Прикладная филология: идеи, концепции, проекты

Федеральное агентство по образованию РФ
Томский политехнический университет
Институт международного образования
и языковой коммуникации
Прикладная филология:
идеи, концепции, проекты
Сборник трудов
VII Международной научно-практической
конференции
Часть 1
Томск 2009
УДК 800:37
ББК Ш12 – 9
П 759
Печатается по решению Ученого совета
Института международного образования и языковой коммуникации ТПУ
П 759 Прикладная филология: идеи, концепции, проекты: Сборник
трудов VII Международной научно-практической конференции.
Часть 1. / под ред. С.А. Песоцкой. – Томск: Томский политехнический
университет, 2009. – 295 с.
В первой части сборника научных трудов рассматриваются
проблемы
русско-европейских
литературных
взаимосвязей,
исследуется методологическое поле современной теоретической и
прикладной филологии, в том числе обозреваются методы анализа
дискурса и текста, методы исследования концептосферы языков,
методология современной лингводидактики.
Сборник адресован научным работникам, преподавателям
вузов, аспирантам и студентам.
УДК 800:37
ББК Ш 12 – 9
Редакционная коллегия
С.А. Песоцкая, к.филол.н., доцент, отв.редактор
В.В. Максимов, к.филол.н., доцент
О.А. Казакова, к.филол.н., доцент
Рецензенты
Э.М. Жилякова, доктор филол. наук, профессор
В.Г. Наумов, кандидат филол. наук, доцент
© Томский политехнический университет, 2009
© Коллектив авторов, 2009
© Обложка. Институт международного образования
и языковой коммуникации ТПУ, 2009
ПРИКЛАДНАЯ ФИЛОЛОГИЯ:
ИДЕИ, КОНЦЕПЦИИ, ПРОЕКТЫ
Сборник трудов
VII Международной научно-практической конференции
Часть 1
Научное издание
Оригинал-макет издания подготовлен на основе
материалов, предоставленных оргкомитетом конференции.
Обозначения, таблицы и стиль написания статей
сохранены без изменений под авторскую ответственность.
Корректура
О.А. Казакова, к.филол.н., доцент
Техническое редактирование и компьютерная верстка
И.В. Ельцова, Г.А. Селиванова
ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ
Т.С. Петровская, Л.В. Малетина
Томский политехнический университет
СТРУКТУРА ИНОЯЗЫЧНОЙ КОММУНИКАТИВНОЙ
КОМПЕТЕНЦИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ИНЖЕНЕРА
Сегодня, когда специалист напрямую связан с профессиональным миром, часто иноязычным, коммуникация становится неотъемлемой частью профессии. Совершенно очевидно, что формированию
коммуникативно компетентной личности способствует изучение иностранного языка, т. к. язык есть средство общения, а целью и результатом иноязычного обучения является формирование коммуникативной
компетенции. Что же подразумевают под коммуникативной компетенцией? Самое широкое распространение получило определение, согласно которому коммуникативная компетенция – это способность решать
средствами языка задачи в разных социальных контекстах.
В методических исследованиях особое внимание уделяется
формированию языковой личности, способной вступать в межкультурное общение с представителями иной культуры [1]. Это и понятно: современным обществом востребованы прежде всего профессионалы
своего дела, для специалиста владение культурой общения – важнейшее профессиональное качество. Анкетирование, проведенное американскими исследователями с целью выявления основных умений, необходимых инженеру, показало, что 34 % респондентов расценивают
умения устной коммуникации «как самые важные», 54 % как «очень
важные» [2].
Применительно к выпускнику неязыкового вуза, осуществляющему профессиональное общение в рамках международного сотрудничества, понятие «коммуникативная компетенция» конкретизировано
авторами данной статьи; оно определяется как «иноязычная культурнокоммуникативная компетенция» (далее ИККК), т. к. «овладение иностранным языком есть, прежде всего, приобщение к иной культуре».
Характеризуя компонентный состав коммуникативной компетенции как сложного научного понятия, исследователи выделяют разное количество компонентов от 3 до 37 и предлагают различные термины для их номинации. Например, выделяются такие компоненты,
как речевая, языковая, лингвистическая, прагматическая, предметная,
страноведческая, компенсаторная, стратегическая, социокультурная,
3
социолингвистическая, дискурсивная и другие. При таком многообразии компонентов преподавателю сложно отобрать то главное, что составляет сущность коммуникативной компетенции, без учета чего не
может быть успешным процесс обучения иностранному языку.
Сущность компонентов, составляющих ИККК, на наш взгляд,
может быть определена на основе анализа понятия «межкультурная
коммуникация». Межкультурная коммуникация – это форма социального общения, которая протекает в естественных ситуациях реальной
жизни между индивидами и группами, принадлежащими к разным
культурам. В процессе коммуникации используется аутентичный язык
с его возможными социолингвистическими и функциональностилистическими особенностями. Отсюда следует, что эффективная
межкультурная коммуникация не может возникнуть сама по себе, ей
необходимо целенаправленно учить. При этом роль родной культуры
чрезвычайно велика, т. к. в процессе познания чужой культуры изучающий иностранный язык опирается на знания о своей культуре.
Кроме того, важной является идея о переносе в процесс овладения
иноязычными умениями ряда умений из родного языка. Цели подготовки выпускника неязыкового вуза должны быть направлены на формирование личности активного участника межкультурной коммуникации, владеющего наряду с родным иностранным языком как инструментом решения профессиональных задач.
Нам представляется самодостаточной классификация ИККК, оптимально сведенная к четырем структурным компонентам:
1.
Лингвистическая составляющая (ЛС) – способность понимать
и продуцировать неограниченное число правильных в языковом отношении предложений с помощью усвоенной лексики и грамматических
правил. Лингвистическая составляющая развивается на всем протяжении изучения иностранного языка в вузе, так как каждая тема или ситуация общения соотносится с определенными языковыми и речевыми
средствами, а также с экстралингвистической информацией. ЛС рассматривается в качестве базовой составляющей способности эффективно использовать иностранный язык в процессе межкультурной
коммуникации и включает в себя определенную сумму сведений языкового характера, умений соотносить языковые средства с задачами и
условиями коммуникации.
2.
Важной особенностью реальной коммуникации является то, что
ее характер и содержание имеют элементы непредсказуемости, случайности, поэтому успешность и результативность коммуникации, как
4
правило, зависит от умений выйти из затруднительного положения,
мобилизуя приобретенные знания и умения. Речь идет о компенсаторной составляющей (КС), которая представляет собой способность
пользоваться собственным иноязычным речевым опытом для компенсации пробелов в знании языка в процессе коммуникации.
3.
Третьим компонентом ИККК выступает межкультурная составляющая (МКС) – знание национальных особенностей родной
культуры, изучение речеповеденческих норм и правил социума, умение видеть сходства и различия между культурами, умение строить
свое речевое и неречевое поведение в соответствии со спецификой
иной культуры.
4.
В процессе общения партнеры по коммуникации постоянно
осуществляют вероятностное прогнозирование намерений друг друга,
оказывают взаимопомощь при их реализации, осуществляют постоянную оценку хода коммуникации и, если нужно, меняют тактику, а иногда и стратегию общения. Эта особенность реальной коммуникации
обусловливает выделение четвертого компонента в структуре коммуникативной компетенции – стратегической составляющей (СС), способности организовать коммуникацию с учетом целесообразности высказывания.
Целостность иноязычной культурно-коммуникативной компетенции как системы обеспечивается совокупностью устойчивых связей
между ее компонентами. ИККК обладает внутренней иерархически
выстроенной структурой. Например, лингвистическая составляющая
как базовый компонент иноязычной культурно-коммуникативной компетенции представляет собой сформированный уровень владения языком. При этом она неразрывно связана с другими компонентами, составляющими иноязычной культурно-коммуникативной компетенции.
К примеру, межкультурная составляющая настолько тесно связана с
лингвистической, что ее одной недостаточно для осуществления коммуникации, если коммуниканты не обладают знаниями о системе языка и навыками оперирования этими знаниями в речи. С другой стороны, можно достичь высокого уровня МКС, оставаясь на начальном
уровне владения лингвистической и стратегической составляющими
ИККК.
Определяя современные тенденции обучения иностранному
языку в Европе, А.Л. Бердичевский отмечает, что в настоящее время
наблюдается отход от абсолютизации коммуникативного подхода и
чисто коммуникативной компетенции в качестве цели обучения к меж5
культурной (социальной) компетенции, которая должна пронизывать
весь процесс обучения иностранному языку. При этом межкультурный
компонент включает коммуникативный, который, в свою очередь,
включает языковой, а наряду с ними выступают также другие, в том
числе стратегический, т. к. для того чтобы объяснить, почему нужно
сказать так, а не иначе, нужно знать, что сказать и как сказать с точки
зрения языка и ситуации общения [3].
Все четыре составляющие ИККК взаимосвязаны между собой,
взаимообусловлены и одновременно реализуются в процессе общения.
Основу содержания компонентов ИККК составляют умения, в частности, коммуникативные, которые опираются на знания и навыки, приобретенные ранее. Всякое общение реализуется посредством коммуникативных умений и имеет свою структуру. Так, например, профессиональное общение, как и любой вид общения, представляет собой целенаправленную деятельность коммуникантов, которая протекает по
принятым в обществе правилам и нормам официального общения.
Межкультурная профессиональная коммуникация протекает по
иным законам, чем коммуникация между представителями одной и той
же культуры, т. к. диалог специалистов разных стран представляет собой диалог людей с разными культурами. Это означает, что модели
повседневного профессионального общения между носителями языка
не могут быть автоматически перенесены в ситуации межкультурного
общения. Коммуникативные умения ИККК необходимо формировать,
постепенно переходя от лингвистических к специфическим коммуникативным умениям, которые, согласно приведенной ниже диаграмме,
могут быть совершенно различными (Рис. 1). Однако уменьшение доли
коммуникативных умений от ЛС к СС, составляющих иноязычную
культурно-коммуникативную компетенцию, не носит системного характера и зависит от ряда обстоятельств, таких как уровень владения
языком на начальном этапе его изучения в вузе, вид коммуникации и
др. Таким образом, формирование ИККК не ограничивается традиционно понимаемыми коммуникативными умениями в четырех видах
речевой деятельности. Обучение иностранному языку представляет
сложный интегральный кросскультурный процесс, направленный на
формирование ИККК как единого целого со всеми составляющими ее
компонентами.
6
Содержание составляющих ИККК
Рис. 1
Особенности межкультурной профессиональной коммуникации
обусловливают выделение дополнительных характеристик, составляющих иноязычную культурно-коммуникативную компетенцию. Исследование формирования иноязычной культурно-коммуникативной
компетенции выпускника неязыкового вуза необходимо начать с установления межпредметных взаимосвязей содержания обучения. Успешное участие профессионала в межкультурной коммуникативной деятельности требует владения не только коммуникативными компетенциями, непосредственно связанными с языком, но также рядом общих
компетенций, включающих в себя синтез гуманитарных и профессиональных знаний и умений, сформированных, как правило, на базе родного языка. Иноязычная компетенция становится частью профессиональной компетенции, одним из слагаемых успеха становления будущего специалиста. Эту взаимосвязь мы представляем в форме интегрированной модели. Межпредметное интегрирование общегуманитарного и профессионального компонентов содержания обучения, иностранного языка и родного образуют несколько областей пересечения. Наглядно это может быть продемонстрировано на рисунке 2.
7
Модель иноязычной культурно-коммуникативной компетенции
Рис. 2
Профессиональная обусловленность определяет интегрирование
иностранного языка в систему профессиональной подготовки как цель
достижения реальных, имеющих смысл практических задач профессиональной деятельности. Основой формирования иноязычной культурно-коммуникативной компетенции будущего специалиста является
не только языковой материал и виды речевой деятельности, но и предметный материал, и моделируемые технологические процессы профессиональной деятельности. Секторное деление (Рис. 2) показывает связь
компонентов, составляющих модель ИККК как в системе знаний, так и
в системе умений с реальным контекстом его употребления в профессиональной сфере.
Полученная модель формирования, развития и совершенствования иноязычной культурно-коммуникативной компетенции демонстрирует взаимодействие и взаимообусловленность всех компонентов,
составляющих ИККК. Очевидно, что иноязычная культурнокоммуникативная компетенция специалиста представляет собой сложное интегративное целое, овладение которым обеспечит выпускнику
вуза компетентное профессиональное общение в условиях межкультурной коммуникации. При этом развитие иноязычной культурнокоммуникативной компетенциии без социально-профессионального
контекста как компонента общей профессиональной подготовки специалиста неэффективно.
8
Овладеть иноязычной профессиональной коммуникативной
компетенцией – задача достаточно сложная. Ведь естественную речь
стимулирует не необходимость, а потребность в реальном общении.
Формирование и развитие культурно-коммуникативной компетенции
на занятиях иностранного языка возможно в условиях, максимально
приближенных к реальной коммуникации, что предусматривает организацию учебного процесса как модели межкультурной профессиональной коммуникации.
Обучать умениям участия в межкультурной коммуникации возможно, лишь имея представление о социальной структуре, задачах
конкретного профессионального сообщества [4]. Поэтому важной задачей преподавателя иностранного языка является создание реальных
и воображаемых ситуаций профессионального общения на занятиях.
Такая форма организации учебного процесса предъявляет особые требования к подготовке преподавателя к занятиям. Чтобы добиться практической направленности, прочности и действенности приобретаемых
коммуникативных умений, важно не только по-иному организовать
процесс их формирования, но и внести серьезные коррективы в организацию учебного процесса. Нужно придать процессу обучения характерные черты процесса межкультурного общения специалистов, не
нарушая его организованности, системности и методической направленности.
Формирование ИККК при обучении иностранному языку в техническом вузе невозможно без учета потенциала новых технологий
обучения, таких как технология педагогического сотрудничества. Задача обучения межкультурной профессиональной коммуникации будущих специалистов принципиально решаема при условии тесного
сотрудничества преподавателей языковых и профилирующих кафедр
на всех этапах обучения иностранному языку. Взаимодействие лингвистических кафедр с выпускающими в процессе иноязычной подготовки, как показывает практика преподавания иностранного языка в
отечественных и зарубежных неязыковых вузах, – важный фактор,
способствующий формированию коммуникативно компетентной личности профессионала [5–6].
Современная методика преподавания иностранного языка характеризуется заменой традиционных образовательных технологий,
при которых невозможно оценить вероятность потенциального результата обучения, активными технологиями, стимулирующими коммуникативную деятельность студентов и направленными на развитие ком9
петенций. В связи с этим преподавателю иностранного языка необходимо владеть соответствующими профессиональными умениями
управления коллективной и индивидуальной учебной деятельностью
студентов, оптимальной для организации общения с применением различных форм и элементов интерактивного, проблемно-ролевого обучения. Кроме того, необходима продуманная система применения современных информационно-коммуникационных технологий, что, безусловно, способствует успешному формированию иноязычной культурно-коммуникативной компетенции.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
Гальскова Н.Д., Гез Н.И. Теория обучения иностранным языкам: Лингводидактика и методика: учеб. пособ. для студентов лингвистических
ун-тов и факультетов ин. яз. высш. пед. учеб. заведений. М.: Изд. центр
«Академия», 2004.
Richard D. Johnson-Sheehan Technical communication today: Purdue University. Longman Pearson, 2005.
Бердичевский А.Л. Современные тенденции в обучении иностранному
языку в Европе // Русский язык за рубежом. 2002. № 2. С. 60–65.
Макар Л.В. Обучение профессионально-ориентированному общению на
английском языке студентов неязыкового вуза: дис. … канд. пед. наук.
СПб., 2000.
Моделирование деятельности специалиста на основе комплексного
исследования / под ред. Е.Э. Смирновой. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984.
Коммуникативные задачи как средство оптимизации обучения иностранным языкам / под ред. Л.А. Хараевой. Нальчик, 1988.
В.А. Яцко
Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова
(г. Абакан)
КЛАССИФИКАЦИЯ КОМПЬЮТЕРНЫХ СИСТЕМ,
ИСПОЛЬЗУЕМЫХ В ОБУЧЕНИИ ИНОСТРАННЫМ ЯЗЫКАМ
Специалистами не раз указывались достоинства компьютерных
технологий, применение которых в процессе обучения иностранным
языкам позволяет обеспечить объективную оценку результатов действий студентов, дает возможность реализовать принцип индивидуального подхода, имеет большие возможности наглядного предъявления
языкового материала, позволяет создавать комфортную психологиче10
скую атмосферу [1, 2]. Вместе с тем отмечается недостаточная разработанность компьютерных программ, которые могли бы быть использованы на аудиторных занятиях со студентами [5].
Цель настоящей работы – провести классификацию компьютерных обучающих систем (ОС), используемых в обучении иностранным
языкам, а также привести примеры реализации конкретных видов ОС.
Особое внимание будет уделено ОС, разработанным в лаборатории
компьютерной лингвистики Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова.
ОС, используемые в процессе обучения иностранным языкам,
можно классифицировать по двум основным критериям: технологическому и лингводидактическому. По технологическому критерию представляется целесообразным выделить локальные и сетевые обучающие
системы. Локальные ОС предназначены для пользователей, имеющих
доступ к компьютеру, на котором установлена данная ОС. ОС, как правило, устанавливаются на домашних компьютерах и используются для
самостоятельного изучения иностранного языка одним или несколькими членами семьи. К ОС данного типа относятся достаточно многочисленные программные продукты, распространяемые на компактдисках. Один из последних продуктов этого типа – серия Tell Me More,
распространяемая компанией Auralog [7].
Сетевые ОС предназначены для всех пользователей, зарегистрированных в данной компьютерной сети. В зависимости от географического охвата и количества пользователей можно выделить локальносетевые, городские, глобальные ОС. Локально-сетевые ОС предназначены для групп(ы) студентов, обучающихся по данной специальности
в данном учебном заведении. В качестве примера можно привести систему PASS (Partially automated symmetric summarization), разработанную в лаборатории компьютерной лингвистики Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова [10]. В настоящее время PASS
предполагает выполнение студентами трех заданий.
1. Провести реферирование научного или газетного текста. Для
этого студенты должны составить словарь, отражающий тематику данного текста. Словарь вводится в PASS, которая в автоматическом режиме генерирует реферат, состоящий из определенного количества
предложений, экстрагированных из текста оригинала.
2. Расставить предложения в правильном порядке. Предложения
в реферате выводятся в произвольном порядке, студенты должны расположить их в том порядке, который был в оригинале.
11
3. Ответить на вопросы по тексту, определить предложения, не
соответствующие содержанию текста, и т. д. Данное задание произвольно формулируется преподавателем.
Правильность выполнения первых двух заданий проверяется автоматически. Преподаватель получает статистическую информацию об
ошибках студентов.
Следующим
видом
являются
городские/мегаполисные
(metropolitan area network) ОС, которые обеспечивают доступ к ресурсам в пределах одного города в радиусе до 50 км. Примером является
сеть TeleNex, разработанная в Гонконге организацией Teachers of
English Language Education Centre (TELEC) [3]. TeleNex обеспечивает
учителям английского языка всех средних школ Гонконга доступ к
трем базам данных. База данных TeleGram содержит справочные материалы по английской грамматике, составленные с учетом специфики
преподавания английского языка в школах Гонконга. База данных
TeleTeach содержит методические материалы (планы и разработки
уроков, раздаточные материалы), предназначенные для распечатки и
использования на аудиторных занятиях. База данных TELEC Secondary
Learner Corpus (TSLC) содержит тексты различных жанров (сочинения,
личные и деловые письма, доклады), созданные школьниками в процессе обучения на уроках английского языка. Анализ этой базы данных
позволил выявить наиболее типичные (частотные) ошибки, допускаемые школьниками. По результатам анализа в базе данных TeleGram
была создана папка Student's Problems, в которой описывались наиболее типичные ошибки школьников и давались ссылки на соответствующие материалы в базе данных TeleTeach. Таким образом, была создана система, позволяющая учителям ознакомиться как с ошибками
школьников, так и с методическими материалами, необходимыми для
коррекции этих ошибок.
К следующему виду сетевых ОС относятся разнообразные ресурсы, размещенные в глобальной сети Интернет, доступные неограниченному числу пользователей. Различные виды этих ресурсов, выделяемые по лингводидактическим критериям, будут описаны ниже.
По лингводидактическим критериям, на наш взгляд, можно выделить два основных вида обучающих компьютерных систем:
1) системы, предназначенные для самостоятельного изучения иностранного языка без участия преподавателя; 2) системы, ориентированные на взаимодействие между обучаемым и преподавателем. Используя традиционную терминологию, предметную область, к которой
12
относятся системы первого типа, можно назвать Computer Assisted
Language Learning (CALL), а предметную область, к которой относятся
системы второго типа, – Computer Assisted Language Instruction (CALI).
Системы CALL можно разделить на два вида: системы, предусматривающие неконтролируемое изучение иностранного языка, и системы,
осуществляющие контроль над процессом изучения иностранного языка. Системы неконтролируемого изучения иностранного языка в свою
очередь можно разделить на два вида: системы с отсутствием среды
для изучения языка и системы со специально разработанной образовательной средой. К первому виду относятся разбросанные по сети Интернет многочисленные чаты (chat rooms), которые дают пользователям возможность общаться между собой в режиме реального времени.
Подключившись к чату, расположенному на одном из серверов страны
изучаемого языка, пользователь может общаться с носителями языка и
совершенствовать свои языковые навыки.
К системам, создающим среду для изучения языка, относятся
Multi-user Object Oriented Domains (MOOs). В качестве примера можно
привести SchMOOze, размещенный на одном из серверов Ньюйоркского университета и предназначенный для студентов, изучающих
английский язык [4]. Образовательная среда этого MOO представляет
собой виртуальный студенческий городок, в котором есть Culture
Center, Library, Student Union, Class-rooms, Administration, Conference
Center, MOOrrey's Bar, Dormitory. Подключившийся (через Интернет)
пользователь должен выбрать виртуальный объект, который он хочет
посетить. Ознакомившись с картой студенческого городка, он движется к выбранному объекту, где можно выполнить соответствующие действия. Например, в библиотеке можно выбрать по каталогу и почитать
книгу, в баре заказать ленч, по внутренней электронной почте послать
просьбу о выделении комнаты в общежитии и т. д. На любом этапе
можно пообщаться с другими посетителями городка, причем, как правило, в SchMOOze есть дежурный, к которому можно обратиться за
помощью. Все действия пользователя осуществляются с помощью команд, впечатываемых в текстовую строку.
ОС, в которых осуществляется контролируемое обучение, представлены упомянутыми выше системами, распространяемыми на компакт-дисках. Все системы этого типа предусматривают выполнение
тестов по результатам изучения какой-либо темы. Ошибки, допущенные пользователем, специально выделяются, и указывается правиль13
ный ответ. Пользователь может повторно выполнить тест с учетом допущенных ошибок.
Обучающие системы в CALI можно разделить на интегрированные и неинтегрированные. Под интегрированными мы имеем в виду
ОС, интегрированные в учебный план определенной специальности
или дисциплины, изучаемой студентами в каком-то образовательном
учреждении. Неинтегрированные ОС, соответственно, не соотносятся с
учебными планами или специальностями. К неинтегрированным ОС
относятся системы дистанционного обучения иностранным языкам,
которые включают комплекс программ различных типов. В качестве
примера можно привести коммерческий сайт Englishtown [8], поддерживаемый Саффолкским университетом (Suffolk University). Сайт
предлагает пройти тестирование и разработать план занятий в зависимости от уровня владения английским языком и цели пользователя
(например, сдать экзамен TOEFL, заключить контракт с зарубежной
фирмой и т. д.). Далее под руководством преподавателя проводятся
(через Интернет) занятия, предусматривающие тренировку навыков
аудирования, разговорной речи, произношения. После завершения курса выдается сертификат Саффолкского университета.
Интегрированные ОС могут быть разделены на системы, применяемые во внеаудиторной работе, и системы, применяемые на аудиторных занятиях. Описанная выше система PASS была интегрирована
в курс Теория текста, предусмотренный специальностью 033200 Иностранный язык, и применялась во время аудиторных занятий. В лаборатории компьютерной лингвистики ХГУ также разработана система
TITE (Translation in Teaching English), предназначенная для внеаудиторной работы студентов, обучающихся по специальности Перевод и
переводоведение. Основная идея TITE состоит в следующем. В начале
семестра студентам выдается ряд текстов для перевода с родного языка
на изучаемый язык. Тексты делятся на две группы: с ограничением по
времени (limited) и без ограничения по времени (unlimited). Тексты с
ограничением по времени имеют заданное преподавателем время перевода. Если студент не укладывается в отведенное время, весь переведенный им текст стирается. Перевод прерывается, если студент делает
ошибку (вводит неправильный символ), и может быть продолжен
только после того, как введен правильный символ. Тексты unlimited
больше по объему, чем тексты limited; студент может сохранить результаты перевода и продолжить его в следующий раз. Как только студент заканчивает перевод текста, в журнале на сервере делается соот14
ветствующая запись. К концу семестра студент должен перевести все
данные ему тексты, чтобы получить зачет. Так же, как и PASS, система
TITE разработана на основе клиент-серверной архитектуры, включает
приложения для учителя и ученика и позволяет учителю получать статистическую информацию об ошибках учеников.
Проведенный нами анализ показывает, что большинство разрабатываемых в настоящее время обучающих систем предназначены для
индивидуальной, самостоятельной работы студентов. В этой связи утверждается, что сетевые технологии привели к переходу от традиционной модели обучения, предусматривающей ведущую роль учителя, к
новой модели, ориентированной на личность изучающего иностранный
язык [9. P. 254]. На наш взгляд, наряду с ОС, предназначенными для
самостоятельной работы, должны активно разрабатываться и интегрированные системы, предназначенные для аудиторных занятий, сохраняющие традиционное взаимодействие между преподавателем и студентом, однако позволяющие освободить преподавателя от рутинной
работы и создать более комфортную обстановку для студента.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
Олейникова Н.А., Тараненко С.С. Информационные технологии в обучении иностранным языкам // Информационные технологии в образовании. М., 2001. [Электронный документ]. Режим доступа:
http://ito.edu.ru/2001/ito/II/2/II-2-17.html, свободный.
Попова Г.С. Компьютерные технологии в обучении иностранному языку // Информация, инновации, инвестиции: мат-лы конф. Пермь, 2004.
[Электронный
документ].
Режим
доступа:
http://iii04.pfoperm.ru/Data2004/DConf04/PopovaGS.htm, свободный.
Allan Q.G. The TELEC secondary learner corpus: a resource for teacher
development // Computer learner corpora, second language acquisition and
foreign language teaching. Amsterdam; Philadelphia, 2002. P. 195–211.
Falsetti J. What the Heck is a MOO and What's the Story with All Those
Cows?
[Electronic
resource].
Mode
acess:
http://schmooze.hunter.cuny.edu/%7Eeflmoo/MOOarticle.html.
Garrett N. Computers in Foreign Language Education: Teaching, Learning,
and Language-Acquisition Research // ADFL Bulletin. 1988. Vol. 19. No. 3.
P. 6–12.
[Электронный
ресурс].
Режим
доступа:
http://web2.adfl.org/adfl/bulletin/v19n3/193006.htm, свободный.
Language learning software – Auralog. 2008. [Electronic resource]. Mode
acess: http://en.tellmemore.com/about_auralog.
Learn English with the world’s leading online English school. 2009. [Electronic resource]. Mode acess: http://www.englishtown.com.
15
9.
10.
Peterson M. Computer assisted language learning (CALL) – moving into the
networked future // Linguistic informatics: state of art and the future. Amsterdam; Philadelphia, 2003. P. 248–257.
Yatsko V., Shilov S., Vishniakov T. Semi-automatic Text Summarization
and Foreign Language Teaching // Proceedings of the 10 International Conference on Speech and Computer. Patras, 2005. P. 283–288.
16
ЯЗЫК И РЕЧЬ В СОВРЕМЕННОЙ
КОММУНИКАЦИИ
С.В. Аносова
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина
РОЛЬ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА В ВЫСШЕЙ ШКОЛЕ
В СОХРАНЕНИИ И РАЗВИТИИ РУССКОГО ЯЗЫКА.
ТРАНСЛЯЦИЯ РЕЧЕВОЙ КУЛЬТУРЫ В МАТЕРИАЛАХ СМИ*
На современном этапе существования русского языка, для которого характерно постоянное развитие, явно ощущается необходимость
пристального внимания и бережного отношения к родному языку. И
совсем не удивительно, что сегодня интерес к речи становится всеобщим. Мы чувствуем, насколько активно в нашу речь входят новые слова и заимствования, как, казалось бы, легко и просто приживаются
жаргоны, бранные слова и просторечия, которые в нашей речи используются неоправданно, происходит вульгаризация языка, бытует сленг,
обнаруживает себя речевая агрессия, игнорируются нормы речевого
этикета… Всё это ведет к тому, что расшатываются нормы русского
литературного языка, особенно орфоэпические и акцентологические.
Необходимо признать, что перечисленные процессы, характерные для современного русского языка, – следствие значительных изменений, происходящих в обществе на рубеже двух тысячелетий и в начале XXI века в политике, экономике, в культуре и нашем обществе
вообще. И не случайно целью нашего исследования является выявление роли образовательного процесса в современной высшей школе в
сохранении и развитии русского языка, а также определение роли СМИ
в процессе трансляции речевой культуры по каналам Масс-медиа.
Преимущественно мы опираемся на так называемый «тамбовский»
опыт. Не исключено, что выявленные тенденции будут характерны для
других регионов.
Стоит отметить, что роль СМИ в процессе сохранения и развития русского языка очень велика, ведь журналисты, речь которых становится доступной большой аудитории (и это касается не только аудиовизуальных СМИ, но и, в большей степени, печатных), имеют ог*
Работа выполнена при финансовой поддержке Гранта Президента РФ для молодых
российских ученых-кандидатов наук (Проект МК-3546.2009.6)
17
ромное влияние на формирование языковой культуры общества. Работники электронных СМИ имеют дело со звучащей речью, печатных – со словом, закрепленным на письме, которое обязательно отзовется в массах. Поэтому нельзя недооценивать той огромной роли, которую играет образовательный процесс в становлении яркой, грамотной, органически выстроенной, понятной окружающим речи будущего
журналиста.
На факультете журналистики Тамбовского государственного
университета им. Г.Р. Державина языковой культуре будущих работников СМИ (а многие из студентов работают со студенческой скамьи)
отводится важное место. Современный русский язык, стилистика, литературное и газетное редактирование, культура речи журналиста,
язык газеты, риторика, сценическая речь – таков перечень языковых
дисциплин на факультете. На наш взгляд, в этом ряду особое место
занимает дисциплина «Культура речи журналиста», в преподавании
которой мы имеем определенный опыт. Данный курс нацелен в большей степени на формирование у студентов языковой культуры. И это
не только изучение основных законов современного русского литературного языка (теоретическая подготовка), но и закрепление их на
практике, отработка существующих норм и правил в процессе написания творческих работ. Всё это играет важную роль в формировании
речевой культуры «будущих акул пера и микрофона». И в ходе занятий
студенты приходят к выводу, что свою речевую культуру надо совершенствовать беспрестанно.
Приведем конкретный пример. На одной из лабораторных работ
студентам было предложено выразить свое отношение к такой актуальной проблеме, как отсутствие в русском языке определенных, так
сказать, «узаконенных» форм обращения к незнакомым и малознакомым людям. Ведь эта проблема снята в ряде стран. А у нас: женщина
или девушка? мужчина или юноша? гражданин или товарищ? и т. п.
Думается, показательным в данном отношении будет пример из письменного рассуждения одной студентки. Она пишет: «Когда-то наши
родители говорили: “Товарищ, уступите место даме”. А теперь всё
чаще: “Чувак, подвинься!” Вот так и говорим. На самом деле много
вариантов обращения, которые можно применять и сегодня.
Скажем, “уважаемая”. Ведь на самом деле – прекрасное обращение к даме, которое сейчас можем услышать либо в шуточном варианте, либо у людей “старой закалки”. Что ни говори – большая редкость. Просто люди перестали думать об этом самом пресловутом
18
уважении…
Конечно, существует много вариантов обращений. Если опять
же о сленге. “Чувак” – просто и примитивно. “Перец”, “Чел”, да в
конце концов – “Эй, ты!”. Безусловно, речь идет об общении неформальном, но оно тоже имеет право на существование.
А вот интереснее – “Девушка!..”, “Женщина!..” и множество
вариаций на тему, применяются в различных ситуациях и далеко не
всегда зависят от возраста. Или когда-то общепринятые – “Товарищ!..”, “Гражданин!..”. В любой ситуации и любого человека можно
назвать именно так.
Но есть какая-то необъяснимая ничем ностальгия по тем самым временам, когда были “уважаемые” и “господа”. Уважали наши
предки тогда друг друга намного больше...».
И в этом фрагменте вскрывается не только проблема обращения
друг к другу, но и то, что СМИ сегодня нередко проводят подобную
«некультурную культуру» на своих страницах, транслируют с экранов
телевизоров и в радиоэфирах. Да, когда речь идет о яркости отображения нашего повседневного общения, когда нужно свои слова подкрепить чьим-либо высказыванием, пусть и противоречащим всем нормам
и правилам (такой подход допустим в публицистике для колоритности
высказывания), – это одно. Но когда подобная лексика насаждается
каждодневно и становится общепринятой, в чем существенная роль
принадлежит СМИ, – это совершенно другое. Журналист не просто
должен, он обязан быть безупречно грамотным и безукоризненно владеть нормами русского литературного языка, чувствовать ответственность за свое слово, проявлять заботу о родном языке.
Проблема сохранения русского языка сегодня поднимается всё
чаще не случайно. Так, для акцентуации внимания на проблемах нашего родного языка Указом Президента РФ 2007 год был объявлен Годом
русского языка. Но, пожалуй, за один год всех проблем не решить:
нужна непрерывная работа в данном направлении. Если говорить о так
называемом «тамбовском» опыте, то вопросы сохранения речевой
культуры в России обсуждались не только в 2007 году (а это ряд акций
в защиту русского языка, сотни публикаций в газетах, сюжеты на местных телеканалах). Две комиссии Общественной палаты Тамбовской
области – по информационной политике и защите свободы слова в
СМИ и по толерантности, межэтническому и межконфессиональному
взаимодействию – приняли решение об активизации совместной работы и выработке механизмов повышения речевой культуры жителей
19
области. Так, в план мероприятий вошло проведение тематических
акций, «круглых столов» с участием представителей ряда гражданских
институтов, в том числе сотрудников СМИ, организация тематических
конкурсов среди студентов вузов и учащихся школ.
Анализ того, насколько обстоятельно тамбовские СМИ обращаются к проблеме сохранения и развития русского языка в своих материалах, приводит к отнюдь не оптимистичному выводу. Для убедительности мы обратились к материалам региональных СМИ за январь –
август 2009 года. Лишь в общественно-политическом издании «Тамбовская жизнь» отмечается постоянная рубрика «Родная речь». В других изданиях обнаруживаются единичные публикации от случая к случаю, причем с привязкой к информационному поводу. К примеру, в
марте 2009 года состоялся «круглый стол», организованный Общественной палатой Тамбовской области при взаимодействии двух обозначенных выше комиссий, и некоторые издания откликнулись на данный
информационный повод. Так, в городской газете «Город на Цне» вышла публикация «Верните букву Ё», где «круглый стол» – лишь отправная точка для создания публикации, в которой автор Ю. Носова
обстоятельно, неказенным языком ведет разговор о проблемах современного русского языка. В другой газете – «Наш город Тамбов» – автор публикации «Сохраняя язык, мы сохраняем свою культуру»
С. Тупицына ограничивается обозначением проблем, обсуждавшихся
за «круглым столом», и перечислением выступавших. Подобный подход наблюдается и в подаче материалов электронными СМИ (в данном
частном случае можно назвать «отчетные» сюжеты тамбовских телеканалов «Полис», «Олимп», «Домашний»). Но этого, как видно, недостаточно для того, чтобы повернуть общество лицом к проблеме сохранения наследия родного языка.
Наряду с этим важно отметить такой немаловажный факт: в ряде
российских вузов ежегодно проводятся научно-практические конференции, на которых обсуждаются тенденции, характерные для современного русского языка. Так, на факультете журналистики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова традиционно
проходит заседание секции «Языковые новации в современной медиасистеме» под руководством профессора Г.Я. Солганика. Отрадно, что
число участников данной секции год от года растет, что свидетельствует о заинтересованности и озабоченности исследователей явлениями,
происходящими в современном языке. Примечательно, что наряду с
рассмотрением проблем бытования жаргонизмов, заимствований, слен20
га в поле зрения ученых оказываются такие актуальные вопросы, как
языковое манипулирование в СМИ, вербальная агрессия и язык вражды, так называемые «модные» маркировки в современных Медиа, речевые преступления, проблема огрубления речи и ряд других. Становится понятно, что всё большее значение приобретает интерес не к
проблеме наличия в языке подобной лексики, а к тому, как эта лексика
подается в материалах СМИ – с помощью стилистических приемов,
образно-выразительных средств, иллюстраций и иных способов презентации информации.
В
Тамбовском
государственном
университете
им. Г.Р. Державина, кроме частных исследований, результатом которых является выпуск монографий, учебно-методических пособий, статей в сборниках научных трудов и в СМИ, осуществлен ряд научных
исследований фундаментального и прикладного характера, в том числе
на средства грантов, посвященных изучению проблем русского языка.
Отметим в этом ряду исследования В.М. Юрьева «Подготовка циклов
телепередач, посвященных вопросам русского языка и культуры русской речи» (2007), Ю.Э. Михеева «Функционирование региональных
СМИ: инновационные стандарты в прессе» (2007), О.Е. Видной «Проведение научно-исследовательских работ “Журналистика: современные подходы”» (2008), А.С. Щербак «Современные тамбовские говоры
в системе языковой культуры региона» (2008), С.В. Аносовой «Механизмы формирования агрессивного поведения аудитории под воздействием полемических текстов региональной прессы» (2009). Теоретики
вглядываются в корень проблемы, тем самым психологические аспекты в языке современных СМИ становятся все актуальнее и интереснее
для изучения.
В этой связи возрастает и ответственность журналистовпрактиков за свое слово, свою родную речь, ведь одно из главных назначений СМИ, печатных и электронных, – просвещение, а значит, и
повышение общей речевой культуры читателей, слушателей, зрителей.
21
Л.Н. Антропянская
Томский политехнический университет
ЯЗЫК – ЗНАКОВЫЙ КОМПОНЕНТ КУЛЬТУРЫ НАРОДА,
СМЫСЛОВОЙ ШИФР МЕНТАЛЬНОСТИ НАЦИИ
Совершенствуй себя.
Пиндар
В статье рассматривается наличие новой социокультурной ситуации в современной России, влияющей на процесс формирования
конкурентоспособного креативного специалиста. Кроме того, дается
взгляд на открытое образовательное пространство с акцентами сегодняшних реалий.
Новые динамические условия, происходящие сегодня в российском обществе, как никогда способствуют освоению нового социокультурного пространства в современном контексте человеческого
бытия. Нынешняя социокультурная ситуация в России привела постиндустриальное общество к необходимости существования новой
образовательной системы, в основе которой лежит гуманизация образования. Изменившаяся ментальность россиян снова приводит к демократизации сегодняшнего образования. Одним из направлений демократизации образования является его гуманитаризация. В нынешнем
образовательном пространстве мы имеем дело с развитием личности.
Современная система многоуровневого образования позволяет сформировать и соответствующую многоуровневую структуру гуманитарного
образования.
Новые социальные, экономические и политические преобразования в России обуславливают реформирование всей системы гуманитарного образования. Культура субъекта образовательного процесса
становится всё более изоморфной культуре общества. Индивидуальное существование каждого всё сильнее переплетается с судьбами социума, сегодняшний человек всё более социализируется. Из носителя
индивидуальной культуры, детерминированной внутренней жизнью,
человек становится носителем социокультурности. Он превращается в
самостоятельный субъект социокультурного стиля и по форме, и по
существу. Сегодняшний профессионал должен в совершенстве владеть
своей специальностью, знать ее перспективы и связи со смежными
областями деятельности, уметь реализовать научную идею в практическом результате. Поскольку в решении инженерных проблем возрас22
тает роль информационно-технических средств, то неотъемлемым качеством любого конкурентоспособного специалиста является эффективное использование в работе информационных технологий.
На современном этапе развития общество предъявляет новые,
более высокие требования к содержанию, формам и методам профессиональной подготовки специалиста высшей школы. Иностранный
язык является общественной ценностью, а его знание есть социальный
заказ государства. Культура является формирующим началом цивилизации. Она неотъемлемая часть информационного пространства.
Сегодня знание и применение иностранных языков жизненно
необходимо. Языки – это компоненты общей культуры будущего специалиста. Происходящая в России модернизация высшего образования
имеет своей стратегической целью отвечать запросам нового информационного сообщества. В связи с этим качество самого образования должно стать неизмеримо выше. Значимость владения иностранными языками (ИЯ) всемирно повышается на фоне возрастания роли
информатики и ускорения научно-технического прогресса.
На фоне вышеизложенного, глубоко современным и своевременным является новый, деятельностно-личностный, подход к проблеме преподавания ИЯ в высшей школе. Язык – это знаковый компонент
культуры народа, говорящего на нем, смысловой шифр ментальности
нации. Развитие коммуникативных способностей у обучающихся достигается путем многократного выполнения языковых упражнений.
Очень важным аспектом интенсивного обучения в вузе является формирование и развитие навыка самообразования. Это позволяет студенту совершенствоваться самостоятельно. Проблема общения на современном уровне разрешима только при полном равенстве позиций наставника и ученика. В этом случае познание мира происходит через
самосознание учеником своей личности; через его самопознание, самовыражение, самовоспитание.
Важнейшим понятием, используемым при индивидуальной деятельности студента, является понятие «мотив (мотив-цель)». Этот мотив базируется на самосознании («Я-концепции) личности обучающегося. Я-концепция – это образ себя и отношение к себе. Он включает в
себя три основных компонента: 1) когнитивный (познавательный) –
знание себя (своих психологических качеств и способностей);
2) эмоциональный
–
самооценка
(самоуважение, самолюбие);
3) поведенческий (оценочно-волевой) – отношение к себе (стремление
повысить самооценку, завоевать уважение). Все эти три компонента дей23
ствуют одновременно и взаимосвязано, обуславливая целостное представление о своем «Я-образе». На разных этапах современных занятий в
коммуникативном процессе происходит активный обмен информацией
между наставником и учениками. Это возможно тогда, когда информация не просто принята, но и понята, осмыслена. Произойти это может
лишь при снятии барьеров социального и психологического характера.
Причинами существования подобных барьеров являются различия в
мировоззрении, мироощущении и мировосприятии обучающихся, их
психологические особенности (чрезмерная застенчивость одних,
скрытность других, непоседливость третьих и т. д.).
Сегодня необходимо готовить студента к рыночным отношениям. Постоянный и эффективный обмен информацией является залогом
достижения для любого вуза поставленных перед ним задач. Грамотные коммуникативные умения и навыки помогают обучающимся точно
выражать свои мысли, уметь слушать собеседника и понимать его. Это
главные составляющие коммуникативной стороны взаимодействия
творческого тандема «педагог-студент». Кроме того, эффективность
общения в этом тандеме зависит не только от его содержательной, но
и от эмоциональной стороны. Возникновение и обоюдное проявление
эмоций всегда связано с тем, что особо важно и значимо для человека.
Поэтому в любой эмоционально поданной информации в процессе занятий и есть соблюдение декартовского принципа интереса. Не менее
важным является и процесс воспитания самостоятельного мышления.
Еще в Древней Руси говаривали, что иноязычная грамота – это
национальный капитал, духовное богатство нации. Овладение им способствует росту интеллектуального потенциала студента, навыков
коммуникации.
Культура Германии имеет глубокие исторические корни. Ее
изучение является необходимым с точки зрения этики и психологии
немецкого языка. Эти аспекты должны всегда присутствовать в подборке необходимого поурочного материала. С целью развития культурологических знаний о стране изучаемого языка уместно и применение
аспекта научной работы самих студентов. В данном случае, дух творчества и «дружеского соперничества» будет пронизывать всю их самостоятельную деятельность. Студенческая научная деятельность может быть представлена в виде диалога культур России и Германии в
современном мире, обозначения их социокультурных ролей в развитии
международного сотрудничества и укрепления дружеских позиций
между нашими державами.
24
Гуманизация и гуманитаризация современного высшего образования являются и экономической категорией знаний, интегрируясь с
техническими науками и производством. Поэтому овладение ИЯ вырастает в производительную силу нового тысячелетия. Творческий
тандем «педагог-студент» определяет само понятие гуманизации.
Это личностный аспект современных отношений педагога и студента.
Личностно-ориентированный подход к проблеме преподавания ИЯ (в
нашем случае немецкого языка) должен присутствовать во всех его
аспектах: историческом, культурологическом, лингвострановедческом.
Сам культурологический аспект играет исключительно важную роль в
овладении немецким языком.
На сегодняшнем этапе развития российское общество остро
нуждается в поиске комплексного решения проблем воспитания личности, пропитанного идеалами гуманизма; личности, уважающей права и
свободу человека. Современный педагог призван воспитывать личность, которая осознает растущую глобальную взаимосвязь между
нациями и содействует взаимопониманию и дружбе между народами.
Современное информационное общество становится всё более космополитичным, глубоко впитывая в себя элементы разных культур. На
наш взгляд, расширение кросскультурных контактов способствует
умению гуманистического решения проблем стран и национальных
сообществ.
В связи с этим всемирно и всемерно возрастает роль изучения ИЯ
и его социокультурной составляющей в профессиональной подготовке
специалистов гуманитарного и технического профиля. Сегодня, в свете
личностно-ориентированного подхода, на уроках немецкого языка можно с успехом использовать коммуникативное общение с обучающимися.
Его обогащает лингво- и социострановедческая практика.
Например, для россиянина сложен быстрый темп немецкой речи, особенности морфологии и синтаксиса немецкого языка. Сложно
освоить и постоянно изменяющееся правописание, грамматику; набрать лексику. На сегодняшний день педагог-новатор умело применяет
на своих занятиях переводной метод, методы прямой и натуральный
(и их всевозможные модификации), сознательно-сопоставительный
метод. Все эти методы способствовали в свое время возникновению
личностно-коммуникативного метода. Этот метод возник на стыке
развития таких наук, как психолингвистика, социальная психология,
культурология. Он находится в центре внимания современного лингвистического преподавания. Мотивационным ядром такого подхода
25
является формирование глубокой коммуникативной компетенции студентов.
Такие знания есть полноправный компонент в преподавании ИЯ.
Автором статьи эти знания используются в процессе занятий немецким
языком. Студенты сами готовят в группах миниконференции по лингвострановедческой тематике, изучая нравы и обычаи немецкого народа. Это способствует пробуждению у студентов интереса к истории
Германии, укреплению веры в свои силы и возможности. Кроме того,
эта задача непосредственно связана с проблемой человеческого взаимопонимания и сферой духовных интересов русской и немецкой наций. Разрабатывая тему диалога культур, мы чаще решаем ее в теоретическом, чем в практическом плане. Современные действующие
учебники немецкого языка отражают одностороннюю картину мира.
Конечно, последовательное сравнение двух культур еще только начинается. Язык отражает внешний и внутренний человеческие миры и
неотделим от самой нации.
В изучении немецкого языка огромную роль играет мотивация:
естественная (или внутренняя) и искусственная (или внешняя). Внутренняя мотивация чаще всего основана на объективности обусловленной необходимости изучения немецкого языка. Она может быть связана с предстоящим выездом за рубеж, с потребностью чтения специальной литературы, с необходимостью перевода иноязычных текстов.
Внешняя мотивация порождается совокупностью средств и методов
обучения, вызывающих живой мотивированный интерес к изучаемому
языку. В настоящее время существует довольно много средств, форм и
методов обучения ИЯ, создающих атмосферу, максимально приближенную к естественной языковой среде. Именно эти приемы обучения
и относятся к мотивационным.
Происходящие сегодня экономические изменения в нашей стране вызывают необходимость пересматривать и обновлять традиционные формы и методы обучения в вузе с целью адаптации к обучению
ИЯ в техническом вузе. В современных условиях необходимо научить
будущего специалиста использовать ИЯ в разных ситуациях, возникающих в профессиональной деятельности. Нередко студентам бывает
сложно перенести аудиторные навыки использования языка на реальные речевые ситуации. Для преодоления подобного рода трудностей на
занятиях немецким языком необходимо использовать разнообразные
методы. С целью оптимизации обучения немецкому языку можно в
начале семестра проанкетировать студентов на предмет языковых
26
трудностей и подсказать возможности их преодоления. Отечественными и зарубежными педагогами неоднократно отмечалась эффективность применения разнообразных игровых методов при обучении ИЯ.
Игры эмоционально привлекательны для студентов, они развивают фантазию и стимулируют учащихся самостоятельно приобретать
знания. В игре студенты легче преодолевают языковой барьер, активизируют полученные ранее знания, приобретают устойчивые навыки
владения ИЯ. На уроках немецкого языка возможно применение развивающих игр: «телефонные разговоры с зарубежным партнером»,
«презентация товаров, выпущенных Вашей фирмой», а также ведение
более сложных деловых переговоров. Подобного вида работы автор
применяет на третьем курсе обучения немецкому языку.
Таким образом, применение игровых технологий во внеаудиторной работе со студентами технического вуза дает широкие возможности для развития их познавательной активности, совершенствования
владения немецким языком. Как правило, студенты охотно принимают
участие во всех перечисленных видах работ, сами предлагают интересные темы для обсуждения на занятиях. Обучение профессиональноориентированному общению на немецком языке студентами политехнического университета является основной задачей курса обучения ИЯ
в вузе.
По существу, этот процесс направлен на формирование трех аспектов общения: коммуникации, интеракции и перцепции. Коммуникация обеспечивает обмен информацией между партнерами; интеракция – это межролевое и межличностное взаимодействие. Перцепция
предполагает взаимовосприятие и взаимооценку партнеров. Коммуникативная задача создает приближенные к реальной жизни ситуации
профессионально-ориентированного общения. Такое общение, построенное как постоянный процесс решения коммуникативных задач в
процессе занятий немецким языком, позволяет студентам улучшить
многие речевые характеристики, а именно: самостоятельность, продуктивность, индивидуальность. Это и есть современная ментальная
реальность познания ИЯ.
Сегодня пересмотр качества преподавания ИЯ обусловлен политическими и социально-экономическими трансформациями в России, происходящими в конце XX – начале XXI веков. В частности, это
вхождение России в мировое сообщество и укрепление позиций нашего государства на международной арене во всех жизненно важных
сферах.
27
Новое время, новые условия жизни порождают новые проблемы
в теории и практике преподавания ИЯ и предлагают пересмотр целей,
задач и методов работы.
Сегодня речь идет не о том, чтобы полностью отказаться от существующих и проверенных временем традиций преподавания ИЯ.
Скорее, пришло время дополнить имеющуюся базу «старых» методик
новыми технологиями и методами преподавания, направленными на
повышение уровня обучения коммуникации между людьми разных
национальностей в разных сферах бытия.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
Будагов Р.А. Что такое развитие и совершенствование языка? М.: Наука, 1997.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. М., 1996.
Ковалевич Т.Ф. Сущность психологической культуры личности студента // Воспитание личности на рубеже веков: взгляд из Сибири: мат-лы
II-ой межвузовской науч.-практ. конф.. Томск: Изд-во ТПУ, 2001.
Вып. 1. С. 192.
Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия,
1990.
Мачнёва В.В. Пути интенсификации современного педагогического
процесса // Проблемы методики преподавания гуманитарных дисциплин. М., 2000. Вып. 4. С. 210.
Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М.: Тривола, 1996.
Трусова А.В. Культурологический аспект в современном педагогическом процессе // Проблемы методики преподавания гуманитарных дисциплин. М., 2000. Вып. 4. С. 210. на одной стр две статьи?
Пассов Е.И. Коммуникативное иноязычное образование. Концепция
развития индивидуальности в диалоге культур. Липецк, 1999.
Т.А. Бабанова
Томский политехнический университет
СПЕЦИФИКА ЛЕКСИКИ ГАЗЕТНЫХ ОБЪЯВЛЕНИЙ
О ПРОДАЖЕ ЖИЛЬЯ В АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ПРЕССЕ
Всем известно о сильнейшем влиянии СМИ на современное общество: на сохранение его единства, на формирование общественного
мнения, на мысли и чувства людей, на их языковые вкусы, на литературный язык в целом. Трудно назвать какое-либо другое средство или
канал информации, которые обладали бы такой силой влияния. Естест28
венно, что многоплановое и глубокое изучение языка массовой коммуникации весьма актуально.
Одним из текстов массовой информации является объявление.
Язык газетных объявлений обладает рядом общих черт, а также множеством частных особенностей, присущих отдельным типам объявлений. Многие ученые, такие как И.В. Арнольд, И.Р. Гальперин,
В.Л. Наер и др., занимались разработкой этой темы, и именно их идеи
и выводы положены в основу данной статьи.
Данная тема является актуальной, т. к. тексты массовой информации играют важную роль в современном использовании языка как
средства воздействия. Вместе с тем эти тексты, главным образом объявления, еще недостаточно освещены в лингвистической литературе,
хотя имеется огромное количество материала для исследования.
Выбор лексики в тексте газетного объявления зависит от его
функции. С учетом того, какую функцию выполняет объявление, выделяют различные типы газетных объявлений. Наиболее важным с
функциональной точки зрения признается речеактовый подход, при
котором тексты объявлений рассматриваются как производные речевых актов. Классификация газетных объявлений, которая соответствует классификации речевых актов (Дж. Серля и Г.Г. Почепцова), включает в себя следующие типы объявлений:
1)
объявления-информативы, фиксирующие некое положение вещей, сообщающие о рождениях, помолвках, свадьбах, продаже,
брачные объявления;
2)
объявления-экспрессивы, иначе этикетные, которые включают
поздравления, благодарности, соболезнования;
3)
объявления-директивы, к которым относятся приказы, инструкции, советы;
4)
объявления-декларативы, которые своей публикацией в газете
объявляют конкурс, набор в группу, прием на работу и т. д.
В количественном отношении наиболее представленными явились объявления о продаже жилья, приеме на работу, брачные объявления и объявления, связанные с соблюдением ритуалов, к которым относятся объявления, сообщающие о рождениях, помолвках, свадьбах.
Однако хотелось бы остановиться на характеристике лексики газетных объявлений о продаже жилья, т. к., на наш взгляд, именно данная тема является в настоящее время наиболее актуальной.
Анализ текстов объявлений о продаже жилья показал, что эти
объявления в большинстве своем являются краткими и компактными.
29
Это достигается за счет широкого использования цифровых обозначений и сокращений. В объявлениях о продаже жилья используется
большое количество цифровых обозначений. Некоторые цифровые
обозначения выступают в роли количественных числительных, например: 1-bedroom – одна спальня.
Также цифровые обозначения могут употребляться в словосочетаниях как прилагательные, например: 24-hr. doormen – круглосуточный портье.
Некоторые цифровые обозначения могут использоваться в словосочетаниях с предлогами: with 6 inches of running water – с 15 см
проточной воды.
Количественный анализ показал, что в 200 газетных объявлениях о продаже жилья используется 364 цифровых обозначения.
Тип объявления
Продажа
жилья
Всего цифровых обозначений
Как количественные числительные
Как прилагательные
С предлогами
364 (100 %)
216 (59 %)
120 (33 %)
28 (8 %)
Следует отметить также использование большого количества
сокращений в текстах объявлений о продаже жилья. Все сокращения
можно разделить на две группы: графические и лексические. К графическим относятся такие, которые сокращаются только на письме, а в
устной речи произносятся в полной форме: bt (built) – построенный.
К лексическим сокращениям относятся два типа сокращений:
слоговой и инициальный. К слоговому типу относятся слова, сокращенные до одного или нескольких слогов. Такие сокращения произносятся в устной речи в сокращенном виде: condo (condominium) – квартира в кооперативном доме.
К инициальному типу относятся слова, сокращенные до инициальных букв: wc (water closet) – туалет.
Количественный подсчет показал, что в 200 газетных объявлениях о продаже жилья используется 312 сокращений. Из них 146 графических (47 %), 142 инициальных (45 %) и 24 слоговых сокращения
(8 %). Естественно, что это также способствует достижению краткости
и компактности газетных объявлений.
350
300
250
200
30
150
100
50
0
графические
слоговые
инициальные
Сокращения в объявлениях о продаже жилья
всего сокращ ений
Помимо цифровых обозначений и сокращений в объявлениях о
продаже жилья используются стрессовые элементы, которые оказывают на читателя объявлений воздействие и побуждают действовать незамедлительно, чтобы не упустить свой шанс и приобрести жилье.
Происходит это путем подбора лексики, относящейся к ситуации выбора. Это могут быть, например, глаголы в повелительном наклонении:
live in the dream! – живите в своей мечте!
В качестве стрессовых элементов в объявлениях иногда встречаются прилагательные в превосходной степени. Например: the neediest (самое необходимое) – превосходная степень, образованная от прилагательного needy. Авторы объявлений используют это прилагательное для обозначения того, что необходимо людям для нормальной
жизни, без чего они не могут жить, т. е. жилья.
Многие авторы объявлений в качестве стрессового элемента
употребляют такое словосочетание, как half the cost (половина стоимости). Используя существительное half, они пытаются привлечь внимание читателей, заинтересовать их в покупке данного жилья.
В объявлениях также часто используется существительное
dream – мечта в качестве стрессового элемента. Оно вызывает у читателей такие положительные эмоции, как радость, удовольствие.
Во многих объявлениях не только дается информация о том или
ином жилье, но и описываются преимущества данного жилья по отношению к другим. В связи с этим используются различные прилагательные, имеющие оценочный компонент и обладающие положительной коннотацией, которые оказывают на читателя определенное воздействие. Эти прилагательные также могут выступать в качестве
стрессовых элементов. Некоторые прилагательные имеют значение
восхищения, например: excellent – отличный, превосходный.
Другие прилагательные выражают значение удовольствия и наслаждения: pleasant – хороший, приятный.
31
Количественный анализ стрессовых элементов показал, что в
200 газетных объявлениях о продаже жилья используется 152 стрессовых элемента.
Тип
объявления
Всего
стрессовых
элементов
Продажа
жилья
152
(100 %)
Прилагательные,
обладающие
оценочным компонентом
90 (59 %)
Глаголы в
повелительном
наклонении
32 (21 %)
Словосочетания,
оказывающие
эмоциональное
воздействие
30 (20 %)
В объявлениях используются газетные штампы или клише, которые употребляются для того, чтобы максимально ускорить и упростить чтение и понимание газетного текста. В объявлениях о продаже
жилья используются клише, образованные из сочетания прилагательного и существительного: common charge – общая цена.
В объявлениях также используются клише, образованные из сочетания прилагательного и предлога: situated in (at) – расположенный
где-либо.
Также в объявлениях встречаются клише, образованные путем
сочетания существительного и предлога (двух предлогов): for sale – на
продажу.
Количественный подсчет клише установил, что в 200 газетных
объявлениях о продаже жилья используется 120 клише. Из них 104
клише, образованных из сочетания прилагательного и существительного (86 %), 8 клише, образованных из сочетания прилагательного и
предлога (7 %), 8 клише, образованных путем сочетания существительного и предлога или двух предлогов (7 %).
140
120
100
80
60
40
20
0
прил. + сущ.
прил. + предлог
сущ. + предлог (2 пред.)
всего клише
Клише в объявлениях о продаже жилья
Следует отметить, что при описании жилья во всех объявлениях
используются такие слова и словосочетания, которые выражают уни32
кальность, преимущество какого-то конкретного жилья. Проанализировав объявления, удалось установить, что, как правило, жилье отличается своим местоположением. Анализ также показал, что некоторые
британцы и американцы предпочитают жилье в спокойном и чистом
районе. В связи с этим используются прилагательные, имеющие положительную коннотацию: quiet and clean area – спокойный и чистый
район.
Другие предпочитают дома с садом, деревьями и цветами, и такое жилье представляет собой собственный дом загородом, в сельской
местности. Как результат этого в объявлениях используются такие лексические единицы, как garden – сад, trees – деревья и т. д. Например: a
big garden with trees and flowers – большой сад с деревьями и цветами.
Некоторые хотят, чтобы их жилье было расположено в живописном месте с пейзажами гор, долин или моря. Такие объявления
включают в себя прилагательные, выражающие восхищение:
wonderful – изумительный, удивительный, magnificent – великолепный
и т. д. Эти прилагательные встречаются в таких словосочетаниях, как:
balcony with wonderful views of the village and mountains – балкон с изумительными пейзажами деревни и гор.
Некоторые все же предпочитают дома или квартиры, расположенные рядом с какими-либо государственными учреждениями. Это
удалось установить по использованию таких слов и словосочетаний,
как: near to Grammar school – рядом со средней школой.
Количественный анализ слов и словосочетаний, которые выражают уникальность, превосходство какого-то конкретного жилья своим местоположением, показал, что в 200 газетных объявлениях о продаже жилья используется 216 таких словосочетаний.
Тип объявления
Продажа
жилья
Всего словосочетаний,
выражающих
превосходство конкретного жилья
216 (100 %)
Спокойный, чистый, престижный
район
Пейзажи
гор,
долин
и моря
Сельская
местность,
за городом
Рядом с
государственными
учреждениями
66 (31 %)
66
(31 %)
44 (20 %)
40 (18 %)
Таким образом, проанализировав лексику газетных объявлений
о продаже жилья, нам удалось установить, что в них используется
большое количество цифровых обозначений. Наиболее многочислен33
ную группу составляют цифровые обозначения, которые выступают в
роли количественных числительных.
Также в текстах объявлений о продаже жилья используется
большое количество сокращений. Самыми распространенными являются графические и инициальные сокращения. За счет широкого использования цифровых обозначений и сокращений достигается краткость газетных объявлений и экономия места в газете.
В объявлениях о продаже жилья также используются стрессовые
элементы, которые оказывают на читателя объявлений воздействие и
побуждают действовать незамедлительно, чтобы не упустить шанс и
приобрести жилье. Основными стрессовыми элементами являются
прилагательные, имеющие оценочный компонент и обладающие положительной коннотацией.
В объявлениях используются клише, которые употребляются
для того, чтобы максимально ускорить и упростить чтение и понимание газетного текста. Наиболее распространенными являются клише,
образованные из сочетания прилагательного и существительного.
Во всех объявлениях используются такие слова и словосочетания, которые выражают уникальность, преимущество какого-то конкретного жилья. Самыми частотными являются словосочетания, которые выражают преимущество жилья тем, что оно находится в спокойном, чистом, престижном районе или в живописном месте с пейзажами
гор, долин и моря.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка: учеб. М.:
Высш. школа, 1986.
Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык: учеб. М.:
Флинта; Наука, 2005.
Гальперин И.Р. Избр. труды. М.: Высш. школа, 2005.
Гальперин И.Р. Очерки по стилистике английского языка. М.: Издательство литературы на иностранных языках, 1958.
Наер В.Л. О соотношении традиционного и оригинального в языке английской газеты // Лингвистика и методика в высшей школе. М., 1967.
С. 30–31.
Наер В.Л. Функциональные стили английского языка. М.: Высш. школа, 1981.
Серль Дж.Р. Классификация речевых актов // Новое в современной зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып. 17: Теория речевых актов.
С. 151–169.
34
Н.В. Денисова
Томский политехнический университет
СООТНОШЕНИЕ РЕКЛАМНОГО БУКЛЕТА ВУЗА И РУБРИКИ
САЙТА ВУЗА «АБИТУРИЕНТАМ» КАК РЕКЛАМНЫХ
ЖАНРОВ НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ДИСКУРСА
Исходя из теоретического положения о том, что типы дискурсов
не существуют изолированно, но находятся в постоянном взаимодействии, взаимовлиянии с другими дискурсами [1–5], рекламный буклет
вуза и рубрика сайта (далее РС) «Абитуриентам» рассматриваются нами как типы текстов, формирующихся при взаимодействии рекламного
научного и образовательного дискурсов. Данное взаимодействие дискурсов вызвано изменениями, происходящими в социальноэкономической сфере современного российского общества, в частности, процессом маркетизации сферы образования и науки.
Буклет и рубрика являются гипержанрами, включающими в себя
простые и сложные жанры, объединенные единой коммуникативной
целью, текстовым пространством. Опираясь на выделяемые большинством исследователей базовые параметры описания жанров [6–9 и др.],
а также учитывая своеобразие рекламных текстов в сфере науки и образования, мы выявляем особенности жанровой организации буклета и
РС в соответствии со следующими параметрами: 1) тип жанра по интенциональной типологии (общетипологический); 2) тип жанра по степени сложности; 3) коммуникативная цель; 4) адресант; 5) адресат, а
также отношения между адресатом и адресантом, 6) коммуникативные
стратегии и тактики; 7) канал связи и определяемый им хронотоп;
8) характер вовлеченности ресурсов других семиотических систем;
9) композиция жанра, место жанра в структуре гипержанра, типы
внутрижанровых связей; 10) языковое воплощение: лексические, грамматические особенности, функционально-смысловые типы речи.
По основному жанрообразующему параметру – целеполаганию – РС вуза, так же, как рекламный буклет, характеризуется единством трех базовых интенций: информативной, имиджевой и императивной. С одной стороны, данные гипержанры имеют целью предоставить
информацию об образовательном учреждении, о предлагаемых им образовательных услугах, о проводимых мероприятиях, об условиях поступления в вуз. С другой стороны, макроцелью данных жанров является побуждение адресата к необходимому для адресанта действию,
35
что позволяет охарактеризовать буклет и РС и как императивные гипержанры. При этом в соответствии с характером рекламной коммуникации их императивная направленность представлена преимущественно имплицитно. Также в рекламном буклете и в РС ярко выражена их
имиджевая интенция.
Кроме того, в данных гипержанрах выявляются общие базовые
типы адресатов и адресантов. Основным типом адресанта является образовательное учреждение. Внутри буклета выделяются жанры, в которых субъектами речи выступают руководитель данного образовательного учреждения / его подразделения; выпускник данного вуза –
«свидетель». Основной адресной группой в данных гипержанрах являются абитуриенты – выпускники школ.
Данные факторы обусловливают сходство жанровой организации рекламного буклета и РС вуза. В структуре гипержанров выявляются такие ядерные речевые жанры, как «слово руководителя»,
«имиджевая статья», «контактная информация», «правила и условия
поступления», «слоганы» и др. Основные коммуникативные стратегии
и тактики в текстах РС также соотносятся со стратегиями в буклетах
вузов: информативной и имиджевой, стратегиями рационального и
эмоционального воздействия.
Однако при сравнении двух гипержанров выявилось и значительное отличие РС вуза, обусловленное, прежде всего, особенностью
параметра «канал связи».
Предоставление информации в электронном виде и ее размещение в интернет-среде определяет следующие отличительные черты РС
вуза: 1) нелинейная структура; 2) подвижность, динамичность структуры; 3) доступность информации более широкой аудитории;
4) неограниченность
в
объеме
размещаемой
информации;
5) возможность интерактивной коммуникации, обеспечивающей вариативность форм коммуникации адресанта и адресата; 6) особая полисемиотичность жанра, его мультимедийность.
В композиционном отношении РС вуза представляет собой совокупность веб-страниц, адресованных одной из целевых аудиторий
сайта – абитуриентам. Данный гипержанр характеризуется дизайнерским оформлением входящих в него веб-страниц, содержащих логотип, наименование вуза и название рубрики, контактную информацию
или знаки авторского права, интерактивную навигационную панель.
Изучаемая РС вуза в большинстве случаев содержит начальную страницу, имеющую функцию оглавления, и, следовательно, состоящую
36
преимущественно из гиперссылок. Гипертекстовый характер организации информации в данном жанре позволяет абитуриентам мгновенно
«переходить» на другие страницы рубрики, на страницы других РС, а
также на страницы других сайтов. Весь объем информации, размещенной в данном гипержанре, организован согласно иерархии от общего к
частному. РС состоит из нескольких подрубрик, которые, в свою очередь, делятся на подразделы и т. д. Размеры данной рубрики не устойчивы, ее структура может разрастаться за счет добавления новой информации и новых жанров.
В РС вуза выявляются все речевые жанры, входящие в состав
рекламного буклета, как ядерные, так и периферийные. При этом периферийные речевые жанры рекламного буклета («слоган», «обещание», «призыв» и др.) становятся ядерными речевыми жанрами в
структуре РС вуза.
К ядерным жанрам РС вуза также относятся «имиджевый видеоролик», «баннер», «новости», «объявление», «положение о поступлении», «положение о зачислении», «положение о проведении олимпиады / централизованного тестирования», «бланк заявления абитуриента». В отдельную группу ядерных жанров входят репортажи, интервью,
объединенные в подрубрику «СМИ о нас» / «Пресса о нас». В таких
текстах вуз характеризуется только с положительной стороны. Изначально данные жанры являлись частью различных печатных изданий, но
в РС вуза они, попадая в новый контекст, приобретают подчеркнуто
имиджевую функцию – свидетельствуют о популярности вуза. Как ядерные жанры квалифицируем группу интерактивных жанров РС: «гостевая
книга», «форум», «вопрос-ответ», «часто задаваемые вопросы».
К периферийным жанрам РС относятся «бегущая строка», «экзаменационные задания» (тренировочный вариант), «рекомендации
психолога», «интерактивная анкета». Благодаря подвижности структуры, виртуальности границ гипержанра, в его композиции возможно
появление новых периферийных жанров.
Наличие в структуре РС вуза жанров, изначально реализующихся в различных дискурсах, обусловливает более разнообразное использование языковых средств в рамках РС вуза, чем в буклете:
ресурсов публицистического стиля в «репортажах», «интервью»: Творчество, усердие, удача. Эти качества понадобятся новым
подданным королевства АСУ;
ресурсов официально-делового стиля в различных положениях
(«положение о поступлении»): Настоящие правила приема в Томский
37
государственный университет составлены на основании: Федерального закона Российской Федерации «Об образовании» № 12-Ф3 от
13.01.96 г.…;
элементов разговорной речи, например, в интерактивных жанрах: Добрые люди, не подскажите, когда можно будет узнать о поступлении, когда ждать этого чуда, которое упадет как снег на голову….
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Fairclough N Critical discourse analysis and the marketization of public
discourse: the universities // Discourse and Society, 1993. № 4 (2). P. 133–
168.
Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Волгоград: Перемена,
2000.
Филипс Л.Дж., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Изд-во Гуманитарный Центр, 2004.
Косицкая Ф.Л. Письменно-речевые жанры рекламного дискурса моды в
аспекте межъязыковой контрастивности (на материале французских и
русских каталогов моды): автореф. дис. … канд. филол. наук. Томск,
2005.
Силантьев И.В. Газета и роман: риторика дискурсных смешений. М.:
Языки славянской культуры, 2006.
Земская Е.А. Городская устная речь и задачи ее изучения // Разновидности городской устной речи: сб. науч. тр. М.: Наука, 1988. С. 5–44.
Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи 1. Саратов: Изд-во
ГосУНЦ «Колледж», 1997. С. 66–88.
Косицкая Ф.Л. Речевой жанр как единица контрастивного анализа //
Коммуникативные аспекты языка и культуры: сб. статей. Ч. 2. Томск:
Изд-во ТомПУ, 2005. С. 198–207.
Казакова О.А. Диалектная языковая личность в жанровом аспекте.
Томск: Изд-во ТомПУ, 2007.
38
Т.Г. Евтушенко
Томский политехнический университет
КОНТАКТИРОВАНИЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО
ЯЗЫКОВ НА ПУНКТУАЦИОННОМ УРОВНЕ
(НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКИХ НАУЧНЫХ ТЕКСТОВ,
СОСТАВЛЕННЫХ РУССКОЯЗЫЧНЫМИ АВТОРАМИ)
Язык международного научного сотрудничества, его характерные черты активно исследуются в современной лингвистике. Теория и
рекомендации по использованию графических средств в английском
научном стиле кратко представлены в работах отечественных исследователей [1–3]. В зарубежной литературе непосредственно правилам
графического оформления работ научного стиля уделяется больше
внимания [4, 5].
Большей частью подобные исследования направлены на описание набора языковых и графических средств и правил их употребления
в английском общенаучном языке. Пунктуация научных статей на английском языке, составленных русскоязычным автором, ранее не изучалась в аспекте контактирования взаимодействующих языковых систем.
Цель исследования – изучить характерные черты функционирования английской пунктуации в научных текстах, составленных русскоязычными авторами.
В соответствии с целью исследования в работе решаются следующие задачи: описание и типологизация случаев употребления запятой, а также перечисление наиболее распространенных функций этого знака в английских научных статьях, написанных русскоговорящими авторами.
При решении поставленных задач использовались описательный
метод и метод наблюдения.
В качестве материала исследования в работе использовались
английские научные статьи по математике, составленные русскоязычными авторами.
Исследования особенностей функционирования пунктуации в
английских научных статьях, составленных русскими авторами, позволили условно выделить три типа пунктуационного оформления синтаксических конструкций. Рассмотрение этих трех типов предлагается
на примере изучения случаев употребления/неупотребления запятой
39
как наиболее распространенного и многозначного пунктуационного
знака.
Русский тип пунктуирования английского текста может быть
квалифицирован как отклонение от нормы. Для русского типа пунктуирования особенно характерны два случая: постановка запятой перед
причастиями, а также в СПП перед придаточной частью изъяснительной. Эти случаи обусловлены влиянием действующих пунктуационных
правил русского текста – случаи пунктуационной интерференции. Авторы статей переносят знание и представление о пунктуации родного
языка на пунктуацию общенаучного английского языка.
Второй тип пунктуационного оформления (смешанный) включает те случаи, в которых употребление/неупотребление знака в английском тексте факультативно и определяется выбором и позицией автора.
Такие случаи не могут быть классифицированы как отклонения от
нормы. Этот тип представлен самым широким кругом значений запятой.
Здесь необходимо отметить такие случаи, как перечисление однородных
членов и парных групп; выделение информации уточняющего характера;
разделения частей ССП с присоединительными отношениями.
Третий тип пунктуирования (английский) отражает особенности
оригинальной английской научной литературы, характерные только
для английской (американской) пунктуационной системы. К этому типу пунктуирования можно отнести следующие случаи: отделение инициальной группы, независимого причастного оборота, а также выделение ряда вводных слов и средств связи.
Проведенное исследование позволяет перечислить наиболее
распространенные случаи употребления запятой, которые используются русскоговорящим субъектом в английской научной статье:
перечисление однородных членов и парных групп;
выделение информации уточняющего характера;
разделение частей ССП с присоединительными отношениями;
перечисление однородных членов и парных групп перед последним союзом и;
отделение инициальной группы;
выделение некоторых вводных слов;
разделение СПП с придаточной частью определительной и с
функцией уточнения и распространения.
Все три типа пунктуирования в английских научных текстах, составленных русскими исследователями, представлены в комплексе. С
одной стороны, это делает необходимым изучение функционирования
40
других пунктуационных знаков в данном контексте, с другой стороны,
важно проследить, как русский пунктуационный характер влияет на
характер текстов, составленных на общенаучном английском языке.
Последовательное и полное исследование всей парадигмы пунктуационных знаков позволит составить полное представление о влиянии
русской пунктуации на пунктуационную практику общенаучного английского языка. Результаты данного исследования могут быть использованы при обучении пунктуации научного стиля как русского, так и
английского общенаучного языков.
Классификация сложного предложения приводится на основе
классификации Валгиной Н.С.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
Сосинский А.Б. Как написать математическую статью по-английски. М:
Изд-во «Факториал Пресс», 2000.
Теория и практика английской научной речи. М.: Изд-во МГУ, 1987.
С. 189–194.
