Служебные морфемы, присоединяясь к слову или основе, могут

advertisement
И. В. ЕВСЕЕВА
СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
МОРФЕМИКИ, МОРФОНОЛОГИИ И СЛОВООБРАЗОВАНИЯ
Министерство образования и науки Российской Федерации
Сибирский федеральный университет
И. В. Евсеева
Современный русский язык. Актуальные вопросы морфемики, морфонологии и
словообразования
Учебное пособие
Красноярск – Лесосибирск,
2013
2
УДК 801.54:808.2(075.8)
ББК 81.2 Рус-4 я73
Е 25
Рецензенты:
доктор филол. наук, профессор Л. А. Араева;
доктор филол. наук, профессор М.Г. Шкуропацкая
Евсеева И. В.
Е 25 Современный русский язык. Актуальные вопросы морфемики, морфонологии и словообразования: учеб. пособие / И. В. Евсеева; Сибирский федеральный ун-т. – Красноярск, 2013. – 162 с.
ISBN 978-5-7638-2761-3
Излагаются отдельные вопросы разделов «Морфемика», «Морфонология» и «Словообразование» учебной дисциплины «Современный русский
язык», которые в лингвистической литературе имеют неоднозначную интерпретацию. Основное внимание уделено темам, которые чаще всего являются
проблемными для студентов при анализе языковых единиц. Пособие включает
систему заданий и упражнений, направленных на отработку теоретических положений на практике. Рекомендовано как дополнительное к перечню основной
учебной литературы курса «Соременный русский язык».
Для преподавателей-филологов и студентов высших учебных заведений,
обучающихся по направлениям бакалавриата «Филология», «Филологическое
образование» и «Педагогическое образование». Материалы пособия будут полезны учителям русского языка общеобразовательных школ.
ISBN 978-5-7638-2761-3
УДК 801.54:808.2(075.8)
БББК 81.2 Рус-4 я73
© Лесосибирский педагогический институт, 2013
© Евсеева и. В., 2013
3
ПРЕДИСЛОВИЕ
В современной лингвистике морфемика, морфонология и словообразование признаны отдельными и самостоятельными разделами науки о языке, каждый из которых имеет свой объект и предмет исследования. Несмотря на это
они тесно связаны между собой. Этим объясняется изучение перечисленных
разделов в структуре одного учебного курса (либо «Морфемика, морфонология
и словообразование (дериватология)», либо «Морфемика и словообразование»)
дисциплины «Современный русский язык».
Многие вопросы, относящиеся к разным разделам рассматриваемого курса, получают в лингвистической литературе неоднозначную интерпретацию, и,
как следствие, анализ практического материала, который связан с этими вопросами, вызывает затруднения у обучающихся.
Предлагамое пособие состоит из трех частей, названия которых соответствуют самостоятельным разделам современного русского языка: «Морфемика», «Морфонология» и «Словообразование». В каждой части выделены, на
наш взгляд, наиболее сложные темы рассматриваемого учебного курса, недостаточно освещенные в современных учебниках и учебных пособиях по морфемике и словообразованию.
Так, в части I «Морфемика» изложены темы «Функции служебных морфем» и «Прерывистые аффиксальные комплексы».
Служебные морфемы, присоединяясь к слову или основе, могут выполнять разные функции: в одних случаях с их помощью образуются разные грамматические формы знаменательных слов, в других – при их участии создаются
новые слова как особые лексические единицы языка. Значения, носителями которых являются аффиксальные морфемы, принадлежат к разным языковым
сферам. Основные области их распределения – лексическая и грамматическая
семантика. Благодаря этому аффиксальные морфемы участвуют в процессе не
только слово-, но и формопроизводства (синтаксического и несинтаксического). В предлагаемом пособии анализируются разные взгляды ученых на некоторые спорные вопросы, относящиеся к данной теме. Один из таких вопросов касается разграничения глагольных словообразующих и формообразующих, прежде всего видообразующих, морфем. Другой вопрос связан с пониманием лингвистами терминов «формообразование» и «словоизменение», которые в литературе рассматриваются либо как синонимы, либо как находящиеся в отношениях дополнительного распределения. Ученые, которые придерживаются второй трактовки, настаивают на необходимости разведения указанных понятий и
терминов и среди функций морфем предлагают выделять словообразовательные, формообразующие и словоизменительные, без дифференциации которых,
по их мнению, невозможно понять специфики явлений словообразования, формообразования и словоизменения.
Другой достаточно сложный вопрос, обсуждаемый в пособии, – вопрос о
понимании и выделении в словах прерывистых аффиксальных комплексов, которые в языкознании получили название конфиксов. В настоящее время суще4
ствование прерывистых структурных комплексов в словах не нуждается в особых доказательствах по причине достаточно большого количества работ, посвященных этой проблеме. Другое дело, как анализировать эти комплексы – как
самостоятельные морфемы или как комплексное сочетание морфем? Относить
ли к разряду конфиксов суффиксальное образование имен от падежной формы
существительного с предлогом? Возникают вопросы, касающиеся и количественного наполнения этих прерывистых комплексов: сколько аффиксов может
комбинироваться одновременно? В существующих работах до сих пор не преодолена синонимия в терминологии – одно языковое явление называют то конфиксом, то циркумфиксом, то бификсом. Конфиксальные образования часто
соотносят с префиксально-суффиксальным способом словообразования, что
вызывает разногласия и споры. Наконец, возникает вопрос: конфиксы – это
единицы морфемики или словообразования?
В части II «Морфонология» данного пособия представлена тема «Интерфиксация». В лингвистической литературе по-разному решается вопрос об интерпретации структурных частей слов, которые не выражают значения, а выполняют лишь соединительную функцию. Подобные элементы рассматриваются в рамках морфонологии, одной из функций которой является изучение
строения морфов и правил их сочетаемости, а также их взаимного приспособления в слове. Признание того факта, что не все вычленяемые в структуре слова
отрезки выступают самостоятельными морфемами (а этот факт сегодня можно
считать доказанным), порождает один из важных принципиальных вопросов
морфемной сегментации слова – вопрос о возможности выделения в словах незначащих межморфемных, или внеморфемных, отрезков. Идея соединения в
слове незначимых соединительных элементов принадлежит Н. С. Трубецкому,
который называл такие элементы Verbindungsmorphemen («соединительные
морфемы»). В лингвистической литературе асемантические элементы получили
название интерфиксов (от лат. inter – «между» и fixus – «вставленный»). Указанный термин был предложен А. М. Сухотиным, поддержан М. В. Пановым и
принят в большинстве работ по морфемике и словообразованию. Труды
Е. А. Земской, в которых уделяется особое внимание интерфиксам, главным
образом и активизировали этот термин. Несмотря на признание интерфиксов
как фактов структуры слова, в их трактовке все же нет единства. Так, одни лингвисты под интерфиксами понимают соединительные элементы сложных слов,
другие – межморфемную прокладку, выполняющую соединительную функцию
в тех случаях, когда морфемы по каким-либо причинам не могут соединиться в
слове. Неоднозначно решается вопрос о статусе интерфиксов – морфема это
или нет; а если это не морфема, то следует характеризовать ее без связи с соседними морфами или как их принадлежность. Последнее согласуется с мнением ученых, считающих, что членение основы слова нужно производить без остатка. Кроме того, в пособии поднимается вопрос о неоднородности интерфиксов, а именно о их влиянии на семантику соседних морфем. Так, одни из интерфиксов в сочетании с аффиксом способствуют формированию специфиче-
5
ского значения слова, другие же не влияют на семантику рядом стоящих морфем и, следовательно, слова в целом.
В части III «Словообразование» рассматривается вопрос о понимании
производного слова с точки зрения современной научной парадигмы (тема
«Производное слово как центральная единица словообразовательной системы»), а также о том, каким образом простые единицы – производные слова –
объединяются в комплексные структуры (тема «Комплексные единицы словообразовательной системы»), которые в своей совокупности формируют словообразовательную систему языка. Наибольшим сходством обладают такие комплексные единицы, как словообразовательный тип и словообразовательная категория, так как их выделение базируется на единстве словообразовательной
семантики. Это тождество позволяет сводить разные типы в одну категорию, то
есть воспринимать их как части единого целого. Анализируя актуальность и
значимость гнездового принципа группировки языкового материала, что нашло
отражение в лексикографической практике, словообразовательное гнездо в пособии предстает как источник познания мира, как высшая форма организации
однокоренной производной лексики.
Каждая тема заканчивается списком контрольных вопросов. В конце пособия приведен список использованной литературы, в который включены и новейшие лингвистические работы, и изданные ранее труды, сохранившие до настоящего времени свою значимость. Кроме того, мы предлагаем тренировочные
упражнения, разработанные в соответствие с изложенными темами.
Таким образом, основная цель пособия «Современный русский язык. Актуальные вопросы морфемики, морфонологии и словообразования» заключается в том, чтобы помочь студентам освоить сложные темы разделов «Морфемика», «Морфонология» и «Словообразование» курса «Современный русский
язык» и расширить представление обучающихся по отдельным вопросам этого
курса путем ознакомления с различными, часто противоположными, взглядами
авторитетных ученых-лингвистов на обсуждаемые вопросы. Все это будет способствовать развитию следующих компетенций:
- общекультурных, ориентированных на (1) выработку умений обобщать,
анализировать, воспринимать информацию, ставить проблему и выбирать пути
её решения; (2) развитие лингвистического мышления студентов;
- профессиональных, связанных с (1) освоением системы знаний, умений
и навыков, направленных на расширение и углубление теоретических и практических знаний по конкретным разделам современного русского языка,
(2) готовностью использовать теоретические и практические знания для определения и решения исследовательских задач в области образования;
- специальных, способствующих: (1) овладению основными понятиями о
языковых универсалиях и законах развития языка; (2) диахроническому осмыслению и синхронному анализу языковых явлений; (3) умению выделять и анализировать единицы различных уровней языковой системы в единстве их содержания, формы и функций.
6
Часть 1. МОРФЕМИКА
Тема 1. ФУНКЦИИ АФФИКСАЛЬНЫХ МОРФЕМ
В языке выделяются корневые и аффиксальные морфемы. Корневая морфема всегда присутствует в слове, так как корень – это обязательная значимая1
часть структуры русского слова. Аффиксальные морфемы в отличие от корневых являются необязательными для морфемной структуры слов, поэтому они
оцениваются как служебные.
Корням свойственна одна функция – номинативная (именование и вычленение фрагментов действительности), аффиксальным же морфемам присущи
словообразовательная (деривационная) и грамматическая (формообразовательная, словоизменительная) функции. О функциях аффиксов и пойдет речь в данном разделе.
1.1. Функции аффиксов: история вопроса
Одним из первых в отечественной науке, кто обратился к проблеме разграничения форм словоизменения и словообразования, был Ф. Ф. Фортунатов.
В основу разграничения были положены два признака. Это функциональный
признак: по мнению ученого, формы словоизменения указывают на «различия в
отношениях тех предметов мысли, которые обозначаются данными словами, к
другим предметам мысли в предложениях», в то время как формы словообразования подчеркивают «различия в самих предметах мысли, обозначаемых словами». И это признак формальный: формы словоизменения приравниваются к
формам флексии слов (Фортунатов, 1956, с. 155).
Указанная концепция форм словоизменения была радикально пересмотрена в трудах Л. В. Щербы и В. В. Виноградова, которые шире очерчивают круг
данного явления и при этом вместо понятия и термина «словоизменение» используют понятие и термин «формообразование». Формообразование в их учении выходит за рамки форм флексии слов. Под это понятие были подведены
сложные формы, а также формы, образованные посредством префиксации,
суффиксации и чередования. Ср. такие соотношения, как делать и сделать, добрый и предобрый, трубка и трубочка (Щерба, 1958), щец (ласкательная форма
родительного падежа слова щи – щей) (Виноградов, 1975) и т. п.
1
И. А. Мельчук в работе «Курс общей морфологии» говорит о существовании пустых корней, не несущих на
себе какого-либо значения. К таким ученый относит сильноуправляемые предлоги и союзы, имеющиеся в русском языке (например: зависеть от …; сравнивать с …; знать, что …; сказать, что …), а также безличные
местоимения в роли чисто формального подлежащего или дополнения английского, немецкого и французского
языков (ср., в английском: It is obvious that … букв. ‘Оно есть очевидно, что …’ = ‘Очевидно, что …’). Кроме
того, о пустых корнях говорят при описании полисинтетических языков (салишские или эскимосские языки),
где «имеется ярко выраженная тенденция передавать значительный объем языковой информации ВНУТРИ словоформы, так что словоформы этих языков по своему семантическому содержанию зачастую оказываются
вполне сопоставимыми с целыми предложениями других языков» (Мельчук, 2001, с. 157).
7
По мнению А. В. Бондарко, данная концепция заключает в себе противоречие: с одной стороны, понятие формообразования охватывает широкий и неоднородный круг образований, выходящих далеко за пределы собственно словоизменения, а с другой стороны, сохраняется принцип ограничения формообразования сферой форм одного слова (Бондарко, 1974, с. 4). Последнее же, по
существу, предполагает тождество формообразования и словоизменения. Если
это действительно так, то тогда возникает естественный вопрос: раз формообразование и словоизменение базируются на понятии системы форм одного слова, то есть ли какие-то причины сохранять сразу оба термина? А если формообразование шире словоизменения, то тогда на чем основано ограничение формообразования множеством форм одного слова?
А. А. Реформатский в своих трудах предложил следующее решение: изменения реляционного значения в случаях типа столик-ам относятся к словоизменению; изменения деривационного значения (стол-ик) охватываются словообразованием; «…и то и другое – формообразование: словоизменительное и
словообразовательное» (Реформатский, 1997, с. 253).
Поддерживая принцип определения формообразования на основе выхода
за пределы форм одного слова, но не во всем соглашаясь с А. А. Реформатским,
А. В. Бондарко считает, что формообразование и словообразование – это не
взаимоисключающие, а частично накладывающиеся друг на друга понятия. Зоны формообразования и словообразования пересекаются, организуя общий сегмент, в котором представлено и то, и другое явление (без смешения). За пределами же общего сегмента лежит либо формообразование без словообразования,
то есть словоизменение, либо словообразование без формообразования, когда
создание новых слов не связано с получением новых форм (ср. случаи типа
дед – прадед, лужа – лужица, моральный – аморальный; аналогичны случаи
типа стол – столик, так как никаких изменений с точки зрения форм рода, числа и падежа здесь не наблюдается).
Совмещение формообразования и словообразования представлено, например, в таких случаях, как лететь – влететь, долететь, залететь и т. д.
В результате глагольной префиксации создаются новые слова и вместе с тем
осуществляется видообразование (Бондарко, 1974, с. 5).
Н. А. Лыкова, отмечая, что понятия и термины «словоизменение» и
«формообразование» в лингвистической литературе часто употребляются как
синонимы, считает, что отказываться от какого-либо из отмеченных терминов
не стоит, но развести эти понятия необходимо. Характеризуя отличие словообразования от словоизменения, исследователь полагает, что на стыке этих явлений одно переходит в другое, организуя широкую полосу переходных случаев
(ср. с точкой зрения А. В. Бондарко, представленной выше). «Эту полосу следует выделить в самостоятельную рубрику, соотносительную, с одной стороны,
со словоизменением, а с другой – со словообразованием. Эту рубрику целесообразно назвать формообразованием» (Лыкова, 1981, с. 49). Иными словами,
Н. А. Лыкова предлагает словообразование, формообразование и словоизменение рассматривать дифференцированно. Словообразовательная функция при8
суща морфемам, направленным на образование новых слов, словоизменительная – морфемам, которые изменяют слово при связи с другими словами и указывают на какое-либо синтаксическое значение (для выражения синтаксических значений служит, например, флексия), формообразовательная – морфемам, которые выражают грамматическое (несинтаксическое) значение (например, суффикс прошедшего времени или повелительного наклонения глагола).
Учитывая сказанное выше, видимо, стоит говорить о «широком» и «узком» понимании термина «формообразование». С точки зрения «широкого»
понимания этот термин характеризует и деривационные формы, и все формы
грамматического порядка (синтаксические и несинтаксические), так как создание любого нового слова – это уже образование определенной формы. С точки
зрения «узкого» понимания рассматриваемым термином определяются лишь
грамматические морфемы, при помощи которых образуются грамматические
формы знаменательных слов. В свою очередь, неоднородность функций грамматических морфем (например, в словоформе смотрящий -ий регулирует синтаксические отношения этой словоформы с другими, являясь окончанием, указывающим на форму муж. рода, ед. числа, им. падежа, а суффикс -ящ- несинтаксичен, он образует форму причастия глагола смотреть) привела к необходимости развести разные типы формообразующих аффиксов. Этим и обусловлено предложение ученых, в частности Н. А. Лыковой, терминологически упорядочить функции морфем, выделив отдельно словообразующие, формообразующие и словоизменительные2.
Основное различие между словообразовательными и грамматическими
(формообразующими, словоизменительными) морфемами состоит в том, что
присоединение к слову (и основе) словообразовательных морфем меняет его
лексическое значение, в то время как использование грамматических морфем
не влияет на лексическое значение слова, а лишь изменяет его грамматическое
значение. Однако разграничение лексических и грамматических значений иногда вызывает затруднения. В ряде случаев одни и те же морфемы рассматриваются то как словообразовательные, то как грамматические. К таким относятся,
например, субстантивные суффиксы субъективной оценки, суффиксы причастий и деепричастий, видообразующие суффиксы и префиксы глаголов и др.
Особые трудности возникают при разграничении глагольных словообразовательных и формообразующих (прежде всего видообразующих) морфем.
Это связано с тем, что категория вида в грамматике рассматривается, с одной
стороны, как классификационная (классифицирующая), а с другой – как словоизменительная. Иными словами, актуален вопрос, присуще ли значение вида
2
Такое терминологическое упорядочение получило достаточно широкое распространение в учебной литературе по морфемике и словообразованию для вузов. Сравните, например: «среди грамматических морфем нередко
различаются морфемы словоизменительные, или синтаксические, и формообразовательные (формообразующие), или несинтаксические» (Немченко, 1984, с. 29); «грамматические значения, выражаемые формообразующими аффиксами, носят разный характер <…> формообразующие аффиксы подразделяются на синтаксические, или словоизменительные, и несинтаксические. <…> Несинтаксические аффиксы – это формообразующие
аффиксы, которые выражают те или иные грамматические значения, но не влияют на характер слов в предложении» (Николина, 2005, с. 24).
9
глагольной лексеме, глагольному слову, или глаголы изменяются по видам,
имеют форму вида как форму времени или числа. На этот счет в лингвистической литературе существуют три точки зрения:
1. Вид глагола – словоизменительная категория. Данная точка зрения
представлена в трудах таких исследователей, как В. В. Виноградов,
А. Н. Тихонов, Е. А. Земская, И. П. Мучник и др.
Положение о том, что вид глагола – это словоизменительная категория,
основано на признании при видообразовании (как перфективации, так и имперфективации) тождества лексического значения глаголов видовой пары.
В. В. Виноградов к двум формам одного глагола относит видовые пары типа
делать – сделать, петь – спеть, выиграть – выигрывать и даже брать – взять
(Виноградов, 1947, с. 498). По мнению А. Н. Тихонова, семантика глаголов с
чисто видовым префиксом состоит лишь из двух компонентов: из лексического
значения глагола, выраженного в бесприставочной основе, и чисто грамматического значения – значения Aspekt’a, выраженного в префиксе. Причем, по замечанию ученого, «в образовании видовых пар между перфективацией, осуществляемой при помощи чистовидовых приставок, и имперфективацией нет принципиальных различий» (Тихонов, 1964, с. 45).
2. Вид глагола – деривационная категория. Точку зрения на глаголы видовой пары как на разные слова поддерживают, например, С. О. Карцевский,
Н. А. Янко-Триницкая, Н. С. Авилова и др.
По замечанию Н. А. Янко-Триницкой, префикс не может быть приравнен
к флексии хотя бы потому, что нет чисто видообразующих, полностью грамматикализованных префиксов, более того, каждый из префиксов имеет обязательно несколько значений. «Одна и та же морфема не может, по крайней мере в
русском языке, выступать в одних случаях в качестве словоизменительной, а в
других случаях – в качестве словообразовательной» (Янко-Триницкая, 2001,
с. 13). Н. С. Авилова полагает, что «наиболее легко десемантизирующимися
префиксами совершенно справедливо считаются с-, о- и по-. Однако в таких
глаголах, как спрыгнуть, сойти, обойти, оплыть, пойти, полежать и во многих других, приставки придают глаголам новое реальное значение: движения
сверху вниз, движения вокруг чего-то, начинательности, ограничительности.
Одного того обстоятельства, которое в данном случае является решающим,
достаточно, чтобы показать, что видовая пара, сформированная префиксальным
путем, ни в коем случае не может считаться формой одного глагола» (Авилова,
1976, с. 32). Помимо этого, «наличие больших пластов одновидовых глаголов и
одновидовых значений глаголов не позволяет считать вид глагола формой слова» (там же, с. 37).
3. Третья точка зрения, основоположниками которой считаются
Ю. С. Маслов и А. В. Бондарко, характеризуется дифференцированным подходом. Суть этого подхода в следующем: отнесение к словообразованию или
формообразованию зависит от способа видообразования – перфективации (отглагольные образования при помощи приставки) или имперфективации (отглагольные образования при помощи суффикса).
10
Ю. С. Маслов, а вслед за ним и А. В. Бондарко указывают, что процесс
видообразования при имперфективации монофункционален. Он направлен
лишь на образование новых форм и представляет собой словоизменительное
формообразование. Процесс же префиксации полифункционален: одни и те же
языковые средства (приставки) служат для образования как новых форм одного
слова, так и новых слов; здесь представлено формообразование, сопряженное
со словообразованием (Бондарко, 1974, с. 9). Имперфективные видовые корреляции (проиграть матч – проигрывать матч) более грамматичны, более свободны от наслоений собственно лексической семантики, чем перфективные
корреляции (Маслов, 1965).
Принимая во внимание имеющиеся точки зрения на видообразование глаголов, мы считаем правомерным рассматривать перфективные и имперфективные образования глаголов, с одной стороны, в рамках словообразования (что
непосредственно согласуется с практикой школьного преподавания; ср. «виды
глагола служат для выражения тончайших смысловых оттенков в протекании
действия» (Бабайцева, 2000, с. 166)). С другой стороны, если глаголы совершенного и несовершенного вида образуют видовую пару, т. е. являются коррелятивными, то логичнее будет признать факт синкретичности морфем и рассматривать, например, морфемы пере- (писать – переписать), вы- (стирать –
выстирать), от- (редактировать – отредактировать), -а- и -ну- (стучать –
стукнуть) и др. уже как слово-формообразующие.
Таким образом, представленный материал позволяет выделять в русском
языке три типа морфем с точки зрения их функции по образованию – словообразующие, формообразующие и словоизменительные. «Полное или относительно полное лексическое тождество между членами, создающими словоизменительные и формообразующие корреляции, сближает словоизменение и формообразование. Отличаются же они тем, что члены словоизменительной корреляции невыводимы друг из друга, в то время как второй член формообразовательной корреляции выводится из первого члена и производится им. Общностью между формообразованием и словообразованием является производность
второго члена корреляции по отношению к первому. Отличаются формообразование и словообразование тем, что в первом случае между членами корреляции наблюдается лексическое тождество, а во втором случае – отсутствие такового» (Лыкова, 1981, с. 53). Границы между тремя названными явлениями носят диффузный характер, что, видимо, провоцирует возникновение синкретичных по функции морфем, о которых речь пойдет ниже.
1.2. Словообразовательные морфемы
Словообразовательными называются такие морфемы, которые используются для образования новых слов, выступая в качестве основных словообразовательных средств в составе производных слов. В современном русском языке
они составляют весьма многочисленную группу служебных морфем. К ним относится большинство аффиксов (префиксы, суффиксы, постфиксы, а также их
11
комбинации), например: глагольные префиксы в-, вы-, до-, за-, над-, от-, под-,
пере-, раз-, суффиксы существительных -ист, -ник, -тель, -ость,
-от(а), -изн(а), -ств(о), суффиксы прилагательных -ан-, -ат-, -аст-, -ив-, -ит,
-ист-, -н-, -ов-, -ск-, постфиксы местоимений -то, -либо, -нибудь и т. д.
1.2.1. Словообразовательные префиксы
Префиксы (приставки), как правило, выполняют словообразовательную
функцию. Присоединение префикса к слову формирует новое слово и новую
основу, например: группа – под-группа, ныне – от-ныне, выполнить – перевыполнить, художественный – анти-художественный, симметричный –
а-симметричный и т. д.
В семантическом отношении префиксы характеризуются тем, что обычно
не влияют существенным образом на значение слова, к которому присоединяются, а лишь уточняют его в том или ином отношении, вносят в семантику лексической единицы некоторый оттенок. Сравните: кудрявый – рас-кудрявый
(большая степень проявления признака), заголовок – под-заголовок (ограничение объема предмета), лунный – без-лунный (отрицание признака), выполнить –
недо-выполнить (ограничение объема действия), действовать – бездействовать (отсутствие действия), плеснуть – вы-плеснуть (направление действия изнутри наружу) и др.
В русском языке насчитывается свыше семидесяти префиксов, причем
основная часть их участвует в глагольном словообразовании.
1.2.2. Словообразовательные суффиксы
Большинство суффиксов в современном русском языке указывает на словообразовательное значение слова3. Это значение может быть как более узким,
конкретным (например, значение лица мужского пола в словах типа печ-ник,
писа-тель, где выделяются суффиксы -ник и -тель; значение лица женского пола (преимущественно в разговорной речи) – докторша, билетерша, секретарша, где выделяется суффикс -ш-, спортсменка, студентка, конкурсантка, где
выделяется суффикс -к- и др.), так и более широким, отвлеченным (например,
значение отвлеченного процессуального признака в словах типа пение, рисование, наказание, где выделяется суффикс -ниj-).
3
Существует точка зрения, что в отдельных типах производных слов окончания совмещают формо- и словообразующие функции, т.е. выступают как синкретические морфемы. Сравните: раб – раб-а, кум – кум-а, супруг –
супруг-а и т.п. В этих словах окончание не просто выражает грамматическое значение женского рода, а обозначает одновременно лицо женского пола, т.е. выражает и словообразовательное значение (Стрелков, 1966, с. 83;
Тихонов, 1996, с. 664; Янко-Триницкая, 2001, с. 165-167). Думается, что в данном случае (при признании, что в
русском языке имеют место нулевые суффиксальные морфемы) в словах раб-Ø-а, супруг-Ø-а и других логичнее
выделять нулевой суффикс со значением «лицо женского пола», которое в русском языке обычно передается
суффиксальным путем: учитель – учитель-ниц-а, пионер – пионер-к-а, эстонец – эстон-к-а и др.
12
Помимо материально выраженных, среди словообразовательных аффиксов имеются нулевые суффиксы4. Выделение нулевых словообразовательных
морфов в структуре словоформ производных слов возможно только в языковой
системе при сопоставлении их со словоформами других производных слов, где
то же словообразовательное значение имеет материальное выражение. Ср.: синий – синь-Ø-‫( ٱ‬значение опредмеченного признака материально не оформлено) и синий – син-ев-а, желтый – желт-изн-а, темный – темн-от-а (носителями значения опредмеченного признака являются суффиксальные морфы -ев-,
-от- и -изн-).
Нулевые словообразующие суффиксы выделяются в словах следующих
типов:
– отглагольные существительные (со значением отвлеченного действия):
бег-Ø-‫( ٱ‬от бегать), подогрев-Ø-‫( ٱ‬от подогревать), похвал-Ø-а (от похвалить). Ср.: лихорад-к-а от лихорадить;
– отглагольные существительные (со значением лица по действию): задир-Ø-а (от задираться), обжор-Ø-а (от обжирать-ся). Ср.: поджига-тель от
поджигать;
– отадъективные существительные (со значением отвлеченного признака): синь-Ø-‫( ٱ‬от синий), чернь-Ø-‫( ٱ‬от черный), ширь-Ø-‫( ٱ‬от широкий). Ср.:
бел-изн-а от белый;
– отадъективные существительные (со значением лица по признаку): универсал-Ø-‫( ٱ‬от универсальный). Ср.: умн-ик от умный;
– прилагательные, образованные от существительных с предлогом (со
значением «не имеющий…»): бескрыл-Ø-ый (от без крыльев), безрук-Ø-ий (от
без рук). Ср.: без-род-н-ый от без рода, бес-фамиль-н-ый от без фамилии и др.;
– порядковые числительные: восьмидесят-Ø-ый (от восемьдесят), сот-Øый (от сто), пят-Ø-ый (от пять). Ср.: тр-ет-ий от три;
– прилагательные, образованные на базе словосочетаний: ширококрыл-Øый (от широкие крылья). Ср.: стал(е)лит-ейн-ый от лить сталь.
4
Традиционно в лингвистической учебной литературе, когда поднимается вопрос о нулевых морфемах, речь
идет, как правило, только о нулевых суффиксах и окончаниях, их виды рассмотрены в данном пособии. Отдельные ученые высказывают и предложения о необходимости введения в терминологический аппарат понятия
«нулевой суффикс». Так, еще в 70-е гг. ХХ в. И. С. Улуханов отмечал, что с целью соблюдения единства принципов описания морфем необходимо выделять и нулевые префиксы – в случае отсечения префикса от производящей основы слова (Улуханов, 1977, с. 80). Э. В. Маркова, развивающая идею наличия в языке нулевых префиксов, отмечает: «Важным доказательством существования нулевых префиксов является выявление у них
словообразовательных значений и в связи с этим установление типологии. Важную роль играет и хронологическая последовательность возникновения слов» (Маркова, 2004, с. 86). В качестве примера лингвист приводит
следующие образования: рассадный (способ возделывания культур) < безрассадный, дымный (порох) < бездымный и под. В данном случае все же возникает вопрос, связанный с хронологией появления слова: какое
первично? Этот вопрос снимается в случае создания бесприставочных слов от исторически приставочных образований, в современном русском языке претерпевших опрощение: В конце концов из памяти уходит боль и горе
нечаянных и чаянных обид (Ю. Мориц). Видимо, в последнем примере можно говорить о префиксальнонулевых прилагательных, полученных на базе адъективов с начальным не-. Точка зрения о наличии в языке
нулевых приставок не нашла отражения в учебной литературе, поэтому пока мы оставляем ее без внимания и
далее речь ведем только о нулевых суффиксах и окончаниях.
13
1.2.3. Словообразовательные постфиксы
К постфиксам в русском языке относятся: -ся/-сь, -те, -то, -либо, -нибудь,
-таки, -ка. Одни из них выполняют только словообразовательную функцию.
Это, в частности, постфиксы -то, -либо, -нибудь, участвующие в образовании
неопределенных местоимений и наречий: какой-то, кто-либо, куда-нибудь.
Другие могут участвовать и в словообразовании, и в формообразовании.
В ряде образований постфикс -ся (-сь), выступая при словопроизводстве,
участвует в образовании глаголов. Словообразующую роль постфикс -ся выполняет в словах, образованных суффиксально-постфиксальным (толп-и-ть-ся,
порос-и-ть-ся, брат-а-ть-ся, петуш-и-ть-ся), префиксально-постфиксальным
(рас-плакать-ся, раз-гулять-ся, в-читать-ся), префиксально-суффиксальнопостфиксальным способом (пере-свист-ыва-ть-ся, пере-говар-ива-ть-ся).
В словах ломать-ся (ср. с ломать), толкать-ся (ср. с толкать) постфикс
-ся привносит в слово конкретное значение самостоятельно, без посредства
других морфем, т. е. является словообразовательным.
Отметим, что в структуре непроизводных глаголов (каяться, смеяться и
др.) постфикс -ся выделяется лишь условно (по аналогии) и не выполняет словообразовательной функции с точки зрения синхронии. Данные глаголы не
имеют семантической соотнесенности с производящей основой. Их появление в
языке обычно объясняют утратой производящих невозвратных глаголов. Ср.,
например: «Для глагола каяться действительная форма каять известна из памятников древнерусского языка в значении «бранить», «порицать» по XIII в., в
более специальном значении «исповедывать» еще в памятниках XVI в., а в поговорках и до сих пор в обоих значениях, например: «Старого не бьют, мертвого не кают» (Богородицкий, 1935, с. 168).
1.3. Формообразующие морфемы
Формообразование представляет собой «область создания и существования таких грамматических форм, которые, не выражая, естественно, нового
лексического значения сравнительно с исходной единицей, обладают морфологической структурой незавершенной синтаксически единицы и потому статусом свободно функционирующей словоформы не характеризуются» (Кубрякова, 1976, с. 519).
Иными словами, формообразующими (несинтаксическими) являются
грамматические морфемы, которые в составе слова выражают дополнительные
грамматические оттенки, но не влияют на взаимоотношения слов в предложении. К несинтаксическим относятся аффиксальные грамматические морфемы,
посредством которых образуются видовые формы глаголов, формы прошедшего времени и инфинитива глагола, причастий и деепричастий (если рассматривать причастия и деепричастия как формы глагола), формы степеней сравнения
прилагательных и наречий.
14
1.3.1. Формообразующие префиксы
Префиксы в русском языке выполняют, как правило, словообразующую
функцию. Формообразующей функцией обладают лишь префикс по- степени
сравнения, характеризующий форму компаратива (сравнительной степени)
прилагательных и наречий: выше – по-выше (ср.: Этот дом выше (повыше),
чем следующий и Он прыгнул выше (повыше), чем в предыдущий раз. В первом
предложении выше (повыше) – прилагательное, во втором – наречие).
1.3.2. Формообразующие суффиксы
Для образования грамматических форм слов используются представленные ниже типы морфем.
1. Суффиксы степеней сравнения прилагательных и наречий на -о: -ее/-ей,
-е, -ше (смел-ее, чащ-е, тонь-ше, нов-ейш-ий, кратч-айш-ий, быстр-ей);5
2. Глагольные суффиксы инфинитива: -ть/-ти (игра-ть, ид-ти). Считаем
вполне обоснованной точку зрения А. Г. Балакай, согласно которой аффиксы
инфинитива -ть/-ти, следует относить к формообразующим суффиксам на том
основании, что: 1) они встречаются в неизменяемых словоформах типа учи-ть,
нес-ти и 2) не выражают синтаксических отношений между словами в предложении.
В глагольных словоформах типа лечь, сечь имеется нулевой суффикс:
лечь-Ø, поскольку нулевые формообразующие суффиксы, как и окончания, выделяются не только на фоне парадигмы грамматических форм одного и того же
слова (как, например, суффикс прошедшего времени высох-Ø-‫( ٱ‬ср.: высох-л-а,
высох-л-и), – с неизменяемой формой инфинитива такую операцию проделать
невозможно), но и на фоне сопоставления данной словоформы с формами других слов, обладающих тождественными грамматическими значениями. Так, если в слове петь -ть является формантом инфинитива, значит, в инфинитиве
печь есть нулевой формант. Основанием для такого вывода служит тождество
грамматических значений слов петь и печь (Балакай, 1990, с. 83).
На практике мы можем столкнуться и с другим взглядом, который тоже
нашел отражение в некоторых школьных учебниках (см., например, учебник
для 3 класса авторского коллектива, работающего под руководством
Р. Н. Бунеева), а именно в словоформах типа лечь, сечь предлагается выделять
суффикс инфинитива -чь, накладывающийся на корень. Такой подход обосновывается следующим соображением: грамматический суффикс инфинитива -ти
(-ть) претерпел исторические фонетические изменения (*legti : gt > kt перед i >
ч), в результате конечный согласный [ч] одновременно принадлежит и корню, и
суффиксу. Иными словами, наблюдается наложение (или аппликация, диффузия) морфов. Если же придерживаться исключительно синхронного анализа,
возникает вопрос: что составляет основу в слове печь, если в основу не входят
5
В отдельных школьных учебниках (Бабайцева, 2000, с. 195) представлена точка зрения, в соответствии с которой суффиксы степеней сравнения являются формообразовательными и в основу слова не входят.
15
формообразующие показатели, каким является суффикс инфинитива? Если выделить основу пе-, то часть корня не войдет в основу. В этой связи в словах типа печь, сечь и подобных видится обоснованным выделение нулевого формообразующего показателя инфинитива.
3. Суффиксы прошедшего времени глагола: -л, Ø (смотре-л, игра-л, несØ-‫)ٱ‬. Нулевой суффикс выделяется в слове лишь по сопоставлению с формами,
имеющими материально выраженный суффикс. Нулевой суффикс, указывающий на грамматическое значение прошедшего времени глагола в словоформах
нес, греб, оглох, продрог, затих и под., выделяется по соотношению с формами
несла, гребла, оглохли, продрогли, затихла, с одной стороны, и носил, правил,
вздрогнул, услышал и под., с другой стороны. Так, слово продрог состоит из четырех морфем: приставки про-, корня -дрог-, нулевого формообразующего
суффикса (для указания на прошедшее время глагола) и нулевого окончания
(для указания на мужской род единственного числа).
4. Суффиксы повелительного наклонения глагола: -и, -Ø- (ид-и-те,
сядь-Ø-те). Нулевые суффиксы повелительной формы 2-го лица единственного
числа от глаголов типа бросить всегда сопровождаются нулевым окончанием
(ср.: брось-Ø-‫ٱ‬, брось-Ø-те). Нулевой суффикс в таких словах, как брось, подвинься и подобных, выделяется по соотношению с формами возьми, держись,
содержащими суффикс -и с соответствующим значением. Н. М. Шанский и
А. Н. Тихонов (Совр. рус. яз., 1987, с. 41) предлагают разграничивать формы
типа читай с элементом -j (ср.: читать) и типа засмейся с нулевым суффиксом
(ср.: засмеяться, засмеюсь, засмеявшись и под.): -j здесь, по мнению лингвистов, является суффиксом, отграничивающим глагольную основу от именной,
где его нет: смех. В данном случае -j не является формообразующим показателем глагола повелительного наклонения, так как содержится в образующей
данную форму основе (форма глагола повелительного наклонения образуется
от основы настоящего времени, что, собственно, отмечается в книге (там же, с.
154): дела[j-у] – дела[j]). Здесь -j представляет собой асемантический элемент
(см. ниже), связывающий основу слова с грамматическим показателем. Показателем же формы повелительного наклонения в слове делаj- является, по нашему
мнению, нулевой формообразующий суффикс.
5. Суффиксы причастий: -ущ- /-ющ-, -ащ- /-ящ-, -вш- / -ш-, -ом- / -ем-, им-, -нн- / -енн-, -т- (цвет-ущ-ий, крич-ащ-ий, пе-вш-ий, нес-ш-ий, вед-ом-ый,
вид-им-ый, испорч-енн-ый, слома-нн-ый, би-т-ый);
6. Суффиксы деепричастий: -а /-я, -в /-вши /-ши (ворч-а, встрети-в, огляде-вши-сь)6;
7. Суффикс -j, характеризующий основу множественного числа существительных (брать-[j-а], перь-[j-а]);
6
Рассматривая суффиксы причастий и деепричастий как формообразующие, мы придерживаемся более распространенной точки зрения, согласно которой причастия и деепричастия – особые формы глагола. Однако существует и другая точка зрения, когда причастия и деепричастия рассматриваются как самостоятельные части
речи. В этом случае их показатели уже следует рассматривать как словообразовательные (Бабайцева, 2000).
16
8. Суффиксы субъективной оценки имен существительных (минут-к-а,
год-ик, ден-ек и под.). Такие морфемы имен омонимичны суффиксам, имеющим
значение реального уменьшения и увеличения. Слова, образованные посредством первых суффиксов, относятся к формообразованию; слова, образованные с
участием вторых суффиксов, относятся к словообразованию. Существительные
типа минутка, ночка, денек, годик, винцо, счастьице, дружище и под., которым
значения реальной уменьшительности или увеличительности логически противопоказаны (минутка – это не «маленькая минута», а винище – не «большое
вино»), входят в зону формообразования. То есть суффиксы -к-, -ек-, -ик- и другие являются стилистически окрашенными. В ту же зону входят более сложные
случаи, в которых значение и форма суффикса противоречат друг другу; например, очень большой стол в определенной ситуации можно иронически назвать столиком, и, наоборот, очень маленький дом можно иронически назвать
домищем (Лыкова, 1981, с. 53). Например, в контексте Это был тот еще столик! Посреди зала стояло изделие из красного дерева на двенадцать персон на
значение суффикса влияет семантика контекстного окружения.
1.3.3. Формообразующие постфиксы
Среди постфиксов, выделяющихся в русском языке, формообразующую
функцию выполняют:
– постфикс -те7, выражающий форму вежливого обращения (споем –
споем-те);
– побудительный постфикс -ка (Пошла-ка ты вон! Двинемтесь-ка) (примеры Н. А. Янко-Триницкой);
– постфикс -таки, сообщающий словам дополнительные оттенки, обычно
выражаемые частицами (ушел-таки, сделал-таки);
– постфикс -ся/-сь, наблюдающийся в глаголе, действительных причастиях и деепричастиях и используемый для образования залоговых форм (ср.:
Матросы спускают шлюпки на воду и Шлюпки спускаются рабочими на воду;
Дождь льет, как из ведра и Дождь льется, как из ведра)8.
И. Г. Милославский, анализируя сочетательные возможности слова посредством -ся, предлагает рассматривать данный элемент не как постфикс, а как
«окончание -ся, расположенное после другого окончания»: ср.: Фонари осве7
Постфиксом следует признать морфему -те, служащую для образования от формы повелительного наклонения формы вежливого обращения. С присоединением аффикса -те в слове никаких новых синтаксических
свойств не возникает, меняются лишь оттенки в его значении. Например, в формах 1-го лица множественного
числа категорический призыв к совместному действию уступает место вежливому (ср.: Поедем со мной и Поедемте со мной (глагол поедемте членится на морфемы следующим образом: по-ед-ем-те, где -ем- является
окончанием, а -те-, следовательно, постфиксом (Балакай, 1990, с. 83; Совр. рус. яз., 1987, с. 41). В словоформе
смотрите выделяются формообразующий суффикс повелительного наклонения глагола -и- и окончание -те,
которое, с одной стороны, может указывать на форму множественного числа (К следующему занятию все
должны выполнить вторую часть пятого упражнения. Смотрите не перепутайте), с другой – выражать
форму вежливого обращения (Смотрите мне в глаза, дядя! А. Грин). Здесь, видимо, стоит говорить об омонимии флексии.
8
В структуре непроизводных глаголов (бояться, каяться, смеяться и др.) постфикс -ся выступает как грамматический показатель непереходности (Волынец, Карабань, 1998, с. 44).
17
щают улицу и Улица освеща-ет-ся фонарями (Совр. рус. яз., 2001, с. 334), и говорит о существовании двух омонимичных -ся – об окончании и суффиксе.
С И. Г. Милославским, как мне кажется, можно согласиться только в том случае, если рассматривать понятие окончания (флексии) максимально широко –
как всё, что участвует в формообразовании и словоизменении.
В настоящем пособии -ся рассматривается как суффикс, выполняющий
либо словообразовательную, либо формообразующую, либо словоформообразующую функцию.
1.4. Синкретические морфемы
1.4.1. Слово-формообразующие префиксы
В системе глагола распространено использование префиксов в словообразующей и формообразующей функции. В этом случае префиксы одновременно
выражают и словообразовательное, и грамматическое значение, выступая как
синкретические морфемы в слове. Например, писать – переписать: приставка
пере- в глаголе переписать выполняет одновременно и словообразовательную
функцию (значение «переделать»), и формообразующую (меняет вид глагола).
В семантическом отношении при присоединении префикса к слову мотивирующее и мотивированное слова, как правило, не очень отличаются друг от
друга. Например, префиксальные глаголы заиграть, отыграть, поиграть и
другие обозначают то же самое действие, что и мотивирующий их глагол играть, но добавляют к его значению указание на начало действия (за-играть),
ограничение действия во времени (по-играть), прекращение действия (отыграть). При этом в каждом из приведенных дериватов меняется вид глагола.
Префиксы пре-, раз-, сверх-, ультра-, наи-, служащие для выражения
формы субъективной оценки (пре-добрый, раз-веселый, сверх-важный, ультрамодный, наи-худший), в отдельных работах (Галкина-Федорук и др., 1957,
с. 292; Совр. рус. яз., 1987, с. 47) анализируются как формообразующие. Но видится более перспективным рассмотрение указанных префиксов как синкретичных морфем, так как они, с одной стороны, выражают форму субъективной
оценки, а с другой – дополняют значение слова (ср.: добрый – предобрый).
1.4.2. Слово-формообразующие суффиксы
Слово-формообразующей функцией могут обладать:
– суффиксы, участвующие в образовании вида глаголов. Например, в
слове зевнуть суффикс -ну- указывает на словообразовательное значение мгновенности, однократности, моментальности действия и на грамматическое значение совершенного вида (ср.: зе-ва-ть – зев-ну-ть);
– суффиксы, совмещающие в себе, например, значение реальной уменьшительности / увеличительности и выполняющие функцию субъективной
18
оценки. В русском языке в производных словах типа столик, дворик, домина,
ручища и других значение реальной уменьшительности, как правило, совмещается со значением ласкательности (столик, дворик), а значение реального увеличения – со значением пренебрежительности, неприятия (домина, ручища, глазищи) (Лыкова, 1981, с. 53).
Приведем пример совмещения словообразовательной и формообразующей функций в одном суффиксе деривата кам-ушк-и: Тотчас старик ухватил
топор и отрубил девице голову, а Ивану Несчастному дал три бриллиантовых
камушка («Доброе слово». Народные сказки под редакцией А. Н. Афанасьева).
Суффикс -ушк- здесь обладает значением реальной уменьшительности (бриллианты, действительно, малы по размеру) и может быть рассмотрен в рамках
словообразования. С другой стороны, «бриллиантовые камушки» имеют достаточно высокую цену, что подтверждается и словами персонажа сказки: «Цены
камушкам нет!». Последнее уже говорит о субъективной оценке, о бережном
отношении говорящего к предмету речи, на основании чего суффикс -ушк- может рассматриваться как формообразовательный. Именно контекстный анализ
позволяет максимально точно определить функциональную роль и смысловую
нагрузку морфемы, которая может совмещать в себе сразу обе функции – и
формообразовательную, и словообразовательную, то есть быть синкретичным
языковым образованием.
1.4.3. Слово-формообразующие постфиксы
В отдельных случаях постфикс -ся (-сь) указывает одновременно на
грамматическое и словообразовательное значения. Например, в слове договориться постфикс -ся указывает на грамматическое значение возвратности, а
вместе с префиксом до- – на словообразовательное значение ‘добиться чеголибо, достигнуть какой-либо цели в результате интенсивного или длительного
действия, названного мотивирующим словом’.
В качестве примеров приведем еще глаголы плакаться и раздаться, в которых постфикс -ся выполняет слово-формообразующую функцию: плакать
(лить слезы) – плакаться (жаловаться, сетовать на кого, что-либо), раздать
(что-либо) – раздаться (располнеть, раздвинуться).
1.5. Словоизменительные морфемы
Словоизменительными (синтаксическими) называются такие грамматические морфемы, которые выражают зависимость одних слов от других в потоке
речи. Иначе, словоизменительные морфемы используются для образования
синтаксических грамматических форм. К синтаксическим морфемам относятся
падежные флексии, посредством которых образуются формы всех склоняемых
слов, формы рода и числа прилагательных, местоимений, причастий, личные
окончания глаголов в разных временах и наклонениях (Немченко, 1984, с. 29).
19
Подавляющее большинство полнозначных слов имеют богатую систему
форм словоизменения. В связи с этим они в структурном отношении оказываются составными, заключая в себе не только основу (выражающую лексическое
значение слова и указывающую на его несинтаксические свойства), но и окончание (выражает синтаксические свойства слова в предложении).
Служебные слова, междометия и модальные слова форм словоизменения
не имеют, отсюда – эти слова на морфемы не членятся (ср.: от, до, насчет; ибо,
а, так как; вот, только, дескать; ага! ох!, безусловно, кажется и т. д.).
Среди полнозначных слов формами словоизменения не обладают, поэтому на основу и окончание не распадаются только наречия (здесь, направо, попрежнему и др.), слова категории состояния (жаль, страшно, грустно и др.),
синтетический компаратив (даль-ше, красив-ее, суш-е), инфинитив (жи-ть, петь, мечта-ть) и деепричастия (любу-я-сь, стуч-а, освети-в и др.).
Не имеют форм словоизменения в нормированной речи и некоторые имена существительные. Это, прежде всего, аббревиатуры (СМИ, РФ, МГУ и др.),
отдельные несклоняемые имена иноязычного происхождения – существительные (бра, денди, декольте, кино) и прилагательные (хаки, беж).
При словоизменении тождество слова не нарушается (т. е. мы имеем дело
с одним и тем же словом в разных грамматических формах) в отличие от словообразования, где от одного слова образуются другие слова. Словоизменение
представляет собой изменение по определенной грамматической категории или
категориям, которые называются словоизменительными для данного класса
слов.
1.6. Типы основ:
словоизменительные, формообразующие, словообразовательные
В лингвистической литературе термин «основа» используется, как правило, для обозначения части слова, остающейся после отделения словоизменительных и формообразующих морфем; им характеризуется также часть производного слова, которая остается после отделения от него словоизменительных,
формообразующих и словообразующих морфем. Таким образом, в современном русском языке различают три типа основ – словоизменительные, формообразующие и словообразовательные.
Словоизменительная основа (1) может быть определена как часть
грамматически изменяемого слова, способная сочетаться со словоизменительными морфемами. Данный тип основы присущ только словам, имеющим формы словоизменения. Ср. словоизменительные основы в словах: бел-ый, беловат-ый, белоголов-ый.
Формообразующая основа (2) – это часть изменяемого слова, способная сочетаться с формообразующими морфемами. Ср. формообразующие основы в словоформах: бел-ейший, доброжелательн-ейший, игра-ющий, чита-ли.
«Часть слова за вычетом словоизменительных, формообразующих и словообразующих морфем представляет собой основу соответствующего слова с
20
точки зрения его словообразования, словообразовательной структуры, или словообразовательной парадигмы. Иными словами, это словообразовательная
(3) словообразующая, или деривационная, основа слова, которая в современном
языкознании обычно называется производящей, образующей, мотивирующей,
базовой, первородной и другими терминами» (Немченко, 1984, с. 63-64).
Словообразовательная основа способна сочетаться со словообразующими
морфемами. Данный тип основы частично выражает лексические значения соответствующих производных слов. В формальном отношении словообразовательная (производящая) основа может быть определена как часть производного
слова, общая с исходным, производящим словом, на базе которого непосредственно образовано или представляется образованным данное производное
(Грамматика, 1970, с. 38). Словообразовательные основы представлены в составе следующих производных слов: брат-ский, рас-писа-ние, при-школь-ный.
Покажем, каким образом происходит вычленение трех типов основ на
практике в словоформе принесший:
(1) вычленяем словоизменительную морфему -ий, получаем словоизменительную основу принесш-;
(2) вычленяем формообразующий суффикс причастия -ш-, получаем
формообразующую основу принес-;
(3) вычленяем словообразовательную приставку при-, получаем словообразующую основу -нес-.
Типы основ, о которых речь идет в данном параграфе, могут совпадать:
дом-нко ,‫ٱ‬-о, бел-ый – совпадают словоизменительная, формообразующая и словообразовательная основы;
бел-ейш-ий, быстр-ее – совпадают словообразовательная и формообразующая основы.
Словообразовательные основы значительно чаще, чем словоизменительные и формообразующие, претерпевают различные фонематические изменения.
Ср., например: Камчатк-а и камчат-ск-ий, друг и друж- б-а, друж-и-ть, пальто и пальт-ишк-о, пальт-ов-ый.
Специфика словообразовательных основ по сравнению с основами словоизменительными и формообразующими состоит еще в том, что в составе одного и того же слова может употребляться не одна, а две и более словообразовательные основы, которые в большинстве случаев соединяются друг с другом
при помощи интерфиксов. Ср.: плод-ов-ый, плод-о-овощ-н-ой; сер-оват-ый, серо-бел-ый и сер-о-бел-о-черн-ый.
Контрольные вопросы по теме
1. Каким образом решается вопрос о функциях аффиксальных морфем в
лингвистической литературе?
2. Какие типы аффиксальных морфем выделяются с точки зрения функции по образованию?
3. Какие морфемы называются словообразовательными?
21
4. В каких случаях словообразовательные морфемы не имеют материального выражения?
5. Осветите точку зрения относительно правомерности выделения нулевых словообразовательных приставок.
6. Какие постфиксы всегда являются словообразующими?
7. Какие морфемы называются формообразующими?
8. Могут ли быть формообразующими префиксы?
9. Какие нулевые формообразующие морфемы выделяются в русском
языке?
10. В чем заключается синкретизм слово-формообразующих морфем?
11. Какие морфемы называются словоизменительными?
12. Как соотносятся типы основ с функциями аффиксальных морфем?
22
Тема 2. ПРЕРЫВИСТЫЕ АФФИКСАЛЬНЫЕ КОМПЛЕКСЫ
2.1. К вопросу о наличии в языке прерывистых
аффиксальных сегментов
В работах по морфемике и словообразованию превалирует представление
о морфеме как единице, непрерывной в звуковой последовательности. Между
тем в лингвистике еще в 1928 г. Н. В. Юшманов для обозначения прерывистой
флексийной морфемы применительно к семитским языкам ввел термин «конфикс».
