М. А. Некрасова Образ всадника

М. А. Некрасова
Образ всадника-воина – святого Георгия змееборца.
Его сакральный смысл в искусстве славянских народов
как источника жизненных начал
Образ конного воина особенно любим славянами. Со святым Георгием, прославленным во всем мире, в России и у славянских народов сложились свои отношения, порожденные верой и почитанием. Образ конного воина, один из главных образов в древнерусском искусстве, прежде
всего княжеской Руси. Примечательно и то, что именно в период сложения русской государственности, роста духовного самосознания, в итоге
пережитых страной исторических потрясений и событий образ святого
Георгия – всадника-змееборца поднимается до государственного символа
в XV веке. С XVI века он – герб Московского княжества. А с XVIII века
входит в герб России, составляя центральную его часть, как бы сердце
двуглавого орла.
Но что скрыто в содержательных пластах этого образа – понятий,
представлений, идей, сформировавших всенародность его содержания в
значимости государственного национального символа России? Знаком ее
воинской доблести стал Георгиевский крест. Генезис значений, которые
соединились с художественным образом Св. Георгия, истоки и сложность
его содержания позволяют раскрыть иконописные изображения змееборца.
Мученическое и героическое содержание образа святого Георгия всегда отмечалось исследователями. Однако те художественные воплощения, которые получил этот образ в православной иконе, значительно углубляют и развивают первоисточник образа святого, содержащийся в
легендах и сказаниях, связанных с подвигами и мученичеством святого,
творимых им чудес, описанных в житии. Образы икон «Чудо святого Георгия» на протяжении нескольких столетий представляют разные грани
смысла символа змееборца, что указывает на нечто глубинное, непреходящее в его содержании, связывается с народными истоками этого образа, с народной жизнью, именно славян. Для них образ конного воина
оказался живым на все времена в фольклоре, в древнерусском искусстве:
фреска, икона, деревянная скульптура, каменные рельефы, и в народном
искусстве.
М. В. Алпатов так характеризовал образ святого Георгия-всадника:
«То это всесильный заклинатель, который одним своим словом в состоянии покарать свирепое чудовище, то стойкий проповедник, то смелый
воин, то бесстрашный искатель приключений, то гордый триумфатор, то
15
заступник и защитник людей»2. В свою очередь В. Н. Лазарев отмечал:
«…друг землепашцев, хранитель тепла», «стойкий мученик, храбрый
воин»3. М. В. Алпатов, исследуя поэтическое содержание образа святого
Георгия, разворачивает концепцию, где подчеркиваются народные черты
образа.
В. Н. Лазарев, прослеживая эволюцию изображения святого Георгиявоина «от стойкого мученика», «храброго воина», оказывавшего покровительство феодалам, бывшего заступником перед Спасом за московских
князей, выделяет также значение святого Георгия в народной жизни как
друга землепашцев.
Г. К. Вагнер, исследуя этот образ в древнерусской скульптуре Дмитриевского собора XII в., устанавливает исторические параллели, сосредоточивая внимание на внутрижанровом расслоении образа, приводящем к
светской символике4. Высказывается и предположение, что скачущие
всадники есть изображение княжеской конницы5. Все эти характеристики
несомненно связаны с той или иной гранью смысла. Однако, как претворялись они в духовном содержании святого образа православной веры?
Что столь прочно укоренило этот образ в глубинном сознании народа, пронесшем через тысячу лет понятия, связанные с символом всадника-воина, подняв его до общенародного значения? Какими духовными
понятиями православной веры формировался образ в искусстве иконописания? Какие семантические пласты легли в многозначность смысла воинского подвига? Исследование древнеславянских, народных, христианских истоков образа позволяет в какой-то мере снять разногласие в вопросе происхождения этого мотива в изобразительном искусстве6, помогает выявить сакральное ядро этого образа, благодаря чему он остается
живым на все времена.
Мы условно выделяем три иконографических типа изображения конного воина святого Георгия:
1. образ всадника, связанного с житием святого Георгия;
2. чудо Георгия, освобождающего царевну от чудовища;
3. образ святого Георгия-змееборца.
