зрения
содержат рациональное зерно. Высокоспециализиро­
ванное присваивающее хозяйство действительно леж а­
ло в стороне от магистрального пути развития, так как
ни одно из живших им обществ не перешагнуло порога
классообразования. Но оно сыграло свою роль в соци­
ально-экономических процессах эпохи, хотя бы уж е
потому, что стимулировало межплеменные обменные
отношения и тем самым способствовало быстрейшему
продвижению обществ с производящей экономикой
Открытие металлургии. Первым имеющим производ­
ственное применение металлом, ставшим известным
человеку, была медь. Использование самородной меди
путем ее холодной или горячей ковки, а позднее плавки
медных руд началось уже в конце неолита и повело
к возникновению энеолита, или халколита. Как показы­
вают сами данные термины, это было время, когда
металл еще только пытался соревноваться с камнем и по
большей части не очень успешно. Медь встречалась
редко, стоила дорого, а по своим рабочим качествам не
всегда превосходила камень. Но освоение нового веще­
ства для изготовления орудий — металла в дальней­
шем в огромной степени определило прогресс в развитии
техники.
То же в значительной степени относится к при­
шедшей на смену меди бронзе — ее сплаву в различных
пропорциях с оловом, иногда такж е свинцом, цинком,
сурьмой, мышьяком. Бронзовые орудия по своим рабо­
чим качествам превосходят медные: они тверж е, острее,
а литье их легче, потому что бронза плавится при более
низкой температуре, чем медь. В то ж е время бронза
была еще менее доступна, нежели медь, так как олово
встречается в природе особенно редко, и такж е далеко
не всегда превосходила по своим рабочим свойствам
камень. Последний довольно широко применялся не
только в медно-каменном веке — энеолите, но и в клас­
сическом бронзовом веке.
Положение изменилось только с освоением ж елеза
и наступлением раннего железного века. Ж елезо —
наиболее широко распространенный в природе металл,
и в этом отношении оно несравненно доступнее меди
и бронзы. Очень важ но и то, что его рабочие качества
намного выше и меди, и бронзы, и камня, который впер­
вые был полностью вытеснен только в железном веке. Но
освоено человеком железо было сравнительно поздно,
так как в чистом виде оно встречается очень редко (мете­
оритное ж елезо), а получить его из руд трудно. Вообще,
железо обрабаты вается намного труднее, чем медь:
медь плавится при температуре немногим более 1000° С,
а ж елезо — свыше 1500° С. Древнейшим способом по­
лучения ж елеза из руды был так называемый сыро­
дутный процесс, открытый во 2 тысячелетии до н. э. Д ля
этого в печь с железной рудой кузнечными мехами через
сопло нагнетали воздух, что позволяло получить на дне
печи крицу — комок тестообразного пористого ж елеза,
который для уплотнения и удаления ш лака проковывали
молотом. Кричное железо было мягким, и его закаляли
или цементировали (обуглерож ивали).
В разных областях ойкумены бронзовый и ранний
железный век наступали в разное время. Освоение
бронзы раньше всего, в 5-4 тысячелетиях до н. э., нача­
лось на Ближнем Востоке и вплоть до 1 тысячелетия до
н. э. происходило в большинстве стран Азии, Европы
и Северной Африки. Была известна бронза и в наиболее
развитых областях Америки, но лиш ь с 1 тысячелетия
н. э. Кричное железо впервые стало вырабатываться,
по-видимому, в 3 тысячелетии до н. э. на юге З акавказья
и на востоке М алой Азии, а ко 2 тысячелетию до н. э. от­
носится немало находок железных предметов (отдель­
ные находки мелких предметов из ж елеза метеоритного
и земного происхождения восходят и к намного более
раннему времени). Однако массовое изготовление ж е­
лезных орудий и тем самым возникновение раннего
железного века происходит в 1 тысячелетии до н. э.,
когда он наступает почти повсеместно в Азии, Африке
и Европе. Л иш ь в Америке, Океании и Австралии ж еле­
зо стало известно с появлением там европейцев.
В целом понятия, с одной стороны, медно-каменного
и бронзового, с другой — железного века не вполне
сопоставимы. Д ва первых указывают, из какого металла
делались, как правило, еще редкие, дорогие, малорас­
пространенные, часто имеющие лишь престижное значе­
ние и доступные общественной верхушке металлические
орудия и другие предметы Второе указывает, из чего
делались основные орудия труда — орудия, получившие
теперь широкое распространение
Возникновение ремесел. Производственные достиже­
ния эпохи способствовали дальнейшему развитию до­
машних промыслов (т. е. производства изделий для
собственных нужд) и возникновению ремесел (т. е. про­
изводства изделий для обмена или продаж и). Первосте­
пенное значение в этом отношении имела сама ме­
таллургия, стимулировавшая переход от домашнепро­
мысловой к собственно ремесленной деятельности.
Из металла выделывали орудия труда, оружие,
предметы домашнего обихода, украшения. Так, в
частности, только с наступлением бронзового века поя­
вились меч и боевая колесница, широко распространи­
лись защитные доспехи. Ж елезо еще более расширило
ассортимент металлических изделий, а главное, способ­
ствовало развитию ремесла как особой сферы деятель­
ности. Изготовление каменных и костяных орудий,
плетение и ткачество, гончарство и даж е литье бронзы ^
все это были процессы, доступные каждому члену
общины, а металлургия ж елеза требовала особых соору­
жений, сложных навыков, вообще, профессиональной
специализации и квалификации. Этнографически уста­
новлено, что в первобытные времена кузнецы повсюду
составляли обособленный слой населения. Иногда, как
у большинства племен Тропической Африки, они пользо­
вались почетом, иногда, как у берберов, арабов, нуристанцев (кафиров) или у некоторых народов Индии, их
презирали, но в обоих случаях к ним питали чувство
суеверного уж аса. О том же говорят факты языка:
в русском, например, слова «кузнец» и «козни» происхо­
дят от одного корня. Археологи часто находят стоящие
особняком кузницы или даж е отдельные поселки кузне­
цов, то ж е фиксируется этнографически. Все это позво­
ляет считать, что кузнецы очень быстро выделились из
среды других общинников, а кузнечество стало первым
профессиональным видом ремесла. В то ж е время сте­
пень их ремесленной специализации не надо переоцени­
вать. Д аж е и работая по заказу или на рынок, кузнецы
со своими семьями долгое время продолжали занимать:
ся такж е и производящим илй присваивающим хозяй­
ством. Окончательное отделение кузнечного ремесла от
других видов хозяйственной деятельности происходило
уже только в раннеклассовых обществах, да и то не
сразу и не везде.
. .
Происходило становление такж е и других видов
ремесленной деятельности. Развивалось гончарство, че­
му в особенности способствовало изобретение печей для
обжига керамики и гончарного круга. Последний поя­
вился не в классовом, как считалось раньше, а уже
в предклассовом обществе, причем уже тогда из перво­
начальных архаичных форм (поворотный столик, круг
медленного вращ ения) мог эволюционировать в более
совершенную форму (круг быстрого вращ ения). Но ни
керамические печи, ни гончарный круг не были об яза­
тельным условием становления раннего гончарного ре­
месла. Например, во многих районах Африки и Америки
керамика производилась на рынок и без них.
Изобретение в эпоху бронзы ткацкого станка дало
стимул развитию ткацкого ремесла. Постепенно ремес­
ленный характер принимали и многие другие формы
домашнепромысловой деятельности: обработка камня,
кости и дерева, пЛетение и т. п. Повсеместно шло второе
в истории человечества крупное общественное разделе­
ние труда — отделение ремесла от других занятий,
и прежде всего важнейшего из них — земледелия.
Интенсификация обмена. Углубление первого и ста­
новление второго крупного общественного разделения
труда сопровождалось развитием обмена. Обмен как
обмен первобытных коллективов специфическими богат­
ствами их природной среды, как мы видели выше,
существовал уже в эпоху раннепервобытной общины.
Мы видели такж е, что в эпоху позднепервобытной общи­
ны получила значительное распространение другая фор­
ма обмена — дарообмен. Теперь, в ходе дифференциа­
ции хозяйственно-культурных типов и с дальнейшим
развитием престижной экономики обе эти формы при­
обрели еще большее значение. Но, что еще важнее,
наряду с ними стал возникать подлинно экономический
обмен, при котором в отличие, например, от дарообмена,
ценились не столько обменные связи, сколько сами
получаемые путем обмена вещи.
Земледельцы, у которых не было или которым не
хватало своего скота, стремились получить у скотоводов
мясо, молочные продукты, шкуры, шерсть и особенно
рабочий скот, необходимый как тягловое и транспортное
средство. Скотоводы, в свою очередь, нуждались в зем­
ледельческих продуктах и, поскольку подвижный образ
жизни препятствует многим видам ремесленной дея­
тельности, в металлических, гончарных и других издели­
ях. Кроме того, и те и другие вели интенсивный обмен
с носителями присваивающего хозяйства, снабж ая их
сельскохозяйственной продукцией и получая от них
«дары» леса, моря и т. п. Развитие регулярного межоб­
щинного обмена повело на этой стадии к дальнейшему
упрочению ряда связанных с ним общественных инсти­
тутов. Таково в особенности гостеприимство, гарантиро­
вавшее чуж акам, прибывавшим чащ е всего с целями
обмена, защ иту их жизни и имущества. Таковы же
отношения постоянного обменного партнерства, эволю­
ционировавшие в одних случаях во взаимное приятель­
ство типа кавказского куначества, в других — в такой
вид искусственного родства, как побратимство.
С начавшимся выделением ремесла обмен получил
еще большее развитие, а главное, стал регулярно
вестись не только на границах общин, но и внутри них.
Какая-то часть продукции производилась уже специаль­
но в обменных целях. То, что делалось не по заказу, не
в рамках отношений партнерства и т. д., могло уже
поступать на примитивные рынки, где в известные дни
недели из окрестных селений сходилось подчас очень
значительное (например, как местами в Тропической
Африке, до нескольких тысяч) число людей.
И престижный, и в особенности подлинно экономиче­
ский обмен способствовали складыванию в обществе
представлений об эквивалентности обмениваемых пред­
метов, возникновению мерил стоимости и средств обме­
на. Ими становились самые различные предметы, пред­
ставлявшие ценность из-за своей редкости, экзотично­
сти или вложенного в- них труда. Это могли быть
ожерелья из собачьих, свиных, медвежьих, акульих
зубов; связки красивых перьев или (особенно вдали от
побережья) редких раковин; снизки табачных листьев,
мешочки с бобами какао, циновки, куски ткани, ка­
менные кольца, богато орнаментированные кувшины,
бусы и т. п. В Старом Свете одним из наиболее распро­
страненных средств обмена были добываемые в районе
Мальдивских островов раковины каури («змеиная голо­
ва», «уж овка»). Воспоминание об этом в некоторых
языках сохранилось до настоящего времени: современ­
ная денежная единица государства Гана седи на языке
ашанти значит «раковина». Довольно широко в каче­
стве обменного эквивалента применялись бруски соли.
Такую же, если не еще большую, роль играли меха
и скот, от наименования которого в ряде древних языков
было произведено наименование денег (санскритск. рупиа, латинск. пекуниа, древнерусск. с к о т). Но там, где
были известны металлы, главными мерилами стоимости
очень рано обычно становились именно они в виде слит­
ков, пластинок, прутьев или различных готовых изделий.
Так, в бронзовом веке Европы, судя по составу сконцен­
трированных вдоль важнейших торговых путей кладов,
вернее, спрятанных в землю складов материалов или
изделий для обмена, самым распространенным сред­
ством обмена были оружие и украшения из бронзы.
Этнографически металлические «первобытные деньги»
хорошо известны в Африке: простые и крестообразные
медные слитки стандартной формы, деревянные стер­
жни, обвитые медной проволокой определенной длины,
железные мотыги и т. п.
Развитие обмена (хотя и не только оно одно)
способствовало совершенствованию средств сообщения.
Благоустраивались дороги и мосту, получали распро­
странение колесные повозки и корабли на веслах и пару­
сах С середины 2 тысячелетия до н. э. в качестве
упряжного животного стала применяться лош адь, в сле­
дующем тысячелетии в качестве вьючного транспорта
в пустынных районах Азии — одногорбый и двугорбый
верблюды.
Рост обменных операций долгое время не требовал
выделения специалистов в данной области — торговцев.
Этими операциями занимались сами производители об­
щественного продукта, и особенно вожди и бигмены, для
которых посредничество в обмене и накопление обмен­
ных эквивалентов было одним из важнейших средств
повышения своего престижа. Но и появление профессио­
нальных или полупрофессиональных торговцев, озна­
чавшее третье крупное общественное разделение труда
и отнесенное Ф. Энгельсом уже к раннеклассовому общ е­
ству, произошло в последнем не сразу. Оно постепенно
вызревало в эпоху классообразования, что, по-видимо­
му, прослеживается археологически. Так, на известных
в 4 тысячелетии до н. э. во многих странах Передней
Азии полых глиняных шарах с миниатюрными глиняны­
ми же изделиями внутри, употреблявшихся для фикса­
ции количества и качества посланных товаров, обнару­
жены оттиски печатей как знаков собственности.
Рост общественного продукта и превращение избы­
точного продукта в прибавочный. В эпоху классообразо­
вания были созданы самые мощные за всю историю
первобытности производительные' силы. Они сделали
возможным относительно далеко заш едш ее обществен­
ное разделение труда, что, в свою очередь, стало решаю­
щим фактором дальнейшего повышения производитель­
ности трудобой деятельности. Специализация в земледе­
лии, скотоводстве, различных видах высокоразвитого
присваивающего хозяйства, ремесленных занятиях спо­
собствовала усовершенствованию орудий и навыков,
увеличению количества и улучшению качества произво­
димого продукта. В этом ж е направлении действовало
дальнейшее развитие престижной экономики, требовав­
шей создания все новых и новых материальных благ для
надобностей дарообмена, пышных пиршеств, щедрых
раздач или д аж е церемониального уничтожения бо­
гатств. Об увеличении объема производства в эту эпоху
прямо свидетельствует увеличение, например, в бронзо­
вом веке З акавказья, хранилищ для запасов продук­
ции — зерновых ям, больших сосудов для хранения
зерна и другой пищи и т. п.
Рост массы производимого продукта и обеспечение
регулярности его получения создали условия для пре­
вращения избыточного продукта в прибавочный, т. е. та ­
кой, который производится одним человеком, а присваи­
вается другим, порождая отношения эксплуатации.
Подробно о них речь будет дальше. Пока лишь отметим,
что уже Ф. Энгельс указывал на тесную связь между
подъемом производства на исходе первобытной истории
и начавшимися процессами классообразования. Более
того, в широкой исторической перспективе уже «первое
крупное общественное разделение труда вместе с увели­
чением производительности труда, а следовательно,
и богатства, и с расширением сферы производительной
деятельности, при тогдашних исторических условиях,
взятых в совокупности, с необходимостью влекло за
собой рабство. Из первого крупного общественного
разделения труда возникло и первое крупное разделение
общества на два класса — господ и рабов, эксплуатато­
ров и эксплуатируемых» '.
Подъем производства в эпоху классообразования
в различных областях ойкумены происходил в далеко не
Одинаковых формах. Развитие производящего или при­
сваивающего хозяйства, наличие или отсутствие ме­
таллургии, характер этой последней, особенности дру1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 161.
гих видов ремесленной деятельности и т. д.— все это
принимало различные конкретно-исторические, локаль­
ные формы, отраж авш ие неравномерность историческо­
го развития.
Неравномерность и разнообразие хозяйственного
развития человечества в эпоху классообразования. Не­
равномерность исторического развития наметилась
еще в палеолите, выразившись в разных формах внеш­
ней культуры и разном характере специализирован­
ной охоты. Дальнейшим шагом на этом пути было,
как мы помним, возникновение земледелия и скотовод­
ства, при котором человеческие коллективы во многих
областях ойкумены продолжали оставаться охотника­
ми, рыболовами и собирателями. Овладение металлом
и особенно переход к эпохе ж елеза еще более усилили
этот процесс. Тот феномен, который отраж ает неравно­
мерность исторического развития и с которым имеют
дело археологи, а именно территориально приуроченные
комплексы предметов материальной культуры, получив­
шие наименование археологических культур, достиг
значительного развития еще в неолите, но наивысший
его расцвет падает как раз на рассматриваемое время.
На наиболее изученной археологически территории Ев­
ропы, например, выделены десятки таких культур, к аж ­
дая из которых отличается специфическими чертами,
начиная от какого-то своеобразия хозяйственной дея­
тельности и кончая орнаментацией керамики. Общее
представление о них дают археологические курсы. Мы
же ограничимся здесь обзором наиболее существенного
в хозяйственной деятельности человеческих коллекти­
вов в этот период.
Разделение на земледельцев и скотоводов имело
экологически обусловленный характер: долины больших
рек всегда были средоточием преимущественно земле­
дельческих коллективов, горные местности и степи —
преимущественно областями скотоводства. Однако з а ­
висимость человека от географической среды никогда не
была абсолютной, тем более она не была абсолютной на
этом уж е достаточно высокоразвитом этапе истории
первобытного общества. Развивалось высокогорное
земледелие с террасовой организацией полей, земле­
дельцы держали скот, используя его при стойловом
содержании как тягловую силу и пользуясь параллельно
продуктами животноводства. Кстати говоря, упомяну­
тая Европа была зоной преимущественного распростра­
нения земледелия со стойловым скотоводством, лишь
в горных районах земледелие уступало скотоводству, но
нигде хозяйство не было чисто безземледельческим
В лесной зоне Европы продолжали кое-где обитать
племенные группы охотников и рыболовов, немало их
было на побережье Балтийского моря и крупных озер —
Женевского, Ладож ского, Онежского, аналогичный
культурный комплекс был распространен вдоль всего
северного побережья Евразии. На востоке севера Е вра­
зии, Аляске, в Канаде и на юге Гренландии охота
приобрела именно в это время специализированный
характер, будучи охотой на морских млекопитающих.
Комплексное хозяйство, опирающееся на земледелие со
стойловым содержанием скота или отгонным скотовод­
ством, было распространено по всей степной полосе
Евразии, хотя в отдельных районах, например в Монго­
лии, ряде горных районов юга Средней Азии, полупу­
стынных и пустынных местностях Средней и Передней
Азии, преобладало кочевое скотоводство. В принципе
тот же набор хозяйственных укладов был представлен
в Южной и Юго-Восточной Азии, модифицируясь в з а ­
висимости от местных природных условий. Восточная
Азия, как уж е указывалось, была очагом мощнейшего
земледельческого хозяйства, оказывавш его разнообраз­
ные культурные импульсы на окружающ ие территории
как в способах ведения хозяйства, так и в наборе куль­
тивируемых растений. Островной мир Юго-Восточной
Азии, Австралия с Тасманией, Океания демонстрируют
довольно большую культурную чересполосицу, которая
примерно в тех же границах, судя по археологическим
данным, существовала и несколько тысяч лет назад:
в Австралии и Тасмании — охота, на островах ЮгоВосточной Азии — земледелие со скотоводством, коегде охота, рыболовство в прибрежных районах, в О кеа­
нии — рыболовство с небольшими зачатками произво­
дящей экономики в виде культуры кокосовой пальмы
и разведения свиней. Громадный географический мас­
сив обеих Америк был преимущественной областью
распространения охотничье-рыболовческого хозяйства
с собирательством, в Центральной Америке и прилегаю­
щих районах развивалось, как уже говорилось, земледе­
лие, сопровождавш ееся пастушеским скотоводством.
Африка в силу разнообразия своих природных условий
имела, наверное, уже в это время отдельные земледель­
ческие культуры в центральных районах, кочевое ското-
водческое хозяйство — в полупустынных и на окраине
пустынь, в джунглях продолжали проживать охотники
и собиратели.
$ 2. ВЫЗРЕВАНИЕ ИНСТИТУТОВ КЛАССОВОГО ОБЩЕСТВА
С зарождением в эпоху классообразования приба­
вочного продукта начинается вызревание институтов
классового общества и в том числе важнейших из них —
частной собственности, общественных классов и госу­
дарства. Решающее значение имела частная собствен­
ность, делавш ая возможным существование всех других
институтов.
Становление частной собственности. Становление
частной собственности было результатом, двуединого
процесса, обусловленного подъемом позднепервобытно­
го производства. Во-первых, рост производительности
труда н его специализация способствовали индивидуа­
лизации производства, что, в свою очередь, делало
возможным появление прибавочного продукта, созда­
вавш егося одним человеком и присваивавшегося дру­
гим. Во-вторых, те ж е возросш ая производительность
и специализация труда делали возможным производ­
ство продукта специально для обмена, создавали прак­
тику регулярного отчуждения продукта. Так возникала
свободно отчуж даемая частная собственность, которая
отличалась от коллективной или личной собственности
эпохи родовой общины прежде всего тем, что открывала
дорогу отношениям эксплуатации.
П ервоначальная частная собственность накаплива­
лась в виде некоторых пищевых продуктов и ремеслен­
ных изделий, производственного инвентаря и оружия,
а у народов, знавших скотоводство,— прежде всего
скота. К сравнительно ранним видам частной собствен­
ности принадлежали и рабы, речь о которых будет
дальше. Но поскольку уж е существовали обменные
эквиваленты, естественно, что те, кто имел излишки,
стремились накапливать их не только в натуральной
форме реальных потребительных стоимостей, но и в пре­
вращенной форме сокровищ, общепринятых в данной
местности эквивалентов, предметных денег.
О зарождении и накоплении частной собственности
свидетельствуют многочисленные данные ар х ео л о ги .
Так, вещи, находимые в додинастических погребении
Древнего Египта (ам ратская культура) уж е помечены
знаками собственности, несомненно, не родовыми, а се­
мейными или индивидуальными, так как в разных
погребениях они различны. По-видимому, подобными
же знаками собственности (хотя в то ж е время и магиче­
скими оберегами) были так называемые пуговицевид­
ные и чечевицеобразные печати, известные в энеолитических культурах Передней Азии и Греции, в частности,
в месопотамских культурах халаф а и убайд. Соответ­
ствующие функции более поздних — цилиндрических —
месопотамских и протоэламских печатей рассматрива­
ются как бесспорные.
Очень многочисленны археологические находки, сви­
детельствующие о все возраставшем накоплении бо­
гатств. К энеолиту, бронзовому и раннему железному
веку Азии и Европы относятся многочисленные клады
металлических слитков, орудий, оружия и украшений,
игравших роль сокровищ и, по-видимому, денег. В этом
отношении интересен найденный у с. Бородино близ
Белгорода-Днестровского клад богатого, вероятно, це­
ремониального оруж ия какого-то воина, содержавший
серебряное копье, серебряный кинжал, позолоченную
серебряную булаву, нефритовые топоры — все это явно
не местного происхождения.
Эти ж е находки говорят об очень неравномерном
распределении богатств между членами общ ества. Так,
погребения иньской и в особенности чжоуской эпох
в предклассовом Китае подразделяются на несколько
категорий,— от содержащих драгоценности до совсем
не имеющих инвентаря. Характерно появление наряду
с обычными слож ны хпо устройству и богатых по сопро­
вождающему инвентарю погребений представителей
социальной верхушки. Таков, в частности, древнейший
памятник этого типа на территории нашей страны —
знаменитый Майкопский курган конца 3 тысячелетия до
н. э. В нем под 11-метровой толщей земли, под балдахи­
ном, поддерживаемым шестью метровыми серебряными
трубками, захоронен мужчина с множеством украшений
из золота, лазурита, бирюзы и сердолика, чеканными
золотыми и серебряными сосудами, медным оружием
и орудиями. В двух соседних меньших и несравненно
более бедных по сопровождающему инвентарю погре­
бальных камерах кургана найдены остатки двух ж ен­
щин, судя по золотым серьгам и бусам, рабынь-наложниц. Сходные с Майкопским так называемые княж е­
ские, но, несомненно, предшествовавшие появлению
государственных образований погребения бронзового
и раннего железного века известны во многих областях
СССР и в ряде зарубежных стран.
Со своей стороны, этнографические данные указы ва­
ют на то, что накопление частных богатств происходило
прежде всего в семьях представителей родоплеменной
верхушки. Это и понятно: ведь именно бигмены были
основными собственниками богатств, а наследственные
вожди — хранителями и распорядителями тех ценно­
стей, которые первоначально еще принадлежали роду
или общине, а затем все чаще становились собственно­
стью самих вождей. Так, у меланезийцев полуострова
Газель (о. Новая Британия) главари являлись храните­
лями всех общинных сокровищ — раковин, которые они
должны были использовать для общественных нужд, но
использовали и для своих целей, ссуж ая малоимущим.
У северо-западных индейцев квакиютль вожди по на­
следству передавали считавшиеся неотчуждаемой со­
бственностью рода сокровища — медные пластины. От­
сюда и быстрый рост собственных сокровищ вождей
квакиютль. Одному из них принадлежали 4 большие
лодки, 4 раба, 40 шкур морской выдры и 120 лыковых
иакидок, другому — 4 большие лодки, 6 рабов, 60 мехо­
вых одеял и 200 лыковых накидок. Все ж е богатства не
были полностью монополизированы родоплеменной вер­
хушкой. Скапливались они такж е у наиболее трудолю­
бивых или наиболее удачливых из рядовых общинников.
Становление частной собственности происходило
в острых противоречиях между новыми и старыми по­
рядками. Пробивавшимся к жизни частнособственниче­
ским началам приходилось преодолевать и еще много­
численные коллективистические формы производства,
и еще прочную психологию общинно-родовой эгалитарности. Накопление отдельными семьями излишков не
нужной им продукции как в натуральной форме, так
и в превращенной форме сокровищ было противно
самому духу первобытнообщинных традиций, и от более
имущих требовали, чтобы они так или иначе делились
с менее имущими. Свою роль здесь играли такж е престижно-экономические традиции, получившие й о в ы й
толчок в порядках эпохи классообразования.
