НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ КОНЦЕПЦИИ “СОЦИАЛЬНОГО
advertisement
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ КОНЦЕПЦИИ “СОЦИАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА” Э.ФРОММА Чувство, будто духовно мы парим в безвоздушном пространстве,— страшное чувство. Но может именно страх и дарует нам последнюю возможность спасения: мы должны вырваться из скорлупы, из ощущения собственной защищенности, ощущения, которое, я боюсь, окажется в нынешнем веке несостоятельным. Макс Фриш. Культура как алиби I. Введение. …хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл. Карл Поппер. Открытое общество и его враги 1. Первая половина ХХ в. была богата социальными потрясениями. Первая мировая война; “брожение умов” в Российской империи и, в итоге, Великая Октябрьская революция; общемировой экономический кризис и его последствия: криминогенный взрыв (особенно в США периода Великой депрессии), периодические суицидальные вспышки, массовое распространение харизматического типа правления в экономике и политике; распространение фашизма, и вообще, укрепление явно-тоталитарных идеологий в Германии и СССР — все это выявило недостаточность методов и теоретических построений ортодоксального психоанализа для решения проблемы взаимодействия личности и общества. В связи с этим, в конце 30-х гг. последователями З.Фрейда предпринимается критический пересмотр многих положений его теории. В результате чего возникает новое направление в психоанализе — неофрейдизм, который сформировался путем синтеза собственно классического психоанализа с социологией и культурной антропологией. В отличие от фрейдизма, с его ярко выраженными биологически-философскими акцентами, основной характеристикой новой школы становится повышенный интерес к социально-философской проблематике. По мнению многих специалистов-социологов, изо всех представителей неофрейдизма наиболее крупной фигурой является Эрих Фромм, теоретические построения которого гораздо более социологичны, чем у других последователей этого направления. Рассматривая взаимоотношения человека и общества, динамику исторического развития, Э.Фромм постулирует существование взаимозависимости между социоэкономической структурой конкретного общества и структурой характера принадлежащего ему среднего индивида. Взаимосвязь этих феноменов получила название “социальный характер”. “С точки зрения Фромма, социальный характер можно рассматривать как активный психологический фактор социального процесса, который укрепляет функционирующее общество. Значение социального характера, по мнению Фромма, состоит в том, что он позволяет наиболее эффективно приспособиться к требованиям общества и обрести чувство безопасности и защищенности”.1[1] Формирование социального характера имеет амбивалентную природу. С одной стороны социальный характер является, по Фромму, продуктом данного общества лишь постольку, поскольку оно проявляет неизменную человеческую природу, которая заключается в поисках путей удовлетворения универсальных психических потребностей, состоящих в преодолении экзистенциальных противоречий. Таким образом не социальная структура формирует потребности человека, а антропологическая природа последних определяет способы его существования. С другой стороны социальный характер является результатом динамической адаптации человеческой природы к структуре общества. Под влиянием требований общества одни из характерологических черт подавляются, другие — активно развиваются или даже гипертрофируются. Чем ближе характер индивида к социальному характеру, тем полнее его адаптация. Но тем меньше остается подлинных черт индивида. Его личность вытесняется “псевдоличностью”, вместо подлинного “Я” формируется псевдо-“Я”. Фромм предлагает классификацию социальных характеров в зависимости от различных типов социальной структуры. По утверждению самого Э.Фромма, предложенные им личностные параметры, присущие каждому из четырех социальных характеров, почти полностью соответствуют клинической картине прегенитального характера у З.Фрейда и его последователей. Исключение составляет только рыночный характер и различия в толковании накопительского характера.2[2] Однако прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению фроммовской классификации, необходимо остановиться на нескольких взаимосвязанных с ней важных моментах его теории. Типология социальных характеров является структурным элементом еще более обширной типологии — социальных, а следовательно, и личностных, ориентаций.3[3] Эта типология несколько выбивается из общего 1[1] Добреньков В.И. В поисках свободы и справедливости (послесловие)./Фромм Э. Иметь или быть? — М., 1990., с. 313. 2[2] См. в связи с этим: Фромм Э. Человек для себя./Фромм Э. Бегство от свободы; Человек для себя.— Мн., 1998., с. 446. 3[3] Вообще, как нам кажется, в своих ранних работах (например, “Бегство от свободы”, “Человек строго научного психологически-социологического фона теории личности Фромма, основанной, прежде всего на анализе исторических данных. Дело в том, что ее основанием является ценностная позиция автора, главной задачей творчества которого являлась разработка концепции кризиса культуры в современном постиндустриальном обществе и, в свете этого, проповедь гуманизма. Фромм дифференцирует ориентации характера по признаку “плодотворности” и “неплодотворности”. По его мнению, “неплодотворная” социальная ориентация (к которой относятся все четыре типа социального характера) — это особый аппарат социальной адаптации индивида к обществу, его специфическая реакция на те социальные условия, в которых невозможна реализация потенций человеческой природы. Таким образом, ее “неплодотворность” заключается в том, что она не решает проблемы человеческого существования и ведет ко все большему ограничению свободы человека, отчуждению и, следовательно, все большему углублению кризиса культуры. “Плодотворная” ориентация, с точки зрения Фромма, потенциально способна решить эти проблемы. Но детально мы поговорим о ней несколько ниже. Такой подход вызвал шквал критики в западной общественнонаучной литературе 50-60-х гг. Претендующая на социологичность теория Фромма обвинялась в умозрительности, субъективизме, морализаторстве, несвободе от оценочных суждений и прочих антинаучных грехах. Однако, на наш взгляд, эта критика, в массе своей, неконструктивна и представляет собой условный рефлекс на любые телодвижения Франкфуртской социологической школы, которая пыталась легализовать марксизм — предприятие неслыханно дерзкое в эпоху “холодной войны”. А что касается “субъективизма” и “несвободы от оценочных суждений”, то ответом на критику могут послужить положения, что называется, “классической социологии”. Культура — это форма, которую можно заполнить каким угодно содержанием. Ценности, нормы производятся в любом обществе. Другое дело, какого они качества? Анализ качества — это всегда ценностное суждение, носящее субъективный и даже этноцентристский характер. Но субъективизм и в той или иной мере этноцентризм присущи человеческому сознанию по определению. Любые рассуждения о культуре по необходимости таковы, потому что человек судит в соответствии с требованиями воспитывающей его культуры.4[4] для себя” и др.) Фромм достаточно небрежно обращается с термином “ориентация”. Он использует его одновременно и для обозначения собственно понятия “ориентация”— особой структуры, “следствием которой является синдром, представляющий собой черты характера” [Там же, с. 441]— и “социального характера”, который может быть определен, как “(относительно постоянная) форма, которая выполняет роль проводника человеческой энергии в процессе ассимиляции и социализации” [Там же, с. 442 — 443]. Однако в дальнейшем (например, в “Иметь или быть”) Фромм конкретизирует употребление этого термина непосредственно областью понятия “ориентация”. 4[4] См. напр.: Вебер М. “Объективность” социально-научного и социально-политического познания./Вебер М. Избранные произведения.— М., 1990., с. 379. Что же касается критериев истинности, то любой человек, в т.ч. и ученый, как автономная биологическая особь, а также, как единственное разумное, мыслящее существо (в соответствии с человеческими представлениями о разумности и мышлении) является заложником неизбежно творческого субъективного миропонимания, интерпретации окружающей духовно-материальной действительности. Поэтому любое суждение, признанное общезначимым заключает в себе волю большинства. Мир индуктивно признан цветным, потому что в природе существует гораздо большее число людей с “нормальным” зрением, нежели дальтоников, видящих его черно-белым. В соответствии с особенностями восприятия для одних истиной является то, что мир цветной, для других — нет. Но какова “объективная” истина нельзя выяснить в ходе дискуссии между дальтониками и “здоровыми” людьми. Даже К.