2
Алпатов М. В. Образ Георгия-воина в искусстве Византии и Древней Руси //
Алпатов М. В. Этюды по истории русского искусства. М., 1967. С. 155.
3
Лазарев В. Н. Образ Георгия-воина в искусстве Византии и Древней Руси //
ТОДРЛ. Т. XII. М., 1956. С. 292-310, С. 260.
4
Св. воины-всадники в рельефах на южном и западном фасадах Дмитриевского собора во Владимире // Вагнер Г. К. Скульптура Древней Руси. XII век.
Владимир. Боголюбово. М., 1969. С. 246.
5
Там же.
6
Подробная библиография приведена в указанных трудах М. В. Алпатова и
В. Н. Лазарева, высказывающих разные точки зрения.
16
Каждый иконографический тип несет древние пласты в содержании.
Исследование их, как и самой типологии образа, позволяет открыть новые
грани его духовно-нравственного смысла, определяемого Православием. В
то же время материал фольклора и народного изобразительного искусства
помогает прояснить народные начала. Так, в хорошо известной иконе из
погодинского собрания, датируемой XIII – нач. XIV века, проступает древнеобрядовая подоснова изображения, она просматривается в устойчивой в
веках геральдически замкнутой композиции предстоящих всадников, распространенной в древнеславянском искусстве и в народном. Следы этого
древнего символа, бинарности изображения, часто встречаемого в искусстве славян от глубокой древности вплоть до XIX века в народном искусстве,
сохраняет как бы зависший в пространстве конь святого Георгия и царевна,
влекущая на цепи дракона. Символически выделенные цветом сегменты,
заключающие изображения: царевны – зеленый цвет, черный – дракона и
красный – всадника, соответствуют троичности пространства, что определяет содержательные связи между мотивами. В их семантике проступают
древние представления о трехслойности мира – небо, земля, подземное
царство. Эти представления надолго сохранились в народе. По всей вероятности, автор иконы был из народной среды и выражал христианскую
идею в близких для него понятиях и представлениях. Об этом свидетельствуют и черты народного примитива в трактовке иконописного образа.
Сильно выраженные в нем славянские народные традиции заставляют видеть здесь не столь предание из жития святого о том, как святой Георгий
спас царевну палестинского города Лесии, предназначенную на очередную
дань чудовищу во спасение жителей города, сколь смысл важных для крестьянина-землепашца природных начал, соответствующих троичности мира – сил неба, сил земли, сил подземных вод, как начал самой жизни.
Именно ими определяется сакральное ядро образа всадника: на уровне
древнего семантического пласта. Именно здесь таится та первосущность,
которая восходит к древнему архетипу угро-финской традиции, к плодородящей силе.
От глубокой древности сохранились изображения всадника, под ногами которого извивается змей (подвеска, литье). В болгарском, сербском
народном искусстве и искусстве русского Севера, а также Поволжья, где
традиция угро-финская была устойчива и в позднейшее время, – под ногами всадника изображается процветающая ветвь. Семантическая связь
между извивающимся змеем под ногами коня всадника и плавно изогнутой, словно растущей ветвью в поздних изображениях всадника у славянских народов совершенно очевидна. В основе ее лежит верование в силы
воды как животворящего источника. Представления об этом сохраняет
изображение на погодинской иконе. Водная сущность змея подтверждается и тем, что в мифологическом образе он покоится у основания Древа
17
жизни7. В фольклоре змей почитается как хранитель источников, является хозяином пещер8. Именно эти представления, восходящие к древности
мира, сохраняет редкое по своей иконографии изображение всадника на
погодинской иконе. И если мастер-иконописец из народа, создавая сцену
жития святого, следовал греческой иконографии, то, запечатлевая всадника, он опирался на более близкие себе прототипы и представления,
живые в народном сознании.
