сентября 2010 г. - Балтийский федеральный университет имени

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО
ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«БАЛТИЙСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМЕНИ ИММАНУИЛА КАНТА»
УДК 141
№ госрегистрации 01201063879
Инв.№
УТВЕРЖДАЮ
Ректор
д-р полит. наук, проф.
______________ А. П. Клемешев
«___»_________ ______ г.
ОТЧЕТ
О НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЕ
по Государственному контракту от 15 сентября 2010 г. № 14.740.11.0226
шифр заявки «2010-1.1-303-124-057»
В рамках федеральной целевой программы «Научные и научнопедагогические кадры инновационной России» на 2009 – 2013 годы
по теме:
«КОНЦЕПЦИЯ РОСТА РАЦИОНАЛЬНОСТИ МЫШЛЕНИЯ
И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
НА ОСНОВЕ ДОСТИЖЕНИЙ
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ И РОССИЙСКОЙ НАУКИ»
(заключительный, этап № 5)
Наименование этапа: «Разработка концепции роста рациональности
мышления и практической деятельности в современном российском
обществе»
Руководитель НИР, д-р филос. наук,
проф.
Нормоконтролер
___________ Л.А. Калинников
подпись, дата
____________ С.Н. Соболевский
подпись, дата
Калининград 2012
СПИСОК ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
руководитель темы,
Л.А. Калинников (разделы 1.1,
директор Института подпись, дата
5.1).
Канта БФУ им. И.
Канта,
д.
филос.
наук, профессор
_________________ С.
ответственный
подпись, дата
В.
Луговой
(введение,
заключение, раздел 1.6)
исполнитель
проекта,
доцент
кафедры философии,
к.филос.н.
Исполнители темы
профессор кафедры _________________
теории
языка
И. Д. Копцев (раздел 4.1).
и подпись, дата
межкультурной
коммуникации,
д.филолог.н.,
профессор
профессор кафедры _________________ Н. В. Самсонова (раздел 5.2).
теории и методики подпись, дата
преподавания
циклических
спорта,
видов
д.пед.н.,
профессор
старший
_________________ О. В. Ивлева (раздел 5.2)
преподаватель
подпись, дата
кафедры социально2
культурного сервиса
и туризма
доцент
кафедры _________________ В. В. Медведев (раздел 4.4)
бизнесинформатики, подпись, дата
д.
физ.-мат.
наук,
доцент
доцент
кафедры _________________ А. Н. Григорьев (раздел 4.5)
уголовного
подпись, дата
процесса,
криминалистики
и
правовой
информатики, д. пед.
наук, доцент
старший
_________________ В. П. Крамаренко (раздел 4.5)
преподаватель
подпись, дата
кафедры уголовного
процесса,
криминалистики
и
правовой
информатики
ассистент
кафедры _________________ И. В. Петров (раздел 4.5)
уголовного
подпись, дата
процесса,
криминалистики
и
правовой
информатики
ассистент
философии
аспирант
кафедры _________________
Н. А. Глебова (раздел 1.2)
подпись, дата
кафедры _________________ В.В. Балановский (раздел 5.4)
3
философии
аспирант
подпись, дата
кафедры _________________
философии
подпись, дата
заведующий
_________________
кафедрой
подпись, дата
философии,
Т. И. Никитина (раздел 1.3)
В. А. Чалый (раздел 3.2)
к.
филос. н., доцент
доцент
кафедры _________________ В. И. Повилайтис (раздел 1.5)
философии,
д. подпись, дата
филос. н., доцент
доцент
кафедры _________________
философии,
В. С. Попова (раздел 4.2)
к. подпись, дата
филос. н.
доцент
кафедры _________________ Д. В. Полянский (раздел 2.2).
философии,
к. подпись, дата
филос. н.
аспирант
кафедры _________________
философии
старший
А. С. Зильбер (раздел 3.1)
подпись, дата
научный _________________
сотрудник
А. И. Троцак (раздел 2.1).
сектора подпись, дата
наследия Канта по
Институту
Канта,
к.филос.н.
младший
научный _________________ Н. В. Данилкина (раздел 1.4).
сотрудник
подпись, дата
лаборатории
социологических
исследований,
к.
филос. н.
4
ассистент
кафедры _________________ М. Ю. Загирняк (раздел 2.3)
философии
подпись, дата
зам. директора по _________________ А. Н. Саликов (разделы 3.3, 5.5).
научной
работе
и подпись, дата
исследовательским
проектам Института
Канта, к. филос. н.
доцент
кафедры _________________ В. И. Савинцев (раздел 1.5).
философии,
подпись, дата
к.филос.н.
доцент
кафедры _________________ Н. В. Андрейчук (раздел 5.2).
философии,
подпись, дата
к.филос.н., доцент
профессор кафедры _________________ И. С. Кузнецова (раздел 5.3)
философии,
д. подпись, дата
филос. н., профессор
младший
научный _________________ К.В.Лемешевский (раздел 4.4)
сотрудник
сектора подпись, дата
просветительской
работы
института
Канта
старший
_________________ А. Г.Пушкарский (раздел 4.2)
преподаватель
подпись, дата
кафедры философии
аспирант
философии
ассистент
философии
переводчик
кафедры _________________
К. Ю. Косачева (раздел 5.2)
подпись, дата
кафедры _________________ Д.В. Хизанишвили (раздел 4.4)
подпись, дата
отдела _________________ А.В.Брюшинкина (раздел 4.2)
5
перевода
и подпись, дата
трансферта
информации УНИР
старший
_________________ Л. С. Сироткина (раздел 4.2)
преподаватель
подпись, дата
кафедры философии
аспирант
кафедры _________________ В. В. Мамонтова (раздел 1.2)
философии
аспирант
подпись, дата
кафедры _________________ И. А. Горьков (раздел 5.2)
философии
аспирант
подпись, дата
кафедры _________________ Е. В. Журавлева (раздел 1.2)
философии
аспирант
подпись, дата
кафедры _________________
философии
аспирант
подпись, дата
кафедры _________________
философии
младший
Г. Ю. Лобанов (раздел 4.4)
Н. С. Кабанина (раздел 2.4)
подпись, дата
научный _________________ В. И. Чередников (раздел 1.3)
сотрудник
подпись, дата
Института Канта
аспирант
философии
аспирант
философии
аспирант
философии
аспирант
философии
аспирант
кафедры _________________ А. С. Нурматова (раздел 1.2)
подпись, дата
кафедры _________________ Ю. Ю. Мазур (раздел 5.2)
подпись, дата
кафедры _________________ А. А. Савченко (раздел 4.3)
подпись, дата
кафедры _________________
подпись, дата
Д. В. Гурин
(приложение)
кафедры _________________
6
А. М. Закеев
философии
аспирант
подпись, дата
(приложение)
кафедры _________________
Д.В. Рязанцев
философии
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
Т. А. Жирова
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
А. А. Румянцева
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
В. С. Филков
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
Д. В. Ратушина
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
А. Ореле
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
В. С. Сапожникова
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
М. М. Хамчиева
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
А. Т. Дюсенова
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
А. С. Ермилова
специальности
подпись, дата
(приложение)
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
7
«философия»
студент
_________________
К. С. Волков
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
А. М. Тегнеряднова
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_________________
П. О. Шариков
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_______________
Н.А. Половинкина
специальности
подпись, дата
(приложение)
студент
_______________
Ю. С. Чернавина
специальности
подпись, дата
(приложение)
_________________
С.Н. Соболевский
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
«философия»
Нормоконтролер
подпись, дата
8
Реферат
Отчет 275 с., 1 ч., 1 рис., 2 табл., 157 источников.
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ, МЫШЛЕНИЕ, ПРАКТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ,
ТЕОРИЯ
АРГУМЕНТАЦИИ,
ЛОГИКА,
ЭТИКА,
ПЕДАГОГИКА,
ФИЛОСОФИЯ ОБРАЗОВАНИЯ, ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ.
Объектом исследования являются этика, пространство публичности,
критическое мышление и их значение для формирования рациональности
мышления и практической деятельности в современном российском
обществе.
Цель работы – разработка концепции теоретической и практической
рациональности, основываясь на достижениях отечественной и зарубежной
философии XIX – начала XXI веков.
В
ходе
научных
исследований
использовались
предложенные
авторским коллективом методологии историко-философского исследования,
философской компаративистики, анализа и
философских
текстах,
методология
решения
синтеза аргументации в
проблем
практической
деятельности на основе кантовской практической философии.
Результаты работы на пятом этапе.
1. Исследована роль этики в росте рациональности мышления и
практической
Предложена
деятельности
практическая
в
современном
интерпретация
российском
природы
и
обществе.
сущности
рациональности с опорой на философское наследие Канта. На основе анализа
употребления терминов выявлена рациональная составляющая языка морали.
В контексте актуальных проблем современного российского общества
проанализировано этическое наследие А. Швейцера, С. И. Гессена, Н. А.
Бердяева, Г. П. Федотова. Сопоставлена кантовская этическая трактовка
религии и современные процессы, характерные для российского социума.
9
2.
Изучен
вклад
преподавания
этики
в
осуществление
роста
рациональности мышления и практической деятельности в современном
российском обществе. Выявлена необходимость повышения статуса этики в
современной российской системе образования, предложено этическое
решение конфликта разных типов рациональностей в отечественном
образовании. Также исследован потенциал этико-философских идей Э.
Гофмана, Г. Риккерта и С. А. Гессена для создания предпосылок роста
рациональности практической деятельности в современной России.
3. На материале философских трудов И. Канта, Х. Аренд и
Ю.
Хабермаса показано значение формирования пространства публичности для
роста рациональности политического действия. Также изучены способы
применения теорий общественного договора для обеспечения роста
рациональности политического действия в России.
4. На основе кантовского философского наследия, отечественных
исследований по логике и теории аргументации сформулирована концепция
роста рациональности мышления в современном российском обществе. В
ней, в частности, даны рекомендации для повышения рациональности
пользователей российского интернет-пространства, а также выявлены
способы осуществления роста рациональности мышления россиян в свете
требований, предъявляемых процессами глобализации и информатизации.
5. Концепция роста рациональности практической деятельности в
современном российском обществе разработана на основе философских
воззрений И. Канта, дополненных синергетическими идеями. Предложено в
качестве факторов рационализации современного российского общества
использовать философское образование и пространство публичности.
Степень внедрения - результаты НИР внедрены в образовательный
процесс при подготовке бакалавров и специалистов по специальностям
«Философия», «Культурология» БФУ им. И. Канта.
Рекомендации по внедрению. Полученные результаты исследований
рациональности мышления и практической деятельности направлены на
10
создание условий, необходимых для повышения уровня рациональности
современного российского общества через систему образования и публичное
Интернет-пространство при помощи Интернет-портала RATIO и других
Интернет- ресурсов. Основными потребителями полученных результатов
являются система образования Российской Федерации, научные учреждения
и сообщество Интернет-пользователей.
11
Содержание
15
Введение
1. Исследование роли этики в росте рациональности мышления и
практического действия в современном российском обществе
1.1. Практическая природа рациональности
21
1.2. Рациональность языка морали
30
1.3. Рационализм этической концепции А. Швейцера и уровень
35
рациональности современного российского общества
1.4. Рациональность практической деятельности в контексте философии
40
морали С. И. Гессена
1.5. Рациональность этических идей Н.А. Бердяева и Г.П. Федотова и
47
социокультурная ориентация современного человека
1.6. Кантовская этическая интерпретация религии и реалии
53
современного российского общества
2. Исследование роли преподавания этики в росте рациональности
мышления
и
практической
деятельности
в
современном
российском обществе
2.1. Проблема статуса этики и «парадокс обучения» в России
63
2.2. Этическое решение конфликта рациональностей в современном
70
российском образовании
2.3. Понятие ценности Г. Риккерта и его интерпретация в философии
84
С.И. Гессена
2.4. Этический рационализм Э. Т. А. Гофмана и его актуальность для
92
современной педагогики
3.
Исследование
значения
формирования
пространства
публичности для роста рациональности политического действия
как одного из видов практической деятельности
3.1. Рациональная публичность на рубеже тысячелетий: теории и 100
практика
12
3.2. Значение теорий общественного договора для формирования 109
пространства публичности и роста рациональности политического
действия в России
3.3. Рациональность и политика в философии Ханны Арендт
125
4. Концепция роста рациональности мышления в современном
российском обществе
4.1. Потенциал кантовской философии для содействия росту
139
рациональности мышления в современном российском обществе
4.2. Логика и рациональность в отечественной философской традиции:
143
анализ и современная проекция
4.2.
Развитие
логической
культуры
как
способ
повышения 155
рациональности мышления
4.3. Прагмадиалектическая концепция рациональной аргументации в 165
дискуссии и современное российское общество
4.4. Рациональность мышления пользователей российского интернет- 170
пространства и возможности ее повышения
4.5. Глобальная информатизация и рост рациональности мышления в 177
российском обществе
5. Концепция роста рациональности практической деятельности в
современном российском обществе
5.1. Философия Канта как фактор рационализации практической 199
деятельности в современном российском обществе
5.2. Философское образование и рациональность в условиях
205
современного социума
5.3.
Эволюция
рациональности
практической
деятельности
в 222
российском обществе: синергетическая перспектива
5.4. Рефлексия и универсальная теория организации как инструменты
229
повышения уровня рациональности деятельности
5.5. Значение формирования пространства публичности для роста 235
13
рациональности политического действия в российском обществе
Результаты, полученные за время выполнения контракта
247
Заключение
265
Список использованных источников
268
Приложение 1
280
Приложение 2
283
14
Введение
Актуальность темы. Рациональность мышления и поведения людей и
социальных групп становится одним из решающих факторов общественного
развития и взаимопонимания людей и народов, становления современного
общества в России. Российское общество характеризуется высокой степенью
напряженности отношений между людьми и организациями, в том числе
государственными. Одной из причин такого рода напряженности является
различия в типах рациональности государственной машины и различных
общественных групп. В связи с этим уровень доверия по отношению к
решениям государственных и общественных организаций невысок. Уровень
рациональности современного российского общества, как демонстрируют
социологические исследования, не показывает тенденции к росту. Так,
общероссийское исследование, проведенные ВЦИОМ в 2006 г., показали, что
«число “рационалистов” почти в два раза ниже числа “иррационалов”». За
последние шесть лет ситуация не изменилась. Эта проблема требует как
теоретического анализа, так и выработки планов практических действий,
решающей
областью
такого
рода
практических
действий
является
образование.
Понятие рациональности имеет ключевое значение не только для
философии,
но
и
для
самых
разнообразных
видов
человеческой
деятельности, поскольку оно определяет тот объем знаний, сведений и
информации, которые есть у человека, социальной группы, организации и
которые могут быть обоснованы и с сохранением истинности переданы
другим. Однако долгое время в философии это понятие специально не
тематизировалось
и
отождествлялось
с
разумом
или
рассудком.
Господствовала точка зрения, что структура и функции разума постоянны и
могут быть раз и навсегда определены. В настоящее время рациональность
трактуется как понятие с многозначным содержанием, а отсутствие единого
понимания
рациональности
рассматривается
как
выражение
мировоззренческого и методологического плюрализма. Возникает проблема
15
исследования многообразия измерений человеческой рациональности и
сопоставления их с трактовкой разума в классической философии. Вместе с
тем для выработки современного понятия рациональности и применения его
к реалиям современной российской жизни необходимо учитывать опыт
дальнейшего
развития
как
западноевропейской,
так
и
российской
философии.
Оценка современного состояния решаемой проблемы. В ХХ веке
философские исследования рациональности концентрировались вокруг
научной рациональности, по крайней мере, научная рациональность
рассматривалась как ядро любого другого типа рациональности (Поппер К.
Логика научного исследования. М.: Республика, 2004). Вторая половина ХХ
века в западной философии науки прошла в ожесточенных дискуссиях о
научной рациональности (см. сборник работ западных авторов «Структура и
развитие науки». М.: Прогресс, 1978). В рамках этого направления в
отечественной философии были предложены оригинальные концепции
научной рациональности (Грязнов Б.С. Логика, рациональность, творчество.
М.: Наука, 1982). Вместе с тем развивались исследования рациональности
практического действия, в частности, этической рациональности (работы
западных и отечественных авторов на эту тему см. в сборнике «Мораль и
рациональность». М.: ИФРАН, 1995). Эта тема актуальна и в настоящем (см.,
например, Reasons to be moral revisited / ed. by S. Black, E. Tiffany. Calgary:
University
of
Calgary
Press,
2009).
Активно
развивались
теории
рациональности в экономике: от теорий, основанных на методологии
исследований по искусственному интеллекту (Simon H.A. Models of Bounded
Rationality and Other Topics in Economics. Cambridge, Mas.: MIT Press, 1982),
до термодинамических теорий экономической рациональности (Сергеев В.М.
Пределы
рациональности.
Термодинамический
подход
к
теории
экономического равновесия. М.: ФАЗИС, 1999). В последнее десятилетие
активно развивается типология рациональности, основанная на этапах
развития науки, - классическая, неклассическая и постнеклассическая
16
рациональность,
предложенная
В.С.
Степиным
(см.
Степин
В.С.
Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность //
Вопросы
философии.
2003.
№
8.
С.
5–17).
Разработкой
теории
постнеклассической рациональности и распространением ее на различные
области жизни общества занимается группа исследователей в Институте
философии РАН (Л.П. Киященко, В.И. Аршинов и др.). В рамках этого
подхода рассматривается новая рациональность на основе коэволюционной
этики. Появляются и альтернативные подходы к постнеклассической
рациональности (Меськов В.С., Мамченко А.А. Мир информации как
тринитарная
модель
Универсума.
Постнеклассическая
методология
когнитивной деятельности // Вопросы философии. 2010. № 5. С. 57-68), а
также критика такого рода идеала рациональности с точки зрения
классического идеала (Чернов С.А. Трансцендентальная рациональность // Х
Кантовские чтения. Классический разум и вызовы современной цивилизации.
Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2010. С. 152-162). Наряду с
исследованиями научной и этической рациональности в конце ХХ века стала
приобретать
популярность
идея
коммуникативной
рациональности
(Habermas Ju. Theorie des kommunikativen Handelns. Bd. 1. Frankfurt am Main,
1981). Синтез теорий научной и коммуникативной рациональности и
распространение понятия рациональности на культуру предлагает В.Н.
Порус (Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура. М., 2002). В области
исследования
коммуникативной
рациональности
работает
группа
исследователей из Санкт-Петербурга (Б.И. Липский и др.). В. А. Лекторский
исследует рациональность как одну из культурных ценностей (В. А.
Лекторский. Рациональность как ценность культуры // Вопросы философии,
2012, № 6). Существует также традиция русской философии, связанная с
критикой западного понятия рациональности и пытающаяся выработать
собственную концепцию рациональности (В.С. Соловьев, П.А. Флоренский и
др.).
Для
сравнения
понятий
рациональности
существенны
методы
компаративистики, разработка которых в последнее десятилетие ведется
17
сотрудниками
НОЦ
(см.
Материалы
к
сравнительному
изучению
западноевропейской и русской философии: Кант, Ницше, Соловьев / Под
общ. ред. В.Н. Брюшинкина. Калининград: Изд-во КГУ, 2002. С. 7-33).
Вместе с тем большинству исследований в этой области присуще стремление
к разработке концепций универсальной рациональности и ориентация на
теоретические исследования. В последнее десятилетие в БФУ им. И. Канта
группой участников НОЦ «Институт Канта» развивается концепция
рациональности
коммуникации,
ориентированная
в
том
числе
на
практические аспекты: нравственную коммуникацию, изучение частных
случаев (казусов), аргументацию, образование.
Связь данной работы с другими научно-исследовательскими работами.
Проведенные исследования открывают перспективу построения новой
концепции
рациональности,
основанной
на
синтезе
достижений
западноевропейской (в частности, кантовской) и русской философии и
применимой в практических областях совершенствования социальной
коммуникации в современном российском обществе, в частности в области
нравственности и образования. Применение разработанной концепции в
области образования обеспечит влияние теоретических концепций на
развитие рациональности современного российского общества.
В данном проекте изучение рациональности мышления и поведения
людей
соотносится
с
практическим
применением
философии
как
рациональной традиции к решению современных антропологических,
этических, образовательных и социально-политических проблем и позволяет
сформировать новый подход к ответам на вызовы современной цивилизации
на основе преобразования классической традиции рациональности.
Сведения о планируемом научно-техническом уровне разработки.
Выполнение НИР обеспечивает достижение научных результатов мирового
уровня, подготовку и закрепление в сфере науки и образования научных и
научно-педагогических
жизнеспособного
кадров,
научного
формирование
коллектива.
18
эффективного
Предлагаемый
подход
и
к
рациональности
как
группе
условий,
налагаемых
на
человеческую
коммуникацию, позволяет четко различить рациональную и иррациональную
компоненту
человеческого
мышления
и
практического
действия
и
отображать меняющееся соотношение этих компонентов человеческой
деятельности за счет варьирования этих условий. Такой подход оригинален и
его осуществление для отдельных областей деятельности (убеждение и
аргументация, нравственная
деятельность, политическая деятельность,
образование) не имеет аналогов.
Цель
исследования.
Разработка
концепции
теоретической
и
практической рациональности и применение ее к реалиям современного
российского общества.
Задачи исследования:
Исследование философских оснований рациональности мышления и
практической деятельности в философии И. Канта и кантианской традиции
(выполнено на первом этапе)
Исследование философских оснований рациональности мышления в
западноевропейской и российской философии XIX-ХХ века (выполнено на
втором этапе)
Исследование философских оснований рациональности практической
деятельности в западноевропейской и российской философии XIX-ХХ века
(выполнено на третьем этапе исследоания)
Исследование роли логики, аргументации и критического мышления в
формировании рациональности мышления и практической деятельности в
современном
российском
обществе
(выполнено
на
четвертом
этапе
исследования)
Разработка
концепции
роста
рациональности
мышления
и
практической деятельности в современном российском обществе (выполнено
на пятом этапе исслндования)
Кроме того, в соответствии с календарным планом, на заключительном
этапе работ исследованы роли преподавания этики в росте рациональности
19
мышления и практической деятельности в современном российском
обществе, а также исследованно значения формирования пространства
публичности для роста рациональности политического действия как одного
из видов практической деятельности.
Решение поставленных задач позволило получить теоретические
результаты, обусловливающие применимость предложенного подхода к
разработке концепции роста рациональности современного российского
общества на основе достижений отечественной и зарубежной философии
XIX – начала XXI века. Проанализированы области и теоретической, и
практической деятельности (теория аргументации, логика, мораль, политика,
искусство, образование), что создает основу применения результатов проекта
к жизни современного общества. Выявление роли условий, налагаемых
логикой и аргументацией на мышление с целью его рационализации,
позволяет
развить
общую
концепцию
рациональности
как
системы
ограничений на человеческую коммуникацию и их варьирования. Эта
концепция является основой дальнейшего анализа. Работа, проведенная на
пятом этапе осуществления проекта, продолжает исследование концепции
теоретической рациональности и дополняет ее достижениями философской
науки XIX-начала XXI веков в исследовании оснований рациональности,
лежащих в аргументации, логике и практике критического мышления.
20
1. Исследование роли этики в росте рациональности мышления и
практического действия в современном российском обществе
1.1. Практическая природа рациональности
Слова рациональность, рационально пришли в русский язык, как и в
другие языки, из латыни – ratio, ratione, утратив их
многозначность
заимствование
исконную
обыденных значений, что вполне естественно, так как
приобрело
терминологическое
употребление,
выделив
стержневой концепт латинского слова. Однако и полисемантичные аспекты
слова ratio как в отечественном, так и европейском термине рациональность,
так или иначе, сохранены.
Какова же его концептуальная база? Если резюмировать сказанное по
этому поводу в «Латинско-русском словаре» И.Х. Дворецкого[65], она может
быть представлена так. Это, во-первых, момент мотивации, оснований,
интереса, прямой выгоды, то есть ценностно-целевого наполнения всего
рационального, которое всегда принимается во внимание, имеется в виду в
рациональности, в рационально осуществляемой деятельности. Во-вторых,
расчет, расчетливость в любом деле – это способ, метод, план действий, - это
обдумывание, размышление, рассмотрение, мысленное взвешивание пр и
ориентации на цель. Например, ratione et numero moveri – двигаться по плану
и ритмично, равномерно; ratio et via – систематично, планомерно, расчетливо.
В-третьих, это сознавание необходимости счета и расчета, удерживание во
внимании результата, который планируется к достижению, то есть
постоянная рефлексия по поводу предпринимаемых действий в направлении
к цели. Bestiae rationis, expertis sunt – самый рациональный – это знающий на
опыте, обладающий опытом. Все три эти момента и фиксируются термином
рациональность. Она, рациональность, есть свойство деятельности, в том
числе и деятельности мышления в качестве частного случая деятельности, но
прежде всего – деятельности как таковой: рациональная деятельность – это
21
эффективно
управляемая,
достигающая
планируемого
результата
деятельность.
Отсюда следует, что рациональность относится непосредственно к
практической функции сознания и несет прежде всего нормативноценностный смысл. Аспект познания (а это гносеологическая функция) в
рациональной деятельности играет роль средства, вспомогателен. Цель
рациональности, назначение этого свойства деятельности – нормативноценностная, практическая эффективность, основное качество которой –
осуществимость, что надо понимать как деятельное достижение целей на
основе знаний и умений.
Рациональность как свойство деятельности
Итак, рациональность – это свойство деятельности успешной,
эффективной. Деятельность же есть осознанный и результативный
процесс,
разворачивающийся
и
происходящий
между
субъектом
деятельности и объектом, осуществления наперед поставленной цели
преобразованием
выделенного
из
объекта
предмета
деятельности
адекватным этой цели средствами, обеспечивающими ее реализацию.
Деятельность как процесс развертывается между субъектом, активным
агентом деятельности, начинающим ее выработкой цели, и объектом,
агентом пассивным, страдательным. Субъект и объект – носители
деятельностного процесса; деятельность же представляет собою систему,
состоящую из трех непременных элементов: 1) наперед заданной цели, 2)
выделенного из объекта (как вещи в себе) предмета, которому и должны
быть приданы свойства и форма, удовлетворяющая цели, и 3) адекватного,
обеспечивающего
достижение
цели
средства
(алгоритма
действий,
приводящего к цели). Три эти элемента деятельности как системы не только
необходимы, но и достаточны для достижения результата – осуществления
поставленной цели.
Однако деятельность – это процесс взаимодействия субъекта и объекта,
протекающий на двух уровнях:
22
1)
уровень моделирования процесса, происходящий в сознании
субъекта, то есть создание трех идеальных моделей (модели цели, модели
предмета и модели средства)
2) уровень воплощения, или материализации, моделей, который и
свидетельствует, достигнута ли цель и такой ли она достигнута, какой была
смоделирована.
Оба уровня деятельности структурно-инвариантны, то есть предмету
деятельности должна соответствовать модель предмета (а это знание), цели
деятельности должна соответствовать модель цели (это ценность), а средству
Д
е
я
т
е
л
ь
н
о
с
т
ь
деятельности – модель средства (что представляет собою норму).
Уровень моделирования:
ценность
(идеально-сознательный)
(модель цели)
норма
знание
(модель средства)
(модель предмета)
Уровень воплощения:
цель
средство
моделей (материальный) (как результат) (орудие)
предмет
(часть объекта)
Рисунок 1.
Структурой деятельности и определяется структура фундаментальных
функций сознания, которых соответственно только три: 1) ценностнооценочная
(аксиологическая),
2)
нормативно-практическая
(праксеологическая) и 3) познавательная (гносеологическая).
Деятельность рациональна, как выше уже было сказано, если цель ее
осуществима, если она практически эффективна. Сложность структуры
деятельности
показывает,
что
рациональность
ее
–
весьма
трудно
достижимое свойство, зависящее от многих факторов. Существенная ошибка
23
в любом из элементов деятельности делает ее неосуществимой, и,
следовательно, нерациональной.
Поскольку в деятельности цель – это ее исходный элемент, всегда
предпосылаемый процессу деятельности как процессу достижения цели
(материальному воплощению в виде результата деятельности), вслед за
моделью цели требуется моделирование как предмета, подлежащего
преобразованию, так и средства, с помощью которого преобразование
свершается. Цель (идеальная ценность) соотносится с реальностью, то есть
происходит процесс оценивания ее, дается оценка, меры соответствия
реальности с одной стороны, и цели с другой. В ходе оценки реальной
ситуации выделяются условия, в той или иной мере соответствующие цели, предмет, и подыскиваются способы его приближения по всем параметрам и
свойствам цели, уподобления предмета нашей цели – подыскиваются
средства деятельности. Деятельность начинается моделированием цели и
заканчивается ее достижением, осуществлением цели – результатом.
Это значит, что положение и роль цели в процессе деятельности
сложно
противоречиво.
Сложность
и
противоречивость
процесса
моделирования заключается в том, что этот процесс проходит в два этапа. На
первом этапе модель цели играет роль основания, для которого отыскиваются
обосновывающее его условия. По сути дела ставится вопрос: как возможна
цель? А это и есть ситуация трансцендентальной дедукции, гипотетикодедуктивного механизма работы сознания, введенного в гносеологию
Кантом. Но что чрезвычайно важно, по-моему, нахождение обосновывающих
основание условий оборачивает логические отношения, и цель из основания
превращается в обосновываемое, а предмет и средство – в основание.
Гипотетические
процедуры
сознания
превращаются
в
дедуктивные.
Сознание движется здесь в двух противоположных направлениях.
Это приводит к тому, что на уровне воплощения моделей цель играет
роль следствия, тогда как предмет и средство в их совокупности
оказываются причиной появления на свет цели всего процесса деятельности.
24
Цель есть и первое и последнее, и логическое основание и овеществленное
следствие.
Деятельность рациональна, если рациональны оба ее уровня, хотя
формы проявления рациональности на обоих уровнях разные. На уровне
идеальном рациональность отношения модели цели (ценности) к моделям
предмета (знания) и средства (нормы) как отношения основания и
обоснованного, в существенной своей части логического, заключается в его
выводимости; на уровне же материальном главное, что делает деятельность
рациональной, как уже говорилось, - это ее осуществимость.
Но деятельность – это способ человеческого существования, это
человеческая жизнь, жизне-деятельность. И поскольку это так, то
максимально эффективная осуществимость целей деятельности как таковой
и есть критерий ее рациональности: рациональна деятельность, максимально
эффективно достигающая своих целей. Это интегральный критерий
деятельности как целого, представленного обоими ее уровнями. Но уровень
духовной деятельности как уровень моделирования может рассматриваться и
сам по себе, независимо от его материализации.
Рациональность, нерациональность и иррациональность.
Понятию рациональность противостоят понятия нерациональность и
иррациональность. Первое из противостоящих понятий контрадикторно по
отношению к рациональности, второе же контрарно. Нерациональной
является деятельность, по каким-то причинам не достигающая цели, и это
основной
вид
нерациональности.
Нерациональной
будет
и
такая
деятельность, про которую говорят, что овчинка не стоит выделки, когда
цель слишком незначительна по отношению к затраченным усилиям и
потраченным
средствам
нерациональности
и
т.д.
Но
противостоит
как
рациональности,
иррациональность.
так
и
Деятельность
иррациональна в том лишь случае, если субъект не различает и
отождествляет уровень моделирования (идеальный) с уровнем воплощения
25
моделей (материальный), причем иррациональной она будет, если подобное
отождествление происходит на любом из элементов деятельности.
Однако нерациональной является и деятельность цели достигающая,
однако – непонятно: почему? Наши манипуляции (их нельзя рассматривать в
качестве алгоритма действий) приводят иногда к желаемому результату, но
что является тому причиной, мы объяснить не в силах. Координация уровней
деятельности отсутствует.
Своеобразным
примером
подобной
нерациональности
может
послужить магия. Магические весенние обряды, призванные пробудить
плодоносные силы природы, как правило, достигают цели; но их
исполнители руководствуются вовсе не осознаваемыми связями основания и
обоснованного,
причины
и
следствия,
а
убеждением,
что
если
умилостивительные и жертвенные обряды и просьбы выполнены правильно,
то результат не замедлит быть полученным. В магии есть представление об
упорядоченности мира и нашей способности поддерживать этот порядок.
Вот это убеждение в нашей способности воздействовать на мир для
получения потребных нам благ, представление о неких связях между нами и
миром оставляет магию в пределах нерациональных. Магия – это переходное
состояние мировоззрения, все более удаляющее сознание общества от
миросознания, поскольку субъект (община) и объект (природа) лишаются
тождества, свойственного мифу; мифологическое их тождество уже
существенно
поколеблено.
Имплицитно
в
нем
зреют
условия
рациональности, потенциально готовые к рождению философии с ее
актуальной субъект-объектной оппозицией. Имплицитно заложенные в
магии
причинно-следственные
отношения
обнаруживают
себя
все
явственнее. Магический обряд выполняет функцию уровня моделирования
деятельности и не отождествляется с собственно деятельностью как таковой,
с материализацией ценностей, заключенных в обряде. Магия, таким образом,
уходит от мифологической мистики.
26
Иррациональность же как неразличение двух уровней деятельности
ведет к убеждению в полном нашем бессилии, в том, что мы можем только
молить какие-то таинственные силы (как правило, разумно-божественные)
помочь нам. Однако захотят умоляемые силы ответить на наши мольбы или
нет, абсолютно никак от умоляющих не зависит. Разрыв между молящим
субъектом и умоляемым объектом полный. А потому, если рациональная
деятельность осуществляется на двух уровнях, доводится до воплощения, то
иррациональность
характеризует
единственно
уровень
духовной
деятельности. Иррациональной может быть только духовная деятельность.
С точки зрения И. Канта, такова молитва как духовно-религиозная
деятельность и различные обряды, которые к молитве сводятся. По их поводу
Кант писал: «Человек, который поступки, сами по себе не содержащие
ничего угодного Богу (морального), все же использует как средство
приобрести непосредственное божественное благоволение и тем самым
добиться исполнения своих желаний, - находится в плену иллюзии обладания
искусством
производить
совершенно
естественными
действиями
сверхъестественное влияние»[89]. Человек этими действиями преследует
цель снискания благодати, однако «то, может ли вообще, когда, как или
насколько может воздействовать на нас благодать, - остается для нас
совершенно скрытым»[89]. Это значит, что целью как потребным будущим
мы обладаем, но ни знаний, ни соответствующих знаниям умений у нас нет,
и остается пустая безосновательная надежда, что молитва наша как-то
способна умилостивить то, не знаю что. Кант находит весьма остроумно,
что молитва как ритуальное действие противоречит убеждениям самого
верующего, так как он уверен во всеведении Бога, а заодно и в его
всеблагости.
А
потому
молитва
совершенно
излишня
и
может
свидетельствовать только о сомнении (виде неверия) в том и другом
божественных атрибутах. «Молитва мыслимая как внутреннее формальное
Богослужение и поэтому как средство умилостивления, есть суеверная
иллюзия (создание фетиша), ибо это лишь провозглашенное желание по
27
отношению к существу, которое не нуждается ни в каком разъяснении
внутреннего убеждения желающего. Молитвой, стало быть, ничего не
совершается…»[89], пишет Кант.
Этот
анализ
религии
как
вида
иррациональной
деятельности,
осуществленный Кантом в «Религии в пределах только разума», исходит из,
пожалуй, основной мысли всей системы Канта: разум призван не пребывать в
своих собственных пределах, не находиться в себе и для себя, а прорываться
к реальности и образумливать ее; природа разума практична, и он может
быть рационален только в том случае, когда направлен на практическое
формулирование могущего служить человеку мира.
Отсюда для теории рациональности (рациональной деятельности)
важны два существенных свойства рациональности: во-первых, ориентация
рациональной
деятельности,
деятельности
где
на
достижение
материально-практический
ее
цели
–
производство
уровень
предметов
потребления, придание миру форм, удовлетворяющих наши цели, представляет собою последнюю цель деятельности, которой подчинен как
средство духовно-моделирующий уровень деятельности, несмотря на всю
его важность; и, во-вторых, рациональная деятельность всегда содержит
среди своих мотивов (как целеорганизующего начала деятельности)
морально-нравственный мотив в виде непосредственно моральном или же
легальном. Морально-нравственный мотив является определяющим. Он
направлен деятельность общества к его идеальному состоянию конечной
цели, которую И. Кант определяет как царство целей.
А. Последняя цель.
Система современной деятельности общества чрезвычайно сложна и
разнообразна.
Количество
профессий
и
специализированных
видов
деятельности в пределах отдельных профессий-субпрофессий – если и
поддается учету, то с большим трудом. Классификацию видов деятельности
и понимание существующих между ними отношений возможно осуществить
на основе структуры деятельности. Так уже говорилось, деятельность в
28
качестве системы состоит из трех обязательных элементов: 1) цели, 2)
средства и 3) предмета. В ходе исторического развития деятельности ее
элементы превратились в специализированные виды деятельности. А
именно: цель деятельности как особый вид превратилась в производство
предметов потребления; средство деятельности как особый вид превратилось
в производство орудий и средств производства, а предмет деятельности как
особый вид составил производство сырых материалов, производство сырья.
Последняя цель - это производство предметов потребления, прежде
всего
предметов,
удовлетворяющих
непосредственные
жизненные
потребности. Эта цель как всегда была таковой, такой же она и остается. Но в
современной сложнейшей системе производства последняя цель как
непосредственная опосредована целой системой промежуточных целей,
которыми становятся средства ее достижения. Как пишет Гегель: «Цель
связывает себя через средство с объективностью (в данном случае – с
производством предметов деятельности, т.е. с производством сырых
материалов), а в объктивности – с самой собой»[51]. Поскольку именно
предметы деятельности приобретают все необходимые свойства цели в
качестве достигнутого результата. Средство в качестве посредника между
целью и предметом само становится целью. Оно не есть непосредственная
потребность,
а
потому
из
потребности
перерастает
в
интерес.
Непосредственные потребности направлены и определяются предметами
потребления, тогда как интересы всегда связаны со средством, то есть с
орудиями и средствами производства, равно как и с предметами
деятельности.
Как средства, так и связанные с ними интересы в ходе развития
деятельности
оттеснят
непосредственные
предметы
потребления
и
потребности на периферию сознания субъекта и его жизнедеятельности.
Интересы (как сублимированные потребности – Гегель отмечает по этому
поводу: «…разумность [цели] проявляет себя в средстве как разумность,
сохраняющая себя в этом внешнем ином и как раз через это внешнее»[51].)
29
становятся все более важными и значимыми, как опосредованные
потребности они становятся в центр внимания субъекта и захватывают его
полностью. «… Плуг нечто более достойное, нежели непосредственно те
выгоды, которые доставляются им и служат целями (курсив мой – Л.К.).
Орудие сохраняется, между тем как непосредственные выгоды преходящи и
забываются. «Посредством своих орудий человек властвует над внешней
природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей»[51], писал о
выдвижении средства на первый план в системе деятельности Гегель.
Но эта закономерность (логика, сказал бы Гегель) действует и далее, и
средство
оттесняется
из
центра
внимания
предметом
(фрагментом
объективно данной внешней среды, или вещи в себе). По этой логике на
уровне моделирования деятельности интересы действующего субъекта все
более сдвигаются в направлении знания, оттесняющего ценности и нормы и
становящегося само важнейшей ценностью.
Именно поэтому идея рациональности, выполняя своеобразную
отрезвляющую роль, призвана не просто напоминать о последней цели, но
властно
возвращать
к
ней.
Современные
финансово-экономические
трудности и кризисные явления определяются во многом именно этой
сложной диалектикой деятельности. Гегель как объективный идеалист
замеченную им закономерность безоговорочно поддерживает и в ней видит
последнюю цель, однако в этом проявляется иррациональность идеализма.
1.2. Рациональность языка морали
Проблема рационального обоснования морального поступка в истории
философии
всегда
была
проблемой
определения
и
обоснования
человеческого действия в соответствии с добродетелью, в противовес
поступкам, обоснованным страстями. Подобное обоснование морали, скорее
всего, вписывалось в более общий гносеологический вопрос обоснования
всего знания как такового. К примеру, даже в кантовской философии
30
невозможно ответить на вопрос «что я должен делать?», не ответив прежде
на вопрос «что я могу знать?».
Такое понимание «моральной рациональности» обнаруживает свои
корни в философии Сократа. В Новое время рациональное человеческое
действие ставилось в противовес действию, основанному на чувстве веры.
Сциентистский подход к осмыслению рациональности морального действия
строился по образцу классического просвещенческого понимания строгости
и научности – по образцу стандартов физико-математического знания. Под
понятием рациональности морали понималась некая критериальная система,
определяющая степень адекватности знания устоявшимся стандартам
рациональности того периода времени.
Антисциентистский подход
относительно рациональности морального поступка появился много позже –
в конце 70-х гг. Последний подход рассматривает понятие рациональности в
морали не только в научно-эмпирическом, но также и в ценностном,
практическом и прочих его преломлениях. В отличие от сциентистского
понятия адекватности элементов знания рациональным стандартам, данный
подход говорит скорее в терминах целесообразности и ценностной
значимости.
Ясно, что под обоснованием морального знания (как и знания вообще)
понимается процесс и результат прояснения понятийной системы, лежащей в
основе этого знания, и выполняющей роль «аксиоматики».
Метаэтическая
проблема
разумного
обоснования
морали
в
современных отечественных исследованиях часто встречает ответ, согласно
которому мораль как таковая не имеет рационального обоснования. При
таком
понимании
мораль
становится
иррациональной
(в
смысле
невозможности ее рационального объяснения) и необъяснимой. Но в таком
случае всякая система моральной философии рискует впасть в релятивизм.
Что в некотором смысле «обесценивает» ее.
Л.В. Максимов – доктор философских наук, профессор, отечественный
исследователь в области аналитической этики, аксиологии и логики –
31
предлагает наряду с рационалистическим обоснованием морали (по образцу
обоснования системы знания как таковой) альтернативные подходы к
решению
данной
проблемы.
Во-первых,
Максимов
признает
принципиальную возможность обоснования системы моральной философии
рациональными средствами. Обоснование понимается исследователем как
формулировка версии происхождения морали, ее объяснение. Признание
иррациональности
морали,
т.е.
невозможности
подведения
системы
моральных высказываний под рациональное обоснование, согласно автору
есть ошибка, совершавшаяся мыслителями на протяжении длительного
времени.
Распространение
неправильном уяснении
ошибочного
предположения
смысла принятого
коренится
в
понятийного аппарата и
смешения значений терминологии. Так, обоснование морали – это процесс
практического разума, в то время как объяснение системы морали – процесс
теоретического разума. Обоснование есть процедура подбора правильной
аргументации в пользу системы, а объяснение – поиск теоретических
оснований, истоков и первопричин моральной системы. Смешение областей
референциальных значений обоих терминов приводит к путаницам и
ошибкам в рассуждениях. Если моральный закон – следствие рационального
человеческого мышления, то долженствование относительно такого закона
не стоит ни в какой зависимости от его разумного обоснования.
Термин «мораль» в естественном языке имеет множественные
значения, поэтому референциальное значение определяется контекстом его
употребления. Ясно, что если контекст употребления термина связан с
проблемами гносеологического характера, то мораль понимается (и
употребляется в значении) скорее как способ и метод познания, если
контекст направлен на рассмотрение социально-институциональной природы
морали, то последняя обозначает систему регулятивных отношений
индивидов. Мораль как таковая может также употребляться в смысле
языковой системы – как тип высказываний относительно предметной
области «морального». Анализ таких суждений в естественном языке
32
выявляет суть рациональности морального языка, т.е. его соответствие
формально-логическим законам мышления.
Основной особенностью языка морального рассуждения является
наличие в нем набора специфической терминологии. В первую очередь, это
оценочные и нормативные суждения, такие как, например, «обязательно»,
«запрещено», «безразлично». Система морального языка – это система
«ценностного» языка. Под ценностью в данном случае понимается
отношение позитивной значимости, соответствия высказанного некоему
заданному стандарту.
Логика морального рассуждения, несмотря на особенности вхождения в
него суждений ценностного характера, может быть успешно формализована
средствами формально-логического аппарата деонтических логик (или логик
норм).
Приложение формально-логических критериев (непротиворечивости,
полноты и пр.) к области морального рассуждения вносит ясность в вопрос
об аргументированности или неаргументированности, логичности или
алогичности какой-либо системы нормативных высказываний.
Основателем
отечественного
направления
в
исследовании
деонтических логик является А.А. Ивин (70-е гг.).
Нормативная логика исходит из предположения, что все суждения
нормативного характера имею одну и ту же схему.
Своеобразие деонтического понятийного аппарата выявляется при
анализе модальностей долженствования. Термины, выражающие степени
нормативности
«разрешено»,
человеческих
поступков,
«запрещено»,
следующие:
«обязательно»,
«индифферентно»
(нормативная
безразличность). К примеру, таковы суждения: «Запрещено курить»,
«Подпись обязательна», «Безразлично, какое название присвоить статье» и
пр.
Обязательство,
его
запрет
или
безразличность
в
приведенных
высказываниях является свойством поступков сквозь призму морали.
Разрешение с такой точки зрения есть непротиворечивость поступка
33
устоявшейся системе норм. Запрещение поступка, соответственно, есть его
противоречие относительно какой-либо нормативной системы.
Необходимо
заметить,
что
действие
или
поступок,
например,
индифферентный в системе моральных требований может быть запрещен в
правовой системе (или наоборот).
К еще одной особенности деонтического понятийного аппарата
относится немаловажная особенность взаимной определимости его базовых
терминологических элементов:
(1)
обязанность – запрет воздержания;
(2)
разрешенность – не обязательность воздержания;
(3)
запрет – обязательность воздержания;
Подобная взаимоопределимость понятий позволяет всякой этической
системе
поддаться
«языковым
играм»
и
формулировать
перечень
обязанностей как в виде императивов запрещения, так и в виде императивов
разрешений.
Второй пункт – это явная формулировка сомнительного положения
«разрешено все, что не есть запрещено». Такое положение утверждается не
во всех моральных системах, а, следовательно, и не во всех системах
деонтических логик.
Итак, основные структурные элементы нормативных суждений в
рамках деонтической логики, следующие:
(1) адресат (субъект) нормы;
(2) функция нормы: обязательство, разрешение или запрещение;
(3) назначение поступка: должно быть, не должно быть, может быть;
(4) условия назначения и приложения нормативного суждения;
Далее,
постулируются
основные
метатеоретические
свойства
формально-логической системы нормативной логики:
(1)
нормативная непротиворечивость – всякий поступок и его
отсутствие не могут быть вместе необходимыми и обязательными.
34
(2)
нормативная полнота – всякий поступок либо обязателен,
либо запрещен, либо безразличен.
(3)
Если поступок влечет другой запрещенный поступок, то
такой поступок запрещен; если поступок влечет другой обязательный
поступок, то такой поступок обязателен.
Кроме того, в системах деонтических логик утверждается ряд запретов
и ограничений:
(1)
запрет на всякий вывод от утвердительных суждений к
суждениям долженствования;
(2)
запрет на всякий вывод от дескриптивных суждений к
суждениям нормативным;
Деонтическая логика смежна с логикой оценок или аксиологической
логикой: часто суждения нормативного характера истолковываются как
частный случай ценностных суждений. В таком случае, норма как смысл
нормативного высказывания рассматривается как социально закрепленная
оценка, базирующаяся на санкции. То есть уклонение от какого-либо
обязательного действия сопровождается санкцией (в смысле угрозы
наказания). Таким образом, определение обязательства возможно через
интуитивно ясные для всех понятия «хорошего» и «плохого».
Таким образом, в области морального рассуждения (даже с его
ценностной ориентацией) можно рассуждать непротиворечиво, адекватно и
последовательно, то есть вполне логично, а логика, в свою очередь, есть ядро
рациональности. Отсюда - возможность говорить о рациональности
морального языка.
1.3. Рационализм этической концепции А. Швейцера и уровень
рациональности современного российского общества
«Культура и этика» - произведение Альбера Швейцера, наиболее полно
раскрывающее содержание его этической концепции «благоговения перед
жизнью».
Обращаясь
в
своих
поисках
35
рациональных
основ
для
восстановления
упаднического
состояния
европейской
культуры,
он
обращается как к историческому анализу европейской этической мысли, так
и к восточным этическим концепциям. Этика «благоговения перед жизнью» причудливое сочетание рационального западного типа мышления и
восточного мистицизма, она не содержит системы норм, она предписывает
одно единственное правило - благоговейное отношение к жизни всегда, когда
человек встречается с другими проявлениями воли к жизни.
Как врач, Швейцер подходит к рассмотрению кризиса европейской
культуры как болезненному состоянию, состоянию, требующему лечения. Он
изучает это состояние и пытается найти причины болезни способы ее
лечения. Его совершенно не интересуют при этом формы ее проявления (в
данном случае, формы проявления этого кризиса). Описывая кризисное
состояние европейской культуры, Швейцер приходит к убеждению, что
причина упадка культуры в утрате ею собственных рациональных оснований.
Внутренний надлом европейской культуры, ее глубокий кризис, проявляются
в господстве материального над духовным, общества над индивидом.
Материальный прогресс, считает Швейцер, не вдохновляется больше
идеалами разума, а общество деморализующим образом подчинило индивида
своим целям. «…сущность культуры двояка. Культура слагается из
господства разума над силами природы и из господства разума над
человеческими убеждениями и помыслами. Что нужно признать важнейшим?
То, что на первый взгляд может показаться менее существенным - господство
разума над образом мыслей человека. Почему? По двум причинам. Вопервых, господство, которое мы обеспечиваем себе с помощью разума над
силами природы, представляет собою не чистый прогресс, а прогресс,
которому присущи наряду с достоинствами и недостатки, способные
стимулировать бескультурье. Растлевающее воздействие на культуру
экономических условий нашего времени частично объясняется тем, что мы
поставили себе на службу силы природы с помощью машин. Но в этом
случае только господство разума над человеческими убеждениями и
36
помыслами даст гарантию, что люди и целые народы не используют друг
против друга силу, которую сделает для них доступной природа, что они не
втянутся в борьбу за существование, гораздо более страшную, нежели та,
какую человеку приходилось вести в нецивилизованном состоянии» [154].
Самое ценное в идее прогресса — его этическая основа, высокая
человеческая цель, ради которой она и существует. Воля к прогрессу в его
этическом
аспекте
должна
быть
производна
от
мировоззрения,
утверждающего жизнь как ценность. Но в рамках европейского мышления
представления о прогрессе со временем трансформировались. Суть проблемы
Швейцер видит в утрате первоначальной связи миро- и жизнеутверждения с
этическими идеалами. Исторический период, начиная с эпохи Ренессанса и
до начала XIX века, обозначен взаимодействием духовно-этического и
материального прогресса, но уже в XIX столетии стали нарастать «силы
духа»
в
материальной
сфере,
«являя
блестящую
картину
научно-
технического прогресса» [154]. Еще некоторое время культура пользовалась
преимуществами материальных достижений, не испытывая при этом
последствий ослабления этического движения. Но постепенно воля к
прогрессу ограничилась стремлением лишь к внешним успехам, достижению
материальных благ. Культура лишилась своего истинного предназначения —
способствовать духовному и нравственному возвышению человека. Она
потеряла смысл. Здесь Швейцер и утверждает свою главную идею – чтобы
стать культуротворящей силой мировоззрение миро- и жизнеутверждения
должно быть соединено с этикой. Трагедия европейской культуры, по его
мнению, заключена в том, что этика не была рационально обоснована. В
стремлении разрешить эту проблему Швейцер выводит универсальный
принцип, при помощи которого, по его убеждению, возможно преодоление
кризисного состояния европейской культуры – «благоговение перед
жизнью».
Благодаря
универсальной,
она
этому
принципу
охватывает
и
этика
Швейцера
природу,
и
становится
человеческие
взаимоотношения. Мировоззрение, имеющее в своей основе принцип
37
«благоговения перед жизнью», может стать отправной точкой для
возрождения культуры, так как оно признает только такой прогресс, который
«направлен
на
духовно-нравственное
совершенствование
человека
и
общества и который мерит все прочие достижения этики высшим
критерием» [154].
Источник этики Швейцера - воля к жизни, которая является
постоянным фактом сознания. «Я - жизнь, которая хочет жить, я - жизнь
среди жизни, которая хочет жить… Всякое истинное познание переходит в
переживание. Я не познаю сущность явлений, но я постигаю их по аналогии
с волей к жизни, заложенной во мне. Таким образом, знание о мире
становится моим переживанием мира. Познание, ставшее переживанием, не
превращает меня по отношению к миру в чисто познающий субъект, но
возбуждает во мне ощущение внутренней связи с ним. Оно наполняет меня
чувством благоговения перед таинственной волей к жизни, проявляющейся
во всем. Оно заставляет меня мыслить и удивляться и ведет меня к высотам
благоговения перед жизнью» [154]. Для Швейцера воля к жизни и сама
является познанием. Всегда, когда человек думает о себе и своем месте в
мире, он утверждает себя как волю к жизни среди таких же воль к жизни.
Воля к жизни Швейцера требует от человека выявить отношение к себе и
окружающему миру. Этика существует как этическое действие, соединяющее
индивида со всеми другими живыми существами. «Воля к жизни проявляется
во мне как воля к жизни, стремящаяся соединиться с другой волей к жизни.
Этот факт - мой свет в темноте» [154].
Истинная природа этики реализуется, по Швейцеру, в рационально
осмысленных действиях человека. «Стать нравственной личностью означает
стать истинно мыслящим» [154]. Этика благоговения перед жизнью - этика
личности, воплощение ее возможно только в индивидуальном выборе.
Швейцер считает, что этика утрачивает свою истинную сущность, как только
начинает выступать от имени общества. Этику, по Швейцеру, нельзя
непосредственно ориентировать на служение обществу. Тогда она становится
38
надиндивидуальной, требует от личности жертвенного поведения, она строго
лишает культуру духа гуманизма. «… общество все время задерживает
развитие этики, беря на себя роль этического воспитателя, что совершенно не
входит в его функции. Этическим воспитателем является только этически
мыслящий и борющийся за этику человек… Гибель культуры происходит
вследствие
того,
что
создание
этики
перепоручается
государству.
Обновление культуры будет возможно только тогда, когда этика вновь станет
делом мыслящего человека, а люди будут стремиться утвердить себя в
обществе как нравственные личности. В той мере, в какой мы будем это
осуществлять, общество превратится из чисто естественного образования в
этическое» [154]. Тем самым Швейцер полностью не отрицает перспективу
превращения общества из естественного образования в этическое. Для этого
оно должно приобрести характер нравственной личности. Но путей этой
трансформации (этики личности в этики общества) он не видел.
Швейцер убежден, что личную независимость и всю полноту
индивидуальной ответственности может гарантировать только опора на
рациональное знание, доверие индивида к собственному мышлению.
Противоположность
«…современный
стремящихся
рационализму
человек
отнять
у
всю
него
-
жизнь
доверие
подчинение
внешним
испытывает
воздействие
к
собственному
силам.
сил,
мышлению.
Сковывающая его духовная несамостоятельность царит во всем, что он
слышит и читает; она - в людях, которые его окружают; она - в партиях и
союзах, к которым он принадлежит; она - в тех отношениях, в рамках
которых протекает его жизнь» [154].
Еще одной особенностью этики Швейцера является ее очищение от
традиционно присущего ей эвдемонизма. Стремление к счастью, в качестве
исходного пункта, входит в структуру многих этических концепций,
возникших в рамках европейской культуры. Швейцер же не принимает его в
расчет в этике. Он не дает людям никаких обещаний и надежд, а призывает
отрешиться от стремления к счастью. «Этика может овладеть большой
39
областью, не натолкнувшись при этом на войска эгоизма. Человек может
совершить много добра, не требуя для себя никакой жертвы. И если он
должен действительно израсходовать изрядно свои жизненные силы, то эти
потери он ощущает не больше, чем потерю одного волоса» [154].
Без сомнения, разбираясь в этике Швейцера, не возможно не заметить
сильное влияние Ф. Ницше - мысль о глубоком кризисе европейской
культуры - и Л.Н. Толстого — идея о необходимости возрождения гибнущей.
Швейцер критически синтезирует некоторые положения их этических
концепций и на основе этого синтеза строит свою этику и свою концепцию
гуманизма, которая приобретает все большую актуальность в современном
российском обществе. Каково бы ни было отношение к этическому принципу
благоговения перед жизнью, следствия, которые выводит из него Швейцер,
справедливы и благородны. Идея внутреннего единства этики и культуры,
требование сделать гуманизм и нравственное развитие личности критериями
прогресса культуры, - это все вновь обретает ценность в эпоху глубокого
кризиса европейской и российской культуры. Вступая в новый этап своего
развития, связанный со сменой ценностных ориентиров, переосмыслением
нравственных идеалов и норм, российская культура, конечно, ориентирована
во многом на западный рационализм. Но, учитывая то, что западный
рационализм переживает глубокий кризис, порожденный, прежде всего,
абсолютизацией ценности отдельной личности, ее произвола и эгоцентризма,
необходимо понимать, что наполнение ценностно-смысловым содержанием
новых гуманистических теорий связано с определенными трудностями. Здесь
этические принципы А. Швейцера могут выступать в качестве теоретикометодологической
базы
в
процессе
формирования
нового
рациональности.
1.4. Рациональность практической деятельности в контексте
философии морали С. И. Гессена
40
типа
Философия ценностей в ее преломлении к практической сфере
образования
и
политики
(С.И.
Гессен)
является
источником
ряда
основоположений концепции.
В практической философии С.И. Гессена наблюдается сдвиг к
деятельностной трактовке ценности по сравнению с античным благом.
Культура понимается не только как совокупность благ, но прежде всего как
деятельность,
направленная
на
осуществление
высших
ценностей.
Выделяются такие высшие ценности как мораль, наука, право, хозяйство –
этот список, вероятно, можно продолжить, в него входят основные области
человеческого духа, или культурного действования, творчества.
Субъект
духовного
творчества
–
личность,
человеческая
индивидуальность. Наделенная самосознанием и свободой, она стремится к
высшим (объективным) ценностям как к цели, но при этом ставит и решает
сугубо практические «жизненные» задачи. Жизненные цели деятельности
и
высшие
цели-ценности
должны,
таким
образом,
взаимно
согласовываться.
Для философии ценностей (как в неокантианстве, так и в теории
критикующего его Н. Гартмана) необходимость осуществления ценностей
связана с их специфической характеристикой – значимостью. Последняя не
есть каузальная необходимость, вытекающая из природы вещей; для
реализации ценности в действительности необходимо свободное действие,
которое у Гессена позитивно, наполнено положительным содержанием.
Данная особенность неокантианской философии и педагогики критически
воспринималось В. Зеньковским, который полагал, что свобода как таковая
не связана в человеке с добром, «дар свободы» нужно еще развить, «изнутри
просветить», наполнить положительным содержанием. «Связать свободу
началом “логоса”, законами духа, трансцендентально выправляющими
“ошибки” и “буйство” свободы, по Зеньковскому, – возможно, но это все
предполагает готовность души пойти по пути морали и логоса» [74, с. 134].
Если у постнеокантианского Гартмана свобода воли расширяется до свободы
41
«всякой внутренней позиции и определения направления» [50, с. 547-553], у
Гессена свободное действие есть даже не акт выбора, но прежде всего
творчество: «мы создаем на уровне бытия нечто совершенно новое, что не
существовало даже как данная возможность и потому не могло быть
предметом выбора» [16, s. 71]. Таким образом, первое положение
дополняется следующим: творческий, инновационный подход (о какой бы
сфере деятельности ни шла речь) оказывается невозможен там, где
отодвигается на задний план индивидуальность человека как субъекта
свободы и самосознания. Долг человека – обрести свое призвание,
индивидуальное, незаменимое назначение, то есть осуществлять самого себя
как личность в определенной деятельности. Обязанность общества и
государства – создать условия для раскрытия личности. В отсутствие
внимания к человеческой индивидуальности, развитию личности возникает
риск проявления социопатических крайностей и недоверия к государству как
некой враждебной человеку и оторванной от духовных потребностей
казенно-бюрократической системы [132, c. 45].