Орехова Н.Н. Пунктуация и письмо. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2000.
Science and Technical Writing: A Manual of Style by Philip Rubens, 2001.
Р. 85–111.
[Электронный
документ].
Режим
доступа:
http://books.google.com, свободный.
Punctuation Matters Advice on Punctuation for Scientific and Technical
Writing By John Kirkman. London and New York: Routledge, 2006. [Electronic resource]. Mode acess: http://www.ewidgetsonline.com.
Научный руководитель О.И. Гордеева, к.филол.н., доцент ТГУ, ТПУ
В.В. Кашпур
Томский государственный университет
ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА ЖАНРОВ
ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА*
В рамках когнитивного подхода языковые структуры рассматриваются сквозь призму общих знаний человека о мире, опыта взаимодействия с окружающей средой и в тесной зависимости от психологи*
Статья подготовлена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009–2013 годы
41
ческих, коммуникативных и культурных факторов (см. работы
Т.Г. Скребцовой, Е.С. Кубряковой, А.Н. Баранова, П.Б. Паршина,
В.З. Демьянкова и др.).
В современном языкознании появляется новый взгляд на языковую картину мира как на результат осуществления миромоделирующей функции языка (З.И. Резанова, И.В. Тубалова, Ю.А. Эмер и др.).
Этот подход к традиционной проблеме описания языковой картины
мира связан прежде всего с установками когнитивной лингвистики:
описание и сопоставление отдельных фрагментов языковых картин
мира разных стран и разных языков позволяет выявить некие когнитивные универсалии (универсалии познания), с помощью которых станет возможным объяснить механизм языка [1].
Проследим наличие национальных особенностей в жанрах политического дискурса на примере анализа субжанра «благодарность»
жанра инаугурационного обращения губернаторов регионов РФ и штатов США.
На формирование современного российского политического
дискурса оказывают влияние советский (например, приветственная
речь при открытии памятника) и американский (инаугурационное обращение) политические дискурсы. Влияние советского политического
дискурса прослеживается на уровне преемственности жанровых форм
(доклад, лозунг и др.), восприятия политического лидера как «избранного», табуированности обсуждения некоторых топиков (вероисповедание, семья и др.). Ориентация современного российского политического дискурса на американский объясняется восприятием США как
образца давно сложившейся и устоявшейся демократической системы,
которую Россия лишь начинает строить, и желанием перенять этот успешный опыт. Несмотря на некую преемственность, российский политический дискурс есть явление самобытное и своеобразное, сочетающее элементы европейско-американского культурного пространства,
отражающее национальную культуру России.
Жанр инаугурационного обращения (далее ИО) (речи, выступления на церемонии вступления в должность) является специфической
жанровой формой политического дискурса, т. к., в отличие от других
жанров политического дискурса (обращение, призыв, лозунг и др.), оно
обслуживает одну коммуникативную ситуацию - вступление в должность главы территориального образования (государства, республики,
области и т. п.).
42
Инаугурационная речь губернаторов как жанр политического
дискурса была подготовлена традицией произнесения речей при вступлении в должность президентов США. В настоящее время в России и
США с ИО выступают не только президенты, но и главы штатов, регионов, городов. ИО произносится политиком, который одержал победу в выборах на свой пост, и если клятва служит установлению моральной и правовой ответственности в первую очередь представителей
публичной власти перед государством, обществом и отдельными гражданами, то ИО есть акт принятия власти политиком и дополнительного
«самоутверждения» в должности, в нашем случае, главы субъекта Российской Федерации и штата США.
Основной коммуникативной целью ИО является провозглашение политических принципов, которыми будет руководствоваться новое правительство, и объединение аудитории в единый народ, как свидетеля и полноправного участника церемонии легитимизации нового
главы. Значение в ИО имеет не излагаемая информация, в отличие от
жанра программы, призыва, но сам факт произнесения ИО, что переводит ИО из речевого действия в действие политическое [2].
ИО имеет заданные темпорально-пространственные границы.
Так, ИО Президента РФ традиционно произносится 7 мая после церемонии произнесения клятвы в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца, перед стоящим там императорским троном. В США Президент произносит ИО 20 января на западной лестнице Капитолия в
столице Соединенных Штатов Америки, Вашингтоне. ИО глав российских регионов произносится во время церемонии наделения властью и
полномочиями после принесения клятвы или присяги на Уставе области и Конституции Российской Федерации, вручения удостоверения об
избрании губернатором. Сроки, место и масштабность мероприятия
варьируются от региона к региону.
Вышесказанное позволяет отнести ИО к ритуальным жанрам.
Подобное положение жанра ИО (ядерный ритуальный жанр) в иерархии жанров политического дискурса и определяет особенности его
формально-содержательной организации и языкового воплощения.
Несмотря на бесспорную заимствованную природу жанра, национальные особенности выявляются уже на композиционнотематическом уровне.
ИО является жанром, в составе которого функционируют субжанры «обращение», «благодарность», «сообщение» (набор и расположение данных субжанров в ИО отличается устойчивостью и посто43
янностью), а также «пожелание», «призыв» и «заверение». В рамках
жанра ИО каждый из данных субжанров работает на выполнение коммуникативной цели ИО – самопрезентации политика. Рассмотрим подробнее субжанр «благодарность» в ИО.
За обращением в ИО (Уважаемые участники церемонии! Дорогие земляки!) обязательно следует субжанр «благодарность». Высказывание благодарности политиком имеет реактивный характер и инициировано определенным событием - избранием политика на искомую
должность. Политик осознает, что любой добрый поступок должен
быть в той или иной мере вознагражден («отблагодарен»), это особенно актуально для выполнения ритуала благодарности; что неблагодарность строго порицается социумом. Им движут интенции соблюдения
этикетных норм; выражения своего эмоционального состояния; воздействия на поведение и эмоциональное состояние адресата; оценки
ситуации.
В ИО субжанр «благодарность» имеет сложную природу, ритуальные установки соединяются с эмоционально-личностными стремлениями политика: Прежде всего, я хотел бы выразить искреннюю
благодарность многонациональному народу республики за самое активное участие в выборах Президента Республики Саха (благодарность за победу в борьбе за власть). Благодарность в ИО мотивирована
с одной стороны усилиями, предпринятыми политиком, надстройка, с
другой стороны – выбором электората: Жители области сделали свой
выбор. И первое, что бы я хотел сделать, – поблагодарить избирателей (общественное признание опыта и знаний политика).
Поскольку субжанр благодарности является этикетным, типовая
семантическая структура высказывания со значением благодарности
состоит из компонентов: субъект + предикат + объект-адресат + каузатор благодарности. В русских ИО благодарность выражается эксплицитно при помощи слов-маркеров: спасибо, благодарю, благодарность,
благодарен, признателен, которые употребляются с аттрибутивами: от
всей души, очень (С понятным чувством волнения я обращаюсь к вам
со словами искренней благодарности за оказанное мне доверие и
честь – быть избранным в третий раз высшим должностным лицом
Белгородской области).
Каузаторами благодарности во всех текстах русских ИО выступают единицы понимание, доверие и поддержка жителей региона и
коллег (И я глубоко признателен всем, кто поверил мне и поддержал
44
меня! Спасибо всем, кто пришел на избирательные участки, кто поддержал мою кандидатуру).
В 20 % ИО появляется характерная и для американских ИО градация адресатов благодарности: жителей региона, Президента РФ, депутатов, единомышленников, однако каузаторы благодарности остаются неизменными: доверие, поддержка, понимание. Отметим, что в 5 %
ИО высказываемая благодарность касается профессиональной сферы
взаимодействия политика и адресата: Я хочу сказать слова огромной
благодарности депутатам законодательного собрания, общественности, органам всех ветвей власти, науки, культуры, работникам правоохранительных органов, деловых кругов и главам городов и районов.
Благодарю вас за конструктивное сотрудничество, гражданскую позицию и государственный подход к решению общих задач по развитию
края.
Политик также может высказывать благодарность в конце ИО,
актуализируя свои эмоции, воздействуя на адресата (…в заключении
хочу еще раз высказать всем вам сердечную благодарность за ту
честь, которую вы мне оказали…), такое кольцевое обрамление характерно для более эмоциональных ИО, которым свойственно употребление эмоционально окрашенных единиц в субжанрах «обращение» и
«благодарность».
В соответствии с существующей тенденцией к детализации излагаемой информации в американском ИО, имея общие с русским вариантом предпосылки, субжанр благодарности имеет четкие национально-специфические черты. Если градация адресатов благодарности
в русском ИО есть зарождающаяся традиция, то в американских текстах это распространенная практика. В отличие от обращения, где градация происходит по принципу от более титулованных адресатов к
менее титулованным, основу градации адресатов в субжанре благодарности составляет принцип личных приоритетов: от родителей, учителей, семьи к коллегам, от коллег к семье и т. д. (I am proud to share this
day with my family and especially my loving wife, Dorothy, and I thank
them for their support throughout the years. I also want to thank Lt. Governor Dubie for his friendship, his leadership and his service to Vermont...
Madam Speaker, Mr. President, legislators, elected officials, Senators Wyden and Smith, members of the Oregon Congressional delegation, former
governors, honored guests, and citizens of Oregon: Thank you for allowing me to share this remarkable day with you. I also want to give a special
thanks to my wonderful wife, Mary. And to my children: Ted, Kristen, and
45
Justin, and their mother, Lynn. And a special thanks to my mother-in-law,
Elizabeth Oberst, and my late father-in-law, Professor Paul Oberst).
В каждом ИО американский политик высказывает благодарность двух планов: личную (благодарит семью, коллег, избирателей за
доверие, поддержку, понимание и т. п., как в русском ИО) и профессиональную (коллег за сотрудничество, за профессиональные знания и
опыт, за работу на благо штата и т. п.): And I wish I could shake hands
and thank all of you in this state who voted for me... and those of you who
did not... I would be remiss, this day, if I did not thank my wonderful wife
and fine family for their patience, support and loyalty... Governor Codey –
on behalf of all New Jerseyans – for all you have done – and for how you
have led, you have earned our respect. Thank you.
Отметим интересные, на наш взгляд, особенности организации
субжанра благодарности в американском ИО, которые обусловлены
более «человеческим» характером имиджа американского политика.
Во-первых, прослеживается установка на описание собственных корней (благодарность семье, друзьям, школьным и университетским учителям) как показателя определенного статуса человека (опыт проживания на территории штата, образование, ответственность за семью), которая отсутствует в русском ИО; во-вторых, обозначение «неприятных» моментов, связанных с избирательной компанией, - «тяжелое
время» предвыборной кампании, терпение (I want to thank my wonderful
husband and daughters, who, in the last year, have seen me through about
with cancer, a long campaign, and two recounts...) - еще одно проявление
«человеческих» чувств и эмоций политика; в-третьих, благодарность
политическим коллегам, которые своим примером вдохновляли на получение знаний, опыта, чтобы одержать победу на выборах: For eight
years, Governor King's dedication, inspiration and loyal service to Maine
and its people, have really made a difference... Please join me in thanking
Gov. Angus King... - в русских ИО эта традиция только зарождается.
Таким образом, как в русском, так и в американском ИО субжанр «благодарность» мотивирован, выполняет ритуальную и эмоциональную функцию, национально-специфические черты проявляются
при выборе адресата и причин благодарности.
1.
2.
Список литературы
Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
С. 11–13.
Шейгал Е.И. Инаугурационное обращение как жанр политического
дискурса // Жанры речи–3. Саратов: Колледж, 2002. С. 205–214.
Научный руководитель Ю.А. Эмер, к.филол.н., доцент ТГУ
46
D.F. Mymrina
Tomsk Polytechnic University
ON THE HISTORY OF APPROACHES TO BILINGUAL APHASIA
It is widely accepted that the number of people in the world speaking
only one language is much less than the number of people speaking two or
more languages. This raises the question whether the brain mechanisms for
speech in bilingual speakers are the same or they differ for language 1 (L1)
and language 2 (L2).
Recent experimental studies have not proved that language is differently organized in monolingual and bilingual speakers. The fact is that
nowadays in neurolinguistics there exist opposing viewpoints on how the
two languages are represented in the human brain. On the one hand, it is
sometimes suggested that there is one neural representation of multiple languages [1]. On the other hand, it is often assumed that L1 and L2 representations are sustained by different brain areas. For instance, the so-called differential lateralization hypothesis states that L2 involves increased reliance
on the right hemisphere [2].
The contradictory viewpoints on the localization of L1 and L2 are often corroborated by the evidences that come from the studies of bilingual
aphasics. Aphasia which is defined as a loss or considerable impairment of
language function that results from damage to the brain areas caused by
strokes, tumors, Alzheimer’s and Parkinson’s diseases and traumas, in case
of bilingual speakers may lead to parallel or selective language disorders.
And here raises another question: «Why does one of the languages in bilingual speakers preserve best or recover first?» Does it mean that L1 and L2
can recover independently because of their differential representation in the
brain (following some of the standpoints) or there are some other factors
responsible for this? The answer to the question is regularly sought in the
interpretation of communicative disorders and rehabilitation strategies in
bilingual aphasic patients.
In the history of approaches to the interpretation of aphasia in bilinguals, there exist monofactorial and multifactorial approaches analyzing the
factors that may contribute to better preservation of one of the languages.
The approaches to bilingual aphasia based on monofactorial grounds
are the most frequent; yet the most debatable. They include, for instance, the
well-known hypotheses introduced by Ribot [3] and Pitres [4] in their early
works.
47
According to Ribot, the first-learned language will be the first to recover in bilingual aphasics as older memories in comparison with the recent
ones are less resistant to loss (the so-called Ribot’s rule) [3]. This idea was
approved by Freud who considered that the first-learned language returns
first, while other languages return depending on the age of acquisition and
practice [5]. However, it should be mentioned that recent clinical research
data do not support this hypothesis as almost 1/3 of reported polylingual
aphasics do not recover their L1, but their L2 or L3…
As for Pitres, he proposes that the language which was used most
around the time of aphasic state will be better preserved as practice is more
important than the age when the language was acquired (the so-called Pitres’
rule) [4]. Pitres who is also considered to write the first important work on
aphasia in bilingual speakers strongly opposes to the viewpoint that different
languages are localized in distinct areas of the brain. Instead he suggests that
selective recovery is the consequence of the temporary or permanent physiological inhibition of one of the languages.
There can be distinguished some other monofactorial approaches to
the interpretation of aphasia in bilinguals that appear to state that the language most useful to the patient is the best to recover or the language of the
environment or the language heard or spoken last before the onset of aphasia
is better preserved in bilingual aphasics, etc. But the thing is that in the
course of investigations only some of these monofactorial hypotheses were
supported with the examples but there were those that found no confirmation. For instance, Pitres’ rule was proved to hold with greater than chance
accuracy while Ribot’s theory was not. For this reason, the greater part of
monofactorial approaches to bilingual aphasia is now considered inappropriate or invalid.
At the same time alongside monofactorial approaches to bilingual
aphasia there exist approaches that underline the importance of taking into
account several various factors such as, for example, the emotional preference of one of the languages, the language that is being spoken around the
aphasic patient, the linguistic structure of a given language [6]; or manner of
acquisition, degree of usage and social significance of the language as they
may contribute to better preservation of one of the languages [7].
Minkowski in his turn identifies the factors that may lead to differential recovery of the language. They include: organic factors such as age, type
of lesion; strategies used during the period of language acquisition; the visual factor connected with reading and writing experience in that language;
48
the affective factor introduced by a positive attitude of a patient to the language; the environmental factor, and some others [8].
Another multifactorial approach formulated by Luria [9] proclaims
the importance of the concept of extracortical organization of mental functions and suggests that since all the types of complex conscious activity develop and become automatic at some period of time all the factors related to
the language acquisition (age of acquisition, the circumstances, the manner
of language learning, language proficiency etc) and its use as well as neurological factors and the patient’s personal characteristics must be taken into
account while investigating aphasic patients.
In accordance with this approach, language dissociation that occurs
in bilingual aphasics depends more on dynamic factors related to functional
pattern than on differences in localization.
It is true to say that in today’s neurolinguistics multifactorial approaches to the investigation of bilingual aphasia are considered to give a
better understanding of the problem. The investigation based on multifactorial approach may not only lead to a growth in knowledge about different
aspects of bilingualism. Alongside the knowledge from fMRI (functional
magnetic resonance imaging) studies which are often used (due to their ability to image the 3-D volume of brain) to identify brain structures involved
into language generation and study the reorganization of language substrates
in aphasia it can be used to develop treatments that will result in more
effective therapy of aphasic patients and may provide an answer to the question of language representation in the brain.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
Paradis M. Language lateralization in bilinguals: Enough already! Brain and
Language, 39. 1990. P. 576–588.
Albert M.L. & Obler L.K. The bilingual brain. N. Y.: Academic Press, 1978.
Ribot Th. Les maladies de la memoire. (2nd edition). P.: Baillere, 1881.
Pitres, A. Aphasia in polyglots. In: M.Paradis (Ed.), Readings on aphasia in
bilinguals and polyglots. Quebec: Didier, 1983. P. 24–49.
Freud S. On aphasia: a critical study. Translated by E. Stengel. International
Universities Press, 1953.
Halpern L. Hebrew in recovery from sensory aphasia in polyglots. In: M.
Paradis (Ed.), Readings on aphasia in bilinguals and polyglots. Quebec:
Didier, 1983. P. 517–524.
Wald I. The question of aphasia in polyglots. In: M. Paradis (Ed.), Readings
on aphasia in bilinguals and polyglots. Quebec: Didier, 1983. P. 579–602.
Minkovski M. Considerations in aphasia in polyglots. In M. Paradis (Ed.),
Readings on aphasia in bilinguals and polyglots. Quebec: Didier, 1983.
49
9.
P. 712–726.
Luria A.R. Thoughts on disturbance of writing and reading in polyglots.
Phisiologicheski Journal. 1956. № 2. P. 127–133.
Е.В. Найдён, С.В. Муленок
Томский политехнический университет
РЕЧЕВОЙ ЖАНР «НАУЧНО-ПОПУЛЯРНАЯ СТАТЬЯ»
КАК ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ РЕЧЕВОЙ ЖАНР
Научный стиль речи является средством общения в области
науки и учебно-научной деятельности. В современном обществе, с его
институциональным устройством и непрерывным развитием, сложно
переоценить роль текстов научного стиля речи, функционирующего в
устной и письменной формах.
Научный стиль принадлежит к числу книжных стилей русского
литературного
языка,
обладающих
общими
условиями
функционирования и схожими языковыми особенностями, среди
которых:
предварительное обдумывание высказывания;
монологический характер речи;
строгий отбор языковых средств;
стремление к нормированной речи.
Сфера научного общения отличается тем, что в ней
преследуется цель наиболее точного, логичного, однозначного
выражения мысли. Главнейшей формой мышления в области науки
оказывается понятие, динамика мышления выражается в суждениях и
умозаключениях, которые следуют друг за другом в строгой
логической последовательности. Мысль в научном функциональном
стиле
строго
аргументирована,
подчеркивается
логичность
рассуждения, в тесной взаимосвязи находятся анализ и синтез.
Следовательно, научное мышление принимает обобщенный и
абстрагированный характер. Окончательная кристаллизация научной
мысли осуществляется во внешней речи, в устных и письменных
текстах различных жанров научного стиля, имеющих, как было сказано
выше, общие черты.
Общими внеязыковыми свойствами научного стиля речи, его
стилевыми чертами, являются следующие:
научная тематика текстов;
50
-
обобщенность, отвлеченность, абстрактность изложения. Почти
каждое слово в научном стиле повествования выступает как
обозначение общего понятия или абстрактного предмета.
Отвлеченно-обобщенный характер речи проявляется в отборе
лексического материала (существительные преобладают над
глаголами, используются общенаучные термины и слова,
глаголы употребляются в определенных временных и личных
формах)
и
особых
синтаксических
конструкциях
(неопределенно-личные предложения, пассивные конструкции);
логичность изложения. Между частями высказывания имеется
упорядоченная система связей, изложение непротиворечиво и
последовательно. Это достигается использованием особых
синтаксических конструкций и типичных средств межфразовой
связи;
точность изложения, которая проявляется через использование
однозначных выражений, терминов, слов с ясной лексикосемантической сочетаемостью;
доказательность изложения – рассуждения аргументируют
научные гипотезы и положения;
объективность изложения проявляется в изложении, анализе
разных точек зрения на проблему, в сосредоточенности на
предмете высказывания и отсутствии субъективизма при
передаче содержания, в безличности языкового выражения;
насыщенность фактической информацией, что необходимо для
доказательности и объективности изложения.
Важнейшая задача научного стиля речи – объяснить причины
явлений, сообщить, описать существенные признаки, свойства
предмета научного познания.
Названные особенности научного стиля находят выражение в
его языковых характеристиках. Научный стиль речи включает в себя
языковые единицы трех основных типов:
общеупотребительные слова;
общенаучную лексику;
термины.
К общеупотребительной лексике относятся слова общего языка,
которые наиболее часто встречаются в научных текстах. В зависимости
от целевой аудитории доля общеупотребительной лексики меняется:
она уменьшается в работах, предназначенных для специалистов, и
возрастает в сочинениях, обращенных к широкой аудитории.
51
Общенаучная лексика – второй значительный пласт научной
речи. Это непосредственная часть языка, или, как выражаются ученые,
метаязыка науки, т. е. языка описания научных объектов и явлений.
Эти слова закреплены за определенными понятиями, но не являются
терминами, например: операция, вопрос, задача, явление, процесс
и т. д.
Термины можно определить как слова или словосочетания,
точно и однозначно называющие предмет, явление или понятие науки
и раскрывающие его содержание; в основе терминов лежит научно
построенная дефиниция.
Многообразие видов научного стиля речи базируется на
внутреннем единстве и наличии общих внеязыковых и собственно
лингвистических свойств этого вида речевой деятельности, которые
проявляются даже независимо от характера наук (естественных,
точных, гуманитарных) и собственно жанровых различий.
Многие авторы, признавая единый научный стиль, считают необходимым различать в нем две составляющие, или два подстиля:
научно-гуманитарный и научно-технический.
Такой
точки
зрения
придерживаются
М.П. Кульгав,
М.П. Сенкевич и др. Научно-техническая речь является одной из
основных разновидностей научной речи вообще, как подстиль
научного функционально-речевого стиля. Основной формой
функционирования данной речи является специальная научнотехническая литература. Другим основным подстилем считают научногуманитарную речь.
В данной работе рассматривается научно-технический подстиль
и его взаимодействие с газетно-публицистическим стилем, на стыке
которых возник «промежуточный» научно-популярный подстиль.
Научно-технический функциональный стиль относится к
книжному типу языка, который оформляет как, преимущественно,
письменную, так и устную речь. Основу языкового оформления
научно-технических текстов составляет стандартизированность, т. е.
выбор предписываемого для данных условий коммуникации
клишированного языкового варианта.
В общем виде главную задачу научно-технической речи можно
определить как фиксирование и сообщение результатов познания
объектов материального мира.
Поскольку научное познание в силу своей природы имеет
абстрактно-логический, объективный и точный характер, то такими же
52
свойствами неизбежно должна обладать и научно-техническая речь,
поэтому основными стилевыми чертами считаются:
логичность;
объективность;
абстрактность;
точность.
К синтаксическим особенностям оформления следует отнести:
синтаксическую полноту оформления высказывания;
наличие аналитических конструкций;
частое употребление клишированных структур;
преимущественно
именной
характер
морфологических
компонентов предложения;
развернутую систему связующих элементов (союзов, союзных
слов) и т. д.
Для лексического оформления текстов научно-технического
стиля характерна, прежде всего, насыщенность терминами всех типов,
что объясняется их принципиальной предназначенностью, точностью,
экономичностью, номинативной и различительной функцией,
стилистической
нейтральностью,
большой
информационной
насыщенностью по сравнению с обычными словами.
Терминология подразделяется на две неравные части:
специальную и общеупотребительную.
Отмечают однообразие, однородность лексики научного стиля,
что приводит к увеличению объема научного текста за счет многократного повторения одних и тех же слов.
В письменно-монологической форме существуют следующие
типы научно-технического текста:
собственно-научный;
научно-методический;
научно-реферативный;
учебно-научный;
научно-справочный.
Они и определяют дифференциацию научно-технического
функционального стиля. Данный стиль, выступая основой научной
коммуникации, послужил базой для образования подстиля научнопопулярной литературы, который представляет собой синтез и
взаимопроникновение
научно-технического
и
газетнопублицистического стилей речи.
53
Многие исследователи включают газетный стиль в состав публицистического и называют данный пласт языка, обслуживающий сферу
журналистской деятельности, – газетно-публицистическим подстилем.
Газетная и журнальная публицистика представляют собой средства оперативного воздействия на массовую аудиторию в целях ее политической, идеологической, социальной ориентации и руководства.
Они рассчитаны на оперативность и «разовость» массовой социальной
отдачи, на создание общественного настроения, подчас не стойкого и
переходящего, но не проходящего без следа. Разовые воздействия наслаиваются друг на друга, последовательность их, целенаправленно
ориентированная на достижения актуального действия, достигает значительной глубины, затрагивает мировоззренческие основы личности.
Публицистика – это всегда «разговор на равных», а не команда,
это сплочение единомышленников убеждением, а не приказом. Вызвать интерес, сознательное отношение, убеждение – таковы этапы
воздействия публицистического слова на личность.
Ведущая функция убеждения задает специфические качества
публицистического контекста функционирования речевых жанров, к
которым относятся:
социально-оценочный характер изложения;
чередование стандартных и экспрессивных языковых средств;
равноправие логических и образных элементов в повествовании;
межстилевой характер используемых единиц;
широкое введение элементов разговорной речи.
Суть функции убеждения состоит, таким образом, не только в
обеспечении рационально-информационного, но и ценностного и эмоционального общения публициста с аудиторией.
Публицистические речевые жанры характеризуются функционально-прагматической многофакторностью, обусловленной необходимостью отражения фактов из любой сферы жизни. На страницах газет и журналов встречаются самые разнообразные речевые жанры.
Журнальная публицистика стилистически очень близка газетной, однако в журнале публицистическое произведение менее связано
жесткими условиями малого объема. Произведение рассчитано на более обстоятельное чтение, а часто и на более осведомленного читателя.
В журнальной публицистике различимы две основные разновидности: научная и художественная. Первая сближается с научным
стилем речи и характеризует «промежуточный» научно-популярный
подстиль.
54
Со
стороны
научного
функционального
стиля:
институциональными формами общения коммуникантов в научнотехнической сфере выступают два вида научно-технических журналов:
специализированные и научно-популярные.
Специализированные научно-технические журналы рассчитаны
на читателя-специалиста. В них учитываются последние достижения
науки и техники, на практическом материале проверяется
теоретическая ценность выводов исследования. Специализированные
научно-технические журналы обладают широким тематическим
охватом. Здесь встречаются речевые жанры, отличающиеся большой
глубиной проникновения в научную проблему и теоретичностью
освещения этих проблем.
Научно-популярный журнал рассчитан на специалистов
смежных областей, а также на широкий круг читателей-любителей.
Тематический охват популярных научно-технических журналов не так
широк, как специализированных, т. к. не все научные проблемы
поддаются популяризации.
К стилистическим качествам научно-популярного журнала стоит
отнести:
точность и аргументированность;
эмоционально-занимательный характер изложения сложных
научных проблем, который достигается, в частности,
использованием приемов активизации внимания читателя,
повышенной частотности оценочных средств, доступности
форм, дающих читателю возможность «сомышления» с автором.
Научно-популярное изложение имеет свои основные черты: вопервых, популярное изложение не допускает в течение мысли той
быстроты, которая совершенно уместна в чисто научном труде. В
популярном сочинении каждая отдельная мысль должна быть развита
подробно, так, чтобы ум читателя успел прочно утвердить дальнейший
путь к логическим следствиям, вытекающим из этой мысли. Если
утомлять ум читателя слишком быстрыми переходами, то получится
тот же результат, который произвело бы отсутствие мостиков: читатель
совершенно потеряет из виду общую связь ваших мыслей.
Во-вторых, популярное изложение должно всячески избегать
отвлеченности, каждое общее положение должно быть подтверждено
осязательными фактами и пояснено примерами.
Кроме того, в научно-популярной речи наблюдается использование отдельных словесно-образных средств, чаще – сравнений, реже –
55
метафор. Здесь нет той системности образных средств, которая присуща образной речи, нет и речевой конкретизации образнохудожественного типа. Конкретизация научно-популярного изложения, как правило, отвлеченно-понятийная, не выходит из «русла» научного стиля речи.
Также для научно-популярного изложения остается законом
обобщенность и отвлеченность, что находит полное отражение в особенностях речи.
Научно-популярный подстиль речи реализуется в соответствующей системе речевых жанров, среди которых чаще всего выделяют
следующие: очерк, книга, лекция, статья.
Очевидно, что наиболее типичным и распространенным, а также
адекватным для изучения особенностей научно-популярного изложения речевым жанром научно-популярного стиля является жанр «научно-популярная статья», в частности его журнальная разновидность.
Для достижения поставленной цели, а именно комплексного анализа
данного речевого жанра, необходимо дать определение понятию «речевой жанр» и описать особенности его функционирования.
Речевой жанр, согласно М.М. Бахтину, – относительно
устойчивый, тематический, композиционный и стилистический тип
высказывания, выработанный определенной сферой использования
языка. Речевой жанр – единственная первичная форма существования
языка, которая существует в определенном аспекте общения и
содержит в себе концепцию адресата и ответных реакций. Жанры
подразделяются на первичные (простые) и вторичные (сложные).
Повседневное общение формирует первичные речевые жанры, на
основе которых культивируется система вторичных, в том числе
литературных жанров.
Вторичные жанры – романы, статьи, научные исследования, т. е.
более распространенные работы, которые появляются в условиях
высокоразвитого и организованного культурного круга коммуникации [1].
Функциональный стиль неразрывно связан с речевыми жанрами.
Существует понятие языкового стиля, и, согласно определению
М.М. Бахтина, данный термин трактуется как «жанровый стиль
определенной сферы человеческой деятельности и общения.
Определенная функция (научная, техническая…) и определенные
специфики для каждой сферы условия речевого общения порождают
56
определенные жанры, то есть относительно устойчивые тематические
и стилистические типы высказываний» [1].
Жанр «журнальная научно-популярная статья» рассматривается
как целесообразный способ и форма переработки, хранения и передачи
научной информации в сфере журнальной публицистики.
Ориентированность жанра журнальной научно-популярной
статьи на такие коммуникативные цели, как анализ и объяснение
научных проблем, обуславливает отнесение данного речевого жанра к
аналитическому типу текста. В результате получается комплексное
информационно-аналитическое
функциональное
содержание,
структурный облик которому придает научно-публицистический
функциональный стиль.
Жанровое качество слагается из функциональных качеств
композиционных звеньев речевого жанра, образуя следующую
структуру речевого жанра «журнальная научно-популярная статья»:
заголовочный комплекс, введение, эксплицирующая основная часть,
заключение-резюме.
Из общих черт научно-популярного изложения следует назвать:
подробность изложения научных данных, своеобразное «разжевывание» сведений;
раскрытие всех возможных общих положений на конкретных
примерах;
намеренное подчеркивание хода логической мысли специальными речевыми средствами;
стремление избегать широкого использования терминов, а при
употреблении непременно разъяснять их значение;
«не загромождение» научными фактами, материалом исследования; необходимость давать «отдых» читателю использованием
различных параллелей и «вставок» не собственно научного содержания;
использование разнообразных приемов (в том числе речевых)
активизации внимания читателя;
стремление к оригинальности, нешаблонности выражения и некоторые другие.
По-видимому, более легким для восприятия неподготовленного
читателя является индуктивный метод изложения.
Со стороны собственно языковой всё это выражается в следующем:
в большой широте и большей, чем в сугубо научном тексте, сте57
пени конкретизации, в большинстве случаев полной конкретизации;
в простоте синтаксических конструкций, стремлении избегать
усложненных предложений;
в довольно частом обращении к «риторическим вопросам», активизирующим внимание читателя и показывающим ход, логику
течения мысли;
в более широком, чем в собственно научном стиле, использовании средств образности, особенно сравнений;
в «сокращении» употребления научных терминов, особенно узких, и несколько меньшем использовании абстрактной лексики;
в довольно свободном обращении к средствам разговорной речи
(лексико-фразеологическим и синтаксическим) и др.
Всем этим и создается простой и ясный, а также и яркий стиль
доходчивого, популярного изложения научных знаний.
Из вышесказанного следует, что речевой жанр «журнальная научно-популярная статья» является комплексным образованием, включающим общенаучные и публицистические текстовые признаки,
имеющим жанровое своеобразие структуры, изложения и средств выражения тональности.
Список литературы
1.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.
С. 237–280.
А.Н. Серебренникова
Томский политехнический университет
«СВОИ» И «ЧУЖИЕ» В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ:
ВСТУПЛЕНИЕ В БРАК (НА МАТЕРИАЛЕ СРЕДНЕОБСКИХ
ГОВОРОВ)*
Крестьянский мир являет собой единый, устоявшийся способ
бытия. Общинный принцип жизни деревенского социума формировался на основе родового сознания, поэтому основной единицей коллектива и рода является семья. Понимание структурообразующей роли семьи в системе социальных отношений было свойственно человечеству
*
Статья написана при поддержке гранта Президента РФ МК-4578.2008.6
58
уже в период образования и становления института брака. Об этом
свидетельствуют,
в
частности,
данные
сравнительносопоставительного анализа, в которых представлена семантическая
параллель, фиксирующая исконные смысловые связи слова семья:
««семья», восточ. и южно-слав. от семь «работник, слуга, домочадец»,
лит. šeimà – «семья», готск. haims – «деревня», др.-в.-нем. heim – «родина»» [1. С. 406]. Возникшая в эпоху разложения родового строя [2.
С. 602], семья стала средоточием и хранилищем духовнопрактического опыта коллектива. Именно в семье человек проводит
свои первые эксперименты по самоидентификации, отделяя себя от
остального мира, в семье же он получает представление о структуре
общества в целом и иерархии существующих в нём ценностей.
В самом основании для создания новой семьи уже заложен конфликт между «своим» и «чужим», поскольку семья – это объединение
представителей двух родов («чужих» по отношению друг к другу).
Процесс «преобразования» двух «чужих» в единое «своё» труден и
долог, да и сама ассимиляция является не абсолютной, поэтому деление на «своих» и «чужих» внутри семьи возникает с достаточной регулярностью и остротой на всех уровнях взаимоотношений и на протяжении всего её существования. Рассмотрим средства диалектной репрезентации процессов отчуждения и присвоения, протекающих на
первой стадии развития семейных отношений.
В традиционных крестьянских представлениях о мире жизнь
женщины условно делится на два периода: до замужества и после.
Ожидание замужества проходит в обучении необходимым в семейной
жизни навыкам: готовить, вязать, убирать хлеб и т. д. От того, насколько хорошо девушка подготовлена к роли жены и хозяйки, зависит
прочность её положения в «чужой семье», её будущее благополучие: А
он [отец] говорит: «Давай, давай, молоти. Да не оглядывайся! Не чужи люди чтоб учили тебя». Вишь, как раньше готовили к замужу-то.
Чтоб учёны в люди идти чужи (Зыр.).
Вступление в брак меняет социальный статус девушки: А у нас
так было в деревне. Как выйдут замуж, не зовут как попало, навеличивали (Верш.). Навеличивать – значит отмечать перемену общественного положения, выражая особое, более почтительное отношение к
женщине, по сравнению с девушкой. Это в свою очередь актуализирует другие варианты интерпретации оппозиции «свой» – «чужой»:
«женщина» – «девушка», «старший» – «младший». Вместе с тем, как
отмечает М. Элиаде, в момент бракосочетания мужчина тоже перехо59
дит из одной социальной группы в другую: «Молодой муж выходит из
состава холостяков и попадает с этого момента в категорию «глав семьи» [3. С. 115]. В традиционной культуре переход из одного социального статуса в другой маркируется знаками разной семиотической
природы: сменой вещного кода (причёски, одежды), кулинарного кода,
поведения в целом. Сигнализируя о смене состояния, приобретении
отличных от прежних функций, вербальные и культурные знаки позволяют самому человеку и окружающим идентифицировать друг друга
по принципу «свой» – «чужой»: Девки в станинах раньше холщёвых
ходили, а как в замуж выходит – юбку надеват. Говорили, если в замуж хочешь, в юбку вскочешь. Ребяты без штанов ходили пока не
женятся, в длинных холщовых рубахах. А к невесте в штанах уж
идёт, так и надо было (Пыш.-Троиц.).
Семантика «отчуждения» и «присвоения» присутствует в самих
словосочетаниях, обозначающих замужество (женитьбу): отдавать
(брать) замуж, взять в жёны, выходить (уходить) замуж. Последнее
репрезентирует также оппозицию «внутренний» – «внешний» как выход за пределы «своей семьи» и вхождение в «чужую семью» (ср. выходить замуж убёгом): [Чем занимались? Лён выращивали?] – Лён.
Потом уж, когда я сюда от отца ушла, когда замуж, они тут занимались пашней. Лён сеяли, свою пашню пахали, свой хлеб убирали. И
лён был, и просо сеяли. Всё было своё (Крив.); Годов двадцати ушла
взамуж (Верш.); Замуж-то по любви вышла. Когда приехали сватать
– ну и отдали. Я в чужую семью на 20-ом году выходила (Яйск.).
В противопоставлении «своей семье» «чужих людей» слышны
отголоски архаического представления о столкновении двух родов. В
работе «Ритуал в традиционной культуре» А.К. Байбурин отмечает, что
причина актуализации названной оппозиции состоит в том, что «род
невесты сохраняет однородность, но за счёт утраты, род жениха, наоборот, утрачивает свою однородность благодаря «приобретению».
Конфликтная ситуация (сосуществование своего и чужого) сохраняется вплоть до рождения ребёнка (ср. промежуточный статус «молодых»). И только появление нового чужого превращает молодую в
«свою»» [4. С. 146].
Переход «своего» к «чужим людям» рассматривается диалектоносителями как окончательный, безвозвратный, что выражается в формальном отчуждении представительницы «своего» рода с помощью
ритуалов и запретов: Нюра, дочка-то моя, взамуж вышла – уж отрезанный от крошки ломоть (Параб.). Сравним: Тогда если невеста чё60
нибудь обидит, домой придёт, а её родители бичом, да и обратно
(Верш.). С момента вступления в брак для обоих супругов начинается
новая жизнь, поэтому на все приметы прошлой жизни налагается строгое табу: Вот примерно вечёрки были. Кто теперь женатый зашёл на
вечёрку – нет. Чтоб с девкой заговорил – никогда (Пыш.-Троиц.).
«Врастание» в «чужую семью» осуществляется, в частности, путем вербального присвоения «чужих»: Выходит она в замуж, выходит она в чужи люди. Называт она «тятенька», «маменька» (Яшк.).
В противоположность «своим» обращение к «чужим» маркируется
суффиксами с уменьшительно-ласкательным значением, что одновременно подчёркивает отчуждение первых и присвоение вторых: Сноха
если выйдет, то мамонька и тятенька, своих мама, тятя звали
(Верш.); Молодуха выйдет – она «тятенька», «мамонька» звала, а
своих родителев – «тятя», «мама» (Яшк.).
В традиционной культуре замужество рассматривается как переход в «чужой», «новый» и «неизвестный» мир, поэтому ожидания с
ним связанные пронизаны страхом и сомнениями: Потом наняли у соседа веялку, хлебу намолотили. У него сын был 16 лет, у нас работал.
Стал приставать ко мне. Боялась, как я буду жить с чужими людьми? (Молч.). Новый дом, новые люди и новые правила, в соответствии
с которыми предстоит жить молодой женщине, – всё может вызвать
внутренний протест и невольное сравнение с родным и знакомым,
привычным и освоенным миром «своей» семьи: Ага, братовья были. Я
даже за водой не ездила, там у нас это, мы на реку ездили, свои конито, хозяйство-то свое было, ага. Я даже за водой не езжала, а сюдыто вышла в прорву-то каку. Огурцов-то много содют, да в город-то
ездют. Мене-то не пускали, говорили, что ешо уташшут – Ой, здесь
шибко тяжело показалось мне (Верш.). «Свои» и «чужие» противопоставлены пространственно как «там» и «здесь / сюды», как «братовья» и «прорва какая-то». С ними соответственно связанны «легкость
бытия» в «своем» мире (забота родных о девушке, щадящий режим
работы) и тотальный контроль со стороны «чужих».
Таким образом, в связи с актуализацией противопоставления
«своя (родная) семья» – «чужая семья», семантику отчуждения приобретают лексические единицы, обозначающие представителей «чужого
дома».
В народной культуре укоренилось представление о том, что войти в «чужую» семью, принять её законы, привычки и установки, найти
61
своё место, определить свои функции и обязанности помогает сделать
свекровь. Её роль в жизни молодой семьи огромна:
У его мать не захотела
Наше счастье совершить,
Сыну строго наказала
Да меня бедную забыть (из песни) (Верш.).
Успех психологической перестройки молодой женщины также
во многом зависит от тех отношений, которые сложатся у неё с матерью мужа. Однако как бы ни была тактична и мудра свекровь, в большинстве случаев наибольшее отчуждение вызывает именно она. Во
многом это продиктовано существованием определённых культурных
установок, связанных с восприятием свекрови. Так, в крестьянской
лингвокультурной общности за соответствующим наименованием закреплено представление о ревности свекрови к невестке, продиктованной тем, что отныне эмоциональная привязанность сына к матери уступает в значимости отношениям с женой: Я всё боялась: свекровь
приревнует его ко мне (Верш.).
Большая, по сравнению с другими представителями «чужой»
семьи, стереотипизация образа свекрови напрямую связана с несомой
ею функцией – активным приобщением невестки к новым условиям
жизни: Замуж я вышла по любви. Он в этой же деревне жил, Василием
его звали. Жили мы с им промежду собой хорошо. Сперва, правда, у
его семьи жили. Потом уж отделились. Свекровка шибко зла была. А
свёкр тот ничего. Уж тогда бывало за меня заступается. Деверья
тоже хороши были, а вот золовки не любили меня. Девки большие были, рослы, ленивы все (Яйск.). В традиционной народной культуре контакты невестки с представителями мужской половиной семьи ограничены, поскольку их сферы деятельности не совпадают. Вероятно, этим
обусловлено существование устойчивого представления об изначально
различном отношении членов новой семьи к снохе. Если со стороны
мужчин проявляется непредвзятое и, даже, покровительственное отношение, то женскую половину семьи (во главе со свекровью) характеризует изначальная установка на неприязнь, отчуждение невестки. В
связи с этим небезынтересно, что в ситуациях, когда старшая сестра
заменяет брату мать, исполнение ею функции свекрови влечёт за собой
актуализацию соответствующих стереотипов поведения и восприятия:
Сестра его меня не любила. Укоряла за богатство, у меня не было ничего, когда я вышла. Ну она и укоряет меня. Тоже померла уже. Всё
боялась, что я съем много или украду. А зачем мне страмиться воро62
вать? За волосья иногда таскала, когда мужика дома не было. А мужик её ругал за это, а она не переставала и всё равно попрекала. Ну а
померла, дак мне даже жалко было. А мужик плакал и я тоже, своя
же она нам (Асин.). Ср.: В песне как невесте пели – не к мамке идёшь,
к свекрови, она тебя осудит (Асин.). В данном высказывании словосочетание его сестра (золовка) репрезентирует ассоциации, связанные
в народной культуре с представлением о свекрови. История личных
взаимоотношений имплицитно отражает стереоскопичность мировосприятия как самого автора (в его оценке золовки, в отборе характеризующих её черт), так и объекта номинации (звучащее рефреном «укоряла» / «упрекала», свидетельствует о том, что на протяжении своей
жизни его сестра исполняла назначенную ей культурой и обществом
роль). При этом восприятие и оценка представителя «чужого» рода в
соответствии с функционирующими в данной культурной среде установками не отменяет его присвоения («даже жалко было», «своя же она
нам»).
В народной культуре с образом свекрови связано представление
об её доминирующем положении в пространстве семьи. Зависимость
невестки от свекрови проявляется в праве последней обучать, наставлять сноху, вмешиваться в её отношения с мужем и детьми. Несоответствие поведения свекрови принятому в крестьянской культурной среде
кодексу взаимоотношений в парах «старший» – «младший», «властьимущий» – «зависимый» (тактичность, толерантность) приводит к актуализации в высказывании неодобрительной культурной рефлексии
на действия свекрови. В этом случае употребление в речи диалектоносителя слова свекровь влечёт за собой перечисление типичных атрибутов соответствующего объекта: Мать говорит [сыну при снохе]: «Ну
что ты посуду-то не моешь?» Как вроде ей наветки даёт (Верш.); А
жила я плохо. Двадцать пять лет со свекровкой жила. С детями они
не хотели водиться. Они ничё не помогали. Всё сама делала. А в семье
плохо жила. Свекровь обзывала всяко, а не помогали ничё (Колп.);
Свекровь-то она и есть свекровь, повернулась да и пошла. Не всякая
свекровь еще и сидеть станет [с детьми, внуками] (Шег.); Мы прожили с отцами, с матерями, и мы со свекровкой жили – могла ли я? Я
боялась её как огня. Могла ли я чё сказать против? – Нет (Верш.).
Устойчивость связанного с образом свекрови отрицательного эмотивного отношения обусловлено представлением о неделикатности, придирчивости матери мужа, её нежелании оказывать молодой семье поддержку и т. д. Само негативное восприятие свекровью снохи (и наобо63
рот) в народной культуре стереотипизируется: [Cтарушка] мухоморы
съела. Сноха заволновалась, говорит: «Она умрёт – припишут, что я.
Свекровка, скажут, отравила» (Верш.). Наличие в высказывании отсылки к опыту других представителей данной лингвокультурной общности свидетельствует о том, что, по мнению диалектоносителей, сноха должна испытывать по отношению к свекрови негативные чувства,
более того, вполне закономерным и в определённом смысле «нормальным» должно быть её желание избавиться от «чужой».
Разделение свекровью и невесткой одного жизненного пространства расценивается диалектоносителем как испытание, подвиг,
величайшее несчастье для последней: Вышла в замуж. Попала к свекровке, свету не видала (Кож.). Зачином многих автобиографических
рассказов являются фразы, в которых оценка всей прожитой жизни
даётся в связи с присутствием в ней свекрови: А жила я плохо. 25 лет
со свекровкой жила (Колп.); Она [дочь] 20 лет живет со свекровкой.
Тоже больная, все по больницам. К им-то пойти ежели жить, вся как
чужая будешь (Яйск.); Плохо жить семьёй [у свекрови] (Верш.).
Снятие взаимного отчуждения может быть достигнуто только
пространственным (территориальным) удалением друг от друга. Для
обоюдного спокойствия надо жить рядом, но не вместе: Как поженились, шибко трудно мне было. Свекровь у меня была ведьма. В семью я
пришла одиннадцата. Но потом ушли в свою избушку, котору купили
за 40 рублей (Параб.). Сравним: Отношения зять – свекровь: Дочь жила сперва со мной. А зять как выпьет, так и начнёт копытить, и ушли
в свой дом. Спокойно стало. (Колп.).
Реализация в высказывании противопоставления «невестка» –
«свекровь» влечёт за собой актуализацию семантики «чуждости» в
словах невестка, сноха. Как и в случае со свекровью, репрезентация
названного значения данными лексическими единицами связана с нарушением объектом номинации принятых в крестьянской общине
культурных установок. В частности, для носителей народной культуры
значимым является бережное, щадящее отношение к людям, находящимся в зависимом положении. Если невестка не проявляет к постаревшей свекрови должного внимания, это становится поводом для
противопоставления и репрезентации соответствующим словом семантики «чуждости»: Сядешь – негодно, скажешь – негодно. Снохи укоряют (Верш.); А снохам-то я не нужна (Верш.); Неужели вот так
вот нужны были детям – зовут, но мы знаем, что сын ещё может
ужиться, а снохе не надо будет. И вот скрипишь: вон ни зимой, ни
64
летом выйти никуда не может (Зыр.); У меня семь сыновей, а я одна
живу. Собралась к ним, да раздумала. Его жена с матерью, я и не
нужна, лишняя. И не нянька я уже (Асин.).
Как и в случае оппозиции «своя родня» – «родня мужа / жены»,
несмотря на формальное присвоение невестки, она последовательно
противопоставляется «своим» детям: А так-то хороший, ласковый. А
сноху-то зову самолюбкой, эгоисткой. Она така недобра, самолюбка,
идиотка просто (Верш.); Дети меня не обижают. Только вот сноха
меня избила шибко (Верш.); Сноха меня бьёт. Она бы мне синяки надавала. Сын где-то выпил, а она сказала, что я напоила (Верш.). При
этом образ невестки выстраивается как стереотипный антипод «своих»
детей, наделённых безусловными положительными качествами.
Тем не менее, анализ диалектного материала показал, что в народно-речевой культуре лексические единицы невестка, сноха менее
стереотипизированны, чем слово свекровь. При всей изначальной, фактической чуждости снохи (ср. часто цитируемую этимологию слова
невеста – «незнакомая, неизвестная»), она не наделяется теми устойчивыми ассоциациями, которыми обладает второй член оппозиции.
Видимо, это связано с изначальной установкой народной культуры на
акклиматизацию и ассимиляцию «чужого» в «своём». Напротив, хотя
целью представителей «чужой семьи» является усвоение её новым
членом царящих в ней правил поведения и отношений, тактика адаптации, применяемая свекровью по отношению к невестке, не всегда соответствует принципу корректности. Поэтому образ свекрови приобретает стереотипные черты холодной, с ревностью относящейся к невестке женщины. Её участие в жизни молодой семьи ограничивается
заботой о внешних атрибутах жизни. Не внося положительного эмоционального фона в отношения молодых, она является источником
внутрисемейных конфликтов, ведущих к взаимному отчуждению. Всё
сказанное не означает, что для русского крестьянского самосознания
характерно только неодобрительное восприятие образа свекрови, но
последовательная реализация в высказываниях диалектоносителей этого стереотипа во многом обусловлена актуализацией противопоставления «свой» – «чужой».
Список литературы
1.
Краткий этимологический словарь русского языка: пособ. для учителей
/ под ред. С.Г. Бархударова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение,
1975.
65
2.
3.
4.
Философский энциклопедический словарь / гл. ред. Л.Ф. Ильичёв. М.:
Советская энциклопедия, 1983.
Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во МГУ, 1994.
Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурносемантический анализ восточно-славянских обрядов. СПб.: Наука,
1993.
С.Н. Степура
Томский политехнический университет
ПРЕЗЕНТАЦИОННАЯ РЕЧЬ КАК ОТДЕЛЬНЫЙ ЖАНР
Целью данной работы является определение жанра презентационной речи. Презентация – явление новое в нашей стране, и дать определение самой презентации – задача не из легких. Трудность заключается в том, что в презентации имеются черты нескольких жанров. Неизменным остается тот факт, что презентационная речь должна быть
культурной или, по-другому, нормированной. А это означает, что она
должна отвечать существующим в настоящее время языковым нормам,
которые могут меняться в ходе развития самого языка. Эта подвижность нормы очень часто приводит к тому, что в данный период для
одного и того же языкового явления существует несколько способов
выражения: прежняя форма еще не утрачена, но наряду с ней уже возникла новая.
Другой путь проявления вариантов нормы связан с тем, что в
языке, в зависимости от выполняемой им функции, от конкретных условий его использования возникают особые разновидности – стили.
Каждый стиль характеризуется своими признаками: преимущественным использованием определенных лексических и фразеологических
средств, синтаксических конструкций и т. д. Именно характеристика
стиля или стилей, использующихся в презентационной речи, поможет
определить ее жанр.
Для определения жанра презентационной речи необходимо разобраться в том, что такое презентация.
Презентация как понятие и явление появилась в нашей стране
относительно недавно, соответственно дефинировать ее с помощью
энциклопедического словаря-справочника невозможно. Поэтому обратимся к лингвистическим многоязычным словарям, учитывая, что слово презентация нерусского происхождения.
66
Итак, слово презентация происходит от лат. гл. praesento – «передаю, вручаю» или англ. гл. present – «представлять». Существительное presentation имеет несколько значений: 1) представление (комулибо); 2) подношение (подарка); 3) подарок; 4) театр. показ, представление.
Презентация воспринимается неоднозначно и в научнообразовательной среде.
Во-первых, это может быть простое донесение какой-либо информации до слушателя. И этот вид презентации сродни докладу, где
подразумевается передача и представление аудитории новых для нее
идей, планов и разработок. Согласно энциклопедическому словарюсправочнику, доклад – это речевой информативный жанр научной, деловой и политической сфер. Он предполагает изложение достаточно
большого объема информации, аргументированной и иллюстрированной серией примеров. В научной сфере доклад относится к устным
жанрам, но, как правило, имеется письменный текст, который зачитывается на специальном собрании (ученого совета, кафедры, сектора),
конференции, чтениях, конгрессе. Доклад противопоставляется сообщению (10–15 минут, что близко презентации) по основательности
информации и времени исполнения (20 и более минут). Он обычно
обращен к коллегам и потому содержит минимум разъяснений.
Презентации же, как выступлению, выделяется приблизительно
7–15 минут, чтобы быстро овладеть вниманием аудитории и удержать
его в течение этого времени. Современные рекомендации по подготовке докладов таковы, что делают их схожими с презентацией. Основное
отличие – время проведения и возможные цели.
Можно было бы сделать вывод, что презентация – это видоизмененный доклад. Но, скорее всего, доклад начинает приобретать черты и признаки презентации. Ведь ведущему презентацию так же, как и
докладчику, часто приходится представлять не только факты, но и различные доводы, стоящие за ними; плюс их возможные причины и
следствия. В языке существует много выражений, которые соединяют
причину, следствие и цель. Но используются они преимущественно в
письменных докладах. Язык, используемый в презентации, часто намного проще. Хотя элементы официально-делового стиля или стиля
функционального присущи и презентации.
Под функциональным стилем подразумевается стиль, именующий все предметы их именами, признаваемый всеми, исключающий
разночтения. А это и есть официально-деловой стиль, который опреде67
ляется энциклопедическим словарем как один из функциональных стилей кодифицированного литературного языка. Он используется в сфере
деловых и официальных отношений между людьми и учреждениями, в
области права, законотворчества и законодательства. К характерным
чертам официально-делового стиля относятся безличность и сухость
изложения (выносится на обсуждение, а не мы выносим на обсуждение), стандартные выражения, точные формулировки, которые исключают неоднозначность понимания сказанного. Используется преимущественно книжная и стилистически нейтральная лексика.
Для критической работы, научного текста всегда предпочтительнее функциональный ключ, все термины должны быть унифицированными и однозначными. Но время от времени могут вводиться и
метафоры, средства иронии, литоты. А такие черты делового стиля, как
безличность и сухость, не могут быть присущи презентации, иначе она
потеряет свое предназначение. В данном контексте презентации больше близки те признаки, которые излагаются ниже.
Во-вторых, под презентацией мы можем понимать некое рекламное мероприятие. Презентация как праздник. Такой вид презентации включает в себя демонстрацию товара, сопровождаемую кино-,
видеофильмами, слайдами, а также раздачей информационнорекламных материалов. Возможен и фуршет.
Слово реклама произошло от лат. reclamare – «кричать». Согласно энциклопедическому словарю, реклама означает оповещение
людей всевозможными способами для создания широкой известности
чему-либо или кому-либо. Эффективная реклама строится на фактах,
на умелом создании и позиционировании имиджа рекламируемого
объекта, на соединении обоих подходов.
Признаки рекламы, опирающейся на факты: доказательность,
аргументированность, логичность, правдивость, конкретность. Любым
видам рекламы должны быть присущи оригинальность, этичность, доходчивость, простота, ассоциативность, призывность, стилистическая
грамотность.
Таким образом, можно сказать, что определение рекламы, ее основные черты тоже во многом напоминают презентацию. Можно также
взять на себя смелость и выделить такие виды презентации, как презентация-доклад и презентация-праздник с элементами рекламы.
Другими словами, презентация – это демонстрационные материалы для практически любого более или менее публичного выступле68
ния, от доклада начальству до рекламной акции или лекции перед студенческой аудиторией.
Имеет смысл сказать также и о фундаментальном различии между устной презентацией и письменным докладом при подготовке к
презентации.
В презентации слушатель вынужден следовать тому порядку изложения материала, который предлагается докладчиком. А читатель
статьи может перескакивать с места на место, возвращаться к началу и
любому другому месту статьи, заранее просмотреть выводы. Именно
поэтому все научные доклады следуют общепринятой структуре: резюме (краткое изложения содержания) – введение – экспериментальные методы – результаты – дискуссия – заключение – ссылки (литература).
Однако эта структура абсолютно не подходит для устной презентации, т. к. слушатель будет вынужден помнить детали экспериментальной части, пока не будут представлены результаты, а также будет
вынужден восстанавливать в памяти результаты, когда докладчик перейдет к дискуссии. Другими словами, детали, которые должны быть
объединены (почему, как, что и что это значит как части конкретного
эксперимента), обрабатываются отдельно.
Таким образом, в презентацию необходимо включить следующие
три традиционные основные части: введение, основную часть и заключение. В то время как введение и заключение типичны для всех видов презентаций, структура основной части может сильно отличаться.
Вне зависимости от вида презентации, она требует, на правах
публичной речи, наличия определенных правил, необходимых для достижения определенных целей. Эти правила по-другому можно назвать
принципами презентации.
К принципам соблюдения жанра презентационной речи относятся следующие:
краткость (10–15 минут), речь должна быть краткой, но полной
по содержанию;
последовательность изложения (целенаправленность и логичность должны быть очевидны);
принцип усиления (речевое воздействие должно усиливаться от
начала к концу выступления, т. е. распределение материала
должно осуществляться по его значимости);
принцип результативности (в конце выступления обязательно
должен быть представлен вывод, какие-то рекомендации);
69
-
принцип оптимистического настроя (при любых ситуациях необходимо оставаться оптимистически настроенным, быть вежливым; при ответе на негативно окрашенные вопросы следует
повторить вопрос, изменив его в положительную сторону).
Презентационная речь – это не свободный поток сознания. Это
обращение, которое создается по своим правилам. В нем важно всё – и
паузы, и порядок слов, и интонация. И, конечно, аргументация, приемы
внушения, способы убеждения слушателей, призывы действовать так,
как советует оратор. Текст презентации пишется с учетом норм восприятия устной звучащей речи. Обращение оратора к слушателям
нельзя начинать с самой потрясающей новости или главной идеи.
Вступление должно подготовить аудиторию к слушанию прежде незнакомого им человека. Первые фразы должны адаптировать слух людей в зале к тембру, громкости голоса, интонации, дикции оратора.
Внимание аудитории естественным образом активизировано (люди
вслушиваются!). И после первых фраз вступления, не обязательно связанных с темой презентации, важно направить это внимание на суть
дела. Для этого используются следующие языковые средства, или стилистические приемы: параллелизм, антитеза, градация, инверсия, риторический вопрос.
В английской литературе выделяются дополнительные языковые
средства, свойственные презентационной речи. В качестве примера
возьмем те приемы, которые описываются в книге Марка Пауэла «Презентация на английском языке (как сделать презентацию успешной)».
К простейшим приемам, которые могут помочь нам передать какое-либо сообщение с максимальным результатом, относятся эмфаза,
фокусирование внимания, смягчение, повтор, прием контраста, утроение, принцип пулемета, прием нокдауна, прием упрощения, создание
взаимопонимания с аудиторией, риторический вопрос.
Функциональные стили чаще всего выступают в письменном
виде. Хотя многие из них вполне обычны и в устной форме. Например,
научный стиль может быть представлен в форме устного доклада, лекции. Все устные реализации функциональных стилей часто называют
устной публичной речью, которая как одно целое противопоставляется
разговорной речи. Основанием для такого противопоставления является то, что разговорная речь относится к некодифицированной сфере
языка и строится по своим собственным правилам, в то время как устная публичная речь является кодифицированной, т. е. строится по тем
же правилам, что и письменная речь. Из этого утверждения, однако, не
70
следует, что между кодифицированной устной и письменной речью нет
никакой разницы. Отмечается такой признак устной речи, как дискретность, которая проявляется в том, что устная речь по сравнению с
письменной речью оказывается с помощью разных способов более
расчлененной, чем письменная. Связано это с тем, что при устном общении в распоряжении говорящего оказывается меньше времени для
оформления мысли, а у слушающего меньше времени для осмысления
сказанного, чем при письменном общении. Фиксированные письменные
тексты всегда оставляют возможность возвратиться к предшествующему
содержанию, устные же тексты лишены этой возможности. Формировать и осмыслять мелкие фрагменты текста легче, чем длинные.
Общий вывод таков, что презентационную речь можно определить как синкретический жанр, т. е. жанр, вобравший в себя многое от
других жанров.
Н.М. Разинкина утверждает, что понятие языковой и содержательной целостности жанра и возможность возведения жанровых признаков в ранг функционально-стилевых принадлежат в области функциональной стилистики к числу наименее разработанных.
Поэтому возможно, что четкого однозначного определения презентации в русском языке никогда не будет дано.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Powell M. Presenting in English. Language Teaching Publications. Boston:
Thomson, 2002.
Эко У. Как написать дипломную работу. М.: Книжный дом: Университет, 2003.
Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник / под
ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова и др. М.: Изд-во «Флинта»;
«Наука», 2003. С. 175–176, 549–550, 730–731.
Разинкина Н.М. Функциональная стилистика. М.: Высш. школа, 2004.
Гальперин И.Р. Стилистика английского языка. М.: Высш. школа, 1981.
Розенталь Д.Э. Говорите и пишите по-русски правильно. М.: Айриспресс, 2007.
Колшанский Г.В. Соотношение объективных и субъективных факторов
в языке. М.: Наука, 1975.
Виноградов В.В. Русская речь, ее изучение и вопросы речевой культуры // Проблемы русской стилистики. М.: Высш. школа, 1981.
Модестов С.Ю. Доклад о докладе // Экспертные системы Триз-шанс.
[Электронный
ресурс].
Режим
доступа:
http://www.trizchance.ru/lecture_check_list.html, свободный.
71
10.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.open.ac.uk/studystrategies/english/pages/asess_1.asp, свободный.
О.А. Казакова
Томский политехнический университет
МОДУЛЬ «УСТНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ» В РАМКАХ
ДИСЦИПЛИНЫ «ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ
ПРОЕКТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»
Выступления могут и должны
развивать характер.
Поль Сопер
Учебная дисциплина «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» входит в учебный план специальности «Перевод и
переводоведение» и реализуется преподавателями кафедры русского
языка и литературы для студентов-лингвистов с 2007 г. В январе
2006 г. коллективом кафедры был разработан и апробирован в рамках
зимней школы Элитного технического образования Томского политехнического университета инновационный модуль по родному языку
«Лингвистическое сопровождение проектной деятельности». Целью
работы со студентами ЭТО было обучение техникам лингвистического
сопровождения проектирования, презентации, самопрезентации в формате игровых рекламных проектов. Учебный день студентов в зимней
школе состоял из информационного блока и практической работы в
командах. Став частью учебного процесса, курс «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» претерпел необходимые организационные изменения (занятия проходят в течение одного семестра
один раз в две недели в каждой отдельной группе учебного потока, по
окончании обучения студенты сдают зачет и т. п.), однако сохранились
основные принципы курса:
1)
дисциплина разделена на тематические блоки (модули), каждый
из которых является достаточно самостоятельным, может реализоваться на любом этапе работы по курсу;
2)
каждый модуль закреплен за отдельным преподавателем кафедры, что побуждает студентов всякий раз настраиваться на работу
с новым педагогом, дает им возможность видеть и реализовать
разные коммуникативные тактики и стратегии;
72
3)
работа в модулях основана на применении инновационных образовательных технологий.
Тематический план дисциплины «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» отражает все необходимые этапы работы над презентацией проекта: текст проекта (работа с письменным
текстом, умение понимать чужой и продуцировать собственный письменный текст), устное выступление (текст и процесс устного выступления), рекламная составляющая текста презентации (использование
элементов рекламы в презентации проекта, языковые приемы рекламы), создание электронной презентации (правила электронной презентации и типичные ошибки), вопросы и ответы (умение задавать вопросы разных типов и давать ответы на них).
Важной составляющей курса является модуль «Устное выступление». Наше время характеризуется новым всплеском общественного
интереса к ораторскому искусству. На полках книжных магазинов
можно увидеть разнообразные учебники по риторике, культуре речи.
Дисциплины «Ораторское искусство», «Риторика» включены в учебные планы многих образовательных программ. И это закономерно,
ведь знание основ ораторского искусства необходимо каждому, кто,
так или иначе, участвует в общественной жизни.
Ораторское искусство предполагает умение строить и публично
произносить речь с целью оказания желаемого воздействия на аудиторию. Чтобы быть хорошим оратором, выступающий должен:
уметь устанавливать и поддерживать контакт с аудиторией, доходчиво и убедительно излагать материал, опираясь на логическую и эмоциональную стороны речи;
владеть навыками подготовки текста выступления, навыками
самообладания перед аудиторией, ориентации во времени;
быть эрудированной и высоконравственной личностью.
На развитие у студентов всех этих качеств направлена работа в
модуле «Устное выступление» (2 аудиторных часа). Целью модуля
является совершенствование навыков устной монологической речи,
которые у студентов 4 курса лингвистической специальности уже
должны быть сформированы в рамках языковых, коммуникативноречевых дисциплин на родном и иностранном языках.
Модуль состоит из информационного блока (особенности устного выступления; структура выступления; логические аргументы, психологические доводы, языковые средства выразительности в убеж73
дающей речи) и практикума (тренинг аргументации, тренинг проектов).
Занятие начинается с контактоустанавливающего задания: студентам предлагается прочитать вслух полученные ими в результате
жеребьевки скороговорки (На мели мы налима лениво ловили, Меняли
налима вы мне на линя. О любви не меня ли вы мило молили, И в туманы лимана манили меня?; Была у Фрола, Фролу на Лавра наврала, Пойду к Лавру, Лавру на Фрола навру; То ли Боря приобрел для Толи рулон
толя, То ли Толя приобрел для Бори рулон толя и т. п.). Данное задание
позволяет с первых минут занятия создать в аудитории доброжелательную атмосферу, а также служит подготовкой первого вопроса информационного блока – «Особенности устного выступления».
Далее студентам выдается памятка с рекомендациями по построению вступления, основной части и заключения устного выступления. Особое внимание здесь уделяется способам эффективного начала выступления: риторический вопрос, обращение к аудитории, оригинальная цитата, интригующее описание, необычный факт и т. п. Говоря
о заключительной части выступления, необходимо отметить, что заключение должно способствовать запоминанию основных положений,
выдвинутых в выступлении, а также усилению благожелательного отношения аудитории к оратору и его речи.
Следующий этап занятия, завершающий информационный блок,
направлен на выявление средств усиления убедительности устной речи. Студентам предлагается для анализа фрагмент устного выступления. В текущем учебном году был предложен следующий фрагмент
речи В.В. Путина на заседании Государственной Думы: Могла ли Россия остаться в стороне от кризиса или полностью избежать его негативных последствий? Конечно, нет. Это просто невозможно. Это
иллюзия. Проблемы возникли не у нас и не по нашей вине. Это очевидно, с этим никто не спорит, но затронули они практически всех, в
том числе и Россию <…> Где-то наши дела идут лучше, где-то хуже,
но в целом ситуация в российской экономике принципиально не отличается от мировых тенденций. Вместе с тем кризис обострил и наши
известные проблемы: зависимость от внешней конъюнктуры, слабую
диверсификацию, дефицит так называемых длинных денег. Мы были
вынуждены парировать сразу два удара <…> Однако представьте
себе, что могло бы произойти, если бы Россия вошла в период экономических неурядиц такой, какой она была еще несколько лет назад, –
обремененной огромным внешним долгом, с тромбами неплатежей,
74
систематическими и массовыми задержками выплат заработных
плат, пенсий, пособий, веерным отключением электроэнергии! Да, и
сегодня качеству наших рыночных и социальных институтов можно и
нужно предъявлять справедливые претензии. Но что, несомненно,
показал кризис – это то, что они, эти институты, все-таки работают, проявляют устойчивость и способность противостоять разрушительным тенденциям.
Анализируя текст, студенты выявляют используемые в нем логические аргументы (ссылки, факты, статистика, цитаты и т. п.), психологические доводы (довод к личности, довод к гордости, довод к
разуму и т. п.) и языковые средства выразительности (метафора, гипербола, градация, ряды однородных членов предложения, парцелляция, синтаксический параллелизм, повторы и т. д.).
Вторая половина занятия – практикум – включает два тренинга,
которые позволяют студентам использовать на практике знания, актуализированные в рамках информационного блока. Тренинги также преследуют цель раскрытия творческого потенциала студентов. Выполняя
задания, студенты проявляют креативное мышление, артистизм, умение работать в команде.
Первое задание – тренинг аргументации. Студентам предлагается сформулировать тезис и аргументы в его защиту на материале следующих предметов: лук в еде, банный веник, ласты, самовар, костюм
клоуна, спорт в жизни, жевательная резинка, мед, лекарства, большой
оранжевый зонт (работа индивидуальная). В большинстве случаев студенты хорошо справляются с данным заданием, формулируя интересные тезисы и логично их аргументируя. Так, в текущем учебном году,
например, были предложены следующие тезисы и аргументы: лук необходимо добавлять в сладкие блюда (в качестве аргументов приводились результаты эксперимента института лукологии), жевательная резинка – лучший клей (экологически чистый продукт, не только хорошо
приклеивается, но и хорошо отклеивается), костюм клоуна должен
быть введен в качестве обязательной формы для студентов (что удобно, практично и создает хорошее настроение).
Преподавателем проводится анализ результатов работы студентов, определяется степень логичности и доказательности аргументов,
комментируется формулировка тезиса, даются необходимые рекомендации каждому студенту.
Второе задание – тренинг проектов. Студенты получают возможность, работая в командах, попробовать придумать и представить
75
небольшие социальные проекты. Команды формируются преподавателем на основе выявления личностных особенностей студентов, проявленных ими в процессе выполнения первого практического задания
(при условии согласия студентов объединяться в предложенные группы).
Материал проектов, в соответствии с тональностью всего занятия, игровой. Студенты получают детский журнал с информацией о
различных животных (на выбор): крот, енот, барсук, бурундук, слон,
мартышка и т. п. Задания:
1)
придумать актуальную проблему, которая связана с данным животным или решению которой данное животное может помочь;
2)
продумать проект, позволяющий решить данную проблему;
3)
составить текст устного выступления;
4)
представить свой проект.
Выполнение данного задания позволяет студентам активизировать творческое мышление, востребованную в наше время креативность, способность быстро принимать нестандартные решения. Можно
назвать некоторые интересные проекты, предложенные студентами:
проект слонопарка в Томске, проекты по усилению эффективности
сельскохозяйственных работ (использование кротов вместо плуга, слонов – в качестве тягловой силы), проекты по введению новых видов
домашних животных (енотов, бурундуков), проект «Мартышкин
труд» – о подготовке мартышек к работе воспитателями и учителями.
Выступления оцениваются и обсуждаются как преподавателем,
так и студентами. При оценке представления проектов обращается
внимание на соблюдение правил публичного выступления, а также на
соответствие требованиям к проекту: актуальность проблемы, логичность путей ее решения, продуманность ресурсов, необходимых для
реализации проекта, и т. п.
Занятие заканчивается подведением общих итогов работы. Еще
раз акцентируется внимание на важности умений устного выступления
для любого человека, участвующего в общественной жизни.
В заключение следует отметить, что умения, развиваемые в рамках модуля «Устное выступление» и в рамках курса «Лингвистическое
сопровождение проектной деятельности» в целом, особенно востребованы в работе инженеров, чья деятельность постоянно связана с различными проектами, начиная уже с курсовых проектов в университете.
Курс апробирован преподавателями кафедры русского языка и литературы и готов, в расширенном и углубленном варианте, к включению в
76
образовательные программы подготовки бакалавров, специалистов и
магистров технического профиля.
Т.Л. Владимирова
Томский политехнический университет
МОДУЛЬ «СОЗДАНИЕ ЭЛЕКТРОННОЙ ПРЕЗЕНТАЦИИ»
В СТРУКТУРЕ ДИСЦИПЛИНЫ «ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ
СОПРОВОЖДЕНИЕ ПРОЕКТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»
В настоящее время всё более активно обсуждается идея о необходимости ввести проектно-ориентированное обучение в систему
высшего образования. Проектная деятельность студентов становится
сегодня одной из составляющих учебного процесса. С 2007 г. кафедра
русского языка и литературы обеспечивает преподавание дисциплины
«Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» для студентов 4 курса Института международного образования и языковой
коммуникации, обучающихся по специальности «Перевод и переводоведение».
В рамках инновационной дисциплины «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» преподавателями кафедры были
разработаны
следующие
модули:
«Текст
презентации»
(Е.М. Филиппова), «Устное выступление» (О.А. Казакова), «Рекламная
составляющая текста презентации» (Л.М. Райская), «Создание электронной презентации» (Т.Л. Владимирова), «Вопросы и ответы»
(В.В. Максимов). По данным модулям проводятся практические занятия с применением современных педагогических технологий: проектная деятельность с использованием игровых и коммуникативнолингвистических методов и приемов обучения. Принципиальная новизна преподавания данной дисциплины заключается в том, что на каждое занятие к студентам приходит новый преподаватель. Таким образом, в каждой группе занятия будет проводить не один, а пять преподавателей. В конце данного курса студенты должны продемонстрировать умение оформлять результаты поисковой (проектной) деятельности в виде письменного текста, представлять результаты поисковой
(проектной) деятельности в форме подготовленного устного выступления, создавать текст электронной презентации, использовать в тексте
презентации рекламные составляющие, защищать проект в свободной
дискуссии.
77
Современные условия предъявляют новые требования к подготовке квалифицированных специалистов. Специалист должен владеть
наукой деловых отношений; уметь устанавливать и поддерживать цивилизованные отношения с людьми; преодолевать противоречия, разрешать конфликты; брать на себя в случае необходимости роль посредника; уметь обращать свою деятельность во благо других людей, а
также своей работы, своего дела. Совершенно очевидно, что эти требования диктуют необходимость включить в учебный процесс обучение
навыкам презентации. Создание электронной презентации является
одним из главных элементов проектной деятельности.
Умение представлять информацию – важная часть современной
культуры, поэтому презентации с использованием программы Microsoft Office PowerPoint давно стали стандартом в различных аспектах
жизни. Если мы посмотрим в Толковый словарь, то увидим, что презентация (от латинского praesento – передаю, вручаю и английского
present – представлять) – это публичное представление чего-либо нового, недавно появившегося, созданного (книги, журнала, организации
и т. п.). В литературе мы можем встретить и другие определения презентации, например:
1)
передача, представление аудитории новых для нее идей, планов,
разработок;
2)
представление обществу или узкому кругу специалистов недавно созданных материальных или иных вещей с определенными
целями;
3)
демонстрационные материалы для почти любого публичного
выступления (рекламная акция, доклад на конференции, лекция
в вузе и т. д.);
4)
выступление перед аудиторией.
В данной статье будут описаны структура и содержание занятия
«Создание электронной презентации» в рамках инновационной дисциплины «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности».
Как правило, студенты уже знакомы с программой Microsoft Office PowerPoint и с ее возможностями: с первого курса они создают
электронные презентации для защиты рефератов, курсовых работ, выступают с докладами на конференциях. Поэтому цель данного занятия – совершенствование навыков создания электронной презентации.
Структура занятия «Создание электронной презентации»: контактоустанавливающая беседа, просмотр и анализ презентации, информационный блок, практикум, подведение итогов.
