прочитайте больше
advertisement
“Oт мызы к замку” Граф Александр Христофорович Бенкендоф (Konstantin Alexander Karl Wilhelm Christoph von Benckendorff, 1783-1844) – боевой генерал, герой наполеоновских войн, создател и первый шеф III Отделения ЕИВ канцелярии и корпуса жандармов (политической полиции). Именно он и стал владельцем «Фалля» (нынешнего Кейла-Йоа) в 1827 году. Бенкендорф происходил из сравнительно молодого дворянского рода, родового замка не имел и планировал сделать тут родовое именье с огромным парком и для этого он позднее ―докупил‖ соседние мызы – Меремыйза и Кяэсалу.Усадьба Меремыйза (Meremõisa) находится всего в полукилометре западнее «Фалля» на противоположном берегу реки Кегель (Кейла). Она была основана в 1582 году Гансом Вартманном (Hans Wartmann) и впоследствии несколько раз меняла хозяина. Осенью 1837 года она была куплена Бенкендорфом за 135000 рублей серебром, причѐм главное здание мызы (трѐхэтажное каменное строение на крутом берегу реки, посмотреть на карте) было недостроено. Так как графа интересовала в первую очередь земля мызы, он не стал его достраивать. Впоследствии в воспоминаниях правнука Бенкендорфа, князя Сергея Михайловича Волконского это здание фигурирует как "живописная «руина»". Мыза Кяэсалу (K?esalu, Кэзаль) впервые упоминается в середине XVII века. Она находится в трѐх километрах южнее «Фалля» (посмотреть на карте). Граф купил еѐ одновременно с Меремыйза за 125000 рублей серебром. Проектирование ансамбля усадьбы было начато в 1827 году. Руководил им молодой архитектор Андрей Иванович Штакеншнейдер, недавно окончивший петербургскую Академию Художеств. Его Бенкендорфу , вероятнее всего, порекомендовал Огюст Монферран (Henri Louis Auguste Ricard de Montferrand, 1786-1858), великий зодчий, построивший Исаакиевский собор. В тот момент Штакеншнейдер числился простым рисовальщиком чертежей, хотя и имел опыт работы архитектора. Усадьба шефа жандармов была его первым крупным самостоятельным проектом. Работа эта была сложной по нескольким причинам. Во-первых, именно в этот момент в России происходит переход от ампира к готике и эклектике, от больших дворцов к малым, камерным постройкам, в которых преобладала тема семьи, добрых отношений, уюта и комфорта. Во-вторых, имение было для графа благоприобретенным, а не родовым и поэтому было совершенно необходимо, чтобы оно полностью показывало историю рода Бенкендорфов и историю жизни семьи. Он поручил архитектору возвести некую "театрализованную усадебную среду". Место было выбрано на высоком берегу реки Кегель чуть ниже водопада. Во избежание дальнейшего оползания, берег был укреплѐн каменными конструкциями. Для усадьбы был выбран неоготический стиль, очень популярный в России николаевского времени. Фалль стал первым образцом этого стиля в Прибалтике. Все строительные работы проводились с 1828 по 1831 года и в декабре 1831 года, по их завершении, замок был застрахован. Главное здание «Фалля» было сделано ассиметричным, со стрельчатыми окнами и без каких-либо тяжелых внутренних опор. Внешний вид здания был уникальным и запоминающимся в первую очередь из-за восьмигранной, увенчанной зубцами башни. Она поднималась вверх на двадцать метров и служила опорой портику. Над башней развевался флаг с гербом Бенкендорфов – три красные розы на голубом с золотом поле и девизом "Perseverance" ("Настойчивость", а не "Постоянство", как указано в большинстве источников). Замок был выстроен из местного белого камня, выкрашен в розовый цвет с белыми полосами по краям. Западную сторону здания (со стороны реки) окаймляла большая терраса, расположившаяся на широком крыльце и украшенная беломраморными львами и вазонами с цветами. Согласно некоторым описаниям, она была закрыта от непогоды стеклом и чугунными решѐтками, но ни одно изображение замка этого не подтверждает. Русский учѐный Степан Семенович Джунковский, посетив «Фалль», отметил в своей книге "Поездка в Ревель и Гельсингфорс в 1839 году", что "...западный фасад замка похож своими готическими рамами, ступенями и расположением цветов на одну из сторон Александрийского Дворца в Петергофе". С восточной стороны здания было 2 входа: господский (справа) и для слуг (слева). По центру висел полутораметровый термометр, а по бокам каждого из входов - щиты с гербами. Вокруг дома разбивались клумбы с георгинами, розами, резедой. В центре самой большой клумбы была поставлена статуя Венеры работы знаменитого итальянского ваятеля Антонио Кановы (вероятнее всего, речь идет о копии Венеры Италики, оригинал котрой находится в Палацо Питти во Флоренции). Внутри замок «Фалль» был небольшой, но уютный и комфортный. Вошедшего через господскую дверь встречала маленькая в одно окно передняя. Далее шла, так называемая «вазная комната» в три окна. Свое название она получила из-за стоявшей там огромной, весом 42 кг, яшмовой вазы, занимавшей весь центр комнаты. Ваза эта - плоская, на длинной массивной подставке, вышиною в человеческий рост и очень напоминает