КОГНИТИВНЫЙ ОБРАЗ СИТУАЦИИ КАК ОСНОВА

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ГОУ ВПО «ИРКУТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Л. И. Горбунова
КОГНИТИВНЫЙ ОБРАЗ СИТУАЦИИ
КАК ОСНОВА СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ
ЯЗЫКОВОЙ ЕДИНИЦЫ
(на материале единиц
атрибутивно-локативной языковой модели)
УДК 808.2–3
ББК Ш141.12–32
Г67
Печатается по решению
ученого совета факультета филологии и журналистики
Иркутского государственного университета
Рецензенты:
Роженцова Л. Н., канд. филол. наук, доц.
Гафарова С. Н., доц.
Г67
Горбунова Л. И.
Когнитивный образ ситуации как основа семантической
структуры языковой единицы (на материале единиц атрибутивнолокативной языковой модели) : монография / Л. И. Горбунова. –
Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2010. – 361 с.
ISBN 978-5-9624-0466-0
В монографии с когнитивных позиций описана семантическая
структура основных единиц атрибутивно-локативной языковой модели
(прилагательных и префиксов), специфика концептуализации пространственных отношений средствами данной модели.
УДК 808.2–3
ББК Ш141.12–32
ISBN 978-5-9624-0466-0
2 © Горбунова Л. И., 2010
© ГОУ ВПО «Иркутский государственный
университет», 2010
Оглавление
Введение ............................................................................................... 4
Глава I. Теоретические предпосылки описания единиц
атрибутивно-локативной языковой модели ........................................ 23
§ 1. Структура значения языкового знака ....................................... 24
§ 2. Полисемия как теоретическая проблема .................................. 32
§ 3. Значение адъективной приставки и контекст ........................... 43
§ 4. Роль локативного компонента в семантической структуре
адъективной приставки с пространственным значением ........................ 51
§ 5. Прототипическая ситуация как основа описания семантической структуры языковой единицы ................................................... 57
Выводы ............................................................................................... 71
Глава II. Семантическая структура адъективных приставок с базовым локативным значением ................................................ 72
1
§ 1. Приставки, обозначающие локализацию в зоне Х .................. 79
§ 2. Приставки, обозначающие локализацию в интервале между несколькими Х ................................................................................... 108
§ 3. Приставки, обозначающие пересечение Х ............................. 117
§ 4. Приставки, обозначающие локализацию на поверхности Х ...... 130
2
§ 1. Приставки, обозначающие локализацию по отношению к
границе Х ................................................................................................... 134
§ 2. Приставки, обозначающие локализацию по отношению к
фасадной / тыльной стороне Х ................................................................. 151
§ 3. Приставки, обозначающие локализацию по вертикали ........ 169
§ 4. Прототипическая ситуация как фактор, определяющий
семантический потенциал адъективного префикса ................................ 204
Выводы ............................................................................................. 216
Глава III. Регулярные семантические модификации атрибутивно-локативной языковой модели .......................................... 219
§ 1. Семантические модификации, основанные на метафоре ...... 221
§ 2. Соотношение смысловых полей ‘пространство’ – ‘время’ ..... 266
§ 3. Соотношение смысловых полей ‘пространство’ – ‘социальное пространство’ ............................................................................... 274
§ 4. Значение ‘предназначенный для…’ и его особый статус ..... 286
Выводы .............................................................................................. 298
Заключение ....................................................................................... 300
Литература ....................................................................................... 315
Приложение ..................................................................................... 341
3
ВВЕДЕНИЕ
Антропоцентрический аспект науки в целом и лингвистики в
частности, обозначенный отечественными учеными в качестве
главного еще в 1988 г. [Роль человеческого фактора в языке,
1988], является ведущим в современном языкознании. Язык интерпретируется языкознанием как система, создающая «особые
способы репрезентации значения, особые языковые формы
обобщения в мышлении и психике человека» [Кубрякова, 2004,
с. 77]. Возможность самого выдвижения вопроса о соотношении
действительности и ее интерпретации человеком через использование определенных единиц языка обусловлена гуманитаризацией всей науки, которая в центр своих исследований поставила
человека [Алпатов, 1993].
Главным результатом лингвистических исследований в этом
аспекте можно считать обоснование понятия «языковая картина
мира», определение ее специфики как наивной по отношению к
научной картине мира и на фоне мифологической и художественной [Апресян, 1986, 1995а, 1995б; Арутюнова, 1987, 1998;
Бесценная, 1982; Булыгина, Шмелев, 1997; Вендина, 1998, 2000,
2002; Гачев, 1998; Кубрякова, 1988; Кустова, 1999; Колшанский,
1990; Шмелев, 2002; Урысон, 1995, 1996, 1998, 1999, 2003; Цивьян, 1990, 2006; Отражение русской языковой картины мира в лексике и грамматике, 2000; Постовалова, 1988; Серебренников,
1988; Топоров, 1992; Лотман, 1965, 1986; Маковский, 1992; Мейлах, 1974; Николаева, 1983]. Оно оказалось настолько продуктивным, что было воспринято в качестве одного из базовых теоретических понятий и современной семантикой. «Понятие наивной
картины мира дает семантике новую интересную возможность.
Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определенным деталям наивной
модели мира, как она представлена в данном языке. В результате
появляется основа для выявления универсальных и национально
своеобразных черт в семантике естественных языков, вскрываются некоторые фундаментальные принципы формирования языковых значений, обнаруживается глубокая общность фактов, кото4 рые раньше представлялись разрозненными» [Апресян, 1986, с. 6].
Подобные теоретические установки позволили выделить в семантике когнитивное направление и, более того, говорить о том, что
семантическое исследование невозможно без обращения к когнитивным аспектам описания [Падучева, 2003].
Предлагаемая монография выполнена в русле того направления лингвистики, которое руководствуется стремлением «выявить посредническую функцию языка между человеком и внеязыковой реальностью и показать, что язык и сам несет отпечаток
человеческих способов освоения реальности, и в то же время, будучи средством концептуализации этой реальности, воплощением языковой картины мира, накладывает отпечаток на восприятие
реальности человеком» [Кустова, 2000, с. 85]. В настоящей работе предлагаются к рассмотрению результаты исследования семантической структуры основных единиц атрибутивно-локативной языковой модели – префиксально-суффиксальных прилагательных с базовым локативным значением (внеклеточная
жидкость, придомовая территория, сквозьстенный банкомат
и под.) и локативных адъективных префиксов (внутри-, под-, позади-, за- и др.) Изучение семантики локативных языковых единиц и факторов, обусловливающих ту или иную семантическую
структуру, неизбежно приводит к рассмотрению способа представления пространственных категорий в значениях локативных
прилагательных и префиксов, что обосновывает саму возможность и необходимость сочетания когнитивного и семантического аспектов исследования, которые реализуются в нашей работе.
В монографии изучаются некоторые вопросы современной
семантики, актуальность которых обусловлена, с одной стороны,
неослабевающим интересом лингвистов к проблематике, в русле
которой написано исследование, дискуссионностью вопросов,
решаемых в ходе работы, и, с другой, значительными лакунами,
обнаруживающимися при рассмотрении уже описанного в науке
языкового материала.
Фундаментальным для языкознания и не решенным до сих
пор является вопрос о природе языкового значения. Современная
семантика предлагает большое количество моделей, репрезентирующих представления лингвистов о той информации, которая
входит в значение языкового знака, о принципах организации
5
значения. Все разнообразие этих моделей в основном можно свести к трем типам.
Первый тип рассматривает значение как феномен, принадлежащий исключительно миру языка, как совокупность тех компонентов содержания, которые извлекаются из высказывания
только благодаря лингвистическому знанию. Выявить такие компоненты можно путем изучения отношений между единицами
языка без учета соотнесенности с категориями реального или
ментального мира. В русле такого понимания значения в качестве
одной из важнейших задач ставится разграничение языковой и
внеязыковой информации, выявление синонимических средств
языка, демонстрирующих специфику значения определенной
языковой единицы (работы Д. Н. Шмелева, Ю. Найды, Ю. Д. Апресяна, А. К. Жолковского, Н. Н. Леонтьева, И. А. Мельчука и др.)
Сторонники другой концепции значения исходят из постулата о том, что значением языкового знака отражается информация о том фрагменте действительности или ментального мира,
который обозначен этим знаком. Формулировка значения есть
выявление правила, устанавливающего соответствие между языковой единицей и называемой ей сущностью (Н. Д. Арутюнова,
Е. В. Падучева, Т. В. Булыгина, Г. Е. Крейдлин, Е. В. Рахилина,
А. Д. Шмелев, «Логический анализ языка»).
Третью концепцию значения представляет когнитивная семантика, которая трактует значение как ментальный феномен,
организованный вокруг когнитивного образа фрагмента действительности, отражаемого языковой единицей (М. Джонсон,
Дж. Лакофф, Л. Талми, Р. Лангакер, Е. С. Кубрякова, Г. И. Кустова, Е. В. Рахилина). Предлагаемое исследование написано в русле
данной концепции значения, поскольку, как представляется,
именно она позволяет описать с единых теоретических позиций
значение языковых знаков разных уровней языка, разной грамматической принадлежности, разных семантических групп. В нашей
работе изучается семантическая структура морфемы (адъективной приставки) и слова (локативного прилагательного).
Одним из важнейших вопросов, активно обсуждаемых в современной лингвистике в силу его сложности и методологической значимости, является соотношение многообразия денотативных ситуаций с одной языковой единицей или группой еди6 ниц. В работах, посвященных данной проблематике, исследуются
основания, на которых разным фрагментам действительности в
процессе коммуникации присваивается одинаковое имя, и факторы, обусловливающие распознание значения языковой единицы в
конкретном высказывании [Демьянков, 1994; Касевич, 1990;
Кацнельсон, 1965; Кибрик, 1983, 1992, 2003; Кобозева, 1995,
1997, 1997а, 2000а; Колшанский, 1990; Павленис, 1983]. Поставленная задача может быть решена только в итоге синтеза данных,
полученных в результате конкретных исследований большого
объема разнообразного языкового материала. В предлагаемой
работе производится детальное описание областей денотации локативной адъективной приставки и прилагательного, при изучении семантической структуры которых выявляется тот набор ситуаций, который номинируется языковой единицей, используемой в одном и том же значении. Тем самым определяются основания и области применения языковой единицы, когнитивные
основы варьирования ее значения.
При рассмотрении вопроса о принципах организации семантической структуры языковой единицы в центр данного исследования поставлена семантическая структура адъективного префикса. Это обусловлено рядом факторов.
В последнее время проблема природы языкового значения
решается не только на материале самостоятельных единиц языка,
поскольку поиск универсальной концепции естественным образом приводит к необходимости обратиться к релятивным единицам. Кроме того, «такой интерес в значительной степени обусловлен тем, что изучение этих единиц позволяет выявить особенности восприятия, преломленного в языковых значениях, и
помогает раскрыть систему понятий, через которые мы осмысляем окружающий мир» [Селиверстова, 2004, с. 721]. Внимание
лингвистов к значениям служебных единиц реализовано в довольно подробном описании семантики и дистрибуции предлогов
[Агафонова, 2000; Артыкова, 1961; Балабан, 1983; Бороздина,
2003; Вайс, 1999; Всеволодова, Владимирский, 1982; Глухих,
1965, 1967; Иомдин, 1991; Исследования по семантике предлогов,
2000; Исаакян, 1999; Кириченко, 2000; Кобзарева, Коновалова,
1988; Крейдлин, 1980, 1994, 1997; Кузьмина, 1973; Лахути, 1971;
Леонтьева, Никитина, 1969; Линднер, 2000; Лягушкина, 2000;
7
Маляр, 1994; Маляр, Селиверстова, 1998; Никитина, 1979; Пайар,
Плунгян, 2000; Пантелеева, 2006; Пекар, 2000; Плунгян, Рахилина, 1996, 2000; Селиверстова, 2000, 2004; Скребнева, 1972; Сметанина, 1982; Федосов, 1989; Хассман, 1997] и глагольных префиксов, прежде всего пространственных [Богуславский, 2001;
Вараксин, 2005; Воронова, 1982; Горелик, 2001; Добрушина,
1997; Добрушина, Пайар, Меллина, 2001; Зализняк, 1995; Иванова, 1999; Кронгауз, 1997а, 2001; Пайар, 1997; Плунгян, 2001; Свецинская, 1997; Эно-Сахно, 2001; Якунина 2001]. Семантика адъективных приставок до сих пор не стала предметом отдельного
изучения. В отдельных, довольно редких работах либо исследовались отдельные значения отдельных приставок, либо рассматривалась семантика некоторых адъективных префиксов попутно
с изучением других вопросов [Иссерс, Гейгер, 1982]. Пока не была предпринята попытка системно представить семантику этих
единиц языка и составить полный перечень их значений. Сведения о значениях приставок прилагательных имеются только в
словарях и грамматиках, и в большинстве случаев они не отличаются последовательностью и системностью. Такое положение
дел не столько свидетельствует о каких-либо лексикографических упущениях, сколько еще раз эксплицирует сложность самой
проблемы дефиниции значения приставки и предлога. Думается,
что детальный анализ значений приставок локативных прилагательных и процессов семантического взаимодействия префикса и
контекста позволит ликвидировать этот пробел и послужит материалом, который даст возможность верифицировать степень универсальности предлагаемых лингвистикой концепций значения
языковой единицы. Как представляется, расширение круга лингвистических явлений, на материале которых решается эта проблема, даст важные сведения для отработки теоретических установок семантического описания.
В современных исследованиях семантики служебных единиц языка явно имеется крен в сторону описания отдельных семантических групп, а иногда и одной единицы. Такие работы помогают выявить факторы, влияющие на функционирование отдельной приставки или предлога. Значения глагольных приставок
как целостной группы, объединенной общими закономерностями
функционирования, представлены, пожалуй, только в работах
8 М. Кронгауза [Кронгауз, 1994, 1997, 1998]. В нашем исследовании предлагается детальное изучение семантики адъективных
префиксов. Однако наряду с подробными семантическими портретами отдельных приставок дается и целостное описание префиксов как компактной, семантически единой и достаточно представительной группы. Только такой подход позволяет разработать понятийный аппарат описания, выйти на определенный уровень теоретических обобщений и обеспечивает необходимую
степень достоверности выводов.
Адекватное представление многозначности – еще одна из
основных задач современной семантики [Апресян, 1995, 1995а;
Зализняк, 2004, 2006; Падучева, 2004; Кустова, 2004]. В качестве
генеральной называется цель – изучение семантической структуры полисеманта как единства и выявление закономерностей производства новых значений. Задача описания многозначности ставилась при работе над системой «Лексикограф» и воплощена в
том числе в [Добрушина, Пайар, Меллина, 2001; Жаналина, 1982;
Кустова, 1996, 1998, 1999, 2004; Падучева, 1991, 1997, 1998,
1998а, 2004; Песина, 2005; Плунгян, Рахилина, 1996; Розина,
1998, 1999, 2000; Селиверстова, 1975; Туровский, 1985; Чудинова, 1998; Шмелев, 1990]. При этом до сих пор не была предпринята попытка описать в данном аспекте адъективный префикс с
базовым пространственным значением и само относительное
прилагательное. Исследование этого языкового материала позволит, во-первых, уточнить конкретные знания о семантике указанных единиц и, во-вторых, поможет установить теоретические основы целостного описания многозначной единицы, в том числе и
релятивной, как семантического единства и, в-третьих, сопоставить принципы организации семантической структуры единиц
морфемного и лексического уровня языка.
В целом ряде работ исходным теоретическим постулатом в
представлении семантики единицы языка как некоторой системы
является гипотеза о том, что в основе языкового значения лежит
когнитивный образ внеязыковой ситуации, выдвинутая Г. И. Кустовой и проверенная в основном в сфере функционирования глагола [Кустова, 2004]. В нашей работе данная гипотеза проверяется в применении к совершенно иному языковому материалу
(морфеме и непроцессуальной лексике). Использование указан9
ного подхода к описанию своеобразного материала обнаружило
необходимость более подробной разработки понятийного аппарата, в том числе уточнения понятий ситуация, прототип, классификации типов информации, входящей в когнитивный образ ситуации, определения процедуры выявления его компонентов.
Однако сама идея использования надъязыковых конструктов
для описания языкового значения не является безоговорочно
принятой в лингвистике. Например, Е. В. Падучева пишет: «Наш
опыт показывает, что можно продвинуться достаточно далеко, не
вводя этого дополнительного (надъязыкового, когнитивного, глубинного) уровня представления лексического значения: как правило, все регулярные дериваты можно исчислить преобразованием одного из значений, принятого за исходное» [Падучева, 2004,
с. 16]. В то же время имеется большое количество исследований,
в которых авторы приходят к выводу, что особенно при метафорической мотивации все-таки не обойтись без учета экстралингвистической, в том числе когнитивной, информации, не содержащейся в исходном значении [Баранов, 1998; Болдырев, 2006;
Вендина, 2000; Гусева, 2008; Ермакова, 2000; Зализняк, 2006; Кобозева, 2000в; Рахилина, 2000а]. В предлагаемой монографии
реализуется идея когнитивной основы семантической структуры
языковой единицы.
При изучении многозначности вне зависимости от научной
парадигмы, в рамках которой проводится исследование, ставится
задача выявить механизмы производства новых значений [Зализняк, 2001]. В науке подробно описаны механизмы переноса наименований, создано огромное количество классификаций видов
метафоры и метонимии [Апресян, 1995а; Арутюнова, 1990, 1997;
Булыгина, Шмелев, 2000; Блинова, 1983; Вежбицкая, 1990; Зализняк, 1999, 2000; Ермакова, 2000; Кобозева. 2000б; Крейдлин,
1994; Лакофф, Джонсон, 2004; Никитин, 1979; Маляр, 2001; Мурзин, 1972; Падучева, 1999а, 2000а; Кустова, 2004; Симашко, 1991;
Ташлыкова, 1994; Телия, 1981, 1988; Шрамм, 1979]. В нашей работе эти механизмы понимаются как когнитивные: метонимия
как сдвиг фокуса с одного компонента ситуации на другой [Падучева, 1999, 2004, 2000а, 2000б, 2003; Кустова, 2004], метафора
как категориальный сдвиг, при котором объект, относящийся к
одной категории, осмысливается в терминах другой категории
10
[Зализняк, 1999, 2000; Кустова, 2004; Лакофф, Джонсон, 2004;
Падучева, 2004; Рахилина, 2000а]. При этом внимание акцентируется на функциональной стороне этих механизмов: каким образом единицы с базовым локативным значением могут быть использованы в непространственных смыслах, какие типы информации задействованы и каким типам обработки они подвергаются. «Основные механизмы получения новых значений – метафора
и метонимия, базирующиеся на принципах аналогии и смежности, – известны еще со времен Аристотеля и античных риторик, и
в этой сфере вряд ли стоит ожидать каких-то кардинальных изменений или новых открытий – просто потому, что это основные
механизмы когнитивного освоения реальности человеком. Интерес представляет работа этих механизмов на разном языковом
материале» [Кустова, 2004, с. 396]. Расширение круга языковых
единиц, описанных в указанном Г. И. Кустовой аспекте, важно,
на наш взгляд, именно потому, что это позволит проверить жизнеспособность выдвигаемых гипотез.
Когнитивный подход к изучению роли языка в отражении
действительности усилил внимание к семантике существительных и глаголов, качественных прилагательных. Относительные
имена прилагательные, и локативные в том числе, как правило,
не попадали в поле зрения лингвистов. Наиболее крупными исследованиями, в качестве материала для которых послужили
прилагательные, являются работы Е. В. Рахилиной, посвященные
категоризации пространственных параметров с помощью качественных прилагательных [Рахилина, 1997, 1998]1, книга З. А. Харитончик, где дается типологическая характеристика деривационных значений прилагательных [Харитончик, 1986], и книга
Е. М. Вольф, в которой анализируются функции именных групп
[Вольф, 1978, см. также Вольф, 1997]. Исследования двух последних авторов проведены на материале иностранных языков
1
Отдельные аспекты функционирования прилагательных описаны в [Арбатская, 1983, 1993а; Богуславская, 2000; Бэбби, 1985; Глушкова. 2005; Журинский,
1971; Земская, 1967; Исаченко, 1963; Исмаилов, 1978; Клобукова, 1986; Коробова, 1970; Кубрякова, 1982, 1978, 1974, 1990, 1997; Лизунова, 2002; Лобанова,
2007; Лукин, 1991; Радзиховская, 1974; Реснянская, 1980; Русова, 1973; Родионова, 1997;, Скорнякова, 1972; Тодорова, 1972; Харитончик, 1984, 1988; Чернов,
1973; Шрамм, 1979].
11
(английского и португальского). Относительные прилагательные
русского языка до сих пор системно не обследовались. Поэтому
описать семантику внушительного корпуса адъективов с когнитивных позиций, выявить регулярные семантические модификации локативности и механизмы возникновения новых значений –
значит заполнить образовавшуюся лакуну.
Проблему содержания одной из основных философских категорий пространства люди пытаются решить со времен античности. Постоянное и пристальное внимание человечества к этому
понятию объясняется его важностью для человека как объекта,
находящегося среди вещей – носителей пространственных характеристик. «Чтобы биологически целесообразно ориентироваться
среди окружающих вещей, живые организмы должны сообразовывать свои действия со свойствами этих вещей, с присущими
последним пространственными и временными характеристиками» [Философия. Основные идеи и принципы, 1990, с. 62.
См. также Философская энциклопедия, 1960; Философский энциклопедический словарь, 1983; Вавилов, 1938]. То, что пространство и пространственные категории номинируются с помощью специальных языковых единиц, демонстрирует значимость
локативности для носителя языка.
В последнее время широко ставятся вопросы, связанные с
интерпретацией содержания понятия пространство в гуманитарных науках (семиотический аспект понимания пространства,
«язык пространства» во вторичных моделирующих системах как
средство описания, пространство в языковой картине мира, пространство в культурологии и т. д.), более того, во работах авторитетнейших авторов утверждается, что «важнейшей характерной
чертой языка является локализм» [Кравченко, 2004, с. 33. См.
также Blok, 1955; Бондарко, Чинчлей, Рахилина, Долинина, 1996;
Великорецкий, 2002; Исследования по теории грамматики, 2002;
Крейдлин, 1994; Кубрякова, 1997а; Шубина, 2003].
В языкознании рассмотрен ряд вопросов, связанных с функционированием элементов разных пространственных моделей:
отражение пространственных отношений с помощью предлогов
[Балабан, 1983; Всеволодова, Владимирский, 1982; Гофман, 2005;
Иомдин, 1991; Исаакян, 1999; Кириченко, 2000; Кобзарева, Лахути, 1971; Коновалова, 1988; Крейдлин, 1994; Кузьмина, 1973;
12
Мальцева, 2004; Маляр, Селиверстова, 1998; Муждабаев, 1979;
Никитина, 1979; Пайар, Плунгян, 2000; Пекар, 2000; Плунгян,
Рахилина, 1996, 2000; Селиверстова, 1999, 2000; Сметанина,
1982; Степанова, 2006; Хассман, 1997], участие предложнопадежных конструкций в концептуализации пространства [Байдакова, 1987, 1990; Бойко, 1985; Кравченко, 1996; Скребнева,
1972; Уткин, 1966; Федосов, 1989], семантика локативных глагольных префиксов [Вараксин, 1996, 2005; Горелик, 2001; Зализняк, 2001а; Кронгауз, 2001; Плунгян, 1999, 2001; Эно-Сахно,
2001; Якунина, 2001], моделирующая роль наречий [Засорина,
1977; Кржижкова, 1967; Маляр, Селиверстова, 1998; Яковлева,
1993, 1995], отглагольных существительных [Осильбекова,1987],
глаголов и глагольных словосочетаний [Бояров, 1955; Гукина,
1997; Матюшина, 2005].
Типы пространственных моделей в аспекте языковых преобразований описаны в книге В. Г. Гака [Гак, 1998]. Интересующая
нас пространственная модель – атрибутивно-локативная – здесь
квалифицируется как периферийная, второстепенная по сравнению с объектно-локативной, субъектно-локативной и предикатно-локативной, а атрибутивно-локативные конструкции – как модификации объектно-локативных конструкций (путешествие по
Африке – африканское путешествие). Видимо, этот статус единиц, дублирующих предложно-падежные конструкции (узел под
глоткой – подглоточный узел, насаждения вдоль дороги –
вдольдорожные насаждения, перегородки между комнатами –
межкомнатные перегородки), и привел к явному отсутствию
исследовательского интереса к локативным прилагательным как
носителям когнитивной информации. Эта ситуация становится
еще более очевидной на фоне неослабевающего внимания лингвистов к семантике предлогов и глагольных префиксов. Тем более алогичным выглядит данное положение дел при наличии теоретических выводов о том, что вторичные модели приобретают
новые функции [Гак, 1998; Апресян, 1995; Вежбицкая, 1999].
Лингвисткой многократно доказано, что окружающий мир
отражается в языке не зеркально, что «описание пространства на
естественном языке содержит определенную интерпретацию визуальной информации, служащей отправной точкой для его порождения» [Кобозева, 2000, с. 152–153], однако задача исчерпы13
вающего описания механизмов этой интерпретации, релевантных
для номинации признаков пространства и многих других аспектов соотношения реального мира и содержания высказывания,
пока не может быть признана решенной. Изучение значительного
пласта локативных единиц, функционирующих как элементы атрибутивно-локативной языковой модели, позволит в том числе
выявить систему понятий, в которых человек осмысляет пространство.
В предлагаемой работе описываются особенности функционирования атрибутивно-локативной языковой модели и тем самым уточняются имеющиеся в арсенале языковедов общетеоретические данные и фрагментарные описания других пространственных моделей. Существующие исследования либо рассматривали проблему языкового воплощения пространственных отношений попутно с другими [Апресян, 1995а; Булыгина, Шмелев,
1997; Кобзарева, Лахути, 1971; Кустова, 2004; Кравченко, 2004;
Немченко, 1973, 1975; Проскурин, 1990; Слюсарева, 1989; Исследования по семантике предлогов, 2000], либо на довольно ограниченном материале [Журинский, 1971; Крейдлин, 1994; Шерер,
1979; Яковлева, 1995, 1993]. Исключением являются работы
[Блажев, 1975; Владимирский, 1972; Всеволодова, Владимирский, 1982; Всеволодова, Паршукова, 1968], где представлены в
разной степени подробные классификации пространственных
отношений и способов их выражения в языке. Системное и целостное изучение атрибутивно-локативной модели как особого способа представления пространства соответствует общему интересу
науки к когнитивному аспекту речевой деятельности.
В современной лингвистике, по словам Ю. Д. Апресяна,
«реконструкция наивной картины мира начинает рассматриваться как сверхзадача семантики и лексикографии» [Апресян, 1995,
с. 273], и изучение атрибутивно-локативной языковой модели
позволит исследовать семантику внушительного корпуса конкретных единиц языка и дополнить уже существующую в лингвистике концепцию языковой картины мира.
Объектом исследования предлагаемой работы является семантическая структура единиц атрибутивно-локативной языковой модели.
14
Термин «модель» употребляется в лингвистике весьма часто,
однако подчас в него вкладывается различное содержание. Традиционно такое понимание термина «модель»: «абстрактное понятие эталона или образца какой-либо системы (фонологической,
грамматической и т. п.), представление самых общих характеристик какого-либо языкового явления; общая схема описания системы языка или какой-либо его подсистемы» [БЭСЯ], «схема или
образец какой-л. единицы, показывающая последовательное расположение составляющих ее частей» [Розенталь, Теленкова,
1976, с. 182]. При описании наивной картины мира лингвисты
понимают под моделью часть, фрагмент языковой картины мира,
отраженной с помощью языковых средств [Апресян, 1997; Булыгина, Шмелев, 1997], способ представления категории в языке
[Логический анализ языка, 1997]. В ряде источников термин понимается как «интерпретация фрагмента действительности, содержащаяся в семантике слов» [Яковлева, 1995, с. 13], не результат, а средство познания, «когнитивный инструмент – система
знаков, играющих роль в репрезентации (кодировании) и в
трансформировании информации» [Кубрякова, Демьянков, Панкрац, Лузина, 1996, с. 53]. Очевидно, что неоднозначная интерпретация термина ведет к различию подходов в анализе материала.
В нашем понимании термина «модель» мы идем от известного суждения о том, что человек может отразить воспринимаемый им мир только с помощью тех средств, которые ему предоставляет его язык. Языковые единицы, по образному выражению
А. А. Потебни, – это готовые рамы, по размеру и форме которых
говорящий должен обрезать воспринятые им картины действительности, чтобы рассказать об увиденном [Потебня, 1910, см.
также Кустова, 2004, с. 21]. Объективно существующее пространство говорящий описывает, пользуясь только тем инвентарем и той схемой отношений, которые ему предоставляет его
язык. Таким образом складывается представление о реальности,
смоделированное, скорректированное языком [Мурзин, 1974,
1988, 1990]. Итак, атрибутивно-локативная языковая модель – это
схема восприятия и интерпретации пространства сквозь призму
языка, которая представляет локализацию объекта как его признак через использование в высказывании локативного прилагательного. Однако между абстрактной языковой моделью и кон15
кретным прилагательным, использованным в речи, в конкретном
контексте, существует ряд промежуточных элементов, каждый из
которых учитывается в исследовании.
К таковым прежде всего относятся более частные модели –
словообразовательные, – которые уже более определенно представляют тип локализации, поскольку, во-первых, указывают на
то, что локализация осуществляется относительно некоего объекта, имя которого – субстантив – при реализации словообразовательной модели выступает в качестве производящего, и, вовторых, в определенной степени конкретизируют место локализации за счет наличия в форманте локативной приставки.
Следующим промежуточным элементом между атрибутивно-локативной моделью и конкретной языковой единицей, использованной в речи, является суффиксально-префиксальное
прилагательное, реализующее словообразовательную модель, в
котором производящее называет конкретный объект, относительно которого определяется расположение другого объекта, а приставка номинирует пространственные отношения между локализатором и локализуемым (подземный ‘ниже земли’, вдольдорожный ‘по всей длине дороги’).
С помощью того или иного прилагательного не только эксплицируется локализация предмета, но и осуществляется моделирование и концептуализация пространства. Так, прилагательное
надземный концептуализирует пространство как симметричное
через включение в оппозицию надземный – подземный, трехмерное через задаваемую производящим вертикальную ориентацию.
Речь идет не просто об употреблении единиц, с помощью
которых можно выразить то или иное содержание, а о передаче
информации о том, какие из сторон действительности являются
значимыми для носителя языка, в каких категориях мыслится та
или иная характеристика пространства. Употребляя слово – носитель конкретной модели пространства, т. е. предпочитая ту или
иную пространственную модель, говорящий в зависимости от
прагматических установок создает определенный образ номинируемого фрагмента действительности. Например, обозначив локализацию объекта прилагательным приграничный, носитель
языка выделил фрагмент пространства, в котором находится
предмет (в зоне границы), сориентировал один объект относи16
тельно другого (граница). В случае если говорящий осуществил
выбор в пользу прилагательного заграничный, то он не только
выбрал границу как ориентир, относительно которого определил
локализацию другого объекта, но и обозначил, что объекты располагаются один за другим по отношению к говорящему или наблюдателю. Дейктичность этой пространственной модели влечет
за собой обогащение пространственной семантики компонентами
‘свой’ / ’чужой’, а контекстуальная обусловленность – ценностными смыслами. В результате использования разных пространственных моделей могут быть созданы разные интерпретации одного и того же фрагмента действительности.
В конкретном высказывании, в речи атрибутивно-локативная языковая модель представлена прилагательным и существительным – главным словом именной группы, – называющими
пространственную конфигурацию – фрагмент пространства, подпространство, в котором локализация объекта / объектов) определяется относительно другого объекта / объектов (приграничный город, заграничный город). [О формировании пространственной конфигурации см. Кобозева, 2000].
Таким образом, атрибутивно-локативная языковая модель
связана с двумя важнейшими онтологическими компонентами –
предметом и местом, – на которых «строится все здание концептуальной картины мира, представленной в языке» [Блажев, 2004,
с. 34, см. также Блажев, 1975; Гуревич, 1971, с. 19 и след., Кубрякова, 2000; Топорова, 1994, с. 36–37, Чанышев, 1981, с. 318 и след.]
В соответствии с заявленными аспектами исследования нас
прежде всего интересует функция языковой модели как концептуализирующего инструмента. В фокусе оказываются единицы
разной степени абстракции: предельно обобщенная атрибутивнолокативная языковая модель, более конкретная комплексная единица – словообразовательная модель, ее языковое воплощение –
локативное прилагательное, и речевой экземпляр – конкретное
прилагательное, использованное в конкретном контексте.
Основная цель работы – выявить принципы организации семантической структуры единиц атрибутивно-локативной языковой модели. В нашем исследовании семантическая структура
адъективных префиксов описывается как система ранжированных элементов, в основе которой лежит когнитивный образ лока17
тивной ситуации, изучаются причины и границы семантического
варьирования адъективных префиксов.
Материалом исследования являются языковые единицы,
реализующие атрибутивно-локативную модель. В первую очередь это адъективные префиксы с базовым локативным значением, а также пространственные суффиксально-префиксальные
прилагательные. Именно суффиксально-префиксальные прилагательные с локативным значением позволяют решить поставленные задачи.
Во-первых, рассматривая отражение прилагательными
свойств вещного пространства и модификации атрибутивнолокативной модели, мы тем самым уточняем наши знания о когнитивной деятельности человека, его национально-своеобразных
представлениях о мире.
Во-вторых, именно производное слово как результат познавательной деятельности языкового коллектива способно максимально полно отразить соотношение действительность / язык:
«сохраняя свою внутреннюю форму, производное слово, таким
образом, дает понять «привычки сознания», узнать, о чем и как
думает тот или иной народ» [Вендина, 1999, с. 27].
В-третьих, именно относительные прилагательные, к которым и относятся локативные адъективы, наиболее очевидно демонстрируют абстрагирующую и анализирующую сторону сознания человека и «составляют своеобразие семантической организации каждого языка, отличительные особенности его лексикосемантической системы» [Уфимцева, 1968, с. 153. См. также
Вольф, 1978; Харитончик, 1986].
В-четвертых, бурное и разностороннее развитие категории
качества, отмеченное еще В. В. Виноградовым [Виноградов,
1972], и поглощение относительными прилагательными значений, выражаемых присубстантивными косвенными падежами,
продолжается и в современном русском языке [ср. Катлинская,
1977, с. 97–98] и, следовательно, нуждается в системном описании.
В качестве материала исследования были избраны именно
суффиксально-префиксальные прилагательные в силу их определенной специфики. Кроме того, локативные префиксы прилагательных вообще не были объектом специального лингвистиче18
ского исследования, а суффиксально-префиксальные прилагательные не получили исчерпывающего описания.
Основанием включения прилагательного в картотеку было
наличие в его составе приставки с базовым локативным значением. Таким образом, основу материала составляют прилагательные, в которых префикс выражает локативные отношения (околосолнечный, загорный, вокруггородской и под.) В работе описаны
прилагательные с префиксами вдоль-, вне-, внутри-, возле-, вокруг-, за-, интер-, интра-, меж- (между-), на-, над-, около-, по-,
под-, позади-, пред-, при-, сквозь-, суб-, транс-, через-(черес-),
экзо-, экс-, экстра-, эндо-. Поскольку одной из задач исследования является полное, по возможности исчерпывающее описание
семантической структуры локативных префиксов прилагательного, то материал существенно расширился за счет включения в
него адъективов с теми же приставками в нелокативных значениях (околоправительственный, подвластный, предпусковой). В
качестве вспомогательного материала использовались прилагательные с префиксами до-, после-, анти-, противо-, сверх-, не
имеющими базового локативного значения.
При отборе материала учитывалась и семантика производящего именно потому, что базовое значение адъективов связано с
вещным пространством, определяющимся через предметы, в нем
располагающиеся. Поэтому в качестве основного материала отбирались прилагательные, производящее в которых называет место. В качестве такового может выступать
ƒ существительное конкретно-предметной семантики (заморский, настенный, приграничный),
ƒ словосочетание, являющееся неоднословным наименованием места, объекта (замоскворецкий – Москва-река, субальпийский – альпийский пояс, подслизистый – слизистая оболочка, заатлантический – Атлантический океан).
Итак, основную группу исследуемых единиц составляют
прилагательные префиксально-суффиксальной структуры. Под
суффиксально-префиксальными прилагательными мы будем понимать слова, в состав которых входят приставки и суффиксы, а
не те, которые образованы суффиксально-префиксальным способом, тем более что вопрос о способе образования прилагательных
с приставкой и суффиксом до сих пор остается спорным в силу
19
«непримиримости смысловой и формальной интерпретации словообразовательных отношений» [Хохлачева, 1977, с. 15]. [См.
дискуссию по этому вопросу в Актуальные проблемы русского
словообразования, 1977; Михайлов, 1980; Немченко, 1987; Тихонов, 1985, 1978]. Видимо, в контексте поставленных задач продуктивным будет признать аргумент З. А. Потихи: «В тех случаях, когда трудно выяснить, как образовалось данное прилагательное, лучше всего ограничиться выяснением морфологического
состава слова… А вопрос о том, в какой последовательности
здесь происходило присоединение аффиксов к корню, решить
логико-семантическим путем невозможно, так как необходимы
соответствующие конкретные исследования диахронического
характера» [Потиха, 1970, с. 310]. Кроме того, в ходе пропозиционального анализа семантики прилагательных названной группы, который помогает «показать, какие из членов пропозиции
диктовали слову его семантику» [Панкрац, 1992, с. 18], нами было выявлено, что вне зависимости от порядка присоединения к
основе приставки и суффикса значение префиксально-суффиксального прилагательного обусловлено семантическим взаимодействием основы, называющей объект, относительно которого осуществляется локализация, и префикса, который определяет
тип локализации. Суффикс же производит грамматическое
оформление единицы как прилагательного [см. подробно Горбунова, 2005].
За основу взяты значения приставок, перечисленные в «Русской грамматике» [Русская грамматика, 1980, далее РГ]. Для анализа привлекались словарные дефиниции суффиксальнопрефиксальных прилагательных, данные в «Словаре современного русского литературного языка» [Словарь современного русского литературного языка, 1950, далее БАС], в качестве дополнительного материала – словарные дефиниции из «Словаря русского языка» [Словарь русского языка, 1981, далее МАС], «Словаря русского языка» С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой [далее
СОШ], словаря-справочника «Новое в руcской лексике» [Новое в
русской лексике, 1978–1989], «Новые слова и значения» [Новые
слова и значения, 1987], «Нового словаря русского языка»
Т. В. Ефремовой [Ефремова, 2000], «Толкового словаря русского
языка конца ХХ века. Языковые изменения» [Толковый словарь
20 русского языка конца ХХ века], «Толкового словаря русского
языка» [Толковый словарь русского языка, 1938], «Большой Советской Энциклопедии» [Большая Советская энциклопедия,
1969–1978, далее БСЭ], «Большого медицинского словаря»
[Большой медицинский словарь], «Медицинской энциклопедии»
[Медицинская энциклопедия], «Большого энциклопедического
словаря» [БЭСЯ], «Современного словаря иностранных слов»
[Современный словарь иностранных слов]. Кроме того, использовалось около 225 000 текстов с прилагательными указанной
структуры, выбранных из публицистической, научной и художественной литературы XIX–XXI вв. с помощью поисковой системы «Национальный корпус русского языка» [Национальный корпус] и информационно-поисковой системы «Яндекс» [Яндекс].
Обращение к столь обширным и разнородным источникам
информации продиктовано стремлением представить изучаемый
языковой материал наиболее полно, выявить значения языковых
единиц, не зафиксированные словарями, что позволит не только
исчислить значения, но и уточнить семантический потенциал
описываемых средств. Поэтому в исследуемый материал включены как единицы, зафиксированные словарями, так и представленные только в контекстах. Последняя группа является
особо ценной, так как в том числе отражает семантические тенденции и функциональные потенции модели. В соответствии с
избранными аспектами исследования в работе описываются все
адъективы и префиксы, которые имеют отношение к обсуждаемой проблематике. В исследовании использован иллюстративный
принцип представления материала.
Анализ материала производился с точки зрения ономасиологического и семасиологического подходов. Трехчленная оппозиция, группирующаяся вокруг понятия «языковая пространственная модель», – вещное пространство, отражающееся в сознании
носителя языка, / языковая пространственная модель, предназначенная для концептуализации пространства, / конкретные
реализации языковой пространственной модели, представленные прилагательными в языке и речи, – обусловливает возможность и необходимость ономасиологического подхода к изучению материала. Мы можем соотнести объективно существующие
локативные признаки ситуации и способы их интерпретации в
21
языке, выявить результаты наложения языковых схем – языковых
пространственных моделей – на объективно существующее пространство, описать механизм соотнесения фрагментов действительности и языковых средств, т. е. «проникнуть в структуру значения через анализ тех фрагментов реальной действительности,
которые попадают в область денотации исследуемого знака»
[Кириченко, 2000, с. 338],
Анализ соотношения локативности с другими смысловыми
областями требует семасиологического подхода, в результате
осуществления которого возможно рассмотреть семантику языковых единиц, представляющих собой реализацию определенных
пространственных моделей, особенности функционирования таких единиц и системные модификации локативной модели.
Работа состоит из введения, трех глав, заключения и приложения.
В главе 1 «Теоретические предпосылки описания семантики
единиц атрибутивно-локативной языковой модели» представлены
теоретические положения современной лингвистики, положенные в основу данной работы, рассматриваются дискуссионные
вопросы, связанные с предложенной проблематикой, разрабатывается понятийный аппарат исследования.
В главе 2 «Семантическая структура адъективных префиксов
с базовым локативным значением» изучается семантика адъективных приставок, выявляются основания семантического единства
и специфики функционирования каждого из префиксов, участвующих в образовании прилагательных с локативным значением.
В главе 3 «Регулярные семантические модификации атрибутивно-локативной языковой модели» описываются нелокативные
смыслы, частотно и системно выражаемые единицами с базовым
локативным значением, выявляются механизмы, обеспечивающие модификационные процессы.
В заключении формулируются выводы, которые удалось
сделать в ходе работы.
В приложении предлагается алфавитный перечень прилагательных с изученными приставками, встретившихся в исследованных контекстах.
22 Глава I
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ
ОПИСАНИЯ ЕДИНИЦ АТРИБУТИВНО-ЛОКАТИВНОЙ
ЯЗЫКОВОЙ МОДЕЛИ
Современный этап существования лингвистики часто называют эпохой семантики [Апресян, 1995], характеризующейся
значительными достижениями как в понимании природы значения языковой единицы, так и в практическом описании семантики отдельных единиц языка и их групп. Интенсивные поиски в
этом направлении естественным образом привели к появлению
огромного количества теорий. Порой разные точки зрения на
один объект демонстрируют разные аспекты описания. В других
случаях мы имеем исследования, очень схожие по сути, но решенные в разных терминологических парадигмах. Задача данной
главы – изучить ход лингвистической мысли, приведшей к современному состоянию теоретической семантики, выявить те
продуктивные идеи, которые позволяют этому разделу языкознания продвигаться вперед. Наша цель – обнаружить те области
пересечений в различных теориях, которые обеспечивают плодотворность дальнейших исследований в поиске универсального
механизма описания значения языковой единицы, обозначить те
решения, которые стали теоретической базой для данной работы.
Для нас важно подчеркнуть, что новая концепция значения языковой единицы, представленная в нашей работе, не противопоставлена уже имеющимся и не отменяет их, а появилась в итоге
развития семантики. Поэтому для освещения в данной части монографии были избраны идеи, которые обеспечили имеющийся
на сегодняшний день уровень понимания сущности языкового
значения. Несомненно, к источникам этих идей относятся теоретические труды по семантике, так как именно они являются отправной точкой в выработке терминологического аппарата описания. Кроме того, это работы, в которых изучается семантика
самостоятельных единиц языка с пространственным значением.
Анализ содержания этих трудов дает возможность сопоставить
23
результаты исследований, выполненных на разном материале,
проверить степень универсальности теоретических установок,
положенных в основу монографии. Из работ, изучающих значения служебных единиц, мы обращаем внимание на те, в которых
описываются предлоги и глагольные приставки, поскольку именно эти единицы соотносятся с адъективными префиксами, являющимися основным материалом нашего исследования.
Множественность концепций и их дискуссионность делает
необходимым точное определение теоретических постулатов,
положенных в основу данной работы. Недостаточная разработанность некоторых вопросов требует более детально установить содержание основных терминов, а также ввести в терминологический аппарат некоторые новые понятия, уточнить их содержание.
§ 1. СТРУКТУРА ЗНАЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА
Соотношение между значением языковой единицы и обозначаемым ею фрагментом действительности постоянно уже в
течение многих лет привлекает внимание лингвистов, но этот вопрос вряд ли можно считать до конца решенным. Несомненно,
что большая часть значимых единиц языка соотносится с окружающим миром, однако то, какая информация о нем формирует
значение знака, является до сих пор дискуссионным, да и сами
термины, обозначающие компоненты этой информации, также
существенно варьируются.
1.1. Эта сторона вопроса наиболее разработана в теоретическом плане в отношении знаменательного слова [см. обзор Михайлова, 1999, а также Кобозева, 2000]. Обозначим те решения,
которые к данному моменту считаются классическими и лежат в
основании современных семантических концепций.
В лингвистической семантике 40–50-х годов ХХ в. продуктивной явилась мысль о том, что план содержания языкового
знака так же, как и план выражения, членится на фигуры [Ельмслев, 1960], которые в дальнейшем получили название семы
(Д. Н. Шмелев), элементарные смыслы (Ю. Д. Апресян), семантические множители (А. К. Жолковский, И. А. Мельчук),
семантические примитивы (А. Вежбицкая). Методику выявления элементов, составляющих значение единицы, стали называть
24
компонентным анализом [см., например, Гулыга, Шендельс.
1976; Селиверстова, 1975; Апресян, 1977; Васильев, 1981; Степанов, 1977; Трубачев, 1980; Комлев, 1969]. В ходе проведения
компонентного анализа было обнаружено, что в значение слова
входит информация о дифференциальных признаках, которые
помогают отличить друг от друга объекты, входящие в один
класс [Шмелев, 1966, 1973; Комлев,1969]. Основным способом
выявления этих признаков является изучение лексических оппозиций. Далее представление о компонентной структуре значения
было дополнено понятием об интегральных признаках, на основании которых объекты включаются в класс [Трубачев, 1980;
Степанов, 1977; Толстой, 1968; Шмелев, 1969, 1973; Найда, 1970].
Но в связи с изучением многозначности стало ясно, что для
функционирования слова важна и та информация, которая не отражается его исходным значением. О. Н. Селиверстова анализирует определение значения, данное Ю. Д. Апресяном: «Под семантикой в большинстве случаев понимаются сведения о классе
называемых знаком вещей с общими свойствами или о классе
внеязыковых ситуаций, инвариантных относительно некоторых
свойств участников и связывающих их отношений» [Апресян
1995, с. 56]. Понятно, что приведенное толкование значения
представляет собой фактически иную формулировку определения
значения как отображения класса вещей, явлений и т. д. в сознании, и является верным, но недостаточным» [Селиверстова, 2004,
с. 36]. Из-за осознания этой недостаточности в связи со значением слова стали рассматривать признаки, названные ассоциативными [Шмелев, 1969, 1982], потенциальными [Гак, 1972], причем квалифицировались эти признаки как несущественные [Апресян, 1995а]. В результате значение слова было представлено
как определенным образом организованная структура, состоящая
из семантических признаков разного уровня значимости.
К терминам, называющим информацию, играющую роль в
формировании семантической структуры слова, но не отражаемую словом в его исходном значении, позже добавились следующие: фоновые знания [Падучева, 2004; БЭСЯ, 1998], онтологические импликатуры [Кустова, 2004], коннотации [Апресян, 1995, 1995а].
25
Как показывает анализ, в употреблении данных терминов
наблюдается две характерные черты: во-первых, одним термином
называется информация разного рода, во-вторых, объем понятий,
названных разными терминами, существенно пересекается. В
[Башкирцева, 2009] предлагается упорядочить ситуацию и разграничить типы информации, не связанной непосредственно с
отражением объекта, но важной для функционирования слова:
компоненты, мотивированные объективной действительностью
(признак ‘монотонность звука’ у ситуации пилить, признак ‘тяжесть’ у горы) предлагается называть фоновое знание, а не мотивированные логически, ассоциативные – коннотации (признак ‘глупость’ у осла, ‘неотесанность, грубость, неопрятность’ у свиньи).
Итак, семантика приходит к выводам: 1) значение слова отражает не все свойства объекта; 2) для формирования семантической
структуры слова имеет значение несколько типов информации:
ƒ информация о самом номинируемом объекте, отражаемая
исходным значением слова;
ƒ информация о свойствах объекта, не отражаемая исходным значением слова;
ƒ объективная информация о ситуации, в которой обычно
функционирует объект;
ƒ информация об ассоциациях, регулярно возникающих у
носителя языка в связи с объектом.
1.2. Обозначившийся в последние десятилетия интерес лингвистики к значениям служебных единиц стал вполне закономерным. Он был обусловлен, во-первых, хорошо осознаваемой всеми
спецификой значения релятивных единиц языка, в том числе
предлогов: «Лексическим значением предлога как отдельно взятого слова является значение того или иного отношения. Это отношение может быть или максимально абстрактным, широким,
или более конкретным, узким. Однако в любом случае предлог
имеет лексическое значение, различна лишь степень его абстрактности. Семантически «пустых» предлогов не существует»
[РГ, 1980, с. 710]. Во-вторых, обращение к релятивным единицам
было необходимо для проверки уже имевшихся выводов о природе языкового значения. Исследования семантики этой группы
единиц обнаружили неполноту лингвистической теории, необходимость ее уточнения.
26
Несмотря на то, что семантическое описание служебных единиц шло как будто бы совершенно своеобразным путем, что не
обнаруживается абсолютно никаких терминологических пересечений с работами о самостоятельных словах, содержательно эволюция представлений о значении локативных служебных единиц
включает те же этапы, что и развитие концепций, касающихся самостоятельных слов. [См. более подробно обзоры Рахилина, 1997,
1998; Ченки, 1996, 1997; Филипенко, 2000; Селиверстова, 2004].
На первом этапе лингвисты пытаются выявить те компоненты значения, которые соотносятся с окружающей действительностью, т. е. визуально воспринимаемые признаки локативной ситуации, отражаемые в значении предлога. Указанная задача решается в работах, написанных в рамках так называемого геометрического подхода. У истоков данного направления лежат труды
Дж. Лакоффа [Лакофф, 1996], и Р. Лангакера [Langaker, 1982],
согласно которым семантику предлога предопределяет визуально
воспринимаемый образ. Семантическое развитие предлога есть
переход от конкретного к абстрактному, от совокупности перцептуальных признаков к более сложному концепту, структура которого определяется исходным пространственным представлением.
В исследованиях отечественных лингвистов, работавших в
рамках этого направления, для каждого предлога устанавливался
набор пространственных (геометрических) характеристик: мерность, длина / ширина, высота. Фактически авторы производили
компонентный анализ значения предлогов на основе внутрипарадигматических оппозиций, а значение представляли как набор
элементарных смысловых отношений [Леонтьева, Никитина,
1969; Моиссев, 1979; Кибрик, 1970, см. подробнее Селиверстова,
2004, с. 724–727]2. Однако данные работы не позволяют выявить
специфику значения отдельных предлогов, «упрощенная система
бинарных оппозиций не исчерпывает всей сложности пространственных представлений, передаваемых предлогами и наречиями,
2
См. например, типичную теоретическую установку: «Выявление членов оппозиции проводилось по определенному основанию, по отношению к которому
выделялись семантические дифференциальные признаки членов оппозиции –
семы» [Всеволодова Владимирский, 1982, с. 9].
27
и не позволяет выявить индивидуальные пространственные значения отдельных единиц» [Селиверстова, 2004, с. 727].
Отчасти этот пробел удается устранить в исследованиях
функционального направления. Функциональный поход придает
первоочередное значение специфике использования объектов,
которые названы словами, выступающими в качестве контекста
для предлога. Здесь релевантным для употребления единицы является то, какую функциональную нагрузку выполняет объект:
содержащее / содержимое, носитель / носимый. Геометрические
и топологические свойства объектов, учитываемые при описании,
интерпретируются как следствие функциональных характеристик
[Garrod, Sanford, 1988; Леонтьева, Никитина, 1969. См. о значимости функционального типа при употреблении имен в Рахилина, 2000]. Но все же следует отметить, что при несомненной
важности функциональных отношений между объектами далеко
не всегда именно они являются решающими при выборе средства номинации пространственных отношений [см., например,
Маляр, 1994.]
Наряду с работами, в которых значения предлогов описываются с позиции чистой лингвистики, т. е. выявляются внутрилингвистические семантические отношения, значительное место в
изучении локативных единиц занимают исследования, относящиеся к когнитивному направлению.
В подобных работах предпринимаются попытки обнаружить
компоненты, содержащиеся в семантике пространственных предлогов, значимые для пространственного мышления. Акцент в такого рода исследованиях делается не на значении предлога, а на
описании пространственных категорий и их места в лингвокогнитивнй системе [Talmy, 1983; Jackendoff, Landau, 1991].
Предлог здесь является материалом, фиксирующим и эксплицирующим результаты когнитивной деятельности. Авторы изучают
процессы формирования пространственных конфигураций при
ориентации одного объекта (фигуры) относительно другого (фона) и то, как соотносятся пространственные характеристики объекта (подвижность / неподвижность, размер) и его способность
играть роль фона и фигуры. Роль объекта в пространственной
конфигурации может служить запретом на определенные высказывания типа *Дом около велосипеда.
28
Кроме того, исследуются те пространственные представления, в терминах которых осмысляются денотативные ситуации
перед тем, как получить номинацию. Важным также считается
понятие «лингво-культурного предвыбора», который определяет
способ концептуализации объекта как, например, поверхности (на
воде), трехмерного объекта (в воде) [Talmy, 1983; Лабов, 1983;
Маляр, Селиверстова, 1998; Кубрякова, 1999; Плунгян, 2000].
Совершенно очевидно, что эволюция взглядов на значение
предлога фактически привела к результатам, аналогичным тем,
что были достигнуты при описании значений самостоятельных
единиц. 1) Значение предлога избирательно фиксирует информацию о ситуации. 2) Для функционирования предлога важна не
только объективная информация о визуально воспринимаемых
признаках ситуации, но и информация, прямо не относящаяся к
денотативной ситуации: о функциональных признаках объектов,
участвующих в ситуации, об их концептуализации.
1.3. Итак, следует отметить, что к настоящему времени в
лингвистике отчетливо сформировались две различные терминологические парадигмы. Можно говорить, что сложилась ситуация, когда описание семантики самостоятельных и служебных
единиц идет параллельно. Вероятно, в таком положении дел нет
ничего неестественного, поскольку эти традиционно выделяемые
группы языковых единиц действительно очень специфичны. Однако лингвистика не отказалась от попыток найти универсальный
способ описания значения языковой единицы и основ полисемии,
тем более что выводы, полученные в рамках разных терминологических традиций, имеют очень похожее содержание. В некоторых современных работах предпринимается попытка с одних и
тех же теоретических позиций подойти к изучению единиц разных классов (глаголов, прилагательного тяжелый и предлога на
в [Кустова, 2004], глаголов, предлогов и наречий в [Селиверстова, 2004]).
Как представляется, на такую универсальность могут претендовать некоторые концепции, предложенные отечественной
семантикой.
В разработке проблем семантики языковой единицы отечественная наука базируется на нескольких фундаментальных по29
ложениях, которые и позволили достичь весомых результатов в
познании природы языкового значения.
Вне зависимости от того, причисляются ли себя авторы к
когнитивному направлению [Рахилина, 2000; Кустова, 2004; Логический анализ языка, 1988–2002; Кравченко, 1996, 2004 и др.]
или считают проблемы, решаемые в их работах, чисто лингвистическими [Апресян, 1995, 1995а; Кобозева, 2000; Яковлева,
1994; Селиверстова, 2004; Зализняк, 2006], основную задачу исследования они видят в определении содержания концептов, выражаемых языковой единицей. «Весь смысл когнитивного похода
и заключается – с точки зрения этого подхода – в постоянном соотнесении разных форматов знания с языковыми формами, их
объективирующими. При этом само направление анализа может
меняться. Иначе говоря, у разных исследователей в фокусе внимания могут находиться либо вопросы о том, какие структуры
знания стоят за определенными языковыми формами (т. е. каковы
когнитивные основания этих форм), либо вопросы о том, с помощью каких языковых форм могут быть репрезентированы те
или иные форматы знания» [Кубрякова, 2009, с. 5].
В отечественной семантике плодотворным образом были
синтезированы достижения структурной и когнитивной лингвистики. К необходимости «рассмотреть не только отношения между
знаками как элементами системы, но и отношения между знаками
и теми объектами и ситуациями, которые они способны обозначать в речи» [Селиверстова, 2004, с. 745], представители российской науки приходят в результате тщательного изучения тех элементов смысла, которые влияют на использование знака. Скрупулезный анализ позволил сделать вывод о том, что для функционирования языковой единицы важна не только ее семантика,
но и такие нелингвистические категории, как фоновое знание
(информация не о самом объекте, а об условиях его функционирования, использования, взаимодействия с человеком, т. е. о ситуациях, в которых обычно присутствует объект, знание, извлекаемое
из анализа объективной действительности), коннотации (субъективная информация – устойчивые ассоциации, связанные в данном
языковом коллективе с данным объектом), концептуализация.
«Под процессом концептуализации понимается определенный способ обобщения человеческого опыта, который говорящий
30
реализует в данном высказывании. Ситуация может быть одна и
та же, а говорить о ней человек умеет по-разному, в зависимости
от того, как он ее в данный момент представляет – и вот эти
представления как раз и называются концептуализациями» [Рахилина, 2000, с. 10]. Концептуализация проявляется в интерпретирующей деятельности носителя языка и закрепляется в функционировании языковых единиц. Прежде всего концептуализация
состоит в отборе тех фактов действительности, которые подлежат
номинации. «Например, в русском языке нет специального предлога, описывающего движение типа «вниз – вверх» [Плунгян,
Рахилина, 2000, с. 115. См. также Рахилина, 2000а, с. 12–13;
Борщев, Кнорина, 1990; Бурас, Кронгауз, 1990]. Язык уже самой
номенклатурой своих единиц производит концептуализацию действительности.
К концептуализации относится также отбор тех свойств объекта, ситуации, которые учитываются при номинации, «поскольку важными оказываются разные стороны предмета, названного
этим именем» [Всеволодова, Владимирский, 1982, с. 17]. Например, о ситуации, номинируемой префиксом внутри-, (внутрикомнатная электропроводка, внутрисалонный светильник),
адресат получает информацию только о том, что У находится в
границах Х. Но с помощью приставки внутри- не удается передать знание о том, как далеко от границ Х находится У, изменяется ли его локализация по отношению к границам Х.
Концептуализацией называется и отнесение объекта к определенному топологическому типу (вертикальная или горизонтальная плоскость, трехмерный объект, точка), соотнесение с определенными пространственными категориями (граница, окрестность). Например, в прилагательном подводный вода концептуализируется как плоскость, а в прилагательном сквозьводный – как
объект, имеющий толщину.
Можно сказать, что концептуализация – это отбор и интерпретация фактов действительности, подлежащих номинации. Результаты концептуализации складываются в языковую картину
мира, закрепленную единицами языка [Павиленис, 1983; Караулов,
1987; Касевич, 1990; Колшанский, 1990; Кубрякова, 1988; Постовалова, 1988; Серебренников, 1988; Уфимцева, 1988]. Учет понятия языковая картина мира характерен для всей отечественной
31
семантики. Справедливо будет сказать, что отечественная семантика является когнитивной по целям, а не по методам исследования. При этом важнейшей является установка, что о когнитивной
стороне языковой деятельности, о содержании языковой картины
мира мы можем судить только на основании функционирования
единиц языка. Особенностью работ, написанных в русле этого направления лингвистики, является то, что выводы об антропоцентричности языка, о фундаментальности представлений о языковой
картине мира, о том, что языковой знак отражает не объект, а его
образ, не являются исходными для лингвистического исследования, а следуют из тщательного изучения значения языковой единицы и ее функционирования. Характерным является следующее
высказывание: «При семантическом анализе исследователь имеет
дело именно с речью: он должен вывести значение из наблюдаемых фактов употребления» [Селиверстова, 2004, с. 35].
Данный подход является, с одной стороны, результатом
взаимодействия с зарубежными теориями [см. об этом Рахилина,
2000; Паршин, 1996], но в большей мере обусловлен внутренними закономерностями развития отечественной лингвистики, которая прошла путь от формально-описательных исследований к
объяснительным [Кубрякова, 1988, 1995, 2004, 2009; Рахилина,
1997, 1998, 2001; Кибрик, 1983, 1992, 2003].
§ 2. ПОЛИСЕМИЯ КАК ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Одной из актуальных задач современной лингвистики признается адекватное описание семантики многозначного слова как
системы значений3, т. е. совокупности связанных между собой
сущностей.
К настоящему времени семантика многозначных слов представлена в словарях как набор значений. Этот способ описания
назван списочным, т. е. таким, при котором объединение нескольких значений ничем не мотивировано 4. Списочный подход
3
В нашей работе термины многозначность и полисемия понимаются как
синонимы [см. о разграничении терминов многозначность, полисемия, неоднозначность Апресян, 1995а; Зализняк, 2006].
4
О способах представления многозначности см. [Зализняк, 2004, 2006].
32
вступает в противоречие с традиционной никем не опровергнутой точкой зрения: слово в одном из значений является лексикосемантическим вариантом. Признание некоторых сущностей вариантами влечет за собой необходимость доказать их связь, наличие которой и мотивирует данную квалификацию. Нумерованный же список значений, представленный в словарях, связь значений не эксплицирует5.
В современных работах, посвященных изучению полисемантов, акцент смещается с обнаружения и исчисления значений на
выявление связей между ними.
2.1. В семантике традиционно многозначным называется
слово, у которого «каждое из значений было связано хотя бы с
одним другим значением» [Апресян, 1971, с. 514. См также Шмелев, 1969, 1973; Аничков, 1997; Виноградов, 1977; Васильев,
1990; Вейнрейх, 1981; Кобозева, 2000; Курилович, 1962; Кузнецова, 1989; Звегинцев, 1957; Смирницкий, 1956; Гак, 1977; Филлмор, 1983; Падучева, 1988а; Новиков, 1982]. Задача исследования состоит в обнаружении связей между значениями слова, наличие которых позволяет говорить о полисеманте как о целостной единице.
Теоретически такая задача легко решается в рамках инвариантной теории, которой каждое из значений многозначного слова
квалифицируется как реализация некоторого семантического инварианта. Связь вариантов обнаруживается в наличии общего источника. Однако на практике таким способом может быть описано довольно ограниченное количество случаев многозначности,
тех, которые относятся к так называемой радиальной полисемии [о
топологических типах многозначности см. Апресян, 1995, с. 183]6.
5
Ю. Д. Апресян в самом порядке представления значений в словарной статье
усматривает демонстрацию связей между ними, но лишь для одного из типов
полисемии: «Цепочечная полисемия вполне точно отражается в толковых словарях в виде линейно нумеруемой последовательности значений (1, 2). Однако в
применении к радиальной и, в особенности, цепочечно-радиальной многозначности этот принцип нумерации значений, практикуемый в большинстве толковых словарей, приводит к искажению иерархической (древовидной) семантической структуры соответствующих слов» [Апресян 1995, с. 183].
6
Однако наличие семантического инварианта некоторыми авторами признается, например, в [Кобозева, 2000, с. 156]. Противоположная точка зрения излагается в [Шмелев, 1977; Уфимцева, 1986]. См. также [Смирницкий, 1954].
33
Более универсальной выглядит следующая концепция: внутренние семантические связи, обеспечивающие целостность полисеманта, проявляются в том, что компоненты одного значения
используются для производства другого значения. Примерами
могут служить «виновник 1. ‘тот, из-за кого произошло неприятное событие’, ср. виновник пожара и 2. ‘тот, из-за кого произошло событие’, ср. виновник торжества; спутник S 1. ‘лицо, перемещающееся вместе с другим лицом’ и 2. ‘небесное тело, перемещающееся вокруг другого небесного тела’» [Апресян, 1995,
с. 179]. В соответствии с данными требованиями, и толкование
значений должно быть таким, чтобы обнаруживались нетривиальные общие части.
При этом признается, что «сложнее обстоит дело с такими
метафорически мотивированными значениями, словарное толкование которых не обнаруживает даже частичного сходства со
словарным толкованием исходного значения; это – случаи уподобления на основе семантических ассоциаций, ср. громкий голос –
громкий процесс, Молния сверкнула – Редколлегия выпустила
молнию» [там же. См. также Падучева, 2000; Шмелев, 1973,
1990]. Для снятия этой проблемы предлагается «включить в семантическую характеристику каждой лексической единицы, помимо собственно толкования, описание связываемых с ней в языке семантических ассоциаций, например, молния 1 = ‘разряд атмосферного электричества’; ассоциативные признаки – ‘быстрота, блеск’. Тогда молния 2 = ‘срочно выпускаемая стенная газета,
посвященная очень важному событию’, и молнию 1 связывает с
молнией 2 общий признак быстроты (срочный = ‘осуществляемый быстро’)» [там же]. Однако абсолютно ясно, что ассоциативные признаки ‘быстрота’ и ‘блеск’ – это компоненты информации, полученные говорящим в результате освоения реальности.
Эту информацию носитель языка имеет в виду при использовании слова для номинации новой ситуации, но ее невозможно извлечь из исходного значения слова. В результате при описании
семантики значительной части многозначных слов, употребляющихся в метафорически мотивированных значениях, приходится
опираться не только на исчисление семантических компонентов,
входящих в исходное лексическое значение, но и на экстралингвистическую информацию о ситуации, называемой словом в ис34
ходном значении, причем эта информация, как правило, не отражается в последнем. Это тем более непоследовательно, что при
определении основных положений семантики выдвигается требование использовать в толкованиях только лингвистическую информацию, отделив ее от энциклопедической [Апресян, 1995,
1995а]. Правда, в некоторых работах надъязыковое знание не
признается энциклопедическим, если оно лингвистически релевантно [Рахилина, 2000а, с. 23–27].
Таким образом, наблюдается разнобой в теоретических подходах к описанию значений языковых единиц, в том числе и входящих в одну семантическую парадигму. Например, многозначность слов клапан и молния для первого слова мотивируется наличием общих компонентов в значении (‘нечто прикрывающее
отверстие’), а во втором случае указанием на наличие ассоциаций, связанных с ситуацией, называемой словом в прямом значении [Апресян, 1995, с. 180].
Не позволит удовлетворительно объяснить все случаи полисемии и следующая идея: «Единство слова может быть достигнуто за счет того, что толкования частных значений будут строиться одно из другого [Падучева, 2004, с. 149], поскольку в нее не
укладываются многочисленные примеры типа молния и свинья.
Правда, далее утверждается, что «любая модель деривации, которая переводит один смысловой компонент в другой, самим своим
существованием подтверждает наличие в семантике слова этого
компонента» [Падучева, 2004, с. 153], что практически означает,
что если значение ‘неопрятный человек’ появляется у слова свинья на основе признака ‘неопрятность’, то этот компонент есть и
в составе исходного значения слова. Данная установка противоречит позиции Ю. Д. Апресяна, не включающего коннотации состав в лексического значения.
2.2. Описание многозначных предлогов и приставок вызвало
еще большие трудности в связи с релятивностью значений этих
единиц и значительной зависимостью от контекстуальных условий реализации.
Инвариантный подход к представлению значения многозначной релятивной единицы оказался еще более непригоден,
чем при описании самостоятельного слова. При инвариантном
подходе значение определяется в максимально общем виде, так,
35
чтобы это определение было справедливо для всех употреблений
единицы. Например, значение адъективной приставки при- формулируется как ‘находящийся в непосредственной близости’ [РГ,
1980: 309]. Такое толкование может быть применено к значению
приставки в прилагательных привокзальный, приинститутский, в
первом из которых близость пространственная, во втором умозрительная.
При инвариантном подходе требуется выявить компоненты
значения, которые затем были бы представлены во всех реализациях единицы. Такая задача успешно решена при описании значения предлога среди Г. Е. Крейдлиным [Крейдлин, 1994], который совершенно справедливо говорит, что инвариантный подход
к описанию значения существенно экономит словарное пространство.
«Однако все многообразие контекстных употреблений свести воедино практически невозможно. Те, кто ставит перед собой
такую задачу, могут решить ее только с помощью очень абстрактного описания. Инвариант оказывается настолько далек от
каждого конкретного употребления языковой единицы, что необходимость его введения становится сомнительной» [Рахилина,
2000а, с. 361. Ср. Добрушина, 1997]. Кроме того, очевидно, что
качественное воплощение инвариантного подхода требует: инвариант должен быть сформулирован таким образом, чтобы учесть
не только все существующие контекстные реализации, но и все
потенциальные, иначе при возникновении новой единицы в речи
потребуется переформулировка инварианта.
Данный подход также предполагает одинаковый способ развертывания значения, единообразные типы перехода от инвариантного значения к конкретному. Это требование не было реализовано, да и вряд ли может быть реализовано в описаниях предлогов и приставок.
Весьма близким к инвариантному является подход, в котором в качестве основного понятия используется формальная семантическая схема [Добрушина, Меллина, Пайар, 2001] – «такое семантическое представление некоторой единицы, которое
само по себе не является толкованием ни для какого конкретного
употребления этой единицы, но присутствует в любом ее употреблении и является основой формирования каждого конкретного
36
ее значения» [там же, с. 15]. Авторы говорят о том, что введенный ими термин является наследником термина инвариантное
значение, но при этом отказываются от последнего, поскольку
инвариант, по их мнению, «связывается с подходом к значению
как к чему-то абсолютно неизменному и никак не зависящему от
контекста» [там же]. Эта точка зрения на инвариант расходится с
классической, которая предполагает, что инвариант обязательно
реализуется в контексте, а любая реализация предполагает варьирование. Вариант же выбирается в зависимости от контекста. Инвариант является неизменным, но варьируется при реализации в
контексте.7
Впрочем, как кажется, содержательно термин формальная
семантическая схема все-таки не отличается от термина инвариант: «Формальная схема – это та часть смысла языковой единицы, которая существует вне контекста, то есть существует только
в рамках лингвистического анализа, моделирующего формирование смысла, но не в реальной речи» [Добрушина, Меллина, Пайар, 2001, с. 19].
Разнообразие текстовых реализаций не позволяет с легкостью свести все их к общему семантическому источнику, поэтому
инвариантный подход в ряде работ комбинируется с контекстным
[Маляр, Селиверстова, 1998; Кронгауз, 1994]. Например, О. Н. Селиверстова [Маляр, Селиверстова, 1998] сводит семантику предлогов к ограниченному числу значений, потому что, как представляется автору, именно такое количество более естественно,
чем труднообозримые списки в границах двух десятков. Далее
выделяется два основных типа организации значения. Первый
тип базируется на некоторой инвариантной части, которая не
полностью предопределяет частные значения. В основе второго
типа значения лежат видоизменения исконной геометрической
фигуры.
Невозможность однозначного решения приводит лингвистов
и к более радикальным выводам: ни выделение инвариантного
7
Инвариант – «абстрактная единица языка, обладающая совокупностью основных признаков всех ее конкретных реализаций и тем объединяющая их,
напр., морфема по отношению к алломорфам» [БЭСЯ]; «абстрактное обозначение одной и той же сущности (напр., одной и той же единицы) в отвлечении от
ее конкретных модификаций – вариантов» [ЛЭС]. См. также [Солнцев, 1984].
37
значения, ни само описание вариантов значения не столь уж важны, гораздо важнее признание семантической целостности приставки и предлога и поиски путей описания этой целостности:
«Гипотеза, отрицая несвязанность значений одной приставки, не
предполагает, однако, неизменного наличия одного инварианта.
Скорее, речь идет о прототипическом значении, из которого путем применения одной или ряда семантических операций может
быть получено любое конкретное значение приставки. Впрочем,
иногда затруднительно определить направленность семантических операций и тем самым выделить одно единственное значение как прототипическое. Точнее говорить о связной семантической системе, состоящей из отдельных конкретных значений»
[Кронгауз, 1994, с. 38].
Как способ целостного представления многозначной единицы вводится понятие «семантическая сеть» [Langacker, 1987;
Brugman, Lakoff, 1988; Кронгауз, 1998; Плунгян, Рахилина, 1996;
Рахилина, 1997, 2000, 2000а; Мусинова, 2005], под которой понимается система, «состоящая из отдельных конкретных значений, семантических операций (правил перехода от одного значения к другому), правил реализации значений в тексте (распределение по семантическим и прагматическим типам основ и контекстов), значений более высоких уровней абстракции («локальные» инварианты значений, возможно, инварианты инвариантов
первого уровня и т. д.)» [Кронгауз, 2001, с. 214]. Но и здесь, как
видим, востребованным остается понятие инварианта или какойлибо его разновидности (прототипического значения).
Прототипическое значение может быть абстракцией, никогда не реализованной в конкретном высказывании. Но в качестве
прототипического может выступать и конкретное пространственное значение. Таким образом, допускается разная природа прототипического значения, что очевидно приводит к теоретическому
разнобою.
Главная функция прототипического значения – связать семантическую сеть.
Основа семантической целостности полисеманта, представляемого как семантическая сеть, – связь разных значений друг с
другом. «Для непосредственно связанных между собой значений
также может быть сформулирована семантическая операция, ко38 торая соотносит эти значения, т. е. объясняет, почему и каким
образом более абстрактное «инвариантное» значение по-разному
реализуется в различных семантических и прагматических условиях. Опосредованная связь двух значений означает существование промежуточной связующей цепочки значений, попарно непосредственно связанных между собой» [Кронгауз, 2001, с. 214.
См. подобный подход в применении к знаменательным словам в
Падучева, 2004].
Основной единицей описания становится семантический
блок – «это группы таких употреблений слова, что семантические
различия внутри каждого блока существенно меньше (и существенно более предсказуемы), чем семантические различия между
употреблениями, принадлежащими к разным блокам» [Плунгян,
2001, с. 100]. В связи с этим семантическая сеть понимается как
«структура, надстраиваемая над несколькими самостоятельными
исходными классами употреблений (при этом одни классы могут –
или даже должны – описываться как производные от других).
Значение оператора мы предлагаем моделировать не посредством
инварианта или абстрактной формальной схемы, по-разному насыщаемой в различных контекстах, а посредством связанных
друг с другом в единую структуру семантических блоков, каждый из которых в значительной степени сохраняет свою онтологическую самостоятельность» [Плунгян, 2001, с. 102].
Имеется еще одна особенность представления значения как
семантической сети: в ряде работ «она представляет собой схемуграф, в узлах которой находятся «частные» значения (или подзначения) приставки, а ребра указывают на их связи друг с другом. Ребра не обязательно направленные, поскольку на синхронном уровне не всегда однозначно можно говорить о производности одного подзначения от другого» [Якунина, 2001, с. 126. То же
в Кронгауз, 1994]. Как видим, устанавливается связь, но не производность.
Некоторые авторы, работающие в рамках этой теории значения предлога и приставки, осознают ее ограниченность: «Эта
теория может предсказать частные значения, но не объяснить
общее направление семантического развития лексемы [Рахилина,
2000а, с. 281]. Предлагается и путь преодоления этой проблемы:
«Помимо связанной в сеть картины употреблений необходимо
39
еще представление об общем концепте значения, который и определяет в конечном счете устройство данной семантической сети» [там же]. Это представление автор связывает содержательно с
понятиями сценарий-схема [Киселева, Пайар, 1998], концепт
[Логический анализ языка, 1988–2002].
2.3. При осуществлении подробного описания семантики и
функционирования языковой единицы выдвигается гипотеза о
том, что необходимо ввести в исследование некоторое надъязыковое представление, определяющее как набор имеющихся значений и появление новых, так и способы взаимодействия единицы с контекстом. Эта идея восходит к образу-схеме (image schema) Л. Талми, Р. Лангакера и др. Схема базируется на зрительных
представлениях и является основой многозначности. Каждое из
значений актуализирует (профилирует) набор из некоторых компонентов схемы, в то же время остальные компоненты остаются в
тени.
В [Кустова, 2004] развивается именно такая концепция природы многозначности. Здесь утверждается когнитивная природа
полисемии: «Полисемия – одно из основных средств концептуализации нового опыта» [Кустова, 2004, с. 11]. Возникновение новых значений есть результат языкового расширения – использования старых знаков в применении к новым ситуациям. Как следствие этой методологической установки постулируется и то, что
целостность полисеманта также явление когнитивное. В основе
ее не какая-либо связь между значениями (непосредственная или
опосредованная), а общность когнитивного образа ситуации
(прототипической ситуации), лежащего в основе всей семантической структуры.
Разные значения основаны на отражении элементов прототипической ситуации – когнитивной модели ситуации. При реализации семантического потенциала единицы более конкретные, геометрические признаки прототипической ситуации отходят в тень.
Связь между значениями «является презумпцией: они связаны просто потому, что происходят из одного источника и восходят к одному источнику. Значения содержат то, что было в этом
источнике, причем разные значения могут «черпать» из этого источника разное. Исходное значение – это одна из возможных
концептуализаций ситуации» [Кустова, 2004, с. 31]. Принципи40 альным является следующий постулат: «Производные значения
оказываются не связанными с исходным, не имеющими с ним
общих признаков потому, что они действительно невыводимы (во
всяком случае – не все выводимы) из исходного значения как отдельной, автономной единицы. Значения связаны между собой
именно через прототипическую ситуацию, соотнесены с одним и
тем же источником. Именно поэтому они могут иметь общие
компоненты. Но именно поэтому они могут и не иметь общих
компонентов» [Кустова, 2004, с. 40].
2.4. Попыткой свести все существующие гипотезы воедино
является позиция А. А. Зализняк [Зализняк, 2006]: «Наш основной тезис состоит в том, что в языке существуют разные механизмы, обеспечивающие единство значения языковой единицы;
соответственно, множественным должен быть и способ их представления» [Зализняк, 2006, с. 40]. Сущность, обеспечивающая
единство слова, называется концептуальной схемой. Из генеральной установки автора следует и то, что концептуальная схема
никак не определяется, о ней говорится, что ее устройство может
быть различным: это и «некоторый пространственный образ.., на
который накладывается определенная концептуальная структура», и «набор семантических компонентов плюс некое неформальное описание прототипической ситуации» [там же, с. 41].
Более того, «концептуальная схема может совпасть с исходным
значением» [там же, с. 41]. По словам автора, такой способ представления многозначности является дополнительным к способу,
при котором одно значение выводится из другого. Возможно, поэтому при анализе материала автор крайне редко обращается к
концептуальной схеме как к инструменту исследования, чаще
значение формулируется на основе анализа контекстов, даже если для данной единицы и приводится концептуальная схема [Зализняк, 2006, с. 131–146].
2.5. При любом подходе к представлению полисемии исследователь ставит перед собой две задачи: выявить текстовые реализации значения единицы и обнаружить связи между разными
значениями. Однако для того чтобы корректно и полно представить любую многозначную единицу языка как иерархическую
систему, необходимо еще произвести идентификацию ее текстовых реализаций, выявить системный статус отдельной реализа41
ции или группы реализаций, т. е., выражаясь в терминологии традиционных толковых словарей, исследователь должен отличить
отдельные значения от оттенков одного значения. Это одна из
сложнейших задач, подлежащих решению при описании полисемии [см. Богуславский, 2001].
В большинстве исследований, посвященных описанию многозначных приставок и предлогов, да и самостоятельных слов,
такая задача вообще не ставится. Например, В. А. Плунгян, описывая значение глагольной приставки под- , использует понятие
употребления, не акцентируя внимание на языковом системном
статусе. Автор не разграничивает отдельное значение и варианты
одного значения [Плунгян, 2001].
При использовании весьма распространенного способа
представления значения глагольной приставки как семантической
сети вводятся термины значение и подзначение. При описании
материала значение и подзначение подчас используются как синонимы, следуют друг за другом в скобках. Однако, если это
термины-синонимы, то введение одного из них, по крайней мере,
излишне. Возможно, авторы подразумевают разный системный
статус данных явлений, но это явно не следует ни из теоретической части работы, ни из описания материала. При этом не разграничиваются варианты одного значения и разные значения, а
для изучения полисеманта как единства это представляется важным, поскольку разные значения и текстовые варианты одного
значения относятся к разным структурным уровням. Следует отметить, что в довольно редких случаях все-таки иерархичность в
содержании этих терминов отмечается [Горелик, 2001, с. 37].
В [Зализняк, 2006] используется термин класс реализаций
инвариантного значения приставки, который, по словам автора,
«при другом подходе называется разными значениями приставки» [Зализняк, 2006, с. 303].
На наш взгляд, введение новых терминов для обозначения
элементов семантической структуры языковой единицы пока не
дало никаких практических результатов. Содержание терминов
не определено четко, не прояснена их специфика, их использование не вносит в представление о многозначности ничего нового.
Традиционный классический термин оттенок значения в
свое время был подвергнут конструктивной критике: «Термину
42 «оттенок значения» соответствует от трех до шести других лингвистических понятий, каждое из которых необходимо для многих разделов семантической теории: особенность семантики слова (денотата или сигнификата), особенность синтактики (семантической, лексической или морфосинтаксической сочетаемости)
или особенность прагматики. Дублируя несколько принципиально различных понятий, термин «оттенок значения», естественно,
оказывается лишенным постоянного содержания. Но термин, который в лучшем случае является избыточным, а в худшем – бессодержательным, никакой научной ценности не представляет, и
от него необходимо отказаться. Утверждая, что в лингвистическом описании для понятия оттенка значения не удается найти
никакого удовлетворительного теоретического статуса, мы отнюдь не имеем в виду сказать, что в языке слова не могут отличаться друг от друга тончайшими смысловыми и иными нюансами. Мы утверждаем только, что они должны описываться другими теоретическими понятиями [Апресян, 1995, с. 249].
В нашей работе приняты термины значение и вариант значения. Использование данных терминов позволит зафиксировать
семантическую структуру языковой единицы как совокупность
ранжированных элементов, включающую в себя одно или несколько значений. Значение может быть представлено несколькими вариантами, проявляющимися на уровне конкретного высказывания.
§ 3. ЗНАЧЕНИЕ АДЪЕКТИВНОЙ ПРИСТАВКИ
И КОНТЕКСТ
Описание значения релятивных единиц языка связано еще с
одной проблемой. Поскольку релятивные единицы характеризуют ситуацию или выражают отношения, а отношения существуют между участниками ситуации, названными в контексте, то
вполне естественно особо тесное взаимодействие значений предлогов и приставок со значениями единиц, выступающих в качестве внутрисловного и межсловного контекста. В этой связи перед
лингвистами стоит сложная задача, которая состоит, во-первых, в
определении самой возможности представления значения предлога и приставки как автономной семантической сущности, и,
43
если такая возможность существует, во-вторых, в отграничении
значения исследуемой единицы от значений, привнесенных контекстом. Обе эти задачи нельзя считать решенными.
3.1. Как представляется, особо сложная ситуация наблюдается в сфере глагольной префиксации. Именно поэтому, убедившись в сложности соотнесения определенного сегмента семантики приставочного глагола с определенным формальным сегментом, большинство авторов приходит к следующего рода выводам:
«Семантику приставочного глагола в подобных случаях следует
описывать как единое целое, отказавшись от попытки воспринимать ее как комбинацию значений основы и приставки» [Добрушина, Пайар, Меллина, 2001, с. 13]. Например, в [Кронгауз, 2001]
дается следующее толкование одного из значений глагольной
приставки над-: «Лицо W с помощью действия V сделало так,
чтобы объект Х незначительно увеличился с (верхнего) краю».
Совершенно очевидно, что это толкование не значения приставки, а значения глагола, поскольку в него включены категории
‘лицо’, ‘действие’, ‘каузация’. И в данном случае даже в этой
формулировке все-таки можно выделить именно ту информацию,
которую несет приставка, а именно ‘увеличение некоторого объекта с (верхнего) краю’. Но все-таки для ряда глагольных приставок выделение информации, передаваемой приставкой, оказывается крайне сложным. К таковым относится, например, приставка
у-, значение которой крайне имплицитно [см. Зализняк, 2006].
В некоторых исследованиях значение приставки понимается
как «общая часть значений приставочных глаголов» [Якунина,
2001, с. 127]. Такой поход возможен, если предположить, что
значение слова есть сумма значений входящих в него морфем.
Как показано в ряде работ, это далеко не всегда так [см., например, аргументацию в Добрушина, Пайар, Меллина, 2001].
Закономерно, что сложность самого языкового явления обусловливает поиск различных решений в наиболее точном представлении значения глагольной приставки. И все-таки, поскольку
«знание «значения приставки» в целом ряде случаев используется
говорящим отдельно от знания значения глагола» [Зализняк,
2006, с. 300], то сама постановка задачи описать значение глагольной приставки как отдельную сущность, с точки зрения авторов, занимающихся изучением этой языковой единицы, возможна.
44
3.2. Семантика предлогов в гораздо меньшей степени спаяна
с семантикой контекста. Но поскольку предлог выражает отношения в ситуации, то и его значение несвободно от информации
об участниках ситуации. Например, в [Кустова, 2004] за основу
описания значения предлога на взята исходная семантическая
схема. Эта схема включает в себя сведения о траекторе, ориентире, характере достижения ориентира, т. е. учитывает характеристики пространственной ситуации, отношения между участниками которой отражаются с помощью предлога на. В таком детальном описании, дающем представление об особенностях употребления предлога и его сочетаемости, все-таки трудно вычленить
значение собственно предлога и осознать его отдельно от смыслов, наведенных контекстом, в качестве которого выступают
глагол и существительное. Задача отделить значение предложной
конструкции и имени выдвигается в качестве основной в [Рахилина, 2000а, с. 264–282].
3.3. При весьма высокой степени контекстуальной обусловленности значения прилагательного [Харитончик ,1986; Виноградов, 1972; Шмелев А.,1988; Кубрякова, 1981; Коробова, 1970,
1972] есть основания утверждать, что префикс с базовым локативным значением в относительных прилагательных является
самостоятельной семантической сущностью, значение которой в
меньшей степени спаяно с семантикой контекста, чем значение
предлога и особенно глагольной приставки. Продемонстрируем
этот тезис.
3.3.1. Как известно, бесприставочные относительные прилагательные способны называть разные типы отношений: пространственные (морской берег), предназначенности (морская яхта) и др. Введение в состав прилагательного локативного префикса устраняет проблему множественности выражаемых отношений, которая проявляется у прилагательного в сочетании с
различными существительными. Наличие приставки позволяет
снять основную трудность при анализе семантики прилагательного, состоящую «в описании отдельного значения, которое
предполагает не столько выявление значения прилагательного,
сколько перечисление носителей признака и тем самым исчисление сочетаний прилагательного с определяемыми им существительными, как это зачастую встречается в лексикографической
45
практике» [Харитончик, 1986, с. 19]. [См. также точку зрения на
многозначность относительных прилагательных Апресян, 1995,
с. 211–212]. Для прилагательных с локативными приставками
характерна неизменность выражаемого ими предметного отношения ‘расположенный где-л. по отношению к объекту, названному производящим’ (заречный – дом, дуб, поле, лес ‘находящийся за рекой’; приморский – пляж, курорт, дача, песок ‘находящийся у моря’; надколенный – рана, карман, область ‘находящийся выше колена’). Межсловный контекст в этом случае выступает скорее необходимым фоном, на котором проявляется
значение всего прилагательного и префикса.