В Юрьев (Георгиев) праздник вспахивалась первая борозда и выгонялся на еще не просохшую землю скот. Чин обрядности Юрьева праздника надолго сохранял значения народной символики сил земли и неба,
воды как начала рода. Такая подоснова образа восходит к мифологическому представлению древних славян о мире. Б. А. Рыбаков на примере
Збручского идола, на одной из сторон которого изображен всадник, высказывает предположение, что это Перун9. С ним же отождествляет образ
всадника в поэтических воззрениях славян один из первых исследователей фольклора Афанасьев10. Характерно, что змей-дракон на рассматриваемой иконе не пронзается копьем всадника. Нет и благословляющей
воинский подвиг божественной десницы и ангела, обычно изображаемых
иконописцами русскими и других славянских народов. Изображение змея
на погодинской иконе отвечает легенде, по слову которой змей был смирен молитвой святого и силою Божиею. Следы древнеславянской и народной символики проступают в рассматриваемом образе. Для иконописца из народной среды близки жившие в ней представления о змее как
хранителе источников, запирающем воды на небе и в ущельях земли. Эти
представления вносятся в иконописное изображение. Всадник, совершая
свой ратный подвиг, высвобождает облака, похищенные змеем, открывает земле небесную влагу и отпирает земные источники. Этому отвечают
и народные представления, связанные с восприятием образа святого Георгия как водоноса, подателя росы. Она почиталась в народе целительной, что с наглядной конкретностью выражено на болгарских иконах
XVI–XVIII веков, где в изображениях святого на коне, за его спиной появляется фигура юноши. Он держит в руках сосуд с небесной влагой –
«Воду жизни». Народные представления, вера в стихийные силы природы как всемогущие жизненные начала, естественно, питали художест-
7
Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 75, 117.
8
Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1965. С. 728.
9
Б. А. Рыбаков связывает изображение всадника с богом дружинников. Рыбаков Б. А. Прикладное искусство и скульптура // История культуры Древней
Руси. Т. II. М.; Л., 1951. С. 145, 415.
10
Афанасьев А. Н. Указ. Соч. Т. С. 728.
18
венное воображение и древнерусского иконописца, тем более, если он
был выходцем из народа.
Однако было бы неверно эту значимость для крестьянина сил Природы определить «двоеверием», что часто встречается в литературе. Вера,
формирующая древнерусскую культуру, ее образы, была одна – православная. А верования, включающие суеверия, сохранялись в жизни, проявляясь в народных обрядах, народной поэзии, обычаях.
Христианские духовные познания верой и учением церкви органично
соединялись с народными представлениями, не уничтожая их, а духовно,
поэтически переосмысляя. Как известно, житие святого Георгия в переводе с греческого распространяется на Руси с XIII века в житийных сборниках, в Прологах. Представляют интерес те сказочные подробности,
которыми обрастает легенда о подвиге воина в духовных стихах. Царевну
Елисаву, наряженную как невесту, приводят в жертву на берег Озера, где
живет змей. Побежденный, он силой молитвы Св. Георгия падает к его
ногам, дает девице обвязать себя поясом и привести в город. Здесь следует обратить внимание на соединение мотивов: вода – озеро и змей, женский образ и город, что имеет место в иконописном изображении и о чем
будет говориться в дальнейшем. Совершенно очевидно, что иконописный
образ сохраняет следы архетипа древнего всадника-света, отмыкающего
весенние воды, связан с плодородием земли. Образ поэтизируется без
ярко выраженной оппозиции всадника и змея, сохраняет также следы и
положительной функции мифологического змея как водоносного источника. Ратный подвиг всадника-воина олицетворяет божественные природные силы. И только в дальнейшем – мы относим это к XV веку – змей
приобретает уже вполне оформившуюся функцию отрицательную – олицетворяет силу зла, сокрушаемую змееборцем. Итак, первооснова сущности, живая, в поэтических воззрениях народа, трансформируется согласно
вере и представлениям Православия, пересоздаваясь в значениях его
символов, что существенно отличает от содержания этого образа в искусстве Западной Европы.
Народное искусство заключало в себе нравственный опыт народа,
воплощавшийся в образах слова и изображения. И то, что не сохранилось
от древних времен, доносят до нас памятники XVIII в., особенно Городецкого края11. Изображения всадника на резных донцах очерчиваются с
миросозерцательной силой и пластичностью, в чем сказывается мощное
11
Некрасова М. А. Истоки Городецкой росписи и ее художественный стиль //
Русское искусство XVIII века. Материалы и исследования / под ред. Т. В. Алексеевой. М., 1973. С. 156-178. Автор опирается на материал, собранный им в экспедициях и в результате изучения музейных собраний Москвы, Петербурга,
Нижнего Новгорода, Балахны и др.