78
После контактоустанавливающей беседы студентам предлагается посмотреть презентацию и проанализировать ее. Для анализа используется презентация курсовой работы «Система управления организацией» по дисциплине «Современный менеджмент», которая является «идеальной» с точки зрения того, как не надо делать презентацию
(фамилия и имя студента, выполнившего работу, по этическим соображениям не называются).
После просмотра презентации студенты переходят к ее анализу.
Как правило, в качестве положительных моментов отмечаются такие,
как структура презентации и единство цветовой схемы. После перечисления недостатков презентации студенты приходят к следующему
выводу: автор продемонстрировал практически все возможности программы PowerPoint, используя различные эффекты анимации. Разное
цветовое оформление текста на слайдах, изобилие эффектов анимации
не только отвлекает от содержания презентации, но и раздражает аудиторию. Не остаются без внимания и досадные ошибки, допущенные
автором презентации.
Информационный блок занятия представляет собой описание
этапов создания эффективной презентации. На сегодняшний день в
сети Интернет представлено большое количество разнообразной информации, касающейся создания электронной презентации. При подготовке к занятию был использован ряд источников на английском и русском языках (см. список литературы).
Для подготовки успешной презентации необходимо выполнить
четыре этапа: планирование, подготовка, практика, презентация.
Первый этап – планирование, который включает в себя изучение
аудитории и определение цели презентации. На этом этапе необходимо
задать себе два вопроса: для кого и для чего я делаю презентацию. Анализ аудитории включает ответы на следующие вопросы: сколько будет
слушателей, что они знают о предмете и что они ожидают от презентации. Ответы на эти вопросы помогут в подготовке материала, а также в
определении форм и способов презентации. Докладчик должен составить презентацию так, чтобы она соответствовала уровню подготовки
и характеру аудитории. После того как проведен анализ аудитории,
необходимо сформулировать главную цель презентации одним предложением и помнить о ней как во время подготовки материала, так и во
время самой презентации.
Второй этап – подготовка. Этот этап является самым трудоемким, здесь требуется выполнение ряда работ: сбор информации, разра79
ботка содержания, подбор эффективных визуальных средств, уточнение продолжительности выступления, составление плана презентации.
Сначала необходимо собрать информацию по теме презентации,
т. е. определить круг вопросов, которые вы собираетесь отразить, а
затем проанализировать собранную информацию с точки зрения актуальности, логичности и сбалансированности. Необходимо помнить, что
не следует перегружать слушателей информацией. При создании презентации не стоит забывать, что аудитория нуждается только в той информации, которой будет достаточно для принятия решения. Презентация должна быть краткой.
После сбора информации следует приступить к разработке содержания. Одной из самых типичных ошибок, которую допускают в
процессе создания презентации, является слишком большой объем информации на слайде. Такая ошибка обычно встречается, когда вместо
коротких мыслей используются формальные слова и фразы. Цель каждого слайда состоит не в том, чтобы быть «вордовским» (Word) документом, а в том, чтобы только представить основные моменты, о которых вы будете говорить по ходу презентации. Излишний объем информации приводит к тому, что аудитория может потерять интерес к
презентации. Будьте краткими и старайтесь на каждом слайде отражать
только самые основные моменты. Используйте слова, которые точно
отражают ваши идеи. Если необходимо использование специальных
терминов и слов, которые часть аудитории может не понять, то постарайтесь дать краткую характеристику каждому из них, когда употребляете их в своем выступлении впервые. В процессе презентации можно
применять раздаточный материал, чтобы аудитория пользовалась им
во время вашего выступления.
После того как собрана информация и разработано содержание,
следует начать подбор эффективных визуальных средств. Не стоит
перенасыщать презентацию различными эффектами анимации, чтобы
они не отвлекали от содержания выступления. Существуют определенные требования, которые помогут оформить слайд:
заголовок для каждого слайда (наличие заголовков показывает
ваше умение структурировать информацию);
параллелизм грамматических форм и частей речи (при оформлении списков или перечислений следует придерживаться этого
требования, т. е. использовать инфинитивные конструкции или
отглагольные существительные);
80
-
контрастность в цветовом решении (светлые буквы на темном
фоне или наоборот);
единство цветовой схемы всей презентации;
размер шрифтов: заголовок – 32–48, текст – 24–28 (не менее 18);
шрифты – Tahoma, Arial, Courier, Times New Roman;
нумерация слайдов (нумерация нужна, чтобы докладчик смог
быстро найти слайд, если возникнет такая необходимость).
После подбора визуальных средств необходимо уточнить продолжительность выступления. Это позволит быть уверенным в том, что
вы уложитесь в отведенное для выступления время. Рекомендуемая
размерность слайда позволит определить время презентации:
одна идея = один слайд (именно поэтому необходимы заголовки
для каждого слайда);
одна мысль-высказывание = одна строка;
5–6 строк = один слайд (на слайде следует размещать не более 10
строк);
5–6 слов = одна строка;
один слайд = одна минута (однако наш опыт показывает, что за
одну минуту можно использовать от одного до трех слайдов).
Следуя данным рекомендациям, попытаемся рассчитать примерное количество слайдов для пятиминутного выступления (помните,
что необходимо отвести время для ответов на вопросы). На первом
слайде будут размещены название презентации, фамилия и имя докладчика, на последнем – благодарность слушателям. Итак, оптимальное количество слайдов для пятиминутной презентации – 12–15 (не
больше 17).
Последнее, что необходимо выполнить на этапе подготовки –
составить план презентации, т. е. подготовить устное выступление.
Презентацию, как и устное выступление, рекомендуется строить по
следующей схеме: обозначить проблему, рассказать об исследовании и
его результатах, сделать выводы. Одна из главных задач в коммуникации – завладеть вниманием, поэтому следует подумать, как вы начнете
и завершите презентацию.
Третий этап – практика. На этом этапе рекомендуется просмотр
презентации и репетиция выступления. При просмотре слайдов обратите внимание на то, как воспринимается презентация: понятны ли
графики, рисунки, иллюстрации, которые вы используете; все ли термины и выражения ясны; не перегружены ли слайды текстом. Особое
81
внимание уделите проверке ошибок: орфографических, пунктуационных, стилистических.
Отрепетируйте презентацию вслух, в реальном темпе и именно
так, как вы будете выступать (стоя или сидя, используя проектор, доску, раздаточный материал и т. п.). Научитесь укладываться в отведенное для выступления время. Во время репетиции обратите внимание не
только на свою речь, но и на жесты: возможно, вы слишком скованны
или, наоборот, излишне жестикулируете. Помните, что во время презентации не стоит перечитывать текст со слайдов, вы должны свободно
рассказывать, комментировать.
Четвертый этап – собственно презентация. На этом этапе необходимо привлечение и удержание внимания аудитории и абсолютное
владение своей темой.
Привлечение и удержание внимания аудитории – одна из самых
основных задач выступающего с презентацией. Выделяют две группы
методов привлечения внимания:
1)
невербальные (зрительный контакт со слушателями, использование наглядных пособий и иллюстраций, передвижения или какие-либо другие действия лектора);
2)
вербальные (опрос аудитории, юмор, сложные задачи или головоломки, цитирование, эффектные фразы, упоминание о текущих событиях).
Зрительный контакт со слушателями является фактором, многократно усиливающим воздействие на аудиторию. Докладчик, который
не смотрит на аудиторию, представляется отрешенным и не вызывающим доверия. Глядя в глаза каждому слушателю, обращаясь лично к
каждому, выступающий вовлекает всю аудиторию в совместную работу. Каждое слово, которое произносится, должно быть адресовано одному из слушателей. В процессе выступления необходимо каждому из
слушателей что-то сказать, т. е. обратиться ко всем без исключения.
Постоянный зрительный контакт позволяет докладчику держать под
контролем настроение слушателей, видеть появление недопонимания,
несогласия, раздражения и т. п. Если вы не смотрите на слушателей, то
упускаете возможность получать обратную связь в форме невербального поведения аудитории.
Абсолютное владение своей темой подразумевает готовность
отвечать на вопросы. Докладчик, готовясь к выступлению, должен
предвидеть большинство вопросов, которые могут возникнуть у аудитории. Поэтому рекомендуется заранее подготовить ответы. Приведем
82
несколько рекомендаций, как выслушивать вопросы и отвечать на них.
Лучше смотреть на человека, который задает вопрос. По его поведению можно понять, насколько важен вопрос для самого человека и что
он чувствует. Слушая вопрос, следите за своими руками, чтобы не испортить положительное впечатление, которое вы произвели во время
презентации. Рекомендуется опустить руки, расслабиться и сконцентрироваться на внимательном выслушивании вопроса. Отвечая на вопросы, важно сохранить свою манеру поведения. Изменение поведения
может привести к тому, что аудитория заподозрит вашу неуверенность
или некомпетентность. Ответив на все вопросы, не забудьте поблагодарить аудиторию.
После информационного блока студенты переходят к практикуму. Студентам для анализа предоставляются презентации с конкурса
по профессиональной коммуникации на русском языке, проводимого
кафедрой среди студентов ТПУ. Студенты отмечают ошибки, которые
являются типичными для тех, кто только начинает создавать презентации: неправильно сформулированная цель, несоответствие заголовка и
текста на слайде, перегрузка слайда текстом и др.
Подводя итог занятию, студенты приходят к выводу, что выполнение четырех этапов создания презентации позволяет сделать ее эффективной и успешной.
В заключение приведем некоторые советы Д. Лазарева, бизнестренера, специализирующегося на развитии навыков презентации
[4. С. 117–118].
1.
Не тяните до последней минуты. Готовьтесь заранее. В зависимости от продолжительности презентации вам понадобится завершенный сценарий за 1–2 недели до выступления, чтобы вы
успели прорепетировать. Пометьте это время в своем календаре
как «встречи с самим собой».
2.
Сделайте несколько «прогонов» вслух. Прежде чем репетировать, убедитесь, что хорошо знаете содержательную часть
(«слова своей роли»). Сядьте и просмотрите материалы к презентации. Прочтите вслух. Затем встаньте и озвучьте вашу презентацию. Проговорите текст так, как вы будете говорить во
время презентации.
3.
Не учите наизусть. Если вы пытаетесь запомнить ваш материал
слово в слово, велика опасность забыть, что собственно вы хотите сказать. Говорите своими словами. Не будьте рабом написанного.
83
4.
5.
6.
7.
Используйте мыслительные карты и сценарии. Один из критериев достаточной подготовки – вам требуется только мельком
взглянуть на заметки.
Засеките продолжительность выступления. На этапе подготовки
вы можете решить, что нужно вырезать или развернуть. Не выходите за рамки запланированного времени.
Составьте список возможных «трудных» вопросов. Разработайте
свою позицию по каждому из основных вопросов, особенно негативных. Соберите доказательства. Сделайте всё это заранее, до
того как наступит час «икс» – время отвечать на вопросы.
Используйте видеокамеру. Когда необходимо проанализировать
речь, можно или закрыть глаза, или отключить видеоизображение. И наоборот: когда нам нужно проанализировать жесты –
отключаем звук. Чтобы выявить шаблонные, стереотипные движения, мы смотрим презентацию в ускоренном режиме воспроизведения. Лучше всего записывать на видео рабочие презентации и затем анализировать их.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Бродецкий А. Сценические приемы в презентации. Как оставить след в
сознании // Лидеры образования. 2005. № 4. С. 105–109.
Земляков И.Ю. Как подготовить презентацию для доклада [Электронный
документ].
Режим
доступа:
http://www.itdrom.com/files/docs/metod_union/presentation/Zemlyakov.html,
свободный.
Кукушкин М. Компетенции бизнес-тренера [Электронный документ].
Режим доступа: www.job-today.ru или URL: www.tboutique.ru, свободный.
Лазарев Д. Презентация: Лучше один раз увидеть! М.: Альпина Бизнес
Букс, 2009.
Образцов Э. 10 условий создания успешной презентации. [Электронный
документ].
Режим
доступа:
http://pedsovet.org/mtree/task,report/link_id,1455/Itemid,0/, свободный.
Чаун К. Технологии для подготовки успешных презентаций. [Электронный
документ].
Режим
доступа:
http://www.uralprojectors.ru/articles/present/choun/p00.shtml, свободный.
Comfort J. Effective presentation. Oxford University Press, 1995.
How to Give a Good Presentation [Electronic resource]. Mode acess:
http://www.mlanet.org/publications/tool_kit/presentation.html.
Presenters
Online
[Electronic
resource].
Mode
acess:
http://www.presentersonline.com/training.
84
Л.М. Райская
Томский политехнический университет
РЕКЛАМНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ В ТЕКСТЕ ПРЕЗЕНТАЦИИ
ПРОЕКТА
Преподавание инновационного авторского курса «Лингвистическое сопровождение проектной деятельности» (ЛСПД) студентам 4
курса ИМОЯК ТПУ, обучающимся по специальности «Перевод и переводоведение», направлено на формирование у студентов этой лингвоинтенсивной специальности специфических коммуникативноречевых умений.
По зрелому размышлению коллектив разработчиков пришёл к
выводу о необходимости включения в структуру курса модуля «Рекламная составляющая в тексте презентации проекта». Причины такого
решения очевидны: прежде всего, это необходимость представления и
защиты проекта в условиях более или менее жёсткой конкуренции авторов и проектов; сложившаяся практика предполагает объявление
конкурса с одновременным рассмотрением в установленные сроки всех
проектов, разработанных и выдвинутых на соискание финансирования
и другого рода помощи в реализации авторской идеи. Это ставит перед
авторами актуальную задачу целесообразного и ситуативно уместного
рекламирования собственного проекта уже на этапе составления текста
презентации. Во-вторых, не менее актуальной в процессе представления проекта является также вербальная и паравербальная самопрезентация автора (авторского коллектива): именно впечатление, которое
производит разработчик во время презентации проекта, часто является
определяющим для членов комиссии при подведении итогов конкурса.
Самопрезентация тем самым может быть интерпретирована как самореклама, но без отрицательных коннотаций, присущих этому понятию:
это позиционирование себя, выстраивание собственного имиджа перспективного, энергичного и коммуникабельного профессионала, чья
способность реализовать представленный проект не вызывает сомнений.
Таким образом, при разработке модуля «Рекламная составляющая в тексте презентации проекта» необходимо удерживать оба компонента рекламной «начинки» текста презентации проекта: рекламирование собственно проекта и самопрезентация.
85
Основы умения позитивной самопрезентации закладыватся у
студентов этой специальности в ходе изучения дисциплины «Основы
эффективного речевого общения» (3 курс, 5 семестр). При этом основное внимание уделяется ряду установок.
1. Как утверждают специалисты, в настоящее время борьба на
рынке ведется не столько между фирмами или организациями, сколько
между их имиджами. При общении с представителями фирмы, знакомстве с ее товарами, услугами в восприятии партнеров, хотим мы этого
или не хотим, складывается определенный образ, то есть вербальный
имидж – мнение, сложившееся о вас на основании информации прямой
или косвенной; осознанной или неосознанной; вербальной или паравербальной.
2. Вербальный имидж формируется только через речь (устную
или письменную).
3. Выделяются следующие техники формирования вербального
имиджа при выступлении, презентации (кстати, некоторые из этих техник применимы и в других ситуациях монологического или диалогического общения): позитивнее с людьми разговаривать, а не назидать;
необходимо учитывать личные интересы собеседников и говорить об
этом; широко использовать в речи уместные обращения к партнёрам,
чаще называть их по имени; тренировать технику речи и, в частности,
дикцию; повышать культуру и экстравертивность собственного речевого поведения.
Обучение этим техникам осуществляется преимущественно методом моделирования проблемных ситуаций речевого общения и разрешения коммуникативных проблем в игровой форме. Хороший результат наблюдается при использовании специальных упражнений на
моделирование интонации, на артикуляцию.
Что касается создания рекламной составляющей в тексте презентации проекта, то это специфическое умение следует формировать
на занятиях в курсе ЛСПД в несколько этапов:
стимулировать представление о тексте презентации проекта как
о рекламном тексте и его специфике;
рассмотреть структуру рекламного текста в сопоставлении со
структурой текста презентации проекта;
выявить эффективные приёмы создания отдельных компонентов
рекламного текста;
выполнить ряд упражнений на генерацию рекламных компонентов;
86
-
решить копирайтерскую задачу: составить собственный текст,
направленный на убеждение и побуждение представителей определённой целевой группы.
Следовательно, информационный блок целесообразно начать с
обсуждения рекламного текста как носителя специфической рекламной
информации – новой для потребителя креолизованной (передаваемой
синтезом словесного и аудиовидеорядов) и креативной, то есть обладающей психологическим наполнением и воздействующим потенциалом [4]. Формулы воздействия креолизованного рекламного текста на
целевую группу выводятся разными авторами в соответствии со спецификой понимания ими задач и особенностей рекламного воздействия
[7], однако базовой, классической формулой остаётся так называемая
AIDA – аббревиатура от англ. «Attention → Interest → Desire → Action»
(соответственно «Внимание →Интерес→ Желание → Действие»). В
этом аспекте усматривается прямая корреляция требований текста рекламного с требованиями к тексту презентации: креолизованность,
креативность, направленность на воздействие не только убеждающее,
но и побуждающее к реальному действию (в данном случае – к выбору
представляемого проекта из ряда конкурирующих).
Вербальный ряд рекламного текста имеет структуру:
рекламное имя, соответствующее названию проекта, но не совпадающее с темой проекта;
слоган, или, в терминологии презентации проекта, - девиз;
собственно рекламный текст.
Рекламное имя (РИ) в виде названия проекта создаёт первое
впечатление о нём, что чрезвычайно важно, поскольку никогда не будет второго шанса создать первое впечатление. Как и в случае с рекламным именем, нужно помнить, что название может быть дорогим и
дешёвым. «Дорогое» имя – плохо запоминающееся (Алендвик, Полхом), «дешёвое» имя производит яркое впечатление, привлекает к презентации внимание и вызывает интерес.
Дешёвое РИ должно отвечать требованиям:
удобопроизносимость (не Зарубежспецреставрация);
наличие нужных выступающему смысловых ассоциаций (строительство – Мастерстрой, салон красоты – Молодильное яблоко,
но не Ярославна – сантехника) [4];
отсутствие ложных ожиданий (Фармэкс – продажа офисной мебели);
87
-
учёт образовательного уровня и культурных ассоциаций аудитории (не Русский эгрегор для хлебного магазина, а Русское поле);
имя должно быть охраноспособно, то есть быть непохожим на
все остальные (Мясо, Мебель) и не быть описательным (Канцелярские товары);
имя не должно вызывать негативных ассоциаций.
На основе раздаточных материалов студенты анализируют эффективные содержательные и формальные приёмы создания РИ, например:
1)
использование сленга и словаря потребителя – Шевелись (молодёжная одежда), ENTER –магазин компьютеров;
2)
устаревшие слова – марка пива и ТВ-компании Рифей (древнее
название Урала), продукты питания Криница (древнерусское
родничок, источник);
3)
метонимия – перенос названия по смежности: препарат от комаров Тайга, Шпион – марка маленьких фотоаппаратов;
4)
символы, в том числе сказочные персонажи: хладокомбинат Морозко, авто Ягуар;
5)
юмор, основанный на каламбуре: посудный магазин Федорино
счастье, уборочная техника Твойдодыр;
6)
метафора: кондиционеры Гольфстрим, отбеливатели Лебедь,
Лилия;
7)
географические названия местностей и стран – лидеров данного
производства: магазин хрусталя Богемия, универмаг Париж;
8)
сюжет – использование некоего процесса или интриги: духи
Быть может и Агент-провокатор, творожок Растишка.
9)
заимствование – иностранное слово с переводом или без: рыботорговая компания Фишер, компьютерная Интант.
Упражнения на нейминг объекта рекламы позволяет студентам
потренироваться в использовании эффектных приёмов (или сочетании
приёмов) для сочинения нескольких вариантов РИ для заданного объекта.
Слоган (девиз) рекламного послания обладает собственной значимостью как фраза, в сжатом виде излагающая основное содержание
рекламного послания в креативной форме. Предельно «слоганизированное» сознание современной молодёжи практически не требует длительных экскурсов в теорию слогана, поскольку принципы и приёмы
нейминга уже создают представление о возможных подходах к состав88
лению девиза. Достаточно упомянуть о таких приёмах, как: а/результат
и его усиление, б/перефразирование, в/парадокс, г/ «ловушка» [2] – и
студенты легко находят в раздаточных материалах примеры удачных и
неудачных слоганов, исправляют и предлагают новые варианты с использованием уже другой рекламной идеи. Упражнение на составление
слогана для выходного дня позволяет потренироваться в создании девизов нематериальных, некоммерческих объектов, к которым относится и «предмет изобретения» разрабатываемого проекта.
Таким образом студенты приходят к осознанию возможностей
эффектного и эффективного представления своих разработок уже в
названии и девизе проекта. Собственно рекламный текст предоставляет
ещё ряд возможностей для этого: он структурирован таким образом,
что основная рекламная идея (для товаров и услуг имеющая название
УТП – уникальное торговое предложение), может быть проведена через все структурные компоненты текста: а/ фраза-зачин, б/основной
рекламный текст, в/эхо-фраза.
Зачин – короткая рекламная фраза, открывающая рекламный
текст, его функция – возбудить любопытство, заинтриговать читателя
и слушателя. В тексте презентации соотносится с вступлением. Требования к зачину – незаконченность мысли и использование одного из
креативных приёмов создания, например, зачин-вопрос (Где продаётся
хорошая обувь?); зачин-отрицание Чикагцы имеют репутацию чудаков. Неправда (про туризм в Чикаго); зачин-парадокс, или оксюморон
Новая жизнь старых вещей (ремонт бытовой техники); зачин-интрига
У нашей газеты нет постоянных читателей! (реклама газеты «Работа
сегодня»– прочёл и нашёл работу).
Эхо-фраза (ЭФ) – короткая рекламная фраза, завершающая
текст, его заключение. В третий, последний раз она резюмирует, фиксирует внимание аудитории на основном преимуществе проекта. Требования: краткость, логическая и композиционная связь с зачином,
энергичность и выразительность. В эмоциональном смысле ЭФ трудно
переоценить: конец разговора запоминается всегда, даже если начало и
середина забываются. И тогда эмоция, заложенная в ЭФ, становится
ключевой для текста [3, 6].
В основном рекламном тексте (ОРТ) содержится подробное,
конкретизированное изложение рекламной идеи, мысли. Применительно к тексту презентации это изложение содержания проекта, его
новизны и преимуществ. Главное требование – убедительность, а орудие убеждения одно – аргумент; следовательно, демонстрация новизны
89
и преимуществ проекта должна быть аргументативной. Выполнение
упражнений на использование аргументов сильных и слабых, рациональных и эмоциональных, «от авторитета» и «от собственного опыта»
позволяет студентам оценить возможности репрезентативного аргументирования.
В заключение работы над модулем «Рекламная составляющая в
тексте презентации» студенты выполняют учебное, собственно копирайтерское, задание на составление текста в формате 30-секундного
радиоролика, раскрывающего социальный проект под девизом «Не
откладывай отцовство на 10 лет!» [1]. В задании содержатся все необходимые исходные данные: актуальность демографической проблемы, общая информация, цель проекта, целевая группа, возможные аргументы и стереотипы, обязательные требования к форме, содержанию
текста и даже к интонации. Режим выполнения – аудиторная СРС, индивидуальная или в составе малой группы (2–3 человека). Таким образом при наличии всех вводных студенты составляют часто абсолютно
оригинальные, остро воздействующие тексты. Эта работа требует преодоления психологического барьера, умения собраться и в сжатые сроки сочинить текст с соблюдением вполне определённых и жёстких условий.
Однако после представления и обсуждения сценариев оказывается, что студенты приобретают ценный опыт насыщения текста презентации проекта такими речевыми приёмами воздействия на аудиторию, которые способны существенно повысить шансы разработчика на
победу проекта в конкурсах любого уровня.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Блинкина-Мельник М.М. Рекламный текст. Задачник для копирайтеров.
М: О.Г.И., 2003.
Викентъев И.Л. Приемы рекламы. Новосибирск: Цэрис, 1993.
Иванова К.А. Копирайтинг: секреты составления рекламных и PRтекстов. СПб.: ПИТЕР, 2007.
Имшинецкая И. Креатив в рекламе. М.: РИП-холдинг, 2003.
Морозова И. Слагая слоганы. М.: РИП-холдинг, 2001.
Назайкин А.Н. Практика рекламного текста. М.: Бератор-Пресс, 2003.
Ромат Е.В. Реклама. 5-е изд. СПб.: Питер, 2002.
90
И.В. Тубалова
Томский государственный университет
КОММУНИКАТИВНЫЕ МОДЕЛИ ОСОЗНАННОЙ ЦИТАЦИИ
В ДИАЛЕКТНОМ ДИСКУРСЕ
Современная лингвистика осмысляет текстопорождение как
процесс, при котором говорящий, опираясь на систему языковых моделей, конструирует собственный речевой поток с привлечением различного рода «готовых» речевых отрезков, использованных в соответствии как с «исконным» – приобретенным в процессе их предшествующего функционирования – содержанием, так и с тем смысловым компонентом, который был «прочитан» автором текста в момент включения в собственное речевое произведение.
Истоки обозначенного подхода были заложены в работах
М. Бахтина. В основе такого подхода лежит теоретическое положение
о паритетной значимости горизонтального и вертикального развертывания речевого потока.
Такой подход к анализу внутренней структуры текста позволяет
рассматривать его как полифоническую структуру – способ организации текстовой информации, при котором ее производство и восприятие в коммуникативном процессе осуществляется за счет обращения к
смысловому содержанию множества речевых фрагментов, созданных и
получивших определенную смысловую нагруженность до конкретноситуативной реализации текста. Речевой поток при таком подходе обладает свойством нелинейности.
Единицей данной структуры является полифоническое включение – речевой фрагмент, отягощенный некоторой «дотекстовой»
информацией, «унаследованной» из предшествующих текстов.
Природа текстопорождения такова, что говорящий максимально
растворяет границы полифонического включения. Но в ряде случаев
обращение к прототексту приобретает для говорящего осознанный характер, становясь способом реализации определенной речевой стратегии, используемой для достижения конкретной коммуникативной цели.
Именно случаи осознанного обращения автора к «чужому слову»
являются объектом исследования, представленного в данной статье.
Особо следует отметить, что в качестве материала привлекаются
речевые произведения диалектного дискурса (записи текстов Среднеобского говора из архива диалектологической лаборатории Томского
91
госуниверситета), полифоническая структура которого обладает спецификой, определяемой спецификой самого диалектного повествования, фиксируемой целым рядом исследователей (С.М. Белякова,
В.Е. Гольдин, Г.В. Калиткина, Р.Н. Порядина и др.).
Диалектный дискурс характеризуется не высокой степенью упорядоченности, а его текстовое осуществление находится в выраженной
зависимости от коммуникативных условий реализации; производимые
в его рамках полифонические включения направлены на реализацию
«частного знания» и обладают определенной субъективностью, находясь в большей, чем в других типах дискурсов, интерпретативной зависимости. Коммуникативные цели реализации «частного знания» обладают меньшей, чем в других типах дискурсов, степенью социокультурной регламентации, что определяет их особый синтетизм, комплексность реализации в рамках речевых стратегий.
Предметом исследования являются речевые стратегии, реализуемые в рамках коммуникативных моделей осознанного обращения к
«чужому голосу» в диалектном дискурсе.
Коммуникативная модель организуется по следующим основным параметрам: (1) коммуникативная цель осуществления речевого
действия – ведущий параметр модели, (2) речевая стратегия, избираемая автором речевого произведения для ее осуществления, (3) речевая
тактика реализации избранной стратегии.
Рассмотрим названные структурные элементы.
1. Коммуникативная цель включения. Данный параметр проявляет содержание когнитивно-дискурсивной целеустановки на использование «чужого голоса». Различные виды целеустановок в большинстве случаев взаимодействуют, но в каждом конкретном случае та
или иная из них становится ведущей. В самом общем виде можно выделить следующие цели рассматриваемых включений.
1) В рамках событийного пересказа цитирование может использоваться говорящим в целях передачи речевого события: Сына подучивает, Витьку. Вот денька четыре – и огурцы. «Витька, зачем
опупрышки рвешь?» Он ей пожалицца, она ему напоеть. Я лучше уж
молчать буду.
2) Осознанное полифоническое включение может быть введено
говорящим для достижения эффекта убедительности высказывания:
Ето стары люди говорили: будут провода как основа, лятать будут,
как птица железный нос. Мне это бабка говорила: «Дочка, будешь
92
лятать и Москву слухать, ухитряться». А так и идет. Был бы еще
Ленин год-два, еще лучше было бы.
3) Во многих случаях ведущим мотивом при обращении к иноречевой среде может стать потребность в личностной самопрезентации. При этом задача «говорить красиво» часто подчиняется общей
фатической направленности высказывания, провоцируя говорящего
привлекать коллективный культурный опыт, обращаясь к цитатному
фонду данной культуры (идиомы, фольклор, художественная литература и т. п.): Тяжело было. Работала всю жисть. Старинна пословица
говорит: «Прожил век за холщовый мех».
4) Целью реализации полифонической рефлексии может также
быть потребность в выражении различных аксиологических установок говорящего: Тады жураушки горели. Сало нальют в черепушки
и зажигают. Тады так жили, все коптили. У нас говорили: «Царь Николашка, по рублю была рубашка; как пришла совецка власть, некуды заплатку класть».
2. Речевая стратегия. Данный параметр показывает, каким образом говорящий стремится достигнуть указанной цели.
Термин «речевая стратегия» применительно к речевой составляющей стратегического планирования коммуникативного процесса
использует О.С. Иссерс, определяя его содержание как «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели»
[1. С. 54].
Рассмотрим, в рамках каких речевых стратегий реализуется
осознанное обращение к иноречевой среде в диалектном дискурсе. Обратим внимание на то, что анализ стратегических намерений говорящего, воплощаемых в речи, в силу сложности, многоаспектности его
когнитивных установок не предполагает возможности составления
четко дифференцированной картины выявленных речевых стратегий:
коммуникативные цели автора речевого произведения могут разрешаться путем организации сложного взаимодействия стратегических
решений. При этом одна из стратегий становится ведущей и определяет использование определенной речевой тактики – в данном случае
связанной с цитированием. Соответственно, рассмотрим цитатные речевые стратегии, приоритетные для реализации определенных коммуникативных целеустановок.
1) При событийном пересказе в целях передачи речевого события прошлого автор речевого произведения, демонстрируя стремление
ретранслировать это событие полно, достоверно и эмоционально, ис93
пользует стратегию театрализации повествования, которая может
быть рассмотрена как проявление культурно обусловленной категории
«театрализации жизни», получившей обширный анализ в гуманитарной сфере.
Исследователи диалектной речи отмечают такие ее свойства, как
неофициальный характер, ситуативность, выраженная диалогичность,
устремленность на собеседника, личностно-ориентированный характер, спонтанность и динамичность непосредственного общения, а также высокая экспрессивность. «Говорящий, – как пишет В.Е. Гольдин, –
стремится воспроизвести интонацию, силу (иногда и тембр) передаваемой речи. Он в прямом смысле слова "исполняет” чужую речь в
своем повествовании, перевоплощаясь в автора высказывания и превращая сказанное раньше в то, что говорится “здесь” и “сейчас”»
[2. С. 4]. Указанные свойства определяют наличие особой ориентированности устной речи на театрализацию повествования, т. е. на такой
способ его организации, при котором говорящий, передавая событийную структуру прошлого (будущего), психологически «перевоплощается», «разыгрывает роли» участников этих событий, в результате чего
содержание речевых событий транслируется как будто бы от первого
лица, в виде прямой речи – при попытке соблюдения интонационных
особенностей цитируемых реплик, отражения ситуационной специфики прототекста и личностно-речевых особенностей его автора.
Особенно ярко театрализация повествования проявляется при
нарративном режиме диалоговедения.
В нашем материале представлено множество проявлений театрализации повествования. В рамках указанной стратегии полифоническая рефлексия проявляется в диалектном дискурсе наиболее частотно,
при этом обращение к речи «другого», при ее выраженной, текстуально оформленной полифонической сущности, не сопровождается когнитивной установкой на апелляцию к иному дискурсу: Вдруг: «Ура, ура!»
А свекор говорит, опять каки-то солдаты приехали, полна площадь.
Стучатся. Они спрашиват, за кого хозяева. А свекор отвечает: хоть
за кого. «Давайте ись». Никакой претензии не имели к нам.
3) При реализации цели создания эффекта убедительности
высказывания (в первую очередь), а также в целях реализации аксиологических установок или в целях самопрезентации в исследуемом дискурсе может быть использована стратегия обращения к авторитетному высказыванию, проявленная в виде его осознанной цитации. Функционируя в виде полифонического включения, цитируемый
94
текст всегда имеет четкие границы, осознанно оформляясь автором
речевого произведения как «чужой» текст.
При этом если в городской среде обращение к цитате определяется, в первую очередь, совпадением его содержания с содержательными установками автора результирующего текста, то в исследуемом
диалектном дискурсе частотным является цитирование «антиавторитета», утверждение, которое на основании цитаты строится по модели
«от противного»: «Хто противится власти, тот противится и богу», – говорили попы. Да попам-то: нихто ему не верили; верили Библии.
3. Вид цитатной тактики, используемый в рамках рассмотренных стратегий для достижения определенной коммуникативной цели,
составляет еще один структурный элемент коммуникативной модели
реализации полифонической рефлексии в диалектном дискурсе.
Осознанное обращение к иноречевой среде в диалектном дискурсе проявляется в виде тактики точной цитации. Автор результирующего текста, осознанно привлекая факт иноречевой среды, руководствуется когнитивной установкой на точность цитирования: Ну, все
убежали, а я говорю: «Я накопаю, скока будет стоить?» А он говорит: «А вот сотня штук – копейка».
Тактика точной цитации используется в рамках большинства
коммуникативных стратегий, обращающихся к полифонической рефлексии в диалектном дискурсе.
Например, при реализации стратегии апеллирования к авторитетному высказыванию автор результирующего текста имеет выраженную заинтересованность в прямой передаче прототекстового смысла, т. к. именно «созвучность» его позиции и содержания текстаисточника является актуальной для достижения цели в чем-либо убедить собеседника, поэтому стратегия апеллирования к опыту предполагает использование тактики точного цитирования.
Подводя итоги, отметим, что диалектный дискурс, как сфера
реализации «частного знания», демонстрирует высокую активность
цитатных когнитивных установок в бытовом сознании носителя языка,
что, в частности, позволяет рассматривать современный текст народноречевой культуры как полифонический.
Список литературы
1.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.:
КомКнига, 2006.
95
2.
Гольдин В.Е. Повествование в диалектном дискурсе // Известия Саратовского ун-та. Сер. Филология. Журналистика. Вып. 1. 2009. № 9.
С. 3–7.
Е.О. Захарова
Томский политехнический университет
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ КАК ОСНОВА
ИЗУЧЕНИЯ КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКОГО
ПОТЕНЦИАЛА ПУНКТУАЦИОННЫХ И ПУНКТУАЦИОННОГРАФИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ РЕКЛАМНОГО ТЕКСТА
Традиционно выявление фактов употребления знаков препинания, описание их функциональной нагрузки и коммуникативнопрагматического потенциала в разных типах текстов производится при
анализе готового текстового материала, и в основе результатов такого
анализа лежат умозаключения лингвистов-исследователей, выступающих в качестве воспринимающих субъектов изучаемых текстов [8, 5, 2,
1 и др.]. Поскольку для современной научно-лингвистической парадигмы характерно обращение к человеческому фактору при исследовании многих языковых [7, 12, 4 и др.], а в последнее время и параязыковых явлений [9, 11], в сферу лингвистического анализа всё чаще вовлекаются показания информантов, в роли которых выступают рядовые
носители языка. Организация работы с информантами и использование
их ответов (мнений, реакций) в качестве основного или дополнительного материала исследования (для верификации положений, выдвигаемых в ходе применения иных методов) составляет одно из распространенных требований, предъявляемых к лингвистическому эксперименту
[10. С. 155].
Необходимость обращения к экспериментальному методу в области пунктуационных исследований вытекает из ситуации общепризнанности существенной значимости знаков препинания для читающего при отсутствии, однако, практических подтверждений этому. В настоящее время лингвистика располагает фактами, позволяющими в
целом судить о реальном влиянии пунктуационных знаков на восприятие, интерпретацию и понимание текста читающим [13, 3]. Вместе с
тем, в условиях современной пунктуационной практики, характеризующейся распространением случаев нерегламентированного использования пунктуационных знаков [2, 14 и др.], развитие эксперимен96
тального направления представляется актуальным. В рамках данного
направления могут быть выявлены не только особенности восприятия
читателями контекстов, содержащих нерегламентированную пунктуацию, но также и мотивы отклонения современных авторов от действующих пунктуационных норм. Очевидно, что подобные исследования
должны строиться на материале текстов различной функциональностилевой разновидности. Весомым вкладом в разработку вопроса о
роли пунктуационных знаков в современном текстовом пространстве
может стать экспериментальное исследование на материале рекламных
текстов, как текстов, адресованных массовой аудитории и нацеленных
на воздействие.
Цель настоящей статьи состоит в выявлении с опорой на данные
экспериментального исследования специфики восприятия носителями
языка особых способов нерегламентированного использования пунктуационных знаков в текстах современной русскоязычной печатной
рекламы – пунктуационных и пунктуационно-графических приемов,
способствующих повышению выразительности и воздейственности
данных текстов. Основными задачами при этом являются следующие:
1) установить наиболее заметные, выразительные пунктуационные и
пунктуационно-графические приемы рекламы с точки зрения носителей языка; 2) определить типичные оценки коммуникативной значимости данных приемов, которые даются носителями языка.
При традиционном описании роли каких-либо выразительных
средств, в том числе и пунктуационных, исследователь вынужден в
определенном смысле отождествить себя с автором текста, чтобы лучше понять принципы, мотивы их использования, гипотетически оценить программируемые эффекты воздействия на адресата. Раскрывая
коммуникативно-прагматический потенциал приемов с участием пунктуационных знаков, исследователь оперирует специальными знаниями
(в нашем случае – о семантике пунктуационных средств, их основных
функциях, механизмах создания экспрессии на пунктуационном, шире – метаграфемном и параграфемном уровнях), позволяющими формулировать конкретные выводы. Однако непосредственные адресаты
рекламы, рядовые носители языка, не обладают специальными знаниями подобного рода, и, с точки зрения их восприятия, назначение и
коммуникативно-прагматический потенциал приемов с участием пунктуационных знаков могут оцениваться иначе. Более того, действие некоторых приемов может, вероятно, оставаться незамеченным или непонятым.
97
При выявлении особенностей восприятия носителями языка
контекстов рекламы, содержащих экспрессивные пунктуационные
приемы, под которыми мы, вслед за Л.А. Будниченко, понимаем определенные способы употребления пунктуационных знаков – в нетипичных позициях внутри высказывания, в сочетании друг с другом, с каким-либо языковым средством [1. С. 208–263], учитывался тот факт,
что при обычном чтении текста знаки препинания, хотя и регулируют
процесс чтения, практически не подвергаются читателями целенаправленному осмыслению. Это привело к необходимости моделирования
ситуации, в которой отношение реципиентов к знакам препинания было бы проявлено и была бы осмыслена передаваемая данными знаками
информация. Подходящее решение было найдено в предъявлении вниманию информантов одинаковых по вербальному содержанию, но
имеющих разное пунктуационное оформление вариантов предложений: варианта со стандартной пунктуацией и варианта, содержащего
экспрессивный пунктуационный прием. Формулировка задания не содержала упоминания о знаках препинания: «Кажется ли Вам, что
один из вариантов лучше, более выразительно передает идею сообщения? Какой из вариантов вам кажется наиболее вероятным для рекламного текста?». Осознанное отношение к пунктуационному оформлению в данной ситуации проявлялось волей самих испытуемых.
При предъявлении вниманию информантов окказиональных
пунктуационных комплексов («…???»; «!?:)»; «…!»), а также специфических пунктуационно-графических приемов, основанных на употреблении пунктуационных знаков в сочетании с иными графическими
средствами (например, со средствами супраграфемики – «пУХ!овики»
или параграфемными элементами – «0!» и др.), учитывалось то, что
они активнее привлекают внимание за счет необычности, новизны способов употребления пунктуационных знаков, однако часто рассчитаны
на побуждение читателя к неоднозначной интерпретации информации.
В этих случаях информантам предлагалось целенаправленно проанализировать и пояснить назначение нерегламентированных пунктуационных знаков.
В эксперименте приняли участие 50 человек в возрасте от 18 до
55 лет, как с лингвистическим (27 человек), так и с нелингвистическим
(23 человека) образованием. Большую часть информантов в каждой из
групп составили студенты в возрасте от 18 до 22 лет, обучающиеся в
Институте международного образования и языковой коммуникации
(лингвисты-переводчики) и на Химико-технологическом факультете
98
ТПУ. Акцент на мнении студенческой аудитории объясняется большей
готовностью студентов выполнять задания аналитического характера, а
также их активной позицией по отношению к воспринимаемой рекламе. Принципиальных различий в восприятии двумя группами информантов приемов с участием пунктуационных знаков выявлено не было,
поэтому далее будут представлены обобщенные данные эксперимента.
По итогам первого задания из 12 пар предложений были определены варианты, содержащие наиболее заметные и выразительные с
точки зрения информантов пунктуационные приемы (см. таблицу).
Выразительность пунктуационных приемов
на фоне пунктуационного стандарта
Разновидность
приема
Пример
Ответы
лингвистов
Ответы
«нелингвистов»
Восклицательный
знак, заключенный
в скобки
Уже через час (!) весь нужный вам
товар загрузят в машину, привезут,
поднимут на этаж, занесут в вашу
квартиру.
Национальная стимулирующая
СМС-лотерея. Каждый день
1 000 000!!!
100 %
100 %
100 %
91 %
Новые четырехдверные холодильники SHARP Perfection предоставляют вам всё, о чем вы могли только мечтать… и даже то, о чем вы
еще не мечтали!
Просто деньги? Или… воплощение
мечты.
Выбирая мясорубку, задумайтесь:
долго ли она вам прослужит? Не
подведет ли в самый неподходящий
момент? Будет ли она такой же
прочной и надежной, как мясорубка
Panasonic?
Только сейчас у Вас есть возможность приобрести автомобили
Astra, Meriva, Zafira, Vectra и Antara
2007 года у официальных дилеров
Opel на очень… очень выгодных
условиях.
89 %
87 %
89 %
83 %
81 %
70 %
78 %
74 %
Эмотивный комплекс из трех восклицательных
знаков
Многоточие в
сочетании с сочинительным союзом
«и»
Прием диалогизированной фразы
Прием дубитации
Многоточие в
сочетании лексическим повтором
99
Информанты объясняют предпочтительность вариантов, содержащих приведенные в таблице и другие пунктуационные приемы, тем,
что знаки препинания позволяют «привлечь внимание», акцентировать
его на ключевом слове; позволяют «визуально выделить независимые
характеристики продукта» и «разбить высказывание на более удобные
для восприятия фрагменты», способствуют повышению эмоциональности высказывания. Данные оценки в целом совпадают с базовыми
характеристиками приемов, представленными в лингвистической литературе. Несмотря на то, что большинство информантов выделили
пунктуационный комплекс из трех восклицательных знаков, в комментариях к ответу были обнаружены указания на то, что данный прием
уступает другим приемам в сложности передаваемых эффектов и представляет собой «довольно примитивный способ привлечения внимания», который может «спровоцировать обратный эффект», т. е. оттолкнуть, заставить усомниться в правдивости утверждения. В целом, проявленная информантами способность замечать пунктуационные приемы и оценивать их коммуникативно-прагматический потенциал подтверждает тезис о приобретении данными приемами статуса «узуальных пунктуационных явлений» [6. С. 71], довольно распространенных
в современных текстах массовой коммуникации. Следует отметить, что
даже в довольно редких случаях, когда информанты отдавали свое
предпочтение первому, оформленному стандартной пунктуацией варианту предложения (по причине, очевидно, ясности, простоты представления смыслов), второй вариант всё же, по их мнению, выступал как
более вероятный для рекламного текста, соответствующий его установкам – привлечь внимание, побудить к размышлению и извлечению
бóльшей информации, чем передано словами.
В следующем задании при анализе контекстов рекламы, содержащих окказиональные пунктуационные приемы, респонденты отмечали графическую выделенность данных приемов, но при этом, как
правило, затруднялись пояснить их назначение, часто указывали на
неуместность нестандартного сочетания пунктуационных знаков, создание ими помех при чтении и понимании текстов:
1.
Хорошая машина и в гололед, и на размытой дождем грунтовке, и в глубокой грязи всегда чувствует себя как рыба в воде.
Может, поэтому Нива так любима рыбаками!?:)
2.
У Вас артрит, остеопороз, переломы…??? Выход есть – разработка Центра им. Илизарова!!!
100
3.
Мечта объехать весь средиземноморский юг Франции становится реальностью! Пока еще хорошая погода – летим в Европу, там берем автомобиль в аренду и…! Реальность рядом –
достопримечательности Прованса: Лазурный берег – Авиньон,
государство Монако, Марсель, интересные ландшафты.
Отрицательное отношение к анализируемым пунктуационным
приемам информанты мотивировали также тем, что они «передают
излишне подчеркнутую эмоциональность», неуместную в представленных контекстах, выдающую навязчивый характер рекламы.
В последнем задании при анализе специфических пунктуационно-графических приемов информанты в первую очередь комментировали их оригинальность, внешнюю привлекательность. Интерпретация
передаваемых данными приемами значений часто была неоднозначной.
Так, в слове «пУХ!овики», где используется прием помещения восклицательного знака в середину слова для маркирования выделенного
шрифтом фрагмента, одни испытуемые видели указание на то, что рекламируемый товар отличает содержание в нем пуха (а не пера или синтетического материала, например), другие распознавали выделенный
слог как междометие «Ух!», назначение которого состоит в передаче
идеи хорошего качества товара – «Ух! Какие пуховики!», и т. п.
Информанты отметили наибольшую эффективность пунктуационнографических приемов, основанных на сочетании пунктуационных
знаков и параграфемных, в том числе изобразительных, элементов.
Например, сочетание цифры «ноль» с восклицательным знаком в
рекламе тарифа мобильной связи, нацеленное на передачу идеи
выгодности данного тарифа; обыгрывание части восклицательного
знака с помощью изображения моркови в конце сообщения в шуточной
рекламе корма для кошек, отличающегося, по заявлению рекламистов,
новым овощным вкусом. Благодаря наглядности, смысловой
самодостаточности данной разновидности приемов, их интерпретация
не представляла большой трудности для информантов.
В целом, полученные результаты свидетельствуют об уместности употребления в рекламных текстах пунктуационных и пунктуационно-графических приемов. Коммуникативно-прагматический потенциал данных приемов в большинстве случаев осознается носителями
языка. Исключение составляют окказиональные пунктуационные
приемы. Их роль в процессе восприятия рекламного текста в большинстве случаев оценивается негативно.
101
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
Будниченко Л.А. Экспрессивная пунктуация в публицистическом тексте (на материале языка газет): дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2004.
Валгина Н.С. Актуальные проблемы современной русской пунктуации:
учеб. пособ. М.: Высш. школа, 2004.
Власов М.С. Теоретико-экспериментальное исследование процессов
порождения «естественной» пунктуации (на материале русского и английского языков): дис. … канд. филол. наук. Бийск, 2008.
Горошко Е.И. Проблемы проведения свободного ассоциативного эксперимента: методол. аспекты. [Электронный документ]. Режим доступа: http://www.textology.ru/goroshko/problem.html, свободный.
Демидова З.В. Интерпретационный потенциал знаков препинания в
дискурсе (дескриптивный аспект): дис. … канд. филол. наук. Краснодар, 2003.
Дзякович Е.В. Особенности восприятия экспрессивной пунктуации //
Вопросы стилистики. Саратов, 1996. Вып. 26. С. 71–75.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.
Кохтев Н.Н., Розенталь Д.Э. Наблюдения над пунктуацией в тексте рекламы // Современная русская пунктуация. М.: Наука, 1979. С. 159–170.
Леви Ю.Э. Вербальные и невербальные средства воздейственности
рекламного текста: дис. … канд. филол. наук. М., 2003.
Мустайоки А. О лингвистических экспериментах // Язык – система.
Язык – текст. Язык – способность: к 60-летию члена-корреспондента
Российской академии наук Ю.Н. Караулова. М., 1995. С. 155–160.
Нестеренко С.П. Гарнитура шрифта как фактор регуляции восприятия
текста: дис. … канд. филол. наук. Барнаул, 2003.
Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания (на материале русских говоров Сибири): монография. Томск: Издво Томского гос. ун-та, 2000.
Тискова О.В. Проблема влияния пунктуации на письменно-речевые
коммуникативные процессы (на материале интерпретации читающим
письменных текстов): дис. … канд. филол. наук. Барнаул, 2004.
Шубина Н.Л. Пунктуация современного русского языка: учебник. М.:
Академия, 2006.
Научный руководитель О.И. Гордеева, к.филол.н., доцент ТГУ, ТПУ
102
О.В. Комиссарова
Томский политехнический университет
ГЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ В СЕМАНТИКЕ МЕТАФОРИЧЕСКИХ
ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ (ТЕКСТОВЫЕ РЕАЛИЗАЦИИ
И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА)
Человек представлен в двух ипостасях – мужчина и женщина.
Противопоставление мужского и женского является в основе своей
биологическим. Однако рассмотрение пола как биологического явления обедняет понятие гендер. Оппозиция «мужской – женский» является базовой для человеческой культуры. Историки не отмечают принципиальных гендерных (половых) различий в древних обществах, где
условия труда и выживания были максимально сложными. Впоследствии, при разделении труда между мужчинами и женщинами, когда
мужчины превратились в добытчиков и кормильцев, а главными функциями женщин стали продолжение рода и ведение домашнего хозяйства, стало возможным утверждать, что именно мужская деятельность
покорила природу и женщину. Таким образом, вместе с социальным
прогрессом в культуру вошло гендерное неравенство. Современные
ученые трактуют гендер как «большой комплекс социальных и психологических процессов, а также культурных установок, порожденных
обществом и воздействующих на поведение национальной языковой
личности» [1. С. 124]. Естественный язык является базовым семиотическим средством, репрезентирующим многоаспектные проявления
культуры, в том числе и гендерные противопоставления. Исторически
сложившиеся гендерные модели отражаются в семантизированных
языковых единицах разных уровней, и в первую очередь, – в лексике и
грамматике. То, как гендерные смыслы фиксируются в семантике лексических единиц, еще требует своего осмысления.
В данной статье рассматривается система метафорических номинаций, в которых актуализируются гендерные противопоставления.
Предметом анализа является характер отражения в словарных дефинициях толковых словарей смыслов гендера.
Материалом для исследования были избраны метафоры, прямое
номинативное значение которых служит базой метафорического переноса для именования человека. Это метафоры, представленные в
Большом толковом словаре русских существительных [2], а также контексты их употребления в Национальном корпусе русского языка [3].
103
Все метафорические именования человека можно разделить на
гендерно маркированные и гендерно немаркированные. Гендерно немаркированные единицы представляют одинаковые качества как для
мужчин, так и для женщин и могут быть применимы к лицам обоих
полов. Гендерно маркированная лексика употребляются только по
отношению к мужчинам либо по отношению к женщинам.
Метафорические единицы, отобранные для анализа, могут быть
классифицированы на пять групп, противопоставленных по типу выражаемых оценок человека.
Первую группу составляют общеоценочные номинации, которые дают общую, положительную или отрицательную, характеристику
человека. В группе, соответственно типу оценки, выделяются две подгруппы.
Во-первых, выделяются существительные, обозначающие положительную оценку человека (ангел, величина, гигант, жемчужина,
колосс, титан). Рассмотрим примеры ассоциативных реализаций образов для характеристики мужчины и женщины. Ангел – о человеке как
воплощении красоты, добра, чего-либо положительного, благочестивого, лучших человеческих качеств: Ангел чистоты, доброты, красоты.
Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с
ним, хваля его за то, что у него такая прекрасная дочь […] – Ну, так
она второй ангел, – сказал князь, улыбаясь (Л. Толстой) [2]; Человек
небезгрешный, сам же чаще всего и расшатывал собственные руководящие позиции. Он же знал про себя, что далеко не ангел (И. Кир) [3].
Величина – о человеке, выделяющемся в какой-либо области деятельности: Н. Коляда – крупная величина в современной драматургии [2].
Гигант – о человеке, выдающемся в какой-либо области, обладающем
смекалкой, предприимчивостью, какими-либо качествами; о том, кому
удалось сделать что-либо неординарное, выдающееся: Мы говорим не о
таких гигантах, как Шекспир или Гете, мы говорим о сотне талантливых и посредственных писателей (А.П. Чехов) [4]. Жемчужина – о
человеке, который выделяется своими достоинствами среди других,
является украшением, сокровищем чего-либо: Ирина – жемчужина
нашего хора [2]; Он тогда был в классе профессора Савицкого, и последний о нем отзывался так: – Жемчужина школы! И погибла эта
жемчужина школы. Когда его перевели из кучерской в комнату старинного барского дома, прислуга стала глумиться над ним, и не раз он
слышал ужасное слово: «Дармоед» (В.А. Гиляровский) [3]. Колосс – то
же, что и титан: Шекспир – колосс мировой драматургии [2]. Титан –
104
о человеке, выдающемся в какой-либо области, отличающемся исключительной силой ума, таланта, величием деятельности, создавшем чтолибо великое: Пушкин – титан русской поэзии [2].
Таким образом, проанализировав материал, можно заключить,
что, согласно рассмотренным словарным статьям, данные метафорические единицы являются гендерно немаркированными. Однако, изучив
контексты Национального корпуса русского языка, можно выявить
следующую закономерность: четыре метафорические единицы (величина, колосс, титан, гигант) из шести используются в текстах преимущественно для характеристики мужчин и актуализируют значения
«выдающийся», «умный». В то время как метафоры жемчужина и ангел именуют чаще женщин, реализуя образ красоты, украшения чеголибо.
Ко второй подгруппе относятся существительные, которые
представляют отрицательную оценку (гад / гадина, дрянь, животное,
монстр, мымра, ничтожество, ноль / нуль, урод, чудовище). Гад / гадина – о человеке подлом, низком, бесчестном, совершающем что-либо
дурное: У меня зять вон до развода дело довел, гад зубастый: тоже
ничего с собой сделать не может (В. Шукшин) [2]; Я прелестных
падших созданий не видал и не увижу, а такие как та крашеная француженка у конторки, с завитками, – это для меня гадины, и все падшие – такие же (Л. Толстой) [2]; Будь ты проклят, трус, гадина! –
бросил ему напоследок Файбиш (Куприн) [4]. Дрянь – о человеке ничтожном, плохом, дрянном: Она [Анна Прохоровна] Всегда была уверена, что «такая дрянь как Шатов, способен на гражданскую подлость» (Ф. Достоевский) [2]; Поэтому Настя и переметнулась к Воротникову, маленькая расчетливая дрянь [3]. Животное – о человеке
грубом, неразвитом, неумном, с низменными инстинктами: «Несчастное животное, – вдруг подумал Штирлиц о Зигфриде, – его даже и
винить-то ни в чем нельзя. Все же люди равны перед богом – так, кажется, утверждал мой друг пастор» (Ю. Семенов) [2]. Монстр – о
человеке с какими-либо дурными свойствами характера, странностями
в поведении: Охранник – соответственно – монстр, злодей, воплощение жестокости и насилия (Довлатов) [2]. Мымра – о женщине угрюмой, неразговорчивой, неинтересной, мрачной и скучной: Учительница, мымра, в течение урока поставила десять двоек [2]. Ничтожество – о человеке жалком, мелком, лишенном внутренней значительности или занимающем невысокое общественное положение: Геринг был
раздавлен и унижен, он чувствовал спиной, как вслед ему улыбались
105
эти ничтожества – адъютанты фюрера (Ю. Семенов) [2]. Ноль /
нуль – то же, что и ничтожество: Мы расстались с тобой, когда я был
нуль, ничтожество, пропащий человек, без будущего, без настоящего
(Телешов) [4]. Для вас, быть может, он ничтожество, нуль
(А.П. Чехов) [5]. Урод – о человеке с какими-либо дурными отрицательными свойствами характера, странностями в поведении: Пермяков,
урод, опять попал в историю [2]. Чудовище – о человеке жестоком и
безнравственном: Я боюсь… я ненавижу моего мужа… Он – чудовище, каких не видал еще свет… Он мучает меня (А.Н. Толстой) [4].
Итак, среди существительных, представляющих отрицательную
оценку человека, можно выделить гендерно немаркированные метафоры, где образное ассоциирование выстраивается на основе актуализации признаков, равно принадлежащим представителям обоих полов
(дрянь, животное, монстр, ничтожество, ноль / нуль, урод, чудовище)
и гендерно маркированные (гад / гадина, мымра), где грамматический
род существительного соотносится с половой дифференциацией человека. Тем не менее, необходимо отметить большую частотность употребления гендерно немаркированных метафор, репрезентирующих
мужчин.
Далее выделяются группы номинаций, характеризующих человека в каком-либо определенном аспекте, выражающих один из типов
частнооценочных значений.
Существительные, обозначающие человека, оцениваемого по
его умственным способностям, относятся ко второй группе (бревно,
голова, дуб, лопух, самородок, серость). Бревно – о человеке тупом,
глупом, невежественном или нечутком: Почему-то никто не удивился
тому, как это бревно может стать писателем [2]. Голова – человек
высокого интеллекта, носитель каких-либо серьезных, фундаментальных, оригинальных идей, взглядов, способностей: Торопчин, брат, голова – глянет на человека и сквозь шапку все его размышления выяснит (Лаптев) [3]. Дуб – то же, что и бревно: Молчаливый полковник,
тупица, дуб и тугодум, наконец-то ушел в отставку [2]. Лопух – о человеке глупом, простоватом, несообразительном: Он в финансовых
делах был абсолютным лопухом [2]. Самородок – о человеке, не получившем систематического образования, но с большими природными
дарованиями, способностями: Я, может быть, в музыканты бы двинул. Приезжал ведь тогда человек из города, говорил, что я самородок. А самородок – это кусок золота, это редкость, я так понимаю
(В. Шукшин) [2]. Серость – о человеке необразованном, невежествен106
ном, некультурном, посредственном: День весь вчера провела опять за
машинкой – вышло 11 страниц! Я не просто перепечатывала, а правила, дописывала, и статья мне показалась не такой уж плохой... В 18.00
явился Лукьянов. Ну и серость! Разговаривает примерно так: «В настоящий текущий момент по данному вопросу могу сказать следующее... » (Н. Катерли) [3]; Потом начал, завывая, читать эти свои гениальные стихи. Некоторые были ничего, но уж больно похожи на
Бродского, другие – не похожи ни на что вообще. Впрочем, может, он
новатор, а я серость. Я дослушала поэта до конца исключительно в
порядке мазохизма (Н. Катерли) [3].
Словарные толкования единиц данной группы так же, как и ранее рассмотренных, не включают указаний на гендерные ограничения
проявления признаков. При этом отметим, что в проанализированной
группе выделяются шесть гендерно немаркированных метафорических
единиц, две из которых дают положительную оценку умственных способностей человека (голова, самородок) и четыре отрицательную
(бревно, дуб, лопух, серость). Однако контекстуальный анализ употребления данных метафор, проведенный на базе Национального корпуса русского языка и словарных статей, включая примеры, показал, что
представленные метафорические наименования чаще всего характеризуют мужчин. Тем самым проявляется гендерная асимметрия в языке,
подчеркивая важность качества «быть умным / глупым» именно для
мужчины.
Третью группу составляют существительные, репрезентирующие оценку человека по особенностям внешности (богатырь, геркулес, дылда, каракатица, кикимора, пугало, пышка, туша, урод). Богатырь – о человеке большого роста и крепкого телосложения, отличающемся большой физической силой: Директор института был настоящий богатырь – мужик крепкий и под два метра ростом [2]. Геркулес – о человеке, обладающем атлетическим телосложением и громадной физической силой: Поддубный, русский геркулес, был чемпионом мира по классической борьбе [2]. Дылда – об очень высоком и нескладном человеке: Такие дылды, как Нора, но во всяком случае, не
маленькие (А. Рыбаков) [2]; У нас в третьем классе был Мамахин […]
Понимаешь ты, дылда в сажень ростом (А.П. Чехов) [4]. Каракатица – о человеке, лишенном ловкости, быстроты и изящества в движениях, неловком, неуклюжем, коротконогом: Хромоногий нищий ковылял как диковинная каракатица [2]; И отец и тетеньки очень дорожили Аннушкой, что не мешало им, впрочем, звать ее то Анюткой,
107
то Анкой-каракатицей (Салтыков-Щедрин) [4]. Кикимора – о человеке, имеющем смешной, нелепый вид: Начальница, рыжая кикимора,
строчила новый приказ [2]; Что ты какой-то кикиморой вырядился? [4]. Пугало – о человеке некрасивом или нелепо (безобразно) одетом, с отпугивающей, отталкивающей внешностью: Федька – Умойся
Грязью (бородатый, грязный, чистое пугало) злобно оскалился
(А. Толстой) [2]; Как только Светлана появилась в своих черных очках,
Зоя ткнула локтем подружку и сказала пронзительно: – Гляди – пугало! (С. Антонов) [2]. Пышка – о ребенке, толстом, пухлом или о толстой, пышной женщине: Аленушка, Елена Ивановна, была низенькой,
кругленькой женщиной, цветущего здоровья, со вздернутым носиком и
большущими голубыми глазами. В гимназии ее звали пышкой и щипали
во время уроков (М. Осоргин) [2]. Туша – о человеке большом, тучном:
Петров – не человек, а туша – едва помещающаяся в кресле [2]; Он
уже подошел к ней, как вдруг из тьмы вынырнула туша. – Я ждала
тебя, мой ангел! – закричала туша (Ю. Мамлеев) [3]. Урод – о человеке с некрасивой, безобразной, отталкивающей внешностью: Да, и сам я
урод, искореженный, искривленный, изломанный... А еще счастья хочу... А может быть, я его не заслуживаю, как все мы? А?
(Е. Евтушенко) [3].
В целом следует отметить, что в большинстве случаев метафорические единицы данной группы (дылда, каракатица, кикимора, пугало, туша) могут актуализировать соответствующие значения у мужчин и женщин в равной степени. Но, заметим, такие метафоры, как
богатырь и геркулес, предписывая большую физическую силу и крепкое телосложение, номинируют исключительно мужчин, согласно
примерам, взятым из Национального корпуса русского языка. В свою
очередь, лексема пышка является гендерно маркированной метафорой,
репрезентируя значение «толстой, пышной женщины».
Четвертую группу составляют существительные, которые обозначают оценку человека по поведению, поступкам (клуша, рыба,
тряпка, шляпа). Клуша – о женщине медлительной, неосторожной,
неуклюжей: Марина, клуша, прособиралась и опоздала в театр [2].
Рыба – о человеке вялом, медлительном или холодном, бесстрастном:
Новая секретарша – вялая анемичная девица с пустым взглядом, настоящая рыба [2]. Тряпка – о человеке бесхарактерном, слабовольном:
Алексей, не мужик, а тряпка, опять остался ни с чем [2]. Шляпа – о
человеке вялом и нерешительном: Директор, шляпа, не подготовил
вовремя финансовый отчет [2].
108
Приведенный материал, иллюстрирующий четвертую группу, показал, что три лексемы (рыба, тряпка, шляпа) определяются как гендерно немаркированные в словарных определениях. Однако анализ текстов
Национального корпуса русского языка позволяет выявить наличие тенденции к употреблению метафор тряпка и шляпа, характеризуя, главным образом, мужчин, актуализируя значения «слабовольного, бесхарактерного» и «нерешительного» соответственно. Метафорическая
номинация клуша, репрезентируя такие качества, как «медлительность,
неуклюжесть» у женщин, является гендерно маркированной.
Существительные пятой группы репрезентируют оценку человека по манере речи (трещотка), актуализируя одинаковые качества
у обоих полов. Трещотка – о человеке, который громко и без умолку
говорит, любитель(ница) сплетничать, болтать: Светлана, сплетница и
трещотка, целыми днями с подругами обсуждала сотрудников [2];
Вечером зашел ко мне француз, долго трещал, как трещотка, и сказал, чтобы я к послезавтрому придумал ответы духов
(Н.А. Лейкин) [3].
Таким образом, резюмируя результаты анализа, можно сделать
вывод, что рассмотренные нами контексты показывают наличие тенденции к маркированности метафорических единиц, что, как правило,
не находит отражения в словарях. Как следствие, представляется возможным предположить, что лексикографическая практика нуждается в
коррекции.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособ. 3-е изд., испр. М.:
Издательский центр «Академия», 2007.
Большой толковый словарь русских существительных: Идеографическое описание. Синонимы. Антонимы / под ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТПРЕСС КНИГА, 2005.
Национальный корпус русского языка. [Электронный ресурс]. Режим
доступа: http://www.ruscorpora.ru/, свободный.
МАС.
[Электронный
ресурс].
Режим
доступа:
http://febweb.ru/feb/mas/mas-abc/default.asp, свободный.
Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://feb-web.ru/feb/ushakov/ush-abc/default.asp, свободный.
Научный руководитель З.И. Резанова, д.филол.н., профессор ТГУ, ТПУ
109
А.Н. Некрасова
Томский государственный университет
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРИЕМА КОРПУСНОЙ ЛИНГВИСТИКИ
В ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКОМ АНАЛИЗЕ ТЕКСТА
Данная работа представляет собой описание использованного в
литературоведческом исследовании приема, позаимствованного из арсенала корпусной лингвистики. Литературоведческое исследование
ведется на тему «Концепты национальной картины мира в драме
А.Н. Островского «Гроза» и ее англоязычных переводах». Выявление
концептов предполагает анализ функционирования выделенных нами
лексем (в первую очередь на основании частотности их употребления в
драме) в их синтагматических, парадигматических и ассоциативных
связях. Анализ переводов, прежде всего, позволяет выявить своеобразие национальной картины мира как в оригинале, так и в переводе.
Применение методов и приемов корпусной лингвистики придает
литературоведческому исследованию более разносторонний характер,
позволяет объективно анализировать лингвистические данные иностранного языка (в данном случае – английского).
Термин «корпусная лингвистика» (раздел языкознания, занимающийся разработкой, созданием и использованием текстовых (лингвистических) корпусов) вошел в употребление в 60-х гг. XX в. в связи
с развитием практики создания корпусов – «собраний текстов, собранных в соответствии с определенными принципами, размеченных по
определенному стандарту и обеспеченных специализированной
поисковой системой» [1].
Текстовые корпусы необходимы для представления лингвистических данных в реальном контексте. Единожды созданный корпус
можно многократно использовать для решения различных лингвистических задач.
Как отмечает Сьюзан Ханстон, корпусы могут состоять всего из
нескольких предложений, из нескольких текстов, магнитофонных записей – из всего того, что может составлять предмет лингвистического
исследования. Сам по себе корпус не несет какого-либо значения, являясь по сути лишь «хранилищем» языковых примеров, источником
информации. Анализ заложенной информации возможен благодаря
специальному программному обеспечению, чьи опции позволяют
иным образом исследовать знакомые языковые явления. Самым рас110
пространенным способом обработки данных корпуса является демонстрация частоты употребления слова, фразеологического ряда и сочетаемости конкретного слова с другими словами.
Сьюзан Ханстон выделяет несколько типов корпусов. Отметим
первые два, т. к. они представляют непосредственный интерес для литературоведческого исследования:
1.
Специализированный (специальный) корпус. Корпус текстов газет, научных статей, лекций, повседневных разговоров, эссе определенной тематики и т. д. Подобные корпусы используются
для изучения отдельных аспектов языка.
2.
Основной (общий) корпус. Корпус, объединяющий тексты разной
тематики, может включать в себя примеры письменной и устной
речи. Данные основного корпуса могут быть использованы в качестве справочных материалов при изучении языка или при переводе. Также основной корпус часто используют как основу
при сравнении со специализированным корпусом, поэтому его
иногда называют справочным корпусом [2].
В рамках нашего исследования мы составили один общий корпус (general corpus), куда вошли произведения английских драматургов, созданные в разные исторические эпохи. В корпусе представлены
только трагедии и драмы следующих авторов: Aphra Behn, Ben Jonson,
John Gay, Edward Moore, Aaron Hill, Mary Austin, Langdon Mitchell,
Lewis Morris, Thomas Morton, Shakespeare, Bernard Shaw, Hermann
Hagedorn, John Biggs, Scott C. Sickles, Paul Knag, Robert Igo, Rich
Smolen, Robert Cussen, Edward Moore, Edmond Rostand, Bronson
Howard, John Todhunter. Этот корпус представляет собой некий универсальный «язык драмы» на английском языке, в котором установлены нормы частотности употребления тех или иных лексем.
Для сравнительного исследования выбраны четыре перевода
«Грозы»: Маргарет Веттлин (Margaret Wettlin, 1974), Евгения Бристоу
(Eugene K Bristow, 1969), Стефена Мэлрайна (Stephen Mulrine, 1997) и
Флоренс Вайт и Джорджа Рэпэл Нойез (Florence Whyte and George Rapall Noyes, 1927). Каждый перевод представляет собой малый, специальный корпус (specialized corpus), и каждый подлежит сравнению с
главным, общим корпусом.
Для сравнения мы используем специальную программу
WordSmith Tools, разработанную Майком Скоттом (Mike Scott) в
1996 г. WordSmith Tools обладает опцией выделения KeyWords (ключевые слова). KeyWords сравнивает список слов, извлеченных из так
111
называемого исследуемого корпуса (specialized corpus), со списком
слов, выделенных из общего корпуса (general corpus). Единственное
условие для сравнения: общий корпус должен быть больше исследуемого примерно в пять раз.
Результатом сравнения является список слов, чья частотность
употребления в исследуемом корпусе выше, чем в общем корпусе.
Программа также распознает слова, которые в исследуемом корпусе
являются менее частотными по сравнению с общим [3].
Ниже, в таблице, приведены списки ключевых слов для каждого
из переводов. Эти лексемы по тем или иным причинам не соответствуют нормам, установленным в общем корпусе, не характерны для
созданного нами общего корпуса «языка драмы».
Text 1 (by Florence
Whyte and George
Rapall Noyes) 1927
Thunderstorm –
гроза
Afraid – испуганный
Sin – грех
Honor - честь
Ruined – погубленный
God – Бог
Misfortune – беда
Angry – гневный
Oppressive – жестокий
Tortured – испытуемый
Thinking – мышление
Judge – судья
Think – думать
Text 2 (Eugene K
Bristow) 1969
Text 3 (Margaret
Wettlin) 1974
Text 4 (Stephen
Mulrine) 1997
Storm – гроза
God – Бог
Know – знать
Sin – грех
Beautiful – прекрасный
Frightened –
испуганный
Terrible – ужасный
Destroy – разрушать
Vanity – суета
тщеславие
Beauty – красота
Sin – грех
Ruined – погубленный
Dreadful –
страшный
Wits – мозги
Judgement – суд
Божий
Frightened –
испуганный;
Afraid – испуганный
Honor – честь
Terrible – ужасный
God – Бог
Miserable – несчастный
Storm – гроза
Vanity – тщеславие, суета
Temper – нрав
Judge – судить,
судья
Ruin – губить
Law – закон
Scared – напуганный
Vanity – тщеславие
Frightened – испуганный
Think – думать
Terrible – ужасный
Storm – гроза
Ruined – погубленный
Sinful – грешный
Managed – контролируемый
Fighter – боец
Ruin – губить
Angry – гневный
112
Очевидно, что во всех четырех переводах списки выявленных
ключевых слов во многом совпадают. Их можно объединить в разные
тематические группы: религия, страх, суд, разрушение и т. д. Несмотря
на то, что данные переводы были выполнены в разное время и разными
переводчиками, ключевые слова в них одинаковые. Скорее всего, это
является прямым указанием, во-первых, на специфику именно оригинального текста, во-вторых, на определенные отклонения от норм
«языка драмы» в английском языке.
В рамках исследования национальной картины мира, представленной в драме, мы выделили и проанализировали в оригинале концепты любви, греха; мотивы полета, апокалипсиса. Получается в результате, что представленные списки ключевых слов подкрепляют ранее сделанные выводы. Однако центральным концептом для драмы
А.Н. Островского «Гроза» является концепт воли, который никак не
был выделен в качестве ключевого слова ни в одном из переводов.
Причиной, возможно, является то, что данная лексема относится к типу
лексики, обозначающей национальный характер, национальную ментальность. О.А. Корнилов указывает на то, что понимание таких слов
затруднено не отсутствием слов-коррелятов в родном языке, а наоборот – наличием псевдокоррелятов в родном языке, что только затрудняет проникновение в суть подобных понятий, создавая видимость
успешного решения проблемы. О.А. Корнилов комментирует ситуацию так: «Англоязычный человек обращается к русско-английскому
словарю, находит, как ему кажется, эквивалент freedom и успокаивается. А зря. Freedom эквивалентно слово свобода, но отнюдь не воля».
Слово воля относится к категории слов, в которых фиксируются понятия и представления, присущие исключительно национальному менталитету носителей конкретного языка [4].
Необходимо также указать, что, несмотря на определенную
схожесть выделенных ключевых слов, переводчики использовали разные синонимы для обозначения одного и того же явления. Следовательно, можно предположить, что в переводах, с одной стороны, была
отражена специфика оригинала, с другой стороны, индивидуальность
переводчика, а в результате уникальные для русской культуры концепты не нашли адекватного воплощения. Однако на этом в анализе переводов не может быть поставлена точка, т. к. результаты использования
одного из приемов корпусной лингвистики только открывают возможные перспективы дальнейшего исследования.
113
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki, свободный.
Hunston S. Corpora in Applied Linguistics. Cambridge University Press,
2002. P. 14–16.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.aclweb.org/anthology,
свободный.
Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М.: ЧеРо, 2003.
Научный руководитель Н.Е. Разумова, д.филол.н.,
профессор ТГУ, ТГПУ
Ю.В. Данюшина
Институт иностранных языков
Государственного университета управления (г. Москва)
БИЗНЕС-ДИСКУРС КАК ОБЪЕКТ ПРИКЛАДНЫХ
ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Ускоряющееся научно-технологическое и информационное развитие общества ведет к усилению междисциплинарной синергии отдельных областей знаний. В зоне соприкосновения наук возникают
новые перспективные исследовательские направления. В языкознании
в последнее время уже утвердились такие прикладные лингвистические дисциплины, как медиалингвистика, политическая лингвистика,
юрислингвистика. Между тем, бизнес является, как минимум, не менее
важной и объемной сферой человеческой деятельности, а подъязык
бизнеса и бизнес-коммуникация (деловое общение) обладают своими
специфическими свойствами, требующими изучения. Это представляется достаточным основанием для того, чтобы выделить бизнеслингвистику в качестве новой научной дисциплины в рамках прикладной лингвистики и разработать ее методологию и научный аппарат. Таким образом, бизнес-лингвистика – наука, изучающая функционирование языка и использование языковых ресурсов в бизнес-деятельности,
исследующая языковые составляющие делового общения.
В век информационно-коммуникационных технологий и глобализации язык и общение в бизнес-контексте приобретает все возрастающую значимость. В настоящий период в ведущих бизнес-школах
114
вводятся специализированные курсы и ведутся исследования в сфере
бизнес-коммуникации. Издается ряд специализированных периодических изданий, посвященных бизнес-общению, например, Journal of
Business
Communication,
Business
Communication
Quarterly,
Management Communication Quarterly. К настоящему времени значительные наработки в области бизнес-лингвистики и бизнескоммуникативистики сделали Р. и С. Сколлоны, В. Бхатиа,
Ф. Баргиела-Чиаппини, А. Пенникук, Х. Спенсер-Оати, Л. Бимер,
Ай. Варнер, Л. Путнам, Дж. Пончини, К. Никерсон и др.
