Вера в нравственность и есть религия
advertisement
Девиз: Вера в нравственность и есть религия. Возможна ли нравственность, независимая от религии? Итак, возможна ли нравственность, независимая от религии? Вопрос очень сложный и неоднозначный. В голову сразу же приходит немало сопутствующих вопросов. Вопервых, это вопросы, касающиеся определений. А что такое религия? А что есть нравственность? И отличается ли она чем-то от морали? Какова природа этих явлений? Далее следуют вопросы о взаимосвязи этих двух явлений: что из чего следует, нравственность вытекает из религиозного чувства, или религия лишь способ навязать уважение к нормам морали неграмотным и грубым народам? А может, религия и нравственность две стороны одной медали, два проявления какой-то другой сущности? Влияют ли нравственность и религия друг на друга? И, наконец, а есть прогресс в нравственности и религии, как они эволюционируют или наоборот, регрессируют? Это лишь основные вопросы, призванные прояснить нашу исходную задачу. Чтобы попытаться разобраться во всех этих второстепенных вопросах и ответить на них, а после уже из полученных нами ответов заключить о том, возможна ли нравственность, независимая от религии, потребуется далеко не один год изучения трудов, посвященных этим вопросам, а материал составит не одну книгу. Тем не менее, есть метод, позволяющий ответить на изначальный вопрос более быстро. Он не настолько подробен и дотошен как приведённый выше, но представляется мне не менее эффективным. Наш вопрос отнюдь не нов, и многие великие умы давали свои, часто совершенно различные, ответы. При этом я не могу сказать, что кто-то из них категорически не прав, скорее наоборот. Вот эти ответы великих философов и учёных и стоит проанализировать, при этом обязательно, чтобы их ответы на вопрос были разными. Такими великими умами представляются мне Лев Толстой, сторонник этики ненасилия и религиозный человек; его оппонент, материалист и революционер Г.В. Плеханов; величайший немецкий философ И. Кант; антихрист, раскопавший неприглядные корни морали, Ф. Ницше; а также психологи, занимавшиеся развитием морального суждения у детей, - Ж. Пиаже и Л. Кольберг. Не удивляйтесь, не увидев в этом списке ни одного античного философа. Обращение к древней Греции давно стало чуть ли не философским религиозным догматом при рассмотрении любого вечного вопроса. Но пусть простят мне этот грех, ведь перечисленные мною учёные мужи были хорошо знакомы с античным наследием, и, конечно же, учли рассуждения древних в своих трудах. Начнём наше рассмотрение с позиции Льва Толстого. С его точки зрения религия и мораль наиболее сильно взаимосвязаны, чем у всех выше приведённых философов, а нравственность без религии не существует. Для него религия есть отношение человека к миру. Религиозное чувство заключается в самой природе человека: всякий человек задумывается о том, зачем его жалкое и колеблющееся существование возникает в этом бесконечном мире, разумный человек просто не в состоянии обойти этот вопрос. «Сущность всякой религии состоит только в ответе на вопрос: зачем я живу и какое моё отношение к окружающему меня бесконечному миру?» - пишет Толстой 1 . Он выделил три основных отношения человека к миру: 1) первобытное личное; 2) языческое общественное (семейственно-государственное); 3) христианское (божеское). Первое отношение – самое древнее и одновременно самое эгоистическое, заключается в том, чтобы получить максимум личной выгоды не взирая на то, сколько пострадает других людей и существ в процессе этих приобретений. Такое отношение свойственно диким народам, буддистам (эгоизм со знаком «минус», - уйти от страданий означает приобрести благо), а также и христианам, чья цель лишь спасение своей души, а не жизнь по божьим законам. Толстой сравнивает такую веру с поведением малых детей, которые стремятся только к удовлетворению своих желаний, не задумываясь о чём-то более значимом. Второе отношение есть желание блага не только себе, но и своей семье, племени, Отечеству, народу. К этому типу философ относит еврейскую, китайскую, японскую религии, а также религию человечества – позитивизм. Эта вера сравнивается с поведением большинства женщин, которые полностью посвящают себя интересам семьи, живут ради детей. Третье, наиболее предпочтительное отношение, - христианское. Человечество только недавно начало вступать в эту стадию, она характеризуется служением не себе и своим близким или сообществу, а служением той воле, которая породила нас и весь мир. Такое мировоззрение соотносится с настроением человека пожилого, чья жизнь клонится к закату. На этом Толстой заканчивает свою характеристику религий. Как не сложно заметить и как утверждает сам автор, каждый человек, хочет он того или нет, относится к тому или иному отношению к миру, которое является религиозным по своей