Ценностные барьеры на пути применения личностно

Ценностные барьеры на пути применения
личностно - ориентированной технологии
(выступление на семинаре)
Всякая культура устроена таким образом, что формирует человека, который в ней
воспитан, в лояльности с самим собой. Причем, чем более важные сущностные основания в
этой культуре, тем более они априорны и не подлежат осмыслению.
Именно поэтому в эпохи больших исторических кризисов общество, которое желает
выжить и ищет в себе самом ресурсы для самоизменения, сталкивается с огромной
проблемой: ему надо перешагнуть через ценностные барьеры собственной культуры,
развернуть критику глубоких оснований, разобраться, в чем ее истоки.
Начну с того, что история человечества выработала две большие модели устройства
общества
и
культуры
или,
как
говорят,
социокультурного
универсума.
Есть
персоноцентристская и социоцентристская модели. Понятно, что социоцентристская
исторически первична. Человек возникал в рамках архаического общества, он не был
вычленен из этой целостности. Его основой было родовое мышление. Вокруг него
формировались первые ранние государства и т. д.
Но однажды приходит качественный скачок. Нам надо понимать, что где-то к XV веку, к
Реформации, в Европе появляется персоноцентристская модель универсума. Она появляется
как результат долгого предшествующего развития, истоки которого восходят к античному
полису. Это такая модель устройства общества, государства и культуры, когда в ее основание
кладется отдельный человек.
Здесь надо остановиться и задуматься. Дело в следующем: мы часто повторяем
ритуальные формулы, не вдумываясь в их смысл. В XX веке социоцентристские общества
сплошь и рядом используют персоноцнтристскую риторику. Начнем с того, что разберемся
сами с собой. Что для нас первично, базово, онтологично – дерево или лес, в котором растет
дерево? Для каждого из вас? Либо вы мыслите лесом, либо – деревьями. Во втором случае лес
– вторичная, служебная категория. Зачем нужен лес дереву? Отдельному дереву на поле
выживать сложнее. Это ценностная и онтологическая позиция. Либо мы мыслим деревьями,
и тогда лес – это свободная ассоциация деревьев, существующая для определенных целей.
Либо мы мыслим лесом, и тогда отдельное дерево есть клеточка, элемент органического
многоклеточного целого. Целое абсолютно, целое первично. Это совершенно иная
ценностная и онтологическая позиция.
Я говорю о вещах, которые можно формализовать и проговаривать. На самом деле эти
установки и мыслительные модели лежат где-то в спинном мозге. Мы с вами живем в стране,
где в Конституции, - и в советской, и тем более, в сегодняшней, написано: полнота
суверенитета принадлежит народу. Там написано много правильных слов про демократию, и
про права каждого гражданина. Но мы же знаем, что все слова. Надо понимать – есть
декларируемые ценности, и есть сущностные основания, которые сидят в сознании каждого
человека. Так вот, по этим основаниям, в России существует социоцентристское общество.
Общество, в котором целое первично и самоценно. Все же остальное существует потому, что
допускается целым, служит этому целому, возможно в рамках этого целого. И это –
фундаментальная установка, которая существует в культуре. Она не порождена идеологией,
она не порождена XX веком, она существует с давних пор. В зависимости от того, что
кладется в основу универсума, выстраивается вся система социальных политических и
культурных характеристик общества.
Персоноцентристский космос связан с приматом права и норм морали. Из этого
вытекают,
в
конечном
счете,
все
институциональные,
политические,
культурные
характеристики общества правовой демократии: разделение властей, независимый суд,
состязательная политическая система, гражданское общество.
Если же мы рассмотрим социоцентристский вариант, то здесь выстраивается совсем
иная картина. В социоцентристском обществе истина, сила и право всегда за иерархией.
Иначе и быть не может, ибо иерархия является носителем и выразителем идеи целого.