К концу 1990-х гг. были определены предмет исследования
(«как бизнесмены используют язык для достижения своих целей») и
основы методологии (Ehlich & Wagner 1995, Firth 1995, Ulijn & Li 1995,
Bargiela-Chiappini & Harris 1997, Bargiela-Chiappini & Nickerson 1999).
Обозначена связь между бизнес-контекстом и языком, заполнен пробел
«между контекстуальным бизнес-подходом и лингвистическим текстовым подходом» (Charles 1996). Начато лингвистическое изучение бизнес-совещаний (Yamada 1990, 1992, 2002) с точки зрения прагматических целей – обмена мнениями или принятия решения.
Культура корпоративной коммуникации, управленческий диалог, трансакционный дискурс и коммуникационные модели в бизнесе
получили освещение в трудах Daft & Lengel 1984, Victor 1992, Beamer
1992, Trompenaars 1993, Scollon & Scollon 1995, Varner & Beamer 1995,
Louhiala-Salminen 1997, Perkins 1999. Значительный объем работ направлен на изучение использования иностранных языков в бизнессфере, например, большой проект по анализу «языковой стандартизации» компаний в Западной и Центральной Европе (Vandermeeren 1998
и 1999), проект Евросоюза, координируемый S. Hagen, и др.
В отечественной филологии сфера языка бизнеса всё еще является относительно малоизученной, но чрезвычайно перспективной.
Достижения в ее исследовании принадлежат Т.Б. Назаровой (комплексная работа по изучению словарного состава английского языка
делового общения), Е.Н. Малюга (основы функциональной прагматики
межкультурной деловой коммуникации), К.В. Томашевской (анализ
экономического дискурса современника в его лексическом представлении), А.А. Атабековой, Т.Д. Венедиктовой, З.И. Гурьевой. Проблематику делового вербального общения исследуют И.А. Преснухина,
И.Н. Пучкова, И.В. Герасименко, С.В. Шилова, И.С. Макарова,
И.М. Подгайская, Т.В. Толстова, Т.А. Ширяева, В.А. Митягина и др.
115
Исследование функционирования языка в бизнесе должно, по
нашему убеждению, опираться на дискурсивный подход. Этот подход
подразумевает «погруженность речи в жизнь», по метафорическому
определению дискурса, данному Н.Д. Арутюновой в ЛЭС [1. С. 136–
137]. Ю.С. Степанов отмечает, что «дискурс – это “язык в языке”, но
представленный в виде особой социальной данности… Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, – в конечном счете –
особый мир» [4. С. 670]. Безусловно, мир бизнеса – это абсолютно особый мир, со своими особыми правилами, своей терминологией и т. п.
Итак, в основе бизнес-лингвистики лежит бизнес-дискурс, который является объектом ее исследования. Что же он представляет
собой? Поскольку дискурс вообще – понятие многозначное и многогранное, примем за основу рабочее определение дискурса как совокупность / массив тематически соотнесенных текстов, – опираясь на признанные дефиниции [5. С. 143–145; 3. С. 9; 2. С. 2]. Согласно такому
подходу, мы можем определить бизнес-дискурс как (а) открытую совокупность текстов, интегрированных бизнес-тематикой (в более
узком, рабочем смысле) и как (б) вербализацию делового общения
(в широком смысле). Известный западноевропейский специалист в области бизнес-дискурса Ф. Баргиела-Чиаппини определяет бизнесдискурс как «всё, связанное с тем, как люди общаются, используя разговор или письмо, в коммерческих организациях для выполнения работы» (здесь и далее перевод наш), как «социальное общение в бизнесконтексте» [6. С. 3].
В трудах российской лингвистики мы не встретили использования термина «бизнес-дискурс». В большинстве имеющихся типологий
дискурса используется традиционно выделявшийся «деловой» (или
реже – «экономический») тип дискурса. Однако с точки зрения современного состояния лингвистики для характеристики дискурса термин
«деловой» уже не является столь однозначно приемлемым и абсолютно
корректным. Во-первых, понятие «деловой» изначально используется
для разграничения делового (официально-делового) стиля речи и
обычного (разговорного). При этом под понятие «деловой» подпадают
любые профессиональные типы дискурса – и политический, и экономический, и административный, и юридический. Это означает, что
термин «деловой» слишком широк.
116
Напротив, термин «экономический» для типологизации дискурса может быть слишком узким, когда мы говорим обо всем разнообразии дискурса бизнес-сферы и бизнес-проблематики. Все аспекты мирового и национального хозяйствования, производства, торговли, финансов, менеджмента уже не умещаются в понятие «экономический»; в
некоторых исследованиях появились еще и «корпоративный», и «переговорный» дискурсы, что доказывает нарастающее ощущение нехватки
точного всеобъемлющего термина.
В то же время в современной науке всё чаще встречаются понятия, включающие в свой состав элемент «бизнес» – например, «бизнесмедиа», «бизнес-коммуникация», «бизнес-риторика». Они уже широко
и успешно используются в мировой и в отечественной практике, особенно в обстоятельствах усиливающейся интернационализации общества и науки (а значит, и научного языка и терминологического аппарата – на базе англоязычных терминов).
Поэтому оправданным видится введение термина «бизнесдискурс» для типологизации дискурса в сфере бизнеса и по проблематике бизнеса, который и охватывает все вышеперечисленные аспекты.
По итогам первичного анализа мы выделяем ряд подвидов бизнесдискурса (которые, однако, зачастую являются переходными и взаимно
перекликающимися с другими дискурсивными областями), например:
учебно-академический бизнес-дискурс (в учебных пособиях,
справочниках, исследованиях различных аспектов бизнеса, экономики, менеджмента и предпринимательства, а также в тренингах, в бизнес-консалтинге и коучинге);
дискурс бизнес-медиа;
ритуально-публичный бизнес-дискурс (дискурс отчетов и совещаний, выступлений руководителей компаний перед акционерами и персоналом, презентации, PR и реклама);
документный бизнес-дискурс (внутренняя и внешняя деловая
корреспонденция, корпоративная документация, уставы компаний и организаций и т. п.);
дискурс профессионального делового общения (переговоры, общение с клиентами, коллегами, в том числе производственнотехнический бизнес-дискурс, а также бизнес-сленг и арго, например, специфический язык биржевых трейдеров).
Вернемся к исследованиям бизнес-дискурса. При помощи методик конверсационного анализа, социологии и этнометодологии за последние два десятилетия предприняты попытки анализа дискурса в
117
различных сферах и аспектах бизнеса и сделан вывод о его ключевой
роли: «Разговор – это жизненная кровь всех организаций, и будучи
таковым, он и формирует, и сам формируется структурой организации» [7. С. 8]. Дискурс как проявление власти занимает важное место в
исследованиях Yeung 2004, Holmes 2000, Vine 2004. Так, J. Fendt 2007
описывает дискурс главного исполнительного директора (CEO).
Начат жанровый анализ бизнес-дискурса с изучением письменного дискурса (U. Connor, C. Nickerson, L. Louhiala-Salminen) и взаимодействия того, как в нем «переплетены текст и контекст» (Swales
1990, Bhatia 1993 и 2004). A. Johns 1980 анализировала когезию в бизнес-корреспонденции, S. Jenkins и J. Hinds 1987 описывали национальные особенности английских, французских и японских деловых писем.
Изучались различные жанры деловой переписки (Maier 1992, James et
al. 1994, Yli-Jokipii 1994, Gotti & Gillaerts 2005), специфика электронной почты и факсовых сообщений (Louhiala-Salminen et al, 2005).
Разнообразным аспектам межкультурного бизнес-дискурса и
делового общения на национальных языках посвящены работы многих
исследователей – M. Al-Ali, E. Lavric, L. Yeung, Li Wei, Zhu Hua, Li
Yue, Margie Li, Yuling Pan, Keiko Emmett, dos Santos Pinto, de Moraes
Garcez и др. Например, Sh. Kenton и D. Valentine 1996 предлагают
«разговорную модель для мультикультурного рабочего места» с советами по общению с представителями европейской, азиатской и других
культур.
С точки зрения исследовательской цели анализ бизнес-дискурса
сохраняет традиции американской коммуникативистики и западноевропейской обучающей методики, совмещая дескриптивные и прескриптивные задачи. Общение в сфере бизнеса изучается как для описания и лучшего понимания его механизмов, так и для обучения студентов и бизнесменов более эффективным средствам коммуникации
(особенно навыкам на иностранном языке). Что касается методологии
дискурс-исследований, одним из наиболее часто используемых в настоящее время является «кейсовый» метод («case study»), особенно в
сочетании с критическим анализом. Его используют Sh. Livesey в ряде
публикаций о корпоративном дискурсе, Shell, McDonalds and
ExxonMobil (Livesey 1999, 2001, 2002) и Perkins 1999 в описании бизнес-контекста в компании VisionCorps. J. O’Rourke 2006 приводит набор кейсов для исследования управленческой коммуникации в переходный период.
118
В российской лингвистике имеется ряд диссертационных работ
по англоязычному деловому дискурсу: В.В. Кузнецова (2005) исследует принцип корпоративности в английском групповом профессиональном дискурсе, В.А. Пономаренко (2007) описывает фразеологические
единицы делового дискурса, С.Ю. Тюрина (2003) – его лексикофонетические характеристики, Н.А. Баландина (2004) анализирует
дискурс переговоров в англоязычной деловой коммуникации,
Н.С. Федотова (2005) – концепт «гарантия» в англоязычном деловом
дискурсе.
В целом, анализ бизнес-дискурса привлекает всё большее внимание и российских, и зарубежных исследователей. Проанализировав
большое число работ, посвященных деловому общению, мы можем
суммировать основные подходы к его исследованию:
1)
междисциплинарность – подход, включающий исследования
теорий бизнеса и менеджмента, организационную теорию, социологию труда и трудовых отношений, организационную психологию и коммуникацию;
2)
мультимодальность – использование нескольких семиотических
кодов для исследования содержания и выражения (Kress & van
Leeuwen 2001, Norris 2004, Iedema 2003);
3)
сочетание экспериментальных, симуляционных и аутентичных
материалов и комбинация квантитативных и квалитативных методов анализа, в том числе методик корпусной лингвистики со
статистической обработкой данных корпусов текстов.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Баранов А.Н. Некоторые константы русского политического дискурса
сквозь призму политической метафорики / Баранов А.Н., Михайлова О.В., Шипова Е.А. М.: Фонд ИНДЕМ, 2006.
Киселева А.А. Предисловие научного редактора // Дискурс-анализ. Теория и метод / пер. с англ. 2-е изд. Харьков: Изд-во Гуманитарный центр,
2008. С. 9–11.
Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М.:
Языки русской культуры, 1998.
Чернявская В.Е. Лингвистика теста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность. М., 2009.
Bargiela-Chiappini F., Nickerson C., Planken B. Business Discourse. Palgrave Macmillan, 2006.
119
7.
Boden D. The business of talk. Organizations in action. L.: Polity Press,
1994.
Е.Ю. Оберемченко
Педагогический институт Южного Федерального университета
(г. Ростов-на-Дону)
РЕЧЕВОЕ ПОВЕДЕНИЕ И КАТЕГОРИЯ ЛИЧНОСТИ
С СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
В социолингвистике понятие «речевое поведение» рассматривается с позиции использования языка общественных групп человеком в
коммуникативных целях, и, в частности, изучается процесс выбора
оптимального варианта для построения социально корректного высказывания [1. С. 481–482]. Речь человека содержит в себе черты, типичные для языковых привычек и особенностей той или иной социальной
общности, к которой, как предполагается, принадлежит и сам автор
высказывания [2. С. 96–106]. В связи с этим в социолингвистике поднимается вопрос о речевых привычках говорящего, которые реализуются в таком понятии, как стереотип речевого поведения человека как
представителя определенного сообщества.
В качестве социальных сообществ рассматриваются различные
по количеству человек объединения. К объединениям относят семью,
поколения, национальные сообщества, страны, школьные классы, профессиональные группы и др. Главным критерием объединения людей в
сообщества должна быть их общность социальной жизни и наличие
регулярных коммуникативных контактов. Общность и наличие контактов обеспечивают тем самым наличие понимаемых и принимаемых
определенных речевых особенностей в данном сообществе. Таким сообществом является и социально-профессиональная группа дипломатов, анализ речевого поведения которых является объектом данного
исследования.
При исследовании речевого поведения в сообществах важно понятие социальной роли, поскольку смена ролей (одним и тем же коммуникантом) обусловливает изменения в речевом поведении: в выборе
языковых средств, их сочетаемости друг с другом, в тональности речи
и т. п. [3. С. 34–41]. Например, ситуации знакомства, прощания или
поздравления предполагают множество коммуникативных вариантов,
но выбирается тот вариант, который соответствует социальной роли
120
коммуникантов и их социальному статусу [4]. Очевидно, что в одной
из данных ситуаций речевое поведение человека как члена семьи
должно отличаться от его же речевого поведения в роли сослуживца
и т. д. [2. С. 98]. Так, например, дипломат, отстаивающий интересы
государства на международной конференции, будет проявлять главным
образом концентрированность в действиях и осторожность в речевых
поступках, нежели в речевых действиях ситуации неофициального характера. Ошибки и невнимание в речевом поведении на конференции
могут оказать необратимое отрицательное влияние на благополучие
всего государства.
Социальная роль реализует общую социальную позицию человека, в которой интегрируется система отношений индивида к социальным условиям, статусу, ролям. Система отношений выражается в
установках человека, его готовности к принятию ценностей и ожиданий референтной для него группы [5. С. 80; 306].
В социолингвистике различают постоянные, неизбежные, редко
меняемые и временные социальные роли. Под постоянными понимаются те роли, которые характеризуются наследуемыми признаками:
пол, национальная принадлежность. Неизбежная социальная роль определяется возрастом человека. Редко меняемая социальная роль характеризуется принадлежностью индивида к тому или иному вероисповеданию, к социальному классу, слою. Временные роли рассматриваются как статусные, позиционные, а также как зависимые от каждой
конкретной ситуации [6. С. 5]. Каждый человек может совмещать в
себе несколько ролей, варьируя их в зависимости от цикла жизнедеятельности, социальной ситуации или личной склонности (авторитарный или демократичный начальник, ленивый или старательный ученик) [7. С. 239–240].
Следует отметить, что выполнение человеком той или иной социальной роли является важным моментом в исследованиях скрытой
прагмалингвистики. Данный вопрос актуализируется как один из
принципов отбора материала для анализа [8. С. 131–134]. В нашем исследовании авторам текстов свойственны такие социальные характеристики, как принадлежность к одному полу, к одному социальному
слою, к определенной нации, отнесенность к одной возрастной группе.
Совокупность выполняемых авторами текстов социальных ролей представлена в нашей работе в социальном портрете.
Существование социальных ролей предполагает наличие ролевых речевых отношений в сообществах. Под ролевыми речевыми от121
ношениями понимаются такие взаимоотношения между участниками
коммуникативного акта, которые определяются социальной ситуацией
и изменяются вместе с ней (покупатель-продавец, преподавательстудент, солдат-офицер) [6. С. 5]. Социальная ситуация представляет
собой совокупность социально значимых условий актуализации коммуникации, которые способствуют взаимодействию коммуникантов и
их взаимному воздействию или ограничивают их [4].
Социальная ситуация, а следовательно, и содержание ролевых
речевых отношений, зависит от места коммуникации и связанной с
ним обстановки, а также их временной продолжительности [4; 9. С. 42–
43]. В поведении же коммуникантов раскрываются ожидания референтной группы. Это ожидания того, как они должны себя вести в той
или иной социальной ситуации [10. С. 31]. Так, например, речевое поведение дипломатов на долгих деловых переговорах будет отличаться
от их поведения на вокзале при случайных встречах или, например, в
ситуации беседы с врачом.
Другими словами, на протяжении своей жизни человек участвует в различных общественных отношениях и меняет социальные роли.
Тем самым он накапливает жизненный и речевой опыт, впитывает в
себя особенности и своеобразия коммуникации тех социальных общностей, к которым он принадлежал и/или еще принадлежит. Человек
адаптируется к условиям существования в данной общности и тем самым приобретает определенные личностные качества.
Участие коммуникантов в ролевых речевых отношениях, обусловленность общения конкретной социальной ситуацией определяет
наличие социальных параметров языка общения в конкретном сообществе. Данные параметры выявляются как речевые стереотипы данного
сообщества. Понятие стереотипа речевого поведения, или стереотипного речевого поведения, раскрывается в социолингвистике в анализе
социального вербального поведения человека, а именно с точки зрения
употребления в речи определенных языковых средств.
Данные языковые средства представляют собой единицы ментально-лингвального комплекса представителей определенного сообщества. Единицы характеризуются реализацией в стандартных ситуациях общения этого сообщества, а также являются устойчивыми социокультурно маркированными локальными ассоциациями к данной
ситуации [9. С. 44–47]. Данные единицы общения привычны и традиционны для той или иной выполняемой человеком социальной роли в
конкретной речевой ситуации.
122
Условием для отнесения какой-либо единицы общения к стереотипам речевого поведения данного сообщества является его многократное проявление в поведении представителей данного коллектива и
его однозначное понимание всеми членами этого сообщества [9. С. 44–
47]. Усвоение стереотипов происходит либо путем подражания, либо
путем обучения. Выполняя определенную социальную роль, человек
автоматически выбирает такую линию поведения, которую он неоднократно наблюдал в опыте других коммуникантов и реализовывал сам в
результате многократного повторения в аналогичных ситуациях
[11. С. 63–70].
По существу, стереотип является нормативной социокультурной единицей речевого общения определенного сообщества или нормативной социально корректной единицей общения в определенной
(стандартной, типичной) социальной ситуации [12. С. 67]. Норма, внедряемая как в поведение, так и в менталитет сообщества, диктует ожидаемое поведение, его стереотип, представление человека о своем
должном поведении [7. С. 107–108]. Речевые стереотипы несут информацию о ролевых речевых характеристиках, соответствующих как индивидуальным свойствам, так и социально-групповым признакам
[6. С. 5–7].
При длительном занятии определенной профессиональной деятельностью у человека формируется стереотипное речевое поведение,
характерное для данной социально-профессиональной группы. Данное
поведение понимается как проявление «профессиональных привычек»
[13. С. 26]. Эти привычки накладывают отпечаток на образ жизни человека, могут повлиять на формирование определенных личностных
качеств и отразиться, следовательно, на речевом поведении человека.
Профессия оказывает на становление личности существенное
воздействие. Так, например, профессия может повлиять на внешний
облик человека, манеру одеваться, вести себя. Принадлежность к профессии сказывается на психологических особенностях человека и манере общения. Такую социально-профессиональную группу, которая
наделена особой силой воздействия на ее участника, на наш взгляд,
представляют собой дипломаты.
Как отмечается во многих работах по международным отношениям, дипломатическая служба предполагает наличие и формирование
определенных качеств у человека, приобщенного к данному роду деятельности. К таковым относят честность, культуру, общительность,
умение слушать и аналитически мыслить, находчивость, ответствен123
ность, присутствие духа, чтобы ответить на непредвиденные вопросы и
осторожными репликами избежать рискованного шага, и др. [14]. Появившиеся в последние десятилетия немногочисленные воспоминания
дипломатов подтверждают данный факт. Наличие и формирование определенных вышеназванных качеств у дипломата позволяет говорить о
стереотипном речевом поведении, о типичных чертах профессиональной
группы и о профессиональной акцентуированности личности.
Под профессиональной акцентуированностью понимается совокупность психических и психофизиологических черт личности человека, которые типичны для представителей какой-либо конкретной профессии. Эти черты неизбежно становятся определяющими для человека [15. С. 11–17; 16. С. 43]. В системе отношений человека к окружающему миру, в особенностях его поведения и речи существуют варианты, формирующие человека как личность. Когда эти варианты становятся уже не случайными, а постоянными, но при этом они еще не перешли в патологическое состояние, говорят об акцентуациях черт личности [15. С. 15–17].
Другими словами, акцентуация всегда предполагает усиление
степени определенной личностной черты. Эта черта личности, таким
образом, становится акцентуированной [15. С. 15–17]. В системе соотношений таких черт и их проявлений в речи профессионала они представляют собой наличие набора речевых привычек, характерных для
социально-профессиональной группы, создавая тем самым понятие
стереотипа речевого поведения. Часто по речевым привычкам говорящего мы можем определить его принадлежность к той или иной социально-профессиональной группе. Это объясняется тем, что в поведении
говорящего прослеживаются и узнаются характерные черты стереотипного поведения, свойственные для данной группы [10. С. 31].
Таким образом, мы рассмотрели вопрос изучения речевого поведения и познания личности в социолингвистике. В речи человека
непосредственным образом аккумулируется и реализуется накопленный социальной группой культурный и речевой опыт. Опыт идентифицируется с универсальными характеристиками стереотипного речевого поведения группы, к которой принадлежит человек.
Список литературы и источников
1.
2.
Швейцер А.Д. Социолигвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 481–482.
Крысин Л.П. О перспективах социолингвистических исследований в
русистике // Русистика. Берлин. 1992. № 2. С. 96–106.
124
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
Брайт У. Введение: Параметры социолингвистики // Новое в лингвистике. М., 1975. Вып. VII. С. 34–41.
Социологические доминанты коммуникации. [Электронный документ].
Режим доступа: http://podorvannie.narod.ru, свободный.
Бергер Петер Л., Бергер Бриджит Социология: Биографический подход // Личностно-ориентированная социология. М.: Академический
Проект, 2004. С. 25–399.
Кутькова А.В. Речевые стереотипы и проблемы речевого общения //
I И.А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и
прикладного языкознания: труды и мат-лы II Международных Бодуэновских чтений: в 2 т. / под общ. ред. К.Р. Галиуллина, Г.А. Николаева.
Казань: Изд-во Казанского гос. ун-та, 2006. Т. 2. C. 5–7.
Ерасов Б.С. Социальная культурология. М.: Аспект Пресс, 1998.
Матвеева Г.Г. Подходы к отбору материала исследования в скрытой
прагмалингвистике // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д, 2008. Вып. 11. С. 131–134.
Швейцер А.Д. К проблеме социальной дифференциации языка // Вопросы языкознания. 1982. № 5. С. 39–48.
Агеев В.С. Механизмы социального восприятия // Психологический
журнал. 1989. Т. 10. № 2. С. 63–70.
Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. М.: Высш.
школа, 1989.
Дробот Е.А. Формирование лингвокультурологической компетенции в
процессе обучения иностранным языкам // Личность, речь и юридическая практика. Ростов н/Д, 2008. Вып. 11. С. 66–68.
Зюбина И.А. Прагмалингвистический аспект речевого поведения русскоговорящего и англоговорящего государственного обвинителя: дис.
… канд. филол. наук. Ростов н/Д, 2005.
Петровский В. О тонкостях нашей профессии. [Электронный документ]. Режим доступа: http:// irelations.narod.ru/ diplom.htm, свободный.
Леонгард К. Акцентуированные личности / пер. с нем. В. Лещинской.
М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.
Ломова О.Е. Речевое поведение актеров в автобиографических текстах
(на материале русского и немецкого языков): дис. … канд. филол. наук.
Ростов н/Д, 2004.
Научный руководитель Г.Г. Матвеева, д.филол.н., профессор
Педагогического института Южного Федерального университета
125
Е.К. Прохорец
Томский политехнический университет
ЛИНГВОДИДАКТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
НЕМЕЦКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ МОЛОДЕЖИ
Текст – это средство проявления, сохранения и передачи культуры, при этом именно художественный текст в силу своей специфичности исторически играет важнейшую роль в данном контексте. Рассматривая взаимодействие культуры, языка и художественного текста
(далее – ХТ) Ю.М. Лотман дают такое определение: «Художественный
текст, прежде всего, представляет собой определенным образом организованную вторичную семиотическую коммуникативную систему,
характеризуемую наличием некоторых элементов, специфичностью
набора этих элементов и особой структурой их отношений» [2].
XT наряду с собственно семантической содержит эстетическую
информацию, при помощи которой автор воздействует на чувства и
эмоции получателя, пытаясь таким образом передать свои собственные
эстетические ценности. Эстетическое воздействие зависит от того, как
выступает своеобразность текста в его оформлении. Именно поэтому
для значительных произведений характерно стремление к индивидуальному языковому оформлению.
В данной связи В.М. Шаклеин отмечает, что любой авторский
текст, особенно художественное произведение, есть реализация языка
автора, который необходимо понимать не только как индивидуальный
язык автора, но и как язык, отражающий определенный временной
лингвокультурный срез или лингвокультурную ситуацию, сущность
которой составляет сочетание общенационального, группового и индивидуального в языке определенного времени [4. С. 43].
Это явление можно четко проследить, сравнивая произведения
XVIII–XIX веков (например, Айхендорфа, Гофмана, Клейста, Гете,
Лессинга и других писателей-классиков), конца XIX–начала XX века
(Томаса Манна и Генриха Манна, Бертольда Брехта и др.) и современных писателей Германии (Петера Хэртлинга, Кристины Нестлингер,
Урсулы Вельфель, Михаэля Энде, Рудольфа Отто Вимера, Барбары
Фришмут, Ренаты Вельш, Мириам Пресслер и других). Один и тот же
язык – немецкий – претерпевает исторические изменения, появляющиеся неологизмы переходят в разряд архаизмов и так далее.
126
Как пишет немецкий исследователь Винфрид Фройнд, «книги
для детей и юношества – модели человеческой жизни...» [3. С. 5]. По
его мнению, они не должны быть средством пустого времяпрепровождения, уходом от действительности, но должны, используя художественные средства, помогать читателю находить выход из конфликтных
ситуаций. Книга, отвечающая требованиям и задачам, стоящим перед
литературой для подрастающего поколения, стимулирует читателя к
активному действию, будит в нем желание воспитать из себя свободного и ответственного члена общества, В этой связи можно говорить о
такой дидактической особенности XT, как полифункциональность –
произведения юношеской литературы выполняют сразу несколько
функций, например, эстетическую и философскую, эстетическую и
историческую, воспитательную, образовательную и так далее.
Н.И. Жинкин подчеркивает, что «в конце концов смысл текста
выражается в том, что обнаруживает соотношение вещей в определенных условиях времени и места» [1. С. 106]. В нашем же случае, поскольку речь идет об иноязычной действительности, об иной культуре,
XT также выполняет функцию посредника в диалоге культур и побуждает к сравнению. Для молодых людей в возрасте 16–18 лет мир не
стал еще привычным, само собой разумеющимся, он еще не закончен.
Ближе к истоку жизни, готовые к восприятию нового, неизвестного,
молодые люди данного возраста являются идеальными партнерами для
творца-писателя. Оба – как автор, так и его юный читатель – воспринимают мир, как нечто бесконечно преобразуемое, как вызов к совместному творческому созиданию. Молодому читателю необходима атмосфера неисчерпаемого духовного общения, поощрения и стимулирования его способности к ощущению мира, сопереживанию.
Современная литература Германии и немецкоязычных стран изменилась в содержательном и идейном плане по сравнению с более
ранней, так как с течением времени изменилась социокультурная действительность страны: например, для Германии в настоящее время актуальной является проблема иностранцев-эмигрантов; объединение
Европы повлекло за собой определенные изменения в различных областях жизни; в Германии особенно ярко выражена эмансипация и тому подобное. Например, главными персонажами многих современных
произведений детской и юношеской литературы являются девочки /
девушки. То, что книги для девушек существовали как особый род литературы, было обусловлено не только спецификой развития подростков различного пола, но и принятым прежде дифференцированным
127
воспитанием. Основная тенденция подобных книг – показать девушку
в процессе ее развития в соответствии с более или менее произвольно
установленными школьной психологией фазами становления. Известные, почти «классические» книги для девочек – это «Хайди» Иоганны
Спири (1880–81), «Упрямица» Эмми фон Роден (1885), «Птенчик»
Эльзы Ури (1918), «Пукки» Марты Тротт (1935), «Ульрика» Марии
Луизы Фишер. В них показываются в принятых для тех времен шаблонных представлениях различные возрастные моменты жизни девушки, процесс воспитания будущей домохозяйки и матери. При этом бескорыстие, скромность, покладистость, экономность, любовь к порядку,
честность, трудолюбие и мягкость идеализировались, а такие качества,
как критичность, своенравие, интеллект, творческое начало и стремление к самовыражению, в лучшем случае, игнорировалось. С течением
времени подобная литература стала подвергаться все более резкой критике. В современной Германии очень развита проблематика женской
эмансипации, что находит отражение в литературе («Bitterschokolade»,
«Ich bin eine Wolke», «Nichts kriegt man geschenkt», «Die Ilse ist weg» и
др.).
Современные немецкие художественные произведения для молодежи характеризуются современностью языка, содержат элементы
молодежного сленга, жаргонизмы, многочисленные разговорные формулы. Например, в романе Д. Кекуле «Ich bin eine Wolke» вместо нейтрально-литературных стилистических форм чаще всего используются
такие, как «abhauen, abkratzen, Armleuchter, gaffen, dusselig, Fressalien,
ausmisten, am Arsch der Welt, Hatschelkind aller Pauker, reinsausen,
Schmusepaar». Речь идет от лица Паулины, 14-летней девушки, многие
высказывания категоричны, прямолинейны и критичны, что свойственно для молодежи в таком возрасте, например: «Sie iiberhort meinen
Spott und klappert aufgekratzt mit den Wimpern», «Jetzt war' mir fast der
Lutscher aus dem Mund gefallen», «...das stinkt mir», «bequemt er sich zu
sagen», «Schwamm driiber», «da bin ich aber wirklich baff», «Da kommt
einem am bestern zum Bewustsein, wie beschissen man dran ist» и другие.
Произведение писателя каждый раз получает свое завершение
через читателя. Именно и только читатель, погружаясь в книгу, создает
вымышленный мир внутри себя, становится соавтором. У каждого индивидума сформирована определенная система понятий, выраженных
определенной системой знаков. Основная функция любого индивидуального языка – коммуникативная: передавая и получая информацию,
индивид прежде всего ориентируется на общность используемого язы128
ка. Смысл – содержание передается при помощи языка, но находится
вне его. Писатели Германии, Австрии, Швейцарии адресуют свои произведения юным немецкоязычным читателям, их произведения не являются учебными текстами, предназначенными для изучения языка. В
этом имеются определенные преимущества и недостатки. К недостаткам можно отнести тот факт, что русскоязычный читатель, особенно
студент неязыкового вуза, не обладающий достаточно высоким уровнем развития культурно-языковой личности, а также в силу различий
менталитета, не воспринимает произведение с той степенью полноты и
точности, как его воспримет носитель языка. Преимущества же заключаются в том, что для иноязычного читателя такой текст становится
богатейшим источником сведений о стране изучаемого языка.
XT сам по себе полисемантичен – он допускает множественные
толкования в зависимости от образования, вкусов и интересов конкретного читателя, хотя при этом всегда имеется инвариантное ядро,
которое делает практически невозможной полностью противоположную интерпретацию. Естественно, читатели, принадлежащие к разным
лингвокультурным общностям, будут понимать текст с разной степенью глубины.
Как известно, XT – это продукт творческой деятельности какого-либо индивидума (автора), которая имеет своей целью передачу
информации, взглядов и убеждений, собственных эстетических ценностей другому индивидуму, поэтому можно говорить о том, что художественный текст имеет антропоцентрический замкнутый характер, то
есть познание и отражение мира направлено прежде всего на познание
человека, при этом художественный текст сам по себе является только
средством для этого. Автор использует на этом пути действующих лиц
и пытается посредством представлений побудить читателя к определенному образу действий. Данные представления реализуются образностью и языковыми картинами. Реципиент, в свою очередь, воспринимает и обогащает их на основе своего собственного субъективного
жизненного опыта.
Именно поэтому вышеперечисленные особенности иноязычного
XT, а в частности, произведений современной немецкой литературы
для юношества, обусловливают интерес к чтению таких текстов и, таким образом, с одной стороны, стимулируют мотивацию в иноязычной
текстовой деятельности, с другой – способствуют развитию межкультурной и социолингвистической компетенций обучаемых.
129
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
Жинкин Н.И. Язык – речь – творчество: исследования по семиотике,
психологии, поэтике / сост., науч. ред. С.И. Гиндина. М: Лабиринт,
1998.
Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек – текст – семиосфера –
история / ред. Т.Д. Кузовкина. М:Языки русской культуры, 1999.
Фройнд В. Современная литература для детей и юношества в Федеративной республике Германия. Inter Nationes, Bonn, 1990.
Шаклеин В.М. Лингвострановедческие вопросы интерпретации художественных текстов: автореф. дис. ... д-ра пед. наук. М., 1983.
Kekule D. Ich bin eine Wolke. Rowohlt Taschenbuch Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg, 1996.
С.Л. Васильева
Томский политехнический университет
СПЕЦИФИКА ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПРЕЦЕДЕНТНОГО
АНТРОПОНИМА В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
ПОСТМОДЕРНА
Изучение природы и функций имени собственного (далее ИС)
имеет давнюю традицию в философском и лингвистическом осмыслении. Однако вопрос о сущности ИС до сих пор остается дискуссионным. Одни исследователи определяют значение ИС как единичнореферентное [1], другие говорят об отсутствии у ИС лексического значения [7], третьи утверждают варьирование семантики ИС в зависимости от целей его употребления: ИС может приближаться к нарицательному в случае его переносного использования либо выполнять индивидуализирующую функцию, обозначая конкретного человека – носителя
имени [1]. Последняя точка зрения наиболее близка к определению
прецедентного ИС, сложность дефиниции которого также связана с
различием подходов к его описанию. Так, в рамках классической стилистики и риторики прецедентное имя называют аллюзией или антономазией, в когнитивных теориях и теориях метафоры – ономастической метафорой, в теории интертекстуальности, наряду с другими прецедентными феноменами, – интертекстемой [11], в теориях прецедентности – прецедентным антропонимом [3] и т. д. Наряду с различием
терминов налицо разница и в объяснении феномена прецедентного ИС,
которое может обозначаться как индивидуальное имя, соотносимое с
130
прецедентной ситуацией [3], как феномен, имеющий личностный и
сверхличностный характер [4], как имя, хорошо известное всем [5] или
значительной части культурного сообщества, актуальное в когнитивном плане и часто воспроизводимое в пределах лингвокультурного
сообщества [8] и т. д. Однако, при всем многообразии определений и
подходов, в теории прецедентного ИС остается достаточно много лакун, в частности, незатронутым остается вопрос о его смыслообразующем потенциале. Предпринимая попытку восполнить пустые места
в изучении ИС как прецедентного феномена, обратимся к публицистическому дискурсу как жанру, наиболее нуждающемуся в эксплуатации
культурных образов, в том числе прецедентных феноменов, и оценим
специфику функционирования в нем прецедентного ИС как средства
смыслопостроения.
Появление прецедентных ИС в современном публицистическом
дискурсе вполне отвечает всем требованиям постмодерна, т. к. позволяет соединить в себе традицию и индивидуализм, связанный со свободой творческого самовыражения. Во времена отказа от прежних
идеалов прецедентное ИС предлагает новые ориентиры, примеряя на
себя роль символа особого рода, оживляя актуальные образы настоящего и прошлого на стыке двух эпох. Кроме того, обращение к прецедентным феноменам связано с реализацией основных свойств публицистического дискурса эпохи постмодерна, таких как интертекстуальность, образность, установка на языковую игру и эмоциональное воздействие на адресата [8]. Так, прецедентные ИС являют собой пример
актуализации интертекстуальности в текстах публицистики, обеспечивая включение в линейное развертывание текста дополнительных смыслов, как напрямую соотносимых со смыслами текста, так и не имеющих непосредственной с ним связи. Однако в целом пробуждение в
сознании адресата целого спектра реминисценций, связанных с соответствующей прецедентной ситуацией, собственными впечатлениями
адресата и т. д., способствует быстрому усмотрению смыслов и пониманию текста. Кроме реализации свойства интертекстуальности, употребление прецедентных ИС также влечет за собой формирование какого-либо образа, поскольку всегда связано с метафорическим переосмыслением действительности, апеллирует к обыденному сознанию и
опирается на «живую, житейскую картину мира, разрабатывая более
глубоко отдельные ее участки» [6. С. 130]. В силу того, что такие метафорические образы ориентированы, прежде всего, на «быстрое понимание, а не на разгадывание» [6. С. 130], использование прецедент131
ного ИС становится не просто стилистическим приемом, но весьма
эффективным с точки зрения пробуждения рефлексии средством
смыслопостроения, которое при этом «позволяет ярче представить политическую позицию автора, привлечь внимание к историческим истокам современных социальных теорий, усилить прагматическое воздействие текста» [8]. Таким образом, налицо определенные зависимости
между реализацией публицистическим дискурсом своих функций и
свойств и появлением в нем прецедентных имен. Эти зависимости, в
том числе, выражаются в тех функциях, которые прецедентные ИС
осуществляют в публицистическом дискурсе.
Большинство исследователей, рассматривая функции прецедентного ИС, ориентируются на основное назначение того жанра, в
котором оно появляется. И в этом смысле публицистический дискурс
не исключение. Выдвигая в качестве главной для всего дискурса СМИ
функцию прагматического воздействия, для прецедентного ИС выделяют такие функции, как оценочная, поэтическая или эстетическая,
экспрессивная, коммуникативная, номинативная, прагматическая, людическая, связанная с языковой игрой, эвфемистическая, парольная
и др. (Д.Б. Гудков, Е.А. Нахимова, Г.Г. Слышкин, Н.А. Фатеева). Однако участие прецедентного имени в смысловой организации текста
для максимально эффективной реализации функций публицистического дискурса остается за пределами изучения. Принимая во внимание
необходимость рассмотрения прецедентного ИС именно как средства
смыслопостроения, предлагаем следующую классификацию функций
ИС в публицистическом дискурсе.
1. Изобразительная функция прецедентного ИС связана с отражением индивидуального видения действительности адресантом публицистического дискурса, что проявляется в новизне создаваемых при
помощи прецедентных ИС метафорических образов, которые зачастую
являются окказиональными. Например, достаточно интересным и ярким предстает образ России при ее соотнесении с известным литературным персонажем – главным героем книги Дж. Свифта «Приключения Гулливера»: «Опутанного со всех сторон Гулливера напоминает в
последнее время Россия на международной арене. Вся разница между
героем Свифта и нашей страной в том, что мешающие нам двигаться
нити носят не физический, а информационный характер»
(М. Ростовский «Как нам отмыть Россию» // МК. 2009. 8–15 июля).
Использование такого образа позволяет автору очень наглядно представить ситуацию, в которой оказалась Россия на международном
132
уровне: огромное (как Гулливер в стране лилипутов) государство рассматривается как угроза европейскому сообществу и подвергается нападкам в зарубежных СМИ, которые создают негативный образ державы (это и есть нити в тексте статьи) и, соответственно, отрицательно
влияют на восприятие России и отношение к ней в Европе. Красочность созданного автором образа дает возможность иносказательно
представить нашу страну как жертву неоправданно несправедливого
отношения к себе.
2. Контекстообразующая функция, которая заключается в отражении сложности и многоуровневости текста. По своей сути проявление данной функции является реализацией прецедентным ИС способности растягивать смысл, в результате чего выстраивается единая смысловая нить текста, на которую «нанизываются» частные смыслы, в
совокупности создающие эффект многоплановости и целостности текста. Общий смысл текста схватывается путем усмотрения отдельных
смысловых связей. За счет развертывания дополнительных смыслов
прецедентное ИС обеспечивает контекстуальную поддержку создаваемого образа и обусловливает лучшее понимание текста. Интересным
примером такого использования прецедентных имен является статья
Е. Черных «Нас будут кошмарить свиным гриппом до 2016 г.» (КП.
2009. 4–11 июня), в которой с самого начала проводится аналогия между активно муссированной в СМИ ситуацией с птичьим и свиным
гриппом и описанными в произведении М. Булгакова «Роковые яйца»
обстоятельствами борьбы с «куриной чумой». При этом всплывает сразу несколько имен из булгаковских «Роковых яиц» – это наркомздрав и
заведующий животноводством, герой с говорящей фамилией ПтахоПоросюк и режиссер, ставящий театральный спектакль с названием
«Курий дох», ученик Мейерхольда Кухтерман. Эти два имени активно
эксплуатируются автором статьи, подвергаются семантическим трансформациям, деривациям, создавая иронический контекст на протяжении всей статьи. Так, начинаясь с цитаты из М. Булгакова, статья содержит подзаголовок «Пламенный привет от Птахи-Поросюка», за
которым следуют авторские размышления: «Ох, чует мое сердце, не
случайно Булгаков обозвал члена чрезвычайки Птахой-Поросюком.
Странная фамилия, символическая. Мистический привет нам в XXI век
от автора «Мастера и Маргариты». Пташий Н5N1 и поросючий H1N1
гриппы словно близнецы-братья, вылупившиеся из одного рокового
яйца. Слишком многое их объединяет. Даже порядок пандемий, которыми нас пугают, повторяет фамилию члена чрезвычайки». Символизм
133
фамилии Птахо-Поросюка, как нельзя точно отражающий ситуацию с
провозглашенными эпидемиями птичьего и свиного гриппа в наше
время, еще более подчеркивается ее модификациями, а именно намеренным разложением фамилии на две части и преобразованием каждой
части в прилагательное. Использование фамилии булгаковского героя
в таком варианте позволяет автору указать на надуманность и раздутость развернутой вокруг птичьего и свиного гриппа паники. Дальнейшее обращение к образу режиссера Кухтермана и его перенос в
настоящее время дает возможность еще более развить идею автора о
театральности происходящих в настоящее время событий: «Так и хочется крикнуть: “Браво! Режиссера на сцену! Но кто он, этот новый
Кухтерман-Свинерман?”». При этом, прибегая к противоположной по
сравнению с Птахой-Поросюком, стратегии объединения, действующей на основе аналогии и оказывающейся также под влиянием фамилии Птахо-Поросюка и идеи, которую она выражает, автор создает
похожий комплекс «Кухтерман-Свинерман», который по смыслу оказывается равен Птахо-Поросюку и направлен на дальнейшее развитие
и растягивание смысла. В заключении идею всеобщего одурманивания
поддерживает наряду с уже отработанным образом Птахи-Поросюка
герой другого булгаковского произведения «Мастер и Маргарита» Воланд, который также оказывается поверженным современными средствами воздействия на общество с целью обогащения: «По маркетологам
плачет Нобелевская премия. Они придумали гениальную стратегию
продвижения (Воланд нервно курит в углу, а Птаха-Поросюк просто
выпал в осадок!). Ставка не на рядового потребителя. Закупать препарат должны государства». Итак, обращение к литературным образам
позволяет автору, с одной стороны, высказать свое мнение относительно надуманности сложившейся ситуации с птичьим и свиным
гриппом во всем мире, а с другой стороны, выявить причины, прежде
всего, материальные (отсюда и появление образа Воланда в конце),
создания такой языковой реальности, в которой стало возможным
влияние на общественное мнение.
3. Когнитивная функция связана с реализацией взаимосвязи между языком, культурой и мышлением, в результате которой рождается
новый образ объекта действительности, соединяющий в себе национально-культурные, в том числе и обыденные, представления людей, а
также индивидуальные вариации восприятия данных представлений
адресантом. Актуализация смыслов культуры в публицистическом
дискурсе указывает на культурную идентичность автора и адресата
134
сообщения, общность их «образов сознания» [9. С. 7] как моделей
фрагментов действительности и связана с выражением в дискурсе понимания установленных в данной культуре правил поведения, которые
находят отражение в разграничении хорошего и плохого, истины и
заблуждения, допустимого и запретного. По сути, реализация когнитивной функции прецедентного ИС, связанной с достижением эффекта
эмпатии, представляет собой своего рода вариант прагматической
функции, т. к. заключается в ориентации на ожидания, программировании реакции адресанта, влиянии на возникновение определенного
оценочного мнения и нужного автору понимания проблемы. Достаточно ярким примером эксплуатации культурных образов является предыдущая контекстообразующая фигура булгаковского персонажа. Бывают случаи, когда однажды использованный культурный образ получает
свое закрепление в словаре, что говорит о нахождении максимально
удачного соотношения индивидуальных и коллективных представлений. Так произошло с пресловутыми ловеласом и донжуаном, которые
претерпели и графические изменения, аналогичные процессы затронули и персонажей отечественной истории и литературы. Так, например,
тиражирование образа гоголевского персонажа «Мертвых душ» Манилова привело к образованию на основе прецедентного ИС путем присоединения суффикса -щин- абстрактного существительного маниловщина, выражающего мечтательное и бездеятельное отношение к окружающему миру, но тем не менее непременно приобретающего в дискурсе негативное оценочное значение: «А некоторые просто живут в
какой-то виртуальной реальности. Лежат перед телевизором и думают:
“Когда-нибудь и я стану директором банка, куплю яхту…”» «Маниловщина» (П. Иванушкина «Хорошо жить на Родине со смыслом» //
АиФ. 2009. № 28).
4. Метатекстуальная функция, тесно связанная с предыдущей и
направленная на реализацию возможности развертывания не только
основных, но и побочных смыслов в процессе развития текстового повествования, которые в то же время обладают способностью перетекать из одного текста в другой, тем самым, обеспечивая расширение
текстовых границ. С одной стороны, реализация данной функции служит формированию многоплановости текста, о которой уже шла речь
выше, а с другой стороны, вследствие перенесения смыслов из текста в
текст, создает основу некоторого единства текстов, относящихся к одной или даже разным сферам жизнедеятельности человека, тем самым,
обеспечивая своеобразие смыслового поля культуры, в рамках которо135
го происходит обращение смыслов и значений. Таким образом, метатекстуальная функция прецедентного ИС соотносится с интертекстуальными свойствами публицистического дискурса. Многократность
актуализации образа, создаваемого прецедентным ИС, может быть вызвана аналогией ситуации или «живучестью» самого образа. Так, одним из наиболее частотных в современном публицистическом дискурсе является образ Золушки, который из текста в текст символизирует
неожиданную удачу, позитивные изменения в жизни, ожидание чуда и
упование на него. Соответственно, невозможность достижения всего
этого рождает уныние: «Не все, к сожалению, становятся Золушками»
(С. Рудьева. МК. 2009. 8–15 апреля.). Интересно то, что данный образ
оказывается настолько динамичным, что может получать совершенно
неожиданное распространение и уточнение, как, например, в статье о
Сьюзен Бойл – немолодой женщине-домохозяйке, которая едва не
одержала победу на конкурсе песни – Золушка обретает авторское определение, расширяющее границы традиционного употребления образа: «Необычная история Золушки бальзаковского возраста привела в
экстаз даже американского президента» (М. Сарычева «Сьюзен Бойл
могла стать звездой еще 25 лет назад» // КП. 2009. 28 мая – 4 июня).
5. Функция экспликации и языковой экономии, заключающаяся
в возможности емкого и упрощенного представления идеи адресанта.
Например, весьма удачным в этом смысле представляется метафорическое использование имени популярного в настоящее время аккордеониста Петра Дранги: «Не каждый аккордеонист – Петр Дранга <…>
Но играть на аккордеоне, как Петр Дранга, хотят все» (Т. Аракчеева
«Судьба идти одной дорогой» // КП. 2009. 4–11 июня). Стилистически
поддержанный сравнением «как Петр Дранга» образ аккордеониста
призван актуализировать такие смыслы, как «талант», «виртуозность»,
«успех», «известность», при этом не требуя дополнительных разъяснений.
В заключение следует отметить, что разграничение всех функций прецедентного ИС является условным в силу того, что, как правило, будучи употребленным в каком-либо контексте, оно соединяет в
себе различные функциональные проявления. Так, изобразительная
функция всегда идет вместе с когнитивной и функцией экспликации и
языковой экономии, реализация контекстообразующей функции, безусловно, влечет за собой изобразительность и эксплицитность используемых образов и т. д. При этом огромный потенциал прецедентного
ИС в плане создания и активации образов культуры, возможности их
136
проецирования на новые ситуации, нахождения точек соприкосновения с адресатом путем создания единого смыслового поля, а также вероятности предопределения направления движения мысли адресата по
пониманию идейного содержания текста делает его незаменимым
средством смыслопостроения в современном публицистическом дискурсе.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
Блох М.Я., Семенова Т.Н. Имена личные в парадигматике, синтагматике и прагматике / под ред. Н.Н. Семенюка. М.: Готика, 2001.
Ермолович Д.И. Имена собственные на стыке языков и культур. М,
2001.
Гудков Д.Б. Прецедентное имя в когнитивной базе современного русского языка // Язык, сознание, коммуникация. Сер. 4: Филология, 1998.
№ 6. С. 34–39.
Караулов Ю.Н. Русская языковая личность. М.: Наука, 1987.
Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс
лекций. М.: Гнозис, 2002.
Крюкова Н.Ф. Метафорика и смысловая организация текста. Тверь:
Тверской гос. ун-т, 2000.
Курилович Е. Положение имени собственного в языке // Очерки по
лингвистике. М.: Тривиум, 2000. С. 251–266.
Нахимова Е.А. Прецедентные имена в массовой коммуникации. Екатеринбург, 2007.
Османова Р.А. Национально-культурная специфика образов сознания
русских и казахов (гендерный анализ на материале слов семантического
поля «Дом. Семья»): автореф. … канд. филол. наук. М., 2001.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов:
дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1999.
Фатеева Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. М.: Агар, 2000.
Р.В. Патюкова
Кубанский государственный университет (г. Краснодар)
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОБРАЗНЫХ СРЕДСТВ В ПУБЛИЧНОМ
ДИСКУРСЕ КАК ИНСТРУМЕНТ ФОРМИРОВАНИЯ
ПОЛИТИКИ ГОСУДАРСТВА
Вопросы, касающиеся роли и места образных средств в политическом публичном дискурсе, издавна привлекали внимание лингвис137
тов. Одним из ярких периодов развития образности можно назвать
средние века.
Предметом анализа нашего исследования явилась религиозная
лексика как элемент образности публичного политического дискурса.
Задачей данного исследования стало выявление специфики религиозной лексики в образных средствах публичного дискурса, а также
исследование связи между публичностью и образностью. Для решения
поставленной задачи будем опираться на дефиниции, представленные
в работах ряда отечественных ученых.
По мнению В.И. Карасика, «дискурс, понимаемый как текст, погруженный в ситуацию общения, допускает множество измерений.
С позиций прагмалингвистики дискурс представляет собой интерактивную деятельность участников общения, установление и поддержания контакта, эмоциональный и информационный обмен, оказание
воздействия друг на друга, переплетение моментально меняющихся
коммуникативных стратегий и их вербальных и невербальных воплощений в практике общения, определение коммуникативных ходов в
единстве их эксплицитного и имплицитного содержания» [1].
Исследуя классификацию типов дискурса, представленную
В.И. Карасиком (персональный – личностно-ориентированный и институциональный, принадлежащий к определенному социальному институту) [1], можно рассмотреть более пристально политический вид
институционального типа дискурса.
Поскольку институциональный дискурс принадлежит к определенному социальному институту, то и основными участниками этого
типа будут являться представители того или иного института. Не вызывает сомнения тот факт, что участниками политического вида дискурса должны выступать политики (президенты, монархи и др., имеющие принадлежность к институту власти), а целью политического дискурса будет завоевание и удержание власти. Е.И. Шейгал, рассматривая функции политического дискурса, доказывает, что для этого типа
общения базовой является инструментальная функция – борьба за
власть. Актуальны также регулятивная, референтная и магическая
функции. Системообразующими признаками политического дискурса,
по Шейгалу, является институциональность, специфическая информативность, смысловая неопределенность, фантомность, фидеистичность,
эзотеричность и т. д. Выделенные признаки занимают определенное
место на условной шкале тоталитарности/демократичности. Политический тоталитарный дискурс находится ближе к полюсу религиозного
138
общения. И ему свойственны ритуальность, эмоциональность, фидеистичность, суггестивность, эзотеричность, монологичность, авторитарность общения и консерватизм [2. С. 73].
Пересечение политического и религиозного дискурса, как пишет
Е.И. Шейгал, возникает в сфере мифологизации сознания, веры в магию слова, признания божественной роли лидера, использования приемов манипулятивного воздействия и ритуализации общения [3. С. 283].
Рассматривая монарший дискурс как подвид публичного политического вида дискурса, а в свою очередь текст тронной клятвы как
компонентную составляющую данного подвида, невозможно не обратить внимание на образные элементы в обращениях и призывах к народу со стороны публичной, а поскольку в средние века монарх являлся ключевой фигурой и играл одну из главных ролей в политике страны, то и политической личности. Проникая в своем анализе в глубь
веков, всё чаще встречаем вкрапления религиозной лексики как образной составляющей в политическом публичном дискурсе монархов, а
также их приближенных. Тексты речей того времени полны экспрессии, эмоциональности и образности. Представленная связь между дискурсивностью и публичностью позволяет перейти к аспекту взаимообусловленности между религиозной сферой и образностью.
Словарь лингвистических терминов Т.В. Жеребило дает нам
следующую дефиницию образности: это «полисемичное наименование, объединяющее два опорных смысла: во-первых, основная черта
художественной литературы, а также потенциальная черта других стилей, ориентированная на создание художественных образов; и вовторых, стилевая черта художественной речи, связанная с употреблением слов в переносном значении (метафоры), эпитетов, сравнений,
гипербол и т. п.» [4. С. 171]. «Актуальным гипонимом для понятия
«образность» является образность речи. Это – элемент системы коммуникативных качеств речи, а именно качество, направленное на формирование конкретно-чувственных представлений о действительности» [5. С. 100–103].
«Образность – это реальное свойство языковых единиц, проявляющееся в способности вызывать в нашем сознании “картинки”»
[6. С. 44].
По мнению И.Н. Кузнецова, «впечатления, сохраняющиеся в
представлении слушателей после настоящей ораторской речи, составляют ряд образов, вызывающих согласие или несогласие с высказываниями, идеями. Люди не только слушают речь, но и видят и чувствуют
139
ее. Вследствие этого слова, не вызывающие образов, утомляют их»
[7. С. 74].
Одной из образных составляющих тронных речей монархов того
времени было употребление в текстах речей религиозной лексики, такой как «Бог», «Святая Троица», обращение к народу – «Христиане».
В качестве иллюстративного примера обратимся к тексту тронной
клятвы Этельреда II. Оговорим при этом историко-культурный контекст. «В Х веке в Англии началась перестройка церковной системы,
позже она получила название «Реформы десятого века». На англосаксонский язык была переведена Библия. В 973 году, на пике реформ,
прошла коронация Эдгара Миротворца. Этому событию придали новое
духовное звучание. Акцент сместился на процедуру миропомазания.
Тем самым подчеркивалась богоизбранность монарха – он становился
как бы наместником Бога на земле. Королевская власть освещалась
божьим промыслом. В X веке формула «король Божьей милостью»
впервые вошла в правовые сборники» [8. С. 67]. В этих условиях публичный дискурс, включая тронную клятву, должен был нести особенно
эффективные рациональные и эмоциональные установки.
В их представлении принципиальны образность и соотносительная с нею религиозная лексика. В тронной клятве используются три
основные соответствующие единицы, причем две из них неоднократно.
Это единицы «Holy Trinity», «Christian» и «God». Приведем их толкование по наиболее адекватному в данном плане словарю английского
языка, а также русские корреляты по академическому словарю под редакцией Г.Н. Скляревской:
«The Holy Trinity n. (in Christian teaching) union of three persons,
Father, Son, and Holy Ghost, in one God» [9. С. 925].
«God n. 1. being regarded or worshipped as having power over nature and control over human affairs; image in wood, stone; smth. extraordinary, exquisite, etc.
2. the Supreme Being, creator and ruler of the universe» [9. С. 371].
«Christian adj. of Jesus and his teaching; of the religion, beliefs,
church, etc based on this teaching» [9. С. 833].
«Святая Троица – (Т прописное), ж. Рел. В христианстве:
триипостасный Единый Бог (Отец, Сын, Дух Святой)» [10. С. 793].
«Бог – (Б прописное) Рел. только ед. Верховная сущность, обладающая высшим разумом, абсолютным совершенством, всемогуществом, сотворившая мир и управляющая им» [10. С. 80].
140
«Христиане – мн. Рел. Люди, исповедующие христианство»
[10. С. 833].
См. тронную речь в современном представлении, приводимом
по актуальному английскому источнику, и русский перевод:
«In the name of the Holy Trinity, three things do I promise to this
Christian people, my subjects; first, that I will hold God's church and all the
Christian people of my realm in true peace; second, that I will forbid all
rapine and injustice to men of all conditions; third, that I promise and enjoin justice and mercy in all judgments, in order that a just and merciful
God may give us all His eternal favor, who liveth and reigneth» [11. С. 30].
«От имени Святой Троицы три вещи я обещаю вам, Христиане: первое – я буду поддерживать Божью церковь и всех Христиан
своего королевства в праведном мире; второе – я запрещу насилие и
несправедливость для людей всех сословий; третье – я обещаю обеспечить справедливость и всепрощение в судебных делах, для того
чтобы справедливый и всепрощающий Господь мог дать свою вечную
милость тем, кто живет и правит» (перевод автора).
Обращение к людям, происходящее от лица «Святой Троицы»,
как «Христиане» сознательно создает образ народа, объединенного
одной религией, одной верой. Верный, сплоченный и управляемый
народ – одно из условий существования государства для представителя
института власти. Это свидетельствует о тесной связи монарха и его
приближенных с церковью и соответственно о влиянии церкви на политику государства.
Использование монархами в текстах своих речей вышеописанной лексики происходит с целью достижения эмоционального влияния
на народ посредством веры. Монарх выступает как представитель определенного социального статуса, а целью в этом случае будет являться завоевание и удержание власти. Здесь мы можем наблюдать ранние
манипуляции массовым сознанием людей с использованием религиозной лексики как элементов образности, эмоциональности и экспрессивности в политическом дискурсе.
На основании вышеизложенного можно сделать следующие выводы: использование определенных образных средств, связанных с
религией, ведет к желаемому эмоциональному состоянию и настрою
общества, следовательно, этот процесс завершается формированием
политики самого государства. Роль религиозно направленных образных средств в речи монарха-политика средних веков занимало ключевую позицию в публичном политическом дискурсе того времени.
141
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
Карасик В.И. О типах дискурса. [Электронный документ]. Режим доступа:
http://www.ruslang.com/education/discipline/philology/disrurs/
material/material2, свободный.
Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: монография. М., Волгоград: Перемена, 2000.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис,
2004.
Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Назрань: Изд-во
Ингушского гос. ун-та, 2005.
Патюкова Р.В. Специфика образности речи как составляющей эмотивности // Культурная жизнь юга России. Ростов н/Д. 2008. № 4 (29).
С. 100–103.
Маслова В.А. Лингвокультурология. М.: Academia, 2001.
Кузнецов И.Н. Современная деловая риторика. М.: Гросс-Медиа, 2007.
Дэниел К. Англия. История страны. М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2008.
Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English by A.S. Hornby.
Oxford University Press, 1974.
Толковый словарь современного русского языка Языковые изменения
конца XX столетия / под ред. Г.Н. Скляревской. М.: РАН; Астрель;
АСТ; Транзиткнига, 2005.
Kimball Kendall E. Source Book of English History; The MacMilan Company; New York; 1900. P. 30. [Electronic resource]. Mode acess:
http://elfinspell.com/PrimarySource979.html.
И.Г. Фомичева
Волгоградский государственный университет
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ/ЛОКАЛИЗАЦИИ В ПЕРЕВОДЕ
Традиционно перевод рассматривается как вид языкового посредничества, который всецело ориентирован на иноязычный оригинал, как иноязычная форма существования сообщения, содержащегося
в исходном языке [1].
На современном этапе развития переводоведения перевод рассматривается как языковое посредничество, при котором происходит
не только вербальное транскодирование текста оригинала, но и его
преобразование с целью адаптации к культурным и региональным особенностям реципиента. Частным случаем такого языкового посредничества и является процесс глобализации (а также обратный ему процесс локализации). В данном отношении глобализация, наряду с со142
кращенным и адаптированным переводом, выступает как подвид адаптивного транскодирования – «вид языкового посредничества, при котором происходит не только транскодирование (перенос) информации
с одного языка на другой (что имеет место и при переводе), но и ее
преобразование (адаптация) с целью изложить ее в иной форме, определяемой не организацией этой информации в оригинале, а особой задачей межъязыковой коммуникации» [2]. Специфика адаптивного
транскодирования определяется «ориентацией языкового посредничества на конкретную группу адресатов или на заданную форму преобразования информации, содержащейся в оригинале» [3]. Адаптивное
транскодирование текста на иностранном языке носит парапереводческий характер и может быть представлено как объединение двух последовательных преобразований: перевод и заданная адаптация текста
перевода. Адаптивное транскодирование, ориентированное на заданный объем и характер информации, осуществляется путем глобализации, локализации, составления аннотаций, рефератов, резюме и других
форм передачи информации, связанных с отбором и перегруппировкой
сведений, содержащихся в иноязычном тексте. Для каждой из этих
форм задаются примерный объем и правила изложения материала, облегчающие восприятие переданной информации.
Объектом данного исследования является гипертекстовое пространство сети Интернет, что обусловлено огромной важностью процесса глобализации, в котором информационные гипертексты играют
важнейшую роль.
Для интернет-пространства глобализация как лингвистическая и
культурная адаптация текста перевода к специфике информационного
и культурного пространства адресата перевода наиболее существенна.
Процесс глобализации является объективной и, по большей части, позитивной тенденцией мирового развития. Как любой генерализирующий, стандартизирующий, унифицирующий процесс, глобализация
вызвала центробежный, специфицирующий, конкретизирующий процесс – локализацию.
Локализация – это языковая и культурная адаптация текста к условиям того социума, где предполагается его функционирование. Глобализация – это такая трансформация текста, которая ориентируется на
его использование в контексте универсальной значимости и соответствия общему стандарту, на «супернациональный» и «мультинациональный» уровень.
143
На современном рынке информационных технологий и услуг
можно выделить два типа глобализации/локализации: программного
обеспечения и веб-сайтов.
Локализация данных объектов предполагает техническую и языковую адаптацию программного обеспечения к требованиям и условиям отдельных региональных рынков, переработку существующего программного продукта с целью использования его в странах с другим
языком. Локализация веб-сайта представляет собой не менее сложный
и трудоемкий процесс, она включает в себя перевод текстовых файлов,
интерфейса, перевод текста ссылок, адаптацию текста к восприятию
целевой аудиторией, подбор ключевых слов для последующей оптимизации. В целом, локализация – это многоплановый процесс адаптации
текста к культурному контексту страны, на язык которого делается
перевод.
Глобализация ориентирована на обеспечение доступности программного обеспечения и веб-страниц для максимального количества
адресатов, потому что аудиторией вторичного текста должен стать
«глобальный» получатель – сегодня он, во многом благодаря первенству американской экономики и информационных технологий, владеет
английским языком, поэтому глобализация текста – это ее перевод, в
первую очередь, на английский язык, по возможности, свободный от
этнокультурной маркированности.
Если для осуществления письменного перевода специалист выполняет такие виды деятельности, как чтение исходного текста, его
предпереводческий анализ, сам процесс перевода, редактирование текста перевода, то при глобализации/локализации к вышеперечисленным
действиям добавляются иные, необходимые для адекватной интерпретации продукта посетителями интернет-сайта: разработка необходимых приложений, предоставление он-лайн помощи, тестирование информационного продукта. Кроме того, еще одно ключевое различие
между глобализацией/локализацией и переводом заключается в том,
что традиционный перевод делается на основе уже готового документа. С другой стороны, процесс разработки глобализованного/локализационного проекта ведется параллельно с разработкой аутентичного материала с целью создания нескольких языковых версий
одновременно. Перевод текста, как правило, составляет основную
часть работы в глобализованном/локализационном проекте, он редко
является его единственным компонентом и может напрямую влиять на
другие аспекты разработки продукта. Например, чтобы поддержать
144
характеристики определенных целевых языков, может понадобиться
изменение пользовательского интерфейса продукта. Требования к размеру могут быть адаптированы для языков, требующих значительно
большего или меньшего свободного пространства по сравнению с исходным языком. Таким образом, перевод является одним из составляющих элементов глобализации/локализации, и в практике перевода
под глобализацией/локализацией понимается непосредственно перевод, сопровождаемый культурной адаптацией текста в случае локализации, и максимально свободный от этнокультурных особенностей в
случае глобализации.
В транслятологической парадигме культурная адаптация текстов, осуществляемая в процессе глобализации/локализации, может
быть рассмотрена в свете прагматики перевода. Прагматический потенциал текста является результатом выбора автором содержания сообщения и способа его языкового выражения. В соответствии со своим
коммуникативным намерением автор отбирает для передачи информации языковые единицы, обладающие необходимым значением, как
предметно-логическим, так и коннотативным, и организует их в высказывании таким образом, чтобы установить между ними необходимые
смысловые связи. В результате созданный текст получает коммуникативно-прагматические характеристики, необходимые для достижения
заданного эффекта.
Согласно Б. Эссенлинку, процесс локализации включает несколько этапов.
На первом этапе исходный текст подвергается интернационализации. Для успешной локализации необходимо соответствующее построение исходного текста. Авторы текстов, предназначенных для локализации, должны избегать употребления свойственных определенной культуре идиом, анекдотов, жаргонизмов, ссылок на личности,
известные только внутри конкретного социума, и т. д. Адаптация исходного текста для последующей локализации называется интернационализацией.
1. На следующем этапе лишенный национальной специфики
нейтральный текст излагается стандартизированным языком, т. е. текст
должен пониматься всеми, независимо от культурной и национальной
принадлежности реципиента. В международной практике для создания
интернационализированного текста в качестве исходного языка используется английский. Однако необходимо учитывать тот факт, что
при интернационализации специалисту – носителю языка – иногда
145
сложно избежать использования национально-специфичных языковых
единиц, которые им воспринимаются как нейтральные или общеизвестные.
Как правило, интернационализация текста выполняется носителем языка, поскольку в противном случае это станет переводом, в котором будут иметь место погрешности, связанные с языковой интерференцией.
2. На третьем этапе происходит непосредственно локализация
исходного интернационализированного текста, которая включает в
себя не только перевод, но и адаптацию источника к культуре, где будет функционировать данный продукт. Переводчик, как локализатор,
являясь носителем языка и культуры того социума, для которого производится локализация, выполняет функции не только переводчика, но
и редактора исходного интернационализированного текста с точки
зрения его культурной составляющей [4].
Основываясь на данном принципе, представляется логичным
предложить следующие этапы процесса глобализации.
1. На первом этапе исходный текст также подвергается интернационализации, т. е. все тексты проходят процесс анализа для выявления определенных языковых структур и сочетаний, свойственных
определенной культуре, с целью их дальнейшей переориентации на
англоязычную лингвокультуру.
2. На следующем этапе происходит непосредственно процесс
перевода, в котором осуществляется подбор необходимых эквивалентных соответствий на различных языковых уровнях. Роль переводчика
на данном этапе состоит в том, чтобы наиболее полно и адекватно
адаптировать полученный текст к английской лингвокультуре.
Итак, в эпоху глобализации интеллект, знания, технологии становятся важнейшими экономическими активами. Информационная
революция, базирующаяся на соединении компьютера с телекоммуникационными сетями, коренным образом преобразует человеческое бытие. Она сжимает время и пространство, открывает границы, позволяет
устанавливать контакты в любой точке земного шара. Она превращает
индивидов в граждан мира. И если раньше связь с людьми из других
стран была возможна только с помощью телефонов, писем, телеграмм
и т. д., то теперь благодаря сети Интернет общение стало возможным и
в режиме «реального времени». Такие возможности появились благодаря процессу глобализации, одним из важнейших компонентов которого является создание англоязычного варианта гипертекста.
146
Список литературы
1.
2.
3.
4.
Григорьева О.С. Категория эквивалентности при переводе англоязычного рекламного текста // Жанры и типы текста в научном и медийном
дискурсе: межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. А.Г. Пастухов. Орел: ОГИИК,
Полиграфическая фирма «Картуш», 2006. Вып. 3.
Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты): учебник
для институтов и факультетов иностранных языков. М.: Высш. школа,
1990.
Паршин А. Теория и практика перевода. М.: Русский язык, 2000.
Essenlink B. A practical guide to localization. Amsterdam/Philadelphia: John
Benjamins publishing company, 2000.
Научный руководитель В.А. Митягина, д.филол.н.,
доцент Волгоградского государственного университета
А.Е. Калинина
Томский политехнический университет
К ВОПРОСУ О КАТЕГОРИИ МЕРЫ И ЕЁ ВЕРБАЛИЗАЦИИ
В ЯЗЫКЕ
Минувшее столетие прошло под знаком когниции. Когниция, по
определению М. Шварц, представляет собой систему ментальных
функций. Она не сводится полностью к физиологическим процессам
головного мозга, но и окончательно от них не отделима [19. С. 61]. По
мнению В.З. Демьянкова: «Когниция для когнитивистов – процедуры,
связанные с приобретением, хранением, передачей и переработкой
знаний» [8. С. 17].
Проблемами когниции занимается когнитивная наука, которую
можно представить как «федерацию» наук. «В эту «федерацию» входят: искусственный интеллект (или прикладная философия), языкознание, психология и неврология» [8. С. 18]. Каждая когнитивная дисциплина имеет свой объект исследования. Однако данные о том, как мозг
человека структурирует знания, можно получить именно путём анализа единиц и структур языка, так как «язык и его практическое использование представляют собой динамические ментальные процессы, генерируемые гибким человеческим сознанием и его способностью к
альтернативному структурированию окружающей действительности»
[18. С. 357].
147
Поведение человека определяется структурами знания, которые
у него есть, а также тем, как он отражает в своем сознании мир. Однако
современный человек не отражает мир вне языка, так как «самые важные структуры знания объективированы и сохранены в языковой форме» [5. С. 10]. Поэтому центром, через который проходят все координаты, определяющие предмет, задачи и методы современной лингвистики» является человек [12. С. 69]. Ещё в 70-е годы XX века
Ю.С. Степанов отнёс антропоцентризм к числу основных принципов
современной лингвистики: «<…> в своём главном стволе лингвистика
всегда будет наукой о языке в человеке и человека в языке <…>» [15.
С. 15].
Действительность отражается в человеческом сознании, формируя образ мира или картину мира. В картировании мира основная роль
принадлежит языку [10, 11, 17, 4]. «В способе мыслить мир воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка. Иногда
она называется наивным реализмом, потому что образ, запечатлённый
в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» [2. С. 272]. Ещё Ч. Пирс, размышляя над такими, казалось
бы чисто физическими понятиями, как «тяжёлый», «твёрдый»,
«прочный», допускал, что в них может входить представление о человеке. В наивном сознании значение слова «твёрдый» связывается не
столько с массой тела, сколько с количеством усилий, которые нормальный человек должен затратить для манипулирования соответствующими объектами – для их смещения, поднятия, переноса. Твёрдый,
значит такой, поверхность которого трудно деформировать, а прочный
– такой, который трудно разрушить. Во всех случаях в качестве каузатора деформации и разрушения мыслится человек [2. С. 296].
Концептуальный мир является более объёмным и более сложным явлением, чем мир языковой, а в основе процесса антропологизации лингвистики лежит сознание того, что язык «создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлён в самой организации языка: в соответствии с ним язык и должен изучаться» [15. С. 15]. Эта «мерка человека» особенно ярко проявляется, как будет показано ниже, при вербализации в языке категории меры.
Категория меры относится к философским категориям, которые
учёные считают универсальными. Мера, в философском понимании,
выражает диалектическое единство качества и количества объекта,
указывает предел, за которым изменение количества влечет за собой
изменение качества объекта и наоборот [20. С. 690]. В философии Ге148
геля понятие меры получает категориальное значение. Гегель рассматривал категории качества, количества и меры как необходимые ступени «имманентной деятельности мышления», как моменты развития
идеи и её самопознания. Он выявил и сформулировал применительно к
этим категориям закономерности познавательного процесса, а именно:
движение от качества к количеству; а затем от количества к качеству,
завершающееся раскрытием меры [7]. Таким образом, рассматриваемая
с таких позиций, мера выступает как конкретная качественная величина, т. е. мера есть прежде всего мера качества.
По мнению Т.В. Топоровой, концепция меры занимает ключевое
положение в мифопоэтической модели мира. Понятие меры первично
применялось по отношению к сфере пространства и времени (т. е. мира), мера как элемент организации создавала основу мироздания. Ср.,
например, использование и. е. mē – «мерить» в значении орудия измерения времени – месяца (и. е. mēnоt) и соответствующего временно́го
отрезка во многих странах [16. С. 33].
Осваивая окружающий мир, человек ещё в древности выработал
два способа определения количества: посредством счёта, дающего число, и посредством измерения, дающего величину. Как показывет материал различных языков, форма предмета в языке навязывается способом его использования, а величина оценивается по привычным человеку нормам. «Языковая параметрическая оценка отличается от количественного и количественно-качественного определений точных и естественных наук и техники. В ней немало субъективизма, кроме того, с
парадигматическими оценками в языке нередко связаны аксиологические ассоциации (узкий, широкий, низкий, высокий и т. д.)» [1. С. 32].
На начальном этапе развития общества первым счётным прибором для человека были пальцы рук и ног. Те же руки, ноги и размеры
некоторых других частей тела (ладони, пяди, суставов пальцев) и их
движений – шаг, размах рук – послужили образцами первых мер длины
[9. С. 5]. В наше время люди также прибегают к жестикуляции для выражения в основном линейных мер, так как это даёт наглядное представление о ширине, длине и высоте, или глубине, а нередко и о форме.
Такое использование жестов является общечеловеческой чертой: люди
часто наглядно показывают высоту каблуков, размер пойманной рыбы,
насколько они выросли и т. д. До нашего времени в языковой картине
мира различных народов сохранились идиоматичные и метафорические выражения, отражающие первоначальные способы измерения. Ср,
149
например, в русском языке: ‘на расстоянии вытянутой руки’, ‘рукой
подать’, ‘в нескольких шагах от’, ‘с головы до пят’ [22] и др.
Первые впечатления о мире у человека складывались на основе
того, что он слышал, видел и ощущал, т. е. на сенсорном уровне, что
находило отражение в языке при вербализации категории меры. Ср. в
современном русском языке: в поле зрения, вне поля зрения, в пределах
видимости, в пределах слышимости, в мгновения ока [22] и др.
Как видно из приведённых примеров, антропоцентрические
способы измерения использовались и используются, в основном, для
определения расстояний. Однако они также могли, как пишет
С.Ю. Семёнова, применяться для определения объёма и, менее широко, веса. Так, в некоторых странах масса предмета определялась по
сравнению с частями тела человека – голова, кулак, пригоршня [14.
С. 118–119].
Анализ языкового материала показывает, что антропоцентрические меры используются не только для измерения расстояния, объёма и
веса, но также для определения, например, времени и скорости (со скоростью (полёта) мысли, не успеешь и ойкнуть, в мгновения ока) или
температуры (вода температуры тела). Кроме того, как отмечает
Н.Д. Арутюнова, человек хочет взвесить и измерить не только то, что
поддается измерению и взвешиванию. Он хочет взвесить доводы, аргументы и обстоятельства дела, измерить глубину чувств и мыслей,
определить размер морального ущерба, он оказывает друзьям ноль
внимания, фунт презрения и т. д. и т. п. Количество переходит в качество, а качество начинает измеряться в количественных единицах.
Эмоции побуждают человека постоянно прибегать к преувеличениям и
преуменьшениям. Лексикон количественных значений легко метафоризуется. На его основе создаются риторические приемы – гипербола,
литота, эмфаза». Выступая как метафоры, антропоцентрические измерения позволяют оценить глубину чувств и степень вовлечённости в
ситуацию, а также силу звука и полноту внимания [3. С. 20]. Ср.: влюбиться по уши, хлопот по горло, забот (хлопот) – полон рот, уйти с
головой в работу, на́ голову выше (в развитии), увязнуть по самую
шею, слушать вполслуха, во всю силу лёгких / во всё горло [21].