сути. Толстой также замечает, что многие люди, живя в современном обществе (конец ХIХ века), продолжают придерживаться эволюционно более низкого мировоззрения, при этом ошибочно причисляя себя к более прогрессивному мировоззрению. Вот эти, по сути, регрессивные религии, прячущиеся за каскадом возвышенных слов и научных терминов, разоблачает Толстой. Одними из таких заблуждений являются наука и философия, которые ошибочно претендуют на то, чтобы установить отношение человека к миру в обход религии. Толстой утверждает, что посредством умственной работы, спекулятивного разума, невозможно найти направление, в котором должна вестись эта работа. Таким образом, всякая наука и философия всегда исследует то, что следует из установленного религией отношения человека к миру. Он утверждает, что браминская философия всегда стремится к тому, чтобы избавить человека от страданий, наука Возрождения стремилась к покорению природы человеком и т.д. Правда, мыслитель не приводит ни одного конкретного примера. Истинно христианская наука – та, которая стремится понять требование высшей воли, 1 Толстой Л.Н. Религия и нравственность. Полное собрание сочинений в 90 томах. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956. Т.39, С. 6. чтобы потом следовать им. Прав ли Толстой в отношении науки? Несомненно. Аксиологическое ядро науки сейчас представляется очевидным. С середины ХХ века целая плеяда исследователей, таких как Р. Мертон, Т. Кун, К. Поппер, И. Лакатос, Л. Лаудан и прочие доказывали и выявляли те ценности, которые движут науку, не говоря уже о Фейерабенде, который и вовсе стёр различия между наукой и религией. Особенно интересны в этом плане наблюдения Л. Лаудана. Он выделяет три уровня в науке: фактуальный, методологический, аксиологический. В большинстве концепций второй волны 2 вырисовывается схожая иерархическая модель: разногласия на фактуальном уровне решаются путём обращения на методологический, а разногласия на методологическом уровне – апелляцией к аксиологическому уровню, – целям и ценностям научного познания 3 . Аксиологический, ценностный уровень оказывается основополагающим при решении конфликтов и разногласий среди учёных. Особенно ценно замечание Лаудана о том, что после прорыва в той или иной науке, другие науки немедленно заимствуют аксиологическое ядро теории. Так было с механикой в ХVIII-ХIХ веках, достигшей больших успехов: популярность философских концепций, редуцирующих всё многообразие явлений Вселенной до механического уровня, сильно возросло, даже в психологии и биологии проросли теории, объясняющие поведение человека и животных простой, фактически механической формулой: стимул – реакция. После появления теории естественного отбора Ч. Дарвина и связанной с ней теорией эволюции животного мира, физики заинтересовались происхождением космоса, геологи – формированием рельефа Земли и её возрастом. В истории и философии науки много и других примеров, подтверждающих мысль Толстого о том, что наука нуждается в мировоззренческом векторе. С другой стороны, сложно представить науку, стремящуюся лишь только к тому, чтобы получить блага для отдельного человека (учёного) или отдельного государства. Целью науки и философии во все времена и в первую очередь была истина, хотя невозможно опровергнуть положения, согласно которому наука не стремилась к выгоде человека или социума, в принципе, как и религия. Но наш вопрос не касается науки, поэтому отметим лишь, что одним из первых увидев аксиологический стержень науки, Толстой недооценил её «моральность», если так можно выразиться. С философией всё гораздо сложнее: я не вижу доказательств этой мысли русского философа относительно философии, берущей вектор из уже готового отношения человека к миру, 2 Ко «второй волне» Лаудан относит те теории развития науки, которые объясняют процессы, происходящие в научном сообществе в нестабильные периоды сменяющих друг друга теорий, и демонстрирующие, таким образом относительность научного знания. При этом философы «второй волны» почти забывают, что существуют и стабильные периоды, когда учёные разных стран и научных школ прекрасно понимают друг друга и работают в одной «парадигме». К исследователям «второй волны» Лаудан относит Т. Куна, И. Лакатоса, С. Фуллера и др., к «первой волне» относятся философы, объясняющие согласие в науке, её «социологическую амбивалентность», к ним относятся Р. Мертон, Э. Барбер и др. Лаудан Л. Наука и ценности. // Современная философия науки. - М., 1996. С.295-342. 