Солнце нации и мое

advertisement
МамаЛена
Солнце нации и
мое
2013
Солнце нации и мое.
Автор: МамаЛена
Бета: нет
Пейринг: М/М
Рейтинг: R
Размер: миди
Жанр: агнст, романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: диктатор и немного нервно
Предупреждение:оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности.
Я, конечно, понимаю, что в двадцать один год не всякий сделает подобную карьеру: секретарь
Самого - это престижно, денежно, но, как же тяжко! Этот самый Сам - Диктатор, Отец нации,
сорокапятилетний усталый и вредный мужик с поганым характером и хорошей памятью. По
крайней мере, об этом говорит то, что все его враги умирали не своей смертью, и на всех
похоронах он торжественно возлагал цветы, утирал скупую слезу и вспоминал покойного добрым
словом.
Работать на него приходится двадцать пять часов в сутки, да я даже живу в его дворце, правда, в
крыле для слуг - чтобы всегда быть под рукой. В любой момент ему в голову может прийти
гениальная идея, которую немедленно нужно записать, или среди ночи вдруг станет совершенно
необходимо объявить ультиматум очередному недалекому правителю. Говоря "недалекому", я
имею в виду не расстояния: все умные уже давно поняли, что с нашим дуче нужно дружить.
Я постоянно верчусь у него перед глазами, то с блокнотом, то с кофейником, то с телефоном, но, я
больше чем уверен - он не помнит меня в лицо: так, очередной мальчик на побегушках. И я даже
рад: тем, кого он запоминал, как правило, оставалось жить совсем немного. Впрочем, это не
мешает ему шипеть, язвить и плеваться ядом, если я недостаточно расторопно подаю ему
документы или ищу в блокноте нужные сведения: он, видимо, полагает, что я должен помнить
наизусть всю энциклопедию, курс валют и домашние телефоны всех политиков мира.
И я почти уже помню: я не могу позволить себе потерять это место, потому что, при моем уровне
допуска, потерять его можно только вместе с головой. Хотя, иногда, в пятницу поздно вечером,
слыша очередное: "Зайдите ко мне", я почти всерьез обдумываю данный вариант, а, после того,
как ближе к полуночи вползаю в свою комнату, он даже кажется мне вполне привлекательным.
Я многое знаю. Меня уже пару раз пытались похитить, а однажды - завербовать, но я, как
понимаете, не идиот, и всегда просчитываю риски. Я не хочу, чтобы Он меня запомнил. А спасают
меня вполне исправно. Пока.
Я многое знаю, и не только государственных секретов. Я знаю, например, что наш Спаситель
нации и Отец трудящихся очень мало интересуется женщинами. Настолько мало, что, видя
выходящую от него красавицу, я без труда сдерживаю улыбку: дамы, побывавшие в Его спальне,
молчаливы настолько же, насколько я не идиот. А то, что личный охранник ночует в апартаментах
своего начальника, давно никого не удивляет: всех, пытающихся удивиться, никто никогда больше
не видел.
Зато, когда на экранах телевизоров появляется его мудрое, чуть усталое лицо с грустными и
такими пронзительными глазами, а бархатный тихий голос ласкает слух подданных, вся страна
приникает к экранам, внимая, любуясь, а через некоторое время происходит всплеск
рождаемости. Так мы любим своего диктатора. Нежно и страстно.
И никто, кроме избранных, не знает, что глубокий голос может превращаться в шипящий,
наводящий ужас шепот, слыша который, бравые, закаленные в переворотах рубаки, теряют
сознание, а мудрый взгляд способен прожечь в вас дыру и испепелить внутренности.
И поэтому никто не решается тревожить покой Диктатора, когда, после очередного покушения,
любимый телохранитель оказывается не в спальне хозяина, а на прозекторском столе морга.
Дураков нет: Он не зовет, дверь заперта, жить хочется всем. Я уже говорил, что я не идиот?
Забудьте. Я намного хуже, но понимаю я это только тогда, когда вижу нацеленное мне в лоб дуло
пистолета, которое Он сжимает трясущейся и, почему-то, окровавленной рукой.
- Что надо?
Взгляд неожиданно острый, хотя по комнате разливается удушливый запах виски.
- Дуче, вы вызывали меня?
Лучший способ покончить с собой - прикинуться дурачком. Если Его что-то и раздражает,
(впрочем, раздражает его все), то слово "идиот" - однозначный приговор. Идиоты не имеют права
появляться на Его пути. Они просто не имеют права жить.
- Не помню...
От неожиданности я съезжаю по двери, которую подпирал спиной. Он не помнит?.. Теперь мы оба
сидим на полу, и я даже успеваю посмеяться про себя: на высшем уровне, рядом с Отцом народа.
Но тут с его запястья на бежевый ковер падает большая капля крови, оставляя некрасивое яркое
пятно.
- Дуче, я могу спросить?
Он опускает пистолет, и я перевожу дыхание: это только отсрочка, но все же...
- Нет, не можешь. - равнодушно роняет он и, наклоняясь вперед, сует мне скользкую от крови
бутылку: - Пей.
Давлюсь, хлебая большими глотками и думая только о том, чтобы не вырвало на ковер: пить я не
привык. Пьяниц Он не любит еще больше, чем идиотов.
- Хватит.
Бутылку вырывают из рук, и Он подносит ее ко рту. Я пытаюсь отдышаться и незаметно
осматриваюсь. Медикаменты в ванной, но я не сделаю даже шага: сюда никто, кроме Романа, не
допускался.
- Зачем явился? - абсолютно трезвым голосом спрашивает Он, и, заметив, что я смотрю на
пистолет, отбрасывает оружие в сторону, усмехаясь: для того, чтобы убить меня, ему вполне
достаточно рук.
Не знаю, что ответить: "беспокоился", "пожалел"? Я, конечно, идиот, но не настолько.
- Что, бросали жребий?
- Нет, мой генерал.
Так его называли до его победы, Диктатором он стал уже потом.
- Значит, Вито приказал? Прекрасная замена. Раздевайся.
Он смотрел с ненавистью и болью, а я помертвел, поняв, о чем он.
- Дуче...
- Что? Хороший секретарь всегда готов к услугам?
- Нет.
Не знаю, как это вырвалось: секунду назад я был готов на все, чтобы выжить.
- Решил уволиться?
Он расслабленно полулежал на ковре, в двух шагах от меня, но я знал, что не успею спастись, если
ему придет желание поохотиться: Его тренер, прошедший огонь и воду морпех, едва тянул ноги
после очередного спарринга, а я...
- Или просто набиваешь себе цену? Ну, говори, чего ты хочешь.
Под его рукой ковер уже был мокрым, кровь медленно впитывалась, а капли падали все чаще, и я
решился: на четвереньках подползая к лежащему мужчине и краснея от его презрительной
усмешки, я кивнул.
- Ну, так что?
- Позвольте, я перевяжу вас: с детства не выношу крови.
- Такой нежный?
Он протянул руку и провел испачканой ладонью прямо мне по лицу.
- Да.
Я потянул с себя рубашку, медленно, очень медленно: мне казалось, что я имею дело со львом
или коброй. Никаких резких движений. Диктатор лениво наблюдал, как я раздеваюсь, и
удивленно приподнял брови, когда я оторвал полосу ткани и взял его за руку. Запястье было
порезано не случайно, а вполне точным и сильным движением. Вскинув глаза, я увидел
предостерегающий взгляд. Да я бы и не посмел задавать вопросов. Вблизи было видно, насколько
он пьян, и я не удивлялся больше тому, что мы расположились на полу. Перевязав руку, я
вопросительно посмотрел на него, ожидая чего угодно, но ничего хорошего - это уж точно.
- В постель. - скомандовали мне.
Я поднял Его и довел до постели.
- Что встал? Раздень меня.
Я вспомнил, что я секретарь, и методично и аккуратно снял с него одежду, сложив ее на стул
рядом с кроватью.
- Что-то еще, дуче?
Мне не хватало блокнота: руки тряслись, а занять их или отвлечь внимание было нечем.
- Ложись. - приказали мне.
Я вспомнил, что не совсем идиот, и залез на кровать, скинув только туфли: приказ был не
конкретизирован. Солнце народа усмехнулось и подгребло меня к себе здоровой рукой.
- Завтра поговорим.
Значит, до завтра я доживу. Оптимистично. А завтра? Впрочем, в прозекторской есть еще один
стол. А за дворцом - река. Спокойной ночи.
***
Как ни странно - я заснул. Снились мне поезда, самолеты и фонтан на площади городка, где я
вырос. Когда Он заворочался рядом со мной, я все еще слышал нежное журчание струй. Матрас
прогнулся и распрямился: Он встал, зашуршала одежда, и я приоткрыл глаза. Диктатор смотрел
прямо на меня, так, словно я стоял у его стола с блокнотом, а не валялся в постели, которую
никогда даже не видел, да и никто не видел: кроме прислуги и покойного Романа, здесь бывал
только Вито.
- Через час у меня в кабинете.
Отец нации отвернулся и пошел в сторону ванной, брезгливо сматывая с запястья окровавленный
кусок моей рубашки. Через час. Сообразив, что еще успею позвонить матери, я вскочил и
остановился, озадаченно глядя под ноги: моя рубашка валялась на полу, перемазанная кровью,
рваная и мятая. Впрочем, переодеться в чистое я тоже успею. Натянув то, что было, я вышел из
спальни и наткнулся на сидящего напротив двери Вито.
Вито - это наше всё: безопасность, подбор персонала, личные дела, проверки, контакты... тела,
зарытые в лесу - это тоже Вито. Осмотрев меня цепким мрачным взглядом, он отвернулся и
проговорил что-то в микрофон. Кажется, что стол пока не нужен.
В своей комнате я понял, почему на меня косились слуги и охрана: я помнил про рубашку, но
забыл про лицо. Решив не изменять своим привычкам, я залез в душ: доктору будет приятно.
***
- Что у нас сегодня?
Он выглядел совершенно буднично, чуть более бледный, чуть менее раздраженный. Когда Он
потянулся за телефоном, край пластыря показался из-под манжеты. И все. Я тоже усердно делал
вид, что утро самое обычное, и все в порядке.
- Переговоры с послом Венесуэллы, Египет просит аудиенции, американский посол будет звонить
в семнадцать ноль-ноль.
- Когда похороны?
Он даже не потрудился сделать голос равнодушным и холодным, и я понял: мои дела плохи. Он
все-таки меня запомнил.
- Между Венесуэллой и Египтом. Час.
- Хорошо.
На похороны он притащил меня с собой.
Все уже смотрели однозначно: трахнутый смертник. Вито ободряюще похлопал по плечу, охрана
брезгливо косилась, девчонки из обслуги разглядывали с новым интересом. Еще бы: такая честь!
Я едва не скрипел зубами, пока не поймал на себе насмешливый взгляд. Надо держать лицо. Как
дуче.
Солнце нации стояло над гробом своего скромного слуги, закрывшего его собой, и равнодушно
ожидало окончания церемонии, а я думал, что надо было наложить швы: рука двигалась чуть
скованно, не задеты ли сухожилия.
- На твоих похоронах Он будет так же зевать. - прошипели за спиной.
Я знаю. Я ведь даже не закрыл Его от пули, просто полез не в свое дело и переночевал не в своей
постели. Я настолько безразличен, что меня даже не трахнули, хотя, мою самооценку должна
была утешить мысль о количестве виски и потере крови. Но не утешала.
- Я знаю.
Нет, я никогда не кончал у телевизора, слушая его голос, никогда не мечтал о нем ночью и не
представлял в душе по утрам. Но вчера меня посетила крамольная мысль: если Железный дуче
режет вены и напивается, поминая Романа, может быть, он не такой уж железный? Впрочем, об
этом знаю только я, а вскоре свидетелей и вовсе не останется.
***
- Поедешь со мной.
Всякий раз, слыша подобную фразу, я тянусь поправить галстук. Уже две недели, как я живу в
кредит. Диктатор взял привычку таскать меня с собой даже туда, где мне быть совершенно не
полагалось по протоколу, положению в обществе, да и просто по здравому смыслу. Какой,
скажите, прок от секретаря на свидании с Матерью, родившей Солнце нации, или в Совете, или на
благотворительном балу? И тем не менее, меня сажают в машину, и я не спорю, ожидая, когда,
наконец, к нам присоединится Вито и предложит мне прокатится до сельвы. Но мы снова едем
вдвоем.
Действительно вдвоем: машины сопровождения выезжают со двора вслед за черным джипом
Диктатора, а через вторые ворота на скромном Порше выбираемся мы. Я бы решил, что дуче
хочет прикончить меня сам, но это уже мания величия.
Впрочем, я меняю мнение, когда Он привозит меня на берег океана. Выходя из машины, я
ожидаю приказа отправляться в воду, но с удивлением наблюдаю, как Диктатор сбрасывает
одежду и идет по песку, слегка пиная его перед собой. Со спины он выглядит молодым и
стройным, впрочем, не только со спины, как я могу судить: Он оборачивается и манит меня рукой.
Раздеваюсь. Подхожу.
- Ты умеешь плавать?
Кажется, имени моего он так и не запомнил.
- Да.
- Тогда плыви.
Вхожу в воду, оглядываясь в последний раз. Неплохая версия: секретарь утонул, несмотря на
героические попытки дуче спасти его. Плыву.
Руки уже ломит, берег, наверное, далеко, но я не оглядываюсь: Он плавает как дельфин, и если я
не утону сам, мне просто помогут. Не стоит напрягать дуче. У него ведь и так тяжелая жизнь.
За спиной слышится мерный плеск. Наверное я слишком долго "тону". С силой выдыхаю воздух и
ухожу под воду. Как же трудно утонуть, умея плавать: тело сопротивляется, меня тянет вверх,
легкие горят, я взмахиваю руками, уходя глубже, и чувствую крепкую хватку на запястье. Меня
тянут вверх, и я со всхлипом втягиваю воздух. Зачем? Я не смогу больше сам! Оглядываюсь.
- Дуче? Я что-то забыл закончить?
Он хмыкает отчетливо и с досадой.
- На берег!
Выбираясь на берег, я уже жалею, что не утонул: руки, ноги, ребра - все болит, и я со стоном
валюсь на песок, не замечая, как мои волосы сметают его с ног дуче.
Он разворачивает меня, поддевая ногой ноющие ребра, и садится рядом.
- Ты даже не похож...
Пожалуй, и сегодня меня тоже не трахнут.
- И слава Богу! - вырывается у меня.
Он прищуривается:
- Даже так?
- А я имею право голоса? К чему тогда везти меня в пустынное место?
- Чтобы утопить, как котенка? - предполагает он.
- И почему же я еще не утонул?
- Я придумал кое-что получше.
Он наклоняется надо мной, и я понимаю, что был не прав: меня все-таки сегодня трахнут. И,
кажется, я ничего не имею против.
***
Возвращаемся мы молча. Песок въелся, кажется, во все самые недоступные места, а из волос мне
его вытряхивал лично Великий и Справедливый. Такая честь. Похоже, мне удалось угодить
Диктатору: его морщины разгладились, чело не туманят тяжкие думы, и я надеюсь пожить еще
немного. Впрочем, по возвращении домой я понимаю, что вряд ли мне это удастся: у нас новый
телохранитель, накачанный, светловолосый, этакий Джеймс Бонд, очень похожий на покойного
Романа. Ночью меня к Диктатору не зовут.
Просыпаюсь, недоумевая, откуда в постели песок: я же целый час не вылезал из ванны, коротая
вечер в компании бутылки. Голова ноет, под глазами круги, до начала рабочего дня - полчаса.
Выругавшись, быстро привожу себя в порядок, поесть не успеваю, но в девять ноль-ноль стою у
двери в кабинет с блокнотом наперевес. Неслышно подходит Вито.
- Подожди, там у него Соло.
Соло? Новенький.
- Роман всегда успевал убраться вовремя. - бурчу я.
- И ты. - соглашается Вито.
- И я.
Но, я, похоже, все-таки, не успел.
Дверь хлопает, новичок вываливается сонный, помятый, видит Вито и вытягивается в струну.
- Полчаса на все. - цедит цербер и толкает меня в спину. - Твой выход, мальчик.
Вхожу. Лицо Диктатора непроницаемо, но я привык различать тончайшие оттенки. Зол,
недоволен. Неудовлетворен? Расхлебывать мне.
- Ты пил. - сквозь зубы, как Вито.
- Простите, дуче.
- Ты что, решил, что тебе теперь все позволено?
Холодные глаза прожигают дыры в опасной близости от сердца. Мне не больно... Больно.
- Я решил, что мне немного осталось, и нужно попробовать все.
- Попробовал? И как?
- Не слишком. Мне позвать Вито? Будет проще утопить меня в ванне. В моей крови достаточное
количество алкоголя, чтобы любая экспертиза подтвердила несчастный случай, а если проделать
это в ледяной воде - время смерти определить будет затруднительно.
Только не хватайся за галстук, испортишь все впечатление.
- Так понравилось тонуть?
- Не особенно. Но очередной застреленый помощник - это уже слишком. Могу выброситься из
окна от несчастной любви, или вскрыть себе вены.
Зря я это сказал. На мгновение он оскаливается, и я понимаю, что умру прямо тут, и алиби будет
придумывать Вито. Секунду спустя оказываюсь на полу, с коленом, давящим на грудь, и рукой,
сжимающей горло. Задыхаюсь.
- Тебя найдут изнасилованным и задушенным, на свалке. Как тебе этот вариант?
Горло чуть отпускают, давая возможность ответить.
- Воспользуйтесь презервативом, мой генерал, не надо оставлять улик экспертам.
На секунду рука сжимается, едва не ломая горло, но дышать я не могу по другой причине: мой рот
накрывают жесткие губы. Похоже, он со мной еще не закончил.
***
Я брыкаюсь до тех пор, пока Соло не увольняют. Нет, что значит "брыкаюсь"? Я прилежно
работаю, послушно остаюсь по первому требованию, подставляю... все подставляю, но Ему,
кажется, мало. Он постоянно рычит и кусается, с шеи не сходят синяки, рубашки - только с
длинными рукавами, а в бассейн для персонала я уже забыл дорогу. Что Ему нужно? Кажется,
Диктатор сам еще не решил. Я исполнителен и вежлив, и получаю в морду как раз посреди
вежливого отказа остаться на ночь. Силу Он не соизмеряет. Я слетаю с кровати, ударяюсь об угол
тумбочки и, напомнив, что завтра в девять - визит российского посла, проваливаюсь в бездонный
колодец.
Доктор сует мне в нос вонючую ватку и качает головой, не имея возможности выразить свое
неодобрение иначе. Я неодет от слова "совсем", Солнце нации - в халате на голое тело, с дурными
глазами и холодным голосом палача.
- Вито!
Вито появляется мгновенно.
- Унесите это в его комнату, и позови ко мне Соло.
Начинаю уплывать, в нос опять суют ватку, мальчики появляются бесшумно, доктор накачивает
меня снотворным, а утром я узнаю, что Соло уволен. Хочется петь.
Лежу уже третий день: сотрясение мозга. Никто не появляется и я их понимаю: опальный фаворит
опасен для окружающих, с ним нельзя дружить. Поэтому ночью, услышав шум, я не вскакиваю, а
незаметно сую руку под подушку: с последней попытки переворота у нас все спят с оружием. Не
успеваю: руки перехватывают, сверху наваливается тяжелое тело.
- Ну, раз ты такой капризный, тогда до утра останусь я.
Наутро доктор хватается за голову, а Солнце нации невозмутимо удаляется в ванную, прихватив
свою одежду. Я лежу еще четыре дня.
***
Когда я появляюсь в столовой, все на пару секунд затихают, потом вежливо кивают и
отворачиваются. Бойкот. Такое у нас уже бывало, когда одну даму подозревали в воровстве, но
почему я? Терплю два дня, потом терпение кончается.
- Дамы и господа!
Обедающие оборачиваются на мой жизнерадостный голос, и я продолжаю:
- Поскольку я неожиданно был исключен из круга ваших интересов, на правах последнего
желания хочу все-таки узнать суть претензий и глубину вашего негодования. Я что, что-нибудь
украл?
Все молчат и сверлят меня злыми взглядами.
- Так что? Если вы боитесь говорить в глаза, можете прислать мне емейл, обещаю не выяснять
адреса и не запускать вирусов.
- А если тебе не понравится ответ - нас тоже уволят?
Так... На меня ополчилась охрана. Это плохо. Убить - не убьют, а вот покалечить случайно...
- А кого уволили?
- Скажешь, не ты подсидел Соло?
- Я неделю валялся в комнате и о его увольнении узнал только вчера. - покривил я душой. Персоналом заведует Вито. Какие ко мне могут быть претензии?
- Ах ты, сучонок! - Марат никогда не выбирает выражений.
Некоторые начинают пробираться к выходу, кто-то торопливо доедает, чтобы побыстрее уйти.
- Уточни. - холодно заявляю я.
- Испугался, что твоя тощая задница надоест Ему быстрее, и убрал конкурента?
- Так, джентльмены. Я понял ваши претензии, и согласен только с одной: моя задница
действительно, оставляет желать лучшего. В остальном же, уверяю вас: к увольнению и приему на
работу я никакого отношения не имею.
- Более того, - раздался от двери тихий голос Вито, - даже я не всегда могу это контролировать. И
если бы вы, джентльмены, потрудились задать вежливый вопрос, я бы так же вежливо ответил,
что Соло предъявил фальшивые рекомендации и был уволен, как только мы навели справки. А
теперь, если вы все выяснили, извольте не тратить рабочее время на посторонние разговоры.
Этого достаточно, чтобы все разошлись по своим местам. Отправился к себе и я. Сегодня Диктатор
был на открытии нового образовательного центра и взял с собой второго секретаря: я все еще
считался больным и сидел в своей комнате. Когда вечером мне передали, что меня вызывает
дуче, я был готов ко многому, но не к тому, что услышал:
- Ты больше здесь не работаешь.
Не хвататься за галстук! Я закрепил выражение легкого удивления на лице и ответил:
- Прощайте, дуче. Кому мне сдать дела?
Кажется, он был разочарован, и я едва не понадеялся, что это шутка, но...
- Стивену.
- Сколько мне... у меня времени?
- До конца недели.
- Хорошо.
Он с интересом смотрел на меня, и я собрался с силами и безмятежно улыбнулся, но Он не дал
мне уйти красиво:
- Не вздумай сегодня запираться, я вполне в силах выбить дверь.
- Конечно, мой генерал, а еще у вас есть все ключи.
Он усмехнулся презрительно:
- Ключи - это так не романтично.
- Моя дверь будет открыта.
Я все же сумел уйти, не согнув спину и не выпустив из-за сжатых зубов отчаянное "почему?"
Умирать не хотелось.
Ночью он пришел, как ни в чем не бывало, и принялся меня целовать, а я все не мог заставить
себя реагировать.
- Внезапная импотенция? - недовольно поинтересовался Отец народа, сползая с меня и зажигая
свет.
- Нет. Просто, в моей ситуации организм подсознательно не желает тратить лишние силы на
посторонние занятия. Нервная система - такая хрупкая вещь...
- Это твоя-то? - развеселился он. - Просто признайся, что ты обиделся на меня, и теперь
капризничаешь, чтобы отомстить.
- Как скажете, дуче. - пожал плечами я.
Кажется я в одном шаге от второго сотрясения, но - в конце концов! - в отличие от него, я не
железный.
- Мне пора подумать о душе, мой генерал, мирское как-то бледнеет на фоне Вито с "документами
об увольнении".
- Ах, ты готовишься умирать? Можешь загадать последнее желание, обещаю его исполнить.
Я задумался.
- Я хочу, чтобы вы сказали моей матери, что отправили меня куда-нибудь за границу на много лет,
и выплачивали ей пенсию. Она больна, и долго это не продлится.
- А еще кто-то у тебя есть? Девушка, юноша? О ком ты будешь жалеть?
- Я думал, что у меня есть мужчина, но, оказалось, я слишком возомнил о себе. Это бывает, мой
генерал, может быть, мое "увольнение" и к лучшему.
Он долго смотрел на меня молча, что-то обдумывая, потом откинулся на подушки и сказал куда-то
в потолок:
- Я тебя не увольняю. Я повышаю тебя в должности. Начальник отдела информации может
позволить себе дом в столице, и работу на дому. Так что, ты здесь больше не работаешь. И не
живешь.
Я медленно досчитал до десяти. Потом - в обратном порядке. Потом на латыни, греческом и
арабском. Гарант законности терпеливо ждал реакции, вот только ни покрыть его матом, ни
врезать по государственному лику я позволить себе не мог.