Приведённые примеры показывают, что при осваении окружающего мира человек воспринимал объекты окружающего мира, определяя их внешние свойства, в частности, размеры. Однако особенности их объективации в языке свидетельствуют о том, что точные измерения количества не всегда были значимы для человека.
150
В научном познании важны точные измерения количества, для
чего необходимо использование измерительных приборов, единиц измерения, шкал и т. д. При таком измерении количественная оценка
означает численную квантификацию, не зависящую от человека. Практический опыт повседневности, напротив, как показывает языковой
материал, не столько соотносит количественную оценку с точными
научными измерениями и показаниями приборов, сколько с жизненными ситуациями, поэтому оценка количества субъективизируется и
психологизируется. «Практическое знание пользуется не столько цифровыми данными и принятыми в науке единицами измерения, сколько
их, в некотором роде, оценочными аналогами. В обыденном сознании
количество «опредмечивается», а не исчисляется, оценивается, а не
измеряется, поэтому окрашивается психологическим отношением к
нему [13. С. 108].
Поскольку количественная характеристика есть одна из обязательных форм существования субстанции, то количественные отношения находят то или иное выражение во всех языках и составляют универсалию [6. С. 114].
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Акуленко В.В., Швачко С.А., Букрылева Е.И. и др. Категория количества в современных европейских языках. АН УССР. Киев: Наук. думка,
1990.
Апресян Ю.Д. Дейкис в лексике и грамматике и наивная картина мира
// Семиотика и информатика. Вып. 35. М.: Русские словари, 1997.
С. 272–98.
Арутюнова Н.Д. Проблема числа // Логический анализ языка. Квантификативный аспект языка / отв. ред. Н.Д. Арутюнова М: Индрик, 2005.
С. 5–21.
Бабушкин А.П. Возможные миры» в семантическом пространстве языка. Воронеж, 2001
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской
филологии. Тамбов: Изд-во Тамбовского гос. ун-та, 2000.
Гак В.Г., Кузнецов С.Н. О типологии квантитативной сегментации
предметов // Лингвистическая типология: сб. ст. М.: Наука, 1985.
С. 113–122.
Гегель Г.В.Ф. Наука логики: в 3 т. М.: Мысль, 1971.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода. // Вопросы языкознания. 1994а. № 4. С. 17–33.
Депман И.Я. Мера и метрическая система. М.: Детская литература,
1953.
151
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
Колшанский Г.В. О проблеме соотношения субъективного и объективного факторов в языке // Филологические науки. 1970. № 1. С. 92–100.
Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика, психология, когнитивная наука // Вопросы языкознания, 1994.
№ 4. С. 34–47.
Попова Е.А. Человек как основополагающая величина современного
языкознания // Филологические науки. 2002. № 3. С. 69–77.
Рябцева Н.К. Размер и количество в языковой картине мира. // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры,
2000. С. 108–116.
Семёнова С.Ю. О некоторых свойствах имён пространственных параметров // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 116–126.
Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М.:
Эдиториал УРСС, 2001. С. 312.
Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. М.: Радикс, 1994.
Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели
пространства, времени, восприятия). М.: Наука, 1994.
Croft W, Cruise A. Cognitive Linguistics. Cambridge University Press,
2004.
Schwarz M. Einführung in die Kognitive Linguistik. Franke Verlag Tübingen und Basel, 1996
Новейший философский словарь. 3-е изд., испр. Минск: Книжный Дом,
2003.
Ожегов С.И., Шведова И.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд.,
доп. М.: Азбуковник, 1997.
Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. 2-е изд.,
испр. и доп. М.: Русский язык, 1981–1984.
Научный руководитель Н.С. Жукова, к.филол.н., доцент ТПУ
152
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
С.А. Песоцкая
Томский политехнический университет
ПРОБЛЕМА ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЯЗЫКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ
СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ: ТРАДИЦИЯ И ИННОВАЦИИ
Работа со студентами по интерпретации текстов художественной литературы – длительный и многоуровневый процесс, который
предполагает выполнение нескольких обязательных условий. К их
числу относятся следующие:
·
предложение преподавателем и практическое освоение студентами примерного плана (схемы) интерпретации;
·
составление детально разработанного методического комментария по использованию названного выше плана и ознакомление с
ним студентов;
·
индивидуальная и коллективная деятельность студентов по отработке навыков анализа оригинального текста;
·
сопоставительный анализ разных переводов с опорой на самостоятельно выполненный студентами подстрочный перевод;
·
многое другое (составление глоссария к подстрочному переводу,
поиск информации о биографической или фактической основе,
имеющей отношение к самому факту создания произведения и к
истории развития его замысла, и т. п.).
За годы преподавания отечественной и зарубежной литературы
в двух вузах автором настоящей статьи была разработана следующая
примерная схема интерпретации произведения поэзии, переведенного
на русский язык.
1. Биографический и фактический комментарий:
- дата написания произведения;
- умонастроения поэта в момент создания произведения, в
том числе характер идейных и/или эстетических поисков.
2. Жанровое своеобразие произведения (лирическое стихотворение, лирико-философское, сонет, стансы, т. п.) и особенности его композиции (существует ли деление на части; какое значение имеет композиционное членение произведения: как оно связано с уровнями содержания и художественного выражения).
153
3.1. Взаимодействие структурных уровней поэтического текста
как форма выявления смыслового потенциала произведения. (Удачи и
«потери» в переводе(ах) анализируются по указанным ниже пунктам а,
б, в):
а) лексической семантики (предметные реалии и ключевые
образы; ведущие темы и мотивы; сопоставление и развитие основных
словесных образов по сходству, контрасту, смежности, ассоциации,
умозаключению);
б) фонетического строя произведения (совокупность видов
звуковой инструментовки и создание эвфонии: рифма, аллитерация,
ассонанс, т. п.);
в) ритма (отражение динамики, темпа жизни природных и
психических явлений; метрика, логические ударения, интонационносинтаксические ходы);
г) единство содержательного и эмоционального уровней поэтического текста:
- преобладание общественных или личных интонаций;
- эмоциональная окраска чувств в их динамике или статике.
3.2. Резюме: создание целостности впечатления и идейнохудожественного единства текста (существование данного тезиса как
отдельного подпункта не является обязательным; органична его практическая реализация по ходу раскрытия подпунктов а–г).
4. Место стихотворения в цикле, сборнике, творчестве поэта
(с какими произведениями ассоциативно связано: общие темы, мотивы,
художественные образы, перекличка замыслов) [1. С. 40].
5. Интертекстуальность произведения как маркер его включенности в культуру художественного слова (связь творческого сознания
автора с другими текстами: аллюзии, реминисценции).
Предложенный план сопровождается списком источников, рекомендуемых студентам для развития навыков интерпретации:
1.
Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха. М.: Наука,
1989.
2.
Анализ одного стихотворения / под. ред. В.Е. Холшевникова. Л.:
Изд-во Ленинградского гос. ун-та, 1985.
3.
Лотман Ю.М. Текст как целое. Композиция стихотворения / О
поэтах и поэзии. Анализ поэтического текста. Статьи. Исследования. Заметки. СПб.: Искусство-СПб., 1996. С. 116–121.
4.
Лотман Ю.М. Текст и система // Там же. С. 121–127.
154
5.
Гаспаров М.Л.. Подстрочник и мера точности / О поэтах и поэзии: анализы, интерпретации, характеристики. СПб.: Азбука,
2001. С. 361–372.
В методическом комментарии к использованию примерного
плана интерпретации автор статьи ставит следующие основные акценты:
1) интерпретация должна раскрывать смысловую многозначность художественного текста;
2) художественный текст должен рассматриваться интерпретатором как многоуровневое явление;
3) основной задачей интерпретации художественного текста
должно быть выявление связей между разными уровнями художественной структуры произведения, и эти связи должны пониматься
интерпретатором как форма реализации смысловой и структурной
многоуровневости.
Художественный текст понимается при этом как некий коммуникативный континуум, в котором уровень лексической семантики,
фонетический строй, ритм (и интонационно-синтаксический строй как
его часть), композиция произведения не просто связаны, но взаимодействуют между собой, «поддерживая» друг друга. Их сопряжение создает художественную целостность, идейно-художественное единство
произведения. Именно поэтому в процессе интерпретации текстов художественной литературы акцент следует делать не на «анатомировании», «препарировании» последних, не на выделении элементов, их
составляющих. Руководящий принцип такого подхода можно обозначить пушкинской цитатой «алгеброй гармонию разъять», а сам подход
назвать «литературоведческим сольеризмом». Смысл и «сверхзадача»
интерпретации заключается в попытке увидеть и реконструировать
сложный синтез, благодаря которому создается художественная целостность, в попытке простроить внутритекстовые и, при необходимости,
межтекстовые связи.
Однако полностью исключить «литературоведческий сольеризм» из сферы интерпретации не удастся уже хотя бы потому, что
анализ текста неизбежно предполагает его членение на составляющие.
При этом анализ и интерпретация находятся в отношениях пересечения
и не тождественны друг другу. Анализ существует в границах литературоведения, т. е. в сфере научного мышления; интерпретация находится в границах литературной критики. У данных понятий разный
объем: интерпретация шире анализа, она включает в себя его элементы
155
и, кроме того, отличается большей степенью субъективности и свободой формы. Поскольку в литературоведении, как и в сфере перевода
художественных текстов, мы никогда не сможем избежать субъективности, считаем более целесообразным использование термина «интерпретация». (К этому подталкивает и комический эффект, связанный с
употреблением термина «анализ»: студенты заявляют, что они «пришли сдавать анализы». «Какие анализы? – удивляется преподаватель. –
Крови, мочи или кала?!»). Если фактический материал и аргументы,
использованные в ходе анализа, вербализовать в другой форме и расположить в иной логической последовательности, они произведут впечатление более или, напротив, менее убедительных. Это говорит о том,
что при всех претензиях на объективность литературоведческий анализ
также не может избежать субъективности. Отсюда объективность
литературоведческого анализа – не столько данность, с которой
имеет дело исследователь, сколько направленность его устремлений.
В метафорически выраженное понятие «литературоведческий
сольеризм» автор данной статьи включает следующие характеристики:
·
линейность мышления интерпретатора;
·
чрезмерно выраженный рационализм и доминирование логики
над другими принципами работы сознания исследователя;
·
повсеместное использование схем и стереотипов как основы
интерпретации.
В метафорически выраженное понятие «литературоведческое
моцартианство» входят, на наш взгляд, такие составляющие, как:
·
сотворчество интерпретатора с автором;
·
включение элементов импровизации в процесс интерпретации
текстов;
·
апелляция к фантазии, ассоциативному мышлению интерпретатора, его личному жизненному и творческому опыту;
·
опора на принцип индивидуального и коллективного переживания художественного произведения (в жанрах лекции, семинара);
·
пропорциональность в чередовании операций анализа и синтеза:
поскольку в основе создания художественного произведения
лежит сложная диалектика из анализа и синтеза, она должна
быть перенесена в сферу его интерпретации [2]; отсюда непосредственно вытекает следующий ниже принцип;
156
·
стремление к образному восприятию текстов художественной литературы как фактов культуры, исходя из самой природы художественного текста, основанной на построении образа как основного способа постижения и отражения мира.
В соответствии с этим исследователь должен осуществлять и
поиск образных средств интерпретации художественных текстов
в контексте поиска соответствия между языком, средствами интерпретации и самой «фактурой» художественного произведения (в противном случае мы столкнемся с диктатом произвольности в устремлениях исследователя) [3];
·
доминирование в процессе интерпретации содержательного
компонента над формальным, что означает поиск таких способов характеристики художественной формы, которые приводят
к выявлению ее связей со смысловым целым произведения (вместо характеристики формы ради нее самой);
·
другое.
Покажем на конкретном материале, как реализуется один из основных акцентов интерпретации художественного текста – выявление
связей между разными уровнями художественной структуры произведения. В качестве объекта интерпретации взято стихотворение неизвестного томского автора Сергея Филиппова, бывшего актера Литературно-художественного театра ТГУ, ныне актера студии Марка Захарова [4]. Причина нашего выбора – интерес к текущей, становящейся
действительности словесного творчества, не канонизированного, не
вошедшего в хрестоматии и учебники. Текст стихотворения приводится в редакции автора настоящей статьи:
Тебе бы бархатный шнурок,
Коня лихого между ног,
И бриолина на виски,
И сигарету в мундштуке,
И крест на кожаном шнурке
Из золота и бересты,
И бриллианты на персты,
Над бровью – крохотный рубец,
В уста – «Ах, сударь, Вы – подлец!»,
И хохотать, разбив бокал,
И чтобы ветер полоскал
Твои одежды, и, смеясь,
157
Ты сердце втаптывала в грязь,
И отдавалась, не любя,
И чтоб дуэль из-за тебя …
А ты живешь себе, старея,
И огорчает только то,
Что плохо греют батареи
И молью съедено пальто.
11 октября 2007 г.
Коммуникативный континуум этого маленького произведения
включает два лирических персонажа – некая Она и Он – герой-автор –
и два мира – мир воображаемой действительности и мир повседневности, серых будней. Первый из миров лирический герой романтизирует,
по поводу второго иронизирует. Ведущим художественным средством
реализации иронии является контраст, который существует на двух
уровнях – уровне построения смыслового поля (I) и уровне художественной формы (II).
I. Элементами смыслового уровня являются ирония и лексическая семантика (последняя по отношению к первой выступает как ее
составляющая). С помощью лексической семантики выстраиваются два
ряда реалий, находящихся в отношениях антиномии друг по отношению к другу. Ряд реалий, воссоздающих воображаемую романтизируемую реальность:
·
бархатный шнурок,
·
лихой конь,
·
бриллианты на перстах,
·
сигарета в мундштуке,
·
крест на кожаном шнурке из золота и бересты,
·
бриолин на висках,
·
крохотный рубец над бровью,
·
разбитый бокал,
·
дуэль.
Все они составляют полный набор аксессуаров роковой женщины. Мир реальной действительности, серых будней представлен всего
двумя реалиями-деталями, которые, однако, являются говорящими и
несут очень важную смысловую нагрузку, противопоставляя яркому,
интригующему миру воображения убогость повседневности:
158
·
·
плохо греющие батареи,
съеденное молью пальто.
Вымышленный мир как оппозиция миру реальной повседневности становится своеобразным вызовом последней, вызовом, в котором
раскрывается нереализованность возможностей личности лирической
героини (один из мотивов стихотворения).
Смысловой контраст является одновременно и причиной иронии
автора, подчеркивающего дистанцию между возможностью и реальностью.
II. Контраст на уровне художественной формы проявляется в
изменении интонационно-ритмического рисунка стихотворения.
В двух частях произведения – основной части и финале – интонационно-ритмический рисунок принципиально разный: в основной части для
него характерны ярко выраженная динамика, динамическая «плотность», основной элемент ритма – повышающаяся тональность, интонационная направленность – ее усиление. Между основной частью и
финалом – интонационный «обрыв», после которого ведущим интонационным элементом выступает понижающаяся тональность, интонационная направленность – усиление этого снижения тона.
Таким образом, контраст в равной мере реализован на смысловом и интонационном уровнях, которые соотнесены между собой и
«соприродны» друг другу. «Поддерживая», дополняя друг друга, сопрягаясь, они вместе создают художественную целостность и единство
произведения.
Идея диалектического единства формы и содержания художественного произведения сама по себе традиционна для отечественного литературоведения. Поэтому область инновации лежит в другой
проекции – в сфере поиска новых средств реализации идеи этого диалектического единства, в поиске оригинальной организации и инструментовки аргументов в его пользу (диалектического единства).
В своей педагогической практике автор данной статьи использовала при интерпретации произведений поэзии в качестве инновационного методический прием построения семантических рядов как
опорную схему для выстраивания внутритекстовых ассоциативных связей с целью реконструировать картину творческого процесса
художника слова или художественный мир произведения как Целое.
159
Примечания
1. За основу взят план интерпретации, предложенный в книге:
Песоцкая С.А. Современная зарубежная литература: в творческой лаборатории преподавателя: учебно-методическое пособие. Томск: Изд-во ТПУ,
2006. – 288 с. В настоящей статье план дополнен и откорректирован.
2. Операцию анализа можно ассоциировать с работой хирурга, работающего при помощи «хирургического скальпеля». Поскольку анализ и синтез
есть разнонаправленные процессы (в первом из них целое делится на составляющие, дробится, во втором – созидается «поэтический космос», отдельные
детали соединяются, сочленяются в единство, в целое), то усилия исследователя должны быть в первую очередь устремлены к попытке соединить эти два
разнонаправленных «вектора». В противном случае литературовед напоминает
бездарного часовщика, который, разобрав часовой механизм, не может его
собрать заново.
3. Множество примеров использования художественных средств интерпретации текстов зарубежной литературы содержится в мультимедийном Комплекте учебно-методических материалов к курсу «Современная зарубежная
литература», разрабатываемом творческой группой в составе: С.А. Песоцкая –
руководитель проекта, А.Г. Шушаников – главный инженер проекта,
М.А. Боярчук – методист, Д.А. Песоцкий – техник, дизайнер. Один из примеров – мелодекламация к стихотворению Р. Рильке «Смерть поэта» – наложение
«начитки» словесного текста на текст музыкальный – композицию «Intro»
А.Г. Шушаникова из альбома молодого композитора «The inner Storm». Мелодекламация в данном случае выступает в качестве своего рода художественного текста-интерпретации, которая живет в пространстве многоуровневого Гипертекста.
4. Первая
редакция
произведения
находилась
на
сайте
tvorchestvo.tomsk.ru.
Н.И. Маругина
Томский политехнический университет
Томский государственный университет
КАТЕГОРИЯ ОБРАЗА АВТОРА ПРОИЗВЕДЕНИЯ –
ОРГАНИЗУЮЩЕЕ НАЧАЛО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
В каждом отдельно взятом обществе процесс общения и обмена
информацией осуществляется посредством объективации знаний в
форме предметов внешнего мира и текстов. С этой позиции текст имеет свойство аккумулирования накопленного опыта и знаний, их вербализации, а затем репрезентации средствами письменной и устной речи
160
естественного языка. Текст обозначает, с одной стороны, некий фрагмент информации, а с другой – представляет собой результат познавательной деятельности. В тексте сохраняется процесс движения мысли,
представляется системность глубоко структурированного концептуального знания мира.
Становление и расцвет лингвистики текста, как особой лингвистической дисциплины, в 70-е годы позволил не только рассматривать
текст в качестве единицы синтаксического строя связной речи, но и
углубиться в проблему изучения текста как целого речевого произведения в коммуникативно-функциональном плане языка. «В основе
конкретных речевых произведений – текстов лежат общие принципы
построения текстов; они относятся не к области речи, а к системе языка
или к языковой компетенции. Следовательно, текст нужно считать не
только единицей речи, но и единицей языка. Текст является частью
знаковой системы, подобно другим единицам языка» [1. С. 10].
В настоящее время лингвистика текста имеет два основных объекта своего изучения: 1) сверхфразовое единство, понимаемое как микротекст, и 2) целое речевое произведение или текст, представляющий
собой сложную функционально-целостную макросистему. Несмотря на
то, что исследования в области текста в последнее время занимают
продвинутые позиции, многие проблемы остаются дискуссионными.
В данном исследовании текст рассматривается в сопряжении ряда
сложных проблем, касающихся прежде всего конструирования целого
речевого произведения, а также «всестороннего учета функционирования и взаимодействия, синтеза различных по своему характеру компонентов текста, их семантически и эстетически направленного использования», с вовлечением категории автора как организующего начала
текста [2. C. 177].
И.Р. Гальперин в своей работе «Текст как объект лингвистического исследования» указывает на очень существенный факт в изучении текста. Он пишет, что «истинным предметом лингвистики текста
является способность человека к порождению текстов» [3. C. 11]. Текст
в его понимании «является средоточием организованного, упорядоченного, запрограммированного, и взрывающего случайного, незапрограммированного, возникающего в процессе его создания». Решение
проблемы конструирования или продуцирования текста невозможно
без рассмотрения его в аспекте динамическом, ведь «текст с динамической точки зрения есть текстообразование» [4. С. 29].
161
Л.Н. Мурзин и А.С. Штерн отмечают, что при текстообразовании можно говорить о двух основных свойствах текста: развертывании
и свертывании. При развертывании текст имеет линейную последовательность его компонентов, один компонент следует за другим. Мы
полагаем, что при развертывании текста все компоненты сопряжены
вокруг текстовой доминанты и связаны друг с другом набором ассоциативных связей, которые составляют тематическую сетку текста.
Второе свойство, по нашему мнению, может проявляться в тексте в его
названии, когда все элементы инкорпорируют семантические признаки
текстового заглавия.
Текст строится по определенным законам. «Законы текстообразования охватывают как глубинный, так и поверхностный уровни текста. Но если на глубинном уровне протекают определенные логикоязыковые и психические процессы, то на поверхностном откладываются их результаты. Законы текстообразования – законы внутренних, семантических процессов, преобразующих языковой материал и приводящих в конечном счете к созданию целостного семиотического текста» [4. С. 31]. И в этом отношении художественный текст заслуживает
специального внимания.
По мнению Ю.М. Лотмана, создание художественного текста
есть не что иное, как искусство, «вторичная моделирующая система»,
которая надстраивается над естественным языком. «Художественное
сообщение создает художественную модель какого-либо конкретного
явления – художественный язык моделирует универсум в его наиболее
общих категориях, которые, будучи общим содержанием мира, являются для конкретных вещей и явлений формой существования»
[5. C. 26]. Более того, «некоторые тексты имеют непреходящую ценность. Их эстетико-познавательное и научное значение всегда остается
в сокровищнице человеческой культуры. Они служат постоянным источником нового и поэтому всегда информативны» [6. С. 27].
И.Р. Гальперин выделяет несколько видов информации, хранимой и передаваемой текстом. Во-первых, любой текст строится на основе информации бытийного характера. Эта информация дает сведения
о различных фактах, событиях, предположениях, гипотезах. При передаче этого типа информации единицы языка употребляются в их «прямых, предметно-логических, словарных значениях, закрепленных за
этими единицами социально-обусловленным опытом» [3. С. 27].
Второй тип информации носит название «содержательноконцептуальная». Эта информация эстетико-художественного характе162
ра, она принадлежит категории художественных текстов и представляет собой творчески переосмысленные писателем сюжеты жизни и
культуры народа. Автор художественного произведения создает воображаемый, ирреальный мир и говорит с читателем на близком самому
автору языке. В этом случае единицы, продуцирующие текст, не только могут употребляться в прямом значении, закрепленном естественным языком, но и образуют новую многосоставную совокупность ассоциативной ткани текста, открывая новые смыслы и перспективы
языковых единиц. По словам И.Р. Гальперина, термин «концептуальность соотносится с идеей произведения… заостряет внимание на понятии нового, которое раскрывается не сразу, а постепенно, которое
можно увидеть лишь в объеме целого высказывания, а чаще всего в
объеме целого текста» [3. C. 31].
Третий тип информации представляет собой потенциально
скрытые подтексты произведения. Она носит факультативный характер
и извлекается из контекста произведения «благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения и благодаря способности предложений внутри сверх-фразовых единств приращивать смыслы» [3. C. 28].
Информация, передаваемая целым художественным произведением, с одной стороны, построена на принципах функционирования
общепринятого языка, а с другой стороны, представляет собой отпечаток авторского мировоззрения и мировосприятия. Впервые в отечественной науке о целесообразности и необходимости говорить о языке
писателя начал В.В. Виноградов. Им была поставлена и обоснована
проблема «образа автора», которая в его осмыслении представлялась
«как своеобразная, иерархически самая высокая поэтическая категория, создаваемая творчеством писателя и воссоздаваемая творчеством
читателя». Образ автора представляет собой «детерминанту литературного произведения – главную особенность его содержания и структуры, определяющую его специфику, направление и характер его развертывания и развития. Она является наиболее адекватной категорией
для постижения потока авторского сознания, для осуществления целостного всестороннего анализа художественного текста» [6. C. 188].
А.Ф. Лосев в своей работе «Знак, символ, миф» придерживается
похожей точки зрения, выдвигая на первый план творческое сознание
писателя в качестве основы для процесса текстопорождения. Тот поток
авторского сознания, который вливается в текст, образует собой «непрерывную текучесть языкового сознания», где все элементы и едини163
цы «существуют исключительно только в своей взаимной слиянности.
Поэтому с точки зрения потока сознания вообще не существует абсолютной прерывности в языке, но всякий прерывный элемент в языке
всегда заряжен той или иной динамикой окружающей его семантики.
Всякий прерывный элемент в языке существует не сам по себе, но как
принцип семантического становления, как динамическая заряженность
для той или иной области окружающего его контекста» [7. C. 411].
Г.О. Винокур схематично определил положение автора текста по
отношению к языку, которым он пользуется. Исследователь указывает
на существование двух путей использования языка: «возможен путь от
писателя к языку <…> и путь от языка к писателю» [8. C. 44]. На наш
взгляд, художественное произведение рождается при совмещении этих
двух путей, т. к. все новообразования и окказиональные нововведения
писателя базируются на общем языке и отталкиваются от него, от его
«концептуальной начинки». В свою очередь, новые авторские построения и художественные переходы обогащают общий язык, входят в его
узус и становятся наиболее употребительными элементами. Речевая
ткань художественного произведения вырастает из смешения общеязыковых и художественных категорий.
Д. Лихачев, говоря о внутреннем мире художественного произведения, обращает внимание на то, что действительность, воспроизводимая в нем, имеет некий «сокращенный, условный» вид. «Художник,
строя свой мир, не может, разумеется, воспроизвести действительность
с той же свойственной действительности степенью сложности. В мире
литературного произведения нет многого из того, что есть в реальном
мире. Это мир по-своему ограниченный. Литература берет только некоторые явления реальности и затем их условно сокращает или расширяет, делает их более блеклыми, стилистически их организует, но при
этом <…> создает собственную систему, систему внутренне замкнутую и обладающую собственными закономерностями» [9. C. 79].
Удачное творческое открытие писателя возможно при таком подходе к
его деятельности, которое даст оценку созданным им новым контекстам и позволит определить комбинаторные свойства единиц общего и
художественного языка. Целью и задачей изучения языка художественного произведения является демонстрация функциональной стороны тех лингвистических средств, с помощью которых писатель выражает свою философию, свое понимание мира, которые формируют
идейное содержание литературного произведения.
164
По мнению Д.Н. Шмелева, «образ автора» обусловливается не
только личными наблюдениями и мировоззрением писателя, но и его
взглядами на смысл и значение литературного творчества, его отношением к различным средствам художественной выразительности. В «образе автора» сосредоточиваются поиски той отправной «точки видения», которая определяет соотношение и изображаемых явлений, и
форм их изображения. В построении этого образа проявляется не только более или менее осознанное стремление писателя к «самовыражению», но и художественное корректирование последнего в соответствии с тем идейным содержанием, которое определяет общий характер
повествования [10. С. 33].
«Примененные писателем и реализуемые в его произведении
правила семантического соединения слов, способы образного выражения или словесного изображения, формы синтаксической сочетаемости
слов и словосочетаний, приемы отбора и употребления предложений,
формы и типы столкновения и смешения разных языковых стилей –
могут обогащать и расширять систему национального языка»
[6. C. 201].
Национальный язык неразрывно связан с литературным языком
и языком художественной литературы. Система национального языка
включает всю совокупность художественных творений писателей многих эпох и представляет собой некий культурный фонд общества. Среди огромного множества художественных творений писательское наследие М.А. Булгакова можно признать действительно исключительным в плане представления им художественного материала, который
органично сочетает в себе национальное и универсальное, а также в
плане использования таких лингвистических средств, которые не только отображают рисуемый им мир, но и продуцируют само художественное произведение.
М.А. Булгаков долгое время считался явлением «незаконным»
[11. C. 101]. Эта незаконность проявлялась в соблюдении дистантного
отношения к произведениям мастера. С тех пор как стали появляться в
печати первые произведения М. Булгакова, его творчество удерживает
пристальное внимание и неиссякаемый интерес читателей, исследователей и критиков. Широкий литературный контекст его произведений,
высокое мастерство художника, до сих пор сохраняющаяся актуальность поднятых им проблем, использование нестандартных языковых
категорий, искусная изобретательность вымысла – всё это дает основание для устойчивого и постоянного интереса к произведениям
165
М.А. Булгакова. О М.А. Булгакове и его творчестве написано много
интересных исследовательских работ, статей, книг. Достаточно назвать
имена
таких
маститых
булгаковедов,
как
М.О. Чудакова,
Л.М. Яновская,
В.Я. Лакшин,
И.Ф. Бэлза,
Б.В. Соколов,
А.М. Смелянский, В.В. Петелин и др., чтобы представить, насколько
глубоко и серьезно рассматривается творчество писателя. Интересные
подходы и наблюдения в аспекте применения автором неожиданных
художественных решений можно найти в работах В.И. Немцева,
А.А. Кораблева, В.Г. Боборыкина, А. Шинделя, А.П. Казаркина,
И.Л. Галинской и др.
Современный этан изучения творчества М.А. Булгакова характеризуется тремя основными направлениями.
1. Исследование биографических данных писателя, жизненных
истоков его творчества. В рамках данного направления долгое время
собираются разрозненные, фрагментарные, рассеянные по ранним
дневниковым записям факты из биографии Булгакова, публикуются
воспоминания.
2. Исследование традиций, в русле которых творил мастер, генеалогии его произведений. На наш взгляд, наиболее интересным вопросом для исследования можно считать тему несправедливого отношения к личности, которая оппонирует мировому злу и насилию.
М.А. Булгаков затрагивает данную тему на протяжении всего своего
творчества. Булгаков, как художник, сочетает в себе традиции реализма и романтизма. «Именно отсюда и начинается булгаковское неповторимое сочетание реального и необычного» [12. С. 21].
3. Анализ и толкование идейно-художественного смысла булгаковских книг. Проблема социума и развитие человеческой личности
рассматриваются в ряду основных в рамках данного направления в
широком научно-культурном контексте, «с привлечением многих известных в истории человечества культурных кодов и архетипов»
[13. C. 7].
Спектр архетипических образов, использованных Булгаковым,
имеет непосредственную связь с проблематикой добра и зла, противоречивого мира «верхов» и «низов», тайного и явного, жизненных узлов
и переплетений людей интеллигентных и невежественных, вечных
проблем бытия во временной динамике. Художник, талант, человек
становятся мерой всех вещей в произведениях Булгакова, той моделью,
программой, которую он стремится реализовать и описать. Исследователи предпринимают попытки анализа произведений писателя с целью
166
выяснения алгоритма работы над художественным текстом, основных
культурных концептов, заложенных в глубинный уровень текста.
К произведениям, в которых высвечиваются проблемы приемов,
методов, различных художественных ходов автора, а также вскрываются те языковые категории, которые репрезентируют его сознание,
его образ, конечно, можно отнести повесть «Собачье сердце», написанную Булгаковым в феврале 1925 г.
Спустя много лет повесть «Собачье сердце» была дважды опубликована на Западе на русском языке. В 1969 г. отредактированная рукопись повести, привезенная в Париж вдовой Булгакова Еленой Сергеевной, была опубликована издательством YMCA-Press. Это издание
считается каноническим. В России, тогда еще Советском Союзе, произведение мастера никогда не печаталось до 1987 г.
В основной план содержания повести «Собачье сердце» включен эксперимент гениального медика, профессора-хирурга Преображенского, занимавшегося пересадкой половых желез обезьяны пациентам для омоложения. На этот раз он экспериментирует с пересадкой
человеческих семенных желез и гипофиза мозга 25-летнего человека
двухлетней собаке. В чисто научных целях поставленный эксперимент
должен был помочь выяснить вопрос о приживаемости гипофиза, а
также о его влиянии на омоложение человека. Эксперимент терпит
неудачу, омоложение не происходит, а полученный из собаки новый
человек сохраняет самые худшие черты и собаки, и того человека, чьи
органы были пересажены. В считанные дни бездомный пес Шарик
превращается в гражданина с человеческим именем Шариков Полиграф Полиграфыч, но с собачьими повадками, и своим хулиганским
поведением и агрессивностью делает жизнь профессора невыносимой.
Преображенскому ничего не остается делать, как приняться за воспитание нового существа. И медико-биологический эксперимент уступает место эксперименту нравственно-психологическому и социальному
[14. C. 61].
«Собачье сердце» – шедевр булгаковской сатиры. Всеволод Сахаров по праву замечает, что «после этой удивительно зрелой вещи
возможны были лишь московские сцены “Мастера и Маргариты”»
[11. C. 96]. Выбрав определенный тип художественной системы, Булгаков использует удивительный круг идей, эстетических принципов и
художественных решений.
Одним из главных механизмов порождения текста повести «Собачье сердце» является авторская «орнаментальная роспись» ткани
167
текста при помощи метафоры. Автор повести обращается к читателю
при помощи сложной совокупности языковых средств, в том числе и
метафоры, выражая свою объемную и динамичную мысль, как справедливо было однажды отмечено мечтательным современником Булгакова Андреем Платоновым, «играя метафорой, автор и выигрывает
метафору» [11. С. 125].
Метафора булгаковской повести имеет свою специфику, т. к.
именно метафорические номинации служат процессу текстообразования, направлению его в определенное семантическое русло и демонстрации категории «образа автора» в качестве организующего начала
текста.
В повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» фрагмент действительности моделируется при помощи языковой базисной метафоры «человек – это животное/зверь». В самой повести эта зооморфная
модель получает конкретное наполнение и проявляется в характеристике всех признаков, свойственных такому животному, как собака.
Таким образом, концептуальная модель сужается и концентрируется
вокруг концепта «собака», представляя собой семантически более суженную концептуальную этнокультурную метафору «человек – это
собака». Концептуальная этнокультурная метафора «человек – это собака» является встраиваемой в семантически более общую метафорическую формулу «человек – это животное/зверь».
Для реализации своих потенций концептуальная метафора в художественном тексте действует через «посредника» – ключевую текстовую метафору. Чрезвычайно важно здесь найти связующий «мостик» между двумя метафорами – базовой языковой и ключевой текстовой. Ключевая метафора языка и ключевая текстовая метафора связаны
друг с другом конститутивными отношениями, они существуют в неразрывном единстве и взаимодействии, а также знаменуют собой сегмент общения, авторскую интенцию и способ развертывания содержания «образа автора». Базовая метафора, либо помещаясь в текст, либо
находясь за его пределами, создает метафорическое проецирование
смысла, заключенного в ней, на композицию всего произведения. Концептуальная метафора проецирует свои потенции на образование ключевой текстовой метафоры, которая, в свою очередь, организует метафорический сдвиг значительной части произведения в целом. Ключевая текстовая метафора – авторская метафора, которая представляет
особый аспект реализации концептуальной метафоры, определяемый
интенцией автора. В данном случае аспект проецирования смысла кон168
цептуальной метафоры в смысловое пространство ключевой текстовой,
а через ее посредство – смысла текста в целом – задается столкновением в ключевой текстовой метафоре лексем «собака» и «сердце». При
этом лексема «сердце» отсылает читателя также к соответствующему
концепту, его образному, символическому потенциалу, прежде всего
образу органа человека как вместилища его духовной, эмоциональной,
душевной жизни.
В моделируемом автором тексте языковые элементы взаимно
детерминированы, а способ их организации характеризуется наличием
текстовой доминанты, имеющей статус единицы, обладающей текстообразующими потенциями. Характер повествования в повести
М.А. Булгакова отражает специфическое внимание автора к слову, в
том числе и к употреблению ключевого компонента текста. Текст повести М.А. Булгакова рассматривается как сложный порождающийся
механизм, в реализации которого значительное место принадлежит
концептуальной метафоре «человек – это животное/зверь», разворачивающейся в смысловой проекции метафоры «сердце» и «собака», актуализированное содержанием образного компонента «сердце». При
этом можно утверждать, что данная модель выстраивает целую парадигму метафор, включенных в процесс текстопорождения повести
«Собачье сердце», основой которых, в конечном счете, является ассоциативное поле концепта «собака». Процесс тектопорождения повести
«Собачье сердце» основан на поэтапном использовании автором нескольких операций.
· Мыслительная операция
На начальном этапе происходит акт извлечения из памяти автора базовой концептуальной метафорической модели – доминанты, с
помощью которой он впоследствии простраивает коммуникацию с читателем. Мы считаем, что нельзя говорить об абсолютной заданности
метафорической модели в текстовом пространстве. Базовая концептуальная метафорическая модель, либо помещаясь в текст, либо находясь
за его пределами, создает метафорическое проецирование смысла, заключенного в ней, на композицию всего произведения.
· Коммуникативная операция
Второй этап процесса текстопорождения предполагает поиск того семантического пространства, тех адекватных номинаций, которые
будут способствовать лучшей реализации базовой концептуальной метафоры. На данном этапе из универсальной концептуальной метафорической формулы «человек – это животное/зверь» выводится наиболее
169
специфичная для культурного пространства языкового коллектива метафорическая модель «человек – это собака». Данная этнокультурная
метафорическая модель может обладать наибольшей дериватогенной
способностью в тексте и быть значимой как для носителей языка, так и
для самого автора. Второй компонент этнокультурной метафорической
модели «человек – это собака» очерчивает границы понятийной области, концептуального фрейма, откуда извлекаются языковые единицы,
привносятся в текст и перевоплощаются в нем, фокусируясь относительно образного компонента концепта «сердце».
· Текстовая операция
Текстовая операция может определяться как сам акт текстообразования, т. е. акт последовательного применения комплекса идей и воплощения множественных дополнительных смыслов, организованных
цепочкой метафорических моделей, – базовой концептуальной метафорой «человек – это зверь» Þ этнокультурной метафорой «человек –
это собака» Þ ключевой текстовой метафорой «собачье сердце». Импликация и проекция смыслов метафорических моделей «человек – это
животное/зверь» и «человек – это собака» индуцируются в ключевой
текстовой метафоре повести «Собачье сердце» через посредство образного компонента концепта «сердце». Ключевая текстовая метафора
«собачье сердце» – это центр картины мира, которую рисует художник.
В отличие от концептуальной метафоры, которая может находиться за
пределами текста, ключевая текстовая метафора не способна уходить
за пределы текстового пространства, она постоянный источник новых
метафорических номинаций, созданных под ее началом.
· Операция интерпретации
В процессе обмена текстами культуры между языковыми коллективами происходит взаимодействие и взаимопроникновение картин
мира. При передаче художественного текста с одного языка на другой
необходимо учитывать его директивную функцию, т. е. установку на
получателя. Прагматические условия восприятия контекста художественного произведения у автора и читателя (интерпретатора) будут общими, если интерпретатор улавливает организующее (текстообразующее) начало текста, находит тот строительный материал, который
формирует когнитивный тезаурус писателя и передает с максимальной
адекватностью единство формы и содержания оригинала на иностранный язык.
Таким образом, процесс текстопорождения включает в себя поэтапное, последовательное применение нескольких операций. Выбор
170
коммуникации автора с читателем (интерпретатором) определяется той
языковой моделью, которая хранится в арсенале сознания автора.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
Москальская О.И. Текст как лингвистическое понятие // ИЯШ. М.:
Просвещение, 1978. № 3. С. 9–17.
Новиков Л.А. Эстетические аспекты языка: избр. тр. М.: Изд-во РУДН,
2001. Т. 2.
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.:
Изд-во «Наука», 1981.
Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во
Уральского гос. ун-та, 1991.
Лотман Ю.М. Структура и семиотика художественного текста: труды
по знаковым системам. Тарту, 1981. Вып. XII.
Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.
Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. М.: Изд-во
МГУ, 1988.
Винокур Г.О. О языке художественной литературы: учеб. пособ. М.:
Высш. школа, 1991.
Лихачев Д. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы
литературы. М., 1968. № 8. С. 74–87.
Шмелев Д.Н. Слово и образ. М.: Наука, 1964.
Сахаров В. Михаил Булгаков: уроки судьбы (к 100-летию со дня рождения) // Журнал «Подъем». Воронеж, 1991. № 5. С. 91–133.
Немцев В.И. Контексты творчества Михаила Булгакова (к проблеме
традиций) // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова:
межвузовский сб. науч. тр. Куйбышев, 1990. С. 15–29.
Белобородцева И. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»:
конструктивные принципы организации текста. Тарту, 1997.
Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. М.: Просвещение, 1991. С. 48–66.
Булгаков М.А. Собачье сердце. Повести, рассказы / сост. Ш. Умеров. –
Казань: Татарское книжное изд-во, 1988.
А.О. Белоконева
Томский политехнический университет
АССОЦИАТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ОНОМАСТИКОНА
ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
(НА МАТЕРИАЛЕ АССОЦИАТИВНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА)
В науке ХХ века на первый план выдвигается человек, во всех
отраслях знаний развивается антропоцентризм. В лингвистике это при171
вело к развитию такой отрасли, позднее науки, как психолингвистика.
Уже в первой половине ХХ века психолингвисты предпринимают попытки описать речемыслительный процесс человека. В связи с этим
возник интерес к психологическим особенностям человека, к языковой
личности как к неотъемлемому компоненту этого процесса.
Языковая личность перерабатывает речевой опыт и включает
его «…в формирование образа мира и его переструктурирование, поэтому для индивида языковые средства оказываются слитыми с тем,
для обозначения чего они используются» [1. С. 36]. Языковая личность
и ее язык являются равнозначно важными для исследований лингвистов, так как невозможно отделить язык от его носителя – «творца».
Таким образом, за любым высказыванием и языковым фактом стоит
определенная языковая личность, которая характеризует себя через
речевую деятельность. Так как каждое высказывание имеет адресата,
говорящий/пишущий ориентируется на него (на определенный психологический тип, на конкретный уровень образованности – на знания,
которыми обладает оппонент) при создании высказываний, «…всякое
осознанное содержание обычно включает в себя не до конца и не полностью осознанные зависимости и соотношения, т. е. имеет место непрерывность осознанного и неосознанного как одно из фундаментальных свойств психического процесса, при котором бессознательное существует столь же реально, сколь и осознаваемое» [1. С. 35]. Психолингвисты выделяют в содержании «сообщения» два равнозначных
компонента: осознанное – само сообщение (информация), и неосознанное – проявление бессознательного (которое также содержится в сообщении). Одной из актуальных проблем психолингвистики является
изучение бессознательного, которое выражается в метатексте-реакции
(по А.А. Залевской) в процессе метакоммуникативного акта.
Бессознательное раскрывается с помощью одного из базовых
механизмов речемыслительной деятельности – ассоциативного механизма. Психолингвисты при изучении механизма ассоциирования ссылаются на принцип «повторение без повторения», рассмотренный
Н.А. Бернштейном, суть которого сводится к определению процесса
поиска ассоциаций как творческого процесса, так как не считается
возможным повторить событие или действие (возможно повторить
лишь языковой материал – слова). Для запуска процесса ассоциирования психолингвисты используют ассоциативный эксперимент.
В лингвистике экспериментальный метод получил широкое распространение во второй половине XIX века, но до сих пор нет одно172
значного подхода к определению этого термина, не стандартизирована
процедура проведения эксперимента и форм анализа экспериментальных данных. Создание классификаций данных, полученных экспериментальным путем, остается актуальной проблемой современной психолингвистики. По словам Е.И. Горошко, одним из старейших и популярнейших методов экспериментальной психологии и психодиагностики является свободный ассоциативный эксперимент, который впервые был применен Френсисом Гальтоном в 70-х годах XIX века. Большой вклад в развитие теории свободного ассоциативного эксперимента
внесли такие ученые, как лингвист А. Тумба и психолог К. Марбе, которые рассматривали эксперимент на стыке двух наук – лингвистики и
психологии. Благодаря такому преломлению взгляда на эксперимент,
он обрел целостность – стал достоянием лингвистики и психологии
одновременно.
Эксперимент позволяет подтвердить или опровергнуть гипотезы
ученого относительно предмета его исследования. По словам
А.А. Залевской, «эксперимент – это лишь средство проверки той или
иной рабочей гипотезы, которая формулируется на основе хорошо
обоснованной теории» [1. С. 40] (этого же мнения придерживается
Р.М. Фрумкина). Экспериментальным путем можно подтвердить гипотезы исследователя относительно любого вопроса.
В своей работе мы используем методику ассоциативного эксперимента для исследования ассоциативного потенциала ономастикона
произведений В. Пелевина.
В настоящее время завершило становление современное литературное направление постмодернизм, для которого характерно «создание намеренно антигуманного мифа» [2. С. 208], языковой эксперимент, обращение к мифопоэтике и имятворчеству, чем и обусловливается интерес лингвистов к анализу текстов художественных произведений постмодернистов. В ряду ярчайших постмодернистов стоит
В.О. Пелевин. Характерной чертой идеостиля писателя является запланированная множественность прочтения текста, достигаемая путем
наслоения смыслов разных культур и эпох в именах героев, посредством толкования (идентификации) которых происходит развитие параллельных сюжетных линий. Таким образом, достигается полная децентрализация постмодернистского текста, при которой имена героев являются структурообразующими элементами всего произведения.
Полагая, что писатель постмодернист при выборе ономастикона
для художественного произведения руководствуется множественно173
стью прочтения (раскодирования) онимов в целях стимулирования читателя к семантической игре и децентрализации текста, проводим ассоциативный эксперимент, направленный на выявление ассоциативного потенциала имен героев ряда произведений данного автора.
В статье выявляются типы ассоциативных связей, степень их регулярности.
САЭ проводился в анкетной форме, информантами стали 72
студента 1-5 курсов ИМОЯК ТПУ. В анкете было предложено 9 стимулов – онимов из произведений В.О. Пелевина: UGLI 666,
Monstradamus, Romeo-y-Cohiba, IsoldA, Ariadna, Organizm(-: («Шлем
ужаса»), Вавилен, Татарский («Generation «П»), А Хули («Священная
книга оборотня»).
Анализ прямых ассоциативных связей, полученных в результате
свободного ассоциативного эксперимента, показал, что все полученные
реакции делятся на 2 типа, на основании выделенности в ассоциативной связи одной из сторон языкового знака – фонетической или содержательной.
1. Фонетические реакции – «где имеется созвучие между стимулом и реакцией, а семантическая связь либо невыражена, либо выражена слабо» (по А.П. Клименко) [3] отражающие фонетическую форму
стимула, но не учитывающие его семантику. Например, Romeo-yCohiba – Ромео на Кубе, Куба, Calibri, Toshiba; IsoldA – Изольда11, изо
льда7, соль2, лед; UGLI 666 – уголь7, угли5, номер2, номер машины2,
число2, Омен 666 2, гуугль, Урсула, Параграф 666.
Также мы выделяем реакции смешанного типа – фонетикосемантические реакции: UGLI 666 – дьявольский уголь, угли дьявольские, где одна часть стимула расшифровывается, а вторая на основе
фонетической сходности транслитерируется.
2. Тематические реакции (по А.П. Клименко) – реакции, возникшие в процессе метакоммуникативного акта, отражающие семантическое значение стимула относительно той или иной темы. К метатекстам – реакциям данного типа можно отнести следующие, например: Ariadna – нить9, нить Ариадны6, Греция4, лабиринт3, певица3,
мифология3, легенда2, шрифт2, паук2, море2, богиня воды, путеводная, верная, Персей, миф, миф Др. Греции, героиня Греческих мифов,
эпос, ад, Дионис, вино, приключения, путешествия, поиск, верность,
надежность, добродетель и др. Для данной работы семантические –
тематические реакции составляют наибольшую ценность.
174
Одним из признаков, положенным в основу классификаций полученных метатекстов – реакций, психолингвисты называют регулярность / нерегулярность. Основными показателями понимания стимулов
языковой личностью являются частотные (регулярные) реакции, которые составляют ядро ассоциативного поля. Мы придерживаемся точки
зрения Е.И. Горошко, которая считает, что к регулярным реакциями
относятся те ассоциации, частотность которых превышает единицу.
Так, например, ядро ассоциативного поля стимула Ariadna составляют
следующие частотные реакции: нить9, нить Ариадны6, богиня Ариадна6, Ариадна5, имя5, др. Греция4, лабиринт3, певица3, мифология3,
легенда2, шрифт2, паук2, море2. Рассмотрим интересующие нас ядерные семантические (тематические) частотные реакции: нить9, нить
Ариадны6, богиня Ариадна6, др. Греция4, певица3, лабиринт3, мифология3, шрифт2, море2, легенда2, которые являются центрами тематических групп.
Ассоциативное поле (в данном случае мы не учитываем фонетические ассоциации) стимула Ariadna можно разделить на тематические
группы относительно культурных реалий, актуализированных в словах-реакциях.
Первая группа тематических ассоциаций – реакции, основанные
на актуализации представлений о принадлежности к реалиям Древней
Греции, а именно к мифу об Ариадне: нить9, нить Ариадны6, др. Греция4, лабиринт3, мифология3, легенда2, море2, богиня воды, Персей,
миф, миф Др. Греции, эпос, Дионис. Вторая группа ассоциаций – реакции, характеризующие качества человека – богиня Ариадна6, героиня
Греческих мифов, путеводная, верная, верность, надежность, добродетель, идея, надежда. Третья тематическая группа – гомогенные реакции, актуализирующие значения действия героев мифа – приключения,
путешествия, поиск, корабль. Четвертая тематическая группа, также
состоящая из индивидуальных семантических реакций, актуализирующая значение принадлежности стимула к сети интернет – ник, прозвище в интернете, зашифровка. Также на периферии располагаются
следующие индивидуальные семантические реакции – мертвое море,
река, дочь, звезды, Лим, актриса, имя соседки, контрабас, Ария, фирма
обуви.
Первая, вторая и третья тематические группы реакций тем или
иным образом идентифицируют стимул Ariadna как Ариадна – героиня
греческого мифа, «дочь критского царя Миноса и Пасифаи, внучка Гелиоса» [5. С. 75], способствовавшая победе Персея над Минотавром с
175
помощью волшебной нити. Автор романа использует данную ассоциативную связь, и героиня Ariadna задает развитие сюжета своими репликами, действиями и снами. Также происходит развитие параллельной линии раскодирования стимула (четвертой тематической группы
ассоциаций) – герои изначально предполагают (по заданным именам,
организации текста), что общаются через сеть Интернет, но в дальнейшем начинают сомневаться в этом. С одной стороны, все признаки указывают на чат-коммуникацию, с другой стороны, герои свободно могут
перебивать друг друга, как в повседневной беседе (что противоречит
правилам чата) и т. п.
Рассмотрев ассоциативные тематические группы стимула
Ariadna, можно проследить тенденции представления обыденного языкового сознания информантов о стимуле. 86% полученных ассоциаций
актуализируют мифологическое значение стимула, которое является
вектором в понимании не только поступков героини, носящей имя
Ariadna, но и всего произведения. Таким образом, ассоциация подталкивает к развитию сюжетной линии, связанной с волшебной «нитью
спасения» и отождествлению имени и героини, носящей это имя
(Ariadna=Ариадна). Используя эту семантическую, ассоциативную игру, автор произведения достигает поставленной цели – многоплановости сюжетных линий и образования нескольких кодов к прочтению
произведения.
Рассмотрим другой пример. Ядро ассоциативного поля стимула
Вавилен составляют следующие реакции: Вавилон31, город7, Вавилонская башня5, В.И. Ленин5, имя собственное5, башня3, Вилен2, слабилен2, легенда2, опечатка2. Рассмотрев совокупность всех ассоциаций (ядерных и периферийных), можно разграничить тематические
группы, которые образуются вокруг нескольких ядерных центров:
176
Ассоциации первой тематической группы характеризуют стимул
как нечто относящееся к древнему городу Вавилону и его истории,
указывают на неверное написание слова Вавилон (а, следовательно,
актуализируют значение «не Вавилон», «анти Вавилон»). Вторая тематическая группа тесно связана с первой, ассоциации этой группы актуализируют связи стимула с Вавилонской башней – отсылают к ее
строительству как реальному объекту действительности и к библейской легенде об образовании языков. Третья группа реакций – парадигматические реакции, носящие в некоторых случаях эмоциональнооценочный характер (например, «дурацкое имя»). Четвертая тематическая группа отсылает через имя советского вождя В.И. Ленина к советским именам, образованным от «шифровки» имени вождя, к советской
эпохе, культуре и действительности. На периферии располагаются индивидуальные ассоциации – реакции невыясненного происхождения
(по Т.В. Соколовой) – реакции, в которых тип семантических отношений определить не представляется возможным: грузин, вафли, материал, гора, пирамида, заведение. Авторские ассоциации содержат информацию личностного характера, имеющую ценность для информанта.
Также на периферии располагаются единичные фонетические реакции:
Вилена, Виверна, величество, полиэтилен, которые отражают созвучие
со словом-стимулом.
Рассмотрев полученное ассоциативное поле, можно сделать вывод об общем представлении информантов о стимуле: наиболее частотной реакцией (стереотипом) является реакция Вавилон31, вызван177
ная стимулом Вавилен у 43% информантов. Ассоциативная пара Вавилен – Вавилон, возникая в обыденном сознании читателя, вовлекает его
в семантическую игру, так читатель кодифицирует поступки героя,
обладающего данным онимом, через призму ассоциации. Реакции второй тематической группы также актуализируются в тексте произведения – Вавилен в прямом (два раза поднимается на вершину строения) и
переносном смысле «взбирается» на мифическую башню (поднимается
по «карьерной лестнице»). Значение «анти Вавилон» также подразумевается автором – хотя Вавилен «построил» себя – башню – (достиг успехов), разобщился со всем миром, он приобщился к обществу Садовников. Также актуально и значение принадлежности к советской культуре: это не только время, в котором происходит развитие сюжета, это
часть имени главного героя, которое «…было составлено из слов «Василий Аксенов» и «Владимир Ильич Ленин».
Рассмотрев прямые ассоциативные связи имен героев произведений В. Пелевина, можно сделать вывод о широте и многоаспектности его ассоциативного потенциала. Однозначной идентификации стимула-реакции не происходит, так как большую часть полученных ассоциаций представляют собой индивидуальные нерегулярные реакции.
В процессе развертывания сюжета посредством текстовых способов актуализации ассоциативного потенциала имени автор направляет читателя по одному из заданных в онимах коду, оставляя возможность и иных прочтений.
Таким образом, ассоциативный эксперимент показал первичное
понимание стимулов обыденным языковым сознанием, которое может
использоваться для создания языковой игры. Постмодернисты, используя в своих произведениях «необычные» онимы (зачастую имя – продукт формально-семантической игры автора), предвосхищают реакцию
на данные стимулы, чем вовлекают читателя в созданную автором игру. Читатель воспринимает героя и его поступки (а в дальнейшем и
весь текст произведения) с заданной позиции, а в процессе развития
сюжета актуализируются другие заложенные в онимах коды, что углубляет представление о носителях онимов и расширяет границы повествования, децентрализуя текст.
Список литературы и источников
1.
2.
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: РГГУ, 1999.
Бабенко Н.Г. Лингвопоэтика русской литературы эпохи постмодерна.
СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007.
178
3.
4.
5.
[Электронный
ресурс].
Режим
доступа:
http://www.textology.ru/article.aspx?aId=91, свободный
Клименко А.П. Третий тип словесных ассоциаций и виды семантической связи между словами в системе // Романское и германское языкознание. Минск, 1975. Вып. 5.
Кондрашов А.П. Легенды и мифы Древней Греции и Рима: Энциклопедический словарь. М.: РИПОЛ классик, 2005.
Научный руководитель З.И. Резанова, д.филол.н., профессор ТГУ, ТПУ
Л.В. Воробьева
Томский политехнический университет
ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ ОБРАЗА ЛОНДОНА
В ТВОРЧЕСТВЕ М. ГОРЬКОГО
(НА МАТЕРИАЛЕ ОЧЕРКА «ЛОНДОН»)
После революции Англия продолжает поддерживать отношения
с Советской Россией, за исключением периода Интервенции. В основном две державы объединяет экономический интерес, в политике наблюдается ряд осложнений, связанных с противоположными позициями стран. М. Горький пробыл в Англии всего 16 дней. Результатом
посещения британской столицы стал его очерк «Лондон» [1], который
был опубликован 22 июня 1907 г. в газете «Киевская мысль». Само
название очерка задает рамки восприятия текста.
Условно текст делится на три части, каждая из которых посвящена определенной теме. В первой части Горький наделяет город характеристиками, присущими только человеку, а именно мышлением.
Лондон становится единственным персонажем очерка, который имеет
свою собственную судьбу и вектор развития. Горький начинает очерк с
анализа своего восприятия имени города: «В имени его я слышу ласковый звон колокола истории, задумчивый возглас из глубины веков,
добрый совет старого мудрого опыта» [1. С. 341]. Посредством имени
города писатель обращается к его памяти как к внутреннему пространству для разворачивания событий.
Город заключает в себе всё время и пространство человеческой
цивилизации. Такое удвоение художественного времени и пространства приводит к тому, что изображаемый город переходит в разряд мифологического, сакрального пространства, где конкретное пространст179
во раздвигается до вселенских масштабов. Лондон Горького «думает и
возбуждает думы о жизни» [1. С. 341].
Автор дает городу портретную характеристику: «В тумане я вижу лицо Лондона – это лицо великана старой чудесной сказки, мудрое
и печальное» [1. С. 341]. Более того, город наделен словом, что позволяет ему самовыразиться. Лондон вступает в диалог с читателем дважды в первой части очерка. Первый раз город дает совет: «Надо больше
знать друг друга, люди, больше…» [1. 342]. Второй раз задает риторический вопрос: «Скоро ли снова придут и зазвучат для всех народов
мира колокола моего духа, запоют громкие трубы мои, разнося по земле мысли и надежды народа Англии?» [1. С. 341]. Город видится тем
местом, которое способно объединить людей всего мира, дать им возможность обрести свободу духа.
Во второй части очерка происходит дальнейшее усиление образа
города как одушевленного персонажа. Горький дает описание внешнего вида Лондона: «Могучий, каменный, суровый город богато одет в
пышно зеленый плащ садов и парков, он роскошно украшен драгоценными произведениями старого, безумно смелого искусства» [1. С. 341].
Здесь возникает противопоставление зеленого и черного, что относится
к символике городской и сельской жизни. В каменный город входит
искусственно созданная зелень, имитирующая в нем свободу и непринужденность деревенской жизни. Оппозиция «естественное – искусственное» приобретает активный характер, поскольку одно пространство
проецируется на исходно чуждое ему место.
Квинтэссенцией такого рода оппозиции для Горького становится Британский музей, в котором заключена вся мудрость веков: «Он
является каменным переплетом великой книги о культуре человечества» [1. С. 341]. Музей – символ Лондона, отражение его души, где духовные ценности переросли в материальные. По мнению Горького,
позиция поиска будущего в прошлом свойственна не только Лондону,
но всей Европе в целом, «всё так называемое культурное общество Европы смотрит назад, все оно ищет красоты и радости в прошлом»
[1. С. 342].
Возникает мифологическая пара «жизнь – смерть», где жизнь
черпает силы в смерти. Для Горького это является свидетельством духовного старчества. Тем не менее, согласно мифопоэтической традиции, такого рода пара неразрывно связана друг с другом, это всего
лишь разные стороны круговорота бытия. По мысли М.М. Маковского,
«жизнь порождает смерть, а смерь – жизнь <…> Умереть – значит ро180
диться вновь» [2. С. 165]. Причиной умирания города Горький считает
одиночество культурных людей, их оторванность от жизни. Именно люди способны вдохнуть новую жизнь в городское пространство. Выход из
этой ситуации Горький видит в объединении людей: «Привлекайте на
свою сторону народ, зовите его к себе интересами духа, дайте ему возможность понять вас, быть таким же духовно богатым, как вы сами»
[1. С. 345]. Пространство города, которое заключает в себе столь противоречивые начала, способно объединить людей. Как и Достоевский,
Горький видит возможность духовного возрождения Лондона: «Под
этой пышной одеждой города чувствуешь его силу, его крепкий, огромный, способный к долгой жизни организм» [1. С. 345]. Только объединение может вдохнуть новую жизнь и дать силы к возрождению.
Социальные проблемы, затронутые в очерке, продолжают линию, начатую Достоевским. Во второй части очерка Горький также
отмечает резкую границу между богатством и бедностью, которая выражена пространственно в разделении на районы. В благополучных
кварталах писателя поражает обилие антикварных лавок, город видит
свое благополучие в прошлом, живет им и черпает силы в своей истории. Современная жизнь Лондона видится бесцветной и скучной, поскольку пропадает творческая энергия, искусство заменяется ремеслом: «В этой жизни нет места поэтам, они ищут красивого на кладбищах прошлого» [1. С. 345]. В бедных кварталах Горького поражает
юность проституток: «В этом есть нечто грозное для общества. Видно,
что девушки поступают на рынок разврата очень рано и очень быстро
сходят с него в трущобы, где их ждет голод и смерть» [1. С. 345]. И
капитализм, и нищета, по мнению писателя, способны убивать не хуже
армии солдат.
В последней части очерка Горький использует прием, предложенный Ф.М. Достоевским при описании Лондона: диалог города с
читателем. Это создает кольцевую композицию текста. Понятие диалога становится особенно актуально для культуры первой трети ХХ в.
Сам процесс взаимодействия культур и есть диалог, а формы взаимодействия представляют собой различные виды диалогических отношений. И. Гердер [3] считал взаимодействие культур способом сохранения культурного многообразия. Культурная замкнутость ведет к гибели культуры. Однако, по его мнению, изменения не должны затрагивать «ядра» культуры. Современные культуры сформированы в результате многочисленного и длительного культурного взаимодействия.
181
В историческом плане обращение к диалогу всегда является
свидетельством смены научной парадигмы. Диалог двух культур возможен только при определенном сближении их культурных кодов, наличии или возникновении общей ментальности. По мысли
М. Горького, внимание к человеку способствует объединению людей и
культур.
Горький повторяет слова Лондона, открывающие текст, но уже с
восклицательной интонацией: «Больше внимания к человеку – вот что
я всегда говорю, больше внимания к человеку, люди!» [1. С. 347].
Именно единение людей дает силы к возрождению цивилизации,
именно тогда можно вдохнуть духовность в механичность жизни человечества.
Горький воспринимает Лондон как живое существо, поскольку
пространство города имеет внутреннюю энергию, способную объединять людей. По своей сути столица Британии представляет модель общества, где могут мирно сосуществовать противоречивые начала, но
только при условии включения человеческого фактора, когда люди
научатся слушать друг друга и говорить друг с другом, только тогда
есть возможность обретения духовного родства.
Итак, Лондон как живое существо, по Горькому, имеет мощный
культурный потенциал и способен предложить человечеству разумную
и гуманную модель коммуникации. В тексте ярко проявлен социальный
и мифологический код. Доминантами Лондона являются Британский
музей, Тауэр, антикварные лавки, Пикадилли. Коннотациями Лондона
становятся оппозиции жизнь/смерть, богатство/бедность, одиночество,
масса. Пространство Лондона диалогично по своей сути, что дает возможность внутреннего развития культуры.
Список литературы
1.
2.
3.
Горький М. Полн. собр. соч. Художественные произведения: в 25 т. М.,
1970. Т. 6.
Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в
индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит.
изд. центр ВЛАДОС, 1996.
Гердер И. Диалоговая модель культуры: формы взаимодействия. М.,
1989.
182
И.А. Вяткина
Томский политехнический университет
ИТАЛЬЯНСКИЙ СУБСТРАТ ДОМАШНЕЙ ПОЭЗИИ
В.А. ЖУКОВСКОГО И ЕГО ЛИТЕРАТУРНОГО ОКРУЖЕНИЯ
Начало XIX в. является периодом расцвета литературных кружков и салонов, появлявшихся как в столицах, так и в провинции. Эти
кружки культивировали «домашние» формы поэзии, которые при желании из бытовой обстановки могли быть призваны в «большую» литературу. По словам М. Аронсона, «при мало развитой прессе и при
небольшом ее удельном весе в обществе, функцию распространения
идей выполняли кружки и салоны, места встреч тогдашнего культурного общества» [1. С. 31]. Именно в недрах домашних кружков зарождалась принципиально новая литература, отличная от литературы предыдущего поколения писателей и поэтов.
Кружок того времени состоял обычно из приятелей, собирался у
кого-нибудь на дому, имел свой устав и вел протоколы своим заседаниям. По такой же модели был создан кружок Жуковского-Плещеева,
или, как они сами себя называли, «Академия нахально-любопытных»
(Académie des curieux impertinents). Два приятеля, один из которых –
молодой, талантливый русский поэт, другой – знаток французского
языка и поэзии, объединили вокруг себя соседскую молодежь и стали
совместно заниматься литературой, экспериментируя с языками и жанрами. Шуточная «Академия» функционировала между 1811 и 1814 гг.,
периодом тесного общения Жуковского и Плещеева, во время которого
приятели обменивались двуязычными стихотворениями и стихотворными посланиями, писали пьесы для домашнего театра Плещеева и
проводили заседания в плещеевском имении Чернь.
Буффонный характер черненской «Академии» с ее шутливыми
заседаниями и театральными пьесами в духе итальянской комедии масок восходит, вероятно, к пародийной традиции итальянской «Академии Гранеллески», основанной патрицием Даниэле Фарсетти в 1747 г.
и специализировавшейся на юморе, пародии и сатире. Каламбурный,
шутовской характер итальянской академии заявлен уже в ее названии,
которое переводится двояким образом: «зерносбиратели» и «чепухословы» [3. С. 7]. Название черненской «Академии» ЖуковскогоПлещеева также имеет двоякий смысл: употребление субстантивированных прилагательных дает повод для двойной интерпретации: с од183
ной стороны, это «Академия нахально-любознательных», а с другой –
«Академия редких нахалов».
Традиции итальянской народной commedia dell’arte, бережно
хранимые Гранеллесками, а именно Карло Гоцци, запечатлевшим маски буфф в своих известных «Сказках для театра», находят свое отражение в театральном творчестве двух приятелей-поэтов, писавших небольшие забавные пьески для домашнего театра Плещеева.
Из всех шуточных пьес двух приятелей-поэтов до нас дошла
«Коловратно-куриозная сцена между господином Леандром, Пальясом
и важным господином доктором» [2. С. 94–97] Жуковского и «Одинокий Арлекин. Комедия – Водевиль – Балет в одном акте и в стихах, по
случаю празднования 3 августа 1815» [4] Плещеева.
«Коловратно-куриозная сцена…» не печаталась при жизни Жуковского и не вошла ни в одно из советских изданий поэта. Между тем
эта шуточная сцена, построенная на мастерском владении приемами
фарса, гротеска, травестирования, является блестящим памфлетом на
современный Жуковскому театральный репертуар. В эту комедийную
шутку включены пародии на классические трагедии и сентиментальные драмы начала XIX в.
Хотя «Коловратно-куриозную сцену…» Жуковского и «Одинокого Арлекина» Плещеева разделяют несколько лет, по этим одиночным свидетельствам шуточных драматургических опытов двух поэтов
можно судить о типологии плещеевских пьес для домашнего театра и
их тесной связи с поэтикой домашней литературы Жуковского.
Уже названия обеих пьес говорит о влиянии на них традиции
итальянской комедии масок – commedia dell’arte. Если в начале XIX в.
русский драматический театр был подчинен влиянию французского
классицистического театра, то театр музыкальный подчинялся итальянскому влиянию. Арлекин, Пальяс, Доктор, Леандр – это традиционные маски буфф итальянской народной комедии.
В основе фабулы commedia dell’arte – любовь, которая встречает
препятствия. Влюбленным помогают слуги, с помощью хитростей устраивающие брак своих господ. У Жуковского и Плещеева этот традиционный сюжет несколько видоизменен. В «Коловратно-куриозной
сцене…» любовный конфликт остается неразрешенным, слуга лишь
старается успокоить и вразумить своего господина, а не помочь ему
вернуть возлюбленную. В «Одиноком Арлекине» любовь взаимна,
главный герой просто хочет вновь доказать ее.
184
Образ Арлекина, одного из основных действующих лиц commedia dell’arte, со временем видоизменился: в Италии это был ребячливый, простодушный и обаятельный слуга. С распространением жанра
во Франции он превратился в злоязычного интригана. Плещеев опирался именно на итальянский образ Арлекина. Плещеевский Арлекин
говорит, что не обладает умом и талантами и не умеет в полной мере
выразить свои чувства, поэтому хочет прибегнуть к помощи богов, все
видящих и знающих, и обладающих к тому же даром красноречия:
Voilà seize ans que ma maîtresse;
Règne sur ce cœur enchanté;
Et pour enchaîner la tendresse,
Elle a talents, grâce, beauté.
Moi je n’ai pas l’art de séduire
Et si Nina sait tout charmer…
Ah! J’ai bien un cœur pour l’aimer!
Mais point d’esprit pour le lui dire!
Вот уже шестнадцать лет, что моя
госпожа;
Царит в этом зачарованном сердце;
И чтобы приковать нежность,
У нее есть таланты, грация, красота.
Я не обладаю искусством соблазна
А Нина сумеет все очаровать…
Ах! У меня есть сердце, чтобы ее
любить!
Но нет ума, чтобы ей это сказать!
Образ Арлекина ассоциативно связан с весельем, маскарадом и
смехом. У Плещеева этот пласт ассоциаций связан с противоположными мотивом: мотивом статичности, воплощенным в статуях, и мотивом
одиночества, идущим через всю его комедию. Его Арлекин – это он
сам, отождествленный со своей маской и самовыражающийся через
нее. Не случайно именно он играет роль главного героя, веселого и
простоватого Арлекина, одинокого в окружающем его мире статуй,
ищущего слова для признания в любви своей возлюбленной.
В «Коловратно-куриозной сцене…» Жуковского образ автора
воплощен в персонаже Докторе. Являясь маской динамичной итальянской комедии, этот образ также окружен статичным миром. Доктор
называет Пальяса и Леандра статуями, которые бездействуют:
За тем ли я статуи вас прислал?
Я лицедейственных причуд от вас алкал!
А вы манжетными коварствами прельстяся,
В коня и в рыцаря безумно обратяся,
Коптитесь дерзостно в бездействии глухом!
185
В этой ситуации Доктора можно сравнить с кукловодом в кукольном театре, только куклы здесь живые. Он направляет Леандра и
Пальяса на сцену, а когда они не справляются с возложенной на них
миссией веселить народ, сам начинает это делать, показывая фокусы:
Так! Кислотворные потомков тухлых чада!
Не вам принадлежит плесканий здесь награда!
Четвероножный сын мистических чудес,
И ты, о кабалист, иль паче дивный бес,
Предстаньте! К почестям хвалебным взгромоздитесь!
А вы, сыны очес, взирайте и чудитесь!
(начинает фокус-покус)
Образ статуй функционален в обоих произведениях. Как у Жуковского, так и у Плещеева персонажи, называемые статуями, являются несостоятельными и уходят со сцены, уступая место «живым», динамичным персонажам: Доктору Жуковского и танцующим образам
Любви, Постоянства, Брака, Дружбы и Благодарности Плещеева:
Tu cherchais la Sagesse, où tu
verras l’Amour
L’Hymen remplacera la Muse
Pindarique
Et la Constance enfin remplace
l’Apollon.
(Les changements se font)
Перевод:
Ты искал Мудрость там, где увидишь Любовь
Брак заменит Пиндарическую Музу
И, наконец, Постоянство заменит
Аполлона.
(Происходят перемены)
Драматургическая шутка «Коловратно-куриозная сцена между
господином Леандром, Пальясом и важным господином доктором»
В.А. Жуковского и комедия в стихах «Одинокий Арлекин»
А.А. Плещеева представляют собой диалогическую в эстетическом
отношении пару. Драматическая шутка Жуковского является литературной сатирой с элементами полемики только на своем втором плане,
по основному замыслу это типичное домашнее увеселение страстных
театралов, сохраняющее в себе типологические черты окказиональной
поэзии: легкость, импровизационность, некоторую языковую небрежность, доходящую до гротеска в игровых приемах речепорождения.
В обоих текстах очевидно каламбурное соединение взаимоисключающих театральных эстетик, традиции высокой классицистиче186
ской трагедии переплетаются с традицией итальянской фарсовой комедии масок. И в этом соединении несоединимого обнаруживаются
элементы общности, казалось бы, невозможной: трагедия классицизма,
предполагающая отточенную до механистичности технику актерского
искусства, делала исполнителя своего рода марионеткой, куклой, ведомой строгими правилами классицизма. Куклы и марионетки
commedia dell’arte, напротив, демонстрируют необыкновенную витальность в импровизационном характере народного театра.
Жуковский и Плещеев не просто ввели в свои пьесы персонажей
commedia dell’arte, но воспроизвели основную специфику этого жанра.
В «Коловратно-куриозной сцене…» импровизационность сюжета раскрывается в финальных репликах Доктора, из которых понятно, что он
мыслил развитие действия совсем не так, как оно произошло на самом
деле, и что присланные им актеры выполняли совсем не те действия,
которые от них ждали. Многоязычие, используемое в своих комедиях
Жуковским и Плещеевым в равной мере, проявляется в употреблении
просторечья наряду с возвышенным языком, характерным для классических образцов драматургии. В обеих пьесах присутствуют пародийный и комический элементы в виде пародии на существующий драматургический репертуар (у Жуковского) и комического осмеяния слепого поклонения античным идеалам, и в виде переделок известных французских куплетов (у Плещеева).
Импровизационность итальянской народной комедии масок, соответствующая пониженной облигаторности устной речи сравнительно
с письменным дискурсом, и каламбурный эффект соединения разностильных традиций определили поэтику русского и французского драматургических опытов Жуковского и Плещеева. Французские пьески
Плещеева для его домашнего театра, стимулировавшие аналогичный
литературный опыт Жуковского, явились своеобразной структурной
разновидностью ситуации билингвизма, дифференцирующего речевую
деятельность в России первой трети XX в. на высокий письменный
литературный (русский) и низкий устный бытовой (французский) варианты. Соответственно, перемена позиций языка оказалась чревата и
обменом сопутствующих признаков: поднимаясь до литературы, устный французский язык приносил в нее разговорную интонацию и импровизационность устной речи; спускаясь в быт, письменный русский
язык обретал раскрепощенность от литературной стилевой нормы.
Другим продуктивным приемом, перешедшим позднее, наряду с
импровизационностью, свободным обращением с языком и стилем и
187
пародийными ритуалами, в дружеское литературное общество «Арзамас», является прием галиматьи. Галиматья Жуковского, которая зарождалась и оттачивалась именно в 1811–1813 гг., в период общения с
Плещеевым, будет активно использоваться в Арзамасе в виде шутливой эпической детализации, травестирования, игры противоположностями, стилизации и т. п.
Литературное общество «Арзамас» также является типологическим сближением с пародийным ритуалом итальянской академии Гранеллески. Если в шуточной черненской академии ЖуковскогоПлещеева проявился ее театральный субстрат, то в Арзамасе очевидно
именно литературно-эстетическое противостояние, выражающееся
также через пародию. Даже несмотря на то, что Гоцци, воскресивший
commedia dell'arte, был архаистом, а в России преемники традиций
Гранеллесков, наоборот, использовали пародию против архаистов,
факт типологического сближения сходных форм и приемов литературной полемики Италии и России очевиден.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб.: Академ.
проект, 2001.
Жуковский В.А. Полн. собр. соч.: в 12 т. / под ред., с биограф. очерком
и примечаниями проф. А.С. Архангельского. СПб.: Издание А.Ф. Маркса, 1902. Т. 1.
Мокульский С. Карло Гоцци и его сказки для театра // Гоцци К. Сказки
для театра. М.: Искусство, 1956. С. 3–38.