19
воздействие христианской культуры на народные древнеславянские и
финно-угорские традиции в XVIII веке.
Всадник, помещенный в верхней закругленной части донца, подчеркнутой глубоким контуром, порой двойным, заставляет вспомнить
закомару в архитектуре храма, ассоциируемую с подкупольным пространством, что ставит изображение в особые пространственные условия.
Отделяет от горизонтально направленных строчевых композиций второго
и третьего ряда.
Всадник мчится, рассекая мечом пространство, словно разгоняет, разит им враждебные силы. Если на иконах воинская функция Св. Георгия
подчеркивалась атрибутами всадника – щит, копье или меч, знамя – знаками воинской доблести в подвиге змееборчества, то в народном искусстве воительный смысл всадника проявляется в иных связях в аспекте
стихийных природных сил. Меч, сабля в руках всадника – знак огненной
молнии, заставляющей тучи проливаться благодатным дождем. У древних народов молния отождествлялась с оружием.
Всадник – поэтическая метафора стихийных сил, он осуществляет
воинскую функцию как творец плодородия, податель блага, света, тепла.
В руке у него меч. В наиболее древних иконописных изображениях змееборца также – не копье, а меч. Изображение всадника нередко сочетается
с мотивами женской фигуры и ростка или предстоящих всадников по
сторонам древа.
Народное воображение чувствовало природу активно, находя образные олицетворения ее явлениям. Опорой служили сакральные формулы,
которые в памяти народа сохраняли знание о природе, отвечали чувству
божественных сил в ней с глубокой древности. К этому естественно добавлялось свое чувство действительности, народное самосознание, формируемое Православием. Чувство стихийных сил природы как всемогущего начала жизни пересоздавалось христианским сознанием в представления о воле Божией. Им и питалось народное художественное воображение. Его образы жили осознанно или бессознательно и в мастереиконописце. Народная живая вера соединяла то, что было в народных
представлениях, с тем, что созидалось в духовном опыте православной
веры, формировало религиозное сознание народа. Следы геральдической
композиции предстоящих всадников сохраняет изображение святого Георгия на коне на погодинской иконе. Центрированная композиция имеет
ось значительно смещенную к краю средника, она проходит через вертикаль башни, подхватывается фигурой царевны, влекущей на привязи
змея. Здесь как бы два пространства – словно отсеченные по оси симметрии бинарные изображения. Место древа заняла башня, конь же всадника
остался вздыбленным без движения – парящим или как бы зависшим в
пространстве. Парные мотивы были распространены в народной среде.
Возможно, и киевские мастера опирались на них еще в XI веке в созда20
нии рельефов на шиферных плитах с конными изображениями святых
покровителей князей Ярослава и Изяслава (к чему мы еще вернемся). На
погодинской иконе масштабно уменьшенная фигура царевны ведет на
цепи дракона, она изображена в сегменте земли. Дракон, выходящий из
пещеры, символизирует преисподню. И здесь центрированная композиция женской фигуры с драконом представляется вычлененной из какойто известной мастеру и значимой формулы. Во всяком случае, этот мотив
на рассматриваемой иконе, как и более древнее изображение Чуда святого Георгия фреска на Старой Ладоге, меньше всего может трактоваться
как иллюстрация духовного стиха, что вероятнее отнести к другим памятникам Чуда Св. Георгия о змие более позднего времени. В фольклоре
Змей – хозяин пещер, его водная сущность, как мы уже отмечали, связана
с мифологическими корнями, ведущими к древу жизни. У его основания
он покоится. Вода – источник плодородия, блага. Таким образом определялась первоначальная положительная ипостась змея в значении жизненной силы, что связано в конечном счете с землей. В чем скрыта ритуальная функция образа и смысл изображения на предметах, близких человеку. Водной сущностью, как мы показали, определялся в своем ядре и воинский подвиг всадника. В его образе объединялись две противоположности: свет (огонь) и вода. Две силы, направленные на человека, на достижение блага, чем объясняется, что в образах всадника в народном изобразительном искусстве тема змееборчества отсутствует, а в поэтическом
фольклоре занимает большое место – былина, сказка.