- Как неожиданно, мой генерал. Полагаю, мне следует пасть ниц?
- Можешь просто лечь на спину. Мне хватит.
- Одну минуту.
Я встал и вышел на балкон, постоял там немного, вернулся в спальню и, медленно пройдя ее, тихо
прикрыл за собой дверь. Взгляды охраны напомнили мне, что Солнце нации по обыкновению
стащило с меня все, что было надето, но сейчас мне было глубоко наплевать на шок в глазах
здоровых мужиков и на визг идиотки - горничной, попавшейся мне в лифте. У бассейна никого не
было, я уселся на бортик, свесив ноги в воду, и стал считать звезды, чтобы не повторять про себя
то, что хотелось высказать вслух. Шаги за спиной удивили. Отец народа уселся рядом, накинув
мне на плечи халат, и ядовито заявил:
- Еще раз попробуешь покрутить своей задницей перед охраной - уволю на самом деле. И что ты
делал с этой дурой в лифте, что она так орала?
- Насиловал. Мне приспичило доказать себе, что я настоящий мужик.
- Доказал?
- А как же.
Разговаривать не хотелось, хотелось утопиться. Но завтра придут сотрудницы, у них заплыв перед
завтраком. Портить девушкам утро невежливо.
- Я не хотел.
У меня галюцинации?
- Простите, дуче?
- Я не хотел тебя пугать. - рявкнул Он. - Мне что, развесить плакаты с извинениями?
Я представил себе, как на главной площади, рядом с его портретом и надписью "Вперед, за
нашим Лидером в светлое будущее!" водружают плакат: "Я был не прав", и подавился смехом.
Вышло неловко. Он схватил меня за шкирку и спихнул в бассейн. Намокший халат облепил меня и
потянул на дно, но тут рядом рухнуло тяжелое тело, меня закрутило, поволокло вверх, я глотнул
воздуха и снова задохнулся: похоже, извинения только начинались. Главное - не утонуть.
Дом был небольшой, но очень светлый. Ярко-желтые стены покрывал заленый плющ, ставни на
окнах в полуденную жару не открывались, и в комнатах царил прохладный полумрак. Кабинет
был заставлен техникой, кресло и стол были удобными, кровать Совесть и Честь выбирала лично.
Настроение портило только то, что привезший нас шофер смотрел на меня, как на дорогую
проститутку: в этом районе наша элита селила своих любовниц и тайных жен.
Он приезжал каждый вечер, оставляя охрану внизу, поднимался ко мне, вытаскивал из-за компа и
волок в спальню или кухню, в зависимости от того, чего ему больше хотелось. Приходящая
служанка убиралась и готовила, и я никогда не знал, что за ужин нас ждет: я днями не вылезал изза компьютера. Работы прибавилось в разы. И ночью тоже.
Зарплата тоже выросла вдвое, но меня не покидало гадкое чувство, что зарабатываю я ее не тем
местом, каким бы следовало. Однако, стоило нашему Лицу эпохи появиться на пороге, и все
сомнения выдувало из головы. Это не нравилось мне еще больше, но, кажется, метаться в
сомнениях было поздно: мы все больше напоминали семью, а Совесть нации как-то
проговорилась мне, что только в этом доме перестает чувствовать себя идолом.
Конечно: я ведь не молился на него. Хотя, при всей пакостности его характера, на которую я
отвечал занудной язвительностью, в нем было то, что привлекает любого, то, что привлекало к
нему сердца всей страны, любовь и поклонение: он был надежен. Да, он был собственником, но я
чувствовал: за свое он порвет любого, и было безумно приятно ощущать себя этим "своим". Не
говоря уже о многом другом, что было не менее приятно.
Почти полгода Солнце нации заходило в моем доме. Кажется, я умудрился не надоесть, однако,
всякий раз, когда машина останавливалась под моими окнами, я нервничал, не зная, что услышу
сейчас: мое "увольнение" запомнилось накрепко, а любовь к жестоким шуткам была известна не
по наслышке.
***
Сегодня я никого не ждал. Лидер и Указатель верного пути уехал указывать его союзным странам.
Саммит должен был продлиться еще два дня, но под окнами почему-то остановилась машина, и в
дверь позвонили. Недоумевая, кого принесло в мою одинокую обитель, я спустился. За дверью
стоял Вито. Кажется, я уронил апельсин. Вито перешагнул его и закрыл за собой дверь, отодвигая
меня в комнату.
- Вито...
- Приветствую. Как поживаешь?
Он с любопытством осматривался, хотя я не сомневался, что в каждой комнате этого дома
установлены камеры.
- В чем дело, Вито? Я... уволен?
- Ну, что ты, мальчик, с такими талантами...Сядь.
Я опустился в кресло, и он сел напротив.
- Я знаю тебя давно, Бен, я сам тебя нанимал, ты помнишь?
Я помнил: пара суток в темном помещении с повязкой на глазах, детектор лжи, препараты,
психическая атака... Я сломался не сразу. Но я сломался.
- Я помню.
- Я уверен в тебе, почти, как в собственном сыне.
- У тебя нет сына, Вито.
- Почем ты знаешь? Может быть, и есть.
Я пытался понять, зачем он пришел. Меня проверяли регулярно. Под воздействием препаратов я
вел долгие задушевные разговоры с Вито, и потом он давал мне посмотреть записи. Но все эти
полгода я был избавлен от этого. Почему теперь?
- Я не хочу тебя колоть, мальчик: сегодня вечером ты должен быть в порядке, поэтому просто
скажи мне: как ты относишься к дуче?
Я посмотрел на него, как на ребенка.
- Я люблю Диктатора, преклоняюсь перед Его мудростью и гениальностью и радостно иду за Ним
в светлое будущее.
- Значит, все-так уколы?
- Чего вы хотите?
- Ты стал занимать слишком много места, мальчик. И, если тебя задумают использовать против
дуче, я сам пристрелю тебя. Не обижайся. Он стареет. Становится сентиментальным. Есть люди,
которые только этого и ждут. Ты - хороший шанс для них. Так что ты думаешь о дуче, Бен?
Я молчал. Что я думаю о дуче? Я... думаю о нем.
- Значит, все-таки колоть. - Вито полез в сумку. - Ну, надо же, не захватил антидот! Придется тебе
досмотреть все до конца.
Я, кажется, побледнел. Несколько комбинаций препаратов имели различное действие, но одна вызывала из подсознания все страхи, превращая в стонущего и заливающегося слезами
паралитика. В первый раз, когда мне ее вкололи, Вито слишком долго тянул с антидотом, и то, что
я увидел в наркотическом бреду, едва не свело меня с ума. Второго раза я не допустил.
На мне была футболка, поэтому не пришлось возиться с рукавом. Я просто протянул руку и закрыл
глаза.
- Потом переодень меня, что ли... Ему не понравится, если я буду валяться в собственной луже.
- А тебе?
- Ты думаешь, меня это еще будет волновать?
Телефон зазвенел неожиданно. Взяв трубку, Вито немного послушал, сказал: "Слушаюсь" и убрал
жгут и шприцы обратно в сумку.
- Иди умойся. Он сейчас приедет.
Дверь хлопнула, отъехала машина, а я все сидел в кресле, не увереный, что смогу встать.
Потянувшись, я нажал на кнопку ( телефон автоматически записывал все звонки) и вздрогнул.
- Вито, - прошипел знакомый голос, едва сдерживая ярость. - Пошел вон оттуда. Немедленно.
- Слушаюсь. - ответил голос Вито, и звонок прервался.
Я всхлипнул и подскочил, когда телефон снова зазвонил.
- Да?
- Я сейчас буду.
- Я жду.
Я вскочил и побежал в ванну: от меня пахло потом и страхом. Проклятье! Все-таки, чего он хотел?
***
Он вошел сам: замок на двери реагировал на Его, мои и горничной отпечатки пальцев. Я ждал вымытый, собранный, и встал навстречу.
- Дуче.
Он молча приблизился и дернул меня за руку, выворачивая, явно ища следы уколов. Вторую я
протянул Ему сам.
- Вы смотрели?
Я пришел к выводу, что Вито блефовал. Слишком явно меня пугали. Слишком глупо было
поверить, что он мог забыть антидот, если, конечно, не имел приказа, но я не видел причины, по
которой меня нужно было откровенно пытать. Значит проверка. "Что ты думаешь о дуче?" И такой
своевременный звонок. Все верно. Вот только в схему не укладывался глухой от беспокойства
голос. Но этим лучше было пренебречь.
- Я искал Вито в кабинете и включил трансляцию. Так что ты думаешь о дуче, мальчик?
- Верните Вито, мой генерал. Он отлично знает, как разговорить меня. Только это будет не
слишком приятное зрелище.
- Я знаю. Этот состав к тебе больше применять не будут. Даже в самой плохой ситуации.
Ну, конечно! Я и не надеялся, что он пропустит что-нибудь из сведений о том, кто имеет так много
возможностей выстрелить в спину с расстояния вытянутой руки.
- Благодарю, мой генерал! Вы так великодушны. - я почти не ерничал, нет.
- Я - Совесть нации и её Милосердие.
- О, да! Вы - само Милосердие, дуче!
Язык мой - враг мой. И стоит помнить об этом, потому что взывать к милосердию в некоторых
случаях абсолютно бесполезно.
***
- Так чего хотел от меня ваш цербер?
В спальне было жарко, тихо шумел кондиционер, и я скинул простыню и спихнул с себя тяжелую
руку, не дающую дышать нормально.
- У нас проблема.
Голос звучал отстраненно, и я привстал вглядываясь в расслабленное лицо.
- Проблема?
- Завтра к тебе приедет твоя дочь. Она жила с матерью в твоей тмутаракани, но мать умерла
неделю назад, и ты забрал ребенка к себе.
Я все еще не понимал.
- Моя дочь?
Он помолчал, тяжело разглядывая меня.
- Моя дочь.
Рука, подпиравшая мою голову, дрогнула, и я ударился носом о локоть Примера для подданных.
- А, чтоб!..
- Не вздумай выражаться при ребенке.
- Конечно, дуче.
Но, почему я?
- С ней приедет няня, Вито все организует, ты можешь даже не разговаривать с ней. Нам просто
нужно имя и защищенное место.
- Здесь достаточно безопасно?
- Здесь самое безопасное место в стране.
Вот как? Это требовалось переварить.
- Ее зовут Лейла. Ей - пять... Ты поможешь мне?
- Конечно, дуче. Но, как, однако, рано я начал! И с женщиной.
- Остепениться никогда не поздно.
Вот только сегодня мне это не грозит.
***
Остальную информацию я получаю от Вито. Документы. Моя фамилия, фото матери... Красавица.
Железный дуче был влюблен? Несущественно. Девочка не знает, кто ее отец. Переступив порог
моего дома, она дичится, а я не знаю, о чем говорят с детьми, у меня даже младших не было!
Через пару дней она интересуется, почему я такой молодой, и смотрит на меня вполне знакомым
пронзительным взглядом.
- Твоей маме нравились молодые мужчины. - ляпаю я.
Звонит телефон. В безупречно корректной форме Вито объясняет мне, какой я идиот, Лейла
задумчиво рассматривает меня и выдает вердикт:
- Мне тоже нравятся молодые мужчины.
Вито давится смехом. Отношения налаживаются.
Ребенок, действительно никак не меняет моей жизни: няня, отдельная комната, запрет входить в
кабинет, из которого я не вылезаю. Теперь я там даже сплю, потому что дуче не приезжает.
Стараюсь держать марку и веду себя обычно. Пару раз звонит Вито и приказным тоном
отправляет спать в кровать, но одному там неуютно. Сплю. И однажды ночью просыпаюсь от того,
что в меня вцепляются тонкие ручки.
- Папа?
Днем она зовет меня Бен или мистер.
- Что, Лейла?
- Мне страшно.
- Чего ты боишься?
- Я не знаю.
Она почти плачет, и я обнимаю, укачиваю, забалтываю, пока заплаканные глаза не слипаются.
Подумав, укладываю рядом с собой и неожиданно быстро засыпаю.
Утром беспрестанно извиняющаяся нянька уводит девочку к себе, потом они едут в зоопарк, а
меня снова посещает Солнце моей нации.
В кабинете появляется диван. Теперь Лейла спит со мной в спальне, а дуче - на рабочем месте. Я
просто нарасхват. Ребенок нравится мне все больше. С тревогой ловлю себя на мысли, что ее
могут забрать так же, как привезли, а я уже привык к тому, что у меня есть дочь. Сумасшествие.
Два месяца. Отец и Защитник знакомится с дочерью и мгновенно входит в доверие. Ребенок без
ума от дуче, и постоянно трещит только о нем. Ревную. Как-то раз, в запале, требую "не баловать
мне дочь", и получаю полный недоумения взгляд. Попытки извиниться присекаются в знакомой,
жесткой, но весьма приятной манере. Внимательнее слежу за языком.
Три месяца.
- Лейла, папе необходимо уехать на несколько дней. Ты не будешь слишком скучать?
Делаю вид, что не удивлен.
- Куда?
- Это по работе, я скоро вернусь.
- А я разрешу тебе посмотреть дворец и парк развлечений. Только спроси разрешения у папы.
- А разве дуче нужно разрешение?
На меня устремляются два одинаковых взгляда.
- Видишь ли, Лейла, я, конечно, могу приказать ему, но будет ли это правильно? Представь, что ты
не хочешь целовать свою старую тетушку Констанс, я папа говорит: "Поцелуй, или накажу". Что ты
почувствуешь?
- Я обижусь.
- А я не хотел бы, чтобы твой папа обижался на меня. Он становится вредным и капризным, и с
ним невозможно бывает договориться.
- Совсем, как я. - кивает ребенок раздумчиво. - Мама говорила, это характер.
- Да, характер у него не сахарный. - усмехается дуче.
Демонстративно сую в рот шоколадную конфету, облизываюсь.
- Лейла, разве вы не собирались с няней по магазинам?
- Ой!
Ребенок вскакивает и выбегает из комнаты.
- Съешь еще. - советуют мне.
- Не слишком сладко? Как бы не приелось.
- Пока в самый раз. А там поглядим.
- Как скажете, мой генерал.
Сую в рот еще одну конфету, и едва успеваю проглотить: рот вдруг оказывается совершенно
необходим отечеству.
***
- И куда я еду?
- В Каир. Совещание глав отделов информации. Обмен опытом, общение, отдых. Четыре дня
полной свободы.
- Соблазнительно. Кто поедет со мной?
- Никто.
Странно: никто не выезжает без сотрудника безопасности. Это правило.
- Что я должен сделать?
- Передашь флешку нужному человеку, и можешь развлекаться. За Лейлой я присмотрю.
Информацию получишь у Вито.
***
Каир не нравится мне своей суетой и многолюдством, а может быть, я просто привык сидеть в
четырех стенах? Заседания проходят интересно, новые разработки полезны, я купил несколько
программ, собираясь проверить их дома на вирусы и жучки, нужный человек появился на второй
день, и я был вполне свободен, но по вечерам тоскливо становилось сидеть в номере,
разглядывая с высоты раскинувшийся под ногами суетливый город. Поэтому, когда на третий день
мой коллега из России пригласил меня выпить, я с радостью согласился.
Вечер я помнил смутно. То есть, начиналось все прилично: мы пришли в бар, заказали выпивку,
посмотрели на девиц на танцполе, выпили еще, потом мой визави заявил, что девицы его не
интересуют, и не соглашусь ли я составить ему компанию в походе в более специфичное
заведение. Вняв клятвенным заверениям, что я не в его вкусе, я согласился. Мы еще немного
выпили, кажется, даже потанцевали и собрались возвращаться в гостиницу. В фойе он уговорил
меня выпить "на посошок". Дальше я уже ничего не запомнил, но, поскольку проснулся у себя в
постели, один, и без характерных ощущений, с облегчением заключил, что вечер и закончился
тоже прилично.
Русский при виде меня обрадовался совершенно по-дружески, и на следующий день я вернулся
домой, радостно предвкушая встречу с Лейлой, и Любовью всей нации.
Однако, дом встретил меня тишиной. Охраны не было, няньки - тоже, в комнате Лейлы не
осталось никаких ее вещей, а из кабинета исчез диван. У меня затряслись руки. Плохое
предчувствие? Да! Чертовски плохое предчувствие! Я потянулся к телефону, но тут завибрировал
мобильный в кармане. Вито.
- Никуда не звони, сиди дома. Вечером буду.
- Лейла?.. - выдохнул я.
- Во дворце.- он отключился.
Что случилось за эти четыре дня?
***
Вито появляется поздно. Я успеваю разобрать вещи, поработать и сойти с ума от беспокойства.
- Что случилось?
Он сует мне флешку, я вставляю ее в ноутбук и задыхаюсь, словно от удара поддых: на фото - мое
запрокинутое лицо, чужие руки, незнакомая спина.
Лихорадочно листаю картинки. Вот - я танцую в баре, пьян, и это видно, вот - мы с русским в
обнимку бредем по бульвару в темноте, вот - прощаемся в фойе... Картинки меняются: лифт, и
меня прижимает к стене совсем незнакомый парень. Мои глаза открыты, но вряд ли я вижу хоть
что-нибудь. Вот - ванная в моем номере, я уже раздет, упираюсь в кафель, подставляя себя рукам
нетерпеливого партнера. Вот - постель. Тут вообще все ясно, несмотря на полумрак, и выражение
блаженства на собственном лице добивает меня окончательно: я бросаю ноутбук в стену и бьюсь
головой о столешницу, в надежде проснуться.
- Не стоит ломать казенное имущество, мальчик... Как славно ты погулял.
- Я ничего не помню, Вито.
- Тем хуже. Ты слишком много выпил.
Он нагибается, вытаскивает флешку, и вставляет ее в стационарный комп.
- Тут есть еще видео.
Медленно умираю, наблюдая, как мое тело стонет, выгибается и кончает под человеком, которого
я никогда не видел.
- Перестань.
Он останавливает запись. На экране застывает мой, открытый в немом крике, рот и глаза... Глаза...
- Вито, я же обдолбан, как последний торчок! - ору я, тыкая пальцем в экран. - Посмотри!
Он всматривается.
- Что ты принял?
- Ничего я не принимал! Я только пил. Спиртное, не слишком много.
- Значит, первый - подсыпал, а второй работал. И что?
- Как что? Я не виноват!
- Конечно, не виноват. - кивает Вито. - И что?
Тут, наконец, просыпаются мозги. Действительно - и что? В сухом остатке - аморальное поведение
за границей, пьянство, принятие наркотических веществ. Вполне тянет на официальный приговор.
А вот остальное...
Снова задыхаюсь.
- Вито, Он уже видел?
- А ты как думаешь?
Киваю. Что тут думать? Диван вдруг становится последней каплей. Я срываюсь с места и несусь в
туалет.
Возвращаюсь спокойным и собранным.
- Как Он отреагировал?
- Просмотрел с интересом. Сказал, что ты очень сексуален.
И увез дочь.
- Как это будет Вито?
Мне нужно знать.
- Что будет? Мальчишка. Он запретил тебя увольнять, дом - по документам твой, но не смей
являться во дворец. Звонить только мне. В любом случае.
Это слишком милосердно даже для Сердца нации. Не верю.
- Вито, как ты думаешь, зачем все это?..
- Я думаю, скоро у нас появится новый секретарь или стюард с безупречной анкетой. Кстати, вчера
мы разорвали дипломатические отношения с Эмиратами.
- Из-за меня?
- Из-за него. - он кивает на экран. - Этот тип - их суперзвезда. Какой-то певец или актер. Гордись
теперь.
Горжусь. Выпрямив спину и задрав подбородок, провожаю Вито к выходу, и ломаюсь уже на
пороге.
- Вито, если он все-таки решит меня... уволить, скажи мне. Я даже могу сам...
Едва не отшатываюсь, когда рука Вито треплет мой волосы. Он никогда никого не трогает. Только
если бьет.
- Знаю, что можешь. Договорились.
Дверь захлопывается, и я снова возвращаюсь в кабинет. Он только забрал диван, а мне кажется,
что у меня вырезали сердце. Будем жить.
***
И мы живем. Я - в ставшем пустым и почти ненавистном, доме, Он - в сердцах и умах нации.
Теперь я жадно смотрю все выступления по телевизору, прикрываю глаза, вслушиваясь в голос, и
совершенно не стесняюсь камер, выгибаясь со стоном, под его коронное: "Я люблю мой народ".
Твой народ тоже любит тебя, дуче. Сколько таких, как я, кончают сейчас в тишине собственных
комнат? Только вот, им несколько легче: они не знают тяжести твоих рук, твоего тела, им не
известно, как ты хрипишь, вбиваясь в них, как умело доводишь до оргазма, как ты улыбаешься,
просыпаясь, как затуманены со сна твои глаза... Наверное, я счастливчик.
Я так же много работаю, прерываясь на сон и еду, но спать почти невозможно: воспоминания
догоняют меня в постели. А еще, я скучаю по Лейле.
Казалось бы - чужой ребенок, пару месяцев общения - но я привык. Или как называется это
чувство, когда тянет в груди, ноет сердце, и горло сжимается, когда ты натыкаешься на забытую
резинку для волос.
Я терплю почти месяц. Потом решительно сажусь в машину и еду ко дворцу. Бросив машину на
соседней улице, пробираюсь переулками, игнорируя припадочно трясущийся телефон, и
приникаю к ограде как раз в том месте парка, где расположена детская площадка, и гуляет моя
дочь. Наша дочь.
Она чуть подросла, и только - косички и гордый нос остались прежними, и я любуюсь, как ловко
она перебирается с одной площадки на другую и катится с горки. Улыбаюсь. Охрана прекрасно
видит меня, но демонстративно смотрит в сторону. На экране телефона - сообщение капслоком:
"Придурок!" Спасибо, Вито, я знаю.
Сижу за кустами до тех пор, пока девочку не уводят в дом, и возвращаюсь совершенно
счастливый.
Мотаюсь туда два раза в неделю, в кустах уже вытоптано место, где я стою. Охрана кивает
прежде, чем отвернуться. Спасибо, ребята.
На экране: "Нарвешься на неприятности!" Конечно нарываюсь: в саду появляется дуче. Он идет к
дочери, улыбаясь так ласково, что у меня заходится сердце. За его плечом - новый секретарь. Я
даже любуюсь: все вкусы дуче учтены: он невысок, строен и гибок, наверное он может согнуться
пополам и не почувствует неудобства. И я не был даже вполовину так красив, как этот новый
мальчик. "Распутный ангел" - банально, но очень подходяще. Почти завидую.
Дуче недолго говорит с Лейлой, и ее уводят в дом, а Совесть и Честь нации совершенно
бессовестно прижимает своего нового секретаря к горке, и принимается буквально поедать,
вызывая стоны и вскрики. Охрана демонстративно смотрит в стороны, а я не могу отвести глаз до
тех пор, пока телефон в кармане не выдает мне надпись: "Замри и не двигайся!" Кажется, Вито
взял надо мной шефство. Не двигаюсь - я же не самоубийца. Пока нет...
Но, к вечеру мое мнение на этот счет меняется. В компании бутылки и сигареты я решаю, что
гораздо веселее будет подняться на крышу и покурить там. А, оказавшись на крыше, вдруг
задаюсь вопросом: а почему бы и нет? Действительно, чего мне ждать? Когда Вито извинится и
вколет что-нибудь, и я помчусь спасаться от своих демонов к ближайшему оврагу? Можно все
упростить. Допиваю скотч, затягиваюсь , подхожу к краю крыши и бросаю окурок вниз. Он
мелькает в сумерках и исчезает. Третий этаж - конечно, маловато, но там, внизу - острые копья
ограды, и при должном везении, я не промахнусь. А везения мне не занимать. Раскидываю руки,
задираю голову к небу и вздрагиваю: в кармане снова надрывается телефон.
- Остановись, придурок, или я прикончу тебя сам.
- Как воодушевляюще, Вито!
- Ты не сдохнешь, упав с этой высоты, а я найду тебя в больнице и уколю твоим любимым
препаратом. Так - воодушевляет?
- Дуче обещал мне...
- А кто ему скажет, мальчик? Ты хочешь, чтобы он вспоминал тебя таким?
Разговаривать, стоя на краю - неудобно, и я делаю шаг назад.
- Он уже видел меня таким. Ты же сам показывал записи.
- Знаешь, что он сказал, посмотрев?
- Что?
Сердце екает и пускается вскачь.
- Что убьет меня, если я дотронусь до тебя хоть пальцем. Иди спать, самурай недоделанный. А
лучше - иди, и сделай какой-нибудь дуре ребенка.
- Иди в задницу, Вито.
Сажусь обратно. У меня еще треть бутылки, и вся ночь впереди. С решением можно не спешить.