Плещеев, Александр Алексеевич. «Arlequin tout seul. ComédieVaudeville-Ballet en un acte et en vers, à l’occasion de la fête du 3 août
1815». На франц. яз. 1815 г. 4 лл. // РНБ. ф. 286. Жуковский В.А. оп. II.
№ 302.
188
М.В. Дубенко
Томский государственный университет
КУЛЬТ В. СКОТТА В РОССИЙСКОЙ ПЕЧАТИ 10–20-х гг. XIX в.
И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА РЕЦЕПЦИЮ ПОЭТИЧЕСКОГО
ТВОРЧЕСТВА*
Многочисленные переводы романов и поэм В. Скотта начали
появляться в российской печати в 1820 г. Сведения об огромной популярности великого английского писателя у себя на родине и за ее пределами проникали в Россию и раньше, однако после выхода в свет первых русскоязычных переводов творчество В. Скотта приобрело в России небывалую популярность.
Яркость и новаторство произведений В. Скотта ошеломляли, а
скорость их появления не давала возможности передохнуть ни переводчикам, ни читателям, ни критикам. Понятно, что личность автора этих
необыкновенных сочинений представляла огромный интерес для поклонников. Это хорошо понимали издатели российских газет и журналов и периодически радовали читающую аудиторию различными историями и анекдотами из жизни знаменитого писателя. Как правило, биографические заметки о В. Скотте носили довольно восторженный характер. Критики отмечали многочисленные достоинства как самого
В. Скотта, так и его сочинений.
Личность писателя была очень занимательным предметом для
обсуждения. Те, кто не имел возможности лично встретиться с великим шотландцем, гадали о том, как выглядит В. Скотт и каковы свойства его характера. Другие же, кому посчастливилось побывать в Абботсфорде и познакомиться с его хозяином, делились впечатлениями в
своих письмах и мемуарах, некоторые из которых были представлены
читателям российских периодических изданий. Перечисляя многочисленные достоинства В. Скотта на страницах своих газет и журналов,
издатели формировали определенный образ шотландского писателя,
который охотно принимали читатели. Как правило, В. Скотта характеризовали как человека высококультурного и воспитанного, обладаю*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научноисследовательского проекта РГНФ («Исследование российской периодики XIX в. на
предмет восприятия российской общественностью поэтического творчества В. Скотта»),
проект № 09-04-95598м/Мл.
189
щего выдающимся умом и всеми качествами настоящего джентльмена:
«Он соединяет в себе искренность верного друга, славу отличного поэта, любезность светского человека и основательность ученого»
[1. C. 84].
Как известно, легендарный Абботсфорд и его хозяина посещало
огромное количество людей из разных стран, в том числе и из России.
В. Скотт очень любил принимать гостей, и сведения о его гостеприимстве, дружелюбии и веселом нраве были известны российскому читателю: «Он часто улыбается, или от природной веселости, или от того,
что проницательный ум его чрезвычайно скоро замечает всё смешное»
[1. C. 83].
Но самой выдающейся, по мнению критиков, чертой В. Скотта,
о которой вскоре стали слагать легенды, являлась невероятная скромность великого писателя, нехарактерная для людей такой величины,
как он: «Он вообще кроток, скромен; ведет уединенную жизнь и не
любит блистать в обществе» [2. C. 588], – напишет о В. Скотте «Русский инвалид» в 1822 г. Журнал «Телескоп» в посмертной статье о
влиянии В. Скотта «на богатство, нравственность и счастие современного общества» также указывает на это удивительное качество характера великого автора: «Писатель, о котором мы говорим, сам не знал,
не только важности своего значения, но и важности оказанных им услуг… Он не почитал себя ни политиком, ни моралистом, но творцом
вымыслов, назначая себе, с скромностию, место в последнем ряду людей, имеющих право хвалиться какого-либо общественною услугою»
[3. C. 226].
Безусловно, В. Скотт вполне мог обладать всеми качествами,
приписываемыми ему российскими газетами и журналами, тем более
что более объективные оценки друзей В. Скотта во многом схожи с
этими характеристиками. Однако налицо тенденция мифологизации
образа В. Скотта в российской периодике: некоторые качества писателя были заметно преувеличены российскими критиками.
Культ образа великого писателя вкупе с запоздалым появлением
русскоязычных переводов его произведений оказал немалое влияние на
рецепцию поэтического творчества В. Скотта в России. В отсутствии
переводов поэзии В. Скотта на русский язык, а следовательно, и самостоятельных критических отзывов, издатели газет и журналов были
вынуждены довольствоваться материалами европейских периодических изданий. Пиитическое отношение к автору зачастую заставляло
обращать большее внимание на хвалебные отзывы и практически пол190
ностью игнорировать либо не одобрять критические замечания о поэтическом творчестве В. Скотта: «Хотя мнение публики громко говорило в пользу сих сочинений, достоинство их однако ж тем не менее
подвергаемо было строгим испытаниям в Англии, где критика, равно
как и во Франции, чаще говорит языком пристрастия нежели истины»
[4. C. 186].
В заметках, где авторы, помимо перечисления названий поэтических сочинений великого шотландца, пытаются дать характеристику
лирике В. Скотта, преобладают в основном восторженные отзывы, основанные зачастую лишь на факте огромной популярности ВальтерСкоттовских поэм в Европе: «Вальтер Скотт известен как великий поэт, который на крыльях вдохновения возносится превыше облаков,
всегда ищет великой цели, и не заботится о милых, кротких грациях»
(«Вестник Европы» – 1818 г.) [5. C. 44]; «Поэзия В. Скотта блистательна, разнообразна, легка… В ней лица расположены непринужденно и
удачно, цвет красок яркий, кисть широкая и живая» («Сын отечества» – 1821 г.) [6. C. 56]; «Нужно ли мне хвалить Вальтера Скотта, поэта
волшебника… Поэта, которого произведения следуют одно за другим,
как плоды в садах Артемиды» («Благонамеренный» – 1822 г.) [7. C. 55].
В ситуации, когда вся Европа зачитывалась историческими романами великого писателя, поэзии В. Скотта уделялось гораздо меньше внимания, поэтому попыток ее осмысления и объективной критики
в российской периодике 10–20-х гг. встречается довольно мало. В
9 номере журнала «Вестник Европы» за 1818 г. автор заметки о поэтическом соперничестве В. Скотта и Байрона, называя первого неподражаемым мастером «поэзии описательной», высказывает по поводу
Вальтер-Скоттовских поэм только одно небольшое замечание: «остается пожелать ему несколько более отделки, чтобы иметь право назвать
его северным Ариостом» [5. C. 42]. «Московский телеграф» в 19 номере за 1826 г., рассуждая о спаде популярности поэзии В. Скотта, делает
следующее предположение: «Может быть, публика была не довольна
самим изобилием его поэм, что делается скоро, то всегда кажется наскоро сделанным. Не умея оценить того, что в тишине уединения, может быть, долго приготовлялось, вдруг обнародованное поэтом, критики часто судят по времени изданий» [8. C. 193].
Таким образом, некоторые недостатки лирики В. Скотта, на которые указывали западные критики и которые признавал сам автор, в
России не всегда принимались во внимание и объяснялись различными
косвенными обстоятельствами, не имеющими отношения к мастерству
191
писателя. Появление в русской печати прозаических, не всегда качественных, переводов поэм В. Скотта усложнило ситуацию с восприятием
его поэзии в России. Критики переключили внимание с характеристики
собственно поэм В. Скотта на анализ этих переводов, которые зачастую были выполнены с перевода-посредника без использования оригинала, а потому не могут быть названы адекватными.
Если исключить отдельные отзывы российских критиков о
Вальтер-Скоттовской поэзии, авторы которых критикуют поэмы
В. Скотта и отказывают ему в поэтическом таланте (см. например
«Русский инвалид» № 52 за 1825 г., а также «Московский телеграф»
№ 20 за 1828 г.), в целом можно говорить о пиитическом отношении к
этому писателю и его сочинениям среди читателей. Культ личности
В. Скотта, наделивший его такими эпитетами, как «певец северных
народов», «каледонский брад», «северный Ариост» и др., вознес его на
недосягаемую высоту. Мифологизированный образ В. Скотта не только впечатлил широкий круг российских читателей, но и вдохновил
большое количество переводчиков, способствующих знакомству российской аудитории с поэзией известного писателя. Среди них был и
выдающийся поэт-переводчик В.А. Жуковский, сыгравший ключевую
роль в восприятии российским обществом поэзии В. Скотта. Особое
отношение русского поэта к личности великого шотландца проявилось
и в его переводах. В качестве примера можно привести финал баллады
«Иванов вечер», который В.А. Жуковский интерпретировал по-своему.
В последних строфах «Иванова вечера» переводчик пытается показать
главных героев баллады в их смирении и раскаянии, выраженных через
душевные терзания.
Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:
И грустна и на свет не глядит;
Есть в Мельрозской обители мрачный монах:
И дичится людей и молчит.
Сей монах молчаливый и мрачный – кто он?
Та монахиня – кто же она?
То убийца, суровый Смальгольмский барон;
То его молодая жена.
Русский поэт, воспринимая В. Скотта как автора исключительной нравственности и чистоты, превратно понял молчание монаха и
нежелание монахини смотреть на божий свет, приняв католический
192
обет за особое состояние души [9. C. 444]. Б.Г. Реизов справедливо
замечает, что в оригинале нет указания на душевное состояние персонажей:
There is a nun in Melrose bower,
Ne’er looks upon the sun;
There’s a monk in Dryburgh tower
He speaketh word to none.
That nun, who ne’er beholds the day,
That monk, who speaks to none,
That nun was Smaylho’me’s Lady
gay,
That monk the bold Baron.
В монастыре Мелроуз есть монахиня,
Никогда не смотрит на солнце;
В башне Драйбург есть монах,
Он ни с кем не обмолвился словом.
Эта монахиня, которая не видит
дня,
Этот монах, который ни с кем
не говорит,
Та монахиня – Смальгольмская
леди веселая
Тот монах – смелый барон.
Поэтические переводы В.А. Жуковского из В. Скотта стали понастоящему образцовыми, поэтому последователи гениального русского поэта, некоторые из которых находились с ним в большой дружбе,
во многом ориентировались на его наработки. Так, В.А. Жуковский
оказал немалое влияние на своего близкого друга, поэта И.И. Козлова,
что очень заметно при анализе козловских переводов из В. Скотта.
В.Г. Белинский указывает на то, что многие переводы баллад
И.И. Козлова немногим отличаются от переводов В.А. Жуковского.
Переводчица поэтических сочинений В. Скотта К.К. Павлова также
была знакома с опытами своих предшественников и, несомненно,
должна была ориентироваться на переводы баллад В. Скотта, выполненные В.А. Жуковским, И.И. Козловым, А.С. Пушкиным и др.
Культ личности В. Скотта растянулся на десятилетия и захватил
не только современников, но и последующие поколения читателей.
К творчеству великого шотландца, причем как к прозаическому, так и к
поэтическому, в России будут обращаться еще не раз, переиздавая вышедшие ранее переводы и создавая новые.
Список литературы и источников
1.
2.
Новости литературы. СПб., 1824. Кн. Х.
Русский инвалид. СПб., 1822. № 147.
193
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Телескоп. М., 1833. № 18.
Вестник Европы. М., 1823. № 15.
Вестник Европы. М., 1818. № 9.
Сын отечества. СПб., 1821. № 35.
Благонамеренный. СПб., 1822. № 15.
Московский телеграф. М., 1826. № 19.
Реизов Б.Г. В.А. Жуковский, переводчик Вальтера Скотта («Иванов
вечер») // Русско-европейские литературные связи. М.; Л.: Наука, 1966.
Научный руководитель Э.М. Жилякова, д.филол.н., профессор ТГУ
А.В. Гончарова, С.А. Песоцкая
Томский политехнический университет
БРОДСКИЙ КАК ПОЛИКУЛЬТУРНАЯ ЛИЧНОСТЬ:
ВОСПРИЯТИЕ РУССКОЯЗЫЧНОЙ И АНГЛОЯЗЫЧНОЙ
ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ
Понятие поликультурной личности появилось в гуманитарных
науках относительно недавно (в трудах англо-американских исследователей процесса аккультурации и достижения вторичной самобытности У. Актона и Дж. Уолкера де Феликса в 80-е гг. ХХ в., в модели аккультурации М. Беннета) [1. С. 71–76]. Оно связано прежде всего с
расширением всесторонних международных контактов во второй половине XX в. Для того чтобы выйти на новый уровень межъязыкового
и межкультурного взаимодействия, потребовалось выработать новый
подход к пониманию характера взаимодействия инофона с инокультурной средой. Формированию этого подхода способствовало внимание исследователей культуры и языка не только к внешним языковым
различиям между представителями разных народов, но, прежде всего,
к различиям в менталитете, иноязычной картине мира. Стало очевидно:
чтобы преодолеть эти различия, требуется не только владеть иностранным языком. Необходимо глубоко понимать иностранную культуру и
жизнь иноязычного слова в контексте этой культуры, что невозможно
без разнообразных фоновых знаний, позволяющих понять особенности
духовного и психического склада народа, его философию, хозяйственно-бытовой уклад, экономику, политику, религию, социальнополитическое устройство общества, значение и функционирование
прецедентных текстов как отражающих духовный мир и психологию
194
народа, особенности речевого и поведенческого этикета и мн. др.
Иными словами, стало ясно, что язык и менталитет говорящих на нем
людей – совершенно неотделимые понятия. Более того, не только язык
меняется под влиянием окружающей действительности и говорящих на
нем людей, но и сознание, мировоззрение людей определенным образом формируется под воздействием используемого ими языка (концепция Сепира-Уорфа, позднее – концепция «ментальных программ»
Г. Хофстеде). Человек, который обладает не только знаниями в области
иностранного языка, но и пониманием иностранной культуры как своей родной, и представляет собой поликультурную личность (далее
ПКЛ). Однако следует заметить, что до сих пор ПКЛ является в большей мере идеальной моделью, отражающей вектор или направление
развития, нежели реальностью социальной практики.
В числе духовно-психических черт, определяющих портрет ПКЛ
[1. С. 78–79], важнейшее место занимает продвинутый уровень владения иностранным языком и особое к нему отношение – как к суверенной ценности, как к отражению духовного богатства народа, его философии и психологии (по Гумбольдту). (P.S.: это качество является обязательным, но не достаточным условием для формирования поликультурной личности). Таким образом, представление о поликультурной
личности неразрывно связано с понятием билингвизма. Билингвизм –
свободное владение двумя языками – явление трудно достижимое, но
довольно часто встречающееся, особенно среди тех, кто жил долгое
время за границей в среде изучаемого языка. Другой вопрос, обязательно ли билингв является поликультурной личностью. В рамках
межкультурной коммуникации как области научного знания, которая
актуализирует в своей структуре в качестве основного компонента
лингвистику, принята точка зрения, что ПКЛ обязательно должна быть
билингвом или даже полиглотом, но билингв при этом не всегда является ПКЛ.
Возможность существования такой ПКЛ в культуре новейшего
времени подтверждают факты творческой биографии одного из выдающихся русских поэтов – Иосифа Бродского, как поэта-билингва,
переводившего и свои произведения на английский язык, и произведения англоязычных авторов на русский.
Бродский родился 24 мая 1940 г. в Ленинграде, во времена Советского Союза, когда изучение иностранных языков было затруднено.
Тем не менее, несмотря на жесткую политическую цензуру, Бродский
имел возможность познакомиться с англоязычной литературой. Как ни
195
удивительно, произошло это именно в ссылке, куда поэт был отправлен в 1964 г. по обвинению в тунеядстве. Друзья из Москвы прислали
поэту антологию, которая была написана на английском языке. С помощью большого англо-русского словаря Бродский прочел антологию
и открыл для себя новый мир англоязычной литературы. Тогда он познакомился с творениями таких великих поэтов, как Йейтс, Элиот,
Оден и др. [2]
Особое впечатление произвел на поэта Уистен Хью Оден, который впоследствии оказал огромное влияние на жизнь и творчество
Бродского. Может быть, именно с этого момента судьба Бродского
стала неотделима от английской литературы.
Когда Бродский вернулся из ссылки, он продолжал читать антологии на английском языке, которые попадали к нему разными путями.
Как потом писал о себе сам поэт, содержание стихотворений, которые
он читал в то время, было понятно не более чем на треть, но все равно
производило неизгладимое впечатление.
В 1969 г. Джорж Л. Клайн, профессор философии в Брин-Море,
посетил Бродского в Ленинграде. Он переводил некоторые стихи русского поэта на английский язык. Предисловия к этим переводам написал У.Х. Оден, что было для Бродского большой честью. В 1972 г.
Бродский был вынужден покинуть Россию и вылетел в Вену, где его
встретил Карл Проффер, профессор русской литературы Мичиганского
университета. В тот же день Бродский был представлен Одену, по приглашению которого впервые участвовал в Международном фестивале
поэзии (Poetry International) в Лондоне в июле 1972 г.
Через месяц после этого Бродский начал работать в должности
приглашенного профессора на кафедре славистики Мичиганского университета в г. Энн-Арбор: преподавал историю русской литературы,
русской поэзии XX в., теорию стиха. В 1981 г. переехал в Нью-Йорк.
Не окончивший даже школы, Бродский работал в общей сложности в
шести американских и британских университетах, в том числе в Коламбийском университете Нью-Йорка. Продолжая писать на английском языке, «чтобы быть ближе <…> к Одену» [7. С. 137], Бродский
получил широкое признание в научных и литературных кругах США и
Великобритании, был удостоен Ордена Почетного легиона во Франции. Кроме того, что Бродский успешно творил на английском языке,
он способствовал знакомству русского читателя с англоязычной поэзией. Например, стихи английского поэта-метафизика Джона Донна
(1573–1631 гг.) вошли в русскую литературу благодаря переводам
196
Бродского. Бродский перевел на русский язык пьесу Тома Стоппарда
«Розенкранц и Гильденстерн мертвы» и на английский стихи Набокова
[7. С. 89].
Глубина рефлексии над языком характеризует и процесс сочинения Бродским стихов на родном языке, и его эссеистское творчество
на английском, а также прямые и обратные переводы – с английского
на русский и с русского на английский. Столь высокая степень рефлексии над собственно языком и речью (см. название одного из поэтических сборников И. Бродского «Часть речи», 1972–1976 гг.) не была
характерной для эстетических традиций предшествующих эпох и
стала принадлежностью определенного типа эстетической культуры
конкретного исторического периода – ХХ в. Эту черту можно считать метапризнаком эстетики словесной культуры ХХ в. Ее художественная реализация в творчестве И. Бродского позволяет видеть в
поэте выразителя эстетического сознания ХХ в. и рассматривать
фигуру И. Бродского как стоящую в авангарде мирового литературного процесса.
В 1986 г. написанный по-английски сборник эссе Бродского
«Less than one» («Меньше единицы») был признан лучшей литературно-критической книгой года в США.
В 1987 г. Бродский стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, которая была присуждена ему за «всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии» [2].
Множество факторов свидетельствуют о глубокой укорененности Бродского в англоязычной культуре. Английский язык оказал
большое влияние на его творчество. Дело не только в том, что русскоязычный поэт перенял от англоязычной поэзии характерный прием игры
слов, особенности ритма и т. д. Бродскому была близка характерная
для современной ему англоязычной литературы объективность изображения, при которой личность поэта не доминирует в тексте, а как
бы отходит на второй план.
Бродского вдохновлял и сам факт того, что он может творить на
языке, на котором говорил Оден и множество других великих людей.
Оден, а также Джордж Оруэлл были для Бродского вдохновителями,
которые работали, не покладая пера [5. С. 248]. Кроме того, Оден был
близок Бродскому в восприятии языка. По мнению Одена и Бродского,
не язык является орудием поэта, а наоборот, поэт – орудие языка.
Бродский боготворил язык, считая, что поэт может существовать только благодаря языку, а не наоборот. На многочисленные вопросы по
197
поводу того, как живется поэту в эмиграции, как это влияет на творчество на родном языке, как влияет на русскую культуру в целом, Бродский всегда отвечал, что литература определяется не географией, а
языком, на котором она создается. Он был уверен, что, пока на русском
языке пишут стихи и прозу, русская культура будет жива, в России или
за ее пределами [3. С. 440].
О своем вхождении в мир англоязычной литературы Бродский
говорил в интервью для журнала «Insight» Ричарду Мэрин 25 мая
1987 г.: «Я попал в более интересную компанию или, может быть, кажущуюся таковой, потому что она больше: английская литература
старше русской» [3. С. 289]. Несмотря на то, что поэт нелегко переживал разлуку с родиной, он находил множество положительных сторон в
жизни за границей, ощущая себя гражданином мира. На вопрос о том,
как же получилось, что Бродский так глубоко вошел в английскую литературу, он отвечал, что это великая литература и она нравилась ему в
целом гораздо больше, чем многое написанное на русском языке. Причиной обращения к английскому языку послужил не только авторитет
великих английских и американских поэтов. В эссе «Полторы комнаты», написанном по-английски о родителях, Бродский говорит: «Я пишу о них по-английски, ибо хочу даровать им резерв свободы»
[4. С. 41], которой они были практически лишены, как и большинство
советских людей. В англоязычных странах, а следовательно, и в английском языке, эта свобода была.
Бродский посвящал стихи Джону Донну, Элиоту, Одену. Но это
не говорит о том, что эмигрант отрекся от родной культуры. В одном
из интервью на вопрос о национальной принадлежности Бродский ответил: «Я еврей, русский поэт и английский эссеист» [3. С. 40]. Эта
фраза еще нагляднее иллюстрирует, насколько Бродский был укоренен
в мировой культуре, принимая ее как свою. Открытость мировой культуре, глубокое усвоение чужого наравне с собственным, несмотря на
тоталитарный режим, была свойственна русскому сознанию еще со
времени Пушкина. Среди своих соотечественников Бродский более
всего восхищался творчеством А.С. Пушкина, А.А. Ахматовой,
М.И. Цветаевой и О.Э. Мандельштама. С А.А. Ахматовой Бродский
был знаком лично, она являлась для него большим авторитетом и как
поэтесса, и как человек [7. С. 159]. В свою очередь, А. Ахматова именно в И. Бродском видела своего духовного наследника, поэта, который
продолжил традиции русского «серебряного века» в поэзии второй
половины ХХ столетия.
198
Широта мировоззрения, философское видение мира, универсализм и «всеотзывчивость» (определение Ф.М. Достоевского), открытость традициям и эстетике других национальных культур, полифонизм творческого сознания, напряженность поисков вечно ищущего
творческого духа, отношение к творящей силе слова как к магическому
акту культурного творчества (эта особенность уходит своими корнями
в глубь веков – в языческую традицию славянской культуры) – те черты, которые связывают И. Бродского с русской национальной культурной традицией. Формами проявления этих черт часто являются обилие
реминисценций, подсознательная и намеренная аллюзивность такой
степени концентрации, при которой упоминание чужих текстов и
сопутствующая ему их творческая переработка как будто достигают своих возможных пределов. Значительная часть аллюзий непосредственно отражается уже в названиях стихотворений И. Бродского и
отражает актуализацию в творческом сознании поэта не только двух
литературных традиций – русскоязычной и англоязычной, но и других,
среди которых важнейшее место занимает эллинская, греко-римская
традиция: «Из “Старых английских песен”», «Развивая Крылова»,
«Аnno Domini», «Одиссей Телемаку», «Развивая Платона», «Литовский
ноктюрн: Томасу Венцлова», стихотворный цикл «В Англии», «СанПьетро», «Письма династии Минь», «Пьяцца Маттеи», «Венецианские
строфы», «Римские элегии», «Испанская танцовщица» (стихотворение
с одноименным названием существует в творчестве Р.М. Рильке, в
сборнике «Новых стихотворений 2-ая часть», 1908 г.), «Бегство в Египет», «Подражание Горацию», «У памятника А.С. Пушкина в Одессе»,
«Посвящается Чехову», «Итака», «Византийское», «Aere Perrenius»
и мн. др.
Став частью англоязычной культуры, Бродский обретает широту
понимания многих философских категорий и избегает однозначной
оценки, допуская альтернативность видения мира, чему способствует
двуязычие как условие этой альтернативности. Профессор-билингв из
г. Пуатье во Франции Николай Лобачев в разговоре со своими учениками однажды заметил: «Каждый раз, переходя с одного языка на другой, я вижу, как язык ставит пределы мышлению». Поэтому переход с
одного языка на другой принципиально важен для поэта как возможность расширения границ мышления, видения мира и его выражения
на языке художественного слова. В своих интервью Бродский заявляет,
что билингвизм – это норма. «Два языка как бы играют друг с другом, – говорил он. – Между ними происходит интерференция, тради199
ции сталкиваются друг с другом, а я это использую, эксплуатирую.
Стихи я буду продолжать писать по-русски, я в этом не сомневаюсь.
Что же касается эссе, то это жанр, который не очень часто используется в русской литературе. Язык восстает, сопротивляется – он не подходит для этого. А английский – подходит. Я рад, что могу пользоваться
этим чудесным средством» [3. С. 197].
Бродский действительно был поликультурной личностью в полном смысле этого слова. «Чужой» текст вошел в творчество поэта на
правах своего, обрел статус «гражданства» в поэтике. Можно утверждать, что перекличка культурных традиций не только легла в основу
эстетических поисков и творческой эволюции поэта, но и явилась его
способом восприятия культуры, на что красноречиво указывает однозначность следующей аллегории из поэмы «Пьяцца Маттеи» 1981 г.:
Я – пасынок державы дикой
с разбитой мордой,
другой, не менее великой,
приемыш гордый, –
я счастлив в этой колыбели
Муз, Права, Граций,
где Назон и Вергилий пели,
вещал Гораций [8. С. 217–218].
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
Песоцкая С.А. Введение в теорию межкультурной коммуникации. 2-е
изд-е, испр. и доп. Томск: Изд-во ТПУ, 2008.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.wikipedia.ru, свободный.
Захаров Н. Большая книга интервью. М.: Москва, 2000.
Бродский И. Полторы комнаты. Меньше единицы. Поклониться тени //
Поклониться тени. СПб.: Азбука, 2001.
Лосев Л. И. Бродский. Опыт литературной биографии. М.: Молодая
Гвардия, 2008.
Бродский И. Поклониться тени. СПб.: Азбука, 2001.
Штерн Л. Ося, Иосиф, Joseph. СПб.: Издательский Дом «Ретро», 2005.
Бродский И. Осенний крик ястреба. Стихотворения. СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2008.
200
А.Б. Цыренова, В.Р. Дусеева, А.В. Бригиня
Томский политехнический университет
АЛЛЮЗИВНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНОВ О’ГЕНРИ
В последнее время в связи с переходом на антропоцентрическую
парадигму в философии, культурологии, лингвистике, когнитологии
наметилась тенденция к более полному изучению человека: его природы, внешности, внутреннего мира, менталитета и т. д. Для современной
науки интерес представляет не просто человек, а личность, т. е. конкретный человек, обладающий сложным внутренним миром и определенным отношением к судьбе, миру вещей и себе подобным. Человек
понимается как носитель определенной национальной ментальности и
языка, участвующий в совместной деятельности (и что особенно важно – речевой деятельности) с другими представителями национальной
общности [5. С. 49].
Сегодня современный мир требует подготовки специалиста, понимающего других людей, утверждающего жизнесохраняющие ценности, обладающего социальным интеллектом – способностью понимать
себя и других людей, взаимодействовать с представителями иных
культур. Проблемы взаимодействия и взаимовлияния культур, соотношения культуры и языка, а также поиск оптимальных форм межкультурного общения всегда привлекали внимание исследователей [3, 5].
Говоря о соотношении языка и культуры, можно выделить следующие определения, которые показывают их тесную взаимосвязь.
·
Язык – зеркало культуры, в нем отражается не только реальный
мир, окружающий человека, не только реальные условия его
жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет,
национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира.
·
Язык – сокровищница, кладовая, копилка культуры. Он хранит
культурные ценности – в лексике, в грамматике, в идиоматике, в
пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе, в формах письменной и устной речи [6. С. 14–
15].
Художественный текст – это всегда часть общего культурного
наследия общества. Каждый текст опирается на предшествующие и
последующие ему тексты, созданные авторами, имеющими свое миропонимание, свою картину или образ мира, «и в этой своей ипостаси
201
текст несет смысл прошлых и последующих культур, он всегда на грани, он всегда диалогичен, так как всегда направлен к другому»
[1. С. 86].
Универсальным свойством текста является его интерпретируемость. Возможности интерпретации художественного текста практически безграничны: он «может быть подвергнут весьма неопределенному,
в принципе неисчислимому количеству интерпретаций» [2. С. 20–21].
Известный постструктуралист Ж. Деррида утверждает, что «мир
есть текст». Согласно этому положению, вся человеческая культура
рассматривается как единый текст, включенный в бытие, т. е. некий
единый интертекст. Все создаваемые тексты, в таком случае, с одной
стороны, в основе своей имеют единый предтекст (культурный контекст, литературная традиция), а с другой стороны, в свою очередь являются интертекстами, т. к. становятся явлениями культуры.
Культура – это совокупная память общества, поэтому так неразрывна ее связь с историей, она всегда подразумевает непрерывность
нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека и общества. Культурное наследие в области литературы – это всегда определенное количество, с одной стороны, унаследованных текстов, а с другой –
унаследованных символов и образов.
Культурное пространство произведений писателя чрезвычайно
многообразно: античность, Библия, мировая классика. В результате
синтеза различных источников осуществляется выход за пределы одного текста; тем самым писатель достигает творческого диалога с
культурным наследием прошлого. Каждая эпоха, каждый период в истории литературы, каждое литературное направление и тем более
творчество отдельных авторов характеризуются своим отношением к
употреблению аллюзий, выбору источников и определению той роли,
которая отводится им в художественных произведениях.
В литературоведении аллюзия изучается как словесный художественный образ, функционирующий в качестве украшения текста. Однако если рассматривать аллюзию с точки зрения когнитивной лингвистики, ее роль состоит в неявном способе передачи информации.
Одним из основных условий полного раскрытия аллюзии является ее
«узнаваемость». Использование аллюзий предполагает, что объект известен и говорящему, и реципиенту и не может затруднить процесс
общения. Если аллюзия не несет никакой информации для реципиента,
ее употребление теряет смысл. По определению ряда исследователей,
аллюзия также может функционировать как средство расширенного
202
переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических персонажей и событий на свойства и качества объектов, о которых идет речь в данном высказывании. В таком случае
аллюзия не только восстанавливает хорошо известный образ, но и извлекает из него дополнительную информацию [4. С. 192].
Если аллюзия представляет собой ссылку на исторические, литературные, мифологические, религиозные факты, то данное определение уже предполагает культурную маркированность аллюзии. Ведь
история, религия, мифология, литература являются ключевыми компонентами понятия «культура». Отсюда можно сделать вывод, что аллюзия – культурно-детерминированная единица, в семантике которой заложены культурно-ориентированные структуры знаний.
На этом основании также можно выделить следующие виды аллюзий: мифологические, библейские, литературные, исторические,
сказочные. Слова с культурным компонентом в своем значении представляют большой интерес для исследователя, особенно если происходит диалог разных культур. Так в межкультурном диалоге выделяются
маркеры «свой» и «чужой».
В произведениях английской и американской литературы часть
аллюзивного фонда литературы «свое», другими словами, она принадлежит исконно культуре данного народа. Также можно найти немало
примеров «чужих» аллюзий, т. е. аллюзий, являющихся национальнокультурным компонентом той или иной иноязычной культуры. Хотя
существует проблема «свой» – «чужой», но для аллюзии она решается
специфически: аллюзия отражает тот факт, что одна культура способна
впитывать в себя элементы другой культуры настолько, что они становятся узнаваемыми и востребованными.
Существуют писатели, которые получили «локальную» известность: их слава гремела в пределах одной страны или даже области. Но
есть мастодонты, которые известны каждому с пеленок, причем не
важно, откуда новорожденный. Известность этих личностей интернациональна. Одним из таких писателей является О. Генри (Уильям
Сидней Портер), американский прозаик. На редкость богат, ассоциативен и причудлив язык его новелл, насыщенный пародийными пассажами, аллюзиями, скрытыми цитатами и всевозможными каламбурами. Эти выразительные средства делают рассказы о «специфической»
Америке понятными абсолютно для всех.
203
В произведениях О. Генри встречаются в основном «чужие» аллюзии, но они большей частью узнаваемы, т. к. они представляют мировую культуру.
She curved an arm, showing like Psyche's through her shirt-waist
sleeve, and rested an elbow upon the show-case edge (A lickpenny lover.
O. Henry).
Так, например, в вышеприведенном фрагменте из рассказа
«Грошовый поклонник» мы встречаем мифическую аллюзию. В мифе
говорится, что слава о красоте Психеи прошла по всей земле и многие
приезжали в город, где она жила, чтобы полюбоваться ею.
Существуют различные классификации аллюзий, объединяющих их в группы по тематическим, структурно-семантическим и функциональным признакам. Нами выделены три группы аллюзий, в основе
которых лежит метафорический перенос по следующим признакам:
1)
внешность героя;
2)
характер совершаемых действий;
3)
особенности характера героя.
Метафорический перенос по признаку «внешность героя» основан на схожести или отрицании схожести одного литературного персонажа с другим, более известным. При этом основой для сравнения
внешностей персонажей могут быть не только черты лица и физические данные вроде роста, телосложения, но и одежда. Так, можно
встретить немало примеров, где персонажи сравниваются по красоте с
греческими богами и богинями, актрисами. Таким образом, в нашем
примере, сравнивая свою героиню с Психеей, автор хочет показать
необычайную красоту девушки.
В этом же сборнике О. Генри «The Voice of the City» можно найти другой пример аллюзии на известную личность, основанный на
схожести внешностей.
«Precious», said she, with the air of Cleopatra asking Antony for
Rome done up in tissue paper and delivered at residence, «I think I would
like a peach» (Little Speck in Garnered Fruit. O. Henry).
В этом примере представлен более известный персонаж – египетская царица Клеопатра. Так, Плутарх писал, что красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого
взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимою прелестью, и она
имела достаточно мужественный и твердый характер. В вышеуказанном примере героиню также сравнивают с яркой личностью, но данное
сравнение осуществляется на основе характера героя. С таким же по204
велительным, безапелляционным тоном, каким некогда царица раздавала приказы своим подданным, девушка в рассказе «Персики» просит
жениха принести ей персики не в сезон, посреди зимы. Данная аллюзия
по типу является исторической.
Всем знаком такой литературный персонаж, как «Д’Артаньян»,
храбрый мушкетер, искатель приключений. В следующем примере использована литературная аллюзия. Автор использует ее, чтобы показать своего героя отважным человеком, решившимся попросить доллар
у своей властной жены. Так же, как и в предыдущем примере, признаком для сравнения выступает характер героев.
On the bench in Union Square Mr. Ragsdale and Mr. Kidd squirmed,
tongue-parched, awaiting D'Artagnan and his dollar (The Harbinger.O. Henry).
Аллюзивный потенциал произведений О. Генри своеобразен и
богат. Автор умело использует различные виды аллюзий, тем самым
делая свои рассказы яркими, насыщенными образами и интересными
для интерпретации. Процесс декодирования аллюзий порой не менее
увлекателен, чем само чтение.
She was a Delilah,' says Bill Bassett (The Man Higher Up.
O. Henry).
В этом примере реализована аллюзия на библейский персонаж
Далилу. В Ветхом Завете Далила – женщина-филистимлянка, обольстившая и предавшая Самсона. Ее имя стало синонимом предательницы. В данном отрывке героиня сравнивается со своим прототипом Далилой по характеру совершаемых действий – предательству.
Вышеприведенные аллюзивные имена далеко не весь перечень
аллюзивного своеобразия произведений О. Генри. О творчестве данного писателя можно сказать еще многое.
Аллюзии, несомненно, обогащают, насыщают художественный
текст и дают возможность авторам передать информацию в некой зашифрованной форме, оболочке. Главная задача читателя почувствовать,
распознать в тексте моменты, содержащие аллюзии, раскрыть зашифрованные в них смыслы. С одной стороны, процесс декодирования
очень интересен и увлекателен, но в то же время он может вызвать
трудность, поскольку без базы лингвокультурных знаний восприятие
читателем художественного произведения, содержащего аллюзивные
имена, оказывается неполным. Соответственно, идея автора останется
нераскрытой, и, возможно, само произведение, его смысл окажутся не
совсем оригинальными, обыденными, поэтому проблема культурной
205
маркированности текста в случае использования в нем аллюзивной
информации должна всесторонне изучаться и всё еще остается актуальной темой.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
Библер В.С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика и культура. М.:
Прогресс, 1991.
Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во
Уральского гос. ун-та, 1991.
Россия и США: Введение в межкультурную коммуникацию: учеб. пособ. Волгоград: Перемена, 2003.
Петроченко Л.А. К вопросу об ассоциативных основах метафоры //
Сравнительно-историческое и типологическое изучение языков и культур. Вопросы преподавания иностранных и национальных языков: сб.
статей Междунар. конф. «XXIV Дульзоновские чтения». Томск: Томский педагогический университет, 2005. С. 191–197.
«Свое» и «чужое»: Межкультурные коммуникации в полипарадигмальном аспекте: коллективная монография / под ред. Л.А. Шкатовой. Челябинск: Челябинский гос. ун-т, 2003.
Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: учеб. пособ.
М.: Слово, 2000. C. 264.
Е.М. Филиппова
Томский политехнический университет
ТРАДИЦИИ РУССКОГО РОМАНА И ИХ ОТРАЖЕНИЕ
В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ А.П. ЧЕХОВА
Новаторство А.П. Чехова в области драматургии исследовательская традиция прочно связывает с процессом взаимодействия прозы и
драматургии в творчестве А.П. Чехова и акцентирует обусловленность
драматической манеры писателя повествовательными формами. Однако всему творчеству Чехова, в том числе и прозе, предшествовал опыт
в области драмы-пьесы «Безотцовщина» (1879–1881), названная
А. Роскиным «сценическим повествованием» [1. С. 20–24]. Существование ранней пьесы Чехова значительно осложняет представление о
зарождении Чехова в «недрах малой прессы». Творческая биография
писателя, таким образом, становится менее однозначной, обретает дополнительные смыслы.
Чехов начинался с «современной, с глубоким историческим
подтекстом драмы о русской жизни». В «малую» журнальную юмори206
стику А.П. Чехов пришел сложившимся художником, с яркой индивидуальностью, с достаточно самостоятельными суждениями о литературе. Именно это обстоятельство, по мнению А.П. Чудакова, позволило
молодому Чехову, трансформируя «ничейные» элементы, заимствованные им в литературе своего времени, видоизменять жанр «сценки»
до чеховского рассказа [2. С. 131–133]. В связи с эти необходимо рассмотреть вопрос о связях чеховской драмы с современным ему историко-литературным контекстом, в первую очередь, современной драматургией. Новаторство Чехова было обусловлено не только восприятием
и переосмыслением традиций, но и реалиями литературного процесса.
Необходимость вписать «Безотцовщину» в литературный контекст
эпохи вызвана потребностью в более точном понимании механизмов
взаимодействия традиций «большой» русской литературы с поэтикой
массовой драматургии в творчестве раннего Чехова.
Исключительное значение «Безотцовщины» для понимания новаторской поэтики Чехова состоит в том, что художественная структура его первой пьесы затрагивает целый комплекс проблем, связанных с
общими тенденциями развития драматургии конца XIX в. Прежде всего, это относится к процессам романизации и лиризации драмы. Эти
явления тесно взаимосвязаны: восприятие лирического могло осуществляться опосредованно, через влияние романной поэтики. Освоение
лирической стихии жизни проявилось в особой субъективноимпрессионистической манере воспроизведения жизненного материала, результатом которой стало стремление к изображению частных,
интимных переживаний человека. В массовой драматургии это нашло
отражение в открытой мелодраматизации сюжетов, которая, в свою
очередь, вырастала на основе переосмысления и адаптации романной
поэтики в драматургии.
Процесс «романизации» драмы – явление сложное, длительное
по времени, неоднозначное, тем не менее, оно имеет прочное основание, заложенное в самой синкретической природе романа. Синтезируя
в своей поэтике черты эпоса, лирики и драмы, роман оказывал глубокое воздействие на них. Помимо влияния роман активно осваивал опыт
лирики и драмы. По наблюдениям Б.И. Бурсова, роман середины
XIX в. «впитал в себя опыт трагедии и драмы, необходимый для изображения острых общественных и психологических конфликтов», обращался к лирическим жанрам, «ибо для героя романа характерно погружение в себя, в мысли о самом себе, в переживания по поводу своих
мыслей и поступков» [3. С. 18].
207
В середине ХIХ в. русский роман обрел свои основные черты,
обусловившие и его наивысший подъем, и дальнейший кризис, и последующее возрождение. Развитие романа было тесно связано с философскими и эстетическими исканиями эпохи, выдвинувшими проблему
нового человека. Осмысление этой проблемы шло в русле «интенсивного роста личностного самосознания», характерной чертой которого
было «представление об универсальной значимости лично пережитого
как о моменте общих исторических исканий всего поколения»
[4. С. 117]. Эта особенность исторического момента отвечала потребностям времени и совпадала со стремлением русских писателей изображать индивидуальную судьбу человека в сопряжении с судьбами
мира. Однако традиционная форма романа не могла выразить все оттенки отношений и смыслов, возникающих между личностью и миром.
Лев Толстой в работе над романом «Война и мир» столкнулся с проблемой невозможности адекватной передачи «общего состояния мира»
через судьбу отдельной личности, поэтому он просит не называть его
сочинения романом.
Жанровые поиски и затруднения писателя, оказавшиеся «собственными средствами искусства», ведущиеся поисками человека, его
сути, закона, формы – выработанной новой «идеи человека», в конечном итоге вылились в особую форму толстовского психологизма –
«диалектику души». «Через “диалектику души” в литературу вливалось новое содержание русской действительности, эпохи конца сословности и еще невиданной демократизации всей жизни», – замечает
С.Г. Бочаров [5. С. 226]. «Диалектика души» стала способом выработки нового героя, для которого личностное начало не подавляло общественного, индивидуальная судьба становилась частью общей судьбы
мира, в какой-то мере объясняя и оправдывая его. «Диалектика души»,
становясь художественным приемом, позволяла Толстому обнаружить
в человеке то общее, что присуще каждому, но одновременно является
индивидуально-конкретным признаком. Эта же «диалектика», выступая в качестве художественной философии; требовала новых принципов построения романа. Толстой отказался от центростремительного
сюжета, предлагая свободную, многоплановую и многогеройную композицию.
Сложную задачу раскрытия многообразия связей мира и человека по-своему решал в своих романах Ф.М. Достоевский, «ставя своей
задачей передать художественными средствами лихорадочный и болезненный характер жизни русского города в пореформенную эпоху,
208
то ощущение глубокого недоумения, которое герой Достоевского и сам
писатель испытывали перед кажущейся загадочностью и своеобразной
«фантастичностью» ее процессов, глубокое чувство трагизма, которое
овладевало ими перед лицом болезненных и ненормальных общественных условий, Достоевский в соответствии с этим строит самую
форму своих романов» [6. С. 132]. Откликаясь на требования времени,
Достоевский создает роман, названный М.М. Бахтиным «полифоническим»: в нем голос автора звучит на равных правах с множеством голосов его героев. Полифонический роман Достоевского стал особой
формой выражения общей тенденции литературного развития: стремление к универсализму. «Неслиянные голоса» Достоевского несли собственную, субъективную правду о мире, из их совокупности и рождался мир многоголосый и противоречивый. Целостную картину мира
возможно было воссоздать только при помощи множества самостоятельных героев. Проблему нового содержания характера героя эпохи и
адекватной ему формы выражения Достоевский осознавал уже во время работы над повестью «Записки из подполья». Связь между формой,
жанром и типом героя обозначил В.Я. Кирюхин: «Чтобы объединить и
философию, и сюжет, нужен был герой, без героя повествование грозило бы выродиться в бесконечную цепь однозначных эпизодов, не
ведущих к развязке, но для того, чтобы герой получил простор для
проявления, нужен был роман» [7. С. 53]. Форме полифонического романа соответствовал, во многом ее определяя, герой-идеолог, существенной чертой которого было то, что идея захватывала человека полностью, как страсть, не оставляя места другим чувствам и мыслям.
Способность романа воздействовать на другие литературные
жанры обусловлена особенностями его жанровой природы, объединяющей эпос, лирику и драму. Например, драматический элемент в
романах XIX в. явился существенной чертой поэтики, однако понимание трагического и драматического изменилось. Характер конфликта
определялся не противостоянием исключительной личности обществу
и миру: лучшие герои Тургенева, Толстого, Достоевского ощущают
свою кровную связь с миром. Трагедия героев заключалась в понимании противоречивости самой действительности, неизбежной конфронтации с самим устройством мира, потому что эти герои наделены исключительной способностью к сопереживанию и переживанию трагедии мира как своей собственной, личной. Обращение к темам любви и
страсти углубляло драматический конфликт, делая его еще трагичнее,
еще неизбежнее. Трагические коллизии романов Тургенева не имеют
209
разрешения: «отсутствие перспектив реальной гармонии призвана компенсировать гармоническая закругленность романной структуры» [8. С. 69]. В начальном периоде творчества Л. Толстой разрешает
трагические ситуации «эпическим поворотом всего хода дела». Однако в
«Анне Карениной» происходит усиление драматического элемента: «на
смену эпической рассредоточенности анализа придет концентрация, всё
более наряженное ее сосредоточение, с укорачиванием “диалектики души” и ее драматизацией (переломы, разрывы, кризисы)», – пишет
С.Г. Бочаров [5. С. 242]. Особая диалогическая форма романов Достоевского была обусловлена представлением о конфликте как универсальной
категории бытия. Достоевский «для выражения духа и характеров, проблем и движения своего времени ощущал необходимость драматизации
эпической формы» [9. С. 11], поэтому не случайно именно романы Достоевского оказали наиболее ощутимое воздействие на драматургию.
Русский роман, вследствие осевой драматичности конфликта и способов его разрешения, явился художественным пространством выработки
нового театрального драматического мышления художественного языка, необходимого для преобразования драмы и сцены.
После бурного развития и расцвета романа, ярко проявившегося
в творчестве Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева,
И.А. Гончарова в 60–80-е гг., наступил период своеобразного кризиса
жанра. Многочисленные публикации романов, в том числе
П.Д. Боборыкина,
А.И. Эртеля,
Д.Н. Мамина-Сибиряка,
К.М. Станюковича,
Н.Г. Гарина-Михайловского,
И.Н. Потапенко,
К.С. Баранцевича и мн. др., уже не удовлетворяли требования времени.
Причиной недовольства служила стабилизация романа как жанра: «в 80–
90-е гг. господствовали романы, обладавшие постоянством жанрового
характера, известной жанровой неподвижностью, хотя в каждом из них
читатели знакомились с некоторыми новыми сторонами жизни, ситуациями, лицами» [10. С. 6], – замечает И.А. Дергачев. Роман терял отличительные черты жанра. По этому поводу критика того времени язвительно замечала, что писатель, «называя свое произведение романом
или повестью, или рассказом, руководствуется только этим признаком:
много написалось – роман, поменьше – повесть, еще поменьше – рассказ» [11. С. 181]. Кризис романной формы явился внешним проявлением процесса создания новой концепции мира и человека, отражающей не только идейную и художественную структуру романа, но переносящей угол зрения в поисках нравственно-этических ценностей на
духовный мир обыкновенного, нероманного героя. Внутренняя работа
210
по созданию целостной картины мира проходила в среде нероманных
жанров, однако была вызвана и обусловлена именно романом, в том
его проявлении, которое получило название «русский роман XIX в.».
Синтетизм романной поэтики, отмеченный в самом начале развития романа как жанра, позволил современным исследователям говорить о процессе романизации жанров. Термин «романизация» принадлежит М.М. Бахтину, который впервые описал это явление: «В эпоху
господства романа почти все остальные жанры в большей или меньшей
степени “романизируются” <...> приходя к господству, он содействует
обновлению всех других жанров, он заражает их становлением и незавершенностью» [12. С. 450–451]. Явление романизации М. Бахтин связывает с особым положением романа, который лучше всего выражает
тенденции становления нового мира.
В первой драме Чехова в полной мере нашли отражение процессы романизации. Прежде всего, это связано с особой концепцией жизни человека, развитие и становление которой шло в русле традиции,
получившей наиболее глубокое выражение в русском романе и сказавшееся в преодолении ограниченности социального детерминизма, в
осмыслении личности в большом контексте национальных и общечеловеческих проблем. Характер и содержание конфликта пьесы «Безотцовщина», глубина разработки художественных образов говорят о том,
что Чехов начинал как драматург, ориентированный на весь свод современного ему русского романа. Первая пьеса Чехова уникальна не
просто потому, что дает «возможность увидеть тот культурный багаж,
с которым писатель приходит в литературу», но прежде всего потому,
что позволяет увидеть механизм изменения, переосмысления этого
литературного материала. Специфичная «литературность» первой пьесы Чехова, описанная исследователями, ставит ряд проблем, имеющих
общественное значение для последующего творчества писателя. Прежде всего, это относится к вопросу об особой романности чеховских
повестей и драм. Новаторство чеховской поэтики, остро осознаваемое
современниками, воспринималось в русле традиции. Произведения
Чехова современная ему критика называла «маленькими романами».
Обращение Чехова к форме драмы в самом начале своего творчества – яркое свидетельство его активной писательской и жизненной
позиции. Чехов начинается не с «мелочишек», а с серьезного осмысления современной русской жизни.
Романный мир Толстого и Достоевского принципиально открыт,
подвижен, способен к изменению. Герои Толстого и Достоевского из211
меняются под воздействием окружающего мира, способны пересмотреть свои взгляды, а то и отказаться от них, если они перестали соответствовать жизни. Жизненная практика становится критерием оценки
героя, а художественное пространство романов составляет динамичное
единство мира и человека, в равной мере зависящих друг от друга.
Диалогическая форма романов Толстого и Достоевского выражала новое содержание концепции человека и оказала существенное влияние
на дальнейшее развитие литературы. Процесс романизации жанров, по
мнению А.В. Кубасова, «наиболее отчетливо выступает в эпических
жанрах, в повести и рассказе, менее явно, – в лирических и драматических жанрах» [13. С. 65]. В литературе конца XIX в. этот процесс получил специфическое выражение. Вследствие особенностей русского
реализма, воплотившегося в романах Толстого, Достоевского, Гончарова, Тургенева, романные традиции получили развитие в драматическом роде, в частности, в драматургии А.П. Чехова.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Роскин А.И. А.П. Чехов. Статьи и очерки. М., 1959.
Чудаков А.П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М., 1986.
Бурсов Б.И. Лев Толстой и русский роман. М.; Л., 1963.
Щенников Г.К. Типологические особенности русского реализма 1800–
1870-х гг. // Русская литература. 1984. № 3. С. 107-120.
Бочаров С.Г. Л. Толстой и новое понимание человека. «Диалектика
души» // Литература и новый человек. М., 1963. C. 224-309.
Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.; Л., 1964.
Кирюхин В.Я. Достоевский в шестидесятые годы. М., 1966.
Маркович В.М. Человек в романах Тургенева. Л., 1975.
Родина Т.М. Достоевский. Повествование и драма. М., 1984.
Дергачев И.А. Динамика повествовательных жанров русской прозы 70–
90-х гг. XIX в. // Проблемы типологии реализма. Свердловск, 1976. С. 6.
Протопопов М. Бодрый талант // Русская мысль. 1898. № 9. С. 181.
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
Кубасов А.В. Рассказы А.П. Чехова: поэтика жанра. Свердловск, 1990.
212
Е.В. Швагрукова
Томский политехнический университет
КЛАССИК В РЕЦЕПЦИИ МОДЕРНИСТА
(ТВОРЧЕСТВО Л.Н. ТОЛСТОГО В «LECTURES ON RUSSIAN
LITERATURE» В.В. НАБОКОВА)
Творчество Л.Н. Толстого, его личность и окололитературные
факты биографии писателя занимают значимое место в художественных и автобиографических произведениях В.В. Набокова, служа основой для литературной игры, стилизации или мистификации читателя и
представляя исследовательское поле, богатое различными научными
направлениями.
Однако существует уникальная возможность обратиться непосредственно к прямому высказыванию В.В. Набокова о Л.Н. Толстом и
его творчестве, а именно к «Lectures on Russian Literature», где читатель сталкивается с подробным филологическим анализом нескольких
тексов русского классика.
Необходимо помнить, что лекции Набокова не отредактированы
самим писателем и в его архивах хранится запрет на публикацию
«Лекций…», всё же опубликованных после смерти автора. Тем не менее, пусть даже в мало систематизированном и не доведенном до набоковского блеска виде, материал «Лекций…» позволяет говорить об
особом восприятии творчества писателя-классика Толстого писателеммодернистом Набоковым.
При составлении курса «Лекций…» перед В.В. Набоковым
стояла нетривиальная задача: с одной стороны, сохранить самобытность художественной манеры русского писателя или поэта, не исказить сущностное значение его творчества при передаче знания американским студентам, а с другой стороны, донести свой оригинальный
писательский взгляд на произведения того или иного автора.
С творчеством Л.Н. Толстого Набоков поступает кардинально:
из огромного пласта текстов писателя он выбирает лишь два произведения, считая только их достойными внимания американской аудитории: роман «Анна Каренина» и рассказ «Смерть Ивана Ильича». Выбор
показателен: даже на анализ любимого романа Запада «Война и мир», с
которым обычно знакомят студентов в первую очередь, у Набокова не
находится времени. По мнению писателя, роман слишком «грандиозен» [2. C. 222]. Исследователь С. Карлинский полагает, что Набоков
213
«“Войну и мир” <…> любил, но ставил несколько ниже “Анны Карениной”. В своем первом большом романе Толстой еще не научился
вплетать социологические и исторические экскурсы в канву повествования и нередко прерывал его ход вставными философскими главами»
[1. C. 551].
Лекцию, посвященную роману «Анна Каренина», Набоков начинает с утверждения: «Толстой – непревзойденный русский прозаик»
[2. С. 221], и далее представляет эпатажную шкалу успеваемости великих русских писателей: «Первый – Толстой, второй – Гоголь, третий –
Чехов, четвертый – Тургенев. Похоже на выпускной список, и, разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками
не получили бы у меня похвального листа» [2. C. 221]. Таким образом,
фигуре Л.Н. Толстого сразу же придается монументальность и исключительность, что формирует у аудитории дальнейшее направление
восприятия его творчества.
С первых же строк лекции Набоков отказывает Л.Н. Толстому в
ценности его религиозного учения, неизмеримо более бедного, нежели
«могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл»
[2. C. 221] его творчества. На протяжении всего тщательного, подробного анализа романа писатель доказывает, что этические, общественно-политические, социальные рассуждения автора не являются художественно оправданными и лишь утяжеляют конструкцию романа.
Приступая непосредственно к анализу текста, Набоков сначала
пересказывает сюжет «Анны Карениной», не надеясь, видимо, на знания аудитории и поясняя, что сюжет романа «по природе своей нравственный» [2. C. 227]. Смысл романа Набоков расшифровывает следующим образом: бездуховная связь Вронского и Анны, основанная на
физической любви, обречена, в то время как брак Левина и Кити гармоничен в силу метафизического и духовного понимания любви.
Именно этой линии анализа писатель придерживается на протяжении
всей лекции, перенасыщая ее огромными текстовыми фрагментами и
постоянно привлекая для помощи роман «Госпожа Бовари»
Г. Флобера. Так, говоря о смерти Анны Карениной, Набоков замечает,
что это происходит «в ясный майский воскресный вечер 1876 г., через
45 лет после смерти Эммы Бовари» [2. C. 263]. Характеризуя структуру
романа Л.Н. Толстого, лектор утверждает, что она «более традиционна» [2. C. 231], по сравнению с «Госпожой Бовари».
Отсылка к роману Г. Флобера далеко не случайна: Набокову,
считавшему «Госпожу Бовари» шедевром мировой литературы, необ214
ходимо, во-первых, отметить продолжение европейской литературной
традиции, а во-вторых, вписать роман «Анна Каренина» в контекст
мирового культурного пространства, выводя его, таким образом, за
рамки «локальной» литературы. Непрестанным сопоставлением двух
романов Набоков подчеркивает художественную ценность произведения Л.Н. Толстого и в финале главы «Лекций…», посвященной композиции «Анны Карениной», говорит: «В поэме Флобера больше музыкальной стройности <…> в великом романе Толстого больше мощи»
[2. C. 279]. Интересно, что изысканность и гармоничность «Госпожи
Бовари» Набоков-лектор подчеркивает, сознательно подменяя роман
поэмой, в то время как жанровое определение «Анны Карениной» остается неизменным.
Обращаясь к тексту романа, Набоков на первое место ставит
«образы и магию стиля» [2. C. 248]. «Слово, выражение, образ – вот
истинное назначение литературы. Но не идеи» [2. C. 248]. Анализу
подвергаются мельчайшие детали (красный мешочек Анны, купание
ребенка и т. д.) и их смысловая нагрузка, регулярность появления в
тексте определенных образов (двойной кошмар Анны и Вронского),
жесты и др. Набоков выстраивает типологию эпитетов, используемых
Толстым, причем оказывается, что, в основном, эпитеты у классика
служат «этическим, а не эстетическим целям» [2. C. 282]. С точки зрения Набокова-модерниста, это явный стилистический промах, т. к.
происходит нарушение и подмена непосредственной эстетической
функции эпитета, использующегося, как правило, для раскрытия образности, а не для декларации нравственных установок.
Особое внимание автор «Лекций…» уделяет уникальной хронологии романа, поскольку, по мнению Набокова, «Толстой использует
время как художественный инструмент всегда по-разному и в разных
целях» [2. C. 273]. Время главных героев расходится, и Анна с Вронским живут быстрее Кити с Левиным, что отражается на композиции
романа.
Представляя студентам роман «Анна Каренина», В.В. Набоков
основное внимание сосредоточил на художественном и эстетическом
аспектах произведения, нивелируя нравственно-этические моменты.
Лекция, посвященная рассказу «Смерть Ивана Ильича», не закончена Набоковым, но и в ней писатель продолжает тему, начатую в
лекции о романе «Анна Каренина»: борьба Толстого-проповедника с
Толстым-художником. Именно с этой точки зрения Набоков анализирует рассказ, и, по его мнению, Толстой-художник побеждает, что по215
зволяет Набокову утверждать: «Этот рассказ – самое яркое, самое совершенное и самое сложное произведение Толстого» [2. C. 309].
Интересно, что Набоков расходится во мнении со многими исследователями творчества Толстого, считающими «Смерть Ивана Ильича» рассказом о физическом умирании человека. Набоков говорит:
«Я считаю, что это история жизни, а не смерти Ивана Ильича» [2. C. 308]. Иван Ильич, живущий в обывательском бездуховном
мире, мертв при жизни и, следовательно, умереть не может. И весь
рассказ оказывается постепенным разоблачением героя, разоблачением
фальши и пустоты его жизни, особенно заметной на фоне природной
естественной жизни Герасима.
Здесь же лектор поднимает тему пошлости как синонима мещанства и обывательского отношения к жизни. Эта тема, возможно,
более актуальна для его собственного творчества, нежели для творчества Толстого, однако Набокову удается доказать, что, исходя из логики рассказа, пошлое, бессмысленное потребительское существование
ведет к смерти, низводя человека до уровня неодушевленного предмета. Именно поэтому вещный мир, с точки зрения Набокова, так же значим в рассказе «Смерть Ивана Ильича», как и одушевленные персонажи. Вещи вытесняют героев, Иван Ильич жертвует жизнью ради гардины. Мир оказывается вывернутым наизнанку. «Этот рассказ предвещает русский модернизм» [2. C. 310], – говорит Набоков и оказывается
прав, поскольку именно в модернизме начинаются всевозможные смещения и подмены живого и мертвого, истинного и ложного, вечного и
преходящего.
Таким образом, анализируя творчество Л.Н. Толстого как классика русской литературы, В.В. Набоков выделяет в нем важные для
современной литературы аспекты – эстетическую доминанту, «яркость,
свежесть детали» [2. C. 310], художественную мощь – и провидит в
нем истоки модернизма. Религиозные устремления Л.Н. Толстого, его
нравственно-этические метания и дидактизм оказываются вне сферы
интересов писателя-модерниста.
Учитывая отрывочный характер «Лекций…» – с формальной
стороны и вызывающе дерзкий – со смысловой, мы, тем не менее, можем утверждать, что В.В. Набоков при ознакомлении аудитории с
творчеством писателя стремился донести художественную суть произведения, используя профессиональный филологический инструментарий и не ограничиваясь собственным писательским углом зрения.
216
Список литературы
1.
2.
3.
4.
Карлинский С. Лекции Набокова по русской литературе // Классик без
ретуши. Литературный мир о творчестве В.В. Набокова. М., 2000. Ч. 2.
Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 2001.
Толстой Л.Н. Анна Каренина // Собр. соч.: в 22 т. М., 1981–1982. Т. 8–9.
Толстой Л.Н. Смерть Ивана Ильича // Собр. соч.: в 22 т. М., 1982. Т. 12.
217
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА КАК
СРЕДСТВА МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ
С.С. Будкова
Томский политехнический университет
ТЕРМИНЫ РАДИАЦИОННЫХ И ПЛАЗМЕННЫХ
ТЕХНОЛОГИЙ В РАМКАХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ
ТЕРМИНОЛОГИИ
Возникновение и развитие научных терминов, их вхождение в
науку и закрепление в определенной терминосистеме отражает процесс
развития самой науки и появление новых отраслей знаний.
Радиационные и плазменные технологии представляют собой
научно-техническую область знаний, включающую в себя физику
твердого тела, теорию взаимодействия ионизирующих излучений с
веществом, технику генерации пучков заряженных частиц и плазмы, а
также диагностику материалов и изделий. Данная область знаний развивалась в разных странах, в разное время и появилась в результате
синтеза разных отраслей науки, таких как физика, химия, математика.
В связи с этим рассмотрение данной предметной области в рамках научно-технической терминологии и выявление ее специфики является
целью данного исследования. Поставленная цель предполагает решение следующих задач: 1) проанализировать существующие определения понятия «термин», определить его основные признаки и выявить
особенности научно технической терминологии; 2) установить логикопонятийные связи данной предметной области; 3) проанализировать
лексику радиационных и плазменных технологий с точки зрения этимологического и структурного параметров. Для реализации поставленных задач используются методы этимологического и структурного
анализа терминов радиационных и плазменных технологий.
На основании учебного пособия под редакцией И.А. Аброян,
А.Н. Андронова, А.И. Титова «Физические основы электронной и
ионной технологии» (1984) и пособия под ред. В.А. Грибкова,
Ф.И. Григорьеава, Б.А. Калина, В.Л. Якушина «Перспективные
радиационно-пучковые технологии обработки материалов» (2001)
составлялась логико-понятийная схема изучаемой предметной области.
В качестве материала для исследования использовались термины,
которые включены в справочник В.П. Кривобокова.
218
Данная работа опирается на исследования в области терминологии Д.С. Лоте, С.Д. Шелова, Б.Н. Головина, В.М. Лейчик. Исследования в области специфики научного термина представлены в работах
Н.З. Котелова, Я.И. Шубова и А.И. Моисеева. Лингвистическая сторона проблемы находит свое освещение в научных трудах
Т.Л. Канделаки и Е.Н. Толкина.
Понимание слова «термин» у представителей разных областей
знаний связано с особой системой понятий, имеет неравный объем содержания и определяется по-разному. Словарь лингвистических терминов под редакцией О.С. Ахмановой приводит следующую дефиницию: термин – «это слово или словосочетание специального (научного,
технического и т. п.) языка, создаваемое (принимаемое, заимствуемое
и т. п.) для точного выражения специальных понятий и обозначения
специальных предметов» [2. С. 143].
С позиции терминологов В.М. Лейчик и Л. Бесекирской, «термин – лексическая единица определенного языка для специальных целей, обозначающая общее – конкретное или абстрактное – понятие
теории определенной специальной области знаний или деятельности»
[1. С. 25].
Б.Н. Головин под термином понимает слово (или специальное
словосочетание) специальной сферы употребления. В свою очередь,
научно-технический термин определяется им как номинативная группа, связанная с определенным научно-техническим понятием, принадлежащая определенной совокупности текстов и выражающая устойчивый комплекс признаков и понятий. На современном этапе развития
науки все термины являются элементами определенной теории, и для
того, чтобы понять данный термин, надо понять всю теорию, определить место, занимаемое этим термином в рамках теории [3. С. 18].
Наиболее полно, на наш взгляд, понятие термин раскрывается в определении Б.Н. Головина.
Среди основных требований к терминам, выделяющих их как
особые слова и словосочетания, часто называют следующие: 1) связь
термина с понятием и точность понятийной семантики термина;
2) однозначность термина или тенденция к ней; 3) стилистическая нейтральность
и
отсутствие
экспрессивности
у
термина;
4) номинативность термина и его системность [4. С. 5]. В свою очередь, следует отметить, что терминология языка для специальных целей (ЯСЦ), в частности научно-техническая терминология, обладает
рядом признаков. Среди них можно выделить следующие: прежде все219
го, номинативные единицы ЯСЦ обозначают научные, технические,
шире – специальные понятия либо общие понятия специального характера. Второй особенностью терминов является их принадлежность к
определенному естественному языку. Так, например, из выделенных
лингвистами основных лексических классов имена нарицательные относятся, прежде всего, к языкам науки и техники, номенклатурные
единицы встречаются в языке рекламы, имена собственные – в языках
управления. И, наконец, каждый термин относится к тому или иному
ЯСЦ (кроме общенаучных и общетехнических терминов), и это влияет
на их содержательную и формальную структуру [1. С. 58].
Что касается терминологии радиационных и плазменных технологий, следует отметить, что данная предметная область включает в
себя огромную систему, внутри которой существуют свои подсистемы.
Изучаемая сфера весьма широка и охватывает как различные физические процессы, так и методы, лежащие в основе технологий обработки
материалов и изделий. Так, в зависимости от состава потоков, которые
вызывают модифицирующие эффекты, выделяются: 1) электронные
пучки (electron beam); 2) ионные пучки (ion beam); 3) ионизирующие
излучения потоками плазмы (plasma stream); 4) потоки нейтронов
(neutron flux)и др. В свою очередь, каждая группа включает в себя различные категории, такие как процессы, материалы, изменение состава
вещества, структурные превращения, технологии обработки материала
и мн. др.
Рассмотрим одну из представленных групп – воздействие электронными пучками – и на примере терминов, относящихся к данной
группе, попытаемся определить некоторую специфику терминологии
данной предметной области.
Языковая функция терминов данной области – как и любой другой научно-технической терминологии – назывная, номинативная, т. е.
термины называют предметы, явления действительности и понятия о
них, а также различные процессы, связанные с данными предметами, и
дают точное им обозначение.
Так, например, Annealing – отжиг (metallurgy), a heat treatment
that alters the microstructure of a material causing changes in properties
such as strength and hardness. It is a process that produces conditions by
heating to above the re-crystallization temperature and maintaining a
suitable temperature, and then cooling. Annealing is used to induce ductility,
soften material, relieve internal stresses, refine the structure by making it
homogeneous, and improve cold working properties. Такое определение
220
характерно для процесса «отжиг» в целом, но существуют разные виды
отжига в зависимости от используемого материала (radiation
annealing – радиационный отжиг, pulsed annealing – импульсный отжиг,
laser annealing– лазерный отжиг и др.), и каждый из отдельных видов
несет уже более узкое, специальное значение.
Опираясь на типовые категории термина, представленные
С.В. Гриневым [5. С. 70], можно отметить следующее:
1) по формальной категории термины рассматриваемой области
не имеют фиксированного размера. Они могут быть представлены в
виде отдельных слов: Welding (сварка), Cutting (резка), Evaporation
(испарение, парообразование), а также словосочетаний, состоящих из
двух и более слов: autogenous welding (сварка автогенная), plasma-arc
cutting (резка плазменно-дуговая), vacuum evaporation (испарение вакуумное);
2) по семантической категории представленные термины имеют
предметную отнесенность. В данном случае в качестве предметной
области может выступать и физика, и химия, и металлургия. Кроме
того, термины несут в себе семантическую целостность и конкретность:
Chemical vapour deposition (осаждение из паровой фазы – химическое) is a chemical process used to produce high-purity, highperformance solid materials. In a typical CVD process, the wafer (substrate)
is exposed to one or more volatile precursors, which react and/or decompose
on the substrate surface to produce the desired deposit;
3) по эволютивной категории термины, относящиеся к группе
«воздействие электронными пучками», имеют разное генетическое
происхождение, т. е. различаются способы их образования. Так, можно
выделить:
а) Термины, заимствованные из других языков, в основном из
латинского и древнегреческого:
− Dissociation (от лат. dissociatio – разделение, разъединение)
(диссоциация) – is a general process in which ionic compounds
(complexes, molecules, or salts) separate or split into smaller molecules,
ions, or radicals, usually in a reversible manner;
− Desorption (от лат. De − приставка, обозначающая удаление +
Sorbeo – поглощаю) (десорбция) − the inverse process to absorption and
adsorption адсорбента. In the absence of decomposition the desorbing species will generally be the same as that originally adsorbed but this is not
necessarily always the case;
221
− Anion (от греч. Anion, букв. – идущий вверх) − negatively
charged atom or molecule.
Данные термины не теряют своего основного содержания, но
приобретают более узкое и профессиональное значение.
b) Термины, образованные по принципу антонимии, т. е. с помощью присоединения к термину антонимических приставок:
– Absorption (от лат.Absorptio, от absorbeo – поглощаю) −
Desorption (от лат. De – приставка, обозначающая удаление + Sorbeo –
поглощаю). Процесс, обратный абсорбции. Такие противоположные
понятия позволяют изменять явления, признаки и качества.
с) Термины, которые создаются из наличных ресурсов определенного естественного языка:
– Plasmon (Плазмо́н). От греч. Plasma – изображение, вымысел.
Это заимствование вошло как термин в язык науки для обозначения
«частично или полностью ионизированного газа, который может быть
как квазинейтральным, так и не квазинейтральным» – is the
quasiparticle resulting from the quantization of plasma oscillations just as
photons and phonons are quantizations of light and sound waves,
respectively. В данном случае заимствованное «Plasma» соединяется с
английскими drill – бурить и tool – инструмент и образует сложный
трехсоставный термин.
– Plasma drill tool (Плазмобу́ р) – is the plasmatron of special construction, which is used as a working body in a plasma drilling.
– Plasmatron, plasma generator (Плазмотро́ н, плазматрон, плазменный генератор) device for producing low-temperature plasma of
microwave discharge at atmospheric pressure of a plasma-forming gas
suitable for conducting chemical reactions of extreme purity, depositing thin
films, growing crystals, producing powders and other technological
purposes.
Данные термины являются производными от слова «плазма»
(Plasma). В структурном отношении «plasmatron» представляет собой
детерминативный композит, второе – словосочетание, где термин
«Plasma» также является определяющим компонентом.
d) В области плазменных технологий встречаются термины, заимствованные из других терминосистем: Nuclear fission – деление ядер
(ядерная физика), calorimetry – калориметри́я, heat measurement – измерение тепла (метрология), Burner – горелка, steam – пар (теплоэнергетика).
222
Таким образом, полученные результаты позволяют сделать следующие выводы: 1) терминология радиационных и плазменных технологий входит в систему научно-технической терминологии, т. к. она
связана с определенным научно-техническим понятием и обладает характерными для научно-технической терминологии признаками;
2) специфика данной терминологии состоит в том, что, с одной стороны, эти термины обозначают понятия узкого, специального характера и
имеют ограниченную сферу употребления, с другой стороны, они широко используются в области точных наук и обозначают теоретические
понятия, химические и физические процессы и их различные виды.
Структура терминов в области радиационных и плазменных
технологий разнообразна в композиционном отношении. Термины могут выступать как в форме отдельного слова с простой или сложной
структурой, так и в форме номинативного словосочетания, включающего в состав различное количество компонентов (в ходе исследования
были установлены двух- и трехсоставные термины).
Изучение данной терминологии представляется актуальной задачей на сегодняшний день, т. к. данная область знаний активно развивается и носит не только теоретический характер, но и прикладной.
В связи с внедрением плазменных технологий в металлургическую и
промышленные сферы деятельности их значимость в настоящее время
также растет, а вместе с тем растет и интерес к изучению данной области знаний в рамках терминологической науки.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
Лейчик В.М., Бесекирская Л. Терминоведение: предмет, методы, структура. Bialystok, 1998. С. 20–60.
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969. С. 474.
Головин Б.Н. Роль терминологии в научном и учебном общении // Термин и слово: межвуз. тематич. сб. науч. тр. / под ред. Б.Н. Головина.
Горький: Изд-во Горьковского гос. ун-та, 1979. С. 18–19.
Шеллов С.Д. Термин. Терминологичность. Терминологические определения. СПб.: Изд-во филологического фак-та СПбГУ, 2003. С. 4–5.
Научные руководители: В.П. Кривобоков, д.ф.-м.н., профессор ТПУ
Т.Г. Петрашова, к.филол.н., доцент ТПУ
223
О.В. Кореневская
Томский государственный университет
Томский политехнический университет
ПРОБЛЕМЫ СОХРАНЕНИЯ СЕМАНТИКИ КОНЦЕПТА
«НАРОД» В НЕМЕЦКИХ ПЕРЕВОДАХ РОМАНА
«БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»
Наша работа посвящена сопоставительному анализу трех немецких переводов романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»,
выполненных с большим временным интервалом. Так, перевод
Е.К. Разин (псевдоним переводчицы балтийского происхождения Элизабет Кэррик) выполнен в 1908 г., перевод Ханса Руоффа и Рихарда
Хофмана – в 1958 г., перевод Светланы Гайер, украинки по происхождению, – в 2003 г. Мы попытаемся выявить те специфические отношения, которые возникают в переводе при столкновении оригинала и
иноязычной культуры, на материале одного фрагмента православной
картины мира романа – концепта «народ». Особая сложность исследования при данном подходе обусловлена самим характером анализируемых единиц – репрезентантов концепта: их объективно трудно отнести к реалиям русской культуры. Скорее, их можно обозначить как
особую форму присутствия культуры в тексте. Стоит изначально подчеркнуть, что различия в религиозной составляющей немецкой и русской культур могут быть источником значительных трудностей для
переводчиков.
Православная картина мира романа строится на взаимодействии
трех базовых категорий: «время», «пространство», «человек», в каждой
из которых можно выделить ключевые концепты, позволяющие целостно представить стратегии текстовой реализации этих категорий. Категория человека представляется наиболее многогранной из трех, поскольку именно человек занимал Достоевского больше, чем все социальные и исторические процессы. По словам Н. Бердяева, «у Достоевского ничего и нет кроме человека, всё раскрывается лишь в нем, всё
подчинено лишь ему» [5. C. 68]. А поскольку Достоевского интересовал поиск путей соприкосновения человека с миром, нахождение живых спасительных связей человека с людьми, то в рамках этой категории целесообразно выделить концепт «народ». Подчеркнем, что православная соборность является важнейшим принципом православной
веры, неразрывно связанным с самим характером русского народа.
Единение с народом, носителем исконной духовности, в православии
224
считается непременным условием нравственного здоровья человека.
Для самого писателя идея братства и, шире, человеческого единства,
соборности была одной из важнейших в русском православии, принципиальной характеристикой национального бытия, противоположной
буржуазному индивидуализму и разобщенности. Коннотации смыслового поля данного концепта реализуются в контексте характеристики
русского верующего («православное сердце», «милостив народ наш и
благодарен» и т. п.), изображения идеального бытия («братолюбие и
человеческое единение» и т. п.), а также исторической миссии русского
народа («народ – богоносец», «воссияет миру народ наш», «праведник
(и свет его)» и т. п.). Важно, что единство народа достигается именно в
единении веры: Алеша мечтает о времени, когда все люди будут «как
дети Божии», а залогом духовного спасения Руси является единение
народа и представителей религиозного круга: «От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом». В последней фразе
подчеркивается имманентность совместного бытия народа и православной веры.
