Связь различных акустических характеристик речи с

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
ТАГАНРОГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РАДИОТЕХНИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ
Известия ТРТУ № 7
Тематический выпуск
ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Таганрог 2005
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
УДК 159.9+37+001.92:37
Известия ТРТУ. Тематический выпуск «Гуманитарные проблемы современной психологии». – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2005. № 7 (51). – 208 с.
В тематическом выпуске журнала представлены материалы I Всероссийской конференции «Гуманитарные проблемы современной психологии», организованной факультетом психологии МГУ им. М.В. Ломоносова совместно с Таганрогским государственным радиотехническим университетом и проведенной 24-29 августа 2005 г. в Таганрогском государственном радиотехническом университете под
председательством
заведующего
кафедрой
общей
психологии
МГУ
Братуся Б.С.
Конференция проведена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 04-06-00274.
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
ЖУРНАЛА «ИЗВЕСТИЯ ТРТУ»
Захаревич В.Г. (главный редактор), Калякин А.И. (зам. главного редактора),
Курейчик В.М. (зам. главного редактора), Моськин В.Н. (отв. секретарь редко ллегии), Василовский В.В., Вишняков Ю.М., Иванов Г.И., Колесников А.А., К оноплев Б.Г., Ланкин В.Е., Обуховец В.А., Поликарпов В.С., Румянцев К.Е., С ухинов А.И., Тимошенко В.И., Цатурова И.А.
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ НОМЕРА
Бородулин В.Н., Братусь Б.С. (председатель), Василюк Ф.Е., Ермаков П.Н.,
Захаревич В.Г., Карпова Н.Л., Котова И.Б., Криндач В.П., Кричевец А.Н., Лабунская В.А., Леонтьев Д.А., Непомнящий А.В., Обуховец В.А., Скрипкина Т.П., Слободчиков В.И., Щур В.Г.
РЕЦЕНЗЕНТЫ
член-корр. РАО, доктор психологических наук, профессор Б.С. Братусь (раздел V);
член-корр. РАО, доктор психологических наук, профессор И.Б. Котова (раздел I);
доктор психологических наук, профессор А.И. Китов (раздел III, IV);
доктор педагогических наук, профессор Н.П. Клушина (раздел II);
доктор медицинских наук, профессор В.С. Чудновский (раздел III).
ISBN 5-8327-0223-9
2
 Таганрогский государственный
радиотехнический университет, 2005
Раздел I. Пленарные доклады
Раздел I. Пленарные доклады
Братусь Б.С. (Москва)
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ И ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМЫ
В ПСИХОЛОГИИ: ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ИЛИ СКАЧОК?1
Начну с недавнего впечатления. Весной этого (2005) года состоялась значимая научная конференция, посвященная 120-летию Московского психологического общества. В ряду основных мероприятий было запланировано два круглых
стола, которые должны были состояться параллельно в одно и то же время, но в
разных помещениях славного Психологического института РАО. Один под названием «Естественнонаучная парадигма в современной психологии», другой – «Гуманитарная парадигма в современной психологии». К назначенному вечернему часу
на первый («естественнонаучный»), кроме уважаемых авторитетных ведущих, пришло не многим более десятка участников, тогда как второй («гуманитарный») собрал целиком Большую аудиторию Психологического института.
Увидев столь разительное несоответствие, руководители конференции сочли за
благо соединить оба круглых стола в один под общим названием «Естественнонаучная
и гуманитарная парадигмы в современной психологии». В результате оба в этот вечер
были, на мой взгляд, испорчены. Вместо профессионального разговора о специфике и
перспективах каждого подхода все, по сути, свелось к ненужному пререканию, к высказыванию обиды со стороны, в основном, естественнонаучного подхода, к доказательству его единственной истинности и научности. Аргументация при этом была от строгой
и точной до аффективной: один из выступавших напомнил, что если ударить палкой по
голове, то все гуманитарное сознание исчезнет вмиг, потому надо изучать нейронные
основания психики, а не заниматься в психологии гуманитарными рассуждениями,
столь легко рассыпающимися от простого физического удара.
Мне вспомнилась эта ситуация потому, что она отразила некоторые действительные тенденции во взаимоотношениях рассматриваемых парадигм. Отметим,
по крайней мере, две из них. Первая – это явно выраженная притягательность гуманитарного подхода для психологической публики, его превалирование в этом плане
над подходом естественнонаучным. Вторая – невыясненность отношений между
ними и, прежде всего, достаточно выраженная тревога со стороны естественнонаучноориентированного крыла за дальнейшую судьбу психологии, которая, по мнению этих ученых, и наукой в строгом смысле может перестать быть, если возобладает гуманитарный подход. Думаю, описанный случай лишний раз подчеркивает
значимость и актуальность обсуждения гуманитарного подхода, испытания, постановки его под вопросы, в том числе и те, которые слышаться со стороны заслуженного и столь долго превалирующего естественнонаучного подхода: сможет ли психология в рамках гуманитарной парадигмы оставаться наукой, отвечать ее требованиям; как изменится при этом круг рассматриваемых проблем; появятся ли новые
термины и понятия, что произойдет со старыми; будут ли новые критерии истинности, валидности; за что теперь, в конце концов, следует присуждать ученые степени,
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00274.
3
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
если эксперимент и прежние способы обработки данных в гуманитарном подходе
не предполагаются? Вот лишь самые первые на ум приходящие вопросы, круг же
их, разумеется, может стать куда более широким. В данном сообщении, однако,
ограничимся самым общим методологическим обзором, памятуя, что мы в начале
пути и сейчас важен не спор о подробностях и деталях (при всей их, разумеется,
важности), а выбор определяющего направления («куда нам плыть?»).
Начнем поэтому с того, что выйдем из сиюминутности и попытаемся увидеть ситуацию в целом не на пяточке коллизий современной жизни и требований
дня, а в более широком культурологическом пространстве. Воспользуемся при этом
для экономии рассуждений хрестоматийно известной классификационной схемой
Б.М. Кедрова, предложенной им еще в 1966 году на 19-м Международном психологическом конгрессе в Москве. Напомню, что это так называемый треугольник наук,
один угол которого (пусть вершина) – науки философского цикла (не забудем, что в
прежние времена поблизости располагалась теология, коей философия считалась
служанкой). Угол основания справа – науки естественного цикла, слева – гуманитарного. Открытие, эвристика Кедрова в докладе на Международном конгрессе в
Москве состояла в том, что вместе с присутствующим в зале А.Н. Леонтьевым и Ж.
Пиаже он пришел к выводу, что психология занимает совершенно особое, уникальное место в этой схеме – она помещается в середине так очерченного поля наук.
Философия
Гуманитарные
науки
Естественные
науки
Зафиксируем этот взгляд, эту исходную для наших рассуждений позицию,
в которой, обратим внимание, снято само противопоставление гуманитарной и естественнонаучной парадигм в психологии, ибо ей отводится все пространство внутри «треугольника наук», это подразумевает как равноудаленность, так и равноприближенность ко всем углам. Повторим – речь об открытии 1966 года Кедрова,
Леонтьева и Пиаже, но до этого тяготения психологии, ее связи (зависимости) с
науками мыслились иначе. Чтобы схематично показать это, впишем схему в научно-исторический контекст последних двух веков. Начнем с конца XVIII века, основополагающего для всего поля европейской науки труда И. Канта «Критика чистого разума». Там определено и место психологии, но, надо сказать, оно весьма
маргинально, неустойчиво. С одной стороны, психология привычно для того времени
числится при философии, как ее часть, с другой стороны, Кант говорит, что она здесь
«пришелец», за неимением своего дома здесь проживающий, но в будущем она должна найти себе место в «естественно-ориентированной антропологии», то есть, если
воспользоваться схемой Кедрова – в другом углу, при естественных науках.
Последующее столетие действительно ушло на осуществление этого кантовского предписания, и к концу XIX века психология стало естественнонаучноориентированной, демонстративно, как все тогда естественные науки, порывающей с
философией. На вопрос «Кому и как разрабатывать психологию?» И.М. Сеченов во
второй половине XIX века твердо отвечает: отныне не философу, но физиологу, а
первый Международный конгресс по психологии, проходивший в Париже в 1899
году и созванный по инициативе русского врача Охоровича, получил название Конгресса физиологической психологии.
Ясно, что от прежней философско и теологически ориентированной психо-
4
Раздел I. Пленарные доклады
логии эта новая, естественнонаучноориентированная отличалась принципиально,
образ психологии изменился неузнаваемо. (Есть рассказ о посещении митрополитом Макарием в начале XX века лекции по психологии не где-нибудь, а в Московской духовной академии. Митрополит был потрясен, что речь на лекции шла вовсе
не о душе («душа по боку»), а о многочисленных экспериментах «с проводками,
молоточками, волосками, электродами и прочее»). И чтобы различить эти две непохожие психологии, «философскую» обозначим на нашей схеме как «психологию
первую (Ψ1), а естественнонаучноориентрованную как психологию вторую» (Ψ2).
Однако сразу же отметим, что при всем различии их объединяет одна общая, причем существенная, черта: главные основания, аксиоматика, априорные позиции в обеих психологиях идут не от них самих, но от тех направлений, к которым
они прилепляются. Иными словами, психологии эти не самостоятельно вырабатывают, закладывают свои основания, но заимствуют их из других, в данное для них
время материнских или опекающих наук.
Зафиксируем этот момент и продвинемся еще на один век вперед, к нашим
уже годам, коим мы свидетели – концу XX века. Психология ныне у всех на слуху,
она из редкой стала массовой профессией, число тех, кто называет себя психологами, неуправляемо растет. На Западе этот психологический вал обозначился к концу 70-х годов, у нас – на 15-20 лет позже. Напомню, что в 1966 году появляются
первые два небольших факультета психологии – один при Московском, другой –
при Ленинградском университетах, зато теперь число выпускающих психологов
вузов перевалило за 400, в одной Москве их около пятидесяти, не считая многочисленных полулегальных контор и курсов.
Думаю, не надо тратить время на аргументацию, что психология вновь качественно изменилась по своей структуре, функциям, инструментам, областям применения. Образ психолога ассоциируется уже не с лабораторным работником, экспериментатором, не с университетским ученым, а с практикующим психотерапевтом, имиджмейкером, консультантом. С последней трети двадцатого века обозначился кризис или, как говорит Ф.Е. Василюк, «схизис» – расщепление психологии: на
устаревшую, по мнению многих, университетскую (классическую) и на новую, связанную с психотерапией, консультированием, разнообразными психологическими
практиками. Последняя психология уже часто не находит общего языка с первой, да,
в общем-то, и не ищет его – за исключением тех случаев, когда надо подделаться под
принятые требования, чтобы защитить диссертацию и получить соответствующую
ученую степень. И хотя этот разрыв произошел как бы стихийно, под напором внешних обстоятельств, появления сначала на Западе, потом у нас общества потребления и
т.п., но мы можем усмотреть в нем уже некий закон, скажем мягче, закономерность:
речь идет об очередном парадигмальном сдвиге, о смене материнской, опекающей
области, о рождении новой – гуманитарноориентированной психологии, которую,
если вернуться к схеме, можно обозначить как «психология третья» (Ψ3).
Философия
(Конец XVIII века)
1
Гуманитарные
науки
(конец XX века)
3
2
Естественные
науки
(конец XIX века)
5
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Сам термин «гуманитарная психология» впервые, наверное, обозначился у
нас пятнадцать лет назад, в начале 1990 года. Могу сказать столь точно, потому что
тогда шла конференция, на которой должна была быть утверждена первая в России
Ассоциация гуманистической психологии. И в моем докладе на этой конференции
прозвучало настоятельное предложение изменить название – организовать Ассоциацию гуманитарной психологии. Я аргументировал тем, что «гуманистическая
психология» – устоявшееся западное, в основном, североамериканское течение с
определенной и достаточно ограниченной платформой, тогда как необходима куда
более широкая и полная платформа всего гуманитарного спектра как адекватная
почва для создания нового направления российской психологии. Это предложение
большинством участников учредительной конференции было отклонено. Ассоциация названа гуманистической (хотя меня тогда и избрали первым ее президентом).
Со временем, однако, как мы видим, термин «гуманистическая психология» выжил,
закрепился, стал признаваемым.
Подведем некоторые предварительные итоги нашего экскурса в истории.
Первое. Психология в силу своего особого места и специфики всегда зависела
в своих исходных основаниях и подходах от главенствующих направлений в науке,
последовательно сменяя в качестве этих направлений философию, естественные науки
и теперь тендируя к гуманитарной области. В результате, с известной долей условности,
конечно, можно говорить, по крайней мере, о трех типах психологического знания в
зависимости от его ориентации на основные направления научной мысли.
Второе. Выявленные типы психологического знания не отменяют и не подменяют друг друга, но отражают, по преимуществу, разные аспекты, углы рассмотрения, уровни психологической жизни.
Третье. Гуманитарный тип психологии или гуманитарная психология складывается пока что достаточно стихийно и фрагментарно, поэтому актуальной задачей становится внятное определение ее специфики, принципов, возможностей.
Как уже говорилось, нас сейчас занимают не подробности, но определяющий взгляд. Что же с такой точки зрения представляет собой гуманитарный подход
в психологии? В наиболее обобщенном виде его можно сформулировать как постоянную отнесенность психологических знаний к человеку. Но, – скажут разочарованно, – эка новость, ведь любая психология, даже психология животных – зоопсихология – отнесена к человеку (недаром последняя имеет и иное название – сравнительная психология, а сравнение, в конечном итоге, с кем – опять же с человеком).
В.И. Слободчиков, наиболее последовательно отстаивающий антропный принцип в
психологии, предлагает уточнение – с человеческим в человеке, с тем, что делает
его собственно человеком.
Но можно ли такой предмет увидеть, зафиксировать, взвесить, применить?
При попытках ответа у любого психолога, воспитанного в естественнонаучной традиции (а мы все пока таковы), твердая почва сразу начинает уходить из-под ног, и
мы оказываемся в иной – уже умопостигаемой, а не строгоопределяемой области.
Лозунг Галилея – «все измеряемое измерить, а неизмеряемое сделать измеряемым»
– здесь уже малоприемлем, и мы должны выверять свои конструкции другими способами, каковые, с позиции прежнего подхода, по сути, безосновны. Мы оказываемся в состоянии, типическом для кризиса: прежняя опора не удовлетворяет, но
покидать ее страшно, ибо новой надежной не видится, а на прыжок в неизвестность
решимости нет. Поэтому достаточно многие влекутся сейчас к этому краю, но затем
отступают от него, возвращаясь к привычному. Мне приходилось, скажем, в последнее время рецензировать ряд диссертаций, посвященных теме ценностей и
смыслов личности. Обычно они распадаются на две части. В первой – философия и
психология ценностей и сути человека с яркими цитатами Бахтина, Бубера, Бердяе-
6
Раздел I. Пленарные доклады
ва, Франкла, Мамардашвили, ныне живущих отечественных ученых. Диссертант
смело выходит к новым для психологии рубежам и… поворачивается на 180 градусов – начинается часть вторая: репродукция прежних подходов. Например, применяются стандартизированные опросники с вопросами типа: «куда вы пойдете в свободный вечер: в клуб, на дискотеку, в библиотеку» и т.п. (выявление ценностей досуга) или «Вы решили сменить свой имидж и пойти в парикмахерскую. Кому вы
будете больше доверять: а) парикмахеру, б) своей подруге, в) будете решать все
сами» (это из диссертационного исследования самодетерминации личности). Далее
следуют математическая обработка данных, выявление факторов, корреляционных
связей и другие подобные выводы, которые, по замечанию И. Ялома, тем точнее,
чем тривиальнее выделяемые параметры.
Эти подходы к краю, экскурсии к провалу, после которых происходит возврат к обжитому дому корреляций и факторов, достаточно симптоматичны для сегодняшней психологии. С одной стороны, они говорят о некой тяге, моде, стремлении к новому пониманию, с другой – свидетельствуют о неготовности до конца
следовать ему. Заметим – неготовность не только инструментальную вследствие
неразвитости гуманитарного подхода, но и личностную: надо ведь выйти из защищающей позиции отстраненного, измеряющего, исчисляющего исследователя и
стать не просто со-глядатаем, но со-участником, со-автором происходящего, способным верить и ориентироваться на то, что нельзя измерить.
Ведь то, на что ориентируется гуманитарная психология – «сущность»,
«человеческое в человеке» – определяется не в модусе наличного (налично предъявляемого, наблюдаемого, измеряемого), а в модусе возможного и должного (умопостигаемого, конструируемого, берущегося во многом решимостью, верой). Между ними – то расширяющийся, то сужающийся в жизни зазор человеческой свободы, или – лучше сказать – свобода есть безоглядное пространство, только приоткрывающееся, проглядывающее в этом зазоре (как мы чуем манящую нас громаду
моря, дающую о себе знать промельком сквозь прибрежные сосны).
Высокая задача гуманитарной психологии состоит, таким образом, в изучении места и роли психики (психического аппарата) в обеспечении и реализации
свойства человека транцендировать, преодолевать наличное, принудительное, устремляясь к должному, возможному, заданному. Подчеркнем: новость не вообще в
обращении к человеку (любая психология, как говорилось, обращена к нему), а в
повороте к «человеческому в человеке», ценностно-смысловому, должному, превышающему наличное, делающему его больше, чем он есть.
Повторю вопрос, слышанный мною не один раз от В.И. Слободчикова: «Как
возможен человек в свете наших сегодняшних психологических представлений?».
Если отвечать с позиций естественнонаучноориентированной психологии, то это человек с обеспеченными (только изученными) психологическими механизмами памяти, внимания, восприятия, мышления, эмоций, мотивации и т.п., но лишенный, или –
скажем мягче – не соотнесенный с такими собственно человеческими проявлениями,
как милосердие, вера, надежда, любовь, мудрость, смирение. Самих понятий этих
давно уже нет (или частота их ничтожна) в словаре психологов. Задача гуманитарной
психологии – вернуть полноту, целостность, включающую и то метафизическое пространство, которое срезается, отсекается прежним подходом. Не потому, что он плох
(его значимость и успехи грандиозны), но потому, что он в силу своего инструментария и позиции не затрагивает, не подразумевает определенные уровни.
И здесь возникает парадокс, который не часто осознается: естественнонаучноориентированная психология, обладая бесценным корпусом сведений и знаний,
сама ими до конца воспользоваться не может, ибо соотнесение этих знаний с бытием и назначением человека подразумевает привнесение уже других принципов и
7
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
форм, которые из естественнонаучных не вытекают. Если воспользоваться введенным
А.Н. Кричевцом термином «многоэтажная психология», то речь, по сути, идет об определенных этажах знания психологии, которые до этого не принимались в расчет. Трудно, но
надо смириться с тем, что объяснительные возможности каждого «этажа» ограничены. И
когда они исчерпываются, появляется ощущение повторов, репродукции, а то и просто
тупика, стенки. На деле же это часто не глухая (немец скажет «слепая») стена, но не сразу
видимое основание ступени, поднявшись на которую мы открываем новое пространство
понимания, преобразующее и наш пройденный путь.
Специально заметим в заключении, что предполагаемый подход к гуманитарной психологии отнюдь не растворяет ее в теологии, философии или литературоведении. Речь идет – еще раз – о том, возможен ли (и если да, то как) целостный
человек (в том числе, верующий, философствующий, творящий) в сете наших наличных психологических представлений, способна ли психология встроиться, соотнести, соразмерить себя с этими масштабами человеческого бытия и свободы.
Карпова Н.Л. (Москва)
ОТ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ К ГУМАНИТАРНОЙ
ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ1
В 1997 году в издательстве «Смысл» вышел интересный сборник – «Психология с
человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии», в котором был представлен достаточно широкий «спектр гуманистически ориентированных подходов» в русле уже сложившихся с ориентацией на западную психологию отечественных
научных школ. Один из авторов и редакторов сборника Д.А. Леонтьев отмечал, что «историко-научный контекст советской психологии 1980-х гг. создал крайне благоприятную почву для развития гуманистической психологии, причем не как движения протеста, а как конструктивного движения, не противопоставляющего себя другим школам и направлениям, а
стремящегося преобразовать, изменить существующие подходы, в большей степени повернув их лицом к человеку».
Но оформившемуся в начале 90-х годов движению гуманистических психологов, участники которого разработали достаточно продуктивные принципы и
критерии своей деятельности, не суждено было их осуществить: российская действительность тех лет главной для всех выдвинула проблему выживания, а не развитие профессиональных научных сообществ.
С тех пор прошло 15 лет, во многом изменились и внешние, и внутренние условия в нашей стране, стали более тесными и многочисленными контакты с западными психологами, которые принесли в Россию множество образовательных программ,
но Ассоциация гуманистической психологии, несмотря на прекрасные замыслы, так и
не возродилась как единое целое. Речь не идет о том, что требуется единомыслие –
уже оформились и много лет существуют различные направления профессионалов –
онтопсихология, психодрама, христианская психология, НЛП и другие, действуют
институты психоанализа, экзистенциальной психологии и жизнетворчества. Имеется
и профессиональное сообщество всех психологов – РПО со своими региональными
подразделениями, которое проводит большие общие съезды и различные конференции, но, на наш взгляд, в отечественной психологии все более оформляется одно из
1
Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04–06–00269а
8
Раздел I. Пленарные доклады
перспективных направлений, в русле которого работают Б.С. Братусь, В.П. Зинченко, А.С. Арсеньев, Д.А. Леонтьев, В.М. Аллахвердов, А.Г. Асмолов, Ф.Е. Василюк,
В.И. Слободчиков, А.А. Мелик-Пашаев и многие другие, – гуманитарная психология,
вбирающая в себя принципы и гуманистической, и нравственной психологии.
Первую попытку ввести сам термин «гуманитарная психология» сделал в
1990 году Б.С. Братусь, – он говорил о том, что новый термин позволяет определить
новый и более широкий подход к проблеме человека, в отличие от сложившегося в
мировой психологии гуманистического направления (Г. Олпорт, А. Маслооу,
К. Роджерс и другие). Было подчеркнуто, что в российской психологии постепенно
происходит смена ориентации от прежней – естественнонаучной, уповающей на
образцы естественных наук, к ориентации на ценности гуманитарного восприятия.
Как отмечал Б.С. Братусь (см. статью в вышеназванном сборнике), с начала 90-х
годов, когда впервые появились ранее недоступные публикации многих отечественных философов, психологов, историков и литераторов, – в нашей стране началось «собирание воедино гуманитарного мировоззрения», которое не только оригинально, но составляет «удивительное по силе и яркости полотно или – по отношению к психологии – целостное зеркало, отражаясь в котором, она сможет по-новому
увидеть и понять свои проблемы».
Гуманитарная психология, на предельно широком поле решающая проблему человека и его сущности, на наш взгляд, вбирает в себя и философскопсихологический подход, и философскую психологию (термин Г.И. Челпанова).
Проблему психического здоровья, нормы нельзя решить только в рамках естественнонаучной парадигмы, – она требует предельно широкого (не значит абстрактного)
определения понятий «человек», «личность», «здоровье».
Апеллируя к работе С.Л. Рубинштейна «Человек и мир», Б.С. Братусь отмечает, что «центральной смыслообразующей характеристикой человека является
его способ отношения к другому человеку» и приводит цитату: «Психологический
анализ человеческой жизни, направленный на раскрытие отношений человека к
другим людям, составляет ядро подлинно жизненной психологии. Здесь вместе с
тем область «стыка» психологии с этикой» (С.Л. Рубинштейн, 1957).
В свою очередь и В.Н. Мясищев определял личность как систему отношений индивида с окружающей средой, как целостную, организованную систему активных, избирательных, сознательных и социальных связей с реальной действительностью. Он подчеркивал, что психологическое отношение представляет собой
обобщенное внутреннее условие действий человека, содержащее тенденцию определенным образом реагировать на те или иные явления, факты, события, объекты.
Говоря о проблеме «личность и неврозы», он также отмечал, что неврозы выступают прежде всего как выраженное противоречие между тенденциями и возможностями личности – внешними и внутренними, требованиями человека к себе и жизни
– к нему. В.Н. Мясищев подчеркивал, что «неврозом заболевает не орган, а весь
человек или личность», и делал вывод: «Невроз представляет собой болезнь личности еще и потому, что нигде, как в неврозе, с такой полнотой и выпуклостью не раскрывается перед исследователем личность человека, нигде так убедительно не выступает БОЛЕЗНЕТВОРНАЯ И БЛАГОТВОРНАЯ РОЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ, нигде так ясно не выступает уродующая и целительная сила воздействия, не сказывается с такой отчетливостью РОЛЬ СОЗДАННЫХ ЛЮДЬМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ (выделено нами – Н.К.). Поэтому область борьбы с неврозами – это
область пограничная между педагогикой и медициной» (В.Н. Мясищев, 1995).
То есть оба ученых отмечают необходимость исследований и практики на
«стыке» различных областей знания и профессиональной деятельности. И в этом
плане можно говорить не только о гуманитарной психологии, но и о гуманитарной
9
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
психотерапии.
Многоаспектность и многопозиционность гуманитарного знания особо значима в практической психологии и психотерапии, когда речь идет о необходимости
работы с личностными проблемами пациентов. Так, например, заиканием – одной
из сложных форм логоневроза – страдает 2,5-3% населения. У нас в стране и за рубежом помимо клинических и логопедических имеется большое число исследований психологического аспекта заикания и социореабилитации лиц, страдающих
этим недугом. Работы И.Н. Жинкина и его последователей в области изучения психофизиологии речи показывают, что заикание – это нарушение коммуникативной
функции речи и подтверждают, что данный недуг – это прежде всего нарушение
системы общения, приводящее к изменениям личности. В более тяжелых случаях
заикания эти изменения ведут к утрате чувственного контакта с людьми, интегрированности с миром, отказу от поисковой активности, что ставит проблему восстановления нарушенного общения через глубинное преобразование личности.
И в этом большую помощь оказывают различные виды арттерапии – лечения средствами искусства, – в частности библиотерапия. Библиотерапия – психотерапия словом, заключенным в художественную форму. В процессе социореабилитации заикающихся данный метод служит: а) для развития самоанализа и рефлексии пациентов и их родственников; б) для формирования саногенных (оздоравливающих – Ю.М. Орлов) психических состояний, способствующих успешному преодолению недуга; в) для формирования и развития спонтанной внутренней и озвученной ситуационной речи пациентов.
Гуманитарная психология более доверяет и методу рефлексии, который является основным в психологической практике и психотерапии. Исторически метод
рефлексии или, иначе, метод познания субъектом внутренних психических актов и
состояний у себя и других людей на основе собственных умозаключений, был первым методом психологического исследования. Но далее в рамках естественнонаучной методологии человек рассматривался только как объект исследования без учета
его личностных, субъектных проявлений и реакций на сам процесс исследования
(Т.А. Флоренская, 1991). Данное противоречие в начале ХХ века позволила снять
развивающаяся гуманитарная стратегия исследования. Была подчеркнута такая особенность метода рефлексии как его диалогичность: рефлексия стала пониматься как
процесс удвоенного, зеркального взаимоотображения субъектами друг друга, содержанием которого выступает воспроизведение, воссоздание особенностей друг
друга (см.: Психология. Словарь, 1990).
В методике семейной групповой логопсихотерапии, разрабатываемой нами
на основе метода групповой логопсихотерапии1 Ю.Б. Некрасовой (лечение заикающихся подростков и взрослых), рефлексия является не только методом диагностики
происходящих изменений как с группой, так и с каждым из участников в отдельности, – но и средством развития личностного и творческого потенциала участников
процесса социореабилитации.
Термин логопсихотерапия – объединение в теории и практике ТРЕХ СПЕЦИАЛЬНОСТЕЙ – логопедия,
психология и психотерапия – в 1975 г. ввела именно Ю.Б. Некрасова, которая и стала первым в стране
логопсихотерапевтом.
1
10
Раздел I. Пленарные доклады
Кричевец А.Н. (Москва)
ПСИХОЛОГИЯ И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ
ФИЛОСОФИЯ: ОБЩЕЕ ПОЛЕ1
Среди важных вопросов современных наук о человеке вопрос о смысле реальности и реальности смыслов один из наиболее важных. В отечественной психологии исследования смысловых образований личности начались в русле теории деятельности при прямом участии одного из ее создателей А.Н. Леонтьева. В дальнейшем интерес к проблеме только увеличивался, росло и число тем, затрагиваемых в
связи с проблемой смыслов.
Заметное положение среди этих тем занимают экзистенциальная психология и экзистенциальная психотерапия. Если говорить об «источниках и составных
частях» этого раздела психологической науки и практики, то необходимо назвать
феноменологию и экзистенциальную философию первой половины ХХ века. В
свою очередь эти философские направления лежат в русле европейской трансцендентальной2 философской традиции, прослеживаемой от Р. Декарта и И. Канта до
Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера.
Взаимодействие феноменологической и экзистенциальной философии и
психологии уже продемонстрировало свою продуктивность. Представляется, что
результаты этого продуктивного взаимодействия требуют серьезнейшей методологической проработки. В данной работе мы утверждаем, что изучаемая область
взаимодействия философии и психологии обладает специфическими чертами и особым статусом и не может быть поглощена ни объективной научной психологией, ни
трансцендентальной философией и что продвижение в этой области должно оказать
влияние на обе перечисленные «родительские» дисциплины. Смысл – понятие не
какой-то специальной науки, а понятие принципиально междисциплинарное 3. Мы
остановимся здесь на философско-психологической трактовке, которую дал этому
понятию Э. Гуссерль в последней своей большой работе4. Продолжая развивать
свой феноменологический подход, в этой работе Гуссерль по-новому расставляет
акценты. Интенциональность сознания здесь понимается не просто как направленность сознания на предмет, но трактуется как направленность, обладающая той или
иной смысловой структурой. Смысл – это способ данности предмета. Трансцендентальная феноменология, по Гуссерлю, должна провести «интенциональный анализ»,
дать общую структуру этих способов данности, т.е. описать общую смысловую
структуру «жизненного мира» деятельного и познающего человека.
Э. Гуссерль отмечает, что трансцендентальная феноменология задает систему понятий, которые служат каркасом для эмпирических психологических исследований. Действительно, эмпирическая наука вообще никогда не может извлекать
свои понятия непосредственно индуктивным образом из опыта. И подобно тому,
как И. Кант методически дедуцировал категориальную структуру естественных на-
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00274.
Трансцендентальная философия исследует субъекта познания. Мир не рассматривается как существующий независимо от субъекта. Понятие «трансцендентальный» ввел И. Кант, хотя фактически первым
«трансценденталистом» следует считать Р. Декарта.
3
Тульчинский Г.Л. Смысл и гуманитарное знание // Леонтьев Д.А. (ред.). Проблема смысла в науках о
человеке (к 100-летию В. Франкла). М., Смысл, 2005, с.9.
4
Э. Гуссерль. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., «Владимир Даль»,
2004.
2
11
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ук из форм суждений, Э. Гуссерль предполагает возможным получить структуру
психологических понятий с помощью феноменологического метода. Этот метод, в
конечном счете, опирается на интерсубъективную интуицию (способность вчувствования) и, в отличие от традиционной интроспекции, представляет собой некоторую рефлектирующую интроспекцию, извлекающую только смысловую форму феномена, способ данности сознанию его предмета1. Таким образом, трансцендентальная феноменология оказывается по отношению к эмпирической психологии в роли,
аналогичной роли чистой математики в естествознании: в роли науки, развивающей
мыслительные структуры, которые затем будут использоваться в эмпирических исследованиях. Поэтому трансцендентальная феноменология есть, по Гуссерлю, одновременно чистая психология.
Как и у его предшественников Р. Декарта и И. Канта, в подходе Э. Гуссерля
обнаруживается двусмысленность: не вполне ясно, идет ли речь об (а) «объективном» описании субъекта, независимого от описывающего этого субъекта трансцендентального философа, или (б) сама методическая процедура, предлагаемая Декартом, Кантом, Гуссерлем, формирует или организует субъекта, неотделимого от философа? Несомненно, внимательное изучение вопроса требует выбора варианта (б).
Причины этого следующие.
Трансцендентальная философия не может претендовать на абсолютную и
безусловную однозначность своих утверждений. Даже «cogito ergo sum» Декарта не
обладает полной и прозрачной ясностью, поскольку использует понятия человеческого языка. На это указывает критика Декарта, проводимая Гуссерлем в «Картезианских размышлениях». По Гуссерлю декартово понятие существования имеет разные смыслы по отношению к субъекту и внешнему для него миру2. В. Дильтей,
критикуя трансцендентальный подход, писал, что «духовные факты, составляющие
материал теории познания, не могут быть связаны между собой иначе, как на фоне
какого-нибудь представления душевной связи... гносеолог располагает этой связью
в своем собственном живом сознании и переносит ее оттуда в свою теорию»3.
В дополнение к этому и В. Дильтей, и Э. Гуссерль настаивают на том, что
«духовные факты» могут быть получены субъектом только благодаря способности
«вчувствования», непосредственной (хотя и неполной) данности психических переживаний одного субъекта другому. Это позволяет провести параллели, существенные и для психологии смысла (будем вслед за Д.А. Леонтьевым так называть ту область, о которой мы ведем речь) и для трансцендентальной философии.
Невозможность приватного языка, о которой говорили философы второй
половины ХХ века (Л. Витгенштейн, К.-О. Апель и др.), важна для понимания вопроса и в той и в другой сфере. Язык, на котором описываются смысловые структуры, интересующие психологию, так же, как и язык трансцендентального исследования возникает у субъекта во взаимодействии самоинтерпретации, вчувствования
и использования соответствующих языковых выражений в коммуникации. Это в
равной степени относится к развитию ребенка, уточнению понятий научной психологии и к трансцендентальной философии.
Повторим, что интересующие нас понятийные структуры всех уровней не
столько описывают смысловые структуры личности, сколько организуют их (М.К.
Мамардашвили назвал это отношением амплификации). Языковые понятийные
структуры вплетены особым образом в соответствующие им и использующие их
По словам К. Ясперса, феноменология дает статическую картину психической жизни; динамику может
дать только понимающая психология (К. Ясперс. Общая психопатология. М., Практика, 1997, c.54).
2
Это различение для психологии чрезвычайно важно и стало общим местом после работ М. Хайдеггера.
3
В. Дильтей. Описательная психология. СПб., Алетейя, 1996.
1
12
Раздел I. Пленарные доклады
практики. В работах А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера продемонстрирована
структура практики, в которую «вписан» объективирующий язык естественных наук. Этот понятийно-практический конгломерат характеризуется ими как заблуждение (в логическом и моральном смысле). Логическая сторона заблуждения состоит в том, что субъект познания и активности всегда выводится за скобки данной
ему объективной картины мира. Таким образом, язык объективной науки «обслуживает» практику, но делает это посредством «введения в заблуждение». Объективирующая психология может надеяться повторить успехи естественных наук, – но
только ценой еще более радикального заблуждения.
Во второй половине ХХ века многие философы осознали остроту этой, в
общем-то, не новой проблемы, хорошо понимаемой уже К. Марксом (который,
правда, надеялся на успешное разрешение философско-практической проблемы
посредством революционного переворота). В наше время речь идет о радикальном
отказе от представления о человеке, как отражающем объективную реальность, существующую вне него и независимо от него – представления, которое безошибочно
служит только одной специальной форме практики – технической практике «поставляющего производства» (М. Хайдеггер). «Поймав себя» на том, что познавательная деятельность подчинена неконтролируемому практическому процессу и
служит его целям, человек, размышляющий и пишущий о познании, оказался в
трудной ситуации: стало невозможно писать о том, каково «устройство» познания и
познаваемого мира «на самом деле», поскольку неконтролируемый «остаток» всегда оказывается вне этого «на самом деле».
Одни, подобно М. Фуко и Ж. Дерриде, стали старательно убирать из текстов собственную позицию, оставляя только деконструкцию – критический анализ
чужих позиций, ошибочно считая, что отсутствие позиции страхует их от неконтролируемой ангажированности. Обычно сопутствующая этой а-позиции левая политическая ориентация сближает их взгляды с упомянутыми взглядами К. Маркса периода коммунистического манифеста.
Противоположную тенденцию можно найти в поздних работах М. Хайдеггера, где автор стремится передать читателю свою вполне отрефлексированную бытийную позицию, которую невозможно задать какими-либо объективирующими
описаниями. М. Хайдеггер призывает постоянно помнить об ограниченности всякого объективирующего описания, о том, что бытие видящего вовсе не исчерпывается видимым. Последнее предложение, более или менее точно передающее интенцию М. Хайдеггера, является метафорой, а не описанием. Ее смысл не исчерпывается поверхностной семантической структурой. Для того чтобы оно стало понятным, от читателя требуется некоторый сдвиг сознания, который тем труднее, чем
более внове для него то отношение к бытию, на которое это предложение призвано
наводить. Понятно, что пока это новое отношение не воспроизведено читателем,
бесполезно пытаться входить в терминологические тонкости. Понятие не может
уточняться данным субъектом, пока он не освоит в каком-то приближении соответствующее внутреннее переживание.
Но и переживания не могут обойтись без языковых опор. Если это и может
быть не очевидно для ранних стадий развития ребенка (хотя последователи Л.С.
Выготского вряд ли в этом бы сомневались), то анализ коммуникативного контекста
трансцендентальной философии дает этому убедительное подтверждение. Действительно, способ выражения философов-трансценденталистов от Декарта до Гуссерля
не позволяет усомниться в том, что тексты их должны помочь нам, читателям обрести новое видение нашей собственной ситуации, по-новому установиться в нашей
жизни. У Декарта этот мотив явственно звучит, когда он обсуждает тему врожденных идей и естественного света разума. Эти идеи и этот свет не даны всякому чело-
13
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
веку от рождения, но если он сделает определенные усилия, то в этом и только в
этом случае он обретет и идеи и естественный свет, т.е., по существу, обретет собственно разум1. Здесь вполне уместно говорить о зоне ближайшего развития философствующего субъекта – невозможно снять вопрос, который еще не поставлен.
Если читатель не понял, в чем, собственно, надо сомневается, в чем состоит вопрос
о реальности, то тексты такого рода не вызовут у него интереса.
Повторю, что совершенно приватные переживания не могут стать предметом разговора и содержанием речи, но понимание такой речи всегда опирается на
опыт переживаний воспринимающего субъекта. Приведу один из множества примеров коммуникации о смысле психологических понятий. В книге В.А. Иванникова 2
дается едва ли не исчерпывающий обзор разнообразных трактовок понятия воли.
Вступающие в дискуссию по этому вопросу имеют опыт поведения и сопутствующих переживаний, которые в обыденной жизни фиксируются словом «воля» и его
производными. Никакой дополнительный опыт переживаний, никакое экспериментальное исследование, по-видимому, ничего не сможет добавить к этой дискуссии,
все возможные трактовки понятны любому здравому человеку – воля как побуждение к действию, как выбор из альтернатив, как сознательное преодоление препятствий. Другое дело, что дискуссия продолжается и пока не удается прийти к согласию
по поводу некоторого первичного волевого переживания. Анализ этой конкретной
ситуации, однако, выведет нас за рамки темы статьи.
Однако бывают кардинально иные случаи. Для иллюстрации приведу примеры из «Общей психопатологии» К. Ясперса. Одна больная сообщает: «Я не живу.
Я не могу двигаться. У меня нет ни разума, ни чувств. Меня никогда не было; люди
просто думали, что я существую». Приведя эти слова пациентки, К. Ясперс высказывает следующий комментарий: подобными людьми декартовское «мыслю, следовательно существую» еще может поверхностно мыслиться, но уже не может полноценно переживаться3. Безусловно, люди в таком состоянии не могут следовать даже
первым страницам текстов трансцендентальных философов и понимать их. С другой стороны, философ, как и другие представители «нормы» (с точки зрения психопатолога), не может понять такого рода патологические (само?)отчеты. Некоторые
психиатры, – пишет К. Ясперс, – чтобы понять душевнобольных, употребляют мескалин и гашиш4. К этому же полю относятся примеры самоотчетов о «чужих», «наведенных» мыслях, о невозможности волевого инициирования движений и т.п.
Не думаю, что можно провести резкие границы, очерчивающие области
взаимного понимания определенных человеческих сообществ: ведь даже в профессиональных философских кругах можно встретить высказывания, демонстрирующие отношение к текстам М. Хайдеггера, более похожее на диагноз, чем на философское обсуждение. Имеет смысл сделать одно важное различение и обратить
внимание на множество переживаний, которые находятся в стадии освоения. Грубо
говоря, нам – и философам, и психологам – есть куда расти, и наши выдающиеся
коллеги дают нам какие-то путеводные нити, хотя и сами они, будучи первопроходцами, могут не вполне четко ориентироваться в осваиваемом пространстве 5. Ясно,
На это настойчиво указывал М.К. Мамардашвили (М.К. Мамардашвили. Картезианские размышления,
М., Прогресс, 1993). Также и эпохе Э. Гуссерля, заключение мира в скобки, станет намного яснее, если
понять, что от читателя требуется ввести себя в состояние такого понимания мира, в котором вопрос о
реальности внешних вещей снимается.
2
В.А. Иванников. Психологические механизмы волевой регуляции. М., Изд-во УРАО, 1998.
3
К. Ясперс. Общая психопатология…, с.160.
4
Там же, с.178.
5
Желающие в этом удостовериться, могут ознакомиться с убедительной критикой Декарта в «Картезианских размышлениях» Э. Гуссерля.
1
14
Раздел I. Пленарные доклады
что отношения текстов, смысловых структур, и переживаний такого рода достаточно тесные, и глядящий на мир через призму гуссерлевского эпохе, «заключивший мир в скобки», явно обладает специфической смысловой структурой восприятия, а может быть, и особой структурой мотивов.
Последний и самый трудный вопрос, которым я хотел бы закончить статью –
вопрос о ценностях. Отказ от объективирующего описания психической реальности
оставляет его открытым. Естественные науки, руководствуясь весьма строгими методическими и моральными нормами ведения исследований и научных дискуссий, не
допускали переплетения оценок и описаний предмета исследования. Например, если
бы удалось создать объективную (описательную, а не нормативную) науку о развитии
реальной науки, то личностные качества ученых могли бы рассматриваться лишь как
факторы, но не с точки зрения их желательности и допустимости.
В реальности же научное сообщество не может сохранять объективность,
описывая само себя. Достаточно вспомнить высказывания известного исследователя науки П. Фейерабенда о том, что факторами развития науки являются глупость, заблуждения, политический расчет. И дело здесь не в том, прав он или не
прав, а в том эмоциональном напоре, которым пронизаны его тексты и в той более
чем оживленной реакции, которую они в свое время вызвали.
Заметим, что описания П. Фейерабенда, хотя и относятся к сообществу, которому он до известной степени принадлежит и к которому обращается, но в явном
виде эти описания не отнесены к самому своему автору. Если бы какой-то текст
Фейерабенда повествовал о его собственной глупости и нечестности, которым данный текст обязан своим появлением, то такой текст выглядел бы совершенно абсурдным. Напротив, пафос работ Фейерабенда как раз и состоит в призыве вести
честное исследование себя самих. Мы имеем здесь дело с некоторой фигурой самоотнесения с не вполне проясненным пока смыслом.
Похожим образом, отчеты о полевых антропологических исследованиях
могут сохранять объективность и отстраненность, повествуя даже о каннибализме.
Однако представим себе, что мы проводим «полевое исследование» в собственном
университете. Ясно, что дистанцирование от предмета будет гораздо более трудным. Однако более интересен вопрос, какой смысл оно будет иметь? Рискну высказать предположение, что такое объективное описание университетских нравов
именно благодаря своей объективности будет казаться скорее сатирическим, чем
научным.
Таким же образом и смысловые структуры более или менее близкие к нашим собственным будут находиться в зависимости от этого в различных позициях
по отношению к нашему возможному познанию. В грубом приближении их можно
разбросать по четырем рубрикам:
1) Смысловые структуры, которые обладают для меня предельной ясностью, они освоены или присвоены мной, и трудно представить их радикальное изменение в будущем, как невозможно представить, чтобы я разочаровался в арифметических истинах.
2) Смысловые структуры, которые находятся в зоне моего развития (ближайшего и более отдаленного), я не освоил их, но вступая в коммуникацию (например, читая книги или слушая авторов, которых я считаю своими учителями), я отношусь к ним как к будущим своим.
3) Смысловые структуры, которые не могут больше стать моими, которые
уже пройдены и отделены от моего нынешнего состояния необратимыми актами
развития. Например, я уже не могу вернуться к ситуации, когда арифметические
отношения были для меня загадочными.
4) Смысловые структуры, подобные приведенным выше самоотчетам паци-
15
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ентов К. Ясперса, которые не могут быть присвоены, а могут пониматься лишь в
особом модусе самоотчетов о патологическом состоянии.
Это, разумеется, не классификация, а описание некоторых крайних позиций. К тому же, у разных людей одни и те же структуры (если можно употреблять
такое выражение для смысловых структур разных людей) будут распределяться по
рубриками различным образом. Однако вне всяких сомнений, у сообщества, которому я адресую данный текст, имеется общие или почти общие части в каждой из
перечисленных рубрик. Это значит, что коммуникативное сообщество психологов и
философов не может изучать смысловые структуры личности безотносительно к
степени их понятности и близости самому этому сообществу. Степень же понятности и близости может раскрываться только в процессе предъявления и попыток
присвоения (а не объективного описания) смысловых структур – в том числе и
структур предельно общих, как они задаются философами, работающими в рамках
европейской традиции. Последние же не должны упускать из виду, что психологи –
полноправные участники коммуникации по поводу смысловых структур – если
только они (психологи) согласны с тем, что эти структуры не могут описываться
традиционным для научного подхода объективным образом.
Таким образом, знания о смысловых структурах суть знания особого рода,
они сопряжены с практикой, в которой объективации в духе естественных наук не
играют столь важной роли, как в этих науках и соответствующих им практиках.
Знания о смыслах сами являются смысловыми регулятивами человеческой жизни,
они вплетены в «практику» жизни и касаются самогó «умения жить» (Ж.-П. Сартр).
Их получение не может осуществляться простым наблюдением, а связано с присвоением этих смысловых структур как собственных, как смысловых регулятивов
собственной жизни познающего субъекта. Эта весьма нетривиальная отнесенность
знаний к жизни нуждается в методологическом прояснении. Аналогии с объективирующим знанием в данном случае не затрагивают существа дела. Очень трудные
методологические ходы трансцендентальной философии имеют, по моему мнению,
более близкое отношение к проблемам, встающим перед психологией и несомненно
должны серьезнейшим образом учитываться в методологической работе.
Леонтьев Д.А. (Москва)
ДУХОВНОСТЬ, САМОРЕГУЛЯЦИЯ И ЦЕННОСТИ
Слово «духовность» в последнее время опять входит в моду как в контексте
общественных дискуссий и государственных приоритетов (даже генеральный прокурор
говорит об укреплении духовности как о главной задаче), так и в гуманитарных науках,
не в последнюю очередь в психологии. Это слово почти всегда используется без определения, как нечто «само собой разумеющееся». Однако даже беглый взгляд на практику использования этого слова в общественных и научных дискуссиях позволяет увидеть, что его «самоочевидного» значения просто нет. Новикова М.В. [1] относит слово
«духовность» к «словам, не отбрасывающим тени», лишенным определенного семантического наполнения, – разные реципиенты вкладывают в это слово значения, не совпадающие между собой, а также с тем значением, которое вкладывал в него автор текста
(если он что-либо в него вообще вкладывал). Оно часто используется как некоторый
знак, символ чего-то, ценностно нагруженного. Но когда пытаешься понять, какая реальность стоит за этим словом, возникают большие проблемы. Понятие «духовность»
обозначает что-то возвышенное, «высокое». Человек духовный в определенном измерении «выше», чем человек бездуховный. Осталось понять, что это за измерение, и че-
16
Раздел I. Пленарные доклады
рез что оно конкретно определяется. Отсюда задача данной статьи – попытаться проявить и систематизировать разночтения, связанные с использованием понятия «духовность» в контексте научной психологии и наметить перспективные, на мой взгляд, направления его разработки.
Характерно, что это слово чаще всего, пожалуй, приходится слышать от
тех, кто не отмечен яркой печатью духовности. А те, кто как раз непроизвольно с
этим понятием ассоциируется, не склонны много говорить про духовность. Однако
слишком поспешным был бы напрашивающийся вывод о том, что за словом «духовность» нет вообще никакой реальности – это впечатление обманчиво. Скорее, за
этим словом кроется тоска по чему-то, что люди не очень четко понимают, но ощущают его отсутствие – по идеалу.
Отсюда первое разделение, которое необходимо ввести – духовность как
идеал и духовность как реальный феномен; как правило, то и другое смешивается,
из чего вытекают крайне нездоровые следствия. Вспомним концепцию самореализации Карен Хорни, которая показала, что самореализация как путь развития зрелой
личности – это путь реализации человеком своего реального «Я», того, что есть на
самом деле. Когда же человек плохо различает свое «реальное Я» и «идеальное Я» и
вместо того, чтобы реализовывать то, что он есть на самом деле, пытаться реализовать свое «идеальное Я» (то, чем он хотел бы быть), возникают многообразные варианты невротического развития [2]. Очень бы не хотелось, чтобы развитие нашей
науки и культуры шло по невротическому пути. Идеалы важны именно потому, что
они соотносятся с реальностью и раскрывают перспективу движения из той точки, в
которой мы находимся. Если мы не понимаем, в какой точке мы находимся, и говорим и думаем только об идеалах, мы не сможем решить самую главную задачу –
нахождения и прокладывания пути от нашей несовершенной реальности в направлении приближения к идеалу.
Есть ли способы продуктивного анализа духовности не как абстрактного
идеала, а как реального феномена человеческой жизнедеятельности? Ответ на этот
вопрос начнем с выделения основных контекстов, в которых понятие духовности
чаще всего употребляется.
Первый контекст – проблема личностных ценностей и жизненных приоритетов: духовные, нравственные ценности как противоположность ценностям материальным. Обычно имеется в виду бескорыстие, бессеребренничество, альтруизм
как оппозиция гедонизму и прагматизму.
Второй контекст – духовное творчество, творчество в культуре: создание и
восприятие духовных ценностей, идей, смыслов, произведений искусства. Начало
исследованиям мира человеческого духа под этим углом зрения положил К.Г. Юнг,
посвятивший много работ анализу духовной культуры Запада и Востока, в том числе
художественного творчества, философско-религиозных учений, а также такого своеобразного феномена западноевропейской духовной культуры как алхимия, через
призму отражения в них архетипических структур коллективного бессознательного.
Третий контекст – трансценденция к чему-то высшему, выход за пределы
индивидуальной личности. Чаще всего духовность в этом контексте отождествляется
с религиозностью, восхождением к Богу. Другим вариантом являются различные версии трансперсональной психологии, в которых духовность связывается с уровнем
сверхсознательного или высшего бессознательного, являющегося источником интуиции и творческого вдохновения, с трансперсональными переживаниями единства со
Вселенной, открытости космическим энергиям и др.
Вместе с тем, признавая эти связи, важно не отождествлять духовность ни с
бескорыстием, ни с творчеством, ни с нравственностью, ни с религиозностью. Духовность не тождественна бескорыстию, поскольку последнее может быть следст-
17
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
вием разных психологических основ и механизмов, как зрелых, так и весьма упрощенных. Духовность не тождественна творчеству, поскольку творчество, в том числе в высших общепризнанных своих проявлениях, может вполне уживаться с гедонистическим, эгоистическим или полевым, ценностно индифферентным стилем
поведения. Не все великие творцы являются в одинаковой степени зрелыми интегрированными личностями; история культуры являет нам самые разные примеры.
Духовность не тождественна нравственности, поскольку нравственность может
принимать и ригидно-фанатичные, твердолобые, лишенные духовности формы. Духовность не тождественна и религиозности, которая может являться и нередко является ее основой, но это не единственно возможная основа [3]. Сама по себе религиозная ориентация не определяет уровень личностного развития, она выполняет
функцию медиатора, смысловой опоры, но не движущей силы личностного развития. Можно сказать: какова личность, такая у нее и вера. Религиозность может с
равным успехом и способствовать развитию личности, и, наоборот, консервировать
и тормозить развитие личности. Человеку, который стремится быть субъектом собственной жизни и строить свою жизнь по высшим законам на основе духовности,
религиозная вера часто служит в этом поддержкой, помогая реализовывать жизнь
таким образом. Но и человек, который, наоборот, стремится снять с себя ответственность за свою жизнь и жить по принципу конформизма и бездуховной пассивности, также нередко находит опору в религиозной вере, которая помогает ему осуществить и этот выбор. Религиозность, таким образом, не первична, она может поддерживать и выбор духовного развития, и выбор стагнации и приспособленчества.
Из собственно психологических подходов к духовности как специфической
реальности, несводимой к другим, следует выделить последовательный и проработанный подход В. Франкла. Франкл вводит в психологию представление о духовности как одном из базовых «экзистенциалов» человеческого бытия, связывая ее с
другими аспектами нашей жизни. Он говорит о трех измерениях, или уровнях человека, которые соотносятся с различными ступенями эволюции. Первый уровень
биологический, телесный; им ограничивается существование растительного мира. В
животном мире к нему прибавляется еще уровень психологический, душевный. У
человека над ними надстраивается еще третий, духовный, или ноэтический уровень,
который Франкл связывает, прежде всего, с ориентацией на смыслы. Человек интегрирует все три уровня функционирования. «Человек – это больше, чем психика.
Человек – это дух» [4]. Франкл уделяет особое внимание духовному бессознательному, концентрированным проявлением которого является совесть – орган, посредством которого человек улавливает истинные смыслы. Совесть открыта не столько
сущему, сколько должному и возможному, это духовное предвосхищение того, что
еще предстоит [5; 6].
Констатировать связь духовности с ценностями и смыслами, однако, недостаточно. Важно не довольствоваться тем, чтобы связывать понятие духовности с
конкретными ценностями, убеждениями, смыслами и так далее. Во-первых, нередко
встречается агрессивная позиция, неколебимо опирающаяся не некоторый набор
смыслов и ценностей, считаемых вечными и неизменными, настаивающая на собственной духовности и одновременно закрытая к диалогу с другими ценностями, –
это духовность, выродившаяся в фанатизм и уничтожившая тем самым основания
самой себя. Известно, чем отличается подлинный духовный лидер от фанатика: два
духовных лидера всегда найдут общий язык между собой, невзирая на различия в
их учениях, а два фанатика – никогда. По аналогии с мыслью Р. Мэя о том, что интенциональность не следует отождествлять с намерениями, это «сама способность
человека иметь намерения» [7], можно сказать, что духовность не следует отождествлять с определенными ценностями, это сама способность человека ориентиро-
18
Раздел I. Пленарные доклады
ваться на ценности и определяться по отношению к ним. Во-вторых, еще Мамардашвили М.К. [8] показал, что убеждения и ценности, на которые человек последовательно ориентируется в своем сознании и в своих действиях, могут находиться в
разном соотношении со структурами личности. Человек высказывает искренние
нравственные убеждения, касающиеся честности и порядочности, но когда ситуация оказывает малое или большое давление, он оказывается не в состоянии действовать в соответствии с собственными убеждениями: «у меня есть мнение, но я его
не разделяю». Мамардашвили приводит в качестве иллюстрации ситуацию 1937-го
года в нашей стране: все «высокие идеалы» быстро превратились в поток доносов,
причем это было характерно прежде всего для интеллигенции. Он объясняет это
тем, что у людей, которые говорили про высокие идеалы, убеждения не отлились в
структуру личности, которая только и обеспечивает то, что человек действительно
действует в соответствии с ними, иначе это не убеждения и не нравственные принципы, а «кисель».
О реальной духовности можно, таким образом, говорить только тогда, когда во-первых, личность не закостеневает в выбранных раз и навсегда смыслах и
ценностях, а оставляет их открытыми к развитию и диалогу с другими смыслами и
ценностями; во-вторых, описываемые на уровне принципов, убеждений и т.д. смыслы и ценности не остаются на уровне просто слов, на уровне «киселя», как говорил
Мамардашвили, а возникают личностные структуры, на основе которых человек
ведет себя иначе, чем вел себя до этого.
Из этого вытекает ключевое понятие, необходимое для понимания человеческой духовности как реального феномена – понятие саморегуляции, понимаемой
как система механизмов управления человеком собственным поведением. При некоторой условности и ограниченности этой трактовки, понятие саморегуляции –
единственное объяснительное понятие, которое позволяет так концептуализировать
на психологическом уровне ключевое для понимания духовности измерение «высокое–низкое», чтобы объяснить происходящее с людьми – то, что заставляет нас хвататься за голову и говорить о кризисе духовности.
Представляется эвристичным рассматривать духовность как высший уровень человеческой саморегуляции, присущий зрелой личности. В мультирегуляторной модели личности [9; 10] описана лестница присущих человеку уровней саморегуляции, часть из которых общая с другими живыми существами, а часть специфична для человека. Не останавливаясь на этой модели, отмечу здесь основные черты духовности как механизма саморегуляции. Во-первых, основанное на духовности действие всегда представляет собой поступок, то есть «действие, судьба которого определяется не из наличной ситуации» [11]. Объяснение его всегда требует учета более широких контекстов, привлечения таких объяснительных принципов, которые находятся далеко за пределами ситуации и благодаря этому позволяют человеку преодолевать ситуационную обусловленность поведения. Ведь все те давления, которым мы склонны часто поддаваться, иногда предавая самих себя, локализованы в данной конкретной ситуации. Поэтому именно за пределами ситуации я
могу найти какую-то опору, чтобы этим давлениям противостоять. Не случайно 30
лет спустя А.Н. Леонтьев писал: «психологический механизм жизни-подвига нужно
искать в человеческом воображении» [11]. Действительно, только в воображении
можно выйти за пределы ситуации смертельной опасности, в которой я нахожусь, и
найти психологические опоры, которые позволяют мне повести себя не так, как повело бы себя на моем месте любое нормальное животное. Подвиг – это действие
парадоксальное, неоправданное с точки зрения низших биологических регуляторов,
но уникальное, ценное и предельно осмысленное с точки зрения высших человеческих ценностей, интересов и внеситуативных регуляторов.
19
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Во-вторых, понятие духовности относится к поведению, побуждаемому не
потребностями, а ценностями. Эти две основные группы источников мотивации
человека выполняют одну и ту же функцию в мотивации поведения, но имеют разные структурные особенности, разные механизмы. Потребности складываются на
основе моих взаимоотношений с миром «один на один»; как субъект потребности я
всегда одинок и изолирован. Ценности, наоборот, я усваиваю как член разных социальных групп и общностей, от семьи до человечества в целом, в функционирование
которых я включен. Как субъект ценностей, я никогда не одинок; я всегда взаимодействую с миром через ценности, не как одиночка, а как представитель определенных групп. Потребности толкают меня изнутри; ценности, напротив, притягивают
меня извне [5; 9].
Вместе с тем понятие духовности соотносится не с любыми ценностями. В
одном неопубликованном исследовании я пытался сравнить, как ведут себя разные
группы ценностей в ситуации задачи на их ранжирование. Сравнивались традиционно изучаемые с помощью методики изучения ценностных ориентаций М. Рокича
[12] терминальные и инструментальные ценности (ценности-цели повседневного
поведения и ценности-средства), а также «бытийные ценности», описанные в теории метамотивации Маслоу А. [13]. К бытийным ценностям Маслоу относит такие
предельные категории как «истина», «добро», «красота», «единство противоположностей», «справедливость», и т.д., которые имеют несколько иную природу и служат мотивами людей, достигших высокого уровня развития. Оказалось, что в отличие от терминальных и инструментальных ценностей, бытийные ценности не поддаются ранжированию, иерархизации. Ранее Василюк Ф.Е [14] указывал, что принцип иерархии противоречит идее свободы выбора, поскольку он предопределяет
выбор иерархически более высокого мотива или ценности. Но если бытийные ценности, характерные для людей, достигших уровня Бытия, не ранжируемы, то есть
принципиально неиерархичны, значит, именно на этом уровне возникает реальная
свобода, отсутствующая на более низких уровнях.
На уровне духовности поведение определяется высшими ценностями, но не
одной или несколькими, а полем ценностей, оставляющим мне возможности выбора. Поскольку они не иерархичны по отношению друг к другу, мое поведение
оказывается не предопределенным, свободным, альтернативным: все ценности одинаково значимы, а выбор остается за мной. Тем самым, существенным признаком
духовности оказывается альтернативность.
Можно переформулировать эту мысль: там, где есть иерархия, предопределенность, там не может быть истинной духовности. Бездуховность тождественна
безальтернативности. Поэтому духовность менее всего похожа на фанатизм, когда
все однозначно, все предопределено, на какие бы высшие ценности при этом не
ссылались. Там, где одна ценность подчиняет себе все другие, ни о какой духовности не может быть и речи. Духовный человек ориентируется на интегральные ценности человечества, а не на узко социальные, местечковые ценности. Философ Эпштейн М.Н. [15] предложил недавно понятие «транскультуры», означающее позицию человека, который сформирован и воспринимает мир не через призму конкретной локальной культуры, а обретает свободу от собственной культуры и выходит в
пространство сопоставления разных культур. В транскультуре своя собственная
культура становится для него ресурсом, опорой, но не фатумом.
Таким образом, духовность в самом первом приближении выступает как
один из базовых «экзистенциалов» зрелой личности, наряду со свободой и ответственностью [5; 16]. Измерение духовности открывается по мере личностного становления и созревания как возможность. Суть этого способа существования заключается в выходе за пределы иерархии узколичных потребностей в пространство, где
20
Раздел I. Пленарные доклады
ориентирами для самоопределения служит широкий спектр общечеловеческих и
трансцендентных духовных ценностей. Неиерархические взаимоотношения между
ними создают непредопределенность свободного выбора; сами эти ценности выступают в качестве смыслового основания «свободы для». Человек перестает быть изолированным индивидом, решающим эгоцентрические задачи эффективной адаптации к среде, и подключается к созидательной энергии надындивидуальных общностей или высших сил, выходя за свои собственные пределы и открываясь взаимодействию с миром на новом уровне.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Новикова М.В. Психосемиотический подход к выявлению скрытых структурных инвариант текстов // Скрытое эмоциональное содержание текстов СМИ и
методы его объективной диагностики / под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2004, с. 95-118.
Хорни К. Невроз и развитие личности // Собрание сочинений: В 3 тт. М.:
Смысл, 1997. Т. 3. С. 235–684.
Эммонс Р. Психология высших устремлений. М.: Смысл, 2004.
Frankl V. Psychotherapy and existentialism. New York: Simon and Schuster, 1967.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.
Lukas E. Lehrbuch der Logotherapie: Menschenbild und Methoden. 2., überarb.
Auflage. München: Profil, 2002.
Мэй Р. Любовь и воля. М.: РЕФЛ-бук, 1997.
Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М.:
Ad Marginem, 1995.
Леонтьев Д.А. Психология смысла. М.: Смысл, 1999.
Леонтьев Д.А. Симбиоз и адаптация или автономия и трансценденция: выбор
личности в непредсказуемом мире. // Личность в современном мире: от стратегии выживания к стратегии жизнетворчества / Под ред. Е.И. Яцуты. Кемерово: ИПК «Графика», 2002. С.3-34.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Смысл; Академия, 2004.
Леонтьев Д.А. Методика изучения ценностных ориентаций. М.: Смысл, 1992.
Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М.: Смысл, 1999.
Василюк Ф.Е. Психология переживания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.
Эпштейн М.Н. Знак пробела: о будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004.
Леонтьев Д.А. Очерк психологии личности. М.: Смысл, 1993.
Лызь Н.А. (Таганрог)
МОДЕЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О БЕЗОПАСНОЙ ЛИЧНОСТИ
Проблема безопасности человека вышла в современном мире на одно из
первых мест по своей актуальности. Очевидная невозможность оградить человека
от всех опасностей привела ученых к пересмотру акцентов в понимании сущности
безопасности, что поставило науку и практику перед необходимостью разработки
новых аспектов этой проблемы – психологического и педагогического.
Анализ научных исследований в этой сфере (С.В. Белов, А.В. Брушлинский, В.Т. Ганжин, Г.В. Грачев, А.К. Грязнов, Т.М. Краснянская, Н.Н. Моисеев, В.Е.
Лепский, А.Т. Надев, А.В. Непомнящий, С.П. Расторгуев, В.М. Розин, С.К. Рощин,
С.Ю. Решетина, П.И. Сатлейкин, Г. Силласте, Г.Л. Смолян, А.И. Субетто, А.Н. Су-
21
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
хов, Е.А. Ходаковский, К.В. Чернов, Л.И. Шершнев и др.) показал, что понимание
сущности безопасности производно от представлений о человеке. Критерии безопасности трактуются исходя из тех структур, с которыми исследователи идентифицируют человека и/или которые попадают в сферу повышенного внимания. В подавляющем большинстве представлений о безопасности в качестве ее критерия
подразумевается целостность физической структуры человека (отсутствие травм,
увечий), соответствующее нормам функционирование организма, стабильность.
Вторая группа критериев безопасности объединяет характеристики, относящиеся к
природно-психическому уровню человека, и включает адекватность отражения и отношения к миру (С.К. Рощин), защищенность психики (Г.В. Грачев), адаптивность
функционирования (Т.С. Кабаченко), защищенность сознания от изменения его состояния против воли человека (Т.И. Колесникова). Третья группа высказываний о
безопасности объединена на основе обращения не столько к психическому, сколько
к личностному уровню человека. Здесь состояние безопасности характеризуется
удовлетворенностью настоящим, уверенностью в будущем (С.К. Рощин), не снижением вероятности достижения жизненных целей (А.В. Непомнящий), защищенностью интересов, позиций, идеалов, ценностей, с которыми субъект отождествляет
свою жизнь (Т.М. Краснянская). И еще один параметр представлений о безопасности – возможность развития человека. Он встречается в определениях безопасности Т.С. Кабаченко, С.Ю. Решетиной, Т.Я. Смолян, А.Н. Сухова, Е.А. Ходаковского
и др. ученых и, как правило, сочетается с другими, изложенными выше.
В зависимости от понимания роли человека можно выделить четыре подхода к обеспечению его безопасности. Первый предполагает устранение опасностей
или перемещение человека в безопасную среду. Это ограждающий подход, поскольку сам человек выступает как объект безопасности, для которого создают необходимые условия.
Второй подход – образовательный – исходит из признания активности человека, рассмотрения его как субъекта собственной безопасности. В рамках этого
подхода предлагается обучать его предвидению и распознаванию опасностей, способам поведения в опасных ситуациях (уклонению от опасностей и их преодолению), формировать готовность к обеспечению безопасности.
Личностно-развивающий подход к обеспечению безопасности предполагает
формирование личностных образований, позволяющих человеку быть устойчивым
к негативным, в первую очередь информационно-психологическим, воздействиям.
С этих позиций обеспечение безопасности человека включает поддержку формирования его личностной целостности (наличия собственного центра, интегрирующего
все подструктуры «Я» и позволяющего выполнять управляющие функции) и субъектности (способности личности регулировать, организовывать свой жизненный
путь как целое, подчиненное ее целям и ценностям). Здесь человек рассматривается
не только как субъект безопасности, но и как субъект жизни. Его безопасность
обеспечивается, в том числе и тем, что он, обладая целостностью, внутренней непротиворечивостью, минимизирует количество опасностей, создаваемых для самого
себя, а также обладая возможностями целеполагающего субъекта, способен превращать опасности в фактор собственного развития.
Четвертый – созидательный – подход к обеспечению безопасности человека исходит из того, что основной причиной создаваемых опасностей является сам
человек, рассматривает его как субъекта собственного развития, фактор прогресса
человечества и эволюции мира и предполагает воспитание человека нравственного,
реализующего себя в контексте единства с природой, социумом и Вселенной.
Данные подходы «высвечивают» четыре ракурса безопасности (устранение
опасностей, защищенность-готовность, устойчивость, минимизация создаваемых
22
Раздел I. Пленарные доклады
опасностей) и исходят из различных оснований: человек – объект безопасности
(первый подход), субъект безопасности (второй), субъект жизни и развития (третий
и четвертый). Формируя готовность к самообеспечению безопасности, мы переходим в обеспечении безопасности от оградительных мер к повышению защищенности субъекта, а заботясь о развитии личности – к профилактике (в отношении производимых опасностей) и созиданию (по сути).
Выделенные подходы не противоречат друг другу. Каждый следующий в определенной мере предполагает предыдущий, опирается на него. Так, субъект собственного развития немыслим без формирования субъекта жизнедеятельности, который
в свою очередь есть интегральный субъект множества деятельностей: учебной, трудовой, коммуникативной, необходимым аспектом которых является деятельность по
самообеспечению безопасности. И, наконец, субъект деятельности и вообще индивид
возможен лишь при наличии вещественных, энергетических, информационных условий, не разрушающих целостность его соответствующих структур.
С другой стороны, каждый следующий подход, обращаясь к более «высоким» подструктурам человека, «вписывает» предыдущий в себя, придает ему определенное «наполнение», ориентацию. Известно, что уровни свойств человека, характеризующиеся субъектностью, могут быть представлены иерархической структурой. Наивысший уровень в этой системе занимает субъект жизни и развития, интегрирующий, но не сводящийся к субъектам разных видов деятельности и отношений. Эти субъекты – «грань, срез или форма субъекта жизни» (В.А. Барабанщиков).
С этих позиций, например, мотивационная готовность к самообеспечению безопасности – следствие развития личности, субъекта жизнедеятельности.
Вышеизложенное позволяет поставить в сфере решения проблем обеспечения безопасности ряд психологических и педагогических задач, первоочередная
из которых – разработка модели безопасной личности – рабочей схемы, обладающей возможностями задания целевых характеристик образования, направленного на
ее развитие.
Основаниями для решения этой задачи выступают следующие исходные
положения:
А. Человек есть единство физического, психического, личностного и духовного его «измерений», иерархическая структура, включающая организменный, индивидный, личностный и собственно человеческий (ценностный, духовный) уровни.
Б. Выделенные при анализе подходов к обеспечению безопасности человека его характеристики (субъект безопасности, субъект жизни и развития) задают
«поле» необходимых аспектов рассмотрения безопасной личности.
В. Основной конституирующей подсистемой личности, ее центром является ценностно-смысловая сфера, в связи с чем основные характеристики безопасной личности принадлежат именно к ее структурам 1.
Г. Безопасная личность концептуально может быть охарактеризована свойствами, позволяющими ей обеспечивать свою безопасность, быть устойчивой к негативным воздействиям и не производить или минимизировать производимые опасности для себя и всех систем, в которые она включена.
Д. В готовности к обеспечению безопасности как личностном образовании
целесообразно выделять:
- когнитивно-инструментальный аспект (определяющийся особенностями
В качестве теоретического основания построения модели безопасной личности выступает представление о смысловых структурах, разработанное Д.А. Леонтьевым в его концепции смысловой реальности
(Леонтьев Д.А. Психология смысла. – М.: Смысл, 1999. – 487с.).
1
23
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
предмета деятельности) – знания об опасностях, умение их распознавать, владение
способами действий по обеспечению безопасности, достаточный для осуществления
этой деятельности уровень развития интеллектуальных, волевых и других качеств;
- интенциональный аспект (определяющийся потребностями и ценностями
субъекта) – субъективная значимость безопасности, интенция на ее обеспечение,
наличие соответствующих мотивов.
Опираясь на эти основания, в модели безопасной личности выделены четыре подструктуры (см. рис. 1).
3. Смысловая подструктура
1. Интенциональный аспект
4. Ценностная
подструктура
2. Когнитивноинструментальный аспект
Готовность к обеспечению безопасности
Субъективный образ мира
Механизмы смысловой
регуляции жизнедеятельности
Субъект жизни и развития
Субъект безопасности
Рис. 1. Модель безопасной личности
Представления о двух аспектах готовности к деятельности позволяют
включить их в модель безопасной личности как две ее подструктуры: когнитивноинструментальную и интенциональную. В качестве третьей – собственно смысловой – подструктуры личности с позиций личностно-развивающего подхода к обеспечению безопасности необходимо рассматривать систему смысловой регуляции
деятельности, обеспечивающую целостность личности. Четвертая – ценностная –
подструктура, требуемая созидательным подходом к обеспечению безопасности, –
это индивидуальный образ мира с его «узлами» – личностными ценностями.
Четыре выделенные подструктуры могут условно разделяться по принципу
устойчивое, общее – ситуативное, относящееся к конкретной деятельности. К
первому блоку относятся смысловая и ценностная подструктуры, отражающие устойчивые личностные образования, позволяющие человеку осуществлять смысловую регуляцию жизнедеятельности на основе образа мира и ценностей, ко второму – когнитивно-инструментальная и интенциональная, взаимосвязанные единством предмета деятельности. Взаимосвязи между блоками соответствуют взаимосвязям в системе «субъект жизни – субъект деятельности».
Другое разделение выделенных подструктур личности – по принципу «выхода» на деятельность и принадлежности сознанию. Первая группа включает интенциональную и смысловые подструктуры – смысловую регуляцию отдельной деятельности и всей жизнедеятельности в целом, вторая – когнитивно-инструментальную и
ценностную подструктуры – представления о конкретных объектах и способах деятельности, а также ценности как составляющие образа мира. Общей характеристикой
горизонтальных взаимосвязей является соединение с их помощью субъективного образа мира, кристаллизирующего отношения личности с миром, взятые с их содержательной стороны, с механизмами реализации этих отношений в конкретных актах
взаимодействия с различными объектами (в том числе и с самим собой).
Взаимосвязь представлений о безопасности с устойчивыми личностными
24
Раздел I. Пленарные доклады
характеристиками и со смысловыми структурами мировоззрения специально проверялась нами (совместно с Т.А. Басановой) в процессе эмпирических исследований с
использованием методики измерения уровня субъективного контроля (Е.Ф. Бажин,
Е.А. Голынкина, А.М. Эткинд), методики смысложизненных ориентаций (Д.А. Леонтьев), теста ценностных ориентаций (М. Рокич), методики предельных смыслов
(Д.А. Леонтьев), специально разработанного опросника представлений о безопасности и полустандартизированного интервью.
В исследованиях, в частности, выявлено, что чем в большей степени человек ощущает себя активным субъектом собственной жизнедеятельности, тем более
значимыми являются для него внутренние (характеристики образа жизни, социальной среды, психологических образований, являющиеся, в основном, результатом
деятельности самого человека) и психологические (защищенность личностных ценностей, ценностей самореализации, права на самостоятельный выбор собственного
жизненного пути) условия безопасности, тем более он уверен в способности обеспечить собственную безопасность. Ориентация субъектов на просоциальные и духовные ценности, в противовес эгоцентрическим и группоцентрическим 1 сочетается
с дифференцированностью и большей адекватностью реальности представлений о
безопасности.
Безусловно, представления еще не гарантируют успешности деятельности,
но все же присутствие в сознании адекватной реальности обыденной концепции
безопасности можно рассматривать как одно из условий формирования субъекта
деятельности по ее обеспечению.
Опираясь на вышеизложенные рассуждения, безопасную личность можно
определить как человека, строящего свою жизнь в контексте единства с обществом,
природой, Вселенной, реализующего свой потенциал, свои идеалы и стремления с
помощью сформированной системы смысловой регуляции жизнедеятельности, а
также обладающего готовностью к обеспечению безопасности и способного поддерживать свое здоровье за счет преобразования опасностей в фактор собственного
развития.
В свете современных глобальных проблем образ безопасной личности должен выступать в качестве одной из целей образовательных систем. Очевидно, что
такая цель, включающая формирование, развитие как элементов опыта, так и устойчивых личностных образований, требует для своей реализации не только средств
традиционного учебного процесса, но и всего нравственного, личностно-развивающего потенциала образования.
Непомнящий А.В. (Таганрог)
ГУМАНИТАРНЫЙ АСПЕКТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ
ОСНОВАНИЙ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Рассмотрение в плане научного исследования любого понятия в его теоретико–
методологическом контексте предполагает сведение семантического поля его смысловых значений к точке, т.е. к одному значению, что позволяет устранить все раз-
Выводы о ценностях испытуемых делались на основе проективного анализа экспертами протоколов,
полученных по методике предельных смыслов, в соответствии с классификацией смысловых уровней,
предложенной Б.С. Братусем (Братусь Б.С. Личностные смыслы по А.Н. Леонтьеву и проблема вертикали сознания // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии: школа А.Н. Леонтьева. –
М.: Смысл, 1999. С.284-298).
1
25
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ночтения на всех этапах его применения в теории и практике бытия. Собственно,
это одно их тех важнейших требований, соблюдение которого в той или иной научной отрасли позволяет отнести эту отрасль к «точным» наукам и, по большому счету, к науке вообще. К сожалению, на пути к достижению абсолютной точности в
любой научной отрасли стоит непреодолимая преграда в виде принципа неполноты
формализованных систем, с которыми собственно только и работает наука, ибо все,
что описано в языке – это и есть формализованная система. Наука же существует
только в системе того, или иного языка, по поводу чего Ф.И. Тютчев и сказал:
«Мысль изреченная – есть ложь». Хочется подчеркнуть, что это высказывание не
притянуто сюда «за уши», а оно имеет непосредственное отношение к рассматриваемой проблеме – определению гуманитарного аспекта методологии современной
психологии. Великий физик обозначил эту проблему другими словами: «В науке
есть ложь, наглая ложь и статистика». Принимая во внимание, что Планк под наукой, скорее всего, имел в виду ту науку, которой он занимался, а именно физику,
можно представить всю сложность преодоления принципа неполноты в других – не
столь точных науках, которые, как выразился Блок «говорят о несказуемом».
Разумеется, для гуманитарных наук принципиально недостижим тот уровень
«точности», который достигнут в ряде естественных наук, поскольку гуманитарные
науки, и в первую очередь психология, не могут не заменить субъекта объектом, т.е.
языковой моделью субъекта, что неизбежно удаляет результат исследования от истины, поскольку все научное познание происходит в пространствах «объективное
Я» и «объективное Мы». Пространства «субъективное Я» и «субъективное Мы»,
строго говоря, для науки недосягаемы, поскольку нельзя описать бесконечное конечными средствами языка. Это уже пространства, где живут «софии», а не «логии», где понятия размыты и семантические поля их смысловых значений становятся не ограниченными, поскольку прочтение и составление в этих пространствах
любого текста, а главное его интерпретация, как это достаточно наглядно и убедительно показывает в своих работах К. Уилбер, всегда осуществляются в контексте
субъективного опыта и в контексте культуры, что, вообще говоря, задолго до
К.Уилбера и других исследователей доказано даже строго математически с помощью теоремы К. Гѐделя «О неполноте».
Парадоксально, но указанные трудности получения точного гуманитарного
знания порой выдвигается представителями гуманитарных наук в качестве некоторого положительного качества этих научных отраслей. Представляется, что нежелание добиться определенной однозначности в трактовке того или иного понятия иногда вызвано не столько контекстным прочтением или прослушиванием чужого текста, сколько нежеланием слышать другого в связи со страхом утраты или разрушения своего собственного, субъективно приемлемого видения изучаемой проблемы
или ее решения, которое рассматривается как единственно правильное и близкое к
истине.
Определенной степени точности можно достигнуть, учитывая, что принцип иерархичности проявляется на всех уровнях мироустройства, в том числе и в языке
его описания, следовательно, любое понятие, относящееся к пространству «объективное Оно», желательно рассматривать с позиции (точнее говоря, в свете) метапонятия или целой системы метапонятий. По отношению к «Гуманитарному аспекту
психологии» в систему метапонятий входят: жизнь, субъектность, объективность,
способы познания, методологические основания науки, критерии достоверности и
др.