Значение приставки и производящего в прилагательном в
значительной степени автономны, поэтому при анализе не возникает проблемы, которая существует и активно обсуждается в связи с изучением глагольной префиксации: можно ли считать значение слова комбинацией значения префикса и основы? Если для
глаголов все большее количество авторов дает отрицательный
ответ, то для локативных прилагательных этот ответ в большинстве случаев положительный. Компоненты значения приставочного локативного прилагательного достаточно очевидно соотносятся с определенными формальными сегментами: внутридупловое вскармливание ‘внутри + дупло’, возлеверандная растительность ‘рядом с + веранда’. Это касается и употребления данных
приставок в производных значениях: межрайонная прокуратура
‘общий для + районов’, субсветовая скорость ’близкий к + скорость света’. Прозрачная формально-семантическая структура
прилагательных позволяет описывать значение префикса в значительной степени автономно.
Несомненно, что семантика производящего обусловливает
значение префикса. Например, приставка при- в сочетании с производящим – существительным в конкретно-вещественном значении, описывает нахождение в смежном фрагменте пространства (прифабричная территория), а в сочетании с существительным,
называющим учреждение, социальный объект, обозначает структурную зависимость, принадлежность (прифабричная школа).
Контекст ангажирует определенную приставку для выражения
отношений между объектами, названными производящим и существительным – главным словом именной группы, и актуализи46
рует реализацию одного из значений приставки [см. подробнее
Горбунова, 2005], которое при этом не оказывается встроенным в
значение контекста. Значение прилагательного можно охарактеризовать как аддитивное, составленное из значений входящих в
прилагательное морфем. Именно в этом смысле и можно понимать семантическое взаимодействие приставки и внутрисловного
и межсловного контекста.
3.3.2. Относительная семантическая автономность приставки
проявляется еще в одном значительном отличии от предлога.
Существительное с предлогом и префиксальное прилагательное выступают в качестве средств, называющих локализацию
как объектов (город за границей / заграничный, берег над рекой /
надречный), так и процессов (поездка за границу / заграничная,
полет над рекой / надречный). Обнаруживается, что данная характеристика ситуации связана с другим значимым признаком
‘статичность / динамичность’.
Признак локативной ситуации ‘статичность / динамичность’
отражается в предложно-падежной конструкции и является важным компонентом значения предлога [см. Всеволодова, Владимирский, 1982, где статичность / динамичность ситуации используется как одно из оснований классификации значений предлогов].8 Разграничение статических и динамических ситуаций в
объектно-локативной модели происходит, во-первых, за счет использования разных предлогов, одни из которых могут называть
только расположение объектов относительно друг друга и представлять ситуацию как статическую (внутри дома, перед домом,
за домом), другие способны называть локализацию как достижение той же позиции в результате перемещения (внутрь дома
‘объект находится / стремится находиться внутри в результате
перемещения из внешнего пространства во внутреннее’, из-за
дома ‘объект находится с лицевой стороны объекта в результате
перемещения с тыльной стороны’). Причем в одну и ту же точку
объект может попасть в результате разного рода перемещений, из
разных позиций (из-за дома, из-под дома).
8
Для значения глагольной приставки этот признак также значим. Ср.: «Значению приставки соответствует динамическая конструкция, состоящая из начальных и конечных ситуаций, приставка задает по крайней мере 2 ситуации и переход между ними» [Кронгауз, 1998, с. 243].
47
Во-вторых, статические и динамические ситуации могут
маркироваться использованием разных падежных форм существительного с одним и тем же предлогом (в столе / в стол, на
стене / на стену). [См. подробно Всеволодова, Владимирский,
1982]. Именно потому, что выражение определенного пространственного значения предлога связано с определенной грамматической формой существительного, категория места во [Всеволодова, Владимирский, 1982] названа лексико-синтаксической категорией.
При этом наблюдается четкое соотношение статичности /
динамичности ситуации и способности предлога локализовать
объект и процесс. Предлог, в значение которого входит компонент ‘динамичность’, может называть только локализацию процессов (путешествие за границу при невозможности *город за
границу, инъекция внутрь клетки / *вещество внутрь клетки).
Предлоги, отражающие статические ситуации, т. е. такие, в которых расположение по отношению к локуму остается неизменным, способны номинировать локализацию как объектов, так и
процессов (путешествие / город за границей, перемещение / органоиды внутри клетки).
В атрибутивно-локативной модели для обозначения подобных типов локализации используется одно и то же прилагательное, способное обозначать как расположение предмета, так и место протекания процесса (вулкан под водой/ плавание под водой –
подводный вулкан / плавание, тополя вдоль дороги / движение
вдоль дороги – вдольдорожные тополя / движение). В то же время в тени остается динамический / статический характер ситуации, поскольку для наименования обоих типов используется одна
и та же приставка (внутрь клетки, внутри клетки / внутриклеточный, под землей, под землю / подземный). В связи тем, что
значение и употребление префикса прилагательного не зависит
от того, обозначает ли он расположение объекта или процесса и
статичности / динамичности ситуации, эти аспекты при анализе
материала в дальнейшем не учитываются, т. е. не разграничиваются контексты, в которых существительное – главное слово
именной группы – называет объект и процесс.
Кроме того, приставка не акцентирует внимание на некоторых важных пространственных аспектах ситуации. В сочетаниях
48
с разными существительными приставка прилагательного заграничный может означать довольно разные типы локализации: заграничный город ‘находящийся по другую сторону границы’ –
статическая ситуация; заграничный гость ‘приехавший из-за границы’ – динамическая ситуация, связанная с пересечением локума, перемещение осуществляется из чужой страны в свою; заграничное путешествие ‘за границу’ – перемещение обратное, из
своей страны в чужую. Понимание последнего словосочетания
может быть неоднозначным [в терминах Зализняк, 2006; Апресян, 1995, 1995а], так как теоретически может обозначать и ‘за
границей, из одной чужой страны в другую’. Адъективная приставка выделяет в ситуации один ведущий признак: локализация
с «чужой» стороны границы. Способ достижения этой позиции,
перемещение относительно локума и направление этого перемещения не отражаются прилагательным с приставкой, в то время
как предложно-падежное сочетание совершенно определенно
информирует о подобных различиях в ситуации: город за границей, гость из-за границы, путешествие за границу / за границей.
При использовании прилагательного эта информация может быть
получена только из более широкого контекста, порой значительно выходящего за рамки словосочетания. Но роль контекста и
здесь будет скорее диагностической и инициирующей реализацию одного из значений префикса.
Таким образом, можно сказать, что адъективная приставка
является более автономной семантической сущностью, чем предлог. В то же время в силу особенностей отражения пространственных отношений с помощью адъективного префикса она более,
чем предлог, склонна к неоднозначности и поэтому в большей
мере нуждается в контексте как фоне для проявления значения.
3.3.3. Обнаруживается еще один аспект соотношения контекста и значения префикса.
В современной лингвистике господствует доказанное на
большом материале мнение о том, что «сочетаемостные характеристики не существуют сами по себе: они (по крайней мере,
большинство из них) мотивированы содержательными, т. е. семантическими свойствами» [Рахилина, 2000а, с. 9]. Некоторые
семантические свойства проявляются в сочетаемости, поэтому,
чтобы их обнаружить, необходимо изучить типы контекстов, в
49
которых функционирует данная единица [см. Апресян, 1995;
Wierzbicka, 1985]. Невозможность сочетать некоторые единицы
часто значит, что смыслы, выражаемые этими единицами, исключают друг друга. Например, приставка вдоль- сочетается
только с производящими, в которых объект концептуализирован
как линейно протяженный (вдольдорожный, вдольшоссейный).
При этом невозможно сочетать приставку вдоль- с существительным Луна (*вдольлунный) и другими словами, называющими объекты, не концептуализированные как линейно протяженные. Так
мы устанавливаем, что смысл ‘линейная протяженность’ входит в
значение приставки вдоль-. Приставка при- сочетается с названиями разных по форме объектов, следовательно, информация о
форме зоны примыкания к локуму не входит в значение приставки.
3.4. Итак, контекст выступает в нашей работе в двух ипостасях.
Во-первых, контекст используется в качестве диагностического материала, на фоне которого только и возможно определение значения префикса. Под контекстом понимается внутрисловный контекст, который позволяет разграничить разные значения
одного префикса (подземный, подвластный) и варианты одного
значения (подземный, подкожный). Однако довольно часто для
этого внутрисловный контекст оказывается недостаточным. В
таких ситуациях мы обращаемся к межсловному контексту, в качестве которого выступает существительное – главное слово в
именной группе. Например, только в словосочетании можно разграничить значения ‘пересекающий Европу’ (трансъевропейский экспресс) и ‘общий для стран Европы’ (трансъевропейский
банк). В целом ряде случаев необходимо прибегнуть к предложению или нескольким предложениям для осознания и демонстрации специфики префиксального значения. Например, в словосочетании надгосударственное образование прилагательное может
быть истолковано как ‘не относящееся к государству, находящееся за рамками государства’ и как ‘общее для нескольких государств’. И только дальнейший контекст позволяет с уверенностью выбрать второе (пример 1):
1) Мы намерены стать наднациональным и надгосударственным образованием, ведь мы объединяем не страны, а народы
Северного Кавказа (Юсуп Сосоламбеков).
50
Во-вторых, необходимость анализа контекстов связана с выявлением составляющих прототипической ситуации, которые
проявляются в возможности / невозможности использования
префикса в определенных типах синтагм.
§ 4. РОЛЬ ЛОКАТИВНОГО КОМПОНЕНТА
В СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ АДЪЕКТИВНОЙ ПРИСТАВКИ
С ПРОСТРАНСТВЕННЫМ ЗНАЧЕНИЕМ
В лингвистике значения различных типов достаточно часто
квалифицируются как производные от локативных значений. Такая установка обосновывается теорией, базирующейся на философском представлении о пространстве как форме существования
материи и примате пространственных представлений человека.
Так как большее количество информации об окружающем мире
поступает через зрительный канал, то именно пространственные
категории в силу их наблюдаемости признаются более легкими
для познания и потому более ранними для языка. Кроме того, у
человека нет иных способов познания, как сравнение нового с
уже познанным. Вследствие этого пространственные категории
становятся основой для такого сравнения, а единицы с базовым
локативным значением – средством номинации вновь познанных
смыслов [Кустова, 2004; Крейдлин, 1994, 1997]. Базовость локативных значений объясняется и тем, что «локатив является импликацией существования: если объект существует, он где-то находится (не только в физическом, но и в разных типах нефизических пространств)» [Кустова, 2000, с. 230]. «Язык стремится использовать одну и ту же единицу для обозначения разных ситуаций за счет особых правил взаимодействия ее семантики с контекстом» [Плунгян, Рахилина, 2000, с. 116]. Обозначение непространственных ситуаций с помощью локативных единиц языка
интерпретируется как результат переосмысления былых пространственных представлений [Шерер, 1979, с. 106; Зализняк,
2006, с. 311], как освоение «нефизических ситуаций с помощью
предикатов физических ситуаций» [Кустова, 2004, с. 418], «метафора семантических пространств» [Крейдлин, 1994, с. 19].
Когнитивное направление лингвистики также трактует локативные значения как базовые. «Исследователи традиционно ис51
ходят в описании семантической структуры пространственнодистанционных предлогов и наречий из геометрических характеристик сцены, которую задает предлог (наречие) в рамках локативного значения. Получив там искомый алгоритм, который
представляет собой схематическое описание денотативной ситуации, сделанное на основе зрительной перцепции, они проецируют его на другие виды семантических пространств – временное, социальное и др., и ищут подтверждения в языковом материале выдвинутой гипотезе» [Кириченко, 2000, с. 339]. [См. также Brugman, Lacoff, 1988; Селиверстова, 2000; Маляр, Селиверстова, 1998; Рябцева, 1997; Зализняк, 2006]. Умозрительные, ненаблюдаемые конфигурации объектов квалифицируются здесь
как кальки с физических, в результате нематериальные объекты
«представлены как аналоги физических объектов» [Кустова,
2004, с. 58], а значение многозначного слова представляет собой
структуру, группирующуюся вокруг прототипа – базового зрительного значения [Langacer, 1991; Janda, 1993].
В русской лингвистике появилась новая точка зрения на статус локативного компонента в значениях языковых единиц: «Мы
полагаем, что понятие пространственного прототипа как единственный инструмент анализа семантики предлога неудовлетворительно» [Плугнян, Рахилина, 2000, с. 118]. Развитие значения
языковой единицы уже не рассматривается как переход от конкретного к абстрактному, к сложному концепту, структура которого полностью определяется исходным визуальным представлением. При описании значений сильно многозначных единиц, в
частности, предлогов и глагольных приставок, авторы ставят вопрос о роли пространственного компонента: «Является ли он определяющим для понимания механизмов полисемии предлога,
или этой полисемией управляют другие закономерности?» [Пайар, Плунгян, 2000, с. 83].
Такие вопросы вполне естественны. Ведь исследования по
семантике, в которых изучается значение самостоятельных единиц языка, уже доказали необходимость учета не только визуально воспринимаемых признаков объектов, но и концептуальной
информации., антропоцентрической по своей природе, например,
функциональной составляющей для имен [см. Wierzhicka, 1985;
Рахилина, 2000а]. Поэтому в продолжение уже состоявшимся ис52
следованиям и новой концепции структуры лексического значения, которое формируется с учетом нерелевантных признаков
объекта, фоновой информации, коннотаций, сторонники нового
подхода к интерпретации многозначности строевых элементов
языка утверждают, что семантическую структуру таких единиц
следовало бы представлять «не в рамках ставшего уже традиционным перцептивно-геометрического подхода, а с совершенно
иных позиций» [Кириченко, 2000, с. 351]. Однако решение верной по сути теоретической установки в некоторых его моментах
представляется спорным.
В работах [Кронгауз, 1998; Пайар, Плунгян, 2000; Пайар,
2000; Плунгян, Рахилина, 2000] авторы совершенно обоснованно
постулируют «отказ от слишком прямолинейных «пространственных гипотез» (сводящих все многообразие производных значений предлога к так называемой «пространственной метафоре»
[Пайар, Плунгян, 2000, с. 83].
4.1. В качестве альтернативы локалистскому подходу предлагается несколько концепций. Ведущим тезисом первой их них
является утверждение, что «функциональный компонент постепенно подавляет пространственный, становясь движущей силой в
семантической эволюции предлога» [Пайар, Плунгян, 2000,
с. 84]. Но из данной формулировки не следует, что локативный
компонент не участвует в формировании семантики предлога в
качестве базового. Как кажется, в ней лишь утверждается, что
пространственная семантика постепенно отходит в тень.
Впрочем, и анализ значений предлога над в этой части цитируемой работы производится именно с локалистских позиций.
Например, при выяснении того, входит ли признак ‘строгая вертикальность’ в значение предлога, авторы дают отрицательный
ответ прежде всего потому, что «никакие непространственные
значения предлога над не эксплуатируют эту разницу» [Пайар,
Плунгян, 2000, с. 85–86], тем самым утверждая генетическую связь
непространственных значений и визуальных представлений.
Кроме того, в авторском анализе языкового материала неоднократно демонстрируется связь локативных и нелокативных
употреблений. Например, подкласс локативных употреблений,
основанный на концептуализации ориентира как случайного и /
или временного, связывается с «теми нелокативными употребле53
ниями, в которых основным значением над следует считать утверждение функциональной независимости Х и Y» [Пайар, Плунгян, 2000, с. 90]. Непространственные значения самими авторами
трактуются как пространственные метафоры: «Что означает приподнять завесу над тайной? Имеется ли в виду метафора висящего вертикально занавеса (за которым скрывается тайна) или
метафора горизонтального покрывала (под которым находится
тайна)? По-видимому, обе интерпретации равно возможны, и выбор между ними не существен для формирования метафорического значения» [там же].
При подведении итогов о значении предлога над авторы делают вывод: «Пространственные употребления организованы вокруг признаков «вертикальности» и «отсутствия контакта», непространственные – вокруг признаков «независимости объекта от
ориентира» и «опосредованного воздействия объекта на ориентир» [Пайар, Плунгян, 2000, с. 103]. Совершенно очевидно, что
‘независимость’ – смысл, производный от компонента ‘отсутствие контакта’, а ‘воздействие’ – широко известная метафора позиции выше.
Таким образом, как в теоретической, так и в эмпирической
части работы авторы так или иначе обращаются к пространственным категориям.
4.2. В качестве второй концепции, выступающей альтернативой к локалистской, предлагается подход, основанный «не на
противопоставлении пространственных и непространственных
употреблений, а на едином описании, при котором наблюдаемые
контекстные эффекты оказываются выводимы из единого абстрактного «сценария» [Пайар, Плунгян, 2000, с. 84]. Например,
опорным компонентом над-сценария называется доминация, которая в конкретных группах употреблений интерпретируется как
1) «отношение господства, превосходства» [Пайар, Плунгян,
2000, с. 108] (власть над людьми, суд над Иваном), как 2) пространственная доминация (дом над берегом, склониться над
больным), как 3) доминирующее положение Х-а, понимаемое «в
том смысле, что энергия, исходящая от субъекта, оказывается
направлена на элемент Y» (работа над диссертацией, сидеть
над книгой) [Пайар, Плунгян, 2000, с. 110].
54
Если рассматривать первую группу употреблений, то снова
представляется возможным и более системным интерпретировать
отношение господства как концептуальную метафору пространственной доминации. Что же касается третьей группы, то и здесь
явно прослеживается связь с пространственными представлениями. Да, действительно, как утверждают авторы, работа над диссертацией не означает обязательной пространственной связи объектов, где один располагается над другим (размышлять над книгой можно, не имея книги перед собой, лежа на диване), однако
типичная ситуация предполагает, что размышляющий, работающий находится в такой позиции, когда основная часть его тела
располагается выше места приложения энергии (за столом над
лежащей на нем книгой, у станка над закрепленной в нем деталью и т. д.)
4.3. Еще одна альтернативная концепция представлена в
[Плунгян, Рахилина, 2000]. Здесь предлагается дополнить понятие прототипического значения понятием центральное значение: «прототипическое значение является исходным по отношению к центральному, но именно центральное значение является
организующим центром семантической сети (и, в отличие от прототипического, оно совершенно не обязательно имеет пространственную природу)» [Плунгян, Рахилина, 2000, с. 118]. Что следует из данного положения? Во-первых, прототипическое значение, основанное на пространственных представлениях, все-таки
признается. Более того, оно лежит в основе центрального значения. В каких же отношениях находятся прототипическое значение и текстовые употребления предлога? Следуя логике автора,
мы должны признать, что если центральное значение – исходное
для всех остальных, а прототипическое – для центрального, то в
основе семантической сети лежит как раз прототип, а центральное значение соответствует некоему промежуточному этапу анализа. Вопрос о необходимости введения такого этапа для нас остается открытым.
Центральное значение авторы понимают как семантический
вектор, «который лишь задает некоторое общее направление развитию многозначного слова и помогает объяснить его динамику»
[Плунгян, Рахилина, 2000, с. 123], для предлога под это идея
функциональной доминации. Авторы предлагают следующее
55
толкование под: «Х находится ниже поверхности, и при этом непосредственно в области доминации Y–а» [Плунгян, Рахилина,
2000, с. 124]. В толковании соединяются локативный и функциональный компоненты.
Не возражая против того, что только пространственной составляющей подчас недостаточно для адекватного представления
языкового элемента как смыслового единства, мы все-таки не
можем согласиться как с интерпретацией конкретных примеров,
так и с теоретической установкой авторов. Например, необходимость введения идеи функциональной доминации в анализ значения предлога под авторы мотивируют тем, что функциональная
составляющая присутствует во всех употреблениях предлога, в
том числе и пространственных. В качестве доказательства в статье приводится пример под потолком, который здесь толкуется
как ‘в непосредственной близости от потолка’, т. е. в области
функциональной доминации, а не, например, ‘на полу’. По поводу этого конкретного случая хочется возразить, что такое понимание обеспечивается совокупностью многих факторов, о которых подробно говорится, в частности, в [Апресян, 1995], а основа
данного понимания не в содержащейся в значении под идее
функциональной доминации, а в критериях выбора ориентира,
которым может быть в подобной ситуации только объект, находящийся на определенном расстоянии. Суть здесь не в том, что
под потолком не может пониматься как ‘на полу’, а в том, что
объект, находящийся на полу, вообще не может быть локализован относительно потолка. Можно сказать лампа под потолком,
так как лампа находится ниже потолка на расстоянии, позволяющем использовать потолок в качестве ориентира при определении локализации лампы. Невозможно сказать ковер под потолком, несмотря на то, что ковер ниже потолка, но он находится на
таком расстоянии, что потолок выбрать в качестве ориентира
нельзя. Подобную мысль высказывают и сами авторы: «Локализуемый объект и ориентир не могут быть отдалены друг от друга
настолько, что между ними исчезает всякая функциональная
связь» [Плунгян, Рахилина 2000: 127]. Данные слова означают,
что основа функциональной связи – расстояние, т. е. локативная
категория. Далее авторы [Плунгян, Рахилина 2000: 128] говорят о
зависимости функциональной связи и расстояния между ориен56
тиром и локализуемым объектом от размеров ориентира, т. е. от
визуально воспринимаемых характеристик объекта.
4.4. Подводя итог анализу представленных концепций, отметим, что их появление обусловлено наличием большого количества работ, описывающих значение релятивных единиц языка, и
попыток объяснить все богатство употреблений как результат
функционирования единого механизма. Конкретные эмпирические данные, полученные в ходе изучения семантики и функционирования отдельных единиц языка или их групп, свидетельствуют о том, что только в отдельных случаях все употребления
локативной единицы объяснимы исключительно в рамках пространственных представлений. Однако лингвистика не готова
отказаться от локалистского подхода к интерпретации семантики
языковых единиц, поскольку, как показывает практика, он обладает достаточно мощной объяснительной силой, если наряду с
пространственным компонентом иметь в виду и концептуальную
информацию [см., например, Селиверстова, 2000; Кустова, 2004].
§ 5. ПРОТОТИПИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ КАК ОСНОВА ОПИСАНИЯ
СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ЯЗЫКОВОЙ ЕДИНИЦЫ
В последнее десятилетие лингвисты – сторонники широкого
понимания семантики, поставившие своей целью не только адекватное описание значения языковой единицы, но и изучение посреднической роли языка между человеком и окружающим миром, выдвинули гипотезу о том, что в основе значения слова лежит не набор признаков объекта или понятия, а когнитивный образ объекта, называемого словом.
Данная позиция восходит к Р. Лангакеру [Langacker, 1987[,
который утверждал, что значение языковой единицы предопределено некоторой надъязыковой надстройкой, которую Дж. Лакофф [Lakoff, 1987] называет идеализированной когнитивной
моделью (idealized cognitive model). Это нерасчлененный образ
объекта, все представления носителей языка об объекте в целом,
которые и лежат в основе поведения языковой единицы, в том
числе и в основе производства новых значений.
Эта мысль нашла свое развитие во введении в лингвистическое описание термина прототипическая ситуация (Г. И. Кус57
това). Прототипическая ситуация есть центральное теоретическое
понятие, на основе которого в нашей работе производится анализ
семантики единиц атрибутивно-локативной языковой модели.
Прототипическая ситуация понимается нами, вслед за Г. И. Кустовой [Кустова, 2004], как когнитивная модель ситуации, с которой связано базовое значение языковой единицы. В связи с новизной самого термина и дискуссионностью использования его в
качестве теоретического инструмента необходимо уточнить объем термина и описать перспективы его применения в семантическом исследовании.
5.1. Прототипическая ситуация – это не сама ситуация, существующая в действительности, а ее когнитивная модель, так
как единица языка отражает не объекты или отношения между
объектами, а то, как эти объекты и отношения познаны и концептуализированы говорящим, ведь «даже те языковые значения,
которые связаны с перцепцией, не отражают непосредственно
визуальный или тактильный опыт, а определенным образом его
интерпретируют [Селиверстова, 2002, с. 18]9. Например, словосочетания вокругверандная растительность и околоверандная
растительность могут отражать абсолютно одинаковые денотативные ситуации: растительность занимает некоторое место в
зоне веранды, полностью окружая ее. Однако именно так однозначно можно истолковать только ситуацию, номинированную
приставкой возле-. Используя приставку около-, говорящий несколько переставляет акцент с ‘полностью окружает Х’ на ‘находится в зоне, окружающей Х’. Информация о том, вся это зона
или только ее часть, или, может быть, точка, остается за пределами высказывания. Прилагательное надречный называет ситуацию
локализации некоторого объекта выше поверхности реки. При
этом остается неизвестным, имеется ли контакт с поверхностью
воды (надречный туман может располагаться контактно и бесконтактно), на каком расстоянии располагается объект, это строго или нестрого вертикальная локализация (надречные ракиты
9
О когнитивном моделировании значения см. [Баранов, 1998]. О когнитивной
структуре, лежащей в основе всех значений слова см. [Langacker, 1987]. О разграничении денотата и значения знака и концептуализирующей роли знака [Селиверстова, 2004, 2002].
58
могут быть наклонены над самой поверхностью воды, могут расти на берегу, т. е. располагаться нестрого вертикально по отношению к поверхности реки). Значит, префикс может отражать не
все знание о ситуации, выделяя некоторые ее аспекты и игнорируя другие.
Прототипическая ситуация включает прежде всего перцептуальные компоненты, содержащие информацию о тех сторонах
локативной ситуации, которые зрительно воспринимаются и отражаются базовым значением приставки. Как мы уже отметили, в
прототипическую ситуацию входит информация далеко не обо
всех визуально воспринимаемых характеристиках денотативной
ситуации.
Основываясь на предварительных исследованиях материала
и логике развития семантики, считаем необходимым ввести понятие концептуальная составляющая прототипической ситуации. Концептуальный компонент может включать информацию
двух типов. Во-первых, это некое дополнительное объективное
знание о ситуации, которое возникает на основе опыта и, как правило, не отражается языковой единицей, использованной в ее базовом значении. Например, смысл ‘невидимый’ не включается в
базовое значение адъективной приставки за-, которая обозначает
расположение с тыльной стороны объекта (заспинный, загорный,
заречный). Несмотря на это, знание о том, что находящееся с
тыльной стороны объекта часто может быть скрыто им, играет
существенную роль в функционировании префикса в составе
слова. Это те смыслы, которые в семантике называют фоновым
знанием, импликациями [Кустова, 2004]. Часто такого рода информация возникает в результате учета причинно-следственных
связей между фрагментами окружающей действительности.
Во-вторых, концептуальная составляющая может формироваться за счет перцептуальных признаков прототипической ситуации, которые интерпретированы определенным образом: им
придается ценностный смысл. Например, область, находящаяся с
тыльной стороны некоторого объекта, концептуализируется как
чужая, неосвоенная. Такая интерпретация фрагмента пространства обусловлена архаическими представлениями об устройстве
мира, который делится на свое пространство и чужое, присвоенное и то, которое необходимо обживать. В этом языковая картина
59
мира согласуется с мифологической, в которой сближаются
смыслы ‘внутреннее’, ‘близкое’, ‘свое’ / ‘внешнее’, ‘далекое’,
‘чужое’ [см. Топоров, 1961, 1983; Цивьян, 1990, 2006]. Область
между наблюдателем и объектом оценивается как привычная, как
освоенное пространство, а область дальше объекта как чужая с
соответствующими коннотациями, проявляющимися в тех качественных значениях прилагательных с приставкой за-, которые
фиксируются словарями: забортный – это не только ‘тот, который находится за бортом’, но и ‘выходящий за привычные рамки,
нарушающий устои’, закритический ‘превышающий критические
показатели’ и ‘неподсильный’, запольный ‘лежащий за полями’ и
‘дальний’.
Различие между выделенной нами концептуальной информацией первого и второго типа заключается в том, что информация первого типа основана на объективных характеристиках денотативной ситуации: смысл ‘невидимый’ за- ситуации не приписывается, а усматривается при перцепции, так как объекты,
находящиеся с тыльной стороны дивана (задиванный), иконы
(заиконный), стены (застенный), чаще действительно невидимы.
Это знание, полученное в ходе освоения действительности, изучения причинно-следственных связей, существующих в окружающем мире. Концептуальная информация второго типа возникает в результате приписывания ситуации таких свойств, которые
не могут быть восприняты визуально, так как эти свойства не
присущи самой ситуации, субъективны, они есть результат наложения на объективный мир ценностных позиций, выработанных
обществом. К такому типу информации относятся в том числе
концептуальные метафоры.
Из сказанного следует, что для того чтобы адекватно описать семантику адъективного префикса, необходимо выявить
перцептуальные и концептуальные составляющие прототипической ситуации, лежащей в основе базового пространственного
значения и являющейся основным фактором, определяющим семантическую структуру адъективной приставки, т. е. «необходимо установить не только соотношение с денотативной ситуацией,
но и осмысление ее компонентов» [Селиверстова, 2004, с. 46].
Компоненты прототипической ситуации выявляются на основании анализа функционирования единицы, специфики ее исполь60
зования в высказывании, а не на основе описания когнитивных
механизмов и структур.
Все компоненты прототипической ситуации важны для
функционирования единицы, поскольку использование ее в новом значении, особенности сочетаемости могут быть вызваны
актуализацией компонента любого типа. Прототипическая ситуация есть целостный образ. Поэтому в нашей работе компоненты
не классифицируются с точки зрения их иерархии, как это делается во многих исследованиях по семантике. Так, в терминологии
Д. Н. Шмелева дифференциальные и интегральные признаки считаются более важными, чем потенциальные, В трудах Ю. Д. Апресяна сигнификативный компонент признается более значимым,
чем коннотативный. Указание на факультативность признаков,
входящих в значение, используется и в работах А. Вежбицкой,
где «различаются характеризующие компоненты, не входящие в
инвариант, и компоненты, которые абсолютно необходимы»
[Вежбицкая, 1996, с. 220].
Прототипическая ситуация определяет семантический потенциал слова и морфемы. Именно от компонентов, входящих в
прототипическую ситуацию, зависит то, какие ситуации можно
поименовать данной единицей, какие новые значения она может
развить.
5.2. Введение в состав термина слова ситуация представляется удачным по ряду причин. Во-первых, ситуация – это положение дел, совокупность обстоятельств, обстановка, что может
быть применено как к визуально воспринимаемым фрагментам
действительности, так и к нефизическим обстоятельствам. Поэтому термин может быть употреблен при анализе семантики
единиц, номинирующих разные смысловые области. Во-вторых,
ситуация подразумевает участников и отношения между ними. В
связи с этим данный термин оказывается пригоден для описания
единиц, имеющих разную грамматическую оформленность: существительных, называющих участников ситуации, прилагательных, характеризующих участников ситуации или саму ситуацию,
глаголов, номинирующих динамические характеристики ситуации и роли участников, релятивных единиц, указывающих на отношения между участниками ситуации. Каждая из языковых единиц в силу своего системного статуса отражает одну или не61
сколько сторон ситуации. Таким образом, термин может претендовать на универсальность в смысле области приложения.
Адъективная приставка с локативным значением призвана
участвовать в номинации ситуаций типа подводное растение: У
находится в Z по отношению к Х, где У – локализуемый объект
(растение), Х – локум, локализатор, т. е. объект, относительно
которого устанавливается местоположение У (вода), Z – релятум,
определяющий тип пространственных отношений между Х и У
(под-). При этом приставка выступает как имя релятума, она не
называет объектов – участников ситуации, а только выражает
пространственные отношения между ними. Однако именно наличие отношений между Х и У позволяет воспринимать и квалифицировать данный фрагмент действительности не просто как набор объектов, а именно как ситуацию. Префикс номинирует отношения между объектами и называет аспект ситуации, соотносимый только с префиксальным значением. Изменение префикса
при неизменности имен всех остальных участников ситуации, как
правило, приводит к тому, что в высказывании называются другие отношения и другая ситуация в целом (надводное растение).
Несомненно, что само использование префикса как релятума
обусловлено наличием именной группы, называющей участников
ситуации, поскольку отношения не самостоятельны и в любой
ситуации носят атрибутивный характер. Следовательно, участники и наличие отношений между ними есть связанные друг с другом и взаимообусловленные стороны ситуации, необходимые и
достаточные для того, чтобы последняя имела место.
5.3. Представляется необходимым прокомментировать введение в термин слова прототипическая. Эта часть термина в
лингвистике последних лет оказалась чрезвычайно нагруженной
информацией, причем достаточно часто весьма различной, но не
всегда разграничиваемой в работах по семантике и когнитивной
лингвистике. Понятие прототипа вошло в языкознание в связи с
трудами Э. Рош, которая доказала, что логические категории
имеют не инвариантную организацию, а прототипную. Это фактически означает, что объекты, включаемые в некоторую категорию (чашки, лодки, птицы, помидоры), не обязательно должны
обладать всеми признаками, на основании которых эта категория
выделяется, как это предполагает аристотелевская инвариантная
62
теория. Те объекты, которые имеют все классификационные признаки, являются наиболее типичными представителями категории
и составляют ее ядро. Остальные же в зависимости от того, насколько полным набором признаков они характеризуются, являются более или менее типичными и поэтому находятся на периферии категории на различном удалении от ее центра.
Понятие прототипа активно используется в лингвистике, а
прототипический подход называют «одним из современных методологических открытий современной лингвистики» [Болдырев,
2006, с. 38. См. также Плотникова, 2009, 2009а; Беляева, 2001;
Песина, 2005; Чудинова, 1998]. В рамках прототипического подхода по-новому решается вопрос о природе значения языковой
единицы, которое отражает не набор обязательных признаков
понятия, а прототип – определенный образ типичного представителя категории (предмета, явления, ситуации), черты которого
известны языковому коллективу [Филмор, 1983; Лакофф 1988]. В
то же время слово может называть как типичных представителей
категории – носителей всех признаков, закрепленных в значении
слова, так и представителей периферии. «Прототипическое значение представляет собой объединение ряда признаков, причем в
каждом конкретном употреблении слова может реализоваться
только часть из них» [Плотникова, 2009, с. 43].
Отсюда естественным образом вытекает вопрос о толковании значения слова. А. Вежбицкая [Вежбицкая, 1996] предложила давать такое толкование, которое бы подразумевало использование этого слова как имени для всех членов категории, как центральных, так и периферийных. Например, введение в дефиницию формулы ‘изготавливаемый для’ позволит называть лодкой
не только те лодки, которые способны быль средством передвижения по воде, но и с пробоинами, те, которые лежат на берегу.
Но, как представляется, в этом и подобных случаях перед нами
скорее стоит проблема классификации объектов, отнесения их к
той или иной категории, чем проблема выбора имени объекта, а
следовательно, и толкования лексического значения. Если говорящий посчитает, что рухлядь, имеющая пробоину и не могущая
использоваться для передвижения по воде, все-таки является
лодкой, т. е. относится к данному классу объектов, то он назовет
ее лодкой, т. е. присвоит ей имя данного класса.
63
По нашему мнению, вопрос о том, основывать формулировку значения слова лодка на способности передвигаться по воде
или на предназначении, на самом деле является вопросом о том,
должна ли дефиниция отражать признаки любого члена категории или только центральных ее представителей. Как показала
практика описания значений конкретных слов, первый путь весьма трудно осуществить. Особенно это касается служебных единиц языка. И дело здесь в том, что одна и та же единица может
применяться к большому количеству ситуаций, различающихся
огромным числом нюансов. Кроме того, имеющиеся единицы
используются для номинации вновь возникающих ситуаций, которые практически невозможно учесть при предшествующем
описании. Несомненно, что отчасти спасают предлагаемые
А. Вежбицкой формулы, которые «относятся не к внешней реальности, а к языковым способам концептуализации этой реальности» [Вежбицкая, 1996, с. 229], ’мыслящийся как’ или ‘воображая существ этого рода, люди могли бы сказать о них вот что’.
Эти компоненты толкования как раз и демонстрируют, что лексическое значение отражает не сам объект, а его когнитивный
образ, то, как объект осмыслен и в какую категорию включен.
Поэтому если в действительности появятся какие-либо новые
разновидности, например, нетипичных холостяков, кроме Тарзана и Папы Римского, то их также можно будет назвать холостяками, если они будут не женаты, без учета того, могли ли они
быть женаты вообще. Таким образом, введение формулы ‘мыслящийся как’ и им подобных абсолютно необходимо при семантическом описании для указания на то, что слово отражает не
объект, а его образ, а в значение входят не признаки объекта, а
информация, полученная в результате их осмысления. Но для нас
остается спорным вопрос о том, стоит ли включать эту и подобные ей формулы в словарную дефиницию.
В теоретической позиции А. Вежбицкой имеется еще одна
очень важная для нас мысль. «Понятия естественного языка можно охарактеризовать как референционно неопределенные» [Вежбицкая, 1996, с. 227] в том смысле, что они имеют прототипическую организацию. Однако это не означает, что значение слова
«можно представить только как неустойчивый набор семантиче64
ских компонентов» [там же]. С нашей точки зрения, это означает,
что кроме компонентов, которые необходимы и достаточны для
адекватного толкования какого-либо понятия, в прототип входят
дополнительные характеризующие компоненты, которые отражают все знание о ситуации10.
Это положение приобретает особое звучание в приложении
к описанию значения локативной приставки. Во-первых, в языке
нет и не может быть достаточного количества приставок, соответствующих всему многообразию локативных ситуаций
[см. Плунгян, Рахилина, 2000]. Поэтому при номинации говорящий должен классифицировать денотативные ситуации, подводя
конкретную ситуацию под один из типов, для номинации которого в языке имеется определенная единица, и в соответствии с
этим выбирать префикс. Задача же лингвистического описания
состоит в следующем. Во-первых, необходимо выявить те типы
ситуаций, которые подводятся под один класс, осмысляются в
одних и тех же категориях и поэтому номинируются одной приставкой. Во-вторых, требуется выделить компоненты значения
приставки, что в силу его релятивности само по себе затруднительно, но все-таки возможно и необходимо.
Итак, если объект не является прототипическим по отношению к какой-либо категории, то перед тем, как его называть, говорящий должен соотнести его с каким-либо классом на основании определенным образом концептуализированных признаков
объекта, а уже после этого присвоить ему имя класса. Если классификационная задача решена, то и проблема номинации решает 10
Именно признанием такого рода компонентов в том числе отличается прототипная концепция значения. Поэтому несомненно, что «прототипический
подход не предполагает отказа от выделения в значении слова интегральных и
дифференциальных признаков» [Плотникова, 2009, с. 43], поскольку содержательно это и есть признаки центральных членов категории, отражаемые в лексическом значении (сигнификат, по [Кобозева, 2000]). Однако следующее положение вызывает возражения. Автор говорит о том, что «прототипическое
значение – это значение, представляющее собой совокупность интегральных и
дифференциальных признаков, необходимых для идентификации предмета или
понятия и психологически релевантных для определенного языкового коллектива» [Плотникова, 2009, с. 43]. Чем же тогда эта концепция значения отличается от представленной структуралистами еще в середине 20 в., кроме введения
нового термина?
65
ся автоматически. При этом слово имеет строго определенное
значение, состоящее из стабильного набора компонентов, отражающих признаки прототипического объекта, например, холостяк ‘неженатый мужчина’. Объект же, названный словом, может обладать всеми признаками, закрепленными в лексическом
значении, если он является прототипическим, или не обладать
ими, если он входит в периферийную зону категории. Слово при
этом не изменяет своего значения. Когда же говорящий затрудняется с классификацией, он не может выбрать и имя для объекта,
тогда мы имеем высказывания типа «не то сына, не то дочь, не
мышонка, не лягушку, а неведому зверушку», т. е. говорящий не
знает, как называть объект только потому, что не знает, к какому
классу его отнести.
В случае с номинацией пространственного положения объекта имеется тот же порядок решения. Для того чтобы назвать
локализацию объекта, говорящий выделяет из пространства подпространство – конфигурацию объектов, пространственное положение одного из которых определяется через его положение по
отношению к другому объекту-локализатору, локуму (внутриклеточная плазма). «Логическая операция соотнесения предмета
с локумом называется локализацией», – пишут М. В. Всеволодова
и Е. Ю. Владимирский, относя тем самым локализацию к когнитивным процессам [Всеволодова, Владимирский, 1982, с. 6]. Часто говорящий имеет достаточную свободу в определении места
расположения объекта, локализация одного и того же объекта
может быть определена говорящим относительно разных локумов. Например, локализация плазмы может быть представлена не
относительно границ клетки, а относительно ядра, расположенного в клетке (околоядерная плазма). После выбора локума определяется тип пространственного отношения к нему, например,
одна и та же денотативная ситуация может быть названа как внеплощадочные / околоплощадочные / вокругплощадочные зеленые насаждения. При выборе средства номинации говорящий не
только локализует У относительно Х, но и интерпретирует эту
ситуацию, поскольку названными оказываются только некоторые
стороны денотативной ситуации. Выбирая приставку вне-, говорящий только указывает, что У находится за границами Х (внеплощадочный); использование приставки вокруг- (вокругплоща66
дочный) позволяет более определенно охарактеризовать расположение У ( в зоне, окружающей Х со всех сторон). При употреблении приставки около- говорящий не акцентирует внимание
на том, занята ли зона, окружающая Х, целиком или только какая-то ее часть (околоплощадочный).
Таким образом, в процессе локализации обнаруживается и
концептуальная составляющая11. Для номинации той или иной
пространственной конфигурации выбираются единицы, имеющиеся в инвентаре языка.
5.4. Как хорошо известно, значимая единица языка может
быть использована как имя некоторого количества реальных, часто очень разных ситуаций. При этом каждая языковая единица
предназначена прежде всего для именования определенного
фрагмента действительности, когнитивный образ которого имеется в сознании и отражается в значении данной единицы. Этот
когнитивный образ, включающий некоторую информацию, и является прототипической ситуацией в том смысле, в котором термин используется в нашей работе. Прототипическая ситуация
отражается базовым значением языковой единицы. Например,
прототипическая ситуация, соотносимая с адъективной приставкой под-, включает информацию о том, что некоторый объект У
целиком находится ниже объекта Х. Это когнитивное содержание
выражается приставкой под- в ее следующих употреблениях:
подпотолочная лампа, подпольная мышь. Подобного типа денотативные ситуации следует отнести к занимающим центральное
место в данной категории ситуаций, а значение приставки – к базовому, наиболее полно и точно отражающему содержание прототипической ситуации. Однако в категорию под- ситуаций
включаются и денотативные ситуации, которые могут обладать
не всеми указанными или не совсем этими признаками. Например, У может находиться ниже не всего Х, а только его поверхности (подводные водоросли, подземный отросток, подстольный системный блок), не строго вертикально, а в районе нижней
границы Х (подзаборная трава, подоконный слив). Такие денотативные ситуации являются менее типичными, но они находятся
11
О когнитивной природе выделения подпространства в терминах фигура /
фон, ориентир / траектор см. обзоры [Рахилина, 1887; Ченки, 1997[.
67
достаточно близко к центральным в структуре категории. Гораздо
ближе к периферии категории находятся ситуации типа подкожный жир, которые в действительности не характеризуются вертикальной локализацией, но, несмотря на это, осмысляются в
терминах ‘верх / низ’ и поэтому включаются в данную категорию
ситуаций, хоть и находятся на достаточном удалении от центра.
В ситуации подкожный жир У не находится ниже Х, но, в терминах А. Вежбицкой, мыслится как находящийся ниже.
По отношению ко всем указанным типам денотативных ситуаций мы наблюдаем, что ведущим признаком, позволяющим
включить ситуацию в класс, является категория ‘низ’, которая
также имеет прототипную организацию, центр ее соотносится с
топологически-гравитационным представлением, а на периферии
находятся ‘нижняя граница’, ‘нижняя окрестность’, ‘тыльная
сторона’ и т. д. При этом обнаруживается, что классификация
денотативных ситуаций происходит не только и не столько на
основании реальных признаков, которыми эти ситуации обладают, сколько на основе осмысления их человеком. Это осмысление и закреплено в прототипической ситуации – когнитивном
образе определенного класса реальных ситуаций.
Что же касается значения приставки, называющей эти типы
локализации, то оно варьируется в связи с тем, что варьируется
само понимание категории ‘низ’, однако это одно и то же значение приставки, поскольку она называет ситуации, входящие в
одну категорию.
Используя представление о прототипической ситуации и
прототипной организации логической категории, мы выявили
когнитивную основу варьирования значения языковой единицы и
обнаружили главный критерий отождествления вариантов в одно
значение. Различные денотативные ситуации могут включаться в
одну категорию через их осмысление в одних и тех же понятиях
[см. подобные выводы о строении категории MEDIUM и процессе вовлечения в нее периферийных объектов в Hawkins, 1988, о
категории контейнер в Кубрякова, 1999; Рахилина 2004. См. также Борзев, Кнорина, 1990]. Для называния членов одной категории используется одно языковое средство, семантика которого
варьируется, но все-таки не выходит за границы одного значения.
68
В ходе освоения действительности говорящий может сближать разные классы ситуаций на основе информации, содержащейся в прототипической ситуации. Например, прототипическая
над- ситуация содержит компонент ‘выше’. Этот компонент является составляющей концептуальной метафоры ‘выше’ – ‘больше’/‘значимее’. Поэтому ситуации со второй составляющей концептуальной метафоры ассоциативно связываются с над- ситуацией, а приставка над- используется для выражения отношений в
этих ситуациях (надсветовые скорости ‘больше, чем световые’,
наддумские структуры ‘более важные, значимые, чем Дума’).
Ассоциативная связь основана на актуализации одного из
компонентов прототипической ситуации, его метафорическом
осмыслении, что позволяет использовать приставку в новом значении для номинации ситуаций, включающихся в другую категорию, нежели те, которые соотносятся с прототипической ситуацией. В таких случаях мы имеем дело с модификационными процессами, с использованием единицы языка в новом значении.
Модификация имеет когнитивную основу так же, как и варьирование.
Итак, мы обнаружили два вида изменений в семантике приставки. Первый вид проявляется при номинации вариантов прототипической ситуации, т. е. ситуаций, осмысляемых в одних и
тех же категориях и включаемых на этом основании в один класс.
«Во всех подобных случаях мы имеем дело с варьированием означаемого у одного и того же означающего, связанное с экстралингвистическими факторами – конкретной обстановкой или
конкретными участниками речевого акта. Такие различия не
только не мешают носителям языка признавать соответствующие
употребления одним и тем же словом [или морфемой – Л. Г.], но
и позволяют считать, что слово во всех подобных случаях выступает в одном и том же значении» [Кобозева, 2000, с. 157].
Второй вид семантических изменений наблюдается при номинации ситуаций, входящих в разные классы, но связываемых
на основе ассоциаций. В этом случае приставка выступает в новом значении.
В основе как варьирования, так и модификации лежит прототипическая ситуация, которая обусловливает использование
69
префикса как средства отражения разного типа отношений и является основой семантической целостности приставки.
Семантическая целостность многозначной приставки обеспечивается тем, что в основе всех ее значений лежит общая прототипическая ситуация. Таким образом, источником нового значения является не какое-либо конкретное или обобщенноабстрактное значение, а когнитивный образ локативной ситуации. Этот образ номинируется префиксом в базовом значении.
Базовое значение не является ни прототипическим, ни исходным
по отношению к другим значениям. Оно называется базовым и
занимает первое место не по значимости в семантической структуре, а только потому, что наиболее близко к прототипической
ситуации, наиболее точно и полно ее отражает. В связи с избранной теоретической установкой в работе не используется термин
прототипическое значение, исходное значение [Падучева,
2004] как значение, из которого выводятся другие значения.
Все остальные значения так же, как и базовое, возникают на
основе прототипической ситуации, в результате осмысления некоторых ее компонентов. Между значениями нет отношений семантической производности, поэтому нельзя говорить и о семантической деривации. Процесс возникновения новых значений
точнее называть термином Г. И. Кустовой семантическое расширение, т. е. захват единицей все новых областей денотации
[Кустова, 2004]. В той связи следует указать, что термин производное значение является в данной ситуации весьма условным,
используемым в нашей работе только по традиции.
Указанное теоретическое решение дает возможность удовлетворительно объяснить связь между всеми значениями многозначной единицы, которая состоит не в наличии общих семантических компонентов, а общности прототипической ситуации.
Кроме того, введение понятия прототипическая ситуация позволяет назвать когнитивное основание семантической целостности полисеманта, действительное для всех его употреблений, как
для самостоятельных единиц языка [Кустова, 2004; Башкирцева,
2009а], так и для служебных [Горбунова, 2008, 2009, 2009а]. В
данной работе мы исследуем объяснительную силу названного
теоретического положения на материале языковых единиц раз70
ных уровней (морфемного и лексического), самостоятельных
(прилагательных) и релятивных (префиксов).
ВЫВОДЫ
Итак, в работе принято следующее исходное теоретическое
положение: в центре семантической структуры языковой единицы лежит не какое-либо значение разной степени абстракции, а
когнитивная модель ситуации – прототипическая ситуация, – соотносимая с базовым значением слова или морфемы. Прототипическая ситуация выступает в роли источника информации, определяющего поведение языковой единицы, обусловливающего все
возможные употребления, делающего понятными вновь появившиеся значения.
Термины когнитивная модель ситуации и прототипическая ситуация употребляются в работе как синонимы. Первый
подчеркивает природу называемой им сущности, а второй –
принцип ее организации.
Новые значения возникают в результате актуализации некоторого набора признаков прототипической ситуации, каждое из
значений соответствует специфической конфигурации этих признаков.
Локативный компонент является основой семантики единиц
атрибутивно-локативной языковой модели.
В большинстве прототипических ситуаций локативная перцептуальная составляющая сочетается с концептуальной.
71
Глава II
СЕМАНТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА
АДЪЕКТИВНЫХ ПРИСТАВОК
С БАЗОВЫМ ЛОКАТИВНЫМ ЗНАЧЕНИЕМ
Достижения современной семантики в области исследования
того, что и как называет языковой знак, антропоцентрический
аспект таких описаний и сознательная установка на то, что изучение семантики языковых единиц должно идти одновременно с
реконструкцией языковой картины мира, неизменно приводят
лингвистику к вопросу о значении релятивных единиц языка.
В настоящей главе предлагается еще раз обратиться к описанию релятивных элементов языка с базовым пространственным
значением. На фоне все возрастающего интереса лингвистики к
семантике многозначных единиц и попыток описания ее как целостной структуры задача выработки единого подхода к описанию разнообразных семантических вариантов и контекстных
реализаций становится все более отчетливой. Изучение проблем,
связанных со значением адъективных префиксов их многозначностью, дает возможность сделать выводы о работе языкового
механизма на морфемном уровне.
В данной части работы исследуется семантическая структура адъективного префикса с позиций локализма. Базовое локативное значение прежде всего отражает отношения в прототипической ситуации: объект У, названный существительным в именной группе, находится в некоторой точке или зоне пространства
по отношению к локуму [термин Всеволодова, Владимирский,
1982] Х – объекту, названному производящим в префиксальносуффиксальном прилагательном (внеплощадочный ‘находящийся
за границами площадки’, подледный ‘находящийся ниже льда’).
Детальное исследование характера прототипической ситуации,
соотносимой с базовым пространственным значением префикса,
даст возможность определить характеристики денотативных областей, релевантные для восприятия пространства и его номинации.
72
Таким образом, одной из задач данной главы является описание перцептуальных признаков прототипической ситуации,
которые определяют значение приставки: тип локализации, типы
объектов, задействованных в определенных пространственных
конфигурациях, тип пространства, возможные значимые оппозиции типа над / под. Выявление такого рода информации лежит в
основе определения специфики значения и употребления префикса. Обнаружение компонентов значений префиксов станет
базой для изучения связи локативности с другими смысловыми
областями, которое производится в 3 главе работы.
Как уже было сказано в теоретической части работы, для
адекватного описания значения недостаточно только выявления
локативного компонента. В большинстве случаев появление новых значений и особенности функционирования единицы связаны и с концептуальной информацией. В главе предстоит для каждой приставки исследовать концептуальную составляющую прототипической ситуации.
Как известно, единица признается многозначной только в
том случае, если в разных ее значениях обнаруживаются общие
семантические компоненты. Этот критерий является главным при
разграничении полисемии и омонимии. Как показала практика,
часто, особенно при описании семантики релятивных единиц,
отыскать семантические связи между значениями трудно, а порой
невозможно [Апресян, 1995, с. 197]. На наш взгляд, этот факт и
является основой теоретического пессимизма некоторых работ
[Кронгауз, 1998] и попыток ревизии локализма [Плунгян, Рахилина, 2000; Пайар, Плунгян, 2000]. В данной главе предпринимается попытка доказать следующую концепцию: в основе всех
значений префикса лежит одна и та же прототипическая ситуация, компоненты которой по-разному представлены каждым из
значений приставки, общность прототипической ситуации есть
основа семантической целостности релятивной единицы.
В трудах, рассматривающих полисемию в рамках когнитивного подхода с позиций антропоцентричности, утверждается, что
«когнитивный подход к описанию полисемии предполагает не
инвентаризацию и классификацию существующих значений, а
выявление общих закономерностей работы самого механизма их
образования» [Кустова, 2004, с. 10–11]. Однако такая позиция
73
возможна в случае, если предварительная работа уже проведена12.
Значения же адъективных префиксов описаны фрагментарно, да
и перечислены неполно, кроме того, не все префиксы, участвующие в работе атрибутивно-локативной модели, учтены в словарях
и грамматиках как префиксы прилагательных. Поэтому для изучения механизмов образования префиксальных значений требуется подготовить материал для аналитической работы. Прежде
всего необходимо установить весь инвентарь языковых единиц,
участвующих в работе данного механизма, в нашем случае это
адъективные префиксы с базовым локативным значением. Кроме
того, при исследовании префикса как целостной единицы представляется важным как можно более полно выявить все разнообразие текстовых реализаций значения единицы и обнаружить
связи между разными значениями, определить системный статус
отдельной реализации или группы реализаций, т. е. свести все
многообразие текстовых употреблений к ограниченному набору
значений.
Центральной проблемой этой части работы является наиболее адекватное представление семантической структуры адъективных префиксов, которое состоит в исчислении отдельных значений префиксов и их вариантов. Задача разграничения и отождествления значений весьма непроста. Сложность ее решения
объяснима как с субъективной точки зрения (на материале адъективных префиксов серьезно она не решалась и нам в своем исследовании не на что опереться), так и с объективной, состоящей
в особенностях организации значения слова. При описании мно 12
Ср.: В [Добрушина, Меллина, Пайар, 2001] задачи работы определяются
следующим образом: «В рамках этой работы мы не ставим перед собой цель
дать хоть сколько-нибудь полное описание значения и употребления отдельных
приставок. Нам важно только представить наше понимание значения каждой
рассматриваемой приставки в самом общем виде. Для каждой приставки мы
введем формальную схему, разъясним ее и проиллюстрируем на нескольких
примерах» [Добрушина, Меллина, Пайар, 2001, с. 39] . Как представляется, корректности описания при таких установках достичь трудно, поскольку что же
станет источником выведения формальной семантической схемы, если не полное изучение возможных употреблений? Кроме того, если введение схемы является способом описания семантического единства приставки, то опираться на
понимание значения в самом общем виде опасно, поскольку может оказаться,
что схема работает далеко не во всех случаях.
74
гозначности одна из задач состоит в том, что со множеством
употреблений в конкретных контекстах необходимо соотнести
одно языковое значение. Проблемой является то, что, во-первых,
не всегда выработанные лингвистикой критерии отождествления
контекстных реализаций являются универсальными [см. Кобозева, 2000, с. 159–169] и, во-вторых, не всегда в конкретном контексте легко определить, в каком значении выступает единица.
Одной из причин этого является диффузный принцип организации значения слова [Шмелев, 1977; Уфимцева, 1986], который предполагает наличие переходных зон между отдельными
значениями слова, а семантическую структуру многозначного
слова в целом как непрерывный континуум. [Обсуждение этой
точки зрения см. Апресян, 1995; Кибрик, 1996; Перцов, 1996,
2000; Перцова, 1988]. «Принцип диффузности значений многозначного слова является решающим фактором, определяющим
его семантику. То, что лексикографические описания не отражают этого (более того, именно стремятся освободить словарные
статьи от неопределенных примеров), существенно искажает
представление о семантической структуре описываемых слов»
[Шмелев, 1964, с. 8]13.
13
Ср. также: «Если перед лингвистическим описанием стоит задача определить, сколько значений имеет слово X, и охарактеризовать эти значения содержательно, то исходным пунктом является не некое «общее значение», виртуально присущее этому слову, а его различные употребления в речи. В каком-то
смысле каждое из употреблений оказывается уникальным, поскольку слово,
рассматриваемое как единица речи, т. е. употребленное в конкретной ситуации
общения, обрастает дополнительными смыслами, привнесенными данной ситуацией. Несколько преувеличивая, можно утверждать, что у слова следует выделить столько актуальных, речевых, ситуативно обусловленных значений,
сколько различных контекстов его употребления удастся обнаружить.
Сведение актуальных, речевых значений в значения языковые, узуальные –
результат работы лингвиста. В зависимости от своих теоретических представлений о природе объекта и практических установок он может в принципе принимать разные решения относительно того, от каких различий между конкретными речевыми значениями можно при этом отвлечься, а от каких – нет. Единственный общий принцип, который здесь можно было бы назвать, – это стремление не умножать количество значений без нужды, что соответствует общеметодологическому принципу научного исследования, известному как «бритва Оккама» («Сущности не должны умножаться без необходимости») [Кругосвет].
75
В контекстах «возможно нарушение одной из самых общих
семантических закономерностей: одно слово не может быть
употреблено в предложении одновременно в двух своих значениях» [Падучева, 2004, с. 167]. Поэтому в ряде случаев мы допускаем возможность иной, по сравнению с нашей, трактовки некоторых фрагментов семантической структуры префикса, а также
градуированный характер принятого решения (это, скорее, варианты одного значения, а это, скорее, отдельное значение) [подобный подход описан в Селиверстова, 2004, с. 132–133].
В предлагаемом исследовании все многообразие текстовых
употреблений приставок сводится к ограниченному и легко обозримому количеству значений. При определении статуса контекстной реализации приставки в структуре ее значения необходимо
принимать во внимание когнитивные процессы, происходящие
при восприятии ситуации и выборе языкового средства [см. решение вопроса о семантической структуре предлога Селиверстова, 2004]. Близость перцептивных условий, в которых осуществляется когнитивная операция, подведение различных денотативных ситуаций под один топологический тип позволяет говорить о
том, что имеет место контекстное варьирование одного значения
приставки.
Реализация системного значения адъективного префикса
возможна и при изменении когнитивных установок. В этом случае ситуации, относящиеся к разным классам, сопоставляются на
основе ассоциаций. При этом пространственные отношения между объектами подвергаются переосмыслению, а следовательно,
приставка используется в новом значении.
Процесс и результат контекстной реализации в рамках одного значения префикса в работе именуется варьированием, процесс возникновения нового значения – модификацией.
Приставки имен прилагательных, как и другие языковые
единицы с локативным значением, являются чрезвычайно
функционально нагруженными, номинируют не только базовую
пространственную конфигурацию объектов, но и ее всевозможные варианты, а кроме того используются для экспликации отношений в других типах пространства или непространственных
смыслов. Выявление таких смыслов является одной из задач
данной главы.
76 Предлагаемая работа написана в русле того направления
когнитивной лингвистики, представители которого считают, что
«одной из главных задач исследования полисемии… является
описание своего рода «когнитивного словаря», то есть тех концептуальных структур, которые связаны с языковыми знаками (и
соответствующими им ситуациями) и благодаря которым эти
знаки можно распространить на другие ситуации, и «когнитивной
грамматики», то есть правил и механизмов, которые определяют
такое распространение» [Кустова, 2004, с. 11]. В этой главе будет
предпринята попытка решить эти задачи на материале адъективных префиксов.
Материал сгруппирован на основании типа локализации, отражаемого базовым значением приставки. Это позволяет установить общность признаков прототипических ситуаций, связанных
с тем или иным типом локализации, и их специфику и выявить
признаки, имеющие значение для формирования семантической
структуры каждого префикса.
К тому же именно такая группировка даст возможность установить факторы, предопределяющие семантическую емкость
приставки. Сопоставление компонентов, составляющих прототипические ситуации, отражаемые разными приставками, обеспечит
объективность выводов о синонимии и антонимии префиксов.
Для каждой группы приставок формулируется базовое значение и определяются составляющие прототипической ситуации,
лежащей в основе этого значения. Описывается сходство и различия в наборе компонентов прототипической ситуации. Далее
выявляются все остальные значения приставок и описываются
основания их возникновения. При наличии одинаковых / симметричных производных значений у разных приставок одной группы
эти значения рассматриваются вместе. Далее следует описание
единичных значений, обнаруженных у отдельных приставок данной группы. Таким образом выявляется сходство и различия в
семантической структуре приставок одной группы.
Если значение префикса варьируется, то перечисляются и
описываются все контекстные варианты для того, чтобы установить номенклатуру денотативных ситуаций, номинируемых
префиксом в данном значении. Это дает возможность установить, какие разновидности конкретных денотативных ситуаций
77
подводятся под общий топологический тип, каковы когнитивные основания этого процесса, каковы номинативные возможности префикса.
Итак, в главе исследуются когнитивные и семантические характеристики адъективных префиксов с базовым локативным
значением.
В связи с решением указанных задач избран и метаязык исследования. Поскольку приставка в одном и том же значении используется для номинации разных в перцептуальном смысле ситуаций, то само значение формулируется в как можно более общем виде с использованием естественного языка в формулировках, близких к представленным в традиционных словарях и
грамматиках. Такая формулировка позволит соотнести префикс в
определенном значении с некоторым набором разных ситуаций.
В то же время нам необходимо выявить этот набор денотативных
ситуаций, покрываемых одним значением префикса. Именно с
этой целью варианты значений формулируются предельно конкретно, что эксплицирует непосредственную связь значения приставки с реальной ситуацией, обнаруживает, что же, собственно,
в данном контексте названо данным префиксом. Кроме того, такие формулировки позволяют увидеть специфику каждого варианта значения и его связь с контекстом и зависимость от него.
Семантическая структура многозначных префиксов демонстрируется в таблице. Далее следуют комментарии, в которые
включен анализ парадигматических связей приставок, тех контекстных эффектов, которые демонстрируют специфику значения
и употребления единицы.
В главе две части. В первой описывается семантическая
структура приставок, нейтральных к пространственной категории
’симметрия’, во второй – приставок, для функционирования которых данная категория релевантна.
78 1
§1. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ В ЗОНЕ Х
1. Характеристика прототипической ситуации.
Все прототипические ситуации, называемые приставками
этой группы, объединены признаком ‘У находится в зоне, примыкающей к Х’. Базовое значение приставок – ‘в зоне, примыкающей к Х’ Локум задает параметры зоны, в которой может
располагаться У.
1.1. На основании характеристик зоны локализации У все
приставки объединяются в три группы:
• обозначающие локализацию в линейно протяженной зоне
(приставки вдоль-, по-);
• обозначающие локализацию в зоне, со всех сторон окружающей Х (приставки вокруг-, около-);
• обозначающие локализацию безотносительно к типологическим характеристикам зоны (приставки при-, возле-).
1.1.1. Локализация в линейно протяженной зоне осуществляется приставками вдоль- (вдольрядная прополка, вдольбереговые
заросли) и по- (пограничный район, поволжский экономический
район). Соответственно, приставки имеют базовое значение
‘вдоль Х’.
Прототипическая ситуация предполагает, что Х имеет линейную протяженность. Приставка эксплицирует этот отличительный признак прототипической ситуации ‘расположение по
всей длине объекта, концептуализированного как линия’. Именно
относительно линейных параметров Х и происходит локализация
У (побережный лес, порубежный укрепрайон, побортный гребной вал, подорожная канава, поречная полоса, вдольбереговая
миграция).
Требовательность к перцептуальным характеристикам Х
предопределяет и тип У. Префиксы могут определять расположение относительно линейно протяженного локума для У трех типов:
1) У – единичный объект, также имеющий линейные характеристики (полоса, линия, зона, пространство, дорога, шоссе) и в
целом или хотя бы одной из своих сторон повторяющий очерта79
ния локума: поволжский район, пограничная полоса, вдольбереговое ограждение, вдольграничная дорога, вдольречные улочки,
вдольуличный газопровод, вдольтротуарная колея, вдольфронтовая трасса).
Х
У 2) У могут быть множественными однородными, локализоваться в зоне, определенной параметром линейной протяженности Х, следуя один за другим, располагаясь примерно на одной
линии друг относительно друга. Линия повторяет очертания локума (деревья, всходы). Тем самым создается общая зона локализации У вдоль Х (пограничные столбы, вдольрядные посадки,
вдольдорожные девчонки, вдольстеночные сиденья, вдольшоссейные васильки). При использовании приставок по- и вдоль- в
качестве средства номинации пространственного положения
множественных однородных У подразумевается, что он один из
ряда других, расположенных относительно того же локума.
Х У1 У2 У3 У4 Уn
В случае с множественными однородными объектами приставка по-, в отличие от вдоль-, может обозначать локализацию
одного из них (пограничный столб), в том числе и если виден
только один из У. Тогда тип локализации может быть сформулирован в более общем виде как ‘находящийся в зоне
Х’(подорожная гостиница). Однако и такая ситуация является
разновидностью прототипической, так как говорящий, выделяя
локализуемый объект У, воспринимает его не только на фоне Х,
но и в соотношении с другими объектами У. Эти объекты не обязательно видимы все одновременно, но наличие других, располагающихся также относительно линейно протяженного локума,
предполагается. В одну конфигурацию все указанные объекты
замыкаются с помощью трассы, которой является взгляд говорящего, способного не только увидеть реальные объекты, расположенные вдоль локума, но и умозрительно воспринять те объекты,
80 которые невидимы, по которые предполагаются. Очевидно, что
при использовании приставки по- и вдоль- реализуется стратегия
пути: «описание пространства определяется траекторией воображаемого движения наблюдателя по воспринимаемой сцене» [Кобозева, 2000, с. 160]. [Об умозрительных трассах см. Филипенко,
2000а; Зализняк, 1999].
3) У – реальная трасса (вдольдорожный променад, вдольморская прогулка, подорожный маршрут) либо процесс, происходящий во время движения по трассе (вдольрядная обработка,
вдольмаршрутная стереосъемка). В этих случаях У процессуальный, место локализации процесса – зона, примыкающая к линейно протяженному Х.
Прототипическая по- ситуация отличается от вдоль- ситуации возможной умозрительностью восприятия ряда однородных
У, их относительной пространственной самостоятельностью, независимостью друг от друга. В случае с приставкой вдоль- обязательно, чтобы все объекты были видимы одновременно.
Все специфические признаки прототипической по- ситуации
своеобразно представлены в значении прилагательного попутный. Первое из выделяемых словарем значений ‘двигающийся в
одном направлении, по одному пути с кем, чем-л.’ эксплуатирует
повторение локализуемым объектом очертаний локума. Второе
значение ‘находящийся, встречаемый на чьем-л. пути’ обнаруживает идею трассы и множественных объектов, расположенных
вдоль этой трассы. При возникновении третьего значения ‘совершаемый одновременно, в связи с чем-л., сопутствующий чему-н. основному, главному’ эксплуатируется идея трассы, подразумевающая темпоральный компонент, на основе которого появляется смысл ‘одновременно’. Локум – объект, относительно которого задается вся конфигурация и который поэтому является
главным в ней, – в результате переосмысления прототипической
ситуации предстает в качестве основного события. Локализуемые
объекты ориентированы в прототипической ситуации относительно Х, и поэтому их положение в пространстве, а во многом и
параметры предопределены Х, зависят от него, что позволяет на
этой основе интерпретировать У как второстепенные, попутные.
1.1.2. Локализацию в зоне, окружающей Х, называют приставки вокруг- и около-. Прототипическая ситуация характеризу81
ется тем, что Х задает фрагмент пространства, который определяется как место расположения У (околоземный астероид, околоцветный отросток, окологлоточный абсцесс, вокругпланетная орбита, вокругдомовая территория, вокруггородской маршрут, вокругфонарный кругляк, вокругдольковая вена, вокругканальцевый дентин, вокругзаднепроходные железы). Обе приставки имеют достаточно прозрачную внутреннюю форму, которая эксплицирует прототипическую ситуацию У находится в зоне, окружающей Х.
В литературе о предлоге около отмечается, что Х, ориентируя относительно себя У, своими параметрами не задает область
У [Маляр, Селиверстова, 1998, с. 175]. Отношения между Х и У в
прототипической ситуации, соотносимой с к адъективной приставкой около-, несколько иные. Особенности прототипической
ситуации согласуются с тем смыслом, который изначально несли
предлог и приставка около: ‘вокруг, со всех сторон’ [Срезневский
1958]. Как известно, около восходит к коло ‘колесо, круг’. Прототипический Х должен иметь округлые параметры или быть концептуализирован как круглый. Именно поэтому в прилагательных, описывающих локализацию в вещном пространстве, в качестве производящих чаще используются названия объектов «округлой» формы, а, как следствие, Х задает очертания зоны расположения У вокруг себя, предопределяя ее пространственные характеристики.
Как показывает анализ, форма зоны, задаваемая Х, может
быть близка к сфере (вокругземная сфера, околосердечная сумка, окологлазные мышцы), кругу (околопупная область тела,
околососковый кружок, околополярный район, вокруггородская
туристическая территория, вокругканальцевый дентин), окружности (окололунная орбита, вокругостровное путешествие,
вокругдомовая дорожка).
Специфика концептуализации одного и того же объекта, относительно которого определяется локализация с помощью разных пространственных моделей, обнаруживается при анализе
значений прилагательных околоземный и приземный. Префиксы,
эксплицирующие элементы разных моделей, в данных лексемах
задают разный тип примыкающего к локуму пространства. Значение морфемы около- предполагает расположение предмета в
82 любой точке вокруг какого-либо центра, который концептуализируется как округлый объект, и слово Земля здесь выступает в
значении ‘планета’ (Земля – земной шар). Семантика приставки
при- акцентирует внимание на нахождении локализуемого предмета в любой точке у границ чего-либо, осознаваемых говорящим
как линейные, а производящее в прилагательном обозначает поверхность, объект, имеющий линейную протяженность.
Внутренняя форма приставки вокруг- также закрепляет признак ‘форма’ для зоны локализации Х. В прототипической вокруг- ситуации участвует объект, который занимает всю область,
окружающую Х, при этом Х не входит в У, а только является
ориентиром, организующим область локализации У. Никаких
других требований к Х и У нет.
У
Х
околосолнечный, вокругсолнечный
Таким образом, для около- и вокруг- ситуаций важна только
форма, компонент ‘круглый’ входит в прототипическую ситуацию в его наивно-бытовом смысле. Наивно-бытовая природа этого пространственного признака проявляется, по крайней мере, в
двух моментах. Во-первых, для данных прототипических ситуаций мерность не имеет значения. Зона локализации У может быть
как двухмерной (околополярный район, околоводный цветник,
окололунный свет, околозубное мясо, вокругногтевое пространство, вокруггородской маршрут, вокругфонарный кругляк), так и трехмерной (околотелесное пространство, околоклеточные ткани, околоплодная жидкость, вокругсолнечное
облако). Во-вторых, зона локализации У подчас не является круглой или соотносится с кругом весьма приблизительно (вокругверандная растительность, околоводные птицы, околорудное
пространство, околоалтарная икона, околокухонная зона, околосвалочные воды, окологостиничная темнота, околоносовая
часть), однако то, что она располагается со всех сторон Х, позволяет носителю языка называть ее с помощью приставок околои вокруг-.
83
Прототипические около- и вокруг- ситуации практически
полностью сходны. Различие состоит в том, что в ситуации, номинированной приставкой вокруг-, У занимает всю зону около Х
целиком, охватывая Х со всех сторон. В случаях, называемых
приставкой около-, локализация У может быть абсолютно такой
же, но У (или несколько У) может также располагаться и в любой
точке зоны, окружающей Х, не занимая ее целиком.
У
Х
или
У1 Х
У3
У2
Уn
Этот нюанс локализации У около Х не содержится в самом
значении приставки около-, а извлекается из знания ситуации.
Например, значение приставки в прилагательном околомосковский можно определить только как ‘в зоне, окружающей Х’.
Уточнить тип локализации, определить, что же значит это весьма
обтекаемое ‘в зоне, окружающей Х’, представляется возможным
только в контексте. В сочетании околомосковский населенный
пункт приставка обозначает, что У может располагаться в любой
точке зоны, окружающей Х, а в сочетании околомосковская зона
природопользования – то, что У окружает Х со всех сторон. Это
уточнение становится возможным в результате знаний о соотношении размеров Москвы и обычного населенного пункта, о том,
что такое зона. Поэтому случаи, когда приставка около- называет
локализацию У, занимающего всю зону вокруг Х или занимающего одну или несколько точек в зоне вокруг Х следует считать
вариантами прототипической ситуации, а значения приставки –
вариантами базового.
Итак, мы определили, что область денотации приставки около- несколько шире и при этом целиком покрывает область денотации приставки вокруг-. Кроме того, префикс вокруг- эксплицитно, слишком определенно представляет все прототипические
признаки, закрепляя их, не позволяя каким-либо другим образом
интерпретировать ситуацию, что, по-видимому, и препятствует
84
варьированию базового значения. Приставка же около- дает возможность такой интерпретации, поскольку в ее задачи не входит
указание на степень заполненности области, примыкающей к Х.
Даже в достаточно широком контексте, каковым является пример
2), возможны несколько различные варианты истолкования описываемой ситуации: объекты окружили клумбу со всех сторон
или сосредоточились с одной стороны, заняв некоторый сектор
или точку возле нее.
2) Когда останавливаются возле клумбы, получается обычная околоклумбная картина, ибо клумбы — эстетическое проклятие нашей земли (Асар Эппель).
1.1.3. Локализация У в зоне Х безотносительно к ее топологическим признакам осуществляется с помощью приставок при- и
возле-.
Базовое значение приставок при-, возле- ‘находящийся в
зоне, примыкающей к Х’.
Тип объекта, относительно которого производится локализация, различен: линия (прирельсовая насыпь, приречные заросли, прифронтовой сосняк, приэкваториальные леса, приокопный бруствер, придорожный кабачок, пришоссейная часовня),
плоскость (приповерхностный слой, пристеночный бортик,
припотолочная лампа, приземные испарения, возлеволейбольные кусты), трехмерный объект (припарниковый питомник,
пригуменный ельник, приворотный пес, прикроватный коврик,
пригородный лес, возлеверандный фонарь, возледомовая зона,
возлешкольная арена, возлеподъездные кумушки, возледворные
соседи). Из анализа сочетаемости префикса становится ясно, что
указанная информация об Х не является значимой при выборе
приставок при- и возле-.
Однако именно пространственные характеристики локума
предопределяют очертания зоны локализации У и ее расположение так, как и при локализации относительно круглых и линейно протяженных локумов. Зона, называемая прилагательным
придорожный, может располагаться только по обе стороны (или
по одной из обеих сторон) дороги и являться двухмерной; зона,
определяемая прилагательным возледомовой, окружает дом со
всех сторон и является двухмерной, припазушный – окружает
пазуху со всех сторон и является трехмерной. В содержание
85
прототипической ситуации такого рода конкретная информация
не входит, а бывает извлечена из знаний о мире. Значимым является то, что именно Х задает пространственные характеристики зоны локализации У.
Прототипическая ситуация предполагает, что У находится в
зоне, непосредственно примыкающей к Х. Это отражается некоторыми словарными дефинициями: приземный ‘прилегающий к
земной поверхности’, приграничный ‘примыкающий к границе’.
Прототипическая ситуация безразлична к самому характеру
примыкания, именно поэтому в словарных дефинициях локализация объектов друг по отношению к другу определяется в самом
общем виде, через различные синонимизированные предлоги,
имеющие общий смысловой компонент ‘в зоне Х’ и не дающие
представления о конкретных перцептуальных признаках ситуации: притрассовый ‘около, рядом с трассой’, приполюсный ‘возле полюса, вблизи полюса’, приполярный ‘в районе полярного
круга, близко к полярному кругу’, приустьевый ‘при устье, возле
устья реки’, прикорневой ‘у корня’. Когда же дефиниция прибегает к более конкретному описанию ситуации, имеет место влияние
знаний о том, в какие пространственные отношения могут вступать конкретные объекты – участники конфигурации, например:
приповерхностный ‘возле поверхности жидкости, под самой ее
поверхностью’, приствольный ‘возле, вокруг ствола дерева’. В
дефиниции сначала использован предлог возле, указывающий на
то, что локализуемый объект воспринимается на фоне поверхности, ствола, составляет с ними некую конфигурацию, а затем в
дефиниции уточняется характер отношений для очень узкого
круга объектов. Содержание этого уточнения предопределяет
имеющаяся у носителя языка и составителя словаря информация
о том, что частотным является расположение объектов относительно поверхности под ней, относительно ствола дерева вокруг
него. Анализ контекстов показывает, что такая локализация не
является единственно возможной. Приповерхностный туман
располагается в зоне поверхности воды над ней, пристволовые
посадки могут осуществляться точечно с одной стороны ствола.
Само расположение У в зоне, примыкающей к Х, может
варьироваться. У может занимать всю зону или только некоторую часть этой зоны.
86 1)
2)
У
Х
У
3)
Х
У
Х
Например, возлеверандные кусты могут окружать веранду
со всех сторон (3), не со всех сторон (2), занимать незначительный фрагмент пространства около Х (1). Данные различия не находятся в фокусе при- и возле- ситуаций.
Таким образом, для прототипической ситуации, называемой
приставками при- и возле- в базовом значении, важным является
только включение объектов в конфигурацию, в которой локум
задает зону расположения У, без уточнения типа локализации и
типа объектов и пространственных характеристик самой зоны
локализации. Нетребовательность приставки к уточнению признаков прототипической ситуации можно продемонстрировать
сопоставлением с функционированием приставки по-.
Прилагательные в употреблениях придорожный столб и подорожный столб имеют смысл ‘находящийся у дороги’. Но значение лексемы подорожный требует уточнения: ‘расположенный
на протяжении всей дороги’. Подразумевается, что предмет
(столб), один из многих, находящихся у границ объекта линейного
типа по всей его длине. Это, в свою очередь, позволяет сказать, что
говорящий акцентирует внимание на единичности локализуемого
предмета, употребляя словосочетание придорожный столб, и на
множественности предметов, находящихся у дороги по всей ее
протяженности, используя высказывание подорожный столб.
Базовое значение приставки при- варьируется в том числе в
достаточно многочисленной и однородной группе оттопонимичных прилагательных – географических названий (приамурский,
приангарский, прикаспийский, прикубанский, приуральский, приднепровский, приднестровский, прибалтийский, приамударьинский, придонский и т. д.) Топоним является в этих случаях именем локума – объекта, в зоне которого находится У.
Приставка в данных прилагательных имеет дейктическое
значение ‘находящийся с фасадной стороны Х’, антонимичное
значению приставки за-: Прибайкальский национальный парк
87
‘располагающийся на западном берегу Байкала’, Прикаспийская
низменность ‘располагающаяся вдоль северного берега Каспийского моря’, Приволжская возвышенность ‘располагающаяся на
западном берегу Волги’, Приднепровская низменность ‘располагающаяся на восточном берегу Днепра’ [БСЭ]. Географические
объекты концептуализируются как фасадно ориентированные
локумы14. Таковыми их делает позиция коллективного наблюдателя, находящегося в центре России. Зона локализации У примыкает к Х, но может располагаться только с одной стороны Х, находящейся ближе к наблюдателю.
Наличие дейктической составляющей для глагольной приситуации отмечается в [Князев, 1999, с. 189].
Данное значение не обнаруживается у предлога при.
1.2. В связи с выявлением компонентов прототипических ситуаций, а также с традицией толкования значений приставок данной группы необходимо рассмотреть роль такого важного пространственного понятия, как расстояние между объектами.
У ряда приставок словари выделяют самостоятельное значение близости (по- 4.’находящийся, расположенный вдоль, около
чего-л.’; около- ‘расположенный вокруг, поблизости, рядом’; при‘находящийся в непосредственной близости от чего- л.’; под2. ‘находящийся около, поблизости чего-л.’, суб- ‘находящийся
под чем- л. или около чего-л.’, пред- ‘непосредственно предшествующий (во времени и пространстве) чему-л.’) Этим приставкам
приписывается «презумпция пространственной близости» [Никитина, 1979, с. 137].
Однако нет основания утверждать, что в прилагательных,
образованных с участием названных приставок, называется перцептуально близкое расстояние. То, что одна и та же приставка
может называть ситуации, существенно различающиеся по этому
параметру, эксплицируется в контекстах:
3) Самый нижний воздушный слой климатической вертикали лесного полога на уровне травяного покрова находится в соответствии с «приземным слоем воздуха» в садах на высоте 20 14
О важности характеристики ‘фасадность’ для анализа пространственных
отношений см. [Всеволодова Владимирский, 1982; Кржижкова, 1967; Пешковский, 1938; Апресян, 1995].
88
30 см от поверхности земли (Климатическая вертикаль лесного
полога северной части ареала кедрово-широколиственной формации // «Лесное хозяйство», 2004.08.17);
4) Установить размеры водоохранной зоны – 1000 метров,
ширину прибрежной полосы – 500 метров (Об утверждении
размеров водоохранных зон и прибрежных полос Ирикликского
водохранилища // «Оренбуржье», 1997.01.21);
5) Она позволяет осуществлять визуальный контроль за
прибрежной полосой шириной до 30 км (Л. Яр);
6) В призабойной зоне (примерно r < 50 м) наблюдается
резкое падение газонасыщенности (Математическое моделирование плоскорадиальной фильтрации газоконденсатных систем //
«Газовая промышленность», 2004.12.15);
7) Здание, расположенное на самом крутом месте, делит
площадку на передний двор, предназначенный для пребывания и
отдыха, и большую прибрежную зону, часть которой представляет собой совершенно нетронутую природу (Г. Калмыков).
Расстояние между локумом и локализуемым объектом, вопреки приписываемому этим приставкам значению близости,
может быть различным.
• Объекты могут контактировать, в этом случае расстояние
равно нулю (околоплодные воды, околопилонный стол, околоклеточные ткани). В то же время прилагательное не информирует о наличии /отсутствии контакта. Приречные растения могут
располагаться в воде, т. е. в контакте с рекой, и на берегу, бесконтактно; привокзальная площадь может начинаться непосредственно у вокзала или быть на расстоянии от него.15
• Прикроватная, припазушная, прикорневая, прианальная,
присоцветная, прикомлевая, прицветная зона является небольшой, так как это предопределено небольшими размерами объектов, названных производящим, а следовательно, и расстояние
между Х, задающим размеры зоны, и У, располагающимся в зоне
15
Представляет интерес то, что, по данным [Якунина, 2001], для функционирования глагольной приставки при- оказывается важным разграничение двух
типов ситуаций: нахождение в зоне Х в контакте с ним (приклеить, прибить) и
нахождение в зоне Х в результате сокращения расстояния вплоть до возможного достижения контакта (придвинуть, приблизить). Таким образом, адъективная
приставка при- в более общем виде фиксирует пространственные отношения.
89
Х, на самом деле будет небольшим. То же самое наблюдается в
употреблениях околомарочные полоски, околотелесное пространство, околоподсолнуховая прослойка и подобных.
• Расстояние между Х и У может быть большим, даже огромным (околополярные звезды, околоскважинная зона, околомосковский коттеджный поселок), поскольку в качестве локума
избран крупный объект, задающий своими размерами и размеры
зоны, в которой может находиться У.
Как видим, значение близости (т. е. небольшого расстояния,
величина которого соотносится с размерами человека и чувственно воспринимается), выражается только тогда, когда производящее называет объект, соотносимый по размерам с расстоянием,
подвластным человеческому перцептивному аппарату, так как
«человек характеризует предметы, соотносясь с самим собой как
с эталоном пространственного описания» [Николаева, 1983, с.
237]. Размеры зоны локализации У, а следовательно, и расстояние, на котором может находиться У от Х, зависят от величины
самого Х, а У находится в интервале от нуля до предела, определенного размерами Х, соотносимого с ними. Околоплодные воды
‘окружающий плод’, околоушный нарыв ‘находящийся, расположенный около уха’, аналогично: окологлоточный узел, околосердечная сумка, околоствольное обрамление, околоцветный
листок, околошейный вырез, околощитовидные железы, околоанальная область; приоконный стояк, прианальный участок,
прикроватный столик, приствольный круг, пристволовый бордюр, прикорневой клубень находятся на очень близком расстоянии от Х; приокопный сектор, припарниковая гряда, прирельсовый склад, приусадебный участок может как примыкать к Х,
так и находиться на значительно большем расстоянии от Х, чем
объекты первой группы; околозвездная пыль, околомарсианский
маршрут, причерноморский курорт могут находиться на перцептуально большом расстоянии от Х.
Реальное же расстояние в таких конфигурациях оценивается
в зависимости от ситуативной нормы [см. Сепир, 1981]. Прифронтовой госпиталь, подмосковная дача могут находиться на
перцептуально небольшом расстоянии, а могут находиться и достаточно далеко от локума, вне видимости, но не дальше тех пределов, которые заданы величиной Х.
90 Если Х – это объект, существенно превышающий в размерах
физические тела, окружающие человека в обыденной жизни,
крупные природные объекты или артефакты, то ‘около’ означает
‘находящийся в сфере воздействия данного объекта, в зоне, примыкающей к нему’, Приставка является средством ориентации
одного объекта относительно другого, само же реальное расстояние не отражается. Формулировки словарных дефиниций некоторых прилагательных демонстрируют это (приморский ‘находящийся, расположенный в приморье, на берегу моря’, аналогично:
призаводской, припортовый, пригородный, приплотинный, притаежный, притеррасный, приустьевый, прифронтовой, околоустный; пограничный ‘находящийся, расположенный вдоль границы, у границы’, аналогично: поволжский, порубежный; подстоличный ‘расположенный, находящийся, живущий вблизи столицы’,
подмосковный ‘находящийся под Москвой, вблизи Москвы’).
Проведенный анализ позволяет сказать, что расстояние от Х
до У находится в интервале от нуля, когда Х и У контактируют,
до предела, определенного размерами Х. Признак ‘расстояние’
является вторичным по отношению к признаку ‘в зоне’, поскольку расстояние ограничивается размерами зоны, именно поэтому
подобные единицы относят обычно не к дистанционным, а к пространственно-дистанционным [см. Селиверстова, 2004, с. 719–942].
Величина Х оказывается важной еще в одном аспекте. Соотносимость размеров Х и У и расстояния между ними является
условием формирования конфигураций У около Х, У при Х, У
возле Х и т. п. [см. о соотнесенности размеров объектов и расстояния между ними при выборе ориентира и способа локализации Апресян, 1995а, с. 643; Апресян, 1995; Talmy, 1983]. Х может
быть избран в качестве локума только в том случае, если он не
меньше У: прикорневой лист, почка при невозможности * прилистный, припочковый корень, приречный окоп, но не * приокопная река. При этом расстояние между Х и У должно соотноситься с их размерами, так как иначе объекты не будут восприниматься как единая система: окоп и река должны быть на таком
расстоянии, чтобы они, при их размерах, могли быть видны одновременно. В ином случае для определения локализации окопа
будет избран другой объект.
91
Итак, расстояние между Х и У не является релевантным в
выборе префикса, оно значимо только для вычленения из пространства подпространства и формирования пространственных
конфигураций.
Интересно, что в словарных дефинициях тех прилагательных, которые явно не обозначают локализацию на небольшом
расстоянии (околосолнечный, околомарсианский), использована
формулировка «находящийся на близком расстоянии», а в дефинициях прилагательных, способных номинировать локализацию
рядом, близко (околосердечный, околоплодный), – «окружающий». Эта нелогичность дефиниций демонстрирует то, что, вопервых, смысл ‘близкое расстояние’, приписываемый приставке,
оказывается весьма расплывчатым, во-вторых, что этот смысл у
приставки не единственный, а в-третьих, то, что мотивирована
эта презумпция близости не перцептуальной ситуацией, а другими факторами. Таким образом, наложение смыслов ‘находящийся
в зоне Х’ и ‘близко’ является неслучайным.