Просыпаюсь я на крыше.
***
Все болит так, что я жалею, что вчера у Вито не села батарейка. Спускаюсь вниз. Сюрприииз!
Цербер сидит в моем кресле и пьет мой кофе. Перед ним пара шприцов и жгут.
- Что, так не терпится? - ухмыляюсь я, радуясь, что трясущиеся руки легко свалить на похмелье. Или это - жест милосердия?
- Так плохо? - ухмыляется он. - Ты совсем не умеешь пить, мой мальчик.
- Наверняка я очень многого не умею, но какая теперь разница?
Сажусь и протягиваю руку - уже было.
Он деловито накручивает жгут и быстро попадает в вену. Два укола.
- Что это? - равнодушно спрашиваю я.
Какая разница?
- Витамины, антипохмельное.
- Ты же обещал. Не ври. - укоряю его.
- Придурок.
- Меня столько не дразнили придурком со времен младшей школы. Я напоминаю тебе первую
любовь?
Он фыркает.
- Приводи себя в порядок. В полдень привезут Лейлу.
Я роняю чашку. Что?
- Ей сказали, что ты болел, сейчас выздоравливаешь. Поэтому она побудет до вечера. Не забудь
почистить зубы.
Но я уже несусь в ванную.
***
Лейла кинулась ко мне в объятия с криком : "Папочка", и я в замешательстве посмотрел на
шофера. Ей не сказали? Впрочем, уж шофер мне точно ничем помочь не мог. Лейла болтала,
пересказывая свои нехитрые новости, а я любовался, обнимал и таял. День пролетел незаметно, и
мы с трудом расстались. Я помахал вслед машине, вернулся в дом, собрал раскиданные подушки,
принес ноутбук, и, написав на экране огромными буквами "СПАСИБО!", повернул его к камере,
спрятанной в шкафу.
Утром надписи не было, а на ее месте красовалась моя фотография: запрокинутая голова,
прикрытые в изнеможении глаза, блаженная улыбка и - рука, держащая меня за горло. Его рука. Я
медленно потянулся и дотронулся пальцами до экрана, прикасаясь к Его руке. Мой генерал...
Экран мигнул и погас: села батарея. Пока я включал ноутбук в сеть, фото с экрана исчезло.
Лейлу привезли в следующую субботу с утра и забрали только вечером. Я выбросил сигареты и
спиртное, перестал разбрасывать вещи и переодевался только в ванной. Я постоянно помнил про
камеры и старался вести себя так, чтобы, если дуче вдруг поинтересуется, куда он отпускает свою
дочь, у него не возникло ни малейших сомнений. И, кажется, у меня получалось: Лейлу привозили
теперь каждую субботу и оставляли на весь день. И с каждого воскресения я неделю не вылезал
из-за компьютера, работая, как проклятый, чтобы заслужить следующее свидание с нашей
дочерью.
Услышав это "наша дочь", Вито посмотрел устало и посоветовал обратиться к психиатру. Я
послушно кивнул, и он добавил:
- Это не приказ, а шутка.
- Спасибо, что уточнил.
Я был полон решимости выполнить любое условие. Все это и впрямь походило на одержимость.
Ночь с пятницы на субботу мне пришлось провести у компьютера: скандал на бирже
спровоцировал утечку информации, и мы отслеживали источник. Прикинув, что полноценно
выспаться уже не успею, я прилег на диване в гостиной и проснулся он тихих шагов на лестнице.
Вскинувшись, я увидел, как Лейла с няней на цыпочках поднимаются к себе в комнату, и услышал
насмешливое:
- Отдыхай, трудоголик.
Я медленно опустился обратно на подушку и, зажмурившись, крепко потряс головой.
- Да, я тебе снюсь.
- Дуче?
Я попытался встать, не уверенный, что мне это удастся, но Он приказал: "Лежи", и я остался
лежать на животе, неловко вывернув шею, чтобы смотреть на Солнце нашего народа и мое.
Диктатор внимательно разглядывал меня, и я заметил, что совершенно по-дурацки улыбаюсь. А,
плевать!
- Какими судьбами, мой генерал?
Его брови сошлись над переносицей.
- Все так же нахален, как и прежде? Жизнь ничему не учит?
- Живи, пока жив.
- Лови любое удовольствие?
Я, кажется, краснею, вспоминая видео.
- И почему тогда ты все еще один? Я не интересуюсь личной жизнью своих служащих.
- У меня маленькая дочь, мой генерал, я не могу подавать ей плохой пример.
- Какого черта? - срывается он. - Зачем она тебе? Снова добраться до меня?
Он не понимает, а когда он не понимает - он бесится, и я почти ожидаю удара, но он не бьет.
Руками.
- А когда ты трахался в гостинице с этим красавцем, ты не думал о плохом примере для дочери?
Как это было, Бен? Тебе понравилось?
Он впервые называет меня по имени, но звучит оно хуже ругательства. Не поддаваться на
провокации.
- Я не помню. Меня накачали наркотиками.
- Эту сказку я слышал от Вито.
- Это действительно так. Я проснулся в своей кровати и не почувствовал ничего. Я даже не знал,
что это произошло, пока Вито не показал мне фотографии.
Ужасно хотелось просить прощения, и, кажется, он ждал этого, но в чем я был виноват? В том, что
попал под руку очередным спецслужбам?
- У вас были неприятности?
- Неприятности у меня всегда. Я позволил себе понадеяться, что с этой стороны их не будет, и ты
блистательно опроверг мои надежды... Лейла останется у тебя на все выходные: мне надо уехать.
А ты пока придумаешь, как разъяснить те причины, по которым ты так настойчиво добиваешься
продолжения ваших свиданий.
Он вышел, и я попытался стукнуться головой о диван, но он был слишком мягок. Тогда я поднялся
и набрал номер:
- Вито? Нужно поговорить.
Вито был очень предупредителен, появившись через минуту после того, как машина с Лейлой
скрылась за поворотом. Мы расположились в гостиной, я снова протянул руку и почувствовал
укол.
- Что ж, Бен, давай поговорим...
Кажется, в этот раз он напутал с дозой: очнувшись, я не понял, где нахожусь. Когда в глазах
прояснилось, я заметил знакомые обои и ставни, распахнутые ради ночной прохлады.
- Вито?
- Ты отрубился посреди разговора, доктор взял у тебя кровь на анализ и велел отдыхать.
- А работа?
- Тебя подменят.
- Ты все успел? Когда Он приедет? Он точно посмотрит отчет?
- Скоро. Посмотрит первым делом... Ты ведь знал, что именно это сочетание тебе нельзя? Ты,
долбаный самоубийца, зачем тебе захотелось именно сыворотку правды? Решил оправдаться
перед смертью?
- Ты как всегда, прав... - я решил перевести разговор. - Что нового во дворце?
- Можешь спрашивать прямо. Новый секретарь, как мы и ожидали, имеет других хозяев. От тебя
просто избавились. Считай, что он уволен.
- Надеюсь, Он сначала трахнет его напоследок, и только потом "обрадует", иначе у мальчика
ничего не поднимется.
- Он с ним не спал.
- Что?
Нет, я не верил, я же видел своими глазами.
- Да он чуть не съел его прямо перед охраной!
- Бен, скажи, где ты забыл свои мозги? Их тебе вытрахали в Каире? Все знали, что ты туда
таскаешься, узнал и дуче. И твое шоу на крыше он пересмотрел не меньше трех раз. Как ты
думаешь, почему тебе вдруг стали привозить ребенка?
- Мало ли. Чтобы не мешала иметь секретаря на детской горке!
- Они не спали, придурок. Дуче внезапно захворал
- Что случилось?
Вито смотрел на меня, как на дурачка:
- Сантименты, мой мальчик. Или ты его сглазил. Все это время он спал в одиночестве. Выставил
меня из кабинета и просматривал на ночь твои разговоры с телевизором.
- Вот же блин!
- А ты не на это рассчитывал?
- Нет! - огрызнулся я, ощущая, как горит лицо. - Я надеялся заполучить тебя!
- Я староват для тебя, мой мальчик. - рассмеялся он.
Вошедший доктор долго и нудно рассказывает, что он обнаружил в моей крови, и даже моих
скудных познаний в химии хватает, чтобы понять, что коктейль во мне вполне взрывоопасный.
Вито хватается за голову:
- Ты так ненавидишь меня, что решил сдохнуть, чтобы Диктатор пристрелил меня лично?
- Прости, Вито. Но за столько месяцев? Все уже должно было вывестись из организма.
- Остатки этой дряни держатся больше трех месяцев, я слышал о таком: если потом добавить еще
дозу - пациент отбросит копыта в течение трех дней.
- Так что, я умру?
- Я бы на твоем месте не стал торопиться. - тихо, но очень внушительно, как умеет наше Солнце. Ты еще не объяснил мне, зачем тебе Лейла.
Вито исчезает без единого звука.
- Мой генерал.
- Уймись, мальчишка, сегодня меня это не развлекает. Что за представление ты тут устроил?
Кажется, он посмотрел отчет.
- Я просто хотел...
Красноречие впервые коварно изменяет мне. Глаза напротив лишают всякой воли, и я все-таки
говорю это:
- Простите меня.
- Не верю ушам! Пожалуй, мы спишем это на слабость и наркотики. - усмехается он. - Кстати, ты
знаешь, в поездке я неожиданно встретился с твоим внезапным партнером. Хочешь послушать?
Он включает диктофон.
" ... мне приказали, фотограф был готов, парень уже не соображал ничего. Ему всыпали такую
дозу, что я даже не успел ничего сделать: он кончил почти сразу, мы еле успели снять видео,
потом пришлось ему вколоть еще что-то, чтобы он хотя бы не закрывал глаз и мог стоять... Нет,
ничего не было. Обычный шантаж. Откуда я знал, кто его заказал? Думал - жена".
- И что ты скажешь?
- Вот ведь, как бывает: думаешь, что у тебя был феерический секс, а на деле оказывается, что все
это тебе приснилось.
Когда я понимаю, что несу, сказанного уже не воротишь. Совесть нации хватает меня за горло, и я
с готовностью вытягиваю шею, чтобы ему было удобнее.
- Так зачем тебе наша дочь?
Он замечает, что оговорился, и чуть ослабляет хватку.
- Потому что она - наша дочь. Душите, мой генерал, я слишком устал, да и вы только вернулись. Не
будем тянуть время.
- Ну, если ты настаиваешь...
Он наклоняется очень близко и касается моих губ своими.
- А на счет феерического секса - думаю, когда ты поправишься, его будет даже слишком много.
- Я многое видел в жизни, мой генерал, но сексом меня, пожалуй еще никто не запугивал. Я
сдаюсь. Вы победили.
- Не бойся, Бен, тебе понравится...
Он наконец целует меня, и я понимаю: да, мне понравится. Мне уже нравится, как его руки
стягивают с меня одежду, нетерпеливо готовят, слишком сильно удерживают. Он никогда не хотел
ждать. За его плечом я вижу, как Вито зажимает рот возмущенному доктору, вытаскивая его из
комнаты, и улыбаюсь. И, кажется, кричу. И выдыхаю громко и рвано, когда, врываясь в меня он
поднимает голову.
- В постели можешь звать меня Алан.
- Слушаю, мой генерал.
Надеюсь, у меня будет время привыкнуть...
Эта милая тихая нежность.
Автор: МамаЛена
Бета: нет
Пейринг: М/М
Рейтинг: R
Размер: драббл
Жанр: агнст, романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: связался черт с младенцем, или: дуче в истерике.
Предупреждение:оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности.сиквел к фику
"Солнце нации и мое."1ychilka1.diary.ru/p186053101.htm
- И как он тебе?
Пуля, ударившись в ствол рядом с левым виском, откалывает щепки, заставляя жмуриться.
- Не особенно.
Солнце нации целится чуть ниже, и я прикидываю, сколько еще патронов осталось.
- Что так?
Еще одна пуля - чуть выше левого плеча. Дерево достаточно объемное, и я обхватываю ствол, чтоб
не было заметно, как дрожат руки. У него, кстати, не дрожат, на мое счастье. Когда в прошлый раз
из плеча вытаскивали пулю, ощущения были не из приятных.
- Ты, неблагодарный щенок, ну скажи, чем он тебя привлек? Молодой, смазливый ублюдок. Ноги!
Быстро повинуюсь.
- Может быть тем, что не стреляет мне по яйцам?
Третий выстрел - почти в цель. Почти. Выдыхаю.
- Страшно?
- Нам пора завести специальный тренажер. - предлагаю я. - Широкий, с ремнями для рук и ног, и
чтобы крутился. Будет веселей, да и деревья портить не придется. Я посмотрю, где можно
заказать, для следующего раза.
Справа больно рвануло волосы. Браво, дуче! Навыки по-прежнему на высоте.
- А ты планируешь следующий раз? Не слишком ли оптимистично?
Рука устала, я вижу, как сместился прицел.
- Чуть ниже и правее, мой генерал, там обычно бывает сердце.
- У тебя его нет, гаденыш.
- Значит смело можете стрелять.
Пять - оцарапало шею. Мало мне постоянных синяков. Осталось три выстрела. И запасная обойма
в кармане... Шесть.
- Я повторяю вопрос: он настолько хорош?
Упрямства ему не занимать: говорят, в тюрьме его пытали неделю и бросили, отчаявшись
добиться хоть чего-то. Вито нашел его полумертвым и еле выходил. Да, боевая юность портит
характер.
- Мой генерал, вам не следует опасаться конкуренции: одна мысль о том, что меня ставит на
колени Солнце нации, заставляет вашего слугу биться в оргазме.
Семь. По щеке стекает щекотная струйка, и он кивает:
- Утрись.
Осторожно отпускаю дерево, надеясь не упасть, достаю платок, прикладываю, морщась.
- Руки.
- Дуче, могу я просить конкретизировать приказ?
- Руки дрожат.
- Устали. Поэтому я и говорю о специальном оборудовании.
- Ты хоть понимаешь, что когда я с тобой закончу, все специальное оборудование, которое тебе
понадобится - гроб и пара гвоздей? Ты долго будешь испытывать мое терпение? Или надеешься,
что я промахнусь?
- Разве я когда-нибудь так оскорблял вас?
- Нет, ты просто позволяешь себя лапать почти у меня на глазах. Это не оскорбление?
- Дуче, Гильермо тут недавно, откуда ему знать?.. Я вежливо объяснил, что занят.
- Ты не выглядел недовольным.
- Он же обнимал, а не бил.
- Папа?
Голос дочери застает врасплох нас обоих. Куда смотрит нянька?
- Дуче, вы хотите убить папу?
- Нет, дорогая, дуче просто показывал мне, как здорово умеет стрелять.
- А почему ты поцарапан?
- Я наткнулся на ветку. Скажи, Лейла, а где твоя няня?
- Они с Тони целовались в кустах, а мне стало скучно, и я пошла искать тебя. А можно, дуче и мне
покажет, как он умеет стрелять?
Вот теперь руки не просто дрожат, а ходят ходуном, а дочь становится передо мной, прислоняя
пушистую голову к моему животу и требует:
- Пожалуйста, дуче, еще разок!
Он смотрит так долго, что я совсем пугаюсь: если ему придет в голову ревновать не меня, а Лейлу
- сколько я проживу?
- Прости, Лейла, у меня кончились патроны. В другой раз.
Он включает микрофон.
- Тони.
Через тридцать секунд возникает взмыленный охранник, за ним на поляну выскакивает бледная
нянька. Похоже, она не понимает, а вот Тони едва не теряет сознание: в прошлый раз именно он
оттаскивал меня к доктору от похожего дерева.
- Лейла, папа сейчас придет, погуляйте немного с няней, сходите к пруду.
Когда Диктатору хочется погулять в парке, его просто оцепляют, поэтому Лейла может не опасаясь
кормить лебедей и плескаться в купальне. А мы еще не закончили. Ребенка уводят.
- Так на чем мы остановились?
Он медленно приближается , вновь подняв оружие, и не останавливается, пока дуло не утыкается
прямо в меня.
- Я не желаю быть посмешищем, мальчишка! - шипит он, больно вдавливая "макаров" мне в
грудь. Синяком больше... - Ты забыл, кто ты есть и что тебе позволено.
- Мне позволено быть рядом, мой генерал, и с меня довольно. Желаете прогнать? Лучше убейте.
- Слишком много чести! Просто прикажу охране вытолкать тебя вон.
- Зачем же так сложно? Одно движение...
Тянусь к оружию, пытаясь нащупать курок, он отводит руку в сторону, и звучит выстрел. Что-то
вякает микрофон, но нам не до него. Похоже, вторая обойма сегодня не пригодится. Меня
вжимают в дерево, слизывая кровь с шеи и щеки.
- Бесчувственный гаденыш. - шипит Он мне в ухо. - Ничего не боишься?
Боюсь, очень боюсь. Только я не совсем идиот, чтобы признаться. Да и как бы это прозвучало? "
Боюсь надоесть любовнику"? "Боюсь, что прогонят и забудут"? Позорно и жалко.
- Боюсь, у нас сейчас уже нет на это времени. - как можно спокойней произношу я. - Через час
встреча с главами нефтяных корпораций.
- Подождут.
Меня разворачивают и вжимают в дерево. Прямо перед глазами - дырки от пуль, и только увидев
их, запоздало пугаюсь. Когда-нибудь он меня точно застрелит. Но не сейчас. Сейчас не повезло
дереву, и повезло мне.
Минуту спустя я ощущаю, как мне повезло, и мысли улетучиваются вместе со здравым смыслом и
стыдом.
- Мой генерал...
- Как я велел меня называть?
- Мы не в постели, дуче. Конкретизируйте.
И он конкретизирует, и все становится предельно ясно, даже такому зануде и формалисту, как я.
Контрольный выстрел
Автор: МамаЛена
Бета: нет
Пейринг: Дуче/секретарь
Рейтинг: R
Размер: мини
Жанр: агнст, романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: о расизме о собственности
Предупреждение: оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности.сиквел к фику
"Солнце нации и мое" 1ychilka1.diary.ru/p186053101.htm
Я протягиваю руку к двери и слышу за спиной:
- Не спеши, мальчик.
Вито улыбается так заботливо, что рука сама тянется поправить галстук, впрочем, сейчас на мне
его нет.
- Что такое, Вито?
- Вот, хотел пригласить тебя выпить.
- Я не пью, ты же знаешь.
Да уж, после Каира я не просто не пью, я стараюсь пить только из своей чашки и не выпускать ее
из поля зрения надолго.
- Ну, так составишь мне компанию.
- В чем дело? Он велел не пускать меня, или это твоя идея?
- Бен, пойдем со мной. - веско роняет он, и я удивляюсь: как же, оказывается, быстро я отвык
подчиняться чужим приказам...
Киваю, разворачиваюсь, и, как только Вито отходит, тихо проскальзываю в дверь, прикрываю ее
за собой и понимаю, что надо было пойти и напиться: в арке окна Совесть и Честь нации
бессовестно прижимает к себе нового программиста. Сергей. Русский. Юный гений,
очаровательная находка Вито. За компьютером он - бог, но в этой спальне другая религия.
- Серхио... - тянет Дуче, и я отступаю на шаг, едва сдержавшись, чтобы не поправить: "Сергей" мой педагог утверждала, что у меня почти идеальное московское произношение.
- Сергей. - смеется мальчишка.
Мой ровесник, он кажется семнадцатилетним эльфом, золотоволосым и беспечным, словно
мотылек.
- Серхеи... Серхио... Я не могу.
Дуче тоже смеется, любуясь на запрокинутую голову, прижавшуюся к стеклу.
Снова отступаю, просачиваясь в дверь. Меня не замечают: Сердце нации пробует на вкус своего
солнечного эльфа, а тот, прикрыв глаза, предоставляет его губам все больший простор для
маневра. Мой генерал...
Раз...
Тихо прикрываю дверь и натыкаюсь на Вито.
- Бен?
- Как я понимаю, у меня сегодня свободный вечер?
Он смотрит на меня с жалостью. Видимо, я, и правда, жалок.
- Распоряжений не поступало.
Они поступят вот-вот, и я даже могу угадать текст.
- Хорошо. Если я вдруг понадоблюсь - я у Лейлы. Или ты настаиваешь на моей компании?
- Нет, иди.
Он пристально смотрит на меня, и даже спиной я чувствую его взгляд. Когда я уже на пороге, он
окликает:
- Бен! - оборачиваюсь. - Не делай глупостей, мальчик.
- Ты же знаешь - я очень рационален. - растягиваю губы в улыбке.
- Это-то мне и не нравится.
Ухожу. Сначала, и правда, к дочери. Сейчас каникулы, и мы снова живем во дворце.
- Лейла, девочка моя, я ненадолго уеду.
К счастью, теперь у меня открытый выезд в любую страну и в любое время.
- Куда?
- Это по работе. Я скоро вернусь.
- В последний раз это "скоро" превратилось в два месяца. Или три?
Всего два года - и наша девочка уже не дитя, а логика, похоже, ей досталась по наследству.
- Я обещаю, что не задержусь надолго.
О, я вполне уверен: надолго мне задержаться никто не позволит. Но, это потом. Целую дочь,
вдыхая запах ее волос, отрываюсь, ухожу.
Два...
В моей ванной нет камер: Дуче часто ночует здесь, и наблюдать за нашими водными
процедурами не рискует и Вито. Хорошо. В аптечке есть скальпель. Надрез... В зубы надо было
взять полотенце - стон сдержать не удается. Исправляюсь, теперь - пинцет... Маленький
передатчик вживлен под кожу, не глубоко, и вынимается проще, чем пуля. Бросаю его в раковину,
смываю кровь и залепляю разрез пластырем. Снять микрофон, рубашка, куртка. В карманы документы, деньги, фото Лейлы. Да, я сентиментален, осталось сунуть в нагрудный карман
календарь с Дуче - ближе к сердцу, но это будет слишком.
Три...
Выхожу черным ходом. Вито, наверняка, страхует от неожиданностей в приемной: мало ли, что
может вытворить эльф, будь он хоть сто раз проверен. Меня Вито встречал по утрам почти месяц.
Значит, за пультом простой охранник, и на меня не обратят внимания, я ухожу и прихожу в любое
время, у меня особый допуск. Надеюсь, что Вито не отменил его пару минут назад.
Не отменил. Меня пропускают беспрепятственно, перед машиной поднимается шлагбаум, и я
больше не оглядываюсь, зачем? Скоро я вернусь сюда, хорошо, если не в багажнике. Я
действительно рационален, но сегодня у меня сбой в программе... Проклятье, и здесь он влезает:
программы, гении, эльфы... Делаю музыку погромче. Скоро - аэропорт.
Четыре...
В зеленой зоне никого нет, и я беру билет на ближайший рейс и прохожу без досмотра, и только в
кресле пытаюсь включить мозги: куда я? Зачем? Это же смешно: словно ребенок, лишенный
сладкого. "Вот, пропаду - тогда посмотрите"... Так? Нет, не так.
Если он сегодня придет ко мне... Если он посмотрит... Если прикоснется, даже, чтобы ударить - я
сломаюсь сразу, я не выдержу. Нужно время. Мне нужно время: если не отрастить панцирь, то
хоть прикрыться от Него, как от бури. Мне нужно время, и я пытаюсь его выиграть....
Пять.
Стюардесса проводит инструктаж, ее подзывают к занавеске, она возвращается и объявляет:
вылет откладывается, всех пассажиров просят пройти к выходу. Мой громкий смех заставляет
вздрогнуть не только нежную девушку, но и стоящего за ее плечом амбала из охраны аэропорта. А
мне смешно: я, кажется, уже прилетел.
Меня вежливо отделяют от пассажиров и проводят в комнату начальника безопасности
аэропорта. В коридорах полно охраны и я подкармливаю свою манию величия, пока в кабинет на
заходит Вито, придерживая дверь для того, кто следует за ним.
Встаю, что уж тут.
- Дуче? Я что, забрал ключи от сейфа?
- Вито.
Тот исчезает, и так же быстро исчезает маска спокойствия и благодушия. Меня прожигают
бешеным взглядом, и, кажется, едва сдерживаются, чтобы не начать стрелять. Впрочем, и взгляда
хватает. Контрольный в голову - его воротник чуть загнулся внутрь, и на ключице - алый след.
Снимаю шляпу, русский, я не посмел такого сделать ни разу. Наверное, это было ошибкой, но - не
существенно. Теперь уже нет.
- Куда собрался? - шипит он, а я почти умиляюсь.
Такое чувство собственности еще поискать: сам лично решил вернуть сбежавшего любовника,
хотя он, вроде бы, уже не нужен. Впрочем, мои мозги и мою память нельзя выпускать за границу с
таким неадекватным хозяином: мало ли что.
