«Facebook — это реальный вызов» 17.04.12

17.04.12
Эксперт МГИМО: Ярослав Скворцов, к.социол.н.
«Facebook — это реальный вызов»
О том, как новые медиа влияют на мировую политику и общественную жизнь,
рассказал декан факультета международной журналистики МГИМО МИД России
Ярослав Скворцов
Панарин: У меня в гостях главный международный журналист РФ Ярослав Львович Скворцов,
декан факультета международной журналистики МГИМО, одного из ведущих вузов не только
России, но и, по моему искреннему убеждению, и в мире. И мы обсудим вопрос, что же такое
международная журналистика, как она влияет на политические процессы, в целом
на мировую политику. Закончились президентские и парламентские выборы. Как себя
ощущает МГИМО в этой новой послевыборной реальности?
Скворцов: У нас, кстати, только что закончились выборы ректора.
Панарин: Объявите нам, кто же стал новым ректором.
Скворцов: Вы, наверное, очень удивитесь. Анатолий Васильевич Торкунов, и, слава Богу, что
так.
Панарин: Я, как и вы, искренне рад, что этот выбор правильный.
Скворцов: В общем, да, потому что я глубоко убежден в том, что академическая среда,
безусловно, должна понимать, что происходит за окном, быть чуткой к веяниям времени,
но в то же время, когда ее начинает, как говорят наши студенты, «колбасить», это очень
опасно. Не потому, что я сторонник каких-то консервативных взглядов.
Давайте возьмем классические академические страны — Великобританию, Францию,
Германию. Традиция в образовании — это великая вещь.
Панарин: Там уже сотни лет достаточно устойчивая традиция.
Скворцов: Конечно. Очень хорошо сказал один мой знакомый, когда узнал, что я вернулся
из Кембриджа. Он спросил, мол, правда, что там заходишь в помещение, вдыхаешь воздух,
и хочется учиться? Я ответил ему, что он сформулировал мою мысль.
Панарин: То есть вы хотите сказать, что Анатолий Васильевич — это воздух?
Скворцов: Эта та самая академическая традиция, благодаря которой хочется учиться.
Панарин: Я искренне разделяю эти оценки. Это порядочный профессионал, искренне
любящий свою альма-матер. И, главное, мне кажется, человек информационный, который
понимает роль информации в современном мире.
Скворцов: И ведет свой блог.
1/7
Панарин: Да, и чутко реагирует. Вернемся к чуткому реагированию. У нас прошли
парламентские выборы. Была мощнейшая волна протестов самого разного рода впервые для
постсоветского периода, по крайней мере, за последние 12 лет. Некоторые даже заговорили
о «фейсбуковом» влиянии. Прошло уже больше месяца с президентских выборов, сама
избирательная ситуация тоже была неоднозначной. Или же это надуманный термин —
влияние новых информационных технологий на политическую активность? Ваш взгляд.
Скворцов: Мне кажется, в вашем вопросе уже прозвучала часть ответа. Это, в принципе,
реакция на новые медиа. Когда-то считалось, что зря в газете не напишут, верили печатному
слову как истине в последней инстанции.
Панарин: И Ленин говорил, что газета — не только коллективный организатор.
Скворцов: Да, но еще и пропагандист. Я думаю, что к Facebook эта ленинская фраза
прекрасно подходит. Это хорошо показали события в России прошлого года и на Ближнем
Востоке. Но с моей точки зрения, это реакция на новые медиа. Например, печатная
журналистика уже этот этап прошла.
Панарин: То есть если бы газета «Правда», «Российская газета» или «Новая газета»
вышли бы гигантскими тиражами, то, возможно, не было бы такой реакции?
Скворцов: Вспомните начало 1990-х годов — какой был интерес к печатному слову. Даже
конец 1980-х — гигантские тиражи. Потом эта волна потихоньку спала. В середине 1990-х
годов, если не брать последнюю избирательную кампанию, была самая жесткая, самая
кровопролитная в информационном плане избирательная кампания 99-го года. Там,
безусловно, доминировало телевидение.
Панарин: Вспомнить, например, господина Доренко.
Скворцов: Да, и Киселева по другую сторону баррикад. Сейчас телевидение эту функцию
уже не выполняет.
Панарин: То есть вы хотите сделать вывод о том, что телевидение, которое мы часами
смотрим, уже как-то вышло в другую плоскость?
Скворцов: Я хочу сказать о том, что новым инструментарием теперь становится Интернет.
Панарин: Это серьезный вывод. То есть вы хотите сказать, что эра глобального влияния
телевидения на умы людей пережила свой пик?