такую же вазу из темно-серого мрамора в одной из малых зал Императорского Эрмитажа. Эту вазу Бенкендорфу подарил сам император Николай I в знак благодарности за то, что тот спас еѐ во время пожара в Зимнем дворце в 1837 году. Так же комната была украшена фамильными портретами и имела выход в парк (с северной стороны). Из «вазной комнаты» можно было попасть либо в столовую (налево), либо в Колонную комнату (прямо). Стены столовой были отделаны ценными гобеленовыми обоями, а входную дверь отгораживала гобеленовая ширма. Окна столовой выходили на клумбу с Венерой. Вдоль стен стояли массивные буфеты со старинной посудой севрского и саксонского фарфора и фамильным серебром. Была там одна совершенно выдающаяся реликвия – маленькая чашечка с блюдцем "по темно-зеленому фону желтое плетение с цветами" подарок королевы Франции Марии-Антуанетты матери Бенкендорфа. Последняя сопровождала великокняжескую чету (Павла Петровича (будущего российского императора Павла I) и Марию Федоровну) во время их известного заграничного путешествия 1781-1782 годов. Однажды, в Версале на приеме у Людовика XVI у Анны-Юлианы Бенкендорф сильно разболелась голова и королева прислала горячего шоколада с просьбой сохранить чашечку на память. Колонная комната была центром дома во всех смыслах. Здесь висели портреты хозяев замка – графа и графини Бенкендорф, стояли их бюсты из белого мрамора. Тут же стояло фортепиано "с двойной репетицией" фирмы «Эрар» главная музыкальная достопримечательность замка. Колонная комната имела роскошный эркер. Слева от салона находилась длинная гостиная, всеми своими окнами выходившая на терассу. Стены еѐ были увешаны большим количеством картин, среди которых были «Вид Тифлиса» и «Караван-сарай в Тифлисе» братьев Чернецовых, «Девушка с тамбурином» и «Портрет наследника Александра Николаевича в кавалергардском мундире» А. В. Тыранова, «Вид Московского Кремля. 1815 г.», «Вид Петербурга от Горного корпуса», «Вид города Смирны» и «Вид Иерусалима» М. Н. Воробьева. Дверь из гостиной вела к "винтовой деревянной лестнице", по которой можно было подняться на второй этаж. Пользовались ею только господа, так как у прислуги была своя лестница сразу возле служебного входа (сохранившаяся и по сей день). Сразу за винтовой лестницей находился кабинет хозяина (в советское время там был промтоварный магазин «Военторг»). Вдоль стен кабинета располагались высокие шкафы с книгами, планами, чертежами, здесь же были разложены медали в память Отечественной войны 1812 г. работы Ф. П. Толстого. На стене висела акварель К. И. Кольмана «Восстание на Сенатской площади в Петербурге», мысленно возвращавшая Бенкендорфа к памятному ему событию. На стенке бюро были развешаны 53 медальона из слоновой кости, изображающие великих князей, царей и императоров от Рюрика до Павла I. На столе и на камине стояли бронзовые бюсты императоров Николая Павловича и Александра Павловича, родителей Бенкендорфа, маленькие модели пушек, памятники М. И. Кутузова и М. Б. Барклая-де-Толли. Так же на столе была пара реликвий, связанных с императором Александром I: частица от гроба императора, отделанная бронзой и увенчанная короной, служившая пресс-папье и увеличительное стекло Александра I в серебряной оправе. Из кабинета был выход на улицу. Наружная стена возле этой двери была украшена чугунным барельефом, изображающим взятие Амстердама с медали Ф. П. Толстого. Барельеф этот был подарен Бенкендорфу К. К. Сиверсом в 1833 году в 20-летний юбилей сражения. Так же из кабинета был вход в нижнюю башенную комнату, где хранилась коллекция оружия. Комната эта была маленькой и имела только один вход и одно окно, выходившее на терассу. Позднее (приблизительно в 1880-х годах) слева от входа для слуг было пристроено небольшое прямоугольное деревянное помещение, выполнявшее роль кухни. На втором этаже замка «Фалль» находилась «китайская комната». Тут же располагались «классная комната», спальни хозяина и двух младших князей, людские и туалет и ванная, выходившие окнами на клумбу. Над кабинетом Бенкендорфа была комната хозяйки с большим балконом и выходом к узенькой винтовой лестнице, ведущей в верхнюю комнату башни. Из последней можно было попасть на чѐтвѐртый этаж башни (комната с тремя круглыми окнами), а оттуда - на смотровую площадку на верхушке башни. Со смотровой открывался прекрасный вид на парк, а через просеку виднелось море. Вдали виднелся Ревель с его шпилями. Вот как описывал общее убранство замка адъютант начальника штаба корпуса жандармов и писатель Владимир Андреевич Владиславлев: В замке нет ни позолоты, ни ярких красок. Кроме одной Китайской комнаты, все покои убраны готической мебелью от Гамбса, ничто особенно не бросается в глаза, от того, что всякая мебель, всякое украшение равно прекрасны. Это поражающее согласие в убранстве оставляет необыкновенную прелесть. Из картин в особенности замечательны: Воробьева – виды Московского Кремля, С.