Поппер, постулирующий существование истины на примере дачи свидетельских показаний5[5], в дискуссии с агностиками и релятивистами оговаривается, что “смелые идеи, неоправданные предвосхищения и спекулятивное мышление — вот наши единственные средства интерпретации природы, наш единственный органон. Даже тщательная и последовательная проверка наших идей опытом, сама в свою очередь вдохновляется идеями: эксперимент представляет собой планируемое действие, каждый шаг которого направляется теорией. Мы не наталкиваемся неожиданно на наши восприятия и не плывем пассивно в их потоке. Мы действуем активно — мы “делаем” наш опыт”.6[6] Если верить И.Канту, то объективная истина, если и существует, то непостижима. Таким образом, человек может описывать, анализировать, интерпретировать, вообще, выделять какие-либо явления только в соответствии со своей системой ценностей. Спускаясь с уровня высоких оправдательных абстракций, можно подытожить, что этим отступлением мы постарались показать, что критика теории Э.Фромма является справедливой как по отношению к ней, так и к теоретическим построениям самих критиков. Теория Э.Фромма имеет такое же право на существование, как и любая другая. И типология социальных характеров, к более-менее детальному рассмотрению которой мы вскоре приступим, не лишена ни смысла, ни способности изменить окружающую действительность, в чем сомневаются некоторые ученые. 2. Задание к данной работе звучало примерно следующим образом: творчески переработать концепцию социального характера Э.Фромма и предложить свои “портретные характеристики” для каждого типа. Естественно такой подход к делу исключает откровенное переписывание нескольких глав из “Человека для себя”, т.к. это будет означать недостаточный объем работы. Однако в этом случае перед нами встает проблема: Фромм дал вполне 5[5] 6[6] Поппер К. Логика и рост научного знания.— М., 1983., с. 379 — 382. Там же, с. 228. удовлетворительный перечень личностных качеств, присущих каждому типу характера, к которому очень сложно добавить что-то еще. Выход из сложившейся ситуации мы постарались найти в дополнении концепции Фромма теоретическими выводами других психоаналитиков, что, безусловно, даст нам возможность пополнить описания каждого характера, представив их под отличным от Фромма углом. Основным ученым, к трудам которого мы решили обратиться, является американский психоаналитик-неофрейдист Эрик Берн — автор трансактивного анализа общения как средства формирования личности и ее жизненного пути.7[7] Однако в работе мы станем ссылаться на страницы в его трудах только в том случае, если будем использовать оригинальный текст или оригинальную трактовку той или иной “игры”, предложенные Э.Берном. В остальных случаях ссылки представляются крайне затруднительными, т.к. мы будем либо использовать идеи Берна для развития своих построений и трактовок (как бы самоуверенно это ни звучало), либо синтезировать материал, который структурой книги Берна не связывается с теми феноменами, с которыми склонны связывать мы, или просто разбросан по многим страницам. Кроме Э.Берна, мы также обратились к классика концепции кризиса культуры при описании рыночного типа характера. 7[7] См.: Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры.— Спб.— М., 1998. II. Типология социальных характеров. 1. Рецептивный (восприимчивый) характер. Хотя и следует одалживать себя посторонним, отдавать себя нужно только себе самому. Мишель де Монтень. Опыты Этот тип соответствует орально-пассивному (пассивно-зависимому) характеру в классификации ортодоксального психоанализа. Портретные характеристики данного типа также практически не отличаются от предложенных З.Фрейдом. Одной из основных черт человека, которому присущ данный тип, является убежденность в том, что конгломератом всех благ является внешняя среда, в которой находится источник удовлетворения любой материальной или духовной потребности. В любви, чаще всего, для таких людей главное быть любимым, но не самому любить. Поэтому они крайне неразборчивы в выборе предмета любви. “Быть любимым для них — это такое захватывающее, увлекательное переживание, что они “бросаются” за всеми без разбора, кто предлагает им свою любовь или то, что выдается за любовь. У них наблюдается чрезвычайно сильная чувствительность ко всякому отдалению или отпору со стороны любимого человека”.8[8] Такие люди ревнивы, но не агрессивны. Рецептивный тип настроен на пассивное восприятие практически во всех сферах своей жизнедеятельности. Идентичность в аспекте подчинения — вот цель существования обладателя данного типа характера. Он становится отличным слушателем, “воспринимателем” идей, но не их производителем. Вследствие своей восприимчивости он приобретает такие свойства, как некритичность мышления и атрофия индивидуальности. Это приводит к тому, что для него становится естественным делать то, что от него ждут. Если окружающие ожидают услышать от него “нет”— он говорит “нет”, если ожидают “да”— он говорит “да”. При этом люди, экспектации которых он удовлетворил, могут выдвигать по отношению к нему совершенно разные требования и существовать в таком количестве, что человек с рецептивным типом характера просто физически не в состоянии выполнить все свои обещания. К чему он, собственно, и не стремится. В этом, в частности, проявляется его механизм разрешения проблемы человеческого существования — мазохизм. Не смотря на ответственность и “боязливость”, присущие человеку с рецептивным типом характера, часто его поведение строго соответствует некоторым играм, описанным Э.Берном в рамках трансактивного анализа, которые имеют ярко выряженную мазохистскую направленность. Например, рецептивный человек может выступать в 8[8] Фромм Э. Человек для себя., с. 447. качестве “партнера” в игре “Попался, негодяй!”9[9] (будет описана ниже) или главным героем игры “Посмотри, как я старался”10[10]. Суть этой игры состоит в саморазрушительном поведении игрока, которое преподносится, как “жертва” для благополучия близких. Явная цель игры — заслужить одобрение близких или их любовь — практически не достижима, т.к. игрок делает не то, что от него ждут другие, а реализует свою собственную эгоистическую программу поведения. Латентная цель игры — мазохистический саботаж. Правда, в невыполнении своих обещаний он склонен винить внешние обстоятельства — у него экстернальный локус контроля. Необходимость принятия решения — для него всегда стресс, проблема, требующая привлечения внешних помощников. Эти “помощники”, будь то люди, социальные институты или еще что бы то ни было, приобретают для него чрезвычайное значение. Они являются гарантом его безопасности, смысл которой он видит в причастности. Поэтому он возводит их в ранг харизмы, окончательно догматизируя свое мышление. В этом отношении очень примечательно будет вспомнить молодых людей, которые вступают в ныне модные религиозные секты, например, “свидетели Иеговы”. Их тип мышления, а также истории вступления в эти организации говорят о ярко выраженном рецептивном типе характера. Они вступают в секту, как правило, только потому, что агитаторы свидетелей Иеговы подошли к ним первыми. С тем же успехом эти молодые люди могли бы вступить в УНА-УНСО или другую массовую организацию идеологического характера (желательно радикальной направленности). Это подтверждается еще и тем, что зачастую их знания о предмете веры весьма поверхностны. Обладая представлениями об азах Библии и трактовках Бога в трудах десятков двух философов, их очень легко переспорить. Однако — не переубедить. Как только такой подошедший на улице “вербовщик” понимает, что нарвался на махрового еретика, то его лицо затягивает снисходительно-таинственная улыбка — свидетельство его причастности, которой лишен оппонент. Кстати сказать, то, что общество не приветствует организации такого рода, только усиливает чувство причастности. В этом случае у группы единомышленников может появиться другое чувство — избранности. Группа противопоставляет себя зашоренному обществу, которое необходимо просвещать, путем регулярных и очень утомительных (как любят подчеркивать свидетели Иеговы) вылазок “в народ”. Противопоставление чему бы то ни было — это всегда залог гипертрофированного коллективизма, а значит, и причастности к чему- либо, которая ведет к развитию в группе чувства общности (далеко не то же самое, что чувство причастности), взаимовыручки и теплоты, эмоциональности взаимоотношений (которые, в свою очередь, также гипертрофированны). 