Разбогатевш ий человек, в особенности если это был
бигмен или вождь, чтобы не лишиться авторитета и вли­
яния, должен был устраивать пышные пиры, щедро
одаривать родичей, соседей и гостей, помогать нуждав-
шимся и т. п. Скупой богач не только лиш ался авторите­
та, но и мог лишиться имущества. Так, у некоторых
оленеводческих народов Сибири в ХѴН—XVIII вв. от­
дельная семья не долж на была иметь стада более чем
в сто голов, а все поголовье сверх этого, если оно не
раздавалось добровольно, отбиралось родственниками
и соседями. Бывало, что скупца убивали. Хрестоматий­
ным примером этого служит случай из быта папуасов,
когда общинники заставили ближайш их родственников
богача застрелить его из лука со словами: «Ты не до­
лжен быть единственным богатым человеком, мы все
должны быть равны, ты всего лишь равен нам». Более
того, в некоторых общ ествах даж е выработалось непри­
язненное отношение к самой возможности возникнове­
ния излишков. Например, у бемба Центральной Африки
удачливого земледельца или бортника объявляли зло­
козненным колдуном. Т акая психология делает понят­
ным, почему в эпоху классообразования самое широкое
распространение получили обычаи публичного уничто­
жения накопленного имущества. Во множестве обществ
при погребении умершего, в особенности бигмена или
вождя, его богатства демонстративно уничтожались.
Бывало, что так ж е поступали при жизни: например, на
некоторых островах Меланезии состоятельные лица
систематически уничтожали запасы циновок, считав­
шихся здесь одним из мерил богатства.
В сопротивлении коллективистических традиций тен­
денциям накопления движимой собственности вы явля­
ется общ ая закономерность: от требования ненакопления или уничтожения к требованию раздачи. Именно
так, в частности, обстояло дело со знаменитым потлачем
северо-западных индейцев, давшим свое название всей
совокупности потлачевидных институтов, и прежде все» го торжественных пиров и раздач. На празднике потла­
ча, пришедшем на смену уничтожению имущества в
день смерти владельца и устраивавшемся по различным
важным событиям жизни (получение имени, вступление
в тайное общество, женитьба, похороны, поминки и пр.),
его устроитель выставлял свои богатства и затем с гор­
достью р аздавал гостям. Этим он обеспечивал себе
и своим наследникам высокое общественное положение,
приобретал авторитет и право на занятие почетных
общественных должностей и, что такж е немаловажно,
становился участником ответных потлачей, на которых
возвращ ал обратно, по крайней мере, значительную
часть розданных богатств. По мнению ряда исследова­
телей, устроитель потлача со временем возвращ ал свои
богатства сторицей. При всех обстоятельствах потлач,
как и другие потлачевидные институты, не был лишь
актом горделивого саморазорения. Д аж е и ограничивая
прямое накопление частной собственности, он в диа­
лектически противоречивой форме в конечном итоге
способствовал развитию частнособственнических отно­
шений.
Развитие частной собственности в эпоху классообра­
зования отчасти тормозилось и другими порядками,
в частности обычным сохранением коллективной со­
бственности на землю,— это основное условие и все­
общее средство труда. В то время как движимое имуще­
ство, в том числе и орудия производства, уже станови­
лись частной собственностью отдельных семей, обраба­
тываемые земли, пастбища, сенокосы, охотничьи и ры­
боловные угодья по большей части оставались со­
бственностью того или иного производственного коллек­
тива. М ежду тем, пока существовала коллективная
собственность на землю, частная собственность на дви­
жимое имущество имела второстепенный, подчиненный
характер, потому что, как отмечал М аркс, «частная
собственность, как противоположность общественной,
коллективной собственности, существует лишь там,
где... внеш ние условия труда принадлеж ат частным
лицам » *. Индивидуализация труда и развитие частно­
собственнических начал с неизбежностью должны были
привести к появлению частной собственности и на зем­
лю. Но зарож далась она в еще более ожесточенной
борьбе, чем частная собственность на движимое имуще­
ство, и поначалу становилась возможной только запределами своей общины — на свободных землях. От­
сюда широко распространенные на этой стадии раз-:ітия обычаи преимущественных земельных прав первопо­
селенцев, выступавших как традиционные главы ві:овь
возникавшей общины, привилегированные старожилы,
ритуальные «хозяева земли» и т. п. На землях своей
общины обрабатываемые участки и особенно различные
неземледельческие угодья очень долго продолжали
оставаться неотчуждаемой собственностью коллектива,
хотя отдельные семьи всячески стремились закрепить за
собой право наследственного владения и даж е полного,
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 411.
частнособственнического распоряжения своим наделом
земли. Такое переходное состояние образует целый
спектр, фиксируемый как этнографически, так и пись­
менными источниками. Например, у ряда народов Афри­
ки или на большинстве островов Меланезии семья
владела общинной землей лишь до тех пор, пока ее
обрабаты вала, но на о. Новая Каледония она сохраняла
право и на необрабатываемый надел, а у древних гер­
манцев распоряж алась пашней как своей собственно­
стью.
Особенно долго сохраняли форму коллективной со­
бственности на землю кочевые и полукочевые скотово­
ды, хотя и у них очень часто распоряжение вождей
пастбищами и водоемами, реализовавш ееся через руко­
водство перекочевками, граничило е фактической част­
ной собственностью на то и другое. Но из-за кочевого
образа жизни частнособственнические поземельные от­
ношения у номадов никогда не складывались. Д а и у
земледельцев эти отношения, если и складывались в
чистом виде, то, как правило, только уж е в классовом
обществе.
Замедленность становления частной собственности
сказы валась и в том, что переход от коллективной со­
бственности к частной редко соверш ался непосред­
ственно. Многие исследователи выделяют промежуточ­
ную категорию обособленной собственности, т. е. со­
бственности, уже обособленной от коллективной, но еще
не создающей отношений эксплуатации и в этом смысле
не частной. Промежуточной категорией, по-видимому,
можно считать такж е групповую частную собствен­
ность, т. е. совместную частную собственность не одного,
а нескольких лиц. Она не специфична для эпохи классообразования и существует даж е в самых развитых
классовых обществах, но в рассматриваемую эпоху
получила особенно широкое распространение, очень
часто предшествуя утверждению индивидуальной
частной собственности. И обособленная, и групповая
частная собственность характерны для экономической
структуры свойственного данной эпохе типа семьи (речь
о чем будет дальш е).
Зарождение эксплуатации и общественных клас­
сов — классогенез. С появлением прибавочного про­
дукта и частной собственности все более заметной
становится общественная и имущественная дифферен­
циация. В то время как у родоплеменной и общинной
верхушки скапливались богатства, рядовые сородичи
и общинники обладали лишь незначительными излиш­
ками, не обладали ими совсем или д аж е испытывали
лишения. По разным причинам рядовые сородичи и об­
щинники оказывались в неравных условиях: сказы ва­
лись неодинаковая численность и половозрастной состав
семей, личные качества работников и всевозможные слу­
чайности. Это неравенство усугублялось тем, что пре­
стижно-экономическое отношения, в прошлом в основ­
ном межобщинные, стали все шире проникать внутрь
общины. Тем самым сюда стал проникать и принцип
эквивалентности дачи и отдачи, вытеснявший прежний
принцип безвозмездной взаимопомощи. Теперь за-м ате­
риальную помощь, полученную сородичем или однообщинником, ему приходилось расплачиваться — спер­
ва в том же, а затем и в большем размере.
Нередко встает вопрос, какой вид расслоения —
общественное или имущественное — предшествовал
другому. Единодушного ответа на него нет. Большин­
ство ученых считает, что оба они складывались одновре­
менно: различия в общественных статусах способство­
вали имущественной дифференциации, а последняя
постепенно вела к неравенству статусов членов общ е­
ства. В то ж е время этнографии известно немало
обществ, в которых неравные статусы их членов еще не
повлекли за собой сколько-нибудь заметного экономиче­
ского неравенства.
Возникновение прибавочного продукта и частной
собственности не только усиливало общественную и
имущественную дифференциацию, но и порождало от­
ношения эксплуатации. Среди ранних видов эксплуата­
ции различают эксплуатацию внутриобщинную (эндо­
эксплуатацию) — кабальничество и зачатки феодализ­
ма и эксплуатацию межобщинную (экзоэксплуата­
цию) — военный грабеж, контрибуции и данничество.
Промежуточное между ними положение занимало раб­
ство, или рабовладение,— наиболее заметный и поэто­
му лучше всего изученный вид эксплуатации.
В первобытной, в особенности раннепервобытной,
общине, не располагавшей регулярным избытком про­
дукции, рабство, как и другие формы эксплуатации,
было невозможно. Поэтому захваченных в межплемен­
ных схватках боеспособных мужчин здесь обычно умер­
щвляли. а женщин и детей адоптировали," делая их
полноправными членами племени-победителя. Иногда,
особенно в тех случаях, когда нужно было возместить
потерю убитых в бою, адоптировали и взрослых мужчин.
Так, по одному из сообщений ХѴИ в., у некоторых пле­
мен североамериканских индейцев военнопленных пере­
давали тем семьям, которые потеряли близких родствен­
ников. «Если пленников принимали, наступал конец их
бедам: их одевали нанл^чшим образом, они были со­
вершенно свободны, хотя и не могли вернуться в свою
страну, и пользовались всеми правами того, на чье место
были приняты. Но чаще их отвергали, и они погибали
в пытках».
Появление регулярного избытка продукции сразу же
сделало возможным использование труда военноплен­
ных. Теперь их стали намного чащ е адоптировать на
правах младших членов семьи, делая тем самым первый
шаг к учреждению рабства Существует мнение, что
первоначально рабы становились собственностью всей
общины и что таким образом древнейшее рабство было
коллективным, или общинным. Но подобная форма ни­
где четко не зафиксирована ни исторически, ни этногра­
фически, и, по-видимому, ее реконструкция долж на быть
оставлена. Это подтверждается и тем, что первых рабов
трудно отличить от младших домочадцев. Они использо­
вались преимущественно & домашнем хозяйстве, вы­
полняя самые непрестижные работы. Так, у юкагиров
они помогали женщинам, у нивхов заготовляли дрова,
носили воду, готовили пищу, кормили собак. Рабы жили
вместе с хозяевами, спали с ними под одной крышей,
ели за одним столом. В других случаях они могли посе­
ляться в отдельных жилищах и иметь собственное
небольшое хозяйство, помогая по хозяйству и своим
владельцам. Обращение с ними было сравнительно мяг­
ким, и в большинстве случаев раб пользовался опреде­
ленными личными и имущественными правами. Во
многих обществах рабы поначалу наследовали своим
хозяевам, вступали в брак со свободными, участвовали
в общественной и религиозной жизни. Обычаи запрещ а­
ли продажу, убийство и даж е жестокое обращение
с рабом, который в случае недовольства хозяином был
вправе уйти к другому владельцу. Особого присмотра за
рабами не было, так как, находясь в сносных условиях,
раб обычно не стремился к побегу. К тому ж е у многих
племен ему было и некуда бежать: попавший в плен
считался утратившим покровительство духов и не при­
нимался сородичами обратно. В ряде обществ рабство
вначале не было пожизненным, и раб, пробыв в этом
состоянии несколько лет, становился полноправным со­
племенником. Освобождение раба считалось актом ве­
ликодушия и щедрости, достойным поступком. Став
пожизненным, рабство не сразу стало наследственным:
в зависимости от степени развития рабовладения дети,
внуки или правнуки раба получали свободу. Эта прими­
тивная форма рабства, при которой рабы экономически
еще не занимают особого места в производстве, а юри­
дически близки к младшим членам семьи, получила
название домашнего, или патриархального, рабства.
Термин «патриархальный» здесь применяется в смысле
«простой», «примитивный», а не как свойственный имен­
но мужевластию-патриархату.
С ростом общественного производства расш ирялась
сфера приложения рабского труда и открывались воз­
можности для увеличения числа рабов. У северо-за­
падных индейцев рабы использовались уж е не только
для домашней работы, но и при устройстве рыболовных
запруд, постройке домов и лодок, ловле и заготовлении
впрок рыбы, в качестве гребцов, в собирательстве и
т. п. Сравнительно мало применялся рабский труд лишь
в работах, считавшихся почетными, например в охоте
и зверобойном промысле. Сходным образом у земле­
дельческих индейских племен рабы применялись в зем­
леделии преимущественно там, где оно считалось не­
престижным женским занятием. Но так или иначе число
рабов росло. У тех ж е северо-западных индейцев оно
достигало 15—20, а в некоторых племенах даж е 30 %
населения. Расширились источники рабства: к захвату
военнопленных добавились рождение в неволе и рабо­
торговля. Положение рабов резко ухудшилось. Рабы не
могли владеть собственностью и жениться по своему
усмотрению. Д аж е и разрешенный им брак не имел
общественного значения и считался как бы простым
сожительством. В знак отличия от свободных они до­
лжны были коротко стричь волосы. Обращение с рабами
было жестоким; кроме того, так и в древней Спарте,
практиковались периодические массовые нападения на
хижины рабов, чтобы посеять уж ас и предотвратить
восстания. Широко бытовало ритуальное умерщвление
рабов, например, при постройке новых домов и лодок, во
время инициаций и на похоронах. Это был остаток более
архаичного обычая убивать пленных, отчасти приобрет­
ший новую функцию — терроризировать рабов и еще
возможный ввиду того, что потребность в рабской рабо­
чей силе оставалась все же ограниченной.
Положение рабов у северозападных индейцев с теми
или иными специфическими чертами характерно и для
других обществ эпохи классообразования, в которых
домашнее рабство начинало превращ аться в рабство
производственное. Повсюду здесь рабы из младших
дОмочадцев трансформировались в лишенную средств
производства бесправную группу населения со своим
особым местом в общественном производстве.
Возникновение рабовладения имело и другие послед­
ствия. Уже домашнее рабство ускоряло и усиливало
расслоение среди свободных общинников. Пленные, как
и другие виды военной добычи, становились собственно­
стью прежде всего представителей родоплеменной и об­
щинной верхушки. Эксплуатируя рабов, они поднимали
свой общественный престиж и увеличивали свои богат­
ства. С развитием частной собственности это приводило
к тому, что в их руках оказывались большие и лучшие
пашни, стада, промысловые угодья, запасы ремеслен­
ных изделий. Естественно, что одновременно происходи­
ло обеднение другой части членов общ ества, подчас
совсем нищавших и лишавшихся возможности вести
самостоятельное хозяйство. Прибегая к займам, некото­
рые из них попадали в долговую кабалу, кончавшуюся
продажей или самопродажей в рабство. В ряде обществ
положение долговых рабов-соплеменников отличалось
от положения других рабов: их рабское состояние было
ограничено во времени, обращение с ними было мягче,
их личные права — шире (например, включали запрет
продавать их за пределы племени). Тем не менее пре­
жние источники рабства — захват на войне, рождение
в неволе и работорговля — пополнились еще одним —
долговым, или кабальным, рабством соплеменников.
Способствуя общественному и имущественному рас­
слоению, рабство оказывало свое влияние и на развитие
внутриобщинных видов эксплуатации, хотя они могли
складываться и совершенно независимо от рабства. Те
обедневшие общинники, которые сохраняли свое ма­
ленькое хозяйство и личную свободу, должны были
время от времени прибегать к натуральным или денеж ­
ным займам у богатых родственников и соседей. На этой
основе возникали кабальные виды эксплуатации: отра­
ботка в хозяйстве заимодавца, ростовщичество и осо­
бенно издольная аренда средств и орудий производства.
В последнем случае малоимущий общинник, позаим­
ствовав у богача, например, зерно для посева, тягловую
упряжку или несколько голов молочного скота, распла­
чивался с ним частью произведенного продукта. П о­
добная издольщина иногда такж е в конце концов приво­
дила к долговому рабству, но чаще, напротив, надолго
консервировалась и прикрывалась архаичными тради­
циями, позволявшими придать эксплуатации видимость
родственной или соседской взаимопомощи. Этот поря­
док получил, в частности, универсальное распростране­
ние в полукочевых и кочевых скотоводческих обществах,
где крупные собственники, наделяя бедноту скотом «на
подой», «в настриг», «под съезд» и т. д., обеспечивали
себе одновременно и получение прибавочного продукта,
и зависимость «облагодетельствованных» родственни­
ков или соседей. Т акая издольщина в кочевом ското­
водческом хозяйстве обозначается в советской литера­
туре казахским словом «саун», «саунные отношения».
К абальная эксплуатация, или кабальничество, долгое
время рассматривалась как одна из форм примитивного
феодализма, но теперь такой взгляд признан ошибоч­
ным. Кабальничество — особый вид эксплуатации, сое­
диняющий в еще слабо расчлененной форме как эконо­
мическую, так и личную зависимость в положении
человека, работающего и в собственном хозяйстве, и в
хозяйстве эксплуататора.
Д ля другого вида внутриобщинной эксплуатации
было характерно то, что ее объектом постепенно стано­
вились и вполне самостоятельные в экономическом
отношении люди. Выше мы видели, что уже до того, как
разного рода руководители стали присваивать себе бо­
гатства коллективов, распоряжение этими богатствами
давало им возможность приумножить свое влияние
и имущество. По мере усиления руководителей усили­
вался их контроль над хозяйственной жизнью коллекти­
вов, а вместе с тем и их возможности получения относи­
тельно большей доли в совокупном общественном про­
дукте. Расходы общества на содержание лиц, зани­
мавшихся организаторско-управленческой деятельно­
стью, все больше превышали их непосредственные
потребности и из формы разделения труда между р а ­
ботниками и организаторами становились формой эк­
сплуатации первых вторыми. Д ля этого перераспределе­
ния продукта по вертикали некоторые советские этно­
графы используют принятый в западной литературе
термин «редистрибуция»; другие считают его вуалирую­
щим отношения эксплуатации. Подобная эксплуатация
могла быть более или менее скрытой: от традиционных
отчислений на страховые и иные нужды коллектива до
«даров» непосредственно руководителям. Но во всех
случаях отчуждение прибавочного продукта у экономи­
чески самостоятельных, располагавш их всеми средства­
ми производства работников их организаторско-управ­
ленческой верхушкой, олицетворявшей в себе власть
общины над землей и людьми, по сути дела было уже
прафеодальной, или примитивно-феодальной, эксплуа­
тацией. Отсюда начиналось развитие к собственно фео­
дальным формам, связанным с присвоением социальной
верхушкой непосредственных прав на землю и сидящих
на ней людей. Это развитие относительно хорошо изуче­
но на африканском, океанийском и другом этнографиче­
ском материале. Так, у меланезийцев вожди, как прави­
ло, еще не получали никаких приношений, но, ведая
богатствами общин, широко использовали их для со­
бственного обогащения. У маори Новой Зеландии они
уже получали от рядовых общинников посильные «да­
ры», и их земельные наделы были больше наделов
других общинников, но они еще не посягали на общин­
ные земли. На Фиджи они пытались претендовать на
земельную собственность общин. На островах Тонга вся
земля рассматривалась как собственность вождей, про­
стые же общинники не должны были под угрозой смерти
переходить от одного землевладельца к другому и несли
в их пользу обязательные, хотя и не зафиксированные
точно, повинности. Н а Таити повинности были зафикси­
рованы и тем самым процесс практически завершен.
Простейшим видом межобщинной эксплуатации бы­
ли военные грабежи, получившие в эпоху классообразо­
вания заметное распространение вместе с появлением
и ростом богатств. Чтобы избеж ать грабежей, слабые
общины и племена нередко соглаш ались платить своим
более сильным соседям сначала единовременную кон­
трибуцию, а затем и более или менее постоянную дань.
Так распространилось кое-где известное и на стадии
позднепервобытной общины данничесгво — вид эксплу­
атации, состоящий в регулярном отчуждении приба­
вочного продукта победителями у побежденных, но
в основном не утративших прежней экономической и социально-потестарной структуры коллективов. Данники
располагали собственными, не принадлежавш ими полу-
чателям дани средствами производства и эксплуатиро­
вались посредством внеэкономического принуждения,
которое распространялось не на отдельные личности,
а на весь коллектив. Получал дань такж е поначалу весь
коллектив, но со временем это право все больше присва­
ивалось его руководящей верхушкой. Как и грабитель­
ские войны или контрибуции, данничество — особый
примитивный вид эксплуатации. В то же время по своей
сути (производство прибавочного продукта в собствен­
ном хозяйстве работника, внеэкономическое принужде­
ние) оно близко к феодальной эксплуатации, в которую
чаще всего и перерастало в своем дальнейшем развитии.
Так было, например, у раннесредневековых славян,
кельтов, германцев, арабов, японцев, у которых одним
из источников феодализации было данничество. В дру­
гих случаях данничество было одним из источников
складывания рабовладельческих отношений, однако в
таких их своеобразных полурабовладельческих-полукрепостнических формах, которые лучше всего пред­
ставлены спартанской илотией, фессалийской пенестией, критской кларотией и т. д.
Какие из ранних видов эксплуатации исторически
старше других? Ответить на этот вопрос с уверенностью
трудно. Этнография застала перечисленные виды эк­
сплуатации не всегда в одних и тех же, но приблизитель­
но в одинаковых по уровню социально-экономического
развития общ ествах Меланезии, Тропической Африки,
Южной и Северной Америки, стоявших на начальных
ступенях разлож ения первобытнообщинного строя.
Поэтому одни исследователи считают начальным видом
эксплуатации рабство, другие — эксплуатацию рядовых
общинников, некоторые — данничество, хотя ни одна из
этих точек зрения не подкреплена широким историко­
этнографическим материалом. Однако некоторые факты
для суждения по данному вопросу все же имеются.
У племен с высшим присваивающим хозяйством посто­
янно встречаются домашнее рабство, эксплуатация
экономически неполноценных общинников и межобщин­
ная эксплуатация, а у племен с производящим хозяй­
ством наряду с этими формами — такж е и эксплуатация
основной массы общинников йрганизаторско-управленческой верхушкой общины. П ервая группа видов эк­
сплуатации вообще проще, так как при них не требуется
общественная организация труда и упорядоченная сеть
перераспределения продукта по вертикали. Это косвен­
но указывает на относительно ббльшую элементарность,
а тем самым и легкость возникновения видов первой
группы. Поэтому можно думать, что во многих случаях
они подготовили почву для сложения более развитых
видов второй группы.
Д ля сравнительной оценки ранних видов эксплуата­
ции важен не столько их исторический приоритет,
сколько их исторические судьбы. Примитивные данничество и кабальничество, какое бы широкое распростране­
ние они не получали в распаде первобытного общества,
не составляли самостоятельных способов производства
и в дальнейшем всегда превращ ались во второстепен­
ные, побочные методы отчуждения прибавочного про­
дукта. Напротив, зачатки рабовладения и феодализма,
в своем развитии перерастали в классические рабовла­
дельческий и феодальный способы производства антаго­
нистического классового общества. Недаром именно на
них обратил внимание Энгельс, рассматривая в «АнтиДюринге» два сопутствующих друг другу основных
процесса классообразования, из которых один связан
с обособлением в господствующий класс лиц, связанных
с организаторско-управленческой деятельностью, а вто­
рой — с развитием рабовладельческих отношений *.
С углублением общественно-имущественного рас­
слоения и ростом эксплуатации в разлагавш ем ся перво­
бытном обществе началась поляризация групп населе­
ния, различавш ихся по своему месту в системе про­
изводства, отношению к средствам производства и роли
в общественной организации труда, т. е. общественных
классов. Появление общественных классов было тем
рубежом, который отделял первобытнообщинную фор­
мацию от первой классовой, но их зарож дение происхо­
дило уже в процессе распада первобытного общества.
При этом в зависимости от экологии и конкретно-исто­
рических условий признаки формирующихся классов
могли быть более или менее выраженными. Так, в Тро­
пической Африке, практически не знавшей земельного
голода, собственность господствующего класса на зем­
лю долго не получала развития, а в Океании она сложи­
лась сравнительно рано. По тем ж е причинам у кочевых
скотоводов не оформилась собственность социальной
верхушки на пастбища, хотя многие их группы пересту­
пили порог классового общества.
1 См.: М аркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. T. 2Q. С. 183— 185.
Классовое расслоение было качественно иным, неже­
ли предшествовавшее ему общественно-экономическое
расслоение. Н аряду со своими экономическими основа­
ниями оно получало несравненно более полное социаль­
ное и идеологическое оформление. Так, уж е на исходе
эпохи классообразования свобода и рабство часто на­
столько противополагались друг другу, что в принципе
несравнимыми считались статусы не только свободного
и раба, но и свободнорожденного и несвободнорожден­
ного. Подобная же противоположность складывалась
и в среде самих свободных. Б огатая и влиятельная
социальная верхушка обособлялась в наследственную
знать, претендовавшую на неизменное главенство, осо­
бое почетное положение, благородство происхождения,
специфические знаки отличия и другие привилегии.
Беднота, рядовые общинники противопоставлялись им
как безродные, простолюдины, чернь. В ходе классо­
образования возникали и более сложные системы, гене­
тически связанные с соподчинением старших и младших
линий родства, привилегированных и непривилегиро­
ванных профессиональных групп, завоеванных и завое­
вателей и т. п. Например, в ряде обществ Полинезии,
Тропической Африки, а такж е у части кочевых скотово­
дов значительное распространение получил так назы ва­
емый конический клан, или рэмидж *, в условиях кото­
рого социальный статус людей и целых родственных
групп определяется степенью их генеалогической близо­
сти к родоначальнику. В той ж е Полинезии и на западе
Тропической Африки, а такж е в Ю жной Аравии, Египте
и особенно в Индии большую роль в классообразовании
сыграла система каст * как иерархизированных замкну­
тых профессиональных групп, нередко к тому же восхо­
дящ ая к подчинению одних племен другими. Одни из
таких систем, как конические кланы, после перехода
к классовому обществу стирались, другие, как касты,
сохранялись, но даж е самые устойчивые из них, услож ­
няя социальную дифференциацию, не препятствовали
основному делению общества на богатую наследствен­
ную знать и более или менее зависимую от нее бедноту.