Мифологическая основа подвига всадника-воина в иконописи трансформируется в аспекте христианской символики, пересоздается в образе
православного понимания животворящего Духа, живоначальной Святой
Троицы.
Но как трансформировались значения древних символов, как пересоздавались они в новых связях, сохраняясь в христианском сознании?
Как развивалась идея всадника с его мифологическим ядром в новой сакральной системе всеобъемлющего христианского содержания иконописного образа святого Георгия?
Сравнительный анализ изображений змея на многих иконах позволяет видеть как змей, олицетворявший стихийные силы природы, становится воплощением темного подземного мира – функция мотива меняется на
противоположную, отождествляясь со злом.
Редкая по своей иконографии трехчастная икона «Чудо Георгия о
змие» XVI века (ГРМ) позволяет понять, как народные представления о
троичности мироздания переосмысляются согласно христианскому мирочувствию. Деисусная композиция венчает трехрядное изображение,
свидетельствуя о божественном источнике совершаемого святым Георгием чуда, о силе, ему сообщаемой молитвенным предстоянием святых перед Богом. В нижнем третьем ряду святой Никита побивает беса, что
21
конкретизирует образ чуда – победу над злом, над преисподней, над
адом. Но переосмысление природных начал в духовные представляло
сложный процесс в народном сознании, о чем свидетельствуют сохранившиеся памятники. Сравнительное рассмотрение образа всадника в
иконописи и в народном искусстве подтверждает, что процесс этот не
был однолинейным.
Как известно, змееборчество заняло одно из главенствующих мест в
христианской символике и Запада и Востока. Но нигде эта тема не получила столь богатого многообразия художественных воплощений, как в
искусстве Древней Руси. И тому были две причины. Одна коренится в
сознании древних славян, в их культурной традиции. Чин обрядности
Юрьева праздника, сохранивший надолго символику природных сил,
имел глубокое значение для приумножения и сохранения РОДА. В народных представлениях всадник, олицетворяя могущественные силы
природы, был и устроитель судьбы, браков, семьи, что объясняет устойчивость этого мотива в свадебном обряде и в изображениях всадника на
прялках. Функция защитника человека таким образом соединялась с
функцией устроительной – Всадник-воин, наделенный божественной
верховной силой еще по мифологическим представлениям, с укоренением на Руси православной веры, стал в образе святого Георгия не только
защитником, но и устроителем семьи, ДОМА – ОТЕЧЕСТВА, РОДНОЙ
ЗЕМЛИ, НАКОНЕЦ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ.
На новых уровнях сознания христианской веры образ приобретает
новые грани смысла, претворяя древние значения народной символики и
обогащая, углубляя свое содержание в духовных значениях. Определилось это явственно с эпохой XV века – временем великого национального
духовного подъема русского народа, освященного подвигом святого Сергия Радонежского, давшего стране высоту просвещения Православием и
победу на Куликовом поле.
Именно в это время, оставившее особенно яркие памятники, тема
змееборчества приобретает самостоятельное воплощение и укореняется в
оригинальности художественных выражений, к тому же нигде так глубоко, как на Руси.
Всадник-воин теперь решительно пронзает копьем змея, словно воплощает слово, сказанное Сергием, благословившим Дмитрия Донского
на воинский подвиг: «Иди на безбожников смело, без колебаний и победишь». Победа на Куликовом поле всколыхнула народное самосознание.
Иконы XV века – свидетельство тому.
Всадник-змееборец победно вонзает в пасть змея копье. Изображение
помещено в сферическое пространство. Диагональ копья выносится как
бы вперед, на зрителя, отчего создается впечатление большого замкнутого круга сферы, сохраняющей покой вечности, утверждающегося в пластическом равновесии. Ритмические повторы круглящихся форм, линий,
22
созвучия цветовых пятен, создают движение внутри композиции, способствуя в то же время впечатлению завершенности. Движение стремительно и одновременно замкнуто. Огненно-красный цвет плаща воина символизирует жизнь, есть знак подвига. Красный цвет в народных представлениях выражал стихию солнечного света, животворящего землю, и пламень божественной любви. Красный цвет являлся наивысшим эстетическим критерием в искусстве Древней Руси. Всадник своим силуэтом сливается со знаменем, отчего фигура его, по меткому замечанию М. В. Алпатова, кажется окрыленной, а откинутый назад торс Георгия подобен
натянутому луку – в народной символике – знак света. Световая семантика иконописного образа перекликается со световой семантикой в фольклоре. Народная поэзия наделяет Егория Храброго чертами солнечной
силы: «…по колена ноги в чистом серебре, по локоть руки в красном золоте, голова его вся жемчужная. Во лбу-то солнце, в тылу-то месяц, по
косицам звезды перехожие»12. Изображение вечного проявляется мигом
совершающегося чуда – повергнутое чудовище, скрученное кольцами,
лежит под ногами могучего коня «воина-света».