Как представляется, такое положение дел предопределено
концептуальной составляющей прототипической ситуации. Объект Х, относительно которого задается конфигурация, мыслится
как центр некоторого фрагмента пространства и определяет зону
расположения У. У может находиться в любой точке области,
примыкающей к Х (приканальное цементирование, придомовая
территория, околоводные животные, околоушная железа, околомосковский населенный пункт, околоносовые пазухи, околоалтарная икона).
Кроме того, несмотря на то что расстояние между Х и У может быть сколь угодно большим или сколь угодно малым, объекты мыслятся как единая система, в которой У находится в зоне
непосредственного примыкания к Х [см. подробнее о предлоге
около в Маляр, Селиверстова, 1998, с. 172–173]. Эта концептуальная сторона прототипической ситуации имеет больший когнитивный вес, чем перцептуальный признак ‘расстояние между
объектами’. Именно поэтому префикс способен обозначать локализацию У как на перцептуально малом расстоянии, так и на
перцептуально большом, но концептуализированном как непосредственное примыкание.
92 Следует отметить, что некое согласование перцептуального
и концептуального все же происходит. Например, приставки около- , при- называют локализацию объектов, находящихся на
большом расстоянии, только в том случае, если Х и У являются
значительными по размеру и соразмерными друг другу: прилагательные околозвездный, окололунный, околомарсианский, околоземный, околопланетный, околосолнечный, приземный, припланетный локализуют только крупные объекты (орбита, пространство, зона, атмосфера, зонд, астероид, космос). При ориентации
космических объектов друг относительно друга носитель языка
имеет дело с телами, которые «столь велики и далеки в сравнении
с привычными размерами и расстояниями! Трудно, например,
вообразить себе расстояние, соответствующее одному световому
году; знание, что он равен приблизительно 10 трлн. км, не помогает представить себе эту величину» [Рандзини, 2003, с. 15]. На
фоне расстояний, измеренных в световых годах, парсеках, километр, несомненно, должен интерпретироваться как небольшое
расстояние:
8)… Что позволило ему еще дважды близко подлетать к
планете в сентябре 1974 года на высоте 5000 км от Южного
полюса и в марте 1975 года на высоте около 350 км над Северным полушарием (Н. Рандзини).
Кроме того, человек, наблюдающий небесные тела с Земли,
видит их очень маленькими. Если же некоторые из них объединяются в конфигурацию, то расстояние между ними видится как
небольшое, соотносимое с их видимыми (небольшими) размерами.
Расстояние между объектами, включенными в одну систему,
в прилагательном не оценивается, этот компонент не входит в
значение префиксов. Значение ‘расположенный близко’ лишь
приписывается некоторым приставкам или отдельным значениям.
Как мы уже видели, приставка допускает в том числе и довольно
большие размеры пространства, интерпретируемого как ‘около’
[см. подобные выводы о значении предлога около в Маляр, Селиверстова, 1998]16. Информация о расстоянии, на котором находятся объекты, получается адресатом из знания общей картины
16
Прилагательных с приставками по-, суб-, под-, пред-, локализующих объекты на перцептуально малом расстоянии, не выявлено.
93
мира. Расстояние относительно, и его оценка как далекого или
близкого производится в зависимости от контекстных условий и
соотнесения с возможностями перцептивного аппарата человека.
Именно по отношению к таким случаям уместно говорить о резиновой топографии [Talmy, 1983, с. 261–263]. Следовательно,
атрибутивно-локативная языковая модель отражает близость не
перцептуальную, а концептуальную. Приставки же в таких случаях лишь структурируют пространство.
Локализация в зоне, примыкающей к Х, концептуализируется как близость независимо от реального расстояния между объектами, указание на близость в данном и подобных случаях квалифицируется как субъективное [Всеволодова, Владимирский,
1982, с. 139]. Концептуальная составляющая прототипической
ситуации имеет больший когнитивный вес, так как объекты, находящиеся в зоне Х, мыслятся включенными в сферу его влияния
и такая пространственная конфигурация моделируется как система
объектов, находящихся на расстоянии, оцениваемом как близкое.
Любое расстояние может быть концептуализировано как небольшое при интерпретации локума как центра пространственной
конфигурации. Адъективные приставки входят в класс единиц со
значением расстояния, которые не используются просто для того,
чтобы определить расстояние от одного объекта до другого. Это
«можно объяснить когнитивной (психологической) установкой –
определять пространственное положение объекта через указание
на то пространство, в которое этот объект входит, а не через указание на расстояние от другого объекта» [Кубрякова, 2002, с. 15].
Смысл ‘локализация в зоне Х’ может осложняться концептуализацией расстояния до У как небольшого. Информация о расстоянии является вторичной по отношению к типу локализации, поэтому вряд ли можно согласиться с обратной интерпретацией иерархии смыслов ‘локализация’ и ‘расстояние’, предложенной в
работе М. В. Всеволодовой и Е. Ю. Владимирского [Всеволодова,
Владимирский,1982].
Решающая роль в формировании дистанционной семантики
принадлежит производящему, интерпретирующему расстояние
как относительное, заданное параметрами объектов, часто получающее смысл только в зависимости от точки отсчета, как характеристику не имманентную, а приписываемую пространству и
94
объектам, что, безусловно, относит категорию расстояния к категориям «наивной картины мира» и позволяет говорить о «семантизации расстояния» [термин Е. Яковлевой, см. также Цивьян,
2006, с. 10].
2. Производные значения.
Приставки данной группы имеют мало совпадений в области
производных значений.
2.1. ‘Связанный с Х, имеющий отношение к Х’. Значение
префиксов при- и около- реализуется в основном при номинации
отношений в социальном пространстве (пришкольный кружок,
прифабричная школа, привокзальный буфет, привокзальная
детская комната милиции, прифермский транспорт, приуниверситетский консультационный центр, призаводской Дом
культуры, околоаграрная партия, околоархивная среда, околоархиерейский быт, околовластная группировка, околовоенный
миллионер, окологазовая общественность, окологосударственные информационные структуры, околоеврейский, околорыночный конфликт, околоиракские события, околоинтеллигенсткий слой, околокальвинистские секты, околокиношная тусовка, окололужковские интриги, околонефтяной скандал, околооружейный рынок, околоправительственная структура,
околопремиальные проблемы, околопутинские группировки,
околопушкинские разборки, околорекламная деятельность,
околосатанистский, околошаманский культ, околоспелеологическая молодежь, околотаможенная инфраструктура, околотелевизионные войны, околотранспортные услуги, околотронный циник, околофутбольная свара, околохудожественный люд, околочеченская риторика, околоштабная суета, околоцерковный обиход, околоджазоый фэн, околоэлитная верхушка, околоэнергетический мир), однако встречаются примеры
и из других умозрительных областей (приглагольная связь, присказуемостные члены предложения). Интересно, что при довольно высокой частотности использования приставки при- данном значении [РГ] его у префикса не отмечает вовсе. В прилагательных с при- и около- производящие называют объект, который
выступает в качестве значимого элемента и концептуализируется
как центр, организующий фрагмент социума. У, как и в вещном
пространстве, находится в области, примыкающей к Х, что обо95
значено в словарных дефинициях некоторых прилагательных с
около-: околотеатральный ‘соприкасающийся с театром, театральной жизнью’, околонаучный ‘соприкасающийся с наукой,
связанный с ней’; околоспортивный ‘происходящий в связи, рядом со спортом’. Причем дефиниции эксплицируют характер
примыкания: не пересечение областей Х и У, а только общая граница или, в крайнем случае, более чем незначительная зона пресечения вдоль этой границы. Эта особенность значения приставки около- указывается и РГ («продуктивность типа проявляется в
новообразованиях книжной публицистической речи, обычно с
оттенком «примыкающий к…» [РГ, 1980, с. 308]). Именно такого
рода связь между Х и У демонстрируют примеры, в которых авторы называют социальные реалии, не являющиеся частями Х, но
имеющими к нему некоторое отношение:
9) Так там называются сотрудники всевозможных «окологаишных» структур – фирмочек, которые производят переоформление машин (А. Владимирский);
10) И программу президенту подготовили околомедицинскую, с посещением «государственного стационарного учреждения социального обслуживания» (Путин едет в Тамбов // «Газета», 2002.04.16);
11) Отменено лицензирование околотаможенной деятельности – создания магазинов беспошлинной торговли или открытия складов временного хранения товаров, – сейчас этим занимается ГТК (Е. Титова, А. Литвинов).
Более того, объекты, примыкающие к Х, противопоставляются тем, которые входят в Х:
12) Так что сегодня альтернативные КПРФ коммунистические или околокоммунистические проекты не имеют серьезной
перспективы (Г. Чижов);
13) Иными словами, Путин не стал ставленником кремлевских политиков и околокремлевских олигархов (Почему Ельцин
сделал ставку на Путина? // «Санкт-Петербургские ведомости»,
2000.08.26);
14) В архитектурной и околоархитектурной среде идут
разговоры о том, что гостиница «Москва» вслед за «Интуристом» пойдет на слом или реконструкцию (О. Кабанова);
96
15) Если государственные и окологосударственные СМИ
будут работать на это, то период национализации прессы Россия проживет без особых исторических потерь (Д. Волгин).
Непосредственное примыкание, соположенность в вещном
пространстве по отношению к социальным объектам переосмысляется как связь, наличие взаимодействия, которое обусловлено
нахождением Х и У в одной социальной области, где Х является
центром. В данных конфигурациях изменяется сам характер связи между объектами, что позволяет говорить о новом значении
приставки. То, что в прототипической ситуации У воспринимался
на фоне Х, Х задавал и область локализации У, и возможные пределы расстояния до него, позволяет осмыслять локум в невещном пространстве как более важный, а У как не просто связанный с ним, а как второстепенный, подсобный и даже зависимый, подчиненный:
16) Сам же фонд, естественно, станет вроде как внебюджетным, но все-таки «прибюджетным» (Тамбовский врач //
«Профиль», 2003.04.07).
В прототипической ситуации Х предопределяет параметры
зоны локализации У, в умозрительных областях это осмысляется
как то, что свойства У заданы характеристиками Х. Предопределенность свойств У отражается в дефиниции прилагательного
придворный ‘связанный со двором монарха, принадлежащий,
свойственный этому двору, имеющий отношение к нему’.
Дискретность объектов, характерная для прототипической
ситуации, воплощается в относительную самостоятельность У в
умозрительном пространстве, которая ярко проявляется при сопоставлении того, как концептуализируются одинаковые объекты
в бесприставочных прилагательных и в прилагательных с приставкой при-: правительственный совет – приправительственный, кремлевские советники – прикремлевские, институтская поликлиника – приинститутская.
Значение ‘связанный с Х’, будучи выраженным приставками
около- и при-, осложняется некоторыми смысловыми обертонами:
значение около- скорее тяготеет к смыслу ‘не вполне такой, как
Х’, а при- – ‘подчиненный’.
Наличие значения ‘связанный с Х’ у приставок вокруг-, около-, при- обусловлено общим компонентом в содержании прото97
типической ситуации ‘Х является центром, организующим подпространство’, однако различия в концептуализации Х приводят
к тому, что данное значение приставок вокруг- / около- и при- получает различные смысловые оттенки. Поскольку прототипические около- и вокруг- ситуации в значительной мере совпадают,
то появление синонимичных производных значений у приставок
вокруг- и около- вполне объяснимо, при этом наблюдается выпадение из фокуса внимания такого специфического признака вокруг- ситуации, как степень заполнения зоны Х. Этот когнитивный процесс является регулярным, поскольку за счет устранения
из фокуса некоторых компонентов прототипической ситуации,
как мы видели, возникает и синонимия локативных значений
префиксов вокруг- и около-. Более подробно эти различия будут
рассмотрены при описании семантической модели в гл 3.
Представляет интерес то, что далеко не всем прилагательным с приставками в данном значении имеются предложнопадежные соответствия: припортовые проблемы (*проблемы при
порте), околобюджетный банк (*банк около бюджета), аналогично: околокремлевский журналист, околоюкосовский олигарх.
2.2. ‘Почти равный Х’. Значение реализуется в прилагательных с приставками около- и при-, образованных от производящих, называющих какую-либо величину или объект, основной
характеристикой которого является величина, размер (околозвуковой диапазон, околонулевая зона, околопредельные возможности, околостратосферные высоты, околосветовые скорости, околосорокалетний возраст, околопороговая доза, околоультразвуковые частоты, припороговый раздражитель, принулевые колебания, призвуковая скорость, присветовая скорость).
Новое значение организовано на основе перцептуальных признаков прототипической ситуации: У находится в области непосредственного примыкания к Х. Пространственное соположение переосмысливается в количественное соположение, так как Х способен задавать размерные характеристики области локализации
У. Как мы уже видели, величина области примыкания к Х предопределена параметрами самого Х, зона примыкания соразмерна
самому Х. Все остальные, более частные составляющие прототипической ситуации отходят в тень. Несомненно, что данный когнитивный механизм потенциально мог бы быть актуализирован и
98
в отношении приставок вокруг- и возле-, поскольку это обусловлено содержанием прототипических ситуаций. В контекстах
встречаются единичные случаи использования сочетаний возлесветовая скорость, вокругнулевая / возленулевая температура.
В описанных случаях приставка называет новый тип отношений между объектами, что позволяет такие ее реализации квалифицировать как отдельное значение приставки.
Несмотря на этот факт, что приставка при- в данном значении встретилась в единичных примерах, значение является системным, так как его появление объясняется стандартно, как результат переосмысления признаков прототипической ситуации.
Когнитивная закономерность наличия этого значения у адъективной приставки при- подтверждается и тем, что и при формировании семантической структуры глагольной приставки приэксплуатируется осмысление пространственного соположения
как ‘приближение к нужному состоянию’, как ‘меньше по размеру / количеству’ [Якунина 2001].
У предлога при указанное значение не зафиксировано.
2.3. ‘Претендующий на связь с Х, кажущийся связанным
с Х’ (возлехудожественная публика, околобогемный люд, околокремлевский мечтатель). Значение приставок около- и возлереализуется при номинации отношений в социальном пространстве и базируется на концептуальной составляющей прототипической ситуации, которая отводит Х роль центра, объекта, организующего пространство вокруг себя, а в социальном пространстве осмысляется как более ценное, значимое на основе сближения двух концептуальных областей: центр / периферия и важное,
истинное / вторичное. В результате область Х часто оценивается
как желаемая позиция. [Ср. Маляр, Селиверстова, 1998, с. 182].
Непосредственное примыкание к Х позволяет повторять некоторые признаки Х, в чем-то уподобляться ему. Здесь проявляется
перцептуальная составляющая прототипической ситуации, в которой Х задает своими пространственными характеристиками
характеристики У. Псевдосовпадение, суррогатность У по сравнению с Х отмечается в словарных дефинициях: околонаучный ‘2.
претендующий на научность, кажущийся научным, имеющий отношение к науке’. Примеры демонстрируют неполноценность,
99
только внешнюю похожесть на Х, статусную и ценностную сниженность У по сравнению с Х.
17) Причем из этого объема $400–600 млн. приходится на
нерентабельные к переработке в бриллианты в российских экономических условиях (так называемые околоювелирные и технические алмазы) (Я. Миронцева);
18) У нас же получаются «околофранцузские», «околоитальянские», «околомексиканские» рестораны (Ю. Торгашева);
19) Все Ваши «околопсихологические» выводы – уровня бабулек на скамейке у подъезда (Женщина + мужчина: Брак // Форум на eva.ru, 2005).
В этих случаях в качестве локумов выступают объекты – носители некоторого признака, который в У проявляется не в полном объеме (ювелирные алмазы, французские рестораны).
Указанное значение у соответствующих предлогов не фиксируется.
Префиксы описываемой группы имеют отдельные производные значения.
2.4. ‘Относящийся к каждому Х’: поэкземплярная упаковка ‘относящийся к каждому экземпляру’, поволостная сводка
‘производящийся в каждой волости, по каждой волости’, подеревная съемка ‘относящийся к каждому отдельному дереву’.
Данное значение реализуется в пространственной сфере в
прилагательных, семантику которых словарь определяет как
‘располагающийся в каждом Х’, ‘распределяемый в каждый
Х’: покомнатное расселение, порайонное распределение семян,
подворный постой, подеревные насечки, повсеместное явление,
поэтажный обход, поярусная обработка хлопка.
Однако в вещном пространстве приставка по- может выражать более широкий спектр отношений между объектами, не ограничиваясь локализацией, что отмечают и словари: постатейный список литературы ‘производимый по статьям, составленный применительно к порядку статей’, подепешный сбор ‘взимаемый с каждой депеши’, пожетонная оплата ‘связанный с
разовой оплатой чего-л. по жетонам’.
Как множественные объекты, каждый из которых вступает в
однотипные отношения, называемые приставкой по-, могут восприниматься и отдельные части целого, единицы измерения или
100 объекты, выступающие в качестве единиц измерения: попудный
налог ‘взимаемый с каждого пуда’, поштучный счет ‘исчисляемый по количеству штук, отдельных предметов’, подюжинные
продажи ‘исчисляемый дюжинами’, постраничная оплата
‘производящийся по страницам, на каждой странице, за каждую
страницу’, покадровый сценарий, поэлементный демонтаж,
посаженная оплата, поверстная плата, подесятинный учет,
погектарный план, послойная пропитка.
Указание на одинаковое отношение ко множественным однородным объектам может осуществляться и в социальном пространстве (побригадные списки, побатальонное перевооружение, поротное обучение, посословное представительство, повзводное голосование, посемейные списки, поименное перечисление, подушная подать, позаказная калькуляция), и во временной
сфере (поденная работа, подекадный учет, помесячный курс,
поквартальный ремонт, поспектакльный гонорар, посменный
балл, поурочный план, поразговорный счетчик).
Как видим, формулировки значений прилагательных с по-,
предлагаемые словарями, весьма разнообразны и, как правило,
предопределены наиболее частотной сочетаемостью прилагательного. Приставка же способна обозначать более широкий
спектр отношений, чем подчас определяет дефиниция прилагательного. Например, значение прилагательного поузловой толкуется как ‘относящийся к производству, сборке и ремонту отдельных узлов’. В сочетаниях же поузловой прайс-лист, окраска префикс выражает несколько другой тип отношений. Значение прилагательного подетальный формулируется словарем как ‘учитывающий каждую деталь машины’, что не включает отношения,
названные приставкой в сочетаниях подетальный монтаж, конструктор. Поскольку весьма трудно учесть и перечислить в дефиниции все возможные типы отношений между объектами,
обобщенная формулировка значения приставки и прилагательного представляется более предпочтительной. Все указанные в данном пункте употребления приставки по- следует квалифицировать как варианты одного значения, поскольку все они подводимы по тип ‘одинаковое отношение ко множественным Х’, само
же отношение варьируется в зависимости от контекстных условий. Несомненно, что это новое, по сравнению с базовым, значе101
ние приставки по-, так как вне зависимости от пространственной
или непространственной сферы применения изменяется тип отношений, выражаемых префиксом. В указанных случаях речь
идет не о локализации одинаковых объектов относительно Х, а об
одинаковом отношении к этим объектам. Сама потенция использования приставки в значении ‘относящийся к каждому Х’ заложена в прототипической ситуации и в возможности ее переосмысления. Прототипическая ситуация предполагает в том числе
множественность однородных объектов. Однотипность их локализации в зоне, определенной Х, т. е. одинаковые локативные
отношения с Х, осознаются как просто одинаковое отношение.
2.5. ‘Вплоть до Х’. Значение реализуется в одном прилагательном подгрудный портрет ‘изображенный, представленный
по грудь’. В данном случае локум осмысляется не как объект,
задающий очертания зоны У или самого У, а как предел.
2.6. ‘Во время Х’ (пожизненная пенсия ‘длящийся, продолжающийся всю жизнь, до конца жизни’). При использовании
приставки в этом значении актуализируется важнейший признак
прототипической ситуации – локализация У на всем протяжении
Х. Пространственная протяженность осмысливается как временная, что поддерживается включенной в прототипическую ситуацию идеей трассы.
2.7. ‘После Х’ (пооперационный период, пореволюционные
события, пореформенное время). Возникновение этого значения
также обусловлено концептуализацией локума как предела, от
которого начинается трасса.
Данное значение у предлога по не зафиксировано.
2.8. ‘Во время, близкое к Х’ (возлеоктябрьские «Скифы»).
Прилагательных с таким значением префикса словари не фиксируют, да и в «Национальном корпусе русского языка» темпоральное значение возле- реализовано в единственном прилагательном, несмотря на это, его появление вполне закономерно, так
как проявляет общую тенденцию. Локализация в зоне Х переосмысляется как темпоральная близость, а локум выступает в роли
точки отсчета в протекании времени. В остальном признаки прототипической ситуации сохраняются. У локализован в зоне Х,
которая интерпретируется как близкая, но эта близость относительна. Экстраполяция из вещного пространства в темпоральную
102 сферу приводит к некоторому уточнению зоны, в которой может
располагаться У. Если в трехмерном пространстве характеристики зоны могли быть весьма многочисленными, то линейная модель времени ограничивает эту зону. Однако и здесь есть определенная свобода: У может происходить как до, так и после Х.
2.9. ‘Происходящий при Х’ (прилюдный поцелуй, принародная отливка колокола, прижизненное издание). Значение не
является частотным, а два последних прилагательных грамматикой [РГ 1980] отнесены к семантически обособленным, однако и
в них префиксальная семантика базируется на признаках прототипической ситуации, где Х – это фон, на котором воспринимается У. В анализируемом случае объект, концептуализированный
как центр пространственной конфигурации, интерпретируется
как обстоятельства, в которых существует У.
2.10. ‘Соответствующий Х’ (подоходный налог ‘назначаемый, взимаемый соответственно размерам дохода’, поимущественный взнос, повозрастная нагрузка ‘относящийся к возрасту,
связанный с возрастом’, повременная оплата ‘1. выходящий в
установленные сроки’; ‘2. исчисляемый или оплачиваемый из
расчета затраченного на труд времени’, посильный труд ‘соразмерный с силами’). Как уже отмечалось, в прототипической ситуации локум задает очертания зоны расположения У своими линейными параметрами. В переосмысленной ситуации соответствие в пространственных характеристиках осознается как соответствие качественное и количественное, причем реализуется данное
значение, как следует из примеров, в разных смысловых областях.
3. Семантическая структура.
Приставка
вдольЗначение
1. В зоне Х
Ближе к центру
России
2. Связанный с Х
3. Почти равный Х
по-
вдоль поречрядный
ный
вокруг-
около-
при-
возле-
вокругпланетный
околопланетный
прикроват- возленый
дворный
вокругногтевая
истерия
вокругнулевой
прибайкальский
околопра- приправивительсттельственвенный
ный
околонуле- припорого- возленулевой
вый
вой
103
Приставка
вдоль-
по-
Значение
4. Претендующий
на связь с Х
5. Относящийся к
каждому Х
6. Во время Х
7. После Х
8. Во время, близкое к Х.
9. Происходящий
при Х
10. Соответствующий Х
вокруг-
около-
при-
околохудожественный
возлевозлехудожественный
поволостной
пожизненный
пореформенный
возлеоктябрьский
прилюдный
подоходный
4. Комментарии.
4.1. Приставки рассмотренной группы обозначают локализацию в зоне, примыкающей к Х. Среди них выделяются вдоль- и
вокруг-, которые имеют довольно узкую область денотации, что
связано с жесткими ограничениями на тип локума и тип локализации (У должен полностью занимать область, примыкающую к
Х), поэтому приставки не варьируют базовое значение. Следует
отметить, что приставки малоактивны, участвуют в образовании
единичных прилагательных. Как средство образования прилагательных они не отмечены ни в «Русской грамматике» [РГ, 1980],
ни в толковых словарях, прилагательные с этими приставками
словарями также не фиксируются. Все это свидетельствует о периферийном статусе префиксов вдоль- и вокруг- среди средств
изучаемой языковой модели.
К периферийным следует отнести и префикс возле-, так как
он малопродуктивен [о статистике использования предлогов возле и около см. Селиверстова, 2004, с. 850–851], как средство образования относительных прилагательных не назван ни в словарях,
ни в грамматиках. Ограниченность материала, представленного в
словарях и контекстах, не позволяет с достаточной степенью уверенности сделать выводы о специфике префикса возле- на фоне
синонимичных при- и около- [см. разграничение правил употребления предлогов возле и около Селиверстова, 2004].
104 Приставки при-, около- и возле- называют пространственные
отношения в более общем виде и поэтому имеют более широкую
область денотации. При этом необходимо отметить, что самой
продуктивной из приставок является около-, а возле- используется крайне редко. Таким образом, востребованность языкового
элемента в узусе не всегда определяется его денотативными возможностями и семантическим потенциалом.
В целом ряде случаев области денотации разных приставок
могут пересекаться, а приставки синонимизироваться.
Наиболее часто наблюдается синонимия приставок, входящих в одну подгруппу, поскольку области их денотации пересекаются. Например, приставки вдоль- и по- называют локализацию
в зоне, примыкающей в линейно протяженному локуму. Поэтому
если стоит задача обозначить расположение в зоне Х линейно
протяженного У или нескольких У, то возможно использование
обеих приставок: пограничное / вдольграничное ограждение,
вдольволжский / поволжский разлом, пограничные / вдольграничные столбы. В контекстах префиксы способны называть
идентичные ситуации:
20) Такие же обрывы, высотой сто – триста футов, сопровождают и побережную долину Хуанхэ (О. Добрышева);
21) Вдольбереговая земля представляет опасность для случайного путника (Р. Яковлев).
Различаются приставки тем, что только приставка по- способна называть локализацию относительно линейно протяженного локума одного из ряда объектов, расположенных в зоне Х. Поэтому возможно сказать подорожный пункт питания, пограничный столб и невозможно *вдольдорожный пункт, *вдольграничный столб.
Подобное положение дел следует отметить и в подгруппе
приставок, обозначающих локализацию в зоне, окружающей Х.
Приставка вокруг- способна называть только расположение У, со
всех сторон окружающего Х, а около- – еще и расположение в
любой точке или фрагменте зоны, окружающей Х, без обязательного для вокруг- ситуации полного охвата зоны Х. Поэтому при
необходимости номинировать локализацию У, полностью занимающего зону, примыкающую к Х со всех сторон, приставки вокруг- и около- выступают как синонимы (околопланетная / во105
кругпланетная орбита). Если же имеют место другие варианты
расположения У, то из двух названных используется только приставка около- при невозможности замены на вокруг- (околомосковский /*вокругмосковский коттеджный оселок, околопилонный / *вокругпилонный стол, околокомпьютерный кактус ,
околоушная слюнная железа, околополярная звезда).
Приставки третьей подгруппы (при-, возле-) могут выступать
синонимами приставок первой и второй групп, поскольку не
имеют ограничений на тип локума и, соответственно, на пространственные характеристики зоны, примыкающей к Х. Данные
префиксы в самом общем виде определяют место У по отношению к Х и поэтому имеют самую широкую область денотации,
способны назвать локализацию как в линейно протяженной зоне,
так и в зоне, со всех сторон примыкающей к Х. Основным условием синонимизации является прагматическая установка: говорящему важно называть локализацию У в зоне Х, привязать объекты друг к другу, именно эта сторона ситуации находится в фокусе. В таком случае для носителя языка оказывается несущественной форма зоны, примыкающей к Х, тип расположения У в
зоне Х, степень занятости этой зоны локализуемым объектом /
объектами.
При условии одинаковой концептуализации локума синонимизируются приставки при- , возле- и около-: прианальный – околоанальный, припазушный – околопазушный, прикорневой – околокорневой – возлекорневой, пристволовый – околостволовый,
возлеверандный – околоверандный. В случае отсутствия акцента
на степени заполнения зоны Х к этим приставкам добавляется
приставка вокруг-: припланетный – околопланетный – вокругпланетный – потенциально возможно и возлепланетный, окологородской – вокруггородской – пригородный, вокругдольковый –
околодольковый – возледольковый.
Те же условия синонимизации наблюдаются и относительно
приставок вдоль-, по-, при-: локум концептуализирован одинаково, отсутствие акцента на степени заполнения зоны Х (подорожный – придорожный – вдольдорожный, побережный – прибрежный – вдольбереговой).
106 Но все же отличительные признаки прототипической ситуации порой заставляют носителя языка рефлектировать по поводу
различий в значениях и употреблении префиксов:
22) Все равно, начни словами: там, на пристанционном
пруду. На пристанционном? Но это неверно, стилистическая
ошибка, Водокачка непременно бы поправила, пристанционным
называют буфет или газетный киоск, но не пруд, пруд может
быть околостанционным. Ну, назови его околостанционным,
разве в этом дело. Хорошо, тогда я так и начну: там, на околостанционном пруду (С. Соколов).
Расположение в зоне Х выражается также приставкой под- в
одном из производных значений (см. ч. 2 § 3.2.1.)
4.2. В области производных значений приставок данной
группы также наблюдаются зоны пересечения, обусловленные
сходством прототипических ситуаций.
Как стало очевидно в ходе анализа, приставка при- имеет семантическую структуру, во многом пересекающуюся семантической структурой приставок около-, вокруг-, возле-, что объясняется наличием общих компонентов в прототипических ситуациях.
Синонимия производных значений обусловлена в том числе и
выпадением из фокуса компонентов, отличающих друг от друга
прототипические ситуации. Однако и различия в наборе производных значений также объясняются тем, что некоторые компоненты прототипической ситуации попадают в фокус, а некоторые –
нет. Например, отсутствие у приставки при- значения ‘претендующий на связь с Х’, которое обнаруживается у приставки около-, обусловлено тем, что Х в прототипической при- ситуации
концептуализируется не просто как центр конфигурации, но еще
и как более значимый объект. Эта составляющая прототипической ситуации не допускает переосмысления пространственного
соположения Х и У как возможности качественного совпадения,
уподобления, поскольку Х всегда важнее У, он как бы находится
в другой ценностной плоскости, что не позволяет У даже претендовать на пересечение с Х.
Иерархичность при-ситуации, неравнозначность Х и У
прослеживается и в значениях глагольной приставки при[Якунина, 2001].
107
Наиболее разветвленной и оригинальной сетью производных
значений обладает приставка по-. В ее семантической структуре
прослеживается достаточно полное использование потенциала,
основанного на актуализации признаков прототипической ситуации: однотипная локализация множественных однородных объектов относительно Х; возможность назвать расположение одного из этих множественных объектов; трасса, интерпретированная
как переход внимания от одного объекта к другому. При наличии
достаточно большого количества производных значений приставка практически не участвует в образовании новых прилагательных, а все уже имеющиеся, особенно с локативным значением, являются немногочисленными и в значительной мере фразеологизироваными. Все это говорит о продвижении данной единицы к периферии пространственной модели.
§ 2. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ
В ИНТЕРВАЛЕ МЕЖДУ НЕСКОЛЬКИМИ Х
1. Базовое значение приставок меж- (между-), интер- ‘в
интервале между несколькими Х’. Прототипическая ситуация
характеризуется следующими признаками. У локализуется в пространстве, являющемся промежутком между несколькими Х. В
качестве локумов могут выступать объекты разного размера
(межпланетное путешествие, межконтинентальный пролив,
междузвездная пыль, межгалактический полет – межмышечная прослойка, межреберная мышца, межчелюстной щиток,
межмолекулярное расстояние, межатомный промежуток,
интеркристаллическая щель), концептуализированные как
плоскости (межзональный перелет, межостровной паром,
межмерзлотные воды, межтерриториальное перемещение,
интерзональная граница, интерметаллический слой), линии
(междустрочное расстояние, междурядный сорняк, межполосная линия автострады, междуречное плато), трехмерные
объекты (межгорная долина, межпозвоночный диск, межкостное сочленение, межгородской участок трассы, междуселенные
земли, интердентальный ‘межзубной’ сосочек). Взаимное расположение локумов и локализуемого объекта наблюдается как по
горизонтали (межматериковое море, междурядная прополка,
108 интердентальная щель, межъярусная фурнитура), так и по
вертикали (межзубное расположение языка, интеркостельный
‘межреберный’ неврит, межмерзлотный слой). Таким образом,
прототипическая ситуация нетребовательна к типу объекта, выступающего в качестве локума и во многом к типу локализации.
Единственное требование к объектам – Х обязательно однородны. Причем это условие для приставки меж- (между-) гораздо более жесткое, чем для предлога между. В [Кириченко, 2000]
указывается, что однородность объектов, локализация относительно которых номинируется с помощью предлога между, подразумевает соразмерность (невозможно дерево между домом и
одуванчиком), одинаковую материальную / идеальную природу,
одинаковый статус (именно наличием / отсутствием признака
иерархичности отличаются сочетания разговор отца с сыном и
разговор между отцом и сыном). В ситуациях же, номинированных приставкой меж- (между-), могут участвовать только одинаковые объекты, имеющие одинаковые имена (межэтажный –
между несколькими этажами, межзвездный – между несколькими звездами, межъярусный – между несколькими ярусами). Несомненно, что в отношении приставки признак ‘однородность’
понимается более определенно и жестко как ‘одинаковость’.
Локумы не имеют контакта друг с другом. Область расположения У ограничивается локумами, которые сами в эту зону не
включаются (примеры 23–24).
23) Глоток субботней водки озарял – будто над ничейной
меж-окопной полосой взмывала осветительная ракета
(А. Азольский);
24) Различные варианты с захватом Солнцем газопылевой
межзвёздной среды, выдвигавшиеся О. Ю. Шмидтом и другими авторами, встречались с большими трудностями (И. С. Шкловский).
Х2
У
Х1
Поскольку в прототипическую ситуацию не входит информация об ограничениях на размер интервала между Х и о наличии/отсутствии контакта между Х и У, то размер интервала мо109
жет в конкретной ситуации варьироваться что приводит к уточнению, ситуативной конкретизации смысла ‘в интервале между
несколькими Х’.
‘Соединяющий Х’. В ряде случаев У может заполнять собой все пространство между несколькими Х, объединяя их в общую
конфигурацию. Это происходит в нескольких типах ситуаций.
Во-первых, тогда, когда У находится в контакте со всеми
объектами, относительно которых он локализован:
25) Для этого необходимо разблокировать межвагонные
соединения с обеих сторон секции (Электрические схемы электропоезда ЭД4М // «Локомотив», 2001.07.26);
26) Воздействие дозами D MGy вызывает усиление слабых
связей на межгранульных прослойках (Воздействие электронного облучения на физико-химические процессы в высокотемпературной керамике // «Журнал технической физики», 2004).
Х2
У
Х1
Во-вторых, тогда, когда У движется, при этом начальной и
конечной точкой трассы являются Х (примеры 27, 28).
27) Во время одной из этих встреч, закончившейся межплеменным бросанием камней, камень угодил Эдику в пах, и ребёнок свалился от боли (Э. Лимонов);
28) Соответственно межрегиональная миграция – между
субъектами Российской Федерации (Снижение масштабов внутренней миграции населения в России: опыт оценки динамики по
данным текущего учета // «Вопросы статистики», 2004).
У
Х2
Х1
‘Разделяющий Х’. Данный вариант базового значения возникает в случае, если в качестве Х выступают объекты, находящиеся очень близко друг к другу. Разделителем между ними выступает У (межкомнатная перегородка, межжелудочковая перегородка, межэтажное перекрытие, межгранульные прослой110 ки, межпалубные переборки, межреспубликанская граница,
интердентальная прокладка). Пространство между локумами
сужается до размеров У, который, собственно, и является ограничителем, выделяющим каждый из Х из общего пространства, из
всей конфигурации.
Х2 У
Х1
Объекты, участвующие в конфигурации, представляют собой еще более тесное единство, чем в предыдущих ситуациях.
Однако тип отношений между объектами остается прежним: У
находится в пространстве между однородными локумами.
Конкретная интерпретация размеров пространства между
локумами, характера заполнения этого пространства локализуемым объектом, наличия / отсутствия контакта между Х и У, т. е.
вариантов базовой ситуации, возможна только в контексте и зависит от свойств конкретных объектов, входящих в пространственную конфигурацию. Например, в сочетании межэтажное
перекрытие приставка меж- называет нахождение локума в промежутке между этажами, что в подобной конфигурации обозначает ‘У разделяет однородные Х’. В сочетании межэтажная
лестница приставка также выражает значение ‘в промежутке между однородными Х’, но У в этом случае не разделяет, а соединяет локумы.
‘В период между несколькими Х’. В качестве локумов в
данной ситуации выступают временные отрезки, события, в качестве локализуемого объекта – точка или отрезок на оси времени.
Например, в прилагательном интервокальный ‘произносимый
между гласными звуками’ событие, имеющее временную протяженность, концептуализировано как объект с пространственными
характеристиками – выделимыми внешними границами, произнесение после окончания Х1 и до начала Х2 осмыслено как расположение в пространстве между границами однородных локумов.
То же наблюдается в сочетаниях межсезонная миграция, межигровой промежуток, межкурсовое планирование, межсезон111
ные тренировки, межсессионный зачет, межаттестационная
работа, межсервисный ремонт, межремонтная профилактика, межнавигационная наладка. Ситуация из вещного пространства переносится во временное. Перед тем как выбрать приставку
для номинации отношений между событиями, носителем языка
проделана определенная работа. Темпоральные понятия осмысляются как дискретные материальные объекты, время от одного
события до другого осознается как пространственный промежуток. Тип отношений между объектами в результате такого осмысления темпоральной ситуации остается прежним: У в интервале между несколькими однородными Х, следовательно, перед
нами вариант базового значения префикса.
Х1
У
Х2
2. Производные значения.
2.1.‘Осуществляемый несколькими Х’. В дефинициях значение приставки меж- (между-) толкуется как ‘находящийся (в
пространстве или во времени) или происходящий между одинаковыми предметами, явлениями’, то есть указывается, что приставка может выражать отношения не только в вещном, но и в
умозрительном пространстве. Значение, связанное с не-вещным
пространством, толкуется словарями через формулу между ‘одинаковыми явлениями’, специфика объекта в таких дефинициях
выражается изменением слова предмет на явление. Однако изменяется не только реалия, которая квалифицирована как явление,
но и сами отношения между этими одинаковыми реалиями.
В работе А. С. Кириченко, исследующей значение предлога
между, показано, что в вещном пространстве Х, «задающие участок пространства, сами при этом не являются элементами этого
участка» [Кириченко, 2000, с. 340]. И в случае с адъективными
префиксами У, не являясь частью Х, замыкает Х в единую структуру: межгородская магистраль связывает города, но не входит
в состав ни одного из них; межконтинентальная баллистическая ракета летит от континента до континента, но не является
их частью; межоконная вата находится в контакте с обоими
112 окнами, но не относится к окнам; межзвездное пространство
заполняет область от одной планеты до другой, но не является
частью ни одной из них. Именно такое значение реализовано в
примере 29), где подчеркивается, что сатира не относится ни к
одному из жанров:
29) Особое между-жанровое положение сатиры чрезвычайно затрудняло теоретические исследования её (М. М. Бахтин).
Идея связи между несколькими одинаковыми Х, возникающей в результате заполнения локализуемым объектом У пространства между Х, в умозрительном пространстве осознается
как включение нескольких Х в одну систему. Но эта система образуется уже не как результат их пространственной соположенности, а на основе их взаимодействия. При взаимодействии множественные Х остаются самостоятельными, не пересекаются, не
образуют общей области (ср. 2.2.)
В основном данное значение реализуется в сфере номинации
социального пространства: межкооперативное сотрудничество
‘сотрудничество одного кооператива с другим’, межвузовская
олимпиада ‘олимпиада между студентами нескольких вузов’,
межхозяйственный обмен кадрами ‘кадры одного хозяйства
начинают работать в другом’, междусоюзнические конфликты,
межполовые различия, межфракционная вражда.
Приставка может выражать идею взаимодействия и между
объектами других типов пространства (межъязыковая дивергенция, межсистемные противоречия, межсортовые различия,
межпредметные нестыковки, межпрограммная несовместимость), в том числе и вещного (межатомное взаимодействие,
межсетевая коммуникация, межскважинная корреляция). Подобную семантику словари отмечают у предлога между ‘служит
для показа связи, взаимодействия каких-л. предметов, явлений в
пространстве’ как оттенок базового значения. Как указывается в
[Кириченко, 2000, с. 348], идея связи между локумами оказывается важной для семантической структуры предлога между.
Как мы уже видели, основной компонент прототипической
между- ситуации – локализация У в интервале между несколькими Х в вещном пространстве реализуется в двух разновидностях:
1) в виде заполненного интервала между однородными Х (межпозвоночный диск, межкостная перепонка, межфасциальное
113
пространство) и 2) преодолеваемого интервала (межзвездный
полет, межостровная переправа, межконтинентальное путешествие, межатлантический круиз, межматериковая траектория, интерконтинентальная авиалиния). Несомненно, что
та или иная идея предопределяется главным образом семантикой
существительного – главного слова в именной группе, которое
называет локализуемый объект, вступающий в определенные
связи с локумом. Для выражения этого типа связи выбирается
определенная приставка, обладающая необходимым семантическим потенциалом. В частности, выражение приставкой меж(между-) идеи преодолеваемого интервала обусловлено использованием прилагательного в сочетании с существительным, значение которого включает компонент ‘направленное движение’.
В анализируемых случаях идея преодолеваемого интервала
реализуется в констатации отношений, однородной деятельности
однородных дискретных Х, часто противопоставленных друг
другу. Эта идея, как представляется, является метафорой движения, используемого для преодоления интервала:
31) Хочется надеяться, что средства массовой информации
впредь будут более корректно и бережно освещать трагические
события, не допускать нагнетания напряженности, пропаганды
экстремизма, разжигания межнациональной и межрелигиозной вражды (Заявление Межрелигиозного совета России // «Церковный вестник», 2002.11.10);
32) Мы надеемся на участие специалистов по нейронным
сетям и по мозговому картированию, по теории познания и проблемам межкультурных различий в представлении о мире и о
себе (Конференция по когнитивной науке (2003);
33) В постановлении определяется состав комиссии и межведомственное распределение обязанностей по основным направлениям ее деятельности (А. Волынец);
34) Маршал Шапошников тоже абсолютно верно предвидел, что «дробление Вооруженных сил чревато переводом межреспубликанских, межнациональных противоречий в русло военной борьбы» (В. Баранец).
2.2. ‘Общий для нескольких Х’. Данное значение не фиксируется ни в одном из словарей, а между тем оно довольно частотно в сфере не-вещного пространства и отмечается в дефини114 циях прилагательных с приставкой меж- (между-): междисциплинарное исследование ‘касающийся двух или нескольких отраслей знания, областей какой-л. науки; находящийся на стыке разных научных дисциплин’, межпрофсоюзный съезд ‘объединяющий несколько профсоюзов, членов нескольких профсоюзов’.
X2 У
X1
Как представляется, данное значение возникло на основе
еще большего сближения объектов, участвующих в конфигурации. Преодоление расстояния, интервала между несколькими Х
приводит к пересечению объектов, созданию общих областей:
35) Члены Президиума Межрелигиозного совета России
выражают искренние соболезнования родным и близким погибших (Заявление Межрелигиозного совета России // «Церковный
вестник», 2002.11.10);
36) В службу судебных приставов поступило соответствующее определение Останкинского межмуниципального суда
(А. Антонов);
37) В рамках конференции два дня работала выставка
«Оборудование и технологии для энергосбережения» в Межвузовском рекламно-выставочном центре (Е. Волкова);
38) Это была плавучая межобластная партийная конференция (В. Войнович).
Идея общности может реализовываться в частных случаях:
‘Состоящий их нескольких Х’ (интерметаллический
слой, интеркристаллическое соединение, интернациональная
бригада);
‘Относящийся к нескольким Х’ (интерсексуальный тип
телосложения ‘соединяющий признаки обоих полов’ [БСЭ], интернациональная политика ‘относящийся к нескольким народам, нациям’).
Указанное значение не отмечается у предлога между.
2.3. Приставка интер- имеет значение ‘внутри Х’ (интеркристаллитный излом ‘направленный в глубь кристалла’, интеркристаллическая коррозия, интерзональный ‘встречаю115
щийся включениями в зону’, интермолекулярный ‘встречающийся внутри молекулы’ [БСЭ]). По сравнению с прототипической ситуацией в данном случае происходят изменения в типе
локализации У по отношению к Х. Если в прототипической ситуации У располагался снаружи Х, то теперь он внутри Х. Однако У по-прежнему находится в зоне, определяемой границами Х,
что и позволяет увидеть связь между значениями префикса, ведь
и в прототипической ситуации множественные однородные Х
определяли зону, в границах (внутри) которой располагался У.
Именно на основе признака сопространственности приставка интер- синонимизируется с приставкой внутри- (интермолекулярный – внутримолекулярный, интерзональный – внутризональный), при этом в фокус не попадают более конкретные составляющие прототипической интер- ситуации.
3. Семантическая структура.
Приставка
меж- (между-)
интер-
1. В интервале
между несколькими Х
межатомный
интердентальный
соединяющий Х
межвагонная
сцепка
интеркостельная
связка
разделяющий Х
межкомнатная
перегородка
Значение
в период между Х
межигровой
2. Осуществляемый несколькими
Х
межвузовская
олимпиада
3. Общий для
нескольких Х
состоящий из
нескольких Х
интервокальный
межрайонный суд
наднадэтнический
синтез
транстранснациональный банк
интернациональная
бригада
4. Внутри Х
интерзональный
116 синонимы
внутривнутризональный
4. Комментарии.
Фактором, обеспечивающим семантическую целостность
приставок меж- (между-), интер-, является важнейший перцептуальный признак прототипической ситуации – интервал между
локумами. Многозначность префиксов обусловлена различным
осмыслением этого признака: как промежутка, места локализации У; как взаимодействия между несколькими Х; как области
пересечения Х.
Как становится очевидным из таблицы, приставки меж
(между-) и интер- обнаруживают существенное сходство семантической структуры. Это обусловлено отсутствием отличий в
компонентах прототипических ситуаций. Отличия имеют место в
области синтагматики, поскольку приставка меж- (между-) не
сочетается с иноязычными производящими, в то время как иноязычная приставка интер- может сочетаться с русскими или обрусевшими основами. Несколько более активна приставка интерв области терминологии, хотя и меж- (между-) также участвует в
образовании терминов, часто синонимичных терминам с интер(межреберный – интеркостельный, межзубной – интердентальный). Но если такие прилагательные с интер- могут использоваться только как термины, то для адъективов с меж- (между-)
возможна и более широкая область использования (межреберная
невралгия / ранение, межмерзлотный талик / мамонт). Особо
ярко ограниченность сферы использования прилагательных с интер- проявляется в следующих сопоставлениях: интердентальный / межзубной сосочек – межзубная / *интердентальная
капуста.
§ 3. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЕ Х
Данный тип локализации отражается приставками транс-,
через-(черес-), сквозь-. Поскольку префиксы практически не обнаруживают совпадений в семантической структуре, то каждый
из них описывается отдельно.
1. Приставка транс-.
1.1. Базовое значение приставки транс- ‘пересекающий Х’.
Важным для прототипической ситуации является то, что Х имеет
значительную протяженность в длину и ширину, локум интер117
претируется как преодолеваемое горизонтальное пространство.
Этот компонент прототипической ситуации обусловливает то,
что в качестве производящих в прилагательных с префиксом
транс- выступают названия крупных географических объектов
(трансальпийский, трансарктический, трансморской, трансокеанский, трансполярный, трансатлантический, транссибирский,
транстаежный, транстундровый, трансконтинентальный,
трансъевропейский, трансиндийский, трансиорданский, транскавказский). У движется в границах Х, причем это движение направленное.
Данную особенность прототипической ситуации подчеркивает сочетаемость прилагательных с существительными, передающими идею движения: рейд, тур, пробег, марафон, поезд,
экспресс, перелет, сеанс телефонной связи, велопробег и т. п.
Однако движение может быть и умозрительным, когда объект У
располагается в границах Х: нефтепровод, трасса, шоссе, коридор, мост. У имеет достаточную протяженность, только такой
объект можно определить с помощью прилагательного с префиксом транс-: У должен пересекать протяженный Х, т. е. располагаться на значительной части его поверхности, а следовательно,
тоже быть протяженным. Идея трассы здесь поддерживается тем,
что Х в таких случаях вытянут в длину, для его восприятия надо
либо перемещаться вдоль него, либо совершить это перемещение
мысленно, как бы охватывая У взглядом. Из-за значительной
длины У невозможно увидеть целиком, взгляд должен двигаться
от одного конца У к другому, что и позволяет применить к таким
ситуациям понятие ‘трасса’.
В остальном Х задает область локализации У нежестко:
движение может осуществляться как от одной границы локума до
другой, когда они являются пунктами начала и конца трассы, так
и в границах Х без обязательного достижения границы.
У2 У1
У3
Х
118 При варьировании прототипической ситуации базовое значение может быть реализовано как ‘перемещенный через Х’.
Значение встречается в единичных случаях. В качестве производящего могут выступать существительные, называющие объект,
имеющий длину, достаточно значительную по отношению к ширине. Пересечение локума осуществляется в направлении ширины. В силу пространственной специфики Х зона локализации У
не может задаваться параметрами ширины Х из-за ее незначительности:
39) Трансграничный перенос веществ (либо описывающие
их показатели и индексы) между Российской Федерацией и Республикой Беларусь представляет собой сложный процесс переноса загрязненных примесями водных масс от границы одного
государства к границе другого (www.dnipro-gef.net/…/5-6transgranichnyi-perenos-zagryaznyayuschih-veschestv);
40) Белки, пронизывающие бислой насквозь и контактирующие с водной средой по обеим сторонам мембраны, называются
трансмембранными (humbio.ru/Humbio/cytology/000cc8a1.htm).
При этом признаки прототипической ситуации сохранены: У
движется в направлении ширины Х, пересекая его.
Х
У
‘Находящийся в границах Х’. Приставка в данном варианте выступает в единичном прилагательном-термине транскристаллитный ‘внутризеренный’. У локализуется в зоне, определенной параметрами Х, акцент с трассы смещается на расположение в границах локума. Идея трассы редуцируется. В прототипической ситуации она поддержана значительной протяженностью параметров Х. Если Х же небольшой (кристалл), то находящееся в его границах видно сразу, целиком, движение вдоль него
невозможно, и в нем нет необходимости.
Приставка в прилагательном транскристаллитный вычленяется на фоне интеркристаллитный ‘межзеренный’. Такой фон
удачно подчеркивает различия в локализации: в пространстве,
ограниченном Х или в промежутке между несколькими Х.
119
1.2. ‘Общий для нескольких Х’. Данное значение префикса
не фиксируется ни в словарях, ни в грамматике, хотя в дефиниции прилагательного транснациональный отмечается смысл ‘общий’: ‘межнациональный, с участием нескольких стран’. Однако
и другие прилагательные, образованные от названий социальных
реалий, легко развивают подобное значение:
42) Благодарить за это следует, увы, не федеральный и не
городской заказы – приборы предоставила в аренду транснациональная фармацевтическая корпорация (Д. Анохин);
43 )«Трансъевропейский диалог» будет наблюдать за ходом
парламентских выборов в Абхазии (А. Кучуберия);
44) Отметим, что если АМОК уже выступает в роли главного добытчика и экспортера нефти азербайджанского сектора
Каспия, то Транскавказский энергетический консорциум пока
ничего не добывает (А. Чичкин);
45) Международные финансовые организации, МВФ и Трансамериканский банк развития также позитивно оценили новую
инициативу правительства (В. Головин);
46) Британский бизнесмен сумел превратить оригинальный
студенческий проект в трансконтинентальный бизнес (Д. Жаров).
В качестве локума выступают несколько однородных объектов, входящих в Х и поэтому воспринимаемых как единый объект: трансъевропейский ‘общий для стран Европы’, трансконтинентальный ‘общий для находящихся на одном континенте’.
Возможность использования приставки транс- для выражения
значения ‘общий’ возникает на основе эксплуатации перцептуального признака прототипической ситуации – трассы ‘направленное движение в границах локума’. Такое движение замыкает
все объекты, находящиеся на трассе, в одну конфигурацию, что и
позволяет объединить их умозрительные аналоги.
Переосмысление типа отношений между объектами сопровождается сменой типа объекта с вещного на нематериальный –
социальную реалию. Границы локума как точки, задающие начало и конец движения, также переосмысляются. В прототипической ситуации движение осуществлялось в границах одного объекта. В описываемом случае преобразованная идея трассы связывается с несколькими однородными объектами, входящими в Х
или несколькими однородными Х.
120 Таким образом, семантическое единство префикса обеспечивается актуализацией важнейшего перцептуального признака
прототипической ситуации – трассы.
2. Приставка через- (черес-).
2.1. Базовое значение приставки через-(черес-) ‘поперек Х’.
Прототипическая ситуация предполагает, что Х имеет ширину и
длину, длина достаточно существенно превышает ширину. У
располагается в зоне, параметры которой заданы шириной Х.
Именно такая локализация и характеризуется как расположение
поперек ‘в направлении ширины’ (чересседельный футляр, чересплечное украшение, чересподушечная подпруга, чересподъемный ремешок, чересспинный ремень). У должен также иметь
длину и ширину, причем длина У не меньше ширины Х, а ширина У должна быть существенно меньше длины Х, так чтобы
взаиморасположение Х и У можно было трактовать как пересечение, т. е. наличие некоторой общей области, а не совпадение.
Область пересечения Х и У задана шириной Х и шириной У.
У
Х
При изменении параметров прототипических объектов ситуация предстает в перцептуальном варианте, который трактуется как ‘чередование нескольких Х’ [см. РГ]. Специфика употребления приставки демонстрируется в примерах:
47) Чересполосное владение. В России XIX – н. XX в. так называлось поземельное владение, при котором земли одного владельца находились не в одном месте, а были разбросаны по разным местам среди других владений и не представляли собой хозяйственного единства (www.rusinst.ru/articletext.asp);
48) При использовании построчной развертки все строки
кадра выводятся в течение одного периода кадровой развертки,
при чересстрочной за один период кадровой развертки выводятся четные строки изображения, а за следующий – нечетные
(www.tsu.tula.ru/faculty/kafedr/aig/tem18.htm);
121
49) Наряду с традиционными способами посева изучен черезрядный посев травосмеси с размещением козлятника восточного и костреца безостого в разные рядки (www.timacad.ru/
catalog/iz/izv2005-1.pdf ).
В случае множественности длинных Х, не пересекающих
друг друга (полосы, строки, борозды, ряды), локумы предъявляются говорящему последовательно один за другим, причем при
этом происходит пропуск некоторых из них. Область пересечения с У не задается отдельным Х. Здесь в качестве локума выступает вся совокупность пересекаемых объектов. Пересекается не
отдельный Х, а вся зона, занимаемая однородными Х (чересполосная демонстрация, черезбороздная обработка, черезрядная
прополка).
Х1
Х2
Х3
У
У также претерпевает изменения. Это уже не объект-вещь,
как в прототипической ситуации (ремень, веревка, полоса), а
умозрительный. В качестве локализуемого объекта выступает
взгляд, пересекающий пространство, занимаемое всей совокупностью множественных Х, в направлении его ширины от Х1 до
Хn. У может быть также действие, сопровождающееся движением
от Х1 до Хn (обработка, прополка).
Как подобного рода ситуация может быть осмыслено и чередование множественных Х в умозрительной области:
50) Здесь так же впервые было разработано череспериодное вычитающее устройство на твердых ультразвуковых линиях
задержки (УЛЗ) (В. Зацепин, В. Кудрявцев).
Несмотря на изменения в перцептуальных характеристиках
Х и У, в данной конфигурации легко опознается прототипическая
ситуация: один объект располагается в направлении ширины другого объекта. Постоянной остается идея умозрительного или физического движения с одной стороны локума на другую. Поэтому
122 все указанные контекстные варианты приставки отождествляются в одно значение.
2.2. ‘Больше Х’. Значение реализуется в прилагательном
чрезмерный. В прототипической ситуации зона, пересекаемая У,
естественным образом задается поперечными размерами локума.
Тем самым определяется, что длина У не меньше, а как правило,
больше ширины локума. Так появляется перцептуальная основа
для ассоциативного приравнивания ситуаций ‘располагаться поперек, через Х’ и ‘быть больше Х’. Несомненно, что в диахронном аспекте и в прилагательном чрезвычайный ‘исключительный,
очень большой, превосходящий все’ префикс выражает то же
значение.
3. Приставка сквозь-.
Базовое значение приставки сквозь- ‘пересекающий Х’
(сквозьдверной глазок, сквозьледяная прорубь). Прототипическая
ситуация предполагает, что Х является объектом, разделяющим
пространство на зоны. У перемещается из одной зоны в другую,
преодолевая преграду в виде Х. Следовательно, для данной ситуации важно понятие трассы, которая соотносится с локализуемым объектом У. В качестве границы зон может выступать
ƒ вертикально ограниченная плоскость: сквозьдверной (дверь
‘створ, закрывающий отверстие для входа и выхода’), сквозьстенный;
ƒ отверстие в вертикальной плоскости: сквозьдверной (дверь
‘проем, отверстие в стене для входа и выхода’), сквозьоконный;
ƒ объект, имеющий вертикальные параметры: сквозьгорный,
сквозьтуманный, сквозьдымный (туман и дым воспринимаются как
преграда, стена в силу особенностей их локализации и видимости:
туман ‘непрозрачный воздух, насыщенный водяными парами’).
Во всех этих случаях Х концептуализируется как вертикальная плоскость-преграда на основе зрительно воспринимаемых
данных.
ƒ Локумом могут являться и объекты, концептуализированные как горизонтальные плоскости (сквозьводная фотография,
сквозьземная шахта, сквозьледяной нырок, сквозьпалубное отверстие),
ƒ плоскости, не имеющие устойчивой пространственной ориентации (сквозьповерхностное сшивание, сквозьтканное про123
никновение, сквозьлитосферная трещина, сквозькоровый тепломассоперенос, сквозькожный инфузор).
Важнейшим признаком локума в прототипической ситуации
является его функция границы зон. Перемещение из одной зоны в
другую и есть трасса, которая определяет начальное и конечное
положение У. При варьировании прототипической ситуации в
единичных случаях в качестве локума могут выступать нематериальные сущности (сквозьвременная деталь, сквозьмирная деталь, сквозьслезный смех). Они также концептуализированы как
границы, препятствия, которые преодолевает У при перемещении.
К специфическим признакам ситуации, обозначаемой приставкой сквозь-, следует отнести то, что трасса начинается у одной границы Х, затем проходит через Х и заканчивается у противоположной границы Х, поэтому движение У можно характеризовать как преодоление Х, имеющего некоторую толщину.
Х У или Х
У
Трасса может быть трассой в прямом смысле этого слова,
т. е. направленным движением (сквозьводное погружение,
сквозьдымное путешествие). Кроме того, с трассой связывается
движущийся предмет (сквозьземная ракета) или предмет, который пересекает локум, располагаясь внутри него от одной до другой границы последнего (сквозьледяная прорубь, сквозьгорная
гряда, сквозьоконная лестница, сквозьземная шахта), занимая
всю толщину Х (сквозьстенный банкомат, сквозьстенный
сейф). Трасса может локализоваться в материальной области, но
быть умозрительной (сквозьоконный солнцепек, сквозьоконный
взор, сквозьдверный разговор). Более того, с помощью приставки
сквозь- возможна номинация преодоления преграды и в нематериальных областях (сквозьслезный смех). Идея локализации в
толще Х (сквозьстенный сейф) может реализоваться в умозрительном пространстве как идея полноты охвата (сквозьмирная
деталь, сквозьвременной диалог).
124 Сопряжение прототипической ситуации с нематериальными
областями поддерживается концептуализацией Х как некоторой
преграды, имеющей толщину, и идеей трассы, связываемой с У,
т. е. осмыслением нематериальных сущностей в категориях материальных объектов.
Приставка малоактивна, участвует в образовании единичных
прилагательных, не варьирует свое базовое значение и достаточно редко распространяет сферу функционирования на номинацию непространственных областей. Как средство образования
прилагательных она не отмечена ни в «Русской грамматике» [РГ],
ни в толковых словарях. Все это позволяет отнести ее к периферийным единицам изучаемой языковой модели.
4. Семантическая структура.
Приставка
трансЗначение
1. Пересекающий Х
трансальпийский
перемещенный через Х
трансграничный
в границах Х
транскристаллитный
2. Общий для несколь- транснациональный
ких Х
3. Больше Х
через- (черес-)
сквозь-
чересспинный
сквозьводный
чрезмерный
5. Комментарии.
В самом общем виде идею пересечения локума передает
приставка транс-. Значение этого префикса ‘пересекающий чтолибо’ не осложнено другими компонентами, в то время как для
приставок через-(черес-) и сквозь- важными являются идеи ‘пересечение пространства поперек’, ‘чередование предметов’ и ‘движение через вертикальную преграду’, ‘через внутренние границы
предмета’ соответственно.
Для прототипических ситуаций, лежащих в основе значения
всех приставок данной группы, характерно ограничение на тип
локума. В языке это выражается в довольно жестких правилах
сочетаемости приставки.
Производящие, к которым присоединяется префикс транс-,
как правило, называют крупные географические объекты, фрагменты большого, протяженного пространства, которое невозможно охватить взглядом, но которое можно преодолеть, пресечь:
125
ƒ водоемы: трансозерный, трансморской, трансатлантический;
ƒ части земной поверхности: трансконтинентальный,
трансуральский, трансальпийский, транскавказский;
ƒ страны, континенты, географические зоны: транскитайский, транскорейский, транссибирский, транстаежный, трансиорданский, трансарктический, трансиндийский.
Производящие в прилагательных с префиксом через(черес-) называют небольшие по размерам и объему предметы,
видимые, конкретные:
ƒ артефакты: чересседельный, черезрядный, чересполосный;
ƒ части тела человека: чересплечный, чересспинный.
Производящие, к которым присоединяется приставка сквозь-,
обозначают объекты, имеющие толщину и концептуализированные как граница зон (сквозьдверной; сквозьтуманный). Главное
же отличие производящих, сочетающихся с префиксальной морфемой сквозь-, – они называют то, что можно пересечь внутри,
то, внутри чего можно расположить У, в то время как основы, к
которым присоединяется транс- и через- (черес-), – то, что пересекается или находится поверх. Несомненно, что прилагательные
чересподушечный и *сквозьподушечный будут поняты как ‘находящийся попрек подушки, поверх нее’ и ‘проходящий подушку
по ее толщине’.
Также по-разному понимаются в контекстах прилагательные
черезземный и сквозьземной именно благодаря использованию
разных приставок:
51) Медленно вылетает казар и крикает и кличёит, кумашась и полошась по череззёмному поперечью, проваливая в лох
кармук. (www.interproza.ru/print_version.php/4460).
52) Гиацинт был увлечен инженерией рытья сквозьземных
шахт, полетами Робура-Завоевателя (http://www.xgay.ru/trans/
adult-youth/story88-11.html);
53) Всемерно разделяя вашу озабоченность проблемы энергоресурсами готов предоставить чертежи сквозьземного многомодульного экскаватора Ё.Т.М.Б.(http://forum.inosmi.ru/archive/
index.php/t-14956.html).
В области терминологии приставки через- (черес-) и трансполностью взаимозаменяемы. Это можно объяснить тем, что не126 которые термины, как правило, заимствованы целиком из латинского языка, где приставка транс- является единственным средством, выражающим значение ‘через Х’. В русском языке они
функционируют наряду с русскоязычными терминами с приставкой через- (черес-) (трансдиафрагмальный – черездиафрагмальный, транспищеводный – череспищеводный, трансмембранный –
черезмембранный). В контекстах представлены и синонимичные
прилагательные с приставками транс- и через- или прилагательное и синонимичная ему предложно-падежная конструкция:
54) Трансабдоминальный (через разрез на передней брюшной стенке) Особенности. При трансабдоминальном доступе
используется разрез, выполняемый при пластике живота (по линии бикини) (www.plasticagrudi.ru/…/operaciya/dostup.html);
55) Анна Евгеньевна! Прекрасная работа! Я бы только
«трансэзофагеальный» на «череспищеводный» заменил...
(corvalol. 06.07.2007, 21:03 forums.rusmedserv.com/archive);
56) Трансвезикальная (чреспузырная) аденомэктомия. В
редких случаях, когда выполнение трансректальной биопсии невозможно (например, после удаления прямой кишки), используют
промежностный или трансвезикальный (через мочевой пузырь)
доступ. (www.botkin-kdc.ru/…/Rakpredstatelnoigelezy);
57) Какие клинические ситуации следует считать противопоказанием для выполнения брюшностеночного трансперитонеального кесарева сечения? (www.tsu.tula.ru/faculty/kafedr/aig/tem18.htm).
В этой области использования приставки транс- и через(черес-) пересекаются с приставкой сквозь-, поскольку называют
пересечение не поверхностное, а внутри Х, однако никогда не
синонимизируются с ней. Это происходит потому, что в употреблениях приставки через-(черес-) и транс- путь, по которому происходит пересечение Х, является путем доступа к конечной точке
трассы (ср. сочетаемость прилагательных с существительным
доступ в примерах 54–56). Таким образом, пересечение, номинируемое приставками через- (черес-) и транс-, имеет цель – достижение конечной точки, а при в пересечении, названном приставкой сквозь-, целью является само пересечение, преодоление
преграды. Поэтому если в прилагательных с через- (черес-) и
сквозь- возможна одинаковая концептуализация объекта (окно,
дверь как вертикальная плоскость), то в случае акцента на трассе
127
как способе достижения некоторой точки может быть использована только приставка через- (черес-):
58) Потом народ снаружи осваивает этот (черезоконный)
способ попадания в вагон – по-другому уже никак, а ехать надо.
(fot.com.ru/lofiversion/index.php/t7791.html).
С данными отличиями вполне согласуется то, что в транс- и
через- ситуациях Х является путем достижения цели, через желудок значит ‘двигаясь по желудку’. Х в сквозь- ситуации является
преодолеваемой преградой.
У
У
Х
Х
или
Х
транс- ситуация
через- ситуация
У
сквозь- ситуация
В прилагательных, образованных от одного производящего с
помощью приставок через- (черес-) и сквозь-, ярко демонстрируется различная концептуализация Х: черезжелудочный доступ –
желудок как объект, внутри которого осуществляется движение,
сквозьжелудочное прободение – как плоскость, стенка, движение
осуществляется с преодолением ее толщины. В таком случае при
пересечении Х будут акцентированы и разные цели. По отношению к этим приставкам справедлив вывод, сделанный Е. В. Рахилиной на материале предлогов через и сквозь: «Для сквозь прагматически выделенным оказывается само движение, а для через –
результат движения [Рахилина, 2000а, с. 278]
Приставки транс-, через- (черес-) и сквозь- способны называть ситуации, перцептуально совпадающие с внутри-ситуациями, поскольку все они характеризуются сопространственностью,
т. е. обозначают локализацию У в границах Х. Но в составе прилагательных только приставка транс- может претендовать на синонимизацию с приставкой внутри-. Это объясняется тем, что в
прилагательных с транс- и внутри- производящие называют, как
правило, одинаково концептуализированные объекты – плоскости (внутриевропейские / трансъевропейские транспортные
сети, внутриконтинентальное / трансконтинентальное сообщение). Однако при использовании приставки транс- допуска128 ется , что при пересечении возможна и зона несопространственности: У, пересекая Х, находится не полностью в его границах:
трансъевропейские транспортные сети могут начинаться и заканчиваться не в Европе, но пролегать через нее.
В прилагательных с приставками внутри- и сквозь- производящие называют объекты, концептуализированные как имеющие
толщину (внутристенный – сквозьстенный, внутрикожный –
сквозькожный), при этом прилагательное с внутри- будет обозначать локализацию У целиком в толще Х, без зоны несопространственности. В прилагательных с приставкой сквозь- номинируется прохождение через толщину Х (внутристенная /
сквозьстенная электропроводка) и как результат пересечения Х.
Х
У
внутри- ситуация
Х
У
сквозь- ситуация
Если рассматривать пары прилагательных с приставками
внутри- и через (черес-), то выясняется, что в них Х чаще концептуализируются по-разному: например, в чересспинный спина
относится к плоскостям, во *внутриспинный – к трехмерным
объектам, аналогично в прилагательных чересседельный –
*внутриседельный. В случае возможного образования прилагательных с приставками данной группы от одного производящего
наблюдаются существенные различия в значениях.
При сопоставлении областей денотации приставок этой группы
и соответствующих предлогов выясняются любопытные факты.
Приставка транс- не имеет в русском языке соответствующего предлога, что, несомненно, связано с ее происхождением.
Значения, выражаемые префиксом транс-, в рамках объектнолокативной модели выражает предлог через: трансокеанский
перелет – через океан, трансъевропейский нефтепровод – через
территорию Европы17. Очевидно, что в некоторых случаях, что 17
Заметим, что прилагательные с приставкой через- (черес-) от данных производящих не образовываются в силу описанных синтагматических запретов
(*черезокеанский, *черезъевропейский).
129
бы достичь семантического тождества со смыслами, выражаемыми единицами атрибутивно-локативной модели, говорящий будет
вынужден использовать дополнительные средства. Точнее сказать не через Европу, а через всю Европу, чтобы подчеркнуть степень охвата территории. Подобные примеры демонстрируют, что
приставка более емко и определенно представляет ситуацию, чем
синонимичный предлог. Это, по-видимому, связано с тем, что
прототипическая транс-ситуация включает более конкретную
информацию о типе объекта и тем самым более очевидно предполагает особенности денотативной ситуации, давая более полное представление о ней. Таким образом, смысловая область, номинируемая предлогом через, довольно жестко поделена между
приставками транс- и через- (черес-).
Итак, прототипические ситуации, лежащие в основе значений префиксов, содержат такой набор компонентов, который, с
одной стороны, почти не позволяет пересекаться областям денотации разных приставок, а с другой стороны, дает возможность
определенно и выпукло номинировать ситуацию без привлечения
каких-либо уточняющих средств. Этот набор компонентов можно
охарактеризовать как небольшой в количественном отношении,
но очень стабильный и обязательный, поскольку определенная
концептуализация объекта, ограничения на его тип, трасса как
основной перцептуальный пространственный компонент и цель
пересечения как концептуальная составляющая прототипической
ситуации влияют на соотнесение приставки с определенной областью денотации и на ее синтагматические и парадигматические
возможности.
§ 4. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ
НА ПОВЕРХНОСТИ Х
Данный тип локализации является единственным, номинируемым не группой, а одной приставкой на-.
Базовое значение приставки на- ‘на поверхности Х’. Прототипическая ситуация характеризуется наличием контакта
между Х и У.
Прототипическая ситуация не включает информацию об ограничениях на тип Х. В качестве локума может выступать объект,
130 концептуализированный как горизонтальная поверхность (надонный, наземный иней, напольное покрытие, напочвенный заморозок), либо в нем может быть выделена горизонтальная плоскость как функционально важная часть Х (набережный гранит,
настольный бархат).
В роли Х может использоваться вертикальная плоскость
(настенный ковер, наоконная занавеска, наскальный рисунок)
или вертикальный объект (настебельный нарост, наствольный)
а также плоскость, не имеющая устойчивой горизонтальной или
вертикальной ориентации (накостный нарост, накожное высыпание, нательное белье).
Х к тому же может быть интегрированным в другой объект
(надворные постройки, нагуменные закрома). Двор и гумно являются постройками, расположенными на участке земли. Надворный и нагуменный обозначают ‘расположенный на территории
двора, гумна’.
Достаточно полно представлены в качестве локумов в этой
модели части человеческого тела, концептуализированные как
области или точки, с которыми возможен контакт (набедренная
гематома, набрюшный фартук, наглазная повязка, нареберный
корсет, налобная перевязь, наколенный щиток).
Как становится очевидным из анализа, свойства Х в пространственной конфигурации, выражаемой префиксом на-, не
имеют значения. Важнейшим условием является только наличие
контакта между Х и У, причем этот контакт поверхностный.18
Именно поэтому среди локумов не встречается таких, которые
были бы концептуализированы как объекты, имеющие объем,
толщину.19 Актуальным в данной ситуации является то, что У
находится на поверхности Х в контакте с ней. Х и У имеют общий фрагмент, являющийся результатом контакта их поверхностей. Такой тип сопространственности призвана выражать приставка на- .
18
См. о понятии поверхности в значении предлога на [Пешковский, 1938;
Всеволодова, Владимирский, 1982; Селиверстова, 2000]; глагольной приставки
на- [Добрушина, Меллина, Пайар, 2001].
19
Ср.: Предлог на «отвечает» только за присутствие, его семантическая емкость «не берет», не охватывает внутреннее пространство ситуации [Кустова,
2004, с. 391]).
131
Объекты, выступающие в подобных конфигурациях в качестве локума, могут относиться к разным пространственным типам: трехмерный (набережный, набедренный, наствольный),
плоскость (наземный, накожный), точка (наконечный).
Область контакта также может быть различной: У целиком,
всей поверхностью находится на Х, интегрирован в локум (настенный портрет, напольное покрытие, нательное белье, наскальные рисунки, напочвенная изморозь, нагрудный карман,
нарукавная нашивка); У касается Х одной из поверхностей, локум выступает в качестве опоры (напольная ваза, настольная
лампа, наствольный прицел настенные часы, натрубный колпак); тип контакта не определен, размыт, контакт выражается в
том, что У находится в пределах Х (нагорные леса, надворные
постройки, набортные пассажиры, надомный работник). Важно, что этот контакт осуществляется в пределах поверхностей
объектов, и то, что этот контакт определенно имеет место.
Приставка на- является специализированным средством, отражающим контактное расположение объектов. Все другие префиксы или не называют эту характеристику конфигурации (над-,
под-, меж-), или она выражается попутно, выводится из значения
‘У вне пределов Х’ / ‘У в пределах Х’ / ‘У пресекает Х’.
Как представляется, отсутствие каких-либо требований к типу объекта и типу локализации, «бледность» прототипической
ситуации является причиной низкого семантического потенциала
данной приставки, которая не развивает новых значений в пределах вещного пространства, не используется как средство концептуализации отношений в других сферах. Более того, значение ‘У
находится на поверхности Х’ часто выражается приставкой над-,
которая в этой функции успешно конкурирует с на-. (О выборе
приставок на- и над- см. ч.2 §3. пп. 1.2.)
Приставка на- не участвует в образовании новых локативных прилагательных, а уже имеющиеся чаще всего используются
в значительной мере фразеологизированных сочетаниях и имеют
локативное значение, осложненное качественным компонентом
(см.гл. 3).
Все это позволяет говорить о том, что адъективная приставка на- относится к вытесняемым средствам выражения локативных отношений.
132 2
Лингвистика установила принадлежность пространства, отражаемого с помощью языковых средств, к наивной картине мира. То, что пространственные характеристики концептуализируются с помощью специальных языковых единиц, демонстрирует
значимость таких характеристик для носителя языка.
Устройству тела человека и других живых существ, многих
натурфактов свойственна симметрия. В этой связи одной из самых легко вычленяемых сознанием характеристик пространства
является симметричность: говорящий локализует один предмет
относительно другого, причем как бы само собой разумеется, что
если есть что-то перед Х, то должно быть что-то за Х, если есть
нечто под Х, то должно быть и над Х. Сама идея симметричности
отражена в языке наличием антонимии на всех языковых уровнях. В рамках атрибутивно-локативной языковой модели для отражения симметричности пространства предназначены противопоставленные по семантике словообразовательные модели:
вне- + -н- / внутри- + -н- , за- + -н- / перед- + -н-, над- + -н- /
под- + -н- и др. Антонимичность словообразовательных моделей
определяется противопоставленностью значений приставок [см.
Вараксин, 1970 об антонимии приставочных глаголов, Новиков,
1973]. Ось или точка симметрии обозначается производящим, а
положение объекта относительно оси или точки симметрии –
приставкой. (Подробно об отражении симметричности пространства средствами атрибутивно-локативной языковой модели см.
[Горбунова, 2005]).
В данной части будет описана семантическая структура приставок, отражающих пространство как симметричное. Выделение
этой группы префиксов обусловлено тем, что они относятся к
единицам, для семантического анализа которых «существенно
понятие оси симметрии предмета (линии, плоскости, тела), которое мы будем считать заранее заданным» [Апресян, 1995, с. 110].
В основу группировки префиксов положена способность
префиксов отражать одинаковый тип симметрии. В остальном
принципы описания повторяют принятые в предыдущей части.
133
§1. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ
ПО ОТНОШЕНИЮ К ГРАНИЦЕ Х
Одним из типов локализации объекта, номинируемых с помощью адъективных префиксов, является расположение относительно границ объекта (в его границах / вне его границ). Данный
тип локализации задействует важнейшую когнитивную категорию ‘вместилище’ [Баранов, 2004, с. 11]. Распространенность такого способа определения местоположения объекта объясняется
в том числе и тем, что «мы физические существа, ограниченные
от остального мира поверхностью кожи; мы воспринимаем остальной мир как находящийся вне нас. Каждый из нас – это вместилище, ограниченное поверхностью тела, с ориентацией «внутри – снаружи». Мы проецируем нашу собственную ориентацию
«внутри – снаружи» на другие физические объекты, ограниченные поверхностями» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 54]. Таким образом, у этого вида локализации обнаруживается когнитивная
основа: пространство познается как симметричное. Осью симметрии в описываемых случаях будет являться граница объекта,
названного производящим, симметричность локализации снаружи / внутри Х эксплицируется префиксами.
Описываемый тип локализации номинируется приставками
вне-, экстра-, экзо-, экс- / внутри-, интра-, эндо-. Прототипические ситуации, называемые с помощью этих приставок, проявляют поразительное сходство в основных перцептуальных признаках, различаясь только зеркальным расположением У относительно оси симметрии.
1. Базовое значение приставок ‘за пределами / в пределах
Х’ (внеземная цивилизация, внеклеточная жидкость, внелабораторный эксперимент, внематочная беременность, внетрассовое катание, внехрамовый обряд, внекапсульные связки, внеквартирная инфраструктура, экзоатмосферное явление, экстразональные посадки, экстрапеченочное заболевание, экстракристаллическое образование, экстерриториальные постройки
‘внеземельный’, эксцентрическая траектория геом. ‘отклоняющийся от центра’, внутримозговая опухоль, внутрипластовое отложение, внутрицентровое излучение, внутрицилиндровое давление, внутриофисная работа, внутрисосудистое свер134 тывание, внутриутробное инфицирование, внутриклеточный
паразит, внутридупловое вскармливание, внутриквартальная
дорога, внутрисалонная отделка, эндоплазматическая мембрана, эндоназальный спрей, эндотрахеальная трубка, интразональное произрастание ‘встречающийся в пределах зоны’,
интрамолекулярное дыхание, интрацентральный путь возбуждения, интраспинальная жидкость, интравагинальный
тампон, интратрахеальное введение, интралигаментарная
‘внутрисвязочная’ анествезия, интраназальный наркоз). Приставка отражает прототипическую ситуацию, в которой в качестве ориентира выступает объект Х с выделимыми внешними границами. У полностью находится в пределах / за пределами фрагмента пространства, ограниченного Х.
Подобного рода локализации являются непосредственно наблюдаемыми в мире материальных объектов: Х и У занимают
разные фрагменты пространства, не пересекаясь ни в одной точке
(вне- локализация),
У
Х
либо У полностью находится в области Х, в том участке, который
определен границами Х (внутри- локализация).
Х
или
У
У
Х
У
Через эксплуатацию категорий внешней и внутренней области объект вещного пространства Х концептуализируется как
имеющий границы.
Понятие ‘граница’ может приписываться Х – объекту вещного пространства. Когда «нет естественной физической границы, которую можно было бы рассматривать как границы вместилища, мы налагаем границы – как если бы внутреннее пространство и ограничительная поверхность реально существовали» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 55] (внеатмосферный заряд, внегалак135
тический полет, экзоатмосферное явление, внутрипочвенный
сток). В приписывании границ проявляется концептуализирующая роль языка, который в данном случае отражает определенный способ восприятия фрагмента действительности как дискретного объекта. Такой способ представления пространства согласуется с целеполаганием в человеческой деятельности, которое «обычно требует проведения искусственных границ между
материальными феноменами, что делает их такими же дискретными, как и мы сами» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 49].
Тот же тип отношений фиксируется в прилагательных, образованных от производящих, называющих социальную реалию
(внебюджетные средства, внецензурная литература, внекультовая поэзия, внекодексный указ, внелимитное финансирование, внеконкурсный фильм, внефинансовый сектор, внефракционный социал-демократ, внеправовое решение, внерасовый клан,
внетарифный источник, внебиржевой рынок, внепартийный
президент / внутриклановые обычаи, внутриклубная ревизия,
внутринатовские органы, внутрипартийный кодекс чести,
внутрипроизводственные возможности, внутриотраслевая
конкуренция, внутрисоюзные организации, внутрифирменная
расстановка кадров, внутриэлитная психология, интрасубективные связи). При этом социальная реалия также осмысливается как объект, имеющий внешнюю и внутреннюю область, т. е.
переводится в другой класс явлений: из класса умозрительных
объектов в класс вещей – материальных объектов, характеризующихся признаками протяженности, двух- или трехмерности.
Понятие ‘граница’ в подобных случаях является умозрительным,
приписывается объекту. Ситуация, когда У не является частью Х,
не относится к нему, концептуализируется как нахождение за
границами Х20.
Подобным образом может осмысливаться
• событие, момент, отрезок времени или само время (внелитургическое время, внелекционный диспут, внежизненный
процесс, внеярмарочные дни, внесмертный звук, внутривозра 20
Ср. Линднер, 2000, где используется понятие абстрактной границы, «задаваемой принадлежностью к группе» [Линднер, 2000, с. 61], для описания одного
из значений английского предлога out .
136 стные изменения, внутригодовой прирост, внутридневная
сделка, внутрисезонные данные, внутрисменное использование,
внутрисуточная ритмика),
• объект ментального мира (внеконцептуальное понятие,
внелогичная логика, внерациональный альтруизм, внесистемный объект, внесмысловая ритмика, внутривидовая динамика,
внутригрупповое соотношение, внутрикомплексные параметры, внутрисхемное тестирование, внутритиповая характеристика, интравидные характеристики, интрагупповое соотношение),
• психической сферы (внечувственный путь познания,
внутрипсихическая структура, внеэмоциональная активность,
интрапсихическая форма организации, интрапсихологический
вид деятельности, эндопсихический контроль),
• другие непространственные реалии (внеязыковой закон,
внерелигиозная сила, внетеатральный текст, внефабульное
построение «Онегина», внесюжетный персонаж, внемедийная
среда, внемузыкальная практика, экстралингвистический
фактор, внутрикультурный контекст, внутритекстовая семантика, внутрилексемное варьирование, внутрипредметные
параллели, внутрироманный конфликт, внутрисайтовое общение, внутрисловная деривация, внутритроиченные отношения,
внутриязыковое правило).
На основании данного анализа можно отметить, что префикс
внутри-, в отличие о предлога внутри [Всеволодова, Владимирский, 1982, с. 66], легко сочетается с производящими и в несобственно пространственном значении, хотя, как представляется, и
для предлога такое ограничение не является абсолютным, поскольку высказывание перестановки внутри редакции может
обозначать и перемещение мебели в помещении редакции (редакция ‘помещение’, существительное в пространственном значении), и изменение должностных полномочий членов редакции
(редакция ‘группа работников, редактирующих какое-н. издание,
а также отдел издательства, готовящий рукописи к печати’, существительное в непространственном значении).
Использование префиксов в качестве средства, маркирующего отношения между объектами не-вещного пространства,
становится возможным после интерпретации этих объектов как
137
вместилищ, имеющих внутреннюю область, противопоставленную остальному пространству.
Таким образом, прототипическая ситуация не предполагает
ограничений на тип объекта, так как в ней не учитываются ни какие-либо пространственные характеристики объектов, ни даже
принадлежность к определенному типу пространства. Единственная значимая характеристика локума – дискретность, вычленяемость из остального пространства в качестве отдельного объекта.
Во вне- ситуациях дискретность Х проявляется через демонстрацию наличия внешней по отношению к Х области, в которой
указываются объекты, не имеющие отношения к Х.
59) Реальность уходит своими корнями в слово, и все, что
есть в литературном тексте, может быть описано с помощью
выяснения внетекстовых связей (миф, социальный уклад, «архетип», «бессознательное» и пр.) (К. Баршт);
60) Я был далек от его внефутбольных увлечений – охоты,
рыбной ловли, сауны (Е. Рубин);
61) Внерациональные (трансцендентные, мистические)
факторы сознательно исключаются из сферы рассмотрения как
малосущественные или вовсе фиктивные (Г. Гутнер);
Важным также представляется осознание инобытия, границы области Х.
62) Оно – в словосочетании «тридцатилетие личной жизни»; оно в том, что это словосочетание обладает той предельной избыточностью, которая и доводит язык до его собственных границ, туда, где брезжит иное, внеязыковое понимание
смыслов (В. Отрошенко).
Во внутри- ситуациях наличие внутренней области может
демонстрироваться через указание на возможность перемещения
в границах Х (пример 63), на наличие структуры Х (пример 64):
63) Таким образом, правильная расстановка персонала через
систему внутрифирменной ротации позволяет не только удовлетворить потребности сотрудника в самореализации, но и
принести компании выгоду, в том числе и материальную
(К. Волков);
64) Движение «Нохчи-Латта-Ислам» готовит к проведению внутритейповые съезды, призванные структурировать
138 тейпы в соответствии с их общинным содержанием и выработать механизмы выдвижения тейповых лидеров (Д. Дорн).
Ситуация локализации в не-вещном пространстве в пределах
обозначенной области Х часто интерпретируется словарями через
очень широкую формулировку ‘не относящийся к тому, что названо производящим’ или ее варианты: внесоциальный ‘представляющий что-л. не связанным с социальными отношениями, социальной действительностью’, внеплановый ‘не предусмотренный
установленным планом’, внеблоковый ‘не связанный с существующими блоками, исключающий участие в существующих блоках’.
Словарь пытается уйти от метафорического истолкования
свойств локума, предопределенного морфемной структурой прилагательного (‘находящийся за пределами объекта не-вещного
пространства Х’), эксплицировать ситуацию без приписывания
объекту Х пространственной характеристики ‘граница’, ‘предел’,
‘рамки’, опереться на денотативную ситуацию, а не на то, как ее
номинирует языковая единица. На самом деле, внеблоковый,
внепартийный депутат не связан с блоками, с партией, но в
прилагательном с приставкой вне- кроме указания на несопространственность Х и У блок и партия концептуализируются как
дискретные объекты социального пространства. Само социальное
пространство выступает в этом случае как совокупность дискретных объектов, в чем вновь следует усмотреть концептуализирующую функцию языковых единиц, которые не просто называют денотативную ситуацию, но выделяют в ней существенные
для носителя языка черты и часто интерпретируют их. При использовании формулировок, не включающих понятия ‘граница’,
‘рамки’, подчас исчезает возможность обнаружить в дефиниции,
что относительные прилагательные с приставками вне- -и не-,
называют одни и те же денотативные ситуации, но концептуализируют их по-разному (негосударственный – внегосударственный фонд, нештатный – внештатный сотрудник). Прилагательные с не- только констатируют несопространственность Х и
У, т. е. то, что они относятся к разным фрагментам пространства,
прилагательные с вне- уточняют тип несопространственности
(локализация за границами Х).
Наряду с формулировками ‘не относящийся к тому, что названо производящим, не связанный с ним’ в словарях частотны и
139
те, в которых используется явное указание на концептуализацию
Х как объекта, имеющего границы: внеэстетический принцип
‘находящийся за пределами эстетических оценок’, внебрачный
ребенок ‘существующий, рожденный вне брака’, внеочередной
отпуск ‘происходящий или производимый вне, помимо очереди,
вне обычного срока’, внутрифирменная цена ‘существующий,
осуществляемый внутри, в рамках фирмы’, аналогично: внутриминистерские поставки, внутрибригадное соревнование,
внутриколлективная кооперация. Именно такого рода дефиниции представляются более корректными, поскольку позволяют
судить не только о денотативной ситуации, но и о специфике
значения префикса, о его концептуализирующей роли. Совершенно очевидно, что вне зависимости от того, через какую формулу толкуется значение прилагательного в словарной статье,
префиксы во всех приведенных случаях выражают одно и то же
значение ‘находящийся за пределами / в пределах Х’.