3 Там же. но, с другой стороны, не вижу и вполне удовлетворяющих меня опровержений, поэтому не буду касаться сейчас этого вопроса. Итак, из всего приведённого выше важно отметить следующее: согласно Толстому, 1) всякое отношение человека к миру есть религия; 2) религия и нравственность следуют рука об руку, они неотделимы друг от друга; 3) религия и нравственность эволюционируют во времени; 4) уровни развития религии сравниваются с возрастом человека, периодом его жизни (правда второй тип религии сравнивается именно с женским образом жизни); 5) Толстой одним из первых заговорил об аксиологическом уровне научного познания. Теперь перейдём к рассмотрению нашего вопроса оппонентом Толстого – Г.В. Плехановым. Он рассматривает религию и нравственность с точки зрения исторического материализма. Согласно учению К. Маркса бытие порождает сознание (хотя, Плеханов вполне допускает и обратное влияние). Это значит, что из образа жизни людей, уровня их технического развития вытекает их мировоззрение, в том числе и нормы морали, религиозные чувства. В своих трудах Плеханов постоянно ссылается на видных этнологов и историков своего времени, таких как Тэйлор, Фрэзер и прочие. Религия, по Плеханову, зиждется на анимизме 4 , то есть на одушевлении несуществующих идеальных или же материальных объектов. Когда явления эмпирического мира объясняются волей духов, богов, признаётся влияние на человека и природу сверхчувственных сил или мистических существ, – это называется анимизмом. Он свойственен абсолютно всякой религии, начиная от мифов африканских народов и заканчивая верой христиан и мусульман. И, тем не менее, религии разных стран и народностей сильно отличаются друг от друга: религия претерпевает серьёзные изменения в процессе исторического развития общества. Рассмотрение эволюции религиозных верований Плеханов начинает с первобытнообщинного общества. Для первобытного человека его боги живут среди него, постоянно общаются с ним. Тотем или тотемное животное – хранитель рода, с которым, как верит древний человек, его связывают узы родства. Он, по сути, играет роль бога и выполняет необходимые, на данном этапе развития человечества, функции бога. Первобытная мораль заключается в основном в том, чтобы не нарушать гармонию мира, следовать порядкам и обычаям, принятым в племени, поддерживать хорошие отношения со своим тотемом и не есть его (за исключением особенных случаев). Никакой высшей воли, универсальных моральных правил ещё не существует и даже представлений о творении мира и тем более сил, его сотворивших нет. Да и откуда им взяться, 4 Плеханов Г.В. О так называемых религиозных исканиях в России. Сочинения. Т. ХХVII. М.: Госиздат, 2010. С. 197310. этим силам, справедливо утверждает Плеханов, если первобытный человек сам ничего не творил, а занимался собирательством и охотой. В мифах аборигенов Новой Зеландии и Австралии, африканских племенах не найти мифов о творении мира, они лишь объясняют откуда пришли люди и животные. Как правило, они приходят из недр Земли, но ни в одном мифе не говорится, откуда они там взялись, да и вопроса такого даже не возникает. На этом этапе ещё нет связи между религией и нравственностью, эти понятия срастаются позже. Плеханов приводит пример того, как туземцы центральной Австралии воспитывают своих детей, говоря им, что если они будут непослушными, то их накажут лесные духи. Как только мальчику исполняется 14 лет и он проходит обряд инициации, становится полноправным членом племени, его самого учат наряжаться в такого лесного духа и пугать женщин и детей, в целях профилактики непослушания. Причём тайну лесных духов ему следует хранить от женщин и детей под страхом смерти. Туземцы действительно верят в духов, но считают, что им нет дела до жизни людей, однако страх перед карой духов является хорошим подспорьем в деле воспитания детей и усмирения женщин. Так вот слияние религии с нравственностью происходит как раз тогда, когда племя превращается в государство, когда выделяется элита, которая начинает воспитывать низшие слои населения с подачи высших сил. Таким образом, основной функцией богов становится применение санкций к нарушителям порядка, моральных и правовых норм. Как ни странно, но появление заметного социального расслоения и государства приблизительно совпадает с изобретением гончарного круга, появлением земледелия. Именно с этого момента начинает меняться и характер богов. Отныне бог всё более становится похож на человека: осознавая своё превосходство перед животными, приручив животных и используя их для своих нужд, человек не желает более иметь звероподобных богов. В результате тотемизм неминуемо исчезает. Когда человек овладевает гончарным ремеслом, его боги начинают творить мир и человека. Последний в основном всегда оказывается сотворён из праха, земли или глины; этот факт Плеханов связывает именно с появлением гончарного круга, существенно продвинувшего вперёд производственные отношения. Как человек творит свои изделия и утварь из глины, так же и бог лепит человека из этого же материала. Таким образом, замечает философ, характер первобытной космологии напрямую зависит от характера первобытной техники. Происходит также процесс индивидуализации богов, если тотем был богом – родом, то последующие боги уже имеют отдельные имена и отвечают за ту или иную деятельность людей: бог войны, богиня плодородия и т.