Петербурга от Горного корпуса, г. Смирны, алтаря Св. Храма в Иерусалиме, Иерусалима; Чернецова – вид Тифлиса, базар в Тифлисе, копия ПольПоттеровой коровы; Каналета (копии) – виды Венеции, развалины Сицилии и Рима, бракосочетание венецианского дожа с Адриатическим морем; Егорова – мальчики, играющие с сатиром; Кипренского – портреты трех дочерей графа А. Х. Бенкендорфа, писанные в их малолетстве; Венецианова – несколько прекрасных, верных картин из быта русского крестьянина; Басина – лошадь, испуганная громом; Тыранова – портрет Государя Наследника в кавалергардском мундире, и девушка с тамбурином, восхищавшая на последней Выставке всех любителей живописи. В паре десятков метров севернее замка расположился «церковный дом». Это было двухэтажное здание с колокольней и стеклянным куполом (фонарѐм). На первом этаже была устроена православная церковь во имя Св. Захария и Елизаветы, антиминс был освящен в 1844 году. В церкви находился образ работы Майкова, изображающий Рождество Спасителя, а так же образ Божией Матери, вывезенный из Константинополя. Вход в неѐ, как и положено по канонам, находился с западной стороны. Второй вход, с южной стороны, вѐл в удобные, уютные и изящно обставленные гостевые комнаты на втором этаже. Так же с северной стороны «церковного дома» была устроена восьмигранная водонапорная башня, очень похожая на башню на замке. В полусотне метров западнее «церковного дома» находился небольшой ледник. С другой (южной) стороны замка находились хозяйственные постройки: в двадцати метрах простое на вид, но достаточно большое двухэтажное здание, где проживала прислуга, чуть далее располагалась кухня, украшенная изящной башенкой, затем мельница и пивоварня в духе крестьянских хижин. За ними размещался трактир «Село Сосновка», созданный специально для путешественников. Его название было дано в память родового имения Бенкендорфа в Тамбовской губернии. Наряду с другими яствами, клиентов потчевали лососем и сѐмгой, выловленных тут же в реке. («Фалль» уже с XVI века был известен в Эстляндии как крупный постовщик рыбы. По приказу Бенкендорфа на реке были сооружены запруды, где разводили сѐмгу и лосося. Рыбы вылавливалось так много, что еѐ возили в Ревель на продажу, выручая ежегодно до 400 рублей). Замыкала этот ряд зданий причудливого вида кузница с нижнебойным водяным колесом, снабжавшим водой парковые фонтанчики. Со стороны луга и Венеры была привратницкая (там находился въезд на территорию усадьбы), а по бокам от неѐ скотный двор и конюшня, обнесѐнные каменной стеной и стилизованные под средневековый замок с башенками по углам. Чуть севернее располагались две оранжереи. В одной росли цветы для украшения замка и церкви, в другой различные тропические фрукты. Перед оранжереями своеобразный атракцион – большие русские качели. Здесь же, неподалеку, был мостик наподобие Царскосельской «трясучки» архитектора Стасова - "...едва только вступит на него незнакомый с его устройством путник, как этот висячий механизм начинает колебаться..." На другом берегу реки Кегель примерно напротив замка располагались две «русские деревенские избы», построенные в 1836 году. По сохранившимся описаниям и немногочисленным гравюрам можно предположить, что эти избы являлись копией известного Сельского Никольского домика, возведенного Штакеншнейдером в 1835 году в Петергофе. Первая изба называлась «Пономарѐвской», так как была подарком известного купца-мецената П. И. Пономарѐва, находившегося в дружеских отношениях с Бенкендорфом. На первом этаже располагалась одна большая комната: белые скамьи по стенам, в углу киот с образами, полка для посуды, высокая кровать с занавесками. На втором этаже была устроена "уборная: там перед туалетом стоят креслы со спинкою из одного цельного оленьего рога". Эта изба либо сдавалась в наѐм как дача, либо использовалась как гостевой домик. Во второй избе располагалась купальня. Большая ванна занимала почти все пространство комнаты, стены которой были украшены зеркалами, а печка выложена изразцами с видами Фалля. Ещѐ одна "крестьянская постройка" была возведена на берегу моря и называлась «рыбацкий домик». Работа Штакеншнейдера настолько понравилась императору, посетившему усадьбу в 1833 г., что карьера архитектора стремительно пошла вверх. Позднее Штакеншнейдером были спроектированы и построены такие известные сооружения, как Мариинский дворец, Николаевский дворец и НовоМихайловский дворец в Санкт-Петербурге, большое количество строений в Петергофе, дворец Ахиллеса Алфераки в Таганроге. Впрочем, главным украшением усадьбы всѐ же был парк. Он был красив и уникален. Мосты, беседки, "именные" чугунные скамейки - всѐ это было в парке. "Блестящий алмаз, лежавший в своей грубой, первобытной коре, – писал, уже упоминавшийся выше, В. А. Владиславлев о «Фалле», – сделался предметом любопытства многочисленных путешественников и самоцветным камнем Эстонии в блестящей оправе. (часть 3) - известные гости «Фалля» Парк был большой, а его планировка располагала к длительным прогулкам, во время которых