9[9] См.: Берн Э. Указ. соч., с. 66 — 68. Там же, с. 85 — 87. 10[10] Исходя из всего сказанного, становится ясным, что рецептивный тип характера является идеальным для тоталитарного общества. В заключение данного раздела остановимся на физиологических особенностях, присущих рассматриваемому социальному характеру. Их перечень полностью калькирован с описания орально-пассивного типа в концепции З.Фрейда. Рецептивный тип характеризуется склонностью к еде и выпивке.11[11] Если вам встречается человек, который говорит, что когда он нервничает, на него нападает жор,— это характеристика рецептивного типа. “Рот у таких людей имеет ярко выраженные характерные черты: выразительность, губы приоткрыты, как будто постоянно ждут кормежки. В их снах поглощение пищи — это частый символ любви, а чувство голода — соответственно, фрустрации и разочарования”.12[12] Конечно, с рецептивным типом все обстоит не так мрачно, как мы описали. На поверку оказывается, что он еще не самый нелицеприятный из всей фроммовской типологии. Люди с рецептивным характером, как правило, оптимистичны, дружелюбны, искренни, стремятся помочь другим. 11[11] Но никак не наркомании. Т.к. наркомания — это чересчур порицаемая социальная девиация, которая встречает активное неприятие со стороны общества. Алкоголизм в этом отношении несколько привычнее. Да и о каком-то “чувстве общности”, “взаимовыручке” и “теплоте взаимоотношений” в среде наркоманов говорить сложно. 12[12] Там же, с. 448 — 449. 2. Эксплуататорский (авторитарный) характер. — Самое худшее, что может случиться с человеком — это если его никто и ни для чего не использует. Курт Воннегут. Сирены Титана Эксплуататорский тип характера имеет несколько точек соприкосновения с рецептивным. Во-первых, человек, которому он присущ, также убежден, что источник всех благ находится во внешнем мире, и ничто нельзя создать самостоятельно. Локус контроля у эксплуататорского типа — экстернальный. Во-вторых, для него также важна идентичность. Однако это уже идентичность в аспекте господства. В основе его механизма преодоления экзистенциальных противоречий лежит садистское влечение. Как правило, это комплекс орального садизма, стандартного анального и несексуального, но иногда возможно развитие и болезненно-мануального.13[13] Садизм, естественно, является детерминантой поведения эксплуататорского типа практически во всех сферах жизнедеятельности. Обычно, такие люди представляют (в большинстве случаев подсознательно) себе процесс взаимодействия с окружающими как постоянную борьбу за выживание. Если авторитарный тип рационализирует свое поведение, то его вербализация обязательно включает провозглашение принципов “veni, vidi, vici”*, “divide et impera”** вселенскими принципами существования. Когда у человека с эксплуататорским типом характера возникает какая-либо потребность, то ее удовлетворение обязательно включает в себя завоевание принадлежащего другому объекта потребности силой или хитростью.14[14] Эта ориентация справедлива не только в отношении материальной области, но и духовной. “В любовной сфере такие люди склонны к тому, чтобы присваивать и красть. Они испытывают влечение только к тем людям, которые уже с кем-то состоят в близких отношениях, которых они могут отнять у другого или другой. Главным условием привлекательности для них служит привязанность человека к кому-то другому; они не способны влюбляться в непривязанного 13[13] Мы не смогли найти в используемых нами текстах Фромма подробную типологию садизма. Здесь Фромм не пользуется терминологией ортодоксального психоанализа. В справочной литературе, как правило, указывается, что эксплуатирующий тип является аналогом орально-агрессивного характера. Действительно, трактовка авторитарного типа в “Человеке для себя” приближается к орально-агрессиввному. Но использование только этой фазы мы находим явно недостаточным для полного описания эксплуатирующего типа. Совершенно очевидно, что анально-агрессивные проявления занимают в данном случае важное место и не должны игнорироваться. * Пришел, увидел, победил (лат). ** Разделяй и властвуй (лат). 14[14] В качестве экстремального случая Фромм приводит клептоманию [Там же, с. 450]. ни к кому, одинокого человека”.15[15] В интеллектуальной сфере захватническая тенденция не ослабевает. Эксплуататорский тип направлен на кражу идей. “Это может найти проявление не только в прямом плагиате, но и в более скрытых формах, например в форме парафраза идей, высказанных другими людьми, а также в настаивании, что эти идеи новы и являются их собственными”,16[16] если, конечно, такое поведение не является следствием элементарной невежественности. Авторитарный тип стремится к использованию и эксплуатации окружающих. Поэтому, как правило он “привязывается”, вступает в тесные взаимоотношения с рецептивным человеком, который обнаруживает направленность на мазохизм. Рецептивный человек, в свою очередь, часто воспринимает его как внешнего “помощника”. Примечательно, что в игре “Попался, негодяй!”, оба этих типа — эксплуататорский и рецептивный — выступают как “идеальная” пара участников. Суть игры состоит в том, что “игрок” (авторитарный тип) навязывает “партнеру” как можно больше обязательных условий. Чем больше условий — тем вероятнее, что они будут нарушены.17[17] Нарушение “партнером” хотя бы одного из условий является легализацией вербализации анальной агрессии “игрока”, проявляющейся в реакции гнева, возмущения, брани или даже рукоприкладства. После того, как с точки зрения “игрока” действия “партнера” теряют свою “эффективность”, т.е. когда степень выполняемости им условий игры возрастает, “партнер” заменяется новым. Примечательно, что от этой игры, так привычной для эксплуататорского типа, больше всего страдают близкие ему люди. В первую очередь — члены семьи. Примером может послужить любовь анального или “традиционного отца”,18[18] каким его описал В.Г.Белинский в критической статье по поводу романа И.С.Тургенева “Отцы и дети”. Такой отец имеет ярко выраженные черты авторитарного типа.19[19] 15[15] Там же, с. 449. Там же, с. 450. 17[17] Вспомнить хотя бы случай с Золушкой. Когда она собиралась на бал, мачеха (“игрок”) оставила ей столько поручений, что Золушка (“партнерша”) не в состоянии была не только попасть на праздник (что само по себе уже наказание), но и закончить работу до возвращения контролера, что в свою очередь обязательно повлекло бы реакцию гнева и возмущения “игрока”. 18[18] Не обязательно, собственно, отца. Это может быть и учитель в школе, и воспитатель в детском саду, а также любая социальная функция, выполнение которой допускает патерналистское отношение к объекту приложения поведения. 19[19] Но мы не считаем обязательным у такого родителя распространение его авторитарных наклонностей в области воспитания детей на другие сферы его жизнедеятельности. Здесь уместно вспомнить о понятии “социальная роль”. Получается, что среди социальных факторов формирования характера структура общества не занимает монополистических позиций. Выполнение той или иной конкретной социальной роли требует от субъекта действия черт того или иного типа характера. Мы не даром употребили термин Белинского “традиционный отец”. Исторически сложилось, и мы не будем здесь выяснять почему, что в большинстве случаев роль родителя предполагает авторитарную установку в поведении относительно ребенка. Это, на наш взгляд, справедливо для большинства христианских обществ (для других религий — ислама, основных восточных религий, кроме конфуцианства и его модификаций,— характерна обратная 16[16] Поверхностная цель воспитания для него, как и для многих других, — это благополучие ребенка, его подготовка к будущей жизни. Однако методы воспитания вскрывают подлинную, эгоистическую цель, которая заключается в реализации своих садистических импульсов. Авторитарный отец всеми средствами стремится подавить индивидуальность ребенка и направить его по “своим стопам”. Обычно, это рационализируется как следствие того, что окружающий мир — суть враждебный мир, в котором невозможно “держаться за мамину юбку”. Отец полагает, что если он добился определенного уровня благополучия, то его ребенок должен продолжать его дело, защищенный коконом успехов отца, а не начинать “с нуля”. Кстати, здесь необходимо вставить важное замечание, которое не может быть изложено в сноске. Человек с эксплуататорским типом характера, как правило, удовлетворен своим внутренним миром и социальным положением. Это объясняется тем, что рецептивных людей всегда хватает в любом обществе. Традиционный отец, чаще всего, ведет себя, как полицейский орган. Единственные эмоции по отношению к ребенку, которые он позволяет себе обнаружить,— суть негативные эмоции. Теплые чувства к наследнику тщательно скрываются под маской чопорности. Внешне это объясняется стремлением не избаловать предмет воспитания. Внутренняя причина может совпадать со внешней, а может носить более глубокий, садистически-гедонистический подтекст. Такой отец стремится стать для своего ребенка идеалом. И, как правило, ему это удается. Однако его воспитательная философия — страх, уважение и подчинение — приводит к парадоксальной реакции воспитуемого. В данном случае “отец-идеал” приобретает яркое негативное значение. Как известно, в формировании системы “Идеал-Я” американский психоаналитик Е.