Разные грани природного, человеческого и божественного соединились в этом образе.
Функция змееборчества, заступничества в образе всадника, как и меч,
копье в руках воина в системе христианских символов имеет значение
духовное, силу благодати. Истоки этого лежат как в самой исторической
жизни народа, в исторических свершениях и переживаниях, так и в системе религиозных представлений, формируемых православной верой.
Исстрадавшаяся Русь, пережившая национальное унижение, народное
порабощение, возвеличила образ всадника-воина святого Георгия – защитника и освободителя. Победитель зла стал олицетворением Руси, ее
символом. Это явилось органично для народного сознания, пережившего
смерть и возрождение. Святой Георгий как бы превращается «в одну из
ипостасей, или личностных воплощений самого русского народа»13. Образ приобретает черты народного типа, проникается верой в духовные
силы народа. Возрастает светоносный смысл содержания образа, перекликающийся с тем, как живописует Егория фольклор. Змееборчество
характерно для былинной героики.
Однако в новой сакральной системе христианских значений вода как
источник и начало жизни в представлениях древних славян теперь включается в понятие живоносного источника. Освящаясь Духом Святым, она
приобретает духовный смысл. Так в системе христианских понятий и
12
Кирпичников А. И. Святой Георгий и Егорий Храбрый. СПб., 1879. С. 158.
Малков Ю. «Днесь Блажат тя мира концы». Св. Георгий Победоносец //
Мера. Санкт-Петербург, 1995. №2. С. 14.
13
23
символов переосмысляется древнее значение сил природы – воды как
источника жизни в жизненное начало – духа.
Глубокая вера в идеальную божественную природу мира, в победу
света над тьмой возгорелась из выстраданной народом жизни всей страны, что и воплотилось в высокохудожественных, духовных откровениях
иконописи XV–XVI веков, не имеющей ничего равного.
Образ всадника-воина, традиционный для новгородской иконы, становится излюбленным для московской школы. Ведь это было время, когда Москва мыслилась третьим Римом, после Великого Новгорода, называемого «Новым Римом» после падения Византии. В 1474 году всадник
змееборец, созданный
В. Д. Ермолиным, был возведен на Фроловские ворота Московского
Кремля, ныне Спасские. Этот факт был выражением подъема национального чувства, вместе с православной верой, что определяло видение и
восприятие народом своего Отечества, отражало возрастающие нравственные его силы. О чем свидетельствовал расцвет древнерусского искусства той поры, отражающий духовную атмосферу, состояние народной
души. Волю к победе Духа Света над Тьмой, над Злом. Конечно, в этом
проявились творческие силы самой эпохи. Но есть и другая причина –
живой оставалась память о былом величии Руси, несмотря на пережитый
тяжелый гнет татарского ига. Оно не было забыто. Ярмо ордынских завоевателей, сброшенное Куликовской победой, вновь положенное начало
русской государственности оживило в народной памяти действительное
величие расцвета Киевской и Владимирской Руси, с самого зарождения
отражавшей половецкие набеги. Сесть на коня означало на Руси защитить родную землю, заступиться за Справедливость, за Правду, что раскрыто исследователями в «Слове о полку Игореве». Но вспомним и другое, что для Киевской Руси, Владимиро-Суздальской, а потом и Московской имя князя Георгия имело огромное значение не только как основателя государственности, но и как строителя НОВОГО ГРАДА. Это имя
стало легендарным в Древней Руси – символом ее побед над внешним
врагом. Неслучайно князь Ярослав при крещении берет имя Георгия. Несомненно, что киевские мастера, изображая святых патронов князей Ярослава и Изяслава в образе всадников Георгия и Федора, опирались на исполненную смысла для того времени композицию предстоящих воинов
по сторонам Древа жизни, или женского изображения – символа Материземли. Именно так изображены святой Георгий и святой Федор на киевской шиферной плите (XI в.) – воины, скачущие навстречу друг другу –
сакральный символ единства и благоденствия Русской земли. Вряд ли
правомочно сводить этот символический образ, имеющий в основе символ предстоящих у древа, к прототипу триумфов римских императоров,
что обычно без достаточных оснований повторяется в литературе. Уместнее здесь вспомнить византийскую традицию фресковой живописи
24
Каппадокии, где культ святого Георгия был очень силен и распространена была геральдическая композиция всадников, пронзающих драконов.