можно было полюбоваться ландшафтом и осмотреть достопримечательности. Дорога позволяла доехать на экипаже до самого моря, являвшегося конечной целью гуляющих. Вот как описывает морской берег «Фалля» Сергей Игнатьевич Уманец: Спокойно-величественный вид могучего моря производит сильное и неотразимое впечатление на путешественника, только что восхищавшегося удивительным соединением разнообразных красот природы с искусством человеческих рук, повинующихся прихотливой фантазии. Тихое однообразие, тишина и бесконечность морского ландшафта невольно направляют мысли на бессилие людских замыслов в сравнении с этой властной стихией, то нежной и ласкающей, то безжалостно поглощающей в своих недрах десятки и сотни человеческих жизней. Многочисленные дорожки и тропинки вели к всевозможным "видовым местам", беседкам и семейным памятникам. Одной из главных особенностей парка являлись чугунные скамейки. Было своего рода традицией для друзей Бенкендорфа, после посещения «Фалля» подарить хозяину на память скамейку. "В Фалле привыкаешь надписи читать. Много в саду чугунных скамеек: знакомые, кто приезжал, дарили на память скамейку со своим гербом и просили поставить на любимое место. Читать девизы этих гербов, – какое развлеченье! – вспоминал свое детство в «Фалле» Князь Сергей Михайлович Волконский. Тут цветы и земляника, а тут же латинская надпись. "Pro fide et patria" ("За веру и Отечество") были мои первые латинские слова. Рано вливался романтизм в мое душевное настроение". В укромных местах парка стояли семейные памятники. Такие, как готический мемориал, установленный на сложенном из камней возвышении, с бюстиками родителей Бенкендорфа или несколько поросших мхом камней на краю высокой скалы, огороженные чугунной решеткой. Камни эти были украшены бронзовыми мечѐм, щитом и шлемом, а так же табличкой с надписью: "Любезному брату моему Константину. Он был храбр, возвышен духом, исполненный любовью к Царю и Отечеству. Он кончил службу, кончив жизнь 5-го числа августа 1828 года в турецком городе Праводах". Посвящался этот памятник брату Александра Христофоровича Константину Христофоровичу Бенкендорфу, умершему в 1828 году от болезни лѐгких на русско-персидской войне и похороненному в Штутгарте. Второй (после скамеек) отличительной чертой парка «Фалля» являлись его мосты. Их было много, они были переброшены не только через реку Кегель (Кейла), но и через многочисленные ручьи, которые "журчали отовсюду, на поворотах, из-под кустов, будили, звали, оглушали на каждом шагу". До наших дней сохранилась лишь небольшая их часть. Одними из главных достопримечательностей парка были, так называемый, «львовский мост» (к сожалению, сейчас не сохранившийся), речь о котором пойдѐт немного позже, и семейное кладбище. 21 апреля 1844 года, накануне очередной поездки за границу для поправления здоровья, Бенкендорф составляет духовное завещание: ...Так как дочь моя, графиня Апоньи, вследствие выхода замуж за иностранца (Анна вышла замуж за венгерского графа, подданного Австрии), теряет права на владение имуществом в пределах Российской Империи, и так как все права, переданные ей в первом моем завещании должны перейти на мою вторую дочь, княгиню Марию Волконскую, то пусть сия последняя делается владетельницею имений – Фалль, Мерремойз и Кэзаль, из состава коих Его Величество Государь Император Всемилостивейше дозволил мне образовать майорат. Ей, княгине Волконской, уступаю я этот майорат для исключительного владения, согласно условиям, приведенным в Высочайшем указе, данным Правительствующему Сенату 21-го Октября 1837 г., вместе с движимым и недвижимым имуществом, землями, водами, лесами, лугами и всем тем, что после моей кончины будет найдено по этим трем соединенным имениям, и в моих домах, начиная с серебряных вещей и кончая малейшими принадлежностями, с точным и обязательным для помянутой моей дочери условием, что она ничего из этих вещей не посмеет ни растратить, ни продать, ни вывезти; все, без исключения, должно оставаться там в неповрежденном виде сохраняемо и поддерживаемо, и никто не смеет простирать своих требований на это имущество. В случае смерти княгини Волконской майорат, на тех же самых условиях, переходит во владение ее сына, а после смерти последнего на детей его мужского и женского пола по праву первородства и таким образом имение постоянно будет считаться за их потомством. В случае, если она сама и все ее дети умрут, не оставив после себя потомства, то майорат по праву наследования переходит на дочь мою Софию, выходящую теперь замуж за Павла Демидова, и на их потомство, но если бы (чего Боже избави) всему нисходящему после меня роду суждено было прекратиться, то майорат достанется моему родному племяннику Константину Константиновичу Бенкендорфу, а за ним на всю нисходящую от него линию; но если бы и он также умер бездетным, то владение майоратом переходит на мою родную племянницу Марию Константиновну Толстую и еѐ детей, а за смертью еѐ и еѐ детей, владельцами