Складывание государства и права — политогенез.
Усложнение общественного производства требовало ук­
репления организационно-управленческой функции,
т. е. функции власти. К тому же общественное и имуще­
ственное расслоение порождало противоречия и кон­
фликты. Привилегии и богатства верхушечных слоев
общества нуждались в охране от посягательств со сто­
роны рабов, простолюдинов, бедняков. Традиционные
родоплеменные органы власти, проникнутые духом пер­
вобытной демократии, были для этого непригодны. Они
должны были уступить место новым формам сперва
потестарной, а затем и политической организации.
Одной из важнейших таких форм были мужские, или
тайные, союзы. Некоторые ученые их различают, назы­
вая мужскими союзами те, в которые входили все
мужчины, а тайными — объединявшие не всех, а только
часть мужчин. По-видимому, тайные союзы выросли из
мужских, но функции их настолько близки, что они
могут рассматриваться как единый эволюционирующий
институт.
Выше мы видели, что в позднепервобытных общинах
имелись мужские дома, где устраивались собрания и
проходила культовая жизнь мужчин рода. В эпоху
классообразования они стали организационными цен­
трами особых союзов, включавших как родственников,
так и неродственников, в том числе членов разных об­
щин. Во многих общ ествах (оджибве Северной Амери­
ки, йоруба Тропической Африки и др.) союзы в своем
развитии превратились в объединения главным образом
богатых людей, так как для вступления в них требова­
лись крупные натуральные или денежные взносы,
устройство дорогостоящих пиров и т. п. Этим же было
обусловлено и приобретение общественных рангов иног­
да вплоть до главенства в союзе. Зато союзы вырывали
своих членов из-под власти традиционной родоплемен­
ной организации, защ ищ али их влиятельное положение
и собственность, терроризировали всех недовольных
Например, глава союза Дук-Д ук на Новой Гвинее при­
своил себе право табуировать плодовые деревья и целые
плантации членов союза, насаж дая и охраняя таким
образом их частную собственность. Нередко, как, напри­
мер, в ряде обществ Западной Африки, союзы вообще
оттеснили на задний план родоплеменные органы власти
и превратились в могучие межплеменные организации,
завладевш ие функциями охраны общественного поряд­
ка, отправления суда, решения вопросов войны и мира.
Мужские, или тайные, союзы имели широкое распро­
странение в Меланезии и Западной Африке, были
известны в Микронезии, Полинезии, Индонезии и Аме­
рике, а в пережитках такж е у ряда древних и совре­
менных народов Старого Света (древние греки и римля-
не, кельты, германцы, китайцы, народы Средней Азии).
Существовали и жёнские союзы (М еланезия, Микроне­
зия, Северная Америка, Западная А ф рика), но они
имели намного меньшее распространение и нигде, кроме
Западной Африки, не пользовались сколько-нибудь за ­
метным влиянием. В целом подобного рода союзы как
органы зарож давш ейся государственной власти были
все же не универсальны. Тем большее значение имели
процессы трансформации в эту эпоху власти родопле­
менных и общинных лидеров.
Дифференциация деятельности и усложнение соци­
ально-потестарной жизни в эпоху классообразования
повели к тому, что теперь в разных сферах жизни уже
нередко имелись свои лидеры — руководители для мир­
ного времени, военные предводители, жрецы, реже
судьи. Такое разделение функций было не обязательным
(две и даж е три из них могли находиться в руках одной
категории лидеров), но достаточно частым. Тем не менее
даж е разделенная власть становилась не слабее, а креп­
че, так как по самой своей природе она все заметнее
отличалась от первобытной власти.
Руководителей для мирного времени в литературе
обычно обозначают как родоплеменную знать, или ро­
доплеменную аристократию. И действительно, с монопо­
лизацией руководства общественным производством
и перераспределением общественного продукта и носи­
тели родоплеменной власти, и сама их власть все больше
отделялись от народа. Распоряжение общественным
продуктом позволяло таким руководителям окружать
себя ораторами, вестниками, советниками, личными
стражами и палачами и т. п. Власть их была особенно
велика тогда, когда они одновременно были военными
и (или) религиозными лидерами. В первом случае в их
руках оказы вался такой аппарат прямого принуждения,
как военные дружины, во втором — такое средство иде­
ологического и психологического воздействия, как рели­
гия.
Военные предводители могли выходить из среды как
родоплеменной знати, так и прославленных воиновпростолюдинов. С развитием в эпоху классообразова­
ния военной деятельности они нередко оттесняли на
задний план или совсем вытесняли других лидеров. Так
было, например, у индейцев-ирокезов в XVIII в., у кото­
рых два традиционных военных предводителя из племе­
ни сенека с нарастанием военной активности из второ­
степенных лидеров сделались главенствующими. В то
ж е время именно удачливым и добычливым военным
предводителям было легче всего обзавестись сильной,
преданной им дружиной, спаянной не столько родопле­
менными связями, сколько общностью военно-граби­
тельских интересов. Опираясь на такую дружину, пред­
водитель имел возможность ломать старые традиции
и навязы вать соплеменникам свою волю. Родоплемен­
ной знати, если она вообще сохраняла какие-то позиции
в управлении, постоянно приходилось уступать место
военному предводителю и его ближайш ему окруже­
нию — старшим дружинникам, но, будучи заинтересо­
вана в крепкой власти и надежной защ ите своей со­
бственности, она не слишком решительно сопротивля­
лась новым тенденциям. Тем более приходилось
смиряться рядовым соплеменникам, частью подкупае­
мым военной добычей, частью устрашаемым военной
силой.
Реж е на передний план выдвигались религиозные
лидеры, но зато очень часто другие лидеры присваивали
себе такж е и религиозные функции, тем самым освящ ая,
сакрализуя свою власть. Во многих обществах счита­
лось, что такие носители власти обладаю т сверхъесте­
ственной благодатью, харизмой *, и являются связую­
щим звеном между высшими силами и простым наро­
дом. Понятно, что это не могло не оправдывать все
действия сакрального лидера, в том числе и направле­
ние на ломку демократических традиций.
Укрепление, бесперебойное функционирование и ста­
бильность власти в эпоху классообразования требовали
ее институциализации как власти наследственной. Толь­
ко наследственная передача власти могла обеспечить
надежную трансляцию опыта руководства в беспись­
менном обществе; только она гарантировала, что новый
носитель власти будет наделен харизмой, которая, как
считалось, являлась достоянием не только самого сак­
рального лидера, но и его ближайшей родни. Н аслед­
ственное лидерство было известно уже на стадии ранне­
первобытной общины (например, части аборигенов Ав­
стралии и буш м енам ), но скорее как исключение. Теперь
исключением стало ненаследственное главенство типа
бигменства, при котором сын лидера имел только отно­
сительно большие возможности приобрести статус отца,
правилом ж е — наследование власти. В современной
литературе наследственного лидера эпохи классообра-
зования, в отличие от всякого другого, все чащ е обозна­
чают прилагаемым только к нему термином «вождь».
От этого термина в настоящее время, в свою очередь,
производят обозначение организации власти в развитых
предгосударственных обществах — вождествах. Всякое
вождество возглавляется вождем, но не всякий вождь,
т. е. наследственный лидер эпохи классообразования,
возглавляет вождество. Вождество — это только круп­
ное потестарное образование, как правило, не меньше,
чем племя, и имеющее несколько звеньев субординации
(вождь, субвожди, старосты). Власть в вождестве мо­
жет быть как, условно говоря, аристократической, так
и военной; часто она сакрализована (так называемые
сакральные вожди и вож дества), яркий пример чего
дают предгосударственные образования Полинезии и
Тропической Африки. Д ля вождеств характерна далеко
простирающаяся власть правителя над народом, не­
редко включающая право жизни и смерти. И хотя эта
власть все же еще ограничена теми или иными, подчас
ритуализованными традициями, она уже оторвалась от
родоплеменной организации и использовалась обще­
ственной верхушкой против собственного народа.
По большей части именно в вождествах заверш алось
превращение потестарной организации в политическую,
или государственную, представлявшую собой более или
менее открытую классовую диктатуру. Ее важнейшим
признаком было появление особой, не совпадающей
непосредственно с населением, отделенной от него обще­
ственной, или публичной, власти, располагающ ей аппа­
ратом управления и принуждения. Вождь превращ ался
в правителя — князя, короля, царя и т. п. Его ближ ай­
шие родственники и другие помощники становились
советниками в центре и наместниками на периферии со
своим штатом помощников для отправления организа­
торской функции государства Д руж ина превращ алась
в войско, с помощью которого государство подавляло
сопротивление эксплуатируемых масс и вело как оборо­
нительные, так и захватнические войны; впрочем и насе­
ление обычно еще оставалось вооруженным. Особым
органом государственной власти становился суд с его
неизбежными придатками — тюрьмами и палачами; су­
допроизводство осуществлялось как самим правителем,
так и его помощниками и наместниками, а такж е специ­
альными су д ьям и .. Еще один рычаг государственной
власти, предназначенный для идеологического воздей­
ствия на массы, составляли органы подвергшегося
классовой трансформации религиозного культа; к нему
мы ещ е вернемся дальш е. Зачатки всех этих органов
власти имелись и в вождествах, но только с их институциализацией вождества превращ ались в ранние госу­
дарства.
Другим важным признаком политической организа­
ции был переход от добровольных форм перераспределевия прибавочного продукта и приношений вождям
к упорядоченному налогообложению. Возможность к
этому давало то ж е отделение публичной власти с ее
аппаратом насильственного подавления и идеологиче­
ского воздействия. Предгосударственные отчисления
в страховые фонды и приношения вождям не всегда
легко отличались от государственных податей. Отличие
часто видят к фиксированности податей, но и фиксиро­
ванные подати иногда, как кое-где в Океании и Тропиче­
ской Африке, появлялись уже в догосударственное
время.
Еще одним общим признаком государственного
устройства было разделение населения не по родопле­
менному, а по территориальному принципу. Возникали
округа, волости и т. д., не совпадавш ие с прежними
родоплеменными единицами, хотя ещ е иногда и сохра­
нявшие их названия. Это было конечным результатом
давнего процесса перехода от кровнородственных свя­
зей к соседским. Вместе с тем введение территориально­
го деления ослабляло остатки родоплеменной соли­
дарности и там, где власти были в этом заинтересова­
ны,— влияния старинной родоплеменной знати. П равда,
на первых порах подразделение населения по террито­
риальному признаку было еще неполным и непоследова­
тельным. Так, в Западной Европе согласно раннесредне­
вековым «варварским» узаконениям каждый человек
судился по своему племенному праву. В Тропической
Африке и в некоторых других регионах и после появле­
ния государства нередко в основном сохранялось ро­
доплеменное подразделение подданных. Но в целом
политическое и территориальное устройство настолько
взаимосвязаны, что многие исследователи рассматрива­
ют территориальное деление как критерий возникнове­
ния государственности.
Таким образом, ни один признак государственности
не был самоочевидным рубежом, разделявш им потестарную и политическую организацию общ ества. Не
было таким рубежом и обязательное сочетание всех трех
признаков, так как в конкретной истории народов одни
признаки могли появляться раньше, другие — позже.
Вывод о возникновении ранней государственности обыч­
но делается на основе развитости и выраженности
перечисленных признаков, а такж е присутствия не одно­
го, а хотя бы двух из них.
В процессе становления государства формировалась
и неотделимое от него право. Оно складывалось путем
расщепления первобытных мононорм на право, т. е. со­
вокупность норм, выражающих волю господствующего
класса и обеспеченных силой государственного принуж­
дения, и нравственность (мораль, этику), т. е. сово­
купность норм, обеспеченных только силой обществен­
ного мнения. П раво, в том числе и становящ ееся право,
по своему содержанию в каждом обществе едино, хотя
в многоплеменном обществе и может различаться по
форме в разных племенах; мораль д аж е по содержанию
различна в разных общественных слоях, а затем клас­
сах. В процессе разделения общ ества на классы господ­
ствующая верхушка общества отбирала наиболее вы­
годные для нее нормы и, видоизменяя их применительно
к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их прину­
дительной силой государства. Это былѣ и нормы, регу­
лирующие хозяйственную жизнь общ ества, и нормы,
обеспечивающие его целостность, и — что особенно по­
казательно— нормы, защ ищ ающ ие собственность и при­
вилегии социальной верхушки. Например, если раньше
в случае краж и большое значение придавалось тому,
сородичем или чужаком совершен поступок, и сородича
обычно лишь принуждали вернуть похищенное, то те­
перь всякое посягательство на собственность влекло за
собой наказание, а посягательство на собственность
представителей социальной верхушки каралось особен­
но жестоко. З а него брали многократное возмещение,
обращ али в рабство, калечили, убивали. Тягчайшее
в прошлом преступление — нарушение экзогамных з а ­
претов — у многих народов перестало быть преступле­
нием, зато нарушение сословно-кастовых брачных з а ­
претов теперь подчас влекло за собой суровое н ак аза­
ние. При нанесении побоев, увечье, убийстве, при
оскорблении словом первостепенное значение приобрел
вопрос не о родоплеменной, а о социальной принадлеж­
ности сторон* Например, во многих племенах кровь
благородного оценивалась вдвое и втрое выше, чем
кровь простолюдина, а часто она вообще не имела цены,
т. е. не подлеж ала материальному возмещению.
Источником первоначального права были не столько
законодательные акты или даж е устанавливающие пре­
цедент судебные решения, сколько санкционированные
государственной властью мононормы, или обычаи, эпо­
хи классообразования. Поэтому древнейшее право по­
лучило название обычного права (на мусульманском
Востоке — адата *). Иногда обычным правом называют
и сами обычаи эпохи классообразования или. еще шире
и неопределеннее, социальные нормы в первобытном
обществе вообще Но это неточно, так как права в стро­
гом смысле этого слова не могло быть там, где еще не
было государства. В других случаях обычным правом
называют уже санкционированное государством, но еще
не записанное, не кодифицированное, так называемое
неписаное право. Это такж е неточно, так как определя­
ющим признаком права является не форма его бытова­
ния, а его классово-обусловленный и государственно­
принудительный характер. Известны общества (напри­
мер, в Тропической Африке и на Северном К авказе), где
в условиях ранней государственности существовало еще
не записанное право. Все же поскольку возникновение
государственности сопровождается появлением упоря­
доченной письменности, обычное право в раннеклассо­
вых обществах, как правило, уж е записано и только на
стадии своего становления в предклассовых обществах
остается неписанным.
Вариативность и инвариантность в процессах вызре­
вания институтов классового общ ества. Как отчасти
уже можно было видеть, становление частной со­
бственности, классов и государства достигалось не
в единообразных, стандартных формах. Идя разными
путями и под действием различных механизмов, эти
процессы отличались значительной вариативностью.
Это в известной мере относится уже к экономической
основе данных процессов — складыванию частной со­
бственности на основное условие производства. Если
в ряде обществ Океании в предклассовое время стала
известна частная собственность на землю, то в Тропиче­
ской Африке ее не знали многие раннеклассовые образо­
вания. Больш ая вариативность была свойственна про­
цессу классообразования, в котором ту или иную роль
играли конкретная история, экология военная актив­
ность, развитие обмена и другие факторы. Могут быть
выделены три основных пути классообразования и со­
ответственно становления государственной власти, ус­
ловно называемые аристократическим, плутократиче­
ским и военным.
Аристократический путь связан с сохранением ста­
ринной родоплеменной верхушкой своих экономических
и потестарных позиций, что позволяло ей монополизиро­
вать, а затем и узурпировать перераспределение обще­
ственного продукта. Основным практиковавшимся при
этом способом эксплуатации был обозначенный выше как
прафеодальный, хотя попутно могли использоваться
рабство, кабальничество и межобщинная эксплуатация.
Формой предгосударственной власти, возникшей на
этом пути, были вождества — как сакральные, так и не­
сакральные.
Плутократический путь связан с выдвижением бигменов, осуществлявших преимущественно кабальные
формы эксплуатации и пользовавшихся ненаследствен­
ной властью. Распространение бигменства на Новой Гвинее, казалось бы, характеризует его как стадиально ран­
ний этап классообразования и политогенеза, но бигменство известно и в намного более развитых обществах
Юго-Восточной Азии. Этот путь и его соотношение с дру­
гими путями становления классов и государства еще
плохо изучены.
Широкое распространение имел военный путь основ­
ных процессов эпохи, связанный с бурным развитием
военной активности Конечно, войны существовали и
раньше — из-за нарушения племенных границ, убий­
ства соплеменника, похищения женщины, предполагае­
мой магической «порчи» и по другим поводам. Однако,
как правило, они имели эпизодический характер. Те­
перь, с появлением богатств и ж аж ды наживы, положе­
ние изменилось: грабеж давал возможность быстрого
обогащения. Поэтому эпизодические столкновения пре­
вратились в регулярные, массовые и организованные —
войны в собственном смысле слова. Войны, которые
стали вестись ради грабеж а, сделались как бы посто­
янным промыслом. Победители забирали с собой все,
что представляло ценность — сокровища, скот, рабов,
а затем, с ростом населения, начали захваты вать и со­
седние земли. Превращение войн в постоянный промы­
сел способствовало развитию военной техники и военной
организаций. Появилось отличное от охотничьего специ­
ализированное наступательное и оборонительное воору10 В. П. Алексеев, А. И. Першиц 289
жение — боевые копья и палицы, мечи, щиты, латы,
панцири, шлемы. Вокруг селений возникли земляные
валы, рвы, палисады. К началу железного века во мно­
гих странах Евразии распространились особые укреп­
ленные убежиш а — крепости, боевые башни и т. п., где
население спасало жизнь и имущество во время враж е­
ских набегов. Усложнилась и усовершенствовалась так­
тика нападения и обороны, потребовалось упорядочение
ведения совместных военных действий. Н ачала менять­
ся сама психология людей эпохи классообразования:
грабеж стал считаться почетным занятием, мирный
труд — непрестижной и даж е постыдной деятельностью
для настоящего мужчины.
В этих условиях преимущественными способами
получения прибавочного продукта становились экзоэк­
сплуатация и рабство, а соответствующей им формой
становления политической власти — военное предводи­
тельство. Возникала специфическая форма организации
общества на стадии перехода от первобытнообщинного
строя к государству, которую М аркс и Энгельс вслед за
Морганом назвали военной демократией. Это была еще
демократия, потому что сохранялись такие первобытные
демократические учреждения, как народное собрание,
совет старейшин, племенной вождь. Но это была уже
иная, военная демократия, потому что народное собра­
ние было собранием лишь вооруженных воинов, а во­
енный вождь и его старшие дружинники захватывали
все больше богатств и власти.
Военная демократия до недавнего времени рассмат­
ривалась как универсальный путь классообразования
и становления государства. Теперь многие советские
ученые считают, что, хотя в эпоху классообразования
военная активность почти всегда играла заметную роль,
говорить о ней можно применительно не ко всем, а лишь
к значительной части обществ. Наибольшее выражение
она получила у племен, соседствовавших и воевавших
с классовыми обществами — например, ранних герман­
цев или норманнов. К тому же обращено внимание на то,
что военная демократия никогда не перерастала не­
посредственно в классовое общество. В процессе классо­
образования и политогенеза она развивалась в военную
иерархию, в которой остатки прежней демократии вы­
теснялись иерархическим соподчинением воинов, дру­
жинников, военачальников. Примеры таких обществ
которые могут быть определены как вождества военного
типа, дают германские племена или южноафриканские
зулусы эпохи европейской колонизации.
Варианты классообразования и политогенеза имели
свои субварианты, например, уже известные нам сак­
ральные и несакральные вождества. Вариативность
процессов эпохи иногда сказы валась и иначе; хотя
становление частной собственности, зарождение обще­
ственных классов и складывание государства шли па­
раллельно, в определенных конкретно-исторических ус­
ловиях один из этих процессов мог временно опередить
другие. Но при всех обстоятельствах сущность вызрева­
ния институтов классового общества оставалась инва­
риантной. Она состояла в том, что возникшая частная
собственность порождала ту или иную форму классовой
дифференциации, которая, в свою очередь, требовала
оторванных от народа органов политической власти.
Такое понимание сущности основных институтов
эпохи противостоит еще иногда встречающемуся в лите­
ратуре пониманию этих институтов как имеющих «есте­
ственное» происхождение, свойственное самой природе
человека. Согласно этой «естественной» теории, частной
собственностью была уж е личная собственность членов
раннепервобытной общины, отношениями эксплуата­
ции — межполовое разделение труда, а зачатками госу­
дарственной власти — власть главы семьи или общин­
но-родового главаря. «Естественная» теория находится
в таком несоответствии с объективно истолковываемы­
ми данными первобытной истории, что в настоящее
время сторонников у нее немного. М ало сейчас при­
верженцев и у теории насилия, согласно которой классо­
вое общество возникло в результате завоевания одного
общества другим, составившим господствующий класс
и создавшим для закрепления своей власти государ­
ственную организацию. На смену этим пришли некото­
рые более изощренные теории интерпретации процес­
сов становления классов и государства. Такова в осо­
бенности теория «взаимной эксплуатации». В основе ее
леж ат некоторые реальные факты: большинство ранних
форм эксплуатации постепенно вырастало из обычаев,
свойственных первобытнообщинному строю, долгое вре­
мя сохраняло обличье общинно-родовых институтов,
казалось взаимовыгодным обеим сторонам и в какой-то
мере действительно было таковым. Так, содержание
организаторов работниками отвечало хозяйственным
интересам общины, издольщина выросла из взаимопо­
мощи и т. д. Но это рациональное зерно теории «вза­
имной эксплуатации» сильно гипертрофировано. Од­
но дело — видеть диалектически противоречивый про­
цесс генезиса эксплуатации и совсем другое — тракто­
вать уже сложившиеся отношения эксплуатации как
взаимовыгодные. И з чего бы ни исходили создатели тео­
рии «взаимной эксплуатации», она притупляет остроту
социальных противоречий в любом антагонистическом
классовом обществе
§ 3. ПЕРЕВОРОТ В ПОЛОЖЕНИИ ПОЛОВ
Подъем производства и вызревание отношений
частной собственности в эпоху классообразования пове­
ли к изменениям в положении полов. Первоосновой
этого послужил новый порядок межполового разделе­
ния труда. В противоположность ручному земледелию
пашенное земледелие было сферой главным образом
мужской деятельности. Скотоводство, как правило, бы­
ло исключительно мужским делом: у некоторых наро­
дов, как, например, тода Индии и зулусов Южной
Африки, женщинам даж е запрещ алось подходить к до­
машним животным. Мужским занятием было в боль­
шинстве случаев металлургическое и металлобрабатывающее производство, хотя кое-где, например в Тропи­
ческой Африке, к нему допускали и женщин. Но даж е
и там, где сохранялись прежние направления хозяй­
ственной деятельности, их новое развитие неизменно
поднимало значение мужского труда — например, в том
же ручном земледелии, теперь все чаще требовавшем
подсеки леса, ирригации, осушения почв и т. п. Косну­
лось это и таких исконно женских домашних промыслов,
как гончарство и ткачество, которые стали превращ ать­
ся в специализованные отрасли ремесленного производ­
ства, оказавш егося в руках не столько женщин, сколько
мужчин.
Все это повлекло за собой три важных последствия.
Первое: отстранение женщины от основных видов хо­
зяйственной деятельности, ограничение ее участия в об­
щественном производстве главным образом домашним
хозяйством, да и то по большей части его второстепен­
ными и непрестижными сферами, такими, как заготовле­
ние продуктов впрок, приготовление пиши, обслужива­
ние мужчин и т. п. Второе, производное от него: переход
практически всех основных средств производства в рас-
поряжение, а затем и в собственность мужчин, по­
влекший за собой экономически зависимое, неравное
положение женщин. Отныне, даж е работая часто не
меньше мужчины, но будучи лишена собственных
средств производства, женщина рассматривалась как
его нахлебница, иждивенка. И третье, производное от
второго: стремление мужчин передать свою собствен­
ность детям почти всюду обусловило переход от женско­
го счета родства и наследования к мужскому и смену
материнского рода отцовским (подробнее об этом будет
сказано д ал ьш е). Таковы главные основания совершив­
шегося в эпоху классообразования у подавляющего
большинства народов мира переворота в положении
полов и установления патриархата.
Экономические перемены в положении женщины
сопровождались изменениями в ее общественном поло­
жении и отражением всего этого в идеологической
жизни общества. Рассматриваемая как иждивенка,
женщина имела и соответствующий общественный ста­
тус. К тому же патриархат повсеместно сопровождался
переходом к патрилокальности или вирилокальности,
в результате чего по выходе замуж женщина попадала
в чужую среду, не входя органически в род мужа и в зн а­
чительной мере утрачивая связь с собственным родом.
Тем самым она все больше исключалась из обществен­
ной жизни членов родоплеменного общ ества. Позднее
в некоторых обществах, как, например, у древних рим­
лян, женщина стала формально включаться в род мужа,
но уже действовала традиция ее неравенства. Она
устранялась от участия в народных собраниях, судеб­
ных заседаниях и культовых сборищах или лишь молча
на них присутствовала. У многих народов женщина не
могла выступать как истица, ответчица или свидетель­
ница либо выступала с ограниченной правоспособно­
стью— вместе с соответчиками и соприсяжниками-мужчинами. Появился ряд специфически патриархальных
бытовых установлений, предписывавших женщинам
уступать дорогу мужчинам, не посещать места мужских
сходок, не показываться без особой надобности в других
общественных местах. Последнее в своем крайнем выра­
жении привело к женскому затворничеству, позднее
санкционированному религиозным правом мусуль­
ман — шариатом, но по понятным причинам широко
вошедшим в быт только состоятельных слоев насе­
ления.
