ПРОСТРАНСТВО В МОДЕЛИ МИРА ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОГО

Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 20 (311).
Филология. Искусствоведение. Вып. 79. С. 49–51.
С. Ю. Двинина
ПРОСТРАНСТВО В МОДЕЛИ МИРА
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОГО МЕТАРОМАНА А. ТОРПА «АЛВЕРТОН»
Рассматриваются особенности художественного дискурса. Определяются различия понятий «картина мира» и «модель мира». Приводятся типы и возможные концептуализации пространств. Обсуждается проблема структуры пространства. Предпринимается попытка анализа
пространственной организации на примере современного англоязычного романа.
Ключевые слова: художественный дискурс, модель мира, картина мира, категория пространства.
Художественное произведение всегда условно, оно отражает авторское сознание и его
восприятие мира. Кроме того, историографический метароман обладает своими особенностями: в нем история подвергается переосмыслению, воспринимается как текст, созданный
человеческим сознанием, и поэтому он особенно восприимчив к пространственно-временной организации. И хотя без нее невозможно
любое художественное произведение, ведь это
основа, каркас, который, с одной стороны, выражает авторскую оценку мира и несет в себе
художественный смысл, а с другой стороны,
является мерилом жизни персонажей, историографический метароман требует своей пространственно-временной организации, где
время становится условной категорией, содержание которой способно меняться с течением
времени, а пространство является одним из
множества субъективных измерений.
Применение различных концептуальных
средств языка, под которыми мы понимаем как
культурно-ориентированную лексику, особое
построение предложений, так и использование определенных категорий, концептов, позволяет изобразить или сформировать (в историографическом метаромане) изменяющийся
исторический облик общества. Рассмотрев
реализацию категорий пространства и времени
в диахроническом аспекте, можно определить
способ мышления людей определенной эпохи,
а если принимать во внимание «гипотезу Сепира–Уорфа», то и определенной этнической
принадлежности, а значит, понять, как они воспринимают картину мира.
Тем не менее, сначала необходимо обозначить особенности художественного дискурса
постмодернизма. Для него непременно важно
взаимодействие субъекта (автора), адресата
(читателя) и объекта (художественного текста)
[3. С. 122–123]. Только при наличии первых
двух составляющих со своими ценностями,
когнитивными возможностями текст из «застывшего» состояния переходит в «живущий»
дискурс. Своеобразие художественного дискурса состоит в том, что он не предполагает
столкновение разных точек зрения. И хотя
разные голоса различимы, возможно лишь их
сближение, но никак не слияние [8. С. 80]. Кроме того, Т. Б. Радбиль пишет, что художественный дискурс ориентирован на актуализацию
«совокупного знания о мире, системы ценностей и жизненных установок этноса и личности, закрепленных в слове» [6. С. 309]. Роман
«Алвертон» предстает перед нами полифоничным произведением, его «голоса» никогда не
звучат в унисон, они словно «досказывают»
друг друга, передавая все полутона жизни деревни.
Далее следует разграничить такие понятия,
как картина мира и модель мира. Картина мира
представляет собой совокупность внутренних
образов реальных объектов, в то время как модель мира – это упрощенный образ мира, полученный в результате обработки данных. Иными словами, картина мира – это чувственный,
но объективный «слепок», а модель мира –
отображение наиболее важного. Г. В. Колшанский пишет, что картина мира является вторичным существованием объективного мира,
закреплённым в языке [4. С. 15]. А. Я. Гуревич
отмечает, что модель мира состоит из «сетки
координат», где он выделяет время и пространство (среди прочих). Важно, что, согласно ему,
они отличаются в зависимости как от культуры, так и от периода времени [2. С. 30].
Таким образом, картина мира воспроизводит действительность как единое целое во
взаимосвязи со всеми деталями, а модель мира
представляет собой каркас, реализуемый с по-
50
мощью языка. Согласно Е. Г. Бруновой, «реальная действительность отражается в виде
картины мира, которая структурируется посредством модели мира» [1. С. 56].
В данной статье рассматривается категория
пространства как первый этап анализа модели мира, отображенного и отчасти созданного
А. Торпом в романе «Алвертон».
Бытие невозможно вне пространственной
характеристики. Согласно В. Г. Гаку, пространство сближает предметы, находящиеся в
нем [7. С. 130]. Существуют различные виды
пространств. Г. И. Кустова кроме физического
пространства упоминает социальное, психологическое, ментальное [7. С. 47–54]. Н. Н. Болдырев выделяет два вида пространств – пространство деятеля и пространство наблюдателя. Именно автор ограничивает событие
и выделяет пространственные ориентиры
[1. С. 212–217].
При рассмотрении пространства необходимо учитывать три важных фактора: статику,
динамику пространства и отношения внутри
пространства. Для статики характерна модель
построения пространства со своими ориентирами и ограничениями. В романе «Алвертон»
первичными ориентирами являются холмы
и река, а также сама деревня как сакральный
центр.
Г. И. Кустова пишет, что пространству свойственна неоднородность в языковой картине
мира. Можно выделить фрагменты «своего» и
«чужого», ближние и дальние, освоенные и неосвоенные, «разрешенные» и «запрещенные» и
некоторые другие. Концептуализация пространства может быть выражена в его открытости и
закрытости, возможности и невозможности достижения цели, наличии прямого, «сложного»
пути или его отсутствии [7. С. 47–54].