майората должны сделаться ближайшие мои родственники, а именно дети моего двоюродного брата Павла Бенкендорфа.... Совершенно очевидно, что требования этого завещания в полной мере исполнить было невозможно, сама жизнь не позволила бы после смерти бывшего владельца не вносить никаких изменений. Через 5 месяцев, 23 сентября 1844 года, возвращаясь в Россию, Александр Христофорович скончался. Жизнь оставила его на корабле близ Ревеля. Вот что написал в своѐм дневнике видный государственный деятель Модест Андреевич Корф, лично знавший Бенкендорфа: Граф Александр Христофорович Бенкендорф умер в полной памяти. Перед кончиной он завещал сопровождавшему его племяннику, своему флигельадъютанту, графу Бенкендорфу испросить прощение у жены своей во всех нанесенных ей огорчениях и просит ее, в знак примирения и прощения, снять с его руки кольцо и носить на себе, что и было впоследствии исполнено. Весь гардероб свой он завещал камердинеру, но когда граф умер, то бессовестный отпустил для прикрытия его тела одну только разорванную простыню, в которой покойный и пролежал не только на пароходе, но и целые почти сутки в Ревельской Домкирхе, пока прибыла из Фалля вдова. Первую ночь, до ее прибытия, оставались при теле, лежавшем в этом рубище, всего два жандармских солдата, и вся церковь освещена была двумя сальными свечами! Это мне рассказывали очевидцы. Последний обряд происходил в Оранжерее, потому что в Фалль есть русская церковь, но нет лютеранской. Пастору передана была воля Государя упомянуть в проповеди, каким роковым считает он для себя нынешний год, соединением в нем потери дочери и друга! Покойный погребен в Фалль на избранном и назначенным еще им самим при жизни месте. Так появилась первая могила на фамильном кладбище в Кейла-Йоа. Позднее там были похоронены: * Елизавета Андреевна Бенкендорф (11 сентября 1788 - 7 декабря 1857, урождѐнная Донец-Захаржевская, жена Александра Христофоровича) * Мария Александровна Волконская (24 мая 1820 - 4 ноября 1880, урождѐнная Бенкендорф, средняя дочь А. Х. Бенкендорфа) * Пѐтр Григорьевич Волконский (14 августа 1843 - 19 августа 1896, сын Марии Александровны, внук Александра Христофоровича) немного в стороне от них расположены могилы: * Елизавета Григорьевна Волконская (19 октября 1838 - 15 февраля 1897, дочь Марии Александровны, внучка Александра Христофоровича, старшая сестра Петра Григорьевича) * Михаил Сергеевич Волконский (10 марта 1832 - 7 декабря 1909, сын декабриста Сергея Григорьевича Волконского, муж Елизаветы Григорьевны, зять Петра Григорьевича Волконского) Между этими двумя группами могил на земле лежит надгробная плита, ныне расколотая и истѐршаяся настолько, что текста почти невидно. Это могила Павла Константиновича Бенкендорфа (1853 - 1921), доводившегося Александру Христофоровичу внучатым племянником. Павел Константинович принадлежал к ближайшему окружению Николая II и после революции он получил разрешение на выезд из Советской России, но в дороге заболел и умер в больнице возле эстонской границы. Своих детей у него не было. Много известных людей приезжало погостить в «Фалле». Иногда гостей было столько, что не всем хватало места разместиться. Тогда хозяева снимали для гостей имение Лауласмаа (Laulasmaa) в пяти километрах от Кейла-Йоа. Если говорить о гостях, то в первую очередь стоит упомянуть императорскую чету. Известно, что Николай I и Александра Фѐдоровна были здесь дважды, но вот со сроками ясности нет. По одной версии, августейшая пара гостила у Бенкендорфа в 1828 (когда замок ещѐ только проектировался) и 1833 годах, по другой - в 1833 и 1834. В любом случае, визит 1833 года зафиксирован в воспоминаниях очевидцев и прессе. В журнале философии, педагогии и изящной литературы «Радуга» в тот же год была опубликована хроника с обстоятельным наименованием "Пребывание Их Императорских Величеств в Ревеле 25, 26, 27 и 28 Маия, 1833 года", предположительно за авторством А. Бюргера. Ниже процитированы еѐ фрагменты, касающиеся «Фалля»: В исходе 1 часа по полудни Их Императорские Величества изволили отправиться на Фаль, дачу Генерал-Адъютанта Графа Бенкендорфа, к обеду... Фаль, в 30ти верстах от Ревеля, не далеко от Балтийспортской дороги, есть одно из прелестнейших мест Естляндии... Граф как истинно Русский Вельможа богато и с отличным вкусом украсил летнее сие жилище, и с истинно Русскою открытостью дозволяет любопытствующим проникать в самую внутренность дома. Внутри очень много любопытного, на пр. зала с прекрасными картинами все русской работы, портретная с изображениями предков Графа и стульями о превысоких старинных спинках, светленькая угольная с такими же стульями и разноцветными стеклами, в которой колонны из Естляндского камня, в политуре почти равняющегося мрамору, так понравились Государю, что Его Императорское Величество точно такие заказал для Александрийского Дворца, великолепная гостиная с изображениями царственных особ и с креслами, которые как и стулья напоминают рыцарский век. В