Покажем, например, как от метапонятия «жизнь» зависит содержание понятия
следующего уровня «способ познания». В трактовке Ф. Энгельса жизнь есть «форма
существования белковых тел…» Если принять это за основу в качестве исходной
26
Раздел I. Пленарные доклады
аксиомы, вопрос о гуманитарных аспектах немедленно закрывается, по той причине, что он вообще не может быть обнаружен в конечных структурах белковых объектов. Для человека «конечного», начинающегося с существования определенных
белковых структур во время зачатия и заканчивающегося превращением этих
структур в «удобрения» для почвы этот период времени, называемый жизнью, не
имеет никакого гуманитарного содержания, ибо летай иль ползай, конец известен –
все превращаются в удобрение для почвы, начиная от самых низко развитых представителей социального «дна» и заканчивая гениями, которыми пытается гордиться
будущее удобрение. Рассмотрение проблем психологии и иже с ними также бессмысленны, поскольку для их актуализации необходим гуманитарный аспект, который не содержится в белковых структурах, являющихся, как это следует из второго
закона термодинамики, инструментом проявления сознания, но отнюдь не источником оного.
Итак, в рассмотренном смысловом значении понятия Жизнь, которое сформировалось в рамках, как принято говорить, Ньютоновской парадигмы естественных
наук, существует только один научный способ познания, который можно назвать
объективным, поскольку он применялся изначально только в пространстве объективного. И в лоне этой научной парадигмы сложилась весьма курьезная ситуация:
западная психология, будучи наукой о душе, с завидным упорством долгое время
отрицала существование своего объекта исследования, поскольку физика еще не
успела к тому времени создать инструментарий для его фиксации в пространстве
объективного опыта, а гуманитарный аспект методологии исследования психического, тысячелетиями использовавшийся в других культурных традициях (например
созерцательные практики), еще не мог быть доступным для понимания системой
младенческого материализма, в связи с ее чудовищным примитивизмом по отношению к системе «вечной философии».
В трактовке Ильи Пригожина Жизнь – это целенаправленные обмены веществом, энергией и информацией. В этом содержании понятия Жизнь впервые в науке
проявляется возможность именно научным путем изучать пространство субъективного, поскольку его сущность кроется в энергоинформационных процессах, а в объективном мы можем наблюдать только явления этой сути, доступные для сенсорного восприятия. К счастью современная физика уже успела накопить огромный опыт
исследования энергии и информации, и главная методологическая задача современной психологии – освоить этот опыт. Собственно речь идет о том, чтобы психология в очередной раз не выпала из общего эволюционного и революционного развития науки вообще, как это уже случалось с ней во время второй и третьей революций в науке, сопровождавшихся сменой научных парадигм и соответствующей аксиоматики. Эти революции были либо проигнорированы адептами психологической
науки, либо не замечены вообще, вследствие чего мы имеем тот самый кризис психологии, о котором многие говорят всуе, т.е. не утруждая себя признанием его истинных причин. А причина эта заключается в том, что психология, будучи наукой
не естественной, зачастую не утруждала себя задачей расширения методологического видения и не использовала для своего развития достижения той же физики,
которая к настоящему моменту уже способна строго научно обосновать не только
общеизвестные психические и психологические феномены, но даже и этические
нормы, предлагаемые вечной философией.
В работах многих методологов науки указывается на современную, четвертую
научную революцию, сутью которой является интеграция естественнонаучного и
гуманитарного знаний. И только в свете этой научной революции и можно определить место гуманитарного аспекта в методологии современной психологии, но для
27
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
этого предварительно хотелось бы максимально сузить поле смысловых значений
этого понятия, дабы уйти от околонаучного словоблудия на тему о…
Под гуманитарным аспектом психологической методологии здесь понимается
осознанное использование исследователем субъективного способа познания, который был определен отцом диалектики как способ отождествления субъекта познания с объектом познания. Здесь особенно необходимо подчеркнуть именно осознанное использование, поскольку неосознанно любой человек использует этот способ непрерывно, т.к. иначе он не мог бы прожить в этом мире и доли секунды.
Именно этот способ и обеспечивает единство и взаимосвязь всего сущего, чего никогда не могут обеспечить сенсорные системы человека и любого другого существа,
ибо эти посредники в восприятии обладают чрезвычайно малой полосой пропускания информации, вследствие чего человек воспринимает осознанно не собственно
Мир как таковой, а его примитивную модель в виде сенсорного отображения в
структурах мозга и, как следствие, в структурах сознания. Мы вынуждены говорить
здесь об этих достаточно тривиальных вещах только лишь потому, что хотели бы
добиться взаимно однозначного соответствия между тем, о чем мы говорим и тем,
что мы думаем по поводу этого сказанного. Только таким путем гуманитарный аспект психологической методологии можно низвести до научного уровня, т.е. до
уровня восприятия объективным Оно.
Можно также рассмотреть и другое содержание этого понятия, которое сформировалось именно в процессе четвертой научной революции, в процессе интеграции естественнонаучного и гуманитарного знаний. Речь идет о так называемом человеческом измерении, без которого ныне уже не обходятся не только гуманитарные системы, но и системы технические, созданные или эксплуатируемые человеком. Иными словами, человек рассматривается как мера вещей, и этой «мерой»
можно и нужно научиться измерять, чтобы соответствовать заявлению Менделеева
о том, что «наука начинается там, где начинают измерять». К сожалению, такое
раскрытие рассматриваемого понятия в настоящий момент происходит в основном
в области философии науки и философии техники, т.е. еще не в области науки, а в
области мудрствования о ней. В области психологии к объективному применению
такого раскрытия ближе всего, на наш взгляд, подошла инженерная психология в
силу специфики своих объектов и предмета исследования, делающих такое применение неизбежным.
Оба указанные раскрытия понятия «гуманитарный аспект психологической методологии» не противоречат друг другу, а лишь показывают возможные направления конкретизации его смысловых значений, для достижения упомянутой выше
точности.
Подводя некоторые исторические итоги применения субъективного и объективного в науке, нельзя не отметить тот факт, что все открытия науки и ее прорывные достижения своим появлением обязаны исключительно субъективному способу
познания, т.е. этому самому гуманитарному аспекту. Именно с его помощью происходит выход за рамки закрытой или условно ограниченной системы формализованного знания – в метасистему, где и обнаруживается новое знание, которое затем
осмысливается разумом и помещается на уровни объективного, обеспечивая его
развитие. Именно это осмысление и объективный анализ позволяет сделать процесс
приобретения нового знания и нового научного опыта завершенным. Здесь представляется необходимым упомянуть об этом только в силу того, что исторический
анализ позволяет наблюдать качание методологического маятника в психологии –
от интроспекции (того же гуманитарного аспекта, но в другом обличии) до ее полного отрицания и осуждения и обратно – на «круги своя». На нынешнем развитии
методологии появилась возможность устранить эту «маяту» и реализовать инте-
28
Раздел I. Пленарные доклады
гральный подход в методологии психологии, суть которого не шараханье из стороны в сторону, а максимальное использование достижений всех отраслей знания.
Этот интегральный подход, прежде всего, основывается: на не отрицании возможного нового знания, порой кажущегося невероятным (сколько невероятного
только за одну жизнь становится обыденным); на принятии тезиса Гегеля, о том,
что случайность – есть проявление необходимости, в чем каждый может убедиться,
если он в своем развитии не остановился на уровне рационального разума, а достиг
уровня адаптивной активности и в более высоких состояниях разума – надличностном и каузальном; на согласованности современных естественнонаучных и гуманитарных парадигм, выражающейся в принятии метасистемной (по отношению к существующей) аксиоматики гуманитарных наук и, конечно же, в первую очередь,
психологии; на построении интегральных методологических оснований.
На последнем здесь представляется необходимым остановиться более подробно, с целью достижения того самого уровня точности, о котором говорилось выше.
Методологические основания, как известно, представляют собой следующую
логически обоснованную иерархию: современная естественнонаучная парадигма; ее
проекция в область конкретной науки (в нашем случае психологии), представляющая собой базовую концепцию этой науки; аксиоматический базис концепции, ее
главная идея и система взглядов; способы получения научного знания; методы получения научного знания; конкретные прикладные методики получения научного
знания. В ранее опубликованных работах нами предложено раскрытие этой методологической иерархии, часть которого приводится ниже.
Суть современной естественнонаучной парадигмы содержится в законе сохранения массы, энергии и информации и в возможности переходов этих состояний
материи из одного в другое. Из этой парадигмы непосредственно вытекает, что любая составляющая этого Мира, от элементарной частицы до человека и макрокосмических объектов содержат в своей структуре вещество (и его проявление в виде
массы), энергию и информацию. В свою очередь, известно, что такие состояния
матери как энергия и информация обладают фундаментальным и неистребимым
свойством – континуальностью, т.е. непрерывностью и бесконечностью проявления
во времени и в пространстве, что блестяще подтверждается наличием нелокальных
квантовых эффектов и принципом неопределенности Гейзенберга.
Отсюда непосредственно вытекает проекция этой парадигмы в область человековедения, в частности в психологию, – концепция бесконечности человеческой
сути, отображающейся в таких понятиях как дух, душа, психическое, психика, сознание. Главная идея этой концепции: человек по своей сути не есть конечное временное образование (ибо суть есть то, что не изменяется), а представляет собой
пространственно–временной континуум («искра божья в каждом из нас»). Это Чело
или Чела (так в древнем санскрите и в ряде современных восточных языках называется Ученик), использующий в своем бесконечном движении каждый свой Век для
соотнесения своего Знания с Бытием, т.е. для превращения Знания в Опыт. Что
знаю, то стараюсь осознанно прожить, а что прожил, то стараюсь познать, что это
было. Такова формула баланса Знания и Бытия, обеспечивающая максимально быстрое развитие Чела. По этому поводу в древней мудрости говорится, что рост возможностей человека как адепта должен сопровождаться ростом его интеллекта и
наоборот. В противном случае как у Экклезиаста, который видел нечто, похожее на
что–то, но так и не смог рассказать, что же это было, или как у того рафинированного интеллектуала из Британского королевского научного общества, который
мельче мучного червя ничего в природе не видел и видеть не хотел.
Всезнающий Дух – искра божья – как некое ядро, обрастает «атмосферой»
опыта. Это и есть то, что можно назвать человеческой Душой. Душа изменчива, она
29
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
все время в движении – в росте у человека совершенствующегося и в сжатии, как
шагреневая кожа, у того, кто не устоял и пал. Каждая Душа уникальна вследствие
уникальности и неповторимости опыта каждой отдельной «Искры». Именно это и
определяет индивидуальность человека – это совокупность накопленного опыта.
Именно поэтому рождаются «дети Х» – философы, которые в шесть лет начинают
образовывать академиков, или в три года от роду в нынешнем колене раскрывают
слушателям тайны космогенеза. А одновременно с ними в мире рождаются существа, еще только осваивающие на опыте практику прямохождения и на многие века
отстоящие от того момента, когда о них можно будет сказать – это Человек.
В этой концепции понятие личность также может быть определено строго и
однозначно – это проекция индивидуальности в область конкретных условий рассматриваемой реализации – конкретного Чела в конкретном Веке, в конкретных
условиях бытия.
Объем публикации не позволяет развернуть настоящую концепцию в полной
мере, но уже из сказанного виден ее грандиозный объяснительный потенциал, с позиций которого можно полностью развернуть и методологию той психологии, которую мы сможем с полной ответственностью назвать гуманитарной.
В заключение представляется необходимым остановиться еще раз на способах
познания в плане их использования в гуманитарной психологии.
Как уже было показано выше гуманитарный характер, в основном, определяется субъективным способом, который в строгом определении сложно назвать научным, в силу невозможности доказать научную, т.е. объективную истину результата,
добытого в пространстве субъективного. В этом пространстве из–за контекстного
характера прочтения результата и его интерпретации главным критерием, как показал К. Уилбер, является правда, в которой порой трудно признаться даже самому
себе. Но из этой чрезвычайно сложной ситуации есть «научный» выход, который
содержится во фразе японских менеджеров – «управление по результатам». Об этом
подходе к «обнаучиванию» субъективного опыта прямо указывается и в библии, где
предлагается судить не по речам, а по делам. Таким образом, видится следующая
спираль исследования: формулировка проблемы в пространстве объективного и
попытка там же найти ответ. Поскольку научная истина, добытая в объективном,
отнюдь не означает, что в пространстве субъективного все так и есть на самом деле,
исследование должно быть продолжено субъективным способом, путем превращения субъекта познания в адепта, «видящего» объект исследования и его предмет.
Следующий виток спирали – интерпретация виденного в системе языка, т.е. в объективном, и сравнение результата с полученной ранее объективной истиной. И так
до получения полного соответствия результатов. Сложность такого подхода заключается в том, что исследователь должен стать не только носителем психологического знания, но и стать на путь получения психологического опыта, к чему готов далеко не каждый. Некоторым промежуточным выходом из этой ситуации может
быть честное сотрудничество адептов и интеллектуалов.
Рассматривая данный подход ретроспективно мы видим, что издревле настоящая религия давала ключ к развитию способности «видеть», а наука – к способности «знать». Прекрасную иллюстрацию этому дал Радий Фиш в своей книге
«Спящие пробудятся». Описанная им встреча ученого с духовным лицом завершается следующими высказываниями. «Ибн Сина сказал ученикам: «Абу Саид видит
то, что я знаю». А шейх заметил: «Ибн Сина знает то, что я вижу.» Так великие
мужи высказали мысль о равноправии двух путей познания - разумом и сердцем, заключил свой рассказ Ибн Халдун.» И здесь же: «Возможность соединения двух
путей познания, которая мелькнула шейху Ахлати, была еще одним доказательст-
30
Раздел I. Пленарные доклады
вом единства двух миров, духовного и телесного, а, следовательно, единства вселенной».
Нам остается только последовать по пути, указанному великой мудростью, и
тогда наша психология станет поистине гуманитарной.
Слободчиков В.И. (Москва)
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ГОРИЗОНТЫ ПСИХОЛОГИИ РАЗВИТИЯ1
Строго в рамках названия доклада я бы обозначил главный горизонт – это
антропологический кризис современной европейской культуры – существенной
составляющей которой является и наша – российская культура. Однако чтобы не
погружаться в таинства мировой политики, я попытаюсь обрисовать этот общий
кризис через три, важные для нас, проекции: кризис европейской модели человека,
кризис гуманитарного – прежде всего – психолого-педагогического знания и кризис гуманитарных – прежде всего – образовательных практик.
1. У современного мира сегодня – две головные боли: глобализация и постмодернизм, которые очевидным образом привели к цивилизационному кризису
уже не только европейского, но и планетарного масштаба.
Что происходит? – Происходит унификация социально-политических
структур, разрушение форм этнической, культурной, исторической, духовной идентификации человека, размывание всяких мировоззренческих основ его самоопределения и одновременно – призыв уповать только на собственную самость в качестве
основы и смысла жизни.
Постмодернизм (эта – самая «современная современность») настаивает, что
все, абсолютно все в мире относительно. Можно верить в это, а можно в другое,
можно отстаивать такие ценности, а можно разделять иные. Все критерии и границы условны – как договоримся. Отсюда еще две идеологические приманки – толерантность и общечеловеческие ценности; заметьте – не любовь к ближнему, а
лицемерная терпимость; терпение, так сказать, сцепив зубы, во имя ценностей какой-либо очередной сверхдержавы в качестве общечеловеческих.
Идеология постмодернизма и глобализма направлены на то, чтобы разрушить или, по крайней мере – нивелировать исторически сложившиеся защитные,
иммунные системы того или иного народа – в виде устойчивых форм государственности, ценностей национальной культуры, традиционного образа жизни, вообще
– хоть какого-нибудь осмысленного уклада.
Целенаправленное разрушение таких защитных систем приводит к вырождению конкретного народа в этнографическую массу – в так называемое население.
Афганистан, Югославия, сегодня Ирак, потом Иран, Россия также в этом списке не
на последнем месте – все это лишь отдельные метки разворачивающегося кризиса
европейской цивилизации.
Сегодня – в нашей стране – мы живем в ситуации, которую можно обозначить как «мировоззренческая катастрофа». На наших глазах меняется духовнопсихологический климат общества, кардинально меняется само содержание внутренней жизни современного человека. Как только ушло «всесильное и верное учение Маркса-Ленина», которое долго оккупировало наше сознания, являясь псевдорелигиозной формой идолопоклонства, так вот – когда это «верное учение» ушло,
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00274.
31
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
то появилась растерянность – как же быть, кому и во что теперь верить?
Однако при более пристальном рассмотрении горизонта цивилизационного
кризисного процесса можно придти к выводу, что глубинный, порождающий план
кризиса – это сам человек! А значит – в самом существе кризисной эпохи ведущей
стороной оказывается именно антропологический кризис. Сегодня совершается
своеобразный антропологический поворот: все происходящее с человеком приобретает решающую роль в бытии общества и культуры, в глобальной динамике современного мира.
Ряд футурологов указывают на кардинальную смену оснований власти: на
переход от власти насилия и богатства к власти знания. На наших глазах формула –
«кто управляет финансами, тот управляет миром» сменилась на современную формулу: «кто управляет информационными потоками, тот властвует над миром». Остановлюсь на резкой смене самого статуса знания и последствий этого для антропологического уровня реальности.
Данную смену можно обозначить довольно распространенной постмодернисткой формулой: это – смерть субъекта, которая означает исчезновение такой
метафизической инстанции в человеке, как субъект познания, который господствовал в классической европейской философии от Декарта до Гегеля. Смерть субъекта познания повлекла за собой целую цепь смертей: на рубеже ХХ столетия было
объявлено – «Бог умер!», а столетний период расчеловечивания человека в Европе и
России привел к печальной констатации, что и «Человек умер!», по крайней мере –
в европейском варианте модели человека, которая сложилась в эпоху Возрождения и Просвещения.
Так, появился фрейдистский человек, скиннеровский – крысоподобный человек, репертуарно-ролевой человек, человек потребляющий и человек играющий,
и несть числа таким человекам, и множеству его фантомальных моделей.
В существующей до сих пор «субъект-объектной» структуре сознания рационализма Нового и Новейшего Времени человек всегда представал в качестве
отдельного, чаще всего – изолированного индивида, со вставленной в него психикой. Этот живой атом в процессах социализации как раз и становился то субъектом
познания, то субъектом действия, то субъектом отношений, оставаясь при этом
психологически отдельной особью, которой обещана полнота прав человека. Несомненно, что именно такой человек-особь, жестко специализированный форматами наличной цивилизации, если еще натурально и не умер, то сильно усомнен в
полноте своего бытия.
Сомнение в жизнеспособности современного европейского человека связано, прежде всего, с формами и содержанием его знания о собственной самости,
которое как раз и задано характером рационального и естественнонаучного, и гуманитарного знания о мире и о человеке в этом мире. Это знание в позитивных науках всегда субъект-объектно, неспособное хоть как-то приблизиться, а тем более –
удержать полноту человеческой реальности. На этом же типе знания основаны и
многочисленные варианты современных гуманитарных практик (образование,
медицина, политика, практическая психология и др.).
И здесь необходимо сделать одно принципиально позиционное утверждение: всякая практика может считаться гуманитарной, если она является практикой
становления именно «человеческого в человеке». И наоборот – любая практика
не гуманитарна (не гуманна), если она этого не делает, в какие бы человекообразные формы она не рядилась. Что же мы имеем сегодня в качестве таких практик с
точки зрения, например, современной научно-рациональной психологии?
Наше время – это время многообразных психотерапий, форм альтернативной медицины, психосоциальных техник освобождения человека от ответст-
32
Раздел I. Пленарные доклады
венности перед собой, перед людьми и Абсолютными смыслами собственной жизни.
Так, психотехнические и социотехнические средства, имеющие широкое
хождение в нашей действительности, являются следствием несомненных достижений классической научной психологии. Строгое научное знание о глубинных психических явления и состояниях человека оказалось замечательным средством
внешнего программирования и духовного кодирования личности.
На базе этих знаний уже разработаны способы оккупации сознания другого, сценирования чужой жизни в собственных целях, манипуляции социальными пристрастиями и полевым поведением той или иной группы населения.
Протезирование сознания, софистика и демагогия, блокада рефлексии по
отношению к целям и способам их достижения, сокрытие замысла и двойной стандарт, подмена ценностей, создание ситуаций ложного выбора, целевые фрустрации,
магическое вменение веры, эзотерика и чародейство, психологическая дрессура под
видом психотренингов – все это входит в арсенал способов «промывки мозгов».
Данный список можно продолжить, но главное, что на этом поприще у классической психологии головокружительные перспективы – и вполне возможно, что ХХI
век поименуют веком психологическим.
2. Возможность преодоления субъект-объектной парадигмы в системах рационального знания о человеке я хотел бы рассмотреть в рамках культурно-исторической концепции Л.С. Выготского. На мой взгляд, именно эта концепция продолжает быть основанием и отечественной психологии развития, и развивающего образования. Гениальность ее в том, что она не столько объясняет нечто налично данное, сколько порождает принципиально инновационные стратегии понимания, ранее не объяснимых явлений.
В частности, с рациональной точки зрения все существующее в нашем мире
– существует в пространственно-временном континууме. И гениальность Выготского состояла в том, что он поименовал этот континуум – задав человеческое
Время и человеческое Пространство. Время бытия человека – это история в трех ее
осмысленных измерениях: прошлое, настоящее, будущее. Пространство его бытия –
это культура, также в ее ценностно-смысловых измерениях. Тем самым, был назван родной Дом человека – культурно-исторический континуум, в котором он
впервые мог встретиться с самим собой. Кстати, для существования собственно
психики, психических процессов вполне достаточно физического пространственновременного континуума; а значит – она действительно может быть адекватным объектом естественнонаучного познания.
В свое время меня очень смущало, что психологические исследования, психологические факты у Выготского, Эльконина, Запорожца, Давыдова и др. концентрировались в точке, которая именовалась «Ребенок», «Детство». Вроде бы, «ребенок» – это не психологическая, а онтологическая категория (это – одно из имен человека); «детство» – также не психологическая категория, а социо-культурная. Однако в рамках культурно-исторической концепции эти категории вполне законны,
потому что речь идет в этом случае о психологии развития ребенка, о психологии
развития человека, а не только о его психическом развитии.
Иными словами, в контексте данного обсуждения нас должны интересовать,
прежде всего, психология человека, психология развития человека, психология образования человека – а не что такое «психика». Речь должна идти о принципиальном
различении (но не о замещении) «психологии человека» или «психологической антропологии» – как учения о становлении и развитии человека в интервале его индивидуальной
жизни, и «психологии психики» или – «общей психологии» – как специальной науки о психических явлениях в живой природе, в том числе – и у человека.
33
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Классическая, естественнонаучная психология – это вовсе не учение о душе
и душевных явлениях (и не надо строить иллюзий на этот счет); это – учение о психике как свойстве высокоорганизованной телесности, в частности – мозга. Все другие характеристики психики человека (личностные, духовные, нравственные и др.)
не выводимы из ее отражательных и адаптивных функций; относительно последних эти характеристики имеют сверхъестественный статус. Психика не имеет
личности и сама себя не развивает.
По сути дела, речь должна идти именно о психологической антропологии, о
психологическом учении о человеке, в частности – о его становлении и развитии в
универсуме образования. Психология человека и его развития – это антропная
наука (в рамках наук о человеке). Это не теория о происхождении человека от
обезьяны и не теория его социальной дрессуры (и в этом смысле – это не биологическая и не социальная, а именно – гуманитарная дисциплина). Эта наука должна
разрабатывать свое собственное представление о сугубой специфике человеческого
способа жизни и его принципиального отличия от всякого другого – до-человеческого и сверх-человеческого.
И главная трудность для нашего «просвещенного разума» – именно здесь:
она заключается в том, что психологическая антропология должна быть не о том,
что есть – как любая наука о природе, а о том – как должно (или – может) быть.
Иными словами, исходным основанием для нее является не учение об объективности и общезначимости того, что есть, а – о ценности и смысле самого бытия человека. Отсюда и первый вывод: гуманитарные (человеко-ориентированные,
антропные) науки должны строиться в первую очередь на аксеологических
(ценностных) основаниях.
В истории психологии делались и до сего дня делаются попытки вырваться
из узких пределов феноменов «психического» с помощью категории «человек».
Это, прежде всего, работы в русле гуманистической психологии и экзистенциальной философии. Но даже в своих высших разделах – в философской психологии –
человек продолжает оставаться биосоциальным, раздробленным существом, а не
духовно-душевно-телесной монадой.
3. Сегодня человеческое измерение, «человечность» как особая валентность содержания и способов деятельности самых разных социальных субъектов
становится предметом пристального внимания многих ученых, политиков, социальных работников. Вопрос в том, как, при каких условиях, за счет чего возможны консолидация и наращивание мощности, а главное – качества этого самого «человеческого потенциала»?
Одним из безусловных вызовов нашего времени является требование прямого и профессионально обеспеченного решения проблемы производства и воспроизводства собственно человеческого в человеке. Я думаю, что не ошибусь в своем
утверждении, что из всех форм общественной практики именно образование и,
прежде всего – развивающее образование пытается решать эту проблему не утилитарно, а по существу. В подавляющем большинстве современных концепций и программ развития образования появляется принципиально новое измерение – гуманитарно-антропологическое. Я не случайно употребляю это сдвоенное словосочетание: гумус (почва) и антропос (устремленный вверх) – как укорененность в собственной истории и культуре и устремленность туда и к Тому, Кто превыше всякой
бывшей и наличной культуры.
Фактически, речь идет о постановке беспрецедентной задачи для образования: оно должно стать универсальной формой становления и развития базовых, родовых способностей человека, позволяющих ему быть и отстаивать собственную
человечность; быть не только материалом и ресурсом социального производства,
34
Раздел I. Пленарные доклады
но, прежде всего – подлинным субъектом культуры и исторического действия, а
главное – своей собственной жизни.
В психологии и педагогике, хотя и с трудом, но все более укореняется антропологическая парадигма – и не только в качестве нового объяснительного
принципа «феномена человека». Антропологический подход в сфере гуманитарного знания – это в первую очередь ориентация на человеческую реальность во всей
ее полноте, во всех ее духовно-душевно-телесных измерениях; это поиск средств и
условий становления полного человека; человека – как субъекта собственной
жизни, как личности во встрече с Другими, как индивидуальности перед лицом
Абсолютного бытия.
Сегодня требуется действительно системный пересмотр философских, психологических, социально-педагогических, политико-экономических основ современных гуманитарных практик с точки зрения их подлинно антропологической модальности. Современные психология и педагогика, например, должны перестать
быть пособием о способах духовного кодирования, о техниках социальной дрессуры и манипуляций; они должны становиться в подлинном смысле антропными,
человеко-ориентированными науками, способными целенаправленно строить практики действительного выращивания «собственно человеческого в человеке».
Однако реализация подобных ориентиров требует именно антропологического подхода в гуманитарных науках вообще и в образовании – в частности. Все
это предполагает разработку новых научных средств, новых технологий построения
образования, прежде всего как особой антропо-практики – как практики целенаправленного культивирования базовых, родовых способностей человека.
Антропо-практика – это специальная работа в пространстве субъективной
реальности человека, которая задается пространством человеческих Встреч или –
по-научному – пространством со-бытийной общности, пространством совместнораспределенной деятельности, пространством рефлексивного сознания. Именно
здесь может происходить осознанное и целенаправленное проектирование таких
жизненных и образовательных ситуаций, в которых впервые оказывается возможным и становление собственной субъектности, и подлинно личностное самоопределение человека, и авторство собственных осмысленных действий. Здесь, в такой
практике возможно становление автономии и самодетерминации человека, его саморазвития и самообразования, а в пределе – говоря словами А.С. Пушкина – его
способоности к самостоянию в собственной жизни.
Сложность построения такой практики, практики становления собственно
человеческих способностей в том, что весь человек, во всей потенциальной полноте своего бытия открыт только своему Создателю, Которого рационализм Нового Времени как раз и выносит за пределы собственно человеческого в человеке.
Не вдаваясь в подробное рассмотрение этого обстоятельства, попытаюсь все-таки
наметить еще один из путей выхода из антропологического кризиса и некоторых
перспектив для обретения человеком собственной человечности.
Этот выход связан, на мой взгляд, с освоением современной психологией
развития Ветхо- и Новозаветной антропологии. Так, в основе этой антропологии –
как ее центральная идея – лежит учение об образе Божием в человеке. Именно
благодаря тому, что человек есть образ и подобие Божие (образ человеку дан, а подобие – задано в его свободе и составляет жизненную задачу самого человека), он
способен осознавать вечное, бесконечное, непреходящее, духовное и отождествлять
себя с ним. Именно в этом – суть, смысл, ценность и назначение человека.
С христианской точки зрения становление человека – это осуществление
(восстановление) образа Божия в своей индивидуальной жизни; это преодоление
сил греха, отсечение периферии души – часто мрачной, пошлой и неприемлимой,
35
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ставшей по сути «плотью». Есть серьезные основания полагать, что классическая
психология как раз и занимается изучением этой «периферии души», психикой
падшего человека – этой «плотью», которую она именует «психикой».
Именно религиозная точка зрения на «собственно человеческое в человеке»
по преимуществу настаивает на необходимости и возможности целостного виденья
человеческой природы – в единстве его телесной, душевной и духовной форм жизни, в целостности его личности.
Человек как личность и индивидуальность раскрывается в самобытном авторском «прочтении» социальных норм жизни, в выработке собственного, сугубо
индивидуального (уникального и неповторимого) способа жизни, своего мировоззрения, собственного («необщего выражения») лица, в следовании голосу собственной совести.
Индивидуализация душевной жизни есть кардинальная и глубочайшая инверсия индивидуального духа, пристрастное и неустанное рассекречивание собственной самости, которая зачастую складывалась не на воле, а по неведению самого
человека. В свете высших смыслов и высших ценностей (убеждений, верований,
жизненных принципов) любой фрагмент своей самости, любая душевная способность проходят испытание на подлинность, истинность и неотторжимость их в составе истинного, внутреннего «Я» человека.
Индивидуализация бытия человека, трансцендирование внутрь себя, в глубины субъективности, человеческой самости и высвечивание ее – есть условие
встречи с бесконечностью духовного царства, с бесконечностью Универсума, в котором впервые конституируется подлинное «Я», образуется действительно полное,
свободное «бытие-у-самого-себя». Здесь речь уже идет не о свободе чистой непосредственности (фактически известной и животным), которая на самом деле захватывает и оккупирует нашу самость. И не о свободе самоопределения, которое всегда предполагает борьбу и преодоление в личности (а значит и несвободу – от борьбы). А об истинном, окончательном освобождении, где даже предельная индивидуальность «жертвует» своей уникальной единичностью и, тем самым, становится причастной к бесконечному универсальному бытию. Именно здесь впервые открывается потенциальная эквивалентность человека Миру, вся полнота человеческой реальности как духовного микрокосма.
Сосланд А.И. (Москва)
ПСИХОТЕРАПИЯ И АТТРАКТИВ-АНАЛИЗ
Концепция аттрактив-анализа, изложена нами в целом ряде публикаций [1;
2; 3; 4]. Мы продолжаем работать над этим подходом и данная публикация – шаг в
его уточнении, расширении и дополнении.
Два мира.
Для понимания аттрактивности, как таковой, неплохо было бы ввести важное противопоставление. Речь идет о «двух мирах» дискурса – дискурсе существующем в режиме принципа реальности (далее – Диспреа) и дискурсе, существующем в режиме принципа удовольствия (далее Диспрудо). Это противопоставление
основательно проработано в психоаналитической традиции, где, как известно,
принцип удовольствия и принцип реальности – основные регулирующие полюса
психики.
Диспреа – это жестко регламентированный дискурс производства материальных ценностей, мира, где главное заключается в отказе от гедонистической ори-
36
Раздел I. Пленарные доклады
ентации, рационализация всех аспектов существования. В этом мире этический императив сужает наше жизненное пространство, подчиняет время жесткому режиму.
Мы в значительной степени вынуждены отказаться от претензий на собственную
неповторимость, автономию. В Диспреа тон задается производственной необходимостью, регламентом, принуждением, репрессией, напряжением, достижениями,
рефлективностью, ответственностью, легитимностью. Эта картина мира с особенной отчетливостью и выпуклостью представлена, в частности в протестантском мировосприятии, как его нам преподносит М. Вебер в своих известных трудах.
Диспрудо – дискурс, развивающийся в значительной степени параллельно,
порой вторгающийся в Диспреа, но ориентирующийся на собственный режим, собственные законы функционирования. Тон задается здесь гедонистической ориентацией, игрой, измененными состояниями сознания, нарцистическим мировосприятием.
Аттрактивность и аллективность.
Так вот, аттрактивность, как мы ее мыслим, заключается в том, что тексты,
принадлежащие вроде бы к пространству Диспреа, на самом деле несут в себе множество признаков Диспрудо, и в этом полагаем мы – наиболее интересный сюжет
аттрактив-анализа.
Со временем мы обязательно проведем границу между аттрактив-анализом
и анализом текстов в других традициях. Речь идет о разных аналитиках, точнее сказать – о разных оптиках. Они могут друг с другом конкурировать, друг друга дополнять, но речь здесь будет идти о разных видах анализа.
Кроме того, аттрактив-анализа, как мы его понимаем, не ориентирован на
банальную аттрактивистику, связанную с заурядными требованиями к «качеству»
научной литературы, логике построения текста, ясности и экономности в изложении и т.п. Наш опыт изложения основных идей аттрактив-анализа, показывает, что
необходимо особо обозначить и иной вид привлекательности, а именно привлекательность, связанную с Диспреа. Рациональная привлекательность отныне будет
обозначаться нами термином аллективность (от allecto – лат. приманивать, привлекать). Семантические поля у терминов «аттрактивность» и «аллективность»
близки друг другу, однако мы вводим важное для понимания сущности аттрактиванализа различение.
Если аттрактивность связана с гедонистической ориентацией, то аллективность сформирована совсем иным, в значительной степени противоположным режимом.
Этот режим, как уже было сказано, определяемый напряжением, достижениями, рефлективностью, легитимностью создает свои преимущества. Это соображения утилитаристского порядка, соображения «пользы», «валидности», «надежности» и проч.
Наша стратегия концептуализации разводит, таким образом, два канала
привлекательности. Мы однако подчеркиваем наш интерес именно к аттрактивности. Аллективность связана с соображениями само собой разумеющимися в том, что
касается текстов, проходящих по ведомству научного дискурса. Аттрактивность
открывает перед нами концептуальные обстоятельства несравненно более интересные (о сущности интересного см. ниже). Речь идет о том, что у текстов, созданных в
режиме принципа реальности существует скрытый пласт, связанный с принципом
удовольствия.
Эти соображения станут более понятными ниже когда речь пойдет о привлекательности психотерапии.
Аттрактивистские аллюзии.
Итак, обозначим те каналы, которые связывают два мира, находящихся «по
37
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ту и по эту сторону принципа удовольствия». Назвав их аттрактивистскими аллюзиями (далее – аттралюзии), мы подчеркиваем их определенную дистанцию по
отношению к их коррелятам. Они репрезентируют определенные концептуальные
связи внутри философского или иного гуманитарного текста (психологического,
культурологического филологического и т.д.) текста с теми или иными локусами
Диспрудо.
Среди описанных нами ранее аттраллюзий мы выделяли собственно гедонистические, омнипотентные, трансовые, эмоционально-энергетические, некоторые
другие. Отталкиваясь от них, мы выделили некоторые дискурсивные стратегии привлекательности. Среди них «антиванитатизм» – стратегия противосуетности, «примаризм» – ориентация на «сверхпервичность», дилятационизм – ориентация дискурса на расширение экзистенциального пространства, и некоторые другие [5].
Отдельно нами рассматривается привлекательность феноменов новизны,
игры и проч. Аттрактив-анализ этих феноменов позволяет их встроить в нашу концептуальную конструкцию в качестве новых аттрактивистских аллюзий. Здесь
можно вести речь об аттраллюзиях «второго порядка». Такого рода стратегия обозначена нами, как цепная апроприация. Дело обстоит здесь приблизительно так же,
как в сюжетах о вампирах: некий вампир пьет кровь из героя, после чего тот, в свою
очередь, становится в вампиром и начинает охотиться за другими людьми.
Аттрактив-анализ как система концептов строится как на производстве новых концептов, так и на последовательном присвоении уже известных. Вводя их в
наш контекст, мы наделяем их новой референцией, одновременно расширяя структуру нашего проекта.
Привлекательность и востребованность.
Наш замысел – создание некоего аттрактивистского фокуса, чтобы мы с
достаточной ясностью могли прослеживать путь от аттрактивистского объекта до
гедонистически ориентированных нарративов. Правильно понимаемая аттрактивность, собственно, заключается только в этой связи. Ясно, что эта связь в культурном пространстве опосредована многочисленными промежуточными связями.
На востребованность того или иного аттрактивистского объекта оказывают
влияние культурные, исторические, географические, классовые, групповые, индивидуальные факторы. Все эти факторы в сумме есть контекстуальная коррекция
аттрактивности. Контекст, собственно складывается из всех этих факторов. Реальность аттрактивности – востребованность определяется суммой этих факторов. Аттрактивность не есть востребованность.
Привлекательность и образ метода.
Образ метода и его конфигурация – безусловно, разные вещи. Если образ
связан с впечатлением, которое метод производит то конфигурация – со структурой
метода, с тем, как в нем представлены описанные выше элементы. Конфигурация
школьной теории, ее конструктивное «богатство» – все это служит основным средством привлечения пациентов и возможных последователей. Образ метода в свою
очередь являет собой единство образов школьной теории и акции, которые сами по
себе могут рассматриваться по отдельности. Он, этот образ, может быть магическимощным, как это предполагалось в случае классического гипноза, глубинно-кропотливым, как в случае аналитических терапий, прозаически-рациональным, как в
когнитивно-поведенческой терапии, виртуозно-фокусническим, как в нейролингвистическом программировании.
Удовольствие от терапии.
На одном из моментов, существенно определяющих успех любой психотерапии, следует остановиться особо. Мы имеем ввиду гедонистический фактор, понимаемый нами, как соответствие принципу удовольствия в самом широком смысле
38
Раздел I. Пленарные доклады
слова. Это соответствие имеет отношение как к школьной технике, так и к теории.
Со времени появления и развития первых крупных школ – классического гипноза и
психоанализа так повелось, что теория и практика в той или иной степени противостоят репрессивно-производительному миру житейской повседневности, где доминируют рутина и принуждение, обыденно – регламентированный характер существования. Психотерапевтический процесс неизбежно сопровождается как бы «бегством» в него (вспоминаем здесь известное «бегство в болезнь»).
«Удовольствие» от терапии (ср. «удовольствие от текста» [5]) – это зачастую погружение в особый мир, расслабляюще-карнавальный, выхватывающий из
надоевшей повседневности. «Параллельная реальность», создаваемая в процессе
психотерапии не может не быть гедонистической в своей основе. В частности, внушаемая в гипнозе виртуальная реальность соотносится зачастую с известными видами пассивного отдыха. Конечно «гедонистическими» элементами никоим образом не исчерпывается психотерапевтическое действие, но именно они, без сомнения, являются существенными в формировании привлекательности образа метода в
любой психотерапии.
Разные терапии – разный гедонизм.
Если говорить более предметно об «удовольствиях» в разных психотерапиях, то в первую очередь следует упомянуть психоанализ. Он, проходящий в своеобразной обстановке «райской ситуации», обостряющий трансфером чувства и чувственность, привлекателен еще и тем, что снимает с желаний пациента множество
запретов. В анализе речь идет о многом из того, о чем в другой ситуации говорить
было бы немыслимо. В гипнозе вообще ничего негедонистического нет, и то же
самое можно сказать о значительной части психотерапий, основанных на форсированном изменении состояния сознания, взять хотя бы трансперсональную пневмокатартическую терапию.
В групповых терапиях происходит своеобразное изменение сознания в некоем карнавальном духе. Различные виды арттерапии привлекают приобщением к
миру катартических радостей без тяжкой необходимости добиваться художественного совершенства и принимать участие в напряженном состязании поэтов и артистов, без чего немыслима никакая реальная художественная практика. Психодрама
в этом смысле особенно показательна, равно как и имеющие широкое хождение
психодраматические вкрапления в иные групповые техники. Не вызывает сомнений, что эта же (широко понимаемая) гедонистическая тенденция привела к повальному увлечению «телом» в современной психотерапии – не только телесно ориентированной.
Быть может, далеко не всегда путь от терапевтической техники к конкретному удовольствию прямой и ясный. Однако не вызывает сомнения, что так или
иначе с этим связаны даже самые гротескно-агрессивные или даже жестконадрывные терапии. При более внимательном отношении к этой проблеме можно
было бы без большого труда расклассифицировать методы на процессуальногедонистические, т.е. такие, когда сама процедура напрямую связана с получением
удовольствия и результативно-гедонистические, когда процедура приносит ощутимое облегчение до того момента, как пациент покинет пространство кабинета в духе
какого-нибудь катарсиса. Нет сомнения, что такого рода ощущения сами по себе
воспринимаются как терапевтический результат как клиентами, так и терапевтами.
В сущности, дело обстоит так, что разные направления в психотерапии, помимо всего прочего, есть разные способы пользования удовольствиями.
Аллективное в психотерапии.
Психотерапии, построенные на принципах «этики собственного усилия»,
скажем, аутотренинг, а также различные виды саморегуляции, относится к иному
39
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
виду привлекательности, аллективному (см. выше). То же самое можно сказать о
методах, построенных на рационалистически-педагогических принципах. Рациональное убеждение, предписание определенного поведения (сюда не относятся парадоксальные предписания), а то и какое-нибудь «воспитание воли» – все это явно
противопоставлено основным принципам известных психотерапевтических школ –
попустительству, катартически ориентированному процессу работы и проч.
Власть в психотерапии.
Очень важно понимать, что психотерапия сама по себе, как уникальная терапевтическая практика представляет собой большое и своеобразное искушение.
Ясно, что здесь, наряду с возможностью реализации возможностей идеологического
воздействия, как это имеет место в философии, академической психологии и т.д.,
существует еще один соблазн – осуществления своеобразной власти над личностью
клиента, будь то в индивидуальной терапии или в группе. Возможность осуществлять прицельную психологическую ортопедию, проникнутая особой магическитрансцендентальной привлекательностью, аналогичная, к примеру, религиозным и
политическим властным практикам (в основе которых тоже лежит некое «психологическое» воздействие), – вот в чем коренная сущность привлекательности психотерапии, как рода деятельности.
Потребность пациента в реальной помощи, с одной стороны, легитимирует
такое положение дел, с другой, что еще более важно, заставляет пациента принимать очень многое из того, что происходит в процессе такой работы. Очень многое
из того, что происходит в процессе психотерапии с позволения и согласия клиента,
совершенно немыслимо ни в какой другой ситуации. Упоминавшиеся «удовольствия от терапии» также примиряют его со всем этим. Таким образом, «генеалогия
власти» в психотерапии имеет два источника и носит двоякий характер. Получается
так, что терапевт реализует через школьную технику свое влияние на клиента и через школьную теорию – на профессиональное сообщество, стремясь при этом выйти
за его пределы.
Понимание природы любой идеологии как орудия влияния является вполне
закономерным делом.
Антисуперэгойная аттраллюзия.
В качестве примера, иллюстрирующего наш концепт аттрактивные аллюзии, мы приведем одну, имеющую очень важное значение для психотерапии.
История психотерапевтического дискурса, начиная с психоанализа может
быть представлена как история «борьбы с Суперэго». В самом деле, влияние этой
инстанции на развитие невротических расстройств стало основной темой не только
психоаналитических теорий. В той или иной редакции «антисуперэгойные» дискурсивные коды присутствуют во многих теориях других направлений.
Нам представляется очевидным, что любой концепт, помимо своего содержательного наполнения, обладает еще и неким образом. Собственно, аттрактивность любого дискурса определяют образы концептов, его наполняющих. Существует образ метода, о чем говорилось выше, есть и образы концептов.
Ясно, что образ «суперэго» отличается весьма существенной непривлекательностью. Суперэго как инстанция «заставляет» человека трудиться, мешает наслаждаться, многое хорошее, как например, инцест вообще сурово воспрещает.
Лишенное серьезной поддержки во внутреннем пространстве личности, оно, суперэго, легитимировано преимущественно интерперсональными отношениями. Для
нормального функционирования оно должно интенсивно поддерживаться извне.
Эта поддержка осуществляется в значительной степени средствами принуждения.
Понятно, что само по себе существование Суперэго обеспечено возможностью наказания за отклонение от соблюдения неких правил и норм. Помимо всего прочего
40
Раздел I. Пленарные доклады
сюда относится и пенитенциарная система. Супер-Эго получает свое самое полное
воплощение в пенитенциарных проектах. Вне этих факторов суперэго является, на
самом деле, весьма хрупкой конструкцией.
Для европейского «антисуперэгойного» движения в качестве точки отсчета
может служить провозглашение Ф. Ницше «Смерти Бога». Вообще же идеологических оснований для разрушения европейского Супер-Эго достаточно много. Всеобщая атеизация плюс секуляризация вкупе с сексуальной революцией, левым движением в культуре и политике – все эти процессы имеют в качестве «врага» одну
общую мишень.
С другой стороны в ХХ-м оказались скомпрометированы и «факторы поддержки» Суперэго. Коренная сущность праворадикального политического движения в Европе (германского нацизма, например) – это жесткая поддержка европейского Суперэго. Леворадикальное (первоначально анти-суперэгойное) политическое
движение (в Советской России, например) после начального освобождающего угара
первых лет революции, впоследствии (при Сталине) переродилось в «просуперэгойное».
Крах обоих «просуперэгойных» проектов дал мощное толчок к дальнейшему ослаблению «суперэгойной» составляющей Европейской культуры. При этом
важно отметить, что «Гиперсупер-эгойные» проекты – ГУЛАГ, Освенцим, а также
их восточные аналоги (кампучийский, например) поставили под сомнение старую
пенитенциарную систему.
Ослабление Супер-Эго изгнало из клиник и врачебных кабинетов большую
истерию, как это предсказывали психоаналитики. Супер-Эго европейского генеза
«добили» левые авторы в 60-70-х годах и позднее. Маркузе и Фуко – радикальные
враги Суперэго. Деконструкция Деррида в известном смысле «венчает» развитие
левого дискурса.
Феномен «деидеологизации общества» тоже встроен во все эти процессы.
Идеология – типичный «суперэгойный» продукт. С другой стороны то, что Лиотар
обозначал как «крушение метанарративов» на самом деле есть крушение суперэго.
Очень важно отметить в этой связи, что этика в ХХ веке потеряла свою
привлекательность для философов. Этический дискурс является нормативно-предписывающим и, следовательно, по природе своей – «суперэгойным».
Интенсивное развитие психотерапии в ХХ веке связано с разрушением этического дискурса, иначе говоря, психология пришла на смену этике. Вместо того,
чтобы исполнять этические предписания, стали заниматься негативными последствиями их нудительного исполнения.
В режиме исключительно интенсивного противо-суперэгойного дискурса
писал в свое время Г. Маркузе. Любая репрессивная тенденция отслеживалась им и
обретала статус мишени для уничтожения.
Более того, в то время как любая форма принципа реальности требует значительного репрессивного контроля над инстинктами, специфически исторические
институты принципа реальности и специфические интересы господства вводят над
ними дополнительный контроль, неизбежный в цивилизованном человече-ском сообществе. Этот дополнительный контроль, необходимость которого проистекает из
самой специфики институтов господства, мы и обозначаем как прибавочное подавление [6].
История культуры для Маркузе есть в первую очередь история репрессии
сексуальности. История культуры не имеет для него никакого позитивного значения, а только негативное:
Основное и прибавочное подавление неразделимо переплелись в истории
цивилизации; при этом нормальный прогресс к генитальности был организован та-
41
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ким образом, что частичные влечения и их «зоны» были десексуализированы для
того, чтобы удовлетворить специфическим требованиям социальной организации
человеческого существования (там же).
Для другого «супер-эго-борца», М. Фуко, невыносима сама идея негации
сексуальности. Он рассматривает как преступление любое проявление репрессии
секса, впадая при этом в праведный пафос:
По какой спирали мы пришли к такому вот утверждению, что секс отрицается, к тому, чтобы демонстративно показывать, что мы его прячем, чтобы говорить, что мы его замалчиваем, и все это – формулируя его в самых откровенных
словах, пытаясь показать его в его самой обнаженной реальности, утверждая его в
позитивности его власти и его эффектов? Конечно же, есть все основания спросить
себя, почему так долго секс ассоциировался с грехом,– нужно было бы еще посмотреть, каким образом образовалась эта ассоциация, и воздержаться от того, чтобы
глобально и поспешно говорить, что секс был «осужден»,– но точно так же следовало бы спросить себя, почему мы так сильно казним себя сегодня из-за того, что
когда-то сделали его грехом. Какими путями пришли мы к тому, чтобы чувствовать
«вину» перед своим сексом? И быть цивилизацией настолько уникальной, чтобы
говорить себе о самой себе, что она долгое время «грешила», и «грешит» еще и сегодня против секса – злоупотреблением властью [7].
М. Фуко высказывается по этому поводу крайне радикальном тоне. Он готов не просто к теоретизированию, но к длительной борьбе, и жертвам. Он вовсе не
преуменьшает размеры опасности, подчеркивает трудности неизбежной борьбы и
бесстрашно демонстрирует свою героическую позицию. Не даром – ведь его экзистенциальный враг – это вся система власти современного общества, многолетняя
традиция.
И что если они говорят о нем так много и так долго, то это потому, что подавление это глубоко укоренилось, что у него крепкие корни и причины, что оно
оказывает на секс столь сильное давление, что одно лишь обличение никоим образом не сможет нас от него избавить; эта работа может быть только длительной. Без
сомнения, тем более длительной, что власти свойственно – и в особенности власти,
подобной той, которая действует в нашем обществе,– быть репрессивной и с особой
бдительностью подавлять всяческую бесполезную энергию, интенсивность удовольствий и всякого рода неупорядоченное поведение. Нужно, значит, быть готовым к тому, что последствия освобождения от этой репрессивной власти дадут себя
знать очень не скоро: попытка говорить о сексе свободно и принимать секс в его
реальности столь чужда основной линии всей, теперь уже тысячелетней, истории и
к тому же столь враждебна присущим власти механизмам, что затея эта, прежде чем
достичь успеха в своем деле, обречена на долгое топтание на месте [7].
Промежуточный итог.
Мы рассмотрели в нашем тексте только отдельные аспекты аттрактивистики применительно к психотерапии. Ясно, что в целом сфера этого подхода в
психотерапии весьма объемна. Здесь мы затронули преимущественно общие соображения. Что касается привлекательности отдельных методов психотерапии или же
различных структурных частей психотерапевтического знания, то это предмет для
других исследований.
Кроме того, вводя в употребление обозначение этого подхода, мы имеем
ввиду лишь часть того, что может быть им обозначено. На самом деле, название метода порой суживает исследовательское пространство, которое он мог бы репрезентировать. К примеру, термин «психоанализ», собственно – «анализ психики» подходит к любому психологическому научному дискурсу. Но на самом деле по разряду психоанализа проходит вполне специфическая теория и столь же специфическая
42
Раздел I. Пленарные доклады
терапевтическая и исследовательская практика. И то, и другое существенно уже
заявленного названия. Приблизительно так же обстоит дело и с нашим подходом.
Мы исходим из того, что понимание истоков и каналов аттрактивности является очень важным делом для ориентации в мире научного дискурса. Именно образ книги, теории, концепта вызывает интерес к нему в профессиональном сообществе и за его пределами. Соображения привлекательности играют очень серьезную
роль в том, какие дискурсы захватывают пространство семиосферы, а какие – нет.
Аттрактивность влияет на ориентацию в текстовом разнообразии, предопределяет
выбор. Эти аспекты аттрактив-анализа станут предметом отдельны исследований.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Сосланд А.И. Способы обеспечения привлекательности философского и психологического дискурса // Культурно-исторический подход и проблемы творчества. Материалы третьих чтений, посвященных памяти Л.С. Выготского. М.:
РГГУ, 2003, с.309-317.
Сосланд А.И. Ключ к Хайдеггеру // Московский психотерапевтический журнал,
№2 (37), 2003б, с.64-88.
Сосланд А.И. Бытие и пространство // 2-я Всероссийская научно-практи-ческая
конференция по экзистенциальной психологии (Звенигород, 2-5 мая 2004 г.),
М.: 2004, с.120-125.
Сосланд А.И. Глубокое и высокое // Экзистенциальная традиция, № 1 (4),
2004б, с.128-143.
Барт Р. Избранные работы: Пер. с франц. – М.: Прогресс, 1994.
Маркузе Г. Эрос и цивилизация. – К.: «ИСА», 1995.
Фуко М. Воля к истине. Пер. с франц. – М.: Касталь, 1996.
Стрелков Ю.К. (Москва)
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ДЛИТЕЛЬНОСТИ
Понятие длительности – центральное среди терминов, характеризующих
временную форму. Время становится мощной опорой психологических разработок
в теории и практике. Быть может оно позволит иначе взглянуть на психологию? По
крайней мере, акценты изменились, «феноменологическая психология» открывает
новые горизонты видения каждого из этих ключевых психологических понятий
(сознание, деятельность, личность, действие, ситуация, образ мира, отношение к
другому человеку), формирует линии прикладных работ.
Длительность – это не просто число – мера движения. Качественное рассмотрение длительности показывает, что она объединяет в себе целый ряд процессов – переживание, действие субъекта, совершаемое посредством движений, процессы в окружающем мире и в организме человека.
Длительность и временной синтез. Определение чистой длительности по
А. Бергсону указывает на взаимопроникновение наличного и предшествующих состояний сознаний, на их общность, без различения.
«Чистая длительность есть форма, которую принимает последовательность
наших состояний сознания, когда наше «я» просто живет, когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями сознания и теми, что им предшествовали. Для этого оно не должно всецело погружаться в испытываемое ощущение или
идею, ибо тогда оно перестало бы длиться. Но оно также не должно забывать предшествовавших состояний: достаточно, чтобы, вспоминая эти состояния, оно не по-
43
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
мещало их рядом с наличным состоянием, наподобие точек в пространстве, но организовывало бы их, как бывает тогда, когда мы вспоминаем ноты какой-либо мелодии, как бы слившиеся вместе. Разве нельзя сказать, что хотя эти ноты следуют
друг за другом, мы все же воспринимаем их одни в других и вместе они напоминают живое существо, различные части которого взаимопроникают в силу самой их
общности? Итак, можно постичь последовательность без различения; ее можно понять как взаимопроникновение, общность, как внутреннюю организацию элементов, каждый из которых представляет отдельное целое и отделяется из него только
актом мышления, способного абстрагировать» [1].
Это и есть временной синтез [2]. Но сама длительность обозначена Бергсоном особо – как последовательность и задана предикатами «нашего Я» – «просто
живет», «не погружается», «не помещает рядом». Сознание с давних пор характеризуется длительностью (свойства потока сознания – Джемс, длительность как объективная характеристика ощущения, внимания – Вундт). Временной синтез (настоящее, прошлое будущее) – важнейшая из образующих в структуре сознания, его
представляют пространственной моделью и обозначают «горизонт настоящего».
Длительность не сводится к временному синтезу, она выражает его динамику: словно трехъярусный плот переменной толщины и площади несется по порожистой реке. Динамика изменений характеристик плота связана со сложностью участка, но не
определяется ею полностью. Продуктом синтезирующей работы сознания является
временной объект, который построен на длительности, поддерживаемой памятью:
ретенция и протенция [3]. Не менее важны ожидание, внимание и восприятие.
М. Хайдеггер приводит определение: «время есть нечто, исчисляемое в
движении, поскольку я вижу движущееся в горизонте от чего-то к чему-то», и « …в
движении, с которым встречаемся, когда принимаем во внимание «до» и «после» в
горизонте более раннего и более позднего», которое дополняет положениями: 1) об
экстатично-горизонтном устройстве времени; 2) о единстве трех составляющих
временности – одержание, настояние, ожидание, которые относятся соответственно
к прошлому, настоящему, будущему; 3) о ключевом значении будущего; 4) о четырехмерности времени; 5) о структурных составляющих темпоральности: значимость, приуроченность, продолжительность, публичность.
Мы понимаем время как сложную характеристику процесса, которая дается
с помощью таких терминов, как срок, длительность, ритм, временной синтез (единство настоящего прошлого и будущего), синхронизация, одновременность, упорядочение, последовательность, событие и множества других: темп, момент, начало,
конец, процесс, изменение, движение, неподвижность, цикл, период, эпоха, повторение, различие и т.п.
В процессе исполнения длительность неотделима от ожидания конца, результата деятельности – переживания текущего процесса, устремленного в будущее.
Два временных термина – конец и начало, которые объединяет длительность, сохраняются в памяти субъекта, пока он выполняет действие.
Субъект может понимать процесс, его идею, смысл, гармонию и на этой
основе предвидеть его завершение. Эмоциональное переживание, связанное с исполнением, может ослабить или даже свести на нет ожидание конца. Но общая временная структура процесса, характер и позиции отдельных моментов позволяют
реконструировать процесс и вновь продлить его представление в будущее. Для этого субъект должен приложить усилия.
В совместной деятельности обсуждение, поиск оптимального пути к результату объединяет и изменяет переживания и ожидания людей. Единство и разногласие, конфликт и безразличие – групповые факторы, которые не могут не повлиять на переживания, мысли воспоминания, ожидания, выполнения – формы дли-
44
Раздел I. Пленарные доклады
тельности. Важно схватить психологическое содержание временного объекта, пока
он не закончился, не перестал длиться.
Время позволяет сопоставить различные процессы в жизни и деятельности
человека с окружающим миром (людьми, событиями, предметами и процессами) и
говорить об их множестве, позволяет понять, как возможна синхронизация, как
схватываются и удерживаются длящиеся объекты.
Субъект может влиять на длительность – удерживать ее в заданных рамках,
задержать, ускорить, прервать выполнение задачи. Временная задача, связанная с
длительностью, формулируется в любой сознательной жизнедеятельности.
Срок, обозначенный финал, представлен в настоящем – становится фактором, определяющим переживание и исполнение длительности. Срок приближается,
и, если поддерживается действиями субъекта, сохраняет смысл – продолжает оставаться включенным в систему жизненных связей. Содержание будущего – не только
событие, которое связано со сроком, но и промежуток (остаток длительности) до
срока. Он может быть оценен делами, которые должны быть одно за другим выполнены до срока. Дела положены на календарь, соотнесены с часами суток.
Длительность – переживание процесса, его тягучести, течения. Это переживание первично, его следует искать в ожидании, воспоминании, восприятии,
внимании. Это чувство вызывается, оживляется рассказом другого, который обогащает исходную структуру. Теперь уже в нее входят впечатления, воспоминания,
мысли, организованные посредством языка.
Длительность выступает как переход – преодоление трудностей, сопротивления среды, материала, инерции инструмента и собственного двигательного аппарата, наконец, собственной лени. В понятие длительности, которое формируется у
субъекта, входят знания трудностей и приемов их преодоления, воспоминания о
преодолении, об ожидании завершения процесса. Знание процесса, процедуры дает
знание длительности, дает возможность оценить длительность до исполнения или
после, по памяти. Временная последовательность действий субъекта наполняет длительность, является ее тканью.
Процесс, наблюдаемый субъектом, предстает как последовательность изменений, которые не зависят от его действий. Чтобы понять смысл такого процесса
и прогнозировать его, субъект должен определить качество, состав, пространство,
изменений, понять, что означают промежутки между изменениями – каковы ритмы,
насколько они устойчивы, каковы тенденции изменений.
Переживание длительности возникает из усилия, которое прикладывает
субъект, чтобы преодолеть сопротивление материала, обстоятельств, тела, людей,
вещей и т.д. Преодоление может быть разложено на качественно разные составляющие в зависимости от того, что именно мешает движению субъекта. Чувство
сливается со знанием стратегий преодоления, путей и приемов, вербальных и телесных усилий, которые требуются для преодоления.
Длительность позволяет увидеть детали процесса и найти способ их связывания. Применяя такое мощное средство необходимо постараться не утратить психологической специфики. Если процессы развертываются очень быстро, не поддаются наблюдению со стороны и самонаблюдению, следует определить процедуры
их формирования. Об элементах таких процессов судят по продукту. Мы стараемся
найти место для переживаний, образов, сознания и когнитивных процессов, ищем
указаний на участие речи, описываем характер образов (яркие, четкие стирающиеся,
увядающие). Длительность выявляет особый тип связности между элементами процессами – временную. Ее необходимо сопоставлять со смыслом процесса, который
становится ясным, только если дождаться финала действия. Здесь важно знать и об
установке субъекта, его потребностях мотивах, ценностях, о той внутренней работе,
45
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
которую совершает субъект.
Не имея возможности развернуть утверждения, кратко подведем итоги.
Длительность фокусирует организующую, упорядочивающую функцию
временной формы. Длительность раскрывается как синхронизация, срок и ритм.
Исполнение длительности получило воплощение в особой методике (воспроизведение длительности по образцу – Б.И. Цуканов [9]). Длительность действий,
операций определяется технологическим процессом, в который включен человек.
Выдерживание длительности основано на волевом процессе.
Иррациональный аспект длительности – переживание. Здесь длительность
выражает меру вовлеченности человека в процесс: от полной, когда он является
подлинным творцом, хозяином, субъектом, когда он озабочен лишь тем, достаточно
ли ему времени, чтобы выполнить намеченное, до минимальной, при его нейтральной, или пассивной позиции, когда ему нужно выждать, или даже страдательной,
когда необходимо выдержать, вынести длительность как испытание. Переживание
длительности связано с разнообразием обстоятельств, в которых пребывает субъект
[4]. Крайнее разнообразие утомляет, однообразие вызывает скуку.
Длительность представлена во временном знании и структурах опыта субъекта. Сохранить и накопить знание о длительности можно через характеристику
деятельности (ритм, темп и т.д.), через ориентиры в деятельности и сопутствующих
процессах, опираясь на память об эмоциональных переживаниях и, особенно, об
утомлении, которое связано с процессом. Ожидание, движения, изменения (ожидание длительности) и воспоминание о длительности не могут оставаться «чистыми»
– к ним всегда примешиваются впечатления и переживание происходящего кругом.
Принципиальное отличие и преимущество той позиции, которую мы здесь представляем – переживание длительности задает психологическое настоящее. Оно не
сводится только к представленности процесса субъекту. Тема «Ожидание и длительность» плавно переходит в «Длительность ожидания», которая привычно ассоциируется с тревогой, страхом.
Длительность характеризует динамику внимания. Изобретательность психологов в создании процедур ее измерения не знает предела [5].
Длительность представлена во временном знании и структурах опыта субъекта вербальным и числовым описанием процесса, указаниями темпа, ритма сроков
и временной структуры. Длительность предполагает способность субъекта выполнить действия – владение пространственными и временными схемами.
Временная связность образа мира обозначается как длительность, как своеобразное не пространственное, а временное расширение образа ситуации. Длительность – это переход между локальным и глобальным во временной структуре образа
мира.
Длительность – резерв личности. Жизненные задачи человека приурочены
к определенным событиям. Сроки их наступления входят в мотивационную структуру личности. Важность, «означенность» события – свойство темпоральности [6;
7], а длительность выступает как мера отдаленности срока. Напряжение возникает,
когда срок приближается, а подготовка к событию еще не завершена. Потенциал
личности – способность выполнить большой объем работы за оставшийся промежуток. Длительность становится мерой личностного потенциала. Динамика напряжений должна быть представлена в мотивационной структуре и мотивационных линиях, определяемых сроками. Потребность определяется из будущего: длительностью
до срока, момента, когда она будет удовлетворена. Задержка потребности превращается в испытание, а длительность – становится его мерой [8].
Длительность является важной характеристикой социальной ситуации. В
отношениях между людьми она служит мерой понимания («Я и другой»), мерой
46
Раздел I. Пленарные доклады
установления отношений – согласия или разлада. Без участия Другого субъект не
сможет понять смысл важнейшего события жизни. Переживание длительности может стать невыносимым при внезапном разрыве с близким человеком. При потере –
длительность и сила – две главные характеристики страдания, их динамика становится важным критерием в процессе реабилитации.
В разнообразии форм разработки психология оперирует широким спектром
значений термина «длительность»: в психофизиологии, информационно-процессуальных подходах, на уровне «функциональных органов», длительность – мера процесса, аналогичная той, что применяется естественных науках, иное дело в психоанализе и психологии горя, вообще в тех областях, где фигурирует субъект деятельности, личность, социальная группа. Определяющим является то, насколько ход
процесса зависит от сознательной работы субъекта. Возможно, рассмотрение понятия длительности прольет свет на проблему гуманитарного подхода в психологии,
позволит увидеть границу применения.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Собр. соч. Т.1, 1992.
Делез Ж. Различие и повторение. СПб.: Петрополис, 1998, с.95-125.
Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т.1. Феноменология внутреннего сознания
времени. М.: 1994.
Истомина О.А. Пространство и время в образе мира моряка в длительном рейсе флота: Дисс. … канд. психол. наук. Хабаровск, 2005.
Серкин В.П. Образ мира и образ жизни. Магадан: Изд-во СМУ, 2005.
Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1998.
Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. – СПб, 2001.
Енькова Л.П. Представление о времени жизни у судоводителей морского флота: Дисс … канд. психол. наук. М., 2002.
Цуканов Б.И. Время в психике человека. Одесса: Астропринт, 2000.
Тульчинский Г.Л. (Санкт–Петербург)
ГУМАНИТАРНОСТЬ ПРОТИВ ГУМАНИЗМА?
Что такое гуманитарность сегодня? Что определяет ее содержание, направленность? Основывается ли она на идее гуманизма? Или наоборот – дает ей новые
импульсы?
Содержание гуманитарности
Насколько вообще совместимы понятия гуманитарности и знания? Неспроста ведь в английском языке отсутствует понятие «гуманитарные науки». Вместо
него используется понятие humanities – широкая сфера проявлений человеческого
духовного опыта. Результатам этой деятельности характерны уникальность, неповторимо личностный характер, оценочность, эмоциональная окрашенность. В этом
случае можно говорить не столько о знании и познании, сколько о смыслопорождении и осмыслении (понимании). Этой сфере, с ее смысловой неоднозначностью,
противостоит наука, science, под которой понимается деятельность, связанная с получением знания в результате расчета и эксперимента, т.е. преимущественно – естествознание и математизированные науки.
В содержании гуманитарности можно проследить несколько слоев (уровней), с
47
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
каждым из которых связаны соответствующие виды гуманитарной экспертизы:1
«Социологический» (собственно социологический + политэкономический
+ экономико-географический) уровень знаний о социальной, политической, экономической, отчасти – природной среде, обеспечивающей сохранение и развитие общества. Речь в данном случае идет о внешнем слое (уровне) инфраструктуры
культур – среды, условий (гарантий) существования и развития конкретных культур: от кормящего ландшафта и экономики до политического менеджмента и права.
Поэтому экономикоцентризм, политикоцентризм чреваты серьезными, если не катастрофическими издержками. Последние российские реформы – убедительный
тому пример. Экономика, политика суть инфраструктура, обеспечивающая выживание и развитие конкретных социальных культур как внегенетических систем порождения, сохранения и трансляции социального опыта.
«Культурологический» уровень – не менее опасен «культуроцентризмом».
Можно только приветствовать попытки типа разработки «Декларации прав культуры», инициированной в середине 1990-х академиком Д.С. Лихачевым. Каждый
народ и каждый этнос должен иметь право на реализацию базовых ценностей культуры, с которой он себя идентифицирует, на доступ к культурно-историческому
наследию. В современном мире развитие культур предполагает их сосуществование, вынуждает к этому. Однако не следует и забывать, что самодостаточность отдельных культур очень часто оборачивается в лучшем случае – изоляционизмом, а
чаще нетерпимостью к иным культурам и их носителям, а то и шовинизмом. И хорошо известно, что национализм чаще всего выпестовывается в среде гуманитарной
интеллигенции. Важно понимать, что культура – не самоценна. Культуры – суть
инфраструктуры, обеспечивающие формирование и развитие (социализацию и индивидуализацию) конкретных типов личности.
«Антропологический» уровень – рассмотрение условий существования человека как психосоматической целостности. Этому уровню характерна менее очевидная, а значит – нетривиальная и важная ограниченность «человекоцентризма».
Человек – это не всегда хорошо и не всегда самоценно. Это убедительно показал
XX век. О вине «гуманистических идеалов» в великой крови ХХ века писал В. Шаламов. Собственно, именно об этом еще ранее была написана «Легенда о Великом
Инквизиторе» Ф.М. Достоевского. Лозунгом «Все во имя человека, все для блага
человека!» могут оправдываться самые страшные злодеяния и самозванство – делание других счастливыми помимо и вопреки их воле. Кроме того, современные телесные практики в науке, медицине, искусстве, игра с телом в обыденном опыте
открывают несущественность антропоморфности.
Еще глубже «персонологический» подход – выявление форм, условий и гарантий формирования, развития и сосуществования личностей, в том числе – носителей различных идентичностей, их самореализации, творчества. Человек, как конечное существо, обречен на постижение бесконечного мира только «в каком-то
смысле», с какой-то ограниченной в пространстве и времени позиции. Смысл – порождение конечной системы, пытающейся понять бесконечное. Поэтому смыслообразование персонологично, является результатом глубоко личностного опыта, проявлением человеческой свободы и ответственности. Но персоноцентризм также ограничен, чреват эгоцентрическим индивидуализмом. Сама личность – как психосоматическая целостность – тоже оказывается лишь инфраструктурой – свободы.
См. Проективный философский словарь: новые термины и понятия. СПб.: Алетейя, 2003, а также Тульчинский Г.Л. Свобода и смысл. Новый сдвиг гуманитарной парадигмы. (Российские исследования в
гуманитарных науках. Том 16). The Edwin Mellen Press. Lewiston-Queenston-Lampeter. 2001.
1
48
Раздел I. Пленарные доклады
Наконец, самый глубокий «метафизический» уровень, уровень метафизики, проявления свободы как бытия в возможности. Именно он оказывается главным, стержневым, на который наслаиваются все другие. Свобода – «дыра в бытии»,
как называл ее Ж.-П. Сартр – оказывается центрообразующим фактором, на который наслаиваются различные слои гуманитарного знания. Подобно ступице в колесе, без которой невозможно движение колеса, система гуманитарности формируется вокруг свободы как источника открытия новой реальности. Игнорирование
этого уровня обессмысливает все остальные. Более того, ограничение одним или
только несколькими другими уровнями, без рассмотрения условий и гарантий реализации свободы не только несостоятельна, но и опасна. За человеком – существом,
в общем-то, амбивалентным, надо видеть главное, носителем чего он довольно часто выступает – свободу. И покушение на свободу всегда, так или иначе, оказывается
покушением на бытие, ничтожит его.
Абсолютизация каждого из отмеченных слоев чревата серьезными проблемами. Поэтому различные «центризмы» (социоцентризм, экономикоцентризм, культуроцентризм и т.п., даже – логоцентризм) оказываются недостаточными и несостоятельными в раскрытии смысла гуманитарности, в центре которой оказывается
свобода, последовательными инфраструктурами проявления которой выступают
остальные уровни.
Единственный пока носитель свободы – личность, существо, наделенное
способностью к трансцендированию в иное. Проявлением этой способности и является сознание, разум, все то, что связывается с интеллектуальной, духовной деятельностью. Не случайно по-немецки гуманитарные науки называются die Geistwissenschaften – науки о духе.
Человек, как конечное существо, обречен на постижение бесконечного мира только «в каком-то смысле», с какой-то ограниченной в пространстве и времени
позиции. Смысл – порождение конечной системы, пытающейся понять бесконечное. Но тогда условием осмысления является «выход в контекст» своего бытия.
Этим условием оказывается свобода – не только исходный импульс, но и критерий
и гарант осуществления этого смысла в социальном со-бытии.
Кризис гуманизма: гуманитарность contr гуманизм?
В наши дни часто звучат слова о дегуманизации современного общества.
Но что конкретно выражает эта пафосная формулировка? Означает ли она, что
раньше общество было «гуманизировано», а нынешнее – нет? Вообще-то все общественные обустройства, так или иначе, но апеллируют к человеку, обеспечению оптимальности социального бытия.
И что такое – дегуманизация? Расчеловечивание? Утрата человечности? В
чем и где эта дегуманизация проявляется? В росте насилия – в т.ч. со стороны власти? В технологическом рассмотрении человека как средства в политике, в менеджменте, даже в медицине – как поставщика запасных частей, в искусстве? И тут
вопрос спорен. Достаточно хотя бы напомнить достижения в охране окружающей
среды, в медицине, степень комфорта жизни и условий труда, достигнутых современной цивилизацией. Да и возможна ли дегуманизация в принципе, если все ее
проявления – дело рук человеческих, воплощение его идей, потребностей, чаяний?
Главная проблема не в дегуманизации, а в самом человеке. И наше время,
действительно, ставит эту проблему чрезвычайно остро. Сам человек стал проблематичен, нуждается в некоей гомодицее.
Человек есть человек в полном смысле слова тогда и только тогда, когда он
является личностью, носителем сознания и самосознания. Именно самосознание –
наиболее важное проявление человеческой сущности. Речь идет о свободе, носителем которой является субъект самосознания. Человеческая сущность и есть свобода,
49
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
вечно ждущая за порогом человеческой определенности мира. Самосознание «Я»
внеприродно и внефизично именно потому, что есть чувствилище свободы. Человеческая сущность и есть свобода, вечно ждущая за порогом человеческой определенности мира. Самосознание «Я» внеприродно и внефизично именно потому, что есть
чувствилище свободы.
В этой связи мы оказываемся перед проблемой духовности, которая отнюдь
не сводится к вопросам конфессиональным вроде соотношения традиционного православия и новых форм религиозности.
Где и когда личность? Где и когда Я? К концу ХХ столетия эти вопросы
звучат весьма нетривиально.
Ответом на вопрос, «чье» сознание может быть указание какого-то пункта
духовного целого, относительно места, позиции личности в мире. В этом плане человек вторичен от своей позиции, «доли», от своей включенности в мир. Не личность формирует ответственность, а наоборот – ответственность и (как следствие –
свобода) формирует и оформляет личность. Границы личности историчны, задаются свободой и ответственностью.
Поэтому они зависят, прежде всего, от особенностей культуры, которой
принадлежит личность, и которая собственно и определяет границы личности.
Можно говорить об общеисторической тенденции «привязывания» границ поступка
и ответственности за него к границам индивидуальной личности, о постепенном
сужении этих границ – как правовых, так и нравственных. Человек проделал путь от
целостности мифа, сливающего человека в неразличимый синтез с природой, обществом, к этносу, роду, классу и, наконец – к личности. От безличного человека к
индивидуальной личности. В настоящее время в цивилизованном обществе нравственно-правовые границы личности как субъекта поступка и ответственности за него, практически совпадают с границами биологическими – психосоматической целостности индивида, буквально – с кожно-волосяным покровом тела.
Однако даже эти границы подвижны, зависят от возраста и психического
здоровья личности. Несовершеннолетний (а в каждой культуре свои правовые границы совершеннолетия) или психически больной (невменяемый) человек в эти границы не попадает, т.к. не отвечает за свои действия в силу недостаточности интеллектуального и нравственного развития или в силу болезненного состояния. За этими границами человек не является личностью, так как невменяем (ребенок, маразматик, психический больной и т.п.). Тем самым очевидна историческая тенденция сужения границ Я, границ личности вменяемого, свободного и ответственного
субъекта от племени, общины, рода до психосоматической целостности индивида и
к определенным этапам его жизненного пути (например, от 18 лет до наступления
старческого маразма).
Более того, эта тенденция сужения границ вменяемости и личности может
быть продолжена в плане сужения границ человеческого Я. Процесс сужения границ ответственности (а значит – и личности) может пойти дальше, вглубь? Нынешние успехи медицины и технологии, возможности протезирования, трансплантации
органов, косметические операции, операции по смене пола делают реальным отношение к телу как своеобразному костюму, скафандру, которые личность при желании и возможностях может поменять. Современная генная инженерия (одно клонирование чего стоит!), успехи медицины не просто породили биоэтику, но создают
совершенно немыслимые ранее нравственные, правовые и религиозные казусы.
Психологи и даже педагоги говорят о пренатальной (внутриутробной) стадии развития личности. Небывалой (до политических столкновений) остроты достиг вопрос об абортах, трактуемых не как прерывание физиологического процесса – беременности, а как человекоубийство в полном смысле слова со всеми вытекающими
50
Раздел I. Пленарные доклады
нравственными и правовыми последствиями.
Границы свободы и ответственности в наши дни утрачивают четкость Нового и новейшего времени. Границы свободы в XIX-XX веках есть границы собственности (доля, кусок, объем). Я становится «точкой ответственности» в стихиях,
стоящих за видимым миром, «странником» по этим стихиям, «точкой сборки» самосознающего Я, которое не столько отделено от бытия, сколько вплетено в его ткань.
Свобода и свобода воли – синергетический результат формирования и развития личности (синергетического результата развития культуры), реализует возможность прорыва, трансцендирования в иное, потенцирования реальности.1 Вне
человека, точнее – вне человеческой личности, обладающей сознанием, свободы
нет. ХХ век принес осознание того, что главное не борьба за свободу и даже не достижение свободы, а переживание свободы, способность ее вынести. Это переживание может быть бегством от свободы, уходом в невменяемость. Может оно обернуться и свободой воли как волей к неволе. Может обернуться и прямым произволом, насилием над природой, обществом, другим человеком. Но может открыть
гармонию мира, меру и глубину ответственности за нее.
Перспективы постчеловечечности
Великий гуманистический проект Возрождения и рационализма Просвещения, превративший человека в самоцель и высшую ценность на наших глазах приобретает новые краски. Серьезной заслугой постмодернизма является демонстрация
несостоятельности и тупика культуроцентризма, а также самодостаточности творчества. Раскультуривание современной культуры, перенасыщенной культурой, в
которой сама культура становится предметом игрового манипулирования, развенчивает амбиции культроцентризма. Тем самым обессмысливается и творчество. И
то и другое, ставящееся во главу угла, – обессмысливается, не находят основания в
самом себе. И не найдут никогда, потому что смысл, как это очевидно ясно, задается контекстом. Но в тупик ведет и самоценность человека. Поэтому так называемое «расчеловечивание» современной культуры и цивилизации, так пугающее иных
записных гуманистов, в высшей степени плодотворно. Современная культура расчеловечивает, открывая важность пост-человечности,2 позволяя за тремя соснами
увидеть лес и путь в нем.
Тенденции развития правовой и нравственной культуры подтверждают сказанное. В мировой правовой системе произошел сдвиг, может быть – самый значительный за всю историю. Суть этого сдвига в том, что неотъемлемые права человека приобретают наднациональную юридическую значимость. Еще в начале XX
столетия право было озабочено соблюдением норм социальной жизни в экономической, политической сферах преимущественно. Нарушение прав национально-этнического плана не становилось вопросом правовой экспертизы. Например, армянский геноцид так и не стал в свое время предметом правовой оценки. Но уже Холокост расценивался Нюрнбергским процессом как преступление против человечности. В 1993 году решением Совета Безопасности ООН был создан Гаагский трибунал по преступлениям в бывшей Югославии, а в 1994 – трибунал по преступлениям,
совершенным во время гражданской войны в Руанде. В 1998 – принято решение о
создании Постоянного международного уголовного суда по военным преступлениям, преступлениям против человечности и геноцида. Более того, международное
сообщество вернулось к правовой оценке армянского геноцида начала ХХ века. Пе-
Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб.: Алетейя, 2001.
См. Тульчинский Г.Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности.
СПб.: Алетейя, 2002.
1
2
51
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
реломным моментом можно считать 1999-2001 годы: дело А. Пиночета, а затем и С.
Милошевича. Отныне никакой государственный пост не освобождает от уголовной
ответственности за преступления против ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.
Речь идет именно о, похоже, необратимой динамике. От экономики, политики право в мировом масштабе шагнуло в обеспечение гарантий национально-этнической культуры. Повсеместно активизировались правозащитные движения, все
более гуманными становятся законодательства и пенитенциарная система. Яркий
пример тому – запреты или моратории на применение смертной казни. То есть, право закрепилось уже и на уровне гарантий существования отдельной личности.
Тем не менее, похоже, назревает следующий шаг – к сердцевине гуманитарности. Речь идет отнюдь не только о гарантиях свободы вероисповедания и прочей культурной идентичности. Это гарантии предыдущих уровней. Речь идет о свободе доличностного уровня. Яркий пример – проблемы абортов и использования
генной инженерии, клонирования и т.п. Все они связаны с правовой защитой еще не
сформированной личности, некоей возможности личности.