- Какая разница? Как я понял, поездка отменяется?
Перед ним на столе - мои билеты, а я честно не помню, куда летел.
- В Каир? Так понравилось?
Ох, как неудачно!
- Там прекрасные люди, дружелюбные и отзывчивые. И делятся дурью. Да, понравилось.
А что теперь терять? Правда, я обещал Лейле вернуться, но, дуче выдумает что-нибудь
героическое и удочерит осиротевшего ребенка.
- Тебе захотелось дури? - слишком ласково, и я пугаюсь. - Я ведь никогда для тебя ничего не
жалел...
Он щелкает микрофоном:
- Вито.
Взгляд, брошенный на меня Вито, унизителен: так смотрят на инвалидов - недоумков.
- Наш мальчик хочет расслабиться. Организуешь?
Через пару минут приносят чемоданчик. Вито вопросительно смотрит на меня, и переводит взгляд
на охрану. Пожимаю плечами, закатывая рукав.
- Никогда не любил уколы.
Но сейчас это даже кстати: приглушить боль.
- Что колоть? - Вито собран и деловит.
- Ты знаешь.
Едва сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться, но голос выдает:
- Ты обещал...
- Напомнить, что ты обещал? - ласково шепчет мне в лицо мое Солнце. - Ты сам хотел развлечься.
Заодно развлекусь и я.
Укола я почти не замечаю, и Вито приходится придерживать мою руку самому: я жду, когда
действительность начнет плавиться, сворачиваясь в огромные полотна, а потом... нет, не думать вот правильно, и я не думаю...
- Новая формула, Бен, не так сразу.
У него ласковый и вкрадчивый голос, и я едва не срываюсь на крик.
- Ты еще успеешь рассказать мне, куда собрался, зачем, и кто тебя там ждет.
- А кто ждет вас, мой генерал? Или Серхио уже получил все, что вы хотели ему дать? Кстати, могу
предложить вам несколько уроков русского. В постели лучше говорить ласково: "Сережа", еще
говорят: "любимый", "мальчик мой" и "сердце".
- Сердце? - почти без акцента, надо же. - А как сказать "ревнивый недоумок"?
- Это не слишком романтично. А что, он вас уже ревнует?
Руки снова дрожат, и он, конечно, видит это, и ухмыляется довольно, и я вдруг понимаю, почему:
он все же напугал меня. Наконец-то. Проклятая химия, я не в состоянии думать сейчас ни о чем,
кроме нее. Я представляю, как она пробирается по моим венам, доходит до сердца, ударяет в
мозг...
Шесть.
Ну, когда же, когда? Мне почти хочется, чтобы укол, наконец, подействовал: не отвечать за себя,
не контролировать эмоции - это счастье. Я буду рыдать и кататься по полу, а это - именно то, чего
я не могу себе позволить, пока нахожусь в сознании. Проклятье!
- Ты не должен был врываться в спальню без стука.
- Да, - соглашаюсь я, и замечаю, что Вито нет, а значит... - Антидота не будет?
- Разве тебя когда-нибудь это волновало?
- Я, конечно, супермен, но мысль о том, что Милосердие и Сострадание нации будет наблюдать
столь неаппетитное зрелище, не слишком воодушевляет.
Он перегибается через стол, запускает пальцы мне в волосы и, притягивая к себе, говорит:
- Когда мне надоест, я, так и быть, тебя застрелю.
Отвечаю, не думая: "Спасибо, мой генерал", и в мой рот впиваются зубы, а в горло - вторая рука.
Не стонать.
- Мы не успеем. - губы жжет, кровь на вкус - отвратительна и отдает железом.
- Ты хочешь антидот?
Я уже на столе, ноги на его плечах, брюк нет и рубашку придется выкинуть.
- Так попроси меня.
Губы сжимаются рефлекторно, и Он смеется.
- Ты же знаешь, что все равно попросишь, почему не сейчас?
- Хорошо, соглашаюсь я, - Пожалуйста, Дуче...
Обнимаю, просовывая руки под пиджак. Оружие скользит в ладонь, как послушная женщина.
Лидер нации замирает, не убирая рук, и я почти на грани.
- Пожалуйста, Дуче...
Не к виску: Лейла будет на похоронах. К груди. Он смотрит с интересом. Кажется, мне позволят...
Семь...
Он не зарядил пистолет...
Оружие из моих рук вынимают так ласково, словно забирают игрушку у уснувшего ребенка.
- Вито колол физраствор.
А вот это уже слишком. В голове тонко звенит, уши закладывает, Дуче опускает голову, сползает
по животу... а потом перед глазами словно взрывается, и, наконец, наступает темнота.
Я слышу, но не могу открыть глаза.
- Так ты, оказывается, ревнив.
- Я просто не люблю русских. Это называется расизм.
- Хочешь, я отдам его тебе? Сможешь привязать его к батарее и пытать по утрам, перед завтраком.
- Не садизм, мой генерал, расизм.
- Какая разница?
- Садизм - это когда насилуют на столе, предварительно накачав физраствором и запугав до
полусмерти.
- Я могу искупить свою вину?
У меня галлюцинации. Слово "вина" в его лексиконе присутствует только с добавлением "ваша".
- Отпустите меня.
- В Каир?
Голос и руки снова становятся жесткими. Нет, я же не самоубийца.
- Отпустите меня домой. Я могу нечаянно сломать нос какому-нибудь программисту, а вы любите
делать это сами.
- Можешь выстроить в шеренгу всех программистов дворца и пройтись вдоль них с битой.
- Как заманчиво.
Меня поднимают, и я натягиваю брюки. На плечи накидывают пиджак.
- Приказать Вито? Когда мы вернемся, они будут ждать.
- Вы очень щедры, мой генерал.
Мое лицо сжимают жесткие руки, Он вглядывается в меня и зло и тихо говорит:
- Я не отпущу тебя, забудь. Я не желаю ни с кем делить свою собственность.
Прикрываю глаза.
- Я тоже.
Ожидаю взрыва, крика, или шипения.
- Договорились.
Восемь...
Завтра будет новый день
Бета: нет
Пейринг: Дуче/секретарь
Рейтинг: R
Размер: мини
Жанр: агнст, романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: каждый выбирает по себе
Предупреждение: оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности. Предыдущая
часть здесь:1ychilka1.diary.ru/p186890952.htm
Извиняется Дуче в своем неповторимом стиле: утром на мою подушку падают билеты на самолет:
- Ты хотел отдохнуть - поезжай, развейся.
- Не вздумайте спать с ним в своей постели. - я вежлив и корректен, чтобы не кричать.
- Это еще почему? - удивление, легкий намек.
- У вашего Серхио отвратительный вкус. От его туалетной воды не возможно дышать, а подушки
впитывают запах.
- Тогда возьми его с собой, и ни в чем себе не отказывай.
Он выходит, а я тупо пялюсь в билеты: их действительно два, и "Сергей Быховский" на одном
написано четко.
Мы в Ницце. Компьютерный гений напуган и паникует: Вито поговорил с ним перед отъездом, и,
видимо, все объяснил. Прощаясь, Отец народа повторил свои намеки. Мне, кажется, дали картбланш.
Все это пугает. Глядеть на трясущегося мальчишку даже противно: он стоит посреди номера, не
смея сесть, и ждет, когда я начну мстить ему изощренно и страшно. Он уже не похож на
прекрасного эльфа - скорее, на побитого воробья.
- Убирайся. И не попадайся мне на глаза до отъезда.
- Спасибо.
- Пошел вон.
Он исчезает. Быстро и страшно напиваюсь, и засыпаю в кресле, успев подумать, что, кажется, не с
чего пить.
Настроение паршивое. И, вроде, все хорошо, а больно. Или я расту? Сказать "мудрею" не
позволяет постоянная выпивка: так не мудреют. На третий день вылезаю из номера и
отправляюсь на пляж: надо же загореть. Валюсь на лежак. Прямо передо мной - русский, в
обществе троих знойных красавцев, смеется и радуется жизни. Молодец. Представляю себе их
вместе, трясу головой: не для моих несчастных нервов. Мальчишка замечает меня, улыбка
сползает с лица. Делаю знак рукой.
Подбегает так быстро, что мне даже неловко. Едва не виляет хвостом.
- Воды.
Троица переглядывается в недоумении, а эльф порхает в сторону бара и приносит воду сразу в
двух руках.
- С газом. Без газа.
- Свободен.
В глазах - ни тени обиды, одно сплошное счастье, и мне сразу хочется его убить.
- Уйди с глаз.
Подхватывается с песка, и исчезает, сделав знак кавалерам. Прекрасные принцы следуют за ним.
Вечером встречаю их в баре. Похоже, пришло время выбора: брачные танцы так красноречивы,
что невозможно не понять. Все-таки, втроем. Мальчишка в сомнениях. Когда он выходит в туалет,
слушаю разговоры. Бедняжка. От их планов веет немецкой порнушкой, но, боюсь, они не
ограничатся незатейливым трахом. Ловлю себя на желании уйти, вижу улыбающегося эльфа и
остаюсь сидеть, недоумевая, что мне мешает отмстить чужими руками.
Они уже тащат его, пока вежливо, но нетерпеливо, и, кажется, Серхио понимает, как попал, когда
я поднимаюсь со стула. Меня замечают.
- Домой. - бросаю небрежно.
- Серьёжа, это кто?
Они готовы бороться за свою добычу, да я и не произвожу впечатления серьезного противника.
- Хозяин. - надеюсь, это они поймут.
Понимают. Недовольны.
- Хозяин?
- Босс, шеф, Мастер. - перечисляю, скучающим голосом. - Знакомые слова есть?
- Так что ж ты, гаденыш... - оборачиваются в сторону Серхио.
Перебиваю:
- Я приказал.
Легенда безупречна. Главное, чтобы никто не сообразил, что две игрушки куда интересней одной.
Дуче, конечно, не затруднит сбросить пару-другую бомб на этот милый пляж, но нас это уже не
порадует.
На мальчишку жалко смотреть, а я вдруг веселею, понимая: нам с русским поразительно везет на
партнеров. На нас, что, написано: "жертва"?
- Пошел вон.
Приказываю равнодушно, надеясь, что он послушается и уйдет молча, но такого не ожидаю:
Серхио хватает мою руку, подносит к губам, бормочет: "Да, Хозяин", и испаряется. А как уйти мне?
Вокруг никого нет: на берегу запускают фейерверк, и за шумом можно стрелять без глушителя.
Бармен демонстративно отвернулся, мальчики что-то сообразили, и, заулыбавшись, сжимают
кольцо.
- Хозяин тоже ничего. - говорит один, и я не сразу понимаю, почему изменилась речь.
- Хозяев я еще не трахал. - отвечает другой, и до меня доходит: арабский.
Уж лучше бы я поехал в Каир.
- Боюсь, и сегодня тебе не обломится. - заявляю на арабском же.
Оружия у меня нет, но горлышко бутылки тоже сгодится. Главное, не дать зайти за спину.
На веранде появляются охранники гостиницы, оглядывают пустой бар и кивают бармену.
- Как дела, Том? Ребята, вы из какого отеля?
Пока ребята отвлеклись, успеваю скользнуть в темноту и смешаться с толпой на берегу. Бреду в
номер, и у двери натыкаюсь на русского.
- Хозяин?
Впускаю в номер, кидаю на диван и молча нависаю над лежащим. Кажется, он не станет
сопротивляться. Ах, да, призрак Вито много страшнее трех садистов. " Ни в чем себе не
отказывай".
- Хозяин?...
- Заткнись, Сережа. Не смей со мной заговаривать. Не смей влипать в истории. Я не буду больше
рисковать своей задницей ради твоей. Откуда там охрана?
- Я сказал, что там пьяные, приставали ко мне, а теперь хотят подраться.
- Умница, мальчик. - провожу пальцами по его лицу, трогаю губы, улыбаюсь.
- Еще раз увижу тебя рядом с Дуче - шепчу по-русски, и это пугает его еще больше. - Попрошу у
него твою голову на блюде. И, поверь мне, я ее получу.
Молчит. Действительно, умный мальчик.
- Пошел вон.
Больше я не слышу его голоса, не вижу его рядом, но, стоит протянуть руку, как вода, полотенце
или бокал мартини оказываются в ней, словно по волшебству. Эльф отрабатывает мои милости.
В аэропорту нас встречает шофер. Ни охраны, ни Вито. Приятно. Похоже, я все еще всемогущ. Но,
снова не идиот, поэтому, выхожу у своего дома, отправляя Серхио во дворец в одиночестве.
Вито звонит мне вечером.
- Мальчик, надеюсь, ты один? Жди гостей.
Поднимаюсь навстречу.
- Дуче.
- Как отдохнули?
- Хорошо.
- Ты не слишком загорел, мальчик.
На мне задирают футболку и пристально рассматривают границу загара.
- Серхио прекрасно загорел.
- Он не возбуждает тебя?
Бедный русский, похоже, Вито уже поработал. Оперативно.
- Мама учила меня не трогать чужое.
- А, может быть, ты просто не любишь быть сверху?
- Не знаю, - пожимаю плечами, - не пробовал.
Я уже забыл, что я до него пробовал, а представить его в другом качестве мне не хватит всей моей
скудной фантазии.
- А хотел бы?
Вкрадчивые нотки настораживают, ёжусь.
- Желаете провести эксперимент? И кто этот несчастный? Вы будете наблюдать вживую или через
камеры?
Несусь, не давая ему продолжить: если сейчас я "пойму", о чем он говорит, моя дальнейшая
жизнь будет очень короткой, и закончится, как только приступ раскаяния пройдет, а он пройдет
очень быстро. На моей памяти, это - первый.
- Не делай вид, что ты идиот, мальчик.
Уже холодно. Уже опасно.
- "Хозяин"? Вот о чем ты мечтаешь? У тебя единственный шанс. Твое решение?
Сажусь прямо на пол, прислоняясь лбом к его коленям.
- Вот как... Ты уверен, мальчик? Я могу уйти.
- Лучше прикажите Вито выключить камеры. - приподнимаюсь, стаскиваю футболку. - Не хочу,
чтобы кто попало рассматривал мой загар.
- Это почему же?
- Я слишком стыдлив и невинен.
Он позволяет себе одобрительно фыркнуть.
- Вито.
Я уверен - камеры отключены.
- Знаешь, в чем твоя беда, мальчик? Ты жалеешь всех, кроме себя самого. Когда-нибудь это тебя
погубит.
Киваю, и он поднимает меня с колен.
- Идем в спальню. Покажешь мне свой загар. На белом это должно выглядеть интересно...
Но, рассматривать что-либо нам просто некогда.
Пытаюсь отдышаться, и не улыбаться слишком счастливо, но рот разъезжается, как у лягушки.
- Ты действительно с ним не спал? - слишком беззаботно, мой генерал, но я не замечу.
- Терпеть не могу русских. Он, наверное, когда кончает, кричит: "Да здравствует коммунизм!"
- Не знаю... Но, теперь мне интересно.
- Когда проверите, поделитесь результатом.
Жду, затаив дыхание.
- Не думаю, что стану проверять...
Теперь я точно похож на лягушку. Отворачиваюсь к стене.
- Ты все еще обижен на меня?
- На начальство обижаться непродуктивно и опасно.
- Иногда тебя хочется пристрелить.
- Принести оружие, мой генерал? Только на этот раз не забудьте его зарядить.
- Скажи спасибо Вито, мальчик, это он убедил меня вынуть патроны.
Солнце нации склоняется надо мной, почти обжигая своими лучами.
- Скажи мне, неужели умирать не страшно?
- Страшно.
- Но ведь ты ничего не боишься?
- Вы переоцениваете меня, мой генерал. Я многого боюсь. Поэтому и стараюсь сбежать при
первой же возможности.
- Сбежать или умереть?
- Какая разница, куда бежать?
- Не убегай от меня, Бен.
Едва сдерживаюсь, чтобы не показать изумления. Это похоже на... нет, даже в мыслях не
додумывается.
- Не могу обещать.
- Понимаю.
Он засыпает, держа меня так крепко, словно и правда, боится, что я сбегу, а я еще долго смотрю в
темноту. Как будто мне когда-нибудь этого хотелось... Кажется, пора снова включать мозги. Завтра
будет новый день, и, кто знает, что еще взбредет в голову Солнца нации. С меня уже сошли
синяки, и мы давно не стреляли по мишеням. Засыпаю я, улыбаясь, а в голове крутится
оптимистичное: "Завтра будет новый день". У меня слишком хорошее настроение, а, значит,
обязательно случится какая-то гадость. Жизнь продолжается, и мы все еще здесь. Сладких вам
снов, мой генерал!
Все будет хорошо
Бета: нет
Пейринг: Дуче/Бен
Рейтинг: НЦ 17
Размер: миди
Жанр: приключения, романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: шпионские игры
Предупреждение: оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности.
Они подошли на рынке. В густой толпе можно сделать что угодно, не только прижать оружие к
спине - можно ударить ножом, или уколоть наркотик - никто не заметит. Но я, видимо, нужен
живым, поэтому, убедившись, что намек понят, прогулочным шагом меня поволокли за палатки в
подворотню и втолкнули в заднюю дверь незнакомого дома.
Темнота. Оглядеться мне не удается: двое амбалов под руки тащат меня по коридору и
запихивают в темную комнату, усаживая на табуретку. В затылок упирается пистолет.
- Добрый день.
Голос не знаком, но в интонациях и чуть заметном акценте слышится европеец.
- Не уверен.
Смешок.
- Могу вас понять, но, уверяю, все зависит только от вашего благоразумия, а, насколько я знаю, вы
- человек рассудительный и умный.
Ну да, я умный. И я понимаю, что не просто так сижу на этой табуретке. И жучок, вшитый под
лопатку - чтоб больше не выковырял сам - укажет этот дом быстрее, чем они перейдут от уговоров
к побоям, но... Вито в отъезде, его заместитель очень меня не любит, а другим просто в голову не
придет искать, где я болтаюсь средь бела дня, разве что дуче внезапно потребуется доброволец
на роль мишени, или просто захочется вытереть стол пиджаком.
- Откуда вы знаете?
Роль блондинки удается мне всегда: людям слишком трудно поверить, что молоденький
любовник Диктатора годится не только для постельных нужд. Или меня еще не похищали умные
люди?
- Хватило же вам ума, чтобы стать необходимым вашему диктатору. - в голосе явно слышен намек.
- И хватает его на то, чтобы вот уже несколько лет держаться при нем. А ведь это, должно быть, не
легко. При его-то склонности к садизму...
- Зачем вы так говорите? У дуче - нервная работа, он устает...
- И успокаивается весьма оригинальным способом... Поверьте, нам ничего не стоило бы поднять
скандал в прессе, только опубликовав ваши фотографии топлесс.
Конечно, а дуче не затруднило бы в один день выслать из страны всех иностранцев и закрыть все
неугодные газеты.
- Вы не устали? Столько лет изображать из себя ножеточку - выдержит не каждый. Вы ведь уже
пытались сбежать?
Молчу. Интересно, что дальше?
- Мы можем снабдить вас новыми документами, вывезти из страны и, конечно, не обидим
деньгами. Новая жизнь, синьор Варгас, никаких дуче, никаких побоев и синяков, прекрасный
новый мир...
Как интересно! В прошлый раз меня пугали, до этого - банально били, а теперь аккуратно
соблазняют. Поломаемся.
- Вы не правильно информированы...
- Поверьте, мы прекрасно информированы. Ваш дуче, простите за грубость - банальный садист.
Вам пока хватает здоровья выдерживать его эксперименты, но когда-нибудь он заиграется.
Подумайте о дочери, Бен, с кем она останется, если вас не станет? Да он просто выкинет ее на
улицу, или отдаст своей охране.
Упоминание о Лейле попало в цель: я не смог сдержаться и вздрогнул. Собеседник, лица которого
я не видел в темноте, похоже, прекрасно видел меня.
- Он не станет...
- Вы уверены? А вы знаете, например, что ваш второй шофер - скрытый педофил? А ваш Вито,
думаете, тоже не в курсе? Они, кажется, дружат?
Усилием ставлю мозги на место. Даже если и так - какой идиот покусится на дочь Диктатора?
- К тому же, если мы не договоримся, девочка останется сиротой сегодня же. Вы ведь понимаете?
Понимаю. Умирать, в общем-то почти привычно, но, как крысе - в темноте от пули в затылок - как
же не хочется!
- Что вам нужно?
Голос не подводит - в меру хрипло, в меру затравленно и - самую малость - зло.
- Ничего особенного, синьор Варгас, ничего, что вам не положено по статусу: вам дадут маленький
пузырек, и вы в течение недели будете добавлять в воду, или вино по паре абсолютно безвкусных
капель. Думаю, как избавиться от пузырька, вы придумаете, а больше никаких улик не будет.
- Вы за идиота меня держите? - взвиваюсь я вполне серьезно. - А потом эксперты обнаружат яд и
первым, на кого подумают, буду я?
- Никто ничего не обнаружит. Поверьте, нам ни к чему вас подставлять.
Успокаивающий голос звучит настолько искренне, что я не верю.
- Впрочем, выбор у вас небольшой. Решайте. Кстати, за вашей спиной сейчас стоит Люк, он
большой любитель тех же развлечений, которые практикует ваш Дуче, но, как вы понимаете,
необходимости щадить одноразового партнера у него нет. А, на случай внезапного героизма или
Стокгольмского синдрома - ваша дочь завтра собирается посетить зоопарк. Она ведь всегда
подолгу стоит у вольера с тиграми? И перевешивается через решетку, как и все дети. Вы бы,
конечно, могли ее удержать, но вас ведь там не будет?
- А где гарантии, что я не расскажу сейчас все дуче? Он убьет меня, но защитит Лейлу.
Я уже хриплю по-настоящему и панику изображать больше не приходится.
- Вы действительно в это верите? Скорее он станет ловить нас на вашу дочь, как на живца, и она
все равно пострадает. Поверьте мне, Бен, - он чуть наклонился и я увидел неясный силуэт, - я не
палач, но, если вы попробуете играть со мной - я лично убью вашу девочку, и сделаю так, чтобы ей
было очень больно.
- Прекратите! - ору я и слетаю с табуретки на пол.
Удар не сильный, но тело почти отказывается двигаться.
- Не стоит так со мной разговаривать. - холодно замечают мне. - Может быть то, что вас имеет сам
Диктатор, и делает вас элитной шлюхой в этой стране, во мне вы не вызываете должного трепета,
синьор Варгас. Люк, подними.
Меня, словно куклу вздергивают обратно на табуретку. Люк нажимает куда-то под затылок, и я
снова чувствую свое тело. Однако!
- Итак?
- Я могу подумать?
- Безусловно. Но у меня слишком мало времени. Впрочем, могу оставить вас вдвоем с Люком. Он
поможет вам принять правильное решение.
Значит, потянуть время не удастся.
- Не надо!
Ну, что, Бенито, мальчик мой, сдаемся с потрохами? А то, действительно, убьют, а каплями
займется кто-то другой. Во дворце, явно, крыса: про поход в зоопарк было решено только утром.
- Не надо... я... я согласен...
Всхлипываю, но стараюсь не переборщить: мало ли, сколько им известно?
- Какие у меня гарантии?
- Никаких.
Затылку больше не мешает ствол, но, кажется, Люк решил развлечься: под ворот футболки лезут
пальцы и основание шеи стискивают так, что темнеет в глазах. Следы точно останутся. Вскрикиваю
и сгибаюсь.
- Придержите вашего пса! Как я буду объяснять синяки?
- Действительно, Люк, не шали, еще успеешь.
Вот, даже, как? "Не замечаю" оговорки, тем более, мужчина с мягким стуком ставит на
столешницу маленький, похожий на ампулу, пузырек.
- По две капли в день в любую жидкость. - напоминает он.
- И каков будет результат?
По повисшей паузе заключаю, что вышел из роли и навлек на себя подозрения.
- А вдруг, там все-таки яд, и он свалится с первой дозы, а меня поймают над трупом? - "наглею от
страха".
- Не бойтесь. Через пару недель у дуче начнет шалить сердце, а через месяц вас уже никто не
будет трахать, прижимая ствол к виску. Если, конечно, вы не захотите отыскать нового
покровителя и не продолжите в том же духе. Говорят, к этому привыкаешь?
Хочется нахамить. Очень, и я прикусываю язык, чтобы не сообщить, что скоро у них будет
возможность проверить это на себе. Трахать их, дуче, конечно, не будет, а вот ствол... Не думаю,
что обойдется банальным расстрелом.