Скворцов: Я думаю, что, безусловно, пережила, что лучшие времена позади. Если говорить
о телевидении, в Москве немало телезрителей, у которых есть возможность благодаря
«тарелке» или кабелю смотреть до сотни каналов — гигантское количество. В США можно
смотреть до тысячи. Но человек физически не в состоянии это делать, и он должен делать
выбор. Что касается телевидения как инструмента влияния, раз уж мы выстраиваем такую
цепочку, то, безусловно, сейчас есть такие телезрители (вы упомянули «телекиллера» номер
один — Доренко), которые говорят: «Мы сейчас врубим ящик, посмотрим и узнаем всю
правду».
Другой один авторитетный телевизионщик, которого тоже называют «телекиллером», как-то
сказал гениальную фразу, что когда тележурналист приобретает сторонников, он теряет
зрителей.
Панарин: То есть он превращается не в журналиста, а в политического деятеля?
2/7
Скворцов: Да, дескать, любишь меня — люби, а не любишь — не надо. А вся прелесть нашей
с вами профессии в том, что ты каждым своим эфиром, каждой своей публикацией должен
доказывать свое право на время слушателей, зрителей, читателей, а это пропадет. Другими
словами, телевидение агитировало тех, кого уже агитировать не надо.
Панарин: То есть это фактически средство времяпрепровождения, баланса, релакса в какомто смысле?
Скворцов: Да, чтобы убедиться в том, что мир остается миром.
Панарин: Что египетские пирамиды по-прежнему стоят. Когда наступил этап новых медиа?
Это 2005, 2010, 2011 годы? Можно ли определить какую-то точку?
Скворцов: Мне кажется, что это, наверное, конец первого десятилетия XXI века. С одной
стороны, это, безусловно, влияние молодежной моды.
Панарин: Плюс еще появились технические возможности. И это, конечно, нельзя
не учитывать.
Скворцов: Мои студенты точно не помнят тех времен, когда нужно было покупать карточку,
когда Интернет грузился только по ночам и стоил, кстати, больших денег.
Панарин: Это стало гораздо дешевле.
Скворцов: Доступнее. Но здесь тоже есть элемент. Опять же, возвращаясь к цепочке
«в газете зря не напишут». По телевизору сказали, и сразу миллионы это проглотили,
не требуя доказательств. Сказали — значит, так оно и есть. Facebook, с моей точки зрения,
пользуется своим положением новинки.
Панарин: Монополиста?
Скворцов: Отчасти да.
Панарин: Если сравнить Facebook и «ВКонтакте», есть ли между ними разница? В чем?
Скворцов: По аудитории «ВКонтакте» моложе.
Панарин: У меня есть данные по численности. Я был шокирован этой цифрой. Ежедневно
в сеть «ВКонтакте» входит 33 миллиона человек по России. Куда они входят, что они смотрят,
каков контент — это вопрос, но сама цифра гигантская.
Скворцов: Могу сказать, что когда у меня появляется новая группа студентов, я говорю им,
что буду выкладывать свои лекции, презентации. В какой социальной сети? Если студенты,
то это только «ВКонтакте», Facebook их не интересует.
Панарин: В принципе, там достаточно удобная среда для образования.
Скворцов: И, кстати, формат, который там есть, — открытые и закрытые группы.
Регулирование, переброска информации — очень удобная вещь.
Панарин: Теперь перейдем к международной журналистике. Если посмотреть, например,
на США, Ближний Восток, Францию, сейчас там президентские выборы, а в США —
избирательная кампания. Есть ли какие-то отличия этих социальных сетей в России
от западных партнеров?
3/7
Скворцов: Основное отличие заключается в том (хотя не совсем это приятно осознавать
и признавать), что мы в этом смысле проходим этап, который они уже прошли.
Панарин: Когда?
Скворцов: Я думаю, лет пять назад. Приведу простой пример. Меня поразило вот что.
Представляете, заходишь на страницу канцлера Германии Ангелы Меркель (она, кстати,
у меня во «френдах») и смотришь информацию о пользователе. На вопрос «Ваши любимые
книги» канцлер Германии отвечает, что это книги Пушкина и Достоевского.
Панарин: Это достижение. Напомним, что госпожа Меркель стала победителем Олимпиады
русского языка, не все это знают. Блестящий пример, я очень рад, потому что это два
замечательных писателя. Назовите их еще раз.
Скворцов: Пушкин и Достоевский — это наше все. Не только наше, но еще и Ангелы Меркель.
Панарин: Она — одна из ключевых фигур мировой политики. Я думаю, что в мире она вполне
входит в «тройку».
Скворцов: Обратите внимание, когда она шла на свои вторые выборы, в отличие от первых,
тезис о том, что женщина может быть канцлером, уже не обсуждался.
А еще на ее странице на вопрос «Ваша мечта?» она отвечает — проехать по Транссибу
от Москвы до Владивостока. Вы представляете? Я до сих пор не понимаю.