Поскольку право, закон – формализованная часть нормативно-ценностного
содержания культуры, нравственности, фиксируя в «сухом остатке» закрепляемые
нормы социальной жизни, то общая динамика гуманитарной культуры за последнюю сотню лет становится тем более очевидной.
Похоже, настала пора четкого различения понятий гуманизма и гуманитарности, включая в последнюю и постчеловеческую персонологию. Гуманизму, похоже, место рядом с экономизмом и национализмом – формами ограниченной гуманитарности.1 Гуманитарность же предстает персонологией свободного духа. Перспектива – постчеловеческая персонология. И если гуманитаристика – наука, то это
Geistwissenschaften. В буквальном смысле.
Одно соображение, представляющееся важным. Проявления духовного
универсальны и едины – в силу своей постчеловечности. В этой перспективе несколько неожиданно открывается возможность гуманитарных наук. Условием science является единство природы, дающее основание универсальности открываемых
научных законов. Возможность гуманитарного знания основано на единстве и универсальности духа. Так например, все люди, как личности, являются носителями
трансцендентального субъекта. Другой разговор, что единый и универсальный дух
проявляется через конкретную личность, занимающую конкретную и уникальную
позицию в мире. Но, впрочем, и в science единый и целостный мир открывается в
каких-то приближениях, с каких-то позиций исследования, экспериментирования,
средств наблюдения, измерения и т.д.
Постижение человеком мира – попытки конечного существа понять бесконечное. Поэтому оно всегда герменевтично, всегда интерпретация, всегда осуществляется с какой-то позиции, точки зрения. Гуманитарность неизбывна с точки зрения личностной, базовых ценностей какой-то культуры или субкультуры и т.д. В
этом плане следует признать гуманитарный аспект в science. Поэтому тем более
оказывается важным согласование (гармонизация, оптимизация) различных позиций и критериев. А это, в свою очередь, возможно, только при условии признания
абсолютного и внебытийного критерия – свободы и условий ее реализации.
Свобода – инорациональность ответственности в гармоничном целом мира.
Источник всего разнообразия современного единого мира (единого в своем разнообразии и разнообразного в своем единстве) коренится в сердце души каждой уникальной личности. И в этих глубинах бытия нет зла.
1
Науки о человеке в современном мире. Часть 1. Философский век. Т.21. СПб., 2002, с.129-135.
52
Раздел I. Пленарные доклады
Умрихин В.В. (Москва)
ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМА В СУДЬБЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ
НАУКИ (к анализу одного исторического парадокса)1
Обращаясь к судьбе психологии Нового времени, можно заметить один
знаменательный исторический парадокс. Более чем двухвековой ее путь к освоению
идеалов и норм естествознания – вплоть до построения в конце XIX века В. Вундтом экспериментальной психологии – в качестве итога привел к осознанию принципиальной ограниченности и непродуктивности естественнонаучной методологии
как основы психологического познания.
Претендуя на статус науки, психология с неизбежностью должна была соответствовать принятым в эпоху Нового времени критериям научности. Вплоть до
конца XIX века эти критерии определялись опытом первых и наиболее продвинутых отраслей естествознания, которые в XVII веке, выделившись из недр философии, уверенно продвигались по пути самостоятельного развития. К наиболее важным критериям относились, помимо наличия теории изучаемого предмета, экспериментальный метод исследования и тесно связанная с ним возможность использования количественных методов анализа, позволяющих представлять научные законы в строгой математической форме. Кроме того, в качестве доминирующего выступал эмпирический способ познания.
Если в теориях, описывающих изучаемый предмет, психология явно не испытывала недостатка, то достигнуть соответствия остальным критериям научности
ей не удавалось в течение долгого времени. Неслучайно еще в XVIII веке И. Кант
(именем которого недавно решили назвать университет в российском Калининграде!) довольно пессимистично отзывался о перспективах психологии стать наукой. Аргументировал он свое воззрение как раз недоступностью для психологии
эксперимента и использования количественных методов как важнейших по тем
временам критериев научности. Однако в своих прогнозах великий немецкий философ оказался не точен. Уже в следующем веке психология обрела недостающие
компоненты и получила полное право считаться наукой. Впервые блестящим воплощением такой науки стала экспериментальная («физиологическая») психология
В. Вундта, давшая начало стремительному развитию мировой экспериментальной
психологии.
Однако этот очевидный триумф довольно скоро обернулся серьезными
проблемами, ставшими неодолимыми препятствиями на пути дальнейшего психологического познания. Психологическое знание быстро утрачивало единство (неслучайно У. Джеймс сравнивал современную ему психологию с огромной массой
сырого фактического материала). Так, сам основатель экспериментальной психологии В. Вундт, надеясь с помощью эксперимента постичь «общие законы душевной
жизни», в результате пришел к формулировке четырех частных психологических
закономерностей, никак не соответствовавших заявляемому статусу. Возникла объективная необходимость поиска альтернативной – и в методологическом, и в теоретическом плане – модели науки, преодолевающей ограниченность естественнонаучной психологии. Сам В. Вундт, разочарованный результатами развития «физиологической психологии», избрал в качестве подобной альтернативы «психологию
народов» – особое направление культурно-исторической психологии, разработке
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00274.
53
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
которого он посвятил два последних десятилетия своей жизни.
Поиск альтернатив естественнонаучной психологии (несмотря на мощные
движущие силы ее собственного развития) превращается в одну из важнейших тенденций психологии конца XIX – XX вв., воплотившуюся в построении самых разнообразных теоретических моделей.
Одной из первых альтернатив вундтовской «физиологической психологии»
стала выдвинутая Ф. Брентано программа психологии как «учения об актах сознания», не только породившая феноменологический способ познания, но, в частности,
возродившая целедетерминизм и на его основе обосновавшая принцип целостности
как новый способ познания человеческой психики, получивший широчайшее распространение в психологии XX века.
Вскоре была выдвинута широко известная версия двух психологий В. Дильтея
и Э. Шпрангера. В противовес естественнонаучной, или каузальной, они приступили к
разработке «описательной», или «понимающей» психологии как учении о целостном
человеческом духе, средоточием которого выступает ценностно-смысловая сфера.
На сходной методологии, хотя и в иных теоретических абстракциях строился персонализм В. Штерна, где исходным полагалось понятие личности, лежащее
в основании всего многообразия психической жизни.
При всей несхожести и оригинальности теоретического содержания психологической концепции К. Левина, в ее основе лежат те же методологические основания, названные автором «галилеевским» способом мышления и противопоставленные «аристотелевскому».
В отечественной психологии также можно встретить немало примеров попыток преодолеть рамки естественнонаучного эмпирического способа построения
психологического знания. Так, основатель первого в России Психологического института Г.И. Челпанов, придерживавшийся в принципиальных моментах вундтовской методологии, утверждал, что помимо эмпирической психологии требуется
создание «общей», «теоретической», или «философской» психологии. Причем при
ее разработке «конечные нити должны находиться в руках психологов-философов».
Один из таких «психологов-философов», в понимании Г.И. Челпанова, С.Л.
Франк в трагическом 1917 году успел опубликовать книгу «Душа человека» с подзаголовком «Опыт построения философской психологии», проекту которой уже не
суждено было воплотиться в условиях советского времени.
Теория установки знаменитого грузинского психолога Д.Н. Узнадзе (учившегося в свое время в Германии и близко знакомого с В. Штерном) также была первоначально ориентирована на поиск целостной категории, первичной по отношению к многообразным формам взаимоотношений человека с миром.
Л.С. Выготский, усматривавший путь выхода из кризиса в создании «общей
психологии» как разработки «методологии практики», также был устремлен к поиску целостной исходной категории, возвышающейся над представлениями о многообразных конкретных феноменах психической жизни. Именно поэтому главным и
наиболее глубоким смыслом кризиса он считал не борьбу между многочисленными
психологическими школами, а непримиримое противоречие между двумя психологиями – «естественнонаучной, материалистической и спиритуалистической».
Это далеко не полный перечень попыток найти альтернативу классической
естественнонаучной методологической парадигме психологии.
Важно обратить внимание, что столь интенсивный поиск подобных альтернатив смог начаться лишь тогда, когда психология Нового времени смогла добиться
своей главной в прошлом цели – стать подлинно естественнонаучной дисциплиной.
И только опыт ее пребывания в данном статусе позволил психологам раскрыть глаза на ограниченность, а значит и неприемлемость применения естественнонаучной
54
Раздел I. Пленарные доклады
методологии в постижении человека и его психики.
С течением времени проблема дихотомии методологии психологического
познания находила воплощение в различных теоретических абстракциях – отчужденности «локальных парадигм», в разрыве «академической» и «практической»,
«классической» и «неклассической» психологии и т.д. В наше время под влиянием
мощной тенденции гуманизации психологии во главу угла встала дихотомия «естественнонаучной» и «гуманитарной» парадигм. Одним из важных условий ее преодоления должен стать историко-методологический анализ соотношения и взаимодействия обоих типов методологий в конкретных способах построения теоретического знания и организации психологической практики.
Шувалов А.В. (Москва)
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП В ПСИХОЛОГИИ ЗДОРОВЬЯ
Два ракурса проблемы психологического здоровья
В России психология здоровья, как раздел научных исследований и их
практических приложений, находится на стадии становления. В числе ее приоритетных вопросов – выявление психологического оптимума жизнедеятельности человека и выработка критериев его оценки и самооценки. Ученые сходятся во мнении,
что в качестве центрального объекта изучения здесь должна выступать психологически здоровая личность. Соответственно, особое значение приобретает гуманитарное познание – изучение феномена здоровья с человековедческой позиции.
Философская антиномия родовой и индивидуальной сущности человека
нашла свое отражение в разнообразии мнений и подходов к проблеме психологического здоровья, за которыми просматриваются две ориентации: социоцентрическая
(к ней, в той или иной степени, тяготеют разработки Э. Фромма, В. Франкла, Б.С.
Братуся) и персоноцентрическая (выражена в исследованиях Г. Олпорта, К. Роджерса и А. Маслоу) (табл. 1). Первые ссылаются на то обстоятельство, что в отличие от животного человек не снабжен набором инстинктов и врожденных навыков,
которые позволили бы ему автоматически осуществлять свои родовые способности.
Человеческую сущность надо достичь, завоевать. Человеком надо стать. Согласно
этой установке психологическое здоровье характеризует процесс восхождения индивида к вершинам человеческой сущности и проявляется, прежде всего, в просоциальной личностной позиции. Вторые исходят из того, что человеческой природе
естественно присущи позитивные силы (ненасыщаемые потребности в доброте,
нравственности, дружелюбии и самоактуализации), направляющие к здоровью и
росту. Соответственно психологическое здоровье является результатом обретения
индивидом самого себя и проявляется в ощущении подлинности бытия.
Таблица 1
Типы установок в подходах к проблеме психологического здоровья
Ключевые аспекты
Социоцентрическая
Персоноцентрическая
безусловно-позитивная,
Основа психологичеРодовая
человеческая
сущ- Врожденная,
ность, как сложный, безмас- добрая и конструктивная индивидуальского здоровья
штабный ансамбль интериоризи- ная человеческая сущность, как иммарованных и персонифицирован- нентный потенциал, который раскрываных человеческих отношений
ется при определенных условиях
Социализация, как приобщение Индивидуализация, как оформление у
Базовый процесс в
индивида к духовным и культур- индивида уникального и неповторимого
картине личностнопсихического развития ным традициям, нормам и ценно- саморефлектирующего «Я»
стям общественной жизни
55
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Продолжение таблицы 1
Ключевые аспекты
Источник субъективного благополучия
Социоцентрическая
Чувство общности и духовного
сродства, социальная укорененность в мире
Доминанта личностной Самотрансценденция и самоотдача
направленности
Мировоззренческая
Чувство солидарности, долга и
ответственности перед людьустановка как детерми, сознательное, добровольное
минанта поведения
принятие социальных обязательств и следование им, служение
Максима психологиче- Быть человечным, т.е. развивать
в себе добродетельные качества,
ского здоровья
следовать высшим, духовнонравственным
устремлениям,
проявлять верность, стойкость и
последовательность в их осуществлении
Персоноцентрическая
Чувство аутентичности, цельности и
внутренней согласованности
Самоактуализация и самовыражение
Вера в собственное предназначение,
призвание, следование внутренним
сигналам (внутренним подсказкам) в
стремлении к личным достижениям
Быть самобытным, т.е. осознавать
личную свободу, рассекречивать и реализовывать собственный потенциал,
выбирать и прокладывать жизненный
путь, сохраняя ощущение подлинности
бытия
Здравый смысл подсказывает, что речь идет о более сложных вещах, нежели формальное различение эгоистической и альтруистической мотиваций. Показательно, что разные пути размышления приводят ученых к схожим представлениям о том, какими качествами должен обладать психологически здоровый человек.
Вера в собственное предназначение и чувство долга, самосовершенствование,
стремление к личным достижениям и самоотдача, служение людям, делу, истине
являются атрибутами свободно-личностного отношения к жизни, модальностями
духовного бытия, как вдох и выдох при дыхании составляющими две необходимые
стороны существования человека. Социоцентрическая и персоноцентрическая установки своеобразно переплетаются и переходят друг в друга в предпринятых психологами попытках описания духовной целостности, формирующих антропоцентрический эталон здоровья.
Очевидно, что теория, делающая слишком сильный крен в сторону коллективистских или индивидуалистических установок человеческого развития и существования, создает «плацдарм» для противопоставлений и становится контрпродуктивной. Существенным шагом в согласовании социоцентрического и персоноцентрического ракурсов стал гуманитарно-антропологический подход в психологии,
ориентированный на человеческую реальность во всей ее полноте.
Антропологический подход к проблеме психологического здоровья
Для раскрытия сути психологического здоровья А. Маслоу, будто стремясь
уравновесить собственные персоноцентрические доводы, предлагал обратить пристальное внимание на такое понятие, как «человечность», на понятие, пока в большей степени описательное, однако содержащее в себе достаточный элемент нормативности. Антропологический принцип в психологии, органично совмещающий
индивидуальное и социальное, обладает здесь значительным эвристическим потенциалом. Предельные категории психологической антропологии – субъективная реальность и со-бытийная общность – позволяют строить предметно-теоретические
основания теории психологического здоровья, утверждать сугубую специфику психологии здоровья человека. Она уже зафиксирована различением понятий психического и антропопсихического (в терминологии А. Маслоу, И.В. Дубровиной – «психологического»; Б.С. Братуся – «личностного») здоровья, но требует дальнейшего
осмысления.
Если психическое здоровье традиционно интерпретируется как собственная
56
Раздел I. Пленарные доклады
жизнеспособность индивида, как жизненная сила, обеспеченная полноценным развитием и функционированием психического аппарата, то психологическое здоровье, в свою очередь, характеризует процесс становления и манифестации субъективного духа, обретения человеком собственной человечности. В христианской
культуре человечность находит свое выражение в личностном способе жизни,
предполагающем свободный, сознательный и ответственный выбор поведения на
основе ценностно-смыслового самоопределения субъекта жизнедеятельности. О
состоянии психологического здоровья свидетельствует личностная устремленность
человека.
Жизнь и дух, утверждал К. Юнг, представляют собой две силы или необходимости, между которыми находится человек. Дух наделяет его жизнь смыслом и
возможностью величайшего расцвета. Жизнь же необходима духу, ибо его истина,
если она нежизнеспособна, ничего не значит. Соответственно, психологическое здоровье – это состояние, характеризующее процесс и результат нормального развития субъективной реальности; максима психологического здоровья есть интеграл
(т.е. единство, полнота и цельность) жизнеспособности и человечности индивида.
Человечность (этимологически – «чело» – сознание, устремленное к Вечности) следует понимать как тенденцию к универсальности бытия – высшему уровню
духовного развития; как восхождение к предельной полноте реальной жизни, откровению духовного единства себя и мира. Тенденция к универсальности может
быть описана как сопряжение и синергия особенного и всеобщего в онтогенезе
субъективной реальности, актуализация самобытности и со-бытийности, наращивание духовной целостности, полноты и открытости индивидуальной жизни, которые
в самом глубоком смысле есть свобода и любовь.
Нарушения психологического здоровья
Было бы ошибкой считать, что нарушения психологического здоровья по
аналогии с психическими недугами обязательно принимают вид душевного страдания или гротескного поведения, непременно проявляются в социальной дезадаптированности или асоциальных действиях. Напротив, люди могут успешно приспосабливаться к различным ситуациям, производить благоприятное впечатление, преуспевать и избегать поводов для внутреннего дискомфорта. Психологическое здоровье, в свою очередь, не исключает тревоги и растерянности, сомнений и заблуждений, конфликтов и кризисов. Состояние психологического здоровья имеет «мерцательную природу», т.е. здоровье и нездоровье соприсутствуют в виде противоборствующих субъективных тенденций и смысловых содержаний, каждое из которых может преобладать в отдельные моменты жизни. Вместе с тем, можно говорить
о направленности мотивов и характере поступков, внутреннем складе и личностной
устремленности человека. Соответственно можно выделить типичные отклонения в
развитии человеческой субъективности, которые, по сути, есть тенденции к «частичности» бытия.
Недоразвитие – первая линия дизонтогенеза субъективности – определяется диффузной самоидентичностью и несформированностью внятной личностной
позиции с характерным конформным настроем. Обезличенность проявляется в
арефлексивном способе жизни, неопределенности ценностных приоритетов, неустойчивом и беспринципном стиле поведения, отсутствии стремления к позитивной
свободе и самостоятельности, гипертрофированной зависимости от стечения обстоятельств, чужой воли и влияния среды (необязательно отрицательного), неспособности к самопроектированию своего будущего, приземленности интересов, инфантильной безмятежности, наивных представлениях о своих возможностях, крайне
слабой внутренней ответственности перед окружающими, неозабоченности вопросами морали и проблемой смысла своей жизни. Эти натуры склонны к избиратель-
57
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ной идеализации людей, выбору лидера или кумира, что отчасти компенсирует недостатки их собственной самости. Объектом обожания и подражания может оказаться преуспевающая и популярная публичная персона или человек из ближайшего
социального окружения, современник или харизматический деятель исторического
прошлого, позитивно настроенная личность или одиозная фигура. Здесь в структуре развития субъективной реальности прослеживается фиксация на процессе
отождествления с тенденцией к со-зависимости. Характер отношения к жизни и к
другим людям является отражением ограниченной самобытности: человек не ведает
или избегает напряжения сложных решений, риска личной инициативы и поступка,
бремени ответственности, оказывается не в состоянии свободно и самостоятельно
выбрать направление жизненного пути и определить свое место в обществе. Люди,
тяготеющие к описываемой категории, в силу своих субъективных особенностей
оказываются наиболее податливы к разного рода манипулятивным воздействиям
(спекуляции СМИ, PR-технологии, реклама, приемы мошенничества, псевдоцелительные практики и т.п.).
Дисгармоническое развитие – вторая типичная линия дизонтогенеза субъективности – определяется искаженной самоидентичностью с характерным эгоцентрическим настроем. Искажение личности проявляется в чрезмерном самолюбии и
односторонности мотивационно-смысловой сферы, явно выраженном приоритете
материальных целей (комфорт, карьера, достаток, популярность, власть) над духовными ценностями, своенравии и неутолимой потребности самоутверждаться, привычке руководствоваться сугубо личной выгодой, навязывать свою волю и свои
интересы окружающим, стремлении добиваться желаемого во чтобы то ни стало,
бесчувственном отношении равно как к дальним, так и к ближним, безнравственном
характере поступков (за счет других, в ущерб другим, против других) и умении
подвести под них мировоззренческую основу, отрицании чувства долга и моральной ответственности. Именно из таких натур формируются одиозные лидеры. В
данном случае в структуре развития субъективной реальности прослеживается
фиксация на процессе обособления с тенденцией к самозамкнутости. Характер отношения к жизни и к другим людям является отражением ограниченной со-бытийности: человек оказывается не в состоянии преодолеть самозамкнутость, открыть
смысл, вдохновляющий к децентрации, самоотдаче, терпимости и любви к ближнему. В погоне за вожделенными целями рискует впасть в зависимость от них, и,
лишившись привилегий достатка, привлекательности или власти, переживать это
как потерю самого себя, жизненный крах.
Таким образом, с генетической точки зрения – ключевой для психологической антропологии (В.И. Слободчиков) – характерными признаками дизонтогенеза
субъективной реальности в первом случае является ограниченность самобытности
и со-зависимость (гипертрофированная форма зависимости индивида от других
людей и жизненных обстоятельств); во-втором случае – ограниченность со-бытийности и самозамкнутость (замкнутость индивида на себе).
С этической точки зрения – определяющей для нравственной психологии
(Б.С. Братусь) – признаком отклонения от нормы психологического здоровья в
первом случае является неспособность самостоятельно делать нравственный выбор (в просторечии – «малодушие», буквально – упадок духа: слабохарактерный
человек, легко поддающийся стороннему убеждению и своим мелочным расчетам);
во втором случае – отчуждение нравственных чувств и добродетельных устремлений (в просторечии – «криводушие», «окаянство»: недостойный человека, богопротивный и заслуживающий осуждения образ мыслей и поступков, ведущий к духовной гибели). Малодушие не знает Человека в себе; окаянство не видит и не признает Человека в Другом. При всей неочевидности, сложности и многообразии фак-
58
Раздел I. Пленарные доклады
тических проявлений можно сказать, что малодушие и окаянство – это «Сцилла и
Харибда» на пути развития человеческой субъективности.
Условия психологического здоровья в детском возрасте
Исследования здоровой личности преимущественно описывают состояния
и переживания взрослых людей. В этих работах атрибуты психологического здоровья выглядят не иначе как достояние зрелости. Психологическая антропология указывает на неслучайный характер данного обстоятельства: процесс саморазвития –
как сущностная форма бытия человека – начинается вместе с жизнью и разворачивается внутри нее; но человек долгие годы – нередко и всю жизнь – может и не быть
его субъектом, тем, кто инициирует и направляет этот процесс. Саморазвитие –
сознательное изменение и (или) столь же сознательное стремление сохранить в неизменности собственную Я-самость; предполагает самостоятельный выбор целей,
направлений и средств изменения себя. Длительный период дошкольного и школьного детства подлинным субъектом саморазвития является со-бытийная общность
ребенка и взрослого.
Во Всемирной декларации об обеспечении выживания, защиты и развития
детей записано: «Дети мира невинны, уязвимы и зависимы!». Неразрывность детства и материнства, сложная взаимосвязанность детей и взрослых указывают на
существенное обстоятельство: психологическое здоровье ребенка непосредственно
зависит от состояния его естественного человеческого окружения. Поэтому критерии психологического здоровья (в их сложившемся понимании) корректнее относить к системе связей и отношений ребенка с родными и близкими для него людьми, прежде всего – со значимыми взрослыми. Значимый взрослый – это родной
и/или близкий человек, оказывающий существенное, определяющее влияние на условия развития и образ жизни ребенка: родитель, опекун, учитель, наставник... В
основе классификации понятия «значимый взрослый» – две существенные характеристики конкретного взрослого человека, которые наиболее полно отражают его
статус в жизненном мире конкретного ребенка. Это показатели кровного родства –
«родной-чужой» – и духовной близости – «близкий-чуждый». Критерием первой
характеристики можно считать принадлежность к единой родовой ветви. Для ребенка это материнская и отцовская родовые ветви. Основа и главный критерий подлинной близости двух людей – устойчивая духовная связь (табл. 2).
Таблица 2
Духовная связанность
Близкий
Чуждый
Классификация значимых взрослых
Кровное родство
Родной
Чужой
родной и близкий
чужой, но близкий
родной, но чуждый
чужой и чуждый
Значимые взрослые составляют естественное человеческое окружение ребенка. Мера кровного родства ребенка и взрослого изначально задана. Поэтому отношения в детско-взрослой общности эволюционируют по линии духовной близости. Здесь можно выделить две противоположные тенденции: взаимное понимание,
принятие, доверие и уважение, либо – разобщение, отчуждение, безразличие или
неприятие. Именно духовная близость с другим человеком вносит гармонию в жизненный мир и обеспечивает нормальное развитие субъективности ребенка; отчуждение искажает и блокирует его.
Чтобы практически обеспечивать условия здорового взросления, необходим определенный эталон, нормативная система координат. В.И. Слободчиков и Г.А.
Цукерман операционализировали антропологический принцип развития в оригинальной типологии базовых педагогических позиций. Причем каждой из них соответствует определенный развивающий образовательный процесс: «родитель» – во-
59
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
одушевление любовью и волей к жизни, выращивание жизнеспособного человека;
«умелец» – формирование специальных способностей, функциональной грамотности и компетентности; «учитель» – обучение всеобщим способам мышления и деятельности, культивирование самостоятельности, инициативности и креативности в
применении полученных знаний, умений и навыков; «мудрец» – воспитание Всечеловеческого в человеке. Названные позиции составляют практически всю материю
нормальной совместной жизни детей и взрослых, хотя в реальной жизни в чистом
виде они и не встречаются. Благодатное отношение конкретного взрослого к конкретному ребенку – это единственный в своем роде «сплав» педагогических позиций.
Нарушения психологического здоровья в детском возрасте
Специалисты единодушны во мнении, что субъективное состояние ребенка
имеет непосредственную связь с окружающей его обстановкой. Основывая свои
выводы на анализе исследований, проведенных в различных странах мира, эксперты
Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) констатировали, что нарушения
психологического здоровья гораздо чаще отмечаются у детей, живущих в ситуации
дисгармоничных отношений со взрослыми.
Наиболее общими признаками дисфункциональных отношений взрослого и
ребенка являются арефлексивность значимого взрослого (не подозревает, что творит, и не ведает, что творит в совместном жизненном пространстве) и/или отчуждение им нравственных чувств (самоопределение «по ту сторону добра и зла»: душевная опустошенность, нигилизм, нравственный скептицизм, цинизм, моральное
разложение). В числе пограничных состояний детско-взрослой общности выделяются следующие:
Со-бытийная оккупация и позиционная экспансия определяются фиксацией
взрослого на отождествлении и нарушением развития со-бытия со сдвигом в сторону симбиотической общности. Феноменология: гиперпротекция и сдерживание
развития, ограничение инициатив, культивирование со-зависимости и беспомощности, инфантилизация и инвалидизация, подмена взрослым актуальности (потенциальности) ребенка собой. В пределе – гиперотождествление, характеризуемое бесцеремонностью «отношений», оккупированностью жизненного мира ребенка, блокированием возможностей полноценного развития. Гиперотождествление может
сопровождаться актами притеснения ребенка, еще не носящими тенденциозный
характер.
Со-бытийная депривация и позиционный сепаратизм определяются фиксацией взрослого на обособлении и нарушением развития со-бытия со сдвигом в сторону формальной общности. Феноменология: низкая эмоциональная заряженность
взрослого ребенком, отстранение и самодисквалификация, гипопротекция и пренебрежение детскими нуждами. В пределе – гиперобособление, характеризуемое
отчуждением взрослого и беспризорностью, атомизированностью, одинокостью
ребенка, депривированностью и незащищенностью его жизненного мира.
Со-бытийная лабильность и ролевой релятивизм определяются диффузностью детско-взрослой общности в силу противоречивости, непоследовательности,
необоснованности поступков взрослого. Амплитуда отклонения может колебаться
от ситуативной воспитательной неуверенности и достигать уровня перманентной,
глубокой диссоциированности отношений взрослого и ребенка. В результате ребенок лишен важного для душевного благополучия чувства стабильности, определенности и предсказуемости жизни. Характерной особенностью этого типа дисфункции
является необходимость маневрировать (выживать) в режиме взаимоисключающих
правил и стандартов или в обстановке их отсутствия.
Каждый из трех вышеописанных типов в своем крайнем выражении несет уг-
60
Раздел I. Пленарные доклады
розу выхода во внутреннюю или внешнюю оппозицию. Внутренняя оппозиция есть та
или иная форма неприятия и/или попрания взрослым самобытности ребенка; ситуация,
когда взрослый представляет для ребенка реальную физическую или моральную угрозу:
агрессия, растление, инцест, подавление, эксплуатация, хроническое травматизирование... Динамика детско-взрослой общности возможна и на основе негативных, антикультурных норм и ценностей. Внешнее противопоставление характеризуется враждебной настроенностью взрослого по отношению к другим людям, неприятием норм и
правил общежития, культурных и духовных ценностей. Взрослый, в целом поддерживая жизнеспособность ребенка, навязывает крайние, деструктивные взгляды, осуществляет духовное кодирование, вовлекает ребенка в оппозицию здоровым, полноценным
отношениям с человеческим сообществом, склоняет к отрицанию идеалов Истины, Добра и Красоты. К явным формам внешней оппозиции можно отнести криминалитет,
экстремизм, сектантство. Существуют и скрытые формы, когда старшие подают пример
ориентации на суррогатные социокультурные стереотипы и ценности, подспудно внушают младшим личностные установки и убеждения, препятствующие развитию дружелюбных, уважительных отношений с другими людьми (например, культ успеха и карьеризм, культ достатка и стяжательство, культ силы и конкурентность, культ рацио и
циничный прагматизм).
Дисфункции детско-взрослой со-бытийной общности представляют собой
ситуации, когда нормальное развитие ребенка возможно скорее не благодаря, а вопреки фактическому отношению взрослого, являются источником и интерсубъективной формой нарушений психологического здоровья у детей. Эти нарушения называются антропогениями. Этимологически «антропогенный» означает «человеком
обусловленный», буквально – общее имя пагубного влияния взрослого на субъективное состояние и развитие ребенка. Психологическая сущность антропогений
состоит в дисквалификации или патологизации субъективности ребенка и имеет
специфические интрасубъективные проявления.
Пограничные состояния совместности взрослого и ребенка делятся на две
группы. Дисфункции первого типа – со-бытийная оккупация, со-бытийная депривация, со-бытийная лабильность – характеризуются несостоятельностью базовых педагогических позиций и дефицитарностью образовательных процессов; закладывают у детей предпосылки биографических кризисов – переживаний сиротства,
нереализованности, бесперспективности и опустошенности индивидуальной жизни. Дисфункции второго типа – внутренняя оппозиция и внешняя оппозиция – характеризуются гипертрофией (избыточностью и извращенностью) базовых педагогических позиций и деформированностью образовательных процессов; провоцируют психогенные дизонтогении, вызывают ценностно-смысловую дезориентированность (табл. 3).
Таблица 3
Классификация антропогений
Особенности отношения значимого
Специфические интрасубъективные проявления нарувзрослого
шений психологического здоровья у детей
несостоятельность позиции «роди- комплекс сиротства переживается как одинокость, отчужтель», дефицитарность процесса выра- дение и безродность, проявляется в дефиците душевной
щивания жизнеспособного человека
щедрости и искренности, отсутствии чувства здоровой сентиментальности по отношению к другим («мауглизация»)
несостоятельность позиции «умелец», комплекс нереализованности проявляется в эффекте «педадефицитарность процесса формирова- гогической запущенности», практической ограниченности,
ния специальных способностей
неграмотности и неумелости
61
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Продолжение таблицы 3
Особенности отношения значимого
взрослого
несостоятельность позиции «учитель»,
дефицитарность процесса обучения
всеобщим способам мышления и деятельности
несостоятельность позиции «мудрец»,
дефицитарность процесса воспитания
Всечеловеческого в человеке
внутренняя оппозиция как извращенная
форма отношения значимого взрослого
к самобытности ребенка, психическая
травматизация
внешняя оппозиция как извращенная
форма отношения значимого взрослого
к другим людям
Специфические интрасубъективные проявления нарушений психологического здоровья у детей
комплекс бесперспективности проявляется в эффекте «выученной беспомощности», социальной зависимости, конформности, размытости целевых ориентиров
комплекс опустошенности переживается как экзистенциальный вакуум, проявляется в отсутствии или скудности ценностно-смысловых оснований жизни, приземленности интересов, нравственном скептицизме, моральной неустойчивости
(«синдром Кая»)
психогения (спровоцированный психологический дискомфорт, психотравмирующие переживания) проявляется в тех
или иных формах невротического реагирования и дезадаптивного поведения
ценностно-смысловая дезориентированность проявляется в
деструктивных субъективных установках, суррогатных
предпочтениях, нетерпимости к инакости и бытовом экстремизме, криминальных склонностях, сектантстве
При неблагоприятном течении антропогении принимают устойчивые формы нарушений психологического здоровья человека, в основе которых – недоразвитие или дисгармоническое развитие субъективной реальности. Кроме того,
есть серьезные основания полагать, что антропогении становятся предпосылкой
возникновения психических, психосоматических, наркологических заболеваний.
62
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
Раздел II. Прикладные и экспериментальные
исследования
Ахметгалеева З.М. (Кемерово)
ПЕРЕСТРОЙКА СИСТЕМЫ ЛИЧНЫХ КОНСТРУКТОВ
И САМОАКТУАЛИЗАЦИЯ В ЮНОСТИ
Самоактуализация, заключающаяся в раскрытии человеком своих потенциалов, может осуществляться различными способами, ее цели во многом определяют стратегии. Задачей юношеского возраста является самоопределение, в ходе
которого молодой человек формирует отношение к миру, другим людям, к самому
себе. Исследования Л.А. Коростылевой (2000) показали, что предпочтение стратегий самореализации существенно зависит от образа мира человека. Поэтому, для
определения направления самореализации человека существенным является знание
содержания и устройства его образа мира, представлений о себе и других, возможность взглянуть на мир его глазами.
В исследовании приняли участие 220 юношей и девушек в возрасте 15-19
лет. Диагностика проводилась с применением техники репертуарных решеток (ТРР)
и теста самоактуализации личности (САТ). C помощью кластерного анализа все
испытуемые были разделены на три группы по преобладающим смысловым категориям конструктов.
В первой группе, «поведенческой», преобладали непсихологические конструкты (демографические данные), описания внешности, указания на вредные привычки, статус и общая оценка человека, то есть внешние проявления психической
деятельности. Во второй группе, «рефлексивной», преобладали конструкты, описывающие отношение к другим людям, к себе, к профессиональной деятельности, морально-волевые качества. Данная группа ориентирована на оценку себя и других
людей по собственно психологическим характеристикам, скрытым за внешними
поступками. Средние значения частот использования той или иной категории конструктов в третьей группе расположились между значениями первой и второй
групп. Эту группу можно условно назвать «маргинальной».
Маргинальность – пограничное, переходное, структурно неопределенное
социальное состояние индивида или группы. Как правило, маргиналы испытывают
культурный конфликт, который возникает в сознании индивида, находящегося на
стыке двух культур, обладающих противоречащими друг другу нормами, стандартами, требованиями. Членам «маргинальной» группы труднее устанавливать глубокие межличностные отношения, чем членам «поведенческой» группы. Испытуемые,
относящиеся к «маргинальной» группе менее способны к творчеству, чем все остальные. Система личных конструктов у членов «маргинальной» группы оказалась
более сложной и рыхлой, чем у членов двух других групп: они используют большее
число конструктов; относительная сумма квадратов корреляций между конструктами (бал интенсивности Баннистера) у них ниже. Дж. Келли писал, что изменения в
степени интегрированности – дифференцированности системы личных конструктов
являются нормальным процессом. Если старый набор конструктов перестает удовлетворять адекватному предсказанию событий, то он подвергается обновлению на
основе полученного опыта. Конструкты, описывающие новый опыт, встраиваются в
63
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
имеющуюся систему. При этом идет ослабление старых связей между конструктами, встраивание новых и упорядочивание, укрепление связей между уже имевшимися и вновь приобретенными конструктами. Кроме того, таким образом Дж. Келли
описывал нормальный творческий процесс. В нашем исследовании члены «маргинальной» группы имеют «рыхлую» систему конструктов и низкие способности к
творчеству. Содержательно система личных конструктов у них занимает промежуточное положение между системами членов «поведенческой» и «рефлексивной»
групп. С возрастом система личностных конструктов молодых людей претерпевает
изменения от «поведенческой» к «рефлексивной», так как члены первой группы
оказались самыми молодыми, а «рефлексивной» – немного старше «маргинальной».
Средние результаты всех шкал САТ в «поведенческой» и «рефлексивной»
группах примерно равны. Это значит, что результаты поиска способов самоактуализации у испытуемых обеих групп одинаковы, психологические механизмы, позволяющие
реализовывать свой потенциал, в двух разных группах одинаково эффективны.
Выделено три постепенно сменяющих друг друга стиля восприятия в сфере
межличностных отношений, которые можно условно назвать «поведенческий», «рефлексивный» и «маргинальный». Последний занимает промежуточное положение между двумя первыми. Система личных конструктов юношей и девушек претерпевает
изменения: от «поведенческого» к «рефлексивному» стилю через «маргинальный».
Система конструктов, ориентированная на описание поведенческих актов и внешних
признаков, обновляясь, включает в себя психологические описания, анализ личности
в системе различных человеческих проявлений. При этом сначала она становится
«рыхлой», менее связной; в нее включаются новые конструкты. Затем она упорядочивается, образуются устойчивые связи между конструктами, система становится более
«жесткой». Ломка старой системы конструктов сопровождается временным ухудшением способности к творчеству.
Система конструктов является основой для предвосхищающего приспособления к социуму. Эффективно оно осуществляется тогда, когда система конструктов в достаточной мере упорядочена и однородна. В переходном же состоянии система конструктов имеет низкую эффективность. Остается открытым вопрос о том,
что является первопричиной: перестройка системы конструктов ведет к ухудшению
адаптации и снижению уровня самоактуализации, или сложности в адаптации и самоактуализации вызывают перестройку системы конструктов, приводящую к изменению ее содержания.
Буркова С.А. (Санкт-Петербург)
ОСОБЕННОСТИ ИЗУЧЕНИЯ САМООЦЕНКИ У ДЕТЕЙ 6-8 ЛЕТ
Самооценка – одна из активно разрабатываемых проблем в психологии.
Как и при анализе других вопросов, существует множество подходов к ее пониманию (Джеймс, 1991; Ананьев, 1948; Божович, 1979; Рубинштейн, 1999; Столин,
1983 и др.).
В рамках неопределенности того, что оценивать и как оценивать, можно
считать равно возможными все предположения. В имеющихся методах выявления
самооценки (лесенка, методики Будасси и Дембо-Рубинштейна) субъективность
человека, дающего самооценку, накладывается на субъективность исследователя,
определяющего, насколько и чему эти результаты адекватны, имеют ли они среднее, низкое и высокое значение. При кажущейся очевидности понятия точная научная его реализация представляется крайне сложной. Особенно явственно встает
64
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
проблема, когда исследователь обращается к детской самооценке: у ребенка нет
опыта, не сформирована (или очень ограничена) система ценностей, успехи его
слишком ничтожны в сравнении с успехами окружающих взрослых (и ни один ребенок не согласится сравнивать себя с детьми, а не со взрослыми), у него нет идеального образа я, а Я-концепция слишком неопределенна, чтобы реагировать на
результат деятельности. Безусловно, самооценка ребенка во многом основана на
представлениях о нем его родителей (Фолкен, 2002; Бернс, 2003), а не на собственной оценке. Но как оценить самооценку ребенка? Субъективность, наложенная на
субъективность, редко дает объективные результаты. В связи с этим мы считаем,
что при выяснении самооценки ребенка необходимо сочетание нескольких методик,
косвенно подтверждающих друг друга.
С учетом возрастных особенностей детей, цели и задач исследования, проведено диагностическое исследование с использованием следующего набора методов:
«Лесенка» (Щур В.Г., 1982). Направлен на выяснение самооценки ребенка,
представлений ребенка об отношении к нему других людей (в особенности близких
родственников).
Методика изучения самооценки Дембо-Рубинштейна. Направлена на выявление уровня самооценки школьника по заранее заданным качествам личности.
Анкета для учителей (создана нами). Направлена на получение субъективной информации о ребенка и сопоставления ее с его самооценкой.
Социометрия. Направлена на выяснения роли ребенка в коллективе сверстников и сопоставления ее с уровнем самооценки.
По результатам проведения исследования в первых классах школы, с общим объемом выборки 43 школьника, мы получили следующие результаты:
1) Существующие методики не дают возможности адекватно определить
самооценку ребенка.
2) Методика Дембо-Рубинштейна и методика «Лесенка» дают различные
результаты. Первая из них дает больший разброс уровней – по ее результатам выявлены все 3 уровня самооценки, но большинство детей имеет высокую самооценку
(84%). Методика «Лесенка» представлена только двумя уровнями: высоким и средним, причем на каждом из них примерно равное число детей.
По результатам проведения социометрии, детей распределились по 4 группам: звезд, предпочитаемых, принимаемых и непринимаемых. При сопоставлении с
результатами по методикам самооценки оказалось, что среди детей каждой группы
есть как те, чья внутренняя самооценка не нуждается в прямом подкреплении извне,
так и те, кто зависит от мнения группы. Более того, общее впечатление учителя не
совпадает с мнением группы сверстников и результатами тестов. Его мнение практически напрямую связано со школьной успеваемостью ребенка.
На основе впечатления учителя мы выделили 2 группы детей: те, кого он
оценивает на «отлично» и «хорошо». При анализе этих групп по уровням самооценки выявилось, что у высокая самооценка преобладает у «хорошистов», тогда
как среди отличников могут быть дети с разными самооценками. Это подтверждает
то, что в начальной школе учеба не определяет уровень самооценки ребенка. В тоже
время оказалось, что «хорошисты» точно чувствует отношение к нему учителя.
Мнение учителя о ребенке и представление ребенка о том, как оценивает его учитель в нашем исследовании совпадали в 70% случаев. Мнение отличников совпадает с мнением учителя лишь в 50% случаев. Полученные данные свидетельствуют о
том, что самооценка является комплексной характеристикой, зависящей от многих
параметров. Каждая методика определения самооценки фиксирует лишь отдельные
из них.
65
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Ермаков П.Н., Абакумова И.В. (Ростов-на-Дону)
ГУМАНИТАРНО-СМЫСЛОВАЯ ЭКСПЕРТИЗА КАК МЕТОД ОЦЕНКИ
УРОВНЯ ГУМАНИЗАЦИИ ОБРАЗОВАНИЯ В ВУЗЕ
В процессе реальной экспериментальной работы по оценке наличия гуманистических компонентов в тех или иных моделях и технологиях учебного процесса
одним из основных методов является метод гуманитарной экспертизы.
В нашей стране гуманитарная экспертиза появилась относительно недавно
– в середине 80-х годов XX века. Сегодня в психологии наиболее активно развиваются три основных направления, которые по предмету направленности Братченко
В.С. определяет следующим образом:
«Этико-прикладное» (В.И. Бакштановский, В.Н. Сагатовский и др.) – этот
вид экспертизы возник на грани психологии и этики (точнее сказать прикладной
этики), обычно используется в сочетании с элементами консультирования для анализа и корректировки управленческих проблем.
«Экстремально-психологическое» (А.У. Хараш) – данный вид экспертизы
используется для изучения «глубинных образований мотивационной сферы человека» в экстремальных ситуациях.
«Психолого-педагогическая» (С.Л. Братченко) – этот вид экспертизы включает
в себя идеи указанных двух вариантов и отличается прежде всего направленностью на
педагогическую реальность. «Полноценное изучение образовательной сферы должно
осуществляться прежде всего по базовым, первичным – гуманитарным, общечеловеческим – критериям, которые в каждом конкретном случае должны дополняться соответствующими частными, вторичными показателями: уровнем знаний и умений, уровнем
развития отдельных психических функций и т.п. Именно дополняться – а не подменяться» (Братченко, 1999). Поэтому, среди всего многообразия подходов и методов, которые
предлагаются современной психологией и педагогикой для оценки эффективности реализации той или иной образовательной модели или технологии - моделирование и диагностика образовательной среды, педагогический мониторинг и т.д. – мы отдаем предпочтение экспертным методам как наиболее адекватным по выявлению особенностей
гуманизации образования.
Для проведения личностно-смыслового варианта гуманитарной экспертизы
были выделены соответствующие критерии, которые выделялись по двум основным
направлениям: интраперсональные критерии – показатели развития смысловой сферы, отражающие внутреннее состояние обучаемого (индивидуализированные смысловые образования), и интерперсональные критерии – показатели развития смысловой сферы, «раскристаллизованных» смыслов в процессе принятия окружающего мира (социализированные смысловые образования).
Введение критериев оценки развития смысловой сферы студентов дало возможность выделить уровни развития смысловых образований в процессе обучения.
Уровни развития смысловой сферы определялись следующим образом: использовалось две взаимосоответствующие иерархии по интраперсанальному (внутренний мир) и интерперсональному (взаимоотношения с внешним миром) шкалы.
Были выделены (соответственно для каждой шкалы) следующие уровни:
Низкий уровень развития смысловой сферы студентов. Выбранные критерии представлены в минимальной степени, ряд из них может вообще отсутствовать.
Неразвитое состояние смыслообразующей сферы может проявляться в индифферентном характере отношений студентов к познаваемому, в безразличии к изучаемым явлениям и фактам, и к самому процессу учения в целом. Преобладающие
66
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
личностные смыслы – невербальные.
Средний уровень развития смысловой сферы студентов. Смысловые образования связаны с познавательно-оценочными компонентами. Личностные смыслы,
смысловые установки, смыслообразующая мотивация выявляются и могут быть
выражены в вербальной (а иногда в других знаковых формах) форме. Обучаемый
делает попытки смысловой ориентации в процессе своей реальной жизнедеятельности, реализации его отношений с миром (смыслообразующая мотивация учения по
типу: «я это читал, потому что мне было интересно…», «мне это интересно потому,
что…»). Однако в целом смысловая система студента еще достаточно дискретна,
оценочная позиция выглядит неустойчиво. В основном преобладают ситуативные
компоненты смысловой регуляции (личностные смыслы, смысловые установки,
мотивация функционируют в пределах одной или нескольких сходных ситуациях).
Высокий уровень развития смысловой сферы студентов. Достаточно хорошо проявляется общая смысловая ориентация. Интроспектируются потребности,
личностные ценности, элементы мировоззрения, осознания смысла жизни, самоотношение. Ситуативные компоненты системы смысловой регуляции выходят за рамки контуров определенной деятельности, трансформируясь в другие, устойчивые
структуры. (Смысловая диспозиция: «я это читал, потому что мне важно было понять, почему…», смысловой конструкт: «мне это не очень интересно, но я знаю для
чего мне это надо и ради этого я буду это делать…», личностная ценность: «для
меня это очень важно, т.к. …»). Смысловые структуры тесным образом связаны между собой, определяя целостное смысловое поле – предпосылку формирования
наиболее устойчивых смыслов.
Указанные уровни развития смысловой сферы студентов желательно определять комплексно. Данные экспертов по указанным критериям и уровням хорошо
дополнять с помощью соответствующей смысловыявляющей диагностики.
Коробка П.Л. (Таганрог)
НАЦИОНАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ УПОТРЕБЛЕНИЯ
ПРЕДЛОГОВ В АНГЛИЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ
Сопоставительное исследование употребления предлогов в глагольных и
именных сочетаниях, рассматриваемых в переводческой литературе как «эквивалентные», может в ряде случаев дать ключ к пониманию сходств и отличий языковой психологии народов-носителей соответствующих языков. Предлог с данной
точки зрения интересен в двух отношениях: во-первых, как слово, начальное значение которого определяет источник и направленность действия, выраженного связанной с ним знаменательной единицей; во-вторых, предлог актуализирует и подчеркивает определенные компоненты понятия содержательного плана лексемы.
В качестве одной из вероятных схем для анализа английских и русских соответствий данного уровня можно предложить деление эквивалентных сочетаний
на три общие группы:
1. Структурно-семантические совпадения, то есть синтаксические аналоги,
включающие знаменательные и незнаменательные элементы с идентичным понятийным содержанием (не принимая во внимание отсутствие в русском языке артиклей и, в ряде случаев, формальную невыраженность значений, соответствующих
притяжательным местоимениям, а в английском – отсутствие развитых флективных
систем спряжения и склонения): e.g. I wanted to maintain my friendship with her = Я
хотел поддерживать дружбу с ней; The town is on the boarder between France and
67
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Switzerland = Этот город на границе между Францией и Швейцарией; She was at
the hairdresser = Она была у парикмахера.
Параллелизм в употреблении предлогов в примерах первой группы может
быть обусловлен «универсалиями человеческого существования», логико-психологическими универсалиями и фактами заимствования (миграции).
2. Несовпадения в употреблении предлогов, обусловленные расхождениями
в морфо-синтаксической структуре рассматриваемых языков: e.g. I asked them to
provide me with equipment = Я попросил их обеспечить меня оборудованием; She
must address the problem of corruption = Она должна заняться проблемой коррупции; Over the bed hung a painting by some Dutch eighteenth-century artist = Над кроватью висела картина какого-то голландского художника восемнадцатого века.
В данном случае английским предложным сочетаниям соответствуют определенные падежные формы имен с различным значением (объектным, инструментальным и т.д.).
3. Несовпадения в употреблении предлогов, обусловленные различным осмыслением отношений между объектами и явлениями реальности, отображаемыми
в понятиях соотносительных знаменательных слов: e.g. These pills are cures for various illnesses = Эти таблетки являются средством (лекарством) от различных болезней; I’m sorry, have I got you out of bed? = Извините, я поднял вас с постели?;
Prices depend on supply and demand = Цены зависят от спроса и предложения. Первый пример демонстрирует различие в отношениях между содержательными аспектами слов средство (cure) и болезнь (illness) в английском и русском языках. Рассматриваемые именные эквиваленты имеют сходный набор семантических признаков, релевантных для данного анализа: cure = «a medicine, medical treatment, or other
treatment that causes an illness to end or disappear»; средство (лечебное) = «природное
или синтетическое вещество, метод, применяемые для восстановления здоровья,
прекращения болезни»; illness = «a health problem that makes people unable to work or
to live normally»; болезнь = «расстройство здоровья, нарушение деятельности организма». Аналогичны и исходные значения предлогов: A is for B = «A is intended to
be given to B or to be used by B»; для = «указывает назначение или цель чего-либо»;
от = «указывает на исходную точку движения, удаления». Таким образом, в английском языке cure мыслится как «средство для [устранения, уничтожения, прекращения] болезни», предлог for акцентирует часть значения «cause an illness to
end»; illness понимается как объект действия со стороны cure. В русском языке лекарство представляется как «средство [удаления, защиты, избавления] от болезни,
которая выступает как явление, от которого следует «спасаться» (в отличие от английского «устранять»); предлог от неявно акцентирует сему «восстановление здоровья».
Примеры третьей группы представляют наибольший интерес с точки зрения возможности определить различия в оценках и представлениях о характере,
направленности и источнике действий, состояний, признаков объектов и явлений
реальности, номинируемых средствами сопоставляемых языков, т.е. выяснить специфику национально-языковой психологии на основе содержательного анализа
предлогов в их взаимодействии с семантикой глаголов и имен. Рассмотрение предложных сочетаний в данной плоскости является одним из путей построения общей
картины национального мировидения на основе изучения лексического уровня соотносимых языков.
68
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
Кучеренко Н.В., Кучеренко В.П. (Ростов–на–Дону)
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ КАК ДЕТЕРМИНАНТА
ПРЕДПОЧИТАЕМЫХ МОДЕЛЕЙ КАДРОВЫХ РЕШЕНИЙ
На протяжении ХХ века существенно изменялись представления об эффективности стратегий принятия кадровых решений, динамичность и результативность
которых в значительной мере зависели от тех концептуальных походов, которые
были господствующими в различные временные периоды в тех или иных странах и
континентах. Осуществляемые в них социально-экономические преобразования в
значительной мере отразились на содержании, широте использования и продуктивности предлагаемых концепций отбора персонала.
В числе переменных, обусловливающих смену парадигмы кадровых решений, оказались: темпы технологических изменений (компьютеризация), ориентация
организаций на командную работу (создание интегрированных и согласованных
действующих команд), быстрый рост коммуникационных технологий (факс, электронная почта, мобильные средства связи и т.д.), расширение пространственных
границ крупных корпораций (создание сети организации в различных странах мира), трансформация организаций с производства на обслуживание (ориентирование
на потребности клиента), акцент на межличностных взаимодействиях и др. Названные социальные тенденции изменили представление об отборе кандидатов на
те или иные должности. Сегодня обобщенный психологический портрет предпочитаемого сотрудника в значительной мере отличается по своим личностным (уровень
развития субъектности, адаптивной и неадаптивной активности, резистентности,
аттрактивности, конкурентоспособности, креативности и др.) и профессиональным
параметрам от ранее принятого.
Психологическая рефлексия, осуществляемая отечественными и зарубежными учеными относительно выбора кадровых решений руководителями фирм и
предприятий, показывает, что этот процесс имеет достаточно широкий диапазон
стратегий, методов и технологий (Г.В. Баранова, Беккер, Герхард, Р.М. Гуйон, Т.Д.
Зинкевич-Евстигнеева, В.В. Кобзева, Кэмпбелл, Ю.П. Платонов, Л.Г. Почебут, Г.Н.
Сартан, Хэнсон, Чен, Шмит и др.).
Наиболее типичным является атрибутирование ответственности за подбор
кадров менеджерам по персоналу, которые обычно возглавляют группу, включающую ряд специалистов (психолога, экономиста, маркетолога и т.д.). Решение кадровых вопросов зависит не только от индивидуальных требований руководителя к
будущему персоналу, но и от целого ряда других факторов, среди которых: масштаб
и экономический статус фирмы или предприятия, форма собственности, место расположения, режим работы, этап жизненного цикла, успешность и конкурентоспособность, имидж фирмы, опыт управленческой деятельности и харизматичность
руководителя, перспективные задачи и возможности их поэтапного решения, специализация в той или иной отрасли и др.
На ряде предприятий функцию подбора персонала осуществляет психолог,
использующий диагностические, проективные методы оценки, личностные и характерологические опросники, тесты, интервьюирование и т.д. Обычно психолог реализует в своей деятельности концепцию подбора персонала, принятую руководителем предприятия.
Организационный или социальный контекст обычно определяют систему
требований к будущему персоналу: образовательный и возрастной ценз (принимаются специалисты только с высшим образованием, не старше 25-30 лет), опыт работы в
69
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
предприятиях данной сферы, владение способами самопрезентации (внешний вид,
грамотность резюме, умение произвести необходимое впечатление, тип активности,
понимание функционала и задач будущей профессиональной роли и т.д.).
Найм на работу может также определяться господствующими этническими
и ментальными традициями, накладывающими отпечаток на концептуальную модель выбора руководителем будущих специалистов. Известно, что во многих западных культурах считается нецелесообразным прием персонала из членов семей сотрудников. Такой же подход имеет место и во многих американских фирмах и
предприятиях. Однако, в других культурах существует противоположный подход,
когда предпочтение при найме отдается только родственникам. Такой тип выбора
персонала носит название «непотизм».
Одним из наиболее принятых подходов при отборе персонала считается
концепция валидности, которая определяется с помощью специально проведенной
экспериментальной работы, берущей в расчет ряд факторов: особенности организации и ее нужды, оценка качеств претендентов на работу, культурный и социальный
контекст деятельности организации.
В связи со сменой социально-экономического контекста изменяется представление о личностных качествах предпочитаемого персонала. Так, понятия «карьерность», «карьерная направленность», «честолюбие», «тщеславие», «самопродвижение», «конкурентность», «отчаянность», «самоуверенность», «покладистость»,
«авантюризм», имеющие ранее негативный подтекст, незаметно приобрели позитивную окраску.
В настоящее время психологи склонны создавать модели кадровых решений,
исходя из понятий психического и профессионального ресурса личности. Перспективным представляется создание типологий психотипов, которые позволят категоризировать широкий диапазон личностных качеств, стратегий и стилей поведения, общения, взаимодействия, а также стандартизировать и сделать более надежным и валидным психологический инструментарий, применяемый при отборе персонала.
Леонтьев Д.А., Тарвид Е.В. (Москва)
ВЫБОР ПОСЛОВИЦ КАК МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКАЯ ПРОЕКЦИЯ
Неклассическая психология как специфический уровень культурно-исторической методологии предполагает, что психологические содержания, которые мы
обнаруживаем в индивидуальной психике, имеют также объективированную форму
существования в виде текстов и артефактов культуры (Эльконин, 1989). Можно говорить о процессах циркуляции содержаний между индивидуальными сознаниями и
культурными мирами, в ходе которого они меняют форму существования, сохраняя
содержательные инварианты (см. понятие превращенной формы по М.К. Мамардашвили, 1970).
Сказанное относится и к структурам индивидуального мировоззрения, определяемого как ядро образа мира личности, более или менее связная система
обобщенных представлений человека об общих закономерностях, которым подчиняется мир, общество и человек, а также о характеристиках идеального, совершенного мира, общества и человека (Леонтьев, 2000; 2004). Основными структурными
элементами мировоззрения служат генерализации – обобщенные суждения, распространяющиеся на класс объектов. Генерализации имеют отношение не только к
знаниям, сформулированным самим человеком в виде обобщений индивидуального
опыта, но и к обобщениям, заимствованным из культуры и от других людей в гото70
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
вом виде. Мы при этом склонны не замечать субъективный характер мировоззренческих генерализаций и воспринимать их как отражение объективной действительности. На этой основе сформулирован методический принцип мировоззренческой
проекции (Леонтьев, 1999; 2004), открывающий возможность психодиагностики
личностных структур через их проекцию в индивидуальном мировоззрении. Его
реализацией выступает, в частности, методика предельных смыслов (Леонтьев,
1999).
Частным случаем генерализаций являются пословицы – мировоззренческие
обобщения, сформулированные этнокультурной общностью в ходе истории ее развития. Пословицы представляют собой культурные клише для объяснения общих
закономерностей и предписания способов поведения. Индивидуальная ситуация,
выраженная в конкретной пословице, метафорически переносится на более широкий класс ситуаций. Часто индивиды употребляют те или иные пословицы непроизвольно, не замечая этого, и не придавая их употреблению особого значения.
Следует также отметить, что набор пословиц каждой этнокультурной общности достаточно разнообразен и содержит часто взаимоисключающие обобщения.
В свою очередь, непроизвольное усвоение пословиц, принимаемых индивидом в
качестве ориентиров индивидуального поведения, носит селективный, избирательный характер. Из всего спектра возможных генерализованных принципов, выработанных в данной культуре, индивид «приватизирует» лишь некоторые, непротиворечиво согласующиеся между собой и становящиеся основой для его поведения.
«Любое пословичное изречение в его буквальном прочтении можно с рядом оговорок уподобить элементарной теории, предписывающей нам способ действия в некоторых ситуациях» (Розов, 2000). Есть основания утверждать, что пословицы, выбираемые конкретным индивидом в качестве любимых или предпочитаемых, непротиворечиво согласуются между собой по заложенным в них предписаниям. Каждый
человек, выбирая даже одну и ту же пословицу, ассоциирует ее с событиями,
имеющимися в своем личном опыте, и соответственно наделяет ее своими индивидуальными семантическими оттенками (Крикманн, 1978).
Нами было проведено исследование с целью проверить предположение о
том, что пословицы, свободно выбираемые людьми в качестве любимых или предпочтительных, выбираются в качестве индивидуальных руководящих принципов
поведения.
В исследовании приняли участие 40 испытуемых: 17 мужчин и 23 женщины, в возрасте от 18 до 43 лет, со средним (4 чел.), неоконченным высшим (27
чел.) и высшим (9 чел.) образованием.
Респондентам предлагалась анкета, в первой части которой они должны
были написать три свои любимые пословицы, которые они считают мудрыми.
Всего 40 респондентов назвали 120 пословиц, в том числе 85 разных. Семь
пословиц встречались в протоколах более двух раз; наиболее популярными оказались «Семь раз отмерь, один раз отрежь» (9) и «Без труда не выловишь и рыбку из
пруда» (6).
Во второй части анкеты респонденты должны были оценить, насколько они
сами, а также другие люди стремятся следовать в жизни принципам, отраженным в
каждой из трех выбранных ими пословиц, выбрав для каждой один из пяти ответов:
«практически никогда», «редко», «время от времени», «часто», «практически всегда». В результате мы получили эмпирические оценки пословиц «по отношению к
себе» и «по отношению к другим людям».
71
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Таблица
Варианты ответов
По отношению к
себе
По отношению к
другим
«Практически
никогда»
«Редко»
«Время от
времени»
«Часто»
«Практически
всегда»
5
8
29
38
40
7
29
50
27
7
Распределение оценок «по отношению к другим людям» имеет характерную симметричную колоколообразную форму и, согласно критерию χ 2 Пирсона, не
отличается от нормального (p>0,05). Таким образом, индивидуально выбранные
пословицы не рассматриваются как обладающие специфической значимостью для
других людей.
Напротив, эмпирическое распределение оценок «по отношению к себе» обладает выраженной правосторонней асимметрией: в выборе испытуемых преобладают варианты ответов «практически всегда» (40) и «часто» (38) ответов; ответы из
левой части шкалы («Практически никогда», «Редко») немногочисленны. Таким
образом, эмпирическое распределение оценок «по отношению к себе» не соответствует нормальному распределению. Оно значимо отличается от распределения оценок «по отношению к другим» (χ2эмп=184,65; p<0,01). Таким образом, испытуемые
склонны рассматривать свободно выбранные ими пословицы как руководящие
принципы для своего поведения, но не поведения других людей. Таким образом,
есть основания говорить о феномене «приватизации» пословиц – индивиды селективно присваивают определенные мировоззренческие обобщения, с которыми они
встречаются в культуре, в качестве руководящих принципов собственного поведения. При этом они в значительной мере осознают индивидуальный характер этого
выбора.
Для подтверждения нашего предположения о том, что выбор пословиц
подчиняется определенным закономерностям, мы проанализировали случаи попарных совпадений выбранных пословиц в нашей выборке. Такие случаи оказались
довольно частыми: четыре случая дословного совпадения у пары респондентов двух
из трех выбранных пословиц, один случай почти дословного (с коррекцией неточностей воспроизведения пословиц) и два случая неполного совпадения, в которых
мы встретились с эквивалентными по смыслу, хотя текстуально разными пословицами. Во всех этих случаях пословицы в совпадающих парах хорошо дополняют
друг друга. Даже если не учитывать два последних случая, основанных на интерпретации, пять попарных совпадений, охватывающие 10 из 40 респондентов, представляются явно неслучайными и подтверждают, что выбор пословиц носит индивидуальный и закономерный характер и связан с индивидуальными особенностями.
Более конкретный анализ этой связи представляет собой следующую задачу.
Таким образом, в исследовании был выявлен феномен «приватизации» пословиц – их селективного присвоения как руководящих принципов для своего поведения. Выбор предпочитаемых пословиц неслучаен, он характеризует мировоззрение человека и может служить в качестве инструмента психологического исследования и проективной психодиагностики личности.
72
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
Мандрикова Е.Ю. (Москва)
АЛЬТЕРНАТИВЫ ЛИЧНОСТНОГО ВЫБОРА В ПРОЦЕДУРЕ
ЕГО СМЫСЛОВОЙ АРГУМЕНТАЦИИ
С. Мадди описал так называемую «экзистенциальную дилемму», которая
встает перед каждым человеком в его повседневных выборах: выбор неизменности
(т.н. выбор прошлого, фактичности) или выбор неизвестности (т.н. выбор будущего,
возможности). Согласно теории личности С. Мадди (Maddi, 1998; Мадди, 2002),
личностный смысл обретается и образуется в процессе личностных выборов человека. Эти выборы неравноценны с точки зрения задачи поиска смысла: выбор будущего расширяет такие возможности, а выбор прошлого ограничивает их. Поэтому
мы поставили задачу определить, различается ли смысл этих альтернатив, проявляющийся в их обосновании, у людей, делающих тот или иной выбор.
Исследование проводилось на первом курсе вечернего отделения психологического факультета МГУ во время проведения общепсихологического ознакомительного практикума в трех аудиториях. В исследовании принимало участие 48 студентов, преимущественно женского пола (средний возраст 19 лет): 28 человек выбрали аудиторию, где было известно, чем будут заниматься («выбор неизменности»), 20 человек выбрали аудиторию, где им предстояло на месте узнать, чем они
будут заниматься в течение одной пары («выбор неизвестности»).
С целью смысловых оснований выбора участников исследования просили
дать письменную аргументацию сделанного выбора, формулируя аргументы «за» и
«против» осуществленного выбора. Затем эти аргументы ранжировались ими по
уменьшению значимости. Далее мы классифицировали аргументы по формальным
основаниям, модифицировав процедуру и схему классификации, примененную в
более раннем исследовании (Леонтьев, Пилипко, 1995). После распределения аргументов по вышеприведенной классификации производился подсчет количества аргументов по каждой категории. Кроме качественного анализа производился количественный анализ измеряемых показателей времени (латентного времени до начала
аргументации, времени аргументации и времени ранжирования).
На основании качественного анализа аргументации протоколы всех участвующих в исследовании студентов после этого были разделены нами на 3 группы. В
группу «П» вошли те, кто сделал «истинный» выбор неизменности; в группу «С»
вошли те, кто сделал ситуативный, «безличный» выбор; в группу «Б» вошли те, кто
сделал «истинный» выбор неизвестности. Под истинным выбором в данном случае
понимается осмысленно аргументированный выбор. К ситуативному выбору мы
относили протоколы, где аргументами выступали особенности ситуации, низкая
мотивация выбора, безразличие к тому, чем заниматься, – это позволило нам назвать этот тип выбора «безличным».
При такой классификации в группах с «истинными» выборами неизменности или неизвестности оказалось по 10 человек, а в группе с «безличным» выбором
– 28 человек, из них 18 человек в реальной ситуации выбрали неизменность, а 10
человек – неизвестность.
В эмпирическом исследовании были сформулированы следующие гипотезы:
Н1: В группах с истинными выборами неизменности или неизвестности будет значимо меньше ситуативных аргументов, чем в группе с безличным выбором.
Н2: В группе с выбором неизменности значимо больше аргументов с опорой на наличные способности («Я») и на характеристики деятельности («Д»), чем в
группе с выбором неизвестности.
73
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Н3: В группах с выборами неизменности и неизвестности количество смысловых аргументов («С») больше, чем в группе с безличным выбором.
Н4: В группах с выборами неизменности и неизвестности латентное время
до начала аргументации больше, чем в группе с безличным выбором.
Н5: В группах с выборами неизменности и неизвестности время, потраченное на выдвижение и ранжирование аргументов, больше, чем в группе с безличным
выбором.
Действительно, количество ситуативных аргументов в группах с выбором
неизменности или неизвестности значимо (p≤0,01) меньше, а количество смысловых аргументов значимо (p≤0,05 и p≤0,01) больше, чем в группе с безличным выбором. Это свидетельствует о том, что существует некоторое «качество» выбора, проявляющееся в его осмысленности. По этому критерию безличный выбор осуществляется, минуя смысловую основу, т.е. теряет в качестве.
В отношении двух типов осмысленного выбора – неизменности и неизвестности – интересно подтверждение следующей гипотезы о превалировании в первом
типе выбора аргументов с опорой на особенности деятельности и текущее состояние способностей, задатков и компетенций человека, что эмпирически подтверждает феноменологию выбора прошлого, по С. Мадди.
Относительно анализа показателей времени на уровне значимости p≤0,05
подтвердилась гипотеза о бóльшем латентном времени и времени самого процесса
их выдвижения для группы с выбором неизменности, но не для группы с выбором
неизвестности.
На уровне теоретического обобщения полученные данные дают основание
утверждать, что три группы, выделенные на основании характера выбора и степени
его аргументированности, различаются по качественным особенностям тех оснований, которые кладутся в основу выбора. Для «безличного», слабоаргументированнного выбора характерна опора на ситуативные, сиюминутные, часто случайные основания выбора. Для группы, делающей «истинный» выбор неизменности, более
предпочтительны основания, связанные с «фактичностью» – с устойчивыми особенностями собственной личности и содержанием предстоящей деятельности. Наконец, у группы, делающий «истинный» выбор неизвестности, на первый план выходят аргументы, связанные с открывающимися в пространстве выбора возможностями. Таким образом, результаты нашего исследования не только подтверждают
эвристичность взгляда на личность как на «сплав фактичности и возможности»
(Maddi, 1998), но и обнаруживают возможность экспериментального разведения
этих двух аспектов личностного бытия, их связь с разными аспектами личности.
Озеров В.П. (Ставрополь)
РАЗВИТИЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ
СПОСОБНОСТЕЙ СТУДЕНТОВ
Актуальность проблемы развития познавательных и профессиональных
способностей учащихся обусловлена тем, что она была и остается базовой проблемой психологии и ее дальнейшая разработка связана с логикой развития психологопедагогической науки и совершенствования системы непрерывного образования,
качества подготовки специалистов.
Знания о структуре и закономерностях развития познавательных и профессиональных способностей имеет большое значение для всех без исключения специальностей, по которым идет подготовка студентов, магистров, аспирантов и докто74
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
рантов университета. Несмотря на вековую историю исследования способностей, до
сих пор отсутствует общепринятое понимание и четкая структура общих, специальных и профессиональных способностей.
Как известно, Френсис Гальтон был основоположником научного подхода
в решении проблем способностей, опубликовав в 1883 году свой труд: «Исследование человеческих способностей и их развитие». Автор предполагал естественный
отбор в человеческом обществе заменить на искусственный, который поможет поддержать падающий интеллектуальный потенциал в человеческом обществе.
Ф.Гальтон полагал, что измеряя параметры продуктивности простейших психологических процессов, можно определить уровень интеллектуальной, моторной и
творческой одаренности человека.
Долгие годы большинство отечественных ученых в своих исследованиях
по психологии способностей опирались на три методологические позиции, разработанные выдающимся психологом Б.М. Тепловым в 1941 году: «Во-первых, под
способностями разумеются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого... Во-вторых, способностями называются не
всякие вообще индивидуальные особенности, лишь такие, которые имеют отношение к успешности выполнения какой-либо деятельности или многих деятельностей. В-третьих, понятие «способность» не сводится к тем знаниям, навыкам и или
умениям, которые выработаны у данного человека».
По нашему мнению, принципиально важной для разработки многоуровневой структуры способностей является определение Л.С. Рубинштейна: «Ни одна
способность не является актуальной, реальной способностью, пока она органически
не вобрала в себя систему соответствующих общественно выработанных операций;
но ядро способностей - это не усвоенная, не автоматизированная операция, а те
психологические процессы, посредством которых эти операции, их функционирование регулируется, качество этих процессов» (С.Л.Рубинштейн, 1960, с.49).
Многолетние исследования способностей, проведенные в СевероКавказской научной лаборатории психодиагностики и формирования способностей
учащейся молодежи позволили нам дать определение: «Под познавательными способностями человека можно понимать ценные свойства интегральной индивидуальности эффективно реализовывать функцию отражения, познания и преобразования
объективно существующего внешнего и внутреннего мира посредством процессов
ощущения, восприятия, представления, памяти, внимания, мышления, воображения
и речи, которые обспечивают высоко эффективную когнитивно-интеллектуаьную и
когнитивно-моторную деятельность (В.П.Озеров. О.В.Соловьева, 1997, с.85-86).
Профессиональные способности являются предпосылками успешности выполнения конкретного вида профессиональной деятельности. Представляют собой
определенную структуру. Выраженность и сочетание моторных, сенсорноперцептивных, мнемических, интеллектуальных эмоционально-волевых специальных компонентов способностей, неравномерно развивающихся в различных специальностях при профессиональном обучении и трудовой деятельности.
Предлагаемый курс по выбору разработан на основе научноисследовательской работы преподавателей кафедры, преподается с учетом специфики основных факультетов университета и адресован студентам и магистрам, готовящимся получить дополнительную квалификацию «Преподаватель» и желающих повысить уровень своих профессиональных способностей в области гуманитарной, физико-математической, естественнонаучной, физкультурной, художественной и юридической деятельности.
75
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Кроме лекционных и семинарских занятий курс по выбору предусматривает практические занятия по диагностике и развитию познавательных, психомоторных и профессиональных способностей.
Окольничникова Н.А. (Санкт–Петербург)
ОСОБЕННОСТИ КРЕАТИВНОСТИ ДЕТЕЙ 7 ЛЕТ С АДЕКВАТНЫМ
И НЕАДЕКВАТНЫМ ВОСПРИЯТИЕМ ЭМОЦИОНАЛЬНО
ЗНАЧИМЫХ СТИМУЛОВ
Детство является периодом, когда закладываются и формируются резервы
психики. Психическое здоровье ребенка зависит от многих факторов, но главным
образом от семьи, которая формирует эмоциональную сферу ребенка и помогает
осваивать социальные нормы поведения. Баланс эмоциональной сферы и социализации ребенка определяется той ситуацией, в которой он развивается. Весьма типичной ситуацией воспитания в семье является ситуация поощрение/наказание. В
тоже время работы, посвященные особенностям наказания и реакциям на них участников этой ситуации, весьма малочисленны (Николаева, Иванова, 2003). Однако
они поднимают проблему искажения эмоциональной информации, которая формируется при неадекватном использовании родителями поощрения и наказания.
Задачей настоящего исследования было сопоставить особенности творческих проявлений детей с адекватным и неадекватным эмоциональным восприятием.
В обследовании принимали участие 20 детей в возрасте 7-ми лет. Предварительно с
помощью опросника, направленного на оценку переживания человеком ситуаций
поощрения и наказания, дети были разбиты на две группы: дети, у которых не выявлено искажение восприятия эмоциональной информации (контрольная группа), и
дети, у которых была выявлена инвертированная реакция на эмоционально положительные стимулы и отсутствовала реакция на негативные стимулы (экспериментальная группа).
Для оценки креативности использовалась методика Е.Е. Туника «Модифицированные креативные тесты Вильямса» и модифицированный тест Гилфорда.
Оценка креативности в невербальной сфере дала следующие результаты.
Контрольная и экспериментальная группа не отличаются друг от друга по фактору
беглости. По фактору гибкости как в контрольной, так и в экспериментальной группе не было обнаружено высоких показателей креативности. Отличие в результатах
заключалось в том, что в экспериментальной группе все показатели группировались
около среднего значения, тогда как в контрольной наблюдалась большая дисперсия.
Группы детей не отличались по вербальному интеллекту, поскольку была
получена высокая корреляционная связь между данными. В тоже время в контрольной группе отсутствовали низкие значения беглости и гибкости мышления, тогда
как в группе экспериментальной 20% детей имеют низкие показатели.
При анализе оригинальности мышления выяснилось, что дети с адекватным
восприятием эмоциональных стимулов могут воспроизводить множество идей, не
носящих характер оригинальности. Тогда как дети с неадекватным восприятием
эмоциональных стимулов более склонны к концентрации внимания на оригинальности идеи, а не на воспроизведении множества идей. В тоже время результаты 3-го
субтеста свидетельствуют о том, что дети с адекватным восприятием эмоциональных стимулов в большей степени оригинальны, когда задание требует спроектировать или спрогнозировать развитие какой-либо ситуации.
Следовательно, адекватное эмоциональное восприятие позволяет ребенку
76
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
быть более включенным в социальную ситуацию, а потому быть и более эффективным в творческом процессе производства идей. Дети с неадекватным эмоциональным восприятием, даже обладая оригинальными идеями, не стремятся предлагать
их, тем самым проигрывая в социальном взаимодействии.
Олейник Н.М. (Ростов–на–Дону)
ПЕРЕЖИВАНИЯ КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ ЛИЦАМИ
С РАЗЛИЧНОЙ НАПРАВЛЕННОСТЬЮ В ОБЩЕНИИ
Как известно, в психологии направленность личности понимается как совокупность устойчивых мотивов, ориентирующих деятельность личности и относительно независимых от конкретной актуальной ситуации. С.Л. Братченко понимает
под направленностью личности совокупность более или менее осознанных личностных смысловых установок и ценностных ориентаций. Направленность личности в
общении – устойчивая личностная характеристика, определяющая выбор мотивов,
целей, средств общения, которые совершает личность в ситуациях взаимодействия с
людьми, в том числе и конфликтных. Целью нашего пилотажного исследования
было подтверждение гипотезы: направленность личности в общении обусловливает
специфику переживания конфликтной ситуации и имеет отсроченный эффект.
Для проверки гипотезы создавалась конфликтная ситуация посредством
нарушения норм субъект-субъектного личностного общения. Разыгрываемое конфликтное взаимодействие между игроком и испытуемым снималась на видеокамеру. В эксперименте приняло участие 32 человека, из них 23 девушки и 9 юношей
в возрасте от 17 до 26 лет. В результате эксперимента у испытуемых были выделены следующие типы направленности личности в общении: диалогичная, авторитарная, манипулятивная, альтероцентристкая, диалогично-альтероцентристкая, диалогично-авторитарная, авторитарно-манипулятивная, конформно-индефферентная и
диалогично-конформная.
На втором этапе исследования, через 7 месяцев, испытуемые до и после
просмотра снятого сюжета отвечали на вопросы полуструктурированного интервью, содержащего вопросы, направленные на осознание чувств и переживаний испытуемого в ситуации конфликтного взаимодействия. Интервью выявило, что для
испытуемых с авторитарной направленностью характерно напряженное переживание игровой ситуации в течение длительного времени. Они возвращаются к ней
мысленно, проигрывают различные варианты. Поведение игрока трактуется как
личное негативное отношение к самому испытуемому, возникает необходимость в
снятии стрессового напряжения. Присутствие видеокамеры воспринимается как
негативный фактор, как «свидетель моего полнейшего провала», возникает даже
нежелание смотреть свой сюжет, а после просмотра усиливается негативное отношение к собственному отраженному облику. В описании чувств, испытываемых в
разыгранной ситуации, преобладают чувства отрицательной модальности – агрессия, злость, раздражение, вина, напряжение.
Для испытуемых с манипулятивной направленностью характерна эмоциональная отстраненность от ситуации, логический просчет возможных вариантов ее исхода, стремление взять ситуацию под контроль. Испытуемый считает оправданным
применением в данной конфликтной ситуации эпатажных жестов и удовлетворен произведенным эффектом. В описании чувств преобладают описания нейтральной модальности: смущение, неопределенность, удивление, веселье, легкая растерянность, любопытство, интерес, стресс, напряжение, неудовлетворение, непонимание, вина.
77
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Испытуемые с авторитарно-манипулятивной направленностью эмоционально отстранены от разыгрываемой ситуации, удовлетворены своей стратегией
поведения и не хотели бы ее изменить. Для них характерно перекладывание вины за
данную ситуацию на партнера и настойчивое стремление добиться признания этой
вины от партнера. В описании чувств преобладают: удивление, растерянность,
смущение, напряжение, тревога, гнев, удовлетворение.
Испытуемые с диалогично-альтероцентристкой направленностью отмечают, что не испытывали затруднения при общении с данным партнером в разыгрываемой ситуации. Переживаемые чувства: растерянность, принятие, удивление,
спокойствие.
Испытуемые с диалогично-авторитарной направленностью стремятся как
можно быстрее выйти из разыгрываемой ситуации, готовы даже признать свою вину, только бы снизить эмоциональный накал. Отмечают, что неприятны были именно обвинения партнера по взаимодействию, и они готовы вернуться к данной ситуации, как только партнер успокоится. Чувства, испытываемые в данной ситуации:
в начале напряжение, затем спокойствие, принятие; шок, удивление, желание быстрее решить эту ситуацию, вина, любопытство.
Испытуемая с альтероцентристкой направленностью отмечает, что для
нее важно было получить прощения партнера, и она настойчиво добивались его.
Перед просмотром своего сюжета возник страх увидеть себя заново, но после просмотра испытуемая испытала облегчение и даже понравилась, как она выглядит на
экране. Чувства, испытываемые во взаимодействии: любопытство, интерес, напряжение.
Таким образом, наше исследование подтверждает выдвинутую гипотезу и
будет детализироваться в дальнейшей работе на большей выборке.
Шевченко В.Г. (Киев)
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СИНЕСТЕЗИЙ В ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ,
РАЗВИВАЮЩЕЙ И ПСИХОНЕТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ
Сообщение посвящено использованию феномена синестезий для психотерапевтической и развивающих практик.