Но, похоже, аудиенция закончена: я прячу в ладони пузырек, Люк за шкирку поднимает меня с
табурета и выволакивает в коридор. На пороге щурюсь: солнце немилосердно бьет по привыкшим
к темноте глазам. Люк без всяких усилий дотаскивает меня до палаток, на прощание прижимает к
стене, засовывает руку в штаны... В глазах снова темнеет. Твою мать, как же больно!
- Думай обо мне, малыш. - шепчет эта скотина мне в ухо, рука разжимается, и меня, согнувшегося
в три погибели, выталкивают под ноги толпы, снующей по базару.
Народ равнодушно обходит препятствие. Отдышавшись, все-таки, встаю. С волос сыплется пыль,
застежка на штанах порвана, вдалеке уже показались головы полицейских, и я спешу убраться:
спиной чувствуется пристальный взгляд. Держу руками штаны. Ампула зажата в правой. Срочно
домой. Во дворец.
Но, стены больше не помогают: каждый взгляд кажется подозрительным настолько, что
приходится сдерживаться, чтобы не ответить взглядом в упор. Кто же ты, кто? Охранник,
недоуменно покосившийся на порванные штаны? Горничная, с неудовольствием посмотревшая
на уличную грязь, нанесенную мной в чистейший холл? Повар, встретившийся мне в коридоре,
или стюард, усмехнувшийся злорадно и понимающе? Кто? Ощущение взгляда в спину не
проходило, и, захлопнув за собой дверь комнаты, я привалился к ней спиной, словно отрезая от
себя невидимую привязь. Спокойно. Ущерб минимален - пока.
Отмываюсь в душе, уговаривая себя, что все хорошо, надеваю костюм, прячу ампулу в нагрудный
кармашек. Вито вернется завтра. Первый прием отравы - сегодня. А что, если реакция должна
быть не той, что мне описали? Если это - проверка, а на самом деле Дуче должен потерять
сознание или просто заработать расстройство желудка? Наверняка, крыса отследит последствия, а
значит нужно...
Глубоко вздохнув, как перед нырком, вхожу в кабинет.
- Дуче.
- Я не вызывал тебя.
- Я в курсе.
Скидываю пиджак, начинаю расстегивать рубашку, Дуче смотрит чуть заинтересованно. Нахально
отодвинув кресло на колесиках, залезаю прямо на стол и откидываюсь на столешнице, медленно
опуская язычок молнии. Ну, давай же! Но он не спешит включаться в игру.
- И как это понимать?
- Я соскучился.
- Это похвально, но никогда не мешало дождаться, пока тебя позовут.
- Я не собака! И я имею право...
- Вот как? Мы заговорили о правах? С чего бы это? Почувствовал себя сильным? Значимым?
Незаменимым?
Он злится гораздо больше, чем я ожидал: голос его становится глухим и вкрадчивым, и я холодею:
в таком состоянии он не соображает, что творит.
- Нет, мой генерал, просто не было сил терпеть.
Неожиданно он усмехается:
- Я слез с тебя только утром. У тебя проблемы с гормонами, мальчик?
У меня проблемы с мозгами: он почти успокоился, а мне нужно взбесить его снова.
- У меня - нет, но я не подумал: вы, должно быть, нуждаетесь в бОльшей передышке? Все-таки,
возраст...
Договорить мне не дают: штаны, которые я успел расстегнуть, слетают, а сам я оказываюсь
распятым на стеклянной столешнице лицом вниз, не имея возможности пошевелиться.
- У тебя какие-то претензии? - вопрошает Солнце нации ласковым голосом, от которого меня
дерет озноб и начинают трястись руки. - Тебе не хватает внимания? Хочешь, я приглашу охрану?
Они будут только рады помочь.
- Боюсь, я не смогу соответствовать, мой генерал, но, если вам угодно...
Обычные угрозы - часть игры, не более, и я не ожидаю только одного: что он потянется к кнопке и
прикажет: "Охрану в приемную. Всех."
Я пытаюсь обернуться, чтобы посмотреть на него, но дуче прижимает мое лицо к стеклу, не
позволяя поднять головы.
- Большинство из них - натуралы. Полагаете, они получат удовольствие?
- Полагаю, они выполнят приказ, а удовольствие придется получать тебе, мой мальчик, ты ведь
этого хотел?
Звучит короткий сигнал: охрана уже в приемной. Что я творю? Потом он, конечно, придет в себя,
но это будет потом... Зато так больше свидетелей.
- Что ж, пара из них - вполне симпатичные ребята. И, раз уж вам захотелось посмотреть порно...
Хорошо, что он "слез с меня" только утром. Хорошо, что он сорвался именно так. И, хотя, обычно,
он тратит хотя бы пару движений на подготовку - я не в обиде. Плохо, что содрав рубашку и спутав
ей мои руки, он не может не видеть синяки на шее.
- Это что такое?
- Ударился.
- И об кого же это ты так интересно ударился?
Пожалуй, я поспешил с обвинениями: и ведь даже дыхание не сбилось. Совмещать допросы с
трахом видимо, было модно в его юности?
- Не помню...
Моя голова уже давно свесилась со стола, от "прощального привета" Люка все болит. Надеюсь,
там синяков не останется, иначе, меня, действительно отдадут охране, но не получать
удовольствие, а просто закопать на заднем дворе.
Наслаждение наплывает волнами, мешая думать. Все-таки, я урод? Нормальные люди
предпочитают нежность.
- Кто он?
- Мой генерал, вы вне конкуренции... - я задыхаюсь, и почти умоляюще, зову: - А-а-лан...
Запрещенный прием, я знаю. Его сносит мгновенно. Кто бы не называл его так раньше - спасибо
ему. Руки моего Солнца становятся нежными, прикосновения ласкают, укусы превращаются в
поцелуи - не долго, совсем недолго, но мне хватает: закусив губу, я кончаю, заливая прозрачный
стол и его руку, и, словно опомнившись, железные пальцы сжимаются на моем плече, в волосы
вцепляется испачканная ладонь, и, зашипев от боли, я принимаю его семя и его тело,
навалившееся на меня сверху, настолько тяжелое, что нечем дышать.
- Гаденыш...
Как ласково.
- Мама называла меня Бенито.
- А отец?
Он все еще не поднимается, и спиной я чувствую, как шевелятся его губы, как бухает в груди
успокаивающееся сердце. Сердце... Мой план провален, и теперь я не знаю, что делать.
- Гаденыш.
- Он был мудрым человеком. - фыркает Солнце и поднимается, таща меня за собой по
столешнице и распутывая руки. - И зачем ты все это устроил? День был таким спокойным. Тебе
показалось, что нужно прибавить перца?
- О чем вы, Дуче? - "не понимаю я".
- Не надо считать меня идиотом, мальчик.
Оглядываюсь. Камер в помещении нет, но кто гарантирует, что нет "жучков"?
- Ну, что вы, мой генерал, как я могу?
Решаюсь и, как можно тише, беру листок бумаги и ручку.
- Иногда мне кажется, что ты, все-таки, самоубийца. - он устало всматривается в меня. - Сколько ты
еще выдержишь?
- Я моложе на тридцать лет, - заявляю нагло, - я переживу и Вито и вас, и найду себе нормального
любовника, который не станет меня насиловать на столах. Мне эти столы уже в кошмарах снятся!
Прежде чем он успевает что-то сказать, сую ему в лицо листок, с накорябаным наспех: "Выгоните
меня из кабинета без одежды и не общайтесь до завтра. Вито???".
Вопрос в его глазах не мешает ему тянуть разгневанно:
- Ах, вот как? Ну что ж, в приемной полно мужчин на любой вкус. Только тебе придется
продемонстрировать то, что ты предлагаешь.
Глаза тем временем лихорадочно обследуют меня, ища повреждения, я успокаивающе качаю
головой, и тут он задевает больное место.
- Думаю, я сумею понравиться. - стараясь не шипеть от боли и успокоить бешенство, вспыхнувшее
в его глазах, отвечаю я, и задыхаюсь: меня целуют нежно и непривычно. Меня целуют.
Я бы назвал это извинением, если бы был чуть более самоуверен.
- Пошел вон! Нет, одежду оставь. Пусть потенциальные покупатели разглядят, что входит в
комплект. Ты, правда, немножко б.у., но можешь объяснить, что это - от меня. Завтра приедет
Вито, и я решу, что с тобой делать. А сейчас - вперед, мой мальчик, тебе все еще есть, что
показать.
Вывалившись в приемную, полную мужиков, в одной, расстегнутой и мятой, рубашке, я
выпрямился, высокомерно кивнул всем: "Привет, ребята", и гордо удалился. Теперь у меня есть
оправдание: ампула осталась в кармане пиджака, и вряд ли разгневанный Дуче поспешит ко мне,
чтобы вернуть мои тряпки.
Ночь прошла спокойно, а утром, вместо горничной, с костюмом в руках, в мою комнату постучался
Вито. Ну, наконец-то!
Пожалуй, никто так не радовался Церберу, как я в это утро.
- Вито!
- И что ты натворил на этот раз, маленький недоумок? - процедил он сквозь зубы. - Поднимайся.
Приведенный в замешательство холодным тоном, я сник и полез из кровати. Вито знаком велел
мне подойти и тщательно осмотрел, нажимая пальцами, шаря в волосах и щупая совсем уж
неприличные места с равнодушной ловкостью врача. Я молча терпел, ахнув только однажды:
внизу все еще было больно. Проклятый подонок едва не оставил меня евнухом.
- Одевайся.
Натянуть джинсы и футболку - минутное дело.
- Я могу умыться?
- Только быстро. У меня масса дел, и я не желаю тратить на тебя больше, чем ты этого стоишь. А
стоишь ты немного, маленькая дрянь.
Вито швырнул в меня моим костюмом и сел на стул, в ожидании. Плеская в лицо водой, я
размышляю: Вито никогда не злоупотреблял эпитетами. "Мальчик" и "придурок" - в особо тяжких
случаях, вот все, чего я удостаивался от него за эти годы. А уж столь красочно обзывать меня он бы
просто поленился, а значит...
Вернувшись, я демонстративно лезу в карман за ампулой. Вито кивает и стучит по запястью.
- Умылся? Поехали.
- Куда?
- Прогуляемся в лес, мальчик.
- Такая честь! - дрожащим голосом блею я.
По правде сказать, эту его фразу я до сих пор вижу в кошмарах.
- Ты же у нас особенный мальчик, дуче приказал, чтобы все было по высшему разряду. Иди, и не
вздумай дергаться, сам понимаешь...
Повесив голову, я двинулся по коридору. Накатил липкий противный ужас: а вдруг?.. Дуче, может,
и не приказывал, но Вито предупреждал меня, что, если я стану угрозой - он не будет колебаться.
- Иди - иди! Вчера ты был смелее. Или понадеялся, что ради твоей костлявой задницы Диктатор
будет терпеть хамство от своей шлюхи?
- Терпеть - это по моей части. - огрызнулся я, все еще в сомнениях.
- Вот и терпел бы молча. - спокойно ответил Вито.
Мы прошли до лифта, как назло, встретив всех, кого только можно: и охрана и обслуга и даже мои
подчиненные, наблюдали, как меня конвоируют, и провожали сочувственными или злорадными
взглядами. В гараже меня усадили в машину, пристегнув наручником к дверце.
- Вито, что будет с Лейлой?
- Не знаю, пока распоряжений не поступало.
Мы выехали, и до самой сельвы никто не произнес ни слова. Отстегнув меня от дверцы, Вито
жестом приказал выходить, а сам что-то долго говорил в микрофон, повернувшись спиной. Я же
оперся на капот и жадно вдыхал влажный, полный запахов, воздух леса. Эта красноватая почва
скрывала не одного такого дерзкого или глупого юнца, вообразившего, что он что-то значит.
Интересно, когда здесь расположусь я? Сегодня? Годом позже? Или, когда Дуче, наконец
перестанет интересовать не только моя "костлявая задница", но и все прочие?
Иллюзии... их приятно иметь, но они не спасают, когда приходит время вернуться в реальность. С
детства я старался не надеяться ни на что, кроме своих способностей и упорства, когда я
превратился в мечтательного идиота, верящего в детские сказки?
- Не сбежал, значит?
Вито обернулся и смотрит в упор, и его черные глаза не выражают ничего, кроме любопытства.
- Куда?
- Тоже верно. Ну, рассказывай...
Я рассказываю ему все, потом повторяю еще три раза, и долго отвечаю на вопросы. Я прекрасно
вижу на заднем сидении чемоданчик, и не считаю нужным испытывать на себе новые разработки
нашего медицинского гения, однако, закончив допрос, Вито тянется именно к нему. От судьбы не
уйдешь? Значит сейчас...
- Штаны снимай, шпион.
- Что?
- Снимай, снимай, нечего изображать девственницу.
Он откровенно издевается, а мне противно: вот, оказывается, как: мне казалось, что он неплохо ко
мне относится, а он просто ждал, когда хозяин скажет "можно".
- Не буду.
- Мальчик, неужели ты думаешь, что сможешь со мной справиться? Дуче в твои годы был умнее...
в некоторых вещах.
- С него вы тоже снимали штаны? - усмешка выходит беспомощной. - Тогда понятно, почему он
такой.
- Понятно тебе? - внезапно взрывается Цербер. - Да ты бы не пережил и половины того, что
довелось ему. Ты, мальчик, торопишься уйти сам, и это вызывает уважение, а Дуче готов к смерти,
только при условии, что сдохнет, вцепившись в горло противника, не иначе. И это то, что
заставляет всех хотеть его. Только одни - хотят с ним спать, а другие - убить.
- Вы завидуете мне?
Вряд ли он хочет убить. Вито внезапно успокаивается, рассмеявшись.
- Ты уморителен, мальчик! Я давно уже никому не завидую... Может быть немного - твоему
упрямству и глупости. Снимай штаны, герой, смажем твои боевые раны, а то Дуче устроит этим
умельцам вторую Хиросиму.
- Я ...
- Сам, - закончил он за меня. - Разумеется. Ты ведь у нас все делаешь сам: сам провоцируешь и
сам огребаешь. К твоей чести, хотя бы не пытаешься уклониться от последствий. Интересно,
надолго ли тебя хватит. Ну, что-то я расфилософствовался сегодня. Приступай, а мне нужно
позвонить.
Он говорит почти час. Я успеваю смазать какой-то гадостью все, что болит, одеться, прогуляться по
опушке, путаясь в папоротниках и утопая во мху, вернуться к машине и заскучать. Из раздумий
меня вырывает тихий оклик:
- Мальчик!
Встряхнувшись, поднимаюсь. Вито стоит передо мной, и выражение его лица мне очень не
нравится.
- Что?
- У нас неприятности. Небольшой пожар во дворце. Не пугайся: мы просто проверили прослушку и
чужие камеры, так что теперь можешь спокойно продолжать хамить диктатору в его комнатах. Это
- первое, а вот, второе...
Он мнется и продолжает:
- Ты же понимаешь: как я тебя увез, видели все. И вернуться ты теперь можешь либо в багажнике,
либо, в лучшем случае, в бессознательном состоянии. Ты же не хочешь испортить мне репутацию?
Портить Вито репутацию не решился бы даже покойник.
- И какой вариант вы выбрали?
- Я бы предпочел первый, он менее энергозатратен, но, боюсь, тогда Дуче начнет трахать меня, а я
не привык к подобным развлечениям. Так что, придется тебе потерпеть, мальчик. Тебе ведь не
привыкать?
- Что именно потерпеть? - уточняю, выпрямляясь, и тут же получаю кулаком в лицо.
- Прекрасно, - слышу я, когда снова могу соображать. - Еще немного.
Второй и третий удары воспринимаются уже не так оглушительно: то ли он жалеет, то ли я готов.
После лица мне "украшают" руки и рвут футболку, потом извиняющимся тоном просят лечь и
немного пинают ногами. Откатываясь от ударов, я чувствую себя актером в идиотском боевике:
избивающий меня Вито выглядит спокойным и почти виноватым, бьет вскользь, больше стараясь
испачкать, чем повредить. Но лицо болит, руки, разбитые в кровь, горят огнем, а сам я весь в
паутине, мхе и красноватой жирной земле. Потоптавшись мне по ногам, Вито протягивает руку и
помогает подняться.
- Как ты, мальчик?
- Спасибо.
- Это за что же?
- За качественный грим, - бурчу я, стараясь поменьше шевелить разбитыми губами.
- Обращайся.
Он пошарил в кармане и протянул мне фляжку. Глотнув коньяка и закашлявшись, я зашипел: рот
зажгло.
- И что теперь?
- А теперь ты - практически инвалид, что дает нам время для маневра. Извини, лечить тебя не
будут.
Обратно мы ехали быстрее, и перед последним поворотом Вито велел мне лечь на сидение и
"потерять сознание", поэтому я не видел, кто именно выгружал меня из машины и тащил в
комнату. Вито оставался рядом и командовал.
- Тащите, ребятки. Осторожнее с ногами, кажется, я немного перестарался... Нет, док, осмотреть
его вы не можете: приказ Дуче.
Доктор попытался возмутиться, но Вито предложил ему обратиться прямо к диктатору, и он
умолк.
- Если уж мальчишка так живуч, что доехал и не сдох в дороге, то, может быть, ему удастся
выкарабкаться и сейчас. Дуче запретил его лечить, и вообще - пускать кого-либо, кроме меня... Ты
совершенно прав, Скотти, но я думал, что это случится раньше. Кстати, никто не желает отнести
Диктатору сводки и кофе?
Судя по наступившей тишине, желающих не нашлось. Двери хлопнули.
- Можешь очнуться, мальчик. Вымойся и ложись. Обезболивающее в аптечке. Еду я принесу
ночью. Ты ведь в опале, сам понимаешь.
Кивнув, плетусь в ванную: все болит, и остается только радоваться, что Вито не имеет
обыкновения увлекаться: даже в пол-силы старый волк бьет так, что хочется свернуться и немного
повыть.
Очень хотелось есть, вода, стекавшая по лицу была красной, руки пришлось замазывать йодом, а
лицо - мазью от ушибов, и, судя по всему, ночь обещала быть неприятной. Наглотавшись таблеток,
я осторожно улегся на кровать и, безуспешно попытавшись укрыться, плюнул на это дело и просто
закрыл глаза.
Просыпаюсь от осторожных шагов по комнате. Не торопясь открывать глаза, прислушиваюсь. К
лицу подносят свет.
- Что это такое?
Голос Милосердия и Сострадания обещает милосердную смерть.
- Что ты с ним сделал?
- Немного украсил, чтобы у наших друзей не было вопросов. Согласись, после того, что он тебе
заявил, он не должен был отделаться парой шлепков.
- Он не просыпается.
- А что, обычно он спит чутко? Наверное выпил слишком много таблеток. Не пугайся, мальчик, с
ним все хорошо. Я был осторожен.
Лицо трогают, непривычно бережно, почти нежно. Пальцы легонько гладят, убирают волосы и
пробегают по шее вниз, ласково, слишком ласково, и я даже сомневаюсь, Дуче ли рядом со мной.
Наверное, даже у него я сейчас вызываю жалость.
- Вито, если с ним что-нибудь случится...
- Я помню, мальчик, не стоит повторять. Ты убьешь его раньше, caro, и я не могу понять, зачем.
- Не лезь к нам в постель, Вито - дольше проживешь, - мягко советует Дуче.
- Правильно, мальчик - застрели старого Вито, и тогда тебе никто больше не возразит, кроме этого
тощего недоразумения. А его ты тоже скоро прикончишь.
Совсем рядом слышится смешок, и вдруг в руку впивается игла, и от неожиданности я распахиваю
глаза. Вито сидит рядом, а в темноте за его спиной я вижу мое холодное Солнце.
- Ну что, Джеймс Бонд, очнулся?
Абсолютное равнодушие. Браво, мой генерал!
- Дуче? Я чего-то недополучил?
Вито ухмыляется. От мягкого тона, которым они разговаривали без меня, не осталось и следа.
- Уймись, мальчишка. Еда на тумбочке, анальгетик я вколол. Не жри таблетки горстями, caro,
помни - я слишком стар для некоторых приключений.
- Вито.
Цербер забирает жгут и ампулы и тихо исчезает.
- Ты в состоянии работать?
Я в состоянии шока, пожалуй. Как и предыдущие несколько лет.
- Конечно, Дуче.
Пытаюсь встать, не слишком успешно: от лекарств меня ведет, и в голове плавает надоедная муть.
- Лежи. Спрашивай.
И меня прорывает:
- Как Лейла? Что в ампуле? Вы уже нашли их?
- Мы работаем, все под контролем... Вито не слишком увлекся?
- Ничего непривычного, мой генерал.
Улыбка сама растянула губы, и рот защипало. Совесть нации щурится и шипит с неожиданной
злобой: "Привык, значит?", и я понимаю, что сказал. Но - удивительно - он не продолжает тему.
Похоже, я вызываю сострадание, как умирающая под забором шавка, или он просто брезгует?
Представив, как выглядит то, что было моим лицом, едва сдерживаю желание скрыться под
одеялом.
- В ампуле именно то, что тебе сказали. Работают все, кого можно задействовать, не рискуя
вызвать подозрения.
- Лейла?
- С ней все будет в порядке, Бен. - Веско и спокойно, и я верю: с Лейлой все будет в порядке в
любом случае.
- Хорошо.
- Ты под домашним арестом.
- Понимаю.
- Я не приду больше.
Сердце прыгает и замирает. Воздух перед глазами, кажется, пошел трещинами. Как же сухо в
горле.
- Я понимаю.
Я не понимаю, но кто я такой, чтобы со мной объясняться? Впрочем, я знаю, кто я. Я могу
припомнить с десяток названий на разных языках, приличнее оно не станет. Улыбаюсь.
- Что ты понимаешь, идиот? - внезапно срывается он, и мир снова собирается из осколков. - Вито
отшиб тебе мозги? Возьми словарь и прочитай на "к" - конспирация. Или ты, наконец, понял, что
тебе выгодней меня отравить?
Он шипит, а я не могу сдержать улыбку: слишком широко - в детстве меня дразнили лягушонком.
Рука жестко треплет волосы, отпускает и шлепает по лбу - единственное не распухшее место на
лице.
- Есть. Спать. Из постели - ни шагу.
- Слушаюсь, мой генерал!
Звучит невероятно браво. В сочетании с внешним видом, напоминает ужастики про солдат зомби, но, похоже, Дуче тот еще извращенец: разбитые губы и распухшие щеки не останавливают
его, у поцелуя - вкус крови, но и это привычно. Зато сердце больше не прыгает так, словно хочет
вылезти через горло...
Его рука пробирается под одеяло и я сжимаюсь совершенно инстинктивно: больно, все еще
больно.
Проклятый Люк.
- Болит?
- Это не то, что...
- Я знаю, - усмехается он. - Технически - тебя не насиловали... Убьешь его сам?
Качаю головой, и в глазах снова мутится.
- Спать. Детали обговорим позже.
Он резко поднимается и выходит. В замке поворачивается ключ. Падаю в подушки и засыпаю
прежде, чем вспоминаю о еде. Какой тяжелый день. А завтра будет новый.
Скука, боль, беспокойство. Неделю меня не выпускают за порог. Еду приносит охрана, глядят
сочувственно, отмалчиваются. Вечерами приходит Вито, и Бог знает, что об этих посещениях
думает персонал: кажется, на мне уже поставили крест. Цербер ухмыляется, колет витамины,
скупо делится новостями. Скучно. Уборщица злорадно шипит: "Что-то твой заместитель не
вылезает от Дуче". Мой заместитель - русский, эльф, и я плохо сплю эту ночь. Впрочем, я теперь
вообще плохо сплю и абсолютно неприлично распускаюсь: неизвестность выводит из себя,
заставляя метаться по комнате и стучать кулаками в стену. Увидев снова сбитые костяшки, Вито
хмурится и советует прекратить истерику. Прекращаю. Все жду, что откроется дверь, и кто-то
знакомый просто выстрелит мне в голову с порога. Кто же ты? Кто?
В просторной комнате почему-то не хватает воздуха. Запрещаю себе включать телевизор, держу
руки поверх одеяла... Ночью, валяясь без сна в постели, разрешаю себе вспоминать. Молчу, но,
кажется, зову его. И он приходит.
Дверь отворяется, и снова щелкает замок, чуть звякают ключи. Кровать прогибается, и он молча
накидывается на меня, целует, щупает, сжимает. Я здесь. Выгибаюсь навстречу, молчу, узнавая и
торопя. Мелькает мысль: хорошо, что темно, и он не увидит радугу на моем лице - фиолетовожелтый калейдоскоп охладил бы самого пылкого любовника. Но сейчас - темно. Возможно,
поэтому он позволяет себе не торопиться. Сильные руки гладят, словно проверяя на ощупь - все
ли на месте, прижимают судорожно и снова ласкают, долго, так долго, а я не хочу ждать.