В рассматриваемой гуманистической парадигме социум выступает как
фундамент и духовной самоактуализации личности и среда духовного
творчества человечества. Поэтому в неокантианской прикладной философии
противопоставление индивидуального начала общественному считается
ошибочным. Даже если в конкретной исторической жизни личный и
общественный интерес часто расходятся и противоречат друг другу, они
гармонируют «в идее», и даже самый острый их временный конфликт может
быть решен, если к нему будут приложены усилия доброй воли; гармония
личного и общественного есть предмет должного политического действия.
«Поэтому мы не столько игнорируем фактическую противоположность
личного и общественного начала, – пишет Гессен, – сколько ту философию,
которая, заранее отказываясь от всякого действия, направленного на
осуществление их синтеза, – слишком легко готова пожертвовать одним
началом в пользу другого и догматический пессимизм которой в сущности
42
прикрывает то, что Кант в свое время называл “ignava ratio” (ленивый
разум)» [55, с. 396].
Ключевой идеей гносеологического обоснования диалектического
единства
у самого Гессена становится взаимодействие рационального и
иррационального в отношениях человека и мира. Иррациональное начало
(hiatus irrationalis) выводится при этом за пределы познания, в том числе –
познания философского. Притяжение к ценностям, творческий Эрос, которое
выступает как отношение без принуждения, не входит в систему отношений
познающего субъекта и познаваемого объекта. Философский разум не
способен познать содержание, «тождественную сущность» ценностей.
(Именно отказ разуму в способности к трансцендированию, выходу за
пределы сознания «вменял в вину» неокантианцам Гартман, полагавший что
они упускают таким образом весьма существенную сторону феномена
познания).
Итак, согласно Гессену, целое культуры, как высшая целостность,
абсолютная
первооснова
ценностей,
может
быть
лишь
интуитивно
почувствовано, но остается недоступно рациональному познанию, которое
всегда дискурсивно. Однако, полагает философ, не следует игнорировать
диалектическое
познавательной
единство
абсолютного
деятельности:
«абсолютное
и
относительного
открывается
только
в
в
относительном, так же как и относительное познается только как момент
пронизывающего его абсолютного» [55, с. 329]. Стремясь познать целое,
мы вынуждены познавать его отдельные части, однако целое служит
интуитивным ориентиром, благодаря чему становится возможным
приращение знания. С другой стороны, научное, в том числе, философское
познание есть рациональное преодоление мировоззрения, представляющего
собой отношение целостного человека к миру в целом и себе самому в этому
мире. При этом преодоление мировоззрения не означает отказ от него.
Мировоззрение как интуиция человеком последнего основания своего
собственного бытия должно оставаться иррациональным корнем личности,
43
сохраняться в глубине субъектного бытия, ни одно индивидуальное
мировоззрение не может и не должно выдаваться за объективное знание.
Неокантианский взгляд Гессена на мировоззрение и его роль в
воспитании отличен от позиции христианской антропологии В. Зеньковского
и его «мировоззрительной педагогики», но главным образом в том, что
можно было бы назвать фокусом внимания. У Гессена центром философскопедагогической концепции является личность. В. Зеньковский, полемизируя
с этим, утверждает, что
последним
нельзя объявлять идею личности «верховным и
принципом»
педагогики:
развитие
личности
есть
существеннейшая задача воспитания, но смысл, цели и условия этого
развития личности могут быть поняты лишь в системе целостного
мировоззрения [56, с. 374]. Тем не менее, резюмируя взгляды обоих
мыслителей на воспитание и образование, можно заключить, что ввиду
признания реальности высшей целостности в педагогике приобретают свое
значение те принципы, которые дает ей не только философия, но и
антропология, и религия. Человечество
в
целом
может
пониматься
как
гуманность
(в
отнесенности к идее человечности, а в трактовке философии ценностей – к
высшей целостности культурного общения) и в такой интерпретации
является беспредельным [55, с. 201]. Этот «момент бесконечности», с точки
зрения Гессена, внутренне присущ любому социальному образованию, будь
то отдельная школа или нация, поэтому интерес отдельной личности
совпадает с интересом «развитой и интенсивной общественности».
Система социальных институтов также имеет целью поддержание
процесса осуществления высших целей-ценностей.
Непонимание диалектического единства индивида и общества можно
считать пережитком эпохи классического рационализма, трактующего
общество как агрегат атомов-граждан, а не единство многообразных
индивидуальностей. Однако такое понятие равенства фактически обращается
в «величайшее правовое неравенство», например, в случае с образованием –
44
в игнорирование законом права на помощь со стороны государства,
выравнивающую образовательные шансы детей из семей с разным уровнем
достатка
[17, s. 21]. «На фоне отвлеченного равенства торжествует
случайный человек и случайный интерес, превозмогший другие в силу чисто
временных и случайных обстоятельств» [56, c. 337].
Для того чтобы равная возможность (например, получить образование)
была действительно равной, необходимо, чтобы равенство правового
требования восприняло в себя многообразие фактических отношений.
Абстрактное «государство», замкнутое в себе, не сообщающееся с
общественными структурами и не реагирующее на их запросы, обречено
быть низвергнуто самим обществом. Аналогично, автономия школы
достигается не путем отделения от общества, но, напротив, через активное
участие различных общественных сил в ее администрировании, широкое
сотрудничество общества с руководством образовательных институтов на
различных уровнях. Данный принцип был также выдвинут П. Наторпом,
который в работе «Социалидеализм» (1920) утверждал, что автономия школы
может опираться лишь на широкое взаимодействие общественных факторов
в управлении школой.
Социальное взаимодействие, о котором пишет Гессен, не сводится к
конкуренции. Социальные связи должны быть основаны на принципе
солидарности, проистекающей из осознания индивидами собственной
взаимозависимости и внутреннего стремления к взаимодействию. В
противном случае не может быть достигнуто освобождение индивида от
давления, вызываемого стихийными социально-экономическими процессами,
и выравнивание жизненных шансов. Реализацию прав на социальную
защиту,
образование,
труд
в
демократическом
государстве
трудно
представить без солидарности его граждан.
В прикладной философии неокантианцев возникает необходимость
рефлексии над соотношением формы и содержания деятельности. Так,
мораль рассматривается как внутренняя форма любого действия. В том, что
45
любой вид образования одновременно должен являться нравственным, с
неокантианцами П. Наторпом и С. Гессеном, может согласиться, пожалуй,
любой педагог-современник. Но именно послекантовская философия
показала (а педагогика Гербарта эмпирически подтвердила на собственном
примере), что усиление роли вербального морализаторства не служит
нравственному совершенствованию в воспитании человека. То же касается
повышения правовой культуры. По большей части, воспитание правовой
культуры происходит не на уроке правоведения в классе, а в процессе
совместной деятельности, для которой свойственен тот или иной уровень
толерантности, уважения к человеку и его правам.
Гессен развивает оригинальную идею «оправовления» государства и
общества. Право является связующим звеном, посредником между планом
духовной жизни и социальным бытием, «проникая общественное бытие,
право
сообщает
отношениям
властвования
черты
духовной
жизни,
социальной группе сообщает черты духовного общения, спиритуализирует
власть и персонализирует членов социальной группы» [55, с. 444-445].
Основные функции, которые право выполняет в образовании:
- функция поддержания автономии личности, образовательного
учреждения, образовательной системы;
- организующая и ре-балансирующая функции: предотвращение
внутреннего разлада образовательной системы вследствие столкновения
интересов,
дробления
ее
на
многочисленные
замкнутые
элементы
идеологического, религиозного или иного рода.
Верховенство права в обществе проявляет себя не только и не
столько в содержании образовательных программ или управлении
образованием, но в том, каким образом, в какой форме образовательная
система обеспечивает каждому гражданину максимальную возможность
воспользоваться своим правом на образование, а также в способе
согласования притязаний различных общественных сил.
46
Таким образом, в результате анализа прикладной философии ценностей
был
отмечен
переход
интеракционистской
от
классической
рациональности
к
рациональности как рациональности социального
взаимодействия. Главной философской предпосылкой такого перехода стало
осознание диалектического единства части и целого и поиск рациональных
оснований их синтеза. Кроме того, обращается особое внимание на
формальную сторону деятельности – способ и качество организации
взаимодействия участвующих в ней субъектов. Подчеркивается, что в
повышении уровня правовой и нравственной культуры в обществе
первостепенное
значение
имеет
не
риторическое
наполнение
соответствующим содержанием, а форма осуществления деятельности с
точки зрения соответствия нормам права и морали. Гармонизация интересов
личности и общества достигается при постоянном содействии политической
воли, направляющей свои усилия на защиту прав и свобод личности;
выравнивание
жизненных
шансов;
поддержку
участия
различных
общественных сил в работе социальных институтов; формирование в
обществе атмосферы толерантности и гражданской солидарности.
1.5. Рациональность этических идей Н.А. Бердяева и Г.П. Федотова
и социокультурная ориентация современного человека
1. Рационализация действительности как культурный процесс.
Процесс рационализации представляет собой закономерное проявление
антропосоциогенеза.
Рационализация,
в
истолкования,
упорядочивание
разнородных
есть
самом
широком
аспекте
сведений
о
ее
мире,
подчинение отдельных представлений определенным правилам мышления
(на
знаково-символическом
и
когнитивном
уровнях).
Процесс
рационализации связан с социокультурными изменениями как на личностном
(в сознании), так и на социальном (общественные процессы) уровнях.
Лингвисты и психологи, например, связывают зарождение рациональных
способностей с развитием ассиметрии головного мозга, с доминированием
47
левого полушария, что, в частности,
явилось причиной стремительного
развития языка и интенсификации информационного обмена. Историки
искусства,
выделяя
рациональную
сторону
человеческой
природы,
утверждают, что первобытные художники выработали особый язык
пластического повествования, с помощью которого не только запечатлевали
отдельные формы повседневного быта, но и создавали визуальные концепты
устройства бытия (напр., дерево мира, ориентация в пространстве) [37]. В
конечном счете, способность к рационализации позволила человечеству
«подняться»
над
действительностью,
осмысливать
мир
отвлеченно,
научиться фиксировать события и подвергать их творческой обработке,
контролировать и оптимально представлять эмоции в диалоге. Таким
образом,
развитие
рациональности
представляет
собою
форму
социокультурного теоретического и практического воздействия на мир,
способствующую изменению как окружающего мира, так и самого человека.
2. О положительной и отрицательной рациональности.
В эпоху Возрождения и, особенно, в эпоху Нового времени в
европейской культуре способность к рациональному самовыражению
явилась
критерием
философского,
научного
и
художественного
профессионализма. В этот период стали противопоставляться две формы
познавательной настроенности к миру – «рациональность» и «духовность».
Последняя
трактовалась учеными и философами-просветителями как
состояние непроясненного религиозно-мистического мировосприятия. В.А.
Лекторский, специалист по философской когнитивистике пишет: «Эта
традиция, опирающаяся на многие идеи европейского Просвещения, исходит
из того, что человек, понятый прежде всего, как опирающийся на самого себя
индивид, достигает подлинного самоосвобождения путем разрыва с властью
авторитетов и посредством опоры на собственное критическое суждение, на
рациональное знание, на науку. Именно рациональное знание, наиболее
совершенным образцом которого является научное знание, дает возможность
понять как окружающий мир, так и самого человека, его реальные, а не
48
мнимые интересы» [97, с. 32]. Утверждающееся в европейской культуре
Нового и Новейшего времени рациональное знание представляет собой
способ действия по намеченным правилам, который приводит к заранее
намеченной цели. Рациональный подход исключает двусмысленность,
противоречивость как в научных и философских трактатах, так и в
художественных
проявляться
произведениях.
в
период
Эта
развития
тенденция
более
технологической
всего
стала
цивилизации.
Влиятельность этого подхода сильна и в наши дни. В. А. Лекторский
отмечает: «Сегодня весьма популярны теории, пытающиеся понять вообще
все человеческие взаимоотношения, включая такие, как любовь, дружба,
семейные отношения и т.д., в терминах рационального выбора, исходящего
из интересов данного индивида (а некоторые теоретики даже отождествляют
этот выбор с тем, который специфичен для рыночных отношений).
Представители
таких
концепций
подчеркивают, что
рациональность
противоположна духовности, что кажущаяся чем-то весьма возвышенным
погоня за духовностью в наш рациональный век может на практике
привести лишь к самым неприглядным результатам: отказу от таких
цивилизационных завоеваний, как современная наука и техника, система
права, рыночная экономика, современные политические механизмы и т.д.»
[97, с. 34-35].
В
истории
рационализации
отечественной
бытия
философии
стала
проблемно
тенденция
к
тотальной
рассматриваться
еще
славянофилами. Это, как мы понимаем, совсем не значит, что русская
религиозно-философская
субъективизировать
мысль
стремилась
действительность,
ирационализировать
возродить
и
средневековые
чувственно-аллегорические формы мировосприятия. По мысли русских
философов, способность к рационализации – длительный результат
развития умственных возможностей человека, направленных, прежде всего,
не
на
утверждение
господства
над
природным
миром,
а
на
самосовершенствование, на искоренение в своем естестве природных
49
недостатков, на утверждение в мире любви, добра и справедливости.
Можно сказать, в русской религиозно-философской традиции тема
рациональности имеет ярко выраженное этическое звучание. Представители
русской религиозной мысли были уверены, что на каждом этапе социальной
истории
человечество
создает
идеалы,
которым
впоследствии
и
поклоняется: вначале это языческие духи, затем единый трансцендентный
Бог, а потом – человек, создающий машины для преобразования мира и
общества нового типа. Следует заметить, что представители «новой веры»
жестоко подавляют как адептов, так и догматические
разработки
традиционных вер. Русские философы, особенно в период их творчества за
рубежом, неоднократно сообщали в своих работах, на публичных и
академических
заседаниях,
надвигающейся
опасности
в
средствах
массовой
обезличивания
людей,
информации
желая
о
уберечь
человечество от повторяющихся социальных ошибок. Это детально
выражено, в частности, в культурософском творчестве Н.А. Бердяева и Г.П.
Федотова.
3. Критическое осмысление культуры первой половины 20 века в
работах Н.А. Бердяева и Г.П. Федотова.
Н.А. Бердяева и Г.Н. Федотова объединяет не только долголетняя
дружба, но и общность в философских оценках
состояния культуры в
прошлом и настоящем. В частности, оба мыслителя придерживаются
архаического мнения о происхождении культуры из культа. «Культура, –
пишет Бердяев, – родилась из культа. Ее истоки – сакральны. Вокруг храма
зачалась она и в органический свой период была связана с жизнью
религиозной. Так было в великих древних культурах, в культуре греческой, в
культуре средневековой, в культуре раннего Возрождения. Культура –
благородного происхождения»[37, с. 524]. Бердяев и Федотов убеждены, что
идеи надприродного (социокультурного) бытия могли возникнуть у людей
лишь при условии осознания присутствия в мире трансцендентного БогаОтца,
Бога-покровителя.
Именно
культ,
50
как
состояние
постоянного
духовного напряжения, способствовал трансцендированию к новым формам
бытия. В культе, посредством мистического озарения, были открыты важные
истины и определены пути социального развития.
И Бердяев, и Федотов настаивают именно на духовных истоках
культуры. Природа духа не онтологична, а экзистенциальна – какие-то
конкретные,
рационально
зафиксированные
его
состояния
в
мире
отсутствуют. Оба философа говорят о возможности зафиксировать лишь
«признаки» духа, отображенные в сознании человека, его поведении,
общении, работе. Духовная культура противостоит миру вещей. Причем ни
Бердяев, ни Федотов в опредмечивании мира не видят ничего плохого. Их
негативная оценка касается лишь «объективации» духа, абсолютизации
предметно-материальной реальности.
Тотальных форм социокультурная объективация достигла, по мнению
философов, в конце XIX –
капиталистических
Характеризую
начале
отношений
специфику
и
XX века, в эпоху утверждения
машинизации
социокультурного
социального
поведения
бытия.
европейского
человека этого периода, Бердяев, в частности, выделяет такие типы:
универсальный коллективизм или стадность, «бестиализм» (вlonde Bestia),
«натурализм», «техницизм», «цезаризм». Охарактеризовав эти типы в
предшествовавшей работе [134], отметим здесь, что причинами появления
этих типов стали ложные установки в формировании наиболее подходящего
для молодого общества социального поведения. Культурософская аналитика
Бердяева и Федотова в большей степени касалась формирующейся культуры
Советского Союза и нацистской Германии. Оба мыслителя выделяют
следующие составляющие социального поведения: а) объединение против
внешнего врага; б) гипертрофированный патриотизм с ярко выраженной
ксенофобией; в) ориентация на молодость как мощную преобразовательную
силу; в) новая мифология, ритуалистика и символика; г) культ тела
(ориентация на здоровый образ жизни, поощрение конкуренции и пр.); д)
популярность
коллективных
видов
51
спорта,
военно-спортивных
мероприятий); е) дух товарищества, взаимовыручки и пр. Люди нового
общества воодушевлены изменениями. Воздвигая здание новой цивилизации,
они, как правило, не считаются с достижениями прошлого. Однако, пребывая
в
состоянии самодовольства, улучшая претметно-материальный фон,
представители молодого общества пребывают в иллюзии обладания кодами
прошлого своей национальной культуры. На этот феномен обратил внимание
Г.П. Федотов: «То, что произошло в России, не представляет странного и
небывалого. Россия просто приблизилась, по своему культурному строению,
к общеевропейскому типу, где народная школа и цивилизация XIX века уже
привели к широкой культурной демократизации. Однако в России, в
условиях небывалой революции, этот давний и неизбежный процесс
демократизации
сознательному
культуры
и
был
не
полусознательному
только
форсирован.
истреблению
Благодаря
интеллигенции
и
страшному понижению уровня, демократизация культуры приобретает
зловещий характер. Широкой волной текущая в народ культура перестает
быть культурой. Народ думает, что для него открылись все двери, доступны
все тайны, которыми прежде владели буржуи и господа. Но он обманут и
обворован. Господа унесли с собой в могилу – не все, конечно, – ключи, – но
самые заветные, от потайных ящиков с фамильными драгоценностями»[145,
с. 207]. Не вдаваясь в оценку эмоционального аспекта этого высказывания,
подчеркнем, что, с точки зрения Федотова, культура многослойна и
иерархична. При доступности обществу новых, ранее скрытых, каналов
культурной информации, важно иметь еще и необходимый язык для ее
декодирования. Согласно Федотову, носителями глубинных культурных
кодов являются представители элиты. Они не только вырабатывают
оптимальные способы обработки информации и формируют высокие
критерии отношения к культурным феноменам, но и обеспечивают связь
настоящего с прошлым. Стало быть, устранение немногочисленной
культурной элиты – это не только «охранительная» акция, производимая
новой властью по отношению к молодой цивилизации, но и, ставший уже
52
классическим,
процесс
подчинения,
установления
контроля
над
общественным сознанием. По мысли Бердяева и Федотова, преодолеть
духовный кризис способна лишь обращение человечества к традиционным
нормам
религиозной
этики,
способствующей
поддержанию
духовно-
душевно-телесной целостности, и, что самое главное, выработке критериев
личностной свободы.
4. Современное значение культурософских идей Бердяева и Федотова.
Н.А. Бердяев и Г.П. Федотов входили в немногочисленный состав
идейно независимых мыслителей русского зарубежья, для которых тема
свободы была первостепенной. Творчество этих мыслителей в современной
постиндустриальной культуре предельно актуально. Поликультурный мир
предоставляет человеку множество вариантов социального поведения.
Субъекту культуры приходится нелегко, формируя свой образ бытия в
реальном мире. Современный тип рационального отношения к миру – это не
следование предустановленным правилам, а выработка и постоянная
коррекция новых правил, удовлетворяющих меняющимся общественным
требованиям. Выдвинутые Бердяевым и Федотовым идеи способствуют, с
одной стороны, методологическому пониманию культурных процессов, с
другой, позволяет сохранить мировоззренческую целостность (духовную
свободу) в динамически изменяющемся мире.
1.6. Кантовская этическая интерпретация религии и реалии
современного российского общества
По мнению В. Н. Брюшинкина, понятие рациональности не только одно
из самых важных для философии, но и является таковым для самых
разнообразных видов человеческой деятельности, поскольку оно определяет
тот объем знаний, сведений и информации, которые есть у человека и
которые могут быть обоснованы и с сохранением истинности переданы
другим людям. В XXI веке рациональность мышления и поведения людей и
социальных групп становится одним из решающих факторов общественного
53
развития
и
взаимопонимания
людей
и
народов.
Однако
уровень
рациональности современного российского общества, как демонстрируют
социологические исследования, не показывает тенденции к росту. Так,
общероссийское исследование, проведенные ВЦИОМ в 2006 г., показали, что
«число “рационалистов” почти в два раза ниже числа “иррационалов”». За
последние шесть лет ситуация не изменилась. Российское общество
характеризуется высокой степенью напряженности отношений между
людьми и организациями, в том числе государственными, уровень доверия
по отношению к решениям государственных организаций невысок.
Вместе с тем, в российском обществе на протяжении последних двух
десятилетий устойчиво растет влияние церковных организаций, особенно
Русской православной церкви. Так по данным глобального социологического
опроса, посвящённого уровню доверия, выполненного международной
исследовательской ассоциацией GfK Verein в партнерстве с немецкой
транснациональной исследовательской группой GfK в 2011 году, из
общественных институтов в России наибольшим доверием пользуется
церковь - 60% (для сравнения, в Италии церковным институтам доверяют
только 48% опрошенных). Отсюда возникают вопросы: свидетельствует ли
рост религиозности в современном российском обществе о неготовности
россиян к усвоению рациональных ценностей? Возможно ли совместить
религиозность и рациональность? Для ответа на них, думается, можно
обратиться к наследию И. Канта, ведь его главный философско-религиозный
труд называется «Религия в пределах только разума».
По Канту, рациональность является одной из важнейших ценностей
человеческой жизни, а разум и критическое мышление должны определять
все человеческие мысли и действия: «Наш век есть подлинный век критики,
которой должно подчиняться всё. Религия на основе своей святости и
законодательство на основе ее
величия хотят поставить себя вне этой
критики. Однако в таком случае они справедливо вызывают подозрения и
теряют право на искреннее уважение, оказываемое разумом только тому, что
54
может устоять перед его свободным и открытым исследованием» [85, с. 11].
Кант ценит разум много выше веры, и подвергает критике лютеранский
догмат о спасении только верой. Что касается христианства в целом, то, по
мнению Канта, оно «…содержится в Библии и состоит из двух частей: одна –
канон, другая – органон, или средство религии» [90, с. 92]. Канон – это
собственно чистая религиозная вера, основанная на разуме, она одна для
всех людей и не отличается от морали. Органон – это церковная вера, она
покоится на уставах, на чувственном опыте, точнее, на различных формах
чувственного способа представления о божественной воле для обеспечения
ее влияния на умы людей, другими словами, органон нуждается в
откровении, чтобы считаться священным учением и предписаниями для
жизни. Канон и органон христианства друг с другом связаны: чистый канон
подобен человеку без платья (религия без церкви), а чистый органон – это
платье без человека, носящего его (церковь без религии). Поэтому религия
нуждается в церкви в качестве внешнего придатка религии к ней самой как
конечной цели (т. е. делать людей морально лучше): «…для религии
совершенно небезразлично, каков тот ее механизм [Vehikel], который
используется верующими в своей вере» [90, с. 128]. Каноническая часть
христианства, основанная только на разуме, является основой этой религии.
Без этой основы, то есть в ситуации, когда церковная вера становится
определяющей, христианство становится по сути своей язычеством. И, к
сожалению,
«...история христианства в том, что касается благодатного
воздействия, которого с полным правом можно ожидать от моральной
религии, отнюдь не служило к его рекомендации» [89, с. 141]. Кант говорит,
что нам не известно, какое влияние оказывало раннее христианство на
моральность своих приверженцев, но его деятели для популяризации новой
религии включили в нее историю иудейства. В дальнейшем эти элементы
вошли в число существенных артикулов веры, приобрели на соборах
законную силу. Поэтому христианство стало статутарной религией.
Статутарный компонент не может быть всеобщим, и прежде единая религия
55
раскололась на множество вер, разногласия между второстепенными видами
церковной веры не раз заливали мир кровью. Споры о вере велись без
призвания в истолкователи чистого разума, поэтому согласия в них найдено
не было. На Востоке (Кант имеет в виду православную церковь Византии)
государство вместо ученых регулировало статуты веры. Без руководства
разумом реформы догматов привели к тому, что «это государство в конце
концов самым неизбежным образом должно было стать добычей внешних
врагов, которые уничтожили наконец господствующую в нем веру» [89, с.
141]. На Западе вера взошла на свой собственный, независимый от мирской
власти трон. Папа поколебал гражданский порядок, сделал бессильными
науки, его поддерживающие, он подстрекал королей на опустошительные
войны в других частях света, поощрял возмущение подданных против господ
и «кровожадную ненависть против иначе думающих, приверженцев одного и
того же всеобщего так называемого христианства» [89, с. 142]. Католическая
церковь выдавала свою церковную веру за общеобязательную, у нее
появились противники, стремящиеся оградить себя от подобных притязаний
со стороны других - протестантские церкви. Однако, поскольку спор шел
прежде всего о статутарных положениях или произвольной обрядности,
отличия
между
протестантами
и
католиками,
православными
или
язычниками невелики: «Между тунгусским шаманом и европейскими
прелатами, управляющими одновременно и церковью, и государством,
или…между
совершенно
чувственным
вогулом
…
и
утонченными
пуританами и индепендентами в Коннектикуте есть, правда, значительное
различие в манере веровать, но отнюдь не в принципе. Ведь что касается
последнего, то все они принадлежат к одному и тому же классу, а именно, к
классу таких людей, которые свое служение Богу полагают в том, что само
по себе не делает никого из них лучше» [89, с. 191-192].
Человек, истинно служащий Богу, по Канту, должен лишь соблюдать
все свои моральные обязанности. Действия, предназначенные исключительно
для Бога, не важны и, в общем, не нужны. К подобным действиям Кант
56
относит веру в чудо, в тайны и в средства сыскания благодати, к которым
относятся молитва, посещение церкви, крещение и причастие. Эти действия
могут быть оправданы только как способствующие улучшению моральности
человечества.
Так,
молитва
должна
побуждать
оживление
мыслей,
направленных к нравственному образу жизни. Церковь с ее таинствами
должна поддерживать идею морального общества, чувственно ее изображать.
Сами по себе эти церемонии священнодействиями не являются. Статутарная
церковь, придающая не цели, а средству самодовлеющее значение,
совершает предосудительное действие, и истинная историческая церковь
«...наряду со статутарными догматами, без которых она до сих пор не может
полностью обойтись, должна вместе с тем заключать в себе принцип вводить религию доброго образа жизни как настоящую цель, чтобы
впоследствии иметь возможность обойтись и без первых» [89, с. 189-190].
Ситуацию, когда средство и цель религии меняются местами, Кант
называет
лжеслужением.
Заблуждающаяся
церковь
выдает
статуты,
необходимые для поддержания ее существования, за божественные
предписания.
Однако
они
нашему
чистому
моральному
суждению
представляются произвольными и случайными. Такая церковь основывается
только на вере Откровения и, тем не менее, пытается претендовать на
мировое господство (хотя исторической веры нельзя требовать от каждого).
Для такой церкви, скорее, имеет значение не внутренняя моральная ценность
поступков, а внешнее совершение их для Бога, и тем самым угождение ему
хотя бы пассивным послушанием даже и при индифферентности их в
моральном отношении. Для Канта все существующие разновидности
христианства, равно как и любой другой религии, содержат подобные
недостатки, они уводят своих последователей от истинной моральной
религии, подменяя ее содержание второстепенными внешними установками
и обрядами.
Моральная религия Канта ориентирована на независимый от любых
привходящих соображений и стимулов идеал, в ней ни чувственные желания,
57
ни эгоистическая расчетливость, ни апелляция к пользе или вреду вообще не
должны приниматься в соображение. Однако ее идеалом является не Бог, а
человек, абсолютно разумный и, следовательно, добрый. Распятие, крестная
смерть – это не символ высшей степени нравственного совершенства, а
крайность, чрезмерная забота о счастье других. Ведь «содействовать счастью
других,
жертвуя
своим
собственным
счастьем
(своими
истинными
потребностями), было бы противоречащей себе максимой, если бы она
сделалась всеобщим законом» [86, с. 435]. Кант задает весьма тонкий и
сложный вопрос: «Следует ли считать преднамеренное мученичество, когда
человек для блага рода человеческого приносит себя в жертву, таким же
героическим подвигом, как смерть ради спасения отечества?» [86, с. 464]. У
Канта мораль должна быть автономна в отношении эгоизма, но точно так же,
как и в отношении религии. Кантовское учение о морали основано
исключительно на разуме и не ссылается на религиозные идеи. Христианская
этика гетерономна и не обладает необходимой чистотой. Даже если
моральные ценности в каком-либо конкретном случае совпадают с
ценностями той или иной религии, это свидетельствует только о том, что
церковная вера исходит из реальной нравственности, из морали как таковой,
которая первична по отношению к любой религии.
Кантовская позиция автономности морали придает этике определенные
преимущества перед религиозными воззрениями на мораль. В автономной
морали ответственный выбор основан на свободе и способности принимать
рациональные решения. Но в некоторых религиях существуют правила,
которые необходимо исполнять из страха перед наказанием. Награда и
наказание могут быть вынесены за пределы этой жизни. Это выражается
либо в учении о посмертном воздаянии в раю или в аду, либо в учении о
перевоплощении в более высокой или более низкой формах жизни. Может ли
личность, находящаяся под давлением страха, считаться подлинно свободной
или нравственной? Кроме того, разные религии (иногда даже разные секты в
рамках одной религии) нередко придерживаются различных взглядов на те
58
или иные вопросы морали. Ясные ориентиры здесь отсутствуют. Чтобы
сделать
выбор
между
противоречащими
друг
другу
религиозными
установками, человеку при принятии решения приходится использовать в
качестве последней инстанции свой разум – а это и есть автономия. Таким
образом, этике пойдет на пользу, если она это признает и освободится от
влияния религии. Тогда мораль будет опираться исключительно на разум.
Поскольку у Канта «принцип автономии есть единственный принцип
морали» [87, с. 219], моральный закон в его этике первичен по отношению ко
всем нравственным категориям, в том числе и по отношению к понятиям
добра, долга и справедливости. Первичность его означает, что сначала
должен быть установлен моральный принцип, а уж потом на его основании
остальные понятия этики. Это связано и с формалистичностью моральной
теории
Канта,
которая
обеспечивает
аподиктическую
достоверность
этических основоположений. Всеобщий нравственный закон определяет все
многообразие
практического
поведения
человека.
Формальность
категорического императива означает, что он «касается не содержания
поступка и не того, что из него должно последовать» [87, с. 189]. Этот закон
не вменяет человеку никаких конкретных обязанностей и ничего не
запрещает, он не определяет того, что именно надо делать нравственно
отзывчивому человеку в тех или иных жизненных ситуациях. Он требует
одного: во всех своих поступках человек должен исходить из автономии
собственной воли, то есть должен самостоятельно принимать решения.
Автономность этики по отношению к религии, выделение в последней
моральной
сущности,
общей
всем
разумным
существам,
позволяет
рассматривать Канта как первого теоретика экуменизма. Так как мораль
общезначима для всех, то существует только одна подлинная религия.
Однако исторический опыт учит нас, что разные народы имеют разные виды
веры в божественные откровения и установленные ими учения. Кант
объясняет эту ситуацию тем, что в религии нужно различать церковную и
чистую религиозную веру. Церковная вера определяется уставными
59
заповедями, поэтому и оказывается много церквей и вер при одном Боге.
Случайность, определенная произвольность таких уставов ведет, фактически,
к многобожию, к древнему политеизму. Совсем иное дело – чистая
религиозная
вера,
представляющая
собой
моральные
заповеди,
базирующиеся на общечеловеческом моральном законе. Она исключает
разделение
людей
по
религиозному
признаку,
служит
важнейшим
препятствием для развязывания религиозных войн, да и не только
религиозных. Чистая религиозная вера, связанная с сознанием своей
моральной свободы, не производит ни малейшего насилия над совестью,
тогда как церковная вера, опирающаяся на исторически сложившиеся
уставные заповеди, с необходимостью влечет за собой насилие над совестью,
поскольку каждая церковь (или секста) пытается внести в церковную веру
(либо исключить из нее) что-либо в пользу своего собственного мнения. По
Канту,
чистая
религия
представляет
собой
необходимое
явление
человеческого сознания: в разуме всегда возникает идея Бога как символа
морали. Эта идея представляет собой явление человеческого духа и лежит
вне конфессий. Всемирно-этическая религия Канта выступает как единая
вера для всех разумных существ, к которой, как к идеалу, должны стремиться
все люди. Кантовское этическое общежитие представляющее собой
моральное царство Божие, должно быть всеобщим единением на основе
только моральных, а не каких либо других побуждений, то есть отношения
его членов строятся на основе принципа свободы, и поэтому они общи для
всех разумных существ и не меняются во времени.
Однако существующие религии, по Канту, бесконечно далеки от
морального царства Божьего, и, чтобы к нему приблизиться, философ
призывает отвергнуть веру в чудеса, религиозную символику, молитвенный
экстаз, представление о первородном грехе и церковное богослужение,
церковное благочестие и аскетизм. И. С. Нарский отмечает, что, по Канту,
всякая положительная теология есть нечто жалкое, пустое понятие, от
предполагаемого источника которого, то есть Бога, не требуется всеведения,
60
всемогущества вездесущности и т.д.; веру, связанную с культом и обрядами,
Кант считает верой крепостничества и рабства, опиумом для совести [114, с.
145-146]. Кант видит существенный негативный момент в конкретном,
историческом характере человеческих рецепций религий разума.
Любая историческая религия, препятствующая единству людей, по
Канту, в идеале должна сама собой прекратить существование и перейти в
чистую, основанную на разуме одинаково ясную для всех религиозную
моральную веру, которой не нужны священные тексты, не различающие
моральную сущность религии и вторичные, внешние элементы последней:
«Этому мы должны теперь усердно содействовать, постепенно освобождая
чистую религию разума из ее в настоящее время все еще не лишней
оболочки. Не для того, чтобы историческая вера исчезла (ибо она, быть
может, всегда будет нужна и полезна как вспомогательное средство), но
чтобы она могла исчезнуть. Здесь имеется в виду только внутренняя крепость
чистой моральной веры» [89, с. 147].
И. С. Нарский отмечает, что Кант объясняет само возникновение
религии моральными мотивами и видит в них единственное, пусть далеко не
безусловное, оправдание временного господства собственно религиозных
убеждений. По Канту, религиозные представления начинают развиваться в
обществе, когда в грубо эгоистические и легальные мотивы и поступки
начинает вторгаться осознание долга, требование собственной моральности
как мотив свободного обязывания самого себя [115, с. 10-11]. Действительно,
морально добрым или морально злым у Канта человек делает себя сам,
понятие о добродетели извлекается из души человека, а «учение о
добродетели существует само по себе (даже без понятия о Боге)» [89, с. 199].
Все основные термины религии у Канта получают строгое значение,
связанное с моралью. Бог – это человечество на всем протяжении своего
существования, мир разумных существ вообще. Святость – это состояние
абсолютно
полной
реализации
морального
закона,
выступающее
в
эмпирическом мире как регулятивная цель. Сам моральный закон свят, то
61
есть нерушим. Религия в пределах только разума – чисто моральное
построение, душевное смирение – это самосознание, исполнение долга
милосердия и справедливости, хотя и именуется Кантом божественным
душевным
свойством,
не
имело
при
своем
возникновении
ничего
религиозного, и только позднее его стал подкреплять авторитет религии.
Однако в целом вмешательство церкви в нравственность, если оно не
проникнуто подлинным стремлением к истине, добру и красоте, а такое, увы,
случается, и нередко, приносит больше вреда, чем пользы, так как, за редким
исключением,
оно
нетерпимостью.
И
оборачивается
тут
Кант
готов
религиозным
привести
фанатизмом
неисчерпаемое
и
число
исторических фактов, злободневных в свете еще совсем недавних по
историческим меркам религиозных и революционных, но под религиозным
флагом ведшихся, войн. Следовательно, в философии Канта истинная
религия неотделима от морали и жизни общества в целом. Человек возник
как общественное существо, и нормы общежития с самых первых шагов
человеческой истории содержали моральный компонент, differentia specifica
человечности. Кант пишет, что без морали «человеческое (как бы по
химическим законам) превратилось бы просто в животное и невозвратимо
смешалось бы с массой других существ природы» [86, с. 442], поэтому
мораль у Канта выступает также и социальностью: общественная жизнь
разлагается сразу же, если не выполняются нормы морали, если не следовать
категорическому императиву.
Таким образом, изучение кантовской философии религии позволяет
предположить, что религия может способствовать росту рациональности в
современном
российском
обществе,
исключительно
если
она
будет
соответствовать идеалу моральной религии в пределах только разума. Для
оценки того, насколько та или иная церковь приближается к этому идеалу,
необходимо привлекать и светских людей, ведь моральную оценку любым
событиям окружающей действительности способны давать все люди, так как
моральные
ценности
имеют
62
универсальный
характер.
2. Исследование роли преподавания этики в росте рациональности
мышления и практической деятельности в современном российском
обществе
2.1. Проблема статуса этики и «парадокс обучения» в России
Этика представляет собой самостоятельный раздел знания, который на
базе теоретических предпосылок формирует определённые методы для
решения конкретных задач. В свою очередь этика тесно соприкасается с
такими дисциплинами, как антропология, история философии, частично с
психологией. Междисциплинарность этики обеспечивается плодотворной
демонстрацией применения философских методов к решению конкретных
проблем в социуме, что подчёркивает практическую направленность данного
раздела знания. Однако на сегодняшний день актуальной становится
проблема преподавания этики, как в школе, так и в университете, что
обусловливается возможным введением основ религии вместо светской
этики.
В июле 2009 года президент РФ Д. А. Медведев встретился на
совещании с представителями четырёх «традиционных» конфессий. Темой
для
разговора
стал
вопрос
о
внедрении
в
школьную
программу
шестимодульного курса «Основы религиозной культуры». Шесть модулей
следующие: основы ислама, буддизма, иудаизма, история мировых религий,
основы православной культуры и светская этика.
Однако Федеральный закон, который должен был юридически
закрепить эту идею, на последнем этапе чтения был отклонён Советом
Федерации. Но дело этим не закончилось. Президент всё-таки рекомендовал
руководству Федерального собрания провести внеочередное дополнительное
заседание для окончательного принятия этого нормативного акта. Учитывая
непростой статус религии в истории России, тема введения нового предмета
в школьное образование вызвала бурное обсуждение в средствах массовой
информации.
63
Следует отметить, что внедрение религиозного воспитания в России
уже началось не только в школах. На инициативу Д. Медведева отреагировал
министр обороны Анатолий Сердюков. По его замыслу, в три этапа на
территории Российской Федерации и в некоторых странах СНГ (где
находится контингент ВС РФ) в воинских подразделениях должны появиться
священники. В большинстве случаев они уже представляют только
православную конфессию.
Идея изучения мировых религий не является новой для России. Ещё в
2004 году министр образования А. Фурсенко впервые озвучил эту идею
перед
общественностью.
В
разных
субъектах
России
проводились
социальные опросы, которые должны были отразить мнение людей: в первую
очередь
−
родителей,
которым
придётся
столкнуться
с
новой
образовательной реформой лицом к лицу. И хотя эксперимент по введению
нового курса в восемнадцати регионах страны начнётся только в 2012 году,
уже сегодня есть некоторые результаты, оценки и мнения. Например, в
журнале «Социальная реальность» предлагаются обобщённые данные опроса
полутора
тысяч
респондентов.
Автор
статьи
Г.
Кертман
пишет:
«…Российские граждане в целом весьма позитивно относятся к идее
включения в школьную программу какого-либо курса, так или иначе
связанного с религиозной тематикой. Лишь один из десяти респондентов
категорически отвергает оба варианта "религиозного просвещения"» [92, с.
15].
Научный
интерес
вызывает
аргументация
опрошенных
людей.
Практически все, кто высказывался за историю мировых религий и за основы
православной культуры, обосновывали свои суждения одинаковым образом:
«Молодежь надо учить духовной жизни"; "религия – это духовность;
молодежи в наше время этого не хватает"; "дети озлобленные, телевидение
их развращает – надо духовность восстанавливать". <…> «Будут иметь
сердце и жалость к людям"; "дети будут добрее и мягче"; "гуманнее будут";
"зная религию, люди будут уважать друг друга» [92, с. 18].
64
Мнения респондентов явно свидетельствуют о духовном кризисе
современных россиян, в особенности, подрастающего поколения. Поэтому, в
помощь современной школе государством предлагается религия. Сама по
себе школа практически утратила воспитательные функции, превратившись в
коммерческую структуру, в которой большинство детей знают, что за них
заплатит родитель, а заработная плата учителя зависит от количества
набранных в класс детей. Вот и получается то, что основное школьное
образование не справляется с воспитательными функциями. В этом смысле,
большинство
опрошенных
вышеназванного
журнала,
высказалось
за
введение религиозного воспитания только в качестве факультатива [92, с.
23].
Если же представить новый предмет (религиозное воспитание) в
качестве изучаемой дисциплины в рамках дополнительного образования
(факультативно), то правомерно ли говорить об успехе такового внедрения?
И можно ли сделать приоритетным курсом, взяв за основу, как хочет, повидимому, РПЦ, только изучение православной культуры?
Процесс социализации человека протекает в течение всей его жизни, а
школа призвана выступать в качестве одной из основ, которая закладывает
мировоззрение в сознание ребёнка. К основным предметам школьного курса
всё чаще сегодня примыкает система дополнительного образования, которая
функционирует через спецкурсы, не входящие в основную программу:
например, эстетическое воспитание, религиозное воспитание и т. д. Таким
образом, «внешкольное» образование должно заполнить пробелы общей
школы и привить определённые ценности детям.
Однако,
(формирование
если
школа
не
выполняет
мировоззренческих
своей
ценностей),
главной
перекладывая
функции
её
на
дополнительное образование вне школы, то мы имеем дело с проблемной
ситуацией, когда дополнительное образование выступает как простая
система «заполнения лакун», вследствие которой ребёнок выходит из школы
65
неподготовленным к принятию самостоятельных решений в силу отсутствия
целостного мировоззрения.
На сегодняшний день школьное образование изменяется в процессе
гуманитаризации. При
этом происходит неправомерный отказ от так
называемой концепции формирования «идеального человека», которая
впервые в России была предложена И. И. Бецким «по заказу» Екатерины II и
являлась следствием эпохи Просвещения. Уже в «Генеральном плане
императорского
Воспитательного
дома»
Бецкой
уделил
внимание
дополнительному образованию и, по сути, являлся сторонником принципа
непрерывного обучения [38, с. 151]. Однако сегодняшняя программа
гуманитаризации
провозгласив
образования
своим
отвергла
принципом
всякие
воспитание
идеальные
модели,
конкретно-исторического
человека. В такой системе главной задачей становится формирование строго
очерченных компетенций, о которых дети подчас даже не подразумевают
[133, с. 4] .
Советская школьная система также не была идеальной, но она
предлагала широкую программу в области народного образования, в которой
основным вектором являлось воспитание человека посредством изучения
фундаментальных областей знания. Но ей всё же не удалось сблизить
профессиональную и общеобразовательную школу, − эта проблема была
озвучена на XXVII съезде партии [124, с. 167]. Процесс сближения двух
школ продолжается и по сей день.
Учитывая
проблемы
российского
образования,
не
следует
поверхностно судить о введении нового предмета, тем более в качестве
факультатива. Добиться комплексного подхода к школьному обучению
возможно только в рамках освоения мировых культур, ценностей, норм и
лишь затем осуществлять профильное обучение. По нашему мнению,
религиозное воспитание должно проходить в рамках основной школы, а не в
качестве
дополнительного
непосредственно
образования,
соприкасается
с
так
проблемами
66
как
история
религий
нравственности,
что
чрезвычайно важно для формирующегося сознания. К тому же не должно
быть никакого приоритета (по количеству часов) между изучаемыми
религиями. В конце концов, новая реформа не должна противоречить
Конституции
РФ,
а
именно:
статье
29,
которая
непосредственно
основывается на принципе моральной свободы человека.
В пропедевтических целях нам следует формально определить,
существует ли вообще влияние веры в Бога на моральность человека, и
возможна ли обратная ситуация, когда на верующего человека влияет чистая
мораль? Для этого будем отличать моральность от морали: если мораль есть
кодекс, собрание общепризнанных норм, которыми человек мотивирует своё
поведение, то моральность есть совокупность и этих норм и, самое главное,
их реализации в практической жизни. Тем самым моральность есть
осуществление морали, где мораль выступает мотивом поведения. В таком
случае зададим вопрос: могут ли составляющие религиозного сознания (вера,
Бог, мистическое чувство) как-то включаться в поведение человека и стать
его
главным
мотивом?
Выделим
две
гипотезы,
которые
должны
способствовать ответу на поставленный вопрос:
1. Если вера в Бога влияет на моральность индивида, то человек
действует, руководствуясь религиозными нормами.
2. Если вера в Бога не влияет на моральность, то человек действует
согласно собственным представлениям о морали независимо от религиозных
догматов.
Естественно
то,
что
наш
действительный
мир
шире
всяких
теоретических построений. Поэтому нам следует учитывать тот факт, что
религия подчас может отвечать только утилитарным целям общества, как
писал в своём трактате Л. Толстой: например, являться средством
восполнения чувства сакрального [112, c. 277], или же быть средством
управления людьми через страх [146, c. 50]. В этих случаях религиозная вера
оказывает влияние на поведение большинства.
67
Зададим следующий вопрос: возможна ли ситуация, когда человек,
обладающий религиозной верой, способен от неё отвлечься и реализовывать
собственное поведение только на основе чистой морали, построенной на
принципах разума?
Для ответа на этот вопрос рассмотрим систему поведения человекаверующего, которая может состоять из трёх компонентов. Четвёртый
компонент будет выражать позицию морального человека, без его связи с
религией.
1) Религиозный поступок без мотива. Человек поступает, не осознавая
собственных мотивов, так как они заданы религией. Поэтому он просто
выполняет предписания, подчиняясь им и опасаясь будущей божественной
кары.
2) Религиозный мотив без поступка. Здесь человек выступает как
лицемер для церковного сообщества, а именно: он верит, однако не
соблюдает ритуалы согласно религиозным установлениям.
3) Мотив и поступок в рамках религии. Человек включён в систему
религиозной организации и её деятельности, он верит и выполняет
предписания. В такой системе высшая нравственность всегда представлена
Богом-назидателем. В надежде на будущее прощение индивид разделяет
свою ответственность со сверхчувственным существом.
4) Мотив и поступок в рамках морали (позиция, выраженная в
философии морали И. Канта). Верующий человек отказывается от
религиозных догм и начинает осуществлять собственное поведение в рамках
чистой
морали,
основанной
на
обязательных
законах,
которые
распространяются на всех разумных существ.
Поясним четвёртый пункт. В «Споре факультетов» Кант говорит о том,
что мораль и религия не отличаются по своему содержанию, их отличие
только формальное [90, c. 90]. Это формальное отличие основано на
различиях в применении разума. В системе исторической религии индивид
руководствуется
откровением,
то
есть
68
интеллектуальной
интуицией,
апеллирующей
к
Богу.
В
системе
моральной
религии
руководство
осуществляется разумом, без опоры на откровение, чувства и, соответственно,
Бога. Утверждая, что откровение носит случайный характер и может быть
применено даже против воли человека, Кант полагает, что должна
существовать такая церковь, в которой бы человек мог координировать
собственную свободу со свободой остальных в отрыве от страха перед
Всевышним. В «Религии в пределах только разума» Кант связывает идеальное
моральное сообщество и видимую церковь
посредством следующих
признаков: всеобщности, единства всех членов церкви, свободы (основанная
на исполнении категорических императивов), модальности (неизменность
установленных правил) [89, c. 107]. Эти признаки представляют собой
воплощённое
трансцендентное
человечество,
при
условии
тождества
ноуменального и феноменального мира. В итоге мораль выступает в качестве
синонима Бога, который для религии (христианства) является высшим
гарантом закона нравственности, полностью реализованного в мире небесном.
Любая религиозная система содержит в себе противопоставление двух
миров: мира земного (подчинённого религиозной организации) и мира
небесного (мир вытесненных надежд человека). У Канта в его практической
философии тоже имеются два мира: эмпирический мир (во многом носит
случайный характер) и мир царства целей (мир морального человечества, в
котором все самовольно подчинены моральному закону, то есть, свободны в
своих действиях). Как мы можем видеть, по структуре религиозная система и
моральная система Канта имеют сходство. Моральный субъект в этической
системе Канта действует и надеется так же, как и верующий человек,
преодолевая злое в себе, стараясь относиться к другим как к целям. Но это
только поверхностное сходство. Определяющее различие заключается в
следующем: у Канта человек действует через категорический императив,
выступая как цель для другого. В религии (в христианстве, по крайней мере)
действует понятие любви [58, c. 415]. Реализуя заповедь любви, человек не
является самостоятельным полноправным агентом, − между ним и другим
69
человеком существует вечный посредник: Бог («Не всякий, говорящий Мне:
«Господи! Господи!», войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю
Отца Моего Небесного» [Матф. 7:21]).
Подводя итог, выделим два вида отношений морали и религии:
1.
Религия включает в себя мораль (тем самым мораль и
религия в данном случае не выделены из системы нравственности, и
религиозное влияние возможно на мораль и моральность).
2.
Мораль не включает в себя религию (тем самым мораль
выделена из сферы нравственности, и религиозное влияние не
необходимо для морали, следовательно, и для моральности).
Если же имеется такое отношение, когда мораль может существовать
независимо от религии, то вера в Бога (как феномен религии) не должна
влиять на мораль и моральность человека.
2.2. Этическое решение конфликта рациональностей
Одной из основных трудностей исследований рациональности остаётся
проблема её единства. Существование общей рациональности по-прежнему
ставится под сомнение[129]. В данной статье мы рассмотрим, как отрицание
единства рациональности лишает нас возможности решать бесчисленные
конфликты её локальных форм. И, напротив, на конкретном примере
подобного конфликта я постараюсь доказать, что эта проблема решается не
иначе через поиск оснований единства рациональности.
Ещё одна трудность теории рациональности состоит в самом предмете
исследования. Рациональность не дана в наблюдении, о ней приходится
судить косвенно и не иначе, как посредством самой рациональности. В
попытках отличить рациональное от нерационального разные авторы
акцентируют внимание на самых разных проявлениях рациональной
активности, в связи с чем «понятию рациональность свойственна неясность и
неточность»[80]. Чаще всего в качестве атрибутов рационального называют
соответствие логическим правилам, критические установки (методическое
70
сомнение), обоснованность, рефлексивность, адекватность реальности,
эффективность, обучаемость (способностью к выявлению ошибок и
закреплению успехов). В тоже время сегодня уже не вызывает сомнение
исторический характер этих критериев. В разном историческом пространстве
и
времени
в
зависимости
от
социокультурных
условий
эталоны
рациональности подвергаются сомнению, пересматриваются, уточняются,
корректируются.
Очевидно,
что
рациональность
представляет
собой
довольно сложную систему когнитивных средств, ситуативно используемых
для
решения
задач
познания
и
преобразования
действительности.
Ситуативный характер рационального мышления и поведения предполагает,
что субъекты единой рациональности, оказавшись в разных социальных
пространствах, могут руководствоваться разными ценностями, ставить перед
собой разные цели и выбирать разные средства их реализации. Всё это,
однако, вовсе не означает, что рациональность не имеет под собой никаких
общих оснований. Как пишет Джон Сёрль, «стандарты рациональности, как и
стандарты истинности, вполне применимы ко всем людям и культурам. Но
при универсальных стандартах рациональности и рационального мышления
есть
возможность
возникновения
крупных
противоречий;
это
даже
неизбежно. Пусть существуют обоснованные и принятые стандарты
рациональности, люди, действующие полностью рациональным образом,
владеющие полной информацией; всё равно рациональные противоречия
появятся – поскольку, например, рациональное действующие субъекты часто
имеют различные и противоречивые ценности и интересы, тем не менее,
одинаково приемлемые с рациональной точки зрения. Одна из наиболее
глубоких ошибок состоит в той позиции, что неразрешимые конфликты
являются знаком того, что кто-то должно быть ведёт себя иррационально, и
под вопрос ставится сама рациональность.» [135, с.13]
Субъекты, поставленные в схожие ситуации, объективно имеют схожие
цели и интересы, и по этой причине склонны координировать свои усилия.
Общность ситуации, целей и интересов задают общность избираемых
71
когнитивных средств и формируют коммуникативное поле рациональной
активности той или иной
социальной группы. Именно по этой причине
имеет смысл различать локальную и универсальную рациональность.
Локальная рациональность представляет собой совокупность разумных
когнитивных операций и действий, используемых для решения частных
целей и удовлетворения частных интересов. При этом частные интересы
могут быть индивидуальными или разделяться той или иной социальной
группой. В этом контексте можно говорить о рациональности пролетариата и
буржуазии, атеистов и религиозно верующих, о российской и китайской
рациональности и т. д.. Признание существования локальных форм
рациональности вынуждает искать рациональное там, где со стороны всё
может выглядеть случайным, хаотичным, безрассудным. Атеисты без конца
обвиняют в безумии религиозно верующих, европейцы обращают внимание
на иррациональность русской души, а обычный обыватель часто не видит
никакой логики в решениях правительства и бюрократических структур.
Между тем здравый смысл подсказывает, что и верующие, и русские, и
чиновники
являются
прежде
всего
личностями,
и
следовательно
-
рациональными субъектами, реализующими какую–то свою собственную, со
стороны не всегда очевидную, рациональную стратегию.
Поскольку люди в обществе решают разные задачи, постольку они
являются субъектами разной рациональности. Но эти же люди имеют общую
природу и как части единого социума имеют общие цели, ценности и
интересы. Такое «общее благо» позволяет говорить об универсальной
рациональности как совокупности разумных когнитивных операций и
действий, выполняемых для достижения общих целей и удовлетворения
общих интересов. Универсальная рациональность, с одной стороны,
представляет собой всеобщее (в отличие от особенного) в человеческой
природе, а с другой стороны, в силу своей всеобщности она позволяет выйти
за пределы частного и осознать цельность социальной действительности.
72
Введённое
рациональность
нами
деление
открывает
на
перед
локальную
нами
и
несколько
универсальную
теоретических
преимуществ. Во-первых, это позволяет избежать релятивизма сторонников
множественности рациональности и догматизма сторонников её единства.
Рациональность одновременно едина и множественна. Она едина, поскольку
рациональные субъекты поставлены в общие условия и совместно решают
общие задачи, и множественна, поскольку эти же субъекты используют свой
когнитивный арсенал для решения частных и специфических задач.
Во-вторых, указанное деление позволяет обратить должное внимание
на социальные основания единства и множественности рациональности.
Хотя рациональность заложена в людях в качестве природных когнитивных
задатков, способностью она становится лишь в результате социализации в
определённой
социальной
социальной
среде.
Единство
и
внутренние
различия
среды следует рассматривать в качестве главного фактора
дифференциации единого поля рациональности. Рациональность оказывается
множественна, потому что люди в обществе разделены на многочисленные
социальные группы, преследующие собственные интересы. но она же едина,
ибо эти же люди, несмотря на свою разделённость, сохраняют между собой
коммуникативные связи и точки взаимодействия, имеют общие цели и
ценности, и в итоге составляют единую ткань совместной общественной
жизни.
Социальная обусловленность рациональности тесно связана с её
коммуникативным характером. Человек познаёт и действует не в одиночку,
он кооперирует и координирует свои усилия с другими участниками своего
референтного сообщества. Постигаем ли мы действительность или ищем
эффективные
пути
её
преобразования,
мы
вынуждены
не
просто
осуществлять выбор из определённого набора возможных идей и решений,
мы
должны это выбор обосновать, предъявить достаточные основания
выбора самим себе и другим. Сам процесс мышления в своих основаниях
диалогичен, даже когда человек мыслит наедине с собой, он ведёт
73
внутренний
диалог
с
условным
Другим,
мысленно
проигрывает
рождающиеся в этом диалоге идеи, стратегии, решения. Коммуникация – это
естественная стихия мышления, и когда не хватает собеседника для
дискуссии,
рациональный
посредством
внутренней
субъект
переходит
коммуникативной
в
игры.
режим
мышления
Упомянутые
выше
свойства рациональности, такие как адекватность, следование логическим
правилам,
методическое
сомнение,
обоснованность,
эффективность,
обнаруживают себя только в коммуникации и, по сути, встроены, в свойства
языка общения. Нельзя, например, выявить адекватность идеи или решения,
иначе как представив их на суд других людей. То, что кажется адекватным
или эффективным одному, ещё не является таковым, - другое дело, если
остальные акторы коммуникации согласились с этим. Требование следовать
общим
правилам
формальной
логики,
не
быть
голословным,
безапелляционным, - это естественное требование к любому сколько-нибудь
продуктивному обсуждению.
В этом смысле проблема единства и множественности рациональности
по
своему
содержанию
тесно
связана
с
проблемой
единства
и
множественности вербального языка. Подобно сфере рациональности
языковое пространство разделено, - люди используют несколько тысяч
разных языков. С другой стороны, между этими языками сохраняется
фундаментальное структурное единство, позволяющее носителям разных
языков осуществлять перевод, понимать друг друга и вступать в различные
формы взаимодействия.
Теперь рассмотрим пример конфликта рациональностей. В качестве
примера возьмём ситуацию, сложившуюся в современном российском
образовании,
где
можно
наблюдать
достаточно
острый
конфликт
педагогического и бюрократического сообществ, каждое из которых решает
собственные задачи и является носителем собственной рациональности.
Последние 20 лет российское образование находится в состоянии
непрерывного
реформирования.
За
74
это
время
сменилось
несколько
поколений стандартов, создана профильная школа, внедрена новая система
нормативно-подушевого финансирования. Введены ЕГЭ в школах и система
интернет-тестирования в вузах. Последние переведены на болонскую
систему обучения. Однако если взглянуть на эти преобразования глазами
условного школьного или вузовского преподавателя, скорее всего он укажет
на совсем другие изменения: растущую отчётность, постоянно меняющиеся
директивы,
формализацию
оценок
качества
работы
участников
образовательного процесса, рост коррупции в административных кругах,
непрозрачность
системы
оплаты
труда,
общую
неопределённость
и
постоянное тревожное ожидание очередных нововведений. Иными словами,
в его глазах происходящее выглядит скорее как иррациональный хаос, набор
случайных
решений,
нежели
продуманная
дальновидная
политика.
Обнаруживая всё новые препятствия для выполнения своих функций,
педагогическое сообщество плохо понимает и не охотно принимает
происходящие реформы. Социологические данные свидетельствуют, что по
ряду ключевых нововведений оценка реформ в глазах педагогического и
бюрократического сообществ значительно расходятся ([142], [144]).
Однако, как мы отмечали выше, то, что выглядит иррациональным с
позиций одной локальной рациональности, в рамках другой оптики может
выглядеть
совсем
иначе.
Поэтому
важно
взглянуть
на
процесс
реформирования российского образования с позиций бюрократической
логики.
В
обыденном
языке
слово
«бюрократия»
носит
несколько
уничижительный характер. Однако мы будем использовать этот термин в
социологическом контексте, где он лишён негативно-оценочной окраски. В
социологических теориях бюрократия рассматривается как важнейший
социальный институт современного общества, осуществляющий функции
государственного управления. Одновременно этим термином обозначают
социальный слой чиновников, профессионально исполняющих эту функцию.