Как показывает опыт практической работы, многие личностные проблемы
решаются при переводе проблематики на новый для пациента язык. Примерами методик, использующих такой перевод служат арт-терапия и символдрама. Нами проведена разработка методики, использующей перевод личностной проблематики,
впечатлений от восприятия других людей и окружающей среды и эмоциональных
состояний в визуальные образы, движения (в том числе и движения экспрессивного
танца) и звуковой ряд и, наоборот, отразить восприятия природы, движений и впечатления от партнеров в эмоциональных состояниях. Подобная работа позволяет
выделить чисто смысловые переживания и освободиться от стереотипов привязки к
конкретным формам, в которых проявляются проблемы и затруднения участников
эксперимента. Работа проводилась в контексте концепции психонетики.
Каждая из модальностей обладает собственным перечнем ограничений, определяемых строением соответствующего анализатора. Так, мы можем представить
себе рисунок, развернутый на плоскости, но не можем представить себе двумерный
звук, мы можем услышать мелодию, но подобное переживание не свойственно визуальному восприятию и воображению. Описания проблемной ситуации (состояния) в реальности и в каждой из предложенных форм ее воспроизведения открывает
78
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
новые возможности для ее преобразования в приемлемые формы.
В ходе работы испытуемым (студентам вузов и молодым представителям
среднего класса) предлагались следующие задания:
абстрактное изображение с помощью фломастера (снимающего многие затруднения для лиц, не обладающих навыком рисования) впечатления от партнеров
по работе (при необходимости это впечатление усиливалось при касании партнера);
абстрактное изображение своего собственного состояния до начала, в процессе и по завершению занятий;
изображение природы и ее состояний;
такое же изображение восприятия, отношений и состояний в движении и
аутентичном танце;
пропевание мелодий, отражающих перечисленный выше восприятия и действия;
передачу различных сообщений путем касания партнера;
совместные движения в аутентичном танце;
рисунки на перечисленные темы, выполняемые совместно двумя партнерами;
совместные рисунки, отражающие восприятия рисующими друг друга;
наблюдение за собственными реакциями и динамикой состояния в ходе выполнения заданий.
Последовательное проведения основных классов переживаний через перечисленные задания позволяет найти способы решения проблем, а зачастую эти проблемы оказываются решенными в ходе занятий. Необходимость перевода своих
переживаний в новые образные формы активизирует синестезии даже у лиц со слабо выраженными способностями к синестезиям. Взаимодействие с другими партнерами в новом ракурсе, позволяет переформулировать проблемы общения в новом
(символическом) поле, где еще не сложились негативные стереотипы, как правило
составляющие сущность проблемы. Проблема решается в новом модальном поле и
задачей ведущего занятия становится обратный перевод нового опыта в ситуацию
реальности.
Результаты работы фиксировались в рисунках, выполненных участниками
работы. Практически у всех отмечалась динамика состояния: переход от депрессивных цветовых оттенков к более уравновешенной гамме, от замкнутых фигур к открытым, от фрагментарных изображений к целостным. Интерпретация изменений
подтверждается самоотчетами испытуемых.
Одним из результатов использования методики является развитие рефлексии, позволяющей не только оценить затруднения, потребовавшие помощи психолога, но и увидеть свою жизнь и свои возможности в новом свете. Этим объясняется
тот факт, что люди, решившие свои проблемы, опять приходят для занятий в группу, но на этот раз уже для развития новых качеств. Таким образом происходит переход от терапии (решения личностных проблем) к методикам, развивающих новые
качества.
Синестетический опыт создает хорошую почву для последующего участия
в программе формирования психонетических языков. Лица, прошедшие описанные
выше занятия, достигают лучших и более быстрых результатов. Не последнюю роль
при этом играет личностное соприкосновение с психонетической проблематикой,
неявным образом представленной в ходе занятий.
79
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Шлыкова Ю.Б.
АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЗНАЧИМЫХ
ИДЕНТИФИКАЦИЙ ЛИЧНОСТИ
Достаточно подробный анализ автобиографических текстов показал возможность исследования количества и содержания идентификаций личности в процессе ее становления. На наш взгляд, автобиографический анализ позволяет оценить не просто наличие тех отношений со значимыми Другими, которые прописаны
в психологической литературе и описываемые как обязательные, но и проследить
их субъективную значимость для самой личности.
Нами было эмпирически выделено три критерия оценки идентификации себя со значимым Другим:
Описание жизни Другого (события его жизни).
Идентификация с Другим.
Возрастной аспект выбора Другого.
1 критерий. Рассматривается нами как тенденция выделять Другого как отправную точку, при описании событий собственной жизни, перенос источника собственной истории жизни на жизнь или достижения другого человека. Эта тенденция
не является общей для всей выборки, но и не уникальна. У половины выборки
встречается использование описания событий другого человека. В качестве Другого
нам встречались – мать (описание ее жизненных установок), старший брат (его достижения в сравнении с поведением автора), старшая сестра (ее достижения в сравнении с достижениями автора), любимый человек (его жизнь до встречи с автором).
В случае с родственниками проявляется тенденция сравнивать себя с Другим. В
случае с любимым человеком имеет место не сравнение, а усиление ценности жизни этого человека. Интересным представляется нам описание жизни человека, который не имеет непосредственного влияния на воспитание автора. Мы встречали (в
одном и том же тексте) описание жизни старой бабушки, ее судьбы, судьбы ее детей
и жизни актрисы. Жизни этих женщин описываются как необычные, достойные
уважения и восхищения. Здесь тоже имеет место некоторое сравнение с моделью,
достойной подражания.
Мы считаем, что механизм описания событий жизни другого человека –
показатель поиска автором достойной опоры в жизни, которую он не может пока
обнаружить в собственной истории.
2 критерий. Определяется использованием местоимения «Мы». Этот критерий мы относим к общим особенностям конструирования автобиографического текста, т.к. местоимение «мы» встречается практически у всех. Единичные исключения
мы склонны считать скорее отклонением от нормы. Тексты различаются по количеству идентификаций и по их содержанию. Как правило, авторы идентифицируют
себя с матерью или семьей, родителями. Также частой является идентификация с
братьями и сестрами. Это является достаточно изученной в психологии тенденцией
ранней семейной идентификации. Кроме семьи, часто встречается идентификация с
группой (в детском саду и в школе). Также встречаются идентификации с подругой,
любимым человеком, тренером. По данному критерию мы можем сказать, что, вопервых, содержание идентификаций непосредственно связано со отношениями и
видами деятельности, в которые включена личность; во-вторых, замкнутость на
семейных идентификациях ограничивает пространства самореализации личности, а
очень большое их количество свидетельствует о зависимости личности от мнения
других людей.
80
Раздел II. Прикладные и экспериментальные исследования
3 критерий. Данный критерий может определить особенности влияния тех
или иных людей на разных возрастных этапах. Во всех текстах в дошкольном возрасте встречаются мать, отец, семья, родственники, дети в детском саду, воспитатели. В школьном периоде – класс, друзья, учителя, люди, – влияние семьи ослабевает, появляются гендерные роли. В подростковом и юношеском возрасте – друзья,
мальчики и девочки, парни, любимый человек. Интересно, что на этом этапе в
большей степени прописываются имена. Возрастные тенденции отражают известные в психологии закономерности взаимодействия ребенка со значимым Другим.
Некоторые тексты имеют отклонения от среднего распределения ролей, и мы
склонны считать, что выявленная общая тенденция в дошкольный и школьный периоды
необходима для нормального формирования личности. На более поздних этапах разнообразие идентификаций свидетельствует об уникальности сознательно выбираемого
жизненного пути каждого человека.
Таким образом, мы можем говорить о том, что анализ автобиографических
текстов позволяет определять нормальные, уникальные и отклоняющиеся от нормы
тенденции в развитии личности. По количеству и качеству идентификаций мы можем
судить о степени адекватности решения личностью психологических задач на различных возрастных этапах. И если на ранних этапах онтогенеза содержание идентификаций является заданным социумом, то после подросткового возраста для развития личности в большей степени ценится уникальность и разнообразие социальных отношений.
Щербакова Т.Н. (Ростов–на–Дону)
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТИ
ПЕРСОНАЛИЗАЦИИ УЧИТЕЛЯ
Профессиональная деятельность рассматривается в современной психологии как
пространство персонализации человека, это положение особенно верно в отношении
профессий типа «человек-человек». В педагогической деятельности возможность персонализации учителя является не только условием его профессиональной удовлетворенности, способности к профилактике профессиональных деструкций, но и значительным
фактором, обуславливающим достижение позитивного педагогического результата. Значимую роль в профессиональной успешности играет аутокомпетентность, позволяющая
учителю, адекватно оценить себя как актуального и потенциального партнера педагогического взаимодействия, гармонизировать самооценку и оценку со стороны окружающих, а
также конструировать оптимальные модели презентации собственной субъектности в
профессиональной деятельности, реализовывать эффективный субъективный контроль и
активность, направленную на саморазвитие и самотворчество.
В процессе персонализации учителя в качестве оснований его эффективности, с
одной стороны, выступает профессиональная психологическая компетентность в совокупности основных составляющих ее видов, а с другой – система субъективного профессионального контроля как инстанция организующая, регулирующая и контролирующая
способы представленности личностного бытия педагога в разноуровневых актах профессиональной активности.
Рассматривая субъективный контроль как сохранение «авторствования» жизнедеятельности субъекта, определенный модус саморегуляции и самоконтроля, мы исходим
из методологии интерсубъектного подхода к изучению личности и считаем, что значимые
характеристики системы субъективного контроля могут проявиться не в рамках интрасубъектной экзистенциальной сущности, а в процессе взаимодействия. Только вступая в
реальное взаимодействие, личность может утвердить жизнеспособность своих концепту-
81
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
альных критериев, контролирующих ее активность. Отношение к профессии, способ существования в ней для одних вписывается в смысловой контекст видения себя в качестве
субъекта-деятеля, существующего и творящего свой индивидуальный мир как гармоничную часть Мира. Для других профессия выступает лишь средством для существования и
не соотносится со смыслом жизни.
Анализ проводимого нами анкетирования на предмет изучения отношения учителя
к педагогической деятельности показывает, что можно выделить две группы учителей, различающихся по характеру самоощущения себя в деятельности. К одной группе относятся
педагоги, воспринимающие профессиональную деятельность как возможность личностного
роста, самореализации, расширения рамок своего «Я», как требующую от личности повышенной ответственности, развитых форм субъективного контроля и предоставляющую широкие возможности для персонализации. Для другой группы характерно чувство утраты
«Я», вынужденного приспособления к бесконечно меняющимся требованиям, дискомфорта
от необходимости постоянно жестко контролировать свои чувства и мысли.
Как субъект профессиональной деятельности учитель представляется настолько
успешным, насколько он способен презентировать свои личностные смыслы, позитивный
образ мира, свое профессиональное и жизненное кредо, насколько жизнеутверждающими
представляются его деяния в глазах учеников. Вместе с тем необходимо отметить, что
психологические знания могут стать не только инструментом конструктивного представления своей субъектности, но также инструментом манипуляции и псевдоперсонализации.
82
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
Раздел III. Психология здоровья и безопасности
человека
Александрова Л.А.
О СОСТАВЛЯЮЩИХ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ ЛИЧНОСТИ КАК ОСНОВЕ ЕЕ
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Сегодня человек сталкивается со все расширяющимся спектром вызовов,
которые предъявляет ему жизнь. Однако, наверное, не совсем корректно обсуждать
их только с медицинским уклоном и уклоном в психологию катастроф, в контексте
преодоления личностью неблагоприятных условий жизнедеятельности, адаптации к
сложным условиям среды,. Ведь вызовы – это еще и потенциальные возможности
роста личности. И, если подходить к проблеме именно с позиций личностного роста
и развития, необходимо анализировать условия, при которых она сможет преобразовать проблемы в испытания, в задачи повышенной степени сложности, а затем и в
возможности саморазвития. Именно тогда, когда человек будет воспринимать свои
препятствия как возможности, то есть при изменении субъективного отношения к
ним, он сместит акценты – с личностного смысла проблемы на личностный смысл
ее решения. А такой подход во многом сходен с техникой дерефлексии, предложенной как метод психотерапии В. Франклом. Тогда может возникнуть совершенно
иной индивидуальный контекст осмысления жизненных трудностей. Р. Лазарус выделял такой подход как одну из стратегий совладания с жизненными трудностями –
на наш же взгляд, это необходимое условие любого осмысленно зрелого ответа
личности на вызовы жизни.
Личностный смысл, следовательно, может рассматриваться как центральный фактор жизнестойкости, ведь именно он придает жизни человека вектор и ценность. Осознавая собственную жизнь как миссию (Дж. Крамбо), человек ощущает
свою значимость, причем, выходя на качественно иной уровень дерефлексии, – значимость не только для себя лично, но и для социума, человечества в целом. Однако
жизнестойкость не всегда равна выживанию и адаптации, а в некоторых (чрезвычайных) условиях, прямо противоположна им. В противном случае возникает вопрос – альтруизм и жертва, подвиг – это проявления жизнестойкости личности, или
нечто качественно иное?
С. Мадди, автор концепции жизнестойкости, определяет этот термин как
интегральную личностную черту, ответственную за успешность преодоления личностью жизненных трудностей, которое включает: 1) вовлеченность в процесс жизни, 2) уверенность в подконтрольности значимых событий своей жизни и готовность их контролировать, 3) принятие вызова жизни. Однако можно сформулировать иначе – это комплекс аттитюдов, определяющий готовность и способность
личности к преодолению. Если рассматривать понятие жизнестойкости в рамках
отечественной психологии, опираясь при этом на психологическую теорию деятельности и психологию способностей, то жизнестойкость можно рассматривать
как интегральную способность человека к деятельности по преодолению жизненных трудностей, как результат развития и применения этой способности. Последнее точнее было бы назвать «мужеством быть» (П. Тиллих) или «мужеством
стать». Соответственно, совладающее поведение (копинг-стратегии, выделенные Р.
83
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Лазарусом) можно рассматривать как деятельность, направленную на преодоление
жизненных трудностей, опирающуюся на жизнестойкость как на способность личности к трансформации неблагоприятных обстоятельств своего развития (а точнее,
испытаний и задач).
Личностные ресурсы преодоления также подчинены логике смысла и деятельности. Часть из них, такие, например, как модель будущего или жизненные
планы, сами могут выступать смыслом и мотивом деятельности преодоления. Одновременно жизненные планы есть результат деятельности планирования, которая
сама имеет смысл и мотив. Когнитивные ресурсы дают возможность анализа и прогноза возможных вариантов развития событий, понимания, оценки их подконтрольности, а следовательно, являются инструментальными ресурсами, подчиненными
смыслу деятельности преодоления. Эмоциональные ресурсы могут выступать и
смыслом этой деятельности, если речь идет о ценностях переживания, и инструментальным ресурсом, «энергетически» обеспечивающим эту деятельность.
Однако представим себе человека, обладающего развитыми аттитюдами жизнестойкости, личностными ресурсами преодоления, развитыми навыками совладания с
вызовами жизни, осознающего свои личные задачи в жизни или миссию, если пользоваться терминами Дж. Крамбо. Возникает вопрос о соответствии этой миссии (смысла
жизни) и форм ответа общечеловеческой этики на вызовы жизни. В учебниках Новейшей истории мы можем найти, как страшные исторические примеры несоответствия,
так и примеры полного соответствия, исключающие, однако, жизнестойкость «в чистом
виде», например, героизм тех, кто отдал свои жизни за наши, чтобы мы могли говорить
сегодня о жизнестойкости личности. Следовательно, в «структуру» жизнестойкости
личности также необходимо включать гуманистическую этику, культуру, которые, будучи интериоризованными, задают своеобразный «фильтр», посредством чего личность
отсекает этически неприемлемые цели, смыслы и способы их достижения. Этим
«фильтром» также будут определяться способы трансформации жизненных трудностей
в задачи развития и возможности.
Соответственно, в структуру жизнестойкости включаются: 1) личностные
ресурсы преодоления, аттитюды жизнестойкости, выделяемые С. Мадди, которые
обеспеченны на уровне реализации развитыми стратегиями совладания (Р. Лазарус);
2) смысл, предопределяющий вектор этой жизнестойкости и жизни человека в целом, так как жизнестойкость сама по себе имеет только биологический смысл выживания вида Homo sapiens, а также 3) гуманистическая этика, задающая критерии
выбора смысла, пути его достижения и решения жизненных задач. При этом установка жизнестойкости, – «принятие вызова жизни» – понимается скорее как субъективное отношение к возможным препятствиям. Именно в таком расширенном понимании жизнестойкость может обеспечить психологическую безопасность личности перед лицом вызовов сегодняшнего и завтрашнего дня.
Бабаян Э.А. (Краснодар)
ОПЫТ ОБСЛЕДОВАНИЯ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ УЧАСТНИКОВ
ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ С НЕПСИХОТИЧЕСКИМИ
СОМАТИЗИРОВАННЫМИ ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ
ПРИ ПОМОЩИ ШКАЛЫ SCL-90
Психические расстройства боевой обстановки занимают большое место в
структуре боевых поражений. Они в 3-4 раза увеличивают психическую заболеваемость в армии. Особую социальную актуальность определяет угрожающая распро84
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
страненность их отдаленных последствий, весьма тяжелых и продолжительных среди военнослужащих (Ганнушкин П.Б., 1926; Archibald H.C., Tuddenham R.D., 1965;
Hobfoll S.E., Spielberger C.D., Breznitz S. et al., 1991). Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) составляет от 10 до 50% всех медицинских последствий
участия в войне (Armfield F., 1994). Им по-прежнему страдают 29-45% ветеранов 2й Мировой войны, 25-30% американских ветеранов войны во Вьетнаме; среди получивших боевые ранения и увечья эта цифра достигает 42% (Bourne P.G., 1970;
Stretch R.H., 1986). В последние годы участниками боевых действий стали и продолжают становиться сотни тысяч наших соотечественников (Абрамов В. и др.,
1992; Фатхи О.Г., 2001; Шевчук Л.Е., 2001).
Последствия боевой психической травмы (БПТ) не ограничиваются пределами театра военных действий, их манифестация нередко происходит спустя месяцы
и даже годы после возвращения ветеранов к мирной жизни. Более того, установлены
данные о деструктивном влиянии ПТСР на последующие поколения, как по причине
особых взаимоотношений в семьях ветеранов (Решетников М.М., 1995; Rabin C., Nardi C., 1991), так и в результате возможного генетического унаследования приобретенных патологических изменений (Фатхи О.Г., 2001.; Шевчук Л.Е., 2001).
Детальное изучение: социального статуса у военнослужащих до службы в
армии, основных травмирующих переживаний во время пребывания в зоне вооруженного конфликта и их последствий, успешности адаптации к мирной жизни, а
также особенностей копинг-поведения, позволит, на наш взгляд, не только обосновать необходимость психологического сопровождения военнослужащих от отбора
на военную службу до реабилитации после возвращения к мирной жизни, но также
выявить показатели, позволяющие прогнозировать степень стрессоустойчивости
личности к воздействию факторов боевой обстановки. Недостаточность теоретической разработки проблемы психологических изменений у военнослужащих –
участников боевых действий, неочерченность их границ, отсутствие четких диагностических и прогностических критериев, создают значительные трудности при распознании начальных проявлений ПТСР, в организации реадаптации и реабилитации
ветеранов (Абрамов В.А. и др., 1992.; Бабаян Э.А., 2003; Ташлыков В.А., 1990.;
Фатхи О.Г., 2001.; Шевчук Л.Е., 2001).
В литературе последних лет часто упоминаются различные диагностические шкалы, в том числе «Symptoms Check List-90» (Derogatis L.R., et al., 1975,
Jackson J., Cochram et al., 1991), которая является клинической шкалой самоотчета,
ориентированной на определение симптоматической конфигурации обследуемого.
Шкалу чаще применяют для обследования больных с невротическим уровнем расстройства, реже – у больных психозами. Шкала состоит из 90 пунктов, каждый из
которых оценивается по пятибалльной системе ранжирования дистресса. Эти пункты позволяют определить выраженность 9 параметров первостепенной важности,
составляющих основу большинства симптомов в клинической картине. К основным
параметрам относятся: 1) соматизация, 2) обсессивно-компульсивный параметр,
3) интерперсональная сенситивность, 4) депрессия, 5) тревога, 6) враждебность,
7) фобическая тревога, 8) параноидное мышление, 9) психотизм.
В сферу наших интересов прежде всего входил параметр соматизации. Пункты, охватывающие этот параметр, отражают дистресс, возникающий от осознания
нарушений функций тела. Параметр включает жалобы на сердечно-сосудистую, желудочно-кишечную, дыхательную и др. системы. В случае исключения органической
основы жалоб регистрируются различные соматоморфные расстройства, эквиваленты
тревоги и депрессии. Параметры «Депрессия» и «Тревога» содержат в себе пункты,
которые могут выявить клиническую связь между собственно аффективными расстройствами: тревогой и депрессией, их соматическими проявлениями.
85
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Результаты обследования позволяют построить график, который отражает
конфигурацию признаков, измеряемых данной шкалой. Мы приняли данную шкалу
как один из дополнительных методов исследования психологической дезадаптации
личности в экстремальных условиях.
Нами обследовано 60 военнослужащих участников боевых действий, находящихся на стационарном лечении с различными соматическими жалобами, с различной по структуре и уровню психопатологической симптоматикой. У 54 из 60
обследованных были выявлены повышенные показатели по параметру соматизации:
в пределах степени выраженности от 0,5 до 3,5. Примерно в 60% случаев коррелировали высокие показатели по параметру соматизации, с повышением показателей
по параметрам депрессии и тревоги. Клинико-психопатологическое исследование
данных комбатантов также выявило у них наличие аффективных (депрессивных,
субдепрессивных и тревожных) расстройств различной структуры, степени выраженности и нозологической принадлежности.
На фоне специфического лечения этих военнослужащих и по мере клинического улучшения их состояния, повторные оценки по использованной шкале подтверждали снижение показателей параметров как соматизации, так и тревоги, депрессии.
Таким образом, данная шкала представляет определенную ценность для диагностики, дифференциальной диагностики и контроля за динамикой состояний
больных. Необходимо отметить, для прицельного исследования соматизированных
расстройств данная шкала недостаточно информативна, так как она дает возможность констатировать наличие лишь в структуре синдрома соматизации в той или
иной степени, без дополнительных указаний. В этом плане большой интерес представляют другие шкалы, или иные, модифицированные разработки указанной шкалы (сообщения о которых имеются в новейшей зарубежной литературе), позволяющие не только выявить наличие соматизации в клинической картине, но и более
прицельно исследовать больных по этому параметру (Schneider W., Beisturer B.,
1990).
Байкова Л.А. (Рязань)
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ
В гуманистической парадигме здоровье (физическое, психическое и социальное благополучие) всех субъектов педагогического взаимодействия является
интегративным показателем результативности функционирования любого образовательного учреждения. Разработка критериев психического, психологического,
социального здоровья учащихся и учителей может быть осуществлена в контексте
научного направления «психология здоровья» (О.С. Васильева, И.В. Дубровина,
О.И. Даниленко, Г.С. Никифоров, Л.В. Куликов, О.В. Хухлаева, Ф.Р. Филатов и
др.). Понятие «психологическое здоровье» введено И.В. Дубровиной (1998), но мало разработано понятие «социальное здоровье». Психологическое здоровье рассматривается как динамическая совокупность психических свойств, обеспечивающих внутреннюю гармонию личности, гармонию человека и общества, возможность
полноценного функционирования человека в процессе жизнедеятельности. Критериями психологического здоровья являются: способность к саморегуляции (внутренней и внешней); наличие позитивного образа «Я» и «Другого»; владение рефлексией; потребность в саморазвитии.
86
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
Для более полной характеристики здоровой, сформировавшейся личности
необходимо использовать понятие «социальное здоровье». На основании антропоцентрического подхода нами разработана концепция здоровой личности. Ядром
психологической структуры здоровой личности является психическое здоровье,
являющееся основанием для психологического здоровья, которое, в свою очередь,
детерминирует социальное здоровье человека. Взаимосвязь этих уровней здоровья
синергетична – состояние одного уровня обусловлено характеристиками другого.
Критерии психического, психологического и социального здоровья педагогов и учащихся как субъектов образовательного процесса, теоретически обоснованы
нами в соответствии с культурно-исторической концепцией Л.С. Выготского и концепцией В.А. Петровского о трехуровневой структуре личности (1996), где отмечается нетождественность личности и «одушевленного тела».
Трехмерная структура личности включает интраиндивидную, интериндивидную и метаиндивидную подсистемы. На интраиндивидном уровне личность рассматривается в аспекте ее индивидной индивидуальности, «личностное оказывается
погруженным в непосредственное пространство бытия индивида, а он сам выступает перед нами как единственный носитель своей личности». Интраиндивидные
свойства: структура характера, особенности темперамента, способности, психические процессы, – все они в гармонии определяются как психическое здоровье.
Интериндивидная личностная подсистема заключается в интерпретации
личности в условиях взаимоотношений людей. «Областью определения и существования личности становится пространство межиндивидуальных связей, то есть не
сам по себе способный к общению и деятельности индивид, а процессы, в которые
включены, по крайней мере два индивида» (В.А. Петровский). Гармония элементов
этой подсистемы характеризуется нами понятием «психологическое здоровье».
Метаиндивидная личностная подсистема это, по мнению А.В. Петровского,
«личность индивида, которая выносится на этот раз за рамки не только индивидуального субъекта, но и актуальных связей этого субъекта с другими. Осуществляется «вклад» одного индивида в другого как эффект воздействия, изменения поведения и сознания другого, которые значимы для самоопределения другого. Речь
идет об активном процессе, о своего рода «продолжении себя в другом». «Отражаясь в индивиде, другой человек выступает как деятельностное начало, меняющее
взгляд этого индивида на вещи, формирующее у него новые побуждения, ставящее
перед ним новые цели…». На этом уровне происходит персонализация, «процесс, в
результате которого субъект получает идеальную представленность в жизнедеятельности других людей и может выступить в общественной жизни как личность».
Гармония структуры метаиндивидной личностной подсистемы может быть
определена как социальное здоровье. Понятие «персонализация» объясняет психологические механизмы влияния социально здоровой личности педагога на развитие
социально здоровой личности ученика в ходе педагогического взаимодействия. Таким образом, социальное здоровье – это гармония взаимоотношений человека с
другими людьми, обществом, культурой, что способствует не только эффективному
развитию и самоактуализации личности, но и тому благотворному влиянию, которое активная личность оказывает на других людей, общество и культуру в целом.
Социальное здоровье рассматривается нами как оптимальное сочетание гармоний –
внутренней, гармонии сознания и самосознания, личностных смыслов, деятельности, общения личности, и гармонии человека с социумом, способствующее позитивному развитию личности и общества. Основанием социального здоровья человека являются его психическое и психологическое здоровье. Возрастные особенности
вносят свои нюансы в показатели социального здоровья. Эти особенности обусловлены процессами социализации: адаптацией, интеграцией и индивидуализацией. Гипо-
87
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
тетически основными критериями социального здоровья можно назвать: социальнопсихологическая адаптированность; самоактуализация; позитивная Я-концепция; лидерские качества; смысложизненные ориентации, не противоречащие общечеловеческим ценностям; социальная направленность, креативность.
Бородулин В.Н. (Таганрог)
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ
ПСИХОЛОГИИ ЗДОРОВЬЯ
Здоровье – сущностная экзистенциальная характеристика человека, изучая
которую, можно раскрыть смысл большинства гуманитарных проблем. Длительная
история развития философской антропологии – от Сократа до Мартина Бубера –
оставила несколько традиций трактовки сущности человека, в полной мере претендующих на статус гуманитарных парадигм и выступивших методологическим основанием современной психологии. В широком понимании здоровье конкретного человека можно определить как процесс сохранения его социально-природных функций (био-физиологических, психологических, нравственно-витальных), обеспечивающих высокий уровень социальной активности личности при максимальной продолжительности жизненного цикла. Социально-философское понимание проблемы
здоровья основывается: 1) на его рассмотрении как одной из главных социальных
ценностей; 2) на его деятельностной функциональной направленности; 3) целостном понимании; 4) комплексном подходе к изучению и оценке.
Согласно современной гуманистической психологии, здоровье относится к
разряду основных витальных ценностей (наряду с жизнью человека, его телесной
целостностью и неприкосновенностью). Деятельностный аспект феномена здоровья
в психологии функционально связывает его с высшим смыслом жизни – самоактуализацией и самореализацией личности в обществе. В процессе социальной жизнедеятельности личность творчески и гармонично реализовывает все свои способности и
силы с гуманистическими и прогрессивными целями. Для достижения этой цели личность должна обладать совокупностью параметров здоровья – физическим, психическим, нравственно-духовным. Соответственно, в задачи гуманитарных наук входит
комплексное изучение факторов, влияющих на сохранение и приумножение здоровья
личности, что достигается, например, посредством валеологических исследований.
Валеология на данном этапе развития гуманитарных наук является базисным знанием, отражающим в себе мировоззренческие и методологические принципы изучения любого аспекта проблемы здоровья. В мировоззренческом плане
валеологическая теория и практика означает поиск путей достижения личностью
полноты жизни. В методологическом – она выполняет интегративную функцию, т.е.
объединяет медицинские, психологические, социологические, педагогические и пр.
знания о сущности здоровья, позволяющие сформировать целостный взгляд на самого человека. История развития частных наук показала, что разрозненные знания,
полученные в условиях дисциплинарно независимых исследований, оказываются
недостаточными, и только междисциплинарные связи способны преодолеть «концептуальный хаос» наук. Поэтому валеология стремится методологически полно и
концептуально точно описать, объяснить, понять различные подходы к достижению
и сохранению здоровья личности.
К сожалению, до сих пор информация о здоровье человека дифференцируется на основе эмпирико-аналитических данных о болезни. Медицина полностью
ушла в патологию, в результате чего сведений о самом здоровье, его структуре, со88
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
держании, форме и методах оказывается явно недостаточно. Теоретики патологии в
широте своих обобщений тяготеют к фундаментализму биологического знания, не
особенно считаясь с клинической медициной и не смущаясь, что понятие «здоровье» и «болезнь» не входят в понятийный аппарат теоретической (эволюционной)
биологии. Методологи же медицины в порядке «обобщения данных естествознания», санкционируют изначально некорректную постановку проблемы здоровья,
поскольку они априорно воспринимают медицину сквозь призму биологии. Очевиден тот факт, что усилиями одних только медиков, ориентированных на лечение, не
удастся справиться с обвалом патологий, которые обрушились на нынешнее поколение. Необходимо привлечение других, принципиально новых подходов.
Современные программы медицинского просвещения населения не учитывают в должной степени комплекса других гуманитарных аспектов здоровья личности: психолого-педагогические основания развития человека, его индивидуальные,
типологические, возрастные и половые особенности. Не берется во внимание и уровень духовности человека. В системе естественнонаучного знания здоровье, в лучшем случае, определяется как состояние полного физического, психического и социального благополучия, а не только отсутствие болезни. Однако недостатком этого
определения является отсутствие в нем упоминаний о мировоззрении человека, его
отношении к самому себе, к окружающему миру и месту человека в нем. Хотя именно
мировоззрение, усвоенные ценности, идеалы и нормы культуры изначально определяют поведение человека, а также его активность, направленную на сохранение и укрепление здоровья на различных этапах его развития.
Таким образом, современная наука, прежде всего, психология и философия
осмысляют феномен здоровья человека как значимый компонент благополучия всего общества. Здоровье приобретает значение глобального фактора выживания человечества, следовательно, нужно говорить и об отдельных психологических практиках оздоровления, и о необходимости формирования политики оздоровления населения в целом.
Волкова А.И. (Таганрог)
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ ИНФОРМАЦИОННО–ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ
БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ В КОММУНИКАТИВНЫХ ПРОЦЕССАХ
ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ
Общественные преобразования в России настолько сильны, что актуализируют исследования коммуникативных процессов жизнедеятельности человека 21
века в культурно-исторической и информационной связи времен и поколений.
В современном социуме резко меняется отношение к коммуникации и коммуникативным процессам. Парадигма императивного восприятия информации уходит в прошлое. На смену ей приходит более прогрессивная парадигма информационного сотрудничества. Суть которой заключается в рассмотрении коммуникативных процессов как обмена сигналами различных уровней энергий и осознание этих
сигналов. Человек хочет быть услышанным и поэтому аккумулирует вокруг себя
разноуровневые информационные сигналы в процессе жизнедеятельности. Что дает
ему возможность не только более четкой интерпретации коммуникативной сферы,
но и жизнедеятельности в целом. То есть в ключе парадигмы информационного
сотрудничества возможно претворять мир вокруг себя и себя в мире во всех направлениях. Но далеко не каждый человек может реализовать свой потенциал и самораскрыть себя в социуме с помощью разноуровневых сигналов. Основная причи-
89
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
на – это стереотипизированность мышления как последствие парадигмы императивного восприятия информации, в результате чего появляется страх самораскрытия и исчезает желание бороться за собственное мнение или представления о мире и
себя в нем. Преодоления страха самораскрытия и реализации себя в мире возможно
с помощью информационных эталонов безопасности или точнее с помощью представлений о них. Российская культура накопила огромный пласт представлений об
информационных эталонах безопасности в жизнедеятельности многих поколений.
Естественно, что существуют эталоны безопасности, выработанные веками. Основная задача человека сегодня осознать эти эталоны, принять их к развитию собственного потенциала и тем самым бороться со страхом самореализации. Несмотря на
ряд усилий западных стран и так называемых многонациональных экстремистских
организаций российского человека не так уж легко запугать. Россияне способны
бороться со страхами самораскрытия и самореализации, стоит лишь обратиться к
истокам российской культуры, осознать ее и принять ее с помощью разноуровневых
информационных сигналов. Для того, чтобы актуализировать представления об эталонах информационно-психологической безопасности необходимо рассмотреть
жизнедеятельность человека в коммуникативных процессах. Особенно в социокультурном плане интересен тот факт, который касается духовного воспроизводства
русского человека при явно выраженной тенденции межкультурного смешения в
мировом сообществе. Русские мигрируют, тем самым, распространяя свою культуру
и представления об эталонах информационно-психологической безопасности, возможно и не осознавая этого. Крылатая фраза Н.Михалкова из одноименного фильма
«он русский – это многое объясняет» иллюстрирует отношения европейцев и представителей других стран к русскому человеку. Поэтому осознание и принятие представлений об информационно-психологической безопасности становится ключевым
в решении проблем самореализации и самораскрытия личности в коммуникативных
процессах.
Одно из определений коммуникации Ч. Кули иллюстрирует возможность
проявления эталонов информационно-психологической безопасности в коммуникативных процессах жизнедеятельности: «под коммуникацией понимается механизм,
посредством которого становится возможным существование и развитие человеческих отношений – все символы разума вместе со способами их передачи в пространстве и сохранении во времени. Она включает в себя мимику, общение, жесты,
тон голоса, слова, письменность, печать, железные дороги, телеграф, телефон и самые последние достижения по завоеванию пространства и времени. Четкой границы
между средствами коммуникации и остальным внешним миром не существует».
Сегодня коммуникация представляет собой общение, передачу информации
от человека к человеку, от одной системы к другой. Коммуникация также обозначает связь, сообщение, известие, взаимодействие, обмен информацией в обществе,
создание и распространение информации, а также как средство связи. Кроме того,
этот термин используется для обозначений связи любых объектов материального и
духовного мира.
Исходя из такого многоуровневого определения коммуникации стоит подчеркнуть, что представления об информационно-психологической безопасности
проявляются во всех перечисленных элементах, а именно во внешнем и не проявленном мире.
Современная философия и методология научных исследований все чаще
обращается к использованию понятия коммуникативных процессов и коммуникационного анализа с целью эффективного научного поиска (К.А. АбульхановаСлавская, А.В. Брушлинский, М.С.Каган, Г.П. Щедровицкий, Шерковин Ю.А.,
Брумер Г, Бринтон М, Фуд Э., Гибсон Д. и др.).
90
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
В Европе и США с каждым годом растет количество социальнопсихологических исследований, затрагивающих проблематику коммуникативных
процессов в различных культурах, в том числе и в российской культуре. Благодаря
последним событиям, связанным с террором и насилием в мире проблематика безопасности человека и его представлений о безопасности в его жизнедеятельности
требует детального рассмотрения и изучения. Актуализация коммуникативных процессов с целью самораскрытия и самореализации личности в Российском социуме
представляется возможным посредством интеграции различных ветвей научного
знания в искусстве, литературе, политике, религии, науке и повседневной жизни
людей. «Из теории систем следует, что эффективная работа любой системы, как в
техническом, так и в социальном аспекте невозможна без организации коммуникативных процессов. Чем выше уровень организации системы, тем выше требования к
средствам коммуникации между ее элементами» (Непомнящий А.В).
Парадоксальная ситуация в Российском социуме – обладание мощным
культурно-историческим и научным потенциалом при этом проявлен личности в
проживании этого богатейшего опыта. Эту ситуацию пытались анализировать в
своих историко-психологических работах Анцыферова Л.И., Асмолов А.Г., Вернадский В.И., Мамардашвили М.К., Степин В.С.
Основной причиной этой ситуации вышеперечисленные авторы считают
уклон на подтасовку исторических фактов к требованиям партийно-идеологических
установок. Это мешало объективной рефлексии и интеграции эффективных коммуникативных процессов в российский социум, что тормозило полноценное развитие
личности или личностное развитие представлялось весьма однобоко с учетом партийно-идеологических установок или ранее с учетом православно-церковных установок.
Но нельзя не упомянуть в этой связи культурно-историческую концепцию
Л.С. Выготского, в которой неоднократно упоминалось о том, что культурноисторические условия прошлых десятилетий и даже веков в России оттеснили проблему коммуникации и проявления в ней «человеческого» на второй план. Также
одной из основных причин, по которой происходит торможение рефлексии российского культурно-психологического опыта коммуникации является стереотипизированность социальных институтов, которая в свою очередь порождает свои коммуникативные процессы и представления о безопасности. Жизнедеятельность человека невозможна без участия его в социальных институтах, но специфика представлений в социальных институтах о информационно-психологической безопасности
существенно отличается от самопредставлений человека. Что является благодатной
почвой для проявления страха перед реальностью и будущим.
Исходя из этого, стоит говорить о психологической безопасности или собственно «ощущением себя в безопасности». Вполне реально рассматривать психологическую безопасность как внутреннее равновесие, некое состояние гомеостаза
между самопредставлениями личности и эталонами социума. Учитывая постоянную
зависимость человека от требований социума психологическая безопасность приобретает приставку информационно-психологической. С учетом использовании информации в настоящее время как основной формы координации требуемых форм
коммуникаций человека мы можем сказать, что благодаря этому мы имеем дело не
с собственными ощущениями нахождения в безопасности, а с требуемыми от нас
ощущениями социума.
Таким образом, в нашем исследовании коммуникативные процессы в ключе представлений о безопасности могут быть рассмотрены как система сигналов
различного уровня энергий. А именно взаимодействий посредством обмена информацией с внешним (социумом) и внутренним миром (самопредставлениями) с по-
91
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
мощью разноуровневых сигналов (качество, объем, скорость прохождения информации во взаимодействии). Это может быть реализовано в следующих видах коммуникативных процессов:
- Рефлексирующий процесс, подразумевает рациональную основу для самоанализа в русле проживаемой культуры и опыта поколений.
- Эмпатирующий процесс – возможность контактировать с помощью разноуровневых сигналов информации «прочувствовать и услышать друг друга».
- Маскировочный процесс – «формальная система присутствия тела, но отсутствия духа» – приспособление к изменяющимся условиям социума – вариативность.
Соответственно
осознание
представлений
об
информационнопсихологической безопасности будет стимулировать взаимодействие с миром и
станет основой для самораскрытия и самореализации человека в коммуникативных
процессах жизнедеятельности.
Гриднева С.В.
ВЛИЯНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ РЕБЕНКА
МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА НА РАЗВИТИЕ
НАВЫКА СОВЛАДАНИЯ СО СТРАХАМИ
Совладание со страхом является осознанной стратегией поведения личности по устранению или уменьшению негативных эмоциональных последствий
стресса, возникающего в ситуации неопределенности при оценке возможности разрешения некоторой проблемы. Реализация той или иной модели поведения в затруднительной ситуации связана с выбором внешнего (средового) или внутреннего
(личностного) ресурса. Опора на ситуационно адекватный ресурс определяет успешность или неуспешность процесса совладания. Поскольку совладание как процесс и результат опосредствовано требованиями ситуации и внутренней активностью субъекта, обусловленной системой личностных смыслов и диспозиционной
структурой, особый интерес представляет анализ внутренних ресурсных состояний
ребенка, личность которого еще находится в процессе становления. Одной из важнейших личностных детерминант совладания считается уровень личностной тревожности (С.А. Хазова, Н.А. Смурова, 2003). Поэтому анализ копинг-ресурсных
состояний личности ребенка, на наш взгляд, целесообразно осуществить на примере
формирования навыков совладания со страхами как одной из форм проявления личностной тревожности.
Результаты исследований, посвященных изучению личностных детерминант копинг-стратегий, могут быть представлены следующим образом. Выбор копинг-стратегии чаще всего связан со следующими личностными особенностями:
самооценка, самопринятие, локус контроля и уровень личностной тревожности
(Н.А. Сирота, 1994). В качестве внутренних ресурсов совладания также рассматриваются такие личностные факторы, как оптимизм, самоэффективность, стойкость,
воспринимаемый контроль над ситуацией, «объяснительный» стиль мышления.
Способствуют развитию навыка совладания уверенность в себе, сформированность
необходимых в данной ситуации социальных навыков, религиозность, а также «резильентность» (resilience) – способность быстро восстанавливать физические и душевные силы после стресса. Обнаружена связь между выбором форм совладающего
поведения и гендерными характеристиками личности (С.А. Хазова, 2002). Так, эмоционально-ориентированные формы имеют высокую частоту использования у детей
92
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
(с незначительным влиянием на этот выбор выраженности ориентации на маскулинные или фемининные образцы поведения и проявлений личности), тогда как во
взрослом возрасте – преимущественно у лиц с ярко выраженной фемининностью.
Кроме того, с гендерными аспектами связана и сила влияния отдельных личностных
факторов. Так, для девочек особое значение имеет позитивная самооценка, тогда
как для мальчиков доминирующую роль играет принятие группой сверстников.
Роль личностного ресурса изменяется в зависимости от выраженности чувства аффилиации (принадлежности к большому или малому социуму – этнической группе,
семье и другому социальному слою) и ситуативной социальной роли. В отношении
ситуативной социальной роли получены данные, свидетельствующие о том, что в
ситуациях, подразумевающих проявление чувства ответственности за других людей
из референтной группы, выполнение соответствующей этому ожиданию роли значительно усиливает личностное ресурсное состояние, способствующее преодолению деструктивного влияния чувства страха.
К возрастно-специфическим личностным особенностям младших школьников, способных повлиять на процесс формирования навыков совладания со страхами, можно отнести повышенную эмоциональную лабильность, связанную с когнитивными усилиями по переработке субъективного опыта контактов с миром
(Е.В. Лисина, 2001). При этом у младшего школьника еще сохраняется много детских качеств: наивность, легкомыслие, восприятие взрослого как доминирующего
партнера отношений наряду с появлением избирательности, требовательности в
межличностных отношениях и становлением самостоятельной внутренней позицией, позволяющей оценивать свои поступки в соответствии с социальными ожиданиями.
Без формирования описанных ресурсных личностных качеств в опыте
взаимодействия со значимыми взрослыми и сверстниками формирование навыков
совладания с сильными эмоциональными состояниями в младшем школьном возрасте оказывается значительно затрудненным.
Гура В. (Таганрог)
ПРОБЛЕМА ГУМАНИТАРИЗАЦИИ ИНФОРМАЦИОННООБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ СРЕД
Проблема проектирования информационно-образовательных сред (ИОС)
для современного образования является одной из актуальных проблем педагогики и
психологии. Дистанционная форма образования завоевывает всѐ больше сторонников во всѐм мире. Однако исторически сложилось так, что первыми идеологами и
разработчиками архитектуры информационно-образовательных ресурсов и сред
явились программисты и представители технической интеллигенции. С психологической стороны наибольшее влияние на создание информационно-образовательных
сред оказал бихевиоризм и теория операционального научения Б. Скиннера, воплотившаяся в технологии программированного обучения, а потом плавно перешедшая
в технологию дистанционного образования. Современная ситуация дистанционного
образования такова, что педагоги вынуждены выполнять те требования, которые
заложили разработчики инструментальных средств, ориентируясь прежде всего на
технические возможности, а не на личности создателей учебных ресурсов (педагогов) и их потребителей (студентов, учеников). Практически во всех системах отсутствует психологическая система сопровождения обучения в таких средах. Изменить
создавшуюся ситуацию может система психолого-педагогическо-го проектирования
93
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
информационно-образовательных средств и ресурсов.
Такая система ориентируется прежде всего на личность обучающегося и
предоставление ему максимально возможных культурных и информационных ресурсов для обучения и саморазвития. Главным моментом такого проектирования
являются представления разработчиков о личности учащегося. Личностно-ориентированный подход исходит из того, что учащийся является самостоятельным субъектом культуры, обладающим творческим сознанием и стремящимся к самореализации. В основу такого представления может быть положена система личностных
культурно-информационных потребностей учащегося, являющаяся, как известно,
основой личностной мотивации.
Личностно-ориентированная ИОС должна быть спроектирована так, чтобы
обеспечить учащемуся возможность полноценной реализации личностных потребностей. Все потребности личности не могут быть перечислены и учтены в замкнутом
пространстве локальной вузовской ИОС, поэтому в основу педагогического проектирования кладутся принципы открытости и адаптации к уровню личностных потребностей.
Как ни странно, последний принцип реализует право личности на незнание. То есть
учащийся самостоятельно определяет какую информацию ему необходимо получить и
усвоить, знания на каком уровне глубины в этой области ему необходимы. Именно
обеспечение этого права дает возможность личности чувствовать себя активным субъектом образования, а не винтиком, выполняющим инструкции «умной» системы.
Принцип открытости предполагает возможность выхода за рамки локальной
информационно-образовательной среды вуза и подключения к мировой информационной сети. При этом реализуется право личности на диалог с мировой культурой.
Принцип дополнительности подразумевает использование различных информационных источников и модальностей представления информации для наиболее
полного личностного представления об изучаемом предмете. При этом педагогическое проектирование электронных образовательных ресурсов ведется исходя из гуманистического представления, что у каждого человека есть ведущая перцептивная система (визуальная, аудиальная и кинестетическая), которая предпочтительна и более
эффективна при восприятии учебной информации. ИОС должна предоставлять учащемуся возможность получать учебную информацию в предпочитаемой модальности
и это тоже является одной из задач педагогического проектирования ЭОР и ИОС.
Указанные принципы и другие, ориентированные на гуманизацию информационно-образовательных сред, положены в основу компьютерной системы педагогического проектирования электронных образовательных ресурсов ДИГУР для вузовских ИОС. Система адаптируется к уровню образовательно-культурных запросов
пользователя и позволяет пользователю по ходу обучения создавать индивидуальную
траекторию обучения как по сложности содержания учебного материала, так и по предпочитаемой модальности представления материала. Возможность проверить уровень
своих знаний на каждом этапе обучения дает учащемуся обратную связь и дополнительную мотивацию к повышению уровня обучения и фундаментальности знаний.
Ермакова Е.Н. (Минск)
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПОДХОД В КОНСУЛЬТИРОВАНИИ
РОДИТЕЛЕЙ РЕБЕНКА С СОМАТИЧЕСКИМ ЗАБОЛЕВАНИЕМ
Любое заболевание, даже такое, как простуда или грипп, делает человека
эмоционально-лабильным. В более серьезных случаях наблюдаются соответственно
и более глубокие личностные изменения. Переживание болезни всегда индивиду94
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
ально и в значительной мере зависит от многих факторов. Для ситуации длительного либо хронического заболевания характерно формирование внутренней картины болезни, которая включает в себя несколько уровней отражения болезни в
психике человека.
Элементы внутренней картины болезни подвижны, в ее структуре могут
одновременно существовать отличающиеся друг от друга модели. Иногда эта картина перестает выполнять адаптационную функцию и сама становится источником
стресса, способствует развитию тревоги, становясь сверхценностью. Психологическая помощь больному ребенку включает в себя психологическую помощь его родителям. Чаще всего семья является для ребенка основным источником поддержки,
поэтому так важна мобилизация ресурсов каждого члена семьи. Именно родители
несут основную ответственность за принятие решений по поводу лечения ребенка,
осуществляют уход за ним, обеспечивают выполнение всех медицинских предписаний. Родители вынуждены справляться с такими проблемами в связи с заболеванием ребенка, как боль и физическое страдание, ухудшение состояния ребенка, медицинские и хирургические процедуры, госпитализация, страх смерти,
ограничение активности ребенка, диетические ограничения, возрастающая зависимость от родителей в период обострения, разъединение семьи, ограничения в общении со сверстниками, частые пропуски школы, обиды и конкуренция сиблингов.
С точки зрения лечебного процесса важно, что дети, чьи родители плохо
справляются с ситуацией, проявляют больше эмоциональных и поведенческих проблем, чем их сверстники, чьи родители находят способы совладания со страхом и
тревогой. Работа в рамках экзистенциального подхода позволяет помогать родителям в ситуации глубокого страдания, захватывающего все глубинные ценности как
ребенка, так и взрослого, наиболее адекватно.
Экзистенциальный подход ориентируется на человека как бытие-в-мире,
т.е. на его жизнь, а не на личность как изолированную психическую целостность.
Смысл экзистенциального анализа заключается в том, чтобы помочь человеку осознать себя свободным существом, т.е. существом, способным выбирать. Основная
цель экзистенциальной терапии – помочь человеку лучше разобраться в своей жизни, лучше понять предоставляемые ею возможности и границы этих возможностей.
При этом экзистенциальная терапия не претендует на изменение клиента, на перестройку его личности; всѐ внимание сосредоточено на понимании процесса конкретной жизни, в еѐ повседневности, противоречиях и парадоксах. Если человек
видит реальность не искаженной, он избавляется от иллюзий и самообмана, отчѐтливее видит своѐ призвание и свои цели в жизни, видит смысл в повседневных заботах,
находит в себе мужество быть свободным и ответственным за эту свободу. Другими
словами, экзистенциальная терапия не столько лечит, сколько учит дисциплине жизни. Это также можно назвать гармонизацией жизни человека. Жизненный опыт ребенка невелик, он вынужден справляться с травматичной ситуацией так, как это делают его родители. Поэтому так важно помочь родителям реалистично оценить ситуацию, осознать, что она не изменится мгновенно, понять, что их реалистичное отношение к болезни поможет ребенку справиться с трудностями.
Родительский стресс и эмоциональные проблемы являются значимыми
факторами риска нарушения адаптации ребенка. При этом исследователи констатируют у мам больных детей высокую частоту депрессии, тревоги и социальной изоляции, они чаще, чем мамы здоровых детей, жалуются на соматические симптомы.
Проведенное нами в рамках оказания психологической помощи родителям больных
детей исследование, в котором участвовало 78 родителей, позволило выявить, что
для данной группы характерно наличие иррациональных установок и убеждений,
связанных с чувством вины (88,4%), высокая личностная тревожность (83,3%), пе-
95
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
реживание беспомощности, ощущение бессмысленности всего происходящего.
Продуктивно жить в такой ситуации возможно лишь обретя смысл – смысл жизни и
смысл смерти, которые неразрывно связаны. Чтобы жить и активно действовать,
выполнять все, что предписывает данная ситуация, совершать выборы и нести всю
полноту ответственности за их последствия, родителям необходимо верить в то, что
их поступки имеют смысл, даже если их последствия не являются гарантированно
успешными.
Независимо от того, задумываются ли родители о смысле своей жизни, они
постоянно отвечают на этот вопрос своими действиями. Речь идет не о смысле жизни вообще, а о смысле именно «своей» жизни, что требует от человека большого
мужества. «Я понял, что мой вопрос о том, что есть моя жизнь, и ответ: зло, – был
совершенно правилен. Неправильно было только то, что ответ, относящийся только
ко мне, я отнес к жизни вообще: Ответ «жизнь зла и бессмысленна» – относился
только к моей жизни, а не к жизни людской вообще», – писал Толстой в своей «Исповеди». Иметь смысл жизни – значит стремиться воплощать свои интенции в каких-то конкретных поступках, переживаниях, мыслях. Поиск смысла возникает по
мере необходимости. Человек ищет смысл, когда мир вокруг перестает быть для
него контролируемым и безопасным. Этот поиск связан с ответами на вопросы «зачем?», «ради чего?». Роль терапевта в этом процессе часто заключается в том, чтобы помочь и детям, и родителям выбрать свое призвание, в котором они обретут
смысл.
Смысл жизни зависит от контекста восприятия жизни. Что дает ощущение
смысла? Для И. Ялома это альтруизм, преданность делу, творчество, гедонизм, самоактуализация. Причем последние два типа смысла отличаются от предыдущих
тем, что выражают заботу о собственном «Я», тогда как другие связаны со стремлением превзойти себя, устремляются к чему-то выше себя. Смысл жизни может быть
связан с интересом к самым разным вещам, в идеале он включает целую совокупность стремлений, некую интегральную целостность. Однако порой интерес в силу
обстоятельств концентрируется на одной какой-либо сфере жизни, и она становится
смыслообразующей. Это может быть и борьба за жизнь и здоровье ребенка, и помощь
другим детям и родителям, и труд, и творчество и любовь, которая помогает не только бороться за жизнь ребенка, но и обеспечивать для него насколько это возможно
высокое качество жизни и многое другое.
Высокая вероятность утраты ребенка, мысли о смерти, столкновение с ней в
своих переживаниях – это тот толчок, который побуждает родителей к осознанию
смысла собственной смерти. Смерть – один из самых важных контекстов осмысления
жизни. Это длительный и болезненный путь и его иллюстрацией может быть то, как
на его протяжении изменяются у родителей «метафоры смерти». Пытаясь не замечать
смерть, мы лишаем себя возможности понять, что она является самой большой нашей
потенциальностью. Как ни парадоксально это звучит, жизнь приобретает смысл только благодаря своей конечности.
Важным направлением консультативной помощи родителям больного ребенка
является и работа с временной перспективой, которая в этом случае часто отсутствует,
вся жизнь сосредоточена в прошлом и настоящем, а подлинное существование, по мнению Л. Бинсвангера, связано с будущим, с трансцендированием собственных пределов.
Экзистенциальная тематика в психологии чаще всего заключается в исследовании психических процессов, сопровождающих отчаяние и надежду, жизнь и
смерть, одиночество и единство, свободу и ответственность, абсурд и смысл, а также
любовь, присутствие, вину, верность, заботу, сосредоточенность – все то, что актуально
для большинства людей и приобретает особый смысл и особую остроту в критической
ситуации.
96
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
Ефимова О.И. (Ульяновск)
ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ
И ИНДИВИДУАЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ
СУИЦИДАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ1
Исследование проблемы суицидального поведения, являясь междисциплинарной по своей сути, возможно лишь при условии признания того, что самоубийство
является результатом воздействия множества социокультурных и психологических
факторов, характеризующих пространство «общество – микросоциум – личность». Несмотря на «индивидуальность» суицидального акта нельзя не принимать во внимание
влияние на суицидальное поведение социальных факторов. В связи с этим комплексный
подход к изучению суицидальной активности, на наш взгляд, должен включать в себя
изучение как социологических, так и социально-психологических и индивидуальнопсихологических аспектов.
Вместе с тем история суицидологических исследований показывает, что многие авторы, независимо от того направления, которое они представляли, пытались найти единственный фактор суицидального поведения. В проведенном эмпирическом исследовании суицидального риска в подростковом возрасте мы попытались объединить
влияние таких факторов как социально-психологические и индивидуальнотипологические. Следует отметить, что если относительно зрелого возраста существует
немало эмпирических исследований, то подростковый возраст в этом отношении остается малоизученным, что дает нам право утверждать обоснованность и актуальность
нашего исследования.
Сам по себе подростковый возраст является возрастом повышенного риска для
проявления различных девиаций, в том числе и всего спектра суицидальных проявлений (И.С. Кон, А.Е. Личко и др.) А.Е. Личко, говоря о причинах суицидального поведения подростков, отмечает «важную роль социально-психологических факторов в стимуляции всех видов суицидального поведения». В качестве таких факторов рассматриваются семейная дезорганизация, длительная конфликтная ситуация в семье, неполные
семьи, асоциальное поведение одного или обоих родителей.
Различные деформации межличностных отношений в подростковом возрасте
проявляются в устойчивых трудностях в общении, которые вызывают в подростке постоянные отрицательные эмоции, боязнь новых контактов, неуверенность и настороженность, внутриличностное напряжение. По мнению В.Н. Куницыной и других авторов,
одной из главных причин, обуславливающих деформации межличностных отношений,
является наличие акцентуации характера, которые в большой степени оказывают влияние
в сфере неформального общения. В то же время если отношения с родителями доверительны и диалогичны, они выступают одним из сильных антисуицидальных факторов.
Суицидальное поведение строится на основе межличностного или внутриличностного конфликта, но для «запуска» такого типа поведения необходима особая личностная предрасположенность, вследствие которой индивид оказывается не в состоянии
справиться с актуальной проблемой. В качестве значимых факторов суицидального поведения в подростковом возрасте по мнению многих авторов выступает тип личности, в
значительной мере определяемый типом акцентуации характера, и нарушение межличностных отношений, формирующееся как следствие акцентуации характера. Как отмечают
исследователи, склонностью к неадаптивному поведению обладают личности с акцентуи-
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект 04-06-00310а.
97
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
рованными и психопатическими чертами характера (А.Я. Анцупова и А.И. Шипилова).
Результаты нашего эмпирического исследования взаимосвязи семейных отношений, акцентуаций характера и риска суицидального поведения в подростковой
среде свидетельствуют, что подростки с высоким суицидальным риском превосходят
остальных подростков по уровню экстремальности поведения, им свойственны нарушения адаптивности в отношениях к окружающим, трудности в приспособлении к условиям социальной среды. Также найдены взаимосвязи изучаемых характерологических и поведенческих особенностей с готовностью к саморазрушающему поведению;
высокая степень суицидального риска в большинстве случаев наблюдается у подростков с аффективно-экзальтированным и возбудимым типами акцентуаций характера в
сочетании с авторитарным или агрессивным стилем межличностных отношений. Таким
образом, результаты проведенного исследования доказывают, что у акцентуированных
подростков при нарушении межличностных отношений склонность к суицидальному
поведению возрастает. Это в свою очередь, дает возможность разработки и применения
дифференцированного подхода при оказании помощи подросткам, склонным к суицидальному поведению Вместе с тем это небольшое эмпирическое исследование может
служить одной из первых попыток комплексного изучения факторов суицидального
поведения, а в перспективе объединения сил представителей различных наук в исследовании этого трагического феномена нашей жизни.
Зинченко Е.В.
САМОРАСКРЫТИЕ И ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ ЛИЧНОСТИ
Личностное самораскрытие, понимаемое нами как многоплановый процесс
проявления личности в общении, является необходимым условием существования
человека в обществе, в системе социальных связей и отношений. Самораскрытие
предполагает сообщение субъектом личной информации различной степени интимности одному или нескольким реципиентам. С его помощью человек как бы вписывается в определенный социальный контекст, соотносит свои представления с представлениями о нем окружающих. Кроме потребности для самого субъекта, самораскрытие важно и для окружающих. Как считает Э. Гоффман, оно способствует определению реципиентом ситуации общения, дает возможность понять собственные
ожидания и ожидания партнера. Согласно В. Дерлига, нежелание раскрываться может привести к изоляции от общества. В целом самораскрытие выступает как сложный социально-психологический феномен, имеющий значимые последствия для
каждого из субъектов общения.
С точки зрения значимости для коммуникатора, самораскрытие личности в
общении выполняет ряд важных функций, одной из которых является укрепление
психического здоровья субъекта. Кроме внутренней гармонизации, психическое
здоровье обеспечивается также гармонизацией отношений с окружающим миром.
Именно поэтому самораскрытие вносит свой существенный вклад в его поддержание. Раскрытие своего «Я» другому человеку жизненно необходимо для индивида.
С. Джурард назвал его условием и признаком существования полноценной личности. По его мнению, здоровая личность всегда будет стремиться к тому, чтобы ее
полностью узнал хотя бы один значимый человек. Самосокрытие же, как утаивание
от партнера личной информации, свидетельствует о дистрессе. Как утверждает Х.
Каплан, отчужденное отношение к миру лежит в основе различных невротических и
социопатических состояний личности. Согласно Э. Фромму, удовлетворение потребности в человеческих связях, в слиянии с другим человеческим существом не98
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
обходимо для поддержания психического здоровья.
Вопросу связи самораскрытия с психическим здоровьем было посвящено
довольно много зарубежных исследований. Эта связь оказалась неоднозначной, и
мнения авторов разделились. Ряд из них обнаружили положительную корреляцию
между этими феноменами, другие – отрицательную, некоторые исследователи сделали вывод об отсутствии данной связи. П. Козби объясняет низкую степень корреляции между показателями самораскрытия и психического здоровья их криволинейной зависимостью. Он выдвигает гипотезу о том, что люди с хорошим психическим здоровьем раскрываются глубоко, но только узкому кругу лиц, остальным –
средне; а люди с плохим психическим здоровьем характеризуются высокой или
низкой открытостью каждому. Эту гипотезу подтвердили в дальнейшем А. Чайка и
В. Дерлига. Интересными в этом смысле представляются и результаты исследования Х. Каплан, которые выявили большую степень психического здоровья у девушек, чем у юношей. При учѐте влияния фактора пола на самораскрытие, они могут
являться косвенным доказательством существования связи самораскрытия с психическим здоровьем личности, так как многие исследователи сходятся во мнении, что
для лиц женского пола характерен больший объѐм самораскрытия, чем для лиц
мужского пола. В пользу указанной связи свидетельствуют и данные Пэйдж, М.
Рэнди и др. о том, что психическое здоровье в детском и подростковом возрасте в
значительной степени связано с переживанием чувств одиночества и изоляции.
Самораскрытие имеет зачастую катартический эффект. Высказанная вслух
личная информация как бы отчуждается от субъекта, что сопровождается облегчением переживания. Как было доказано зарубежными исследователями, на здоровье
человека положительно влияет не только непосредственное, но и опосредованное
самораскрытие. При последнем существенно снижается риск негативных последствий, что делает его более предпочтительным для коммуникатора. Ведение дневниковых записей мы рассматриваем как один из способов опосредованного самораскрытия. В данном случае в качестве реципиента выступает сам субъект самораскрытия, его собственное Я. Согласно данным американских исследователей П.
Пеннибейкер и К. Гувер, ведение дневника улучшает самочувствие, увеличивает
сопротивляемость болезням.
В отечественных исследованиях получены данные, косвенно свидетельствующие о связи самораскрытия личности с еѐ психическим здоровьем. Так, Н.Д.
Семѐнова установила, что у лиц, страдающих бронхиальной астмой, после психокоррекционных занятий, направленных на восстановление эмоциональной связи с
миром, наблюдались положительные изменения в сфере общения и, как следствие,
улучшилось психическое здоровье. Этот опыт работы подтверждает тезис Джурарда
о том, что подавление потребности в самораскрытии может стать причиной возникновения не только психологических проблем, но и психосоматических заболеваний.
Л.И. Анцыферова отмечает, что отчужденное отношение к миру выступает основой
невротических и социопатических состояний личности. Т.П. Скрипкина, указывает
на то, что неадекватность в проявлении доверия связана с невротическими состояниями и выступает показателем отклонения психического здоровья личности.
Таким образом, существующие психологические исследования указывают
на наличие сложных взаимосвязей между самораскрытием и психическим здоровьем личности. Данная проблема требует дальнейшего практического изучения и
теоретического осмысления.
99
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Краснянская Т.М. (Таганрог)
О НЕКОТОРЫХ РЕЗУЛЬТАТАХ ИССЛЕДОВАНИЯ ПСИХОЛОГИИ
САМООБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ СУБЪЕКТА
В ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ СИТУАЦИЯХ
Теоретический анализ наработок, относящихся к психологии безопасности
(Баева И.А., 2002; Бодров В.А., 2000, 2001; Бондаревский И.И., 1999; Брусницын
Л.В., 1996, 2001; Брушлинский А.В., 1996; Вознесенская О.В., 2000; Грачѐв Г.В.,
1996, 1998, 2000 и др.), показал, что при наличии безусловного интереса к данной
проблематике, к настоящему времени отсутствует единая позиция как в трактовке
самого феномена безопасности, так и в выработке подходов к его воссозданию.
Концепция безопасности должна с позиций современного видения мира и человека
в нѐм вскрыть психологическую сущность соответствующего феномена и создать
основу для решения практических проблем по обеспечению безопасности человека.
Рассмотрение безопасности как статичного состояния защищѐнности человека от различных негативных для его жизнедеятельности факторов является неприменимым по отношению к человеку, открытому ситуативному взаимодействию
и динамично развивающемуся. Более продуктивна интерпретация безопасности
субъекта как психического состояния подконтрольности ему внешних и внутренних
параметров, обеспечивающего динамическое равновесие со средой на соматическом, энергетическом, информационном уровнях при не снижении во времени вероятности достижения главной для него жизненной цели. Степень данной подконтрольности определяется как индивидуальными характеристиками субъекта, так и
особенностями актуальной ситуации.
Состояния безопасности и опасности в силу физиологической и социально
оформившейся приоритетности обладают неодинаковой субъективной востребованностью. Несмотря на предпочтение состояния безопасности над состоянием
опасности, человек регулярно непроизвольно отходит от состояния безопасности к
состоянию опасности в силу особенностей организации своих сенсорно-перцептивной, эмоционально-волевой, мотивационной сфер.
Актуализация потребности субъекта в состоянии безопасности реализуется
при попадании им в экстремальные ситуации. Экстремальность ситуации порождается осознанием субъектом трудности поддерживать равновесие (не допуская ни
нехватки, ни переизбытка) обменных процессов со средой на уровне своей соматики, эмоциональности и сознания. Воздействие экстремальности на человека, способное нести как позитив, так и негатив, осуществляется по четырѐм направлениям:
внутреннее субъективное (Я человека), внутреннее объективное (организм), внешнее субъективное (изменения социального Я, т.е. личностных качеств, которыми
человек презентирует себя в глазах других), внешнее объективное (изменения поведения субъекта в социуме). Переживание опасности в связи с попаданием в экстремальную ситуацию, вероятно, порождается рефлексией субъектом своей неспособности контролировать ситуацию и выстраивать с ней адекватное взаимодействие.
Поддержание безопасности человека более продуктивно при реализации
процесса самообеспечения безопасности. Самообеспечение безопасности в экстремальной ситуации представляет собой сложно организованный процесс достижения
субъектом психического состояния подконтрольности комплекса экзо- и эндогенных параметров, позволяющего поддерживать ему динамическое равновесие со
средой на соматическом, энергетическом, информационном уровнях и обеспечивать
во времени не снижение вероятности достижения им субъективно значимой цели.
100
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
Экспериментальное изучение непосредственно процесса самообеспечения
безопасности субъекта сталкивается с рядом трудностей, порождѐнных природой
соответствующей ситуации, и этическими ограничениями, налагаемыми на исследователя. В силу этого, акценты в исследовании данного процесса должны быть
смещены в сторону изучения его представленности в сознании субъекта на уровне
представлений, установок, оценок и т.д.
Достижение подконтрольности субъекту внешних и внутренних параметров
ситуации связано с реализацией следующих шагов: 1) ориентировка субъекта в экстремальной ситуации; 2) снижение силы отрицательных эмоций; 3) поиск способов
взаимодействия с ситуацией; 4) мобилизация субъективных ресурсов на взаимодействие с ситуацией; 5) осуществление адекватного ситуации взаимодействия; 6) выход из
экстремальной ситуации таким путѐм, при котором минимизируется снижение вероятности достижения значимой для субъекта цели его жизнедеятельности.
Развитие потребности в безопасности в течение онтогенеза может проявляться в нормальной (постепенный рост) или анормальной (резкие всплески – навязчивые состояния, реактивная паранойя, истерия) форме. Реализация нормальной
потребности в безопасности может быть затруднена или окончательно разрушена
такими психологическими феноменами как манипулятивное воздействие, стереотипы, иллюзии, паника. Стереотипы в сфере обеспечения безопасности достаточно
распространены и многие закреплены на уровне народного опыта, что затрудняет
их преодоление.
Как показало эмпирическое обследование испытуемых значимыми характерологическими особенностями субъекта самообеспечения безопасности выступает наличие у него комплексных психических резервов преодоления опасности,
энергетическое доминирование над ситуацией, опора на эмоциональный опыт; нестандартность, самостоятельность, коммуникабельность, доверие. Наиболее значимыми параметрами реагирования на экстремальную ситуацию выступают комплексные энергоинформационные резервы преодоления опасности (осмысленное
восприятие ситуации и еѐ участников, осмысленное управление эмоциями и поведением) и выбор правильной позиции во взаимодействии с лицами, выступающими
в качестве участников данной ситуации. Можно провести определѐнные различия в
предпочитаемых психических особенностях в зависимости от половой принадлежности субъекта.
На теоретическом и эмпирическом уровнях нами было доказано наличие
следующих закономерностей самообеспечения безопасности субъекта в экстремальной ситуации:
- биосоциальная организация человека как способствует, так и препятствует самообеспечению им безопасности.
- исходную ступень самообеспечения безопасности образует безопасность
субъекта на его соматическом уровне, основу создания перспективной системы
безопасности и развития субъекта образуют его безопасность на энергетическом и
информационном уровнях.
- нарушение количественного и качественного равновесия структурных составляющих безопасности человека – соматики, энергии и информации, – как в сторону избытка, так и в сторону их нехватки приводит к нарушению его системы самообеспечения безопасности.
- система самообеспечения безопасности обладает онтогенетической и ситуативной нестабильностью, вызванной колебаниями в системе «человек» уровня
соматики, энергии, информации в ходе индивидуального развития и ситуативного
взаимодействия.
- эмоциональная привлекательность достигнутого субъектом уровня безо-
101
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
пасности снижается во времени.
- система самообеспечения безопасности опосредствуется социальным контекстом, что, с одной стороны, еѐ усиливает, с другой, – ослабляет.
Психологические защиты являются неизбежным, типичным и нормальным
механизмом, регулирующим психическую активность субъекта и обеспечивающим
тем самым гибкость и пластичность его поведения при взаимодействии с экстремальной ситуацией. Позитив действия механизмов психологической защиты в контексте самообеспечения безопасности состоит в следующем: 1) оперативность их
актуализации; 2) включение в ситуации, не поддающиеся регулированию иными
способами и приѐмами; 3) установление энергетического баланса системы «субъект
– ситуация»; 4) многочисленность, обеспечивающая вариативность их привлечения;
5) обусловленность рядом субъективных факторов, обеспечивающих «подгонку»
механизма к особенностям субъекта. Негатив психологической защиты в контексте
самообеспечения безопасности: 1) поверхностный характер решения проблемы как
во времени, так и в пространстве; 2) увеличение информационного разрыва между
субъектом и ситуацией; 3) нечувствительность к целостной психологической ситуации; 4) провоцирование латентного развития ситуации, порождающего еѐ неконтролируемое разрастание; 5) привлечение значительных энергетических затрат; 6)
невозможность произвольной регуляции; 7) закрепление ригидных способов поведения. Вывод: для реализации задач самообеспечения безопасности психологические защиты эффективны достаточно кратковременный период в самом начале воздействия на субъекта ряда экстремальных факторов, позволяя ему более или менее
стабилизировать свои эмоциональные проявления.
Совладание (копинг) представляет собой более совершенный, чем психологическая защита, механизм гармонизации взаимодействия субъекта с экстремальной
ситуацией, основанный на осознанном, произвольном установлении им желаемого
равновесия в обменах со средой на уровне энергии и информации. Среди преимуществ совладания по сравнению с защитой выделим следующие: 1) осознаваемость;
2) произвольность; 3) целостность охвата ситуации; 4) восстановление разорванных
социальных связей субъекта; 5) нацеленность на перспективу. К особенностям,
снижающим эффективность привлечения механизмов копинга к реализации целей
самообеспечения безопасности, относятся: 1) трудность идентификации опасности
и своевременной актуализации наиболее адекватного ситуации копинга; 2) неполнота
соответствия адаптации целям безопасности человека в обществе; 3) растянутость во
времени действия механизмов копинга; 4) дифференциация механизмов копингов на
высокопродуктивные и малопродуктивные; 5) зависимость выбора копинг-механизма
от ряда психических и социальных параметров личности. Вывод: Возможность овладения механизмами совладания позволяет субъекту целенаправленно совершенствовать на их основе процесс самообеспечения безопасности, однако они не универсальны применительно к его взаимодействию с экстремальными ситуациями.
Стиль самообеспечения безопасности, в нашем понимании, – это система
стабильно проявляющихся способов и приемов самообеспечения субъектом своей
безопасности в экстремальной ситуации, сочетающаяся с рациональным расходованием соматических, информационных и энергетических ресурсов. На формирование стиля самообеспечения безопасности оказывают влияние индивидуально-психологические особенности субъекта. Было установлено, что высокий уровень личностной тревожности порождает предпочтение старых способов поведения в экстремальной ситуации, проявление субъектами высокой активности, стремление охватить как можно больше сторон своей безопасности, склонность к построению негативной картины мира и ориентированность на профилактику своей безопасности.
Высокий уровень субъективного контроля связан с ориентацией на действия по са102
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
мообеспечению безопасности непосредственно при возникновении ситуации еѐ нарушения, с желанием расширять своѐ взаимодействие с миром и контактировать с
экстремальной ситуацией, с позитивным видением мира.
Отражая собой сформированную картину мира, жизненный сценарий выполняет интегрирующую роль для всех психологических средств, используемых
субъектом для самообеспечения безопасности. Он придаѐт ценностную оправданность тем или иным его поведенческим проявлениям, психологическим средствам
самообеспечения безопасности. В контексте жизненного сценария они как бы выстраиваются в целостный план целесообразно оправданного реагирования субъекта
на опасные для него ситуации. Можно выделить четыре сценария самообеспечения
безопасности субъекта, задающих разное видение мира и положение субъекта в
нѐм: 1) «Я – успешный», «Мир – безопасен» – сценарий «розовых очков». 2) «Я –
успешный», «Мир – опасен» – сценарий «настороженного». 3) «Я – неуспешный»,
«Мир – безопасен» – сценарий «разочарованного неудачника». 4) «Я – неуспешный», «Мир – опасен» – сценарий «озлобленного неудачника». Установление жизненного сценария позволяет прогнозировать возможный тип взаимодействия субъекта с экстремальной ситуацией.
Возможные случаи разрушения системы личной безопасности можно разделить на две основные группы: непреднамеренное и преднамеренное. Возможны
две причины непреднамеренного разрушения системы личной безопасности: в силу
неправильно сделанных субъектом поведенческих выборов в ситуации, имеющий
минимальный риск опасного исхода, и в силу обретения изначально нейтральной
ситуацией опасных особенностей под влиянием ряда индивидуально-типологических особенностей субъекта. В обоих случаях разрушение системы личной безопасности, в конечном счѐте, осуществляется в силу изначальной неспособности субъекта выстроить адекватную картину происходящего и на основе этого распределить
свои соматические, энергетические и информационные ресурсы взаимодействия с
ситуацией. Преднамеренное разрушение самообеспечения безопасности может быть
вызвано желанием достижения на основе этого некоторых значимых для субъекта
потребностей, позволяющих расширить его возможности соматической, энергетической, информационной мобильности, т.е. позволяющих ему развиться и подняться на новую ступень личной безопасности. Однако, в целом, разрушение системы безопасности определяется субъективной неспособностью справиться с ситуацией опасности, – субъект не способен адекватно наличной ситуации управлять
доступными ему ресурсами.
К принципам самообеспечения безопасности субъекта в экстремальной ситуации можно отнести: принципы доверия, Пути и самоактуализации; принципы
импринтной неуязвимости, системной устойчивости и причинно-следственных связей; принципы целесообразности реагирования, актуализации личных ресурсов и
извлечения положительного опыта из ситуации. К стратегиям самообеспечения
безопасности относятся стратегия избегания, консервативная стратегия, стратегия
копирования, «впитывающая» стратегия, стратегия коммуникативного резонанса,
стратегия развития. Каждая из названных стратегий обладает своими достоинствами и недостатками.
Специфическими методами самообеспечения безопасности выступают метод установления причинно-следственных связей, метод самопрограммирования и
метод внушения.
103
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Кругликова А.Ю. (Таганрог)
ЛИЧНОСТНЫЙ РОСТ КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН 1
К настоящему времени назрела необходимость в концептуализации понятия личностного роста как особого психологического феномена, утверждающего в
ряду многих других понятий действительный переход современной психологической науки от естественно-научной парадигмы с ее логикой причинноследственных отношений к гуманитарной парадигме, открывающей логику целевых
и ценностно-смысловых детерминант и провозглашающей развитие (саморазвитие)
человека как достояние человеческой культуры.
В отечественной психологии проблематика личностного роста получает
конкретное выражение в различных направлениях: психологии личности (С.Л.
Братченко, Е.Е. Вахромов), психологии здоровья (В.А.Ананьев, О.С.Васильева),
педагогической психологии (Т.Б. Князева, М.Ю. Перепелицына, В.В. Пижугийда,
Е.И. Рогов, Н.У. Токомбаева и др.), практической психологии (Н.Р. Битянова,
А.Г. Лидерс, А.М. Прихожан, А.С. Прутченков, И.В. Шевцова и др.), социальной
реабилитации (Н.Л. Карпова, Ю.Б. Некрасова, А.В. Суворов) и психотерапии
(А.Л. Венгер, В.П. Добридень, О.В. Немиринский, Ю.С. Шевченко и др.).
Анализ работ в существующих направлениях позволяет заключить: 1) личностный рост – есть объективный факт прогрессивного личностного развития
человека, охватывающий многообразие жизни человека с рождения и до смерти, но
как сознательный и управляемый процесс существующий с момента становления
субъектности человека (младший подростковый возраст); 2) – личностный рост может быть описан и объяснен как акт саморазвития, как способ существования личностно-субъектной ипостаси человека: альтернативный выбор, принятие решения,
принятие ответственности за это решение, постановка личных целей на ближайшую
и далекую перспективу и совершение поступка, имеющего ценностно-смысловое
значение; 3) - в личностном росте как акте саморазвития отражаются потребности:
витальные (потребность в чувстве безопасности, комфорте, любви), социальные
(принадлежность к группе, потребность в «инобытии» в других людях, потребность
в эмоциональных контактах), экзистенциальные (потребность быть субъектом собственной жизни, чувствовать подлинность своего бытия, потребность в свободе и
ответственности, смысле жизни); 4) - личностный рост можно отнести к интегральным общим способностям человека, которые позволяют ему достигать своего акме
на ступени взрослости; 5) - личностный рост в акмеологическом контексте – это
способность человека сознательно и целенаправленно преобразовывать проблемные
ситуации индивидуального опыта в ситуации собственного развития, приводящих к
личностным достижениям; 6) - личностный рост – есть показатель зрелости личности и критерий ее психологического здоровья и благополучия.
Исследуя проблематику личностного роста в контексте социальной реабилитации заикающихся подростков и взрослых по методу семейной групповой логопсихотерапии (Ю.Б.Некрасова – Н.Л.Карпова), мы определяем личностный рост
как способность человека к активно-преобразующей деятельности по разрешению
личностных проблем, определяющих нарушение речевого общения (логоневроз)
или сопутствующих ему.
Многолетний опыт работы с группами семейной групповой логопсихотера-
1
Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04-06-00269а
104
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
пии позволяет сделать следующие выводы:
1. Способность к личностному росту является основой адекватного поведения в значимых ситуациях общения и выступает важнейшим инструментом «лечебного преобразования» заикающихся подростков и взрослых.