этой гостиной вы видите в противуположных стенах по сторонам от канапе спокойно как бы из царства теней смотрящих друг на друга, кого же бы вы думали? Петра I и Карла XII. И что драгоценнее всего, оба портрета пренадлежат времени самих героев ... Обратят также ваше внимание изящно убранные кабинеты Графа и Графини, затейливая и вся пестрая Китайская комнатка и пр. и пр. и пр. В разных местах вы встретите герб Графа с надписью: Perseverence (постоянство), которая особенно ныне так оправдывается перед целым миром и потомством в особе нелицемерно-постоянного в верности Избранца Царя Русского. Между множеством отличных изящных картин и изваяний, все русской работы, вы особенно остановитесь с каким-то благоговейно торжествующим и вместе радостным чувством перед картиною работы Егорова, изображающую корабль «Императрица Мария», на котором находился Государь во время бури на Черном море ... Бессильны усилия стихий - корабль Цезаря несет, Надежу и Славу России! Торжественная минута! Государь стоит на палубе у борта и близ него - как скала непоколебимый в верности - Бенкендорф! (от восторга автор статьи перепутал художника, полотно было создано М. Н. Воробьевым). Войдите на верхнем этаже в будуар Графини: тут другая одушевительная мысль проникнет вас. На столике у супруги одного из знаменитейших Вельмож Российских - что, вы думаете, найдете вы? Альманах новейший какой нибудь? ... Или что нибудь подобное? Нет! Супруга одного из величайших Вельможей Российских читает толковое Евангелие и молитвенник Киевопечерский. Торжествуйте, добрые сыны России! Пусть толпа литературная славит Викторов-Гюго, да Жюль-Жаненей, живописателей природы! Тверды столпы, на коих упирается святая мудрость в России это столпы престола Русского. После стола Их Императорские Величества изволили с Графом и Графинею и другими гостьми гулять по саду, и в память посещения Своего собственноручно как Императрица так и Император посадили по березке подле тех трех березок, которые в прошедшем году посажены Их Высочествами Великими Княжнами. Государыня сама брала заступ в руки и зарывала дерево, Государь взял одной рукой дерево, посадил его и накидал на корень его 28 лопаток земли. Так, Высокая благословенная чета насаждаете Вы и в сердцах наших древа благодарности и любви к Вам!.. Стиль заметки, конечно, чересчур слащавый, но факт остаѐтся фактом: замок и парк очень впечатлили Николая Павловича. Именно поэтому, когда в 1834 году было решено расширить Петергофский Коттедж, он поручил это именно А. И. Штакеншнейдеру, архитектору «Фалля». Тот представил варианты проектов "...превращавшие скромный жилой дом-коттедж в фантастический средневековый замок со сложным планом, башнями и богатым готическим декором. Предложения зодчего оказались стилистически близки решению усадьбы «Фалль»". Правда, этот проект не был поддержан императором. Впоследствии идеи Фалльских башенок будут неоднократно просматриваться в проектах Штакеншнейдера. Бенкендорф, в благодарность императору за оказанную честь, решает увековечить его визит. На вершине холма на противоположном от замка берегу (смотреть на карте ориентировочное место) была воздвигнута беседка в честь визита Николая Павловича. Это был восьмиугольный чугунный павильон в готическом стиле, обращенный к морю. В центре беседки на металлическом постаменте был установлен бронзовый бюст Николая I, а над арками висела медная табличка с именами особ, сопровождавших императорскую чету: * Вице-Канцлер граф Несельроде * Тайн. Сов. Граф Матусевич * Полковник Раух * Посланник короля Датского граф Блюм * Обер-Церемониймейстер граф Воронцов-Дашков * Обер-шенк граф Мусин-Пушкин-Брюс * Министр Императорского Двора князь Волконский * Генерал-Адъютант граф Адлерберг * Действ. Ст. Сов. Мордвинов * Начальник Морского штаба князь Меньшиков * Действ. Ст. Сов. Арендт * Флигель-Адъютант князь Суворов * Ротмистр Львов * Фрейлина княжна Щербатова и * Фрейлина графиня Тизенгаузен Беседка эта получила имя «Кайзер-бельведер». Помимо самого императора, гостили в «Фалле» и его дочери, великие княжны Мария, Ольга и Александра Николаевны. Они посадили в парке, немного севернее замка, три берѐзки, дав тем самым начало традиции, по которой известные гости оставляли после себя след в виде собственноручно посаженного дерева. Спустя десятилетия этот своеобразный «зеленый островок памяти» вырос до размеров целой рощи, где каждое дерево было обнесено решеткой с надписью. Примечательно, что до этого, приезжая в Эстонию, многие известные люди сажали деревья в кадриоргском парке в Ревеле, но с лѐгкой руки августейших детей (на момент визита старшей из них было 13 лет) этот обычай перекочевал в «Фалль». Посадили там два каштана и цесаревич Александр Николаевич с супругой, приезжавшие в июне 1849 года на могилу Бенкендорфа. Ещѐ один каштан появился в 1871 году. Его посадила цесаревна Мария Федоровна (жена цесаревича Александра Александровича, будущего Александра III), причѐм, если верить воспоминаниям