Джонс выделил два независимых источника: первый исходит от отца, второй от самого “Я”. В описанной нами ситуации, в формировании системы “Идеал-Я” у ребенка наблюдается явная асимметрия. Либо отец воспринимается действительно в качестве “идеального”, лишенного изъянов, и тогда это приводит к развитию у ребенка комплексов собственной неполноценности, в частности, клинического варианта “комплекса подмастерья”, неврозов, бездеятельности или деятельности запрограммированной на неудачу (все равно не сделаешь лучше, чем отец). Либо отец воспринимается как “идеальный деспот”, и тогда ничего, кроме ненависти и желания быть не похожим на него и мужского варианта комплекса кастрации, он вызвать не может. В этом случае ребенок, как правило, особенно сильно сближается с матерью. Кстати, ревность анального отца к матери своего ребенка — обычное дело. Это можно проиллюстрировать очередной игрой Э.Берна — “Если бы не ты”.20[20] Отец, как представитель эксплуатирующего характера, склонен ситуация: предоставление ребенку полной свободы мысли и действия). 20[20] См.: Берн Э. Указ соч., с. 84. обвинять в своих неудачах окружение. Ответственность за свои поступки он переносит во внешнюю среду. В результате, стараясь скрыть свое участие в том, что воспитание ребенка не дает желаемых результатов, он высказывает матери примерно следующее: “Если бы ты его не баловала, у нас вырос бы замечательный ребенок, вместо этого оболтуса”. Конечно, в рассмотренных нами примерах, “отец” и “мать” не обязательно определяются по половому признаку. Скорее, по их отношению к ребенку. Мужчина может выступать в роли “матери” (вагинальный отец), а женщина в роли “отца”. Однако существуют и такие образцы родительского поведения, направленные на подавление личности ребенка, которые в большей степени присущи женщинам. Женщины чаще мужчин используют “провокацию” (“толчок”) — указание родителя, которое провоцирует неудачу ребенка. Например, мать кричит дочери, которая протирает от пыли дорогую вазу: “Осторожнее!”. После чего ваза летит на пол. Post factum мать часто разочарованно добавляет: “Я же предупреждала”. По понятным причинам только женщины применяют игру “Искалеченная мать”, когда стремятся удержать около себя ребенка. Ее суть заключается в том, что мать склонна говорить ребенку, что после его рождения она чувствует себя плохо. Например, подорвала здоровье или даже просто рассталась с его отцом. “Выигрыш” матери состоит в том, что таким поведением она может перекрыть все ошибки, допущенные в отношении ребенка и способные оттолкнуть его от нее. В результате у “партнера”, в сценарной структуре его развития, как правило, начинает доминировать миф о “рождении злодея”, который отягощен “чудовищным преступлением матереубийства”.21[21] Часто в этом случае развивается устойчивый комплекс вины, которую во что бы то ни стало необходимо искупить. Обычно эта вина вполне осознанна, что может привести к тяжелейшим последствиям, кроме естественных в такой ситуации неврозов. Кроме последствия, общего для детей обоих полов — тотальное посвящение себя уходу за матерью, сочетающееся с отказом от личной жизни, как искупление своей вины,— существуют частные, дифференцирующиеся по половому признаку. Например, в случае с девочкой, ее сценарий может быть направлен на пожизненное сохранение девственности и отказ от супружеской жизни, т.к. развивается боязнь родов. В случае с мальчиком, все может закончиться еще серьезнее. Дело может дойти до суицида или развития маниакальных состояний, т.к. в связи с комплексом Эдипа его привязанность к матери, а значит и эмоциональное переживание того, что он мог нанести ей вред, гораздо сильнее, чем у девочки. Мы не зря так подробно остановились на взаимоотношениях родителей 21[21] Мы не будем рассматривать частные случаи этого мифа, когда мать умерла при родах или действительно серьезно пострадала, но не указывает на это ребенку. В таких ситуациях чувство вины у ребенка развивается независимо от поведения матери. и детей в семье человека с эксплуатирующим типом характера. Все социальные характеры, предложенные Фроммом, — суть идеальные типы. В реальной жизни не встретишь человека, который был бы только авторитарным, рецептивным и т.д. Поэтому эксплуатирующий характер в той или иной мере присущ почти каждому современному человеку. Часто, авторитарный тип поведения является нормой в какой либо сфере общения с посторонними людьми. Например, в восточнославянской экономической культуре твердо закреплен стереотип авторитарного руководителя. Авторитарные, равно как и рецептивные образцы поведения развиваются под воздействием распространенных в мире авторитарных религий. Примеров можно приводить много. В результате, как нам кажется, многие люди (ведь Фромм подчеркивает, что его книги предназначены для широкого круга читателей), читая фроммовское описание эксплуатирующего типа, почувствуют лишь ту негативную окраску, которую автор ему придает. Но за пределами понимания останутся последствия эксплуатирующего поведения для окружающих. А между тем, мы считаем, что именно последствия того или иного типа поведения являются его важнейшей характеристикой. Мы обратились к семье и родительской любви авторитарного человека,22[22] потому что это дает нам возможность наиболее ярких иллюстраций.23[23] Жизнь, искалеченная сценарием, сформированным родительским поведением — что еще может вскрыть суть крайнего гедонизма эксплуататорского типа.24[24] Возвращаясь непосредственно к фроммовской трактовке эксплуатирующего характера, мы, вслед за автором, отметим, что его отношение к людям кроме утилитаризма характеризуется еще и враждебностью. “Символом этой ориентации… может быть маска, изображающая язвительную гримасу,— именно язвительная гримаса часто служит отличительной чертой этих людей. …стоит также отметить, что эти люди часто отпускают язвительные замечания в адрес других людей”.25[25] Это объясняется тем, что авторитарный человек, как и любой другой представитель неплодотворной ориентации, склонен к объективации собственных переживаний. Т.е. он демонстративно оправдывает свое поведение утверждением, что “все так поступают”. 22[22] Фромм достаточно подробно рассматривает родительскую любовь в книге “Искусство любви”. Он также выделяет специфические черты материнской и отцовской любви. Его трактовка отцовской любви, которая всегда должна быть заслужена, т.е. является вознаграждением ребенка за определенные действия, созвучна с ортодоксально-психоаналитической трактовкой анального (авторитарного) отца. Однако, к сожалению, Фромм не применяет свои выводы в этой области к описаниям социальных характеров. 23[23] Кроме того, часто только в семье и проявляется авторитарный характер, т.к. человек, например глава семьи, может выбрать своих близких объектом приложения замещения своей рецептивности во внешнем мире (если она его не удовлетворяет). 24[24] Л.Г.Ионин и М.С.Мацковский в послесловии к указанной книге Берна пишут: “Моральный пафос книг Берна характеризуется его непроизвольным восклицанием: “Только ради Бога, не бейте ребенка!” [с. 396]. 25[25] Фромм Э. Человек для себя., с. 451. В результате всего сказанного, можно отметить, что “место доверчивости и оптимизма, которые свойственны впечатлительному типу, в случае с эксплуататорской ориентацией занимают подозрительность и цинизм, зависть и ревность”. В особых случаях авторитарный характер может трансформироваться в близкий, но значительно более тяжелый по социальным последствиям некрофилический характер. Эксплуататорский тип получает наибольшее распространение в эпоху “дикого капитализма”, первоначального накопления капитала в истории конкретного общества. 