отрывок о балерине М.Ф. Кшесинской
advertisement
И Петипа, поворчав, дал ей возможность действовать самостоятельно. Вазем считала, что он отказался от диктата только потому, что хотел её посрамить перед коллегами, рассчитывая, что ничего путного она не предложит. Но на первой же оркестровой репетиции балерина заставила постановщика извиниться. «Я стояла в первой кулисе, ожидая своего выхода,– вспоминала Вазем. – <...> При первых же звуках сопровождающей его музыки я напрягла все свои силы,– мои нервы их как будто утроили,– и я буквально вылетела на сцену, перескочив даже через головы стоявших на коленях в группе танцовщиц. Пройдя сцену в три прыжка, я остановилась как вкопанная. Вся труппа на сцене и в зрительном зале разразилась громом рукоплесканий. Петипа, находившийся на сцене, по-видимому, тот час же убедился в своём несправедливом ко мне отношении. Он подошёл ко мне, сказал: – Мадам, прости, я – дурак… В тот же день по всему театру разнёсся слух о “трюке” Вазем. Все служащие театров старались попасть на репетицию “Баядерки”, чтобы увидеть мой прыжок. О спектакле же и говорить не приходится. Сделанный мне публикой приём был прекрасный. Кроме последнего акта, нам всем очень много аплодировали за картину “царство теней”, вообще очень удавшуюся Петипа». Успех спектакля, как правило, напрямую связан со сбором. И сбор был прекрасным. В бенефис Вазем он составил 5 100 рублей, в бенефис Радиной – 4 800 рублей, во время казённого спектакля собрали 2 000 рублей, в бенефис кордебалета – 3 100, плюс всем танцовщицам подарили по браслету, 52 штуки. Столь всеобъемлющее подношение было впервые, как отмечала «Петербургская газета», хотя ведущим танцовщикам и прежде делались дорогие подарки. Генриетта Дор, например, за выступление в «Царе Кандавле» получила от Александра II брошку с изумрудами и бриллиантовую диадему от публики. Вазем на одном из бенефисов преподнесли бриллиантовые серьги и дорогой альбом с её фотографиями в разных ролях. А вот цветы дарили артисткам искусственные. И бывали случаи, когда одна и та же корзина цветов кочевала от танцовщицы к танцовщице, и осчастливленная подношением дама вдруг обнаруживала в корзине записку, адресованную вовсе не ей. Объяснялись подобные курьёзы тем, что танцовщицы через своих служанок нередко приторговывали подарками. Популярность «Баядерки» превзошла по продолжительности «Петербургские когти». Спектакль удержался в репертуаре театров до наших дней. Со времён Худекова право участвовать в «Баядерке» 249 оспаривали лучшие танцовщицы и танцовщики. Партия Никии считалась у балерин особенно престижной. В разное время её передавали друг другу, как эстафету, даровитая А. Иогансон, блистательная Матильда Кшесинская, великая Анна Павлова, неповторимая Тамара Карсавина. О дебюте Иогансон в «Баядерке» 18 сентября 1884 года появилась неподписанная рецензия в «Петербургской газете». Неизвестный автор писал: «Трудный, тяжёлый шаг предстоял юной солистке нашего балета г-же Иогансон, выступившей вчера в первый раз в ответственной, капитальной роли Никии в балете “Баядерка”. Воспоминания о создавшей А.Х. Иогансон 250 эту роль г-же Вазем в её лучшее время не могло ещё изгладиться из нашей памяти любителей хореографического искусства». Надо сказать, что трудность первого выступления для юной солистки усугублялась ещё тем, что первая исполнительница роли Никии присутствовала на спектакле. Правда, она весьма доброжелательно встретила свою преемницу и, как заметил автор рецензии, «от души аплодировала молодому поколению. Дебютантку-балерину вызывали после каждого действия, увенчали, как водится, лавровым венком и поднесли корзину и рог изобилия колоссальных размеров». Не оставила без внимания газета и второе выступление А. Иогансон в этой роли. Рецензент писал, что исполнительница «с несравненно большей уверенностью и апломбом выдержала трудную и