Панарин: Почему господин Якунин не прочитал ее Facebook и не построил специальную
ветку для Ангелы Меркель? Если чиновники послушают нашу передачу, может быть, онм
осуществят мечту Меркель.
Скворцов: Многие отечественные политики тоже завели свои страницы. Я прекрасно
понимаю, что вряд ли сама госпожа Меркель каждый вечер заходит в Facebook и с кем-то там
чатится. Но явно, что я вижу там живого человека.
Панарин: Конечно, никто из ее помощников не мог бы написать про Пушкина и Достоевского.
Скворцов: Безусловно. Поэтому если ты хочешь быть ближе к своим избирателям, к своему
народу, то это способствует снижению дальности, как говорил известный мэр, шаговой
доступности.
Панарин: Интересный пример. Сразу возникает вопрос, почему власти, когда началась эта
«фейсбуковая» Болотная площадь, оказались в некотором шоке? Почему власть не оценила
эти новые медиа, новую информационную возможность, в том числе для активизации
протестных голосований, как вы считаете?
Скворцов: Это новые вызовы. Мы много говорим о новых вызовах современности или
глобальных вызовах современности. Facebook — это реальный вызов. И что можно
противопоставить? Какие ресурсы? Какую манеру поведения в этих ресурсах? Что это будет?
Я думаю, что, безусловно, власть оказалась сначала к этому неготова, вы правильно говорите.
Панарин: К сожалению, я это констатирую, потому что это не самый приятный вывод для
России.
Скворцов: И это при том, что у первых лиц государства есть колоссальный опыт общения
со страной.
4/7
Панарин: Да. Может быть, мало кто знает, что на саммите «восьмерки» на Окинаве, который
был посвящен развитию информационного общества, Владимир Путин, тогда новый
президент России, единственный из лидеров «восьмерки» смог пользоваться электронной
почтой и отправить сообщение. То есть он был на высоте. Медведев вообще мастер
Интернета, он есть в Twitter.
Скворцов: Короля играет свита, значит, свита была не готова.
Панарин: Сразу отсюда возникает вопрос. Нужно учиться на своих ошибках. Какие выводы
нам нужно делать, причем не только власти, но и обществу. Феномен новых медиа
развивается, и, видимо, эта тенденция будет продолжаться?
Скворцов: Безусловно. Но мы живем в многомиллионном городе, мы привыкаем к тому, что
практически все время находимся в поле зрения веб-камер, не только когда мы приходим
на избирательные участки.
Панарин: А если учесть, что почти на ста тысячах участков это были уникальные камеры —
они выходили в Сеть в режиме онлайн, это несколько меняет реальность.
Скворцов: То есть этот промежуток времени — увидел, обдумал, изложил, подал, меня
прочитали, посмотрели, я отреагировал — может сократиться до секунды. Время сжимается
до секунды. Посмотрите, как много мы теперь воспринимаем онлайн. Нам это нужно сейчас.
Панарин: Нам не надо завтра, чтобы чиновник вышел и сказал, что мы все урегулируем.
Скворцов: Даже многие российские каналы, которые прежде не славились какими-то
передовыми технологиями, используют Google, камеры, когда в любую секунду времени
можно говорить, что сейчас, например, происходит в Бангкоке.
Панарин: Это прием, который они давно апробируют.
Скворцов: Это ведь эволюция того самого пресловутого эффекта CNN. Мы можем зрителю
много рассказывать, как это было, показывать фотографии. Зачем фотографии? Зачем
рассказы? Включите веб-камеру — я сам посмотрю.
Я иногда говорю своим студентам, особенно магистрантам, которые по первому
бакалаврскому образованию не журналисты, мол, вы знаете, для вас ничего нового нет. Как
курильщики бывают активные и пассивные, так же и журналисты — бывают активные
и пассивные.
Панарин: Давайте приводить примеры не на курении — все-таки будем вести здоровый образ
жизни.
Скворцов: Мы живем с вами в Москве и дышим выхлопными газами. Хорошо, возьмем
автолюбителей. Тоже бывают активные и пассивные. Так и журналисты. Можно сказать, что
я могу жить без медиа, они меня не интересуют.
Панарин: Кто-то говорит, что, дескать, я вообще телевизор не смотрю и детям запрещаю.
Скворцов: Я бы сказал так: медиа волей-неволей формируют повестку дня. Это общение
со своими детьми, со своими коллегами.
Панарин: Это тоже вывод — медиа формируют повестку дня. Влияет ли это на мировую
политику?
5/7
Скворцов: Еще как влияет.
Панарин: А будет ли влиять?
Скворцов: Я думаю, что да.
Панарин: Когда, по-вашему, будет пик новых медиа? Мы сказали, что Интернет стал
развиваться в нулевые годы, телевидение уже на втором этапе развития современных СМИ.
То есть пик новых медиа, если смотреть с вашей точки зрения, это 10–15 лет?
