Демографическая катастрофа в сознании экспертов

Экспертный семинар в Институте регионального развития
Сергей Дамберг: Демографическая катастрофа в сознании экспертов
Доклад А.Манакова представил проблему депопуляции как ключевую для области
– фактически речь идет о вымирании населения, которое означает конец региона как
такового. Видимо, такова единственно возможная квинтэссенция демографического
подхода к изучению региона. Экстраполируя продолжающийся отток населения на
ближайшие десятилетия, эксперты неизбежно приходят к катастрофическим выводам.
Мы же, анализируя экспертные мнения, остаемся с неожиданным выводом:
псковские специалисты по регионоведению наиболее обоснованно предсказывают
области именно скорый конец. В частности, они прогнозируют сокращение населения
области до 300-400 тыс. чел. уже через пять-десять лет. Имея такой прогноз, нужно
думать не о развитии региона, а о его эвакуации к развивающимся соседям.
Правда, когда наши коллеги строят графики, уходящие к нулю, они сами не верят в
объективность своих предсказаний. «Демографическая катастрофа» чаще всего – фигура
речи, так что на графиках – не столько статистика, сколько метафоры катастроф. По этой
причине мы просим читателей осторожно и внимательно рассмотреть каждую диаграмму,
прежде чем делать выводы.
Проблемы второго ребенка, второй работы и второй бутылки
Большинство идей относительно проблем и тенденций в жизни области можно
свести к трем: проблеме фертильности, экономической активности и трезвости. Иначе
говоря, к проблемам второго ребенка, второй работы и второй бутылки.
Второй ребенок. Увеличение рождаемости или, по-русски, числа новорожденных
возможно исключительно за счет популяризации вторых и третьих родов. Здесь, похоже,
все эксперты едины. Известно также, что финансовое стимулирование вторых родов
вполне успешно осуществляется на федеральном уровне – по крайней мере, «материнский
капитал» выплачивается и индексируется так, как нам и не снилось индексировать
зарплаты. Стало быть, дело за региональными стимулами, причем более сложными, может
быть, косвенными, не финансового характера.
Что можно определить исследовательскими методами? Во-первых, социальную
базу этой стимулирующей программы, то есть круг тех семей, на которые программа
должна быть ориентирована. Во-вторых, содержание самих стимулов, смысл мер,
способных влиять на семейное планирование вторых и третьих родов. И наконец, бюджет
этих мер, их себестоимость для регионального и, возможно, муниципальных бюджетов.
К этому можем только добавить, что таких исследований нами пока не
проводилось – за отсутствием поручений со стороны областных органов власти или заказа
от каких-либо общественных организаций, скажем, Общественной палаты Псковской
области. Поэтому остановимся на многоточии…
Вторая работа. Изучая экономические стратегии населения, мы обнаружили
крайнюю популярность всякого рода халтур, приработков, подработок и проч. среди
жителей сельских районов – в особенности, райцентров. В сознании жителей поселков и
сел области фри-ланс противостоит постоянной занятости в СПК, мелком торговом
бизнесе или на муниципальной службе как наиболее выгодная стратегия. Подсчеты,
однако, показывают обратное: лишь в некоторых, не самых часто практикуемых
вариантах случайные, сезонные или разовые доходы в сумме превышают годовой итог
низкой, но стабильной зарплаты. Иными словами, рынок труда остается столь бедным –
Экспертный семинар в Институте регионального развития
главным образом, из-за крайней слабости и примитивности мелкого бизнеса – что
выгоднее отбывать в конторе, а иногда даже и соглашаться на рабский труд в СПК,
нежели комбинировать гонорары за прополку чужих огородов с мелкими строительноремонтными подрядами. Но на практике этого никто не считает.
Словом, без роста малого бизнеса перспектив у регионального рынка труда нет и,
похоже, не может быть. И в такой ситуации к стратегиям дополнительной и свободной
занятости стоит относиться с большим подозрением. Получается, что роль малого бизнеса
для области – системообразующая. Это рассуждение, в свою очередь, приводит к мысли о
необходимости развития тех отраслей, которые наиболее емки в отношении малого
предпринимательства и наиболее стимулируют его развитие. Несомненно, перечень таких
отраслей начинается с торговли, туризма и сельского хозяйства. Более сложная вещь –
дизайн, мода, проектные виды бизнеса, включая НКО, а также мастерские, лаборатории и
проч., - в общем, - то, что принято называть culture industries.
Развитие же «культурного производства» - продолжим начатую логику развития –
весьма органично укладывается в тренд интеграции Пскова в деловое пространство
Санкт-Петербурга. Однако это уже, пожалуй, отдельная тема.
Вторая бутылка. Здесь, кажется, все просто: низкий уровень жизни требует
аскезы, а нищета и алкоголизм – почти синонимы. Пока мы не бросим пить… - но тогда у
нас вообще ничего не останется. В таких парадоксах разворачиваются биографии многих
и многих жителей сельских районов. Странно, однако, что эксперты, и географы, и
экономисты, и историки, и разного рода оппозиционно мыслящие гуманитарии, редко
затрагивают проблему пьянства. Видимо, она не представляется предметом, достойным их
творчества.
Между тем, в числе острейших социальных проблем алкоголизм упоминается
сколь устойчиво, столь же и безадресно. Думается, что коллеги, эксперты по
региональному развитию, существенно недооценивают стратификацию, ее глубину и
неотвратимость дальнейшего углубления. Некоторым мешает инерция стереотипов
«бесклассового общества», некоторым – неумение внимательно изучать индикаторы
социального неравенства, некоторым – собственная бедность. И все-таки давайте
признаем, что эффект наиболее массового алкоголизма дает именно тренд роста
социального неравенства.
Сам по себе алкоголизм – явление не социальное, а медицинское. И как любая
другая болезнь, имеющая «социальные корни», алкоголизм не однороден с
социологической точки зрения. Тот алкоголизм, о котором обычно говорят в контексте
демографической проблематики, неизбежно связан с неравенством, дискриминацией в
системе государственного перераспределения ресурсов, с социальной изоляцией и
прочими классическими атрибутами бедности.
Таким образом, весь моральный дискурс относительно неумеренности в
потреблении алкоголя, или, как мы здесь назвали, проблемы второй бутылки, не имеет
никакого отношения к вопросам развития территорий или демографическим проблемам. С
другой стороны, борьба с «алкоголизацией населения» может быть эффективной
исключительно в контексте преодоления бедности – то есть мы снова вернулись к
проблеме рынка труда и развития предпринимательства.
Противопоставляя демографическому и социально-географическому подходам
рассуждения в духе экономической социологии, мы лишь предлагаем продолжить
дискуссию о стратегиях регионального развития. Надеемся, в этом приглашении эксперты
увидят новую возможность продемонстрировать силу своих подходов и аргументов.