д. Приблизительно в этот же период отношения бога и человека всё больше начинают напоминать отношения отца и детей. Выделяется сначала верховный или главный бог-творец, который спустя некоторое время становится единственным богом, и политеизм сменяется монотеизмом. При этом бог-отец появляется не раньше, чем родоплеменной союз сменит семья, ведь первобытный человек не знал своего отца как данного индивидуума, и называл «отцом» всех мужчин своего племени, подходивших под определённый возраст. Бог-отец «воспитывает» своих детей, т.е. людей в «страхе божьем»: человек должен любить бога как дети любят отца, а также повиноваться ему, как малые дети повинуются своему отцу. Заветы и нормы поведения, установленные богом, становятся священными. С появлением социального расслоения и государства, и на протяжении всей истории вплоть до последнего времени нравственность всё сильнее сращивается с религией: в «Одиссее» Гомера души караются за согрешение против богов, в «Божественной комедии» Данте – в соответствии со своим земным поведением. Таким образом, Плеханов подводит нас к определению религии. Каждая религия – это совокупность настроений и представлений 5 . Настроения характеризуются общественными отношениями, которые, в свою очередь, зависят от технического прогресса. Представления же всегда содержат анимизм. Нравственность срастается с настроениями и представлениями тогда, когда тотемизм начинает уходить в прошлое, а боги всё более удаляются от людей. Плеханов пишет, что в современном ему обществе (начало ХХ века) весьма популярен деизм: религиозное мировоззрение, согласно которому власть бога ограничивается законами природы. Это связано опять же с существующей общественно-политической системой: на тот момент многие из европейских государств уже были республиками или конституционными монархиями, где власть монарха, президента или премьер-министра ограничивается конституцией, таким образом, небесный порядок строился по земному образцу. Религия, утверждает Плеханов, возникла в результате извращённых общественных отношений, при нормальных отношениях религия отомрёт, и, по мнению философа, этот момент уже не за горами. Такой финал исторического развития религии прямо противоположен взглядам Толстого. Во-первых, Плеханов критикует Толстого за явное противоречие: утверждая, что в его концепции подлинной религии нет ничего «сверхъестественного» или чуда, Толстой всё-таки не может обойтись без анимизма, признавая некую высшую волю, философ тем самым постулирует это «сверхъестественное». Во-вторых, Плеханов критикует само определение религии у Толстого: определение своего отношения «к началу всего» совсем не означает религиозного мировоззрения. Дидро, пишет Плеханов, также пытался определить своё отношение «к началу всего», но на тот момент он был отнюдь не религиозен. В ответ на замечание о том, что если нет бога, то мораль как таковая ослабевает, Плеханов говорит, что есть огромная общественная проблема, если нормы морали зависят от веры в духов и богов, в нормальном обществе и при нормальных общественных отношениях такой проблемы просто не возникнет. Несмотря на видимое противоречие понимания религии Плеханова и Толстого, их концепции имеют ряд общих черт: 1) религия и нравственность также взаимосвязаны; 5 Там же. С. 228. 2) религия и нравственность эволюционируют во времени; 3) выделяются три стадии развития религиозного мировоззрения: тотемизм, политеизм (иудаизм также можно отнести к этой стадии), монотеизм 6 . Расхождения в концепциях Плеханова и Толстого заключаются в следующем: 1) причиной эволюции религиозного мировоззрения является не изменение отношения человека к миру, а изменение общественных отношений, которые определяются научно-техническим прогрессом; 2) у Плеханова религия и нравственность не связаны изначально, как у Толстого, а сливаются в процессе исторического развития общества; 3) по Плеханову возможно мировоззрение, свободное от религиозных верований; 4) религию Плеханов воспринимает как побочный продукт неправильных общественных отношений, а не непосредственное мироощущение. Наиболее сильное сомнение в концепции религии Плеханова вызывает положение, согласно которому религия есть извращённое мировоззрение, порождённое извращёнными общественными отношениями. Несмотря на то, что тотемные верования кажутся смешными современному человеку, это не означает, что они неправильные или извращённые, тем более сложно поверить, что извращёнными являются общественные отношения, их породившие. Как пишет сам Плеханов, изыскания в области этнологии и этнографии свидетельствуют о том, что тотемизм – закономерное