Скворцов: Я думаю, что все уже началось. И, кстати, политические кампании в Европе и США,
которые мы с вами уже упоминали, лишь подхлестывают этот процесс, поскольку спрос
на услуги возрастает.
Панарин: То есть фактически избирательные кампании в России, в США и во Франции
во многом, с вашей точки зрения, подтверждают феномен новых медиа?
Скворцов: Безусловно. Все это будет идти по нарастающей. Вспомним замечательный фильм
«Москва слезам не верит», когда еще в 1960-е годы пророчили конец всему.
Панарин: В этой связи возможен конец телевидения или нет?
Скворцов: Я думаю, будет его трансформация. Трансформация в доступности как
пользователя, так и того, кто снимает. В прошлом году в августе я был в США и три дня
не мог вылететь из-за урагана «Айрин». У меня был первый рейс, который отложили на трое
суток. Я сидел в квартире, смотрел телевизор, погодные условия, сигнал не идет. Все
их корреспонденты, я имею в виду ведущие каналы, открыли свои MacBook’и, включили вебкамеры и совершенно спокойно без услуг операторов общались со студией посредством
ноутбука.
Панарин: То есть фактически эта буря, ужасный ураган, который задержал самолеты,
не смог нарушить коммуникации.
Скворцов: Картинка была чуть-чуть размытая. Меньше пикселей на дюйм. Но ничего
страшного.
Панарин: Сам информационный проток передавался?
Скворцов: Конечно. Поэтому, я думаю, что с одной стороны, это будет доступнее, но с другой
стороны, усилит конкуренцию. Потому что пока мы снимем, перегоним (у нас сейчас нет своей
передвижной телевизионной станции (ПТС), поэтому надо будет откуда-то передавать), а ктото это уже снял и выложил в социальной сети. И когда мы «пригонем» материал, нам скажут,
что решили нас не ждать, потому что конкуренты уже берут картинки. Например,
землетрясение в Японии год назад. Один из блогеров снимал все это на iPhone и выкладывал
на свою страницу.
Панарин: Фактически в режиме онлайн.
Скворцов: Да. Это и есть настоящие новые медиа, которые традиционным медиа говорят:
«Ну что, старички, подвиньтесь».
Панарин: Чему же мы должны учить в МГИМО будущих дипломатов? Какова должна быть
дипломатия в этих условиях?
Скворцов: Дипломатия должна быть умной и современной.
6/7
Панарин: Что вы понимаете под этим?
Скворцов: Понимающая, адекватно воспринимающая то, что время для принятия решений
резко сжимается, что свободы для маневра становится тоже меньше, нужно быстрее думать,
быстрее принимать решения, нужно своевременно реагировать на то, что поданная
в широком смысле картинка может быть неудачно для меня воспринята. Вспомним пример
из недавнего прошлого. Южная Осетия, когда телеканалы передавали совершенно другой
видеоряд.
Панарин: Да, но и во время декабрьских митингов в Москве американские каналы
показывали кадры греческих беспорядков, выдавая их за московские. Почему они так
делают? Неужели рядовые американцы, смотря на все это, думали, что это действительно
Москва, как вы считаете?
Скворцов: Я думаю, возвращаясь к вашему предыдущему вопросу и отвечая на него, что
мышление человека стереотипизированно. Человек мыслит стереотипами, и об этом никогда
не надо забывать. И поэтому если я живу в плену очень простых представлений о жизни, что
эти — глупые, эти — ленивые, то все, что укладывается эти ниши, воспринимается очень
легко. Поэтому если ты хочешь сломать стереотип, тогда уж будь добр, потрудись.
Панарин: То есть вы хотите сказать, что они все-таки поверили в то, что эти пальмы
действительно в Москве?
Скворцов: Для американца намного важнее то, что происходит у него под носом, нежели
в далекой и непонятной России.
Панарин: Да, если господин Буш путал Словению со Словакией, то что говорить про рядового
американца. Итак, что же делать России? Есть ли у России шанс в этой новой среде, которая
уже формируется, сохранить свое достоинство и величие как великой державе?
Скворцов: Если Ангела Меркель считает своими любимыми писателями Пушкина
и Достоевского, безусловно, этот шанс есть. Как однажды сказал мой знакомый американец:
«Знаешь, в чем самая большая проблема России? Вы очень большие, по всему —
по ментальности, по территориям. Раз сегодня не успели, завтра сделаем».
У нас много земли, лесов, воды. Я думаю, что нужно бережливее относиться к сегодняшнему
дню, понимать, что время сжимается, и действовать чуть более решительно. И все будет
хорошо.
Игорь ПАНАРИН
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Источник: РГРК «Голос России»
Постоянный адрес материала: http://www.mgimo.ru/news/experts/document222796.phtml
7/7
Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)