Почти повсеместный теперь переход от материнского
счета родства и наследования к отцовскому такж е не
способствовал сохранению женщиной ее прежнего ста­
туса. Больше того, идеологически закрепляя сложив­
шееся положение, патриархальные племена стали
смотреть на женщину как на нечистое существо, которое
одним свои присутствием, особенно в период специфиче­
ских женских отправлений— менструаций, родов, может
осквернить окружающее. В связи с этим женщин во
время таких отправлений изолировали, запрещ али им
прикасаться к мужским орудиям и особенно к оружию.
В частности, у нивхов Приамурья они не должны были
рожать в домах, переступать через орудия охотничьего
и рыболовного промысла, а во время менструаций под­
ходить к охотникам и укладывать груз на нарты. Многие
из таких норм поведения и представлений возникли уже
в эпоху первобытной общины, закрепляя тогда межполовое разделение труда и обособленность полов, но
теперь они переосмыслились как нормы и представле­
ния, отражаю щ ие приниженное положение женщин.
Экономические, общественные и идеологические
принципы патриархата нередко активно внедрялись в
жизнь уж е известными нам мужскими и тайными союза­
ми. По-видимому, уже до того как эти союзы стали
органами подавления широких слоев населения, они
сделались органами устрашения женщин. Члены таких
союзов, как Д ук-Д ук и Ингиет в Меланезии, в масках
грозных духов нападали иа женщин, вымогая или отби­
рая их имущество, совершая насилия и даж е убийства.
Считалось, что союзы действуют втайне как от непосвя­
щенных мужчин, так и от женщин, но эта тайна была
очень относительной, потому что союз на каждом шагу
обнаруживал и даж е афишировал свою антиженскую
деятельность.
П атриархат был абсолютно преобладающим, но все
ж е не универсальным порядком во взаимном положении
полов в эпоху классообразования. В некоторой части
обществ господство мужчин и неполноправие женщин
не установились вплоть до возникновения ранних госу­
дарств, да и тогда в них сохранились заметные остатки
влиятельного положения женщин. В своем большинстве
это были общества, практиковавшие ручное земледелие,
что еще раз указывает на роль межполового разделения
труда и его влияния на отношения собственности для
переворота, совершившегося в положении полов. К их
числу относятся микронезийцы о. Трук, гаро и кхаси
Индии, индейцы-пуэбло Северной Америки и ряд других
частью предклассовых, частью раннеклассовых об­
ществ. Д ля них характерны сохранение больших мате­
ринских семей, материнский счет родства и порядок
наследования, независимое и равноправное положение
женщин В этой связи давно уже обратили на себя
внимание заметные остатки материнско-родовых поряд­
ков, известные в ряде древних и средневековых госу­
дарств. Так, в Древнем Египте материнский счет род­
ства и наследования еще только вытеснялся отцовским,
и поэтому фараоны женились на своих сестрах, чтобы их
дети приходились им детьми такж е и по женской линии.
У этрусков и в ахейской Греции такж е сохранялся мате­
ринский счет родства. В африканских государствах
Лунда и Буганда цари женились на своих сестрах, и их
жены или матери считались их соправительницами,
а в соседнем государстве Йоруба даж е возник обычай
ритуального убийства матери царя. Известно, что в
Древнем Египте, иньском Китае, древней Спарте жен­
щина заним ала достойное положение в обществе. Все
эти факты свидетельствуют о том, что у ряда народов
классовое общество вызревало без коренного переворо­
та в положении полов.
Этот своеобразный и относительно хуже изученный
вариант развития до недавнего времени называли «по­
здним матриархатом». Предполагалось, что с ним было
сопряжено не только равноправное, но и подчас даж е
доминирующее положение женщин. Исследования по­
следнего времени показали, что обществ с господствую­
щим положением женщин в эпоху классообразования.
так же как и раньше, не существовало. Тем самым тер­
мин «поздний матриархат» утратил свой смысл. Вместе
с тем применительно к положению полов в эпоху классообразовання можно говорить о двух формах развития.
При первой из них, основной и особенно выраженной
в пашенно-земледельческих и скотоводческих обще­
ствах, относительно быстро получали преобладание
патриархальные тенденции При второй из них, сравни­
тельно нечастой и особенно выраженной в обществах
ручных земледельцев, патриархальные тенденции з а ­
держивались и получали преобладание лишь ко времени
окончательного сложения раннеклассового общества
или даж е еще позже — в процессе его последующего
развития.
Подъем производства и рост производительности
труда открывали путь к индивидуализации производ­
ственного процесса, делали возможным «парцеллярный
труд как источник частного присвоения»
Ведь чем
выше становилась техническая вооруженность человека
в его борьбе за существование, чем больше он мог про­
изводить, тем меньше было необходимости в совместной
деятельности крупного коллектива. Отсюда, во-первых,
характерное для эпохи классообразования постепенное
превращение коллективного хозяйства и коллективной
собственности общины и рода в частное хозяйство и
частную собственность отдельных семей и, во-вторых,
необходимость превращения таких семей в устойчивые,
целостные экономические и социальные общности, по­
требовавш ая новых брачно-семейных форм
Началось вытеснение непрочного парного (перво­
бытноэгалитарного) брака и соответствующей формы
семьи прочным соединением супругов, которое обычно
называют единобрачием, или моногамией. Этот термин
не совсем удачен, так как аналогичный порядок возни­
кает и при многоженстве, или полигинии; точнее предло­
женное в современной литературе обозначение такой
брачно-семейной организации как патриархической.
Вместе с тем чем больше возрастала хозяйственная роль
мужчины, тем настоятельнее требовались дальнейшее
развитие и упрочение возникших на стадии поздне­
первобытной общины форм заключения брака и реши­
тельный поворот от матрилокального или уксорилокального брачного поселения к патрилокальному или вирилокальному.
В позднепервобытной общине брачный выкуп был
относительно невелик, мог быть без особого труда воз­
вращен и не обеспечивал устойчивости брака. Теперь,
когда мужчина стал в принципе навсегда забирать
женщину себе, он должен был в полной мере возместить
ее ценность. Так возник не просто брак с выкупом, а в
полном смысле слова покупной брак. В эпоху классо­
образования покупной брак сделался господствующей
формой заключения брака по соглашению сторон (в эт­
нографической терминологии — по сговору). Вместе
с тем из-за тяжести брачного выкупа и в связи с разви* Маркс К-, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 419.
тием военно-грабительской деятельности участился ред­
кий в прошлом брак похищением, или умыканием, хотя
и теперь он оставался все же второстепенной, побочной
формой заключения брака. Часть обществ (отдельные
племена банту и туарегов, малагасийцы, арабы, многие
народы восточного К авказа и западной части Средней
Азин,-южноамериканские инки), стремясь сохранить
брачный выкуп в пределах родственной группы, умень­
шить его или даж е совсем ликвидировать, стала практи­
ковать ортокузенные браки *. Они известны в двух
формах: общераспространенной — между сыновьями и
дочерями родных, двоюродных и т. д. братьев и зафикси­
рованной у немногих народов — между детьми сестер.
Начавшийся широкий переход к патрилокальности
или вирилокальности брачного поселения сопровождал­
ся различными компромиссными формами, многие из
которых надолго сохранились в виде пережитков. Сюда
относятся, например, обычаи временной дислокальности
(обычно до уплаты брачного выкупа или до рождения
первого ребенка), возвращения жены в ее родительский
дом на время первых родов или поселения ее, хотя и в
семье мужа, но в особом изолированном помещении, как
бы обеспечивающем ей своего рода экстерриториаль­
ность. Таковы ж е некоторые из обычаев избегания
между родственниками и свойственниками, в частности,
распространенные в патриархальных обществах запре­
ты, по которым жена не должна была появляться при
старших родственниках мужа, а оба супруга — рядом
друг с другом или и своим ребенком при них и т. п. Так
достигалась видимость того, что молодая пара не нару­
шала прежних матрилокальных норм.
Новые брачные обычаи поначалу не были тяжелыми
и унизительными для женщины: они лишь улаживали
отношения между группами жениха и невесты. Но с те­
чением времени они все заметнее принимали именно
такой характер. Это в особенности относится к брачному
выкупу, постепенно превращавшему невесту в предмет
купли-продажи. Кроме того, практика покупного брака
повлекла за собой оживление других патриархальных
брачных обычаев, прежде всего женитьбы состоятель­
ных стариков на молодых девушках, многоженства
и левирата, к которому теперь часто стали прибегать
только для того, чтобы не возвращ ать брачного выкупа.
Такие порядки, как похищение невест, тоже не способ­
ствовали сохранению женщиной ее высокого статуса.
Переход к новой форме семьи соверш ался не прямо,
а через своеобразные промежуточные формы. При смене
матрилокальности или уксорилокальности патрилокальностыо или вирилокальностью, как правило, некоторое
время еще сохранялся материнский счет родства и поря­
док наследования. Это вело к широкому развитию
и упрочению уж е известного нам авункулата. В то время
как женщина поселялась в группе мужа, ее дети, не
принадлежа к роду отца, по достижении определенного
возраста возвращ ались в род матери. Здесь их ближ ай­
шим родственником становился брат матери, дети кото­
рого в силу тех ж е причин уходили в другой род. Пле­
мянники жили у дяди, работали в его хозяйстве, приво­
дили сюда жен, наследовали его имущество. Возникала
семья, состоящ ая по вертикали не из родителей и детей,
а из дядьев н племянников — авункулатная семья. Н е­
которые этнографы видят ее остатки в обычае воспитательства — обязательной отдачи детей на воспитание
в чужие семьи, распространенной в предклассовых и
раннеклассовых обществах в верхушечных слоях насе­
ления. Воспитательство известно у алеутов, монголов,
тюрок, ряда народов К авказа, славянских народов,
кельтов, германцев. С вязь его с авункулатом все же
остается предположительной.
Но мужчина стремился передать свое имущество не
племянникам, а собственным детям. Это могло быть
достигнуто только путем ставшей теперь особенно широ­
кой замены материнского счета родства и порядка
наследования отцовским. Как и переход к патрилокальности или вирилокальности, это был длительный про­
цесс, породивший компромиссные порядки. Таковы,
например, очень частые теперь амбилинейность * или
билинейность, при которых человек либо выбирал себе
принадлежность к материнскому или отцовскому роду,
либо считал себя принадлежащим к обоим родам и в со­
ответствии с этим осуществлял свои права наследова­
ния. Известное распространение получила перемежаю­
щ аяся филиация *, при которой одни дети вели про­
исхождение и наследовали по материнской линии,
другие — по отцовской. У ряда племен (меланезийцы,
гереро Южной Африки, туареги Сахары и др.) получил
распространение обычай, по которому собственность,
унаследованная от сородичей, продолжала передавать­
ся по материнской линии, добытая ж е собственным
трудом переходила от отца к детям. У других народов
возник обычай наследования от брата к брату, так как
родство между ними было одновременно и материнским,
и отцовским. Тем не менее раздел наследства часто
сопровождался спорами и столкновениями между деть­
ми и племянниками или братьями умершего, и обычно
отец еще при жизни старался разными способами закре­
пить побольше имущества за своими детьми. Старые
обычаи упорно сопротивлялись новым, но были не в си­
лах остановить параллельные процессы укрепления
отдельных семей как целостных экономических ячеек
общества и превращения материнского счета родства
и порядка наследования в отцовский.
Естественно, что человеку того времени, в поведении
и сознании которого еще огромное значение имела сила
традиции, это превращение давалось очень непросто.
Чтобы оправдать новшества перед окружающими и в со­
бственных глазах, а тем самым и облегчить торжество
новых начал, он старался, как называл это Маркс,
ломать традицию в рамках традиции. Отсюда присущий
эпохе классообразования расцвет таких ставших изве­
стными уже раньше обычаев, как травестизм * и кувада *. Травестизм — отмеченная у ряда индейских и си­
бирских племен практика «перемены пола»: мужчина
(реже женщ ина) отрекался от своего пола, надевал
женское платье и выполнял женские обязанности вплоть
до супружеских, но тем самым присваивал себе и ж ен­
ские права. Еще выразительнее кувада — демонстрация
отцом его тесной связи с ребенком, отмеченная во мно­
жестве обществ Старого и Нового Света и в пережитках
еще недавно сущ ествовавш ая у басков, французов и ан­
гличан. В своих проявлениях кувада варьирует от
прямой симуляции мужчиной акта деторождения до
различных косвенных знаков причастности к этому акту,
например, ж алоб на слабость или соблюдение диеты. Со
времен Бахофена большинство ученых объясняет куваду как борьбу мужчины за признание его отцовских
прав и установление отцовского счета родства.
Первой формой отдельной семьи как целостной
экономической ячейки общества была больш ая семья,
называемая такж е сложной семьей, семейной, больше­
семейной или домашней (домовой) общиной. Еще одно
ее название — патриархальная семья — применимо не
ко всем формам большой семьи, потому что, как мы уже
видели, могли существовать и авункулатные большие
семьи. Однако авункулатные семьи существовали срав­
нительно недолго, и с развитием патриархата большая
семья действительно стала патриархальной.
В такой семье различают два основных типа. Это
вертикальная (или однолинейная) больш ая семья, со­
стоящ ая из нескольких, обычно трех-четырех, поколений
женатых и неженатых родственников по прямой линии,
и горизонтальная (или многолинейная) больш ая семья,
образованная несколькими женатыми и неженатыми
родственниками по боковой линии. В реальной жизни
многие большие семьи вертикально-горизонтальны, так
как состоят из женатых родственников как по прямой,
так и по боковой линии, т. е., например, родителей и не­
скольких их сыновей с внуками и правнуками Больш ая
семья могла быть основана как на единоженстве, так
и на многоженстве; в некоторых классификациях полигинические большие семьи отнесены к особой категории
составных. Там, где существовало домашнее рабство,
больш ая семья включала и рабов. Известны случаи,
когда такая семья достигала 200 и даж е 300 человек,
образуя население целого поселка.
Все члены семьи жили вместе, сообща владея зем­
лей, скотом и другими средствами производства, со­
вместно вели хозяйство и потребляли произведенное,
питаясь и одеваясь из общих запасов Семью возглав­
лял «старший», ее женскую часть — «старш ая», обычно
его жена. Чащ е всего они действительно были старшими
по возрасту, но в случае их дряхлости или непригодно­
сти к руководству семья могла выбрать и кого-нибудь
другого. «Старший» и «старш ая» распределяли хозяй­
ственные работы между членами семьи и ведали их
ходом, распоряжались расходованием средств и зап а ­
сов, наблюдали за порядком и нравственностью, воз­
главляли отправление семейного культа. Главе семьи
помогал старший сын, его жене — старш ая невестка.
Однако влажнейшие дела семьи, как, например, отчужде­
ние или приобретение имущества, женитьба или выдача
замуж, решались на общем совете, состоящем из всех
взрослых мужчин и женщин. Таким образом, это была
ячейка, хотя и обособившаяся внутри родовой или
другой общины и качественно отличавш аяся от нее
своим близкородственным составом, но внутри себя еще
сохранявш ая начала первобытного коллективизма и де­
мократии. Это диктовалось экономическими условиями
эпохи классообразования: начавшейся, но еще ограни­
ченной в своих возможностях парцелляцией труда
Подобного рода большие патриархальные семьи
хорошо известны как по этнографическим, так и по
историческим данным. Так, в Полинезии до недавнего
времени существовали большие семьи из нескольких
десятков человек, живших в одном или нескольких
расположенных рядом домах. Они владели своими зе­
мельными участками, лодками и т. п., вели общее
хозяйство и сообща потребляли продукцию своего тру­
да. Руководил семьей старший мужчина, который, одна­
ко, должен был считаться с мнением семейного совета.
Известны большие семьи составного типа и у некоторых
скотоводов, например у африканских банту.
С течением времени коллективистические отношения
в большой семье начинали подтачиваться частнособ­
ственническими тенденциями. Ее глава стремился стать
единоличным распорядителем, практически собственни­
ком семейного имущества, усилить свою власть, стать
неограниченным домовладыкой. Это вызывало сопро­
тивление других взрослых мужчин и их жен, старавш их­
ся обособиться в самостоятельные семьи. В связи с этим
учащались выделы и разделы — большие семьи дели­
лись на другие, пока еще такж е большие, но уже
меньшие по размерам семьи. Однако и они оказывались
непрочными, раздирались внутренними противоречия­
ми, делились снова и снова. Больш ая семья постепенно
уступала место исторически новой семейной форме —
малой (простой, нуклеарной, элементарной и т. п.)
семье, в наибольшей степени воплощающей в себе нача­
ла частной собственности. Происходило это, как прави­
ло, уже на пороге классового общества, да и то далеко
не всюду, а преимущественно там, где развитие товарно­
го хозяйства создавало особенно благоприятные усло­
вия для утверждения частнособственнических отноше­
ний. Таким образом, эволюция семьи в эпоху классо­
образования в основном совпадала с развитием форм
семейной собственности. На первом этапе образовы ва­
лись архаичные большие семьи с их частной по отноше­
нию к внешнему миру, но коллективной по отношению
к самой семье групповой собственностью. На втором
этапе они трансформировались в поздние большие семьи
с их тенденцией к возникновению сперва обособленной,
а затем частной собственности отдельных внутрисемей­
ных ячеек. На третьем этапе эти ячейки давали начало
малым семьям, ставшим носителями сложившейся
частной собственности.
В быту семьи установились патриархальные порядки
выраженного неравенства мужчин и женщин, старших
и младших. Девуш ка должна была беспрекословно по­
виноваться своим старшим родственникам, замуж няя
женщина — купившей ее семье: «старшему», «стар­
шей», своему мужу и т. п. Развод стал практически
односторонней привилегией мужчин, так как, если жен­
щина хотела вернуться в родительский дом, ее родствен­
ники должны были вернуть брачный выкуп; к тому же
и новое замужество оказывалось для такой женщины
не всегда возможным. Обычай левирата обеспечивал
порядок, по которому даж е после смерти мужа вдова
продолжала принадлежать его семье Уменьшение иму­
щественных и наследственных прав женщины привело
к тому, что у многих народов ее собственность свелась
к одному приданому. Ограничились и ее права на детей,
в случае развода остававш ихся с отцом или возвра­
щавшихся к нему, когда они подрастали П атриархаль­
ный порядок наследования, требуя бесспорности факта
отцовства, вызвал к жизни новые правила брачной
морали. Супружеская неверность жены наказывалась
отсылкой домой, членовредительством, продажей в раб­
ство, даж е смертью; напротив, муж продолжал пользо­
ваться остатками прежней половой свободы. Состоя­
тельные люди брали рабынь-наложниц и более или
менее широко практиковали обычное многоженство.
Особенности брачных норм нравственности оказали
свое влияние на добрачные нормы: от девушек, в отли­
чие от мужчин, стали требовать строгого целомудрия,
и нарушивших его до брака после первой брачной ночи
с позором отсылали домой, где их не ж дало ничего
хорошего. Все это не могло не сказаться на бытовом
положении женщин и специфике предписанного им пат­
риархального этикета. В частности, женщинам полага­
лось есть после мужчин, оказывать демонстративные
знаки внимания мужу и его старшим родственникам
и т. п.
Во многом сходным с этим оказалось положение
младших мужчин, которые постепенно все больше попа­
дали в зависимость от старших, и прежде всего от главы
семьи. Они не были свободны в своем брачном выборе
и не имели возможности по собственному желанию
выделиться в самостоятельное домохозяйство. Обычаи
многих племен предписывали сыновьям беспрекослов­
ное повиновение отцу под страхом лишения наследства,
изгнания из дома и даж е продажи в рабство или смерти.
Их подчиненное положение такж е закреплялось патри­
архальным этикетом, запрещавшим младшим, напри­
мер, леж ать или сидеть, громко разговаривать или
смеяться в присутствии старших, показываться им не­
брежно одетыми или заговаривать с ними первыми.
! 5. ОБЩИННАЯ И РОДОПЛЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
Противоречивая природа эпохи классообразования
разительно сказалась на ее общинных и родоплеменных
структурах. Внешне они во многом напоминали сходные
с ними структуры прошлого, на деле же были формами
их классового превращения в ходе становления частной
собственности общественных классов, политической
власти и других, связанных с ними явлений.
Эпохе классообразования были свойственны два
вида общин: минимальные — семейные, или домашние,
и максимальные — первобытные соседские. О первых из
них уже говорилось как о больших семьях: они же в ос­
новном стали причиной превращения родовых общин
в первобытные соседские общины.
В условиях развивавш ейся парцелляции труда эко­
номически крепкие семейные общины стремились обосо­
биться от других, менее состоятельных общинников
и сородичей. Ведь общинно-родовые нормы требовали
совместного пользования родовой собственностью, бе­
зусловной взаимопомощи, а в экстремальных ситуациях
даж е равнообеспечивающего распределения обществен­
ного продукта. Поэтому власть родовой общины, про­
изводственные отношения в которой все больше пере­
ставали соответствовать новым производительным си­
лам, должна была быть сломлена. И в этой связи не
случайны такие статьи древнейших «варварских»
Правд, как статья «О желающем отказаться от род­
ства». Но, с другой стороны, даж е самые крепкие
семейные общины редко имели возможность обособить­
ся полностью — для таких работ, как подсека леса,
ирригация, устройство степных колодцев, отгонный вы­
пас скота и т. п., оставалась необходимой кооперация
трудовых усилий. Компромисс достигался начавшейся
заменой родовых связей соседскими. Эти связи, как
и прежние, обеспечивали трудовой процесс, но, в проти­
воположность прежним, не препятствовали накоплению
частных богатств. Если с сородичем нужно было делить-
ся безвозмездно, то соседу давали в долг и часто не без
выгоды для себя.
М аркс считал, что соседская (сельская, земледель­
ческая) община была первым социальным объединени­
ем людей, не связанных узами родства. Он характеризо­
вал ее как последнюю фазу первичной, т. е. первобытно­
общинной, общественно-экономической формации и
первую фазу вторичной формации и подчеркивал свой­
ственную ей двойственность, дуализм. В то время как
собственность на ряд средств производства — сельско­
хозяйственный двор с его орудиями у земледельцев, скот
у скотоводов — уже сделалась частной, собственность
на главное условие производства — землю, еще остава­
лась коллективной '. О том, что такая община в ее
ранней, первобытной форме возникла уж е в эпоху клас­
сообразования, свидетельствует не только обширный
этнографический, но и археологический материал. Так,
на неолитическом Кипре в пределах отдельных селений
обнаружены границы как общесельских угодий, так
и особых семейных участков, то же еще более четко —
в поселениях бронзового века в Дании.
Первобытная соседская община была формой пре­
вращения родовой общины в соседскую. Соответственно
в ней переплетались распадавш иеся родовые и завязы ­
вавшиеся соседские связи. С одной стороны, сородичи,
даж е и утрачивая постепенно территориальное и эконо­
мическое единство, еще долго сохраняли различные
черты общественной и идеологической общности. Эти
черты сказывались как в отношениях между родствен­
ными семьями одной соседской общины, так и в отноше­
ниях между осколками родов, разбросанных в разных
соседских общинах. С другой стороны, более прогрес­
сивные для этой стадии развития соседские связи, где
могли, вытесняли родственные, но лишь преодолевая
силу традиции. В этих условиях переплетались родовая
и соседская собственность на землю, родовая и сосед­
ская взаимопомощь и взаимозащ ита, влияние родовых
и влияние общинных лидеров или мужских домов, родо­
вые культы и культы общины. Как всегда, новые отно­
шения рождались в противоречиях. Например, нередко
к родственникам начинали относиться как к соседям или
соседей во всех отношениях приравнивали к родственни­
кам. Последнее породило распространенные обычаи
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. С. 411.
общинной, или сельской (так называемой локальной),
экзогамии, известной, в частности, кое-где на Кавказе,
в Северной Албании, в Юго-Восточной Азии и т. п. Отно­
шения с соседями укрепляли такж е различными видами
искусственного породнения — усыновлением, побратим­
ством, покумлением, для чего с этого времени стали
широко использовать самые различные случаи, в том
числе обряды жизненного цикла.
Таковы характерные черты первобытной соседской
общины, отличающие ее от собственно соседской общи­
ны классовых обществ. Имеются у нее и другие черты
отличия. Особенно важ на одна из них — экономиче­
ская. В то время как в собственно соседской общине
сельскохозяйственный двор уже находился в частно»
собственности, в первобытной соседской общине такая
собственность, как мы видели выше, еще только вызре^
вала.