Проанализируем некоторые фрагменты из книги «Русский
инок», где в поучениях старца Зосимы наиболее ярко раскрывается
картина идеального человеческого бытия в духе Православия, и сопоставим три варианта их перевода. Так, старец Зосима говорит об опасных тенденциях разобщения людей:
1. вместо служения братолюбию и человеческому единению впали,
напротив, в отъединение и уединение
statt der Bruderliebe und der Einigkeit der Menschheit zu dienen, im
Разин
подстрочник
Руофф и
Хоффманн
подстрочник
Гайер
подстрочник
Gegenteil, der Absonderung und Vereinsamung verfallen [2. S. 513]
вместо того, чтобы служить братской любви и единству человечества, впали/попали в плен, напротив, в уединение/обособленность и
одиночество/отчуждение
statt der Bruderliebe und der Einigung der Menschheit zu dienen, im
Gegenteil in Absonderung und Vereinsamung geraten sind [3. S. 423]
вместо того, чтобы служить братской любви и единению/объединению человечества, напротив, попали/очутились в
уединение/обособленность и одиночество/отчуждение
statt zum Dienst an der Bruderliebe und der menschlichen Vereinigung
im Gegenteil zur Abgesondertheit und Vereinsamung <gelangen> [4. S.
506]
вместо служения братской любви и человеческому объединению,
напротив, оказались в уединении/обособленности и одиночестве/отчуждении
225
Здесь четко эксплицируется важный для автора смысл – необходимость единения с народом. Троекратное употребление лексем с корнем «един» является легко заметным приемом актуализации. Несмотря
на возможное различие интерпретаций этих понятий, переводческие
решения практически совпадают. Стоит, однако, отметить, что при
этом мы получаем три различных корня слов. Каждый из них является
адекватным переводческим решением, но эффект целостного восприятия данного фрагмента значительно ослабевает.
2. Русский же монастырь искони был с народом
Das russische Kloster aber hat es von alters her mit dem
Разин
подстрочник
Руофф и Хоффманн
подстрочник
Гайер
подстрочник
Volk gehalten [2. S. 514]
Русский же монастырь издавна/испокон веков держался с народом
Das russische Kloster aber stand von jeher zum Volke [3.
S. 423]
Русский же монастырь стоял с давних пор за народ
Das russische Kloster aber war von jeher mit dem Volk [4.
S. 507]
Русский же монастырь с давних пор был с народом
В соответствии с православной концепцией Достоевского, залогом духовного спасения Руси является единение народа и представителей религиозного круга. В последней фразе подчеркивается имманентность совместного бытия народа и православной веры. На наш взгляд,
в первых двух переводах («держался с народом», «стоял за народ»)
выявляется некий элемент противостояния, оппозиции монастыря и
народа, с одной стороны, и какой-либо другой силы, где монастырь
служит некой защитой народа. Третий вариант, не вносящий таких дополнительных семантических поправок, мы считаем наиболее близким
к мысли оригинала.
3. сей народ – богоносец
dieses Volk ist das Gottträgervolk [2. S. 514]
Разин
этот народ – это тот самый народ-богоносец
подстрочник
dieses
Volk trägt Gott im Herzen [3. S. 424]
Руофф и Хоффманн
этот народ несет Бога в сердце
подстрочник
diese Volk trägt Gott in sich [4. S. 507]
Гайер
этот народ несет в себе Бога
подстрочник
226
Чрезвычайно важный для Достоевского концепт, обладающий
несомненной аксиологической нагруженностью, передается в переводах относительно адекватно. Наиболее близко воспроизводит структуру авторского неологизма первый перевод. Кроме того, интересной
находкой является такой, на первый взгляд, незначительный элемент,
как определенный артикль «das», что подразумевает исключительность
русского народа, его уникальную миссию (экспликация семантики артикля звучала бы приблизительно как «этот народ – это и есть тот самый народ-богоносец»). Руофф и Хоффманн несколько искажают семантику понятия: несение Бога в сердце есть лишь факт дорогого, ценностного отношения к нему со стороны народа. Разин и Гайер, как нам
кажется, передают авторский смысл – несение Бога в себе и несение
его миру.
В следующем отрывке старец Зосима указывает на путь обретения людьми подлинного равенства и единства.
4. Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие
поймут лишь у нас. Были бы братья, будет и братство…
Nur in der geistigen, inneren Würde des Menschen liegt
Разин
подстрочник
Руофф и Хоффманн
подстрочник
Гайер
подстрочник
die Gleichheit, und das wird man nur bei uns einsehen.
Nur wenn es Brüder gibt, wird es auch Brüderlichkeit geben… [2. S. 517]
Только в духовном, внутреннем достоинстве человека
заключается равенство, и это поймут только у нас.
Только если есть братья, будет и братство…
Nur in der geistigen Würde des Menschen gibt es Gleichheit, und das wird man nur bei uns begreifen. Erst wenn
die Menschen Brüder sind, wird es auch Brüderlichkeit
geben… [3. S. 425]
Только в духовном достоинстве человека есть равенство, и это поймут только у нас. Только если люди – братья, будет и братство…
Allein in der menschlichen geistigen Würde ist die Gleichheit beschlossen, und das wird man nur bei uns verstehen.
Wären nur Brüder da, die Brüderlichkeit wird kommen…
[4. S. 510]
Лишь в человеческом духовном достоинстве заключено равенство, и это поймут только у нас. Были бы
только братья, а братство придет…
На первый взгляд, переводы не обнаруживают значительных
различий, однако можно заметить, что Разин вносит дополнительный
227
поясняющий эпитет к слову «достоинство», словно стремясь расшифровать слова Зосимы, яснее донести до немецкого читателя глубину
духовного чувства русского верующего. Подобный же разъясняющий
подход наблюдаем и в передаче второго предложения у Руоффа и
Хоффманна. В переводе Светланы Гайер, на наш взгляд, правильно
расставлены смысловые акценты, при этом второе предложение воспроизводит и интонацию оригинала, в которой заключен двоякий
смысл: сожаление старца Зосимы о том, что русское общество еще далеко от подлинного братства, и мысль о том, что, в то же время, для
достижения такового требуется немного – лишь работа каждого человека над собственным духовным совершенствованием в том содержании, которое вкладывает в это понятие старец Зосима.
Таким образом, концепт «народ» находит многогранную текстовую реализацию в романе «Братья Карамазовы» и позволяет выявить
некоторые различия в переводческих подходах. В переводе Е.К. Разин
выявляется тенденция разъясняющего перевода, что заметно в передаче таких смыслов, как «народ-богоносец», «духовное достоинство»
и др. Очевидно, такой подход во многом обусловлен эпохой создания
перевода (начало ХХ в.), ростом интереса немецкой культуры к творчеству русского писателя, в котором видели, прежде всего, гениального выразителя ценностей русской культуры, представителя загадочного
русского мира. Во многих понятиях и явлениях русской религиозной
жизни, представленных в романе Достоевского, переводчица видела
смыслы, чуждые немецкой культуре, и, соответственно, считала необходимым внести в перевод уточняющие и поясняющие элементы.
В переводе Ханса Руоффа и Рихарда Хоффманна семантика концепта
«народ» передается без каких-либо грубых искажений, однако мы можем выделить ослабление аксиологического потенциала в передаче
концептуального понятия «народ-богоносец». Современный перевод,
выполненный Светланой Гайер, сочетает в себе внимание к слову оригинала и относительную свободу в подборе лексических эквивалентов
и синтаксических конструкций. Тем не менее, ни один из переводов не
выполняет сверхзадачу сохранения микроконтекстуальной специфики
употребления лексемы «уединение» и однокоренных слов.
Список литературы и источников
1.
2.
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Л.: Наука, 1976.
Fjodor M. Dostojewski ‘Die Brüder Karamasow’. Roman. Aus dem Russischen von E.K. Rahsin. Piper München Zürich. 7. Auflage, 2002.
228
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
Fjodor M. Dostojewski ‘Die Brüder Karamasow’. Aus dem Russischen übertragen von Hans Ruoff und Richard Hoffmann. Albatros Verlag, Düsseldorf,
2004.
Fjodor M. Dostojewskij ‘Die Brüder Karamasow’. Aus dem Russischen von
Swetlana Geier. Fischer Taschenbuch Verlag GmbH, Frankfurt am Main,
2006.
Бердяев Н.А. Откровение о человеке в творчестве Достоевского // Собр.
соч. Т. 3. М., 1989. – С. 68–98.
Ковина Е.В.
Художественная
картина
мира
в
романе
Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: время, пространство, человек: автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 2005.
Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении / под
ред. А.В. Гулыги; пер. с нем. И.С. Андреевой. М.: Республика, 1996.
Юрьева О.Ю. Синтез как мирообразующий принцип в творческом сознании Ф.М. Достоевского // Филологические науки. 2003. № 1. С. 10–
18.
Garstka, Christoph: Arthur Moeller van den Bruck und die erste deutsche
Gesamtausgabe der Werke Dostojewskijs im Piper-Verlag: 1906-1919; eine
Bestandsaufnahme sämtlicher Vorbemerkungen und Einführungen von Arthur Moeller van den Bruck und Dmitrij S. Mereschkowskij unter Nutzung
unveröffentlichter Briefe der Übersetzerin E.K. Rahsin; mit ausführlicher
Bibliographie / Christoph Garstka. Geleitw. von Horst-Jürgen Gerigk. –
Frankfurt am Main; Berlin; Bern; New York; Paris; Wien: Lang, 1998. (Heidelberger Publikationen zur Slavistik: B, Literaturwissenschaftliche Reihe;
Bd. 9).
Научный руководитель Э.М. Жилякова, д.филол.н., профессор ТГУ
Е.Ю. Кошелева, В.С. Лукянец, Г.А. Кардасёв
Томский политехнический университет
ПЕРЕВОДЫ СТИХОВ РОБЕРТА БЁРНСА НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Данная работа взяла свое начало с одного из домашних заданий
по предмету «Английский язык» – перевода отрывка ныне популярного в англо-говорящих странах стихотворения «Auld Lang Syne». Принадлежит это произведение перу шотландского поэта XVIII в. Роберту
Бёрнсу.
Он родился 25 января 1759 г. в селе Аллоуэй (графство Эйршир).
Этот, без сомнения, великий человек прожил, быть может, не очень дол229
гую, но интересную и счастливую жизнь. Мы поговорим о том, чем он
занимался на протяжении почти всей жизни, – о его стихах.
Роберт Бёрнс, конечно, не первый британский поэт, которого
узнали и полюбили в России. Но с ним произошло, можно сказать, чудо! Русскому читателю Бёрнса открыл С.Я. Маршак. И не просто открыл, но сделал как бы почти русским поэтом. Бёрнса знает весь мир,
но соотечественники поэта, шотландцы, считают нашу страну его второй родиной. «Маршак сделал Бёрнса русским, оставив его шотландцам», – писал А. Твардовский. К слову сказать, Маршак в 1959 г. был
избран почетным председателем Федерации Бёрнса в Шотландии.
Дело в том, что Маршак не следовал буквально за ритмом,
строфикой, за точностью смысла каждой строки – он нашел некий переводческий эквивалент самой стихии творчества шотландского поэта.
Не все специалисты довольны таким приемом, но именно в этих переводах Бёрнс сразу и навсегда вошел в нас, мы поверили этой версии, и,
думаем, вряд ли успешными будут более точные переводы. Все-таки
дух поэзии важнее буквы.
В успешности «более точных» переводов нас заставляет сомневаться особый стиль Бёрнса. Так называемая «Бёрнсова строфа». Это
шестистишие по схеме AAABAB с укороченными четвертой и шестой
строками. Этот стиль был популярен в средневековой Европе, но в
XVI в. интерес к ней угас. Однако она сохранилась в Шотландии, где
широко использовалась и до Бёрнса. Официальное название схемы –
стандартный габби, оно идет от первого произведения, прославившего
эту строфу в Шотландии.
Эту схему очень тяжело переводить на русский язык, очень тяжело поймать нужный ритм, но Маршак, хотя и отдаляясь от оригинального текста, смог влиться в ритм стихов шотландца! И это, конечно, свидетельствует об удивительном таланте С.Я. Маршака. Нам в
процессе выполнения данной работы удалось качественно перевести
лишь несколько стихотворений. Только в них мы, как кажется, смогли
уловить нужный ритм и не потерять его на протяжении всего произведения.
Перейдем к небольшому анализу лирики Роберта Бёрнса.
В поэтический мир Бёрнса одновременно с лирическим «я» вошли жизни и судьбы его современников: родных, друзей, соседей, тех,
кого, встретив случайно, надолго запоминал поэт. Ему чуждо равнодушие к людям. Одних он любит, дружит с ними, других – презирает,
ненавидит; многих называет по именам, вычерчивая точными штриха230
ми характеры, столь типичные, что за именем встают жизнь и личность, и читатель надолго запоминает их.
Очищая стих от напыщенности и штампов, Бёрнс стремился к
максимальной выразительности поэтического слова. В стихах Бёрнса
звучит шотландский диалект; многие из них написаны на мотивы народных песен и сами стали песнями, которые и сегодня поют в Шотландии и не только. Обновление и демократизация тематики, языка,
художественных средств шли у него в единстве с перестройкой традиционной системы лирических жанров, ее обогащением. Удивительная
энергия, острота и богатство суждений, находчивость в полемике и
сила аргументов, богатство ритмов и интонаций, удивительная гибкость и красочность народной речи – эти характерные особенности
лучших стихотворений Бёрнса завоевали ему всемирную известность.
В России переводы из Бёрнса появились уже на рубеже XVIII–
XIX вв., и с той поры интерес к его творчеству у нас никогда не ослабевал. Благодаря великолепным переводам С. Маршака и трудам российских ученых о шотландском поэте поэзия Бёрнса стала неотъемлемой частью русской культуры.
Вступая на литературное поприще, художник должен считаться
с властью традиций, доставшихся ему от предшествовавших поколений творцов. Бёрнс начинал как восторженный поклонник и робкий
ученик сентименталистов и классицистов. Влияние сентименталистов
было наиболее сильным, но именно это влияние Бёрнс преодолевает
уже на самом раннем этапе своего творчества (к 1785 г.).
На характер, тон, стиль, манеру письма, на формирование эстетического идеала Бёрнса сильнейшее воздействие оказала поэзия сентиментализма, что помогло Бёрнсу создать свой собственный, неповторимо оригинальный реалистический метод и его стиль. Его творчество стало новой высокой ступенью в развитии шотландской и английской литературы.
Творчество Бёрнса, шотландского крестьянина, глубоко уходит
своими корнями в национальную почву Шотландии. В его произведениях живет вольнолюбивый дух шотландского народа.
Несмотря на так называемую Унию 1707 г., шотландцы помнили
свою прежнюю независимость и, как незажившую рану, переживали
последствия кровавого разгрома восстания 1745–1746 гг. и жестоких
карательных мер, уничтоживших прежние мятежные кланы, а вместе с
ними и многие старые обычаи. Патриотический дух оскорбленной национальной гордости воодушевляет поэзию Бёрнса, а в родном песен231
ном фольклоре, которым с детства прониклось его воображение, он
находит неисчерпаемый источник поэтических образов, тем и мотивов.
В самом ритме, метрике и интонационном строе его лирических стихов
угадывается непосредственная связь с формами народной песни, а
также и народной пляски. Многие произведения Бёрнса – глубоко оригинальная переработка старинных народных песен, преданий; Бёрнс
использовал сюжет, мелодию, ритм, размер старинных стихов, он любил также слушать музыку, которую сочиняли к народному тексту безвестные музыканты. Однако под его пером слабые, полузабытые старинные строфы и сюжеты приобретали современную остроту, они наполнялись новым содержанием, облекались в стихи необыкновенной
красоты и силы.
Для поэзии Бёрнса, где правдиво и горько изображается тяжкий
труд, нищета и обездоленность бедняков, характерно, однако, могучее
и страстное, всепобеждающее жизнелюбие, находившее себе идейную
опору и в стихии народного творчества, и в просветительском мировоззрении поэта.
Постоянная работа Р. Бёрнса над фольклором в большой степени определила характер оригинального творчества поэта. В композиции и стиле его произведений преобладают элементы народной поэзии – он использует повторы, рефрены, зачины и пр., которые характерны для народной песни, сказа, баллады. Синкретичность, смешение
различных жанров, свободное сочетание строк с разным размером и
ритмом (например, смешение двудольных и трехдольных размеров),
смешение строк различной метрической длинны – всё это было взято
Бёрнсом из фольклора, но творчески переработано и приобрело поэтому новую силу, красоту и значение.
Во многих стихотворениях основной ценностью для поэта является природа его родной Шотландии, деревенская жизнь в целом.
Бёрнс выражает свою любовь к народным традициям через систему
образов, созданных им флористических метафор: орудия земледелия –
плуг, соха, нож и др.; возделывание земли, взращивание зерна, ростка,
цветка и др. С помощью метафорических сравнений цвета и света, метафоризации времен года и годового цикла. Тем самым в его творчестве складывается единая, доминирующая метафора жизни. При этом
частные метафоры создают метафорическую картину жизни, мира.
Исследователи отмечают, что для эпохи Просвещения более характерна аллегория, в основе которой – этический, т. е. нравственный,
смысл. У Бёрнса обнаружили и эстетическую функцию метафоры, сле232
довательно, он единственный поэт своего времени, создающий особый
метафорический мир.
Поэзия Бёрнса вошла в мировую литературу как могучая действенная сила. В XIX в. в Англии и Америке его читали и любили еще
больше, чем в родной Шотландии. Принципы его поэтики тщательно
изучали Вордсворт и Байрон, Китс и В. Скотт, Ф. Купер и У. Уитмен,
Моррис и Томсон. Бёрнс оказал влияние на английскую поэзию XIX
столетия и на формирование английского романа нового времени.
Влияние Бёрнса на английскую литературу, особенно в период
романтизма, так велико, что с трудом поддается определению. Его поэзия предварила языковые новшества поэтов «Озерной школы»; она
указала Вальтеру Скотту пути творческого истолкования национальных преданий и устной народной поэзии. Китс, Байрон и Шелли были
бы невозможны без Бёрнса.
В заключительной части работы мы выносим на суд наши старания – переводы стихов Роберта Бёрнса.
Auld Lang Syne (Burns Original)
(1788)
Should auld acquaintance be forgot,
And never brought to mind?
Should auld acquaintance be forgot,
And auld lang syne!
Chorus.-For auld lang syne, my dear,
For auld lang syne.
We'll tak a cup o' kindness yet,
For auld lang syne.
And surely ye'll be your pint stowp!
And surely I'll be mine!
And we'll tak a cup o'kindness yet,
For auld lang syne.
For auld, &c.
We twa hae run about the braes,
And pou'd the gowans fine;
But we've wander'd mony a weary fit,
Sin' auld lang syne.
For auld, &c.
We twa hae paidl'd in the burn,
Frae morning sun till dine;
233
Старая дружба
(пер. Лукянец В., Кардасёв Г.)
Ты дружбу старую забыл,
Не хочешь вспоминать?
Ты дружбу старую забыл,
И дней ушедших стать!
За нашу дружбу, дорогой,
За радость прошлых дней.
Наполним чашу добротой,
Наполним же скорей!
За нашу дружбу, старина,
За радость прошлых дней.
Поднимем мы бокал вина,
За радость прошлых дней.
Нам выпало немало бед,
В то время прошлых дней.
Но мы держали им ответ,
В то время прошлых дней.
С утра до вечера с тобой,
В то время прошлых дней.
But seas between us braid hae roar'd
Sin' auld lang syne.
For auld, &c.
And there's a hand, my trusty fere!
And gie's a hand o' thine!
And we'll tak a right gude-willie
waught,
For auld lang syne.
For auld, &c.
Burns R. Contented Wi' Little And
Cantie Wi' Mair (1794)
Contented wi' little, and cantie wi'
mair,
Whene'er I forgather wi' Sorrow and
Care,
I gie them a skelp as they're creeping
alang,
Wi' a cog o' gude swats and an auld
Scottish sang.
Chorus-Contented wi' little, &c.
I whiles claw the elbow o' troublesome thought;
But Man is a soger, and Life is a
faught;
My mirth and gude humour are coin
in my pouch,
And my Freedom's my Lairdship nae
monarch dare touch.
Contented wi' little, &c.
A townmond o' trouble, should that
be may fa',
A night o' gude fellowship sowthers
it a':
When at the blythe end o' our journey
at last,
Wha the deil ever thinks o' the road
he has past?
Contented wi' little, &c.
234
Бродили лесом и рекой,
В то время прошлых дней.
Мы снова вместе, старина,
Пожми ладонь скорей.
Поднимем мы бокал вина,
За радость прошлых дней.
Мое счастье
(пер. Лукянец В., Кардасёв Г.)
Я рад любой победе,
И не страшусь в беде.
Прогоню рукой я ненастье,
И песню родную спою.
Судьба всегда сурова,
Но человек не слаб.
Он счастью не приказчик,
И королей не раб.
Пусть целый год невзгоды,
Житья мне не дают.
Одна лишь ночь с друзьями,
И снова запою.
Blind Chance, let her snapper and
stoyte on her way;
Be't to me, be't frae me, e'en let the
jade gae:
Come Ease, or come Travail, come
Pleasure or Pain,
My warst word is: "Welcome, and
welcome again!"
Contented wi' little, &c.
Пусть судьба придет поскорее,
Не боюсь я старушку судьбу.
Пусть несет она боль или радость,
Всё равно пусть заходит в избу.
Список источников
1.
2.
3.
4.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.wikipedia.org, свободный.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.bernsrobert.org.ru, свободный.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.celtica.ru, свободный.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.robertberns.org.ru, свободный.
В.В. Максимов
Томский политехнический университет
ВОСПРИЯТИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО ПЕРЕВОДА
КАК РИТОРИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
1. Алгоритм рецептивной деятельности
Восприятие текстов является одной из распространенных разновидностей рецептивной практики, которая имеет не только большое
общекультурное значение, но и социально-педагогическую весомость.
Дело в том, что на материале рецепции текстов разной жанровостилевой принадлежности становится возможным вовлекать обучающихся в мир культуры: норм, ценностей, образцов, которые имеют
первостепенное значение для всех, развивать у обучающихся культуру
понимания, оценки, (со)переживания и пр. Без всех этих навыков сегодня невозможно представить всесторонне развитую и самостоятельную
личность, соответствующую вызовам современности.
Безусловно, этот потенциал рецептивной деятельности давно
уже стал предметом пристального изучения исследователей различных
гуманитарных наук, в результате чего в настоящее время мы имеем
235
поистине беспрецедентное количество теорий, концепций, подходов и
гипотез, касающихся рецептивной культуры и деятельности.
В рамках предлагаемого доклада, на основании опыта реализации инновационной учебной дисциплины «Родной язык переводчика»
в Институте международного образования и языковой коммуникации
(2003–2009 гг.) [1, 2], восприятие письменного текста осмысляется
прежде всего как риторическая проблема.
Парадоксально, но ни в школе, ни в университете не существует
продуманных и безупречных методик определения степени владения
родным языком. По умолчанию предполагается, что всё равно русские
родной язык знают, тексты понимают, говорить умеют. На самом деле,
даже в специализированных аудиториях обучающихся филологов,
журналистов, «пиарщиков», «рекламщиков» педагоги и учителя часто
сталкиваются с фактами языковой безграмотности и речевой беспомощности. Один из способов исправить сложившееся положение дел
заключается как раз в развитии на учебных занятиях культуры восприятия текста.
Стандартный формат филологической работы с текстами предполагает четкую последовательность операций. Даже в том случае, когда
речь идет о сопоставлении оригинального текста с переводом, общая
схема интерпретации сохраняется. В конечном счете, главная цель такой
деятельности – выявить смысл произведения и средства художественной
выразительности, которые этот смысл и представляют.
В том случае, когда изменяются цели и задачи учебной деятельности, внимание переключается на другой объект и материал, а именно
на развитие рецептивной культуры обучающихся и на тот процесс,
который можно было бы обозначить как процесс актуализации ресурсов родного языка и речи.
Для такой работы следует, во-первых, выбирать материалы, обладающие развернутой, богатой и разнокачественной рецептивной историей. Мы выбрали 66 сонет В. Шекспира, который, как известно,
относится к таким материалам [3].
Во-вторых, общую учебную деятельность необходимо начинать
не с разбора оригинального текста, а с переводческих версий, выбирая
среди последних те из них, в которых акцентирован формальный аспект. Такое предпочтение с самого начала позволяет сосредоточиться
на языковых аспектах произведения.
236
В-третьих, после приобретения устойчивых навыков выявления
формообразующих элементов текста предполагается переход исключительно к содержательно-смысловой стороне текста.
Естественно, в реальной рецептивной практике (чтение, критика, анализ, интерпретация) моменты интереса к форме и содержанию
переплетаются в сложно разграничиваемое единство. Но в условиях
педагогической работы такое расподобление содержания и формы
крайне необходимо и методически доступно. Здесь тоже необходимо
начинать работу с более простых и прозрачных вариантов перевода.
Наконец, в-четвертых, на финальном этапе рецептивной деятельности предполагается работа с учебными версиями перевода, которые обучающиеся подготавливают в рамках самостоятельной работы, работая только с оригинальным текстом и его подстрочником.
Итак, алгоритм обучающей рецептивной деятельности выглядит
следующим образом: (1) выбор сложного и интересного материала –
(2) осуществление учебных переводов в рамках СРС – (3) формальный
анализ переводческих текстов – (4) содержательный анализ переводческих текстов – (5) сопоставительный анализ учебных переводов.
2. Лингво-риторические особенности письменного перевода
Текст В. Шекспира относится к так называемой «моральнориторической» (А.В. Михайлов) литературной парадигме. Под пером
переводчиков этот текст попадает в контекст иных культурноисторических эпох, вплоть до новейшей современности, а следовательно, в контекст иной литературной традиции, ментальных привычек
и структур восприятия произведений искусства. Более того, оригинальный текст оказывается в контексте иного языка, который претерпевает постоянные изменения.
В случае с такой поэтической формой, как сонет, мы имеем дело
с целым рядом факторов, которые работают на переводчика. Перечислим главные из них: принадлежность сонета к «твердым поэтическим
формам», строго закрепленная композиция, доминирование дискурсивно-понятийного в образном строе, способы рифмовки и ритмики.
Шекспир застает в жанровой истории сонета тот момент развития, когда данная форма уже выработала свой дискурсивнопонятийный потенциал, но еще не обрела подлинной художественности, осознавалась скорее как факт риторической, а не поэтической
культуры. Естественно предположить, что наиболее оптимальная модель рецепции данного текста должна быть ориентирована на выявление риторических аспектов смысла шекспировского произведения, что
237
представляется достаточно сложной задачей для реципиентов (переводчиков и читателей) другой эпохи, которая имеет свои и только свои
риторические основания и нормы. Выявление данного конфликта, определение моментов возможных разрывов в рецептивной практике, отыскание способов преодоления этих моментов смыслового искажения –
всё это становится основными задачами в обучающей деятельности.
Перечислим наиболее яркие особенности риторики шекспировского текста.
1. 66 сонет отличается безупречной риторической отделкой.
Возникает ощущение, что мы имеем дело со своеобразным риторическим упражнением, конечная цель которого подтвердить техническое
мастерство поэта. В общем строе произведения явно доминируют формальные моменты – установка на литературное ремесло, а не на выражение авторской миросозерцательной позиции.
2. Обращает на себя внимание и то, что поэт в качестве оснований высказываемого в тексте убеждения выбирает область моральнонравственных представлений, что проявляется в использовании номинаций с очень широкой сферой значений – достоинство, совершенство, глупость, вдохновение и т. п. В то же время нельзя не заметить, что
перечисление моральных тем не сводится к общему знаменателю.
3. Сами эти представления даются не в виде сухого перечня, а в
контексте интенсивного аллегорического письма, которое генетически
восходит к известному формату поэтических медитаций о борьбе Добродетелей и Пороков в человеческом мире. Заметим, что в шекспировском тексте конфликт завершается торжеством Зла.
4. Инвариантная модель данной интриги, представленная в тексте, выглядит следующим образом:
Добродетель – Борьба – Порок
(Над простотой глумящуюся ложь;
И мощь в плену у немощи беззубой;
И праведность на службе у порока)
Простота – Ложь
Мощь – Немощь
Праведность – Порок
5. Центральную часть сонета заполняет конкретизация данной
интриги, так называемый «аллегорический дискурсивный ансамбль».
238
Почти каждая строчка вводит новую подтему, при этом способы грамматического оформления сквозного конфликта Добродетели и Порока
постоянно видоизменяются, что может быть понято по-разному: как
факт и следствие взволнованности лирического героя произведения;
как способ введения стилистического разнообразия; как момент внутреннего диалога, свидетельствующий о том, что расколото и само самосознание героя; как демонстрация риторической техники, позволяющей провести нужное убеждение; как выделение в качестве базового
композиционного приема такой фигуры речи, как нарастание и т. п.
6. Эта сеть постоянных лингво-риторических вариаций позволяет автору существенно влиять на характер рецепции текста и его смысла, не позволяет выработать один рецептивный стиль, раскачивает,
сбивает, запутывает его. Вот, например, три соседствующие стихотворные строки:
3. …Над простотой глумящуюся ложь,
4. Ничтожество в роскошном одеянье,
5. И совершенству ложный приговор…
Они различаются семантической наполненностью персонифицированного образа: Ложь, Ничтожество, Приговор, особенно третья
номинация.
То же самое касается характера действия, выраженного в тексте.
Напомним, что это одновременно и уточнение характера отношений в
противостоянии Добродетели и Порока: глумление, роскошь, ложь.
Наконец, постоянно изменяется и характер присутствия в тексте позиции Добродетель, от имплицитной до эксплицированной: Простота,
Величие (подлинное), Совершенство. Не будет лишним обратить внимание на отсутствие в данном фрагменте непосредственных глагольных форм. Само действие автором выводится за рамки конфликта, который либо уже предрешен, либо это такое положение в мире, при котором любое действие оказывается в принципе невозможным, в силу
невероятно напряженного противостояния. В качестве художественного итога такой организации текста следует предположить состояние
претерпевания, страдания, которое испытывает лирический герой. Любопытно, что в тексте № 5 это разнообразие лингво-риторических
средств преодолевается, а сам переводной текст может читаться дважды: целиком и по первому словоразделу, в котором отграничиваются
основные моральные термины: ни Нищеты, ни Чистоты, ни Красоты,
ни Прямоты, ни Правоты, ни Доброты, ни Суеты, ни Пустоты, ни
239
Простоты, ни Слепоты, ни Глухоты = средь этой маеты. Согласитесь,
это достаточно интересный эксперимент, однако перечисленные видовые качества подводятся под неточное общее родовое понятие – Маета, что влияет на характер и масштаб восприятия произведения.
7. «Аллегорический дискурсивный ансамбль» центральной части сонета внезапно гасится финальным двустишьем, в котором авторгерой вырывается из автокоммуникативной самососредоточенной медитации и устремляется в сторону второго лирического героя, выведенного за рамки произведения: Но как тебя покинуть, милый друг.
Следовательно, развитие морально-нравственных тем лишено открытой перспективы. В финале автор провозглашает авторитетную для
него сверхценность человеческого существования – дружба. В связи с
этим сонетная композиция свидетельствует о существенной перемене
нравственного самоопределения автора-героя: отказ от поиска своего
места в общем миропорядке (миссия, предназначение, социальная роль
и т. п.), стремление найти себя в простых жизненных взаимоотношениях с другими людьми (дружба как обретение «своего другого»).
Список литературы и источников
1.
2.
3.
Максимов В.В., Найдён Е.В. «Родной язык переводчика»: лингводидактическая проблематика в контексте инновационного учебного курса //
Прикладная филология в сфере инженерного образования. Т. 1: Методология и методика языкового обучения в техническом вузе / гл. ред.
Е.Г. Новикова. Нортхэмптон; Томск: STT, 2004. С. 108–117.
Максимов В.В., Найдён Е.В Методологические принципы конструирования инновационной учебной дисциплины «Родной язык переводчика» // Прикладная филология и инженерное образование: рабочие материалы III Междунар. науч.-практ. конф. Томск: Изд-во ТПУ, 2005.
С. 119–121.
[Электронный
ресурс].
Режим
доступа:
http://libelli.narod.ru/sonnet66/index.html, свободный.
С.В. Нестерова
Томский политехнический университет
«ELEGIEN» («РИМСКИЕ ЭЛЕГИИ») ГЁТЕ В ПЕРЕВОДЕ
ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА
Долгие годы заграничных скитаний Вячеслава Иванова укрепили его лингвистические способности и открыли ему доступ к сокро240
вищницам древних культур и к глубинам современной образованности.
Хотя русский поэт стал печататься сравнительно поздно (1898), среди
первых же публикаций начали появляться его поэтические переводы
(ода Пиндара). Во второй книге лирики Вячеслава Иванова «Прозрачность» (1904) помещен сонет «Переводчику», выражающий его переводческое кредо:
Будь жаворонок нив и пажитей – Вергилий,
Иль альбатрос, иль соловей Верлен
Твоей ловитвою, – всё в чужеземный плен
Не заменить тебе птиц вольных без усилий…
Как и большинство поэтов Серебряного века, Вячеслав Иванов
часто включал переводы в книги собственных стихотворений: шесть
переводов из Бодлера и пять из Байрона находим во второй части книги Соr аrdеns (1911). Тогда же Вячеслав Иванов стал, видимо, первым
русским переводчиком Стефана Георге (1907), немногим позже перевел целую книгу стихотворений Новалиса (Лира Новалиса), – хотя при
жизни Иванова было опубликовано лишь несколько стихотворений из
нее. Одно из них («Аврора») предваряло книгу прославленного немецкого мистика Якова Бёме, еще некоторые появились в 1910 г. в журнале «Аполлон». Остальные до последнего времени лежали в римском
архиве поэта и попали лишь в 4-й том «Собрания сочинений», выходящего в Бельгии. Иванов не единожды повторял, что масштаб писателя определяется отчасти и тем, много ли он оставит после себя неопубликованного. Если применять такую мерку, то Вячеслав Иванов попадает в первый ряд русской поэзии XX в.; его поэтические переводы
были «обещаны» в пятом и шестом томах собрания сочинений, не вышедших и по сей день. Там (теоретически) должны были бы найти свое
место ивановские переводы Данте, Петрарки, Микеланджело, Гёте
и мн. др.
Вяч. Иванов не занимался специально переводами из Гёте.
В большинстве они носят фрагментарный характер и служат лишь иллюстрацией к его статьям о великом немецком гении. Одна из них –
«Гёте на рубеже двух столетий» – вошла в сборник «История западной
литературы XIX века. Т. 1» и вышла в свет в 1912 г. В этой статье Иванов провозглашает Гёте предшественником символизма: «В сфере поэзии принцип символизма, некогда утверждаемый Гёте, после долгих
уклонов и блужданий, снова понимается нами в значении, которое
придавал ему Гёте, и его поэтика оказывается в общем нашею поэти241
кою последних лет» [1. С. 112–156]. При этом Гёте-мыслитель, Гётеисследователь увлекает Иванова не меньше, чем Гёте-художник.
Вяч. Иванов страстно любил Италию. По воспоминаниям дочери Лидии, Иванов сказал: «Я приехал в Рим, чтобы в нем жить и умереть».
Аналогичное восприятие он находит и у Гёте. В Италии Гёте впервые
встретился с живой, реально существующей античностью, он впитывал
античность без посредников. «В Италии Гёте счастлив», – восклицает
Вяч. Иванов и в доказательство приводит отрывок из Седьмой Римской
элегии немецкого поэта:
У Гёте:
O wie fühl` ich in Rom mich so froh, gedenk` ich der Zeiten,
(1)
Da mich ein graulicher Tag hinten im Norden umfing,
(2)
Trübe der Himmel und schwer auf meine Scheitel sich senkte,
(3)
Farb- und gestaltlos die Welt um den ermatteten lag…
(4)
Подстрочник:
О как радостно я чувствую себя в Риме, если вспоминаю я времена,(1)
Когда меня сероватый день там на севере охватывал,
(2)
Мрачно небо и тяжело на моё темя опускалось,
(3)
Бескрасочный и бесформенный мир вокруг утомленного лежал… (4)
У Вяч. Иванова:
О, как радостно в Риме мне жить, вспомяну лишь то время,
(1)
Как надо мной, что свинец, северный свод тяготел,
(2)
Дух же, раздумьем томясь о собственном я, в подземелье
(3)
Неутолимой тоски темный высматривал путь…
(4)
Вяч. Иванов перевел в этой элегии только первые 8 строк оригинала, которые трансформировались у него в 6 строк благодаря тому,
что описание серого дня, бескрасочного и бесформенного мира на северной родине во второй, третьей и четвертой строках он помещает в
одну строку (2) и все содержание передает метафорой: «надо мной, что
свинец, северный свод тяготел».
Иванов изменяет пространство: у Гёте в прошлом плохое было и
вокруг, и над лирическим субъектом, а в переводе – только давило
сверху. Мир строился по вертикали, и «я» был внизу, в «проигрышной» позиции, а теперь открылась жизнь вокруг. Так проявилось разделение двух миров – христианского, выстроенного по вертикали, и
антично-языческого, более живого, просторного и красивого.
В оригинале обращает на себя внимание положение глагольных
форм на границе строк в данной строфе при описании мрачного мира
242
на севере и неудовлетворенного духа. С одной стороны, это вызвано
грамматическим строем немецкого языка, а именно употреблением
придаточного предложения времени, в то же время можно говорить о
стилистической выделенности и семантической значимости сказуемых.
Они, таким образом, не только передают динамику происходящего, но
и оказываются интонационно маркированными:
Da mich ein graulicher Tag hinten im Norden umfing,
Trübe der Himmel und schwer auf meine Scheitel sich senkte,
Farb- und gestaltlos die Welt um den ermatteten lag,
Und ich über mein Ich, des unbefriedigten Geistes
Düstre Wege zu spähn, still in Betrachtung versank.
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
Переводчик не стремится передать подобное варьирование с порядком слов ввиду трансформации на лексическом уровне второй,
третьей и четвертой строки.
Семантической близостью к оригиналу отличается перевод
только последних двух строк. При этом введение архаичной лексики
(ныне, чело, окрест, очи) оправдано стилистически.
Чтобы проиллюстрировать занятия Гёте в Италии, Вяч. Иванов
приводит перевод отрывка из Пятой Римской Элегии:
Гёте:
Froh empfind` ich mich nun auf klassischem Boden begeistert;
Vor- und Mitwelt spricht lauter und reizender mir.
Hier befolg` ich den Rat, durchblättre die Werke der Alten
Mit geschäftiger Hand, täglich mit neuem Genuß.
Aber die Nächte hindurch hält Amor mich anders beschäftigt;
Wird` ich auch halb nur gelehrt, bin ich doch doppelt beglückt.
Und belehr` ich mich nicht, indem ich des lieblichen Busens
Formen spähe, die Hand leite die Hüften hinab?
Dann versteh`ich den Marmor erst recht; ich denk` und vergleiche,
Sehe mit fühlendem Aug`, fühle mit sehender Hand.
Подстрочник:
Радостно я чувствую себя теперь на классической почве
очарованный;
Прошлое и настоящее громче и привлекательнее говорят мне.
Здесь я следую совету, перелистываю произведения древних
Трудолюбивой рукой, ежедневно с новым наслаждением.
Но ночи напролет держит меня Амур за другим занятием;
243
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
(7)
(8)
(9)
(10)
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
Будь я и только вполовину обучен, я всё же вдвойне
осчастливлен.
И разве я не учусь, в то время как любимых персей
Формы высматриваю, руку веду вниз по бедру?
Только тогда понимаю я мраморную скульптуру правильно,
думаю и сравниваю,
Смотрю чувствующими глазами, чувствую видящей рукой.
Вяч. Иванов:
Радостно я вдохновлен на классической почве; былое
И настоящее мне громче, внятней говорит.
В прок пошел мне совет перелистывать древние свитки
Неутомимой рукой: прелесть всё новая в них.
Ночь настанет – другие Амур предлагает занятья,
Знанью, конечно, в ущерб, счастью на прибыль зато.
Впрочем, учусь я тогда, осязая нежные формы
Персей любимых рукой, выпуклый очерк бедра –
Мрамор тогда мне понятен, я статую с телом сличаю
Видит мой взор: он влюблен; чуткая видит рука.
(6)
(7)
(8)
(9)
(10)
(1)
(2)
(3)
(4)
(5)
(6)
(7)
(8)
(9)
(10)
Эта элегия написана Гёте вскоре по возвращении из Италии. Несколько лет он читал ее лишь близким друзьям. Гёте знал, какое впечатление должны произвести стихи, в которых античная форма облекает его новое увлечение – Кристианой Вульпиус – любовь к простолюдинке и откровенность «Римских элегий» может оскорбить веймарский
совет.
Перевод отрывка из Пятой элегии семантически более близок к
оригиналу. Здесь реальность сливается с мечтой, насколько это возможно. Общепринятые символы прекрасного зачастую сосуществуют с
обыденными реалиями.
Вяч. Иванов вводит еnjambement в конце первой строки, который отсутствует в оригинале. Тем самым подчеркивается парадокс:
скачок в настоящее от древности, и именно оно оказывается главным
содержанием этого мира, славного своей древностью.
В русском переводе знаменитой десятой строки эффект от переосмысления функциональных особенностей глаз и рук, а следовательно, зрения и осязания несколько снижен в результате импровизации
переводчика:
У Гёте:
244
Sehe mit fühlendem Aug`, fühle mit sehender Hand.
(Смотрю чувствующими глазами, чувствую видящей рукой)
У Вяч. Иванова:
Видит мой взор: он влюблен; чуткая видит рука.
Характерная для гётевского текста простота синтаксических
конструкций сохраняется в русском переводе. Только риторический
вопрос в 7 и 8 строке в оригинале трансформируется в ивановском переложении в утверждение:
У Гёте:
Und belehr` ich mich nicht, indem ich des lieblichen Busens
Formen spähe, die Hand leite die Hüften hinab?
Подстрочник:
И разве я не учусь, в то время как любимых персей
Формы высматриваю, руку веду вниз по бедру?
У Вяч. Иванова:
Впрочем, учусь я тогда, осязая нежные формы
Персей любимых рукой, выпуклый очерк бедра –
(7)
(8)
(7)
(8)
(7)
(8)
Обе элегии написаны классическим размером – элегическим дистихом. Выбор формы элегического дистиха для данных произведений
далеко не случаен: они так или иначе связаны с темой античности.
Этот выбор был определен широкой популярностью формы в древнегреческой, а затем в древнеримской поэзии. Сперва чередование строк
гекзаметра и пентаметра распространилось в лирическом жанре элегии
(с патриотической тематикой – у Калина и Тиртея, с любовной – у
Мимнерма). В римской поэзии элегический дистих проникает как в
предельно малые формы (эпиграммы Катулла), так и в большие («Наука любви» Овидия).
Вяч. Иванов, всю свою жизнь посвятивший переводам древнегреческих поэтов, в частности работе над Эсхилом, виртуозно использовал этот размер и в своих переводах римских элегий. В переведенных им отрывках строки гекзаметра и пентаметра противопоставлены
не только по интонационному узору, но и по смыслу: воспоминаниям
«о своей туманной родине, обо всем, что теснило и угнетало его там и
принуждало уходить от светлых явлений мира Божьего в глубь своего
душевного хаоса, в душное, личное подполье» [1. С. 126–127], в Седьмой элегии противопоставлена Римская идиллия, полная радости, благоухания, звездных ночей. В Пятой же элегии противопоставления в
245
виде прошлого и настоящего, обучения и любви, зрения и осязания в
конце концов сливаются в единое целое.
Список литературы
1.
Иванов В.И. Гёте на рубеже двух столетий // История западной литературы XIX века. М., 1912. Т. 1.
Т.В. Позднякова
Сибирский государственный медицинский университет
ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ
КОММЕНТАРИЙ В КУРСЕ ЛАТИНСКОГО ЯЗЫКА
И МЕДИЦИНСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ
НА ВРАЧЕБНЫХ ФАКУЛЬТЕТАХ
Курс латинского языка и основ медицинской терминологии,
изучаемый на врачебных факультетах медицинских вузов в течение
первого года обучения, относится к числу профессиональноориентированных дисциплин и призван научить будущих специалистов применять медицинские термины на латинском языке, а также
термины греко-латинского происхождения на русском языке, понимать
способы образования терминов и знать специфику различных подсистем медицинской терминологии. Помимо основной – специально образовательной, или профессиональной, задачи, курс латинского языка
традиционно выполняет и задачу общекультурного развития, нравственного и эстетического воспитания студентов, являясь эффективным
средством гуманитаризации естественнонаучного образования будущих врачей. Ведь подготовка специалиста с высшим образованием
предусматривает не только овладение специальными знаниями, но и
формирование способности усваивать содержание образования как
систему представлений о мире, духовное наследие предшествующих
поколений.
Несмотря на небольшое количество часов, отведенных на изучение латыни в медицинском вузе, преподаватели стремятся использовать любую возможность для аудиторных и внеаудиторных экскурсов
общекультурного, историко-медицинского, деонтологического и эстетического характера. Важное общеобразовательное и воспитательное
значение имеет знакомство студентов с историей возникновения и интерпретацией латинских афоризмов, крылатых фраз и устойчивых ме246
дицинских выражений, которые дают представление о системе ценностей древних греков и римлян или являются деонтологическими заповедями. Их изучение обязательно сопровождается культурноисторическим комментарием: рассказом преподавателя об их авторах,
объяснением реалий и явлений культуры Древней Греции и Рима, изложением мифов и исторических фактов, различных сведений, связанных с частной и общественной жизнью античных народов.
Знакомство с тем, какие явления жизни и быта нашли отражение
в медицинской терминологии, подводит студентов к пониманию истоков представлений античных народов о врачевании, позволяет поновому взглянуть на историю формирования медицинской терминологии, в которой нашел отражение не только реальный мир, окружающий
человека, но и общественное самосознание народа, его менталитет,
национальный характер, система ценностей. Включение этимологического и историко-культурного компонента в процесс изучения терминологической лексики способствует повышению как культурнообразовательного уровня и эрудиции студентов, так и уровня их профессиональной терминологической грамотности; приводит к расширению лингвистического кругозора; помогает студентам осознанно и
правильно употреблять медицинские термины на латинском языке, а
также русские термины греко-латинского происхождения. Использование этимологического материала на занятиях пробуждает у студентов интерес к изучаемой дисциплине, стимулирует их на собственные
лингвистические наблюдения, формирует понимание единства языка и
культуры.
Изучение каждой из трех подсистем медицинской терминологии
(анатомо-гистологической, клинической и фармацевтической) осуществляется с привлечением информации, связанной с античной культурой и этимологией терминов. Знание этимологии способствует возникновению дополнительных ассоциаций и влияет на быстроту и прочность запоминания. Этимология дает возможность не только установить происхождение и первичное значение термина, но и выяснить
внутренние законы развития медицинской терминологии, сформировать представление о способах сегментации мира античным человеком,
о принципах категоризации и вербализации опыта, разобраться в семантике вновь возникающих терминов, образуемых на основе классических языков.
Так, в основе названий анатомических образований лежат следующие признаки.
247
1. Сходство с предметами быта, орудиями сельского хозяйства
и ремесел, музыкальными инструментами, украшениями, оружием
и т. п. Например: vomer – «сошник» (нижняя часть костной носовой
перегородки – по сходству с лемехом сохи); incus – «наковальня»,
malleus – «молоточек», stapes – «стремя» (слуховые косточки); tympanum – «барабанная перепонка в ухе» (< греч. τυμπανον – «ударный музыкальный инструмент»); salpinx – «маточная труба» (< греч. σαλπιγξ –
«труба»); fibula – «застежка» (в анатомии: «малоберцовая кость»); fistula – «труба, водопровод» (в терминологии: «место выхода гнойного
содержимого свища»); второй шейный позвонок называется axis – «ось
(колеса)»; clavicula – «ключица» (уменьшительное от clavis – «ключ,
задвижка, запор» от сходства с S-образной задвижкой, щеколдой);
palma – «ладонь» (< греч. παλαμη – «лопатка весла», т. к. во время плавания она служит как бы веслом); scapula – «лопатка» (по сходству с
лопатой); tunica – «покров, оболочка (слизистая, серозная и т. п.)» получила название от вида одежды; cranium – «череп» (< греч. κρανος –
«шлем», т. к. он подобно шлему защищает головной мозг);
thyreoideus – «щитовидный» (так назван самый крупный из гортанных
хрящей, т. к. его боковые пластинки напоминают θυρεος – большой
четырехугольный щит из дерева, обитого кожей, заимствованный римлянами у греков); atrium – «предсердие» (от названия жилой комнаты в
римском доме, стены которой становились черными от копоти, т. к.
дым от очага выходил через отверстие в крыше {лат. ater – «черный»});
vestibulum – в анатомии обозначает начальный передний отдел органа
или полости (от названия помещения в римском доме, расположенного
перед дверью в жилые комнаты и открытого на улицу, где оставляли
верхнюю одежду {лат. vestis – «одежда»}).
2. Ассоциации с реалиями античной общественной жизни: phalanx – «фаланга пальца» (это название было введено для обозначения
косточек пальцев, расположенных рядами, подобно воинам в «македонской фаланге»); spina – «хребет, ость» (хребет, который делит
спинную поверхность на две равные части, назван по сходству со стенкой, которая разделяла арену римского цирка во время конных состязаний; по ее концам стояли пограничные камни, которые не должны
были задеть поворачивающиеся колесницы).
3. Ассоциации с реалиями животного и растительного мира,
явлениями природы: coccyx – «копчик» (< греч. κοκκυξ – «кукушка»,
т. к. форма копчика вызвала представление о клюве птицы); arachnoeidos membrana – «паутинная оболочка» (< греч. αραχνη – «паук, паути248
на» + ειδος – «вид»); musculus – «мышца» (уменьшительное от лат.
mus – «мышь», т. к. некоторые длинные мышцы (например, двуглавая
мышца плеча) при сокращении показались похожими на дрожащую
мышь со сгорбленной спинкой); amygdala – «миндалина» (< греч.
αμυγδαλη – «миндаль», т. к. воспаленная небная миндалина похожа на
плод миндального ореха по величине, форме и углублениям на поверхности скорлупы); thymus – «вилочковая железа» (< греч. θυμος –
«тимьян»: по сходству формы этой железы у животных с цветками
тимьяна); iris – «радужная оболочка глаза» (< греч. ιρις – по сходству с
небесной радугой).
4. Отражение мифологических сюжетов: название первого
шейного позвонка atlas этимологически связано с именем титана Атланта, который, согласно древнегреческой мифологии, держит на себе
небесный свод; термин tendo Achillis – «ахиллесово, или пяточное сухожилие (сухожилие трехглавого мускула голени, прикрепляющееся к
пяточному отростку)» связан с именем греческого героя Ахиллеса.
При изучении фармацевтической терминологии интерес представляют этимологические сведения о названиях растений, химических
элементов и химических соединений (кислот). Например: Barium –
«барий» (< греч. βαρυς – «тяжелый»), Chlorum – «хлор» (< греч.
χλωρος – «зеленый»), Iodum – «йод» (< греч. ιωδης – «подобный ржавчине»), Lithium – «литий» (< греч. λιθος – «камень»), Phosphorus –
«фосфор» (< греч. φως – «свет» + φορος – «несущий») и т. п. Салициловая кислота получила название от лат. salix – «ива», т. к. впервые была
выделена из коры ивы; сорбиновая кислота – от лат. sorbus – «рябина»,
т. к. содержится в соке рябины; фолиевая кислота – от лат. folium –
«лист», т. к. она в большом количестве содержится в листьях шпината.
Ботанические названия лекарственных растений отражают следующие признаки.
1. Внешний вид (форма, цвет). Например: Bistorta – «змеевик»
(< лат. bis – «дважды» + torta – «скрученная», т. к. у этого растения
дважды изогнутое корневище); Schizandra – «лимонник» (< греч.
σχιζω – «расщеплять» + ανηρ, ανδρος – «мужчина», т. к. пыльники (андроцей) отделены от цветоложа щелью); Millefolium – «тысячелистник» (< лат. mille – «тысяча» + folium – «лист», т. к. листья растения
сильно рассечены); Polygonum – «горец» (< греч. πολυ – «много» +
γονυ – «колено, узел», т. к. стебель растения узловат и вздут в узлах);
Rubus idaeus – «малина» (< лат. ruber – «красный»); Eucalyptus – «эвкалипт» (< греч. ευ – «хорошо, правильно» + καλυπτος – «покрытый»,
249
т. к. чашечка покрывает цветы до их распускания, а при распускании
сваливается как крышечка); Eleutherococcus – «элеутерококк» (< греч.
ελευθερος – «свободный» + κοκκος – «зернышко, семя, ягода» – по расположению ягодообразных плодов); Galanthus – «подснежник» (< греч.
γαλα – «молоко» + ανθος – «цветок» – в связи с молочно-белой окраской цветка) и т. п.
2. Признаки, воспринимаемые органами чувств (обонятельные,
осязательные, вкусовые). Например: Glycyrrhiza – «солодка» (< греч.
γλυκυς – «сладкий» + ριζα – «корень»); Oxycoccus – «клюква» (< греч.
οξυς – «кислый» + κοκκος – «зернышко, семя, ягода»); Fragaria – «земляника» (< лат. fragrare – «благоухать» – из-за приятного запаха плодов); Urtica – «крапива» (< лат. urere – «жечь»); Chamomilla – «ромашка» (< греч. χαμαι – «на земле, внизу» + μηλον – «яблоко», т. к., по
представлениям древних, запах ромашки напоминает яблочный); Ledum – «багульник» (< лат. laedere – «вредить» – вследствие одурманивающего запаха, вызывающего головокружение); Acacia – «акация»
(< греч. ακις – «острие», т. к. большинство видов колючие) и т. п.
3. Лечебные свойства. Например: Althaea – «алтей» (< греч.
αλθομαι – «излечиваться, исцеляться»); Salvia – «шалфей» (< лат. salvere – «быть здоровым»); Tormentilla – «лапчатка» (< лат. tormentum –
«боль, страдание»); Hippophaё – «облепиха» (< греч. ιππος – «лошадь» + φαεινος – «сияющий, блестящий», т. к. в Древней Греции листьями облепихи лечили лошадей, после чего их шерсть приобретала
красивый блеск); Sanguisorba – «кровохлебка» (< лат. sanguis –
«кровь» + sorbere – «хлебать, глотать, поглощать» – по кровоостанавливающему свойству растения); Valeriana – «валериана» (< лат. valere –
«быть здоровым»); Erysimum – «желтушник» (< греч. ερυω – «спасать,
исцелять»); Sedum – «очиток» (< лат. sedare – «успокаивать, унимать
(боль)» и т. п.
4. Время цветения. Например: Calendula – «календула»
(уменьшительное от лат. Calendae – «первый день каждого месяца» –
по почти беспрерывному цветению в течение лета); Chelidonium –
«чистотел» (< греч. χελιδων – «ласточка», т. к., по наблюдениям древних, растение появляется с прилетом ласточек и увядает с их отлетом);
Primula – «первоцвет» (уменьшительное от лат. primus – «первый» – по
раннему весеннему цветению) и т. п.
5. Место произрастания. Например: Origanum – «душица»
(< греч. ορος – «гора» + γανος – «украшение»); Azalea – «азалия»
(< греч. αζαλεος – «сухой, бесплодный»: по произрастанию на сухих
250
местах); Convallaria – «ландыш» (< лат. convallis – «долина»); Alnus –
«ольха» (< кельт. al – «при», lan – «берег»); Pinus – «сосна» (< кельт.
pin – «гора, скала») и т. п.
6. Сходство с другими растениями. Например: Hipericum –
«зверобой» (< греч. υπο – «под» + ερεικη – «вереск»); Myrtillus – «черника» (уменьшительное от греч. μυρτος – «мирт», т. е. «маленький
мирт»: по сходству листьев и плодов); Termopsis – «термопсис»
(< греч. θερμος – «волчий боб, люпин» + οψις – «внешний вид»: по
сходству с люпином) и т. п.
7. Связанные с растением античные и средневековые мифы и
легенды. Например: Achillea millefolium – «тысячелистник обыкновенный» (название дано в честь Ахилла, согласно мифу, впервые применившего эту траву, обладающую кровоостанавливающими и болеутоляющими свойствами, для лечения ран); Adonis vernalis – «горицвет
весенний» (название связано с мифом об Адонисе, возлюбленном богини любви Афродиты); Atropa Belladonna – «красавка» (Атропос –
одна из трех парок, или мойр (богинь судьбы) – по мифам, перерезает
нить жизни каждого человека; название указывает на ядовитое свойство растения); Artemisia absinthium – «полынь горькая», Artemisia cina –
«полынь цитварная» (по имени богини Артемиды, покровительницы
деторождения, т. к. полынь издавна употреблялась в народной медицине в качестве родоускоряющего средства); Centaurea – «василек»
(< греч. Κενταυρος – «кентавр», т. к. растение, по преданию, было найдено кентавром Хироном); Mentha – «мята» (название связано с мифом
о нимфе Менте, возлюбленной Плутона); Passiflora – «страстоцвет»
(< лат. passio – «страдание» + flos, floris – «цветок»: название дано миссионерами, видевшими в частях цветка орудия мучений Христа при
распятии); Alchemilla – «манжетка» (т. к. воду, оставшуюся в середине
каждого округлого, складчатого листа растения, алхимики употребляли как «небесную росу», пытаясь при ее помощи найти философский
камень) и т. п.
Задача общекультурного развития студентов реализуется также
посредством самостоятельной внеаудиторной работы, связанной с подготовкой докладов по истории медицинской терминологии, этимологии различных групп терминов. Ежегодно в СибГМУ проходит студенческая научная конференция, одна из секций которой организуется
кафедрой латинского языка и медицинской терминологии. Приведем
примеры некоторых тем студенческих выступлений: «Связь истории
названий химических элементов с особенностями их открытия», «Ме251
тафоризация как способ терминообразования», «Из истории некоторых
анатомических терминов», «Этимология названий некоторых лекарственных растений», «Мифологические образы в медицинской терминологии», «Описание группы терминов, называющих фобии» и т. п.
О.В. Седельникова
Томский политехнический университет
А.Н. МАЙКОВ – ПЕРЕВОДЧИК ДРАМЫ Д.Б. НИККОЛИНИ
«АНТОНИО ФОСКАРИНИ» (ПО МАТЕРИАЛАМ ПУТЕВОГО
ДНЕВНИКА ПОЭТА 1842–1843 ГГ.) *
Путевой дневник Майкова 1842–1843 гг., как свидетельствовал
сам поэт, отразивший впечатления «о виденном и прочитанном во время первого путешествия в Париж и Рим в 1842 г.» [3. Л. 1], стал важным документом, характеризующим этап становления мировоззрения и
творческих установок поэта. Один из фрагментов римской части дневника, значительно отличающейся своими формальными и содержательными особенностями от жанровой традиции (в результате чего
дневник приобретает черты записной тетради), Майков посвящает осмыслению итальянской драмы и переводу отрывков из трагедии
Д.Б. Никколини «Антонио Фоскарини». Обращение к нему является
следствием влияния целого комплекса причин. Латинский язык Майков изучил еще в юности [4. Л. 6; 5. С. 173; 6. С. 17]. Возможно, собираясь ехать в Италию, он начал самостоятельно изучать современный
итальянский язык, однако прямых свидетельств об этом нами не обнаружено. В письмах из Рима, написанных родным и друзьям в первые
месяцы пребывания в Вечном городе (ноябрь 1842 – март-апрель
1843), тема изучения языка возникает постоянно. Так, в конце ноября –
декабре 1842 г., прожив в Риме около месяца, он пишет: «поитальянски учусь, как чорт. В случае нужды объясняюсь удовлетворительно. Браниться умею: друзья! есть такая брань, которая даже превзошла в выразительности брань русского народа» [8. Л. 37–37 об.]. В
письме В.Н. Майкову, написанном чуть позднее, он признается: «въелся в Итальянский язык гораздо более, нежели в Итальянскую кухню. К
*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научноисследовательского проекта РГНФ «Путевой дневник А.Н. Майкова 1842 г. в контексте
становления мировоззрения и эстетики поэта» (проект № 07-04-00072а).
252
этому присовокуплю то, что прочел Итал<ьянскую> Лит<ературу>»
[8. Л. 42 об.]. Таким образом, будучи в Риме, Майков серьезно занимается изучением итальянского языка, читает и делает попытки переосмыслить произведения итальянских поэтов.
Однако появление в путевом дневнике Майкова переводов двух
фрагментов из трагедии Никколини вызвано не только прагматической потребностью совершенствования в итальянском языке. Об этом
свидетельствуют замечания, которыми автор дневника окружил свои
переводы. Фрагмент начинается размышлением о произведении Никколини в связи с общей традицией драматургии Рисорджименто. Видимо, прочитав произведения разных итальянских драматургов того
времени начиная с Альфиери, Майков делает широкое обобщение и
выделяет «общую черту итальянского театра – борьбу с тиранами»,
которая оказывается определяющей в выборе сюжета и принципах разработки характеров: «Кажется, нет ни одного заговора в истории, который бы не был поставлен на итальянской сцене» [3. Л. 38]. Тенденциозность проблематики неизбежно сказывается на художественных достоинствах произведений: характеры действующих лиц являются не
отражением живых и противоречивых человеческих натур, а, становясь
носителями определенного идеологического задания, неизбежно оказываются односторонними, лишенными диалектики:
«<…> это не люди, не жизнь в полном объеме; точно так, как Скупой Мольера: он только скупой, и в душе его как будто нет ничего общечеловеческого; <…> уже в этом герое
не видать тех разнообразных оттенков, которые составляют особенность, индивидуальность человека; этот герой все один, ибо упущено из виду, что этот характер м<ожет>
принять различную форму от темперамента, происхождения, предыдущей истории его
жизни, и тысячи других причин, все сохраняя главную идею в своих поступках. Флегматик имеет свои оттенки; сангвиник свои, но тот и другой м<огут> б<ыть> скупы, добры,
могут б<ыть> извергами, м<огут> б<ыть> благородными в душе и в поступках, всякий
по маслу. Вот что понял Шекспир, кроме него никто не умел [воспользоваться] употребить в дело это открытие» [3. Л. 40 об.].
Размышление об итальянской драматургии является важной деталью, свидетельствующей о том, как Майков понимал требования
современной жизни, предъявляемые к искусству. В путешествие по
Европе молодой поэт отправился, держа в голове важную творческую
задачу, подсказанную культурной ситуацией начала 1840-х гг. в целом
и сформулированную в статье Белинского, посвященной разбору его
первого стихотворного сборника: его творчество должно стать современным по содержанию, затрагивать самые актуальные проблемы века
[9. С. 24–31]. Эта тема будет постоянно обсуждаться в переписке с
253
близкими. В конце 1842 г., видимо, отвечая на вопросы о новых, написанных за время путешествия стихах Майков признавался:
«Пишу мало, выдумываю много, но все эти вымыслы исчезают из головы моей, как сны,
и об них остается только воспоминание, как после сна или прочтения книги. Отчего же
это? Оттого-с, что теперь уже не довольствуешься одними картинами грекофламандской школы, а хочется заглянуть в человека поглубже, на сей конец рассудить
обо многом и узнать еще более» [10. С. 39–40].
Одно такое стихотворение, вполне законченное, очень гармоничное по форме, но варьирующее мотивы его более ранних антологических миниатюр, сохранилось на страницах путевого дневника
А.Н. Майкова [3. Л. 30]. В этом признании намечен особый ракурс
майковского понимания задач современного искусства: для него уже в
начале 1840-х гг. важнейшим оказывается не социальный анализ как
таковой, а изучение человека и его внутреннего мира, в котором, как в
зеркале, отражаются все острейшие проблемы социума. Таким образом, приведенные нами выдержки из письма и дневника Майкова обнаруживают прямую связь между теми целями, которые ставит перед
самим собой молодой поэт, и оценкой произведений итальянских драматургов, а также, на наш взгляд, дают объяснение тому, почему поэт
выбирает для перевода именно эти фрагменты и именно эту трагедию.
В произведениях итальянских трагиков Майков подчеркивает главный
недостаток: отсутствие в них жизни, вариативности психологических
реакций персонажей на конкретную жизненную ситуацию, риторическую односторонность трактовки, при которой они ни на шаг не отходят от реализации основной задачи. Эта эстетическая оценка сближается с отрицательной характеристикой, которую молодой поэт дал в парижских записях дневника произведениям живописи французского
классицизма, «писанным по указке Давида. Уж эти мне Поликсены да
Андромахи! Эти вытянутые руки, закатившиеся глаза, греческие тоги,
вовсе не разыгранные, театральные позы. Никакой поэзии в расположении фигуры; волосы в порядке; тут вы найдете все, что видите на
сцене» [3. Л. 14 об.]. Общность оценок позволяет говорить о том, что в
сознании Майкова, чутко воспринимающего и переосмысливающего
все попадающие ему на глаза произведения искусства, складывается
основа концепции критика и историка искусства, которая обусловит
определяющие особенности его статей о выставках в Академии художеств 1847–1853 гг. Так, разные по конкретному содержанию, но близкие в особенностях проблематики записи путевого дневника запечатлевают процесс становления идей и установок, которые приведут Майкова к деятельности художественного критика.
254
Д.Б. Никколини, поэт и драматург, сформировавшийся в условиях нарастания национально-освободительного движения в Италии,
был известен именно как автор трагедий, отвечающих своим содержанием острым проблемам современности и призывающим к борьбе за
свободу. Первая в ряду его революционно-романтических произведений трагедия «Антонио Фоскарини», написанная в 1827 г., принесла
ему известность и стала предметом бурных обсуждений. В переводе на
русский язык эта трагедия была впервые опубликована в 1882 г. в журнале «Дело» [11]. Примечательно, что в основе ее сюжета лежит не
история многочисленных итальянских заговоров, как, например, в
упоминаемой Майковым в этом контексте известной трагедии
В. Альфиери «Заговор Пацци» (1783), которая оказала значительное
влияние на выбор сюжетов и развитие проблематики итальянской драматургии XIX в., а история человеческая, частная, глубоко интимная,
силою трагического случая связанная политическими событиями и
позволившая автору заострить конфликт между тиранической властью,
попирающей саму жизнь, и свободной, неподвластной даже ужасу
смерти, навеваемому мрачным изуверством инквизиции, человеческой
натурой, отстаивающей свои права.
Антонио Фоскарини – сын дожа Венеции, молодой человек,
свободно высказывающий свои демократические взгляды, из-за нападок инквизиции, стремящейся ограничить всякое проявление человеческой свободы и превратить людей в послушное стадо, вынужден был
покинуть родину и служить послом в Швейцарии. На родине он оставил не только старика-отца, но и прекрасную возлюбленную, дочь богатого и знатного венецианца Терезу Наваджеро. Совет Трех требует
от дожа восстановить былую славу Венеции, попранную нападками
иностранцев. В связи с этим инквизиция добивается от дожа согласия
утвердить закон, по которому любой патриций, оказавшийся на территории иностранного посольства, будет казнен как изменник, готовящий
заговор против Венеции. Возвратившись в Венецию, Антонио узнал,
что его возлюбленная, спасая отца, ловко опутанного кознями инквизиции, стала женой одного из членов страшного Совета Трех Контарини, давнего противника отца и сына Фоскарини, пытающегося всячески навредить им. Он в отчаянии и обвиняет возлюбленную в предательстве, проникает к ее дворцу. Тереза, всё это время чахнущая в тоске рядом с ненавистным стариком Контарини, узнав голос Антонио,
выходит навстречу его песне, чтобы развеять заблуждения любимого.
Хитрый Контарини подстерегает влюбленных. Спасая честь Терезы,
255
Антонио бежит от дворца на территорию соседствующего с ним испанского посольства. Контарини знает правду, как и второй член Совета Трех – Лоредано, речи которого напоминают слова Великого инквизитора Достоевского. Они рады случаю расквитаться с ненавистными
Фоскарини, для одного они – враги их безграничной жестокой власти,
для другого молодой Фоскарини стал счастливым соперником в любви.
Антонио, не пожелавший открыть истинную причину своего случайного присутствия на территории иностранного посольства, обвинен в государственной измене и казнен. Тереза, пытавшаяся его спасти, сама
лишает себя жизни. В основе сюжета трагедии Никколини подлинная
история венецианского патриция Антонио Фоскарини, влюбленного в
монахиню, которая трагической случайностью (расположением монастыря рядом с испанским посольством) оказалась связанной с заговором, организованным в Венеции в 1618 г. испанским посланником [12.
С. 178].
По признанию Майкова, его в этом произведении привлекло то,
как Никколини «удивительно изобразил Венецию. Эта картина, развивающаяся во всей драме, мне нравится более всего, ибо создание характеров такое же, как и во всех трагедиях итальянского театра, т<о>
е<сть> они односторонние» [3. Л. 38]. Действительно, образ прекрасной Венеции, с ее печальной современной судьбой, развивается на
протяжении всей трагедии и достигает в силу множества культурных
ассоциаций, рождаемых в сознании читателя одной только топографической номинацией, определенной цельности, несмотря на родовые
особенности драмы, которые должны препятствовать внешнему описанию. Практически в каждой сцене реплики персонажей воспроизводят
те или иные черты образа этого прекрасного города, которые постепенно формируют в сознании читателя цельный образ Венеции. Приведенное нами высказывание интересно не только своим конкретным
содержанием, но и стоящими за ним обобщенными смыслами: «изобразил Венецию…», – пишет Майков о Никколини. На наш взгляд, эти
слова указывают на привычное для молодого Майкова дело – используя современную научную терминологию, прочитывать культурные
тексты, созданные такими сложными культурными организмами, как
города, и более простыми (соборами, картинами и т. д.). В данном случае мы имеем дело с приемом свертывания информации и можем развернуть содержание, сопоставляя высказывание автора дневника и содержание трагедии. В большинстве же фрагментов, посвященных описанию архитектурных сооружений, перед нами разворачивается не256
сколько другой процесс обобщенной кодировки культурных текстов [13]. Отметим, встречи с Венецией, одной из известнейших итальянских республик, городом, окруженным множеством легенд и не
меньшим количеством значимых в истории европейской культуры
имен, по дороге из Швейцарии в Рим так ждал сам Майков, будучи
очарован посещением Генуи, которая была первым славным итальянским городом на их пути. 12 / 24 октября 1842 г. он писал близким из
Генуи:
«Генуя! ныне она ничтожна как один из второстепенных городов Сардинского королевства, но если бы не знать этого, все можно еще подумать, что это Genova la superba средних веков, когда еще она владела почти всем своим зеленым Средиземным морем. Так
же шум на ея улицах; обширная гавань полна кораблей со всего света. А дворцы, – на
каждом шагу! Мы посетили многие, по крайней мере 15, принадлежащих или потомкам
древних аристократических фамилий, или обращенных правительством на разные городские потребности, как то таможня, академия, и пр., и пр., и в каждом дивились изумительной роскоши, вкусу и величию. Что же было прежде? Когда все это было ново?
Здесь не найдете иного камня кроме мрамора белого, черного, красного; иных украшений, кроме золота и бархату; иных картин, как произведений славнейших живописцев.
Вот плоды свободы, способствовавшей, конечно, развитию не массы, но избранных.
Церкви здешние почти все построены некогда частными людьми, но таких храмов я не
видал ни в Париже, ни в Петербурге: одно только здание превосходит их – это Миланский собор. Четыре дня, проведенные нами здесь, посвящены были осмотру города, т. е.
мы ходили из дому в дом или из дворца во дворец, из церкви в церковь, и везде находили, не говоря уже о богатстве архитектуры, галереи картин и статуй. Я весь переселился
в прошедшее, которое изумляет меня более и более, чем ближе судим о нем по великолепным остаткам. Что же такое Венеция, после этого? И подумать страшно» [8. Л. 25].
Представленный фрагмент позволяет понять, что и как прочитывает Майков в венецианском тексте Никколини.
Это подтверждают содержательные особенности переводимых
автором дневника сцен трагедии. IV сцена первого акта трагедии посвящена изображению встречи Антонио с отцом после долгой разлуки.
В диалоге раскрываются особенности их жизненной позиции и политических убеждений, а опосредованно характеризуется общественнополитическая обстановка в Венеции, обусловленная жестокой диктатурой инквизиции. Романтик-вольнодумец Антонио обвиняет отца в том,
что, надев мантию дожа, он согласился с тиранией, подавляющей всякую человеческую свободу и превратившей народ в покорное стадо.
Старый дож пытается умерить пыл молодости, противопоставляя ей
трезвый консерватизм и мысли о благе Венеции. Приведем этот фрагмент полностью:
257
Перевод Майкова
Подстрочный перевод
Alviso Foscarini, дож венецианский,
встречает прибывшего из Гельвецийской республики сына своего, бывшего там посланником1.
Дож. (после многократных объятий)
Наконец ожидаемый сын нашел объятия падающего (приходящего в упадок) родителя. Но почему, противостоя (бросая вызов) жестоким волнам, он забыл (пренебрег) отца? Я
проливаю радостный плач сквозь
твои объятия, и могу слабые (чахнущие) светильники (источники света)
насытить дорогим ожиданием… Ты
всегда будешь со мной… Тебя обретает отец, тебя теряет Республика.
Дож. Наконец, наконец ты в моих
объятиях, так долго ожидаемый сын
мой! … наконец на грудь твою могу
пролить отрадные слезы, а взоры свои
насытить созерцанием твоего милого
образа. Теперь уж мы не разлучимся.
Да, тебя обретает отец, но отечество
тебя теряет (На полях примечание
Майкова: «Родственники дожа не
могли в Венеции занимать никакой
должности», – О. С.).
Антонио. Мне следует быть вдали от
общественных дел (забот), и славу ищу я в
частных добродетелях в этой земле, где
ярость немногих с высшими почестями
наказывает добродетель. Как я тебя увидел, о отец! Одетый в пурпурную мантию
раба, вот есть тебе тюрьма – царственные
палаты и город: ты первый в рабстве и
последний – во власти; пусть (что / как)
здесь государь в Доже учит себя презирать: он становится для ярости гордости
патрициев пригодным посмешищем; как
опьяненный илот (порабощенный человек)
для мальчика-спартанца.
Antonio. О, как я рад удалиться от общественных дел; и лучше мне наслаждаться добродетелями и счастьем семейного мира в стране, где злоба немногих наказывает добродетель высшими почестями. Да, я увидал тебя,
родитель… облеченный в пурпурную
мантию раба, в дворце твоем, твоей
царственной тюрьме; тебя – первого в
рабстве и последнего во власти! Коновод дожа здесь поучается презирать
достоинство партий! Он становится
здесь полезной игрушкой злобной
гордости Патрициев, как бедный Илат
для спартанца-ребенка.
Дож. Ты заблуждаешься: мое рабство – славное: закон предписывает: я
должен, о сын, иметь великолепие
господина и власть (права) гражданина.
Дож. Ты заблуждаешься… Мое рабство – знаменитое: его предписывает
закон. Я должен, сын мой, носить
пурпур царский и … имею власть
гражданина.
1
В переводных фрагментах в квадратных скобках даны зачеркнутые слова, курсивом
выделены слова, вписанные сверху, между строк, – О. С.
258
Антонио. Или быть достойным другого века, других людей, очевидная
истина: Здесь у нас Республика?