явления на ранней стадии развития человеческого общества. Религия – неотъемлемая часть жизни человечества с незапамятных времен. В истории нет ни одного абсолютно атеистического периода, невзирая на отдельных индивидуумов, не верящих в богов и духов, существовавших, по-видимому, на протяжении всей истории; известны также вспышки моды на атеизм, как то софистика в древней Греции или официальная политика СССР в отношении религии, когда вера в богов считалась дурным тоном. Признать религию и породившие её общественные отношения извращёнными, означает признать извращённым и сам прогресс, эволюцию человеческого общества, которая не ставилась под вопрос сторонниками исторического материализма. Возникает вопрос, а как извращённые механизмы общественного прогресса могут в результате породить «нормальные» общественные отношения и «нормальное» мировоззрение? Сколько времени потребуется на «отмирание» религии, если религиозные представления складывались веками и тысячелетиями? 6 У самого Плеханова нет чёткого разбиения на стадии, тем более нет названий этих стадий, но о них можно заключить из работы «О так называемых религиозных исканиях в России. Статья первая. О религии». И тем не менее, наиболее сильной стороной концепции Плеханова является как раз то положение, в соответствии с которым религия и нравственность напрямую зависят от общественных отношений, а те в свою очередь – от научно-технического прогресса. Как Толстой, так и Плеханов объясняют преимущественно развитие религии, а нравственность оказывается как бы на втором плане, поэтому теперь обратимся к психологическим исследованиям морального суждения ребёнка, проведёнными видными психологами Жаном Пиаже и Лоренсом Кольбергом. Пиаже в своей книге «Моральное суждение у ребёнка» открывает нам две морали ребёнка, которые он соотносит с двумя типами социальных отношений. В возрасте приблизительно до 8 лет ребёнок склоняется к ретрибутивной справедливости, то есть свято верит в необходимость санкции, при нарушении того или иного правила, установленного взрослыми. Справедливость самих этих правил при этом под вопрос не ставится. Ребёнку представляется совершенно естественным, что любой проступок должен повлечь за собой наказание 7 , причём вещи и явления природы становятся сотрудниками взрослых в деле восстановления справедливости. Способ, которым эта справедливость осуществляется, не имеет значения, дети придумывают самые различные мифы, целью которых является восстановление справедливости. Пиаже приводит результаты опроса 167 детей, проведённого мль Рамбер. Вот пример истории, о которой велась беседа с детьми. «История 1. Как-то раз два мальчика воровали в саду яблоки. Вдруг приходит сторож, и оба мальчика спасаются бегством. Одного ловят. Другой же, возвращаясь к себе окольным путём, переходит речку по плохому мостику и падает в воду. Что ты думаешь об этом? Если бы он не воровал яблоки, но всё равно переходил речку по этому мостику, он тоже упал бы в воду или нет?» 8 Большинство детей до восьми лет, отвечая на этот вопрос, говорили, что если бы мальчик не воровал яблоки, он бы не упал в воду. Причём когда детей спрашивали, почему сломался мостик, как он узнал, что по нему бежит маленький воришка, дети придумывали самые невероятные истории: ему сообщил ветер, мостик видел, как ребята воруют яблоки и т.д. Вот таблица, в которой в процентном соотношении показаны ответы детей, объяснявших ситуацию имманентной справедливостью: 6 лет 7-8 лет 9-10 лет 11-12 лет 86% 73% 54% 34% 7 8 Пиаже Ж. Моральное суждение у ребёнка / Пер. с фр. Большакова В. – М.: Академический проспект, 2006. С. 44-72. Там же. С.44. На второй стадии развития морального суждения, в основном после восьми-девяти лет, ребёнок делает выбор в пользу дистрибутивной справедливости. Отныне равенство одерживает верх над санкцией. Вот пример истории, разработанной м-ль Рамбер для опроса детей: «У мамы было две дочери, одна послушная, а другая непослушная. Эта мама больше любила послушную дочь и давала ей самые большие куски пирога. Что ты думаешь об этом?» Согласно статистике 70% детей от 6 до 9 лет одобрили маму, а в группе 10-13 лет одобрение высказали лишь 40% детей. Пиаже объясняет это тем, что ребёнок проходит социализацию в обществе равных, кроме того, подрастая, он всё более приближается к взрослому, всё более осознаёт свои способности судить о вещах и поступках. Авторитет взрослых постепенно уступает место авторитету группы себе подобных. При проведении опросов с применением подобных историй и дилемм, некоторые дети высказывались в пользу «высшей справедливости», учитывая обстоятельства каждого конкретного случая. Встречалось не мало суждений о том, что к маленьким нужно быть терпимее, что провинившегося лучше простить, если он понял свою ошибку и т.