Коростелева Т.В. Старший преподаватель кафедры общегуманитарных дисциплин

Коростелева Т.В.
Старший преподаватель кафедры общегуманитарных дисциплин
Гуковского института экономики и права (филиал) РГЭУ «РИНХ»
г. Ростов-на-Дону
СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ АРХАИЗАЦИИ:
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД К РУССКОМУ ЯЗЫКУ
Аннотация
В ХХ веке из активного словаря русского языка устранялись
лексические единицы с актуальным денотативным содержанием,
которые не были заменены современными синонимами. В языке
происходит регулярный возврат к прежним формам номинации, если
они оказываются по какой-либо причине актуальными в новых
лингвокультурных условиях.
Ключевые слова: Архаизмы, историзмы, языковая система, узус
Key words: archaisms, historicisms, language system, language usage
Явный дефицит современных выразительных возможностей для
высокого пафосного стиля может быть преодолен обращением к
актуальной архаической лексике. Значимость архаизмов в культурноценностной системе современного российского общества позволяет
утверждать, что и экологический кризис русского языка может быть
преодолен в том числе и с помощью
актуализации выразительных
архаизмов.
В
неблагополучном
состоянии
языковой
среды
и
духовной
деградации видят глубинные причины оскудения словарного запаса
языка. На всем протяжении XX века шло сокращение слов с элементами
бого-, благо-, добро-, получивших в новых словарях помету дореволюц.
и иронич. или изменивших свое значение.
Процессы архаизации словарного состава продуктивно рассмотреть в
контексте идей современной лингвистической экологии (или экологии
языка).
Ключевые категории языковой экологии – деградация и реабилитация.
Необходимо
отслеживать
опасные
симптомы
деградации
языка,
противодействовать им и обеспечивать выживание языка, способствуя его
устойчивому развитию и поддерживая разнообразие. Как пишет М.Н.
Эпштейн [12], в России в XX веке понесло страшные убытки не только ее
население, но и язык: лингвосфера сокращалась одновременно с демосферой и примерно такими же темпами. Поражают масштабы сокращения тех
словообразовательных гнезд (добро и зло), которые веками наращивались
вокруг самых «мировоззрительных» корней языка. С основой «добр» в
Толковом словаре русского языка Д.Н. Ушакова осталось 42 слова (195
слов у В.И. Даля), со «зло» – 82 в Толковом словаре русского языка Д.Н.
Ушакова (286 у В.И. Даля). В последующие советские десятилетия эти
гнезда редели и дальше, но уже ненамного: основное богатство было
утрачено
за
важнейшие
двадцать
слова,
послереволюционных
связанные
с
лет.
этическими
Утрачены
были
представлениями:
добродумный, добродумчивый, добромысливый и мн. др.
Интересно, что образования от этих двух корней асимметрично
сохранились: есть слова злодей, злорадство и злословить, но добродей,
доброрадство
и
добрословить
утратились,
хотя
очевидно,
что
доброрадство (‘способность радоваться чужому добру’) передавало
чрезвычайно важное этическое понятие (ср. сохранившееся злорадство).
Как замечает М.Н. Эпштейн [там же], самые важные, жизнеобразующие
истины язык до нас доносит мгновенно, однословно. От языка мы узнаем,
что ум, сердце или радость могут быть добрыми и злыми. А если в языке
есть только злорадство и нет доброрадства, то возникает опасность, что
представление общества о нравственных ориентирах этого чувства
окажется сильно суженным. Ю.И. Левин отметил, что основной функцией
человека в лозунговом (идеологическом, тоталитарном) универсуме
является труд, который занимает место всех добродетелей христианского
универсума [9, с. 555]. Естественна поэтому утрата многочисленных
обозначений моральных понятий в эпоху тоталитаризма.
Архаизация слов неотделима от деактуализации соответствующих
концептов. В.И. Карасик пишет о том, что к числу уходящих регулятивных
концептов в русской лингвокультуре относится кротость: кроткий ‘незлобливый, уступчивый, покорный’. Этот концепт, который в основе
своей есть религиозное предписание, выражал нормы поведения, резко
противоречащие утилитарным нормам выживания в условиях борьбы за
существование. И в советское, и в постсоветское время приветствуется
инициатива людей, направленная на всеобщее благо и/или на личное
благосостояние. Имя этого концепта, пишет В.И. Карасик, практически
неизвестно школьникам, они предпочитают называть незлобливого,
уступчивого, покорного человека «забитым» [3, с. 187].
Представить объективную картину состояния языка, постараться
оценить все
ее стороны, указать на опасности и предложить средства
сбережения и приумножения богатств языка – это общий посыл языковой
экологии. Мнение, согласно которому русский язык переживает период
кризиса и нестабильности, имеет веские основания – оно основано
многочисленных фактах словарных потерь.
языковое
пространство
именно
за
счет
на
А сокращается русское
утраты
многочисленных
производных слов, нюансирующих смысл.
Но наиболее заметны отрицательные последствия архаизации не в
разговорном языке, а в таких сферах, как политическое красноречие,
державная риторика, апеллирующих к национальному чувству, к гордости
за свою страну. Стремительная архаизация советизмов оставила в этих
сферах зияющие лакуны. Ср.: «Один из ведущих журналистов, М.
Соколов, сказал как-то у нас в эфире: «10 лет назад выяснилось, что у нас
нет не только денег, того, сего, но нет и русского литературного языка.