Итак, прототипическая ситуация оказывается безразличной
как к пространственным характеристикам объектов, так и к типу
пространства, а приставка используется как средство номинации
одинаковых отношений в разных типах пространства. Такой изоморфизм вещного, социального, ментального, эмоционального
пространства и времени возможен только на фоне метафорического осмысления свойств Х, интерпретации Х как объекта,
имеющего внутреннюю область и устойчивые границы, что позволяет поставить в один ряд явления, относящиеся к разным типам пространства, осмыслить их как однопорядковые и увидеть в
разных типах пространства одинаковые отношения между объектами социального пространства и времени (пример 65), времени
и вещного пространства (примеры 66–67):
65) Секс – явление внепартийное, вненациональное и вневременное (В. Шахиджанян);
66) Прежде всего, я имею в виду произведения Александра
Грина с его вневременной и внегеографической действительностью, с вымышленными городами, странами и ситуациями
(А. Козлов);
67) За дверью у постового столика болтают, пересмеиваются две медсестры: внебольничные звуки, внесмертные, не140 пристойные звуки жизни посреди склепа, наглое бестактное напоминание (Т. Набатникова).
Концептуализация объекта как вместилища, перевод нематериального объекта, названного производящим, в класс вещей
является необходимым условием реализации синтагматических
возможностей производящего и форманта. Значение же префикса
остается неизменным, так как неизменным остается соотношение
объектов Х и У вне зависимости от реальных свойств Х и от вида
пространства, представленного этим объектом: У за пределами /
в пределах Х. Это позволяет признать префиксы вне-, экстра,
экс- , экзо- / внутри-, интра-, эндо- однозначными.
Однозначность префикса предопределена характером прототипической ситуации, которая в самом общем виде информирует
об объекте Х (имеющий границы) и о типе локализации (вне /
внутри Х). Никаких более конкретных характеристик Х или У
(форма, размер, мерность, материальность и т.п.), самой ситуации
(расстояние, наличие /отсутствие контакта, зона локализации У и
т. п.) не содержится. Второй фактор, обусловливающий однозначность префиксов этой группы – это то, что пространственные
отношения, называемые данными приставками, не переосмысляются, а переносятся в другие типы пространства, что сопровождается переосмыслением свойств не-вещных объектов. Приписывание таким объектам пространственных категорий – необходимое условие использования префиксов рассматриваемой группы
для номинации отношений в непространственной сфере.
Префиксы, называющие локализацию относительно границ
Х, группируются в два вида парадигм: синонимические ряды и
антонимические пары.
2. Синонимия.
Синонимия префиксов предопределяется подобием прототипических ситуаций, называемых приставками этой группы. Со
всей очевидностью выделяется два синонимических ряда: префиксы, называющие расположение за пределами Х ( вне-, эксэкстра-, экзо-) и в пределах Х (внутри-, интра-, эндо-). Наиболее
активными в своих парадигмах являются приставки вне- и внутри-. Все остальные члены не столь употребительны. Это повидимому, и стало одной из причин того, что приставки экс-, эк141
зо- / интра-, эндо- не отмечаются словарями и грамматиками как
средства атрибутивно-локативной языковой модели.
Низкая частотность, как представляется, обусловлена, несколькими факторами. Первый из них – это то, что прототипические ситуации, лежащие в основе значений синонимичных приставок, идентичны, поэтому номинативной необходимости в нескольких префиксах нет. Второй – это иноязычное происхождение префиксов экс-, экзо-, экстра-, интра-, эндо-, которые чаще
используются в терминологических прилагательных. При этом
практически для каждого прилагательного с иноязычной приставкой существует синоним с приставкой вне- и внутри- (экстразональный – внезональный, экстракристаллический – внекристаллический, экстерриториальный – внетерриториальный,
эксцентрический – внецентренный, экзоатмосферный – внеатмосферный, интразональный – внутризональный, интрамолекулярный – внутримолекулярный, интратрахеальный – внутритрахеальный, эндопсихический – внутрипсихический). Различия в парах подчас ограничиваются только сферой употребления, хотя и
эти различия не являются абсолютными, поскольку в контекстах
прилагательные с иноязычными и русскими приставками встречаются в одном ряду:
68) Серозная оболочка покрывает желудок со всех сторон,
т. е. желудок располагается интраперитонеально (внутрибрюшинно) (Р. Самусев).
Возможно, что именно семантическая гибкость приставок
вне- и внутри-, их способность присоединяться к производящим
различной семантики, стилистическая немаркированность обеспечивают широкую сферу их применения, их активность и являются третьим фактором, ограничивающим использование приставок иноязычного происхождения, которые как бы вытесняются префиксами вне- и внутри-. Можно сказать, что на этом участке языковой системы наблюдается избыточность, которая вызвана внедрением элементов других систем.
3. Антонимия.
Антонимичность префиксов так же, как и синонимичность,
обусловлена характером прототипических ситуаций, осознаваемых как противопоставленные. Как было продемонстрировано
142 выше, ситуации, отражаемые приставками вне-, экстра-, экс-,
экзо- / внутри-, интра-, эндо-, обнаруживают полное совпадение
визуально воспринимаемых составляющих, различаясь только
симметричной локализацией У по отношению в границе Х.
Именно этот последний фактор является перцептуальной основой
антонимии префиксов. Внутренняя область Х противопоставлена
внешней, что выражается с помощью антонимичных префиксов
как в системе, так и в узусе.
Системная противопоставленность значений адъективных
префиксов вне- / внутри- , экстра- / интра- и экзо- / эндо- как
средств, отражающих локализацию относительно границы объекта, демонстрирует важность симметричности как топологической
характеристики пространства для носителя языка.
Вычленение конфигураций объектов, симметрично расположенных относительно границ локализатора, оказывается весьма продуктивным, поскольку позволяет в том числе осмысливать
и отношения в непространственной сфере. Данный тип локализации является широко востребованным способом концептуализации пространства (недискретное пространство членится на отдельные конфигурации, включающие объекты, симметричные
относительно границы Х), что подтверждается значительным количеством контекстов:
69) Артерии делятся на внеорганные, приносящие кровь к
органу, и внутриорганные, разветвляющиеся в его пределах
(Р. Самусев, Ю. Селин);
70) Нельзя было бы сказать, что в первом случае (внесосудистое впрыскивание) воспаление происходит, а во втором
(внутрисосудистое впрыскивание) оно отсутствует (И. И. Мечников);
71) Нейропсихологические исследования, так же как и исследования психофизиологические, необходимо ставят проблему
перехода от экстрацеребральных отношений к интрацеребральным (А. Н. Леонтьев);
72) Экзокринными железами являются потовые, слюнные и
молочные железы, эндокринными – гипофиз, щитовидная и паращитовидные (Р. Самусев, Ю. Селин).
Кроме того, для выражения симметричности пространства
могут использоваться средства из разных антонимических пар,
143
что еще раз подтверждает вывод о том, что у синонимичных приставок значения одинаковы:
73) Показания и эффективность традиционных экстраназальных и эндоназальный эндоскопических (микроскопических)
хирургических вмешательств при хроническом гаймороэтмоидите (А. И. Крюков)
К отражению противопоставленности внешней и внутренней
областей могут подключаться и другие языковые средства, что
свидетельствует о важности противопоставления как способа познания действительности:
74) Шло формирование мировой системы международных
отношений, состоявшей из европейского «ядра» и внеевропейской «периферии» (В. Свен). В данном контексте как разные области пространства международных отношений противопоставляются европейский – тот, который находится в рамках Европы –
и внеевропейский – локализованный за ее пределами.
Аналогично:
75) Обработка лингвистической и экстралингвистической информации с помощью такого отображения позволяет
показать разные варианты представления речевой и текстовой
информации (А. Яковлев).
76) Попытки эти явления, имеющие внутрисоциальное
происхождение, объяснить всего лишь внешним влиянием профашистских идей и элементов означают подмену причин следствием (У. Рыбина);
77) Не секрет, что разница в цене акций «Газпрома» на
внутрироссийском и внешнем рынках привела к спекуляциям
этими бумагами через аффилированные российские компании
(О. Губенко);
78) Это публицистика, основанная на серьезных теоретических разработках, и научная теория, изложенная со страстью
публициста (и, что немаловажно, не птичьим языком профессионального внутринаучного общения, а на общекультурном
языке) (И. Прусс).
Наличие внешней и внутренней области Х маркируется и в
словарях: внесемейный ‘не являющийся семейным, проявляющийся, существующий вне рамок семьи’.
144 При исследовании антонимии префиксов привлекает внимание тот факт, что адъективов с приставками, называющими внелокализацию, даже в словарях примерно в два раза меньше, чем
адъективов с приставкой внутри- и ее синонимами, что позволяет
говорить о более пристальном внимании носителей языка к локализации в пределах Х. В данном факте можно усмотреть проявление несимметричного отражения симметрии пространства в
языковой практике и совпадение с мифологической и художественной картиной мира, где внимание к внутренней области связывается с тем, что микрокосмос – мир человека – расположен
внутри, отделен от остального пространства.
Не менее интересным является и влияние концептуальной
составляющей прототипической ситуации, отражаемой приставками внутри- и интра-, на их семантический потенциал.
Производящие в прилагательных с префиксами описываемой группы называют некоторую реалию, концептуализированную либо как целостный материальный или нематериальный
объект (печь, цилиндр, ядро, слово, политика, культура, день),
либо систему, совокупность объектов, воспринимающихся как
некое единство (город, атом, квартал, вид, клан, клуб, правительство, семья, система, год). Целостность и является тем основанием, на которое опирается сознание говорящего при концептуализации этих реалий как вместилищ, объектов, имеющих
внутреннюю область и внешние границы.
Взаимодействие идеи целостности и идеи структурной зависимости У от Х, появляющейся при моделировании отношений в
рамках нематериального объекта, позволяет использовать приставки внутри- и интра- в качестве средства, которое констатирует некое взаимодействие между несколькими У, входящими в
состав Х-а: отношения между работниками фирмы (пример 79),
сообщения между говорящими на одном языке и относящимися к
одной культуре (пример 80), выяснение отношений между тренерами и менеджерами одного клуба (пример 81).
79) Сотрудник компании не может объективно оценить
ситуацию, потому что на него оказывают влияние различные
обстоятельства и внутрифирменные взаимоотношения (Не
накапливайте раздражения // «Промышленное обозрение»,
2003.09.23;
145
80) Исследования показывают, что в среде испаноязычной
молодежи внутриязыковые и внутрикультурные сообщения
более действенны, чем английские (Д. Д. Збар);
81) Внутриклубные разборки между тренерами и менеджерами не помешали «Ак Барсу» выиграть в гостях у аутсайдера «Мечела» (Н. Дядик).
Именно смысл ‘взаимодействие между несколькими Х’
привносит приставка в значение прилагательного, которое может
быть синонимично бесприставочному: внутригосударственная
политика – государственная, внутрикорпоративные противоречия – корпоративные, внутрипартийные организации – партийные, интрагрупповая дифференциация – групповая, интрамолекулярная структура – молекулярная, интравидные различия – видовые). При этом бесприставочное прилагательное может
называть отношения между различными однородными Х, не входящими в одну систему: государственная политика может быть
отнесена к чужому государству, корпоративные противоречия
скорее будут интерпретироваться как противоречия между разными копрорациями, видовые различия – между разными видами.
Прилагательное же с приставками внутри- и интра- относит все
эти явления только к данному Х, причем он интерпретирован как
состоящий из нескольких объектов: внутригосударственная политика – регулирующая отношения между объектами, составляющими данное государство; внутрикорпоративные противоречия – между представителями одной корпорации; интрагрупповая дифференциация – разграничение членов одной группы,
интрамолекулярная структура – совокупность отношений между элементами одной молекулы. Поэтому говорить о полной
синонимии приставочного и бесприставочного прилагательного
можно не всегда и только по отношению к конкретной ситуации.
Именно закрытость области Х, интерпретируемая как целостность
Х, является концептуальной составляющей прототипической ситуации, лежащей в основе значения приставки внутри- и интра-.
То, что говорящим осознается тонкое различие смыслов, выражаемых приставочными и бесприставочными прилагательными, демонстрирует пример 82), в котором прилагательное системный на первый взгляд как будто бы избыточно, так как дублирует прилагательное внутрисистемный. Однако, как представ146 ляется, автор противопоставляет виды деятельности, не относящиеся к системе (внешнесистемные), затрагивающие всю систему в целом (системные) и касающиеся составных частей системы
(внутрисистемные):
82) Основные виды деятельности (функции) фирмы представляются тремя группами: внутрисистемными, системными и внешнесистемными (Р. Дорохин).
При таком употреблении префикс внутри- выступает как антоним меж- (между-), а интра- как антоним к интер- том смысле, что разные приставки интерпретируют номинируемые конфигурации как противопоставленные по месту реализации отношений между объектами. Приставки внутри- и интра- отражают
отношения между однородными объектами в составе целого или
мыслящимися как элементы целого (внутрирасовые отличия
‘отличия между представителями одной расы’, внутрирайонная
кооперация ‘кооперация между подразделениями одного района’,
интраиндивидное взаимодействие ‘взаимодействие признаков
одного индивида’). Приставки меж- (между-) и интер- в значении ‘происходящий между однородными объектами’ номинируют отношения между однородными объектами, не составляющими целого, не ограниченными рамками Х (межрасовые отличия,
межрайонная кооперация, интериндивидное взаимодействие).
Объекты, расположение которых называется приставками внутри- и интра- / меж- (между-) и интер-, локализуются по разные
стороны границы Х. Подобная оппозитивность проявляется и в
контекстах:
83) Поэтому, поймав коллегу во время проявления им межполовой или внутриполовой агрессии, можно возбудить против
него расследование и в конце концов привлечь к суровой ответственности (А. Смирнов);
84) В таком же ключе он формулирует «генетический закон
культурного развития ребенка»: интерсубъективная функция
преобразовывается в интрасубъективную (П. А. Мясоед);
85) Итак, личность, по мнению А. В. и В. А. Петровских,
может быть осмыслена тремя способами: интраиндивидно,
интериндивидно и метаиндивидно. (Л. А. Карпенко);
86) В связи с этим особый интерес представляет дальнейший анализ девиантных форм поведения в логике представлений
147
о переходе интерпсихических взаимодействий в интрапсихические процессы (Проявления девиации в подростковой субкультуре // «Вопросы психологии», 2004).
Таким образом, приставки внутри- и интра- призваны в том
числе указывать на наличие отношений между однородными
объектами в рамках другого целостного объекта, отделенными
границами Х от остального пространства. Признак ситуации ‘в
рамках другого объекта’ может редуцироваться, а область действия префикса – расширяться и распространяться на ситуации отношений между однородными объектами, не являющимися системой, общностью, но концептуализированными как таковые:
87) Пока можно остановиться на такой вероятности: все
происходящее – внутриофицерская склока (А. Азольский). Прилагательное внутриофицерский характеризует склоку между
офицерами, касающуюся только офицеров. При этом в значение
слова офицер(ы) не входит смысл ‘класс’, ‘единство’, ‘совокупность’ (офицер ‘лицо командного и начальствующего состава
армии и флота’). Но все же существительное офицеры понимается в данном употреблении не просто как форма множественного
числа ‘офицеров больше одного’, а как ‘совокупность офицеров’,
близко к собирательному значению существительного офицерство.
88) За семь лет семейной жизни у них выработался определенный внутрисупружеский сленг (Е. Козырева). В этом примере
внутрисупружеский – это сленг, которым пользуются супруги.
Интересно, что использование префикса внутри- для выражения отношений между отдельными объектами, не составляющими единства, приводит к тому, что такие реалии тоже начинают восприниматься как целое. Только при условии такой интерпретации объектов, названных производящим, возможно адекватное понимание значения прилагательного: внутрисупружеский ‘используемый супругами’, а не ‘существующий внутри
супруга(ов)’, внутриофицерский ‘происходящий между офицерами’, а не ‘существующий внутри офицера(ов)’. Концептуальная
составляющая прототипической ситуации отсвечивает и в таких
употреблениях, привнося дополнительные оттенки смысла в высказывание. В таких случаях некоторая совокупность объектов
начинает интерпретироваться как единый замкнутый объект, а те
148 ситуации, которые маркируются префиксом внутри-, – справедливыми только для элементов этого объекта.
89) Во-первых, это внутриеврейское дело, во-вторых, естественно, что евреи заботятся только о своих соплеменниках
(Так говорил Моисей // «Лебедь» (Бостон), 2003.12.07). Евреи в
этом контексте отображены не как отдельные представители нации, а именно как единая замкнутая общность.
90) Нельзя не признать, что Илюмжинов сделал сильный ход
во внутришахматных войнах (М. Глебов). В примере 90 люди,
имеющие отношение к шахматам, интерпретируются как закрытое сообщество.
Итак, за счет наличия концептуальной составляющей область денотации приставок внутри- и интра- оказывается существенно шире, чем у приставок, обозначающих нахождение за
пределами Х. Кроме того, оказывается, что в таких контекстах
совершенно немыслима адекватная замена прилагательного с
внутри- на существительное с предлогом внутри (*внутри офицеров, *внутри евреев, *внутри шахмат), что, как представляется, обусловлено наличием / отсутствием концептуальной составляющей в прототипической ситуации.
4. Регулярность парадигматических отношений, в которые
вступают приставки описываемой группы, приводит к некоторым
внутриязыковым эффектам.
Антонимические отношения позволяют вычленять префиксы один на фоне другого в иноязычных словах: эндотермный –
экзотермный организм ’ организм, производящий большую
часть необходимого тепла за счет биохимических реакций, идущих в самом организме. К ним относятся теплокровные животные и птицы’ [БСЭ], интракорпоральное – экстракорпоральноей облучение ‘внутри/ вне тела’, интраперитонеальный – экстраперитонеальный процесс ‘внутри / снаружи брюшины’, эндокринная – экзокринная железа ‘внутренней / внешней секреции’, экстрацеребральное – интрацеребральное заражение
’снаружи / внутри большого мозга’, эндотрофный – экзотрофный паразит ’живущий внутри / снаружи организма’ эндофитная – экзофитная опухоль ‘внутри / снаружи стенки органа’.
Подчас значения таких прилагательных из-за ограниченности сферы употребления носителю русского языка не знакомы.
149
Несмотря на это, значения префиксов хорошо осознаются как
отдельные смысловые сущности, иногда лучше, чем значения
иноязычных корней, и именно приставки выражают единственную понятную часть значения прилагательного: интрацистеальный ‘находящийся внутри цисты’, эндосомальная мембрана
‘находящийся внутри тела’, интрадермальная инъекция ‘находящийся внутри кожи’, интраабдоминальный процесс ‘внутрибрюшной’, интраартикулярное воспаление ‘внутрисуставной’,
интраваскулярный / экстраваскулярный катетер ‘внутри / вне
сосуда’, интравентрикулярный тромб ‘внутрижелудочковый,
локализующийся внутри желудочка головного мозга или сердца’,
интракардиальное поражение ‘в полости сердца’, интракутанный шов ‘интрадермальный, внутрикожный; локализующийся в толще кожи’, интрамедуллярный штифт ‘локализующийся в веществе спинного или костного мозга’, интрамускулярное введение иглы ‘внутримышечный’, интраплевральные /
экстраплевральные ткани ‘в плевральной полости / вне нее’,
интраутеринная опухоль ‘внутриматочный’, ‘интракраниальное давление ‘локализующийся внутри оболочки зрительного
нерва’, интрамедиастинальный ‘локализующийся в средостении’, интрамуральная миома ‘внутристеночный, локализующийся в стенке полого органа или полости’, интрацеллюлярный
отек ‘внутриклеточный’, экстраперитонеальная терапия ‘вне
брюшной полости’, экзоэритроцитарный /эндоэритроцитарный
паразит ‘вне / внутри кровяного русла’.
Функциональная самоценность приставок и системность их
значения демонстрируется и тем фактом, что ту же идею ‘вне /
внутри Х’ префиксы выражают и в существительных (экзобиология ‘наука, занимающаяся отысканием внеземных форм жизни’,
эндопротез, эндокард), и в качественных прилагательных (экспираторное ударение ‘производящийся на выдохе’, экскреторная система ‘выполняющий выделительные функции, связанный
с этими функциями’, эксплозивная реакция ‘внезапный приступ
раздражительности и злобности, сопровождающийся выразительной жестикуляцией и мимикой, а иногда агрессивными действиями; наблюдается чаще при психопатиях, опьянении’, экзоэлектронная эмиссия ‘испускание электронов твердым телом,
поверхность которого подверглась механическому воздействию
150 или облучению в течение некоторого времени после этого воздействия’, экстратермический процесс ‘сопровождающийся
выделением теплоты’, эндотермический ‘сопровождающийся
поглощением теплоты’, эндотермный организм ‘организм, производящий большую часть необходимого тепла за счет биохимических реакций, идущих в самом организме’ [БСЭ]).
5. Итак, существенную роль в организации оппозиции вне /
внутри играют перцептуальные признаки ситуаций, называемых
префиксами, важнейшим из этих признаков является наличие выделимых границ у локализатора. Однако в конфигурациях, называемых приставками внутри- интра-, локализатор еще и концептуализируется как целостный объект, что дает возможность данным приставкам выражать более широкий спектр отношений и
включаться в большее количество системных отношений. Все это
позволяет говорить о концептуальной составляющей как об одном из наиболее значимых факторов, определяющих семантический потенциал языковой единицы. Более широкая область денотации приставок внутри- и интра-, а также большая количественная представленность адъективов с приставками, локализующими объект в границах Х, обусловлена большим интересом к
тому, что находится внутри. Указанный факт демонстрирует концептуализирующую роль языка как системы, фиксирующей наиболее значимые с точки зрения языкового коллектива признаки
денотативных ситуаций, подлежащих номинации.
§ 2. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ
ПО ОТНОШЕНИЮ К ФАСАДНОЙ / ТЫЛЬНОЙ СТОРОНЕ Х
Данный тип локализации выражается приставками за-, позади- / пред-, задействованной оказывается когнитивная категория
‘перед – зад’ [Баранов, 2004, с. 11].
Прототипические ситуации, называемые префиксами, сходны в основных перцептуальных признаках. Различаются они
только признаком ‘ближе / дальше от наблюдателя, чем Х’.
1. Приставки за-, позади- / пред- имеют базовое значение
‘дальше / ближе от наблюдателя, чем Х’: залесный поселок,
заозерный лес, заречные поля – предгорная местность, предмостный участок дороги).
151
Актуальными признаками прототипической ситуации являются наличие наблюдателя; возможность перемещения наблюдателя по отношению к Х и У; расположение объектов Х и У на
одной оси с наблюдателем, что позволяет ему локализовать Х по
отношению к У; локализация осуществляется в с помощью трассы – направления взгляда наблюдателя. Расстояние от наблюдателя до У больше / меньше, чем расстояние от наблюдателя до Х.
Наличие в прототипической ситуации фигуры наблюдателя относит базовое значение этих приставок к дейктическим. Дейктичность сближает языковую и мифологическую картины мира, так
как в них, «осваивая и классифицируя мир, человек исходит из
себя как из точки отсчета» [Цивьян, 2006, с. 16].
У1
Х1
Х1
У1
У2 Х2
Н Х3 У3
Х2
У2 Н У3
Х4
У4
У4
Х4
пред- ситуация
за- ситуация
Х3
Расстояние же между Х и У не имеет значения при выборе
средства номинации. Приставки могут обозначать локализацию
У, находящегося как на перцептуально малом (предзеркальный
столик, заиконная паутина), так и на перцептуально большом
расстоянии (предматериковый архипелаг). Информация о расстоянии не попадает в фокус, и часто даже в высказывании невозможно однозначно судить об этой характеристике ситуации
(зареченский жених может жить на самом берегу реки и на значительном расстоянии от нее, зафронтовая разведка может проводиться у самой линии фронта или значительно углубляться в
тыл врага, предгорное озеро может располагаться у самого подножия горы или на достаточно значительном расстоянии от него).
Важна соотносимость размеров Х, относительно которого производится локализация, и расстояния от Х до У (чем больше Х, тем
на большем расстоянии может быть локализован У). Поскольку Х
является опорным компонентом при восприятии пространства, он
152 должен быть заметен. Таким образом, компонент ‘размер’, ‘расстояние’ важен, но не для употребления приставок, а для формирования конфигурации из Х и У.
Как представляется, подобное положение дел наблюдается и
относительно предлогов за и перед. Ю. Д. Апресян, описывая
случаи Стул стоит перед <за> столом и за рекой, за дорогой, за
полотном, за оградой, за границей (чего-л.), считает, что эти две
группы реализуют разные значения предлогов именно потому,
что в первом случае «Х находится за Y-ом = 'Y находится между
Х-ом и наблюдателем; расстояние от Y-a до Х-а представляется
говорящему не (намного) большим, чем расстояние от Y-a до наблюдателя» [Апресян, 1995, с. 113], а во втором «мы можем стоять на самом берегу реки, а, например, церковь может находиться
на другой ее стороне и на большом расстоянии от берега; это,
конечно, не помешает нам сказать Церковь находится за рекой»
[Апресян, 1995, с. 113]. Таким образом, основанием для выделения разных значений в указанном источнике является то, что
предлог называет ситуации, характеризующиеся разным соотношением расстояния от У до Х и расстояния от У до наблюдателя.
По нашему мнению, одинаковые предлоги будут выбраны именно потому, что церковь будет расположена дальше от наблюдателя, чем река, как и в случае со стулом и кошкой. Понятно, что в
этих двух группах примеров отражается однотипная локализация
и поэтому становится возможным отождествить эти значения
предлогов. Расстояние же важно для того, чтобы выделить подпространство из общего пространства, о чем говорит и сам
Ю. Д. Апресян: «Второй компонент этих определений необходим: если наблюдатель находится на небольшом расстоянии от
кошки, а коврик находится «по другую сторону кошки», но на
(видимо) значительном расстоянии от нее, то такую ситуацию
неуместно описывать фразами Кошка расположилась перед ковриком или Коврик находился за кошкой. Для указания координат
кошки (или коврика) в пространстве комнаты необходимо выбрать другие ориентиры» [Апресян, 1995, с. 113]. Действительно,
если эти условия не соблюдены, то предлоги за и перед не могут
быть употреблены, равно как и какой-либо другой предлог, поскольку сначала «для указания координат кошки (или коврика) в
пространстве комнаты необходимо выбрать другие ориентиры»
153
[там же], т. е. выделить из общего пространства когнитивно верное подпространство, а потом выбрать предлог для выражения
взаимной локализации объекта и ориентира.
Прототипическая за- и пред- ситуация также не имеет ограничений на тип объекта. В ней могут быть задействованы объекты разной формы, мерности, вертикально и горизонтально ориентированные.
Базовое значение реализуется в прилагательных, образованных от названий объектов, концептуализированных как двух- или
трехмерные, имеющие относительную, по Ю. Д. Апресяну [Апресян, 1995], пространственную ориентацию в горизонтальной
плоскости: зарубежный турист, заполосные угодья, загорное
село / предмостное пространство, предматериковый коралловый риф. Значение дейктическое, так как реальное расположение
объекта выявляется только относительно позиции наблюдателя, в
этом случае «взаиморасположение локализуемого предмета и локума определяется позицией наблюдателя... Только контекст и
положение наблюдателя уточняют, с какой именно реальной стороны… происходит что-л.» [Всеволодова, Владимирский, 1982,
с. 218]. [Cм. также Пешковский, 1938; Апресян, 1995; Ензикян, 1988].
Например, значение прилагательных в следующих контекстах понимается с точки зрения европейца:
91) В этом, пожалуй, его (англичанина) самое разительное
отличие от заокеанского кузена. Дело не только в том, что
американец… раньше уходит по утрам… (В. Овчинников);
92) Американцы легко отдали 200 рублей и долго трясли руку Бендера. Паниковскому и Балаганову тоже удалось попрощаться с гражданами заатлантической республики (И. Ильф,
Е. Петров).
Дейктичность значения префикса эксплицирована в примере 93:
93) С точки зрения англичанина «заморские пришельцы» –
это иберы, кельты, римляне, англы, саксы, юты и норманны, с
точки зрения японцев – «американская эскадра командора Перри» (В. Овчинников).
В зависимости от характеристик Х базовое значение может
варьироваться:
‘С тыльной / фасадной стороны Х’. Данный вариант базового значения обеспечен тем, что производящие называют объек154 ты с абсолютной ориентацией [Апресян, 1995], имеющие тыл и
фасад и в норме располагающиеся к говорящему только одной
стороной, которая и называется фасад. Этот признак «приписывается именам предметов, имеющих такую выделенную сторону,
через которую в норме осуществляется их использование» [Апресян, 1995а, с. 40]. Таким образом, и человек в норме может
располагаться только с фасадной стороны локума и отсюда оценивать пространственную конфигурацию: запечный сверчок, заобойный клоп, задиванная пыль, зашкафный таракан, запрестольная икона, заиконный сверчок, заседельный мешок / предалтарный иконостас, преддиванный столик, предзеркальная
подставка, предкамерный пейзаж, предыконная лампада. Словарь отмечает такую специфику локума: запрестольный ‘находящийся в алтаре, позади престола’.
К этой же группе примыкает прилагательное предустьевая
часть Амура со значением ‘находящийся перед устьем’, которое
фиксирует расположение у конца реки, до ее впадения в другой
водоем. Устье концептуализируется как объект, имеющий устойчивую ориентацию. Единственная начальная граница локума определяется направлением движения воды в реке.
Как своеобразные фасадно ориентированные локумы локативно-атрибутивной языковой модели концептуализируются географические объекты. В этом случае базовое значение реализуется в варианте ‘ближе к центру / дальше от центра России, чем
Х’ (предполярный поселок, т. е. располагающийся южнее Северного и севернее Южного полюса, затундренский якут, заполярный дрейф, заполюсный остров: У располагается севернее тундры, полярного круга, по другую сторону полюса).
Позиция говорящего, зафиксированная в прилагательных,
соответствует позиции человека, находящегося в центре России,
именно с этой точки зрения и оценивается локализация У в словарях: Заволжский экономический район ‘располагающийся между Волгой, Уралом, Северным Уралом и Прикаспием’, Закавказский военный округ ‘лежащий к югу от Кавказа’, зауральский
массив ‘находящийся к востоку от Урала’, заднепровские татары, задонское шоссе, Заалтайская Гоби. Подобные значения у
приставок в прилагательных заамударьинский, забалканский, заволжский, задунайский, заиссыккульский, замоскворецкий. Здесь
155
мы имеем дело с коллективным наблюдателем, который ориентируется в пространстве из исторически закрепленного центра, в
качестве которого мыслится центр России, чем и снимается дейктичность ситуации. В данном случае играет роль не фиксированность позиции объекта Х по отношению к наблюдателю, а то, что
локализация наблюдателя моделируется прилагательным как постоянная по отношению к объекту Х. Такая концептуализация
позволяет с большой долей уверенности говорить о месте формирования языкового коллектива-носителя русского языка.
Вариантом такого коллективного наблюдателя является европеец, точка зрения которого зафиксирована в прилагательном
заатлантический. В дефиниции прилагательного словарь счел
необходимым эксплицировать европоцентристскую модель (‘находящийся за Атлантическим океаном, американский’). Интересно, что в языковом сознании из всех океанов только Атлантический выступает в качестве фасадно ориентированного локума.
Видимо, так закрепляется в языке противопоставленность для
европейца Старого и Нового света, что еще раз подчеркивает
симметричный характер языкового варианта пространства: оно
моделируется как симметричное в том числе относительно Атлантического океана. При этом прилагательные заокеанский и
заморский, как мы видели из контекстов, не являются фасадно
ориентированными, поэтому допускается свободная трактовку
позиции наблюдателя, который может перемещаться относительно локума, что еще раз подчеркивает особый статус Атлантического океана как объекта, относительно которого структурируется пространство.
Европеец – это расширенная версия наблюдателя – носителя русского языка. Представлена и суженная версия – москвич,
который находится в самом центре зоны, из которой ведется
наблюдение (замоскворецкий район ‘располагающийся за Москвой-рекой’).
В контекстах встречаются употребления, фиксирующие и
другой вариант суженной, местной версии коллективного наблюдателя. В примере 94) речь идет о конкретной исторически закрепленной части Чечни, географический объект интерпретируется
как имеющий тыльную и фасадную часть, и дейктичность снимается. Аналогичную ситуацию представляет пример 95):
156 94) Начиная с 30 декабря практически по всей территории
предгорной и равнинной Чечни идут массовые спецоперации
(В. Дорн);
95) Зареченский район Тулы – район Тулы, находящийся в
северо-западной части города. Заречье является одной из старейших частей Тулы (И. Семенов).
Базовое значение префикса реализуется и в прилагательных,
образованных помощью приставок за- , пред- и позади- от названий частей тела человека или животных в варианте ‘ближе к
задней / передней стороне тела, чем Х’. Значение недейктично,
так как производящие называют локумы, инкорпорированные в
фасадно ориентированный объект – тело. Поэтому вне зависимости от того, лицом или спиной к говорящему располагается тот,
относительно кого происходит локализация, прилагательные заушный слуховой аппарат, загрудинная боль, заплечный мешок,
заглоточное пространство, зашейный шнурок, позадичелюстное гнойное образование, позадиматочная область, позадивисцеральное пространство, позадикишечное углубление, позадислепокишечная складка, позадиушный разрез / предзрачковая
пленка, предпозвоночная пластинка фасции. преднадгортанниковое пространство, будут обозначать то, что У находится ближе к задней / передней части тела, чем Х (примеры 96–98):
96) Молодуха в черном тюрбане, расшитой красной нитью
кофте, голубой тяжелой юбке со множеством складок, легко
обгоняет меня, хотя из заплечной корзины смотрят трое – крохотный сорванец, показавший язык, похрюкивающий черно-белый
поросенок, шевеливший пятачком, и вякнувший на меня щеночек
(В. Скворцов);
97) Кнаружи от жировой капсулы располагается почечная
фасция, fascia renalis, состоящая из двух листков – переднего
(предпочечного) и заднего (позадипочечного), которые на латеральном крае и верхнем полюсе почки соединяются, а внизу продолжаются в виде футляра по мочеточнику до мочевого пузыря
(Р. Самусев, Ю. Селин);
98) Позадивисцеральное пространство располагается между предпозвоночной пластинкой фасции шеи сзади и глоткой
спереди (Р. Самусев, Ю. Селин).
Словарная дефиниция совершенно определенно истолковывает данную разновидность за- и пред-локализации: заплечный
157
мешок ‘находящийся, носимый за плечами, на спине’, преджелудочная сумка ‘часть брюшинной полости, расположенная под
диафрагмой кпереди от желудка’.
Кроме дейктичности, нейтрализуется один из признаков базовой ситуации – горизонтальное расположение Х, У и наблюдателя. У в таком случае может располагаться на вертикальном Х
(заспинный). Однако взгляд говорящего, соединяющий Х и У, –
это горизонтальная линия.
Приставка позади- с помощью своей внутренней формы гораздо более определенно, чем за-, называет тип локализации, что
усиливается требовательностью прототипической позади- ситуации к типу локума (часть тела – фасадно ориентированный объект). Эти факторы определяют однозначность префикса, который
используется при образовании медицинских терминов, а в качестве адъективной приставки словарями и грамматиками и не называется.
Интересно, что у наречия позади словари фиксируют темпоральное значение ‘в прошлом’. Прилагательных же с временным
значением префикса позади- не встретилось. В [Лягушкина, 2000]
указываются признаки ситуации, релевантные для употребления
наречия и предлога позади: соизмеримость Х и У, вертикальность
Х, наличие дополнительного, кроме Х ориентира, допустимость
градации расстояния между Х и У, локализация У с тыльной стороны Х. Как видим, прототипическая ситуация, обозначаемая
префиксом, гораздо более схематична, поскольку в фокусе находится неизмеримо меньшее количество информации: локум – фасадно ориентированный объект, У располагается с тыльной стороны Х. При этом замечателен тот факт, что именно тип локализации (У с тыльной стороны Х) является компонентом, общим не
только для значения приставки, предлога и наречия позади, но и
для предлога и приставки за. Кроме того, именно признаком локализации с тыльной / фасадной стороны Х противопоставлены
значения указанных единиц значениям предлога перед и префикса пред-. Остальные, более тонкие, характеристики ситуации оказываются важными только для употребления отдельных единиц.
Как известно, в языке тело человека и животных и части тела могут быть концептуализированы как объекты, покрытые оболочками. В этом случае базовое значение приставки за- реализу158 ется в варианте ‘с внутренней стороны Х’: зазубное положение
языка, защечный мешок, забрюшинный фиброз, заглоточный
абсцесс. В таких конфигурациях объекты, названные производящим, выступают в качестве внешних границ тела человека и животных. Говорящий в этом случае всегда находится в фиксированной позиции по отношению к локуму, и перцептивные условия базовой ситуации не изменяются: говорящий сначала воспринимает Х, затем его взгляд как бы движется в глубь тела человека, где располагается У. Именно такое положение дел метафорически реализовано в качественном значении прилагательного задушевный ‘искренний, сердечный, глубоко личный, сокровенный’, т. е. тот, который находится в глубине души, концептуализированной как вместилище, с внутренней стороны ее границ.
Таким образом, при локализации объектов относительно
частей тела человека с использованием приставки за- реализуются два типа концептуализации тела человека и его частей: как фасадно ориентированных объектов и как вместилищ, имеющих
границы. В результате этого префикс призван называть либо локализацию позади Х, либо с внутренней стороны Х. Очевидно,
что в данном случае никакой принципиальной перцептуальной
разницы в таких ситуациях нет, поскольку внутренняя сторона Хвместилища есть его тыльная сторона.
Х
Н
Х
У
Н
У
Н
Н
заспинный
забрюшинный
Приставка пред- также способна называть и другой тип локализации относительно частей тела человека, в этом случае тело
человека концептуализируется не как фасадно ориентированный,
а как объект, имеющий стабильную вертикальную ориентацию.
Учитывая базовое значение приставки пред-, мы можем сказать,
что как начало тела человека воспринимается голова, так как нахождение ближе к ней истолковывается как предшествование.
(Ср. предсердие ‘каждый из двух верхних отделов сердца’).
159
Взгляд говорящего движется от головы к ногам человека. Все,
что оказывается выше, т. е. ближе к голове, макушке, маркируется как предлежащее (предглазничный хрящ, предкрышечное поле ’находящееся выше крыши среднего мозга’, предплюсневая
кость). При этом игнорируется реальное положение тела – вертикальное или горизонтальное. Значение префикса недейктичное.
Несколько по-другому концептуализируется тело человека в
прилагательном предплечный тонометр (то же и в существительном предплечье). Здесь префикс также обозначает локализацию перед Х. Однако ситуация предлежания рассматривается не
по отношению ко всему телу, а по отношению к его отдельной
части – руке. В данном прилагательном рука концептуализируется как дискретный объект, который начинается кончиками пальцев. Взгляд говорящего движется от кончиков пальцев к плечу.
Наличие различных типов концептуализации тела человека
демонстрирует близость мифологической и языковой картины
мира, где «тело (человек), выступающее как универсальная модель Вселенной, может быть представлено как единое, целостное,
с одной стороны, и как расчлененное на элементы (части тела), с
другой» [Цивьян, 2006, с.16].
Приставка за- может называть локализацию выше Х (заоблачный Тибет ’находящийся за облаками, выше облаков’, занебесное круженье, запланетные камни), которая является одной
из вариантов прототипической ситуации. Позиция говорящего
фиксирована по отношению к Х, что предопределено природой
вещей, поэтому дейктичность снимается. Кроме того, трасса –
направление взгляда – располагается вертикально или почти вертикально. Как видно, перцептивные условия не отличаются от
тех, которые обнаруживаются в базовой ситуации, У находится
дальше от говорящего, чем Х:
У2
У
У3
Х2
Х
Х3
Н
Поэтому и в этом случае мы будем говорить о варианте пространственного значения префикса, а не о новом значении.
160 При отождествлении контекстных реализаций приставки
важнейшим условием такового является соблюдение взаимного
расположения Х, У и наблюдателя. Именно этим компонентом
противопоставляются перцептуальные составляющие ситуаций,
называемых префиксами за-, позади- и пред-. Варьирование базового значения происходит за счет различия свойств локумов (фасадности / нефасадности, горизонтальности / вертикальности) и
особенностей их концептуализации.
2. Производные значения.
2.1. ‘Позже / раньше Х’ (загробная жизнь, замогильный
период, предвечерний холод, предновогодний ажиотаж, предоперационная диета, предутренний час, предъюбилейная неделя). Базовое пространственное значение данных приставок дейктично, оно определяет движение взгляда от локализуемого объекта к локуму Х, названному производящим. Моделируя ситуацию
с помощью префиксов за- и пред-, говорящий подчеркивает, что
предгорный лес ближе к нему, чем гора, а заморский остров
дальше, чем море.
Использование приставок за- и пред- для выражения значения ‘позже’ /‘раньше’ позволяет говорить о направлении линии
времени от говорящего: то, что происходит раньше, находится
ближе к нему, пред-шествует событию Х, происходящее позже
следует за Х. Соотношение событий раньше / позже интерпретируется как локализация на более близком / далеком расстоянии, т.
е. один тип отношений экстраполируется на другой, две ситуации
связываются с помощью метафоры. Происходит переосмысление
типа отношений, которые выражаются в исследуемом материале
префиксами, поэтому представляется возможным говорить о новом значении приставки.
Метафорическое осмысление типа отношений сопровождается приписыванием временным отрезкам и событиям свойств
пространственных объектов, т. е. Х переводится в новый класс –
класс вещей.
При использовании префиксов за- и пред- в темпоральном
значении событие Х выступает в качестве точки отсчета на линии
времени [см. Крейдлин, 1997]. Реалии действительности, имеющие только временные характеристики – момент, период, событие, происшествие, – приобретают новые параметры, осмысли161
ваются как объекты, расположенные на оси, линии времени, т. е.
в пространстве времени. Временная ось интерпретируется как
линия взгляда. За- и пред- ситуации, реализованные в поле темпоральности, так же, как и локативные, отличаются взаимной локализацией Х, У и говорящего / наблюдателя.
Н
Х
У
Н
за-ситуация
У
Х
пред-ситуация
Дейктичность базового пространственного значения позволяет составить представление о концептуализации оси времени,
расположения на ней событий Х и У по отношению друг к другу
и к говорящему, с помощью приставки. Поскольку время в языковой картине мира движется из прошлого в будущее, отметки на
темпоральной оси воспринимаются как объекты, имеющие устойчивую ориентацию. Тем самым нейтрализуется дейктичность
базового значения приставки. Использование приставок за- и
пред- для выражения значений ‘позже’ / ‘раньше’ позволяет говорить о том, что носитель языка концептуализирует ситуацию
как воспринимаемую из прошлого. Реальные темпоральные соотношения при этом игнорируются. Если событие У имело или будет иметь место раньше события Х, то говорящий вне зависимости от времени, в которое говорится об Х и У, использует префикс пред-.
При этом мы можем наблюдать совпадение реального временного соотношения и того, что представлено в высказывании,
если речь идет о событиях будущего: грядущие предреволюционные беспорядки, наступающее предынфарктное состояние. Носитель языка из прошлого говорит о том, что события У (беспорядки, состояние) происходят раньше, т. е. находятся ближе к
говорящему, чем Х (революция, инфаркт).
Н
У
Х
Если же речь идет о прошлом, то реальное соотношение событий и говорящего игнорируется. Ситуация произошедшие
предреволюционные беспорядки, прошлогоднее предынфаркт162 ное состояние также подается как локализация события У ближе
к говорящему, находящемуся в прошлом. [См. о позиции наблюдателя: «Позиция наблюдателя (точка отсчета), которая может
быть инвертирована в пространстве, не допускает инверсии во
времени» Арутюнова, 2002, с. 8]. На самом же деле, в реальности,
расположение объектов следующее:
У
Х
Н
Носитель языка, говоря о прошлом, находится «справа» от
оцениваемых событий, более близким к нему является то, которое произошло позже. Таким образом, мы видим, что, как и в
случае с локализацией человеческого тела, темпоральные значения при языковой концептуализации являются относительными.
2.2. Приставка за- употребляется в значении ‘за пределами
Х’. Данное значение реализуется в прилагательных, производящие в которых называют Х, концептуализированный как объект,
имеющий умозрительные границы, относительно которых оценивается локализация У. У находится в пространстве, не относящемся к Х: заштатный сотрудник ‘не входящий в число установленного состава служащих какого-л. учреждения. внештатный’, запредельные нагрузки ‘находящийся за пределами чегол.’, закритические температуры ‘превышающий критические
показатели’, затактный аккорд. Причем приставка не просто
констатирует расположение за пределами Х, как это делает префикс вне-. В прилагательных с приставкой за- подобная локализация интерпретируется как выход из области, освоенной носителем языка, что отмечается и в дефинициях: забалансовый ‘бухгалтерские счета, предназначенные для учета временно находящихся у предприятий или организаций ценностей, не принадлежащих им. Данные показываются после итога баланса, т. е. за
балансом’ [БСЭ]. Расположение объектов, названных в прилагательных внебалансовые и забалансовые средства, будет абсолютно одинаковым – за границами баланса, однако приставка
163
вне- только констатирует это положение, а за- еще интерпретирует как отступление от обычного порядка.
В этом смысле показателен следующий факт. Прилагательное затактный ‘находящийся вне такты, музыкального размера’
толкуется словарем через предлог вне. При этом использование
приставки за- в прилагательном не только показывает нахождение ноты, аккорда вне пространства такты, но и интерпретирует
эту ситуацию как необычную для музыкального произведения,
которое организовано с помощью размера, являющегося неотъемлемой характеристикой музыки.
Итак, по отношению к приставке за- мы можем говорить не
только о перцептуальных признаках прототипической ситуации,
но и концептуальных. Возможно, что выбор приставки для номинации расположения объектов обусловлен архаическими представлениями об устройстве мира, который делится на свое пространство и чужое, присвоенное и то, которое необходимо обживать. В этом языковая картина мира согласуется с мифологической, в которой сближаются смыслы ‘внутреннее’, ‘близкое’,
‘свое’ / ‘внешнее’, ‘далекое’, ‘чужое’ [см. Топоров, 1961, 1983;
Цивьян, 1990, 2006]. Область между говорящим и Х оценивается
как привычная, как освоенное пространство, а область дальше Х,
называемая приставкой за-, как чужая. Эта концептуальная составляющая является когнитивной основой коннотаций, проявляющихся в тех качественных значениях прилагательных с приставкой за-, которые фиксируются словарями: забортный – это
не только ‘тот, который находится за бортом’ (вода, трап), но и
‘выходящий за привычные рамки, нарушающий устои’ (молодежь), закритический ‘превышающий критические показатели’
(температура) и ‘неподсильный’ (нагрузки), запольный ‘лежащий за полями’ (лес) и ‘дальний’ (сторона), заоблачный ‘находящийся за облаками, выше облаков’ (утес) и ‘оторванный от
действительности’ (мечтания), заморский ‘привозимый из-за
границы’ (товары) и ‘чужестранный’, ‘о далеких странах городах’, ‘о невиданном, странном, причудливом’, заштатный ‘не
входящий в штат’ (сотрудник) и ‘не имеющий административного значения’ (городок), заумный ‘излишне, ненужно мудреный,
непонятный’ (рассуждения). Неосвоенность пространства, маркированного приставкой за-, может проявляться в значении каче164 ственного прилагательного как большое расстояние, непонятность, непривычность внешнего облика и поведения и т. п., она
может быть как физической, так и умозрительной. В последнем
случае имеет смысл говорить и о метафорическом осмыслении
признаков базовой ситуации и о новом значении прилагательного
[подробно см. Горбунова, 2005]. Несомненно, что качественное
значение прилагательного – результат взаимодействия семантики
префикса и производящего, но «вклад» префикса здесь весьма
существен.
Кроме того, данный концептуальный признак базовой ситуации актуализируется в значениях качественных прилагательных заочный (обучение), заглазный (обсуждение), заспинный
(разговоры). Спина и глаза или то пространство, которое может
видеть глаз, концептуализированы как границы своего пространства, поэтому в значениях адъективов появляется смысл ‘в отсутствие лица, которого дело касается, втайне от него’.
3. Семантическая структура.
Префикс
Значение
префикса
1. Ближе к наблюдателю / дальше от
наблюдателя, чем Х
с тыльной / фасадной стороны Х
ближе к передней
/задней стороне
тела (части тела)
человека
с внутренней
стороны Х
позади-
позадикишечный
за-
пред-
загорный
предгорный
задиванный
преддиванный
заушный
предпочечный
наднадчерепной
подподчерепной
защечный
субсубповерхностный
над-, поднадоблачный
подоблачный
выше Х
заоблачный
ближе к началу Х
синонимы /
антонимы
предглазничный
165
Префикс
пред-
синонимы /
антонимы
заполярный
забайкальский
предполярный
приприбайкальский
2. Позже /
раньше Х
загробный
предмайский
3.За пределами Х
заштатный
Значение
префикса
дальше от
центра России /
ближе
позади-
за-
после-, допослевоенный
довоенный
вневнештатный
4. Комментарии.
Как видно из таблицы, семантическая структура приставок
за-, позади- и пред- обнаруживает существенные совпадения. Это
обусловлено прежде всего тем, что в основе их значения лежат
схожие прототипические ситуации. Однако приставка позадиможет называть локализацию только по отношению к одному из
видов фасадно ориентированных объектов – частям тела человека, чем и ограничиваются пределы варьирования базового значения префикса. Кроме того, префикс однозначен, что, как представляется, обусловлено его прозрачной внутренней формой, которая препятствует метафорическому освоению типа отношений,
называемых приставкой.
Приставки за- и пред- имеют более широкую область денотации, большие возможности варьирования базового значения.
Поскольку приставки называют симметричное расположение
объектов по отношению к Х, то наблюдается антонимия как базовых значений, так и некоторых их вариантов. Но более или менее полная симметрия приставок за- и пред- имеет место при реализации базового значения (предгорный – загорный участок дороги) и его варианта ‘с тыльной / фасадной стороны стабильно
ориентированного Х’ (заиконный – предыконный уголок).
Обе приставки также имеют вариант базового значения
‘дальше от центра России / ближе’ (заполярный – предполярный). Но полной симметричности здесь не наблюдается. С приставкой пред- на этом участке конкурирует приставка при-, которая и служит основным средством образования прилагательных со
значением ‘находящийся ближе к центру России, чем Х’ (прибайкальский, приволжский, приднепровский, прикарпатский и т. д.)
166 Вызывает интерес следующий факт: приставка за- называет
локализацию с тыльной стороны тела человека (заушный) или с
внутренней стороны части тела (забрюшинный). Приставка предкрайне редко называет локализации, симметричные указанным,
хотя в действительности возможно расположение нарыва на передней стороне шеи (*предшейный), губ перед зубами
(*предзубный). Очевидно, дело в концептуализирующей роли
языка. Как мы уже говорили, для языковой и мифологической
картин мира характерен интерес ко всему скрытому, в данном
случае тело человека или границы его органов служат преградой
для свободной перцепции. Поэтому единицы, отмечающее скрытое, есть (прилагательные с приставками за- и позади-), а доступное не отмечается. В «Национальном корпусе русского языка»
встретился пример с прилагательным предпочечный – антонимом
к позадипочечный. Выявленный факт демонстрирует номинативные возможности системы. Однако его единичность говорит о
том, что концептуальные запреты являются весьма существенным фактором, определяющим функционирование единицы.
Значимость концептуальной стороны проявляется также и в
наличии у приставки пред- варианта базового значения ‘ближе к
началу Х’ (предглазничный) и отсутствия такового у за-. В результате мы можем отметить разные подходы к интерпретации
тела человека и отсутствие полной антонимии приставок при обозначении локализации относительно тела человека и его частей.
Обе приставки имеют антонимичные темпоральные значения, но и здесь полная симметричность отсутствует. Это проявляется в количественных показателях. Приставка за- чаще выражает отношения пространственные, как темпоральная она используется в весьма ограниченном количестве прилагательных,
производящие в которых использованы в метонимических значениях (загробная жизнь, замогильное счастье ‘наступающий после смерти’). Временные значения этих прилагательных отмечаются лишь некоторыми словарями, причем у замогильный как
устаревшее, но в контекстах они в темпоральных значениях не
встретились. На основании этих фактов следует сделать вывод,
что номинативный потенциал приставки за- в темпоральной области используется слабо и со временем все меньше и меньше.
167
Напротив, приставка пред- примерно в 70 % прилагательных, указанных в словарях, выступает как темпоральная. Кроме
того, пред- достаточно свободно сочетается с производящими,
называющими отрезок времени, событие как в прямом (преддождевой, предзакатный, предоктябрьский, предотъездный, предвыборный, предвоенный), так и в метонимическом значении
(преддипломный, предъязвенный, предгоголевский, предопухолевый), участвуя в образовании новых прилагательных.
Приставка за- имеет значение ‘за пределами Х’, которое появляется на основе концептуальной составляющей прототипической ситуации. Область за Х концептуализируется как чужая, неосвоенная. Отсутствие концептуальной составляющей у приставки пред- объясняет отсутствие подобного значения.
Приставка за- вступает в отношения синонимии с префиксами под-, суб- и антонимии с префиксом над- при номинации расположения с внутренней / внешней стороны части тела человека
(защечные запасы, подкожная жировая клетчатка, субповерхностное залегание, надчерепной покров). Тело в таких прилагательных концептуализируется как объект, покрытый оболочками.
Производящее в этом случае называет объекты, воспринимаемые
как границы видимого и невидимого, видимое концептуализируется как находящееся над локализатором, невидимое – под или за
ним. Именно концептуальный компонент прототипической ситуации синонимизирует под- и за- в функции средств, локализующих нечто в невидимой, скрытой под (за) оболочкой области.
Использование одних существительных в качестве производящих
в прилагательных с приставками над-, под-, суб- и других с приставкой за- можно объяснить только общественной практикой,
так как никакими топологическими или концептуальными признаками семантика данных существительных не отличается: все
они называют объекты, концептуализированные как поверхности
без устойчивой горизонтальной / вертикальной ориентации, являющиеся границами видимого и невидимого (кора, корка, кожа,
щека, череп, поверхность и др.) Но именно то, что приставки,
входящие в эту группу, называют одинаковые фрагменты действительности, объясняет отсутствие производных у некоторых
существительных: подкорный – *закорный, подкорковый –
*закорковый, подкожный – *закожный [см. о конфигуративных
168 ограничениях, вызванных конкуренцией других языковых единиц, Селиверстова, 2004].
Этот тип симметричного расположения объектов также отражается языком не вполне симметрично, так как находящееся с
тыльной стороны концептуализируется как невидимое, поэтому
прилагательные с приставками, называющими такого рода локализацию, способны к обогащению пространственного значения
дополнительными компонентами (см. подробно гл. 3).
Во всех выявленных текстовых реализациях приставок за-,
позади- / пред- связующим звеном, позволяющим верно интерпретировать все употребления префикса, является нахождение Х
и У относительно говорящего, а также направление взгляда от
локума Х к объекту У. Именно идея движения, подразумевающая
временной компонент, позволяет использовать эту приставку при
выражении темпоральных отношений.
Кроме того, важным фактором, организующим многозначность приставки за-, является концептуализация зоны между наблюдателем и локумом как освоенного пространства.
§ 3. ПРИСТАВКИ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ЛОКАЛИЗАЦИЮ
ПО ВЕРТИКАЛИ
Одним из способов симметричного членения пространства
является определение местоположения объекта относительно локума, находящегося выше / ниже Х [см. Гржегорчикова, 2000]. В
результате формируются вертикальные конфигурации объектов,
являющиеся одними из самых эксплуатируемых при описании
пространства, при этом задействуется важнейшая когнитивная
категория ‘верх – низ’ [Баранов, 2004, с. 11]. Взаимное расположение объектов выражается приставками над- / под-, суб-.
1. Базовое значение приставок над- /под-, суб- ‘выше / ниже
Х’. Объекты-участники прототипической ситуации располагаются вертикально друг относительно друга, У находится выше / ниже Х (надкрылечный козырек, надшахтный террикон, подбашенный отсек танка, поддужный колокольчик, подкаменный
краб, подкупольный светильник, подреакторный фундамент,
подшкафная пыль, подхолодильниковая пыль, подкроватная
169
темнота, подстропильный брус, субальпийский лес ‘относящийся к высокогорным районам, расположенным ниже альпийского пояса’, суборбитальный ‘осуществляемый без выхода на
орбиту искусственного спутника Земли’ [БСЭ], субстратосферный полет ‘ниже стратосферных высот’).
1.1. Как отмечается в литературе, над- и под- ситуации характеризуются признаком ‘строгая вертикальность’. Контексты
дают примеры отражения данного типа локализации и с помощью адъективной приставки:
99) Ночь была теплая и тихая, и, наверно, в другом месте –
темная, но здесь, под огромным надречным небом, проглядная и
сквозная (В. Распутин);
100) Система JLENS предназначена для обеспечения дальнего (загоризонтного) обнаружения воздушных и низколетящих
(надводных) целей (В. Тихонов);
101) Например, наши ученые открыли уникальное глубоководное подледниковое озеро Восток (В. Лукин);
102) На поселении был обнаружен развал глинобитной печи
(раскоп IV и V), под которой сохранились небольшие куски обгорелого дерева, вероятно, от подпечных брусьев и вокруг печи
большое количество мелкого угля (А. Е. Алихова).
В целом ряде случаев строгая вертикальность может заменяться на смещенную, когда объект расположен выше / ниже Х и
в стороне от него:
103) И она ушла, а родные стали вполголоса обсуждать
достоинства и недостатки надкроватного крашеного ковра
(Е. Попов);
104) После острокаменной дороги с Сопки или надречных
склонов с жестким послепокосным пырейным остьем (А. Чудаков);
105) И всю жизнь продолжали они любить друг друга, но
печальной и сумрачной стала их любовь, как те надмогильные
кипарисы, что корни свои питают тлением гробниц и остротою
черных вершин своих тщетно ищут неба в тихий вечерний час
(Л. Н. Андреев);
106) Посадка рассады на подстенных рабатках, огороженных досками (Брокгауз, Эфрон).
Становится очевидно, что не только приставка, но и само
прилагательное не передает информацию о характере вертикаль170 ности. Так, поддомовой может обозначать взаиморасположение
как строго (пример107), так и нестрого (пример108) вертикально.
107) Можно также встретить дома с вентилируемым
поддомовым пространством высотой 60–80 см (www.nestor.
minsk.by/sn/2002/01/sn20114.html);
108) Года 4 назад мои соседи создали из «поддомового» газона садик. Посадили пионы, лилии, розы и разные многолетники
(dacha.wcb.ru/lofiversion/index.php/t5723.html).
Прилагательное надводный может обозначать расположение
строго вертикально над поверхностью (надводный полет уток) или
смещенную по вертикали локализацию над Х (надводные сосны).
Контексты демонстрируют, что носитель языка часто не
рефлектирует по поводу этих смыслов, подчас не разграничивая
их даже в высказывании, межсловный контекст не всегда дает
информацию о строгой / смещенной вертикальности:
109)…Складываясь в единое, завершенное в надаэродромном пространстве движение (А. Анфиногенов).
Такая приблизительность, отступление от геометрических
понятий характерна для языковой концептуализации пространства, а следовательно, и для языковой картины мира и проявляется
не только в сфере действия локативно-атрибутивной модели. Об
этом компоненте значения предлога над говорится в [Пайар,
Плунгян, 2000]. Однако вряд ли можно согласиться с интерпретацией данной ситуации, предложенной этими авторами, которые
считают, что на основании признака ‘строгая / нестрогая вертикальность’ можно выделять два разных значения предлога, тем
более что в статье приводятся и аргументы в пользу другого решения: во-первых, говорящие «не воспринимают ситуации типа
луна над озером и типа дом над озером как топологически разные», и, во-вторых, «никакие непространственные значения
предлога над не эксплуатируют эту разницу» [Пайар, Плунгян,
2000, с. 85–86]. Следовательно, в анализируемых случаях предлог
и приставка выступают в вариантах базового пространственного
значения, а компонент ‘вертикальность’ входит в содержание
прототипической ситуации в наивно-бытовом понимании.
1.2. В исследованиях о предлогах над и под также указывается, что другой важнейший признак ситуаций, обозначаемых
этими единицами, – наличие / отсутствие контакта между члена171
ми пространственной конфигурации. При этом над- и под- ситуации не вполне симметричны, так как предлог под предназначен
для того, чтобы называть как контактную, так и бесконтактную
локализацию ниже Х. Предлог над может номинировать только
бесконтактную локализацию выше Х, контактное же расположение призван номинировать специально предназначенный для этого предлог на-.21
Как показывает анализ материала, такие выводы далеко не
всегда справедливы и нуждаются в уточнении. Предлог над может обозначать как контактное, так и бесконтактное расположение объектов. И эта информация не может быть получена из значения над, ведь и здесь, как в случае с под, часто возможны обе
интерпретации. Надречный туман, туман над рекой может соприкасаться и не соприкасаться с водой.
Однако несомненно и то, что предлог на конкурирует с
предлогом над как специализированное средство обозначения
контактной локализации. Очевидно, что сочетания на столе и над
столом, на поверхности и над поверхностью, на шкафу и над
шкафом номинируют разные пространственные отношения. Но
следует отметить, что над все-таки может вторгаться в сферу
функционирования предлога на.
21
Ср.: «Указанием на обязательное отсутствие контакта между локализуемым
объектом У и ориентиром Х предлог над также отличается от предлога под,
который может обозначать любой тип физической связи с ориентиром, в том
числе, разумеется, и контакт с его нижней поверхностью» [Пайар, Плунгян,
2000, с. 87].
Ср. также: «Предлог над не вполне симметричен (или антонимичен) предлогу
под: над обозначает только неконтактное положение двух предметов (потому
что для обозначения контактного положения имеется предлог на), ср. Над зеркалом висела картина, Над столом висела лампа; между тем, под может обозначать и неконтактное, и контактное положение двух предметов, ср. Под картиной висело зеркало. Под навесом стояли люди, но (в типичной ситуации) Раненый лежал под простыней. Однако невозможно указать, когда именно под
обозначает неконтактное положение предметов: в большинстве случаев его
употребления принципиально возможны обе интерпретации, и выбор одной из
них определяется знанием фактически описываемой конкретной ситуации, т. е.
информацией, содержащейся во всем тексте, а не только в данном предложении» [Апресян, 1995а, с. 161].
172 Еще более сложной является картина использования адъективных приставок над- и на- для обозначения контактного расположения выше Х.
Как и в ситуации с предлогами, для отражения локализации
ниже Х в контакте и без контакта с ним в языке имеется одна
приставка под-. Для выражения контактной локализации выше Х
предназначена специализированная приставка на-, которая только
и называет данный тип локализации. Но в этом смысле с ней успешно конкурирует приставка над-, которая используется для выражения как контактного, так и бесконтактного расположения У
относительно Х, что, кстати, отражается в словарных дефинициях:
ƒ напочвенный ‘находящийся, расположенный на почве,
поверх почвы’;
ƒ надпочвенный ‘расположенный над почвой, поверх почвы’;
ƒ намогильный ‘поставленный, находящийся на могиле’;
ƒ надмогильный ‘находящийся, расположенный на могиле’;
ƒ наземный ‘1. Располагающийся на земной поверхности’;
ƒ надземный ‘находящийся, располагающийся над земной
поверхностью, на поверхности земли’.
Толкования пересекаются, не разграничивая четко локализацию ‘на’ и ‘над’. Причем при выборе приставки не имеет значения даже тот факт, насколько У возвышается над поверхностью
Х. Локализация объекта, основная часть которого существенно
выше поверхности Х, может быть названа как приставкой над(надводная часть айсберга), так и на- (напольная ваза). В то же
время и для отражения расположения объектов, интегрированных
в поверхность Х, таких, которые фактически не находятся выше
Х, может быть использована как приставка на-, что вполне согласуется с визуально воспринимаемыми признаками ситуации (напольное покрытие), так и приставка над- (надводное нефтяное
пятно), что странно на фоне существования специализированного префикса на-.
В контекстах префикс над- довольно часто используется для
наименования контактной локализации:
110) Раскопки не выявили новых памятников эпохи бронзы,
несколько курганов оказались скоплениями перемещенного камня
из ранее разрушенных бульдозером надмогильных насыпей
(С. Прокошин);
173
111) Наши города как огромные надгробные плиты на похороненной под ними земле (Н. Сладков);
112) Какова высота надводной части льдины? (В. Лукашик,
Е. Иванова).
В целом ряде случаев контекст может быть интерпретирован
двояко:
113) При прокладке подземных и надземных коммуникаций
не учитывается будущее местоположение дорожек, площадок,
малых архитектурных форм, альпинариев и других элементов
благоустройства (Строительство нового дома // «Биржа плюс
свой дом» (Н. Новгород), 2002.04.08);
114) Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и
сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. (Л. Н. Андреев);
115) На второй день работы сняли надземные части памятника (А. Зинухов).
Как выяснилось в ходе анализа контекстов, конкуренция
приставок над- и на- особо регулярно наблюдается в прилагательных, которые участвуют в моделировании пространства как
симметричного относительно горизонтальной плоскости (надводный пар, надземная часть растения, надпочвенный прирост
/ подводная растительность, подземный переход, подпочвенная
часть растения, подснежная нора, подледный лов, поддонная
капля, подмерзлотное залегание).
Как представляется, конкуренция приставок на- и над- определяется актуальностью оппозиции над / под, характерной для
объектов, симметричных относительно горизонтальной плоскости, т. е. причиной лингвистического явления становятся факторы мышления. Хотя возможны контексты, диагностирующие
различия в значениях подобных слов: транспорт – наземный, надземный, подземный; часть растения – напочвенная, надпочвенная,
подпочвенная. Однако в узусе эти значения (‘на поверхности’,
‘выше поверхности’), чаще не разграничиваются. При необходимости указать на все три типа локализации (под поверхностью, на
поверхности, выше поверхности) наряду с префиксальными прилагательными скорее будет использовано бесприставочное средство, чем три приставки в ряд (на-, над-, под-):
174 116) Основные их направления – создание крылатых ракет с
надводным, подводным и воздушным стартом (Г. Бовт);
117) Можно выдумать еще новые – подводные, подземные,
воздушные, надвоздушные снаряды (Л. Н. Толстой);
118) Месяц великих тайн подземного, земного и надземного
миров, прорастания зерна и радости первых встреч в зеленом
царстве природы (Г. Орлов);
Контексты следующего типа, в которых в одном ряду используются три префикса, крайне редки и выглядят скорее исключением, чем правилом:
119) Это связано с тем, что существуют индивидуальные
особенности в расчетной схеме в зависимости от того, какова
прокладка трубопровода (надземная, наземная, подземная или
подводная) (А. Б. Овчаров).
При выборе средства для называния локализации выше локума в контакте с ним существеннейшую роль играет представление о симметричности пространства. Если один и тот же объект может располагаться как выше, так и ниже Х, то наличие /
отсутствие контакта вообще не рассматривается, говорящий для
того, чтобы назвать объект выше Х, использует скорее приставку
над-, чем на- даже если очевидно, что У контактирует с локумом:
120) Земля полна надземных и подземных кладов, только
ходи и не хлопай глазами, да не ленись подбирать (Ф. Искандер).
Более предпочтительным средством для выражения контактного расположения У приставка над- является даже и в тех
случаях, когда У инкорпорирован в поверхность Х или существенно не возвышается над ней:
121) Она поддерживается небывалым ростом техники, которая сама по себе требует принудительной организации: автомобильного движения, радио, надземных и воздушных путей
(Федотов Г. П.)
Наличие оппозиции надземный / подземный объясняет выбор приставки над- при локализации следующих объектов: часть
растения, храм, фундамент, альпинарий, переход, автостоянка,
гараж, помещение, конструкция, испытания, взрыв, экспресс,
метрополитен, этаж. Наличие оппозиции надводный / подводный мотивирует использование над- для называния расположения
объектов цель, часть льдины, водоизмещение, корабль.
175
Отсутствие оппозиции выше / ниже обусловливает использование прилагательного наземный для номинации контактного
расположения объектов цель, базирование, военная операция,
война, буря, противник, зенитно-ракетный комплекс, телескоп,
радар, вторжение, служба. Заслуживает внимания тот факт, что
отмечаемое словарями прилагательное наводный не встречается
во всем «Национальном корпусе русского языка» ни разу. Это
объясняется тем, что, как правило, объекты, локализующиеся
ниже поверхности воды, могут быть локализованы и выше нее, а
следовательно, будет использовано прилагательное надводный.
В этом смысле интересны контексты, в котором одинаковый
тип локализации У относительно разных локумов (воды и земли)
называется разными приставками именно из-за того, что в одном
случае возможна локализация У ниже локума (воды), а в другом –
нет (ниже земли):
122)…Способный вести эффективную борьбу с воздушными, в том числе крылатыми и тактическими баллистическими
ракетами, и надводными (наземными) целями (В. Абанин);
123) Она эффективна при обстреле наземных и надводных
легкобронированных целей (В. Абанин).
Контексты, в которых контактное расположение выше локума при возможной локализации ниже него номинируется приставкой на- крайне редки: наземные станции, транспорт, сооружения, инфраструктура, газопровод, ворота.
Иногда такое употребление можно объяснить экспликацией в
высказывании какой-либо другой (не выше /ниже Х) оппозиции:
124) Изучали пути радиоизотопов в растениях, в организмах
животных, затем в природных зоо-и биогеоценозах, как водных,
так и наземных (Д. Гранин);
125)…С одновременным задействованием воздушных, наземных, морских и космических компонентов (Смещение акцентов в боевой и оперативной подготовке вооруженных сил США //
«Зарубежное военное обозрение», 2004.10.25);
126) В ч. III имеются такие дополнительные квалифицирующие признаки, как использование при незаконной охоте механического наземного, водного или воздушного транспортного
средства (Сравнительный анализ уголовного законодательства в
сфере охраны лесов Российской Федерации, республик Беларусь,
176 Польша, Болгария, Латвийской Республики и Испании // «Лесное
хозяйство», 2004);
127) Израиль в течение 1990-х гг. реализовал ряд программ
получения соответствующей информации от различных средств
разведки и слежения наземного, воздушного и космического базирования (В. Бычков).
При выборе приставки, называющей локализацию относительно пола и дна также оказывается решающим то, что для одних и тех же объектов невозможна локализация ниже / выше пола, ниже /выше дна. Те объекты, которые могут быть определены
как подпольные, чаще не могут располагаться на полу, в то время
как напольные (напольные часы, шкаф) не могут находиться под
полом (*подпольные часы, шкаф). Исследование контекстов «Национального корпуса русского языка» показало, что ни в одном
из случаев не наблюдается сочетание прилагательных напольный
/ подпольный с одинаковыми существительными (напольный
светильник, шкаф, хоккей, футбол, граммофон, покрытие, весы,
ваза, кондиционер и т. д.), и если теоретически возможно употребление напольный / подпольный агрегат, объект, исполнение,
то в узусе таких случаев не встречается. Более того, из 1451 контекста с прилагательным подпольный только в сочетании с 7 существительными (подпольная мышь, котельная, снасть, смазка,
дренаж, хранилище, пространство) оно употреблено в пространственном значении. Именно из-за того, что невозможна локализация одного объекта выше и ниже пола, для номинации расположения У выше пола используется приставка на-.
Аналогично объекты, нахождение которых названо прилагательным поддонный, не могут располагаться на дне, а те, что номинированы как надонные, – подо дном. Во всех исследованных
контекстах прилагательное надонный встретилось только 1 раз
(надонные капли). Прилагательное поддонный также нельзя назвать частотным, а способ локализации ниже дна распространенным. В данном участке пространства находятся особые объекты,
некоторые из которых могут быть расположены и на дне, однако
язык подобную локализацию в узусе не отражает (поддонный
кабинет, пласт, слой, морена, царство).
Итак, выявленная пространственная оппозиция является
значимой, имеется в виду говорящим в процессе выбора языкового средства номинации.
177
Таким образом, признак ‘отсутствие контакта’ не входит в
содержание прототипической ситуации, соотносимой со значением префикса над-.
Видимо, в способности системно и частотно обозначать контактное расположение Х выше У состоит одна из специфических
сторон функционирования адъективного префикса над- по сравнению с предлогом над [см. Пайар, Плунгян, 2000].
Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что при выборе приставки решающим признаком ситуации является расположение основной части объекта выше Х, а значения ‘находящийся
выше Х’ и ‘находящийся на поверхности Х, выше нее’ считать
вариантами одного значения, поскольку в этих случаях признак
вертикальности выступает в качестве важнейшего и преобладающего над всеми остальными.
С указанных позиций, словарную статью прилагательного
надводный, где выделяются 2 значения: ‘находящийся выше поверхности воды’ и ‘плавающий по воде, по поверхности воды’
[СОШ], следует признать излишне детализированной, особенно
на фоне дефиниций того же словаря, в которых подобные смыслы подаются как варианты базовой ситуации: надпочвенный ‘располагающийся над почвой, поверх почвы’; надземный ‘располагающийся над поверхностью, на поверхности земли’.
Доминация признака ‘вертикальность’ в над- ситуациях проявляется и в тех случаях, когда словарь определяет значение надкак ‘на поверхности’: надмогильный ‘находящийся, расположенный на могиле’, надгробный 1.’ находящийся на могиле’ [БАС].
Указанные прилагательные могут обозначать несколько отличающиеся фрагменты действительности. Во-первых, это могут
быть ситуации типа надмогильный (надгробный) памятник,
надмогильные деревья, в которых в разной степени актуальны
признаки базовой ситуации ‘вертикальность’, ‘выше’, ‘наличие /
отсутствие контакта’. Доминирующим при выборе префикса является то, что основная часть У находится выше Х. Во-вторых,
это ситуации типа надмогильная (надгробная) плита, в которых
У существенно не возвышается над Х, а горизонтально расположен на горизонтальном же объекте, что можно интерпретировать
как расположение на поверхности Х. Производящее называет в
таких прилагательных специфический локум (могила ‘яма для
178 погребения тела умершего, а также насыпь на месте погребения’,
гроб в метонимическом значении называет то же самое), для которого актуален признак ‘углубление в земле’. В результате все,
что находится на поверхности могилы, оказывается выше ее основной части, даже не выступая вверх от ее верхней границы, и
для отражения такого рода локализации используется префикс
над-. Интересно, что во всем «Национальном корпусе русского
языка» не встретилось ни одного употребления прилагательного
намогильный, хотя словари фиксируют его как единицу современного русского языка.
1.3. Итак, содержание прототипической ситуации, соотносимой с приставками над-, под-, суб-, включает признак ‘вертикальность’ в наивно-бытовом смысле. Более точная интерпретация того, что значит выше / ниже, зависит прежде всего от
свойств локализуемых объектов и их языковой концептуализации. Под понятие ниже / выше подводятся порой весьма непохожие конфигурации объектов. Несмотря на это, при использовании префиксов над-, под-, суб- характер локализации Х и У друг
относительно друга легко и адекватно опознается носителем языка. Для говорящего решающим в выборе префикса является расположение выше / ниже в бытовом, наивном понимании этого
параметра.
1.4. В зависимости от концептуализации объекта, относительно которого задается пространство, базовое значение приставок может реализовываться в нескольких вариантах.
‘Выше / ниже поверхности Х’. Это значение реализуется в
прилагательных, где Х концептуализирован
• как горизонтальная плоскость (надземный лист, надпочвенный слой инея, надледный камыш, подводный мир, подземный тоннель, подасфальтовое покрытие, подкнижная шпаргалка, поддонные отложения, подледный лов, подмерзлотное
озеро, подпахотный слой, подпольная мышь, подпочвенные породы, подснежное растение, подэтажная выемка),
• как горизонтально расположенный объект с видимой горизонтальной поверхностью (надкроватный ковер, надмогильный холм, надпалубное оборудование, надплитный духовой
шкаф, надпойменный дым, надречный туман, подпалубное помещение, поднавесный настил, подстольный шкаф),
179
• как горизонтальная линия (надгоризонтальное наблюдение, подтрассовый участок траектории полета, подшоссейный
переход).
В таком отражении объекта реализуется стандартная зрительно воспринимаемая картина: как правило, видима в обычных
условиях только поверхность земли, снега, воды и т. п.
В связи с данным вариантом базового значения представляется интересным прокомментировать следующее. В [Плунгян,
Рахилина, 2000] делается вывод о различной концептуализации
снега («лежащий снег – это покрытие»), воды («для воды релевантна видимая верхняя поверхность – и она же оказывается
нижней в контекстах с под»), земли («тоже слой,.. но довольно
поверхностный… Под этим слоем – как бы пустое пространство») [Плунгян, Рахилина, 2000, с. 122]. Поэтому, с точки зрения
этих авторов, возникает разное понимание сочетаний под снегом
‘под слоем снега, т. е. на земле’, под водой ‘под поверхностью
воды’ и под землей «это глубоко и далеко от поверхности земли,
там могут проходить шахты, залегать ископаемые, существовать
фантастические города и подземные жители, но не там – т. е. не
под, а в земле – находятся корни деревьев, копошатся насекомые,
зарыты клады и похоронены люди» [там же]. Не вступая в полемику с авторами статьи по поводу приведенных выводов, хотим
отметить, что адъективные префиксы так тонко не разграничивают смыслы, они больше ориентированы на категорию поверхности и выражают локализацию относительно поверхности, не учитывая другие нюансы ситуаций. Например, подснежные норы
могут находиться и под слоем снега, на земле, и в толще снега,
подводная лодка плавает не только под поверхностью воды, но и
в глубине. Кроме того, в контекстах регулярно встречается использование приставки под- для локализации относительно земли
корней растений, кладов, захоронений (подземная часть растения, подземные клады, подземная постель, подземная обитель).
Важной для выбора приставки оказывается локализация ниже
поверхности Х, приставка обозначает нахождение и непосредственно под поверхностью, и на достаточном удалении от нее, однако эти сведения не содержатся в значении префикса, а бывают
получены из более широкого контекста, порой из целого текста.
Ведь даже по словосочетанию, например, подводные растения и
180 т. п. невозможно узнать, находятся ли они в толще воды или сразу под ее поверхностью.
‘У верхнего / нижнего края Х’. Этот вариант базового значения реализуется в прилагательных, в которых производящее
называет Х, концептуализированный как вертикальная плоскость
(надвратная икона, наддверная подкова, надоконный карниз,
подстенные строения, подзаборный мусор, подзеркальная полка, подыконный столик, подоконный холодильник, подворотное
отверстие). Х может представлять собой как ограниченную вертикальную плоскость, так и отверстие в вертикальной плоскости
(окно ‘отверстие в стене для света и воздуха, а также рама со
стеклом, закрывающая это отверстие’; дверь ‘1. проем в стене для
входа и выхода; 2. укрепляемая на петлях плита, закрывающая
этот проем’; ворота ‘проезд внутрь строения или за ограду, закрываемый широкими створами, а также сами эти створы’). Как
становится очевидным из словарных дефиниций, различия между
указанными типами объектов (вертикальная плоскость и отверстие в вертикальной плоскости) непоследовательно отражаются в
лексикографической практике, что вполне удовлетворительно
можно объяснить именно тем, что при выборе средства номинации отношений в вещном пространстве указанные различия оказываются несущественными для носителя языка. Локализуемый
объект находится выше / ниже, чем основная часть Х-плоскости и
Х-отверстия. В данной ситуации признак строгой вертикальности
также может сниматься, так как У может находиться как строго
вертикально, так и сбоку от Х:
128) А лес стоит заколдованный и слушает, какие чары
встают в нем с полуночи, а сонная речка бежит, и журчит, и
бормочет что-то надбережным яворам (В. Г. Короленко);
129) В древности на Руси висельщики служили в кабаках
подстенными декоративными элементами (www.hangglider.kiev.ua/
talks/hang.html).
В языковом материале также представлен вариант базового
значения ‘ближе к верхнему / нижнему краю, чем Х’ (надстрочный / подстрочный значок). Специфика этой контекстной
реализации значения приставки предопределяется свойствами
объекта строка, относительно которого задается локализация.
Строка является объектом, концептуализированным как линия,
181
интегрированным в плоскость листа, и не может существовать
вне этой плоскости. Любой знак, расположение которого отражается с помощью приставки над-, находится ближе к удаленному
от наблюдателя краю листа, который концептуализирован как
верх листа. Приставка под- номинирует положение ближе к нижнему краю листа. Именно такая локализация и интерпретируется
как нахождение выше / ниже строки. В данном использовании
языковых средств закреплена прототипическая ситуация чтения:
читающий держит лист (книгу) перед собой, она находится в
почти вертикальном положении, при этом верхний край слегка
отклонен от читающего, строки располагаются одна под (над)
другой. Как и в случае с концептуализацией тела человека, в этой
ситуации не имеет значения реальное расположение (вертикальное или горизонтальное) той плоскости, на которой находится
строка. Кроме того, важно еще и направление чтения сверху вниз.
‘Дальше от ног / ближе к ногам, чем Х’. Этот вариант базового значения реализуется в прилагательных, образованных от
существительных-имен частей тела человека (надбровный шрам,
надбрюшный мускул, надглазная морщина, надглазничное отверстие, надглоточный нервный узел, надгортанный нерв, надгрудный карман, надключичная артерия, надлобковый разрез,
надлобная шишка, надлокотный браслет, надостная ямка, подостная мышца, надлопаточная артерия, надпяточная скоба,
надчелюстной треугольник, надъязычная мышца, подбрюшная
фибромиома, подвздошная кость, подглазничная вена, подглазный синяк, подглоточный катетер, поддиафрагмальный абсцесс, подгрудная складка, подбугорная область мозга, подгубная
линия подбородка, подключичный катетер, субмаммарная
складка ‘располагающийся ниже грудной железы’, сублингвальные таблетки ‘помещаемый под язык’, субталамическая область ‘область головного мозга, располагающаяся ниже таламуса’) [Медицинская энциклопедия]. В интерпретации этого значения приставки задействована только категория вертикальности,
определяющая позицию объекта по отношению к поверхности
Земли. Объект локализуется на оси верх / низ, что обусловлено
особенностями человеческой биологии. Выделение вертикальной
оси, образуемой земным притяжением, является жизненно важ182 ным для всех живых организмов. Для человека вертикальное положение является еще и специфическим признаком его биологического вида: прямохождение отличает его от других млекопитающих. Стандартное вертикальное положение человека оказывается главным, и поэтому тело человека концептуализируется
как вертикально ориентированный объект, многие части которого
расположены друг по отношению к другу на вертикальной оси.
Положение органов определяется через оппозицию выше / ниже
наряду с оппозицией справа / слева. Главной оказывается обычная ориентация человека – вертикальная, и язык не реагирует на
случаи ее изменения, так как низ и верх человека воспринимается
языком как постоянные пространственные координаты, независимые от реального положения человека в данный момент (вертикального или горизонтального): голова всегда концептуализируется как верх, а ноги как низ. Таким образом, основной перцептуальный признак ситуации – вертикальность – воплощается в
рассмотренных ситуациях в связи с категориями верх / низ, которые по отношению к телу человека являются постоянно ориентированными. Главное, чем руководствуется говорящий при выборе
средства номинации, – расположение У не по отношению к реальной визуально воспринимаемой вертикальной оси, а по отношению к концептуальной оси, соотнесенной с телом человека.
‘С наружной / внутренней стороны Х’. Данное значение
реализуется в прилагательных, локализующих У относительно Х,
концептуализированного как объект, имеющий внешние выделимые границы и соответственно, наружную и внутреннюю стороны (наджаберная крышка, надколесный кожух, надкостная
плевра, надчерепной сухожильный шлем, надхрящевой склероз,
подкожный жир, подслизистый слой, подкорный клоп, подкорковый слой древесины, подглазурная роспись, подкостный имплантат, подколесная арка, подчерепная гематома, субповерхностное рассеивание ‘проходящий через поверхность объекта во
внутреннюю область’, субэпидермальное сплетение ‘находящийся под эпидермисом’, субдуральная гематома ‘находящийся под
твердой мозговой оболочкой (наружной мозговой оболочкой)’,
подпаутинное (субарахноидальное) пространство ‘находящийся под паутиной оболочкой головного мозга’) , субкапсулярная
183
катаракта ‘под капсулой хрусталика’., субкортикальный процесс ‘расположенный ниже коры головного мозга, под ней’
[Большой медицинский словарь]) .
Указанный тип Х не обладает устойчивой ориентацией по
отношению к вертикали, среди его характеристик важна только
поверхность. При этом Х концептуализируется как имеющий
внешнюю и внутреннюю поверхность. Основой в адекватном понимании типа локализации, выражаемого в подобных случаях
приставками над-, под-, суб-, является не вертикальность, а то,
что наружная сторона считается верхом, а внутренняя низом (ср.:
нижнее белье, верхняя одежда). С такой ситуацией вполне согласуется и концептуальный признак базовой ситуации: производящее в этом случае называет объекты-плоскости, воспринимаемые
как границы видимого и невидимого, видимое, располагающееся
с внешней стороны концептуализируется как находящееся над
локализатором, невидимое, находящееся с внутренней стороны –
под ним.
Тем самым носитель языка отмечает один из факультативных, но частотных признаков, связанных с обязательным признаком вертикальности как причина и следствие: ‘находящийся выше поверхности Х’– значит ‘видимый’. В результате важнейший
признак вертикальности не устраняется, а как бы замещается
признаком ‘видимый / невидимый’. (На связь смыслов ‘низ’ и
‘невидимый’ указывает Д. В. Якунина при анализе значений глагольной приставки при- [Якунина, 2001]).
Указание на такой тип локализации является традиционным
и распространенным способом описания анатомии человека:
130) За мышечной следует серозная оболочка, расположенная на тонкой субсерозной основе (Р. Самусев, Ю. Селин);
131) От сосудистой оболочки паутинную оболочку отделяет подпаутинное (субарахноидальное) пространство, spatium
subarachnoideum, содержащее спинномозговую жидкость
(Р. Самусев, Ю. Селин);
132) Под таламусом располагается субталамическая область, в которой заканчиваются красное ядро и черное вещество среднего мозга (Р. Самусев, Ю. Селин).
Наличие / отсутствие контакта оказывается, как и в базовой
ситуации, факультативным признаком, что делает словарные де184 финиции, одновременно использующие операторы над и поверх,
совершенно обоснованными (наджаберный ‘находящийся над
жабрами, поверх жабр’, надколесный ‘находящийся над колесами, покрывающий колеса’). В этих дефинициях смысл ‘поверх’
конкретизирует смысл ‘над’, но не выделяется как новое значение префикса.
Тот же тип пространственных отношений зафиксирован в
прилагательных подкрыльное оперение, подколенная складка.
Производящие в этих адъективах называют объекты с устойчивой фасадной ориентацией. Находящееся с тыльной стороны
концептуализируется как расположенное ниже и номинируется с
помощью префикса под-.
Интересно базовое значение представлено в прилагательном
суб-Сахарная (часть Африки), обозначающем ЮАР. Как известно, ЮАР находится на юге Африки и на географической карте
изображается ниже пустыни Сахара. В данном случае префикс
отражает не расположение реальных объектов, а то, как представляет его носитель языка, знакомый с географией. Этот факт
подтверждает мысль о том, что научные знания влияют на языковую картину мира.
Достаточно специфическим образом базовое значение префиксов реализуется в прилагательных, образованных от названий
объектов, расположенных высоко над землей (звезда, облако,
солнце, луна). Несмотря на некоторые отличия в способе реализации базового значения приставками над- и под-, обнаруживается явное сходство когнитивных оснований указанного семантического процесса.