Особый интерес представляет фреска церкви Йыланлы (змеиная), названной в память сраженного дракона святыми Каппадокии Георгием и
Теодором. Содержание образа конкретизируется изображениями по сторонам имп. Константина и царицы Елены, утвердивших христианство с
обретением Креста, на котором был распят Христос.
В перекличке времен и истории сказывалась сокровенная глубинная
мысль, близкая русскому православному сознанию, близкая XV веку,
времени возвышения Москвы, памяти о ее основателе Юрии Долгоруком.
Мысль, отождествлявшая Св. Гергия – Победителя всякой розни, хаоса с
божественной силой, творящей ЕДИНСТВО В ДУХЕ. Образ всадникавоина как бы становится духовной концентрацией опыта истории.
Итак, природное Единство, в основе которого по древним представлениям лежит вода, воспринимается в иконописном образе как Единство
духовное, Единство целостного мира, за который совершает свой воинский подвиг всадник. Покровитель и устроитель РОДА в древнеславянском сознании в сознании христианском – устроитель РОДНОЙ ЗЕМЛИ,
ДОМА, ЗЕМЛИ, в целом – ОТЕЧЕСТВА НЕБЕСНОГО.
В этой связи необходимо теперь вернуться к мотиву царевны, присутствующему всегда в композициях «Чудо Георгия о змие».
В повествовании о Чуде святого Георгия воин спасает царевну, а
вместе с ней город. Смысл этого до сих пор не раскрыт. Между тем, как
мы уже обращали внимание, на древних иконах, до XVI века женская
фигура как бы слита с башней, символизирующей Град. Сочетание женского изображения со змеем семантически восходит к древнему символу
плодородящей земли. На Погодинской иконе в композиции, как мы отмечали, сохраняющей формулу предстоящих всадников, место древа заняла башня с фигурой царевны, влекущей на привязи змея. В такой трактовке образа проступают древние ритуальные представления, связанные
с культом земли. В той же связи представляет интерес болгарская икона,
где женская фигура в арке башни изображена с воздетыми руками, при
том и фигура, и башня перемещены в семантически выраженное небесное пространство, и в нем находится божественный всадник. В сопоставлении икон сербских, болгарских, русских обнаруживается четкая связь
изображения башни и женской фигуры царевны.