Жестко кодированный в сталинскую эпоху, язык стал мертвым,
искусственным. Если взять газету «Правда» десятилетней давности, то
станет понятно, что с помощью языка, которым она пользовалась, нельзя
выразить никаких смыслов, нельзя описать ни одной современной
ситуации. Новая журналистика столкнулась с языковыми проблемами не
отвлеченно, а практически: в газете должны быть статьи, о чем-то внятно
рассказывающие. Языковая ситуация напоминает эпоху Петровской
реформы, когда живой язык казался кашей, а нормативный был скорее
мертв, чем жив» [10, с. 132].
Современная политическая речь (даже в своих самых успешных
реализациях)
имеет
совершенно
невыразительность, вследствие чего
очевидные
недостатки:
вялость,
она или не запоминается, или
запоминается непреднамеренным комизмом (как известные «афоризмы» В.
Черномырдина).
Образование прецедентных
антиобразцов, которые отражены в
анекдотах или киноцитатах (в речи отрицательных персонажей) и
непосредственно крылатых словах (вроде чревато боком из речи В.С.
Черномырдина) свидетельствует о языковой рефлексии. см. подробнее: [4,
с. 50].
«У нас совершенно нет культуры политических дебатов, культуры
публичного красноречия – того, чем славились демократии прошлого,
когда победа достигалась силой убеждения. В нашей публичной сфере
торжествуют демагогия и манипуляция» [2, с. 152].
Э.Г. Куликова и И.В. Беляева причину этого видят в следующем:
«Манипулятивные методы предпочитаются потому, что они позволяют
избежать разоблачения и применения правовых санкций» [5, с.79]. Список
манипулятивных ходов разнообразен. К примеру, как пишут М.В. Ласкова
и Е.В. Резникова: «Вследствие большой вариативности семантического
содержания местоимения «мы» оно нередко становится средством
манипулирования общественным мнением, особенно – в предвыборных
кампаниях» [8, с. 165].
Слова меняют сферу употребления. «В
современной ситуации
затемненностью и асемантизмом нагружаются слова в целом привычные
(слово реформы в конце ХХ века), или, казалось бы, прозрачные и широко
преподносимые конструкты: свободная экономическая зона, переходный
(куда? с какой целью?) период, национальная идея. [1, с.17].
Общественно-политическое слово сегодня не имеет запаса прочности и
солидности, ему явно недостает красоты. Причина этого – общее
оскудение языка, неразрывно связанное с примитивизацией мышления,
отсутствие общепризнанного идеала речевой культуры. Нам не дается
высокий официальный язык, потому что его носители оторваны и от
народных корней, и от тех сложных форм культуры, которые были
достоянием
русской
ответственности за
интеллигенции.
«Отсутствие
коллективной
язык скорее осуждено публицистически, чем
осмыслено научно» [6, с. 54].
Как пишут Г.Г. Хазагеров и С.В. Хазагерова, сегодня техническая
сложность повсюду соседствует с гуманитарным примитивизмом [11].
Леность ума обусловливает невнимание к деталям, к нюансам, и потому
многие слова, способные тонко нюансировать смысл, отбрасываются за
ненадобностью. «Прежде всего, необходимо уяснение современной
языковой ситуации. Осознав проблему, надо перейти к планомерному
окультуриванию коммуникативного пространства» [14, с. 144]. В этих
условиях сбережение языка всеми способами должно стать социальным
проектом.
Литература
1.
Беляева
И.В.,
лингвистический
Куликова
смысл
Э.Г.
Манипулятивное
эвфемизмов//
Вестник
искажение:
Челябинского
госуниверситета. Серия «Филология. Искусствоведение». 2009. №22
(160). С.15-21.
2.
Брусенская Л.А. В чем состоит экологический подход к языку?//
Известия Южного федерального университета. Филологические
науки. 2012. № 3. – С. 149-156.
3.
Карасик В.И. Языковые ключи.– Волгоград:«Парадигма».2007.–519
с.
4.
Куликова
Э.Г.
Норма
в
лингвистике
и
паралингвистике.
Монография. – Ростов н/Д.: РГЭУ «РИНХ», 2004. – 300 с.
5.
Куликова Э.Г., Беляева И.В. Толерантная языковая и командная
правовая норма: манипулирование как нарушение этической
нормы// Философия права. 2009. №4. С.77-81.
6.
Куликова Э.Г. Культурное пространство современной России:
проблема языковой небрежности и неадекватных образцов//
Философия права. 2012 №3(52) С.53-58.
7.
Куликова
Э.Г.
объединительная
Социальный
идея
проект
современной
«Культура
речи»
России
Материалы
//
как
Всероссийской научно-практической конференции «Формирование
российской идентичности как фактор национальной безопасности».
Москва – Майкоп – Ростов-на-Дону, 2014. С.141 – 146.
8.
Ласкова М.В., Резникова Е.В. Личные местоимения в политическом
дискурсе // Вестник Адыгейского государственного университета.
Майкоп. 2011. Вып. 4(90). – С. 163-167.
9.
Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов
// Левин Ю.И.
Избранные труды. Поэтика. Семиотика. – М.: Языки русской
культуры, 1998. – С. 542-558.
10. Cеверская, О.
Говорим по-русски с Ольгой Северской. – М.:
СЛОВО/SLOVO. 2004. – 256 с.
11. Хазагеров,
Г.Г.,
Хазагерова,
С.В.
Культура-1,
культура-2
гуманитарная культура // Знамя. 2005. № 3.
12. Эпштейн М.Н.
Русский язык в свете творческой филологии
разыскания // Знамя. 2006. № 1. – С. 196-207.
и