У ряда прилагательных с приставкой над- словари выделяют
значение ‘находящийся далеко от Х’(надзвездный, надлунный,
надоблачный). Реализация этого значения прилагательного возможна на основе особенностей моделирования мира относительно объектов, названных производящим. В значениях прилагательных окружающая действительность отражается такой, какой
ее обычно видит человек: звезды, луна, облака всегда расположены очень высоко и воспринимаются как объекты, отделенные
огромным расстоянием. Поэтому естественно, что это расстояние
диктует прежде всего дистантную интерпретацию значения: надоблачный ‘находящийся, расположенный высоко в небе, над
185
облаками’, надзвездный ‘в поэтических образах: находящийся
выше звезд, обнимающий весь мир’ [БАС]. Префикс отражает
стандартное расположение подобных Х по отношению к наблюдателю: всегда выше него с возможным отклонением от строгой
вертикальности и имеет значение ‘выше Х’.
У прилагательных подзвездный, подлунный, подоблачный,
подсолнечный словари выделяют две группы значений:
а) ‘находящийся очень высоко’;
б) ‘находящийся на Земле’.
И в самих значениях, и в том, что они соотносятся с совершенно разными, если не противопоставленными, участками пространства, но при этом передаются одним словом, мир отражается таким, каким его видит человек: звезды, луна, облако, солнце
всегда расположены над землей. Следовательно, подзвездный –
это тот, который находится ниже звезд, а значит, может быть
расположен и на земле. Кроме того, звезды, луна, облака, солнце
всегда воспринимаются как необыкновенно отдаленные объекты,
отделенные огромным расстоянием, и все, что располагается в
этом участке пространства, во-первых, видится с земли ниже
звезд, луны (отсюда и использование приставки под-), а вовторых, оценивается как очень далекое, недоступное.
Фактически же обе эти реализации приставки являются вариантами одного значения, так как определяют однотипные ситуации: с точки зрения человека, наблюдающего небесные объекты, У находится ниже Х. Признак строгой вертикальности оказывается факультативным.
У приставки под- можно отметить следующие варианты базового значения.
‘У нижнего края Х’ (подбашенный часовой, подфонарный
лев). Локум концептуализируется как вертикально ориентированный трехмерный объект, локализуемый объект находится ниже,
чем основная часть локума, у его нижнего края. Признак строгой
вертикальности снимается. В реальности край, за который крепится У, может находиться выше самого объекта Х:
133) Идет разливка стали. Алексеев взобрался почти к подкрановым балкам, на самую верхнюю галерею пролета (А. Бек).
Использование в этих прилагательных приставки под- говорит о том, что нормальным, естественным считается крепление
186 названного предмета за его основание, которое и выступает как
низ объекта с абсолютной ориентацией.22 В качестве базовой выступает обычная вертикальная ориентация объекта, язык игнорирует то, что предмет находится «вниз головой», как и в случае с
телом человека.
Значение прилагательных подъяремный, подседельный в
словарях определяется как ‘носящий Х’. Вновь отражается реальное положение вещей: ярмо и седло обычно располагаются
выше того, кто его носит. Формула, использованная в словарной
дефиниции, со словом носящий наводится семантикой и валентностью производящего. Приставки же выражают значение ‘ниже
Х’. Однако если с помощью пространственной конфигурации
определяется локализация не животного, носящего ярмо и седло,
то в этом случае приставка называет положение ниже Х (подъяремный колокольчик, подседельный штырь). В сочетании подъяремный войлок приставка использована для номинации положения с внутренней стороны Х.
Из выявленной ситуации можно сделать два вывода. Вопервых, интерпретация позиции ниже Х происходит в конкретной ситуации в зависимости от свойств Х и У, говорящий же
подводит все эти разные в перцептуальном смысле ситуации под
один тип, который выделяется на основе актуализации категории
‘низ’: ‘У находится ниже Х’. Поэтому все конкретные значения,
которые приобретает префикс в подобных случаях, следует признать вариантами одного значения.
Во-вторых, словарные статьи, в которых значение локативного прилагательного интерпретируется через предикаты, «наведенные» сочетаемостью прилагательного, представляются спорными, поскольку определяют только некоторые частные случаи
проявления значения прилагательного и префикса (более подробно см. Горбунова, 2005, с. 96–108).
‘В границах Х (подусадебная земля). В этом прилагательном усадьба концептуализируется как объект, локализуемый на
22
Ср.: «Низ <нижняя частъ> Х-а = 1. 'та часть Y предмета X, которая при его
нормальном положении находится ближе к земле или к точке опоры Х-а, чем
все другие его части' | Х = ('абсолютная ориентация по верху/низу'» [Апресян,1995а, с. 110].
187
другом объекте, выше него, что вполне соответствует реальному
положению вещей.
Как следует из анализа, все описанные случаи текстовых
реализаций локативного значения приставок над- / под-, суб- являются вариантами одного значения, так как представляют общий тип локализации объекта У в зоне Х, интерпретированной
как верх, верхняя окрестность / низ, нижняя окрестность.
Анализ того, какие типы локализации объектов отражаются
с помощью приставок над- и под-, показывает, что в русском
языке категория вертикальности совмещается с категориями
‘контакт’, ‘внутренность’, ‘поверхность’, ‘фасадность’ таким образом, что языковые средства, предназначенные прежде всего для
отражения вертикальности, используются и для номинации расположения У у нижнего края Х, с тыльной стороны Х, с внутренней стороны Х. Эта ситуация позволяет говорить о доминирующем положении категории вертикальности по сравнению с другими названными категориями и не согласиться с Р. Гржегорчиковой [Гржегорчикова, 2000, с. 82] в том, что для русского языка
не характерна комбинация категории вертикальности и других
пространственных категорий.
2. Производные значения:
2.1. ‘В зоне, примыкающей к Х’ (подлесная территория,
подмосковный поселок, подстоличный житель). Это значение –
результат определенной операции c ситуацией ‘примыкающий
к нижней части Х’. Ориентация по нижнему краю позволяет
толковать это значение как ‘прилегающий, находящийся рядом’. В этом случае объекты, как правило, находятся в соприкасающихся или в очень близких областях пространства. Предметы, локализованные с помощью прилагательных подзеркальный
столик, подзаборная трава и под., не могут находиться далеко
от локализатора и поэтому воспринимаются как единая с ним
система. Если же производящее называет крупный объект, то и
система локализуемых объектов и расстояние между ними становится неопределенным, локализатор теряет очертания и концептуализируется не как фигура, а только как центр какой-то области. Значение ‘примыкающий к нижней части Х’ преобразуется
в весьма неопределенное ‘прилегающий к Х’. Производящее в
таком случае просто называет центр области, в которой находит188 ся другой объект, причем эта область может быть сколь угодно
большой.
В такой ситуации редуцируется важнейший базовый признак
вертикальности, причем дважды. Во-первых, с помощью приставки под- локализуются объекты, находящиеся друг по отношению к другу в горизонтальной плоскости. Во-вторых, производящее называет объект, концептуализированный как горизонтальная плоскость или область, находящуюся в горизонтальной
плоскости. Поэтому в значении приставки всякое указание на
вертикальность отсутствует. Данные когнитивные процессы поддерживаются концептуальной составляющей: Х доминирует в
пространстве. Концептуализация Х в под- ситуациях как объекта,
доминирующего в пространстве, отличает значения префиксов
под- и около- в сочетании с названиями городов и природных зон.
Прототипическая около- ситуация предполагает, что Х является
объектом, организующим зону локализации У, ее центром, желаемой областью, что, однако, не означает доминации, которая
характерна для концептуализации Х при использовании приставки под-. Обнаруживается, что значения прилагательных околостоличный, околомосковский отличаются от значений подстоличный, подмосковный именно наличием / отсутствием указания
на иерархичность. Важным является и то, что приставка около- в
этой области проявляет гораздо большие синтагматические возможности, чем под-, которая используется только в прилагательных подмосковный и подстоличный, где производящие называют
географические объекты, мыслящиеся как безусловные центры,
доминирующие не только в пространстве.
В этом случае устраняются все перцептуальные признаки
базовой ситуации, кроме самого общего – ориентация в пространстве одного объекта относительно другого, без конкретизации типа ориентации, поэтому следует говорить о новом значении приставки.
Вариантом базового значения является ‘на границе Х’ (подстепные травы, подтаежные леса). Его можно рассматривать
как результат переосмысления ситуации, отражаемой вариантом
базового значения ‘примыкающий к нижней части Х’. Производящее, называющее вертикальную плоскость, уступает место
производящему, номинирующему ограниченную горизонтальную
189
плоскость, а значение приставки ‘у нижнего края’ соответственно – значению ‘у края’, что при взаимодействии с семантикой
производящего преобразуется в ‘у границы’;
2.2. ‘Подобный Х’ (субгоризонтальное залегание ‘располагающийся в направлении, близком к горизонтальному’, субвертикальный коридор, субмеридианальное направление‘ располагающийся в направлении, близком к направлению меридиана’,
субширотный ветер, субдолготная плита, субзернистая
структура слитков). Эти прилагательные локализуют объект в
вещном пространстве, как и все описанные выше. Но процессы,
происходящие в случаях 2.1., коренным образом отличаются от
того, который имеет место в данном случае. Во всех ранее рассмотренных прилагательных приставка выражала соположение
объектов в вещном пространстве. Толчком к варьированию значения префикса становилось разное осмысление объекта, названного производящим и выступающего в качестве локализатора
(как трехмерного, вертикальной или горизонтальной плоскости,
границы). В прилагательных на первый план выступает статус
локализуемого объекта: субширотный ‘располагающийся в направлении, близком к направлению широты’. И этот статус неполноценности концептуализируется как более низкий по отношению к полноценному, т. е. проявляющему признаки в полном
объеме. Указанное значение возникает на основе перцептуального признака – расположения в зоне нижней границы локума. Как
мы уже отмечали, локум может задавать как место расположения
У, так и качественные характеристики области, поэтому появляется возможность не только ориентировать У относительно Х, но
и сопоставлять с ним. Близкие, но все же меньшие показатели
или неполное проявление признака маркируется приставкой суб-.
‘Близкий’ теперь понимается не как ‘находящийся на небольшом
расстоянии от Х’, а как ‘почти достигающий характеристик Х’.
Несомненно, что связь между этими двумя типами отношений
метафорическая, а приставка употребляется в новом значении.
При использовании префикса для выражения этого типа отношений между объектами эксплуатируется основной признак
базовой ситуации ‘вертикальность’, переосмысленный как ‘статусность’.
190 2.3. О регулярности использования единиц с базовым локативным для выражения темпоральных смыслов сказано много и
убедительно. Специфика темпорального значения, выражаемого с
помощью приставки под-, в том, что обычно горизонтально концептуализируемая ось времени в прилагательных подзимний посев, подледниковый период ‘эра динозавров’ воспринимается как
вертикальная [см. Крейдлин, 1997]. Время движется снизу вверх,
приставка несет значение ‘раньше, накануне Х’. Время представляется как совокупность событийных пластов, располагающихся один на другом (ср. временной пласт). События как бы
наслаиваются одно на другое. То, что произошло раньше, оказывается под тем, что имело место позже. Носитель языка является
археологом, снимающим один событийный пласт за другим: то,
что находится ниже, предстает перед его глазами позже и эксплицируется в языке с помощью приставки под-, тем самым выражается метафорическое восприятие соотношения объектов.
2.4. Видимо, в иерархические отношения может вступать
любой объект из находящихся в вещном пространстве. Но, как
правило, отношения между вещными объектами не являются легко и самостоятельно осознаваемой частью наивной картины мира, так как структура вещного пространства по отношению к его
другим свойствам носит атрибутивный характер. Для вычленения
отношений в этом типе пространства необходимы специальные
мыслительные операции, актуальные, как правило, в научном
познании и зафиксированные лишь корпусом терминов. В социальном пространстве – обществе – иерархия наблюдаема и значима, что выражается в системе отношений между начальником и
подчиненным, выборе социальных приоритетов и т. п. В социуме
отношения между объектами интерпретируются как взаимное
расположение объектов. Таким образом, приставка под- вовлекается в отражение отношений между объектами в социальном
пространстве и употребляется в значении ‘подчиненный, находящийся в сфере влияния Х’ (подзаконный акт, подконвойный арестант, подконтрольное ведомство, подведомственный
комитет, поднадзорный ссыльный, подначальный отдел, подневольный человек, подотчетное подразделение, подцензурная
литература, субброкерский договор).
191
Социальное явление, названное производящими, концептуализируется как объект, который стоит выше другого объекта.
Описывается ситуация, когда один объект попал в сферу влияния
другого. В вещном пространстве в похожих случаях один предмет просто привязывается к месту, занимаемому другим предметом, но никакой связи, зависимости между ними не отмечается. В
социальном пространстве расположение в пространстве с доминирующим центром Х обозначает нахождение в его власти, подверженность его влиянию. Возможно, что в такой концептуализации социальной иерархии сыграло роль представление о том,
что объект, находящийся сверху другого, воздействует на нижний (хотя возможно и обратное). Происходит переосмысление
самого типа отношений. Пространственная вертикаль переводится в область социальных отношений, метафоризируется, и позиция объекта, считающегося менее значимым, престижным, занимающего подчиненное место в социуме, осознается как нахождение ниже в социальной иерархии. То, что при использовании
приставки метафоризации подвергается сам тип отношений, позволяет выделить ее новое значение ‘во власти Х, подчиненный
Х’. Можно говорить о том, что «метафора когнитивно обрабатывает не только номинативные единицы языка, но и строевые элементы» [Телия, 1988, с. 47].23
2.5. ‘Соразмерный с Х’ (подсильное дело). Это значение
возникает на основе следующей концептуализации ситуации: Х
находится выше, поэтому имеет возможность воздействовать на У.
2.6. ‘Больше / меньше Х’. Данное значение реализуется при
обозначении отношений как в вещном, так и в умозрительном
пространстве. В последнем случае использование префикса основано на примерах восприятия непредметных сущностей (величин,
процессов, состояний) как объектов с внешними границами. Специфика восприятия таких объектов не только в том, что у них
имеются умозрительные границы, но и в том, что эти границы
используются как некая точка отсчета, по отношению к которой
23
О локативной природе значений социального пространства см. [Крейдлин,
1994; Плунгян, Рахилина, 2000; Лотман, 1965; Шерер, 1979; Кустова, 2004;
Яковлева, 1993; Селиверстова, 2000; Маляр, Селиверстова, 1998; Рябцева, 1999;
Плунгян, Рахилина, 1996; Плунгян, Рахилина, 2000; Кустова, 2004].
192 оценивается объект, локализованный относительно Х. В значение
существительных, называющих локумы этой группы, как правило, входит компонент ‘размер’, ‘величина’ (калибр ‘определенный размер какого-н. изделия’, порог ‘наименьшая возможная
величина, граница проявления чего-л.’, интеграл ‘величина, получающаяся в результате действия, обратного дифференцированию’), либо такие существительные называют единицу измерения (метр, секунда). Отклонение от параметров, задаваемых Х, в
большую сторону маркируется префиксом над- (надкалиберный
размер ‘такой, диаметр которого больше калибра орудия’, надтарифная ставка, надынтегральные значения, надпороговая
чувствительность), в меньшую – суб- (субмиллиметровые
электромагнитные волны ‘с длиной меньше миллиметра’, субмикронная частица ‘с размерами меньше микрона’, субмикрометровая область ‘меньше микрометра’, субмикроскопическая
биологическая частица ‘меньше, чем микроскопические частицы
(видимые в микроскоп)’, субсветовая скорость‘ близкий к скорости света’, субмикросекундный лазерный импульс, субнаносекундный фронт импульса напряжения, субнормальное значение,
субтотальное выпадение волос, сублетальные температуры).
В названных прилагательных префикс развивает новое значение
на основании повсеместно отмечаемой метафоры: отношения
между объектами прототипической ситуации переосмысляются
на базе регулярного сближения областей ‘ниже’ и ‘меньше’, ‘выше’ и ‘больше’ [Лакофф, Джонсон, 2004; Рахилина, 2000а]:
134) Надрешетный продукт грохота крупностью-30+1 мм
возвращается на доизмельчение в мельницу МПСИ («Горная
промышленность», 2004.06.30);
135) Поскольку упругое рассеяние есть в любых случаях,
можно считать, что от таких пленок происходит надбарьерное
УР (Б. Зыков, Ю. Нардая, А. М. Сабельников);
136) Субгармонические колебания в радиотехнике, субгармоники – гармонические колебания с частотами, равными обычно кратным долям значения основной частоты (БСЭ);
137) При этом происходит подавление фотосинтеза, для
которого температуры в 48–50°С являются сублетальными, а
50–60° – летальными (И. Гмелина).
193
Связь указанных смыслов усматривает и «Русская грамматика», определяя значение приставки суб- как ‘находящийся ниже
(близкий) (территориально или по величине)’, причем территориальная и квантитативная соположенность не разграничиваются.
Однако связь между смыслами ‘находящийся ниже’ и ‘меньше’
метафорическая, а следовательно, необходимо говорить о количественном значении приставок как об отдельном значении.
2.7. ‘Более / менее значимый, чем Х’. Данное значение
реализуется в сфере отражения вещного и разных типов умозрительного пространства. Для приставки над-, определяющей положение объектов в вещном пространстве, характерно значение
‘выше Х (надводный, надречный) или поверх Х’ (надколесный,
надкостный). Само расположение одного объекта выше другого
имеет следствием возможность воздействия одного на другой и
является необходимым условием этого воздействия.
Подобное осмысление локализации выше / ниже является
релевантным для объектов социального пространства, особо значимая для социума позиция доминации У, его большей социальной значимости выводима именно из позиции выше Х, что отмечает и словарь: надведомственный ‘являющийся вышестоящим
по отношению к какому-л. ведомству’.
Описываемое значение префикса представляет собой реализацию концептуальной метафоры ‘выше – значимее’. Эту метафорическую связь фиксирует «Русская грамматика» (‘находящийся выше (в прямом и переносном смысле)’ [РГ, с. 307]) и
контексты:
138) «Башнефтехим» создавалось в свое время как надпроизводственная, управленческая структура (А. Суходоев);
139) Да, под силу это музыке, даже представленной всего
лишь полунапеванием под скромный гитарный аккомпанемент,
гигантски раздвинуть рамки повествования, внести некий надсловесный смысловой план (В. Фрумкин).
Приставка суб- является одним из активнейших средств выражения иерархических отношений, особенно в сфере научной
терминологии. С ее помощью номинируется менее значимый статус объекта. Использование префикса в данном значении обусловлено метафоризацией смысла ‘ниже’ и осмыслением локализации ниже чего-либо как положения подчиненного элемента в
иерархически организованной системе.
194 140) Принципиальная возможность существования в природе и искусственного создания молекулярных патогенов, то есть
индивидуальных инфекционных молекул (в дополнение к ранее известным клеточным и субклеточным патогенам типа бактерий и вирусов), была открыта давно (А. С. Спирин);
141) С большим интересом участники симпозиума выслушали выступление профессора С. П. Капицы, обосновавшего на
примере субглобального региона – России – ряд интересных подходов к развитию населения как эволюции единой самоорганизующейся системы (Международный симпозиум «Россияне в
зеркале статистики: Всероссийская перепись населения 2002 года» (2004) // «Вопросы статистики», 2004.05.27);
142) В научных статьях используется более корректный
термин-аналог «субсенсорный (подпороговый) раздражитель
(стимул)» (М. Волков).
Вариантом данного значения приставки является ‘составляющий Х’. Его можно усмотреть в прилагательных субмолекулярный, субатомный, субклеточный, субкатегориальный в том
случае, если речь идет об объектах, составляющих Х (молекулу,
атом, клетку) и рассматриваемых в составе, в пределах Х. Иерархические отношения между Х и У в этом случае представлены
как конситуентность: субатомные частицы ‘входящий в структуру атома’, субмолекулярные системы ‘входящие в молекулу’,
субклеточные элементы, субпопуляционные объединения эритроцитов, субэтническая группа, субгеномные РНК, субнациональные правительства, субрегиональный бюджет, субфедеральный заем, субвирусные частицы.
Этот нюанс значения выявляется с помощью контекстов:
143) Теперь рассмотрим субклеточный уровень, то есть
что происходит внутри клетки. В каждой клетке содержится
множество органелл, иногда до тысячи. Может ли покончить с
собой одна из составляющих живой клетки? (nauka.relis.ru/
08/0112/08112028.htm).
Встречается довольно значительное количество контекстов,
в которых приставки над-, под- и суб- в значении ‘составляющий Х’ наряду с бесприставочными прилагательными выступают как средство структурирования действительности:
195
144) Психика складывается на всех уровнях деятельности
мозга, начиная с субнейронных молекулярных нейрохимических (а
возможно, атомных и субатомных) процессов в нейронах и кончая общемозговыми системными процессами (Н. И. Чуприкова);
145) Биологические мембраны – тонкие пограничные
структуры молекулярных размеров, расположенные на поверхности клеток и субклеточных частиц, а также канальцев и
пузырьков, пронизывающих протоплазму (БСЭ);
146) Образование, функционирование и распад подобных нанокомплексов представляет более высокий – надмолекулярный,
или субклеточный уровень организации живых систем
(edu.ulsu.ru/);
147) В биологии выделяют следующие уровни организации:
клеточный, субклеточный и молекулярный уровень (В. Демин);
148) Таким образом, речь идет о математической задаче
явного разделения полиномов и экспонент в рамках единой меры
с выделением множества функций, разграничивающих полиномы
и экспоненты, и дополнительных множеств субполиномиальных и надэкспоненциальных функций (М. В. Ульянов).
2.8. ‘Общий для нескольких Х.’ Значение реализуется в
сфере обозначения отношений между объектами социального
пространства и не отмечается ни одним из словарей. Между тем в
контекстах, описывающих общественные отношения, это одно из
самых частотных значений приставки над-:
149) Одним из условий превращения страны в периферийную
является разрушение в ней исторически сложившихся крупных
надэтнических синтезов (И. Орлова);
150) Мы намерены стать наднациональным и надгосударственным образованием, ведь мы объединяем не страны, а народы Северного Кавказа (Ю. Сосоламбеков);
151) С точки зрения семиотики, культура представляет собой коллективный интеллект и коллективную память, т. е. надындивидуальный механизм хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых (Ю. Лотман);
152) Но решать вопросы будет надбанковский единый союз
(С. Куняев);
196 153) Строя надконфессионную религию всеобщей любви,
бхакты принижали роль происхождения, касты, религии, культа
(А. Куценков);
154) Муниципальный район – это некоторая надмуниципальная надстройка, призванная решать те вопросы местного
значения, которые в силу отсутствия соответствующей инфраструктуры не могут быть решены отдельными муниципальными образованиями (Парламентские слушания «О проекте федерального закона «Об общих принципах организации местного
самоуправления в Российской Федерации» (2003.04.03);
155) В драме невозможно сочетание целостных кругозоров
в надкругозорном единстве, ибо драматическое построение не
дает опоры для такого единства (М. М. Бахтин).
Локализация за рамками, установленными Х, позволяет занимать больший фрагмент пространства, за пределами Х взаимодействовать с другими объектами, что приводит к образованию
областей, общих для нескольких однородных У. Это значение
является специфическим для адъективной приставки над-. Ни
предлог над, ни глагольная приставка не способны выражать
данный тип отношений.
3. Семантическая структура.
Префикс
Значение
префикса
1 Выше / ниже Х
над-
под--
суб--
надкрылечный
надземный
подреакторный
субальпийский
выше / ниже поверхности Х
у верхнего / нижнадоконный
него края Х
ближе к верхненадстрочный
му/ нижнему
краю, чем Х
ближе к ногам
надгортанный
/дальше от ног,
чем Х
с внешней/ внутнадчерепной
ренней стороны Х
подземный
синонимы /
антонимы
наназемный
подоконный
подстрочный
подгортанный
подчерепной
субповерхностный
предпредглазничный
зазабрюшинный
197
Префикс
Значение
префикса
2. Больше/ меньше Х
наднадынтегральный
превышающий
пределы Х
надчеловеческий
3. Более /менее
значимый, чем Х
составляющий Х
надминистерский
4.Общий для нескольких Х
надбанковский союз
5. Прилегающий
кХ
под--
8. Подчиненный
Х
9.Соразмерный Х
синонимы /
антонимы
субклеточный
вневнечеловеческий
субдоминантный
субкатегориальный
транстранснациональный
меж- (между-)
межмуниципальное образование
околоокологородской
подмосковный
6. Подобный Х
7. Раньше Х
суб--
субширотный
подзимний
предпредзимний
поднадзорный
подсильный
4. Комментарии.
Как становится очевидным из анализа, области денотации
приставок над- и под- в вещном пространстве абсолютно совпадают, что позволяет безоговорочно считать префиксы антонимичными. Данное положение дел обусловлено, с одной стороны, тем, что
набор перцептуальных составляющих, входящих в прототипические над- и под- ситуации, одинаков, с другой стороны, тем, что
префиксы отражают симметричное расположение объектов.
Кроме того, префиксы обнаруживают поразительное совпадение при варьировании базового значения. Это сходство не
198 только в самом наборе вариантов, но и в способности сочетаться
с одними и теми же производящими, и в том, что объекты, называемые производящими, одинаково концептуализируются. Отмеченная ситуация еще раз подчеркивает значимость оппозиции
верх / низ в языковой картине мира и в когнитивной деятельности, поскольку разные в перцептуальном плане ситуации (выше /
ниже, с внешней / внутренней стороны, дальше / ближе) концептуализируются как топологически тождественные через осмысление свойств объектов в категориях верх / низ. (Ср.: «Понятия
‘верх’, ‘низ’ могут рассматриваться как зависимые от декартовой
системы координат (и обусловленные физическими законами
нашего мира), так и определяемые внутренним строением объекта» [Мазурова, 2000, с. 137–138]).
Неактивность приставки суб- при отражении локализации в
вещном пространстве можно объяснить ее стилистической маркированностью, функционированием в области терминологии,
большей ориентацией на номинацию иерархических отношений.
Насколько полное совпадение обнаруживают приставки нади под- при варьировании базового значения, настолько серьезно
не совпадает номенклатура их производных значений. Как представляется, объяснить это можно различиями в концептуальных
составляющих прототипических ситуаций. Пространство верха в
языке концептуализируется как открытое, бесконечное, а низа
как закрытое, ограниченное [см. Плунгян, Рахилина, 2000; Пайар,
Плунгян, 2000; Мазурова, 2000]. В этой логике под- ситуация интерпретирует доминирующую пространственную позицию локума как господство, подавление: Х находится выше, поэтому может воздействовать на У. Именно поэтому у приставки под- имеется производное значение ‘подчиненный, подвластный Х’. Это
самое частотное производное значение данного префикса (более
подробно см. главу 3). Отсутствие подобного значения у адъективной приставки над- объясняется отсутствием в прототипической над- ситуации концептуального компонента ‘господство,
подавление’. Более того, приставка над- по той же причине не
имеет употреблений вроде власть над человеком, превосходство
над индивидуумом. При наличии сочетаний надгосударственная
власть мирового правительства, наднациональные механизмы
контроля над общемировым развитием и подобных приставка
199
над- в прилагательных выражает другое значение ‘общий для нескольких Х’. Таким образом, в над- ситуации пространственная
доминация не концептуализируется как господство, что частотно
для предлогов над и под и приставки под-, а сознается как принадлежность к открытому пространству.
Все остальные значения под- (‘соразмерный Х’, ‘раньше Х’)
проявляются в единичных прилагательных. Значение ‘прилегающий к Х’, зафиксированное словарями в прилагательных подмосковный, подстоличный, подстепной, в узусе наблюдаются и в
некоторых собственных именах (Подлесная, Подтаежная улица).
В области производных значений схожее поведение демонстрируют приставки над- и суб-. Различия заключаются в том, что
значения ‘больше Х’, ‘превышающий пределы Х’, ‘сложнее Х’,
‘более значимый, чем Х’ приставка над- обнаруживает при номинации отношений как в социальном, так и других типах умозрительных пространства. Приставка же суб- не выражает отношения в социальном пространстве, поскольку эту задачу призвана
решать приставка под-.
Необходимо отметить специфическое значение префикса
над- ‘общий для нескольких Х’, которое не отмечается в литературе ни у предлогов, ни у глагольных префиксов.
Если же сравнивать семантическую структуру приставок
под- и суб-, то можно убедиться в том, что пересечений практически нет, приставки распределили всю совокупность значений,
антонимичных значениям приставки над-, между собой.
Анализ показал, что варьирование пространственных значений префикса обусловлено концептуализацией локума как объекта, имеющего верх и низ. Именно концептуализация обеспечивает узнаваемость ситуаций, маркируемых приставкой.
Если рассмотреть непространственные значения приставок
над- / под-, суб-, то можно выявить общую закономерность в развитии производных значений. Все они возникают на базе осмысления Х как некоторого объекта, имеющего внешние границы и
задающего ими параметры организованного вокруг него пространства. Отклонения от этих параметров в большую / меньшую сторону осмысливаются как расположение по вертикали вверх / вниз.
Как локализация выше Х концептуализируются разные, но связанные смыслы ‘больше’, ‘сложнее’, ‘значимее‘, ‘общий’, что демон200 стрирует их когнитивную общность. Генетическое и когнитивное
единство этих смыслов проявляется в том числе и в диффузности
значений языковых единиц, выявленных в ряде контекстов:
156) Это новая держава появляется в особом, надматериальном, метафизическом пространстве (Александр Панарин).
Надматериальным называется пространство, выходящее за рамки
материального, а поэтому являющееся более ценным;
157) Толстой, художник, уже только радует нас с высот
надвременного Парнаса, прозрачной и далекой обители нестареющих Муз (Вяч. И. Иванов). Именование Парнаса надвременным демонстрирует, что он не связан с каким-либо временем, он
всевременной, вечный.
Основным механизмом, поддерживающим многозначность
префиксов, следует признать метафоризацию ведущего перцептуального признака прототипической ситуации ‘выше / ниже’. Эта
же метафора лежит и в основе идеи функциональной доминации,
которую предлагают использовать авторы [Плунгян, Рахилина,
2000] как семантический вектор, который задает «общее направление развития значений многозначного слова и помогает объяснить
его динамику» [Плунгян, Рахилина, 2000, с. 123]. Однако совершенно очевидно, что смысл ‘функциональная доминация’ есть метафора локализации выше Х. Поскольку данная идея вторична,
метафорична в своей основе, то ее введение скорее следует признать возможным на одной из ступеней анализа, особенно непространственных значений, но вряд ли смысл ‘функциональная доминация’ можно считать универсальной составляющей всех употреблений языковой единицы, необходимой для анализа, как это
предлагают сделать авторы. Например, в [Кронгауз, 2001] многообразие значений глагольной приставки над- удовлетворительно
объясняется эксплуатацией смысловых компонентов ‘верх’, ’увеличение’, ‘разрушение’, ‘различие высокого и низкого статусов’.
Кроме того, функциональная доминация никак не объясняет появление у адъективной приставки над- значения ‘общий’, квантитативных значений у приставок над- и суб-. Эти значения выводимы из других признаков прототипической ситуации. Это не
позволяет согласиться и с утверждением, что русским морфемам
с семантикой ‘под’ идея функциональной доминации «свойственна во всех употреблениях» [Плунгян, 2001, с. 107].
201
Итак, префиксы над-, под-, суб- являются востребованными
как при обозначении отношений в вещном пространстве, так и
при номинации структуры непространственных областей, что
отражается в широких возможностях варьирования базового локативного значения и наличии большого количества производных значений. Из всего сказанного следует, что пространство,
отражаемое средствами русского словообразования, ориентировано не только в горизонтальной, но и вертикальной плоскостях,
и поэтому вывод о том, что в русском языке отражено «плоскостное, равнинное мышление говорящих» [Яковлева, 1995, с. 31],
вряд ли корректен. Как показывает языковой материал, более
объективно выглядят следующие выводы: «Словообразовательные средства используются в основном в целях объективации
главного противопоставления «верх – низ» [Вендина, 1999, с. 40],
к тому же «вертикальное измерение различными способами вторгается в область нашего опыта и таким образом порождает множество разных метафор» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 43], что
также говорит о его важности.
Префиксы над- и под-, обозначающие локализацию выше /
ниже Х, где Х – часть тела, фактически номинируют ситуации,
топологически идентичные ситуациям, называемым префиксом
пред- в прилагательных с производящими – названиями частей
тела (надглазный, подглазный, предглазничный). Указанное обстоятельство объясняется тем, что тело человека концептуализируется по-разному: как объект, имеющий верх и низ (над-, под-) и
как имеющий начало и конец (пред-). Поэтому расположение У
относительно Х может быть номинировано либо в связи с вертикалью, либо в связи с последовательностью.
Таким образом, данные варианты базового значения приставок над- и пред- можно признать синонимичными, а приставок
под- и пред- антонимичными.
В ряде случаев отмечается употребление прилагательных с
приставками вне- и над- как синонимичных. Синонимия приставок над- и вне- возникает на основе попадания в фокус очень общего признака прототипической ситуации ‘сопространственность
/ несопространственность’ (находится ли один объект в пределах
другого, имеют ли они точки соприкосновения) [см. Всеволодова,
Владимирский, 1982; Горбунова, 2005] и устранения специфиче202 ских, частных признаков над- ситуации. Признак ‘несопространственность’ оказывается существенным при формировании производных значений приставок, так как то или иное положение
относительно локума подчас является условием семантической
модификации (см. гл. 3) и основанием синонимизации данных
префиксов:
158) Или, другими словами, имеющее внеприродные основания (надприродные, сверхприродные, как угодно их назовите) и,
тем самым, сверхопытные, потому что все, что опытно, природно (Мераб Мамардашвили);
159) Организация эта является внеклассовой и надклассовой (Н. С. Трубецкой);
160) Кажется, что надысторическое, внеисторическое
для нее просто не существует (А. Чудаков).
Актуализация компонента ‘сопространственность / несопространственность’ через противопоставление локализации в пределах Х и за его пределами часто является основой для выявления специфики объектов:
161) Оно и не национальное, и не континентальное – оно
наднациональное, надконтинентальное (Ю. Богомолов);
162) Позднее в «Основоположении к общей теории ценностей» (1923) он наряду с личными ценностями констатирует
наличие и надличностных, «должных быть ценностями для всякого субъекта» (В. Шохин).
Нахождение вне Х в таких прилагательных с помощью использования приставки над- интерпретируется как позиция выше.
Связь смыслов ‘вне’ и ‘выше’ эксплицируется в словарных дефинициях (надклассовый ‘стоящий вне классовых группировок общества, находящийся над ним’ [БАС]) и контекстах, которые
подчеркивают не только то, что У находится за рамками Х, но и
то, что он не ограничен этими рамками, вышел за эти рамки, занимает более значимую позицию и может вследствие отсутствия
ограничений приобретать новые ценные качества:
163) Он опытный политик, всегда был лоялен к Ельцину, но в
отличие от многих других потенциальных кандидатов не состоит ни в одной партии и будет «надпартийным» кандидатом
(Лужкову будет на кого опереться // «Свободный курс»,
1997.01.23);
203
164) Все они окажутся братьями по этой новой вере, дающей, как и всякая чисто религиозная вера, столь необходимый
индивидууму надындивидуальный смысл бытия (В. Рыбаков);
165) Вдруг Сергей почувствовал зов, таинственный, безличный, полярный, без человеческого горя, без страсти, без зла и
добра, надчеловеческий, словно ведущий в непонятно-запредельную, но полную особой жизни вселенную (Ю. Мамлеев);
166) Считая психологию фундаментом философии, а эмпирический опыт – источником всякого знания, Милль не признает
никаких надвременных, вечных идей (П. Гайденко).
§ 4. ПРОТОТИПИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ КАК ФАКТОР,
ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ СЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ
АДЪЕКТИВНОГО ПРЕФИКСА
В ходе исследования семантической структуры локативных
префиксов было обнаружено, что характер прототипической ситуации (количество и качество компонентов, входящих в нее),
обусловливает семантическую структуру приставки. Кроме того,
получена информация о тех признаках пространства, которые
регулярно учитываются при выборе номинации, и о том, как эти
признаки отражаются языком, как учет тех или иных локативных
признаков взаимосвязан с семантической структурой префикса.
В этой части работы эти данные подытоживаются.
4.1. Концептуализация локума.
Важнейшей составляющей информации, содержащейся в
прототипической ситуации, является концептуализация локума
Х. Как уже было показано, не вся информация о локализации
объектов друг относительно друга входит в прототипическую
ситуацию. Концептуализация проявляется уже в том, какие характеристики объекта учитываются при выборе префикса.
При рассмотрении состава прототипических ситуаций выяснилось, что для некоторых из них значимыми являются топологические характеристики Х: длина (вдоль-, по-), ширина (через-),
нерасчлененное представление длины и ширины как протяженность в горизонтальной плоскости (транс-). При этом размер и
мерность как пространственные характеристики не учитываются.
Для прототипических ситуаций значимы признаки длины и ши204 рины, объекты же, обладающие этими признаками, могут быть
двух- и трехмерными и любого размера. Таким образом, в ряде
случаев для языка оказываются безразличными не только понятия Евклидовой геометрии (абсолютное расстояние, абсолютный
размер, форма [см. Talmy, 1983], но и некоторые топологические
признаки.
Как правило, учет в прототипической ситуации топологических признаков объекта ведет к однозначности префикса (вдоль-).
Видимо, весьма конкретное представление об объекте, заложенное в прототипической ситуации, является препятствием к семантическому варьированию префикса. Однако не все из префиксов,
соотносимых с прототипической ситуацией, жестко задающей
тип Х, однозначны, так как ее содержание не всегда исчерпывается указанием на тип объекта. Наличие других признаков позволяет расширять область денотации префикса. Например, для прототипических ситуаций, называемых базовыми значениями приставок по- и транс-, где тип объекта задан определенно, важным
является признак ‘трасса’, на основе которого у префикса и появляются новые значения.
Для прототипических около- и вокруг- ситуаций значимым
компонентом является форма зоны Х. Размер и мерность и в этом
случае языком игнорируются. Тот факт, что форма Х учитывается только в двух из интересующих нас прототипических ситуаций, да и то лишь ограниченно, в центральной части употреблений приставки около- и при употреблении малопродуктивной
приставки вогруг-, представляется весьма специфической характеристикой атрибутивно-локативной языковой модели, поскольку
установлено, что форма – это один из важнейших признаков,
учитываемых при номинации объектов [см. Кобозева, 1995,
1997а, 1997б; Рахилина 2000а].
Для целой группы прототипических ситуаций релевантным
признаком Х является наличие границы (вне-, внутри-, экстра-,
интра-, эндо-, экзо-). Эта весьма общая перцептуальная характеристика может приписываться не только объектам вещного
пространства, что приводит к экстраполяции пространственных
отношений ‘в границах / вне границ Х’ в непространственные
сферы, позволяет осмысливать их в терминах вещного про205
странства и использовать префиксы для выражения отношений
в различных мирах.
Нетопологической, но релевантной характеристикой для
прототипических меж-, интер- и по- ситуаций является множественность Х, которая всегда сочетается с их однородностью [ср. о
возможности участия разных объектов в ситуациях, номинированных предлогом между, в Кириченко 2000].
Функциональной характеристикой локума является функция
границы зон (за-, пред-, сквозь-).
Для каждой прототипической ситуации существует набор
наиболее типичных объектов, вступающих в пространственные
отношения, названные данной приставкой. Так, для приставки
сквозь- наиболее типичным Х является объект, разделяющий
пространство на зоны. У перемещается из одной зоны в другую,
преодолевая преграду в виде Х (сквозьводный, сквозьгорный,
сквозьтуманный), для приставки около- – круглый в наивном понимании объект (околоземный, околоствольный).
Одни и те же пространственные характеристики объектов и
пространственных отношений между ними могут быть в разной
степени значимыми для прототипических ситуаций, отражаемых
разными приставками, в этом в том числе проявляется концептуализирующая роль языка. Прототипическая ситуация, номинированная приставкой сквозь-, нетребовательна к топологическим
характеристикам Х. Важнейшим признаком локума в данной
прототипической ситуации является его функция границы зон, а
все другие пространственные характеристики остаются в тени.
Перемещение из одной зоны в другую, трасса, которая определяет начальное и конечной положение У, и есть содержание той
перцептуальной ситуации, которая отражается базовым значением приставки. В то же время прототипическая ситуация, соотносимая с префиксом вдоль-, предполагает ориентацию У относительно локума, имеющего такой топологический признак, как
линейная протяженность, поэтому объекты, участвующие в подобных ситуациях, концептуализированы как линия.
Нетребовательность к типу объекта определяет большую семантическую емкость префикса, что проявляется в использовании его для номинации отношений, осмысленных как пространственные, в непространственных областях (внегосударственная
206 организация, сквозьслезный смех) или для выражения новых отношений.
Базовые значения многих префиксов (вне-, внутри-, пред-,
за-, над-, под-) называют прототипические ситуации, применимые к объектам разного типа (разной формы, размера, мерности,
материальным, идеальным). Это демонстрирует, что для большинства прототипических ситуаций тип объекта не является релевантным признаком. Это обстоятельство определенным образом влияет на функционирование приставки. Безразличие к типу
локума позволяет применять префикс как средство отражения
локализации различных объектов, и в зависимости от уточнения
их характеристик уточнять особенности локализации У относительно Х, т. е. варьировать базовое значение префикса в применении к конкретному случаю. Например, дейктичность базового
значения приставок пред- и за- ‘находящийся ближе / дальше
от наблюдателя, чем Х’ снимается фасадностью объектов, названных производящим, тем, что наблюдатель может находиться
только с одной стороны Х (предалтарное убранство, предмониторный ботаник, предзеркальный столик, предыконная свеча – запечный сверчок, задиванная пыль, зашкафный таракан).
Специфика концептуализации частей тела человека как локумов
также приводит к варьированию базового значения префикса.
Значение приставок над- и под- ‘находящийся выше /ниже Х’
реализуется в варианте ‘находящийся ближе к ногам / дальше от
ног, чем Х’ (надчерепные мышцы, надгрудинный отросток,
подлопаточная родинка, поднижнечелюстной лимфоузел,
подъязычная железа). Те же базовые значения реализуются в
вариантах ‘находящийся с наружной / тыльной стороны Х’ при
концептуализации локума как оболочки (надкостный нарост,
наджаберная крышка – подкорный клоп, подкожный жир, подкостная ткань).
Итак, безразличие прототипической ситуации к типу локума
предопределяет возможность использования приставки в применении к разнообразным вариантам прототипической ситуации.
Причиной варьирования здесь является конкретизация локума, а
основой отождествления всех вариантов прототипической ситуации и текстовых реализаций базового значения приставки выступает подведение разных денотативных ситуаций под один топо207
логический тип. Толерантность к типу объектов позволяет приставке быть использованной как средство выражения отношений
между объектами в и непространственной сфере (вне-: внеправительственный, внефабульный, внеэмоциональный, внутри-:
внутрипрофсоюзный, внутрисайтовый, внутридневный), меж(между-): межсессионный, межнавигационный).
4.2. Тип локализации У относительно Х.
Атрибутивно-локативная языковая модель отражает следующие типы локализации: У находится вне / внутри Х, выше /
ниже Х, перед / за Х, в зоне Х, в интервале между несколькими Х,
на поверхности Х, пересечение Х.
Как показал анализ, такие значимые пространственные характеристики, как расстояние между объектами и наличие / отсутствие контакта, в данной языковой модели не играют важной
роли. Информация о расстоянии в качестве перцептуального признака в прототипическую ситуацию не включается. Информация
о контакте определенно выражается только приставкой на- в достаточно ограниченном числе случаев, во всех остальных случаях
она является ситуативно обусловленной и не учитывается при
номинации.
Как и в случае с типом объекта, такая характеристика, как
тип локализации, имеет прототипную организацию. Например,
для приставок над-, под- и суб- центральными являются употребления, отражающие локализацию объектов в вертикальной плоскости (надводная часть айсберга, подпростынное пространство, субальпийский пояс). Все остальные являются периферийными (подкрыльное оперение, субповерхностные слои кожи). Ситуации, названные приставкой меж- (между-), в отличие от над-,
под- и суб- – ситуаций, безразличны к вертикальной или горизонтальная ориентации: взаимное расположение локумов и локализуемого объекта наблюдается как по горизонтали (межзубная
прокладка, межматериковый пролив), так и по вертикали (межзубной звук, межмерзлотный слой). Важным оказывается множественность однородных Х и наличие расстояния между ними.
4.3. Признаки прототипической ситуации имеют определенные пределы варьирования.
Причиной варьирования может стать наивная интерпретация
признака прототипической ситуации. Например, строгая верти208 кальность может заменяться на смещенную, когда объект расположен выше Х и в стороне от него (надречные склоны, надмогильный кипарис). К таким же случаям относится концептуализация объекта в ситуации, называемой приставкой около-, как
круглого без учета мерности (двухмерный круг – околососковый
кружок – или трехмерная сфера – околопланетное пространство), неразличение круга и окружности. Такая приблизительность,
отступление от геометрических понятий характерна для языковой
концептуализации пространства, а следовательно, и для языковой
картины мира.
Также фактором варьирования прототипической ситуации, а
следовательно, и базового локативного значения префикса, часто
становятся характеристики конкретных объектов, участвующих в
локализации. Это, как правило, происходит в случаях, если прототипическая ситуация нетребовательна к типу объекта, тогда
перцептуальные признаки, учитываемые прототипической ситуацией, являются варьируемыми. При уточнении типа объекта происходит и уточнение типа локализации относительно него.
Например, прототипическая меж- ситуация характеризуется
следующими признаками: У локализуется в пространстве, образуемом промежутком между несколькими Х. Расстояние между Х
может варьироваться от значительного (межпланетные просторы) до нуля, в результате чего префикс выражает одну из разновидностей базового значения ‘соединяющий Х‘ (межвагонные
соединения) или ‘разделяющий Х’( межкомнатная перегородка).
Учет в прототипической ситуации неварьируемых признаков
объекта ограничивает и возможности варьирования базового
префиксального значения. Например, граница у объекта либо
есть, либо ее нет, этот признак не может варьироваться. Признак
длины и ширины и толщины у объекта либо имеется, либо отсутствует, он может варьироваться только в смысле размера, который, как мы выяснили, для данной модели нерелевантен. Именно
поэтому префиксы, базовое значение которых называет прототипическую ситуацию, состоящую только из информации о неварьируемых признаках объекта, чаще однозначны (вне-, внутри-,
сквозь-, эндо-, экс-, интра-, вдоль-).
Нетребовательность прототипической ситуации к типу объекта позволяет широко интерпретировать пространственные от209
ношения между Х и У, подводить под прототип разнообразные
денотативные ситуации, а значит, применять префикс в базовом
значении для номинации большого количества различных конкретных ситуаций (например, префиксы под-, над-, меж- (между-), около-, за-, перед-).
К факторам варьирования прототипической ситуации следует отнести и акцентирование каких-либо характеристик прототипической ситуации. При этом характеристики, которые не попали
в фокус, могут редуцироваться или искажаться. [Подобные ситуации в применении к толкованию самостоятельных слов см.
Вежбицкая, 1996, с. 201–231]. Это ярко проявляется, например, в
области денотации приставки под- ‘находящийся ниже Х’ (подзастрешный, подледный, подшкафный, подхолодильниковый, пододеяльный). Прототипическая ситуация характеризуется признаком расположения объектов друг относительно друга в вертикальной плоскости по направлению вниз. В том случае, если локализация происходит относительно части тела человека, вертикальная ориентация приобретает ситуативный характер. Подглоточным будет называться узел и в случае горизонтального расположения человека. А если в качестве локума выступает поверхность, не имеющая устойчивой вертикальной / горизонтальной ориентации, вертикальность конфигурации утрачивается,
важнейшим признаком оказывается расположение с тыльной стороны Х (подкожный, подкорный, подкорковый, подкостный),
имеющего устойчивую пространственную ориентацию по отношению к наблюдателю. Именно этот последний признак и является основным при выборе средства номинации. 24
Все варианты прототипической ситуации объединяются общей пространственной схемой, отождествляющей их и позволяющей для их номинации использовать одну и ту же приставку.25 Признание возможности варьирования прототипической си 24
См. о подобных механизмах преобразования семантических структур слов
[Падучева, 1998, 2000; Кустова 2004].
25
Ср.: «Носитель языка сравнивает подлежащий языковому обозначению
«денотативный материал» с прототипом и решает на основании имеющихся у
него признаков, «подводим» ли он под прототип и можно ли его обозначить
глаголом поднять. Если возникает потребность в обозначении ситуаций со
210 туации позволяет отождествить контекстные варианты употребления одной единицы и избежать теоретических трудностей при
поиске элемента, объединяющего все употребления.26
4.4. В прототипической ситуации заложен семантический
потенциал префикса, который проявляется в возможности использовать данную единицу в качестве средства номинации новых пространственных отношений или выражения отношений в
нелокативной области. Именно в общности прототипических ситуаций заложена общность семантического развития разных префиксов, настолько регулярная, что эту общность можно возвести
в ранг семантической модели (подробно см. гл. 3).
Прототипическая ситуация, обладающая большим набором
признаков, является фактором большей семантической емкости
префикса, который способен варьировать локативное значение и /
или распространять сферу своего действия в нелокативные области [См. подобные выводы о глаголах в Кустова, 2004]. Например, прототипические ситуации, называемые базовыми значениями префиксов вдоль- и по-, предполагают локализацию относительно объекта, имеющего линейную протяженность. Однако в
прототипическую по- ситуацию включен еще и признак ‘трасса’.
Жестко заданный объект для приставки вдоль- обусловливает ее
однозначность. Префикс же по- за счет признака ‘трасса’ оказывается способным варьировать свое значение в пределах локативной области, локализуя относительно Х как единичный объект, повторяющий форму Х (пограничная полоса), так и множественные объекты, замыкаемые трассой в единую конфигурацию,
или один из множественных однородных (подорожная гостиница). Кроме того, трасса становится тем когнитивным основанием,
которое лежит в основе других значений префикса.
Прототипическая ситуация выступает в роли схемы, на основе которой осмысляются другие ситуации. В результате префикс может использоваться как средство номинации вновь освоенных областей. [См. о семантической многослойности про сходными значениями каких-то параметров (пусть и не всех), исходная единица
«применяется» и к этим ситуациям» [Кустова, 2004, с. 26-27].
26
Ср. [Плунгян, Рахилина, 2000], где вводится дополнительный элемент описания «функциональный топологический тип».
211
странственных категорий, «семантической истории» оппозиций в
Цивьян, 2006, с. 12–13]. При этом отмечаются когнитивные процессы двух типов.
Во-первых, схема в готовом виде может переноситься в новую область, без изменений накладываться на новую ситуацию.
Объекты осваиваемой области осмысливаются в категориях объектов, участвующих в прототипической ситуации.
Такого рода случаи в когнитивной лингвистике квалифицируются как метафора [Лакофф, Джонсон, 2004].
Здесь следует указать, что обычно в литературе отмечается,
что теория когнитивной метафоры «рассматривает метафору
прежде всего как когнитивную операцию над понятиями и видит
в ней средство концептуализации, позволяющее осмыслить ту
или иную область действительности в терминах понятийных
структур, изначально сложившихся на базе опыта, полученного в
других областях» [Кобозева, 2000б, с. 86]. Это вполне согласуется с точкой зрения авторов теории когнитивной метафоры, которые особо подчеркивают, что метафора не является исключительно принадлежностью языка: «Мы обнаружили, что метафора
пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не
только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная
понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем,
метафорична по самой своей сути» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 25].
Однако, иллюстрируя основные положения теории когнитивной
метафоры, лингвисты используют исключительно такие примеры, в которых осмысление свойств объекта в терминах другой
категории (когнитивная метафора) сопровождается изменением
базового значения языковой единицы. Например: «Как известно,
многие семантические поля в языке (такие как восприятие, познавательная деятельность, эмоции) концептуализируются в существенной степени с помощью «языка пространства», т. е. через
обращение к физическим объектам и их перемещениям: столкнуться может быть глаголом восприятия; колебаться – ментальным, потрясти – глаголом эмоции и т. д.» [Падучева, 2004, с.
174; см. также анализ примера М. Блэка долина спит там же, с.
170–171]. Таким образом когнитивная метафора прочно связывается с появлением метафорически мотивированных значений,
что, как представляется, несколько искажает сущность самого
212 явления когнитивной метафоры и новаторский характер теории
когнитивной метафоры27.
При анализе семантического развития префикса нами было
обнаружено, что осмысление одной ситуации в терминах другой
не обязательно сопровождается изменением значения языковой
единицы, участвующей в номинации такой ситуации. Это регулярно происходит в тех случаях, когда прототипическая локативная ситуация используется в качестве схемы, которая в готовом
виде накладывается на осваиваемую область, объекты новой области осмысливаются в терминах пространства. В результате
префикс распространяет область денотации на непространственные сферы, не изменяя своего базового значения. Например, в
прилагательном внутригосударственный отношения в рамках
государства осмысливаются в соответствии с локативной прототипической ситуацией ‘один объект в границах другого’. В ходе
этого государству приписываются свойства материальных объектов – участников прототипической ситуации: наличие внутренней области и границ. Только в этом случае на социальную ситуацию возможно наложение локативной схемы и может состояться синтагма внутри + государство. Необходимо подчеркнуть,
что само слово государство использовано в базовом значении
(‘политическая организация общества’) так же, как и префикс, и
языковые механизмы переноса наименований в этом случае не
задействованы.
Следует отметить именно когнитивную природу указанного
явления, так как в данном случае значение префикса и значение
производящего не изменяются. В целом ряде подобных случаев
описанные когнитивные процессы могут сопровождаться актуализацией языковых механизмов. В прилагательном внутриконфессиональное общение значение производящего подвергается
метонимической обработке ‘вероисповедание’ → ‘люди одного
27
В работе [Кобозева, 2000б] в связи с репрезентацией когнитивных метафор
выдвигается требование разграничивать понятийные и языковые структуры:
«Реальные, «поверхностные» метафорические выражения, – это прежде всего
материал для реконструкции концептов, «переносимых» из одной области в
другую, и эти два разных типа сущностей не следует смешивать, хотя, как правило, концепты обозначаются при описании с помощью именно тех слов, которые прототипически выражают эти концепты в обыденном языке [Кобозева,
2000б, с. 87].
213
вероисповедания’. Вполне очевидно, что это произошло скорее в
угоду сочетаемости с существительным общение (поскольку общение предполагает субъектов, для этого и перестраивается значение производящего, называющего уже не социальное образование, а людей), чем из-за необходимости вступить в синтагматические отношения с префиксом внутри-. В другой же именной
группе (внутриконфессиональные правила) производящее выступает в базовом значении.
Как и префиксы вне- и внутри-, приставка сквозь- также называет однотипные отношения в пространственной и непространственной сферах на основе когнитивной метафоры, которая
позволяет осмыслить умозрительное как вещь – преграду без изменений в семантике производящего и перенести локативные отношения в другой тип пространства (сквозьвременной взгляд,
сквозьмирный проблеск). Подобная ситуация наблюдается и при
использовании приставки меж- (между-) в темпоральном значении (межсессионный, межремонтный): сессия и ремонт осмыслены как дискретные объекты, а время от конца первого события
(сессии 1) до начала другого события (сессии 2) – как промежуток.
Во-вторых, при наложении схемы ее элементы могут переосмысляться. Например, прототипическая ситуация, номинируемая префиксом суб-, предполагает, что объекты-участники прототипической ситуации располагаются вертикально друг относительно друга, У находится ниже Х или в зоне его нижней границы. При наложении этой схемы на квантитативную область отношения между объектами прототипической ситуации переосмысляются на основе регулярного сближения областей ‘ниже’ и
‘меньше’ (субмикронная частица). Локум выступает уже не как
пространственный ориентир, а как носитель параметров, являющихся точкой отсчета, основанием сравнения количественных
показателей Х и У. Использование приставки для выражения другого типа отношений обусловливает появление нового значения.
Префиксы, соотносимые с однотипными прототипическими
ситуациями, имеют сходную семантическую структуру. Это
сходство проявляется не только в том, что разные приставки способны выражать отношения в одинаковых смысловых областях,
но и в том, что механизмы производства нелокативных значений
таких приставок подобны (подробно о семантических моделях
см. гл. 3).
214 4.5. Существенную роль в функционировании префикса играет концептуальная информация. Не выявляя, входит ли она в
значение префикса [о разных точках зрения на лингвистический
статус подобной информации см. Апресян, 1995; Кобозева, 2000;
Рахилина, 1998а; Кустова, 2004; Плунгян, Рахилина, 2000], мы
отмечаем, что она является компонентом прототипической ситуации и важна для формирования семантической структуры
префикса и его участия в номинации непространственных смыслов. Кроме того, наличие концептуальной составляющей в прототипической ситуации повышает способность к участию в модификации. Например, темпоральные значения в семантической
структуре приставок пред-, по- возникают на основе концептуальной составляющей ‘трасса’. Также компонент ‘трасса’ лежит в
основе производных значений приставок меж- (между-), транс-,
интер- ‘общий для нескольких Х’.
Несомненный интерес представляет тот факт, что наличие в
прототипических ситуациях схожей концептуальной информации
может стать условием синонимизации префиксов, отражающих
разные типы локализации, различающиеся в перцептуальном аспекте. Например, именно концептуализиция локума как объекта,
задающего характеристики ситуации, как носителя точки отсчета
позволяет ряду префиксов выражать квалитативные и квантитативные значения, при этом их базовые значения отражают разные
прототипические ситуации: под-, над-, суб- – локализацию выше /
ниже Х, около-, при- – в зоне Х. Значение ‘общий для нескольких
Х’ возникает на основе эксплуатации признака ‘трасса’ у префиксов, локализующих объекты в интервале между Х (меж-, интер-)
и пересекающие Х (транс-).
Таким образом, прототипическая ситуация является тем основным фактором, который позволяет организовывать различные
значения префикса в единую систему, использовать префикс для
номинации различных типов отношений в разных сферах.
Как представляется, локалистская концепция значения префикса далеко не исчерпала себя, так как позволяет естественно и
универсально установить связь между значениями языковой единицы и выявить системность номенклатуры производных значений и механизмов их возникновения.
215
ВЫВОДЫ
Основным фактором, предопределяющим денотативные
возможности адъективной приставки и ее семантическую структуру, является когнитивный образ ситуации.
Реальная ситуация, подлежащая номинации, может отличаться от ее образа, представленного с помощью префикса. Префикс определенным образом интерпретирует ситуацию, выделяя
в ней значимое или вообще приписывая ей некоторые характеристики. Например, смысл ‘не относящийся к Х’ приставка внетрактует как локализацию за пределами Х. Интерпретация происходит за счет осмысления нелокативных ситуаций с использованием пространственных представлений, что еще раз демонстрирует базовость последних.
Подведение разных в перцептуальном смысле ситуаций под
один топологический тип происходит на основе эксплуатации
одинаковых пространственных категорий. В этом случае приставка выступает в контекстных вариантах одного значения. Пространственные категории могут выделяться в качестве когнитивно значимых из имеющихся характеристик объекта, либо могут
приписываться объекту в ходе концептуализации. Они входят в
содержание прототипической ситуации в их наивно-бытовом
смысле.
Концептуализация является необходимым условием, обеспечивающим возможность сочетаемости префикса с производящим
определенной семантики при варьировании базового значения
Концептуальная составляющая прототипической ситуации
расширяет денотативные возможности приставки и позволяет ей
включаться в большее количество системных отношений.
Наличие концептуальной составляющей прототипической
ситуации повышает семантический потенциал приставки, который проявляется не только в производстве новых значений, но и
в ее семантическом вкладе в процесс формирования нелокативного значения всего прилагательного.
Различия в семантической структуре синонимичных и антонимичных префиксов могут быть обусловлены наличием / отсутствием или различием концептуальных составляющих прототипических ситуаций.
216 Однозначность префикса часто обусловлена очень конкретным способом называния типа локализации, не допускающим
возможности разнообразной интерпретации. Как правило, это
касается тех приставок, которые еще не вполне утратили связь с
наречием (позади-, вдоль-, возле-, вокруг-).
Приставка может обозначать однотипные отношения в пространственной и непространственной областях (вне-, внутри-,
меж- (между-). В этом случае необходимо, чтобы объект из непространственной области был концептуализирован как вещь,
что происходит за счет приписывания ему пространственных характеристик (дискретность, граница и т. п.)
Производные значения возникают как результат метафорического осмысления перцептуальных признаков прототипической ситуации, так и на основе актуализации концептуального
компонента.
Адъективные приставки обнаруживают значения, которых не
имеют ни соответствующие предлоги, ни глагольные приставки.
Прототипическая ситуация, отражаемая базовым значением
адъективного префикса, гораздо более схематична, чем прототипическая ситуация предлога. В нее включается значительно
меньше перцептуальных признаков, влияющих на функционирование приставки, чем в случае с предлогом. А вот роль концептуального компонента оказывается намного значимее, чем для
предлога, поскольку именно на его основе приставка развивает
значения, нехарактерные для соответствующего предлога.
При отражении пространства как симметричного задействуются категории ‘вместилище’, ‘низ / верх’, ‘перед / зад’. При этом
анализируемый языковой материал не эксплицирует другую оппозицию в горизонтальной плоскости ‘справа’ / ‘слева’, в чем
проявляется специфика средств атрибутивно-локативной модели
и одновременно большая значимость оппозиции ‘перед’ / ‘зад’ по
сравнению с ‘право’ / ‘лево’ [см., например, Кравченко, 2004, с.
36 и след.; Апресян, 1995, с. 112; Апресян, 1995а, с. 635].
В арсенале атрибутивно-локативной языковой модели имеются специфические средства, использующиеся для отражения
симметрии только в рамках данной модели: экстра-, экзо-, экс-,
интра-, эндо-, суб-.
217
Приставки, отражающие пространство как симметричное,
нельзя назвать абсолютно антонимичными [см. об этом на другом
материале Апресян, 1995а; Рахилина, 2000а]. Для этого существует ряд оснований.
Во-первых, далеко не всегда префиксы проявляют одинаковые синтагматические возможности. В результате одна из симметричных моделей может оказаться нереализованной. Как правило, большую представленность в прилагательных демонстрируют модели, отражающие внутреннюю, скрытую сторону объекта, что имеет когнитивную основу.
Во-вторых, при полном совпадении в наборе перцептуальных компонентов прототипические ситуации, связанные с антонимичными приставками, отличаются концептуальной составляющей. Как правило, концептуализации подвергается только
одна из симметричных сторон, причем это сторона, невидимая
говорящему / наблюдателю, скрытая (внутри Х, за Х, под Х).
В-третьих, антонимичные приставки имеют лишь частично
совпадающую семантическую структуру.
218 Глава III
РЕГУЛЯРНЫЕ СЕМАНТИЧЕСКИЕ
МОДИФИКАЦИИ АТРИБУТИВНО-ЛОКАТИВНОЙ
ЯЗЫКОВОЙ МОДЕЛИ
Пространство в когнитивной лингвистике рассматривается
как основа познания и структурирования многих смысловых областей [Гак, 2000; Кубрякова, 1997а, 2004]. Более того, речь идет
о пространственном типе мышления, о его универсальных и национально специфических характеристиках [Гачев, 1998; Касевич, 2006].
Локативность как одна из базовых семантических областей
взаимодействует с другими семантическими областями. В результате единицы с базовым пространственным значением используются для выражения непространственных смыслов или
отношений в непространственных областях. Эти новые значения
– результат действия когнитивных механизмов, которые обрабатывают прототипическую ситуацию, как правило, реализующуюся в вещном пространстве. Локативная прототипическая ситуация
является тем данным, познанным, что становится основой для
получения нового опыта. Из этого положения вытекает вывод о
когнитивной природе полисемии: «главная причина полисемии –
когнитивная: человек понимает новое, неосвоенное через данное,
освоенное и известное, моделирует новые объекты и ситуации с
помощью уже имеющихся у него семантических структур, «подводя» под освоенные модели новые элементы опыта» [Кустова,
2004, с. 23]. Нам предстоит выяснить, в каких смысловых областях регулярно реализуется семантический потенциал единиц атрибутивно-локативной языковой модели.
В современной лингвистике выдвинута гипотеза о том, что в
языке существуют стратегии порождения новых значений и что
количество таких стратегий конечно и обозримо. В задачи данной
главы входит изучение обнаруживающихся в сфере применения
локативно-атрибутивной языковой модели регулярных связей
219
между локативной и другими смысловыми областями [см. на
другом материале Филоненко, 2004].
Представляется интересным и важным изучить процесс и
механизмы взаимодействия локативной и других смысловых областей, одним из результатов которого являются семантические
модификации атрибутивно-локативной модели. Механизмы порождения новых значений языковых единиц описаны подробнейшим образом в разных аспектах. В данной части работы исследуется действие этих механизмов на материале адъективной
приставки и локативного прилагательного. Думается, что именно
отсубстантивные суффиксально-префиксальные прилагательные
могут служить необходимым материалом для решения этой задачи.
Во-первых, потому что средства атрибутивно-локативной
языковой модели являются востребованными и функционально
нагруженными в значительной степени.
Во-вторых, потому что это производные слова, а «производное слово как лексема-узел развивает во внутреннем лексиконе
еще более сложные и многомерные связи, чем слово простое: пересечение связей в этом узле дублируется уже за счет того, что
линии отношений протягиваются и между ним и его источником,
и между ним и его «собратьями» по корню, и между ним и однотипными с ним образованиями, построенными по той же модели и /
или включающими те же аффиксы и т. д.» [Кубрякова, 1981, с. 22].
Поэтому продуктивной представляется попытка прояснить эти
системные связи и их варианты при функционировании системы.
В-третьих, потому что это специфическая группа относительных прилагательных, которые, как и все относительные прилагательные, выявляют свойство предмета через сопоставление,
указывая на наличие связи между предметами, причем это указание предельно общо и уточняется в контексте.
С другой стороны, суффиксально-префиксальные прилагательные с пространственным значением являются особой группой относительных прилагательных. Обычно причину семантического варьирования относительных прилагательных видят в их
способности выражать разные отношения к разным предметам
(морской климат, морская болезнь, морское судно, морской курорт). Наличие приставки в их структуре снимает неконкретность адъективного значения, ограничивая тип отношений, назы220 ваемых прилагательным, позволяя носителю языка понимать лексическое значение не широко (‘имеющий отношение к Х’ (морской), а достаточно определенно, как ‘находящийся в некоторой
точке пространства по отношению к Х’ (заморский). Тип отношения уточнен, но это не исключает возможности неоднозначной
интерпретации семантики прилагательных, которая способна
многократно варьироваться в пределах одной словообразовательной модели и под воздействием контекстов различного типа.
Возникает ситуация, когда при анализе нелокативных значений
суффиксально-префиксальных прилагательных поставленная
проблема выступает в чистом виде, снимается такой мощный осложняющий фактор, как множественность отношений, отвлекающий на себя внимание исследователя. Следовательно, решаемой именно на данном материале можно считать задачу описания
и классификации модификаций, обусловленных как действием
системы, так и влиянием разного рода контекстов, а также уточнения факторов, актуализирующих модификационные процессы.
В-четвертых, атрибутивно-локативные конструкции находятся на периферии смыслового поля «пространство» и, как всякие периферийные элементы, являются сферой пересечения
смежных семантических полей. Это позволяет обнаружить случаи регулярных семантических модификаций атрибутивных пространственных моделей.
На предварительном этапе исследования адъективные префиксы и прилагательные были сгруппированы на основании
общности нелокативных областей, в номинации которых участвуют описываемые единицы. При анализе акцент сделан на изучении внутригрупповой общности и индивидуальных отличий.
§ 1. СЕМАНТИЧЕСКИЕ МОДИФИКАЦИИ,
ОСНОВАННЫЕ НА МЕТАФОРЕ
Модификации на основе метафорического сближения обычно считаются менее регулярными, чем метонимические, так как
являются не результатом осознания смежности, существующей в
реальности, не объективны, а рождаются на основе творческой
работы мозга, отмечающего сходство предметов, а иногда и индивидуальных ассоциаций, субъективны. «В какой мере случай221
ны эти далекие отношения? Они случайны в том смысле, что
прямо обусловлены индивидуальным опытом и субъективным
сознанием автора» [Арутюнова, 1990, с. 20]. Поэтому считается,
что значения, в основе образования которых так или иначе лежит
метафора, трудно типизировать. Кроме того, значительную роль
при создании метафорических значений играет и «модус антропометричности, который соизмеряет свойства У со стереотипами
в масштабе знаний человека о мире и языковой картине мира»
[Телия, 1988, с. 46].
Анализ метафорического способа осмысления пространственных моделей, мотивационных отношений в ходе ассоциативного сближения различных ситуаций позволит осмыслить связи
пространственных категорий с другими категориями действительности и выявить наиболее частотные типы метафорических
переносов и их основания (среди пространственных метафор в
том числе названы иерархичность общества, качественные и количественные характеристики в [Ермакова, 2000]). Само наличие
метафорических моделей говорит о том, что непредсказуемость
метафоры преувеличена, а метафорический образ устойчив.
Предварительный анализ материала показал, что метафорической обработке может подвергаться ситуация целиком и отдельные ее стороны, например, тип отношений между объектами.
1.1. Метафоризация типа отношений между объектами.
Семантическим результатом метафорического осмысления
пространственных отношений между участниками ситуации является появление в семантической структуре префикса с базовым
локативным значением новых значений. Несмотря на все разнообразие непространственных значений адъективных приставок,
описанных в предыдущей главе, отчетливо выделяется несколько
обширных и широко представленных групп значений, относящихся к определенным семантическим областям.
1.1.1. Пространство – квантитативность.
Категория количества является одной из важнейших онтологических и когнитивных категорий [Рябцева, 2000; Топорова,
1994]. Средства атрибутивно-локативной языковой модели обнаруживают способность реализовываться в квантитативной области, т. е. выражать количественные характеристики одного объекта через сравнение с характеристиками другого. Данная семанти222 ческая перестройка обусловлена тем, что, как мы обнаружили в
предыдущей главе, для всех прототипических ситуаций, лежащих
в основе локативных значений адъективных приставок, характерно, что Х задает параметры зоны локализации У, в том числе и
количественные. Другие компоненты прототипических ситуаций
на базе названного обусловливают некоторое разнообразие квантитативных значений приставок.
1.1.1.1. Модификация локативности с целью выражения значения ‘больше / меньше Х’ осуществляется на основании переосмысления ситуации ‘выше / ниже Х’. Расположение на вертикальной оси регулярно на основе концептуальной метафоры осмысляется как ‘больше / меньше’ на фоне концептуализации количественных параметров Х как количественной нормы, относительно которой происходит сравнение характеристик нескольких
объектов (надкалиберный размер, надпороговая чувствительность, надынтегральное значение), префикс же в этом случае
указывает на то, в какую сторону (увеличения или уменьшения)
происходит это отклонение [об этом виде метафоры см. Лакофф,
Джонсон, 2004; Пайар, Плунгян, 2000; Рахилина, 2000а; Гак,
2000].
163) Те виртуальные двести всегда существовали в голове у
мальчика, придавая куртке некий другой надценочный вес
(Г. Щербакова);
164) Это ядро окружено слоем газов в перегретом надкритическом состоянии, который, в свою очередь, окружен слоем
обыкновенных газов (В. Обручев);
165) Что здесь, среди этих мирных и приветливых людей
уже ходят психопаты, что почти у всех вас налицо все симптомы латентной сшибки – и если не среагировать вовремя, через
два-три года она превратится в надпороговую, и тогда вы, замечательные соседи и товарищи, превратитесь в злейших врагов
друг другу (А. Лазарчук).
Интересно, что приставка под- не развивает ожидаемого
значения ‘меньше Х’, что еще раз доказывает специфический характер симметрии вещного пространства через неодинаковую
концептуализацию его симметричных характеристик: антонимия
смыслов ‘выше’ / ‘ниже’ и их регулярная метафоризация не обязательно влечет за собой развитие противопоставленных количе223
ственных значений ‘больше’ / ‘меньше’ у антонимичных приставок. Однако подобное значение, реализующее описанные когнитивные механизмы, обнаруживается у приставки суб- (субмикронный размер, субкритический уровень силы тока).
166) Субгармонические колебания в радиотехнике, субгармоники, – гармонические колебания с частотами, равными обычно кратным долям значения основной частоты. С. к. получают
посредством делителей частоты (генераторов С. К) (БСЭ).
С квантитативностью значения префикса вполне согласуется
то, что производящие часто называют не объект, как того требует
локативное значение, а размер, величину (цена, порог, калибр,
критические температуры). В том случае, если производящее
является именем объекта, его значение подвергается метонимической обработке и оно интерпретируется как количество. Именно в результате таких когнитивных процессов значение прилагательного надрешетный грохот понимается как ‘больше размеров ячеи решетки’, а не ‘выше решетки’.
Относительно производящего, называющего Х, т. е. объект,
на фоне которого происходит определение количественных характеристик У, необходим следующий комментарий. Как мы уже
говорили при описании материала во введении к работе, среди
локативных прилагательных есть такие, которые образованы от
неоднословных названий объектов (заатлантический ← Атлантический океан, подслизистый ← слизистая оболочка). В формальной структуре таких адъективов присутствует только прилагательное, выступающее в мотивирующем словосочетании в качестве определения. При выражении количественного и качественного значения единицами атрибутивно-локативной модели во
многих случаях наблюдается нечто подобное, но все же имеющее
свою специфику.
Как уже было сказано, префикс в квантитативном значении
выражает результат количественного сравнения объектов: субмикронные частицы – частицы размером меньше микрона, надрешетный грохот – грохот размером больше размеров ячеи решетки. Сравнивается У с Х, размеры У устанавливаются и называются относительно размеров, величины Х.
Существует специфическая группа прилагательных, в которых префикс также имеет квантитативное значение: надкрити224 ческие температуры – температуры больше критических температур, субмикроскопическая частица – частица меньше, чем
микроскопическая частица. Здесь также сравниваются два объекта (критические температуры и надкритические температуры,
микроскопическая частица и субмикроскопическая частица). Как
видим, объект Х, относительно величины которого производится
измерение параметров У, назван словосочетанием, определение
из которого входит в формальную структуру производного префиксального прилагательного.
Отличие от случаев типа заатлантический состоит в следующем. В прилагательных заатлантический, подслизистый и
подобных существительное из словосочетания, мотивирующего
производное прилагательное, восстанавливается на основании
знания синтагматики, поскольку такие словосочетания-мотиваторы в той или иной мере фразеологизированы и существительное в нем всегда неизменно, закреплено за этим словосочетанием.
В прилагательных с квантитативными приставками такое существительное в контексте может многократно меняться: субнормальный – уровень, температура, скорость, чувствительность
и т. д. При этом процедура сравнения остается такой, как уже было показано: сравниваются два однотипных объекта, отличающихся количественными характеристиками (нормальный уровень
и субнормальный уровень, нормальная скорость и субнормальная
скорость). Оказывается, что существительное – главное слово в
такой именной группе – не только называет У (частицы), как это
предопределено самой языковой моделью (субмикронные частицы, субмикроскопические частицы), но и позволяет восстановить существительное из словосочетания, являющегося мотиватором для адъектива с квантитативной приставкой, т. е. имя объекта Х (частицы), в классических случаях номинируемое производящим в производном прилагательном (микрон). Наблюдается
явление, по сути сходное с семантическим эллипсисом. Эллиптичность конструкции обусловливается тем, что Х и У – однотипные объекты, имена которых включают в себя одинаковые
компоненты-существительные, одно из которых можно опустить.
В результате в формальную же структуру прилагательного в качестве мотиватора входит только определение из двусловного
названия Х, поскольку именно определение является тем состав225
ляющим имени Х и У, которое отличает сами объекты и их названия и которое эксплицирует результаты сравнения характеристик Х и У (нормальный, микроскопический, критический). Подобного типа отношения между производными прилагательным и
производящими встречаются и в прилагательных с квалитативными значениями28.
1.1.1.2. Локативная приставка может использоваться в количественном значении ‘близкий к Х’, т. е. почти такой, как Х, но
не вполне совпадающий с ним по количественным показателям
(припороговый уровень, принулевая скорость, околостратосферные показатели, околоультразвуковой диапазон, околомамин возраст). Производящее, таким образом, называет некоторую реалию, признаки которой интерпретируются как основание
сравнения: зона, уровень, порог, стратосфера. Приставка отсылает к прототипической ситуации, в которой расстояние между Х и
У концептуализировано как близкое. Поэтому становится возможным трактовать смысл ‘находящийся на близком расстоянии
от Х’, выражаемый приставками при- и около-, как ‘почти достигающий Х по количественным показателям’ на основе метафоризации смысла ‘близкий’29.
1.1.1.3. Итак, выражение квантитативных смыслов с помощью средств атрибутивно-локативной языковой модели происходит за счет метафорической обработки локализации по вертикали, в зоне Х на основе концептуализации характеристик локума Х
как некоего количественного, размерного ориентира.
1.1.2. Пространство – квалитативность.
Адъективные приставки над-, под-, суб-, около- способны
функционировать как средства, выражающие результаты сравне 28
В качестве производящих для прилагательных с квантитативным значением
РГ называет в том числе словосочетания с мотивирующим прилагательным в
качестве определения, приводя примеры, аналогичные нашим: «закритические
температуры, параметры – ‘находящийся за пределами критических’ [РГ,
с. 307]». Заметим, что и здесь в мотивирующем словосочетании возможны разные существительные (температуры, параметры).
29
РГ отмечает только одно квантитативное прилагательное, образованное с
приставкой около-: «Семантически обособлено нов. техн. околозвуковой (о скорости, близкой к скорости звука)» [РГ, с. 308]. Очевидно, что данная группа
прилагательных в последнее время существенно расширилась.
226 ния качеств Х и У. Х в таких случаях выступает как объект, на
основании свойств которого происходит сопоставление. У характеризуется через степень соответствия качествам Х.
1.1.2.1. В основе квалитативного сравнения с помощью приставок над-, под-, суб- лежит метафора локализации по вертикали, сближающая смыслы ‘выше / ниже Х’ и ‘имеющий больше /
меньше качеств Х’30. Префикс указывает на отклонение от основания сравнения, в качестве которого выступают квалитативные
характеристики Х, в сторону увеличения или уменьшения.
Локализация за пределами Х выше него в умозрительных
пространствах осознается как преодоление рамок, выход за границы, установленные Х, наличие независимости на основе концептуализации зоны верха как открытой. Акцент на несопространственности Х и У часто означает приобретение новых качеств:
167) На глубинном уровне у защитника личности проявлялась
негуманитарная, свойственная природе жестокость, т. е. некая
надличностная, чисто космическая мораль (В. Лапенков);
168) Социально-политическая потребность не сводима к
сумме индивидуальных, на надличностном уровне возникает новое качество (К. Холодковский);
169) Российская империя предлагала иную, надэтническую
модель государства (И. Доронина);
170) «Единая Россия» никогда не будет самостоятельной
надгосударственной политической силой (Т. Становая).
Иногда приобретение новых качеств делает У даже противоположным Х:
171) Русская государственность, рождённая Азией и рядящаяся под Европу, не исторична, она надысторична (В. Гроссман);
172) Если музыка, как я ее понимаю, это невнятный семантический и надсемантический ряд, да? – тогда то, на что твой
слух сегодня постоянно буквально нарывается, это ряд (для меня) внесемантический или даже принципиально антисемантический (И. Бродский).
В словарных дефинициях отмечается ценностная составляющая позиции выше Х: надындивидуальный ‘такой, который
носит не индивидуальный, а более широкий, общественный ха 30
О данном типе метафоры см. [Гак, 2000].
227
рактер’. Именно ценностный момент, появление которого в значении префикса обусловлено наличием концептуальной составляющей прототипической ситуации, отличает это значение приставки над- в социальном пространстве от значения приставки
вне-, что, собственно, и подчеркивается в дефинициях прилагательных надындивидуальный и надклассовый ‘стоящий вне классовых группировок общества, находящийся над ним’ [БАС] (ср.
надклассовый – внеклассовый, надпартийный – внепартийный).
Нахождение за пределами некоей социальной реалии, обозначенное приставкой над-, преодоление социальных рамок, приобретение новых качеств оценивается как имеющее более высокий ценностный статус и прочитывается как положительное:
173) Поскольку невозможно объяснить явления высшего порядка организации общества на основе закономерностей низшего
порядка, сейчас необходимо провозглашение новых, высших, высоких идей наднационального уровня (Глобализация и культура
согласия // «Дагестанская правда», 2005.01.14).
И вновь следует отметить, что приставка под- реализует
свой семантический потенциал довольно специфическим образом
по сравнению с приставкой над-. Это проявляется в нескольких
моментах. Во-первых, ожидаемое и достаточно частотное для
приставки над- значение, выражающее степень полноты проявления объектом У качеств Х, реализовано префиксом под- только
в прилагательном подтропический ‘похожий на тропический’.
Использование приставки под- указывает на то, что признаки
тропического проявляются в У в меньшей степени31. Во-вторых,
в отличие от приставки над-, приставка под- не способна оценивать эту ситуацию как прогрессивную или регрессивную, ее
функция в данном случае только констатирующая.
Приставка суб- несколько более активна в выражении квалитативности. Смысл ‘неполное проявление признака’ является результатом метафоризации смысла ‘расположенный ниже’. Таким
образом, прилагательные субвертикальный шурф, субгоризон 31
См. подобные наблюдения о механизмах развития производных значений
глагольной приставки под-: «Производная ситуация предстает то как менее интенсивная, «редуцированная», то как качественно неполноценная по отношению
к исходной» [Плунгян, 2001, с. 118].
228 тальная поверхность, субширотный разлом, субмеридианальное направление означают не ‘находящийся ниже горизонтали и
т. п.’, а ‘располагающийся в направлении, близком к горизонтальному’, т. е. вместо локативного значения имеют квалитативное, хотя и реализующееся в вещном пространстве. Квалитативность значения префикса демонстрируется в словарях: субфоссильный (останки) ‘не достигший полной фоссилизации (окаменения)’ [БСЭ].
Подобное значение выражается приставкой суб- и в прилагательных субэкваториальный, субтропический, субантарктический, субарктический. Несмотря на то что значения этих адъективов словари толкуют через смысл ‘расположенный’ (субтропический ‘расположенный между тропическим и умеренным поясом’, субэкваториальный ‘расположенный между экваториальным и тропическим поясом’), префикс выражает не только пространственное положение относительно локума, но и результаты
качественного сопоставления. При этом необходимо отметить,
что по сравнению с Х, концептуализированным как некая точка
отсчета, У всегда проявляет признаки неполнозначности, неполноценности: ‘почти тропический’, ‘почти антарктический’. То,
что носитель языка ощущает в прилагательных с суб- этот квалитативный обертон, подтверждается, в частности, дефиницией существительного субтропики ‘области, с севера и юга примыкающие к тропикам, приближающиеся по климату к жаркому, тропическому поясу’. Указанная дефиниция обнаруживает и мотивы
использования приставки суб- (неполнота проявления признака),
и выбор локализатора (тропический пояс) [СОШ]. Так проясняется, почему для номинации избраны именно эти языковые средства. При предпочтении другой формулировки значения данные
факторы остаются в тени: субтропики ‘субтропические пояса –
географические пояса в Сев. и Юж. полушариях, расположенные
между тропиками и умеренными поясами, приблизительно между
30 и 40 градусами сев. и юж. широты’ [ССИС]. Возможно, что
такая дефиниция была бы приемлема в энциклопедическом словаре, однако для лингвистического словаря вариант, предложенный в СОШ, все-таки выглядит предпочтительнее.
1.1.2.2. Несколько по-другому расставляет смысловые акценты использование квалитативной приставки около-. В таких
229
прилагательных сравнение выявляет дилемму ‘похож / не похож’.
Поскольку Х в данной модели концептуализируется не только
как объект, задающий характеристики зоны локализации У, но
как центр, как желаемая позиция, которой придается более высокий статус по сравнению с окружающей его областью, то сравнение качеств Х и У происходит всегда в пользу Х. У же интерпретируется как неполноценный, отличающийся от Х, часто только
внешне напоминающий его. В примерах 174, 175 авторы, противопоставляя явления, определяемые с помощью прилагательных
с разными префиксами, намеренно подчеркивают, что околоавтомобильный и околонаучный несколько ближе к автомобилю и
науке, чем неавтомобильный и вненаучный, но качественно все же
отличаются от них, так же, как неавтомобильный и вненаучный:
174) Мой же женский интерес сводится лишь к прочитыванию статей неавтомобильного или околоавтомобильного
характера (Письмо месяца // Автопилот, 2002.09.15);
175) В ходе съезда проявилось в полной мере понимание отечественным психологическим сообществом интеграции как единения самого этого сообщества, ныне расколотого на группы
последователей тех или иных психологических направлений, в
том числе вненаучных и околонаучных путей психологического
познания (Об интеграции психологического знания // Вопросы
психологии, №3, 2004).
В примере 176 автор эксплицирует качественные отличия
объектов сравнения, но при этом использует не внелогический
или нелогический, а околологический, подчеркивая некоторую похожесть объектов.
176) Этим словом характеризуют операции мысли, отклоняющиеся от правил логики, так сказать, «околологические»
(«пара» – в греческом означает «около», «рядом», «вблизи»)
(А. К. Сухотин).
Отсутствие подлинного качественного совпадения может
получать ценностный и оценочный смысл:
177) А ведь если туда уезжает девочка-подросток из сельской провинции, и не подозревавшая не то что о заграничной, но
и российской столичной жизни, то понятно, каких масштабов
душевное смятение испытывает Аня, попав в совершенно иную,
ни на что не похожую парижскую жизнь – пускай весьма скром230 ную, пускай околобогемную, но для Ани, повторим, чересчур другую, по всем параметрам другую (Вершина айсберга // Театральная жизнь, 2003.08.25);
178) Изменилась и роль критики, она стала не театральной,
но «околотеатральной» (Передоновщина // Театральная жизнь,
2003.08.25);
179) Появились бесчисленные статьи и книги в рамках идеологии и в околоидеологических сферах, в которых, однако, идеология третировалась или игнорировалась совсем, в лучшем случае
от нее отделывались несколькими ничего не значащими цитатками и упоминаниями (Александр Зиновьев);
Негативно-ироничное отношение к псевдоявлениям выражается в том числе через сочетаемость прилагательных с около- с
существительными, выражающими оценку: околовластные задворки, околотронная суета, околоторонная свара, околодиссидентское кодло, окололитературная суета, околозвездная
болтовня, околокремлевская челядь, околовластное ворье, околоспелеологческая возня, околораспутинская камарилья. Кроме
того, вопреки правилам пунктуации, такие прилагательные с около- часто пишутся в кавычках. Это демонстрирует стремление
автора подчеркнуть то, что он считает совпадение с областью,
вокруг которой концентрируется данное явление, только кажущимся.
1.1.2.3. Таким образом, квалитативные значения приставок с
базовым локативным значением возникают как результат метафорической обработки локализации выше / ниже Х или расположения в зоне Х, мыслящегося как желаемая область.
1.1.3. Пространство – структура.
Структурные значения адъективных префиксов довольно
частотны и разнообразны. Структуру объекта адъективные префиксы представляют через описание степени сложности его устройства, указания на уровневую организацию и значимость У по
отношению к Х.
1.1.3.1. При номинации степени сложности объекта и места
У в общей его структуре эксплуатируется метафора вертикальной
локализации, которая позволяет приставкам над- и суб- развивать
производные значения ’входящий в более высокий / низкий
структурный уровень’:
231
180) Надмолекулярная структура его представляет собой
систему полимерных глобул размером 100 нм, жестко сшитых
между собой цепями (Размерные эффекты и межкластерные
взаимодействия в наносистемах // Российский химический журнал, 2001);
181) Выделение классов и типов социальных явлений предполагает использование надэмпирических средств, т. е. средств,
связанных с движением к обобщенным характеристикам (В. Я. Ельмеев, В. Г. Овсянников);
182) Таким образом, речь идет о математической задаче
явного разделения полиномов и экспонент в рамках единой меры
с выделением множества функций, разграничивающих полиномы
и экспоненты, и дополнительных множеств субполиномиальных образований и функций (М. В. Ульянов);
183) …Относительно автономное правило, которое обладает собственной структурой (на более низком, или субэлементном, уровне), несущей 166 как системную, так и внутреннюю
функциональную нагрузку (www.law.bsu.by/pub/11/Demo_17.pdf).