Родовым структурам в эпоху классообразования,
как и на стадии позднепервобытной общины, была
присуща сегментарная организация с ее закреплением
за разными структурными уровнями существенно разли­
чающихся функций. Основных таких уровней обычно
было три: ближайшие родственники, составляющие род­
ственное, или генеалогическое, ядро большой семьи;
другие относительно близкие родственники, ведущие
происхождение от общего реального и памятного пред­
ка, т. е. члены линиджа; члены рода. Генеалогическое
ядро большой семьи цементировало эту ячейку, пред­
ставляя собой настоящих собственников и сонаследни­
ков ее основного имущества, ее коренных членов, в слу­
чае нужды солидарно противостоящих пришлым чле­
нам, а нередко и носителей особых большесемейных
культов. Линиджи этого времени в советской литературе
часто называют патронимиями или матронимиями. что
соответствует патрилиниджам или матрилиниджам, ли­
бо семейно-родственными группами. Члены такой груп­
пы часто продолжали жить по соседству, образуя
отдельный поселок или отдельный квартал селения,
и могли сохранять совместное владение землей, напри­
мер, некоторой частью обрабатываемой земли, покосом
или другими угодьями. Они были объединены трудовой
и материальной взаимопомощью, считавшейся для них
обязательной, взаимозащитой и взаимоответственностью, общим культом и общим наименованием, как
правило, восходящим к имени предка-родоначальника,
т. e. своего эпонима. В большинстве случаев такая
группа имела общепризнанного главу из числа старших
мужчин, совет старейших, образованный главами семей
и обычно выполнявший такж е судебные функции, не­
редко практиковала общие собрания всех своих взрос­
лых членов. В обществах, сохранявших экзогамию,
зачастую именно патронимия или матронимия брали на
себя утрачиваемые родом функции экзогамной общно­
сти. Там, где экзогамия уже стала разруш аться, патро­
нимия, напротив, делалась носительницей эндогамии,
которая достигалась известной нам практикой ортокузенных браков, позволявших сохранить имущество
внутри этой родственной группы. Вместе со своими
супругами, но без ушедших по браку в другие группы
членов члены патронимии или матронимии составляли
своего рода общину — более широкую и несравненно
менее консолидированную, чем больш ая семья. По мере
разрастания и сегментации патронимий и матронимий
эти группы образовывали новые, еще более широкие
общности — патронимии и матронимии второго, треть­
его и т. д. порядка. Такие группы осознавали свое
родство, но не имели территориального единства и ка­
кой-либо экономической общности и поэтому никогда не
были общинами.
Вся совокупность патронимий или матронимий со­
ставляла отцовский или материнский род. Поздний
отцовский род эпохи классообразования в силу господ­
ства в нем патриархальных порядков чащ е называют
патриархальным. Такому роду могла принадлежать,
хотя и не всегда принадлежала, верховная собствен­
ность на земли, поделенные между соседскими община­
ми или патронимиями. Если участки обрабатываемой
земли уже были частной собственностью, то внутри рода
существовало право их преимущественной покупки —
преэмпции *, а такж е преимущественного наследования
любого выморочного имущества сородичей. Род мог
сохранять свои экзогамные брачно-регулирующие фун­
кции. Считалось, что в принципе все сородичи остаются
связанными узами взаимопомощи, взаимозащ иты и взаимоответственности и, действительно, такие узы в ка­
кой-то мере имели место, хотя и были несравненно менее
тесными, нежели в патронимии или матронимии. Члены
рода были объединены общим именем и соответственно
общим культом родоначальника-эпонима, общими рели­
гиозными церемониями, празднествами и т. п. В целом
связи внутри позднего отцовского или материнского
рода имели скорее общественный и особенно идеологи­
ческий, нежели реальный экономический характер Д а
и они быстро терялись из-за утраты родами своего
территориального единства и вытеснения родственных
связей соседскими. В процессе классообразования чем
дальше, тем больше экономические функции рода пере­
ходили к большим семьям и первобытным соседским
общинам, а общественные и идеологические — к патро­
нимиям или матронимиям.
Эта своего рода факультативность рода на данной
стадии развития в ряде случаев повела к тому, что он
вообще сравнительно рано прекратил свое существова­
ние. Так обстояло дело у чукчей, коряков и ительменов
на северо-востоке Сибири, у меланезийцев южной части
Новых Гебрид, у полинезийцев и даяков в Индонезии.
Все функции рода выполняли у них большие семьи, их
родственные объединения и первобытные соседские об­
щины. Причиной этого, видимо, послужили миграции,
поведшие к особенно сильной делокализации родов, тем
более если они происходили при смене материнскородовой организации отцовско-родовой, т. е. тогда,
когда эта организация была вообще неустойчива.
Та же делокализация родов и смешение между собой
внутриродовых групп способствовали укреплению в эпо­
ху классообразования племенной организации, которая
стала получать резкое преобладание над организацией
родовой. Там, где значительную роль начала играть
военная активность, племенная организация к тому же
превращ алась в своего рода военно-племенную органи­
зацию. Поэтому именно в эпоху классообразования
племя как социально-потестарная общность получило
наибольшее развитие, из-за чего в литературе даж е
можно встретить утверждения, что племя только тогда
и возникло.
Еще важнее то, что племя почти повсеместно пере­
стало быть высшим звеном родоплеменной организации:
нужды организации крупных работ (ирригация, созда­
ние многотонных мегалитических * культовых комплек­
сов и т. п.), межплеменного обмена, войны и обороны
повели к созданию родственными и неродственными
между собой племенами различного рода объединений.
Обычно вслед за Морганом, изучавшим такие объедине­
ния у североамериканских индейцев, их называют сою­
зами или конфедерациями, имея в виду относительную
і
автономию и равенство вошедших в них племен. Однако,
как позднее было установлено, М орган переоценил
степень этого равенства даж е в сравнительно ранних
объединениях племен. Например, уже в Лигу ирокезов
в XVIII в. на правах младших, неполноправных членов
входили племена делаваров и тутело. Тем более иерархичными были такие стадиально более поздниё объеди­
нения племен, как «королевство» М бау на Фиджи,
бантуские и туарегские вождества в Африке, скифские
и массагетские — в евразийских степях и многие другие.
Например, объединения туарегов Сахары включали
каждое одно господствующее «благородное» и несколь­
ко зависимых от него племен. Члены первого, ахаггары,
были преимущественно воинами, члены последних, амгиды,— преимущественно пастухами, обязанными им
натуральными повинностями и податями. Это показыва­
ет, что высшие звенья племенной организации эпохи
классообразования были не союзами или конфедерация­
ми, а объединениями неравных по своему статусу пле­
мен.
§ 6. ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
Подъем производительных сил, рост населения, бур­
ные процессы классообразования — все это способство­
вало новому быстрому росту начатков полезных знаний,
развитию искусства, возникновению новых форм рели­
гии. В эволюции духовной культуры произошли каче­
ственные сдвиги, нашедшие, в частности, свое выраже­
ние в начавшемся разделении умственного и физическо­
го труда и в утверждении принципиально новой формы
накопления и передачи информации — письменности.
Рост полезных знаний. Развитие земледелия, в осо­
бенности ирригационного, потребовало точного опреде­
ления начала полевых работ, сроков полива и т. п., а тем
самым и упорядочения астрономических и календарных
знаний. Если меланезийцы не пошли дальш е различения
звезд и планет, то полинезийцам уже были известны
многие отдельные звезды и созвездия. Возможно, что на
рубеже классовых обществ началось применение про­
стейших астрономических приборов: по крайней мере
древние майя уже пользовались для фиксации точки
наблюдения двумя перекрещенными палками. Первые
календари обычно были лунными (воспоминание об
этом сохранилось в часто одинаковых или сходных
названиях Луны и календарного месяца — ср. греч.
Mene и т е п , русск. М есяц и месяц, англ. Moon и M onth),
т. е. основанными на изменении ф аз «непостоянной»
Луны, с усложением ж е хозяйственной деятельности
начался переход к более точным солнечным календарям.
Но лунный месяц состоял приблизительно из 29, 5 суток,
лунный год был на 11 суток короче солнечного, и необхо­
димость согласования лунного и солнечного года стиму­
лировала развитие математических знаний.
В том ж е направлении действовали и другие про­
цессы эпохи: так, развитие скотоводства требовало
подсчета крупных поголовий скота, знания количества
обмена — подсчета мерил стоимости и т. д. В ряде об­
ществ на этой стадии развития (айны, алеуты, полине­
зийцы и др.) счет уже велся до 10 ООО и выше. Необходи­
мость обращения с такими числами и развитие абстрак­
тных представлений привели к появлению числовых
разрядов и систем счисления, в основание которых были
положены разные, но почти всегда связанные со счетом
на пальцах принципы. Например, в распространившей­
ся в Тропической Африке пятеричной системе счисления
за единицу второго разряда принято число пальцев
руки, в современной десятичной — число пальцев обеих
рук, в отмеченной у чукчей или фиксируемой в виде
языковых пережитков у французов (по-французски «во­
семьдесят» звучит как «четырежды двадцать») — число
всех пальцев на руках и ногах. С важнейшими процесса­
ми эпохи классообразования, по-видимому, связана и
начавш аяся дифференциация математических знаний, в
частности, развитие начатков геометрии. Без появле­
ния геометрических знаний невозможно было строитель­
ство ирригационных сооружений, свайных построек на
озерах, защитных укреплений и т. п. Тем более невоз­
можно было без них зарождение частного землевладе­
ния с его «землемерием», давшим название самой
геометрической науке.
С практическими нуждами эпохи было связано р а з­
витие и других отраслей полезных знаний. Строитель­
ство укреплений и мегалитических культовых комплек­
сов, постройка таких усовершенствованных сухопутных
и водных транспортных средств, как повозка и парусный
корабль, способствовали развитию не только математи­
ки, но и механики С возникновением выплавки рудных
металлов зародились металловедение и в какой-то сте-.
пени химия. Дальние торговые экспедиции и военные
походы, сухопутные и морские, послужили накоплению
тех ж е астрономических наблюдений, а такж е развитию
начатков географии и картографии. Среди датируемых
бронзовым веком петроглифов долины Валькамоника на
севере Италии обнаружена карта одного из проходив­
ших здесь древних торговых путей из Средиземноморья
в Центральную Европу. Полинезийцы во время своих
длительных, на расстояния свыше тысячи километров,
морских походов, пользовались картами из палочек,
стеблей, камешков или раковин, изображ авш их направ­
ления течений и ветров, морские пути и острова.
Те же практические нужды послужили расширению
биологических знаний о культурных растениях, домаш ­
них животных и особенно о самих людях. Рост народо­
населения, его скученность в оседлых поселениях и раз­
витие скотоводства увеличили опасность заразных забо­
леваний, эпидемий и эпизоотий. Борясь с ними,
первобытная медицина местами, как, например, в Вос­
точной Африке или на Северном К авказе, эмпирически
пришла к примитивным предохранительным прививкам
ослабленной формы болезни. Войны сыграли свою роль
в усовершенствовании хирургии, а развитие металлур­
гии обогатило ее более совершенными, чем каменные,
орудиями. Возможно даж е, что именно к этому воин­
ственному времени восходят некоторые элементы совре­
менной медицинской терминологии: «прострел», «колю­
щая», «режущ ая», «стреляющая» боль и т. п.
Начатки обществоведческих, прежде всего историче­
ских, знаний по-прежнему были тесно связаны с религи­
озными и мифологическими представлениями о чудес­
ной природе всего сущего. Вот как, например, объясняет
в передаче Геродота так называемая первая этногониче»
ская легенда скифов их происхождение, занятия, этни­
ческий состав и организацию власти. В скифской земле
от Зевса и дочери реки Борисфена родился первый
человек по имени Таргитай. «...У него родились три
сына: Липоксай, Арпоксай и младший Колаксай. При
них упали-де на скифскую землю золотые предметы:
плуг, ярмо, секира и чаш а. Старший из братьев, первым
увидев эти предметы, подошел ближе, ж елая их взять,
но при его приближении золото воспламенилось. По его
удалении подошел второй, но с золотом повторилось то
же самое. Таким образом, золото, воспламеняясь, не
допускало их к себе, но с приближением третьего брата,
самого младшего, горение прекратилось, и он отнес
к себе золото. Старшие братья, поняв значение этого
чуда, передали младшему все царство. И вот от Липоксая-де произошли те скифы, которые носят название
рода авхатов; от среднего брата Арпоксая — те, кото­
рые называются катиарами и трапиями, а от младшего
царя — те, что называются паралатами; общее ж е на­
звание всех их сколоты, по имени одного царя; скифами
назвали их эллины» (Герод., IV, 5 — 6 ). Здесь при­
сутствует и историко-этнографическая концепция
(представление о местном происхождении и характери­
стика этнического состава скифов), и социально-потестарная доктрина (представление о божественном
происхождении власти и о главенстве так называемых
царских скифов — паралатов), но все это еще не выде­
лилось из общего религиозно-мифологического миропо­
нимания.
Важным разделом исторических знаний стала такая
их своеобразная отрасль, как генеалогистика — собра­
ние родословий. Генеалогистика и раньше помогала
освещению прошлого, представляя собой как бы живую
канву, на которую нанизывались исторические события.
Но теперь ее значение возросло, так как она давала
родоплеменной знати доказательства ее древности и
благородства.
Развитая генеалогистика засвидетельствована в ря­
де обществ эпохи классообразования. В Полинезии
родословия обычно насчитывали 20 поколений, начиная
со времени заселения островов, но здесь имелись и свои
рекорды: 92 поколения от предка Ту-те-ранги-марама
на о. Раратонга, 159 поколений от мифического предка
Неба на М аркизских островах.
Кое-где, как, например, в Полинезии, в это время
уже возникло формальное обучение в школах, а стало
быть, получила развитие педагогика. В ней отчетливо
отраж алось социальное расслоение: детям из простых
семей в школах низшей категории преподавали только
хозяйственные знания и навыки; детям знати в школах
высшей категории — наряду с этим религию, мифоло­
гию, историю. Программа обучения в этих последних
школах предусматривала также умение совершать «чу­
деса», недоступные непосвященным
С зарождением государства и права стали возникать
правовые знания. Они также еще переплетались с пси­
хологическими установками общинно-родового быта,
религиозными представлениями и т. д. Суд руководство­
вался «доброй славой» сторон, довольствовался риту­
альной присягой, придавал большое значение наличию
соприсяжников, широко практиковал судебные поедин­
ки сторон и ордалии * — испытания освященной пищей,
ядом, погружением в воду со связанными руками и
т. п. Некоторые ордалии имели рациональное зерно
(страх виновного перед карой свыше, заставлявш ий его
себя обнаружить или делавший его менее ловким),
другие не имели такого зерна совсем. Но наряду со всем
этим получали распространение (например, у племен
Западной Африки) и вполне рациональные методы след­
ствия и судопроизводства: осмотр места преступления,
ознакомление с вещественными доказательствами и сви­
детельскими показаниями.
Искусство. В эпоху классообразования появились
новые виды искусства, а искусство в целом стало диффе­
ренцироваться на элитарное и простонародное.
Возникла монументальная архитектура. Прототипом
ее были известные уже в неолите мегалитические соору­
жения: монолиты-менгиры, их параллельные ряды —
алиньеманы, составленные из них круги — кромлехи,
вертикальные плиты, перекрытые горизонтально уло­
женными плитами — дольмены. Но это скорее была
протоархитектура. Теперь наряду с ними появились
циклопические или сырцовые укрепления, храмы, усы­
пальницы, которые, как это прослеживается в древних
Месопотамии и Египте, прямо связаны с выделением
крупных вождей. С вождями или выдающимися воина­
ми по большей части связано и появление монументаль­
ной скульптуры — надгробных статуй.
Выделение ремесла сопровождалось замечательным
расцветом прикладного искусства, лучшие образцы ко­
торого создавались опять-таки для нужд вождей. Это
были изукраш енная одежда, ювелирные изделия, доро­
гое оружие, домашняя утварь и т. п. Получили распро­
странение художественное литье, торевтика *, тиснение,
золочение металлических изделий, применение эмали,
инкрустация драгоценными камнями, перламутром,
костью, рогом, черепаховым щитом и т. д. Начальный
этап художественной обработки металла отражен в
искусно выкованных и гравированных тотемными знака­
ми медных пластинах северо-западных индейцев, рас­
цвет — в знаменитых скифских и сарматских изделиях,
украшенных реалистическими или условными изобра­
жениями людей, животных, растений.
Устное творчество характеризуется рождением та ­
ких новых ж анров, как героический эпос и панегирик,
волшебная сказка. Героический эпос уходит корнями
еще в первобытную мифологию с ее деяниями куль­
турных героев, но в основном отраж ает обстановку
нескончаемых войн, культ воинской доблести и славы.
Таково основное содержание всех наиболее знаменитых
из дошедших до нас героико-эпических произведений —
древневавилонских сказвкий о Гильгамеше и Рам аяне,
эпического раздела Пятикнижия и бедуинских преданий
об Антаре, Илиады и Одиссеи, Эдды и ирландских саг,
богатырских поэм тюрко-монгольских кочевников и нартских сказаний кавказских горцев. «Малым жанром»
прославления был панегирик, восхвалявший богов, во­
ждей, великих воинов, почетных гостей и т. п., а такж е,
в соответствии с практикой эпохи классообразования,
часто адресованных вождями к самим себе во время их
публичных выступлений. На долю простого народа оста­
вались попытка самоутверждения и мечта о восста­
новлении социальной справедливости в волшебной сказ­
ке. Ее сюжетная основа — повествование о простом,
обычно обездоленном и гонимом человеке, которому,
однако, с помощью волшебных сил удается преодолеть
все трудности и получить заслуженную награду. У мела­
незийцев, североамериканских индейцев и сибирских
палеоазиатов, этот человек предстает в образе «бедного
сиротки», страдающего от несправедливости социаль­
ной верхушки, но затем неизменно торжествующего.
Таким образом, если в героическом эпосе преобладает
аристократическая оценка процессов эпохи классообра­
зования, то в волшебной сказке ей противостоит на­
родная оценка этих процессов.
J Религия. Процессы превращения первобытного об­
щества в классовое получали отражение в адекватных
им формах религиозных представлений и культов. С бо­
лее заметным, чем прежде, выделением и самоутвержде­
нием личности развилась вера в личных покровителей,
чаще всего известная как нагуализм *. С переходом
к патриархату возникли представления о семейных,
патронимических и родовых мужских предках-покровителях, ставших объектом почитания. В некоторых обще­
ствах, сохранивших материнско-родовую организацию,
в частности у микронезийцев и кхаси, развился анало­
гичный культ женских предков. С распространением
земледелия и скотоводства утвердились присущие уже
первобытной соседской общине культы плодородия. Д ля
них характерны эротические обряды и человеческие
жертвоприношения, символизирующие передачу земле
половой потенции человека, а такж е связанные с земле­
дельческим циклом образы умирающих и воскресающих
духов. Отсюда ведут начало многие боги древнего ми­
ра — египетский Осирис и вавилонский Думузи, финн*
кийский Адонис и фракийско-греческий Днонис; отсюда
же — центральный в христианстве образ Христа. С уси­
лением племенной организации и образованием объеди­
нений племен получил распространение культ племен­
ных покровителей, в которых соединились черты куль­
турных героев, олицетворенных явлений природы, духов
инициаций, духов-воителей и т. д.
Особенно специфичны для эпохи классообразования
культ духов мужских или тайных союзов и культ пле­
менных вождей. Первые мыслились в виде предков,
помогающих членам союза и страшных для всех осталь­
ных Вторые, если это были харизматические, сакраль­
ные вожди, становились объектом поклонения уже при
жизни. В них видели носителей благополучия племени,
способных повелевать явлениями природы, обеспечи­
вать урожай, приплод скота, военный успех. Они же
обеспечивали социальную гармонию, табуируя со­
бственность и освящ ая кастовое или другое неравен­
ство. После смерти они становились духами, продолжа­
ющими помогать племени, но прежде всего своим по­
томкам и наследникам. Культ сакральных вождей
непосредственно переходил в культ таких священных
правителей, как древнеегипетские фараоны, но пока еще
бывало, что вождя, не оправдавшего ожиданий или
с наступлением старости утратившего свою благодать,
смещали или убивали.
Как и сам а эпоха классообразования, свойственные
ей религиозные представления и культы были эклек­
тичны Они смешивались между собой, образуя почита­
ние одновременно семейно-родовых и племенных покро­
вителей, аграрных и космических духов, устрашающих
духов тайных союзов и окруженных священным ореолом
вождей. Но постепенно возникала иерархия объектов
культа— от обычных духов до нескольких особенно мо­
гущественных божеств и поклонение этим божествам —
политеизм *. Бож ества — космические, природных яв­
лений, плодородия, войны и другие — такж е образовы­
вали определенную иерархию, во главе которой с разви-
тием военной активности часто становилось божество
войны
С развитием и усложнением культа выделялась
особая категория его служителей — жрецов. Если не­
когда культовые способности в принципе признавались
за всеми или по крайней мере за многими членами кол­
лектива и соответствующие функции обычно выполня­
лись лидерами лишь как его представителями, то теперь
эти способности приписывались лишь определенным
лицам, считавшимся обладателями сильных предковпокровителей, чудесных качеств, тайных знаний и
т. п. В связи с этим даж е получила развитие особая
форма религии — шаманизм *, состоящ ая в выделении
определенных лиц — шаманов, которым приписывается
способность путем приведения себя в состояние экстаза
вступать в непосредственное общение с духами. Служи­
тели культа могли монополизировать не только религи­
озные функции, но и некоторые полезные знания, виды
художественной деятельности, обучение молодежи, тол­
кование обычаев, судопроизводство. В одних случаях их
иерархию возглавлял вождь, становившийся главным
жрецом, в других случаях они обосабливались и со­
перничали со светской властью. Однако в соответствии
с общими тенденциями эпохи оии всегда использовали
свое положение для обогащения, смыкались с другими
слоями социальной верхушки и обращ али религию в
орудие утешения и устрашения простого народа, бедно­
ты, рабов. Религиозная практика того времени настоль­
ко способствовала процессу политогенеза, что в зап ад­
ной литературе даж е получила широкое хождение тео­
рия сакрального происхождения государства. В дей­
ствительности, как мы видели, сакрализация власти бы­
ла частым, но не единственно возможным оформлением
этого процесса.
В эпоху классообразования религия впервые стала
не только превратным миропониманием, но и средством
идеологического воздействия на эксплуатируемые мас­
сы.
Выделение умственного труда. Развитию духовной
культуры в рассматриваемую эпоху способствовало вы­
членение из недифференцированной трудовой деятель­
ности умственного труда. Начало этому было положено
выделением организаторско-управленческой, жреческой
и полководческой деятельности, занятие которой в про­
цессе усложнения хозяйственной и общественной жизни
стало сперва частично, а затем и полностью освобож­
дать от непосредственного участия в производстве.
Процесс разделения физического и умственного труда
шел все дальш е, захваты вая новые профессионализиру­
ющиеся области духовной жизни. Профессиональными
интеллигентами становились выдающиеся певцы, скази­
тели, танцоры, постановщики театрализованных мифо­
логических представлений, прославленные мастера в
различных областях изобразительного и прикладного
искусства, знатоки обычаев и родословий, знахари.
Обычно такие люди обслуживали значительные по
размерам общности людей и получали за свой труд
вознаграждение продуктами, вещами и примитивными
деньгами. Основной их клиентурой становилась родоплемен'ная знать, и многие из них оседали при дворах
вождей. Например, при дворах верховных вождей зулу­
сов известны имбонги — одновременно шуты, певцы
и ораторы, обязанные прославлять своих хозяев и ху^
лить их врагов, у кельтов Галлии при знатных воена­
чальниках состояли певцы и музыканты, которые своим
искусством вдохновляли идущих в бой воинов, и т. п. Со­
циальная верхушка для укрепления своего престижа
и власти нуж далась в талантливых художниках, генеалогистах и других профессионалах; поэтому она не
только вознаграж дала их труд, но и оказы вала им по­
кровительство и вообще всячески стимулировала их
деятельность. Со своей стороны, такие профессионалы
были заинтересованы в сотрудничестве с представителя­
ми социальной верхушки, так как те обеспечивали их
материально, предоставляли им наиболее широкое по­
прище для демонстрации их талантов, создавали им
имя. В результате многие из них становились прихлеба­
телями при вождях, военачальниках, жрецах, главах
тайных союзов. Были и такие, преимущественно стран­
ствующие, профессионалы, которые связывали свою
деятельность с удовлетворением потребностей простого
народа и своим мастерством помогали ему в его сопро­
тивлении развивавш ейся эксплуатации и нараставшему
произволу. Но, каковы бы ни были ценностные ориента­
ции.этой древнейшей интеллигенции, сам факт выделе­
ния профессионального умственного труда, как и другие
виды специализации, в огромной степени способствовал
развитию и обогащению духовной культуры.
, От «дописі>менности» к письменности. Важнейшим
достижением духовной культуры первобытного челове­
чества было изобретение средства графического з а ­
крепления речевой информации — письменности. Как
правило, возникновение настоящей, упорядоченной
письменности происходило путем постепенного превра­
щения пиктографической «дописьменности», передавав­
шей лишь общий смысл сообщения, в идеографию *, или
логографию *, в которой строго фиксированные знаки
обозначали отдельные слова или, как в наших ребусах,
их знаменательные слоги. Позднее из идеографии воз­
никли более развитые слоговые и буквенно-звуковые
(алфавитные) системы письменности, почти полностью
лишившиеся первоначального картинного характера.
Такой путь проделала древнейшая, так называемая
иероглифическая *, письменность шумеров, египтян,
критян, японцев и многих других народов. Идеография
сохранилась только у китайцев.
Возникновение упорядоченной письменности со вре­
мени М органа рассматривается как критерий перехода
от первобытности к цивилизации. И действительно, это
культурное достижение тесно связано с потребностями
формирующихся классовых обществ и складывающихся
государств в точной фиксации управленческой, хозяй­
ственной, статистической информации, организации
официальной и деловой переписки, записи правовых
норм и религиозных ритуалов, деяний правителей и дру­
гих исторических событий. В то же время только в усло­
виях если не классового, то предклассового общества
мог возникнуть причастный к письменности круг людей.
В отличие от общедоступной примитивной пиктографии
крайне слож ная идеография (так, шумерское письмо
предполагало знание приблизительно 1000 знаков) тре­
бовала длительного специального обучения и была не­
доступна широким слоям населения. Более того, храни­
тели (и, вероятно, как правило, создатели) идеогра­
фии — жрецы на первых порах держали ее в строгой
тайне и окружали ореолом сверхъестественности Во
многих раннеклассовых обществах письменность была
привилегией жрецов, из числа которых выходили специ­
алисты-писцы, а такж е знати. Однако и в руках избран­
ных она стала отныне мощным средством накопления
и передачи знаний, новым чрезвычайно эффективным
орудием развития культуры.
