Л.Р.Габдрафикова, Р.Р.Салихов УДК 94 (47). 08
advertisement
УДК 94 (47). 08 Л.Р.Габдрафикова, Р.Р.Салихов ТАТАРСКИЕ ГРАММОФОННЫЕ ЗАПИСИ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА В статье рассматриваются ранние татарские грамзаписи: репертуар и качество исполнения, их роль в развитии музыкальной культуры, отношение мусульман к новой форме развлечения. Приводится информация о сохранности татарских граммофонных записей в различных архивах, в том числе зарубежных. Ключевые слова: музыка, культура, татары, ислам, граммофонные пластинки, звукозапись, грамзапись Gabdrafikova L.R., Salikhov R.R. TATAR GRAMOPHONE RECORDS IN THE BEGINNING OF XX CENTURY The article describes early Tatar gramophone records: repertoire, performance quality, the role of those records in the development of musical culture, the attitude of Muslims towards this new form of entertainment. The information on the presence of Tatar gramophone records in various archives is provided. Keywords: music, culture, Tatars, Islam, gramophone discs, sound recording, gramophone records. Музыкальная культура у татар на протяжении долгих столетий носила частный характер, публичное исполнение мелодий не приветствовалось мусульманским духовенством. Но в домашнем быту городских татар еще в конце XIX века появились поющие часы, чуть позднее – различные музыкальные шкатулки. Известно, что на стенах татарского дома обычно висели сразу несколько часов и все они показывали разное время. Делалось это для того, что бы они били один за другим и получался единый музыкальный ряд. Столь оригинальным способом татары пытались обходить религиозные запреты и насладиться мелодичными звуками. Позднее на смену поющим часам пришли разные музыкальные ящики. Самыми распространенными моделями этих «ящиков» были «Стелла» и «Аристон». В Казани в конце XIX столетия были известны два мастера по почину музыкальных механизмов – это Гариф Минкин и Гилязутдин Сайфуллин. Они занимались не только ремонтом ящиков, но и записывали татарские народные мелодии на медные пластинки [7, c.179, 229]. В 1910-х годах «аристоны» и «стеллы», с их металлическими дисками, вытесняются появившейся в это время принципиально новой звукозаписывающей техникой. В обиход вошли граммофоны. Они были известны еще с конца XIX столетия, но стали повсеместно применяться лишь спустя некоторое время. Самодеятельные татарские певцы начинают записывать песни на пластинки. Например, в 1910 году оренбургская газета «Вакыт» сообщила о том, что певец Мухаммеджан Габидуллин съездил в Москву в общество «Граммофон» [3, c.348]. Любопытные заметки о зарождающейся форме культурного досуга оставил поэт Сагит Сунчелей. Его статья «Наша музыка» была опубликована в казанской газете «Юлдуз» в 1914 году. Автор попытался проанализировать исполнителей граммофонных записей [9, c.235-238]. Прежде всего, он отмечал, что до сих пор нет своих татарских композиторов, поэтому приходится перепевать народные песни. «Новые мелодии появляются, но они не очень национальные и не красивые», – писал Сунчелей. Из популярных певцов он выделял Махмузу Булатову, Марьям Искандарову, Нафису Пуснякову (Позднякова – прим. Л.Г., Р.С.), Мирфайзу Бабажанова, Камиля Мутыги, Хусаина Юсупова, Ибрагима Адамантова, Габдуллу Кариева. Эти данные можно пополнить и сведениями из других источников. Богатая коллекция татарских граммофонных пластинок и записей имеется в Научном архиве Института языка, литературы и искусств им. Г.Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан. Нами была обнаружена еще одна уникальная коллекция татарских граммофонных записей. Они принадлежат фирме «Пате» и отложились в департаменте аудиовизуальных материалов Национальной библиотеки Франции (Bibliothèque Nationale de France, département de l'Audiovisuel). Основной офис компании «Патэ» находился в Париже, вероятно, контрольный экземпляр записанных в России пластинок отправлялись туда. Помимо вышеназванных имен, имеются здесь записи Хадичи Гамбитской, анонимные женские дуэты. Всего 28 наименований [BNF, АР-1748-1760; АР-435-450]. Аналогичный архив татарских граммофонных записей может быть и в Лондоне. Правопреемницей компании «Граммофон» является EMIGroup (Electric&MusicalIndustries). Компания и сегодня является лидером в сфере звукозаписи, поэтому доступ в архив в пригороде Лондона довольно затруднен. Исследователи ждут разрешения годами. Но в архиве EMIGroup насчитывается миллионы единиц хранения русской коллекции грамзаписи. Агенты компании «Граммофон» активно записывали и так называемую этническую музыку: армянскую, татарскую, украинскую. Например, представитель компании Вильям Гайсберг в 1901 и 1904 г. был в Казани [8, c.40-42]. Очевидно, одним из результатов данной работы стал каталог «Общий список казанско-татарских зонофонных пластинок