1.1.3.2. На основе широко описанной в литературе метафоры
смыслы ‘выше ’ и ‘ниже’ метафорически обрабатываются и преобразуются в ‘более значимый’ и ‘менее значимый’ [о сближении
смыслов ‘выше’ и ‘значимее’ см. Лакофф, Джонсон, 2004; Пайар,
Плунгян, 2000; Гак, 2000]. Средством выражения степени значимости объекта являются приставки над-, под- и суб-.
«В некоторых случаях пространственные отношения оказываются настолько важной частью концепта, что трудно представить себе какую-нибудь другую метафору, которая бы могла его
структурировать. В нашем обществе таким понятием является
«высокий статус» [Лакофф, Джонсон 2004, с. 42]. Степень значимости У выявляется на основе пространственного сопоставления
объектов в прилагательных с над-:
184) Люди стали людьми не только в процессе развития от
обезьяны к человеку, но и благодаря какой-то высшей космической – или даже надкосмической – силе (В. Шефнер);
185) Пока человек сталкивался главным образом со злом как
проявлением сил природы, он относил его исключительно за счет
надприродных сил (История восточной философии);
186) Именно через музыку эта Раневская попыталась найти
контакт с Аней, сблизиться с нею, вовлечь ее в некую надсловес232 ную игру сближения – и показалось, что у них, матери и дочери,
что-то действительно начало было складываться, но что-то
другое, незримо присутствующее в этой сцене, мешало окончательному воссоединению – и желанное счастье ускользало (Вершина айсберга // Театральная жизнь, 2003.08.25);
188) Самый социализм остается для нее не собирательным
понятием, обозначающим постепенное социально-экономическое
преобразование, которое слагается из ряда частных и вполне
конкретных реформ, не историческим движением, но надысторической конечною целью (по терминологии известного спора с
Бернштейном), до которой надо совершить исторический прыжок актом интеллигентского героизма (С. Н. Булгаков).
Префикс под- также участвует в выражении иерархических
отношений, однако иерархичность здесь проявляется не столько в
выявлении степени важности, значимости Х, а сколько в констатации господствующего положения Х. Объект, находящийся под
другим объектом, часто испытывает его воздействие на себе.
(Ср.:«Доминирующая природа под проявляется в том, что У не
просто воздействует, а как бы подавляет окружающее пространство» [Плунгян, Рахилина, 2000, с. 125]). Эта идея эксплуатируется в социальном пространстве: прилагательные с префиксом
под- определяют реалии общества, занимающие зависимую позицию по отношению к Х (подсудный архитектор, подцензурная
печать), которая часто влечет за собой воздействие со стороны
вышестоящего (подзаконный ‘подлежащий действию закона’
акт, подшефный район), причем это воздействие может быть
негативным (подконвойный заключенный) [ср. Плунгян, Рахилина, 2000, с. 125, 129]. Идея подчиненности и способствует выражению иерархических отношений в социуме: подчиненный –
значит занимающий менее высокую (значимую) позицию в обществе, и наоборот: управляющий занимает более высокую позицию. Семантическое развитие адъективных префиксов воплощает
уже отмеченную в литературе метафору «контроль соответствует
верху» [Лакофф, Джонсон, 2004, с. 42]
Выражая однотипные отношения (иерархические), приставки над- и под- обнаруживают несимметричность развития производных значений на основе метафоризации смыслов ‘выше’ /
‘ниже ’, что ярко проявляется не только в интерпретации иерар233
хии, но и в области реализации производных значений префиксов. Приставка над- выражает значение ‘более значимый, занимающий более высокий структурный уровень’ по отношению к
объектам едва ли не всех выделяемых типов умозрительного пространства: социального (надпартийный комитет, надтейповый
орган), языкового (надсловесный смысл, надъязыковая структура), ментального (надсмысловой уровень). В качестве точки
отсчета в организуемой конфигурации выступает объект одного
из типов умозрительного пространства.
Приставка под- иерархичность интерпретирует более определенно и жестко – как подчиненность, и реализует данное значение только в социальной сфере. В качестве производящих, называющих Х, выступают существительные с довольно специфической семантикой – имена социальных реалий, созданных обществом для регуляции общественных отношений через контроль,
который часто граничит с подавлением, деспотичностью и насилием (подшефная команда, подконтрольный орган, подопечный мальчишка, подсудное решение, подневольный народ, поднадзорный доходяга, подначальное подразделение, подначальственный отдел, подконтрольный комитет, подцензурное издание, подконвойный отряд, подотчетная программа), причем,
как это следует из сочетаемостных возможностей прилагательных, в качестве подчиненных выступают как люди, так и другие
социальные объекты. Такая семантическая однородность производящих позволяет сделать вывод, что использование приставки
под- дает возможность носителю языка акцентировать внимание
на воздействии, контроле, подчас безоговорочном, господстве.
Приставка под- более жестко, определенно, чем над-, регламентирует отношения между объектами; социальные институты,
обеспечивающие порядок, управляемость, законность, в прилагательных с под- концептуализируются как доминирующие в социальном пространстве. Именно они, как свидетельствует языковой
материал, занимают главенствующие позиции в социальной иерархии, имеют возможность контролировать и предназначены
для того, чтобы подчинять, ограничивать свободу личности и
других, не имеющих данного статуса социальных объектов.
Приставки над- и под-, выражая иерархические отношения в
социальном пространстве, проявляют совершенно различные
234 синтагматические пристрастия. Приставка над- сочетается с существительными – названиями индивидов (надличностные качества, надчеловеческая сила), организаций (надминистерский
орган, надаппаратная власть), объединений (надкультурный
уровень, надпартийный контроль) и никогда с названиями социальных институтов контроля (*надзаконный, *надцензурный,
*надсудебный). Префикс же под- – только с названиями таких
социальных институтов, проявляющихся как совокупность правил, регламентирующих поведение в обществе, в том числе и существование и функционирование не только индивидов, но и организаций, объединений.
В языковом материале зафиксирована только одна пара прилагательных, на первый взгляд демонстрирующих симметрию
областей ‘над’ и ‘под’ (надведомственный – подведомственный).
Однако именно в этой паре ярко проявляется избирательность
языковой концептуализации смыслов ‘над’ и ‘под’ и сочетаемостных предпочтений приставок над- и под-. В прилагательном
надведомственный существительное ведомство выступает в значении ‘учреждение, совокупность учреждений’ (таможенное
ведомство), в прилагательном подведомственный – в значении
‘сфера действия, управления’ (находиться в чьем-л. ведомстве).
Таким образом, в результате языковой концептуализации
социум предстает как пространство, в котором доминирующую
позицию занимают институты контроля, регламентирующие
жизнь всех остальных социальных объектов с помощью правил.
Институты власти (закон, власть, надзор, опека, шефство конвой,
цезура и т. п.) находятся в особом фрагменте пространства, некоей плоскости, располагающейся выше остальных социальных
реалий,
В прилагательных с приставкой суб- значение иерархичности реализуется с помощью актуализации тех же когнитивных
механизмов. Несомненный интерес представляет то, что данное
значение приставки суб- реализуется в смысловых областях, поделенных между префиксами над- и под-. В языковом материале
встречаются как случаи использования префикса суб- в значении
‘занимающий более низкий структурный уровень по отношению
к Х’ (субэтническая группа, субгеномные РНК, субнациональные правительства), антонимичное значению приставки над-,
235
так и в значении ‘подчиненный Х’ (субброкерский договор), синонимичном значению приставки под-.
1.1.3.3. Степень сложности устройства, место в структуре
объекта, ценность и подчиненность одного объекта другому – это
смыслы, которые взаимодействуют и в контекстах могут быть
представлены синкретично.
В контексте 189 надличностный уровень интерпретируется
одновременно как более сложный и как занимающий более высокую, значимую позицию в структуре общества:
189) Социально-политическая потребность не сводима к
сумме индивидуальных, на надличностном уровне возникает новое качество (К. Холодковский).
В примере 190 надпредметные способы работы предстают
как интегрированные, более сложные и более ценные для учебы:
190) В целом они могут быть названы внутренними компонентами метода обучения, и к ним относятся складывающиеся у
детей в первую очередь надпредметные способы учебной работы, в том числе умение учиться (Е. Д. Божович).
В предложении 191 автор подчеркивает, что надсловесное
включает в себя словесный план и позволяет сделать повествование более содержательным:
191) Да, под силу это музыке, даже представленной всего
лишь полунапеванием под скромный гитарный аккомпанемент,
гигантски раздвинуть рамки повествования, внести некий надсловесный смысловой план (В. Фрумкин).
Аналогично:
192) Правительство не осознано как коллегия, как совокупность министров и по-прежнему понимается как надминистерский аппарат (Р. Огнев);
193) Поскольку невозможно объяснить явления высшего порядка организации общества на основе закономерностей низшего
порядка, сейчас необходимо провозглашение новых, высших, высоких идей наднационального уровня (Глобализация и культура
согласия // Дагестанская правда (Махачкала), 2005.01.14);
194) Это новая держава появляется в особом, надматериальном, метафизическом пространстве (А. Панарин).
Такая ситуация представляется вполне естественной, так как
смыслы ‘более / менее значимый’ и ‘более / менее сложный’, не236 сомненно, находятся в смежных когнитивных областях, что выражается в том числе в общности языковых средств, номинирующих их, и в общности механизмов, порождающих производные префиксальные значения.
1.1.3.4. Степень значимости объекта может быть актуализирована через указание на характер связи У и Х. Таким образом
семантика структуры представлена приставками при- и около-.
Прототипические около- и при- ситуации характеризуются
тем, что У находится в зоне, примыкающей к Х, а Х при этом
концептуализируется как центр, задающий характеристики зоны
локализации У. Поэтому при экстраполяции в сферу выражения
структурных отношений характеристики Х приобретают статусный оттенок, Х начинает мыслиться как более значимый, важный, а У как примыкающий к нему, т. е. в чем-то зависимый, менее важный.32
Однако различия в прототипических ситуациях приводят к
различной расстановке смысловых акцентов при использовании
приставок при- и около- как средств выражения иерархичности.
Прототипическая ситуация, номинируемая приставкой около-, предполагает более определенно зону, в которой находится
У, за счет определенности формы прототипического Х (округлой), поэтому пространственное примыкание возможно интерпретировать как локализацию вокруг. В непространственной
сфере этот смысл приобретает квалифицирующий оттенок: ‘У
окружает Х, стремится быть похожим на него, примкнуть к нему,
а следовательно, является менее значимым’. Контексты эксплицируют данную семантику. В примере 195) автор в число близких
включает семью и друзей, которые в семью не входят, но примыкают к ней. Использование приставки около- для номинации
близких, но не включаемых в семью, определенно выражает
меньшую степень близости, а следовательно, и важности:
195) По крайней мере, все мои близкие – я имею в виду, все
мои семейные и околосемейные люди, все мои близкие друзья –
они все намного сложнее меня (А. Клейн).
32
См. о том, что расположение пространственных объектов по отношению к
тому, что осмысливается как центр, является важным в оценке метафорических
названий этих объектов в [Ермакова, 2000, с. 294].
237
В примере 196) важность А. М. Горького подчеркивается
указанием на более низкий статус по сравнению с теми, кто входил в партию. Заявленный, приписанный официальный статус
контрастирует с реальной значимостью личности:
196) Но в то же время этот околопартийный спутник исключительного качества был для партии чрезвычайно полезен
(Ю. Анненков).
В контексте 197) автор совершенно определенно констатирует более низкий статус околоделовых тем, называя их смежными:
197) Околоделовые темы, возникающие по смежности...
(Л. Гинзбург).
Контекст 198) построен на описании шкалы движения к желаемому: от дочеловеческой через околочеловеческую – к истинно
человеческой природе:
198) В дочеловеческой, в околочеловеческой природе нет ни
ума, ни глупости, а необходимость условий, отношений и последствий (А. И. Герцен).
В примере 199) ремонт квартир оценивается как нечто похожее на строительство, но все же не строительство и оттого в
этой сфере деятельности менее значимое:
199) Еще 14 % заняты в околостроительном бизнесе: работают в конторах, занимающихся ремонтом квартир (А. Кузьмин).
В социальном пространстве ориентиром является какая-то
реалия, которая концептуализируется как замкнутая структура,
обладающая специфическими характеристиками (музыка, наука,
государство, церковь, правительство). Такая структура часто
осознается в силу своей замкнутости как круг (писательские круги, в кругу художников), сфера (добился успеха в сфере науки,
спортивная сфера, сфера деятельности). Поэтому использование подобных существительных для номинации области ориентирования У вполне объяснимо перцептуальными признаками
прототипической ситуации.
Прототипическая ситуация, именуемая приставкой при-,
также определяет локализацию У в зоне, примыкающей к Х, Х
также интерпретируется как центр, что позволяет концептуализировать Х как более важное, значимое. В отличие от прототипической около-ситуации при-ситуация не концептуализирует Х
как желаемую область. Поэтому объекты в конфигурации, на238 званной префиксом при-, предстают более независимыми (прибольничный пункт переливания крови, присубстантивные показатели, присловная связь, приправительственный совет). Все
объекты, определяемые прилагательными с приставкой при- в
значении ’связанный с Х’, могут функционировать только при
наличии объекта Х, так как он является необходимым условием
существования, создания У. При этом использование приставки
при- создает иллюзию самостоятельности У. Это нюанс значения
при- отличает ее от всех других приставок, способных реализовывать свой семантический потенциал в смысловой области
‘структура’.
Относительная самостоятельность при определенной степени структурной зависимости У от Х может эксплицироваться в
контекстах:
200) Сам же фонд, естественно, станет вроде как внебюджетным, но все-таки прибюджетным (Тамбовский врач //
Профиль, 2003.04.07).
Указанная семантическая особенность отличает адъективную приставку при- от под- в данном значении, которая обозначает абсолютное подчинение У. В [Плунгян, 2001] приводится
следующее наблюдение о подобных различиях в производных
значениях глагольных приставок при- и под-: «В значении подфункциональное неравноправие исходной и производной ситуаций всегда проявляется резче» [Плунгян, 2001, с. 119]. Эту особенность можно вполне удовлетворительно объяснить в том числе и тем, что прототипическая глагольная при- ситуация имеет
компонент ‘контакт по поверхности’ [Якунина, 2001]. Поверхностный характер контакта противоречит возникновению у приставки при- смысла ‘полное подчинение, подавление’, характерного для глагольной и адъективной приставки под-.
1.1.3.5. Итак, значение иерархичности появляется как результат метафорического осмысления расположения объектов по
вертикали и в зоне Х.
1.1.4. Пространство – общность.
Для семантической структуры приставок меж- (между-),
интер-, транс-, над- характерно наличие значения ‘общий для
нескольких Х’ (межобластная прокуратура, трансамериканская корпорация, интервидовые признаки). Данная семантиче239
ская модификация возникает как результат двух видов когнитивных операций.
1.1.4.1. Модификация происходит на основе эксплуатации
идеи трассы – важнейшей характеристики прототипических меж-,
интер- и транс- ситуаций. Различия внутри этой группы проявляются в том, что в прототипическую меж- и интер- ситуацию
входит компонент ‘трасса, располагающаяся в интервале между
несколькими Х’, а в прототипическую транс- ситуацию ‘трасса в
пределах Х, как пересечение пространства в границах Х’. Однако
при возникновении значения ‘общий для нескольких Х’ отмеченные различия прототипических ситуаций нивелируются, в фокусе
находится только идея движения, результатом которого является
объединение объектов.
Несмотря на наличие одинаковых значений, данные префиксы редко выступают как точные синонимы. Это происходит, пожалуй, только в прилагательных межнациональный, интернациональный и транснациональный. Однако и в этом случае, несмотря на то, что дефиниция будет одинаково определять значения адъективов ‘общий для нескольких народов, государств’, носитель языка увидит едва заметные различия. Прилагательное
межнациональный будет употреблено скорее в значении ‘происходящий с участием нескольких наций, народов, государств, между несколькими нациями, народами, государствами’ (межнациональные консультации, форум, конфликт), в значении же
‘общий для нескольких народов’ чаще употребляется международный. Прилагательное транснациональный, как представляется, вряд ли будет использовано за рамками официальной сферы.
Отмеченные функциональные различия, по-видимому, обусловлены целым рядом факторов.
Приставки транс – и интер – в значении ‘общий для нескольких объектов’ употребляются значительно реже, чем меж(между -). Это можно объяснить происхождением префиксов
транс- и интер-: заимствованные приставки ограничены в сфере
употребления.
Префикс интер- используется в основном в терминологической сфере, выступая в качестве стилистического синонима приставки меж- (между-) в описываемом значении. Кроме того, различия в происхождении обусловливают и различия в сочетаемо240 сти: префикс интер-, в отличие от меж- (между-), сочетается с
производящими терминологического характера, иноязычными по
происхождению. Данную ситуацию усложняет еще один важнейший момент: приставка меж- (между-) в сфере вещного пространства способна только варьировать свое базовое локативное
значение, она не выражает значения ‘общий для нескольких Х’ в
вещном пространстве. Приставка интер- в сфере вещного пространства способна называть области, общие для нескольких
объектов вещного пространства.
Изложенные позиции можно проиллюстрировать парами
следующих примеров. В употреблении интерметаллический
слой прилагательное имеет значение ‘состоящий из нескольких
металлов’, являющееся вариантом значения ‘общий’. Прилагательное межметаллический (прокладка, смазка) употребляется
только в значении ‘находящийся между металлами’, т. е. приставка меж- реализует один из вариантов базового локативного
значения. То же в словосочетаниях интеркристаллическое /
межкристаллическое соединение. Прилагательное интерсексуальный (телосложение, морфология) имеет значение ‘соединяющий признаки обоих полов’, прилагательное межсексуальный (конфликт, общение) – ‘происходящий между представителями обоих полов’.
В области же умозрительных пространств в значении ’общий для нескольких Х’ гораздо активнее используется приставка
меж- (между-), что вполне можно объяснить ее происхождением
(примеры 201 – 204):
201) К участию в конференции приглашаются представители различных областей когнитивной науки: психологи, философы, лингвисты, математики, нейрофизиологи, склонные вынести результаты, полученные в собственных исследованиях, на
междисциплинарное обсуждение или использующие в своих исследованиях элементы междисциплинарного подхода (Конференция по когнитивной науке (2003);
202) Например, если на кредитной площадке Межбанковского финансового дома отмечалось существенное повышение
ставок по однодневным кредитам – с 24,6 до 42 % годовых, а их
максимальная цена достигла отметки 75 % годовых, то стои241
мость более длинных ресурсов здесь практически не претерпела
изменений (А. Рабина);
203) Операция все-таки хоть и межгородская, но лишних
ушей нам не надо (П. Галицкий);
204)…Следует обоснование необходимости межметодного
интегрирования геоданных (В. Х. Ахияров, П. Г. Гильберштейн).
Специфика функционирования приставки транс- определяется не только тем, что она стилистически маркирована, но и ее
синтагматическими возможностями. Ограничения на сочетаемость данной приставки, скорее всего, можно объяснить влиянием прототипической ситуации, которая предполагает преодоление пространства и, как следствие, предопределяет сочетание
приставки в базовом значении преимущественно с производящими, называющими большие пространства (трансморской, трансазиатский, трансконтинентальный). При выражении значения
‘общий для нескольких Х’ в сфере умозрительных пространств,
префикс сочетается с названиями социально-государственных
объединений: (нация, Европа, Америка и т. п. в значении ‘народы,
страны’): транснациональный холдинговый гигант ‘международный, осуществляющий свою деятельность в разных странах’,
трансъевропейский саммит ‘общий для европейских стран’,
трансальпийское совещание, трансокеанская финансовопромышленная группа, трансгосударственный проект. При
этом данное значение производящего часто появляется в результате смещения фокуса при рассмотрении ситуации с пространства, территории на социальные реалии, располагающиеся на этой
территории, т. е. метонимической обработки исходных обстоятельств. Метонимическое значение производящего в таком случае системно сопровождает метафорическое осмысление пространственных отношений и возникновение нового значения у
приставки транс-. Потенциально любое существительное, выступающее в качестве производящего в прилагательном с базовым локативным значением, выражаемым приставкой транс-,
может стать производящим в адъективе с этой приставкой, выражающей значение ‘общий’: трансконтинентальный, трансазиатский, трансокеанский холдинг, банк.
Таким образом, значение ‘общий для нескольких Х’ является результатом метафоризации идеи движения, необходимого для
242 преодоления интервала между несколькими Х или самого Х.
Взаимоотношения между приставками можно охарактеризовать
как дистрибутивные. Приставка интер- выражает значение ‘общий для нескольких Х’ в сфере вещного пространства. Главным
средством выражения этого значения в умозрительных пространствах является приставка меж- (между-). Префикс интер- может
обозначать фрагмент не-вещного пространства, общий для нескольких объектов только в тех прилагательных, место в которых
не занято приставкой меж- (между-). Приставка транс- функционирует при выражении общности объектов социального пространства, располагающих большими территориями.
1.1.4.2. Производство значения ‘общий для нескольких Х’
обусловлено переосмыслением позиции одного объекта выше
другого. Однако это значение невыводимо из значения функциональной, да и пространственной, доминации. [Ср. Пайар, Плунгян, 2000, где все производные нелокативные значения предлога
над объясняются через функциональную доминацию]. Здесь важным оказывается другой, очень общий и неконкретный признак
прототипической ситуации. Как уже было описано в главе 2, несопространственность Х и У, локализация за пределами Х позволяет нескольким объектам объединяться. Такая интерпретация
позиции выше Х обусловливает появление значения ‘общий’.
Демонстрация такого когнитивного хода имеется в примере 205).
Здесь значение ‘общий для нескольких Х’ выражается с помощью
поли- и над-, использованных как синонимы, а употребление приставки не- подчеркивает, что У не находится в рамках объекта Х:
205) Полиэтнический (или надэтнический) национализм
чжунхуа миньцзу, за который ратуют китайские исследователи, думается, еще одно свидетельство в пользу трактовки этой
нации как неэтнической общности (Доктрина китайской нации
// «Проблемы Дальнего Востока», №6, 2002).
Приставка над- в данном значении синонимизируется с приставками интер- и транс-:
206) Надгосударственный транснациональный бизнес, постоянное расширение возможностей реального и виртуального
перемещения людей во времени и пространстве вообще посте243
пенно лишают государство статуса «атома», элементарной
частицы мироустройства (С. Новопрудский);
207) Музыка совершенно интернациональна, наднациональна, общедоступна: она не нуждается даже в переводчике
(Ю. Анненков).
1.1.5. Семантическая структура приставки сверх- в свете локалистской теории значения.
Отмеченная нами связь различных смысловых областей с
локативностью, базовость локативного значения и определяющая
роль прототипической локативной ситуации ярко демонстрируется системой значений, выражаемых приставкой сверх-.
В современном русском языке базовым значением приставки
сверх- является значение ‘в большой степени’ (сверхвысокие
температуры, сверхбогатый регион, сверхкороткий сигнал,
сверхсильное воздействие), на что указывают все словари и
грамматики. Однако несомненным является и факт, эксплицируемый внутренней формой префикса: в основе возникновения
базового значения приставки сверх- лежит метафора пространства, в которой переосмыслена позиция одного объекта выше другого. Поэтому базовое квантитативное значение приставки сверхявляется вполне системным, появившимся на основе модификации локативного компонента ‘находящийся выше Х, на верху Х’.
Как видим, это значение является результатом действия тех же
когнитивных механизмов, которые обусловили развитие квантитативных значений у приставок над- и суб-.
В пп. 1.1.1.2. мы обнаружили, что в рамках атрибутивнолокативной модели реализуется и другой регулярный тип переосмысления позиции выше Х – ‘больше Х’. Префикс сверх- также
способен развивать свое значение в этом направлении: сверхзвуковые скорости, сверхнормативные запасы, сверхурочные работы, сверхплановое ожидание, сверхсветовые показатели,
сверхлимитная задолженность). При этом следует отметить,
что и как в случае с приставкой над-, производящие называют
объекты умозрительного пространства, выступающие как носители принятой точки отсчета. Производящие в прилагательных со
сверх- в квантитативном и квалитативном значении делятся на те
же две группы, которые мы отметили в 1.1.1.2.: существительное,
называющее Х, являющийся объектом сравнения (сверхсрочная
244 служба ← срок, сверхквотный ввоз ←квота), и словосочетание,
из которого в формальной структуре прилагательного присутствует только определение (сверхделовое возбуждение ← деловое
возбуждение, сверхбазисная стоимость← базисная стоимость).
Квалитативное значение приставки сверх- возникает на той
же когнитивной основе, что и у приставки над-: позиция выше Х,
открытость зоны верха позволяет преодолевать качественные
рамки, заданные Х, а значит, приобретать новые качества, оцениваемые либо как более ценные, либо особенные, выдающиеся,
выбивающиеся за рамки обычных представлений:
208) Правитель, наделенный невероятными, сверхчеловеческими полномочиями, не может, не должен оставаться один на
один со своей сверхчеловечностью (А. Архангельский);
209) Догмат здесь – идиома, свернуто доносящая до разума
сверх- (но не анти!-) разумный опыт цельности и Богочеловеческого бытия-общения (А. Люсый);
210) Он находится во власти неведомого ему господина,
сверхчеловеческой и нечеловеческой силы, которая овладевает
обществом, не желающим знать Истины, Истины Господа (Николай Бердяев);
211) Муж Веры Ивановны Сербиной Всеволод Георгиевич
Херц работал в сверхклассическом, консервативном жанре –
силовой жонглёр (Игорь Кио).
В контекстах на фоне синонимизации с приставкой вне- эксплицируется специфика квалитативного значения префиксов
сверх- и над-, включающего ценностный компонент:
212) Власть начинает выступать как внеправовая и сверхправовая сила, руководствующаяся в своих действиях соображениями государственной целесообразности (М. Чернавский);
213) Или, другими словами, имеющее внеприродные основания (надприродные, сверхприродные, как угодно их назовите) и,
тем самым, сверхопытные, потому что все, что опытно природно (Мераб Мамардашвили).
Локализация вне рамок Х может концептуализироваться как
объединение однородных объектов. В результате такой когнитивной операции префикс сверх- вполне ожидаемо приобретает
значение ‘общий для нескольких Х’:
245
214) Наоборот; как в пафосе Отечественной войны с необходимостью звучал национальный, домашний мотив; как в симфонии Империи Российской его заглушали державные ритмы:
так в венских замыслах Александра гремел сверхнациональный,
всеевропейский хорал (А. Архангельский);
Приставка сверх- распространяет свое функционирование и
в область отражения структурных отношений, называя объекты,
занимающие более высокий уровень в организации системы, чем
Х. При этом мы опять можем наблюдать актуализацию тех же
когнитивных процессов, что и при перестройке значения приставок над-, под-, суб-: локализация по вертикали экстраполируется
на уровневую организацию объекта (примеры 215 – 217).
215) А внутри самих платных поликлиник ещё своя, сверхплатная индустрия частных услуг (И. И. Грекова);
216) Обнаружена серия сверхструктурных рефлексов, расположенных вдоль координатных направлений, которые образуют внутри матрицы брэгговских узлов основной (host) структуры собственную (guest) решётку (В. Бакк);
217) Его теория объясняет также такие сверхчувственные феномены, как ясновидение и телепатия (А. Волков).
В контекстах проявляется и уже отмечавшаяся диффузность
смыслов, выражаемых разными значениями приставки:
218) При этом наша национальная идея всегда становилась
сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью (Против дерусификации русских // «Жизнь национальностей», 2004).
В примере 218) сверхнациональный – это одновременно и
‘преодолевший рамки национального’, и ‘приобретший новые
качества’, и ‘общий для нескольких национальностей’.
В контексте 219) префикс сверх- выражает значение ‘проявляющий качество в наивысшей степени, более значимый, чем Х’:
219) Громадные размеры придают ему сверхчеловеческий
характер (С. А. Еремеева).
Использование приставки сверх- в примере 220) позволяет
одновременно выразить смысл ‘больший, чем обычно’ и ‘качественно иной, более сложный’:
246 220) Однако подобный бешеный и очень впечатляющий
футбол требует либо сверхчеловеческой физической подготовки, либо тактической хитрости, чтобы играть в него именно
тогда, когда соперник к этому менее всего готов (Ф. Бахтин).
В примере 221) прилагательное сверхприоритетный совмещает значения ‘очень приоритетный’ и ‘более значимый, чем Х’:
221) А это необходимо, поскольку проблема новых и вновь
появляющихся вирусов, или как их принято называть emergingreemerging, в настоящее время при крайне нестабильной ситуации в мире является сверхприоритетной (Вирусные гепатиты
(материалы доложены на 8-м съезде Всероссийского общества
эпидемиологов, микробиологов и паразитологов) // Вопросы вирусологии, 2005).
Подобные случаи употребления языковой единицы демонстрируют, что «семантическая структура целого ряда слов характеризуется тем, что отдельные значения, отчетливо отграничиваемые друг от друга в определенных позициях, в других позициях
оказываются совместимыми, выступающими нераздельно»
[Шмелев, 1973, с. 77].
Анализ семантической структуры приставки сверх- позволяет говорить о том, что префиксы над-, под-, суб- и сверх- соотносятся с одинаковыми концептуальными областями, несмотря на
то, что первые три префикса имеют исходное пространственное
значение, а префикс сверх- не имеет такового. Однако именно
общность прототипической ситуации, лежащей в основе денотативного пространства всех данных языковых средств, позволяет
им развивать близкую систему значений, эксплицирующую когнитивную связь описанных семантических областей. (Ср.: «Высота обычно коррелирует с размером, а размер с количеством»
[Линднер, 2000, с. 73]).
Семантическая структура приставки сверх- особо близка семантической структуре приставки над-. Это объясняется тем, что
оба префикса соотносятся с верхом, одинаково концептуализирующимся с помощью разных языковых средств33. Поскольку
33
Ср. «Способность слов определенного семантического класса образовать
значения по некоторому единому для этого класса принципу – это потенциал,
заложенный в системе языка (и до известной степени, видимо, в системе стоя-
247
префиксы под- и суб- соотносятся с низом, то обнаруживается
различие в том, как эти приставки и приставки, соотносимые с
верхом, расставляют смысловые акценты при выражении сходных модификационных значений.
Итак, перцептуальная симметричность областей ‘над’ и
‘под’ обеспечивает одинаковое направление модификационных
процессов в семантической структуре префиксов над-, сверх-,
под-, суб-. Концептуальные различия в прототипических ситуациях обусловливают специфическое освоение смысловых областей ‘количество’, ‘качество’ и ‘структура’ [Лакофф, Джонсон,
2004, с. 37], что не позволяет говорить об абсолютной антонимии
верха и низа, как это утверждается в ряде работ. (Ср. «Противопоставление up и down касается не только физического количества, но также размеров, количества и степени в абстрактных областях» [Линднер, 2000, с. 73]).
Все эти аргументы позволяют утверждать важность локативной составляющей в организации значения не только единиц с
базовым пространственным значением, но и не имеющих такового.
1.1.6. Анализ роли семантических модификаций в структуре
значения адъективных префиксов показал, что смысловая область
‘пространство’ регулярно сближается со смыслами ‘качество’,
‘количество’, ‘общность’, ‘структура’. Эта регулярность проявляется в нескольких моментах. Во-первых, каждая из названных
семантических модификаций затрагивает значения нескольких
приставок. Во-вторых, приставки, используемые для номинации
сходных прототипических ситуаций, проявляют похожие тенденции в модификационных процессах, а следовательно, и в семантической структуре. В-третьих, в основе семантической модификации одного типа лежат близкие когнитивные операции, позво щих за языковыми выражениями концептуальных структур). Как таковой этот
потенциал может быть описан. Наличие подобных потенций не означает, однако, что все члены определенного семантического класса должны обнаруживать
параллельную полисемию и что каждое отдельно взятое производное значение
может быть выведено из исходного по некоторым продуктивным правилам, не
знающим исключений. Иными словами, «правила» семантической деривации
помогают систематизировать представление семантической структуры многозначного слова, но не позволяют предсказать наличие того или иного значения у
каждого конкретного слова» [Добровольский, 2007, с. 1].
248 ляющие схожим образом осмыслить характеристики прототипических ситуаций. Все это дает основание говорить о системности
пространственных метафор [см. об этом на материале существительных Ермакова, 2000].
Различия в значениях и функционировании префиксов, использующихся для номинации отношений в пределах одной смысловой области, обусловлены различиями в прототипических ситуациях, особенностями концептуализации некоторых характеристик прототипической ситуации (например, верха и низа), происхождением префикса.
1.2. Метафоризация ситуации в целом.
Метафорическое осмысление ситуации в целом выражается
в производстве нелокативных значений прилагательного.
Собственно многозначных в классическом понимании этого
термина среди прилагательных изучаемой группы немного. Из
549 прилагательных пространственной семантики, отмеченных в
словарях, только у 32 словарь фиксирует 2 и более значения. Их
семантика больше, чем к модификации, склонна к варьированию
[см. подробно Горбунова, 2005]. При рассмотрении значений,
которые выражают прилагательные в контекстах, отчетливо проявляется явная регулярная связь локативной и других смысловых
областей, что позволяет предположить больший модификационный потенциал прилагательных, чем он зафиксирован в словарях.
Сложность мыслительных процессов при метафорической
обработке данных возводит проблему определения типа мотивации и отношений между производящим и производным и объем
самого понятия «метафорическая мотивация» в разряд нерешенных в классической лингвистике. Как, например, может быть решен вопрос о мотивации второго значения слова побочный ‘не
относящийся прямо, непосредственно к чему-л.’? Возможны два
ответа:
1) с позиций словообразования, от второго значения существительного бок ‘одна из сторон, кроме верха, низа, передней и
задней сторон его’ по схеме
249
1. бок
↓
2. бок → 2. побочный;
2) с точки зрения лексикологов, от первого пространственного значения прилагательного побочный – ‘боковой’ по схеме
1. бок → 1. побочный
↓
2. побочный.
С точки зрения лексикологов, производные метафорические
значения, как правило, мотивированы базовыми значениями слова и интерпретируются только как результат внутрисловных мотивационных связей. Классическим примером осуществления
дериватологического подхода является вывод А. Н. Тихонова:
«Если исходное слово многозначно, то производные могут группироваться вокруг разных его значений» [Тихонов, 1985, с. 39].
Возможно и комбинированное решение: «Переносное значение
производного слова – это значение, мотивированное его (производного) прямым значением или переносным значением производящего» [Ермакова, 1984, с. 56]. В результате анализа в лексикологическом или дериватологическом аспекте значения, в основе образования которых лежит метафора, противопоставляются
значениям, образованным на основе метонимии, как наследуемые
ненаследуемым [см. Ермакова, 1984].
Однако в ряде работ уже было показано, что «при отсубстантивном словообразовании значительную роль в возникновении полисемии производного слова играет… совмещение прямого и метафорического способов создания производного слова»
[Янценецкая, 1979, с. 136], следовательно, метафорическую мотивацию можно рассматривать в лексико-словообразовательном
аспекте. Например, Л. А. Араева отмечает, что производное мотивировано на межсловно-внутрисловном уровне в случаях типа
скворец
скворечник
1. Домик для скворцов;
2. Помещение для людей, характеризующееся
незначительной площадью [Араева, 1994].
250 В коллективной монографии томских лингвистов [Семантические вопросы словообразования, 1991] утверждается, что значение слова зверский ‘подобный зверю в жестокости’ мотивировано прямым значением слова зверь, несмотря на наличие второго значения ‘жестокий человек’. В работе Е. Л. Гинзбурга говорится о возможности совмещения результатов межсловной и
внутрисловной мотивации в результате метафорических и метонимических преобразований [Гинзбург, 1979, с. 79]. М. Н. Янценецкая и Л. А. Араева описывают случаи, когда «семантическая
мотивация поддерживает множественную межсловную» [Янценецкая, Араева, 1990, с. 10]. Доказано, что и при наличии производящего, соотносимого с метафорическим значением производного, «мотивация осуществляется на базе ассоциативной семантики исходного слова» [Ташлыкова, 1994, с. 173]. Признается
равноправная «значимость при словопроизводстве в качестве мотивирующих единиц лексико-семантического варианта (группы
ЛСВ), оттенка ЛСВ, отдельной семы, набора интенсиональных
или импликациональных сем» [Томилова, 1998]. И более того,
констатируется, что сила разных типов мотивации может быть
индивидуальной для каждого случая, и поэтому необходимо рассматривать направление мотивации в каждом производном отдельно [Голев, 1994, с. 47].
Для решения вопроса о направлении мотивационных связей
при возникновении метафорической семантики нами в [Горбунова, 2005] были рассмотрены с этой точки зрения все представленные в словарях прилагательные с метафорическими значениями.
В результате мы пришли к выводу, что основой появления непространственных значений у локативного прилагательного являются ассоциации, связанные с ситуацией использования объекта,
названного производящим, вне зависимости от направления мотивации.
Когнитивный подход к анализу подобных семантических
процессов, как представляется, позволяет универсально объяснить все случаи и основания появления производных значений.
Как показал анализ материала, процесс метафоризации исходной
локативной ситуации проявляет черты регулярности настолько,
что можно говорить о наличии метафорических моделей.
251
Рассмотрим, какие значения способны выражать прилагательные с базовым локативным значением в результате метафорического осмысления прототипической ситуации ‘У находится в
Z по отношению к Х’.
1.2.1. ‘Невидимый’.
Эта группа в языке представлена зафиксированными в словарях прилагательными подспудный, подпольный, подводный,
подземный, закулисный, заспинный, заочный, заглазный, междустрочный.
В главе 2 мы рассматривали важность оппозиции над / под в
пространственной ориентации, но, видимо, это противопоставление значимо и в функциональном смысле (под чем-то – следовательно, недоступно, скрыто). Таким образом, кроме отмеченных
концептуальных смыслов, приписываемых позиции под Х (‘хуже’, ‘менее значимый’, ‘подчиненный’), следует отметить и
смысл ‘невидимый’. [См. подобные выводы о балканской модели
мира в Цивьян, 2006]. Поэтому существительные вода, земля,
пол, спуд могут выступать в качестве названия границы видимого
и невидимого, за которой находится нечто. Такие смыслы, «как
бы они ни были на первый взгляд элементарны и очевидны, не
существуют в готовом виде, а извлекаются, выводятся из определенного «денотативного материала» – или хотя бы замечаются,
акцентируются, попадают в фокус» [Кустова, 2004, с. 81]. Именно потому, что они основаны на перцептуальных признаках денотативной ситуации, их вряд ли следует называть коннотациями
[ср. Апресян, 1995], скорее это онтологические импликации
[Кустова, 2004]. В логике нашей работы эту информацию следует
называть концептуальной, поскольку для ее извлечения необходим опыт нахождения в определенных локативных ситуациях, их
освоение и аналитическая работа, после которой данная информация попадает в фокус.
Процесс осмысления ситуации ‘находиться где-л. по отношению к Х’ как ‘невидимый, тайный’ по своей природе антропоцентричен, поскольку смысл ‘тайный’ возникает на основе переосмысления пространственной модели, предполагающей, что наблюдатель находится с одной стороны локума, а локализуемый
объект – с другой.
252 Любая модель, в которой именно так концептуализируется
расположение Х, У и наблюдателя, может быть осмыслена в таком ключе. Поэтому в речи любое существительное, называющее
предмет, который в определенной пространственной конфигурации может выступать как преграда, способно стать производящим для прилагательного со значением ‘тайный, скрытый’.
Именно такой стратегии поиска мы придерживались при прогнозировании того круга локативных прилагательных, у которых
может обнаружиться подобное значение. Гипотеза подтвердилась: в поисковых системах обнаружены прилагательные в значении ‘тайный’, вообще не указанные в словарях или такие, у которых данное значение словарями не отмечается. Все это говорит
о том, что совпадение компонентов прототипических ситуаций (в
данном случае – концептуализации локума как границы видимого
и невидимого) влечет за собой схожесть семантического потенциала языковых единиц:
222) Случай чужой глупости кажется нам тем более невероятным, чем скорее мы к нему приближаемся по подспудноподкожному порыву (Г. Щербакова);
223) Посему, учитывая содержание шепотков задверныхподковерных, не могу ими не поделиться (newzz.in.ua/…/
1148838901-timoshenko-lucenko-ty-s...ka-u-menja);
224) Особенно они не одобряли его заобойных дел
(www.liter-lib.ru/…/text_0120.shtml);
225) Давайте смотреть на этот процесс не как на теневой,
не как на подковерный или зашторный, давайте наоборот покажем, что Конституция... (for-ua.com/ukraine/2007/03/27/
140353.html);
226) Чудо, говоришь, адвокатишка подпольный, зашторный, я бы так определила – это не то слово (weblog.rcmir.com/weblog.1515908.1354.html);
227) Я обратил внимание, что их закулисная, «закартинная» жизнь, в которой есть очень много интересного материала и драматических историй, остается...(cinefantomclub.ru/?p=1273)
В публицистике чрезвычайно популярно выражение подковерная борьба, использующееся для номинации нечестных способов достижения цели в политической и административной
сфере. В этой связи представляет интерес языковая интерпрета253
ция стандартной локализации ковра. Для выражения смысла
‘тайный’ чаще избирается модель с префиксом под-. А ведь
объект, находящийся с тыльной стороны висящего ковра, т. е. за
ковром, также невидим, но прилагательное заковерный встречается гораздо реже:
228) Проблема конфликта не в отношениях Наумова – Казакевич (как это постаралась представить Наумова: мол, дурачок Казакевич погорячился), а в том, что кадровые решения в
ЕГУ являются тайными, заковерными (www.belintellectuals.eu/
publications/299/);
229) Миграцию масс надо предотвращать, пусть хоть и заковерными методами (forum.ixbt.com/topic.cgi?id=54:54828).
Как представляется, поскольку прилагательное подковерный
часто связывается со скрываемыми явлениями в сфере политики,
с решениями, которые принимаются в официальных кабинетах,
застеленных коврами, то этим и объясняется большая частотность прилагательного подковерный по сравнению с синонимичным и однокоренным заковерный.
Концептуализиция объекта, названного производящим, как
преграды для свободной перцепции поддерживается словообразовательной моделью, так как объекты кожа, ковер, земля, кулисы, обои, экран, вода осознаются как преграда только в определенных пространственных конфигурациях. Невидимо то, что находится ниже поверхности воды и снега, по другую сторону кулис, с тыльной, внутренней стороны кожи и т. п.
Другая пространственная модель, которая может переосмысляться подобным образом, включает в себя знания об устройстве тела человека и зависимости от этого возможностей перцепции: находящееся за глазами, очами недоступно взгляду, за спиной – невидимо. В результате такой концептуализации появляются производные значения заглазный ‘сказанный в отсутствие лица, которого это касается’, заспинный ‘происходящий в отсутствие заинтересованного лица, втайне от него’, заочный‘ 1. Происходящий, совершаемый без личной встречи, в отсутствие лица,
которого дело касается’; ‘2. Относящийся к учению без систематического посещения учебных занятий’. Все они базируются на
представлениях о том, как локализация объекта по отношению к
телу человека влияет на возможность воспринимать этот объект.
254 Итак, метафорическому осмыслению подвергается вся ситуация в целом, то есть конфигурации из объектов определенного
типа в определенных типах пространственных отношений.
Связь нового смысла ‘тайный’ с прототипической ситуацией, его производность от локализации, мотивированность качественного значения явно прослеживается и даже подчеркивается в
некоторых контекстах, где говорится, что тайники действительно
находятся за стенами и под полом и только потому являются тайниками (пример 230), а казни являются тайными именно потому,
что производятся за стенами (пример 231), некоторые факты биографии не демонстрируются на экране и потому являются тайной
(пример 232):
230) Демьян по комнатенке своей убогой заметался, тайники подпольные да застенные пораскрывал (www.schastye.ru/
bozhe-nakazanie2);
231) Рассказывал я и о казнях, которые в отличие от тайных, застенных бробдингнежских, были у нас публичными, гораздо более изощренными и всегда являлись праздником для народа (lib.rus.ec/b/133135/read);
232) «Заэкранная» жизнь популярного телеведущего пока
остается для аудитории ПБК тайной. Сегодня откроем один
секрет (www.d-pils.lv/view_article.php?article=17235).
Прилагательные, образованные от несинонимичных существительных, являются синонимами, что обусловлено двумя факторами. Во-первых, тем, что они мотивированы существительными,
каждое из которых называет объект, концептуализированный как
граница видимого и невидимого. Во-вторых, тем, что они имеют
однотипную словообразовательную структуру: префикс с базовым локативным значением + производящее – основа существительного конкретно-предметной семантики + суффикс относительного прилагательного. Несмотря на то что слова рассмотренной группы образованы по трем разным словообразовательным
моделям, дейктичность формантов при наличии производящих,
одинаково концептуализирующих локумы, обусловливает синонимичность самих моделей.
Необходимо при этом отметить, что нейтрализация значений
производящих и словообразовательных моделей – взаимодействующие факторы: производящие актуализируют общий смысл
255
‘невидимый’ только в определенном словообразовательном окружении, а словообразовательные модели становятся синонимичными только когда в качестве производящих в них выступают существительные определенной семантики. В основе всех
этих процессов лежит концептуальная информация.
Синонимия прилагательных, образованных по разным моделям от несинонимичных производящих, возникает на основе
одинаковой концептуальной информации, содержащейся в разных с перцептуальной точки зрения прототипических ситуациях.
Акцентирование именно данной концептуальной информации
сопровождается нейтрализацией всех перцептуальных различий
прототипических ситуаций.34
На основе описанных когнитивных процессов границы синонимических рядов могут существенно расширяться:
233) Давайте разом все и дружно покажем друг другу пример поведения без наездов и туманных намеков друг на друга
вместе с подпольной, подшкафной и прочими тайными войнами (megaman-world.ru/forum/…/page__st__20);
234) И что самое смешное: те же великие и ужасные гарвардские профессора, закончив чтение лопухам-студентам лекций «про стратегии» берут в руки калькуляторы и подсчитывают деньги, получаемые ими за членство в советах директоров
реальных компаний ... со всеми их «теневыми» и «затеневыми»
операциями (www.forum.cfin.ru/showpost);
235) А те, кому было выгодно (за занавесочкой, да на отдыхе), вполне объявили это путчем (откуда такое бездействие
Горби? Вполне м.б., что он играл на лапу с зазанавесочными, они
ж там друг друга без слов, под ковром понимают. По понятиям,
т.с.) (forum-msk.org/…/society/1350335.html?pf=).
Внутри этой группы прилагательных возникают разветвленные пересекающиеся отношения: из трех отмечаемых словарями
возможных семантических мест (‘находящийся где-л.’, ‘тайный’
34
Ср. сказанное о производных значениях глаголов: «Утрачиваются некоторые компоненты исходного значения, в первую очередь – компоненты, соответствующие наиболее конкретным, специфичным характеристикам исходной ситуации» [Кустова, 2004, с. 119]. Сходство в механизмах возникновения метафорических значений прилагательных и глаголов позволяет предположить универсальный характер процессов, лежащих в основе появления таких значений.
256 и ‘нелегальный’) в производном заполнены то все три (подземный), то первое и второе (подводный, закулисный, междустрочный), то первое и третье (подпольный), то только второе (подспудный), причем поскольку второе семантическое место (тайный) – результат актуализации концептуальной составляющей
прототипической ситуации, то при обобщенном значении ‘тайный’ оно имеет варианты ‘скрытый’, ‘невидимый’, ‘скрываемый’.
подспудный
подводный
подземный
подпольный
закулисный
Находящийся под
спудом, скрытый,
тайный
1. Находящийся,
осуществляемый под
водой
1. Находящийся,
производимый под
поверхностью земли
1. Расположенный
под полом
1. Происходящий за
кулисами театра
междустрочный 1. Находящийся между строк
2. Скрытый,
тайный
2. Невидимый,
тайный
3. Устар.
подпольный
2. Нелегальный
2. Тайный,
скрываемый
2. Связанный с
чтением между
строк, скрытый
Реализация отмеченных словарями семантических мест, возникающих на базе концептуализации локума как преграды для
свободной перцепции, характерна едва ли не для всех прилагательных, употребляемых в речи в значении ‘тайный’. У прилагательного закартинный обнаруживается, кроме ‘тайный’ значение
‘нелегальный’:
236) Ты неоднократно указывал – и в разговорах, и в текстах – на некое («конспиративное») закартинное пространство, на границе которого ты работаешь (read.bookam.net/…/
page8/drugoe_iskusstvo.html).
Cпособность этой группы прилагательных варьировать значение на основе возникающих ассоциаций чрезвычайно широка.
257
Значение ‘нелегальный’ может развиться в ‘неcанкционированный’ (пример 237), ‘нечестный, грязный’ (пример 238) или
в ‘неофициальный’ (пример 239):
237) Он был бездипломный адвокат и сидел за подпольную
адвокатскую деятельность (Ф. Искандер);
238) Его семейная история стала не предметом закулисных
пересудов, а сюжетом высокой трагедии (И. Сурат),
239) Нет, никакая закулисная, частная встреча с ним мне
была не нужна (А. Солженицын).
Смысл ‘невидимый’ онтологически связан со смыслом ‘чужой’. В примере 240) прилагательное затуманный номинирует
ситуацию, в которой туман концептуализирован как граница видимого и невидимого. В сочетании с концептуализацией области
за чем-либо как чужой, неосвоенной причинно-следственная
связь невидимого и чужого становится особенно очевидной:
240) Вот стукнуло Спире двадцать годочков, сгинул батюшка его в далях затуманных, чужеземных (www.penzaonline.ru/stories.155.htm).
Более того, подобные значения способны приобретать не
только семантические, но и экспрессивные и даже стилистические наращения:
241) Ваганов ведет непонятную и, видимо, нечистую закулисную возню (В. Липатов);
242) Закулисные сговоры (название статьи В. Карпова).
Эти наращения в языке, как и в мифологической и художественной картине мира, базируются на сближении смыслов ‘невидимый’ – ‘опасный’ – ‘чужой’ – ‘плохой’ [См. Иванов, 1973].
Регулярная метафоризация ситуаций с участием объекта,
концептуализированного как граница видимой и невидимой зон,
может при определенных условиях расширять сферу явлений,
подвергающихся концептуальному осмыслению. Например, если
все невидимое концептуализируется как скрытое, то наличие
языковых моделей, антонимичных тем, с участием которых выражается смысл ‘скрытый’, позволяет интерпретировать видимое
как доступное восприятию, явное, открыто выражаемое:
243) После долгих и упорных надковёрных и подковёрных
сражений, перетягивания каната между Москвой и Якутском,
между Россией и «Де Бирс» Бычкова сняли с работы (А. Бовин);
258 244) Такова ясная логика надземных людей, противопоставляемая неопределенным стремлениям обитателей подполья
(Л. И. Шестов).
Наличие у некоторых прилагательных языкового, известного
всем значения ‘тайный’ и использование их в речи делает контекст боле объемным, привносит в семантику одноструктурных
прилагательных смысловые добавки. Так, в примере 245 слово
заэкранный использовано скорее в значении ‘не относящийся
прямо к телевидению, не показываемый на экране’, что подчеркнуто противопоставлением с экранный. Наличие же в этом ряду
закулисный позволяет думать, что враги не только не являются
теми, кого показывают по телевидению, но и открыто не выражают свое отношение, предпочитая скрытые методы борьбы:
245)…Объясняя критику в его адрес кознями политических
врагов или экранных (скорее заэкранных, закулисных) конкурентов (www.asalutsky.ru/interview/2.html).
Специфика нового значения прилагательного по сравнению
с локативным проявляется в эксплуатации авторами его «качественной» природы, позволяющей сравнивать объекты не только по
их локализации, но и по степени интенсивности признака. Степень интенсивности проявления признака ‘тайный’ связана со
степенью закрытости прототипической локативной зоны. Фрагмент пространства под полом более закрыт, чем место под лестницей, которое ограничено локумом не со всех сторон, поэтому подлестничный является менее скрытым, тайным, чем подпольный:
246) Толик с Тверье старше нас были, учились на пятом курсе, Темкин вообще юрист, т. е. правила ребята хорошо знали –
что можно, чего нельзя. Никакая не подпольная – подлестничная!
–
да
и
не
организация
вовсе
(abursh.sytes.net/Marginaly/Kirshina.htm).
1.2.2. ‘Потусторонний’
В качестве основы следующей модификации можно назвать
ассоциативную связь вещного и мифологического пространства
(посюсторонний, потусторонний, замогильный, загробный).
Производящее в этом случае обозначает границу между мирами
(реальным и потусторонним): эта или та сторона, могила, гроб.
В языковой картине мира, как и в мифологической, «вход в иной
мир отмечен и специально выделен» [Цивьян, 2006, с. 10]. При
259
когнитивной обработке исходной ситуации по отношению к значениям языковых единиц одновременно действуют два взаимодействующих фактора: нейтрализуется предметное значение
производящего, функционирующего в определенных словообразовательных моделях, в результате чего производные становятся
синонимами и толкуются одно через другое.
потусторонний
‘неземной, загробный’
загробный
‘наступающий
после смерти’
замогильный
‘то же, что загробный,
потусторонний’
Синонимичность поддерживается и на уровне текста:
247) …Подумай о том, что ожидает тебя по ту сторону
жизни… Верю ли я в загробную жизнь? (А. Н. Толстой);
248) Ты же не веришь во все эти штучки, загробную жизнь,
закартинную жизнь, и ты говоришь мне, что в чем-то жизни
может не быть. Значит, в зажизнь ты не веришь, а в нежизнь –
веришь? Парадоксально, не находишь? (www.goneliterate.ru/libro/
read.text-43389.xml).
Нейтрализация предметных значений производящих еще нагляднее демонстрируется авторским использованием прилагательных в несвойственном им в языке, но легко опознаваемом
читателем значении:
249) В дальнюю область, в заоблачный плес ушел мой приятель и песню унес (М. Светлов);
250) Прощальный взор бросая нашей жизни, душою, друг,
вглядись в мои черты, чтобы узнать в заоблачной отчизне, кого
звала, кого любила ты (А. К. Толстой);
251) Смерти нет – то всем известно, повторять это стало
пресно, а что есть – пусть расскажут мне. Кто стучится?
Ведь всех впустили. Это гость зазеркальный?.. Значит, хрупки
могильные плиты…(А. Ахматова);
252) Март. Подземные колокола. Палящие жерла пушек,
вещающих траур. Дух заупокойных обеден (О. Николаева);
253) Не время ли черкнуть письмо, не канителя, в заочный
Вертоград Языкову (М. Амелин);
254) Ангелы сходили на село. Светлое посконное богатство.
В царство заиконное вело. Хаживали дети голубками, Разговевшись крашеным яйцом (radimich.narod.ru/our_people_Podluzkiy.htm);
260 255) Видимо так, в запредельные дали спеша, не принимая
убогую крепь домовины, мертвое тело не смеет покинуть душа… (Я. Гольцман).
Производящие только называют предметы – детали реальной жизни, концептуализированные как граница того и этого мира на основе мифологических представлений, словообразовательная модель обеспечивает соотнесение данного прилагательного с потусторонним миром. Дейктическое понимание значения
производящего в подобных случаях ярко проявляется в романе
В. Орлова «Альтист Данилов» и других примерах:
256) Данилова в Девяти Слоях еще узнавали, шепотом просили рассказать земные анекдоты, но для многих он был уже
пришельцем из потустороннего мира, демоном с того света
(В. Орлов);
257) Подобно декаденским героям Уальда и Кэролла она
живет сразу в двух мирах закартинном и здешнем, но отнюдь
не очевидно, который из двух является для нее потусторонним
(www.lusiapopenko.com/ru/about.html).
В последнее время сформировалось представление о новых
параллельных мирах, не связанных с загробным миром, но и не
являющихся фрагментом мира реального:
258) При этом целью человека является не его собеседник – заэкранный мир машины, подобный Зазеркалью (www.philosophy.ru/
library/baud/zlo.html);
259) Я погружаюсь с головой. В застенный мир, в иную
сказку. Здесь блещут острые клинки. Здесь каждый – друг, и
каждый – враг. За друга – вражью вскроет вену (www.icetear.ru/
forum/…/index.php/t585.html);
260) Я убитый пару раз в шкаф залезал, искал выход в какойто другой странный зашкафный мир, зашкафные жители двери
не открыли... (bbrain-deadd.livejournal.com/130571.html);
261) Она же рассказывала о своей жизни, о том, как там у
них, в «закартинном мире» здорово и интересно, какие там живут люди, и время и воздух там совсем другие... (netelle.
livejournal.com/1597.html);
262) Инсталляции Джеффри Шоу строятся по принципу
компьютерной игры-бродилки, перенесенной из заэкранного в
реальное пространство. В проекте «The Legible City» («Разбор261
чивый город», 1989) зритель пересекает виртуальные города на
велотренажере (www.projectclassica.ru/…/2003_07_02a.htm);
263) Группа для тех, кто хоть раз спасал мир (пускай и не
своими руками), кто знает, что такое пиксельхантинг, знаком с
Джорджем Стоббартом, Брайаном, Кейт Уолкер и другими
очень известными личностями замониторного мира (pda.privet.ru/
community/questomania);
264) Жизнь в замониторным мире. Петр Давыдов. 18 апреля, 00:28 (www.euruchess.org/…/index.cgi?action=viewnews).
Здесь также существует граница между миром этим и тем. В
контекстах описывается путь, ведущий в виртуальные альтернативные миры, как пересечение этой границы:
265) Внезапная болезнь заглянула на неделю и словно сорвала
доспехи, которые не давали мне распасться на части. Фрагментарного меня втягивает сквозь консоль в глубину замониторного мира – нет ни сил, ни желания противостоять этому
(diesel.tomsk.ru/flow/).
Новые альтернативные миры подчас ставятся в один ряд с
традиционными:
266) Тут красивая сказка, – и наша современная действительность – и сказочная зазеркальная (верней, «закартинная»)
реальность (forum.comics.com.ua/viewtopic.php?p=9762).
В сознании современного человека вторая реальность конкурирует с первой и даже вытесняет ее:
267) Если Церковь говорит о духовном мире, то телевидение
вводит человека в мир зримых духов, создаваемых медиократией.
СМИ создают заэкранный мир, призрачное бытие, которое заменяет реальное бытие и в конечном счете отменяет его
(www.kroutov.ru/content/rgs/rgs5.shtml);
268) Смеяться над этим утверждением может только
весьма недалекий человек, не понимающий, что заэкранный мир
уже давным-давно стал полновесным продолжением – не придатком! – мира реального, и, может быть, скоро мы вообще
перестанем разбираться, какой мир реален (www.olenegorsk.
murman.ru/ pr_socium_002.html).
Порой новое зазеркалье через синонимию прилагательных
прямо соотносится с миром мертвых, приравнивается к нему. Та262 кое отождествление весьма определенно дает понять, что уход
человечества в виртуальный мир оценивается как смерть:
269) У тебя ведь всего в жизни вроде как хватает. А твои
лазейки и укрытия не имеют никакого смысла, в них нет правды,
нет… нет жизни! – Ты же не веришь во все эти штучки, загробную жизнь, закартинную жизнь (www.orena.org/libro/read.text43389.xml).
Регулярно специфика миров, находящихся по разные стороны границы, эксплицируется через их противопоставление, которое является когнитивной основой антонимии языковых средств:
270) Его поразило волнение Ии, ее негодование по поводу
такого высказывания. Это было у нее уже не потусторонним,
не заиконным, а самым что ни на есть здешним, земным
(www.libereya.ru/biblus/kochetov/).
1.2.3. ‘Расстояние’.
У локативного прилагательного может возникать качественное значение на основе эксплуатации смыслов, связанных с компонентом ‘расстояние’, который способен развертываться как в
смысл ‘далеко’, так и в смысл ’близко, рядом’ в зависимости от
перцептуальной и концептуальной информации, входящей в прототипическую ситуацию.
В прилагательных надзвездный, поднебесный, подоблачный,
заоблачный производящие называют фрагмент пространства, отделенный от говорящего значительным расстоянием. На основе
компонента прототипической ситуации ‘далеко’ появляется возможность в непространственных значениях производных выразить смысл ‘находящийся выше звезд, обнимающий весь мир’
(надзвездный), ‘безграничный, необъятный’ (поднебесный), ‘далекий от жизни, нереальный’ (заоблачный), ‘недосягаемый’ (подоблачный) и даже прямо указать на значительные параметры
объекта:
271) Казалось, это женщина, и роста, пожалуй, поднебесного она (Б. Корнилов);
272) Ну, конечно же, рейтинг его высокий, занебесный рейтинг застит ему взор (www.apn-nn.ru/pub_s/630.html).
В таких случаях на основе количественных и качественных
значений производящего в производном может стать актуальным
ценностный компонент:
263
273) Из всех наших романтиков, Достоевский был самым мечтательным, самым надзвездным, самым искренним (Л. И. Шестов);
274) По принципу притчевого параллелизма построено стихотворение «Жаворонок, орел и поэт» (1833), где «надоблачный
размах крыл» небесных птиц являет духовную высоту художника в отношении постигаемого им мироздания (www.rusk.ru/
st.php?idar=12268);
275) Глубина властно выталкивает меня наверх, в надоблачный, ясный, сияющий мир (shturval2.narod.ru/books/ershov/
ershov18.htm).
Непространственные значения прилагательного заморский
тоже обусловлены наличием в прототипической ситуации компонента ‘большое расстояние’ (2.‘О далеких странах, городах’, 3.‘О
невиданном, странном, причудливом’), поскольку для русского
человека море всегда было символом границы между своим и
чужим мирами [ср. Телия, 1996. См. также Бухарова, 2009, где
указывается на концептуализацию в башкирском эпосе леса, реки, горы как границ своего пространства]. Смыслы ‘странный,
невиданный’ и ‘далекий’ являются онтологически связанными.
Производящие рука, стол связаны с номинацией ситуации, в
которой носитель языка фиксирует локализацию У через объекты, концептуализированные как находящиеся близко. Поэтому в
производных реализуются значения ‘находящийся всегда поблизости, под рукой’ (подручный), ‘постоянно необходимый и потому всегда находящийся под рукой, поблизости’ (настольный).
Причем, как мы видим из дефиниций, предметные значения производящих нейтрализованы полностью, и производные от них
толкуются как синонимичные, прилагательное настольный – через существительное рука; более того, эта синонимия демонстрирует нейтрализацию значений самих словообразовательных моделей, никогда не выступающих как синонимичные. Авторы словаря сочли необходимым также прояснить в толковании основание переноса наименования и его причинно-следственную основу. В данном случае оказывается неважным, относительно какого
объекта происходит локализация, каковы пространственные отношения между Х и У в метафорически осмысленной локативной
ситуации. Главным является то, что извлечение нового смысла
происходит с учетом информации, полученной из прототипической ситуации в той ее части, которая базируется на опыте обы264 денной жизни человека, где рука и стол осознаются как объекты,
постоянно присутствующие рядом, с которыми возможен контакт.35 Причиной синонимии оказывается не семантика языковых
средств, а то, что ситуации, номинированные ими, являются ценностно подобными, имеющими примерно одинаковую значимость в практике. Детали обыденной обстановки, в которой человек видит себя, осознаваемые им как легко досягаемые, всегда
доступные, с одной стороны, и тип отношений между объектами,
составляющими интересующую человека пространственную
конфигурацию, – с другой, являются той перцептуально-концептуальной основой, которая обусловливает появление в речи
новых единиц со значением ‘близкий, легко доступный, постоянно необходимый’:
276) Понравилась настолько, что стала настольной, надиванной, подкроватной и т. д. (lib.rus.ec/b/67208);
277) …Является моей любимой настольной, подкроватной
и карманной книгой (stra.teg.ru/library/strategics/7/13).
Встречаются интересные примеры словоупотреблений, объяснимых одновременным учетом признаков локативной прототипической ситуации и ее метафорического осмысления:
278) Видите ли, по-моему, есть только два рода книг: настольный и подстольный. Либо я люблю писателя истово, либо
выбрасываю целиком» (В. Набоков).
Здесь взаимодействуют два процесса: с одной стороны, противопоставленость перцептуальных признаков симметричных
прототипических над и под- ситуаций высвечивают значения
прилагательных как противоположные, с другой, наличие производного значения у прилагательного настольный ‘постоянно необходимый’ позволяет воспринимать неологизм подстольный как
обладающий антонимичным значением ‘ненужный’. В результате
этой противопоставленности рождается и оценочность значений.
«Контекстная мотивация поддерживает память, память поддерживает контекстную мотивацию» [Шатуновский, 1996, с. 17].
35
Ср.: « Что же касается рук, то здесь значение близости объекта возникает
иначе: руками человек воздействует на объект в динамической ситуации, а статическое быть /находиться под руками означает как бы готовность объекта к
такому воздействию – объект уже находится в «стартовой позиции» под рукой.
[Плунгян, Рахилина, 2000, с. 123].
265
§ 2. СООТНОШЕНИЕ СМЫСЛОВЫХ ПОЛЕЙ
‘ПРОСТРАНСТВО’ – ‘ВРЕМЯ’
Одним из самых распространенных в языке механизмов
производства значений является метонимия, отражающая отношения смежности. Причем, как отмечает Ю. Д. Апресян [Апресян, 1995], такой тип переноса характерен не только для лексической системы языка, но и для словообразования, что является
свидетельством структурного подобия этих уровней. В последнее
время в ряде работ [см., например, Падучева, 1999а, 2004] описываются случаи возникновения новых значений языковых единиц
в результате взаимодействия метонимического и метафорического механизмов. Как демонстрирует наш материал, именно в сфере
отношений ‘пространство’ – ‘время’ такое взаимодействие характеризуется особой регулярностью. Кроме того, связь локативности и темпоральности наблюдается как в семантической структуре приставок, так и прилагательного в целом, а взаимодействие
смысловых полей ‘пространство’ и ‘время’ характеризуется
сложностью и разнонаправленностью. Именно поэтому в работе
данному типу отношений отведен отдельный фрагмент.
2.1. Эволюция взгляда на пространство и время довольно
рельефно демонстрирует специфику сосуществования этих категорий в сознании говорящего. Соотношение языковых локативных и темпоральных значений интерпретируется в традиционной
лингвистике через несколько устоявшихся тезисов, воспринимающихся подчас как аксиомы.
2.1.1. Несомненно, что пространство и время – это две связанные категории.
Общепринятым в языкознании мнением является то, что интерпретация типа связи категорий пространства и времени зависит от типа картины мира, в которой эта интерпретация происходит, и от роста степени осведомленности человечества об устройстве мира. То есть, если выделяется мифологическая картина мира, языковая картина мира, научная картина мира, то утверждается скорее различие в восприятии пространства и времени в них.
Так ли это?
Установлено, что «в архаичной модели мира пространство
не противопоставлено времени как внешняя форма содержания
266 внутренней» [Топоров, 1983, с. 231], в ней «в функции пространственных и временных показателей входит и указание на фундаментальную связь между временем и пространством» [Цивьян,
2006, с. 11. См. также Матвеева, 2003; Топоров, 1992, 1992а; Попова, 1997; Всеволодова, 1975; Всеволодова, Потапова, 1973].
Нерасторжимое существование пространства и времени является
ядром мифологической картины мира [см., напр., Бухарова,
2009]. Время воспринимается как поворот пространства (Земли,
Солнца, мира) [Мурьянов, 1978; Арутюнова, 1997; Яковлева,
1995]. На восприятии этого единства основано созданное М. Бахтиным [Бахтин, 1975] применительно к художественному пространству – времени понятие хронотопа. Лингвисты, исследуя
языковую картину мира, развивают в последних работах термин
М. М. Бахтина «хронотоп» в понятие «хронотоп наблюдателя»
[Золотова, Онипенко, Сидорова, 1998], в «отождествление «пространства» (объема) и времени речи и представление их как нерасчлененный хронотоп» [Логический анализ языка, 1997, с. 97].
Да и само слово время исторически родственно словам круг, вращать. Таким образом устанавливается скорее сходство, чем различие постранственно-временных отношений в мифологической,
художественной и языковой картинах мира, что, в общем-то, не
удивительно, так как в языке, как и в мифе, отражается архаическая модель мира.
Далее, как утверждается в литературе, представление о пространстве демифологизируется, начинается осознание пространства и времени как двух связанных, но все-таки дискретных категорий, и в конце концов процесс познания заканчивается тем, что
в ХХ в. физики формулируют постулат о четырехмерности пространства макромира, три измерения которого пространственные,
а четвертое – временное [Аронов, 1971; Мостепаненко, 1969,
1971]. Однако и этот факт скорее отождествляет восприятие пространства и времени в мифологической, языковой и научной картинах мира, чем разводит их. Если же рассмотреть современные
научные определения базовых отрезков времени, то можно увидеть подтверждение этому: сутки и год определяются как время,
за которое небесное тело совершает определенный путь. Время
трактуется как поворот пространства. Таким образом, в интерпретации отношений пространства – времени картины мира раз267
ного типа могут и пресекаться [Зобов, Мостепаненко, 1974; Каган, 1974; Рудь, Цуккерман, 1974].
2.1.2. Лингвистика интерпретирует отношения между пространственными и временными значениями в языке всегда как
однонаправленные: сначала пространство, потом время. Вот типичное высказывание: «Временные понятия возникли в ходе переосмысления первоначальных пространственных концептов, что
нашло отражение в построении языковой модели временных отношений по пространственной схеме – свидетельством этому
служит семантическая двойственность многих пространственных
выражений» [Кравченко, с. 1996: 62–63]. [См. также, например,
Виноградов, 1972; Шерер, 1979; Красухин, 1997; Крейдлин, 1997;
Михайлова. 1994; Логический анализ языка, 1997; Кравченко,
2004; Никитин, 2005; Гак, 1997, 2000; Всеволодова, 1975; Всеволодова, Потапова, 1973].
Анализ материала позволяет уточнить данные выводы.
Конечно, пространство и время – категории смежные. «Это
известный и частый во всех языках переход. Многие временные
союзы и предлоги восходят к пространственным словам, нередко
пространственные предлоги и наречия в качестве вторичной
функции выражают временное значение» [Гак, 1997, с. 125].
Предложение Они встречались перед университетом может с
одинаковым успехом номинировать как пространственные, так и
временные отношения [см. анализ подобных примеров в Падучева, 2000а].
Смежность локативных и темпоральных значений выражается
уже на уровне абстрактных языковых единиц, таких, как словообразовательные модели, так как некоторые из них предназначены
для образования прилагательных как с пространственным, так и с
временным значением. При этом отношения в локативной и темпоральной сферах концептуализируются одинаково. Словарные
дефиниции ярко демонстрируют отмеченную ситуацию:
меж- (между-) + -н- (ск-, ов-) ‘находящийся (в пространстве
или во времени) или происходящий, совершаемый между одинаковыми предметами, явлениями’ (междустрочный интервал,
межрегиональная граница, межэтажный пролет, межъярусное утепление, межреберные мышцы, межостровной пролив –
268 межсезонные скидки, межсессионный зачет, межигровой сбор,
межреволюционный период, межнавигационный отпуск);
по- + -н- (ск-) 2. ‘Производимый, распределяемый в соответствии с чем-н.’ (поземельный учет, подворный постой, поквартирное начисление, покомнатный расчет, построчная оплата
– почасовая оплата, подекадный план, поквартальная прибыль,
поурочная норма, помесячная нагрузка);
пред- + -н- (-ск-,-ов-) ‘непосредственно предшествующий (во
времени и пространстве) чему-н.’ (предпраздничная суета, предыюльский ураган, предъюбилейное поздравление, предвесеннее
понижение температуры, предуборочный ремонт – предгорный
ручей, предматериковый риф). К моделям того же рода относятся вне- + -н- и внутри- + -н-.
Привлекает внимание тот факт, что в прототипическую ситуацию указанных приставок, имеющих временное значение,
входит компонент ‘трасса’, который и обусловливает функционирование префикса в темпоральной сфере. «В полученной модели идея движения, протекающего как в пространстве, так и во
времени, соединила эти два аспекта мира. Именно движение, понимаемое в широком смысле, способствует созданию синтетических – темпорально-пространственных – моделей, наиболее адекватно воспроизводящих образ мира» [Арутюнова, 2002, с. 9]. [См.
также Цивьян, 2006, с. 74–75].
Способность данных единиц моделировать как локативные,
так и временные отношения, видимо, обусловлена еще и тем, что
некоторые участки пространственной и темпоральной структуры
мира осознаются как подобные: одинаковые предметы находятся
на одной – прямой – линии по отношению к наблюдателю (преддверная грязь), одинаковые события располагаются на оси времени линейно (предъюбилейный корпоратив). Однако трехмерность пространства в отличие от одномерности времени накладывает отпечаток на интерпретацию единиц, участвующих в реализации указанных моделей. Для пространственных отношений
характерна большая разветвленность и расчлененность. Если в
темпоральном значении пред- интерпретируется только как
предшествование, то в локативном смысле выявляется расположение с фасадной стороны (перед диваном, иконой, алтарем, монитором: преддивинный ковер, предыконная лампада, предал269
тарное пространство, предмониторный очкарик) или со стороны наблюдателя – перед горой (предгорный лес) ‘Х находится к
наблюдателю ближе, чем гора’.
Уподобление структуры вещного пространства и времени
предваряется концептуализацией темпоральных объектов как
вещей, предметов. Этот процесс выражается в приписывании отрезкам времени, событиям перцептуальных признаков объектов
вещного мира: наличие границ (внутридекадная проверка, внелекционная работа, межремонтный пробег), локализации относительно другого видимого объекта и / или наблюдателя
(предпусковой прогон, пореформенный спад).
Можно сделать вывод, что распространение сферы действия
префиксов с базовым пространственным значением на темпоральную область поддержано метафорическим осмыслением
свойств времени и явлений временной сферы.
В [Горбунова, 2005] мы уже указывали, что распределение
значений прилагательных между пространственной и временной
семантикой, как правило, зависит от значения производящего.
Временные прилагательные образованы от существительных,
обозначающих отрезок времени, событие, процесс: межсезонные
колебания, межсессионная успеваемость, внелекционная работа, внутридекадный пик, внутрисменный график.
Но и от субстантивов с предметным значением могут образовываться темпоральные прилагательные, ведь «всюду, где условия жизни или внешняя природа связывают предметы и действия с определенным временем, имена, соответствующие этим
предметам и действиям, или употребляются в качестве темпоральных имен, или даже переходят в чисто темпоральные слова»
[Покровский, 1959, с. 43]: преддипломная практика, предопухолевый период, предбукварное обучение, предъязвенные симптомы, межледниковое потепление. В этом случае предмет, названный производящим, является маркером или точкой отсчета в протекании какого-то периода. Традиционно подобные случаи относят к метонимическому типу мотивации, когда название отрезка
времени мотивировано именем предмета-участника процесса,
происходящего в это время (время получения, написания диплома – диплом; время возникновения язвы, опухоли – опухоль, язва). Подобно этому преддипломный – ‘перед защитой или напи270 санием диплома’, предбукварный ‘период обучения в школе до
знакомства с букварем’, предмексиканский ‘предшествовавший
каким-л. событиям в Мексике’ [БАС]).
В работе О. П. Ермаковой [Ермакова, 1984] подобные случаи
связываются с явлением семантического эллипсиса [см. также
Никитина, 1966]. Думается, что в разной квалификации явления
обнаруживается не противоречие, а лишь различие в подходах.
При когнитивном и формально-семантическом анализе обнаруживается метонимический характер мотивации, когда в качестве
названия отрезка времени выступает имя предмета-участника
процесса, происходящего в это время (время получения, написания диплома – диплом; время возникновения язвы, опухоли –
опухоль, язва). При использовании же методики, основанной на
восстановлении свернутого в слове высказывания и получившей
в современной лингвистике название пропозитивного анализа,
выявляется «семантический пропуск», при котором «конструкция
представляет собой сжатие более полной» [Ермакова, 1984, с. 22.
См. также Ермакова, 1979]. Именно пропозитивный подход фактически реализован в работах по синтаксису, на которые ссылается О. П. Ермакова. В результате обнаруживается сходство явлений метонимии и эллипсиса, так как при эллипсисе подвергается сжатию именно та часть высказывания, в которой устанавливается связь между ситуацией и предметом, участвующим в ней.
Как видно из анализа нашего материала, мотивация в описываемых случаях действительно напоминает явление семантического
эллипсиса:
278) Мимо звезд, набегавших из ночи,
На стальном я летел корабле.
Наши сроки межзвездные кратки:
Там минута – здесь жизнь (В. Федоров). Межзвездные здесь
значит ‘пока мы летим между звезд’ или ‘от звезды до звезды’).
Однако вряд ли можно согласиться с этим мнением в той его
части, где в качестве причины семантического эллипсиса называется несовместимость семантики мотивирующей основы и формантов, поскольку, по данным словарей и грамматик, приставки
меж-, по-, пред- могут выражать как временное, так и пространственное значение, и, следовательно, речи о несовместимости
значений мотиваторов и приставки идти не может.
271
Метонимический сдвиг в значении производящего наблюдается и в модели с темпоральной приставкой после- и ее антонимом до-, где достаточно частотно использование производящих с
базовым вещным значением: посленаполеоновский, посленьютоновский, послегитлеровский, послегодуновский, послепетровский,
послепавловский, послегоголевский, послегельмгольцевский, послегомеровский, послешмайссеровский, послешекспировский, послехрущевский, послехристианский, послеапостольский, послеаральский, послеавроровский, послепушкинский, послелунный, послеязвенный, послеэриванский, послеметропольский, послемонгольский, послетеатральный, послебанный, послепостельный, послепарижский – додостоевский, докомпьютерный, доколхозный,
допетровский, доледниковый, долагерный, долицейский и др.)
При этом встречаются и случаи формирования пространственного значения у темпоральных приставок пост- (постцентральный ‘расположенный позади какой-либо центральной точки
или линии’) и после-:
279) Отличительной особенностью симпатической нервной
системы является то, что ее центры располагаются в грудном
и поясничном отделах спинного мозга, а предузловые волокна
короче послеузловых (Р. Самусев).
В этом же ряду стоит пара предпрозаический – послепрозаический ‘находящийся до и после отдела «Проза»’, которая столь
же интересно проявляет смежность пространства и времени. В
языке через антонимию приставок пред- / после- выявляется
только временное значение (предвоенный – послевоенный). В
пространстве подобное противопоставление реализуется через
пару пред / за (предгорный – загорный). Однако, как мы видели,
приставка пред- способна выражать и пространственное значение. И, видимо, поскольку пара пред- / после- достаточно устойчива и воспроизводима для носителя языка, второй член этой пары (после-) по аналогии с пред- приобретает несвойственное ему
пространственное значение. Т. е., способность приставки предвыражать отношения предшествования как во времени, так и в
пространстве обусловила приобретение приставкой после- несвойственного ей пространственного значения. Возможно, что на
эту переориентацию значения повлиял линейный, последовательный характер расположения объектов, названных произво272 дящим, сходный с линейностью времени (страницы в журнале):
предметы, локализованные прилагательным, могут восприниматься только в разные моменты (до или после раздела «Проза»).
Метонимическое осмысление действительности в языке настолько продуктивно, что при номинации может действовать даже тогда, когда семантика языковых единиц не предполагает пространственно-временной смежности. В прилагательном застольный и префикс, и производящее имеют базовое предметнопространственное значение, а прилагательное выражает значение
временное, и только его фиксирует словарь. Но семантическая
память все-таки сильна, и слово легко восстанавливает способность выражать пространственное значение и в определенном
контексте, если актуализируется предметное значение производящего, может обозначать предмет, находящийся за столом:
280) Лампа свет лиет на уголок застольный (Н. Заболоцкий).
И данный пример не является единичным, он стоит в ряду
других употреблений, где застольный соотносится то с пространством, то со временем в зависимости от того, какая характеристика (локативная или темпоральная) ситуации находится в
фокусе внимания говорящего. Перед нами классический пример,
демонстрирующий когнитивную природу метонимии, состоящую
в смещении фокуса на разные аспекты одной ситуации. В примерах 281), 282) адъектив используется в отмечаемом словарями
темпоральном значении:
281) Что и говорить, человеку, который, высоко поднимая
бокал, тянется через стол со всеми чокаться (что является явным нарушением застольного этикета)… (Г. Лазарева);
282) Собственно, она не является только новогодней и может
возникнуть в любой другой застольной ситуации (О. Николаев).
В примерах 283) – 286) реализуется локативное значение:
283) Эфрос репетировал, минуя застольный период (Михаил Козаков);
284) Серый, он был полон пренебрежительности по отношению пусть даже к длинным застольным рядам чиновников
(К. Сурикова);
285) С ними россказни обретали привкус достоверности,
которую закреплял чаще всего застольный снимок слипшихся в
обнимку нетрезвых людей (Д. Симонова);
273
286) Я сел к столу и занялся каким-то делом, скорей всего
писательским скрипучим застольным трудом (Ю. Коваль).
Следует отметить, что застольный не является единственным прилагательным с временным значением, которое образовано с помощью приставки, не соотносимой обычно с темпоральной сферой:
287) Так и возлеоктябрьские «скифы», укрепившись в русском художественном сознании вопреки Пушкину, отметили
это свое утверждение множеством акций «буйной дури»
(С. Небольсин). Временное значение здесь формируется за счет
темпорального значения производящего и варьирования базового
пространственного значения приставки ‘находящийся в зоне Х’.
2.1.3. Таким образом, мы видим, что смежность пространства и времени выражается как в языке на уровне словообразовательной модели, так и в узусе, когда у единицы с пространственным значением контекст может актуализировать способность выражать темпоральное значение. Но направление семантического
вектора может быть и обратным: из темпоральной области в локативную, что, видимо, объясняется тем, что «бытие и время взаимно определяют друг друга» [Хайдеггер, 1993, с. 392]36.
Итак, отношения между локативными и темпоральными
значениями в языке не могут интерпретироваться как однонаправленные: исходные пространственные, производные – временные. В узусе они представляются гораздо более интересными.
Модификации обеспечиваются работой метонимического и метафорического механизмов.
§ 3. СООТНОШЕНИЕ СМЫСЛОВЫХ ПОЛЕЙ
‘ПРОСТРАНСТВО’ – ‘СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО’
Пространственная архитектоника окружающего мира «не
сводится только к отношениям материальных вещей, а включает
их отношения к человеку, его социальные связи и те смыслы, которые фиксируются в системе общественно значимых идей»
[Введение в философию, 1990, с. 93]: единый мир создается кор 36
См. [Гак, 1997], где исследуются элементы бытия, определяемые через время; пространство среди таких элементов не названо.
274 реляцией разных типов пространств [Рассел, 1957], особо значимыми и тесно взаимосвязанными из которых являются вещное
(мир воспринимаемых органами чувств вещей) и социальное. Социальное пространство – это мир вещей «второй природы», оно
включает в себя человека и его отношения с другими людьми,
мир идей, искусства, нормы этики, религии, закон, оно характеризует общественную жизнь. Социальное пространство вписано в
вещное пространство, в пространство биосферы и космоса, связано с ним. Связь вещного и социального пространства описана в
философии [Сорокин, 1992; Бурдье, 1993, 1994; Кастельс, 1999,
2000], лингвистика также исследует ее наличие [Пэрэнлэй, 2006],
проявляющееся в том числе в семантике и функционировании
языковых единиц. Связь смысловых полей ‘пространство’ и ‘социальное пространство’ наблюдается в семантической структуре
как адъективных префиксов, так и прилагательных, возникает как
результат работы разных когнитивных механизмов, характеризуется взаимодействием этих механизмов на пространстве морфемы и слова.
3.1. Целый ряд приставок с базовым локативным значением
оказывается активным при деривации прилагательных со значением социального пространства, образованных по словообразовательным моделям
вне – + -н- (внебрачный ребенок, вневедомственные полномочия, внеконкурсный отбор, внепартийны кандидат, внесметные расходы, внесоциальная личность),
внутри- + -н- (ов-, -ск-) (внутрибригадное соревнование,
внутригрупповой конфликт, внутриотраслевая кооперация,
внутриплеменной брак, внутриполитический скандал, внутрипроизводственный баланс),
интра-+-н- (интрагрупповой конфликт),
по- + -н- (поволостная перепись, посословный учет, подоходное налогообложение, повзводный кросс).
В этом случае, как и при модификации ‘локативность’ –
‘темпоральность’, структура социума уподобляется структуре
вещного пространства [см. Гак, 2000]. Приставки выражают отношения, которые концептуализированы как одинаковые для
объектов вещного и социального пространства: ‘У в границах Х’
(внутрипечная температура, внутриэлитарный климат), ‘У за
275
пределами Х’ (внедупловое вскармливание, внекультурное образование), ‘относящийся к каждому Х’ (постраничный перевод,
поротное обучение). Это происходит за счет метафорического
сближения элементов вещного и социального пространства, т. е.
осмысления фрагментов социума в терминах пространства, приписывания социальным объектам пространственных характеристик (граница, внутренняя область и т. п.)
Реализация семантического потенциала приставки в сфере
выражения отношений между объектами социального пространства может сопровождаться появление нового значения, о чем
было подробно рассказано в гл. 2 (приправительственный орган, околопартийный круг лиц, транснациональный банк,
межбиблиотечный абонемент, интернациональный батальон). В подобных случаях, как было выяснено, происходит метафорическая обработка признаков прототипической ситуации.
Как удалось обнаружить, и при выражении приставкой одинаковых отношений в вещном и социальном пространстве, и при
появлении у нее значения социального пространства работа метафорического механизма регулярно поддерживается и метонимией – смещением фокуса с одних аспектов ситуации на другие.
Несомненно, что большая роль в отнесении объекта к тому
или иному типу пространства принадлежит производящему, ведь
«лексические значения множества прилагательных почти всецело
обусловлены предметными значениями производящего имени
существительного» [Виноградов, 1972, с. 155]. Например, прилагательные внутримагазинный, поквартирный, внерайонный образованы по моделям, приставка в которых выражает отношения,
имеющие место как в вещном, так и в социальном пространстве,
таким образом, префикс только указывает на положение У по отношению к Х, но не на тип пространства. Производящие в составе прилагательного способны выступать как в конкретнопредметном значении, так и обозначать реалию социального пространства (магазин – ‘место’ и ‘предприятие’, квартира – ‘место’
и ‘жители’, район – ‘территория’ и ‘единица административнотерриториального деления’). В результате смещения фокуса с
вещного аспекта ситуации на социальный или наоборот прилагательные, образованные по таким моделям, могут обозначать расположение объекта в социальном или вещном пространстве:
276 внутримагазинный интерьер, поквартирный обход – внутримагазинные ресурсы, поквартирная перепись).
В прилагательных межкомнатный, околотронный, приуниверситетский значение производящих также метонимически обрабатывается: межкомнатная перегородка ‘отделяющая одну
комнату от другой’ – межкомнатный конфликт ‘происходящий
между жителями разных комнат’, околотронное, приуниверситетское пространство ‘пространство рядом с троном, университетом’ – околотронные слухи ‘связанные с людьми на троне’,
приуниверситетская библиотека ‘являющаяся структурным
подразделением университета’. У приставки при этом появляется
новое значение для выражения отношений, существующих только в рамках социального пространства. Подобный механизм перехода одного типа пространства в другой оценивается в современной литературе как метафора пространства, осуществляемая
за счет того, что предлог [или приставка – Л. Г.] является функцией, переводящей один вид пространства в другой [Кронгауз,
1994; Гак, 1997]. Мы же видим, что не приставка определяет, какой из видов пространства будет обозначен в прилагательном, а
значение производящего требует определенной перестройки значения приставки. Производящее ангажирует префикс с соответствующим семантическим потенциалом для того, чтобы он выразил отношения между Х и У, заданными производящим префиксального прилагательного и существительным – главным словом
именной группы.
3.2. Как и в случае соотношения локативных и темпоральных значений, лингвистика признает первичность пространственных значений и вторичность значений социального пространства. Сам термин, обозначающий совокупность социальных отношений (социальное пространство), является метафорой, сближающей пространство и социум. Таким образом утверждается
генетическая связь вещного и социального пространства, производность последнего, а название, присвоенное социальной среде
обитания индивида, эксплицирует, закрепляет связь такого рода.