Первые идеографические системы возникли в IV
тысячелетии до н. э. в Шумере и Египте. Они обнаружи­
вают некоторое сходство между собой и с другими
идеографическими системами Старого Света, в особен­
ности с протоиндийской и с крито-минойской. Это дает
исследователям-диффузионистам известные основания
считать, что первоначально идеография возникла в од­
ном месте, скорее всего в Шумере, и отсюда распростра­
нилась в другие очаги цивилизации. Однако сторонники
теории конвергентного возникновения письменности с
еще большими основаниями объясняют это сходство
идентичностью изображенных на идеограммах реаль­
ных объектов внешнего мира, например, людей, частей
человеческого тела, животных. Скаж ем, понятие быка,
воспроизводившееся схематическим изображением его
головы, очень похоже передавалось не только в идеогра­
фии Старого Света, но и в развитой пиктографии
Америки. По-видимому, по крайней мере в нескольких
культурных очагах древности — Шумере, Египте, Ки­
тае, М езоамерике— упорядоченная письменность само­
стоятельно возникла вместе со складыванием здесь
классов и государства, в других же центрах она заим­
ствовалась вступавшими на этот порог народами у сосе­
дей. Косвенно это доказывается тем, что известно
немало народов (в Тропической Африке, на Северном
К авказе), входивших в классовое общество беспись­
менными и уже в условиях ранней государственности
усваивавших созданные другими народами системы
письменности.
§ 7. ЭТНИЧЕСКОЕ И ЯЗЫКОВОЕ СОСТОЯНИЕ
Д ля рассматриваемой эпохи характерна наиболь­
ш ая выраженность племенной организации не только
как организации социально-потестарной, но и как фор­
мы культурно-языковой, т. е. собственно этнической,
общности. Этому способствовали такие процессы, как
развитие межобщинного обмена и межобщинной коопе­
рации труда, ослабление родовой и усиление за ее счет
племенной организации. Кристаллизации этнического
аспекта племенной организации непосредственно спо­
собствовало укрепление ее социально-потестарного ас­
пекта, этнообразующ ая роль уже даж е предгосударственных форм жизни в повсеместно возникающих
вождествах.
Этническому состоянию эпохи была свойственна
наметившаяся на предшествующей стадии иерархиче­
ская структура. Племена — и как этносоциальные орга-
низмы, и как этникосы — образовывали надплеменные
образования, которые такж е выступали в обеих этих
ипостасях этнических общностей. При этом надплемен­
ные этносоциальные организмы обычно совпадали с
объединениями родственных племен, а надплеменные
этникосы, как и раньше, были соплеменностями. В аж ­
ной особенностью иерархической структуры этничес­
ких общностей эпохи классообразования, по-видимому,
можно считать то, что общностью основного уровня
теперь становилось не племя, а надплеменное образо­
вание.
Этнические общности эпохи классообразования су­
щественно отличались от известных нам на предыдущей
стадии развития. В эпоху даж е поздней первобытной
общины этническим общностям еще не была свой­
ственна сколько-нибудь заметная социальная диффе­
ренциация, и поэтому их культура была вполне одно­
родной. Кроме того, племенная организация в ту эпоху
независимо от степени выраженности племенного само­
сознания в силу эндогамии и своей относительной
обособленности была организацией в основном кровно­
родственной. Теперь, с развитием общественного рас­
слоения и вызреванием классового неравенства нача­
лось расщепление общенародной культуры и стали
складываться различия в культуре социальной верхуш­
ки и широких слоев населения. Это было началом про­
цесса, заключительную стадию которого В. И. Ленин
образно назвал наличием двух культур в каж дой нацио­
нальной культуре. Одновременно вступили в действие
многочисленные механизмы разруш ения кровнород­
ственной общности племени. В процессе перехода от
родовой общины к соседской стали ослабевать и рваться
связи между сородичами. П ереставала быть нормой
племенная эндогамия. С развитием грабительских войн,
сопровождавшихся завоеваниями и миграциями, нача­
лось массовое смешение родов и племен. Возникновение
объединений племен, не всегда между собой родствен­
ных, такж е способствовало этническому смешению.
В том ж е направлении действовало развитие домашнего
рабства с его широко практикующимся отпуском рабов
на волю, браками между свободными и рабами и ис­
пользованием рабынь как наложниц. Словом, социально
однородные кровнородственные этнические общности
сменялись такими, в которых оказались перемешанными
члены разных родов и племен, а такж е люди разных
социальных статусов Но так как ослабление внутренней
однородности и разрыв кровнородственных связей угро­
ж али консолидированности племенной организации,
она стремилась нейтрализовать эти процессы. Хотя по­
всеместно уже возникали отличные от других благо­
родные родословия знати, племена и их объединения
упорно связывали себя едиными генеалогиями, искус­
ственно привязывая к ним даж е заведомо чуждые по
происхождению роды и племена.
Основные этнические общности классообразова­
ния — объединения племен как этносоциальные орга­
низмы, соплеменности какэтникосы — хорошо известны
по античным и раннесредневековым источникам. Ими
были, например, ахеяне и доряне древнейшей Греции,
латиняне и сабиняне древнейшего Рима, германские
«племена» саксов> баваров, тюрингов и т. п., восточнославянские — полян, древлян, вятичей, кривичей, дрего­
вичей и т. д.
Складывание таких общностей хорошо прослежива­
ется на этнографическом материале, в частности, на
примере одной из групп южноафриканских банту —
знаменитых своей борьбой р английскими колонизатора­
ми зулусов. В XVII—XVIII вв. они жили первобытно­
общинным строем, уже переходившим в стадию классо­
образования. В начале XIX в. вож дь одного из племен,
Дингисвайо, чтобы дать отпор английской агрессии,
стал вооруженной рукой объединять соседние племена.
Ему, а затем его прославленному полководцу Чаке и их
преемникам, продолжавшим бороться с англичанами
и бурами, удалось прочно подчинить себе несколько
племен и создать сильную военно-племенную организа­
цию. Подобное же сильное объединение создали в тех
же целях другой бантуский вождь — М оселекатсе и его
сын Лобенгула. В 'коде межплеменной и внутриплеменной борьбы усиливалась социальная дифференциа­
ция, развивались отношения эксплуатации, происходи­
ло массовое перемещение и смешение родов и племен.
В то же время в ходе объединения завязы вались эконо­
мические связи, шла языковая и культурная интегра­
ция Весь этот процесс, значительно ускоренный необхо­
димостью обороны от внешнего врага, уже к началу XX
в. привел к образованию четко выраженной межпле­
менной этнической общности, которая по наименованию
родного племени Чаки получила название зулу (амазу♦ л у ), или зулусов.
В ходе процессов классообразования объединения
племен и соответственно соплеменности перерастали
в первый исторический тип этнических общностей клас­
совых обществ — народности. Перерастание межпле­
менной общности в народность могло произойти и до и
после возникновения классового общества. Первый в а­
риант развития представлен, например, Древним Егип­
том или Гавайями, где цивилизация возникла уже
в моноэтнической среде. Второй вариант, распростра­
ненный несравненно шире, вел к возникновению по­
лиэтнических государств. Его наиболее известный при­
мер — государства раннесредневековых германцев,
в которых надолго удержались остатки догосударственного этнического деления. В результате терри­
тории этнических общностей превратились в отдель­
ные земли (герцогства, графства, княжества и т. д .),
сохранявшие и только очень постепенно изживавшие
свои диалекты, культурно-бытовые особенности и са­
мосознание. Так, о саксах даж е после укрепления в
Германии X в. королевской власти один из современ­
ников сообщал, что их «племя» отличается от всех
других народов знатностью, благородством, древностью
происхождения Но вообще механизм превращения объ­
единений племен и соответственно соплеменностей в на­
родности изучен пока плохо, как, впрочем, и сам этот
исторический тип этнических общностей докапиталисти­
ческих классовых формаций.
Языковая ситуация эпохи классообразования ха­
рактеризовалась зашедшим еще дальш е процессом рас­
селения носителей праязыковых совокупностей, их рас­
ширившимися контактами и смешениями. В Африке
продолжалась экспансия афразийских языков к югу,
вызывавш ая аналогичное движение нило-сахарских и
нило-кордофанских языков, в результате чего еще более
сохранился ареал распространения палеоафриканских,
койсанских языков. Индоевропейцы распространились
не только в Европу, но и через Нижнее Поволжье на
восток по степному поясу Евразии, и на юг до Северной
Индии. Динамика других языков по сравнению с ее
предшествующей стадией пока не может быть охаракте­
ризована точно. Что касается языков американских
индейцев, то хотя и предложены их очень разнящиеся
классификации и аналогии языкам Старого Света, боль­
шинство ученых теперь рассматривает их как единую
макросемью.
II В. П Алексеев, А. И. Першиц
ГЛАВА 5
ПЕРВОБЫТНОЕ ОБЩЕСТВО И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Более 5 тыс. лет назад начали складываться сперва
древние, а впоследствии средневековые цивилизации.
В конце 4 тысячелетия до н. э. классовые общества
появились в Египте и Месопотамии, в середине 3 тысяче­
летия — в Индии, во 2 тысячелетии — в бассейне Эгей­
ского моря, в Малой Азии, Финикии, Ю жной Аравии,
Китае, в 1 тысячелетии до н. э. и 1 тысячелетии н. э.— на
большей части территории Старого Света, в Централь­
ной и Южной Америке. С точки зрения периодиза­
ции всемирно-исторического процесса появление уже
первых цивилизаций было концом первобытной исто­
рии человечества и началом его классовой истории.
Но с точки зрения истории множества отдельных
стран и народов, еще не перешагнувших рубежа
классообразования, это было лишь концом их апополитейной и началом синполитейной истории. Д а и
те страны и народы, которые переступали этот рубеж,
далеко не сразу и не полностью расставались с остат­
ками первобытнообщинного строя. Поэтому перво­
бытное наследие в эпоху цивилизаций принято рас­
сматривать в двух ракурсах: во-первых, на постепен­
но сужавш ейся периферии классовых обществ и, вовторых, в структуре самих этих обществ.
§ 1. ПЕРВОБЫТНАЯ ПЕРИФЕРИЯ КЛАССОВЫХ ОБЩЕСТВ
Типы первобытной периферии и ее контактов с циви­
лизациями. По крайней мере до второй половины 1 тыся­
челетия н. э., на которую приходилось возникновение
большинства феодальных государств, первобытная пе­
риферия по своим размерам намного превосходила
очаги древних цивилизаций Однако и после этого она
оставалась очень значительной. В Старом Свете к ней
принадлежали вся Арктика, Субарктика и почти вся
зона тропических лесов Афразии, не говоря уже об
отдельных труднодоступных горных и пустынных рай­
онах. Новый Свет, за исключением сравнительно не­
большой области древних цивилизаций Мезоамерики
и Андского надгорья, входил в нее целиком. Полностью
или почти полностью принадлежал к ней Новейший
Свет, где под сомнением остаются только Гавайские
острова. Ко времени европейской колонизации классо­
вое общество здесь интенсивно складывалось, но вполне
сложилось оно все ж е после контакта с европейцами.
Такое широкое и длительное сохранение значитель­
ной частью человечества первобытнообщинного строя
после перехода другой части на ступень цивилизации
было обусловлено неравномерностью всемирно-истори­
ческого процесса. Но чем была вызвана эта неравно­
мерность в данном случае? По-видимому, прежде всего
самим затяжным процессом освоения окраин ойкумены.
Племена, оставш иеся на исторической прародине чело­
вечества в центральной части Старого Света, и племена,
заселившие Америку, Океанию, Австралию, оказались
в неравном положении. В то время как первые развива­
лись относительно нормальными темпами, вторым при­
шлось потратить века на само расселение и приспо­
собление к новой природной среде. В худшем положении
оказались такж е те племена Старого Света, которые
были оттеснены в неблагоприятные природные условия:
в тропические джунгли, в пустыни и полупустыни, в Ар­
ктику и Субарктику, в области, не пригодные для
земледелия, лишенные подходящих для одомашнения
видов животных, не имеющие легкодоступных ископае­
мых богатств. В дальнейшем на культурном развитии
племен, населявших окраинные, обособленные и трудно­
доступные части ойкумены сильнейшим образом отрази­
лись условия изоляции, отсутствие или недостаточность
контактов как между собой, так и в особенности с более
развитыми племенами.
Однако постепенно расширение ареала классовых
обществ повело к поэтапному ослаблению этой изоля­
ции. Цивилизации и их первобытная периферия вошли
в соприкосновение, обусловившее возникновение р аз­
личных типов периферии и различных видов контактов,
а такж е во многом в принципе различающ иеся на сме­
нявших друг друга ступенях мировой истории.
В зависимости от расположения первобытной пери­
ферии по отношению к цивилизации появились перифе­
рия ближ няя и дальняя. П ервая была представлена
теми, которые непосредственно граничили с цивилиза­
циями; вторая — теми, что контактировали с цивилиза­
циями через посредство ближней периферии. П ервая
развивалась быстрее, вторая — медленнее; в результате
появились первобытная периферия развитая и отсталая.
Расположением СПО по отношению к классовому обще­
ству определялась такж е первобытная периферия внеш­
няя (находивш аяся за пределами ареала цивилизации)
и внутренняя (сохранявш аяся в границах этого ареа­
л а ). Но бывало и так, что ближняя периферия военной
силой подчиняла себе соседние классовые общества:
в этом случае возникала вторичная первобытная пери­
ферия, существовавш ая до тех пор, пока завоеватели
под воздействием завоеванных сами не трансформиро­
вались в классовое общество. Подобная ситуация воз­
никала в истории не так уж редко — как последствие
всех без исключения «варварских» завоеваний.
Контакты между цивилизациями и СПО различа­
ются прежде всего по способу их реализации. Это
контакты непосредственные и опосредованные, односто­
ронние и двусторонние, мирные и военные. Непосред­
ственные контакты устанавливались с ближней перифе­
рией, опосредованные — через нее с дальней перифе­
рией. Односторонние контакты предполагали воздей­
ствия, двусторонние, или взаимные,— взаимодействия.
Первые чаще имели место при значительном разрыве
в уровне развития контактирующих обществ, например
при соприкосновении цивилизаций с племенами охотни­
ков и собирателей; вторые были более характерны для
относительно близких по степени продвинутости об­
ществ, скажем, раннеклассовых цивилизаций и их «вар­
варского» окружения, хотя известны и в других случаях.
В целом же взаимоотношения цивилизаций и СПО
почти всегда были асимметричны в том смысле, что
воздействие классовых центров на их первобытную пе­
риферию было несравненно большим, нежели наоборот.
Среди мирных контактов основные виды — обменно­
торговые, миграционные и путем инфильтрации, т. е. в
ходе постепенного просачивания небольших групп к со­
седям, а такж е массовые и элитарные, т. е. на уровне
лишь верхушечных слоев контактирующих обществ;
среди военных контактов — военно-грабительские и военно-захватнические, хотя те и другие не всегда четко
различимы.
По функциональной роли контакты чаще всего делят
на имевшие место в хозяйственной, социальной, потестарно-политической и духовно-идеологической сфе­
рах. Так же классифицируются и те культурные заим­
ствования, которые делались обществом-реципиентом
у общества-донора Установлено, что заимствования
легче делались тогда, когда культурный разрыв между
донором и реципиентом не был слишком большим. И на­
че говоря, заимствования, как правило, делались тогда,
когда общества-реципиенты были к ним подготовлены
своим собственным спонтанным развитием. Так, хотя на
севере Австралии обнаружена импортная керамика, д а­
тируемая уже началом 1 тысячелетия н. э., аборигены не
усвоили ее производства и к приходу европейцев оста­
лись на уровне простого присваивающего хозяйства.
Все же в определенных функциональных сферах контак­
тов могли делаться и малоподготовленные заимствова­
ния. Это объяснялось тем, что обычно они были не сис­
темными и даж е не субсистемными, а выборочными, т. е.
заимствовалась не целостная система культуры или ее
крупный блок, а только отдельный элемент: использова­
лись орудия труда, принимался обычай, усваивался
фольклорный мотив и т. п.
Самыми легкими и широкими, по-видимому, были
хозяйственные контакты. Через них шло общественное
разделение труда и в некоторых случаях даж е создава­
лись новые хозяйственно-культурные типы или подтипы.
Так было, например, в юго-западной Азии 1 тысячелетия
до н. э., где нужды караванной торговли стимулировали
распространение в среде стоявших на пороге классо­
образования бедуинских племен хозяйственно-культур­
ного подтипа кочевых верблюдоводов. Через хозяйст­
венные контакты распространялись все важнейшие тех­
нические и технологические достижения, заимствовав­
шиеся одними обществами у других: керамическое про­
изводство и металлургия, колесный и парусный транс­
порт и т. п. Хозяйственные контакты с цивилизациями
по большей части способствовали экономическому раз­
витию СПО. Так, археологически показано, что племена
бассейна Эгейского моря, будучи втянуты в сферу влия­
ния древнейших ближневосточных цивилизаций в каче­
стве поставщиков сырья для бронзолитейного про­
изводства, затем сами развили металлургию бронзы
и, в свою очередь, сделали поставщиками сырья племена
Центральной Европы. Однако из этого правила могли
иметься и исключения. Например, в средневековом Су­
дане усиленный вывоз золота и рабов повел к консерва­
ции застойных форм хозяйственной деятельности. У на­
родов Сибири пушная торговля с югом ускорила про­
никновение в экономику товарных отношений, но это не
сопровождалось подъемом производительных сил.
В противоположность этому, контакты в социальной
сфере и связанные с ними воздействия были затруднены
невозможностью прямого социального копирования.
Например, греки и римляне вовлекли в работорговлю
большинство племен своей.ближней первобытной пери­
ферии, но у тех самих развивалось не античное, про­
изводственное, а лишь домашнее рабство. В то же время
косвенно, в виде тех изменений в общественном строе,
к которым приводило воздействие со стороны обществдоноров, контакты в этой сфере часто были очень
действенны, причем особенно тогда, когда они были
сопряжены с миграциями или войнами. Такие контакты
сыграли заметную роль в установлении кастового строя,
например, там, где он возникал при соприкосновении
разных по уровню развития этнических общностей (наи­
более характерный пример — древняя И ндия). Немалое
значение они могли иметь, скажем, и для развития
военной демократии или военной иерархии при длитель­
ной военной конфронтации цивилизаций и СПО, как это
было у древних кельтов, германцев, славян, арабов. Уже
приведенный пример с кастовым строем показывает, что
воздействие в социальной сфере не всегда способствова­
ло прогрессивному развитию СПО.
Сходный характер имели контакты и заимствования
в потестарно-политической сфере, где такж е исключа­
лось прямое копирование нововведений. Китайские им­
ператоры в знак своей милости посылали вождям дру­
жественных племен один из символов принадлежности
к чиновничьему сословию — церемониальный зонт, но
получившие его отнюдь не становились чиновниками.
Все же союзнические отношения, обычно сопровождаю­
щиеся обменом посольствами и подарками и нередко
«династическими» браками, играли свою роль в вовле­
чении СПО в сферу притяжения и влияния цивилизаций.
В силу относительной автономности надстройки,
и особенно ее верхних слоев, намного большие возмож­
ности открывались в области духовно-идеологических
контактов и их последствий. Это хорошо видно на при­
мере мифологии и религии. Известно, что изображение
египетской солнечной ладьи, это отражение мифа о кру­
говороте Солнца, обнаружено на скалах Закавказья,
Южной Швеции, Карелии и многих сибирских рек вплоть
до Амура, что свидетельствует о миграции мифологиче­
ского мотива на огромных пространствах Евразии.
'В средние века такие мировые религии, как христиан­
ство, ислам, буддизм и индуизм, распространялись на
ближнюю и дальнюю первобытную периферию цивили­
заций и даж е оказывали свое влияние на общественный
и семейный быт. Например, с проникновением ислама
к туарегам Сахары у них возникло своего рода сословие
служителей этого культа. В то же время многие заим­
ствования в духовно-идеологической сфере передава­
лись социальной верхушке наиболее развитых СПО,
главным образом, путем элитарных контактов: вкусы,
моды, роскошные образцы прикладного искусства, иног­
да письменность. В целом воздействия в этой сфере
способствовали культурному развитию СПО, хотя не
обходилось без исключений. Может быть, самое яркое
из них — распространение под влиянием греческих ко­
лонистов пьянства среди жителей Боспора.
Первобытные общества на основных этапах мировой
истории. Взаимодействие цивилизаций и их первобыт­
ной периферии имело свои особенности на каждом из
основных этапов мировой истории. Первые цивилиза­
ции — раннеклассовые общества Древнего Востока,
Средиземноморья, Мезоамерики, Андского нагорья,
принадлежавшие, по мнению части ученых, к так назы­
ваемой азиатской общественно-экономической форма­
ции,— были лишь островками в море СПО, а достигну­
тый ими уровень развития не так уж сильно отличался
от уровня развития наиболее продвинутой первобытной
периферии. Это облегчало контакты между ними, а че­
рез ближнюю периферию и с более отдаленными соседя­
ми. Но для каж дой из сторон значение контактов было
неодинаковым. Раннеклассовые общества эксплуатиро­
вали своих первобытных соседей в широком спектре, от
неэквивалентного обмена до прямого порабощения.
Преобладали все же военный грабеж, контрибуции и
данничество. Все это обогащ ало господствующий класс,
но расширение экзоэксплуатации (как всегда, подчас за
счет эндоэксплуатации) не могло не тормозить спонтан­
ное развитие раннеклассовых обществ. В этой связи
примечательно, что развитие переднёазиатских цивили­
заций ускорилось во 2— 1 тысячелетии до н. э., т. е. тог­
да, когда они стали Непосредственно граничить не
столько с СПО, сколько друг с другом. Конечно, анало­
гичные последствия могла иметь эксплуатация СПО
и более развитыми классовыми обществами, но, будучи
более развитыми, они легче справлялись с издержками
тех выгод, которые давала им внешнеэксплуататорская
деятельность. В свою очередь, ближ няя первобытная
периферия не только страдала от соседства ранних
цивилизаций, но и получала импульсы для своего разви­
тия. В целях защ иты СПО укрепляли свою относительно
аморфную потестарную организацию на племенном и
надплеменном уровне и нередко сами переходили в на­
ступление, завоевы вая ранние цивилизации. Так, в
частности, во 2 тысячелетии до н. э. энеолитические
племена поглотили Гуджератскую ветвь Хараппской
цивилизации Индостана, а в середине 1 тысячелетия до
н. э. охотничьи племена чичимеков — Толтекскую циви­
лизацию Мезоамерики.
В античном Средиземноморье значение взаимодей­
ствий между цивилизациями и СПО для обеих сторон
еще больше увеличилось. Д ля Греции и Рима перво­
бытная периферия была важным (временами, как при
Цезаре, важнейшим) источником, откуда черпались ра­
бы. Греческая и римская колониальная экспансия в зем­
ли СПО расш иряла античный способ производства
и продлевала его существование. В результате эксплуа­
тация первобытной периферии становилась одним из
важных условий самого существования античной циви­
лизации. А это делало воздействие последней на СПО
еще более разрушительным, чем воздействие раннеклас­
совых обществ. Однако даж е при таких обстоятельствах
последствия воздействия античной цивилизации были
неоднозначны. Племена ближней периферии, с одной
стороны, подвергались хищнической экспансии, но, с
другой — получали стимулы для ее отражения. И как
следствие этого многие СПО (германцы на западе,
славяне и арабы на востоке) сделались действующей
стороной в феодальном синтезе на развалинах Римской
империи.
Ко времени средневековья ареал цивилизаций зн а­
чительно расширился, причем на западе намного боль­
ше, чем на востоке. Это повело к тому, что отныне
возникли особенно заметные региональные различия
в контактах цивилизаций с их первобытной периферией.
В Западной Европе последняя теперь была представле­
на только норманнами на севере (до XI в.) и некоторыми
горскими обществами на юге. В то же время в Восточной
Европе, Азии и Африке, а также в Америке классовые
общества продолжали осваивать и эксплуатировать
свою внешнюю и внутреннюю первобытную периферию,
в свою очередь, подвергаясь опустошительным «варвар­
ским» вторжениям — тюркским, монгольским, араб­
ским и др. П родолж авш ая сохраняться больш ая роль
первобытной периферии в жизни этих регионов, будучи
результатом их более сложной географической среды,
сама наряду с другими факторами зам едляла их разви­
тие. Что касается первобытных обществ, то характер
оказываемых на них воздействий был неодинаков в ран­
нем и развитом средневековье. Если в начале средних
веков относительно небольшой разрыв в культурном
уровне цивилизаций и СПО облегчал воздействие пер­
вых на вторые, то позднее, с увеличением разрыва, это
влияние уменьшилось. Вот почему начавшиеся в по­
зднем средневековье Великие географические открытия
и последовавшая за ними широкая колониальная эк­
спансия западноевропейских стран имели для перво­
бытной периферии в большей степени разрушительные,
нежели цивилизующие, последствия. Объяснялось это
еще и тем, что колонии западноевропейских стран были
отделены от них водными преградами, исключавшими
непосредственные контакты широких слоев населения
центра и периферии. Несколько иначе обстояло дело
с русской колонизацией европейского Севера и Сибири.
Здесь такж е феодальная колонизация тяжело о траж а­
лась на местных СПО, но их соприкосновение с русски­
ми крестьянами-колонистами оказывало на них положи­
тельное культурное воздействие.