князя Сергея Михайловича Волконского, делала она это "лопатою, которой сажал свою березу Николай I". В вышедшем в 1905 году в Ревеле путеводителе "Екатериненталь близ Ревеля и окрестности, как наилучшие и самые здоровые места для больных и здоровых" М. И. Медема, «Фалль» отмечается как место, в котором "на особой площади около замка растет много «исторических деревьев», посаженных многими высочайшими особами". Алексей Фѐдорович Львов Перейдѐм к следующему известному гостю «Фалля». Адьютантом Бенкендорфа некотрое время был Алексей Фѐдорович Львов. В историю он вошѐл, в первую очередь, как автор музыки гимна Российской Империи «Боже, Царя храни!». Львов достаточно часто бывал в «Фалле» и существует несколько легенд, связанных с ним. Одна из них гласит, что сам гимн был написан тут. Это не соответствует действительности и вот почему: Бенкендорф, а следовательно и сам Львов, как правило бывал в «Фалле» летом, а «Боже, Царя храни!» был написан в ноябре 1833 года. Вдобавок, в своих "Записках" Львов совершенно однозначно пишет, что произошло это в Петербурге. Другая из легенд сообщает, что впервые «Боже, Царя храни!» прозвучал тоже в Кейла-Йоа. Гимн исполнила старшая дочь Бенкендорфа Анна (в замужестве Апоньи), а Львов аккомпонировал ей на скрипке. Более того, С. Уманец в книге "Воспоминания о князе Шаховском и балтийские очерки" (глава "Замок Фалль под Ревелем") пишет, что услышанное настолько впечатлило композитора, что он в порыве чувств выбросил смычок в пучину водопада. К сожалению, и это не соответствует действительности. Во-первых, всѐ та же неувязка с датами: гимн был представлен царю в Петербурге, в придворной капелле силами военного оркестра и хора 23 ноября 1833 года (по новому стилю это начало декабря). Тем не менее, в одном Уманец был совершенно прав: Анна Бенкендорф действительно солировала при первом публичном исполнении гимна в Большом Театре 25 декабря 1833 года. Между тем, Львов, профессиональный инженер, на долгие годы оставил свой след в Кейла-Йоа: спроектировал мост для парка. Вот что пишет он сам по этому поводу в своих "Записках": ...гуляя со мной в саду, он (А. Х. Бенкендорф) стал просить меня построить мост через реку, проходящую в его саду, шириною в 100 фут. Местоположение и быстрота реки требовали моста на цепях; но граф никак не хотел, чтобы на берегах были поставлены какие-либо возвышения, необходимые для цепей, говоря, что они скроют лучшие виды из дома... Я искал изобресть способ поместить цепи под мостом..., я решился сделать опыт в Петербурге, построив мост в натуральную величину на платформе. Мост я построил на чугунном заводе, чтобы иметь средство делать пробы силы железа, и с радостью увидел, что удачно привел в исполнение родившуюся во мне совершенно новую мысль цепных мостов. Модель моя была совершенно удовлетворительна, так что я за лучшее счел еѐ собрать и отправить в Фалль, куда и сам поехал. В несколько дней мост был поставлен на месте, и когда, сняв подмостки, я увидел его на крутых берегах, как ленточку переброшенную с одного берега на другой, я был в восторге и какой-то необъяснимой боязни. На середине моста я прибил медную доску с надписью: «от преданного и благодарного Львова, 30 августа 1833 г. (т.е. день именин графа Александра Христофоровича)». В каком был восторге добрый мой начальник, когда он увидел мост! Он не знал как благодарить меня, всем рассказывал, что я сделал чудо, всех из Ревеля созывал смотреть мост. Император Николай Павлович, увидев мост, выразился: «Это Львов перекинул свой смычок через реку». В 1845 г. я построил такой же мост, но гораздо меньшего размера, на даче Е. В. Марии Николаевны, Сергиевской, что за Петергофом... «Львовский мост» (как его стали называть) и правда сделался главным мостом парка. Уникальность его конструкции заключалась в том, что сам мост представляет из себя лѐгкую дугу без каких либо опор, только по краям касавшуюся берегов. В нижней части дуги был прут, как бы стягивавший оба конца. Это делало «львовский мост» не только очень похожим на смычок от скрипки, но и крайне лѐгким и отзывчивым к движениям гуляющих. Вот как описывает его Уманец: ...мостик, сплетѐнный словно из проволоки, который тянется на 45 шагов и колеблется при малейшем прикосновении к нему ноги. Едва только вступит на него незнакомый с его устройством путник, как этот висячий механизм начинает колебаться; опасение за его прочность невольно прибавляет шагу у проходящего и тем самым увеличивает быстроту качанья, и перепугавшийся пешеход, добежав до другого берега, считает за счастье, что благополучно миновал опасность, существующую, конечно, только в его воображении... Фѐдор Иванович Тютчев Бывал в «Фалле» и известный русский поэт Фѐдор Иванович Тютчев. Он провѐл тут 5 дней в конце августа - начале сентября 1843 года. Поэт познакомил Бенкендорфа со своим сочинением, адресованным Николаю I, и шеф жандармерии воспринял их крайне положительно. Вот что писал о нѐм Тютчев своей жене: Отличный