старой и новой записи общества «Граммофон», выпущенный в 1910 году. Фрагмент этого каталога представлен в основной экспозиции Музея Салиха Сайдашева в Казани. В каталоге зафиксированы названия песен, есть серийные номера записей. Помимо различного вокала, на граммофонных пластинках были представлены и инструментальные записи. Они пользовались особой популярностью. Новая татарская городская культура, представленная граммофонными записями, была в своей основе подражательной. Здесь были русские песни, перепетые на татарский лад. Например, активно перепевался русский романс «Гай-да тройка!». Интересный анализ татарских граммофонных записей с точки зрения исполнительского мастерства провел музыковед, певец Идрис Газиев. «Записи некоторых татарских певцов демонстрируют необычный тембр исполнителей, отличающийся некоторой искусственностью, визгливым, полуфальцетным звучанием в высокой тесситуре, напоминающим женский голос», – пишет он [2, c.178]. Например, такой манерой исполнения отличался Хусаин Юсупов. Он был одним из самых часто записываемых исполнителей фирмы «Патэ». О его визгливом стиле пения писал и Сагит Сунчелей. В этом ряду кардинально отличался Камиль Мутыги, который обладал низким тембром и исполнял песни в современной манере без нарочито высоких нот. Кроме инструментальных записей и сольного вокала, среди граммофонных записей было представлено и хоровое пение. Среди татар-мусульман (в отличие от кряшен) было известно только сольное исполнение, видимо, поэтому в своей статье Сагит Сунчелей критикует хоровое пение частушек. Он считал это вульгарным занятием. Вероятно, тема, поднятая Сунчелеем, волновала многих читателей. В газете «Юлдуз» в том же 1914-м году появились и заметки публициста Шагита Ахмадиева. Он был встревожен низким уровнем исполнения татарских песен. По его мнению, песни сильно искажались самодеятельными певцами и певицами. «Что бы ни делал купец, он всегда думает о прибыли», – заключал автор статьи, указывая на спонсоров музыкальных проектов [6, c.293]. О качестве граммофонных записей писал еще раньше и Габдулла Тукай. Это исполнение он сравнивал и с «кошачьими воплями», и со «скрипом не смазанной телеги» [10, c.5354]. Другие публицисты отмечали, что могли бы гордиться такими певицами как Марьям Искандарова и Нафиса Позднякова, если бы им хватало воспитания и образования [7, c.109]. Скорее всего, намекали на трактирный стиль пения. Как известно, на рубеже XIX-XX веков татарские музыканты-любители могли демонстрировать свое творчество лишь в ресторациях и трактирах, а также другого рода увеселительных заведениях. Если у мусульманского духовенства это вызывало откровенный гнев, то остальной публикой (например, интеллигенцией) такие музыканты воспринимались не особо уважительно. Даже при выступлениях в общественных садах, или в более респектабельных местах, на них оставался ярлык трактирных певцов. Такое же отношение сохранялось и при обсуждении граммофонных записей. Столь критикуемый в прессе низкий уровень исполнения не всегда был таковым при живом исполнении. Виной всему сама техника звукозаписи, которая при малейшем неправильном движении искажала звук. Микрофонов, корректирующих голоса, тогда не было. Певец пел в рупор соединенный с мембраной, которая своей иглой записывала на восковой пластинке борозду. С них уже делались оттиски и печатались настоящие пластинки. При сильных звуковых колебаниях мембрана так дребезжала, что там действительно, по выражению Габдуллы Тукая, слышались «кошачьи вопли». Возможно, сразу после появления граммофонов, мало кто знал о таком свойстве новой техники, поэтому на исполнителей обрушился целый шквал негодований. Неслучайно, слово «граммофон» через некоторое время стало почти нарицательным, так звали любого плохого певца [5, c.109]. На грампластинки, кроме мелодий и песен, записывали также и стихи. В 1910-1913 годах в граммофонном товариществе «Пате» была выпущена серия пластинок с произведениями Габдуллы Тукая. Среди исполнителей были Камиль Мутыги, Габдулла Кариев, Мухамметжан Губайдуллин [7, c.257]. В частности, сохранились пластинки с рассказами «Буржуа фикре», «Ысул кадимче», «Байбетче», «Зилзилэ» в исполнении Кареева [BNF, AP-1758, AP-435]. Производители граммофонных записей не ограничивались только вокальномузыкальными сочинениями, литературными выступлениями, появились и записи религиозного содержания. Конечно же, такое новшество вызвало неоднозначную реакцию в обществе. Например, еще в 1902 году петербургский ахун М.-Ш.Юнусов выступил с ходатайством в Оренбургское магометанское духовное собрание, где просил прекратить использование граммофонных записей религиозного содержания хотя бы в публичных местах, вроде трактиров и других питейных заведений [ЦИА РБ, ф.