д. В результате опроса детей разного возраста м-ль Рамбер, чьи результаты исследований приводит Пиаже, были выявлены следующие показатели: САНКЦИЯ РАВЕНСТВО СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВЫСШЕГО ТИПА 6-9 лет 48% 35% 17% 10-12 лет 3% 55% 42% 13-14 лет 0% 5% 95% Л. Кольберг также выявляет три уровня развития способности морального суждения: 1) доконвенциональный (до 10 лет); 2) конвенциональный (10-13 лет) 3) постконвенциональный (с 13 лет). На первом уровне ребёнок следует моральным нормам во избежание наказания, на втором – в соответствии с общепринятыми нормами морали, критически их не оценивая, на третьем уровне, до которого доходят не все, подросток начинает исходить из своих собственных представлений о морали и нравственности, может аргументировать свой выбор. Результаты, полученные психологами Пиаже и Кольбергом, сильно напоминают рассмотрение эволюции религиозного мировоззрения Толстым и Плехановым. Вполне допустимо, что ребёнок в процессе развития рационального мышления, способности морального суждения проходит те же стадии, что и человеческое общество в целом. Эта мысль отнюдь не нова, даже в школьных учебниках по биологии говорится, что онтогенез повторяет феногенез: эмбрион человека проходит стадии развития, присущие живым организмам начиная от кишечнополостных, заканчивая приматами. Поэтому не удивительно и то, что рациональное и духовное развитие личности проходит стадии, свойственные человечеству в своей совокупности. Особенно разительно сходство всех четырёх концепций на первой стадии: целью деятельности является получение личного блага (Толстой), страх перед санкцией и нерушимая вера в неотвратимость наказания (Плеханов, Пиаже, Кольберг). Первобытный человек, несанкционированно съевший свой тотем или нарушивший табу, каким бы бессмысленным оно нам не казалось, зачастую ложится и умирает. Эта ситуация очень напоминает ребёнка, верящего, что мостик специально сломался, чтобы наказать мальчика за воровство. Детское мышление и взгляд на мир прекрасно соотносятся с мифопоэтическим мышлением древнего человека. Эти сходства в концепциях эволюции религиозного мировоззрения и концепциях, раскрывающих формирование морального суждения, как нельзя лучше демонстрируют не только неразрывную связь между религией и нравственностью, но и универсальный характер эволюции этих двух явлений, существующих независимо от культуры, расы, географического положения человека и других обстоятельств. Получается, что нравственность и религия прошли три стадии, которые почти полностью соотносятся между собой и не зависят от разнообразия условий эмпирического мира. Есть и другая особенность эволюции религиозного и морального восприятия мира: с переходом с одной стадии на другую увеличивается свобода отдельной личности. Как было показано выше, нравственность и религия идут бок обок, а какова нравственность в отрыве от религии, были ли в истории человечества примеры торжества морали без богов? Французский философ Ж.М. Гюйо в своей книге «Стоицизм и Христианство: Эпиктет, Марк Аврелий и Паскаль 9 » воспроизводит борьбу стоической морали и морали новой религии Христианства. Несмотря на схожесть этических доктрин стоицизма и христианства, таких как презрение к материальным благам, удовольствиям, пренебрежение смертью, страданием, вера во всеобщее братство людей, эти две морали имели существенное различие. Добродетель стоиков в самой себе усматривала основание и конечную цель, она диктовалась разумом, а добродетель христианская ищет своё основание вовне, диктуется богом и санкционируется им. Целью христианской добродетели было сыскать любовь бога, страх наказания также препятствовал безнравственному поведению. Гюйо замечает, что «основу первой усматривали в надменности. Основу второй – в интересе» 10 . Христианский бог вознаграждал за нравственность после смерти, стоик же не рассчитывал на воздаяние за своё мудрое нравственное поведение. Как известно, Христианство одержало верх, а античная философия ушла в забвение на многие сотни лет. Гюйо приводит фрагменты из произведений Тертуллиана, А. Августина, Паскаля, обрушивающих свою критику в адрес философов, показывает их ненависть к античной философии. С другой стороны, он собрал высказывания Марка Аврелия, Синезия и других философов, отказывающихся принимать картину мира христиан ввиду бросающихся в глаза противоречий и необоснованных 9 Гюйо Ж.М. Стоицизм и Христианство: Эпиктет, Марк Аврелий и Паскаль. М.: ЛКИ, 2007. – 112 С. Там же. С. 45. 