Здесь, где человек существует, а не
живет, или то, что ты называешь
жизнью, – это постоянный ужас, который царит одинаково и над плебеем, и над патрицием, и он стремится,
спокойный раб, стать тираном?
Ant<onio>. O degno D’altra et à, d’altre
genti, il ver palesa2. Здесь, у нас республика? Здесь, где человек существует, а не живет, или то, что он называет жизнию – есть постоянный страх,
в котором равно пребывают плебей и
патриций, и он – послушный раб, еще
стремится к тирании!
Дож. Древние жалобы! Я яростно
сопротивляюсь сегодня тому государству, которое ты предполагаешь
поколебать, тебе приводят в пример
швейцарцев (гельвецийских народов)
Но милосердие (мягкость) итальянского неба гнушается доблестей, которым нужда – мать. Я знаю, что
репутация (имя) живет в немногих,
остальное – стадо (толпа): Венеция –
это там, где и патрициев, и плебеев
обуздывает ужас.
Дож. Старые сказки! Выбранить родное государство потому, что берешь
пример с гельвестических республик.
Но роскошь благотворного [<нрзб.>]
неба Италии не может произвесть тех
доблестей, которых мать – нужда и
бедность. So, che l’nom vive in pochi; il
resto é gregge 3. Знаю, что истинных
героев добродетели немного; остальные – толпа: Венеция есть именно
государство, где сильных и слабых
равно обуздывает страх.
Антонио. Если оно сосчитает своих
тиранов, оно не будет дрожать. Как
из древних пороков испорченные
(развращенные) народы ты возвратишь в свободу, Дож, я не знаю: но
ты, воин и отец, сможешь восславить
жестокую власть, которая наказывает
мысль еще до преступления, и делает
так, что правосудие кажется возмездием (карой, мщением)?
Ant<onio>. (Se conta i suoi tiranni, non
tremerá4). Пусть избавится оно от тиранов, тогда не нужен будет этот
страх. Как же [в долгом] в подлости, в
пороках, с давних пор закоснелый
народ возвратится к доблести – не
знаю; но ты, воин и отец, как можешь
ты хвалить эту жестокую власть, которая [наказует] преследует мысли и
мысль считает уже совершонным преступлением, и суд свой творит не как
суд, а как мщение?
Дож. Однако (и все же) слава (слух,
молва), больше, чем власть, защищает наш город; я хвалю магистрата
(должностное лицо), который его
Дож. По крайней мере слава более,
чем [власть] могущество, защищают
наше отечество; и я хвалю мужа, который блюдет за его безопасностью.
2
Или быть достойным другого века, других людей, очевидная истина (итал.).
Я знаю, что достоинством обладают не все люди, большинство – толпа (итал).
4
Если оно сосчитает своих тиранов, оно не будет дрожать (итал.).
5
Это наказание (итал.).
3
259
охранял.
Антонио. Не могут ли все твои похвалы возразить криком неизвестным
жертвам неизвестных тиранов: мертвенно-бледная волна, которая вяло
стоит между злосчастными царственными палатами и тюрьмами, нерешительно капает на несчастные головы,
и закрывает (заглушает) эхо, которое
только повторяет (отражает) голоса
скорби: здесь смерть приходит безмолвной стопой, и не находишь никогда и следа крови.
Ant<onio>. Не могут ли твои хвалы
ответствовать плачем невидимых
жертв невидимых тиранов; мрачная
бездна [стоящая между <нрзб.> миром] между нечестивыми дворцами
дожа и темницами, покоится мирно на
тысячи трупов и (e chiude l’eco) только мгновенное эхо повторит вопль
муки. Здесь смерть приходит безмолвною стопою, и никогда и следа
нету крови.
Дож. Эта боль (страдание / наказание) – наша: смиренным плебеям
нравится власть, которую ты осмеливаешься осуждать, и из своего рабства они делают подобие мести, которой ты властвуешь, дрожа. Иначе и
не может стоять государство. Здесь я
не вижу частых наказаний: Венеция
счастлива спокойной жизнью, удобствами, великолепием, пирами и танцами.
Дож. (Nostra è la pena5) К сожалению,
покорной черни нравится власть, которая смело чинит суд и расправу;
робкое правительство возбуждает ее к
мысли за рабство. Иначе и не может
стоять государство. Венеция наслаждается славою, роскошью, пирами,
празднествами… [3. Л. 38 об. – 39]
Майков переводит около половины 4 сцены I акта. Видимо,
дальнейший разговор отца и сына содержательно и стилистически уже
не представляет интереса для автора дневника, т. к. развивает начатую
тему в традиционной логике. Автор дневника делает достаточно близкий к стихотворному тексту оригинала прозаический перевод. Редукции незначительны и связаны в первую очередь с трансформацией витиеватого, риторически перегруженного стиля Никколини, порой затрудняющего понимание смысла реплик персонажей. На уровне перевода отдельных фраз Майков работает с их ритмико-синтаксическим
рисунком и лексическими единицами, воспроизводя содержание и некоторые стилистические особенности оригинального текста, но при
этом русифицирует его, несколько нейтрализует романтическую патетику и, следуя тенденциям развития современной литературы, трансформирует риторический стиль высказываний в более естественный,
руководствуясь своим пониманием психологического содержания этой
сцены и особенностей характеров Антонио и Алвизо. Например, пере260
водя реплики Антонио, Майков порой допускает заметные стилистические трансформации отдельных лексических единиц, вводя более яркие, экспрессивные синонимы («ответствовать», «нечестивые дворцы», «темницы», «вопль муки»), что свидетельствует о его восприятии
Антонио как типичного романтического героя.
Попыткой более ясно выразить суть происходящего обусловлены допускаемые переводчиком синтаксические трансформации, чаще
всего связанные с разделением длинного сложного предложения на
несколько простых, и частые синонимические замены и перифразы.
При этом существенные трансформации немногочисленны; они имеют
место при переводе фрагментов реплик, где витиеватость стиля Никколини создает явные трудности для адекватного понимания смысла сказанного (ср. третью реплику дожа и последнюю – Антонио, – О. С.).
Переводя третью реплику дожа, имеющую более конкретный, не декларативный характер, Майков, в целом сохраняя близость оригиналу
(отрывки практически совпадают по количеству значимых слов), допускает некоторые смысловые трансформации текста. Первую реплику
«Древние жалобы» он переводит более характерным для разговорного
русского языка словосочетанием «старые сказки», расширяя семантику
существительного. Второе предложение, характеризующее критическую позицию Дожа по отношению к очевидным недостаткам государства, о которых говорит сын, переводчик редуцирует, углубляя при
этом содержание следующего, раскрывающего теперь смысл первой
фразы. В начале следующего предложения он меняет оригинальную
характеристику итальянского неба – «мягкость» – на более характерную для русской традиции описательной характеристики итальянской
природы «роскошь благотворного неба Италии». Глагол «гнушается»
также подвергается синонимической замене на более спокойное, лишенное широкого поля отрицательных стилистических коннотаций
глагольное словосочетание «не может произвесть». В конце предложения для усиления эмоционального противопоставления Италии и
Швейцарии к слову «нужда» он прибавляет «бедность». В последнем
предложении этой реплики Дожа переводчик, очевидно, стремится
сделать его высказывание более ясным и веским, формальносемантически связанным с предыдущими предложениями. Этим обусловлены незначительные формальные трансформации и добавления
слов: «репутация живет в немногих» ® «героев добродетели немного», «Венеция – это там» ® «Венеция есть именно государство»,
«патрициев и плебеев обуздывает ужас» ® «сильных и слабых равно
261
обуздывает страх». В последнем примере он трансформирует классовую оппозицию «патриции – плебеи» более универсальной нравственно-этической «сильный – слабый». Стоит отметить, что во всем переводном фрагменте Майков последовательно заменяет лексему оригинала «ужас» на «страх». По всей видимости, это связано с потребностью редукции чрезмерной романтической преувеличенности характеристик, присущих стилю Д.Б. Никколини.
Вторая сцена, выбранная Майковым для перевода, разительно
отличается от первой: в ней изображен разговор между возлюбленной
Антонио Терезой и ее верной подругой Матильдой, единственной, кому она может раскрыть свои переживания. Психологическое содержание этой сцены очень динамично. Оно осложнено неожиданным появлением Антонио, который подплывает в лодке к дворцу Наваджеро и
песней привлекает внимание возлюбленной. Любопытно, что при всей
интимности содержания Никколини удается здесь, как и в ранее рассмотренной сцене, запечатлеть важнейшие особенности Венеции, самобытность облика города, его вековые культурные традиции. При
сохраняющемся риторизме стиля эта сцена отличается удивительной
емкостью, аллюзивной глубиной, что, по-видимому, и привлекает внимание Майкова, не случайно перевод предваряется восклицанием: «А
как вам нравится этот тихий, роскошный вечер? (Att<o> II, sc<ena> V)»
[3. Л. 39]. Приведем фрагмент:
Подстрочный перевод
Тереза. В покое мне отказывает
каждая живая душа…
Матильда. Попроси его у природы.
Тереза. О, как сладок этот час тишины
пчельному сердцу! И в его радостях
также есть боль… Я слышу похоронный
звук, далекий ропот…
Матильда. Разбитая ветром с Адриатического берега – такова всегда
морская волна, и кажется, что она
плачет; прозрачна лагуна, и зеркальны здания мраморных дворцов.
6
Перевод Майкова
Тер<еза> Спокойствия мне не ожидать
от людей.
Мат<ильда> Но его дает природа (выходит на балкон, обращенный на лагуны).
Тер<еза> О как отраден этот час молчанья для души страдающей!.. И в самой грусти [есть] бывают иногда своего
рода наслаждения… Постой, я слышу6
дальний звук, далекий ропот…
Мат<ильда>. Воет ветер, колышет
адриатические волны, и кажется, что
оне плачут; но лагуны так тихи и светлы, как <пыльное?> зеркало мраморных палаццов.
Исправлено окончание. Было: «Слышишь».
262
Тереза. Воистину блаженна та, кто
не родилась здесь.
Матильда. С верной женой, что
удерживает любовь, на противоположном берегу венецианский кормчий поет песни одну за другой.
Тереза. Счастливые! (? рискованные!) Он только что покинул ее, и
скоро возвращается к ней с желанием.
Матильда. Они поют про Эрминию
Тереза. Несчастная возлюбленная!
Это нотки скорби: песня становится
стоном и погибает среди волн.
Матильда. Смотри, как темный
челнок приближается к этому берегу, и тот, кто там сидит, едва возбуждает своим веслом волны. Среди
волн звучит новая гармония. Может
быть, скорби, скрытые в своем
сердце, ночной любовник открывает
своему кумиру. Кто знает… изменено…
Тереза. О, что ты сказала!
Матильда. Послушай…
Антонио (за сценой)
Когда, вдали от тебя, неверная, я
подвернул ногу, знак вечной верности, ты прекрасную руку мне подала.
Тереза. Какой голос! Я не виновна… Он меня оскорбляет, но он
бежит от жестокой земли, и ненависти, которая угрожает его дням.
Матильда. Ты дрожишь!
Тереза. Ты знаешь, что каждый раз
меня покидают силы, и меня охватывает дрожь в ногах… Ах! Поддержи меня.
7
Тер<еза> Прекрасно!.. Но счастливым
здесь не род<ят>ся.
Мат<ильда> Там [на противуположном берегу] в челноке у противупол<ожного> берега венецианский
рыбак с подругою своей жизни поет
песни.
Тер<еза> Счастливые! Оне только что
оставили Венецию – и опять с нетерпением отправят свой челнок к ней.
Мат<ильда> Это песня про Эрминию.
Тер<еза> Несчастная любовница… Это
точно звуки истинной горести песнь
становится воплем и умирает на поверхности воды.
Мат<ильда> Посмотри, как плывет
гондола прямо на этом берегу; кто это в
ней? Он едва-едва касается веслом
спящих вод. Слышишь – новая песня.
Может быть, это тоже несчастный
влюбленный в песне изливает жалобы
своей красавице. Быть может, изливал.
Тер<еза> А! Что ты сказала?
Мат<ильда> Слушай, слушай!
Ant<onio> Fosc<frini>
Расставаясь, на разлуку
С клятвой верности святой
Ты хладеющую руку
[Мне, бледнея, подала]
Подала мне, ангел мой!
Тер<еза> Его голос! …но я невинна!
Он обвиняет меня напрасно… Но он
должен бежать отсюда, от злобы и ненависти врагов и от моей любви!
Мат<ильда> Ты дрожишь?
Тер<еза> Ты знаешь, что меня беспрестанно оставляют силы; нога изменяет.
Ах, поддержи меня.
… этих тайн скорби (итал.).
263
Матильда. И ты хочешь спастись
(избавиться) отсюда?
Тереза. Я… да… не могу… Эта песня имеет над моим сердцем тайную
власть, которая удерживает меня
здесь. Не печалься, Матильда, радостный лик счастливая юность украшает своими розами, и ты не понимаешь этих тайн скорби.
Матильда. Я люблю тебя; доверься
мне, и отдохни на моей груди.
Антонио. Я дрожа смотрел на лик,
залитый прекрасным румянцем
стыда, и тогда вся вселенная исчезла для меня.
Матильда. Ты краснеешь, и почему?.. Ты отводишь глаза, наполненные слезами, и, вздыхая, прячешь
лицо между ладонями?
Антонио.
Я хотел тысячи слов,
которые тебе подсказывала любовь,
и то, что слышало сердце,
и уста не могут сказать,
«Я буду твоей», ты сказала,
И моя неизменная любовь
вырвется из груди только
с последним вздохом.
Матильда. Эти печальные стихи я
хотела положить тебе на музыку, на
золотую бессловесную арфу, на
которую наносит покрывало пыль.
Тереза. Как?
Матильда. Ты вспоминаешь? Я
видела, как у тебя сильно вздымалась грудь под той арфой, и голос и
Мат<ильда> Уйдем отсюда…
Тер<еза> Я … [да] конечно …, но не
могу. Эта песня имеет на меня непонятное влияние и удерживает. Не сердись, Матильда! Тебе еще счастливое
детство покрывает [ланиты] ярким румянцем щеки, и ты еще не понимаешь
[тайны] страдания (questi misteri del
dolore7).
Мат<ильда> Я люблю тебя, я верна
тебе…
Голос
Я глядел на лик твой ясный
В страшной, хладной темноте…
[В сердце] Только б образ твой прекрасный
Врезать [<нрзб.> мне] в сердце
<нрзб.> мне
Мат<ильда> Ты плачешь… Отчего?
Отвращаешь глаза свои в другую сторону; зачем. Зачем ты закрыла лицо
свое руками?..
О как много наши взоры
В этот высказали миг. –
Это сердца разговоры
Для которых – нем язык!
«Я твоя, – [твоя, друг милый],
ты говорила.
И в груди моей любовь
[Лишь в последний час угаснет]
[Не <нрзб.> во мгле могилы]
Не погасит и могила.
А потом – «Твоя я вновь».
Мат<ильда> Теперь я помню, ты сама
пела этот романс с арфою своею, которая теперь давно забыта и в пыли?
Тер<еза> Неужели?
Мат<ильда> О, у тебя так колебалась
грудь, и вдруг и арфа и ты замолчали,
голова твоя упала на струны и ты за-
264
звук на какое-то время прекратились, в то время как ты опустила на
дрожащие струны ручей рыданий.
плакала горько, горько.
И т<ак> д<алее> [3.
Л. 39–40].
Изменения, вносимые в перевод коротких реплик Терезы и Матильды, незначительны и обусловлены стремлением Майкова обработать риторически перегруженную речь, сделать ее более соответствующей случаю, чтобы эмоциональные, порой сбивчивые от переполняющих переживаний, фразы выглядели более естественными, придать
им живой, разговорный характер. В некоторых случаях переводчик
несколько усложняет психологическое содержание фраз, придает им
вместо описательного эмоционально-оценочный характер. Переводя
песню Антонио, Майков использует разные подходы: два первых куплета воспроизведены свободно, в них сохранены только некоторые
элементы содержания оригинала. Третий и четвертый куплеты не
только воссоздают мотивы переживания лирического героя, но и описывают сюжет свидания, объяснения влюбленных, реализуют новеллистическую интригу. Вследствие этого перевод Майкова здесь формально и содержательно ближе оригиналу при наличии безусловных
синтаксических трансформаций, обусловленных необходимостью ритмической обработки словесного материала оригинального текста.
Появление переводов сцен из трагедии Д.Б. Никколини «Антонио Фоскарини» в путевом дневнике Майкова обусловлено направлением творческих поисков поэта этого периода, интересом к человеку и
его внутреннему миру, особенности которого в понимании автора
дневника являются следствием сложного взаимодействия имманентных свойств личности, заложенных природой, и противоречивым воздействием внешней среды. Об этом свидетельствует и выбор фрагментов, и общая стратегия, лежащая в основе отдельных переводческих
решений. Становясь частью осмысления особенностей итальянской
драматургии эпохи Рисорджименто, переводы уточняют смысл сказанного, выявляют интерес Майкова-художника к живому, непосредственному изображению жизни в искусстве, к сюжетам, характеризующим суть окружающей жизни и требующим новых принципов изображения, лишенных риторики и театральности. Эстетическая рефлексия
и попытки трансформации исходного текста демонстрирует чуткость
поэта к тем новым требованиям к художественному произведению и
его автору, которые еще только вызревали, прокладывали дорогу к
развитию психологизма во всех видах искусства.
265
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
Достоевский Ф.М. ПСС и П: В 30 тт. Т. 28 (2) Л., 1990.
Баевский B.C. Майков Аполлон Николаевич // Русские писатели 1800–
1917: биографический словарь. Т. 3. М., 1994. С. 453–458.
Майков А.Н. Путевой дневник 1842 г. // РО ИРЛИ. № 17305.
Майков А.Н. Письма Н.В. Гербелю // РНБ. Ф. 179. № 68.
А.Н. Майков. Письма. Публикация И.Г. Ямпольского // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1978 г. Л., 1980. С. 163–208.
Златковский М.Л. А.Н. Майков. 1821–1897 гг.: Биографический очерк.
2-ое изд., значит. Доп.. Санкт-Петербург, 1898.
Гродецкая А.Г. Чувствительные и холодный (В.А. Солоницын и семья
Майковых) // Лица: Биографический альманах. Вып. 8. СПб., 2001.
С. 5–49.
Майков А.Н. Письма родителям // ИРЛИ. № 16994.
Белинский В.Г. Сочинения Ап. Майкова // Белинский В.Г. Полн. собр.
соч.: в 13 т. М., 1953–1959. Т. 6. С. 7–31.
Из архива А.Н. Майкова. Публикация И.Г. Ямпольского // Ежегодник
рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 г. Л., 1978. С. 30–57.
Никколини Д.Б. Антонио Фоскарини // Дело. 1882. № 4. С. 1–52.
Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия XVII–XVIII в. М.,
1988.
Седельникова О.В. Интертекстуальность дневниковой прозы: конспект
и перевод в структуре путевого дневника А.Н. Майкова 1842–43 гг. //
Journal of International Scientific Publications. Language, Individual and
Society. Bulgaria: Info Invest, 2008. ISSN: 1313–2547. Vol. 3. Part 2. P.
274–293.
Ю.В. Фалькович
Томский политехнический университет
К ВОПРОСУ О НЕОБХОДИМОСТИ ТИПОЛОГИЗАЦИИ
ПЕРЕВОДЧЕСКИХ ОШИБОК ПРИ ОБУЧЕНИИ ПЕРЕВОДУ
СТУДЕНТОВ-РЕГИОНОВЕДОВ
При определении содержания обучения переводу студентоврегионоведов необходимо принимать во внимание следующее: цель
обучения, рефлексивную переводческую компетенцию как рефлексивную составляющую в обучении переводу, которая способствует улучшению его качества, переводческое решение как единицу обучения,
требования к продукту переводческой деятельности. В связи с наличием конкретных требований к продукту переводческой деятельности,
266
мы встали перед необходимостью определить, какие факторы способствуют соблюдению данных требований, а также какие факторы влияют на снижение качества продукта переводческой деятельности. С этой
целью представляется целесообразным проанализировать исследования по теории перевода и методике обучения переводу, определить
номенклатуру нарушений, препятствующих созданию продукта переводческой деятельности, соответствующему предъявляемым требованиям. Такой анализ в дальнейшем позволит определить, какие причины лежат в основе неудачного переводческого решения и, как следствия, ошибок при переводе, выступающих как препятствие к созданию
коммуникативно состоятельного перевода, а также каким образом
можно минимизировать такие ошибки в процессе обучения переводу.
С этой целью необходимо предпринять анализ исследований по
теории перевода, методике обучения переводу, психолингвистике,
психологии, а также проанализировать тексты письменных переводов с
иностранного языка на родной студентов, обучающихся по специальности «Регионоведение».
Проблема типологизации переводческих ошибок являлась одной
из основных в трудах классиков лингвистической науки (Л. Бруни,
Б. де Мезириак и др.) и современных лингвистов и педагогов
(Н.К. Гарбовский, Л.К. Латышев, А.Л. Семенов, П.Г. Чеботарев и др.).
Очевидно, что трактаты Бруни, Баше де Мезириака и других имеют
определенную теоретическую ценность, т. к. позволяют представить
переводческую критику в структурированном виде, как типологию
ошибок, или, точнее, типологию причин возникновения переводческих
ошибок. По мнению данных исследователей, первоначально все переводческие ошибки могут быть разделены на две большие группы на
основании причин их возникновения. В основе этого деления лежит
различие двух аспектов переводческой деятельности: восприятие, т. е.
понимание оригинального текста, – это герменевтический аспект перевода, и воспроизведение, т. е порождение текста перевода, составляющее трансформационный аспект перевода. Типология переводческих
ошибок в соответствии с идеями вышеуказанных авторов может быть
представлена в следующем виде.
Первая группа ошибок, связанная с восприятием переводчиком
ИТ:
1.
Недостаточно высокий уровень владение языком оригинала.
2.
Недостаточный когнитивный опыт (слабый уровень индивидуального познания окружающей действительности).
267
Невнимательное отношение к тексту:
отсутствие понимания авторской позиции;
отсутствие способности к дифференциации индивидуального, авторского стиля на языке оригинала.
Вторая группа ошибок, связанная с процессом порождения переводчиком ПТ:
1.
Недостаточное знание системы языка перевода. Под системой
языка понимается множество языковых элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенное
единство и целостность:
неумение найти семантически более точный эквивалент;
неумение выбрать наиболее точный эквивалент с точки
зрения оценочных коннотаций, стилистики и истории языка и общества.
2.
Незнание законов построения высказываний на языке перевода:
незнание закономерностей речевой коммуникации или
пренебрежение ими;
незнание законов ритмической организации текста.
Очевидно, что все причины ошибок, представленные в данной
типологии, касаются только одной языковой личности, участвующей в
процессе межкультурной коммуникации, – переводчика. По мнению
указанных выше авторов, подобное представление переводческих
ошибок кажется продуктивным как для переводческой критики, т. е.
объективной, насколько это возможно, оценки переводческого труда,
так и для обучения переводу, когда может быть найдена причина каждой переводческой ошибки. Однако данная типология причин переводческих ошибок, как нам представляется, содержит ряд недостатков.
Во-первых, неточно подобрано основание для сопоставления ошибок в
порождении переводчиком ПТ, т. к. сопоставляется недостаточное
знание системы языка перевода и незнание законов построения высказываний на языке перевода. На наш взгляд, представляется возможным
утверждать, что недостаточное знание системы языка складывается из
незнания законов построения высказываний на языке перевода. Вовторых, в данной типологии не учитываются ошибки, связанные с нарушением критериев идеального письменного текста, что в полной
мере влияет на степень коммуникативной состоятельности перевода.
Н.К. Гарбовский предпринял попытки уточнить типологию,
предложенную классиками лингвистической науки, опираясь на анализ
когнитивного опыта переводчика. Указанный автор выделяет как осо3.
268
бый тип те ошибки, которые обусловлены непониманием смыслов исходного текста (структурная типология уровней логико-смысловой
структуры). Данные ошибки могут быть допущены на следующих
уровнях: уровне простого понятия, уровне сложного понятия, уровне
суждения, а также уровне представления о предметной ситуации. Кроме того, Н.К. Гарбовский предлагает выделять стилистические ошибки,
которые являются результатом недостаточных знаний о системе языка
перевода. Однако данные уточнения не являются достаточными для
разработки наиболее полной классификации переводческих ошибок,
т. к. авторы не принимают во внимание двуединую точку зрения на
явление перевода как деятельности и продукта данной деятельности, и,
как следствие, не рассматривается переводческое действие, что не дает
понимания того, в какой фазе происходит нарушение и как его можно
избежать [1].
Пытаясь рассмотреть проблему классификации переводческих
ошибок непосредственно с точки зрения фаз переводческого действия,
П.Г. Чеботарев разработал классификацию, которая основывается на
выявлении внешних параметров, необходимых для анализа процесса
перевода: личность партнера по коммуникации, канал связи, его вид и
состояние; направление передачи информации – язык оригинала и язык
перевода; конкретная форма ошибки при условии ее появления, а также характеристика ошибки с точки зрения этапа коммуникативного
действия, на котором она возникла. Исходя из данной схемы, исследователь определяет, что ошибки являются следствием сбоев, причины
которых в ходе коммуникативного действия могут быть разделены на
«собственно переводческие» и те, которые от переводчика не зависят.
Очевидно, что переводчик не должен отвечать за недоразумения, возникающие по вине отправителя информации или в связи с состоянием
канала связи. Кроме того, от переводчика не зависит то, насколько
принимающее информацию лицо способно ее понять. Следовательно,
сбои не входят в область интересов настоящего исследования, т. к. с
методической точки зрения важно лишь то, что может подлежать профилактике и коррекции. Однако существуют причины, по которым
сбои при передаче информации, в известной степени, заданы – расхождения в понятийных системах, которыми оперируют носители разных
языковых культур, что впоследствии и приводит к ошибкам. «Переводчик должен, по возможности, предугадывать и предотвращать подобные сбои» [2. C. 292].
269
Таким образом, проанализировав существующие классификации
переводческих ошибок, мы пришли к выводу, что в них существует ряд
недостатков, которые не позволяют охватить всё многообразие переводческих ошибок и тем самым осуществить формирование необходимых для переводческой деятельности навыков и умений. Результатом
такой деятельности должно являться удачное переводческое решение,
воплощенное в коммуникативно состоятельном тексте перевода. Недостатки описанных выше классификаций выражаются в следующем.
1.
Представленные классификации дают возможность взглянуть на
переводческие преобразования текста лишь с одной стороны – с позиции постороннего «критика», внешнего по отношению к процессу перевода, который способен оценить результат перевода путем сравнения
оригинального текста с переводным. Обоснованность тех или иных
действий переводчика, преобразующих текст оригинала, является тем
главным критерием, который позволяет критику судить о верности
переводческих решений, оценить качество переводческой работы. Но,
как правило, адресат перевода не является критиком, который имеет на
руках оригинал и знает ИЯ. Следовательно, как нам представляется,
при разработке классификации переводческих ошибок необходимо
учитывать первичное восприятие письменного текста реципиентом.
2.
Данные классификации позволяют судить об ошибках, а следовательно, и о нарушениях в переводах, без учета специфики определенного вида перевода (устный, письменный) и роли участников коммуникации (переводчика, реципиента) при осуществлении отдельного
вида перевода, при этом не различаются понятия «продукт перевода» и
«процесс перевода». Все вышеперечисленные факторы не позволяют
выявить те нарушения, которые влияют на принятие удачного переводческого решения, т. е. препятствуют созданию коммуникативно состоятельного текста перевода как основного требования к продукту
переводческой деятельности.
Однако для наиболее эффективного проектирования содержания
обучения переводу студентов-регионоведов, в сферу профессиональной деятельности которых входит выполнение письменных переводов,
необходима классификация переводческих нарушений, допускаемых
при переводе непосредственно письменного текста, т. е. продукта переводческой деятельности. При этом необходимо учитывать, что основным требованием, предъявляемым к продукту переводческой деятельности, является его коммуникативная состоятельность, выражаю270
щаяся в соблюдении закономерностей восприятия письменного текста
читающим.
Следовательно, на основе анализа методической, лингвистической и психолингвистической литературы, а также наблюдения за педагогическим процессом обобщены разнообразные виды нарушений в
тексте письменного перевода и предложена их классификация. В качестве критерия ее построения были определены причины нарушений
коммуникативной состоятельности текста.
Выявлены две группы причин, обусловливающие возникновение
нарушений: 1) причины «нелингвистического характера» связаны,
главным образом, с низким уровнем компетентности в той области
знания, к которой относится оригинальный текст, а также с отсутствием знаний общекультурного, фонового характера; 2) причины «лингвистического характера», которые в свою очередь подразделяются на
объективные и субъективные. Объективные причины связаны с системными особенностями языка оригинала, т. е. иностранного языка, и с
характером и возможностью его корреляции с языком перевода. К таким причинам можно отнести особенности грамматического строя
языка оригинала, а также слабую сформированность функциональностилистической парадигмы в языке-источнике. К субъективным причинам относятся компетентности студента. Например, это могут быть
недостаточно свободное владение коррелирующими терминологическими системами языка оригинала и языка-реципиента, слабое знание
синонимичных средств выражения содержания на родном языка студента, незнание динамических процессов, происходящих в системе
родного и изучаемого языков, незнание фразеологии родного языка
или неточный перевод фразеологизмов на родной язык, отсутствие
развитого «контрольного плана мысли».
Полученная таким образом классификация позволяет структурировать содержание обучения переводу студентов-регионоведов в
строгом соответствии с педагогическими и методическими принципами проектирования и способствует более эффективному обучению переводу.
Список литературы
1.
2.
Гарбовский Н.К. Теория перевода: учебник. М., Изд-во МГУ, 2007.
Чеботарев П.Г. Перевод как средство и предмет обучения: научнометодич. пособие. М.: Высш. школа, 2006.
Научный руководитель В.М. Ростовцева, к.пед.н., доцент ТПУ
271
Ю.Н. Ревина
Омский государственный технический университет
О ТИПАХ СОКРАЩЕНИЙ В НЕМЕЦКОЙ
АВТОМОБИЛЬНОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ
Активное образование сложносокращенных слов в немецком
языке позволяет рассматривать аббревиацию как один из достаточно
продуктивных способов немецкого словотворчества.
Как справедливо отмечает Е.В. Розен, еще никогда этот способ
словообразования не давал такого обилия новых слов, как в современный период [3. С. 36]. Об этом свидетельствует хотя бы сопоставление
двух изданий немецко-русского словаря по автомобильной технике и
автосервису за 1995 г. и дополненного за 2004 г. В течение относительно небольшого периода времени в дополненном издании за 2004 г.
появилось около 1500 новых сокращений. Образование новых сокращений продолжается и в настоящее время.
«Аббревиация является чрезвычайно эффективным средством
сжатия длинных терминологических словосочетаний, поэтому за последнее время она получает всё большее распространение» [1. С. 156].
По мнению М.Д. Степановой, первые сложносокращенные слова
появились в немецком языке в качестве экономических и политических
терминов в XIX в., под влиянием английского языка [4. С. 197].
Исследователи сокращенных слов единодушно признают тот
факт, что отсутствие четкой, не допускающей смешения терминологии
для сокращенных слов является нерешенной проблемой в течение многих лет.
Так С.В. Гринев определяет этот процесс следующим образом:
аббревиация – это сложение слов или основ с их одновременным сокращением, в том числе акронимия (инициальный тип аббревиации)
[1. С. 153].
М.Д. Степанова, В. Фляйшер различают сокращения и усеченные слова. «Сокращения представляют собой особенность письменного языка; они не являются предметом учения о словообразовании. Усеченные слова – это особые лексические единицы, они встречаются
также и в устной форме речи. Эта единица может быть словом или сочетанием» [5. С. 134].
В нашем исследовании мы будем опираться на классификацию
Л.Б. Ткачевой, дополнив ее слоговыми сокращениями.
Л.Б. Ткачева выделяет:
272
-
инициал.
сокращ.
усечения
стяжения
акронимы
гибриды
слоговые
сокращ.
количество
%
всего сокращ.
инициальную аббревиацию, когда сокращенная форма образуется
только по начальным буквам компонентов ТС или термина;
усечение, когда сокращенная форма образуется путем сохранения первого слога, реже второго или последнего в термине или в
компонентах ТС;
стяжение, когда сокращенная форма образуется путем сохранения целого ряда согласных букв термина, и создания, таким образом, консонантивной аббревиатуры или путем телескопии;
акронимию, когда сокращенная форма образуется или путем
инициальной аббревиации, случайно совпавшей с общелитературным словом, или путем умышленного усечения одного или
более компонентов ТС для удобства произношения;
гибридное образование, когда сокращается лишь часть компонентов ТС или сложного слова, другая же часть остается без изменения» [6. С. 57].
Проведенное исследование свидетельствуют, о том, что в немецкой автомобильной терминологии присутствуют сокращенные
термины различных типов:
Anh. < Anhänger – прицеп;
DM < Dieselmotor – дизельный двигатель;
Geschw. < Geschwiendigkeit – скорость;
DFS < Doppel Funken Spule – сдвоенная катушка зажигания;
G <Gelenkwelle – карданный вал;
Km/h < kilometer pro Stunde – километров в час;
CD-Wechsler – устройство для смены CD-дисков в проигрывателе;
HKZ-k < Hochspannungs-Kondensatorzündung mit Kontaktsteuerung –
система зажигания с накоплением энергии в емкости и контактным
управлением.
В таблице представлены наиболее распространенные типы сокращений в автомобильной терминологии.
241
124
42
37
12
11
15
100
51
17
15
5
4
8
273
1. Наибольшее количество сокращенных терминов представляют буквенные сокращения или, иначе, инициальные аббревиатуры.
Данный тип сокращений насчитывает 124 ТЕ, что составляет 51 % от
исследуемых сокращений. Например:
DWA < Diebstahlwarnanlage – противоугонное устройство
BJ < Baujahr – год выпуска
FZV < Ferngesteuerte Zentralverriegelung – дистанционноуправляемая система замков дверей с центральным управлением.
Как видно из вышеприведенных примеров, расшифровкой инициальных сокращений, как правило, являются терминологические сочетания и сложные слова. Такие лексические единицы чаще всего
имеют номинативный характер, т. е. являются именами предметов или
явлений и принадлежат классу существительных.
Структурный анализ инициальных аббревиатур показал, что самыми распространенными являются модели, состоящие из трех инициальных букв, поскольку они представлены наибольшим количеством
образований.
аббревиатуры, состоящие из двух инициалов: 32 ТЕ:
FH < Fensterheber – стеклоподъемники
HU < Hauptuntersuchung – технический осмотр
аббревиатуры, состоящие из трех инициалов: 77 ТЕ:
LKW < Lastkraftwagen m – грузовой автомобиль
ESD < elektrischer Schiebedach – электрическая выдвижная крыша
аббревиатуры, состоящие из четырех инициалов: 15 ТЕ:
AKFS < Aktive Kohle Filter System – адсорбер паров топлива
SLKW < Schwerlastkraftwagen – грузовой автомобиль большой грузоподъёмности.
2. Процесс аббревиации в анализируемой терминологии представлен также в виде усечений 42 ТЕ (17 %), которые делятся на:
апокопа (усечение конца слова), или инициальный сегмент, по
М.Д. Степановой, В. Фляйшеру [5. С. 134]: Auto(mobile)→ Auto, Alarm(anlage) → Alarm, T(emperatur) →T;
аферезис (усечение начала слова), или финальный сегмент, по
М.Д. Степановой, В. Фляйшеру [там же]: (Omni)bus → Bus, (Auto)benzin → Benzin, (Fahr)weg → Weg;
комбинированное сокращение (усечение частей слов или выпадение серединных морфем и стяжение оставшихся):Au(tofahrer)bier →
Aubi – безалкогольное пиво для водителей автотранспорта.
3. Стяжения или контрактура – 37 ТЕ (15 %).
274
Blk. = < (Blinkfeuer) – проблесковый огонь, Bzn. <= (Benzin) – бензин.
4. Акронимия – 12 ТЕ (5 %)
FAKRA < Fachnormenausschuß Kraftfahrzeugindustrie – комитет технических норм и стандартов автомобильной промышленности ФРГ,
COBSY < computergesteuerte Bussystem – система городского автобусного сообщения с управлением электронным вычислительным устройством.
5. Гибридные образования – 11 ТЕ (4 %):
Elektro-PKW – легковой электромобиль, KFZ-Steuer – налог на
транспортные средства,
CD-Wechsler – устройство для смены CD-дисков в проигрывателе.
6. Слоговые аббревиатуры, т. е. слова, возникшие вследствие
усечения с одновременным стяжением начального и конечного компонентов сложного слова или каждого компонента словосочетания до
размеров одного слова 17 ТЕ (8 %):
Hirafe < Hinterradfederung – подвеска заднего колеса
Moped < Motor und Pedal – мопед
Kraka < Kraftkarren – аккумуляторная тележка, автокар.
Таким образом, для образования аббревиатур в немецкой автомобильной терминологии используются 6 способов: стяжение, усечение, акронимия, инициальная аббревиация, гибридные и слоговые аббревиатуры. Однако их продуктивность неодинакова. Наиболее продуктивным способом является инициальная аббревиация, которая, вероятно, будет развиваться и дальше.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
5.
6.
Гринев С.В. Введение в терминоведение. М., 1993.
Немецко-русский словарь по автомобильной технике и автосервису. М.:
РУССО, 2004.
Розен Е.В. Новые слова и устойчивые словосочетания в немецком языке. М.: Просвещение, 1991. С. 36–42.
Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка / под
ред. Т.В. Строевой. М.: КомКнига, 2007.
Степанова М.Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования
в немецком языке. М.: Высш. школа, 1984.
Ткачёва Л.Б. Основные закономерности английской терминологии.
Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1987.
Научный руководитель Л.К. Кандратюкова, к.филол.н., профессор
Омского государственного технического университета
275
Е.Г. Санарова
Южный институт менеджмента, г. Краснодар
ПУТИ ДОСТИЖЕНИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ
ПРИ ПЕРЕВОДЕ СЛОВ-РЕАЛИЙ
Существует множество способов перевода слов-реалий. В данной области работали такие ученые, как А.В. Федоров, С. Влахов и
С. Флорин,
Г.Д. Томахин,
Г.В. Шатков,
В.С. Виноградов,
Н.К. Гарбовский, В.Н. Комиссаров и др. Различные исследователи
предлагают разнообразные приемы перевода слов-реалий, включая тот
или иной прием передачи слов-реалий и не принимая во внимание другой. Самыми распространенными способами являются транскрипция,
транслитерация, калькирование, приблизительный перевод (функциональный аналог) и трансформационный или гипо-гиперонимический
перевод. При использовании транскрипции в переводе воспроизводится звучание слова-оригинала, подбирается соответствующий звук. Однако в ряде случаев в языке перевода нет соответствующих языкуоригиналу звуков. Тогда устанавливается условное соотношение. При
использовании метода транслитерации передается графическая форма
слова-оригинала. Эти способы применяются при передаче иноязычных
имен собственных, географических наименований, названий разного
рода компаний, фирм, пароходов, газет, журналов и т. д. При переводе
сказок данные приемы используются довольно часто. Например, в переводе русских народных сказок можно встретить следующие случаи
применения транскрипции/транслитерации: а) «На печи лежит БабаЯга, нос в потолок врос». «Auf dem Ofen ganz allein hockt Baba-Jaga, hat
scharfe Hauer im Gesicht und eine Nase, lang und spitz». «Баба-Яга» –
сказочное существо, относящееся к этнографическим и мифологическим реалиям; б) «Она теперь у Кощея Бессмертного». «Deine Frau hält
Kotschej der Todgefeite gefangen». На наш взгляд, при применении данных способов перевода слов-реалий национальный колорит сохраняется полностью. Транскрипция/транслитерация в русских сказках используется для перевода имен и званий сказочных героев. При переводе немецких сказок на русский язык данные приемы используются, как
правило, для передачи денежных величин. У разных авторов метод
калькирования имеет свои нюансы, хотя главная идея применения данного метода – это передача смыслового содержания слов-реалий из
исходного языка на язык перевода. Отличительной чертой калькирования у С. Влахова и С. Флорина является замена реалии методом каль276
ки, освоения или путем введения семантического неологизма.
Г.Д. Томахин понимает данный метод как буквальный или дословный
перевод. В.Н. Комиссаров и А.В. Федоров говорят о создании нового
слова или сложного слова на основе элементов и морфологических
отношений, существующих в языке, а В.С. Виноградов предлагает использовать данный метод для трансляции авторских неологизмов, «говорящих» имен и научной терминологии. Однако мы в данной работе
брали во внимание только общую цель метода. Примером калькирования могут служить следующие предложения.
А. На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку и налил в кувшин с малым горлышком.
Tags darauf stellte sich der Fuchs beim Kranich ein. Der hatte nun
aber eine Kwaβsuppe bereitet und sie in einen Krug mit einem langen, engen Hals gefüllt.
Окрошка – холодное кушанье из кваса с разной зеленью и мелко
нарубленным мясом или рыбой (квас – русский напиток, приготовленный из солода, воды и различных сортов хлеба). Kwaβsuppe – суп из
кваса. Окрошка – бытовая реалия, пища. В немецком языке нет понятия «квас». Первая часть реалии переведена методом транскрипции.
Слово «Kwaβsuppe» получилось методом слияния двух слов, т. е. фактически было создано новое сложное слово на основе элементов и
морфологических отношений, существующих в немецком языке. Поэтому мы посчитали верным полагать, что данная реалия переведена
методом калькирования. Русский колорит сохранен.
Б. «Тепло, Морозушко, тепло, батюшка».
«O ja, Groβväterchen, recht warm».
«Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает».
«Der Froβt stieg ein paar Äste tiefer. Er knackte und knirschte lauter
als zufor».
«Ой, тепло, голубчик Морозушко!»
«Oh ja, mir ist warm, lieber Groβvater Froβt!»
Морозко – добрый сказочный персонаж, управляющий приходом зимы, дарящий подарки детям. У него есть внучка Снегурочка.
В немецкой культуре данный персонаж отсутствует, хотя можно говорить, что подобные функции выполняет святой Николай. Во всех трех
случаях к русской реалии «Морозко» были подобраны семантические
замены. Все три случая отражают этнографическую реалию, а именно
сказочное существо, присущее только русской культуре.
277
В. «Я, бабушка, Никонец, с того свету выходец».
«Ach, ich bin ein Nirgendwer, komme aus dem Jenseits her».
Der Nirgendwer – безродный; Никон – «священомученик, который в язычестве был воином; после крещения Никон принял монашество, подвизался в пустыне, потом был посвящен в епископы, обратил
ко Христу воинов, своих бывших товарищей». Главным героем сказки
является солдат, который приходит к старухе и представляется «выходцем с того света». Необходимо добавить, что во времена архимандрита Никона солдаты были на службе у царя 20–25 лет. Когда солдаты
(рекруты) возвращались домой в свои села и деревни, у них уже не оставалось живых родственников, либо они покинули свои жилища и
переехали на другое место жительства, а следовательно, у солдат не
было места, куда бы они могли вернуться жить. Вероятно, данная реалия включает в себя эти аспекты, т. е. Никонец – последователь священномученика Никона, бывший солдатом. Он вернулся домой, у него
не осталось ни родных, ни дома, и он принял сан, а после смерти попал
в рай.
Словарь О.И. Москальской не дает перевода слова «der
Nirgendwer». Дословно его можно перевести, как «человек из ниоткуда», т. е. безродный. На наш взгляд, создание неологизма на немецком
языке полностью передает колорит, хотя в переводе дано только одно
из значений слова.
Как видно, метод калькирования часто применяется для перевода «авторских» неологизмов, даже если автором выступает целый народ. Как правило, реалии, переведенные данным методом, относятся к
группам бытовых и этнографических реалий. Национальнокультурный колорит при переводе сохраняется.
Приблизительный перевод (уподобляющий, приближенный перевод при помощи «аналога» или уподобление) является наиболее распространенным при переводе сказок. Использование данного способа
подразумевает подыскание ближайшей по значению единицы переводящего языка (ПЯ) для культурно-маркированной лексики исходного
языка (ИЯ). Это значит, что для трансляции единиц ИЯ будут найдены
равные, но не являющиеся эквивалентами понятия в ПЯ. При применении уподобления, как правило, в переводе можно встретить лексику с
нейтральной окраской. Колорит стирается частично или полностью.
«Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети – авось
муки и наберется».
278
«Geh, Alte, feg mal im Spind nach und scharre im Kasten. Vielleicht
kratzt du noch etwas Mehl für einen Kloβ zusammen».
Сусека – отгороженное место в амбаре или овощехранилище для
хранения зерна, овощей и др. в виде неподвижного ларя; der Kasten –
ящик, сундук, ларь, коробка, футляр. Слово «сусека» принадлежит к
группе бытовых реалий, обозначающих жилище, имущество. При переводе было подобрано слово с нейтральной окраской, частично совпадающее по смыслу со словом текста-оригинала. Колорит в данном
случае утрачен.
«Поди прочь, голь кабацкая!».
«Scher dich fort, Saufaus!» – herrschte der Ratsherr ihn an.
Голь – оборванцы, нищие, беднота; кабак – истор. питейное заведение низкого разряда с неопрятной обстановкой; der Saufaus – разг.
(горький) пьяница. В тексте-оригинале дано словосочетание, оформленное стилистически сниженной лексикой. Данная реалия обозначает
человека (людей), промотавшего всё свое состояние в питейном заведении низкого разряда. Колорит сохранен, т. к. аналог исходной реалии
дан в соответствующем разговорном варианте. Реалия входит в группу
бытовых обращений.
Приближенный перевод при помощи «аналога» применяется для
трансляции бытовых реалий. Как правило, национально-культурный
колорит стирается, т. к. в переводе употребляется стилистически нейтральная лексика, хотя если переводчик использует разговорный вариант либо близкий «аналог» данной реалии, существующий в языке перевода, то возможны случаи неполного стирания колорита.
Иногда в переводе дается обобщенное понятие, которое может
включать в себя несколько понятий и даже культурно-маркированных
единиц. В данном случае речь идет о родовидовой замене. Подразумевая один и тот же способ перевода, многие авторы называют его поразному. Так, например, В.С. Виноградов говорит о гипогиперонимическом переводе, А.В. Федоров – о гипонимическом. Гипоним обозначает видовое понятие, а гипероним – родовое. По мнению
Виноградова, гипоним можно заменить на гипероним, а обратная процедура невозможна, т. к. в результате получится вольный перевод.
В.Н. Комиссаров выделяет отдельно конкретизацию и генерализацию. Под генерализацией подразумевается переводческий прием,
когда единица ИЯ, имеющая конкретное значение, заменяется единицей ПЯ с общим значением. Конкретизация – переводческий прием,
противоположный предыдущему. Г.Д. Томахин называет данный ме279
тод перевода трансформационным (при помощи лексических межъязыковых трансформаций, таких же, что и у Комиссарова).
«Видит, сидит на дереве горлица».
«Da sah er auf einem Baum ein Vogel sitzen».
Горлица – небольшая птица из семейства голубиных; der Vogel –
птица.
«Был здесь мужичок, кланялся нашей свинье: ваша свинья, говорит, пестра – моей жене сестра, и просил ее к своему сыну в свахи, а
поросят в поезжане».
«Morgen halt mein Sohn Hochzeit, und da lade ich sie ein; die Sau
soll Trauführerin und die Ferkel Brautjungfern sein».
Поезжане – свадебные чины и гости, едущие поездом (поезд –
торжественная обрядовая езда свадебных чинов и гостей); die
Brautjungfer – дружка на свадьбе.
Реалия «поезжане» переведена с помощью приема конкретизации. Данный способ здесь применим, т. к. в немецкой культуре нет
понятия «свадебный поезд». Стоит отметить, что данная реалия вышла
из речевого обихода носителей языка текста-оригинала. Конкретизация
оправдана, т. к. описание данной реалии или перечисление ее составляющих отяжелили бы понимание текста.
Таким образом, гипонимический перевод (конкретизация/генерализация) используется для перевода бытовых реалий и реалий мира природы. Генерализация применяется чаще, чем конкретизация. Употребление последней, как правило, оправдано. В переводе используется нейтральная лексика, вследствие чего колорит частично
или полностью стирается.
Перифрастический (описательный, дескриптивный, экспликативный или разъяснительный) перевод заключается в раскрытии значения лексической единицы ИЯ при помощи развернутых словосочетаний, раскрывающих существенные признаки обозначаемого данной
лексической единицей явления. Этот способ считается весьма громоздким и неэкономным. Поэтому не всегда возможно применить его при
переводе текстов. Часто переводчики прибегают к сочетанию двух
приемов – транскрипции или калькирования и описательного перевода,
дав последний в сноске или в комментарии. Этот позволяет сочетать
краткость и экономность средств выражения, свойственных транскрипции, с раскрытием семантики данной единицы, достигаемой через
описательный перевод.
«Наловил рыбы и везет домой целый воз».
280
«Er fuhr zum Fluβ, fing eine Menge Fische, so viel, daβ der Schlitten
hoch beladen war».
Воз – 1. количество чего-нибудь, помещающееся на возу;
2. груженная кладью повозка; der Schlitten – сани; eine Menge Fische, so
viel, daβ der Schlitten hoch beladen war – такое количество рыбы, что
сани были нагружены с горой.
Данную реалию можно рассматривать как бытовую, обозначающую имущество, а также обозначающую единицу меры. Транспортное средство на колесах в ИЯ заменено в ПЯ на транспортное
средство на полозьях. При переводе использована нейтральная лексика, дан приблизительный перевод. При переводе реалий в текстах сказочных произведений этот способ используется достаточно редко.
Перевод реалии может осуществляться путем ее замены на лексический эквивалент, существующий в ПЯ: «Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке» – «Dich werden Kaufleute in hohen Stiefeln und pelzbesetzten Mänteln besuchen. Ich aber hab’ Bastschuhe an den Füβen,und mein
grober grauer Rock ist voller Löcher». Лапти – плетеная обувь из лыка
или веревок, охватывающая со всех сторон ступню ноги; die
Bastschuhe – лапти.
Таким образом, в русском и немецком языках существуют установившиеся, закрепленные в словаре слова-эквиваленты, которые обозначают предметы быта, этнографические реалии и реалии государственно-административного устройства и общественной жизни. В большинстве случаев колорит сохраняется, однако если при переводе дано
слово, частично отражающее семантику слова-оригинала, колорит может быть полностью потерян.
Следует отметить, что грань между тем или иным способом перевода очень тонкая. «Вот воротился домой барин, а был он в это время на охоте» – «Abends kehrte der Gutsherr von der Jagd heim». Барин –
помещик, дворянин-земледелец; лицо, принадлежащее к господствующим, эксплуатирующим классам; der Gutsherr – господин. Данная реалия относится к группе этнографических реалий, обозначающих
социальные общности. Нельзя точно сказать, каким способом переведена реалия. Если рассматривать данные понятия как равные, то можно
говорить об уподоблении, если считать, что семантика слова «господин» включает в себя понятие «человек более высокого сословия», то
мы имеем дело с гипонимическим переводом (генерализация). На наш
взгляд, точнее говорить об использовании уподобления.
281
Обобщая рассмотренные способы перевода слов-реалий, можно
сделать следующие выводы об особенностях передачи национальнокультурного колорита при переводе сказок:
передать национально-культурный колорит можно, используя
реалии. От умения, навыка и фоновых знаний переводчика зависит, каким будет текст перевода, сохранит ли он стилистику и
самобытность. Это не значит, что целью перевода является сохранение своеобразия языка подлинника, переводчик должен
стараться передать своеобразие стиля автора, но средствами
«своего» языка;
существует множество способов перевода, названных различными авторами по-разному, однако фактически имеются в виду одни и те же приемы. Наиболее используемыми при переводе
слов-реалий в сказочных произведениях являются уподобление,
замена эквивалентной лексической единицей, калькирование,
менее часто встречаются транскрипция/транслитерация, гипогиперонимический и описательный переводы;
нередки случаи, когда одна реалия может быть отнесена к разным тематическим группам. От выбора верной тематической
группы зависит, будет ли передан точный смысл лексической
единицы, а следовательно, и передан национально-культурный
колорит на ПЯ;
при переводе имен сказочных героев наиболее употребляемы
транскрипция/транслитерация и замена реалии эквивалентной
лексикой;
в некоторых случаях при трансляции русских культурномаркированных единиц на немецкий язык в последнем применяется категориально-морфологическая трансформация.
Список литературы
1.
2.
3.
4.
Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические
вопросы). М.: Изд-во иностр. общ. средн. образ. РАО, 2001.
Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе / под ред.
Вл. Россельса. М.: Междунар. отношения, 1980.
Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М.: ЭТС, 2002.
Томахин Г.Д. Реалии в языке и культуре // ИЯШ. 1997. № 3. С. 13–18.
282
А.А. Шевцова
Тверской государственный университет
ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА
АНГЛОЯЗЫЧНОГО ГАЗЕТНОГО ТЕКСТА
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕМАТИКИ
О муках переводчика написано немало научных трудов; всемирная сеть Интернет пестрит заголовками научно-популярных статей
переводческой тематики, а также объявлениями, рекламирующими
услуги профессиональных переводчиков. Конкуренция в данной сфере
порой вынуждает выпускников факультетов иностранных языков искать альтернативные обучающие программы и курсы «повышения мастерства» переводчиков, и это вполне естественно. Нередко общетеоретической подготовки оказывается недостаточно для решения частных
переводческих проблем: иногда переводчику приходится обращаться
за консультацией к специалисту, досконально знающему все нюансы
отраслевой терминологии. Иначе серьезно страдает качество перевода:
смысл текста попросту ускользает, растворяясь в неумелом хитросплетении терминов.
Подобная ситуация наблюдается в экономической сфере: российские газетные издания и их электронные версии активно публикуют
новости, мнения, интервью, обзоры мировой экономики, «заимствуя
информацию» в англоязычных СМИ и, зачастую, пословно переводя
статьи англоязычных интернет-сайтов. Примеров «небрежного» перевода, к сожалению, немало: «Фунт стерлингов проявил слабость» (понятно, что в оригинале использовалось слово «weaken» – в английском
языке это слово употребляется в широком смысле), «Распродажу
спровоцировали заявления главы Банка Англии в заинтересованности в
слабой национальной валюте» (крайне неудобоваримое предложение),
«Инвесторы, выходя из активов, номинированных в фунте, будут перекладываться в валюты ведущих стран мира» (с одной стороны –
нагромождение определительных оборотов, с другой – совершенно
неподходящее слово «перекладываться», как, впрочем, и другие), «Инвесторы надеялись, что экономика Великобритании довольно быстро
выйдет из рецессии, и закладывали эти ожидания в валюту» (специалисты, конечно, знают, что рецессия – транслитерация английского
recession – спад, снижение производства, но вот понять, что автор имел
в виду, сочетая слова «закладывать» и «ожидания» – вряд ли возмож283
но). Складывается впечатление, что эти и многие другие «перлы» вышли из-под пера пользующегося электронным переводчиком журналиста-двоечника, не имеющего представления ни о сочетаемости слов, ни
о грамматической структуре английского и русского языков.
Читая такие статьи, казалось бы, серьезных изданий (мы намеренно их здесь не называем), порой чувствуешь себя ущербным и вопрошаешь в никуда: неужели читатели не заслуживают качественных
текстов? Кто эти переводчики – сами «авторы» статей? Имеются ли у
них элементарные знания в финансовой, биржевой сферах? Если нет,
обращались ли они когда-нибудь за консультацией к финансистам?
Многие так называемые «авторы» текстов экономической тематики грешат чрезмерным использованием транслитерации. С одной
стороны, во всех отраслях экономической науки используется множество терминов, заимствованных из английского языка (как и в сфере
компьютерных технологий). Но ведь это вовсе не означает, что можно
не переводить слова, которые имеют свое отраслевое значение: любой
термин точен и однозначен в определенной области и, соответственно,
требует точности в передаче на другой язык. Транслитерация иногда
просто недопустима, как, например, в следующей фразе: «положили
конец уверенности инвесторов и почти трехнедельному ралли на фондовом рынке». Rally – многозначное существительное, но в данном
случае, когда речь идет о ситуации на фондовых рынках, это исключительно биржевой термин, означающий «резкий рост цен после падения», и транслитерация здесь неуместна – ведь затрудняется понимание фразы.
Повсеместная проблема – небрежность при подборе значения
слова. Еще раз повторимся, многие слова имеют специфические значения, о которых невозможно догадаться, – их нужно просто знать: «Евро достиг годового максимума по отношению к американской валюте
($1,4790 за евро), вызвав «бычий» настрой на сырьевом рынке». В этом
предложении «бычий» – перевод слова bullish. Очевидно, «автор» статьи, зная слово bull, попросту поленился заглянуть в экономический
словарь, рассудив, что если существительное bull – «бык», то прилагательное bullish наверняка означает «бычий». Но прилагательное bullish
также является биржевым термином и означает «играющий на повышение». У другого «автора» встречаются и совсем примитивные случаи бездумного словоупотребления при переводе:
«Вместе с ценами на нефть начал убывать и оптимизм инвесторов»;
284
«Отскок цен на нефть вдохновил инвесторов»;
«В среду стоимость нефти откатилась к уровню ниже $69 за
баррель».
Подобных примеров можно привести бесчисленное множество.
Они лишний раз напоминают о непростой задаче, стоящей перед переводчиком: установить имеющиеся в двух языках лексические, грамматические и стилистические соответствия, равно как и расхождения, и,
рассмотрев возможные способы перевода, выбрать окончательный,
наиболее точный вариант. Иногда для достижения данной цели невозможно обойтись без консультации отраслевого специалиста. Еще более
сложной эта задача оказывается для не-лингвистов – специалистов узкого профиля, поскольку они не обладают необходимыми знаниями в
области теории перевода. Тем не менее, есть и основы, правила, соблюдать которые следует обязательно, чтобы «конечный продукт»
представал качественным, «удобоваримым» текстом, чтобы из такого
текста можно было извлечь нужную информацию и применить ее для
решения конкретных экономических проблем. Таким основам можно
научить студентов – будущих финансистов, бухгалтеров, банкиров,
маркетологов.
Как показывает педагогическая практика, одной из наиболее
распространенных проблем для студентов экономического факультета
по-прежнему остается структура английского предложения: порядок
слов, причастные и герундиальные обороты, инфинитивные конструкции, а также отличная от русского языка пунктуация. Довольно часто
встречающаяся неточность – перевод Participle I, использующегося для
обозначения совершенного действия, деепричастием несовершенного
вида: hitting 13.3 per cent in 2008 – достигая 13,3 % в 2008 году (как,
впрочем, перевод форм причастий в целом).
Следующее предложение и его перевод в экзаменационной работе позволяет судить о наличии или отсутствии у студента необходимых лексико-грамматических навыков:
«High oil prices pushed up the exchanges but with Urals blend trading around $58 a barrel, investors appear to have had their fill of Russian
markets».
Перевод:
«Высокие цены на нефть стали расти вверх на биржах, но с
Юралс торговая цена около 58 долларов за баррель, инвесторы, как
представляется, имеют свои взгляды на российский рынок».
285
С одной стороны, «радует» распознанная Nominative with the Infinitive Construction, но, с другой стороны, не отображена форма инфинитива (to have had), а лаконичный для английского языка независимый причастный оборот не нашел адекватной передачи на русский
язык. В плане лексики очевидны определенные сложности со знанием
и использованием норм родного языка («расти вверх») и вокабуляра
английского языка (their fill of Russian markets).
Порядок слов представляет трудности как на уровне предложений, так и на уровне отдельных словосочетаний: high oil – высокого
качества нефть; corporate finance – корпорация финансов; The greater
the success, the more value the shares have. – Чем больше успех, тем
больше ценности доли имеет. До сих пор, несмотря на достаточную
проработку принципов построения английского предложения, а также
способов передачи такой структуры при переводе на русский язык, в
письменных работах студентов, к сожалению, преобладает пословная
передача значений отдельных слов.
Что касается пунктуации, наиболее сложными для студентов остаются случаи, когда обороты и придаточные предложения не обособляются запятыми, например:
«But the way they’ve handled things since the crisis started hasn’t
been great».
Недоумение при виде глаголов started hasn’t been, написанных
подряд в одну строчку, обезоруживает студента, «блокируя» на время
его мыслительную деятельность. Студент принимается искать ошибку
в предложении, например, отсутствие подлежащего.
Однако еще более актуальной проблемой, на наш взгляд, всетаки остается распознавание (а вернее – не распознавание) студентами
частей речи в предложении, что порой граничит с абсурдом:
«I’m going in three weeks – I need to decide what to do with my flat
back home – and at the moment I don’t think it will be worth my while coming back».
Перевод:
«Я ухожу на 3 недели – мне надо решить что делать с моим
плоским задом дома – и я не должна думать что это будет у меня
стоить».
С трудом можно представить, о чем думал студент при выполнении письменного перевода газетной статьи, посвященной проблемам
обучения в России в ситуации финансового кризиса, когда преподава286
телю из Великобритании предстояло решить, что делать с квартирой в
Москве по возвращении домой и ехать ли потом снова в Россию.
Итак, перевод газетных экономических текстов требует должного внимания как к лексике, так и к грамматике английского языка.
Прежде всего, это соблюдение отраслевой специфики, что подразумевает поиск особого, терминологического значения слова. Кроме того,
это передача грамматических конструкций и в целом структуры английского предложения на русский язык таким образом, чтобы смысл
сформулированного на русском языке предложения соответствовал
смыслу исходного варианта. В противном случае, не может быть речи
об адекватном переводе – эквивалентности на максимально высоком
уровне, когда реакция получателя на текст перевода совпадает с восприятием данной информации отправителем оригинала.
Т.Д. Каверина, Е.Н. Захарова, Н.С. Осипова
Томский политехнический университет
ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ СПЕЦИАЛЬНОЙ
ЛЕКСИКИ В СФЕРЕ ТУРИЗМА НА ПРИМЕРЕ
ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СЛЕНГА
В каждой профессиональной деятельности нередко можно
встреть профессиональный сленг. Это понятие всё больше начинает
завоевывать внимание современной филологии. В настоящее время
существует достаточно большое количество определений сленга, но
мы остановимся лишь на одном из них. Говоря о профессиональной
компетентности, необходимо отметить, что сленг используется только
в рамках общения сотрудников фирмы. Деловой сленг в России складывался давно, а в последнее время начал дробиться на столь специализированные «диалекты», что нередко представители смежных профессий не могут понять друг друга, причем иногда чуть ли не в рамках
одного предприятия. Итак, что такое профессиональный сленг?
Сленг (от англ. slang) – терминологическое поле, набор особых
слов или новых значений уже существующих слов, употребляемых в
различных человеческих объединениях (профессиональных, социальных, возрастных групп) [2]. Как известно, до сих пор в современной
лингвистике существуют сомнения относительно происхождения слова
«сленг». По одной из версий, англ. «slang» происходит от «sling» («метать», «швырять»). В таких случаях вспоминают архаическое «to sling
287
one’s jaw» – «говорить речи буйные и оскорбительные». Согласно другой версии, «сленг» восходит к «slanguage», причем начальная буква
«s» добавлена к «language» в результате исчезновения слова «thieves»;
т. е. первоначально речь шла о воровском языке «thieves’ language» [1].
Наряду с понятием «сленг» существует такое понятие, как жаргон, имеющее много общего со сленгом. Жаргон – от французского
«jargon» – речь социальной или профессиональной группы, которая отличается от общеразговорного языка особым составом слов и выражений. Это условный язык, понятный только в определенной среде, в нем
много искусственных, иногда условных слов и выражений, которые
служат средством общения социальных групп. Жаргон – «тайный»
язык, цель которого скрыть смысл произносимого от человека, не принадлежащего к данной группе. На профессиональном жаргоне говорят и
туроператоры, используют жаргонизмы в речи с целью обмена информацией и советами со своими коллегами. Зачастую использование сленга (или жаргона) в рабочих ситуациях требуется для принятия решений
по обслуживанию клиентов, наиболее выгодному для самих туроператоров, без осведомления первых о выгодных для них условиях.
В повседневной практике работниками сферы туризма широко
используются следующие жаргонизмы:
«Повесить бронь» – забронировать билет или гостиницу в ожидании оплаты клиентом. Если клиент не проплатит, бронь «слетит» – будет аннулирована.
«Наземка» – это комплекс туристических услуг, предоставляемых на земле (гостиница, трансфер, экскурсии – всё, кроме перелета).
«Регулярка» – это перелет, но только регулярным (не чартерным) рейсом.
«Групповод» – сопровождающий группы.
«Турик» – турист [4].
«Переизбыток воздуха» – запущено слишком много чартеров.
В настоящее время, в силу отсутствия в родном языке эквивалентов, а также в связи с наличием более богатого опыта в сфере туризма у англоязычных стран, повсеместно используются заимствования из английского языка. Они транслитерируются, транскрибируются,
переводятся на русский язык, используются в качестве соотнесенных с
ними понятий либо остаются неизменными. Рассмотрим некоторые
наиболее распространенные примеры:
288
-
FullHouse – аншлаг, буквально: «полный дом». Термин обозначает загрузку гостиницы на 100 % (все номера проданы).
FrontDesk (фронтдеск) – стойка администратора гостиницы, где
гости регистрируются.
Grandmaster (в переводе: «великий магистр, гроссмейстер») –
один ключ, который открывает все гостевые комнаты, закрытые
снаружи.
VIP (от англ.Very Important Person – особо важная персона) –
понятие, сопутствующее облуживанию высокопоставленных
лиц, либо просто облуживание клиентов по высшему классу.
Skipper (одно из значений: «прыгающее насекомое») – гость,
который уехал тайком, оставив неоплаченный чек.
«Бусдрайвер» (от англ. bus driver) – водитель автобуса.
«Апгрейдить» (от англ. upgrade: «улучшать, модернизировать,
совершенствовать») – повысить класс услуг, например, переселить из двухместного номера в сьют (неверная транскрипция
англ. suite: «многокомнатный номер в гостинице»).
«Дутик» – Дьюти фри (от англ. duty free: «беспошлинный») –
магазин беспошлинных товаров.
Данные примеры наиболее точно выражают суть определенных
явлений, дают наиболее четкое представление о существующих в туризме явлениях и понятиях. Одним из характерных и, пожалуй, положительных свойств подобной лексики является языковая компактность
и содержательность. Иными словами, употребление примеров сленга
гарантирует наиболее точное понимание высказывания слушающим
при использовании наименьшего числа языковых средств говорящим,
что немаловажно в ситуации делового общения.
В действительности примеров сленга в языке туризма существует огромное количество. Они, как правило, употребляются внутри
предприятия, но не выносятся за его пределы. Профессиональный
сленг относится к группе специальной лексики, хотя в последнее десятилетие его примеры стали всё чаще встречаться в языке повседневного общения и даже в средствах массовой информации.
Рассмотрев некоторые примеры профессионального сленга в
языке туризма, можно сделать вывод, что сотрудники внутри фирмы
могут быстрее и эффективнее общаться, используя сленг. Однако важным аспектом будет являться то, что настоящий профессионал должен
знать не только как быстро обменяться информацией с представителя289
ми своей профессии, но и владеть навыками делового общения с клиентом.
Список литературы и источников
1.
2.
3.
4.
5.
Holloway J. Christopher. The Business of Tourism. London: Longman,
1994.
Pei Mario. The History of English Language. N.Y.: New American Library,
1994.
Сленг. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.wikipedia.org,
свободный.
К вопросу о профессиональном сленге. [Электронный ресурс]. Режим
доступа: http://www.zahvat.ru/news/6704/, свободный.
Профессиональный сленг. [Электронный ресурс]. Режим доступа:
http://www.tourvest.ru/azbuka/sleng/, свободный.
290
СОДЕРЖАНИЕ
ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ
Петровская Т. С., Малетина Л.В.
Томский политехнический университет
Структура иноязычной коммуникативной компетенции
профессионального инженера ……………..……..……............…........3
Яцко В. А.,
Хакасский государственный университет (г. Абакан)
Классификация компьютерных систем, используемых в
обучении иностранным языкам...................................................
……..10
ЯЗЫК И РЕЧЬ В СОВРЕМЕННОЙ КОММУНИКАЦИИ
Аносова С. В., Тамбовский государственный университет
Роль образовательного процесса в высшей школе в
сохранении и развитии русского языка. Трансляция речевой
культуры в материалах СМИ……………………..……….……
…......17
Антропянская Л. Н.,
Томский политехнический университет
Язык – знаковый компонент культуры народа, смысловой
шифр ментальности нации.……………………………….............
……..22
Бабанова Т. А., Томский политехнический университет
Специфика лексики газетных объявлений о продаже жилья
в англоязычной прессе..…………………………………………..
……...28
Денисова Н. В., Томский политехнический университет
Соотношение рекламного буклета вуза и рубрики сайта вуза
«Абитуриентам» как рекламных жанров научнообразовательного дискурса………………………………………
……...35
Евтушенко Т. Г., Томский политехнический университет
Контактирование русского и английского языков на
пунктуационном уровне (на материале английских научных
текстов, составленных русскоязычными авторами)……………
……...39
Кашпур В. В., Томский государственный университет
Этнокультурная специфика жанров политического дискурса…
……...41
Mymrina D. F., Tomsk Polytechnic University
On the History of Approaches to Bilingual Aphasia...…….….…..
……...47
291
Найдён Е. В., Муленок С. В.
Томский политехнический университет
Речевой жанр «научно-популярная статья» как
промежуточный речевой жанр…………….……………….…...
……...50
Серебренникова А. Н.,
Томский политехнический университет
«Свои» и «чужие» в традиционной культуре: вступление в
брак (на материале среднеобских говоров)……………….…....
……..58
Степура С. Н., Томский политехнический университет
Презентационная речь как отдельный жанр……………….…..
……...66
Казакова О. А., Томский политехнический университет
Модуль «Устное выступление» в рамках дисциплины
«Лингвистическое сопровождение проектной деятельности»…
……...72
Владимирова Т. Л.,
Томский политехнический университет
Модуль «Создание электронной презентации» в структуре
дисциплины «Лингвистическое сопровождение проектной
деятельности»...…………………..……………………………...
……...77
Райская Л.М., Томский политехнический университет
Рекламная составляющая в тексте презентации проекта...…...
……...85
Тубалова И. В., Томский государственный университет
Коммуникативные модели осознанной цитации
в диалектном дискурсе.………………………..………………...
……...91
Захарова Е. О., Томский политехнический университет
Экспериментальное исследование как основа изучения
коммуникативно-прагматического потенциала
пунктуационных и пунктуационно-графических приемов
рекламного текста...……………………………………………...
……...96
Комиссарова О. В.,
Томский политехнический университет
Гендерный аспект в семантике метафорических лексических
единиц (текстовые реализации и лексикографическая
практика)...…………………..………………………………..….
…….103
Некрасова А. М., Томский государственный университет
Использование приема корпусной лингвистики
в литературоведческом анализе текста……………………..….
…….110
292
Данюшина Ю. В., Институт иностранных языков
Государственного университета управления (г. Москва)
Бизнес-дискурс как объект прикладных лингвистических
исследований.....………………………………………………....
…….114
Оберемченко Е. Ю., Педагогический институт
Южного Федерального университета (г. Ростов-на-Дону)
Речевое поведение и категория личности
с социолингвистической точки зрения.......................................
…….120
Прохорец Е. К., Томский политехнический университет
Лингводидактическая характеристика немецкого
художественного текста современной литературы для
молодежи..……………………………………………………….
…….126
Васильева С. Л., Томский политехнический университет
Специфика функционирования прецедентного антропонима
в публицистическом дискурсе постмодерна..…………………
…….130
Патюкова Р. В.,
Кубанский государственный университет (г. Краснодар)
Использование образных средств в публичном дискурсе как
инструмент формирования политики государства.…..…….…
…….137
Фомичева И. Г.,
Волгоградский государственный университет
Глобализация/локализации в переводе…………………………
…….142
Калинина А.Е., Томский политехнический университет
К вопросу о категории меры и её вербализации в языке ……..
…….147
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Песоцкая С. А., Томский политехнический университет
Проблема интерпретации языка произведений современной
поэзии: традиция и инновации……………………….………...
…....153
Маругина Н. И., Томский политехнический университет,
Томский государственный университет
Категория образа автора произведения – организующее …
начало художественного текста.......…………………….……..
…....160
Белоконева А. О., Томский политехнический университет
…
Ассоциативный потенциал ономастикона
постмодернистской литературы (на материале
ассоциативного эксперимента)…………………..………...…..
…....171
293
Воробьева Л. В., Томский политехнический университет
Особенности формирования образа Лондона в творчестве
М. Горького (на материале очерка «Лондон»).…………….….
….....179
Вяткина И. А., Томский политехнический университет
Итальянский субстрат домашней поэзии В. А. Жуковского …
и его литературного окружения….……………….……….……
….....183
Дубенко М. В., Томский государственный университет
Культ В. Скотта в российской печати 10–20-х гг. XIX в.
и его влияние на рецепцию поэтического творчества………...
….....189
Гончарова А. В., Песоцкая С. А.,
Томский политехнический университет
Бродский как поликультурная личность: восприятие
русскоязычной и англоязычной литературных традиций…..…
….....194
Цыренова А. Б., Дусеева В. Р., Бригиня А. В.,
Томский политехнический университет
Аллюзивное своеобразие романов О’Генри……………………
….....201
Филиппова Е. М., Томский политехнический университет
Традиции русского романа и их отражение в раннем
творчестве А. П. Чехова………………..………………….…….
….....206
Швагрукова Е. В., Томский политехнический университет
Классик в рецепции модерниста (творчество Л. Н. Толстого
в «Lectures on Russian Literature» В.В. Набокова).….………...
….....213
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА КАК СРЕДСТВА
МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ
Будкова С. С., Томский политехнический университет
Термины радиационных и плазменных технологий в рамках
…
научно-технической терминологии.…………………………....
……218
Кореневская О. В., Томский государственный университет,
Томский политехнический университет
Проблемы сохранения семантики концепта «народ»
…
в немецких переводах романа «Братья Карамазовы»…………
……224
Кошелева Е. Ю., Лукянец В. С., Кардасёв Г. А.
Томский политехнический университет
Переводы стихов Роберта Бёрнса на русский язык..………….
…….229
Максимов В. В., Томский политехнический университет
Восприятие поэтического перевода
как риторическая проблема…………………..………….………
……235
294
Нестерова С. В., Томский политехнический университет
«Elegien» («Римские элегии») Гёте в переводе
…
Вячеслава Иванова……………………………………………….
……240
Позднякова Т. В.,
Сибирский государственный медицинский университет
Этимологический и культурологический комментарий
в курсе латинского языка и медицинской терминологии
на врачебных факультетах.……..……………………….………
……246
Седельникова О. В.,
Томский политехнический университет
А.Н. Майков – переводчик драмы Д.Б. Никколини «Антонио
…
Фоскарини» (по материалам путевого дневника поэта 1842–
1843 гг.).………………………………………….………………
……252
Фалькович Ю. В., Томский политехнический университет
К вопросу о необходимости типологизации переводческих …
ошибок при обучении переводу студентов-регионоведов.……
……266
Ревина С. В.,
Омский государственный технический университет
О типах сокращений в немецкой автомобильной
…
терминологии.………………….…………….……..……………
……272
Санарова Е. Г.,
Южный институт менеджмента (г. Краснодар)
Пути достижения эквивалентности
…
при переводе слов-реалий…………………..……..……………
……276
Шевцова А. А., Тверской государственный университет
Лексико-грамматические проблемы перевода англоязычного
…
газетного текста экономической тематики.……………………
……283
Каверина Т. Д., Захарова Е. Н., Осипова Н. С.
Томский политехнический университет
Особенности использования специальной лексики в сфере …
туризма на примере профессионального сленга..………….….
……287
Содержание………………………………………………….…..
……291
295