Начиная с работ К. Маркса и М. Вебера, все теории бюрократии зримо
75
делятся на нормативные и критические. Для нормативных теорий характерно
описание идеальной бюрократии, в них акцентируется внимание на
инвариантном
и
должном
в
функционировании
бюрократического
механизма. Критические теории больше уделяют внимание дисфункциям,
которым подвержена работа бюрократического аппарата в условиях
реального социума. Причём часть из этих дисфункций можно оценить как
временные акцидентальные трудности, а другая часть, по всей видимости,
представляет собой как субстанциальные проблемы, укоренённые в самой
природе бюрократической организации.
Нормативные
концепции
восходят
к
М.
Веберу,
создавшему
классическую теорию рациональной бюрократии. В своих рассуждениях
Вебер отталкивался от признания двух важнейших и взаимосвязанных
тенденций в развитии социальной действительности – её усложнения и
рационализации. Растущая сложность социальных практик, углубляющееся
разделение
труда,
дифференциация
социальной
структуры
создают
дополнительные сложности для сохранения единства и управляемости
социального организма. Ответом на эту угрозу является рационализация
механизма управления. Идеальная рациональная бюрократия, согласно
Веберу, представляет собой иерархически упорядоченную корпорацию
наёмных
узко
специализированных
профессионалов,
доказавших
компетентность в доверенной им сфере управления. Полномочия и
обязанности этих профессионалов должны быть строго регламентированы,
они должны работать на постоянной основе, получать фиксированную в
контракте заработную плату, демонстрировать корпоративную дисциплину и
лояльность, чётко выполнять инструкции и указания вышестоящего
руководителя. Основу мотивации чиновника должна составлять преданность
своей стране и организации, перспективы повышения по службе. Строгая
регламентация и дисциплина призваны минимизировать произвол, личную
заинтересованность
и
политическую
ангажированность
принимаемых
решений, обеспечить безличный характер работы бюрократии. Все эти
76
принципы, по убеждению Вебера, создают три главных преимущества
рациональной бюрократии: равенство всех клиентов бюрократии перед
законом, максимальная эффективность и компетентность принимаемых ею
решений, предсказуемость работы бюрократического аппарата.
Идеальная
рациональная бюрократия, по мнению Вебера, в своей
деятельности должна приближаться к работе вычислительной машины. [139,
с. 19] Получив исходные данные и команду, имея нужный алгоритм
действий, чиновник должен выдать точный и предсказуемый результат.
Живи Вебер в наши дни, он наверняка бы приветствовал различные проекты
в области информатизации управления. Впрочем, несмотря на масштабную
информатизацию бюрократического механизма, мало кто в современном
мире сочтёт рациональную бюрократию Вебера реализованным идеалом. Во
всех странах, и Россия здесь не исключение, существует массовое
недовольство работой бюрократического аппарата.
Критические теории бюрократии восходят к Марксу, у которого
критика
бюрократии
была
тесно
связана
с
критикой
буржуазного
государства. Профессионализм и государственное мышление чиновников
Маркс считал опасными иллюзиями, созданными самой бюрократией. На
деле же, она, по его убеждению, повсеместно носит классовый характер,
представляет собой замкнутый клан, обслуживающий в основном интересы
местной буржуазии. Замкнутый коррумпированный характер бюрократии в
сочетании с жёсткой дисциплиной и иерархией порождают корпоративную
круговую поруку, способствуют быстрому профессиональному вырождению.
Непрофессионализм,
непомерная
регламентация,
непрерывный
рост
должностей и ведомств, постоянная путаница в разделении полномочий
превращают бюрократию в царство некомпетентности.
Хотя критика Маркса носила несколько идеологизированный характер,
в
общих
чертах
ему
удалось
обозначить
основные
дисфункции
бюрократического института. Позднейшие критические теории бюрократии
(Парсонс, Мертон, М. Крозье, Л. фон Мизес) лишь развили и детализировали
77
эту критику на относительно нейтральных идеологических основаниях.
Кроме того, стало понятно, что указанные Марксом недостатки бюрократии
вырастают из тех же оснований, что и указанные Вебером достоинства. Так,
безличный принцип работы бюрократии, призванный, по мнению Вебера,
гарантировать её независимость, беспристрастность, обеспечить всеобщее
равенство перед исполняемым ею законом, порождает и очевидные
трудности: бездушный формализм в принятии решений, отчуждение от
подлинных
интересов
людей,
косность,
рутинность,
буквоедство,
неспособность к инициативе и нестандартным решениям в нестандартных
ситуациях. Отмеченная Вебером корпоративная солидарность способствует
сплочению бюрократии вокруг её собственных частных интересов. Строгая
иерархия и внутренняя система поощрений и наказаний формируют
карьеристскую психологию, а функционирование вне конкуренции позволяет
широко прибегать к искажению информации с целью угодить начальству.
Внедрение более объективных формальных методов оценки качества работы
чиновника лишь приводит к распространению практик приписок и
завышению показателей отчётности. Такая важная, по мнению Вебера, черта
бюрократии как работа в рамках строго прописанных полномочий, в итоге
формирует порочный круг бюрократической машины. Его суть в том,
постоянные изменения социальной действительности вынуждают создавать
всё новые и новые формы регламентации и контроля, что одновременно
сопряжено с созданием новых должностей, ведомств, и различных
промежуточных структур. Последние, едва появившись на свет, тут же
вступают в борьбу за самосохранение, сопротивляются переменам, искажают
и скрывают идущую снизу вверх информацию, стремятся любыми
средствами оправдать своё существование. Растущая регламентация и потоки
искажённой информации затрудняют инициативное поведение и решение
внештатных проблем, что ведёт к росту числа более гибких неформальных
структур, в том числе внутри бюрократического сообщества. Появление
параллельных форм власти вскоре идентифицируется как угроза, вслед за
78
чем следует очередной виток регламентации и внедрения новых форм
контроля. Тем самым бюрократия оказывается по самой своей природе
запрограммирована на постоянное умножение инструкций, отчётности,
контроля, раздутие штата, создание новых должностей, учреждений,
ведомств, которым оказывается всё сложнее координировать свою работу.
Как
уже
отмечалось,
специфика
локальной
рациональности
определяется своеобразием целей, ценностей и средств, используемых
соответствующим индивидуальным или коллективным субъектом. Мы
обратились к основам теории бюрократии, чтобы лучше понять особенности
бюрократической рациональности и прояснить противоречия, возникающие
в точках взаимодействия с рациональностью педагогической. Начнем с того,
что у педагогического и бюрократического сообществ разные корпоративные
цели. Цель бюрократии – эффективное управление организацией, цель
педагогического
сообщества
–
социализация,
инкультурация
и
профессиональная подготовка учащихся. Различие в целях определяет
своеобразие
ценностных
доминируют
ценности
систем.
В
бюрократическом
эффективности,
порядка,
сообществе
контролируемости
управляемой организацией. Для него характерны консерватизм и лояльность
к политическому режиму. Педагогическое сообщество представляет собой
наиболее массовый слой российской интеллигенции, воспроизводящей
ценности
свободы,
творчества,
инициативы,
личностного
развития,
критического отношения к государственной власти.
Различия в ценностях, безусловно, связаны не только с принципиально
разным функциональным предназначением, но и разными средствами,
которые используют данные сообщества для решения своих корпоративных
задач.
Своеобразие
внутренней
организации
и
социальных
практик
бюрократического сообщества предполагает доминирование безличной
формы коммуникации, значительную ритуализацию деятельности, высокий
уровень
дисциплины,
регламентации,
стремление
предельно
к
объективной
79
максимальному
формализованной
контролю,
оценке
контролируемой сферы деятельности. Повседневная практика воспитателя,
школьного учителя или преподавателя вуза требует совершенно других
подходов. Здесь гораздо важнее выходить на экзистенциальный уровень
коммуникации, крайне значимым оказывается умение понять и учесть в
своей работе уникальный внутренний мир другого человека, требуется
творческий подход в поисках нестандартных решений для нестандартных
ситуаций. В интересах конкретных учеников приходится постоянно отходить
от общих правил, разрывать шаблоны, выходить за границы общепринятого.
Наконец, личностный контакт учителя с уникальной индивидуальностью
ученика, субъективное соучастие в его судьбе делает в глазах учителя
неприемлемой или, по крайней мере, недостаточной формальную оценку
результатов их совместной работы.
Один из наиболее известных критиков бюрократии Людвиг фон Мизес,
оценивая положение дел в системе образования довоенной Германии, писал,
что «школа постепенно стала превращаться в то место, где дети мешают
администрации и педагогам работать с документами» [110]. Он согласен с
тем, что бюрократическая машина рациональна. Но это тот случай, когда
«рационализм
немедленно
бесконечными
планами,
оборачивается
громоздкими
цинизмом.
Истерзанный
аттестационными
процедурами,
постоянно меняющейся структурой предметов и их содержанием учитель не
в состоянии нести на себе бремя реформ» [110]. В то же время, по мнению
фон Мизеса, «бюрократия сама по себе не является ни плохой, ни хорошей.
Это метод управления, который может применяться в различных сферах
человеческой деятельности. Существует область, а именно, аппарат
государственного управления, где бюрократические методы являются
необходимостью. То, в чем многие люди в наши дни видят зло, - не
бюрократия как таковая, а расширение сферы, в которой применяется
бюрократическое управление» [110].
Соглашаясь с фон Мизесом, необходимо признать, что реформы,
проводимые в рамках модернизации российского образования и вызывающие
80
весьма неоднозначную оценку со стороны педагогического сообщества,
представляют собой стандартные шаги бюрократической рациональности.
Введение новых стандартов, усложнение аттестационных процедур, новые
формы отчетности призваны навести порядок в плохо управляемой стихии
российского образования. На провозглашенные лозунги борьбы за качество
образования бюрократия может реагировать только новыми формами
контроля, оценки качества и эффективного распределения средств.
Кроме того, необходимо иметь в виду, что начиная с 80-х годов ХХ
века, под влиянием неолиберализма, в мире происходит административная
революция, результатом которой становится повсеместное внедрение
принципов
так
называемого
государственного
менеджеризма.
Государственный менеджеризм предполагает создание рыночных стимулов
работы
государственных
служб,
формирование
конкурентной
среды,
позволяющей выявлять сильнейших и распределять средства по результату –
в пользу наиболее эффективных структур. В России для этих целей
государственные
образовательные
учреждения
поступательно
реорганизуются в субъекты рыночных отношений, обладающие правом
самостоятельно вести коммерческую деятельность – продавать свои
образовательные
услуги.
Введение
финансирования
призвано
системы
дополнительно
нормативно-подушевого
подстегнуть
конкуренцию
образовательных учреждений за закреплённые за «душами» средства. Не
выдержавшие конкуренцию образовательные учреждения, в соответствие с
жесткими правилами рынка, ликвидируются или включаются в состав более
эффективных
структур.
тестирования – ещё
образования,
они
Введение
ЕГЭ
и
федерального
интернет-
один важный шаг к менеджеристской модели
позволяет
выстраивать
рейтинги
образовательных
учреждений и преподавателей, что создает еще один уровень соревнования
за распределяемые финансовые ресурсы. А переход на болонскую систему и
признание
российских
дипломов
за
81
рубежом
позволяют
вывести
конкуренцию российских образовательных учреждений на международный
уровень.
Не
удивительно,
что
в
системе
координат
бюрократического
менеджеризма статус учителя и его возможности для творчества заметно
снижаются.
Он
рассматривается
как
легко
заменимый
и
жестко
контролируемый продавец строго фиксированных образовательных услуг.
Доля живой коммуникации в образовательном процессе сводится к
минимуму, аудиторная работа сокращается в пользу различных форм
самостоятельного и дистанционного обучения.
Очевидно, что результаты подобных реформ вступают в явный
конфликт с ценностями и традициями российского педагогического
сообщества, вызывают у него чувство растерянности и непонимания. Тем не
менее, необходимо признать, что данные реформы носят достаточно
последовательный и планомерный характер, являются частью определенной
рациональной стратегии. В данном случае мы имеем дело с конфликтом двух
локальных рациональностей, и суть этого конфликта заключается не в
столкновении аргументов, а в столкновении противоположных ценностей.
Если исходить из плюрализма рациональностей, этот конфликт
представляется неразрешимым. У бюрократического сообщества своя
рациональная стратегия, свои аргументы и соображения, у педагогического
сообщества – свои. Но мы исходим из тезиса, согласно которому
рациональность
существование
не
не
только
только
множественна,
локальных
но
форм
и
едина.
Признаем
рациональности,
но
и
рациональность универсальную. Универсальная рациональность, как мы
отмечали, позволяет разным сообществам выходить за пределы частного,
вступать в коммуникативные связи, налаживать взаимопонимание, выявлять
общие интересы и цели, ради которых обе стороны готовы делать шаги на
встречу, уступать, искать компромиссные решения. Иными словами
универсальная
рациональность
позволяет
82
конфликтующим
сторонам
осознать себя как часть более широкого социального целого, признать, что у
них есть общее дело и общее благо.
Рефлексия
общего
блага
является
фундаментальной
основой
рациональной этики. Моральный акт по определению представляет собой
ответственное действие или бездействие, осуществляемое не из частных
эгоистических побуждений, а с учетом интересов более широкого
социального целого. Способность учитывать интересы других, в то же время
понимая их тесную связь со своими собственными интересами, - важнейшая
способность практической рациональности, за которой стоит непрерывная
калькуляция отношений между общим и частным. Первый пример такого
рода калькуляции был продемонстрирован еще в теории справедливости
Платона. Согласно Платону справедливой, а значит морально оправданной,
является такая модель общества, где все социальные группы, реализуя свое
собственное функциональное предназначение, одновременно ограничивают
себя в полномочиях ради стройной работы социального целого, частью
которого они все являются. Тайна справедливости, по Платону, кроется в
гармоничном соединении частных и общих интересов, что, безусловно,
является рациональной задачей, из чего, правда, Платон делал не совсем
корректный вывод, согласно которому во главе государства должны стоять
наиболее рациональные, то есть, в терминах его социальной теории,
философы. Можно спорить о том, насколько вообще Платону удалось в
своей социальной философии реализовать свой замысел, но уже в Новое
время в работах Гоббса и особенно Руссо рефлексия общего блага стала
рассматриваться в качестве рационально-этического базиса общественного
договора, лежащего в основании генезиса социальности. И хотя сегодня уже
никто не рассматривает общественный договор в качестве исторического
события, в теории справедливости его по-прежнему анализируют как
интеллектуальную модель морального согласования общих и частных
интересов, лежащую в основе рациональной этики социального субъекта.
83
Каким образом рефлексия общего блага может способствовать
снижению
накала
в
конфликте
бюрократической
и
педагогической
рациональности в российском образовании? На наш взгляд, большая часть
проблем в современном российском образовании связана с агрессивной
экспансией бюрократической рациональности в чуждое для нее поле
педагогической деятельности, где доминируют совершенно иные ценности,
цели и средства. Общее направление реформ до сих пор состояло не в том,
чтобы стало удобнее обучать и воспитывать, а в том, чтобы было удобнее
этот процесс администрировать. Одним из опасных следствий этой
тенденции является снижение автономии образовательных учреждений,
умаление роли учителя на фоне гипертрофии значения образовательной
бюрократии. Очевидно, что в современном российском образовании нарушен
естественный баланс интересов бюрократического и педагогического
сообществ; и только этическая по своей сути рефлексия общего блага,
возвращение к пониманию того, что мы все вместе, но по разному служим
общему делу, способно помочь этот утраченный баланс восстановить. Как ни
странно, но ключевые решения многих проблем современного образования
находятся
в
этической
плоскости
и
требуют
от
всех
участников
образовательного процесса рациональных нравственных усилий.
2.3. Понятие ценности Г. Риккерта и его интерпретация в философии
С.И. Гессена
Неокантианец С.И. Гессен, один из важнейших представителей
философии русского зарубежья, вошел в историю философии прежде всего
как автор педагогической и философско-правовой концепций, исследований
по этическим вопросам во взглядах Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и В.С.
Соловьева, а также работ по теоретической философии. В различных сферах
философского творчества выдающийся мыслитель применяет сложившийся
понятийный аппарат, на основании которого и производит анализ
рассматриваемого материала и фундирование принципиальных решений.
84
Существенными в данном понятийном аппарате являются предание и цельзадание.
В
данной
статье
раскрывается
историко-философский
контекст
понятий предания и цели-задания. В результате сравнительного анализа
данных понятий с понятием ценности Г. Риккерта обосновывается, что
понятия
предание
и
цель-задание
а
также
главный
принцип
их
взаимодействия сформированы Гессеном в результате интерпретации
понятия ценности Риккерта и его иерархии ценностей. Исследование
историко-философского контекста формирования этих понятий является
безусловно значимым, поскольку открывает возможность осмысления
истоков формирования ведущих принципов философии Гессена. Тем самым
уточняется значение философии Гессена, оригинальность его взглядов и их
место в развитии философской мысли.
Гессен считал Риккерта своим наставником, что не могло не сказаться
на осмыслении им важности идей Риккерта для собственной концепции
(интересно то обстоятельство, что в течение всей жизни Гессен по
возможности старался поддерживать связь с Риккертом и считал его не
только учителем, но и другом [54]). В основании философии С.И. Гессена
лежит аксиологическое учение баденского неокантианства. Ценность играет
важнейшую роль в педагогической и философско-правовой концепциях С.И.
Гессена. Гессен сам признает, что его концепция основывается на теории
ценностей Риккерта: так в «Основых педагогики» Гессен замечает, что
примыкает к философско-историческим взглядам Риккерта [55]. Гессен в
основу собственной философской системы положил принцип, согласно
которому ценности объективны и всеобщи, универсальны. Он использует
аксиологическую
модель
исторического процесса.
Риккерта
для
обоснования
культурно-
Ценность служит главным критерием для
постижения истории. «“Культурные ценности” по самому существу своему
являются задачами неисчерпаемыми…» [55] – пишет С.И. Гессен. Ценности
указывают на «некий бесконечный путь, по которому можно продвигаться
85
вперед в бесконечном прогрессе…» [55]. Историю человечества можно
осознавать потому, что в ней запечатлевается совершенствование в
воплощении ценностей. Поэтому для осмысления главных принципов
философско-исторических
взглядов
Гессена
важно
понять,
как
он
интерпретирует теорию ценностей Риккерта.
Но предварительно необходимо проанализировать, что Г. Риккерт
подразумевал под ценностью и какие функции её приписывал. Ценность в
философской концепции Риккерта – центральное понятие, особая часть мира;
ценности определяют цели и задачи, которым должны служить воля и
деятельность. Ценность вневременна и неизменна, поэтому содержательно
почти пуста, поскольку содержание есть привязка к определенному времени,
сужение распространения ценности до границ определенного отрезка
времени. Ценность может лишь обладать значимостью, и как таковая
остается непознанной, бесконечной для субъекта.
Для обнаружения и анализа проявлений ценностей в действительности,
соединения ценностей с действительностью Риккерт вводит категории
оценки (Оценка – это психологический субъективный акт, выражающий
отношение субъекта к ценности. Риккерт характеризует оценку в следующем
пассаже: «Мы должны поэтому особенно резко различать понятие ценности
и понятие психического акта оценивающего субъекта…» [130]) и блага
(«Все, что составляет действительность какой-нибудь картины, – полотно,
краски, лак – не относится к ценностям, с ними связанным. Поэтому мы
будем называть также с ценностью связанные реальные и действительные
объекты “благами”» [130]). Оценку производит определенный субъект, и он
оценивает именно благо. Оценка может рассматривать развитие феноменов
культуры с точки зрения ценностей. Ценности не могут быть положительным
или отрицательными, он могут только иметь значение. Поскольку культура
находится в процессе развития, в котором постоянно актуализируется и
интерпретируется новое содержание, поэтому понятие, которое позволяет
характеризовать культуру в перспективе человеческой истории, не может
86
быть ограничено определенной исторической ситуацией. Все разнообразие
культуры до соотнесения с ценностями представляет собой необозримое
многообразие прошлого. В историю входит только то, что связано с
вневременным – с воплощением ценностей.
Так как воплощение ценностей, на пути к идеалу – неиссякаемый
процесс, то ценности являются фильтром для отсеивания незначительный
фактов в прошлом, определяет иерархию фактов и действий в настоящем и
продолжается в будущем, как цель развития. Ценности всегда связаны с
определенными перспективами прошлого и будущего, поскольку они могут
быть выявлены только в результате анализа благ и оценок. Однако, тем
самым открывается механизм анализа с помощью оценки претворения
ценностей в благах, но последнее основание ценности остается непознанным:
философия с помощью истории может вычленить ценности, но не
определить их первопричину.
Риккерт приходит к двойственному пониманию ценности: с одной
стороны, ценность ограничена прошлым и будущим, и, следовательно,
связана с определенной исторической традицией, с другой стороны, ценность
вневременна и формальна по отношению к историческому материалу.
Разъяснить это противоречие Риккерт смог в статье «О системе ценностей».
Он выстраивает иерархию ценностей с помощью тенденции свершения,
которую он определяет как тенденцию, отличающую собою всякое
осмысленное, направленное на осуществление ценностей отношение [130].
Свершение предполагает открытие содержания, которое структурируется и
упорядочивается с помощью ценности. И данное содержание может состоять
из бесконечного числа конечных частей, которые потенциально могут быть
актуализированы. Риккерт полагает, что познание имеет целью достижение
полноты, всеохватности, открытия всего содержания, что позволяет
установить,
применив
тенденцию
свершения,
принцип
постоянного
расширения сферы конечных частей в бесконечном [130]. Тогда возможно
несколько видов осуществления ценностей в благах:
87
1) бесконечная целостность, когда тенденция свершения направляется
на необозримое целое материала, и бесконечность предполагает вечную
незавершенность;
2)
совершенная
частичность,
когда
тенденция
к
свершению
ограничивается созданием формы для охвата определенной конечной части
содержания;
3) совершенная целостность, которая представляет собой синтез двух
первых видов ценности и является последней целью в осуществлении
ценностей.
Если сопоставить виды осуществления ценностей с течением времени,
то блага бесконечной целостности относятся к будущему, поскольку
являются ступенями в процессе прогрессирующего развития, поэтому
называются благами будущего. Совершенная частичность достигается в
настоящем, поэтому блага осмысляются как итог развития, и являются
благами настоящего. Совершенная целостность может быть достигнута
только в вечности, поэтому блага данной сферы – это блага вечности. Таким
образом,
настоящее
осмысливается
как
возможность
осуществления
совершенной частичности, как ступень в понимании ценностей. И
культурные ценности – это ценности совершенной частичности. При этом
содержание настоящего, понятое с помощью формы – ценности, осознается с
точки зрения всей человеческой истории, и поэтому осознается как процесс
осуществления в благах ценностей. При этом ценность в принципе
непознаваема в целостности, она бесконечна, поэтому воплощение ценности
в благах действительность представляет собой постоянный процесс
расширения и углубления понимания ценности.
Ценность как понятие философской концепции Риккерта послужила
той категорией, с помощью которой Гессен обосновал возможность истории.
Он интерпретировал теорию ценностей посредством взаимосвязанных
понятий цели-задания и предания. Существуют вневременные цели, которые
позволяют
воспринимать
множество
88
общественных
практик
как
последовательность развития человеческого общежития по направлению к
идеалу и которые «во-первых,… ценны сами по себе, а не только как
средства достижения других целей, и, во-вторых, тем, что они неисчерпаемы,
и в этом смысле бесконечны» [57]. Такие цели Гессен называет целямзаданиями. Предание – это исторические данные, сохранившиеся в памяти
потому, что являются ценными по сравнению с множеством события,
произошедших за время жизни человечества, выделяются из событийности
тем, что запечатлевают вехи движения к идеалу.
Развитие
человечества
понимается
Гессеном
как
процесс
взаимодействие предания и цели-задания. Будущее осмысливается как Цельзадание,
поскольку
человечества.
позволяет
Настоящее
же
определить
представляет
перспективы
собой
развития
континуальность,
основанную на взаимодействии предания и цели-задания: стоит измениться
второму – как изменится и первое.
Предание Гессена можно считать развитием и углублением такого
понятия Риккерта как благо, потому что благо является проявлением
ценности в действительности, и именно благодаря благам осуществляется
осмысление
ценности.
Гессен
универсализует
понятие
блага,
распространяющееся на отдельный предмет культуры: предание охватывает
все многообразие прошлого, запечатленного в благах. Данное понятие
приводит к тому, что исследования культуры необходимо должны быть
подкреплены знанием традиции. Совершенствование воплощения целизадания
требует
знания
традиции
определенной
культуры,
поэтому
определение целей развития культуры во всех областях может происходит на
основании уникального, конкретного индивидуализированного прошлого,
запечатленного в предании.
Развитие культуры представляет собой уникальный и неповторимый
процесс, поскольку культура имеет определенную традицию. Таким образом,
развитие культуры человечества познается возможно осмыслить только
благодаря истории: «И самая культура измеряется длительностью истории:
89
данное общество тем культурнее, чем древнее и богаче его история, т.е. чем
больше ценностей накопило оно на пути к вечным заданиям культуры» [57].
Гессен как и Риккерт отмечает ключевую роль истории в осмыслении
ценностей. Взаимодействию предания и цели-заданию
задается вектор
направления и динамика благодаря принципу полноты – стремлению к
осмыслению целостности. Смысл бытия по данной концепции – в
нескончаемости процесса совершенствования на пути к воплощению целизадания. Если предположить, что цель-задание будет воплощено в
целостности, то таким образом оно прекратит свое существование как
перспектива будущего, и, следовательно, исчезнет предание, как комплекс
благ, в которых запечатлено становление цели-задания. Принцип полноты,
заданный Риккертом при определении иерархии ценностей, положен
Гессеном в основу диалектического взаимодействия предания и цели-задания
как главных характеристик исторической динамики.
Совершенная
целостность
осуществима
только
в
перспективе
вечности, тогда как человеческая культура представляет собой процесс
развития, т.е. заключена во времени. Целое – это трансцендентная данность,
необходимая для того, чтобы обосновать принципиальную неисчерпаемость
цели-задания и значит процесса развития культуры. Гессен берет от Риккерта
неисчерпаемость познания ценности и преобразует его как главную
характерную
черту
цели-задания.
Цель-задание
неисчерпаемо,
т.е.
подразумевает непрекращающийся процесс развития, и следовательно
обосновывает стремление к совершенствованию в настоящем. Бесконечность
цели-задания позволяет позиционировать его вне времени, вне становления,
вознесенными над всем целями-данностями, актуальными для определенной
исторической ситуации, но как вечный идеал, содержание которого никогда
полностью не будет раскрыто.
Таким образом, аксиология Риккерта играет ключевую роль в
формировании
специального
понятийного
аппарата,
который
Гессен
применяет для собственной философии в целом. Предание и цель-задание
90
являются системообразующими понятиями, благодаря которым Гессен
развивает
и
усложняет
категорию
ценности,
сохраняя
при
этом
существенные признаки, характерные для ценности в концепции Риккерта.
Подтверждает это и то обстоятельство, что Гессен использует главный
принцип иерархизации ценностей Риккерта (стремление к полноте) для
обоснования взаимодействия предания и цели-задания, фундирования
динамики исторического процесса с помощью связи двух понятий. В статье
было показано, как посредством интерпретации аксиологии Риккерта Гессен
находит решение для обоснования роли истории в развитии культуры.
Сравнительный анализ понятий ценности Риккерта и предания и целизадания Гессена приводит к конкретным результатам, т. к. позволяет прийти
к обоснованному мнению по вопросу об аутентичности авторских разработок
Гессена, и ответить на вопрос, насколько значимы идеи Риккерта,
составляющие историко-философский контекст формирования понятий
предания и цели-задания. На основании произведенного сравнительного
анализа признаков данных понятий и понятия ценности Риккерта удалось
установить преемственность идей данных мыслителей. Подтверждена
важность идей Риккерта в формировании концептуальных оснований
философии Гессена. Таким образом, можно утверждать, что аксиологическая
модель
Риккерта
послужила
историко-философским
контекстом
в
формировании понятий предания и цели-задания в философии Гессена.
Именно анализ воплощения теории ценностей Риккерта позволил
открыть новое поле исследования педагогического творчества С.И. Гессена.
Актуализирована возможность в дальнейшем исследователям рассматривать
основные
принципы
педагогической
концепции
с
точки
зрения
неокантианской теории ценностей. Таким образом, открыт путь для
трактовки педагогического учения Гессена и дана возможность обоснования
позиции русского мыслителя по ряду педагогических вопросов с точки
зрения неокантианской теории ценностей.
91
2.4. Этический рационализм Э. Т. А. Гофмана и его актуальность
для современной педагогики
Насущные
проблемы
современности,
явившиеся
следствием
интеграционных процессов мирового сообщества и перехода на новую
стадию общественного развития, затрагивают практически все сферы
жизнедеятельности социума. Нельзя не отметить достаточно высокую
степень развитости, и, наряду с этим, не менее высокую степень ценностной
дезориентации
общества.
Такое
положение
вещей
является
яркой
иллюстрацией к словам величайшего немецкого мыслителя И. Канта о том,
что цивилизованность и моральность человечества не одно и то же, и что
первое без второго бессмысленно. В связи с этим, перед образованием,
занимающим центральное место в процессе подготовки «человека нового
поколения», встал ряд задач, требующих существенной его модернизации,
переориентации на потребности современного социума.
Школа всегда являлась отражением существующей социальной
ситуации, поэтому, обращаясь к проблемам современного образования, мы
так или иначе касаемся сложностей, с которыми столкнулось общество
сегодня. Так, среди прочего необходимо отметить, что значительно
повысились требования к объему знаний современного выпускника, и при
этом они практически отсутствуют в отношении нравственности школьника.
А ведь именно участившиеся случаи аморального поведения учащихся
вызывают наибольшие опасения педагогов, статус которых, к слову сказать,
также претерпел серьезные изменения. Из транслятора общезначимых
ценностей учитель превращается в рядового профессионала, оказывающего
ряд услуг. Именно так закреплен его статус в новом государственном
образовательном стандарте. Печальное следствие рыночной экономики.
В связи с этим, основной целью данной статьи является поиск путей,
которые способствовали бы гармоничному развитию личности, как разумной
её составляющей, так и нравственной.
92
Необходимо отметить, что исследований, посвященных данному
вопросу, довольно много, это говорит о том, во-первых, что потребность в
повышении нравственной культуры современного ученика действительно
существует, во-вторых, удовлетворение её сегодня требует нестандартных
решений и не может быть сведено к постулированию простых истин. Тем не
менее, ни одна действительно серьезная работа, не может обойтись без
анализа уже существующих достижений в исследуемой области. В связи с
этим, обращаясь к вышеуказанным вопросам,
нельзя обойти вниманием
идеи И. Канта, оказавшие значительное влияние на развитие нравственнопедагогической мысли. Именно им впервые был совершен поворот от
натурфилософии к гносеологии. В его философии человек стал занимать
центральное место. И именно здесь все достижения человечества являются
лишь средством, в то время как целью становится морализация общества.
Как правильно расставлены акценты, и как важно это сегодня, когда
все, казалось бы, перевернуто с ног на голову. Нельзя не отметить насколько
сильно прогрессировало человечество, особенно в области науки и техники,
но есть ли хоть какое-то улучшение в сфере нравственности? Уже изобретено
оружие, которое способно уничтожить все живое, населяющее нашу планету,
за считанные секунды, но изобретено ли что-то, что способствовало
повышению моральности человека, спасению человечества? В нашем веке
высшую ценность имеет информация, а нравственность становится просто
удобством, обеспечивающим достаточно сносное сосуществование людей, но
которым можно поступиться при необходимости.
Отсюда вытекают те проблемы, с которыми столкнулось современное
образование. Нельзя жаловаться на уровень интеллектуального развития
сегодняшнего школьника, он достаточно высокий. Наши дети умеют и знают
больше, чем мы в их возрасте, им приходится справляться с большими
объемами информации, большая часть которой им попросту не нужна. Они
смотрят на мир глазами взрослого человека. Но нужно ли им это? Не рано ли
мы сталкиваем их с суровой реальностью, лишаем мечты и волшебства?
93
Стали ли они добрее? И чего стоят образовательные программы, основной
целью которых является повышение уровня знаний без повышения уровня
нравственности.
Ответы на многие из этих вопросов уже давались. Необходимо только
снова обратится к опыту предшествующих поколений. Тут особый интерес
представляет
произведения
Э.Т.А.
Гофмана
«Неизвестное
дитя»
и
«Щелкунчик и мышиный король», имеющее непосредственное отношение к
интересующей нас теме. Как и во многих других своих новеллах, писатель
удивительным образом трансформирует идеи И. Канта, воплощает их в
поведении, мыслях героев.
Произведения, на которых мы остановили свое внимание в ходе
написания данной статьи, выбраны не случайно. Они апеллируют к детству тому источнику, из которого формируется полноводная река человеческого
существования. Значимость этого периода человеческой жизни колоссальна.
Не удивительно, что Иммануил Кант, посвятивший всю жизнь изучению
человека,
не
обошел
вниманием
и
эту
тему.
Помимо
отдельных
высказываний, которые мы можем встретить в различных его трудах, им
написан
целый трактат, который носит название «О педагогике». Здесь
высказано важное замечание: «… воспитание – величайшая проблема и
труднейшая задача для человека, так как сознание зависит от воспитания, а
воспитание в свою очередь, от сознания….» [88]. Таким образом, с точки
зрения И. Канта, именно в детстве закладываются основания человеческого
поведения, определяется то, каким он станет: разумным и добрым или
недалеким, подверженным своим страхам, ведущим или ведомым.
Интересно, что и воспитание «гофмановских детей» производится в
кантовских традициях. Главные герои обеих сказок наделены такими
качествами как доброта, участливость, умением думать. Это особенно
заметно на фоне других героев, которые, кажется, и введены для контраста.
В сказке «Неизвестное дитя» ярко проиллюстрированы следующие
слова Канта: «… нет ничего смешнее, чем старчески благоразумная
94
нравственность или самомнение умничающего ребенка … применением
разума не следует слишком злоупотреблять у детей; они не должны умничать
надо всем … нужно следить за тем, чтобы разумные знания не
преподносились детям извне, но зарождались в них самих…» [88]. Гофман
изображает Феликса и Христлибу живыми и любознательными детьми, они
свободны, но в то же время с уважением и любовью относятся к своим
родителям. Напротив, Герман и Альдегунда очень рано были приучены к
популярным наукам, могли без запинок излагать сложные изречения
великих, но при этом слабо понимали, о чем собственно говорят. Им давали
сухое конкретное знание, вместо того, чтобы развивать способность
мыслить. Эти ребята были лишены детства, они живут и будут жить по
заранее заведенным правилам, не стремясь к развитию, в вопросах морали
они, как и их родители, будут вынуждены соблюдать внешние приличия, но
не более того.
бедными
Это видно уже по тому, как они встретились со своими
родственниками,
как
жеманничали
в
ответ
на
искреннее
приветствие, как брезгливо отдергивали руки. Эти дети и воспитатель,
обучавший их, а впоследствии подосланный Бракелям, олицетворяют собой
другую крайность, от которой предостерегает нас Гофман. Он противник
всякого рода догматизма, целый ряд произведений, написанных им,
освещают эту проблему. Наиболее популярное из них «Крошка Цахес по
прозванию Циннобер», которое подробно исследовано Калинниковым Л.А..
В нем автор улавливает мотивы кантовского трактата «Ответ на вопрос что
такое просвещение», и доказывает что лозунг величайшего философа: «Имей
мужество пользоваться собственным умом!»,- не пустой звук для писателя, а
жизненное кредо. Э.Т.А. Гофману близок критицизм, который проявляется в
его сказках. В изучаемом нами произведении также затронута эта тема.
Писатель не жалеет «красок» для описания всего негатива, который
испытывает
по
отношению
к
так
называемому
просвещенному
рационализму, лишающего человека необходимости мыслить самому. Это
становится понятным, когда мы сталкиваемся с описанием учителя,
95
присланного обучать Феликса и Христлибу различным наукам: « Но дети
продолжали смотреть на учителя, не двигаясь с места, да и точно было чему
удивляться, глядя на эту замечательную фигуру. Ростом человек был только
на половину головы выше Феликса, хотя и очень коренаст. Огромный
круглый живот торчал на двух тоненьких, как у паука, ножках; безобразная,
четырехугольная голова и очень некрасивое лицо казались еще хуже от
темно-красного цвета щек и длинного, свисающего вниз носа. Маленькие
серые глаза смотрели так неприветливо и зло, что в них тяжело было
заглянуть….»[59]. Кстати, здесь также затрагивается важная проблема
личности учителя, и её влияние на воспитание школьников. Если соотнести
слова И. Канта из трактата «О педагогике» относительно того, что
воспитание должно быть в первую очередь нравственным, обучать добру,
прививать умение ставить добрые цели, с таким описанием учителя,
становится ясно, что такой человек не должен иметь ничего общего с
преподаванием. Но автор и на этом не останавливается, вкладывая в уста
учителя Тинте слова, которые завершают образ этого проповедника
догматизма. Уже на первых минутах знакомства с детьми он резко
обращается к ним: « — Это хорошо! Это бесподобно! Не учились никаким
наукам! Придется же с вами поработать! Ну да я сумею вбить в ваши головы
знания!» [59]. К сожалению, такая позиция по отношению к ученикам
существует
рациональной
и
сегодня.
этики.
Что
Только
противоречит
человек,
исходным
который
установкам
способен
мыслить
самостоятельно способен на осознанное нравственное поведение.
Э.Т.А. Гофман, перенявший основные мотивы кантовской гносеологии,
не только ограничил деятельность человеческого разума необходимостью
подчиняться правилам рассудка, опосредовал ее чувственностью, он также
видел необходимость защитить разум от любых посягательств научных
построений догматиков, отстоять право человека «пользоваться своим
умом». В этом и заключается проблема формирования человека, умение
удержаться на тонком мостике здравого рассудка: с одной стороны, не впасть
96
в безумие, поддаваясь безудержному воображению, с другой, не стать
бездумным орудием в руках других, принимая готовые истины на веру, быть
честным, добрым, ответственным.
Обратимся к проблеме игры детей, в реалиях современного общества
это она особенно актуальна. Мы перестали обращать внимание на то, во что
играют наши дети. А ведь игра является важным элементом формирования
сознания человека. Необходимо заметить, что Э.Т.А. Гофман проводит
различие не только между детьми из разных семей в сказке «Неизвестное
дитя», он также обращает внимание на разницу в поведении главных героев.
Феликс из «Неизвестного дитя» и Фриц из сказки «Щелкунчик и мышиный
король» очень похожи.
Автор наделяет обоих мальчиков качествами,
необходимыми для формирования разумного человека. Уже в таком юном
возрасте
для
них
является
совершенно
очевидной
необходимость
целеполагания. Они не привязаны к благам цивилизации, к игрушкам
относятся просто как к способу развлечения. Уже сейчас дети способны
анализировать и оценивать полученную информацию. Они высоко ценят
такие качества как честь и достоинство, при этом сами являются
заботливыми и добрыми ребятами. Обладая живой фантазией, эти герои
способны не впасть в иллюзию. Именно посредством этих мальчиков Э.Т.А.
Гофман выражает собственное отношение к поставленным в новеллах
проблемам. Например, через отношение Фрица к фантазиям сестры, мы
убеждаемся, что автор не одобряет такой способ ухода от реальности,
оценивая его как глупость: «… Представь себе также, мой почтенный
читатель Фриц, что даже тезка твой Фриц Штальбаум не хотел слушать
рассказов Мари о прекрасном королевстве, в котором она была так
счастлива, презрительно называя ее глупой девчонкой, и так мало верил
тому, что она говорила, что на первом же параде, который устроил для своих
войск, не только отменил все наказания, которые назначил гусарам, но даже
пожаловал им другие, высшие отличия на шапки в виде султанчиков из
97
гусиных перьев и опять позволил играть их торжественный марш! Этого,
признаюсь, зная давно добрый нрав Фрица, я от него даже не ожидал!...» [60].
Девочек же Гофман изображает иначе. Христлиба из «Неизвестного
дитя» во всем привыкла полагаться на мнение брата, не способна сама
принимать какие-либо решения. Мари из «Щелкунчика» склонна к
излишнему фантазерству. Игрушки для них нечто большее, чем просто вещи,
они наделены собственной душой. Девочки больше привязаны к куклам,
серьезнее переживают их потерю. Несмотря на то, что они воспитаны
добрыми и открытыми созданиями, очень часто в отношении них звучат
обвинения в неразумности и излишней жалостливости. «Детское сердце
следует делать не столько мягким, чтобы его трогала судьба другого сколько,
наоборот, бодрым. Пусть оно будет преисполнено не чувством, но идеей
долга»[88] - говорит нам И. Кант. И мы видим как мальчики следуют этому
призыву, Фриц бросился на защиту сестры и её игрушек из чувства долга, но
не из-за сочувствия. Вообще, это очень разумный ребенок, живущий по
принципам добра и чести, это же касается и Феликса. Сестры их, как мы
видим, наоборот, подвержены больше чувству, в их действиях не
обнаруживается разумное основание.
Возможно, такое различие связанно с тем, что в процессе воспитания
мальчикам прививали необходимость разумного поведения в большей
степени, нежели девочкам. Их растили ответственными и обязательными. А
так как воспитание определяет сознание, как было уже замечено выше, то
совершенно понятным становится исход сказок. Христлиба, которая
привыкла полагаться на решения Феликса,
вслед за ним уходит из
иллюзорного мира. Фриц также сохраняет свое умение трезво мыслить, а
Мари так и остается в плену игры собственного разума.
Также необходимо обратиь внимание, что эти дети не подвержены
страхам, которые могут быть вызваны ложными впечатлениями. «Причина
многих людских слабостей не в том, что человека ничему не научили, а в
том, что ему внушили ложные впечатления. Так, например, няньки внушают
98
детям страх перед пауками, кротами и т. п….» [88].
Э.Т.А. Гофман делает
акцент на том, что «Мари это показалось очень забавным, потому что она
вовсе не боялась мышей, как это делают иные дети…» [60]. Это происходит
по тому, что помыслы детей чисты, они не подвержены аффектам. То,
насколько важно не внушить ребенку ложных впечатлений, чтобы не создать
в его душе дополнительных фобий, необходимость осознанности каждого
родительского слова, во избежание роковых последствий в дальнейшей
жизни человека.
Таким образом, становится очевидным, что Э.Т.А. Гофману близка
идея И. Канта о том, что воспитание формирует сознание. Он, так же как и
кенигсбергский философ видит необходимость развивать в душе ребенка
предпосылки разумного отношения к миру, к человеку. Что, в свою очередь,
является основанием для нравственного поведения.
В свете всего вышесказанного, можно говорить о том, что образование
должно подводить ребенка к «совершеннолетию» в кантовском смысле.
Научить его не мыслям, но мыслить, нести ответственность за принятые
решения, сформировать представление о чести, достоинстве и долге. Только
это может быть основанием для морального поведения.
Но самое важное, нужно позволить детям оставаться детьми, не
пытаться сделать из них всезнающих монстров. Необходимо своим
поведением демонстрировать, как должен жить человек в соответствии с
высшим приоритетом - моралью.
Таким образом, становится совершенно очевидным тот факт, что рост
рациональности, не сопровождающийся ростом нравственности невозможен,
что приоритетным направлением в развитии современного образования
должно быть именно развитие духовной составляющей. А здесь важно все,
от личности педагога и внимания родителей к внутреннему миру ребенка до
качества и объема информации, которую он получает.
99
3. Исследование значения формирования пространства
публичности для роста рациональности политического действия как
одного из видов практической деятельности
3.1. Рациональная публичность на рубеже тысячелетий: теории и
практика
Речь пойдёт о теоретических концептах наших западноевропейских
современников, идейным истоком которых служат мысли философов эпохи
Просвещения о публичной политике. Одна из ярчайших систематизаций этих
мыслей – мирный проект Иммануила Канта, особенно в той версии, в
которой он представлен в трактате «К вечному миру». Отклики, выбранные
для анализа в данной статье, вышли из-под пера Ф. Герхардта и Ю.
Хабермаса. Последний в публикациях последнего десятилетия представляет
такую
концепцию
государства,
в
которой
либеральные
элементы
оригинально сочетаются с консервативными [107, с. 20-21]. Коммуникация в
этой концепции является консолидирующей силой, претендующей на
установление справедливого баланса разнородных и разнонаправленных
интересов. Формирование политической воли в процессе коммуникации
является альтернативой для консолидирующей идеи нации, как потенциал
для ответа на вызовы глобализации.
Выдвинутое
Хабермасом
понятие
«публичность»
или
«общественность» (Öffentlichkeit) – одно из центральных в дискурсе
Фолькера Герхардта, автора «экзистенциального либерализма», отличного от
либерализма «чистого» тем, что в обществе усматриваются довольно
значимые общие мотивы и общие цели [84, с. 308]. В 2004 был издан
развёрнутый отзыв Хабермаса на кантовский мирный проект, главной целью
которого была оценка его актуальности и возможностей его воплощения в
современных условиях [152].
Первым рациональным основанием для мирной политики можно
считать уже само по себе государственное устройство. Мирный договор в
100
трактате составлен именно между государствами. Индивиды и группы людей
получают некоторые гарантии мира между собой, вступая в государство. В
обеспечении функционирования государства, в свою очередь, состоит цель
политики. Для создания государства и соблюдения законов изначально
нужно некоторое согласие между теми, кто становится гражданами;
предполагается, что новые конфликты внутри государства можно будет
разрешить также без войны. История свидетельствует, что государство
образовалось не из добровольного желания мира всеми индивидуумами, а
чаще всего как средство объединиться против общей внешней опасности или
против
губительных
междоусобных
раздоров
(последнее
часто
как
принудительное подчинение) [84, c. 285]. Но личный мотив для сохранения и
развития государства Ф. Герзхардт только в стремлении к миру. Если
политика реалистична и всегда действует в настоящем и исходит из
наличного, а не надеется на будущее – что может побудить её двигаться к
миру? – задаётся вопросом Ф. Герхардт. Остаётся надеяться на то же, что во
всех
случаях было
решающим для основания государства: нужда,
необходимость [83, c. 13]. И если это желание и сохранение было
исторически возможно без заметной потери творческих потенций граждан,
значит, возможен и «внешний мир» в отношениях [13, s. 77].
Аналогично, государства получают гарантии мира, только находясь в
правоотношении с соседями, в международных сообществах, с помощью
международного права [84, c. 266], – хотя история показывает, что эти
правоотношения в любое время могут быть разорваны. Поэтому Кант и его
предшественники-прсветители, разумеется, искали помимо международноправовых также иные миротворческие инструменты, в число важнейших из
них входят механизмы внутригосударственного правового регулирования
политики. Сегодня Кант зачастую считается теоретиком демократического
мира, при этом упускается из виду то, что республика является формой
правления, которая требует соблюдать многие неформальные условия, а
демократия является политическим режимом, и о непредставительной
101
демократии Кант высказывался с большим скепсисом. Тем не менее, именно
республиканская демократия – только представительная – несёт в себе
мирный потенциал, на который надеется философ.
Главная
цель
республиканского
разделения
ветвей
власти
–
обеспечение верховенства права. При этом, источником своих прав люди
желают считать самих себя [13, s. 165]. По крайней мере, в традиции
секулярной
западной
рациональности
правовые
принципы
должны
основываться на самопонимании личностей. Соответствие внутренних
мотивов
внешним
эффективности
целям
права
отслеживает
требуется
мораль.
достаточный
Следовательно,
уровень
для
моральности
поведения. Политическое развитие двух последних столетий, - полагает Ф.
Герхардт, - подтверждает мысли Канта. С ним следует согласиться, по
крайней мере в том, что сегодня ссылка на принципы разума – общий
принцип при составлении программ политических партий и конституций
государств, при составлении лозунгов оппозиции. Как минимум, это
риторический принцип.
Если опора на право и мораль для политики только маскировка, а
истинный её мотив – лишь эгоистическое самообеспечение, то зачем эта
маскировка применяется? Краткий ответ таков: политика презентует себя
общественности, и вынуждена считаться с её мнением. Даже страх перед
тираном и деспотом основывается на некотором ненасильственном согласии
с его намерениями и действиями [13, s. 100-101]. Получается, что право и
мораль наиболее подходят для публичной легитимации и оправдания
политики, поскольку глубоко укоренены в общественном сознании, как такие
регулятивы общественной жизни, которым в общем и целом альтернатив нет.
Общественное мнение ожидает достоверности. С чисто риторическими
утверждениями и без всякого выполнения обещаний политика далеко не
уйдёт. Достоверности и верности своим обещаниям требуется тем больше,
чем больше в государстве активных граждан [13, s. 101]. Политика
пользуется доверием программам и личностям. Честь в ней не реликт, а она
102
подразумевает общественную оценку персоны личности. Это больше, чем
достоинство, которое базируется на отношении личности к самой себе.
Доверие нужно, прежде всего как раз в таких случаях крайней опасности, как
война. Это состояние в принципе отменяет всякое право и ставит ему на
замену произвол силы, но на практике этот произвол, как и все человеческие
возможности, не безграничен - и доверие (нравственным или религиозным
принципам, авторитету, личным договорённостям и обещаниям) сохраняется.
Тайные приготовления к войне, включая даже найм шпионов, как считает
вслед за Кантом Герхардт, опасны прежде всего именно, что подрывают
доверие [84, c. 263].
Мир в теории Канта не означает полное отсутствие конфликтов.
Природное, в том числе «злое», начало невозможно и не нужно подавлять в
человеке полностью. Общительность людей всегда будет «необщительной»,
или недоброжелательной, но нужно создать канал безопасного публичного
столкновения интересов и мнений, в том числе власти, оппозиции и народа
[84, c. 285; 13, S. 65, 209].
И мораль, и право в принципе являются публичными: они должны быть
неограниченно доступными для всех, к кому относятся [84, c. 302]. От
остального публичного они отличаются тем, что в их создании и применении
обязательно участвует «здравый смысл», sensus communis: эти суждения
чисто субъективные, но их автор пытается учитывать точку зрения всех
людей. Чем больше институциональное разделение ролей, тем нужнее
гласность.
Негативная формула публичного права: «действия, направленные на
право других людей, неправомерны, если максима этих действий не
совместима с публичностью» [84, c. 303]. К тому же, то, что боится
общественного
обсуждения,
не
может
быть
названо
разумным,
рациональным. Намерение революции не может стать явным без ущерба для
дела, поэтому это намерение несправедливо, хотя свержение тирана
справедливо. То же самое имеет место, если абсолютно противоположен
103
характер политики внешней и внутренней. Положительный принцип
публичного права: «Все максимы, которые нуждаются в публичности
(чтобы достичь своей цели), согласуются и с правом, и с политикой» [84,
c. 308].
Переход
от
использования
преимущественно
негативного
к
использованию преимущественно позитивного критерия гласности, и т.о. к
более
рациональной
политике,
возможен
именно
в
новую
эпоху
перенаселения Земли. В современных Канту условиях публичность уже
имела тенденцию становиться мировой, имеющей отношение к каждому.
Сегодня, как замечает Хабермас, влияние мировой общественности
возрастает, хотя бы в неформальном плане: «спонтанная активность
относительно слабой общественности», которая «не имеет гарантированного
организационно-правового доступа к объединяющим решениям», открывает,
по крайней мере, путь для легитимации «слабого соединения дискуссии и
решения» [152, c. 130] Всемирной организации и для интеграции мирового
гражданского
общества.
Благодаря
электронным
средствам
связи
и
поразительным успехам действующих по всему миру неправительственных
организаций, она может стабилизировать инфраструктуру и усилить
сплочённость.
Однако
Кант,
пожалуй,
не
мог
предположить,
что
общественность, подчиненная влиянию электронных масс-медиа (особенно
частного телевидения), в неменьшей степени служит делу манипулирования
и навязывания определенных доктрин, чем просвещение [152, с. 110].
Право ставит только рамки и цели, определяет принципы политики,
способы решения конкретных задач политик выбирает сам, для этого
требуются индивидуальное восприятие и оценки. Больше всего и прежде
всего нужно не умозрение, а опыт, фантазия, природное дарование и
способность суждения: умение принимать решения в конкретной ситуации.
Только в опыте и тренировке можно приобрести способность проводить нить
связи между принципом и решением, которую невозможно вывести ни из
ситуации, ни из абстракции самих по себе.
104
В принятии политических решений приходится учитывать [13, s. 195]:
−
(прежде всего) самосознание людей
−
особые обстоятельства отдельных случаев
−
существующее право
−
исторически образовавшиеся институты
−
участвующие силы
−
личности (представители) этих сил
Чистая «власть денег» - один из самых надёжных инструментов войны.
Освобождение капитализма от всех ограничений создавало немало поводов
для беспокойства в империалистическую эпоху, и после неё многие страны
пострадали от модернизационных практик – так обозначились границы
модернизации
[152,
c. 135].
Денежные
отношения
очень
трудно
отслеживаются: сделки очень быстро заключаются и ликвидируются. Кант
близок к выводу, что нужен публичный контроль госфинансов, это следует
из пассажей мирного трактата – пожалуй, стоит признать, что сегодня в
республиках он отчасти есть [13, s. 58].
В отношениях государств «естественное» состояние преодолевается так
же, как в индивидуальных: средствами права. Каждое государство призвано
обеспечивать свободу и самостоятельность правовых субъектов внутри себя,
та же задача у мирного союза государств, поэтому они, при всех
возможностях кооперации, должны оставаться суверенными: мировой
политике нужно не одинаковое повсеместно право, а повсеместно
действующие
принципы
и
нормы
кооперации
и
коммуникации.
Действенность их тем больше, чем больше самостоятельность политических
субъектов. Чтобы реализовались лучшие сценарии развития, должны
реализоваться разные [84, с. 271].
Хотя Кант при составлении своего проекта не учёл и вряд ли мог учесть
исторический европоцентризм международного права и грядущий всплеск
агрессивного национализма в XIX-XX веках, в деятельности ООН принципы
105
международного права радикально изменились в сторону неприятия всех
форм этнической и религиозной дискриминации [152, с. 156-157], и по
степени гуманности превзошли установки и самого Канта (убеждённого в
«гуманистическом» превосходстве европейской цивилизации и белой расы
[152, с. 136]), и установки инициатора создания Лиги Наций Вудро Вильсона.
Нарушение межкультурной коммуникации – источник насилия, для
нормализации коммуникации нужны меры не только правовые, но и
культурные и экономические. «Незападные культуры вправе осваивать
универсальное содержание прав человека, привязывая их к собственному
опыту и интересам» [152, с. 38], своей политической культуре. И эта задача
под силу международным организациям и объединениям, пусть не
всемирным, но континентальным, - полагает Хабермас. Принцип плюрализма
и
мультикультурализма
необязательности
приводит
выполнения
его
первой
к
неявному
дефинитивной
положению
статьи
о
мирного
договора, предложенного Кантом.
Сегодня, в условиях глобализации, государства не могут одними
своими силами охранять границы, обеспечивать жизнь населения, избегать
последствий чужих глобально значимых решений. Мировую арену они делят
с
мультинацинальными
корпорациями
и
неправительственными
организациями, опирающимися на деньги и иные ресурсы. Но последние
могут удовлетворить свою потребность в новых нормах (прежде всего, в
частных правовых разработках) только с помощью государств или
международных организаций. Государства как единственные обладатели
легитимной власти над ресурсами управления сохраняют решающую роль.
Повседневный опыт растущей взаимозависимости незаметно меняет
самовосприятие государств и их граждан. Нормы, которые сначала зачастую
признаются многими гражданами и чиновниками только вербально,
постепенно превращаются во внутренние установки. Государства учатся
воспринимать
себя
членами
крупных
политических
общностей,
и
использование новых каналов «управления без вмешательства правительств»
106
позволит им заменить традиционные дипломатическое давление и военную
угрозу «мягкими» формами властвования [152, c. 167-168].
Один
из
ярчайших
симптомов
разложения
национальных
взаимозависимостей и перехода к постнациональному взаимодействию международный
глобальный
терроризм.
Слабо
сплетённая
сеть,
не
привязанная к определённой территории, меряет свой успех последствиями
ударов. Эту угрозу невозможно преодолеть классическими военными
средствами. Дискриминация государств, поддерживающих террористов, не
требует «эрозии» четко прописанных прав на необходимую оборону или
аннулирования центральных положений Женевской конвенции [152, c. 138].
Внутри страны эффективно взаимодействие полиции и служб безопасности в
отслеживании и пресечении «тыловых», периферийных связей террористов –
и это тоже не требует значительного ограничения или ликвидации основных
прав и свобод [152, c. 35]. И только сочетание социального обновления и
самокритичного взаимопонимания между культурами позволит добраться до
корней терроризма. В полном объёме этими средствами может обладать
только международное сообщество, организованное по принципу кооперации
и с помощью горизонтальных правовых связей.
Полный распад государств и жизнь по соглашениям частного права,
регулируемого процессами в глобальном рынке, по мнению Хабермаса, едва
ли вероятен, так как с точки зрения этих тенденций невозможно объяснить
современный международный терроризм и религиозный фундаментализм, и
в таком обществе невозможно придать мировоззрению людей естественно
необходимую степень определённости [152, c. 179]. Юрген Хабермас
показывает, что «понятийно возможна» возможна более либеральная,
федеративная и плюралистическая форма мирной правовой кооперации
государств, чем «союз народов», который Кант находил единственной
альтернативой всемирной республике.
Проект
государств
Хабермаса
без
–
всемирного
это
двухуровневая
правительства
107
система
[152,
c.
объединений
125-126].
На
супранациональном (глобальном) уровне - ООН (реформированная) могла бы
обеспечивать
мир
и
осуществление
прав
человека.
На
среднем,
транснациональном, уровне – сближение в конференциях и переговорах
вплоть до «континентальных объединений», подобных ЕС, для решения
сложных проблем хозяйства, экологии и культуры, включая выработку
направлений единой внешней политики. Также на этом уровне, для решения
тех же проблем, требуется усиление роли всемирных организаций (типа
ВТО) и сильных государств (типа США), способных действовать глобально.
В обществе эпохи модерна солидарность является скудным ресурсом
[152, c. 169]. Но некоторые успехи в объединении Европы могут стать
примером для других регионов мира, где ещё только намечаются подходы к
этому. Заключаемые в этих регионах договоры не обретают твердой формы,
так как нет коллективных акторов, которые в состоянии найти пути к
политическим компромиссам и реализовать их. Действующие на этом уровне
международные организации довольно хорошо осуществляют функции
координации, но не справляются с формированием глобальной политики и
кардинальным решением проблем, вероятно, ввиду отсутствия политической
воли и эгоистичности Запада.
Хабермас называет назревшую реформу ООН «застопорившейся», но в
тенденциях глобализации мировой экономики видит рост шансов на её
проведение. Ориентировочные направления реформирования ООН, которые
Хабермас предлагает для повышения её дееспособности, можно разделить на
две группы: принятие решений и реализация решений [152, c. 164-167].
В принятии решений предлагается следующее:
- В процедуре обсуждения и принятия решений - соразмерно
представить государства и регионы мира, учитывать обоснованные интересы
единственной сверхдержавы (каковой Хабермас считает США) – это
замечание отчасти противоречит соседнему пункту:
- развивать независимость Совбеза от национальных интересов и
способность действовать по юридическим правилам при выборе повестки
108
дня и в решениях о вмешательстве в ситуацию; ООН, по мнению Хабермаса,
ослаблена, прежде всего, своей зависимостью от правительств, которые
добиваются одобрения их действий своей национальной общественностью (и
– можно добавить – лоббистскими кругами);
- усилить легитимацию (пусть даже косвенную) законодательных
решений Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН со стороны
хорошо
осведомленной
мировой
постоянное присутствие
общественности.
неправительственных
Например,
организаций
важно
с правом
слушания и обязанностью представлять отчеты в национальных парламентах.
ООН достаточно слабой легитимации, а именно единодушного возмущения
нарушениями базовых прав
человека (на безопасность). И всё же, на
супранациональном уровне задачи осуществления права требуют высоких
легитимационных затрат, т. е. последовательно институционализированного
участия
граждан
опробованные
–
для
этого
следует
государственные
задействовать
механизмы
многократно
демократического
волеизъявления.