В 1947 г. А. А. Реформатский говорил о конфиксах как о комбинации
двух аффиксов: префикса и постфикса (по классификации А. А. Реформатского
постфиксы – морфемы, стоящие после корня), которые хотя и представляют собой две морфемы, но действуют совместно; например, в немецких глагольных
формах: loben (хвалить) и ge-lob-t (хваленый), где префикс ge- и постфикс -t
«окружают» корень и совместно оформляют слово; такова же в немецком языке
конфиксация префикса ge- и постфикса -en в причастных формах: ge-fund-en
(найденный) и т. д., употребляемых при образовании сложного прошедшего
времени. То, что ge- + -t и ge- + -en являются обязательно двумя морфемами, а
не одной, разделенной корнем пополам, показывают формы, где постфикс -en
употребляется без префикса ge-; например, в инфинитиве lob-en, а ge- без -en,
но с постфиксом -t: ge-lob-t; постфикс же -t может употребляться и без префикса ge-: например, lob-t (хвалит). Однако все это не отменяет того, что в формах
ge-lob-t и ge-fund-en префикс ge- и постфиксы -t и -en действуют совместно,
объединяясь в конфиксы (Реформатский, 1997, с. 267–268).
В 1963 г. И. А. Мельчук предложил прерывистые аффиксы, охватывающие корень с двух сторон – как спереди, так и сзади, называть не конфиксами
(к конфиксам лингвист относит непрерывные аффиксы – префиксы и суффиксы), а циркумфиксами (от лат. circumfixus – прикрепленный кругом). Такие
элементы сами «разрываются» на части, но при этом не разрывают корень, т. е.
являются неразрывающими непрерывными аффиксами (Мельчук, 1963, с. 34).
Данное классификационное свойство предлагается И. А. Мельчуком в соотношении с такими выделяемыми в языке типами морфем, как неразрывающие непрерывные (среди которых выделяются префиксы, суффиксы, постфиксы и интерфиксы), разрывающие непрерывные инфиксы) и разрывающие прерывные
аффиксы (трансфиксы). Последние встречаются только в семитских языках. В
качестве примеров циркумфиксов И. А. Мельчук рассматривает следующие: ge+ -t и ge- + -en, образующие причастия прошедшего времени (ge-sag-t «сказанный» от sag-en «говорить», ge-fund-en «найденный» от find-en «найти»); груз.
me- + -e, образующий порядковые числительные (me-or-e «второй» от or-i
«два»), sa- + -o, образующий nomina loci (sa-kartvel-o «Грузия» от kartveli «грузин»); русск. в- + -ом / -ём (в-дво-ём, в-двенадцатер-ом); индонез. pen- + -an,
23
образующий названия «переходных действий» (pen-djaga-an «охрана, охранение» от djaga «стеречь» и др.).
Прерывистые аффиксальные сегменты в отечественном языкознании называют также «биморфема дистантная», «рамочная конструкция»
(Н. М. Шанский), «бификс» (В. Н. Немченко). Наиболее признанными в русистике являются – применительно к морфам и морфемам – термины «конфикс»
(Марков, 1967; Земская, 2005; Балалыкина, Николаев, 1985) и «циркумфикс»
(Плунгян, 2003, с. 95-96; Циганенко, 1978, с. 41; Шанский, Тихонов, 1987,
с. 67). Иногда в рамках одной работы эти термины используются одновременно, ср.: «Если прерывистый аффиксальный сегмент охватывает с двух сторон
корень, перед нами конфикс, или, лучше, циркумфикс» (Маслов, 1997, с. 137);
«явление конфиксации, или циркумфиксации, – функционирование единой, но
расчлененной морфемы <…>» (Моисеев, 1987, с. 43).
Оба термина – «конфикс» и «циркумфикс» – имеют, с одной стороны,
право на существование, так как внутренняя форма каждого из них (ср.: «совместно взятое» и «прикрепленный вокруг») достаточно полно характеризует
анализируемое явление. С другой стороны, наличие двух активных понятий,
думается, неоправданно перегружает концептуальный и терминологический
аппарат. Как известно, синонимичные понятия в языке либо расходятся, распадаясь на два самостоятельных термина – квазисинонима, либо одно из них со
временем утрачивается, выходит из употребления. Проведенный нами анализ
работ по русской морфемике и словообразованию за последние десять лет показывает, что большей популярностью у морфологов пользуется термин «конфикс» (хотя термин «циркумфикс» также встречается). Учитывая мнение
большинства, мы будем прерывистые аффиксальные сегменты далее называть
конфиксами.
2.2. Статус прерывистых аффиксальных сегментов
В литературе по морфемике и словообразованию вопрос о статусе прерывистых аффиксальных сегментов решается по-разному. Одни ученые называют
их морфемами (Марков, 1967 и др.), другие – комбинациями префикса и постфикса (Плунгян, 2003 и др.), третьи – единым деривационным целым (Шанский, Тихонов, 1987), четвертые – аффиксальными сегментами (Маслов, 1997).
Представленные точки зрения, по сути своей, сводятся к двум:
1) конфикс – это самостоятельная двуэлементная морфема. Отсюда конфикс – объект морфемики;
2) конфикс – комплексный словообразовательный формант – единица деривационной системы.
Остановимся на этих точках зрения более подробно.
В. М. Марков рассматривает конфикс как двуаффиксную морфему, выполняющую те же функции, что и суффикс, и префикс, то есть служащую материалом единичного акта морфологического словопроизводства (Марков, 1967,
с. 60). Конфикс согласно терминологии В. М. Маркова и исследователей, иду24
щих за ним, – это единая двуэлементная словообразующая морфема. В процессе словопроизводства она осложняет производящую основу одновременно в
пре- и постпозиции: снег – под-снеж-ник (конфикс под-…-ник), дом – бездомный (конфикс без-…-н(ый)), весенний – по-весенн-ему (конфикс по-…-ему), левый – с-лев-а (конфикс с-…-а) и т. п. (Балалыкина, Николаев, 1985, с. 117).
Сторонники указанного взгляда на конфикс говорят при этом о новом виде морфологического способа словообразования – конфиксальном и о так называемых конфиксальных образованиях.
Э. В. Маркова считает, что приставочно-суффиксальными образованиями
не исчерпывается список прерывистых морфем в русском языке; «к приведенному списку можно добавить и прерывистые суффиксы, которые обнаруживаются, например, в отыменных глаголах на -иться (гнездиться, гордиться), которые мотивируются существительными, чаще – прилагательными. В лингвистической литературе такие глаголы рассматриваются как образованные при помощи двух морфем (обычно суффиксов и постфиксов). Однако … есть основание в данном случае видеть единую, хотя и прерывистую морфему и-(ть)-ся,
которой свойственно определенное типовое значение» (Маркова, 2003, с. 93). В
пользу типизации значения конфиксальных образований, по мнению
Э. В. Марковой, говорит возможность их распределения по словообразовательным типам, например: при-…-[j](е) – «место, находящееся вблизи того, что названо основой» (Прикамье, приозерье), при-…н(ый) – «находящийся вблизи чего-либо или относящийся к чему-либо» (привокзальный, пристанционный),
с(о)-…-ся – «совместное действие» (созвониться, сговориться), на-…-ся – «исчерпанность действия» (наиграться, нагуляться).
Все вышесказанное свидетельствует о том, что функциональное и семантическое единство дистантных элементов используется как основное доказательство их неразложимости на отдельные компоненты. Они участвуют в процессе словопроизводства как самостоятельное словообразовательное средство,
комплексное по форме и единое по содержанию.
В русском языке имеются и трехаффиксные типы совместного употребления префиксов, суффиксов и постфиксов. Например: банкрот – о-банкроти(ть)-ся, слеза – про-слез-и(ть)-ся, говорить – пере-говар-ива(ть)-ся, счастливый – по-счастлив-и(ть)-ся, щедрый – рас-щедр-и(ть)-ся (примеры
А. Н. Тихонова).
Основной аргумент, приводимый в качестве доказательства, что конфиксы представляют собой особый, самостоятельный тип морфемы, – это возможность одновременного (а не раздельного) присоединения их компонентов к
производящей основе (или к производящему слову). Формальные же признаки
и особенности конфиксов – это их: а) составной характер, б) прерывистость и в)
дистантное расположение компонентов – частей конфикса – в пределах одного
слова.
По мнению А. Н. Тихонова, этих признаков явно недостаточно для признания самостоятельности морфемного статуса конфиксов и выделения конфиксов в особый тип морфем. Главное препятствие, он считает, в том, что, во25
преки утверждениям сторонников выделения конфиксов, в составе этих единиц
не происходит полного семантического слияния значений приставок и суффиксов, постфиксов. Компоненты конфикса сохраняют свою смысловую автономность. Так, в существительном антинакипин приставка анти- выступает в своем обычном значении «против», а суффикс -ин обладает значением вещества; в
прилагательном настольный префикс на- обозначает «находящийся на поверхности предмета, который назван в производящем существительном», а суффикс
-н- выражает относительное значение «относящийся к тому, что названо в производящей основе» (к столу); в глаголе повизгивать приставка по- выражает
«недлительность действия», а суффикс -ива- – его «повторяемость, кратность»
(Тихонов, 1996, с. 676).
Той же точки зрения придерживается и Е. А. Земская, говоря о нецелесообразности выделения в русском языке конфиксов как особых морфем. «Наличие прерывистых морфем не характерно для структуры русского языка. Кроме
того, постфиксальные и префиксальные части конфиксов совпадают, как правило, по значению с соответствующими приставками и суффиксами, т. е. элемент под-, входящий в конфикс под-…-ник (например, подоконник, подстаканник), тождественен по значению приставке под- (ср.: под-пол); -ник, входящий в
этот же конфикс, тождественен по значению суффиксу -ник (ср. слова с предметным значением типа ворот-ник, творож-ник)» (Земская, 2005, с. 32-33).
Введение понятий «конфикс» и «конфиксация» не углубит нашего понимания сущности того явления, которое скрывается за этими словами. Ведь и не
пользуясь этими понятиями, обычно считают, «что в подобных случаях суффикс и приставка участвуют как две морфемы в едином акте словообразования,
присоединяясь к производящей основе одновременно, а не последовательно»
(там же).
Таким образом, конфиксы выступают как двух- и трехаффиксные комплексы, в которых каждая морфема отчетливо выделяется и сохраняет собственную семантику.
На морфемном уровне налицо самостоятельность каждого элемента конфикса. Конфиксы – это морфемные сочетания, которые состоят из морфем.
Иное дело – на словообразовательном уровне. Здесь конфиксы представляют собой единый комплекс, присоединяющийся к производящей основе или
производящему слову. На этом уровне конфикс является словообразовательным формантом – словообразующим средством и, следовательно, относится к
ведению дериватологии.
2.3. К истории вопроса об одновременном присоединении
нескольких аффиксальных морфем к одному слову
Присоединение одновременно двух морфем к слову не было исконно
свойственно русской словообразовательной системе, хотя в древнейших русских памятниках книжного языка отмечаются образования типа созвездье.
Впрочем, как отмечают Э. А. Балалыкина и Г. А. Николаев, по происхождению
26
эти образования выступают кальками с древнегреческого, которые были созданы русскими книжниками или заимствованы ими из старославянского языка.
«Конфиксальные модели формировались в русском языке или на базе суффиксальных, явившихся в большинстве случаев результатом аффиксального осложнения предложно-падежных форм (под снегом – подснеж-ный, подснежный – подснежн-ик; в дальнейшем: снег – под-снеж-ный и снег – под-снежник), или на базе приставочных моделей (бессилеть – о-бессилеть; в дальнейшем: сила – обес-сил-еть), или, наконец, они формировались в ходе взаимодействия морфологического и семантического способов словопроизводства (до
красна – до-красна; затем: красный – до-красн-а и т. п.). Однако и суффиксация
и префиксация являлись в данном случае лишь промежуточным звеном на пути
формирования собственно конфиксальных образований, возникших на основе
изменения ранней соотнесенности, т.е. на основе своеобразного переразложения» (Балалыкина, Николаев, 1985, с. 119–120).
Н. М. Шанский (1968), ставя и решая вопрос о реальном способе словообразования, с помощью которого было создано то или иное конкретное слово,
настаивает на том, что не следует поддаваться гипнозу синхронной этимологии,
а стоит проверять в историческом плане каждый, казалось бы, самый очевидный и само собой разумеющийся факт. Так, существительное суглинок с точки
зрения современного языкового сознания предстает перед нами как наиболее
яркое и несомненное префиксально-суффиксальное производное от слова глина, между тем как в действительности оно является дериватом с помощью суффикса -ок от ныне вышедшего из употребления слова суглин (ср.: суглинистый,
суглинный и др.).
Слово сотрудник в момент своего рождения было образовано посредством префиксации от слова трудник (в значении «работник, труженик, трудящийся»). Сегодня слово сотрудник соотносится не со словом трудник, исчезнувшим из языка, а со словом труд. В синхронной словообразовательной интерпретации слово сотрудник не префиксальное образование, а префиксальносуффиксальное от слова труд, то есть имеет вид не как со- + [(труд-н) + -ик],
каким оно было в момент своего рождения, а как со- + (труд) + -ник, каким оно
является теперь.
А. Г. Лыков на вопрос, какова причина подобных метаморфоз в словообразовательной структуре (а вслед за этим и в словообразовательной интерпретации) одного и того же слова в разные периоды его исторической жизни, отвечает следующим образом: «… причина – в относительной независимости и
самостоятельности синхронных и диахронных ассоциаций словообразовательного строения какого-либо слова. По мере исторически постепенного угасания
в языке слова трудник как слова живого соответственно постепенно возникали
и закреплялись в языковом сознании ассоциативно-словообразова-тельные связи у слова сотрудник со словом труд как со своим ближайшим родственным
словом, представляющимся теперь уже как образующим – вопреки исторической правде его подлинного образования» (Лыков, 1976, с. 30).
27
В лингвистике бытует мнение, что нецелесообразно относить к префиксально-суффиксальному словообразованию создание слов путем суффиксации
предложно-падежного сочетания, в котором предлог в процессе словообразования превращается в приставку (ср.: заречье, образованное с помощью суффикса
-j- от за рекой, досрочный, образованное с помощью суффикса -н- от до срока, и
т.д.). Объясняют это тем, что в подобных случаях имеют в виду прежде всего
наличный морфемный состав производного слова, но не реальный способ словообразования, посредством которого оно создано. По мнению
Н. М. Шанского, логичнее такие образования отграничивать от слов, представляющих собой лексические единицы суффиксально-префиксальной структуры
в полном смысле этого слова. Ср.: жила – прожилка, лес – перелесок, беседа –
собеседник, сердце – предсердие, рассвет – предрассветный и под снегом –
подснежник, без приданого – бесприданница. Нередко, однако, такие структуры
бывает очень трудно разграничить, так как лексические единицы суффиксально-префиксальной структуры могут возникать и по модели со словами, возникшими в результате суффиксации предложно-падежного сочетания (ср.: заполярье, поквартально, внеслужебный и др.).
Э. В. Казанская, анализируя конфиксальные образования XVIII в., говорит о наблюдавшемся переосмыслении словообразовательных связей, в результате
которого
выделился
прерывистый
аффиксальный
комплекс
при-…-н(ый). Исследовательница отмечает, что данный тип окончательно сложился и стал продуктивным именно в XVIII в., так как в языке XVII в. он еще
не был живым. Данный тип образований со значением «находящийся вблизи
чего-либо» сохранил продуктивность до настоящего времени (приозерный, привокзальный, пришкольный, прикроватный, приусадебный, пристанционный и
др., причем в словаре Ушакова эти толкуются через сочетания существительных с предлогами около, у, вдоль, возле). Это говорит о том, что «связь данных
прилагательных с сочетаниями существительных с предлогом при окончательно порвана» (Казанская, 1976, с. 99).
На наш взгляд, оставаясь в рамках синхронии и синхронного анализа
языка, мы вправе рассматривать случаи суффиксации предложно-падежных сочетаний как реализацию одного из способов префиксально-суффиксального
словообразования. Как нам кажется, при синхронном подходе трудно усмотреть какую-то принципиальную разницу в образовании производных слов типа
предсердье (от сердце) и подснежник (от сочетания под снегом).
2.4. Комбинированные аффиксальные способы
словообразования
Комбинированный способ словообразования – одновременное присоединение к производящей основе нескольких (чаще – двух, реже – трех) аффиксальных морфем: приставки и суффикса; приставки, суффикса и постфикса;
приставки и постфикса; суффикса и постфикса.
28
К комбинированным способам словообразования в связи с вышесказанным относим также суффиксацию предложно-падежного сочетания, в котором
предлог превращается в приставку (под снегом – под-снеж-ник, под березой –
под-берез-овик).
Рассмотрим подробнее каждую комбинацию аффиксов, представляющую
прерывистые аффиксальные комплексы.
Префиксально-суффиксальный способ словообразования
Наиболее распространенным комбинированным аффиксальным способом
словообразования является префиксально-суффиксальный, под которым понимается производство новых слов путем одновременного присоединения приставки и суффикса. С его помощью существительные, прилагательные и наречия образуются от основы слова, а глаголы – либо от основы, либо от целого
слова).
Префиксально-суффиксальным способом создаются некоторые продуктивные модели слов. Рассмотрим образование слов разных частей речи приставочно-суффиксальным путем.
Образование имен существительных и прилагательных. В сфере имен
существительных и прилагательных в качестве первого члена такой дистантной
морфемы обычно выступают приставки пространственной или отрицательной
семантики, а также приставки со значением совместности и подчиненности (в
существительных) и времени (в прилагательных), в качестве второго, как правило, суффиксы -[j(э)] (без-людь-[j(э)]), -и[j(э)] (над-гроб-и[j(э)]), -ник (на-плечник), -ок (про-сел-ок), -чик (по-пут-чик), -ик (под-лещ-ик), -иц(а) (пере-носиц(а)), -ин (анти-накип-ин), нулевой суффикс (про-седь-Ø-, про-синь-Ø- и
др.) – для существительных и суффиксы -н- (пред-рассвет-н(ый)), -ск- (примор-ск(ий)), -им- (не-возврат-им(ый)), нулевой суффикс (без-голов-Ø(ый)) для
прилагательных.
Среди отмеченных суффиксов существительных наиболее активны суффиксы -ник и -j-. При помощи суффикса -ник образована большая группа существительных со значением предмета (на-рукав-ник, на-глаз-ник, на-руч-ник,
на-уголь-ник, на-конеч-ник, над-гортан-ник, на-колен-ник, под-зеркаль-ник,
под-стакан-ник, под-одеяль-ник, под-снеж-ник, о-шей-ник, на-морд-ник и др.)
и со значением лица (без-билет-ник, бес-стыд-ник, без-дель-ник, со-бесед-ник,
со-труд-ник, под-кулач-ник, на-хлеб-ник, на-дом-ник, на-пар-ник, под-водник, со-курс-ник и др.). Лингвисты (Владимирова, 1991, с. 33-37) отмечают, что
при одновременном соединении суффикса -ник с приставкой под- в русском
языке чаще образуются слова, называющие: «предметы домашнего обихода,
утвари, элементов одежды» (под-свеч-ник, под-след-ник и др.), «технические
инструменты и приспособления» (под-рессор-ник, под-рам-ник и др.), «лица»
(под-шеф-ник, под-кулач-ник, под-вод-ник и др.).
Суффикс -[j] участвует в образовании слов со значением места по отношению к чему-либо (вз-морь-[j(э)], под-земель-[j(э)], при-бреж-[j(э)], побережь-[j(э)], пред-горь-[j(э)], по-дворь-[j(э)], по-лесь-[j(э)] и др.). От некото29
рых существительных по отмеченной модели образуются и собственно географические названия – При-эльбрусь-[j(э)], При-морь-[j(э)], За-карпать-[j(э)],
За-полярь-[j(э)], За-волжь-[j(э)], За-донь-[j(э)], За-кавказь-[j(э)] и др.
Выше приведены наиболее частотные отсубстантивные производные слова с прерывистыми аффиксальными комплексами. Встречаются и отглагольные
существительные: не-разбер-их(а) (не разобрать).
В сфере отглагольного словообразования имеются весьма разнородные
группы префиксально-суффиксальных имен, которые представляют собой и
целые словообразовательные типы (например: «префикс у- + основа глагола +
нулевой формант»: у-дой-Ø-, у-бой-Ø-, у-ход-Ø- и др.; «префикс за- + основа глагола + нулевой формант» – за-езд-Ø-, за-ход-Ø-, за-воз-Ø-, за-дел-Ø-
и др.; «префикс по- + основа глагола + суффикс -к(а)» - по-ход-к(а), по-воз-к(а),
по-дел-к(а ) и др.; «префикс о-/об- + основа глагола + -к(и)»: – о-пил-к(и),
о-чист-к(и), об-нос-к(и) и др.). Имеют место и одиночные образования с префиксами, несущими значения, характерные не для именного, а для глагольного
словообразования (например: класть – пере-клад-ин(а), садиться (о тканях и
т.п.) – у-сад-к(а)), иногда – отражающими глагольное предложное управление
(жить с …- со-жи-тель, ковать на … – на-кова-льн(я)). Синхронный анализ
таких образований представлен в работе (Лопатин, 1977).
В сфере образования прилагательных префиксально-суффиксальным путем наиболее продуктивны модели с суффиксом -н- (за-город-н(ый), на-стольн(ый), без-дом-н(ый), при-бреж-н(ый), без-вин-н(ый), внутри-вен-н(ый), околозем-н(ый), без-результат-н(ый), меж-сезон-н(ый) и др.). Суффикс, входящий в
комбинацию аффиксов, может быть и нулевым. Префиксация в сочетании с нулевой суффиксацией – способ, характерный для образования прилагательных,
мотивированных именами существительными со значением частей тела или деталей внешности: без-глаз-Ø-ый, без-ног-Ø-ий, без-рук-Ø-ий, без-голов-Ø-ый
и др.
Наиболее частотны в сфере прилагательных образования с приставкой
без- (рост их регулярности наблюдался в середине ХХ в.), образуемые на основе сочетаний существительных с предлогом без. Произошло заметное расширение круга основ существительных, включаемых в такие прилагательные. Он
пополняется глагольными основами (ср. бес-привяз-н(ый) и под.). Ограничений
структурного характера прилагательные с без- не знают, т.е. в основе их могут
лежать сочетания с самыми различными по строению существительными, которые включаются в прилагательные по типу: «без- + основа существительного
+ -н(ый)». Важно только, чтобы семантика словосочетания отвечала определенному требованию.
Е. А. Земская, анализируя прилагательные с приставкой без-, говорит о
том, что они «свободно образуются на основе сочетаний существительных с
предлогом без- для обозначения постоянного типического свойства какого-либо
предмета или явления. Базой для образования прилагательных здесь служат сочетания с существительными предметного и отвлеченного значения, в относительно редких случаях – с существительными одушевленными. Ограничений
30
принципиального характера для производства прилагательных на основе сочетаний с существительными одушевленными нет (бес-пилот-н(ый) самолет, бескондуктор-н(ый) трамвай, без-лошад-н(ый) крестьянин, без-дет-н(ая) семья)
нет, но «общественная потребность в таких прилагательных невелика, и это ограничивает их производство» (Словообразование совр. рус. лит. яз., 1968,
с. 157).
Прилагательные с приставкой без- отличаются стандартностью значения
(обозначают отсутствие того, что названо производящей основой) и свободой
образования. Это сближает их с парадигмой определенного существительного,
в которой они занимают место, близкое к форме косвенного падежа с соответствующим предлогом. Таким образом, создаются ряды: пилот – пилота – пилоту … без пилота – беспилотный; рельс – рельса – рельсу – рельсом – без
рельса – безрельсовый. Повышение регулярности прилагательных с приставкой
без- в современном языке не изолированный процесс. Оно внутренне связано с
общим ростом продуктивности и регулярности прилагательных с отпредложными приставками. Это касается как слов, образованных при помощи приставки и суффикса одновременно (ср.: земля – около-зем-н(ый), стена – на-стенн(ый), борт – за-борт-н(ый), плинтус – над-плинтус-н(ый), посев – до-посевн(ый), мерзлота – под-мерзлот-н(ый) и др.), так и слов, образованных только
приставочным путем (районный – меж-районный, школьный – при-школьный,
атмосферный – вне-атмосферный, вузовский – до-вузовский, уборочный – после-уборочный и др.).
Образование глаголов. В сфере префиксального глагольного образования в качестве первого компонента слова-деривата выступают прежде всего
префиксы пространственно-временной семантики, а также префиксы со значением совместности и лишения (с- и обез- / обес-), в качестве второго чаще всего
суффиксы -и(ть) (обез-бол-и(ть), обес-крыл-и(ть), о-сирот-и(ть), про-реди(ть), на-полн-и(ть), у-равновес-и(ть) и др.), -е(ть) (о-сирот-е(ть), о-вдове(ть) и др.), -ыва(ть) / -ива(ть) (по-визг-ива(ть), по-сматр-ива(ть), по-глядыва(ть), по-кашл-ива(ть), на-игр-ыва(ть) и др.), -ну(ть) (вз-визг-ну(ть), вздох-ну(ть), вз-дрем-ну(ть) и др.).
Образование наречий. В сфере наречий наиболее распространены такие
прерывистые образования аффиксов, как по-…-ому /-ему (по-делов-ому, по-новому,
по-серьезн-ому,
по-наш-ему,
по-ваш-ему
и
др),
по-…
-и/ски (по-дружеск-и, по-человеческ-и, по-брат-ски, по-муж-ски и др.), на-…-о
(на-бел-о, на-чист-о, на-скор-о, на-сух-о и др.), до-…-а (до-бел-а, до-красн-а и
др.), на-…-у (на-встреч-у, на-удач-у и др.), в-…-ом/ём (в-пятер-ом, в-четвером, в-тро-ём и др.), в-…-у (в-догонк-у, в-припрыжк-у и др.) и под.
Префиксально-постфиксальный способ словообразования
Префиксально-постфиксальный способ словообразования – это такой
комбинированный аффиксальный способ, когда в качестве дериватора используется функциональное единство префикса и постфикса.
31
Данный способ деривации характерен для сферы глагольного словообразования, где в качестве первого элемента выступают приставки раз- / рас-, при-,
с-, в-, вс-, вы- и др., а в качестве второго элемента – всегда постфикс -ся (разбежать-ся, рас-шуметь-ся, при-слушать-ся, с-работать-ся, в-жить-ся, всмотреть-ся, вы-спать-ся и под.).
Префиксально-суффиксально-постфиксальный способ
словообразования
Префиксально-суффиксально-постфиксальный способ словообразования – это комбинированный аффиксальный способ образования глаголов, когда
в качестве дериватора используется функциональное единство трех компонентов – приставки, суффикса и постфикса. При этом в качестве первого элемента
выступают приставки раз- / рас-, при-, про-, пере-, у-, по- и др., в качестве второго – глагольные суффиксы -и(ть), -е(ть), -ива(ть), -ыва(ть), третьим составляющим элементом всегда является постфикс -ся (раз-задор-и(ть)-ся,
рас-щедр-и(ть)-ся), при-лун-и(ть)-ся, при-земл-и(ть)-ся, про-слез-и(ть)-ся,
пере-говар-ива(ть)-ся,
пере-шуч-ива(ть)-ся,
пере-миг-ива(ть)-ся,
по-счастлив-и(ть)-ся и под.).
Суффиксально-постфиксальный способ словообразования
Суффиксально-постфиксальный способ словообразования – это комбинированный аффиксальный способ глагольного словообразования, когда в качестве дериватора используется функциональное единство суффикса и постфикса.
Первым элементом в таких структурах выступают глагольные суффиксы
-и(ть), -е(ть), -а(ть), -ива(ть), -ыва(ть), вторым – всегда постфикс -ся (нужда(ть)-ся, сует-и(ть)-ся, скуп-и(ть)-ся, петуш-и(ть)-ся, присаж-ива(ть)-ся и
под.).
2.5. Практические приемы определения способа словообразования
На практике определение способа словообразования, включающего комбинации аффиксов, порой представляет трудность: например, каким словом
мотивируется прилагательное заморский – море или морской? Отвечая на этот
вопрос, обратимся к конкретным примерам.
1. Как образовались слова бескультурье, заморский, обезболить, расшуметься, расщедриться, скупиться? Данные слова нельзя отнести к префиксальным образованиям, так как в языке нет соответствующих беспрефиксальных слов «культурье», «морский», «болить», «шуметься», «щедриться». Их
также нельзя отнести к суффиксальным, ибо в языке нет соответствующих бессуффиксных слов «бескультурь», «замор», «обезбол», «расшум», «расщедр».
Отсутствуют в языке и слова без постфиксов «расшуметь», «расщедрить»,
«скупить» (однокоренное к скупой). Следовательно, эти дериваты образовались
путем одновременного присоединения к основам культур(а), мор(е) и боль приставки и суффикса (бескультурье, заморский, обезболить), к основе щедр(ый)
32
приставки, суффикса и постфикса (расщедриться), к основе шуме(ть) приставки и постфикса (расшуметься), к основе скуп(ой) суффикса и постфикса (скупиться).
2. Сравним параллельные дериваты: культурный и бескультурье, морской
и заморский, болеть и обезболить, шумный и расшуметься, щедрость и расщедриться, скупость и скупиться. Явно видно, что данные пары слов, являющихся однокоренными, созданы по разным моделям, при помощи разных формантов. Следовательно, первые слова никак нельзя назвать производящими для
вторых слов.
Для того чтобы правильно установить производящее слово для производного, мы рекомендуем вычленять его из лексико-словообразовательного значения деривата: бескультурье – «отсутствие культуры», заморский «находящийся
за морем, за границей или привезенный оттуда», обезболить «устранить боль»,
расшуметься «начать сильно шуметь», расщедриться «стать щедрым», скупиться «быть скупым».
2.6. К вопросу о множественной мотивации и способе словообразования
Явление множественной мотивации (или полимотивации), провоцирующее часто множественность словообразовательной структуры деривата, влияет
на определение способа словообразования. Так, производные типа безгрешный
могут интерпретироваться или как префиксальные (грешный – без-грешный),
или как префиксально-суффиксальные (грех – без-греш-н(ый)).
Разрабатываемая активно в 70-е гг. ХХ в. теория множественной мотивации принималась не всеми лингвистами. Так, в 1972 г. на республиканской
конференции, посвященной актуальным проблемам словообразования русского
языка, А. И. Моисеев выступил с докладом: «Существует ли «множественная
производность» слов?». Главный пафос его выступления в том, что «одна и та
же языковая единица не может быть одновременно и здесь и там, в двух или
более словообразовательных типах; одно и то же слово (в одном и том же значении) не может быть образовано разными способами, не может быть порождено двумя или более производящими одновременно», если это и происходит, то
в результате «слияния в одно слово двух и более равнозначных слов, порознь
образованных от разных производящих» (Моисеев, 1978, с. 243).
Впервые на явление множественной мотивации еще в 1938 г. обратил
внимание В. В. Виноградов. Позже, в работе 1951 г., он вновь пишет о том, что
в языке имеется «возможность морфологического членения слов в пределах одного и того же типа», которая «во многих случаях зависит от различной направленности смысловых связей этого слова» (Виноградов, 1951, с. 9).
На конкретном материале явление полимотивации было исследовано
О. П. Ермаковой и Ф. Г. Коровиным. Так, О. П. Ермакова в статье «О некоторых изменениях в системе аффиксов и производящих основ качественных наречий» отмечает: «Для многих образований, имеющих в основе имя нарица-
33
тельное, по-видимому, остается возможным два пути – и от соответствующего
прилагательного и прямо от существительного (Ермакова, 1964, с. 140).
Интересны наблюдения Ф. Г. Коровина в области мотиваций производных наречий и прилагательных. Исследователь учитывает лексикосемантические варианты мотивирующих и мотивированных единиц, обращая
внимание на возможность двоякой мотивации последних, и, в частности, отмечает, что «в современном русском языке одно и то же значение прилагательного на -тельн- может быть употреблено в качественном и относительном значении» (Коровин, 1968, с. 96) в зависимости от частеречной принадлежности
мотивирующих слов. При этом им выделяются и разные суффиксы производного. Ф. Г. Коровин первым обратил внимание на взаимозависимость полимотивации и множественности словообразовательной структуры производного
слова.
Сам термин «множественная мотивация» принадлежит И. С. Улуханову и
В. В. Лопатину. Ими же были впервые выявлены и описаны отдельные критерии множественности мотивации. Это критерий системности (Лопатин, 1977) и
критерий равного количества формантов при различии словообразовательных
структур (Улуханов, 1977, с. 46). А. Н. Тихонов, однако, полагает, что термин
«множественная мотивация» не выражает главного признака соответствующих
слов – способности по-разному члениться, имея несколько структур (Тихонов,
1970, с. 85), и предлагает обозначать данное языковое явление как множественность словообразовательной структуры производного.
Терминологический разнобой здесь, на наш взгляд, объясняется разными
подходами исследователей к анализу одного и того же явления: в первом случае изучается механизм образования полимотивации, во втором – анализируются результаты действия полимотивации, провоцирующие множественность
словообразовательной структуры производного. Оба подхода, дополняя друг
друга, неразрывно связаны между собой: множественная мотивация всегда
предполагает множественность словообразовательной структуры производного.
Морфемное членение при этом может и не меняться. Ср.: оценщик ‘тот, кто делает оценку, оценивает что-либо’. Производное в одном и том же значении мотивируется разными исходными единицами (оценка, оценивать), что детерминирует множественность словообразовательной структуры слова оценщик (ср.:
оценка – оцен-щик, оценивать – оцен-щик). Морфемная членимость деривата в
обоих случаях остается неизменной. Иначе обстоит дело с производным словом
капустник «пирог с начинкой из капусты / капустный пирог», которое, будучи
полимотивированным, характеризуется множественностью и словообразовательной структуры, и морфемной членимости (ср.: капуста – капуст-ник, капустный – капустн-ик).
Приведем примеры слов, в которых множественность мотивации влияет
на неоднозначное определение способа словообразования. Наплечник ‘наплечное украшение или часть одежды, лежащая полосой на плечах, а также часть
старинных военных доспехов, защищавшая плечо’ (С. И. Ожегов). В структуре
одного лексико-словообразовательного значения обнаруживаем сразу два мо34
тивирующих слова – наплечный и плечо. Это представляется неоспоримым фактом взаимодействия разных словообразовательных типов («основа прилагательного + формант -ик» и «префикс на- + основа существительного + суффикс
-ник»), в соответствии с которыми выделяются разные способы словообразования – с одной стороны, суффиксальный, с другой – префиксальносуффиксальный. Ср. также: дериват надкостница может быть в равной степени
мотивирован как «соединительная ткань, покрывающая кость», так и «надкостная соединительная ткань»; безлошадник – «не имеющий лошади крестьянин» и «безлошадный крестьянин»; надомник – «работающий дома» и «надомный работник»; подводник – «специалист по подводным, водолазным работам»
и «специалист, профессионально работающий под водой»; подземка – «дорога,
проходящая под землей» и «подземная дорога» и под.
Подобная множественная мотивация возможна далеко не во всех деривационных образованиях, имеющих в своем составе префикс и суффикс (ср.: пододеяльник – «специальный чехол, надеваемый на одеяло». В данном случае
возможен только один мотиватор – одеяло).
В связи с вышесказанным, считаем важным учитывать множественность
словообразовательной структуры производного слова при определении способа
словообразования.
‫٭٭٭‬
Факт существования в языковых единицах прерывистых аффиксальных
комплексов, которые в языкознании получили название конфиксов, не вызывает сомнения.
С точки зрения морфемики налицо самостоятельность каждого элемента
конфикса. Конфиксы – это морфемные сочетания, состоящие из двух или трех
морфем.
На словообразовательном же уровне составные словообразовательные
средства функционируют как единое целое. Их использование соответствует
одному словообразовательному акту. Они создают новое слово не путем последовательного присоединения своих частей к производящей базе, а в результате
объединения с ней в один прием и в комплексе. Функциональное единство
компонентов составных словообразовательных средств сочетается с их семантической связанностью. Они участвуют в процессе словопроизводства как самостоятельное комплексное по форме средство.
Производные слова, образованные с помощью составных словообразовательных средств, рассматриваются при этом как продукт комбинированного
аффиксального словообразования, в котором в зависимости от качества объединяющихся для создания новых лексем элементов выделяются такие способы,
как
префиксально-суффиксальный,
префиксально-суффиксальнопостфиксальный, префиксально-постфиксальный, суффиксально постфиксальный.
35
Контрольные вопросы
1. Какими терминами в лингвистической литературе называют прерывистые аффиксальные комплексы? Какой из них, на ваш взгляд, более удачный?
2. Конфикс – это самостоятельная морфема или комплексный словообразовательный формант? Обоснуйте ответ.
3. Можно ли говорить о наличии в языке прерывистых суффиксов?
4. Из скольких компонентов могут состоять прерывистые аффиксальные
комплексы? Приведите примеры.
5. Каким образом современная словообразовательная интерпретация слова влияет на его этимологическую структуру?
6. Правомерно ли слова, созданные путем суффиксации предложнопадежного сочетания, оценивать как приставочно-суффиксальные образования?
Какие точки зрения существуют на этот счет?
7. Какие комбинации аффиксов выделяются в современном русском языке?
8. Каковы практические приемы определения способов словообразования
при наличии в слове нескольких аффиксов?
9. Каким образом множественная мотивация влияет на морфемное членение слова?
36
Часть 2. МОРФОНОЛОГИЯ
Тема 3. АСЕМАНТИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ СЛОВ
В современном русском языке есть слова, в составе которых выделяются
структурные элементы, не привносящие ни в семантику, ни в грамматику слова
ничего нового. Такие элементы получили в научной литературе название асемантических. К ним относятся: интерфиксы и тематические элементы, выделяемые в конце основы глагола. Об этом пойдет речь в данной теме.
3.1. Интерфиксы и их статус
3.1.1. Понятие интерфиксов
В лингвистической литературе нет единого мнения по поводу понимания
того, что нужно относить к интерфиксам.
Например, И. А. Мельчук к интерфиксам причисляет «конфикс9, который
стоит после корня и при этом обязательно перед другим корнем» (Мельчук,
2001, с. 170), т. е. в традиционной терминологии – соединительный гласный в
сложных словах.
В. Н. Немченко к рассматриваемым элементам относит «структурные
элементы слов, располагающиеся внутри слова и соединяющие разные морфемы» (Немченко, 1984, с. 39), например, элемент -ов- в слове орл(ов)ский.
Е. А. Земская под интерфиксами понимает и соединительные гласные, и
асемантические прокладки в простых производных словах (Земская, 2004,
с. 63).
Н. А. Николина и ее сторонники (Николина, 2005, с. 23), учитывая разногласия по данному вопросу, считают целесообразным разграничивать два разных по функции класса элементов. Ученые предлагают интерфиксом1 называть
структурный элемент сложных слов, а интерфиксом2 – асемантический элемент
в структуре слова, возникающий в результате взаимоприспособления морфем
для удобства произношения слова.
В данном пособии принята точка зрения Е. А. Земской, согласно которой
и соединительные элементы в сложных словах типа о в слове лес(о)воз, и асемантические прокладки типа ан в слове америк(ан)ец в функциональном отношении ничем принципиально не различаются. Они выполняют функцию соединения морфов.
9
В терминологии И. А. Мельчука конфикс – это аффикс, не разрывающий корень, к которому он присоединяется, и сам не разрываемый этим корнем. К конфиксам ученый относит и суффиксы, и префиксы, и интерфиксы.
37
3.1.2. Статус интерфиксов
Неоднозначно решается в лингвистической литературе и вопрос о статусе
интерфиксов с точки зрения морфемной структуры слова.
Одни ученые рассматривают интерфиксы как незначимые структурные
элементы слов, называя их «формативами» (Винокур, 1959), «прокладками»
(Земская, 1964, 1973), «структемами» (Тихонов, 1971), «асемантемами» (Гимпелевич, 1972), и лишают тем самым статуса морфем.
Другие исследователи пытаются доказать, что эти отрезки все же наделены значением и выступают в слове как самостоятельные морфемы (чаще –
суффиксы), которые «призваны обеспечить ясность значения слова в процессе
общения» (Дементьев, 1974, с. 117).
Третьи считают интерфиксы «принадлежностью соседних с ними морфем» (Лопатин, 1977).
Интерфиксы – незначимые структурные элементы слов
Е. А. Земская характеризует интерфиксацию не как способ словообразования, стоящий в одном ряду с суффиксацией и префиксацией, а как одно из
морфонологических средств, используемых для соединения морфов в слове.
«Интерфиксы (как и субморфы) не имеют значения в составе слова. Их функция чисто соединительная, строевая. Между тем и суффиксы, и приставки в составе слова значимы, имеют определенную семантическую нагрузку. Ставя интерфиксы в один ряд с суффиксальными или префиксальными морфемами, мы
разрушаем определение морфемы как наименьшего значимого элемента в составе слова» (Земская, 1999, с. 336).
А. Н. Тихонов справедливо подчеркивает, что при допущении существования асемантических морфем, обладающих только структурной функцией,
«расщепляется понятие морфемы, <…> границы морфемы становятся неопределенными и расплывчатыми» (Тихонов, 1971, с. 47).
Об отсутствии значения у интерфиксов свидетельствуют случаи, когда
одно и то же словообразовательное значение в одних производных словах выражается без интерфикса, а в других – с его помощью. Ср. производные с интерфиксами -й-, -в-, -л- и без них (сахар-н-ый и кофе-(й)-н-ый, твор-ец и пе-(в)ец, убеж-ищ-е и вмести-(л)-ищ-е). Слова сахарный и кофейный относятся к одному и тому же словообразовательному типу и обладают одним и тем же словообразовательным значением. Наличие -й- в слове кофейный и его отсутствие
в слове сахарный никак не отражается в их семантической структуре. Элемент
-й- не имеет своей доли в семантике прилагательного кофейный. Таким образом, носителем словообразовательного значения в указанных словах является
не весь отрезок, расположенный после словообразующей основы (-йн-, -вец,
-лищ-, -енск-, -овск-, -инск-), а лишь тот элемент, который присутствует во всех
производных словах с данным деривационным значением (-н-, -ец-, -ищ-, -ск-).
Он необходим и достаточен для выражения значения суффикса.
38
Еще более наглядно свидетельствуют об этом примеры вариантных, тождественных по значению образований с различными интерфиксами (Брно – брн(ов)-ск-ий, брн-(ен)-ск-ий; Петушки – петушк-(ин)-ск-ий, петушк-(ов)-ск-ий).
Лишенный семантики, один и тот же интерфикс легко используется для
присоединения различных суффиксов к одной и той же производящей основе,
т. е. обладает способностью обслуживать разные словообразовательные типы,
часто относящиеся даже к разным частям речи (Тихонов, 1996, с. 671): кофе(й)-ник,
кофе-(й)-ниц-а,
кофе-(й)-н-я,
кофе-(й)-н-ый;
суши-(л)-к-а,
суши-(ль)-н-я, суши-(ль)-н-ый; корол-(ев)-ич, корол-(ев)-н-а, корол-(ев)-ств-о,
корол-(ев)-ск-ий, схем-(ат)-изм, схем-(ат)-ичн-ый, схем-(ат)-ическ-и.
Употребляющиеся в современном русском языке интерфиксальные элементы в подавляющем большинстве случаев носят регулярный характер. Многие из них отличаются высокой продуктивностью. Среди интерфиксов, употребляющихся в составе производных слов в положении между производящими
основами и словообразовательными суффиксами, наиболее продуктивны -ин-,
-ов-, -ен-, -ан-, широко используемые при образовании новых слов посредством
субстантивного суффикса -ец и адъективных суффиксов -н- и -ск-.
Наряду с продуктивными и регулярными интерфиксами в современном
русском языке употребляются также непродуктивные и даже нерегулярные интерфиксы, встречающиеся в составе единичных слов. К ним относятся интерфиксы -им- (уф-(им)-ский), -ун- (выкс-(ун)-ский), -ын- (орд-(ын)-ский), -итян(негр-(итян)-ский) и др. (Немченко, 1984).
Интерфиксы – самостоятельные морфемы
Точки зрения на интерфиксы как на самостоятельные морфемы (суффиксы) придерживаются А. А. Дементьев, В. А. Горпинич и др. А. А. Дементьев,
например, считает, что такие суффиксы «используются как дополнительные
выразители категории отношения» (Дементьев, 1974, с. 119). По мнению ученого, об этом говорит словообразовательная соотносительность с суффиксами
притяжательных прилагательных. «Притяжательные прилагательные типа шекспиров, эйнштейнов, рентгенов (луч) и т. п. превратились в современные прилагательные шекспировский, эйнштейновский, рентгеновский, выражающие категорию отношения. При них вскоре появляются и наименования лиц типа
шекспировец, эйнштейновец и т. п.» (там же).
Помимо указанных, А. А. Дементьев рассматривает и другие случаи совместного употребления двух суффиксов для полного выражения определенного значения. «Уменьшительно-ласкательный суффикс -ок (-ек) сам по себе не
полностью выражает свое значение: сынок, возок, грибок. Для выражения полного значения уменьшительности при нем употребляется второй суффикс -ек:
сыночек, возочек, грибочек и т. п. Суффикс -ик полностью выражает значение
уменьшительности (столик, садик, годик, листик) и употребляется без дополнительного суффикса; формы типа столичек, садичек, годичек не свойственны
русскому языку (кроме слов ножичек, ковшичек, дождичек, существование ко-
39
торых объясняется тем, что исходные формы ножик, ковшик, дождик сами по
себе утратили значение уменьшительности)» (там же).
Ссылаясь на представленные выше рассуждения, А. А. Дементьев в таких
образованиях, как пензенский – пензенец, варненский – варненец (Варна), уфимский – уфимец, генуэзский – генуэзец, американский – американец, неаполитанский – неаполитанец, усматривает не интерфиксы (-ен-, -им-, -эз-, -ан-, -итан-),
а обычные суффиксы, выступающие в качестве дополнительных суффиксов к
суффиксам -ск(ий), -ец в словах рассматриваемого типа.
Данная точка зрения не получила поддержки у отечественных ученых, и
она вряд ли может считаться верной. Соглашаясь с Е. А. Земской относительно
отсутствия «особого значения» у интерфиксов, В. В. Лопатин по поводу рассмотренной выше концепции А. А Дементьева и его последователей замечает:
«С семантической точки зрения о таких элементах в составе прилагательных
можно говорить в лучшем случае как об усилителях выражения относительного
значения, но не как о самостоятельных выразителях этого значения» (Лопатин,
1977, с. 42-43).
Интерфиксы – структурные части морфов
Во многих исследованиях по словообразованию (Араева, 2009; Антипов,
2001; Красильникова, 1997; Ширшов, 2004; Янко-Триницкая, 2001 и др.) интерфиксы как особый структурный элемент слова не выделяются, а рассматриваются в структуре сложных суффиксов как формантные варианты10. Так, например, наряду с простым суффиксом -н(ый) выделяются производные суффиксы -шн(ый), -йн(ый); наряду с -ник – суффиксы -шник, -йник, -овник, -очник;
наряду с -ит – -нит, -лит, -инит; наряду с -ец – -вец, -овец, -нец, -лец, -инец,
-анец и т. д.
Наиболее распространенное проявление этой тенденции – возникновение
«вторичных (или производных) суффиксов», факт, отмеченный впервые в работах Н. В. Крушевского, который, говоря об особом свойстве суффиксов, указывает на их «способность сочетаться друг с другом и образовывать один сложный суффикс» (Крушевский, 1998, с. 157).
Активно поддерживают данную точку зрения В. В. Лопатин и
И. С. Улуханов. Они считают, что аффиксы варьируют свою форму до определенной степени, а так называемые интерфиксы являются частями морфов
-инск-, -овск-, ибо вместе с суффиксом -ск- выполняют одну функцию (Грамматика, 1970). «С семантической точки зрения о таких элементах в составе прилагательных можно говорить в лучшем случае как об усилителях выражения от-
10
В ряде работ (Гловинская, 1975) сочетания «интерфикс + суффикс» рассматриваются как алломорфы простого суффикса. Далеко не все считают это правомерным, так как «термином «алломорф» принято называть тождественные по значению единицы, находящиеся в позиции дополнительного распределения (типа -чик/-щик, ец/-ц, рук-/руч-, ног-/нож-, от-/ото-) … в употреблении интерфиксов нет строго позиционного распределения.
Здесь нередко действует аналогия или узус (обычай). …При изучении языка необходимо различать регулярные,
морфонологически обусловленные явления и явления, в действие которых вмешивается узус, словарные закономерности» (Земская, 1999).
40
носительного значения, но не как о самостоятельных выразителях этого значения» (Лопатин, 1977, с. 42–43).
С этих теоретических позиций описан состав морфем в Академических
грамматиках 1970 и 1980 гг. издания, что, видимо, способствовало широкому
распространению мнения, согласно которому интерфиксы являются принадлежностью соседних с ними морфем. Так, интерфиксы обычно включаются в
состав следующих за ними морфем, словообразовательных суффиксов (ср.:
Америка – америк-анец, государство – госу-дарств-енн-ый, Орел – орл-овск-ий,
лента – лент-очн-ый, бегать – бег-отн-я), а интерфиксы, употребляющиеся
при словоизменении и формообразовании, – в состав предшествующих им корневых или суффиксальных морфем (ср.: читать – читаj-у, читаj-эшь,
читаj-ущий, читаj-эмый, читаj-а; разговаривать – разговар-иваj-у,
разговар-иваj-эшь, разговар-иваj-ущий, разговар-иваj-а) (Немченко, 1984).
При отнесении интерфикса к следующему за основой словообразовательному суффиксу (петь – пе-вец) создается впечатление, что между суффиксом и
интерфиксом имеется более тесная связь, чем между основой и интерфиксом.
По этому поводу Е. А. Земская пишет: «Незначимые отрезки (интерфиксы) рассматриваются как части суффикса, т. е. как его своеобразные «слуги». Между
тем если использовать метафорическое понятие «слуги», то интерфикс – это
скорее «слуга» основы, чем суффикса: один и тот же интерфикс обслуживает
производные от одной и той же основы с разными аффиксами, т. е. «требует»
использования интерфикса именно основа, а не суффикс. Ср.: петь – пе(в)ец,
пе(в)ица, пе(в)учий, пе(в)ун, пе(в)унья, пе(в)чий» (Земская, 1999, с. 339).
Наиболее перспективными из представленных выше точек зрения на
структурный статус интерфиксов нам кажутся положение и аргументация,
представленные в работах Е. А. Земской, которая рассматривает интерфиксы
как незначимые строевые элементы, выполняющие чисто соединительную
функцию в слове. Это непосредственно согласуется с традиционно признанным
пониманием морфемы как части слова, имеющей самостоятельное значение.
Н. В. Крушевский, анализируя интерфиксы в структуре сложных суффиксов (третья точка зрения), отмечал, что «с одной стороны, мы встретим какойнибудь суффикс, с другой – тот же суффикс плюс какой-нибудь звук или какиенибудь звуки в его начале. Притом эти звуки сами по себе не способны придавать какой-либо особый оттенок корню, т. е. увеличенный суффикс придает тот
же оттенок корню, что и неувеличенный или какой-нибудь другой, но в обоих
случаях один какой-нибудь оттенок, а не два» (Крушевский, 1998, с. 158).
3.1.3. Функциональные типы интерфиксов
В русском словообразовании интерфиксы обычно используются для соединения: 1) двух и более основ в составе сложного слова; 2) основы и словообразующего суффикса; 3) основы и грамматического показателя (формообразующего суффикса или окончания). Рассмотрим подробнее каждый из названных типов.
41
Соединительные элементы в составе сложных слов
Интерфиксы как служебные соединительные элементы (соединительные
гласные, соединительные морфемы, инфикс-дериваты), не имеющие собственного значения, служат для связи корней в составе сложных слов11.
На особенность образования сложных слов указывал еще
М. В. Ломоносов: «умножение» слов «происходило произвождением и сложением. Произвождение состоит в наращении складов… Сложение бывает от совокупления двух или многих речений воедино: …рукомойникъ от рука и мою»
(Ломоносов, 1952). В качестве примеров соединительных гласных в сложных
словах русского языка можно привести такие, как лес-о-воз, овц-е-бык, тр-ехметровый, верт-и-головка, или в немецком языке «соединительная гласная» -sв таких случаях, как Ort-s-kunde – “краеведение”, Alter-s-heim – “дом престарелых”, где при словах мужского и среднего рода (der Ort, das Alter) соединительное -s- восходит к флексии родительного падежа (des Orts, des Alters)» (Реформатский, 1997, с. 266–267). Ср. также в испанском языке – pel-i-rojo “рыжеволосый” (Мельчук, 1963, с. 34).
Известно, что сложные слова, как правило, соотносительны с определенными словосочетаниями, на базе которых они построены. Одинаково оформляются сложения, соотносительные с сочинительными и подчинительными сочетаниями слов (ср.: урало-сибирский – Урал и Сибирь и западно-сибирский –
Западная Сибирь), с подчинительными словосочетаниями различной структуры
и субъектно-предикативными конструкциями (ср.: снегоходный – ходить по
снегу, теплоходный – ходить с помощью тепла, пешеходный – ходить пешком,
судоходный – ходят суда, самоходный – ходит сам; водопад – падает вода, водопой – пить воду и т.д.). В работе (Потиха, 1970, с. 47–48) представлены правила использования соединительных элементов.
Н. М. Шанский справедливо замечает, что в отдельных случаях соединительные гласные появляются по чисто фонетическим причинам: как средство
ликвидации стечения гласных. «Так, если в словах железобетон, рыболов, сухофрукты соединительная гласная о является связочной морфемой, обусловленной определенными правилами словообразования… то в слове технорук она
со словообразовательной точки зрения представляет собой явление незаконное
(ибо сложение сложносокращенных основ осуществляется без посредства соединительных гласных, ср. политрук, военрук, физрук) ... Наличие соединительной гласной о в слове технорук объясняется не правилами современного
русского словообразования, а современным фонетическим строем русского
языка, существующей произносительной практикой: соединительная гласная о
необходима в этом слове как средство уничтожения образующегося стечения
согласных (технрук – технорук)» (Шанский, 1958, с. 31).