Поворачиваюсь, поднимаясь на колени, и едва не падаю от удивления: даже в горячечных снах я
не мечтал о таком. Не могу удержать стон.
- Тишшше.
Кусаю подушку, мечусь, прихватываю зубами руку, ахаю. Невозможно. Сквозь беспомощные
всхлипы слышу смешок:
- Тише, Бенито, как бы охрана не пришла тебя спасать.
Бенито? Наверное, завтра меня убьют. Иначе, почему? И как теперь смотреть на его жесткий рот,
не вспоминая, что он творил со мной в темноте? У меня легкая и совсем пустая голова и горящие
огнем бедра, я, кажется, сейчас умру сам, но он не дает: швыряет меня на спину и знакомым
движением вцепляется в горло. Я больше не сдерживаюсь, а он не шипит: плевать! Пусть вся
обслуга соберется вокруг постели, пусть эта рука все же сомкнется, ломая горло, я не отпущу.
- А-а--ла-ан.
- Ну, давай же, мальчишка. Ну!
Он так близко, что я не в силах противиться соблазну, и резко сжимаю зубы на основании шеи. И,
уже срываясь в оргазм, понимаю - сейчас мне их выбьют. Он рычит, низко и зло, дергается,
наваливается, выбивая из легких последний воздух, и кончает, продолжая вбиваться в мое
распластанное, почти раздавленное тело.
- Ах, ты...
Плевать... расцепляю зубы. Что-то слишком часто во рту привкус крови. Плевать.
- Гаденыш.
- Совершенно верно. - Он приподнимается и ложится рядом.
Он в прекрасной форме и ему не нужно много времени, чтобы отдышаться. Но он молчит, а я
предпочитаю держать язык за зубами, пока они у меня еще есть. Кажется, он трогает плечо. В
темноте плохо видно, но по короткому вздоху понимаю, что кровь во рту мне не почудилась. Всетаки, я идиот.
- Волчонок подрос? - насмешливо, но почему-то грустно. - Бассейн придется отменить. Что
молчишь?
- Я не хожу туда уже больше года. Это можно пережить.
- Многое можно пережить, вопрос в цене.
Он поднимается, шуршит одежда, звякает молния, а я думаю, о чем это он. Давлю в себе желание
извиниться. В конце концов - он не извиняется никогда.
- Я вижу, ты в порядке. Завтра ты понадобишься Вито... если сможешь ходить.
Фыркаю: подобное самодовольство почти умиляет.
- ПрикажИте, и я поползу. Все, что захочет мой генерал.
- Подрос, но не поумнел... - он рывком притягивает меня к себе прямо за волосы, и я вижу в
темноте его оскал. - В следующий раз, захочешь порезвиться - спроси разрешения, мальчик. Я,
все-таки, твой начальник, а не...
Рука резко разжимается, я валюсь на кровать, а в ушах звучит это "а не...". "А не" что? Без толку
гадать.
- Слушаюсь, Дуче. Что-то еще?
Деловой тон мне всегда удается, даже когда я пьян, как сапожник, или свернут в немыслимой
позе. Однажды я вел переговоры прямо на столе, и Дуче бесился, настолько ровен был мой голос.
Он позволил мне повесить трубку, а потом я орал не затыкаясь почти полчаса, пока он не счел
себя отмщенным. Я идеальный секретарь.
- Нахал.
- Передавайте привет Серхио, мой генерал. Он, похоже, не слишком старается.
- Я уже уволил уборщицу, и, если ты не хочешь занять ее место, ты сейчас вспомнишь о
субординации и молча отправишься в ванну.
- Слушаюсь Дуче. Спасибо и прощайте.
- Вон.
Что с ним такое? Уже закрывая дверь в ванную, слышу:
- Все будет хорошо.
Вот теперь я точно не усну.
Утром меня отпирают и ведут к Вито. Цербер, все еще брезгливо кривясь, заявляет мне:
- Отдохнул, и хватит. Все-таки, тебе здесь платят за работу, а не за развлечения.
Кивком он отпускает охранника и позволяет мне сесть.
- Как ты?
Киваю. Разумеется, прекрасно.
- Дуче сказал, я вам нужен.
Теперь кивает он.
- Окажи мне любезность, мальчик: дочь моего друга приехала в столицу отдохнуть. Он звонил
мне, просил присмотреть за девочкой, а сейчас все заняты... ну, ты понимаешь. Покажи Арлетт
город, погуляйте, своди ее в цирк.
Похоже, я - не только элитная шлюха, но и элитная нянька.
- Сколько ей лет?
- Не беспокойся, удочерять не придется. - смеется Вито. - Ей девятнадцать, и она красотка. Тебе не
стыдно будет пройтись по центральной площади.
- А ей - не страшно, что я начну приставать?
- Умница, мальчик. Вот адрес, машину возьмешь в гараже. И, да, Бен, перед уходом зайди к
Мелиссе.
Мелисса - наш профессиональный гример. Дуче посылал ее на стажировку в Голливуд, и теперь в
любой момент может получить собственного двойника, не боясь огласки: Мелисса - приятная
женщина, но нема от рождения. Мелл убирает мою радугу за пару минут. Я становлюсь чуть
смуглее, что при моих черных волосах смотрится вполне правдоподобно. Девушка испугаться не
должна.
Вошедший Вито одобрительно кивает и долго рассматривает меня. Это ужасно нервирует, тем
более, что в его глазах мне чудится сожаление. Неужели, девица не так хороша, как он описал?
- Кстати, Бен, Дуче не сказал тебе? На твое место вчера назначили Серхио.
Что?..
- Нет, он, видимо, забыл поведать мне эту не стоящую внимания информацию.
Меня трясет. Я не слишком держусь за кресло начальника, но все же... Вито понимающе кивает.
Да, именно так все и выглядит: новый фаворит во всем заменяет бывшего. Дуче всегда был щедр.
Не стоит забывать, как именно на это место попал я сам.
- Дом мне тоже освободить?
- Распоряжений пока не поступало.
Пожалуй, я еще успею его взорвать. Но Дуче-то, Дуче! Какой же я идиот.
- Мне пора.
И за спиной слышу неожиданное:
- С Богом, мальчик.
От злости едва не врезаюсь в дерево, потом, не вписываюсь в поворот, застываю передними
колесами над пропастью и прихожу в себя. Хватит. Тем более, при ближайшем рассмотрении,
понимаю, что злюсь на себя: размяк, расслабился доверчиво, положил голову на колоду, не
додумавшись, что рано или поздно в нее воткнется-таки топор. Идиот. Плевать на Дуче, плевать
на то, что от обиды заходится сердце и в горле стоит ком. Думай головой, а не тем, что подставлял
ему при первой возможности. Думай о дочери.
Подавив желание нажать на газ, осторожно подаюсь назад, выезжаю на шоссе и медленно,
соблюдая все правила, следую дальше. К дьяволу все! Я не мартовская кошка - переживу.
Арлетт оказалась, действительно, красоткой: гибкая и смуглая, блестящая зубами, глазами и
украшениями, она трещала без умолку, восхищаясь всем, что попадалось ей на глаза, не забывая
прислоняться ко мне бедром, коленом или наклоняться так, чтобы блеснуть действительно
великолепной грудью. Я начинал понимать выбор Вито: на девушку пялились все, и пришлось
встряхнуться и изображать кавалера, чтобы отпугнуть возможных претендентов, благо, приставать
к девушке, рядом с которой мужчина, в нашей стране категорически не принято.
Я даже начал входить во вкус, и, когда, перемазавшись мороженым, она потащила меня в фонтан,
отмываться, я вдруг почувствовал себя мальчишкой, впервые приехавшим в столицу, и на попытку
облить меня, ответил вполне серьезным сопротивлением. Мы брызгались, носились в неглубоком
фонтане и, даже, кажется, визжали, Арлетт споткнулась, падая мне в руки, и я совсем не удивился,
почувствовав ее губы на своих, и с какой-то веселой злостью ответил на поцелуй.
В ее сумочке зазвонил телефон. Немного неловко улыбнувшись, она ответила, а я вдруг
почувствовал, что устал, и вылез на мостовую, надевая обувь и разворачивая подвернутые брюки.
- Ну что, теперь в цирк?
Арлетт присела рядом, пряча телефон, и мне показалось, что она выглядит старше, чем казалась
до этого.
- Пойдем.
Выданные мне билеты, были в одну из лож - не в ВИП, конечно, зачем так светиться, но и не
рядом с простой публикой. Представление началось.
Цирк я ненавидел с детства. Не знаю, почему, меня пугали клоуны, с их неестественными
голосами, а дрессированные животные казались жалкими и несчастными. И сейчас, глядя, как
дрессировщик щелчком кнута заставляет тигра прыгать в огненное кольцо, я почувствовал, что
должен срочно выйти. Следовало привести нервы в порядок: закатить истерику прямо в ложе мне
не хотелось, да и Арлетт не при чем.Шепотом извинившись, я показал на телефон и выбрался из
ложи в коридор, щурясь от яркого света. Проморгаться я не успел.
Удар в живот выбил из меня воздух, лишая возможности крикнуть, но я бы и не стал: меня,
наконец, осенило. И сразу стали понятны сочувственные взгляды Вито, и это его "С Богом,
мальчик". И прошедшая ночь получила простое объяснение: я был наживкой, которую
приходилось бросать в пасть хищной рыбе. Ну, а напоследок, наживку можно и побаловать.
Поэтому Дуче был так снисходителен: смертнику можно разрешить то, чего не позволили бы в
противном случае... Да и себе можно позволить... И назначение Серхио - очень рациональный
ход: прежний начальник уже списан, и его необходимо заменить, а сантименты - не наш метод, не
так ли?
Меня протащили мимо туалетов к лестнице и вниз. Как приятно иметь дело с серьезными
людьми: по крайней мере, можно быть уверенным, что в унитаз макать не будут. В подвальных
помещениях было полутемно, и валялось столько хлама, что двое тащивших меня громил
продвигались с трудом. В приоткрытую дверь меня втолкнули с силой, следом вошел мой старый
знакомый, второй остался снаружи. Табуретка стояла на привычном месте, напротив, откинувшись
на спинку вертящегося стула, сидел мужчина. Теперь я смог его рассмотреть, или, лучше сказать,
полюбоваться: довольно высокий блондин в прекрасно сшитом костюме с непринужденностью
истинного аристократа кивнул мне на табурет и поздоровался:
- Рад видеть вас снова, синьор Варгас.
- Боюсь, не разделю вашей радости.
Люк снова стоял за спиной, но стволом в голову не тыкал. Мужчина усмехнулся и чуть склонил
голову.
- Вас можно понять.
- Зачем вы меня утащили? Моя спутница...
- Только что получила записку, что вас срочно вызвали на работу, и вы не знаете, вернетесь ли к
концу представления.
- А я вернусь?
Риторический вопрос, но мне внезапно отвечают:
- А это снова зависит от вас. Вы заинтересовали меня, синьор Варгас... Бен. И только поэтому ваша
дочь еще жива, а ваш Дуче не замуровал вас в стену заживо.
- Боюсь спросить, чем.
- Во-первых, мне интересно: зачем вы устроили весь этот цирк? От вас требовалось совсем
немного, но вы предпочли свою игру.
- Я ничего не делал...
Он досадливо хмурится и качает головой:
- Перестаньте! Слушая ваш разговор, трудно было не заметить, как виртуозно вы управляете
эмоциями своего хозяина. Одной фразой вы вызываете в нем бешенство, и, чтобы успокоить его,
вам достаточно произнести всего пару слов. Прекрасная работа, синьор Варгас. Мне доставило
истинное наслаждение прослушивать ваш спектакль.
Значит, они не видели?
- Вы ошибаетесь. Я просто не сдержался, вы напугали меня. Я боялся за дочь, за себя, я боялся, что
кто-то узнает... Я рассердил его не нарочно.
- Единственное, чего вы не ожидали - вызов охраны. Вам ведь грозило групповое изнасилование,
Бен, но вы не потеряли самообладания и легко справились и с этим. Все же - один, пусть и
опасный, партнер - лучше, чем десяток. Мои комплименты, юноша, вы талантливый манипулятор.
Но, на что вы рассчитывали?
- Надеялся, что меня прогонят.
Склоняю голову, пряча лицо. Время. Нужно тянуть время. Но и они ведь не дураки. Представление
закончится, и Вито заинтересуется, где я. Хотя бы Арлетт отпустили невредимой!
Мысли мечутся, в голове снова пусто, а желудок, словно скручивает жгутом.
- А он отдал вас своему палачу.
В голосе - сочувствие и утверждение, и я склоняюсь ниже.
- Он только бил вас, или...
- Или, - голос звучит глухо, и это - правильно. - Он вообще, мало бил, только, когда надоедало...
Прекрасное объяснение такому быстрому выздоровлению. Надеюсь, Вито не обидится.
- Надо же, каков старичок! - восхитился собеседник, и тут же исправился. - А потом вас заперли.
- Да.
- И стоило все это терпеть? Уже сегодня вы избавились бы от ампулы и зажили спокойно. А
теперь? Вас найдут мертвым, ваша дочь - пропадет без вести, а ваши покровители продолжат
жить дальше. Вас, я слышал, уже понизили? Впрочем, мертвым должности не к чему.
Вскидываюсь в испуге и сразу получаю по шее от Люка.
- Но вы говорили...
- Жизнь надо заслужить, Бен, а вы упрямитесь. Полюбуйтесь.
Мне подносят телефон и демонстрируют весь сегодняшний день: прогулки, фонтан, поцелуй.
- Как вы решились на подобную неосторожность?
- Я же человек, в конце концов! - срываюсь в истерику и почти ору.
- О. Вы любите женщин? Сочувствую. Да, девушка, несомненно хороша. Что с ней случится, если
эти снимки увидит Диктатор? Или - с вами?
Я не вижу цвет его глаз, но сейчас мне кажется, они сверкают льдом. Холодным и острым.
- Не надо! - умоляю. Я раздавлен и смят. - Вы не представляете...
- Дуче не любит, когда покушаются на его собственность? Он снова отдаст вас Вито?
- Нет! Не надо... пожалуйста. Я так устал.
Жутко хочется пить. В горле - саднящая пустыня.
- Я все сделаю, правда. Ваши капли у меня. Как только он позовет...
- А если не позовет? Вы сделали все, чтобы этого не случилось.
Позволяю улыбке обезобразить мое лицо отчаянным злорадством.
- Позовет. Наш любимый Диктатор очень консервативен и постоянен в своих привычках. К
сожалению, некоторые он может себе позволить только со мной.
- Вот как... - кажется, во взгляде новый интерес. Надеюсь, он не потребует продемонстрировать. Скажите, синьор Варгас, когда это все закончится, не хотели бы вы сменить хозяина?
Позволяю себе выказать истинные эмоции: притворяться просто нет сил, равнодушная усталость
быстро затягивает тело и разум, хочется лечь на пол и закрыть глаза.
- А что вы предпочитаете? Ошейник, плети, связывание?
- Не я, синьор Варгас. Но иногда моему ведомству требуются люди с вашими талантами.
- В Британии перевелись шлюхи? - хмыкаю я недоверчиво, и он слегка морщится от того, что
узнан.
- Я имею в виду другой ваш талант. Вы неплохо управляете людьми, Бен. Уверен, что и Вито делал
только то, что вы допускали, как бы он не был уверен в обратном. Да и я веду с вами беседы,
вместо того, чтобы припугнуть вас и позволить Люку слегка развлечься. Впрочем, я уже закончил.
Люк...
В волосы вцепляется рука, голову вздергивают вверх, и я вижу довольную улыбку.
- Ты вспоминал меня, малыш?
Меня сносит с табуретки, в спину больно впечатывается стена, а в пах - колено, руки - над головой
в ловком захвате, другая рука почти вырывает клок волос, разворачивая меня лицом к ублюдку.
- Это - просто напоминание, Бен. - доносится из-за его спины. - Больше поблажек не будет.
Уворачиваюсь, как могу, кажется, если он сейчас полезет целоваться, меня просто вырвет.
Нестерпимо болит голова, колено больно давит, требуя развести ноги, Люк усмехаясь, ловит мои
губы, словно конфету, подвешенную на веревочке.
- Малыш, я ведь просто сломаю тебя пополам. Расслабься. Смирись.
Повисаю на его руках сломанной куклой, дожидаюсь : "Вот и молодец", и дергаюсь вперед, целя
головой в нос.
- Вот сука!
Англичанин за спиной смеется, Люк отстраняется и бьет меня в живот. Дверь слетает с петель,
комнату заливает яркий свет, выскальзываю из захвата, падаю на пол, откатываюсь под ноги
ребятам Вито. Вот теперь можно и расслабиться. Тем более, что ни на что большее я сейчас не
гожусь.
Лежу, пока на англичанина и Люка надевают наручники, охрана перешагивает через меня, словно
я труп или бревно, и меня это абсолютно устраивает. Закрываю глаза. Лежу.
Шаги по полу слышны отчетливо. Надо же, я узнаЮ его даже по шагам?
- О, синьор Эммет? Куда смотрела наша пограничная служба? Да на вас же пробы негде ставить.
- Синьор Риос, мне лестно, что вы меня помните.
- Кажется, в прошлый раз погиб телохранитель, - скучающе произносит он, и я открываю глаза.
Дуче стоит прямо надо мной, равнодушно разглядывая собеседника. Носки его ботинок
упираются мне в ребра. Кажется, сейчас он ткнет меня ногой.
- Синьор Варгас, вы в сознании? - спрашивает он, не глядя под ноги.
- Да, Дуче.
- Тогда потрудитесь подняться и убраться с дороги.
Поднимаюсь на локтях, морщась от тупой боли в животе: скоро там просто будет дыра, и бить
меня станет не так весело, пожалуй: кулак застрянет. Трясу головой, недоумевая, что за чушь
лезет в нее так не вовремя, и задеваю его колени.
- Простите.
- Вито, - недовольно зовет он, не удостаивая меня взглядом.
Цербер появляется рядом и помогает встать. Кто-то сует под ноги табурет, и я плюхаюсь,
испытывая мгновенную панику: словно, продолжается допрос. Снова трясу головой.
- Куда били? - деловито интересуется Цербер, ощупывая голову и шею.
- В живот.
Руки Вито спускаются к ребрам, и я ловлю на себе задумчивый взгляд англичанина.
- Вот как... Похоже, я несколько ошибся.
- Уверяю вас - вы еще оцените масштаб своей ошибки. Увидимся завтра, синьор Эммет.
- Сообщите в консульство, - потребовал англичанин как-то безнадежно, но его уже поволокли к
выходу.
- Стоп. - Дуче остановил охранника, выводящего Люка. - Этот?
Я кивнул. Гарант законности протянул руку, и охранник вложил в нее оружие, быстро навертев
глушитель. Люк смотрел неверяще и даже, кажется, усмехался.
- Сам?
- Нет, - я замотал головой.
- Отвернись.
Зажмуриваюсь и вздрагиваю: в маленьком помещении выстрел кажется громким, несмотря на
глушитель. Не открываю глаз, пока по полу шуршит выволакиваемое тело, хлопает дверь, а мою
голову не берут за затылок и не вжимают лицом в рубашку на животе. Чувствую лбом твердые
мышцы, рука на затылке слегка перебирает волосы, пуговицы врезаются в щеку, и я едва
сдерживаю жалобный всхлип.
- Как ты?
Аккуратно высвобождаюсь. Он отпускает, оставляя руку на затылке, и ожидает ответа, рассеянно
теребя отросшие лохмы - давно надо было постричь. Поднимаюсь.
- Спасибо, Дуче, все хорошо. Что с Арлетт?
- Что, так понравилась? - рука убирается, а сам он делает шаг назад. - Что ж не взял телефон?
- Этого не было в моих инструкциях.
- Она не Арлетт. Неужели ты думал, что я позволю тебе бродить по городу одному?
Он смотрит как-то странно, словно ищет что-то, что ему заранее очень не нравится. Боится, что я
превращусь в призрак и улечу?
- Понятно. Простите за беспокойство, Дуче. Я польщен.
Действительно: меня похищали и раньше, но Правосудие нации никогда не удостаивало
происшествие своим появлением. Правда, тогда от меня не требовали его отравить.
- Польщен, значит? - нехорошим тоном спрашивает он. - Хорошо. Вито сообщил тебе о твоем
отстранении?
- Да, Дуче.
- И что ты об этом думаешь?
Он прислоняется к стене и рассматривает с интересом, кажется, ожидая истерики. Ну уж нет!
- Очень разумное решение. В данной ситуации остаться без главы службы информации на столь
длительный срок было бы не правильно, тем более, не было никаких гарантий, что я выживу во
время операции по захвату...
Я прекрасно знаю, как его бесит, когда я перехожу на канцелярский тон наедине с ним. Вот и
сейчас - брови Дуче сошлись над переносицей, а в глазах загорелся знакомый огонек. Зачем я
снова его достаю? Кажется, общение с ним плохо влияет на мои умственные способности и
чувство самосохранения.
- ... Тем более, Серхио гораздо лучше меня разбирается в современных технологиях.
- То есть, ты не в обиде? - уточняет он склонив голову к плечу и разглядывая меня, словно
диковинную зверушку.
- Вовсе нет. К тому же, вчера я получил неплохие отступные.
Сердце ноет тупо и больно. Кажется, у меня развивается клаустрофобия: постепенно становится
все тяжелее дышать.
- Еще желания?
Его тон намекает, что стоит засунуть свои желания подальше в... темноту. Вдыхаю побольше
воздуха в грудь и говорю быстро, чтобы не передумать:
- Могу я просить об увольнении?
- Что?
Похоже, я его не удивил.
- Я хотел бы уйти, если, конечно, вы уже нашли новую уборщицу и вам не требуется садовник или
ассенизатор.
- Уйти... Довольно ожидаемо. И куда ты пойдешь?
"Прокачусь до сельвы с Вито" - вертится на языке, но выпускаю почтительное: - Пока не решил.
Под его взглядом сердце колотится все быстрее, руки снова трясутся, а желание прижаться,
спрятаться в его объятиях, оказывается вдруг настолько сильным, что я делаю шаг вперед и
застываю, заставляя себя на шевелиться и не отводить глаз. Я знаю, что привязан к нему, словно
кукла, но видеть эти нитки не позволю. Пока у меня еще есть на это силы.
- Я не отпущу тебя. Можешь готовиться к карьере ассенизатора.
- Тогда я уволюсь сам.
Его взгляд делается жестким и внимательным. Он больше не играет, перестаю притворяться и я.
- Вот как... И ты думаешь, тебе позволят?
Конечно, мне не позволят, меня запрут в психушке и будут навещать, пока я не стану овощем от
лекарств - это ясно читается в его взгляде. Пожимаю плечом:
- Есть масса вариантов.
- Все твои "варианты", - он брезгливо кривится, - легко предсказуемы. Тебя просто привяжут к
кровати и не дадут "сбежать".
- К чему такие хлопоты, Дуче?
- Я еще с тобой не закончил. И пока мне не надоест - ты будешь делать то, что я хочу.
- Не думаю, Дуче. Но вы - можете делать все, что вам захочется. Желаете прямо здесь?
Ожидаемо получаю по лицу, но это скорее пощечина, чем удар, ничего, кроме звона в ушах и
унижения она не оставляет.
- Значит, ультиматум? Что, Бен, снова "манипулируешь своим хозяином?"
Становится немного неловко: он слышал?
- Простите, Дуче, ваши выводы неверны.
Он почти рычит и дергает меня к себе резким движением:
- Прекрати! Сколько еще ты будешь держаться, героический придурок? Сколько можно
изображать бойца на допросе? Ждешь, пока тебя удар хватит? Немедленно прекрати
притворяться и хоть раз скажи все, что думаешь, гордый идиот! Ну, наори на меня! Давай!
Он трясет меня так сильно, что голова мотается, стукая его в грудь, он орет на меня, и лицо его не
выражает ничего, кроме ненависти. Я видел его разным, но таким... беспомощным - никогда.
И меня прорывает: в голове словно взрывается что-то, волна бешенства бьет по ушам, и я, уже не
слыша себя, вцепляюсь в него, трясу и принимаюсь орать в ответ:
- А не пойти ли тебе в жопу, властолюбивый придурок? Аве, Цезарь! Твое величество! Можешь
трахать меня, пока я не сдохну, но будь я проклят, если еще раз позволю влезть мне в душу и
отыметь меня еще и там! Моя задница в твоем распоряжении, кажется это все, что тебе нужно?