3.2. Значение теорий общественного договора для формирования
пространства публичности и роста рациональности политического
действия в России
Идея общественного договора выполняет, по крайней мере, две важные
функции: гипотетический общественный договор служит инструментом для
анализа
существующих
общественных
отношений,
фактический
общественный договор служит отдалённой конечной целью, идеалом
демократического развития общества. Обсуждение проблем, связанных с
договорными теориями, таких, как проблема явного и неявного согласия,
легитимности
власти,
гражданского
участия,
рациональности
справедливости,
политического
составляет
действия,
большую
часть
современной западной политической философии. Среди сторонников
109
договорных
теорий
–
такие
известные
философы
как
Джон Ролз,
Рональд Дворкин, Джеймс Бьюкенен, Дэвид Готье, Томас Скэнлон.
Теории
общественного
популярностью
в
России.
договора
никогда
Екатерина
не
Вторая
пользовались
препятствовала
распространению «опасных» идей Руссо [119, с.3]; граф Михаил Сперанский,
считавшийся либералом, категорически отвергал идею договорной природы
власти [138]; её сторонники – Радищев, декабристы, Герцен, Огарёв – всегда
составляли
радикальное
меньшинство,
находящееся
за
рамками
политической жизни страны. Договорные идеи пришли в государственную
политику в только самом конце существования Российской Империи, став
опорой думского движения, и особенно партии конституционных демократов
(С.А. Муромцев, Ф.А. Головин и др.). Дума, однако, просуществовала
недолго, и после Октябрьской революции о теории общественного договора
вспоминали только в контексте истории буржуазной философии от Гоббса до
Канта.
«Переходный период», начавшийся после распада СССР, как ни
странно, не прибавил договорным теориям популярности. Это должно
казаться странным, поскольку новая Россия объявила о приверженности
либеральной демократии, в которой нет иного формального основания
государственной власти, чем согласие граждан. Тем не менее, убеждение, что
договорные
теории
плохо
подходят
для
объяснения
российской
государственности, является расхожим и среди образованной публики, и
среди специалистов по политической теории, и среди немногих начитанных
чиновников – почти как во времена Екатерины Второй. Почему?
Начать поиски ответа придётся с краткого очерка классических и
современных договорных теорий. В их основе лежит простая мысль о том,
что
согласие
подчинённых
государственной
власти
людей
имеет
определяющее значение в обосновании легитимности этой власти. История
политической философии демонстрирует как привлекательность этой мысли,
так и неоднозначность построенных на её основе теорий. Современные
110
западные
исследователи,
такие
как
Уилл
Кимлика,
Ян Нарвесон,
Дэвид Готье, указывают на существование двух групп теорий общественного
договора, одна из которых берёт начало в философии Гоббса, другая – в
философии Канта. Эти два направления основываются на существенно
различном понимании
человеческой природы. «Гоббсианство»,
чаще
именуемое в западной литературе «контрактарианство» (“contractarianism”),
исходит из человеческого эгоизма, для которого общественный договор – это
разумный способ преследования интересов. «Кантианство», именуемое также
«контрактуализмом» (“contractualism”), говорит о внутреннем достоинстве,
высшей моральной ценности человеческой личности, признание которой
закрепляется в общественном договоре. Самым заметным современным
сторонником «кантианского» подхода является, конечно, Джон Ролз, самыми
видными «гоббсианцами» - Дэвид Готье, Томас Скэнлон, Джеймс Бьюкенен
и Гордон Таллок.
Доводы против применения всего этого многообразия договорных
теорий (то, что таких теорий много, и они сильно отличаются друг от друга, к
сожалению, отмечается не всеми критиками) к российской политической
действительности можно разделить на три уровня: фактологический,
теоретический и аксиоматический. Первый оперирует фактами политической
истории России, якобы не поддающимися интерпретации средствами
«евроцентристских»
теорий.
несостоятельность,
несвязность
Второй
указывает
договорных
теорий
на
и
внутреннюю
воспроизводит
классические аргументы, сформулированные внутри либеральной традиции.
Третий утверждает, что договорные теории исходят из ложного понимания
человеческой природы, и критикует их извне, с радикально иной
философской позиции. Все три уровня критики связаны и при желании могут
быть упрощены до, как мы увидим, самого серьёзного из них –
аксиоматического. Однако, фактические, теоретические и аксиоматические
аргументы имеют независимую друг от друга и богатую историю,
111
высказываются в разных контекстах и разными типами критиков, поэтому
мы рассмотрим их отдельно.
Обратимся сначала к фактологическим аргументам, утверждающим,
что договорные теории опровергаются «эмпирическим базисом» российской
истории. Расхожий взгляд на отечественную историю утверждает, что её ход
определялся и продолжает определяться, говоря современным языком,
антилиберальными и антидемократическими тенденциями и институтами.
Самодержавие,
крепостное
право,
коммунистический
тоталитаризм,
стремление к «твёрдой руке», свойственное русскому «менталитету» - всё это
делает невозможным оценку общественных и политических процессов в
России в терминах договорных теорий. Согласие граждан как основание
власти является здесь категорией избыточной, а теории общественного
договора – умозрительной игрушкой кабинетных философов.
Эта интерпретация фактов настолько упрощает российскую историю,
что не может служить основанием ни для критики, ни для построения какихлибо политических теорий. Чтобы продемонстрировать несостоятельность
«антидемократического»
мифа,
составим
набросок
другой,
«демократической» интерпретации. Она тоже будет односторонней и крайне
предвзятой, однако нашей целью в её отношении будет не «доказательство»
её
«истинности»,
а
демонстрация
того,
что
политическую
теорию
невозможно построить на одних только исторических фактах – материале
слишком обширном, разнородном и пластичном, чтобы служить для этого
единственным основанием.
Начнём с того, что русская политическая история буквально начинается
с общественного договора. «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней
нет. Приходите княжить и владеть нами» - написали новгородцы варягам в
862 году. Этому примечательному событию должно было предшествовать и
другое: достижение внутреннего согласия о необходимости призвания
внешнего суверена для выхода из некоего политического тупика. Таким
образом, можно говорить о возникновении сложного общественного
112
договора: «горизонтального», выражающего признание достаточной частью
общества необходимости формирования новой политической общности, и
«вертикального», учреждающего новую государственную власть. Структуру
именно такого договора описывает Ролз в своих «Лекциях по истории
политической философии» [23, с.16].
Династия Рюриковичей, получившая в результате новгородского
общественного договора власть, распространила её на другие земли, ставшие
со временем Московской Русью. Вопрос о том, является ли Новгородская
республика подлинной предшественницей Московской Руси и современной
России, остаётся спорным. Однако преемственность политической власти,
которая является главным предметом нашей «договорной» интерпретации, а
также преемственность языка, культуры и, не в последнюю очередь,
сохранение так кратко и ёмко описанного в «Повести временных лет»
сочетания изобилия и отсутствия порядка представляются достаточными для
положительного на него ответа.
«Варяжский» общественный договор потребовал пересмотра только
после того, как династия Рюриковичей пришла в упадок. В 1613 году
Михаил Романов взошёл на трон в итоге сравнительно (особенно с
предшествовавшими
событиями
Смутного
времени)
мирного
и
рационального соглашения, достигнутого на Земском соборе между
различными
лоббистскими
силами
– боярскими
кланами, земскими
представителями, казаками, лидерами ополчения. Несмотря на то, что
процедура выборов была далека от совершенства, что неудивительно в тех
исторических условиях, новый общественный договор состоялся. Как и
вокняжение Рюрика, воцарение Михаила Романова вызывает много споров,
которые также не задевают сути договорной интерпретации событий. Все
упрёки в фальсификации, мифологизации, несправедливости выборов царя
вполне укладываются, например, в «гоббсианскую» договорную теорию
Джеймса Бьюкенена и Гордона Таллока, рассматривающих общественный
113
договор как сговор элит и навязывание их сонаправленной политической
воли массам [10].
«Гоббсианская» договорная теория способна объяснить и следующий
российский общественный договор – коммунистическую конституцию 1924
года. После ослабления государственной власти в руках Николая II, двух
проигранных войн, двух революций и тяжелейшей гражданской войны народ
готов был принять власть любого суверена, способного поднять его над
хаосом «естественного состояния». Конечно, в данном случае суровой
гоббсианской договорной интерпретации едва ли удастся придать хоть какоето подобие цивилизованной демократической. Кроме того, следует отметить,
что некоторые отечественные специалисты по теориям общественного
договора, и, прежде всего, А.А. Аузан [33], считают, что в советский период
имели место два общественных договора, определявших раннюю и позднюю
модели общественно-политического устройства, что позволяет дальше
детализировать «договорную» реконструкцию российской истории.
Наконец, Конституция 1993 года едва ли может быть понята иначе, чем
в терминах договорной теории. Она стала выражением политической воли
элит к построению либерально-демократического государства и получила
народную поддержку на референдуме, она написана от лица народа, её
формулировки утверждают народ в качестве носителя суверенитета и
источника государственной власти, утверждают человеческую личность,
наделённую правами и свободами, как главную ценность – и так далее.
Конституция, закладывающая основания общественно-политической жизни –
это явное выражение общественного договора.
Подведём
политической
итог
истории
нашей
России
попытки
в
вместить
«договорную»
главные
модель.
моменты
Во-первых,
договорная интерпретация возможна. Во-вторых, она, как и любая другая
интерпретация истории, избирательна, не вмещает всё многообразие фактов
и показывает только то, что, наряду с автократическими тенденциями, в
российской истории присутствуют и демократические. Общественное
114
согласие всегда являлось важной ценностью и одной из движущих сил
отечественной истории. Фактологическая критика возможности применения
теории общественного договора в России явно недостаточна.
Обратимся к теоретической критике. Классическая попытка показать
сразу и теоретическую, и фактическую несостоятельность договорного
взгляда на государство была предпринята Давидом Юмом. В трактате «О
начальном договоре» [19] Юм выдвигает против теории общественного
договора следующие аргументы:
1)
Понятие
согласия,
ключевое
в
договорной
теории,
исторически ложно. Никогда акт согласия не лежал в основе
политического порядка, который всегда либо устанавливается силой,
либо наследуется.
2)
Практически никто не мыслит о государстве в терминах
договорной теории. Эта теория – изобретение философов.
3)
Согласие невозможно в современном [Юму] государстве,
всегда готовом применить силу и принудить к подчинению.
Юмовская критика имеет глубокие теоретические корни в его
антропологии
и
опирается
на
человеческой
рациональности,
скептическую
воли,
оценку
возможностей
познавательных
способностей,
являющихся необходимыми для договорных отношений.
Юм приходит к следующему выводу: «Я не намереваюсь отрицать, что
согласие там, где оно имеет место, является единственным справедливым
основанием государственной власти. Оно действительно наилучшее и самое
священное из всех. Я лишь утверждаю, что такое согласие очень редко имело
место в какой-либо степени, и практически никогда полностью; и что
поэтому необходимо признать также иные основания для государственной
власти» [19, с. 192].
Теоретическая критика договорных концепций в заданном Юмом
направлении была продолжена либеральными скептиками, с одной стороны,
убеждёнными в ценности рациональности,
115
индивидуализма, свободы и
других основ либерального мировоззрения, с другой стороны, считающими
их глубоко проблематичными. В современной политической философии эта
позиция защищается прежде всего коммунитаристами: А. Макинтайром,
Ч. Тэйлором, М. Уолцером, М. Сандэлом. Либеральные скептики ставят
перед договорной теорией сложные вопросы: о природе и пределах
рациональности, об ограниченности атомарной индивидуалистичекой модели
человека, о способах выражения и самой возможности явного и неявного
согласия, об убедительности ситуационных и теоретико-игровых моделей, на
которых основаны гипотетические договорные теории, и так далее. Тем не
менее, вслед за Юмом, либеральные скептики считают, что согласие, будь
оно возможно, стало бы «наилучшим и самым священным» основанием для
государственной власти.
Среди попыток ответить на возражения Юма и его последователей одна
из самых обстоятельных и недавних принадлежит Джону Ролзу. В «Лекциях
по истории политической философии» Ролз утверждает, что, во-первых,
юмовское понимание общественного договора как реального исторического
события
слишком
прямолинейно
и
не
затрагивает
современные
представления о гипотетическом характере договора. В большинстве
современных либеральных теорий общественный договор – это свод правил,
который
приняли
бы
идеализированные
рациональные
и
хорошо
информированные субъекты в идеализированной исходной, дополитической
и даже дообщественной ситуации. Таким образом, исторические аргументы –
Юма ли, коммунитаристов, или интерпретаторов российской истории – не
задевают сути современных договорных теорий, которые оценивают
справедливость существующих институтов, задавая простой вопрос: могли
ли участники общественно-политических отношений согласиться на реально
существующий уклад, если бы они принимали его основоположения прямым
голосованием, обладая достаточной информацией, рациональностью и
будучи свободными от давления случайных внешних обстоятельств. Вовторых, Ролз полагает, что если мы вообще хотим поставить вопросы о
116
легитимности политической власти, о справедливости общественного
устройства, то они могут быть поставлены только в терминах согласия, при
всей проблематичности этой категории. Только согласие может быть основой
легитимности власти – в этом не сомневается даже Юм [23].
Таковы теоретические аргументы в защиту договорной теории.
Вернёмся ненадолго к фактологической стороне критики Юма. Она,
безусловно, слаба, поскольку политические общества, буквально основанные
на договоре, существовали и, несомненно, будут существовать. Например, в
начале XVIII века, практически во времена Юма, многие пиратские коммуны
жили по кодексам, составленным и подписанным в момент их образования
либо
в
момент
вступления
каждым
участником.
Эти
кодексы
регламентировали основы пиратской жизни: процедуру выборов и «систему
сдержек и противовесов» власти капитана и первого помощника, раздел
добычи, правила употребления спиртных напитков, налагали запрет на
азартные игры и появление женщин на корабле, и так далее. Конечно, размер
пиратской коммуны трудно сопоставить с размером даже небольшого
государства. Тем не менее, их существование опровергает тезис о
принципиальной невозможности реального общественного договора [20]. И
то, что в XVIII веке было возможно только на периферии цивилизации,
сегодня, с идеями вроде электронной демократии и с проектами типа
Seasteading Institute, вполне может стать нормой, а не исключением.
Наконец, сегодняшняя обыденная практика смены гражданства также
казалась Юму невозможной. Он писал: «Можем ли мы всерьёз представить,
что бедный крестьянин или ремесленник свободен покинуть свою страну, не
зная чужих языков и обычаев и перебиваясь со дня на день своим ничтожным
заработком? Это всё равно, что утверждать, что человек, оставаясь на
корабле, тем самым выражает согласие подчиняться власти капитана, даже
если его внесли на борт спящим, и покинуть корабль он может, только
спрыгнув за борт навстречу гибели» [19]. Эта красочная метафора более не
соответствует политической реальности, которая, по-видимому, меняется в
117
направлении, описываемом договорными теориями.
Так или
иначе,
исторические аргументы Юма только подтверждают, что история едва ли
может служить единственным основанием для создания или ниспровержения
политических теорий.
Политический скептицизм слаб ещё и в методологическом отношении,
поскольку исходит только из «положения вещей» и полагается на
индуктивные обобщения, уподобляясь естественным наукам. Однако
социальная реальность меняется несравненно быстрее физической, законы
которой с человеческой точки зрения выглядят статичными. Физическая
реальность является данностью, социальная развивается, и при всё
увеличивающейся доле нашего участия. Поэтому если физической теории
полагается быть строго описательной, то социальная должна быть также и
предписательной. Чтобы быть полезной, она должна включать какую-то
телеологию
(об
этом
убедительно
говорит
в
своих
работах
Аласдэйр Макинтайр). Она должна снабжать нас моделями, планами, целями
и идеалами, стратегиями, методами, инструментами. И поскольку даже такие
глубокие критики договорной теории, как Юм, считают, что общественный
договор был бы лучшим основанием для общества и государства, то,
очевидно, теория должна двигать практику в этом направлении.
Но действительно ли мы в состоянии выбирать направление?
Действительно
ли
мы
рациональные,
свободные
и
способные
совершенствоваться существа, которыми видят нас договорные теории? Это,
пожалуй, самый сложный вопрос, который можно поставить не только перед
теориями общественного договора, но и перед либерализмом вообще. Он не
только бъёт в антропологический фундамент теории, но и ставит под
сомнение возможность своего теоретического разрешения, поскольку
исключает возможность рациональных стандартов. Подобные возражения,
звучащие на периферии англо-американской политической философии, в
российском политическом дискурсе встречаются заметно чаще.
118
Рассмотрим три примера критики либеральных договорных теорий в
российском
контексте,
основанных
на
том,
что
можно
вслед
за
Карлом Шмиттом назвать «отрицательной антропологией». Первые два
примера представляют собой скорее острые критические атаки на
существующее
в
российской
политике
положение
вещей,
чем
его
развёрнутые теоретические объяснения. Третья версия критики имеет не
только более серьёзные претензии, но и большее число сторонников, среди
которых есть и радикальные идеологи, и «политические технологи», и
академические исследователи.
Один из ведущих российских социологов А.Ф. Филиппов в недавнем
интервью «Русскому журналу» отметил, что для объяснения политической
жизни в России нет нужды прибегать к договорным теориям. «Мы можем
обратиться к более старым, более традиционным категориям политической
философии, которые были в ходу, когда еще не было теорий общественного
договора. Например, «знать» и «народ»» - предлагает он, ссылаясь на теорию
Макиавелли [149]. Крушение социально-полицейского государства, каким
был СССР, привело к выходу на поверхность более «изначальных»
социальных отношений, двигателем которых является особый дух, «гумор».
Разный вид «гумора» присущ разным социальным слоям: «знать» стремится
к господству, «народ» этому господству сопротивляется. Ни о каком
договоре в этом конфликте не может быть и речи. Конечно, формат
журнального интервью позволяет А.Ф. Филиппову дать только краткий
очерк макиавеллианской интерпретации, однако антропологическая основа
её ясна: политическая жизнь в России сводится к конфликту иррациональных
«гуморов».
Личность
рациональностью,
в
выраженной
такой
концепции
характеризуется
в
индивидуальном
представлении
не
о
собственных целях и средствах их достижения, и способностью влиять на
свои социальные обстоятельства, а лишь принадлежностью к тому или иному
общественному слою в качестве носителя его усреднённых интересов –
причём не оформленных в виде системы принципов, а существующих в виде
119
психологического настроя, «духа». Эта антропология сильно отличается от
договорной.
Другая радикальная интерпретация российской политической жизни
последних двадцати лет принадлежит Э. Надточему, профессору славистики
в университете Лозанны. Он, отвечая на мысль А.Ф. Филиппова, утверждает,
что для оценки политических процессов в России хорошо подходит модель,
предложенная в XIV веке арабским историком и философом Ибн Хальдуном
[113]. Ибн Хальдун во введении к своей истории арабов и соседних народов
(«Китаб аль-ибар», введение известно отдельно как «Мукаддима») [77]
рассматривает категорию сплочённости, спаянности, солидарности, любви ко
всему своему, в той или иной мере присущую народу или клану и
именуемую им «асабийя». Асабийя формируется родственными связями и
укладом жизни, которых Ибн Хальдун выделяет два – на открытых и в
замкнутых пространствах, т.е. кочевой и городской. Кочевой образ жизни
усиливает асабийю, городской – ослабляет. Соответственно, сильнейшей
асабийей обладают кланы суровых кочевников, цивилизованным же
горожанам,
живущим
удовлетворением
своих
частных
плотских
потребностей, в избытке, и даже в роскоши, асабийя не свойственна.
Поскольку человек – и здесь Ибн Хальдун ссылается на Аристотеля – есть
животное политическое, вынужденное сотрудничать, а также от природы
склонен к насилию, сотрудничество возможно и приносит плоды только
тогда, когда открытое насилие наказуемо, возникает необходимость – и здесь
он в некоторой мере предвосхищает Гоббса – государственной власти.
Власть желанна всем, но добиться её могут только те, в ком сильна асабийя,
то есть пришедшие с периферии кочевые воинские кланы. Ибн Хальдун
описывает строго повторяющиеся циклы захвата, удержания и потери власти,
зависящие от концентрации и рассеяния асабийи кочевников – и практически
не зависящие от лишённых асабийи горожан. Надточий указывает на
сходство этих циклов с политическими процессами в России последних двух
десятилетий. Эта модель имеет много общего с теорией Гоббса и, возможно,
120
ей удалось бы придать договорные очертания, но, конечно, Ибн Хальдун
этого не делает. Его средневековое религиозное понимание человеческой
природы, склоняемой страстями преимущественно к насилию и требующей
суровой
дисциплины,
для
большинства
возможной
только
извне,
практически исключает способность самостоятельно и последовательно
стремиться к установлению и соблюдению чётких правил общественнополитического сосуществования.
В средневековую антропологию уходит корнями ещё одна теория,
популярность которой среди современных российских теоретиков и
практиков политического весьма велика. Карл Шмитт является одним из
важнейших политических философов для России конца прошлого-начала
нынешнего столетия. Его идеи позволяют взглянуть на отечественную
политику извне совершающей активную экспансию в России либеральной
теории. Для тех, кто по тем или иным причинам стремится противостоять
этой экспансии, политическая философия Шмитта становится естественной
опорой. Среди внимательных читателей Шмитта есть и исследователи,
сомневающиеся, как и немецкий философ, в теоретических основаниях
либерализма, и идеологи, желающие включить его идеи в собственное
мифотворчество, и «политтехнологи», ищущие у него рецептов власти. В
отечественной литературе хорошо изучены и глубокая внутренняя механика
работ Шмитта, и детали его сложной биографии [147], [150], [148]. Здесь мы
лишь кратко остановимся на трёх важных для современной российской
политической действительности идеях шмиттовской философии: врага как
основы
политического,
«чрезвычайного
положения»
и,
наконец,
«отрицательной антропологии».
Различение друга и врага – это, по Шмитту, фундаментальная
оппозиция
политического,
которая
аналогична
«относительно
самостоятельным критериям других противоположностей: доброму и злому в
моральном, прекрасному и безобразному в эстетическом и т.д.» [156].
Отношение к врагу определяется готовностью к немедленной войне с ним.
121
Попытка нивелировать политическую вражду, свести её к экономической
конкуренции и бесконечной политической дискуссии, является одной из
фундаментальных ошибок либерализма, делающей его негодной теорией
политического. Уход от вражды во имя толерантности и плюрализма
неизбежно приводит к распаду и поглощению принявшей эту позицию
социальной
общности,
к
утрате
ею
политического
суверенитета.
Соответственно, средством для консолидации общественных сил является
культивирование противостояния как внешнему, так и внутреннему врагу.
Современное российское общество, безусловно, нуждается в консолидации, и
это делает шмиттовскую теорию вражды соблазнительным рецептом для
«политических технологий». Однако, в России идея поисков врага по вполне
очевидным историческим причинам имеет зловещий подтекст и должна
вызывать большое беспокойство и пристальное внимание гражданского
общества (пожалуй, можно видеть в этом внимании – или его отсутствии –
один из индикаторов состояния общества).
Другая важная часть теории Шмитта – это идея чрезвычайного, или
исключительного, положения. Мысль о том, что в экстраординарных
политических
обстоятельствах
политического
порядка
поднявшегося
над
сохранение
возможно
конституцией,
только
над
или
под
совершествование
властью
парламентом
как
диктатора,
источником
парализующих политическую потенцию либеральных дискуссий, вместе с
развивающей её мыслью Джорджио Агамбена о том, что чрезвычайное
положение может сохраняться неопределённо долго и даже, вопреки
названию, являться нормой, также может использоваться как оправдание для
нарушений конституционного порядка, в том числе и ведущих к самым
кровавым последствиям [1, с. 11-22]. Это ещё одна идея, за метаморфозами и
мутациями которой в российском политическом контексте необходимо
присматривать.
При всей своей важности, эти идеи Шмитта являются логическими
производными из более фундаментальной теории – «отрицательной
122
антропологии»
как
предпосылки
всякой
«подлинной»
политической
концепции. «Все теории государства и политические идеи – пишет Шмитт в
«Понятии политического», – можно испытать в отношении их антропологии
и затем подразделить в зависимости от того, предполагается ли в них,
сознательно или бессознательно, «по природе злой» или «по природе
добрый» человек» [156, с. 57]. Что такое отрицательная антропология,
Шмитт объясняет пятью годами ранее в работе «Политическая теология»
(1922): политическая теория должна исходить из теологического понятия
первородного греха, который, помимо прочего, ограничивает человеческую
способность
рациональности
и
самосовершествования.
Даже
лучшие
политические теории прошлого, прежде всего Гоббса и Макиавелли, учли это
обстоятельство
не
до
конца
и
потому
были
недостаточно
последовательными. Светский характер этих теорий сделал лежащее в их
основе
несовершенство
человеческой
природы
эмпирическим,
следовательно, случайным и открытым для воздействия и улучшения.
Именно тут осталась лазейка для проникновения в политическую теорию
либерализма, оптимистично – и совершенно ошибочно – уповающего на эту
мнимую возможность. Находясь в области теологии, отрицательная
антропология основана на вере, но точно так же на вере основана и светская
либеральная «положительная» антропология рациональности и способности
к совершенствованию. Это означает, что они несоизмеримы, не могут
сойтись и найти разрешение в диспуте, и единственной возможностью для
них остаётся вражда.
Несмотря на то, что шмиттовская фундаментальная дихотомия другаврага наводит на аналогии с гностическим дуализмом, а его отрицательную
антропологию интересно проверить на предмет родства с манихейством, сам
Шмитт считал, что его политическая теология продолжает линию
католического консерватизма – де Местра, Бональда, Доносо Кортеса [26].
Следует отметить, что католическая антропология построена вокруг
специфического
представления
о
первородном
123
грехе,
отличного
от
августинианской
доктрины
полной
греховности,
от
пелагианского
еретического оптимизма; наконец, и это более существенно для российского
контекста, оно не совпадает с православным истолкованием грехопадения.
Получается, что российские сторонники теории Шмитта автоматически,
неявно
и,
возможно,
иногда
неосознанно
делают
глубокий
антропологический выбор в пользу одной из соревнующихся моделей –
католической (которая, повторюсь, у Шмитта заострена настолько, что может
оказаться гностической). Этот выбор, несомненно, должен быть заявлен и
подвергнут обсуждению – если, вопреки мнению Шмитта, антропологию
всё-таки можно обсуждать.
Завершая обзор восприятия теорий общественного договора в
современной российской политической философии, вернёмся к исходному
вопросу: почему договорные теории не пользуются популярностью для
объяснения российской политической действительности? Нам не удалось
найти ответ в истории России, которая демонстрирует не только склонность
государственности к авторитаризму, но и важность для неё идеи согласия как
основы легитимности власти. Нам не удалось найти теоретических
объяснений слабости или внутренней несвязности договорных теорий, более
того, классические аргументы против них представляются устаревшими либо
изначально несостоятельными. Причина была найдена у основания теории:
её антропологические аксиомы вызывают глубокий скепсис у многих
российских
теоретиков
и
практиков
политического.
Способность
нормального человека (всего множества, но чаще некоторого подмножества)
к рациональному восприятию действительности, способность расставить в
ней связную систему целей и договориться с другими участниками об
универсально приемлемых и неприемлемых способах их достижения ради
максимизации
результатов,
способность
создавать
и
поддерживать
институты, позволяющие совершенствовать человеческую ситуацию как в
материальном, так и в духовном плане – всё это ставится под сомнение
сознательными или стихийными сторонниками отрицательной антропологии.
124
Вот рубеж, на котором происходит столкновение теорий общественного
договора,
политического
доктринами
в
рационализма
современной
вообще,
российской
с
соперничающими
политической
теории
и
в
политической практике.
3.3. Рациональность и политика в философии Ханны Арендт
Политическая философия и теория Ханны Арендт (1906 - 1975),
начиная с 1950-х годов, стали предметом анализа
и критики как в
Соединенных Штатах Америки, так и за их пределами. В настоящее время,
спустя немногим более тридцати лет после ее смерти, Ханна Арендт по праву
причисляется многими специалистами к классикам западной философскополитической мысли XX века. Несмотря на то, что уже при жизни Арендт
приобрела
репутацию
политического
теоретика,
лишь
в
прошлом
десятилетии ее вклад в философию и политическую теорию был оценен по
достоинству. Пожалуй, главный вклад Арендт в политическую философию
заключается в ее попытке разобраться в причинах произошедших в прошлом
столетии катастрофических событий, массовость и тотальность которых
стала серьезной угрозой для существования не только отдельных народов, но
и для существования человечества в целом. Желание Ханны Арендт понять
произошедшее привело ее к необходимости анализа важнейших понятий
современной
политической
философии:
тоталитаризма
и
массового
общества. До сих пор разбираются историки в причинах произошедшего, в
том, почему миллионы разумных, культурных и образованных людей
оказались вдруг способны на злодеяния, которые по своим масштабам
оказались беспрецендентными за всю историю человечества. Теперь, в
начале второго десятилетия 21 века, мы, оглядываясь на уже ставший
историей 20 век, можем довольно отстраненно и беспристрастно оценивать и
анализировать события того времени, однако есть ли у нас гарантия, что
произошедшее однажды не повториться вновь и не были ли тоталитарные
режимы прошлого века всего лишь предвестниками постепенной утраты
125
здравого смысла в области политического и умирания феномена политики
как такового в современном мире? В чем причина глубокого и затяжного
кризиса политической рациональности в современном нам мире? Ответить на
эти вопросы и пыталась Арендт, исследуя взаимосвязь мышления и действия,
мысли и политики.
К исследованию политической рациональности Арендт побудило две
причины. Первой из них было ее пребывание на процессе над нацистским
преступником Адольфом Эйхманном в Иерусалиме, на котором она
присутствовала в качестве репортера газеты «Нью-Йоркер» («The New
Yorker»). Впечатление от «банальности» и «бездумности» Эйхманна никак
не
вязалось
с
традиционным
представлением
о
монструозности
преступников, их демонической природе и «злой» идейной позиции. Арендт
была поражена той очевидной пустотой преступников, которая не могла
опираться на какие-либо глубокие причины или основания тех злодеяний,
которые они совершили. В представшем перед израильским правосудием
Эйхманном она не увидела того кошмарного чудовища, каким его
предпочитали представлять себе многие. Напротив, перед ее глазами
предстал совершенно обычный и до банальности посредственный человек, в
котором не было ничего ни демонического, ни чудовищного. Было
совершенно очевидно, что у него не было никаких идейных оснований или
твердых идеологических убеждений совершить те преступления, в которых
его обвиняли. Единственное примечательное в нем, что бросилось в глаза
Арендт в ходе судебного процесса, - это бездумность Эйхманна, отсутствие у
него
рефлексии
Эйхманна
по
показалась
поводу
ей
совершенных
настолько
злодеяний.
распространненым
«Бездумность»
явлением
в
повседневной жизни, что у нее возникло желание исследовать причины ее
широчайшего бытования в современном обществе, а также вопрос о том,
принадлежит ли мышление, т.е. способность отличать добро и зло и т.д.,
невзирая на реультаты этого различения, к тем человеческим способностям,
которые в состоянии оградить человека от совершения зла.
126
Вторая причина, побудившая Арендт обратиться к проблематике
политической рациональности, восходит к ее размышлениям в «Vita activa» и
открывающейся пропасти между теорией и практикой. Суждение и
способность судить были важными понятиями уже в ее книге «Истоки
тоталитаризма», но после процесса над Эйхманном, изменился угол зрения, с
которого Арендт рассматривает способность суждения. Теперь она больше
не обращается к понятию разумности (т.е. к аристотелевскому учению о
фронезисе как о здравом, благом рассудке и связанным с ним чувством
общественного единства). По всей видимости, Арендт осознавала, что,
несмотря на всю привлекательность полисного политического устройства,
полис, как хорошо организованное совместное бытие, уже во времена
Аристотеля был чем-то прошлым, в действительности не существующим.
Рассудок в качестве фронезиса – характерен и хорош для традиционно
устроенного общества. Но такое общество для подавляющей части
населяющих Землю людей оказалось в далеком прошлом.
Недостаток политической рациональности в современном обществе
Арендт связывает с крушением традиций, на которые еще во многом
ориентировался Аристотель. XX век явил миру такие ситуации, разрешить
которые при помощи традиционной мысли оказалось невозможно. Здесь
имеются в виду, прежде всего, отношение массового общества к политике и
феномен
тоталитаризма,
который
в
действительности
лишь
продемонстрировал воочию уже имеющуюся потерю традиций. Ужас
тоталитаризма заключается даже не в масштабе совершенных злодеяний, не в
появлении в мире новых разрушительных идей, а именно в крушении наших
прежних мыслительных категорий и критериев суждения. Его чудовищные
действия подорвали прежние прекраснодушные категории политикоправового мышления и традиционные критерии морального суждения.
Согласно Арендт, кризис ценностей западного общества знаменует собой
атрофию, редукцию общего чувства, что, в свою очередь, делает
невозможной адекватную ориентацию в мире. Под редукцией общего
127
чувства Арендт понимает отказ здравого человеческого рассудка разбираться
в
общественных
вопросах,
его
неспособность
решать
насущные
политические проблемы и находить консенсус во взаимодействии с другими
людьми в общем для нас всех мире. Ханна Арендт считает потерю здравого
человеческого рассудка в наше время - очевидным знаком кризиса
современности. В каждом кризисе разрушается часть мира, нечто, что
является общим для всех нас. Ослабление или даже исчезновение общего
чувства, по мнению мыслителя, - это одна из серьезнейших проблем
современности. Об этой потере она говорит уже на страницах «Истоков
тоталитаризма». Тоталитарная пропаганда с ее заботой о последовательной,
логичной и единственно верной картине мира вступает в конфликт с здравым
человеческим рассудком, который никогда не может согласиться с
однозначной, с начала и до конца определенной действительностью, в
которой
нет
места
множественности
и
вариативности
в
силу
индивидуальности общественного субъекта. Однако именно эти особенности
тоталитарной пропаганды находят полное признание и единодушное
согласие у масс. Арендт обьясняет бегство масс от реальности в фиктивный
мир, детерминируемый тоталитарной пропагандой, тем, что «массовый
человек» отчужден от мира социума, в котором он живет. «Массовый
человек» слабо связан с действительным миром, с реальными людьми,
которые его населяют и который он с ними делит, - поэтому он становится
легкой добычей тоталитарных движений. Восстание масс против чувства
реальности здравого человеческого рассудка - это результат атомизации,
посредством которой массовый человек не только потерял свое место в
обществе, но вместе с тем оказался отчужден от всей сферы общественных
отношений, в рамках которых лишь и способен функционировать здравый
человеческий рассудок. В ситуации полного духовного и социального
отчуждения взвешенное понимание взаимной детерминации произвольного и
планируемого, случайного и необходимого, свободного и ответственного
128
поведения, посредством чего конституируется мир, больше не имеет
никакого смысла.
Факты, свидетельствующие об отказе общего чувства в ситуациях
общественной атомизации и изоляции отдельных индивидуумов, приводят
Арендт к выводу, что неспособность к суждению с расширением этого
феномена также становится проблемой, затрагивающей все человечество.
Базирующаяся на общем чувстве способность суждения быстро умирает
подобно тому, как исчезают последние остатки нравов и обычаев, которые
долгое время поддерживали моральную совесть в политике. После этого
крушения мы живем в совершенно перевернутом, обессмысленном мире - в
мире, в котором мы не можем найти наш путь благодаря тому, что мы
соблюдаем правила, что когда-то соответствовали здравому человеческому
рассудку. В этой ситуации глупость в кантовском смысле («Недостаток
способности суждения собственно есть то, что называют глупостью, и при
этом недуге нельзя ничем помочь») [85]
становится недугом каждого.
Глупость теперь так же широко распространена, как прежде здравый
человеческий рассудок, но это не означает, что она не касается
«интеллектуалов». Различие заключается лишь в том, что глупость среди
неинтеллектуалов остается неартикулируемой, в то время как среди
интеллектуалов становится непереносимо воинственной [30]. В итоге Арендт
делает неутешительное заключение, что потеря здравого человеческого
рассудка проявляется во всех правилах повседневной жизни, даже самых
малых, которые обычно ее регулируют посредством нравов и законов. Таким
образом, полагает она, крушение традиций сегодня - это полностью
свершившийся факт, и мы не можем его ни отменить, ни повернуть историю
вспять и проиграть исторический процесс по-другому, ни игнорировать его.
Арендт отлично понимала, что в современном мире политическая
жизнь общества не может больше полностью полагаться на традицию, что в
век общественных потрясений и катаклизмов, совершенно новых и
небывалых
прежде
общественно-политических
129
феноменов,
какие
во
множестве породил XX век, традиция не способна служить критерием
политической жизни. Подобным критерием, по мнению Арендт, должна
стать рефлектирующая способность суждения, лишь благодаря которой
становится возможной настоящая политика, понимаемая как
совместное
участие людей в будущем общего для всех мира путем поиска компромисса и
точек соприкосновения.
Арендтовское понимание понятия «способности суждения» базируется
на двух основных исходных пунктах в истории философии: на Аристотеле и
на Канте. Арендт предпринимает своебразный синтез аристотелевского
понятия
«фронезис»
и
кантовского
«рефлектирующей
способности
суждения», вырабатывая при этом собственную оригинальную теорию
политической рациональности, отличную и от учения Аристотеля, и от
построений Канта. Установить содержание понятия «способность суждения»
у Арендт довольно-таки несложно – об этом она сама пишет во многих
местах своих работ. Это понятие употребляется ею в разных исторических и
методических контекстах. В «Истоках тоталитаризма» [29] способность
суждения упоминается как способность, которая отводит элементам опыта их
место в мире и, таким образом, делает возможным ориентацию в нем.
Задачей способности суждения является различение фикции и реальности,
действительного и воображаемого, фантазии, «чистого» представления.
Способность суждения говорит нам о том, что чем является. Но определение
(или понимание) чего-либо возможно только при установлении различия
определяемого от всего остального. Если, например, говориться, что это - x,
то x одновременно различают с y, z и т.д. Кроме того, это высказывание о
том, что есть что, обозначает всегда утверждение о чем-то существенном.
Существенным является утверждение, которое соответствует данному
контексту, что не имеет ничего общего с истинным или ложным суждением.
Помимо суждения, в котором утверждается «это - есть х», т.е. помимо
суждения опыта, Арендт имеет ввиду также и формы суждения «это –
прекрасно», или «это – безобразно», соответственно «это – хорошо» или «это
130
– плохо», т.е. эстетические и моральные суждения. Эстетические суждения
как таковые Арендт почти не рассматривает. Из кантовской эстетики
значимыми
для
нее
являются
исключительно
отдельные
моменты
эстетических суждений - например, значение «общего чувства» или
«сообщаемость» - которые очень важны для моральных и политических
суждений. Когда Арендт в своей теории способности суждения пользуется
значением
общего
чувства,
а
если
быть
точнее,
то
значением
множественности для способности судить, то всегда подразумевается
индивид, который судит, а не история или природа. В процессе суждения
судящий индивид соотносится с сообществом судящих, но не растворяясь в
нем, а перенимая у него функцию суждения. Всеобщее и особенное
относятся друг к другу формой суждения, так как суждение является
подведением особенного под всеобщее. Суждение, всегда индивидуальное и
субъективное, относится к общему миру и апеллирует к обществу судящих.
В суждении соотносятся друг с другом не только всеобщее и особенное, но
также и индивидуальное и общее, субьективное и обьективное.
Эта связь всеобщего и особенного, объективного и субъективного
разрывается там, где либо право на суждение признается за нечеловеческой
инстанцией, либо в праве на суждение вообще отказывается. Так, в
современных идеологиях всеобщее судит об особенном: история или
природа об индивидах, группах, тенденциях и т.д. Подобные суждения
больше не аппелируют к всеобщему разуму, но требуют подчинения; они не
терпят возражений или, точнее: возражение против подобной всесильной
инстанции было бы бессмысленным. Эти суждения истории или природы не
зависят от опыта, и опыт не может им противоречить.
В «Суждении», составленной уже после смерти Арендт на основе
записей лекций и семинаров, Арендт обсуждает кантовскую теорию
«эстетических суждений» из «Критики способности суждения», причем она
рассматривает суждения вкуса как образец для политических суждений. Это
суждение основывается на мышлении без опосредования понятием или
131
системой. В качестве примера Арендт приводит ситуацию оценки
конкретной розы. Если ее называют «красивой», то приходят к этому
суждению без какого бы то ни было процесса обобщения всех когда-либо
увиденных роз и вывода, что все розы прекрасны, а следовательно и эта
данная конкретная роза тоже прекрасна [2]. Не существует, таким образом,
никакой категории «розы вообще» или «сущности розы», всегда есть только
данная конкретная роза, которая каждым человеком оценивается с его
собственной перспективы. Арендт определяет познание различных точек
зрения как «репрезентативное мышление». Это мышление предполагает
принятие любой чужой, не собственной позиции, при этом не теряя
собственной идентичности. Тем самым суждение не основывается на
определенном
моральном
представлении,
принятом
в
разряд
своих
внутренних правил. Способность суждения, свойственная человеку, согласно
пониманию Арендт, имеет дело с принятием точек зрения других и при этом
с отказом от собственной воли.
Исходя из двух положений кантовской политической философии, а
именно: 1) социальная коммуникация (общительность – в терминах Канта)
представляет собой важное явление для человека и процесса его мышления;
2) поиск цели природы в антропологическом вопросе, на который в итоге так
и не нашлосъ ответа: что есть человек и какова его цель?, который сводится к
взаимозависимости между человеком и бытием, Ханна Арендт ссылается в
основном на «Критику способности суждения» Канта и темы, в ней
обсуждаемые: особенное, способность суждения, а также общительность
людей.
Для
Ханны
Арендт
критическое
мышление
подразумевает
сообщаемость. Последняя, в свою очередь, предполагает наличие публичного
пространства, потому что лишь в пространстве публичности представления,
традиции,
а
также
предрассудки
могут
становиться
предметами
рассмотрения другими людьми. Принятие в расчет мыслей других
способствует расширению разума. И в конце концов там, где все точки
132
зрения
встречаются
вместе,
развертывается
критическое
мышление:
«Критическое мышление происходит, как и прежде, в одиночестве; однако
посредством
способности
воображения
оно
представляет
других
и
передвигается тем самым в пространстве, потенциально публичном, которое
со всех сторон открыто»[2, S.60]. Суждение означает, согласно Ханне
Арендт, всегда размышление о других и приобщает их суждения к
формированию
собственного
мнения.
Процесс
вынесения
суждения
подразумевает два разумных процесса: во-первых, процесс воображения как
внешнего чувства и во-вторых, чувство вкуса.
Суждению
(как
оценочному
процессу)
Арендт
отводит
среди
деятельностей ума то же самое место, что и Кант отводил способности
суждения по отношению к чистому и практическому разумам. Суждение как
акт оценки выполняет связующую функцию между двумя другими
деятельностями ума, между мышлением и волей. Само по себе мышление не
способно явить себя в мир явлений. Более того, оно не способно прервать
свой процесс и дать необходимые для воли исходные посылки. Без
способности суждения человек не мог бы никогда прийти к какому бы тот ни
было решению, и результаты его мышления никогда не могли бы проявиться
и реализоваться на практике. Суждение как оценочный процесс и в итоге как
акт оценки прерывают процесс мышления и посредством воли осуществляют
результат мышления в действительности: «Способность суждения ...
реализует мышление, демонстрирует его в мир явлений, где я никогда не
бываю один и всегда очень занят, для того чтобы иметь возможность думать»
[4].
Таким образом, Арендт понимает способность суждения как особую
деятельность человеческого ума, которая соединяет мир мысли и мир
явлений. Подобно тому, как в кантовской системе способность суждения
играет связующую роль между разумом и рассудком, в складывающейся
философской системе Ханны Арендт способность суждения
является
связующим звеном между двумя другими деятельностями ума: мышлением и
133
волей, при этом все три деятельности способны существовать только во
взаимосвязи друг с другом.
Однако до этого момента наши рассуждения о теории Арендт
оставались в большей степени в области абстракций. Теперь же попробуем
выяснить выяснить вопрос о том, каким образом способность суждения
может быть использована в реальной политической практике. В той или иной
степени
способность
суждения
задействована
в
любом
суждении,
касающемся политических вопросов. Однако в чистом виде, по мнению
Арендт, способность суждения находит применение лишь в немногих
современных демократических институтах, среди которых прежде всего
следует
отметить
органы
местного
самоуправления
[15].
Благодаря
последним каждый человек может принять непосредственное, прямое
участие в политической жизни общества, высказав публично свое мнение
перед собранием других членов общины.
Еще одним политическим институтом, в котором способность
суждения находит примение в чистом виде, помимо органов самоуправления,
является, по мнению Арендт, институт суда присяжных, который в ее
представлении есть «последний остаток активного гражданского участия»
[6]. Суд присяжных может служить тем примером института свободы,
который одновременно является местом упражнения способности суждения.
Арендт сама принимала участие в суде присяжных в качестве одного из
присяжных судей, о чем она с воодушевлениям сообщала в письме Ясперсу:
«объективность и незаинтересованность поразительны, даже у совсем
простых людей» [14].
И все же какими бы привлекательными не казались нам построения
Арендт, в ее концепции политической рациональности не обошлось и без
проблемных, с точки зрения теории, мест. Пожалуй, главная сложность
видится здесь в определении способности суждения как политической
способности, которая обнаруживается в последней, еще прижизненной
редакции теории способности суждения Ханны Арендт – в «Мышлении»,
134
первой книги из трилогии «О жизни ума». Здесь она приписывает
способность суждения не тому, кто действует, а зрителю, т.е. таким образом
«теоретику». Согласно Арендт, лишь зритель способен - во время
театрального представления - понять смысл целого, а не актер, которому
всегда доступна лишь одна часть происходящего на сцене, его собственная
роль [5]. Зритель в состоянии охватывать взором и понимать смысл целого,
поскольку он не вовлечен в действие в качестве его участника.
Включение идеи зрителя в последнюю по времени редакцию
арендтовской теории способности суждения сводит политический характер
способности суждения на нет. Хотя зрители и их суждения вполне
соответствуют структурным особенностям рефлектирующей способности
суждения
(так
как
незаинтересованность),
политического
им
т.е.
действия,
присущи
могут
однако
общность,
квалифицироваться
зрительские
публичность,
как
суждения
участники
и
оценки
происходящего будут, с большой долей вероятности, отличаться от оценок и
суждений происходящего у реальных участников политических действий.
Конечно, нам бы хотелось, чтобы политические актеры могли оценивать эти
события, в которые они вовлечены, не только как их участники, но и как
зрители, которые могли бы встать на ту "общую точку зрения", с которой,
как со смотровой башни, можно было бы обозревать целое и приобретать в
нем
ориентацию.
В
действительности
же
представляется
очень
сомнительным, что активные участники политических действий в состоянии
одновременно обозревать происходящее с точки зрения отвлеченного и
беспристрастного зрителя.
Квалификация точки зрения зрителя как более точной и обьективной по
отношению к точке зрения участника политического действия приводит к
тому, что суждение определяется способностью суждения главным образом
как ретроспективная, историческая, а не как перспективная, политическая
способность и образ действия. Таким образом, Арендт отклоняется от своего
первоначального представления о примате vita activa над vita contemplativa,
135
т.е. первичности деятельной жизни по отношению к жизни созерцательной, и
вверяет суждение уединенной самости мыслящего. Но способность суждения
или, по-другому, способность оценки особенного (как понимал способность
суждения Кант) – не идентична мышлению. Мышление в силу своей
специфики
является
ретроспективной
способностью
человека.
Если
предметом мышления может быть нечто в данный момент незримое,
представления
об
уже
произошедшем
или
в
настоящей
момент
отсутствующем, то способность суждения всегда имеет дело с отдельными
вещами, находящимися в пределах досягаемости. Однако обе [способности]
тесно связаны между собой, подобно сознанию и совести. Способность
суждения, побочный продукт освобождающего мышления, реализует
мышление, осуществляет его в мире явлений. Ретроспективное суждение
историков, напротив, является суждением непричастного зрителя. Таким
образом, остается
неразрешимым вопрос о том, каким образом зритель
включается в единое сообщество с участниками политического процесса?
Иными
словами,
каким
образом
беспристрастный
наблюдатель
политического действия может быть связан в единое сообщество с его
участниками, каким образом зритель может обмениваться суждениями с
политическими актерами, и таким образом, совместно участвовать в
формировании совместного будущего. Все эти вопросы не находят
определенного ответа в текстах Арендт, что отчасти можно объяснить
незавершенностью ее теории способности суждения.
Если же попытаться додумать учение американского философа до его
логического завершения, то Ханне Арендт следовало бы отчетливо и
убедительно
политическом
показать,
качестве
каким
образом
может
способность
играть
суждения
определенную
в
ее
роль
в
конституировании политической целостности. Проделать это можно только
попытавшись, исходя из арендтовских первоначальных представлений о
политической квалификации способности суждения, выйти за горизонты ее
мышления. Для этого необходимо, как это делала и сама Ханна Арендт,
136
обратиться к кантовской «Критике способности суждения» и рассмотреть ее
в политической перспективе.
Практика рефлектирующей способности суждения образуется в
соответствии с ее операцией рефлексии, так как она в своей рефлектирующей
деятельности, в практике своего суждения, придерживается своей максимы
широкого образа мысли, которая и определяет ее характер. Результатом
практики рефлектирующей способности суждения является идея некой
публичной общности людей, которая разделяет вместе с судящим
совместный мир. Эта общность у Канта имеет скорее умозрительный
характер, т.е. служит регулятивной идеей разума, в то время как Арендт
устраивает только реальное существование этой общности. С ней, как с
задающей ориентацию системой координат, может соотносить свои
суждения судящий и благодаря этому эта общность, независимо от того,
виртуальна она или реальна, становится значимой для практики. При этом
сама практика немыслима без этой общности людей. Ведь способность
суждения не является самодостаточной, поскольку при ее рассмотрении в
политической перспективе нельзя забывать о совместном с другими людьми
обладании миром, а значит и необходимости коррелировать свои суждения с
действительными суждениями реальных, а не воображаемых людей во всей
их
множественности.
Таким
образом,
практика
рефлектирующей
способности суждения является деятельной не в акте саморефлексии, но в
образующемся проекте совместной общности людей. Так как способность
суждения проектирует подобную человеческую общность, она предлагает
свою идею как закон, поскольку область человеческой данности во всем
многообразии ее перспектив в мире может быть организована и составлена
сообразно заключающимся в ней свойствам. Из некой исторической,
ретроспективной
способности
способность
суждения
становится
проективной, т.е. политической. В этом случае способность суждения делает
возможным свободное действие, поскольку она сама является своего рода
137
действием и поэтому взаимодействует с действием без логического
принуждения.
Подводя
итог
нашего
исследования
концепции
политической
рациональности в философии Ханны Арендт, следует признать правоту
немецко-американского мыслителя в том, чтол в современном динамичном и
многослойним обществе способность суждения крайне необходима для
нормального существования в нем и адекватной реакции на стремительно
изменяющиеся условия человеческого бытия. Как существо общественное
или политическое, человек испытывает потребность явить себя миру, а также
выразить другим его обитателям свое отношение к нему и вступить с ними
во взаимодействии, которое выражается в совместном "действии и
говорении", для совместного формирования общечеловеческой данности. В
этом процессе способность суждения играет роль критерия, который
помогает найти тех людей, с которыми хотелось бы разделить мир - т.е. роль
"политического",
"общественного"
вкуса.
Она
является
условием
рациональной ориентации в мире, а также условием рационального
политического действия.
138
4. Концепция роста рациональности мышления в современном
российском обществе
4.1. Потенциал кантовской философии для содействия росту
рациональности мышления в современном российском обществе
Одним
из
основополагающих
рациональных
принципов
интеллектуальной деятельности при создании научного текста является, если
следовать Канту, принцип единства содержания и формы. Он состоит в
том, что в тексте с качеством дискурса, т.е. текста, наполненного сугубо
понятийным содержанием, следует избегать приемов и способов выражения,
свойственных
текстам
литературно-художественной
направленности.
Наличие в научном (философском) тексте в концентрированной форме
всякого рода тропов, метафор и неумеренной образности препятствует
адекватному восприятию содержания текста, находится в противоречии с
такими основополагающими качествами научного текста, по Канту, как
достоверность и ясность. Использование художественных приемов в
условиях, когда язык не испытывает недостатка в выразительных средствах
для имеющихся понятий, является, согласно Канту, «детской попыткой
выделиться среди других не новизной и истинностью содержания, а новыми
заплатами на старом платье». Что касается ясности, то он подчеркивает, что
для него важно было в первую очередь обеспечить так называемую
дискурсивную ясность, т.е. ясность понятий. Что же касается интуитивной
ясности, т.е. приведения примеров, то такой вид ясности он находит не
совсем рациональным постольку, поскольку многочисленные примеры не
способствуют целостности восприятия
содержания и затрудняют его.
Следовательно, по Канту, научный текст характеризуется в первую очередь
как рациональный дискурс.
В основе рационального подхода к научному изложению той или иной
проблемы могут быть сегодня полезны также и такие кантовские принципы
139
рассуждения, как «отчетливость определения понятий, испытанная строгость
доказательств и предотвращение смелых скачков в выводах». Наиболее
рациональными речевыми актами в научном рассуждении следует считать,
по Канту, акты обоснования и доказательства. Именно с этой точки зрения
Кант критикует современных ему авторов новейших философских сочинений
за их увлеченность такой формой выражения мысли, как «постулирование»,
т.е. выдвижения того или иного тезиса в качестве постулата, не утруждая
себя необходимостью приведения его доказательства. В частности, Кант,
критикуя этих авторов, указывает, что они стремятся выдать некоторое
положение за непосредственно достоверное без его обоснования или
доказательства. Однако, говорит он, «если бы мы
допустили, что для
синтетических суждений, какими бы очевидными они ни были, можно
требовать безусловного одобрения без их дедукции, в силу одного лишь
авторитета их собственных утверждений, то вся критика рассудка свелась бы
на нет... Таким образом, если к понятию … дается какое-то определение,
то, непременно, должно быть присоединено если не доказательство, то,
по крайней мере, дедукция правомерности
выдвижения такого
суждения". Данное положение Канта обладает, несомненно, актуальностью
и по сей день, так как в нем сформулировано одно из важнейших положений
рационального способа научного мышления и рациональной аргументации.
Несомненно, полезным рациональным качеством для современной
российской научной общественности является требование Канта о том, что
когда мы размышляем о каком – либо предмете, мы непременно всегда
должны судить предварительно и как бы предвосхищать возможное знание,
которое еще только будет получено путем размышления о данном предмете.
Иными словами, всегда следует составлять себе предварительный план.
Ибо в противном случае течение наших мыслей будет всего лишь
случайным.
Ревизия Кантом оснований философского мышления имела своим
следствием создание нового, более основательного, критического способа
140
философского рассуждения и философской аргументации, что в свою
очередь вело к новой форме философского дискурса, т.е. такого текста,
который обладает модальностью достоверности (или ассерторической
модальностью). Основной особенностью такого дискурса является его ярко
выраженная дедуктивность. Подобная форма аргументации необходима была
прежде всего потому, что, как сам Кант казывает в предисловии к "Критике
чистого разума", изложенный им в ней новый способ мышления
представляет собой всего лишь гипотезу, наподобие гипотезы Коперника,
которая, следовательно, должна быть доказана, а всякое доказательство
требует аподиктичности изложения, т.е. такого, которое не вызывало бы и
тени сомнения. Таким образом, хотя содержание гипотетично, форма его
изложения
должна
иметь
силу
аподиктической
(ассерторической)
достоверности. Относительно достоверности Кант говорит, что взял за
правило не позволять себе мнить, рассуждая об априорном знании, так как
любой
результат
априорного
познания
должен
иметь
абсолютно
необходимую достоверность; каждое определение, касающееся чистого
знания, должно быть образцом аподиктичности в философии. Достижение
аподиктической
модальности
текста,
т.е.
придание
ему
качества
максимальной достоверности является, без сомнения, составной частью
рациональной модели рассуждения сегодня, ибо именно рациональность
рассуждения
придает
прагматическую
ему
убедительность,
составляющую
научного
реализуя
текста.
тем
Таким
самым
образом,
требование аподиктичности изложения, сформулированное Кантом по
отношению к философскому рассуждению, имеет силу и для современных
русских авторов, заинтересованных в достижении максимальной силы
воздействия на адресата.
Логические правила порождения текста: правило тождества (dictum de
omni) и противоречия (dictum de nullo), сформулированные Кантом, имеют
непосредственное отношение к лингво - текстуальным понятиям «тема
текста» и «текст». Дело в том, что в отличие от суждения – предложения,
141
в котором имеет место отношение субъекта суждения к его предикату
(подлежащего к сказуемому), текстовое суждение характеризуется
отношением темы и текста. Тема – условие, текст – обусловленное.
Текст – операциональный аспект темы, а тема – свернутый текст.
Соблюдение темы текста является в первую очередь конститутивным
правилом, в основе которого лежат указанные выше логические принципы.
Первое Кант определяет как «то, что утверждается
о понятии вообще,
утверждается также и о каждом, содержащемся в нем», а второе – «как то,
что отрицается о понятии вообще, отрицается и о каждом в отдельности,
входящем в объем его содержания» Это означает, что суждение, содержание
которого не соответствует теме или противоречит ей, должно быть
элиминировано, а суждения, подпадающие под тему, должны подчиняться
принципу спецификации, т.е. они должны поставлять теме множество более
частных суждений, развивающих тему, и составляющих с ней единство, так
как, согласно Канту, любое познание объекта предполагает: «во – первых,
единство понятия, которое можно назвать качественным единством
постольку,
поскольку
оно
мыслится
как
единство,
объединяющее
многообразное познания, как, например, единство темы в пьесе, речи, басне.
Во – вторых, истинность следствий: чем больше истинных следствий
содержит данное понятие, тем больше признаков его объективной
реальности. Это можно было бы назвать качественным многообразием
признаков, принадлежащих понятию как их общему основанию. И, наконец,
в - третьих, полнота (Vollkommenheit), состоящая
том, что это единое
многообразное, в свою очередь, вновь возвращается к единству понятия,
согласуясь только с ним и никаким другим. Это можно было бы назвать
качественной
полнотой
(тотальностью)».
Здесь,
фактически,
сформулированы Кантом, правила развертывания текстового суждения в его
отличии от одного отдельно взятого суждения – пропозиции: оно должно
характеризоваться единством темы, полнотой признаков, выводимых из нее,
которые должны затем быть согласованы с темой и совпадать только с ней.
142
Помимо категорий количества и качества текстовое суждение подчинено
категории отношения (каузальности): тема текста служит основанием, а
текст – следствием из него, так как тема представляет собой нечто общее,
содержащее в себе многообразное, т.е. многие другие понятия и суждения,
выводимые из нее (общее представление является основанием многих
других). Сформулированные Кантом логические принципы рассуждения
имеют
самое
непосредственное
отношение
к
рациональному
построению научного текста в настоящее время. Необходимость
соблюдения этого правила – особенно это относится к молодым
начинающим авторам – очевидна.
И, наконец, следует упомянуть три всеобщих максимы рефлексивного
мышления Канта, а именно: думать самому, думать на месте каждого и
думать в согласии с самим собой. Первая максима – максима
непосредственного, вторая – максима объективного, третья – максима
последовательного мышления. Сюда же следует добавить и кантовскую
максиму критического мышления, обоснование которой Кант дает в
следующих словах: «Наш век является, собственно, веком критики, которой
должно подвергаться все. Религия при помощи своей святости
и
законодательство с помощью своего авторитета хотят от нее повсеместно
уклониться. Но в таком случае они вызывают законное подозрение и не
могут претендовать на искреннее к ним уважение, которое разум проявляет
только к тому, что в состоянии выдержать его свободную и публичную
проверку». Все эти максимы актуальны сегодня для нашего российского
общества как никогда, ибо от их реализации зависит становление любого
автора, пишущего на научные темы, как рациональной личности.