утомительную роль Никии от начала до конца», и подчёркивал незаурядность её выступления: «На нашей памяти ни одна, даже из более крупных хореографических звёзд, не выступала, подобно г-же Иогансон, после небольшого числа репетиций в таком цельном и ответственном балете, как “Баядерка”; незабвенная Муравьёва начала с одного только акта Пери, г-жа Вазем с первого акта “Наяды”. Вполне сочувствуя молодому русскому таланту и уверенные, что г-жа Иогансон, с её богатыми данными, не остановится на полдороги, мы ещё раз повторим замечание наше, высказанное даровитой и симпатичной артистке после её первого дебюта в качестве балерины: необходимо посвятить труд и время на серьёзную, сознательную выработку мимической стороны, без которой настоящая балерина, призванная к созданию ролей, никогда не будет стоять на высоте своей задачи». Вспоминая через двенадцать лет этот дебют в своей книге «Наш балет», А. Плещеев с горечью констатировал: «Исполняя роль балерины и неся большую ответственность, даровитая солистка не удостоилась и впоследствии, как мы видим, официального производства в звание балерины». Матильда Кшесинская в советское время была известна даже людям, далёким от балета: с балкона её бывшего особняка в Петербурге Ленин произносил речь. Многие советские люди, которые никогда не видели, как она танцевала, тем не менее уверены были, что слава балерины дутая и объясняется её связью с наследником престола, будущим царём Николаем II. В эмиграции Кшесинская написала книгу «Воспоминания», где приводит такие факты»: «В сезон 1900–1901 года я впервые танцевала в обновлённой версии балета “Баядерка”, для которой были изготовлены декорации и костюмы. <...> Премьера имела место 3 декабря 1900 года в бенефис 251 Павла Гердта. Балет этот был очень красивым, а рецензии на мой счёт – чрезвычайно лестными». И далее: «…я решила передать Анне Павловой свой балет “Баядерка”. У нас с ней были прекрасные отношения. <...> Со дня окончания училища (1899 год) она сразу же обратила на себя внимание публики и балетной критики, которая очень высоко оценила её мастерство». Надо заметить, что десятилетием ранее критика высоко оценила и мастерство юной Матильды Кшесинской. Александр Плещеев писал в «Петербургской газете»: «Снова блеснула мадемуазель Кшесинская. За несколько лет до дебюта она ешё совсем маленькой девочкой выступила в “Пахите”… и уже тогда ареопаг знатоков балета предсказывал ей блестящее будущее». И не ошиблись предсказатели: как писала о М.Ф. Кшесинская 252 ней Карсавина, «по виртуозности она ничуть не уступала Леньяни, а актёрским мастерством намного превосходила её». Пьерина Леньяни – итальянская балерина, приехавшая в Петербург на гастроли и оставшаяся в Мариинском театре как прима-балерина на десять лет Хотя Павлова и была восходящей звездой, а Кшесинская примой, пользующейся покровительством великих князей, бывшей возлюбленной наследника престола, успевшего уже стать царём, однако её одного желания, чтобы передать роль, было мало. «…Петипа ни за что не хотел уступить Павловой “Баядерку”,– признаётся она,– новую постановку которой сделал специально для меня. Мне пришлось его долго упрашивать, и, в конце концов, он согласился». Едва ли из альтруистского желания помочь молодой балерине утвердиться передала Кшесинская Павловой выигрышную роль в популярном балете. Ей, видимо, морально тяжело было танцевать Никию. Она не могла не связывать трагедию индийской танцовщицы с трагедией собственной. Будучи юной выпускницей театрального училища, Матильда влюбилась в наследника престола, и он полюбил её. И оба знали, что никогда им не стать супругами. Перед женитьбой на дочери великого герцога гессен-дармштадского Алисе он уверил Матильду: «Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, встреча с тобой навсегда останется для меня прекрасным воспоминанием молодости». В последний раз они встретились