Социальное пространство признается пространством инобытия, где «объекты инобытия сосуществуют с реальными физическими объектами в непересекающихся, взаимонепроницаемых
зонах» [Яковлева, 1993, с. 54].
277
Однако и при метонимическом способе сближения вещного
и социального пространства, и при активности метафорических
механизмов можно отметить, что областью-источником семантических модификаций может стать как вещное, так и социальное
пространство, что прослеживается в области семантики как производящих, так и префиксов.
3.3. Как мы уже отмечали, в значении производящих регулярно проявляется тенденция к метонимической обработке. Причем фокус может смещаться как из области вещного пространства в социальную, так и едва ли не более частотно из социальной в
вещную [см. Пэрэнлэй, 2006].
Ярким примером этого может стать метонимическая модель
территория ↔ социальное образование, расположенное на
этой территории. Согласно словарным дефинициям, определяющим значения следующих существительных-производящих, в
результате метонимического осмысления ситуации из локативной
области в социальную перемещаются прилагательные с производящими Азия (внутриазиатский), Америка (внутриамериканский, трансамериканский), Африка (трансафриканский, межафриканский), зона (внутризональный), Европа (внеевропейский,
межъевропейский, трансъевропейский), Кавказ (транскавказский), континент (межконтинентальный, трансконтинентальный), край (внекраевой, межкраевой), область (внутриобластной,
межобластной), остров (межостровной), поселок (внутрипоселковый), район (внерайонный, внутрирайонный, межрайонный),
регион (внерегиональный, межрегиональный), Сибирь (транссибирский), территория (межтерриториальный), из социальной в
локативную – Алжир (внутриалжирский), город (внегородской,
межгородской), государство (внегосударственный, внутригосударственный, межгосударственный), Грузия (внутригрузинский), Индия (трансиндийский), Иордания (трансиорданский),
округ (внеокружной, внутриокружной, межокружной,), поселок
(внепоселковый, межпоселковый), республика (межреспубликанский), Россия (внероссийский, внутрироссийский), селение (внутриселенный, междуселенный, совхоз (межсовхозный), союз
(внутрисоюзный, межсоюзный), хозяйство (внутрихозяйственный, межхозяйственный), Чечня (внечеченский, внутричеченский), биржа (внебиржевой, внутрибиржевой, межбиржевой,
278 околобиржевой), выставка (вневыставочный, внутривыставочный, околовыставочный), дума (внедумский, внутридумский, околодумский), завод (внезаводскоймежзаводской, призаводской,
околозаводской), институт (внеинститутский, внутриинститутский, межинститутский, приинститутский), сенат (внесенатский, внутрисенатский), студия (внестудийный, внутристудийный, межстудийный, околостудийный), суд (внесудебный, межсудебный, околосудебный), театр (внутритеатральный, околотеатральный), школа (внешкольный, внутришкольный, пришкольный, околошкольный), университет (внеуниверситетский, внутриуниверситетский, межуниверситетский, приуниверситетский, околоуниверситетский), фабрика (внефабричный, межфабричный, прифабричный, околофабричный), парламент (внутрипарламентский, межпарламентский, околопарламентский), правительство (внеправительственный, внутриправительственный,
межправительственный, приправительственный), церковь (внецерковный, внутрицерковный, околоцерковный).
Несомненный интерес в этом аспекте представляет модель
предмет ↔ люди, связанные с предметом. Перенос осуществляется из сферы вещного в сферу социального пространства.
Прилагательные, в которых реализовалась бы эта метонимическая модель, в словарях не отмечены, однако тексты дают интересные примеры формирования у таких прилагательных семантики социального пространства: внутришахматные войны,
внутригазетное совещание, внутрикепочные противоречия,
окологазовая общественность, околокомпьютерный мир, околокнижная среда, околоядерные страны, околонефтяной
скандал.
Данный тип модификации является системным, как системно для языка само явление метонимии, но словарями эта способность отражается крайне непоследовательно. В некоторых словарных статьях эта способность подана как многозначность:
Межзаводской – 1. Относящийся к ряду заводов, общий
для нескольких заводов;
2. Происходящий, совершаемый между
заводами.
Внешкольный – 1. Относящийся к просветительной работе
учреждений внешкольной системы;
279
2. Производящийся, происходящий не
в школьной обстановке, вне школы, на дому.
Однако чаще разные значения не разграничиваются: внутриинститутский ‘существующий, осуществляемый внутри, в
рамках института’, аналогично: внутримагазинный, внутриминистерский, внутрифабричный, – где внутри маркирует вещное
пространство, а в рамках – социальное.
Возможность метонимического осмысления ситуации расширяет денотативный потенциал прилагательных, которые становятся способными обозначать объект, расположенный как в
вещном, так и в социальном пространстве. В результате усложняется и семантическая структура такого адъектива. Этот процесс
характерен для гораздо большего количества прилагательных,
чем это указывается словарями. Если прототипическая ситуация
предполагает наличие компонентов ‘территория’, ‘социальное
образование’, ‘люди’ в различных комбинациях, то с большой
долей вероятности можно прогнозировать появление у прилагательных значений вещного и социального пространства.
3.2.3. В качестве мощного фактора, влияющего на отнесение
объекта к определенному типу пространства, выступает существительное – главное слово в именной группе. Оно определяет семантику прилагательного не на уровне реализации словообразовательной модели, как производящее слово, а на уровне межсловных связей, не в системе, а в узусе. В межсловном контексте
актуализируется значение производящего, необходимое в процессе коммуникации. Межсловный контекст есть системное условие, обеспечивающее возможность распознания значения прилагательного, и условие реализации семантического потенциала
всех элементов высказывания, имеющих более низкий уровневый
статус. Проиллюстрируем данное положение рядом примеров.
Несмотря на то что в большинстве словарных определений
обращенность прилагательных к разным типам пространства не
отмечается, контекст может актуализировать то вещное, то социальное значение, отмеченное в дефиниции как одно: трансъевропейский ‘пересекающий Европу, связанный с сообщением через
Европу’. В сочетании с существительным нефтепровод прилагательное реализует значение ‘находящийся на территории не280 скольких стран Европы, пересекающий Европу’, в сочетании с
нефтяная компания – ‘осуществляемый с участием нескольких
стран Европы’, подобно значению прилагательного транснациональный ‘межнациональный, с участием нескольких стран’, где
производящее со значением социальной группы безоговорочно
относит слово к социальному пространству. Для формирования
определенного значения прилагательного «необходимо, чтобы
сочетающееся с прилагательным слово «вытащило» соответствующую долю значения и сочетающиеся понятия оказались кореферентными, совместимыми, т. е., в когнитивных терминах,
чтобы они активизировали связанные между собой фреймы»
[Кубрякова, 2002, с. 22].
Роль межсловного контекста настолько велика, что в толковых словарях значение существительного, наиболее часто сочетающегося с определенным прилагательным, приписывается последнему. Например, значение прилагательного межшкольный в
словаре определяется как ‘предназначенный для нескольких
школ, объединяющий их для проведения каких-л. занятий.
М. семинар, м. олимпиада’. Понятно, что предназначенным для
нескольких школ может быть конкретный объект (тепловые коммуникации, электросети), между зданиями школ может находиться какой-л. другой объект (м. пространство, дорожка), хотя
эти ситуации определяются с помощью прилагательного межшкольный значительно реже, но, поскольку они существуют, мы
вынуждены признать словарную дефиницию этого прилагательного неполной. Случаи такого рода толкований подобны тем, которые Ю. Д. Апресян определил словами: «Элемент окружения
принят за элемент значения рассматриваемого слова» [Апресян,
1995, с. 62]. Влияние межсловного контекста на восприятие значения прилагательного и непоследовательность словарей в толковании семантики слова как результат этого влияния обнаруживается при сравнении дефиниций прилагательных, входящих в
одно словообразовательное гнездо. Так, от существительного
фабрика образовано прилагательное прифабричный, которое толкуется как ‘находящийся, расположенный при фабрике, возле
фабрики’, что соотносится с вещным пространством, и межфабричный, значение которого словарь определяет как
1. Относящийся к ряду фабрик, общий для нескольких фабрик;
281
2. Происходящий, совершаемый между фабриками,
что соотносится с социальным пространством. Согласно словарным дефинициям, прилагательные, образованные от одного производящего в одинаковых деривационных условиях, отражают
разные типы пространства. Думается, что здесь также проявляется влияние наиболее частотного межсловного контекста, под воздействием которого в производящем мотивационно актуальным
становится то прямое значение (‘промышленное предприятие с
машинным способом производства’), то метонимическое (‘здание
фабрики’). Однако оба прилагательных способны локализовать
объекты в разных типах пространства, так как производящее
фабрика может называть объект, находящийся в вещном пространстве, и объект, находящийся в социальном пространстве, а
приставки обозначают ‘расположение возле, в непосредственной
близости’ / ‘в сфере влияния’ или ‘между’ /’общность’), например, прифабричная (межфабричная) территория, прифабричная
(межфабричная) школа. Эту позицию можно проиллюстрировать
и контекстом:
288) Лошади, как он понял, были единственным видом
внутризаводского транспорта (В. Попов).
Таким образом, анализ модификаций модели в сфере локативных прилагательных подтверждает вывод Д. Н. Шмелева о
том, что «дело здесь не в изменении значения данного конкретного слова.., а в реализации некоторой обобщенной семантической формы (модели)» [Шмелев, 1964, с. 107]. Наличие таких
обобщенных семантических моделей обусловлено тем, что о основе значений многих прилагательных лежат прототипические
ситуации, включающие однотипные компоненты, эти компоненты одинаково осмысляются, что и является основой сходства семантического потенциала языковых единиц.
3.3. Более редко, чем по отношению к производящим, но все
же встречается ситуация, когда префиксы с базовым значением
социального пространства выражают отношения в вещном пространстве.
К таким приставкам в современном русском языке относится
приставка противо-. Согласно словарям, приставка выражает
значение противонаправленности или противопоставленности.
Среди прилагательных с приставкой противо- встречаются вы282 ражающие отношения как в вещном (противокашлевый, противоцинготный, противоглистный, противоотечный, противокорабельный, противоспутниковый, противокосмический, противогрибковый противогриппозный, противоаллергический, противоалкогольный), так и в социальном пространстве (противозатратный, противоправный, противозаконный).
При этом номинацию социальных отношений для этой приставки в современном русском языке следует признать первичным. Приставка противо- в современном русском языке не может
называть расположение объектов в вещном пространстве один
напротив другого, хотя, несомненно, в реальности такая ориентация часта и актуальна. Показательно в этом смысле сравнение
значений предлога против и приставки. Если у приставки фиксируется только структурно-пространственное значение (протипопоставленность и противонаправленность), то у предлога словари
дают и пространственное значение, маркируя его как устаревшее:
стоять против двери [см. о предлогах против и напротив Глухих, 1967].
Думается, что такое положение вещей могло сложиться следующим образом. В древнерусском языке оба значения предлога
существовали как равноправные, более того, в словаре И. И. Срезневского [Срезневский, 1958] пространственные значения даются
первыми («для обозначения места», «для указания направления»), а структурные – далее («для указания противодействия»).
В. И. Даль [Даль, 1881] не разграничивает эти значения: «В значении положения предметов или неприязненной встречи для
борьбы или иного действия, вопреки, нарушая порядок». В словаре даются примеры предложений, в которых предлог выражает
значение расположения предметов, но, когда приводятся прилагательные с соотносимой с предлогом приставкой, среди них
встречаются только несущие значение противопоставленности
(противоболезненный, противодержавный, противовоспалительный, противоглистный, противогнилостный). Видимо, уже
в это время предлог начинает сдавать свои позиции наречию /
предлогу напротив, а семантика приставки и вовсе переориентируется на структуру пространства, т. е. на выражение чистых отношений. В основе такой концептуализации противоположных,
противонаправленных свойств объектов лежит пространственная
283
метафора. Конфликтующие, открыто выражающие негативное
отношение друг к другу, как правило, стоят напротив, изготовившись или как бы изготовившись к схватке.
Таким образом, имея в основе области денотатации пространственные представления, приставка противо- утратила локативное значение. Нечто подобное демонстрирует и префикс
сверх-, который даже своей внутренней формой эксплицирует
локативную ситуацию ‘один предмет выше, на верху другого’, но
пространственного значения в языке не имеет.
Итак, в современном русском языке у приставки противофиксируется значение противопоставленности и противонаправленности. Однако природу этого значения, реализованного по
отношению к объектам вещного и социального пространства,
следует оценивать как разную. Сама идея противопоставления
как антагонизма естественна и первична для общества. Именно в
социуме господство, социальный статус могут приобретаться в
результате борьбы, противостояния. За пределами общественных
отношений, особенно в неживой природе, антагонизма нет.
«Противотанковый ров обладает такими пространственными
характеристиками, из-за которых танк не может преодолеть его,
но участие рва в этой ситуации пассивное, а борьба предполагает
активность всех сторон. Значение приставки ‘сделать так, чтобы
Х здесь не было’, невозможность нахождения в одном фрагменте
действительности двух объектов из-за свойств одного из них метафорически истолковывается как борьба, для концептуализации
которой используется приставка противо-, выражающая антагонистические отношения в социальном пространстве» [Пэрэнлэй,
2006, с. 71–72].
Подобным образом функционирует в русском языке и приставка анти-. Как и приставка противо-, она называет отношения
противоположности или противонаправленности в социальном
пространстве, что в том числе объясняется частотностью антагонистических отношений в социуме (антифеодальное выступление, антиавторитарный подход, антибюрократические меры,
антиглобалистский демарш, антидиктаторское движение,
антиеврейский порядок, антизападные формулировки, антикитайская политика, антикрестьянский закон, антиолигархическая кампания, антипарламентская партия, антипар284 тийная группа, антипиратские меры, антипрезидентская газета, антирыночный идиотизм, антисталинское сочинение,
антиталибская коалиция, антифранкистское движение, античерномырдинский шаг, антиюкосовская акция).
Наряду с этим приставка анти- способна выражать отношения и в вещном пространстве (антибактериальный препарат,
антинейраминидазные антитела, антималярийный спрей,
антивибрационные элементы, антикоррозионные работы,
антилимфоцитарные антитела, антицеллюлитный крем,
антилимфоцитарная инъекция, антигерпетическое вещество). Как и в случае с приставкой противо-, наличие у Х и У противоположных свойств концептуализируется как антагонизм. В
контексте утверждается:
289) Однако по сравнению с обычными «антирадиационные» джинсы на 15 процентов тяжелее (Джинсы от радиации //
«Знание – сила», №9, 2003). Джинсы обладают такими свойствами, которые не позволяют радиации проникать в пространство
внутри них.
И для приставки анти- мы можем отметить базовость непространственного значения.
3.4. В языке регулярно и частотно осуществляется использование одних и тех же средств для выражения отношений в локативной и социальной сфере. Значения приставок при этом могут
оставаться неизменными, так как выражают одинаковый тип
взаиморасположения объектов в вещном и социальном пространстве (значения приставок вне-, внутри-, по-). Данный факт демонстрирует частичную изоморфность этих двух видов пространства.
В некоторых случаях приставки могут выступать в непространственном значении, т. е. выражать иной по сравнению с
вещным пространством тип отношений между объектами, что
продиктовано различиями свойств вещей и реалий социального
пространства, противопоставленностью их материальной и идеальной природы (значения приставок за-, меж-, интер-, около-,
над-, под-, при-, транс-).
Для большинства адъективных приставок (вне-, внутри-, за-,
меж-, интер-, около-, над-, под-, при-, транс-), закрепляющих
отношения и в вещном, и в социальном пространстве, подтвер285
жден базовый статус вещного значения, поскольку в этом случае
процесс производства нелокативных значений предстает как естественный, прозрачный и системообусловленный.
Отношения между двумя типами пространства традиционно
интерпретируемые как направленные от вещного к социальному,
на самом деле оказываются несколько сложнее: имеются переносы из области социальной в вещную, средства с базовой социальной семантикой (как производящие на основе метонимии – смещения фокуса, так и приставки на основе метафорического осмысления) могут переориентировать свое значение в вещное.
Само наличие переносов наименований из сферы вещного
пространства в сферу социального и наоборот говорит о смежности этих двух типов пространства в сознании носителя языка и
языкового коллектива.
§ 4. ЗНАЧЕНИЕ ‘ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ…’
И ЕГО ОСОБЫЙ СТАТУС
Как мы уже говорили [Горбунова, 2005], пространственное
прилагательное не просто выражает признак предмета через его
отношение к другим предметам, а называет признак или признаки, формирующиеся на основе этого предметного отношения,
которое является «предметной призмой для обобщения различных качеств предмета» [Арбатская, 1983, с. 55]. Это утверждение
принципиально, так как оно является не просто перевернутым
определением относительного прилагательного, а, как представляется, отражает специфику прилагательного – синтаксического
деривата – по сравнению с его производящим – именем существительным, оправдывает существование атрибутивно-локативных конструкций и относительных прилагательных в языке, снимая с них презумпцию дублирующих элементов.
Как же происходит эта перестановка акцента с предметного
отношения на признаковое? Анализ типов семантических модификаций на материале префиксально-суффиксальных пространственных прилагательных показал, что эта группа адъективов способна выражать широкий спектр значений от базового локативного до качественного, называющего имманентные свойства предмета. Однако есть промежуточная группа модификаций, когда
286 значение локализованности осложняется каузальным элементом,
что не может не повлиять на семантику прилагательного в целом.
Здесь необходимо еще раз отметить, что наш материал позволяет уточнить понимание весьма убедительного вывода:
«Признак, который называет относительное прилагательное, базируется на комплексе отношений предметов, что детерминирует
многозначность относительных прилагательных и приводит к
контекстной обусловленности их значения» [Харитончик, 1986,
с. 55]. Соглашаясь с З. А. Харитончик в том, что значение относительных прилагательных контекстуально обусловлено, мы все
же подчеркиваем, что подобное заключение было сделано для
прилагательных английского языка, языка аналитического. Нам
же следует сказать, что пространственные суффиксальнопрефиксальные прилагательные занимают особое место в своем
лексико-грамматическом разряде: прилагательное уже не «намекает на смысл связи между предметами» [Павлов, 1985, с. 72], а
точно определяет ее, что становится возможным в результате
формальной выраженности ономасиологического задания. За
счет включения в состав прилагательного пространственного
префикса описываемые прилагательные выражают лишь один
тип отношений – пространственные. Следовательно, и слова
«комплекс отношений предметов», понимаемые в применении к
бесприставочным относительным прилагательным как выражение отношений разных типов, тоже нуждаются в уточнении.
Многие из прилагательных с базовым локативным значением могут использоваться в значении ‘предназначенный для…’,
что и отражается в словарях: настольный ‘предназначенный для
того, чтобы располагаться на столе’. Таким образом обозначается
сдвиг в семантике. Подобное семантическое преобразование стало возможно из-за некоторых особенностей пространственных
прилагательных, которые, в отличие от предложно-падежных
конструкций, обозначают постоянные связи предметов, типизируют мысль [см. Земская, 1967; Павлов, 1985; Харитончик, 1986],
например, междугородный автобус, напольная ваза, набедренная повязка, нагрудный карман, наскальные рисунки, наручные
часы, настенный календарь, нательный крест, настольная
лампа, надгробный камень, подглазурная живопись, подледный
лов, подстрочный перевод, подзеркальный столик, подводная
287
лодка, подземный ход, подвенечное платье, подседельный потник, подружейная собака, приусадебный участок, привокзальная площадь, приствольный круг, пригородный поезд. Определяя пространственную ориентацию предметов относительно друг
друга, прилагательные не только и не столько показывают то, как
расположены предметы в пространстве, сколько номинируют исключительно устойчивые пространственные конфигурации. Возможна сочетаемость двух любых существительных конкретной
семантики с любым предлогом, если это подкрепляется эктралингвистически (туча над горизонтом, около, возле, горизонта, за,
над горизонтом), образование же адъективных аналогов не отличается той же свободой. Так, семантика слова горизонт и свойства объекта, им названного, позволяют создать словосочетания cо
значением ‘находящийся у, около, возле горизонта, за, над горизонтом’, однако во всем «Национальном корпусе русского языка»
[Национальный корпус] встретилось только терминологическое
надгоризонтный, что можно объяснить отсутствием пространственных конфигураций предметов, устойчиво ориентированных и
/ или регулярно ориентируемых носителем языка относительно
горизонта.
В именных группах, называющих постоянно ориентированные относительно друг друга предметы, прилагательное является
в некотором роде номинативно обязательным, так как выполняет
функцию выделения вида из рода в рядах типа часы – наручные,
настенные, каминные, башенные, карманные, календарь – настольный, настенный, перекидной, табель-календарь, сообщение –
пригородное, междугородное, городское, теннис – большой, настольный. Обозначая устойчивые связи, прилагательное тем самым закрепляет и свои валентностные возможности в словосочетаниях, стремящихся к лексикализации [Павлов, 1985]. Именно в
таких словосочетаниях (семантически стабильных [Хохлачева,
1977], составных лексических единицах [Павлов, 1985], фразеологических сочетаниях [Виноградов, 1972], «лексических коллокациях с аналитическим типом значения» [Телия, 1996]), чаще
всего прилагательные и используются в значении, которое можно
подвести под общую формулу ‘предназначенный для…’
Прототипическая ситуация, отражаемая базовым пространственным значением прилагательного, модифицируется. В прото288 типической ситуации Х располагается в какой-либо точке пространства относительно У. При этом локативная связь Х и У концептуализируется как регулярная. Взаимосвязь перцептуального
и концептуального компонентов прототипической ситуации дает
следующее понимание значения прилагательного: У находится
где-л., поэтому имеет данные свойства. Информация о качествах
объекта онтологически связана с локативом причинно-следственными связями. Такого рода знание может быть сформировано
только как результат многократного восприятия пространственных конфигураций, в которых определенная локализация обусловливает наличие у У набора некоторых качеств, свойств.
В данном значении прилагательные часто выступают в словосочетаниях, где один из компонентов (существительное) используется в своем свободном значении, другой (прилагательное)
приобретает значение, которое реализуется только в комбинации
с определенным существительным, проявляя некоторые признаки
связанности. Здесь наиболее регулярно проявляется «промежуточность» между «чисто качественным» и «чисто относительным» значением, демонстрируется диффузность качественной и
относительной семантики, то, что «граница между качественными и относительными прилагательными, по большей части, проходит внутри одного и того же слова» [Виноградов, 1972, с. 170.
См. также Белошапкова, Земская, 1967; Панов, 1999]. Это «аналитические названия элементов предметного ряда» [Телия, 1996,
с. 67], «устойчивые словосочетания номинативного характера»
[Словарь современного русского литературного языка, 1991], в
которых словосочетание отражает родовидовые отношения, называя уже существующие объекты по видовым признакам, причем в одном ряду могут оказаться как однословные наименования, так и составные с относительным пространственным прилагательным, относительным прилагательным другой семантики и
качественным прилагательным, что свидетельствует о достаточной условности принципа номинации по локализации:
289) Зачем это бот? Ведь есть подводные лодки, атомные
корабли, многоэтажные теплоходы (В. Амлинский);
290) За оградой вокруг церкви тоже шли могилы. Они были
богаче, с памятниками и надгробными камнями (А. Уткин);
289
291) По площади гуляли хозяева и гости города, а также
зарубежные друзья (А. Кабаков);
292) Помню, помню календарь настольный, старый календарь перекидной (C. Иоффе);
293) Их имена мы пустили заведомо в почту морскую и
почту наземную (Н. Матвеева).
Такие словосочетания лингвисты квалифицируют как центральную зону фразеологических сочетаний [Телия, 1996], синлексы [Климовская, 1978], даже как сложные слова [Бэбби, 1985],
отказывая им в синтаксичности [Павлов, 1985], называя отношения между их элементами похожими на отношения между морфемами [Шмелев, 1964]. З. А. Харитончик называет основной
функцией атрибутивных словосочетаний выделение предмета как
вида и называние его свойств, говорит о номинативной направленности атрибутивных сочетаний [Харитончик, 1986, с. 88]. [См.
также Шахматов, 1941; Пешковский, 1938; Курилович, 1962;
Глухов, 1978; Головин, 1973; Даниленко, 1977]. Предназначенность некоторых прилагательных в составе атрибутивного сочетания отражать родовидовые отношения влечет за собой целый
ряд семантических и даже грамматических последствий [ср. Арбатская, 1983]. А. Вежбицкая вообще считает распределение ролей между членами атрибутивной группы важнейшим критерием
в разграничении существительных и прилагательных: «Прилагательное может ограничить область, к которой принадлежит подразумеваемый референт, и помочь идентифицировать данный
референт внутри этой области, но оно не может заменить это
первоначальное помещение в некоторую представимую область
(в вид)» [Вежбицкая, 1999, с. 107. См. также Кошелев, 2000].
В аналитических сочетаниях изменяется денотативная соотнесенность значения прилагательного. Различия областей денотации слов со свободной и связанной сочетаемостью подробно
проанализированы в литературе [Телия, 1980]. Описание же семантических модификаций, происходящих в результате вхождения прилагательного в атрибутивную группу – аналитическое
название предмета, – позволяет сделать выводы о самом механизме таких преобразований.
Признак, выражаемый прилагательным, предстает как типический, имманентный для данной пространственной конфигура290 ции и может быть истолкован через формулу ‘предназначенный
для того, чтобы помещаться где-л.’ Устойчивая противопоставленность предметов одного рода по их локализации (часы –
напольные, настенные, каминные, наручные, карманные) влечет
за собой и противопоставленность их по другим свойствам: размеру, особенностям устройства, материалу, из которого изготовлены, и т. д., что закрепляет за значением прилагательного, называющего вид предметов, различные смысловые наращения. Пространственное значение прилагательного обогащается целым
«признаковым комплексом» [Павлов, 1985, с. 74], в нем совмещаются значения «локализации и квалификации объекта, причем
оттенок локализации может совсем ослабнуть» [Гак, 1998, с. 83],
однако он является базовым, на основе которого происходит первичное противопоставление предметов, а значит, и ведущим в
выборе способа номинации:
294) В нем действительно были часы, но не его наручные, а
карманные, с черным циферблатом и золотыми стрелками,
старые, мозеровские (В. Попов);
295) У бабушки в горнице стояли старинные напольные часы с бронзовыми гирями на бронзовых цепях (А. Генатулин);
296)…Он покрутил ручку настенного аппарата… «Хорошая
эта штука – такой телефон, – неожиданно сказал Иустин Ксенофонтович. – Антибюрократическая». «Хорошая, – согласился
Балатьев. – Стоя трепаться долго не будешь. Вон у Кроханова
настольный, так он развалится в кресле и читает молебен по
два часа кряду (В. Попов).
Элементы набора качественных признаков могут варьироваться в зависимости от ряда экстралингвистических факторов:
менталитета, профессиональной принадлежности носителя языка
и т. п. [см. Земская, 1967]. Словосочетание заграничное платье
может пониматься не только как ‘привезенное из-за границы,
произведенное за границей’, но и как ‘дорогое, модное, качественное’, а иногда даже как ‘вычурное, кричащее’. Ср.:
297) Очки на ней были необыкновенные, должно быть, заграничные, с коричневой, черепаховой, кажется, оправой (С. Залыгин);
298) Московские гости – двое полных мужчин в заграничных костюмах, в заграничных галстуках и с заграничными веч291
ными перьями в верхних карманах – сидели рядом с директором
за столом и вынимали бумаги из туго набитых заграничных
портфелей, парторг в косоворотке и пиджаке казался рядом с
ними совсем невзрачным (Л. Чуковская).
В последнее время это прилагательное в применении к продуктам питания часто выражает смысл ‘некачественное, вредное
для здоровья’.
Таких составных лексических единиц с одним и тем же прилагательным может быть несколько. И в каждом из них имеет
место и осложненность пространственной семантики качественным элементом, но в каждом словосочетании у одного и того же
прилагательного эти осложняющие значение элементы свои. Как
мы уже говорили, характер этих смысловых добавок зависит от
свойств предмета, названного опорным существительным, и ряда
других экстралингвистических факторов. «В концептуальном
анализе языка связанное значение интерпретируется как коннотация анализируемого концепта, а содержание этой коннотации
рассматривается в контексте лингво-когнитивного моделирования ментальности мира человека» [Телия, 1995, с. 35]. Нагрудный
знак – металлический, небольшой, прикрепляемый к одежде; нагрудный карман – всегда наружный, а не внутренний; настольная
лампа – небольшого размера, с абажуром, на ножке; настольный
календарь – перекидной, с креплением – пружиной; настольный
теннис – с использованием шарика и деревянной ракетки. Но
связь с производящим все-таки сильна, и смыслы на груди, на
столе актуальны, и именно они являются базовыми, неварьируемыми [в работе Кустова, 2004 это явление названо «памятью»
значения].
Особый интерес представляют еще две группы примеров,
которые также отражают родовидовые отношения: составные
термины и составные лексические наименования с оттопонимичным атрибутом. «Имена прилагательные в составе терминологических сочетаний выступают не только как структурные элементы словосочетания, но и развивают достаточную самостоятельность, выполняя функцию уточнения, ограничения, классификации понятия, а нередко и их номинации» [Цховребов, 1990, с. 86].
Прилагательные в составных терминах (субальпийские луга,
субантарктический пояс, субарктический пояс, субэкваториальные влажные леса, внеземная цивилизация, внематочная бе292 ременность, внутривенная инъекция, внутримышечная инъекция, интервокальное положение, внутрисуставная жидкость,
внутриутробное развитие, внутричерепное давление, заударный слог, зазубный звук, занебный звук, межзубной звук, межжаберная перегородка, межклеточная жидкость, межконтинентальная баллистическая ракета, межкостный хрящ, межмолекулярные связи, межмышечные ткани, межпозвоночный
хрящ, межреберная невралгия, приснежная примула, надбровные дуги, надстрочечный знак, околосердечная область, околоплодная жидкость, околоземная орбита, околопланетная орбита, подмерзлотный слой, подракушечный слой, подкожная
инъекция, поджелудочная железа, подключичная вена, подкрановая платформа, подложечная впадина, подглоточный нервный узел, подглазничная борозда, предударный слог, прискладское помещение, приглагольная связь, приповерхностное натяжение, пристволовый круг) также призваны выражать родовидовые отношения, причем само наименование по локализации
не всегда отражает действительное расположение названного, а
является только ведущим, иногда условным, способом номинации, что видно из словарных дефиниций (поджелудочная железа ‘железа животных и человека, выделяющая особый сок, способствующий пищеварению, и регулирующая углеводный, жировой и белковый обмен’, подспутниковое наблюдение ‘производимый одновременно с искусственных спутников Земли, с самолетов-лабораторий и наземными группами’, подбедренные мышцы ‘расположенный с внутренней нижней части бедра’, подложечные боли ‘находящийся, расположенный под нижним концом грудной клетки, под ложечкой’, подпокровные культуры
‘посеваемый к другой, уже развившейся культуре’, приснежная
примула ‘способный к подснежному развитию, могущий переносить резкие колебания и понижение температуры’, прирельсовая
зона ‘расположенный возле линии железной дороги, близко к
ней’ [БСЭ]). Здесь также заложена возможность широкого варьирования значений одинаковых контекстов. Видимо, эта группа
атрибутивных словосочетаний ярко демонстрирует известное положение логики, примененное лингвистами при анализе языкового материала: «Чем уже сфера употребления, тем богаче содержание (смысл) понятия; чем шире употребление, тем беднее содержание понятия… Обобщение и специализация значения сло293
ва, суффикса и т. д. тесно связаны с расширением и сужением его
употребления» [Курилович, 1962, с. 11]. Стилистически маркированные, воспринимаемые специалистами термины имеют значение гораздо более широкое, чем простое указание на местоположение предмета, чаще в таких случаях локативное значение осложняется функциональным.
Подобная же вариативность наблюдается и в словосочетаниях, в состав которых входят прилагательные, образованные от
топонимов. Способность приобретать качественные признаки
или выражать только пространственные отношения реализуется в
зависимости от способности выражать родовидовые отношения.
В словосочетаниях заатлантические страны, Забайкальский
округ, заиссыккульские степи, задунайские луга и т. п. прилагательные-топонимы обозначают конкретное положение предмета
и используются в локативных значениях. В словарях они толкуются через формулу ‘находящийся, расположенный за Х’. Но как
только им придается статус элемента составного наименования,
они могут вызывать и иные ассоциации прежде всего с качеством
предметов, именуемых этими сочетаниями, в отличие от однородных предметов другого вида. Говоря зауральская нефть, закавказский уголь, забайкальский лес, человек характеризует
данные предметы не только с точки зрения их географического
положения, а с точки зрения их ценности, полезности для производства, их потребительских качеств. Часто потребитель может и
не знать, где находится место, по которому назван товар, однако
хорошо осведомлен о его важных свойствах. Даже будучи перемещенным, фактически потеряв право называться по месту
прежней локализации, объект остается легко опознаваемым по
прежнему имени лишь потому, что за этим именем скрывается
констатация не только места, но и некоторых других, качественных, признаков (настольная лампа может стоять на полу, закавказский уголь перевезен в Сибирь, представители внеземной цивилизации прилететь на Землю, но они не утратят способности
быть узнанными и названными своим именем).
Чем глубже знания об отличительных признаках предмета,
номинированного по его местоположению, тем скорее пространственная семантика уступает место качественной, чем более терминологично употребление, тем ближе к качественности нахо294 дится прилагательное, что подтверждается и текстовым употреблением:
299) …Цвета ранней осени в туруханской тайге, которая
ими только и примечательна, а в остальном – обыкновенный
подмосковный лес (М. Бутов). В этом предложении объекты, конечно же, противопоставляются не по месту, а по их качественным признакам.
300) Еще течет меж пальцев рук, в полураскрытые глаза и
рот мертвеца прах скудного рыхлого, прикарпатского крестьянского поля… (В. Астафьев). Здесь качественность значения оттопонимичного прилагательного автор подчеркивает синтаксически, подавая прилагательные рыхлый и прикарпатский как однородные определения.
Еще более ярко ценностный аспект значения подобных прилагательных демонстрируется в следующем отрывке:
301) Есть еще калужские кружева, у них крупней рисунок, и
поэтому они скорей подойдут к окнам. И есть елецкие кружева.
И есть закарпатские (В. Орлов).
Наш материал показывает, что в атрибутивных словосочетаниях – аналитических наименованиях – в структуре значения
прилагательного кроме пространственного значения появляется и
непространственное, но столь же часты случаи совмещения пространственных и непространственных значений у прилагательных с номинативно автономным значением. Эта группа слов реализует общеязыковую закономерность, состоящую в том, что
«даже в относительно свободных словосочетаниях значение целого словосочетания далеко не всегда складывается из значений
образующих его слов по простому закону суммирования; существуют и более интересные правила взаимодействия значений,
дающие не «сумму значений», а некий более сложный продукт»
[Апресян, 1995, с. 7. См. также Щерба, 1931; Виноградов, 1969].
Способность легко осуществлять переориентацию на другой
тип признака возникает в результате того, что локативное прилагательное обозначает типичное расположение предметов, их закрепленность по отношению друг к другу. В результате, как и в
случае с составными наименованиями, закрепленность локативная влечет за собой обладание другими признаками, количество и
качество которых зависит от социальных, а иногда и индивидуально-психологических условий употребления слова. Некоторые
295
из таких сочетаний, «фиксирующих в референтной действительности все наиболее массовидное и релевантное относительно социокультурной практики носителей языка» [Климовская, 1978,
с. 26], начинают функционировать как аналитические сочетания с
одним связанным компонентом, другие остаются номинативно
автономными. Но и те, и другие независимо от свободы / связанности значения проявляют тенденцию к совмещению пространственных и непространственных значений. «На основе ставших
типическими связей между какими-л. явлениями и предметами постоянно рождаются новые возможности качественного употребления отсубстантивных прилагательных» [Земская, 1967, с. 100]:
302) Этот гордый молодой дипломат, с таким независимонебрежным видом сходивший по трапам трансконтинентальных самолетов, с таким рассеянным со щуром смотревший на
дневное сияние сновавших вокруг него европейских столиц, – был
сейчас голый квелый костистый мужчина (А. Солженицын);
303) Есть вялые, безвольные, есть омуты без дна, а есть
слова застольные для смеха и вина (В. Федоров);
304) Придорожная ромашка в комьях бросовой земли, с добрым сердцем нараспашку ты всегда стоишь в пыли (В. Федоров);
305) И даже мглы – ночной и зарубежной – я не боюсь
(А. Блок);
306) Разве можем мы те хризолиты придорожным стеклом заменить? (М. Цветаева);
307) Мы не флот двадцатилетней давности: «мандариновые» походы до Батуми, сбор-походы до Кильдина! Мы уже не
прибрежный флот (М. Кураев).
Часто качественный элемент значения поясняется и проясняется достаточно широким контекстом:
308) В угоду своеобразной подзаборной романтике, выдуть
которую не сумели из него даже ветры дальних странствий, работать он устроился грузчиком в продовольственный магазин на
ул. Чернышевского (М. Бутов).
Это совмещение в лексическом значении разных по природе
компонентов – качественного и относительного – позволяет играть семантикой, делает смысл высказывания неоднозначно глубоким.
309) «Уж он бы заморскую птицу архивами не заморил!» –
пишет М. Цветаева об А. С. Пушкине, одновременно отсылая чи296 тателя и к иноземному происхождению поэта, и к его необычности. Контекст, опираясь на прототипическую локативную ситуацию, в которой пространственная конфигурация концептуализирована как типическая, одновременно актуализирует ассоциативные концептуальные признаки, связанные с ситуацией. В результате оказывается «возможно нарушение одной из самых общих
семантических закономерностей: одно слово не может быть
употреблено в предложении одновременно в двух своих значениях» [Падучева, 2004, с. 167].
Можно утверждать, что суффиксально-префиксальные прилагательные с базовым локативным значением регулярно демонстрируют, что «принцип диффузности значений многозначного
слова является решающим фактором, определяющим его семантику. То, что лексикографические описания не отражают этого
(более того, именно стремятся освободить словарные статьи от
неопределенных примеров), существенно искажает представление о семантической структуре описываемых слов» [Шмелев,
1964, с. 8]. При этом «речь идет не о специальном приеме поэтического (часто просто каламбурного) использования слов в контексте, обнажающем их многозначность, а о том, что в обычных
условиях речевого общения выделяемые значения не полностью
и безусловно отграничены друг от друга [...] Подобная «диффузность» отдельных значений не создает затруднений для речевого
общения, не делает высказывание двусмысленным, так как позиционная обусловленность различных значений многозначного
слова сочетается с (также позиционно обусловленной) возможностью «совмещения» некоторых из них в определенных контекстах». [Шмелев, 1973, с. 80].
Итак, мы увидели, что при функционировании в составе атрибутивного словосочетания именно пространственные отношения между Х и У, которым в прототипической ситуации придается статус типических для данной группы объектов, становятся
основой для модификации.
Предельно расчлененная формальная и семантическая
структура приставочно-суффиксальных прилагательных не позволяет забыть их внутреннюю форму. Их пространственное значение, соотносимое с прототипической ситуацией, является тем
когнитивным стержнем, на котором держатся все семантические
наслоения, именно оно и является условием самой возможности
297
появления этих семантических добавок. Количество и качество
добавочных семантических компонентов зависит от того, какие
знания об участниках прототипической ситуации имеются у носителей языка, какое место в системе ценностей занимают данные объекты.
Смысл ‘предназначенный для…’ может быть квалифицирован как отдельное значение для прилагательных, функционирующих в составе аналитического наименования и проявляющих
черты связанности. В то же время он может являться смысловым
обертоном, наслаивающимся на локативное значение, обусловливающим стирание жестких границ между локативным и качественным значением прилагательного в конкретном контексте.
Участок семантической структуры одного и того же прилагательного, представленный смыслами ‘расположенный в Z по отношению к Х’ и ‘предназначенный для того, чтобы располагаться в Z
по отношению к Х’ и некоторым качественным значением, является непрерывным континуумом, в котором смысл ‘предназначенный для…’ может как выступать в качестве отдельного значения, так и играть роль буферной зоны.
Данная специфика семантической структуры исследуемых
прилагательных отражается и в их функционировании, когда наряду с локативным значением в контексте проявляются и некоторые качественные смыслы.
ВЫВОДЫ
Модификация атрибутивно-локативной языковой модели
происходит на основе действия метонимического и метафорического механизмов, которые позволяют использовать локативные
средства для выражения других смыслов. При этом метонимический сдвиг регулярно поддерживается метафорическим осмыслением ситуации или некоторых ее сторон.
Семантические преобразования моделей вещного пространства в темпоральные и социальные подтверждают смежность
представлений о вещном, социальном пространстве и времени в
сознании носителя русского языка, что проявляется в способности человека выражать абстрактные понятия (время и социальное
пространство) через конкретные пространственные отношения.
Связь названных понятий проявляется как в достаточно абст298 рактных языковых единицах (на уровне словообразовательной
модели), так и при их реализации и варьировании под влиянием
разноуровневых контекстов, что говорит о семантической глубине и гибкости описанной группы адъективов. Границы между
разными типами пространства и между пространством и временем следует признать проницаемыми, поскольку в процессе языковой и когнитивной деятельности под влиянием контекста переосмысляться могут все элементы атрибутивно-локативной языковой модели: как словообразовательные модели в целом, так и
элементы, выступающие в роли контекста менее высокого языкового уровня. Кроме того, когнитивной обработке могут подвергаться единицы с базовым значением времени и социального
пространства с целью номинации локативных отношений.
Префиксы с базовым локативным значением регулярно реализуют свой семантический потенциал в смысловых областях
‘качество’, ‘количество’, ‘структура’, ‘общность’.
При метафорическом осмыслении локативной ситуации в
целом прилагательными регулярно выражаются смыслы ‘близкий’ / ‘далекий’, ‘тайный’, ‘потусторонний’.
Частотность, регулярность, единство когнитивных оснований описанных модификаций позволяет возвести их в ранг семантических моделей.
Единым когнитивным основанием семантической модели
является сходство прототипических ситуаций, соотносимых с
базовым локативным значением языковых единиц. К факторам,
инициирующим модификационные процессы, следует отнести
внутрисловный и межсловный контекст.
Отметив роль когнитивных и языковых факторов, влияющих
на семантику прилагательного, считаем необходимым указать,
что нередко возможно установить и экстралингвистические причины семантических модификаций
299
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Значение языковой единицы, реализующей атрибутивнолокативную языковую модель, представляет собой радиальную
структуру, организованную вокруг когнитивного образа локативной ситуации (прототипической ситуации).
Когнитивный образ ситуации включает в себя информацию
двух типов: перцептуальную и концептуальную. Перцептуальная
и концептуальная информация является важной как в отражении
специфики языкового варианта пространства и его свойств, так и
в формировании семантического потенциала языковой единицы,
т. е. оба типа информации значимы как в когнитивном, так и в
лингвистическом аспекте.
Как выяснилось при анализе компонентов прототипических
ситуаций, соотносимых с адъективными приставками, информация о топологических признаках объектов (длине, ширине, форме, размере, мерности) входит в содержание лишь некоторых
прототипических ситуаций. Гораздо более важными и широко
востребованными являются такие пространственные категории,
как граница, интервал, сопространственность / несопространственность, множественность, однородность, перед / зад, верх / низ.
Все они представлены не как топологически-геометрические, а
как наивно-бытовые и могут быть не только соотнесены с бытовыми представлениями о системе пространственных координат,
но и обусловлены концептуализацией объекта, в ходе которой
некоторые пространственные характеристики ему могут приписываться.
Такие важнейшие локативные категории, как размер и расстояние, в качестве перцептуального признака не входят в содержание ни одной из исследованных прототипических ситуаций и
не отражаются с помощью единиц атрибутивно-локативной модели. Однако эти категории значимы при формировании пространственных конфигураций, подлежащих номинации, и в этом
случае обнаруживают взаимозависимость.
Единицы атрибутивно-локативной языковой модели отражают локализацию в границах / вне границ объекта, выше / ниже,
300 с фасадной / тыльной стороны, в интервале между несколькими
объектами, в зоне, на поверхности Х, пересечение Х.
Проведенное исследование позволило сделать вывод, что в
процессе коммуникации единицы атрибутивно-локативной локативной модели выделяют из общего пространства его фрагмент –
пространственную конфигурацию, состоящую из локума – объекта, относительно которого определяется локализация других участников пространственной конфигурации, и локализуемого (локализуемых) объекта (ов). По характеру устройства пространственная конфигурация является системой, состоящей из ранжированных элементов. Локум в ней концептуализируется как центральный, опорный компонент. Он не только играет роль пространственного ориентира, но и является ориентиром когнитивным. Именно характер концептуализации локума определяет саму возможность / невозможность выделения данной пространственной конфигурации с определенными участниками и определенными пространственными отношениями между ними. Этот же
фактор является основным из очерчивающих область денотации
языковой единицы с локативным значением. Все сказанное представляется справедливым для всех пространственных моделей.
К специфике атрибутивно-локативной модели в этом аспекте
следует отнести то, что она используется для номинации устойчивых, типичных пространственных конфигураций. Это качество
предопределяет ряд других особенностей модели. То, что совокупность некоторых объектов регулярно вычленяется из общего
пространства на основании их регулярных локативных отношений, обеспечивает высокую степень узнаваемости самой пространственной конфигурации. Кроме того, совершено естественно, что типичных и систематически выделяемых в пространстве
типов конфигураций гораздо меньше, чем единичных, специфических, возникающих в отдельных случаях. Сочетание этих двух
факторов (использование говорящим атрибутивно-локативной
модели при номинации регулярных пространственных конфигураций и ограниченность типов пространственных отношений,
отражаемых единицами этой модели), определяет когнитивную
специфику модели.
Соотношение модели с определенным, четко очерченным
кругом фрагментов действительности позволяет создавать когни301
тивный образ ситуации в более общем виде, чем, например, при
использовании объектно-локативной модели. Именно поэтому
прототипические ситуации, отражаемые адъективными приставками, более схематичны, включают меньшее количество перцептуальных признаков, чем ситуации, соотносимые с соответствующими предлогами. Можно сказать, что схематичность когнитивного образа ситуации с одной стороны и системная предназначенность единиц атрибутивно-локативной языковой модели к
отражению типичных пространственных отношений между определенными объектами – с другой, взаимно компенсируются и демонстрируют взаимодействие когнитивных и внутриязыковых
факторов в речевой деятельности. При этом роль концептуального компонента оказывается намного значимее, чем для предлога,
поскольку именно на его основе приставка развивает значения,
нехарактерные для соответствующего предлога.
Указанные функциональные и когнитивные особенности
модели определяют и другие ее отличия от объектно-локативной.
Прототипические ситуации, соотносимые с адъективными
префиксами, содержат такой набор компонентов, который позволяет выделить в похожих пространственных конфигурациях определенную специфику, дает возможность определенно и выпукло номинировать ситуацию. Этот набор компонентов можно охарактеризовать как небольшой в количественном отношении, но
очень стабильный и обязательный, поскольку определенная концептуализация объекта, ограничения на его тип, прагматическая
выделенность некоторых компонентов и концептуальная составляющая прототипической ситуации влияют на соотнесение приставки с определенной областью денотации и на ее синтагматические и парадигматические возможности.
Вся совокупность перцептуальных признаков прототипической ситуации предопределяет базовое значение адъективного
префикса и локативного прилагательного.
Прототипическая ситуация является когнитивной схемой, под
которую подводятся конкретные денотативные ситуации. При
этом перцептуальные признаки прототипической ситуации в применении к конкретным объектам и отношениям между ними закономерно уточняются и варьируются, а следовательно, варьируется
и базовое локативное значение префикса. Включение в прототипи302 ческую ситуацию информации о варьируемых перцептуальных
признаках (размер объекта, размер интервала между объектами,
тип объекта и т. д.) расширяет область денотации префикса.
При наложении когнитивной схемы на ситуации, относящиеся к непространственной сфере, нелокативная ситуация может трактоваться как вариант прототипической локативной ситуации. В этом случае приставка обозначает однотипные отношения в пространственной и непространственной областях и используется в одном и том же значении. Экстраполяция локативных отношений в другие области предваряется определенной
когнитивной работой – осмыслением объекта из непространственной области в пространственных категориях, что происходит
за счет приписывания ему пространственных характеристик
(дискретность, граница и т. п.)
Набор перцептуальных признаков, входящих в прототипическую ситуацию, во многом предопределяет семантический потенциал префикса. Каждое из значений отражает определенную
комбинацию перцептуальных признаков, входящих в прототипическую ситуацию. Чем больше перцептуальных составляющих
прототипической ситуации, тем большее количество их комбинаций возможно, тем выше семантический потенциал языковой
единицы.
Однозначность префикса часто обусловлена очень конкретным способом называния типа локализации, не допускающим
возможности разнообразной интерпретации. Как правило, это
касается тех приставок, которые еще не вполне утратили связь с
наречием (позади-, вдоль-, возле-, вокруг-). Таким образом, обнаруживается взаимозависимость когнитивных и внутриязыковых
факторов, влияющих на семантический потенциал префикса.
Развитие новых значений на основе перцептуальных составляющих возможно описать и как устранение из фокуса наиболее
конкретных пространственных характеристик (тип объекта, форма зоны примыкания, локализация по вертикали). Наряду с этим
актуализируются более общие локативные признаки (сопространственность, нахождение в зоне локума). Кроме того, перцептуальные составляющие регулярно переосмысляются, что
приводит к появлению метафорических значений.
303
Присвоение локативному компоненту статуса базового позволяет естественно и непротиворечиво описать сферу функционирования и развитие значений описанных единиц.
Когнитивный образ ситуации в целом и такие главные составляющие локативной ситуации, как тип объекта и тип локализации, имеют прототипную организацию, что подразумевает наличие в них центра и периферии. Признание прототипной организации когнитивного образа ситуации, лежащего в основе базового значения языковой единицы, возможности варьирования
прототипической ситуации позволяет установить когнитивную
основу для отождествления контекстных вариантов одной единицы и избежать теоретических трудностей при поиске элемента,
объединяющего все такие употребления в рамках одного значения.
Прототипное устройство обусловливает то, что бесконечное
количество реальных локативных ситуаций, представленных разнообразными объектами, находящимися в различных пространственных отношениях, подводится под один топологический тип
за счет осмысления их в одних и тех же пространственных понятиях. Этот когнитивный процесс обеспечивается целым рядом
явлений концептуализирующего плана.
Концептуальная составляющая наряду с перцептуальным
компонентом прототипической ситуации играет важнейшую роль
в функционировании единиц атрибутивно-локативной языковой
модели. Без учета концептуальной составляющей возможно объяснить только достаточно небольшую часть семантических модификаций, происходящих в рамках данной модели.
Прежде всего к концептуальной информации следует отнести придание локуму статуса опорного компонента пространственной конфигурации. Именно он задает характеристики зоны
локализации другого участника конфигурации, является точкой
отсчета при выявлении нелокативных признаков последнего.
Важнейшим типом концептуальной информации является
то, что объекты включаются в тот или иной топологический
класс, а совершенно разные в перцептуальном смысле денотативные ситуации осмысляются в рамках одинаковых категорий, т. е.
включаются в один тип. Это является предварительной операцией перед соотнесением пространственной конфигурации с определенной прототипической ситуацией. Концептуализация объек304 та и ситуации производится в соответствии с наивно-бытовыми
представлениями.
Признаки одного и того же объекта могут быть соотнесены с
разными пространственными понятиями, в чем проявляется множественность концептуальных стратегий говорящего, допускаемая и обусловленная языком. Чаще всего когнитивно конкурирующими оказываются пространственные категории верх / низ и
наружная / тыльная сторона. Наибольшее концептуальное разнообразие обнаруживается по отношению к телу человека, которое
осмысляется как целостный объект, как объект, состоящий из отдельных самостоятельных в пространственном отношении частей, как устойчиво ориентированный вертикальный объект, как
фасадный объект, как объект, покрытый оболочками.
Концептуализация и в соответствии с ней соотнесение реальной ситуации с определенным когнитивным образом является исходной операцией, лежащей в основе номинации. В результате
говорящий может выбирать из достаточно большого арсенала
средств для именования фрагмента действительности, имея возможность выделить в нем аспекты, важные в прагматическом плане.
Широта выбора языкового средства обусловлена не только
когнитивной стороной языковой деятельности, но и внутрисистемно, поскольку для отражения одного типа локализации в языке, как правило, существует целая группа единиц, отличающихся
семантически и функционально и позволяющих акцентировать
внимание на особенностях той или иной денотативной ситуации
или специфике ее восприятия говорящим.
Концептуализация является необходимым условием, обеспечивающим возможность сочетаемости префикса с производящим
определенной семантики при варьировании базового значения.
Несомненный интерес представляет то, что такая базовая
пространственная категория, как расстояние, в атрибутивнолокативной модели включается не в перцептуальный, а в концептуальный блок информации, составляющей прототипическую
ситуацию. Отсутствие среди единиц данной модели дистанционных или пространственно-дистанционных приставок и прилагательных следует квалифицировать как ее специфическую черту.
При этом категория ‘расстояние’ является чрезвычайно востребованной при формировании семантической структуры как многих
305
префиксов, так и прилагательных, лежит в основе не только отдельных значений отдельных единиц, но регулярно актуализируется и однотипно системно осмысляется как когнитивная база
семантических моделей. Кроме того, именно данная категория
является одной из тех, на основе которых в узусе постоянно реализуется семантический потенциал единиц атрибутивно-локативной модели.
Концептуальными являются также смыслы, основанные на
отмеченных в окружающей действительности причинно-следственных связях (‘ниже Х’, ‘за Х’ / ‘невидимый’), а также на придании некоторым компонентам ценностного статуса (желаемая
позиция, абсолютная доминация, открытая область).
Роль репрезентатора представлений человека об окружающем мире играет производящее. В нем актуализируются разные
способы представления вещи, которая может быть концептуализирована как плоскость, линия, объем, фасадно ориентированный
объект и тем самым включена в разные пространственные системы. Именно производящее задает центр стабильных подпространств, на которые с помощью прилагательных разбивается
пространство. Работа слова в качестве производящего в атрибутивно-локативной модели проявляет разные оцениваемые свойства предмета, названного в прилагательном. В этом смысле на
первый план в семантике производящего выступают значения,
отражающие прагматически ценные в той или иной ситуации
свойства объекта. В любой системе, заданной производящим, эти
свойства носят черты антропоцентричности и антропометричности.
Итак, необходимо отметить концептуальный характер пространства, описываемого с помощью атрибутивно-локативной
модели. На отражение его свойств влияет антропоцентризм языковой системы и наивные представления об устройстве мира.
Одним из важнейших свойств пространства, для отражения
которого предназначен целый ряд единиц атрибутивно-локативной языковой модели, является симметричность.
Наличие большого количества языковых средств, которые
регулярно и частотно вовлекаются в номинацию симметричности, обнаруживает значимость этой характеристики пространства
в когнитивной деятельности. Выделение из нерасчлененного пространства симметрично расположенных объектов является одним
306 из способов познания пространства, тем более продуктивным,
поскольку легко экстраполируется в непространственные области, позволяя объективизировать их и облегчая процесс их освоения. При ярко выраженной тенденции к метафоризации описанных оппозиций они становятся средством обеспечения ценностного членения мира.
Выделение из пространства одинаковых оппозиций и наделение их одинаковыми ценностными смыслами сближает языковую, мифологическую и художественную картины мира.
С помощью адъективных префиксов в пространстве выделяются следующие типы симметричного расположения объектов:
вне / внутри Х, выше / ниже Х, за / перед Х.
Симметричность как характеристика языкового пространства проявляет черты специфичности не только в типах симметрии,
отражаемых данной моделью, но и в эксплуатации этого способа
моделирования пространства. Как показал анализ, перцептуально
симметричные области всегда концептуально асимметричны. Эта
асимметрия проявляется в том, что одна из симметричных сторон
является концепуально нагруженной (‘внутри’– ‘целостность’,
‘за’ – ‘невидимое, чужое’), другая в языке не осложняется дополнительными смыслами. Концептуальная асимметрия проявляется
также в различной, неантонимичной концептуальной нагруженности зон выше / ниже Х.
Концептуальные различия являются когнитивным фактором,
препятствующим полной антонимии языковых средств, называющих симметричные области пространства. Во-первых, неполная антонимичность проявляется в количественных различиях в
семантической структуре. Во-вторых, перцептуальная общность
прототипических ситуаций обусловливает реализацию семантического потенциала антонимичных приставок в одних и тех же
смысловых областях. Концептуальные же различия прототипических ситуаций обусловливают специфические смысловые акценты в значениях разных приставок, реализованных в одних и тех
же смысловых областях. В-третьих, различная концептуализация
симметричных пространственных зон приводит к особенностям в
синтагматике префиксов и частотности их употребления.
307
Но при этом в концептуальной неосвоенности одной из симметричных сторон заложены возможности расширения семантического потенциала модели в целом.
Выявленные пространственные оппозиции являются и лингвистически значимыми, поскольку имеются в виду говорящим в
процессе выбора языкового средства.
Когнитивный образ локативной ситуации является основным фактором, определяющим семантический потенциал единиц
атрибутивно-локативной языковой модели, их семантическую
целостность и во многом их внутрисистемные связи.
Номенклатура значений описанных языковых единиц обусловлена совокупностью компонентов, составляющих когнитивный образ ситуации. Каждое из значений отражает тот или иной
набор из перцептуальных и / или концептуальных признаков.
Однотипность прототипических ситуаций является когнитивным основанием сходства семантического потенциала префиксов. Оно проявляется не только в том, что разные приставки
имеют одинаковый или близкий набор значений, но и в том, что
компоненты прототипических ситуаций осмысляются схожим
образом, подвергаясь обработке одних и тех же механизмов. Насколько закономерны совпадения в семантической структуре
разных префиксов, настолько неслучайны и обнаруживаемые
различия, многие из которых также когнитивно обусловлены.
Наличие концептуальной составляющей прототипической
ситуации повышает семантический потенциал приставки, который проявляется как в производстве новых значений, так и в ее
семантическом вкладе в формирование нелокативного значения
всего прилагательного.
В результате анализа семантических модификаций, проявляющихся в структуре значения адъективных префиксов, выяснено, что смысл ‘локализация’ регулярно сближается со смыслами ‘качество’, ‘количество’, ‘общность’, ‘структура’. Эта регулярность проявляется в том, что каждая из названных семантических модификаций проявляется в структуре значения нескольких
приставок. Кроме того, приставки, в основе значения которых
лежат сходные прототипические ситуации, проявляют похожие
тенденции в модификационных процессах. Значимо и то, что в
основе семантической модификации одного типа лежат подобные
308 когнитивные операции, позволяющие аналогичным образом осмыслить характеристики прототипических ситуаций. Все это дает
основание говорить о системности пространственных метафор, а
указанные семантические модификации квалифицировать как
проявление семантических моделей.
В семантической структуре прилагательных также обнаруживаются регулярные семантические модификации ‘тайный’,
‘близкий’ / ‘далекий’, ‘потусторонний’. Все они – результат актуализации концептуального компонента прототипической ситуации.
В результате изучения семантических модификаций, обусловливающих семантическую структуру отсубстантивных суффиксально-префиксальных прилагательных, были выявлены типы и системная основа таких модификаций. Несмотря на формально-структурную определенность, через которую однозначно
эксплицируется характер отношений, выражаемых рассмотренной группой адъективов, их семантика характеризуется способностью реагировать на любые незначительные изменения контекста. Это проявляется как во взаимодействии и взаимовлиянии
значений производящего и форманта, актуализируемых в процессе словообразовательного акта, так и на уровне словосочетания
прилагательное – существительное и на уровне предложения.
Одним из регулярных результатов переосмысления локативности является наличие в структуре значений прилагательных и
приставок значений социального пространства и времени. Само
наличие фактов такого рода демонстрирует проницаемость границ пространства и времени и разных типов пространства в сознании носителей языка и демонстрирует путь сознания от конкретного (вещное пространство) к абстрактному (время и социальное пространство), а рассмотренную пространственную модель возводит в разряд базовых семантических моделей, предназначенных отражать смежность в сосуществовании разнопорядковых явлений. Однако наличие обратных модификаций говорит
о том, что путь о конкретного к абстрактному не является единственным в познании действительности.
У прилагательных рассмотренной группы обнаружено специфическое значение ’предназначенный для того, чтобы находиться где-л.’ Особенность подобных значений слов заключается
309
в том, что пространственное значение является базовым для формирования семантики прилагательного, но не единственным и
подчас не главным. Называя устойчивые системы, локализованные в каком-л. фрагменте действительности, прилагательное закрепляет и те новые признаки предмета, которые он получил,
функционируя в этой системе. Эта тенденция касается не только
аналитических названий предметов с атрибутом – пространственным прилагательным. Большое количество проанализированных контекстов показало, что практически любое прилагательное
с пространственным значением способно в процессе взаимодействия с другими словами обогащаться добавочными смыслами,
называя имманентные, непространственные признаки предмета.
Эта возможность обусловлена наличием пространственного значения в семантической структуре прилагательного. Именно локализация предмета часто выделяет его из ряда однородных, становясь одновременно заместителем и репрезентатором других отличительных признаков этого предмета. Таким образом, специфика данного значения не только в составляющей его информации, но и в его статусе. Оно является буферной зоной между чисто относительным локативным и качественным значением.
Именно его наличие ярко демонстрирует диффузную организацию значения прилагательных данной группы.
Производство новых значений связано с двумя типами когнитивных процессов: актуализация, выделение некоторых компонентов прототипической ситуации и их метафорическое осмысление. В этих процессах задействована как перцептуальная,
так и концептуальная составляющая прототипической ситуации.
Метафорический механизм проявляет свою активность на
нескольких участках функционирования атрибутивно-локативной
языковой модели. Во-первых, при наложении когнитивного образа локативной ситуации как готовой схемы на ситуации непространственной сферы. В таких случаях нематериальные объекты
предварительно осмысляются в локативных категориях, что и
позволяет использовать префикс в базовом значении по отношению к объектам не-вещного пространства. Во-вторых, метафорически обрабатываются отдельные компоненты прототипической
ситуации, что приводит к возникновению новых значений префиксов. В-третьих, метафорической обработке может подвер310 гаться целиком вся локативная ситуация, включающая и участвующие в ней объекты, и отношения между ними. Лингвистическим результатом работы когнитивной метафоры в этих случаях
является употребление прилагательного в новом значении.
Работа метонимического механизма в рамках атрибутивнолокативной языковой модели характеризуется регулярным взаимодействием с метафорой. При использовании метонимии как
когнитивной операции фокус смещается только при восприятии
локума. При этом сдвиг акцента наиболее регулярно осуществляется между локативной и темпоральной или локативной и социальной сферой.
Сопоставление компонентов прототипических ситуаций, соотносимых с синонимичными префиксами показало, что прототипическая ситуация полностью предопределяет семантический
потенциал единицы, но не ее семантическую структуру. Набор
значений, в которых единица используется в процессе коммуникации, т. е. реализованная часть потенциала, обусловлена не
только когнитивными факторами. Важными оказываются внутрисистемная конкуренция языковых средств, характер производности префикса (отпредложный / отнаречный), иноязычное происхождение единицы как внешнеситемный фактор, экстралингвистические причины (прагматическая выделенность некоторых
компонентов прототипической ситуации, ограниченность сферы
использования префикса).
Семантическая структура единиц атрибутивно-локативной
языковой модели проявляет черты диффузности. В ходе работы
удалось доказать когнитивную природу этого явления. Диффузность обусловлена целостностью когнитивного образа ситуации,
отражаемого языковой единицей во всех ее значениях. При возникновении нового значения каждый раз отражается определенная конфигурация некоторых составляющих прототипической
ситуации, остальные признаки отходят на периферию, в тень, но
их влияние все-таки ощущается, проявляясь в тонких нюансах
значения или употребления.
В результате некоторые участки семантической структуры
как префиксов, так и прилагательных представляют собой непрерывный континуум, крайними точками последнего являются
смыслы, квалифицируемые как отдельные значения, между кото311
рыми находится переходная зона. Ее представляют синкретичные
смыслы, в которых можно усмотреть компоненты разных значений одновременно. Данное явление обусловлено смежностью
когнитивных областей, отражаемых языковой единицей. Кроме
того, языковая единица в одном употреблении может выражать
сразу несколько смыслов, соотносимых с разными значениями.
Когнитивная природа диффузности значения единиц атрибутивно-локативной языковой модели поддержана ее функциональной спецификой, которая состоит в том числе в гибкости семантики и предельной контекстуальной толерантности, проявляющейся в способности к обогащению локативной семантики
качественными смыслами, обусловленными лингвистическим и
экстралингвистическим контекстом.
Единицы изученной языковой модели регулярно включаются в синонимические и антонимические отношения. В ходе исследования удалось установить когнитивные основания данных
языковых явлений.
Один тип локализации, как правило, отражается несколькими префиксами, в основе значения которых лежат однотипные
прототипические ситуации. Наличие нескольких префиксов в
группе позволяет более адекватно в соответствии в целями и условиями общения отразить ситуацию. Устранение из фокуса
компонентов, различающих прототипические ситуации одного
типа, обусловливает синонимию.
Как показал анализ, в синонимические отношения могут
вступать и префиксы, которые в базовом значении называют разные типы локализации. Прототипические ситуации, соотносимые
со значениями таких приставок, отличаются в перцептуальном
компоненте. Однако наличие общих концептуальных составляющих при устранении из фокуса перцептуальных различий регулярно приводит к появлению синонимичных производных значений префиксов, в базовом значении отражающих разные типы
локализации. Подобные процессы наблюдаются и при развитии
семантической структуры прилагательных, производные значения которых могут быть синонимичными на основе одинаковой
концептуализации ситуации, несмотря на то, что созданы прилагательные по разным словообразовательным моделями от несинонимичных производящих, т. е. в основе их базового значения
312 могут лежать прототипические ситуации, совершенно не совпадающие в перцептуальных компонентах. Указанный факт еще раз
демонстрирует важность концептуального компонента и единство механизмов, действующих при функционировании единиц
разных языковых уровней.
Несмотря на то, что многие из адъективных приставок относятся к сильно многозначным единицам, они обнаруживают гораздо меньшую степень сложности семантической структуры,
чем соответствующие предлоги. Это обусловлено типизированностью отражаемых отношений и, как следствие, отсутствием
коммуникативной необходимости в развитии определенных префиксальных значений, имеющихся у предлогов.
Меньшее количество значений предопределяет более низкую степень вероятности пересечений областей денотации разных приставок, а следовательно, и возникновения синонимических отношений. Меньшая развитость синонимических отношений по сравнению с объектно-локативной моделью проявляется в
том числе при сравнении состава синонимических рядов. Далеко
не всем локативным предлогам соответствуют адъективные приставки. В этом также можно усмотреть когнитивные причины.
Схематичность когнитивного образа ситуации не обеспечивает
того необходимого набора перцептуальных признаков, который
бы позволял надежно соотнести каждую приставку из синонимического ряда с определенным типом ситуации и определял когнитивные основания семантической специфики префикса. Кроме
того, принадлежность префикса к морфемному уровню исключает наличие приставок, соответствующих многим производным
предлогам (прежде всего отсубстантивным). В то же время следует отметить как тенденцию эволюции атрибутивно-локативной
модели использование приставок, соотносимых с отнаречными
предлогами. Кроме приставок внутри-, около-, которые являются
системными, частотными, активно вовлеченными в производство
новых прилагательных и в значительной степени грамматикализованными, в контекстах в качестве приставок встречаются вокруг-, возле-, позади- сквозь-, которые функционируют в соответствии со всеми выявленными для классических адъективных
приставок закономерностями. В то же время можно отметить
снижение номинативной активности приставок по- и на- .
313
К специфике атрибутивно-локативной модели следует отнести и наличие префиксов, не имеющих соответствий среди предлогов или наречий. Это приставки иноязычного происхождения,
которые вошли в русский язык в результате лексических заимствований как элементы греческих и латинских прилагательных.
Включение в русский язык элементов других систем и семантическая близость исконных и заимствованных из разных языков
префиксов свидетельствует о наличии областей пересечения разных языков в сфере отражения пространственных отношений.
Адъективные приставки обнаруживают значения, которых не
имеют ни соответствующие предлоги, ни глагольные приставки.
Итак, атрибутивно-локативная языковая модель является
широко востребованным и функционально нагруженным средством отражения действительности. Она обладает когнитивной и
функциональной спецификой, которая проявляется в номенклатуре языковых единиц, их семантическом потенциале и семантической структуре, а также в особенностях вербализации картины
мира. Когнитивный образ ситуации, лежащий в основе значений
единиц атрибутивно-локативной языковой модели, является основным фактором, который в сочетании с внутрисистемными,
внешнеситемными и коммуникативными обусловливает функциональную и семантическую специфику адъективных префиксов, локативных прилагательных. и атрибутивно-локативной
языковой модели в целом.
314 Литература
1. Абакумов С. И. Современный русский язык. М., 1942.
2. Агафонова К. О конструкции «предлог с + генетив» // Исследования по семантике предлогов : сб. ст. М. : Рус. словари, 2000. С. 313–337.
3. Актуальные проблемы русского словообразования : сб. ст. Самарканд, 1977.
4. Алпатов В. М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходе к языку // Вопр. языкознания. 1993. № 3. С. 15–26.
5. Аничков И. Е. Труды по языкознанию. СПб., 1997.
6. Апресян Ю. Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М., 1967.
7. Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель
мира // Семиотика и информатика. Вып. 28. М., 1986. С. 5–33.
8. Апресян Ю. Д. Избр. тр. : в 2 т. М. : Языки рус. культуры, 1995.
Т. 1. Лексическая семантика.
9. Апресян Ю. Д. Избр. тр. : в 2 т. М. : Языки рус. культуры, 1995а.
Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография.
10. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопр. языкознания. 1995б. № 1. С. 37–68.
11. Араева Л. А. Словообразовательный тип как семантическая микросистема. Суффиксальные субстантивы (на материале русских говоров) :
дис. … д-ра филол. наук. М., 1994.
12. Арбатская Е. Д. Функционирование прилагательных в русском
языке // Рус. яз. в нац. школе. 1983. № 5. С. 12–15.
13. Арбатская Е. Д., Арбатский Д. И. О лексико-семантических классах имени прилагательного русского языка // Вопр. языкознания. 1983а.
№ 1. С. 52–65.
14. Артыкова Х. А. Пространственные значения русских первообразных предлогов и соответствия им в таджикском языке // Известия АН Таджикской ССР. Отд-ние общественных наук. № 4. Душанбе, 1961.
15. Аронов Р. А. Непрерывность пространства и времени // Пространство, время и движение : сб. ст. М., 1971. С. 85–104.
16. Арутюнова Н. Д. Аномалии и язык. (К проблеме языковой «картины мира») // Вопр. языкознания. 1987. № 3. С. 5–10.
17. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры : сб. ст.
М. : Прогресс, 1990. С. 5–32.
18. Арутюнова Н. Д. Время, модели, метафоры // Логический анализ
языка. Язык и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик,
1997. С. 51–61.
19. Арутюнова Н. Д. От редактора // Логический анализ языка. Язык и
время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик, 1997. С. 5–16.
315
20. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1998.
21. Арутюнова Н. Д. Вступление. В целом о целом. Время и пространство в концептуализации действительности // Логический анализ языка:
Семантика начала и конца / отв. ред. М. Д. Арутюнова. М. : Индрик, 2002.
С. 3–18.
22. Байдакова Т. Н. Словообразовательные цепочки и номинативные
ряды с локативной семантикой // Актуальные проблемы русского словообразования : сб. ст. Самарканд, 1987. С. 263–266.
23. Байдакова Т. Н. Номинативные ряды «прилагательное – падежная
форма существительного» с локативным значением // Вопр. словообразования и номинативной деривации в славянских языках : сб. ст. Гродно, 1990.
С. 73–78.
24. Балабан Ф. Н. Функциональная значимость предлога (по материалам романских языков). Кишинев, 1983.
25. Баранов А. Н. Когнитивное моделирование значения: внутренняя
форма как объяснительный фактор // Русистика сегодня. 1998. № 3–4.
С. 92–100.
26. БАС – Словарь русского литературного языка : в 17 т. М.–Л. : Издво АН СССР, 1950–1965.
27. Бахтин М. Б. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
28. Башкирцева О. А. Признаки денотата. Фоновые знания. Коннотации (к вопросу о разграничении терминов) // Вопр. когнитивной лингвистики. 2009. № 4. С. 79–84.
29. Башкирцева О. А. К вопросу о семантическом потенциале идентифицирующего имени (на примере слов с общей семантикой «возвышенность») // Современность в зеркале рефлексии: язык – культура – образование: Междунар. науч. конф., посвящ. 90-летию Иркут. гос. ун-та и факультета филологии и журналистики (Иркутск, 6–9 октября 2008 г.) : материалы.
Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2009а. С. 77–84.
30. Беляева Е. П. Прототипическая база семантики английских глаголов : дис. … канд. филол. наук. СПб., 2001.
31. Бесценная Е. Д. О деривационных толкованиях значений разного
уровня абстракции (К проблеме языковой «картины мира») // Актуальные
проблемы русского словообразования : сб. ст. Ташкент, 1982. С. 301–304.
32. Блажев Б. И. Употребление конструкций направления и места в
современном русском языке. София, 1975.
33. Блинова О. И. Образность как категория лексикологии // Экспрессивность лексики и фразеологии : сб. ст. Новосибирск, 1983.
34. Богуславский А. Глагольная префиксация в современном русском
языке // Московский лингвистический журн.. 2001. Т. 5 / 1. С. 7–36.
35. Богуславская О. Ю. Динамика и статика в семантике пространственных прилагательных // Логический анализ языка. Языки пространств /
отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 20–29.
316 36. Бойко И. В. Синтаксические соотносительные ряды словосочетаний с пространственными отношениями в ангаро-ленских говорах // Вопр.
грамматики и словообразования сибирских говоров : сб. ст. Красноярск,
1985. С. 3–14.
37. Болдырев Н. Н. Прототипический подход: проблемы метода // Междунар. конгресс по когнитивной лингвистике 26–28 сентября 2006 г. : сб.
материалов. Тамбов : Изд-во Тамб. гос. ун-та, 2006. С 34–39.
38. Большой медицинский словарь [Электронный ресурс]. – Режим
доступа: http://dic.academic.ru/traditional_contents.php/medic2/
39. Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность.
Посессивность. Обусловленность / А. В. Бондарко [и др.]. – СПб. : Наука,
1996.
40. Бороздина И. С. Семантика пространственных предлогов : На материале английского и русского языков : дис. ... канд. филол. наук. Курск,
2003.
41. Борщев В. Б., Кнорина Л. В. Типы реалий и их языковое восприятие //
Вопр. кибернетики. Язык логики и логика языка. М., 1990. С. 159–134.
42. Бояров А. П. Глагольные словосочетания с пространственным значением в современном русском языке : автореф. дис. … канд. филол. наук.
М., 1955.
43. БСЭ – Большая советская энциклопедия. М. : Сов. энциклопедия,
1969–1978.
44. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на
материале русской грамматики). М. : Яз. рус. культуры, 1997.
45. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций // Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред.
Н. Д. Арутюнова. М. : Индрик, 2000. С. 277–288.
46. Бурас М. М., Кронгауз М. А. Концептуализация в языке: все или
ничего // Язык и структура знаний. М. : Ин-т языкознания РАН, 1990. С. 50–57.
47. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.
48. Бурдье. П. Начала. М., 1994.
49. Бухарова Г. Х. Концептуализация пространства и времени в мифопоэтической модели мира (на материале башкирского эпоса «Урал-Батыр» //
Вопр. когнитивной лингвистики. 2009. № 1. С. 21–34.
50. Бэбби Л. Глубинная структура прилагательных и причастий в русском языке // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М., 1985. С. 156–170.
51. Бэбби Л. К построению формальной теории «частей речи» // Новое
в зарубежной лингвистике. Вып. 15. М., 1985. С. 171–203.
52. БЭСЯ – Большой энциклопедический словарь. Языкознание /
гл. ред. В. Н. Ярцева. – М. : Большая рос. энциклопедия, 1998.
53. Вавилов С. И. Новая физика и диалектический материализм // Под
знаменем марксизма. 1938. № 2. С. 14–18.
317
54. Вайс Д. Об одном предлоге, сделавшем блестящую карьеру // Типология и теория языка: от описания к объяснению : сб. ст. к 60-летию
А. Е. Кибрика. М. : Языки рус. культуры, 1999. С. 173–186.
55. Вараксин Л. А. Однокорневые префиксальные глаголы-антонимы в
современном русском языке : автореф. дис. … канд. филолог. наук. М., 1970.
56. Вараксин Л. А. Семантический аспект русской глагольной префиксации. Екатеринбург, 1996.
57. Вараксин Л. А. Пространственные и непространственные значения
русских глагольных приставок // Пространство и время в языке, язык в пространстве и времени : сб. ст. Тюмень : Изд-во Тюменского гос. ун-та, 2005.
С. 139–147.
58. Васильев Л. М. Современные способы формального описания языковых единиц // Теория содержательной формы. Тамбов, 1981. С. 3–20.
59. Васильев Л. М. Современная лингвистическая семантика. М., 1990.
60. Введение в философию : учебник для вузов. М., 1990.
61. Вежбицкая А. Сравнение-градация-метафора // Теория метафоры :
сб. ст. М., 1990. С. 133–152.
62. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.
63. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М. :
Языки рус. культуры, 1999.
64. Вейнрейх У. Опыт семантической теории // Новое в зарубежной
лингвистике. Вып. Х. М., 1981. С. 50–176.
65. Великорецкий А. Д. Типология пространственных значений // Исследования по теории грамматики : в 2 т. М. : Рус. словари, 2002. Т. 2.
Грамматикализация пространственных значений. С. 219–278.
66. Вендина Т. И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). М. : Индрик. 1998.
67. Вендина Т. И. Словообразование как способ дискретизации универсума // Вопр. языкознания. 1999. № 2. С. 27–49.
68. Вендина Т. И. Южнославянская картина мира и словообразование //
Славянское и балканское языкознание : сб. ст. М. : Индрик. 2000. С. 33–47.
69. Вендина Т. И. Словообразование как историческая реконструкция
языкового сознания // Вопр. языкознания. 2002. № 4. С. 42–52.
70. Виноградов В. В. О взаимодействии лексико-семантических уровней с грамматическим в структуре языка // В. В. Виноградов. Мысли о современном русском языке. М., 1969. С. 5–23.
71. Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове).
М. : Высш. шк., 1972.
72. Виноградов В. В. О некоторых вопросах теории русской лексикографии // Виноградов В. В. Лексикология и лексикография : избр. тр. М.,
1977. С. 243–264.
73. Владимирский Е. Ю. Предлоги при географических названиях //
Рус. яз. за рубежом. 1967. № 2. С. 68–71.
318 74. Владимирский Е. Ю. Система предложно-падежных конструкций с
пространственным значением в современном русском языке : дис. … канд.
пед. наук. М., 1972.
75. Волохина Е. А., Попова З. Д. Русские глагольные приставки: семантическое устройство, системные отношения. Воронеж, 1993.
76. Вольф Е. М. Грамматика и семантика прилагательных. М. : Наука,
1978.
77. Вольф Е. М. Прилагательное в тексте // Лингвистика и поэтика :
сб. ст. М. : Наука, 1997. С. 118–135.
78. Воронова Н. А. Семантика компонентов словообразовательного
форманта префиксально-суффиксальных отсубстантивных глаголов // Актуальные проблемы русского словообразования : сб. ст. Ташкент, 1982.
С. 228–232.
79. Всеволодова М. В. Способы выражения временных отношений в
современном русском языке. М., 1975.
80. Всеволодова М. В., Владимирский Е. Ю. Способы выражения пространственных отношений в современном русском языке. М. : Рус. яз., 1982.
81. Всеволодова М. В., Паршукова З. Г. Способы выражения пространственных отношений. М., 1968.
82. Всеволодова М. В., Потапова Г. Б. Способы выражения временных
отношений. М., 1973.
83. Гак В. Г. К проблеме семантической синтагматики // Проблемы
структурной лингвистики : сб. ст. М. : Наука, 1972. С. 367–395.
84. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология. М., 1977.
85. Гак В. Г. Пространство времени // Логический анализ языка. Язык
и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик, 1997. С. 122–130.
86. Гак В. Г. Языковые преобразования. М. : Языки рус. культуры,
1998.
87. Гак В. Г Пространство вне пространства // Логический анализ языка. Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 127–134.
88. Гачев Г. Д. Национальные образы мира : курс лекций. М. : Академия, 1998.
89. Гинзбург Е. Л. Словообразование и синтаксис. М. : Наука, 1979.
90. Глухих М. В. Об употреблении однокоренных наречных предлогов
против и напротив в пространственном значении // Рус. яз. в школе. 1967.
№ 1. С.27–34.
91. Глухов Б. А. О лингвистических способах определения терминологичности атрибутивных словосочетаний // Рус. яз. за рубежом. 1978. № 4.
С. 59–61.
92. Глушкова А. А. Лексико-семантическое поле качественно-относительных прилагательных в современном английском языке : дис. ... канд.
филол. наук. Н. Новгород, 2005.
319
93. Голев Н. Д. Идиоматичность слова в лексическом и словообразовательном аспектах // Вопр. слово- и формообразования в индоевропейских
языках: семантика и функционирование. Ч. I. Томск, 1994. С. 39–50.
94. Головин Б. Н. О некоторых доказательствах терминированности
словосочетаний // Лексика, терминология, стили : науч. сб. Вып 2. Горький,
1973. С. 57–66.
95. Горбунова Л. И. Атрибутивно-локативная языковая модель и ее семантические модификации : монография. Иркутск : Изд-во Ирк. гос. ун-та,
2005.
96. Горбунова Л. И. Когнитивная основа многозначности адъективного
префикса // Сиб. филол. журн. Новосибирск : НГУ, 2008. № 2. С. 108–118.
97. Горбунова Л. И. Семантическая структура адъективной приставки
сверх- в свете локалистской теории // Сиб. филол. журн. Новосибирск :
НГУ. 2009. № 3. С. 84–90.
98. Горбунова Л. И. Прототипическая ситуация как основа целостности
семантической структуры адъективной приставки // Сиб. филол. журн. Новосибирск : НГУ. 2009а. № 1. С. 154–163.
99. Горелик Е. В. Описание глагольной приставки у- // Московский
лингвистический журн. 2001. Т. 5 / 1. С. 37–42.
100. Гофман Т. В. Концептуализация пространства в семантике предлогов: Теоретико-экспериментальное исследование предлогов над, наверху,
поверх, сверх, выше, свыше : дис. ... канд. филол. наук. М., 2005.
101. Гржегорчикова Р. Понятийная оппозиция верх – низ (пол.
‘WIERZCH’ – ‘SPOD’) и языковая модель пространства // Логический анализ языка: языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М., 2000. С. 78–83.
102. Гукина Л. В. Семантическая классификация английских и русских глаголов со значением «расположение в пространстве» : автореф. дис. …
канд. филол. наук. Кемерово, 1997.
103. Гулыга Е. В., Шендельс Е. И. О компонентном анализе значимых
единиц языка // Принципы и методы семантических исследований : сб. ст.
М., 1976. С. 291–314.
104. Гуревич А. Я. Представления о времени в средневековой Европе //
История и психология : сб. ст. М., 1971. С. 181–189.
105. Гусева А. Е. Лингвокогнитивное моделирование как понятие и
явление // Вопр. когнитивной лингвистики. 2008. № 2. С. 126–131.
106. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М. –
СПб., 1881.
107. Даниленко В. П. Русская терминология. Опыт лингвистического
описания. М. : Наука, 1977.
108. Демьянков В. З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопр. языкознания. 1994. № 4. С. 17–33.
320 109. Добрушина Е. Р. В поисках инвариантного значения приставки
из- // Глагольная префиксация в русском языке : сб. ст. М. : Рус. словари,
1997. С. 121–140.
110. Добрушина Е. Р., Пайар Д., Меллина Е. А. Русские приставки:
многозначность и семантическое единство. М. : Рус. словари, 2001.
111. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике.
Вып. I. М., 1960. С. 215–262.
112. Ензикян Е. Л. Дейктическая семантика слова. Ереван, 1988.
113. Ермакова О. П. Контекстно обусловленная сочетаемость идентифицирующих существительных с прилагательными // Синтаксис текста :
сб. ст. М. : Наука, 1979. С. 153–162.
114. Ермакова О. П. Лексические значения производных слов в русском языке. М. : Рус. яз., 1984.
115. Ермакова О. П. Пространственные метафоры в русском языке //
Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова.
М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 289– 298.
116. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка : в 2 т. М. : Рус.
яз., 2000.
117. Жаналина Л. К. Показатели валентности в семантической структуре многозначного производного (на материале отрицательных прилагательных) // Актуальные проблемы русского словообразования : сб. ст. Ташкент, 1982. С. 247–249.
118. Жолковский А. К., Мельчук И. А. О семантическом синтезе //
Проблемы кибернетики. 1967. Вып. 19. С. 177–238.
119. Жолковский А. К., Мельчук И. А. К построению действующей
модели языка «Смысл <=> Текст» // Машинный перевод и прикладная лингвистика. 1969. Вып. 11. С. 5–35.
120. Журинский А. Н. О семантической структуре пространственных
прилагательных // Семантическая структура слова : сб. ст. М. : Наука, 1971.
С. 96–124.
121. Зализняк А. А. Метафора движения в концептуализации интеллектуальной деятельности // Логический анализ языка: Языки динамического мира / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. Дубна, 1999. С. 312–320.
122. Зализняк А. А. Заметки о метафоре // Слово в тексте и словаре :
сб. ст. 70-летию Ю. Д. Апресяна. М., 2000. С. 82–90.
123. Зализяк А. А. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: Проект каталога семантических переходов // Вопр. языкознания. 2001.
№ 2. С. 13– 25.
124. Зализняк А. Феномен многозначности и способы его описания //
Вопр. языкознания. М., 2004. № 2. С. 20–45.
125. Зализняк А. А. Многозначность в языке и способы ее представления. М. : Языки славянских культур, 2006.
321
126. Засорина Л. Н. Грамматика локативных словосочетаний русского языка (проблема синонимики предлогов и наречий) : автореф . д-ра филол. наук. М., 1977.
127. Звегинцев В. А. Семасиология. М., 1957.
128. Земская Е. А. О семантике и синтаксических свойствах отсубстантивных прилагательных в современном русском языке // Историкофилологические исследования : сб. ст. к 75-летию акад. Н. И. Конрада. М. :
Наука, 1967. С. 92–103.
129. Земская Е. А. Относительные прилагательные как конструктивный элемент номинативной системы современного русского языка // Грамматические исследования: Функционально-стилистический аспект : сб. ст.
М. : Наука, 1991.
130. Зобов Р. А., Мостепаненко А. М. О типологии пространственновременных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в
литературе и искусстве. Л., 1974. С. 11–28.
131. Золотова Г. Л. Онипенко Н. К. Сидорова М. Д. Коммуникативная
грамматика русского языка. М., 1998.
132. Иванова Н. С. Семантика русских глагольных приставок в префиксальном словообразовании : дис. ... канд. филол. наук. М., 1999.
133. Иомдин Л. Л. Словарная статья предлога ПО // Семиотика и информатика. Вып. 32. М., 1991. С. 94–120.
134. Исаакян И. Л. Пространственные предлоги и альтернативные
миры человека // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и
языке / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М. : Индрик, 1999.
С. 239–251.
135. Исаченко А. В. Трансформационный анализ кратких и полных
прилагательных // Исследования по структурной типологии : сб. ст. М.,
1963. С. 61–94.
136. Исмаилов К. А. Пространственные прилагательные в английском
языке в сопоставлении с каракалпакскими пространственными прилагательными: дисс. …докт. филол. наук. М., 1978.
137. Иссерс О. С., Гейгер Р. М. О деривационных толкованиях суффиксальных прилагательных с приставкой БЕЗ- // Актуальные проблемы
русского словообразования : сб. ст. Ташкент, 1982. С. 351–354.