11
Некоторые ученые признают наличие нулевого интерфикса. Так, А. И. Моисеев отмечает, что интерфиксы с
точки зрения их звуковой характеристики могут составлять от нуля до двух звуков: Нов-город, вод-о-лаз,
тр-ех-летний (Моисеев, 1987, с. 55). Это логично, если в качестве интерфикса признать самостоятельную морфему, но с этим вряд ли можно согласиться, если рассматривать интерфиксы как незначимые структурные элементы слова.
42
В функциональном плане при сопоставлении сложных слов разных типов
представляется целесообразным выделение, кроме интерфиксов о и е, таких соединительных элементов, как и (дозиметр, сорвиголова, семилетний, сахариметр, держи-дерево, перекати-поле, семилетний, девятижтажный, Узбекистан, мать-и-мачеха и др.), ух (двухзальный, двухэтажный, двухтомный), у
(полукруг, двучлен)12, ех (трехмесячный, трехлинейный, четырехъярусный), а
(сорокаградусный, сорокапудовый, сорокалетний, полторастаметровый).
Соединительные элементы сложных слов -а, -и, -у, -ух, -ех возникли на
месте флексийных морфем, прежде всего окончаний род. п. имен числительных
(сорок-а-летний, сем-и-мильный, дв-у-член, дв-ух-метровый, тр-ех-этажный).
Реже соединительные элементы употребляются на месте окончаний косвенных
(род. и вин.) падежей других частей речи – имен существительных, местоимений (вс-е-могущий, повс-е-дневный, себ-я-любивый, ум-а-лишенный). В отдельных случаях в роли соединительных звуков используются гласные, представляющие собой бывшие личные окончания глаголов (перекат-и-поле, сорв-иголова) (Немченко, 1984, с. 37–38). Целесообразно квалифицировать отмеченные элементы как интерфиксы, потому что они внешне не воспринимаются как
соединительные гласные звуки, и как окончания с точки зрения современного
русского языка рассматриваться уже не могут, так как не изменяются при склонении.
Рассматриваемые интерфиксы необходимо четко отграничивать от явлений, внешне их напоминающих: 1. Слова малоупотребительный, дикорастущий, нижеследующий и т. п. не содержат соединительных гласных: -о-/-е- представляют собой наречные суффиксы (о – словообразующий, е – формообразующий); 2. В словах автозавод, велогонка, авторегулятор, метеосводка,
представляющих собой сложение сокращенной и полной основы, о интерфикса
не образует и является такой же неотъемлемой частью сокращенных основ (автомобильный, велосипедная, автоматический, метеорологическая), как согласные ф, т, р, и др. в словах профсоюз, партактив, зарплата основ профессиональный, партийный, заработный (Шанский, 1958).
Интерфикс на границе основы и словообразующего суффикса
По своим функциям в слове с соединительными элементами сложных
слов заметно сближаются весьма разнообразные по звуковому составу структурные элементы слов, располагающиеся внутри слова и соединяющие разные
морфемы. Если интерфиксы как соединительные гласные четко вычленяются
из слова, то вычленение интерфикса как межморфемной прокладки кажется
многим ученым явлением очень спорным. В данном исследовании признается
понимание интерфикса как асемантической (незначимой) части слова, не включаемой в структуру морфемы при выделении частей слова.
12
При образовании сложных слов, первой частью которых выступает корень -дв-, используются интерфиксы -уили -ух-. В ряде случаев наблюдается вариативное использование интерфиксов (ср.: двуполостной и двухполостной, двусветный и двухсветный). О причинах такой вариативности см. в (Рогожникова, 1966, с. 32).
43
Интерфикс, находящийся на границе основы и словообразующего суффикса, понимается как «межморфемная прокладка» (Е. А. Земская, 1964), играющая в структуре слова реляционную функцию13. Ср.: школь-н-ый и кино(ш)-н-ый, фэзэу-(ш)-н-ый; бедн-як и весель-(ч)-ак, смель-(ч)-ак; саратов-ск-ий
и ялт-(ин)-ск-ий, орл-(ов)-ск-ий, америк-(ан)-ск-ий, дели-(j)-ск-ий, карт-(о)тек-а, един-(о)-жды и под.
Приведем примеры встречающихся интерфиксов рассматриваемого типа
в русском словообразовании.
1. После основы, кончающейся гласной фонемой, перед суффиксом, начинающимся гласной, обычно употребляется интерфикс-согласный. Так как
основы на гласные не характерны для строения русского слова, этот вид интерфиксации выступает преимущественно в образованиях от заимствованных основ и служит средством включения заимствованных слов в русское словообразование:
-т-: арго-(т)-изм, арго-(т)-ичн-ый, кабаре-(т)-ист, каноэ-(т)-ист;
-н-: волаби-(н’)-онок, колибри-(н’)-онок, кабарга-(н’)-онок (в названиях
детенышей), чили-(н)-изм, куба-(н)-ит (минерал);
-л-/л’-: ангара-(л)-ит (минерал), тафа-(л’)-онок (детеныш); жи-(л’)-эц,
скита-(л’)-эц, страда-(л’)-эц, пои-(л’)-эц, корми-(л’)-эц14.
-в-: пе-(в’)-эц, пе-(в)-уч-ий, жи-(в)-уч-ий (ср.: гор’-уч-ий, кип-уч-ий);
Интерфиксы могут прикрепляться к основам на -j, который не включается
в производное вследствие такого морфонологического процесса, как усечение
производящей основы:
-н-: Византи[j-а] – византи-(н)-ист, византи-(н)-(о)-вед; морфий – морфи-(н)-ист;
-он-: субстанци[j-а] – субстанци-(он)-альн-ый, професи[j-а] – професси(он)-альн-ый.
2. Интерфиксы-согласные появляются также обычно после основы на
гласные, если суффикс начинается согласным. Здесь действует тенденция «избавления» от основ на гласные, не типичные для структуры русского слова:
-j-: кофе-(й)-н-ый, кофе-(й)-ник, реле-(й)-н-ый, реле-(й)-щик, шоссе-(й)-ный, ханты-(й)-ск-ий, токи-(й)-ск-ий, дели-(й)-ц-ы;
-в-: разли-(в)-к-а, разли-(в)-н-ой, обу-(в)-к-а, сши-(в)-н-ой, ко′ни-(в)-ск-ий
(от фамилии Ко′ни);
13
Существует мнение, что интерфиксы – это морфы, обладающие нулевым означаемым, подобно тому, как нулевые аффиксы – это аффиксы, обладающие нулевым означающим (женщин-, груш-, обгон-Ø-). Однако,
по замечанию Е. А. Земской, нуль в языке – это показатель значимого отсутствия, т. е. отсутствия, которое имеет значение. Нулевое означающее у флексии в словоформах женщин, груш есть показатель значения «род. п.
мн. ч.», у флексии в словоформе обгон – «им.п. ед.ч. муж. рода», у нулевого суффикса в словоформе обгон –
значение отвлеченного действия. «С этой точки зрения смысл выражения «морф, имеющий нулевое означаемое», неясен, так как в данном случае отсутствие означаемого не является значимым, т. е. функционально нагруженным и, следовательно, нулевым» (Земская, 1973, с. 116).
14
Слова типа поилец, кормилец «соотнесены, разумеется, не с основой прошедшего времени на -л-, с которой
они связаны только этимологически, а с основой глагола, взятого в отвлечении от значения времени» (Винокур,
1959, с. 432). Десемантизированный характер этого -л- подтверждается тем, что в том же словообразовательном
типе существуют и образования без -л- от основ на согласные: бор-ец, твор-ец.
44
-ш-: 1) используется при производстве прилагательных от основ наречий:
завтра-(ш)-н-ий, вчера-(ш)-н-ий, сегодня-(ш)-н-ий, тогда-(ш)-н-ий (ср. безынтерфиксные образования: лет-н-ий, зим-н-ий, весен-н-ий); 2) в образованиях со
сниженной стилистической окраской, что сближает -ш- со стилистическими
суффиксами: кино-(ш)-ник, домино-(ш)-ник, эмгу-(ш)-н-ый, гаи-(ш)-ник;
-л-/-л’-: пря-(л)-к-а, стира-(ль)-н-ый, краси-(ль)-н-я, пая-(ль)-ник,
лакирова-(ль)-щик;
-н-: фрунзе-(н)-ск-ий;
-ан-: перу-(ан)-ск-ий;
-ий-: манс-(ий)-ск-ий (от мансы – нескл. существительное. В данном случае при производстве прилагательного помимо интерфиксации наблюдается
усечение конечного гласного основы).
3. В производных с основами, оканчивающимися на согласный, перед
суффиксами, начинающимися согласным:
-ов-: отц-(ов)-ск-ий, поп-(ов)-ск-ий, вор-(ов)-ск-ой, фрукт-(ов)-ниц-а; от
односложных сложносокращенных слов и аббревиатур: гост-(ов)-ск-ий,
мид-(ов)-ск-ий, ост-(ов)-ск-ий;
-ин-: ялт-(ин)-ск-ий, чакв-(ин)-ск-ий (от Чаква), клязьм-(ин)-ск-ий (от
Клязьма), сестр-(ин)-ск-ий;
-ен-: варн-(ен)-ск-ий (от Варна), пенз-(ен)-ск-ий, наш-(ен)-ск-ий,
нищ-(ен)-ск-ий, перв-(ен)-ств-о, государств-(ен)-н-ый;
-ят-: ут-(ят)-ниц-а, гус-(ят)-ниц-а, страус-(ят)-ник;
-ан-: республик-(ан)-ск-ий;
-иан-: кант-(иан)-ск-ий (от Кант), марс-(иан)-ск-ий;
-ей-: пут-(ей)-ск-ий, европ-(ей)-ск-ий;
-ий-: альп-(ий)-ск-ий, олимп-(ий)-ск-ий;
-о-: в словах текст-(о)-лог, лексик-(о)-лог, топ-(о)-граф, карт-(о)-тека,
ткан-(е)-тека, дефект-(о)-скоп, электр-(о)-мобиль15 и т. п. опорная основа
подверглась словообразовательному обобщению, в качестве суффиксальной
морфемы (точнее, суффиксоида) используются части слов -лог, -граф, -скоп,
-тека, -мобиль, а -о- выступает как интерфикс.
4. В производных с основами, оканчивающимися на согласный перед
суффиксом, начинающимся гласным:
-ан-: республик-(ан)-ец;
-j-: дели-[(j)-э]ц;
-л-: киев-(л’)-ане;
-ч-: крым-(ч)-ане, киров-(ч)-ане, мурман-(ч)-ане (в последнем случае при
образовании слова наблюдается усечение производящей основы Мурман(ск) и
присоединение интерфикса -ч-);
-и-: сириус-(и)-ан-е;
-ей-: европ-(е[j)-э]ц, пут-(е[j)-э]ц;
15
Структура рассмотренных слов своеобразна. Подобно сложным словам, они включают интерфиксы -о- и
-е-, однако их вторая часть не выступает в качестве самостоятельного корневого элемента. Поэтому считать их
сложными словами нет оснований.
45
-ий-: альп-(и[j)-э]ц, олимп-(и[j)-э]ц;
-ен-: перв-(ен)-ец, пенз-(ен)-ец;
-ов-: орл-(ов)-ец, ост-(ов)-ец;
-ин-: ялт-(ин)-ец, чит-(ин)-ец;
-ич-: фамильярн-(ич)-а-ть;
-нич-: лентяй-(нич)-а-ть, самовар-(нич)-а-ть.
Интерфикс на границе основы и грамматических морфем
Интерфиксы могут употребляться между основой и грамматическими
морфемами – формообразующими суффиксами или окончаниями.
Так, при основе глагола, оканчивающейся на гласный звук, в положении
перед личным окончанием и суффиксом причастия или деепричастия, начинающимися гласным звуком, широко используется интерфикс j. Ср.: краснеть – красне-[(j)-у], красне-[(j)-э]шь, красне-[(j)-эт], красне-[(j)-э]м (в этих
словоформах интерфиксальный согласный звук соединяет основу слова краснеи окончания -у, -эшь, -эт, -эм), красне-[(j)-у]щ-ий, красне-[(j)-а] (здесь j соединяет основу слова красне- и формообразующие суффиксы причастия -ущ- и
деепричастия -а). Интерфикс j, употребляющийся между гласными соседних
морфем, по своему происхождению представляет собой, так называемый, интервокальный согласный, который с древнейших времен развивался при стечении двух гласных звуков. В словоформах чит-(а)-[(j)-у], чит-(а)-[(j)-эм], чит(а)-[(j)-у]щ-ий, чит-(а)-[(j)-а] помимо j выделяется еще и интерфикс а.
‫٭٭٭‬
Признание рассмотренных выше трех типов интерфиксов как незначимых
элементов структуры слова провоцирует вопрос о их выделении на практике
при морфемном и/или словообразовательном анализе словоформ. Здесь можно
предложить следующее решение. В практике вузовского преподавания русского языка в ходе морфемного и словообразовательного анализа при обнаружении в словоформе интерфикса актуален следующий алгоритм действий:
1. Определить тип интерфикса – соединяет (а) две и более основы в составе сложного слова, (б) основу слова и слоообразующий суффикс, (в) основу
слова и грамматический показатель;
2. Если перед нами интерфикс типа (а), то выделить его традиционным
способом – заключением в скобки (лес(о)завод).
3. Если – интерфикс типа (б), то здесь возможны два варианта. Первый:
как и в предыдущем случае, заключить интерфикс в скобки, отделив его тем
самым от самостоятельных морфем (ялт-(ин)-ск-ий). Второй: включить интерфикс в состав следующей за ним словообразующей морфемы, т. е. подвести под
суффикс, графически оформив в скобки16 (ялт-(ин)ск-ий). То или иное выделение интерфикса будет отражать ту точку зрения на рассматриваемый элемент
(интерфикс – незначимый элемент структуры слова, выделяемый отдельно, или
16
Графическое заключение интерфикса в скобки считаем важным: студент должен показать, что он видит этот
элемент в структуре сложного суффикса.
46
интерфикс – часть ближайшей словообразующей морфемы), которая ближе
студенту, выполняющему анализ языковой единицы;
4. Если интерфикс типа (в), то вновь можно предложить два варианта.
Первый: заключить интерфикс в скобки (чит-а-[(j)-у], чит-а-[(j)-эм]-ый). Второй: присоединить к предшествующей структурной части слова, заключив в
скобки (чит-а[(j)-у], чит-а[(j)-эм]-ый). При морфемном анализе слова
-j- входит в основу слова.
3.1.4. Вопрос о производных суффиксах
При изучении производства и функционирования производных слов, в
первую очередь новообразований, становится очевидным тот факт, что интерфиксы в функциональном отношении неоднородны. Некоторые из них в сочетании с аффиксом составляют единство, влияющее на характер функционирования слова, т. е. «суффикс + интерфикс» образуют формант, в значительной
степени определяющий значение слова (см.: Земская, 1964, 1992; Булыгина,
1977). Так, и это отмечено в ряде вузовских и школьных учебников, в словах
типа красноватый, голубоватый, желтоватый -ов- не интерфикс17. Суффиксом, имеющим специфическое значение ‘не совсем такого цвета, который указан в производящей основе’ (неполнота признака), является весь комплекс
-оват-.
Затруднения при выделении модели «суффикс + интерфикс» или только
«суффикс» «возникают тогда, когда простой и осложненный суффикс в одних
случаях тождественны по значению, а в других – различны. Ср. такие группы
слов, как промывательный, промывальный, промывочный, промывной (агрегат);
поливательная, поливальная, поливочная и поливная (машина) и сообразительный, возмутительный при отсутствии «сообразильный», «возмутильный», «сообразочный» и под. и различии значений слов сообразный и сообразительный.
Отсутствие таких образований объясняется тем, что прилагательным на -льный,
-очный и -ный тождественны по значению лишь прилагательные на -тельный с
относительным значением («предназначенный для какого-либо действия», «связанный с каким-либо действием»), производимые от глаголов, обозначающих
конкретные действия. Кроме того, суффикс -тельн- может производить прилагательные с активным и пассивным значением (соотносительные с действительными и страдательными причастиями) и от глаголов с отвлеченным значением, что не свойственно суффиксам -льн-, -очн-, -н-. В этих случаях суффикс тельн- выступает как суффикс особый, отличный от них, а не как суффикс -н- с
интерфиксом (Земская, 1964, с. 47).
Помимо вышеуказанных, Е. А. Земская обращает внимание на прилагательные, оканчивающиеся на -истск(ий) (максималистский, буквалистский,
17
В данном случае отчасти можно возразить. Производные прилагательные-цветообозначения типа красноватый, голубоватый, желтоватый и другие входят в один словообразовательный тип со словами коричневатый,
лиловатый, бежеватый, сиреневатый и др. Однако в последних словах отчетливо выделяется словообразующий суффикс -ат-, а элементы ев и ов являются принадлежностью производящих основ. В связи с этим считаем
возможным и правомерным выделять в словах красноватый, голубоватый, желтоватый интерфикс ов.
47
субъективистский и др.), и на существительные, оканчивающиеся на -атина
(межвежатина, телятина). Лингвист считает, что «в современном русском
языке формируется новый суффикс -истск-, заключающий в себе сравнительно
с основным суффиксом -ск- специфический экспрессивно-семантический оттенок. Элемент -ист- в таких прилагательных не является интерфиксом и не может быть отнесен к производящей основе. По-видимому, происходит также
обособление производного суффикса -атин(а) от суффикса -ин(а)» (там же,
с. 49) со значением «мясо животного». Помимо этого суффикс -атин(а) активизируется в производстве существительных с отвлеченным значением от основ прилагательных (грубятина, пошлятина, тухлятина).
Имена лиц на -овик, -ик, -ник также характеризуются своеобразием. Суффикс -ик порождает только имена лиц со сниженной стилистической окраской
(ср. женатик, очкарик, чудик, тубик «туберкулезный больной», контрик,
жмурик). Имена лиц на -ик резко отличаются от имен лиц на -ник и -овик, хотя
и первые, и вторые, и третьи могут быть соотнесены с основами имен прилагательных. Слова на -ник лишены того оттенка шутливости, часто пренебрежительности, который свойствен существительным на -ик (ср. градусник «прибор
для измерения температуры», осенник «школьник, сдающий экзамен осенью»).
Еще более «серьезны» слова на -овик, их среда – профессиональная речь (шелковик «работник, занятый в производстве шелка», тяговик «член поездной бригады», почтовик «работник почты»).
В статье М. Я. Гловинской говорится о том, что морфы -ик и -ник могут
рассматриваться как алломорфы одной суффиксальной морфемы (Гловинская,
1975, с. 29). Основание для такого решения – общность лексико-семантической
реализации словообразовательных структур; это позволяет, по мнению автора,
включать отсубстантивы на -ник и -ик в один словообразовательный тип. Данная точка зрения демонстрирует яркий пример того, как «стремление к семантическому описанию вытесняет описание формальных механизмов построения
словообразовательной системы, в то время как отсубстантивные суф. -ик и -ник
имеют свои морфонологические ниши, обоснованные целым комплексом дифференциальных показателей их самостоятельного языкового статуса» (Антипов, 1997, с. 6). По мнению Е. А. Земской, не рационально объединять в один
словообразовательный тип существительные типа женатик, отставник, прикладник, фронтовик, кадровик и под. «Формантами в таких производных является не единый -ик, но резко различные -ик, -ник, -овик. Соответственно, ведут
себя по-разному и производные» (Земская, 1992, с. 110).
Интересно, что в более поздней работе Е. А. Земская замечает: «В грамматику не следует вводить многочисленные составные сегменты типа -овск-,
-инск-, -анск, -йск-, -ическ-, -ческ; -шник, -овник, -очник; -лец, -овец, -анец, -инец,
-вец и др. Достаточно выявить суффиксы -ск-, -ник-, -ец и основу, чтобы понять
значение слова. Прокладки -ов-, -ин-, -ан-, -ш-, -j- и др. незначимы. Зная, что
они выполняют лишь соединительную функцию, их следует трактовать как
особые строевые элементы языка» (Земская, 1999, с. 344). Лингвист ссылается
на работу М. В. Панова (Панов, 1979), в которой приводится описание экспе48
римента, доказывающего, что выделение интерфиксов облегчает усвоение русского языка нерусским.
Вопрос о том, рассматривать интерфиксы обособленно (как строевые
элементы языка) или в структуре соседних морфем, представляется достаточно
сложным. Об этом говорит не только наличие разных точек зрения по данному
вопросу, но и разногласия, имеющиеся в работах одного лингвиста (см. работы
Е. А. Земской). Думается, что при практическом анализе слов, содержащих
элементы -ов-, -ин-, -в- и др., стоит рассматривать ряд одноструктурных образований и обращать внимание на их семантику.
Если анализируемые элементы регулярны и непосредственно участвуют в
семантической организации словообразовательного типа, то их стоит рассматривать в составе суффикса. Например, в словах точилка, открывалка, брызгалка, мешалка, взбивалка и под. следует выделять суффикс -лк(а), при помощи
которого активно производятся наименования инструментов – орудий действия.
Если же звуковые комплексы -ов-, -ин-, -в- и другие представлены далеко
не во всех словоформах какого-либо словообразовательного типа и не влияют
на его семантику, то такие элементы стоит рассматривать как интерфиксы. Ср.:
кип-уч-ий, гор’-уч-ий и пе-(в)-уч-ий; саратов-ец, лондон-ец и ялт(ин)-ец, орл(ов)-ец, африк-(ан)-ец.
3.2. Тематические элементы глагольной основы слова
Особое место среди структурных частей слова занимают такие элементы,
как тематические гласные, употребляющиеся в составе глаголов русского языка18 (пис-(а)-ть, сид-(е)-ть, ход-(и)-ть и под.), а также сочетания гласных и согласных звуков (рис-(ова)-ть, тя-(ну)-ть и др.).
В русском языке указанные элементы служат показателями морфологического класса глаголов и характеризуются целым рядом специфических признаков (Милославский, 1999, с. 574–586).
Тематические гласные различаются по выполняемым функциям. В зависимости от этого одни из них предстают асемантическими элементами в структуре слов, другие – не являются таковыми.
Так, в одних случаях тематические гласные реализуют чисто формальную
функцию: указывают на принадлежность глагола к тому или иному морфологическому классу, не оказывая никакого влияния на его семантику (ср. первородные непроизводные глаголы: леж-а-ть, чит-а-ть, гляд-е-ть, вид-е-ть, смотре-ть, прос-и-ть, люб-и-ть).
18
К трактовке интерфиксов данного типа и интерфиксов, соединяющих основы сложного слова, близко понятие
формативов («технических единств»), предложенное Г. О. Винокуром. Формативами ученый называл такие
элементы слова, «которые сами по себе никаким значением не обладают и служат чисто механическими средствами соединения значащих единств между собой» (Винокур, 1959, с. 398). Среди формативов Г. О. Винокур
различал две разновидности: а) соединительные формативы в сложных словах (пар(о)ход); б) тематические
формативы, «служащие для придания основе того вида, который нужен ей для того, чтобы к ней могло быть
присоединено окончание, например: писать, лететь.
49
В других случаях они совмещают формальную функцию показателя морфологического класса глаголов с выражением определенных значений – грамматических или словообразовательных (прост-и-ть и прощ-а-ть, пуст-и-ть и
пуск-а-ть (-а- выражает грамматическое значение несовершенного вида, будучи формообразующим суффиксом), брес-ти и брод-и-ть, вез-ти и воз-и-ть,
полз-ти и полз-а-ть (-и- и -а- выражают значение разнонаправленности действия в рамках значения несовершенного вида, являясь словообразующими суффиксами), син-е-ть, чист-и-ть, утюж-и-ть (-е- и -и-, участвуя в образовании
производных глаголов, выражают определенные словообразовательные значения действия – 'становиться синим', 'делать чистым', 'осуществлять определенные действия при помощи утюга')).
Анализ глагольных тематических гласных показывает, что только часть
из них относится к асемантическим частям слова. «Асемантическими они являются лишь в составе определенной части синхронически непроизводных, немотивированных глаголов таких, как лежать, писать, читать, сидеть, глядеть, видеть, ходить, просить, любить» (Немченко, 1984, с. 44). В указанных
словах гласные -а-, -е-, -и- формально соединяют основу слова и грамматический показатель глагола -ть, что функционально сближает их с интерфиксами.
‫٭٭٭‬
Резюмируя сказанное, отметим, что асемантические части слов (в основе
своей) представляют собой морфонологические средства, которые облегчают
условия сочетаемости словообразующих аффиксов с производящими основами
и тем самым способствуют расширению словообразовательной базы русского
языка, вовлекая в процесс словопроизводства слова, основы которых имеют в
исходе сочетания фонем, затрудняющие присоединение суффиксов или ограничивающие их сочетательные возможности.
Так, интерфиксы -й-, -ш-, -ов-, -ин-, -ан- и другие делают возможным
присоединение целого ряда суффиксов к основам неизменяемых существительных на гласные (кино-(ш)-к-а, кофе-(й)-ник). Благодаря использованию интерфикса -л-(-ль-) многие суффиксы получают возможность сочетаться с глагольными производящими основами на гласные (скита-(л)-ец, стира-(ль)-н-ый,
краси-(ль)-н-я, пая-(ль)-ник).
Один и тот же интерфикс может присоединять к однотипным производящим основам множество словообразующих аффиксов. Ср.: -(ов)щин-а,
-(ов)-ств-о, -(ов)-ник, -(ов)-ец, -(ов)-ищ-е, -(ов)-ск-ий и др.
Таким образом, возникновение интерфиксов, в первую очередь, объясняется необходимостью преодоления определенных морфонологических препятствий в словообразовании, устранения нежелательных фонемных сочетаний на
морфемном шве, с необходимостью создания благоприятных морфонологических условий для сочетания производящих основ и словообразующих аффиксов. Этим же объясняется расширение сферы влияния интерфиксов в современном русском языке, активизация многих интерфиксальных моделей словообразования, усиление их роли в синхронном словообразовании.
50
В современном русском языке использование интерфиксов не всегда связано с морфонологическими условиями морфемного шва. Нередко они применяются там, где нет запрета со стороны законов морфонологии. Подобные случаи объясняются тем, что по аналогии интерфиксы распространились и на словообразовательные типы и модели, в которых сочетание производящих основ и
деривационных аффиксов возможно и без применения дополнительных звуковых вставок (ср.: совнарком-ов/ск-и й и совнарком-ск-ий, техникум-ов/ск- и
техникум-ск-ий, воркут-ин/ск-ий и якут-ск-ий и под.).
Контрольные вопросы
1. Как решается вопрос о статусе интерфиксов в лингвистической науке?
Какая из точек зрения принята в школьной практике морфемного анализа?
2. Какие функциональные типы интерфиксов выделяются в русском языке?
3. Каковы особенности интерфиксов, соединяющих основы сложных
слов?
4. Каковы особенности интерфиксов, соединяющих основы и словообразующие суффиксы?
5. Каковы особенности асемантических элементов, соединяющих основы
и грамматические показатели?
6. Каким образом в научной литературе решается вопрос о производных
суффиксах?
51
Часть 3. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ
Тема 4. ПРОИЗВОДНОЕ СЛОВО КАК ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕДИНИЦА
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ
4.1. Становление словообразования
как самостоятельного раздела лингвистики: история вопроса
Анализ различных единиц и явлений словообразования имеет в отечественном языкознании давние традиции. Однако русское словообразование как
самостоятельная научная дисциплина выделилось сравнительно недавно. Лишь
середину 40-х гг. ХХ в. можно считать тем временем, когда оно становится самостоятельным объектом изучения в языкознании. Об этом, в частности, свидетельствует монументальный труд В. В. Виноградова «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (Виноградов, 1947), в котором словообразование впервые представлено как особый раздел. Только к 70-м гг. прошлого века словообразование как самостоятельный раздел языкознания начинает изучаться в вузах.
Такого раздела нет, например, в вузовских учебниках по русскому языку, изданных в 60-х гг.
Естественно, что становление любой науки – это процесс достаточно длительный, но всегда появляются ученые, опережающие время, в работах которых
обозначаются отдельные проблемы возникающей научной парадигмы. Эти
проблемы впоследствии обращают на себя внимание других исследователей,
которые разрабатывают теоретический аппарат, определяют объект и предмет
исследования, создают методику описания предмета.
Одним из первых в отечественной лингвистике на вопросы словообразования обратил внимание Ф. Ф. Фортунатов, в трудах которого нашли отражение такие важные понятия, как непроизводная и производная основы слова.
Производными основами ученый называет такие, которые «разлагаются на основу и аффикс, т. е. которые сами по себе по отделении их от аффиксов целых
слов заключают в себе форму, образуемую делимостью на основу и аффикс»
(Фортунатов, 1956, с. 141).
Огромный вклад в развитие словообразования внесли ученые Казанской
лингвистической школы. Ее основатель И. А. Бодуэн де Куртенэ выдвинул тезис о необходимости разграничивать словообразовательные связи, существующие в языке на данном этапе его развития, и пути образования слов в прошлом,
то есть предложил различать синхронный и диахронный подходы к словообразованию. Эта мысль получила дальнейшее развитие в трудах прямых последователей ученого – Н. В. Крушевского и В. А. Богородицкого. Основываясь на
принципах изучения морфемного состава слова и его исторических изменений,
которым посвящены «Заметки об изменяемости основ склонения, в особенности же об их сокращении в пользу окончания», написанные И. А. Бодуэном де
Куртенэ (1963), Н. В. Крушевский в своём «Очерке науки о языке» (Крушев52
ский, 1998) выдвигает и обосновывает тезис, согласно которому словообразование представляет собой систему, о чем свидетельствуют материальные и
смысловые связи слов, содержащих общие морфемы, а также связи морфем
внутри слова. В этой работе ученый высказывает ряд идей, так, к сожалению,
оставшихся им не реализованными (в частности, можно упомянуть чрезвычайно важное замечание о наличии «суффикса ноль», или, говоря на современном
языке, о нулевом суффиксе). В 1879 г. Н. В. Крушевский издал работу «Об аналогии и народной этимологии». В ней, выявляя единство аналогии и народной
этимологии, ученый указывает, что разница между ними состоит в том, что в
первом случае речь идет о серийных, грамматических фактах (например, флективные формы или словообразовательные типы), а во втором – скорее о фактах,
лексически изолированных. Там же он проводит различие между значением
словообразовательно мотивированным и значением словообразовательно индивидуализированным. Эти понятия и основанный на них подход впоследствии
стали основополагающими при решении вопроса об идиоматичности семантики
производного слова.
Центральными проблемами словообразования в научном творчестве
Н. В. Крушевского являются возможность и способы изменения морфологических единиц в пределах слова. Последние непосредственно связаны с такими
проблемами, как продуктивность и регулярность словообразовательных
средств и моделей, таксономия словообразовательных единиц и описание отдельных типов словопроизводства и др. Учение Н. В. Крушевского о морфологической абсорбции было дополнено и уточнено В. А. Богородицким, который
построил классификацию морфологических процессов, выделив такие их виды,
как аналогия, дифференциация, опрощение и переразложение (Богородицкий,
1939). Академик В. В. Виноградов, подчеркивая высокое значение трудов
Н. В. Крушевского и В. А. Богородицкого для отечественного словообразования, писал, что они «выдвигают как основу словообразования учение о словообразовательных "категориях"» (Виноградов, 1975, с. 186). Так,
В. А. Богородицкий, анализируя имена существительные, полученные суффиксальным путем, применяет к ним аппарат словообразовательных категорий.
Большое влияние на изучение словообразовательных единиц и явлений, а
также на построение теории словообразования оказали работы Г. О. Винокура и
В. В. Виноградова. Г. О. Винокуром в изданных в 1946 г. в Известиях СССР
«Заметках по русскому словообразованию» (Винокур, 1976) сформулированы
принципы синхронного словообразовательного анализа. Ученый предлагал
производить словообразовательный анализ на основе соотнесения производного слова с соответствующей «первичной основой», которая материально и семантически связана с производным словом. Кроме того, Г. О. Винокур разрабатывал вопросы, касающиеся явлений словообразовательной омонимии, полисемии и множественной мотивации.
Выше уже отмечалось, что как отдельная научная дисциплина словообразование впервые выделено в работах В. В. Виноградова. Описание аффиксальных типов именного словообразования в русском языке дано в его книге «Рус53
ский язык. Грамматическое учение о слове» (Виноградов, 1947). Основные положения теории словообразования представлены лингвистом в последующих
работах, в которых обсуждается и решается целый ряд проблем. Это анализ
словообразования в его отношении к грамматике и лексике; релевантность
(значимость) для дериватологии выделения такой комплексной единицы, как
словообразовательный тип, при определении которого обращается внимание на
явление множественной мотивации; вопросы соотношения словообразовательной омонимии и синонимии.
Идеи, высказанные В. В. Виноградовым по поводу сущности слова, были
развиты в трудах Ю. С. Азарх, Б. Н. Головина, Е. А. Земской, Г. С. Зенкова,
И. И. Ковалика,
Ф. Г. Коровина,
М. В. Панова,
А. И. Смирницкого,
Н. М. Шанского, Н. Д. Шмелева, М. Н. Янценецкой и очень многих других отечественных языковедов.
К 70-м гг. ХХ в. был сформирован основной объект исследования словообразования – производное слово, были выявлены комплексные единицы, в
пределах которых образуются и функционируют в языке производные слова.
Одновременно происходит выделение частей производного слова, при котором
важным оказывается аспект исследования мотивированной единицы. При морфонологическом подходе в качестве исходной единицы принимается мотивирующая основа, а при семантическом анализе деривата базовой единицей признается мотивирующее слово.
В 70–80-х гг. ХХ в. ученые активно решали разнообразные проблемы, касающиеся структуры и содержания словообразовательного гнезда и некоторых
других комплексных словообразовательных объединений. Им посвящены (среди
прочих)
работы
Л. А. Араевой,
Р. М. Гейгера,
Е. Л. Гинзбурга,
О. П. Ермаковой, Л. П. Клобуковой, Е. В. Красильниковой, Р. С. Манучаряна,
П. А.Соболевой, А. Н. Тихонова, И. С. Улуханова. Были изучены проблемы семантики производного слова (Л. А. Араева, О. И. Блинова, Н. Д. Голев,
Е. А. Земская, Г. С. Зенков, Е. С. Кубрякова, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов,
М. Н. Янценецкая и др.), особенности функционирования производного слова в
разговорной речи и номинативной деятельности говорящих (Е. А. Земская,
М. В. Китайгородская, Е. С. Кубрякова, Л. В. Сахарный, В. М. Никитевич,
И. Г. Милославский и др.). Проблемам словообразования в онтогенезе детской
речи посвящены работы А. М. Шахнаровича, С. Н. Цейтлин и др.
В 90-х гг. ХХ в. при заметном падении общего интереса лингвистов к
проблемам словообразования набрало силу когнитивное направление, которое
открыло новые исследовательские пути и по-новому подошло к оценке полученных ранее результатов. Появившиеся когнитивные исследования в области
словообразования уточняют, а то и пересматривают многие решения, казавшиеся прежде окончательными, а единицы словообразования и словообразовательные явления в рамках когнитивной лингвистики получают новый и весьма
перспективный ракурс рассмотрения.
Анализу словообразовательных явлений в когнитивном аспекте большое
внимание уделяет Е. С. Кубрякова. Она распространила и развила ряд идей за54
рубежных когнитивистов, применив их к русскому языковому материалу.
К деривационным исследованиям, имеющим когнитивную ориентацию, можно
отнести
также
отдельные
работы
А. Г. Антипова,
Л. А. Араевой,
Г. В. Беляковой, Н. Д. Голева, Анны А. Зализняк, Т. Х. Каде, Э. П. Кадькаловой,
П. А. Катышева,
И. М Кобозевой,
М. А. Кронгауза,
О. Ю. Крючковой,
Г. И. Кустовой,
Н. Б. Лебедевой,
Е. А. Нефедовой,
М. А. Осадчего,
Е. В. Падучевой,
Е. В. Петрухиной,
З. И. Резановой,
М. Д. Тагаева,
И. А. Ширшова, М. Г. Шкуропацкой и др.
За достаточно короткий временной период становление теории словообразования прошло несколько этапов, связанных с выдвижением в качестве преобладающего одного из перечисленных ниже направлений и подходов. Так,
Е. С. Кубрякова выделяет следующие направления в словообразовании:
1) морфологическое направление, при котором минимальной единицей
словообразования считается морфема. В рамках этого направления акт создания деривата рассматривается в терминах комбинаторики и упорядочивания
составляющих морфем (иначе говоря, в терминах синтактики морфем внутри
слова), и вообще, явления словообразования рассматриваются все через призму
морфологии;
2) структурно-семантическое направление. Оно рассматривает вопросы
соответствия структуры и семантики производного слова, изучает критерии
словообразовательной производности и направление этих отношений, решает
разнообразные проблемы словообразовательного значения;
3) синтаксическое направление. На начальном этапе это было исключительно трансформационное или порождающее направление, когда семантику и
структуру дериватов разных типов пытались объяснить динамически, или процессуально, на основе разных синтаксических конструкций. В рамках синтаксического подхода было введено важное понятие словообразовательного правила – синтеза деривата, поставлены важные смежные вопросы о типологии
словообразовательных правил, об условиях применимости данного правила,
фильтров, или, иначе, контекстных запретов на его применение. Было сформулировано понятие цепи переходов, необходимых для превращения исходной
синтаксической конструкции или нескольких таких конструкций в соответствующий дериват;
4) ономасиологическое направление. В центре внимания этого направления были различные проблемы номинации: словообразование рассматривалось,
прежде всего, с точки зрения номинативной деятельности говорящего, а производное слово анализировалось как единица, проходящая или прошедшая путь
от мотивирующего суждения об обозначаемом объекте к его номинации;
5) функционально-семантическое направление, синтезирующее достижения синтаксического и ономасиологического подходов. Это направление выдвигает на первый план проблемы, связанные с семантикой, функционированием и созданием дериватов в живой речи и тексте.
О последних трех направлениях часто говорят как о «параллельно развивающихся и нередко пересекающихся друг с другом» (Кубрякова, 1998, с. 468).
55
Именно эти направления дали толчок к развитию нового – когнитивного – направления, при котором производное слово, являющееся центральной единицей
словообразовательной системы, рассматривается как единица хранения, извлечения, получения и систематизации нового знания. Для языковых, в частности
деривационных, категорий в рамках когнитивного подхода наиболее важной
задачей признано установление закономерностей категоризации и концептуализации действительности человеческим мышлением, выявление глубинных
структур знания, заложенных в сознании человека, и конкретных реализаций
этих структур на каждом языковом уровне, описание особенностей их функционирования. При характеристике всех этих процессов существен учет фактора субъективности восприятия мира, признание того, что при анализе и таксономии языковых единиц важно опираться не на логические, а на естественные
категории, обусловленные опытом взаимодействия человека с окружающей
средой и его мыслительными способностями.
Постоянный поиск новых путей решения различных проблем словообразования подкрепляют слова В. Гумбольдта, что словообразование является самой глубокой и загадочной сферой языка (Гумбольдт, 2001, с. 113). Действительно, словарь языка постоянно изменяется: одни единицы уходят из употребления, другие – новые – занимают свое место в языке. Образование производных слов, которых в русском языке до 80 % от общего лексического фонда,
происходит, как правило, по определенным правилам и моделям, но область
применения правил и продуктивность моделей вовсе не одинакова.
4.2. Понимание производного слова
4.2.1. Производное слово как единица номинации
По мнению Е. С. Кубряковой, одной из задач современного словообразования должны стать «принципы моделирования производных слов в славянских
языках, которые, с одной стороны, приводят к созданию особых ономасиологических категорий, сортирующих и классифицирующих знания человека, а с
другой – имеющих непосредственное отношение к созданию разных форм
"упаковки" структур знания в разные единицы. Такие известные нам свойства
словообразовательных конструкций, как их членимость, мотивированность, наличие в них скрытых компонентов значения и т. п., должны тоже получить свое
объяснение с когнитивной точки зрения и потому углубить наше представление
о том, с чем было связано формирование указанных производных слов в их генезисе и современном функционировании» (Кубрякова: эл. ресурс).
С точки зрения структурно-системной лингвистики понимание производного слова исходит из толкования производности как «единства двух планов,
двух аспектов: аспекта формального (структурного) и аспекта семантического
(смыслового). Формальный аспект реализуется в совокупности морфонологических и морфологических средств выражения производности, семантический –
в значении производных единиц» (Хохлачева, 1977, с. 11). Именно эти два ас56
пекта производного слова в современном словообразовании и получают новый
ракурс рассмотрения – когнитивный, в рамках которого значимостью обладает
как структура деривата, так и его словообразовательное значение.
Свойства производного слова как особой единицы номинации во многом
определяются в русском языке его морфемным составом. Дериваты характеризуются разнообразием по семантическому содержанию и структуре и, будучи
наделенными внутренней формой, довольно отчетливо отражают ход классификационно-познавательной деятельности человека. «Между предметом, подлежащим обозначению, и языковой единицей его обозначения существует этап
осмысления этого предмета и формирования понятия о нем в ходе предметной
и/или познавательной деятельности человека. Понятие формируется на основе
суждения о предмете, его предикации (приписывании ему признаков) и различными способами (номинативным предложением, производным именем) представляется в языке» (Оглезнева: эл. ресурс).
Еще в конце 60-х гг. ХХ в. И. С. Торопцевым была предложена модель
процесса образования нового слова19 как новой лексической единицы, в основе
чего ученый видел целенаправленную мыслительную деятельность человека,
создающего слово. Словотворец при этом должен осознавать необходимость
именования и его новизну по сравнению с другими единицами. Н. Д. Голев,
признавая значимость предложенной И. С. Торопцевым модели, все же видит
ее недостаточную объяснительную силу. Ученый считает, что в акте номинации
естественнее видеть автоматизм порождения, подобный автоматизму формообразования, незамечание новизны, реальное проявление порождающих возможностей мотиватора, которые самопроизвольно реализуются в контексте, содержащем условия для такой реализации. Лингвист обосновывает этот вывод результатами проведенного им эксперимента, позволившего выделить такие этапы номинативного процесса, как: 1) восприятие предмета и формирование
представления о нем; 2) автоматические попытки найти соответствующее
предмету узуальное наименование; 3) безуспешность второго этапа приводит к
более осознанному подходу к предмету, посредством чего сравниваются признаки предмета и из них выделяются отличительные; 4) проекция выделенных
признаков на семантичексую сферу языка, синтез их в какой-либо семантеме
или почленное выражение с помощью отдельных лексических единиц (при определенных условиях – с помощью морфем); 5) при конкурировании нескольких вариантов названия – выбор одного из них20 (Голев, 1974). В этой связи
19
И. С. Торопцев выделяет в модели, характеризующей процесс лексической объективации, четыре этапа:
(1) подготовка идеального содержания, (2) мотивировка, (3) добывание звуковой оболочки и (4) сцепление (Торопцев, 1974, с. 52–70). Эта модель неоднократно подвергалась конкретизации в исследованиях учеников
И. С. Торопцева – О. А. Габинской, М. С. Малеевой.
20
Сравните представленную модель Н. Д. Голева с моделью Е. С. Кубряковой, считающей, что акт номинации
предполагает следующие операции: 1) для того, чтобы назвать что-либо, необходимо идентифицировать референт, определить его место в когнитивной системе говорящего и отнести его к определенной категории,
2) затем референт сравнивается с другими подобными ему в данной категории (классе), в результате выделяются характеристики, отличающие данный референт от ему подобных. В процессе наименования устанавливаются
определенные отношения между каким-либо фрагментом действительности при сравнении его с другим (Кубрякова, 1981).
57
когнитивную сущность обретает вывод Н. Д. Голева, говорящего о непосредственном взаимодействии «нового знания» и «старого знания», заключенных в
новой лексической единице, «при своем взаимодействии в процессах номинации, словопроизводства, мотивировки они неотделимы друг от друга, влияют
друг на друга. Ориентация на новое ставит исходное, старое в позицию средства достижения нового <…> Наличие и реальное воздействие аспекта
''функционирование старого'' <…> уменьшает необходимость рациональных
усилий в процессах возникновения <…> новообразования» (Голев, 1989,
с. 65).
Как единица хранения информации о мире производное слово, а точнее,
его значение, опирается на схему, пропозициональную структуру. Иными словами, пропозиция представляет скрытый, глубинный уровень слова, который
имплицитно представлен в значении этого слова. Пропозициональные структуры когнитологи считают «основными ''форматами'' передачи знаний и потому
важными единицами оперативного плана в нашем сознании. Быть может,
именно способность ПС (производного слова – И. Е.) объективировать пропозициональные структуры и затем служить их простому угадыванию, способность служить такой единицей номинации, которая удобна для упаковки информации и использования ее в речевой деятельности» (Кубрякова, 2004,
с. 394).
4. 2. 2. Пропозициональная структура производного слова
Деривационные механизмы и способы их языковой реализации обычно
изучаются либо как динамические явления, то есть как процессы перехода от
внешней, поверхностной, формы слова к его внутренней, глубинной структуре,
либо статические, то есть описываются соответствия поверхностной формы
слов и их глубинных репрезентаций. В конечном счете оба этих, как их иногда
называют, семасиологических способа изучения словообразовательных единиц
и явлений сводятся к анализу структуры производного слова и изучению группы производных слов или типа деривата. Если же производное слово исследовать в ономасиологическом плане, то есть идти от внутренней формы слова к
внешней, что считаем более естественным с точки зрения описания речевой
деятельности, то такой путь ставит в фокус внимания анализ словообразовательных процессов как синтаксических феноменов.
Для словообразования большое значение имеет пропозициональная модель представления знаний. Эта модель отражает взгляд на деривацию, согласно которому производное слово не просто результат прибавления аффикса к
производящей основе или сложения основ. В пропозициональной модели представления знаний производное слово трактуется как результат преобразования
описательного словосочетания или предложения в однословную номинацию, то
есть как синтаксический процесс – компрессия поверхностной структуры описательной номинации. А. Ф. Лосев, отмечая сходство строения производного
слова и предложения при описании теории В. Дорошевского, направленной на
58
выявление логической основы словообразования, пишет: «Аффиксы строятся
по типу простого предложения. Если я скажу: «производство» – как эти аффиксы соотносятся? Как сказуемое, подлежащее, определение и так далее. Поразительная идея! Сразу же получается единство всей языковой структуры. На всех
уровнях одна структура. Если логически продумать подлежащее, сказуемое, –
то, значит, будет продумана вся структура языка» (Лосев, 1997, с. 525).
Рассмотрение словообразования как синтаксического процесса в современной лингвистике не является новым. Анализировать производное слово с
позиций глубинного синтаксиса отечественные лингвисты начали в 70-е гг.
XX столетия. Это направление исследования связано с такими именами, как
С. Ю. Адливанкин,
Ю. Д. Апресян,
Н. Д. Арутюнова,
Е. Л. Гинзбург,
Е. С. Кубрякова, Г. П. Мельников, Л. В. Сахарный, П. А. Соболева и др.
Особую остроту проблема соотношения семантики производного слова с
синтаксисом приобрела в 90-е гг. ХХ в. в связи с разработкой когнитивного направления в языкознании. Актуализованные в мотивированном и мотивирующем слове компоненты пропозиции и отношения между ними составляют суть
словообразовательного значения производного слова. Пропозициональная схема и пропозиция, представляющие собой, соответственно, структурнологическую схему и ее конкретное заполнение, находятся в основе лексикословообразовательных значений производных слов. Естественно, что «наиболее
полное выражение пропозиция получает в предложении, в остальных случаях
наблюдается та или иная степень ее компрессии» (Янценецкая, 1992, с. 5).
Анализ пропозициональных структур с позиций семантического синтаксиса и словообразования преследует разные цели. Для семантического синтаксиса пропозиция предстает как главный инструмент изучения объективного
(диктумного) содержания предложения (Шмелева, 1994). А на словообразовательном уровне при изучении пропозиционального смысла внимание исследователей направлено на «глубинную, смысловую характеристику производного
слова, отражающую предикатную ориентированность его структуры и сопровождаемую вычленением того компонента пропозиции, который непосредственно используется для создания производного» (Янценецкая, 1992, с. 5). Сравните положения, высказанные Л. В. Сахарным и С. Ю. Адливанкиным по поводу создания нового слова. Л. В. Сахарный пишет: «<…> возникновение нового
слова-универба всегда связано с конкретным высказыванием в определенной
ситуации, при анализе словопроизводства нельзя не учитывать воздействия актуального членения с выделением в составном наименовании известного,
данного (темы) и нового (ремы). Так, в составном наименовании деятель, который читает что-л… (по сравнению с исходным наименованием деятель)
идентифицирующий элемент (деятель) оказывается темой, а дифференцирующий элемент (который читает что-л.) – ремой. Наиболее важной, инвариантной частью составного наименования оказывается то новое, что появилось в
нем в результате развертывания, т. е. его дифференцирующий элемент – рема.
Поэтому (независимо от нюансов ситуации) рема обязательно должна сохра-
59
няться в универбе, а тема может быть некоторым образом свернута» (Сахарный, 1977, с. 28).
С. Ю. Адливанкин, развивающий «синтаксический подход» к интерпретации деривационных процессов, считает каждый акт словопроизводства реализацией «некоего, применимого к данному конкретному случаю, образца, утвердившейся в языке формулы, которая прямо указывает словопроизводственное средство (назовем его нотатором), постоянно передающее "основной" для
данного рода реалий, классифицирующий различительный признак (назовем
его нотатом); так нотатор -н(я) передает нотат ‘помещение, вместилище’ <…>.
Однако нотат есть только "опора" для номинации и использование, воспроизведение соответствующего нотатора не есть еще называние данной конкретной
реалии, поскольку она должна быть запечатлена и представлена в своей – до
известной степени – индивидуальности. Поэтому в состав наименования должна быть включена и вторая часть – указатель того или иного дополнительного,
видового признака реалии <…>в сознании носителей языка при создании новых наименований могут актуализироваться разные различительные признаки
("какой-либо бросающийся в глаза признак") типологически родственных реалий. С агентивным нотатором -щик, например, может сочетаться некий компонент, передающий детерминант ‘действие’ (мойщик) или же ‘объект действия’
(барабанщик), ‘место действия’ (банщик) и т. п.» (Адливанкин, 1977, с. 38–39).
Сказанное выше говорит о том, что при выявлении аргументов пропозициональной структуры и пропозиции основная трудность заключается в том,
чтобы избежать полной зависимости структурной схемы от значения слова.
Иными словами, для деривационных пропозициональных структур и пропозиций важно выявление тех семантических актантов (термин Ю. Д. Апресяна) и
их языковых коррелятов, которые отображают ситуацию, заключенную в лексико-словообразовательном значении. Существенным при этом является фиксация актантов, обозначенных и мотивирующим и мотивированным словами.
Структурные схемы производных слов, лежащие в основе лексикосемантических вариантов, могут совпадать в разных словообразовательных типах. Сказанное означает, что такая схема может обозначать, например, «субъекта, характеризующегося по объекту», «субъекта, характеризующегося по
месту», «субъекта, названного по времени», «объект, характеризующийся по
месту», «средство, названное по объекту» и т. д. Например, по структурной
схеме «субъект – предикат – объект» построены производные птичница ‘женщина, ухаживающая за домашней птицей’, шишкарь ‘человек, собирающий /
заготавливающий шишки’, конюх ‘человек, ухаживающий за конями’ и др. Несмотря на то, что структурная схема может быть одной и той же, в каждом лексико-словообразовательном значении формируется нечто новое, более конкретное, чем значение его образца. Именно по этой причине следует различать
семантику словообразовательной схемы, или модели, и семантическую структуру лексико-словообразовательного значения. По одной и той же структурнологической схеме в речи образуется едва ли не бесконечное множество смыслов.
60
Принимая во внимание, что пропозиция «прочитывается» в предложении,
а каждое значение производного слова есть подобие предложения (свернутое
суждение), представляется уместным применить в описании словообразования
те виды схем, которые были выделены в семантическом синтаксисе. Например,
Т. В. Шмелева различает событийные пропозиции и логические пропозиции в
семантическом синтаксисе. Событийные пропозиции «портретируют» действительность, то есть происходящие в ней события вместе с их участниками, а логические пропозиции отражают результаты умственных операций и сообщают
о некоторых установленных признаках, свойствах, отношениях.
Приведем примеры событийных и логических видов пропозиций в словообразовании на примере дериватов словообразовательного типа «основа существительного + формант -ниц(а)».
Событийные пропозиции лежат в основе следующих лексикословообразовательных значений: ‘женщина, играющая на музыкальном инструменте’ – балалаечница («субъект – предикат – инструмент»), ‘женщина, ухаживающая за животными’ – гусятница, телятница и др. («субъект – предикат –
объект»), ‘женщина, которая живет и промышляет в тайге’ – таёжница и др.
(«субъект – предикат – место»), ‘женщина, которая не ложится спать до полуночи’ – полуночница и др. («субъект – предикат – время»). Актантами в этом
виде пропозиций выступают персонажи в роли агенса (то есть ‘лицо, активно
осуществляющее действие’) и предметы в ролях объекта, результата, средства,
инструмента, места или времени. В указанных значениях достаточно легко вычленяются пропозициональные структуры, в них актанты соотносятся по метонимическому принципу.
Примерами логических пропозиций являются схемы, которые лежат в основе лексико-словообразовательных значений, образованных путем метафорического переноса. Так, в структуре производного слова радужница ‘жук семейства листоедов, яркой, радужной, окраски’ можно выделить три пропозиции: 1.