3. Накопительский (стяжательский) характер. Бойтесь старых домов, Бойтесь тайных их чар, Дом тем более жаден, Чем он более стар. Константин Бальмонт Вы сами, ваши псы и ваши пастухи — Вы все мне зла хотите И, если можете, то мне всегда вредите. Иван Крылов. Волк на псарне Принципиальным отличием этого типа характера от первых двух является его стремление к обособленности. Локус контроля — интернальный. Прототипом стяжательского типа является ортодоксально-фрейдистский анально-накопительский характер. Человек с накопительским характером слабо верит в способность внешнего мира удовлетворить его потребности. Поэтому все свои силы он направляет на экономию и активную защиту накопленного. Окружающая среда, в его представлении,— это враждебное по определению образование, которое пытается нарушить его внутреннюю целостность. Для этого у нее есть два пути. Один — отобрать часть уже существующих ресурсов. Другой — навязать новые, суть бесполезные и вредные, или изменить старые. В результате, люди этого типа “вокруг себя... создают своеобразный защитный экран, который делает их место существования убежищем, и главная жизненная цель таких людей — как можно больше приносить в свое убежище и как можно меньше отдавать из него”.26[26] В таких условиях развитие двух определяющих качеств стяжательского человека — скупости и деструктивной агрессивности — выглядит совершенно естественным. Его скупость справедлива как для материальной, так и для идеальной сферы жизнедеятельности. Он скуп не только на деньги и вещи, но и мысли, чувства. Он ничего не производит в духовном плане, поскольку его мир представляет собой стерильную замкнутую систему, защищенную от притока свежей энергии. В любовной сфере такой человек напоминает паука. Он старается завладеть предметом обожания, получить его в свое полное распоряжение и включить в “интерьер” своего убежища. При этом его поведение следует отличать от поведения авторитарного типа. Человек с накопительским характером ни при каких обстоятельствах не будет стремиться к духовному слиянию со своим “любимым” или “любимой”. Он не станет тратить энергию на то, чтобы превратить его “в себя”. Вместо этого он будет держать 26[26] Там же. определенную дистанцию и производить внешний контроль. Часто человек с накопительским характером полностью замыкается в себе и живет прошлым, которое представляется ему “золотым веком”. Его излюбленным развлечением становится селекция своих воспоминаний. Здесь мы проведем параллель с игрой из теории Берна, но прежде предпримем несколько оговорок. Дело в том, что при попытке привлечь трансактивный анализ для описания накопительского характера, мы столкнулись с некоторыми затруднениями. Мы не смогли найти у Берна игры, развлечения и т.д., которая дала бы наиболее полную иллюстрацию самых характерных качеств накопительского типа. Однако, если разобраться, это затруднение целиком закономерно. Оно обусловлено тем, что Фромм, как мы уже говорили, предложил трактовку накопительского типа, отличную от фрейдистской. А истоки теории трансактивного анализа Берна лежат скорее в ортодоксальном фрейдизме, нежели в неофрейдистском направлении.27[27] В результате, нам удалось распознать явные, ни с чем не смешанные черты стяжательского характера только в одной игре — “Подумайте, какой ужас!”, точнее, в одной из ее основных форм — “Нынешние”. Берн называет “Нынешние” “времяпрепровождением”, которое принципиально отличается от “игры” отсутствием развязки и выигрыша. Однако мы склонны считать это игрой, т.к. в случае с накопительским характером выигрыш присутствует, что мы продемонстрируем ниже. “Времяпрепровождение “Нынешние” представляет собой компанию Родителей, отличающихся самодовольством, сознанием собственной правоты и даже злонамеренным стремлением покарать всех, кто живет не по их правилам. С социологической точки зрения такое использование своего времени типично для определенной категории пожилых женщин, обладающих небольшим, но независимым источником дохода”.28[28] Часто игра начинается со слов “Кстати о...” или “Говорят...”, поэтому можно заключить, что ее суть состоит в сплетнечанье, прежде всего по поводу упадка современной морали. Однако от обычных сплетен ее отличает девиз: “Неудивительно”, т.е. предложение объяснения причин обсуждаемых негативных явлений. Вступая в игру, человек с накопительским характером, может преследовать несколько целей: 1) оттолкнуть от себя социальное окружение и тем самым обезопасить себя от различных поползновений на его собственность; 2) символически разрушить объект критики; 3) подчинить себе окружающий мир (например, родитель или учитель 27[27] От применения трансактивного анализа для описания рыночного типа мы вообще отказались. В отличие от Фромма, Берн, анализируя современное общество, не определял идеальных типов характера. Поэтому у него нельзя выделить игру, развлечение и др., которые бы стопроцентно подходили для описания наиболее характерных черт этого типа. Просто Берн вывел свою теорию на основе современного американского общества, так что каждая игра является отражением той или иной черты рыночного характера. В таком случае, если применять трансактивный анализ, то придется пересказать всю книгу. 28[28] Берн Э. Указ. соч., с. 89. в школе резко осуждают поведение детей, своим авторитетом и полномочиями заставляя их его скорректировать). Вообще, желание “подчинить” или “разрушить” является достаточно полной палитрой чувств, которые испытывает человек с накопительским характером по отношению к внешнему миру. Высказывание Вегетия: “Si vis pacem, para bellum”,* которое стало своеобразным девизом для “стяжателя”, часто трансформируется в более активный жизненный принцип: “Атака — лучшая защита”. Поэтому особое значение для него приобретает тотальная подозрительность, выяснение всех “слабых мест” окружающих и “стерильность” в общении, т.е. жесткое разделение “это — мое, это — твое” и неразглашение своего внутреннего мира. Соблюдение “стерильности” является одним из наиболее действенных символических механизмов защиты от окружающей среды. Человек с накопительским характером педантичен, чрезвычайно чистоплотен, болезненно пунктуален. Однако все эти черты характера суть бесплодны и ригидны. По Фромму, они представляют собой ни что иное, как следствие попытки подчинить себе элементы внешнего мира, будь-то вещи или люди. Наибольшее распространение накопительский характер получает в эпохи “дикого капитализма”, вероятно, как защитная реакция на параллельно распространяющийся авторитарный тип, и стабильного буржуазного общества. * Если хочешь мира, готовься к войне (лат). 4. Рыночный характер. Когда говоришь взрослым: “Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби”, они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: “Я видел дом за сто тысяч франков”,— и тогда они восклицают: “Какая красота!” Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц Рыночный тип характера является центральным в типологии Э.Фромма. В “Человеке для себя” на его описание (в первую очередь, его негативных черт) отводится столько места, сколько на все остальные вместе взятые. Это не удивительно, если учесть, что распространение рыночного типа является причиной кризиса современной культуры, — центральной темы, которой посвящены большинство трудов Фромма. Создается даже впечатление, что и вся концепция социального характера была затеяна для выделения и описания этого типа. Рассмотрению личностных качеств, присущих человеку с рыночным типом характера, посвящена масса работ. К их перечислению по необходимости прибегают практически все теоретики, оперирующие понятиями “кризис культуры”, “отчуждение” и т.п. Но если в случае с предыдущими типами мы смогли или, по крайней мере, постарались применить к их описанию трансактивный анализ Э.Берна — принципиально отличный от фроммовского подход, способный ярче осветить те или иные стороны поведения личности,— то в случае с рыночным типом, нам не удалось найти такого подхода. Чьи бы труды мы ни брали, О.Шпенглера, Ф.Тенниса, А.Швейцера, Г.Маркузе, Х.Ортеги-и-Гассета, В.Вейдле и т.д. (К.Маркса не упоминаем, т.к. “личность” никак нельзя назвать центральной категорией его теории), мы не найдем в них принципиальных отличий описания рыночного характера, от предложенного Э.