4.2. Логика и рациональность в отечественной философской
традиции: анализ и современная проекция
Со второй половины XIX века логика представлялась большинству
отечественных
авторов
квинтэссенцией
143
философской
рациональности.
Определение её предмета, содержания и предназначения представало важной
исследовательской задачей. Определенный
задел
в
исследовании
феномена рациональности может быть почерпнут из наиболее значимых
российских логических концепций.
Методология
анализа,
позволяющая
сопоставить
рациональное
содержание концепций, основана на прояснении следующих позиций:
1) представление о логике в целом и о её месте в системе наук о
рациональном
мышлении,
основные
логические
категории
и
их
трактовка;
2) выделение
в
логической
концепции
главенствующей
и
второстепенной проблематики, что является у данного автора основной
логической формой;
3) связь логики с практикой мышления, область приложения
логики.
Исследование логической проблематики согласно всем трём критериям
призвано
показать
«образ
логики»,
т.е.
сформировать
целостное
представление о логике рассматриваемого автора. «Образ логики» - это
понятие,
принадлежащее
области
философии
логики,
оно
отражает
философские основания рациональности мышления, содержащиеся в той или
иной концепции.
Логика
и
рациональность
в
концепции
А. И. Введенского.
Сформировав самостоятельное видение логики как науки и преподаваемой
дисциплины и обладая всеобъемлющим авторитетом, А.И. Введенский внёс
значительный вклад в дело становления и распространения логической
культуры в России. Логика составляла значительную часть концепции,
именуемой «логицизмом А.И.Введенского». Философ поставил перед собой
задачу - доказать основные выводы философского критицизма новым
способом. Эту задачу он решил посредством рассмотрения сущности
логических законов.
144
Определение логики и её отношение к другим наукам о рациональном
мышлении в интерпретации А.И. Введенского.
Введенский позиционирует логику в качестве части теории познания,
но намеренно желает исключить из неё психологическую проблематику.
Хотя логика вынуждена ссылаться на психологические факты, она
поределенно
представляет
собою
науку
вполне
самостоятельную
относительно психологии: «можно изучать логику, совсем не зная
психологии» [45, с. 4]. Главное отличие логики от психологии Введенский
видит в том, что психология относится к изучению явлений мышления
безоценочно, т.е. не ставит вопроса о правильности и ошибочности
мышления; логика же, напротив, рассматривает в мышлении одну только
правильность и ошибочность вне зависимости от состава душевных
переживаний. Логика, таким образом, предстаёт как наука нормативная.
Таким образом, придерживаясь антипсихологистских позиций в философии
логики, Введенский показывает, что психология не может по своей сути
лежать в основе изучения структур рациональности мышления. «Логика,
построенная в зависимости от чего бы то ни было, основанная на чем бы то
ни было, кроме нуё самой, может быть только искажением всякой логики,
нелогичной логикой» [45, с. 5]
Мышление, пригодное для расширения знания Введенский называет
правильным. Он полагает, что знание и вера психологически ничем не
отличаются друг от друга, их разница становится видна только с логической
точки зрения на мышление. Поэтому основанная на психологии логика будет
произвольной в том смысле, что мы не сможем различить, происходит ли
расширение знания или расширение веры (стремясь при этом к расширению
именно знания). Всякий произвол в этом вопросе удаляет нас от
рационального подхода, от нормативных функций логики. Поэтому
психологистская трактовка логики и рациональности вообще с точки зрения
Введенского оказывается неприемлемой и неэффективной. Доказательством
принципиальной значимости этой идеи служит то, что в издании «Логики»
145
1917 года Введенский впервые вводит понятие «логицизм» для обозначения
своей
концепции
–
в
противовес
«психологизму»,
с
намерением
отмежеваться от психологизма.
Введенский решает вопросы гносеологии именно с логической, а не с
психологической точки зрения, стремится вычленить то, на чем основывается
рациональность мышления, и основу эту он находит в логике. Логика
выступает
методом
рационального
обоснования
важнейших
гносеологических вопросов в его концепции.
Введенский определяет логику как «науку о правильности и
ошибочности мышления. Правильным же называется мышление, пригодное
для расширения знания, а ошибочным или неправильным – непригодное для
этой цели» [45, с. 1]. Задачи логики: «1) отыскать те правила или условия,
при исполнении которых мышление выходит пригодным для расширения
знания; 2) объяснить их законами мышления; 3) с помощью найденных ею
правил выследить все те ошибки мышления (т.е. нарушения этих правил),
которые встречаются в нём на деле, и описать их состав, т.е. указать, в чём
состоит каждая из них» [45, с. 1].
Законы логики Введенский трактует следующим образом: закон
исключенного третьего и закон тождества – чисто естественные законы
мышления, а закон достаточного основания и противоречия – нормативные.
Получается, что логику с её оценочным отношением к мышлению должны
Логика
и
рациональность
в
концепции
Н.О.
Лосского.
Рациональность мышления Н.О. Лосский связывает с логикой: «Термином
рациональный следовало бы обозначать бытие и знание, имеющее чисто
логическое основание и содержащее в себе только логические отношения…»
[103, c. 331].
интуитивизма.
Логику он подчинил своей общефилософской концепции
Таким
образом,
укрененное
в
логике
понимание
рациональности также опирается на основные положения интуитивизма.
Рациональность мышления истолкована Лосским и как условия
истинности суждений. Связь субъекта и предиката
146
в суждении, по
Лосскому, имеет необходимый характер. Связь субъекта и предиката в
суждении идентична отношениям между соответствующими частями
реальности. Это есть связь основания и следствия. В учении Н.О. Лосского
логические связи являются выражением онтологических связей, потому
могут быть охарактеризованы аналогично последним. Всякое категорическое
суждение является синтетическим. Таким образом, рациональное мышление
может оперировать синтетическими суждениями, обладающими логической
необходимостью в силу присутствующей в них логической связи.
В теории Лосского роль аналитических суждений низведена до тех
пределов, в каких может оказаться употребимой тавтология. Аналитические
суждения, в понимании Лосского, не представляют ни для логики, ни для
познания вообще никакого интереса, поскольку «представляют собой
чистейшее пустословие», а «в действительности, в живом мышлении таких
суждений вовсе не бывает» [102, c. 144].
Рациональность мышления может быть рассмотрена с точки зрения
действия логических законов. Исходя из интуитвизма Лосского, закон
достаточного основания - это закон логики, который является определяющим
для рационального мышления. Он в обязательном порядке сопровождает
мышление вообще, «только та деятельность, в которой выполнен закон
достаточного основания, есть мышление» [104, c.184]. Связь основания и
следствия – то же, что логическая связь как таковая. Отсюда следует
интересный вывод: «мышление не бывает ошибочным, т.е. заблуждения
возникают постольку, поскольку мы не мыслим (а производим какую-нибудь
другую деятельность, принимая её иногда за мышление)» [104, c. 186]. В
рамках интуитивзма рациональное мышление и мышление как таковое –
равнозначные понятия.
Закон исключенного третьего и закон противоречия в интуитивистской
логике Лосского соответствуют онтологическому закону определенности,
следовательно, они не могут нарушаться мышлением поскольку оно есть
147
мышление, а не что-либо другое. Они также являются естественными
законами.
Рациональность мышления обеспечивается естественным действием
логических законов. Мышление, по сути, рассматривается Лосским как
атрибутивно рациональный процесс. Соответственно, мышление перестает
быть рациональным, если оно перестает быть мышлением, утрачивает
логические основания. Это происходит в том случае, если мы принимаем за
мышление иной процесс (например, ассоциации).
В целом Лосскийь не делает акцента на понятии рационального самого
по себе. Вопрос о рациональности занимает его с точки зрения соотношения
с
иррациональным,
как
общефилософская
рационального-иррационального
может
быть
проблема.
преодолен,
Дуализм
исходя
из
концепции интуитивизма, поскольку:
1) В интуитивистской гносеологии Лосского отсутствует различие
между знанием и бытием.
2) Согласно Лосскому, мышление рассматривается как деятельность
сравнивания и ничего более, поэтому нет различия в качестве получаемых
знаний («в том смысле, что одни из них были бы даны более чистою
деятельностью мышления» [103, c. 331]).
3) Чувственное и нечувственное знание даются в опыте посредством
интуиции, поэтому нет различия между опытным знанием и умозрительным
как максимально очищенным от чувственных примесей.
4) Общее
знание
как
логически
обработанное
(выведенное)
традиционно противопоставляется знанию частному (частные суждения). Но
в интуитивизме «устраняется мысль об иррациональности индивидуального»
[103, c. 332].
Рассмотрение вопроса о природе рациональности в концепции
интуитивизма
Н.О.
Лосского
приобретает
системный
характер.
Основывается понятие рациональности на понятии логической связи,
базирующейся на законе достаточного основания. Однако, особенность
148
идеал-реализма в том, что рациональность проявляется не только в
мышлении
и
рассматривается
в
теории
познания.
Логические
и
онтологические связи тождественны. Мир в этом смысле предстает в его
системном единстве, имеет характер осмысленности и разумности.
Стиль философствования и рациональность в русской культуре.
Философское
творчество
предстает
одним
из
проявлений
национальной культуры. Философская картина мира в своих авторских
вариациях может быть рассмотрена как составляющая картины мира в той
или иной культуре, транслирующая и отражающая определенный образ
рациональности.
В качестве определяющего понятия философской картины мира может
быть введено понятие «стиль философствования». Стиль представляет
собой некую особенность деятельности в той или иной сфере (речевой,
политической, философской и т.д.), связанной с новаторством, получившим
широкий отклик в силу глубокой укорененности в культурной традиции,
которую интуитивно улавливает творец стиля. Стиль философствования в
русской культуре при индивидуальных авторских инвариантах должен иметь
некую общекультурную основу.
Н.О.
Лосский
национального
выделил
характера,
основополагающие
которые
получили
черты
отражение
русского
в
стиле
философствования. Стиль философствования подразумевает некое единство
смысловых
устремлений,
очерчивает
область
вопросов,
требующих
осмысления. С миром смыслов стиль связывает понятие топа
в той
трактовке, которая придана ему Ю. В. Рождественским. «Общие места
риторики как показатель стиля жизни» [131, с. 176]. Топы (общие места)
являются в его видении базовыми понятиями морали, именно поэтому в
риторическом послании общие места – это мысли, с которыми бесспорно
соглашается публика и на основании которых оратор приходит к согласию с
аудиторией, получает у неё отклик. Общие места представляют собой
понятия и принципы, «которые признаются всеми вообще и не требуют
149
доказательств» [131, с. 15]. Топы – это наиболее устойчивые элементы
культуры,
разделяемые
всеми
или
подавляющим
большинством
её
представителей.
Есть три смысловые области общих мест в культуре: гносеологическая,
моральная и позитивно-познавательная. Наиболее устойчивы и неизменны
гносеологические общие места:
род и вид; целое и части; явления и
признаки, свойства, собственные имена и термины; действия и объекты
воздействия; время и место; предыдущее и последующее изменения и
причины
изменений;
происхождение;
обстоятельства
и
условия;
сопоставление и противопоставление, статика и динамика [131, с. 153-155].
Этноконсолидирующие признаки русской культуры, выделенные Н.О.
Лосским, могут быть проанализированы с точки зрения общих мест. Анализ
ряда фрагментов текстов Н.О. Лосского обнаруживает определенное
стереотипное видение характерных черт русского философствования,
которые читаются и у самого интуитивиста.
Общекультурные особенности русского народа, выделяемые Лосским:
- воля и мышление не дисциплинированы;
- отсутствие чувства меры, крайности отрицания;
- поиск абсолютного добра, жизненного идеала;
- невнимание к прикладной, практической, материальной, касающейся
удобств и повседневных нужд, полезных частностей стороне бытия;
Топы, описывающие особенности русского народа: «свойственноенесвойственное», «происхождение», «сопоставление и противопоставление».
Итог: В культуре проявляются крайности, инициирующие некоторые
последствия, являющиеся характерными для данной культуры. Такая
закономерность
не
получает
отражения
в
рациональном
освоении
действительности, культуре свойственна некая «дальнозоркость», склонность
к обобщениям.
Стилистические особенности философствования в русской культуре:
150
- высокая степень саморефлексии, причем, зачастую в крайних её
вариациях, - от самобичевания до самолюбования и уверенности в
исключительности достижений.
- попытки выработать целостное мировоззрение, в котором обыденное
знание,
научное
знание,
аксиологический
опыт,
религиозный
опыт
синтезируются в философствовании;
- поиск ответов на смысложизненные вопросы;
- искание абсолютного добра и Абсолюта посредством религиозного
опыта.
Топы, описывающие особенности философствования в России:
- топ «сопоставление и противопоставление» (характерен и для
рассуждений на темы самобытности, мессианизма русского народа и т.п.),
«часть и целое», «единое и многое», «абсолютное и относительное»,
«действие и объекты воздействия» (сильны в русской культурной традиции в
теме искание абсолютного добра и Абсолюта
посредством религиозного
опыта), «испытание совести и моральное совершенствование» и т.д..
Вывод о стиле философствования:
Стиль философствования можно рассматривать как особенности
философствования, глубоко укорененные в культурной традиции, которую
интуитивно улавливают творцы стиля. Стремление к синтезу, ценность
целостности можно выделить как одну из характерных черт стиля. Стиль
жизни, стиль мышления, стиль философствования соединяются в поиске
мирового смысла как целого. При этом философское мировоззрение – это
целое, существующее раньше своих частей, но не являющееся общим для
частного.
Эта
особенность
описывается
топом
«часть
и
целое»,
проступающем как в оценке черт культурной самобытности и духовных
устремлений русских, так и в оценке идеала целостного знания, к которому
стремится русская философия.
Лосский предложил ряд работ, призванных подготовить публику к
рациональному обсуждению различных философских проблем. Этот путь
151
позволяет выстроить взаимосвязь между философской мировоззренческой
рациональностью и картиной мира, укорененной в русской культуре. Для
философского
обсуждения
распространения
смысложизненных
рационального
их
вопросов,
осмысления
для
необходим
соответствующий аппарат. Например, «…необходимо (курсив Лосского –
В.П.) иметь элементарные сведения из логики в объеме курса среднего
учебного
заведений,
например,
по
учебнику
«Логики»
профессора
Введенского или проф. Челпанова» [101, с. 1]. Необходим аппарат,
способствующий
рациональности
мышления
и
рассуждений,
т.е.
определенный уровень логической и терминологической культуры. Этот
опыт может оказаться полезным и в современном контексте в связи с задачей
повышения рациональности мышления и деятельности.
Лосский
осмысления
считает,
что
для
мировоззренческих
философско-рационального
вопросов
«…необходимо
уровня
обладать
способностью к весьма высокой ступени опыта, именно способностью к
умозрению, т.е. к интеллектуальной интуиции, имеющей в виду идеальные
основы мира, разумея под словом «идеальный» идеи в смысле философии
Платона. Русские обладают способностью к умозрению высокой степени, как
это видно из истории русской философии» [105, с. 260], - пишет Лосский.
Однако в остальной, околофилософоской и нефилософской части общества
указанная способность оказывается не достаточно
рационализированной,
отточенной, последовательно выраженной. Более того, философоскостилистическое требование ясности и отчетливости, т.е. рациональные
установки стиля философствования менее распространены в русской
философии и культуре в целом, чем, склонность к обоснованиям
нравственного и религиозного, сверхрационального характера. Наряду с этим
высокий уровень логической культуры был свойственен университетским
философам. Это вовсе не исключало мистических прозрений и опоры на
религиозный опыт (топ «сопоставление и противопоставление»).
152
Современная программа повышения рациональности, применительно к
подготовке студентов философских и, шире, гуманитарных специальностей
должна учитывать опыт дореволюционного образования в России, принимая
во внимание высокий уровень логической, риторической, философской
культуры тех пор.
Один из путей повышения рациональности мышления и деятельности
связан с возможностями логики как науки и преподаваемой дисциплины.
Практическая
значимость
логики
определяется
особенной
способностью этой науки создавать навыки правильного мышления.
Нормативная роль логики как области формальной, в которой представлены
каноны мыслительных операций, связана с практикой: без правил, системы
оценки действий мышления не обойтись, какова бы не была позиция
человека относительно связи логики с реальностью. Однако преподавание и
изучение логики в разное время имело перманентную значимость. При этом,
конечно, немаловажен и культурный контекст эпохи, под воздействием
которого формировались логические учения, транслируемые в аудитории.
В понимании факторов, влияющих на значение логики для становления
рациональности мышления, интересно взглянуть на исторический опыт
преподавания логики в России. Обучение логике было авторитетным и
концептуальным.
В
итоге
в
умах
российской
университетской
общественности конца XIX – первой четверти XX века сложился
позитивный образ логики как значимой и необходимой для всякого
образованного человека дисциплины.
А.И. Введенский: «изучение логики помогает нам самостоятельнее,
критически относится ко всем приобретаемым нами от других лиц
сведениям и воззрениям» [45, с. 20]. В результате формируется то, что
можно назвать логической культурой.
С.И. Поварнин: изучение логики позволяет узреть закономерности,
взаимосвязи внутри системы знания; освоить методы получения и
153
проверки знаний; «применять логические знания именно к обстановке
обыденного мышления» [120, с.4].
Н.О. Лосский: изучение логики дает возможность определить условия
«возможности доказательства вообще» и «общие методы обоснования
истины» [102, с. 57]; дает возможность подвергнуть ряд умозаключений
критической проверке; изучение логики - одно из условий возможности
научной деятельности.
На основе приведенных суждений можно выработать сопоставление
с теми задачами, которые решает современный университетский курс
логики и какие из них имеют отношение к рациональности мышления.
Значение
и
содержание
преподавания
логики
находится
в
зависимости от следующих взаимообуславливающих факторов:
а) общий культурно-мировоззренческий контекст, в котором логика
должна приобрести позитивно-значимый образ;
б) позитивно-значимый научный статус логики,
в)
традиции
преподавания логики, устанавливающие высокий
уровень её трансляции, погруженность в предмет и компетентность
преподавателя.
Создать позитивно-значимый образ логики можно, демонстрируя
применимость логических знаний к знаниям житейского характера
(«логика нужна не только для ученых»), с одной стороны, не допуская
профанации
и
разрабатывая
связь
с
философскими
основаниями
логического знания – с другой.
Навыки мышления и действий, формируемые при изучении логики:
1)
способствует более упорядоченному и системному
восприятию других дисциплин;
2)
помогает осознать тот факт, что мыслительные
операции могут содержать ошибки, ведущие к неэффективным
действиям (пример);
154
3)
дает формальный принцип отбора информации, что
представляет практическую ценность в условиях повсеместной
экспансии СМК;
4)
дает инструменты и категориальный аппарат для
описания и объяснения действий собственного мышления.
4.4. Развитие логической культуры как способ повышения
рациональности мышления
Наиболее
эффективной
общественной
структурой,
оказывающей
организованное воздействие на духовное становление и развитие членов
общества, в том числе на формирование социально значимых качеств, в
частности рациональности, является система образования. Ключевой фактор,
долженствующий обусловить пристальное внимание к образованию в
процессе поиска средств и способов обеспечения роста рациональности,
«ключевых точек, где возможен этот рост», по выражению профессора В.Н.
Брюшинкина, - реальное влияние (наряду с институтом семьи) на личность
на самых ранних этапах ее становления. В этой связи особую значимость
при разработке концепции роста рациональности приобретает определение
условий
подготовки
специалистов
системы
образования,
обеспечить результативное развитие данного свойства
способных
мышления и
практической деятельности.
«Стержнем» рациональности мышления является логическая культура
мышления, под которой мы понимаем систему интеллектуальных навыков,
обеспечивающих оценку собственной и чужой мыслительной деятельности с
точки зрения тех общезначимых оснований, которые предъявляет логика.
Обеспечение высокой логической культуры мышления у работников системы
образования, а также освоение способов и средств ее формирования у
представителей
различных
социальных
и
возрастных
групп
мы
рассматриваем как ведущее условие роста рациональности в среде
обучающихся.
155
Cоциальный запрос в отношении развития логической культуры
мышления
По результатам проведенных нами исследований (2007 – 2008 гг.)
установлено, что 100% опрошенных педагогов общего образования (всего 99
респондентов) считают развитие логического мышления приоритетной
образовательной задачей; среди ведущих целей начального образования
развитие
мышления
обучающихся
занимает
второе
место.
62,5%
опрошенных старшеклассников (всего 48 респондентов) полагают, что
развитой
логической
культурой
необходимо
обладать,
чтобы
быть
современным человеком и успешно взаимодействовать с информацией, а
54,1% - чтобы быть успешным в профессиональной деятельности; 98,8%
родителей учащихся начального звена (всего 86 респондентов) убеждены,
что их детям следует обладать развитым логическим мышлением, при этом
60% респондентов не удовлетворены его развитием, а 56% считают
школьные занятия недостаточными для интенсивного совершенствования
логической культуры мышления детей. 69,6% опрошенных завучей и
психологов, 96,9% учителей начальных классов, 74,4% родителей младших
школьников, 85,4% старшеклассников считают целесообразным введение в
учебные планы школ курса с ориентировочным названием «Логика и
культура мышления». 95,8% из 99 участвовавших в опросе (2007 – 2008 гг.)
учителей г. Калининграда и области хотели бы приобрести дополнительные
знания по вопросам развития логического мышления школьников и
соответствующие
умения.
93,3%
педагогов
начального
образования
высказало желание пройти обучение по курсу с ориентировочным названием
«Совершенствование логической культуры мышления учителя, учащегося»;
94,4% опрошенных завучей и психологов сочли целесообразной подготовку
учителей по названной программе.
Статистические данные свидетельствуют о существовании выраженной
в среде потребителей и поставщиков образовательных услуг потребности в
156
развитии логической культуры и – более широко - рациональности
мышления.
Готовность работника системы образования к развитию логической
культуры в структуре рациональности мышления обучающегося
Специфические характеристики готовности педагога к развитию
логической культуры мышления представлены в таблице 1.
Таблица 1
Компоненты
готовности
Элементы
Теоретический
Практический
компонент готовности
компонент
готовности
готовности
1. Знания о сущности,
логических
Логический
Умения
характеристиках, осуществлять
приемы
видах основных логических оперирования
форм мысли.
(логическая
1.
понятиями,
2. Знания о логических суждениями,
культура
операциях
мышления)
суждениями,
с
понятиями, умозаключениями
способах соответствии
построения умозаключений.
с
логическими нормами.
3. Знания о правилах и
ошибках
в
2.
Умение
оперирования анализировать
понятиями,
суждениями, результаты
умозаключениями.
ния
оперироваосновными
формами
мысли,
выявлять
логические
ошибки.
1. Знания о сущности
логической
культуры
операциональных
157
1.
Умение
и анализировать
единиц естественные структуры
мышления,
Психологический
о
видах действий
логических
приемов оперированию
мышления,
действий
по
структурах понятиями,
по
оперированию суждениями,
основными формами мысли, умозаключениями.
общих
и
специальных
2.
Владение
критериях сформированности средствами диагностики
логических действий.
2. Знание
развития
логической
возрастных культуры мышления.
особенностей
развития
3.
Умение
логического
мышления осуществлять
представителей
различных диагностику
возрастных групп.
3.
логической
Знание
оценки
развития
культуры
методик мышления
и
анализа обучающихся.
особенностей
развития
логической культуры.
1.
Знание
Педагогико-
педагогических
методический
формирования
психолого-
1.
Умения
условий формировать
логической логическую
культуру
компетентности обучающихся мышления
в образовательном процессе.
2.
Знание
технологий практике
логического
в
общего
и
развития профессионального
обучающихся,
в
специальных
приемов
средств
обучающихся
формирования
т.ч. образования на основе
и реализации
и специальных
контроля освоения логической технологий.
культуры мышления.
158
2.
Умение
разрабатывать приемы и
средства эффективного
развития
логической
культуры
мышления
обучающихся.
Условия и средства формирования готовности к развитию логической
культуры в структуре рациональности
В ходе организованных нами экспериментальных исследований (2006 –
2008 гг.) установлено, что уровень логической культуры мышления
работников системы образования можно оценить как недостаточный для
эффективного решения задач совершенствования рациональности мышления
обучающихся. Выявлены значимые различия в освоении теоретического и
практического компонентов логической готовности при обследовании
студентов и педагогов общего среднего образования: количественные
показатели выполнения диагностических заданий составляют соответственно
49,4% и 38,9%. В группе учителей отказы от выполнения тестовых заданий
обусловлены непониманием сути познавательных задач, в то время как в
группе студентов аналогичные ситуации не возникали. Более половины
(56,5%) опрошенных завучей и психологов школ Калининградского региона
оценивают готовность педагогов к развитию логического мышления
школьников как среднюю. Отмеченное подтверждает необходимость
разработки специальных программ подготовки специалистов в области
образования, обеспечивающих освоение всех компонентов готовности к
развитию рациональности мышления в среде обучающихся, а заметное
снижение показателей индивидуальной культуры мышления педагогов по
сравнению со студентами - целесообразность включения
субъектов
педагогической деятельности в систему повышения квалификации в аспекте
совершенствования готовности к формированию логической компетентности
обучающихся.
159
В пользу многоступенчатости подготовки специалиста к решению
обозначенной задачи свидетельствует также следующее экспериментально
зафиксированное
обстоятельство.
Мотивационная
основа
освоения
логической готовности формируется в процессе решения педагогических
задач в условиях профессиональной деятельности. Студенты воспринимают
недостаточный
уровень
логической
компетентности
как
личностную
проблему (проблему собственного интеллектуального развития), но не как
проблему профессиональной подготовки, т.к. не осознают место логической
культуры мышления в структуре профессиональной компетентности.
Изучение методики формирования логического мышления обучающихся не
рассматривается как значимая задача подготовки к профессиональной
деятельности в силу неопределенности ее сферы для будущего выпускника.
Кардинально меняется оценка значимости освоения вышеперечисленных
аспектов готовности у работников учреждений образования.
Таким образом, оптимальные условия для формирования у педагога
рассматриваемого вида готовности могут быть созданы в условиях
непрерывного педагогического образования.
В условиях непрерывного педагогического образования процесс
формирования готовности педагога к развитию логической культуры и
рациональности мышления обучающихся может быть организован в
несколько этапов.
I этап. Формирование первичной логической компетентности на
ступени вузовской подготовки.
Будущие специалисты демонстрируют ряд типичных негативных черт
формирующегося
профессионального
мышления (ниже
представлены
результаты исследований, проводившихся нами на базе БФУ им. И. Канта
(РГУ) в 2001, 2006 – 2008 гг.).
1. Недостаточный уровень осмысления содержательных характеристик
изученных в ходе специальной предметной подготовки понятий. С одной
стороны,
студенты
относительно
свободно
160
оперируют
предметными
знаниями при решении типовых задач, с другой стороны, испытывают
серьезные затруднения, если условие задачи не соответствует привычным
образцам (например, при требовании не сформулировать определение
изученного понятия, а проверить правильность готового определения) либо
содержание
понятия
составляют
нетипичные
признаки,
обычно
не
включаемые в определение (составляющие не основное, а известное
фактическое содержание понятия).
2.
При
наличии
явного
противоречия
между
существенными
признаками содержания понятия и признаками анализируемого конкретного
объекта в качестве основания решения задачи выбираются несущественные
свойства объекта.
3. Несмотря на тот факт, что любые научные понятия строго
иерархизированы и имеют разветвленную систему видов,
изучаемых в
курсах предметной подготовки, классифицирование объемов изученных
понятий характеризуется обилием и многообразием ошибок даже при
условии, если в основу классификации кладется изученный признак. Ошибки
могут быть квалифицированы как логические (наиболее распространенной из
которых является неполнота деления) либо как комбинированные, при
которых специальные (языковые, биологические, исторические и т.п.)
ошибки имеют своим следствием нарушение логических требований к
классификации.
4. Характерна стойкость (даже по результатам корректирующего
анализа) ошибочных формулировок суждений об отношениях между
изученными понятиями. Типична ситуация, когда объекты, включенные в
некоторое отношение, указываются правильно, а отношение между ними –
нет, причем лишь в некоторых случаях субъект познания осознает проблему
и испытывает затруднение при «подборе подходящего слова».
Все вышеперечисленные особенности на фоне удовлетворительного
владения предметными знаниями могут быть квалифицированы как
проблемы
глубины
их
осознания
161
и
переработки
при
становлении
индивидуального понятийного аппарата мышления будущего специалиста.
Можно выделить несколько причин данного явления.
1.
Несформированность
умений
анализировать
концептуальные
характеристики понятия, суждения, умозаключения, оценивать правильность
построения данных форм мысли даже на фоне имеющихся специальных
логических знаний как средств анализа.
2. Невладение алгоритмами и правилами осуществления базовых
приемов мышления, критериями оценки правильности их результатов.
Характерно, что у будущих специалистов при выполнении приемов
оперирования
понятиями
(определения,
сравнения,
классификации)
сохраняются типичные ошибки, свойственные обучающимся младшего
возраста.
3.
Стойкость,
жесткость
сложившихся
стереотипов
мышления,
обусловливающих тот факт, что даже «по следам» анализа допущенных
ошибок и источников их возникновения при решении последующих задач
ошибки многократно воспроизводятся, а предлагаемые способы анализа, не
совпадающие с ранее освоенными, принимаются после нескольких попыток
единицами обучающихся.
4.
Недостаточная
произвольность
собственной
мыслительной
деятельности, слабость контроля ее хода и результатов, отсутствие установки
на целенаправленный анализ с использованием предлагаемых средств.
Вышеперечисленное определяет ведущие цели рассматриваемого этапа:
формировать логическую составляющую готовности будущего педагога
(основы логических знаний и умений – логическую культуру мышления),
развивать мотивацию совершенствования собственной интеллектуальной
деятельности,
преодолевать
сложившиеся
стереотипы
логически
несостоятельного мышления.
Данные цели могут быть достигнуты средствами специального курса по
формированию культуры профессионального мышления будущего учителя.
(Курс по выбору «Совершенствование интеллектуальной культуры будущего
162
учителя» разработан на кафедре образовательных технологий БФУ (РГУ) им.
И. Канта в Калининграде; автор Л.С. Сироткина.)
II этап. Совершенствование логической компетентности педагога.
По результатам тестирования уровней сформированности логического
компонента готовности (2006 – 2008 гг., 37 респондентов с высшим и
средним специальным образованием) установлено, что средний показатель
выполнения тестовых заданий педагогами общего среднего образования
составляет
38,9%,
что
соответствует
очень
низкому
уровню.
Самостоятельные определения характеризуются нарушением структуры
(отсутствует видовое отличие), несоблюдением правила соразмерности
(средний показатель – 25,7%);
подбор родового (обобщающего) понятия
замещается приведением ассоциаций (59,9%); классификации либо вообще
не
выполняются,
либо
замещаются
иными
приемами:
обобщением,
приведением ассоциаций, указанием какого-либо признака делимого понятия
(24,8%); проверка правильности готовых определений и классификаций
производится не по логическим признакам практически в 100% задач, а
интуитивно либо на основе установления соответствия представленных
признаков имеющимся у респондента образцам. Наиболее сформированными
у учителей являются приемы выделения общего признака сравниваемых
объектов (66,7%) и подбора обобщающего понятия (59,9%).
Несмотря на низкий уровень овладения логической культурой
мышления большинство завучей, психологов школ и учителей начальных
классов оценивают логическую готовность педагогов как достаточную:
только
23,3%
завучей
и
37,9%
учителей
выразили
желание
усовершенствовать собственное логическое мышление.
Таким образом, ведущая цель данного этапа – компенсировать
отрицательную динамику логической компетентности, совершенствовать
теоретический компонент логической готовности, обеспечить осознание
перешедших в разряд вторично неосознаваемых операций действий по
оперированию основными формами мысли, способствовать выработке
163
умений осуществлять самооценку процесса и результатов логической
деятельности.
III этап. Совершенствование психологической готовности к развитию
логического мышления обучающихся.
Основные задачи
этапа – уточнить знания о мышлении и иных
познавательных процессах; сформировать знания об операциональнофункциональной стороне мыслительной деятельности: операциональных
единицах мышления, специфике логических приемов как разновидности
общих приемов мыслительной деятельности, структурных характеристиках
приемов (составляющих их логических и общих познавательных действиях и
операциях),
критериях
осуществлять
их
диагностику
сформированности;
и
сформировать
анализировать
динамику
умения
развития
процессуальной стороны логического мышления.
IV этап. Изучение методики развития логического мышления.
В настоящее время в школах г. Калининграда и области действует ряд
программ,
ориентированных
на
развитие
логического
мышления
преимущественно младших школьников (О.Холодова «Юным умникам и
умницам», С.И. Гин «Мир логики», А. Зак «Интеллектика», А.В. Горячев
«Информатика», М.М. Салтыкова «Психология», др.). Данные курсы (за
исключением «Информатики») реализуются учителями начальных классов.
Кроме того, 100% опрошенных педагогов общего среднего образования
осуществляют развитие логического мышления учащихся на уроках, а 37,4%
также и во внеурочной работе, причем подавляющее большинство (81,2%) не
ограничиваются использованием материалов учебников, а производят
самостоятельный отбор развивающих задач. 42,4% педагогов, по результатам
нашего опроса, обучают правилам выполнения логических приемов,
демонстрируют типичные ошибки и средствами специальных упражнений
формируют навыки правильного мышления. Несмотря на предпринимаемые
учителями
усилия,
школьники,
обучаемые
как
с
использованием
специальных технологий, так и без них, демонстрируют недостаточный
164
уровень развития логической культуры мышления: средние количественные
показатели выполнения тестовых заданий составляют соответственно 58,1 %
и 49,3% (по результатам исследований уровней развития логической
культуры мышления школьников, проводившихся в 2003 – 2008 гг. в школах,
гимназиях, лицеях г. Калининграда и области), что соответствует низкому
уровню и свидетельствует о невысокой эффективности образовательных
технологий.
Одна из причин обозначенной проблемы может корениться в
недостаточной методической готовности педагога к реализации как
общеобразовательных (в аспекте развития логической культуры мышления),
так и специальных технологий.
Таким образом, основная цель данного этапа подготовки специалиста
заключается
в
совершенствовании
либо
формировании
педагогико-
методической компетентности, в частности, знаний о существующих
технологиях логического развития, готовности эффективно реализовывать
технологии и техники в образовательном процессе.
Реализация вышеобозначенной системы подготовки и повышения
квалификации специалистов в условиях непрерывного педагогического
образования позволит обеспечить высокий уровень профессиональной
готовности
к
формированию
логической
культуры
как
компонента
рациональности мышления.
4.3.
Прагмадиалектическая
концепция
рациональной
аргументации в дискуссии и современное российское общество
Современная Россия представляет собой демократическое государство.
Демократическое устройство современного российского общества позволяет
согласовать интересы различных индивидов и групп. Демократия создает
определенные институализированные механизмы согласования интересов.
Одним из таких механизмов являются политические дебаты. Зачастую,
конструктивный диалог между оппонентами подменяется стремлением
165
одержать победу в дискуссии. Для разрешения этой проблемы дискуссия
должна быть регламентирована определенными правилами. Другими
словами дискуссия должна быть рациональна, что подразумевает под собой
прозрачность и предсказуемость механизма согласования интересов. Однако
существует проблема критерия, согласно которому один диспут является
рациональным, а другой нет. На мой взгляд, таким критерием может
выступать
модель
аргументации,
предложенная
голландскими
исследователями Франсом Х. Еемереном, Робертом Гроотендорстом,
Питером Хоутлоссером, А. Фрациской Снук Хенкемас. Данная концепция
аргументации носит название прагмадиалектика.
В рамках прагмадиалектической концепции аргументации были
разработаны критерии оценки дискурса с точки зрения его разумности. Как
мне кажется, данные критерии могут быть применены для анализа
аргументационных практик, применяющихся для согласования интересов
различных индивидов и групп в современном российском обществе.
Согласно прагмадиалектическому подходу, «аргументация – это вербальная,
социальная и рациональная деятельность, нацеленная на убеждение
разумного критика в приемлемости точки зрения, путем выдвижения
суждений подтверждающих или отрицающих утверждение, выраженное в
точке зрения» [9, p. 1]. С точки зрения голландских исследователей
дискуссия должна быть направлена на преодоление расхождения во мнениях
между участниками спора. Таким образом, с одной стороны для
прагмадиалектического подхода важно было разработать идеальную модель
критической рациональности, которая предстает в виде теоретической
модели аргументативного дискурса в критической дискуссии. С другой
стороны
вырисовывалась
необходимость
эмпирического
исследования
реальных аргументативных процессов, для определения того, какие факторы
влияют
на
результат
аргументативного
дискурса.
Соответственно
нормативные и дескриптивные элементы были связаны путем реконструкции
166
реального дискурса при помощи спроектированного идеала критической
дискуссии.
Ключевым понятием голландского подхода к аргументации является
модель критической дискуссии. «Критическая дискуссия происходит между
двумя
сторонами:
стороной,
которая
защищает
определенную,
положительную или отрицательную, точку зрения, или протагонистом, и
стороной, которая подвергает точку зрения сомнению, или антагонистом» [2,
p. 24]. Критическая дискуссия состоит из четырех стадии. Стадия
конфронтации: на данной стадии участники дискуссии выясняют, что
имеется расхождение во мнениях. Стадия открытия дискуссии: в ходе
которой выдвигаются правила и исходные данные, принимаемые обеими
сторонами. Стадия аргументации: протагонист защищает свою точку зрения,
используя аргументы и отвечая на критику антагониста. Заключительная
стадия, на которой происходит оценка, в какой степени разногласие было
разрешено.
Модель
критической
дискуссии
нацелена,
прежде
всего,
на
преодоление разногласий между участниками дискуссии. Таким образом,
диспут является разумным, если его участники преследуют цель преодолеть
противоречия в своих взглядах и прийти к консенсусу. Данная особенность
представляется крайне актуальной для современного российского общества.
Для
оценки
дискурса
с
позиций
разумности
в
рамках
прагмадиалектической концепции были разработаны определенные правила,
следуя которым шанс того, что разногласия будут преодолены, значительно
увеличивается. Однако эти правила не гарантируют успех. Другими словами
соблюдение этих правил не ведет автоматически к тому, что разногласия
будут преодолены.
В прагмадиалектической концепции аргументации формулируется 15
правил критической дискуссии. Эти правила касаются того каким образом
выдвигается
точка
зрения,
каким
167
образом
распределяется
бремя
доказательства, как распределяются роли участников дискуссии. Также
правила касаются вопросов принятия общих посылок дискуссии.
Как можно заметить данные правила являются процедурными, другими
словами они не зависят от предметной области рассуждений. Следовательно,
инструмент критической дискуссии может использоваться вне зависимости
от проблемного поля дискуссии. Данные правила устанавливают границы,
внутри которых дискуссия носит разумный (reasonableness) характер.
Как уже было сказано ранее, дискуссия может быть направлена на
достижение различных целей. Во-первых, она позволяет согласовать
интересы участников дискуссии, позволяет прийти к консенсусу. Во-вторых,
участник дискуссии пытается одержать победу над оппонентом. Модель
критической дискуссии, предложенная голландскими исследователями,
позволяет достаточно эффективно оценивать дискурс с позиции его
разумности.
То
есть
данная
модель
является
идеалом
разумного
противостояния. Однако реальные аргументационные процессы могут
существенно отличаться от идеала.
Для преодоления данных трудностей в рамках прагмадиалектики была
разработана
концепция
стратегического
маневрирования.
В
модель
критической дискуссии были введены риторические компоненты (здесь
риторика понимается как способ достижения согласия аудитории со своей
точкой зрения). Другими словами в аргументативной дискуссии необходим
баланс
между
риторической
диалектической
целью
целью
(победой
над
(преодоление
оппонентом),
разногласий)
данный
и
баланс
поддерживается при помощи стратегического маневрирования в ходе
дискуссии. «Это стратегическое маневрирование направлено на уменьшение
потенциального
напряжения,
возникающего
при
попытке
достичь
одновременно «диалектической» и «риторической» целей» [8, p. 132].
На каждой стадии критической дискуссии участники дискурса могут
пытаться достичь различных целей. Однако в рамках прагмадиалектики
168
диалектическая цель преодоления разногласий важнее, чем риторическая
цель победы в дискуссии.
Подводя итог, можно сказать, что прагмадиалектическая концепция
аргументации может применяться для оценки реальных аргументационных
процессов с точки зрения их разумности. Таким образом, решается проблема
критерия рациональности дискуссии, о которой говорилось выше. При этом
рациональной считается дискуссия, целью которой является преодоление
разногласий между ее участниками. Однако при помощи концепции
стратегического маневрирования модель критической дискуссии позволяет
приблизить идеальную модель к аргументационной реальности. Следует
отметить, что уже существуют примеры применения прагмадиалектической
концепции для анализа реальных аргументационных практик. В данном
случае
интерес
представляет
работа
Е.Н.
Лисанюк
посвященной
популярному политическому ток-шоу «К барьеру». «На примере дискуссии в
ток-шоу рассматривается вопрос о необходимых и достаточных условиях
успешности
аргументации
как
речевого
действия.
На
основе
прагмадиалектического подхода к аргументации делается вывод о том, что
дискуссии между участниками не являются критическими рациональными
дискуссиями и не представляют собой аргументативного дискурса; показано,
что в качестве трехсторонней дискуссии с учетом участия аудитории
телезрителей ток-шоу соответствует критериям аргументативной дискуссии»
[3, p. 216].
На мой взгляд, для современного российского общества необходима
установка на формирование критической рациональности. В данном ключе, я
считаю
эффективным
изучение
прагмадиалектической
концепции
аргументации в рамках курсов по теории и практике аргументации, риторике.
Так как, к сожалению, данная концепция мало освещена в современной
российской научной литературе. Хотя на западе прагмадиалектика в ее
расширенной версии успешно применяется для анализа аргументации. Здесь
также уже существует положительный опыт. Прагмадиалектика, как подход
169
к исследованию аргументации учитывается в курсах по риторике и теории и
практике аргументации для студентов философского факультета СпбГУ.
4.5. Рациональность мышления пользователей российского
интернет-пространства и возможности ее повышения
В рамках данной статьи мы попытаемся суммировать результаты
опроса российских пользователей сети Интернет на предмет выявления
уровня их рациональности. Прежде чем описывать методологию данного
исследования,
необходимо
«рациональность».
Дать
произвести
исчерпывающее
анализ
самого
определение
понятия
рациональности
представляется крайне сложной задачей, которая выходит далеко за рамки
нашей статьи. Тем не менее, мы попытаемся выделить наиболее общие
характеристики данного понятия, используя в качестве рабочего понимание
рациональности, предложенное Н. Решером в работе Rationality: A
Philosophical Inquiry into the Nature and the Rationale of Reason.
Рациональность Решер понимает как «интеллектуальное преследование
уместных целей» [24, p. vii]. Конечно, подобная формулировка не дает ясного
представления о рациональности, поэтому необходимо более подробно
описать тот смысл, который Решер в нее вкладывает.
Вопрос о рациональности возникает тогда, когда человек стоит перед
необходимостью принятия решения о том, во что верить, как поступать, что
предпочитать, или ценить. «Рациональность состоит в подобающем
использовании разума (reason) для осуществления выбора лучшим из
возможных способов» [24, p.1]. В данной цитате из работы Решера акцент
ставится в первую очередь на оптимальном способе достижения цели.
Иными словами, рациональность принятия решения характеризуется его
эффективностью, то есть тем, насколько выбор данного способа действия
ведет к желаемому результату. По мнению Решера, однако, рациональность
определяется не только эффективным способом достижения цели, но также и
спецификой самой цели. В приведенной выше цитате говорится об
170
«уместных целях», к которым должен стремиться рациональный агент.
Иногда деятельность бывает направлена на удовлетворение желаний,
которые противоречат интересам самого субъекта. В таком случае, даже если
способ достижения таких целей является эффективным, то рациональной
такую деятельность назвать нельзя. Об этом свойстве рациональности пишет
и Б. Рассел: «Мы называем человека иррациональным, когда он действует по
страсти, когда он отрезает себе нос, чтобы изуродовать лицо. Он
иррационален, ибо забывает, что, потакая желанию, которое ему довелось
пережить наиболее сильно в этот момент, он помешает исполнению других
желаний, которые в дальнейшем будут более важны для него» [127]. Таким
образом, «уместными» будут только те цели, которые соответствуют, или, по
крайней мере, не противоречат, интересам.
Далее, следует прояснить, в каком смысле Решер употребляет понятие
«интеллектуальный», характеризуя способ достижения целей. В первую
очередь Решер имеет ввиду, что преследуя некоторую цель необходимо
использовать разум (reason) или интеллект (intelligence): «Поступать
рационально – значит использовать интеллект для определения наилучшего
способа действий в данных обстоятельствах»[24, p.1]. «Использование
интеллекта» предполагает, что основания принятия решения осознаются
агентом. Это отличает рациональные действия от инстинктивных или
автоматических,
рефлексируются
основания
post
factum).
которых
Поэтому
не
рефлексируются
необходимым
условием
(или
для
квалификации некоторого поступка как рационального является его
осознанность.
«Интеллектуальное
преследование
целей»
не
ограничивается
осознанностью оснований того или иного действия. Даже если все факторы,
повлиявшие на принятие решения, осознаются агентом, этого не достаточно
для того, чтобы решение или действие было признано рациональным.
«Рациональность – это не просто вопрос наличия каких-то оснований для
действия, это вопрос эффективного соотнесения убеждений, действий и
171
оценок с лучшими или наиболее сильными из доступных оснований» [24, p.
4]. Таким образом, еще одним ограничением, накладываемым на принятие
решений, будет обоснованность. Иными словами, предпосылки убеждений
(действия) должны быть достаточным основанием для принятия данного
убеждения (решения о действии). Существует очевидная сложность
определения достаточности оснований при характеристике человеческого
мышления и поведения. Однозначные критерии достаточности оснований не
сформулированы даже в научной сфере деятельности. Стоит вспомнить хотя
бы спор между философами науки в середине XX века о выборе научных
теорий. Тем более сложно выработать такие критерии для обыденной
деятельности, где нет таких относительно строгих норм и регулятивов, как в
науке. Тем не менее, представляется возможным выделить несколько
характеристик человеческого мышления или поведения, позволяющих
обеспечить достаточность оснований. Данные характеристики можно свести
к установкам и способностям человека, о которых и пойдет речь ниже.
Одним
достаточность
из
необходимых
оснований
условий,
для
позволяющих
принятия
решения,
обеспечить
является
информированность. Рациональный агент, с одной стороны, должен
стремиться к обладанию максимально полной информацией для принятия
решения, а с другой стороны, он должен обладать необходимыми навыками
для получения этой информации. При этом следует оговориться, что в
большинстве случаев человек не может обладать всей полнотой информации,
поэтому решение может быть признано рациональным даже в условиях ее
неполноты. Это также значит, что одно и то же решение может быть названо
как рациональным, так нерациональным, в зависимости от того, какой
информацией обладает агент. Именно это имеет в виду Решер, говоря, что
«рациональность чувствительна к информации» [24, p. 24].
Непосредственно связанными с установкой на информированность
являются еще четыре характеристики рационального агента. Первая из них
связана тем, что не всякая информация заслуживает доверия. Ввиду этого
172
важно определенным образом отбирать и проверять поступающую к нам
информацию. Необходимое условие для селекции и проверки информации –
наличие критической установки, то есть установки на поиск несоответствий.
Способность
выявлять
несоответствия
выражается
в
умении
аргументировать, почему данная информация расходится с фактическим
положением дел.
критическое
Критическая установка и аргументация составляют
мышление
как
одну
из
важнейших
характеристик
рационального человека.
Умение аргументировать невозможно без умения рассуждать в
соответствии с правилами, предъявляемыми к рассуждениям логикой.
Данный
тип
способностей
человека
можно
назвать
логической
компетентностью. Иными словами, рациональный агент должен уметь
делать
правильные
заключения
из
посылок,
находить
ошибки
в
рассуждениях, замечать противоречия в словах и мыслях.
Помимо возможной недостоверности, информация также обладает уже
отмеченным
выше
свойством
неполноты.
Конкретный
человек
в
современном мире не может обладать всем имеющимся знанием различных
областей деятельности (науки, искусства, экономики, политики и пр.). Ввиду
этого
часто
бывает
уместным
ограничить
применение
критической
установки, доверившись мнению эксперта в той области знания, к которой
относится конкретная ситуация принятия решения. Таким образом, второй
характеристикой
рационального
агента,
связанной
с
установкой
на
информированность, является установка на доверие к авторитету науки,
выражающаяся в принятии в качестве достоверного мнения эксперта в той
области, специалистом в которой сам агент не является.
Близкой к установке на доверие к авторитету науки будет установка на
формальное поведение в условиях недостатка информации. В случае с
формальными правилами и нормами поведения роль эксперта играют
компетентные органы, традиция, нормы этикета, принятые в конкретной
культуре, и т.п.
173
Исследование рациональности
При проведении опроса была использована методология, разработанная
В.Н. Брюшинкиным для исследования идентичности и описанная им в статье
«Особенности исследования идентичности». В.Н. Брюшинкиным предикат
идентичности, то есть предикат суждения, говорящего о принадлежности
субъекта к некоторой общности, которая противопоставляется другим
общностям,
связывался
с
набором
признаков,
формирующих
эту
идентичность. В частности, предикат идентичности «европеец» складывался
из признаков «быть рационалистом», «стремиться быть профессионалом»,
«стремиться к автономии личности» и других. Для выявления некоторого
предиката идентичности у респондента ему предлагался набор ситуаций с
возможностью выбора одной из нескольких альтернативных реакций. Каждая
ситуация и конкретная реакция на нее позволяли определить наличие или
отсутствие какого-либо из признаков «европейскости». Таким образом, по
результатам опроса можно было делать выводы о том, выражен ли у
респондента данный признак или нет, а по совокупности всех признаков
судить о степени проявленности признака «быть европецем».
Аналогичным образом свойство «быть рациональным» было разбито
нами
на
восемь
признаков.
Эти
признаки
соответствую
восьми
характеристикам рациональности и рационального агента, описанным выше.
Для удобства переформулируем данные характеристика в признаки человека,
выражающие наличие определенной установки и/или способности (умения).
1.
Эффективность ©. Признак – «получать желаемый
эффект с минимальной затратой усилий». Его также можно связать с
такой характеристикой человека как прагматичность.
2.
Осознанность (A). Признак – «осознавать основания
принятия решения».
3.
Обоснованность (P). Признак – «приводить разумные
основания для принятых решений». Очевидно, что основания для
принятия решения должны осознаваться рациональным агентом до его
174
принятия. В случае если обоснование производится только post factum,
то мы имеем дело не c рациональным поведением, а с рационализацией.
Ввиду этого обоснованность как характеристика рациональности
имплицитно содержит в себе планирование.
4.
Информированность
(I).
Признак
–
«стремиться
к
обладанию максимальной информацией для принятия решения».
5.
Критичность (критическая установка) ©.
Признак –
«иметь установку на поиск несоответствий».
6.
Логичность (логическая компетентность) (L). Признак –
«уметь рассуждать в соответствии с нормами логики».
7.
Доверие к авторитету науки (S). Признак – «доверять
мнению эксперта в данной области».
8.
Формальное поведение (F). Признак – «склоняться к
формальному поведению в условиях недостатка информации».
Для установления степени выраженности данных признаков были
сформулированы вопросы или описаны определенные ситуации, реакции на
которые должен был выбрать респондент. Каждая ситуация/вопрос была
направлена на выявление одного или более признаков. Предлагаемым
реакциям/ответам ставились в соответствие определенные признаки и числа,
указывающие на степень их выраженности: «0» – признак не выражен, «1» признак выражен слабо, «2» – признак выражен сильно.
Как и в случае с опросом, проведенным и описанным В.Н.
Брюшинкиным, важным было не дать респонденту понять, о чем его
спрашивают. В противном случае опрашиваемый искал бы наиболее
«правильную» из предлагаемых реакций, а не ту, которая характерна для
него. Именно поэтому респондентам не сообщалось, на что направлен опрос.
Приведем пример вопроса на выявление признаков I («стремиться к
обладанию максимальной информацией для принятия решения») и C («иметь
установку на поиск несоответствий»)
175
Когда Вы смотрите новости по федеральным каналам, как Вы
реагируете на преподнесенную информацию?
а. Я доверяю этой информации, потому что на федеральных
каналах представлена официальная точка зрения на события, а все
факты проходят тщательную проверку.
б. Обсуждаю новости с более информированными друзьями и
ориентируюсь на их точку зрения.
в. Я не доверяю этой информации, так как федеральные
каналы
контролируются
правящей
партией
и
тенденциозно
освещают события.
г. Стараюсь сравнивать эту с информацией из других
источников и вырабатывать свою точку зрения.
Интерпретация результатов
По итогам опроса были получены числовые значения для каждого из
признаков рационального агента (см. таблицу 2):
Таблица 2
Название признака
Показатель Интерпретация:
[0; 1] – низкий
уровень, [1; 1.5] –
средний уровень,
[1.5; 2] – высокий
уровень
Эффективность
1.58
высокий уровень
Осознанность
1.59
высокий уровень
Обоснованность
1.19
средний уровень
Информированность
1.63
высокий уровень
Критичность
1.66
высокий уровень
176
Логичность
Доверие к авторитету науки
Формальное поведение
0.56
низкий уровень
1.22
средний уровень
1.33
средний уровень
Как показали результаты опроса, наименее выраженным из всех
признаков рациональности у респондентов оказался признак «логичность».
Это означает, что большинство пользователей Интернет в России не
обладают умением рассуждать логично. Данный показатель, тем временем,
играет одну из определяющих ролей, поскольку умение рассуждать является
одним из компонентов, составляющих критическое мышление. Именно
поэтому он способен нивелировать роль критической установки, уровень
которой по результатам опроса оказался самым высоким.
Ввиду этого, представляется необходимым для повышения уровня
рациональности повысить логическую компетентность в обществе. Добиться
этого можно введя курс логики в школьную программу в качестве
обязательной дисциплины.
4.5.
Глобальная
информатизация
и
рост
рациональности
мышления в российском обществе
Стремительность и значение происходящих перемен на современном
этапе развития общества не укладываются в ставшие тесными рамки
прежних
исторических
градаций.
Современные
информационно-
телекоммуникационные технологии, получившие бурное развитие в 20 веке,
меняют не только сферу производства, но и социальную структуру общества.
Главное направление их воздействия – это воздействие на структуру
экономики,
на
политику,
культуру,
образование.
информационное общество позволяет перейти
Формирующееся
от экстенсивного пути
развития, не обеспечивающего экологического баланса между природой и
человеком, к интенсивному пути. Знания и информация становятся новым,
мощным ресурсом, определяющим уровень развития и благосостояния
177
общества. Возникает принципиально
новая экономика, основанная на
знаниях. Возрастает влияние информационных процессов, как на развитие
общества, так и на отдельного человека. Информационные связи между
личностью
и
обществом
оказывают
большое
влияние
на
развитие
личностного потенциала. Резкое увеличение информационных потоков,
изменение социальных и политических процессов в обществе существенно
влияет на жизнь человека и его поведение.
Впервые в истории человечества поколения вещей и идей сме-няются
быстрее,
чем
поколения
людей,
что
обусловливает
необходи-мость
постоянного приспособления человека к быстроменяющимся условиям его
жизнедеятельности
в
информационном
обществе.
Из-менчивость
современного мира проявляет себя через небывалое преж-де многообразие
явлений и процессов. В этой связи, как считает Е.В. Данильчук [64],
важнейшим отличием общества нового типа от всех предшествующих
становятся место личности и ее роль в нем.
Преобразование всех отраслей жизнедеятельности человека в условиях
перехода общества к информационному типу обусловливает особое значение
процесса социализации личности в новых информационных условиях.
Становление
информационного
общества
предопределяет
неизбежное
изменение условий существования как всего человечества в целом, так и
каждой
личности
в
частности,
что
позволяет
говорить
о
новом
информационном образе жизни, где все стороны жизни в значительной
степени пронизываются информационными отношениями, базирующимися
на
современных
информационных
технологиях,
а
формирование
потребностей, интересов, взглядов, ценно-стных установок, мировоззрения
человека в целом обусловлено его деятельностью в информационной среде.
Образ
жизни
составляют
определенные
виды
деятельности
–
общественно-политическая, трудовая, учебная, бытовая, досуговая и др.
Главной его чертой в информационном обществе является систем-ность,
проявляющаяся в том, что входящие в его состав виды жизне-деятельности
178
взаимосвязаны между собой: изменение одной из них ведет к изменению
другой [136].
Проанализируем изменения в образе жизни личности, влияющие на ее
социализацию в условиях информационного общества.
Общественно-политическая деятельность обретает новую глубину с
использованием
средств
массовой
информации
и
коммуникации
–
интерактивного телевидения, сетевых телекоммуникаций. Этот фактор
обусловливает более полную реализацию принципов свободы слова и
мнения, влияние на развитие общественно-политических событий в обществе
и их оценку, снятие ограничений для политической активности граждан,
однако при этом возникает проблема определения границ цензуры и
самоограничения
в
общественно-политической
деятельности
в
информационной среде.
Трудовая
деятельность
в
информационном
обществе
также
претерпевает изменения – возрастает доля людей, занятых интеллектуальным
трудом. Уже сегодня можно говорить о появлении особого класса
«интеллектуалов», «экспертов». Быстрыми темпами развивается труд в сфере
информационных услуг, возникают все новые и новые профессии,
непосредственно
связанные
с
процессами
компьютеризации
и
информатизации общества, – веб-дизайнеры сайтов Интернета, дилеры
электронных виртуальных бирж и т. д. Новые информационные технологии
позволяют
осуществлять
непосредственно
дома,
многие
что
виды
обусловливает
трудовой
увеличение
деятельности
количества
работоспособных (людей с ограниченными возможностями, временно
нетрудоспособных и т. д.).
Изменения
информатизации
в
учебной
образования,
деятельности
основные
определяются
черты
которой
процессами
следующие:
ориентация на личность, развитие ее интеллектуальных, познаватель-ных
способностей; повышение качества и доступности образования на основе
новых информационных технологий в образовании; развитие открытого,
179
дистанционного образования, обеспечивающего выбор и реализацию
индивидуальной
образовательной
траектории
личности;
обеспечение
непрерывного образования на протяжении всей жизни человека в связи с
необходимостью
мобильности
быстроменяющимся
условиям
и
адаптивности
жизнедеятельности
в
личности
к
информационном
обществе; интеграция в мировое образовательное пространство на основе
коммуникационных технологий для повышения конкурентоспособности
человека на мировом рынке труда; формирование особого вида культуры
личности, востребованной в условиях информационного общества –
информационной культуры личности и др.
Информатизация
общества
ведет
к
реструктуризации
бытовой
деятельности, в которой важными областями применения информа-ционных
технологий становятся обеспечение информационных по-требностей людей
(свободный доступ к различным базам данных и знаний, общение с помощью
телекоммуникаций и др.); автоматическое управление домашним хозяйством
(управление микроклиматом, осве-щенностью, расходом электроэнергии и
отопительной системой, уст-ройствами бытовой техники, обеспечение
неприкосновенности и безо-пасности жилища, электронные покупки и
платежи) и др.
В досуговой деятельности фиксируется четкая тенденция раз-вития
линии
«инфоразвлечений»
–
компьютерные
игры,
опосредован-ное
электронными средствами и сетями общение, веб-серфинг в Ин-тернете,
интерактивное телевидение и т. д.
В основе любого вида деятельности личности в информацион-ном
обществе лежит ее информационная деятельность, понимаемая нами как
процесс, в ходе которого личность преобразует и познает информационную
среду, делая тем самым себя деятельным субъектом, а осваиваемые объекты,
процессы, явления информационной среды – объектом своей деятельности,
наиболее полно, творчески реализуя свои способности, потребности и
180
стремления как в интересах собст-венного развития, так и с пользой для
окружающих и общества в це-лом.