Асимметричный характер взаимодействия классо­
вых и первобытных обществ достиг своего апогея в ка­
питалистическое время. Потенции капиталистической
эпохи несравненно выше, чем всех предшествующих
эпох, и теперь оказалось возможным развернуть неви­
данную систему обезземеления, уничтожения и эксплуа­
тации СПО. Составляя значительную часть колониаль­
ного мира, первобытная периферия сыграла заметную
роль в первоначальном накоплении капитала и в после­
дующем развитии капиталистического способа произ­
водства. Немалое значение имели и культурные заим­
ствования европейцев в колониальных странах: доста­
точно назвать картофель и кукурузу, совершивших, как
ее нередко называют, подлинную «продовольственную
революцию» в Европе XVIII в. Но для самой перво­
бытной периферии европейская колонизация зачастую
имела катастрофические последствия. Не поддающаяся
сколько-нибудь точному исчислению, но, несомненно,
очень значительная часть СПО была стерта с лица
Земли. Были полностью истреблены тасманийцы, почти
полностью погибли прибрежные племена Австралии,
бушмены, огнеземельцы, племена Вест-Индии и Цен­
тральной Аргентины, исчезло более 30 племен ЮгоВосточной Бразилии и приблизительно две трети индей­
ского населения США. В Африке, уже с XV в. превра­
тившейся, по выражению М аркса, в заповедное поле
охоты на рабов для американских колоний, в результате
одних только последствий работорговли погибло, по
оценке некоторых ученых, около 100 млн. человек.
Д ругая часть населения, жившего первобытно­
общинным строем, сделалась объектом рабовладельче­
ской и капиталистической эксплуатации. Условия, в ко­
торых протекали эти процессы, были различны. Ту­
земцев сгоняли с земли или оттесняли на неудобные
земли, вывозили на плантации, загоняли в резервации
(СШ А), резерваты (А встралия), хоумленды (ЮАР и
Намибия) и т. п. Но в конечном счете это повсюду приво­
дило к тому, что они включались в структуру классового
общества, как правило, образуя в нем обособленные
и грубо дискриминируемые группы крестьянства или
сельского пролетариата. Еще одна, меньшая часть насе­
ления оставлялась на своих землях (например, в США
и Канаде для охоты на пушного зверя) и эксплуатирова­
лась колонизаторами путем неэквивалентного обмена,
данничества, налогообложения и т. д. И только сравни­
тельно немногим удалось воспользоваться недоступно­
стью мест их обитания или бежать, изолировавшись
в особенно труднопроходимых районах тропических
джунглей, пустынь и гор и в основном сохранив свою
самобытность.
Тем не менее было бы неверно видеть только па­
губное воздействие капиталистической колонизации
на первобытные общества. Те СПО, которые попали в
сферу влияния капитализма и уцелели, получили значи­
тельные импульсы для своего хозяйственного, со­
циально-политического и культурного развития. В ев­
ропейских колониях возникала промышленность, скла­
дывались кадры рабочего класса и интеллигенции, со­
здавались политические партии, распространялись
достижения современной, в особенности технической,
цивилизации, и какая-то часть населения СПО такж е
не оставалась в стороне от этих процессов. Надо только
иметь в виду, что в колониальных условиях подобное
развитие шло очень медленно и мучительно для местно­
го населения. Больше того, колонизаторы часто ста­
рались удерж ать и законсервировать такие традиции
трибализма *, как племенная организация и власть
вождей, чтобы опираться на них в своей администра­
тивной деятельности Эта система так называемого
непрямого, или косвенного, управления широко приме­
нялась во многих британских и нидерландских колони­
альных владениях.
Первобытные общества в современном мире. Таково
было положение, в котором находились СПО, сохра­
нившиеся к началу новейшего времени. Вопрос о их
судьбах приобрел особую актуальность после второй
мировой войны, когда с распадом колониальной системы
империализма множество отставших стран стало само­
стоятельным. В некоторых из них еще сохраняется
внутренняя первобытная периферия, и в целом в совре­
менном мире не так уж мало СПО.
Крупнейший ареал обитания современных перво­
бытных племен — труднодоступные даж е при совре­
менной технике леса Южной Америки, главным образом
бразильская сельва. По приблизительной оценке, пятая
часть племен бразильских индейцев не имеет посто­
янных контактов с неиндейским населением, ведет тра­
диционное примитивное хозяйство и сохраняет перво­
бытную культуру. Некоторые сознательно изолирова­
лись до такой степени, что продолжают пользоваться
каменными орудиями. Другие ареалы СПО намного
меньше, но они имеются в ряде стран. Так, в 1960-х го­
дах в одном из отдаленных горных лесов филиппинского
острова М инданао было обнаружено неизвестное до
этого племя тасадай; начавшие изучать его этнографы
установили, что оно пользуется каменными и бамбуко­
выми орудиями. В том же десятилетии в бассейнах рек
Сепик и Мэй в Папуа-Новой Гвинее было открыто
несколько папуасских племен, такж е еще живущих в ка­
менном веке. Тогда же началось изучение небольшой
группы бушменов в глубине южноафриканской пустыни
Калахари на территории Намибии: как выяснилось, они
пользуются получаемыми от соседей железными нако­
нечниками стрел и ножами, но в остальном их культура
целиком соответствует бродячему охотничьему хозяй­
ству мезолита. Еще больше на внутренней первобытной
периферии бывших колониальных стран СПО, стоящих
на стадии разложения первобытнообщинного строя.
У всех этих СПО много общего. Сохранение ими
первобытности в большинстве случаев связано с тем, что
государство как бы забыло их в тропических лесах,
горах или пустынях. Исключение — часть племен Б ра­
зилии, для которых созданы заповедные национальные
парки Шингу и Яноама. И в этой связи в этнографии
и в кругах передовой общественности нередко обсуж да­
ется вопрос, что является для СПО наименьшим злом:
предоставление их самим себе или отведение им запо­
ведников-резерваций?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Оставление
первобытных племен без государственной опеки, как мы
видели, имеет для них тяжелые, нередко губительные
последствия. Заповедные резервации такж е не спасают
положения. Когда в 1970-х годах к парку Шингу по­
дошло строительство Трансамериканской автотрассы,
множество его обитателей стало жертвами эпидемий,
насилий со стороны строителей и т. п. Однако и помимо
этого нельзя забы вать, что человеческое общество, ка­
ким бы отставшим оно ни было,— не часть фауны, и его
развитие недопустимо искусственно консервировать.
Оба решения плохи. Но при всех обстоятельствах надо
учесть, что в реальной истории, особенно в истории
нашего времени, сколько-нибудь длительная консерва­
ция, как правило, невозможна, и сама ж изнь приведет
современные СПО к врастанию в окружающую среду со
всеми отрицательными и положительными последствия­
ми этого процесса.
§ 2 . ОСТАТКИ ПЕРВОБЫТНОСТИ В КЛАССОВЫХ ОБЩЕСТВАХ
Понятно, что остатки первобытности заметнее всего
сохранялись в таких классовых общ ествах, которые
могли возникнуть непосредственно в распаде первобыт­
нообщинного строя, т. е. в обществах древневосточных
и феодальных, в меньшей степени в античных и почти
никогда в капиталистических. Соответственно и в нашем
обществе они более всего свойственны народам, не про­
шедшим капиталистический путь развития. Остатками
первобытности были по большей части структуры, нор­
мы и представления эпохи классообразования, т. е. уже
начавшие подвергаться классовому превращению. Мно­
гие из них затем претерпели дальнейшую трансфор­
мацию.
Остаточные структуры и общности. Крупнейшими
остаточными структурами и общностями были уже упо­
минавшиеся реликты племен и их объединений или
соответственно соплеменностей, сохранившиеся внутри
первичных народностей. Подобные племена и межпле­
менные общности в классовых обществах часто назы ва­
ют «вторичными», подчеркивая этим их остаточный,
реликтовый характер. Они известны в составе множе­
ства древних, средневековых и современных народов —
от античных эллинов или италийцев до сегодняшних
казахов или туркмен. В некоторых случаях такие струк­
туры и общности консервировались в результате своего
рода социализации племенных и надплеменных разли­
чий при сложении на их основе кастовых систем, как это
имело место, например, в Индии или в Южной Аравии.
Однако гораздо чаще их длительное сохранение свой­
ственно народам, исторически принадлежащим к хозяй­
ственно-культурным типам горных земледельцев-скотоводов или кочевых и полукочевых скотоводов аридной
зоны, что связано с замедленным становлением у них
классов и государства. Рассматриваемые остаточные
явления могут удерживаться в двух формах. При первой
форме, характерной для курдов, пуштунов, арабских
бедуинов, удерживаются остатки как собственно этниче­
ских племенных общностей с их диалектно-культурной
спецификой, так и соответствующих им этносоциальных
племенных структур с известным единством экономиче­
ской и социальной жизни, какой-то организацией власти
и т. п. При второй форме, характерной для значительно
более широкого круга народов (только в СССР — наро­
ды Южной Сибири, казахи, киргизы, туркмены, ногай­
цы, адыгейцы), удерживаются лишь остатки собственно
этнических племенных общностей. П ервая форма очень
архаична и указывает на то, что в обществе еще живы
традиции эпохи классообразования. Вторая форма
представляет собой ее сглаженную модификацию, но
и она свидетельствует о том, что общество не так уж
давно стало классовым и обрело государственность.
Многим обществам были свойственны остаточные
родственные структуры, которые могут быть названы
вторичными родами. Вторичные роды в значительной
мере напоминали патриархальные роды эпохи классо­
образования с их преимущественно общественными
и идеологическими функциями: взаимопомощью, взаимозащитой, генеалогиями и общими культурами Еще
больше было обществ, в которых реально сохранялись
только сегменты таких родов — патрилиниджи, или пат­
ронимии, возводившие себя к реальному и памятному
предку и связанные особенно тесной взаимопомощью,
взаимозащитой, идеологическим осознанием близости.
Если вторичные роды существовали все ж е преимуще­
ственно на ранних ступенях развития классовых об­
ществ, то патронимии бытовали и позже. Они находили
себе место всюду, где географические условия или поли­
тическая обстановка требовали от индивидов и семей
объединения трудовых усилий, материальной взаимо­
поддержки, взаимного обеспечения безопасности и
т. п. Поэтому патронимическая организация в наиболь­
шей степени была характерна для горных и степных
областей, а за их пределами — для периферийных обла­
стей новой колонизации либо для периодов длительных
политических смут. На территории СССР в новое время
она обнаружена на Кавказе, в Средней Азии, в Южной
Сибири, в Поволжье, на русском Севере, в Белоруссии,
на Украине, в Молдавии. У тех народов мира, у которых
разложение родовой организации проходило не в патри­
архальной, а в позднематеринской форме, в классовом
обществе такж е подчас сохранялись материнские роды
и матрилиниджи, или матронимии. Так было у ашанти
и яо в Тропической Африке, кхаси в Индии, минангкабау
в Индонезии, наси в Южном Китае Однако эти формы,
нечастые и в эпоху классообразования, в классовых
обществах представляли собой редкий вариант разви­
тия.
Очень широко сохранялась такая важ ная остаточ­
ная структура, как соседская община, по мнению ряда
ученых, выросшая из ее позднепервобытной формы.
Маркс рассматривал ее как очень заметный остаток
в истории цивилизованных обществ '. Он ж е наметил
эволюцию трех ее исторических форм — азиатской, или
древневосточной, античной и германской, или средневе­
ковой, различавш ихся последовательным сужением со­
седско-общинного коллективизма. С тех пор полностью
подтвердилось понимание соседской общины как про­
изводственного и социально-бытового коллектива, со­
храняющегося в структуре докапиталистических клас­
совых обществ из-за незавершенности развития частной
собственности на землю, потребности в трудовой коопе1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч 2-е изд. Т. 20. С. 151.
рации и фискальных интересов господствующих клас­
сов.
Подтвердилось такж е понимание соседской общины
как структуры, остатки коллективизма в которой в ходе
истории теряли свое значение. Это относится не только
к отмеченной раньше эволюции азиатской обшины
в античную, а античной в германскую, но и к собствен­
ной эволюции каждого из этих типов общины. Так, на
Древнем Востоке прослежено постепенное исчезновение
земельной собственности соседской общины, в античном
мире — уменьшение земельного фонда внегородской,
крестьянской общины, в средние века — превращения
общины с переделами пахотной земли в непередельную
общину, а затем в общину-марку со свободно отчуждае­
мыми земельными участками-аллодами и коллективной
собственностью только на второстепенные угодья —
альменду.
Если в прошлом соседская община была известна
только у земледельцев (откуда ее синонимы — позе­
мельная, сельская, деревенская общ ина), то теперь она
обнаружена такж е в раннеклассовых обществах коче­
вых и полукочевых скотоводов как пастбищно-кочевая,
или аульная *, община. Тем самым установлен уни­
версальный характер этой остаточной структуры. Ко­
нечно, универсальность нельзя понимать упрощенно:
бывало, как, например, на Гавайях, что в условиях
хуторской системы расселения соседские связи рвались
уже иа пороге классообразования. Но это было скорее
исключение. Соседская община обнаружена практиче­
ски во всех докапиталистических классовых обществах
Европы, Западной, Южной и Восточной Азии, Северной
и Тропической Африки, Центральной и Южной Амери­
ки.
С соседской общиной нередко сосуществовала се­
мейная община, сохранение которой объяснялось теми
ж е причинами — незавершенностью развития частно­
собственнических отношений, потребностью в коопера­
ции труда, заинтересованностью властей в круговой
поруке налогоплательщиков. Были и другие, специфиче­
ские причины консервации семейно-общинной организа­
ции. К ним относится недостаток обрабатываемых зе­
мель при экстенсивном земледелии, затрудняющий р а з­
дел семейных общин не только «изнутри», но и «извне»,
т. е. из-за отказа соседской общины предоставить новым
семьям земельные участки. Распространенная причи­
на — натуральный характер семейного хозяйства или
его комплексное земледельческо-скотоводческое (осо­
бенно отгонно-скотоводческое) направление, требую­
щее большого количества рабочих рук. Та ж е потреб­
ность в кооперации могла консервировать семейную'
общину и при ирригационном земледелии. Имела значе­
ние д аж е длительность проживания на одном месте, так
как переселения часто совершались малыми семьями
(которые, впрочем, на новом месте могли снова р азр а­
стись в семейные общины).
Там, где эти причины не действовали, семейно­
общинная организация могла распасться: жесткой свя­
зи между ее сохранением и общим уровнем социальноэкономического развития докапиталистических обществ
не было. Поэтому сосуществование семейной и сосед­
ской общин не было повсеместным. Известны, хотя
и нечастые, случаи бытования семейных общин вне
соседских общин и соседских общин, состоящих преиму­
щественно не из больших, а из малых семей. Вообще,
семейная община менее универсальна, чем соседская.
Она не характерна, например, для чисто кочевых ското­
водов, у которых отсутствие находящихся в общей
собственности обрабатываемых земель облегчало се­
мейные разделы. Зато она очень характерна для горных
областей с их малоземельем и комплексным хозяйством.
Классические образцы семейной общины в классовом
обществе обнаружены в Югославии (задруга) и на
Кавказе.
Имелись такж е остатки тайных обществ, мужских
и сверстнических объединений. Они обнаружены, если
не универсально, то очень широко: на Древнем Востоке
от Передней Азии до Китая, в античном Средиземно­
морье, в раннесредневековой Европе, в Средней Азии
и Д агестане, в Северной и Тропической Африке, а пред­
положительно и в Мезоамерике. В одних случаях сохра­
нялись остатки только либо тайных обществ, либо
сверстнических объединений, в других — и те и другие
одновременно. Функции их были самыми различными.
Остатки тайных обществ (например, в древнем Китае
или в раннесредневековой Европе) могли играть роль
неформальных судов и органов охраны порядка, тем
более действенную, что, сохраняя религиозно-мистиче­
ский характер, они считались учреждениями до некото­
рой степени сакральными. Мужские объединения в це­
лом (как спартанские фидитии) или их сверстнические
преимущественно юношеские, группировки (как древне^
иранские парны) выступали в качестве военных отря­
дов. Местами (как, например, в древнем М али) такие
группировки могли выполнять хозяйственные функции,
совместно обрабаты вая поля.
Как остаточные структуры первобытнообщинного
строя, хотя и такой его противоречивой поры, какой
являлась эпоха классообразования, тайные и мужские
объединения нередко становились организационными
центрами народных движений: М аздака в Иране, Муканны в Согдиане, карматов или батинитов от СеЬерной
Индии до Северной Африки. Почти повсюду они были
такж е сообществами для совместного проведения досу­
га с устройством коллективных трапез (хрестоматийный
пример — спартанские сисситии) и развлечений — пе­
ния, игры на музыкальных инструментах, а также
спортивных состязаний. Это и понятно, так как функция
организации досуга как сравнительно второстепенная
позднее других была вытеснена механизмами развития
классового общ ества
Остаточные нормы и представления. Как мы уже
видели, в отношениях родства и соседства большую
роль играли нормы взаимопомощи, взаимозащиты и
взаимоответственности. Они немало облегчали труд и
быт широких слоев населения, но они же вуалировали
отношения эксплуатации или облегчали классовое при­
нуждение. Родственная и соседская взаимопомощь по
экономической сути мало различались между собой, так
как не только соседи, но и родственники жили разными
домохозяйствами и материальные отношения между
ними либо строились на взаимной основе, либо нередко
вели к установлению кабалы. Важнейшей нормой взаи­
мозащиты и взаимоответственности была кровная
месть, дож ивш ая в части отставших в своем развитии
классовых обществ (Ю ж ная Италия, Корсика, Ю госла­
вия, Албания, К авказ, арабские страны, Китай, Япония)
до новейшего времени. Д ля остаточных норм кровной
мести характерны такие черты, как сужение круга мсти­
телей и ответчиков (например, у албанцев только до
членов семьи убийцы ), замена самой мести композиция­
ми (например, сотней верблюдов по ш ариату), получе­
ние разреш ения на месть властей (например, в китай­
ском и японском п р аве). Кровная месть здесь предста­
ет в классово трансформированном виде. Обычно
бывало так, что высшие сословия или касты мстили, но
сами мести не подлежали, отделываясь композициями,
либо композиции за их кровь были во много раз разори­
тельнее, чем композиции за кровь лиц нижестоящего
статуса. Нормы внутригрупповой взаимопомощи и взаимозащиты дополнялись нормами межгруппового гостеп­
риимства. Оно могло быть частным — отдельных семей
и патронимий, и официальным — местных властей.
Стремясь
упорядочить
общественно-политическую
жизнь, власти нередко запрещ али частное гостеприим­
ство, и в этих случаях частная форма постепенно
вытеснялась официальной. Нормы гостеприимства так­
ж е подвергались классовому превращению: так, у кав­
казских горцев князья и дворяне принуждали крестьян
содержать свиту своих гостей, у них же гостеприимство
через посредствующий институт куначества * стало од­
ним из источников отношений патроната — клиентеллы
Как внутригрупповой, так и межгрупповой характер
имели остаточые нормы искусственного родства. Н аи­
большее значение они сохраняли там, где государ­
ственная власть не обеспечивала охрану личных и иму­
щественных интересов населения, а родственные и со­
седские связи даж е в своей совокупности были для этого
недостаточны. Вторичность искусственного родства в
классовых обществах проявлялась, в частности, в том,
что оно устанавливалось не столько специально (так
называемая казуальная ф орма), сколько как побочный
результат различных обрядов жизненного цикла (так
называемая окказиональная, или обрядовая, форма ). Во
время обрядов детского цикла люди роднились с семьей
повитухи, с человеком, нарекшим ребенку имя, впервые
его постригшим, у христиан — с крестными отцом и ма­
терью, у мусульман — с человеком, участвовавшим
в обряде обрезания, у ряда народов — с тем, кто брал
ребенка на воспитание; во время обрядов свадебного
цикла нередко роднились с тем, кто усыновлял жениха
или удочерял невесту, со свадебным дружкой или вен­
чальным кумом. Многие из таких обычаев такж е под­
верглись классовой трансформации и прикрывали отно­
шения патроната — клиентеллы, а позднее сюзерените­
та — вассалитета. Так, в ряде древневосточных обществ
патрон «усыновлял» закабаленного им клиента, в ран­
несредневековой Скандинавии феодал — попадавшего
к нему в зависимость крестьянина, в патриархально­
феодальной Абхазии крестьянин — феодала.
Много остаточных норм сохранялось в брачных
порядках и в семейном быту. Это относится прежде
всего к варварским нормам патриархального закрепо­
щения женщины и в особенности к покупному браку. Он
был принят в большинстве обществ древности и средне­
вековья, подчас дожив до новейшего времени (китайцы,
низшие касты И ндии). П равда, в некоторых обществах,
и прежде всего исламских, была сделана попытка регла­
ментировать его таким образом, чтобы он не был
простым актом купли-продажи невесты. Первоначаль­
ный брачный выкуп ее родне был заменен выкупом ей
самой, рассматривающ имся как ее обеспечение на слу­
чай вдовства или развода. Но и родне невесты обычно
продолжала вноситься плата «за материнское молоко»,
«за воспитание» и т. п. Так или иначе брачные платежи
часто оставались обременительными и поэтому дали
новую жизнь таким в своем большинстве существо­
вавшим и раньше формам, как брак отработкой, обмен­
ный брак, утробный или колыбельный сговор, ортокузенный брак, левират, сорорат. По тем ж е причинам не
исчез брак умыканием, хотя он был запрещен почти
всеми правовыми кодексами (только индийские законы
Ману рекомендовали умыкание для касты воинов). Не
без связи с брачным выкупом или его аналогами широко
удерживалось наложничество, а у части народов такж е
узаконенное некоторыми правовыми системами, и пре­
жде всего шариатом, многоженство. Промежуточное
положение между ними заняли такие институты, как
конкубинат у древних римлян и китайцев или мута
(сигэ) — временные браки мусульман-шиитов.
Д ля всех докапиталистических классовых обществ
характерны более или менее выраженные нормы патри­
архального всевластия главы семьи над домочадцами,
а старшей женщины — над женской частью семьи. Н аи­
более яркий пример дает почти не ограниченная власть
отца семейства в Древнем Риме, но и в других обще­
ствах вплоть до дореформенной России с ее большаками
и большухами эта власть была очень велика. В отноше­
ниях между другими членами семьи такж е по-прежнему
сохранялось неравенство статусов мужчин и женщин,
старших и младших братьев и сестер, а такж е коренных
и пришлых членов семьи, что ставило в наиболее прини­
женное положение невесток. В семейном быту как
древних, так и средневековых обществ существовал
своего рода культ мужчин и культ старших. Сохранялся
и даж е получил дальнейшее развитие патриархальный
этикет. В этих условиях даж е такие удерживавш иеся во
многих, преимущественно восточных, общ ествах поряд­
ки, как обычаи избегания, стали восприниматься как
подчеркивание подчиненного, зависимого положения
младших членов семьи.
Немало остатков первобытнообщинного строя про­
слеживается и в формах общественного сознания —
праве, морали, религии. Может быть, в этом отношении
характернее всего эгалитаристские тенденции в древ­
нейших памятниках права. В ряде законов месопотам­
ских правителей проводилось требование, чтобы бога­
тые не притесняли бедных, а сильные — слабых, в неко­
торых — отменялись долги и долговая кабала. То же
было не чуждо античному Средиземноморью: реформы
Солона провозгласили сейсахфию, законы XII таблиц
несколько смягчили долговую кабалу. Сходные тенден­
ции наблюдались на Востоке. Так, ш ариат установил
единый размер платы за кровь для всех слоев населения,
западноадыгские адаты в начале XIX в. нивелировали
цену крови дворян и крестьян. Эгалитаристские черты
были свойственны и ранним религиозным вероучениям,
в том числе и предписаниям мировых религий. В перво-,
начальном буддизме понятие совершенства предполагав
ло отказ не только от удобств и роскоши, но и от всякой
собственности. В противоречивой христианской догма­
тике немало идей, направленных на осуждение богатых
и прославление бедных. В исламе все правоверные
равны перед богом, предписан налог в пользу бедных,
осуждено ростовщичество.
В религиях классовых обществ удержалось также
немало прямых остатков первобытных представлений
и ритуалов. Самый известный из них — пережиток муж­
ских инициаций в иудаистском и мусульманском обреззнии мальчиков. Таково же наложение священного шну­
ра на подростков в ведической религии древней Индии.
К инициациям, сопровождавшимся ритуальным очище­
нием, восходит такж е водяное крещение в христианстве.
В политеистических религиях древних греков, римлян
и других народов сохранялся, а в конфуцианстве до сих
пор сохраняется культ семейно-родовых предков.
В древнем Китае наряду с другими религиями существо­
вал шаманизм, остатки которого имеются и в совре­
менном буддизме-ламаизме. Д аж е в наиболее развитой
из современных религий — христианстве — заметны ре­
ликты шаманской практики заклинания и изгнания злых
духов, нагуалистичёской веры в ангелов-хранителей,
магических приемов обеспечения плодородия и даж е
тотемистических представлений и обрядов (вера в непо­
рочное зачатие и причащение-«богоядение»).
Роль остатков первобытности в новейшее время.
Многие из остатков первобытности в классовых общест­
вах дожили до новейшего времени, а значение части их
в жизни современных народов даж е стало предметом
споров.
Более всего это относится к соседской общине и об­
щинным традициям. В свое время русские народники
выдвигали ошибочную идею об общине как зародыше
социализма, позволяющем миновать капиталистический
путь развития. Позднее, уже в советское время не­
которые ученые высказали мысль, что в СССР община
сыграла роль опорных пунктов первоначальных аграр­
ных преобразований и только последующее «рас­
крестьянивание» не позволило реализовать заложенный
в ней потенциал. Это, возможно, отчасти так: в некото­
рых из молодых независимых государств общинные
традиции не без успеха используются в коопериро­
вании крестьянства. Но касается это все же не общины
в целом, а именно позитивных общинных традиций, да
и то лишь на первых порах кооперирования в деревне.