Фроммом. Перечень личностных качеств, характерных для рыночного типа,— вещь широкоизвестная и труднодополняемая. Так что на нашем уровне потуги подойти к его изложению с творческой стороны будут выглядеть чересчур по-ученически. В этом отношении, гораздо более благодарной областью является изучение общества, формирующего рыночную личность, и самих механизмов формирования. Черты рыночного типа характера, на наш взгляд, следует рассматривать только посредством рассмотрения того социума, который способствует его распространению и укоренению. Ведь сам этот социум представляет собой специфическое образование. Он принципиально отличен от других социумов, характерных для более ранних эпох. Основным его отличием является латентная тоталитарность. Если раньше источники порабощения человека были достаточно персонифицированы и сам процесс порабощения воспринимался, как направленный извне процесс, угрожающий целостности личности, то теперь механизмы несколько трансформировались, а значит, трансформировалась, вернее атрофировалась потребность человека в “свободе для”. Ведь целиком явная несвобода — следствие террора — и персонифицированность ее источника, порождают незамедлительную реакцию со стороны человека, свободу которого ограничивают.29[29] Эта реакция выражается не только во всевозможных вооруженных восстаниях и т.п., но и в бурном развитии культуры, хоть и не признанной правительством общенародной (если говорить об СССР). В “рыночном” же обществе человек “порабощается” постепенно, латентно, в процессе социализации все более втягиваясь в капиталистические отношения с его атрибутивными образцами сознания и поведения. Он не замечает своей несвободы, вызванной его способом жизни. Для него “свобода” — это, прежде всего, “свобода от”, статуя на Гудзоне. В результате того, что каждое новое поколение появляется в условиях такой экономической несвободы, ее истоки все более удаляются в истории и становятся все менее распознаваемыми. Сознание, вместо того, чтобы бороться за свою самостоятельность, постепенно адаптировалось к внешней среде. Здесь очень сложно удержаться от организмической аналогии: если человек, собираясь начать курить, выкурит сигарет десять кряду — рвотный рефлекс ему обеспечен, и есть шанс, что к табаку он больше не притронется; если же человек начинает курить постепенно, он попадает в никотиновую зависимость, все более увеличивая дозу. Таким образом, рыночный характер представляет собой самую опасную патологию индивидуального характера. И ниже мы постараемся изложить основные черты рыночного типа, причем не столько с точки зрения индивидуального характера, сколько непосредственно социального. В отечественной справочной литературе можно встретить мнение, что рыночный характер развивается на базе накопительского.30[30] Однако признать это — значит упустить суть явления. Конечно, накопительская ориентация является важным движущим фактором, но то же самое можно сказать и о любом другом характере, исходным принципом существования которого является крайний гедонизм. Главное в рыночном типе — это его глобальная восприимчивость, некритичность. Поэтому базисным для него будет рецептивный характер. Рыночный человек — такой, каким его создает общество. Его способность к мимикрии феноменальна. Требуется развить в себе черты накопительского характера — пожалуйста. Авторитарного — готово. Принципиальным отличием этого социального характера является то, что он позволяет производить такие перемены с одной и той же личностью по 29[29] Поэтому “вечная” освободительная борьба стала своеобразной чертой ментальной восточнославянских народов. 30[30] См. напр.: Херсонский Б.Г. Краткий словарь психоаналитических терминов./Фрейд З. Толкование сновидений.— К., 1991., с. 381. нескольку раз за жизнь. Получается, что рыночный тип — это по сути что угодно, преломленное через призму глубинного рецептивного характера. Девиз рыночного человека: “Я такой, каким вы хотите меня видеть”. И латентно-тоталитарное постиндустриальное общество манипулирует им, постоянно сообщая, каким он должен быть. Ввиду своей узкой специализации, обусловленной характером современного производства, а также все более возрастающей (уже автоматически, без крайней необходимости) интенсификации труда, рыночный человек деградирует в культурном плане. Ведь силы, формирующие личность, коренятся в т.ч. и в многообразии производственных задач. Поэтому сокращение, причем предельное, таких задач ведет к сокращению личностеобразующих сил. В данном случае ситуация обстоит так же, как и с языком — основным механизмом формирования сознания. Явление “новояза”, описанное в романе Дж.Оруэлла “1984” и являющееся реальным фактом в истории СССР с послереволюционных вплоть до сороковых годов (конечно, не в такой крайней степени, как у Оруэлла) — тому доказательством. Вообще, сейчас практически во всех языках наблюдается упрощение синонимических рядов и грамматических конструкций, одновременно со все большей терминологизацией и аббревиатуризацией. Язык, превращенный из средства живого творческого общения в средство передачи “рабочей” информации, автоматически ведет к оскудеванию человеческого сознания и упрощению структуры личности. Узкая специализация действует на индивида аналогично: его творческие способности канализируются в одно, жестко ограниченное, “производственное” русло. Современный человек, включенный в процесс производства, уже не обладает теми навыками и идеями, которыми обладал представитель его профессии в прошлом, т.к. исходя из экономических норм достижения предельной полезности в единицу времени, труду нового производителя предшествует труд многих людей и машин, о котором он имеет лишь смутное представление. За все более оттачивающейся индивидуальной специализированной деятельностью легко разглядеть общее несовершенство. В связи с этим хотелось бы обратить внимание на категорию времени. Изобретение механических часов стало одной из предпосылок наступления эпохи капитализма, и создание паровой машины (использование которого в качестве символа начала активного распространения капиталистических отношений достаточно популярно) находится с ним в каузальной зависимости. В человеческом сознании укоренилась концепция одномерной диахронности развития, в следствие чего, ценность времени чрезвычайно повысилась. А т.к. “в любой перспективе появление нового элемента влечет за собой перетасовку всех остальных в иерархии”,31[31] то изменение миропонимания привело к изменению поведения. Если раньше человек жил в 31[31] Ортега-и-Гассет Х. Тема нашего времени.//Самосознание европейской культуры ХХ века.— М., 1991., с. 267. смутно определенной временной системе координат — положение Солнца над горизонтом, смена времен года и т.п.,— то теперь время было настолько структурировано, что получение каких-то действенных результатов за такую малую единицу времени, как, скажем, минута, неизбежно повлекло за собой интенсификацию труда и погоню за потерянным временем (свидетельством этого может служить появление в экономической теории понятия “упущенных возможностей”). Погоня за временем в процессе производства по необходимости привела к разделению труда со всеми его последствиями. Одним из таких последствий является все большая интенсификация уже специализированного труда. Это явление также имеет ряд взаимопроникающих последствий. Во-первых, повышение ценности рабочей информации в условиях конкуренции (и в первую очередь конкуренции в отношении скорости реагирования на изменение ситуации на рынке) привело к приобретению постиндустриальным обществом такого качества, как “информационность”. Причем семантика этого термина, на наш взгляд, существенно сужается. Понятие информации все больше приобретает четко выраженный временной и кибернетический характер и означает краткое, емкое сведение, способное координировать поведение субъектов социальной деятельности. Метафизическое значение термина отмирает. Отмирает и ценность “не рабочей”, духовной информации. Например, произведений искусства, поскольку они не отвечают критериям, выдвинутым потребностями экономического и политического управления. Потребление такого рода информации становится непозволительной роскошью (и эта тенденция получила отражение в творчестве современных социальных философов и деятелей искусства и литературы: см., например, роман американского фантаста Р.