Радуга представляет собой разноцветную дугообразную полосу на небе; 2. Окрас жука имеет разные цвета; 3. Окрас жука похож на радугу, а в структуре
производного имени крапивница ‘заболевание, сопровождающееся появлением
на коже волдырей’ выделим такие три пропозиции: 1. От ожога крапивой на
коже выступают волдыри; 2. Заболевание сопровождается появлением волдырей; 3. Заболевание похоже на ожог крапивой и т. д. Пропозициональные ассоциации связываются обыденным сознанием на основе одного из признаков объекта, приписываемого другому объекту, иными словами, пропозиционально
обусловленные ассоциации так или иначе, обладая достаточно уникальным характером, обусловлены заложенными в ментально-языковой деятельности человека стереотипами. В логическом типе пропозиций мотиватор внешне может
отсутствовать, он скрыт в характеризующей семантике и вычленяется в результате применения логических операций, в основе которых лежат предикатные
выражения быть похожим, напоминать.
О пропозициях, связанных определенными логическими отношениями в
структуре производного слова, идет речь в работе М. Н. Янценецкой «Пропо61
зициональный аспект словообразования». Исследователь отмечает, что в основе
метафорических образований обычно лежат три последовательно вычленяемые
пропозиции, последняя из которых носит ментальный характер. Глубинная
структура производного слова может быть не одна: возможны варианты как самих пропозиций, так и их связей. В этих случаях можно говорить о субъективном содержании пропозиции, хотя четко и не фиксированном (Янценецкая,
1992), но, тем не менее, обусловленном глубинными структурами. Таким образом, для словообразования при вычленении пропозициональной структуры в
дериватах с логической связью, прежде всего, важна конечная формула, содержащая мотивирующую единицу и свидетельствующая о том, какие типы обыденных ассоциаций пересекаются.
Как показано выше, логические пропозициональные структуры основываются на полипропозитивных моделях – сложных конструкциях, содержащих
несколько структурных схем. Событийные пропозиции, достаточно легко поддаваясь схематизации, могут иметь как моно-, так и полипропозитивную организацию. Последнее положение подробно на примерах представлено в работе
(Евсеева, 2012, с. 60–64).
Таким образом, когда человек производит новое или воспроизводит уже
существующее в языке производное слово, он совершает действие, равнозначное созданию целого предложения.
4.2.3. Многозначность производного слова
В отечественной лингвистике теория многозначности21 слов разрабатывается самым активным образом. По мнению Д. Н. Шмелева, значения многозначного слова объединяются на основе общих семантических ассоциаций (метафора, метонимия, функциональная общность) и существование подобных отношений между лексико-семантическими вариантами многозначного слова
свидетельствует об их иерархии, об определенной структурной организации
семантического содержания слова (Шмелев, 1964, с. 85).
Большое значение для создания теории многозначности имеют труды
Ю. Д. Апресяна. Ученый отмечает, что концепция многозначности покоится на
представлении о дискретной организации лексических значений (К. О. Эрдман
и С. Ульман). Между тем в лингвистике не раз высказывалось мнение, что меру
дискретности значений при их описании в толковом словаре обычно сильно
преувеличивают и видят четкие границы там, где фактически обнаруживается
неясная, размытая промежуточная область (Апресян, 1995, с. 179). Например,
лексема молоко в словаре С. И. Ожегова представлена лексико-семантическими
вариантами: 1. Белая жидкость, выделяемая грудными железами женщин и самок млекопитающих после родов для вскармливания младенца, детеныша.
2. Такая жидкость, полученная от коров и употребляемая как продукт питания
21
Для обозначения лингвистического феномена, являющегося предметом данного параграфа, в русской традиции существуют три термина – многозначность, неоднозначность, полисемия, которые нами рассматриваются
здесь как синонимы, обозначающие наличие у некоторой языковой единицы более одного значения.
62
и т. д. Обе дефиниции обнаруживают тождественный элемент («жидкость для
вскармливания / питания»), благодаря которому и происходит плавное перетекание одного значения в другое, что говорит о принципе диффузности, введенном в научный оборот Д. Н. Шмелевым.
Учитывая принцип диффузности лексико-семантических вариантов в
пределах вокабулы, Ю. Д. Апресян дает следующее толкование многозначного
слова: «Слово А называется многозначным, если для любых двух его значений
аi и aj найдутся такие значения а1, а2, …, ak, al, что аi сходно с а1, а1 – с а2, и
так далее, ak – с а1 и а1 – с aj. Как видим, определение не требует, чтобы общая
часть была у всех значений многозначного слова; достаточно, чтобы каждое из
значений было связано хотя бы с одним другим значением. Таким образом, определение охватывает не только случаи радиальной полисемии, но и случаи цепочечной полисемии» (Апресян, 1995, с. 187). Данное понимание многозначного слова согласуется с принципом «фамильного сходства»22, предложенным
Л. Витгенштейном. Интересной и перспективной представляется точка зрения,
основанная на необходимости выделения в словарной статье особой прагматической зоны, в которой должны записываться семантические ассоциации, или
коннотации, слова. Несмотря на то, что коннотации не входят непосредственно
в толкование слова, они чрезвычайно важны, поскольку во многих случаях
именно на их основе данное слово регулярно метафоризуется, включается в
сравнения, участвует в словообразовании и других языковых процессах (там
же, с. 179).
Следует особо отметить, что значения некоторых слов, признаваемых в
существующей лексикографической практике омонимичными, могут иметь
общие семантические компоненты, с учетом которых слово может быть интерпретировано как многозначное. Так, в словаре С. И. Ожегова как омонимы
представлены слова коса 1 (‘сплетенные вместе пряди волос’), коса 2 (‘сельскохозяйственное орудие – длинный изогнутый нож на длинной рукоятке для
срезывания травы, злаков и тому подобного’), коса 3 (‘идущая от берега узкая
полоса земли, отмель’). Что касается коса 2, то оно этимологически со словом
коса 1 никак не связано, так как произведено от глагола косить. В структуре
первого и третьего слов нам видится общий семантический распространитель –
‘предмет (в широком смысле), прикрепленный к чему-либо (голова, берег)
утолщенным (широким) концом; другой же конец по мере удаления от места
прикрепления сужается и исходит на нет’. Это позволяет рассматривать значения единиц коса 1 и коса 2 как лексико-семантические варианты в рамках одного полисемичного образования. Сравните в этой связи мнение
М. А. Кронгауза, который, анализируя омонимичные слова коса 1, коса 2 и коса 3, считает, что «между этими тремя столь различными объектами можно ус22
Принцип «фамильного сходства» (Л. Витгенштейн) – принцип, направленный на так называемый неклассификационный тип распознавания объектов. Человек, по мнению Л. Витгенштейна, имеет дело с очень сложной
сетью перекрывающих друг друга и пересекающихся сходств. Иногда эти сходства носят общий характер, иногда касаются лишь деталей. Лучшим выражением такого рода сходств является «фамильное сходство»; моменты сходства, присущие членам одной семьи, такие, как осанка, черты лица, цвет глаз, походка, темперамент и
т. д., пересекаются и перекрывают друг друга. За счет этого происходит расширение понятия.
63
мотреть определенное внешнее сходство: ‘нечто узкое и длинное’» (Кронгауз,
2001, с. 151). По сути, смысловые распространители имени являются характеристиками его денотата. Подобное значение, существующее в нашем сознании,
представляет собой своеобразный семантический скелет полисемантического
образования, на основе которого могут быть созданы новые смыслы. При этом
более конкретным является денотат непроизводного имени (см. пример со словом коса). Что касается производных полисемичных слов, то их денотативное
значение включает понимание того, что названо производящей основой.
В языке обычно выделяются три типа многозначности (впервые на диахроническом материале такая типология внутренних форм была изложена
А. Дармстетером более ста лет тому назад):
1) радиальная полисемия. В этом случае все значения слова мотивированы одним и тем же – центральным – значением;
2) цепочечная полисемия (в чистом виде редка). В этом случае каждое
новое значение слова мотивировано другим – ближайшим к нему – значением,
но крайние значения могут и не иметь общих семантических компонентов;
3) радиально-цепочечная (смешанная) полисемия (это обычный случай)
(Апресян, 1995, с. 182).
В современных исследованиях по лексикологии проблема многозначности занимает особо важное место.
Внимание к лексической многозначности заметно возросло в последнее
десятилетие, когда появились работы, раскрывающие «динамический» аспект
многозначности. Стимулирующим и весьма перспективным было введение в
лингвистический обиход понятия семантической деривации. Исследователи
трактуют отношения между отдельными значениями многозначного слова на
основе семантической деривации (Г. И. Кустова, Е. В. Падучева, Р. И. Розина и
др.), понимаемой как выводимость значений (одного из другого) по стандартным правилам. При этом производное значение многозначного слова понимается как результат семантического развития первичного значения или как переход от одного значения многозначного слова к другому (именно эти переходы и
должен обнаружить и обосновать исследователь многозначности).
В связи с семантической деривацией Г. И. Кустова отмечает, что при создании «нового» знака человек опирается на «старые» и приспосабливает их к
новым функциям, распространяет на другие ситуации, за счет чего и происходит процесс «языкового расширения» (Кустова, 2004, с. 11). При данном подходе, который получил название семасиологического, импульс семантического
развития приписывается первому значению слова. В то же время принципиально важно замечание, сделанное Анной А. Зализняк: в случае, когда многозначность слова не может быть описана в рамках модели порождения производных
значений из исходного, более эффективным является представление единства
слова через «концептуальную схему»23 (Зализняк, 2006). Концептуальная схе23
К термину «концептуальная схема» близки следующие термины: «прагматическая зона»
(Ю. Д. Апресян), «инвариант», «общее значение», «прототипический сценарий»
(А. Вежбицкая), «типовой образ» (В. Н. Телия).
64
ма – это некий пространственный образ, на который накладывается определенная концептуальная структура, задающая возможности «выдвижения (на передний план. – И. Е.) тех или иных ее фрагментов, на основе чего возникают
реальные частные значения. <…> чем больше разброс значений языковой единицы, тем сильнее ее концептуальная схема отличается по своей форме от реального толкования» (там же, с. 41–42).
Задача другого подхода, который назван ономасиологическим, формулируется иначе: «объяснить причины (мотивы) использования данного языкового
знака для обозначения данного денотата и затем восстановить логику применения одного и того же знака (слова) к разным денотатам» (Толстая, 2007, с. 306).
Многозначное слово с точки зрения ономасиологического подхода предстает
как ряд относительно автономных номинаций разных реалий (объектов, ситуаций, отношений и т. д.) с помощью одного языкового знака (слова). Носителем
многозначности С. М. Толстая считает единицу «более крупного масштаба, чем
слово, поскольку семантические характеристики и свойства, присущие слову,
находят «продолжение» в других единицах того же лексикословообразовательного (этимологического) гнезда, причем словообразовательные дериваты нередко усиливают и акцентируют семантические характеристики производящего многозначного слова и отдельных его лексем» (Толстая,
2008, с. 20).
Итак, сегодня выделились два основных подхода к явлению многозначности языкового знака – семасиологический и ономасиологический, которые,
на наш взгляд, не противопоставлены и, тем более, не противоречат, а дополняют друг друга. Рассмотрение многозначности и с точки зрения семасиологии,
и с точки зрения ономасиологии позволяет говорить о полисемии как об одном
из средств концептуализации опыта человека, обусловленного семантическим
потенциалом слова, его экстраязыковыми свойствами, а также системноязыковыми факторами. В данном параграфе нас интересует, в первую очередь,
явление многозначности производных слов, в которых развитие лексикосемантического варианта (конкретного значения производного слова, далее –
ЛСВ) связано с изменением смыслового потенциала базового (непроизводного)
слова, возможностью семантической выводимости одного ЛСВ из другого, а
также наличием денотативного смысла, свойственного ЛСВ деривата.
В лингвистической литературе до сих пор остается до конца не решенным
вопрос, относятся дериваты к разряду омонимичных или многозначных слов.
См. об этом подробно в работах (Араева, 2009, с. 82; Кустова, 2004, с. 15–19;
Толстая, 2008, с. 45–49). Так, Л. А. Араева относит дериваты одной формы к
разряду полисемичных единиц и выделяет три вида семантической организации
многозначных слов: (1) внутрисловная полисемия (пример: заяц – 1) животное;
2) мясо этого животного; перенос по смежности происходит между значениями
слова, т. е. внутри слова); (2) межсловная полисемия (яблочник – 1) торговец
яблоками; 2) пирог с яблоками; между собой ЛСВ деривата яблочник не связаны, каждый ЛСВ мотивируется производящим словом яблоко, т. е. наблюдается
связь между производным и производящим словами); (3) межсловно65
внутрисловная полисемия (заплотник – 1) ограда; 2) материал для ограды;
здесь между первым и вторым ЛСВ наблюдается внутрисловная связь, и каждый из этих ЛСВ восходит к глаголу заплотить ‘огородить’, что демонстрирует уже межсловные отношения.
Л. А. Араева замечает, что внутрисловная полисемия характерна только
для непроизводных, первородных единиц, а межсловная и межсловновнутрисловная – для производных. Исследователь ставит вопрос о семантической организации многозначных дериватов в терминах семантических связей
между единицами. Лингвист рассматривает как отдельные типы семантических
связей межсловную радиальную и межсловно-внутрисловные радиальные или
цепочечные метонимические и метафорические связи. Принципиально новым и
перспективным в данной работе является выделение радиальной метонимии –
смыслового отношения между мотивирующим словом и лексикосемантическими вариантами многозначного деривата этого слова, связанными
ассоциациями по смежности. Для лингвистики такое понимание нетипично: метонимию обычно рассматривают как внутрисловную цепочечную связь.
В данном пособии, вслед за Л. А. Араевой, производные слова, имеющие
несколько лексико-семантических вариантов, соотносящихся с общим мотивирующим словом, рассматриваются как полисемичные единицы. Такое понимание дериватов объясняется тем, что все лексико-семантические варианты одного деривата восходят к общему производящему через посредство межсловных и
межсловно-внутрисловных метонимических или метафорических связей. Мотивирующая единица при этом в деривационных суждениях одного полисемичного образования может иметь разную функциональную семантику и выступать в различных синтаксических ролях, ср. лексико-семантические варианты лексемы булавочница – 1. Емкость, в которой хранят булавки (мотивирующее слово булавка выступает в роли объекта) и 2. Лицо, изготавливающее булавки (здесь булавка предстает в функции результата изготовления).
Покажем теперь на ряде конкретных примеров, какой может быть организация полисемичных производных слов, ЛСВ которых имеют разные типы связи с производящим словом и по-разному объединены между собой. Анализ материала позволил выделить следующие типы связи ЛСВ полисемичных дериватов: (1) межсловная радиальная метонимическая связь, (2) межсловновнутрисловная радиально-цепочечная метонимическая связь, (3) межсловная
радиальная метафорическая связь. Данные типы связи подробно описаны в работе (Евсеева, 2012). Кратко рассмотрим их ниже.
1. Межсловная радиальная метонимическая связь
Лексико-семантические варианты производного слова железка, называя
предмет по материалу изготовления, имеют одну пропозициональную структуру, внутри которой в качестве средства изготовления выступает один и тот же
материал. Связи между разными ЛСВ возникают на межсловном уровне по
принципу радиальной метонимии, объединяющей мотивирующее слово и ЛСВ
многозначного деривата на основе ассоциации по смежности. Эти ЛСВ дерива66
та связаны один с другим опосредованно – через общий мотивирующий компонент – железо. Схематично это можно представить следующим образом:
железо
железка
Металл серебристого цвета, главная 1. Печь по материалу изготовления.
составная часть чугуна и стали.
2. Дорога по материалу изготовления.
2. Межсловно-внутрисловная радиально-цепочечная метонимическая связь
Дериват овчина представлен двумя ЛСВ: 1. Шкура овцы и 2. Шуба, сшитая из шкуры овцы, причем второй ЛСВ предполагает существование первого
(шуба шьется из шкуры овцы). Это позволяет говорить о причинноследственной метонимической связи между ЛСВ на внутрисловном уровне.
Кроме того, каждый из указанных двух ЛСВ восходит к базовому слову овца
посредством переноса по смежности. Именно второй ЛСВ, который связан и с
первым ЛСВ деривата овчина, и с базовым словом овца, обеспечивает межсловно-внутрисловную организацию:
овца
овчина
Жвачное млекопитающее
1. Шкура овцы.
животное, самка барана.
2. Шуба, сшитая из шкуры овцы.
3. Межсловная радиальная метафорическая связь
При таком виде связи каждый ЛСВ деривата соотносится с мотивирующей единицей на основе сходства. Например, между ЛСВ деривата радужница
(1. Жук. 2. Радужная оболочка глаза) не прослеживается каких-либо причинноследственных отношений – никакого отношения выводимости одного из другого нет:
радуга
радужница
Разноцветная дуга на небесном
1. Жук семейства листоедов, яркой,
своде, образующаяся вследствие
с радужным отливом, окраски.
преломления солнечных лучей
2. Радужная оболочка глаза.
в дождевых каплях.
В данном случае каждый ЛСВ соотносится с базовым словом радуга (радужный)24 на основе сходства. Покажем, в чем заключается это сходство.
Сравнивая значения каждого ЛСВ со значением базового слова, мы не наблюдаем какого-то явно выраженного сходства между ними. Но сходство прослеживается при раскрытии смысла каждого ЛСВ. Так, жук (ЛСВ 1) имеет цветные полосы на твердых надкрыльях, которым свойственна дугообразная форма.
Исходя из этого, можно вычленить общий со значением базового слова смысловой компонент, а именно цветная дуга (сходство по форме и цвету). Кроме
того, полагаем, жук был назван радужницей благодаря красивому яркому, блестящему окрасу, свойственному радуге. Красота радуги издавна восхищала лю24
Оба ЛСВ деривата радужница содержат ссылку на мотивирующее слово – радужный, которое, будучи отсубстантивным прилагательным, обозначающим общее, неконкретизированное в производном слове отношение к тому, что названо производящей основой, является синтаксическим дериватом (Земская, 1999, с. 349)
слова радуга (ср. цвет радуги и радужный цвет). Это позволяет рассматривать производное радужница как
образованное и от радуга, и от радужный.
67
дей: «Взгляни на радугу и прославь Сотворившего её: прекрасна она в сиянии
своём!» (Библия. Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова). В русских летописях радуга называется райской дугой или сокращенно райдугой. Почему оболочку глаза назвали радужной? Глаз – это сложная оптическая система. Световые лучи попадают от окружающих предметов в глаз через его оболочку, которая представляет собой своего рода сильную собирающую линзу, фокусирующую расходящиеся в разные стороны световые лучи. Отраженный, видимый
нами свет содержит различные сочетания, что обусловливает варианты и оттенки цвета глаз. Данное толкование позволяет выделить следующий – общий с
базовым – смысловой компонент. Это пропозиция ‘преломленные лучи (световые / солнечные) образуют цвет чего-либо (сходство в процессе передачи света)’. Мы видим, таким образом, что каждый ЛСВ деривата радужница восходит
к базовому слову радуга и опирается на определенное смысловое сходство с
радугой, выраженное общим смыслом (при этом основа для сравнения разных
ЛСВ деривата с базовым словом здесь вовсе не обязательно одна и та же).
Выше нами были названы основные три вида связи лексикосемантических вариантов полисемичных дериватов, но нередко наблюдается и
их комбинация. Например, когда одни ЛСВ деривата соединены межсловновнутрисловной радиально-цепочечной связью, другие – межсловной (радиальной). Для дериватов с большим количеством ЛСВ такой вид связи наиболее характерен. Рассмотрим дериват рыбница, включающий в себя 13 лексикосемантических вариантов, выписанных из разных источников – литературных,
диалектных, разговорной речи. Эти ЛСВ, объединяясь, демонстрируют логически четко выстроенный фрагмент действительности.
рыба
рыбница
1. Позвоночное водное животное
1. Время, когда ловят рыбу.
с конечностями в виде плавников,
2. Рыбная ловля.
дышащее жабрами.
3. Судно, с которого ловят рыбу.
4. Место для хранения выловл.
рыбы.
5. Ящик для хранения выловл. рыбы.
6. Продавец рыбы.
7. Рыбная неделя, когда разрешается
есть рыбу по церковному уставу.
2. Часть тушки такого животного.
8. Пирог с рыбой.
9. Яичница с рыбой и картофелем.
10. Уха;
11. Металлическая посуда
удлиненной формы для варки рыбы.
12. Любительница есть рыбу.
13. Чайка, поедающая рыбу.
68
Среди лексико-семантических вариантов деривата рыбница существует
такой, как ‘время, когда ловят рыбу’; обусловленным кажется и именование
процесса – ‘рыбная ловля’. Эти значения предполагают появление такого ЛСВ:
‘судно, с которого ловят рыбу’. Кроме того, поскольку выловленную рыбу необходимо где-то хранить, значимым для человека и логически мотивированным
становится название определенного места: ‘места для хранения выловленной
рыбы’ (помещение) и средства ‘деревянный ящик, предназначенный для хранения выловленной рыбы’. Рыба, выловленная в большом количестве, чаще всего
идет на продажу, отсюда наименование субъекта действия – ‘продавец рыбы’.
Рыбу, являющуюся порой незаменимым продуктом питания (особенно это касается верующих людей, соблюдающих церковные посты), едят в определенный период, который нашел отражение в структуре рассматриваемого полисемичного деривата – ‘рыбная неделя, когда разрешается есть рыбу по церковному уставу’. Есть и специальное наименование для ‘любительницы есть рыбу’,
причем под «рыбой» в данном случае понимаются различные блюда, приготовленные из мяса рыбы, такие как ‘пирог с рыбой’, ‘яичница с рыбой и картофелем’, ‘уха’. Получил свое место в деривате и ЛСВ ‘металлическая посуда удлиненной формы для варки рыбы целиком’.
Все указанные выше лексико-семантические варианты объединяются в
одну логически стройную и пронизанную смысловыми связями ситуацию. Эти
ЛСВ соединены между собой межсловной (радиальной) и межсловновнутрисловной (радиально-цепочечной) метонимической связями.
Кроме названных выше лексико-семантических вариантов выделяется
еще один ЛСВ: ‘чайка, поедающая рыбу’. Он объединен с базовым словом рыба (с первым его значением) метонимической связью, а с остальными ЛСВ –
межсловными (радиальной) отношениями через посредство базового слова.
Материал показывает, что все ЛСВ деривата рыбница связаны посредством метонимии. При этом ЛСВ с 1 по 7 и 13 восходят к первому значению базового
слова рыба (‘позвоночное водное животное с конечностями в виде плавников,
дышащее жабрами’), а ЛСВ 8 – 11 – ко второму значению (‘часть тушки животного’).
Обратимся к анализу деривата муравейник. ЛСВ деривата муравейник демонстрируют метонимический и метафорический тип связи. Полисемант муравейник объединяет следующие лексико-семантические варианты: 1. Жилище
муравьев. 2. Медведь, питающийся муравьями. 3. Множество людей в их постоянном движении, отношениях и хлопотах. 4. Тесное помещение. ЛСВ 1 и
ЛСВ 2 восходят к производящему слову муравей посредством метонимии.
ЛСВ 3 связано со значением слова муравей на основе метафоры (общий смысловой компонент – постоянное движение кого-либо (людей, муравьев); сходство в образе жизни). ЛСВ 4 восходит и к значению слова муравей, и к ЛСВ 1
слова муравейник на основе метафоры благодаря общему смысловому компоненту – помещение с большим скоплением кого-либо (людей, муравьев), проживающих в нем. Здесь метафоризация осуществляется за счет подобия в образе жизни.
69
муравей
Жалящее общественное насекомое,
живущее большими колониями.
муравейник
1. Жилище муравьев.
2. Медведь, питающийся муравьями.
3. Множество людей в их постоянном
движении, отношениях и хлопотах.
4. Тесное помещение.
Изучение структуры полисемичных производных слов дает возможность
увидеть, каким образом в сознании говорящих организуются значения многозначных слов, которые представляют совокупность приемов, имеющих целью
облегчить запоминание большего числа сведений, фактов, связанных между
собой на основе ассоциации по сходству и смежности (метафора и метонимия).
М. А. Кронгауз, говоря о метафоре и метонимии как о механизмах речи, подчеркивает их важность для языка как системы: «Будучи конвенционализованы,
они используются для образования переносных значений и, таким образом, являются отношениями между значениями одного слова» (Кронгауз, 2001, с. 156).
Анализ связей лексико-семантических вариантов дериватов позволяет утверждать, что именно базовое слово, выступающее основой мотивирующего
суждения каждого ЛСВ производной полисемичной единицы, удерживает все
смыслы в рамках этого слова благодаря принципу радиальной и радиальноцепочечной метонимии и не дает слову распасться на омонимы.
Контрольные вопросы
1. Чьи идеи были положены в основу становления словообазования как
самостоятельного раздела языкознания?
2. Что является основным объектом исследования в словообразовании?
3. Какие направления, демонстрирующие пути развития теории словообразования, выделены в лингвистике? Охарактеризуйте их.
4. Какими свойствами обладает производное слово?
5. В чем суть моделирования процесса образования производных слов?
Какие модели были предложены отечественными лингвистами?
6. В чем прослеживается сходство строения производного слова и предложения?
7. Каковы особенности событийных и логических видов пропозиций, лежащих в основе производных слов?
8. Какие подходы к анализу многозначного производного слова преобладают в современной лингвистике? Какова специфика каждого из них?
9. В чем суть спора лингвистов, касающегося отнесения производных
слов одной формы к разряду омонимичных или многозначных (полисемичных)?
10. Какие типы связей между разными значениями одного производного
слова выделены в научной литературе? Охарактеризуйте их.
70
Тема 5. КОМПЛЕКСНЫЕ ЕДИНИЦЫ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ
СИСТЕМЫ
5. 1. Комплексные единицы словообразования. Введение
На начальных этапах становления словообразования как науки вскрываются порой противоречивые воззрения на комплексные единицы, объединяющие производные слова, что вполне естественно. В выборе основной единицы
словообразовательной системы взгляды дериватологов существенно расходятся. А. Н. Тихонов отмечает, что «в качестве такой единицы рассматривались:
производное слово (Е. А. Земская, Е. С. Кубрякова и др.), формант – компонент
производного слова (В. В. Лопатин, И. С. Улуханов), деривационный шаг
(П. А. Соболева), словообразовательный образец (Н. А. Янко-Триницкая), словообразовательный тип, модель (Б. Н. Головин, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов,
Л. В. Сахарный)» (Тихонов, 1988, с. 71).
П. Джамбазов в качестве основных единиц предлагает рассматривать сразу несколько, он считает, что «основными единицами словообразовательной
подсистемы языка можно признать словообразовательную структуру мотивированной лексической единицы, словообразовательный тип и словообразовательное гнездо» (Джамбазов, 1978, с. 58).
В Русской грамматике-80 словообразовательная система определяется
как: 1) совокупность словообразовательных типов в их взаимодействии и как
2) совокупность словообразовательных гнезд (Русская грамматика, 1980,
с. 137). Здесь, как нам представляется, в определении содержится внутреннее
противоречие: если типы – это совокупность и их взаимодействие, то гнезда –
это лишь совокупность; получается, что гнезда в пределах словообразовательной системы не взаимодействуют. Указанное противоречие имеет свои корни.
Оно вызвано тем, что описание словообразовательных типов и гнезд в Русской
грамматике-80 проводится не на одинаковых основаниях. А это не дает возможности целостного описания деривационной системы через взаимодействие
словообразовательных типов и гнезд. В то же время необходимость системного
подхода к изучению разных словообразовательных явлений неоднократно подчеркивалась в советском языкознании.
Сказанное говорит о том, что изучение словообразовательной системы
связано с методологическими трудностями выбора единицы описания. Одни
лингвисты под основной единицей словообразования понимают элементарные
(при этом среди дериватологов нет единого подхода в понимании элементарной
единицы словообразования), другие – такие, которые выводятся из элементарных. Большинство исследователей в качестве элементарных, или базовых, признают компоненты производного слова: мотивирующую основу и формант, то
есть основанием для выделения элементарных единиц они считают конструктивную, или структурную, функцию.
В современной дериватологии описано достаточно большое количество
комплексных единиц, иерархия которых (наряду с понятийным и терминологи71
ческим аппаратом, обслуживающим деривационную систему языка), окончательно не определена. В словаре-справочнике «Основные понятия словообразования в терминах» В. Н. Немченко указывает сразу на несколько комплексных единиц словообразования, которые в период становления словообразовательной науки были введены в научный обиход. Это словообразовательная модель, вариант словообразовательной модели, словообразовательная подмодель,
словообразовательный образец, словообразовательный тип, вариант словообразовательного
типа,
словообразовательный
подтип,
лексикословообразовательный тип производных слов, словообразовательная категория,
гиперкатегория, суперкатегория, словообразовательная подкатегория и др.
(Немченко, 1985, с. 3). Из перечисленных В. Н. Немченко терминов можно выделить такие, которые обозначают одно и то же понятие. Таковы, например, сочетания «словообразовательная модель» и «словообразовательный тип»25, ср.
«Семантика производного слова опирается на семантику производящего и словообразующей морфемы, на значение словообразовательного типа (модели) и
т. д.» (Тихонов, 1971, с. 177).
В данном пособии мы не будем останавливаться на подробной характеристике каждого из названных терминов и на выяснении правомерности выделения тех или иных единиц в качестве базовых. Это мы не делаем, главным образом, по той причине, что такие характеристика и оценка уже неоднократно давались разными лингвистами. Смотрите, например, работы (Моисеев, 1987,
с. 29; Немченко, 1984, с. 138–149 и др.). Однако заметим, что значительное
число выделенных и активно употребляемых в 70-е гг. прошлого века понятий
и терминов, порой подменяющих друг друга, оправдывается становлением в то
время словообразования как самостоятельного раздела языкознания. Этому непосредственно способствовали исследования, описывающие деривационные
единицы, явления и процессы с разных сторон.
И сегодня в нашей науке имеет место сходная ситуация. Актуальным становится когнитивное направление в языке, и понятийный аппарат его находится в стадии становления. Достаточно заметить, что даже такие центральные для
когнитивистики понятия и термины, как «фрейм», «слот» или «концепт», понимаются по-разному. Поэтому уже на новом витке развития науки для функционального и концептуального анализа единиц словообразования опять становится чрезвычайно актуальной и важной классификация единиц словообразовательной системы, первые этапы которой были проделаны в 60–70-е гг. прошлого века.
Одной из наиболее перспективных считаем классификацию, предложенную Е. А. Земской и Е. С. Кубряковой. В работах этих ученых было выделено в
25
Термины «словообразовательная модель» и «словообразовательный тип» в лингвистической литературе трактуются по-разному. С одной стороны, они используются для обозначения разных языковых единиц и понятий, а с другой – их употребляют как синонимы. В данном пособии эти слова-термины используются как синонимы.
72
качестве самостоятельных три типа словообразовательных единиц. Это
(1) элементарные единицы (производящая основа и формант), (2) простые
единицы (производные слова) и (3) комплексные единицы (словообразовательные типы, гнезда, разряды, цепочки, парадигмы, категории, подкатегории)
(Земская, 1972; Кубрякова, 1972, 1981). Основными, или центральными, элементами в данной классификации считаются производные слова, которые
(а) состоят из ещё более простых – элементарных – единиц и (б) объединяются
по особым правилам в единицы комплексные.
В свою очередь выделение среди комплексных единиц нескольких разновидностей ставит вопрос: может ли и, если да, какая из них, быть признана основной словообразовательной единицей. Этот вопрос представляется нам весьма важным, и не случайно расхождения ученых во мнениях здесь особенно
ощутимы.
Комплексными единицами словообразовательной системы обычно принято называть такие единицы, которые включают в себя другие, более мелкие.
При этом «комплексные единицы системы словообразования формируются
противопоставлениями разного рода: соотношением однокоренных слов и соотношением слов, имеющих разные корни, но одно и то же словообразовательное строение» (Земская, 1999, с. 390).
Из большого множества единиц, признававшихся в истории словообразования комплексными, сегодня остаются следующие26: словообразовательная
пара, словообразовательная цепь, словообразовательное гнездо, словообразовательная парадигма, словообразовательный тип, морфонологическая модель,
словообразовательная категория. Остановимся на понимании каждой из них.
1. Начнем с понятия словообразовательной пары (СП), которая является
самой простой единицей из комплексных, но в то же время одной из самых значимых для теории словообразования. Понятие словообразовательной пары связано с понятием словообразовательной производности, которое основывается
«на формальной и семантической выводимости свойств производного из
свойств исходных, или производящих, единиц» (Кубрякова, 1998, с. 467). Что
представляет собой СП? Для теории словообразования этот вопрос далеко не
праздный27.
Именно их считают комплексными большинство отечественных лингвистов.
В большинстве вузовских учебников и учебных пособиях (Земская, 2005; Немченко, 1984;
Совр. рус. яз., 1987; Совр. рус. яз., 2000 и др.), в энциклопедических словарях и грамматиках
(Русская грамматика, 1980; Языкознание, 1998) четкое определение словообразовательной
пары отсутствует, а если и представлено, то вызывает вопросы и возражения. Например, авторы раздела «Словообразование» Т. Н. Волынец и И. А. Карабань в учебнике отмечают, что
СП – это «простейшая двухкомпонентная единица словообразовательной системы. Образуют
ее два однокорневых слова, связанные между собой отношениями словообразовательной мотивации: дрессировать – дрессировка (‘действие по глаголу дрессировать’)» (Совр. рус. яз.,
1998, с. 63). Такое понимание СП провоцирует вопросы: как связаны между собой два однокорневых слова отношениями словообразовательной мотивации (выводимости), какими
формальными свойствами обладает двуместное отношение «быть словообразовательной парой» / «входить в словообразовательную пару». Эти же вопросы можно задать и по прочте26
27
73
Под словообразовательной парой мы понимаем формальную и семантическую соотнесенность двух однокоренных слов, из которых первым
компонентом пары считается производящее слово, а вторым – производное;
производное слово всегда сложнее своего производящего ровно на один формант. Здесь важным является то, что производящее и производное в СП имеют
разные отношения, т. е. могут быть нетранзитивными и транзитивными. Покажем это на примерах.
Нетранзитивные отношения между производящим и производным словами в СП наблюдаются при выполнении условия: если <а, в> – СП, <в, с> – СП,
то <а, с> СП быть не может. Так, слова гадать, загадать и загадка образуют
СП гадать – загадать и загадать – загадка; слова гадать и загадка СП не образуют, т. к. дериват загадка (‘то, что загадали’) формально и семантически
выводится из глагола загадать. Слово загадка сложнее, чем загадать, на один
формант (-к(а)) и на два форманта (1. префикс за- и 2. суффикс -к(а)) сложнее
глагола гадать, а по определению производное не может быть сложнее производящего более чем на один формант. Здесь уточним определение форманта.
Формант – это словообразовательное средство, которое может состоять из одной морфемы (учить – учи-тель, формант – суффикс -тель), из нескольких
морфем (окно – под-окон-ник, формант – конфикс под- + -ник), а может и вовсе
не заключать в себе морфемы (лес, степь – лесостепь, формантом выступает
сложение производящих основ путем использования интерфикса).
В тех случаях, когда выполняется условие – если <а, в> – СП, <в, с> – СП,
то и <а, с> тоже СП, налицо транзитивные отношения, ср.: дериват лесник может входить в две словообразовательные пары лесной – лесник (‘лесной сторож’28, лесн(ой) + -ик), лес – лесник (‘сторож леса’29, лес + -ник), т. е. дериват
нии определения словообразовательной пары – «сочетание мотивирующего и мотивированного слов: лес – лесник» в учебнике (Совр. рус. яз., 2001, с. 517). Из приведенных определений не понятно, является ли отношение производящего и производного слов в паре симметричным, т. е. верно ли, что если пара <а, в> – СП, то пара <в, а> тоже СП. Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, должен быть отрицательным, т. к. отношение словообразовательной
производности в словообразовательной паре однонаправленное, т. е. словообразовательной
парой будет являться дрессировать – дрессировка, но не дрессировка – дрессировать. Сравните в связи с этим наличие взаимной семантической обусловленности однокоренных слов
слесарь ‘тот, кто слесарничает’ и слесарничать ‘выполнять работу слесаря’, между которыми, по сути, отсутствуют иерархические отношения с точки зрения семантики. Данное свойство лексем было отмечено М. Н. Янценецкой. Ею были сформулированы отличия лексической мотивации от словообразовательной. Лингвист подчеркивала, что игнорирование словообразовательной структуры слова при установлении эпидигматических связей однокоренных слов приводит к тому, что эти связи не всегда совпадают со словообразовательными.
М. А. Осадчий, рассматривая взаимонаправленные отношения между лексемами внутри
гнезда однокоренных слов, предлагает такие отношения называть термином «полиреляция»
(Осадчий, 2009, с. 25).
28
Значение слова взято из толкового словаря русского языка С. И. Ожегова.
29
В данном случае мы трансформируем значение ‘лесной сторож’. В повседневной языковой
практике по данным проведенного нами опроса люди определяют значение слова лесник не
как ‘лесной сторож’ или ‘сторож леса’, а как ‘человек, охраняющий лес’.
74
лесник формально и семантически оказывается соотнесенным и с лесной, и с
лес; кроме того, по сравнению с каждым производящим лесник сложнее ровно
на один формант.
2. Понятие словообразовательной пары является особенно значимым для
определения словообразовательной цепи, так как словообразовательная
цепь (СЦ) – это ряд последовательно расположенных словообразовательных
пар: сахар – сахарить – засахарить – засахаренный, то есть пар <сахар – сахарить>, <сахарить – засахарить>, <засахарить – засахаренный>, которые условно
записываются в виде цепи. Здесь важно учитывать, что если есть отношения <а,
в>, <в, с>, <с, d>, то они всегда организуют СЦ (гадать – загадать – загадка), в
то время как пары <а, в>, <в, с> и <а, с> не всегда входят в СЦ.
Подкрепим последнее положение примерами: пары лес – лесной, лесной –
лесник создают СЦ (лес – лесной – лесник), а пары бороться – борьба, борьба –
борец и бороться – борец с точки зрения данных системно-структурной лингвистики не могут организовывать одну СЦ, так как (1) дериваты борьба и борец находятся в словообразовательном гнезде (см. «Словообразовательный
словарь русского языка» А. Н. Тихонова) на одной ступени производности (т. е.
равноправны по отношению к производящему слову бороться), (2) входят в
разные СЦ и (3) каждый из них сложнее своего производящего ровно на один
формант – борь-б(а), бор-ец; отсюда слово борец не может быть третьим компонентом СЦ. Посмотрим на этот вопрос с точки зрения антропоцентрического
направления. Исходя из понимания пары как формальной и семантической соотнесенности двух слов внутри пары, отмечаем в паре борьба – борец несомненное наличие семантической соотнесенности (борец – ‘тот, кто профессионально занимается борьбой’; борьба – бор-ец). Сложнее определить, есть ли
между ними формальная соотнесенность. Несмотря на то, что в морфологической структуре слова борьба выделяется формант -б(а) (борь-ба от бороться),
слово борец сложнее слова борьба на еще один, новый словообразующий формант – суффикс -ец. Вопрос сводится к тому, как формально описать результат
образования формы слова борец. Так, при образовании борец от борьба можно
постулировать морфонологическую операцию: усечение производящей основы
до части бор- и присоединение к ней суффикса -ец. При этом производное слово борец будет сложнее своего производящего на один новый словообразовательный формант несмотря на то, что формант -б(а) усекается и внешне не
представлен в слове борец. Здесь уместна следующая параллель: пара играть –
игрок (в одном из значений этого слова) традиционно признается словообразовательной, хотя в основе слова игр-а(ть) и игр-ок выделяется равное количество морфем. Слово игрок признается производным от играть, так как семантически мотивируется этим словом (игрок – ‘тот, кто играет’) и по форме сложнее
на один формант -ок.
Данный пример отражает сложное когнитивное устройство языка: слово
борец в речевой практике может мотивироваться как словом бороться, так и
словом борьба. В рамках системно-структурной парадигмы слова борьба и борец не составляют пары, так как находятся на одной словообразовательной сту75
пени в словообразовательном гнезде и входят в разные словообразовательные
цепи. В словообразовательном гнезде в понимании, предложенном
А. Н. Тихоновым, формальные отношения превалируют над семантическими.
Кроме того, словам борьба и борец свойственна, вообще говоря, обоюдная семантическая обусловленность. Мы имеем в виду, что как слово борец семантически производно от борьба (борец – ‘тот, кто занимается борьбой’), так и слово борьба может быть интерпретировано как семантически производное от борец. При такой интерпретации слово борьба конечно, в интересующем нас значении этого слова толкуется как ‘процесс определенного типа, в котором участвуют борцы’.
Представленное выше рассуждение позволяет говорить о том, что цепь
слов бороться – борьба – борец может быть рассмотрена как словообразовательная.
3. Словообразовательное гнездо – множество (совокупность) всех однокоренных слов, упорядоченных отношениями формальной и смысловой производности; см. примеры гнезд в «Словообразовательном словаре русского языка» А. Н. Тихонова). На данном этапе ограничимся определением понятия словообразовательного гнезда, так как далее этой комплексной единице будет посвящен отдельный параграф.
4. Словообразовательная парадигма – совокупность производных слов
одного словообразовательного гнезда, образованных от конкретного производящего; например, словообразовательная парадигма глагола сахарить включает дериваты: сахарить-ся, за-сахарить, на-сахарить, об-сахарить, пересахарить, под-сахарить и некот др.).
5. Словообразовательный тип – формально-семантическая схема построения дериватов, совокупность производных слов, объединенных тождеством семантики, словообразовательного форманта и части речи производящих
слов: сахарница, сухарница, хлебница и др.). Данное определение словообразовательного типа с некоторыми модификациями дано в большинстве вузовских
учебников. Далее в пособии мы конкретизируем это определение с учетом новейших исследований.
6. Морфонологическая модель – объединение производных слов, выделяемых внутри словообразовательного типа и отличающихся одно от другого:
(1) наличием чередования фонем на границе морфов и его отсутствием: таганрож-ский – таганрог-ский; риж-ский – лейпциг-ский; (2) наличием / отсутствием интерфиксов: ленинград-ский, орл-(ов)ский, ялт-(ин)ский; (3) усечением / отсутствием усечения основы: манилов-щина и прямолиней-щина, самбо и самбист, каноэ и каноэ-ист или (4) наложением / отсутствием наложения морфов:
манго – манговый и банан – банановый30).
7. Словообразовательная категория – совокупность словообразовательных типов с общим словообразовательным значением: труб-чат(ый), си30
Здесь мы опираемся на понимание термина «морфонологическая модель», предложенного
Е. А. Земской (Земская, 2005, с. 201).
76
рот-лив(ый), серебр-ист(ый), золот-Ø(ой) – общее словообразовательное значение ‘обладающий свойством, характерным для предмета, названного производящим’.
Как видим, отдельные из перечисленных комплексных единиц образуют
единицы более высокого уровня и более сложного строения, включая в себя более простые. Так, структурными единицами словообразовательного гнезда считаются единицы двух планов – синтагматического и парадигматического (Тихонов, 1985, с. 41). К синтагматическим единицам гнезда относятся словообразовательная пара и словообразовательная цепь, парадигматической единицей
считается словообразовательная парадигма.
В одном словообразовательном типе могут объединяться слова, произведенные по разным морфонологическим моделям (см. примеры выше); для одних типов это характерно, другим это не свойственно. Словообразовательная
категория, в свою очередь, является единицей более сложной, чем словообразовательный тип. Она «формируется совокупностью типов (а значит, и морфонологических моделей, входящих в типы. – И. Е.), объединяемых общностью деривационного значения в отвлечении от формальных средств выражения данного значения» (Земская, 1999, с. 391).
С учетом всего сказанного возникает вопрос: какие комплексные единицы из вышеназванных основные? Иерархия единиц, включение менее сложных
в более сложные по строению позволяет говорить о двух самых больших по
объему комплексных единицах словообразовательной системы – словообразовательном гнезде и словообразовательной категории. Именно они наиболее
крупные метаязыковые структуры, объединяющие дериваты, с одной стороны,
на основании тождества корня (так создаются гнёзда), с другой – на основе семантического тождества (так образуются категории).
Здесь важно различать количественный состав комплексных единиц и их
антропоцентрическую значимость, когнитивную сущность. На наш взгляд, на
раскрытие механизмов порождения и хранения знаний о мире направлены такие комплексные единицы дериватологии, как словообразовательный тип31 и
словообразовательное гнездо. В границах типов происходит процесс образования производных слов, что отражает особенности мыслительной деятельности
человека называть новые явления по аналогии с имеющимися в языке наименованиями, образованными в рамках определенных моделей. Когнитивная сущность словообразовательных гнезд объясняется тем, что гнезда наиболее удобные хранилища дериватов, объединенных по общности корня. Потенции, зало31
Словообразовательный тип – это единица, которая на протяжении всей истории развития
словообразования признавалась самыми разными лингвистами (Л. А. Араева. Е. А. Земская,
Е. В. Красильникова, В. В. Лопатин, Л. С. Сахарный, И. С. Улуханов и др.) важнейшей комплексной единицей, основной ячейкой словообразовательной системы языка, ядром ее изучения. Более того, Е. А. Земская в учебном пособии для вузов «Современный русский язык.
Словообразование» (1973 г., а также 2005 г.) даже не упоминает ни о гнездах, ни о словообразовательных категориях, в то время как словообразовательному типу посвящает отдельную главу (Земская, 1973).
77
женные в корне слова, заметнее всего прослеживаются именно в гнезде: дериваты, группируясь вокруг базового слова, вбирая в себя частично или полностью семантику этого базового слова, формируют концептуальную структуру
фреймового типа, в которой все дериваты взаимосвязаны. Производные слова,
занимая в гнездах свою ячейку, в нужный момент без труда извлекаются говорящими.
Большинство лингвистов отводят словообразовательным типам главную
роль по той важной причине, что новые производные слова образуются именно
в пределах типа – по аналогии с дериватами, которые уже давно вошли в данный тип. Так, трехлетний ребенок на вопрос Где живет лиса? мгновенно отвечает – в лисятнике (пример взят из семейного архива автора работы; здесь лисятник имеет значение ‘вольер для содержания лис в зоопарке’). Обычно дети
к трем годам уже понимают и воспроизводят в речи такие производные слова,
как телятник, коровник, курятник, цыплятник, построенные по единой модели,
и при необходимости эта модель начинает «работать» по принципу аналогии.
Этот факт еще раз свидетельствует о том, что единицы языковой системы не
существуют сами по себе, отдельно друг от друга, а находятся во взаимосвязи,
что позволяет ребенку (и не только ребенку) достаточно быстро овладевать
языком и свободно пользоваться им в процессе коммуникации. При создании
нового слова, а также воспроизведении уже известного говорящий опирается на
знакомую ему модель, которая является, по сути, ключом к образованию слов.
В. Гумбольдт отмечал, что словарный запас нельзя рассматривать как застывшую массу, «<…> словарный запас, пока язык живет в речи народа, представляет собой развивающийся и вновь воспроизводящийся продукт словообразовательной потенции, прежде всего в той своей основе, которой язык обязан
своей формой, затем при выучивании языка в детстве и, наконец, при повседневном речеупотреблении. Безошибочное использование в речи необходимого
в каждый данный момент слова, несомненно, нельзя объяснить одной памятью.
Никакая человеческая память не смогла бы этого обеспечить, если бы душа одновременно не содержала бы в себе некий инстинкт, предоставляющий ей ключ
к образованию слов» (Гумбольдт, 2001, с. 112).
Подчеркнем, что образование слов опирается именно на существующий в
языке словообразовательный тип (модель), а не на такую единицу, как словообразовательная категория. Словообразовательная категория представляет собой
структуру более абстрактного плана, чем тип. Ведь для того, чтобы объединить
дериваты по признаку тождества семантики форманта, человеку необходимо
абстрагироваться от конкретного опыта, т. е. произвести категоризацию –
включить тот или иной дериват в одну словообразовательную категорию или
исключить из нее. Словообразовательная категория значима для дериватологии
как метаязыковая единица, в рамках которой можно проследить взаимодействие разных в формальном отношении словообразовательных типов, сходства и
различия в их семантическом устройстве.
Таким образом, многолетние споры по поводу того, какая из комплексных единиц дериватологии является важнейшей, оказываются, в конечном сче78
те, схоластическими: каждая из них может рассматриваться в качестве основной в зависимости от того, какая цель и какие аналитические задачи стоят перед исследователем. Статусом «основной комплексной единицы» мы наделяем
и словообразовательное гнездо, и словообразовательную категорию, и словообразовательный тип. Каждая из этих единиц имеет свою структуру, свои семантические характеристики, сферы использования и области функционирования,
и каждая членится на более мелкие единицы (Евсеева, 2011).
Наибольшим сходством между собой обладают словообразовательный
тип и словообразовательная категория, так как их выделение базируется на таком важном тождестве, как единство словообразовательной семантики. Тождество словообразовательной семантики позволяет свести, объединить разные типы в одну категорию, и при таком сведении они предстают как части более
крупного целого.
Выявляя сходство в организации комплексных единиц, мы в первую очередь обращаем внимание на их формально-смысловую составляющую. На наш
взгляд, достаточно вскрыть и описать устройство меньшей в структурном отношении единицы, чтобы понять организацию более крупной. Поэтому мы в
данном пособии помимо словообразовательного гнезда обращаемся к словообразовательному типу. Именно эти комплексные единицы, на наш взгляд, в
большей степени когнитивны, именно они позволяют вскрыть механизмы порождения и хранения знаний о мире.
5. 2. Словообразовательный тип
как комплексная единица дериватологии
5.2.1. Понятие «словообразовательный тип»: от истории к современности
Особое место в исследовании природы и внутреннего механизма словопроизводства как способа познания общих закономерностей и эволюционных
путей развития языка принадлежит И. А. Бодуэну де Куртенэ. Он в своих работах указывал, что в естественном языке активно функционируют слова определенных разрядов слов, родственные в том или ином отношении. Эти отдельные
слова и классы лексических единиц представляют собой или системы форм одного слова, или системы самостоятельных слов (Бодуэн де Куртене, 1963).
Учеником И. А. Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушевским (1851–1887), были выделены в языке как в гармоническом целом отдельные подсистемы единиц различной компактности (регулярности). Наиболее регулярным системам,
таким как парадигмы склонения, спряжения или изменения прилагательных по
степеням сравнения, то есть системам форм, Н. В. Крушевский противопоставляет словообразовательные системы, менее компактные и более многочисленные. В своих работах по словообразованию он свободно оперирует понятиями
словообразовательного типа (образца, модели), с одной стороны, и словообразовательной группы (серии, системы, семейства), образованных по определенному образцу – с другой. По существу, словообразовательный тип мыслится
79
ученым как средство и результат словопроизводства. Сотни и тысячи слов, построенных по одному образцу (приносить, приводить и т. д.), образуют известные структурные семейства, системы типов, которым соответствуют столь
же упорядоченные представления о предметах и явлениях объективной действительности.
Н. В. Крушевский последовательно проводит мысль о том, что системы
различных конституентов языка соотносятся с процессами типизации, то есть
со способностью человеческого мышления классифицировать или обобщать
предметы и явления объективного мира, сводя их в определенные системы или
типы понятий. «Наша память сохраняет нам общие типы слов, и творческая сила производства, так сказать, превращает одни слова в другие» (Крушевский,
1998, с. 210). В понятие образца словопроизводства Н. В. Крушевский включает самые разные признаки, по которым осуществляется «выравнивание» по
аналогии словообразовательных форм. Он пишет: «Такие серии не могут быть
случайны; они не были бы возможны, если бы мы не производили одних слов
по образцу других, сходных с ними по значению или даже по звукам» (там же).
По мысли Н. В. Крушевского, словообразовательные группы (серии), построенные по определенной модели, как правило, объединяют лишь относительно
однородные в словообразовательном отношении производные; такие серии отражают разные хронологические наслоения, возникающие при функционировании модели.
В. А. Богородицкий в одной из своих работ говорит о «суффиксальных
категориях», «посредством которых классифицируется в русском языке все
разнообразие предметов мира» (Богородицкий, 1935, с. 136). По мнению
Л. В. Сахарного, «суффиксальные категории» В. А. Богородицкого – «это и
есть то, что мы называем моделью» (Сахарный, 1963, с. 149).
На существование словообразовательных типов обратил внимание в своих исследованиях и акад. В. В. Виноградов (1895–1969). Изучение словообразовательных типов он проводил в неразрывной связи с морфологическими разрядами образуемых слов, ср.: «образование новых слов происходит по тем моделям, по тем словообразовательным типам, которые уже установились в языке
или вновь возникают в связи с выделением новых основ и использованием новых аффиксальных элементов, в связи с развитием и усовершенствованием
системы словообразования» (Виноградов, 1952, с. 43). Кроме того, как пишет
ученый, «очень важно даже в пределах продуктивного словообразовательного
типа устанавливать все главные разновидности сочетаний одного и того же
суффикса с разными по значению и по своей морфологической природе основами» (там же, с. 52). Исходя из сказанного, можно заключить, что производные отдельного словообразовательного типа в понимании В. В. Виноградова
обладают одним и тем же формантом с его формантными вариантами, который
способен присоединяться к основам с разной частеречной оформленностью и,
соответственно, разным значением.
В «Грамматике русского языка» (1953 г.) впервые дается определение
понятия словообразовательного типа (его авторы, как и авторы Грамматики в
80
целом, Л. В. Щерба и В. В. Виноградов), а именно: словообразовательным типом в нём называется «всякий ряд слов, характеризуемый семантическим единством, а также единством способа словообразования» (Грамматика русского
языка, 1953, с. 44). Под семантическим единством авторы понимают тождество
словообразовательного значения, о чем прямо не говорится, но об этом можно
судить по приводимым примерам. В частности, производные слова скрип-ач,
труб-ач они относят к одному типу, так как эти слова характеризуются одним
словообразовательным средством (формантом -ач) и семантическим тождеством (оба слова имеют значение ‘музыкант, играющий на каком-либо музыкальном инструменте’). А производные слова бисер-ин-а, писан-ин-а, свин-ин-а,
шир-ин-а, по мнению авторов, не принадлежат к одному словообразовательному типу, потому что, несмотря на одинаково звучащий суффикс, образуют разные семантические категории слов.