10 постулатов в священных текстах христиан 11 . Вера победила разум: психологически Христианская доктрина нравственности удовлетворяла людей в значительно большей степени, нежели обоснования нравственности античной философии; смысл морального поведения согласно Христианству был высок и значителен, как никогда прежде, кроме того, заслуги в этом мире засчитывались по достоинству на том свете. Концепция морали Фридриха Ницше также во многом опирается на психологию и косвенно доказывает психологическое преимущество верующих людей перед атеистами; правда истина как раз на стороне «сверхчеловека», отрицающего общественную мораль и религиозные догматы. Огромную роль в становлении моральных норм сыграли чувства и эмоции, считал Ницше. В своём произведении «К генеалогии морали» он обнажает корни нравственности, показывая, что началом возвышенного были, в принципе естественные, но низменные, с точки зрения современной морали, эмоции и чувства. Согласно Ф. Ницше, автономность и нравственность почти исключают друг друга: деление мира на доброе и злое – порождение слабых и угнетённых. Христианская нравственность довольно новое изобретение человечества, Ницше замечает, что ещё «героям Гомера не мыслима добродетель без свидетелей» 12 . Анализируя понятия о добре и зле, Ницше приходит к выводу, что это не иначе как психологическая защита, духовная месть рабов. Не имея возможности отомстить в этом мире, рабы переносят свою месть в мир иной. Злой для них тот, кто их угнетает, приносит муки, то есть их победитель. Человек не в силах принять своё ничтожество, признать себя рабом и поражённым, поэтому он торжествует в морали. Он называет себя и подобных себе добрыми, придумывает справедливого бога, который всех рассудит на том свете, и главное, покарает обидчиков. Феномен бога на кресте мог появиться только среди рабов. Если для аристократии основными добродетелями являются доблесть, честь и храбрость, то христианские добродетели под силу рабам: это смирение, праведность, любовь к ближнему своему и даже любовь к врагу. Понятия о добре и зле возникают из антагонизма аристократии и рабов, но есть и другие категории морали, возникшие в обществе равных, - это вина, совесть и долг. Эти понятия вышли, согласно Ницше, из долгового права, их происхождению посвящено второе рассмотрение «К генеалогии морали». Весь смысл «переоценки ценностей» немецкого философа для нашего вопроса заключается в том, что вопервых, сами понятия морали зависят не только от технического прогресса, но и от людской психологии, в которой много от животного: мораль питается силой животных эмоций, вырастает на них. Корень морали, утверждает Ницше, не в искре божией, а в животных и низменных инстинктах. Получается, что мораль эволюционирует от чуть ли не животного состояния и животных ценностей (мужество в битве, например) к наивысшей духовности – аскетическому 11 Там же С.46-48. Ницше Ф. К генеалогии морали. Рассмотрение второе: «вина», «нечистая совесть» и всё, что сродни им. [электронный ресурс] http://www.bukvaved.ru/filosofiia/593-fridrikh-nicshe-k-genealogii-morali.html 12 идеалу, над которым Ницше, правда, немало иронизирует. Второй момент, интересный с точки зрения природы морали и религии, их взаимодействия заключается в происхождении христианских представлений о боге. Справедливый бог – изобретение рабов, природе чуждо понятие справедливости. Таким образом, бог выступает гарантом справедливости, причём не только в Христианстве, но и других монотеистических религиях, таких как Ислам, Иудаизм. Убивая бога, Ницше убивает гаранта справедливости, а справедливость – одна из основных идей в морали, основа системы права. Образ сверхчеловека, которого корректнее назвать сверхживотным, прекрасно иллюстрирует нам, каково приходится человеку, не обремененного идеей справедливости. Как правильно подмечает Толстой в «Нравственности и религии», сверхчеловек просто теряет почву под ногами, теряет ориентир, к которому нужно стремиться, не видит смысл жизни и тщетно пытается его найти. В конце произведения «Так говорил Заратустра» главный герой восклицает: «Разве к счастью стремлюсь я? Я ищу своего дела!» 13 Поиск точки опоры – таков финал убийства бога и идеи справедливости. Этот финал предвидел гениальный И. Кант. Моральный закон по Канту зиждется на постулатах практического разума, без которых он перестаёт быть законом. Бессмертие души и бытие божие, - постулаты, необходимые для того, чтобы моральный закон вступил в силу. Кант отдаёт первенство практическому разуму по сравнению с чистым: практический разум выступает «ограничением спекулятивного безрассудства» 14 . Бессмертие души и бытие бога для чистого разума являются трансцендентными объектами, находятся за границами нашего познания, но для разума практического необходимо, чтобы указанные постулаты стали имманентными. Кант справедливо разделяет гносеологию и этику: этика, опирающаяся на эмпирический мир, была бы не полной. Уход этики в другой мир является закономерным фактом коэволюции религии и нравственности, этика следует за высшими силами из лесов, где обитали тотемные животные, взбирается на Олимп, затем на небеса, и убегает за пределы познания. Тем не менее, нравственность