Виктор Теплицкий, иерей Свято

Виктор Теплицкий,
иерей Свято-Никольского храма г. Красноярска
Традиция и современность. Проблематика понимания
«Всё течет, всё меняется» – этот тезис Гераклита вечного
изменения остаётся неизменным со времён античности. Как видим –
диалектика на лицо. Так до сих пор что-то меняется, а что-то
остаётся незыблемым. Если говорить о Церкви, то в своей миссии –
спасения мiра, в своём божественном предназначении и в своём
служении мiру, она остаётся неизменной. Это и есть традиция. В
православном богословии она именуется священным Преданием.
Догматика, этика, эстетика, если хотите – мистика, всё это и есть
жизнь Церкви, которая именуется в священном Писании христиан –
библии – «Скинией Бога с человеками». Сами принципы этой жизни,
принципы Завета остаются неизменными на века. Нельзя менять
или убирать указатели, стоящие вдоль дороги, предупреждающие
об опасности, иначе может случиться непоправимое, может
случиться то, что кратко, но очень точно выразил Ф.М. Достоевский
– «слишком поздно». Филологи знают, что он имел в виду. Но что-то
ведь есть в Церкви, что подвержено изменению? Да, есть. Форма.
Форма передачи или, лучше сказать, подачи Предания может
меняться и менялась в течение земного бытия Священной Скинии.
Церковь
всегда
искала
«царский»
средний
путь,
не
приспосабливаясь в угоду времени, но и не завышая планку
душевно-телесных возможностей, оставляя каждому свободный
выбор.
Современная ситуация, когда сняты покровы и убраны
перегородки, когда люди в одни и те же понятия вкладывают
разный смысл, когда подмываются границы между определениями
добра и зла, одним словом, в век вавилонизации («вавилон», как вы
помните, переводится «смешение»), требует от Церкви вдумчивого,
неторопливого подхода к решению наметившихся проблем. Но и
Церковь
хочет
и
готова
(теперь
уже
готова
после
социалистического пленения) быть услышанной в современном
хаосе и разноголосице течений, учений, направлений и т.д. и т.п.
Она хочет быть понятой и потому ищет формы диалога, оставаясь
сама собой. Проблема понимания сейчас является наиважнейшей. О
ней и поведём наш дальнейший разговор и рассмотрим её в двух
аспектах: художественном и языковом.
1. Художественный аспект.
Всякий учащий и учащийся на филологическом факультете
знает о проблеме понимания художественных текстов. И главный
вопрос, непременно здесь возникающий – угол зрения читающего.
Что он хочет увидеть в предложенном тексте? Будет ли это чтение
по диагонали для очередного допуска к экзамену или очередная
попытка подвести автора под определённую идеологическую,
религиозную, этическую базу? Очень часто у читающих возникает
желание дотянуть (лучше сказать – «притянуть») позицию автора
до какой-то своей мировоззренческой идеи. В итоге писателей и
поэтов делят на условности, навязывают им то, от чего они были
далеки, одним словом, лишают их свободы.
Если говорить конкретно о духовных исканиях того или иного
автора (опять же сколько разных смыслов сейчас втиснуто в слово
«духовность»), то эти
искания, философские идеи, мотивы
богоборчества или богоискательства невозможно рассматривать
вне правильного понимания именно церковной традиции.
До
октябрьского переворота 1917 года писатели и поэты, если
говорить о российских авторах, так или иначе тесно соприкасались
с этой традицией. Она, безусловно, влияла на них, вызывая приятие
или неприятие, т.к. многовековая православная культура имела
место быть и являлась во многом формирующим фактором
культуры языковой, художественной, культурой общения,
являлась фундаментом мироощущения русского человека.
Другой вопрос в том, что со времен Петра Великого, подчинившего
церковь государственному
аппарату и положившего начало
секуляризации, православие в России, в своём неотмiрном бытии, в
той самой внутренней миссии спасения человека, всегда
находилось в состоянии непрестанной борьбы, временами – на
грани выживания. И это несмотря на внешнее благолепие и
видимую поддержку государства, которое пыталось сделать из
церкви идеологическую, регистрирующую структуру. Но вот
парадокс: Русь «мёртвых душ» Гоголя во все времена рождала
святых! А где поставить акцентные ударения пусть каждый
выбирает сам. Семена секуляризации, посеянные в 17 веке, дали
кровавые плоды в веке 20, и теперь те, кто ещё не отучился думать,
пытаются соединить разошедшиеся края давней кровоточащей
раны на теле нации, которая, как показывают социологические
опросы, находится на грани вырождения.
Итак, с одной стороны, во времена не столь отдалённые
литературоведение, как наука, оторванная от христианской
традиции и подчинённая идеологии атеизма, не могла дать
исчерпывающих ответов творчества русских писателей ушедших
эпох. Взгляд часто был ущербным, однобоким, пристрастным,
идеологически направленным.
Об этом красноречиво говорят
учебники тех времён. С другой стороны, российская церковь,
обескровленная, выброшенная на периферию жизни, продолжала
как-то существовать, но с кляпом во рту. Хотя свободная научная
мысль и богословие подспудно, где-то полуподвально продолжали
пульсировать. Вспомним имена профессоров С.С. Аверинцева или
А.Ф. Лосева, принявшего тайный монашеский постриг с именем
Андроника, а также ведущих русских богословов зарубежья
протоиереев А. Шмемана, Г. Флоровского, митрополита Антония
Сурожского, запрещённых в стране советов.
