Мелихова Н.Н. МИСТИКА «КУЛЬТУРНОГО ТЕЛА»: О

80
Мелихова Н.Н.
МИСТИКА «КУЛЬТУРНОГО ТЕЛА»: О НЕКОТОРЫХ
ОСОБЕННОСТЯХ ВОСПРИЯТИЯ ЕВРОПЕЙСКОЙ ТРАДИЦИИ В
ПОСТМОДЕРНИЗМЕ
Данные размышления навеяны статьей Ж.-ФЛиотара «Ответ на вопрос: что
такое постмодерн?». Объявляя войну целому, представленному в форме ли
социокультурного единства, достигаемого в истории, или вневременного единства
сознания. Лиотар провозглашает радикальный разрыв с прошлым. Проект
современности не просто «забыт» -он уничтожен. После «Освенцима» невозможно
серьезно говорить о значимости ценностей прошлого. Тотальной истории Европы
больше нет. Этот жест отрицания социокультурной целостности выдает в Лиотаре
мыслителя, обращенного к осмыслению оснований европейской традиции. Однако
последняя в восприятии современного интеллектуала предстает своеобразно:
одновременно как замкнутая, самодостаточная, лишенная своего прошлого, и, в
этом смысле, вся сосредоточенная в настоящем, подлинно... уникальная. Она
оказывается не только не связанной с исторически предшествующим, но и не
способной к превосхождению, трансгрессии своих собственных границ.
Неповторимость парадоксальным образом обретает свойство, вечно длящегося, не
имеющего будущего, настоящего. Европейская традиция с этой точки зрения
предстает как совершенно новая и окончательная размерность, не
воспринимаемая, однако, как целостность. Всегда новая вечность настоящего, не
сцепленная в какое-либо единство. На некоторых особенностях этого
постмодернистского видения европейской традиции, мы бы и хотели остановиться.
Примечательно, что именно в эпоху Просвещения формируются основы
мышления, направленного на обнаружение укорененности индивида в
европейской традиции. Индивид идентифицирует себя в качестве «европейца»
81
через соотнесение с определенным
кругом социально репрезентированных
идей. Идея субъекта представляет
единство осознающего сознания, в идеи
истории дана специфика европейской традиции, в идеи цели истории свойственный просвещенческому мышлению прогрессизм. Просвещенческая
целостность
оказывается
целостностью
субъективного
сознания,
спроецированного на социальный организм, рассматриваемый в свете своего
исторически возможного совершенства. Таким образом, субъектом этой
целостности в Просвещении является всеобщий европейский индивид.
Выступая противником универсализма и утопизма, Лиотар в действительности не подвергает сомнению сформулированную Просвещением
возможность индивидуального отношения к традиции. Все рассуждения Лиотара
изначально предполагают индивида, свободного от традиционных связей.
Симптоматично, что Лиотар перед М.Прустом отдает предпочтение Д.Джойсу создателю чрезвычайно личной (а не общеобязательной) метамифологии
(С.С.Хоружий). Однако этот крайний индивидуализм не рефлексируется Лиотаром
как свойство своего мышления и в соответствии с национальной особенностью
социально ориентированного философствования в теории замещается
трансиндивидуальной игрой знаков, функционирующих как индивидуальные и
гетерогенные группы («предложений», «жанров», «дискурсов» и т.д.).
Именно конкретно-вещественный характер постмодернистского индивида
как материально-знаковой дифференциации, позволяет вспомнить отношение
романтизма к просветительской идеологии, отвергая абстрактный прогрессизм,
романтизм ввел представление о конкретно-историческом характере любого
явления. Точно также романтики абстрактности человеческого разума, не
способного
проникнуть в божественную тайну окружающего
мира,
противопоставили непосредственность внутреннего чувства. История в
романтизме не самоценна, она в своей вещественности стягивается в целостный
организм через понятие «культура», символически указывающей на присутствие
бесконечного в конечном. Вечность в своей полноте могла быть мгновенно явлена
в непосредственном чувстве человека. Таким образом, романтическое
мировоззрение центрируется не вокруг всеобщего европейского индивида
Просвещения, а выдвигает возможность реализации целостности в живом чувстве
присутствия божественной тайны. Тогда европейская традиция - это
символическая форма переживания божественного смысла в мгновении
настоящего отдельным человеком.
Jlиотap возвращается к романтической реакции на просветительскую
идеологию через постнициеанскую онтологию, в которой нет трансцендентного.
Необходимость в истории как разворачивающемся во времени едином процессе
82
теперь отпадает, и культура в
мышлении современного интеллектуала
уже не указывает на божественный
смысл
мироздания,
становясь
самодостаточной. Романтическая «божественная плоть» мира сводится к
«веществу культуры». В соответствии с «замещенным индивидуализмом»
Лиотара, культура распадается на множество самоценных конкретновещественных знаковых образований. Европейская традиция, являя себя
исключительно со стороны своей вещественности, приобретает исследовательский
статус «чистой культуры», которая не может иметь ни прошлого, ни будущего.
Настоящее такого «культурного тела» необозримо, и оно, однажды утвердившись,
воспринимается как окончательное благодаря отсутствию фиксированных во
времени начала и конца. Таким образом, культурные исследования принимают
облик «первой философии» - онтологии, и в соответствии с этим историзм,
предстающий у Лиотара в форме своеобразной, детерминированной временем
игры знаков, «помешается» в культуру.
Индивидуализм и историзм изначально определяющие европейскую
традицию, имплантируются Лиотаром в «культурное тело» и, как таковые,
являются источником своеобразной трактовки нового в постмодернизме.
Современный
интеллектуал,
больше
доверяя
бессознательному,
чем
сознательному, стремится включенно исследовать «вещество» культуры. Вечно
настоящее «культурного тела» европейской традиции оживляется и постигается в
адекватном «вещественности» культуры опыте чтения интеллектуала-книгочея.
Именно в этом опыте явлена
новая целостность означающей «подосновы»
традиции. Переживание «культурных тел» (нарративов, дискурсов, практик и т.д.)
вскрывает их энаковость как особого репродуцирующего механизма европейской
традиции. Это приводит к необходимости пересмотра проблемы творчества, в
способе решения которой можно наблюдать возврат к главному принципу
архаических (читай - традиционных) культур - воспроизводству традицией самой
себя. Понятия западной нетрадиционной культуры начинают применяться для описания несвойственных ей явлений. Так событийность, по Лиотару, не является
атрибутом индивидуального творчества. Традиция, данная в настоящем в своей
вещественности, нуждается для своего воспроизводства в творении, становящимся
событием для нее самой. Интеллектуал здесь лишь медиум, стремящийся сбросить
свою «ветхую» человеческую оболочку ради отождествления с «веществом»
культуры. Таким образом, новое в постмодернизме - это не истина, понимаемая
как героически-индивидуальное проникновение и божественный, трансцендентный
смысл. Это «вещество» культуры, провозглашающее через опыт чтения истину
вечной жизни человека в имманентной реальности знаков. Романтической идее
мира как становящегося божественного организма противопоставляется неоро-
83
мант и ческа я идея бесконечности мира знаков, выявляющей основания
европейской
традиции
как
секуляризированной
«божественной
плоти», т.е.
вещественности,
и переживаемой теперь уже не в
«непосредственном чувстве», а в «опыте чтения».
Постмодернистское восприятие европейской традиции как вечно длящегося
события «вещественности», данного в дискретном опыте чтения, позволяет нам
опознать это восприятие как неоромантическую натуралистическую мистику, «мистику
европейского культурного тела».