всегда с нами и является нашей связью с самыми отдалёнными и неведомыми силами мироздания. В заключении «Критики практического разума» Кант описывает восприятие морального закона: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с 13 того места, которое я занимаю во внешнем Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Знамение. [электронный ресурс] http://www.bukvaved.ru/filosofiia.html Кант И. Критика практического разума. [электронный ресурс] http://www.koob.ru/immanuel_kant/kritika_prakticheskogo_razuma 14 чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразного назначения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни» 15 . Этика Канта – наиболее чётко и рационально выраженная концепция третьей стадии коэволюции религии и нравственности. Точнее и лаконичнее текста заключения «Критики практического разума» мне встречать не приходилось, этот текст обращается к нашему разуму и эмоциям, чувствам, давая наиболее полную картину должного мироощущения человека. Итак, вернёмся к нашему вопросу: существует ли нравственность без религии? Коэволюция этих явлений и связанных с ними понятий (таких как справедливость, милосердие, духи, бог) свидетельствуют о том, что эти два явления неразлучны. С другой стороны, у нас нет доказательств, что так будет всегда; вспомним, ведь Плеханов предсказывал отмирание религии. Обратимся к периоду, когда как раз ожидалось это отмирание. Во времена Советского Союза, эпоху официального атеизма, одним из идолов, которому поклонялись многие учёные того времени, была космическая отрасль. Советский Союз первым запустил искусственный спутник Земли, отправил человека в открытый космос. Учёные, занятые в этой отрасли, верили в науку, верили в то, что они нужны обществу, нужны своей стране. Прошло каких-то 30-40 лет, инвестирование космических программ сократились в разы, и вчерашние герои оказались позабыты, космическая отрасль России скатилась на обочину и была объявлена бесперспективной. История полна подобными примерами, разочарование поджидает нас на каждом шагу, если мы уверуем в святость и безусловную нужность любого явления эмпирического мира. Лишь вера в трансцендентные объекты нас не обманет, поскольку это не возможно по определению. Только трансцендентный бог может гарантировать справедливость в 15 Кант И. Критика практического разума. Заключение. [электронный ресурс] http://www.koob.ru/immanuel_kant/kritika_prakticheskogo_razuma силу невозможности проверить действие этой справедливости в нашем эмпирическом мире. Настоящая мораль, полностью уверенная в своей правоте, может опираться только на трансцендентный мир, лежащий за пределами познания. Нравственность, ищущая основу в нашем эмпирическом мире, рано или поздно обречена на провал. И всё-таки, хромая и неполноценная нравственность также необходима обществу: тактически она сильнее. Когда видишь свою цель перед собой, быстрее к ней бежишь, будь то строительство школы для бедных детей или строительство коммунизма. Мне нравственность, опирающаяся на религиозное чувство, представляется ровным вечным пламенем, нравственность же атеистическая выглядит как огромный костер, быстро сжигающий воздух вокруг себя и задыхающийся через пару мгновений. Этот образ, пожалуй, и есть мой ответ на вечный вопрос: возможна ли нравственность без религии. P.S. Отвечая на поставленный вопрос, мы выделили три стадии развития религии и морали. Возникает следующий вопрос, а неужели третья стадия последняя? Появится ли четвёртая? Думаю, что да. Её ростки появляются в религиозной философии, идеологии, психотерапии. На низовом уровне это «американская мечта», восхищение богатыми бизнесменами, выбившимися из нищеты, популярность книжиц по практической психологии на тему «как добиться успеха» и т.д. Из религиозных учений наиболее близкой к следующей ступени мне представляется протестантизм с догматом «служения в миру». В философии пророчеством четвёртой стадии выступает религиозная философия певца свободы – Бердяева Н.А. Бог, согласно Бердяеву творит свободный мир, человек не может быть принуждён к добру, он волен выбирать, и бог не властен над его выбором. Однако же смысл истории в сознательном выборе добра и окончательном и свободном отделении добра от зла: «Если начальным в мировой истории была свобода выбора добра и зла, то конечным будет свобода утверждения добра, так как зло будет сознано как окончательное рабство» 16 . Самореализация, целеустремлённость, а не смирение скоро должны оформиться в нормы морали, а бог начнёт спрашивать человека после смерти как он использовал дарованные ему силы и таланты, насколько стремился себя реализовать. Активность в достижении заветов бога, всеобщее монашество, вероятно, станет зерном следующей стадии коэволюции религии и нравственности. 16 Бердяев Н.А. Философия свободы. М.: Правда, 1989. С. 54.