Вы помните, как на советских конвертах писался адрес? Республика такая – то, город
такой – то, улица, дом. И в самом конце, в самом низу – Пупкину Федору Евстигнеевичу. А
как пишется адрес в цивилизованном мире? Джону Сильверу, а уже дальше – улица, город,
страна. Это вещи не случайные, в них выражены сущности, о которых мы с вами говорим.
Мы живем в обществе, большая часть членов которого видит и понимает мир
социоцентрически. Отсюда - неподконтрольность бюрократии обществу, невозможность
независимого суда, крах попыток разделения властей, управляемая демократия, муляжи
политических партий, медленное, но неуклонное удушение ростков гражданского общества и
т. д.
Из персоноцентристской модели рождается такая идея, как признание права частной
собственности. Частная собственность возникает на заре истории, мы это хорошо помним. Но
собственность может быть осознана как попущение Божие, как грех, как нечто такое, от чего
мы должны избавиться, а может пониматься как высокая социальная ценность. На знаменах
Великой французской революции было начертано: «Собственность есть священное,
неделимое право». Давайте положим руку на сердце и спросим себя: каков статус идеи
частной собственности в нашей стране? Шестнадцать лет, как в России у власти нет
коммунистов, но собственность так и не стала ценностью. Ненависть к богатым – реальность
нашего общества. Другое дело, что сейчас в сознании массового человека возникло
допущение имущественного неравенства. Племянник имеет булочную, и это уже не отними.
Но общая идея частной собственности немыслима. Можно ли найти человека, который готов
умирать за принцип собственности; не за свою собственность, а за право каждого гражданина
России быть собственником? Этот ход мысли не вкладывается в нашу культуру.
В чем же дело? Любая культура устроена по принципам самоорганизации.Все ее
подсистемы и отдельные элементы работают на самосохранение и самоподдержание.
Собственность является социальным базисом личностной автономии. Если есть частная
собственность,
человек
имеет
экономическую
независимость.
Если
он
обретает
независимость, то начинает распадаться традиционная целостность. Община веками
подавляла стремление своих членов к экономической независимости. Вспомним, как русский
крестьянин реагировал на реформы Столыпина. Неприятие идеи частной собственности в
России – глубоко сущностная, заданная природой культуры реакция.
Возникает вопрос: почему в России из двух моделей – персоналистской и
социоцентристской - всякий раз выбирают социоцентристскую? Февральская революция, по
идее, была революцией буржуазной: говоря старым языком, она реализовывала движение в
сторону персоноцентристской модели. И сколько просуществовал этот режим? Счет на
месяцы. В 1991 году победили близкие идеи – свободы, персоны, личности. На этот раз откат
от персоноцентристских установок занял не 8 месяцев, а, скажем, 8 лет. Россия не просто из
себя не рождает персоноцентристского общества, она его отторгает, как чуждую сущность.
Но почему так происходит? Потому, что в нашей культуре автономная личность не
формировалась. Она была представлена в ничтожном количестве и статус ее был низкий.
Процессы выделения этой личности блокировались культурой. Сколько – нибудь массово
личность стала появляться в ходе вестернизирующей модернизации. Петр I начинает
вестернизацию, появляются люди европейского образования, европейской культуры,
живущие в европеизирующихся городах. Впитывая эту западную культуру, часть из них
принимает отдельные личностные ценности. Так формируется эта самая личность. Тогда и
начинается раскол между народной, традиционной, культурой, которая личность отторгает и
не приемлет, и культурой личностной, которая была представлена, к примеру, в аристократах
эпохи Екатерины или в интеллигенции XIX века. Модернизация рождала личность с
необходимостью, что же касается народа, то он жестко блокировал любые тенденции к
распаду традиционного мира.
Идея синкретизма является ядром нашей цивилизации: слитность всех в идее Бога,
православная соборность, единение наших предков с нашими потомками в единстве Рода.