Так вперед! Не стесняйся! Да ты и так не стесняешься! Привяжи меня к кровати лицом вниз: я не
могу больше видеть твою самодовольную рожу. И я - увольняюсь!
Размахнувшись, я бью кулаком в стену, в паре сантиметров от его лица. Я просто не могу ударить
его самого, хотя очень хочу. Очень. Он не пытается уклониться. Всю мою патетическую речь он
простоял, прижавшись к стене и глядя на меня изумленными глазами.
Боль в руке отрезвила настолько, что я вдруг понял, кому, и что, говорю. Прекрасно. Сейчас он
убьет меня сам, и проблемы больше не будет.
Он медленно берет меня за запястье и разглядывает разодранные костяшки, потом переводит
взгляд на лицо.
- Ну, наконец-то. Почему в стену?
- Промахнулся, - цежу с ненавистью.
От боли в руке хочется скулить, а я даже не могу потрясти кистью, чтобы отвлечься: он все еще
держит, а мне так не хочется вырываться.
- Попробуешь еще раз?
- Спасибо, нет.
Звучит до нелепости вежливо, и я с опаской жду, что он примет это за издевку, он и так что-то
долго не реагирует. Мне давно пора бы плеваться кровью.
- А сейчас ты выглядишь, как испуганный заяц, - сообщают мне абсолютно серьезно.
Солнце нации медленно тянет меня за больную руку, укладывает ее себе на плечо, потом
обнимает, прижимает изо всех сил, запускает пальцы мне в волосы, и тут я ломаюсь: словно нити,
которые держали меня в воздухе, разом оказываются перерезанными. Я повисаю на нем,
цепляясь здоровой рукой за шею, меня начинает трясти, я прячу лицо у него на плече и со стыдом
ощущаю, как мокнет подо мной тонкая ткань пиджака. Пытаюсь отодвинуться, но он не пускает,
прижимает еще крепче, так, что щелкает что-то в спине.
- Все, мальчик, все. Ты молодец. Теперь можно.
От ласкового шепота мне становится только хуже: я представляю, что будет, когда моя истерика
пройдет, а Совесть нации сочтет себя проявившим достаточно милосердия, и вспомнит все, что я
тут ему наговорил. Надеюсь, микрофон был отключен? Меня бросает в жар: а если мой ор
слушали бойцы?
- Дуче... - всхлипываю я, - микрофон?
- Если ты высказал все, что хотел, я могу его включить.
- Нет!
- Что, меня ждут еще откровения?
Кажется, он совсем не разгневан. Голос звучит мягко и руки тоже мягкие и так осторожно
перебирают волосы, что хочется поверить, что меня простят... Впрочем, оптимистом я никогда не
был, да и слезы, кажется, закончились.
Я перестаю всхлипывать, и он отпускает меня, недалеко, на расстояние удара. Заставляю себя
смотреть в глаза, как полагается вежливому человеку. Хоть в чем-то я сегодня должен быть
вежлив?
- Позвольте принести вам извинения за мое безобразное поведение, Дуче. В свое оправдание
могу сказать только, что я был в шоке и не контролировал себя.
- Ты опять, - он вздыхает. - Бенито, мальчик мой, засунь свои извинения туда, куда недавно
посылал меня, там им самое место.
От неожиданности не слежу за своим языком и, вместо дальнейших извинений, выдаю:
- Там и встретитесь.
- Если мне не откажут от... дома, - невозмутимо кивает Дуче, и мне кажется, что он не в себе.
- Но почему?..
Не знаю, о чем спросить раньше, но он, кажется, понимает.
- Я наблюдал - ты никак не мог прийти в себя от шока. Нужно было что-то делать, а трахать тебя в
этой грязи мне не хотелось, тем более, после попыток этого подонка.
- Какие нежности, - пробормотал я: бывали места и похуже.
- Так что, пришлось немного тебя позлить. Ты удивительно непробиваем. Я уже думал вернуться к
первому варианту. С тобой нужно ангельское терпение. Когда-нибудь ты доведешь меня, и я тебя
все-таки застрелю.
Растерянно киваю:
- И что теперь?
- А теперь мы поедем домой, ты успокоишься, и, если все-таки станешь настаивать - я тебя отпущу,
хотя жаль: в наше время хороший специалист на вес золота.
- Неужели так трудно найти ассенизатора? - фыркаю я.
От этого "мы", хочется петь. Идиот-идиот-идиот. Завтра же пожалеешь.
- Не думаю. А вот хорошего личного ассистента - очень нелегко.
Что? Личный помощник у нас уже есть.
- Вы решили избавится от меня таким затейливым способом? Я и двух дней не проживу.
- Вито остается курировать безопасность, а делами будешь заниматься ты.
- А как же Серхио? - вырывается у меня прежде, чем я успеваю захлопнуть рот.
- Можешь уволить, - безразлично бросает Солнце нации. - Подобные мелочи меня не интересуют.
Равно, как и твое мнение на счет своих дальнейших действий. Домой.
- Во дворец?
- Там Вито разбирается со своим помощником, и мешать ему не решусь даже я. Утрись.
Команда знакома, и рука сама тянется к карману за платком. Какого черта? Зачем-то вытираюсь
рукавом, и под насмешливым взглядом понимаю все идиотство своей демонстрации.
Дрессировка на уровне: повиноваться приказам - уже необходимость, раньше - ради того, чтобы
жить, а зачем теперь? Чтобы выжить?
Оседаю на табуретку грудой бесполезных костей, он опускается рядом и смотрит снизу вверх.
- Тебе нужно отдохнуть. Все решения подождут, Бенито. Все будет хорошо.
- Вы что-то не похожи на себя, мой генерал. Откуда такое милосердие? Даже душить не будете?
- Мне тут хотят вручить премию Мира - тренируюсь. И, потом, мне показалось, сегодня тебя уже
душили?
- Только поцелуями.
Я совсем перестал замечать, что несу, а он, кажется, счёл это забавным.
- Приедем домой, и, обещаю: все твои извращенные желания будут удовлетворены. Можешь
заказывать.
- А как же бассейн?
- Можно ведь просто выставить охрану, - он потянул меня вверх, снимая с табуретки и
разворачивая к двери, - но ты, как мой личный ассистент - будешь иметь некоторые привилегии.
- Подавать тапочки?
- И полотенца. - подтвердил он. - Тиран я или нет, в конце концов? Как ты там говорил? Аве
Цезарь? Вот так и зови, мне нравится.
- Как скажете, Цезарь, - блокнота мне не хватает.
Он трогает ручку двери, убирает руку и хватает меня за волосы, разворачивая к себе.
- Я передумал. Не стоит нарушать заведенные порядки.
Другая рука скользит по шее, сжимается судорожно и сильно и тут же расслабляется, почти нежно
поглаживая напряженное горло. Поцелуй получается вроде бы привычным: с привкусом власти и
крови, но что-то еще заставляет меня ответить не обычным уклончивым сопротивлением, а
раскрываясь и доверяясь полностью: я словно таю под ласкающими губами, забывая про свои
беды и опасения. Что-то утекает из меня, как вода из треснувшей чашки, оставляя тело восхитительно легким, голову - опасно пустой, а эмоции - непонятно - восторженными.
Совершенно необоснованные надежды не желают слушать доводов рассудка, а Он не дает мне ни
единого шанса возразить: кажется, в наших играх мне все же не хватало, не скажу "нежности" где Дуче, а где - нежность? - заботы, может быть. Равенства? Это смешно, но сейчас он целует
меня, как равного, и, даже если подобного не повторится, я буду помнить. И я снова сдаюсь на
милость победителя. В конце концов, у меня, как и у всей страны - только одно солнце, Солнце
нации, и я - один из немногих, кто может позволить себе сказать про Него "моё".
Выпускной
Бета: нет
Пейринг: Дуче/Бен
Рейтинг: нету
Размер: мини или драббл?
Жанр: романс
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом" (с)
Предупреждение: оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности.
- Никуда не пойдешь!
Громко хлопнув дверью, Лейла исчезает, не успев дослушать. Дуче часто дышит, в попытке
успокоиться, и его левый глаз чуть подергивается. Дожили.
- Не стоит так расстраиваться, мой генерал, у нас умная дочь и умелая охрана. К тому же Вито
уверял, что мальчик вполне воспитан.
- Все они вполне воспитаны. - рычит Дуче и сцепляет руки в замок, чтобы не показывать, что они
чуть вздрагивают. - До первой скамейки в кустах.
- Откуда такие познания? Вы приставали к девушкам на выпускном? Не верю!
Мне, и вправду интересно: о своем прошлом он молчит, как партизан, а еще я пытаюсь отвлечь
его и не дать позвонить Вито и отменить выпускной под предлогом, к примеру, эпидемии чумы.
- Я? - возмущается он. - Конечно нет! Я, к твоему сведению, довольно рано разобрался, чего хочу.
- То есть, повезло какому-то парню? - уточняю я.
- Ну, не совсем...
- Что?
Вот теперь мне действительно интересно, да и Лейла должна была уже покинуть пределы дворца.
- Вообще-то, это был профессор химии. - роняет он, и в моем воображении встает седой
благообразный профессор с микроскопом в руке. Трясу головой.
- Дуче?...
- Что Дуче? Он был чуть старше нас и очень привлекателен. И, что бы ты не думал, я его не
насиловал... Впрочем, он меня - тоже.
Вот это сведения. Молчу, не решаясь мешать погруженному в воспоминания Дуче, но не
выдерживаю долго:
- И что было дальше?
- Дальше? Революция. Его убили через неделю. Изнасиловали и подожгли еще живого. Я отомстил
чуть позже. Мы отомстили.
Теперь он замолкает надолго, а я ругаю себя последними словами за то, что напомнил. Он тянется
к телефону:
- Вито? Отвечаешь головой. - потом возмущенно открывает рот, пытаясь что-то сказать, закрывает,
и сует мне трубку, едва не разбивая губы. - Возьми. Я не могу. Я сейчас взорву что-нибудь. Или
застрелю.
- Вито?
Слушаю, ухмыляясь и пятясь от наступающего Дуче до тех пор, пока меня не хватают за рубашку.
- Нет, Вито, целоваться можно. Полагаю, семнадцать - самое время для поцелуев. - выпаливаю в
трубку и отключаюсь, не давая Дуче выхватить телефон.
- Что ты несешь, мальчишка?
Швыряю телефон в окно. Все равно кругом микрофоны, в случае нужды нам все сообщат
незамедлительно.
- Что не так, мой генерал? Или вы предпочитаете выслушать, что скажет вам леди, когда ее
оттащат от кавалера два дюжих молодца? Не стоит портить девочке праздник. В конце концов,
она наша дочь. Если он позволит себе лишнего - я ему не завидую.
Недавно Дуче сменил ее охрану: к Лейле пристали на улице. Пока охранник догнал их, доченька
сломала нос одному кавалеру и практически лишила наследников другого. С охранником то же
самое проделал Дуче.
- Да что ты понимаешь, мальчишка! - продолжает бушевать Солнце нации. - Какие поцелуи?
Предпочитаю решить проблему радикально: делаю шаг, прижимаюсь к его груди и наглядно
демонстрирую.
- Примерно такие, я полагаю. Правда, в силу возраста и отсутствия должного опыта, они не будут
столь...
В прищуренных глазах затухает гнев, но появляется новое выражение.
- Столь...?
Приходится прерываться на демонстрацию, но он совсем не против.
- Столь... умелыми... столь... необходимыми... столь...
- Возбуждающими?
- Да.
- Ты много думаешь о себе, мальчик. Ты не столь искусен, как хочешь думать.
- Полагаю, это целиком и полностью вина моего руководства, Дуче. Последние двенадцать лет
мой опыт был несколько однообразен.
- Ах, вот как?
За спиной - стена, в нее и влетаю.
- Ты считаешь, это моя недоработка? Но, разве мой личный ассистент не должен напоминать мне
о моих делах?
- Моя вина, Дуче. - покаянно склоняю голову я.
- Ты знаешь, я не терплю лентяев. - сурово произносит Дуче. - И признаешь, что был не усерден.
Мой подбородок сжимает твердая рука, но я не беспокоюсь: он давно не оставляет синяков на
видных местах, а я уже научился доверять, и, чувствуя пальцы на горле, почти уверен, что они не
сомкнутся слишком сильно. И это "почти" - моя ставка.
- В свою очередь, я готов оказать помощь в решении проблемы. Кстати, в чем еще ты бы хотел
попрактиковаться?
- Дуче, я благодарен вам за поддержку. Ваш неоценимый опыт...
Меня затыкают быстро и решительно. Позже, выползая из-под него в надежде глотнуть воздуха,
замечаю, как мигает лампочка на комме. Включаю микрофон.
- Да?
- Бен, они собираются ехать на озеро.
- Пусть едут, Вито. И скажи своим ребятам не высовываться.
- Они не самоубийцы, мальчик. - смеется Вито. - Дуче?
- Дуче полностью согласен. - успеваю отключиться и падаю лицом в грудь, больно ударяясь носом
о ключицу.
- У нас революция, а я и не заметил? - лениво тянет он, не давая мне подняться. - Значит, Дуче
теперь ты?
- Ну, что вы, мой генерал! Дуче теперь Лейла. А я, как был серым кардиналом, так и остаюсь им...
Прости, Вито, ничего личного.
Лампочка насмешливо мигает и гаснет снова. Хватка на затылке ослабевает, рука подтягивает
меня пониже, какое-то время можно просто расслабиться и забыть обо всем. Недолго. Он снова
шевелится, спихивает меня и садится, нервно поправляя одежду.
- Уже поздно.
- Правильно. Пойдем спать?
- Когда они вернутся?
Они возвращаются через три часа. Робеющий мальчик жмет мне руку, Лейла чмокает его в щеку,
вызывающе глядя на меня, задирает голову и, проговорив "Спокойной ночи", удаляется к себе.
Солнце нации появляется из кабинета.
- У нее губы припухли.
- Они целовались. Это нормально.
- Но одежда в порядке, кажется. Если только...
- Прекрати. Наша дочь не...
Замолкаю резко: слишком недопустим тон, и то, что чуть не сказалось. Отец народа смотрит долго
и тяжело.
- Хорошо. Но завтра...
- Завтра я поговорю с Лейлой, а вы - с охраной. А сейчас все же, лучше бы лечь, если вы не
собираетесь нагрянуть в дом мальчика и допросить его с пристрастием.
- К чему так сложно? Послать пару человек поджечь дом или организовать взрыв бытового газа.
- Все группы спят, мой генерал, а я слишком ценен, чтобы тащить меня на полевую операцию.
- Ты слишком самовлюблен, мальчик. Хотя, за пару месяцев Вито, возможно, сделал бы из тебя
неплохого бойца. Но, ты прав, отложим дела до завтра.
Не получив указаний, отправляюсь к себе, ложусь, и сую руку под подушку: дверь открывается.
- Не стреляй, мальчик, не то завтра тебе придется иметь эту нацию.
- Предпочитаю, чтобы нация имела меня.
- Почему я вынужден бродить по дворцу? Это бунт?
- Вы не конкретизировали приказ.
- Зануда.
Меня сдвигают к краю, отнимают одеяло, хорошо, что подушки всегда две.
- Я ценный работник.
- Иди сюда, ценный работник. У тебя сегодня сверхурочные.
- Оплата?
Рука предупреждающе сжимается на горле.
- Некоторые согласны были бы приплачивать за подобные возможности, а ты требуешь денег с
меня? Знаешь, как это называется?
- Использование служебного положения в личных целях, я полагаю.
- Чего тебе?
Он начинает целовать, и я понимаю, что возражения не принимаются.
- Лейла.
- Я не собираюсь лезть в ее дела. Доволен?
Конечно. Он очень умелый любовник, кто бы остался недовольным? Уж точно не я.
Мирное небо над нами
Бета: нет
Пейринг: Дуче/Бен
Рейтинг: G
Размер: миди
Жанр: романс, приключения
Отказ: мое
Статус: закончен
Саммари: политика такая политика
Предупреждение: оридж, невнятная страна, невнятные политические подробности, полное
незнание Лондона
- Поедешь со мной.
Естественно, поеду: личный ассистент обязан сопровождать начальника всюду, куда ему
вздумается отправиться. Недавно мы были в лепрозории, а потом в подпольном борделе, к
счастью, с группой захвата. У нас назревала новая революция, и Дуче носился по стране, как
буревестник, лично наводя порядок, а Вито не уставал бурно радоваться мне при каждой встрече:
- Caro, мне тебя просто Дева Мария послала! Ты еще живой? Этот монстр не уморил тебя? Что-то
ты исхудал!
Сам Вито выглядел так, словно спал по часу в день, и стоя, однако в глазах у него горел тот же
опасный азарт, что я видел во взгляде Дуче.
- Конечно, поеду. Куда на этот раз? В колонию? К фермерам? В болота?
- В Лондон.
Ну, конечно! Вито быстро разобрался, откуда растут ноги нынешних беспорядков: спецслужбы
Британии обиделись на Дуче: голову несчастного Эммета прислали в посольство в подарочной
коробке. Лондон, почти не скрываясь, финансировал оппозицию и боевиков, и ехать туда сейчас
было полным безрассудством.
Поэтому мы и едем.
- Лучше бы в болото.
- Ничего, мальчик, тамошние туманы похожи на наши, а тамошние политики... В общем - будет
тебе болото.
На болото Лондон не походил. Я почти не бывал в европейских городах, и с интересом глазел из
окна машины на открытые прямые улицы, серые каменные дома, мосты и дворец. Строгость и
чистота - мои первые впечатления. Город походил на сказку, такую, какой я себе ее представлял.
Рыцари, замки, драконы... Красные будки неожиданно радовали глаз, автобусы - огромные и
яркие - словно игрушки - руки так и тянулись дотронуться. Дуче наблюдал за мной рассеянно,
сидящий напротив тип из посольства - очень внимательно за нами обоими. Нас разместили в
каком-то особняке, представили персонал, на котором только что не стоял знак "Ми-6", и
оставили в покое.
- Нравится?
Дуче, откинувшись на диване, избавился от галстука.
- Здесь интересно.
- Да. Еще интересней будет завтра.
Я получил разрешение и вышел. Секретарь английской стороны был вполне приятным мужчиной
средних лет, его сопровождала очень красивая женщина - помощник. Мы утрясли расписание на
завтра и примерное - на весь визит, после чего было предложено выпить за удачное
сотрудничество. Вспоминая Каир, я с опаской пригубил виски, больше слушая, чем говоря. Мисс
Маккарти предложила мне называть ее Сьюзан и похвалила мое произношение. Мистер Девис
представился Уильямом и заговорил о том, что нам предстоит плотно сотрудничать, и стоит
познакомиться поближе. Кажется, меня пытались обаять, пришлось быстро уносить ноги.
Поцеловав даме руку и раскланявшись, я сослался на усталость после перелета и банально
сбежал.
- Как впечатления? - поинтересовался Дуче.
Мы ужинали в одиночестве. Телохранители находились за дверью, прочий персонал расселили по
комнатам, меня же, как личного помощника, разместили в смежном с комнатами Дуче
помещении.
- Очень милые люди.
Прослушку и камеры проверили два часа назад, но снующая по комнатам прислуга вполне могла
установить новые.
- Зайди ко мне после ужина - нужно поработать с бумагами.
- Слушаюсь, Дуче.
Заканчивали есть мы в полном молчании, а вечером, действительно, занимались бумагами. На
следующее утро мальчики пробежались по комнатам снова, сняли все появившиеся жучки и
перекрыли доступ английскому персоналу в личные комнаты Дуче, а само Солнце нации
отправилось на переговоры к премьер-министру, оставив меня на хозяйстве.
Пока Дуче отсутствовал, я слонялся по дому, стараясь не мешать ребятам работать: они ставили
"глушилки", разворачивали свой штаб, мимо с сумасшедшими глазами бегал Серхио - его команда
отвечала за связь, новости и прочее, зам Вито тоже носился, как угорелый и сбил меня с ног, после
чего долго извинялся запыхавшимся голосом. Работа шла, к обеду в доме не осталось местных, и
мы все вздохнули свободнее, пока приехавший Дуче не пролетел к себе в кабинет, громко
хлопнув дверью. Все с сочувствием оглянулись на меня, и я пошел.
- Дуче?
- Входи.
- Произошло что-то, о чем мне нужно знать?
- Не думаю.
Он нервно сорвал с себя галстук (он всегда ненавидел "эти удавки", и избавлялся от них при
первой же возможности), поднялся, сдергивая пиджак и скомандовал:
- В спальню.
Великолепно.
- Слушаюсь, Дуче.
Собственно, каков повод упираться? У его величества дурное настроение, а под рукой мальчик
для битья.
- Ну, что стоишь?
Мелькает мысль улечься не раздеваясь: приказ не конкретизирован, но, боюсь, тогда придется
выкинуть обрывки пиджака, а он совсем новый. Ложусь на спину, закрываю глаза, и, через пару
секунд чувствую на себе тяжелое тело.
- Так и будешь лежать?
- Дуче, будьте добры, конкретнее. Что именно от меня требуется?
- Гаденыш!
Он скатывается с меня и лежит теперь рядом, повторяя мою позу.
- Неужели трудно...
- Мне не трудно, Дуче, но сформулируйте задачу, пожалуйста, я не очень понимаю, чего от меня
ждут.
- Да ничего я от тебя не жду! Иди отсюда!
Он странно дергается, словно желая свернуться в клубок, но остается на месте.
- Что случилось?
- Ничего. Мне мило улыбались и пригрозили блокадой. Скоты. И выслать всех : студентов,
работающих, даже тех, кто женат и замужем в их проклятом болоте! И закрыть свои производства.
- Что будем делать?
- Улыбаться. Торговаться. Тянуть время. Не ходи один, Бенито, тут не Сан-Диего, я могу не успеть.
- Ничего, мой генерал, мы все равно их сделаем. У них давно не было революций, а у нас они в
крови. А если не успеете - всегда ведь можно купить еще подарочных коробок.
- Я взорву здесь все, Бенито, если ты хоть раз опоздаешь к ужину.
- Это самый изысканный комплимент, что я слышал в жизни. Мой генерал, вы покорили мое
несчастное сердце.
- Может, прикажешь мне теперь на тебе жениться?
- Я не настаиваю на законном браке, Дуче. Стыдно признаться, но я уже не невинен, и согласен
согрешить еще раз.
- Уж извини, мальчик, но одним разом тут не обойдется.
И, правда, не обошлось.
Дни летят быстро, мелькая перед глазами: бумаги-коридоры-дворцы, обязательная культурная
программа: Тауэр, Аббатство, замки-замки-замки. Мы почти не разговариваем: по протоколу, я за его плечом, изредка шепнуть что-нибудь в ухо, прижимая рукой микрофон. Вся задница в
синяках: не имея возможности говорить, Отец нации ощутимо щиплется каждый раз, когда никто
не видит. Оказывается, видят: мисс Маккарти внезапно "заболевает", и у нас появляется новый
секретарь. Помощник мистера Девиса чуть старше меня, обаятелен, воспитан, и совершенно
неотразим.
- Тебе следовало почаще заглядывать в декольте той мисс, - заявляет мне Солнце нации,
разглядывая новенького. - Впрочем, это - неплохой вариант, не будь он шпионом. Когда тебе
предложат убить меня, не продешеви, мальчик. Потребуй его в личные рабы и сразу надевай
ошейник.
- Я так и сделаю, Дуче. А что касается декольте... Не стоило щипать меня на совещании. Их
министр теперь нехорошо смотрит на мою... спину.
- Да?
Дуче приветливо кивает вошедшему министру иностранных дел и устремляется к нему. Секретари
выходят.
- Господин Варгас! - пробирается ко мне новенький.
- Господин Митчел?
- Кристофер, можно просто Крис. Завтра свободный день, небожителям мы не понадобимся. Не
желаете увидеть настоящий Лондон, не тот, что виден из окна лимузина?
- Это было бы замечательно, но я должен уточнить...
- Я заеду за вами завтра вечером, в пять. Не отказывайтесь. Здесь одни замшелые старики, я уже
не в силах улыбаться и кланяться.
Его отзывает Девис, и я остаюсь. Значит, показать Лондон?
Одеваюсь поспешно: Отец народа продержал меня в постели почти до пяти. Уже натягивая
пиджак, слышу злое:
- Твой прекрасный принц прибыл.
Дуче выглядывает в окно.
- Не болтайся долго, чтобы в полночь был дома, иначе...
- Я превращусь в тыкву?
- Я лично тебя в нее превращу.
- Боюсь представить, что будет, когда Лейла начнет ходить на свидания.