Можно сказать, что в «Грамматике русского языка» 1953 г. была предпринята первая в отечественной русистике попытка обобщить характеристики,
задающие понятие словообразовательного типа. (Хотя, конечно, предложенное
вслед за этим определение словообразовательного типа было в то время далеко
от совершенства, поскольку отражало «первобытное» состояние словообразовательной теории того времени.) Впрочем, «совершенное» и «абсолютно строгое» определение какого-либо лингвистического понятия дать, по-видимому,
вообще невозможно хотя бы по той причине, что язык находится в постоянном
развитии, а любое определение всегда релятивизовано относительно какого-то
временного периода существования языка и дается в соответствии с существующими научными достижениями. В последующий период времени данное
определение может уже не охватывать новые явления, оно устаревает, становится «несовершенным» и «неадекватным» новым научным воззрениям. Именно поэтому и происходит постоянная модификация лингвистических понятий,
языковая сущность которых остается неизменной.
В современном языкознании словообразовательный тип принято считать
основной, важнейшей комплексной единицей словообразовательной системы
языка, ядром ее изучения (Немченко, 1984, с. 143), так как все языковые единицы строятся по определенным моделям, имплицированным в языковом сознании говорящих. Для образования производного слова «говорящий использует
словообразовательную модель, которая в его речи и в речи других носителей
языка является наиболее продуктивной, частотной. При этом человек, создавая
новое слово, в его основу кладет актуальный, важный, значимый, с его точки
зрения, признак именуемого предмета или явления» (Горелов, Седов, 1998,
с. 30). Следовательно, типы выступают теми языковыми рамками, в пределах
которых производятся и воспроизводятся слова; их отличает динамичность,
способность отражать сложную природу функционирования словообразования
(Араева, 2009).
Словообразовательный тип как комплексная единица словообразования
на протяжении нескольких десятилетий в конце ХХ в. был в центре внимания
дериватологов. Анализу и описанию словообразовательных типов в рамках
81
структурно-системной лингвистики посвящали в то время свои труды такие
отечественные учёные, как В. Л. Воронцова, Р. М. Гейгер, О. П. Ермакова,
О. Н. Киселева,
Л. П. Клобукова,
Е. В. Красильникова,
Г. В. Луканина,
Л. В. Сахарный, И. С. Торопцев и др.
С 70-х гг. ХХ в. в вузовских учебниках и учебных пособиях словообразовательный тип стал рассматриваться в качестве основного элемента классификации единиц словообразовательной системы. Он стал определяться как формально-семантическая схема построения слов, абстрагированная от конкретных
лексических единиц, характеризующихся общностью: а) формального показателя, отличающего мотивированные слова от их мотивирующих; б) части речи
мотивирующих слов; в) семантического отношения мотивированного слова к
мотивирующему (словообразовательное значение) (Грамматика совр. рус. лит.
яз., 1970, с. 39). С незначительными модификациями такое же определение
словообразовательного типа дается в работах (Виноградов, 1951; Земская,
1973; Кубрякова, 1972; Русская грамматика, 1980; Немченко, 1984 и других источниках).
В лингвистике существует и другое понимание словообразовательного
типа. Так, В. И. Максимов, например, видит в данной единице словообразования не формально-семантическую схему построения дериватов, а «совокупность производных слов, объединенных тождеством части речи, к которой они
принадлежат, и части речи их производящих, единством словообразовательного средства (форманта) и словообразовательного значения» (Максимов, 1975,
с. 29). В данном определении автор, опираясь на три вполне традиционных
критерия объединения производных в один тип, выделяет еще одно положение,
которое в остальных исследованиях, посвященных определению словообразовательного типа, как бы подразумевалось, а именно единую частеречную принадлежность производных слов. Однако необходимости включения этого положения в текст определения нет, поскольку объединение слов одной части речи с одним и тем же формантом заведомо образует слова одной частеречной
оформленности.
Р. М. Гейгер, обращаясь к понятию словообразовательного типа, отмечает противоречивость определения словообразовательной системы как совокупности словообразовательных типов языка в работах (Грамматика совр. рус. лит.
яз., 1970, с. 39; Грамматика рус. яз., 1980, с. 135). По его мнению, словообразовательный тип не может входить в словообразовательную систему языка, так
как под словообразовательным типом понимается «не реальная единица словообразовательной системы, а единица классификации словообразовательной
системы» (Гейгер, 1986, с. 140). Поэтому, как полагает лингвист, тип как единица классификации – это не «онтологическая единица, объективная языковая
сущность, а единица понятийная, метаязыковая» (там же). Отсюда, как следствие, словообразовательному типу не могут быть приписаны реальные языковые
отношения, синтагматические и парадигматические.
По мнению Р. М. Гейгера, такое понимание словообразовательного типа
не противоречит, однако, тому, что в языке есть реальная единица, соответст82
вующая понятию «словообразовательный тип». Таковой является словообразовательный ряд. В словообразовательной системе самого языка-объекта, как
пишет Р. М. Гейгер, часто выделяют словообразовательный ряд как отдельную
реальную языковую структурно сложную единицу, которой в языке описания,
то есть метаязыке дериватологии, в системе соответствующих понятий и терминов, этой реальной единице соответствует понятие «словообразовательный
тип». По мнению автора, такое представление создает «терминологическую избыточность», для устранения которой нужно свести оба понятия к одному – к
понятию словообразовательного типа, в которое в таком случае «следовало бы
включать не только абстрактную схему построения одноструктурных, т. е. однотипных, производных слов, но и сами эти слова, т. е. сам словообразовательный ряд» (Гейгер, 1986, с. 15).
Р. М. Гейгер предлагает подводить под понятие словообразовательного
типа и схему построения производных слов по выработанным в науке критериям, и сами производные слова, реализованные в пределах этой схемы. Этот шаг
в развитии теории словообразовательного типа нам представляется просто необходимым: ведь о схеме можно судить только по ее реализации. Не случайно
одни и те же исследователи в разных работах давали определение словообразовательного типа то как схемы построения дериватов, то как реализацию схемы
в виде производных слов, интерпретируя такую реализацию как словообразовательный ряд.
Термин же «словообразовательный ряд» в дериватологии оказался семантически перегруженным. Так, В. Н. Немченко отмечает, что он используется в
работах по дериватологии крайне неоднозначно. Под ним понимается реализация формально-семантической схемы в виде набора производных единиц, сама
формально-семантическая схема, словообразовательное гнездо, словообразовательная парадигма, словообразовательная цепочка и даже словообразовательная пара (Немченко, 1985, с. 130–131). Столь широкое разночтение термина
«словообразовательный ряд» делает его семантически пустым. Поэтому представляется вполне уместным предложение Р. М. Гейгера свести два понятия –
словообразовательного ряда и словообразовательного типа – к одному, к понятию словообразовательного типа.
Выделенные в рамках структурно-системной парадигмы три тождества
(тождество форманта, тождество словообразовательной семантики и тождество
части речи производящего слова), которые позволяют включать слова в один
словообразовательный тип, в разные периоды становления словообразования
подвергались критике. В частности, вызывало возражение условие, по которому при определении словообразовательного типа следовало опираться сразу на
все три тождества. Так, Г. С. Зенков в своей работе (Зенков, 1969) предлагал в
таком определении не учитывать тождество форманта, так как словообразовательное значение может быть тождественным для ряда типов с различными
формантами. А Ю. С. Азарх, рассматривая словообразовательные единицы и
явления в диахронном аспекте, считала незначимым при определении словооб-
83
разовательного типа выделение как особого тождества частеречной принадлежности мотивирующих единиц (Азарх, 1984).
Е. А. Земская (Земская, 1992), ссылаясь на роль в словообразовании синтаксических дериватов, считает необходимым объединять в один тип производные от базовых основ определенной части речи и их синтаксических дериватов – слов другой части речи, семантически тождественных базовому слову
(синий – синь, желтый – желтизна, играть – игра и под.). Данное положение
убирает из понятия словообразовательного типа принадлежность мотивирующих единиц к одной части речи.
И, наконец, вызывает вопросы и третье тождество – тождество словообразовательного значения, – в особенности, если учесть результаты в области
словообразовательной семантики, полученные к концу XX века. В частности,
остается неясным, что следует понимать под тождеством словообразовательного значения, когда, в Грамматике – 80, например, авторы выделяют как отдельные «общее словообразовательное значение» и «частное словообразовательное
значение» (Русская грамматика, 1980, с. 136).
Ответить на ряд проблемных вопросов и обосновать значимость выделенных в структурно-системной лингвистике тождеств, которые следует учитывать в определении словообразовательного типа, помогают подходы и принципы, положенные в основу новых направлений – когнитивного направления в
лингвистике в целом и в словообразовании в частности.
5.2.2. Понятие словообразовательного типа с точки зрения
когнитивного направления в лингвистике
Несмотря на то, что в учебной и научной литературе, казалось бы, прочно
утвердилось «каноническое» определение словообразовательного типа, сформировавшееся в рамках структурно-системной лингвистики, на современном
этапе развития теории языка с её особым вниманием к человеку, носителю языка, и к новым, антропоцентрическим, линиям анализа языковых явлений, это
определение подверглось критическому анализу и уточнению. Новое научное
направление в лингвистике конца ХХ в. – когнитивное – определило дальнейшее развитие понимания словообразовательного типа.
Исследованием словообразовательных типов сегодня особенно активно
занимаются представители Кемеровской дериватологической школы, работающие под руководством проф. Л. А. Араевой. В рамках принятой в этой
школе концепции словообразовательный тип рассматривается как когнитивная
языковая категория, отражающая один из способов моделирования познания
мира. В основе этого способа моделирования лежит выделение множества
фреймов и составляющих их пропозиций как форматов, обеспечивающих системное рассмотрение языковых единиц и явлений, специфическим образом
функционирующих в пределах этих единиц. Анализу словообразовательных
типов в аспекте современной научной парадигмы посвящены также отдельные
работы ученых Саратовской школы, работающих под руководством
84
проф. О. Ю. Крючковой и проф. О. И. Дмитриевой. Названные исследователи
на языковом материале выявляют историческую изменчивость мотивационных
отношений, происходящих как в отдельных производных слов, так и в пределах комплексных единиц словообразования, считая, что «общие семантикокогнитивные тенденции развиваются на уровне макроединиц словообразовательной системы» (Крючкова, 2008).
По мнению Л. А. Араевой, структурно-системная лингвистика, ориентированная на формулировку жестких правил языка, прежде всего обращала внимание на прототипичные, закрепившиеся в языке элементы, без учета их постоянной модификации в речи (Араева, 2009). Когнитивное направление в языке
рассматривает словообразовательный тип через призму категорий и теории категоризации. Согласно классической теории категоризации реальность дана человеку в виде достаточно четко определенных и структурированных данных.
Мир при этом делится на некоторые «правильные» категории, которые представляют собой абстрактные ячейки, а объекты внешнего мира либо включаются в конкретную категорию (при наличии определенного набора характеризующих её черт), либо остаются вне этой категории. Однако такая объективистская категоризация далеко не полностью отражает специфику познавательной деятельности человека, играющей первостепенную роль при образовании
понятий и значений (Евсеева, 2012).
Другой – прототипический – подход к категоризации, лежащий в основе
когнитивной лингвистики, противостоит ортодоксальной классической теории.
Придерживающиеся его исследователи утверждают, что понятия / категории не
могут существовать как набор заданных и отвечающих определенным критериям признаков, присущим всем членам данной категории. Так, Р. У. Лангаккер
(1992) отмечает, что согласно генеративистской теории язык может быть описан как алгоритмизуемая система, но все же «нереально ожидать от естественного языка абсолютной предсказуемости – многое является градуированным»
(Лангаккер, 1992, с. 6). Языковая система рассматривается Р. У. Лангаккером
не как «порождающий или алгоритмизированный механизм, она не строит выражений и не выдает их на выходе – это просто реестр символических ресурсов. Пользователь «эксплуатирует» эти ресурсы, а это уже деятельность, связанная с категоризирующими суждениями. Результаты этих действий опираются на весь массив знаний говорящего и его когнитивную способность и не являются, таким образом, алгоритмически вычисляемыми с помощью любой ограниченной, самодостаточной системы» (там же, с. 16).
Отметим, что уже в рамках традиционной теории родилось новое понимание категории, которое было ориентировано на выделение и различие ядра и
периферии. А это, собственно, свидетельствует о нечеткости, размытости границ категории. Например, имя существительное как часть речи характеризуется тем, что обозначает предмет (обладает признаком ‘предметность’) и обладает признаками рода, числа и падежа. При этом любой из указанных признаков
(кроме рода, так как род – постоянный, неизменяемый, классифицирующий
признак для всех имен существительных) может отсутствовать у большого
85
числа существительных. В частности, сохраняя все грамматические показатели
существительного, слово бег обозначает отвлеченное действие (глагольный показатель). Непонятно отнесение многими лингвистами абстрактных существительных, которые в языке представляют достаточно большой категориальный
пласт, к разряду периферийных.
Таким образом, в традиционной лингвистике при выделении «ядра» и
«периферии» не всегда принимают во внимание количественный показатель,
который является ведущим в когнитивном определении «ядра», обозначенного
как «прототип». Надо сказать, что категория прототипичности не постоянна;
она динамична, изменчива и обусловлена культурными, социальными, этническими и психологическими факторами. Именно с прототипической точки зрения рассматривают языковые категории Дж. Лакофф, Л. Витгенштейн, а вслед
за ними В. З. Демьянков, Е. С. Кубрякова и др. При выделении ядерных и периферийных единиц, если категория остается идентичной самой себе, границы
ее размываются. Как отмечает Дж. Лакофф, «размытость налицо, когда можно
говорить о большей или меньшей степени принадлежности члена категории»
(Лакофф, 1988, с. 43).
Можно показать, как всё это – и центр, и периферия, а следовательно, и
размытость границ – отражается в устройстве словообразовательного типа. Так,
если словообразовательный тип представляет собой реализацию формальносемантической схемы, то размывание границ наблюдается и на уровне формы,
и на уровне семантики. На уровне формы – появление формантных вариантов32
(ср.: птич-ниц(а), гус-ятниц(а), овч-арниц(а)), которые особым образом функционируют в пределах типа и могут быть как периферийными, так и прототипичными для языкового сознания. При возникновении в словообразовательном
типе формантных вариантов происходит внутритиповая борьба их за сферу семантического влияния. «На первом этапе развития СТ (словообразовательного
типа. – И. Е.) внутритиповая борьба приводит к расчленению, дифференцированности СТ, к образованию внутри СТ специфических совокупностей производных слов, подсистем, которые, являясь формами существования СТ, способствуют его процветанию, сохранению его целостности <…> Когда расхождения производных слов, различия между ними становятся настолько глубокими, что производные слова оказываются несовместимыми в рамках данного
СТ, словообразовательный тип расчленяется, а внутритиповая борьба, став уже
борьбой межтиповой, превращается в один из необходимых источников эволюции» (Каде, 1993, с. 52).
Развивая высказанные ранее в литературе идеи, Л. А. Араева отмечает,
что все элементы в словообразовательном типе как языковой категории построены по принципу «фамильного сходства» (Л. Витгенштейн). При этом словообразовательный тип имеет размытые формально-семантические границы,
что «определяет развитие типа как по вертикали (образование новых производ32
Функционирование формантных вариантов в пределах словообразовательного типа блестяще демонстрирует на диалектном материале А. Г. Антипов (Антипов, 1997, 2001).
86
ных и включение в акт словопроизводства мотивирующих в неожиданном для
них функциональном ракурсе, расширяющих семантические границы типа), так
и по горизонтали (через взаимодействие типов на уровне поверхностно тождественных концептов, одним из явных результатов которого является словообразовательная синонимия, и через множественную мотивацию, актуализующую фреймовую структуру в пределах лексического значения одного слова,
что определяет диссипацию типов)» (Араева, 1998, с. 35–36). На уровне значения диссипация, то есть размывание семантических границ, наблюдается при
взаимодействии словообразовательных типов, когда единое лексикословообразовательное значение свойственно разным типам (ср., например, сливочник (СТ «основа существительного + формант -ник») и сливочница (СТ «основа существительного + формант -ниц(а)») с лексико-словообразовательным
значением (ЛСЗ) ‘посуда для подачи на стол сливок’ – одна и та же семантическая реалия присутствует в разных типах).
О колебании семантических границ свидетельствует также феномен
множественной мотивации, который может быть представлен и по вертикали,
когда в рамках одного значения производного слова мотивирующее выполняет
разные синтаксические роли в пределах пересекающихся пропозициональных
структур, ср. булочница – ‘женщина, которая печет и продает булочки’, здесь
мотивирующее булочки одновременно выступает в роли результата (по действию печь) и в роли объекта (по действию продавать), и по горизонтали, когда
производное слово мотивировано производящими, относящимися к разным
частям речи, ср. обезлошадить – ‘лишить лошади’; ‘сделать безлошадным’. В
последнем случае одна и та же пропозиция реализована синонимичными
структурами, входящими в зону разных типов.
Таким образом, внутри словообразовательного типа есть «напряженные
точки», к которым, прежде всего, следует отнести явление множественной мотивации, однокоренную синонимию и полисемию. Полимотивация проявляет
себя на уровне одного значения слова (примеры см. выше), однокоренная синонимия – на уровне разных слов, полисемия – в пределах одного слова на
уровне нескольких лексико-семантических вариантов. Остановимся подробнее
на словообразовательной семантике, которая играет решающую роль в определении понятия словообразовательного типа с когнитивных позиций.
Семантический критерий при определении словообразовательного типа
Несмотря на то, что в 70 – 80 гг. ХХ в. понятию словообразовательного
значения (СЗ) лингвисты уделили большое внимание, оно само и стоящие за
ним языковые явления сегодня вновь попали в центр внимания ученых. Этому
в немалой степени способствовало развитие когнитивного направления в словообразовании и языкознании в целом.
По всей видимости, недостаточная разработанность соответствующей
проблематики во многом объясняется двойственным положением словообразования как науки, находящейся между лексикой и грамматикой. В связи с тем,
что производное слово представлено в пределах конкретной части речи и
87
оформлено аффиксами, кажется естественным отнесение словообразования к
разделу «Морфология». Например, Н. М. Шанский, автор раздела «Морфология» в учебнике современного русского языка, пишет следующее: «Освещение
в морфологии основных вопросов словообразования объясняется тем, что
приемы формообразования и словообразования в русском языке являются довольно однотипными и в целом ряде случаев целиком совпадают как по модели, так и по материальным средствам, в частности, очень часто как для образования форм слов, так и для производства новых слов используются одни и те
же приемы и аффиксы», см. в работе (Галкина-Федорук, 1958, с. 175–176). Однако, несколько противореча своим же словам, Н. М Шанский почти сразу отмечает, что «словообразовательное строение слова и приемы образования новых слов, как и их изменение и обогащение, следовало бы изучать в особом
разделе науки о языке» (там же, с. 176).
Л. В. Сахарный, анализируя словообразовательные типы с лексикологических позиций и рассматривая лексемы утренник (праздник), дневник (особая
тетрадь), вечерник (учащийся), ночник (лампа), пишет, что «все эти слова объединены одним суффиксом, и даже основы представляют собой тесно связанную семантически группу, но сами основы не образуют в данном случае ряда, а
входят в состав различных рядов. Поэтому все они принадлежат разным моделям и не связаны между собой по словообразовательным признакам» (Сахарный, 1963, с. 149). В отличие от этих лексем производные слова ржище, пшеничище, ячменище, гороховище, гречушище, льнище, коноплянище
Л. В. Сахарный относит к одной словообразовательной модели, так как все они
обозначают ‘название поля, с которого убраны растения’ (там же, с. 148).
Е. А. Земская, подобно Л. В. Сахарному, выявила типизированные словообразовательные значения, эксплицирующие связь словообразования с лексикой, и наметила упорядочивание последней в словообразовании. В учебнике
(Земская, 1973, с. 183–184) лингвист относит дериваты конина, севрюжина, белужина, верблюжина, газетина, котлетина, домина, горошина, изюмина, соломина к разным словообразовательным типам, различающимся лексикословообразовательными значениями: ‘мясо того животного, которое названо
производящей основой’ – конина, севрюжина, белужина, верблюжина; ‘увеличительное наименование того, что названо производящей основой’ – газетина,
котлетина, домина; ‘один предмет из совокупности, названной производящей
основой’ – горошина, изюмина, соломина.
В более поздней работе Е. А. Земская отмечает, что «в семантике слова
для словообразования важна не его лексическая конкретность, а то общее, что
отражено в строении ряда слов, наделенных семантической общностью и
имеющих общие формальные показатели в структуре… Словообразовательные
значения обладают разной степенью абстрактности. Среди них есть достаточно
конкретные (типа ‘невзрослость’, ‘маленький’) и очень абстрактные (типа ‘относящийся к тому, что названо базовой основой’)» (Земская, 1992, с. 27–28).
В. В. Лопатин и И. С. Улуханов в Академической грамматике (Русская
грамматика, 1980, с. 136), как мы отмечали ранее, различают «общее словооб88
разовательное значение» (‘предмет, обладающий признаком, названным мотивирующим словом’) и «частное словообразовательное значение», которые составляют более узкие единицы – семантические подтипы в рамках одного типа.
Авторы интуитивно выделяют в пределах типов разные уровни абстракции
(‘предмет, предназначенный для выполнения действия’ – молотилка, цедилка;
‘животное – субъект действия’ – жужжалка, рычалка и т. д.).
В работе Л. А. Араевой (2009) содержится аналитический обзор ряда
фундаментальных исследований в области словообразовательной семантики.
Из этого обзора видно, что дериватологи были серьезно озабочены выявлением
разных уровней обобщения словообразовательного значения, релевантных для
обнаружения системных связей в словообразовании. В обзоре отмечены достоинства и недостатки, выявляемые при детальном рассмотрении той или иной
классификации словообразовательных значений. Наиболее последовательными, по мнению Л. А. Араевой, представляются классификации словообразовательного значения, предложенные Е. С. Кубряковой и М. Н. Янценецкой.
Основываясь на том, что было сделано в области исследования словообразовательной семантики, Л. А. Араева характеризует структуру словообразовательного значения, опираясь на типы мутационных суффиксальных субстантивов, и выделяет следующие виды словообразовательного значения: инвариантное словообразовательное значение, грамматико-словообразовательное, частное словообразовательное значение, словообразовательно-субкатегориальное
значение,
словообразовательно-пропозициональное
значение,
лексикословообразовательное
значение,
индивидуальное
лексикословообразовательное значение (там же).
Существование нескольких видов (уровней) СЗ позволяет говорить о самом словообразовательном значении как о сложной иерархически организованной семантической единице. Каждый предыдущий уровень словообразовательного значения входит в последующий в качестве его компонента. Словообразовательное значение и его виды «действуют» в пределах словообразовательного типа, а поэтому при выделении разных видов словообразовательного
значения нужно учитывать функциональную семантику мотивирующего слова
и форманта.
Выделение разных видов СЗ привело к пониманию того, что словообразовательное значение – это упорядоченная, иерархически организованная
система с разной, моноцентричной и полицентричной, организацией. Учитывая
это, при определении словообразовательного типа следует говорить не о тождестве словообразовательного значения, а об особой, специфичной для каждого
типа реализации разных видов СЗ, т. е. того семантического рисунка (графа,
дерева), который отличает один тип от другого, ср. (Араева, 1998).
Разная количественная представленность мотивирующих единиц одной
тематической группы и особенность ее внутритипового функционирования
создают своеобразие, неповторимость пропозиционально-семантической организации каждого словообразовательного типа русского языка. Например, в СТ
«основа существительного + формант -ниц(а)» в прототипически представлен89
ных пропозициональных структурах мотивирующая единица чаще всего выступает в синтаксической функции объекта, средства или результата (Евсеева,
2009). Так, наиболее продуктивными пропозициональными структурами с мотиватором-объектом в указанном типе являются: «лицо, названное по объекту»
(я'годница, орéшница, грибнúца, коря'жница и др. – ‘собирательницы’,
грибóвница, я'годница, картóфельница, сухáрница, молóчница и др. – ‘любительницы употреблять в пищу конкретный продукт’, цветóчница, капýстница,
лýчница, я'годница, я'блочница, блúнница, кисéльница и др. – ‘продавцы’,
пéсенница, вóпленица и др. – ‘исполнительницы’, квáсница, брáжница,
лéнточница, барáночница, бýлочница и др. – ‘изготовительницы’, сердéчница,
нéрвница – ‘больные’, гры'жница, киля'чница, ушнúца – ‘лекари’ и др.); «средство, названное по объекту» (сéнница, жúтница, мякúнница, картóшница,
утя'тница, гуся'тница и др. – ‘корзины для переноски’, гусúнница, гуся'тниц –
‘корзины для высиживания’, грибнúца, блúчница и др. – ‘корзины для сбора’,
чеснóчница, замáшница – ‘ступки для толчения’, моты'льница, рóйница,
галья'нница, ленóшница, муксýнница и др. – ‘приспособления для ловли’,
ýгольница, пéпельница, песóчница, зóльница, кисéльница, молóчница,
сметáнница и др. – ‘емкости для хранения’, блúнница, пирóжница, хлéбница,
конфéтница, сáхарница и др. – ‘емкости для подачи на стол продукта’ и др.).
Наиболее продуктивные пропозициональные структурами с мотиватором-средством следующие:
«результат, названный по средству» (грибнúца (суп), овощнúца ‘солянка’,
капýстница ‘щи’, ты'квенница ‘каша’, корю'шница ‘уха’, деревéница ‘протезы’,
кáменница ‘дорога’, песóчница ‘точило’, колёсница ‘колея’, амбáрница ‘ступенька’, лоскýтница ‘половики’, сатúнетница ‘рубашка’, сукóнница ‘пальто’,
требушúнница ‘суп’, сáльница ‘свеча’, гвоздúльница ‘вешалка’ и др.);
«лицо, названное по средству» (ремéсленница, охóтница, лы'жница,
физкультýрница, óпытница и др. – ‘лица по роду занятости’, волшéбница,
чаровнúца, чудéсница и др. – ‘лица по средству воздействия’, картёжница,
лотóшница, городóшница и др. – ‘игроки’, бáночница, кумы'зница, трáвница и
др. – ‘знахарки, лекари’, банкабрóшница, коклю'шечница, стрéлочница и др. –
‘работницы’ и др.).
Продуктивными пропозициональными структурами с мотиваторомрезультатом являются:
«лицо, названное по результату» (пéсенница, частýшечница, бáсенница и
др. – ‘сочинительницы’, кокóшница, шля'пница, фурáжечница и др. – ‘швеи’,
вáрежница, чулóчница – ‘вязальщицы’, скáтертница, тесёмочница,
крóмочница и др. – ‘ткачи’, чаровнúца, распýтница, срамнúца, разлýчница,
насмéшница, помóщница, взя'точница и др. – ‘лица по характерному качеству’
и др.);
«средство, названное по результату» (опáрница, блúнница, вáфельница,
пáсочница, каравáйница и др. – ‘приспособления для изготовления чего-либо’,
мешóчница, портя'ночница – ‘полотно для шитья чего-либо’ и др.).
90
Данные пропозициональные структуры могут быть представлены и в
других словообразовательных типах, но уже с иным конкретизированным наполнением на уровне лексико-словообразовательного значения (т. е. одни и те
же схемы дают лексически разные пропозиции). При этом в СТ «основа существительного + формант -ник» пропозициональные структуры и их лексикословообразовательное наполнение будут иметь значительные сходства с представленным выше СТ, так как данные типы, будучи ядерными, прототипичными для русского языка, очень близки друг другу по семантике.
Так, Т. В. Жукова, в СТ «основа существительного + формант -ник» (Жукова, 2002) в качестве ядерных пропозициональных структур выделяет «лицо,
названное по объекту» (и для СТ с формантом -ниц(а)», и для СТ с формантом
-ник прототипичными пропозициями, наполняющими данную структуру, являются ‘собиратель даров природы’, ‘больной, названный по органу’, ‘лекарь,
лечащий орган’, ‘любитель есть что-либо’, ‘любитель животных’, ‘работник,
ухаживающий за животными’, ‘изготовитель чего-либо’), «средство, названное
по объекту» (для названных выше типов прототипичны пропозиции ‘средство
для ловли рыбы’, ‘животное по объекту охоты’, ‘растение, которым лечат орган’), «результат, названный по средству» (‘пища, приготовленная из чеголибо’) и нек. др. Кроме того, для типа с -ник прототипичностью характеризуется, например, пропозиция «место, названное по объекту» (‘поле / сад /огород,
засаженные определенным растением’ – кукурýзник, гречúшник, вúшник,
цветнúк и др., ‘помещение для содержания животного’ – теля'тник, свинáрник,
корóвник и др.), которая в типе с формантом -ниц(а) менее прототипична.
СТ «основа существительного + форомант -ин(а)» в большей степени
специализируется на образовании слов по структуре «результат, названный по
объекту», именующих ‘мясо животного’ – барáнина, свинúна, теля'тина и др.
Пропозициональные структуры, имеющие место в типах с формантами -ниц(а)
и -ник, в типе с -ин(а) тоже есть, но здесь они менее прототипичны и реализуют, как правило, уже другие пропозиции. Пропозициональные структуры и
пропозиции, организующие СТ с формантом -ин(а), выявлены и описаны в диссертационном исследовании А. В. Проскуриной (Проскурина, 2010). Ср.: «результат, названный по средству» (‘пища, приготовленная из растения’ –
гороховúна, брю'квина, оржáнина, желудя'тина), «средство, названное по объекту» (‘приспособления для ковки животного’ – кобы'лина, ‘приспособления,
названные по животному’ – поскóтина /изгородь/), «место, названное по объекту» (‘поле, засаженное определенным растением’ – горóховина, ржанúна,
‘место, где останавливаются птицы во время перелета’ – журáвина).
Сравните в этой связи СТ «основа глагола + формант -уш(а)», который в
значительной степени отличается от названных выше типов. Данный тип характерен в своей основе для разговорной сферы, причем его дериваты в толковых и словообразовательных словарях часто отмечены стилистически и сопровождаются пометами грубое, просторечное, пренебрежительное.
Ядерной пропозициональной структурой в СТ «основа глагола + формант
-уш(а)» является «субъект (лицо, животное), названный по действию»; в этой
91
структуре выделяются две продуктивные пропозиции: ‘лицо, названное по характерному качеству’ (врýша, втирýша, копýша, тявкýша ‘о человеке, склонном к ругани’, хохотýша, хвастýша, потаскýша и др.), и ‘животное, названное
по издаваемому звуку’ (квакýша – ‘лягушка’, крякýша – ‘дикая утка’,
тявкýша – ‘гончая собака’ и др.). В СТ «основа существительного + формант ниц(а)» пропозиция ‘лицо, названное по характерному качеству’, тоже является
продуктивной, но она не составляет основу этого типа в противоположность
СТ с формантом -уш(а). А вот пропозиция ‘приспособление для перевозки чего-либо’ (ср. волокýша) представлена в последнем типе единично, а в типе с
формантом -ниц(а) достаточно продуктивна (см. примеры выше)33.
Иначе картина представлена в СТ «основа существительного + формант
-ист», который специализируется на образовании наименований лиц.
В. Г. Костомаров, анализируя существительные с этим суффиксом в их развитии, отмечает: «Выделившись из единичных лексических заимствований
XVIII века, он (суффикс –ист. – И. Е.) стал активным словообразовательным
средством. На протяжении XIX века с помощью суффикса -ист сформировались разные лексико-структурные группы слов, из которых в современном
языке наиболее богато представлены и наиболее активно пополняются группы
слов, обозначающих лицо по предмету, с которым связана трудовая деятельность этого лица, а также по принадлежности его к определенному политическому, научному течению, по убеждениям» (Костомаров, 1957, с. 140). Данный
СТ с типом «С + -ниц(а)» сближает наличие такой ядерной пропозициональной
структуры, как «субъект – предикат – средство». В типе с суффиксом -ист эта
структура, как и в типе с суффиксом -ниц(а), реализуется следующими прототипичными пропозициями: ‘лицо, названное по характерной для них игре’
(биллиардист, преферансист, теннисист, хоккеист, футболист и мн. др.),
‘лицо, работающее при помощи чего-либо’, (телеграфист, радист, хронометрист, приборист, связист, станкист и др.), ‘лицо, названное по роду занятости / по сфере деятельности’ (алгебраист, лингвист, геодезист, филателист,
нумизматист и др.). Кроме того, весьма продуктивна в типе с -ист пропозиция
‘музыкант, играющий на определенном инструменте’, которую можно назвать
исторической для данного СТ, так как именно благодаря ей произошло выделение этого типа в самостоятельный (бандурист, арфист, валторнист, гобоист,
гуслист, органист и мн. др.).
Совершенно по-другому предстает семантическое наполнение СТ «основа глагола + формант -тель». Данный СТ рассмотрен Е. В. Белогородцевой с
точки зрения синхронно-диахронного аспекта (Белогородцева, 2002). Автор
отмечает, что в ходе исторического развития этот СТ претерпел изменения се33
Методика выявления семантического рисунка дериватов СТ уже более десяти лет апробируется на практических и лабораторных занятиях в Лесосибирском педагогическом институте. Студенты, изучив виды словообразовательной семантики, характеризуют семантику одного СТ и сопоставляют ее с семантикой другого типа. При этом на семинарах обращается
внимание не только на специфику семантической репрезентации, но и на внутритиповые явления – полисемию, полимотивацию, словообразовательную синонимию.
92
мантического характера: если в ХIХ в. по этому типу образовывались, как правило, существительные, называющие ‘лиц по функционально значимому действию’ (мучитель, истязатель, вдохновитель, сочинитель, мыслитель и мн.
др.), то в ХХ в. начинается активное образование производных слов со значением ‘инструмента, названного по действию’ (взрыватель, выключатель, нагреватель, выпрямитель и др.), и значительно сокращается образование слов,
называющих лиц. Это связано с активизацией в ХХ в. СТ с формантом -льщик,
который специализируется на образовании имен лиц по профессиональному
действию.
Из всех приведенных рассуждений и примеров вытекает, что при определении словообразовательного типа необходимо учитывать не тождество семантического отношения мотивированного слова к мотивирующему, а специфику
семантической организации типа, его семантический рисунок, т. е. учитывать
те виды словообразовательной семантики, которые реализуются в границах
конкретного словообразовательного типа в определенный временной период.
Критерий общности СЗ, какой бы уровень ни рассматривался, оказывается тождественным для ряда СТ и служит основанием для выделения словообразовательной категории.
Выделенные Л. А. Араевой и описанные на диалектном материале уровни словообразовательной семантики, которые лингвист рассматривает применительно к словообразовательным типам, могут быть в полной мере использованы и при анализе словообразовательных категорий. Так, в каждой категории
правомерным будет выделение инвариантного словообразовательного значения, грамматико-словообразовательного, частного словообразовательного значения,
словообразовательно-субкатегориального,
словообразовательнопропозиционального, лексико-словообразовательного и индивидуального лексико-словообразовательного значений, что было показано нами на языковом
материале (Евсеева, 2008).
Когда в лингвистике были выделены и описаны виды словообразовательной семантики, стало очевидно, что СЗ – это упорядоченная, иерархически организованная система, абстрактный уровень которой составляет общее (обобщенное) инвариантное словообразовательное значение (‘субстанция, имеющая
отношение к тому, что названо мотивирующим словом (качеству, действию,
другой субстанции)’, и др.), а конкретный – индивидуальное (частное) лексикословообразовательное значение (‘человек, профессионально играющий на гитаре’ – гитарист и др.).
Обобщенное словообразовательное значение, как правило, бывает одним
и тем же для ряда типов с разными формантами, что обеспечивает их взаимодействие. Разработанные теоретические положения в области деривационной
семантики ориентируют на то, что при определении словообразовательного типа необходимо говорить не о тождестве словообразовательного значения, а об
особой, специфичной для каждого типа реализации разных видов словообразовательной семантики.
93
Критерий тождества части речи мотивирующих единиц
при определении словообразовательного типа
Выше мы отмечали, что тождество частеречной принадлежности мотивирующих единиц, учитывающееся при объединении дериватов в один словообразовательный тип, отдельные лингвисты предлагали не принимать во внимание. Дериватологи опирались при этом на существование в русском языке синтаксических дериватов.
Термин «синтаксическая деривация» был впервые введен в научный обиход Е. Куриловичем. Он писал: «Синтаксический дериват – это форма с тем же
лексическим содержанием, что и у исходной формы, но с другой синтаксической функцией» (Курилович, 1962, с. 61–62). Идеи Е. Куриловича и его теория
синтаксической деривации нашли отклик в отечественном языкознании, и в
рамках словообразовательной системы были выделены две отдельные подсистемы – подсистемы лексической и синтаксической деривации.
Лексическими дериватами принято считать производные слова, лексическое значение которых не тождественно значению производящих, ср.: учить –
учитель, а синтаксическими дериватами – производные, лексическое значение
которых тождественно значению производящих, как в парах синий – синь, синий – синева (ср.: синее небо и синь неба, синева неба).
К области синтаксической деривации И. А. Ширшов относит следующие
транспозиционные преобразования: 1) образование отглагольных существительных: резать – резьба; 2) образование отсубстантивных глаголов: мордобой – мордобойничать, монтаж – монтажничать, сенокос – сенокосничать;
3) образование отадъективных существительных: красный – краснота;
4) отсубстантивных прилагательных (обозначают общее неконкретизированное
в производном отношение к тому, что названо производящей основой): лес –
лесной, вкус – вкусовой; 5) отадъективных наречий: смелый – смело;
6) прилагательных от наречий (так называемые отнаречные прилагательные):
искони – исконный и 7) от глаголов (отглагольные прилагательные): взрывать –
взрывной (Ширшов, 1981, с. 49).
Выделение в языке синтаксических дериватов легло в основу предложения Е. А. Земской не учитывать тождество части речи мотивирующих слов при
включении дериватов в один СТ и включать в один тип производные от базовых основ слов определенной части речи и их синтаксических дериватов. В качестве примеров таких словообразовательных типов Е. А. Земская приводит
глаголы на -еть со значением ‘становиться таким’, ‘становиться кем’: сирота –
сиротеть, глупый – глупеть, умный – умнеть и др. (Земская, 1992, с. 39).
С одной стороны, такая точка зрения Е. А. Земской вполне оправданна,
так как говорящие при образовании слов обращают в первую очередь внимание
на формантную часть слова-образца с той же семантикой. Для них частеречная
принадлежность оказывается не столь определяющей, как формант с его семантикой. Так, слова сиротеть, умнеть, глупеть, а также чернеть, светлеть, сатанеть и даже пыхтеть и другие с точки зрения обыденного языкового сознания войдут в одну категорию по формально-семантическому признаку – фор94
мант -е(ть) объединяет слова со значением ‘действие’. Для носителей языка не
важно, от слова какой части речи – существительного, прилагательного или вообще звукоподражания – образовано производное, тем более, что одни из указанных дериватов могут быть мотивированы словом какой-то одной части речи
(сиротеть – ‘становиться сиротой’, чернеть – ‘становиться черным’), а другие – словами разной частеречной оформленности при сохранении семантики
(умнеть – ‘становиться умным’ и ‘приобретать ум’; в данном случае мотивация
как прилагательным, так и существительным в смысловом отношении представляется равноправной).
С другой стороны, значимость частеречной принадлежности мотивирующих единиц проявляет себя на уровне абстрактной категоризации – на
уровне объединения дериватов в словообразовательные типы. В этом случае
учет частеречной принадлежности мотивирующих единиц определяющий для
выявления ядра и периферии этой деривационной категории. Такое свойство,
как одновременная мотивация деривата однокоренными словами разных частей
речи, говорит о возможности вхождения этих дериватов в разные словообразовательные типы. Например, глагол умнеть можно рассматривать и в типе «основа прилагательного + формант -е(ть)», и в типе «основа существительного +
формант -е(ть)». Подобные дериваты, размывая границы словообразовательных типов, демонстрируют в то же самое время их взаимодействие, происходящее через полимотивацию.
Покажем, что стоит за полимотивацией, и каким образом полимотивация
проявляет себя в словообразовательном типе.
В лингвистике существуют разные точки зрения на природу полимотивации. Одна из них отождествляет множественную мотивацию с большим числом
(множественностью) производящих слов. Например, дериват обезоружить при
таком понимании полимотивации будет считаться полимотивированным, так
как он состоит в формально-семантической зависимости с целым классом производящих (оружие, без оружия, безоружный). Такое понимание множественной мотивации представлено в работах (Араева, 2009; Земская, 1973; Зенков,
1969; Лопатин, 1977; Улуханов, 1977; Янценецкая, 1979 и др.).
Другая точка зрения на явление полимотивации представлена в трудах
П. А. Катышева. Лингвист говорит о выделении в значении слова (лексикосемантическом варианте) одного или нескольких мотивирующих суждений
(Катышев, 1997, с. 11). При традиционном подходе к полимотивации за ее пределами остаются лексемы с разноплановым значением типа пирожница ‘женщина, пекущая и продающая пироги’, поскольку их словообразовательная
форма при нескольких суждениях предполагает одну мотивирующую единицу.
В значении слова пирожница вычленяются две пропозициональные схемы и
две пропозиции, связанные между собой одним деятелем (субъектом (S)) и различающиеся предикатами (изготавливает (Р 1), продает (Р 2)) и актантами
(пироги – результат изготовления (R), пироги – объект продажи (О)):
1  R . Ср. также дериват молочница ‘женщина, торгующая молоком, моS P
2O
95
лочными продуктами’, у которого пропозиции в составе значения различаются
не предикатами, а актантами (молоко, молочный продукт), выступающими в
семантической роли объекта продажи.
Толчком к развитию этой точки зрения, помимо прочих, во многом послужили исследования М. Н. Янценецкой и Л. А. Араевой. Рассмотрение единиц словообразования через синтаксические структуры приводит к тому, что
ученые начинают анализировать полимотивацию с учетом выявления разных
мотивирующих суждений и синтаксических ролей мотивирующих слов в этих
суждениях. Так, М. Н. Янценецкая и Л. А. Араева, исследующие связи лексикосемантических вариантов в пределах многозначного деривата, говорят о том,
что множественная мотивация проявляет себя как одновременное действие
межсловной и внутрисловной деривации (Янценецкая, Араева, 1990). По мнению ученых, производная семантика каждого ЛСВ в свернутом виде реализует
пропозицию с ее основными элементами, за которыми закреплены определенные синтаксические роли. Сравните, например, дериват штопальщица, который может быть мотивирован единицами штопать – штопка (действие) –
штопка (средство действия) – штопка (результат действия), дериват прессовщик – единицами прессовать – прессовка (действие) – пресс (средство).
Несмотря на разные точки зрения на явление полимотивации, они так или
иначе провоцируют вопрос, к какому словообразовательному типу следует относить производное слово с полимотивированным значением. Здесь взгляды
лингвистов расходятся. Так, А. И. Моисеев считает, что «одна и та же языковая
единица не может одновременно быть и здесь и там, в двух или более словообразовательных типах; одно и то же слово (в одном и том же значении) не может
быть образованным разными способами, не может быть порождено двумя или
более производящими одновременно» (Моисеев, 1978, с. 242–245). А мнение
З. А. Шаталовой прямо противоположное – полимотивированные производные
«охватывают большие группы слов, относящихся к различным словообразовательным типам» (Шаталова, 1978, с. 104–108). Р. М. Гейгер, исследуя множественную мотивацию на уровне лексико-семантического варианта и рассматривая лексическую единицу западник – а) запад-ник; б) западн-ик, тоже утверждает, что «полимотивированные слова, имея разную словообразовательную
структуру, всегда построены по разным словообразовательным типам или даже
разными способами словообразования» (Гейгер, 1986, с. 36). Аналогичной точки зрения придерживаются Е. А. Земская, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов,
И. А. Ширшов, утверждая, что производное одновременно входит в разные
словообразовательные типы, так как полимотивация в данном случае рассматривается в пределах одного лексико-семантического варианта. Так, производное грешник может быть мотивировано словами грех, грешный, грешить; при
этом каждая из смысловых дефиниций, включающая один из этих трех мотиваторов, будет отражать в смысловом отношении одно и то же – ‘грешный человек’, ‘человек, который грешит’, ‘человек, которому сопутствует грех’.
В пособии «Современный русский язык. Актуальные вопросы морфемики, морфонологии и словообразования», вслед за Р. М. Гейгером, П. А. Каты96
шевым и другими лингвистами, под полимотивацией понимается явление, ограниченное рамками одного значения (лексико-семантического варианта) слова. Отметим, что полимотивированные суждения как самостоятельные высказывания возникают обычно в процессе человеческого общения для передачи по
возможности точного смысла. И. А. Ширшов, изучая явление множественности
мотивации, вводит термин «словообразовательный архетип», под которым понимает «единицу классификации словообразовательной системы, включающую
в себя ряд типов с тождественным дериватором и характеризующейся наличием у мотиваторов инварианта значения» (Ширшов, 1981, с. 49). Введение понятия словообразовательного архетипа позволяет, по словам ученого, изучать и
явление нейтрализации означаемых мотиваторов, и взаимодействие типов
внутри словообразовательных гнёзд. Между тем Р. С. Манучарян (1981), рассматривающий типологию словообразовательных значений, предложил другой
термин – «словообразовательный макротип» – объединение производных слов,
характеризующееся общим словообразовательным формантом, но разными по
частеречной принадлежности производящими единицами.
Л. А. Араева относит объединения дериватов разных словообразовательных типов с тождественным формантом и частеречным многообразием мотивирующих к словообразовательной нише (Араева, 2009). Исследователь рассматривает словообразовательные ниши с точки зрения явления полимотивации, которое, с одной стороны, объединяет разные словообразовательные типы,
а с другой – способствует размыванию границ каждого из них. По признаку
«частеречная представленность мотивирующих единиц» словообразовательные
ниши делятся лингвистом: 1) на полные (с мотивирующими прилагательными,
существительными, глаголами); 2) на неполные (мотивирующие реализованы
словами двух частей речи); 3) на нулевые (производные, актуализирующие их,
в качестве исходных имеют слова одной части речи).
Виды словообразовательных ниш были выделены лингвистом в 1994 г.
применительно к языку как системе. Позже Л. А. Араева с опорой на идеи
В. фон Гумбольдта и Э. Кассирера говорит о том, что в речи слово реализует
каждый раз новые смыслы, поэтому дериваты репрезентируют, как правило,
несколько связанных между собой пропозиций. Например, дериват черника,
который в словарях определяется как ‘кустарник с черно-синими сладкими
ягодами’, в качестве мотивирующего слова имеет прилагательное черный, т. е с
точки зрения данных лексикографических источников ягода названа по ее цвету. В этом случае возможна мотивация словом только одной части речи, а сам
дериват является мономотивированным и входит в нулевую словообразовательную нишу. Обращение к речевому сознанию языконосителей дает нам
иные результаты. Так при опросе респондентов разного возраста, которым были заданы вопросы Что такое черника? и (при реакции ‘ягода’) Почему ягода
черника так названа?, были получены ответы: (1) черника – это ягода, после
которой остаются темные пятна на одежде и не отстирываются (ответы
детей); (2) черника – ягода, которая чернит зубы и губы, когда ее ешь;
(3) черника – черная ягода, хотя нет, она синяя; (4) черника, наверное, потому,
97
что, когда ее ешь, рот черным становится, и др. Уже эти примеры свидетельствуют нам о том, что дериват черника, обладая способностью мотивироваться
словами более чем одной части речи (в наших примерах – черный (4) и чернить
(2)), может характеризоваться явлением полимотивации и входить уже не в нулевую словообразовательную нишу. Кроме того, когда в мотивирующем суждении производного слова наличествует мотиватор только одной части речи
при выделении нескольких пропозиций (а это демонстрируют наши примеры,
когда для определения семантики слова порой недостаточно монопропозиционального суждения), налицо явление пропозициональной полимотивации.
Иными словами, на уровне речепорождения полимотивационные процессы
оказываются значимыми для большинства слов.
Дериваты, попадающие в словообразовательную нишу, образуют полимотивационное пространство, которое в языке реализуется как во внутритиповой, так и в межтиповой зоне. Данное пространство наполняют дериваты, которые могут быть отнесены к разным словообразовательным типам в зависимости от частеречной мотивированности. Это приводит к нечетким границам между отдельными словообразовательными типами. В частности, размыванию
границ СТ «основа существительного + формант -ниц(а)» и «основа прилагательного + формант -иц(а)» способствуют дериваты, построенные по следующим пропозициональным моделям: «средство – предикат – объект»: оконница –
‘карниз для окна’ = ‘оконный карниз’, кáшница, пельмéнница – ‘поварешка,
предназначенная для выкладывания каши/ пельменей’ = ‘кашная/ пельменная
поварешка’, зубнúца, сердéчница, печёночница – ‘растение, которым лечат зубы/ сердце/ печень’ = ‘сердечное/ зубное/ печеночное растение’ и др.; «результат – предикат – средство»: вáтница – ‘одеяло, сшитое из ваты’ = ‘ватное одеяло’, молóчница, моркóвница, капýстница, картóвница, грибнúца – ‘суп, приготовленный из молока / моркови / капусты / картофеля / грибов’ = ‘молочный/
морковный/ капустный/ картофельный / грибной суп’, берестéница – ‘сосуд,
сделанный из бересты’ = ‘берестяной сосуд’ и др.; «средство – предикат – место»: бáнница – ‘таз, предназначенный для бани’ = ‘банный таз’, нúжница –
‘юбка, надеваемая под низ чего-либо’ = ‘нижняя юбка’, вéрхница – ‘одежда,
одеваемая сверху чего-либо’ = ‘верхняя одежда’ и некоторые другие.
Для данных образований изменение частеречной принадлежности мотивирующих слов не влечет за собой изменение семантики. При транспозиции
лексико-семантических вариантов мотиватором в одном случае является существительное, а в другом – его синтаксический дериват – отсубстантивное прилагательное, которое обозначает ‘общее (неконкретизированное в производном) отношение к тому, что названо производящей основой’ (предикат в таких
случаях обычно имплицитный).
Отметим, что не все дериваты, заполняющие указанные пропозициональные структуры, способны мотивироваться словами разных частей речи. Во
многих случаях размыванию границ типов препятствуют фонетические ограничения (ср., например, лексемы, построенные по модели «средство – предикат – объект»: пýдреница ‘баночка, в которой хранят пудру’, образнúца – ‘пол98
ка, на которую ставят образа’) и семантические ограничения (ср. лексемы, построенные по той же модели: сметáнница, сáхарница – ‘посуда, предназначенная для сметаны / сахара’. Данный ЛСВ не может быть преобразован в ‘сметанная/ сахарная посуда’, так как подобный вариант начинает осознаваться как
‘посуда, сделанная из сметаны / сахара’, что нарушает реальность). Интересен
тот факт, что в структуре полисемичного деривата один ЛСВ может включать в
себя мотиваторы разных частей речи, а другой – нет. И такая ситуация встречается довольно часто (ср., например, шоколáдница – 1. Женщина, изготавливающая шоколад = ‘шоколадный мастер’ и 2. Посуда, предназначенная для шоколада (речь идет о горячем шоколаде; нельзя сказать шоколадная посуда)).
Что касается точки зрения на явление полимотивации, когда в пределах
одного значения реализуются два мотивирующих суждения со ссылкой на одну
производящую единицу, как в случае, например, парóмщик ‘некто работает на
пароме и возит людей {грузы} на пароме’, то такие образования следует относить к нулевым словообразовательным нишам, выделяемым Л. А. Араевой, –
нишам, которые находятся внутри определенных типов в зависимости от синтаксической реализации мотивирующего слова. Схематично сказанное изображено на рис. 1:
СТ
«сущ.+-ниц(а)»
СТ
«прил.+-иц(а)»
СТ
«гл.+-ниц(а)»
– полимотивационное пространство;
– сквозные полимотивационные ниши;
– область двойной полимотивации;
----- – пунктирная линия при пересечении взаимодействующих внутритиповых областей
показывает размытость границ не только словообразовательных типов, но и полимотивационных пространств.
Рис. 1
Сквозные полимотивационные ниши в СТ «основа существительного +
формант -ниц(а)» представлены незначительным количеством дериватов, которые построены по следующим пропозициональным схемам: «субъект – предикат 1 – результат, предикат 2 – объект» с семантическим наполнением ‘женщина, которая печет и / или продает продукт’ (барáночница, пирóжница,
вáфельница, сáечница, хлéбница, бýбличница, бýлочница, блúнница, калáчница);
99
«субъект – предикат 1, предикат 2 – объект» ‘женщина, которая скупает и /или
ловит животных для выделки меха’ (кошатница, собачница); «место – предикат
1, предикат 2 – объект» ‘место, где обжигают и хранят уголь’ (ýгольница). Отмеченные на схеме 1 «области двойной полимотивации» представляют собой
другой внутри- и межтиповой феномен, для раскрытия сущности которого обратимся к анализу производного молóчница (‘женщина, торгующая молоком,
молочными продуктами’). Значение данной лексической единицы реализовано
двумя мотивирующими основами (молок- и молочн-). В зависимости от мотивации указанный дериват можно рассматривать как образование, относимое к
двум словообразовательным типам («основа существительного + формант ниц(а)» и «основа прилагательного + формант -иц(а)»). Но при этом отмеченное
полимотивированное значение закреплено за одним дериватом, обозначающим
лицо, что ведёт к пересечению словообразовательных типов в данной семантической плоскости. Как видим, у слова молóчница одно значение, в пределах которого можно выделить две пропозиции с одним субъектом, одним предикатом
и двумя разными объектами.