2. Условия актуализации личностного роста определяются следующим: наличие
критической проблемной ситуации, отражающей противоречия между желаемым и действительным; наличие образа цели, значимой в контексте проблемной ситуации; наличие
психологической поддержки ближайшего окружения и групповой процесс, организующий пространство для реализации личностного роста в конкретных поступках.
3. Разновозрастная логопсихотерапевтическая группа может быть рассмотрена
как вариант «групп личностного роста», а социореабилитационный процесс предстает
как процесс конкретного развертывания личностного роста каждого его участника.
4. Положительная динамика личностного роста участников социореабилитационного процесса выступает как показатель эффективности и результативности
логопсихотерапевтических вмешательств.
5. Критериями личностного роста являются следующие личностные характеристики: самопринятие, целостность личности, субъектность, открытость позитивному опыту, коммуникативная компетентность, творческая адаптивность.
6. Результатом личностного роста в процессе социальной реабилитации является человек, максимально полно раскрывший (соразмерно своим возможностям
и ресурсам) и использующий свой человеческий потенциал независимо от кратковременных речевых «сбоев».
Лызь А.Е., Лызь Н.А. (Таганрог)
ЗДОРОВЬЕ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ НАУЧНЫХ
ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЧЕЛОВЕКЕ
По мнению академика В.П. Казначеева, определение здоровья – труднейший методологический и научный вопрос. Повышение значимости проблемы здоровья в современном обществе способствовало привлечению внимания к ней не
только медиков, но и философов, культурологов, социологов, психологов, педагогов. Наш интерес к здоровью обусловлен соотнесением сущности гуманистической
функции образования со здоровьем растущего человека как необходимым условием
реализации любых его жизненных целей. Основная задача настоящей статьи –
представить диспозитив (схему, модель) здоровья как основание поиска путей его
укрепления и развития средствами образования.
Для того чтобы четко сформулировать исходные позиции, отделить известное от неизвестного, определить направление поисков был произведен предварительный обзор представлений о здоровье с целью «размывания» проблемы, выявления возможных ее аспектов. Анализ философских (В.Е. Давидович, В.М. Розин,
И.Н. Смирнов, К.С. Хруцкий, А.Е. Чекалов и др.), валеологических (Р.И. Айзман,
Г.Л. Апанасенко, И.Н. Гурвич, В.П. Казначеев, В.П. Куликов, А.Г. Кураев, В.А.
Лищук, Т.Н. Маляренко, Л.А. Попова и др.), психологических (В.А. Ананьев, Б.С.
Братусь, О.С. Васильева, А.В. Воронина, И.В. Дубровина, И.В. Ежов, Р.Е. Калитеевская, Л.В. Куликов, А. Маслоу, Ю.И. Мельник, Г.С. Никифоров, К. Роджерс, В.
Франкл, А.В. Шувалов и др.) представлений о здоровье позволил сформулировать
следующие исходные положения для решения поставленной задачи.
1. Производность понимания здоровья от понимания феномена человека
позволяет утверждать невозможность получения полного и окончательного описа-
105
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ния здоровья. Мы можем говорить о нем лишь в аспекте конкретных представлений
о человеке, являющихся следствием научной картины мира, философскометодологических установок исследователя. В силу того, что создание универсальной метамодели здоровья невозможно, разработанная модель (схема) должна отвечать задачам конкретной исследовательской программы. Исходя из требований
адекватности (очевидно, что редуцированные до психофизиологических представления о человеке не позволят использовать модель здоровья в гуманитарных практиках), в ее создании необходим целостный подход к человеку, который в соответствии с современными научными представлениями предполагает рассмотрение его
как бесконечной, соразмерной Миру части природы, социума, Вселенной.
2. Как естественный феномен здоровья раскрывается в соотнесении с природой (сущностью) человека и «слоями» его бытия. А поскольку они не исчерпываются биологической, витальной составляющей, то правомерно выделять в нем и
другие компоненты. Системный подход и принцип иерархичности, в соответствии с
которым человек рассматривается как сложная живая система, жизнедеятельность
которой обеспечивается на разных, но взаимосвязанных между собой уровнях
функционирования, позволяет говорить не столько о компонентах здоровья, сколько о системе взаимозависимых уровней здоровья, соответствующих уровням («началам») человека, где каждый последующий реализует по отношению к предыдущему определенную функцию.
3. На основе анализа психологических работ обоснована целесообразность
разведения понятий психического здоровья в широком смысле как многоуровневого
образования и в узком смысле – как второго, после физического, уровня здоровья,
характеризующего психическую деятельность индивида с точки зрения адекватности восприятия реальности и характера реакций внешним раздражителям, адаптивности к окружающей среде (природно-психическое здоровье). Психическое здоровье в широком смысле включает также уровень, характеризующий не столько отдельные психические процессы, сколько интегральное образование – личность. С
позиции нередуцированных представлений о человеке правомерно говорить еще и о
надличностном (духовном) уровне здоровья.
Таким образом, в целостном феномене здоровья можно выделить физический (соматический), природно-психический, личностный и надличностный аспекты, отражающие включенность человека в различные «планы» бытия: биологический, психический, социальный, духовный. В качестве дополнительной основы их
дифференциации использована схема категориального каркаса психологического
знания (М.Г. Ярошевский, А.В. Петровский, В.А. Петровский), в которой также заложена идея «надстройки» более сложных уровней психики над менее сложными
процессами и образованиями человека. Приняв за основу указанную схему, каждому из ее четырех уровней поставлен в соответствие определенный уровень здоровья. Так, уровню организма соответствует физическое здоровье – устойчивость
гомеостаза, адаптивность к природным факторам, уровню индивида – природнопсихическое – адекватность восприятия реальности и характера реакций внешним
раздражителям, адаптивность к окружающей среде, уровню личности – личностно-психологическое, а уровню человека – духовно-нравственное здоровье. Очевидно,
чем выше уровень, тем сложнее описание здоровья человека, тем больше возможно
подходов к его пониманию. В исследовании предпринята попытка распространить
центральную идею физического здоровья на остальные составляющие. По нашему
мнению, это идея целостности – внутреннего единства объекта как характеристики здорового функционирования любой живой системы.
С позиций системного и целостного подходов к личности (К.А. Абульханова-Славская, Л.И. Анцыферова, А.Г. Асмолов, Б.С. Братусь, Б.Б. Коссов, Б.Ф. Ло106
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
мов, Н.И. Непомнящая и др.) видится следующий механизм взаимодействия уровней здоровья. Беря за основу представления об иерархическом строении человека,
обусловливающем интегрирующий характер воздействия высших уровней здоровья, можно говорить о том, что они позволяют качественно преобразовать всю организацию здоровья человека. Каждый последующий, более высокий уровень «надстраиваясь» над предыдущим, не включает его в себя, не «снимает» своим формированием необходимость нижележащего, но используя его в качестве основы своего
функционирования, обогащает (или снижает) его потенциал, «ориентирует движение» нижележащих уровней, придает смысл их развитию. Вероятно, в этом и заключается функция каждого последующего уровня по отношению к предыдущим. В
таком представлении своеобразно раскрывается выдвинутая ранее идея целостности
как сущностной характеристики здоровья: целостность каждого предшествующего
«измерения» человека – не только показатель здоровья этого уровня, но и необходимое условие «надстройки» последующих. Тогда можно говорить о здоровье, целостности определенного «измерения» человека в аспекте функции соответствующего уровня здоровья по отношению к вышележащему. Таким образом, выявляя
сущность здоровья на каждом уровне, необходимо определиться, во-первых, с ролью этого уровня в «ориентации» нижележащих, во-вторых, с его собственными
характеристиками, обеспечивающими целостность выделенного «измерения» и всего человека в данном «плане» его бытия, создающими предпосылки существования
следующих уровней здоровья.
Следуя принятой логике, к выявлению сущности личностнопсихологического здоровья необходимо подходить с двух сторон, определяя, вопервых, роль этого уровня в поддержании и формировании психического и физического здоровья, во-вторых, характеристики человека, обеспечивающие его здоровье
на этом уровне, которое с наших позиций может трактоваться как целостность личности.
Поскольку в науке накоплен обширный материал не столько о роли личности в укреплении физического и психического здоровья, сколько по проблемам патологии, вначале здоровье рассмотрено «от обратного», то есть проанализированы
личностные характеристики, способствующие нарушениям физического и психического здоровья. Если обратиться к рассмотрению психического нездоровья как пограничного состояния, наличия слабой формы нервно-психических расстройств, то
вскрывается взаимосвязь между здоровьем и адаптацией. Так, накоплен обширный
материал (работы Ю.А. Александровского, Б.Д. Карвасарского, В.Н. Мясищева и
др.), показывающий, что в основе наиболее распространенных нервно-психических
расстройств – неврозов – лежит непродуктивно и нерационально разрешаемое противоречие между личностью и значимыми для нее сторонами действительности,
нарушение социально-психологической адаптации. Рассматривая роль личностного
уровня в управлении физическим и психическим здоровьем, можно заключить, что
личностно-психологическое здоровье характеризуется успешностью социальнопсихологической адаптации, которая, в свою очередь, определяется усвоением норм
и правил социального поведения, степенью самообладания, уверенности в себе и
поддержке окружающих, сформированностью конструктивных способов преодоления трудностей.
Однако понимание личности сугубо с позиции адаптационной парадигмы
не удовлетворяет исходной посылке о целостности личностного уровня и противоречит современным научным представлениям о личности как субъекте активности.
Поэтому целесообразно рассматривать социально-психологическую адаптированость как начальную точку в анализе личностно-психологического здоровья, то есть
не отрицая ее, а представляя как его подуровень, поскольку, в зависимости от ха-
107
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
рактера адаптации (например, конформистского или творческого, по А.А. Налчаджяну), причин дезадаптации (например, из-за низкой социальной компетентности –
вынужденная или из-за активного неприятия личностью социальных норм – выбранная дезадаптация, по Е.Р. Калитеевской), специфики личностных изменений
(например, выработки конструктивных/ неконструктивных способов преодоления
трудных ситуаций, по И.В. Дубровиной) и содержания общественных норм и ценностей (степени здоровья общества, по Э. Фромму), она может как способствовать,
так и препятствовать достижению личностной целостности.
Анализ отечественных научных представлений о личности позволяет сделать вывод о том, основой целостности личности является система смысловой регуляции жизнедеятельности, реализующая во всех проявлениях человека через отдельные смысловые структуры и процессы логику жизненной необходимости (Д.А.
Леонтьев). Тогда сущность личностно-психологического здоровья можно соотнести с наличием жизненных ценностей и их осуществлением. Наличие предполагает
знание и понимание себя, соотнесение своих особенностей, побуждений, стремлений с социокультурными нормами (желаемого и требуемого), самоопределение, а
осуществление – принятие себя, подлинность проявлений, реализацию своих отношений, смыслов, ценностей. Критерием здоровья данного уровня в этом случае выступает мера целостности, согласованности системы смысловой регуляции жизнедеятельности и степень соответствия внешних проявлений личности этой системе.
В соответствии с принятой логикой, в рассмотрении духовнонравственного уровня здоровья необходимо обратиться к тому, что позволяет человеку сохранять и формировать здоровье нижележащего, то есть личностнопсихологического уровня, что в нашем исследовании предполагает выявление конкретного содержательного наполнения системы ценностей личности, ориентирующей личностное развитие в направлении повышения потенциала здоровья. Это
означает выход за рамки системы «личность» к системе «человек» и обращение к
метасистемам, в которые он включен, что, по сути, есть постановка вопроса о его
первооснове. Здесь мы исходим из того, что, во-первых, личность как социальнопсихологическая сущность не совпадает в целом с человеком, во-вторых, не выходя
за пределы личности, невозможно обсуждать направление ее развития и целесообразность содержания той или иной системы ценностей (в нашем случае с позиции
сообразности здоровью личности) и, в-третьих, человек, его жизнь и здоровье обнаруживают свой смысл лишь с позиции того целостного, в которое они включены.
Анализ философско-психологических работ (А.С. Арсеньев, А.А. Бодалев,
Б.С. Братусь, Л.П. Буева, В.П. Зинченко, И.М. Ильичева, Д.А. Леонтьев, А.А. Мелик-Пашаев, А.Б. Орлов, С.Л. Франк, А.Е. Чекалов, В.Э. Чудновский и др.) доказывает единство в контексте поставленной проблемы вопросов направления развития
личности, духовности, природы (сущности, первоосновы) человека и смысла жизни.
В связи с этим, предпримем попытку их совместного рассмотрения, взяв за основу
отдельные взгляды на природу человека. Выбор этого основания обусловлен двумя
обстоятельствами: во-первых, производностью от него взглядов на смысл жизни,
духовность, развитие, во-вторых, общим контекстом исследования, в котором феномен здоровья как естественный раскрывается в соотнесении с природой человека.
Анализ взглядов, имплицитно и явно представленных в философской и
психологической литературе, позволил нам выделить три группы представлений о
природе человека, акцентирующих внимание на биологической (врожденной), божественной (космической) и социокультурной его первооснове.
Представления о сугубо биологической сути человека (в частности, идеи
врожденных потенций, которые впоследствии самопроизвольно актуализируются,
поиск духовных основ человека в биологической предзаданности) опровергаются
108
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
современной наукой, что не позволяет нам принять их как базовые для определения
духовно-нравственного здоровья.
Во второй группе представлений о человеке реализуется теологический
подход к раскрытию его природы и духовности. Здесь духовное выступает как божественное откровение: Бог есть дух, а жизнь духовная, имеющая смысл – это
жизнь с Богом и в Боге (Вл. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, С.Л. Франк и др.). С точки
зрения отечественных ученых-космистов религиозно-философского направления
человек является частью единого космического процесса, функциональное участие
в реализации высших духовных потребностей есть необходимый атрибут его жизни
и благополучия (здоровья). В свете наших задач под основой духовнонравственного здоровья в рамках данных подходов можно понимать соответствие
развития человека высшему бесконечному началу (божественному или космическому).
Третий подход к выявлению первоосновы человека, названный нами социокультурным, апеллирует к понятию нравственности как выражению духовности.
Очевидно, что при несомненной взаимосвязи, между этими понятиями нет тождественности. Если духовность может быть соотнесена с сущностью человека, то
нравственность – более узкое понятие и, на наш взгляд, может рассматриваться
как одна из «проекций» духовности – проекция на сферу межлюдских отношений. В
этом подходе нравственность считается основным ее измерением, а взаимосвязь
людей – источником человеческой сущности (Б.С. Братусь, М. Бубер, В.П. Зинченко, В. Франкл и др.).
Современная научная картина мира, где человек представлен как бесконечность, масс-энерго-информационное единство, соразмерное и неотъемлемое от Вселенной существо, дает право считать единым процессом, отвечающим природе человека, его совершенствование, восхождение к самому себе (Высшему Я) и соединение с всеобщим, воплощающимся в рамках конкретных социокультурных условий
в нравственных ценностях. С наших позиций именно эти процессы, а также соответствующие им ценности человека, Вселенной, познания, развития и являются основой духовно-нравственного здоровья. Здоровый человек характеризуется принятием себя и интересом к себе; стремлением и способностью к познанию и раскрытию индивидуального потенциала; обретением смысла жизни, соотносящегося с
творчеством, самосовершенствованием, развитием в направлении гармонии с природой, Вселенной; любовью к людям, готовностью дарить эту любовь; ощущением
единства с Человечеством, стремлением служить ему во благо. Можно считать закономерным совпадение результатов исследования с инвариантными этическими
принципами, выработанными в процессе многовековой истории человечества.
Итак, здоровье – системное четырехуровневое образование, отражающее
как свойство, состояние, так и вектор развития человека. Суть здоровья каждого
уровня – целостность выделенного «измерения» (организм, индивид, личность, человек) и всего человека в данном «плане» его бытия. Первый уровень физического
здоровья характеризуется устойчивостью гомеостаза организма, адаптивностью к
природным условиям. Второй – психический – адекватностью восприятия реальности и характера реакций внешним воздействиям. Суть следующего – личностнопсихологического уровня здоровья – внутренняя гармония, целостность личности,
которая обеспечивается наличием системы жизненных ценностей и их осуществлением, развитостью смысловой системы регуляции жизнедеятельности. И четвертый
– духовно-нравственный – уровень здоровья характеризует человека, во-первых, как
часть космоса (Бога) через понятия сущности, Высшего Я, во-вторых, как часть системы «человечество» через понятие нравственности. Суть духовно-нравственного
здоровья – в соответствии индивидуальной траектории развития человека высшему
109
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
предназначению, нравственным ценностям.
В соответствии с предложенной схемой, системообразующей составляющей, связывающей воедино и направляющей развитие остальных, является духовнонравственное здоровье. Можно также говорить о том, что внешние воздействия в
определенной мере опосредуются высшими уровнями здоровья. То есть ценности
человека, его «нравственная конституция», с одной стороны являющиеся итогом, с
другой – направляющие его развитие, являются важнейшим фактором его личностно-психологического, природно-психического и даже физического здоровья. Этот
вывод имеет эмпирические подтверждения (исследования А.А. Бодалева, Б.С. Братуся, А. Маслоу, Г.С. Никифорова, Ф.Р. Фонарева и др. демонстрирующие, что гуманистическая, просоциальная ориентация, в противоположность эгоцентрической,
асоциальной создает оптимальные условия для здоровья и развития человека, достижения им вершин профессионализма и самореализации) и согласуется с теоретическими выводами других ученых (В.Е. Давидович, О.И. Даниленко, Ю.А. Жданов,
В.П. Казначеев, Н.Н. Моисеев, В.Ф. Сержантов, В.С. Степин, А.И. Субетто,
Л.Г. Татарникова, Э. Фромм, К.С. Хруцкий, А.Е. Чекалов и др.).
С позиции педагогического взгляда важным является тот факт, что поскольку в отличие от физического и природно-психического, личностнопсихологическое и духовно-нравственное здоровье не даны человеку от природы, а
требуют собственных усилий в направлении их формирования, то можно говорить о
необходимости не только поддержания и укрепления здоровья растущего человека,
но и его развития, творения.
Мейерович А.Ю. (Екатеринбург)
ВОЗМОЖНОСТИ ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО
СОПРОВОЖДЕНИЯ КАК МЕТОДА СОХРАНЕНИЯ ЗДОРОВЬЯ
В СОВРЕМЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ
Прогресс человечества определяется его духовным, интеллектуальным и
физическим потенциалом. Одним из критериев потенциала человека является его
здоровье. В современном обществе проблема здоровья выносится в число приоритетных задач развития.
Понятие «здоровье» характеризуется сложностью и многозначностью. Несмотря на мнимую простоту его обыденного понимания, в нем отражены фундаментальные аспекты биологического, социального, психического и духовного бытия человека. В самом общем виде здоровье трактуется как состояние физической,
социальной, психологической гармонии человека, доброжелательные, спокойные
отношения с людьми, с природой, с самим собой (И.И. Брехман, 1990).
Согласно определению Всемирной организации здравоохранения, «здоровье – это объективное состояние и субъективное чувство полного физического, психического и социального благополучия, а не только отсутствие болезней и физических недостатков» (Е.И. Торохова, 2002). Большинство специалистов согласны с
данной формулировкой здоровья. Но если рассмотреть это определение более подробно, то становится совершенно очевидно, что абсолютное здоровье – это абстракция. Кроме того, люди, имеющие какие-либо ограниченные возможности, изначально исключены из списка здоровых.
Мы рассматриваем здоровье человека как одно из наиболее сложных явлений, охватывающих жизнедеятельность человека во всем еѐ многообразии.
В настоящее время социум подходит к глубокому осмыслению глобальной
110
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
значимости здоровья как основной составляющей полноценного и конструктивного
развития, как конкретного человека, так и целого сообщества.
В сложившихся условиях здоровье выступает как фундаментальная проблема человечества, актуальная на любом этапе его биологической, социальной и
духовной жизни. Такое исключительное положение здоровья делает его одной из
главных областей национальной политики и предметом всестороннего исследования. Становится очевидным, что для полного осмысления проблемы здоровья необходимо расширение и углубление знаний о человеке, а также совершенствование
оздоровительных технологий. По свидетельству В.М. Розина, «…сегодня приходит
осмысление того факта, что без кардинального пересмотра понятий «здоровье» и
«болезнь» едва ли возможно дальнейшее развитие медицины» (2000). А на наш
взгляд, в это утверждение следует добавить и образование.
Мы считаем, что обеспечить формирование психического и физического
здоровья возможно различными методами. Один из таких методов – психолого-педагогическое сопровождение данного процесса. Психолого-педагогическое сопровождение – это комплексный метод, направленный на оптимальный выбор человека
в условиях многофакторного влияния и обеспечивающий создание условий для
принятия оптимальных решений в различных ситуациях жизненного выбора.
В нашей работе предлагается программа исследования проблемы формирования психического и физического здоровья как целевой установки образования и
возможности еѐ реализации в современной школе. Основные этапы исследования:
исходная диагностика состояния здоровья участников образовательного процесса;
разработка технологий мониторинга состояния здоровья; разработка программы
психолого-педагогического сопровождения.
Таким образом, одной из важных задач современного этапа модернизации
образования должно стать формирование как психического, так и физического здоровья подрастающего поколения, которое возможно обеспечить организацией психолого-педагогического сопровождения процесса здоровьеформирования.
Непомнящий А.В. (Таганрог)
ПСИХОЛОГИЯ В ОБЕСПЕЧЕНИИ ИНФОРМАЦИОННОЙ
БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА
В жизнедеятельности каждого отдельного человека и социальных систем различного уровня, от малых групп до государств, все более актуальной и зримой становится извечная проблема обеспечения информационной безопасности. Еѐ актуальность обусловлена непрерывностью существования двух базовых концепций и
процессов социального бытия – содействия и противодействия. При этом развитие
современной цивилизации технократического характера, в основном, стимулируется процессами противодействия, что наиболее наглядно проявляется в самом ходе
технического прогресса, направленного первостепенно на совершенствование оружия противодействия и, соответственно, средств защиты от воздействия этого оружия. Мы видим, как с развитием науки контактное оружие (луки, ружья, автоматы,
пушки и т.п.) уступает лидерство энергетическому оружию (ядерное, термоядерное,
нейтронное…), а последнее со временем уходит на второй план и уступает первое
место информационно-психологическим средствам поражения противника.
С появлением современного информационного оружия война приобрела
принципиально новое качество – непрерывность, что поставило человечество под
угрозу полного самоуничтожения. Собственно, именно этот факт и определяет пер-
111
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
востепенную актуальность проблемы обеспечения информационной безопасности
личности, организации, любого государства и мира людей в целом.
Многовековое существование этой проблемы жестко детерминируется двумя
факторами, лежащими в основе самой структурной организации человека: весьма
ограниченными возможностями сенсорных систем в плане приема и обработки информации (по сенсорным каналам информация проходит только в крайне узких частотных диапазонах, вследствие чего в нашем сознании отображается не весь реальный мир, а только его сенсорная модель), и неупорядоченностью (множественной
противоречивостью) мотивационной сферы личности. Вследствие этого процессы
противодействия в механизме принятия решений (борьба гипотез из-за недостатка
информации и борьба мотивов из-за их избытка) зарождаются внутри самой системы управления человеком, что затем приводит и к их внешним проявлениям - от
войны с Миром, до непрерывной войны с самим собой, к сожалению, нередко завершающейся самоубийством – действием, не имеющем под собой никакого логического основания, но зато имеющем известную причину – чувство безвыходности,
вызванное элементарным неведением, неутоленной жаждой обладания чем-либо
или кем-либо, неуемной гордыней и, в целом, непониманием сути происходящих с
человеком процессов, т.е. поражением в той или иной информационной войне.
Проблема еще заключается и в том, что в самых удачных современных войнах солдаты и офицеры распознаются только специалистами, поскольку они одеты
не в «камуфляж», а в репортерские курточки или костюмы от Армани, и пахнет от
них не многотрудным потом окопной жизни, а утонченными духами. Их атаке подвергаются именно эти две всегда уязвимые стороны механизма принятия решений информационная и психологическая. А эффективность и мощь информационнопсихологического оружия настолько велика, что под его воздействием, как показала
история, разрушаются не только личностные структуры каждого отдельного человека, подвергающегося нападению, но и целые государства.
Ведение информационно-психологических войн провоцируется самой ситуацией в мире и отличительной особенностью настоящего времени, как это широко
проиллюстрировано в Доктрине информационной безопасности России. Речь идет о
возросшей степени информационной открытости общества, создаваемой средствами новых информационных и телекоммуникационных технологий и подогреваемой
заносимыми извне идеями создания в России «открытого общества», без которого
она якобы не в состоянии стать полноправным членом мирового сообщества. Здесь
нельзя не отметить, что сами генераторы идеи «открытого общества» предпринимают титанические усилия по информационной защите, т.е. по закрытости своего
общества. И задача открыть противника, закрывая при этом себя, всегда свидетельствует о существовании плана подготовки информационной интервенции, т.е. начала новой или продолжения уже ведущейся информационной войны.
Драматизм ситуации заключается в том, что вне зависимости от нашего миролюбия и желания мы постоянно находимся в состоянии атакуемых и при желании
остаться самими собой вынуждены предпринимать все необходимые меры для
обеспечения своей информационной безопасности.
Наиболее важным и уязвимым звеном социальной системы является молодежь. Важность сохранности этого звена обуславливается непосредственной зависимостью от него будущего состояния системы, т.е. направленности ее движения –
к прогрессу или к деградации. Все активные участники информационных взаимодействий осознают, что система развивается, если молодежь опережает в своем развитии поколение родителей. Она находится в застое, если дети остаются на уровне
развития родителей. И система деградирует, если дети отстают в своем развитии от
родителей. Интуитивное или осознанное понимание всеми этого закона приводит к
112
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
направлению противником острия информационной атаки именно на молодежь. Эта
часть социума наиболее уязвима потому, что сознание молодежи всегда направлено
на интенсивный прием информации (что необходимо для развития личности), а аппарат анализа входной информации еще не достаточно защищен от сбоев из-за
множественности одновременно актуализированных потребностей и мотивов, связанных с необходимостью создания и организации каждым молодым человеком
того психологического пространства жизнедеятельности, которое принято называть
индивидуальным.
Множественность мотивов расшатывает целевую структуру личности и делает
неустойчивым ее основание – идеологическую платформу бытия, поэтому идеологический пласт в индивидуальном сознании личности и общественном сознании
социальной системы также являет собой ту цель, на которую направляется информационное оружие с целью поражения этого наиболее важного объекта, обеспечивающего направленность и целесообразность жизнедеятельности социальной системы.
Поражение идеологического пласта равносильно выводу из строя навигационной системы космического корабля, что неизбежно ведет к его уничтожению.
Именно поэтому в свое время бывший шеф ЦРУ Ален Далесс, говорил: «Русский
народ – народ идейный, надо подменить его истинные идеи ложными, и он сам
уничтожит себя». Его последователи рьяно продвигают в российское общество
идею деидеологизации общества, чего в природе социального бытия не может быть
теоретически, ибо социум при этом распадается на составные элементы, теряя свойства системности и целостности. На практике эти призывы призваны закамуфлировать внедрение в систему Российского государства информационного агента противника – теневую идеологию тотальной коммерциализации всех слоев населения с
целью превращения России в некое подобие страны купцов и менял, неспособных к
самостоятельному производству материальных и духовных ценностей. В случае
достижения этой цели Российская государственность будет утрачена, что и являет
собой вековую мечту очень многих политиков, страдающих манией вседержительства и нашедших ныне себе прекрасное информационное прикрытие под флагами
идеи глобализации экономики.
Идейный пласт личности формируется в образовательных системах страны
коими, как известно, являются многие социальные институты: от семьи и дошкольных учреждений до системы высшего образования. Вследствие этого естественным
является тот факт, что именно эти системы в процессе информационной войны попадают под самый мощный удар, и именно из них в России был организован грандиозный отток интеллектуальных, финансовых и энергетических ресурсов, благодаря чему многие дошкольные учреждения были попросту закрыты, школы получили «новые» учебники, что по данным экспертов привело к множественным психическим расстройствам учащихся из-за диссонирующего взаимодействия российской и западной ментальностей, вузы страны (по данным Генпрокуратуры РФ) из-за
оттока умов только в Америку потеряли около ста тысяч докторов наук и профессоров, (что по американским оценкам соответствует финансовым потерям только на
подготовку этих специалистов в размере около двух триллионов долларов). Кроме
того, все работники образовательных систем утратили свой социальный статус, неразрывно связанный с уровнем оплаты их труда.
Итоговым результатом этих информационных интервенций, направленных на
снижение потенциала молодежи как гаранта будущего страны, явились резкое снижение образовательного и общекультурного уровней многомиллионных масс и кризис в молодежной среде, которая уподобилась судну, плавающему в бурном море
социальных реконструкций без каких либо надежных навигационных систем и сис-
113
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
тем обеспечения жизнедеятельности, например стипендии, которой до перестройки
хватало на питание студента и его проживание в общежитии. Выдвигаемый в качестве прикрытия информационных агентов тезис об «отсутствии в России денег на
образование и другие социальные нужды» справедлив только во второй его части.
Что же касается первой (отсутствие в России денег), то он является, мягко говоря,
ошибочным, ибо наша страна в результате перестройки по данным целого ряда источников только нефти производит в пять – шесть раз больше, чем при «социализме», а стало быть, во столько же раз больше получает тех самых пресловутых нефтедолларов, о которых с такой издевкой любили говорить наскоро испеченные из
старых «коммунистов» новые «демократы», обещавшие стране новую жизнь, основанную на экспорте продуктов производства, а не на расхищении ее сырьевых ресурсов. И здесь мы видим стандартный прием информационной войны: замешать
правду с ложью и подать противнику к обеду под соусом как бы очевидной, но на
самом деле мнимой истины.
Было бы наивным полагать, что на достигнутом результате кто-либо из информационных агрессоров и террористов остановится: нападающая сторона не прекращает своих атак, а российской системе образования остается только укреплять
свою оборону, поскольку по своей сути она никогда не была стороной нападающей,
даже когда это нападение было бы необходимым для самообороны.
В целом, построение «оборонительной системы», обеспечивающей гарантию
информационной безопасности личности и государства, не может быть описано в
объеме журнальной статьи. Здесь можно говорить только об элементах концепции
ее построения, т.е. о системе взглядов на информационную безопасность личности
и государства; руководящей идее систематического освещения соответствующей
проблематики; ведущем замысле построения системы информационной безопасности или о конструктивных принципах реализации этого замысла в деятельности.
Рассмотрение концепции может быть начато с формулировки руководящей
идеи, поскольку она непосредственно вытекает из Доктрины национальной безопасности России, подписанной президентом РФ В.В. Путиным, где сказано: «Под
информационной безопасностью Российской Федерации понимается состояние защищенности ее национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и
государства.
Интересы личности в информационной сфере заключаются в реализации конституционных прав человека и гражданина на доступ к информации, на использование информации в интересах осуществления не запрещенной законом деятельности, физического, духовного и интеллектуального развития, а также в защите информации, обеспечивающей личную безопасность.
Интересы общества в информационной сфере заключаются в обеспечении интересов личности в этой сфере, упрочении демократии, создании правового социального государства, достижении и поддержании общественного согласия, в духовном обновлении России».
Таким образом, применительно к воспитанию молодежи или к образовательной системе вуза любого профиля руководящей идеей является обеспечение духовного, интеллектуального и физического развития личности подготавливаемого специалиста как будущего гаранта духовного, интеллектуального и экономического
развития общества и государства в целом.
Ведущий замысел построения рассматриваемой системы информационной
безопасности вытекает из самой постановки проблемы информационной безопасности. Действительно, если информационному вторжению способствуют узость полосы пропускания фильтра осознаваемого восприятия информации (вследствие чего
114
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
по каналам неосознаваемого восприятия в сознание человека легко вводятся незаметно для него информационные агенты противника) и множественность борющихся друг с другом мотивов (что приводит к потере личностью истинной цели своего
существования и делает ее гонимой в никуда волнами страстей и эмоций), то естественным средством улучшения такой пагубной ситуации будет расширение полосы пропускания этого фильтра (что в ряде источников трактуется как «расширение
сознания») и взятие под самоконтроль мотивационной сферы личности, с целью
выведения ее из состояния постоянной внутренней борьбы путем преобразования ее
в упорядоченную иерархическую систему, настроенную на достижение главной
цели бытия. Эти два пути достижения информационной безопасности могут быть
пройдены только с помощью использования на опыте самого современного психологического знания, опирающегося на интеграцию достижений всех наук и соответствующую им аксиоматику.
Следуя этому подходу, фактически достаточно рассмотреть в качестве аксиоматической базы необходимой нам системы взглядов две альтернативных идеи - два
взгляда на сущность человека: как на нечто конечное или, напротив, - бесконечное.
В связи с этим, во-первых, необходимо признать, что большинство научных
идей, положенных в основу той или иной теории о человеке, базируются как это ни
парадоксально, на вере, а не на строгих научных доказательствах. Примером тому
служит дарвинизм, научные доказательства основ которого отсутствуют, ибо онтогенез на самом деле не повторяет филогенез, а теория вероятности не оставляет
амебе никакого шанса родиться по воле его величества случая, не говоря уже в этой
связи о «венце природы» - человеке.
Во-вторых, уже не зависящее от нас утверждение новой парадигмы в науке и
накопленный огромный фактический материал, в свою очередь, требуют перехода к
новой теории о человеке уже не столько на основе веры, сколько базируясь на множестве фактов, не объясняемых в рамках теории Дарвина.
Таким образом, есть перспектива перейти от теории «конечного» человека
как продукта случайных мутаций, к теории о человеке бесконечном в пространстве
и времени, несмотря на то, что отдельные положения этой теории, безусловно, придется пока еще также принять на условиях веры, как это происходит с любой научной аксиоматикой.
Смысл этого перехода в том, что первая теория, обеспечив многие материальные, с позволения сказать, блага, привела к ужасающему падению нравов и поставила саму систему «Земля» на грань глобальной катастрофы, за которой для всех
нас уготовлено одно - небытие. Дальнейшее испытание судьбы в этом направлении
вряд ли можно считать разумным и целесообразным, тем более, что эта теория зародилась в рамках той научной парадигмы, которая была основана на законе сохранения массы и ушла в историю естествознания с появлением закона сохранения в
виде масс-энергетической константы А.Эйнштейна.
Новый подход к пониманию сути человека позволит значительно упростить
проблему управления обществом, т.к. при его принятии всем придется признать
справедливость утверждения Гегеля о случайности как о проявлении необходимости и задуматься над собственной системой свобод и долгов, что неизбежно повлечет за собой рост самодисциплины, как это и наблюдается, в частности, на примере
Китая, Японии, всех «Азиатских Тигров», где подобная теория, внедренная в массы
с помощью институтов религии, вместе с соответствующей практикой дала великолепные результаты - и не только в духовном, но, прежде всего, в материальном и
экономическом планах.
Современная научная парадигма, в рамках которой закон сохранения является уже трехчленным и включает в себя информацию, позволяет определить духов-
115
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ную деятельность человека как оперирование информацией в ее первичном виде не деформированном средствами формализации того или иного языка. Сам факт
такого определения позволяет научно обосновать приоритет духовного над интеллектом и моторикой и показывает суть проблемы принятия решения, благодаря чему становится возможной научно обоснованная ценностная переориентация общества путем переноса акцентов значимости с так называемых материальных благ на
обладание неискаженной информацией. Только такая ориентация системы ценностей позволяет перейти от общества потребителей к обществу производителей, что
является ныне первостепенной задачей всех государств – мировых лидеров.
На основе вышеприведенных рассуждений можно сформулировать, в русле
аксиоматического метода, рабочий вариант системы взглядов на человека и проблему его информационной безопасности в виде следующих основных положений теоретических предпосылок, подтверждаемых практикой:
- жизнь в современной трактовке (И.Пригожин и др.) есть целенаправленные обмены информацией, энергией и веществом;
- человек, представляющий собой совокупность анатомо-физиологической,
энергетической и информационной структур, находящихся в органическом единстве и динамическом взаимно однозначном соответствии, в его энергоинформационной части может рассматриваться как пространственно-временной континуум;
- сознание человека, функционирование которого включает в себя осознаваемые и неосознаваемые процессы, определяется не как функция мозга, а как иерархически высшая управляющая система в человеке, его сущность - то, что определяет его как субъекта;
- поскольку любая деятельность человека в итоге приводит только к одному
из двух возможных результатов – его развитию или деградации, в качестве основной цели существования человека может быть принято развитие;
- под «развитием» понимается процесс качественного изменения человека,
благодаря которому в нем непрерывно совершенствуется аппарат и процесс принятия решений, обеспечивающие его деятельность в рамках динамических систем
возрастающей сложности;
- развитие человека как управляемый процесс определяется тремя основными
факторами: внешней средой, наследственностью и собственно субъектом (сознанием); при этом наследственность также рассматривается в расширенной трактовке,
т.е. на уровнях массы, энергии и информации (это не только генотип, но и весь
предшествующий данному рождению опыт, хранящийся в глубинных структурах
сознания человека);
- треугольник взаимоотношений между указанными тремя управляющими
факторами (сознанием, средой и наследственностью), показывающий роль и значимость каждого фактора, - индивидуален и динамичен, что, в свою очередь, определяет неизбежность индивидуального подхода в решении задачи внешнего управления развитием;
- существующий детерминизм в жизнедеятельности, обусловленный, в частности, информационной компонентой наследственности, преимущественно предопределяет фабулу событий, оставляя свободным акт принятия решений, т.е. детерминизм как таковой отсутствует, а есть только предобусловленность бытия, создающая большую или меньшую вероятность реализации событий;
- социальная среда при целостном ее восприятии обладает присущим всем
материальным системам качеством - инерционностью, в связи с чем ее спонтанная
реакция на появление и деятельность стремящегося к развитию человека всегда направлена на торможение этой деятельности и его дальнейшего развития;
116
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
- затормаживающее воздействие среды не следует рассматривать как отрицательный фактор уже потому, что оно, являясь преградой, способствует при умелом
преодолении повышению устойчивости личностных качеств, без которой человек
может, как говорят, упасть с еще большей «высоты» и на еще большую «глубину»;
- в качестве основного критерия оценки оптимальности процесса развития
человека следует считать рост его способности к самоконтролю, самоанализу и самооценке состояний своего внутреннего и внешнего миров, поскольку в противном
случае опасность внешнего программирования будет всегда присутствовать;
- под информационной безопасностью любой системы, и человека в том числе, следует понимать такое состояние ее функционирования, при котором исключены принятие неверных решений и отклонения от основной цели существования
системы.
Путь самосовершенствования в плане обеспечения информационной безопасности настолько эффективен, что любители суицидного поведения и военизированного образа жизни исторически довольно часто сжигали на кострах и сажали в
тюрьмы людей, стремящихся к миру с Миром, за одно только упоминание этого
слова.
В контексте сказанного можно сделать вывод, что все так называемые «общечеловеческие ценности» могут быть сведены к одной моральной максиме: «настоящему Человеку свойственно созидание и совершенствование в сотрудничестве с
Миром, а не разрушение и деградация в противоборстве с Ним». Отсюда вытекает и
основной принцип обеспечения глобальной информационной безопасности – принцип замены процессов разрушительного противодействия развитию человеческого
сознания процессами созидательного содействия этому развитию, или, в терминах
термодинамики, – принцип снижения энтропии в антропных и антропогенных системах.
Данная система взглядов, безусловно, может быть развернута психологией до
подробного описания всех ее составляющих, но уже в таком виде указанные теоретические предпосылки, приняв статус нововведений, могут составить психологическую основу концепции безопасности личности и любых человеческих общностей.
В частности, с помощью этих положений можно заполнить образовавшийся идеологический вакуум и оказать противодействие теневой идеологии, направленной на
тотальную коммерциализацию общественного сознания и отбрасывание, тем самым, нашего общества на задворки истории.
Николаева Е.И., Шатц В.В. (Санкт-Петербург)
НАКАЗАНИЕ И ПООЩРЕНИЕ В СЕМЬЕ: ВОЗРАСТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА 1
Формирование эмоциональных реакций ребенка происходит в семье под
воздействием тех поведенческих стереотипов, которые наблюдает ребенок при типичных эмоциональных всплесках. Наиболее регулярными эмоциональными событиями в семье являются ситуации поощрения и наказания, которые, по-видимому,
должны оказывать наиболее радикальное воздействие на то, как, вырастая, уже
взрослым человек будет воспринимать поступающую информацию.
В тоже время именно эти события являются крайне закрытыми не только
для внешнего наблюдателя, но и для обсуждения внутри семьи. В результате мно-
1
Работа поддержана РГНФ грантом 04-06-00171а
117
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
гие дети не знают, как называется то, что с ними происходит дома, и что чувствуют
они при этом.
Была предпринята попытка оценить изменение восприятия ситуаций поощрения и наказания детьми разного возраста: 6-7 лет (36 детей), 8 лет (21 человек), 12
лет (21 человек), 15 лет (19 человек), проживающими в г. Санкт-Петербурге. Всем
детям предлагался опросник, в котором были представлены вопросы относительного того, как происходит наказание и поощрение в семье, что чувствует он сам при
этом и что, с его точки зрения, в этот момент чувствуют те, кто производит наказание и поощрение. Дети участвовали в исследовании с согласия их родителей.
Как было показано нами ранее (Николаева, 2002), часть детей утверждала,
что их не наказывают. При изменении вопроса («Что делает мама, когда ты сделаешь что-то не так?»), однако выяснялось, что ребенок не знал, как можно назвать то,
что происходило с ним дома. Существовала зависимость от возраста подобных высказываний: чем младше ребенок, тем чаще он утверждал, что его не наказывают.
Физическое наказание имеет примерно такую же особенность: чем младше ребенок,
тем чаще (около четверти детей) к нему применяют физическое насилие.
Около 50% малышей не могли назвать свои чувства при наказании. Они утверждали, что «не знают», «не помнят», «ничего не чувствуют» в этот момент (хотя
их губы дрожали, а руки не находили места только при воспоминании об этом событии). Более 40% детей говорят о боли, страхе, грусти. Часть детей сообщают о психосоматических симптомах («у меня болит живот»). При этом около 35% 15-летних
подростков также не называли свои чувства. Однако те, кто называл их, сообщали о
другом спектре переживаний, чем младшие дети: злоба (21%), обида (21%), вина
(21%). Примерно в 40% случаев подростки не отвечали на вопрос о том, что чувствуют их родители во время наказания, тогда как оставшиеся приписывали и родителями
чувства, которые переживали сами: злоба, обида, разрядка за счет ребенка. Все это
свидетельствует о том, что наказание на практики не имеет того значения, которое
предполагают родители, вводя его в собственную воспитательную систему. Более
ранние наши исследования обнаружили, что до 20% взрослых не знают, что они чувствуют, наказывая детей, и что чувствуют их дети в этот момент (Николаева, 2002).
Но не менее бесперспективную картину представляет описание чувств
детьми в процессе поощрения. Около 20% малышей ответили, что не помнят и не
знают, что чувствуют, когда их хвалят. Однако, большая часть из них сообщала о
том, что им приятно и хорошо в этот момент. Те же чувства они приписывали и
своим родителям. Более половины старшеклассников отказались отвечать о своих
чувствах и чувствах их родителей при этом. На вопрос о том, меняются ли дети при
наказании, большинство малышей ответили утвердительно, а подростков – отрицательно. В тоже время на вопрос о поощрении получены обратные результаты.
Таким образом, реальная система наказания весьма часто представляет собой снятие эмоционального напряжения взрослым за счет ребенка. Именно поэтому
участники этого процесса отказываются назвать собственные чувства: называние
предполагает дискредитацию родителей, что не может позволить себе человек, живущий в семье. Чем старше становится ребенок, тем менее готов он забывать то, что
испытывал при наказании, в тот момент, когда происходит поощрение, что препятствует эмоциональному контакту родителей и детей в семье.
Отсутствие взаимного обсуждения переживаемых чувств в процессах поощрения и наказания ведет к неэффективности их применения.
118
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
Никулина Д.С. (Таганрог)
РАЗРАБОТКА МОДЕЛИ ПСИХОЛОГО–ПЕДАГОГИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ
ПРЕОДОДЕНИЯ АЛЕКСИТИМИИ У СТУДЕНТОВ ВУЗА
Эмоциональный мир личности в рамках современного общества зачастую
находится вне его поля внимания. Недооценка важности и действенности эмоциональной стороны жизни, ее игнорирование приводят к утрате навыков психогигиены эмоциональной жизни, ослаблению и потере эмоционального здоровья, что в
свою очередь приводит к серьезным неблагоприятным последствиям для психического и физического здоровья и для качества жизни в целом (Н.Г. Гаранян,
А.Б. Холмогорова и др).
На сегодняшний день имеющиеся данные о связи соматических расстройств и нарушениях контакта человека со своей эмоциональной сферой наиболее полно аккумулировались и синтезировались в теориях алекситимии (Д. Неймиах, П. Сифнеос, Г. Кристалл, В.В. Калинин, В.М. Провоторов, В.С. Ротенберг,
И.С. Коростелева, Н.Г. Гаранян, А.Б. Холмогорова и др.). В общем понимании алекситимия представляет собой совокупность признаков, характеризующая психический склад индивидов, предрасполагающая к заболеваниям с психосоматической
специфичностью в силу затрудненности осознавать и описывать свои эмоциональные переживания и определять их у других людей.
Изучение алекситимии, как фактора, препятствующего контакту со своей
эмоциональной сферой, создающего затруднения в коммуникационной сфере, являющегося предпосылкой в развитии целого спектра психосоматических заболеваний, становится важным и значимым в контексте исследования образовательного
процесса в вузе. Исследование эмоционального здоровья студентов вузов в рамках
теории алекситимии позволяет напрямую увидеть связь между проблемами в области эмоциональной рефлексии и саморегуляции, во-первых, с развитием личности и,
во-вторых, с физическим здоровьем и соматической сохранностью всего организма.
В силу этого становится особенно актуальным вопрос создания психологопедагогических условий преодоления алекситимии у студентов вуза с целью обеспечения эффективности их развития.
С этой целью нами было предпринято исследование, состоящее из констатирующей, формирующей и контрольной части. В общей сложности в работе приняло участие 300 студентов разных курсов и специальностей, обучающихся в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Таганрогский государственный радиотехнический университет». На основе
полученных результатов была выделены основные психолого-педагогические условия преодоления алекситимии, которые были условно разделены нами на «необходимые» и «достаточные».
Необходимыми (обязательными для всех случаев) психолого–
педагогическими условиями преодоления алекситимии являются:
активная включенность в процесс психолого-педагогического взаимодействия по вопросу создания условий преодоления алекситимии всех его участников:
самих студентов, психологов вуза, педагогического коллектива;
проявление первоначально уровня активности и заинтересованности студентами вуза в вопросе преодоления собственных алекситимических проявлений;
возможность психологического сопровождения студентов вуза от начальных до старших курсов, осуществляемого психологической службой вуза;
возможность осуществления комплекса мероприятий, связанного с алекси-
119
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
тимией и включающего в себя: своевременную диагностику алекситимических проявлений у студентов вуза, а также их психологических особенностей, цикл работ по
преодолению рассматриваемого явления и профилактические меры;
единство познавательного и практического подходов в содержании модели
психолого – педагогических условий. В основе познавательного содержания модели
может быть отдельный лекционно-факультативный курс по психологии, основанный на принципах системности и холистического подхода к человеку, направленный на раскрытие понимания психологических особенностей человека. В основе
практического содержания модели – цикл тренинговых занятий по разным темам,
основный на единых принципах проведения;
общая направленность деятельности педагогического коллектива вуза на
гуманизацию и личностную ориентацию процесса обучения студентов.
Достаточные для преодоления алекситимии психолого-педагогические условия должны формироваться на основе совокупности необходимых условий и
личностно-ориентированных условий, создаваемых применительно к каждой группе студентов вуза с соответственно выраженным уровнем алекситимии.
Печеркина А.А.
ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
ИССЛЕДОВАНИЯ
Психическое здоровье – это сложный феномен, находящийся в поле исследовательского интереса с древних времен (Алкмеон, Гиппократ, Платон, Цицерон и
др.). Но, несмотря на длительную историю, вопрос о его определении и операционализации остается открытым.
Так, в философии под психическим здоровьем понимают гармоничное, целостное соотношение душевных и телесных составляющих организма (Р. Декарт, Б.
Спиноза, К. Эккартсгаузен и др.). В медицине данный феномен рассматривается с
позиций различных нарушений, аномалий личности, то есть нездоровья (Б.Д. Карвасарский, Н. Сарториус и др.).
В психологической науке наиболее подробно психическое здоровье рассматривается в рамках таких направлений, как бихевиоризм, психоанализ и гуманистическая психология. Анализ представлений бихевиористов показал, что под данным феноменом они понимают соответствие поведенческих реакций человека требованиям внешней среды. При этом роль человека в процессе оздоровления пассивна и сводится к выработке поведенческих навыков (А. Бандура, Б.Ф. Скиннер и др.).
В рамках психоаналитического направления психическое здоровье рассматривается
как социокультурная переменная, характеристики которой детерминированы специфическими социальными условиями. Для его сохранения необходимо поддержание баланса между сознательным и бессознательным (З. Фрейд), внутренним миром
человека и его социальным окружением (Г. Салливан, К. Хорни), при переходе от
одного этапа жизненного цикла к другому (Э. Эриксон).
Наиболее полное отражение данная проблема нашла в работах представителей гуманистической психологии, где психическое здоровье определяется как полноценная самореализация человека, достижение которой возможно только посредством нахождения человеком гармонии между социально-экономическими условиями жизни и собственной внутренней природой (Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс).
Анализ представлений о психическом здоровье с позиций различных наук и
120
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
различных направлений зарубежной психологии показал неоднозначность его определения. На наш взгляд, понимание данного феномена возможно при условии интеграции данных из смежных наук в единый комплекс знаний, то есть при рассмотрении его с позиций комплексного подхода, согласно которому психическое здоровье
определяется как многомерный феномен, сочетающий в себе различные компоненты и отражающий фундаментальные аспекты человеческого существования.
Но эмпирическое изучение психического здоровья невозможно, пока не определена его структура. Сравнительный анализ представлений различных авторов
позволил определить, что структурные компоненты психического здоровья рассматриваются с двух позиций: 1) уровневого подхода (Б.С. Братусь, С.Б. Семичов,
Б.С. Фролов); 2) критериального подхода (О.Н. Кузнецов, В.И. Лебедев, Н.Д. Лакосина, Г.К. Ушаков, Никифоров). Однако оба эти подхода также характеризуются
неопределенностью.
Таким образом, анализ представлений о психическом здоровье подтверждает предположение о его сложности и неопределенности и позволяет сформулировать следующее определение: психическое здоровье – это состояние субъективного благополучия личности, обеспечивающее оптимальный выбор действий, поступков и поведения в ситуации взаимодействия с окружающими объективными
условиями, другими людьми, позволяющее актуализировать свои индивидуальнопсихологические возможности. Исследование данного феномена, на наш взгляд,
целесообразно проводить с точки зрения его компонентного состава, включающего
самооценочный, эмоциональный и потребностный компоненты, что позволяет подобрать надежный и валидный инструментарий для его измерения.
Пищик В.И., Кошевая А.А. (Ростов-на-Дону)
СТЕПЕНЬ ВЫРАЖЕННОСТИ И СООТНОШЕНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ
ТОЛЕРАНТНОСТИ И ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ СТУДЕНТОВ
Современное российское общество переживает трудные времена кризиса социальной идентичности граждан, возрастания интолерантных отношений среди групп
населения. Этот факт установлен многочисленными исследованиями отечественных
психологов. Как отмечает В.Д. Менделевич (1999), в современных условиях психика
многих людей оказывается недостаточно пластической для быстрого и адекватного
приспособления к стремительно меняющимся условиям жизни, что приводит к развитию разнообразных поведенческих девиаций, связанных с кризисом идентичности.
Н.М. Лебедева (1999) понимает кризис идентичности как рассогласование между позитивной этнической идентичностью и этнической толерантностью. Исследование этнической идентичности является сложной научной проблемой, поскольку в
этнопсихологии не выявлены четкие параметры ее измерения и очень сложно отличить
реальную этническую идентичность этносубъектов от декларируемой.
В кросс-культурном исследовании Н.М. Лебедевой, А.Н. Татарко в поликультурных регионах России было установлено, что группы с позитивной и четкой этнической идентичностью склонны выбирать стратегию сохранения своей культуры и
принятия «чужих». В межкультурных отношениях на примере трех регионов России
исследователи выявили следующую закономерность – позитивная, этническая идентичность значимо коррелирует с этнической толерантностью. Очевидно, нация должна
доверять прежде всего себе, а уж потом другим народам. Как пишет Т.П. Скрипкина
(2002), доверие к миру является фундаментальным условием толерантности к другим.
Актуальность темы определила цель нашего исследования: изучить степень вы-
121
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
раженности этнической толерантности и ее соотношение с этнической идентичностью
студентов двух национальных групп. Объектом исследования выступили студенты различных специальностей в количестве 70 человек в возрасте от 18 до 25 лет. С целью регистрации показателей различных видов толерантности применялась методика исследования различных видов толерантности (В.С. Магун, М.С. Жамкочьян, М.М. Магура).
Этническая идентичность фиксировалась по методике «Пять национальных
качеств». В результате были получены следующие данные: этническая толерантность у
русских была фиксирована в 28,6%, у армян – 23,2%; толерантность к иным взглядам –
русские 30,4%, армяне – 31,4%; толерантность к отступлениям от общепринятых норм –
русские 18,3%, армяне – 35,6%; толерантность к сложностям и неопределенности мира
– русские 22,8%, армяне – 34%. Как видно, русские немного, но превышают по степени
этнической толерантности армян, но проигрывают по толерантности отступления от
общепринятых норм. Из чего может следовать, что морально-этическая сторона отношений у русских студентов ниже в отношениях, чем у армян. Выборки были сопоставлены по t-критерию Стьюдента. Значимость различий в двух группах были обнаружены
по показателям: этнической толерантности (3,55), толерантности к сложности и неопределенности (7,52) и толерантности отступления от общепринятых норм (10,64).
По показателю этнической идентичности в русской группе были выделены
следующие качества: открытость (31%), терпимость и доброжелательность (28,6%),
лень (25,7%), духовность, дружелюбие (14,3%), гостеприимство, щедрость (11,4). В
армянской группе выделены такие качества как: сплоченность (34%), гостеприимство
(25%), работоспособность, коммуникабельность, связь с традициями (20%), доброжелательность, щедрость (17%), гордость, жизнерадостность, отзывчивость (14,3%). В
армянской группе было больше положительных выборов в пользу этнической идентичности, чем в русской. В обеих группах была обнаружена очень тесная связь между
позитивной этнической идентичностью и этнической толерантностью (r=0,99).
Таким образом, в воспитательном процессе вуза необходимо обратить внимание
на формирование позитивной этнической идентичности у студентов и пытаться через
различные культурно-массовые мероприятия развивать у них этническую толерантность.
Пуговкина Е.А.
ОСОБЕННОСТИ ВОСПИТАНИЯ В СЕМЬЯХ, ИМЕЮЩИХ ДЕТЕЙ,
СТРАДАЮЩИХ ЛОГОНЕВРОЗОМ1
Семья – первая неформальная группа, в которую входит человек, где проходит развитие, воспитание и жизнь личности и всего общества. Каждая семья призвана исполнять те функции, которые не в состоянии исполнить все другие социальные институты. Прежде всего важна воспитательная функция. Именно семья,
являясь важнейшей средой развития ребенка, играет огромную роль в возникновении той или иной проблемы психического здоровья человека. Если семья в состоянии грамотно построить фундамент здания этого здоровья, то никакие «бури и натиски» не помешают восстановить и рационально укрепить психику каждого из еѐ
членов. Но как показывает опыт, часто семья способствует психической дезорганизации той или иной психической функции ребенка.
Заикание представляет собой особую форму невротического нарушения
общения, в основе которого лежит функциональное расстройство речедвигатель-
1
Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04-06-00269а
122
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
ного механизма. Данное расстройство провоцируется и закрепляется дисгармоничными отношениями в семье и, в частности, неадекватным отношением самого заикающегося и его близких к речевому дефекту.
Причины негармоничного воспитания различны. Анализ опыта работы
двух групп семейной логопсихотерапии позволил выявить следующую специфику
воспитания детей, страдающих логоневрозом.
Влияние на стиль воспитания неблагоприятных личностных особенностей
самих родителей.
Прежде всего, здесь можно отметить такие характерологические особенности как эгоцентризм, неадекватная самооценка, неуверенность, тревожность, мнительность, конформизм. У таких родителей обнаруживается излишняя строгость, требовательность, нетерпимость по отношению к детям, неспособность адекватно выражать собственные эмоции. Так мама пациента С.Ч. (27 лет) писала: «Сын меня никогда не слушает, всегда делает все по-своему. Из-за этого мы часто ругаемся». Такая
категоричность, вызывающая протест со стороны уже взрослого сына не способствует эмоционально-теплым взаимоотношениям. Или тревожная мать невольно способствует развитию невроза у собственного ребенка, что часто наблюдается в семьях,
имеющих единственного или позднего, часто болезненного, ребенка.
Нарушения ролевых аспектов в жизнедеятельности семьи. В современных
семьях воспитание часто носит односторонний характер, как правило, доминирует
женщина – мама или бабушка. Причем выявляется фактическая инверсия воспитательных ролей, когда бабушка принимает на себя роль матери. Установлено также,
что на фоне нарушения супружеских отношений, что не редкость в семьях заикающихся, мать начинает предъявлять к ребенку (особенно подростку) повышенные
ожидания и требования. «Он – моя надежда и опора. Я могу на него положиться, он
все сделает как надо за себя и за сестру» (мама В.С., 15 лет).
Нарушение системы взаимного влияния членов семьи друг на друга. Проживая совместно и повседневно общаясь, члены семьи влияют друг на друга, тем
самым, регулируя свое поведение. Особенное воздействие на взаимоотношения в семье
оказывают такие факторы как неуверенность в себе самих родителей, страх и боязнь
потери своего ребенка. Это порождает мелочную опеку ребенка и начинает проявляться
такой тип воспитания как потворствующая гиперпротекция, что мешает ребенку расти
и становиться полноценно самостоятельным. «Мой сын очень часто болеет, за ним необходимо постоянно следить – что ест, как одет и т.д.» (мама пациента К.М., 14 лет).
Неудовлетворенность потребностей самого ребенка. Как правило, речь здесь
идет о потребностях духовного плана, доверительного общения и эмоционального
контакта. Ссылаясь на занятость, необходимость много работать, дабы обеспечить
семье «достойную» жизнь, родители формируют такой стиль воспитания как доминирующая гипопротекция (Эйдемиллер Э.Г.). Так в сочинении «Моя семья» пациент
А.Д. (13 лет) пишет: «Мой папа много работает на севере. Мы живем с мамой одни…
мама учится в институте, и я часто бываю у бабушки и дедушки».
Изучение ближайшего окружения заикающихся детей и психодиагностика
внутрисемейных отношений с помощью теста АСВ (Эйдемиллер Э.Г.), рисуночного
теста «Моя семья» и дневниковых записей дает представление о том, как рождается
и формируется логоневроз, убеждая в том, что только работа с семьей необходима
для полноценной реабилитации ребенка.
123
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Рассказова Е.И.
ЖИЗНЕСТОЙКОСТЬ И ВЫБОР БУДУЩЕГО В ПРОЦЕССЕ
РЕАБИЛИТАЦИИ
Переживание психотравмы – одна из ключевых областей психологической
реабилитации. Травматическая ситуация влияет на базисные убеждения человека,
«проверяя» их на прочность, а в некоторых случаях – и полностью подрывая их
(Р. Яноф-Бульман, М. Горовитц). Однако то, что является мишенью стрессоров,
становится главным помощником психотерапевта в процессе реабилитации. Как
гласит пословица: «от чего заболели, тем и лечитесь». Перед психологией стресса
встает два вопроса: как мотивационно-смысловая сфера личности, ее диспозиции
опосредствуют связь травматической ситуации и переживания и совладания со
стрессом; какие ресурсы мотивационно-смысловой сферы личности можно использовать в процессе реабилитации.
С целью ответа на первый вопрос создаются различные концепции факторов
стресса: локус контроля (Дж. Роттер), оптимизм (М. Селигман), согласованность (А.
Антоновский), базисные убеждения (Р. Яноф-Бульман) и т.п. Фокус внимания исследователей в русле позитивного подхода к стрессу направлен на то, какие личностные особенности приводят к успешному совладанию со стрессом. Соответственно, реабилитация предполагает выявление и развитие, изменение этих особенностей. Открытым при
этом остается вопрос о том, является ли каждая из этих концепций достаточной. Почему выбран именно такой конструкт? Чем объясняется его структура?
Психотерапевтический опыт работы с психотравмой (например, Б. Колодзин, И. Ялом) показывает, что она, как правило, затрагивает личность в целом – и
поэтому реабилитация не может быть «тренировкой» какого-либо одного качества,
она должна быть комплексной. Комплексная реабилитация предполагает системную, методологическую основу, ответ на вопрос: как личность в целом реагирует на
стресс, что травматическая ситуация означает для личности? Наиболее последовательно системный подход к стрессу, анализ на уровне личности в целом реализован
в экзистенциальной психологии (Близкая методология используется в гештальттерапии (Ф. Перлз), в подходе Б. Колодзина). Переживание психотравмы включает
в себя и страх, и тревогу (в том числе тревогу небытия в той или иной форме), и
бессмысленность, и изоляцию, и чувство вины, и фиксацию на прошлых воспоминаниях и переживаниях (И. Ялом). Нельзя сказать заранее, какие переживания будут присутствовать с структуре, как можно на них повлиять.
В свете всего сказанного подход на уровне личностных диспозиций может
показаться чрезмерным упрощением проблемы. Это не так. Выявление факторов
стресса – это выявление ресурсов человека. Однако важно дополнительно решить
вопрос о том, как те или иные убеждения связаны с самыми разными переживаниями
в структуре стресса, а не с переживанием стресса «вообще». Наиболее близко к ответу
на этот вопрос подошел С. Мадди в концепции жизнестойкости, созданной в русле
экзистенциальной психологии. Жизнестойкость представляет собой систему убеждений человека о себе, мире и отношениях с ним, которая состоит из 3 компонентов
(вовлеченности, контроля и принятия риска) и способствует оценке событий как менее травматических и успешному совладанию со стрессом. Согласно теории С. Мадди, человек постоянно совершает выбор: «выбор прошлого» (привычного и знакомого)
или «выбор будущего» (нового, неопределенного и непредсказуемого). Постоянный
выбор прошлого приводит к отчуждению в форме вегетативности (сочетания бессмысленности и бессилия), бессилия, нигилизма (отрицания смысла), авантюризма (поиска
124
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
смысла вне привычной деятельности). В основе «программы улучшения жизни», разработанной С. Мадди, лежит изменение паттерна выбора прошлого. Жизнестойкость в
этом процессе является необходимым ресурсом, на который человек может опереться
при выборе будущего. Рассмотрим, как реализуется эта концепция на двух уровнях:
теоретическом (соотношение жизнестойкости и комплекса переживаний в травматической ситуации) и практическом (роль жизнестойкости в процессе реабилитации).
Соотношение жизнестойкости и комплекса переживаний в травматической ситуации. Страх и тревога в подавляющем большинстве случаев являются непременным спутником психотравмы. Хотя сами страх и тревога оказывают разрушающее воздействие, их осознание и принятие приносит катализирующий эффект
(И. Ялом). Однако осознание и принятие требует уверенности в своей способности
справиться с переживаниями (как пишет Б. Колодзин, «обрести внутреннее равновесие снова и снова»), уверенности в том, что только активность человека в мире может
привести его к новому опыту, новому смыслу переживаний (В. Франкл). В первом
случае ключевую роль играет такой компонент жизнестойкости как контроль, во втором – вовлеченность и принятие риска, способствующие активности человека, несмотря на неопределенность и тревогу. Преодоление бессмысленности и изоляции
тесно связано с вовлеченностью – убеждением, что только будучи активным, только в
«реальных отношениях» (И. Ялом) можно найти что-то интересное и осмысленное.
Наконец, фиксация на прошлых воспоминаниях, вина за прошедшее является прямым
следствием частого «выбора прошлого». Убеждение в том, что в будущем есть смысл,
что любой опыт в перспективе будущего важен (т.е. вовлеченность и принятие риска)
способствует более частому «выбору будущего», переоценке травматического опыта.
Роль жизнестойкости в процессе реабилитации. Жизнестойкие убеждения,
согласно С. Мадди, могут быть сформированы. В рамках «программы улучшения
жизни» предлагаются 3 основные техники работы с переживаниями: ситуативная
реконструкция, фокусирование, компенсаторное самосовершенствование (Техники
можно рассматривать и как этапы, поскольку каждая последующая техника используется, если предыдущая оказалась недостаточно эффективно). Рассмотрим, как
реализуются положения теории С. Мадди на каждом этапе:
При ситуативной реконструкции стрессовые обстоятельства рассматривались в расширенной перспективе (например, временной), представлялись лучшие и
худшие альтернативы и т.п. Жизнестойкость в данном случае является ресурсом:
изменение перспективы видения проблемы не создает нового смысла (В. Франкл),
но стимулирует интерес, вовлеченность, позволяет иначе взглянуть на свои возможности контролировать ситуацию и ее исход. Понятно, что ситуативная реконструкция приводит к психотерапевтическому эффекту лишь тогда, когда «почва» для
нее уже подготовлена, когда выбор прошлого не является привычным для человека.
Фиксация на прошлых воспоминаниях, характерная для психотравмы, требует развития вовлеченности, интереса к будущему – этой цели служит фокусирование
(Ю. Джендлин). С той же целью в отечественной психотерапии часто используются
техники работы с телесностью (Е. Мазур). Такие техники позволяют найти ресурсы
вовлеченности, недоступные человеку при фиксации на «выборе прошлого», на уровне тела и осознать, принять их. «Чувствуемые ощущения беспокойства, неопределенности, скрытой сложности» (Ю. Джендлин) – это встреча с теми переживаниями, которые и отвергаются при психотравме, причем встреча, которая позволяет контролировать и принять их (этапы «задавания вопросов» и «принятия», по Ю. Джендлину).
При компенсаторном совершенствовании делается акцент на другой проблеме,
связанной с данной. Согласно С. Мадди, есть проблемы, которые изменить не удается, и
тогда надо научить человека работать с тем, что возможно изменить. Как говорилось выше, переживание – сложный комплекс, возможно, в нем не все можно изменить – но что-
125
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
то можно. По сути эта техника представляет собой уже не опору на ресурсы жизнестойкости, поддержание жизнестойкости, вовлеченности в травматической ситуации.
Модель жизнестойкости является примером построения психологической
реабилитации в целом, работы с комплексными переживаниями. Это движение от
феноменологии переживания стресса и проблемы личностного опосредствования
этого переживания к выявлению структуры факторов совладания со стрессом и
возможностей воздействия на эти факторы. «Выбор прошлого» или «выбор будущего», который мы совершаем, обусловлен тем, насколько мы считаем важным
быть активным и заинтересованным, насколько уверены в своей возможности
справляться с трудностями. Эти убеждения могут являться ресурсами в работе психотерапевта, а могут быть основной мишенью работы (при разрушении системы
базисных убеждений в травматической ситуации) – это определяется конкретной
проблемой, особенностями переживания психотравмы.
Стадников Е.Н. (Таганрог)
ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ КАК ПРОБЛЕМА
ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Наиболее емкое положение, выражающее сущность гуманизма, сформулировал И. Кант: поступать так, чтобы всегда относиться к человечеству – в своем
лице и лице другого – как к цели, а не только как к средству (БСЭ, 1973). Если с
этих позиций проанализировать практические области применения психологии:
психологии - труда, инженерной, социальной, педагогической, медицинской, юридической, военной и спортивной психологии, то обнаруживается отношение к человеку прежде всего как к средству. Так, в практических областях психологии имеют
ценность те диагностические данные о личности, которые несут информацию об
отношении человека к требованиям окружающей среды, а также способах выполнения индивидом общественных требований. Современные информационные технологии также направлены на создание обширных баз психодиагностических данных,
которые позволяют контролировать сознание людей, манипулировать ими, что ведет к дегуманизации общества. Как следствие, в повседневной жизни стали обычными не только контролирующие, разлагающие, использующие и подчиняющие
психику человека тотальные информационные среды и средства массовой информации, но и безрассудный террор, физически уничтожающий и калечащий случайных людей. Очевидно, такое применение информационных технологий не предполагает нормального развития.
Нормальное развитие возможно при выполнении следующих условий: отношение к другому человеку как к самоценности, как к существу, олицетворяющему в себе бесконечные потенции рода человек; способность к децентрации, самоотдаче и любви как способу реализации этого отношения; творческий, целетворящий
характер жизнедеятельности; потребность в позитивной свободе; способность к
свободному волепроявлению; возможность самопроектирования будущего; вера в
осуществимость намеченного; внутренняя ответственность перед собой и другими,
прошлыми и будущими поколениями; стремление к обретению сквозного общего
смысла своей жизни» (Б.С. Братусь, 1997). Таким образом, важной практической
задачей, которую может и должен решить гуманитарный подход к психологии, является определение условий применения информационных технологий, способствующих нормальному развитию человека. На наш взгляд, применение информационных технологий в прикладный областях психологии необходимо сопроводить
126
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
следующими условиями: информационные технологии должны быть направлены на
удовлетворение потребностей человека; информационные технологии должны актуализировать мотивацию саморазвития человека; должна обеспечиваться безопасность
информационных технологий.
Приведенных выше условий мы придерживались при разработке психолого-педагогических информационных технологий (ППИТ). К настоящему времени
обработаны и проанализированы результаты двух экспериментов с использованием
моделей ППИТ. Первый из них был проведен с юношами и девушками – студентами 3 курса (225 человек) Таганрогского радиотехнического университета (ТРТУ).
Второй эксперимент был проведен с подростками – учениками (107 человек) 7-х
классов муниципального образовательного учреждения №6 г. Таганрога (МОУ №6).
При чтении курса «Психологические и методологические основы изобретательской
деятельности» студентам ТРТУ и учащимся МОУ №6 на уроках биологии предлагались к выполнению нестандартизованные психолого-дидактические, психологические и стабилометрический тесты. Нестандартизованные психолого-дидактические тесты были направлены на оценку проявления студентами способностей широты и оригинальности мышления при выполнении учебных заданий, на оценку
проявления учащимися аналитико-синтетических способностей, способности к выявлению необходимых и достаточных признаков, способности к сравнению и классификации. Нестандартизованные тесты разрабатывались с учетом возможной их
компьютеризации. Стандартизованные психологические тесты были направлены на
исследование интеллектуальных и творческих способностей студентов и учащихся.
Стабилометрический тест предлагался с целью исследования возможностей использования этой психофизиологической методики в качестве аналога психологического
тестирования.
В целом, эксперименты были направлены на исследование ППИТ в учебном
процессе.
В плане гуманитарного подхода к разработке ППИТ выполнялись следующие
условия:
ППИТ были направлены на удовлетворение социальной потребности юношей,
девушек и подростков занимать более высокое место в группе при выполнении социально
значимых заданий; результаты тестирования предлагались учащимся с целью предоставления сравнительных данных для самооценки проявления своих умственных способностей (подчеркивалось, что тестирование оценивает не умственные способности, а только
их проявление во время их выполнения); результаты тестирования предлагались учащимся на индивидуальных бланках и не были направлены на контроль знаний.
В исследовании экспериментально показана мотивирующая познавательную
деятельность роль ППИТ.
Тащѐва А.И., Фрондзей С.Н.
ОСОБЕННОСТИ СУПРУЖЕСКИХ КОНФЛИКТОВ
В ВЫСОКО УДОВЛЕТВОРЕННЫХ БРАКОМ ПАРАХ
Растущий уровень психологической культуры населения инициировал обращение за профессиональной психологической помощью не только партнѐров из
высоко конфликтных, распадающихся семей, но и супругов из семей благополучных, стабильных, достаточно высоко удовлетворѐнных браком.
Нами обследованы 32 супружеские пары - люди в возрасте 23-38 лет со стажем брака 5-15 лет, малодетные. По характеру взаимной удовлетворѐнности браком
127
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
пары были разделены на 2 равные по объѐму группы: в контрольную группу вошли
партнѐры с минимальной разницей в личной удовлетворѐнности браком; в основную группу – пары с односторонне высокой удовлетворѐнностью супружеством.
Диагностический инструментарий: анкета на исследование социально-демографических характеристик респондентов и их семей А.И. Тащѐвой; тест С. Розенцвейга; опросники «Удовлетворенность браком» Л.Я. Гозмана и О.О. Ерѐмичевой, «Атрибутивное сопровождение брака» и «Ретроспективная рефлексия конфликтов» А.И. Тащѐвой.
Выявилось, что супружеские пары с разным характером взаимной удовлетворѐнности браком статистически значимо различаются по социально-демографическим характеристикам: стажу супружества, возрасту вступления в брак, возрасту
первичного родительства, количеству детей. У респондентов основной группы ниже
показатель средней удовлетворѐнности браком, они в меньшей степени удовлетворены проведением досуга и проявляют меньше согласия во взглядах и оценке родственников и друзей. С увеличением стажа брака у женщин основной группы увеличиваются личная удовлетворѐнность браком, а также удовлетворѐнность сферами
хозяйственно-бытовой, психотерапевтической, досуговой, воспитания детей, единодушия во взглядах и оценке родственников и друзей. Взаимная удовлетворѐнность браком в основной группе обратно пропорционально связана с социальнодемографическими характеристиками супругов.
Респонденты контрольной группы статистически чаще респондентов основной группы ищут ответственного за конфликт (ED), свой дискомфорт и растерянность в проблемной ситуации они реже выказывают во внутренней речи (E-OD),
реже не замечают минусы проблемной ситуации (M-OD). Респонденты основной
группы, напротив, чаще выражают агрессию косвенным способом, во внутренней
речи, реже прибегают к оскорблениям (E-ED); у них более выражены интрапунитивные реакции «всегдашнего» плана и реакции сомнения в собственной вине (IED). Пытаясь конструктивно разрешить конфликт, они чаще излагают свои мысли в
сослагательном наклонении (i-NP), реже используют вежливую форму запроса о
помощи (e-NP).
Выявлены статистически значимые различия между мужчинами основной и
контрольной групп по показателям «ситуативная рефлексия конфликта» и «надситуативная рефлексия конфликта»: мужчины контрольной группы реже занимают
выжидательную позицию в конфликте и более склонны к обстоятельственной атрибуции ответственности за взаимоотношения в браке. Женщины, описывая себя и
партнѐра по браку, используют большее число слов, чаще дают психологические и
отрицательные характеристики. При описании партнѐра по браку как субъекта конфликтного взаимодействия женщины чаще мужчин применяют амбивалентные характеристики. У мужчин выше уровень общей позитивной генерализации восприятия.
По нашему мнению, результаты проведѐнного исследования дополняют
существующие взгляды на проблему супружеских конфликтов в удовлетворѐнных
браком парах и могут быть полезны в деятельности психологов при психологической коррекции и профилактике конфликтов.
Для диагностики особенностей супружеских конфликтов в удовлетворѐнных браком супружеских парах психологу полезно определить степень взаимной
удовлетворѐнности браком в целом и удовлетворѐнности основными сферами брака; типичные для супругов виды реакций в конфликтных ситуациях и способы выхода их них; характер атрибуции ответственности за успех и неудачи во взаимоотношениях; уровень позитивной генерализации себя и партнѐра в супружестве и
супружеских конфликтах.
128
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
В процессе работы с супружеской парой психологу рекомендуется обучить
партнѐров навыкам поведения в конфликтных ситуациях; способствовать приобретению навыков большего доверия к себе и другим людям; научить супругов взаимной ответственности за всѐ, что происходит в семье; способствовать формированию
полного и объективного представления о партнѐре по браку; поддерживать достаточно высокий уровень позитивной генерализации.
Эксакусто Т.В. (Таганрог)
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И ПОДДЕРЖКИ
МОЛОДЕЖИ В СИСТЕМЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ СЛУЖБЫ ВУЗА
На сегодняшний день все более актуальной проблемой становится обеспечение информационно-психологической безопасности молодежи. Возрастает необходимость решения задач, связанных с воспитанием личности молодого человека,
принятием мер по профилактике и разрешению кризисных психологических ситуаций в молодежной среде, разработкой и реализацией программ по борьбе с негативными явлениями среди молодежи. В современном вузе реализации подобных программ уделяется недостаточное внимание. В связи с этим, а также для реализации
задач по проблеме работы с молодежью был создан Центр психологической безопасности личности при Таганрогском Радиотехническом университете, факультете
информационной безопасности, кафедре психологии и безопасности жизнедеятельности. Создание Центра психологической безопасности личности в рамках психологической службы технического вуза (Таганрогского государственного радиотехнического университета) имеет свою специфику. Во-первых, результаты психологической работы с молодежью учитываются в процессе преподавания дисциплин
психологической направленности, предусмотренных учебными планами (таких как
«Психология и педагогика», «Психология делового общения») для технических специальностей. Во-вторых, опыт работы Центра психологической безопасности личности используется в учебных дисциплинах, читаемых студентам психологических специальностей: «Групповые методы психокоррекционной работы», «Психологическое
консультирование», «Возрастная психология», «Методика преподавания психологии», а также при организации педагогической и производственной практики.
Одной из основных целей Центра психологической безопасности личности является проведение диагностической, коррекционно-развивающей, консультативной и
просветительской работы с абитуриентами и студентами вуза с целью повышения психологического здоровья молодежи и оказания профессиональной (психологической)
помощи в разрешении проблемных и кризисных ситуаций.
В связи с поставленной целью, основными задачами являются:
Изучение индивидуально-психологических особенностей молодых людей:
эмоциональной сферы, сферы межличностных отношений, особенностей познавательных процессов.
Проведение психологических исследований по проблеме развития и становления личности. Выявление и коррекция причин и механизмов нарушений в процессе социализации и социальной адаптации.
Разработка и реализация программ по профилактике и преодолению отклонений в социальном и психологическом здоровье молодежи.
Содействие в приобретении обучающейся молодежью психологических знаний, умений, навыков, необходимых для общего развития, получения профессии, достижения успеха в жизни в целом.
129
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Просвещение подростков и лиц юношеского возраста по вопросам психологической теории и практики, развитие навыков психологической культуры (в рамках
занятий Школы Юного Психолога).
Содействие в обеспечении молодежи и педагогических работников научнометодическими материалами и разработками в области психологии.
Решение поставленных задач осуществляется в форме психодиагностической,
психокоррекционной, консультативной и просветительской работы, что позволяет говорить о следующих результатах. Всего в работе Центра психологической безопасности
личности (в качестве клиентов и слушателей) приняло участие около 250 человек, которые посещают тренинговые и психотерапевтические группы, факультативные занятия,
психологические консультации и занятия в Школе Юного Психолога. Результаты проведенной психодиагностической работы показывают положительную динамику в показателях функционального состояния клиентов (снижение тревожности, нервнопсихической напряженности, повышение психической активности, настроения) и в их
личностных особенностях (повышение самооценки, снижение агрессивных тенденций
и алекситимии). Результаты психокоррекционной и консультативной работы показали
следующее. Во-первых, растет самопознание и осознание учащимися своих индивидуально-личностных особенностей. Во-вторых, растет умение молодежи рефлексировать
свой опыт, свои чувства, мысли, желания. В-третьих, такая работа позволяет молодым
людям расширить круг социальных контактов, сделать свое взаимодействие с другими
более успешным и эффективным.
Результаты просветительской работы свидетельствуют о росте компетентности
молодых людей по вопросам межличностного общения и взаимодействия, самопознания; повышения осознанности выбора будущей профессии.
Таким образом, создание программ по обеспечению психологической безопасности молодежи, в соответствие со стандартами, требованиями и принципами диагностической, коррекционно-развивающей, просветительской работы, приводит к росту
личностного и профессионального развития молодежи. Полученные на сегодняшний
день результаты, показали возможность использования опыта работы на региональном
и федеральном уровнях в рамках проблематики молодежной политики в России.