Бредбери “451° по Фаренгейту”). В результате чего, само искусство трансформируется в ответ на “социальный заказ”.32[32] Формирование подобного “социального заказа”, изменение стилей и способов выражения, эстетических приоритетов и самого характера искусства, которое все более становиться “массовым”, обусловлено и следующими факторами. В условиях узкой специализации, конкуренции и обезличивающихся товаро-денежных отношений индивид вынужден всецело отдавать себя работе, вкладывая в нее все свои физические и духовные ресурсы. Он живет в условиях постоянного перенапряжения, которое приводит к тому, что “он все больше испытывает потребность во внешнем отвлечении. Для работы в оставшееся свободное время над самим собою, для серьезных бесед или чтения книг необходима сосредоточенность, которая нелегко ему дается. Абсолютная праздность, развлечения и желание забыться становятся для него физической потребностью. Не познания и развития ищет он, а развлечения — и при том такого, которое требует минимального духовного напряжения”.33[33]* 32[32] См. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства.; Вейдле В. Умирание искусства.//Самосознание европейской культуры ХХ века. 33[33] Швейцер А. Упадок и возрождение культуры. Философия культуры. Часть первая./Швейцер А. Благоговение перед жизнью.— М., 1992., с. 49. Маркузе, например, склонен связывать отчуждение духовности и свободы от человека с распространением новых форм контроля в развитом индустриальном обществе, которое заинтересовано сохранить существующее status quo. Экономические и политические элиты, сформировавшиеся на почве бурного расцвета капиталистических отношений и естественнонаучного прогресса, спонтанно и во многом даже неумышленно создают новую тоталитарную идеологию неограниченного производства и неограниченного же потребления. Эта идеология, по мнению Маркузе, полностью изменяет мышление человека, перенаправляя акценты его неудовлетворенности в заданное, преформированное русло. Практически все социальные потребности становятся “ложными”, т.к. подвергаются предварительной целевой обработке. В первую очередь к ложным относятся те потребности, “которые навязываются индивиду особыми социальными интересами в процессе его подавления: это потребности, закрепляющие тягостный труд, агрессивность, нищету и несправедливость... Большинство преобладающих потребностей (расслабляться, развлекаться, потреблять и вести себя в соответствии с рекламными образцами, любить и ненавидеть то, что любят или ненавидят другие) принадлежат к этой категории ложных потребностей”.34[34] Под “особыми социальными интересами” понимается сохранение равновесия системы. Оно достигается тем, что распространение ложных потребностей — это не только следствие тотальной атаки СМИ на сознание (и еще более массированной — на подсознание, поскольку при создании рекламы и прочих информационных явлений все более распространяется использование психологии) индивида. Он вступает в этот процесс “сосудом долгой закалки”, т.к. еще прежде потребность в изменении условий своего существования подавляется настолько, насколько общество способно “предоставлять блага” во все большем масштабе. Действительно, одной из основных ценностей протестантской этики, на которой базируется капитализм, является “успех” в финансовом и статусном отношении. Производство товаров массового потребления в гигантских размерах, позволяет их цене быть довольно невысокой. Доступность товаров ведет ко внешней нейтрализации явления депривации. Нейтрализация заключается в * Конечно, в нашей стране дела обстоят или недавно обстояли не так радикально, как пишет Швейцер. Однако специальное социологическое сравнительное исследование свободного времени горожан, проведенное институтом социологии РАН в городе Пскове в 1986 и 1995 гг., свидетельствуют о тенденциозности описанного Швейцером явления. Ценность свободного времени заметно снижается. Причем, имеется в виду, как возрастающая потребность респондентов в уменьшении его объема, так и изменение качества его заполнения в сторону “праздности”. Например, если в шестидесятые годы затраты свободного времени работающих горожан на “повышение общего уровня образования и квалификации” были примерно в 4 раза больше, чем в развитых капиталистических странах, то в 1986 г. расходовали свое свободное время на эти цели только 10,3% от числа опрошенных (следует понимать, что этот показатель значительно ниже, чем в шестидесятые годы), а в 1995 — всего 6,8%. [Патрушев В.Д. Свободное время горожан в 1986 и 1995 годах.//Социс, 1997., с. 44 — 51]. 34[34] Маркузе Г. Одномерный человек.— М., 1994., с. 6 — 7. феномене “демонстративного поведения”, описанном и проанализированном Р.К.Мертоном35[35]: массы, стремящиеся к успеху в соответствии с его символами, созданными обществом, неизменно попадают в ситуацию “мещанина во дворянстве”, высмеянную Мольером и ставшую нормой в современной мире. Таким образом, большинство людей полностью довольно своим существованием в условиях развитой капиталистической системы. Даже мысль о возможности ее трансформации не может прийти им в голову, т.к. современная идеология неограниченных производства — потребления подавляет подобные стремления фактом имманентного прогресса. Соглашаясь с Маркузе в том, что социальная система, имея целью сохранение равновесия и направленности прогресса, практически полностью контролирует процесс формирования личности по заданным критериям, А.Швейцер подчеркивает, что это обуславливается еще и тем, что воспитатели, в большинстве своем,— это специализированные люди, которые досконально знают свой предмет, но не могут представить сознанию ученика целостную картину, т.к. сами не обладают достаточной универсальностью. Для сохранения status quo воспитание становиться основным механизмом социализации. Семья теряет свое значение — родители поглощенные “трудовыми буднями” не в состоянии уделять ребенку достаточно времени — и перестает быть важнейшим источником воспитания. Теперь ее функции берут на себя учебные заведения (иллюстрацией может служить такая на первый взгляд безобидная практика, как вызов родителей в школу с целью корректировки методов и целей воспитания ребенка) и СМИ, формирующие у ребенка тот тип личности, который соответствует потребностям общества в подчинении сознания для оптимального достижения производственных задач. Современный человек “уподобляется мячу, утратившему свою эластичность, и сохраняющему вмятину от любого нажима или удара”.36[36] Конформизм становится основным средством адаптации к окружающей среде и устранению противоречия в системе “Я — Роль” (суть которого известна и не требует детального объяснения на страницах данной работы) путем приведения ее к общему знаменателю. В данном случае — к “Роли”, предписываемой обществом. Суть конформистского решения заключается в нежелании бороться с противоречиями самостоятельно, т.к. “общество лучше знает, что мне делать”. Современный человек глубоко убежден, что в каждой области существует специалист, советам которого нужно безоговорочно следовать, если хочешь добиться успеха в жизни. “Есть эксперты по науке, эксперты по счастью, писатели становятся экспертами в искусстве только потому, что они авторы бестселлеров”.37[37] Отсюда распространение таких массовых явлений в западном, в частности, американском обществе, как посещение психоаналитика (который достигает 35[35] Мертон Р.К. Явные и латентные функции.//Американская социологическая мысль. — М., 1991., с. 448. 36[36] Швейцер А. Указ. соч., с. 53. 37[37] Фромм Э. Человек для себя., с. 470. положительного эффекта в изменении личности пациента путем групповой терапии) или просто вступление в клубы, где члены (как правило незнакомые в повседневной жизни) рассказывают друг другу о своих несчастьях; болезненный, фанатичный и в то же время духовно чрезвычайно поверхностный уход в религию или маниловскую социальную работу и т.д. К сожалению, все сказанное не является продуктом догадок или ничем не подтвержденных субъективных наблюдений авторов. Опыты, проведенные известными американскими учеными-психологами С.Ашем и Р.Кратчифилдом, демонстрируют, что конформизм — это довольно распространенный способ разрешения внутренних противоречий 38[38] личностью. Существует и второй способ решения — приведение системы к знаменателю “Я” (по сути, развитие авторитарного характера). Он заключается в предпринятии попытки борьбы с источником ценностных противоречий. Он часто ведет к развитию таких негативных явлений, как девиантное поведение (особенно распространены в этом отношении различного рода токсикомании, т.