По-разному оценивают такие сохраняющиеся в бы­
ту многих народов (главным образом не прошедших ка­
питалистической стадии развития) остатки первобыт­
ности, как брачный выкуп, многоженство, избегание
и т. п. В среде самих этих народов, и советских и зару­
бежных, на них нередко смотрят как на народные тра­
диции, составляющие неотъемлемую часть этнической
культуры. Так же считают культурные релятивисты,
по мнению которых культуры и их элементы не бывают
более или менее продвинутыми — все они одинаково
полноценны. Другие ученые указывают на антиисторич­
ность подобных взглядов, и их позиция подтверждается
тем, что по мере распространения современной цивили­
зации названные элементы культуры уходят в прошлое.
То ж е в еще большей степени касается таких явле­
ний трибализма, как родоплеменная солидарность и
рознь, влияние вождей или тайных обществ и т. п. Они
характерны главным образом для молодых государств
третьего мира, но некоторые черты трибализма и прежде
всего территориально-племенное соперничество не ред­
кость такж е у народов Советского Востока. Трибализм
ограничивается и вытесняется с трудом, а в некоторых
восточных республиках нашей страны в последнее вре­
мя даж е отмечено его оживление.
Таким образом, первобытное наследие еще играет
определенную роль для обширного круга народов, при­
чем не только первобытных, но и сохраняющих остатки
первобытности.
ГЛОССАРИЙ
Австралопитеки (от лат. australis — южный и греч. pithekos — обезь­
яна) — подсемейство семейства человечьих (гоминид— см.).
Авункулат (от лат. avunculus — дядя по матери) — совокупность
порядков, предполагающих особую связь человека с его дядей
по матери.
Авункулокальность (от лат. avunculus — дядя по матери и locus —
место) — брачное поселение супругов у дяди по матери или в его
группе.
Агнатное родство (от лат. agnatio — родство по отцу) — родство по
отцовской линии, то же, что и патрилинейность.
Адат (от араб, адат — обычай) — название обычного права в стра­
нах мусульманского Востока.
Адопция, адоптация (от лат. adoptio adoptatio — усыновление) —
усыновление или удочерение.
Амбилинейность (от лат. ambo — оба и Ііпеа — линия) — опреде­
ление родства либо по отцовской, либо по материнской линии.
Амбилокальность (от лат. ambo — оба и locus — место) — брачное
поселение супругов по выбору, либо в группе мужа, либо в
группе жены.
Анимизм (от лат. anima, animus — душа, дух) — вера в сверхъес­
тественные существа, заключенные в материальные тела (души)
или существующие сами по себе (духи).
Антропогенез (от греч. anthröpos —- человек и genesis — возникно­
вение) — процесс возникновения человека.
Антропоморфный (от греч. anthröpos — человек и morphe —■фор­
ма) — человекообразный.
Аитропосоциогенез (от греч. anthröpos — человек и лат. societas —
общество, и греч. genesis — возникновение) — параллельный про­
цесс возникновения человека и человеческого общества.
Апополитейные общества (от греч. аро — до и politeia — цивилиза­
ция) — первобытные общества, существовавшие до возникновения
первых цивилизаций.
Артефакт (от лат. arte — искусственно и factum — сделанный) —
любой предмет не природного, а искусственного происхождения.
Архантроп (от греч. archaios — древний и anthröpos — человек) —
древнейший человек.
Аульная община (от тюрк, аул — селение, кочевье) — термин, уста­
новившийся в советской науке для обозначения соседской общииы
у кочевых и полукочевых скотоводов.
Аустрическая общность (от лат. australis — южный) — реконстру­
ируемая первоначальная общность многих языков Южной Азии
Бигмен (от англ. big man — большой человек) — мужчина, поль­
зующийся особым влиянием и фактически являющийся лидером в
общине.
Билинейность (от лат. bis — дважды и Ііпеа — линия) — определе­
ние родства как по отцовской, так и по материнской линии, то
же, что и когнатное родство.
Билокальность (от лат. bis — дважды и locus — место) — брачное
поселение супругов поочередно как в группе мужа, так и в группе
жены, то же, что и дуолокальность.
Биогеоценоз (от греч. bios — жизнь, ge — земля и koinos — общий) —
сложная природная система, объединяющая на основе обмена
веществ и энергии совокупность живых организмов (биоценоз)
с неживыми компонентами — условиями обитания.
Вирилокальнесть (от лат. иіг — муж и locus — место) — брачное
поселение супругов у мужа. Вирилокальность одними авторами
различается, другими не различается с патрилокальностью (см.).
Геронтицид (от греч. gerön — старик и лат. caedes — умерщвле­
ние) — умерщвление стариков.
Геронтократия (от греч. gerön — старик и kratos — власть) —
власть старейших.
Гетеризм (от греч. hetaira — подруга, любовница) — термин, утвер­
дившийся для обозначения свободы добрачных и внебрачных отно­
шений в первобытном и раннеклассовом обществе.
Гинекократия (от греч. gynê — женщина, жена и kratos — власть) —
господство женщины в семье и обществе, то же, что и матриархат
или материнское право.
Гиперогамия (от греч. hyper — над и gamos — брак) — вступление
в брак с лицом высшего статуса. Иногда так называют только по­
добный брак женщины.
Гипогамия (от греч. hypo — под и gamos — брак) — вступление в
брак с лицом низшего статуса. Иногда так называют только подоб­
ный брак женщины.
Глоттохронология (от греч. glötta — язык и chronos — время) —
метод датировки по лексическим изменениям в языке.
Гоминиды (от лат. homo — человек)— семейство или, по другой
классификации, надсемейство человечьих.
Гоминины (от лат. homo — человек) — подсемейство или, по другой
классификации, семейство людей.
Гомо примигениус (лат. homo primigetiius) — человек первородный.
Гомо сапиенс (лат. homo sapiens) — человек разумный.
Гомо хабилис (лат. homo habilis) — человек умелый.
Гомо эректус (лат. homo erectus) — человек выпрямленный, прямо­
ходящий.
Дендрохронология (от греч. dendron — дерево и chronos — время) —
метод датировки по годичным кольцам деревьев.
Дефлорация (от лат. de — приставка, означающая устранение, и
flos — цветок, девственность) — устранение девственной плевы.
Диастема (от греч. diastema — промежуток) — промежуток между
резцами и клыками.
Диморфизм (от греч. di — дважды и morphe — форма) — свойство
выступать в двух формах; половой диморфизм — двуполость.
Дислокальность (от лат. dis — приставка, означающая разъедине­
ние и locus — место) — раздельное поселение супругов.
Днеэкономическая семья (от лат. dis — приставка, означающая
разъединение, и греч. oikos — дом, хозяйство) — семья, не веду­
щая общего хозяйства, какой в значительной мере была парная
семья.
Доместикация (от лат. domesticus — домашний) — одомашнение,
растений или животных.
Дриопитеки (от греч. drys — дерево и pithekos — обезьяна) —
ископаемые человекообразные обезьяны, среди которых, видимо,
были предки современных человекообразных обезьян.
Дуальная организация (от лат. duo — два) — взаимобрачная орга­
низация двух родов или позднее фратрий (см.). В более широком
смысле двоичная, или бинарная, организация общества, а также ее
отражение в духовной культуре, универсальным образом распро­
страненные в первобытном обществе
Дуолокальнесть (от лат. d u o — два и locus — место) — брачное по­
селение поочередно как в группе мужа, так и в группе жены, то
же, что и билокальиость.
Идеография (от греч. id e a — идея и graphö— п и ш у)— письмен­
ность, знаки которой (идеограммы, или иероглифы — см.) пере­
дают целые слова — понятия. Синоним — логография.
Иерархическое общество (от греч. hieros — священный и arche —
власть) — принятое у западных авторов обозначение первобытного
общества, уже затронутого процессами социального и имуще­
ственного расслоения.
Иероглифы (от греч. hieros — священный и glipho — вырезываю;
т. е. вырезанный на камне священный знак) — название, данное
греками знакам египетской идеографии (см.).
Избегание — совокупность запретов во взаимоотношениях между
родственниками и (или) свойственниками.
Избыточный продукт — общественный продукт, превышающий жиз­
необеспечивающий, но еще не поведший к отношениям эксплуата­
ции и тем самым не ставший прибавочным продуктом. Выделение
избыточного продукта широко вошло в современную советскую
этнографию, хотя и принято не всеми учеными.
Инициации (от лат. iniUatio — посвящение) — обряды приобщения
подростков к категории взрослых, мужчин и женщин.
In situ [ин ситу] (от лат. situs — положение) — в первоначальном,
непотревоженном состоянии.
Инфантицид (от лат. infans — ребенок и caedes — умерщвление) —
умерщвление маленьких детей.
Каста (от португ. casta — раса, род, сословие) — замкнутая об­
щность людей, исторически восходящая к их профессиональной
специализации, а нередко и особой этнической принадлежности.
Клан (от гэльск. clan, clainne — род, племя) — в наиболее распро­
страненном словоупотреблении то же, что и род. У некоторых
авторов — только отцовский род или родовое ядро общины.
Когнатное родство (от лат. cagnatio — родство по рождению) —
родство как по отцовской, так и по материнской линии, то же, что и
билинейность.
Композиции (от лат. compositio — возмещение) — материальное воз­
мещение за убийство или увечье как альтернатива кровной мести.
Конкубинат (от лат. сот— со и сиЬо — л е ж у )— допускавшееся
древнеримским правом длительное внебрачное сожительство с не­
замужней женщиной.
Кросскузенный брак (от англ. cross — перекрестный и cousin —
двоюродный брат, двоюродная сестра), или перекрестно-кузеиный
брак,— брак с дочерью брата матери или дочерью сестры отца.
Кувада (от франц. couvade— высиживание яиц) — обычай демон­
страции отцом своей причастности к рождению ребенка.
Куначество (от тюрк, кунак — гость) — систематическое взаимное
гостевание с установлением дружеских связей.
Кьеккенмьеддинги (от датск. кфккеп — кухня и mi>dding — свалка) —
скопления раковин как кухонных отбросов.
Левират (от лат. Іеѵіг — деверь, брат мужа) — брак с двумя или
более братьями одновременно, а позднее с братом умершего
мужа.
Линидж (англ. lineage— происхождение, род, от лат. Ііпеа — ли­
ния) — внутриродовая группа близких родственников, ведущих
происхождение от памятного предка. Различаются патрилинейные
патрилиниджи и матрилинейные матрилиниджи.
Логография (от греч. logos — слово и graphö — пишу) — письмен­
ность, знаки которой (логограммы, или иероглифы — см ) передают
целые слова-понятия. Синоним — идеография.
Локальная группа (от лат locus — место) — распространенное в со­
ветской этнографии обозначение раннепервобытной общины охот­
ников, рыболовов н собирателей.
Локомоция (от лат. locus — место и motio — движение) — пере­
мена места, передвижение.
Магия (от греч. mageia — колдовство) — вера в возможность особы­
ми, необычными способами воздействовать на окружающее и сами
связанные с этим действия.
Макролиты (от греч. makros — большой и lithos — камень) — круп­
ные и грубые каменные орудия.
Матриархат (от лат. mater — мать и греч. archë — власть) — гос­
подство женщины в семье и обществе, то же, что и гинекократия
или материнское право.
Матрилинейность (от лат. mater — мать и Ііпеа — линия) — счет
родства по линни матерн.
Матрилокальность (от лат. mater — мать и locus — место) — брач­
ное поселение супругов в группе жены.
Матрифокальность (от лат. mater — мать и focus — очаг) — груп­
пировка вокруг матерн.
Матронимия (от греч. mater — мать и опота — имя) — группа,
именующая себя по общему матрилинейному предку; распростра­
ненное в советской этнографии обозначение матрилиниджа (см.
Л инидж ).
Мегалиты (от греч. megas — большой и lithos — камень) — построй­
ки нз каменных глыб, по-видимому, культового назначения
Мезолит (от греч. mesos — средний и lithos — камень) — среднека­
менный век.
Микролиты (от греч. mikros — малый и lithos — камень) — мелкие
каменные вкладыши в составные орудия.
Микроцефал (от греч. micros — малый и kephalë — голова) — мало­
головый, человек с маленькой головой.
Мифология (от греч. mythos — предание) — совокупность мифов.
Моногамия (от греч. monos — один, единый и gamos — брак) —
единобрачие.
Мононорма (от греч. monos — единый и лат. norma — правило) —
обязательное правило поведения, в котором еще не дифференциро­
вались различные нормы социальной регуляции: права, нравствен­
ности, этикета.
Нагуализм (от слова индейцев-майя «нагуаль» — какое-либо живот­
ное, жизиь которого таинственным образом связана с жизнью
данного человека) — термин, часто служащий для обозначения
веры в.личных духов-покровителей.
Неоантроп (от греч. neos — новый и anthröpos — человек) — чело­
век современного вида.
Неолит (от греч. neos — новый и lithos — камень) — новокаменный
век.
Неолокальность (от греч. neos — новый и лат. locus — место) — брач­
ное поселение супругов отдельно от родни мужа или жены.
Номинация (от лат потеп — имя) — название, наименование.
Ноосфера (от греч noôs — разум и sphaira — шар) — область суще­
ствования разума, разумных существ.
Ностратическая общность (от лат. noster — наш или nostras — здеш­
ний) — реконструируемая первоначальная общность большинства
языков Старого Света.
Ойкумена (от греч. oikeö — населяю) — заселенная человеком часть
земного шара.
Ономастика (от греч. опота — имя) — раздел языкознания, изучаю­
щий собственные имена.
Ордалии (от позднелат. ordalium — суд) — в предклассовом и ран­
неклассовом обществе судебные испытания, во время которых, как
считалось, высшие силы обнаружат виновного
Ортокузенный брак (от греч. orthos — прямой и аигл. cousin •*- дво­
юродный брат, двоюродная сестра), или параллельно-кузенный
брак — брак с дочерью брата отца или сестры матери.
Остеодентокератнческая индустрия (от лат. os — кость, dens — зуб,
греч. keras — рог) — преимущественное использование костей,
зубов и рогов в качестве материала для поделок.
Остеология (от лат. os — кость и греч. logos — слово, иаука) —
раздел анатомии, изучающий кости.
Палеоантроп (от греч. pataios — древний и anthrôpos — человек) —
древний человек.
Палеоантропология (от греч. palaios — древний, anthrôpos — чело­
век и logos — слово, иаука) — раздел антропологии, изучающий
ископаемых людей.
Палеодемография (от греч. palaios — древний, demos — народ и
graphö — пишу) — раздел демографии, изучающий состав и дви­
жение народонаселения в первобытном обществе.
Палеолит (от греч. palaios — древний и lithos — камень) — древне­
каменный век.
Палеонтология (от греч. palaios — древний, on — существующее
и logos — учение) — наука об ископаемых организмах.
Параистория (от греч. para — около и historia — история) — то же,
что протоистория (см.).
Парантроп (от греч. para — около и anthrôpos — человек) — ископа­
емая человекообразная обезьяна, близкая к австралопитеку (см ).
Патриархат (от лат. раіёг — отец и греч. archê — власть) — гос­
подство мужчины в семье и обществе, то же, что отцовское
право.
Патрилинейность (от лат. pater — отец и line а — линия) — счет
родства по линии отца, то же, что и агнатное родство.
Патрилокальность (от лат. pater — отец и locus — место) — брач­
ное поселение супругов в группе мужа
Патронимия (от греч. patèr — отец и опота — имя) — группа, име­
нующая себя по общему патрилинейиому предку; распростра­
ненное в советской этнографии обозначение патрилиниджа (см.
Линидж).
Петроглиф (от греч. petra — камень, скала и glyphe — резьба) —
высеченное иа скале слабо углубленное изображение
Пиктография (от лат. pictura — картина и греч. graphö — пишу) —
примитивное рисуночное письмо, предназначенное главным обра­
зом для запоминания.
Плезиантроп (от греч plesios — близкий и anthrôpos — человек) —
ископаемая человекообразная обезьяна, близкая к австралопитеку
(см.).
Подшучивание — совокупность обычаев, предписывающих демон­
стративно шутливые взаимоотношения между свойственни­
ками.
Полиандрия (от греч. poly — много и andros — муж) — многому­
жество.
Полигамия (от греч. poly — много и gamos — брак) — собира­
тельное обозначение для полигинии (см.) и полиандрии (см.).
Полигиния (от греч. poly — много и gynë — жена) — многоженство.
Популяция (от лат. populus — народ) — группа людей, внутри кото­
рой заключаются браки.
Потестарная организация (от лат. potestas — власть) — термин, при­
нятый в советской этнографии для обозначения организации власти
в догосударствеином, дополитическом обществе.
Потлач (от слова индейцев-нутка «патсхатл» — давать подарок) —
раздача накопленных богатств на специальном празднике, устра­
иваемом по поводу одного из событий жизненного цикла.
Преистория (от лат. ргае — до, перед и греч. historia — история) —
доистория, принятое у западных авторов обозначение истории пер­
вобытного общества, часто в отличие от протоистории (см.).
Пресапиенс (от лат. ргае — перед и sapiens — разумный) — пред­
шественник homo sapiens, человека разумного.
Преэмпция (от лат. ргае — до, перед и emptio — покупка) —
право предпочтительной покупки.
Приматы (от лат. primus — первый) — отряд высших млекопитаю­
щих, включающий полуобезьян, обезьян н человека.
Промискуитет (от лат. promiscuus — смешанный, общедоступный) —
ничем ие ограниченная свобода отношений между полами.
Протоистория (от греч. p rö to s— простейший, первый и historia —
история) — предыстория, принятое у западных авторов обозначе­
ние истории тех первобытных обществ, которые могут исследоваться
по письменным памятникам соседних цивилизаций.
Протонеолит (от греч. prötos — простейший, первый и неолит —
см.) — принятое некоторыми авторами обозначение мезолита
(см.).
Пуналуа (гавайск. рипаіиа — близкий товарищ) — практиковав­
шийся у гавайской знати брак нескольких братьев с несколькими
жеищииами-неродственницами. На основе этого обычая Л. Г. Мор­
ганом была ошибочно реконструирована одна из древнейших форм
брачно-семейных отношений.
Ранжированное общество (от франц. rang или англ. rank — ранг) —
принятое у западных авторов обозначение первобытного общества,
уже затронутого процессами социального расслоения.
Редистрибуция (от лат. redistribua — перераспределяю) — пере­
распределение продукта между различными членами группы
или слоями общества.
Реципрокальность, реципрокность, реципрокация (от лат. гесіргосо
— возвращаю) — взаимность, эквивалентный обмен материаль­
ными ценностями или услугами.
Рэмидж (от лат ramage — ветвь), или конический клан — иерархизоваиная родственная общность, социальный статус в которой
определяется генеалогической близостью к общему родоначаль­
нику как по прямой, так и по боковой линии
Сегментарная организация (от лат. segmentum — кусок) — система
разделения рода и (или) общины на подгруппы, которые, в свою
очередь, делятся на еще меньшие звенья.
Сиблинги (от англ. siblings) — родные братья и сестры.
Синполитейные общества (от греч. syn — одновременный, сосущест­
вующий и politeia — цивилизация) — первобытные общества,
сохранившиеся после возникновения первых цивилизаций.
Сорорат (от лат soror — сестра) — брак с двумя или более сестрами
одновременно, а позднее с сестрой умершей жены
Соцногенез (от лат. societas — общество и греч. genesis — возник­
новение) — процесс возникновения человеческого общества
Стратифицированное общество (от лат. stratum — слой) — при­
нятое у западных авторов обозначение первобытного общества, уже
затронутого процессами имущественного расслоения
Топонимика (от греч. topos — место и опота — имя) — раздел
ономастики (см.), изучающий географические названия.
Торевтика (от греч. іогеѵо— вырезываю, ч еканю )— художествен­
ная чеканка по металлу.
Тотем (от «от-or ем», слова из языка иидейцев-оджибве, означаю­
щего «его род») — какой-либо вид животных, реже растений,
еще реже других предметов или явлений природы, считаю­
щийся кровным родственником, а позднее — предком. В дальней­
шем развитии тотем становился только эмблемой рода.
Тотемизм (от «тотем» — см.) — вера в существование тесной связи
с тотемом.
Травестизм (от франц. travestir — переодеваться) — обычай демон­
стративной перемены пола, практиковавшийся мужчинами и, реже,
женщинами.
Трибализм (от лат. tribus — племя) — собирательное обозначение
таких отрицательных пережитков родоплемениой организации, как
солидарность соплеменников в ущерб другим социальным связям,
племенная рознь, влияние вождей и т. п.
Уксорилокальность (от лат. uxor — жена и locus — место) — брач­
ное поселение супругов у жеиы Уксорилокальность одними
авторами различается, другими не различается с матрилокальиостью (см.)ч
Унилинейность (от лат. unus — одни и tinea — линия) — счет род­
ства только по одной, материнской или отцовской линии.
Унилокальность (от лат. unus — один и locus — место) — сов­
местное поселение супругов.
Фетишизм (от португальск. feitiço — талисман) — вера в сверхъ­
естественные свойства определенных неодушевленных предметов.
Филиация — (от лат. filius, {ilia — сын, -дочь) — установление род­
ства через одного из родителей.
Фратрия (греч. phratria — братство) — группировка нескольких ро­
дов одного племени в результате разделения одного из родов,
реже их искусственного объединения. Группировка родов только в
две фратрии была наиболее распространенной формой, дуальной
организации (см.).
Хал кол ит (от греч. chalkos — медь и lithos — камень) — медно-каменный век, то же, что и энеолит (см.).
Харизма (от греч. charisma — благодать) — особая благая сила,
ниспосланная человеку свыше.
Хоумленд (от англ. home — дом и land — земля, страна; прибли­
зительное значение «родная земля») — резервации для тузем­
цев в ЮАР и Намибии.
Шаманизм (от эвенкск. шаман — вышедший из себя) — вера в спо­
собность определенных людей в экстатическом состоянии общаться
с духами.
Эгалитарное общество (от франц. égatttaire — равноправный, урав­
нительный) — принятое в западной науке обозначение первобыт­
ного общества, еще не затронутого процессами социального и иму­
щественного расслоения.
Эго (лат. ego — я) — термин, принятый для обозначения точки
отсчета родства.
Экзогамия (от греч. exö — вне и gamos — брак) — запрещение всту­
пать в брак внутри своей группы и предписание браков с членами
другой или других групп.
Эндогамия (от греч. endon — внутри и gamos — брак) — вступление
в брак внутри определенной общности. Может быть предписанной
(нормативная эндогамия) илн практикуемой в силу фактической
частоты контактов женихов и невест (фактическая эндогамия).
Эндоканнибализм (от' греч. endon — внутри и испанск canibal,
испорч. кариб.— людоед) — обрядовое поедание умерших родичей,
вождей и т. п.
Энеолит (от лат. aeneus — медь и древнегреч. lithos — камень) —
медно-каменный век, то же, что и хал колит (см.).
Эпипалеолит (от греч. ері — после и палеолит — см.) — принятое
некоторыми авторами обозначение мезолита (см.).
Эпоним (от греч. ері — около, за, после и опота — имя) — давший
кому-либо имя, обычно предок-родоначальник.
Этиология (от греч. cûtia — причина) — объяснение причин, объяс­
нение происхождения.
Этиоистория (от греч. ethnos — народ и historia— история) —
то же, что протоистория (см.).
Этиоиим (от греч. ethnos — народ н опота — имя) — термин, обоз­
начающий наименование народа.
ЛИТЕРАТУРА
Алексеев В П. Историческая антропология. М., 1979.
Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984.
Генинг В. Ф. Этнический процесс в первобытности. Свердловск,
1970.
История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы
антропосоциогенеза. М., 1983.
История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой
общины. М., 1986.
История первобытного общества. Эпоха классообразования.
М., 1988.
Марков Г. Е. История хозяйства и материальной культуры в пер­
вобытном и раннеклассовом обществе. М., 1979.
Массон В. М Экономика и социальный строй древиих обществ
(по данным археологии). Л ., 1976.
Семенов С. А. Развитие техники в каменном веке. Л ., 1968.
Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. М., 1974.
Социально-экономические отношения и соционормативиая куль­
тура. М., 1986. (Свод этнографических понятий и терминов).
Столяр А. Д . Происхождение изобразительного искусства. М.,
1985.
Токарев С. А. Ранние формы религии и их развитие. М., 1964.
Шнирельман В. А. Происхождение производящего хозяйства.
М., 1989.
Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в че­
ловека / / Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и госу­
дарства Ц Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21.
Введение
..........................................................................
3
Г л а в а 1 Источниковедение и историография истории пер­
вобытного о б щ е с т в а .....................................................
17
1. Источниковедение первобытной истории . . . .
2. Историография первобытной истории.....................
17
48
Г л а в а 2. Становление первобытного общества: эпоха праоб­
щины .....................................................................................
99
*
1.
2.
3.
4.
Происхождение ч ел о в ек а...........................................
Возникновение человеческого общества . . . .
Возникновение и развитие мышления и речи . . .
Истоки идеологических представлений . . . .
99
136
141
145
Г л а в а 3. Зрелость первобытного общества: эпоха первобыт­
ной общины ..........................................................................
151
V1
~
1. Завершение процесса антропогенеза..................... 151
2. Возникновение общинно-родового строя . . . .
159
3. Стадия раннепервобытиой (раннеродбвой) об­
щины ...............................................................................
165
4. Стадия позднепервобытиой (поздиеродовой) общ й н ы ............................................................................... 217
V
Г л а в а 4 Разложение первобытного общества: эпоха классообразования
.....................................................................255
■
'•
"
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Подъем п рои зводства................................................255
Вызревание институтов классового общества . .
267
Переворот в положении п о л о в ................................ 292
Брак и с е м ь я ................................................................296
Общинная н родоплеменная организация . . .
303
Духовная к у л ьт у р а ..................................................... 308
Этническое и языковое состояние...........................318
Г л а в а 5 Первобытное общество и цивилизация . . . .
1. Первобытная периферия классовых обществ . .
2. Остатки первобытности в классовых обществах
Глоссарий .
Литература
.....................................................................................343
.....................................................................................350
322
322
332