Есть в сознании русского человека идея должного. Должное - это некоторый небесный идеал
совершенства, которому должна соответствовать реальность. Должное наделено абсолютной
ценностью и, в некотором смысле, абсолютно подлинно. А сущее – это тот профанный мир, в
котором мы живем. Сущее второстепенно, не значимо и, как ни странно, не является
подлинным. Возьмем классического советского интеллигента. Жил он неустроенно, квартира
сыпалась, бытовые проблемы ложились на жену. А наш интеллигент читал книжки, сидел за
рюмкой чая на кухне с приятелями и рассуждал об идеальном устройстве мира. Бескрылый
западный буржуин или отечественный мещанин живет в мире реальности: зарабатывает
деньги, обустраивает свой мир, свой дом, поднимает детей. Это совершенно иная ценностная
позиция. Установка на должное и отторжение сущего будет обязательно задавать загаженные
лестничные проемы, заборы с выдранными штакетниками, раздолбанные дороги. Все это
вещи не случайные – глубоко укорененные в культуре.
С точки зрения человека традиционного, мир не соответствует должному и скандально
от него уклоняется. Поскольку должное не реализуется в реальности, русский человек чает
переосуществления мира в перспективе. Однажды, чудесным образом, все изменится –
случится революция, второе пришествие – мир преобразится, настанет благодать.
Власть в России носит сакральный характер, и это достаточно очевидно. Власть есть
высшее выражение идеи иерархии. Она неподконтрольна обществу, лежит над законом,
непознаваема и т. д.
Русская культура по своей природе – имперская. Идея империи лежит в ядре культуры.
Мы можем наблюдать, как легко и просто реставрируются имперские смыслы, как
поднимаются имперские настроения, с каким энтузиазмом подхватывает эти настроения
молодежь. Те, кто в нашей стране называют себя националистами, на самом деле никакие не
националисты. Это – имперские реставраторы.
Возможности существовать в неизменном виде закончились. Альтернатива очень
простая: либо носителей той культуры, которую я описала, исчезнут вместе со своей
культурой, либо носители этой культуры пройдут путь самоизменения. В этом смысле
традиции – вещь очень сильная, устойчивая, но не абсолютная.
Но в любой культуре реализуются альтернативные тенденции. Новгород, купеческое
торговое государство, республика, проиграл в исторической конкуренции Великому
Московскому княжеству и был им уничтожен. А купец Московии сидел под лавкой, знал свое
место, кланялся каждому дворянскому околышу, нес подношения на все праздники и
отдельно на день рождения жены градоначальника. Он не был самоуважаемой фигурой,
вокруг которой выстраивается общество. И в Советском Союзе был рынок, но как мы к нему
относились, как вообще советский человек относился к торгвле? Это очень существенно.
Мы можем дать пессимистический прогноз, а можем дать прогноз оптимистический –
адаптируемся.
В России есть две разные группы, демонстрирующие принципиально разное поведение:
люди с высшим образованием (18% населения страны, порядка 25-28 млн человек) и люди, не
имеющие высшего образования. А что такое высшее образование? Оно маркирует людей по
преимуществу модернизированных. Мы живем в стране, где есть два народа. Воспроизвелась
ситуация первой половины XIX века.
Какова роль простого учителя в том, чтобы мы не пропали на историческом пути?
Я убеждена, что учитель, да и просто человек, который видит за собой какую-то
социальную миссию, должен сделать свое дело, должен видеть и понимать мир и объяснять
его детям. Если дети не видят альтернатив тому, что показывает им телевизор, или тому, что
они видят на улице, то возможности ребенка самому докопаться до истины крайне малы, если
не ничтожны. Если же ребенку явлена хотя бы одна альтернатива, если хоть кто – то, кто
понимает мир по – другому предъявляет эту альтернативу, то у человека возникает уже не
потенциальная, а актуальная возможность свободы – он может выбирать. Наш долг – при всех
обстоятельствах оставаться, что называется, хранителями и носителями, и поскольку это в
наших силах, нести идеи, принципы и трактовки, которые нам органичны, тем, кто вокруг
нас.