к. они служат своеобразному компромиссу в попытке освобождения “Я” — созданию иллюзорного мира), идеологии контркультуры (наиболее мощный всплеск которой пришелся на США и Европу в 50 — 60-е гг.), социальный инфантилизм, агрессия или наоборот “замыкание в себе”, фрустрация. О феномене фрустрации в “рыночном обществе” необходимо сказать несколько подробнее. Историческими в этом отношении являются слова Р.К.Мертона: “Неудачи и подавленные устремления ведут к поискам путей для бегства из культурно обусловленной невыносимой ситуации... Характерное для Америки придание чрезвычайного значения денежному успеху и культивирование честолюбия у всех приводит таким образом к возникновению преувеличенных тревог, враждебности, неврозов и антисоциального поведения”.39[39] Целиком очевидно, что в данном отрывке речь идет о феномене фрустрации — крайней фазе процесса депривации со стойким отрицательным дисбалансом соотношения ожиданий и возможностей, утратившего свой положительный, созидательный эффект. Фрустрация, как видим, часто является причиной психического расстройства. И эта проблема действительно очень актуальна для “рыночного общества”. По данным исследователей, “в современном мире насчитывается по крайней мере 40 млн. человек, страдающих тяжелыми формами психических расстройств. Кроме того, от 250 до 300 млн. человек страдают менее тяжелыми психическими нарушениями, вызывающими тем не менее утрату трудоспособности и социальные ограничения. Масштаб проблемы таков, что по мнению экспертов ВОЗ, мы имеем все основания рассматривать психические болезни (включая алкоголизм и наркоманию) в качестве основной угрозы здоровью и продуктивной жизни наций во всем 38[38] 39[39] 310. См. Кон И.С. Социология личности.— М., 1967., с. 85 — 89. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия.//Социология преступности.— М., 1969., с. мире”.40[40] Однако “тотальное сумасшествие”— не единственная угроза человечеству, порожденная им же самим. Ведь материальная культура — это еще не подлинная культура. И гипертрофированное значение, которое ей придается в современном мире ведет к дегуманизации, растущей поверхностности межличностных взаимоотношений и рациональности сознания человека в погоне за материальными благами, которые в свою очередь делают реальной проблему физического уничтожения 41[41] человечества. Проблема кризиса культуры и описание рыночного характера — бездонная тема. Можно исписать уйму бумаги и все равно не сказать всего, что хотелось бы. Поэтому мы заканчиваем данную главу. Те качества, которые нам выделить не удалось, можно найти в приложении. 40[40] Иванова А.Е. Проблемы оценки психического здоровья россиян.//Социс, 1997., № 7, с. 82. И одной из проблем первостепенной важности становится проблема моральности науки, и в связи не с естественным любопытством ученого, а с финансовым стимулированием выбора направления исследования). 41[41] Приложение. Сводные таблицы личностных качеств, присущих тому или иному типу социального характера (ориентации) .42[42] 1.Рецептивный характер. Положительные характеристики берущая Отрицательные характеристики ответственная почтительная скромная обаятельная социально адаптированная идеалистичная восприимчивая вежливая оптимистичная доверчивая нежная пассивная, безынициативная безвольная, бесхарактерная подчиненная без гордости паразитирующая рабская, неуверенная в себе нереалистичная боязливая мягкотелая принимающая желаемое за действительное наивная сентиментальная 2. Авторитарный характер. Положительные характеристики активная может взять на себя инициативу может предъявить требование гордая импульсивная уверенная в себе пленяющая Отрицательные характеристики эксплуатирующая агрессивная эгоцентричная самодовольная безрассудная высокомерная обольщающая 3. Накопительский характер Положительные характеристики 42[42] 514. Отрицательные характеристики Здесь и далее все сводные таблицы личностных качеств представлены по: Там же, с. 512 — практичная бережливая предусмотрительная сдержанная терпеливая внимательная стойкая невозмутимая устойчивая к стрессу аккуратная методичная преданная лишенная воображения жадная подозрительная холодная заторможенная тревожная упрямая ленивая инертная педантичная приставучая собственническая 4. Рыночный характер. Положительные характеристики целеустремленная готова сотрудничать моложавая устремленная вперед свободомыслящая общительная новаторская недогматичная действенная любознательная сообразительная легко вступает в контакт терпимая остроумная щедрая Отрицательные характеристики надеется на случай непоследовательная ребячливая не считается с прошлым беспринципная неспособна к уединению бесцельная релятивистская слишком активная бестактная умничающая неразборчивая безразличная глупая расточительная III. Заключение. Однажды Петрушевский сломал свои часы и послал за Пушкиным. Пушкин пришел, осмотрел часы Петрушевского и положил обратно на стул. “Что скажешь, брат Пушкин?”— спросил Петрушевский. “Стоп машина”,— сказал Пушкин. Даниил Хармс. Литературные анекдоты Наблюдая за современным обществом, можно прийти к выводу, что эпохи кризиса стимулируют активное распространение всех четырех типов социального характера. Это неудивительно, т.к. нет четкой картины того, к чему нужно адаптироваться. Здесь, для выяснения истоков формирования характера уже более действенным будет применение ортодоксального фрейдизма. Однако тенденция для справедливости которой было приложено так много усилий, начинает прослеживаться: в современном обществе все более и более укореняется рыночный тип характера. А значит, начинают укореняться и проблемы, которые влечет его распространение. Таким образом нам необходимо перенимать и опыт нейтрализации этих проблем, накопленный западными теоретиками-очевидцами. Фромм в качестве выхода предлагает распространение плодотворной ориентации в современном обществе, главными характеристиками которой является развитость свободного, незашоренного мышления, моральности и искренней, “материнской” любви по отношению как к “ближнему”, так и к “дальнему”. Это распространение, по мнению Фромма, возможно, если общество прислушается к персонифицированным образчикам плодотворной ориентации, таким воплощениям человеческой совести, как Швейцер, Экхарт, Маркс, Ганди, Толстой, Лессинг и др. И когда общество, наконец, прислушается, тогда наступит настоящая духовная революция. Однако, по нашему мнению, пока рыночный характер распространен, пока общество способно стимулировать возникновение и удовлетворять потребительский гедонизм человека, этот “наконец” вряд ли наступит. Добреньков приводит очень подходящую цитату Маркса, что прежде всего надо иметь “в виду не столько побуждения отдельных лиц, хотя бы и самых выдающихся, сколько те побуждения, которые приводят в движение большие массы людей, целые народы, а в каждом данном народе, в свою очередь, целые классы”.43[43] Вероятно, такого рода просвещение, сможет вызвать какую-то конструктивную положительную реакцию со стороны человечества только в 43[43] Цит. По: Добреньков В.И. Указ. соч., с. 315. тот период, когда будет происходить смена общественно-экономической формации, а следовательно, и типа социального характера. Однако есть опасение, что идея Фромма о насаждении т.н. “нормативного гуманизма” так и останется в разряде утопий, т.к. вряд ли в маргинальном обществе будет актуальным практическое следование моральным ценностям в каждом конкретном случае, и их восприятие. Если же наши опасения напрасны, то тогда “золотой век”, истинный коммунизм и что-то в этом роде уже не за горами. Маркузе, используя идеи Маркса, проанализировал современную западную социально-экономическую систему и пришел к выводу, что капитализм создал все предпосылки для смены его новой общественно-экономической формацией. Духовно он полностью исчерпал себя и теперь всеми силами опустошает человека, пытаясь укоренить в нем устаревшие принципы борьбы за существование и потребности в релаксации, развлечении для канализации недовольства. Но так продолжаться может не долго, потому что, во-первых, современные аутсайдеры (марксовский “класс в себе”) постепенно крепнут, и, если воспринимать идею о синусоидном или маятниковом развитии, то скоро они трансформируются в “класс для себя” и совершат мировую экономическую и политическую революцию. А президент международной социологической ассоциации, профессор И.Валлерстайн выделил убедительнейший ряд “процессов, которые подрывают базисные структуры капиталистической экономики и тем самым приближают кризисную ситуацию”.44[44] 44[44] См. Валлерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменяется?//Социс, 1997., № 1, с. 18.