Яковистенко А.Д. (Самара)
ФОРМИРОВАНИЕ СТРЕССОУСТОЙЧИВОСТИ У ЗАИКАЮЩИХСЯ
ПАЦИЕНТОВ В ПРОЦЕССЕ СЕМЕЙНОЙ ГРУППОВОЙ
ЛОГОПСИХОТЕРАПИИ1
Наше время стремительно меняющихся социальных и экономических условий жизни характеризуется ростом нервно-психической напряженности, повышенными требованиями к психической устойчивости и адаптации человека. В связи с
этим и в структуре заболеваемости населения произошли сдвиги в сторону увеличения удельного веса болезней, в возникновении которых существенную роль играет фактор нервно-психического напряжения. К числу таких болезней относятся
неврозы. В настоящее время все большее внимание уделяется проблемам сохранения и поддержания здоровья, психической саморегуляции, стрессоустойчивости,
повышения адаптивных возможностей человека. Значимость этих проблем еще
больше возрастает для людей, имеющих те или иные нарушения физического или
1
Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04-06-00269а
130
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
психического здоровья. Тем не менее, остродискуссионными остаются вопросы об
определении понятия «здоровье», его основных критериев, о соотношении понятий
норма и патология. Обобщая взгляды некоторых отечественных ученых на данную
проблематику (В.Н. Мясищев, Б.С. Братусь, А.К. Напреенко, Г.К. Ушакова и др.),
можно сделать вывод о том, что психически здоровый – это, прежде всего, уравновешенный человек, который проявляет относительное постоянство поведения и
адекватность его внешним условиям. Еще В.Н. Мясищев (1969) говорил о том, что
аномалия в развитии личности наиболее ярко проявляется в утрате ее равновесия с
социальным окружением, т.е. в нарушении процессов социальной адаптации.
В основе адаптивного (эффективного) поведения, по данным Э.И. Киршбаума, А.И. Еремеевой, находится толерантность (терпимость, выносливость) по
отношению к фрустраторам (препятствиям), и суть его заключается в том, что даже
под воздействием сильных раздражителей (препятствий) у человека не наступает
состояние фрустрации. В широком смысле под толерантностью понимают стрессоустойчивость. О позитивном влиянии стрессовых факторов на человека говорится в
работах Г. Селье, Л.А. Китаева-Смыка, В.Е. Рожнова, В.В. Суворовой и др. Г. Селье
отмечал, что «нет ничего лучше долгой жизни в радостном стрессе». Излагая принципы эмоционально-стрессовой психотерапии В.Е. Рожнов отмечает, что стресс
обозначает не только отрицательное напряжение, но и положительное, не только
разрушение, но и созидание, не только патогенное, но и саногенное. Исследователи
выделяют конструктивные (адекватные) и неконструктивные (неадекватные) формы
поведения в стрессовых ситуациях. Так Беттхер выделяет следующие конструктивные поведенческие реакции: препятствие интенсифицирует действия, повышает уровень активации (в данном случае препятствие усиливает мотивацию); препятствие
вынуждает человека пересмотреть ситуацию в целом, изменить средства, сохранив
или скорректировав первоначальную цель.
Известно, что душевное равновесие, способность индивида противостоять
негативным, травмирующим воздействиям на нервно-психическую сферу, психологическая готовность, стрессоустойчивость определяется особенностями структуры
его личности. Именно благодаря наличию препятствий как внутреннего, так и
внешнего плана, по данным Киршбаума и Еремеевой, формируется и развивается
личность. Препятствия стимулируют пиковую активность личности, расширяют
спектр связей личности с миром, делают их глубже и дифференцированнее. Определяя личность как систему отношений индивида с окружающей средой, В.Н. Мясищев рассматривал психологическое отношение как обобщенное внутреннее условие действий человека, содержащее тенденцию определенным образом реагировать
на определенные явления, факты, события, объекты.
Пример нарушенной системы отношений личности с окружающей действительностью представляют неврозы. В концепции В.Н. Мясищева невроз – болезнь
личности, а возникновение невротического расстройства происходит под воздействием индивидуально значимых психотравмирующих жизненных обстоятельств.
Особую форму невротического нарушения общения, которым страдает 2,5-3% населения, представляет собой заикание (логоневроз). По данным отечественных исследователей в области заикания (А.Б. Хавин, В.М. Шкловский, Ю.Б. Некрасова,
Н.Л. Карпова и др.) у больных с заиканием дезорганизуется вся система личностных
отношений. В исследованиях А.Б. Хавина доказано, что у заикающихся, подверженным фрустрации, снижена социальная адаптации; при высоком уровне социальной адаптации реакция на дефект нивелируется, при низком – переоценивается. По
данным Ю.Б. Некрасовой, особо значимыми, «проблемными» жизненными ситуациями для больных являются ситуации общения в эмоциональной обстановке, выступление перед большим числом людей, ограничение времени в процессе речевой
131
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
коммуникации, внезапный вопрос, неадекватная реакция слушателя, высокий официальный ранг собеседника и др. В свою очередь, Б.Д. Карвасарский считает, что
только благоприятные условия воспитания могут нейтрализовать фрустрирующее
влияние дефекта.
К.М. Дубровский, основоположник метода эмоционально-стрессовой психотерапии в лечении заикания, подчеркивал огромное значение аффективного состояния больных для создания «перелома» в лечении по словам. М.Е. Бурно эмоционально-стрессовая психотерапия – «это, в сущности, терапия самой жизнью – ее
радостями, но и заботами, даже страхами, если это служит здоровью». Именно эмоционально-стрессовая психотерапия, а также активное, деятельностное участие родителей и родственников пациентов в групповой работе, являются основополагающими принципами метода семейной групповой логопсихотерапии.
Янченко И.В. (Таганрог)
ДИАЛОГ В КОНТЕКСТЕ ВОЗРАСТНОЙ ПСИХОЛОГИИ1
Восстановление нарушенного общения при логоневрозе по методу семейной групповой логопсихотерапии (Ю.Б. Некрасова – Н.Л. Карпова) во многом осуществляется благодаря формированию диалогического общения, которое является
условием, целью и результатом социореабилитации заикающихся детей, подростков
и взрослых. Диалогическое общение (или диалог) мы понимаем как особый вид
межличностного взаимодействия с реальным или воображаемым лицом, в ходе которого возникает личностное взаимопонимание, обусловленное доверительными
равноправными взаимоотношениями и ведущее к творческому, конструктивному,
духовно развивающему взаимообращению.
Специфика возрастного состава логопсихотерапевтических групп заключается в том, что основной организационной единицей логопсихотерапевтического
процесса выступает разновозрастная группа подростков и взрослых (от 10 до 30
лет), включающая, помимо пациентов, их ближайших родственников. Поэтому возникает необходимость исследования диалога как разновидности общения в возрастном контексте, который учитывает особенности, ведущие виды деятельности и
значимые новообразования каждого возраста.
Проблема развития диалогического общения в отечественной и зарубежной
возрастной психологии к настоящему времени не подвергалась полному и комплексному рассмотрению. Однако анализ работ, в которых рассматривается генезис
общения (Г.С. Абрамова, Л.И. Божович, М.И. Лисина и др.), позволяет находить
различные фрагменты исследований, которые в полной мере можно рассматривать
в контексте возрастной динамики диалога и сделать следующие выводы:
Способности к диалогическому общению развиваются, начиная с момента
рождения; каждый возрастной период вносит свой существенный вклад в последовательное развитие данных способностей.
Ведущим фактором в развитии диалогического общения являются отношения
ребенка со взрослым человеком. Выстраивая собственные модели поведения, ребенок
опирается на те приоритеты, которые задает взрослый в различных ситуациях общения.
Отношения «ребенок – взрослый» ведут к диалогу при условии, если ребенку
предлагается возможность почувствовать себя активным субъектом общения, а также
1
Работа выполняется при поддержке РГНФ, грант 04-06-00269а
132
Раздел III. Психология здоровья и безопасности человека
при доверительном характере взаимодействия.
Исходя из основных характеристик диалога, линию развития диалогического
общения можно представить таким образом:
Способность к доверительности в общении начинает формироваться в младенчестве, что обусловлено ведущей деятельностью этого возраста – эмоциональноличностным общением со взрослыми. Доброжелательное отношение к окружающим,
возможность без опаски и внутреннего барьера общаться с новыми, незнакомыми
людьми во многом предопределяется «базовым доверием» (Э. Эриксон), основанном на
чувстве безопасности и защищенности. В данном возрасте можно говорить о наличии
неосознанного «абсолютного» доверия как об одной из предпосылок возникновения
диалога, поскольку целенаправленность этого качества появляется в подростковом и
юношеском возрастах.
Потребность в общении, занятие активной позиции в диалогическом общении,
направленность на другого человека и стремление вызвать его на взаимодействие появляется уже в младенческом возрасте. Первые диалоги начинаются у ребенка без слов с
матерью во время кормления; после шести-семи месяцев средства и формы диалога
усложняются, что находит выражение в оттенках плача, в первых просьбах, обращенных ко взрослому; годовалый ребенок уже может поделиться с другим человеком своим
опытом, используя и пантомимические, и вербальные средства. Однако осознание важности диалога именно как «роскоши человеческого общения», как истинной ценности,
происходит в подростковом и юношеском возрастах, а в более поздние годы, на наш
взгляд, может означать действительную зрелость человека.
Выраженность субъектности связывается с выделением собственного «Я» и
дифференциацией восприятия взрослых. Изначально отношения «Я – Другой» слиты в
сознании ребенка; второе полугодие можно рассматривать как исходный период жизни
ребенка, в котором начинают закладываться и проявляться элементы избирательноделовых отношений к другим людям. Важным приобретением для диалогического
межличностного общения становится формирование дошкольника как субъекта социальных отношений, младшего школьника как субъекта учебной деятельности, подростка как субъекта общения и юноши или девушки как субъекта собственной жизни.
Способности к сотрудничеству, занятию равных сущностных позиций в общении, принятию другого человека как неповторимой ценности начинают закладываться в
период середины детства, когда внимание ребенка начинает переключаться со взрослого на сверстников как на партнеров по общению. В подростковом и юношеском возрасте, благодаря достигнутому уровню сознания, появляется возможность целенаправленно выделять границы Другого, очерчивать границы своего Я, тем самым выстраивать
отношения, основанные на равноправии и ответственности. В зрелом возрасте можно
говорить о появлении оттенков диалогического общения, обусловленных индивидуально-личностными особенностями, способствующих целостному восприятию Я-образа и
образа Другого.
Анализ диалогических отношений в возрастном аспекте обосновывает эффективность разновозрастного состава логопсихотерапевтических групп и подтверждает
возможность использования диалога в качестве метода психологической поддержки не
только заикающихся пациентов, их родителей и родственников, но и в работе психотерапевтических и психокоррекционных групп, решающих, более широкие, коммуникативные задачи.
133
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Раздел IV. Психология и вызовы современности
Аболина Н.С., Гилева О.В. (Екатеринбург)
СОВРЕМЕННЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС:
МЕТОДЫ АКТИВНОГО ОБУЧЕНИЯ
Использование методов активного обучения в системе высшей школы становится все более востребованным со стороны участников образовательного процесса.
Эта группа методов по сравнению с другими формами обучения выступает катализатором диалога между преподавателями и студентами, позволяет им осуществлять
продуктивную учебную деятельность в режиме актуального взаимодействия.
Современная психология основывается на положениях об активной роли
сознания в деятельности человека на всех этапах его развития, о перестройке самосознания во взаимодействии с другими людьми, что дает научную основу практического применения активных методов в образовательном процессе.
Активные методы – это методы организации обучения в условиях совместной учебной деятельности. Основная идея реализации активных методов – активизация и актуализация личностного потенциала студентов в организованном групповом взаимодействии. В качестве активных методов в образовательном процессе используются психогимнастические упражнения, игровые методы, дискуссии, проективное рисование.
Активное обучение возможно при осуществлении принципа соответствия
результатов обучающего воздействия требованиям, которые предъявляются к специалистам в разных сферах профессиональной деятельности, а также специфических принципов группового обучения: активности, исследовательской позиции,
объективации поведения, партнерского общения. Принцип активности реализуется
посредством выполнений учебных упражнений, через участие в ролевых и организационно-деятельностных играх. Принцип исследовательской позиции проявляется
в проблемных ситуациях, когда студентам приходится «открывать» закономерности
группового взаимодействия и свои личные ресурсы. Принцип объективации поведения эксплицируется в переводе поведения участников с импульсивного на объективированный уровень. Принцип партнерского общения реализуется в равенстве
психологических позиций студентов всей группы.
Обучение в группе включает три вида: самообучение, обучение в системе
«преподаватель-студент» и «группа-студент». Выбор адекватного метода или сочетания методов определяется содержанием учебной дисциплины, логикой ее изложения,
уровнем подготовки студентов, а также опытом преподавателя, потенциалом его личных возможностей. Эффективность групповых занятий зависит от групповой динамики: какие этапы в своем развитии прошла учебная группа.
Активное групповое взаимодействие позволяет студентам перестраивать
структуру учебной деятельности, овладевать навыками самопознания, рефлексии,
изменять отношение к себе и другим. Активная групповая работа способствует
осознанию своих действий, поведения и деятельности, которые, оставались за пределами внимания. Ускоряется обучение за счет эмоционального подкрепления и
обратной связи, проигрывания моделируемой ситуации. Происходит изменение и
преподавателя, и обучающегося от информационного обучения к обучению, стиму134
Раздел IV. Психология и вызовы современности
лирующему самостоятельность мышления. Активные групповые методы развивают
перцептивные способности, помогают развитию личности, что делает их перспективными в системе профессионального образования.
Андриенко Е.В. (Новосибирск)
ЗНАЧЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В СТАНОВЛЕНИИ
ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ПРОФЕССИОНАЛИЗМА
В современных условиях постоянно растут требования к профессионализму
и квалификации специалистов любой сферы. Возможность достигать значительных
качественных и количественных результатов деятельности при относительно невысоких затратах физических и умственных сил на основе использования рациональных приемов при решении профессиональных задач ценится очень высоко. Такая
подготовленность человека к выполнению задач профессиональной деятельности, к
реализации творческого подхода требует весьма основательного образования и самообразования личности.
Сегодня любая профессиональная проблема, как научно-профессиональная,
может быть осмыслена, понята и решена специалистом с учетом результатов научных изысканий в данной области. Особенно это касается педагогического профессионализма. Основы педагогического профессионализма закладываются в системе
высшего педагогического образования, содержание которого за последние два десятилетия значительно изменилось, обновилось, модифицировалось с учетом развития науки и практики, а также общих представлений об успешной социализации
личности в развивающемся обществе.
В целом изменения в системе высшего педагогического образования носят позитивный характер, однако за последние годы проявлялись и негативные тенденции.
Педагогическое образование, в отличие от других направлений профессиональной подготовки, ориентировано на массовое воспроизводство высококвалифицированных кадров, которые должны быть готовы работать во всех видах образовательных учреждений, решающих проблемы обучения, воспитания, развития и социализации личности.
В современной теории выделяют общие тенденции развития образования (и,
прежде всего, высшего образования), которые связаны с фундаментализацией, технизацией, прагматизацией, индивидуализацией и регионализацией процесса.
Фундаментальное образование направлено на постижение глубинных характеристик объектов и процессов целостного мира, восходящих к первичным сущностям. Оно лежит в основе формирования адекватных оснований суждений любого специалиста. Фундаментализация образования является, по сути, самым значимым фактором профилактики ошибочных решений в мире сложнейших современных технологий.
Тенденция прагматизации образования обусловливает его развитие в направлении наиболее актуальных сфер жизнедеятельности общества. Например, когда в
стране было недостаточно экономистов, юристов, менеджеров, образование сразу же
отреагировало на этот «профессиональный дефицит»: в различных учебных заведениях
стали открываться новые отделения, специальности, специализации, соответствующие
актуальным потребностям рынка труда.
Технизация высшего образования связана, прежде всего, с развитием технологий информационных процессов, всеобщей компьютеризацией. Сегодня происходит
повсеместное формирование единого, межвузовского научно-образователь-ного пространства на основе современных средств телекоммуникаций и информационных технологий, организация профессионально-образовательных программ различного уровня
135
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
по дистантной форме обучения.
Индивидуализация образования определяется возможностями учета индивидуальных особенностей обучаемого, опоры на его способности, его самораскрытие и
профессиональную самоактуализацию. В учебных планах и программах вуза должны
быть предусмотрены специально отведенные часы на индивидуальную работу с каждым студентом. Мировая практика высшего образования показывает, чем более элитным и престижным является университет, тем в большей степени реализуется принцип
индивидуализации образования.
Регионализация высшего образования связана с социально-экономически-ми и
политическими потребностями региона, в котором оно осуществляется. Значимость
регионализации определяется возможностями выпускников найти себе работу по специальности без особых проблем. Специфика социально-экономиче-ского развития региона выявляет потребность в профессиональных кадрах определенной квалификации.
Содержание образования в России претерпело некоторую модификацию в
связи с переходом к рыночной экономике и социальным кризисом в перестроечный
и постперестроечный периоды. Появились разнообразные образовательные учреждения, новые программы и организационно-структурные формы обучения.
Современные подходы к развитию содержания образования объективно базируются на позициях системогенетики, определяя динамику совершенствования
через закон дуальности и управления, который позволяет увидеть двойственность
механизма развития образовательных систем. Этот закон проявляется в форме
единства процессов диверсификации и конвергенции. Под диверсификацией понимается рост разнообразия, под конвергенцией стабилизация и накопление того
лучшего, что было сделано в системе ранее, т.е. накопление «прошлого» в системе.
Особое внимание следует обратить на конвергенцию, которая играет роль стабилизирующего фактора, сохраняющего наиболее эффективные элементы системы, апроби-рованные в ходе всей предшествующей педагогической практики.
Естественно, что объем и качество социального опыта все время возрастает, поэтому модифицировать и модернизировать содержание образования в полном
соответствии с такими изменениями, невозможно, что и не требуется. Для нормального развития человека в образовательной системе необходимо сохранять сбалансированность и пропорциональность всех видов социального опыта, интериоризация которых в процессе обучения и воспитания определит естественное развитие
личности по трем аспектам: интеллектуальному, эмоциональному и активноволевому. Фактор сбалансированности и пропорциональности основных видов
опыта, представленных в содержании образования, определяет его качество.
Гулидова Н.В. (Краснодар)
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ
КАК КОМПОНЕНТ ГОТОВНОСТИ БУДУЩИХ ЮРИСТОВ
К ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
История взаимосвязи психологии и правосудия имеет давние многовековые
традиции, которые складывались в уголовных процессах многих поколений. На каждом из этапов развития теории и практики юриспруденции раскрывались и осмысливались специфические возможности психологии. Это касалось техник получения
личных признаний от подозреваемого, свидетельских показаний, данных о личности подсудимого, потерпевшего, истца и ответчика, психологических способов до-
136
Раздел IV. Психология и вызовы современности
проса, изобличения лжесвидетелей, классификации преступников, способов содержания в тюрьмах, деятельности судебных и следственных органов.
Оптимистически начавшееся в начале ХХ-го века вхождение психологии в
юридическую теорию и практику России позволило развернуться прогрессивным
позициям и идеям И.М. Сеченова, А.Р. Лурия, В.М. Бехтерева, С.С. Корсакова, В.П.
Сербского, А.Ф. Кони, П.И. Ковалевского, И.М. Холчева, Г.Р. Португалова, С.В.
Познышева и др. Именно с этого времени юридическое образование было дополнено учебными курсами «юридическая психология» и «психопатология».
Разрабатываемые методы экспериментальной психологии были постепенно
экстраполированы и на расследование преступлений. Объектом психологических
исследований стали предпосылки преступления, быт и психология различных групп
преступников, психология свидетельских показаний, психология заключенных,
психология преступников и др.
Однако, вслед за этим произошло тотальное изгнание психологии из юриспруденции, изолирование психологов от вопросов следственной, судебной деятельности, из криминалистики. Этот период был достаточно продолжительным и распространился на ряд последующих десятилетий (30-е – 60-е годы ХХ-го века).
Лишь в начале 70-х годов были вновь развернуты психологические исследования
для обеспечения целей правоохранительной, правоприменительной и профилактической деятельности. Специфическим образом складывалась в России судьба судебно-психологической экспертизы, которая то изымалась, то вновь считалась обязательной для правовой практики.
Необходимость психологической подготовки будущих юристов не требует
дополнительной аргументации. Социально-психологический подход в трактовке
права как основы юриспруденции является закономерным, так как она имеет дело с
человеком в его государственно-правовых связях и отношениях. Отсюда правомерным кажется идея о необходимости формирования у будущих юристов значимости
представлений о роли психологических знаний и возможностях их применения в
юриспруденции.
Общепринятым является мнение о том, что будущие независимо от специализации юристы должны получить систему знаний по курсам общей, социальной и
педагогической психологии. Без знаний по названным областям психологии будущим специалистам правоведам будет сложно понять специфику психических закономерностей в правовом регулировании. Отсутствие до настоящего времени единого мнения о содержании предмета юридической психологии затрудняет ее развитие
как специальной учебной дисциплины. Студент, являясь субъектом учебной деятельности, зачастую стоит перед выбором теорий, концепций, направлений, учебников, учебно-методических пособий и монографий по психологическим курсам.
Процесс формирования психологической культуры юриста до настоящего
времени находится на начальной стадии. Сегодня в нее принято включать комплекс
психологических знаний: психологию личности и деятельности, психологию юридического труда, психологию профессий, психологические характеристики отдельных юридических профессий, психологические основы криминалистической тактики, понимание психологических особенностей участников уголовного судопроизводства (обвиняемого, потерпевшего, свидетеля), способы использования этих знаний в профессиональных ситуациях. В современной образовательной практике чаще используется не понятие «психологическая культура», а понятие «профессиональная социально-психологическая компетентность юриста», что кажется вполне
целесообразным.
В ряде вузов сложилась практика изучения не только вышеназванных психологических дисциплин, но и чтение спецкурсов по судебной психологии, психо-
137
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
логии юридического труда, криминалистической психологии, психологии правонарушителя. Однако, и этих нововведений явно недостаточно, так как специфические
проблемы правотворчества и правового регулирования имеют также в качестве основания знания из области психологии личности, ее мотивов и потребностей, защитных механизмов и личностных смыслов. Поэтому будущие юристы нуждаются
в развернутом курсе «психология личности».
Наряду с формированием психологической компетентности будущего правоведа не менее значимым является его личностное становление и развитие, которое является сложным процессом взаимодействия мотивационных, познавательных,
эмоциональных и волевых компонентов.
Известно, что до поступления в вуз многие абитуриенты проходят систему
профессионального отбора, осуществляемого подготовительными отделениями
юридических факультетов, органами прокуратуры, военкоматами, юридическими
вузами и т.д. В ходе профессионального отбора акцент обычно делается на направленности личности абитуриента. Это касается его мировоззрения, жизненной позиции, отношения к нравственно-этическим категориям, доминирующих ценностных
ориентаций и представлений, отношения к профессии «юрист», а также профессиональной мотивации.
Многие юридические вузы накопили опыт работы с абитуриентами, исходя
из которого у будущих юристов проводится диагностика наблюдательности, устойчивости, концентрации внимания, общительности, эмоциональной устойчивости,
такта, выдержки, способности излагать свои мысли, отстаивать свою точку зрения,
способности быстро обобщать информацию, наличия навыков перевода устной
речи в письменную, способности анализировать получаемую информацию, формировать гипотезы, творчески подходить к решению задач.
Осуществляемый в вузах профессиональный отбор абитуриентов позволяет
обнаружить такие личностные параметры, которые не допускают возможности работы в правоохранительной системе. Среди них: недостатки мировоззрения и правосознания, цинизм, склонность к авантюризму, стремление к власти и доминированию, низкий уровень интеллекта, отсутствие организаторских способностей, некоммуникативность, избегание контактов с людьми и т.д.
Однако прицельное профессиональное самоопределение не гарантирует, что
будущие юристы уже в процессе учебных практик не разочаруются и не изменят
свои представления о будущей профессии. Прохождение практик в прокуратуре, в
следственных органах, в суде позволяет уточнить представления и осуществить
выбор специализации более обосновано. В процессе профессионального обучения
акцент должен быть сделан на развитии не только общих, но и специальных способностей, значимых для профессиональной деятельности будущего правоведа.
Особые требования уже на этапах вуза предъявляют к личности будущего
судьи, который должен овладеть умением делать психологический анализ судебного процесса; иметь представление о правильных взаимоотношениях государственного обвинителя с адвокатом подсудимого, об этапах формирования судейского
убеждения, о психологических барьерах, возникающих при допросах, о параметрах
личности судьи и его профессиограмме.
Наибольшую сложность представляет изучение сущности конструктивной
деятельности в суде, то есть вынесение приговора по рассматриваемому уголовному делу. Будущий судья должен понимать, что этой задаче должны быть подчинены
все остальные виды деятельности (познавательная, коммуникативная, организаторская), и потому он должен осознавать, что чем полнее собраны факты на предварительном следствии, тем больше создано условий для реализации конструктивной
138
Раздел IV. Психология и вызовы современности
деятельности суда. Особые усилия будущего судьи должны быть направлены на
усвоение материалов, касающихся воспитательного воздействия суда.
Заостровцева М.Н. (Коряжма, Архангельская область)
СОВМЕСТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КОЛЛЕКТИВНОГО
ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО СУБЪЕКТА ПО КОРРЕКЦИИ
АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПОДРОСТКОВ
Социальные, экономические, экологические и другие проблемы современного российского общества оказывают существенное влияние на личностное развитие и поведение подрастающего поколения. Особую тревогу вызывают прогрессирующая отчужденность, повышенная тревожность, цинизм, духовная опустошенность многих школьников, что нередко ведѐт к проявлениям агрессии. Наиболее
заметным это становится в подростковом возрасте.
Анализ различных форм агрессивного поведения подростков в общеобразовательной школе позволяет выделить противоречия между: а) многообразием видов проявления агрессивного поведения подростков и отсутствием четкой классификации типичных проявлений агрессии, что необходимо для организации целенаправленной психолого-педагогической коррекции; б) существующими традиционными направлениями коррекционной работы, приучающими подростка к социально
одобряемым образам поведения и отсутствием таких подходов в коррекционно-педагогической работе, в которых главный акцент ставился бы на формирование личности подростка, способной противостоять провоцирующим ситуационным факторам, влияющим на агрессивное поведение в школьной, семейной, информационной
среде и среде сверстников; в) разноплановостью усилий субъектов образовательного процесса и отсутствием оптимальной модели психолого-педагогической деятельности по коррекции агрессивного поведения подростков.
Анализ психолого-педагогической литературы и результаты эксперимента
позволили выявить и всесторонне охарактеризовать типичные характеристики вербальной прямой агрессии, вербальной косвенной агрессии, физической прямой агрессии, физической косвенной агрессии современных подростков. Разработанная в
исследовании комплексная диагностика проявления их агрессивного поведения с
позиции классификации его типов дала возможность получить данные, необходимые для выявления предпосылок, установления иерархии ситуационных факторов,
вызывающих агрессивность школьников; а также отслеживания еѐ динамики.
Методологическим условием исследования заявленной проблемы является
ситуационно-субъектный подход, который заключается в реализации диалектической связи между коррекционно-педагогическими действиями в конкретной ситуации и их адекватным отражением через субъектное восприятие подростком, что
обеспечивает формирование его устойчивости в конфликтных ситуациях, расширение пределов выносливости к стрессам, поведенческим отклонениям, неопределѐнности жизненных планов, установок и т.д. Этот подход, в отличие от традиционного, нацеленного на приучение подростков к социально одобряемым образцам поведения, позволяет осуществить обстоятельный и объективный анализ способов решения проблемы агрессивного поведения подростков, опираясь на их лучшие положительные качества, стремление реализовывать потребности в общении, самоактуализации, саморазвитии.
Нами установлено, что с позиции ситуационно-субъектного подхода коррекция агрессивного поведения подростков эффективна в условиях формирования
139
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
коллективного психолого-педагогического субъекта, в качестве которого выступают классный воспитатель, социальный педагог и педагог-психолог, способные интегрировать усилия всех прямых и опосредованных участников образовательного
процесса в коррекционно-педагогической работе. Такой субъект буквально «выращивается» в ходе совместно-разделенной деятельности, когда каждый педагог решает задачи коррекции агрессивного поведения детей своими профессиональными
средствами и одновременно формируются такие свойства коллективного субъекта,
как целенаправленность, мотивированность, целостность, структурированность,
согласованность, организованность, результативность.
Центральное место в данном исследовании занимает разработка и обоснование трѐхзвенной модели, отражающей содержание и структуру совместной деятельности классного воспитателя, социального педагога и педагога-психолога по
коррекции агрессивного поведения подростков. Первое звено даѐт представление о
функциональных обязанностях каждого из педагогических работников в диагностировании, предупреждении, профилактике и коррекции проявления агрессии школьников подросткового возраста. Второе звено модели отражает последовательно углубляющуюся интеграцию действий формирующегося коллективного субъекта этого процесса (эмоциональная настроенность, осознание необходимости совместных
действий, соучастие, согласованность действий, развитое сотрудничество, достижение социально значимых результатов). Третье звено педагогической модели характеризует смену этапов коррекционно-педагогической деятельности (диагностический, мотивационный, содержательный, коррекционный и рефлексивно-экспертный). Разработанная психолого-педагогическая модель лежит в организации основы
проектирования программы коррекции проявления агрессивного поведения в подростковом возрасте, которая включает в себя такие разделы, как предупреждение
агрессивного поведения школьников, его коррекция, индивидуальная работа с наиболее агрессивными детьми.
Условиями эффективности деятельности коллективного субъекта психолого-педагогического труда по профилактике и коррекции агрессивного поведения
подростков являются: интеграция индивидуальных целей в единую общественно
значимую цель; активное, действенное отношение к совместной деятельности и
высокая интенсивность контактов между классным воспитателем, социальным педагогом и педагогом-психологом; полноценная реализация статусно-ролевой позиции и распределенных функциональных обязанностей; отбор адекватных методов,
методик, технологий изучения и коррекции агрессивного поведения школьников.
Критериями эффективности совместной деятельности классного воспитателя, социального педагога и педагога-психолога по изучению особенностей и коррекции агрессивного поведения подростка выступает динамика уровней развития
свойств коллективного субъекта этого направления психолого-педагогического
труда, их удовлетворенность взаимодействием друг с другом и показатели проявлений агрессивного поведения школьников.
Экспериментальные данные позволили зафиксировать не только количественные, но и качественные изменения в проявлении различных видов агрессивного
поведения подростков. В результате осуществляемой коррекционно-педагогической
деятельности снизилась общая агрессивность испытуемых; уменьшилось количество конфликтов между подростками, а также в школьной и семейной средах; повысился контроль подростков над собственным поведением, уровень их социальной
активности.
Практические результаты проведѐнного исследования воплощены в разработке научно-методического обеспечения деятельности педагогических работников
и социально-психологических служб системы образования. Разработанные мате140
Раздел IV. Психология и вызовы современности
риалы помогают оптимизировать процесс создания информационного банка данных
о проявлении агрессии учащихся и эффективно их использовать в коррекционнопедагогическом процессе широким кругом лиц, организовывать тренинги психолого-педагогической компетентности педагогов в области коррекции агрессивного
поведения подростков, толерантного взаимодействия родителей и детей, а также
тренинги толерантности и личностного роста подростков.
Егорова И.А. (Таганрог)
ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ КАЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В
ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Одним из основных направлений развития современной психологии является смещение фокуса внимания и научного интереса в сторону сложных и многогранных психологических явлений, таких, как личность, индивидуальность, межличностные отношения, межличностное познание. Не случайно все большее распространение среди психологов получают идеи гуманистической психологии с ее
представлениями о самоактуализации (А. Маслоу), личностном росте и развитии,
полноценно функционирующем человеке (К. Роджерс), смысле жизни (В. Франкл).
Анализ идей гуманистической психологии показывает, что она предстает
как минимум в двух аспектах: с одной стороны, это определенная психологическая
школа с собственным уникальным взглядом на природу человека и движущие силы
его поведения и развития; с другой стороны – это ряд психотерапевтических практик, в основе которых лежит этот особый взгляд. Отечественная психология, принимая оба эти аспекта, формирует и третий – гуманистическая психология начинает
рассматриваться еще как определенная стратегия исследования сложных психологических феноменов. И в этом смысле более удачным нам представляется термин
«гуманитарная психология», предложенный Б.С. Братусем, поскольку он не только
позволяет обратиться к огромному наследию русской философской мысли, замечательным идеям культурно-исторической концепции Л.С. Выготского, но и фиксирует существенное отличие гуманитарной и естественнонаучной парадигм, сосуществующих в современной психологии.
Как было показано в работах В.Н. Дружинина, способы эмпирического
описания психологических явлений непосредственно связаны с уровнем организации психики, к которому эти явления относятся. Так, психофизиологический уровень может быть описан с помощью наиболее математически мощных измерительных шкал (шкалы отношений и интервалов), дальнейшие уровни описываются уже
менее мощными шкалами, а высшие уровни (индивидуальность, жизненный путь)
практически не поддаются измерению, принятому в рамках естественнонаучной
парадигмы. Иначе говоря, с ростом уровня психической регуляции уменьшаются
возможности представления изучаемых феноменов в количественных характеристиках.
С другой стороны, по мере усложнения психологических явлений увеличивается возможность их описания при помощи качественных характеристик, и тогда
ведущую роль начинают играть качественные исследования – анализ единичных
случаев (как уникальных, так и наиболее типичных), построение различного рода
классификаций и типологий, выделение в рамках изучаемого процесса относительно самостоятельных периодов.
Качественная и количественная стратегии исследования различаются между собой не только изучаемыми феноменами, методами обработки и представления
141
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
данных, но и способами организации исследования: в качественной стратегии нет
жесткого требования большого объема однотипной информации, четко оговоренных способов обеспечения достоверности данных, план исследования может меняться в зависимости от характера получаемой информации. Тем не менее, качественная стратегия исследования позволяет выявить и описать то, что теряется при
использовании количественной – своеобразие явлений, характеристики, делающие
их уникальными. Кроме того, применение качественных исследований позволяет
вписать изучаемые феномены в более широкий контекст – культурный, исторический, социальный, и, наконец, контекст жизненного пути отдельной личности.
Таким образом, качественные исследования наиболее применимы в рамках
гуманистической психологии, поскольку отвечают всем ее базовым идеям.
Иванченко Г.
ПОТЕНЦИАЦИЯ РЕАЛЬНОСТИ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНАЯ
ПРОБЛЕМА И ВЫЗОВ СОВРЕМЕННОСТИ1
Подобно тому как «третий мир» на глазах расширяет свое по меньшей мере
численное преобладание, расширяется «третий мир» той модальности, которой в
гуманитарных науках уделялось существенно меньше внимания, чем модальностям
реального и должного – модальности возможного. В анализе темпов социокультурных изменений нередко акцент делается исключительно на убыстрение жизненного
цикла культурных практик, произведений искусства и т.п. М.Н. Эпштейн в недавней монографии «Философия возможного» (2001) убедительно демонстрирует
масштабы не только ускорения, но и стремительного расширения сферы возможного; более того, можно говорить не просто о потенциальности как таковой, но о «потенциации самой реальности». Под потенциацией М.Н. Эпштейн предлагает понимать возрастание степеней возможного в самой реальности, процесс превращения
необходимостей в альтернативные возможности. Впечатляющим примером овозможения реальности является повседневное существование в современной западной цивилизации – пользование страховкой и кредитом, основанными на вероятностных расчетах, а не на фактах.
Каковы будут следствия потенциации реальности на индивидуальнопсихологическом уровне? На наш взгляд, одним из ближайших следствий уже становится «инфляция возможного», обесценивание возможностей в силу их неисчислимости, релятивизм и цинизм в их оценке. Обилие возможностей поддерживает
иллюзию их вечной, неиссякающей доступности для осуществления. По сути продлевается состояние ранней юности с ее игрой возможностями, вероятно близкое
отношению к шансам и возможностям бессмертных богов, которые не зря обычно
были вечно юными.
Д.А. Леонтьевым (2005) сформулировано представление о двух сменяющих
друг друга фазах единого цикла экзистенциального взаимодействия субъекта с миром: фазы открытости и закрытости. Если содержанием первой является расширение спектра возможностей действия, которые может раскрыть для себя субъект,
раскрытие потенциала свободы, то главным содержанием фазы закрытости является
сужение спектра возможностей, совладание с их избыточностью, переход к реализации. Редукция фазы открытости, отмечает Д.А. Леонтьев, приводит к ригидности
1
Работа поддержана РГНФ, грант 04-06-00288.
142
Раздел IV. Психология и вызовы современности
и упрощенности жизненного мира, снижению регуляторной роли сознания. Но возможна и редукция фазы закрытости, приводящая к безответственной игре смыслами, изъятыми из контекста собственного бытия в мире.
«Инфляция возможного» нарушает функционирование обеих фаз. Даже не
будучи редуцированной, первая фаза реализуется не без труда: обилие возможностей затрудняет совладание с ними. Выбор в значительной степени становится случайным. Фаза закрытости органична, когда выбор был осмысленным, осознанным,
ценностно-обоснованным. Случайная же возможность лишь изредка вызывает состояние мобилизации и решимости завершить начатое.
Мы до сих пор рассматривали ситуацию с относительно независимыми
возможностями, но это редкий случай – практически всегда за одной возможностью
выстраивается целая цепочка новых. В случае органичности сделанного ранее выбора возможности будут менее противоречивыми и потенциально конфликтующими. Случайные выборы рано или поздно разбалансируют всю конструкцию деятельности (деятельностей) по реализации возможного.
В каких отношениях «разбегающаяся Вселенная» возможного находится с
миром должного? Это также междисциплинарная проблема, и этика, психология,
философская антропология делают акцент на определенных группах противоречий:
между возможным и должным, между различными требованиями долженствований,
между отдельными возможностями и должным. Вместе с тем отношение к возможному имеет даже проблема выбора между долженствованиями – например, та экзистенциальная ситуация, которую психотерапевт К. Дюргхайм называет «мукой напряжения между внешней обязанностью и внутренним долгом», а философ и культуролог М.Н. Эпштейн характеризует как противозовие двух этически требовательных реальностей: зов призвания, с одной стороны, и отзывчивости, с другой.
«Внутренний долг» или «призвание» существуют не сами по себе, а в
сложном переплетении реального, «обрастающего» гроздями возможностей, и потенциального, ищущего выхода в реальность. То, что мы увидели те или иные возможности среди бесчисленных иных, уже свидетельствует об их неполной чуждости нам. Самый суровый долг порой не просто «разрешает» выход в потенциальное
измерение, но порой и подразумевает, требует выделения и «удерживания» некоторых констелляций возможностей. Только слепота, граничащая с фанатизмом, безапелляционно вычеркивает какие бы то ни было новые возможности; но и релятивизм, этика «всевозможностного», не позволяет удерживать продуктивное напряжение между обязанностями и внутренним долгом. И это напряжение поддерживается только постоянным устремлением вперед, «колебанием на острие меча», как
характеризовал жизнь в одном из своих писем А.А. Ухтомский.
Канаркевич О.С. (Ставрополь), Юнг В.К. (Таганрог)
ПРОГРАММА И МОДЕЛЬ ПРЕВЕНТИВНОЙ РАБОТЫ
ПО ФОРМИРОВАНИЮ ЛИЧНОСТНЫХ КАЧЕСТВ, ОБЕСПЕЧИВАЮЩИХ
РАЗВИТИЕ ТРЕЗВЕННИЧЕСКОЙ УСТАНОВКИ У СТУДЕНТОВ ВУЗА
Модель профилактической работы по предупреждению алкогольной зависимости реализуется как составная часть образовательного процесса в вузе. Разработанная программа была направлена на работу со студентами-психологами, что и
определило ее содержание и целевые установки по профилактике алкогольной зависимости среди молодежи и подростков. Участие студентов в реализации этой программы позволило им получить первый опыт работы в качестве практикующего
143
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
психолога.
Профилактика алкоголизации носила комплексный характер и включала в
себя: усиление практической части учебных курсов, акцентирующих внимание на
проблеме профилактики алкоголизации; введение дополнительных учебных курсов;
получения навыков практической работы в рамках работы социально-психологической службы вуза и в период прохождения практик.
Усиление практической части учебных курсов потребовало усиления внимания к проблемам профилактики алкоголизации. Качественные изменения учебных
курсов были направлены на развитие субъектности личности и ее проблемных зон,
обеспечивающих устойчивость к алкогольной зависимости. Внесение элементов работы по формированию трезвеннической установки касалось следующих учебных
курсов: «Введение в профессию», «Психология личности», «Психологический практикум», «Возрастная психология», «Истории психологии», «Педагогической психологии», «Основы психодиагностики», «Этнопсихология», «Психология общения» и т.д.
Были внесены существенные изменения в содержание названных курсов:
включены материалы о значимости и перспективности профилактической работы
психолога по формированию трезвеннической установки, ее основных форм и способов реализации; о схемах наблюдения психологических особенностей благополучных
подростков и подростков «группы риска», об изучении показателей алкогольной зависимости; возрастных особенностях подростков как провоцирующего фактора возникновения потребности в алкоголе; о формах активного обучения педагогов оказанию психологической поддержки подросткам, склонным к употреблению алкоголя; о
методиках выявления у подростков «группы риска» различных видов аддиктивного
поведения; о диагностике личностных качеств, обеспечивающих резистентность к
алкоголю; о профилактике возникновения психологической потребности в употреблении алкоголя как одного из направлений работы психологической службы школы.
Студентам-психологам были также предложены курсы по выбору и факультативные курсы, помогающие решить целевые задачи по профессиональной
подготовке к организации и проведению профилактической работы, направленной
на развитие у подростков качеств, обусловливающих резистентность к алкоголю.
Спецкурс «Основные психотерапевтические подходы к формированию
трезвеннической установки» был рассчитан на 14 часов аудиторных занятий. Его
целью было ознакомление с теоретическими и практическими подходами к работе с
зависимыми, прежде всего с алкоголиками, в рамках различных психотерапевтических направлений. Второй спецкурс «Основы формирования личностных качеств,
обеспечивающих резистентность к алкоголю» был рассчитан на 22 часа аудиторных
занятий, из которых 6 часов – лекционные и 16 – практические.
В процессе спецкурса студенты последовательно проходили три этапа обучения: способность повторять, имитировать новые способы коммуникативного поведения, в отличие от простого знания о них; использовать их по своему усмотрению в
контексте различных ситуаций; наполнять стереотипы поведения новыми личностными смыслами и социальными функциями и развивать способность к саморефлексии, к восприятию эффективных форм социально-психологического взаимодействия
и др.
Основным средством закрепления новых форм поведения были групповые
дискуссии и ролевые игры, в процессе которых новые приемы межличностного
взаимодействия становились естественной формой поведения.
Теоретический анализ концептуальных подходов к проблеме зависимости и
алкоголизации в психотерапевтической практике позволил выделить основные
«проблемные зоны» развития личности. Они касались самоконтроля и эмоциональной устойчивости, адекватности самооценки, устойчивости к чужому влиянию,
144
Раздел IV. Психология и вызовы современности
конструктивных стратегий совладания в стрессовых ситуациях, навыков эффективного взаимодействия (уверенное поведение, умение отстаивать свои интересы, самостоятельная позиция, принятие другого).
В цикле лекций освещались теоретические вопросы по алкогольной тематике, позволяющие студентам получать представления о химической, социальной и
психологической зависимостях от алкоголя, о причинах и признаках алкоголизации,
об особенностях алкогольной экологии. Предметом групповых дискуссий и теоретического осмысления были базовые личностные черты субъекта, обусловливающие его резистентность к алкоголю.
Колпачников В.В. (Москва)
К ВОПРОСУ О ЖИЗНЕННЫХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СТИЛЯХ
СОВРЕМЕННЫХ ПСИХОЛОГОВ
В условиях динамично, подчас бурно меняющегося мира каждый человек
становится перед необходимостью личностного, бытийного самоопределения. Исследование и содействие людям в подобном жизненном самоопределении – актуальная задача современной психологии.
Наши размышления и наблюдения над личностным самоопределением
привело к выделению двух факторов, каждый из которых имеет, в свою очередь, по
два измерения. Первый фактор выражает интенциональную направленность движения по направлению к (на) проблем, проистекающую из окружающей действительности или от нее. Второй фактор выражает стремление к жизни аутентично, в
соответствии со своими глубокими убеждениями, ценностями и мотивами или
отказ от ценностей «Я» в пользу жизни в соответствии с внешними социальными
стереотипами, нормативами и шаблонами.
Пересечение этих измерений между собой образует выделение четырех
жизненных стилей. Первый (аутентичность – отстранение от проблем) мы назвали бегство от жизненных проблем, сужение жизненной активности узкими рамками
личных интересов, иногда – профессиональных (бегство в профессию). Второй (аутентичность – движение к разрешению проблем внешней действительности) – творческое преобразование действительности в соответствии с ценностями и устремлениями своего «Я», жизнетворчество. Третий (отказ от «Я» – бегство от жизненных
проблем) – отказ от существования. Четвертый (отказ от «Я» – направленность на
разрешение внешних проблем) – стереотипно-автоматическое реагирование на проблемные ситуации реальности.
Для каждого жизненного стиля возможно описание главных удовлетворяемых мотивов, целей жизни и деятельности (в том числе, профессиональной), смысла профессиональной деятельности, смысла других людей и характера отношений с
ними и преобладающего эмоционального состояния человека.
С нашей точки зрения, предлагаемая типология жизненных стилей современника хорошо описывает жизненные и профессиональные стили профессиональных психологов в нашей стране.
Первый тип – «бегство» от реальности в профессию, ограничение сферы
жизненной активности рамками привлекательных узких академических тем, стремление к сохранению своего «Я» в рамках профессиональной академической «башни
из слоновой кости». Главными удовлетворяемыми (и побуждающими – осознанно
или неосознанно – к выбору данного стиля жизни) мотивами являются защищенность, безопасность, внутренний комфорт, специальный (узкий) познавательный
145
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
интерес. Смыслом профессиональной активности является, с одной стороны, возможность реализовывать узко-познавательный интерес и, с другой стороны, защита,
укрытие от реальности и ее проблем. Цели профессиональной деятельности связаны
с удовлетворением узкопрофессиональных интересов. Другие люди в рамках профессионального взаимодействия видятся коллегами и товарищами по работе. В житейской сфере другие люди нередко воспринимаются как источник опасности. Преобладающими эмоциональными состояниями являются напряжение и дискомфорт в
окружающей «жесткой» действительности, которая не принимается, и упоение и
комфорт от занятий профессиональной деятельности.
Второй тип – творческое преобразование действительности в профессиональной деятельности в соответствии с ценностями своего «Я», экзистенциальнополное бытие в профессии. Мотивацией деятельности является творчество, самореализация в профессии, достижение желаемого профессиональными методами,
познавательные интересы, глубокая заинтересованность в развитии и благополучии
людей, потребность в глубоком общении и понимании. Профессиональная деятельность выступает инструментом желаемого преобразования действительности и ареной творчества и самореализации. Другой человек видится и принимается как личность, ценностно, с верой в его способности и возможности, отношения с другими
хорошо описываются формулой Мартина Бубера «я»-«ты». Для эмоционального состояния характерны соответствие актуальной ситуации с преобладанием увлеченности, радости, безусловного позитивного принятия людей и жизни – упоение жизнью.
Третий тип общей типологии (отказ от существования – реальный или бытийносмысловой), на наш взгляд, не характерен для профессионально работающих психологов.
Четвертый – стереотипное использование модных профессиональных
форм по отношению к типичным профессиональным запросам и ситуациям. Удовлетворяемыми мотивами являются стремление адаптироваться к действительности,
достичь общественно признаваемой успешности, статуса, мотив самоутверждения и
превосходства в рамках социально признанных канонов успешности. Профессия
для таких специалистов – техническое средство удовлетворения потребности в престиже и самоутверждении, признании, средство достижения материальной независимости и состоятельности. Другие люди, клиенты видятся как средство проявления
и применения своей профессиональной компетентности, средство подтверждения
своего статуса «успешного профессионала», поэтому отношения с другими, несмотря на всевозможные рационализации и мотивировки описываются формулой
М. Бубера «я»-«оно». Преобладающими эмоциональными состояниями такого профессионала являются азарт борьбы, гонки, соревнования, самоподтвержения, самоутверждения, гордости за себя при успехе и признании и горечи, краха при неудаче,
неуспехе, непризнании.
Описанные профессиональные типы пока являются гипотетическими и нуждаются в эмпирической изучении и проверке. Это представляется особенно важным в рамках развиваемого психотехнического подхода в психологическом исследовании и практике, ставящим результаты познания и практики в прямую зависимость от ценностей психолога, его личности, характера его отношения и контакта с
другими людьми (клиентами).
146
Раздел IV. Психология и вызовы современности
Леонтьева А.А., Шлягина Е.И. (Москва)
ПСИХОЛОГИЯ БИЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
ИЛИ КАК СТАТЬ ПОСРЕДНИКОМ В ПОЛИКУЛЬТУРНОМ ОБЩЕСТВЕ
Биэтническая идентичность становится все более частым феноменом, и его эмпирическое выявление и описание существенно опережает теоретическое объяснение.
Людьми с двумя (и более) этнокультурными идентичностями могут быть мигранты всех
категорий, люди смешанного происхождения и представители меньшинств, а также люди
в других жизненных обстоятельствах. Биэтническая идентичность развивается у определенной части таких людей и эмпирически определяется как идентификация себя с более
чем одной этнокультурной группой. Недостаточная теоретическая разработка биэтничности связана с тем, что хотя большинство этнопсихологов разделяет конструктивистское
понимание этноса, господствующей метафорой остается представление о нем как об ограниченной области в гипотетическом двухмерном пространстве (на карте) культур. В
ситуации биэтничности такая метафора оказывается ограниченной, так как в ее рамках
две идентичности могут только соперничать: вытеснять одна другую (сепарация или ассимиляция), разрушаться (маргинализация) или чередоваться (альтерация). Современные
авторы практически сходятся в том, что механизм альтерации (переключения) является
самым адекватным для описания позитивной биэтнической идентичности. Однако если
такой человек оказывается вовлечен в конфликт на этнической почве, то трудно понять,
на основании чего возможна интеграция переключающихся идентичностей в самосознании индивида и за счет чего он может выступать посредником.
Разрешение этого вопроса предполагает отказ от сведения идентичности к
групповой принадлежности (ср. «национальная принадлежность»). Среди широкого
спектра подходов к идентичности особенно плодотворными и недостаточно разработанными для понимания функционирования позитивной биэтнической идентичности нам представляются деятельностно-смысловой подход (идентичность как
часть смысловой сферы личности; идентичность приобретается если человек в конфликтной ситуации выбирает поступок с позиции члена определенной группы), экзистенциально-ориентированный подход (странничество личности в мирах культур,
независимая позиция по отношению к собственной культуре и свободное обращение к ней) и диалогический подход (личность как сообщество разных голосов, ведущих диалог, биэтничность имеет тот же статус, что моноэтничность).
Когда межэтническая напряженность в обществе высока, это сопровождается, в частности, подчеркиванием этнических границ и дихотомий. Внутренний
мир биэтничного человека в такой ситуации может быть в драматическом напряжении: Н. Берберова говорит о «шве между двумя народами», а один из наших респондентов, например, описал такой образ: «мама уедет в Россию, папа останется в
Казахстане и мы с братом будем стоять на границе и кричать в разные стороны:
Мама! Папа!». Так как же люди могут стать посредниками в поликультурном обществе?
Развитие биэтнической идентичности наиболее часто рассматривается в
терминах моделей Д. Эткинсона, Дж. Мортена и Д. Сью. На первом этапе смысл
этничности не раскрыт, человек некритично следует господствующим установкам
(большинства), затем опыт столкновения с дискриминацией повергает его в смятение, которое может пробудить интерес к культуре меньшинства. Погружаясь в эту
культуру человек противопоставляет ее «мейнстримовой» и занимает противоположную исходной позицию. Однако на следующем этапе его начинает тяготить необходимость выбора в рамках этой дихотомии, и стремление к личностной автоно-
147
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
мии преобладает над идеалами группоцентризма. Именно эта позиция может привести к итоговому принятию обеих групп и полноценной биэтнической идентичности.
Таким образом, есть два больших уровня проблемы: на первом из них человек ищет свое место среди сталкивающихся этносов, на втором – противостоит самой навязываемой дихотомии. Этот второй уровень подробно раскрыт также в работах М. Рут, в центре внимания которой – отстаивание личностью бирасового происхождения перед лицом дискриминации и отвержения со стороны мира, оберегающего обманчивую ясность представлений об этносе. Люди с биэтнической идентичностью являются таким образом маргиналами, однако маргинальность в современном мире является во многом движущим фактором развития общества. Конструктивные маргиналы оказываются создателями своих субкультур, особых идентичностей, разрушают привычные границы и конституируют новые пространства и
критерии принадлежности. В поликультурном мире обращение к опыту людей с
позитивной биэтнической идентичностью является ценным для формулирования
нового понимания самой природы этнической идентичности. Важно, что хотя многие аспекты этничности усваиваются бессознательно, но от активной позиции личности зависит то, будет ли полиэтничность проблемой или ресурсом.
Итак, люди-посредники в целом описываются как преодолевающие дихотомии собственного мышления; преодолевающие страх одиночества и отвержения,
с меньшей зависимостью от референтных групп; имеющие бикультурную компетентность, опыт жизни внутри разных культур; способные гармонично сочетать
разные «голоса» своей личности.
Назаретян А.П., Ениколопов С.Н., Литвиненко В.А., Сердюкова О.О. (Москва)
ЭВОЛЮЦИЯ НАСИЛИЯ И ДИНАМИКА КОМПРОМИССА:
КОЭФФИЦИЕНТ КРОВОПРОЛИТНОСТИ КАК ВЕРИФИКАТОР
ГИПОТЕЗЫ ТЕХНО-ГУМАНИТАРНОГО БАЛАНСА1
Исследование значительного числа локальных, региональных и глобальных
кризисов антропогенного происхождения позволило выявить закономерную зависимость между тремя переменными: технологическим потенциалом, качеством
культурных регуляторов и социальной устойчивостью. Эта зависимость обозначена
как закон техно-гуманитарного баланса: чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения общества.
В формальном аппарате гипотезы различаются внешняя и внутренняя устойчивость. Первая – способность социума противостоять колебаниям природной
и/или геополитической среды растет пропорционально технологическому потенциалу. При этом, однако, вторая – способность избегать катастроф, спровоцированных человеческой активностью, – снижается, если технологическое развитие не
уравновешено совершенствованием культурных регуляторов, включая социальные
ценности и нормы. Разбалансированное общество становится менее «дуракоустойчивым», т.е. более уязвимым по отношению к колебаниям массовых настроений и
эмоций, капризам влиятельных лидеров и прочим случайным факторам.
Как показывает исторический опыт кризисных ситуаций, с нарушением
1
Работа выполнены при поддержке РФФИ, грант № 04-06-80072.
148
Раздел IV. Психология и вызовы современности
техно-гуманитарного баланса происходит всплеск экологической и/или геополитической агрессии, который сопровождается социально-психологическим синдромом
Предкризисного человека (Homo prae-crisimos): ощущением вседозволенности, безнаказанности, специфическим комплексом катастрофофилии и т.д. Результатом
становится исчерпание ресурсов экстенсивного роста, завершающееся чаще всего
надломом и катастрофическим разрушением общества. Тем не менее, в некоторых
случаях, когда антропогенный кризис охватывал обширный географический регион
с высоким уровнем культурного разнообразия, его обитателям удавалось найти кардинальный выход из эволюционного тупика. Это в каждом случае было обеспечено
комплексом сопряженных преобразований: ростом удельной продуктивности технологий, информационного объема индивидуального и коллективного интеллекта,
совершенствованием социальной организации и системы культурных ценностей.
Такие радикальные изменения, во многом необратимые, становились переломными вехами общечеловеческой истории. Описано не менее семи глобальных
революций, следовавших за масштабными кризисами, вызванными деятельностью
культурно разбалансированного общества.
Мы полагаем, что закон техно-гуманитарного баланса служил селективным
механизмом на всем протяжении человеческой истории и предыстории: социумы с
декомпенсированной агрессивностью последовательно выбраковывались из исторического процесса.
Для концептуальной и эмпирической верификации гипотезы используется
ряд ее нетривиальных следствий. Одно из них состоит в том, что в долгосрочной
ретроспективе, с последовательным ростом убойной силы оружия и демографической плотности, процент жертв социального насилия от численности населения
не возрастал. Для проверки этого следствия введен индекс коэффициента кровопролитности (Bloodshed Ratio (BR)). Индекс выражает отношение среднего числа
преднамеренных убийств (k(Δt)) к численности населения (p(Δt)). Число преднамеренных убийств складывается из суммы военных жертв, жертв «мирных» политических репрессий и бытового насилия; именно последнее из слагаемых всегда составляло львиную долю общей суммы.
При сравнительном расчете коэффициента кровопролитности для различных культур и исторических эпох (с использованием доступных данных и специальных формул) обнаруживается неустойчивая тенденция, состоящая в снижении
социального насилия на протяжении тысячелетий. Это парадоксальное наблюдение
рассматривается как одно из косвенных подтверждений справедливости гипотезы.
Петрушин С.В. (Казань)
ВОЗМОЖНЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ
ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КОНЦЕПЦИИ ЛЮБВИ
«Любовь»... Это понятие вызывает больше лирические, нежели научные ассоциации, а тема любви гораздо больше проработана в литературе и в искусстве. Не в
последнюю очередь это связано с крайне расширительной трактовкой понятия «любовь», что делает ее очень сложным объектом для психологических исследований.
Несмотря на общие источники социокультурного происхождения (мифы,
книги, средства массовой коммуникации), единого, конвенциального понятия любви нет. Эта неясность порождает такие же неясные, противоречивые, а иногда и нереалистические ожидания между партнерами. В результате таких ожиданий порождаются неверные предсказания и неадекватные расчеты во взаимоотношениях, что
149
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
является одной из существенных причин кризисов семьи, роста одиночества, невротизации, сиуцидальных попыток.
Нашим предположением является то, что у каждого человека имеется не
всегда осознаваемая, но существующая индивидуальная концепция любви. Условно
обозначим такую концепцию как «миф о любви», т.к. она базируется чаще всего на
неверных предпосылках. Наше исследование «мифов о любви» носит начальный
характер, поэтому в качестве основных решались две задачи: создание методов обнаружения личной концепции любви, а также описание полученных результатов.
Ввиду того, что индивидуальный «миф о любви» малоосознаваем и поэтому трудновыразим в словах, для его выявления был сконструированы проективный
тест: «Нарисуй любовь». Предлагалось нарисовать любовь так, как ее понимает сам
человек.
Результаты теста «Нарисуй любовь» классифицируются по различным типам мифов о любви. Материал, полученный после проведения диагностики, использовался для проведения групповой дискуссии по обнаружению личных «мифов о
любви». В итоге был сделан более глубинный анализ некоторые часто встречающиеся сюжетов про любовь. Таких сюжетов оказалось два. Суть одного из них в
том, что есть нечто в центре, что охраняется от внешнего мира. Это может быть
буквальное изображение этого мотива, например, яркий кружок или точка в центре,
которая окружена концентрическими кругами. Это может быть цветок, который
охраняют чьи-то руки, это может быть дом, окруженный радугой. То есть везде есть
как бы два пространства – внешнее и внутреннее – и «любовь» помещается в более
защищенное. Вариации могут быть разными, но смысл всегда один. Одно из возможных объяснений такого мотива является предположение о том, что это мотиввоспоминание о внутриутробной жизни. Именно в это время плод находится в защищенном состоянии, во внутреннем пространстве. То есть, одна из базовых неосознаваемых концепций любви заключается в том, что это воспоминание о внутриутробном периоде, слиянии с матерью, защищенность от внешних воздействий.
Отсюда ожидания от любви заключаются в возвращении в это блаженное райское
состояние. Рисунок цветка также связан с этой концепцией, как так цветок символически (и фактически) является образом женских гениталий. Тема воды тоже связана с темой рождения, так как плод находится в жидкой среде. Второй мотив – это
наличие двух элементов: рук, фигур и т.д. Это можно рассматривать воспоминанием о родителях, об их взаимоотношениях.
Отдельно была попытка выяснить степень личностной обусловленности
представлений о любви. В результате применения рисуночного теста были выявлены наиболее часто встречающиеся элементы. К ним относятся: солнце, цветы, дерево, сердце, небо, море. Затем эти образы, в виде набора карточек, предлагались испытуемым для выбора, какой «архетип» больше соответствует понятию любовь.
Для выяснения обусловленности выбора концепции любви с типом характера человека использовался личностный тест («Акцентуация характера» К. Леонгарда). По
результатам некоторых выборов можно сказать следующее. «Солнце» выбирает
человек энергичный, стремящийся быть в центре внимания. Он скрывает от окружающих свое подавленное настроение, которое склонен переживать глубоко и эмоционально насыщенно. Сильные влечения определяют частые эмоциональные перепады. «Небо» – есть склонность к перепадам настроения. «Море» – тревожность,
с «застреванием» на ней, страх неудачи. «Цветок» – при плохом настроении человек
не уединяется, а ищет общения, склонен к формированию сверхценных идей.
Также использовался метод визуализации «Путешествие в пространство любви».
Это упражнение вызывает чрезвычайно сильные ощущения у большинства
участников. За сравнительно короткое время участникам удается пережить самые
150
Раздел IV. Психология и вызовы современности
разнообразные переживания, связанные с понятием «любовь». Это упражнение обнаружило еще один аспект в понимании любви. У большинства участников образы,
возникающие в процессе визуализации, очень близко совпадали с описаниями воспоминаний людей, переживших клиническую смерть – туннель, выход в открытое
пространство, полет вверх к яркому свету, встреча с умершими. Может быть, древние были в чем-то правы, сравнивая любовь и смерть. В данном случае, конечно,
имеется ввиду не физическая смерть, а смерть личного «Я» для слияния его с другим или с другими «Я». Помимо этого, упражнение на визуализацию дало еще необычный психотерапевтический эффект – участники смогли осознать, что источник
любви находится в них самих, а не в других людях.
Эти способы исследования подтвердили наше предположение о том, что
концепции любви очень разнообразны. На наш взгляд, именно «миф о любви» является основным препятствием в движении человека к истинной любви. Поэтому обнаружение и осознание своего индивидуального мифа может дать возможность человеку существенно расширить свою способность к любви. Осознание своей концепции любви может дать возможность человеку выйти за ее пределы и прикоснуться к ней, к любви реальной.
Сысолятина М.В. (Екатеринбург)
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ:
ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ
Современное положение на рынке труда требует от претендента на вакансию, кроме высокой квалификации по основной специальности, мобильности знаний в различных сферах жизни, максимального развития личности, формирования
умений и навыков самостоятельного и творческого переноса приобретенных знаний
в изменившуюся социально-экономическую ситуацию и обеспечения потребности в
их постоянном обновлении. Нестабильность, характерная для сложившейся экономической ситуации, предъявляет особо жесткие требования к профессионалу с точки зрения сохранения его конкурентоспособности, обеспечиваемой прежде всего за
счет высокого уровня профессиональной компетентности, который на сегодняшний
день не может быть достигнут без соответствующей профессиональной подготовки.
Важно отметить, что любую профессиональную деятельность обусловливает ее цель и вытекающие из нее функции. Вполне очевидно, что способность эффективно выполнять функции и достигать цели зависит от личностных качеств специалиста. Все они во взаимосвязи характеризуются общим понятием – профессиональная компетентность или профессионализм. Итак, профессиональная компетентность характеризуется сформированностью у специалиста целостного комплекса знаний, навыков, умений, нравственно-психологических качеств, профессиональных позиций, ценностей и акмеологических инвариантов (см. Рабочая книга
практического психолога, 1996).
Профессиональная компетентность, будучи многоаспектным феноменом,
имеет сложную структуру, включающую многие составляющие. Одним из важных
аспектов профессиональной компетентности специалиста выступает коммуникативный. Значение его трудно переоценить прежде всего для группы профессий «человек-человек». Именно здесь среди проблем, требующих безотлагательного решения, выделяется проблема совершенствования общения людей, связанных профессиональной деятельностью.
Исследования профессиональной компетентности специалиста требует опре-
151
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
деления статуса категории «коммуникация». Тема коммуникации и диалога (дискурса) становится одной из центральных в философии XX века, одновременно привлекая
пристальное внимание психологов, социологов и других специалистов. Этот факт
находит свое объяснение в так называемом «взрыве коммуникаций», суть которого в
общем изменении места и роли коммуникации и коммуникативных технологий в различных общественных сферах, в интенсивном развитии средств коммуникации.
Для понимания роли коммуникации в профессиональной деятельности в середине XX века в научном сообществе утверждается термин «коммуникативная компетентность специалиста», который в настоящее время получил статус общенаучной категории. Один из современных западных философов Ю. Хабермас (1992)считает, что
важнейшим условием обеспечения коммуникативной компетентности является дискурс. Решающая идея Хабермаса состоит в том, что дискурс – не просто разговор, а
диалог, ведущийся с помощью аргументов, позволяющих выявить общезначимое, нормативное в высказывании (Ю. Хабермас, 1992).
Современные исследования позволяют осмыслить проблему коммуникативной компетентности специалистов с позиции социальной психологии. Исследования, проводимые Новороссийской школой социальной психологии под руководством Е.В. Руденского, основываются на целостном системно-интеграционном
подходе к данному понятию. Руденский предлагает следующие составляющие коммуникативной компетентности: коммуникативно-диагностическую, коммуникативно-прогностическую, коммуникативно-программирующую, коммуникативно-организационную, коммуникативно-исполнительную.
Следует отметить необходимость активного применения этих научных разработок в процессе профессионального становления специалиста в учебных заведениях, так как именно здесь закладываются основы формирования коммуникативной
компетентности.
Тытарь А.Д., Тытарь Е.Т. (Таганрог)
К ВОПРОСУ О ПРЕДМЕТЕ И МЕТОДЕ
ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
В настоящее время популярно говорить о кризисе в психологии. Говоря о
кризисе в психологической науке, мы имеем в виду резкое падение интереса к фундаментальным психологическим теориям и школам, усиливающуюся критику еѐ
основ и методологии, разрыв между академической психологией и новыми психологическими практиками (вслед за Л.С. Выготским их можно называть психотехниками, так вот они развиваются самостоятельно вне традиционного здания психологии) (Розин В.М., 1998).
Появление трансперсональной психологии во многом обусловлено кризисом современной научной психологии, которая оказалась не в состоянии удовлетворить широкий общественный заказ на методы личностной терапии (немедицинской), личностного развития, переживания трансцендентного опыта и широкого
диапазона состояний сознания. Эту задачу молодѐжь решает часто с помощью наркотиков. Как пишет В.М. Розин: «Одна из причин кризиса современной психологии
– невозможность удовлетворительно объяснить в психологической науке ряд реально наблюдаемых фундаментальных фактов психической жизни человека. К ним
относятся, например, переживания произведения искусства, психические заболевания и нарушения восприятия, явления сновидения и некоторые другие». «Природа
переживаний произведения искусства, сновидений, галлюцинаций, пограничных
152
Раздел IV. Психология и вызовы современности
(особых) состояний сознания, достигаемых при приѐме психоделиков или другими
методами (например, психотехническими приѐмами), объяснение природы экстатических религиозных видений или состояний, достигаемых при внушении – это
только одна группа явлений, объяснение которых заставляет пересматривать традиционные психологические представления».
Необходимость в трансперсональной психологии возникла также в связи с
игнорированием научной психологией трансперсонального опыта. «Трансперсональные переживания – переживание человеком выхода за пределы своего Я, за
пределы пространства и времени, возврата в культурное и историческое прошлое
человека и мира. Человек как бы вспоминает эпизоды из истории жизни на Земле.
Таким образом свидетельствует о том, что человек обладает способностью беспрепятственно «путешествовать» в любом времени, в любом мире, микро- и макрокосмосе» (См.: Человек: энциклопедический словарь, 1999).
Как пишет С. Гроф: «Мне совершенно ясно, что нам нужна новая психология, более соответствующая уровню современных исследований сознания и дополняющая образ космоса, который начинает складываться в нашем представлении,
благодаря самым последним достижениям естественных наук».
Как же понимается в современной литературе трансперсональная психология? «Трансперсональная психология – это учение о трансперсональных переживаниях, их при роде, разнообразных формах, причинах и следствиях, а также о тех
проявлениях в областях психологии, философии, практической жизни, искусства,
культуры, жизненного стиля, религии и т.д., которые вдохновляются ими, или которые стремятся их вызвать, выразить, применить или понять».
Трансперсональная психология – это не замкнутая на своих проблемах академическая деятельность, а серьѐзно социально ориентированная активность.
«Здесь остро стоит вопрос о поисках новых форм существования культуры, а в данной культуре – о гармонизации отношений внутри коллективов и о врачевании, основанном на новом понимании смысла и существа жизни» (См.: Пути за пределы
«Эго», 1996).
Итак, дуальной картине мира в научной психологии противостоит монизм
трансперсональной психологии, постулирующий, в частности, единство мира и человека. Серьѐзным следствием этого является, в частности, неманипулятивность
трансперсональных психотехнологий. Психология как наука построена по структурному принципу, из которого следуют объяснения психических процессов; как
можно заметить, в трансперсональной психологии формируется энергетическая
модель психики (сознания), и огромную роль здесь сыграла концепция психики как
самодвижения либидозной энергии психоанализа З. Фрейда и особенно аналитической психологии К. Юнга, а также – идей А. Лоуэна и В. Райха. Представляется, что
энергетическая концепция сознания содержит в себе массу возможностей как для
практической трансперсональной психологии, так и для разработки еѐ теории.
Практические достижения трансперсональной психологии, попавшие в разряд парапсихических либо сверхвозможностей, заставляют пересмотреть ряд классических психологических представлений, например, о природе психических функций
(памяти, восприятия, внимания и др.), возможностях саморегуляции; порогов восприятия и т.д. Существенным моментом, отличающим трансперсональную психологию не только от научной психологии, является ориентация в еѐ практике не исключительно на прошлый опыт индивида, как в психоанализе; и не только на настоящее – как в гештальттерапии, а на временную целостность человека, включающую его прошлое, настоящее и будущее. Перенос акцента в трансперсональной
психологии с биосоциальной природы человека на космическую, с хилотропной на
холотропную, со структурной на энергетическую, а модели мира – с дуальной – на
153
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
монистическую, – должен с необходимостью привести к вопросу о методах трансперсональной психологии.
Как нам представляется, наиболее адекватным методом, способным описать процессы самодвижения, саморазвития психики в понятийном поле трансперсональной психологии, является синергетический метод.
Процесс самодвижения (саморазвития) личности (сознания, психики), что
должно бы являться, в конечном счѐте, предметом трансперсональной психологии,
в понятийном поле синергетического подхода выглядит так.
1. Для начала процесса саморазвития личности необходимо наличие аттрактора, условие открытости системы – обмен энергией и информацией со средой.
Здесь ещѐ может действовать хилотропный аттрактор, или – «мотивация недостатка» по А. Маслоу.
2. Энергообеспечение должно увеличиваться и стать достаточным для преодоления деструктивных процессов и формирования новых структур внутри системы.
3. Должно выполняться условие кооперативности: направленное взаимодействие компонентов системы, ведущее к образованию (развитию) ядра новой
структуры, как основания для трансценденции за пределы наличного состояния
системы (с новым, холотропным аттрактором). Это появление новых, высших потребностей личности.
В отличие от хилотропного аттрактора, который проявляется как синтез
прошлых условий и настоящих возможностей, холотропный аттрактор проявляется
как детерминация будущим интегральных возможностей прошлого и настоящего.
Это приводит к расширенным состояниям сознания. В отличие от хилотропного
аттрактора, который, как правило, является внеположенным, внешним по отношению к личности, холотропный аттрактор проявляется при условии концентрации
энергии внутри индивида, доверия к внутренним процессам как к управляющим –
больше, чем к внешним, сознании собственной самоценности, несводимой к внешним шкалам оценок, и, таким образом, холотропный аттрактор является проявлением внутренних, имманентных индивидуальному сознанию, смыслов, целей и ценностей. Это – уровень самоактуализации по А. Маслоу.
4. Далее, с точки зрения синергетики, факторы внешней среды становятся
внутренними стимулами саморазвития системы. Система расширяется до слияния
со средой. Так создаются условия для образования трансперсонального аттрактора,
следующего за 4 уровнем (самоактуализации) – это переход сознания на уровень
единства «Я» и Мира.
5. Аттрактор первого уровня, по мере саморазвития, разворачивается в аттрактор, где очевидно уже, что целью саморазвития системы является сама система
(человек, сознание, личность), разворачивание еѐ потенциала до состояния самоотождествления со всей средой – без самоуничтожения. На этом уровне развития
нет уже необходимости ни в какой психологии, в том числе и трансперсональной.
Психология (в том числе и трансперсональная) нужна как помощь на пути
человека к самому себе, помощь в преодолении кризисов Практика трансперсональной психологии накопила большой материал по этим проблемам, который требует самого серьѐзного анализа. Синергетический подход позволяет ухватить психику в еѐ целостности, как саморазвивающуюся систему, не членя еѐ на отдельные
функции, и выработать критерии нормы и патологии развития, исходя из основных
принципов развития органической системы, которой и является человек. Этот подход позволяет объединить телесные переживания (ощущения), эмоции, чувства,
мышление и духовные переживания в целостность, в единство системы «Человек»,
и показать, при каких условиях возможно достижение ею подлинной целостности и
аутентичности. Здесь же снимается проблема разделения «душа – тело» (психосо154
Раздел IV. Психология и вызовы современности
матическое единство становится очевидным).
Синергетический метод, таким образом, не противоречит и тем базовым
понятиям, которые лежат в основе трансперсонального опыта и новых научных
теорий: монизму (единству человека и мира, духовного и телесного); холизму как
представлению об изначальной целостности сознания человека; энергийности психики (сознания); возможности самодвижения и саморазвития – без необходимости
внешнего управления; идее преодоления кризисов на пути конвергенции, кооперации и взаимодополняемости сторон психической жизни, которые хилотропное сознание разводит, противопоставляет, делает проблемными.
Если искать предмет трансперсональной психологии в области исследования путей к трансперсональному опыту, расширению сознания и личностному росту индивида, преодолении кризисов на пути духовного роста – то можно сказать,
что синергетический метод может помочь в решении этой задачи не только в еѐ
теоретическом осмыслении, но и в анализе уже существующих психотехнологий, а
также – в порождении новых методов трансперсональной психологии, адекватных
еѐ предмету.
Наш опыт подготовки практических психологов в программе дополнительного образования на спецфакультете трансперсональной психологии в Институте
психологии, управления и бизнеса РГУ показал, что обязательное освоение не только теоретических знаний в области как традиционной психологии, так и трансперсональной, но и практики в этой области, (обязательной для наших слушателей с
позиции самопознания и самореализации) позволяет им гораздо глубже и шире понимать как свои собственные проблемы и возможности, так и более эффективно
работать со своими клиентами.
Харитонова Е.В. (Краснодар)
ТЕНДЕНЦИИ ТРАНСФОРМАЦИИ ЭТНИЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ
В УСЛОВИЯХ РЫНОЧНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Проблема межэтнических отношений является в современной России одной из самых сложных и труднорегулируемых. Сложность ее заключается, в том
числе, во множестве факторов, обуславливающих ее (политические, исторические,
экономические, этнокультурные, социально-психологические). Обострение национальных проблем, рост межэтнической и социальной напряженности на Кубани
может привести к открытому противостоянию коренных жителей и мигрантов. Остро эта проблема ощущается в условиях тесного взаимодействия представителей
разных национальностей, как коренных жителей, так и приезжих, работающих в
сфере рыночного предпринимательства. В условиях глобальных изменений в обществе трансформация этнической идентичности стала жизненно важным вопросом
определения субъектом своей позиции в системе человеческих отношений в целом.
В связи с чем нами было предпринято исследование влияния тенденций трансформации этнического самосознания в условиях рыночного предпринимательства с использованием анкетирования, беседы и опросного метода (методической разработки «Типы этнической идентичности» и многоуровневого личностного опросника «Адаптивность»). Всего в исследование приняли участие 30 русских предпринимателей.
По данным нашего исследования, 84% респондентов русской национальности отнесли себя к категории людей, для которых наиболее приемлема позитивная
этническая идентичность, представляющая собой такой баланс толерантности по
отношению к собственной и другим этническим группам, который позволяет рас-
155
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
сматривать ее, с одной стороны, как условие самостоятельного и стабильного существования этнической группы, с другой – как условие мирного межкультурного
взаимодействия в полиэтническом мире.
В 24% случаев была выявлена этническая индифферентность, представляющая собой неопределенность этнической принадлежности, неактуальности этничности. Возможно, что в условиях высокой актуальности национальных проблем
рост «безразличных» может иметь защитный характер и являться способом адаптации. Кроме того, данный тип идентичности, возможно, формируется также и на основе отторжения слишком актуальной, но неприятной проблемы, возникающей, в
том числе, в условиях острой конкуренции на рынке труда.
Лишь 2 человека из выборки показали высокие баллы по этнонигилизму.
Этнонигилистические тенденции отражают нежелание поддерживать собственные
этнокультурные ценности, выражаются в ощущении этнической неполноценности,
ущемленности, стыда за представителей своего этноса, иногда негативизма по отношению к ним и в трудностях в общении. Этнонигилисты отчуждаются от собственной группы. Отрицание как один из общих защитных механизмов может активизировать общую агрессивность.
У одного предпринимателя была выявлена более глубокая трансформация
этнической идентичности – этноизоляционизм, что проявляется в убежденности в
превосходстве своего народа, в признании необходимости «очищения» национальной культуры.
У двух предпринимателей был выявлен крайний вид гиперидентичности –
«национальный фанатизм» (готовность идти на любые действия во имя так или
иначе понятых этнических интересов, вплоть до этнических «чисток», отказа в праве пользования ресурсами и социальными привилегиями другим народам, признания приоритета этнических прав народа над правами человека, оправдания любых
жертв в борьбе за благополучие своего народа).
Анализ полученных данных по методике МЛО показал, что 50% респондентов имеют низкий уровень поведенческой регуляции, то есть они склонны к
нервно-психическим срывам, не имеют адекватной самооценки и адекватного восприятия действительности. Остальные 50% – средние значения. Низкий уровень
коммуникативного потенциала выявлен у 30% опрошенных, т.е. 30% испытывают
затруднение в построении контактов с окружающими, что является крайне неблагоприятным фактором, учитывая необходимость постоянного общения этих людей с
покупателями. Низкий уровень морально-нравственной коммуникативности был
отмечен у 30 % респондентов, что свидетельствует о низком уровне социализации.
Высокий показатель социализации был выявлен лишь у одного человека.
Таким образом, анализируя полученные данные, можно сделать вывод, что
уровень адаптационных способностей у 80% опрошенных очень низкий. Люди этой
группы обладают признаками явных акцентуаций характера, присутствуют длительные нарушения функционального состояния возможны даже делинквентные
поступки. Процесс адаптации у таких людей протекает тяжело. Остальные 20% –
респонденты со средним (или удовлетворительным) уровнем адаптации. Большинство лиц этой группы обладают признаками различных акцентуаций, которые в
привычных условиях частично компенсированы и могут проявляться при смене деятельности. Поэтому успех адаптации во многом зависит от внешних условий среды.
На фоне невысокой эмоциональной устойчивостью и осложнения процесса социализации возможны асоциальные срывы, проявление агрессивности и конфликтности.
Толерантность как личностная характеристика формируется под влиянием
множества факторов и переменных, определяющих общую позитивную направленность личности, в основе которой лежит способность человека устанавливать пози156
Раздел IV. Психология и вызовы современности
тивные отношения с другими людьми и миром в целом, а также формировать позитивный образ самого себя. Полученные нами данные свидетельствуют о нарушении
процесса адаптации работающих в сфере рыночного предпринимательства, что сопровождается нарушениями поведенческой регуляции, адекватного восприятия
действительности, коммуникативного потенциала и социализации, а также тенденции к негативной трансформации этнического самосознания.