на Волконском шоссе, у стоявшего на обочине сенника. Кшесинская описывает это свидание: «Я приехала из города в своём экипаже, а он верхом прямо с полигона. И, как всегда бывает в таких случаях, когда нужно очень многое сказать друг другу, к горлу подступил комок, и мы говорили совсем не то, что хотели. Очень многое так и осталось невысказанным. Да и о чём можно вести речь на прощанье, если знаешь, что уже ничего нельзя изменить…». Не было змеи в цветочной корзине, а тень Никии-Матильды вполне могла появиться на стене царской опочивальни. Оставленная возлюбленная, гордая и властная Матильда предпочла не огорчаться и не огорчать венеценосных супругов и передала роль. Тем более сходство её судьбы с судьбою баядерки было очевидным и для публики и для лукавого интригана Мариуса Ивановича. Может быть, из-за этого сходства он и задумал возобновить балет. Современники Петипа если и заподозрили его в интриге, то своих подозрений в мемуары не включили, напротив, его нежелание дать роль Никии Павловой объяснили так: «Павлова служила всего третий сезон. Поручая ей Никию – жемчужину своего репертуара, Петипа обижал многих танцовщиц». Интересные сведения о «Баядерке» приводит и Тамара Карсавина в своей книге «Театральная улица»: «…14 мая 1918 года состоялся последний спектакль “сезона”. Шла “Баядерка”, балет, который очень 253 любила публика. Овации, устроенные в тот вечер зрителями, были в диковинку даже видавшему виды Мариинскому театру. Я пользовалась огромным успехом, и крупнейший критик того времени писал, что мое искусство “достигло невиданного мастерства”». Всё это случится потом, начинающий же либреттист Худеков едва ли мог предположить, что его «Баядерке» уготована такая судьба. Через много лет в первой части своей монументальной работы «История танцев» он признается, что никогда не восторгался балетами, где участвовали баядерки. Перечисляя эти балеты, назовёт и «Баядерку» Петипа, балетмейстера уже не будет в живых, но и его, конечно, Худеков имел в виду, когда писал: «Местный колорит и этнографические подробности проявлялись с крайне сомнительной правдой даже в декорациях и обстановке. В общем же, по своей конструкции это были балеты с искусственно пристёгнутым ярлыком индусского колорита, не имеющего ничего общего ни с бытом, ни с нравами обитателей Индии. Требования же жизненной правды едва ли можно предъявлять к балетмейстерам старой школы, воспитанных на одном только желании угодить прима-балерине. Для неё приносилась в жертву художественная истина. От успеха первой танцовщицы в поставленном балете зависел успех всего хореографического произведения, потому, очевидно, все усилия балетмейстеров были направлены не на создание художественного целого, а к сочинению таких номеров для артисток, где они могли бы блеснуть особенностями своего таланта. Взамен стильных очертаний выдвигались не вяжущаяся с положением виртуозность артистки в ущерб колориту и рисунку страны. Нельзя назвать ни одной танцовщицы больших балетных сцен, про которую можно было бы сказать, что она хорошо исполняла танец баядерок. Благодаря неумелости хореографов никому не удалось воспроизвести этого типичного танца. Про каждую из крупных звёзд можно сказать, что они “притворялись” баядерками, не сохранивши ни внешних форм, ни мистического смысла танца, служившего воплощению внутреннего состояния души». Какой же вывод можно сделать из этого откровения? Худеков-либреттист недоволен был постановкой балета ни в первый, ни в какой-то там раз, когда танцевала божественная Павлова. Он видел на сцене совершенно не то, что ему представлялось, возможно, роптал; возможно, гневался; безусловно, страдал; но ничего изменить не мог. Но вернёмся к первым исполнителям «Баядерки», вспомним их. Лев Иванович Иванов считался одним из лучших танцовщиков Петербурга. По виду он был типичный барин: породистое лицо, пре- 254