человек. Это, конечно, одна из лучших натур, которые я когда-либо встречал. Бенкендорф один из самых влиятельных, самых высоко стоящих в государстве людей, пользующихся по самому свойству своей должности неограниченной властью, почти такой же неограниченной, по крайней мере, как власть его повелителя. Я это знал и это, конечно, не могло меня расположить в его пользу. Тем более мне отрадно было убедиться в том, что это также вполне добрый и честный человек. Как и другим гостям, Тютчеву была показана столь дорогая хозяевам роща. Возможно, именно она вдохновило поэта на следующие строки: Так насаждаемое ныне Здесь русское живое слово — Расти — и глубже коренись. Это был первый визит в Эстонию Тютчева, тогда ещѐ малоизвестного поэта и второстепенного дипломата. Впоследствии он неоднократно бывал в Эстонии и она достаточно часто упоминается в его переписках. Так же в «Фалле» бывали: декабрист Сергей Григорьевич Волконский, граф Пѐтр Андреевич Шувалов (тесть последнего владельца «Фалля» Григория Петровича Волконского и крупнейший государственный деятель), знаменитая певица Росси (графиня Зонтаг), английская художница Элизабет Риджби (Elizabeth Rigby), художники: Воробьевы - отец и сын, Логин (Логгин) Христианович Фрикке, Михаил Иванович Лебедев и другие. Вот как характеризует жизнь в «Фалле» князь Сергей Михайлович Волконский: "людно, разнообразно, можно сказать, на большой дороге, на европейской дороге. С Петербургом постоянное сообщение: курьеры, фельдъегеря, адъютанты; за полторы версты не доезжая до Фалля, по ревельской дороге, до самого недавнего времени стоял маленький домик – конечно, готический, – маленький красный домик, в котором курьеры, фельдъегеря и адъютанты переодевались, прежде чем являться графу. Гости постоянно..." В 1844 году после смерти Александра Христофоровича Бенкендорфа имение перешло сначала жене, а затем (в 1869 году) средней дочери Марии Александровне. Та, в свою очередь завещала «Фалль», Кяэсалу и Меремыйза своему сыну Петру Григорьевичу Волконскому, а тот - своему. Григорий Петрович Волконский (1870 - 1940) и стал последним владельцем поместья. Согласно закону о земле от 10 октября 1919 года, Эстонская республика национализировала бОльшую часть земель (леса, пахотные поля), оставив хозяину все здания и парк. В 1923 году было реквизировано и это, причѐм владельцу оставили «церковный дом» и была выплачена компенсация в размере 9000 эстонских крон. После смерти Григория Петровича Волконского в 1940 году, «церковный дом» так же перешѐл государству. (часть 4) Разгром усадьбы Революционные события начала XX века потрясли всю Российскую империю и, конечно, не обошли стороной «Фалль». Местное население и до это периодически "экспроприировало" что-либо из усадьбы. Например, в 1907 году было заведено крупное уголовное дело по факту кражи массивных бронзовых крестов с могил фамильного кладбища. В 1918 году всѐ обернулось совсем скверно, неизвестные погромщики полностью разграбили усадьбу. Софья Алексеевна Волконская (урождѐнная Бобринская, 1888 - 1949) в 1918 году в Петрограде сочеталась браком с Петром Петровичем Волконским (младшим братом последнего владельца «Фалля») и после этого впервые посетила «Фалль», застав его в разгромленном состоянии. По всей видимости, увиденное произвело на неѐ сильное впечатление, вот, что писала она по этому поводу в своих воспоминаниях: Неужели толпа, громившая его, бившая вещи, рвавшая книги, уничтожившая все в доме вплоть до последней фарфоровой безделушки, усыпавшая все полы сплошь, точно густым белым ковром, сотнями и сотнями вырванных из книг печатных страниц, – неужели эта толпа состояла не из горилл, а из людей, таких же людей, как мы с вами? Бедный старый Фалль. Изо всего, что было в доме, уцелел лишь один единственный предмет – огромная ваза из темного ясписа, вышиной больше человеческого роста, стоявшая когда-то в Зимнем Дворце и подаренная Императором Николаем Первому шефу жандармов графу Бенкендорфу, прадеду П. П. Ваза была опрокинута, сброшена с пьедестала на пол, – ее били, топтали, рубили топорами, но разбить все-таки не смогли. Царская ваза одна устояла против злобной ярости разнузданной толпы. Какая символика!.. После погрома Волконские немедленно начали ремонтно-восстановительные работы в «Фалле», но вернуть замку былое великолепие они не смогли. Реквизированный по закону 1919 г. усадебный комплекс (парк и все здания за исключением «церковного дома») правительство Эстонской Республики в 1923 году передало министерству иностранных дел. Последнее прекрасно понимало ценность усадьбы. Работы по реконструкции велись почти постоянно, а руководил ими Роман Кольмар. Парк Кейла-Йоа (вместе с парками Кадриорг и Тойла-Ору) был передан управлению Государственных парков Эстонской Республики, в ведении которого находилось большинство государственных резиденций. МИД Эстонии активно использовал «Фалль» для дипломатических встреч и здесь побывала бОльшая членов правительства того времени.