Цветкова Т.К. (Москва)
ПРОБЛЕМА ТОЛЕРАНТНОСТИ И ОБУЧЕНИЕ
ИНОСТРАННОМУ ЯЗЫКУ
Проблема толерантности очень актуальна в наше время, насыщенное межэтническими противоречиями. Воспитание толерантности превратилось в важную педагогическую
задачу, решению которой посвящено большое количество публикаций. Однако проблема
воспитания толерантности редко обсуждается в связи с обучением иностранному языку,
хотя в данном случае она не менее остра, чем при непосредст-венном контакте представителей разных этносов и культур. Довольно часто преподаватели иностранного языка сталкиваются с негативным отношением учащихся к изучаемому языку, который воспринимается
ими как глупый и бессмысленный.
Толерантность обычно описывается как принятие другого, способность
невраждебно относиться к отличным от своих мыслям и мнениям. Толерантность
предполагает отсутствие негативного отношения к иной культуре, а точнее – наличие позитивного образа иной культуры с сохранением позитивного восприятия своей собственной. Соответственно, интолерантность представляет собой преимущественно негативное восприятие иной культуры при сверхпозитивном восприятии своей собственной.
Толерантность тесно связана с социальной идентичностью, которая определяется как динамическая прижизненно формирующаяся в ходе взаимодействия и активного построения социальной реальности система социальных конструктов субъекта,
которая оказывает влияние на его ценностно-смысловую сферу и поведение.
Причина, по которой вопросы толерантности редко связываются с проблематикой обучения иностранном языку (в частности, его психологическим содержанием), на наш взгляд состоит в определенном расхождении между теорией и практикой. С одной стороны, декларируется, что обучение иностранному языку есть
обучение межкультурному общению. С другой стороны, преподаватели-практики
редко стремятся сделать различия в культурах предметом осмысления для своих
учащихся. Будучи сами носителями родной культуры и стремясь «облегчить» усвоение чужого языка своим учащимся, они невольно уподобляют в преподавании
иностранный язык своему родному языку, обращая внимание скорее на сходства
между ними, чем на различия, отражающие различия в образах мира разных народов. Такая тактика бывает эффективной на начальном этапе освоения иностранного
языка, но она оставляет учащихся беззащитными перед лицом культурного шока,
который им неминуемо придется пережить при непосредственном столкновении с
реальностью чужого языка и чужой культуры. Культурный шок можно рассматривать как кризис социальной идентичности. Суть его состоит в том, что человек теряет устоявшееся представление о себе и пытается заново найти себя в мире иной
культуры. При этом в сознании индивида происходит рассогласование между сложившейся идентификационной системой и новыми требованиями реальности, обусловливающими необходимость выбора новой идентичности. Воспитание толе-
157
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
рантности на этапе освоения языка является эффективной профилактикой культурного шока.
Важными функциями процесса идентификации являются систематизация сенсорного опыта и обретение смысла. Смыслы вместе со значениями являются главными
образующими образа мира, который, согласно А.Н. Леонтьеву, представляет собой отражение мира в сознании человека, непосредственно включенное во взаимодействие
человека и мира. Смыслы, или смысловые связи, понимаются как динамические, реально функционирующие, достаточно устойчивые связи между структурными единицами,
относящимися к разным блокам образа мира. Смысл неразрывно связан, прежде всего,
со способностью воспринимать и понимать элементы реальности.
Можно по-разному объяснять и осваивать иностранный язык. Чаще всего
учащемуся лишь представляют явления языка и правила их функционирования, которые он должен осознать, запомнить и начать употреблять. Однако процесс осознания чаще всего основывается на актуализации типовых смысловых связей, которые отражают систему смыслов родной культуры. В результате не происходит осмысления иностранного языка как феномена иной культуры, образ мира субъекта
остается неизменным, и его социальная идентичность может стать психологическим
барьером на пути понимания и принятия новых реалий.
Процесс осмысления, с другой стороны, включает в себя актуализацию существующих и создание новых смысловых связей. Осмысление некоего объекта
заключается в становлении связанной с ним системы актуализированных ориентированных смысловых связей. Иными словами, осмысление иностранного языка
должно привести к построению в сознании учащегося некоей специфической системы связей, характеризующей иностранный язык как иную смысловую систему по
сравнению с имеющейся у субъекта смысловой системой родного языка.
Можно ожидать, что обучение иностранному языку, базирующееся на процессе осмысления иной культуры может привести к преобразованию образа мира
субъекта, который будет включать две взаимосвязанные смысловые системы, представляющие два культурно специфичных «взгляда на мир». Соответственно, его
социальная идентичность перестанет быть монокультурной. Такова, на наш взгляд,
стратегия воспитания толерантности при обучении иностранному языку.
Для этого обучение иностранному языку должно быть организовано таким образом, чтобы стимулировать у учащегося процессы осмысления и создания новых смысловых связей, адекватно отражающих специфику иной реальности, которой является иностранный язык. Соответственно, иностранный язык должен быть представлен обучающемуся не как набор элементов и значений, а как смысловая система, все элементы которой
связаны между собой, что позволяет учащемуся использовать их для порождения иноязычных высказываний, соответствующих норме языка.
Шапошникова Т.Е. (Новосибирск)
ЦЕННОСТНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СТРУКТУРЕ СЕМЬИ, СВЯЗАННЫЕ
С ГУМАНИЗАЦИЕЙ СОЦИАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ
Исследования семьи на данный момент находятся на стадии разрозненных знаний. Они пока не консолидировались методологически и методически в единую науку о
семье и рассредоточены по различным научным дисциплинам (социология, психология,
педагогика, экономика, демография, этнография, юриспруденция). Мы рассматриваем
исследования семьи в терминах психологии и педагогики с привлечением данных перечисленных дисциплин. Тенденции к этой консолидации все явственнее проступают по
158
Раздел IV. Психология и вызовы современности
мере накопления теоретического и эмпирического материала в каждой из них. Теоретические проблемы семьи занимают весьма почетное место в истории мировой философии и
социологии вплоть да сегодняшнего дня. В семье проявляются социальная, индивидуальная и общественная формы необходимости. Их диалектика такова, что тем большее развитие получает гуманистическая нравственно-эстетическая культура, тем в большей степени в отношениях мужчины и женщины веление природы превращается в момент их
духовного единения.
Сам институт семьи претерпел множественные изменения, связанные с природным, экономическим и религиозным развитием человечества. Опыт развития семьи важен
для современных исследователей, так как он не является изолированным, абстрактным
знанием о существовании семьи в прошлые времена, а является частью современного
состояния, отголоски которого каждый человек несет на себе в собственной жизни. Этот
опыт проявляется в форме стереотипов, общественного знания, диффузных, общественных норм и ожиданий, испытываемых человеком в течение жизни. Часть этого знания,
осознается его носителем в различных ситуациях, сознательно перерабатывается, обогащается и оказывает влияние на его будущее.
Современные ученые указывают на изменения во внутрисемейных взаимоотношениях в соответствии с изменениями социальной ситуации. Н. Пезешкиан выделяет ряд
характеристик современно геосоциальной ситуации, коренным образом влияющих на
состояние семьи. За последние пятьдесят лет социальные условия коренным образом изменились. Сравнивая нынешние социальные условия с социальными условиями прежних
времен, он выделяет следующие четыре процесса: рост населения; урбанизация; дифференциация и специализация; интеграция.
Социальные проблемы, связанные с вышеперечисленными факторами, вызвали
изменения, порождающие переоценку ценностей. Ранее религия и церковь обеспечивали
критерии, стандарты и цели обучения и социального поведения. Сегодня носителями социальных норм выступают социальные группы и институты. Происходит смещение ценностей в смысле изменения их функций. Традиционные нормы и ценности, во многом,
поддерживаемые традиционной семьей, становятся менее значимыми по сравнению с
нормами и образцами поведения, устанавливаемыми в процессе межличностного общения в отдельных семьях. Происходит изменение структуры лидерства в семье и характера
взаимоотношений между супругами и между родителями и детьми. Эти изменения характеризуются, в основном, переходом от жестко авторитарной структуры, основанной на
подчинении жены мужу, детей – родителям, к эгалитаризации супружеских отношений и
установлению демократического обсуждения наиболее важных вопросов взрослыми членами семьи с широким привлечением детей и подростков, изменением структуры лидерства в семье и характера взаимоотношений между супругами и между родителями и
детьми. Эмоциональные стороны межличностных отношений, а не экономические или
статусные, становятся основой современного брака. Брак все больше основывается на
внутренних силах: взаимной поддержке, взаимном понимании, эмоциональных, сексуальных отношениях, ответственности за воспитание детей.
Шуменко М.А. (Ростов-на-Дону), Магомедов Р.Г. (Дагестан)
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ГРАНИЦЫ РИСКА В
ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Предпринимательство всегда привлекало человечество возможностью свободно распоряжаться своим капиталом, временем и психическим ресурсом. Оппозицию свободы в предпринимательской деятельности составлял риск, который яв-
159
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ляется одной из сущностных характеристик этого вида деятельности. Традиционно
предпринимательская деятельность относилась к числу видов деятельности с повышенным уровнем риска. Следовательно, и субъекты этого вида труда должны
были быть «рисковыми» по определению.
Понятие риска относится к числу маргинальных, так как оно используется
не только в психологии, но и медицине, экономике, философии, социологии и других науках. Предпринимательский риск чаще всего рассматривается как экономическая категория, которая выражает неопределенность исхода (результата) деятельности по сравнению с предполагаемым результатом. Предпринимательский риск имеет в своей основе большое количество объективных и субъективных факторов. Среди них: неопределенность, вызванная социально-экономическим и политическим
контекстом, темпом происходящих изменений; трудная прогнозируемость прибыли;
сложность просчета усилий, необходимых для реализации поставленных задач; изменение конъюнктуры рынка; форс-мажорные обстоятельства, технические и технологические изменения; недостаточная профессиональная компетентность руководителя и специалистов и др.
Как показывает анализ различных видов предпринимательства, необходимость в риске возникает на каждом этапе жизненного цикла предприятия. Причиной
риска могут быть также личностные особенности предпринимателя. Установлено, что
руководитель с эмпирическим типом принятия решений склонен полагаться не на
строгие экономические расчеты и рациональные способы достижения цели, а на свой
темперамент, увлеченность идеей. Такие руководители работают в постоянном режиме дефицита времени, а профиль их решений бывает обычно малоэффективным.
Импульсивные, недостаточно продуманные решения принимают руководители, у которых процесс построения гипотез резко преобладает над действиями по
их проверке и уточнению. Легко и быстро генерируя идеи, руководители этого типа
не заботятся об их оценке, обосновании и проверке. В этих случаях затраты руководителя оказываются необоснованными, а действия – рисковыми. Сходные результаты имеют место в деятельности руководителя с осторожным поиском и критическим отношением к процессу реализации задач. Преобладание контрольных и уточняющих действий приводит к излишнему затягиванию решения, к неуверенному
поведению и к потере времени. Характер риска такого предпринимателя резко отличается от поведения предпринимателя импульсивного типа.
Выявлен тип предпринимателей, который допускает рискованные решения,
используя своеобразную тактику, перескакивая через этап обоснования гипотез и
осмысления целесообразности действий. Такие предприниматели не в состоянии
обосновать и обдумать рациональные и конструктивные решения из-за отсутствия у
них необходимых профессиональных знаний и навыков. Принимаемые ими решения обычно основываются на желаемом, а не на реальном положении дел (Ю.П.
Платонов).
Среди предпринимателей было выявлено достаточно большое количество
представителей авантюрного типа, которые не боятся совершать опасные шаги. Для
многих из них риск не только желателен, но и необходим. Предприниматели с доминированием авантюрных качеств имеют собственную систему ценностей, поэтому они в незначительной степени подвержены влиянию других людей или социальных норм. Им нравится бросать вызов и принимать участие в самых рисковых
предприятиях. Предпринимателей данного типа характеризует: умение оказывать
мотивирующее влияние на других людей, способность вести их за собой, смелость,
искусность, отважность, энергичность, изобретательность, острый ум, озорство,
бесстрашие, высокая неадаптивная активность, выносливость, склонность к изменениям. Следуя порыву, предприниматели авантюрного типа заставляют не только
160
Раздел IV. Психология и вызовы современности
себя, но и других жить в мире воображаемых идей и дел.
В течение ряда последних десятилетий предпринимаются попытки дать
классификацию предпринимательских рисков, способов нейтрализации и выхода из
них. В основу выделения типов предпринимательского риска положены следующие
критерии: ожидаемые результаты (спекулятивный и обычный риск); длительность
(кратковременный и долговременный риск); масштаб (локальный и глобальный);
возможность диверсификации (систематический и специфический риск); степень
допустимости (допустимый, критический и катастрофический) и др. (Лапуста М.Г.,
Скамай Л.Г., Поршнев А.Г., Старостин Ю.Л.).
Установлено, что управление рисками или политика риска включает совокупность мероприятий с целью снижения опасности ошибочного принятия решений, эффективность которых зависит от поведения предпринимателей, их индивидуальной
склонности к риску, уровня притязаний и т.д. Границы допустимого риска определяются: объемом производства, размером основных фондов, уровнем рентабельности. Чем
больше капитал предприятия, тем оно менее чувствительно к риску, и тем смелее предприниматель обозначает масштабы границ, допускающих рисковые ситуации.
Эксакусто Т.В., Аднодворцев Д.В. (Таганрог)
ПРОЯВЛЕНИЕ ТЕНДЕНЦИЙ ТРУДОГОЛИЗМА У СУБЪЕКТОВ
С РАЗЛИЧНЫМ УРОВНЕМ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ОДИНОЧЕСТВА
В современном обществе проблема одиночества распространена и затрагивает многие слои населения. О распространенности одиночества свидетельствует
тот факт, что около трети опрошенных людей утверждают, что переживали такое
чувство хотя бы раз в жизни. Исследования показывают, что человек становится
одиноким тогда, когда осознает неполноценность своих отношений с людьми, личностно значимыми для него, когда он испытывает дефицит удовлетворения потребности в общении. В связи с развитием новых технологий опосредованного общения
(сотовые телефоны, интернет) современный человек становится все более изолированным от естественного общения, что приводит к ощущению одиночества. При
этом современные исследователи считают, что физическая изолированность не всегда связана с одиночеством, и что наиболее остро современный человек может
ощущать одиночество в ситуациях интенсивного и подчас принудительного общения в городской толпе, в кругу собственной семьи, среди друзей.
Большинство исследователей сходятся на том, что одиночество – состояние
негативное, приводящее к различным проблемам и неадаптивным формам поведения,
одной из которых является трудоголизм, или повышенная зависимость от работы, что
зачастую приводит к разрушению системы отношений индивида и угрожает его здоровью. При этом на сегодняшний день вопрос о проявлении трудоголизма у людей,
переживающих состояние одиночества, остается малоизученным, что и определяет
актуальность настоящего исследования.
Теоретический анализ проблемы трудоголизма как одной из форм аддиктивного поведения показал, что данный тип поведения характеризуется повышенной зависимостью от работы при угасании интереса к другим формам активности.
Трудоголизм признается как неэффективный способ ухода от различных психологических проблем, одной из которых является одиночество. При этом авторы подчеркивают, что, с одной стороны, переживание чувства одиночества может приводить к гиперкомпенсаторному поведению в сфере трудовой деятельности, с другой
– трудоголизм может разрушать систему отношений индивида, приводя к конфликтам
161
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
и затруднениям в межличностных отношениях. Однако в современных исследованиях
практически не изучен вопрос о проявлении трудоголизма у людей, переживающих
состояние одиночества. Поэтому целью исследования явилось изучение проявления
тенденций трудоголизма у лиц с разным уровнем психологического одиночества.
Предполагалось, что у субъектов с разным уровнем психологического одиночества
будет проявляться различный уровень выраженности тенденций трудоголизма.
В соответствие с поставленными задачами при проведении исследования
использовались методики на определение уровня психологического одиночества, на
определение выраженности алекситимии и методика на определение выраженности
тенденций трудоголизма. В исследовании приняли участие 36 индивидов, занятых
трудовой деятельностью, в возрасте от 30 до 50 лет.
Эмпирический анализ проблемы одиночества показал, что в выборке преобладают лица со средним уровнем психологического одиночества, то есть периодическим переживанием данного состояния с осознанием своей социальной изоляции и затруднением в установлении межличностных отношений. Лиц с высоким
уровнем выраженности данного феномена в выборке не оказалось. При этом лица с
разной выраженностью одиночества характеризуются разной выраженностью алекситимии. Большинство из них испытывают затруднения с определением и выражением
эмоциональных переживаний, при этом среди индивидов со средним уровнем психологического одиночества доля таких индивидов составила свыше 70 процентов.
В целом по выборке половину составляют лица со средним уровнем выраженности тенденций трудоголизма то есть у них уже проявляются некоторые признаки неадаптивных взаимоотношений с окружающими в результате повышенной
критичности к себе и другим. Треть респондентов характеризуются уровнем выраженности тенденций трудоголизма выше среднего, что характеризуется повышенной критичностью, раздражительностью и конфликтностью на почве работы.
Анализ полученных результатов показал, что различная выраженность психологического одиночества сопровождается различной выраженностью тенденций
трудоголизма. Лица, не испытывающие состояния одиночества, характеризуются в
целом преобладанием индивидов с отсутствием выраженности данного типа поведения. Среди лиц со средним уровнем одиночества преобладают индивиды, характеризующиеся уровнем выраженности тенденций трудоголизма выше среднего и
средним. Это свидетельствует о том, что для лиц, испытывающих состояние одиночества, характерно проявление трудоголизма как одного из типов аддиктивного поведения, что подтверждается корреляционным анализом.
Проведенное исследование показывает неоднозначность и сложность феномена трудоголизма и неоднозначность проблемы одиночества, что приводит к
необходимости дальнейшего изучения феномена трудоголизма и его проявлений, с
учетом индивидуально-психологических особенностей людей.
162
Раздел V. Философия и методология психологии
Раздел V. Философия и методология психологии
Архипов В. (Москва)
ВЗГЛЯД НА КОНФЛИКТЫ И ИХ РЕШЕНИЕ
С ХРИСТИАНСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
Конфликты и кризисы, как известно, имеют позитивную сторону в жизни человека и сообщества, являясь знаком накопившихся ошибок, нерешенных, застаревших
проблем и, соответственно, дающим толчок к переосмыслению ситуации и желанию
найти решение. Мне хотелось бы рассмотреть механизм возникновения конфликтов, их
решения, а также проанализировать условия, при которых возможно бесконфликтное
существование в реальном мире.
В какие бы связи мы не входили, везде нас поджидают «подводные камни»:
конфликт внутри человека; межличностный – семья, друзья, работа, школа, община,
армия, транспорт, улица и т.п.; межгосударственный; межнациональный; межрелигиозный. Конфликты могут быть «объективными», надуманными, искусственно
созданными и т.д. Что в них общего? Есть ли универсальный способ их решения?
Каковы общие критерии успешного решения.
Конфликты в реальном мире, который отступил от законов, исключающих
конфликты, неизбежны, но с ними можно бороться,: отмахиваясь и «затыкая дыры»,
никогда не избавившись окончательно, или можно попытаться рассмотреть природу
их образования и укоренения, чтобы найти способ уничтожить корень, первопричину. Я уверен, что практический любой конфликт можно успешно решить или благополучно предотвратить на различных уровнях человеческих отношений. Конечно,
при условии, что положительное решение конфликта приемлемо для всех сторон.
Активное желание предполагает уступки, компромиссы, что равносильно молитве
за врагов. Решение может быть найдено, если все стороны одинаково этого хотят,
если во главу угла поставлена единая, высшая цель – восстановление мира, взаимопонимания, если все готовы идти на жертвы, потери, уступки. Важным условием
успеха является готовность каждой стороны брать на себя ответственность за возникший конфликт, исправлять свои ошибки. Иными словами, если конфликт рассматривается всеми участниками как личное поражение, как гол в собственные ворота (личные или государственные – неважно), то положение может быть исправлено оперативно и с минимальными потерями.
Важно то, что является главным в понимании смысла жизни, что естественно, не декларативно, определяет жизнь конфликтующих субъектов. Такое
встречное, согласное движение сторон к исправлению ошибок, приведших к досадному столкновению, мне кажется наиболее эффективным и достойным личности
человека и общества.
Было бы странно, если бы человек, разрешая внутренний, личностный конфликт, стремился обыграть, обмануть самого себя, а супруги или друзья, попав в
поле острого непонимания, думали не о возвращении к единству и любви, а о том,
кто должен кого подчинить, убедить в неправоте, требовать сатисфакции и контрибуции. Это выглядит нелепо и на уровне государственном или межнациональном,
поскольку не приносит надежных и добрых результатов.
Решение следует считать успешным, если в результате выигрывает высший
163
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
смысл мироздания, высший непреложный закон существования человека, как феномена и человечества в целом. Точнее, если найденный из кризиса выход не только свидетельствует, что мы существа действительно наделенные разумом, совестью,
свободой, любовью, но умеющие этим пользоваться и приумножать, прославляя
творение и Творца.
Проигрышем следует считать решение, достигнутое насилием, недобровольным ущербом одной из сторон, без искреннего переосмысления своей неправды и раскаяния. В этом случае проблема временно отходит, превращаясь в вялотекущий кризис и подготавливая новый взрыв. Ярким примером этого являются люди,
загоняющие внутренний конфликт в подсознание, убегая в забытье; семейные конфликты без взаимного милосердия, и т.п.
Положительное решение конфликта реально осуществимо, если участникам близки вечные Евангельские истины, имеющие аналоги в нравственных принципах любого народа. Приведу несколько установок из Священного Писания, ставшие школой разрешения конфликтов, которые в том или ином виде использованы
во многих психотерапевтических практиках.
Спутником любого конфликта является обида, лучший способ решения которой – прощение. «Прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши» (Мк.11:25), «...молитесь за обижающих вас...» (Мф. 5:44).
Предлагаемые и предпочтительные средства выхода из конфликтов: «Не
будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим.12:21). Слова Христа: «...не
противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»
(Мф.5:39). Так призывают человека остаться прежде всего человеком в любой острой ситуации.
Надежные средства предупреждения конфликтов: «Если возможно с вашей
стороны, будьте в мире со всеми людьми», – призывает ап. Павел (12:18). Иисус
говорит: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете
судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на
сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф.7:1)
Наставлений и откровений великое множество, и все они удивляют; одни
простотой и очевидностью, другие кажущейся абсурдностью, а вместе – правдивостью и трудностью сделать их основой своей жизни.
Если в системе ценностей, определяющих все и вся, присутствует направленность к Творцу (вертикаль), то понимание человека будет принципиально иным,
нежели в еѐ отсутствии. Личность творения в сущности своей неотделима от Создателя, и смысл ее бытия состоит в восстановлении полноценной связи человека со
своим Творцом.
Любой конфликт (личный ли, семейный, социальный и даже международный) зарождается сначала внутри человека, как цунами в глубине океана. Причиной, с точки зрения верующего, является нарушенная или утраченная вовсе связь с
абсолютным, живым «эталоном» смысла жизни, разума, духа. Этот эталон не константа, хранящаяся в институте мер и весов, а всеобъемлющий источник жизни,
сама Жизнь. Она является началом и концом всех физических, психических и духовных законов, по которым существует и развивается человек. Поэтому их нарушение или, тем более, сознательное пренебрежение, действие наперекор им, приводит к состояниям, которые можно назвать конфликтными. Достаточно трудно увидеть в себе причину рассогласования между реальным замыслом о нас (а он одновременно максимально возможный) и неадекватно желанным (ненасытимые притязания). Для этого требуется опыт объективного анализа возникающих проблем, честность и мужество искать их решение, прежде всего, за счет внутренних изменения, а не внешних обстоятельств.
164
Раздел V. Философия и методология психологии
Конфликтом, с точки зрения верующего человека, можно назвать состояние
души, возникающее в результате неадекватных оценок самого себя, семейного,
временного, постоянного или любого другого союза. В результате противоречий
между целями и возможностями, между ожидаемым и реальностью. В словах св. бл.
Августина эта мысль звучит особенно выразительно: «Мы обращаемся к Богу за
помощью и одновременно всем существом желаем, чтобы эта помощь не пришла».
Конфликт возникает, когда мы просим помощи Божией устами, а сердцем остаемся
чуждыми Ему. «Мы желаем добра, и вместе с тем надеемся, что успеем творить добро
когда-нибудь позднее», – так говорит митрополит Антоний Сурожский о свидетельстве нашей внутренней разделенности. Мы часто конфликтуем не только с собой или
людьми, но и с самим Богом, выкладывая Ему свои претензии, о том что Он сотворил
мир не по нашему разуму и воле, возлагая на Него ответственность за наши глупости
и неправды.
Внутренний конфликт возникает от нечетко поставленной цели жизни, от неблагодарности, от неумения познать и принять себя, от завышенной или заниженной
самооценки, от жалости к себе. Для верующего человека подобная ситуация ничуть
не реже, чем для неверующего, потому что «верующий» еще не стал верующим. Никакой конфликт не может быть здраво решен в состоянии гнева, обиды, ярости,
мести и т.д.
Для успешного решения любых конфликтов (семейных, внутригрупповых,
межнациональных и пр). необходимо: просвещение, возрождение истин религий, свободы, ценности человеческой личности, возвращение людям уважения к самим себе и
обличение дел тьмы.
Бахтияров О.Г. (Киев)
ПСИХОНЕТИКА И ВИЗУАЛЬНЫЕ ЯЗЫКИ
Психонетика (термин введен Татеиси Кадзумо в 1970 году) – совокупность
психотехнологий, построенных на единой методологической основе, направленных
на решение конструктивно поставленных задач с использованием особых, присущих только психике, свойств.
Психонетика постулирует необходимость целенаправленного использования
в современных технологических разработках не только рафинированных форм мышления, но иных психических функций. Благодаря этому появляется возможность решения ряда проблем, которые ранее признавались принципиально неразрешимыми.
Технологические принципы психонетики: процедура волевой развертки
амодальных смыслов (понимаемых в контексте вероятностной модели языка и
мышления В.В. Налимова и смысловой теории сознания А.Ю. Агафонова) в любых
психических модальных и знаковых средах; формирование языков, адекватных поставленной задаче; выявление организованностей сознания, соответствующих разрабатываемым технологическим процедурам.
Психонетические технологии включают в себя базовые психотехники:
- деконцентрация внимания (опыт разрушения любых организованностей
сознания, обострение рефлексии, выделение перцептивного фона как отдельной
внутренней реальности с целью подготовки к выявлению слабых и скрытых параметров внешней и внутренней среды, «растворение» организованностей сознания в
перцептивном фоне – переход к медитативным состояниям, работа с перцептивным
фоном как «материей», где развертываются смыслы);
- свертка чувственных форм до переживания чистых амодальных смыслов и
165
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
развертка смыслов в различных модальных средах (провокация переживаний чистых смыслов, выделение волевого намерения, развертка волевых импульсов в чувственно проявленные формы, целенаправленное использование синестетических
механизмов, формирование заданных состояний);
- управление эйдетическими образами, обеспечивающее непрерывный характер процедур свертки-развертки смыслов;
- развитие эмпатии (формирование «общих» областей сознания в группе,
идентификация смысловых полей членов группы и идентичные результаты развертки волевых импульсов).
Приоритетная психонетическая разработка состоит в формировании визуальных психонетических языков, позволяющих передавать большие объемы информации в компактной форме, транслировать не только знания, но и навыки. Суть
проблемы определяется существованием двух способов кодирования и передачи
информации:
- естественный и формализованные языки: установление соответствий между
содержаниями сообщения и условными (введенными по соглашению) знаками, введение правил оперирования со знаками, построение на этой основе текстов – линейных
цепочек, составленных из дискретных и тождественных себе знаков, обучение правилам построения текстов группы людей, передача содержаний при помощи текстов;
- свертывание содержаний в компактные образные формы, понятные оператору, осуществившему этот процесс, но, как правило, не подлежащие дешифровке со стороны других лиц в силу отсутствия правил построения таких компактных
образов и составленных из них «текстов».
В первом случае мы имеем дело с разнообразными языками, позволяющими описывать самые разные объекты и операции, которые с ними необходимо произвести. Однако линейно-дискретное строение языка превращает его в своего рода
фильтр, отсеивающий содержания, не соответствующие его структуре. Так, в линейно-дискретном языке невозможно адекватно описать целостные объекты, описать объекты со скрытыми признаками (т.е. признаками, которые не могут быть
зафиксированы в качестве отдельных, вычлененных из целого, характеристик) способом, допускающим передачу информации и ее расшифровку принимающей инстанцией с выделением этих признаков.
Во втором случае мы сталкиваемся со спонтанными феноменами, более
распространенными в художественной, нежели научно-технической деятельности.
Эти феномены основаны на хорошо изученных механизмах синестезии и разворачивания глубинных семантических инвариантов. Однако эти феномены не образуют
связной системы кодирования информации, которой можно было бы обучить ту или
иную группу людей. Вместе с тем, представляется весьма перспективным построение такого «языка», основой которого были бы не процедуры условного обозначения дискретными знаками определенных содержаний, а процедуры свертывания
сложных восприятий и текстовой информации в компактные визуальные образы,.
В случае построения такого «языка» (будем в дальнейшем называть его
«психонетическим») появляются возможности:
- сворачивать в компактные формы, передавать и декодировать большие
объемы информации, существенно превышающие психофизиологические возможности человека;
- передавать сложные навыки (владение языками, управление сложными
техническими объектами и т.д.) без специального сложного обучения и в сроки,
соизмеримые со сроками прочтения текста инструкции (механизм овладения навыком при этом совпадает с механизмом декодирования сообщения, где ее содержанием становится сам навык как таковой);
166
Раздел V. Философия и методология психологии
- различать внешне идентичные объекты, отличающиеся скрытыми признаками;
- выявлять в целостных объектах ключевые точки управления их поведением.
В настоящее время Университетом эффективного развития (г. Киев) проводится экспериментальная отработка методики построения визуальных языков и их
использования для передачи больших объемов информации и различных навыков.
Работа ведется в экспериментальных группах в Киеве, Санкт-Петербурге и Таганроге.
Брусенцев А.Е. (Белгород)
ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ГУМАНИТАРНОЙ
ГЕОГРАФИИ И ПСИХОЛОГИИ
Позитивистко-технократическая парадигма, господствовавшая в географии,
включила ее в обеспечение научно-технического прогресса, но одновременно привела к существенному сужению рамок географических исследований, отодвинув на
второй план гуманитарную ипостась географии. Традиции дореволюционной русской географии, широко использовавшей антропокультурные подходы, в советский
период были утрачены. География как наука синтезирует не только научно-технические, но и художественно-гуманитарные знания. Поэтому гуманизация и гуманитаризация географии – характерная тенденция современного этапа ее развития. Одним из свидетельств этой тенденции может служить возникновение такого направления как образная (имажинальная) география, которая становится своего рода
ядром интеграции дисциплин гуманитарно-географического профиля.
Гуманитарная география – новая научная область, изучающая процессы возникновения, развития и функционирования географических образов (Д.Н. Замятин,
2003). Географические образы – это устойчивые пространственные представления,
которые формируются в результате деятельности. Они являются компактными моделями географической реальности, созданными для достижения цели. Географическое
пространство выявляется посредством реконструкции, деконструкции или конструирования соответствующих конкретных географических образов. Географические образы есть не что иное, как особый язык – язык пространственной культуры, которая
модифицирует себя в зависимости от места, страны или региона.
Большое значение для становления методологических подходов к изучению
образа в географии имеют психологические исследования, посвященные образам
различных стран и регионов. В 1920-е гг. специальный интерес к изучению образов
географического пространства возник в рамках гештальт-психологии. Начиная с
1930-х гг., эти образы стали также интенсивно исследоваться в работах, придерживавшихся концепции бихевиоризма (прежде всего ментальные карты) и довольно
сильно повлиявших на становление поведенческой географии. В 1960-х гг. психологические исследования образов географического пространства стали, по сути, междисциплинарными, проведенными на стыке с лингвистикой и теорией искусственного интеллекта. Началось развитие когнитивной психологии, а в 1990-х гг. – когнитивной географии. Вероятно, со временем психология откроет законы, на основе
которых происходит координация всех элементов, создающих целостный образ
пространства.
Хотя понятие географического образа сравнительно давно используется в
географических исследованиях, сам характер этого использования свидетельствует
пока о его маргинальности. Причины подобной ситуации в недостаточной методологической «открытости» современной географии гуманитарным наукам в целом,
что ведет к теоретическому отставанию географии от достаточно высокого уровня
167
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
современного научного мышления. Следует обобщить достаточно яркие, но в значительной мере разрозненные в науках исследования образов географического пространства, что позволит перейти к формированию непротиворечивой системной
концепции географических образов.
Проблема использования географических образов в общественных науках в
методологическом отношении тесно связана с более общей проблемой расслоения,
прежде достаточно единого массива гуманитарных знаний, на большое количество
обособленных и слабо связанных когнитивных областей. Исчезла глобальная гуманитарно-научная картина мира. В современных научных исследованиях человек
принципиально фрагментарен и заранее неполон. Это заставило В.П. Зинченко выдвинуть идею о поэтической антропологии, предметом которой, в отличие от многих других антропологий, является весь человек.
«Наука расчленяет, анатомирует, дробит мир на мелкие осколки, которые
не склеиваются и не компонуются в целостную картину. Особенно она преуспела в
своей дезинтеграционной деятельности, изучая человека. Искусство же сохраняет
мир целостным. Оно постоянно напоминает науке о существовании целостного,
неосколочного мира» (В.П. Зинченко, 1994).
Сейчас наука и искусство вступают во взаимодействие. Эти две области человеческого познания должны быть связаны между собой гораздо теснее, чем раньше.
Б.М. Теплов был глубоко убежден, что художественная литература содержит неисчерпаемые запасы материалов, без которых не может обойтись научная психология. Стремясь расширить свое исследовательское поле, география также вовлекает в сферу своих
интересов искусство. При этом, если раньше основным предметом исследования были
региональные аспекты распространения, территориальные особенности формирования,
ареалы концентрации различных видов и форм искусства, то в настоящее время мы
являемся свидетелями более глубокого проникновения образной географии в эту сферу
интеллектуальной и духовной деятельности. Художественные образы географического
пространства, отражение географических объектов в художественных произведениях,
виртуальные ландшафты, созданные гениальным воображением писателя, живописца,
музыканта – вот темы, которые все чаще оказываются в поле внимания ученыхгеографов. Представители гуманитарной географии осваивают достижения искусствознания, литературоведения, философии искусства.
У союза географии и психологии хорошие перспективы в решении общих
задач освоения искусства, т.к. оно на столетия опережает науки в познании человека. Доказательство возможности существования поэтической антропологии силами
одного автора невозможно на всем пространстве наук о человеке. Поэтому В.П.
Зинченко ограничил его прежде всего психологией. Конечно, интервенция в другие
дисциплины неизбежна. Может быть, одной из них станет гуманитарная география?
Габуева Е.М., Непомнящий А.В. (Таганрог)
ПРОБЛЕМА ВОСПИТАНИЯ В КОНТЕКСТЕ
ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Проблеме воспитания в психологии и педагогике всегда уделялось много
внимания, поскольку она непосредственно связана с задачей воспроизводства общества и общественных отношений. При этом сама по себе задача воспроизводства
того или иного общества порой рассматривается в двух ракурсах – как явление положительное и как отрицательное. Можно сказать, с определенными допущениями,
что положительное отношение к проблеме воспитания больше соответствует кон168
Раздел V. Философия и методология психологии
сервативным взглядам, тогда как отрицательное всегда проявлялось либо со стороны либерализма, либо со стороны тех, кто, стремясь разрушить традиционную систему воспитания, втайне надеется взять воспитательные бразды в свои руки. К примеру, уличные неформальные лидеры с асоциальным поведением всегда рекрутируют в ряды своих групп малоопытных доверчивых особей, заявляя, что их родители (этих особей) посягают или вообще узурпируют свободу своих детей, а вот улица эту свободу им гарантирует. На деле, естественно, появляется некоторая видимость свободы от родителей, но ценой жесткой зависимости от новоявленных воспитателей, требующих всегда беспрекословного подчинения и жестоко карающих
тех, кто понял суть новой «свободы» и пытается вырваться из ее тенет.
Все это позволяет уйти от размытости понятия воспитание и определить
его однозначно как целенаправленное внешнее воздействие среды на человека в
целом и на такую его составляющую как личность, в частности, с целью формирования или закрепления у него требуемых социально значимых качеств. Под средой
здесь понимается интегральная совокупность всего того, что по отношению к конкретному человеку может быть определено как «внешнее».
Это определение понятия «воспитание» отражает суть воспитания, т.е. то,
что не изменяется ни при каких условиях. Естественно, суть никогда не обладает
направленностью, в противном случае она не могла бы сохранить неизменность,
постоянство. Направленность появляется на уровне явлений сути, т.е. воспитать
можно кого угодно – и гуманиста мирового уровня и высокопрофессионального
разрушителя. Когда педагог с досадой отмечает чью то невоспитанность, он проявляет некоторую некорректность. Реально воспитание всегда имеет место уже потому, что человек никогда не бывает изолирован от того, что именуется средой, окружающим Миром и т.п. И педагог в этом случае должен свидетельствовать не об отсутствии воспитания, а о том, что воспитательное воздействие социально–
образовательной составляющей среды обитания дало результат, не соответствующий его ожиданиям.
Такое строгое определение понятия «воспитание» немедленно приносит
свои желанные плоды. С помощью него мы можем ответить на многие, часто обсуждаемые вопросы, которым из–за размытости понятий иногда незаслуженно присваивается статус проблемы. Например: «Существует ли теоретически проблема
воспитания вообще?» – Нет. Воспитание личности осуществляется непрерывно,
всегда и везде. Проблема воспитания возникает тогда, когда воспитатель пытается
реализовать задачу воспитания конкретных качеств личности, не зная или не понимая основных принципов реализации этого процесса. Опять по Сократу «все зло в
невежестве».
Эти принципы могут быть рассмотрены с позиций гуманитарной психологии, т.е. такой психологии, которая учитывает не только объективные явления человеческой сути, но и ее субъективные проявления. Той психологии, которая работает
не только в пространствах объективного Я и объективного Мы, но и в пространствах субъективного Я и субъективного Мы, и которая попытки объективизации
субъективного строит не только на критериях объективной истины, но и на использовании таких критериев как правда и справедливость.
Главный принцип воспитания вытекает из теоремы К. Геделя «О неполноте
в арифметике», которая в психологической интерпретации звучит так: в языке описания ограниченной или замкнутой системы всегда есть истинное, недоказуемое
утверждение. Можно сказать другими словами: воспитатель не может воспитать в
воспитуемом то качество, которым не обладает он сам. Это то, что называется в
психологии трансляцией субъектности в образовании и воспитании. Если в конкретной субъектности искомого качества нет, то и транслировать нечего. Естест-
169
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
венно, в этом случае, ни о каком результате воспитания не может быть и речи, но
это не означает, что существует проблема воспитания сама по себе. Ее можно создать, если использовать неадекватные средства, если ввести в процесс воспитания
ошибочные исходные данные (начальные условия), или ввести в процесс десинхронизацию.
В рассмотренном выше принципе отображено правило использования адекватных средств. И неправильно подобранный воспитатель как раз отображает этот
принцип. Фактически неадекватные средства – это всегда сродни попытке ремонтировать часовой механизм кувалдой или, ближе к контексту, – попытка управлять
неизвестным объектом, т.е. попытка воспитывать личность, не зная, что это такое.
Результат – один и тот же.
Ошибочные исходные данные – неверно определенная аксиоматика человековедческих наук, т.е. пребывание воспитателя и воспитуемого в системе ложных
представлений или в системе моделей мира, которые не соответствуют конкретной
задаче воспитания. Допустим, мы поставили задачу воспитать в личности стремление к самосовершенствованию и саморазвитию, и эту задачу пытаемся решить на
фоне идей о конечности человека, его происхождения от обезьяны, о том, что труд
сделал из обезьяны человека, но если он будет слишком много трудиться, то превратится в лошадь. Эти расхожие аксиомы и шутки, естественно, создадут такие
начальные условия, которые преодолеть будет невероятно трудно, поскольку у конечного человека нет логически обоснованного стимула к развитию. Он может развиваться только из–под палки, а когда окружающие будут взывать к его разуму, он
естественно может возразить, что развитие не входит в его жизненные планы и обязанности, поскольку в конституции страны не записаны. Напротив, в последней
прописана свобода личности, стало быть, все воспитатели развития и нравственности могут быть свободны от этого занятия применительно к данному субъекту и его
системе представлений.
Таким образом, мы проиллюстрировали другой главный принцип воспитания – принцип правильного согласования всех аспектов воспитания как процесса,
на примере того, как, в частности, начальные условия воспитания должны быть согласованы с задачей воспитания.
Десинхронизация: попытка нескольких не связанных друг с другом систем
управлять одним и тем же объектом. (Семья и образовательные системы разных
уровней в процессе воспитания одной личности). Это одна из питательных сред, в
которых вырастают сложности, именуемые проблемами воспитания. На самом деле
проблем никаких нет. Когда мы едем в автомобиле, никому не приходит в голову
даже в шутку предложить использовать два водителя. Выйдя из автомобиля, многие
как–бы теряют способность к логическому мышлению. Им совершенно не приходит
в голову, что человек более сложная штука, чем автомобиль, а стало быть, управлять им (читай – воспитывать), тем более нельзя браться всем миром. Еще великий
суфийский шейх Инаят Хан в своѐм труде «Очищение ума» предупреждал родителей об опасности, связанной с множеством воспитателей. Иван Ефремов в своей
замечательной, как–бы фантастической (поскольку реализовать ее сейчас человечеству еще не хватает должного уровня развития разума) и актуальнейшей ныне работе «Туманность Андромеды», также прекрасно иллюстрирует этот вопрос.
Естественно, мы не забываем при этом о том, что человек вообще воспитывается всем окружающим его Миром. Здесь речь идет о другом: о конкретном воспитании, конкретного качества, конкретным человеком, в конкретном процессе.
Например, если в семье курящие родители, т.е. люди, получающие удовольствие от
процесса пролонгированного самоубийства, все время подают детям соответствующий воспитательный пример, а воспитатели в образовательном учреждении пыта170
Раздел V. Философия и методология психологии
ются убедить детей в неразумности такого поведения, то результат может быть непредсказуемым, т.е. появляется проблема воспитания некурящей личности. На самом деле проблемы нет, нужно просто убрать десинхонизирующие факторы: рекламу табачных изделий, пропаганду разврата в СМИ, десинхронизацию семьи и
школы и.т.п.
Завершая обсуждение принципа синхронизации, нельзя не вспомнить о
прекрасной работе Ш. Амонашвили «Единство цели». Собственно, принцип единства цели вбирает в себя и принцип синхронизации. Это одно и то же, но высказанное разными словами, поскольку у каждого человека на входе стоит фильтр осознаваемого восприятия, и всегда стоит задача применить такие слова, которые попадут
в полосу пропускания фильтра конкретного человека. Отсюда и кажущееся многословие в гуманитарных науках, особенно в психологии и педагогике. Итак главное –
убрать то, что делает из задачи воспитания проблему; добиться единства цели для
всех участников воспитательного процесса синхронизировать систему мысль–
слово–дело.
Знаков В.В. (Москва)
ПСИХОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ И
САМОПОНИМАНИЕ СУБЪЕКТА1
Психология человеческого бытия представляет собой то направление развития, ту сторону психологии субъекта (Брушлинский, 2003), которая возникла с
появлением постнеклассической научной парадигмы (Степин, 2000). Перечислю
характерные особенности психологии человеческого бытия, которые, по моему
мнению, сегодня позволяют назвать ее новой областью психологической науки.
1. Теоретические основания. В психологии человеческого бытия одновременно реализуются, дополняя и обогащая друг друга, когнитивная и экзистенциальная исследовательские парадигмы. Когнитивный план изучения психической
реальности характеризуется акцентом на познании и поведении человека, стремлением ученых выявить общие закономерности психического развития, их большим
интересом к фактам и правилам, чем к исключениям. В экзистенциальной плоскости анализа психической реальности акцент делается на отличные от когнитивных
проявления психической активности субъекта. Это, прежде всего, созерцание и переживание. В этом контексте попытки объяснения психологом предмета исследования направлены главным образом на анализ вариантов порождения опыта,
имеющего смысл для субъекта.
2. Предмет психологии человеческого бытия. Основной акцент в этой области психологического познания делается на анализе ценностных, аксиологических
аспектов бытия человека. В мире человека объективно истинные описания и объяснения обязательно включают в себя аксиологические факторы: соотнесенность получаемых знаний о мире не только со средствами познавательной деятельности, но
и с ценностно окрашенными представлениями субъекта о должном. Психология
человеческого бытия стала новым шагом в направлении расширения ценностносмысловых контекстов, в которые включались классические проблемы так называемой вершинной психологии: смысла жизни, свободы, духовности. Вместе с тем
она изучает и классические экзистенциальные проблемы: одиночества, осмыслен-
1
Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант 04-06-00006а
171
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ности или абсурдности бытия, отношения субъекта к жизни и смерти.
3. Единицы анализа психического, их интегративный характер. В рамках
этой парадигмы психологами признается безусловная необходимость приоритетного изучения не отдельных составляющих психики (памяти, мышления, эмоций и
т.п.), а целостных единиц. Такими единицами являются события, ситуации. Я имею
в виду такие ситуации, в которые субъект попадает при взаимодействии с другими
людьми и которые отражаются в его внутреннем мире.
4. Методы познания психической реальности. Когнитивные психологи
ищут, прежде всего, новое знание. Задача ученого, изучающего субъекта с позиций
психологии человеческого бытия и учитывающего не только когнитивные, но и экзистенциальные компоненты психики, заключается главным образом в постижении. Работая на экзистенциальном, онтологическом уровне, он стремится постигнуть механизмы и феноменологию психологии человека. Постижение включает в
себя не только безличное знание об объекте, но и ценностно-смысловое понимание,
соотнесенное с личностным знанием познающего субъекта.
5. Диалогическая направленность психологического анализа. Психология человеческого бытия исходно направлена на анализ существования субъекта в
мире с позиции «Я и другой человек». Подлинное существование субъекта как сознательного человеческого существа обязательно предполагает выход за собственные пределы, умение отнестись к себе со стороны той реальности, которую он осознает. Иначе говоря – умение взглянуть на себя глазами других людей, с которыми
субъект вступает во внешние и внутренние диалоги. Взаимодействие субъектовучастников диалога (одновременно являющееся их взаимоизменением) всегда основано на понимании как результате коммуникации. Именно поэтому проблема понимания оказывается центральной для психологии человеческого бытия.
6. Рефлексия типов рациональности. Постнеклассическая психология человеческого бытия включает не только новые способы осмысления мира, но и рефлексию над основаниями рациональных типов познания. Как отмечает В.А. Лекторский, сегодня сама рациональность начинает пониматься по-другому. Только в простейших случаях рациональные рассуждения можно свести к действиям по фиксированным правилам, следование которым приводит к заранее намеченной цели. В
более широком и глубоком смысле рациональность предполагает пересмотр, изменение и развитие самих правил (Лекторский, 2001).
С позиций психологии человеческого бытия одну из главных причин переосмысления рациональных типов познания следует искать в неразрывной связи понимания субъектом мира и его самопонимания. Известно, что любое понимание
всегда включает в себя самопонимание. Самопонимание дает человеку возможность
обратиться к своим истокам, ответить на вопросы о том, какой он и что с ним происходит. Вместе с тем углубление в себя одновременно означает постепенное удаление от ясных и логичных схем рассуждений. В результате порождаются новые
типы рациональных рассуждений, парадоксальным образом включающие в себя
иррациональные и бессознательные компоненты.
Исследования показывают, что самопонимание является одновременно и
целостным, интегративным, и неоднородным, многомерным психологическим феноменом. Пытаясь его описать и определить, психологи обычно обращают наиболее
пристальное внимание на разные стороны самопонимания – либо когнитивную, познавательную, либо экзистенциальную, бытийную.
Когнитивная составляющая самопонимания представлена прежде всего
способностью и склонностью субъекта к рефлексии, сознательному самоанализу.
Однако современный психолог не может удовлетвориться изучением только этой
составляющей анализируемого феномена, потому что большие и подлинно экзи172
Раздел V. Философия и методология психологии
стенциальные решения в жизни человека, как правило, не рефлексируемы и тем
самым не осознанны. Как говорил Франкл, рефлексия ослепляет понимающего себя
субъекта: любой самоанализ пытающийся осознать процесс смыслообразования в
его зарождении, источнике обречен на неудачу (Франкл, 1990). Главная причина
заключается в сознательном характере рефлексивных процессов и принципиальной
невозможности интроспекции потребностно-мотивационных механизмов смыслообразования, а также анализа взаимодействия вершин самосознания понимающего
себя субъекта и глубинных слоев его психики (личностного бессознательного и архетипов коллективного бессознательного).
Экзистенциальная составляющая самопонимания воплощается не столько в
научно достоверных знаниях и познавательной деятельности, сколько в смыслах и
приобщении к разнообразным ценностям. Например, согласно К. Роджерсу, подлинное знание себя не может быть рациональным: оно спонтанно, эмоционально
насыщенно и непосредственно переживаемо. В формировании как самопонимания,
так и понимания субъектом других людей существенную роль играют нерациональные составляющие психологии человеческого бытия, включающие установки, мнения, эмоциональные отношения, невербализованные операциональные смыслы.
Инина Н.В.
СОЗНАНИЕ СМЕРТИ КАК ПРОБЛЕМА
ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Переход от естественнонаучной к гуманитарной парадигме в психологии требует освоения новых понятийных областей, связанных, прежде всего, с бытийным и
духовным пространством человеческой жизни. Едва ли не центральным в связи с этим
является психологическое освоение таких предельных понятий, как жизнь и смерть.
Человек стремится жить так, будто смерти нет, а есть лишь жизнь, наполненная желаниями, потребностями, устремлениями. Но лишь перед лицом смерти
по-настоящему осознается ценность жизни, ценность того, чему человек не придает
значения в погоне за «лучшей жизнью», но что обнаруживается в предельный момент жизни как подлинное бытие.
Проблема смерти не как процесс, прекращающий человеческую жизнь,
прерывающий физическое существование, но как экзистенциальная проблема, обнажающая остроту бытия, вскрывающая глубинные уровни человеческого существования, поднята и разработана, по сути, только в рамках философии и психологии
экзистенциализма. Не случайно смерть в экзистенциализме рассматривается не как
самостоятельный феномен, а как неизменный спутник «самотворящего» и «самотрансцендирующего» субъекта, созидающего собственную жизнь. Вещественность
смерти разрушает человека, идея смерти его спасает. Хайдеггеровское понимание
неизбежности смерти – это и есть условие жизни, подлинного существования человека. Сознание предстоящей смерти выводит человека, считал Хайдеггер, на более
высокий модус существования: из состояния забвения бытия в состояние сознавания бытия. Лишь в подлинном бытии человек становится самосознающим себя одновременно и как трансцендирующее, и как эмпирическое, детерминированное существо. Переход из первого во второй модус требуют от человека трагических усилий, и Хайдеггер понимал, что лишь идея смерти «вырывает» человека из повседневности в состояние осознавания бытия. Как и Ясперс, говорящий о «пограничных» или «предельных» состояниях, Хайдеггер считал, что смерть превосходит все
остальное и является условием, дающим человеку жить подлинной жизнью.
173
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Не опыт смерти, которого не может быть по определению, не страх смерти,
но принятие человеком идеи смерти как трансцендирующего выхода за собственные природные рамки и границы и есть возможность осознать ценность и смысл
жизни. Лишь трансцендируя к «сверхопытной» реальности, считал М.К. Мамардашвили, человек «самосозидает» свою жизнь.
Тема смерти занимает значительное место в экзистенциальной психотерапии,
задача которой состоит в том, чтобы способствовать сознаванию смерти пациентом.
Но суть терапии состоит не в том, чтобы обеспечить опыт осознания смерти, а в том,
чтобы помочь осознать, что этим опытом проникнуто все вокруг него.
В культуре смерть рассматривается не только как ограничение, конец жизни, но и как возможность в некотором смысле продолжения по ту сторону смерти.
И в экзистенциализме смерть – это не только «стена», но и «дверь», момент времени на пути в вечность. Для многих экзистенциалистов человек в переделе – конечный индивид, связанный с Богом. Достаточно вспомнить Кьеркегора и его три
уровня экзистенции. Первый, эстетический уровень – это наблюдение, жизнь без
перспективы; второй этический уровень – это господство универсального, но без
установления отношения к трансцендентному; третий религиозный уровень – это
выход к непосредственным отношениям с высшим Субъектом, Абсолютом, Богом.
Именно через это утверждение в вере своего отношения к Богу человек становится
индивидом в высшей возможной степени. Выход на этот уровень связан с неизбежностью отказа от себя, с риском, с выбором. Лишь рискнув всем, человек может
найти свое подлинное Я, свое конечное бытие, связанное с бесконечностью. Преображение происходит не в точке исхода, то есть в момент рождения, не в финальной
точке, то есть в момент смерти, а в пути, в готовности, решимости идти. Эти идеи
явно перекликаются с христианским экзистенциализмом Н.А. Бердяева, для которого идея христианства не в учении Христа, а в его жизни, в его пути к Голгофе. Принятие Христа, и через него – спасения, есть преодоление отчуждения человека от
вечного, преодоление страха смерти во имя жизни. Спасение – это преображение
себя, это утверждение жизни, раскрытие всех возможных потенциалов, данных человеку Богом, реализация замысла о человеке. И тогда смерть – это не крах, – это
финал пройденного, а не обойденного пути. Это собственный финал собственной
индивидуальной прожитой жизни.
Экзистенциальный подход иллюстрирует одно очень важное положение, которое в психологии является до сих пор не до конца осознанным: психологическое
освоение масштабных предельных категорий возможно лишь после их глубокой философской проработки. Отсюда вытекает необходимость развития философии психологии как одного из главных условий осуществления гуманитарного подхода.
Котова И.Б. (Ростов-на-Дону)
ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ МНОГОГРАННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА И ФОРМ
ЕГО БЫТИЯ КАК ОСНОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО
ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ
Антропология (человекознание, человековедение) как самостоятельная область знаний имеет длительную предысторию, в ходе которой вызревала и отстаивалась мысль о необходимости осмысления человеческой природы, создания науки
о человеке как об особом феномене, особом роде сущего. Проблема человека всегда
была и остается главной в длительной истории человеческой мысли, присутствуя в
научных построениях, какими бы абстрактными они не были, но целостный человек
174
Раздел V. Философия и методология психологии
никогда не был их основным объектом. Идея целостного человека становится общепроникающей только в конце XIX – начале ХХ века. Она приводит к формированию задач комплексного, многостороннего исследования человека, основанного на
использовании различных методов.
Ученым еще предстоит создать некоторый теоретический конструкт, объединяющий всю сумму знаний о месте человека в мироздании, о природно-биологических особенностях его жизнедеятельности, биофизиологическом строении, информационно-энергетической структуре организма, становлении и функционировании психики, эмоций, интеллекта, особенностях половозрастного развития, исторических и социально-культурных формах общения, этнокультурных и демографических характеристиках человека, основных способах деятельности, о глобальных
последствиях жизнедеятельности человеческого сообщества и др.
Несмотря на широкий диапазон интегрирования необходимых знаний, этот
перечень еще не дает видение человека в единстве всех слагаемых его бытия. Сегодня аппарат науки явно недостаточен для понимания человека даже в качестве естественно-природного и социального существа. Сложность и многогранность проблемы
человека требует синтеза и интеграции в теоретической конструкции различных областей знания с их понятийными аппаратами (кстати, трудно совместимыми, так как
это касается естественных и гуманитарных наук), методами и принципами.
Построить образ человека можно, лишь вскрыв основополагающие моменты его жизнедеятельности, индивидуальные, неповторимые черты человеческого
бытия, взаимодействия всего спектра проявлений человеческой природы. Феномен
человека явно теснит и отодвигает на задний план ранее актуальные области знаний. Такой всплеск интереса к проблематике человека получил название «антропологического бума», расширяющего свое влияние на все мировое пространство.
Большой и разносторонний материал для антропологии дал ХIХ век. Он
создал образ человека во всей полноте его материального, чувственного, духовного,
рационально-нравственного бытия. К середине ХIХ-го века антропология сформировалась как самостоятельная наука. Ее основными разделами стали: морфология
человека, учение об антропогенезе и поведении. К началу ХХ века проблематика и
задачи антропологии значительно усложнились. Они формулировались предельно
четко – необходимо полное постижение человека. Наверное, поэтому оказались соединенными вместе собственно антропология или естественная история человека;
палеонтология; этнология; социология; лингвистика; мифология; медицинская география; географическая и этнографическая патология; демография и др.
Наряду с перечисленными зарождались и новые отрасли человековедения:
культурная антропология, религиозная, социальная, психологическая и др. Таким
образом, в круг изучения антропологов попало многообразие феноменов, что дало
возможность сделать заключение о богатстве человеческой природы, ее многообразии и неповторимости. Постепенно возникали принципиально новые подходы к
интеграции знаний о человеке, а конкретными дисциплинами была накоплена огромная эмпирия фактов. Однако комплексный образ человека не был создан, так
как уровень синтетического знания еще не был достигнут. Полифония разных
приемов, методик, жанровых особенностей мысли не дала возможности раскрыть
специфику человеческой природы. Идеи антропологии получили широкое распространение в США, на Западе, в Японии, России и в других странах.
Попытки представить обобщенный образ человека предпринимались неоднократно. К идеям антропологии в России обращались видные отечественные психологи – Б.Г. Ананьев, Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев. Они рассматривали различные отрасли антропологии, стремились синтезировать знания о
человеке, соединить методы разных наук, выработать относительно целостное по-
175
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
нимание человека на базе комплексного подхода к его проблемам.
Современные исследования феномена человека опираются на научную гуманистическую концепцию, в основе которой лежит представление о том, что человек является существом, в котором органично соединены социальные, биологические и нравственно-духовные начала. Антропологическое познание сохраняет реальную связь с субъектностью, рациональностью и эмоциональностью человека.
Лабунская В.А. (Ростов-на-Дону)
ЭКСПРЕССИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕЕ ИЗУЧЕНИЕ В КОНТЕКСТЕ
ГУМАНИТАРНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
В нашем сообщении мы ставим задачу рассмотреть феномен «экспрессия человека» как многоуровневое, отличающееся широтой трактовок и подходов явление,
имеющее не просто междисциплинарный статус, а претендующее для его понимания в
гуманитарной психологии на объединение усилий многих наук. Начнем с того, что такие понятия, как экспрессия, экспрессивность, внешний облик, внешность, невербальный язык входят в перечень научных понятий и социологии, и культурологии, и семиологии, и лингвистики, и антропологии, и социальной философии, и психологии. Они
используются в работах искусствоведов, театроведов, рассматриваются в контексте
визуальной антропологии. «Визуальный поворот», произошедший в гуманитарных исследованиях реальности и человека, приведший к актуализации внимания к визуальным
практикам (фотография, реклама, кино и т.д.), способствовал увеличению количества и
разнообразия работ, в которых ставится задача изучения экспрессии человека, представленной в различных формах и измерениях. Исследования XX века, выполненные в
рамках семиотики и семиологии невербальных коммуникаций, в контексте методологии гендерных исследований, с позиций социального конструкционизма наглядно демонстрируют зависимость представлений о внешнем Я человека о формах экспрессии и
их интерпретаций от доминирующих трактовок человека, от «научной» моды, от превалирующих в обществе идеологий.
В целом, рассмотрение такого явления как «экспрессия человека» и его интерпретация во многом определяется дискурсивными границами методологии гуманитарных наук. Трактовки понятия «экспрессия человека» отражают не только принадлежность к той или иной дисциплине, не только свидетельствуют о позиции исследователя относительно природы человека, не только сообщают о гуманитарном
или естественнонаучном подходе к данному явлению, но и указывают на рамки интерпретации термина «выражение». Анализ разнообразных источников и направлений исследования «экспрессии человека» приводит к выводу о том, что данное понятие интегрирует широкий круг явлений и охватывает, практически, все средства,
с помощью которых представлен образ жизни человека и человечества, социальных
страт, групп, культур. Определение «выражение человека» в самом широком гуманитарном контексте включает все его «максимальное бытие», предъявленное в
культурных ценностях, истории и социальной памяти.
Перед гуманитарной социальной психологией стоит задача исследования
«экспрессии человека» с позиций его бытия, с целью выделения и распознания определенных социальных групп, описания стилей жизни, построения типологий. В
этом контексте должны изучаться «конструкты» внешнего облика человека, как
способы объективизации позиции социума относительно конкретной личности и
группы, рассматриваться социальные символы и знаки, предметная среда в качестве
транслятора социально желаемого спектра черт образа жизни.
176
Раздел V. Философия и методология психологии
Кроме этого, а, возможно, и вопреки диктату «визуальной культуры», социальная психология могла бы трактовать «выражение человека» – как выявление
индивидуальности, того, что трудно тиражировать, но на основе чего легко распознать, выделить, как конкретную личность, так и группу. Используемые языки общения (вербальный и невербальный), оформление внешнего облика, экспрессивный
репертуар, организация пространства, детали предметного мира, как известно, указывают на поле желаний, ценностей, на направление самоактуализации. Вместе с
этим экспрессия человека подвластна частично как контролю со стороны общества,
так и со стороны конкретной личности, поэтому социальная психология, занимаясь
изучением данного феномена, могла бы обратиться к рассмотрению спонтанности,
иррациональности вопреки тенденции исследовать целенаправленное «окультуривание» экспрессии человека. Постановка такой задачи обусловлена не только природой и функциями экспрессии человека, но и ролью ряда ее компонентов в выборе
направлений преобразовательной активности человека, а вместе с ней и выбора
стратегий взаимодействия, отношения к себе и к другому. Наиболее очевидно влияние на жизнь человека оценок его внешнего облика. Превращение внешнего облика
в смысловой центр жизни субъекта влечет за собой перестройку всей системы его
отношений, актуализирует потребность в определенном типе подтверждения. В
свою очередь отчуждение от своего внешнего облика также трансформирует отношения человека с миром, ведет к «онтологической незащищенности» (Р. Лэнг,
1995). О том, что отношение человека к миру, к другим людям (бытие-вместе, бытие-в-мире) связано с отношением к своему внешнему облику, свидетельствуют
данные исследования, в котором изучалось отношение к своему внешнему облику в
зависимости от типа переживания середины жизни (Е.В. Белугина, 2003). Эти данные указывают на то, что трансформации внешнего облика воспринимаются как
характерные особенности середины жизни человека и определяют его бытие.
Категория интерпретации как одна из главных категорий гуманитарных наук
также получает дальнейшее развитие в связи с рассмотрением проблемы интерпретации
экспрессии человека в его общении с другими людьми. Интерпретация экспрессии в
социальном взаимодействии всегда будет включать позицию, взгляд других, актуализировать «дихотомию: я – не я», делать ее много вариативной, а процесс конструирования
внешнего облика и его интерпретаций бесконечным и незавершенным, что является
принципиальным положением для гуманитарной социальной психологии.
В контексте гуманитарной социальной психологии открываются перспективы исследования экспрессии человека и отношения к ней на основе Я-нарративов,
различного рода жизнеописаний, мемуарной литературы и т.д.
Молостова А.Н. (Москва)
ПСИХОТЕХНИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ:
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ПРОБЛЕМУ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕРИМЕНТА
В академической психологии, как в любой исследовательской практике, необходимым условием «чистоты» эксперимента считается создание нейтральной
отстраненной позиции экспериментатора. Исходя из положения о независимости
познания от познающего его субъекта, критерием профессионализма считается максимальное устранение личности экспериментатора, создание жестких рамок эксперимента, нейтрализующих так сказать внеплановые ситуации. В подобного рода
исследованиях контакт исследователя с испытуемым рассматривается как фактор,
177
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
негативно влияющий на достоверность экспериментальных данных.
Нами была проведена серия экспериментов по решению творческих задач
(в рамках работы над диссертационным исследованием «Психотехника творческого
мышления»), в которых варьировалась степень включенности экспериментатора в
экспериментальную ситуацию: от решения испытуемым задач индивидуально до
активного включения экспериментатора в ход поиска творческого решения.
Пилотажное исследование показало следующее: в отсутствии экспериментатора испытуемые отмечали ослабление остроты переживаний по поводу невозможности решить задачу, снижение мотивации к нахождению творческого решения
вообще по сравнению с ситуациями классического эксперимента (когда экспериментатор не вступает в контакт с испытуемым, а только фиксирует речевую продукцию).
В классическом же эксперименте при том, что испытуемый осведомлен о
позиции всяческого невмешательства экспериментатора, он так или иначе ориентирован на его присутствие. К примеру, испытуемый так или иначе пытается уловить
реакцию экспериментатора на ход собственных действий, так сказать «вычислить»
оценку правильности выбранного пути и сориентироваться в выборе последующей
стратегии.
Такая минимизация контакта является скорее вычурно искусственной как
для испытуемого, так и для самого экспериментатора. Экспериментатору приходится делать вид этакой «пишущей машины», сознательно не замечая попыток испытуемого установить контакт. При этом испытуемому, знающему об условии невмешательства экспериментатора, тем не менее хочется видеть в нем партнера (в данном случае в экспериментальной ситуации) присутствующего и сопереживающего.
Таким образом, несмотря на все усилия создания «чистого» эксперимента,
нельзя отрицать влияние фактора взаимодействия, контакта испытуемого и экспериментатора. Тогда задачей экспериментатора становится создание психотехнического исследования, позволяющего учитывать и использовать в качестве психодиагностического материала особенности поиска испытуемым творческого решения
во взаимодействии с экспериментатором. Разумеется, включение экспериментатора
необходимо осуществлять особым контролируемым образом.
В данный момент осуществляется попытка создания «поля» возможностей
взаимодействия экспериментатора с испытуемым, с одной стороны, легализующего
контакт, с другой стороны, позволяющего использовать методы оптимизации творческого мышления испытуемого, при этом ограничивая сферу влияния экспериментатора. Конечно, участие в подобного рода исследованиях требует от экспериментатора особой подготовки, поскольку, в отличии от классических экспериментов, он
должен осуществлять противоположную задачу. Не пытаться максимально отстраниться от происходящего в эксперименте, а наоборот, гибко чувствовать поворотные моменты работы испытуемого, откликаясь на них в психотехническом ключе.
Нельзя не заметить ряд преимуществ таких экспериментов.
В первую очередь, легализация присутствия экспериментатора снимает состояние напряжения испытуемого, делающего вид, что исследователя нет в эксперименте. Во-вторых, сам экспериментатор позиционирует себя как партнер по экспериментальной ситуации. Здесь уже ему не приходится делать вид отсутствующего присутствующего. В-третьих, контакт испытуемого с экспериментатором естественен и является так сказать поставщиком богатого диагностического материала.
Основные указанные здесь преимущества приобретают особенную важность при
решении творческих задач. Поскольку в наших экспериментах творческая задача выступает как проблемная ситуация, создание атмосферы живого, эмоционального контакта
способствует, на наш взгляд, переходу от репродуктивного к творческому мышлению.
178
Раздел V. Философия и методология психологии
Таким образом, как пишет Василюк Ф.Е., «в психотехническом познании происходит парадоксальный для классической науки методологический переворот: метод
здесь объединяет участников взаимодействия, как бы вбирая их в себя и превращается в
своего рода «монаду», которая и становится предметом познания» (Василюк, 2003).
Мордовцева Т.В. (Таганрог)
ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ СМЕРТИ:
ОПЫТ ПСИХОЛОГО-ФИЛОСОФСКИХ ОБОБЩЕНИЙ
Научные исследования в области личностных переживаний смерти имеют
длительную историю, восходящую к знаменитому изречению Платона о том, что
занятия философией есть подготовка к умиранию. В настоящее время практически
все социально-гуманитарные дисциплины в большей или меньшей степени изучают
комплекс проблем отношения человека к смерти на фоне его социального бытия.
Поскольку данный вид переживаний имеет непосредственную связь с ценностносмысловой сферой личности, то большинство частнонаучных исследований базируются на философских обобщениях. Так, и проблема восприятия смерти на различных стадиях онтогенеза получает специфическое философское осмысление.
Существует не так много отечественных и зарубежных исследований, в
центре изучения которых находится динамика психических переживаний смерти на
различных стадиях онтогенеза. Тема детских страхов смерти развивается в работах
американских психологов А. Морер, М. Нейги, Л. Уотсона, которые считают, что
дети до пятилетнего возраста вообще не знают о существовании смерти, поскольку
признают все живым. В исследовании отечественного психолога В. Карандашева,
напротив, утверждается, что в трех-пятилетнем возрасте у ребенка возникает первый страх смерти как «симптом пробуждающегося самосознания». Психотерапевт
А.И. Захарова связывает переживание смерти в пяти-шестилетнем возрасте с развитием у ребенка абстрактного мышления, побуждающего интересоваться не только
личной смертью, но и конечностью окружающих вещей, всего мира. В этом возрасте ребенок довольно часто персонифицирует смерть с фантастическим образом зла.
В возрасте семи-восьми лет, по данным Захаровой, отмечается максимум страхов
смерти, это страх перед случайной смертью как несчастным случаем. Например,
ребенок боится ночью засыпать, опасаясь, что больше не сможет проснуться или
боится окунаться в воду с головой, опасаясь, что так он захлебнется и утонет. Ребенок страшится замкнутого пространства, так как оно может напомнить ему несчастный случай удушья, а также высоты, потому что она приводит к смерти в падении.
В период 7-8 лет отношение к смерти заметно меняется: оно приобретает
социальный смысл. Развитое чувство привязанности к близким людям приводит к
страху за их жизнь и благополучие: ребенок боится потерять близких, от которых
он всецело зависит. Смерть воспринимается как угроза благополучию. К подростковому возрасту эмоционально чувствительные и впечатлительные дети, склонные
к рефлексии, как правило, впервые начинают размышлять о возможности самоубийства, либо пытаются напротив, побороть страх смерти в рискованных и опасных для
жизни поступках. Подросток, самоутверждаясь, борется со своими «детскими» страхами и, в том числе, со страхом смерти. Подростковый кризис, довольно сложный в
социально-психологическом плане, происходит на фоне усиления личной рефлексии
смерти, которая усугубляется различными социальными конфликты.
В юношеский период рефлексия становится ведущим способом познания мира
и самого себя, поэтому размышления о смерти связываются с общей жизненной пози-
179
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
цией. Юноша способен к романтичному восприятию своего конца, который является
результатом героического поступка, подвига во имя любимого человека или просто
делом чести. Смерть – это, по сути, социальная драма, происходящая на фоне глубоких
переживаний. Юноша, озабоченный проблемой социального роста и карьеры, как правило, дальше всех стоит от размышлений о насильственном прекращении жизни.
Семья, дети, работа и прочие социально-психологические проблемы отвлекают
взрослого человека от тягостных раздумий. Жизнь его становится более ритмичной, насыщенной множеством разнообразных дел и событий, которые заполняют собой жизнь.
Социальное окружение требует от человека настолько сильной самоотдачи, что ему часто
просто не хватает времени на рефлексию смерти. Взрослый человек чаще всего забывает
о смерти, потому что он становится членом некоего бессмертного целого – общества,
культуры, истории. Мысль о смерти может возникнуть лишь в пограничных ситуациях
(болезни, опасности и т.п.), которые непосредственно возвращают личность к оценке пределов жизни. Для взрослого человека смерть – это далекая перспектива, будущее, которое
ожидает всех, независимо от их желаний продлить жить. Темп жизни взрослого человека
настолько велик, что о пределах жизни он вспоминает лишь тогда, когда общество замещает его усилия новым молодым окружением.
Обостренное восприятие смерти нередко обнаруживается к старости, когда
физическая немощь и социальная отстраненность оставляют человека со своими
прежними, забытыми страхами. В этом возрасте рефлексия смерти может проходить
на различном эмоциональном фоне. Для одних смерть – это нежелательная безысходность, а жизнь – сосредоточие остаточных сил для борьбы за выживание. Для других
смерть – это закономерный итог жизненного пути, последнее важное событие жизни.
Рассмотренные модели возрастных периодов восприятия смерти не являются
однозначными, однако они указывают на имеющуюся закономерность в динамике психических переживаний и отношений, из которых складывается целостный образ человека.
Морозов С.М. (Москва)
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ТОЧКА РОСТА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
1. Отечественная психология страдает от железного занавеса, выстроенного в
советское время. Легко разобрать Берлинскую стену, значительно труднее восстановить
живые ткани науки, оказавшейся в физиологическом растворе «самого верного учения». Искусственно созданная «советская наука» существенно пострадала от методологического вакуума, в котором она оказалась благодаря идеологическому большевизму.
2. Призывы тех, кто бездумно призывает отказаться от методологических
разработок советской психологии, безответственны. Бездумное игнорирование диалектического материализма столь же бесперспективно, как и механическое его насаждение, путем выдергивания цитат из «классиков». Диамат был, есть и останется
одним из великих достижений философской мысли.
3. Как и любое другое направление философии, материалистическая диалектика, узурпированная большевистской идеологией, должна найти свое место,
свой смысл в системе философии. Только такое спокойно-взвешенное отношение к
отечественной науке поможет как российской, так и мировой психологии, которая,
кстати, в такой же мере нуждается в осмыслении своих экспериментальных наработок, как отечественная – в практическом воплощении своих теоретико-методологических достижений.
4. Призывы к «перестройке» отечественной науки контрпродуктивны. На180
Раздел V. Философия и методология психологии
ша психология нуждается не в преобразовании в угоду «цивилизованным странам»,
не в подстраивании к иностранным разработкам, а в поиске основ, объединяющих
отечественную психологию и психологию западную. Пора прекратить призывы:
«Придите и княжите нами». Память М.К. Мамардашвили, Л.С. Выготского, Э.В.
Ильенкова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, – десятков и сотен других достойнейших исследователей, пытавшихся честно заниматься своим делом – не заслуживают такого отношения.
5. Наша задача – не очередное переделывание всего, что сделано до нас (эта
привычка глубоко укоренилась в нашем сознании, но с дурными привычками надо
бороться), а искать точки соприкосновения с методологическими разработками,
созданными без нас. Поскольку нельзя непосредственно имплантировать чужие
наработки в ткань отечественной методологии, точно так же, как нельзя непосредственно экспортировать нашу методологию в чужую эмпирическую ткань, надо
найти тот философский базис, при помощи которого произойдет опосредствование
работы по объединению отечественной психологии с психологией мировой. Пока
эта работа не будет проделана, мы останемся для европейских и американских коллег не всегда прилежными учениками, а те для нас – не всегда понятными учителями. Наша наука обречена на изоляцию – и пытаясь навязать свое мировоззрение, и
пытаясь отказаться от него.
6. Наиболее очевидной философской базой, которая сближает диалектический материализм с западным научным мировоззрением, является философия экзистенциализма. В поиске общего между материалистической диалектикой и экзистенциализмом нам видится ближайшая точка роста отечественной психологии.
Существует несколько моментов, демонстрирующих близость этих двух философий
и возможность обновления методологической базы отечественной психологии.
7. Прежде всего, стоит вспомнить о мощном экзистенциальном течении в
отечественной философии. По-видимому, фигуры Н. Бердяева, Л. Шестова, М. Бахтина служат убедительным аргументом в пользу справедливого решения вопроса о
вкладе той или иной национальной школы в развитие экзистенциальной идеи. Более
того, эти имена свидетельствуют: экзистенциализм не занесен к нам извне, не экспортирован. Экзистенциализм в полной мере может получить обозначение «Сделано в России». Это – продолжение философии русского космизма, который почти не
известен на Западе, но от этого не становится менее серьезной идеей.
8. Диамат и экзистенциализм возникли из одного идейного источника – из
критики Шеллинга гегелевского рационализма. Более того, Р. Мэй даже приводит
точную дату рождения этих двух философских направлений: зима 1841 г., когда
Шеллинг читал свой цикл лекций в Берлинском университете. В его аудитории присутствовали Кьеркегор, Энгельс, Бакунин. В 1844-45 гг. Кьеркегор опубликовал свои
«Философские заметки», а Маркс – две работы, относящиеся к этой теме.
9. Имеются и психолого-методологические точки соприкосновения двух
направлений. Это, в первую очередь, категории «действие» А.Н. Леонтьева и «поступок» М.М. Бахтина. Никто не сомневается в психологичности леонтьевского
«действия». Так же, несомненно, экзистенциальное содержание категории «поступок» у Бахтина. Но все новые исследователи стараются найти единство этих категорий. Можно даже сказать, что поступок – это ответственное действие и задаться
вопросом, является ли тогда действие безответственным поступком?
10. Все перечисленные пункты пока слабо систематизированы, но создают
первый пунктир в большой и ответственной работе по органичному воссозданию
единой мировой психологии, в которой была бы представлена и Россия. Возможно,
у наших коллег в других странах нет такой потребности. Но для отечественной психологии это – вопрос выживания.
181
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Низовских Н.А. (Киров)
ЛИЧНОСТНОЕ САМОРАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕКА:
ПСИХОСЕМАНТИКА И ПСИХОТЕХНИКА
Среди гуманитарных проблем современной психологии своей теоретической и практической значимостью выделяется проблема личностного саморазвития
человека.
Теоретическое значение проблемы определяется тем, что личностное саморазвитие является специфической и фундаментальной способностью человека.
Л.С. Выготский, исходя из того, что «человек не только развивается, но и строит
себя», писал о гуманизации психологии (о возникновении «психологии человека»),
о конструктивизме в ней (Выготский Л.С., 1986). Как самоопределяющееся существо «человек больше чем психика» (В. Франкл, 1997). В отличие от животных в человеке природа и существование не совпадают, посредством собственного сознания
человек может в определенной степени влиять на свою эволюцию (Мэй Р., 2001).
Потребность в саморазвитии относится к высшим человеческим потребностям (Маслоу А., 1999). Проблема саморазвития представлена и разносторонне исследуется в работах К.А. Абульхановой, Л.И. Анцыферовой, А.Г. Асмолова,
Н.Р. Битяновой, Ф.Е. Василюка, В.С. Лазарева, М.К. Мамардашвили, В.Г. Маралова, Б.А. Мастерова, Ф.Т. Михайлова, В.Ф. Петренко, В.И. Слободчикова, Г.А. Цукерман, И.И. Чесноковой и др. В.И. Слободчиков считает, что принцип саморазвития – это главное ценностное основание всех наших знаний о психологии человека
(Слободчиков В.И., 2003).
Перспективным подходом к исследованию и концептуализации личностного саморазвития человека является психосемантика В.Ф. Петренко. Особенностью
данного подхода является то, что личность определяется «как носитель определенной картины мира, как некоторый микрокосм индивидуальных значений и смыслов» (Петренко В.Ф., 1997). Картина мира трактуется В.Ф. Петренко с позиций
конструктивизма, «как одна из возможных ««пристрастных» культурноисторических моделей мира»; полагается множественность возможных моделей
мира и множественность путей развития человека.
В наших исследованиях личностное саморазвитие рассматривается как специфическая внутренняя и внешняя деятельность человека по созданию нового в своих
переживаниях, отношениях и поведении, осуществляемая в соответствии с жизненными задачами и побуждениями внутренней субъективной реальности при помощи социальных по своей природе психологических средств. Психологические средства личностного саморазвития определяются как способы и приемы, инструменты и орудия воздействия человеком на себя с целью достижения направленных самоизменений.