О том, что здесь имеет место явление множественной мотивации, говорят, во-первых, две пропозиции, которые отличаются лишь актантами (указание на разные объекты), находящимися в отношении родовидовой зависимости; во-вторых, наличие двух разных мотиваторов в пределах одного лексикословообразовательного значения. Если отдельно одно от другого рассматривать
фрагменты полимотивированного суждения, то можно увидеть различие в пропозициональных объектах. Так, под молочными продуктами подразумевается
не только молоко, но и сливочное масло, сметана, кефир, творог, сыворотка и
т. д., то есть вторая часть рассматриваемой дефиниции является обобщением
первой.
Следует сказать, что область двойной полимотивации не столь продуктивна в анализируемом словообразовательном типе, но она есть и уже поэтому
достойна рассмотрения. В лексикографической практике в пределах типов «основа существительного + формант -ниц(а)» и «основа прилагательного + формант -иц(а)», помимо деривата молóчница, в том же значении представлены и
другие имена, образованные аналогичным способом (скóтница ‘помещение для
скота, скотный двор’, лы'жница ‘женщина, занимающаяся лыжным спортом,
ходьбой на лыжах’, шáхматница ‘коробка для хранения шахмат, являющаяся
шахматной доской’). Словообразовательные типы «основа существительного +
формант -ниц(а)» и «основа глагола + формант -ниц(а)» объединяются посредством области двойной мотивации на уровне единиц мя'тница ‘женщина, которая мнет лен на мялке’, кáпельница ‘приспособление, из которого капают капли’ и дáрница ‘подруга невесты, которая дарит дары родителям жениха’.
Представляется логичным отнесение подобных дериватов к «области двойной
полимотивации», в которой происходит наложение двух взаимодействующих
СТ посредством мотивирующих единиц. Каждая из мотивирующих единиц
этих СТ, естественно, тяготеет к своему словообразовательному центру, но их
100
удерживает в границах области двойной полимотивации общий дериват и общее словообразовательное значение.
Каждую из трех вышеописанных полимотивационных областей отличает
отсутствие четко выраженных границ. Об этом говорит, например, то, что лексема печнúк, восходя к возможному мотивирующему суждению со значением
‘печной мастер’ = ‘мастер по изготовлению / ремонту печей’, не может быть
отнесена конкретно к какой-либо одной из областей. Эта лексема находится на
границе «полимотивационного пространства», образованного СТ «основа существительного + формант -ник» и СТ «основа существительного + формант ик» (мотивация разными частями речи) и «сквозной полимотивационной ниши» СТ «основа существительного + формант -ник» (мотивация разными мотивирующими суждениями, базу которых составляют предикаты изготавливать
и ремонтировать).
Стоит отметить, что если в одних случаях явление полимотивации не
влияет на морфемную структуру слова (бор-ец ‘тот, кто борется’ = ‘тот, кто занимается борьбой’), то в других она приводит к множественности такой структуры (лес-ник от ‘сторож леса’ и лесн-ик от ‘лесной сторож’). В каждом из этих
значений выделяется свой мотиватор (лесной и лес), но в обоих случаях речь
идет о лексическом значении в пределах одного деривата.
Учитывая сказанное о членимости полимотивационных единиц, отметим,
что полиструктурной представленностью отличаются производные, наполняющие «полимотивационное пространство» и «область двойной полимотивации». Дериваты «сквозных полимотивационных ниш», совмещая разные мотивирующие суждения, имеют один (общий) мотиватор, который способствует
однозначному членению деривата.
Как следует из вышесказанного, полимотивация, выступая как внутритиповое и как межтиповое явление, часто приводит к размыванию границ словообразовательных типов, но при этом демонстрирует их взаимодействие. Следовательно, при определении словообразовательного типа необходимо оставить
«неприкосновенным» такой критерий, как тождество частеречной принадлежности мотивирующих единиц, так как особая роль синтаксических дериватов
прослеживается при сопоставительном анализе их реализаций в разных словообразовательных типах (Араева, 1994). В семантике дериватов с одним формантом и разными мотивирующими единицами как одной части речи, так и
разной лексико-грамматической оформленности, прослеживаются те же семантические процессы, которые характерны для словообразования в целом. Кроме
того, такие дериваты свидетельствуют о взаимопроникновении типов на уровне
лексического значения слова. Лексическое значение в данном случае представляет собой свернутое суждение, актуализующее несколько взаимопересекающихся смысловых пропозиций, реализация которых оказывается значимой для
разных типов.
101
Критерий тождества форманта при определении
словообразовательного типа
Работая в рамках структурно-системной лингвистики в период становления словообразования, Г. С. Зенков (1969) предлагал при объединении дериватов в один словообразовательный тип не учитывать тождество форманта, так
как ведущий, по мнению лингвиста, критерий объединения дериватов СТ –
общность словообразовательного значения – может быть тождественным для
ряда типов с различными формантами. Действительно, такое, например, значение, как ‘один предмет, названный по другому предмету’, охватывает целый
ряд словообразовательных типов (ср. такие дериваты разных СТ, как коровник,
птичница, гусляр и др.). Принцип объединения дериватов по тождеству смыслов лег в основу понятия словообразовательной категории (у Г. С. Зенкова –
дериватемы). Лингвист, высказывая критические соображения по поводу понимания словообразовательного типа в отечественной лингвистике того времени, отмечал: «Современная дериватология в лице физической концепции словообразовательных единиц явно преувеличила значение тех различий, которые
лежат в основе отграничения друг от друга словообразовательных типов общей
значимости <…> приверженцы официальной точки зрения в современной дериватологии абсолютизируют формальные различия, существующие между
одноразрядными словообразовательными типами <…> категория различий относительна и поэтому не может не вести в известной связи к тождеству словообразовательных типов» (Зенков, 1969, с. 99–100).
При характеристике словообразовательного типа, придерживаясь традиционной точки зрения, считаем необходимым оставить критерий тождества
форманта, так как именно он сохраняет, «цементирует» СТ, не позволяя ему
распасться на группы дериватов с разными формантами.
Участвуя в семантической организации деривата, формант – в зависимости от сочетаемости с тем или иным видом мотивирующих единиц – имеет ограниченную сферу применения в сравнении с реализацией деривационного потенциала непроизводного слова. Семантика мотивирующего слова (особенно
если мотивирующим является непроизводное слово) имеет обычно мощный
деривационный потенциал, ведь мотивирующая непроизводная единица, как
правило, не знает тех ограничений, которые присущи производному слову. Получается,
что
именно
формант
сдерживает
развитие
лексикословообразовательных значений деривата, тогда как базовые единицы способствуют созданию новых сфер семантического влияния производного слова.
Данная антиномия говорит об относительной стабильности семантического ядра дериватов, формирующих словообразовательный тип, и подвижности периферии. Формантного ограничения не происходит, когда дериваты формируют
одно словообразовательное гнездо. Именно на уровне гнезда наблюдается наиболее полная реализация деривационного потенциала непроизводного слова
(вершины гнезда).
Важно указать на то, что основной формант словообразовательного типа
может объединять в себе целый ряд формантных вариантов (например, фор102
мант -ник может быть представлен вариантами -ник, -овник, -атник,
-ятник, -льник; -ив(ый) – -ив(ый), -чив(ый), -лив(ый) и др.), которые способствуют размыванию границ словообразовательного типа. А. Г. Антипов, посвятивший многие свои исследования морфонологической репрезентации словообразовательного типа, приводит убедительную аргументацию в пользу системного характера существования формантных вариантов в СТ, выявляя семантические зоны их ядерного и периферийного функционирования (Антипов,
2001).
В работах Л. А. Араевой и А. Г. Антипова подчеркивается важность при
определении СТ опираться на тождество форманта с его набором вариантов.
Формантные варианты, представляя собой новую поверхностную форму, вступают в борьбу за сферу своего влияния внутри СТ, и в результате такой борьбы
побеждает наиболее продуктивный, ядерный вариант, а менее продуктивные
распределяются в типе, занимая чаще всего место на его периферии. Эти исследователи рассматривают также ситуации, когда два формантных варианта
находятся в постоянном взаимодействии, конкурируя друг с другом. Проблемы
соотношения формантных вариантов в указанных трудах были поставлены и во
многом решены впервые в отечественной науке.
Учитывая сказанное, следует, вероятно, говорить о тождестве основного
варианта форманта и о специфической представленности его вариантов. Формант репрезентируется особым для каждого типа спектром вариантов. Последние, специализируясь обычно на оформлении определенных семантических областей, вступают в «конкурентную борьбу» с основным формантом и при морфонологической независимости могут претендовать на выделение группы дериватов в самостоятельный словообразовательный тип. Таким образом, при
определении словообразовательного типа существенно указывать не на тождество форманта, а на наличие специфической реализации основного форманта и
его вариантов.
С учетом сформулированных в последнее время в когнитивной лингвистике теоретических положений словообразовательный тип предстает как
сложная формально-семантическая микросистема, устроенная по принципу естественных категорий, как прототипическая двуплановая – ментальная и языковая – категория, члены которой соотносятся между собой по принципу «фамильного сходства». В силу этого СТ имеет размытые формальные и/или смысловые границы, ср. с замечанием Л. А. Араевой в работе (Араева, 2009, с. 75).
Единицы одного СТ (как ядерные, так и периферийные) могут пересекаться с
единицами другого СТ, вследствие чего между словообразовательными типами
трудно, а то и невозможно провести четкую границу. В пределах практически
любого СТ имеется ядро, включающее в себя так называемых лучших представителей данной языковой метакатегории, которые характеризуются:
(1) общностью частеречной принадлежности прототипических мотивирующих единиц, что при наличии полимотивационных процессов оказывается
сдерживающим фактором за счет более частотного употребления одной из возможных мотиваций. Полимотивационные процессы обусловливают саморазви103
тие словообразования как через образование новых словообразовательных типов в процессе синтаксической деривации, так и через возможную трансформацию семантической организации некоторого СТ. В результате такой трансформации СТ приобретает свойства стилистической маркированности;
(2) идентичностью формантного показателя, соотносимого с мотивирующей основой, а следовательно, варьирующегося в пределах спектра формантных вариантов, не нарушающих целостности словообразовательного типа.
В этих случаях необходимо говорить и о тождестве основного форманта, и об
особых вариантах основного форманта (последний характеризуется специфическим для каждого СТ спектром формантных вариантов). Эти варианты обслуживают определенные семантические области, вступая в «конкурентную
борьбу» с основным формантом, и при морфонологической независимости могут даже иногда участвовать в образовании самостоятельного словообразовательного типа;
(3) специфической для данного словообразовательного типа реализацией
различных видов словообразовательного значения, в границах которых взаимодействуют мотивирующие и мотивированные слова. Обычно всякий СТ
имеет характерный именно для него семантический рисунок (граф), отражающий специфику реализации в рамках данного СТ фрагмента языковой картины
мира.
Благодаря наличию «твердого» ядра в такой языковой категории, как СТ,
мы можем отличать один СТ от другого, несмотря на внутритиповую эволюцию каждого из них. Центральные и крайние представители данной словообразовательной категории могут семантически не пересекаться между собой, но
они связаны зоной постепенных смысловых переходов.
Резюмируя, еще раз подчеркнем, что словообразовательный тип как основная комплексная единица словообразовательной системы русского языка –
это постоянно развивающаяся языковая категория.
5.2.3. Продуктивность словообразовательного типа
Практически все лингвисты, разрабатывающие проблему определения
словообразовательного типа, большое внимание уделяли вопросу продуктивности / непродуктивности данной единицы. И это не случайно, так как именно
с понятием «продуктивность / непродуктивность» СТ сопряжено понятие
«ядерность / периферийность» в словообразовательной системе русского языка.
Рассматривая вопрос о продуктивности словообразовательных типов,
Н. В. Крушевский отмечал, что многие типы обладают настолько высокой регулярностью (как он писал, «так прочно устанавливаются в языке»), что приближаются в этом отношении к морфологическим типам склонения или спряжения. Таков, например, СТ, представленный прилагательными типа подножный, ручной, душный, которые образованы при помощи форманта -н(ый) /
-н(ой) от существительных с основой, оканчивающейся на заднеязычный согласный (Крушевский, 1998).
104
Г. О. Винокур подходит к проблеме регулярности и продуктивности / непродуктивности словообразовательных рядов иначе. С его точки зрения, продуктивность – это та же регулярность при условии, что создаваемые ряды неисчислимы, открыты и потому всегда могут быть пополнены новыми образованиями. Если же, напротив, тот или иной словообразовательный ряд ограничен,
т. е. не пополняется новыми словами, то мы имеем дело с непродуктивными
моделями словообразования. Следует обратить внимание на тот факт, что
Г. О. Винокур связывает понятие регулярности со словообразовательным рядом, а понятие продуктивности – со словообразовательной моделью и словообразовательным типом.
В. В. Виноградов, останавливаясь на продуктивности / непродуктивности
словообразовательных моделей (типов), отмечал, что продуктивность форм
словообразования органически связана с живыми процессами развития словарного состава языка, отражающими изменения в жизни общества, прогресс науки, техники, культуры. Наряду с продуктивными моделями в русском языке
существуют непродуктивные, «как бы замершие типы словообразования». Непродуктивными могут быть и такие СТ, которые насчитывают в своем составе
большое количество слов, но более уже не пополняются. Степень непродуктивности разных словообразовательных типов, по мнению В. В. Виноградова,
неодинакова. Он считает, что при описании системы современного русского
словообразования основной акцент должен быть сделан «не на пережиточных,
единичных, нерегулярных, непродуктивных или отмерших словообразовательных типах, а на типах устойчивых, живущих в течение очень долгого времени,
продуктивных и вновь развивающихся» (Виноградов, 1975, с. 161).
Н. Д. Арутюнова еще в 1961 г. писала, что «синхронное словообразование изучает типы, по которым моделируются новые слова, и элементы словообразования не могут не быть активными». По ее мнению, структуру всех входящих в
язык слов должна изучать особая дисциплина – «морфология основ» (Арутюнова, 1961, с. 41–42).
Активность словообразовательной модели отражает ее прототипичность
для языкового сознания говорящего. Активность типа релевантна, прежде всего, для речевой деятельности. Отсюда вытекает необходимость системного
анализа не только ядерных (продуктивных, активных) СТ, но и периферийных
типов, поскольку именно на периферии семантической организации типов и
словообразовательной системы в целом через взаимодействие ядра и периферии прослеживаются тенденции, детерминирующие самоорганизацию словообразовательной системы. Включение как ядерных, так и периферийных типов
в словообразовательную систему русского языка нам кажется принципиально
важным. Если в языке есть определенная модель, пусть даже реализованная
всего лишь одним словом, ее всё равно следует включать в словообразовательную систему. Если СТ находится в системе языка, то он обладает определенной
степенью системной продуктивности и при появлении определенных предпосылок будет пополняться производными лексемами. Отдельные русские СТ в
какой-то момент языкового существования составляют периферию словообра105
зовательной системы, но в случае прагматической необходимости они приобретают бóльшую регулярность, и это естественным образом приводит к новым
образованиям в границах востребованной модели.
Словообразовательные типы, в которых участвуют разные словообразовательные средства, были на протяжении истории русского языка продуктивными в большей или меньшей степени и потому в разной степени подвергались
опасности исчезновения. Причины для сохранения или исчезновения некоторых образований различны, они простираются от фактора суффиксальной продуктивности вплоть до внеязыковых явлений, с необходимостью вызывающих
новые слова к жизни под воздействием политических, общественных, социальных, экономических, культурных и духовных (или же идеологических) потребностей. Развиваясь, словообразовательные типы пополняются новыми дериватами. Так, в результате возникновения новых семантических конденсатовсубстантивов сегодня пополняется модель отадъективов типа столовая, пирожковая, вареничная, пловная, рюмочная и под.
5.3. Словообразовательное гнездо
как фрагмент языковой картины мира
Не менее значимой для дериватологии является и такая комплексная единица словообразовательной системы, как словообразовательное гнездо. Структурные компоненты гнезда характеризуются не только зависимостью производящих единиц от форманта, но и пропозиционально-семантической связью между значениями производных слов. Это позволяет рассматривать каждое гнездо, как и каждый словообразовательный тип, в качестве определенного фрагмента языковой картины мира.
5.3.1. Гнездовой принцип группировки языкового материала
в лексикографии. История вопроса
Гнездовой принцип организации языкового материала имеет давние традиции, восходящие еще к XVIII в.
А. Анастасиев отмечал, что корни, повторяясь в других словах с теми или
иными изменениями, соединяют эти слова «идеей общаго значенiя, образуя такимъ образомъ словесныя семьи. Отсюда слѣдуетъ, что корни составляютъ основной матерiалъ (Grundstoff), изъ котораго развивается языкъ» (Анастасиев, 1887, с. 37). «Вообще же живучесть корня обусловливается количествомъ
словъ, образующихъ родственную семью: чѣмъ меньше кругъ реченiй, происходящихъ отъ одного корня, тѣмъ слабѣе его живучесть…» (там же, с. 43).
В XVIII-XIX вв. появились первые словари-корнесловы. Первым опытом
в создании такого словаря по праву считается «Словарь Академии Российской», написанный в 1789–1794 гг. под руководством Е. Р. Дашковой. В этом
Словаре слова располагаются «по чину словопроизводному. Порядокъ сей на
первый случай признала Академiя къ утвержденiю языка необходимо нуж106
нымъ; ибо чрезъ оный корень, сила, различное въ разныхъ случаяхъ
употребленiе, сложность, уклоненiе или прехожденiе въ другiй смыслъ, преносительность, и иносказательность словъ и зависящихъ отъ нихъ рѣчей, въ одномъ толкуются и объясняются мѣстѣ» (Словарь Академии Российской, 1789,
с. 10). Таким образом, в данном Словаре слова объединяются по общему корню, образуя разветвлённые смысловые гнёзда. Словарная статья позволяет определить, откуда произошло то или иное слово гнезда; кроме того, в Словарь
включено множество слов (преимущественно научных терминов), введённых
М. В. Ломоносовым. В предисловии к Словарю авторы отмечают трудности,
связанные с подведением многих производных слов под один общий корень. В
первую очередь это относится к сложным словам, имеющим два корня, а также
к словам-заимствованиям. Такие слова располагаются в Словаре «по порядку
азбучному»34, т. е. алфавитному.
В ХIХ в. Н. И. Греч в «Практической грамматике русского языка» говорил о важности выделения класса «простых» слов, образованных от «одного
главного корня» (Греч, 1827, с. 41).
А. Потт, выступавший против алфавитного способа подачи материала в
словарях, еще в середине XIX в. отмечал: «Можно ли сомнѣваться въ томъ, что
соблюдаемый до сих пор въ словаряхъ чисто алфавитный методъ (удобный конечно для скорѣйшаго отъисканiя требуемаго) соотвѣтствуетъ случайному,
практическому употребленiю лексикона, но что въ то-же время, онъ никуда не
годится въ научномъ отношенiи? Вѣдь въ словаряхъ слова стоятъ безъ всякаго
внѣшняго порядка; въ крайнемъ случаѣ, случайно попадаются иногда вмѣстѣ
родственныя слова творческаго языка, обыкновенно же всѣ остальныя представляютъ чистыя disjecta membra poёtae. Они смѣняются, разбросаны и
перемѣшаны въ самомъ пестромъ безпорядкѣ, именно, по произволу алфавита,
вполнѣ произвольнаго во всѣхъ языкахъ, кромѣ санскрита» (цит. по: (Линник,
1887, с. 23)).
Следующим важным опытом составления гнездового словаря признается
«Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, первое издание
которого было осуществлено в 1863– 866 гг. По мнению В. И. Даля, родственные отношения между однокоренными словами представляют «въ нашемъ
языкѣ особый и общiй законъ, который даетъ намъ неизмѣнныя правила
образованiя словъ звеньями, цѣпью, гроздами» (Даль, 1998, XXVII). В «Напутном слове» видно, как автор, учитывая два противоположных способа группировки слов в словаре – алфавитный и корнесловный, скрупулезно подсчитывает
и оценивает плюсы и минусы каждого типа словарей и в конце концов выбирает «средний путь». Он располагает гнезда по алфавиту (из гнезд выводятся
префиксальные и сложные образования, нарушающие алфавитный принцип, и
они помещаются в другом месте в алфавитном порядке), а во главе группы
слов-«одногнездков» поставлен базовый глагол или имя (они называются «ро34
Второе издание Словаря Академии Российской (1806-1822 гг.) имело азбучный порядок
расположения слов.
107
доначальниками гнезд»), а не корень, и это, как считает В. И. Даль, более удобно для поиска слов в словаре.
В 1887 г. Гр. Линник, считая составление корнесловного словаря заветной
мечтой всех любителей русского просвещения и русского слова, опубликовал
статью «Образованiе словъ в языкѣ и задачи словопроизводства». В ней он
предлагает «образцы корнесловiя» – «опытъ объясненiя нѣкоторыхъ корней и
изложенiя словеснаго матерiала въ связи: по значенiю и образованiю» (Линник,
1887, с. 23). В качестве примера такого «корнеслова» приведем гнездо с корнем
(и его вариантами) «Брег=берег. береж.»: «Брег-ъ или берег-ъ: предѣлъ суши у
рѣки или у моря; береч-ься: держаться у берег-а, не пускаться въ глубь, а
затѣмъ вообще быть осторожнымъ; беречь кого или что: осторожно обращаться, сохранять, отсюда – сбереж-енiе, береж-ливость, не-бреж-ность.» (там же,
с. 25).
Мы видим, что данное гнездо-корнеслов содержит и этимологические
сведения, и морфонологические характеристики слов, и, что исключительно
важно, толкование слов, которое эксплицитно отражает связь производного
слова с мотивирующим. Подобные лексикографические опыты, бесспорно,
важны для науки, но на практике такими словарями пользоваться очень сложно. Ведь чтобы найти в подобном словаре нужное вам слово, необходимо знать
его корень, а в русском языке много слов со связанными корнями, семантика
которых не прозрачна. Эти трудности возникают и при работе с гнездовым словарем, в основе которого лежит базовое слово. Как отмечает А. М. Бабкин в
предисловии к словарю В. И. Даля, «существенный недостаток гнездового построения словаря заключается в том, что такой словарь теряет качества удобного справочника: иногда нужное слово так далеко упрятано, что трудными становятся его поиски даже для человека с хорошей филологической подготовкой»
(Даль, 1998, V).
Следующая попытка создать словарь на базе словообразовательного
гнезда принадлежит авторам 17-томного «Словаря современного русского литературного языка», издававшегося с 1948 по 1965 гг. В этом Словаре, как и в
словаре В. И. Даля, гнездовой принцип организации лексики не был последовательно соблюден до конца: префиксальные производные выводились из гнезда
и размещались в алфавитном порядке. В соответствии с гнездовым принципом
были написаны только три тома указанного Словаря, после чего авторский коллектив перешел на алфавитный принцип упорядочивания лексики по причине
затруднений, которые возникали при поиске нужного слова в Словаре. Кроме
того, составители Словаря, основанного на гнездовом принципе упорядочивания лексики, столкнулись с еще одной, не менее серьезной проблемой, а именно разграничение синхронии и диахронии.
Спустя тридцать лет, в период формирования словообразования как самостоятельного раздела языкознания, в эпоху бурного развития теоретических
положений, концептуального аппарата и метаязыка описания словообразовательных единиц, вышел в свет «Словообразовательный словарь русского языка» А. Н. Тихонова (1985 г.). В этом словаре впервые в отечественной науке
108
была представлена система словообразовательных гнезд русского языка. Данный словарь по праву считается трудом, открывающим современную эпоху
становления русской словообразовательной лексикографии в целом и словарей
гнездового типа в частности. В основании каждого гнезда в словаре
А. Н. Тихонова лежит вершина – непроизводное слово. Далее с учётом ступенчатого характера русского словообразования размещаются производные слова.
В каждом производном слове выделяются все части, участвующие в его образовании. Исходные слова гнезд даются по алфавиту, и каждому гнезду присваивается порядковый номер. В конце словаря содержится алфавитный список
всех размещенных в гнездах слов с указанием буквы и номера гнезда, по которым читатель может найти интересующее его слово в гнездовой части. Словарь
имеет важные приложения: список непроизводных слов с указанием количества
образованных от них производных; список одиночных слов; новые гнезда, возникшие на базе некоторых одиночных слов. В словарной статье отмечаются
случаи чередования гласных и согласных в морфемах. Например: жакет – жакет-к(а) – жакеточ-к(а) (черед, к – ч). Во всех словах ставится ударение.
Грамматические сведения о словах даются только в самых необходимых случаях; например, пометой нареч. (наречие) снабжены те слова, которые могут быть
приняты за слова другой части речи: весна – весн-ой нареч. весн-ою нареч.
Словообразовательное гнездо А. Н. Тихонов определяет как упорядоченную отношениями производности совокупность слов, характеризующихся
общностью корня, где корень выражает общий для всех родственных слов элемент значения.
Уже почти тридцать лет данный словарь считается одним из наиболее
значимых трудов по словообразованию. Однако не все решения в подаче словарного материала в этом словаре можно считать удачными. Так,
А. И. Моисеев, совершенно справедливо называя словарь А. Н. Тихонова «выдающимся трудом», указывал и на его недостатки. Так, в этом словаре «слово
столяр признано корневым и поставлено в вершину отдельного, самостоятельного гнезда, как будто оно никак не связано со словом стол; слова гостинец и
угощать также признаны корневыми и поставлены в вершины своих гнезд, в
отрыве от гнезда гость. Даже полководец – вершина гнезда, а выкаблучиваться – одиночное слово. Таких корневых слов в словаре сотни. Представленная в
словаре интерпретация их объясняется, видимо, стремлением автора строго выдержать синхронный подход к материалу. Но синхронность оказалась, кажется,
не просто строгой, а обостренной и бескомпромиссной» (Моисеев, 1989, с. 124–
125). Кроме этого, отсутствие в «Словообразовательном словаре русского языка» смысловой характеристики слов делает словарь по существу словарем
форм – семантическая мотивированность слов его автором, безусловно, учитывалась, но наглядно никак не отражена.
Одним из недавно вышедших гнездовых деривационных словарей является «Словообразовательный словарь современного русского языка» под ред.
М. В. Баклановой и О. С. Веховой (Словообразовательный словарь, 2008). Он
содержит около 2 500 словообразовательных гнезд, в которых в качестве ис109
ходных выступают преимущественно наиболее употребительные и стилистически нейтральные слова современного русского языка. Каждое исходное слово
(которое обычно является непроизводным) дублируется словом, разбитым на
морфемы. Далее все производные слова размещаются с учетом ступенчатого
характера русского словообразования. В каждой словарной статье содержится
информация о морфемной структуре слова, о средствах словообразования; в
большинстве случаев отмечается чередование фонем. Имеющиеся в отдельных
словарных статьях толкования слов направлены обычно на раскрытие лексического значения у «непонятных слов». В словаре содержатся сведения об истории появления некоторых слов в русском языке и об особенностях употребления ряда слов.
Оба словаря – и «Словообразовательный словарь современного русского
языка» под ред. М. В. Баклановой и О. С. Веховой, и «Словообразовательный
словарь русского языка» А. Н. Тихонова – содержат информацию о деривационной структуре слова. Но деривационная структура слов – это явление вторичное, ее можно определить только после сопоставления производного слова с
его производящим, т. е. после установления производности, базирующейся на
формальных и смысловых отношениях дериватов. Для выявления производящего слова необходимо дать производному слову толкование таким образом,
чтобы оно содержало непосредственно мотивирующее (производящее) слово,
которое поможет выявить и выделить словообразующее средство в деривате.
Первым экспериментальным словарем гнездового типа, созданным на основе диалектной, диалектно-просторечной и общерусской лексики, является
«Опыт диалектного гнездового словообразовательного словаря» (Опыт, 1992),
выполненный
лексикографами
Томской
лингвистической
школы
(Е. М. Пантелеевой, З. И. Резановой, В. Г. Арьяновой, Р. Я. Тюриной) и изданный под общей редакцией Е. М. Пантелеевой. В гнездо включен такой объем
дериватов, который обеспечивает достаточную полноту лексического состава
словообразовательных гнезд и отражает подавляющее большинство типов и
моделей, представляющих систему словообразования в говорах Среднего Приобья. В качестве заглавных слов гнезда в словарь включены непроизводные
(иногда производные со связанными основами) слова всех частей речи, если
они имеют производные, сохранившие с исходными синхронные словообразовательные связи. Гнезда расположены в алфавитном порядке по исходному
слову. Лексическое значение исходного слова отмечается в двух случаях:
1) если оно диалектное, 2) если оно общерусское многозначное.
Кроме того, в словаре производные слова сопровождаются не лексикословообразовательными значениями, а пропозициональными. Например:
боковúк ‘предмет по месту расположения другого предмета’, бурелóм ‘явление
по действию и его производителю’, навéс ‘предмет – результат действия’ и др.
Сопровождение дериватов пропозициональными значениями – это первый и,
похоже, пока единственный опыт в лексикографической практике. Как видим, в
этом словаре представлена попытка включения в словообразовательный сло-
110
варь семантического критерия, а именно лексико-пропозиционального значения.
Внимания заслуживает «Новый словарь русского языка. Толковословообразовательный» в 2-х томах (2000 г.) Т. В. Ефремовой (Ефремова,
2000). В нём смысловая обработка отдельных слов происходит с учетом их связи с семантически близкими словами и целыми группами слов. Словник данного словаря отражает лексический состав русского языка, сложившийся к концу
ХХ в. В нем нашли также место некоторые устаревшие и стилистически сниженные слова. Их включение в словник объясняется, с одной стороны, желанием автора расширить словообразовательное гнездо какой-либо очень частотной
в русском языке корневой морфемы, а с другой – стремлением вскрыть так называемую внутреннюю форму конкретного современного слова, т е. показать
связь его семантики с семантикой слова, уже вышедшего из употребления в современном русском языке.
В словаре Т. В. Ефремовой принят алфавитный порядок расположения
вокабул. Одним из основных объектов описания является семантика заголовочных единиц, которая представлена через соотношение производящего и производного. Основной недостаток словаря заключается, на наш взгляд, в том, что
данный подход не реализуется одинаково по отношению к разным категориям
заголовочных единиц и к разным многозначным словам.
«Гнездовой
толково-словообразовательный
словарь
композитов»
А. В. Петрова (Петров, 2003) представляет собой один из опытов составления
словарей, объединяющих два аспекта – словообразовательный и семантический, что позволяет рассматривать гнездо как единое структурносемантическое целое. Объект описания в этом словаре – сложные имена существительные с глагольным компонентом. В словаре постулируется положение о
том, что сложные слова могут формировать самостоятельные гнезда, о чем в
1979 г. писал Е. Л. Гинзбург (Гинзбург, 1979). Данный словарь восполняет пробел, существующий в лексикографии: за ее пределами остались сложные и
сложносоставные слова, реализующие активные модели. Исходными единицами гнезд предстают глаголы одной лексико-семантической группы.
В «Толковом словообразовательном словаре русского языка»
И. А. Ширшова (Ширшов, 2004) однокоренные слова объединяются в гнезда
одновременно с фиксацией их лексических значений и репрезентацией словообразовательной структуры производных слов. Все слова, включенные в словарь, сопровождаются толкованиями, в которых в качестве обязательного смыслового компонента дается ссылка на производящее слово. В основу описания
гнезда кладется словообразовательная пара, причем первым подается производное слово, а вторым – производящее. Сами производные следуют друг за
другом в алфавитном порядке с выявленной словообразовательной структурой.
В словарных статьях отражена как моно-, так и полимотивированность производных единиц. При подготовке словаря И. А. Ширшов учел те недостатки, которые были выявлены при анализе вышедших ранее словарей гнездового типа.
Так, поиск слов и их отнесение к конкретному гнезду облегчает данный в конце
111
словаря алфавитный указатель этих слов. Однако, к сожалению, в этом словаре
представлен далеко не полный набор гнезд, функционирующих в литературном
языке. Так в словаре есть гнездо с вершиной «картофель», но нет, например,
гнезд с вершинами «капуста», «морковь» и других слов, относящихся к той же
лексико-семантической группе.
Мы видим, что в современном словообразовании исследователи выделяют гнезда разных типов, а гнездо предстает как комплексная единица, повернутая к лексике, морфемике и словообразованию разными своими сторонами. Поэтому в зависимости от выбранного аспекта изучения «одно и то же гнездо может предстать как гнездо лексическое, морфемное, словообразовательное и
толково-словообразовательное» (Ширшов, 2004, с. 6).
В лексические гнезда группируются однокоренные слова с учетом выводимости одного лексического значения слова из другого. Немотивированный
характер лексического значения свойствен только вершине гнезда. Морфемный
состав слова и направление словообразовательных связей в словарях обычно не
фиксируются. Лексические гнезда представлены в «Толковом словаре живого
великорусского языка» В. И. Даля и частично в 17-томном «Словаре современного русского литературного языка».
В морфемных гнездах представлен морфемный запас конкретного языка.
Такие гнезда содержат расположенные в алфавитном порядке морфемы (преимущественно корневые) с элементами толкований корней. Кроме того, в них
часто включены переводы толкований корней на другой язык. Морфемные
гнезда нашли отражение в следующих книгах: «Корни русского языка. Элементарное пособие по русскому словообразованию» Дж. Патрика (1938 г.) – в него
включены 466 корней русского языка с переводом на английский и гнёздами на
каждый корень; «Словообразовательный словарь русского языка» Д. Уорта,
А. Козака, Д. Джонсона (1970 г.); «Образование употребительных слов русского языка» Л. Н. Засориной (1979 г.). Последнее, помимо корней, содержит аффиксальные морфы, и в нем представлены также все возможные сочетания
морфов друг с другом. «Словарь морфем русского языка» А. И. Кузнецовой и
Т. Ф. Ефремовой (1986 г.) состоит из трёх частей: корневой, префиксальной и
суффиксальной. В словообразовательном гнезде объединяются однокоренные
слова, упорядоченные отношениями производности. Фиксируются возможные
ступени словообразования и словообразовательная структура каждого производного слова. Семантика слов в словообразовательном гнезде этого словаря
является фоновой. Гнезда такого типа, как уже было сказано, нашли отражение
в «Словообразовательном словаре русского языка» А. Н. Тихонова.
Толково-словообразовательное гнездо представляет собой соединение
лексического гнезда и словообразовательного. Оно содержит однокоренные
слова с указанием их лексических значений и информацию о словообразовательной структуре дериватов, отражая сразу два аспекта – лексический и структурный. Толково-словообразовательные гнезда составляют основу «Нового
словаря русского языка. Толково-словообразовательного» Т. В. Ефремовой и
«Толкового словообразовательного словаря русского языка» И. А. Ширшова.
112
Обращение в разные временные периоды развития теории языка к гнездовому принципу подачи материала в лексикографических источниках не только говорит об актуальности такого представления слов. Оно свидетельствует
также о необходимости многоаспектного изучения разных гнезд, так как именно на уровне гнезда можно проследить системное производство слов от корней.
Вслед за В. И. Далем, А. Анастасиевым, Гр. Линником и другими исследователями мы считаем, что именно в корнях слов заключены сгустки языковой энергии, энергии деятельности словопроизводства.
5.3.2. Теория словообразовательного гнезда: современное состояние
Активное изучение структуры словообразовательных гнезд, причем с
применением самых разных методов исследования, началось в 70-е гг. ХХ в.
Среди важнейших трудов, внесших весомый вклад в развитие современной
теории
словообразовательного
гнезда,
особо
выделяются
работы
Е. Л. Гинзбурга,
П. А. Соболевой,
А. Н. Тихонова,
И. С. Улуханова,
И. А. Ширшова.
Круг проблем, связанных с анализом словообразовательных гнезд, и разнообразие подходов к ним в последнее время значительно расширились. Сегодня лингвисты рассматривают словообразовательное гнездо не только как микросистему, являющуюся средоточием взаимодействия грамматических, словообразовательных и лексических отношений (М.Ю. Казак, О. Н. Коломонова).
Они видят в нем особую логическую конструкцию, которая моделирует действительность посредством системы коррелирующих друг с другом мотивировочных признаков (О. Ю. Крючкова, М. А. Савкатова).
По мнению О. Ю. Крючковой, при когнитивном анализе словообразовательного гнезда в качестве отправной точки выступают «концепты-источники»,
выраженные в мотивирующей части слова, а концепты, закодированные в аффиксальной части дериватов, рассматриваются как целевая область «концептовисточников». Вершинное слово является источником развития деривационносемантической структуры гнезда, а словообразовательный потенциал производных слов зависит от свойственного им денотативно-семантического пространства, от прагматической значимости обозначаемых словами реалий и
степени употребительности исходных слов.
Лингвисты, развивая принципы объединения однокоренных слов в лексические микросистемы и словообразовательные гнезда, учитывают при описании гнезд как смысловой, так и структурный аспекты (Л. В. Алешина,
Ю. А. Авдеева, И. А. Ширшов, Н. М. Яковенко и др.). Ученые занимаются построением гипотетических, или потенциальных, гнезд (В. П. Изотов,
М. Ю. Казак), разрабатывают модели описания разного типа словообразовательных гнезд (Л. З. Бояринова, Э. П. Кадькалова, О. Н. Коломонова,
Н. Н. Кондратьева, Я. В. Свечкарева и др.). Ученые демонстрируют релевантность, объяснительную силу и перспективность применения когнитивного подхода к анализу словообразовательных гнезд и переосмысление словообразова113
тельной и, шире, лингвистической теорий и ее фрагментов через призму парадигмы новых знаний.
К важным исследованиям, в которых словообразовательное гнездо анализируется с позиций когнитивной лингвистики и с точки зрения функциональнодеятельностного аспекта, относятся труды М. Г. Шкуропацкой, где гнездо рассматривается как результат действия противоположно направленных тенденций, учитывающих лексическую и словообразовательную системности слов
(Шкуропацкая, 2001). В качестве единицы системного моделирования групп
однокоренных лексических единиц М. Г. Шкуропацкая рассматривает деривационное слово, под которым понимается совокупность производных слов,
способных к деривационному взаимодействию в пределах одного семантикофункционального контекста, где данные варианты являются естественным деривационным источником и продолжением друг друга.
Типологическое освещение деривационных процессов дается в докторской диссертации М. Д. Тагаева, где словообразовательное гнездо предстает
как морфемно-словообразовательная концептосфера. На основе когнитивного
анализа словообразовательного гнезда в этой диссертации разрабатываются
практические приемы преподавания русского языка как иностранного (Тагаев, 2004). На возможность и продуктивность использования понятия словообразовательного гнезда в практике преподавания лексики русского языка иностранцам отечественные ученые и методисты обратили внимание еще лет 30
назад, практически сразу же после выхода в свет «Словообразовательного словаря русского языка» А. Н. Тихонова. Так, Н. А. Воронова рассматривает методику овладения единицами словообразовательного гнезда как наиболее эффективный способ расширения и активизации словарного запаса. Она также считает, что «обращение к формально-семантическому строению производных слов
позволяет "угадывать" их значение по составляющим элементам» (Воронова,
1987, с. 130). По сути, тогда это были первые попытки анализа словообразовательного гнезда как фрейма, а сегодня изучение лексики русского языка иностранцами на основе фреймового (пропозитивного) подхода повсеместно признается одним из наиболее актуальных и перспективных методов овладения
лексикой чужого языка.
Когнитивный подход к словообразовательному гнезду основан на гипотезе, согласно которой внутренняя организация гнезд является пропозиционально-фреймовой. Исходя из положения о том, что пропозициональная структура –
это общеязыковая универсалия, смысловая основа языковых единиц всех уровней (Янценецкая, 1992; Панкрац, 1992 и др.), исследователи словообразовательного гнезда обратили пристальное внимание на пропозициональную основу
однокоренных слов в гнезде. Пропозициональное моделирование взаимосвязанных между собой словообразовательных гнезд «мед», «пчела», «пасека»,
«рой», которые предстают компонентами одного фрейма, составило основное
содержание работы Л. А. Араевой и М. Н. Образцовой (Араева, Образцова,
2006).
114
Идея пропозиционального моделирования словообразовательных гнезд
была высказана М. А. Осадчим (Осадчий, 2009), который разработал методику
пропозиционально-фреймового моделирования гнезда однокоренных слов и
апробировал её на большом и разнообразном диалектном материале. По мнению М. А. Осадчего, в процессе культурно-познавательной деятельности человек замечает и фиксирует определенные связи и отношения между вещами, поэтому сам феномен гнезда порожден «сюжетным», «ситуативным» характером
человеческого мировидения (там же). Полное описание таких потенциальнотиповых ролевых связей между однокоренными словами позволяет представить
словообразовательное гнездо в виде фрейма как носителя комплексного знания,
заданного в форме стереотипных значимых ситуаций.
Краткий обзор работ, в которых в той или иной степени раскрывается
когнитивная сущность словообразовательных гнезд и гнезд однокоренных слов,
дает возможность характеризовать словообразовательное гнездо как одну из
наиболее сложных комплексных единиц языковой системы, как высшую форму
организации однокоренной производной лексики и как когнитивную микросистему с формально-смысловой структурой.
5.3.3. Лексическое гнездо → словообразовательное гнездо →
лексико-словообразовательное гнездо
Теоретическое осмысление проблем объединения слов в словообразовательные гнезда в настоящее время стало весьма актуальным. И очень важно при
этом разграничить близкие, но всё же не тождественные термины «лексическое
гнездо» и «словообразовательное гнездо», а также понятия, стоящие за ними.
Общим для лексического гнезда и словообразовательного гнезда является
то, что в оба гнезда включаются слова, имеющие в своем составе одинаковые
корневые морфемы. Такие слова обычно связываются в единый ассоциативный
узел, в гнездо слов.
Термин «словообразовательное гнездо» вместе с его определением был
введен в широкое научное употребление «Грамматикой – 80». В «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой (1966 г.) он указан только в качестве
примера языкового употребления термина «гнездо» («гнездо лексическое»,
«гнездо синонимическое», «гнездо словообразовательное», «гнездо этимологическое», «гнездо словарное»). В качестве синонимов (или квазисинонимов)
термина «словообразовательное гнездо» употреблялись термины «гнездо слов»
(Ж. Марузо, Д. Э. Розенталь, М. А. Теленкова), «гнездо родственных слов»
(В. И. Кодухов), «гнездо производных слов», «гнездо однокоренных слов»
(Е. Л. Гинзбург). В настоящее время в лингвистической литературе закрепился
термин «словообразовательное гнездо».
Важным критерием при определении словообразовательного гнезда
большинством лингвистов признается критерий упорядоченности производных
слов, ср.: словообразовательное гнездо – это «совокупность слов <…>, упорядоченная в соответствии с отношениями словообразовательной мотивации»
115
(Грамматика русского языка, 1980, с. 134 и др.); при этом словообразовательное
гнездо предстает как результат деривационных процессов, ведущих к изменению словообразовательной формы производных слов. Именно свойство словообразовательной упорядоченности (выводимости) одного однокоренного слова
(мотивированного) из другого (мотивирующего) отличает словообразовательное гнездо от гнезда лексического.
В лексическом гнезде, как отмечал Д. Н. Шмелев, значимым является установление между лексемами отношений семантического включения – эпидигматических отношений. В этой связи важным представляется разведение
М. Н. Янценецкой понятий «лексическая мотивированность» и «словообразовательная мотивированность». Лингвист говорит о словообразовательной и лексической мотивированности как о двух взаимосвязанных, но различных явлениях. Под словообразовательной мотивированностью она понимает «способность слова обнаруживать внутреннюю формально-семантическую организацию на основе двуединой (оснóвной и формальной) соотносительности, отражающей существующие в языке способ и средство подачи словесной информации. <…> Своеобразие лексической мотивированности заключается, прежде
всего, в одностороннем характере ее проявления: лексические и мотивационные связи актуализируются или по линии однокорневых, или по линии одноаффиксальных слов – без учета регулярности, повторяемости данных связей»
(Янценецкая, 1983, с. 15–16). Словообразовательная мотивация, по мнению
М. Н. Янценецкой, образует ту внутреннюю языковую базу, на основе которой
возникают мотивационные связи отдельных слов.
Сравните также: «Однокоренные слова, вступающие в описанные лексические эпидигматические отношения (отношения полиреляции), образуют лексическое гнездо со свойствами, отличными от словообразовательного гнезда,
жестко организованного принципами нормативности, векторности и бинарности. При установлении лексической мотивации между членами лексического
гнезда могут игнорироваться некоторые звенья словообразовательной цепи
<…>. В гнезде, организованном эпидигматически, появляются связи, обратные
словообразовательным (ср.: точить → токарь; токарь → точить и точить →
токарь)» (Осадчий, 2009, с. 26). В лексическом гнезде «словообразовательный
аспект является фоновым, имплицитным; как образовано каждое слово, какое
слово послужило для него производящим, какова словообразовательная структура производного – все эти сведения остаются за пределами описания.
В основу словообразовательного гнезда кладется раскрытие механизма порождения одного слова на базе другого: в таком случае отмечается, на какой ступени словообразования возникло производное, с каким словом оно составляет
словообразовательную пару (или пары – при полимотивированности) и какова
его словообразовательная структура, т. е. мотиватор и дериватор» (Ширшов,
1999, с. 15–16).
Изначально при использовании гнездового принципа подачи материала в
лексикографических источниках внимание исследователей было направлено на
составление лексических гнезд (см. «Толковый словарь живого великорусского
116
языка» В. И. Даля, «Словарь современного русского литературного языка»
(БАС) I – III тт.). Это привело к определенным трудностям и, как следствие, к
отказу от гнездового принципа подачи материала. С выходом словообразовательного словаря А. Н. Тихонова решение проблем гнездования значительно
продвинулось вперед, но всё же всех проблем не решило. В частности, это касается отсутствия в словарной статье значения слов, что делает словообразовательное гнездо формальным. По мнению И. А. Ширшова, понятие словообразовательного гнезда должно опираться на понятие лексического гнезда, в котором
должен быть выявлен семантический инвариант и определены его семантические границы (Ширшов, 1999).
Об идее совмещения двух планов – лексического и словообразовательного – в одном словаре активно писали в 70–80-е гг. прошлого века. Так,
И. С. Улуханов, например, сформулировал принципы, по которым должны описываться значения мотивированных слов, и говорил о чрезвычайной актуальности создания толково-словообразовательных словарей. В работе (Улуханов,
1975, с. 497) он обращает особое внимание на необходимость введения в толкование мотивированного слова мотивирующего слова, причем даже в тех случаях, когда семантика мотивированного слова содержит сравнение, т. е. в случаях
метафорической деривации.
И. А. Ширшов, в 2004 г. отчасти воплотивший идеи многих лингвистов,
создав «Толковый словообразовательный словарь русского языка», в 1999 г.
писал: «Если в основу описания гнезда положить два аспекта – семантический
и словообразовательный, то такое гнездо будет лексико-словообразовательным
или толково-словообразовательным: в нем мотивационные отношения и деривационные будут слиты неразрывно, гнездо действительно предстанет как
структурно-семантическое целое» (Ширшов, 1999, с. 17).
С точки зрения современных лингвистических теорий бóльшую значимость приобретает анализ не словообразовательного гнезда, в котором семантика представлена имплицитно, а лексико-словообразовательного, где учитывается семантика дериватов, наполняющих конкретное гнездо, и выявляются
смысловые связи между ними.
5.3.4. Лексико-словообразовательное гнездо
как источник познания мира
Гнездо производных однокоренных слов по своей природе антропоцентрично. Человек подсознательно формирует блоки таких слов, каждое из которых, благодаря какому-то признаку, связано с производящим словом (или производящей основой). Объединение производных слов в гнезда позволяет «разгрузить» память. Некоторые гнезда являются особенно разветвленными: количество дериватов в них может быть более 600 (таково, например, гнездо с вершиной дв(а)). Даже трудно представить, чтобы каждое слово, каждый лексикосемантический вариант многозначного деривата гнезда был наделен формой, не
связанной в звуковом отношении с другими словами. Едва ли человек без такой
117
организации смог бы запомнить столь большое число языковых единиц и без
труда воспроизвести их в речевой деятельности.
Говорящему достаточно знать значение базового слова конкретного гнезда. При восприятии какого-либо деривата этого гнезда в сознании человека
мгновенно происходят когнитивные (ментальные) операции по установлению
ряда ассоциативных связей. К ним относятся: (1) соотнесение с производящим
словом, (2) поиск знакомой словообразовательной модели известного слова,
(3) применение знаний (1) и (2) к воспринимаемому слову.
На наш взгляд, сегодня важной становится аналитическая работа, связанная с выявлением, описанием и словарной фиксацией смыслов слов, которые
возникают в процессе речепорождения или речевосприятия, и объединение в
один класс тех смыслов, которые репрезентируют один и тот же концепт, получивший отражение в языке. Поэтому обращение к формально-семантическому
анализу лексико-словообразовательных гнезд – исключительно важная и актуальная задача. Лексико-словообразовательное гнездо формально и семантически структурирует (упорядочивает) все производные слова, образованные от
одного базового слова (основы). И эти производные слова могут рассматриваться как ассоциативно связанные, как выраженные в языке ассоциации базового слова (вершины гнезда), репрезентирующего определенный концепт.
В современной лексикографии важной теоретической и практической задачей является составление лексико-словообразовательных словарей. При этом
для каждого из описываемых словообразовательных гнезд следует найти базовое слово (или несколько таких слов), т. е., говоря другими словами, определить производящую основу гнезда. Затем устанавливаются деривационные
структуры производных слов и демонстрируются связи производных слов с
производящими основами и однокоренными дериватами. Именно гнездовой
принцип построения деривационного материала в словарях нам видится практически значимым.
Сегодня в отечественном словообразовании и лексикографии накоплен
значительный по объему и крайне разнообразный по информации материал, который должен найти отражение в словообразовательных словарях. Это делает
проблемы выделения гнезд разных типов и построения внутриязыковой типологии гнезд весьма сложными и актуальными. Принимая во внимание принципы построения и наполнения гнезд в словарях и оценивая их значимость, выскажем некоторые соображения по поводу лексикографической подачи и
структурирования в них материала в пределах гнезда (гнезд).
Анализ лексико-словообразовательного гнезда демонстрируется в пособии на уровне лингвистического макроконструкта – потенциальной модели, которая включает в себя информацию из разных языковых подсистем35. Анализ
35
Под лингвистическим макроконструктом мы понимаем совокупность всех дериватов одного словообразовательного типа или одного лексико-словообразовательного гнезда, которые
существуют в современном русском национальном языке. Тем самым мы включаем в конкретную комплексную единицу словообразования производные слова и литературного и
диалектного языков, а также возможные просторечия, жаргоны, арго и т. п. Лингвистический
118
гнезд на уровне лингвистического макроконструкта позволяет говорить о гнезде как о единице хранения и упорядочивания информации, связанной с познавательной деятельностью человека.
В отмеченных выше гнездовых словообразовательных словарях
А. Н. Тихонова, Т. В. Ефремовой, И. А. Ширшова языковой материал представляет, главным образом, литературный пласт русского языка. В них введены
также отдельные просторечные, разговорные и специальные единицы (без
должной, на наш взгляд, системной организации такого введения). Диалектные
слова в лексикографические источники практически не включаются (за исключением небольшого количества слов, которые сопровождаются пометой
«обл.»), и это несмотря на то, что многие из этих слов имеют широкую территориальную распространенность и очень тесные формальные, функциональные
и смысловые связи с общелитературными словами. Между тем, именно диалектные слова (чаще всего – производные) в изобилии представлены в тех тематических группах, которые являются исключительно важными с социальной
и культурной точек зрения. Речь идет, в частности, о группировках лексики, характеризующей быт и жизнедеятельность народа. Введение таких единиц в
гнездовые словари русского языка (а диалектный язык организует один из пластов национального русского языка) будет, на наш взгляд, способствовать более адекватному концептуальному представлению дериватов, объединенных
формально и семантически в рамках лексико-словообразовательного гнезда
(или толково-словообразовательного).
Считая не просто полезным, но необходимым включать диалектные единицы в лексико-словообразовательные гнезда, мы выдвигаем следующие принципы, которые определяют их введение в то или иное гнездо:
1) территориальная распространенность диалектных дериватов; 2) наличие широких смысловых связей между дериватами одного гнезда; 3) наличие разветвленной сети диалектных вариантов производных слов.
Далее, опираясь на эти принципы, продемонстрируем системную организацию одного лексико-словообразовательного гнезда посредством вскрытия
смысловых и словообразовательных связей производных слов, в том числе диалектных дериватов.
Лексико-словообразовательное гнездо с максимальной полнотой отражает не только словообразовательную активность производных слов, формальную
и семантическую выводимость вторичных образований, но и непрерывность
семантического пространства, организованного системными семантическими и
словообразовательными связями между значениями производных единиц.
макроконструкт являет собой потенциальную модель, элементы которой (с той или иной
степенью полноты) реально существуют в некоторой языковой подсистеме. Может возникнуть вопрос о правомерности рассмотрения в границах комплексных единиц словообразовательной системы производных слов из разных социальных и территориальных сфер языка.
Полагаем, что такое рассмотрение языковых единиц возможно именно на уровне макроконструкта, о котором идет речь. Обоснование этого тезиса см. в (Евсеева, 2012).
119
В «Толковом словообразовательном словаре русского языка»
И. А. Ширшова производные слова в гнезде даются в алфавитном порядке. Мы
предлагаем другой способ подачи производных единиц, а именно включать их
в словарную статью с учетом отражения последовательности семантикословообразовательных связей. Такой способ подачи в пределах каждого гнезда,
как кажется, более точно будет отражать соответствующий логически выстроенный и упорядоченный фрагмент языковой картины мира.