Последний взгляд в зеркало, поправить галстук, активировать маячок.
- Причешись.
- Это неформальная встреча, и, потом, они все равно растреплются, когда мы займемся любовью.
- Гаденыш, - шипит он неубедительно.
- Я вернусь в полночь, мой генерал.
Выходя, слышу злорадное:
- Серхио ко мне!
Не оборачиваюсь.
- Вы готовы?
Он придерживает мне дверь - сама галантность.
- Учтите, если я не вернусь до полуночи - Дуче взорвет что-нибудь историческое, или просто
большое.
- Какой ужас. На это стоит посмотреть.
Мы мило болтаем. Он, действительно, интересен, как собеседник, и, очевидно умен. Он кидает
заинтересованные взгляды, но не сыплет комплиментами и не дает волю рукам, на его губах
полуулыбка, обещающая и зовущая. И он действительно, неотразим.
- Куда вы везете меня?
- Доверьтесь мне, синьор Варгас.
- Эту дурную привычку я искоренил в далеком детстве.
- В Сохо. Увидите настоящий ночной Лондон. Позвольте менее официально?
- Хорошо, Кристофер.
- Благодарю, Бен.
Мы выходим из машины в пустынном тихом переулке, входим в неприметную дверь, и
оказываемся в центре карнавала: музыка, свет, блеск, ослепляют меня настолько, что я
останавливаюсь, и Крис берет меня под руку.
- Идемте же, Бен.
Следующие часы сливаются в сплошной разноцветный вихрь. Девочки, мальчики, полуодетые,
блистающие, манящие, мой спутник, уже откровенно раздевающий меня глазами... У него на
коленях юноша, он едва заметно поглаживает его кисть своими пальцами, глядит на меня не
отрываясь, и я чувствую, как горят щеки, и едва справляюсь с желанием спрятать руку в карман:
она горит тоже, словно он трогает не танцора, а меня самого. Меня пока не травят: в шампанском
нет ничего, кроме самого шампанского, но, с новым бокалом, вкус чуть меняется, или я просто
жду подвоха? Уже кружится голова.
- Простите, я на минутку.
Краем глаза замечаю, как за мной движется человек. В туалете пусто, вошедший вслед за мной,
толкает меня в кабинку и запирает дверь.
- Быстро!
Задираю рукав, Дени достает маленький приборчик. Укол.
- Легкий афродизиак. Ничего страшного.
Он быстро колет антидот, и дверь открывается вторично.
- Бен? Все в порядке?
Толкаю спрятавшего шприц Дени из кабинки, добавляя пару ругательств на испанском, поднимаю
глаза. Над лежащим Дени стоит Крис.
- У вас что, не принято спрашивать согласия? - возмущаюсь я и переступаю через матерящегося
Дени, пиная его в сторону выхода.
- Везде есть извращенцы, - пожимает плечами Крис. - Сожалею. Некоторым нравится насилие.
- Не вам.
Химический коктейль в крови вызывает эйфорию. Когда-нибудь я стану инвалидом от всего, что
мне колют.
- Нет. Я предпочту спросить. Да и не здесь.
- Где же?
- На романтической прогулке в тихом парке, например?
- Да вы романтик, Крис?
- Только в определенных обстоятельствах, думаю, как и вы?
Его глаза не спрашивают, в них - декларация о намерениях. Это даже соблазнительно.
- Я больше не хочу шампанского. Надоело. Здесь слишком шумно. Подождите меня снаружи,
пожалуйста.
- Конечно.
В голове гремит музыка, в ушах шумит кровь, в крови гуляет наркотик. Антидот действует слабо,
или я просто напился и меня потянуло на приключения?
Крис ждет прямо за дверью.
- Поедем?
В переулке непривычно тихо. Едем, а вот и парк. Прогулочным шагом следуем до первой
скамейки. Сажусь, Крис опускается рядом, его глаза блестят, а я ясно вижу, как в мозгу у него
крутятся варианты. Я все-таки отравился.
- Бен...
- Крис, вы ведь шпион?
Он улыбается вполне по-человечески:
- Ну, не совсем.
- Какой-нибудь ноль-ноль- девять?
- Нет, - он изображает смех, а я изображаю пьяного и не свожу с него глаз: я же под наркотиком,
правда? Вот только антидот сработал, и это желание забраться в его штаны - мое собственное.
- Так сколько у вас нолей?
- Ну что вы, у меня длинный и скучный порядковый номер, я сам его не помню наизусть. Я просто
клерк.
- Обидно. Могли бы прислать и настоящего шпиона.
А вот ему - весело, он ни капли не обижается, и сверкает ровными зубами хорошо питавшегося в
детстве мальчика.
- Вам бы не понравилось: они все костоломы - в шрамах, без обаяния и чуть что - стреляют. Вот
стреляют они лучше меня, а в остальном...
- Так вот, какую работу мне обещал Эммет, - тяну задумчиво, - снова обслуживать хозяев?
- Ну, почему же хозяев? - он придвигается поближе, кладет руку мне на колено и медленно ведет
ее выше. - Я просто исполняю мечты.
- За небольшую плату, я полагаю. Что стоит ночь любви от МИ-6? Надеюсь, вы не поклонник
Клеопатры?
- Ну, что вы, так дорого я не беру.
Молния разъезжается сама. Он, кажется, и вовсе не касается меня, а в голове туман, перед
глазами - улыбка, жадная и веселая. Адская смесь, и мне начинает не хватать воздуха. Думаю,
сейчас нас фотографируют обе разведки, и от этой мысли мне становится весело.
- Так сколько стоят мечты?
- Вы поговорите с моим шефом, Бен? Только разговор, обещаю, он нигде не всплывет. Кстати,
полночь наступила десять минут назад. Что-то не слышно взрывов.
- Вас слишком дешево ценят на вашей работе, Крис. Вы так хороши, что предлагать вас простому
секретарю - расточительство. Хотите, я поговорю с вашим шефом, чтобы вас повысили?
Он снова смеется, кажется мне, с облегчением, и помогает мне застегнуться и встать.
- С вами я бы переспал совершенно бесплатно, Бен. Вы бесподобны.
- И через пару минут я превращусь в тыкву.
- Так поспешим!
Он хватает меня за руку, и мы несемся к машине, хохоча, как первоклассники. Ветер выдувает из
головы остатки морока. Ночной Лондон сияет тысячами огней, Дуче встречает меня на пороге
кабинета и за волосы тащит в спальню, а я все смеюсь. Все-таки, странно на меня действует
антидот.
Меня толкают на кровать и рвут одежду, а я все смеюсь и затыкаюсь, только услышав сдавленное:
"Шлюха. Дрянь." Застываю, уже на животе и с разведенными ногами. Тело готовится к боли: я
сжимаюсь, а в груди снова тугая пружина. За что? Он медлит, потом не выдерживает:
- Что молчишь? Расскажи, как тебе понравилось. Он так же хорош без штанов, как и в них?
- Шлюхам не полагается разговаривать, они должны угождать. Чего изволите?
Меня кидает на спину.
- Что, не желаем оправдываться? Откуда такая гордость? Ты забыл, кто ты есть?
- Ну, что вы, Дуче, вы напоминаете мне об этом регулярно. Да и кто поверит шлюхе?
Он замахивается, но не бьет. Пока не бьет.
- Снова твои штучки? Не думай, что ты самый умный! Если я позволяю тебе...
- Время, Дуче. Или желаете оплатить всю ночь?
Он все-таки бьет, и это правильно: образ смеющегося Криса вылетает наконец из мотнувшейся от
пощечины головы.
- О чем вы говорили?
- Вы желаете полный доклад?
- Он тебя лапал!
- Мы не спали.
- Откуда я знаю, что вы не договорились о встрече?
- Простите, Дуче, но факт физической измены не подтвержден, а, значит, инкриминировать мне
нечего.
Получаю по другой щеке, для симметрии, и это только больше злит.
- Ты хотел этого. Ты ему позволил...
Он задыхается от ярости, нависая надо мной. Скалюсь ему в лицо: как скажете, мой генерал,
дрянь, так дрянь.
- По дороге в кабинет я встретил Серхио, с характерными следами на шее.
- Я с ним не спал, - отрекается он, и меня отпускает: я давно понимаю, когда он врет, а когда нет.
- Вы не можете этого доказать, а я могу. Должен ли я предположить, что определения, данные
мне вами, Дуче, можно использовать и в вашем случае?
Он медленно выпрямляется и спрашивает: "Ты с ума сошел?" - очень спокойным голосом, и мне
становится холодно.
Молчание длится долго. Я слежу, как он сжимает и разжимает кулаки, и жду решения. Наконец,
он снова смотрит на меня, и я ничего не могу прочесть в его взгляде.
- Возможно, я ошибся.
Облегчение сваливается, как снежный ком, и я перевожу дух, но еще не все.
- Меня там вербовали. Вам следовало бы придумать что-то соблазняющее меня остаться. Ну, или
хотя бы просто соблазняющее.
- Извини.
Кажется, у меня пропал дар речи, а глаза наверняка сейчас, как пуговицы, хорошо, что он не
смотрит: его крайне заинтересовала картина на стене. Молчать нельзя, но и сказать что-либо очень большой риск. Не сомневаюсь, он запомнит каждое слово.
- Принимается. - Отворачиваюсь, снова раскидывая ноги. - Так на чем мы остановились? Этот гад
возбудил меня так, что я, кажется, сейчас сдохну.
Я планировал попросить помощи, но не успел: меня сунули лицом в подушки, намекая заткнуться,
и очень доходчиво объяснили, как должен вести себя приличный секретарь. К концу урока я
понял метафору "вытрахать мозги" и почувствовал себя тыквой. Тупой, тяжелой, и очень
довольной тыквой.
Скучные политические разговоры
На утреннем совещании мне нестерпимо хотелось проверить, нет ли на мне дыр: на меня
вопросительно смотрел Крис, задумчиво - его начальник, еще несколько чиновников, кажется,
всерьез оценивали мою походку. Я оглянулся на Дуче: тот веселился от души, наблюдая всеобщий
ажиотаж. Похоже, они серьезно опасались, что сегодня я не появлюсь, или буду хромать и
морщиться от боли, и, не заметив ничего подобного, с облегчением вздохнули. Крис ко мне не
приближался, и вообще, держался рядом с Девисом. Пришлось чуть успокоить его. Проходя мимо
я шепотом бросил:
- Отбой. Война откладывается.
Крис не оборачиваясь, кивнул, и заметно расслабился.
- Ты сегодня необычайно популярен, мальчик, - заметил Дуче вредным голосом. - Даже
затмеваешь меня.
- Как это прекрасно: знать, что все дипломаты и шпионы пялятся на твою задницу, в надежде
угадать, порвана она, или нет.
Мне, действительно было не по себе, но, к счастью, после совещания нас ожидал пикник на
свежем воздухе. Все распределились по уровням: министры - отдельно, помощники и секретари отдельно, обслуга вообще не видна. Охрану взяла на себя принимающая сторона, и из каждого
куста торчали одинаково бесстрастные лица и прекрасно сшитые костюмы. Я немного поддержал
компанию и тихонько скрылся за разросшейся азалией, но в одиночестве пробыл недолго: ко мне
присоединился Крис, сопровождавший солидного пожилого господина с небольшим
чемоданчиком. Представив его, как мистера Смита, Крис удалился, а я остался, гадая, что же от
меня потребуют на этот раз.
- Благодарю, что согласились на встречу, синьор Варгас, - начал мистер Смит.
- Я не в силах отказать, когда меня так очаровательно просят. - Собеседник мимолетно улыбнулся.
- Вам не кажется, что столь талантливый мужчина, как господин Митчел, достоин более серьезных
поручений?
- О, не беспокойтесь! Мистер Митчел вполне в порядке: у него свой отдел, и занимается он вовсе
не эскортом. Мы же не могли обидеть вас, послав заурядную мелочь. Впрочем, эта молодежь... он
ведь так и не смог оказать вам услугу?
- Она не требовалась, - немного резко возразил я. - Не потребуется и впредь. Я бы хотел услышать,
зачем мы оба здесь, раньше, чем наша встреча попадет в газеты.
- Не беспокойтесь, синьор Варгас, - он открыл чемоданчик и продемонстрировал мне небольшой
прибор, - вам обещали конфеденциальность, и она будет полной. Эта коробочка глушит сигналы
подслушивающих устройств и любую электронику на расстоянии полумили. Ваш передатчик не
работает, я тоже не имею возможности записать или транслировать наш разговор. К тому же вы
удивительно удачно расположились: нас не видно, а прохожих сюда просто не допустят. Я
успокоил вас?
Неработающий передатчик не успокоил - наоборот, зная паранойю Дуче - как только ему
доложат, что меня не слышно - тут начнется третья мировая война. А уж в том, что разговор ими
пишется, я был уверен.
- Итак?
- Синьор Варгас, вы умный человек...
Начало напоминало Эммета, и я напрягся.
- И у вас есть дочь. Скажите, что вы делаете, когда она не слушается вас?
- Сержусь, наказываю, прощаю.
Разговоры о дочери вызывали раздражение и злость: я не сомневался, что шантаж обязательно
пойдет в дело.
- Именно. Но ведь недостаточно простить, нужно еще и помириться.
- Вы желаете получить консультацию по воспитанию детей? - очень вежливо спросил я.
- Нет. Я пытаюсь объяснить нашу позицию: мы, безусловно, глубоко возмущены тем, что
произошло в вашей стране с британским подданным, но, не можем не заметить, что мистер
Эммет вел себя в гостях не слишком учтиво, и, даже допускаем, что пострадал по собственной
вине. Мы не желаем ссориться с Дуче. - я усмехнулся, и он кивнул, подтверждая. - У вашего
Диктатора весьма... нелегкий характер, он непредсказуем и обидчив, как малое дитя. Но не
прореагировать должным образом мы тоже не могли, тем более, шеф мистера Эммета не
последний человек в королевстве.
Конечно, шеф МИ-6 - далеко не последний человек в королевстве.
- Но сейчас, продемонстрировав свою позицию, мы бы очень хотели вернуть наши прежние
отношения.
- Так что вам мешает? - не понял я.
- Как бы вам пояснить... когда ваша дочь сделает что-то недозволенное, вы ведь обычно ждете,
что она извинится?
- Дуче не станет извиняться.
Он вздохнул устало и терпеливо.
- Этого мы и не требуем. Но и сами сделать предложение не можем: формально - мы обижены и
возмущены.
- То есть, вы хотите...
- Чтобы вы выступили в роли взрослого, мирящего неразумных детей. Да.
Мистер Смит развел руками и выжидательно посмотрел на меня.
- И с чего вы взяли, что мой голос будет услышан? - осторожно начал я. - Я всего лишь помощник.
- Синьор Варгас, не стоит терять время, вас скоро начнут искать. Не скрою, что у нас есть и другие
источники в вашей стране, и покойный Эммет успел многое сообщить. Насколько я знаю, на Дуче
имеют влияние только двое - вы и ваш глава безопасности, синьор Санчес.
- Мое влияние, как бы это сказать, строго ограничено. - Я отвел глаза и решительно закончил. Постелью.
- Да, конечно. И Дуче настолько мало ценит собственную дочь, что позволил ей носить фамилию
своего наложника и жить в его доме?
Этого только не хватало! Откуда? Быстро восстанавливаю дыхание.
- С чего вы взяли? Лейла - моя дочь. Дуче не интересуется женщинами, откуда бы...
- Как и вы. Поверьте, мы навели справки и даже сделали анализ ДНК. Конечно, это никогда не
будет предано огласке, мы, все же не убийцы детей. Я говорю вам это, чтобы вы не тратили наше
общее время на рассказы о том, как вы ничтожны и малозначащи. С вашим Вито невозможно
договориться, кажется, вероятность революции его только развлекает, но вы не можете не
понимать, что вам угрожает гражданская война.
- И что вы хотите от меня?
- Убедите Дуче подписать соглашение.
- Вы смеетесь? - позволяю себе невежливо фыркнуть, чем, кажется, огорчаю джентльмена. - Вы
сами принялись ему угрожать, а теперь хотите, чтобы меня все-таки задушили подушкой, обвинив
в пособничестве врагу? Мне хватило вашего Криса.
- У вас все же были неприятности? Сожалею. Может быть вас утешит, что я изъял эти фотографии и
они не попадут в руки Дуче?
На колени мне падает конверт с красочными снимками. Крис смотрится великолепно, я - словно
вот-вот кончу от его прикосновений, и все это богатство мне сейчас демонстрируют.
- Примерно такие же вчера полетели мне в лицо, стоило вернуться. Наши агенты, похоже, делили
кусты по-братски, или у них был общий фотоаппарат.
Смит выглядит раздосадованным, но очень недолго: одна попытка не удалась, попробуем другую.
- Так вы согласны выступить в роли миротворца? Мы готовы учесть ваши риски и полностью их
компенсировать. Поговорите с Дуче.
- Почему бы вам не пойти сейчас к нему и не поболтать так же непринужденно, как со мной?
- Видите ли, у нас в стране демократия, и иногда очень хочется добавить: "к сожалению". Часть
правительства настаивает на продолжении конфронтации, а МИ-6 просто хочет отомстить.
- Что конкретно я должен передать?
- Убедите Дуче, что если он согласиться подписать договор, туда будут внесены его пожелания.
Почти любые, если вы понимаете.
- Не понимаю. Но, если я доживу до вечера, я постараюсь выбрать время и поговорить с Дуче.
Если буду в состоянии говорить.
Он усмехается, но решает дать мне порезвиться.
- У нас прекрасные врачи, синьор Варгас. А вы очень выносливы, насколько я знаю. Удачи вам. И,
будьте добры, успокойте вашу охрану.
Смит отключил свой прибор, и комм истошно замигал.
- Я в порядке.
Опускаю рукав, пряча браслет.
- Благодарю. Стрельба на пикнике - так пошло.
- Стрельба, это вообще не весело. Прощайте, мистер Смит.
- Вы не сказали, чего хотите для себя.
- Я бы очень хотел не встречать больше господина Митчела. А еще лучше, чтобы его не встречал
больше Дуче. Выполнимо?
- Вполне. Прощайте, синьор Варгас, рад был познакомиться. - Он прислушался и добавил: - Кстати,
вас вызывает Дуче. Ступайте, вас проводят.
Он внимательно посмотрел на меня и ушел, а я двинулся на зов Дуче, чувствуя себя Очень Важной
Персоной.
Мании величия хватает ровно до того момента, как я вижу Совесть нации. Дуче ожидает меня в
беседке, расслабленно опираясь на бортик и рассеянно глядя вдаль. Когда на его горизонте
появляюсь я, он равнодушно приглядывается и снова переводит глаза на верхушки деревьев.
Смотрю ниже и едва не перехожу на бег: руки Дуче, лежащие на балюстраде, побелели от
напряжения, в меня упирается бешеный взгляд.
- Вы хотели меня видеть, Дуче?
- Не особенно. Мы уезжаем. Надеюсь, ты все успел?
- Простите, Дуче?
Кругом никого нет, проводивший меня охранник испарился, но я не сомневаюсь, что, как и дома,
вся округа утыкана прослушкой и камерами. Дуче не спешит оторваться от балюстрады, и мне
кажется, что он просто не в силах расцепить стиснутые на гладком дереве пальцы.
- Ты исчез из вида, вслед за тобой испарился твой новый приятель, потом пропал твой сигнал.
Выводы?
- Выводы: вы считаете меня недалеким и способным игнорировать даже прямое и
недвусмысленное предупреждение. Вам стоит поискать нового личного ассистента.
Он перегибается ко мне, стоящему на траве перед беседкой.
- Я так и подумал. Со мной тут беседовал шеф их любимой разведки, а мальчики орали в ухо, что
ты испарился с экранов.
Представляю и дивлюсь его выдержке. За волосы меня тянут ближе, не стесняясь камер и не
заботясь о приличиях.
- Надеюсь, твои развлечения стоят моих седых волос, Бенито. - Очень тихо и почти на ухо.
- Безусловно, мой генерал.
- Ты хоть понимаешь, что я уже ждал коробки с твоей лохматой головой внутри?
Меня быстро и зло целуют и словно стряхивают с руки.
- Дуче, согласно протоколу, вы не обязаны столь тесно сотрудничать с персоналом.
- В протоколе не сказано, что я не могу поощрять своих работников. Или наказывать их.
- Могу я уточнить, что это было?
Кажется, он сам еще толком не решил.
- Возвращаемся.
И мы возвращаемся.
- И за что же ты меня продал?
Я уже сообщил, что имел беседу непонятно с кем, и Дуче лениво уточняет детали.
- За мирное небо над нашей страной.
- Что ж, вполне достойная цена. Ты не считаешь?
- Кому нужно небо без Солнца?.. Они знают про Лейлу.
- Я в курсе.
Мы валяемся на ковре, и обоим лень вставать, да и вообще, шевелиться. Остается надеяться, что
никто не войдет, потому что искать, чем прикрыться нам тоже лень.
- Какая пошлость - на коврике перед камином... - вдруг роняет он.
- А мне нравится. Тепло и мягко. Не то, что на вашем столе. На стекле всегда мерзнет спина.
Он фыркает, проводит рукой по моей спине и спихивает с себя.
- Сменим стол. Дальше.
Сажусь, ловя себя на том, что любуюсь на мягкие отблески света на смуглой коже. Это отвлекает,
но я - профессионал.
- Они хотят помириться. Все, что вы захотите, в разумных пределах. Он сказал "почти любые
пожелания". Что это значит?
- А это значит, мальчик, что теперь условия диктуем мы. Ты замечательно погулял.
- Назначьте меня министром иностранных дел.
- Может быть, удовлетворишься устным поощрением?
- Должен ли я считать, что уже получил его, или...
- Нахал.
Он явно рад и, впервые со дня приезда, спокоен: кажется, исчезнувшая проблема волновала его
гораздо больше, чем он хотел показать.
- В жадности меня еще не обвиняли. Но я готов простить тебе твою наглость.
- Вы так великодушны, мой генерал!
- При условии: ты больше не выйдешь из этого дома до самого отъезда.
- Это арест?
- Это - забота о служащих. Я не люблю подарков, Бенито, и не люблю отвлекаться от дел. Отсюда в самолет. Ясно?
- Но, если они захотят поговорить?
- Ты сделал свое дело, мальчик, дальше взрослые разберутся сами. Читай, смотри в окно, сиди в
Интернете. Отдыхай, Бенито, а то у тебя не останется сил, чтобы получать поощрения, а я намерен
быть очень щедрым.
Не прошло и получаса, а от его слов меня снова кидает в жар. И, кажется, первый взнос последует
немедленно.
- Раз тебе так нравится этот ковер...
Меня дергают, переворачивают, снова хватают за горло, и я вытягиваюсь в струну: он платит
щедро, но я жаден, как бездонная бочка, и ему придется постараться, чтобы насытить меня.
Эпилог
За окнами полуденный жар, ставни прикрыты, и все равно, свет бьет по моим слезящимся глазам.
После холодного Лондона мы вернулись в жару и ветер, и я неожиданно простудился:
акклиматизация. Дуче потешается над моим красным носом и гнусавым голосом до тех пор, пока
не начинает хлюпать сам.
- Гаденыш сопливый! - слышу я глухое и возмущенное. - Заразил-таки.
За все эти годы я не разу не видел его больным. Он просто не умеет. Поэтому злится, гоняет
персонал, кидается в меня подушками, требует у врача дать такое лекарство, чтобы помогло
немедленно, придирается к Вито, пока, наконец, мне не удается уговорить его уехать из дворца в
наш дом. Тут нет прислуги, никто, кроме меня не мелькает перед глазами, не раздражает, не
нужно изображать из себя Железного Дуче, и, неожиданно все идет на лад. Он исправно пьет
лекарства, ворча и грозя мне страшными карами, терпит уколы, потом мстительно колет
витамины мне. "Две калеки", как говорила моя бабушка. Прекрасная была женщина, куда там
Вито, Дуче бы понравилось.
Просто валяться в постели, переключая каналы и косясь в его ноутбук, оказывается, очень
приятно.
- Хочу на пенсию. - сообщаю мечтательно. - Так и буду лежать целыми днями.
- А я-то как хочу. - бурчит он и чихает. - Осталось уговорить Вито взвалить все на себя.
Мой мобильный щелкает, на экране капслоком: "Даже не думай, мальчик". Пару секунд подумав,
кому это он, сую мобильник Дуче. Солнце нации невозмутимо читает и приказывает:
- Отключить.
Действительно, нечего смотреть, как два плохо дышащих идиота пытаются не задохнуться,
целуясь. А меня, между прочим еще и держат за горло.
Download
Study collections