Информационная деятельность, как деятельность вообще, имеет
целостную структуру, которая включает в себя следующие компонен-ты: 1)
анализ исходной ситуации; 2) целеполагание (постановку цели); 3)
планирование (составление программы деятельности); 4) реализацию
программы (исполнительский компонент); 5) анализ деятельности и
полученного результата (рефлексивно-оценочный компонент). Дальнейшее
деление данной структуры на более мелкие компоненты, их абстрагирование
друг от друга невозможно без разрушения единства и целостности описанной
выше системы (Т. Ф. Акбашев, П. К. Анохин, В. В. Давыдов, Б. Ф. Ломов, А.
Н. Леонтьев и др.). Поэтому данную структуру можно считать элементарной
«клеточкой» человеческой деятельности, обладающей всей необходимой
полнотой ее характеристических свойств.
Информационная деятельность – универсальная форма бытия человека
в информационном обществе, она является методологиче-ской основой,
системной оптимизацией человеческой деятельности любого вида и имеет
интегративный характер – это инновационно-творческая деятельность,
носящая проектировочный характер, предполагающая альтернативность и
многовариантность решений, быстроту их поиска; деятельность, имеющая
личностные смыслы в соответствии с ориентацией на общечеловеческие
ценности, предполагающая мобильность, адаптивность человека в новых
быстроменяющихся информационных условиях.
Реализация личностью информационной деятельности связана с
многократно возрастающими возможностями влияния отдельного человека
на информационные процессы всего общества, на природу в целом. Л. П.
Буева отмечает: «... с усложнением общественных систем, развитием форм
организации,
сменой
культурных
форм
значимость
индивидуальных
достижений, а следовательно, индивидуальной жиз-ни, должна возрастать,
ибо творчество отдельной личности может быть «точкой» развития всей
181
системы и перехода ее в новое качество. Научно-технический прогресс не
только осуществляется через индивидуальное созидательное творчество, но и
дает в распоряжение индивида мощные силы, способные разрушить
общественную систему и уничтожить жизнь на земле» [43].
Человек является как бы перекрестком, узлом всех связей, скрепляющих современный мир. В информационном обществе, по мнению Э.С.
Маркаряна,
необходимо
«...мыслить
глобально,
действовать
ло-
кально...такой подход предполагает наличие нередуцируемого многообразия, плюрализма разных позиций, точек зрения, ценностных и
культурных систем, вступающих в отношение диалога и меняющихся в
результате этого. Так, понятая деятельность в целом предполагает не идеал
антропоцентризма в отношениях человека и природы, а идеал коэволюции –
совместной эволюции природы и человечества, что может быть истолковано
как отношение равноправных партнеров, если угодно, собеседников в
незапрограммированном диалоге» [106].
Отмеченные изменения в образе жизни человека информацион-ного
общества
позволяют
сделать
вывод
о
такой
важной
особенности
информационного общества, как возрастание роли личности, актуали-зация
ее нравственной, этической доминанты.
Специфика социализации личности в условиях информационно-го
общества проявляется не только в принципиально новых возможно-стях
человека, но и в возникновении новых, ранее не известных про-блем
(назовем их проблемами информационной экологии ), динамика развития
которых свидетельствует о том, что их влияние будет усили-ваться и может
стать определяющим для развития человечества в бли-жайшие десятилетия
XXI в.
Среди мнений различных исследователей информационного общества
существует как оптимистическое отношение к глобальной информатизации,
так и скептическое, вплоть до ее характеристики как «тупикового
направления
развития
человечества».
182
Пессимистический
взгляд
на
информатизацию общества связан с прогнозированием ряда проблем
информационной экологии личности и общества. Опираясь на труды ряда
исследователей [см.:47; 48;49; 53; 73; 94; 96], выделим такие проблемы
информационной экологии личности, как: угроза пси-хофизическому
здоровью
человека;
компьютерная
игровая
наркома-ния;
Интернет-
зависимости разного рода; информационная безопас-ность личности;
компьютерная преступность и другие. Охарактеризу-ем подробнее эти
проблемы.
Проблемы психофизического здоровья человека связаны с за-щитой его
здоровья от техногенного воздействия компьютеров (излу-чение мониторов,
быстрое утомление глаз, боль в кистях рук, спине и т. д.); быстрым
возрастанием потоков информации («информационный шок» – info shock,
«футур-шок»
–
future
shock
–
стресс,
чувство
дис-комфорта
и
психологической перегрузки, боязнь будущего).
Проникающее воздействие информационных технологий на сознание и
психику личности проявляется в проблеме Интернет-зависимости. Основные
разновидности деятельности, осуществляемой посредством Интернета, –
общение, познание и игра – обладают свой-ством захватывать человека,
часто не оставляя ему ни времени, ни сил на другие виды деятельности. В
связи с этим исследователями (А. Е. Войскунский, И. Голдберг, Т. Карпова,
К. Янг и др.) обсуждается фе-номен «(нарко) зависимости от Интернета», или
«Интернет-аддикции». Как отмечает А. Е. Войскунский, «…пристрастие к
Интернету, достигая своей завершающей стадии, наносит серьезный ущерб
личности. В первую очередь, сформировавшаяся Интернет-зависимость
оказывает негативное воздействие на эффективность функционирования в
реальном социуме: значимая социальная, про-фессиональная деятельность,
отдых
прекращаются
или
редуцируются
в
связи
с
чрезмерным
использованием Интернета» [49].
Непосредственное общение все чаще заменяется опосредованным
техникой обменом информацией – виртуапизированным общени-ем, что
183
может привести к разрыву тесных, эмоционально насыщенных связей между
людьми, ослабить чувство общности между ними. В Интернете популярна
технология чат (chat), дающая новое качество ком-муникации между
людьми. В чатах общаются, ищут собеседников по интересам; иногда встреча
может перерасти в «реал» – общение в реальной жизни. Однако часто
многочасовое виртуальное пребывание в чате или просто бесцельное
блуждание в Сети – это попытка сформировать свой, пусть и «заэкранный»,
мир, лишенный проблем реального мира, погрузиться в псевдореальность,
примерив на себя «другую ли-чину», пытаясь жить чужой жизнью,
отказавшись решать проблемы своей реальной жизни. В результате может
происходить асоциализация личности, ее маргинализация, своего рода
нарушение социально-культурного генофонда общества. Согласно данным,
приведенным
на
ежегодном
съезде
Американской
психологической
ассоциации в 2000 г., около 6% пользователей Сети (более 11 млн. чел. во
всем мире) страдают такой Интернет-зависимостью.
Растет число людей, увлекающихся компьютерными играми. Об этом
можно судить по нескольким объективно наблюдаемым факто-рам: активное
развитие игрового компьютерного бизнеса, расширение рынка игрового
программного обеспечения, увеличение игровых ком-пьютерных журналов и
газет, рост количества игровых веб-серверов в сети Интернет и др. Как
взрослые, так и подростки проводят массу свободного времени за
компьютерными играми, пропагандирующими агрессию и насилие, несмотря
на имеющееся на рынке программных продуктов большое количество
познавательно-,
интеллектуально-
и
эстетически-развивающих
игр
и
ресурсов Интернета. Такое явление будем называть компьютерной игровой
наркоманией,
констатировать
поскольку
совпадение
мож-но
с
призна-ков
большой
степенью
наркомании
с
точности
признаками
«компьютеромании» – возникновение патологической зависимости от
«зелья»; замена реальной жизни суще-ствованием в придуманном мире;
184
ощутимый вред для здоровья и се-мейного бюджета; потеря интереса ко
всему, кроме предмета своей страсти.
Подростки и молодежь, предоставленные сами себе, поскольку
вопросами их информационно-правовой культуры ни школа, ни обще-ство
практически не занимаются, наиболее активны в своей информа-ционной
деятельности, которая часто сопровождается рядом негатив-ных явлений в
сфере
информационных
отношений,
характеризующих-ся
как
вид
девиантного поведения, или компьютерное преступление. В их числе
нелегальное копирование и «взлом защиты» программных продуктов и
связанное
с
ними
нарушение
авторских
прав
разработчиков;
несанкционированные доступ к служебной, банковской информа-ции и
проникновение в локальные и глобальные компьютерные сети; разработка и
распространение компьютерных вирусов, размещение в Сети материалов
порнографического, насильственного и прочего негативного характера.
Массу молодежи и взрослых телекоммуникации приобщили к
«экранной» культуре (вместо термина «человек разумный» возник новый –
«человек кликающий», в смысле нажимающий все время на компьютерную
мышь), примитивное потребление которой сводится к роли пассивных
зрителей и слушателей – людей, способных только нажимать кнопки,
перемещать
«мышь»
и
бездумно
рассматривать
картинки,
часто
безнравственного содержания.
Информомания, включающая в себя ранее описанные компью-терноигровую и Интернет-зависимости, как социально-психологическое явление
выражается в приоритете общения с компьютером, а не с людьми, т. е. в
потере
необходимой
компьютерная
меры
преступность
социализации
и
личности.
компьютерная
Очевидно,
наркомания
–
что
два
взаимосвязанных социальных явления. Существует и обратное социальнопсихологическое явление – компьютерофобия, выражающееся в отчуждении
отдельных людей, а также определенных социальных групп от современной
стремительно совершенствующейся компьютерной техники, от растущих и
185
усложняющихся информационных потоков. Все вместе эти явления
представляют собой достаточно распространенные виды современной
социальной девиации в информационном обществе.
К основным факторам риска, присущим самому человеку как элементу
системы «человек – информационная среда», относятся незрелость личности,
выражающаяся в неспособности к осознанному выбору информации;
установка личности на конформизм, подражательство; готовность к
восприятию манипулятивных информационных воздействий; негативное
функциональное состояние головного мозга и психики; состояния социума,
способствующие повышенной тревожности, и др.
Телекоммуникационные технологии породили проблему управляемого
массового
сознания,
состоящую
в
целенаправленном
формировании
индивидуального и коллективного сознания многих миллионов людей, их
зомбирования. Сегодня они активно используются в целях рекламы
различных товаров и услуг, в политической борьбе отдельных лидеров и
группировок, в сфере информационного противоборства и информационной
войны между различными странами и транснациональными компаниями.
Особой проблемой информационной экологии личности является
информационная безопасность. Попытки отдельных государств или групп
людей (хакеры, вирусы, захват управления космическими спутниками и т. д.)
установить контроль над информационными потоками других стран,
информационной деятельностью их граждан можно рас-сматривать как
предпосылки
настоящих
информационных
войн
в
мире.
Создание
глобальных баз данных, практически полностью инвентаризирующих
частную жизнь человека (от отпечатков пальцев, адреса и номера телефона
до состояния его здоровья, предпочтений, интересов), а также нарушение
конфиденциальности жизни человека с помощью информационных средств
со стороны различных организаций, государств и общества в целом могут
привести к тотальному контролю над личностью.
186
К глобальным проблемам, способным нарушить не только социальную
жизнь, но и саму витальность человеческой сущности, относят проблемы
создания полноценных искусственного интеллекта и виртуальной реальности
[см.: 52; 69]. В их основе лежит «имитация» жизни, ее преобразование из
явления природного, действительного (реального) в техногенное, мнимое
(виртуальное). Человек – это часть экосистемы, и неконтролируемое
взаимопроникновение человеческого и искусственного интеллектов, их
противостояние могут вызвать нарушение информационной экологии,
которое будет иметь глобальные последствия и может привести к
исчезновению человечества как вида на земле, причем этот процесс может
быть гораздо более стремительным, чем нарушение природной экологии.
Дальнейшее
развитие
информационного
общества
сопряжено
с
углубляющимся вторжением инструментального интеллекта в природ-ные
процессы, и эта тенденция принимает уже вполне реальные очер-тания,
например, контроль за функционированием компьютерных сетей может быть
обеспечен лишь посредством еще более сложных сис-тем, и таким образом
искусственный интеллект неуклонно обособляется от естественного. М М.
Бахтин отмечает: «... страшно все техническое, отданное закону своего
развития, оно может врываться в естественное единство жизни как
безответственно страшная и разрушительная сила» [35].
Человечество стоит перед выбором одной из двух вполне определившихся логик дальнейшего развития это оптимизация структуры и
объема потребления информации, сочетание свободы с ответственностью и
самоограничением
в
информационной
деятельности
человека
ради
сохранения культуры и реальной жизни на земле или неконтролируемое,
бездумное,
безоглядное
продолжение
наращивания
информационно-
технологической мощи ради удовлетворения безгранично разрастающихся,
часто
искусственно
создаваемых
информационных
потребностей
с
последующим (в самом недалеком будущем) возможным самоупразднением.
Одной из важных ориентации развития информационного общества является
187
переход от идеалов максимального производства и потребления информации
и информационных технологий к их гуманитарной диверсификации и
разумной индивидуальной потребности в них.
Таким образом, нами рассмотрена проблема личности в информационном обществе, которая находит свое отражение в современной
социокультурной ситуации. М. С. Каган, рассматривая современную
социокультурную ситуацию, пишет: «Середина XX столетия войдет в
историю мировой культуры как начало нового этапа ее развития, суть
которого следует считать переходом ... к грядущему типу культуры, еще
неведомому нам в его содержании и конкретных формах, но предчувствуемому все более остро как необходимому способу самосохранения
человечества, возможности его выживания на нашей планете» [82].
Анализируя культуру общества второй половины XX столетия,
исследователи стали отмечать происходящие в ней изменения, что
отразилось в появлении и широком использовании понятия постмодернизм
(или «постмодерн»). Оно многозначно и используется для обозначения
своеобразного
направления
в
современном
искусстве,
периодизации
культуры; для характеристики особого мировоззрения, мировосприятия и
мироощущения. Постмодернизм рассматривается как феномен культуры
конца XX – начала XXI в. Возникнув сначала в сфере художественной
культуры, он распространился и на другие сфе-ры – философию, науку,
политику
и
современности,
пр.
как
В
постмодернизме
отражаются
такие
атрибуты
неопределенность,
открытость,
незавершенность,
фрагментарность, отказ от канонов и авторитетов, рассмотрение мира как
бесконечного
безграничного
текста,
многова-риантность
толкований,
стремление к новому и т. п.
Постмодернизм открывает простор для подлинного диалога (природа –
культура, культура – общество, элитарная культурно-массовая культура),
диалога (полилога) национальных культур, диалога восточной и западной
культур, диалога науки и искусства и т. п., отхода от фрагментарности,
188
мозаичности и перехода к целостности. Постмодернистская ситуация вносит
новый опыт видения и владения своими и чужими ценностями, стимулирует
интеграцию
различных
культур,
способствует
выработке
целостного
воззрения на мир и формированию единой взаимопроникающей и
взаимодополняющей культуры человечества. Основой становления единой
общечеловеческой
культуры,
существующей
и
развивающейся
через
взаимодействие и взаимообогащение различных культур (национальных,
культур Запада и Востока, научной и художественной культуры и т. п.),
служит единство и целостность мира.
Эпоху постмодернизма «…следовало бы определить как наступление
эпохи многомерного диалога – многомерного именно потому, что в отличие
от всех предыдущих эпох с диалогической доминантой, действовавшей лишь
в каком-то направлении и в каких-то разделах культуры, наше время должно
сделать диалог универсальным, всеох-ватывающим способом существования
культуры и человека в культуре» [82].
Для
постмодернизма
характерны
нетривиальные
подходы
к
традиционным учениям и проблемам; он «избегает» всех форм монизма,
критически относится к идеалам и нормам, провозглашает множественность,
диверсивность, многообразие и конкуренцию парадигм, сосуществование
гетерогенных
элементов,
признание
и
поощрение
многообразия
и
конкуренции социальных взаимоотношений, философских учений, научных
концепций, что определяет специфику современной культуры в целом.
Л. А. Микешина и М. Ю. Опенков отмечают, что такой подход «...
предполагает
переоценку
фундаментализма,
признание
многомер-ного
образа реальности и множества типов разносущностных отноше-ний, а также
неустранимой множественности описаний и «точек зре-ния», отношения
дополнительности и взаимодействия между ни-ми...эти идеи, пришедшие
прежде всего в сферу искусства (литературу, живопись, архитектуру),
сегодня приобретают общекультурный характер, превращаются в принципы
интеллектуальной, творческой деятельности вообще» [111].
189
К специфике культуры в современном мире отнесем рассмотрение
культуры и истории культуры с позиций системно-информационного,
эволюционно-синергетического подходов. Иссле-дователи В.С. Библер, М.С
Каган, Е.Н. Князева, Ю.М. Лотман, И. При-гожин, В.С. Степин и др.
обращают внимание на следующие моменты: культура как система;
целостность культуры, относительная само-стоятельность ее основных
элементов; культура как саморазвиваю-щаяся система (движущие силы
развития культуры находятся в ней самой); культура – открытая система;
диалог культур; неравномерность развития культуры; нелинейный характер
развития культуры; соотношение «прошлое – настоящее – будущее» в
культуре; синерге-тика в контексте культуры (идеи синергетики и образы
культуры, си-нергетика на перекрестке культур); самоорганизация как
механизм творческого мышления.
Наука в современном мире есть «…один из важнейших узлов,
связывающих культуру и цивилизацию. Она одновременно принадлежит и
культуре, и цивилизации. В этом ее сила и источник продуктивности, в этом
же причина противоречивости ее облика» [95]. Именно наука способна
регулировать взаимоотношения культуры и общества. Формируя культуру,
наука «формирует человека», т. к. человек всегда находится в центре
культуры. «Наукоемкость культуры – индекс ее развития в современную
эпоху» [95]. Достижения науки, ее воздействие на человека и все сферы
человеческой деятельности, специфика отношений в системе «наука –
культура – общество» порождают ряд вопросов и проблем, связанных с
оценкой науки. На передний план выдвигаются проблемы нейтральности
науки, роли ученого и ответственности за результаты своей деятельности,
проблемы гуманизации науки, взаимосвязи науки и культуры, т. е. все то, что
связано с куль-турно-нравственными аспектами научного прогресса. Н.С.
Злобин отмечает, что «…применительно к нашей эпохе речь должна идти не
о взаимодополнительности науки и культуры, не об их сочетании, а
о…восстановлении их былого органического единства» [76].
190
И. Пригожин характеризует современную социокультурную ситуацию
так: «Мы идем от мира уверенности к миру сомнений. Любопытно, что этот
переход имеет свои положительные стороны. Наука становится более
всеобъемлющей, способной к постижению мира во всей его сложности.
Более того, сомнения, как это не парадоксально, ведут не к разрыву, а к
соединению
взглядов
восстановлению
человека
целостной
на
картины
природу
мира.
и
на
самого
Стираются
себя,
грани
к
между
гуманитарными и точными науками. Наша мысль освобождается от
омертвляющей ее фрагментарности и специализации» [125].
Многие особенности культуры в современном мире определяются
динамикой системы ценностей и мировоззренческих ориентиров, которая, в
свою очередь, определяет человеческую жизнедеятельность в рамках нового
типа общественного развития. «Система ценностей и мировоззренческих
ориентиров, – пишут В.С. Степин и Л.Ф. Кузнецова, – составляет своего рода
«культурную матрицу», нечто вроде генома культуры, который обеспечивает
воспроизводство и развитие социальной жизни на определенных основаниях.
Эта матрица выражена пониманиями того, что есть человек, природа,
пространство и время, космос, мысль, человеческая деятельность, власть и
господство, совесть, честь, труд и т. п.» [140]. Как замечает В.С. Степин,
культура в эпохи научных революций «…как бы отбирает из нескольких
потенциально возможных линий будущей истории те, которые наилучшим
образом соответствуют фундаментальным ценностям и мировоззренческим
структурам, доминирующим в данной культуре» [141].
В связи с этим важной особенностью современной социокуль-турной
ситуации
является
сохранение
культурной
среды,
обеспечи-вающей
ориентацию на фундаментальные ценности данной культуры. Д. С. Лихачев
считает необходимым выделить особую научную об-ласть –
экологию
культуры. «Экологию нельзя ограничивать только задачами сохранения
природной экологической среды. Для жизни человека не менее важна среда,
созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды
191
– задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы. Если
природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная
среда столь же необходима для его духовной, нравственной жизни, для его
«духовной
оседлости»,
для
его
нравственной
самодисциплины
и
социальности. «... В экологии есть два раздела: экология биологическая и
экология культурная, или нравственная... И нет между ними пропасти, как
нет четко обозначенной границы между природой и культурой» [100].
Культура в информационном обществе, по мнению М. Кастельса,
подвергается
фундаментальному
преобразованию.
Сегодня
она
еще
развивается неравномерно как во времени, так и в географическом
пространстве (неравномерность протекания процессов информатизации в
обществе). Для тех стран, которые не включены в глобальные сети (их пока
большинство), по-прежнему значимы общие зависимости культуры от
экономики, жесткая координация позиций в социальной структуре и
соответствующего этому культурного стиля. «Но с течением времени новая
культура информационного общества полностью разовьется и охватит, по
меньшей мере, доминирующие сферы деятельности и ведущие сегменты
населения всего общества. Черты новой культуры – информационной – уже
сейчас видны в отдельных фрагментах и элементах, связанных с
быстроменяющимися
телекоммуникационными
системами,
новыми
информационными технология-ми» [91].
В последние годы пристальное внимание исследователей стали
привлекать образовательные аспекты формирования информационного
общества. Они связанны, прежде всего, с анализом проблем информационного общества как общества «обучающегося», для всех членов такого
общества возрастает потребность постоянного повышения ква-лификации,
обновления знаний, освоения новых видов деятельности. В условиях
экономической формации нового типа специалист должен:
уметь
перевести
получаемые
знания
в
инновационные
технологии, превращая новые знания в конкретные предложения;
192
знать, как обеспечить доступ к глобальным источникам знаний;
иметь мотивацию к обучению на протяжении всей жизни,
владеть навыками самостоятельного получения знаний и повышения
квалификации;
владеть
навыками,
методологическими
учитывая,
что
одним
из
знаниями
важных
и
аналитическими
последствий
на-учно-
технического процесса является ослабление акцента на запоминании
множества фактов и базовых данных;
владеть навыками проведения научных исследований;
владеть базовыми знаниями и навыками, обеспечивающими
способность постоянно учиться;
иметь способность осуществлять письменное и устное об-щение,
работать в команде, адаптироваться к переменам, способствовать социальной
сплоченности;
владеть ценностями необходимыми для того, чтобы жить в
условиях сложного демократического общества, быть его ответственным
гражданином, обладать необходимыми социальными компетенциями;
развивать в себе все аспекты человеческого интеллектуального
потенциала;
владеть современными информационными технологиями.
Становление информационного общества потребовало обеспечить
адекватность образования динамичным изменениям, происходя-щим в
природе и обществе, всей окружающей человека среде, возрос-шему объему
информации,
стремительному
развитию
новых
инфор-мационных
технологий. В связи с этим на смену парадигмы «поддерживающего» или
«просветительского»
образования,
пришла
инновационная
парадигма
образования, важнейшей составляющей которой стала идея «образования в
течение всей жизни» или непрерывного образования.
Реализация
идеи
непрерывного
образования
направлена
на
преодоление основного противоречия современной системы образования –
193
противоречия между стремительными темпами роста знаний в современном
мире и ограниченными возможностями их усвоения человеком в период
обучения. Это противоречие заставляет образовательные учреждения,
прежде всего, формировать умение учиться, добывать информацию,
извлекать из нее необходимые знания. В этой связи одним из важнейших
направлений совершенствования образовательной деятельности в условиях
информатизации является информационная культура, выступающая, с одной
стороны, как цель образовательной деятельности, а с другой, – как ее
средство [153]. Информационная культура, понимаемая как средство в
осуществлении образовательной деятельности, служит целям достижения
наибольшей эффективности учебного процесса. Здесь она выступает
характеристикой, присущей и отдельному педагогу, и методике, и
организации учебного процесса [153].
Включение информационной культуры в цели обучения объективно
вытекает из изменения характера и условий труда в современном обществе.
Значительная доля выпускников школ и вузов будущего будет занята теми
разновидностями
труда,
которые
можно
назвать
информационно-
насыщенными. «Информационная деятельность (деятельность, неразрывно
связанная с переработкой знаний) становится для определенных категорий
людей важнейшей составной частью их профессиональной деятельности, –
пишет Д.И. Блюменау, – К числу таких категорий относятся ученые,
инженеры, педагоги, журналисты, врачи, юристы и другие работники
умственного
труда»
[40].
занимающиеся
поисковыми
предпочитают
проводить
информационному
работнику.
Кроме
НИР,
того,
«например,
операции
самостоятельно,
В
данном
поиска
не
случае
специалисты,
информации
перепоручая
поиск
их
информации
неотделим от творческого процесса и является частью информационной
деятельности» [40].
Таким
образом
информационная
культура
рассматривается
как
некоторый сравнительно новый, но быстро набирающий вес элемент
194
профессиональной культуры специалистов. Путем повышения роли в
производственной
деятельности
человека
информационная
культура
оказывает нарастающее влияние и на общий прогресс человечества. Как
отмечает Ю.В. Очерет, «никакой прогресс в обществе без достаточно
развитой информационной культуры невозможен, причем в последнее время
в связи со значительным ускорением этого прогресса и увеличением
возможностей технического оснащения средств информации роль и место
информационной культуры во всех сферах жизни значительно возрастает»
[118].
Информационная культура специалиста:
–
предполагает, что человек умеет пользоваться современными
средствами извлечения, обработки и систематизации знаний [32];
–
подразумевает глубокое понимание сущности и роли ин-
формационных процессов в природе и обществе, умение применять
информационный подход в анализе объектов и явлений;
–
включает знание особенностей (закономерностей) докумен-
тальных потоков в своей области деятельности, возможностей различных
систем поиска информации, умение ра-ботать с различными источниками и
владение основами аналитико-синтетической переработки информации и
многое другое, поскольку каждый специалист практически не только
потребитель информации, но и активный участник информационного
процесса в целом;
–
рассматривается не только как элемент подготовки специалиста,
но и как элемент его профессионального воспитания, а в конечном счете –
как существенный элемент общей культуры [40].
Анализ специальной литературы позволяет сделать вывод, что понятие
«информационная культура» чаще всего трактуется как элемент личной
культуры специалиста, причем именно профессиональной, а иногда и
узкопрофессиональной культуры. Более того, понятие культуры совершенно
неоправданно сводится к занимающему в нем незначительное место
195
прагматическому аспекту, именно к тому, что может специалист получить,
почерпнуть полезного для себя, обладая определенным видом культуры. При
этом понятие «информационная культура», как правило, раскрывается преимущественна
за
счет
уточнения,
раскрытия
определения
«инфор-
мационная», а ключевому понятию – «культура» – уделяется значи-тельно
меньше внимания [153].
Мы разделяем точку зрения Сухиной В.Ф., что в наиболее широком
понимании «информационная культура выступает как система материальных
и
духовных
способов
обеспечения
единства
и
гармонии
во
взаимоотношениях человека, общества и информационной среды» [143]. И
именно в таком содержании понятие информационной культуры имеет
больше всего отношения к культуре вообще, под которой понимается
соответствующий эпохе уровень интеллектуального развития человека,
обеспечивающий его способностью ори-ентироваться в окружающем
социальном хаосе, отыскивая собст-венный путь [72].
В соответствии с таким пониманием культуры формулируется и роль
системы образования. В частности, социальная миссия культурного
университета, согласно концепции Ортеги-и-Гассета, заключается в том,
чтобы
преодолеть
разноплановость,
разнонаправленность
задач
современного высшего образования и средств социальной педагогики,
сконцентрировать усилия передовых людей на достижении культурного
идеала
эпохи,
а
также
объяснить
интеллектуалам
всю
меру
их
ответственности за судьбы человечества и, пробудив в них «чувство
миссии», сделать пламенными борцами за лучшее будущее человечества
[72].
Несмотря на то, что актуальность и основные направления формирования глобального информационного общества на нашей планете
сегодня уже зафиксированы в официальных международных документах
развитых стран мирового сообщества, эта исключительно важная новая
тенденция развития человеческого общества практиче-ски не отражена в
196
содержании современной системы российского образования. Поэтому
призыв Президента России В. В. Путина: «Не проспать информационную
революцию!»,
который
Государственной
Думе
содержится
России
в
его
[123],
ежегодном
обращении
представляется
не
к
только
обоснованным, но и весьма своевременным. Ведь сегодня мир наиболее
быстро изменяется именно в информационной сфере, и эта тенденция,
безусловно, сохранится в XXI-м веке. Следовательно, России сегодня нужна
принципиально новая философия образования [см.: 36; 93],
основными
принципами которой, по нашему мнению, должны стать следующие:
1. Формирование у людей нового, информационного научного
миропонимания и ноосферного мировоззрения, основанного на биоцентрической парадигме, экологическом императиве и высокой личной
ответственности каждого человека за сохранение всех форм жизни на нашей
планете.
2. Ориентация на инновационный тип развития общества на ос-нове
эффективного использования научных знаний и новых, «прорыв-ных»
информационных технологий, которые дадут возможность сократить
ресурсопотребление и уменьшить антропологическую нагрузку на нашу
планету до уровня, обеспечивающего устойчивое развитие цивилизации.
3. Принципиальная ориентация системы образования на будущее
(концепция
опережающего
образования)
для
того,
чтобы
успеть
своевременно подготовить миллионы людей к жизни и профессиональной
деятельности
в
новых
условиях
уже
формирующегося
глобального
информационного общества.
Нам представляется, что формирование новой философии образования
на
основе
перечисленных
выше
принципов
позволит
не
только
существенным образом повысить качество образования, но и, самое главное,
сделать его адекватным по содержанию тем новым условиям, в которых
предстоит жить и работать людям в XXI-м веке – веке информации и
научных знаний.
197
Подводя итог сказанному, можно заключить, что в постиндустриальном и информационном обществе, по сравнению с обществом
массовым индустриальным, объективно изменяется значение и роль
личности, активность которой фундируется не внешними побудительными
стимулами деятельности, а, по преимуществу, внутренними. Более того, само
становление
этой
системы
оказывается
обусловленным
не
только
материальным прогрессом, но и изменением ценност-ных ориентаций
личности, настроенной на творчество, развитие и самосовершенствование. В
то же время представляется более точным говорить об изменении
количественных, но отнюдь не качественных параметров формирующейся
культуры:
по-видимому,
инновативная,
сложная,
специализированная
культура, предполагающая высокую творческую активность, останется еще в
течение
достаточно
продолжительного
времени
культурой
высокообразованной части общества и с ростом этой социальной страты
будет приобретать все более существенное значение, стандартизированная
же культура сохранит свое доминирующее положение (по крайней мере,
количественно) как культура социальных слоев, обладающих массовым
сознанием.
198
5. Концепция роста рациональности практической деятельности в
современном российском обществе
5.1. Философия Канта как фактор рационализации практической
деятельности в современном российском обществе
Повышение уровня рациональности мышления и, как следствие,
практической деятельности общества как осознанная и целенаправленная
программа действий, во-первых, сложна и, во-вторых, долговременна. Для
успеха на этом пути необходимо согласованное желание всех политических и
социальных сил общества; побуждение к такой программе действий должно
исходить от гражданского общества. И такой импульс, разумеется, есть.
Однако современное гражданское общество слишком неоднородно, интересы
различных ее слоев и групп противостоят друг другу, а государственная
власть
проводит
непоследовательную
политику,
демонстративно
поддерживая силы, заинтересованные в иррациональности и мышления, и
поведения граждан. Я имею здесь в виду, прежде всего, православную
церковь. Стремление государства опереться в решение идеологических
проблем на церковь ошибочно и содействует насаждению иррационального и
мистического мышления, приводит к стагнации общественной активности.
Чем могла бы быть полезна философия Канта при условии, что есть
общественно-политическая воля к модернизации общественных отношений в
России?
Разумеется,
первый
рецепт
к
рационализации
заключается
в
философском образовании общества, необходимости введения в учебные
планы как среднего, так и высшего образования курсов философии. Вот что
пишет по этому поводу В.А. Лекторский в статье из журнала «Вопросы
философии»
(2012,
№5)
«Рациональность
как
ценность
культуры»:
«Особенно важно сегодня развитие способностей к критическому и
рефлективному рациональному мышлению в системе образования. Многие
теоретики и практики образования в ряде стран (в частности, в США и
199
России) считают, что лучше всего это можно сделать с помощью
преподавания философии в школе в течение ряда лет (я бы сказал впредь
всегда, так как роль философии в жизни общества будет все более
стремительно расти по мере возрастания роли умопостигаемой реальности в
человеческой жизни – Л.А.), ибо именно философия в большей степени, чем
какая-либо научная дисциплина, раскрепощает мышление, позволяет
поставить под вопрос то, что обычно считается само по себе разумеющимся.
При этом речь идет не о преподавании философских концепций и изучении
философских произведений, а о приобщении к философскому мышлению».
В.А. Лекторский прав во всем, кроме философских концепций. Среди них
есть кантовская концепция, обладающая в этом педагогическом смысле
выдающимися свойствами, ибо она может содействовать рационализации
всех без исключения аспектов жизни общества.
Поскольку наука в современном интенсивно развивающимся обществе
является главной производительной силой, от которой зависит буквально все
в общественной жизни, чрезвычайно важно понимать ее роль и строение
научной деятельности любым человеком, отличать знание от паразнания,
чтобы не увлекаться и не тратить силы на химеры. Рациональность
начинается с признания определяющей роли теории по отношению к фактам.
Научно-теоретическая проработка для любого практического начинания в
современных условиях абсолютно необходима. Действия по способу проб и
ошибок в высоко энергоемких и сложных производствах могут быть даже
источником трагических последствий, что, мы практически и видим на
примере крупнейших аварий последнего времени. Знаменателен вывод,
который сделан Кантом еще в XVIII веке на основе трактата «Может быть,
это и хорошо в теории, но не годится для практики: нет ничего лучше
хорошей теории, нет ничего практичнее хорошей теории.
Итак, гносеология Канта не только представляет собою современную
логику и методологию науки, но имеет существенные эвристические
200
возможности. Из гносеологии здесь делаются практические выводы и
рекомендации.
Но когда речь идет о гносеологии, кантианство нельзя рассматривать
единственной
философией
науки:
здесь
есть
постпозитивистские
направления и школы, усвоившие уроки Канта. Совсем другое дело, когда
речь заходит о практическом разуме, то есть сфере нравственности в целом и
морали в частности. Здесь кантианскую этику нельзя заменить ничем.
Христианская религия или мусульманство не в состоянии сделать наше
общество моральнее и справедливее, хотя церковные деятели постоянно
твердят, что мораль – это следствие христианской веры, что только Бог
делает человека моральным, слово Божье совершает это чудо. Верх
нелепости и иррационализма представляют собою эти утверждения. Церковь
упорно
продолжает
опираться
в
своих
моральных
проповедях
на
провозглашенное еще Библией, то есть в период полнейшего варварства, так
называемое «золотое правило» морали, не осознавая, что правило это
логически ошибочно, то есть иррационально. Провозглашающий его Бог не
осознает полнейшей его бесполезности, даже вредности.
Единственно последовательная морально-этическая концепция может
быть построена на базе этики Канта. Эта теория морали истинно практична,
так как всякая гетерономия морали подменяет ее внешними и чуждыми ей
началами. Главным таким фактором является религия, подменяющая
моральные
знания
и
убеждения
верой,
началом
совершенно
иррациональным. Хорошо известно, что сколько ни бьется католицизм
основать веру на разуме, этого сделать ему не удалось, так как это абсолютно
не выполнимая, самопротиворечивая, задача. Православная теология,
значительно менее изощренная, нежели католическая, лишь повторяет ее
задел. Поэтому необходимо повсеместно вводить в школы светскую этику,
но никак не основы христианства, мусульманства, иудейства, буддизма,
конфуцианства и т. п. Однако курс светской этики должен строиться на базе
этической доктрины Канта (!). Категорический императив знают наизусть
201
школьники младших классов Германии, и понимают его теоретический
смысл более старшие школьники. Наши ничего такого не знают. Сравнение
уровня нравственности двух стран будет явно не в нашу пользу. Причин
этому, конечно, много. Но я убежден, что одна из важнейших заключена в
рациональных теоретических этических знаниях, которыми вооружены
люди в Германии, и о которых ничего не знают люди в России.
Мораль
становится
главным
профессиональным
качеством
современного человека, ибо на современно организованном производстве он
владеет такими силами, от которых зависит существование огромных масс
людей. Безответственность, эгоизм, наплевательское отношение к долгу
делают такого человека исключенным из жизни общества, ему нельзя
поручить ни одного дела.
Предложения по совершенствованию с помощью кантианства системы
образования лежат на поверхности. Реализация их совершенно необходима.
Однако философия Канта имеет и значительно более широкий рациональный
смысл. Прежде всего, надо видеть смысл политический, тот, которым
должны руководствоваться политики.
Он заключается в том, что, согласно кантианству, человек есть
абсолютная ценность в мире, человек есть конечная цель, по отношению к
которой все остальное оказывается средством. Средством, что очень важно,
оказывается и совершенствование общества. Если оно улучшается за счет
человека, то представление об улучшение его ошибочно, лишь кажущееся.
На деле такая политика лишь обедняет и стагнирует общество, так как
ограничиваются творческие возможности человека – единственный фактор,
способный совершенствовать жизнь. При любых экономических расходах,
любом сколь угодно долговременном планировании рост вложений в
человека должен опережать рост любых других векторов экономики. Если
это не так, это свидетельство антигуманности политики. Отступление от
этого правила не может брать на себя никакая правящая партия, делать это
можно только с согласия общества как целого.
202
Основная ошибка КПСС, приведшая к краху Советского Союза,
заключалась именно в этом: человек оказался средством для построения
утопического общества, упрощались условия его экономической жизни,
деградировало постепенно образование, медицина, культура, население
спивалось, а мир тем временем стремительно уходил вперед. Ошибка эта не
изжита, не исправлена и в современной России, а, значит, затуманиваются ее
перспективы. Нет ничего практичнее хорошей философской теории, если ее
действительно применяют на практике.
Кантовская философия права становится во всем мире все более
широко рекламируемой и применяемой. Если ранее она подвергалась
критике с позиций позитивистских концепций, то в последнее время
позитивная теория права все настойчивее блокируется с кантианством в
области права. Примером может служить теория справедливости Дж. Ролза.
Важнейшее
положение
философии
права
Канта
заключается
во
взаимодействии права и морали в системе нравов общества, в котором
мораль ориентируется на право, играющее роль цели в этой системе, в
которой праву отведена роль средства.
В таком случае право не может не
считаться с моралью, не быть на нее ориентированным. Оно даже перестает
рассматриваться обществом в качестве права в том случае, если принятая
норма права противоречит требованиям морали. Право тут вырождается в
деспотизм и встречает сопротивление со стороны общества. Сами органы
государственной власти – законодательная и судебная – начинают обществом
рассматриваться
как
неправовые,
возникает
скрытое
или
явное
сопротивление действию такого рода норм и существованию государства в
таком виде. Дело может дойти до общественного возмущения и смены
правящего режима. В последнее время культивируется в России практика как
в сфере законодательства, так и в сфере судебной поспешность в принятие
решений
и законов, когда правовые акты не проходят этической
экспертизы, не сверяются с нормами морали. Общественное мнение резко
протестует против такой практики. Оно не представлено в государственных
203
средствах массовой информации, бытует в иных информационных системах.
В итоге нарастает общественный конфликт, ведущий к отчуждению
общества от власти.
Согласно метафизике нравов Канта этическая экспертиза правовых
актов
абсолютно
рационализации
необходима.
деятельности
Она
правовых
будет
много
организаций
содействовать
и
учреждений,
содействовать эффективности их актов. Недооценка роли морали –
существенная ошибка, устранение которой ведет к оздоровлению всей
системы общественных отношений.
Практическая философия Канта пронизана мыслью необходимости
ориентации любых действий на высшее благо как последнюю цель общества.
Это касается как отдельных личностей, так и общества в целом. Особенно,
разумеется, это относится к обществу. Такая цель скрепляет, цементирует
общество и резко ускоряет его развитие в направлении цели. Высшее благо
(очень тесно с ним связано великолепное Кантово понятие царство целей)
как цель стратегическая должно делиться на этапы ее достижения,
тактические шаги. Но шаги эти надо намечать так, чтобы они были целями
всего общества, реализуемыми в обозримое время и притягательными для
каждого человека. Наметить такие цели не представляет труда при наших
просторах и совершенной их не устроенности, начиная от лисов, рек, лугов,
полей …, дорог, школ, больниц…. Страна обезлюживается и дичает.
В свете этого рационального принципа не следует, например, делать
что-то временно, так как это все равно не решает проблемы и потребует
неизбежных переделок с большими общественными потерями. Правильно
говорится, что нет ничего более постоянного, чем временное, как нет и
ничего более стагнирующего.
Рациональность деятельности – это ее эффективная осуществимость
при условии направленности ее на моральную конечную цель – высшее благо.
Ориентация на такую цель содействует росту рациональности любых
действий. Надо сделать так, чтобы она была всеобщей.
204
5.2. Философское образование и рациональность в условиях
современного социума
Выдающийся мыслитель и общественный деятель А.Швейцер считал
мировую
войну
следствием
распада
культуры,
порождённого
«несостоятельностью философии». Он писал о философии начала ХХ века:
«Пищи, которая могла бы утолить духовный голод современности, у
философии не было. Обольшённая и сбитая с толку своими сокровищами,
она упустила время, когда нужно было засеять ниву-кормилицу. Поэтому она
игнорировала голод, который испытывала эпоха, и предоставила последнюю
её собственной судьбе» [154, c.51]. Эти слова великого гуманиста ХХ века
звучат сегодня более, чем современно: своеобразное предостережение и
вызов философии в ХХI веке, когда вопросы о путях и средствах
самопознания
эпохи
приобретают
особую
актуальность
в
условиях
становления нового экономического, технологического и культурного
уклада, обозначаемого как «общество знания».
Сегодня можно найти разные трактовки этого понятия. Зачастую
центральное
место
отводится
феномену
«экономики
знаний»
и
существенным изменениям финансово-экономической картины мира. Но
известные отечественные исследователи А.П.Алексеев и И.Ю.Алексеева, на
наш взгляд, оправдано считают, что качественное своеобразие общества
знания характеризуется совокупностью следующих факторов: « 1) широкое
осознание роли знания как условия успеха в любой сфере деятельности;
2)наличие (у социальных субъектов разного уровня) постоянной потребности
в новых знаниях, необходимых для решения новых задач, создания новых
видов продукции и услуг; 3) эффективное функционирование систем
производства знаний и передачи знаний; 4) взаимное стимулирование
предложения
знаний
и
спроса
на
знания
(предложение
стремится
удовлетворять имеющийся спрос на знания и формировать спрос); 5)
эффективное взаимодействие в рамках организаций и общества в целом
систем/подсистем,
производящих
знание,
205
с
системами/подсистемами,
производящими материальный продукт» [28, с.74]. Таким образом, общество
знания не сводится к экономике знаний, хотя и включает её. Потребность в
новых знаниях имеется не только в экономике, но и во всех сферах
жизнедеятельности общества. Производство, хранение, трансляция знаний
осуществляется не только в рыночных контекстах, но и вне
таковых.
Коммерциализация культуры, науки, образования – сегодняшняя реальность,
но она затрагивает лишь отдельные фрагменты и аспекты этих областей (во
всяком случае, пока). Значительная доля производимой в обществе знания
информационной продукции становится общественным достоянием, и
вознаграждение её создателей осуществляется не на коммерческой основе.
Потребность в дополнительном образовании, в «образовании в течение всей
жизни», в переподготовке становится одной из основных потребностей
человека в обществе знания. Удовлетворение такой потребности может быть
как делом рыночных образовательных структур, так и делом государства и
общественных организаций, берущих на себя основную часть расходов на
образование.
Итак,
в
специальной
и
популярной
литературе,
посвящённой
проблематике современного социума, термины «общество, основанное на
знании», «общество знаний», «общество знания» употребляются весьма
активно и практически как синонимы. Сегодня общество знания постепенно
приобретает черты нового социального идеала, определяющего программы и
стратегии функционирования и развития региональных, национальных и
международных структур. При всём многообразии дискуссий по вопросу о
вышеуказанных понятиях и новом социальном идеале, общим основанием
для них является признание определяющей роли информации, это –
информационное
общество.
Повышение
роли
информации
связано,
очевидно, с фундаментальными социальными изменениями последних
десятилетий: от ускоряющегося развития техники до соответствующих
общекультурных преобразований. Информационное перенасыщение как
симптом
современной
культуры
становится
206
предметом
различных
междисциплинарных исследований: от когнитивной науки и теории
коммуникации до социологии и социальной психологии. При этом, с точки
зрения исследования социальных практик, ключевой проблемой является
проблема критериев отбора информации реципиентом в условиях ее
экспоненциального роста. Однако можно ли говорить о возможности
ограничения информационных потоков? Правомерно ли вообще ставить
вопрос о делении информации на «полезную» и «бесполезную»? С одной
стороны, вопрос об информационных приоритетах стоит вне сферы
социальных норм, являясь предметом индивидуальной ответственности и
личного выбора. С другой стороны, процессы, связанные с отбором, оценкой
и сохранением социальной информации с необходимостью являются
факторами,
определяющими
жизнедеятельности
общества,
функционирование
в
особенности,
когда
всех
речь
сфер
идет
о
долгосрочных перспективах.
За всю историю общества сформировался ряд мировоззренческих
парадигм (миф, религия, философия, наука, идеология), по-разному
решающих проблему селекции социальной информации, закрепляя тот или
иной
набор
критериев
в
соответствующем
типе
рациональности.
Примечательно, что миф, несмотря на общепризнанное преодоление
синкретизма в мировосприятии, сохранился в форме т.н. «обыденного
сознания». В свою очередь, религия как форма общественного сознания
продолжает играть фундаментальную роль в социальном функционировании,
несмотря на ее постоянную дискредитацию в истории человечества.
Подобные же замечания могут быть отнесены и к идеологии. Тем не менее,
при всем многообразии деструктивных социальных последствий, от
противодействия развитию научного прогресса до социально-культурных
кризисов различного масштаба, вышеупомянутые формы общественного
сознания продолжают вносить свои коррективы в систему критериев отбора
информации
и
оказывать
влияние
рациональности.
207
на
доминирующую
парадигму
Принципиальные отличия научного и философского мировоззрения от
мифа, идеологии и религии неоднократно подчеркивались в различной
литературе и не нуждаются в дополнительном определении. Основными
особенностями
понимание
являются:
различное
рациональности,
(вплоть
закрепленное
до
в
противоположности)
определённом
наборе
ценностных регулятивов познания и, соответственно, фундаментальные
различия в понимании человека и его познавательных возможностей.
Закрепляясь
в
нормах
рациональности,
культуры,
определяющий
эти
ценности
магистральные
формируют
направления
тип
развития
общества.
Понятие рациональности мы будем использовать в ценностнонормативном смысле: «Рациональность мысли и действия (в том числе находящая свое воплощение в науке) - одна из основных ценностей,
образующих горизонт культуры» [122]. Данное валюативное понимание
рациональности имеет свои достоинства и недостатки. К последним
относится неясность в выявлении ценностного содержания рациональных
мыслей и действий, а подчеркивание того, что рациональность является
ценностью еще не проясняет ее сущности, поскольку выбор ценностных
предпочтений субъекта предстает в виде отдельной проблемы.
С другой стороны, социальная значимость рационального выбора,
предпочтения
рационального
поведения
нерациональному,
по
всей
видимости, не нуждается в дополнительном прояснении. Поскольку социум
есть сфера деятельности, т.е. целенаправленной человеческой активности,
его динамика определяется рациональностью или нерациональностью
принимаемых решений. Таким образом, говоря о социальном бытии,
абстрагироваться от обсуждения темы рациональности невозможно.
Под рациональностью в широком смысле мы будем понимать систему
ценностей
(ценностных
нормативов,
«духовных»
ценностей),
ориентированных на разумность в широком смысле. Эти ценности
выступают как инструментальные по отношению к финальной ценности –
208
разумности, самоценности разума. Понятие разумности здесь также
используется в расширительном смысле, как атрибутивное видовое свойство
homo sapiens. В рамках данной темы, прежде всего, интересен социальный
аспект рациональности – рациональность как характеристика мышления и
действия субъектов социальных процессов.
Принятое понимание рациональности вызывает вопрос о соотношении
инвариантного и вариативного в содержании рациональности, проблему
выбора между универсальной и ситуативной рациональностью, между
абсолютистской и плюралистской трактовками. Проблемой также является
выяснение
состава
самих
норм,
составляющих
эту
рациональность.
Возможность ее решения состоит в принятии в качестве исходной посылки
относительно
неизменной
системы
ценностей,
обеспечивающих
поддержание существования человека как био-социо-культурного существа
[81].
Если под культурой понимается совокупность взаимно соотнесенных
социальных программ человеческой деятельности, а под социумом –
надприродная реальность в целом, то вышеуказанная система ценностей
является фундаментом всего многообразия социальных отношений и
«работает»
на
сохранение
функционирование
мышления
и
определяющей
основных
практической
характеристики
и
устойчивое
проявлений
деятельности
организации
развитие
культуры.
здесь
социума,
Рациональность
предстает
общества
на
как
в
виде
системы
воспроизводства социального бытия. Однако это не означает, что любые
формы человеческого мышления и действия имеют рациональную основу. С
другой стороны, это не означает также, что выбор рационального поведения
всегда предпочтителен. Бессмысленно отрицать или умалять значение тех
сфер человеческой активности (творчество и т.п.), в которых нерациональное
или
иррациональное
поведение
является
неотъемлемым.
Однако
оптимальная организация различных сфер социальной жизни невозможна
209
вне системы рациональных актов, ориентированных на некие (зачастую
неявно принимаемые) эталоны рациональности.
Общество как система воспроизводства артефактной реальности
существует и развивается путем перманентной адаптации к изменениям
внешних и внутренних условий, аналогично биологической адаптации,
инструментом
же
надприродной
адаптации
выступает
культура.
Рациональность является «защитным поясом», одним из фундаментальных
адаптивных средств культуры. В частности, В.С. Швырев, развивая
ценностно-нормативную
трактовку
рациональности,
подчеркивал
неотъемлемость рациональности для самой культуры, исходя из следующего:
«Рациональность как духовная ценность является поэтому необходимым в
культуре противоядием против всякого рода аутизма в сознании, «замыкании
на себя», на собственную культурную, национальную, личностную и т.д.
ограниченность…» [155, c. 100].
Принимая идею о том, что тенденции в изменении доминирующего
типа рациональности соответствует изменение отношения к философии, мы
воспользуемся понятием «образ философии», которое по своему содержанию
близко понятиям «образ науки» [116, c. 17] и «образ логики» [см. 61, с.15-19].
Целью использования данного понятия является выяснение отношения к
философской
деятельности
сегодня
как
одному
из
проявлений
рациональности в современной культуре.
Под образом философии мы будем понимать систему складывающихся
в обществе представлений о философии, ее месте, роли, значении и т.д.
Образ философии чаще всего складывается стихийно и является отражением
доминирующей
в
культуре
мировоззренческой
парадигмы
и
соответствующего типа рациональности. Изменение образа философии, как
правило, соответствует смене типов рациональности, поскольку состоит, в
том числе, в изменении представления о разуме и отношения к нему.
В истории развития человеческой мысли можно выделить множество
образов философии в обществе и культуре. С рядом оговорок их можно
210
разделить на позитивные и негативные, опираясь на оценку феномена
философии со стороны общества.
Под позитивным образом философии понимается доминирование в той
или
иной
культуре
такого
отношения
к
философии,
когда
она
воспринимается как социально значимая деятельность. Негативный образ
философии
подразумевает
обратное
отношение
к
ней,
философия
объявляется бесполезной или опасной. Однако идеология, выступающая с
критикой по отношению к философии, всегда нуждается в каком-либо
философском фундаменте. При такой постановке вопроса, речь идет не об
открыто принятой философии, а о тех часто неявных допущениях
философского
характера,
которые
всегда
присутствуют
в
любом
мировоззрении. При невозможности последовательного отказа от философии
в какой-либо ее форме, такой отказ проявляется низведением философии до
ранга вспомогательной дисциплины. Таким образом, вопрос об образе
философии
может
быть
поставлен
как
вопрос
об
отношении
к
фундаментальным характеристикам самого философского знания, к тем
основам философского мировоззрения, которые выступают как образцы
интеллектуальной культуры. Образы философии в той или иной культуре
обнаруживают себя в различных сферах общественной жизни и проявляются
в отношении к самой ценности рационально познания, отношения к разуму
как средству обретения истины.
Современная мировая культура характеризуется усилением процессов
деинтеллектуализации,
превращения
разума
в
средство
реализации
утилитарных потребностей. В.Н. Порус замечает: «…практическая (скажем
так: инструментальная) ценность интеллекта повышается всем ходом
событий в современном мире, но в то же время происходит ее снижение в
системе культурных ориентаций» [121]. Такая девальвация разума может
быть отнесена к разряду глобальных культурных тенденций, поскольку она
сказывается на функционировании различных социальных институтов и
обнаруживает себя в различных цивилизационных типах современности.
211
В сфере образования деинтеллектуализация проявляется в форме
привнесения в него логики рыночных отношений, отношения к результатам
образования с точки зрения их потребительской ценности. Образование
теряет самостоятельную значимость и ценится в той мере, в которой отвечает
социальным запросам. Это ведет к диверсификации и узкой специализации
образовательных
процессов,
теряющих,
за
ненужностью,
системный
характер. Тенденция десистематизации имеет своим следствием снижение
адаптивной
роли
образования,
ослабления
подготовки
индивида
к
нормальному функционированию в условиях экспоненциального возрастания
и усложнения информации, перманентных инноваций и т.д.
Для науки вообще девальвация разума оборачивается девальвацией
фундаментальной науки. Факт наличия у науки ряда внешних социальных
функций, зависимости от запросов социума
неоспорим. Однако также
неоспоримо и наличие внутренних целей и ценностей развития научного
познания, определяемых фундаментальной наукой. Пренебрежение к
фундаментальным научным исследованиям также является следствием
потребительского отношения к науке как к средству удовлетворения
«актуальных» потребностей. Другими словами, скепсис по отношению к
науке не распространяется на ее «полезные» приложения. Б.И. Пружинин так
резюмирует положение дел: «В рамках самой научно-познавательной
деятельности носителем идеи истины как основополагающей ценности
остается фундаментальная наука. Но сегодняшняя реальность такова, что
логика развертывания науки в целом определяется не ее собственными
интересами, а интересами приложений» [125, c. 118]. Такое положение дел
обусловливает разрыв между фундаментальной и прикладной наукой,
закрепляемый
в
общественном
сознании
в
форме
абсурдного
противопоставлении знания, «оторванного от жизни», и знания, нацеленного
на практику. В свою очередь, постмодернистский отказ от категории истины
стал
основанием
для
критики
«беспредметности»
фундаментальных
исследований, исторически ориентированных на поиск истины.
212
В условиях современной культуры тенденция к девальвации разума
означает также и постмодернистскую тенденцию к отказу от единых
критериев рациональности в ее валюативном смысле в пользу полного
плюрализма «рациональностей». На наш взгляд, это не решает, но усугубляет
проблему, т.к. открывает возможность принятия даже таких типов
рациональности, которые противоречат самой идее разума в качестве
регулятива. Отказ от «диктата истины» в рамках культуры постмодерна
зачастую доходит до отказа от самой истины и возможности ее обретения. О
тенденции релятивизации любого знания высказался Д. Дэннет, делая акцент
на ее негативных последствиях для науки: «... в некоторых интеллектуальных
кругах, куда входит ряд наших наиболее продвинутых мыслителей в сфере
гуманитаристики и искусства, данная позиция выдается за софистичную
оценку тщетности доказательств всех заявок на знание по причине
релятивности последнего… Подобно многим другим наивным людям, эти
мыслители, рассуждая о демонстрируемой неспособности их методов
поиска истины в достижении стабильных и ценных результатов и опираясь
на свой
собственный опыт, наивно обобщают их в том духе, что никому
другому вообще неведома возможность открытия истины» [66, с. 236-237].
Научное отношение к реальности состоит, в том числе, в возможности
постоянного пересмотра открытых истин, принципиальном отказе от
самодавлеющего «догматизма» истины. Подобная установка вовсе не
означает невозможность достоверного познания. Объявляя реальность
непознаваемой, мы отходим на позиции солипсизма, заведомо тупиковой
гносеологии. В то же время, признавая наличие «абсолютных», неизменных
истин мы также лишаем себя возможности последовательно познания мира,
т.к.
признание
«абсолютности»
любой
истины
выходит
за
сферу
компетенции знания в область веры. Вера как иррациональная убежденность
в истинности суждения, не требующая подтверждения, сохраняет за собой
ряд функций, прежде всего, психологического характера, но вступает в
противоречие с принципом потенциальной познаваемости реального мира.
213
Таким образом, наука всегда находится между двух крайностей: тотальной
познаваемостью и тотальной непознаваемостью объекта. Полное, предельно
достоверное знание о мире является для науки не более чем горизонтом
познания, принципиально недостижимым, но перманентно регулятивным
идеалом процесса познания. При всей кажущейся тривиальности подобных
рассуждений, данная тема по сей день остается спорной для многих
философов науки. Более того, сомнения в достоверности научного познания
все чаще переходят в форму открытого сомнения в познавательной силе
науки.
Образ философии и образ науки в современной культуре находятся в
похожем
положении,
деинтеллектуализации.
становясь
Рост
жертвами
сомнений
в
совокупности
эвристическом
процессов
потенциале
рационализма сказывается на восприятии познавательной силы философии и
науки. Так, современная культура оказывается в ситуации выбора между
формулированием
(«реанимацией»)
интерсубъективных
основ
рациональности и отказом от них в пользу выше обозначенного плюрализма
рациональностей.
Примечательно, что большинство отечественных и зарубежных
исследователей
проблематики
перспектив
развития
современной
цивилизации указывают на необходимость пересмотра системы ценностей.
Создание единой системы ценностей, на их взгляд, является едва ли не
главным
условием
преодоления
системного
кризиса
современной
цивилизации. Пересмотр нравственных ценностей, и более того, создание
единой (глобальной) этической системы представляет собой тему для
отдельного исследования. Не вдаваясь в проблему возможности и
необходимости реализации подобного проекта, отметим, что расширение
границ рационального дискурса является необходимым условием для
повышения адаптивного потенциала культуры, в том числе посредством
разработки системы рационально обоснованных этических норм. Нормы
нравственности различных культур, несмотря на известное сглаживание в
214
ходе глобализации, имеют существенные отличия, и их тотальная
нивелировка может привести к существенному снижению культурного
разнообразия социума. В то же время разум как основа социального
взаимодействия имеет универсальное значение, вне зависимости от
культурных отличий. В данной связи возникает вопрос о средстве
трансляции интеллекта как культурной универсалии. Традиционно таким
средством выступает институт философского образования.
Под философским образованием мы будем понимать совокупность
практик передачи информации философского характера, реализуемых с
помощью института образования. Институт философского образования
осуществляется
посредством
различных
сообществ,
среди
которых
собственно философские, религиозные и научные организации. Помимо
этого,
философское
образование
включает
в
себя
трансляцию
соответствующего типа культуры. В целом образование как социальный
институт выполняет функцию передачи тех элементов существующей
культуры,
сохранение
которых
является
обязательным
условием
существования цивилизации. Философское образование в данном контексте
отвечает за передачу центральных ориентиров познания, к которым
относится
система
ценностных
основ
классической
европейской
рациональности.
Философия, как и любая другая познавательная деятельность,
необходимо связана с соответствующим образованием как практикой
трансляции целей, средств и существующих результатов этой деятельности.
Философское образование является необходимым условием существования,
сохранения и развития философии как вида мировоззрения. Кроме того,
философское
образование,
способствуя
трансляции
философской
информации различного рода (от формальной до ценностно-нормативной),
выполняет и ряд общекультурных функций.
Философское образование как наиболее эффективный институт (в
отличие от идеологий различного рода), работающий на сохранение и
215
трансляцию информации философского характера, является необходимым
средством
передачи
основополагающих
ценностных
нормативов
классического европейского типа рациональности. Эти ценности второго
порядка, инструментальные по отношению к самоценности человеческого
разума, совпадают по содержанию с базовыми принципами философского и
научного
познания.