При репрезентации выбранного для описания гнезда на уровне лингвистического макроконструкта были использованы как материалы современных
толковых словарей, так и данные диалектных источников. В ходе анализа были
выделены 44 производных слова, из которых 15 являются полисемичными.
Столь многочисленное и семантически разнообразное множество производных
слов и лексико-семантических вариантов в структуре данного гнезда позволяет
говорить о многоаспектности семантики как мотивирующего, так и мотивированного слов, которая помогает одному конкретному производному слову связываться с другими единицами того же гнезда не только через мотивирующее
слово, но и через лексико-семантические варианты.
Высказанные
положения
подтверждаются
анализом
лексикословообразовательного гнезда с мотивирующим словом гриб. Выявленные значения производных единиц, наполняющих гнездо с этим словом, эксплицируют
на языковом уровне – в границах данного гнезда – наши знания о реальных ситуациях с референтом слова гриб. При этом логические связи между этими ситуациями предстают эксплицитными и очевидными.
Грибы, которые являются низшими растениями, не образующими цветков
и семян, и которые размножаются спорами, растут активнее после ‘мелкого теплого дождя’36 (грибнúк 137 (диал.)38, грибóвник 1 (диал.), грибóвик 1 (диал.),
грибовúк 1 (диал.)). Имея специфичную ‘корневую систему’ (грибнúца 1 (лит.)),
грибы растут в ‘определенных местах’ (грибнúк 2 (диал.), грибнúца 2 (диал.)).
‘Ученые, изучающие грибы’ (грибовéд (лит.)), занимаются ‘наукой о грибах’,
исследуя виды грибов и их особенности (грибовéдение (лит.)). О том, что раньше грибов в лесах было много, говорят разные диалектные тексты, см., например: А грибы-то были – кадкими солили. Ех, грибов было!
Постепенное уменьшение количества грибов в связи с массовой вырубкой леса, а также обычная удаленность городов от лесных массивов способствовали тому, что появилась необходимость в создании ‘специальных мест – теплиц – для разведения грибов’ (грибнúца 3 (лит.)). Грибы прагматически значимы для человека, в первую очередь, как продукт питания. Но, чтобы полу36
Здесь и далее в кавычках дается значение производных слов, представленных в скобках.
В скобках иллюстрируются производные слова, наполняющие гнездо. Внутри полисемичных образований значения, или отдельные лексемы (лексико-семантические варианты), фиксируются индексами 1, 2, ...
38
Считаем необходимым при фреймовом представлении ЛСГ в словаре фиксировать пометой (лит., диал., простор. и под.) отнесение конкретного деривата к той или иной сфере
функционирования русского языка.
37
120
чить грибы как пищу, их нужно сначала собрать. ‘Сборщики грибов’тоже были
названы (грибнúк 3 (лит.), грибнúца 4 (лит.), грыбнúк 1 (диал.), грибóвник 2 (диал.)). Среди сборщиков грибов выделяются еще и ‘любители собирать грибы’
(грибнúк 4 (лит.), грыбнúк 2 (диал.), грибóвик 2 (диал.), грибнúца 4 (лит.),
грыбóвница 1 (диал.), грибóвица (диал.)), а также ‘мастерицы находить и собирать грибы’ (грибóвница 1 (диал.) и грыбóвница 2 (диал.)).
Собираются грибы в ‘определенную емкость’ (грибóвница 2 (диал.) ‘корзина’, грибóвня (диал.), грибóвенка (диал.) ‘лукошко’).
Одни люди собирают грибы для личного использования, а другие – для
продажи. Поэтому не только сборщики, но и ‘продавцы грибов’ получили свое
наименование (грибнúк 5 (диал.)). Но если есть продавцы, то есть и покупатели,
‘скупщики грибов’ (грибóвник 3 (диал.)).
Из грибов готовят разные блюда для еды – ‘суп, похлебку’ (грибнúк 6
(диал.), грибóвник 4 (диал.), грибнúца 5 (прост., диал.), грыбнúца (диал.),
грúбница (диал.), грибóвница 3 (диал.), грыбóвница 3 (диал.)), с ними пекут ‘пироги’ (грибнúк 6 (диал.), грибнúца 6 (диал.), грибóвик 3 (диал.), грибовúк 2 (диал.), грибóвник 5 (диал.)). Бывают ‘грибы отварные с маслом’ (грибнúк 7 (диал.),
грибнúца 7 (диал.), грибóвница 4 (диал.)), ‘тушеные’ (грибнúца 8 (диал.)), ‘грибы, жаренные без сметаны’ (грибнúца 9 (диал.), грибóвница 5 (диал.)), и ‘грибы,
жаренные со сметаной’ (грибнúца 10 (диал.), грибóвница 6 (диал.)). Для жарки
грибов используют ‘специальную сковороду с высокими краями’ (грибнúца 11
(диал.)).
В рассматриваемом нами гнезде особо выделяются дериваты грибнóй
(лит.), грибóвный (диал.), грыбóвный (диал.) (‘относящийся к грибам; грибам
свойственный; из грибов приготовленный’), восходящие к лексикосемантическому варианту, который называет пищу (Из грыбов все делали: солили, мариновали, суп грыбовный варили.) или место произрастания (Я не знаю
грибные места. Грибовное место здесь недалеко.).
‘Специалисты’ (грибовáры (лит.)) работают на ‘пунктах по засолке и маринованию свежесобранных грибов’ (грибовáрня (лит.)). ‘Грибы варят в специальных емкостях’ (грибовáрка (лит.)). Заготавливают грибы впрок также при
помощи сушки. Этим занимается ‘работник, нанизывающий грибы на чтолибо – леску, нить и под.’ (грибонúз (диал.)).
Специальное название получили ‘люди, любящие есть грибы’
(грибóвница 7 (диал.), грибнúца 12 (диал.)), а также охотно потребляющие их
‘животные’ (грибнúца 13 (диал.) ‘корова’) и ‘насекомые’ (грибоéд (диал.)
‘жук’).
Указанные здесь значения производных слов одного гнезда образуют семантическую сеть, «узлы» (т. е. темы производных) которой соотносятся со
словом гриб. Последнее является вершиной данного гнезда не только по принципу радиальной метонимии, когда все дериваты восходят к одному мотиватору. Сами эти «узлы» в указанной логической последовательности обусловливают появление друг друга. Иными словами, иерархия и связи узлов определяются в данном случае принципом цепочечной метонимии, когда значение одно121
го производного слова семантически связано со значением другого, которое
провоцирует появление следующего, и т. д. Представленная связь значений
производных слов одного гнезда соотносима с организацией лексикосемантических вариантов многозначного слова.
Помимо указанных здесь значений, в описываемом гнезде встречаются
производные слова со значениями, напрямую связанными со значением базового слова через посредство метонимического и метафорического типов переноса.
К таким метонимическим образованиям относятся дериват грибок 1 (лит.)
‘растительный микроорганизм – возбудитель брожения, а также заболеваний
кожи и других наружных покровов’, к которому восходит прилагательное
грибкóвый (диал.) (грибковый налет, грибковое заболевание) и глагол грúбнуть
(диал.) со значением ‘подвергаться брожению, кваситься, киснуть’.
К лексико-семантическим вариантам, которые обусловлены метафорическим типом переноса, относятся дериваты грибовúк 3 (диал.) ‘растение, сходное
с грибом, – наросты на деревьях, нечто среднее между грибом и трутом (чага)’
(здесь имеет место сходство и по форме, и по способу произрастания); грибóк 2
(диал.) ‘деревянная болванка в форме гриба, используемая при штопании чулок’; грибóвница 7 (диал.) ‘водяное растение – кувшинка, кубышка’ (сходство
бутона растения по форме со шляпкой гриба); грибня′к 1 (диал.) ‘черный губчатый в виде гриба камень, попадающий в рыболовные снасти со дна озера’ и
грибня'к 2 (диал.) ‘торфяной грунт дна, неровный, с ямами’ (в двух последних
случаях здесь наблюдается сходство по форме, структуре); грибúна (диал.)
‘участок озерного дна, где находятся размытые водой, похожие на грибы известняки’; грибкú (диал.), грибóчки (диал.), грúбчики (диал.), грибцы' (диал.)
‘мерзлые кочки на дороге, мерзлая грязь’ (сходство по форме: этимологически
лексема гриб связана со словом горб, имеющим первоначальное значение
‘морщина, складка’); грибáнчик (диал.) ‘прозвище сморщенного старика’;
грибáстик (диал.) ‘толстый человек, в складках’; грибáтка 1 (диал.) ‘внутреннее сало убитого животного’ – данное значение семантически восходит к ‘морщина, складка’, грибáтка 2 (диал.) ‘женский воротничок в мелких складочках,
украшенный жемчугом или бисером’, грибáтка 3 (диал.) ‘кружева, оборки,
подзор, обшивка сборками’ – прослеживается сходство с пластинчатыми грибами, у которых нижняя сторона шляпки состоит из множества пластинок,
складок. Со вторым значением слова грибáтка 2 связано собирательное существительное грибьё (диал.)); грибовáтик (диал.), грибоýха (диал.) ‘нижняя женская рубашка с оборками на рукавах и плечах’; грибóчек 1 (диал.) ‘фасон рукава
женской одежды’ (рукавчик грибочком); грибóк 3 (диал.), грибóчек 2 ‘девичий
свадебный головной убор’: Он надевается девками на голову только во время
причетов, когда они выходят замуж. Грибок покрывается тогда большим
платком, закрывающим и лицо невесты.); грибóк 4 (диал.) ‘оборки на платье’,
грибóк 5 (диал.) ‘кринка в виде гриба, шляпка которого служит крышкой’;
грибáн 1 (диал.) ‘мужчина с толстыми губами’, грибáн 2 (диал.) ‘угрюмый, вечно недовольный мужчина’ (губы в отдельных диалектах называют грибами, ср.
122
выражение грибы отвесил – о губах). К данному деривату относятся также
прилагательные грибáтый (диал.) и грибáстый (диал.)).
К метафорическим образованиям относятся также производные грибáха
(диал.) ‘женщина с большими, толстыми губами’; грúбаться 1 (диал.),
грúбиться 1 (диал.), грибáниться 1 (диал.) ‘хмуриться, становиться угрюмым’,
грúбаться 2 (диал.), грúбиться 2 (диал.), грибáниться 2 (диал.) ‘гримасничать,
корчить рожи’, грúбаться 3 (диал.), грúбиться 3 (диал.), грибáниться 3 (диал.)
‘морщить лицо, дуть губы, начинать плакать’, а также грибáтик (диал.) ‘плакса’ (ср. первоначальное значение слова гриб – ‘нечто клейкое, слизистое’).
Наконец, к метафорическим образованиям относятся прилагательное
грибовúдный (лит.) ‘имеющий форму гриба’ и существительное грибовúдность
(диал.) ‘свойство по прилагательному грибовидный’.
Продемонстрированный лингвистический макроконструкт представляет
собой потенциальную модель, элементы которой с определенной степенью
полноты возможны в разных подсистемах языка.
Так, например, на центральной и южной территории приенисейских говоров из 44 потенциально возможных выше описанных дериватов, мотивированных словом гриб, реально функционируют лишь 11. Это грибнúца (1. Часть
гриба, состоящая из тонких переплетенных нитей: Не тревожь грибницу, тихонько срезай; 2. Суп с грибами; 3. Жареные грибы; 4. Тушеные грибы);
грúбница ‘похлебка из грибов’; грыбóвница (1. Любительница собирать грибы:
Я перва грыбовница была.; 2. Похлебка из грибов: Из грыбов все делали: солили,
мариновали, суп грыбовный варили.); грибóвница (1. Любительница собирать
грибы: Я грибовница была: грибы собирала.; 2. Жареные грибы со сметаной:
Грибовница – это обабки принесем, очистим; кипятком обварить, порубить,
посолить, придавить. А назавтра жарить со сметаной; 3. Суп с грибами);
грыбнúца (1. Собирательница грибов: Грыбницы у нас есть, грыбы собирают.;
2. Похлебка из грибов); грибнúк (1. Тот, кто собирает грибы (чаще во мн. числе): Грибников понаехало из городу; 2. Тот, кто собирает и продает грибы: По
всей дороге грибники стоят. Полно в ведрах); грыбнúк (мастер собирать грибы:
Лексей Егорыч ходил, так ни одного гриба не принес, а знашь, какой он грыбник.); грибóвник ‘суп из грибов’. Дериваты грибкú, грибóчки, грúбчики используются, как правило, либо с модификационным значением ‘маленький’, либо с
оценочным значением. Иногда метафорически с грибками сравнивают детей:
Детки здоровы у них, крепки, красивы, как грибки растут.
Материал приенисейских говоров показывает, что логико-семантическая
цепочка лексико-семантических вариантов в одном отдельно взятом говоре при
отсутствии специального наименования не будет ущербной, поскольку отсутствующее в говоре слово обычно заменяется каким-нибудь описательным оборотом (дескрипцией) или каким-то другим словом. Например, сибиряки пирог с
грибами называют пирогом, не акцентируя внимания на начинке, или пользуются дескриптивными номинациями – грибной пирог, пирог с грибами. И это
несмотря на то, что параллельно с названием пирог в значении ‘пирог с гриба-
123
ми’ имеются специальные однословные наименования пирогов с другими ингредиентами, например: бруснúжник / бруснúчник, малúнник.
Теплый дождь, после которого обычно растут грибы, здесь называют не
грибникóм или грибóвником, а грибным дождем. Из блюд грибóвником именуют только ‘суп’, а для наименования остальных блюд используют дериваты
грибнúца, грыбнúца, грыбóвница, грибóвница. Места, богатые грибами, в приенисейских говорах называют грибными. Корзину тоже не именуют по грибам,
поскольку корзина здесь вещь многофункциональная: она используется и для
сбора грибов, и для уборки с поля овощей, и как емкость, в которую хозяйка
складывает продукты для покоса.
Отсутствуют в приенисейских говорах и специальные «грибные» глаголы, которые заменяются такими единицами, как хмуриться, становиться угрюмым, брови нахмурить, насупиться, гримасничать, корчить рожи, кривляться, морщить лицо, дуть губы, пузыриться, кваситься и под.
Анализ дериватов, наполняющих лексико-словообразовательное гнездо с
вершиной гриб, показывает, что семантико-деривационные связи, последовательно проявляющие себя в структуре гнезда, соединяют постепенно все дефиниции производных слов, образованных от одной мотивирующей единицы. В
исследуемом гнезде наглядно отражается характер семантико-деривационных
связей концепта, представленного в языке лексемой гриб, – концепта, который
высвечивает и жизненный уклад русского человека, и культурные ценности.
Вернемся к вопросу о включении диалектных единиц в лексикословообразовательное гнездо. В самом начале данного параграфа были высказаны принципы включения дериватов в гнездо, а именно (повторим здесь для
удобства) должны учитываться: 1) территориальная распространенность деривата;
2) наличие
обширных
смысловых
связей
между
лексикословообразовательными значениями дериватов одного гнезда; 3) наличие разветвленной сети диалектных вариантов производных слов.
Применение последних двух принципов было наглядно продемонстрировано при описании гнезда с вершиной гриб. На характеристике же первого
принципа стоит остановиться подробнее. Под территориальной распространенностью деривата, как полагаем, следует иметь в виду:
1) место конкретного говора, в котором представлен данный дериват, в
системе русского национального языка;
2) культурную и социальную значимость деривата;
3) необходимость деривата для полноты построения сети семантических
связей.
Иными словами, если дериват, даже при том, что он не обладает достаточной частотностью употребления в говорах, может заполнить лакуну в семантико-словообразовательной цепи, его, на наш взгляд, следует включать в
гнездо.
124
Контрольные вопросы
1. Каким образом решается вопрос о комплексных единицах словообразовательной системы в научной литературе?
2. Как взаимодействуют при формировании словообразовательной системы языка элементарные, простые и комплексные единицы?
3. Как понимаются в теории словообразования термины «словообразовательная пара», «словообразовательная цепь», «словообразовательное гнездо»,
«словообразовательная парадигма», «словообразовательный тип», «морфонологическая модель», «словообразовательная категория»?
4. На каких основаниях большинство лингвистов считают словообразовательный тип основной, важнейшей комплексной единицей словообразовательной системы языка?
5. В чем заключается отличие понимания термина «словообразовательный тип» с точки зрения системно-структурной парадигмы и с точки зрения
когнитивного направления в лингвистике?
6. Что понимается под словообразовательным значением производного
слова?
7. Как понятие словообразовательного значения соотносится с понятиями
лексического и грамматического значения слов?
8. Почему семантика словообразовательного типа трактуется в современном языкознании как упорядоченная, иерархически организованная система?
9. Полимотивация может быть рассмотрена и как явление, функционирующее внутри одного словообразовательного типа, и как внутритиповое явление. Продемонстрируйте этот тезис на примерах.
10. Как соотносятся понятия продуктивности и регулярности словообразовательного типа?
11. Почему словообразовательное гнездо можно рассматривать как фрагмент языковой картины мира?
12. Почему лексикографы в разные временные периоды обращались к
гнездовому принципу группировки языкового материала в словарях?
13. Охарактеризуйте русскоязычные словари, построенные по гнездовому
принципу.
14. В чем особенность современных методов и подходов, направленных
на анлиз словообразовательных гнезд?
15. Каковы принципиальные отличия лексико-словообразовательного
гнезда от гнезд лексического и словообразовательного?
125
ТРЕНИРОВОЧНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ
Упражнения по теме «Функции служебных морфем»
Упражнение 1
Выделите окончания в словах (формах слов). Определите грамматическое
значение каждой флексии.
1. Брось, вода, бобр, жалко, молодец, некий, один, очень, пишу, поток,
старый, судья, читать.
2. Борода, бык, видишь, где, гореть, город, долго, здесь, масло, мил, новое, одно, принести, шерсть.
3. Бить, ворон, втроём, дорогой, знали, кипит, когда, кони, ляг, путь, счёт,
три, шутка, щит, это.
Упражнение 2
Определите грамматическое значение каждой флексии. Укажите одинаковые по фонемному составу окончания, которые скрываются за различным их
написанием в формах слов.
1. Гоню, зною, коня, льва, отцу, поля, сердца, стучу, сижу, моря.
2. Говорят, давлю, ищут, сушат, пилю, сидят, кожу, читают, пишут.
3. Белую, большая, давнюю, милая, новую, позднюю, розовая, злая.
Упражнение 3
Выделите слова (формы слов), содержащие одинаковые по фонемному
составу: а) окончания, б) суффиксы. Укажите функцию по образованию (словоизменительная, формообразовательная и словообразовательная) выделенных
окончаний и суффиксов.
1. Беру, дрожа, идут, мама, няня, пишут, поют, сидя, стелю.
2. Колющий, лёжа, пишущий, свистящий, сидя, шуршащий.
3. Князю, книга, шитьё, скользя, товарищу, стремя, перо, шурша.
Упражнение 4
Выделите слова (формы слов), которые имеют формообразовательные
суффиксы. Определите грамматическое значение каждого формообразующего
элемента.
1. Быстрый, пишу, сказал, скорее, старейший, читаю, чудеса, щёлка, шуметь, братья.
2. Бегаю, верёвка, новейшая, прыгнуть, соловьи, шагали, рассказав,
скользящий.
3. Бывать, гнать, дунуть, книжный, листья, ложка, дави, строжайший,
брось.
126
Упражнение 5
Укажите слова (формы слов), имеющие словообразовательные суффиксы? Определите их словообразовательное значение.
1. Скользко, забаррикадировать, народный, синий, точить, утром, ученица, белеть.
2. Бочка, винтить, дрогнуть, жёлтый, колун, мировой, ночью, стучать,
тряпьё.
3. Братский, ветка, гнуть, колдун, жизнь, зябко, искра, колоть, набивать,
стакан, щиток.
Упражнение 6
Укажите слова (формы слов), имеющие словообразовательные префиксы?
Определите их словообразовательное значение.
1. Безответственный, безмен, восток, восход, забор, заказ, написать, подать, понять, приятный.
2. Вздор, взнос, власть, убрать, добрый, доверить, истинный, наклеить,
создать, угаснуть.
3. Дохнуть, дошкольник, образ, обрывать, поднять, пособие, расти, расписать.
Упражнение 7
Определите функцию префиксов по образованию (словоизменительные,
формообразовательные, словообразовательные). Обоснуйте свою точку зрения.
1. Вымыть, налить, написать.
2. Выпить, поесть, попить, съесть.
3. Рассказать, подыграть, подпеть.
Упражнение 8
Определите функцию (формообразующая или словообразовательная)
префиксов в словах наибольший и наилучший. Обоснуйте свою точку зрения.
Упражнение 9
Докажите, что в слове тряпье /j/ является словообразующим суффиксом,
а в слове читай – формообразующим.
Упражнение 10
Докажите, что в слове знайте /j/ является формообразующим суффиксом,
а в слове веет – относится к корню.
Упражнение 11
Докажите, что в слове купил /л/ является суффиксом, а в слове куплю – частью корня. Определите вид исторического чередования, наблюдающегося в
127
данном случае. Приведите по 2-3 примера, демонстрирующих рассматриваемое
явление.
Упражнение 12
Покажите морфемное членение глаголов капать, мигать, толкать. Как
морфемный состав глаголов капнуть, мигнуть, толкнуть подсказывает членение глаголов капать, мигать, толкать? Определите функцию по образованию
суффиксальных морфов -а- и -ну-.
Упражнение 13
Выпишите слова: а) с нулевым суффиксом, б) слова непроизводные с
точки зрения современного русского языка.
Раскрой, разгром, раскраивание, решето, ручей, переговоры, пересказ, перешивание, перила, перелом, переносица, трата, укор, травма, запись, закон, заплыв, гладь, медь, муть, плеть, горечь, пьянство.
Упражнение 14
Выпишите из текстов имена существительные, образованные при помощи
нулевых суффиксов. Определите функцию по образованию нулевых морфем.
В передней толкотня, тревога,
В гостиной встреча новых лиц,
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей.
(А. С. Пушкин)
Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной,
Сердце гложет плакучая дума …
Ой, не весел ты,
Край мой родной.
(С. Есенин)
Упражнение 15
В выделенных словоформах приведенных ниже предложений выделите
приставочные, суффиксальные и флексийные морфы. Укажите их функцию по
образованию (словоизменительная, формообразовательная и словообразовательная).
1. Снежное покрывало все поле покрывало. 2. На то и печь, чтобы хлебы
печь. 3. Ведро дало течь, и вода стала течь. 4. Ветер стих. Этот стих написан
ямбом. 5. Мы получили хорошие вести. Надо вести брата в детский сад. 6. Ее
платье красиво, и ты должна одеваться красиво. 7. Из земли показалось три
росточка. Расточка деталей закончилась.
Упражнение 16
Определите часть речи, к которой могут относиться приведенные ниже
слова и формы слов. Выделите в них морфы в зависимости от частеречной принадлежности.
1. Замок, окуни, пила, (по) прежнему, звонок.
128
2. Мели, мелок, соли, (по) весеннему, незаметно.
3. Пряди, простой, устав, стекла, дали.
Упражнение 17
Выделите морфемы в словах (формах слов). Определите функцию по образованию каждой аффиксальной морфемы. Укажите значение словообразовательных морфем.
1. Купля, куплю, купленный, покупка; ловец, ловить, ловлю, ловля.
2. Лить, лил, лью, слияние; пилить, пилил, пилю, пиление, пила.
3. Петь, пел, пою, пение; сидеть, сидел, сижу, сидение.
Упражнение 18
Сопоставьте словообразовательное значение, грамматические признаки и
морфемный состав выделенных словоформ.
Он курит медленный табак.
Его рубашка нараспашку;
Чрез полчаса, заправив бак,
Он выйдет в поле на распашку.
(М. Исаковский)
Упражнение 19
Сгруппируйте слова по сходству их морфемного состава: 1) слова, состоящие только из корня; 2) слова, состоящие из корня и окончания; 3) слова,
состоящие из префикса, корня и окончания и т.д. Определите функцию по образованию каждой аффиксальной морфемы. Укажите значение словообразовательных морфем.
1. Берёза, ворот, выход, дворник, дом, молочница, пекарь, поле, проводка,
судья, утюжка, шитьё.
2. Безбожник, бельё, восхищение, грамматист, молоко, новшество, отклик, печь, топор, учитель, школа.
3. Коростель, бинокль, обливка, метель, обложка, завязка, заход, погон,
посол, бездонный, светлый.
Упражнение 20
В данных словах выделите приставки, определите их функцию по образованию (словообразовательная, формообразующая или синкретичная). Укажите
значение словообразовательных морфем.
1. Предолгий, разволновать, наиважнейший, соученик, пролететь.
2. Разделить, пресладкий, испугать, безответственный, понести.
3. Развесёлый, бесклассовый, подделать, отовсюду, запеть.
129
Упражнение 21
Ниже даны видовые пары. Укажите, в каких парах приставка изменяет
только вид (лексическое значение остается неизменным) и где, наряду с видом,
изменяется и лексическое значение.
Писать – подписать, писать – переписать, писать – написать, рисовать –
перерисовать, рисовать – нарисовать, делать – переделать, читать – перечитать,
клеить – наклеить, клеить – склеить, рубить - надрубить, рубить – срубить,
есть – заесть, есть – переесть, есть – съесть.
Упражнение 22
Укажите, с помощью каких средств языка выражены различия между несовершенным и совершенным видом у следующих глаголов.
Дать – давать, петь спеть, кричать – крикнуть, насы'пать – насыпáть, забросить – забросать.
Упражнение 23
Выпишите из текста: 1) словоформы с нулевой флексией; 2) словоформы
с нулевым формообразующим суффиксом; 3) словоформы с нулевым словообразующим суффиксом.
В деревне, где Евгений мой,
Отшельник праздный и унылый,
Ещё недавно жил зимой
В соседстве Тани молодой,
Моей мечтательницы милой;
Но где его теперь уж нет…
Где грустный он оставил след.
И вы, читатель благосклонный,
В своей коляске выписной
Оставьте град неугомонный,
Где веселились вы зимой;
С моею музой своенравной
Пойдёмте слушать шум дубравный
Над безыменною рекой
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»,
V строфа 7-я глава)
Упражнение 24
Объясните, чем отличаются выделенные глаголы с точки зрения морфемной структуры слова.
В трамвае один пассажир спрашивает у другого:
- На следующей остановке выходите?
А кондуктор напоминает:
- На следующей остановке выходите!
Упражнение 25
Определите функцию по образованию постфикса -ся в следующих словах
и укажите словообразовательное значение, которое формируется при его участии.
130
1. Бриться, смеяться, строиться, здороваться, брызгаться, стараться, надеяться.
2. Мыться, карабкаться, злиться, переписываться, улыбаться, начинаться,
кланяться.
3. Касаться, ругаться, ссориться, вдуматься, радоваться, подниматься,
кукситься.
Упражнение 26
Определите функцию по образованию постфикса -ся в следующих словах
и укажите словообразовательное значение, которое формируется при его участии. Укажите морфемы, которые помимо постфикса -ся участвуют в образовании данных слов.
1. Банкротиться, прохудиться, посчастливиться, вчитаться, куститься,
сторониться, досидеться, перемигиваться, скупиться.
2. Храбриться, удосужиться, ухитриться, нуждаться, расщедриться, разгуляться, виднеться, красоваться, наловчиться.
3. Отпочковаться, гордиться, ухитриться, разбежаться, руководствоваться, расплакаться, церемониться, ожеребиться.
Упражнение 27
Определите функцию по образованию (словообразовательная, формообразующая) постфикса -ся/-сь в выделенных словоформах. Укажите словообразовательное значение постфиксов.
I. 1) Чины людьми даются, а люди могут обмануться (А. Грибоедов).
2) Степан шёл согнувшись, опустив голову, стараясь ни на кого не смотреть
(Н. Горбачев). 3) Я стал стучаться в дверь. Вышел хозяин. Я попросил воды
(А. Пушкин). 4) Стучись же, гость неведомый! Кто б ни был ты, уверенно в калитку деревенскую стучись! (Н. Некрасов). 5) За избушкой чернелись две фуры,
у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь (Л. Толстой).
6) Из-под челнока бесшумно разбегались тонкие струйки, играя поплавками
удочек (М. Горький). 7) Убери собаку-то, злая она у тебя. Ещё, небось, кусается (М. Шолохов).
II. 1) И когда чтение кончилось, соседи разошлись по домам, растроганные и очень довольные Ольгой и Сашей (А. Чехов). 2) Компас, покрытый колпаком с вырезом, освещался маленькой лампой (А. Новиков-Прибой).
3) Отечество, работа и любовь – вот для чего и надобно родиться, вот три сосны, в которых – заблудиться, и, отыскавшись, заблудиться вновь
(Р. Казакова). 4) Гуляй, пока твоя пора придёт. Ещё насидишься
(А. Островский). 5) Короткие сумерки быстро сменились ласковой, чудной,
тропической ночью (К. Станюкович). 6) С кем мне поделиться Той грустной
радостью, Что я остался жив? (С. Есенин). 7) Я вот ни от кого до сих пор толку
не доберусь (Н. Гоголь).
131
III. 1) Когда в делах – я от веселий прячусь, Когда дурачиться – дурачусь,
А смешивать два этих ремесла Есть тьма искусников, я не из их числа
(А. Грибоедов). 2) Билеты продаются водителем прямо в автобусе (А. Алексин). 3) День вступил в свои права, Постучались в дверь слова (Я. Козловский).
4) Прихотливо извиваясь, заснеженная аллея устремляется за город
(А. Барков). 5) Улица освещается фонарями. 6) С отцом своим Мерцалов почему-то разошёлся и жил у учителя математики Тамошевича (В. Вересаев).
7) Белая береза под моим окном Принакрылась снегом, точно серебром
(С. Есенин).
Упражнение 28
Выпишите из предложений словоформы, в морфемной структуре которых
имеются постфиксы. Определите их функцию по образованию (словообразовательная, формообразующая).
1) Споёмте, друзья, ведь завтра в поход уйдём в предрассветный туман
(А. Чуркин). 2) Смотрите мне в глаза, дядя! Смотрите внимательно, пока не заметите, что нет во мне желания подурачиться, что я настроена необычно
(А. Грин). 3) Как живётся вам – здоровится – можется? (М. Цветаева). 4) И хором бабушки твердят: «Как наши годы-то летят!» (А. Пушкин). 5) Давайте же
мыться, плескаться, купаться, нырять, кувыркаться… (К. Чуковский). 6) А нука, Македонца или Пушкина попробуйте назвать не Александром, а как-нибудь
иначе! Не пытайтесь (А. Тартаковский). 7) …Аффикс может иметь какойнибудь смысл только тогда, когда он применен в какой-либо основе, а не существует сам по себе (Г. О. Винокур).
Упражнение 29
Из нижеприведенных рядов слов и форм слов выпишите те, которые
имеют в своем составе: 1) только словообразовательную основу; 2) словообразовательную и словоизменительную основы; 3) словообразовательную и формообразующую основы; 4) словоизменительную, формообразующую и словообразовательную основы; 5) не имеющие основы.
1. Гора, быстрее, сгоряча, горевший, звучный, закричать, сильнейший,
вдруг, теплый, идти, по-хорошему, ярчайший, старость, повеселее, быстрейший, кино.
2. Разыгранный, высоко, бежит, ворча, могуче, спелый, зарубит, загрустив, поспела, шоссе, москвич, перегореть, доска, освободитель, ходил, от,
вниз.
3. Жемчужина, бросание, издевательство, распеться, розыгрыш, хлопушка, белейший, веселее, играя, ползти, горько, прыгнув, холст, шахиня, над,
крепче.
132
Упражнения по теме «Прерывистые аффиксальные комплексы»
Упражнение 30
Определите способ создания данных слов (на первом месте дано исходное слово, на втором – производное). Какие аффиксы здесь использованы?
Сад – садик, картина – картинка, творить – творец, подсказать – подсказка, зуб – зубец, зубец – зубчатый, год – годовой, свет – светлый, ходить – сходить, смотреть – высмотреть, добрый – предобрый, зрелый – перезрелый, падать – спадать, держать – придержать, возить – подвозить.
Упражнение 31
Выясните, на основе каких сочетаний существительных с предлогами образованы данные слова.
Подберезовик, подосиновик, подоконник, приморье, подземелье, подорожник, бесстыдник, простенок, подножие, нарукавник, наконечник, пришкольный, привокзальный, подорожный, пореформенный.
Упражнение 32
Подберите исходные слова к следующим производным прилагательным,
определите способ словопроизводства.
Заречный, безрогий, лесной, заграничный, безвкусный, голосистый, собеседник, костлявый, восклицательный, подкулачник, бездеятельный, зеленоватый, надпочечник, узорчатый, изменчивый, прилавок, геройский, героический,
дерзкий, молчаливый, радостный, подмышки, нахлебник.
Упражнение 33
Подберите исходные слова к следующим производным. Отдельно выпишите дериваты, в которых имеются прерывистые аффиксальные комплексы.
Как называются эти комплексы? Определите их значение.
Смелость, болтовня, наперсток, избиратель, напарник, подбородок, переписать, утиный, расписаться, подворотня, розыгрыш, совершенство, нагрудник,
поджилки, междуречье, просмотреть, наглазник, одноклассник.
Упражнение 34
Какие из данных слов образованы при помощи прерывистых аффиксальных комплексов, а какие только при помощи приставки?
1. Бесплановый, бесшабашный, бездетный, бессовестный, безынициативный, бесполезный, безгрешный, бестолковый, бесчувственный, безмозглый,
безрадостный, безошибочный, безразмерный, безупречный, безналичный.
2. Прибрежье, прижечь, пригорок, приставка, призадуматься, прикасаться, прикрикнуть, приморье, приземлиться.
133
3. Подготовительный, подлокотник, поддержать, подснежник, подговорить, подберезовик, подмастерье, пододеяльник, поднакопить.
Упражнение 35
Какие из данных слов образованы при помощи прерывистых аффиксальных комплексов, а какие только приставочным или только суффиксальным
способом? Распределите дериваты в три колонки.
1. Приживальщик, пристенок, приемочный, признательность, призывник,
прихвостень, прикладник (работающий в области прикладного искусства), прикосновение, признание, прихлебатель, призрение.
2. Поджарка, подмерзнуть, подвенечный, подвижничество, подливка,
подлодка, подложить, подобранный, подосиновик, подрамок, подземелье, подзолистый, подкидыш.
Упражнение 36
Установите, все ли приведенные слова являются конфиксальными с точки
зрения современного русского языка.
Ошеломить, ожерелье, озеленить, опешить, сокурсник, соратник, союзник, рассмеяться, раскричаться, заплечный, закадычный, подпечек, подбородок,
подснежник.
Упражнение 37
Выпишите конфиксальные прилагательные и подберите к ним мотивирующие слова.
Бесправный, безынтересный, бесшабашный, беспроигрышный, беспосадочный, беспризорный, беспечный, беспартийный, беспардонный, безвольный,
безалаберный.
Упражнение 38
Распределите слова в три колонки в соответствии со способом словообразования: 1) префиксальный, 2) суффиксальный, 3) префиксальносуффиксальный. Какие слова могут быть одновременно отнесены в две колонки? Аргументируйте ваш ответ.
Входить, безостановочный, надомница, надомный, безошибочный, сослуживец, предвесенний, дружба, предохранитель, утяжелить, обжаривать, пересмотреть.
Упражнение 39
Выделите морфемы в данных словоформах, выпишите дериваты, образованные приставочно-суффиксальным путем, в которых суффиксальная морфема материально не выражена (является нулевой).
134
Подкова, безрукий, подзатыльник, подлиза, проседь, безглазый, задира,
бескрылый, взнос, раскрыться, ожог (сущ.), просинь, зажим, предплечье, изголовье, березняк, примесь, бессердечие, безусый, короед.
Упражнение 40
Определите, одним или разными способами образованы слова в каждой
группе. Обоснуйте ваш ответ.
1. Выспаться, выписаться, выкатиться, выплакаться.
2. Соучастник, соцветие, содействие, соискание, сотрудник, созвездье.
Упражнение 41
Выделите в словах морфемы. Какие слова образованы префиксальным
способом, какие при помощи нулевой суффиксации, а какие префиксальносуффиксальным путем?
Отлив, проседь, удаль, пригород, соавтор, перекур, захват, неслух, подбор, выезд.
Упражнение 42
Определите способы образования наречий.
Вверх, вдаль, вдогонку, верхом, вечером, вкривь, вполовину, впятером,
вприглядку, второпях, давненько, дважды, доверху, навстречу, назавтра, наперегонки, начисто.
Упражнение 43
От данных слов образуйте все возможные наречия. Определите способ
словообразования. Какие словообразовательные аффиксы использованы при
образовании наречий?
1. Белый, веселый, горячий, далекий, легкий, новый, скорый, сухой.
2. Блестящий, испуганный.
3. Бок, верх, век, встреча, даль, начало, низ, ряд.
4. Догонять, плавать, распахнуть, скакать.
Упражнение 44
Определите способы образования глаголов.
Важничать, выговаривать, колоситься, зеленеть, обессилеть, обновить,
распоясаться, овдоветь, дождаться, застеклить, перемигиваться, перепрыгнуть,
петушиться, подпрыгивать, удвоить, перезваниваться, учиться, раззадориться,
вглядеться, заболотиться.
Упражнение 45
От данных слов образуйте глаголы. Определите способ их образования.
Какие аффиксы использованы при образовании глаголов?
135
1. Ветер, порядок, сила, стекло, тень, учитель.
2. Бедный, богатый, низкий, прямой, сухой, хромой.
3. Бегать, бить, будить, дать, дразнить, плыть, рвать, ругать.
Упражнение 46
Определите способы образования данных слов. Выделите конфиксы,
укажите их значение. Подберите дериваты, в которых каждый элемент конфиксов выступает как самостоятельное деривационное средство. Сравните словообразовательное значение производных слов, образованных при помощи одного аффикса с конфиксальными образованиями.
Наручник, выспаться, междуречье, безрезультатный, по-деловому, проговориться, прослезиться, понемногу, дословный, сокурсник, неразбериха, безвинный, обанкротиться, бездомный, вчетвером, навеселе, непобедимый.
Упражнение 47
Ниже представлены конфиксы. Подберите под данные конфиксальные
структуры производные слова. Определите их часть речи и способ словопроизводства.
1. Под-…-ник, на-…-ник, на-…-ок, под-…-ок, под-…-ик, вз-…-j,
пред-…-j(э), без-…-ник.
2. Вы-…-и(ть), про-…-и(ть), на-…-и(ть), о-…и(ть), обес-…и(ть),
по-…-ива(ть).
3. По-…-ому, по-…-и, по-…-у, в-…-ую, за-…-о, из-…-а, с-…-а, в-…-у,
в-…-ом.
4. О-…-и-…-ся, про-…-и-…-ся, пере-…-ива-…-ся, у-…-и-…-ся,
рас-…-и-…-ся.
Упражнение 48
От некоторых имен существительных (как собственных так и нарицательных) приставочно-суффиксальным способом образуются собственно географические названия – При-эльбрусь-[j(э)], При-морь-[j(э)], За-карпать-[j(э)],
За-полярь-[j(э)], За-волжь-[j(э)], За-донь-[j(э)], За-кавказь-[j(э)] и др. Продолжите ряд одноструктурными образованиями.
Упражнение 49
Среди большого числа образований с конфиксами без-…-ник,
за-…-ник, на(д)-…-ник, около-…-ник, по(д)-…-ник, пред-…-ник, со-…-ник одной из самых многочисленных групп являются имена существительные с прерывистым комплексом по(д)-…-ник. Выделите среди приведенных ниже слов с
общим словообразовательным значением «предмет (в широком смысле), находящийся ниже того/ под тем, что названо производящей основой» лексикотематические группы, предварительно уточнив значение слов по словарям современного русского языка.
136
Подзеркальник, сокурсник, подкаблучник, наушник, подорожник, поморник, подблюдник, нахвостник, предбанник, подзаборник, подоконник, подлапник, безбожник, подлистник, подкулачник, подсвечник, нарукавник, подрамник, подворник, пододеяльник, бесстыдник, подъельник, подбережник, подельник.
Упражнение 50
Из данных предложений выпишите производные слова, образованные
конфиксальным путем. Определите их способ словообразования, укажите словообразовательное значение деривата.
1. Пора большой воды в Залужье, как и во всех приокских селах, переживается как большой праздник (С. Крутилин). 2. Посреди леса, на расчищенной и
разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря (И. С. Тургенев).
3. Живописность самого городка и окружающих лесов, рощ, полей и деревень
издавна привлекала сюда художников, считавших все эти места наилучшим
выражением русской природы (К. Паустовский). 4. Летом она [степь] со своим
торжественным покоем (…) наводила на меня унылую грусть, а зимою безукоризненная белизна степи, ее холодная даль, длинные ночи и волчий вой давили
меня тяжелым кошмаром (А. П. Чехов). 5. За далекие пригорки уходил сраженья жар (А. Твардовский). 6. Наружность у нее самая обыкновенная: нос папашин, подбородок мамашин, глаза кошачьи (А. П. Чехов). 7. Прохор сплавал на
ту сторону, нарвал фиалок и царских кудрей, расцветил букет огнями желтых
лилий и поплыл обратно (В. Шишков). 8. На ранней утренней заре, по ледяному
ветру и первому мокрому зазимку, уезжали в леса и в поле (И. Бунин). 9. Миртов благодарно полюбил эти купанья и прогулки втроем (А. И. Куприн).
10. Над головой моей издалека, похожие на древних птиц, летели напуганные
чем-то облака (В. Федоров). 11. Надежды нет им возвратиться, но сердце поневоле мчится в родимый край (М. Ю. Лермонтов). 12. Мне не спится, нет огня;
всюду мрак и сон докучный (А. С. Пушкин). 13. Я уже делаюсь наполовину
серьезен, так как ты тревожишь меня (А. Грин). 14. Рассуждают, соображают
вкривь и вкось, а самим скучно – не занимает их это; сквозь эти крики виден
непробудный сон! (И. А. Гончаров). 15. А то вдруг мальчик впадал в беспамятство, улыбался жалкой, совсем детской и по-детски беспомощной улыбкой и
начинал очень слабо, чуть слышно петь какую-то неразборчивую песенку
(В. Катаев).
Упражнения по теме «Интерфиксация»
Упражнение 51
Что представляют собой выделенные части данных слов? Каким значением они обладают? Одинаково ли их положение в составе слова? Как решается
вопрос о статусе этих элементов в лингвистике?
137
Паровоз, сине-зеленый, громоотвод, земледелец, кофейник, певец, хранилище, шоссейный, сегодняшний, смотреть, мхатовский, кантианство, клоповник, читальня, медвежатина, марсианец.
Упражнение 52
Определите, от чего и при помощи чего образованы данные сложные слова.
1. Красновато-лиловый, землевладелец, землевладельческий, яйцевидный, желторотый, водолаз, полноводный, теплозащитный, шестичасовой, электротракторный, прямоугольник, шестиклассница, картофелечистка, пароходный.
2. Ярко-желтый, судоверфь, пароход, пароходство, атомоход, пучеглазый,
старообрядческий, буревестник, растворомешалка, домоседка, пивовар, овцевод, двухтомный, четырехлетний, восьмистишие.
Упражнение 53
Расчлените слова на морфемы. Выделите основу и определите, простая
она или сложная. Чем соединяются части слов в структуре сложных основ?
Голубоглазый, поликлиника, двуспальный, нефтебаза, простуда, разносторонний, сверхмодный, трехлинейный, электробритва, дозиметр, звукоизоляция, любвеобильный, быстродействующий, сорвиголова, конезавод, близкостоящий, антиреволюционный, долгоиграющий, горячолюбимый, агрокризис,
полисемия.
Упражнение 54
Выделите производящую основу данных слов. Подобрав производящее
(мотивирующее) слово, установите, какие морфонологические явления произошли в основе анализируемого производного слова при словообразовании.
Американский, воздушный, высота, исторический, желейный, курский,
лиловатый, жилец, пластинчатый, пловчиха, подветренный, камазовец, молчаливый, сводчатый, гуманистический, густобровый, хаотический, художникмозаичист, курятина, страдалец, визготня.
Упражнение 55
Расчлените слова на морфемы. Выпишите слова, в которых имеются интерфиксы. Какова функция интерфиксов в образовании данных слов?
1. Желейный, морозный, релейный, трофейный, конечный.
2. Альпийский, кавказский, сомалийский.
3. Дробность, живность, лукавость.
4. Линкор, пешеход, совхоз, сталевар, трехкопеечник, чернозем, электростанция, пятифранковик, триста.
138
Упражнение 56
Сравните отсубстантивные прилагательные на -ский и отсубстантивы на ец с интерфиксами и без них. Почему в одних словах (1) не требуется интерфиксов, а в других (2) они обязательны? (При ответе на данный вопрос пользуйтесь статьей (Дементьев, 1974, с. 117–118)).
1. Бакинский, бакинец; тувинский, тувинец; ялтинский, ялтинец; ельнинский, ельнинец.
2. Самаркандский, самаркандец; оренбургский, оренбуржец; ташкентский, ташкентец; кокандский, кокандец.
Упражнение 57
Из предложений, выбранных из газет, выпишите существительные, образованные от сложносокращенных слов. Какие интерфиксы участвуют в образовании отаббревиатурных существительных?
1. С переходом на самофинансирование непосредственно в конторе…
вместо 29 стало 69 человек. Прибавились… асуповцы, снабженцы. 2. Что решит Совет Министров СССР? К чему приговорит он десятки тысяч аямовцев?
3. Мы сели в старенькую «беэмвешку». 4. За что же страна не один десяток лет
кормила многотысячный аппарат госкомтрудовцев в центре и на местах…
5. Увы, слова «много лекарств», о чем поведал госплановец Н. Шеблыкин, вовсе не означали, что их достаточно. 6. Энтузиастам нужна квалифицированная
помощь реставраторов, дизайнеров, знатоков той эпохи и гулаговского быта.
7. Дед «зэпэушного» дома уже мог благодаря прогрессу свободно калякать со
своей старухой по микрофону из подъезда. 8. За Лизой стал ухаживать хлыщеватый мгимошник, подкатывавший к развалившемуся флигелю истфака на темно-кофейной «трешке». 9. По пьяному делу Лялька два раза била машину, но
эмвэдэшница все устраивала.
Примечание:
АСУП – автоматизированная система управления предприятием, АЯМ –
Амуро-Якутская магистраль, госкомтруд – государственный комитет Совета
Министров СССР по вопросам труда и заработной платы, госплан – государственное планирование, ГУЛАГ – главное управление лагерей, ЗПУ – запорнопереговорное устройство, МГИМО – Московский государственный институт
международных отношений, МВД – Министерство внутренних дел.
Упражнение 58
С помощью каких суффиксов образуются существительные 1) мужского
рода, относящиеся к словообразовательному типу со значением «лицо, характеризующееся действием, названным глаголом»; 2) женского рода, относящиеся к
словообразовательному типу со значением «лицо, женского пола, названное по
лицу мужского пола по профессии, по национальности, по месту жительства,
по социальному положению и различным индивидуальным качествам»? Выде139
лите существительные, в образовании которых принимают участие интерфиксы. Какова их роль в слове?
1. Бегун, выходец, говорун, повелитель, игрок, кормилец, летчик, носильщик, ответчик, перевозчик, писатель, умелец, сталелитейщик, помощник,
преподаватель, разведчик, строитель, мхатовец.
2. Актриса, американка, англичанка, артистка, батрачка, бездельница, гидесса, болтунья, горожанка, динамовка, докторша, ленинградка, лезгинка, москвичка, певица, профессорша, спартаковка, говорунья.
Упражнение 59
Из предложений, выписанных из газет, выделите сложные слова и распределите их на две группы: 1) образованные при помощи интерфиксов;
2) безынтерфиксные образования.
1. Пять этажей музея расположены ярусами по спирали гигантской чаши – как башня-гараж. 2. Прежде чем начать «возъезжание» велоальпинист
проделал 1100 километров по саваннам и пустыням континента. 3. Расширяется
спектр источников доказательств, что значительно облегчает оперативнорозыскные действия. В частности, можно будет использовать видеофотоматериалы, звукозаписи. 4. Именно этим целям подчинена советская программа
действий на азиатско-тихоокеанском направлении, хорошо известная как владивостокские и красноярские инициативы. 5. Некоторые импортные медикаменты рассчитаны на весьма узкий круг высокоответственных больных. 6. Это
должен быть нестандартный, глубокознающий человек. 7. Под руководством
опытного наставника-женьшеневеда выбираются подходящие для посадки места. 8. И это убеждало всех неискушенных, не замечавших, что таким рассуждением истина-процесс была заменена застывшей догмой. 9. Китолобые, острохвостые субмарины не спешат занимать морской причал. 10. Бородатые люди
со слезами на глазах говорили о засилье феминизма, о мужефобии, распространившейся в мире, об упадке мужского духа. 11. Жених в порыве словонедержания рассказал, какие роскошные подарки везет невесте и ее родне. 12. «Трехцветник», как здесь называют сине-бело-красный флаг Франции, соседствует с
нашим алым полотнищем. 13. Шестиколески, оснащенные балансирами, идут
мягко и последовательно.
Упражнение 60
Из предложений выпишите окказионализмы. Определите их значение и
способ образования. Установите морфонологические средства, способствующие образованию новых слов.
1. Ехала бы лучше к племяшу, чем в эдаком-то мышовнике
(Ф. А. Абрамов). Здесь давно-предавно, с незапамятных пор поселились два
племени, жившие в ссоре: горемыки в горах, моремыки же в море (Из газеты).
Затягивают маленькие путы. Заботы. Ежедневщины. Минуты (М. Львов). Протяни, беленыш, руку – Откушу я пальчики… (Л. Ошанин). Прощевайте, в доб140
рый путь, Добрую добриночку (И. Лысцов). На сердечушке ледок, Ой многомного наледи… (О. Фокина). Хочу и нынче не отстать от века И, досыта вкусив
земного хлеба, Отведать галактического млека И, леонардоввинчиваясь в небо,
Достичь сверхмикеланджеловской мощи! (Л. Мартынов). Я снег твой люблю…
двугорбый Эльбрус. Вот мордой в обрыв нагорья лежат, в сиянье горбы твоих
эльбружат (С. Кирсанов). Ах, Яснополяныч, Как в поисках вы измотались…
(Е. Евтушенко). Кремлевцы с ранних пор шагали с песнями на сбор…
(В. Казин). Фактовик, натуралист, эмпирик, а не беспардонный лирик!
(Б. Слуцкий). Она связала эти времена в туманно-теневое средоточье
(Е. Евтушенко). В горестном Грозово-величавом Мире памятников и утрат Грустно я приглядывался к ржавым Розам металлических оград (Л. Мартынов).
Сквозь переплеты и петлянье Качельно-перекидистых лиан Он проникал
(Н. Матвеева). Некоторые <…> были с девушками секретарско-продавщицкого
вида (Е. Евтушенко).
2. И было слышно, как журчат, сбегаясь к рыжему Амуру десятки рыжих
амурчат (Е. Евтушенко). Так почему же от полуматери отвернулись подруги?
(В. Жуковский). Энергичные руки сенатора [Кеннеди] помогали снимать шубы,
трепали по стриженым головам многочисленных кеннеденков, составивших
домашний джаз (Е. Евтушенко). И гладкописец исподлобья Глядел, во всем
ища черты Ползущего правдоподобья, А не высотной правоты
(А. Хмелевский). И с уважением глядит милиция и на мэитовца, и на миитовца
(Е. Евтушенко). Нигилисты, кружковцы, нелегальщики, бомбисты, крамольные
и резкие умы (Л. Волгин). Если плохи у него дела <…> разведет руками: «Села
ви»! Селавивщик так и живет (Е. Евтушенко). Радость снега, Радость снега!
Снегорадость, Черт возьми! Снегорадость, Снегопадность (В. Коренев). Не
рухнул бы в недобрый час весь этот газовобензиновый, Зыбучий от вершин до
недр, мир геометрии резиновой… (Л. Мартынов). При мысли о каменномыльном, О твердо-подошвенном взоре Асфальтовых глаз Примитива,
О пальце картофельно-белом на кнопке вселенского взрыва; О судьбах, скользящих по краю, – Я Брейгеля вспоминаю (Н. Матвеева). В снежно-северном театре, В ярмарочно-пряничном театре, Где Амур с колчаном, полным стрел, От
голландской печки угорел, я бывал! (Л. Мартынов).
Упражнение 61
Из предложений, выбранных из газет, выпишите слова, которые содержат
в своей структуре интерфиксы, соединяющие основу слова и словообразующий
суффикс.
1) «Анафемическое» отношение к прошлому привело к тому, что изваяния старых богов сокрушались немедленно вслед за их низвержением.
2) Прибыли очередные полтораста кубинских «ангольцев». 3) Ни разу перед
зданием Минздрава или Госплана не собрались люди с требованием немедленно закупить все необходимое антиспидовское оборудование. 4) Это истолковывается ими как попытка извне посеять рознь в атлантическом семействе. 5) В
141
институте училось довольно много детей ответственных работников, объявленных «врагами народа», и на них тоже обрушился карающий топор бериевщины.
6) Решением конкретных хозяйственных вопросов займется корпорация, созданная за счет вкладов зональных и внезональных предприятий. 7) Большая
роль отводится внешнеэкономической комиссии, которая должна составить
конкуренцию нашим внешторговским организациям. 8) Производство, не успевающее за быстрой модой, часто выбрасывало на прилавки «вчерашний день».
9) Не против кандидатуры и не против медиков выступают сейчас люди, а против того, что нас, депутатов, превращают в простых выборщиков, голосовальщиков. 10) Скептики-прагматики обращают внимание не на заявления идеологического доктринального свойства, а на реальность, ощутимость перемен в
политике. 11) У души долгая дочеловеческая предыстория. 12) Гости бросают
все и начинают рассматривать ерундовинки, как попуасы цветной телевизор.