Основным средством построения личности является речь (Выготский Л.С.,
1984). Жизнь человека как эмпирического существа не личностна, личность «живет
в языке» (Мамардашвили М.К., 2000). Дж. Келли полагал, что, исходя из общей
теоретической позиции в психологии личных конструктов, вполне уместно говорить также о классе конструктов, которые могут быть названы «личными конструктами себя» (Келли Дж., 2000). Дж. Келли исходил из того, что «личные конструкты
являются орудиями опыта, а не просто его продуктами». Важнейшим психологическим «средством» личностного саморазвития человека являются его жизненные
принципы (правила), которые, на наш взгляд, в наибольшей степени отвечают задаче быть «личными конструктами себя». О феномене жизненных принципов и их
значении для человека писали Апулей, И. Кант, С.Л. Рубинштейн и др. Психологи182
Раздел V. Философия и методология психологии
ческим субстратом жизненных принципов являются развернутые речевые высказывания (ценностные суждения, содержащие в себе идеи), что позволяет исследовать
их методами экспериментальной психосемантики. Для исследования жизненных
принципов применяются авторские методики: ретроспективная анкета установок и
психосемантическая методика атрибуции мотивов жизненным принципам личности
(Низовских Н.А., 2000; 2004; 2005).
Практическая значимость проблемы личностного саморазвития определяется тем, что полнота жизни, социальные достижения, психологическое благополучие современного человека во многом обеспечиваются эффективностью функционирования его личности, его компетентностью в отношении себя самого и способностью к саморазвитию. Успешность личностного саморазвития в значительной
степени определяется «психотехнической оснащенностью» человека. Человеку,
стремящемуся к личностному саморазвитию, необходимо не только поверить в то,
что это возможно, но нужно еще знать, как это делать.
Психотехнический потенциал современной психологии позволяет глубокого внедряться в психику человека, преобразовывать ее, управлять ее развитием
(Олешкевич В.И., 2002). И здесь для человека кроется опасность «потерять себя».
Выдвижение в разряд приоритетных направлений освоения психотехник личностного саморазвития оправдано при подготовке специалистов самых разных сфер,
прежде всего, психологов и учителей. Для психологов освоение психотехники личностного саморазвития представляется важным и в плане мотивации к глубокому и
осмысленному освоению теоретических дисциплин. Личностный опыт, нарабатываемый в ходе специально организованной «практики себя» (термин М. Фуко), превращает множество «сухих теорий» в жизненно значимые.
На факультете психологии Вятского государственного гуманитарного университета в рамках одной из учебных дисциплин специализации организован практикум личностного саморазвития. Данный практикум выстроен как демонстрация
возможностей тренинга личностного саморазвития учителя, разработанного и апробированного автором.
Психология, по мысли Л.С. Выготского, должна стать в центре жизни, поскольку неизбежен вопрос об овладении человеком собственным существом, о подчинении его себе; а одна из главных целей психологии – это «психотехника – в одном слове, то есть научная теория, которая привела бы к подчинению и овладению
психикой, к искусственному управлению поведением». Достижение этих задач и
преодоление «схизиса» современной психологии, о котором писал Ф.Е. Василюк,
может осуществляться через парадигму психосемантического конструктивизма, и, в
частности, через психотехнику личностного саморазвития психологов, «вызванных
жизнью» содействовать личностному развитию, душевному и духовному благополучию своих современников.
Пивоваров Р. (Москва)
НАРРАТИВНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ПСИХОЛОГИИ
Как следует из заглавного тезиса раздела интернет-сайта Австралийского
университета в Мельбурне, посвященного нарративной психологии и которым руководит один из наиболее известных нарративных психологов, Кевин Мюррей, «нарративная психология – это бурно развивающаяся область исследований того, как истории и рассказы формируют жизнь» (Murray, 2002). Нарративная психология – это,
скорее, некое поле исследований, совокупность дискурсивных практик (говоря по-
183
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
современному) о том, как «мы конструируем, реконструируем и, в некотором смысле,
вновь изобретаем наше вчера и завтра» (Bruner, 2002). В последнее время становится
доступным все большее количество публикаций по нарративной проблематике в психологии, однако, к сожалению, почти во всех случаях нельзя сказать, что эти исследования носят систематический или хотя бы последовательный характер. Большинство
текстов представляют из себя либо обзорные статьи (как бы рекламирующие российскому читателю модное западное течение), либо прикладные, иллюстрирующие апробацию нарративного подхода с той или иной стороны собственной исследовательской или практической деятельности. Серьезны, вдумчивы и теоретически обоснованных работ мало и это положение дел относится не только к работам на русском
языке.
Нарративная психология, в самом общем виде, может быть понята как корпус психологических теорий и знаний, имеющих в своей основе в качестве единицы
анализа речевые высказывания (нарративы), понимаемые как различного рода языковые сообщения, построенные по принципам художественных повествований, и
созданные людьми как описания опыта и способа их жизни.
Нарративная психология открывает исследователю-теоретику и практику –
широкие горизонты работы над осмыслением роли языка, историй и рассказов в
формировании уникальной человеческой природы. Нарративный подход впервые за
историю научного знания взглянул на науку как на совокупность социально сконструированных рассказов – кем-то рассказываемых кому-то. Этот взгляд лишен негативной оценки, не обсуждается истинность или ложность тех или иных положений
физики, медицины или психологии, скорее, констатируется природа и источники
этих положений.
Примеров нарративного не счесть – это подмена понятий, речи, языка и человеческих биографий в антиутопии «1984»; это фрейдовский мальчик Ганс, итог
нарративных конструкций психоаналитически мыслящих родителей; это борьба
школ в марксистской литературе, где сами используемые слова во взаимной теоретической критике коннотативно изображали кровавое побоище; это, наконец, известное радиоисполнение «Войны миров» Герберта Уэллса, повергшее в ужас в
1938 году сотни тысяч поверивших в происходящее англичан.
Нарративный взгляд на психологические процессы создает новую призму
рассмотрения действительности. В ней, к примеру, психотерапевт уже не врач, а
читатель, редактор, корректор, который работает вместе с главным действующим
лицом, автором, над самым трепетным, что может у последнего быть – рукописью
жизни. И здесь, возможно, нужны уже не только руководства по психофармакологии и поведенческой терапии, но и руководства по чтению, например, известные
статьи «Литературная критика как акт чтения» (Мамардашвили, 2003) и «Манипулирование и майевтика: две парадигмы психотехники» (Пузырей, 1997). Ведь
чересчур многое в романе зависит от внимательности читающего.
Психологическое осмысление нарративов и нарративное осмысление психологии – это два направленных навстречу друг другу процесса. В известном смысле,
психология не может не быть нарративной, изначально обреченная на «рассказовую
природу», она ведет свой постоянный рассказ – рассказ о человеке. Нарративная психология повествует, в таком случае, о рассказывающем человеке. Это и определяет
перспективы нарративной психологии как гуманитарной психологической практики в
современном информационном мире – мире рассказов, историй и интерпретаций, которые зачастую заменяют события исторической действительности.
184
Раздел V. Философия и методология психологии
Пугачевский О.О. (Ростов-на-Дону)
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ О КОМПЕТЕНТНОМ
ОБЩЕНИИ: СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
Решению вопроса о социально-психологическом статусе компетентного
общения способствует представление, согласно которому любое общение выступает формой существования и развития социальных отношений. В анализе социальных отношений как внутреннего содержания общения можно выделить две теоретико-методических традиции: объектную и субъектную. Согласно объектной традиции, отношения рассматриваются как бы извне, с позиции процессов, характеристик общения. Субъектная традиция, напротив, раскрывает систему социальных
отношений как образующую коммуникативной деятельности личности и группы.
Вычленение этих традиций в области изучения компетентного общения
приводит нас к следующим определениям:
Первый смысл – компетентное общение как проявление качественных особенностей социальных отношений (индивидуально-личностных, межличностных,
общественных), являющихся специфическими и необходимыми для решения определенной коммуникативной задачи. Подобное понимание представлено в анализе
компетенций, которые обнаруживаются в организации процессов совместной деятельности и общения, самовыражения и воздействия. Это собственно объектная
ориентация к вычленению факторов и характеристик самого процесса компетентного общения. Такое понятие используется в анализе факторов социальной адаптации,
условий эффективности совместной деятельности, в изучении основ социальнопсихологического обучения личности и группы.
Объектная ориентация учитывает те качества отношений, которые по определению всегда связаны с конкретным содержанием коммуникативной задачи. Однако данное содержание представляет собой не просто совокупность условий, требований, искомых элементов, но со-бытийный контекст. Так, мое выражение эмпатии может стать эффективным решением задачи оказания поддержки партнеру
только в том случае, если партнер (даже не вполне ясно осознавая тот факт, есть ли
у меня такая задача сейчас или нет) будет допускать возможность постановки такой
задачи, принимать ее априори. Напротив, если такая задача не допускается (или
допускается какая-то другая), то соответственно с точки зрения решения именно
этой задачи эмпатия оказывается неэффективной. Поэтому в определении компетентного общения недостаточно учитывать только лишь соответствие найденного
решения поставленной коммуникативной задаче, – требуется принять во внимание
также и то, допускает или нет партнер по общению возможность постановки «моей» коммуникативной задачи.
Второй смысл – компетентное общение как проявление качественных особенностей процессов взаимодействия, познания, информационного обмена, обеспечивающих реализацию целостной системы отношений субъекта общения. Подобное
понятие представлено в анализе компетенций, которые обнаруживаются в переживаниях удовлетворенности процессом и результатом общения, собой и партнером в
общении. Такое понятие используется в исследовании психологических факторов
здоровья индивида, условий оптимизации социально-психологического климата
коллектива, в рассмотрении основ практической деятельности в индивидуальной и
групповой психотерапии. Взятое в этом значении понятие компетентного общения
является предметом изучения социальной психологии личности и группы, в задачу
которой входит выяснение своеобразия способов проявления (стиля общения) и
185
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
особенностей структуры отношений (социальных потребностей, установок, норм)
субъекта общения, конституирующих его целостность.
Вместе с тем формирование целостности субъекта общения связано, вопервых, с познанием цели, или объективного требования коммуникативной задачи
(т.е. с познанием общественного отношения), и собственных ресурсов для ее решения (индивидуально-личностных отношений), во-вторых, со стремлением согласовать это требование и возможности в процессе реального общения с партнером (в
контексте межличностных отношений). В некомпетентном (нецелостном, неуспешном) общении субъект либо ориентируется на собственное представление о способе
построения требуемого отношения, либо некритически использует требуемые способы общения без установления их соответствия определенному контексту индивидуально–личностных отношений. В результате в межличностных отношениях начинает преобладать индивидуально-личностное или сугубо социально-ролевое.
В качестве меры успешной реализации целостной системы отношений
субъекта следует рассматривать отсутствие у него переживания затруднений в процессе решения коммуникативной задачи. Переживание такого рода указывает либо
на индивидуалистическую самореализацию, связанную с игнорированием межличностного и общественного контекста отношений (затруднения в социальной адаптации), либо на подчинение роли, уход в защитную позицию (затруднения в самореализации). Поэтому субъектный анализ компетентного общения может быть произведен только при условии включение в исследование данных о том, переживал ли
субъект или нет затруднения в процессе решения коммуникативной задачи.
Таким образом, адекватное познание компетентного общения как специфической формы существования и развития социальных отношений возможно только
в том случае, если в социально-психологическом анализе компетентного общения
объектный и субъектный подходы будут использоваться в единстве объяснительных принципов и критериев. В компетентностном анализе общения необходимо
учитывать следующее: результат компетентного общения отличает отсутствие переживания затруднений в процессе решения такой коммуникативной задачи, постановку которой допускает партнер по общению; процесс компетентного общения
характеризуется тем, что в общении допускается возможность постановки партнером такой коммуникативной задачи, в процессе решения которой у него отсутствует
переживание затруднений.
Резниченко Ю.В.
К ВОПРОСУ О СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ
Современная наука все больше концентрирует свое внимание на проблеме
ценностей. Вероятно, общество в какой-то мере достигла того уровня своего развития, когда мы не имеем правильных и неправильных ответов на вопрос о том, чем
мы должны руководствоваться в принятии решений и реализации их в жизнь. По
мнению Ильяевой И.А. (2000), сегодня система социальных ценностей представляет
собой набор беспорядочно расположенных элементов, из которых человек выбирает
свои индивидуально значимые ценности. Одни ценности были приняты человеком
безоговорочно, с другими он в принципе согласен, но не всегда он полностью уверен, что разделяет их, третьи он отвергает как полностью ненужные и никогда им
не актуализируемые.
В рамках современной науки вопрос о ценностях преимущественно ставится как о системе ценностей. Философия определяет систему как множество элемен186
Раздел V. Философия и методология психологии
тов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образующее определенную
целостность, единство на основе интегративных (системообразующих) свойств. Последнее обеспечивает системную целостность – условие относительно обособленного функционирования и, в некоторых, случаях развития. Таким образом, можно
предположить, что отдельные ценности выступают в виде элементов системы.
Представление любого объекта как системы осуществляется по следующим основным принципам:
1) целостности (свойства системы не сводятся к сумме свойств составляющих ее элементов, не выводятся из них): иными словами, система ценностей –
это не просто некий набор определенных целей и смыслов, они определенным образом сочетаемы, взаимозависимы, и эти взаимосвязи предполагают возникновение
особых свойств, которые отличаются от свойств отдельных его элементов. К сожалению, в настоящий момент не существует каких-либо данных относительно того,
каковы закономерности сочетания отдельных ценностей;
2) структурности (система описывается путем выделения ее структуры,
т.е. сети связей и отношений между элементами). Кажется очевидным и то, что
ценности связанны друг с другом определенным образом. Психодиагностические
методики, направленные на определение системы ценностей, преимущественно
сконцентрированы на исследовании иерархии заданного автором набора ценностей,
но данные методики не диагностируют характер и качество связей между отдельными ценностями. Например, М. Рокич (1973) в рамках своей теории определяет
терминальные и инструментальные ценности, соответственно ценности-цели и ценности-средства, однако, его методика диагностики иерархии ценностей не дает ответа на вопрос, как ценности-средства соответствуют ценностям-целям, или каков
характер связей отдельных ценностей внутри списков. Иными словами, мы можем
увидеть структуру ценностей-средств и ценностей-целей лишь изолированно друг
от друга, и иерархии ценностей, не имеющих каких либо связей между собой, объединенных только по признаку терминальности или инструментальности.
3) взаимозависимости системы и среды: этот факт вполне очевиден, т.к.
практически невозможно изолированное существование ценностей личности от
ценностей общества, и наоборот. Основываясь на концепции А.Н. Леонтьева, В.Ф.
Сержантов делает вывод, что всякая ценность характеризуется двумя свойствами –
значением и личностным смыслом. Значение ценности представляет собой совокупность общественно значимых свойств, функций предмета или идей, которые
делают их ценностями в обществе, а личностный смысл ценностей определяется
самим человеком;
4) иерархичность: данный признак тоже воспринимается вполне очевидным, многие методики, как уже было отмечено выше, направлены на определение
иерархии ценностей, ценностных ориентаций. Однако, в работах отечественных
авторов указывается на неоднозначность ранжирования ценностей (ориентация на
абсолютную значимость для общества и человечества в целом или на субъективную
их значимость). Кроме того, стоит учитывать и разноплановость ценностей в целом,
т.е. можно предположить, что для индивида существуют несравнимые между собой
ценности. В этом плане актуальной становится концепция Ф.Е. Василюка, который
указывает на то, что причиной смыслового кризиса личности является именно возникновение ситуации выбора между двумя несравнимыми альтернативами. Здесь
же встает вопрос о большей значимости отдельных ценностей, принято предполагать, что определяющими ценностями в жизни личности являются те, что занимают
первые позиции в иерархическом списке. Можно предположить, что на первых позициях располагаются те ценности, которые являются менее реализованными и
именно поэтому на данный момент они более значимы, в то время как основопола-
187
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
гающие (базовые) ценности расположены ниже, именно потому что являются более
реализованными в настоящее время. Этот вопрос в настоящий момент рассматривается в связи с малоизученной проблемой малых смыслов.
Таким образом, системность ценностей, хотя и представляется вполне очевидной, весьма относительна. Мы не имеем на данный момент вполне обоснованной концепции, позволяющей говорить о законах возникновения, развития, существования в целом системы ценностей. Вместе с тем социальная ситуация развития
все больше требует более конкретных ответов на вопросы о том, каким образом
формируются и функционируют система ценностей личности, общественная система ценностей, каким образом и на основе каких закономерностей они взаимодействуют друг с другом.
Рябикина З.И. (Краснодар)
ПРОБЛЕМА АУТЕНТИЧНОГО БЫТИЯ ЛИЧНОСТИ
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Аутентичность трактуется как подлинность. Какой смысл вкладывают авторы в слово «подлинность», когда речь идет о личности, о человеке? Что угрожает
подлинности человека?
Чарльз Миллс предупреждал об усиливающейся угрозе глубокой трансформации природы человека, о проблеме сохранения самости и считал, что социальная наука должна помочь человеку вписаться в общественное устройство, сохраняя при этом индивидуальность и свою особую конфигурацию индивидуальной
среды обитания. Сверхсоциализированность как негативную черту, препятствующую продуктивной жизни личности, рассматривали в своих работах Г. Меррей,
В. Шютц. Об опасности излишней «культурализации», подавляющей природную тенденцию самоактуализации личности, писал А. Маслоу. Бегство от свободы через конформизм, некритичное подчинение давлению норм социума, проанализированные Э.
Фроммом, – есть не что иное, как отказ от подлинности, т.е. невозможность аутентичного бытия личности. Рогер Хойслинг в сетевой концепции продолжает тему критического анализа того вмешательства, которое осуществляет социум во все более
глубинные образования личности. При этом он прибегает к таким понятиям, как
«конструкция идентичностей», «технология самости», «трансформация коллективных
требований в якобы личные», «мнимо индивидуальный жизненный путь» и пр.
Рассуждая о личностном и неличностном в поведении человека, В.В. Петухов вводит понятие «мничность» – мнимая личность. В таком человеке не произошло
необходимого сплава природного и культурного, т.е. не произошло порождение личностного смысла, обусловливающего собственно личностное отношение и поведение
человека в мире. Такой индивид руководствуется в выборе либо природным, инстинктуальным, либо социальными предписаниями формально освоенной «культуры».
В предлагаемой нами «бытийной» концепции личности, которая выступает
теоретическим основанием исследований, интерпретации и поддержки аутентичного бытия человека, структурное представление о личности включает ее бытие как
личностное образование (З.И. Рябикина, 2003, 2004). В данной концепции различные пространства бытия личности рассматриваются как структурируемые ею в соответствии со структурой личностных смыслов. По мнению многих психологов
(Б.С. Братусь, Д.А. Леонтьев и др.), именно личностные смыслы, системно организуясь, образуют смысловую сферу личности, которая собственно и выступает основным предметом психологии личности. Личностный смысл не является перене188
Раздел V. Философия и методология психологии
сенным во внутриличностное (психологическое) пространство дубликатом события
среды или libidного организмического побуждения. Он есть следствие «встречи» в
пространстве психических явлений трех составных, отражающих события объективных пространств, т.е. в нем сплавлены воедино: 1) потребностное (организмическое) состояние; 2) опредмечивающее его внешнее (средовое) событие; 3) способ
деятельности, обеспечивающий распредмечивание-присвоение внешнего события,
выступившего предметом потребности. Эти три составные взаимообусловливаются.
Таким образом, структура и содержание организмичности представлены в структуре и содержании смысловых образований личности. Поэтому если образ мира и
системная организация поведения человека форматируются под влиянием смысловой организации личности, в них презентирована организмичность. Чувство аутентичности бытия может возникнуть, только если личность реализует свою
субъектность в переустройстве среды в соответствие со структурой смыслов, а
значит и в соответствии со структурой своей организмичности.
Тема субъектности является естественным продолжением размышления о
возможностях личности поддерживать аутентичное бытие. Реальность окружающего мира может стать конгруэнтной структуре личностных смыслов личности, только
если человек переустраивает этот мир, реализуя в акте переустройства свою субъектную позицию, то есть выступая в отношениях с миром как субъект. Именно
субъектный подход к рассмотрению личности позволяет понять, как человек опредмечивает замысел, как он делает реальность своего бытия аутентичной, как он
сам изменяется в процессе объективации своих смыслов, сталкиваясь с сопротивлением бытия других (бытие всегда есть со-бытие), воплощающих иные смыслы, создающих свое личное бытие в пространстве тех же предметов и событий, в тоже
время, что и он.
Тем не менее, в современной науке отношение к субъектному анализу личности не однозначно. С одной стороны, очевидна активно проявляющая себя тенденция
становления в психологии научного знания о субъекте как принципа, который побуждает к переосмыслению всей системы научных представлений и к реинтерпретации
многих результатов, достигнутых психологией на предыдущих этапах (Брушлинский
А.В., Знаков В.В., Абульханова К.А., Славская А.Н. и др.). С другой стороны, в социальных науках существует опасность потерять субъекта как целостную самостоятельную сущность, свойственную человеку по его природным предпосылкам.
Скрипкина Т.П. (Ростов–на–Дону)
ФИЛОСОФСКАЯ КАТЕГОРИЯ ВЕРЫ И ПСИХОЛОГИЯ ДОВЕРИЯ
В русском языке существует несомненная этимологическая связь между словами «вера» и «доверие», однако разведение этих понятий представляет известную
теоретическую трудность. Феномен веры традиционно долгое время рассматривали в
качестве категории, свойственной лишь религиозному мировоззрению, часто отождествляя понятия веры и доверия к богу как создателю и устроителю жизни. А доверие
как относительно самостоятельную научную категорию относили лишь к этическим
категориям морали, проявляющимся лишь в сфере общения людей, а потому рассматривали в рамках философской этики. Вместе с тем, практически все авторы, изучающие как одно, так и другое понятия, указывали на их психологическую сущность, а
также на те фундаментальные функции, которые они играют как субъективной картине мира, так и в активной, созидательной деятельности человека.
Толкования понятий вера и доверие, приводимые в толковых и даже фило-
189
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
софских словарях, также не позволяют четко разграничить смысл этих понятий,
которые часто употребляются как синонимы.
Анализ работ отечественных авторов советского периода показывает, что в
отечественной философии сложилась парадоксальная ситуация, заключающаяся в
том, что практически все авторы, указывая на полифункциональность, интегративность феномена веры, связывая ее со всеми основными структурами субъективной
реальности человека (познавательными, ценностными, эмоционально-волевыми,
преобразующими), чаще всего вычленяли для анализа лишь гносеологический аспект веры. При этом, они не ставили специальной задачи и не искали оснований для
различения веры и доверия как двух разных реальностей (А.Д. Александров,
М.Т. Андрющенко, Ю.Ф. Борунков, В.И. Губенко, Е.А. Евстифеева, А.К. Козырева,
П.В. Копнин, В.И. Носович, Д.М. Угринович и мн. др.).
В современной зарубежной философии феномен веры наиболее продуктивно изучался представителями герменевтики, которые существенно расширили понимание феномена веры.
Понимание сущности веры кардинально изменилось в последнее десятилетие
в связи со сменой философских методологических позиций, уходом от принятой ранее жесткой субъект-объектной парадигмы в понимании взаимодействия человека с
Миром и разработкой теоретико-методологических позиций, связанных с развитием
идеи взаимопроникновения человека в мир и мира в человека, предполагающей целостное взаимодействие человека с миром в единой системе, единой онтологии.
На основе этих позиций появились работы как отечественных, так и зарубежных исследователей, в которых феномен веры рассматривается как целостное
явление, имманентно присущее человеку и выполняющее фундаментальные функции в процессах социализации и обеспечения целостного восприятия личностью
собственного бытия.
Современная трактовка данной категории исходит из того, что термин «вера»
употребляется в нескольких значениях и потому его собирательный смысл недостаточен. Именно в этой связи во многих языках для обозначения веры наблюдается языковая бифуркация. Так, в англоязычной культуре употребляется два термина: «faith» –
вера и «belief» – вера, которые употребляются как понятия, отражающие разную реальность. В настоящее время такая точка зрения стала практически общепринятой:
авторы выделяют две формы веры, одна из которых (обычно ее называют косвенной)
проявляется как рефлексия по поводу какой-то деятельности или ее результата. Вторая форма веры, является подлинной верой, потому что она означает «достоверность
особого порядка, не доказуемую обычным рациональным путем» (В.Г. Галушко).
Среди наиболее известных зарубежных исследователей М. Бубер также указывает на двойственный характер веры, выделяя два типа веры, которые изначально
строятся на разных психологических основаниях: одна форма веры основана на состоянии соприкосновения или отношения к чему-то как к истине, вторая – на акте
принятия какого-то содержания за истину. При этом первая форма веры предполагает
близость S и O веры, которая имеет принципиально неустранимую дистанцию, вторая
форма веры, основанная на акте принятия, также предполагает первоначальную дистанцию между S и O, но здесь зарождается отношение, которое может перерасти в
чувство такого слияния, которое связано с изменением содержания сознания.
В целом анализ показывает, что, основываясь на современных представлениях о сущности веры, можно провести «водораздел» между пониманием веры и доверия как двумя различными формами веры, так как они имеют психологически разные
основания. В основе доверия лежит специфическое ценностное отношение субъекта к
объекту веры, представленное человеку как определенное переживание, предшествующее акту взаимодействия человека с той или иной стороной мира и предпола190
Раздел V. Философия и методология психологии
гающее принципиальную неотождествимость S и О веры. Подлинная вера связана с
актом принятия чего-то за истину без достаточного основания, но она предполагает
принципиальную устранимость дистанции между S и О веры. Поэтому подлинная
веры возможно лишь в отношении сверхчувственных объектов, в отличие от доверия,
которое возможно как в отношении сверхчувственных объектов, так и в отношении
различных объектов предметно представленной реальности. Итак, доверие можно
рассматривать в качестве специфической самостоятельной формы веры, которая в
качестве психологического феномена проявляется не только в сфере общения людей.
Субботский Е. (Ланкастер, Великобритания)
КОММУНИКАЦИЯ И МАГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
В обыденной речи мы часто используем выражения «магия слов», «магия
искусства», «магия любви», «магия общения». Обычно эти выражения используются метафорически, с целью указать на внушающее воздействие речи, искусства,
любви и общения. В основе данного исследования была идея о том, что данные выражения содержат нечто большее, чем поэтическая ассоциация. Проверялась гипотеза, согласно которой магическое и обычное формы внушения основаны на одном
и том же психологическом механизме – партиципации.
Предполагалось, что в коммуникативной магии партиципация действует
следующим образом: Если человеку магически внушается некая идея, то человек
на эмоциональном уровне принимает эту идею и действует в соответствии с
ней, хотя на сознательном уровне и понимает, что данная идея неверна или
противоречит его интересам. В операциональных терминах это значит, что в
коммуникативной магии эффект партиципации наблюдается, если выполняются два
условия: (1) человек делает то, что ему магически предложили сделать и (2) сознательно человек характеризует то, что он делает как нежелательное для него или нелепое и неразумное действие.
Альтернативой партиципационой коммуникативной причинности является
причинность, основанная на рациональной логике. Магическое внушение (например, магическое излечение или проклятие) основано на механизме партиципации, в
то время как логическое убеждение – на механизме рациональности. Возникает интересный вопрос, на каком механизме – партиципации или рациональности – основано обычное внушение. Важность данного вопроса объясняется тем, что в современном Западном обществе обычное внушение, одновременно с логическим убеждением, является мощным механизмом манипуляции массовым сознанием.
Гипотезой исследования было предположение, что обычное внушение, как
и магическое внушение, основано на психологическом механизме партиципации.
Одной из эмпирически верифицируемых следствий этой гипотезы является то, что
магическое и обычное внушение должны быть одинаково эффективны в их попытках воздействовать на психическую реальность человека. Если же магическое и
обычное внушение основаны на разных психологических механизмах, то их эффекты на психическую реальность должны быть различны. Например, если магическое
мышление основано на партиципации, а обычное внушение – на рациональности, то
в ситуации когда испытуемые не заинтересованы в принятии внушаемого сообщения, эффект магического внушения должен быть значительно сильнее эффекта
обычного внушения. Это ожидается потому, что люди с большей вероятностью могут отвергнуть нежелательную для них идею, если они могут сознательно контролировать свои действия (механизм рациональности), чем когда не могут (механизм
191
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
партиципации). Еще одно эмпирически проверяемое следствие основной гипотезы
говорит, что прямая просьба к испытуемым выполнить некое действие будет более
эффективным способом добиться результата, чем магическое внушение этого действия испытуемым. Это ожидание основано на том, что прямая просьба об услуге
основана на механизме рациональности и дает испытуемому рациональное основание принять сообщение (то есть выполнить просьбу об услуге, если выполнение не
связано с какой-либо жертвой своими интересами), в то время как магическое внушение основано на партиципации и такого основания испытуемым не дает.
Исследование состояло из двух экспериментов. В Эксперименте 1-ом, 6- и 9тилетних детей и взрослых просили вообразить разные типы объектов. После этого
экспериментатор пытался изменить эти объекты в сознании испытуемых посредством
(а) внушения того, что данный объект может измениться против воли испытуемого,
либо (б) прямой просьбы к испытуемым изменить данные объекты с целью оказать
услугу экспериментатору. Применялись два типа суггестии: магическое внушение
(экспериментатор произносил магическое заклинание, нацеленное на изменение воображаемого объекта в сознании испытуемого) и обычное внушение (испытуемым
говорили, что объект, который они удерживают в воображении, может измениться
вопреки их сознательной воле). Оказалось, что обычное внушение столь же часто
приводило к непроизвольному изменению воображаемых объектов как и магическое.
У взрослых прямая просьба изменить воображаемый объект привела к значительно
более сильному эффекту, чем магическое внушение, но этот феномен не наблюдался
у детей. В Эксперименте 2-ом магическое и обычное внушение были опробованы на
другом типе воображаемых объектов. Взрослых испытуемых просили вообразить их
будущую жизнь. После этого им пытались внушить, что (а) наложенное на их будущую жизнь магическое заклинание изменит эту жизнь к лучшему или к худшему (магическое внушение), и (б) изменение чисел на экране компьютера изменит их будущую жизнь к лучшему или к худшему (обычное внушение). Все испытуемые отрицали, что изменение цифр на экране компьютера может повлиять на их будущую жизнь,
однако в своих действиях они продемонстрировали веру в эту возможность. В Эксперименте 2, как и в Эксперименте 1, обычное внушение оказалось столь же эффективным, как и магическое внушение. Данные исследования подтвердили гипотезу о
культурно-исторической преемственности магического и обычного внушения.
Тылец В.Г. (Таганрог)
ФОРМИРОВАНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ
К ОБУЧЕНИЮ ИНОСТРАННЫМ ЯЗЫКАМ
В ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
Для уяснения сущности процессов развития и становления психологической проблематики в сфере обучения иностранным языкам и установления их связи
с современным состоянием этой области знания, нам было необходимо проследить
динамику развития отечественной психологии обучения иностранным языкам в новейшей период ее существования.
Анализ исследований показывает, что психологическая сущность процесса
освоения иноязычного лингвистического опыта как составной части обучения иностранному языку изучалась в отечественной психологии на протяжении весьма
продолжительного времени.
Наиболее исследованы общепсихологические аспекты овладения иностранным языком (Алхазишвили А.А. 1967, Алыбина А.Т. 1976, Андриевская В.В. 1967,
192
Раздел V. Философия и методология психологии
Бандурка Т.Н. 2001, Барановская Т.А. 2004, Беляев Б.В. 1959, Бенедиктов Б.А. 1958,
Ветлугина Ф.А. 1988, Домнич Л.А. 1991, Кабардов М.К. 1983, Кокорева Е.Д. 1989,
Кондратьева В.А. 1972, Ларичев В.В. 1996, Мактамкулова Г.А. 1996, Малешина М.С.
1992, Маскинсков А.Б. 2003, Франк Л.Д. 1969, Хизроева З.М. 1989, Шатух В.Г. 1958,
Шишкина В.Ю. 1989, Ямщикова О.А. 2000, Яцикевичус А.И. 1960 и др.).
Частные проблемы психологии обучения иностранным языкам освещены в
исследованиях его субъектно-личностной составляющей (Авдонина М.Ю. 1986,
Барановская Т.А. 1990, Бруслова И.Ю. 1992, Гайдукова Е.А. 1999, Емельянова Н.А.
1997, Кричевер О.П. 1989, Кутейников А.Н. 1999, Лабутова И.В. 1990, Мазурик Т.Н.
1984, Меркулова Л.Г. 1990, Немцова О.А. 1991, Серков А.К. 1992, Симонова Н.И.
1982, Черниченко О.Ф. 1996).
Отдельные блоки исследований посвящены развитию личности преподавателя (учителя) иностранного языка (Баскакова Т.Ю. 1990, Бурлаков В.В. 1991, Гришечко О.С. 1999, Губанова Л.В. 1999, Дрик Н.П. 1996, Копылова Н.В. 1999, Котрикова
М.Ю. 1995, Межиева М.В. 2001, Савицкая Е.М. 1993, Спасскова Н.П. 1987, Строганова О.В. 1996, Тылец В.Г. 1998, Швацкий А.Ю. 2004, Шувалова И.В. 1991), психолингвокультурологической проблематике (Высоких Е.В. 1999, Лушин П.В. 1983), проблемам иноязычного общения (Бенедикова И.Б. 1986, Гольдштейн Я.В. 1987, Кириленко Г.Л. 1987, Соколова Л.А. 2000, Чалкова Е.Г. 1988); психосемантическим особенностям иноязычного обучения (Безденежных Н.М. 1997, Пулькина Т.Б. 1993).
Кроме того, в отечественной психологии обучения иностранным языкам
имеются работы, исследующие вопросы билингвизма и билингвального обучения в
контексте овладения вторым (иностранным) языком (Савельева Т.М. 1993, Сивакова Ю.Н. 1998, Яцикевичус А.И. 1970), психологические механизмы и условия формирования иноязычных лингвистических способностей (Бондаревская О.И. 1998,
Лукашенко И.Н. 1983, Лысых Е.Ю. 2002, Марищук Л.В. 1999, Шибкова О.С. 2000).
Достаточно изучена психологическая специфика школьного обучения иностранным языкам (Борзова Т.В. 2001, Бурляев А.Ф. 1989, Горохова Н.Э. 1998, Григорян С.Т. 1977, Карапетова Н.С. 2000, Карпович Т.Е. 1993, Конакова Н.И. 2002,
Лобай Е.В. 1986, Токарева Л.Н. 1972) и дошкольного обучения второму (иностранному) языку (Негневицкая Е.И. 1986, Никулина Т.И. 1998, Уланова О.Б. 2000, Юдовина Ю.Б. 2000).
Наименее разработанными к настоящему времени оказались вопросы овладения иностранным языком через посредство компьютера (Гребенюк Н.Д. 1987),
социально-психологические основы обучения иностранному языку (Дерунова Н.В.
1998), психофизиологические аспекты усвоения иноязычного знания (Балина Т.Н.
2002, Ермоленко Г.Н. 1986, Смирнова Е.А. 1999), идеи гуманизации обучения иностранным языкам в психологическом аспекте (Ковальчук М.А. 1993); психология
вузовского иноязычного образования (Назаренко Н.С. 1986, Петрова Э.З. 1972) и
психологические аспекты обучения взрослых иностранному языку (Барвенко О.Г.
2004, Именитова И.П. 1983, Савельева Э.Н. 1991).
В отечественной психологической литературе на сегодняшний день существует весьма значительное количество научных публикаций, посвященных проблемам обучения и овладения иностранным языком (Александров Ю.И., Самс М.,
Лавикайнен Ю. и др. 1997, Белоус В.В., Щебетенко А.И. 1996, Кабардов М.К., Арцишевская Е.В. 1996, Ли Э.А. 1986, Цветкова Т.К. 2001, Щебетенко А.И. 2001 и
др.). Они в разной степени затрагивают интересующую нас проблематику, однако, в
качестве научного свидетельства развития отечественной психологии обучения
иностранным языкам заслуживают специального обзора.
Психофизиологические исследования Ю.И. Александрова с соавторами
(1997) выявили несколько фактов, заслуживающих внимания для понимания меха-
193
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
низмов категоризации слов иностранного и родного языков. Так, сравнивая различия возраста элементов опыта, используемых при категоризации слов родного и
иностранного языка, авторы признали справедливость положений, согласно которым существует «возрастной градиент» между элементами этого опыта в силу давней усвоенности иностранного языка, а также использования разных наборов элементов опыта. В этой же связи укажем на наличие пограничных психологопсихофизиологических данных, полученных некоторыми исследователями, о психометрическом шкалировании для изучения произносительных особенностей в овладении неродным языком. Притом, что такого рода сведения в своем общем виде
не имеют непосредственного отношения к иноязычной образовательной практике,
они служит важным маркером понимания дифференциации процессов овладения
иностранным и родном языком, которые не могут не учитываться в специально организованных условиях обучения.
Обосновывая важность овладения иностранным языком, М.К. Кабардов и
Е.В. Арцишевская (1996) отмечали, что повышение эффективности и качества обучения иностранному языку связано с усилением индивидуализации учебно-воспитательной работы, не только охватывающей психологические особенности обучающихся, но и учитывающей их индивидуальные возможности, индивидуальный
стиль педагогической деятельности. В этом же контексте авторы обсуждают проблему языковых способностей и языковой компетенции.
М.К. Кабардов и Е.В. Арцишевская в психологическом анализе процесса овладения языком и индивидуально-типических особенностей усвоения иностранного
языка выделяют два основных параметра: усвоение (соотносимое с языковыми средствами) и применение (имеющее отношение к речевой коммуникативной деятельности). Индивидуально устойчивые характеристики обучаемых, определяющие успешность – неуспешность овладения языком, проявляются, по крайней мере, в трех измерениях: а) в коммуникативном поведении в ходе обучения; б) в основных характеристиках познавательных процессов; в) в природных предпосылках способностей. Авторы выделяют два основных типа овладения иностранным языком – «коммуникативно-речевой» и «когнитивно-лингвистический». Смешанный тип сочетает в себе
элементы обоих типов овладения иностранным языком.
Творческое развитие идей основателей отечественной психологии обучения
иностранным языкам позволяет авторам дать собственное понимание типов обучения иностранным языкам. С психологической точки зрения, можно выделить два
типа. Первая группа методов ориентирована на исключительно сознательный способ обучения, рационально-логический способ усвоения языка. Вторая группа методов опирается на непроизвольные, недостаточно осознаваемые способы овладения речью, исключая опору на родной язык. Но авторы отвергают посыл первичности метода обучения, утверждая, что первичен стиль овладения иностранным языком. Больше того, методика обучения – это тот же «стиль» деятельности, состоящий
из определенного набора «рациональных» способов усвоения языка. Все сформулированные положения и выводы доказываются на весьма обширном экспериментальном материале.
Относительно новым явлением в современном развитии психологии обучения иностранным языкам в нашей стране является обращение к проблеме сознания.
Овладение новым языком не может изменить мышления человека, но может изменить его сознание, так как познание опосредствуется содержанием сознания человека, что, собственно, и приобретает особую значимость в контексте овладения
иностранным языком. Ссылаясь на выводы А.Н. Леонтьева, Т.К. Цветкова утверждает, что законы культурного развития сознания действуют и в том случае, когда
человек приступает к изучению иностранного языка.
194
Раздел V. Философия и методология психологии
Проблема взаимоотношений значения и смысла имеет, по мнению Т.К. Цветковой, непосредственное отношение к сфере обучения иностранному языку и овладения им, что обосновывается автором с позиций освоения определенной лингвокультуры. В обучении иностранному языку важно, чтобы иноязычный материал вписывался в смыслообразующий контекст родного языка. Существенно, что для адекватного, осознанного осмысления обучающимся автор предлагает представлять языковой материал и действия на иностранном языке не только с точки зрения «как», но и с
точки зрения «почему» и «зачем». Задачей обучающего – преподавателя иностранного языка – Т.К. Цветковой видится помощь обучающемуся вписать в свой индивидуальный контекст новый смысловой мир, представленный иностранным языком, так
как одной из причин неудач при освоении иностранного языка является тот факт, что
человек оказывается не готов принять иной смысловой мир, пытаясь «вписать» его в
смысловую систему родного языка.
Переходя собственно к проблемам языкового сознания, Т.К. Цветкова отмечает, что во влиянии изучаемого иностранного языка на сознание изучающего его
субъекта необходимо иметь ввиду два аспекта: изменения собственно языкового
сознания, языковой картины мира, которая до сих пор была сформирована в контексте родного языка и неизбежное влияние нового языка на общую картину мира в
когнитивной сфере.
Привлекая объяснительный принцип теории психоглосс (единиц языкового сознания) Ю.Н. Караулова, Т.К. Цветкова пытается доказать, почему при существующих
условиях обучения у изучающих иностранный язык не формируются адекватные системные представления об этом языке. В процессе обучения не происходит формирования
грамматических психоглосс как единиц сознания, отражающих существенные черты изучаемого языка, значения иностранного языка не становятся смыслами для изучающего
этот язык. Иноязычные грамматико-синтаксические единицы остаются привязанными к
внешней ситуации и не интериоризируются языковым сознанием обучающегося.
Обсуждение контекста теории языкового сознания П.Я. Гальперина и сопряженных с ней феноменологических полей позволяет Т.К. Цветковой проинтерпретировать главную задачу обучения иностранному языку – формирование иноязычного сознания, перестройку языкового сознания обучающегося на иноязычный
лад. При этом она выделяет «основной пафос» этой теории – иностранный язык –
это не форма и не инструмент общения, язык – это содержание, и должен представляться обучающемуся как таковое. Согласно П.Я. Гальперину, иностранный язык
должен представляться обучающемуся как языковое сознание, которое складывается из языковых сознаний категорий языка. Исходя из положения, что изучение иностранного языка влияет на содержание сознания субъекта с опорой на теоретические постулаты П.Я. Гальперина, Т.К. Цветкова по-иному формулирует задачу обучения иностранному языку, состоящую в формировании билингвального сознания,
в котором две языковые картины мира, равно как и системы двух языков находятся
в закономерном соответствии. Обобщения автора, обосновывающего собственную
методику обучения иностранному языку, ориентированную на сознательное освоение категорий языка, сводятся к ряду психологически существенных выводов: обучение иностранному языку должно строиться вокруг курса грамматики и синтаксиса, в которых наиболее ярко выступает специфика языкового сознания данного языка; каждая категория иностранного языка должна быть оформлена как ориентировочная основа для действия выбора нужной формы с целью выражения некоторого
содержания. Кроме того, обучение иностранному языку автор характеризует как
обогащение иноязычного опыта обучающихся через опыт общения с реальностью
иноязычного сознания.
Подводя итог анализу и интерпретации современных исследовательских
195
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
подходов к проблеме овладения и обучения иностранному языку в контексте развития психологического знания, мы можем заключить, что парадигма языковой образовательной практики имеет разнонаправленную, полидисциплинарную ориентацию. Однако, ее психологический компонент, со всей очевидностью, очерчивает
реальный круг вопросов активности субъектов образовательной практики и процесса ее реализации в самом широком понимании этого понятия.
Тытарь Е.Т. (Ростов–на–Дону)
АРХЕТИПЫ РОДИТЕЛЕЙ КАК ОСНОВНАЯ ПРЕДПОСЫЛКА
МИРООЩУЩЕНИЯ ИНДИВИДА
(практика трансперсональной психологии)
Душа человека состоит, если следовать К.-Г. Юнгу, из архетипов разного
уровня глубины, объема и обобщенности: общечеловеческих, расовых, родовых и,
наконец, индивидуальных. Нормальная жизнь души – это нормальная жизнь этих ее
структур. Тогда болезни души человека – это нарушения соотношений между внутренней жизнью – жизнью архетипов – и возможностями сознания в их переживании
и осознавании, т.е. нарушения в естественном протекании жизненной энергии индивида, нарушении в реализации жизни, осмыслении жизни, потери ее целей, смыслов, невозможности самореализации. Так формируется то, что называется Судьбой
человека.
Одними из важнейших архетипов индивида являются архетипы родителей,
вбирающие в себя такие более глубокие архетипические уровни, как архетип Бога,
Божественной Матери, Спасителя, Героя, Вечной Женственности и некоторые другие. Если архетипы – это врожденные образования души человека, являющиеся
«частью наследованной структуры психического бытия» (В. Зеленский, 1996), то
образ реальных родителей оказывается чрезвычайно важным в формировании истоков судьбы индивида: как человек соотносит в детстве, т.е. насколько совпадают в
его сознании и чувствах реальные родители с архетипами Родителей, настолько его
душевная жизнь искажена (или не искажена) и предпосланные этим обстоятельством представления о мире отличаются: либо мир – это безопасное, упорядоченное
место, где индивид имеет свою законную долю (судьбу) и роль, свое место, полные
права на такую жизнь, какую он считает для себя достойной, либо мир – это место
конфликтов, конкуренции, жестокой борьбы, несправедливости, где не у всех есть
права, деньги, власть и прочее, а Бог его забыл, или этот человек слишком плох для
Бога, или Бога вообще нет, или Бог несправедлив, или слишком, непомерно требователен.
Именно так, по-видимому, формируется главный регулятор поведения человека, его ценностей, целей, мыслей и чувств, так как включает в себя представления (осознанные и не очень) о разрешенном, плохом и хорошем, о вине и наказании,
защите и вознаграждении, и о многом подобном (К.-Г. Юнг, 1997).
Эти утверждения, после огромного вклада в разработку темы родителей и
роли раннего детства для жизни индивида различных направлений психоанализа могут показаться тривиальными, если на этом остановиться. Однако, наша практика работы в области трансперсональной психологии неожиданно развернула новый ракурс
этой старой проблемы (по крайней мере, не встречавшийся мне в литературе).
Дыхательные, телесноориентированные и другие психотехники, используемые в качестве методов трансперсональной психологии, довольно быстро выводят того, кто ими пользуется, на проблемы, возникшие в детстве, проблемы с роди196
Раздел V. Философия и методология психологии
телями. Обычно эти проблемы сводятся к обнаружению скрытой фрустрации не
только от того, что их не любили, не понимали и т.п., но и – от того, что им в детстве НЕ ДАВАЛИ ВОЗМОЖНОСТИ ЛЮБИТЬ И УВАЖАТЬ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ,
причем – сами родители, искажая тем самым архетипический образ Родителей в
душе ребенка.
Архетип матери, согласно Юнгу, включает огромную вертикальную шкалу
– от «ужасной», «пожирающей» матери до Богоматери. «С этим архетипом ассоциируются такие качества, как материнская забота и сочувствие, магическая власть
женщины, мудрость и духовное возвышение, превосходящее пределы разума, любой полезный инстинкт или порыв, всѐ, что отличается добротой, заботливостью
или поддержкой и способствует росту и плодородию. В негативном плане архетип
матери может означать нечто тайное, загадочное, тѐмное: бездну, мир мѐртвых, всѐ
поглощающее, искушающее, т.е. то, что вселяет ужас и что неизбежно, как судьба»
(К.-Г. Юнг, 1997).
В традиционных культурах почитание родителей, с этой точки зрения, играло и важную психогигиеническую роль, защищая психику индивида от серьезных
нарушений путем защиты образов реальных родителей образами архетипов Отца и
Матери. Психогигиена заключалась, видимо, в том, что все, что делали конкретные
человеческие родители человека, освящалось их архетипическим значением, и акцент в восприятии поведения родителей ребенком делался не на их ошибках, грубости и прочих несовершенствах, а на их главной роли и призвании – любить, учить,
кормить, воспитывать и пр., и тем самым исключал всякую возможную критику в
их адрес либо неповиновение. Родители же, поддержанные своей архетипической
ролью, должны были выполнять ее как можно более полно и достойно.
По-видимому, сейчас можно говорить о том, что в современной ситуации
произошло смещение акцента в восприятии детьми своих родителей (как и родителями своей роли) с архетипических на их человеческие характеристики. При этом
ребенок теряет опору в себе самом, не в силах сформировать мирообразующую систему без опоры на основные архетипические энергии. Эта дезориентация, вполне
вероятно, и является мощным деструктивным моментом жизни души, ведущим к
ощущению мира как хаоса, в котором все дозволено, все против всех; далее это –
депрессии, фрустрации, потеря смысла жизни и тяжелая судьба, в т.ч. наркомания и
алкоголизм. Эти нарушения психики, а, значит, и судьбы плохо поддаются коррекции, возможно, не только из-за раннего импритинга негативных впечатлений, но и
из-за архетипического характера нарушаемых образов родителей.
Отсюда можно предположить, что радикальная терапия, или коррекция подобных нарушений, берущих свое начало в депривации архетипических энергий
Отца и Матери, должна вестись в направлении восстановления этих архетипов в
душе человека в образе Идеальных Родителей. Эту работу инстинктивно (если
иметь в виду инстинкт самосохранения на всех уровнях существования человека)
проводят души детдомовских детей, придумывая себе необыкновенных родителей.
Не пережив в своей личной судьбе – хотя бы и таким образом – архетипы
Отца и Матери во всей полноте, невозможно вызвать их резонанс в собственной
душе, «оживить» их для себя и следовать им в жизни, передавая далее своим детям.
Невозможно без этого и упорядочить свой мир, и судьба непременно будет «хромая» – без этой центральной опоры человеческой души – великих образов Отца и
Матери человека.
197
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Шибаева Л.В. (Сургут)
ВОЗМОЖНОСТИ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО-ГЕНЕТИЧЕСКОГО МЕТОДА
ПРОЕКТНОГО ТИПА В ИНТЕГРАЦИИ ИССЛЕДОВАНИЙ ЧЕЛОВЕКА
КАК СУБЪЕКТА ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ И СУБЪЕКТА
ТВОРЧЕСКОЙ САМОРЕАЛИЗАЦИИ
Проблема изучения человека как субъекта творческого саморазвития, взятая в ее неразрывной связи со становлением человека как субъекта социально-практического бытия, является одной из ключевых для культурно-антропологических
исследований, имеющих значение для разных сфер современной общественной
практики.
Последние десятилетия вносят новые коррективы в понимание особых требований к праксическому потенциалу современного человека и его «духовной» самоорганизации, которые позволяли бы ему быть соразмерным вызовам усложняющейся социальной действительности.
В этой проблеме центральными необходимо сделать те ракурсы анализа,
которые предполагают признание того, что нельзя представить себе становление
зрелой социально-практической рациональности человека, обеспечиваемой хорошим образованием, без культуры «заботы и попечения» о самом себе (Фуко М.), без
оформления «идей творческого самополагания» (Лейбниц Г.В.), без способности
создания плана практического знания (Сартр П.), без «подчинения и овладения»
собственной психикой (Выготский Л.С.).
Своеобразие сложной внутренней активности человека, соразмерной сложностям неоднозначного динамичного социального бытия эмпирически может быть охарактеризовано как непрерывное подчинение и переподчинение субъектом личностнозначимых задач, которые релевантны замыслам его социокультурной реализации.
Феномены «субъективации» задач, т.е. превращения их из существующих
«перед человеком» в психологически принятые субъектом задачи, значение которых согласовано с его «концепцией Я», задачи, внутри которых он начинает движение к поиску решения, ориентируясь на предельные для себя возможности или, даже, возможности, которые только предстоит обрести в связи с «примериванием»
заманчивых, но не обеспеченных субъективно-психологическим ресурсом целей, –
все эти явления выступают как крайне интересный и важный эмпирический материал для исследований, преодолевающих известные постулаты парадигмы «социальной адаптации-дезадаптации», «устойчивости-неустойчивости».
Актуальность заявляемой проблемы исследования имеет яркие онтологические и гносеологические ракурсы отражения в общей, возрастной, педагогической,
социальной психологии, психологии управления.
Методологические и концептуально-теоретические подходы, позволяющие
исследовать развивающийся праксис субъекта в его неразрывной связи с развитием
психического потенциала человека, были определены в отечественной психологии,
ориентирующейся на традиции культурно-исторического и деятельностного подходов (Выготский Л.С., Леонтьев А.Н., Гальперин П.Я., Давыдов В.В., Божович Л.И.,
Запорожец А.В., Эльконин Д.Б.).
Методологически и методически выигрышным направлением продолжения
этой традиции, в тоже время ее обогащения, является реализация проектного подхода при воплощении генетико-моделирующего эксперимента в условиях школлабораторий, школ-экспериментальных площадок, ориентированных на изучение
развивающихся детско-родительского и педагогического сообществ как коллектив198
Раздел V. Философия и методология психологии
ных субъектов творческих стратегий образования.
Одним из центральных фокусов изучения заявленной проблемы является
создание и апробация программ психологически обоснованной поддержки в разрешении задач образования педагогически запущенных подростков с задержками социально-психологического развития, занимающих маргинальное положение между
подростками социально крайне неблагополучными с выраженными проявлениями
психической деформации и социально успешными подростками.
Проводимые автором исследования в процессе консультирования школ-лабораторий позволяют обозначить направления разработки проблемы изучения онтогенеза позиции субъекта учения на основных ступенях школьного образования,
ориентированного на такую самоорганизацию субъектно-психологической стороны
задач образования, которая отвечает подходу к ее разрешению как ответственного
личностного поступка учащихся в процессе его «бытийного» самоопределения. Организация масштабного генетико-моделирующего эксперимента проектного типа, позволяющего психологу становиться лидером разработки и реализации концепций образования развивающихся школьных сообществ, ориентированных на поддержку,
культивирование личностно ответственных стратегий образования учеников, изначально далеких от ценностей развития и творческой самореализации, оказывается
одним из наиболее трудоемких и в тоже время незаменимым гуманитарно-антропологических методов познания и преобразования социальной действительности.
Шутова Л.В. (Таганрог)
ОТНОШЕНИЕ К СМЕРТИ У ЛИЦ ЮНОШЕСКОГО ВОЗРАСТА
Тема смерти является во многом традиционной, так как относится к экзистенциальным проблемам человечества. В настоящем психологическая наука уже
достаточно накопила эмпирического материала относительно многих психических
феноменов, однако вопрос отношения человека к смерти только в последнее время
начинает привлекать внимание исследователей.
Разговор на тему смерти молодежью в настоящее время считается деликатным и щепетильным. При этом современный молодой человек живет в такой
ситуации, когда тема смерти окружает его повсеместно: начиная от творчества
мультипликационных и художественных фильмов, содержания компьютерных игр
и направлений современной музыки, изобилующих разнообразной символикой
смерти, и заканчивая ситуациями реальной угрозы жизни в силу различных обстоятельств. В связи с этим, на наш взгляд, одним из рефлексивных аспектов личностного развития юношества является отношение молодых людей к жизни и ее противоположному исходу – смерти. При этом, если проблема полового воспитания и
просвещения в настоящее время активно развивается в отечественно науке, то проблема танатической пропедевтики, затрагивающей вопросы о здоровье человека,
ценности его жизни, построении жизненных планов на будущее, раскрытии смысла
жизни, остается неисследованной. Таким образом, дефицит исследований на тему
отношения к жизни и смерти среди молодежи определил цель настоящего исследования – изучение отношения к смерти лиц юношеского возраста. В исследовании
приняли участие 200 студентов 1-3 курсов Таганрогского государственного радиотехнического университета. Для изучения отношения к смерти была разработана
авторская анкета; для исследования страха и тревоги смерти использовались шкала
тревожности по поводу смерти Д. Темплера, методика «Метафоры личной смерти»
Дж. МакЛеннана.
199
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
Проведенное анкетирование показало, что тема смерти является актуальной для современного молодого человека. Анализ анкет позволил выделить шесть
основных видов отношения к смерти среди современного студенчества: смерть как
переход, смерть как фактор развития, смерть как прекращение жизни, протест против смерти, отрицание смерти, смерть как избавление от жизни.
Основными особенностями отношения к смерти как к переходу являются
принятие смерти как закономерного конца земной жизни и, одновременно, начала
новой жизни. Смерть рассматривается как новое рождение, переход на другой этап
или виток существования. Такая точка зрения подразумевает веру в последующую
жизнь после смерти. Для респондентов с таким понимаем смерти характерно непринятие самостоятельного ухода из жизни. По результатам методики МакЛеннана
смерть описывается как «новый опыт», «возвращение домой», «большое путешествие», «воссоединение семьи». При таком понимании смерти жизнь также имеет
свою ценность, т.к. именно в ее процессе происходит определенное развитие, которое и завершается смертью тела и переходом на новый этап. Для данной группы
испытуемых характерен низкий страх смерти, измеренный по методике Д. Темплера.
Отношение к смерти как к фактору развития мы назвали экзистенциальным, потому что для него характерно рассмотрение смерти в контексте той жизни,
которую проживает человек. Для испытуемых с таким отношением к смерти сам
факт человеческой конечности – это шанс изменить свою жизнь. Смерти присваивается значение двигателя или главного фактора развития, способствующего раскрытию смысла жизни человека. Здесь не рассматривается посмертная жизнь, хотя
такое рассмотрение смерти не исключает веру в загробную жизнь. Но, по мнению
респондентов, важнее знать и помнить о возможном конце, т.к. это значит наполнить свою жизнь духовным содержанием. Смерть воспринимается здесь как мерило
многих событий, происходящих в жизни, т.к. перед ее лицом многие факты меняют
свое значение и содержание, теряется или приобретается их значимость. При таком
отношении к смерти подчеркивается процессуальность проживания жизни, когда
для человека единственным смыслом жизни является сама жизнь. По результатам
методики МакЛеннана смерть описывается как «новый опыт», «возвращение домой», «большое путешествие», «воссоединение семьи». Для данной группы испытуемых характерен низкий и средний уровень страх смерти.
Отношение к смерти как к факту физиологического прекращения существования можно назвать атеистическим, поскольку он содержит строго научные и
академические формулировки, описывающие, что представляет собой смерть, а
также лишены эмоционального окраса. Смерть рассматривается как прекращение
жизнедеятельности организма, разрушение тела до стадии прекращения жизнеобеспечивающих процессов. Существование посмертной жизни при таком отношении к
смерти отрицается, предлагается понимание смерти как ухода в ничто, полного
уничтожения, освобождения «места для новой комбинации генов». При таком отношении смерть – это механизм популяции, необходимый для существования человечества как вида, населяющего Землю, здесь подчеркивается ее целесообразность и
необходимость. Такое отношение к смерти внешне безэмоционально. По результатам методики МакЛеннана смерть описывается как «пустое сумрачное пространство», «холодное одинокое путешествие», «густой туман», «черная дыра». Уровень
страха смерти, характерный для лиц с таким отношением, средний.
Протестное отношение к смерти характеризуется ярким эмоциональным
накалом, т.к. сопровождается такими эмоциональными переживаниями как гнев и
отчаяние. При таком отношении к смерти, смерть – это зло, которое невозможно
победить или преодолеть: смерть приходит неожиданно, ее приход нельзя прокон200
Раздел V. Философия и методология психологии
тролировать, и в связи с этим мысли о смерти сопровождаются целым спектром
чувств – от отчаяния и ненависти до обиды и горечи. Для лиц с таким отношением к
смерти характерно противопоставление смерти и жизни. По результатам методики
МакЛеннана смерть описывается с как «жрущий тигр», «молот», «безобразный
монстр», «черная дыра», «несправедливость». Несправедливость смерти заключается в том, что она не дает возможности реализовать все планы и желания, и человек
чувствует себя перед ней бессильным. Для испытуемых с протестным отношением
к смерти характерен средний и высокий уровни страха смерти.
Отрицание смерти проявляется как нежелание задумываться о возможной
кончине, выражаясь словами одного из респондентов, «надо жить жизнь, чтобы было как можно меньше этих мрачных мыслей». По результатам методики МакЛеннана смерть описывается как «холодное одинокое путешествие», «черная дыра», «падение со скалы», «густой туман». Испытуемые с таким отношением к жизни характеризуются ощущением собственной неуязвимости в силу молодого возраста. Испытуемые верят, что смерть является необходимым атрибутом старости, и пока они
молоды, о смерти задумываться не стоит. Данная группа испытуемых характеризуется долговременным планирование на будущее, построение планов и проектов на
будущее, по словам респондентов, является способом совладания с мыслями о
смерти. Лица, для которых характерно отрицание смерти и избегания мыслей о ней,
склонны испытывать средний и высокий страх смерти.
Последний вид отношения к смерти, выделенный нами в результате анализа анкет, можно охарактеризовать как отношение к смерти как к избавлению от
жизни. Лица с таким отношением характеризуются непринятием скорее жизни, чем
смерти, т.к. смерть, по их мнению, приносит покой и отдых. По словам самих испытуемых, мысли о смерти не вызывают у них неприятия, а скорее радость и спокойствие. Жизнь имеет малую ценность, и в основном эту ценность составляют близкие
люди. Жизнь воспринимается как обременительная и мучительная обязанность.
Смерть же спасает от несовершенства мира, проблем и давления жизни. По результатам методики МакЛеннана смерть описывается как «заслуженный отдых», «мирный сад», «воссоединение семьи», «утешающий родитель», «успокаивающий ветерок». Для испытуемых, которые воспринимают смерть как избавление от тяжести
жизни, характерен низкий уровень страха смерти.
Таким образом, в результате исследования нами было выделено шесть видов отношения к смерти, характерного для современного молодого человека. Развитие личности в юношеском возрасте подразумевает определение ценностных и
смысловых ориентиров в аспекте будущего развития, которое ограничено временем
человеческой жизни. В связи с этим, на наш взгляд, одним из аспектов личностного
развития юношества является отношение молодых людей к жизни и ее противоположному исходу – смерти, т.к. ценности, которые определяет для себя молодой человек, и характеризуют его отношение к жизни. Беглый анализ анкет показал, что
отношение к смерти высвечивает отношение испытуемых к жизни, к самому себе, к
миру. Поэтому в качестве перспективных направлений настоящего исследования
нам видится исследование смысложизненных и ценностных ориентаций, характерных для каждого вида отношения к смерти, что позволить, на наш взгляд, дать полную картину отношения к жизни-смерти у лиц юношеского возраста.
201
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
СОДЕРЖАНИЕ
РАЗДЕЛ I. ПЛЕНАРНЫЕ ДОКЛАДЫ
Б.С. Братусь
ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ И ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМЫ В ПСИХОЛОГИИ:
ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ИЛИ СКАЧОК? ..............................................................................
3
Н.Л. Карпова
ОТ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ К ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ............
8
А.Н. Кричевец
ПСИХОЛОГИЯ И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ: ОБЩЕЕ ПОЛЕ .........................
11
Д.А. Леонтьев
ДУХОВНОСТЬ, САМОРЕГУЛЯЦИЯ И ЦЕННОСТИ ............................................................
16
Н.А. Лызь
МОДЕЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О БЕЗОПАСНОЙ ЛИЧНОСТИ .........................................
21
А.В. Непомнящий
ГУМАНИТАРНЫЙ АСПЕКТ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЙ СОВРЕМЕННОЙ
ПСИХОЛОГИИ...............................................................................................................
25
В.И. Слободчиков
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ГОРИЗОНТЫ ПСИХОЛОГИИ РАЗВИТИЯ.....................................
29
А.И. Сосланд
ПСИХОТЕРАПИЯ И АТТРАКТИВ-АНАЛИЗ ......................................................................
36
Ю.К. Стрелков
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ДЛИТЕЛЬНОСТИ .............................................................
43
Г.Л. Тульчинский
ГУМАНИТАРНОСТЬ ПРОТИВ ГУМАНИЗМА? ..................................................................
47
В.В. Умрихин
ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМА В СУДЬБЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ
(К АНАЛИЗУ ОДНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО ПАРАДОКСА)..................................................
53
А.В. Шувалов
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП В ПСИХОЛОГИИ ЗДОРОВЬЯ .....................................
55
РАЗДЕЛ II. ПРИКЛАДНЫЕ И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
З.М. Ахметгалеева
ПЕРЕСТРОЙКА СИСТЕМЫ ЛИЧНЫХ КОНСТРУКТОВ И САМОАКТУАЛИЗАЦИЯ
В ЮНОСТИ ....................................................................................................................
63
С.А. Буркова
ОСОБЕННОСТИ ИЗУЧЕНИЯ САМООЦЕНКИ У ДЕТЕЙ 6-8 ЛЕТ .........................................
64
П.Н. Ермаков, И.В. Абакумова
ГУМАНИТАРНО-СМЫСЛОВАЯ ЭКСПЕРТИЗА КАК МЕТОД ОЦЕНКИ УРОВНЯ
ГУМАНИЗАЦИИ ОБРАЗОВАНИЯ В ВУЗЕ.........................................................................
66
202
Содержание
П.Л. Коробка
НАЦИОНАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ УПОТРЕБЛЕНИЯ ПРЕДЛОГОВ
В АНГЛИЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ ..........................................................................
67
Н.В. Кучеренко, В.П. Кучеренко
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ КАК ДЕТЕРМИНАНТА
ПРЕДПОЧИТАЕМЫХ МОДЕЛЕЙ КАДРОВЫХ РЕШЕНИЙ ..................................................
69
Д.А. Леонтьев, Е.В. Тарвид
ВЫБОР ПОСЛОВИЦ КАК МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКАЯ ПРОЕКЦИЯ ..........................................
70
Е.Ю. Мандрикова
АЛЬТЕРНАТИВЫ ЛИЧНОСТНОГО ВЫБОРА В ПРОЦЕДУРЕ ЕГО СМЫСЛОВОЙ
АРГУМЕНТАЦИИ ..........................................................................................................
73
В.П. Озеров
РАЗВИТИЕ
ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ
И
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ
СПОСОБНОСТЕЙ
СТУДЕНТОВ ..................................................................................................................
74
Н.А. Окольничникова
ОСОБЕННОСТИ КРЕАТИВНОСТИ ДЕТЕЙ 7 ЛЕТ С АДЕКВАТНЫМ И НЕАДЕКВАТНЫМ
ВОСПРИЯТИЕМ ЭМОЦИОНАЛЬНО ЗНАЧИМЫХ СТИМУЛОВ ...........................................
76
Н.М. Олейник
ПЕРЕЖИВАНИЯ КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ ЛИЦАМИ С РАЗЛИЧНОЙ
НАПРАВЛЕННОСТЬЮ В ОБЩЕНИИ ................................................................................
77
В.Г. Шевченко
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СИНЕСТЕЗИЙ В ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ, РАЗВИВАЮЩЕЙ
И ПСИХОНЕТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ................................................................................
78
Ю.Б. Шлыкова
АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЗНАЧИМЫХ ИДЕНТИФИКАЦИЙ ЛИЧНОСТИ .............
80
Т.Н. Щербакова
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТИ ПЕРСОНАЛИЗАЦИИ
УЧИТЕЛЯ ......................................................................................................................
81
РАЗДЕЛ III. ПСИХОЛОГИЯ ЗДОРОВЬЯ И БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
Л.А. Александрова
О СОСТАВЛЯЮЩИХ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ ЛИЧНОСТИ КАК ОСНОВЫ
ЕЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ ...............................
83
Э.А. Бабаян
ОПЫТ ОБСЛЕДОВАНИЯ ПРИ ПОМОЩИ ШКАЛЫ SCL-90 ВОЕННОСЛУЖАЩИХ
УЧАСТНИКОВ ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ С НЕПСИХОТИЧЕСКИМИ
СОМАТИЗИРОВАННЫМИ ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ ...................................
84
Л.А. Байкова
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОБЛЕМЫ
ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО И СОЦИАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ .....................................................
86
В.Н. Бородулин
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПСИХОЛОГИИ ЗДОРОВЬЯ .........
88
203
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
А.И. Волкова
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ ИНФОРМАЦИОННО–ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ В КОММУНИКАТИВНЫХ ПРОЦЕССАХ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ ......................................................................................................................
89
С.В. Гриднева
ВЛИЯНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ РЕБЕНКА МЛАДШЕГО ШКОЛЬНОГО
ВОЗРАСТА НА РАЗВИТИЕ НАВЫКА СОВЛАДАНИЯ СО СТРАХАМИ ................................
92
В. Гура
ПРОБЛЕМА ГУМАНИТАРИЗАЦИИ ИНФОРМАЦИОННО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ СРЕД .........
93
Е.Н. Ермакова
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПОДХОД В КОНСУЛЬТИРОВАНИИ РОДИТЕЛЕЙ РЕБЕНКА
С СОМАТИЧЕСКИМ ЗАБОЛЕВАНИЕМ ............................................................................
94
О.И. Ефимова
ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ И ИНДИВИДУАЛЬНОТИПОЛОГИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ СУИЦИДАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ ...................................
97
Е.В. Зинченко
САМОРАСКРЫТИЕ И ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ ЛИЧНОСТИ..........................................
98
Т.М. Краснянская
О НЕКОТОРЫХ РЕЗУЛЬТАТАХ ИССЛЕДОВАНИЯ ПСИХОЛОГИИ САМООБЕСПЕЧЕНИЯ
БЕЗОПАСНОСТИ СУБЪЕКТА В ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ СИТУАЦИЯХ .....................................
100
А.Ю. Кругликова
ЛИЧНОСТНЫЙ РОСТ КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН............................................
104
А.Е.Лызь, Н.А. Лызь
ЗДОРОВЬЕ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННЫХ НАУЧНЫХ ПРЕДСТАЛЕНИЙ О ЧЕЛОВЕКЕ
....
105
ВОЗМОЖНОСТИ ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ КАК МЕТОДА
СОХРАНЕНИЯ ЗДОРОВЬЯ В СОВРЕМЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ ..........................................
110
А.Ю. Мейерович
А.В. Непомнящий
ПСИХОЛОГИЯ В ОБЕСПЕЧЕНИИ ИНФОРМАЦИОННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ И
ОБЩЕСТВА ...................................................................................................................
111
Е.И. Николаева, В.В. Шатц
НАКАЗАНИЕ И ПООЩРЕНИЕ В СЕМЬЕ: ВОЗРАСТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА ............................
117
Д.С. Никулина
РАЗРАБОТКА МОДЕЛИ ПСИХОЛОГО–ПЕДАГОГИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ ПРЕОДОЛЕНИЯ
АЛЕКСИТИМИИ У СТУДЕНТОВ ВУЗА ............................................................................
119
А.А. Печеркина
ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ .......................
120
В.И. Пищик, А.А. Кошевая
СТЕПЕНЬ ВЫРАЖЕННОСТИ И СООТНОШЕНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ТОЛЕРАНТНОСТИ
И ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ СТУДЕНТОВ ..............................................................
121
Е.А. Пуговкина
ОСОБЕННОСТИ ВОСПИТАНИЯ В СЕМЬЯХ, ИМЕЮЩИХ ДЕТЕЙ, СТРАДАЮЩИХ
ЛОГОНЕВРОЗОМ ...........................................................................................................
204
122
Содержание
Е.И. Рассказова
ЖИЗНЕСТОЙКОСТЬ И ВЫБОР БУДУЩЕГО В ПРОЦЕССЕ РЕАБИЛИТАЦИИ .......................
124
Е.Н. Стадников
ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ КАК ПРОБЛЕМА ГУМАНИТАРНОЙ
ПСИХОЛОГИИ...............................................................................................................
126
А.И. Тащѐва, С.Н. Фрондзей
ОСОБЕННОСТИ СУПРУЖЕСКИХ КОНФЛИКТОВ В ВЫСОКО
УДОВЛЕТВОРЕННЫХ БРАКОМ ПАРАХ ..........................................................................
127
Т.В. Эксакусто
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ И ПОДДЕРЖКИ МОЛОДЕЖИ
В СИСТЕМЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ СЛУЖБЫ ВУЗА .........................................................
129
А.Д. Яковистенко
ФОРМИРОВАНИЕ СТРЕССОУСТОЙЧИВОСТИ У ЗАИКАЮЩИХСЯ ПАЦИЕНТОВ
В ПРОЦЕССЕ СЕМЕЙНОЙ ГРУППОВОЙ ЛОГОПСИХОТЕРАПИИ .......................................
130
И.В. Янченко
ДИАЛОГ В КОНТЕКСТЕ ВОЗРАСТНОЙ ПСИХОЛОГИИ .....................................................
132
РАЗДЕЛ IV. ПСИХОЛОГИЯ И ВЫЗОВЫ СОВРЕМЕННОСТИ
Н.С. Аболина, О.В. Гилева
СОВРЕМЕННЫЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС: МЕТОДЫ АКТИВНОГО ОБУЧЕНИЯ ......
134
Е.В. Андриенко
ЗНАЧЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В СТАНОВЛЕНИИ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО
ПРОФЕССИОНАЛИЗМА .................................................................................................
135
Н.В. Гулидова
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ КАК КОМПОНЕНТ
ГОТОВНОСТИ БУДУЩИХ ЮРИСТОВ К ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ .............
136
М.Н. Заостровцева
СОВМЕСТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КОЛЛЕКТИВНОГО ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКОГО
СУБЪЕКТА ПО КОРРЕКЦИИ АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПОДРОСТКОВ .
139
И.А. Егорова
ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ КАЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В
ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ .............................................................................
141
Г. Иванченко
ПОТЕНЦИАЦИЯ РЕАЛЬНОСТИ КАК МЕЖДИСЦИПЛИНАРНАЯ ПРОБЛЕМА
И ВЫЗОВ СОВРЕМЕННОСТИ ..........................................................................................
142
О.С. Канаркевич, В.К. Юнг
ПРОГРАММА И МОДЕЛЬ ПРЕВЕНТИВНОЙ РАБОТЫ ПО ФОРМИРОВАНИЮ
ЛИЧНОСТНЫХ КАЧЕСТВ, ОБЕСПЕЧИВАЮЩИХ РАЗВИТИЕ ТРЕЗВЕННИЧЕСКОЙ
УСТАНОВКИ У СТУДЕНТОВ ВУЗА .................................................................................
143
В.В. Колпачников
К ВОПРОСУ О ЖИЗНЕННЫХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СТИЛЯХ СОВРЕМЕННЫХ
ПСИХОЛОГОВ ...............................................................................................................
145
205
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
А.А. Леонтьева, Е.И. Шлягина
ПСИХОЛОГИЯ БИЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ИЛИ КАК СТАТЬ ПОСРЕДНИКОМ
В ПОЛИКУЛЬТУРНОМ ОБЩЕСТВЕ .................................................................................
147
А.П. Назаретян, С.Н. Ениколопов, В.А. Литвиненко, О.О. Сердюкова
ЭВОЛЮЦИЯ НАСИЛИЯ И ДИНАМИКА КОМПРОМИССА: КОЭФФИЦИЕНТ
КРОВОПРОЛИТНОСТИ КАК ВЕРИФИКАТОР ГИПОТЕЗЫ ТЕХНО-ГУМАНИТАРНОГО
БАЛАНСА .....................................................................................................................
148
С.В. Петрушин
ВОЗМОЖНЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КОНЦЕПЦИИ
ЛЮБВИ .........................................................................................................................
149
М.В. Сысолятина
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ: ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ..................
151
А.Д. Тытарь, Е.Т. Тытарь
К ВОПРОСУ О ПРЕДМЕТЕ И МЕТОДЕ ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ .................
152
Е.В. Харитонова
ТЕНДЕНЦИИ ТРАНСФОРМАЦИИ ЭТНИЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ В УСЛОВИЯХ
РЫНОЧНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА........................................................................
155
Т.К. Цветкова
ПРОБЛЕМА ТОЛЕРАНТНОСТИ И ОБУЧЕНИЕ ИНОСТРАННОМУ ЯЗЫКУ ...........................
157
Т.Е. Шапошникова
ЦЕННОСТНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СТРУКТУРЕ СЕМЬИ, СВЯЗАННЫЕ С ГУМАНИЗАЦИЕЙ
СОЦИАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ ..........................................................................................
158
М.А. Шуменко, Р.Г. Магомедов
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ГРАНИЦЫ РИСКА В ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ..
159
Т.В. Эксакусто, Д.В. Аднодворцев
ПРОЯВЛЕНИЕ ТЕНДЕНЦИЙ ТРУДОГОЛИЗМА У СУБЪЕКТОВ С РАЗЛИЧНЫМ УРОВНЕМ
ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ОДИНОЧЕСТВА ..........................................................................
161
РАЗДЕЛ V. ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПСИХОЛОГИИ
В. Архипов
ВЗГЛЯД НА КОНФЛИКТЫ И ИХ РЕШЕНИЕ С ХРИСТИАНСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ...............
163
О.Г. Бахтияров
ПСИХОНЕТИКА И ВИЗУАЛЬНЫЕ ЯЗЫКИ........................................................................
165
А.Е. Брусенцев
ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ГУМАНИТАРНОЙ ГЕОГРАФИИ И ПСИХОЛОГИИ .....
167
Е.М. Габуева, А.В. Непомнящий
ПРОБЛЕМА ВОСПИТАНИЯ В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИТРНОЙ ПСИХОЛОГИИ
.....................
168
ПСИХОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ И САМОПОНИМАНИЕ СУБЪЕКТА ...................
171
В.В. Знаков
Н. Инина
СОЗНАНИЕ СМЕРТИ КАК ПРОБЛЕМА ГУМАНИТАРНОЙ ПСИХОЛОГИИ ..........................
206
173
Содержание
И.Б. Котова
ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ МНОГОГРАННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА И ФОРМ ЕГО БЫТИЯ
КАК ОСНОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ ........................
174
В.А. Лабунская
ЭКСПРЕССИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕЕ ИЗУЧЕНИЕ В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИТАРНОЙ
СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ ........................................................................................
176
А.Н. Молостова
ПСИХОТЕХНИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ: НОВЫЙ ВЗГЛЯД
НА ПРОБЛЕМУ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕРИМЕНТА..............................
177
Т.В. Мордовцева
ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ СМЕРТИ: ОПЫТ ПСИХОЛОГОФИЛОСОФСКИХ ОБОБЩЕНИЙ .......................................................................................
179
С.М. Морозов
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ТОЧКА РОСТА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ .........................
180
Н.А. Низовских
ЛИЧНОСТНОЕ САМОРАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕКА: ПСИХОСЕМАНТИКА И ПСИХОТЕХНИКА ...
182
Р. Пивоваров
НАРРАТИВНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ПСИХОЛОГИИ ..............................................................
183
О.О. Пугачевский
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ О КОМПЕТЕНТНОМ ОБЩЕНИИ:
СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ...............................................................................
185
Ю.В. Резниченко
К ВОПРОСУ О СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ ...........................................................................
186
З.И. Рябикина
ПРОБЛЕМА АУТЕНТИЧНОГО БЫТИЯ ЛИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ .....................
188
Т.П. Скрипкина
ФИЛОСОФСКАЯ КАТЕГОРИЯ ВЕРЫ И ПСИХОЛОГИЯ ДОВЕРИЯ ......................................
189
Е. Субботский
КОММУНИКАЦИЯ И МАГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ ...........................................................
191
В.Г. Тылец
ФОРМИРОВАНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ К ОБУЧЕНИЮ
ИНОСТРАННЫМ ЯЗЫКАМ В ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ................................
192
Е.Т. Тытарь
АРХЕТИПЫ РОДИТЕЛЕЙ КАК ОСНОВНАЯ ПРЕДПОСЫЛКА МИРООЩУЩЕНИЯ
ИНДИВИДА (ПРАКТИКА ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ) ..................................
196
Л.В. Шибаева
ВОЗМОЖНОСТИ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО-ГЕНЕТИЧЕСКОГО МЕТОДА ПРОЕКТНОГО
ТИПА В ИНТЕГРАЦИИ ИССЛЕДОВАНИЙ ЧЕЛОВЕКА КАК СУБЪЕКТА ПСИХИЧЕСКОГО
РАЗВИТИЯ И СУБЪЕКТА ТВОРЧЕСКОЙ САМОРЕАЛИЗАЦИИ ..........................................
198
Л.В. Шутова
ОТНОШЕНИЕ К СМЕРТИ У ЛИЦ ЮНОШЕСКОГО ВОЗРАСТА ...........................................
199
207
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
ГУМАНИТАРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ
Ответственный за выпуск Тылец В.Г.
Редактор Белова Л.Ф.
Оригинал-макет выполнен Ерохиной Н.В.
ЛР №020565 от 23.06.1997 г. Подписано к печати 29.08.2005
Формат 70х108 1/8. Бумага офсетная.
Офсетная печать. Усл. печ.л. – 26. Уч.-изд.л. – 25,5.
Заказ № 335. Тираж 300 экз.
«С»
Издательство Таганрогского государственного радиотехнического университета
347928, Таганрог, ГСП 17А Некрасовский, 44
Типография Таганрогского государственного радиотехнического университета
347928, Таганрог, ГСП 17А, Энгельса, 1
208