Фактор наблюдателя дает возможность разграничить мир на «свой» и «чужой», при этом
«свое» пространство нужно оберегать от влияния, вмешательства «чужого». Но когда жизненного пространства не хватает, появляется
необходимость его расширения, а значит, вторжения в пространство «чужое» [1. С. 45]. Это
означает выход за пределы привычного, безопасного, возможность изменения требований,
запретов, а соответственно, и поведения человека. При этом если препятствия нового мира
преодолеваются успешно, происходит его интеграция со старым, «своим» пространством
и устанавливаются новые границы. Кроме
того, человек может не только адаптироваться
С. Ю. Двинина
к пространству, но и изменять, осваивать его
[1. С. 46]. Осваивание пространства можно
наблюдать в главах «Improvements», «Rise»,
«Treasure», где персонажи становятся активными деятелями, таким образом, пространство
приобретает динамику.
Для героев романа деревня обладает целостностью, они ощущают себя ее частью, свободно передвигаясь только в ней [5]. Здесь наблюдается синкретизм, свойственный языческой
картине мира. Это архаичное восприятие деревни Алвертон героями романа прослеживается и в том, что населенный пункт является
центром их жизни, все остальное – периферия.
Знакомство читателя с деревней Алвертон
начинается с февраля 1650 г., когда в деревню возвращается солдат Гэбби. Встречает его
пастух Уильям, с которым они были знакомы
ранее и от имени которого рассказывается первая история. Таким образом, населенный пункт
сразу представлен с двух точек зрения – Гэбби, отсутствовавшего пять лет, и Уильяма, не
покидавшего свою деревню. Данный прием
позволяет автору сопоставить восприятие Алвертона как «своего» и «чужого», противопоставить две картины мира: для Уильяма деревней практически ограничивается весь мир, для
Гэбби же Алвертон становится чужеродным,
где о нем уже забыли и «вычеркнули» из исторической летописи, ведь у Анны, его жены, новый муж, занявший место Гэбби.
Пространство в картине мира Уильяма –
это Алвертон и окружающие его холмы, где
пасутся овцы. Это подтверждается употреблением рассказчиком таких слов, как «hill»,
«scarp», «bump», «barrow», «tussocks», «slope»,
«coomb», а также «valley», где и находится
сама деревня. Гэбби, наоборот, не говорит о
родной деревне, а упоминает места Drogheda и
Wexford, о которых Уильям ничего не знает, а
когда Гэбби поясняет, где находится Drogheda
(«Across the water»), то рассказчик комментирует: «<…> he said, pointing at the clouds»
[9. С. 4]. Гэбби говорит об Алвертоне, вспоминая свою ферму, которая была разрушена:
Алвертон для него остался в прошлом, мир
настоящего – это странствия солдата, вплоть
до Ирландии. И тем не менее, для него родная
деревня – это сакральный центр модели мира
[1. С. 90–100], куда он возвращается как к первоначалу: «I’ve come right back» [9. С. 6]. Когда Гэбби уходил, Алвертон был для него символом безопасности, порядка, где оставалась
жена Анна, ради которой он и пошел в солдаты
Пространство в модели мира историографического метаромана...
(чтобы поднять ферму). Тогда же остальной
мир был неизвестным хаосом для него. Но его
модель мира изменилась: странствия солдата
по чужим местам («soldiering») теперь для него
стали нормой, а родина – олицетворением беспорядка.
Для путешественника важно горизонтальное
членение мира; для людей, не покидающих свои
места, оно значимо лишь в пределах уже известного. Поэтому Уильям чаще говорит о «верхе»
и «низе» («up» и «down»), что характерно для
вертикального членения пространства, где важную функцию выполняет воплощение небесной вертикали (в данном романе это холмы)
[1. С. 76–89]. Кроме того, автор-создатель предлагает двойственное понимание статуса Алвертона: безусловно, деревня является сакральным
центром для героев романа, но она находится в
низине (собственно, как и большинство деревень, возникших в долинах рек).
Таким образом, пространственные отношения способны отобразить не только окружающий нас физический мир, но и внутреннее состояние персонажей. С помощью анализа пространственной организации можно проследить
изменения в когнитивном восприятии мира,
выявить, какие ценности имеют первостепенное значение и чему уделяется мало внимания,
определить, как персонаж воспринимает себя в
этом мире.
51
Список литературы
1. Брунова, Е. Г. Пространственные отношения в архаичной языковой модели мира
(лексико-этимологическое и лингвокультурологическое исследование) : монография. Тюмень, 2007. 176 с.
2. Гуревич, А. Я. Категории средневековой
культуры. М., 1972. 318 с.
3. Дейк, Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. Благовещенск, 2000. С. 122–123.
4. Колшанский, Г. В. Объективная картина
мира в познании и языке. М., 2006. 128 с.
5. Кубрякова, Е. С. Мир и проблемы его
описания в языке // Язык и знание: на пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании
мира / РАН, Ин-т яз-ния. М., 2004. С. 459–533.
6. Логический анализ языка. Концептуальные поля игры / отв. ред. Н. Д. Арутюнова М.,
2006. 544 с.
7. Логический анализ языка. Языки пространств / отв. ред. Н. Д. Арутюнова, И. Б. Левонтина. М., 2000. 448 с.
8. Тюпа, В. И. Теория литературы : учеб. пособие : в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. Т. 1.
Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа,
С. Н. Бройтман. М., 2004. 512 с.
9. Thorpe, A. Ulverton. London, 1998. 382 p.