13) Космический журналист… Звучит необычно… 14) Вниманию московских
кооперативов кофейно-бутербродной ориентации! Отдел коммерции объявляет
конкурс… 15) В старину сущим проклятием были для эвенков «тунгусятники» – люди, за бесценок скупающие у аборигенов меха.
Упражнение 62
Из данных предложений выпишите слова с интерфиксами и распределите
их на три группы: 1) интерфиксы, соединяющие две и более основы в составе
сложного слова; 2) интерфиксы, соединяющие основу слова и словообразующий суффикс; 3) интерфиксы, соединяющие основу и грамматический показатель (формообразующий суффикс или флексию в узком смысле слова).
1. 1) У него сделалось серьезное, строгое, симпатичное лицо…
(Л. Толстой). 2) Очухался наш кот-игрун летом 41-го, сидел, гад, ждал: вот сейчас войдут, наган к лобешнику и мозги на стенку (Ю. Поляков). 3) Степану Тураеву… не удалось в тот день нагрузить бревна на кряжевозную телегу
(А. Ким). 4) Есть игрушка догонялка – лошадки бегают друг за другом по манежу (С. Жапризо). 5) Знаком народу Фомушка: вериги двупудовые По телу
опоясаны (Н. Некрасов). 6) На нашей двуспальной постели… лежала она [Лиза]
(Л. Толстой). 7) Кто помнит топливные «двухнедельники» и «трехнедельники»?
(Е. Драбкина). 8) Когда он уезжал по делам, он писал и получал от нее письма
каждый день (Л. Толстой). 9) Вот на пляже… молодые девчонки раздеваются
при всех – чулки снимают с резинками, комбинашками, – и хоть бы что
(В. Фролов). 10) В ноябре 1833 года Альбина простилась с домашними…
(Л. Толстой). 11) Способность ее к драматическому искусству пригодилась ей
(Л. Толстой). 12) В избе же читальне хоть из кожи вон лезь, а особой награды
не жди (В. Тендряков).
2. 1) Сколько я ни стараюсь вспомнить теперь, я никак не могу вспомнить
моего тогдашнего состояния… (Л. Толстой). 2) Сам пол мыл в читалке…
(В. Тендряков). 3) Ждали из прожарочной амуницию (В. Астафьев). 4) Первое,
что бросилось мне в глаза, было ее светло-серое платье на стуле, все черное от
142
крови (Л. Толстой). 5) В монастырях есть послушание будильника – это монах,
который встает раньше всех и будит братию (В. Алфеева). 6) «Чтобы вывозить
и одевать любимую дочь, он не покупает модных сапог, а носит домодельные», – думал я, и эти четвероугольные носки сапог особенно умиляли меня
(Л. Толстой). 7) Впереди ехала открытая двуместная легонькая колясочка (Гоголь). 8) Он [Доктор] объявил, что у мальчика двухстороннее воспаление легких (К. Паустовский). 9) В одном из первых писем своих она, между прочим,
спрашивала его, что значат слова его давнишнего письма… (Л. Толстой).
10) Оказалось, Печерникову вызывали в партком, допрашивал лично Семеренко в присутствии какого-то гладкомордого мужика (Ю. Поляков). 11) Он отвечал ей, что не может принять ее жертвы, что в теперешнем положении его это
невозможно (Л. Толстой). 12) К Альбине, как к женщине, вообще он чувствовал
ласковое, несколько ироническое снисхождение… (Л. Толстой).
Упражнения по теме «Производное слово как центральная единица
словообразовательной системы»
Упражнение 63
Изучите литературу по вопросу «Вклад отечественных и зарубежных
ученых в становление словообразования как самостоятельного раздела языкознания». Материалы таблифицируйте. В таблице должны бытьпредставлены
следующие данные: (1) имя ученого, развивающего теорию словообразования,
(2) принадлежность его к конкретной научной школе, (3) введенные в научный
обиход термины и понятия, (4) временной период.
Упражнение 64
Познакомьтесь с теоретическими положениями направлений и подходов,
существующих в современном словообразовании. Отметьте, в чем заключается
принципиальное отличие каждого из них.
Упражнение 65
Замените выделенные слова и сочетания слов прилагательными. В полученных производных словах установите словообразовательное средство.
1. Факт, вызывающий возмущение. 2. Свет, слепящий глаза. 3. Человек,
способный изобретать. 4. Человек, который быстро и хорошо соображает.
5. Человек, который умеет многое предусмотреть. 6. Поступок, достойный
героя. 7. Событие, важное для истории. 8. Новости политики. 9. Полет в космос.
Упражнение 66
В разделе пособия «Тема 4» (параграф 4.2.2) приведены примеры событийных и логических видов пропозициональных структур, на которые опираются дериваты словообразовательного типа «основа существительного + фор143
мант -ниц(а)». Распределите нижеприведенные произвоные слова на две группы: (1) Производные слова, опирающиеся на событийные пропозициональные
структуры и (2) Производные слова, опирающиеся на логические пропозициональные структуры.
Кóжник ‘Лицо, лечащее часть тела’, сердéчница ‘Растение, которым лечат орган’, волóсница ‘Род растения с линейными листьями и метельчатым цветорасположением, состоящими из мелких яйцевидных или эллиптических колосков, содержащих от 2 до 8 цветков’, свинúна ‘Мясо животного’, медвéжник
‘Человек, который дрессирует животное’, комáрница ‘Птичка крачка-малая’,
обручáльный ‘надеваемый на руку (Безымянный палец руки)’, чеснóчница ‘Емкость – ступка, в которой толкут овощ’, рукавúца ‘Одежда, покрывающая часть
руки’, горбýн ‘Человек, названный по выделяемой части тела’, подголóвник
‘Приспособление, предназначенное для какой-либо части тела’, набéдренник
‘Часть одежды – повязка, названная по месту назначения’, головáстый ‘Признак, характеризующий человека по части тела’, коровя'ка ‘Мужчина с неуклюжей походкой’, соболя'тник ‘Человек, охотящийся на животное’, медвéдица
‘Наименование самки по животному’, бобрóвина ‘Шкура какого-либо животного’, капýститься ‘Капризничать, плакать’.
Упражнение 67
Ю. Д. Апресян (1995, с. 187–193), говоря о словообразовательной полисемии, выделяет два типа переносов, свойственных данному языковому явлению: регулярные и нерегулярные. Регулярность, по замечанию ученого, это отличительная черта метонимических переносов, нерегулярная полисемия более
характерна для метафорических переносов. Ниже приведены примеры регулярной многозначности существительных. Установите виды регулярных метонимических переносов и расклассифицируйте их с точки зрения типичных парных
комбинаций значений у существительных: ‘действие’ – ‘субъект действия’,
‘свойство’ – ‘субъект свойства’, ‘действие’ – ‘объект действия’, ‘действие’ –
‘результат действия’, ‘действие’ – ‘средство действия’, ‘действие’ – ‘способ
действия’, ‘действие’ – ‘место действия’.
Караул (Стоять в карауле – Выставить сильные караулы), обрыв (Обрыв
провода – Нашел обрыв в проводе), прорыв (Прорыв обороны – Войти в прорыв), вклейка (Вклейка страницы – Вырвать вклейку), бездарность (Бездарность этого человека – Не хочу быть бездарностью), помол (Помол муки –
Крупный помол), вывих (Вывих голени – Вправить вывих), полоскание (Полоскание горла – Приготовить полоскание), сенсация (Произвести сенсацию – Не
хочу быть сенсацией), прелесть (Прелесть дачной жизни – Она такая прелесть),
печать (Отдать книгу в печать – Четкая печать), выписка (Выписка цитат –
Уничтожить выписку), укладка (Укладка дров – Исправитьукладку), выручка
(Выручка денег – Дневная выручка), пролом (Пролом корпуса – Заделать пролом), заклепка (Заклепка корпуса – Стальная заклепка), вырубка (Вырубка леса – На вырубке много народа), разлом (Разлом доски – Найти разлом), подтир144
ка (Подтирка пола – Подтирка для пола), упаковка (Упаковка вещей – Картонная упаковка).
Упражнение 68
Приведите примеры дериватов со значением ‘Лицо, названное по действию’, образованных при помощи суффиксов -ун, -ец, -тель, -чик. Какие из перечисленных суффиксов являются многозначными?
Упражнение 69
При выделении пропозициональной структуры производного слова необходимо учитывать актантную роль как производящего слова (мотивирующего),
так и функцию форманта (словообразовательного средства), зафиксированную
в деривате. Ю. Д. Апресян (1995, с. 128) предлагает в качестве самостоятельных актантов выделять «инструмент» и «средство». Ср. пример: во фразах прибивать гвоздями, клеить клеем ученый выделяет актантную роль средства, а во
фразах резать ножом, печатать на машинке – инструмент. Для
Ю. Д. Апресяна средство – это то, что расходуется, отсюда клей интерпретируется как средство, потому что при стандартном использовании расходуется.
Инструментом ученый считает все то, что не расходуется, отсюда нож – инструмент. В приведенных ниже производных словах выделите пропозициональные структуры, где формант может выступать или в роли средства, или в роли
инструмента.
Щýчница ‘Рыболовная снать – сеть, которой ловят щуку’, рукодéлец ‘Человек, изготавливающий что-либо своими руками’, власянúца ‘Одежда из волос, которую носили в качестве испытания себя’, я′годница ‘Пирог, начиненный ягодой’, грибнúца ‘Похлебка, сваренная из грибов’, капýстник ‘Салат, приготовленный из капусты’, шоколадный (пудинг) ‘Сделанный из / с использованием шоколада’, мéдник ‘Монета, изготовленная из меди’, парóмщик ‘Человек,
оторый перевозит людей, грузы на пароме’, керосúнница ‘Лампа, которая дает
свет за счет горения в ней керосина’, лоскýтник ‘Коврик – половик, сотканный
из лоскутов’, кóжанки ‘Рукавицы, сшитые из кожы’, пианúст ‘Музыкант, играющий на пианино’, волшéбница ‘Женщина, воздействующая на кого-, чтолибо посредством волшебства’.
Упражнение 70
Определите лексико-словообразовательное значение (ЛСЗ) данных производных слов и укажите соответствующие им пропозициональные структуры.
Образец выполнения: барабанщик: ЛСЗ ‘Лицо, играющее на музыкальном
инструменте – барабане’ (субъект – предикат – инструмент) и т. д.
Холодильник, пустырь, моряк, сказочник, приморье, лесник, лесной, газетчик, кольчуга, пришкольный, украшение, лыжник, сердечница, апельсиновый, скворечник, пушкинист, храбрец, желторотый.
145
Упражнение 71
Установите для данных производных слов производящее. Выделите пары
с общими членами. Для каких слов характерно явление множественной мотивации?
Гористый, предгорье, горочка, стеклянный, стеклышко, бумажник, бумажный, бумажка, волокнистость, волокнистый, лунный, лунник, прилуниться.
Упражнение 72
Лексико-семантические варианты производного слова связаны со значением (прямым или переносным) производящего посредством межсловных (радиальная связь) или межсловно-внутрисловных (радиально-цепочечная связь)
отношений. Установите связь всех лексико-словообразовательных значений деривата капустник между собой и с базовым словом, обращая внимание на метафорический и метонимический типы мотивации (образец анализа производного слова рыбница см. в разделе «Тема 4»).
Капустник – 1. Человек, который сажает и ухаживает за овощами, в том
числе капустой. 2. Участок земли, где посажены разные овощи, в том числе и
капуста. 3. Огород. 4. Поле. 5. Продавец капусты. 6. Рубка капусты для засолки
с приглашением помощниц-родственниц и соседок, обычно сопровождаемая
песнями и угощением. 7. Вечеринка для рубивших капусту. 8. Капустный
червь. 9. Норный заяц, трусик, кролик, который ест капусту. 10. Тот, кто любит
есть капусту. 11. Салат из капусты. 12. Пирог с капустой. 13. Пельмени, вареники с капустой (мн.). 14. Кушанье из тушеной капусты, род солянки. 15. О
ком-либо или о чем-либо плохо пахнущем. 16. Плакса (о ребенке). 17. Изгородь
из реек, поставленных перпендикулярно земле. 18. Самодеятельное комическое
представление, сценки на злободневные местные темы (происходит от названия
веселых актерских встреч вокруг капустного пирога). 19. Тот, кто занимается
добыванием морской капусты. 20. Сосун, морская корова, Стелерова корова,
сходная с ламантинами; травоядный, беззубый, ест морскую капусту.
Упражнение 73
Определите лексико-словообразовательное значение выделенных в
предложениях слов. Дайте их формально-смысловую характеристику. Установите пропозициональные структуры, которым соответствуют данные производные слова.
1. Здесь, на унесенной льдине, мог оказаться кто угодно: и дед-сердечник,
и ребенок, которого не с кем было оставить дома, и беременная женщина
(А. Берсенева. Возраст третьей любви). 2. <…> и опять я не смогла ехать в
Крым, так как профессор Гиляревский (в то время очень известный сердечник)
не рекомендовал мне надолго оставлять мужа одного. (С. Пилявская. Грустная
книга). 3. Собирают траву сердечника лугового в апреле-мае, используют цветущие верхушки стеблей. 4. Подсердечная боль усиливалась. 5. Васек, товарищ
подсердечный, не могу я без оружия в станицу и глаз показать… (А. Веселый.
146
Россия, кровью умытая). 6. Вспомни, как мы жили с тобой, сердечко мое! –
вдруг сказала Уля. А. А. Фадеев. Молодая гвардия.7. Педиатр, послушав сердечко крохи, говорит маме, что у малыша шумы ... 8. Маленькое сердечко из
роз – признак влюбленности!
Упражнения по теме
«Комплексные единицы словообразовательной системы»
Упражнение 74
В. В. Лопатин отмечал: «Словообразовательную систему целесообразно
определять прежде всего как систему взаимо-действующих словообразовательных типов». Почему?
Упражнение 75
От нижеприведенных имен собственных – названий стран, населенных
пунктов, горных систем, рек, озер и под. – образуйте прилагательные и существительные (проверьте получившиеся у вас слова по словарю-справочнику
Е. А. Левашова «Географические названия. Прилагательные, образованные от
названия жителей» (С.-Петербург, 2000). Укажите словообразовательные типы,
по которым образуются производные слова. Какие интерфиксы используются
при образовании слов?
Абаза, Абу-Даби, Алаверди, Алат, Амударья, Ареццо, Азия, Балахта, Балтика, Бар, Береза, Большая Мурта, Большая речка, Большой Чинган, Быстрый
Исток, Валга, Верхнее Перу, Вильва, Вожега, Габеля, Гагра, Гоби, Гоцо, Грозный, Долгое, Западная Европа, Ергени, Жан-Картье, Забже, Касай, Курья,
Лимпопо, Лобня, Марокко, Махачкала, Нерюнгри, Ниверне, Опочка, Оричи,
Патна, Пенза, Персия, Рудки, Руфиджи, Сага, Салда, Сицилия, Сомали, Тлярата, Тонга, Топчиха, Уфа, Уштобе, Феодосия, Фукуи, Хайфа, Цзыбо, Чанша,
Чардара, Шри-Ланка, Шихэцзы, Щигры, Щучья, Эльба, Эссо, ЮАР, Юрья,
Янцзы, Яя.
Упражнение 76
Докажите, что данные слова принадлежат к одному словообразовательному типу.
Городской, университетский, пушкинский, августовский, петровский, героический, краеведческий, дружеский, купеческий, ткацкий, конский, читинский, московский, армейский, чикагский, финляндский, пролетарский, якобинский, авганский, дамасский, космический, токийский, одесский, драматический,
чукотский, схематический.
147
Упражнение 77
Из стихотворения А. А. Усачева «Леталка» выпишите производные окказионализмы с формантом -лк(а). К какому словообразовательному типу относятся эти слова? Определите их словообразовательное значение.
Леталка
Мы сидели на Сиделке,
И свистели в две Свистелки,
И глядели в небосвод…
Вдруг глядим – летит Леталка,
То ли муха, то ли галка,
То ли целый самолет!
Мы решили сбить Леталку,
Запустили в воздух палку…
Может, палка попадет
В неизвестную Леталку,
То ли в муху, то ли в галку,
То ли в целый самолет!
Не попали мы в Леталку,
И ни в муху, и ни в галку…
А навстречу из ворот
Выезжала Проезжалка,
И попала наша палка
С жутким грохотом в капот:
БАХ!
Мы бежать во все Бежалки,
А водитель Проезжалки
Как в Оралку заорет,
Что отрубит нам Бежалки,
Оторвет Соображалки
И Сиделки надерет!
Укатила Проезжалка.
Улетела вдаль Леталка.
Грелка по небу плывет…
Мы сидели на Сиделке
И свистели в две Свистелки:
Может, Гавкалка придет?!
Приведите примеры дериватов словообразовательного типа «основа глагола + формант -лк(а)», которые реально существуют в русском языке. Охарактеризуйте данный тип с точки зрения продуктивности / непродуктивности.
Упражнение 78
Определите, к одному или нескольким словообразовательным типам относятся данные слова.
Смелость, злость, окрестность, трусость, внутренность, жалость, невесомость, стройность, заносчивость.
Упражнение 79
Дериваты каких словообразовательных типов образуются от производящих слов сердце и жемчуг (см. «Словообразовательный словарь русского языка» А.Н. Тихонова). Какое непроизводное слово (из предложенных) формирует
большее количество дериватов? С чем это связано?
Упражнение 80
Перечислите словообразовательные типы, в образовании которых участвуют суффиксы: а) -тель; б) -ист. Определите словообразовательное значение
каждого словообразовательного типа.
148
Упражнение 81
Укажите словообразовательные типы данных производных слов и охарактеризуйте их: а) по грамматическому соотношению производящего и производного слов (транспозиционный / нетранспозиционный); б) по характеру деривации (лексическая / синтаксическая / компрессивная); в) по виду словообразовательного значения (модификационное / мутационное); г) по признаку регулярности / продуктивности.
Переписать, зеленеть, ходьба, белеть, глубина, стрельба, выписать, лингвистика, пересмотреть, утиный, ширина, старинный, мужской, барабанщик,
конский, читальня, таксист, таксист, жилец, детский, пародист, пианист, певец,
мудрец.
Упражнение 82
Дайте толкование положений: 1) «Словообразование может быть определено… как область моделирования особых единиц номинации производных»;
2) «Формирование словообразовательных моделей можно нередко представить
себе именно как последовательный процесс трансформации предложения определенного типа в однословное наименование»; 3) «Путь к познанию природы
номинации в производных единицах языка – это исследование возникновения
отношений словообразовательной производности во всех их разновидностях и
типах» (Е. С. Кубрякова).
Упражнение 83
Приведите примеры дериватов разных словообразовательных типов, пропозициональные структуры которых соответствуют схеме «субъект – предикат – результат».
Упражнение 84
Из лексикографических источников выпишите по пять дериватов разных
словообразовательных типов, семантика которых соответствует логическим и
событийным пропозициональным структурам.
Упражнение 85
Данные в скобках дериваты (птичница – ‘женщина, ухаживающая за домашней птицей’, селедочница – ‘посуда, предназначенная для рыбы’, грибница1 – ‘женщина, собирающая грибы’, грибница2 – ‘суп из грибов’, грибница3 –
‘место, где растут грибы’, травница – ‘женщина, лечащая травами’, супница –
‘посуда, предназначенная для варки супа’, телятница – ‘женщина, ухаживающая за телятами’, утятница – ‘собака, приученная охотиться на уток’, медуница – ‘пчела, характеризующаяся по онтологическому свойству: вырабатывает
большое количество меда’), относящиеся к словообразовательному типу «осно-
149
ва существительного + формант -ниц(а)» наполняют семантическую структуру
этого типа следующим образом:
ГСЗ (грамматико-словообразовательное значение): «предмет (одуш, неодуш.), названный по
предмету»:
ЧСЗ 1 (частное словообразовательное значение): «предмет (одуш, неодуш.), названный по
функционально значимому предмету»:
ССЗ 1 (словообразовательно-субкатегориальное значение): «лицо, названное по функционально значимому предмету»:
СПЗ 1 (словообразовательно-пропозициональное значение): «лицо, названное по
функционально значимому объекту»:
ЛСЗ 1 (лексико-словообразовательное значение): «женщина, названная по уходу
за домашними животными»:
ИЛСЗ 1 (индивидуальное ЛСЗ): «женщина, ухаживающая за домашней птицей» – птичница;
ИЛСЗ 2: «женщина, ухаживающая за телятами» – телятница.
ЛСЗ 2: «женщина, собирающая дары природы»:
ИЛСЗ 1: «женщина, собирающая грибы» – грибница1.
СПЗ 2: «лицо, названное по средству функционального действия»:
ЛСЗ 1: «женщина, лечащая чем-либо»:
ИЛСЗ 1: «женщина, лечащая травами» – травница.
ССЗ 2: «артефакт, названный по функционально значимому предмету»:
СПЗ 1: «артефакт-средство, названное по объекту назначения»:
ЛСЗ 1: «посуда, в которой подают пищу на стол»:
ИЛСЗ 1: «посуда, предназначенная для рыбы» – селедочница;
ИЛСЗ 2: «посуда, предназначенная для варки супа» – супница.
СПЗ 2: «артефакт-результат, названный по средству изготовления»:
ЛСЗ 1: «суп, названный по ингредиенту»:
ИЛСЗ 1: «суп, сваренный с грибами» – грибница2.
ССЗ 3: «натурфакт, названный по функционально значимому предмету»:
СПЗ 1: «натурфакт-средство, названное по функционально значимому объекту»:
ЛСЗ 1: «собака, приученная охотиться на определенного животного»:
ИЛСЗ 1: «собака, приученная охотиться на уток» – утятница.
ЧСЗ 2: «предмет (од., неод.), характеризуемый через предмет»:
ССЗ 1: «натурфакт, характеризуемый через предмет»:
СПЗ 1: «натурфакт-место, характеризуемое через объект»:
ЛСЗ 1: «место, где растет много растений одного вида»:
ИЛСЗ 1: «место, где растут грибы» – грибница3.
СПЗ 2: «натурфакт-объект, названный по характерному результату»:
ЛСЗ 1: «пчела по онтологически воспроизводимому результату»:
ИЛСЗ 1: «пчела, характеризующаяся по онтологическому свойству: вырабатывает большое количество меда» – медуница.
Аналогично представьте реализацию уровней словообразовательной семантики дериватов словообразовательного типа «основа существительного +
формант -ник»: зайчатник – ‘человек, охотящийся на зайцев’, скотник – ‘работник, ухаживающий за скотом’, птичник – ‘помещение, в котором содержат
домашнюю птицу’, сапожник – ‘специалист, изготавливающий сапоги’, лесник – ‘человек, работающий в лесу’, сливочник – ‘посуда для подачи на стол
сливок’, таежник – ‘охотник, промышляющий в тайге’, медвежатник – ‘чело150
век, охотящийся на медведя’, пустырник – ‘трава по месту произрастания’,
бабник – ‘любитель ухаживать за женщинами’, морковник – ‘растение, напоминающее по внешнему виду ботву моркови’, сердечник – ‘человек, у которого
болит сердце’, завистник – ‘человек, названный по черте характера’, шиповник – ‘растение, названное по характерной части’, телятник – ‘помещение, в
котором содержат телят’, рассольник – ‘блюдо, приготовленное на основе рассола’, ягодник – ‘место, где растет много ягод’.
Упражнение 86
Ознакомьтесь со значениями полисемичных дериватов капустник, шоколадница и сушилка. Укажите лексико-семантические варианты, семантика которых не способствует явлению множественной мотивации.
Капустник – 1. Участок земли, где посажены разные овощи, в том числе
и капуста. 2. Капустный червь. 3. Салат из капусты. 4. Тот, кто выращивает капусту.
Шоколадница – 1. Посуда для приготовления шоколада. 2. Вазочка, в которой подают шоколад. 3. Женщина, любящая есть шоколад.
Сушилка – 1. Помещение для сушки зерна. 2. Приспособление для просушки зерна.
Упражнение 87
Какие словообразовательные типы наполняют нижеприведенные дериваты. Укажите слова, которые могут относиться к нескольким словообразовательным типам. Что способствует отнесению одного и того же слова к разным
словообразовательным типам?
Работник, испытатель, таксист, кочевник, вертолетчик, пробойник, крановщик, десантник, издатель, медвежатник, настройщик, горчичник, часовщик,
глушитель, озорничать, радист, безумствовать, пианист, спасатель, градусник.
Упражнение 88
Укажите словообразовательные типы слов косарь, пахарь, плугарь. Определите словообразовательное значение с учетом выделяемых уровней словообразовательной семантики. Какое слово характеризуется явлением множественной мотивации? Каким образом явление множественной мотивации влияет на
словообразовательное значение слова?
Упражнение 89
Выпишите слова, характеризующиеся явлением множественной мотивации. Укажите, к какому словообразовательному типу относятся данные дериваты в зависимости от мотивирующего слова.
1. Несправедливость, автоматический, игольчатый, модник, бесплановый,
разбойничать, сопротивленец, семейный, бессилие, умничать, безголосый, бродяжничество, сверхгениально, фронтовик.
151
2. Неравенство, безбилетник, дольчатый, снабженец, тематический, беспризорничать, безумие, капризничать, легковатый, главный, скряжничество,
пенсионер, сверхмощно, безглазый, кадровик.
Упражнение 90
Распределите дериваты, характеризующиеся явлением множественной
мотивации, на две группы, когда явление полимотивации (1) влияет на морфемное членение слова; 2. не влияет на морфемное членение слова.
Калымщик, загрязнить, безбожник, торопливость, косарь, соперница, бетонщик, чудак, огородничать, собирательство, борец, переплетчик, хитрый,
зимник, акробатический, перевозчик, грамотность, учительство, преподаватель,
льготник, переводчик.
Упражнение 91
Докажите возможность каждого из вариантов образования слова:
I. Ябедничать:
1) ябеднич-а(ть);
2) ябед-нича(ть).
II. Предобренький: 1) пре-добренький;
2) предобр-еньк(ий).
III. Нелюбезность: 1) не-любезность;
2) нелюбезн-ость.
Упражнение 92
Докажите возможность существования каждой словообразовательной цепочки деривата преподаватель. Каким образом данное производное слово
представлено
в
«Словообразовательном
словаре
русского
языка»
А. Н. Тихонова?
Преподаватель – преподавать – подавать – давать – дать.
Преподаватель – преподавание – преподавать – подавать – давать – дать.
Преподаватель – преподавание – подавать – давать – дать.
Упражнение 93
Объясните, почему возможно разное толкование слова собирательство:
1) значение действия по глаголу собирать; 2) деятельность собирателя. Установите значение этого слова в текстах:
I. Владимир Иванович Даль был человеком необычайной судьбы. Имя его
встретишь в учебниках русской литературы и в трудах по фольклористике, в
книгах по истории и медицине. Но для нас В. И. Даль прежде всего собиратель
слов. Собирательство слов он начал в молодости. Эта деятельность и помогла
ему создать «Толковый словарь живого великорусского языка» (Из детской энциклопедии).
152
II. Страсть собирательства у него [учителя] не сузилась до одного, целенаправленного, так сказать, пучка или луча, когда человек собирает либо марки, либо старинную утварь, либо живопись, либо мало еще что (В. Солоухин).
153
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Авилова Н. С. Вид глагола и семантика глагольного слова. – М.: Наука, 1976.
Адливанкин С. Ю. К вопросу о системности словообразования // Словообразовательные и
семантико-синтаксические процессы в языке: Межвуз. сборник науч. трудов. – Пермь: Издво Пермского ун-та, 1977. – С. 37–55.
Азарх Ю. С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского
языка. – М.: Наука, 1984.
Анастасиев А. Морфологическiй анализъ словъ / А. Анастасиев // Филологическiя Записки.
Выпуски III – IV. – Воронежъ: Въ Типографiи В. И. Исаева и Губернскаго Правленiя, 1887. –
С. 4 – 66.
Антипов А. Г. Русская диалектная морфонология: проблемы описания: Учеб. пособие. – Кемерово: Кузбасвузиздат, 1997.
Антипов А. Г. Алломорфное варьирование суффикса в словообразовательном типе (на материале русских говоров). – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001.
Апресян Ю. Д. Избранные труды. Том I. Лексическая семантика: 2-е изд., испр. и доп. – М.:
Школа «Языки русской культуры», 1995.
Араева Л. А. Словообразовательный тип в аспекте новой научной парадигмы // Проблемы
лексикографии, мотивологии, дериватологии / Под ред.О. И. Блиновой. – Томск: Изд-во Том.
ун-та, 1998. – С. 205–211.
Араева Л. А. Словообразовательный тип. – М.: Едиториал УРСС, 2009.
Араева Л. А., Образцова М. Н. Гнездо однокоренных слов как проявление дискурсивности и
мифологичности мышления (на материале словообразовательных гнезд «пчела», «мед», «пасека», «рой») // Актуальные проблемы современного словообразования: Труды Междунар.
науч. конф. (г. Кемерово, 1-3 июля 2005 г.). – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006. – С. 323–328.
Арутюнова Н. Д. О номинативном аспекте предложения // Вопросы языкознания. – 1971. –
№ 6. – С. 63–73.1.
Арутюнова Н. Д. Очерки по словообразованию в современном испанском языке. – М.: Наука, 1961.
Бабайцева В. В. Русский язык. Теория. 5–11 классы. – М., 2000.
Балакай А. Г. Некоторые спорные вопросы морфемного анализа в вузе и в школе // Русский
язык в школе. – 1990. – № 4. – С. 81–86.
Балалыкина Э. А., Николаев Г.А. Русское словообразование. – Казань: Казан. ун-т, 1985.
Белогородцева Е. В. Словообразовательный тип «глагол + -тель» (синхронно-диахронный
аспект): Дис. …канд. филол. наук: 10.02.01. – Кемерово, 2002.
Богородицкий В. А. Общий курс русской грамматики (из университетских чтений). –5-е изд.,
перераб. – М. – Л.: Государственное социально-экономическое изд-во, 1935.
Богородицкий В. А. Очерки по языковедению и русскому языку. –4-е изд., перераб. – М.: Учпедгиз, 1939. – С. 146–198.
Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. 2. – М.: Изд-во АН
СССР, 1963.
Бондарко А. В. Формообразование, словоизменение и классификация морфологических категорий. (На материале русского языка) // Вопросы языкознания.– 1974. – № 2.– С. 3–14.
Булыгина Т. В. Проблемы теории морфологических моделей. – М.: Наука, 1977.
Виноградов В. В. Вопросы современного русского словообразования в свете трудов
И. В. Сталина по языкознанию // Современный русский язык. Морфология. – М., 1952. – С.
42–56.
Виноградов В. В. Вопросы современного русского словообразования // Русский язык в школе. – 1951. – №2. – С. 1–10.
Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. – М.–Л.: Высшая школа,
1947.
154
Виноградов В. В. Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии (на материале русского и родственных языков) // Избранные труды: Исследования по русской грамматике. – М.: Наука, 1975. – С. 166–229.
Винокур Г. О. Заметки по русскому словообразованию // Общее языкознание: Хрестоматия /
Под ред. А. Е. Супруна. – Минск: Вышэйшая школа, 1976. – С. 273–288.
Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. – М.: Учпедгиз, 1959.
Волынец Т. Н. Словообразование // Современный русский язык. Ч. 2. Словообразование.
Морфонология. Морфология / Под ред. П. П. Шубы. – Минск: Плопресс, 1998.
Воронова Н. А. Использование комплексных словообразовательных единиц при изучении
лексики на продвинутом этапе обучения // Актуальные проблемы русского словообразования: Тезисы V республиканской научно-теоретической конференции. Ч. I. – Самарканд,
1987. – С. 130–134.
Галкина-Федорук Е. М., Горшкова, К. В., Шанский, Н. М. Современный русский язык. Лексикология. Фонетика. Морфология.– М., 1958.– С.174–196.
Гейгер Р. М. Проблемы анализа словообразовательной структуры и семантики в синхронии и
диахронии. – Омск, 1986.
Гимпелевич В. С. Асемантемы как незначимые структурные элементы слов // Актуальные
проблемы русского словообразования. Ч. I. – Самарканд: Изд-во СамГУ, 1972.
Гинзбург Е. Л. Словообразование и синтаксис. – М., 1979.
Гловинская М. Я. О зависимости морфемной членимости слова от степени его синтагматической фразеологизации // Развитие современного русского языка. 1972. Словообразование.
Членимость слова. – М.: Наука, 1975. – С. 26–44.
Голев Н. Д. Динамический аспект лексической мотивации. – Томск: Изд-во Том. ун-та,
1989. – 252 с.
Голев Н. Д. Система номинации конкретных предметов в русском языке: Дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. – Томск, 1974. – 230 с.
Горелов И. Н., Седов К. Ф. Основы психолингвистики. – М., 1998.
Грамматика русского языка. – М.: Изд-во АН СССР, 1953. – Т. 1.
Грамматика современного русского литературного языка / Под ред. Н. Ю. Шведовой. – М.:
Наука, 1970.
Греч Н. И. Практическая русская грамматика. – СПб: Типография Н. Греча, 1827.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М., 2001 (1984).
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. – М.: Рус. яз., 1998. – Т. 1:
А – З. – 1998. – С. V–XII.
Дементьев А. А. О так называемых «интерфиксах» в русском языке // Вопросы языкознания. – 1974. – №4. – С. 116–120.
Джамбазов П. Словообразовательная подсистема языка и ее основные единицы (По наблюдениям над русским языком) // Славистичны проучвания. – Велико Търново, 1978. – С. 58.
Евсеева И. В. Диалектные дериваты в толково-словообразовательном словаре // Актуальные
проблемы современного словообразования: Материалы междунар. науч. конф. / Под общ.
ред. Л. А. Араевой. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. – С. 96–100.
Евсеева И. В. Комплексные единицы словообразовательной системы // Вестник Кемеровского государственного университета. – Кемерово: КемГУ, 2011. – Вып. № 3 (47). С. 188–194.
Евсеева И. В. Комплексные единицы русского словообразования: Когнитивный подход. –
М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. – 312 с.
Ермакова О. П. О некоторых изменениях в системе аффиксов и производящих основ качественных наречий // Развитие грамматики и лексики современного русского языка. – М.: Наука, 1964. – С. 138–148.
Ефремова Т. Ф. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. – М.: Дрофа,
2000.
155
Жукова Т В. Словообразовательный тип и многозначное производное слово как системные
взаимодетерминанты (на материале отыменных существительных с суффиксом -ник): Дис.
… канд. филол. наук: 10.02.01. – Кемерово, 2002.
Зализняк Анна А. Многозначность в языке и способы ее представления. – М.: Языки славянских культур, 2006. – 672 с.
Земская Е. А. Интерфиксация в современном русском словообразовании // Развитие грамматики и лексикологии современного русского языка. – М.: Наука, 1964. – С. 36–62.
Земская Е. А. Морфонологические особенности словообразования // Современный русский
язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений / Под ред В. А. Белошапковой. –
М.: Азбуковник, 1999. – С. 328–344.
Земская Е. А. Продуктивность и членимость // Развитие современного русского литературного языка: Словообразование. Членимость слова. 1972. – М.: Наука, 1975. – С. 216–219.
Земская Е. А. Словообразование как деятельность. – М.: Наука, 1992.
Земская Е. А. Словообразование как деятельность. Морфема. Слово. Речь. – М.: Языки славянской культуры, 2004.
Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование: Учеб. пособие. – 2-е изд.,
испр. и доп. – М.: Флинта: Наука, 2005 (1973).
Зенков Г. С. Вопросы теории словообразования. – Фрунзе: Киргизский гос. ун-т, 1969.
Каде Т. Х. Словообразовательный потенциал суффиксальных типов русских существительных. – Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 1993.
Казанская Э. В. Именная конфиксация в ее отношении к суффиксации // Именное словообразование русского языка. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1976.
Катышев П. А. Полимотивация как концептуальная деятельность: Дис. … канд. филол. наук:
10.02.01. – Кемерово, 1997.
Костомаров В. Г. Существительные на -ист в русском языке // Проблемы изучения языка /
Под ред. Т. А. Дегтеревой. – М.: Академия обществ. наук при ЦК КПСС, 1957. – С. 122–141.
Красильникова Е. В. О формальной структуре слова // Проблемы структурной лингвистики.
1978. – М.: Наука, 1981.
Кронгауз М. А. Семантика: Учеб. для вузов. – М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. – 399 с.
Крушевский Н. В. Избранные работы по языкознанию / Сост. Ф. М. Березин. – М.: Наследие,
1998.
Крючкова О. Ю. Историческая изменчивость мотивационных связей как следствие семантико-когнитивной эволюции языка // Актуальные проблемы современного словообразования:
Материалы междунар. науч. конф. / Под ред. Л. А. Араевой. – Кемерово: Кузбассвузиздат,
2008. – С. 195–199.
Кубрякова Е. С. Актуальные проблемы изучения словообразовательных систем славянских
языков // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 3. К XII Международному съезду славистов в Кракове. 27 августа–3 сентября 1998 года. – М., 1998. – С. 53–70.
Кубрякова Е. С. О формообразовании, словоизменении, словообразовании и их соотношении // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 35. – 1976. – № 6. – С. 514–526.
Кубрякова Е. С. Словообразование // Общее языкознание (внутренняя структура языка). –
М.: Наука, 1972. – С. 344–393.
Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. – М., 1981.
Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. – М.: Языки слав. культуры, 2004.
Курилович Е. Деривация лексическая и деривация синтаксическая // Очерки по лингвистике. – М.: Иностранная литература, 1962. – С. 57–70.
Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения. – М.: Языки славянской культуры, 2004.
156
Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике /
Пер. с англ. Р. И. Розиной // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. Когнитивные аспекты языка. – М.: Прогресс, 1988.– С. 12–51.
Лангаккер Р. У. Когнитивная грамматика. – М.: ИНИОН РАН, 1992.
Левашов Е. А. Географические названия. Прилагательные, образованные от них. Названия
жителей: Словарь-справочник. – СПб: Дмитрий Буланин, 2000.
Линник Гр. Образованiе словъ въ языкѣ и задачи словопроизводства. Образцы Крнесловiя //
Филологическiя Записки. Выпуски III – IV. – Воронежъ: Въ Типографiи В. И. Исаева и Губернскаго Правленiя, 1887. – С. 23–31.
Ломоносов М. В. Российская грамматика // Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 7. – М.–Л.,
1952. – С. 409–410.
Лопатин В. В. Русская словообразовательная морфемика. – М.: Наука, 1977.
Лосев А. Ф. Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. – СПб.: Алетейя, 1997. – С. 551–579.
Лыков А. Г. Современная русская лексикология (русское окказиональное слово): Учеб. пособие для филол. фак. ун-тов. – М.: Высш. школа, 1976.
Лыкова Н. А. О границах между словоизменением, формообразованием и словообразованием
в русском языке // Филологические науки. – 1981. – № 3. – С. 48–54.
Максимов В. И. Суффиксальное словообразование имен существительных в русском языке. –
Л.: ЛГУ, 1975.
Манучарян Р.С. Словообразовательные значения и формы в русском и армянском языках. –
Ереван: Луйс, 1981.
Марков В. М. Замечания о конфиксальных образованиях в языке поэтических произведений
М. В. Ломоносова // Очерки по истории русского языка и литературы ХVIII века. – Казань:
Издательство Казанского университета, 1967.
Марков В. М. Об основных направлениях изучения русского словообразования (1957 – 1972
гг.) / В. М. Марков, Г. А. Николаев // Вопросы теории и истории русского словообразования. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1972. – С. 3–10.
Маркова Э. В. К типологии русских морфем (прерывистые морфемы) // II Международные
Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность (Казань,
11–13 декабря 2003г.): Труды и материалы: В 2 т./ Под общ. ред. К. Р. Галиуллина,
Г. А. Николаева. – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003. – Т. 1. – С. 93–94.
Маркова Э. В. К вопросу о нулевых префиксах в русском языке // Вестник удмуртского университета. Филологические науки. – 2004. – № 5. – С. 85–89.
Маслов Ю. С. Введение в языкознание: Учеб. для филол. спец. вузов. – 3-е изд., испр. – М.:
Высш. шк., 1997.
Маслов Ю. С. Система основных понятий и терминов славянской аспектологии // Вопросы
общего языкознания. – Л., 1965.
Мельчук И. А. Курс общей морфологии. Т. IV / Под общ. ред. Н. В. Перцова. – М.; Вена:
Языки славянской культуры: Венский славистический альманах, 2001.
Мельчук И. А. О внутренней флексии в индоевропейских и семитских языках // Вопросы
языкознания. – 1963. – №4. – С. 33 – 34.
Милославский И. Г. Морфология // Современный русский язык: Учебник / Под ред.
В. А. Белошапковой. – М., 1999.
Моисеев А. И. Выдающийся труд, сделанный на века // Актуальные проблемы русского словообразования. – Ташкент, 1989. – С. 124–125.
Моисеев А. И. Основные вопросы словообразования в современном русском литературном
языке. – Л.: ЛГУ, 1987.
Моисеев А. И. Существует ли «множественная производность» слов? // Актуальные проблемы русского словообразования.– Ташкент: Ташкент. гос. пед. ин-т им. Низами, 1978. –
С. 242–245.
157
Немченко В. Н. Основные понятия словообразования в терминах: краткий словарьсправочник. – Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1985.
Немченко В. Н. Современный русский язык. Словообразование: Учеб. пособие для филол.
спец. ун-тов. – М.: Высш. шк., 1984.
Николина Н. А., Фролова Е. А., Литвинова М. М. Словообразование современного русского
языка: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений. – М.: Академия, 2005.
Оглезнева Е. А. Метафоричное словообразование как способ номинации (на материале производных
имен
существительных
амурских
говоров) //
Режим
доступа:
http://www.amursu.ru/vestnik/3/3-15.doc
Опыт
диалектного
гнездового
словообразовательного
словаря /
Под
ред
Е. М. Пантелеевой. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1992.
Осадчий М. А. Однокоренная лексика русских народных говоров: Фреймовая структура гнезда. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009.
Панкрац Ю. Г. Пропозициональные структуры и их роль в формировании языковых единиц
разных уровней (на материале сложноструктурированных глаголов современного английского языка): Автореф. дис. … д-ра. филол. наук: 10.02.04. – М., 1992.
Панов М. В. Разные суффиксы или один? // Русский язык и родные языки в школах народов
СССР. – М., 1979. – С. 48–65.
Петров А. В. Гнездовой толково-словообразовательный словарь композитов. – Симферополь: Таврич. нац. ун-т им. В. И. Вернадского, 2003.
Плунгян В. А. Общая морфология: Введение в проблематику: Учеб. пособие. 2-е изд., испр. –
М.: Едиториал УРСС, 2003.
Потиха З. А. Современное русское словообразование: Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1970.
Проскурина А. В. Внутренняя форма словообразовательного типа (на материале русских народных говоров). – Кемерово: КемГУ, 2010.
Реформатский А. А. Введение в языковедение. – М.: Аспект Пресс, 1997.
Рогожникова Р. П. Варианты слов в русском языке.– М.: Просвещение, 1966.
Русская грамматика. Т. 1 / Гл. ред. Н. Ю. Шведова.– М.: Наука, 1980.
Сахарный Л. В. О словообразовательной модели и ее продуктивности // Лингвистический
сборник. – Свердловск, 1963. – Вып. 1. – С. 147–155.
Сахарный Л. В. Структура слова-универба и контекст // Словообразовательные и семантикосинтаксические процессы в языке: Межвуз. сб. науч. тр. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1977. –
С. 27–37.
Словарь Академии Российской. Ч. I. – СПб.: Императорская Академия Наук, 1789.
Словообразование современного русского литературного языка. – М., 1968.
Словообразовательный словарь современного русского языка / Под ред. М. В. Баклановой,
О. С. Веховой. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: Восток-Запад, 2008.
Современный русский язык: Теория. Анализ языковых единиц: Учеб. для высш. учеб. заведений: В 2 ч. Ч. 1: Фонетика и орфоэпия. Графика и орфография. Лексикология. Фразеология.
Лексикография. Морфемика. Словообразование / Под ред. Е. И. Дибровой. – М.: Академия,
2001.
Современный русский язык: Учеб. для студ. вузов, обучающихся по спец. № 2101 «Рус. яз. и
лит.». В 3 ч. Ч. 2: Словообразование. Морфология / Н. М. Шанский, А. Н. Тихонов. – 2-е
изд. – М.: Просвещение, 1987.
Современный русский язык: Учеб. для студентов пед. ин-тов по спец. «Филология» / Под ред.
П. А. Леканта. – М.: Дрофа, 2000.
Современный русский язык. Ч. 2. Словообразование. Морфонология. Морфология / Под ред.
П. П. Шубы. – Минск.: ООО «Плопресс», 1998.
Тагаев М. Дж. Полипарадигмальное описание морфемики и словообразования. – Бишкек:
НИИ регион. славяноведения Кирг.-Рос. слав. ун-та, 2004.
158
Тихонов А. Н. Множественность словообразовательной структуры слова в русском языке //
Русский язык в школе. – 1970. – № 4. – С. 83–88.
Тихонов А. Н. Морфема как значимая часть слова // Филологические науки. – 1971. – №6. –
С. 48–49.
Тихонов А. Н. Морфемно-орфографический словарь русского языка. Русская морфемика. –
М.: Школа-Пресс, 1996.
Тихонов А. Н. Проблемы составления гнездового словообразовательного словаря современного русского языка: Курс лекций. – Самарканд, 1971.
Тихонов А. Н. Системное устройство русского словообразования // Современный русский
язык. Словообразование: проблемы и методы исследования / Под ред. Д. Н. Шмелева. – М.,
1988. – С. 71–74.
Тихонов А. Н. Словообразовательный словарь русского языка: В 2 т. Ок. 145000 слов. Т. 1.
Словообразовательные гнезда. А–П.– М.: Рус. яз., 1985.
Тихонов А. Н. Чистовидовые приставки в системе русского видового формообразования //
Вопросы языкознания. – 1964. – № 1. – С. 42–52.
Толстая С. М. Многозначность слова в свете ономасиологии // Язык как материя смысла:
Сборник статей к 90-летию академика Н. Ю. Шведовой / Отв. ред. М. В. Ляпон. – М., 2007. –
С. 305–313.
Толстая С. М. Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе. –
М.: Индрик, 2008. – 528 с.
Торопцев И. С. Предмет. Задачи. Материал и методы ономасиологии // Проблемы ономасиологии. Исследования проблемной лаборатории по ономасиологии кафедры общего языкознания и истории языка Орловского государственного педагогического института. – Орел:
Изд-во Курского гос. пед. ин-та, 1974. – С. 3–75.
Улуханов И. С. О некоторых принципах толкования значений, мотивированных слов в толковых словарях // Актуальные проблемы русского словообразования. Ученые записки. Т.
№ 143. – Ташкент, 1975. – С. 497–502.
Улуханов И. С. Словообразовательная семантика в русском языке и принципы ее описания. –
М.: Наука, 1977.
Фортунатов Ф. Ф. Избранные труды. Т. 1. – М.: Учпедгиз, 1956.
Хохлачева В. Н. Проблема словообразовательного значения (к понятию нормы в словообразовании) // Грамматика и норма. – М.: Наука, 1977. – С. 5–41.
Циганенко Г. П. Состав слова и словообразование в русском языке. – Киев: Рад. школа, 1978.
Шанский Н. М. О соединительной гласной как словообразовательной морфеме // Русский
язык в школе. –1958. – №5. – С. 30–35.
Шаталова З. И. Множественность словообразовательной структуры имен существительных
в современном русском языке // Актуальные проблемы русского словообразования.– Ташкент, 1978. – С. 104–108.
Ширшов И. А. Множественность словообразовательной мотивации в современном русском
языке. – Ростов н/Д: Изд-во Ростов. ун-та, 1981.
Ширшов И. А. Теоретические проблемы гнездования. – М.: Прометей, 1999.
Ширшов И. А. Толковый словообразовательный словарь русского языка: Комплексное описание русской лексики и словообразования. – М., 2004.
Шкуропацкая М. Г. Дивергентные и конвергентные отношения в рамках словообразовательного гнезда слов // Актуальные проблемы языка и литературы на рубеже веков: Мат. Всерос.
конф. – Абакан, 2001. – С. 32–34.
Шмелев Д. Н. Очерки по семасиологии русского языка. – М.: Просвещение, 1964.
Шмелева Т. В. Семантический синтаксис: Текст лекций. – Красноярск: КрасГУ, 1994.
Щерба Л. В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. Т. 1. – Л.: Изд. Ленинград. унта, 1958.
159
Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.:
Большая Российская энциклопедия, 1998.
Янко-Триницкая Н. А. Словообразование в современном русском языке. – М.: РАН. Ин-т рус.
яз. им. В. В. Виноградова, 2001.
Янценецкая М. Н. Пропозициональный аспект словообразования (обзор работ сибирских
диалектологов) // Актуальные проблемы региональной лингвистики и истории Сибири: Материалы Всесоюзной научной конференции «Говоры и разговорная речь» (март 1991). – Кемерово, 1992. – С. 4–33.
Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории русского словообразования (Аспект взаимодействия словообразования с лексикой): Автореф. … дис. д-ра филол. наук. – Днепропетровск, 1983.
Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. – Томск: Изд-во Том.
ун-та, 1979.
Янценецкая М. Н., Араева Л. А. Явление множественной мотивации в русском языке // Производное слово и способы его образования. – Кемерово: КемГУ, 1990. – С. 5–20.
160
ОБЩЕПРИНЯТЫЕ УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ МОРФЕМ
- корень
- окончание
^ - суффикс
Ø - нулевой суффикс
¬ - приставка
- постфикс
161
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Часть 1. МОРФЕМИКА
Тема 1. ФУНКЦИИ АФФИКСАЛЬНЫХ МОРФЕМ
1.1. Функции аффиксов: история вопроса
1.2. Словообразовательные морфемы
1.2.1. Словообразовательные префиксы
1.2.2. Словообразовательные суффиксы
1.2.3. Словообразовательные постфиксы
1.3. Формообразующие морфемы
1.3.1. Формообразующие префиксы
1.3.2. Формообразующие суффиксы
1.3.3. Формообразующие постфиксы
1.4. Синкретические морфемы
1.4.1. Слово-формообразующие префиксы
1.4.2. Слово-формообразующие суффиксы
1.4.3. Слово-формообразующие постфиксы
1.5. Словоизменительные морфемы
1.6. Типы основ: словоизменительные, формообразующие, словообразовательные
Контрольные вопросы по теме
Тема 2. ПРЕРЫВИСТЫЕ АФФИКСАЛЬНЫЕ КОМПЛЕКСЫ
2.1. К вопросу о наличии в языке прерывистых аффиксальных сегментов
2.2. Статус прерывистых аффиксальных сегментов
2.3. К истории вопроса об одновременном присоединении нескольких
аффиксальных морфем к одному слову
2.4. Комбинированные аффиксальные способы словообразования
2.5. Практические приемы определения способа словообразования
2.6. К вопросу о множественной мотивации и способе словообразования
Контрольные вопросы
Часть 2. МОРФОНОЛОГИЯ
Тема 3. АСЕМАНТИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ СЛОВ
3.1. Интерфиксы и их статус
3.1.1. Понятие интерфиксов
3.1.2. Статус интерфиксов
3.1.3. Функциональные типы интерфиксов
3.1.4. Вопрос о производных суффиксах
3.2. Тематические элементы глагольной основы слова
Контрольные вопросы
Часть 3. СЛОВООБРАЗОВАНИЕ
Тема 4. ПРОИЗВОДНОЕ СЛОВО КАК ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕДИНИЦА
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ
162
4
7
6
11
12
12
13
14
14
15
17
18
18
18
19
19
20
21
23
23
24
26
28
32
33
36
37
37
37
38
41
47
49
51
52
4.1. Становление словообразования как самостоятельного раздела
лингвистики: история вопроса
4.2. Понимание производного слова
4.2.1. Производное слово как единица номинации
4. 2.2. Пропозициональная структура производного слова
4.2.3. Многозначность производного слова
Контрольные вопросы
Тема 5. КОМПЛЕКСНЫЕ ЕДИНИЦЫ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ
СИСТЕМЫ
5.1. Комплексные единицы словообразования. Введение
5.2. Словообразовательный тип как комплексная единица дериватологии
5.2.1 Понятие «словообразовательный тип»: от истории к современности
5. 2. 2 Понятие словообразовательного типа с точки зрения когнитивного
направления в лингвистике
5.2.3 Продуктивность словообразовательного типа
5.3 Словообразовательное гнездо как фрагмент языковой картины мира
5.3.1. Гнездовой принцип группировки языкового материала в лексикографии. История вопроса
5.3.2. Теория словообразовательного гнезда: современное состояние
5.3.3 Лексическое гнездо → словообразовательное гнездо → лексикословообразовательное гнездо
5.3.4 Лексико-словообразовательное гнездо как источник познания мира
Контрольные вопросы
ТРЕНИРОВОЧНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ОБЩЕПРИНЯТЫЕ УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ МОРФЕМ
163
52
56
56
58
62
70
71
71
79
79
84
104
106
106
113
115
117
125
126
154
161
Учебное издание
Евсеева Ирина Владимировна
Современный русский язык
Актуальные вопросы морфемики, морфонологии и словообразования
Редактор И. А. Вейсиг
Корректор
Компьютерная верстка
Подписано в печать 8.04.2013 г.
Усл. печ. л. 10,2
Тираж 100 экз.
Формат 60х84/16.
Уч.-изд. л. 10,0
Заказ 454
Издательский центр
Библиотечно-издательского комплекса
Сибирского федерального университета
660041 Красноярск, пр. Свободный, 79
Тел./ факс (319)206-21-49
Отпечатано
164
Download