Основными
из
них
являются:
критичность,
рефлексивность, логичность, толерантность, гуманизм и т.д.
Как
институт
образование,
воспроизводства
несомненно
самой
вынуждено
философии,
адаптироваться
к
философское
изменениям
социальной среды, сохраняя при этом свою рациональную основу. На общем
фоне роста сомнений в базисных ориентирах рационального отношения к
познанию и попыток формулирования иных типов рациональности,
классические свойства философии остаются неизменными. Неслучайно,
открывая
XXI-й
всемирный
философский
конгресс,
посвященной
воспитательной роли философии, Дж. Силбер заметил, что философия
сегодня «…должна воплощать в себе любовь к мудрости и базироваться на
рациональных способах мышления, используя которые можно с наибольшей
вероятностью
выстроить
максимально
приближенные
к
истине
представления о реальности».
Есть
философии.
ряд
условий,
Одним
из
формирующих
них
является
сегодня
негативный
традиционный
разрыв
образ
между
философией и наукой. Для России этот разрыв наметился после смещения
доминирующей
идеологемы
«научной
философии».
Действительно,
утверждение о научном характере философии является для большинства
философов более чем спорным, принимая во внимание различие в объектах и
методах познания. В то же время, намеренное противопоставление данных
областей
знания,
настаивающее
на
принципиальной
личностной,
мистической, иррациональной и т.п. специфике философии, является
разрушительной
спекуляцией. Не
подлежит сомнению колоссальный
потенциал течений в истории философии, обозначаемых как «софийный»,
216
«валюативный» тип философствования. Однако популярное представление о
философии как о принципиально иррациональной духовной деятельности
представляется
несостоятельным.
формируется
как
Напротив,
философия
рефлексивно-рациональное
изначально
мировоззрение,
как
альтернатива мифологическому иррационализму. В этой связи трудно не
согласиться с выводами Д.Н. Дубровского: «… в условиях нынешнего этапа
развития общества с его обозначенными выше негативными явлениями в
системе
культуры,
первостепенная
роль
принадлежит
рациональной
философии. Имеется в виду такой тип философской деятельности, который
сохраняет рефлексивно-критическую установку, не противопоставляет себя
научному знанию, отвергает иррационалистические и экстремистские
псевдоновации,
защищает
позиции
умеренного
консерватизма,
противодействуя разрушению фундаментальных кодов жизни и культуры,
стремится к теоретическому обоснованию выдвигаемых положений, требует
четкой
аргументации,
логической
последовательности
и
высокой
интеллектуальной ответственности» [70, c. 100-101].
Именно такой вид философствования может быть положен в основу
разработки
так
называемых
«высоких
социальных
технологий»,
обеспечивающих адекватность принятия решений в различных сферах
жизнедеятельности общества и эффективность инновационных процессов.
Например, речь может идти о перспективах конвергентного развития нано-,
био-,
инфо-
и
когнитивных
технологий
(НБИК),
приводящих
к
формированию новой жизненной среды, корректировке привычных способов
ориентации человека в мире, аксикреации. Проблема формирования
инновационной культуры общества и личности отнюдь не исчерпывается
экономическими
науками
и
требует
профессионального
внимания
специалистов разных отраслей знания - естественнонаучных, технических,
гуманитарных. Философия участвует в этих процессах, взаимодействуя с
другими науками, но её миссию не осуществит никакое другое знание.
217
Философское образование выполняет ряд уникальных функций в
системе культуры. Помимо выше упомянутых особенностей философского
образования
как
средства
повышения
рациональности
мышлении
посредством трансляции критического и логического мышления, рефлексии
и производных ценностей, влияние этого образования также сказывается на
укреплении рациональности практической деятельности. Рациональность
практической деятельности представляет собой соответствие конкретных
социальных практик нормам рациональности мышления. В первую очередь,
это касается рациональной организации и функционирования социальных
институтов (образование, наука, государство, экономика, право и т.д.). Каким
образом
на
повышении
рациональности
практической
деятельности
сказывается философское образование?
Философское образование является наиболее адекватным средством
трансляции рациональных ценностей. Ни один из остальных типов
мировоззрения, кроме философского, не может формировать эти ценности и,
чаще всего, напротив, оставляет за разумом роль средства по отношению к
вере, идее, практике или пользе. Только философия рассматривает разум в
качестве самоценного и неотъемлемого свойства человека. Не будет ошибкой
утверждать, что философия в известном смысле «оторвана» от практики, т.к.
являет собой пример фундаментально теоретической интеллектуальной
активности, с чем связаны постоянные попытки критики «бесполезности»
философии.
Как было отмечено выше, институт образования приобретает все
большую практическую ориентацию, теряя связи с философией. Общая
культуро-созидательная функция образования резко девальвируется, о чем Б.
Рассел писал еще в 1941 году: «…можно заявить, что образование должно
иметь
другие
цели,
чем
простая
прямая
выгода,
без
сохранения
традиционных учебных курсов. Практичность и культура, когда они
понимаются широко, представляются несовместимыми в гораздо меньшей
степени, чем кажутся фанатичным защитникам и того и другого.
218
Тем не менее, помимо случаев, в которых культура напрямую связана с
выгодой, овладение знаниями имеет различного рода непрямую выгоду, даже
если не имеет практического применения» [128].
По той причине, что образование является средством компенсации
родовой неспециализированности человека, его связь с воспроизводством
культуры как системы совместной адаптации очевидна. Философское
образование
выполняет
функцию
передачи
центральных
нормативов
культуры, что обусловливает его значение в системе воспроизводства самого
человека.
Признание за философией двух родов функций (мировоззренческих и
методологических) давно стало трюизмом в учебной и научной литературе,
однако механизмы реализации этих функций в конкретных социальнокультурных практиках до сих пор остаются проблемой. Прививая культуру
рационального
мышления,
философское
образование
отвечает
за
формирование возможности успешной оценки проблемных сфер социальной
жизни, их конструктивного преобразования и построения прогнозов
дальнейшего функционирования. Принимая во внимание многообразие форм
возможного влияния философского образования на функционирование
различных социальных институтов, обозначим лишь некоторые особенности
воздействия философского образования на различные социальные практики.
Формируя
элементом
системную
которой
является
рациональность
критическая
мышления,
центральным
познавательная
установка,
философское образование способствует развитию навыков работы с наиболее
абстрактной и концептуальной информацией. Это в свою очередь становится
условием проявления рациональности мышления в сфере принятия решений.
Как отмечает Б.В.Марков, философское образование формирует ресурс
интеллектуальной адаптивности, необходимый в сфере принятия решений:
«Философия обладает мощными когнитивными ресурсами, которые могут
эффективно применяться для принятия нестандартных решений» [108, c. 89].
219
Успех социального управления напрямую зависит от навыков
системного анализа ситуации с учетом возможных рисков. Философия как
учебная дисциплина в условиях современности должна быть ориентирована,
в том числе, на подготовку специалистов по работе с информацией в
различных социальных институтах. Эта идея подтверждается на практике, в
частности, открытием в 2003 году образовательной программы «Связи с
общественностью» на философском факультете МГУ им. М.В.Ломоносова.
Обозначенная система ценностей, составляющих основу философии, в
частности, толерантность, критичность, свободомыслие, приоритет личности
и
др.
являются
современных
основой
обществ.
для
Сама
развития
институтов
возможность
демократизации
построения
пространства
рационального политического дискурса зависит от применения ценностей,
воспроизводимых и транслируемых посредством философского образования.
Например, для К. Поппера, рациональность политического дискурса - это
условие построения открытого общества: «открытое общество – это не
только общество либеральных свобод, но и общество, в котором сознательно
культивируется дух рационального критицизма, свободного обсуждения
принимаемых решений и способов их обоснования. Поэтому философское
обоснование либерализма и проблема рациональности оказываются у К.
Поппера взаимосвязанными» [39, c. 23].
Специфика философского образования во многом состоит именно в
трансляции
элементов
рациональности
в
вышеуказанном
смысле.
Следовательно, посредством этого института, через интеллектуальное
просвещение выполняется постоянная робота по корректировке ценностей.
Личность, обладающая философской культурой мышления, способна к
комплексной оценке различных социальных явлений в их системной
взаимосвязи.
Основными
этапами
формирования
и
одновременно
концептуальными критериями философской культуры личности полагаем
следующие:
220
- определённое овладение специальной философской терминологией,
категориально-понятийным аппаратом;
-
чтение
специальной
философской
литературы,
оригинальных
философских текстов;
- навыки философского диалога, философского дискурса в целом;
-независимое,
толерантное,
критическое
мышление
как
мировоззренческо-деятельностная ценность;
-
личностная
потребность
в
философствовании
как
способе
миропостижения и миропонимания;
- возможная реализация философской культуры в процессе реализации
профессиональной деятельности.
Сложность
институтов
внутренней
становится
саморегуляции
наиболее
очевидной
отдельных
в
свете
социальных
актуальных
противоречий на стыке этики, права, науки, экономики и политики. В этой
связи особое значение приобретает этическая проблематика. Например, Ф.
Фукуяма отмечает, что в отличие от экономики, в которой отсутствие
государственного
контроля
открывает
перспективы
для
успешной
саморегуляции на основе свободной конкуренции, наука должна частично
регулироваться извне: «Сама по себе наука не может определить цели,
которым она служит. Наука может открывать вакцины и средства от
болезней, но может и создавать инфекционные агенты; может открывать
физику полупроводников – и физику водородных бомб. Наука как таковая
абсолютно безразлична к тому, собирались ли опытные данные при
скрупулезном соблюдении интересов людей – объектов исследования. В
конце концов, данные есть данные, и часто лучшие данные могут быть
получены …отступлением от правил или вообще полным отказом от них»
[151, c. 261]. Ключом к решению данного комплекса проблем, по мнению
Фукуямы, является создание специального института для всесторонней
оценки принимаемых решений. Гуманитарная экспертиза любых проектов,
направленная
на уменьшение социальных рисков на всех уровнях
221
структурной организации общества, требует высокой профессиональной
этики и развитого критического мышления.
В отношении рациональности практической деятельности этика
заслуживает
особого
внимания.
Традиционно,
этика
находилась
в
компетенции религии, что стало причиной архаичности этой сферы духовной
культуры. Выдвигавшиеся философией этические теории никогда не
получали столь широкого применения, что объясняется полемическим и
критическим характером их основоположений. Современное философское
образование
должно
способствовать
распространению
толерантного
отношения к этическим нормам и давать возможность для индивидуального
нравственного выбора. Однако, создание светской этики, основанной на
рациональных началах, предполагает и создание универсальной компоненты,
системы социально значимых ценностей. Возможность решения столь
фундаментальной социальной задачи опирается в первую очередь на
распространение этического знания не в форме догматического учения, но в
форме философско-просветительской работы, предполагающей критикорефлексивное осмысление этого знания. На весьма отдалённую перспективу
не исключена и «мировоззренческая революция в массовом сознании», в
которой не последнюю роль могут сыграть и СМИ. Но целесообразно
учитывать, что СМИ как таковые мировоззренческих идей, ценностей не
производят, они могут только способствовать их распространению.
Полагаем,
что
все
вышесказанное
позволяет
говорить
о
философском образовании как о средстве повышения рациональности
мышления и практической деятельности в условиях современного социума и
является определённым вкладом в концепцию такого повышения.
5.3. Эволюция рациональности практической деятельности в
российском обществе: синергетическая перспектива
222
Создание такой науки как синергетика ознаменовало новый тип
рациональности. Это относится не только к естествознанию, но и к
применению идей синергетики к объяснению механизмов социального
развития. Как показал В.П. Бранский, «традиционная теория (диалектическая
концепция Г. Гегеля и К. Маркса) рассматривала развитие как процесс
перехода от одного порядка к другому. Хаос при этом или вообще не
учитывался, или рассматривался некий побочный и потому несущественный
продукт закономерного перехода от порядка одного типа к порядку другого
(обычно
более
сложного
типа).
Для
синергетики
же
характерно
представление о хаосе как о таком же закономерном этапе развития, что и
порядок» [136, с. 13].
Поэтому синергетика рассматривает внутреннее
взаимодействие элементов социальной системы как единство и борьбу
порядка и хаоса, как многократное чередование порядка и хаоса (так
называемый детерминированный хаос). [136, с. 14].
Заметим, что порядок и хаос являются объектами противоположной
природы, их равноправное рассмотрение в концепции соответствуют
подходу Н. И. Лобачевского. Иначе говоря, синергетика не отбрасывает
полностью достижений предшествующего этапа развития рациональности.
Однако заметим, что противоположности – порядок и хаос – склонны
переходить
друг
в
друга,
чего
не
предполагалось
относительно
противоположных объектов, которые рассматривались как Лобачевским, так
и следующими поколениями ученых.
Рассмотрение истории человечества с синергетической точки зрения
приводит к выводу о том, что социальная самоорганизация выступает как
чередование двух процессов – иерархизации и деиерархизации. Первое
означает объединение диссипативных структур в диссипативные структуры
более высокого порядка. Деиерархизация – обратный процесс. [136, с. 16].
При этом спектр направлений, в которых может протекать тот или иной
процесс
определяется
эволюционирует,
и
сущностью
характером
социальной
внешней
223
среды.
системы,
Это
которая
означает,
что
важнейшую роль играет бифуркация – разветвление старого качества,
наличного
состояния
социальной
системы,
на
конечное
множество
возможных новых состояний общества. Иначе говоря, имеет место
нелинейность, которая придает развитию общества неоднозначный характер.
По всем показателям российское общество находится в точке
бифуркации, и возможно движение по одному из вероятных направлений.
Возникает вопрос: это движение происходит по объективным, независящим
от общества, от коллективного разума причинам, или рациональность
мышления и действия могут оказать воздействие на реализацию одного из
сценариев будущего?
Социальный
отбор
включает
в
себя
три
фактора
-
тезаурус, детектор и селектор [136, с. 502].
Тезаурус
- это конечное множество возможных диссипативных
структур, возникающих в
существующей структуре как результат
соответствующей бифуркации. Иначе говоря, это возможные направления
развития. Для современной России предлагаются
следующие сценарии
развития:
1.
Сохранение существующей тенденции на «доедание»
созданного в индустриальную эпоху промышленного сектора страны,
на
углубление
пропасти
между
сверхбогатыми
и
остальным
населением страны. В движении по данному пути уменьшается и
количество сверхбогатых, что свидетельствует о приближающемся
конце
запасов,
оставшихся
от
прошлого
состояния
системы.
Разрушение инфраструктуры, что отражается и на работе предприятий,
а значит, на прибыльности, в существенной мере определяет скорость
движения к завершению данного процесса «доедания». (Это сценарий
ряд политиков позиционирует как консервативный).
2.
Движение
к
автаркии,
т.
е.
построение
такого
хозяйственного уклада, который позволяет России существовать
224
независимо и полнокровно от ввоза и вывоза иностранных товаров.
(Сценарий Института русской цивилизации).
3.
Движение к
Великой цели, когда общество в целом и
личность в отдельности живут и работают для достижения этой цели.
Тогда не будет лишних людей, поскольку у всех есть Дело. (М.
Делягин с идеей Космоса как цели).
4.
Движение к «многоэтажному человечеству», к состоянию,
подобному описанному О. Хаксли в его «Прекрасном новом мире».
Это общество, в котором на основе биотехнологий конструируются
люди, обладающие сверхспособностями, и обслуживающие их низшие
касты. (Ф. Фукуяма).
5.
Российский когнитивный проект (С. Переслегин).
6.
Новый
социализм
(Программа
партий
КПРФ
и
«Справедливая Россия, которые различаются меньше, чем утверждают
их лидеры»).
Можно и другие варианты найти, но сформулированные наиболее
часто обсуждаются исследователями. Весь этот набор составляет тезаурус.
Помимо тезауруса для социального отбора требуется детектор, т. е.
фактор, который осуществляет выбор из тезауруса.
Этим детектором является взаимодействие элементов системы, в
данном случае общества, в котором существуют разнообразные интересы,
в соответствии с которыми ведется деятельность. Ряд интересов
совпадают, образуя общие интересы социальных групп. Общие интересы
социальных групп оказываются в состоянии конкуренции, а также в
состоянии кооперации, сотрудничества. Во взаимодействии этих сил
существенное влияние имеют как качественный, так и количественный
аспекты.
Присмотримся к тезаурусу и детектору с точки зрения соотношения
объективного и субъективного.
225
Прежде всего, отметим, что каждый из сценариев развития имеет
объективное основание. Так, первый вариант базируется на объективно
существующем фундаменте, созданном в процесс социалистической
индустриализации. Он
оказался столь мощным, что более двух
десятилетий страна, практически, живет на запасах, сформированных
предыдущими поколениями. И это при том, что поля зарастают
сорняками, некогда рентабельные предприятия закрылись, целые отрасли
приказали долго жить. Субъективный фактор выступает в виде
стремления социальной группы, обозначаемой ныне как «олигархи», да
конца доделить бывшую общенародную собственность, вывезти капиталы
и «закрыть тему». Поскольку данная социальная группа обладает немалой
властью, то данный сценарий весьма вероятен.
Второй вариант имеет объективное основание в природных
богатствах страны, в достаточно высоком уровне образования населения,
что позволяет обеспечивать нужды, как отдельной личности, так и всего
государства в целом. Субъективный же фактор слабо представлен.
Помимо группы ученых, разделяющих идею автаркии, в обществе нет сил,
придерживающихся таких взглядов.
Почти в таком же состоянии находится и сценарий Великой цели.
Объективно – страна располагает научно-техническим потенциалом для
реализации этой цели. Субъективный фактор для своего проявления
требует немалых сознательных усилий сторонников такого сценария, чего
совершенно не наблюдается.
Точно также можно указать, что ни одно из оставшихся направлений
не имеет явных преимуществ.
Тогда надо обратить внимание на третий
фактор социальной
самоорганизации – селектор. Он определяет отношение
внутренних
взаимодействий в системе к характеру окружающей среды.
Если рассматривать внешнюю среду, то возможность первого
сценария вполне соотносится с тенденцией внешней среды, точнее, со
226
стремлением США продолжить прежний курс на мировую гегемонию.
При этом если доллар не обеспечен золотом, то он вполне обеспечен
военной силой. Несмотря на все кризисные явления программы
вооружений в США не сокращаются, причем ставка делается не на
ядерные силы, а на новые виды, так что все договоры с Россией по СНВ-3
не имеют для них особого значения.
Движение к автаркии тоже имеет варианты во внешней среде,
причем, опираясь на идеи, связанные с развитием нанотехнологий,
формируется представление о том, что станет возможным создание
ассемблера-сборщика, который будет из атомов собирать все нужные
вещи на фабрике весьма ограниченного объема. В целом технологии
будут таковы, что все необходимое можно будет производить в одном
месте, в одном регионе, и надобность в международной торговле
исчезнет. Вот и автаркия, которую описывают как «окукливание» народов
в
отдельных
регионах
в
соответствии
со
своими
культурными
традициями.
В
общем-то,
предлагаемые
сценарии
сформулированы
без
использования рациональности, которая задается синергетикой. Надо еще
раз обратить внимание на взаимоотношение, взаимодействие порядка и
хаоса, вглядываясь в состоянии российского общества, в состояние его
экономики. Здесь можно отметить следующие факторы:
Во-первых,
хаос,
наступивший
в
экономической
жизни,
в
технологической сфере, и является закономерным этапом развития. Он
взаимодействует с порядком, относящимся к интеллектуальной сфере, к
сфере сохраняющихся фундаментальных знаний.
Во-вторых, как следует из синергетической концепции социального
развития, «специфика социального детектора состоит в том, что его
функцию выполняет борьба, взаимодействие социальных идеалов» [41, с.
511].
227
Рациональность мышления и действия в таком случае связана с
определением того социального идеала, реализация которого позволит
России сохраниться и развиваться как великой державе. Тогда выбор из
ряда социальных идеалов надо совершать на основе принципа, которого
придерживался В. Ф. Эрн еще в начале ХХ века, когда тоже превалировал
хаос: выбор следует осуществлять на основе системы культурных и
нравственных ценностей, которая сформировалась
в тысячелетней
истории России.
Опора на системы культурных и нравственных ценностей нашего
народа
добавляет
субъективный
фактор,
который
выражается
эмоциональном и интуитивном принятии именно тех идеалов, в которых
заложено понятное, родное, передаваемое строем языка, традициями и т.
д. Так, В. Ф. Эрн писал о справедливости. Вся история нашей страны,
история
русской
культуры
демонстрирует
обостренное
чувство
справедливости, присущее народу. В систему культурных и нравственных
ценностей входят и другие
установки, например, сформированные
русским космизмом. Именно этот комплекс ценностей должен определить
выбор социального идеала.
Кроме того, самоорганизация общества включает и систему
управления. Рациональность действия в этой сфере тоже требует опоры на
систему культурных ценностей, свойственных народу.
Чтобы пояснить эту мысль, обратимся к недавней истории, когда в
90-х годах нашу страну заполонили консультанты, прибывавшие из
разных стран с тем, чтобы преобразовать экономическую и политическую
систему России. При этом всех группы иностранных специалистов
исходили из представлений, характерных для той или иной страны. Так,
если в Москве действовали, в основном консультанты из США, то в
Калининграде было больше немецких специалистов, а также датских. На
дальнем Востоке прислушивались к японским авторитетам. Казалось бы,
все они рассуждали о рыночной экономике. Но рыночная экономика
228
функционирует в разных странах по-разному. Например, в Германии
можно говорить о социально ориентированной экономике, в США
совершенно иная модель рыночной экономики. Французская экономика
подвержена сильному государственному управлению. Экономика Дании
ориентирована на сферу услуг.
Разнообразие моделей рыночной
экономики определяется именно культурой, системой культурных
ценностей, которые задают и мотивацию деятельности, и накладывают
отпечаток на цели общества и т. п. Поэтому, вполне закономерно и
предсказуемо было фиаско всей консультативной деятельности, которая
только добавила хаоса в состояние социума. Рациональность системы
управления включает в себя аналитическую работу, касающуюся
фиксации, исследования социальных идеалов, отбора их с учетом
факторов, о которых шла речь выше.
Таким
образом,
фундаментом
практической
деятельности
в
современном российском обществе должен стать тип рациональности,
формируемый синергетикой.
5.4.
Рефлексия
и
универсальная
теория
организации
как
инструменты повышения уровня рациональности деятельности
Для
всякой
эстетической
–
деятельности
немаловажным
–
теоретической,
параметром
практической
является
или
эффективность.
Улучшить данный параметр можно различными способами, большинство из
которых, так или иначе, сводятся к повышению уровня разумности или
рациональности прилагаемых субъектом усилий. Проведённое автором в
рамках работы в НОЦ исследование было посвящено двум взаимосвязанным
комплексам философских идей, применение которых на практике позволяет
повысить
уровень
рациональности
деятельности.
Речь
идёт
о
трансцендентальной рефлексии и универсальной теории организации,
которая с начала XX до начала XXI веков сменила несколько названий, не
изменяя своей сути. Эти комплексы идей, а также соприкасающиеся с ними
229
концепты, предвосхитили и обусловили переход сначала к неклассическому,
а затем и к постнеклассическому типам рациональности.
В ходе работы над первым этапом исследования было подвергнуто
анализу понятие трансцендентальной рефлексии в философии И. Канта. Дело
в том, что И. Кант одним из первых ясно продемонстрировал, что наше
сознание, а, значит, и опыт, который является продуктом его работы,
организовано
особым
образом.
Каким
именно,
философ
выяснил
посредством обращения к трансцендентальной рефлексии – присущему
психике субъекта универсальному инструменту дифференциации. О том, что
это за инструмент, И. Кант говорит в «Критике чистого разума», на
основании
исследования
которой
можно
заключить,
что
трансцендентальная рефлексия – это сложный инструмент различения,
присущий человеческому сознанию, реализующийся на трёх различных
уровнях:
метауровне,
трансцендентальном
и
формально-логическом
уровнях. Первому уровню свойственна трансцендентальная метарефлексия,
благодаря которой возможно а) выявить функции души (аксиологическую,
гносеологическую
и
праксиологическую),
б)
различить
работу
чувственности, рассудка и разума в рамках каждой из этих функций, в том
числе, выявить априорные формы чувственности рассудка и разума, а также
в) различить те области реального мира и мира культуры, с которыми мы
имеем дело. Второму уровню соответствует трансцендентальная рефлексия,
позволяющая а) определить участие чувственности, рассудка и разума в
конституировании понятий, б) отнести то или иное представление к
познавательной способности, к которой они принадлежат, и в) выяснить
посредством трансцендентальной (содержательной) логики, насколько наши
представления и понятия соответствуют действительности (предметам).
Третьему уровню присуща логическая рефлексия, с помощью которой
осуществляется сопоставление представлений и понятий между собой на
соответствие законам общей логики, безотносительно к предметному
содержанию познания. Чтобы процесс познания давал действительно
230
значимые плоды, а не фантазии и фикции, в его ходе должна применяться
рефлексия всех трёх уровней в систематическом единстве. Причём
трансцендентальная метарефлексия и рефлексия должны использоваться на
стадии получения знания и фиксации его в форме суждений, а рефлексия
третьего уровня работает с уже готовым знанием, которое проверяется на
следование правилам общей логики.
Исследование понятия трансцендентальной рефлексии в философии
И. Канта позволило установить, что этот инструмент не только помогает
раскрыть особенности организации сознания и опыта, но также сам является
неким организующим началом. Причём, поскольку деятельность субъекта
носит сознательный характер, то рефлексия задействована в организации
всякой деятельности субъекта, направленной на преобразование объекта.
Таким образом, в своём творчестве И. Кант осуществил важный для развития
рациональности
переход
от
организации
сознания
к
организации
действительности через преобразующую активность существ, наделённых
сознанием. Этому переходу посвящен материал, подготовленный автором в
ходе третьего этапа работы в рамках исследования философских оснований
рациональности
практической
деятельности
в
западноевропейской
философии ХIХ века в части изучения практической философии И. Канта.
В частности, была установлена взаимосвязь идеала чистого разума,
который откладывает значительнейший отпечаток на теоретическую,
практическую и эстетическую деятельность субъекта, и трансцендентальной
рефлексии. Если идеал чистого разума – это цель, в соответствие которой
должно быть приведено содержание сознания, а значит, вокруг которой
должна
строиться
преобразующая
активность
субъекта,
то
трансцендентальная рефлексия – это средство, с помощью которого
достигается нужный результат. Причём идеал этот содержит в себе два
фундаментальных свойства, которые суть единство и системность. Идеал
единства достигается с помощью трансцендентальной рефлексии, так как она
обеспечивает трансцендентальное единство самосознания субъекта, а также
231
не позволяет разуму ни теоретическому, ни практическому прийти в
противоречие с самим собой, т.е. помогает разрешить антиномии разума.
Идеал системности, т.е. достоверности, неслучайности, обоснованности
знания, без которых невозможно совершение эффективных и адекватных
ситуации поступков, достигается также с помощью рефлексии, когда она
подвергает форму и содержание сознания, а также результаты деятельности
субъекта постоянному анализу. Таким образом, две первейших задачи, с
которыми сталкивается трансцендентальная рефлексия на пути воплощения
идеала чистого разума – это разрешение диалектики и антиномий, что
является первым шагом к обеспечению единства сознания, и применение к
содержанию сознания априорных принципов чувственности, рассудка и
разума, а также принципов способности суждения, что является первым
шагом
к
обеспечению
системности
знания,
без
чего
невозможно
организовать эффективное преобразование действительности.
Принимая во внимание то значение, которое имеет открытие
трансцендентальной рефлексии для рационализации деятельности субъекта,
можно сказать, что И. Кант начал работу по созданию универсальной теории
организации
бытия,
завершить
которую
предстояло
отечественной
философской мысли, что ознаменовало впоследствии переход к эре
постнеклассической рациональности. Тому, как это произошло, были
посвящены разработки автора в рамках второго и четвёртого этапов работы в
НОЦ.
В
частности,
в
рамках
исследования
философских
оснований
рациональности мышления в российской философии XIX – начала XX вв.,
было показано, как блестящий знаток творчества И. Канта Вл.С. Соловьёв,
основываясь на достижение рационалистической западной мысли, через её
критику и привнесение новых самобытных идей, сформировал фундамент
особого
типа
рациональности,
на
универсальная теория организации.
232
котором
выросла
первая
зрелая
Характерными чертами этого типа рациональности, которые нашли
отражение в философской системе Вл.С. Соловьёва, являются универсализм,
содержательность (стремление к которой отчётливо видно в желании
построить отличную от формальной содержательную, или органическую,
логику), синтетичность и установка на преобразование действительности, но
не механическое, которое не учитывает особенностей работы с системами, а
органическое. Общность данных свойств особенно ярко видна, когда они
обнаруживаются при сравнении таких непохожих друг на друга и во многом
друг другу противоречащих концепций как теории Вл.С. Соловьёва и
А.А. Богданова.
Важно отметить, что в основании учения Вл.С. Соловьёва и концепции
А.А. Богданова лежит метафора организма, которой характеризуется бытие в
целом. Это имеет ряд важных следствий. К этой метафоре непосредственное
отношение имеют идеи эволюции и организации, первая из которых станет
базисом
неклассического,
а
вторая
–
постнеклассического
типов
рациональности. Например, в «Критике отвлечённых начал» Вл.С. Соловьёв,
рассуждая о значении творчества в деле обретения истины, пишет, что «для
истинной организации знания необходима организация действительности. А
это уже есть задача не познания, как мысли воспринимающей, а мысли
созидающей, или творчества». Т.е. задолго до появления синергетики
Вл.С. Соловьёв обратил внимание на организацию в действительности и
организацию в познании, объединив их в представлении о творчестве, как
неком фундаментальном принципе бытия. В антропологическом измерении
творчество предстаёт как труд, к которому постоянно апеллирует в своей
гносеологии А.А. Богданов. Основатель эмпириомонизма стоит на том, что
труд – это форма познания. Согласно его воззрениям только через
организованную совместную деятельность, направленную на преобразование
действительности, человечество узнаёт что-то новое и подлинное о
реальности.
Нечто
похожее
на
богдановскую
концепцию
выскажет
М. Хайдеггер в 1953 году в докладе «Вопрос о технике», где τέχνη, а вместе с
233
тем и производство, наряду с έπιστήμη, будут им представлены как способ
раскрытия потаённости, или как вид «истинствования».
В итоге автору удалось продемонстрировать, что тип рациональности,
запечатлённый в трудах Вл.С. Соловьёва и характерный для русской
философии конца XIX начала XX веков является переходным типом
рациональности от классического к неклассическому, с последующим
выходом
на
постнеклассический
тип
рациональности
в
трудах
А.А. Богданова. Ему была посвящена проведённая в рамках четвёртого этапа
работа в ходе исследования роли критического мышления в формировании
рациональности мышления и практической деятельности в современном
российском обществе.
В частности, автором были рассмотрены тектологические идеи
А.А. Богданова,
которые
привели
к
преобразованию
хозяйственной
деятельности всего прогрессивного мира, в т.ч. России, во второй половине
XX века, а также к возникновению новых теоретических конструктов, таких
как кибернетика, которая дала толчок взрывному развитию технологий на
рубеже XX-XXI веков, а также синергетика и универсальный эволюционизм,
на которые возлагаются надежды по преодолению кризиса фрагментарности.
Было показано, что знание об общих принципах организации помогло
строителям новой России после революции, к которым, бесспорно, можно
отнести и А.А. Богданова. Его тектологические идеи дали полезные всходы в
медицине, педагогике, культуре и экономике не только в нашей стране, но и
за рубежом. Помимо того, что тектология, наряду с идеями К. Маркса и
Ф. Энгельса, легла в основу нового – планового – типа хозяйствования,
который на долгие годы определил основные черты и тенденции социальной
практики советского народа, творчество А.А. Богданова подарило целый ряд
новых точных и эффективные методов управления производственными
процессами. Например, его разработки нашли практическое применение на
Западе при выработке методов сетевого планирования. Сегодня эти
технологии
управления
производственными
234
процессами
активно
используются в различных сферах народного хозяйства России. Более того,
отечественные вузы в огромном количестве готовят специалистов по
направлению «Менеджмент». Данная дисциплина является осовремененным
и адаптированным для решения определённого круга управленческих задач
приложением богдановской тектологии. Таким образом, на примере
Вл.С. Соловьёва и А.А. Богданова удалось продемонстрировать вклад
отечественной
философии
в
рост
рациональности
теоретической
и
практической деятельности.
Подводя итог настоящего исследования в целом, следует подчеркнуть,
что применение рефлексии, как инструмента, организующего работу
сознания
и
активность
субъекта
по
организации
(целесообразному
преобразованию) действительности, и достижений системного подхода уже
повлияло
на
рост
рациональности
теоретической
и
практической
деятельности в России и мире. Однако ввиду недостаточной изученности
взаимосвязи этих двух комплексов идей, а также их теоретических
оснований, знание о которых можно было бы транслировать через систему
образования, не позволяют максимально использовать их потенциал. Даже в
повседневной жизни мы регулярно сталкиваемся с вредом, который
причиняют своей деятельностью или бездействием субъекты, слабо
владеющие или вовсе не владеющие навыками обращения с рефлексией. В
свою очередь взаимодействие групп субъектов ввиду незнания их
руководителями азов системного подхода часто носит дезинтегрированный и
неэффективный характер. Можно выразить надежду, что результаты,
полученные в ходе настоящего исследования, могут внести скромный вклад в
исправление данной ситуации.
5.5. Значение формирования пространства публичности для роста
рациональности политического действия в российском обществе
Одной из серьезнейших проблем современной России является
неразвитость политической сферы в жизни общества, одним из прямых
235
следствий которого является отсутствие конкуренции среди политических
партий страны с одной стороны, так и пассивность населения в отстаивании
своих интересов путем участия в политической жизни страны.
Вполне
очевидно, что подобное состояние российского общества обусловлено его
историческим развитием, прежде всего событиями 20 века, в которые
корнями уходит дефицит рациональности политического действия и
неразвитость
пространства
публичности
в
современном
российском
обществе.
Ключевыми
составляющими
рациональной
политической
деятельности являются следующие: 1) критическое мышление и способность
оценивать происходящее; 2) способность на основании произведенной
оценки выносить политические суждения; 3) воля и желание участвовать в
политической
жизни
общества.
полноценная
политическая
Без
жизнь,
любого
из
выражающаяся
этих
компонентов
в
рациональной
политической деятельности в пространстве публичности, невозможна. При
этом рациональность политического действия и развитость публичного
пространства неразрывного связаны друг с другом: любое политическое
действие для своей реализации нуждается в месте, в котором оно может быть
осуществлено. Именно таким местом и является пространство публичности.
Оно характеризуется двумя основными моментами: 1) пространство
публичности – это интерсубъективное пространство; 2) пространство
публичности является тем местом, в котором люди открыто высказывают
свое мнения и хотят быть услышаны другими. Соответственно, чем шире
пространство публичности, чем больше людей принимают в нем участие и
чем больше открытость и интенсивность обмена политическими мнениями,
тем больше возможности для проявления рационального
политического
действия.
Таким образом при построении концепции роста рациональности
политического действия в современной российском обществе необходимо
учитывать специфику отечественного публичного пространства. Специфика
236
эта заключается прежде всего в том, что Россия – страна посттоталитарная. А
значит и публичное пространство в России - посттоталитарное, а не
демократическое, т.е. оно еще не достигло тех размеров и многомерности,
которые она имеет в развитых демократиях Запада. Основная причина тому страх политического действия, наследие тоталитарного режима. Почему же
существует боязнь публичного действия в посттоталитарных странах, если
террор, его причина, уже давно отсутствует? Как кажется, дело здесь в
рефлексе,
который
выработался
в
российском
обществе
за
годы
тоталитарного режима. Ведь долгие годы появление в пространстве
публичности означало если не смерть, то в лучшем случае лагерь или
тюрьму. Именно страхом публичных действий, а не безразличием,
объясняется пассивность сегодняшнего населения России. Таким образом
политическое действие в современном российском обществе характеризуется
в большей мере рефлективностью и пассивность, лишь в малой степени ему
присуще осознанное и рациональное политическое действие. В обществе
атрофировалось нормальные для демократии связи, способность людей к
открытому
волеизъявлению.
нескольких
поколений,
Возможно,
прежде
чем
понадобятся
россияне
годы
смогут
и
смена
почувствовать
свободными от своего прошлого и смогут открыто действовать в
пространстве публичности.
Однако, процесс возрождения политической активности и роста
политической
рациональности
в
российском
обществе
может
быть
существенно ускорен, если привлечь для этого потенции, которые содержит
в себе бурное развитие средств массовой информации и коммуникации,
происходящее в последние 20-30 лет. Прежде всего это относится к мировой
коммуникационной сети Интернет,
которое связывает между собой
миллионы, если не миллиарды пользователей по всему миру. Эта новая,
бесконтактная коммуникационная среда обладает большим политическим
потенциалом. Большой политический потенциал Интернета заключается
прежде всего в том, что он представляет собой пространство, способное
237
вместить в себя неограниченное количество людей и дать им возможность
вступать с друг другом в коммуникацию не в физическом, а в виртуальном
пространстве, делая тем самым возможным участие в политической жизни в
любом месте и в любое время. Интернет представляет собой место, в котором
встречаются представители самых разных политических взглядов. При этом
виртуальный характер Мировой Паутины позволяет исключить насилие, что
особенно важно при переговорах сторон, находящихся в состоянии
вооруженного конфликта. Помимо этого, Интернет является альтернативой
«большой» или «официальной» политике, участвовать в которой любой
гражданин формально может, но на практике это очень затруднено
связанностью работой-потреблением и отсутствием достаточного количества
свободного времени для этого. Мировая Паутина позволяет каждому
индивиду, если у него есть на это желание, активно участвовать в создании
пространства, в котором можно было бы выражать свое мнение. Интернет
способствует появлению новых форм участия граждан в политике, которые
не зависят от больших политических структур и средств массовой
информации. Интернет дает возможность малым группам, в том числе
этническим, присутствовать в виртуальном пространстве, объединяя своих
представителей
вне
зависимости
от
государственных
границ
и
географических расстояний.
Как средство коммуникации Интернет обладает четко выраженным
двойственным характером. С одной стороны, он является средством
массовой информации, так как передает информацию от одного источника
большому
количеству
потребителей,
осуществляя
тем
самым
одностороннюю связь, и не отличаюсь в этом случае от других средств
массовой информации – газет, радио, телевидения. Но в то же время,
Интернет является средством коммуникации, осуществляющим связь многих
независимых
друг
от
друга
пользователей
между
собой,
позволяя
информации перемещаться в разных направлениях. Благодаря дуальному
характеру своей коммуникативности, Интернет способен стать средством для
238
осуществления прямой демократии, его развитие способно активизировать
политическую жизнь общества, привлекая к прямому участию в политике все
большее количество граждан. Интернет-коммуникации делают возможным
теперь возрождение состязательного характера политики, так как в
Интернете снова получают возможность для существования и развития
противоположности, которые были вытеснены официальной политикой из
публичной жизни. Интернет создает новые механизмы отношений между
общественными
институтами
и
гражданами.
Каждый
индивидуум
посредством Мировой Паутины получает возможность активно участвовать в
создании пространства, в котором он может свободно выражать свое мнение.
Однако, создание полноценного публичного пространства – это хотя и
важное, но не единственное необходимое условие роста рациональности в
российском обществе. Необходимо также и развитие трех основных
компонентов
политической
рациональности:
критического
мышления,
политической способности суждения и воли к политическому действию.
Теперь коротко попробуем обрисовать, каким образом можно повлиять на
развитие трех этих качеств в российском обществе.
Во-первых, что касается критического мышления, то его развитие
происходит в рамках самых разных общественных структур, наиболее
эффективными из которых являются институт семьи и система образования.
В обоих случаях речь идет об обучении мыслительным операциям и
способности к критической оценки происходящего. Однако если обучение
критическому мышлению в семье в большей степени зависит от личностных
особенностей родителей, которые в современном мире все меньше и меньше
оказывают влияние на развитие подрастающего поколения, то система
образования
в
большей
степени
может
способствовать
развитию
рационального мышления с самого раннего возраста. Поэтому необходимо
введение в образовательный процесс программ развития мышления у детей.
Причем
помимо
специальных
дисциплин
по
овладению
навыками
рационального мышления, логической культуре, необходимо также и в
239
преподавании традиционных школьных и университетских дисциплин делать
акцент не на запоминание и воспроизведение фактов, а на развитие
самостоятельного рационального мышления. В этой связи видится также
необходимым
специальная
подготовка
и
регулярное
повышение
квалификации школьных и университетских специалистов по программам,
обеспечивающим
как
рост
уровня
рационального
мышления
самих
специалистов из системы образования, так и их компетенций, способных
обеспечить рост рационального мышления у обучаемых ими.
Во-вторых, если вести речь о развитии политической способности
суждения, то здесь, в силу отсутствия ясного и четкого механизма влияния на
ее развитие, задача выглядит значительно сложнее, чем это было в случае с
критическим мышлением. В той или иной степени способность суждения
задействована в любом суждении, касающемся политических вопросов. В
чистом виде способность суждения находит применение лишь в немногих
современных демократических институтах, среди которых прежде всего
следует отметить органы местного самоуправления. Благодаря последним
каждый человек может принять непосредственное, прямое участие в
политической жизни общества, высказав публично свое мнение перед
собранием других членов общины. Еще одним политическим институтом, в
котором способность суждения находит примение в чистом виде, помимо
органов самоуправления
является институт суда присяжных, который
является своего рода последним остатком активного гражданского участия.
Суд присяжных может служить тем примером института свободы, который
одновременно является местом упражнения способности суждения. Однако
участие в работе обоих этих институтов во многом затрудненно, поскольку
требует значительного свободного времени, которым не располагает
значительная часть современного российского общества.
Альтернативой вышеназванных институтов, мог бы стать институт так
называемой «электронной демократии», феномен которой стал возможен
благодаря Интернету и который использует то пространство публичности,
240
которое с каждым годом все увеличивается как по своим количественным,
так и качественным показателям. Электронная или интернет-демократия - не
просто очередной этап глобального развития демократических институтов и
в то же время не просто техническое нововведение, позволяющее гражданам
более удобно общаться со своим правительством, а последнему - оперативно
получать информацию о своих гражданах. Интернет-демократия - это способ
поставить вопрос о демократии заново, обозначить ключевые проблемы
любого демократического устройства, понять, какие опасности готовит
массовая дигитализация коммуникаций и какие перспективы возможны для
действительной демократизации массовой политики, в том числе и путем
радикальной реорганизации таких традиционных институтов, как партии.
Однако в феномене «электронной демократии» скрывается и проблема,
которая заключается в том, что выборы - это не только избрание
представителей для голосования, но еще и своеобразный фильтр, благодаря
которому происходит отбор тех, кто обладает необходимыми для принятия
политических решений компетенциями. Сегодня же
значительная часть
граждан не обладает достаточным пониманием государственных вопросов
(многие, к примеру, не понимают даже тех основных политических и
экономических
аспектов,
касающегося
их
непосредственно).
Однако
полноценное участие в политическом процессе предполагает обладание
основными знаниями по тем вопросам, которые выносятся на общественное
обсуждение. Таким образом основная проблема, возникающая при попытке
введения прямой демократии посредством «электронной демократии» массовая некомпетентность. В обществе
массовой
некомпетентности
решения, принимаемые большинством, исходят из уровня компетенции
большинства, а для большого числа государственных решений этот уровень
компетенции очевидно недостаточен. Чтобы спорить о бюджете, налогах,
нужно, прежде всего, разбираться в вопросе. Иначе говоря, переход к прямой
электронной демократии во многом осложняется тем, что обычный средний
гражданиг
не
обладает
ни
достаточной
241
заинтересованностью,
ни
необходимой компетентностью для квалифицированного обсуждения в
интеренете того или иного государственного вопроса.
Таким образом, переход к прямой демократии, осуществляемой
электронными - и прежде всего сетевыми - средствами коммуникации,
требует,
как
минимум,
создания
системы
непрерывного
массового
образования граждан, принимающих в этой демократии участие - просто для
того,
чтобы
повышать
уровень
компетентности
обсуждаемых
и
принимаемых решений. Система прямой демократии, то есть онлайнового
обсуждения ключевых вопросов государственной жизни и принятия тех или
иных решений по этим вопросам, требует, в качестве своего компонента,
наличия системы массового просвещения, которое бы вводило людей в курс
обсуждаемых проблем. И это сложнейшая инженерная задача. Это то, что
президент РФ Дмитрий Медведев называет "умной политикой". Такая
образовательная структура, по сути, должна существенно ограничить
представление об образовании как комплексе "услуг", производящих хорошо
маркетизированный продукт (специалиста).
Представление о том, что, получив высшее образование, человек уже
больше не нуждается в обучении, в ситуации прямой демократии
неактуально. Человек учится, приобретает и осваивает новые знания и
навыки всю жизнь до тех пор, пока является деятельным гражданином,
участвующим в жизни государства. Профессиональное образование должно
сочетаться с собственно "обучением политике" (каковое до нашего времени
практически всегда оставалось элитарным, а не массовым). Для этого могут
быть использованы как собственно электронные ресурсы (сайты и
программы, политические форумы и др.), помогающие получить новые
специазнания и умения, научиться лучше разбираться в происходящих в
стране политических, экономических и социальных событиях, так и
специальные курсы для всех желающих (при университетах, культурных
центрах и т.д.), которые должны были бы решать те же задачи. Также можно
перенять практику многих развитых стран, в которых университеты
242
являются своего рода культурными центрами и каждый желающий может
посещать
лекции
практически
по
любым
предметам
(естественно,
предварительно зарегистрировашись). Таким образом важнейшим условием
роста
политической
распространение
активности
интернета
граждан
нашей
на максимально
страны
является
широкую аудиторию
и
непрерывный процесс политико-экономического просвещения и образования
населения.
И, в третьих, воля к участию в политической жизни – это то, что
прививается с самого раннего возраста и на что сложнее всего оказать
прямое влияние, но на который могут оказывать косвенное влияние
множество других факторов. Однако главными из них является чувства
патриотизма и чувство сопричастности к происходящему в политической
жизни страны и возможности повлиять на него посредством своего
волеизъявления. Воспитать эти качества в подрастающем поколении –
серьезная и очень сложная задача, которую однако необходимо решать на
самом серьезном, в том числе государственном, уровне, если мы хотим
чтобы у нашей страны было достойное будущее. Современная российская
молодежь - люди вполне адаптированные к сегодняшним реалиям жизни,
ценящие
свое
время
и,
в
целом,
ратующие
за
новое
качество
взаимоотношений с государственными структурами. Эти граждане России требовательные и критические, они будут находить недоработки и
несуразности, и уже от власти зависит, чтобы все эти огрехи не только
оперативно устранялись, но чтобы в них не было системных ошибок или
передергиваний, встречающиеся, например, когда возможности электронных
сервисов
никак
не
корреспондируют
с
реальными
практиками
делопроизводства. Активность данной категории людей будет создавать
давление на институты власти, заставляя их адаптироваться к требованиям,
обстоятельствам жизни, притязаниям людей. Наиболее активная часть
пользователей социальных сетей, читатели блогов - это молодые люди в
возрасте от 20 до 30 лет. Сталкиваясь с несправедливостью и беззаконием,
243
все большее число таких людей предпочитает не действовать в рамках
традиционного российского габитуса, решая вопросы за закрытыми дверями
и известную мзду. Вместо этого они размещают соответствующую
информацию в интернете, пытаясь привлечь внимание других людей и СМИ.
Уже сегодня по такому сценарию ежедневно возникают десятки стихийных
групп граждан. Как правило, эти группы имеют достаточно короткую жизнь,
их распад столь же быстротечен, как и генезис. Однако в перспективе
подобная самоорганизация будет приводить к формированию устойчивых
социальных сетей, не имеющих единого центра, но способных к автономной
мобилизации групп в несколько сотен и более человек. Их гражданская
активность сегодня направлена не против существующего конституционного
строя. Напротив, основной тезис нового гражданского общества - это
требование от власти неукоснительно соблюдать законы Российской
Федерации. В этом состоит ключевая особенность этого нового явления: оно
принуждает чиновников относиться к собственному государству всерьез.
Законы не являются поводом для "договора", они являются буквальной и
общеобязательной программой поведения в обществе. В этом смысле
протестная активность граждан направлена на укрепление российского
государства
и
его
законодательства
вопреки
воле
власть
имущих.
Гражданские сети, возникающие в интернете, выполняют роль прямого
народного контроля за соблюдением законодательства, уравновешивая
шансы сильных и слабых на справедливое отношение со стороны закона.
Поэтому адекватная ответная реакция крайне важна для формирования
активной политической позиции у российской молодежи: принятие
политических решений должно учитывать существующие в обществе
мнения, инспирировать дискуссии по тому или иному государственному
вопросу,
выносить
рассмотрение
важнейших
общественнозначимых
вопросов на общественное обсуждение. Естественно, снижение уровня
коррупции и бюрократии также было бы существенным вкладом в
повышение политической активности граждан нашей страны, оказало бы
244
положительное влияние на веру в возможность изменений к лучшему в
нашей стране, однако это настолько тяжелая и комплексная проблема для
России, что решить ее в ближайшем будущем вряд ли возможно. Другое
дело, что рост политической активности и политической рациональности сам
по себе является тем фактором, который может существенно снизить уровень
этих негативных явлений.
Подводя итог нашему размышления о возможности роста политической
рациональности в российском обществе, обозначим наши выводы: 1)
необходимо
введение
в
систему
образования
программ
развития
самостоятельного и критического решения, развития логической культуры
мышления. Более того, помимо программ, направленных на развитие
рационального мышления у обучаемых в учебных заведениях, должны быть
введены также и программы развития и повышения компетенции для самих
педагогов, что обеспечит наибольшую эффективность реализации учебных
программ по развитию рационального мышления; 2) необходимо создание
системы непрерывного массового образования граждан, принимающих
участие в прямой электронной демократии. Это необходимо для того, чтобы
повышать уровень компетентности обсуждаемых и принимаемых решений;
3)
Необходимо
максимальное
распространение
коммуникации на территории страны.
средств
массовой
Интернет должен стать доступен
100% населения страны. Это обеспечить возможность прямого участия в
политической жизни всему населению страны. 4) Также необходимо
непрерывное политическое просвещение населения страны. Это возможно
как
при
помощи
(телевидение,
средств
интернет
и
массовой
др.),
так
информации
и
при
и
коммуникации
помощи
бесплатных
образовательных курсов (например, при университетах) для объяснения тех
или иных аспектов политической и экономической жизни страны; 4)
государство
должно
обратить
особое
внимание
на
воспитание
у
подрастающего поколения чувства патриотизма и чувства сопричастности к
происходящему в политической жизни России и возможности повлиять на
245
него посредством своего волеизъявления. Реализовать решение этой задачи
могут как специальные образовательные программы, общественные проекты
(например, «Мы – россияне» и др.), так и проведение комплекса мер,
направленных на реформирование системы управления страной, преодоление
коррупции и бюрократии, повышение уровня взаимодействия граждан и
органов власти.
246
6. Результаты, полученные за время выполнения контракта
В ходе выполнения первого этапа НИР «Исследование философских
оснований рациональности мышления и практической в деятельности
философии И. Канта и кантианской традиции» получены следующие
результаты:
1. Исследованы философские основания рациональности мышления в
философии
И.
Канта.
Разработана
концепция
рациональности
как
определенного рода условий, налагаемых на человеческую коммуникацию и
позволяющих
отделить
рациональную
компоненту
общения
от
нерациональной и иррациональной. Данная концепция применена к
философии И. Канта, в результате чего показано, что кантовское понятие
рациональности строится за счет отождествления субъекта и адресата
коммуникации, что позволяет обосновать объективность результатов
мышления, но обусловливает абстрактность его теории мышления и
практической
деятельности.
Разработанная
концепция
подтверждена
большим объемом данных, полученных на основе текстологического анализа
произведений Канта и логической реконструкции его идей.
2. Исследованы философские основания рациональности мышления в
кантианской традиции. Установлено влияние концепции рациональности И.
Канта как на философское, так и на художественное творчество. В частности,
показано, что основные мотивы творчества Э. Т. А. Гофмана неотделимы от
кантианской традиции, а смыслы его произведения «Крошка Цахес…»
исходят из трактата Канта «Ответ на вопрос: что такое просвещение?».
Обосновано наличие кантовского влияния на философские аспекты наиболее
значительных сочинений Р. Эмерсона, Э. По и Г. Мелвилла, связанные с
основаниями рациональности в североамериканской культуре. Установлено
влияние концепции рациональности И. Канта как на российскую (на примере
работ А.И. Введенского и Н. Реймерса), так и на англо-американскую
247
философскую традицию (на примере работ Питера Стросона, Ричарда Рорти,
Патриции Китчер, Беатрис Лонгенесс).
3. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в философии И. Канта. Выявлены рациональные основания
практической деятельности (политической и религиозной) в философии
Канта. Обосновано влияние рациональных установок философии Канта на
его учение о вечном мире. Доказано, что последовательное проведение
кантовской рациональной трактовки элементов человеческого сознания в
практической деятельности позволяет снижать вероятность возникновения
межрелигиозных конфликтов в обществе. Установлено влияние Ветхого
Завета на становлении кантовской рациональной трактовки религии и
определено значение кантовской концепции религии в пределах только
разума в практической деятельности людей.
4. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности
в
кантианской
традиции.
В
результате
сравнения
категорического императива И. Канта с принципом сострадания А.
Шопенгауэра выявлены преимущества рациональной теории морали И.
Канта. На этой основе выявлено значение концепций И. Канта, А.
Шопенгауэра и Ю. Хабермаса для принятия рациональных поведенческих
решений. Сформулировано понятие культурной ценности в философской
концепции образования C. И. Гессена в контексте кантианской традиции
рациональности практической деятельности. На основании общей традиции
рационального мышления (Ж.-Ж. Руссо, И. Кант, С.И. Гессен) установлена
взаимосвязь концепции общей воли и демократии. Показано влияние
кантовского рационального обоснования человеческой деятельности на
учение Ханны Арендт о политической способности суждения.
5. Исследована рациональность морального действия в философии И.
Канта. С позиций кантовского рационализма выявлены недостатки золотого
правила нравственности как регулятора морального действия. Доказано, что
248
попытки введения понятия «общественной» морали, не выводящейся из
морального сознания индивидов, являются следствием пренебрежения
понятием «нравов» общества как сложной системы норм, рационально
регулирующих действия людей в обществе и обществ по отношению друг к
другу,
где
мораль
выполняет
роль
центрального
регулятива.
Сконструирована антиномия свободы практического разума и дано ее
разрешение на основании допущения
рационального поведения субъекта
морального поступка.
В ходе выполнения второго этапа НИР «Исследование философских
оснований рациональности мышления в западноевропейской и российской
философии XIX-XX века» получены следующие результаты:
1. Исследованы философские основания рациональности мышления в
западноевропейской философии ХIХ века.
Доказано, что рациональность – это органичное свойство системы Канта,
которую можно рассматривать как образец философского мировоззрения,
направленный
на
рациональное
переустройство
мира
на
основе
рационального его понимания. Реконструирован кантовский взгляд на мир
как имманентную цель политики, цель и условие существования государства.
Обосновано, что ревизия Кантом оснований философского мышления имела
своим
следствием
создание
нового,
более
рационального
способа
философского рассуждения и философской аргументации. Проанализировано
влияние, которое оказала философия Канта на концепции рациональности и
иррациональности мышления, разработанные Э. Т. А. Гофманом, А.
Шопенгауэром, Ф. Ницше, К. Марксом и Ф. Энгельсом. Прослежено
взаимодействие рационализма и эмпиризма в философии американских
романтиков.
2. Исследованы философские основания рациональности мышления
западноевропейской философии ХХ века.
249
в
В
логико-философско-методологической
философии
ХХ
века
«рациональность»,
традиции
проанализировано
«логика»,
зарубежной
соотношений
«непротиворечивость».
понятий
Выявлены
лингвистические основания рациональности в дескриптивной метафизике
П.Ф. Стросона. Изучена риторическая рациональность Х. Ортеги-и-Гассета.
Исследованы концепции научной рациональности Карла Поппера и Томаса
Куна и влияние этих концепций на понятие аргументации. В зарубежной
социально-политической философии ХХ века исследованы рациональность и
либерализм в теории справедливости Дж. Ролса и его последователей, при
анализе
понятия
рациональность
публичного
пространства
политического
мышления.
Х.
Арендт
Также
исследована
проанализирована
трансформация представлений о кризисах в европейской философии ХХ века
и сформулирована идея о необходимости становления нового типа
рациональности как условия преодоления кризиса.
3. Исследованы философские основания рациональности мышления в
российской философии XIX – начала XX вв.
Реконструированы основные черты гносеологии Владимира Соловьёва
как
проявление
особого
типа
рациональности.
Обоснована
идея
нарративности творчества Н.А. Бердяева. Доказано, что подход В. Ф. Эрна к
рациональному развитию экономики требует учетов системы ценностей
русской
культуры.
Выявлены
характеристики
рациональности
в
гносеологической концепции Н.О. Лосского как условия истинности
суждений, как действие логических законов и в связи с понятиями
причинности и целесообразности, доказано, что рассмотрение вопроса о
природе рациональности в концепции интуитивизма Н. О. Лосского
приобретает системный характер. Сопоставлены попытки преодоления
аксиологического кризиса, предпринятые Н. Гартманом и С. Гессеном,
показано, что эти мыслители признавали действенность иррациональных
мотивов в субъектно-ценностном отношении. Проанализирована философия
истории мыслителей русского зарубежья. Сопоставлены контекстуальный
250
подход в методологии историко-философского исследования и классическая
рациональность, продемонстрировано, что весь контекст формирования
концепции целесообразно представить в виде своеобразных “кругов" –
пространственно-временных
сегментов,
обладающих
определенными
характеристиками, которые поспособствовали существенным изменениям в
концепции мыслителя.
4. Исследованы философские основания рациональности мышления в
современной российской философии.
Проанализированы наиболее значимые исследования рациональности в
современной российской философии науки и дискуссии 1980-90 гг.,
связанные с этой проблематикой. Доказано, что в работах В.Н. Поруса и В.С.
Швырева намечается единая ценностно-нормативная тенденция в понимании
рациональности.
Охарактеризовано
влияние
постклассического
рационализма на образование в соответствии с объективными потребностями
современной отечественной и мировой культуры. Рассмотрено становление,
развитие и концептуальное содержание российского университетского
образования
в
диахроническом
и
синхроническом
измерениях,
проанализирована его роль в формировании критического мышления,
которое проинтерпретировано в ценностно-инструментальном, а не логикометодологическом
смысле.
Прослежено
изменение
роли
знаний
и
информации в современном мире, их количественных и качественных
характеристик. Сделан прогноз относительно роста рациональности как
атрибута менталитета современного российского общества. Наконец,
исследована трансгрессивность воззрений на рациональность представителей
традиционализма в современной русской философии и доказано, что
трансгрессивная русская философия является абсолютной альтернативой
идеям «всеединства» и космизма.
5. Исследованы философские основания рациональности мышления в
современной западноевропейской философии.
251
Проанализированы работы современных зарубежных философов в
области логики, риторики, теории аргументации. Обоснован синтетический
подход в методологии истории логики, опирающийся на концепции «образа
логики», принципе методологического дуализма и поризматической модели
развития науки. Проанализировано множество понятийных процедур,
выделяются основания их типологизации, поставлены проблемы анализа
процесса оперирования понятиями, приводятся различные классификации
процедур
оперирования
понятиями.
Доказано,
что
неориторика
Х.
Перельмана является одной из важнейших моделей теории аргументации ХХ
века и представляет собой переход к неформальной аргументации,
приводящему к новому толкованию рациональности. Проанализирована
тематика
современных
зарубежных
философских
исследований,
посвященных С. Тулмину, для понимания структуры и содержания
относительно сложных вербальных протоколов предложено использовать
расширенную версию модели Тулмина. Исследованы характерные для
прагма-диалектической концепции понятия
аргументации»,
«структура
аргументации»,
«точка зрения», «схема
«невыраженная
посылка».