В свете этого представляют интерес два факта. Первый: Князь Игорь,
вернувшись из плена, как повествует «Слово о полку Игореве», едет к
Богородице Пирогощей. Как считают исследователи – князь едет благодарить за свое освобождение. Но не скрыт ли в этом действии символ
всеобъемлющего значения? Пирогощая – в переводе с греческого означает «башенная». То есть образ Богоматери отождествляется со стеной нерушимой, символизирующей град, страну. Это раскрыто С. С. Аверинце25
вым на примере Киевской Оранты14. Надо полагать, что перед страной,
землей и держит ответ воин – князь. В подтверждение этого как второй
факт имеет исключительное значение – памятник византийской культуры, датируемый IX веком, – икона, до сих пор не попавшая в поле зрения
исследователей, подаренная патриархом Александрийским Христофором
патриарху Московскому и всея Руси Алексию в 1945 году, во время еще
не оконченной войны. Это – редчайший образ, сочетающий изображения
Богоматери и святого Георгия-воина. В двухрядной композиции на вертикально вытянутой доске в верхней части помещено изображение Богоматери с младенцем Христом в образе Оранты, а внизу, под ней – на
вздыбленном коне – святой Георгий. Движение его копья невидимо, ритмически соединяется с движением молитвенно воздетых рук Богоматери
и Христа, что сообщает особую силу устремленного на подвиг воина,
осененного лучами божественной благодати, исходящей на него. В целостном чувстве мира горнее и дольнее живут вместе. Молитвенно воздетые руки Марии и Христа, их движение в сочетании с полукругом линии
плаща образуют сферу – символ небесного града. Венцу, процветающему
вокруг головы Богоматери вторят по сторонам венцы-круги, символизирующие вместе с образом Христа – Царство Святой Троицы. Богоматерь
изображена как устроительница града земли, ее народов. Это придает
вселенский смысл воительному подвигу святого Георгия на коне, побеждающего зло, хаос, – так творит Премудрость Божия. Имеет вероятность
предположение, что икона могла сохраниться на Синае. Неповторимое
высочайшее выражение, которое нашла в этом образе идея Созидательного Единства, близкая особенно славянской душе, идея, нашедшая выражение в художественных откровениях русской иконописи, породила
самостоятельный образ защитника святого Георгия, змееборца. – Образ,
отлившийся в неповторимую изобразительно-пластическую формулу
молитвенной силы побежденного зла – икона XV века Государственного
Русского музея. Таких иконописных изображений не знало византийское
искусство, ни Балканы, ни тем более Запад. Но родиться образ воительного всадника мог только из полноты объемного всенародного христианского содержания и его переживания. Глубокая народная основа образа
всадника-воина была переосмыслена в образе святого Георгия-змееборца
в системе христианских ценностей, их значения всенародного, что осветило этот образ многими гранями взаимопроникающих смыслов. Главным оставался светоносный, водоносный смысл образа, переживаемый в
духовном содержании.
Вода и Свет в древних и народных представлениях – основа мироздания – остаются в системе христианских понятий – коренными начала14
Аверинцев С. С. К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской // Древнерусское искусство. М., 1972. С. 25, 46.
26
ми жизни, первоосновой сущности, приобретая духовный смысл и высшее божественное значение. Христос говорит Никодиму: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится от воды и Духа, не может войти в
Царствие Божие» (Ин. 3, 6). Погружение в водную стихию служит благодатному духовному возрождению в таинстве Крещения. Вода и Свет соединились с Духом Святым. «Кто верует в Меня, у того из чрева потекут
реки «воды живой» (Ин. 7, 37, 38). Идея Мира как связанного единства,
устроенности народа и народов, как мы стремились показать, выражена
соединением на иконе изображения Богоматери – Оранты с воительным
всадником Георгием Победоносцем. Эта идея наполнила образ всадниказмееборца вселенским космическим смыслом христианского самосознания. Создала такое силовое поле этого образа, что на все времена он сохранял древние значения, мощь и полноту содержания, отвечающего разным эпохам исторической жизни России. О чем свидетельствуют многие
изображения на иконах всадника-воина святого Георгия.
Святой Георгий на белом коне – олицетворение божественной славы
воина, с мечом или копьем, знаки благодатной силы для духовной брани – совершает свой воинский подвиг, побеждает хаос, рознь – возвращает мир к Предвечному Единству, к целости райской – в Славу, Свет, Благо, Любовь – в Красоту Небесного Царства.
Вода и Свет – как стихии жизни восстанавливаются в своем живоносном, духовном значении верой. Подвиг Змееборца, исполненный благодатной силы, избавляет мир от зла, очищает его от тьмы, соединяет с
Христом, несет обновление духовное в Единстве Любви. Вся эта всеобъемлющая глубина значений образа всадника-воина святого Георгия Победоносца, сформированная из взаимодействий древнерусского искусства и народного искусства древнеславянской традиции, христианской веры и фольклорных представлений, создала столь емкое поэтическое содержание этого образа в русской культуре. Он стал носителем общенародного идеала, духовной концентрации национальных черт и психологии. Образ продолжал обогащаться содержанием духовно-нравственных
начал Православия в исторических испытаниях России.
27