И-295, оп.6, д.308, л.1]. Однако Духовное собрание сослалось на то, что вначале необходимо указать конкретное заведение, где это происходит. После формального ответа ОМДС, через несколько месяцев в том же 1902 году поступила еще несколько жалоб. Им ответили так же, как и петербургскому ахуну. Однако проблема оставалась, а граммофонные записи получили еще большую распространенность. В 1906 году поступило аналогичное прошение уже от жителей Уфы, которые выражали свое «крайнее неудовольствие по поводу игры на граммофоне в некоторых пивных лавках стихов св. Корана, азана и пр., находя переложение стихов Корана на граммофонные ноты осквернением или поруганьем веры». Просили Оренбургское магометанское духовное собрание сделать соответствующее распоряжение о запрещении исполнять религиозные сочинения. В итоге, было решено «просить г. уфимского губернатора сделать распоряжение о воспрещении публичного демонстрирования в пивных лавках, гостиницах и т.п. заведениях г. Уфы на граммофонах и фонографах пьес духовного содержания магометанской религии». Губернатор одобрил это предложение [ЦИА РБ, ф.И-295, оп.6, д.308, л.3-8]. При этом постепенно граммофоны становились обычным предметом и в повседневной жизни в других мусульманских странах, в том числе среди арабов. Так, востоковед Василий Бартольд отмечал, что в начале 1910-х годов, как ему сообщили, «граммофонов в Мекке сколько угодно» [1, с.83]. Распространение музыкальных носителей и дальнейшее обсуждение всех плюсов и минусов данного направления досуга, выработка более высоких требований к ним, создавало единое культурное пространство, что, безусловно, сыграло значительную роль в консолидации татарской буржуазной нации. Граммофонные записи стали альтернативой, объединяющей публичное исполнение и приватное прослушивание. Так, не все татарские женщины могли позволить себе посещение рестораций и трактиров, общественных садов. Благодаря звукозаписи этот вид культурного отдыха, до этого доступный лишь мужчинам, проникал и в домашнюю среду, а именно в женскую половину. В начале XX века музыкальная культура в татарском мусульманском обществе стала массовой. По мнению Сагита Сунчелея, если весь XIX век прошел под флагом гнета народной музыки, то в начале следующего столетия граммофоны есть «во всех деревнях, что у мужика, что у муллы» [9, c.236]. Вероятно, обезличенное «машинное» исполнение воспринималось татарами, как допускаемое Кораном, поэтому людей интересующихся такого рода «ящиками», следовательно, и собственно музыкой становилось все больше. В мировой и русской культуре значение ранней грамзаписи сводится, в основном, к сохранению уникального музыкального наследия [4]. В татарской истории образцам звукозаписи отведена несколько иная роль, кроме «консервирующей» функции они способствовали становлению городской буржуазной культуры. Кроме приобщения к опыту мирового искусства, татары создавали собственное единое культурное пространство. Благодаря музыкальным носителям появился понятный всем предмет для обсуждения на страницах национальной печати. Бурные дискуссии, в какой-то мере провоцированные грамзаписями, привели уже к тому, что менялось в целом отношение к музыке. Одним из результатов этих полемик стало то, что в некоторых учебных заведениях разрешалась игра на музыкальных инструментах и пение, допускались свои хоры и оркестры, проводились мусульманские концерты, литературномузыкальные вечера. Источники ЦИА РБ - Центральный исторический архив Республики Башкортостан BNF - Bibliothèque nationale de France, département Audiovisuel Литература 1. Бартольд В.В. Ислам. - Пг., 1918. - С.83 2. Газиев И.М. Граммофонные записи татарских певцов на рубеже XIX и XX веков // Проблемы музыкальной науки / Music scholarship. -2009. - №1. – С. 177-181 3. Гафури М. Әсәрләр: Дүрт томда. Т.3. Проза һәм публицистика (1902-1917).– Казан: Татарстан китап нәшрияты, 1983. – 392 б. 4. Грюнберг. П.Н. Феномен ранней грамзаписи в истории России начала XX века // Вестник Московского государственного областного университета. – 2010.– №4-5.– С.17-23 5. Колбасьев С. Радиокнижка. – М.: ОГИЗ – Молодая гвардия, 1931. – 126 с. 6. Мәһдиев М. Әдәбият һәм чынбарлык: XX йөз башы татар әдәбияты тарихына яңа материаллар. – Казан: Тат. кит. нәшр., 1987. – 304 б. 7. Рәми И.Г., Даутов Р.Н. Әдәби сүзлек (элекке чор татар әдәбияты һәм мәдәнияте буенча кыскача белешмәләр). – Казан: Татарстан китап нәшритяы, 2001. – 399 б. 8. Соколова А.Н. Представители компании «Граммофон» на Кавказе: из истории фонодокументированияв начале XXв. // Отечественные архивы. – 2012. - №2. – С.39-47 9. Сүнчәләй С. Әсәрләр һәм хатлар. – Казан: Татарстан китап нәшриятыт, 2005. – 367 б. 10. Тукай Г. Әсәрләр: Биш томда. Т.5. Истәлекләр, юлъязмалар, хатлар, мәсәлләр һәм балалар өчен хикәяләр (1902-1913). – Казан: Татарстан китап нәшрияты, 1986. – 368 б.