Доказано, что исследование аргументации, предпринятое голландской
школой, позволяет уточнить термин "рациональность".
В ходе выполнения третьего этапа НИР «Исследование философских
оснований
рациональности
практической
деятельности
в
западноевропейской и российской философии XIX-XX века» получены
следующие результаты:
1. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в западноевропейской философии ХIХ века.
Реконструирована
кантовская
концепция
морали
как
основания
рациональности практической деятельности, показана ее неотделимость от
процедуры
трансцендентальной
рефлексии.
Выявлены
условия
применимости кантовской концепции вечного мира для повышения уровня
рациональности в современных международных отношениях. Разработана
252
методика
использования
кантовской
интерпретации
Библии
для
рационализации религиозных и нравственных отношений в обществе.
Выявлена роль моральной казуистики для рационального разрешения
нравственных
проблем.
Установлены
кантовские
представления
о
рациональности педагогической деятельности и прослежена дальнейшая их
трансформация. Прослежены метаморфозы рациональности в практической
философии американских романтиков XIX.
2. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в западноевропейской философии ХХ века.
Доказано, что рациональность вместе со свободой и равенством
образует антропологическое ядро современной либеральной политической
философии.
Выявлено
значение
рациональности
в
межчеловеческом
общении на основе коммуникативной теории Х. Арендт. Установлено, что
рациональность практического разума масс проявляется в структурах
повседневности.
3. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в российской философии ХIХ – начала ХХ вв.
Проанализирована практическая рациональность российского общества
второй половины XIX века на примере восприятия им научных открытий.
Установлено, что критика рациональной педагогики В. Зеньковским и В.
Розановым связана с неприятием ими утилитаризма, педагогического
натурализма и формального подхода к религиозному воспитанию. На
материале
творчества
иррациональные
Н.О.
особенности
Лосского
изучены
стилистики
рациональные
русской
и
культуры.
Реконструированы рациональные основания персоналистской концепции
культуры Н. А. Бердяева. Выявлены правовые основы функционирования
образования как социального института в философии С. И. Гессена,
прослежена рациональная взаимосвязь между правами и свободами личности
и автономией образовательной системы. Реконструированы рациональные и
иррациональные основания этического учения И. А. Ильина. На материале
253
философского наследия П. Н. Милюкова проанализированы проблемы
выявления рациональных оснований мировой и отечественной истории и
исторической науки.
4. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в современной российской философии.
Изучены современные дискуссии в отечественной философии о
рациональности морали. Рассмотрена взаимосвязь феномена философского
образования и проблемы рациональности. Обоснована необходимость
повышения уровня рациональности образования для преодоления кризисных
явлений
в
современном
российском
обществе.
Показано,
что
распространение логической культуры может стать реально действующим
средством для этого. Рассмотрена практическая деятельность межкультурной
коммуникации в современном обществе и установлены рациональные
основания профессиональной универсальности лингвиста, осуществляющего
такую коммуникацию.
5. Исследованы философские основания рациональности практической
деятельности в современной западноевропейской философии.
Изучены запросы общества в интерпретации современных западных
философов,
создана
концепция
практической
деятельности.
аргументации
выявлены
В
аргументации
контексте
условия
и
как
когнитивного
критерии
рациональной
подхода
к
рациональности
и
эффективности убеждающего общения. Изучена концепция рационального
действия Дж. Серля.
В ходе выполнения четвертого этапа НИР «Исследование роли логики,
аргументации и критического мышления в формировании рациональности
мышления и практической деятельности в современном российском
обществе» получены следующие результаты:
1. Исследована роль аргументации в формировании рациональности
мышления в современном российском обществе. Произведено обобщение
системной модели аргументации, разработана методология использования
254
этой модели в современном российском обществе. Рассмотрено логическое
моделирование наборов аргументов, показано, что логика предлагает
нормативные модели, которые навязывают аргументации заранее заданную
структуру. Определено место риторики в рациональной аргументации,
выявлен
потенциал
риторических
приемов
для
формирования
рациональности мышления. Предложена прагма-диалектическая теория
ошибок в аргументативных практиках, которая может служить стимулом
повышения рациональности мышления в российском обществе.
2. Исследована роль аргументации в формировании рациональности
практической
деятельности
в
современном
российском
обществе.
Рассмотрено место и роль ценностей, интересов и психологических
установок
в
рациональной
реконструкция
аргументации.
ценностноориентированной
Произведена
аргументации
рациональная
И.
Канта.
Разработана методика формирования у студентов навыков рационального
убеждающего общения в рамках курса «Риторика», построенного в контексте
системной модели аргументации. Приведен
обосновывающий
необходимость
синергетический аргумент,
рационализации
практической
деятельности в современном российском обществе.
3. Исследована роль логики в росте рациональности мышления в
современном
российском
обществе.
Выявлено
место
логики
и
рациональности в культуре русского народа, доказано, что развитие
формального мышления и повышение уровня рациональности в обществе
становится
одной
из
важнейших
задач
логики
как
современной
образовательной дисциплины. Описана роль неклассических логик в росте
рациональности мышления. В контексте проблемы роста рациональности
выполнен сравнительный анализ логических моделей и естественных
структур понятий. Произведен обзор исследований нерациональности
естественных логических процедур, в качестве источника нерациональности
понятийного мышления указаны деструкции логических форм операций с
понятиями.
255
4. Исследована роль преподавания логики в росте рациональности
мышления в современном российском обществе. Обоснована значимость
преподавания логики для становления рационально и критически мыслящей
личности.
Доказана
необходимость
изменения
«образа
логики»,
сложившегося в отечественной традиции преподавания логики, для роста
рациональности
в
современном
российском
обществе.
Исследовано
формирование логической культуры мышления как проблема начального
образования, разработана концепция курса «Логические начала» для
учащихся средних школ. Предложена методика развития индивидуальной
рациональности средствами изучения логики.
5.
Исследована
роль
критического
мышления
в
формировании
рациональности мышления и практической деятельности в современном
российском обществе. Проанализирована новая образовательная реальность,
характерная для сегодняшнего этапа цивилизационного развития, выявлены
ценностные приоритеты образования как условия устойчивого развития
социума и, прежде всего, ценности критического мышления. В качестве
средства
повышения
рациональности
мышления
и
практической
деятельности предложено философское образование. Критическое мышление
рассмотрено и как условие преодоления неопределенности человека в
современном социальном пространстве и восстановления рациональности
практического
действия.
Проанализированы
трактовки
критического
мышления С. И. Гессеном, Г. П. Федотовым и А. А. Богдановым, а также
значение этих трактовок для формирования рациональности мышления и
практической деятельности в современном российском обществе.
В ходе выполнения заключительного пятого этапа НИР «Разработка
концепции роста рациональности мышления и практической деятельности в
современном российском обществе» получены следующие результаты:
1. Исследована роль этики в росте рациональности мышления и
практической
Предложена
деятельности
практическая
в
современном
интерпретация
256
российском
природы
и
обществе.
сущности
рациональности с опорой на философское наследие Канта. На основе анализа
употребления терминов выявлена рациональная составляющая языка морали.
В контексте актуальных проблем современного российского общества
проанализировано этическое наследие А. Швейцера, С. И. Гессена, Н. А.
Бердяева, Г. П. Федотова. Сопоставлена кантовская этическая трактовка
религии и современные процессы, характерные для российского социума.
2. Изучен вклад преподавания этики в осуществление роста
рациональности мышления и практической деятельности в современном
российском обществе. Выявлена необходимость повышения статуса этики в
современной российской системе образования, предложено этическое
решение конфликта разных типов рациональностей в отечественном
образовании. Также исследован потенциал этико-философских идей Э.
Гофмана, Г. Риккерта и С. А. Гессена для создания предпосылок роста
рациональности практической деятельности в современной России.
3. Показано значение формирования пространства публичности для
роста рациональности политического действия на материале философских
трудов И. Канта, Х. Аренд и
Ю. Хабермаса Также изучены способы
применения теорий общественного договора для обеспечения роста
рациональности политического действия в России.
4. Сформулирована концепция роста рациональности мышления в
современном российском обществе на базе кантовского философского
наследия, отечественных исследований по логике и теории аргументации. В
ней, в частности, даны рекомендации для повышения рациональности
пользователей российского интернет-пространства, а также выявлены
способы осуществления роста рациональности мышления россиян в свете
требований, предъявляемых процессами глобализации и информатизации.
5 Концепция роста рациональности практической деятельности в
современном российском обществе разработана на основе философских
воззрений И. Канта, дополненных синергетическими идеями. Предложено в
257
качестве факторов рационализации современного российского общества
использовать философское образование и пространство публичности.
Полученные
научные
результаты
основаны
на
предложенных
авторским коллективом методологиях историко-философского исследования,
философской компаративистики, анализа и
синтеза аргументации в
философских текстах, методологии синтеза достижений западноевропейской
и российской философии на основе понятия восполнения, методологии
решения проблем практической деятельности на основе кантовской
практической философии.
Данные результаты представлены в формах:
- Пяти
отчетов
направления
о
НИР,
содержащих
исследований,
обоснование
изложение
методик
развиваемого
проведения
исследований, а также описание полученных результатов.
- Публикаций,
публикаций,
представленных
оттисков
или
в
форме
ксерокопий
распечаток
электронных
опубликованных
статей,
ксерокопий опубликованных тезисов докладов на конференциях и
принятых к печати рукописей статей и т.п., а также Интернет-портала
RATIO (http://philoslog.gorodkanta.ru) как средства распространения
результатов НИР.
Полученные результаты исследований рациональности мышления и
практической
деятельности
должны
быть
направлены
на
создание
повышение уровня рациональности современного российского общества
через систему образования и распространение разработанной концепции в
публичном Интернет-пространстве при помощи Интернет-портала RATIO и
других Интернет- ресурсов.
Основными потребителями полученных результатов является система
образования Российской Федерации, научные учреждения и сообщество
Интернет-пользователей.
Результаты НИР опубликованы в виде статей участников проекта в
рецензируемых изданиях.
258
Результаты НИР внедрены в образовательный процесс при подготовке
специалистов, бакалавров и магистров по специальностям «Философия»,
«Культурология» и других специальностях университетов, на которых
преподается курс философии и культурологии. Данные о внедрении
представлены в таблице 3:
Таблица 3
Форма внедрения
Тип внедрения
Место внедрения
1. Образовательная
Разработка
новой
программа
по образовательной
специальности
программы бакалавриата
«Философия»
на
базе
основной
(бакалавриат), в том образовательной
числе:
программы
специалитета 030101.65
«Философия»
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
2. Курс
«Логика» Изменение
(бакалавриат)
существующего курса в
соответствии
с
требованиями
подготовки бакалавров
по
специальности
«Философия» в виде
лекции: «Преподавание
логики как фактор роста
рациональности
мышления» (4 часа)
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
3. Курс
«История
зарубежной
философии»
(бакалавриат)
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
Изменение
существующего курса в
соответствии
с
требованиями
подготовки бакалавров
по
специальности
«Философия» в виде
лекций:
«Кантовская
концепция
рациональности
мышления» (2 часа),
«Рациональные
259
основания человеческой
деятельности
в
практической
философии И. Канта» (2
часа), «Рациональность
мышления
и
практического действия
в
кантианской
традиции» (2 часа).
4. Курс
«Западная Разработка нового курса
философия ХХ века» для
бакалавров
(бакалавриат)
специальности
«Философия»,
включающего в себя
лекцию «Философские
основания мышления и
практической
деятельности
в
современной
западноевропейской
философии» (4 часа) и
практические занятия на
ту же тему (2 часа).
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
5. Курс
«История Изменение
русской философии» существующего курса в
(бакалавриат)
соответствии
с
требованиями
подготовки бакалавров
по
специальности
«Философия» в виде
лекций: «Философские
основания
рациональности
мышления
в
отечественной
философской традиции»
(2 часа), «Интерпретация
оснований
рациональности
деятельности
в
российской философии»
(2 часа).
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
260
6. Курс
«Социальная Изменение
философия»
существующего курса в
(бакалавриат)
соответствии
с
требованиями
подготовки бакалавров
по
специальности
«Философия» в виде
лекции:
«Концепция
роста
рациональности
практической
деятельности
в
современном
российском обществе»
(2 часа).
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
7. Курс
«Этика» Изменение
(бакалавриат)
существующего курса в
соответствии
с
требованиями
подготовки бакалавров
по
специальности
«Философия» в виде
лекции: «Значение этики
в росте рациональности
практической
деятельности
в
современном
российском обществе»
(2 часа).
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
8. Образовательная
Разработка
новой
программа
по образовательной
специальности
программы
«Философия»
магистратуры на базе
(магистратура), в том основной
числе:
образовательной
программы
специалитета 030101.65
«Философия»
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
9. Курс
«Теория
практика
аргументации»
(магистратура)
и Изменение
БФУ им. И. Канта,
существующего курса в исторический
соответствии
с факультет, кафедра
требованиями
философии
261
подготовки магистров по
специальности
«Философия» в виде
лекции:
«Роль
аргументации
и
критического мышления
в
формировании
рациональности
мышления
и
практической
деятельности
в
современном
российском обществе»
(2 часа) и одноименных
практических занятий (2
часа).
10 Курс
«Новейшие
тенденции
и
направления
западной философии»
(магистратура)
Разработка нового курса,
в том числе лекции
«Концепции
рациональности
в
современной западной
философии» (2 часа)
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
11 Курс «Современные
проблемы
философии»
(магистратура)
Разработка нового курса,
в том числе лекции
«Значение
формирование
пространства
публичности для роста
рациональности
политического действия
как одного из видов
практического
действия» (2 часа)
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
12 Курс
«Методика
преподавания
философии»
(магистратура)
Изменение
существующего курса в
соответствии
с
требованиями
подготовки магистров по
специальности
«Философия» в виде
лекции:
«Роль
преподавания
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
262
философии в развитии
критического
мышления» (2 часа)
13 Спецкурс
«Рациональность
морального
действия»
(бакалавриат
«Философия»)
Разработка
нового
спецкурса (68 часов, в
том
числе
34
аудиторных).
БФУ им. И. Канта,
исторический
факультет, кафедра
философии
Выполненная НИР соответствует следующим условиям:
• методологическая проработанность получаемых результатов,
• применимость разрабатываемых методологий, методов и результатов к
современной российской жизни,
• использование методов аргументационного анализа и моделирования
аргументации для повышения достоверности результатов НИР,
• использование
этических
критериев
для
оценки
современного
состояния российского общества,
• применение новых методов синтеза достижений западноевропейский и
российской философии на основе понятия восполнения,
• анализ большого корпуса текстов кантианской и российской традиции,
• применение методологии компаративистского анализа на основе
теории аргументации,
• использования
исследований
публичного
и
Интернет-пространства
ознакомления
широкой
для
развития
общественности
с
их
результатами.
Выполнение этих условий обеспечило результативность и актуальность
исследований. НИР выполнена с использованием современных материальнотехнической
базы
и
методик
и
обеспечила
получение
актуальных
результатов.
В процессе выполнения НИР успешно защищены 4 диссертации на
соискание ученой степени доктора философских (В. И. Повилайтис),
263
педагогических (А. П. Григорьев и А.О. Бударина) и физико-математических
наук (В. В. Медведев). Также подготовлены 8 диссертаций на соискание
ученой степени кандидата философских (Н. В. Данилкина, В. И. Чередников,
В. В. Балановский, Л. С. Сироткина-Примак, М. Ю. Загирняк), юридических
(И. В. Петров, В. П. Краморенко) и педагогических (О. В. Ивлева) наук.
В период выполнения НИР зачислено в аспирантуру или/и принято на
работу в учреждения высшего профессионального образования, научные
организации 15 молодых специалистов, результаты научнх исследований 22
исполнителей НИР были опубликованы в высокорейтинговых отечественных
научных периодических изданиях, входящий в перечень, утвержденный
ВАК.
В исполнении НИР в течение всего срока приняли участие 4 доктора
наук, 4 молодых кандидата наук, работающие в БФУ им. И. Канта на полную
ставку, а также 14 аспирантов и 14 студентов. Доля софинансирования НИР
БФУ им. И. Канта составила 20 %, доля оплаты труда молодых учачтников
НИР колебалась от 51 до 57,8 %.
В целом, НИР выполнена с использованием современных материальнотехнической базы и методик и обеспечила получение актуальных
результатов.
264
Заключение
Выводы по результатам выполнения НИР. В ходе научного
исследования были получены:
• результаты исследования философских оснований рациональности
мышления в философии И. Канта и кантианской традиции.
• результаты исследования философских оснований рациональности
практической деятельности в философии И. Канта и кантианской
традиции.
• результаты исследования философских оснований рациональности
мышления и практической деятельности в западноевропейской
философии ХХ века.
• результаты исследования философских оснований рациональности
мышления в российской философии.
• результаты исследования философских оснований рациональности
деятельности в российской философии.
• результаты исследования роли логики и ее преподавания в росте
рациональности мышления в современном российском обществе.
• результаты исследования роли аргументации и критического
мышления
в
формировании
рациональности
мышления
и
практической деятельности в современном российском обществе.
• результаты исследования роли этики и ее преподавания в росте
рациональности
практической
деятельности
в
современном
российском обществе.
• результаты исследования значения формирования пространства
публичности для роста рациональности политического действия как
одного из видов практической деятельности.
Итогом
проведённых
исследований
стала
концепция
роста
рациональности мышления и практической деятельности в современном
российском обществе.
265
Оценка
полноты
решений
поставленных
задач.
Исследования,
проведенные на пятом этапе осуществления проекта, прошли в полном
соответствии с техническим заданием и календарным планом. Получены
теоретические результаты, обусловливающие применимость предложенного
подхода к разработке концепции роста рациональности современного
российского общества на основе отечественной и зарубежной философии
XIX-XXI веков. Проанализированы области теоретической (логика, теория
аргументации)
и
практической
деятельности
(мораль,
политика,
образование), что создает основу применения результатов проекта к жизни
современного общества.
Рекомендации по конкретному использованию результатов НИР.
Полученные
результаты
исследований
рациональности
мышления
и
практической деятельности направлены на создание концепции условий
повышения уровня рациональности современного российского общества
через систему образования и распространение разработанной концепции в
публичном Интернет-пространстве. Основными потребителями полученных
результатов являются система образования Российской Федерации, научные
учреждения и сообщество Интернет-пользователей.
Результаты НИР могут быть внедрены в образовательный процесс при
подготовке специалистов, бакалавров и магистров по специальностям
«Философия», «Культурология» и других специальностях университетов, на
которых преподаются курсы философии и культурологии.
Оценка эффективности внедрения. Полученные научные результаты
были использованы при разработке Образовательной программы по
специальности «Философия» (бакалавриат) в БФУ им. И. Канта в виде УМК
по
курсам
философии»,
«История
зарубежной
«Этика»,
«История
рациональности
морального
философии»,
этики
действия»,
и
«История
русской
эстетики»,
«Проблемы
«Современная
зарубежная
философия», «Современная отечественная философия», «Кант в русской
культуре»,
266
Оценка научно-технического выполнения НИР в сравнении с лучшими
достижениями
достижение
в
данной
научных
области.
результатов
Выполнение
мирового
НИР
уровня,
обеспечивает
подготовку
и
закрепление в сфере науки и образования научных и научно-педагогических
кадров,
формирование
эффективного
и
жизнеспособного
научного
коллектива. Предложенное решение проблемы рациональности мышления и
практической деятельности является принципиально новым в силу единой
трактовки рациональности в применении как к мышлению, так и к
практической деятельности. Основой такого синтеза стала современная
интерпретация
кантовской
философии,
разработанная
коллективом,
работающим над проектом. Предложенная концепция рациональности
обладает рядом преимуществ по сравнению с концепцией коммуникативной
рациональности Ю. Хабермаса, рациональности коммуникативных действий
П.
Стросона,
постпозитивистскими
и
постмодернистскими
теориями
рациональности.
Впервые
установлены
связи
концепции
рациональности
с
особенностями аргументации в философских текстах на основе системной
модели
аргументации,
выявлено
влияние
кантовской
концепции
рациональности нааргументативные практики. Установленные связи между
разработанной концепцией рациональности и различными областями
теоретической
(логикой,
теорией
аргументации)
и
практической
деятельности (моралью, политикой, образованием) создают основу для
разработки концепции роста рациональности современного российского
общества, т.е. достижению общей цели проекта.
267
Список использованных источников
1
Agamben G. State of exception. University of Chicago Press,
2005.
2
Arendt H. Das Urteilen. München, 1998. S. 25; S. 89.
3
Arendt H. Vita activa. München, 1985. S. 231
4
Arendt H. Vom Leben des Geistes. München, Zürich 1998.
Band 1: Das Denken, S.76.
5
Arendt, Hannah. Vom Leben des Geistes. Bd. II, Wollen.: Der
Abgrund der Freiheit und der novus ordo saeclorum. München/Zürich, 1985.
S.185.
6
Arendt, Hannah. Ich will verstehen. Selbstzeugnisse zu Leben
und Werk. Hrsg. V. Ursula Ludz. München, 1996. S. 90.
7
Arendt, Hannah. Was ist Politik? München, 1994. S. 24.
8
Arendt, Hannah. Kultur und Politik. In: Merkur, 1958, 12, Nr.
130.: S.1142.
9
Arendt H. Wahrheit und Politik // Wahrheit und Lüge in der
Politik. München, 1987. S. 52.
10
Buchanan J., Tullock G. The Calculus of Consent. / Collected
works of James M. Buchanan. Vol. 3. Indianapolis, 1999.
11
Eemeren F.H. van, Grootendorst, R. A systematic theory of
argumentation: The pragma-dialectical approach. Cambridge: Cambridge
University Press, 2004.
12
Gauthier D. Morals by Agreement. Clarendon Press, 1986.
13
Gerhardt V. Immanuel Kants Entwurf “Zum ewigen Frieden“:
eine Theorie der Politik. Darmstadt: Wiss. Buchges., 1995. – 255 с.
14
Hannah Arendt/Karl Jaspers: Briefwechel 1926-1969, hrsg. V.
Lotte Köhler und Hans Saner. München, 1985. S. 700.
15
Hermenau F. Urteilskraft als politisches Vermögen. Zu Hannah
Arendts Theorie der Urteilskraft. Lüneburg: zu Klampen, 1999. S. 163 - 165.
268
16
Hessen
S.
O
sprzecznościach
i
jedności
wychowania.
Zagadnienia pedagogiki personalistycznej. Warszawa, 1997.
17
Hessen S. Szkoła i demokracja na przełomie. Warszawa, 1997.
18
Hughes A., V.Rev. Ancestral Versus Original Sin: An Overview
with
Implications
for
Psychotherapy
//
URL:
http://www.stmaryorthodoxchurch.org/orthodoxy/articles/2004-hughessin.php (дата обращения: 18.06.2012)
19
Cambridge
Hume D. Of the Original Contract. / Political Essays.
University
Press,
1994.
//
URL:
http://www.constitution.org/dh/origcont.htm (дата обращения: 12.06.2012)
20
Leeson P.T. The Invisible Hook: The Hidden Economics of
Pirates. Princeton University Press, 2009.
21
MacIntyre A. After Virtue: A Study in Moral Theory.
University of Notre Dame Press, 2007.
22
Rawls J. A Theory of Justice. Revised Edition. Harvard
University Press, 1999.
23
Rawls J. Lectures on the History of Political Philosophy.
Harvard University Press, 2007.
24
Rescher N. Rationality: A Philosophical Inquiry into the Nature
and the Rationale of Reason. Oxford: Clarendon Press, 1988.
25
Schmitt C. The Concept of the Political. Expanded Edition.
University of Chicago Press, 2007.
26
Schmitt C. Political Theology. Four Chapters on the Concept of
Sovereignty. MIT Press, 1985.
27
Ware, Kallistos. The Orthodox Way. St Vladimir's Seminary
Press, 1995.
28
Алексеев А.П., Алексеева И.Ю. Роль философии в
обществе знаний // Ценности и смыслы. 2011. №7 (16). С.73-83.
269
29
Арендт Х. Истоки тоталитаризма / Пер. с англ. Борисовой
И.В. и др.; послесл. Давыдова Ю.Н.; под ред. Ковалевой М.С., Носова
Д.М. — М.: ЦентрКом, 1996.
30
Арендт, Х. Vita activa, или о деятельной жизни/ Пер. с нем.
и англ. В.В. Бибихина; Под ред. Д.М. Носова. – Спб: Алетея, 2000.
31
Арендт Х. Лекции по политической философии Канта.
Спб.: Наука, 2011.
32
Атанов Г.А., Пустынникова И.Н. Применение методов
искусственного интеллекта при обучении//Современные проблемы
дидактики
высшей
школы.
Сборник
избранных
трудов
Международной конференции (27-31 августа 1997 г.). – Донецк, 1997.
33
Аузан
А.А.
Мы
так
не
договаривались
//
http://esquire.ru/auzan
34
Аузан
А.А.
Самодержавие
границы и возможности преодоления
крепостных:
современные
// Индекс, 26/2007 –
http://www.index.org.ru/journal/26/auz26.html
35
Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам
гуманитарных наук. – СПб.: Азбука, 2000.
36
Белая книга российского образования. Ч. I/Ж. Адриан, Э.
Бентабет, А. Винокур и др. – Москва: Изд-во МЭСИ, 2000.
37
Бердяев Н.А. О культуре // Философия творчества культуры
и искусства в 2 т. М., 1994. Т.1.
38
Бецкой И. И. Генеральное учреждение о воспитании обоего
пола юношества // Антология педагогической мысли России XVIII в.
М.: Педагогика, 1985.
39
Бикметов Р.М. Открытое общество и свобода политических
дискуссий. М, 1997.
40
Блюменау Д.И. Информация и информационный сервис. –
Л.: Наука, 1989.
41
Бранский В. П. Искусство и философия. Калининград, 1999.
270
42
Брюшинкин В.Н. Особенности исследования идентичности
// Ценности и смыслы №5(8)/ 2010, с. 84 – 93.
43
Буева
Л.П.
Круглый
стол
«Философия.
Культура.
Образование»//Вопросы философии. – 2000. – №1.
44
Важнейшие концепции теории аргументации. / Пер. с англ.
В.Ю. Голубева, С.А. Чахоян, К.В. Гудковой; науч. ред. А.И. Мигунов.
СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2006. 296 с.
45
Введенский А.И. Логика, как часть теории познания.
Петроград: тип. М.М. Стасюлевича, 1917.
46
Вебер
М.
Типы
господства
//
Социологические
исследования,1988, № 5.
47
Вейценбаум Дж. Возможности вычислительных машин и
человеческий разум: от суждений к вычислениям. – М.: Радио и связь,
1982.
48
Велихов Е.М. Компьютеры и будущее//Проблемы теории и
практики управления. – 1985. – № 2. – С. 14 – 18.
49
Войскунский
А.Е.
Психологические
исследования
Интернета//Вестник МГУ. Сер. Психология. – 2002. – № 3.
50
Гартман Н. Этика / Пер. с нем. А.Б. Глаголева под ред.
Ю.С. Медведева и Д.В. Скляднева. СПб., 2002. 707 с.
51
Гегель Г.В.Фр. Наука логики. Т. 3. М.: «Мысль», 1972.
52
Гейтс Б. Дорога в будущее. – М, 2000.
53
Гершунский Б.С. Философия образования для XXI века. –
М.: Изд-во «Совершенство», 1998.
54
сочинения.
Гессен С.И. Моё жизнеописание // Гессен С.И. Избранные
–
М.:
«Российская
политическая
энциклопедия»
(РОССПЭН), 1999.
55
Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную
философию. – М.: «Школа-Пресс», 1995.
271
56
Гессен С.И. Педагогика Платона и современность // Гессен
С.И. Педагогические сочинения. Саранск, 2001.
57
С.И.
Гессен С.И. Правовое государство и социализм // Гессен
Избранные
энциклопедия»
сочинения.
–
(РОССПЭН),
М.:
«Российская
1999.Гильдебранд
политическая
Д.
Сущность
христианства. Спб.: Алетейя, ТО «Ступени», 1998.
58
Гильдебранд Д. Сущность христианства. Спб.: Алетейя, ТО
«Ступени», 1998.
59
Гофман Э.Т.А. Серапионовы братья //http://readr.ru / Ernst-
gofman-serapionovi-bratya. html.
60
Гофман Э.Т.А. Щелкунчик и мышиный король // Э.Т.А.
Гофман Новеллы - М.: Художественная литература, 1983.
61
Грифцова И.Н. Логика как теоретическая и практическая
дисциплина. К вопросу о соотношении формальной и неформальной
логики. М., 1998.
62
Гусейнов А. А. Благоговение перед жизнью: Евангелие от
Швейцера URL:
http://guseinov.ru/publ/shv.html (дата обращения:
18.05.2012 г.)
63
Гусейнов А.А. Обоснование морали как проблема // Мораль
и рациональность. M.: РАН, Институт философии, 1995. С. 48-64. – 180
с.
URL:
http://www.philosophy.ru/iphras/library/ratomor.html
(дата
обращения: 14.05.2012).
64
Данильчук Е.В. Методическая система формирования
информационной культуры будущего педагога: Дис…док. пед. наук. –
Волгоград, 2003.
65
Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: «Русский
язык», 1976.
66
Деннет Д. Почему нам важно понимать это правильно.
Постмодернизм и истина / Юлина Н.С. Головоломки проблемы
сознания: концепция Дэниела Деннета. М, 2004.
272
67
Деонтическая логика // Философия: Энциклопедический
словарь / Под ред. А.А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.
68
Деонтические понятия // Философия: Энциклопедический
словарь / Под ред. А.А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.
69
Джой Б. Почему мы не нужны будущему//Компьютерра. –
2001. – №11. – С 48 – 55.
70
Дубровский Д.И. О некоторых особенностях философской
деятельности в условиях информационного общества и процессов
глобализации // Вестник РФО, 2009. № 1. С.15-21.
71
Еемерен Ф. ван, Гроотендорст Р., Хенкеманс Ф. С.
Аргументация:
анализ,
проверка,
представление.
СПб.:
Филологический ф-т СПбГУ, 2002. 154 с.
72
Захаров И.В., Ляхович Е.С. Миссия университетов в
европейской культуре. – М.: Фонд «Новое тысячелетие», 1994.
73
Звягинцев В.А. Проблема отношений человека и машины в
компьютерной революции//Вопросы философии. – 1986. – № 3.
74
Зеньковский
В.В.
Коренная
проблема
современной
педагогики // Педагогическая публицистика Российского зарубежья /
Сост.: Е.Г. Осовский, В.П. Киржаева, О.Е. Осовский. Саранск, 2006.
75
Зеньковский
христианской
В.В.
антропологии
Проблемы
//
воспитания
Педагогическая
в
свете
публицистика
Российского зарубежья / Сост.: Е.Г. Осовский, В.П. Киржаева, О.Е.
Осовский. Саранск, 2006.
76
Злобин Н.С. Культурные смыслы науки. – М: Олма-пресс,
77
Ибн
1997.
Хальдун.
Мукаддима
//
Историко-философский
ежегодник 2007. М.: Наука, 2008.
78
Иванов Вяч. Вс. Чет и нечет: Ассиметрия мозга и знаковых
систем. М., 1978.
273
79
Ивин
А.А.
Моральное
рассуждение
//
Мораль
и
рациональность. M.: РАН, Институт философии, 1995. С. 33-48. – 180 с.
URL:
http://www.philosophy.ru/iphras/library/ratomor.html
(дата
обращения: 14.05.2012).
80
Ивин
А.А.
Рациональность.
/
Философия:
Энциклопедический словарь. Под ред. А.А. Ивина.
М.: Гардарики,
2004.
URL:
http://gzvon.pyramid.volia.ua/biblioteka/kafedra_filosofii/libph/dic/01/index
.htm (дата обращения: 12.06.2012)
81
Каган М. С. И вновь о сущности человека // Отчуждение
человека в перспективе глобализации мира. Сб. статей. Вып. I. СПб,
2001. С.48-67.
82
Каган М.С. Философия культуры. – СПб.: Петрополис,
83
Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском
1996.
плане // И. Кант. Избр.: В 3 т. Т. 2: К вечному миру. Калининград:
Калинингр. кн. изд-во, 1998. – 200 с.
84
Кант И. К вечному миру // И. Кант. Соч.: В 6 т. Т. 6. М.:
Мысль, 1966. – 743 с.
85
Кант И. Критика чистого разума //Кант И. Соч.: в 8 т. М.,
1994. Т. 3.
86
Кант И. Метафизика нравов// Там же. Т. 6.
87
Кант И. Основоположения метафизики нравов //Там же. Т.
88
Кант И. О педагогике // Иммануил Кант Трактаты и письма
4.
-М.: Наука, 1980.
89
Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Соч.: в
8 т. М., 1994.. Т. 6.
90
Кант И. Спор факультетов. Калининград, 2002.
274
91
Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество
и культура. – М: Изд-во ГУ ВШЭ, 2000.
92
Кертман Г. «История религий» в школе: новая учебная
дисциплина или обучение дисциплине по-новому? // Социальная
реальность. 2006. №1. С. 14 − 27.
93
Колин
К.К.
Информационная
революция
и
фундаментальная информатика//НТИ. Сер. 1 Организация и методика
информационной работы. – 2001. – № 6. – С. 1-7.
94
Колин
К.К.
Фундаментальные
основы
информатики.
Социальная информатика. – М: Академ. проект, 2000
95
Культура: теории и проблемы: Учеб. пособие для студ. и
асп. гуманит. спец./Т.Ф. Кузнецова, В.М. Межуев, И.О. Шайтанов и др.
– М.: Наука, 1995.
96
Кутырев
В.А.
Проблема
выживания
человека
в
«постчеловеческом» мире//Человек в системе наук. – М: Наука, 1989. –
С. 272 – 284.
97
Лекторский
В.А.
Эпистемология
Н.
Аргументативна
классическая
и
неклассическая. М., 2001.
98
Лисанюк
Е.
ли
политическая
дискуссия? (На материале ток-шоу «К барьеру») // Мысль, 2006, № 6.
С. 216-230
99
Лисанюк Е.Н. Риторика и формальная диалектика //
Модели рассуждений - 4: аргументация и риторика: cб. науч. ст. / Под
общ. Ред. В.Н. Брюшинкина. Калининград: Изд-во РГУ им. Канта.
2011. C. 37-51.
100
Лихачев Д.С. Прошлое – будущему: т. и очерки. – Л.:
Наука, 1985.
101
Лосский Н.О. Введение в философию. 2-ое издание. Пт.,
1918.
275
102
Лосский Н.О. Логика. Часть первая. Петроград: Наука и
Школа, 1922.
103
Лосский Н. О. Обоснование интуитивизма. // Избранное.
М.: Правда, 1991.
104
Лосский
Н.О.
Основательно
ли
«Новое
и
лёгкое
доказательство философского критицизма»? // ЖМНП. 1909. июль
(№7). С. 178-193.
105
Лосский Н.О. Характер русского народа. // Н.О. Лосский
Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991.
106
Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука
(логико-методологический анализ). – М.: Мысль, 1983.
107
Марков Б.В. В поисках другого // Хабермас Ю. Вовлечение
другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. – 417 с.
108
Марков Б.В. Философия как призвание и профессия
(Процессы трансформации философии в современной России) //
Философские науки: Специальный выпуск. СПб., 2005.
109
Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс
К., Энгельс Ф. Сочинения. М.: Издательство политической литературы,
1955. Том. 1.
110
Мизес фон Л. Бюрократия // Мизес фон Л. Бюрокартия.
Запланированный хаос. Бюрократическая ментальность. М.: Дело,
Catallaxy,1993. URL: http://krotov.info/lib_sec/13_m/miz/es_04.htm (дата
обращения: 21.06.2012)
111
Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и
реальности. – М.: Рос. полит, энцикл., 1997.
112
Мосс М. Молитва // Мосс М. Социальные функции
священного. Спб.: Евразия, 2000.
113
Надточий
Э.
Асабия-давла-мулк.
http://enadtochij.phronesis.ru/2011/03/26/асабия-давла-мулк/
обращения: 17.05.2012)
276
//
URL:
(дата
114
Нарский И. С. Западноевропейская философия XIX века.
М., 1976.
115
Нарский И. С. Кант и религия // Кантовский сборник.
Выпуск 8. Калининград, 1983.
116
Огурцов А.П. Образы науки в буржуазном общественном
сознании // Философия в современном мире. Философия и наука. М.,
1972.
117
Осипова Е.В. Бюрократия: «идеальный тип» и реальность //
Бюрократия в современном мире: теория и реалии жизни / Отв ред.
В.Н. Шевченко. М.: ИФРАН, 2008. C. 63-100.
118
Очерет Ю.В. Информационная культура французского
средневековья//Эстетика: информационный подход. – М.: Смысл. 1999.
119
Переписка российской императрицы Екатерины Вторыя с
гр. Вольтером, с 1763 по 1778 год. Санкт-Петербург, 1802.
120
Поварнин С.И. Логический задачник. Петроград, 1916.
121
Порус В.Н. Интеллект как культурная ценность // Вестник
РФО, 2009. № 1. C.79-85.
122
Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура // URL:
http://lib.ru/FILOSOF/PORUS/racionalnost.txt
(Дата
обращения:
В.В.Путина
Федеральному
09.09.2012)
123
Послание
Президента
РФ
Собранию РФ 8 июля 2000 г. «Какую Россию мы строим»//Российская
газета. – 2000. – 11 июля.
124
Программа коммунистической партии Советского Союза //
Материалы XXVII съезда коммунистической партии Советского
Союза. М.: Политиздат, 1987.
125
Пружинин Б.И. Прикладное и фундаментальное в этосе
современной науки // Философия науки. Вып. 11: Этос науки на рубеже
веков. М., 2005.
277
126
Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. К решению
парадокса времени. – М.: Эдиториал УРСС, 2000.
127
Рассел Б. Может ли человек быть рациональным // URL:
http://lib.rus.ec/b/78321 (дата обращения: 21.08.2012)
128
Рассел
Б.
«Бесполезное»
знание
//
http://royallib.ru/read/rassel_bertran/bespoleznoe_znanie.html#0
URL:
(дата
обращения: 9.09.2012)
129
Рациональность как предмет философского исследования.
Отв. ред. Б.И. Пружинин, В.С.Швырев. М., 1995.
130
Риккерт Г. О понятии философии // Риккерт Г. Науки о
природе и науки о культуре — М.: Республика, 1998.
131
Рождественский Ю.В. Принципы современной риторики.
– 4-е изд. Испр. М.: Флинта: Наука, 2005.
132
Розанов В.В. Сумерки просвещения. М., 1990.
133
Рубцов А., Юдин Б. Новые ориентиры гуманитарного
образования // Человек. 1995. №2 − 4.
134
концепции
Савинцев В.И. Рациональные основания персоналистской
культуры
Н.А.
Бердяева
//
Вестник
Балтийского
федерального университета им. И. Канта. Вып. 12: Гуманитарные
науки. – Калининград. 2011.
135
Сёрль Дж. Рациональность в действии. М.:Прогресс-
Традиция, 2004.
136
Синергетическая
философия
истории.
Коллективная
монография под редакцией В. П. Бранского и С. Д. Пожарского. СПб,
2009
137
проблемы
Соколова И.В. Социальная информатика и социология:
и
перспективы
взаимосвязи
//
URL:
http://infosphere.narod.ru/files/monografy/socolova/chap4.html. – Загл. с
экрана (дата обращения: 17.06.2012.)
278
138
Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. Санкт-
Петербург, 1845.
139
Спиридонова
В.И.
Западные
теории
бюрократии
и
российская действительность // Бюрократия в современном мире:
теория и реалии жизни / Отв ред. В.Н. Шевченко. М.: ИФРАН, 2008. С.
7-62.
140
Степин B.C., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в
культуре техногенной цивилизации. – М.: Изд-во ИФ РАН, 1994.
141
Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А Философия науки и
техники: Учебное пособие. – М.: Контакт-Альфа, 1995.
142
Стребкова Н.В., Чевтаева Н.Г. Оценка качества школьного
образования: социологический анализ групп интересов // Мониторинг
общественного
мнения,
2011,
№2.
URL:http://wciom.ru/fileadmin/Monitoring/102/2011_%28102%29_13_Che
vtaeva_Strebkova.pdf (дата обращения: 11.06.2012)
143
Сухина В.Ф. Человек в мире информатики. – М.: Радио и
связь, 1992. – С.109.
144
Титова Н.В. Отношение участников образовательного
процесса к модернизации высшего образования а России // Мониторинг
общественного
мнения,
2011,
№3.
URL:http://wciom.ru/fileadmin/Monitoring/103/2011_%28103%29_10_Tito
va.pdf (дата обращения: 12.07.2012)
145
Федотов Г.П. Создание элиты (письма о русской культуре)
// Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской
истории и культуры в 2 тт. СПб., 1992. Т. 2.
146
Фейербах Л. Сущность христианства.// Фейербах Л.
Избранные филос. произведения. Т.2. М.: Гос. Изд. Полит. Лит-ры.,
1955.
147
Филиппов А.Ф. Карл Шмитт. Расцвет и катастрофа / К.
Шмитт. Политическая теология. Пер. с нем. М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.
279
148
Филиппов А.Ф. Критика Левиафана / Шмитт К. Левиафан в
учении о государстве Томаса Гоббса. СПб.: Владимир Даль, 2006.
149
Филиппов А.Ф. Не власть и общество, а знать и народ //
URL: http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Ne-vlast-i-obschestvo-a-znat-i-narod
(дата обращения: 17.08.2012)
150
Филиппов А.Ф. Техника диктатуры: к логике политической
социологии / Шмитт К. Диктатура. Пер. с нем. СПб.: Наука, 2005.
151
Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия
биотехнологической революции. М., 2004.
152
Хабермас Ю. Расколотый Запад. М.: Весь мир, 2008. 192 с.
153
Чурсин Н.Н. Информационная культура в образовательной
деятельности
техническая
высшей
школы.
информация.
Серия
Вопросы
1:
методологии//Научно-
Организация
и
методика
информационной работы. – 2003. – № 4.
154
Швейцер А. Культура и Этика. М., 1973.
155
Швырев В.С. Рациональность как ценность культуры //
Вопросы философии. 1992. № 6. С.91-105.
156
Шмитт, К. Понятие политического // Вопросы социологии.
1992. № 1. С. 37-60.
157
Юлина Н.С. Образы науки и плюрализм метафизических
теорий // Вопросы философии, 1982. № 3. С. 24-38.
280
Приложение 1
Список тем дипломных и курсовых работ студентов специальности
«философия» БФУ им. И. Канта, выполненных в рамках НИР
Дипломные работы
№
1.
Название
Автор
Проблема образования в условиях общества знания,
Д. В. Гурин
основанного на знании
2.
Понятие «личностная идентичность» в философии Ф.
А. М. Закеев
Ницше и гуманистической психологии
3.
Социально-антропологическая концепция Х. Ортеги-и-
А. П.
Гассета
Зуборенко
4.
Диалогическая концепция образования М. Бубера
П. М. Ковалева
5.
Взаимодействие диалектического и риторического
А. А. Савченко
подходов в прагмадиалектической концепции
аргументации
6.
7.
8.
9.
Философско-антропологическая концепция Э.В.
О. А.
Ильенковым
Семенчатенко
Разработка понятия «убеждение» в эпистемической и
К. Н.
неформальной логике
Синюкова
Риторический подход к анализу аргументации в текстах
В. В.
Х. Ортеги-и-Гассета
Мамонтова
Теория речевых актов и ее применение в исследовании
Е. Н. Тарутина
аргументации
10. Философия права Г.В.Ф. Гегеля
Д. В. Куневич
Курсовые работы
№
Название
Автор
1.
Современная философская футурология: основные
281
К. С. Волков
идеи и направления
2.
Социально-философские идеи античности
Т. А. Жирова
3.
Проблема основания морали в трактовке Дж. Мура.
М. С. Пазич
4.
«Естественное состояние» и проблема общественного Н. А.
5.
договора в философии Т. Гоббса и И. Канта
Половинкина
Социально-философские идеи французского
А. А. Румянцева
просвещения
6.
Антропосоциогенез: современное социально-
М. М. Хамчиева
философское осмысление
7.
Критика аналитической философии в неопрагматизме П. О. Шариков
Р. Рорти.
8.
Социально-философские идеи Античности
Н. А.
Половинкина
9.
Социально-философские проблемы футурологии
К. С. Волков
10.
Образование в условиях «общества знания»
(концепции Э. Тоффлера и П. Друкера)
Д. В. Гурин
11.
Проблема личностной идентичности в философии Ф.
Ницше
Концепция образования Г. Гадамера и Х. Ортеги-иГассета
А. М. Закеев
12.
А. П. Зуборенко
13.
Философско-образовательная концепция М. Бубера
П. М. Ковалева
14.
Прагма-диалектическая концепция аргументации
А. А. Савченко
15.
Антропологизм К. Маркса и его интерпретация Э.В.
Ильенковым
О. А.
Семенчатенко
16.
К. Н. Синюкова
17.
Понятие убеждения в эпистемической логике и его
значение для исследования аргументации
Социально-философские идеи эпохи Просвещения
18.
Глобализация как социальный феномен
П. О. Шариков
282
М. С. Пазич
Приложение 2
Анкета
для
тестирования
рациональности
пользователейроссийского
интернт-пространства
№
1
2
3
Вопрос
Вас пригласил на День
рождения малознакомый
человек. Вы хотите сделать ему
приятный и полезный подарок.
Как Вы поступите?
Варианты ответов
а. Подарю ему то, что хотел бы
получить в подарок сам.
б. Обойду несколько магазинов в
поисках, пока не найду что-нибудь,
что покажется наиболее подходящим.
в. Спрошу его друзей или
родственников о том, что ему нужно
или может понравиться.
г. Куплю что-то к столу или принесу
что-то универсальное, нужное всем.
д. Поинтересуюсь у него самого.
Вы услышали разговор в
а. Пойду в поликлинику по месту
трамвае о том, что до конца
жительства получать страховой полис.
месяца в своей поликлинике
б. Не буду делать ничего, т.к. это
необходимо получить
всего лишь слухи, недостоверная
медицинский полис нового
(непроверенная) информация.
образца. Ваши действия?
в. Посмотрю об этих изменениях в
интернете: зайду на официальный
сайт Министерства здравоохранения и
проверю эту информацию.
г. Уточню данную информацию у
друзей.
Начальник дал Вам задание
а. Попытаюсь выполнить все части в
подготовить отчет, состоящий
срок, не обращая внимания на
из нескольких частей, который качество их исполнения.
необходимо сдать через два
б. Выполню некоторые части отчета в
дня. Вы понимаете, что не
срок, а остальные оставите на потом и
успеете качественно выполнить объясню ситуацию начальнику
все части этого отчета в срок.
в. Откажусь от сдачи отчета.
Ваши действия?
г. Попрошу помощи у коллег.
д. Обращусь к начальнику с просьбой
отменить сдачу отчета или сократить
его объем.
е. Обращусь к начальнику с просьбой
отсрочить дату сдачи или переложить
подготовку некоторых частей отчета
на Ваших коллег.
283
6
4
В туманный день Вы
опаздываете на встречу с
друзьями и собираетесь
перейти дорогу по
пешеходному переходу со
светофором. Горит красный
сигнал, но Вы не видите ни
одной машины по обе стороны.
Как Вы поступите?
5
Как Вы относитесь к
гороскопам?
Почему Вы отмечаете день
своего рождения?
а. Посмотрю по сторонам и перейдете
дорогу.
б. Осторожно перейду дорогу,
прислушиваясь к звуку машин.
в. Постараюсь перебежать дорогу,
чтобы поскорее избавить себя от
возможного риска.
г. Не буду переходить дорогу, пока не
загорится зеленый сигнал.
д. Не буду переходить дорогу, пока не
загорится желтый сигнал.
е. Пойду одновременно с остальными
пешеходами в целях безопастности.
а. Всегда читаю и планирую свои
действия в соответствии с их
советами.
б. Отношусь с недоверием, но
принимаю во внимание некоторые их
рекомендации.
в. Читаю изредка, прислушиваюсь от
случая к случаю.
г. Верю, если гороскоп предсказывает
что-то хорошее.
д. В принципе отношусь с сомнением,
но некоторые совпадения заставляют
задуматься.
е. Никогда не читаю и не следую их
советам.
а. Я никогда не задумываюсь над
этим.
б. Это традиция.
в. Почти все, кого я знаю, делают это.
г. Из уважения к родителям.
д. Чтобы хорошо провести время в
компании друзей.
е. Потому что я всегда отмечал(а) его.
ж. Потому что этого от меня ожидают
мои друзья.
з. Потому что я чувствую радость в
этот день.
и. Потому что люблю получать
подарки.
к. Я не отмечаю День рождения.
284
7
Ведете ли Вы ежедневник и как а. У меня нет ежедневника. У меня
он выглядит?
прекрасная память и в нем нет
необходимости.
б. Ежедневник есть, но я им редко
пользуюсь.
в. Веду, аккуратно записывая дела на
каждый день.
г. Ежедневника нет, но то, что
необходимо записать, я записываю от
случая к случаю (на отдельных
листках, в телефоне).
8
Как Вы расцениваете опоздание а. Все в порядке, я тоже часто
человека на встречу с Вами?
опаздываю.
б. Пытаюсь войти в положение
человека, у него наверняка есть
причина.
в. Я готов простить опоздание только
в случае форс-мажорной ситуации.
г. Опоздание не приемлемо ни при
каких условиях.
д. Не знаю, все зависит от ситуации.
9
С недавних пор Вас беспокоят
регулярные головные боли.
Ваши действия?
а. Обращусь за советом к родным и
близким.
б. Изучу справочную литературу,
интернет-ресурсы с целью найти
оптимальный способ лечения.
в. Запишусь на прием к своему
терапевту.
г. Поищу средство от головной боли в
домашней аптечке.
д. Боль терпима и я не придам ей
значения.
е. Поищу наилучшего невролога в
городе и запишусь к нему на
консультацию.
ж. Я не доверяю официальной
медицине и воспользуюсь
нетрадиционными методами лечения.
10
Начальник предоставляет Вам
возможность съездить в
командировку в одну из
нескольких стран на Ваш
а. Поеду в страну, в которой смогу
больше сэкономить.
б. Поеду в страну, в которой смогу
лучше провести свободное время.
285
выбор. Как Вы поступите?
11
12
13
14
в. Попрошу начальника сделать выбор
за меня.
г. Поеду в страну, поездка в которую
предоставит лучшие перспективы для
моей карьеры.
Вы готовитесь отправиться в
а. Основательно проверю свое
поход с друзьями в неизвестное снаряжение, перед выходом
Вам место. Что Вы сделаете?
перепроверю припасы, ознакомлюсь с
картой маршрута.
б. Доверюсь мнению друзей и
отправлюсь открывать новые места.
в. Возьму лишь самое необходимое и
пойду налегке.
г. Возьму с собой все, что может
пригодиться.
д. Расспрошу тех знакомых, которые
уже бывали в этих местах.
е. Пройду курсы выживания в дикой
природе и отправлюсь в поход.
Вам позвонил Ваш старый
а. Откажусь.
друг, которого Вы давно не
б. Соглашусь, но буду держать себя в
видели и предложил пойти в
руках и пойду совсем ненадолго.
клуб, но на следующий день
в. Соглашусь, я так давно его не
вам идти на работу. Как Вы
видел, а на работу хожу каждый день.
поступите?
г. Скажусь больным, чтобы не идти на
работу и пойти в клуб.
У вас сломался компьютер и
а. Вызову специалиста для ремонта.
Вы не знаете в чем причина.
б. Попрошу помочь друга,
Ваши действия?
разбирающегося в компьютерах.
в. Поищу возможную причину
поломки в интернете с другого
компьютера.
г. Разберу компьютер с целью найти
причину поломки.
д. Куплю новый компьютер, т.к.
поломка означает, что компьютер
отработал свое и за одной поломкой
пойдут другие.
е. Отключу его от сети и оставлю на
время, возможно, это просто сбой,
вызванный долгой беспрерывной
работой.
Когда Вы смотрите новости по а. Я доверяю этой информации,
федеральным каналам, как Вы
потому что на федеральных каналах
286
реагируете на преподнесенную
информацию?
15
16
17
представлена официальная точка
зрения на события, а все факты
проходят тщательную проверку.
б. Обсуждаю новости с более
информированными друзьями и
ориентируюсь на их точку зрения.
в. Я не доверяю этой информации, так
как федеральные каналы
контролируются правящей партией и
тенденциозно освещают события.
г. Стараюсь сравнивать эту с
информацией из других источников и
вырабатывать свою точку зрения.
После окончания университета, а. Продолжить образование советуют
Вы принимаете решение о
родители, друзья и преподаватели.
получении второго высшего
б. Для успешного продвижения по
образования. Чем Вы
карьерной лестнице мне необходим
руководствуетесь?
диплом в той области, в которой
работаю или планирую работать в
будущем.
в. Многие из моих знакомых решили
дальше продолжить образование,
второй диплом лишним не будет.
г. Я хочу развиваться в личностном
плане и мне, действительно,
интересно освоить новую область
знания.
Представьте, что Вы потеряли
а. Обойду все отделы, пытаясь его
из виду своего ребенка в
найти.
большом супермаркете. Что вы б. Постараюсь опросить как можно
будете делать?
больше покупателей, находившихся
рядом, может быть, они заметили
ребенка.
в. Обращусь за помощью к охране
супермаркета и к администратору.
г. Буду стоять на месте, т.к. если я
уйду, он не найдет меня вернувшись.
д. Позвоню в полицию и заявлю о
пропаже.
Вы собираетесь провести
а. Самостоятельно спланирую
отпуск за границей. Как Вы
маршрут поездки, распланирую время
будете планировать поездку?
и бюджет.
б. Пойду в наиболее известную в
городе турфирму и доверюсь
287
18
19
20
21
профессионализму тур-оператора.
в. Распланирую маршрут в
соответствии с рекомендациями
друзей, которые там бывали.
г. Я никогда ничего не планирую.
д. Не буду составлять серьезного
плана заранее и сориентируюсь на
месте.
Вы хотите купить кроссовки
а. Выберу самые дорогие кроссовки.
для занятий спортом. Как Вы
б. Прислушаюсь к совету продавцапоступите?
консультанта.
в. Выберу кроссовки самого
известного бренда.
г. Куплю самые красивые кроссовки.
д. Поищу информацию о кроссовках в
интернете, почитаю отзывы и
рекомендации.
е. Обойду спортивные магазины и,
померив максимально возможное
количество кроссовок, куплю
наиболее удобные.
Вы пытаетесь объяснить дорогу а. Буду повторять то же самое до тех
незнакомому человеку, и долго пор, пока он меня не поймет.
сталкиваетесь с непониманием. б. Попытаюсь подобрать более
простую формулировку.
Как Вы поступите?
в. Брошу попытки объяснить, видимо
это бесполезно.
Банкомат не отдает вам Вашу
а. Стучу по разным кнопкам, это
карту, Что Вы делаете?
может помочь.
б. Звоню в службу поддержки банка.
в. Прошу совета у людей в очереди к
банкомату.
г. Изучу интерфейс с целью понять,
что я сделал(а) не так.
Как Вы обычно выбираете
а. Дарю ему то, что он давно хотел.
подарок на День рождения
б. Покупаю то, что мне кажется
близкому человеку?
наиболее подходящим.
в. Спрашиваю у него, что ему сейчас
необходимо.
г. Советуюсь с его друзьями или
близкими, чтобы сделать ему
сюрприз.
д. Делаю что-то своими руками, ведь
такой подарок - самый ценный.
288
22
Вы собираетесь убедить
Вашего друга бросить курить.
Как Вы будете это делать?
а. Приведу аргументы, которые были
бы наиболее убедительными для
меня.
б. Попытаюсь убедить его бросить
курить, основываясь на том, что я
знаю об этом человеке.
в. Использую наиболее
распространенные аргументы против
курения.
23
Вы купили новую стиральную
машину. С чего Вы начнете?
а. Внимательно читаете инструкцию
от начала до конца.
б. Ищете в инструкции, как включить
машину.
в. Включаете машину, не заглянув в
инструкцию.
24
Вам надо уговорить друга
пойти с Вами на концерт. Как
Вы поступите?
а. Расскажу ему о замечательном
мастерстве исполнителя.
б. Скажу, что авторитетный
обозреватель в музыкальном журнале
рекомендовал пойти на этот концерт.
в. Дам ему послушать мои любимые
композиции данного исполнителя.
г. Дам ему послушать те композиции,
которые как мне кажется, в его вкусе.
д. Дам ему послушать различные,
наиболее известные композиции.
25
Что Вы сделаете, если решили
принять участие в футбольном
тотализаторе?
а. Узнаю всю историю встреч этих
двух команд.
б. Наведу справки о сегодняшнем
состоянии игроков.
в. Поставлю на любимую команду.
г. Сделаю ставку на основании оценок
букмекерами шансов команд.
д. Сравню стратегии команд и
отдельные качества игроков.
26
Как Вы относитесь к критике в
свой адрес?
а. Пытаюсь защититься от любой
критики.
б. Принимаю, если она высказана в
доброжелательной форме.
в. Принимаю во внимание любую
критику,
г. Критикую в ответ.
289
д. Соглашаюсь с любой критикой.
а. Все собаки - животные.
б. Некоторые животные - собаки.
в. Некоторые из тех, кто дышат
кислородом - собаки.
г. Из этих утверждений не следует
ничего.
28
а. Некоторые федайкины живут на
Арраки
б. Все федайкины живут на Арраки.
в. Все федайкины - фремены.
г. Из этих утверждений не следует
ничего.
а. Наполеон родился до 1821 года.
29
б. Наполеон родился после 1821 года
в. Наполеон жив.L
г. Наполеон умер в 1821 году.
д. Наполеон родился в 1821 году.
е. Из этих утверждений не следует
ничего.
а. Дж. Бруно жив.
30 Закончите следующее
рассуждение:
б. Дж. Бруно был сожжен на костре.
Если человеку отрубить голову, в. У Дж. Бруно не было головы.
он умрет.
г. Дж. Бруно — не человек.
Джордано Бруно не отрубали
д. Из этих утверждений не следует
голову.
ничего.
Следовательно...
Вопросы на приоритеты
27
31
Закончите следующее
рассуждение:
Все животные дышат
кислородом.
Все собаки дышат кислородом.
Следовательно...
Закончите следующее
рассуждение:
Некоторые фремены федайкины.
Все фремены живут на Арраки.
Следовательно...
Закончите следующее
рассуждение:
Если человек родился до 1821
года, его уже нет в живых.
Наполеона нет в живых.
Следовательно...
Выберите суждения, которые а. Работа - это лишь средство для
в большей степени Вас
заработка. Мое личное свободное
характеризуют.
время важнее.
б. Свободным временем и отдыхом
часто можно пожертвовать ради
карьерного роста.
32
Выберите суждения, которые а. Закон суров, но это закон.
в большей степени Вас
Соблюдение закона важно в любой
характеризуют.
ситуации.
б. В любой ситуации главное уметь обрести спокойствие и
290
сберечь нервы.
33
Выберите суждения, которые а. Отдыхом в компании друзей
в большей степени Вас
часто можно пожертвовать ради
характеризуют.
карьерного роста.
б. Друзья играют огромную роль в
моей жизни. Ради общения с ними
можно иногда пожертвовать
работой.
34
35
Выберите суждения, которые в а. Нет ничего важнее гармонии с
большей степени Вас
самим собой. Душевное спокойствие
характеризуют
я не променяю ни на что.
б. Продвижение по карьерной
лестнице связано со стрессом и с
этим приходится мириться.
Выберите суждения, которые в а. В любой работе главное большей степени Вас
возможность для
характеризуют
самосовершенствования.
б. Карьера требует многого. Часто
приходится заниматься
неинтересной работой ради пользы в
будущем.
291