138. Исследования по семантике предлогов : сб. ст. М. : Рус. словари,
2000.
139. Исследования по теории грамматики / ред. В. А. Плунгян. М. : Рус.
словари, 2002. Вып. 2. Грамматикализация пространственных значений.
140. Каган М. С. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве :
сб. ст. Л., 1974. С. 13–26.
141. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
322 142. Касевич В. Б. Язык и знание // Язык и структура знания. М.,
1990. С. 51–60.
143. Касевич В. Б. Некоторые вопросы отражения в языке пространственных отношений // Вторая международная конференция по когнитивной лингвистике (Санкт-Петербург, 9–13 июня 2006 г.) : тез. докл. : в 2 т.
СПб. : Филол. фак-т СПбГУ, 2006. Т.1. С. 96–110.
144. Кастельс М. Могущество самобытности // Новая постиндустриальная волна на Западе: антология. М., 1999. С. 302–334.
145. Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество,
культура. М., 2000.
146. Категоризация мира: пространство и время : материалы науч.
конф. М. : МГУ, 1997.
147. Катлинская Л. П. Об особой категории слов в разряде относительных прилагательных современного русского языка // Грамматика и
норма : сб. ст. М. : Наука, 1977. С. 92–106.
148. Кацнельсон С. Д. Содержание слова, значение и обозначение.
М.–Л., 1965.
149. Кибрик А. Е. Лингвистические постулаты // Механизмы вывода и
обработки знаний в системах понимания языка: Тр. по искусственному интеллекту : учен. зап. Тартуск. ун-та. Тарту, 1983. Вып. 621. С. 24–39.
150. Кибрик А. Е. К типологии пространственных значений // Язык и
человек : сб. ст. памяти П. С. Кузнецова. М. : Изд-во МГУ, 1970. С. 110–156.
151. Кибрик А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1992.
152. Кибрик А. Е. Константы и переменные языка. СПб., 2003.
153. Кириченко А. С. Системные семантические характеристики и область денотации предлога между // Исследования по семантике предлогов.
М. : Рус. словари, 2000. С. 338–352.
154. Климовская Г. И. Субстантивно-атрибутивная синлексика современного русского языка. Томск, 1978.
155. Клобукова Л. П. Характер валентности как фактор формирования
деривационной парадигмы русского прилагательного // Деривация и семантика: слово – предложение – текст : сб. ст. Пермь, 1986. С. 64–70.
156. Кобзарева Т. Ю., Лахути Л. Г. О структуре денотативного значения предлогов // Семантическая структура слова. М. : Наука, 1971. С. 33–48.
157. Кобозева И. М. Как мы описываем пространство, которое видим:
проблема выбора «ориентира» // Диалог’95 : тр. междунар. семинара по
компьютерной лингвистике и ее приложениям. Казань, 1995. С. 146–153.
158. Кобозева И. М. Как мы описываем пространство, которое видим:
композиционные стратегии // Диалог’97 : тр. междунар. семинара по компьютерной лингвистике и ее приложениям. М., 1997. С. 132–136.
323
159. Кобозева И. М. Представление знаний о физических объектах
для систем типа «Рисунок ⇔ Текст» // Категоризация мира: пространство и
время : материалы конференции. М. : Диалог-МГУ, 1997а. С. 117–123.
160. Кобозева И. М. Грамматика описания пространства //Языки пространств. Логический анализ языка / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М., 2000.
С. 152–162.
161. Кобозева И. М. Как мы описываем пространство, которое видим:
форма объекта // Диалог’2000 : тр. междунар. семинара по компьютерной
лингвистике и ее приложениям. Т. 1. Теоретические проблемы. Провино,
2000а. С. 155–161.
162. Кобозева И. М К формальной репрезентации метафор в рамках
когнитивного подхода // Вопр. языкознания. 2000б. № 4. С. 85–109.
163. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика: учебник. М. : Эдиториал УРСС, 2000в.
164. Когнитивные аспекты языка : сб. ст. М. : Прогресс, 1988.
165. Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке.
М. : Наука, 1990.
166. Комлев Н. Г. Компоненты содержательной структуры слова. М.,
1969.
167. Коновалова Т. Е. Специфика структуры и функционирования
предлогов с широкой семантикой : автореф. … канд. филол. наук. Саратов,
1988.
168. Коробова Э. И. К вопросу о значении относительного прилагательного (на материале отсубстантивных прилагательных) // Рус. яз. в школе. 1970. № 1. C. 78–83.
169. Коробова Э. И. Семантическая структура отыменного прилагательного // Актуальные проблемы лексики и лексикографии : сб. материалов. Пермь, 1972. С. 239–243.
170. Кошелев А. Д. Еще раз о значении имени существительного //
Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова.
М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 38–46.
171. Кравченко А. В. Когнитивные структуры пространства и времени
в естественном языке // Известия АН. Сер. литературы и языка. 1996. Т. 5,
№ 3. С. 3–24.
172. Кравченко А. В. Язык и восприятие. Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2004.
173. Красухин Д. И. Три модели индоевропейского времени // Логический анализ языка. Язык и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко.
М. : Индрик, 1997. С. 62–77.
174. Крейдлин Г. Е. Служебные слова в русском языке (семантические и синтаксические аспекты их изучения) : автореф. дис. … канд. филол.
наук. М., 1980.
324 175. Крейдлин Г. Е. Метафора семантических пространств и значение
предлога среди // Вопр. языкознания. 1994. № 5. С. 19–31.
176. Крейдлин Г. Е. Время сквозь призму временных предлогов // Логический анализ языка. Язык и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик, 1997. С. 139–151.
177. Кржижкова Е. Адвербиальная детерминация со значением места и направления: Опыт трансформационного анализа // Вопр. языкознания.
1967. № 2. С. 32–48.
178. Кронгауз И. А. Приставки и глаголы: грамматика сочетаемости //
Семиотика и информатика. М., 1994. Вып. 34. С. 32–57.
179. Кронгауз М. А. Исследования в области глагольной префиксации: современное положение дел и перспективы // Глагольная префиксация
в русском языке : сб. ст. М. : Рус. словари, 1997. С. 4–28.
180. Кронгауз М. А. Опыт словарного описания приставки от- // Глагольная префиксация в русском языке : сб. ст. М. : Рус. словари, 1997а. C. 62–86.
181. Кронгауз М. А. Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика. М. : Языки рус. культуры, 1998.
182. Кронгауз М. А. Опыт семантического описания приставки над- //
Московский лингвистический журн. 2001. Т. 5 / 1. C. 85–94.
183. Кругосвет. Универсальная энциклопедия. [Электронный ресурс].
М.,
2008.
Режим
доступа:
http://www.krugosvet.ru/articles/82/
1008287/1008287a1.htm
184. Кубрякова Е. С. Деривация, транспозиция, конверсия // Вопр.
языкознания. 1974. № 5. С. 64–76.
185. Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении.
М. : Наука, 1978.
186. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М. : Наука, 1981.
187. Кубрякова Е. С. Ономасиологические характеристики комплексных единиц словообразовательной системы // Актуальные проблемы русского словообразования : сб. ст. Ташкент, 1982. С. 5–14.
188. Кубрякова Е. С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина
мира. М. : Наука, 1988. С. 141–172.
189. Кубрякова Е. С. Формальные и содержательные характеристики
производного слова // Вопр. словообразования и номинативной деривации в
славянских языках : сб. ст. Гродно, 1990. С. 3–13.
190. Кубрякова Е. С. Лексикализация грамматики // Язык – система.
Язык – текст. Язык – способность. М., 1995. С. 16–24.
191. Кубрякова Е. С. Части речи с когнитивной точки зрения. М. : ИЯ
РАН, 1997.
325
192. Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Известия АН. Сер. литературы и языка. – 1997а.
Т. 56. № 3. С. 22–31.
193. Кубрякова Е. С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН,
СЛЯ. 1999. Т. 58. № 5–6. С. 3–2.
194. Кубрякова Е. С. О понятиях места, предмета и пространства //
Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова.
М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 84–92.
195. Кубрякова Е. С. Когнитивная лингвистика и проблемы композиционной семантики в сфере словообразования // Известия РАН. Сер. литературы и языка. 2002. № 1. С.13–24.
196. Кубрякова Е. С. Язык и знание. М. : Языки рус. культуры, 2004.
197. Кубрякова Е. С. В поисках сущности языка // Вопр. когнитивной
лингвистики. 2009. № 1 (018). С. 5–12.
198. Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова [и др.].
М., 1996.
199. Кузнецов А. М. От компонентного анализа к компонентному синтезу. М., 1986.
200. Кузнецова Э. В. Лексикология русского языка. М., 1989.
201. Кузьмина И. Б. Об употреблении по русским говорам предлогов
ИЗ, С, В в конструкциях пространственного значения (по материалам диалектологического атласа) // Исследования по русской диалектологии : сб.
ст. М. : Наука, 1973. С. 23–25.
202. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М., 1662.
203. Кустова Г. И. О коммуникативной структуре предложений с событийным каузатором // Московский лингвистический журн.. М. : РГГУ,
1996. Вып. 2. С. 240–261.
204. Кустова Г. И. Производные значения с экспериенциальной составляющей // Семиотика и информатика. М. : Языки рус. культуры, 1998.
Вып. 36. С. 19–40.
205. Кустова Г. И. Перцептивные события: участники, наблюдатели,
локусы // Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке /
отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М. : Индрик, 1999. С. 229–238.
206. Кустова Г. И. Когнитивные модели семантической деривации и
система производных значений // Вопр. языкознания. 2000. № 4. С. 85–109.
207. Кустова Г. И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения. М. : Языки славянской культуры, 2004.
208. Лабов У. Структура денотативного значения // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1983. Вып. XIV. С. 133–176.
209. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в
зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1988. Вып. XXIII. С. 12–51.
326 210. Лакофф Дж. Когнитивная семантика // Язык и интеллект. М.,
1996. С. 143–184.
211. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М. :
Едиториал УРСС, 2004.
212. Леонтьева Н. Н., Никитина С. Е. Смысловые отношения, передаваемые русскими предлогами // Slavica IX. Debrecen, 1969. P. 15–63.
213. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
214. Лизунова Е. Ю. Семантика транспонированных (относительных)
прилагательных в разноструктурных языках: На материале французского и
русского языков : дис. ... канд. филол. наук. М., 2002.
215. Линднер С. То, что движется вверх (up), не обязательно может
следовать вниз (down): сопоставление in и out // Исследования по семантике
предлогов. М. : Рус. словари, 2000. С. 55–82.
216. Лобанова Ю. С. Языковая номинация пространственных признаков в современном английском языке (на материале прилагательных) : автореф. … дис. канд. филол. наук. Барнаул, 2007.
217. Логический анализ языка: Знание и мнение / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1988.
218. Логический анализ языка: Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1989.
219. Логический анализ языка: Противоречивость и аномальность
текста / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1990.
220. Логический анализ языка: Культурные концепты / отв. ред.
Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1991.
221. Логический анализ языка: Модели действия / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1992.
222. Логический анализ языка: Ментальные действия / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1993.
223. Логический анализ языка: Язык речевых действий / отв. ред.
Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева. М. : Наука, 1994.
224. Логический анализ языка: Истина и истинность в контексте разных культур / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Наука, 1995.
225. Логический анализ языка: Язык и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик, 1997.
226. Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке /
отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М. : Индрик, 1999.
227. Логический анализ языка: Языки динамического мира / отв. ред.
Н. Д. Арутюнова. Дубна, 1999.
228. Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000.
229. Логический анализ языка: Языки этики / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000.
327
230. Логический анализ языка: Семантика начала и конца / отв. ред.
Н. Д. Арутюнова. М. : Индрик, 2002.
231. Лотман Ю. М. О понятии географическое пространство в средневековых русских текстах // Тр. по знаковым системам: уч. зап. Тартус.
гос. ун-та. Тарту, 1965. Вып. 181. С. 31–60.
232. Лотман Ю. М. Заметки о художественном пространстве // Семиотика пространства и пространство семиотики : тр. по знаковым системам. Тарту : Тартуский гос. ун-т, 1986. Вып. 19. С. 208–233.
233. Лукин М. Ф. О широком и узком понимании прилагательных в
грамматиках современного русского языка // Филологические науки. 1991.
№ 1. С. 73–82.
234. Лягушкина Н. В. Семантика пространственных предлогов и наречий позади и сзади // Исследования по семантике предлогов. М. : Рус.
словари, 2000. С. 297–313.
235. Мазурова Ю. В. Наречия верха и низа в русском языке // Исследования по семантике предлогов. М. : Рус. словари, 2000, С. 134–152.
236. Маковский М. М. «Картина мира» и миры образов. (Лингвокультурологические этюды) // Вопр. языкознания. 1992. № 6. С. 31–38.
237. Мальцева О. Л. Предлог как средство концептуализации пространственных отношений : дис. ... канд. филол. наук. Курск, 2004.
238. Маляр Т. Н. Концептуализация пространства и семантика пространственных предлогов и наречий // Науч. тр. МГЛУ. М., 1994. Вып. 427.
С. 62–76.
239. Маляр Т. Н. О метафоризации пространственных отношений //
Лингвистика на рубеже веков. Идеи и топосы. М., 2001. С. 75–88.
240. Маляр Т. Н., Селиверстова О. Н. Пространственно-дистанционные предлоги и наречия в русском и английском языках. Мюнхен, 1998.
241. МАС – Словарь русского языка : в 4 т. / ред. А. П. Евгеньева.
М. : Рус. яз., 1981.
242. Матвеева Т. В. Текстовое время // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. М. : Флинта ;
Наука. 2003. С. 536–539.
243. Матюшина И. В. Структурно-семантические признаки глагольно-именной конструкции с локативными предлогами в современном английском языке : дис. ... канд. филол. наук. Смоленск, 2005.
244. Медицинская энциклопедия [Электрон. ресурс]. Режим доступа:
http://dic.academic.ru/traditional_contents.php/enc_medicine/
245. Мейлах Б. С. Проблемы ритма, пространства и времени в комплексном изучении творчества // Ритм, пространство и время в литературе и
искусстве : сб. ст. Л., 1974. С. 3–14.
246. Михайлов М. А. О множественности словообразовательной
структуры // Актуальные проблемы рус. словообразования : материалы III
Республиканской науч. конф. Ташкент, 1980. С. 91–94.
328 247. Михайлова Т. А. Нечто о пространственной модели времени (на
материале ирландского языка) // Семиотика и информатика. М., 1994.
Вып. 34. С. 114–124.
248. Михайлова О. А. Лексическое значение в свете альтернативных
научных парадигм // Известия Уральского гос. ун-та. Гуманитарные науки.
Екатеринбург, 1999. Вып. 2. № 13. С. 70–79.
249. Морковкин В. В. Типология лексических значений как объект
словарной лексикологии // Русистика сегодня. 1998. № 3–4. С. 3–9.
250. Мостепаненко А. М. Проблема универсальности основных
свойств пространства и времени. Л.: Наука, 1969.
251. Мостепаненко А. М. Размерность пространства и силы природы.
Время и движение. М., 1971.
252. Муждабаев М. М. Пространственные функции предлогов В и
НА // Рус. яз. в нац. школе. 1979. № 3. С. 84–85.
253. Мурзин Л. Н. Образование метафор и метонимий как результат
деривации предложения (к постановке вопроса) // Актуальные проблемы
лексикологии и лексикографии : сб. ст. Пермь, 1972 . С. 362–367.
254. Мурзин Л. Н. О законах синтаксической деривации и порождении связного текста // Проблемы структуры слова и предложения : сб. ст.
Пермь, 1974. С. 56–88.
255. Мурзин Л. Н. О деривационных механизмах текстообразования //
Теоретические аспекты деривации : сб. ст. Пермь, 1988. С. 21–33.
256. Мурзин Л. Н. Лингвистическое моделирование и деривация в речевой деятельности // Деривация в речевой деятельности : сб. ст. Пермь,
1990. С. 4–10.
257. Мурьянов М. Ф. Время (понятие и слово) // Вопр. языкознания.
1978. № 2. С. 52–66.
258. Мусинова Т. В. Семантическое описание русской глагольной
приставки пере-: традиции и современный подход. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://www.dialog-21.ru/archive/2005/musinova.htm
259. Найда Ю. А. Наука перевода // Вопр. языкознания. 1970. № 4.
С. 31–37.
260. Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://www.ruscorpora.ru/index.html
261. Никитин М. В. О семантике метафоры // Вопр. языкознания.
1979. № 1. С. 91–102.
262. Никитин М. В. Пространство и время в ментальных мирах //
Когнитивная лингвистика: Ментальные основы и языковая реализация : сб.
ст. к юбилею проф. Н. А. Кобриной : в 2 ч. Ч. 1: Лексикология и грамматика
с когнитивной точки зрения. СПб. : Тритон, 2005. С.74–90.
263. Никитина С. Е. О семантическом эллипсисе в предложных сочетаниях // Проблемы лингвистического анализа. Фонология. Грамматика.
Лексикология. М., 1966. С. 140–146.
329
264. Никитина С. Е. О семантическом варьировании русских предлогов // Семантическое и формальное варьирование : сб. ст. М. : Наука, 1979.
С. 108–147.
265. Николаева Т. М. Качественные прилагательные и отражение
«картины мира» // Славянское и балканское языкознание: Проблемы лексикологии. М. : Наука, 1983. С. 235–244.
266. Немченко В. Н. Словообразовательная структура имен прилагательных. Горький, 1973.
267. Немченко В. Н. О разграничении частей речи в современном
русском языке. Горький, 1975.
268. Немченко В. Н. Мотивационные отношения в словообразовательной цепочке и множественность словообразовательной структуры слова //
Актуальные проблемы рус. словообразования : сб. ст. Самарканд, 1987.
С. 231–235.
269. Новиков Л. А. Антонимия в русском языке. М., 1973.
270. Новиков Л. А. Семантика русского языка. М., 1982.
271. Новое в русской лексике: Словарные материалы – 78–88. М.,
1978–1989.
272. Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам
прессы и литературы 70-х гг. М. : Рус. яз., 1987.
273. НОСС – Новый объяснительный словарь синонимов русского
языка. М. – Вена : Языки славянской культуры : Венский славистический
альманах, 2004.
274. Осильбекова Д. А. Словообразовательные толкования отглагольных локативных существительных // Актуальные проблемы рус. словообразования : сб. ст. Самарканд, 1987. С. 233–225.
275. Отражение русской языковой картины мира в лексике и грамматике : сб. ст. Новосибирск, 2000.
276. Павленис Р. И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. М., 1983.
277. Павлов В. М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Л. : Наука, 1985.
278. Падучева Е. В. Отпредикатные имена в лексикографическом аспекте // НТИ. Сер. 2. 1991. № 5. С. 21–31.
279. Падучева Е. В. Семантические роли и проблема сохранения инварианта при лексической деривации // НТИ. Сер. 2. 1997. № 1. С. 18–30.
280. Падучева Е. В. Парадигма регулярной многозначности глаголов
звука // Вопр. языкознания. 1998. № 5. С. 3–23.
281. Падучева Е. В. О парадигме регулярной многозначности (на
примере глаголов звука) // НТИ. Сер. 2. 1998а. № 4. С. 3–23.
282. Падучева Е. В. О роли метонимии в концептуальных структурах //
Диалог’99 : тр. междунар. семинара по компьютерной лингвистике и ее
приложениям : в 2 т. Таруса, 1999. Т. 1. С. 215–225.
330 283. Падучева Е. В. Метонимические и метафорические переносы в
парадигме глагола назначить // Типология и теория языка. От описания к
объяснению : сб. ст. к 60-летию А. Е. Кибрика. М. : Языки рус. культуры,
1999а. С. 488–502.
284. Падучева Е. В. О семантической деривации: слово как парадигма лексем // Рус. яз. сегодня. М. : Азбуковник, 2000. Вып.1. С. 395–417.
285. Падучева Е. В. Пространство в обличии времени и наоборот (к
типологии метонимических переносов) //Логический анализ языка. Языки
пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000а.
С. 239–254.
286. Падучева Е. В. Метонимический перенос как смещение фокуса
внимания [Электронный ресурс] : доклад // Активные языковые процессы
конца XX века: Междунар. конф. М., ИРЯ РАН, февраль 2000. М., 2000б.
Режим доступа: mapryal.russkoeslovo.org/ files/doc_16.doc
287. Падучева Е. В. Нужен ли лингвистике эпитет «когнитивный»? //
НТИ. Сер.2. Информационные процессы и системы. 2003. № 11. С. 38–43.
288. Падучева Е. В. К когнитивной теории метонимии [Электронный
ресурс] // Диалог'2003 (Протвино, 11–16 июня, 2003 г.) : тр. междунар.
конф. Режим доступа: http://www.dialog–21.ru/Archive/2003/ Paducheva.htm.
289. Падучева Е. В. Динамические модели в семантике лексики. М. :
Языки славянской культуры, 2004.
290. Паер Е. М. Функции словообразовательных средств в построении
текста // Семантика и прагматика языковых единиц. Душанбе, 1990. С. 67–72.
291. Пайар Д. Формальное описание приставки от- // Глагольная
префиксация в русском языке : сб. ст.. М. : Рус. словари,1997. C. 87–113.
292. Пайар Д., Плунгян В. А. Предлог НАД: факты и интерпретации //
Исследования по семантике предлогов. М, 2000. С. 83–114.
293. Панкрац Ю. Г. Пропозициональные структуры и их роль в формировании языковых единиц разных уровней : автореф. ... д-ра филол. наук.
М., 1992.
294. Пантелеева Т. А. Семантико-грамматическая структура предлога
НА1, оформляющего винительный падеж, и предлога НА2, оформляющего
предложный падеж, в современном русском языке : дис. … канд. филол.
наук. Челябинск, 2006.
295. Пекар В. И. Семантика предлогов вертикальной соположенности
в когнитивном аспекте: на материале английских предлогов above и over и
русского предлога над : автореф. дис. … канд. филол. наук. Уфа, 2000.
296. Песина С. А. Инвариант многозначного слова в свете прототипической семантики // Вестн. Омск. гос. ун-та. 2005. № 2. С. 57–63.
297. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.,
1938.
298. Плотникова А. М. Лексическое значение глагола в свете когнитивного подхода // Вопр. когнитивной лингвистики. 2009. № 3 (020). С. 43–47.
331
299. Плотникова А. М. Широкозначные глаголы в современном русском языке // Известия Уральского гос. ун-та. Екатеринбург, 2009а. № 1/2
(63). С. 24–31.
300. Плунгян В. А. К типологии глагольной ориентации // Логический
анализ языка: языки динамического мира / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. Дубна :
Междунар. ун-т «Дубна», 1999. С. 205–223.
301. Плунгян В. А. Приставка под- в русском языке: к описанию семантической сети // Московский лингвистический журн.: Глагольные префиксы и префиксальные глаголы. Т. 5. 2001. № 1. С. 95–124.
302. Плунгян В. А. О специфике выражения именных пространственных характеристик в глаголе: категория глагольной ориентации // Исследования по теории грамматики : в 2 т. / под ред. В. А. Плунгяна. М. : Рус. словари, 2002. Т. 2: Грамматикализация пространственных значений. С. 178–197.
303. Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Полисемия служебных слов: предлоги через и сквозь // Русистика сегодня. 1996. № 3. С. 1–17.
304. Плунгян В. А., Рахилина Е. В. По поводу «локалистской» концепции значения: предлог ПОД // Исследования по семантике предлогов. М.,
2000. С. 115–133.
305. Попова М. И. Когнитивная основа пространственной модели
временных отношений в современном английском языке : автореф. … канд.
филол. наук. Иркутск, 1997.
306. Постовалова В. И. Картина мира жизнедеятельности человека //
Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М. : Наука, 1988.
С. 8–69.
307. Потебня А. А. Основы поэтики // Вопр. теории и психологии
творчества. Харьков, 1910. С. 237–254.
308. Потиха З. А. Современное русское словообразование. М. : Просвещение, 1970.
309. Проскурин С. Г. О значениях «правый – левый» в свете древнегерманской лингвокультурологической традиции // Вопр. языкознания.
1990. № 5. С. 24–43.
310. Пространство и время в архаических и традиционных культурах :
сб. ст. М., 1996.
311. Пэрэнлэй У. Языковая концептуализация социального пространства : дис. … канд. филол. наук. Иркутск, 2006.
312. Радзиховская В. К. Об определительной функции неотадъективных прилагательных в русском языке // Филол. науки. 1974. № 5. С. 47–56.
313. Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957.
314. Рахилина Е. В. О старом: аспектуальные характеристики предметных имен // Логический анализ языка: язык и время / отв. ред. Н. Д.
Арутюнова, Т. Е. Янко. М. : Индрик, 1997. С. 144–150.
332 315. Рахилина Е. В. Семантика отыменных прилагательных // Лики
языка: К 45-летию научной деятельности Е. А. Земской. М. : Наследие,
1998. С. 298–304.
316. Рахилина Е. В. Когнитивная семантика. История. Персоналии.
Идеи. Результаты // Семиотика и информатика. Вып. 36. М., 1998а. С. 274–323.
317. Рахилина Е. В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики //
Известия АН. Сер. литературы и языка. Т. 59. 2000. № 3. С. 3–15.
318. Рахилина Е. В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М. : Рус. словари, 2000а.
319. РГ – Русская грамматика. Т. 1–2 / отв. ред. Н. Ю. Шведова. М. :
Наука, 1980. Т. I.
320. Реснянская Р. А. Множественность мотивации прилагательных
на –истск (ий) и их семантизация в толковых словарях русского языка] //
Актуальные проблемы русского словообразования : материалы III Республиканской науч. конф. Ташкент, 1980. С. 114–122.
321. Родионова А. Е. Семантика отсубстантивных относительных
прилагательных в системном и коммуникативно-функциональном аспектах
: дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 1997.
322. Розина Р. И. Дарю (релевантный семантический класс глаголов
обладания // Лики языка : сб. ст. М., 1998. С. 305–314.
323. Розина Р. И. Концептуальные структуры и языковые правила
порождения значений: глаголы движения вниз // Язык. Культура. Гуманитарное знание: Научное наследие Г. О. Винокура и современность. М. : Научный мир, 1999. С. 161–173.
324. Розина Р. И. Движение в физическом и ментальном пространстве // Логический анализ языка: Языки динамического мира / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. Дубна. 1999а. С. 108–118.
325. Розина Р. И. От происшествий к действиям (семантическая деривация как способ пополнения общего жаргона) // Рус. яз. сегодня : сб. в
честь Д. Н. Шмелева. М. : Азбуковник, 2000. Вып. 1: С. 418–432.
326. Розенталь Д. Э., Теленкова. М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М. : Просвещение, 1976.
327. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М. :
Наука, 1988.
328. Рудь И. Д., Цуккерман И. И. О пространственно-временных преобразованиях в искусстве. Л., 1974.
329. Русова Н. Ю. Из наблюдений над стилевой дифференциацией
структуры имени прилагательного // Лексика, перимиология, стили : межвуз. научн. сб. Горький, 1973. Вып. 2. С. 154–169.
330. Рябцева Н. К. Аксиологические модели времени // Логический
анализ языка. Язык и время / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко. М. :
Индрик, 1997. С. 78–95.
333
331. Рябцева Н. К. Размер и количество в языковой картине мира //
Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова.
М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 109–116.
332. Свецинская И. Некоторые аспекты методики исследования русских приставочных глаголов (на примере глаголов с приставкой вы-) // Глагольная префиксация в русском языке / под ред. М. А. Кронгауза и Д. Пайара. М. : Рус. словари, 1997. С. 149–163.
333. Сводный словарь современной русской лексики : в 2 т. М. : Рус.
яз., 1991.
334. Селиверстова О. Н. Компонентный анализ многозначных слов.
М., 1975.
335. Селиверстова О. Н. К вопросу о семантической структуре языковой единицы (на примере слов у и рядом) // Облик слова : сб. ст. памяти
Д. Н. Шмелева. М. : Рус. словари, 1997. С. 92–104.
336. Селиверстова О. Н. Имеют ли предлоги только грамматическое
значение? // Вопр. филологии. 1999. № 3. С. 26–30.
337. Селиверстова О. Н. Семантическая структура предлога НА //
Исследования по семантике предлогов. М., 2000. С. 189–242.
338. Селиверстова О. Н. Труды по семантике. М. : Языки славянской
культуры, 2004.
339. Семантические вопросы словообразования: Значение производящего слова. Томск : Изд-во Томск.гос. ун-та, 1991.
340. Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по
знаковым системам. Тарту, 1986. Вып. XIX.
341. Серебренников Б. А. Язык отражает действительность или выражает ее знаковым способом? Как происходит отражение картины мира в
языке? // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.,
1988. С. 70–86.
342. Симашко Т. В. Пути изучения метафоры // Деривационные отношения в лексике русского языка. Тверь, 1991. С. 62–78.
343. Скорнякова М. Ф. К вопросу о словообразовательном потенциале качественных прилагательных // Актуальные вопр. словообразования.
Самарканд, 1972. С. 32–35.
344. Скребнева А. А. Некоторые особенности употребления в диалектной речи предложно-падежных конструкций с пространственным значением (на материале шадринского говора) // Вопр. истории и диалектологии русского языка. Челябинск, 1972.
345. Словарь современного русского литературного языка : в 20 т. М. :
Рус. яз., 1991.
346. Слюсарева Н. А. Язык и речь – пространство и время // Теория
языка. Англистика. Кельтология. М. : Наука, 1989. С. 106–114.
347. Сметанина Е. Н. Особенности функционирования директивных
конструкций с предлогом ДО/DO в русском и польском языках // Сопоста-
334 вительный анализ грамматической и лексической семантики. Куйбышев,
1982. С. 56–64.
348. Смирницкий А. И. К вопросу о слове (проблема «тождества слова») // Тр. ин-та языкознания. М., 1954. Т. IV. С. 3–9.
349. Смирницкий А. И. Лексикология английского языка. М., 1956.
350. Современный словарь иностранных слов. М. : Рус. яз., 2001.
351. Солнцев В. М. Вариативность как общее свойство языковой системы // Вопр. языкознания. 1984. № 2. С. 31–42.
352. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
353. СОШ – Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Словарь русского языка.
М. : Азъ, 1994.
354. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка :
в 2 т. М. : Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1958.
355. Степанов Ю. С. Номинация, семантика, семиотика // Языковая
номинация. Общие вопросы. М. : Наука, 1977. С. 294–358.
356. Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка. М., 1985.
357. Степанова З. М. Роль предлогов в формировании лингвокультурологических особенностей пространственных концептов. (На материале
русского и французского языков) : дис. ... канд. филол. наук. Ульяновск,
2006.
358. Сэпир Э. Градуирование. Семантические исследования // Новое в
зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. Вып. 16. М. : Прогресс, 1981. С. 43–79.
359. Талми Л. Отношение грамматики к познанию // Вестн. МГУ.
Сер. 9. Филология. 1999. № 1. С. 30–48.
360. Ташлыкова М. Б. Метафорическая мотивация и ее место в словообразовательной системе // Вопр. слово- и формообразования в индоевропейских языках: семантика и функционирование. Ч. I. Томск, 1994. С. 169–177.
361. Тихонов А. Н. Множественность словообразовательной структуры слова и русская лексикография // Рус. яз. Вопр. его истории и современного состояния. М. : Наука, 1978. С.31–40.
362. Тихонов А. Н. Словообразовательный словарь русского языка.
М., 1985.
363. Телия В. Н. Семантика связанных значений слов и их сочетаемости // Аспекты семантических исследований : сб. ст. М. : Наука, 1980.
С. 250–379.
364. Телия В. Н. Типы языковых значений. Связанное значение в русском языке. М. : Наука, 1981.
365. Телия В. Н. Метафора как модель словопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М. : Наука,
1988. С. 26–51.
335
366. Телия В. Н. К проблеме связанного значения слова: гипотезы,
факты, перспективы // Язык-система. Язык-текст. Язык-способность. М.,
1995. С. 25–36.
367. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокульторологический аспекты. М. : Языки рус. культуры, 1996.
368. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. М., 1935; Т. 2. М., 1938; Т. 3. М., 1939; Т. 4, М., 1940.
369. Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения / под ред. Скляревской Г. Н. СПб. : Фолио-пресс, 1998.
370. Толстой Н. И. Некоторые проблемы сравнительной славянской
семасиологии // Славянское языкознание. VI Междунар. съезд славистов
(Прага, авг. 1968 г.) : докл. советской делегации. М., 1968. С. 162–186.
371. Томилова С. Д. Актуализация периферийных компонентов семантики во вторичных значениях глаголов : автореф. дис. … канд. филол.
наук. Екатеринбург, 1998.
372. Топоров В. Н. Локатив в славянских языках. М. : Изд-во АН, 1961.
373. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М. : Наука, 1983. С. 58–71.
374. Топоров В. Н. Модель мира // Мифы народов мира. Энциклопедия : в 2 т. М. : Сов. энциклопедия, 1992. Т. 2. С. 161–164.
375. Топоров В. Н. Пространство // Мифы народов мира. Энциклопедия : в 2 т. М. : Сов. энциклопедия, 1992а. Т. 2. С. 340–342.
376. Топорова Т. В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. М. : Радикс, 1994.
377. Трубачев О. Н. Реконструкция слов и их значений // Вопр. языкознания. 1980. № 3. С. 3–14.
378. Туровский В. В. О соотношении значений многозначного слова //
Семиотика и информатика. Вып. 26. М. : вИНИТИ, 1985. С. 83–104.
379. Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку //
Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 1. М. : Иностр. лит., 1960. С. 135–168.
380. Урысон Е. В. Фундаментальные способности человека и наивная
«анатомия» // Вопр. языкознания. 1995. № 3. С. 3–16.
381. Урысон Е. В. Синтаксическая деривация и «наивная» картина
мира // Вопр. языкознания. 1996. № 4. С. 25–38.
382. Урысон Е. В. Языковая картина мира. VS. Обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопр. языкознания. 1998.
№ 2. С. 3–21.
383. Урысон Е. В. Дух и душа: к реконструкции архаичных представлений о человеке // Логический анализ языка: Образ человека в культуре и
языке / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М., 1999. С. 11–25.
384. Урысон Е. В. Проблемы исследования языковой картины мира.
Аналогия в семантике. М. : Языки славянской культуры, 2003.
336 385. Успенский В. А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 35. М. : Рус словари, 1997.
С. 146–152.
386. Уткин Д. В. Синонимические словосочетания с пространственным значением в современном русском языке // Вопр. морфологии и синтаксиса в современном русском языке. Новосибирск, 1966. С. 13–24.
387. Уфимцева А. А. Слово в лексико-семантической системе языка.
М. : Наука, 1968.
388. Уфимцева А. А. Типы словесных знаков. М. : Наука, 1974.
389. Уфимцева А. А. Лексическое значение. М., 1986.
390. Уфимцева А. А. Роль лексики в познании действительности и в
формировании картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и
картина мира. М., 1988. С. 110–140.
391. Федосов В. А. Употребление предлогов в, на с конкретными существительными // Рус. яз. в национальной школе. 1989. № 8. С. 3–6.
392. Филипенко М. В. Проблемы описания предлогов в современных
лингвистических теориях // Исследования по семантике предлогов. М.,
2000. С. 12–54.
393. Филипенко М. В. Следы «пути» в высказывании // Логический
анализ языка: Языки пространств. М. : Языки рус. культуры, 2000а. C. 308–314.
394. Филлмор Ч. Дж. Об организации семантической информации в
словаре // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. М. : Прогресс, 1983.
С. 23–60.
395. Филоненко Т. М. Фразеологический образ в языковых моделях
пространства, времени и количества (На материале фразеологии современного русского языка) : дис. ... д-ра филол. наук. Магнитогорск, 2004.
396. Философия. Основные идеи и принципы. М., 1990.
397. Философская энциклопедия : в 5 т. М. : Сов. энциклопедия, 1960–1970.
398. Философский энциклопедический словарь. М. : Сов. энциклопедия, 1983.
399. Хайдеггер М. Время и бытие. М. : Республика, 1993.
400. Харитончик З. А. Семантические особенности производных признаковых слов // Вопр. языкознания. 1984. № 4. С. 124–131.
401. Харитончик З. А. Имена прилагательные в лексико-грамматической системе современного английского языка. Минск : Высш. шк., 1986.
402. Харитончик З. А. О корреляции синтаксических и семантических
свойств адъективной лексики в современном английском языке // Семантика и структура деривационных моделей. Владивосток, 1988. С. 72–78.
403. Хассман С. Семантика предлога через // Russian Language jornal.
1997. № 168–170. Vol. LI. P. 13–53.
404. Хоанг Ф. Э. Семантика высказывания // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. Вып. 16. М. : Прогресс, 1985. C. 399–406.
337
405. Хохлачева В. Н. Проблема словообразовательного значения (к
понятию нормы в словообразовании) // Грамматика и норма : сб. ст. М. :
Наука, 1977. С. 143–271.
406. Цивьян Т. В. Лингвистические основы балканской модели мира.
М. : Наука, 1990.
407. Цивьян Т. В. Движение и путь в балканской модели мира. М. :
Индрик, 1999.
408. Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. М. :
КомКнига, 2006.
409. Цховребов С. Ф. Структура и семантика терминов атрибутивного
типа // Семантика и прагматика языковых единиц. Душанбе, 1990. С. 78–88.
410. Чейф У. Л. Значение и структура языка. М. : Прогресс, 1975.
411. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике //
Вопр. языкознания. 1996. № 2. С. 68–78.
412. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. M.: МГУ,
1997. С. 340–370.
413. Чернов А. П. О функциональном аспекте лексико-грамматической классификации имен прилагательных // Рус. яз. в школе. 1973. № 5.
С. 82– 87.
414. Чудинова Е. А. Широко развитая многозначность в лексике современного русского языка: (лингвостатистическое исследование по данным лексикографии) : автореф. дис. … канд. филол. наук. Пермь, 1998
415. Чумак Л. Н. О новых атрибутивных словосочетаниях в русском
языке // Рус. яз. в школе. 1993. № 3. С. 57–59.
416. Шатуновский И. Б. Семантика предложения и нереферентные
слова (значение, коммуникативная перспектива, прагматика). М. : Языки
рус. культуры, 1996.
417. Шатуновский И. Б. Предложения наличия vs. Бытийные и локативные предложения // Логический анализ языка: Языки пространств / отв.
ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 189–197.
418. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. – Л., 1941.
419. Шерер В. Э. О выражении пространственных отношений в кетском языке // Вопр. языкознания. 1979. № 5. С. 98–106.
420. Ширшов И. А. Интерпретация множественной мотивации через
исчисление семантических компонентов производных слов // Актуальные
проблемы русского словообразования: материалы III Республиканской научной конференции. Ташкент, 1980. С. 171–174.
421. Шмелев А. Д. Проблема выбора релевантного денотативного
пространства и типы миропорождающих операторов // Референция и проблемы текстообразования : сб. ст. М. : Наука, 1988. С. 64–82.
422. Шмелев А. Д. Референционные механизмы русского языка. Тампере, 1996.
338 423. Шмелев А. Д. Русская языковая модель мира : материалы к словарю. М., 2002.
424. Шмелев Д. Н. Очерки по семасиологии русского языка. М. : Просвещение, 1964.
425. Шмелев Д. Н. Об анализе семантической структуры слова // Zeichen und System der Sprache. Bd. 3. Berlin, 1966.
426. Шмелев Д. Н. Семантические признаки слов // Рус. яз. в национальной школе. 1968. № 5. С. 15–21.
427. Шмелев Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики (на материале русского языка) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1969.
428. Шмелев Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.,
1973.
429. Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977.
430. Шмелев Д. Н. Полисемия // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 382.
431. Шмелева Т. В. Семантический синтаксис. Красноярск, 1994.
432. Шрамм А. Н. Очерки по семантике качественных прилагательных. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979.
433. Шубина П. В. Значение категории пространства для формирования теоретического мышления // Формирование профессиональной культуры будущего специалиста. Архангельск, 2003. С. 67–68.
434. Шумилина А. Л. Синонимика в кругу глагольно-именных предложных словосочетаний с предлогами у, при, около, возле, подле, вблизи //
Рус. яз. в школе. 1961. № 6. С. 25–30.
435. Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Звегинцев В. А. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М., 1965.
436. Щерба Л. В. Опыт общей теории лексикографии // Щерба Л. В.
Избр. работы по языкознанию и фонетике. Т. 1. М., 1958.
437. Язык. Человек. Картина мира: Лингвоантропологические и философские очерки: (на материале русского языка). Ч. 1. Омск,, 2000.
438. Яковлева Е. С. О некоторых моделях пространства в русской
языковой картине мира // Вопр. языкознания. 1993. № 4. С. 17–30.
439. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М. : Гнозис, 1995.
440. Якунина Д. В. Приставка при-: построение семантической сети //
Московский лингвистический журн. 2001. Т. 5 / 1. С 125–165.
441. Янда Л. А. Русские глагольные приставки. Семантика и грамматика // Глагольная префиксация в русском языке. М., 1997.
442. Янко Т. Е. Бытование и обладание. Конструкции с глаголом
быть // Логический анализ языка: Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Языки рус. культуры, 2000. С. 198–211.
339
443. Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. Томск, 1979.
444. Янценецкая М. Н., Араева Л. А. Явление множественной мотивации в русском языке // Производное слово и способы его формирования.
Кемерово, 1990. С. 5–20.
445. Яндекс [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.yandex.ru/
446. Blok H. P. Localism and deixis in Bantu linguistics // Lingua. 1955. №5.
447. Brugman C. M., Lakoff G. Cognitive topology and lexical networks //
Lexical ambiguity resolution: perceptive from psycholinguistics, neuropsychology and artificial intelligence. San Mateo (CA) : Kaufman, 1988. P. 477–508.
448. Flier M. S. The scope of prefixal delimitation in Russian // The scope
of Slavic aspect. UCLA Slavic studies. Vol.12. Columbus-Ohio, 1985. P. 41–58.
449. Garrod S. C., Sanford A. J. Discourse models as interfaces between
language and spatial word // Journal of Semantics. 1988. № 6. P. 147–160.
450. Goodenough W. Componential analysis and the study of meaning //
Language. 1956. Vol. 32. № 1. Р. 195–216.
451. Hawkins B. The natural category MEDIUM // Topics in cognitive
linguistics. Amsterdam, 1988. P. 231–270.
452. Jackendoff R., Landau B. Spatial Language and Spatial Cognition /
Napoli D. (ed.) Bridges between Psychology and Linguistics: A Swarthmore
Festschrift for Lila Gleitman. Hellsdale, New Gersey, 1991. P. 145–169.
453. Lakoff G. Women, fire and dangerous things: What categories reveal
about the mind. Chicago : Univ. of Chicago, 1987.
454. Langaker R. Space Grammar, Analysability and English Passiv //
Language. Vol. 58, no. 1, 1982.
455. Langacker R. A. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1. Stafford,
1987.
456. Talmy L. How language structures space // H. L. Pick, Jr., Acredolo.
Spatial Orientation: Theory, Research, and Application. N. Y. : Plenum Press,
1983. P. 225–282.
457. Wierzhicka A. Lexicography and conceptual analysis. Ann Arbor: Karoma, 1985.
340 ПРИЛОЖЕНИЕ
1. антиавторитарный
2. антиамериканский
3. антиарабский
4. антибактериальный
5. антиблокировочный
6. антибюрократический
7. антивибрационный
8. антивидовой
9. антивирусный
10. антивоенный
11. антивозрастной
12. антигерманский
13. антигерпетический
14. антигитлеровский
15. антиглобалистский
16. антигосударственный
17. антигубернаторский
18. антидемократический
19. антидемпинговый
20. антидиктаторский
21. антидисбиотический
22. антидопинговый
23. антиеврейский
24. антизадирный
25. антизападный
26. антиимпериалистический
27. антииндийский
28. антиинфляционный
29. антииракский
30. антиисторический
31. антикитайский
32. антиколониальный
33. антикоммунистический
34. антикоррозийный
35. антикоррупционный
36. антикремлевский
37. антикрестьянский
38. антикризисный
39. антилейкоцитарный
40. антилиберальный
41. антилимфоцитарный
42.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
49.
50.
51.
52.
53.
54.
55.
56.
57.
58.
59.
60.
61.
62.
63.
64.
65.
66.
67.
68.
69.
70.
71.
72.
73.
74.
75.
76.
77.
78.
79.
80.
81.
82.
антималярийный
антимарксистский
антимилитаристический
антимонархический
антимонопольный
антинаркотический
антинародный
антинатовский
антинаучный
антинациональный
антиобщественный
антиоксидантный
антиолигархический
антипалестинский
антипарламентский
антипартийный
антипиратский
антипортугальский
антипохмельный
антиправительственный
антипрезидентский
антирабочий
антирадиационный
антиразумный
антирелигиозный
антиросиийский
антирусский
антисаддамовский
антисегнетоэлектрический
антисемантический
антисемитический
антисемитский
антисептический
антисимметричный
антисоветский
антисоциалистический
антисоциальный
антисталинский
антистоксовый
антитабачный
антиталибский
341
83. антитеррористический
84. антитрестовский
85. антифашистский
86. антифеодальный
87. антиферромагнитный
88. антифранкистский
89. антихудожественный
90. антицеллюлитный
91. античерномырдинский
92. антиэстетический
93. антиюкосовский
94. вдольбереговой
95. вдольволжский
96. вдольграничный
97. вдольдорожный
98. вдольмаршрутный
99. вдольморской
100. вдольречный
101. вдольрядный
102. вдольстеночный
103. вдольтротуарный
104. вдольуличный
105. вдольфронтовой
106. вдольшоссейный
107. внеатмосферный
108. внебалансовый
109. внебиржевой
110. внеблоковый
111. внебольничный
112. внебрачный
113. внебюджетный
114. вневедомственный
115. вневойсковой
116. вневременной
117. вневыставочный
118. внегалактический
119. внегеографический
120. внегерманский
121. внегородской
122. внегосударственный
123. внегуманистичный
124. внедорожный
125. внедумский
126. внедупловой
342 127.
128.
129.
130.
131.
132.
133.
134.
135.
136.
137.
138.
139.
140.
141.
142.
143.
144.
145.
146.
147.
148.
149.
150.
151.
152.
153.
154.
155.
156.
157.
158.
159.
160.
161.
162.
163.
164.
165.
166.
167.
168.
169.
170.
внеевангельский
внеевропейский
внеепархиальный
внежизненный
внезаводской
внеземельный
внеземной
внезональный
внеидеологичный
внеинститутский
внеисторический
внекапсульный
внеквартальный
внеквартирный
внеклассовый
внеклеточный
внекодексный
внекомбинатский
внеконкурентный
внеконкурсный
внеконфессиональный
внеконцептуальный
внекоранический
внекраевой
внекремлевский
внекристаллический
внекулисный
внекультовый
внекультурный
внелабораторный
внелагерный
внелекционный
внелимитный
внелитературный
внелитургический
внеличностный
внелогичный
внемарксистский
внемасштабный
внематочный
внемедийный
внемирный
внеморальный
внемосковкий
171.
172.
173.
174.
175.
176.
177.
178.
179.
180.
181.
182.
183.
184.
185.
186.
187.
188.
189.
190.
191.
192.
193.
194.
195.
196.
197.
198.
199.
200.
201.
202.
203.
204.
205.
206.
207.
208.
209.
210.
211.
212.
213.
214.
внемузыкальный
вненародный
вненаучный
вненациональный
вненравственный
внеобластной
внеобротный
внеокружной
внеорганный
внеотраслевой
внеочередной
внепарламентский
внепартийный
внеплановый
внеплощадочный
внеполитический
внеполовой
внепоселковый
внеправительственный
внеправовой
внепрагматический
внеприродный
внепричинный
внепрограммный
внепроектный
внепроизводственный
внепромышленный
внепроцессуальный
внерабочий
внерайонный
внеранговый
внерасовый
внерациональный
внереализационный
внерегиональный
внередакционный
внерейсовый
внерелигиозный
внереспубликанский
внерешеточный
внеродовой
внероссийский
внерыночный
внесезонный
215.
216.
217.
218.
219.
220.
221.
222.
223.
224.
225.
226.
227.
228.
229.
230.
231.
232.
233.
234.
235.
236.
237.
238.
239.
240.
241.
242.
243.
244.
245.
246.
247.
248.
249.
250.
251.
252.
253.
254.
255.
256.
257.
258.
внесемантический
внесемейный
внесенатский
внесистемный
внеслужебный
внесмертный
внесметный
внесмысловой
внесосудистый
внесоциальный
внестепенной
внестудийный
внесубъектный
внесудебный
внесюжетный
внетарифный
внетеатральный
внетекстовый
внетелевизионный
внетелесный
внетерриториальный
внетрагедийный
внетрассовый
внетропический
внеуличный
внеуниверситетский
внеурочный
внеуставный
внеучебный
внефабричный
внефабульный
внефизический
внефинансовый
внефракционный
внефутбольный
внехозяйственный
внехрамовый
внехромосомный
внецензурный
внеценностный
внеценовой
внецентренный
внецерковный
внечеловеческий
343
259.
260.
261.
262.
263.
264.
265.
266.
267.
268.
269.
270.
271.
272.
273.
274.
275.
276.
277.
278.
279.
280.
281.
282.
283.
284.
285.
286.
287.
288.
289.
290.
291.
292.
293.
294.
295.
296.
297.
298.
299.
300.
301.
302.
344 внечеченский
внечувственный
внешкольный
внештатный
внеэкономический
внеэмоциональный
внеэстетический
внеэфирный
внеядерный
внеязыковой
внеярмарочный
внутриазиатский
внутриазиатский
внутриалжирский
внутриамериканский
внутриаппаратный
внутриарабский
внутриатомный
внутриаудиторный
внутриафганский
внутрибанковский
внутрибарачный
внутрибиржевой
внутрибланковый
внутрибольничный
внутрибригадный
внутрибрюшинный
внутрибрюшной
внутрибутырский
внутрибюджетный
внутривагонный
внутриведомственный
внутривенный
внутривидовой
внутривозрастной
внутривузовский
внутривыставочный
внутригазетный
внутригенный
внутригерманский
внутриглазной
внутригодовой
внутригородской
внутригостиничный
303.
304.
305.
306.
307.
308.
309.
310.
311.
312.
313.
314.
315.
316.
317.
318.
319.
320.
321.
322.
323.
324.
325.
326.
327.
328.
329.
330.
331.
332.
333.
334.
335.
336.
337.
338.
339.
340.
341.
342.
343.
344.
345.
346.
внутригосударственный
внутригрузинский
внутригрупповой
внутридекадный
внутридневный
внутридомовый
внутридорожный
внутридумский
внутридупловой
внутриеврейский
внутриевропейский
внутрижелудочковый
внутрижелудочный
внутрижилетный
внутризаводской
внутризамковый
внутризвездный
внутризеренный
внутризональный
внутризоновый
внутриизраильский
внутриинститутский
внутрииранский
внутрикабинетный
внутриканальный
внутрикарьерный
внутриквартальный
внутриквартирный
внутрикепочный
внутрикитайский
внутриклановый
внутриклассовый
внутриклеточный
внутриклубный
внутрикожный
внутриколлективный
внутрикомандный
внутрикомитетский
внутрикомплексный
внутрикомпьютерный
внутриконтинентальный
внутрикорабельный
внутрикорейский
внутрикоровый
347.
348.
349.
350.
351.
352.
353.
354.
355.
356.
357.
358.
359.
360.
361.
362.
363.
364.
365.
366.
367.
368.
369.
370.
371.
372.
373.
374.
375.
376.
377.
378.
379.
380.
381.
382.
383.
384.
385.
386.
387.
388.
389.
390.
внутрикорпоративный
внутрикраевой
внутрикремлевский
внутрикрепостной
внутрикультурный
внутрилагерный
внутрилексемный
внутрилитературный
внутрилитосферный
внутримагазинный
внутриматочный
внутриминистерский
внутримозговой
внутримолекулярный,
внутримосковский
внутримышечный
внутринадельный
внутринатовский
внутринаучный
внутриобластной
внутриобщинный
внутриокружной
внутриорганный
внутриотраслевой
внутриофисный
внутриофицерский
внутриочаговый
внутрипалатный
внутрипарламентский
внутрипарный
внутрипартийный
внутрипереговорный
внутрипечной
внутриписательский
внутриписьменный
внутрипланетный
внутрипластовой
внутриплеменной
внутриплощадочный
внутрипозиционный
внутрипоколенный
внутриполитический
внутриполовой
внутрипортовый
391.
392.
393.
394.
395.
396.
397.
398.
399.
400.
401.
402.
403.
404.
405.
406.
407.
408.
409.
410.
411.
412.
413.
414.
415.
416.
417.
418.
419.
420.
421.
422.
423.
424.
425.
426.
427.
428.
429.
430.
431.
432.
433.
434.
внутрипоселковый
внутрипочвенный
внутрипочечный
внутриправительственный
внутрипредметный
внутрипроизводственный
внутрипромысловый
внутрипромышленный
внутрипрофсоюзный
внутрипсихический
внутрирайонный
внутрирасовый
внутрирегиональный
внутриредакционный
внутриреспубликанский
внутрироманный
внутрироссийский
внутрисайтовый
внутрисалонный
внутрисвязочная
внутрисвязочный
внутрисезонный
внутриселенный
внутрисемейный
внутрисенатский
внутрисетевой
внутрисистемный
внутрисловесный
внутрисловный
внутрислоевой
внутрислужебный
внутрисменный
внутрисоветский
внутрисортовой
внутрисосудистый
внутрисоциальный
внутрисоюзный
внутристенный
внутристеночный
внутристудийный
внутрисудебный
внутрисупружеский
внутрисуставной
внутрисуточный
345
435.
436.
437.
438.
439.
440.
441.
442.
443.
444.
445.
446.
447.
448.
449.
450.
451.
452.
453.
454.
455.
456.
457.
458.
459.
460.
461.
462.
463.
464.
465.
466.
467.
468.
469.
470.
471.
472.
473.
474.
475.
476.
477.
478.
346 внутрисхемный
внутритаджикский
внутритаежный
внутритатарстанский
внутритеатральный
внутритейповый
внутритекстовый
внутритиповой
внутритканевой
внутритрахеальный
внутритроиченный
внутритульевой
внутритусовочный
внутритюремный
внутриузловой
внутриукраинский
внутриуниверситетский
внутриутробный
внутриушный
внутрифабричный
внутрифедеральный
внутрифирменный
внутрифракционный
внутрихозяйственный
внутрицентровой
внутрицепной
внутрицерковный
внутрицеховой
внутрицилиндровый
внутричерепной
внутричеченский
внутришахматный
внутришахтный
внутришкольный
внутриэкономический
внутриэлитарный
внутриэлитный
внутриэпизодный
внутриэтнический
внутриязыковой
внутрияпонский
возлеверандный
возлеволейбольный
возледворный
479.
480.
481.
482.
483.
484.
485.
486.
487.
488.
489.
490.
491.
492.
493.
494.
495.
496.
497.
498.
499.
500.
501.
502.
503.
504.
505.
506.
507.
508.
509.
510.
511.
512.
513.
514.
515.
516.
517.
518.
519.
520.
521.
522.
возледольковый
возледомовой
возлекорневой
возленулевой
возлеоктябрьский
возлепланетный
возлеподъездный
возлесветовой
возлехудожественный
возлешкольный
вокругверандный
вокруггородской
вокругдольковый
вокругдомовой
вокругзаднепроходной
вокругземной
вокругканальцевый
вокругногтевой
вокругнулевой
вокругостровной
вокругпланетный
вокругсолнечный
вокругфонарный
додостоевский
доколхозный
докомпьютерный,
докультурный
долагерный
доледниковый
долицейский
допетровский
заалтайский
заамударьинский,
заатлантический
забайкальский
забалансовый
забалканский
забортный
забрюшинный
заволжский
заглазный
заглоточный
загорный
заграничный
523.
524.
525.
526.
527.
528.
529.
530.
531.
532.
533.
534.
535.
536.
537.
538.
539.
540.
541.
542.
543.
544.
545.
546.
547.
548.
549.
550.
551.
552.
553.
554.
555.
556.
557.
558.
559.
560.
561.
562.
563.
564.
565.
566.
загробный
загрудинный
задверный
задиванный
заднепровский
заднестровский
задонский
задунайский
зазанавесочный
зазеркальный
зазубный
заиконный
заиссыккульский
закавказский
закартиный
заковерный
закритический
закулисный
залесный
замогильный
замониторный
заморский
замоскворецкий
замужний
занебесный
заоблачный
заобойный
заозерный
заокеанский
заочный
запечный
запланетный
заплечный
запольный
заполюсный
заполярный
запредельный
запрестольный
зареченский
заречный
заседельный
заспинный
застенный
застольный
567.
568.
569.
570.
571.
572.
573.
574.
575.
576.
577.
578.
579.
580.
581.
582.
583.
584.
585.
586.
587.
588.
589.
590.
591.
592.
593.
594.
595.
596.
597.
598.
599.
600.
601.
602.
603.
604.
605.
606.
607.
608.
609.
610.
затактный
затундренский
заумный
зауральский
заушный
зафронтовой
зашейный
зашкафный
заштатный
зашторный
защечный
заэкранный
интервидовой
интердентальный
интерзональный
интериндивидный
интерконтинентальный
интеркостельный
интеркристаллитный
интеркристаллический
интеркуррентный
интерметаллический
интермолекулярный
интернациональный
интерсексуальный
интерсубъективный
интерцистернальный
интраабдоминальный
интраартикулярный
интравагинальный
интраваскулярный
интравентрикулярный
интравидный
интравизионный
интраграпповой
интрадермальный
интразональный
интраиндивидный
интраиндивидуальный
интракардиальный
интракраниальный
интракратонный
интракутанный
интралигаментарный
347
611.
612.
613.
614.
615.
616.
617.
618.
619.
620.
621.
622.
623.
624.
625.
626.
627.
628.
629.
630.
631.
632.
633.
634.
635.
636.
637.
638.
639.
640.
641.
642.
643.
644.
645.
646.
647.
648.
649.
650.
651.
652.
653.
654.
348 интрамедиастинальный
интрамедуллярный
интрамолекулярный
интрамуральный
интрамускулярный
интраназальный
интраназальный
интраперитонеальный
интраплевральный
интрапсихический
интрапсихологический
интраректальный
интраспинальный
интрасубъективный
интратрахеальный
интраутеринный
интрацеллюлярный
интрацентральный
интрацеребральный
интрацистернальный
межамериканский
межарабский
межасеановский
межатлантический
межатомный
межаттестационный
межафриканский
межбанковский
межбиблиотечный
межбиржевой,
межблоковый
межбригадный
межбюджетный
межвагонный
межведомственный
межвидовой
межвузовский
межгалактический
межгорный
межгородской
межгосударственный
межгранульный
межгрупповой
междинастический
655.
656.
657.
658.
659.
660.
661.
662.
663.
664.
665.
666.
667.
668.
669.
670.
671.
672.
673.
674.
675.
676.
677.
678.
679.
680.
681.
682.
683.
684.
685.
686.
687.
688.
689.
690.
691.
692.
693.
694.
695.
696.
697.
698.
междисциплинарный
междуведомственный
междугородный
междужанровый
междузвездная
международный
междунациональный
междупалатный
междуречный
междурядный
междуселенный,
междусоюзнический
междустрочный
междуусобный
межжелудочковый
межзаводской
межзвездный
межзональный
межзубной’
межигровой
межиздательский
межимпериалистический
межиндивидуальный
межинститутский
межквартирный
межклассовый
межколхозный
межкомнатный
межконтиентальный
межконфессиональный
межкооперативный
межкорейский
межкостный
межкраевой
межкристаллический
межкультурный
межкурсовой
межледниковый
межличностный
межматериковый
межмерзлотный
межметаллический
межметодный
межминистерский
699.
700.
701.
702.
703.
704.
705.
706.
707.
708.
709.
710.
711.
712.
713.
714.
715.
716.
717.
718.
719.
720.
721.
722.
723.
724.
725.
726.
727.
728.
729.
730.
731.
732.
733.
734.
735.
736.
737.
738.
739.
740.
741.
742.
межмолекулярный
межмуниципальный
межмышечный
межнавигационный
межнациональный
межобластной
межобщинный
межоконный
межокопный
межокружной
межосевой
межостровной
межотраслевой
межпалатный
межпалубный
межпарламентский
межпартийный
межпланетный
межплеменной
межплоскостной
межпозвоночный
межпоколенный
межполовой
межполосный
межпортовый
межпоселковый
межправительственный,
межпредметный
межпрограммный
межпрофсоюзный
межрайонный
межрасовый
межреберный
межреволюционный
межрегиональный
межрелигиозный
межремонтный
межреспубликанский
межродовой
межсезонный
межсексуальный
межселенный
межсервисный
межсессионный,
743.
744.
745.
746.
747.
748.
749.
750.
751.
752.
753.
754.
755.
756.
757.
758.
759.
760.
761.
762.
763.
764.
765.
766.
767.
768.
769.
770.
771.
772.
773.
774.
775.
776.
777.
778.
779.
780.
781.
782.
783.
784.
785.
786.
межсетевой
межсистемный
межскважинный
межсовхозный
межсортовой
межсословный
межсоюзнический
межсоюзный
межстрочный
межстудийный
межсудебный
межтеатральный
межтерриториальный
межуниверситетский,
межфабричный
межфакультетский
межфасциальный
межферменный
межфлюидальный
межфракционный
межхозяйственный
межцеховой
межчелюстной
межшахтный
межшкольный
межъевропейский
межъязыковой
межъярусный
межэтажный
межэтнический
набедренный
набережный
набортный
набрюшный
наведомственный
наглазный
нагорный
нагрудный
нагуменный
надакцентный
надаппаратный
надаэродромный
надбанковский
надбарьерный
349
787.
788.
789.
790.
791.
792.
793.
794.
795.
796.
797.
798.
799.
800.
801.
802.
803.
804.
805.
806.
807.
808.
809.
810.
811.
812.
813.
814.
815.
816.
817.
818.
819.
820.
821.
822.
823.
824.
825.
826.
827.
828.
829.
830.
350 надбедренный
надбережный
надбровный
надбрюшный
надбытийный
надбытовой
надведомственный
надветреный
надвидовой
надвинный
надвоздушный
надворный
надвратный
надвременной
надвьюжный
надглазничный
надглазный
надглоточный
надголосный
надгоризонтальный
надгоризонтный
надгортанный
надгосударственный
надгробный
надгрудный
наддверный
наддиванный
наджаберный
наджелудочковый
наджизненный
наджитейский
наджопный
надзвездный
надземный
надисламский
надкалиберный
надкелловейский
надклассовый
надключичный
надковерный
надколенный
надколесный
надколыбельный
надконтинентальный
831.
832.
833.
834.
835.
836.
837.
838.
839.
840.
841.
842.
843.
844.
845.
846.
847.
848.
849.
850.
851.
852.
853.
854.
855.
856.
857.
858.
859.
860.
861.
862.
863.
864.
865.
866.
867.
868.
869.
870.
871.
872.
873.
874.
надконфессиональный
надкорневой
надкосмический
надкостный
надкритический
надкроватный
надкругозорный
надкрылечный
надкультурный
надледный
надличностный
надличный
надлобковый
надлобный
надлокотный
надлопаточный
надлунный
надматериальный
надминистерский
надмирный
надмогильный
надмолекулярный
надмуниципальный
наднациональный
наднебесный
надоблачный
надобщинный
надозерный
надоконный
надомный
надонный
надосадочный
надостистый
надостный
надотраслевой
надпалубный
надпартийный
надперсональный
надпеченочный
надплеменной
надплитный
надплунжерный
надпойменный
надполиномиальный
875.
876.
877.
878.
879.
880.
881.
882.
883.
884.
885.
886.
887.
888.
889.
890.
891.
892.
893.
894.
895.
896.
897.
898.
899.
900.
901.
902.
903.
904.
905.
906.
907.
908.
909.
910.
911.
912.
913.
914.
915.
916.
917.
918.
надпороговый
надпоршневой
надпотолочный
надпочвенный
надпредметный
надприродный
надпродуктивный
надпяточный
надречный
надрешетный
надродовой
надролевой
надрыночный
надсемантический
надсемядольный
надситуативный
надсловесный
надсмертный
надсмысловой
надсознательный
надсолевой
надсоциальный
надствольный
надстропильный
надстрочный
надсубъективный
надтарифный
надтейповый
надтепловой
надтеречный
надугольный
надфракционный
надхристианский
надхрящевой
надхудожественный
надценочный
надценризбиркомовский
надчеловеческий
надчелюстной
надчерепной
надшахтный
надштрековый
надъязыковой
надъязычный
919.
920.
921.
922.
923.
924.
925.
926.
927.
928.
929.
930.
931.
932.
933.
934.
935.
936.
937.
938.
939.
940.
941.
942.
943.
944.
945.
946.
947.
948.
949.
950.
951.
952.
953.
954.
955.
956.
957.
958.
959.
960.
961.
962.
надындивидуальный
надынтегральный
надысламский
надысторический
надэкспоненциальный
надэмоциональный
надэмпирический
надэтнический
наземный
накожный
наколенный
накостный
налобный
намогильный
наоконный
напольный
напочвенный
нареберный
наручный
наскальный
наствольный
настебельный
настенный
настольный
нательный
натрубный
околоавиационный
околоавтомобильный
околоаграрный
околоакадемический
околоалтарный
околоанальный,
околоанархистский
околоарочный
околоархивный
околоархиерейский
околоархитектурный
околобиатлонный
околобиблейский
околобиржевой
околобогемный
околобожественный
околобюджетный
околовазовский
351
963. околоведомственный
964. околоверандный
965. околовластный
966. околоводный
967. околовоенный
968. околовыставочный
969. окологазовый
970. окологаишный
971. окологлазной
972. окологлазный
973. окологлоточный
974. окологородской
975. окологостиничный
976. окологосударственный
977. окологробовой
978. окологубернаторский
979. околоделовой
980. околоденежный
981. околоджазовый
982. околодиссидентский
983. околодольковый
984. околодомовой
985. околодумский
986. околоеврейский
987. околоельцинский
988. околозаборный
989. околозаводской
990. околозвездный
991. околозвуковой
992. околоземельный
993. околоземный
994. околозубный
995. околоидеологический
996. околоинститутский
997. околоинтеллигенсткий
998. околоиракский
999. околоиранский
1000. околоитальянский
1001. околокальвинистский
1002. околокиношный
1003. околоклеточный
1004. околоклумбный
1005. околоклумбный
1006. околокнижный
352 1007.
1008.
1009.
1010.
1011.
1012.
1013.
1014.
1015.
1016.
1017.
1018.
1019.
1020.
1021.
1022.
1023.
1024.
1025.
1026.
1027.
1028.
1029.
1030.
1031.
1032.
1033.
1034.
1035.
1036.
1037.
1038.
1039.
1040.
1041.
1042.
1043.
1044.
1045.
1046.
1047.
1048.
1049.
1050.
околокоммунистический
околокомпьютерный
околокорневой
околокремлевский
околокультурный
околокухонный
окололиберальный
окололитературный
околологический
окололужковский
окололужский
окололунный
околомамин
околомарксистский
околомарочный
околомарсианский
околоматематический
околомедицинский
околомексиканский
околомонастырский
околомосковский
околомузыкальный
околомузыкантский
околонаучный
околонефтяной
околоносовой
околонулевой
околооружейный
околопазушный
околопарламентский
околопартийный
околопереговорный
околопилонный
околопланетный
околоплодный
околоподсолнуховый
околопозвоночный
околополитический
околопольный
околополярный
околопороговый
околопосольский
околоправительственный
околоправославный
1051.
1052.
1053.
1054.
1055.
1056.
1057.
1058.
1059.
1060.
1061.
1062.
1063.
1064.
1065.
1066.
1067.
1068.
1069.
1070.
1071.
1072.
1073.
1074.
1075.
1076.
1077.
1078.
1079.
1080.
1081.
1082.
1083.
1084.
1085.
1086.
1087.
1088.
1089.
1090.
1091.
1092.
1093.
1094.
околопраздничный
околопредельный
околопрезидентский
околопремиальный
околопромышленный
околопсихологический
околопупный
околопутинский
околопушкинский
околораспутинский
околорекламный
околорелигиозный
околорудный
околорыночный
околосатанинский
околосвалочный
околосветовой
околосемейный
околосердечный,
околосимволистский
околоскважинный
околосовременниковский
околосолнечный
околосорокалетний
околососковый
околоспелеологический
околоспециальный
околоспортивный
околосрединный
околостанционный
околостволовый
околоствольный
околостоличный
околостратосферный
околостраховой
околостроительный
околостудийный
околосудебный
околосуточный
околотаможенный
околотеатральный
околотелевизионный
околотелесный
околотеннисный
1095.
1096.
1097.
1098.
1099.
1100.
1101.
1102.
1103.
1104.
1105.
1106.
1107.
1108.
1109.
1110.
1111.
1112.
1113.
1114.
1115.
1116.
1117.
1118.
1119.
1120.
1121.
1122.
1123.
1124.
1125.
1126.
1127.
1128.
1129.
1130.
1131.
1132.
1133.
1134.
1135.
1136.
1137.
1138.
околотолстовский
околотронный
околотранспортный
околотронный
околоультразвуковой
околоультразвуковой
околоуниверситетский
околоустный
околоушный
околофабричный
околофилософский
околоформульный
околофранцузский
околофутбольный
околохудожественный
околоцветный
околоцерковный
околочеловеческий
околочеченский
околошаманский
околошейный
околошкольный
околоштабной
околощитовидный
околоэкономический
околоэлитный
околоэнергетический
околоювелирный
околоюкосовский
околоядерный
побатальонный
побережный
побортный
побригадный
поверстный
повзводный
повозрастной
поволжский
поволостной
повсеместный
погектарный
пограничный
погрудный
подакцизный
353
1139.
1140.
1141.
1142.
1143.
1144.
1145.
1146.
1147.
1148.
1149.
1150.
1151.
1152.
1153.
1154.
1155.
1156.
1157.
1158.
1159.
1160.
1161.
1162.
1163.
1164.
1165.
1166.
1167.
1168.
1169.
1170.
1171.
1172.
1173.
1174.
1175.
1176.
1177.
1178.
1179.
1180.
1181.
1182.
354 подасфальтовый
подбашенный
подблюдный
подбрюшный
подбугорный
подвахтенный
подведомственный
подвенечный
подвздошный
подвластный
подводный
подворный
подворотный
подглазничный
подглазный
подглазурный
подглоточный
подгоренский
подгорный
подгрудный
подгубный
поддиафрагмальный
поддомовой
поддонный
поддужный
подекадный
поденный
подепешный
подеревный
подесятинный
подетальный
подзаборный
подзаконный
подзатворный
подзвездный
подземный
подзеркальный
подзимний
подкаменный
подкильный
подключичный
подкнижный
подковерный
подкожный
1183.
1184.
1185.
1186.
1187.
1188.
1189.
1190.
1191.
1192.
1193.
1194.
1195.
1196.
1197.
1198.
1199.
1200.
1201.
1202.
1203.
1204.
1205.
1206.
1207.
1208.
1209.
1210.
1211.
1212.
1213.
1214.
1215.
1216.
1217.
1218.
1219.
1220.
1221.
1222.
1223.
1224.
1225.
1226.
подколенный
подколесный
подконвойный
подконтрольный
подкорковый
подкорный
подкостный
подкрановый
подкроватный
подкрыльный
подкупольный
подледниковый
подледный
подлесный
подлунный
подмандатный
подмерзлотный
подмосковный
поднавесный
поднадзорный
подначальный
подначальственный
поднебесный
подневольный
подоблачный,
пододеяльный
подоконный
подомовой
подопальный
подопечный
подопытный
подорожный
подостная
подотчетный
подоходный
подпалубный
подпаутинный
подпахотный
подпечный
подпольный
подпороговый
подпочвенный
подпростынный
подреакторный
1227.
1228.
1229.
1230.
1231.
1232.
1233.
1234.
1235.
1236.
1237.
1238.
1239.
1240.
1241.
1242.
1243.
1244.
1245.
1246.
1247.
1248.
1249.
1250.
1251.
1252.
1253.
1254.
1255.
1256.
1257.
1258.
1259.
1260.
1261.
1262.
1263.
1264.
1265.
1266.
1267.
1268.
1269.
1270.
подружейный
подручный
подседельный
подсильный
подследственный
подслизистый
подснежный
подсолевой
подсолнечный
подспудный
подстенный
подстепной
подстоличный
подстольный
подстропильный
подстрочный
подсудный
подтаежный
подтительный
подтрассовый
подусадебный
подушный
подфонарный
подхолодильниковый
подцензурный
подчелюстной
подчерепной
подшефный
подшкафный
подшоссейный
подъяремный
подыконный
подымный
подэтажный
подюжинный
пожетонный
пожизненный
позадиверхнечелюстной
позадивисцеральный
позадикишечный
позадиматочный
позадипочечный.
позадислепокишечный
позадиушный
1271.
1272.
1273.
1274.
1275.
1276.
1277.
1278.
1279.
1280.
1281.
1282.
1283.
1284.
1285.
1286.
1287.
1288.
1289.
1290.
1291.
1292.
1293.
1294.
1295.
1296.
1297.
1298.
1299.
1300.
1301.
1302.
1303.
1304.
1305.
1306.
1307.
1308.
1309.
1310.
1311.
1312.
1313.
1314.
позадичелюстной
позаказный
поземельный
поименный
поимущественный
покадровый
поквартальный
поквартирный
покомнатный
помесячный
пооперационный
попудный
поразговорный
порайонный
пореволюционный
пореформенное
пореформенный
поречный
поротный
порубежный
посаженный
посемейный
посильный
послеавроровский
послеапостольский
послеаральский
послебанный
послебольничный
послегельмгольцевский
послегитлеровский
послегоголевский
послегодуновский
послегомеровский
послеленинский
послелунный
послеметропольский
послемонгольский
посленаполеоновский
посленьютоновский
послепавловский
послепарижский
послепетровский
послепостельный
послепрозаический
355
1315.
1316.
1317.
1318.
1319.
1320.
1321.
1322.
1323.
1324.
1325.
1326.
1327.
1328.
1329.
1330.
1331.
1332.
1333.
1334.
1335.
1336.
1337.
1338.
1339.
1340.
1341.
1342.
1343.
1344.
1345.
1346.
1347.
1348.
1349.
1350.
1351.
1352.
1353.
1354.
1355.
1356.
1357.
1358.
356 послепушкинский
послесталинский
послетеатральный
послеузловой
послехристианский
послехрущевский
послешекспировский
послешмайссеровский
послеэриванский
послеязвенный
пословный
послойный
посменный
посословный
поспектакльный
постатейный
постраничный
построчный
потусторонний
поуездный
поузловой
поукосный
поурочный
почасовой
поштучный
поэкземплярный
поэлементарный
поэтажный
поэтапный,
поярусный
предалтарный
предальпийский
предармейский
предаукционный
предбрачный
предбукварный
предвесенний
предвечерний
предвоенный
предвыборный
предглазничный
предгоголевский
предгорный
преддверный
1359.
1360.
1361.
1362.
1363.
1364.
1365.
1366.
1367.
1368.
1369.
1370.
1371.
1372.
1373.
1374.
1375.
1376.
1377.
1378.
1379.
1380.
1381.
1382.
1383.
1384.
1385.
1386.
1387.
1388.
1389.
1390.
1391.
1392.
1393.
1394.
1395.
1396.
1397.
1398.
1399.
1400.
1401.
1402.
преддиванный
преддипломный
преддождевой
преджелудочный
предзаводской
предзакатный
предзеркальный
предзрачковый
предкамерный
предклассический
предколлаптоидный
предконцертный
предкризисный
предкрышечный
предматериковый
предмексиканский
предмостный
предмысленный
преднадгортанниковый
предновогодний
предобморочный
предоктябрьский,
предолимпийский
предоперационный
предопухолевый
предотъездный,
предпенсионнный
предперестроечный
предплечный
предплюсневой
предпозвоночный
предполуденный
предполярный
предпочечный
предпраздничный,
предпродажный
предпрозаический
предпусковой
предрассветный
предреволюционный
предсвадебный
предсвиданный
предсезонный
предсердный
1403.
1404.
1405.
1406.
1407.
1408.
1409.
1410.
1411.
1412.
1413.
1414.
1415.
1416.
1417.
1418.
1419.
1420.
1421.
1422.
1423.
1424.
1425.
1426.
1427.
1428.
1429.
1430.
1431.
1432.
1433.
1434.
1435.
1436.
1437.
1438.
1439.
1440.
1441.
1442.
1443.
1444.
1445.
1446.
предтаможенный
предтелевизионный
предтифлисский
предуборочный
предузловой
предустьевой
предутренний
предъюбилейный
предъязвенный
предыгровой
предыконный
предынфарктный
предыюльский
приамударьинский
приамурский
прианальный
приангарский
приарктический
прибайкальский
прибалочный
прибалтийский
прибиржевой
приболотный
прибольничный
прибортовой
прибрежный
прибюджетный
приведомственный
приветлужский
привокзальный
приволжский
приворотный
пригаражный
приглагольный
пригородный
приграничный
пригуменный
придворный
придворовый
приднепровский,
приднестровский
придомовой
придонный
придонский
1447.
1448.
1449.
1450.
1451.
1452.
1453.
1454.
1455.
1456.
1457.
1458.
1459.
1460.
1461.
1462.
1463.
1464.
1465.
1466.
1467.
1468.
1469.
1470.
1471.
1472.
1473.
1474.
1475.
1476.
1477.
1478.
1479.
1480.
1481.
1482.
1483.
1484.
1485.
1486.
1487.
1488.
1489.
1490.
придорожный
прижизненный
призабойный
призаводской
призвуковой
приземный
приинститутский
прикамский
приканальный
прикарпатский
прикаспийский
прикатодный
приквартирный
прикомлевой
прикомлевый
приконтактный
прикорневой
прикремлевский
прикроватный
прикубанский
приледниковый
прилукский
прилюдный
примагистральный
приморский
принародный
принулевой
приобский
приобъектный
приозерный
приоконный
приокопный
приокский
припазушный
припарламентский
припарниковый
припасечный
припланетный
приплотинный
приповерхностный
приполюсный
приполярный
припороговый
припортовый,
357
1491.
1492.
1493.
1494.
1495.
1496.
1497.
1498.
1499.
1500.
1501.
1502.
1503.
1504.
1505.
1506.
1507.
1508.
1509.
1510.
1511.
1512.
1513.
1514.
1515.
1516.
1517.
1518.
1519.
1520.
1521.
1522.
1523.
1524.
1525.
1526.
1527.
1528.
1529.
1530.
1531.
1532.
1533.
1534.
358 припоселковый
припотолочный
приправительственный
припрудный
приразломный
прирельсовый
приречный
прирусловый
присамарский
присветовой
присказуемостный
прискладской
присклоновый
присловный
присоцветный
пристадионный
пристанционный
пристволовый
приствольный
пристенный
пристеночный
пристудийный
присубстантивный
притаежный
притеатральный
притеррасный
притротуарный
притундровый
приуниверситетский
приуральский
приусадебный
приустьевый
прифабричный
прифермский
прифронтовой
прицветный
прицерковный
причерноморский
пришахтный
пришкольный
пришоссейный
приэкваториальный
проамериканский
проатлантический
1535.
1536.
1537.
1538.
1539.
1540.
1541.
1542.
1543.
1544.
1545.
1546.
1547.
1548.
1549.
1550.
1551.
1552.
1553.
1554.
1555.
1556.
1557.
1558.
1559.
1560.
1561.
1562.
1563.
1564.
1565.
1566.
1567.
1568.
1569.
1570.
1571.
1572.
1573.
1574.
1575.
1576.
1577.
1578.
продворянский
продемократический
проевропейский
прозападный
произраильский
проимпериалистический
проиранский
прокитайский
проколониалистский
проколонизаторский
прокоммунистический
проконсервативный
пронатовский
пронаучный
пропартийный
проправительственный
пророссийский
прорусский
просоветский
противоалкогольный
противоаллергический
противоболезненный
противобуксовочный
противовирусный
противоворовской
противовоспалительный
противогепатитный
противоглистный
противогнилостный
противогололедный
противогрибковый
противогриппозный
противодержавный
противозаконный
противозаносный
противозатратный
противозачаточный
противокашлевый
противокорабельный
противокосмический
противоледный
противоотечный
противопаводковый
противопедикулезный
1579.
1580.
1581.
1582.
1583.
1584.
1585.
1586.
1587.
1588.
1589.
1590.
1591.
1592.
1593.
1594.
1595.
1596.
1597.
1598.
1599.
1600.
1601.
1602.
1603.
1604.
1605.
1606.
1607.
1608.
1609.
1610.
1611.
1612.
1613.
1614.
1615.
1616.
1617.
1618.
1619.
1620.
1621.
1622.
противопехотный
противопожарный
противопомещичий
противоправный
противоракетный
противорвотный
противоспутниковый
противотанковый
противоцинготный
противоэпидемический
профашистский
профранцузский
прочеченский
сверхбальзаковский
сверхбазисный
сверхбедный
сверхбогатый
сверхболезненный
сверхбюджетный
сверхважный
сверхвоенный
сверхволевой
сверхвысокий
сверхгалактический
сверхгосударственный
сверхдлинный
сверхжесткий
сверхзатяжной
сверхзвуковой
сверхземной
сверхиндустриальный
сверхисторический
сверхкатегорийный
сверхквотный
сверхклассический
сверхкоммерческий
сверхкомпенсаторный
сверхконфессиональный
сверхкороткий
сверхкритический
сверхкультовый
сверхкультурный
сверхлевый
сверхлимитный
1623.
1624.
1625.
1626.
1627.
1628.
1629.
1630.
1631.
1632.
1633.
1634.
1635.
1636.
1637.
1638.
1639.
1640.
1641.
1642.
1643.
1644.
1645.
1646.
1647.
1648.
1649.
1650.
1651.
1652.
1653.
1654.
1655.
1656.
1657.
1658.
1659.
1660.
1661.
1662.
1663.
1664.
1665.
1666.
сверхлогический
сверхмалый
сверхмассивный
сверхматериальный
сверхмонопольный
сверхмощный
сверхнациональный
сверхнефтяной
сверхнормативный
сверхнужный
сверхплановый
сверхплатный
сверхпопулярный
сверхправильный
сверхправовой
сверхпредельный
сверхприоритетный
сверхприродный
сверхпросадочный
сверхпространственный
сверхпушкинский
сверхразумный
сверхрациональный
сверхреволюционный
сверхромантический
сверхсветовой
сверхсекретный
сверхсильный
сверхсложный
сверхсовременный
сверхсознательный
сверхсрочный
сверхстатистический
сверхструктурный
сверхтехнологичный
сверхурбанистический
сверхученый
сверхценный
сверхчеловеческий
сверхчувственный
сверхштатный
сверхъестественный
сверхэмпирический
сквозьводный
359
1667.
1668.
1669.
1670.
1671.
1672.
1673.
1674.
1675.
1676.
1677.
1678.
1679.
1680.
1681.
1682.
1683.
1684.
1685.
1686.
1687.
1688.
1689.
1690.
1691.
1692.
1693.
1694.
1695.
1696.
1697.
1698.
1699.
1700.
1701.
1702.
1703.
1704.
1705.
1706.
1707.
1708.
1709.
1710.
360 сквозьвременной
сквозьгорный
сквозьдверной
сквозьдымный
сквозьжелудочный
сквозьземной
сквозькожный
сквозькоровый
сквозьледяной
сквозьлитосферный
сквозьмирный
сквозьоконный
сквозьпалубный
сквозьповерхностный
сквозьслезный
сквозьстенный
сквозьтканный
сквозьтуманный
субальпийский
субарахноидальный
субатомный
субброкерский
субвертикальный
субвирусный
субгармонический
субгеномный
субглобальный
субгоризонтальный
субдолготный
субдуральный
субзернистый
субидиоморфный
субкапсулярный
субкартикальный
субкатегориальный
субклеточный
субкортикальный
субкритический
субкультурный
сублетальный
сублингвальный
сублиторальный
субмаммарный
субмеридианальный
1711.
1712.
1713.
1714.
1715.
1716.
1717.
1718.
1719.
1720.
1721.
1722.
1723.
1724.
1725.
1726.
1727.
1728.
1729.
1730.
1731.
1732.
1733.
1734.
1735.
1736.
1737.
1738.
1739.
1740.
1741.
1742.
1743.
1744.
1745.
1746.
1747.
1748.
1749.
1750.
1751.
1752.
1753.
1754.
субмикрометровый
субмикронный
субмикронный
субмикросекундный
субмикроскопический
субмиллиметровый
субмолекулярный
субнаносекундный
субнациональный
субнейронный
субнормальный
суборбитальный
субповерхностный
субполиномиальный
субпопуляционный
субрегиональный
суб-Сахарный
субсветовой
субсенсорный
субсерозный
субсидиарный
субстратосферный
субталамический
субтотальный
субтропический
субфедеральный
субфоссильный
субширотный
субщелочной
субэкваториальный
субэлементный
субэпидермальный
субэтническая
субэтнический
трансабдоминальный
трансазиатский
трансальпийский
трансамериканский
трансарктический
трансатлантический
трансвагинальный
трансвезикальный
трансгенный
трансгосударстввенный
1755.
1756.
1757.
1758.
1759.
1760.
1761.
1762.
1763.
1764.
1765.
1766.
1767.
1768.
1769.
1770.
1771.
1772.
1773.
1774.
1775.
1776.
1777.
1778.
1779.
1780.
1781.
1782.
1783.
1784.
1785.
1786.
1787.
1788.
1789.
1790.
1791.
1792.
трансграничный
трансдиафрагмальный
трансиндийский
трансиорданский
транскавказский
транскитайский
трансконтинентальный
транскорейский
транскристаллитный
трансличностный
транслюмбальный
трансмембранный
трансморской
транснациональный
трансозерный
трансокеанский
трансперитонеальный
транспищеводный
трансполярный,
трансректальный
транссибирский
транстаежный
транстемпоральный
транстернальный
транстрахеальный
транстундровый
трансуральский
трансъевропейский
трансэзофагеальный
черезбороздный
черездиафрагмальный
черезжелудочный
черезоконный
черезрядный
череспериодное
череспищеводный
чересплечное
чересплечный
1793.
1794.
1795.
1796.
1797.
1798.
1799.
1800.
1801.
1802.
1803.
1804.
1805.
1806.
1807.
1808.
1809.
1810.
1811.
1812.
1813.
1814.
1815.
1816.
1817.
1818.
1819.
1820.
1821.
1822.
1823.
1824.
1825.
1826.
1827.
1828.
1829.
чересподушечный
чересподъемный
чересполосный
чересседельный
чересспинный.
чересстрочный
чрезмерный
чреспузырный
экзоатмосферный
экзокринный
экзотермный
экзотрофный
экзофитный
экзоэритроцитарный
экстерриториальный
экстраваскулярный
экстразональный
экстракорпоральный
экстракристаллический
экстралингвистический
экстраназальный
экстраперитонеальный
экстрапеченочный
экстрапирамидальный
экстраплевральный
экстрацеребральный
эксцентрический
эндокринный
эндоназальный
эндоплазматический
эндопсихический
эндосомальный
эндотермный
эндотрахеальный
эндотрофный
эндофитный
эндоэритроцитарный
361
Научное издание
Горбунова Людмила Ивановна
КОГНИТИВНЫЙ ОБРАЗ СИТУАЦИИ
КАК ОСНОВА СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ
ЯЗЫКОВОЙ ЕДИНИЦЫ
(на материале единиц
атрибутивно-локативной языковой модели)
Монография
ISBN 978-5-9624-0466-0
Печатается в авторской редакции
Дизайн обложки: М. Г. Яскин
Темплан 2010. Поз. 83.
Подписано в печать 18.11.10. Формат 60х90 1/16.
Печать трафаретная. Уч.-изд. л. 18,3. Усл. печ. л. 21,1.
Тираж 100 экз. Заказ 106.
Издательство Иркутского государственного университета
664003, Иркутск, бульвар Гагарина, 36
3