Минуло советское лихолетье. Сегодня появляются новые
учебники и почти в предисловии каждого написано, что именно
здесь дан свежий, новый, так сказать демократичный, взгляд на
русскую или зарубежную литературу. Но опять же, без знания
христианской традиции мы снова будем наступать на те же грабли,
но уже выкрашенные в другой цвет. Характерный пример
современного заблуждения – непонимание сущности и природы
церкви как Богосозданного живого организма, как Христова
Тела. Обычно, называя те или иные христианские мотивы в
творчестве какого-либо автора, упор делается на общеизвестные
изречения и цитаты Евангелия или на некоторые отрывки
вероучения. Но христианство – это не только библия. Нельзя
рассматривать личность Христа в отрыве от его церкви,
которую Он Сам создал. Рождество, Крещение, Голгофа,
Пасха, Вознесение – весь этот неделимый акт Боговоплощения
– совершается для дня Пятидесятницы – дня сошествия
Святого Духа, дня земного рождения Церкви. Люди и Бог снова
вместе! В этот день от берегов сионской горницы начал свое
шествие по волнам житейского моря церковный корабль. С тех
времён и доныне приносится Жертва Христова – святая Евхаристия,
на которой причащаются верные Тела и Крови своего Бога. Вне
контекста этой Жертвы нельзя понять ни самой сути церкви,
ни самой христианской традиции. А без традиции и насколько к
ней был близок или удалён изучаемый автор, мы не поймём, скорее
всего, и самого автора. Потому что всякая творческая личность на
своем пути где-то встречается с Богом, по той простой причине, что
имеет от Него талант. Но за человеком остается выбор: отдать или
присвоить себе Божье. Свобода реализации в себе божьего
творческого дара и является основополагающим моментом любого
творчества. Именно с таких позиций, с позиций критерия понимания
вечного человека, самой вечности, можно измерить, насколько
глубоко то или иное произведение.
2. Языковой аспект.
Несомненно, что еще одной основной проблемой, так
называемой болевой точкой,
является проблема языка, т.е.
понимания текстов молитв и богослужений. Проблема это не новая.
Она активно обсуждалась в церковной печати и на поместном
соборе 1917 года. «Мирянам в храме часто бывает холодно и
неприютно
от
этого
староболгарского
языка…Молитва
нуждающаяся в переводе, перестает быть молитвою, не вызывает
молитвенного настроения…Поправить положение можно новым,
ясным, близким духу и фонетике русского языка переводом
богослужебных книг», – писал киевский священник и духовный
писатель, магистр богословия МДА о. Стефан Остроумов. Были уже
намечены пути решения: «Необходимо немедленно образовать при
Высшем церковном управлении особую комиссию, как для
упрощения
и
исправления
церковнославянского
текста
богослужебных книг, так и для перевода богослужения на
общерусский или малороссийский и иные употребляемыев русской
церкви языки». Это из резолюции Поместного Собора 17-18 года.
Что было дальше – всем прекрасно известно. О последствиях
говорит сегодняшний духовный кризис.
Казалось бы, всё так просто – взять и перевести. Но опять
возникает проблема непонимания.
Во-первых, как можно выкинуть многовековой пласт красивейшего
и поэтичного славянского языка, языка молитвы и традиции, языка
словесной культуры и гимнографии. Это неминуемо приведет к
расколу. Вспомним «книжную справу» 17 века патриарха Никона.
Кстати, дониконовский текст более ясен и прозрачен, более близок
русскому языку, чем тексты никоновской реформы. Простой пример.
Вот так звучит ирмос богослужебного канона: «яко по суху
пешешествовал Израиль». Это – сегодня. А вот как пели до
реформы: «яко по суху ходил Израиль».
Разница очевидна.
Солунскими братьями святыми Кириллом и Мефодием перевод, хоть
и калька с греческого, но был сделан для славян и был им понятен.
В 17 веке непонятные выражения были снова грецизированы
самими греками, исправляющими тексты. Прибавьте к этому и
«византийские плетения словес», которые своей витиеватостью во
многом затемнили ранее понятные тексты.
Во-вторых, сам современный русский язык ещё не выработал стиль
для перевода богослужения. Художественно-литературный сюда не
подходит. Так называемый «высокий стиль» более годен для
проповеди, которая звучит на русском языке, а не славянском. Но
сейчас и он устарел. Проповедь в наши дни лучше воспринимается
на литературном современном, чем на архаике 19 века. Нет сегодня
русского богослужебного стиля. Есть только попытки, того же
академика Аверинцева, дать направление для его формирования.
Но это только попытки. Переводить на разговорный русский – не
благочестиво и не имеет смысла. Например, как перевести «перст
божий», «палец божий», что ли; или «отверзу уста моя» – «открою
рот мой»?
В-третьих, необходимо знание как Священного Писания, так и
Священного Предания. Вот пример перевода покаянного канона
Андрея Критского, читаемого каждым Великим Постом: «некогда
Илия истреблял в обличении Ахава пророков мерзости, попалил сто
служителей Иезавелиных». Что поймёт здесь современный
захожанин? Кто здесь кто? Кто такой Ахав и за что сожгли
служителей Иезавели? И какие мерзости могут быть у пророков
(если к тому же вспомнить ещё и пушкинского пророка)? Или вот
отрывок молитвы перед исповедью: «Господи, ты, Который даровал
оставление грехов через пророка грехов через пророка Нафана
покаявшемуся Давиду и принял покаяние Манассии». Тут как
минимум требуется хотя бы разовое прочтение если не библии, то
хотя бы «Закона божьего» для детей воскресной школы.
Что ж, вопросов много. Церковь живет в ситуации диглоссии,
когда одновременно используются два языка, две традиции.
Мнений тоже много. Сейчас можно встретить различные попытки и
переводов, и модернизаций, и русификации церковнославянского
языка. Современный переводчик архимандрит Амвросий (Тимрот) в
своем докладе на конференции, проходящей в Институте русского
языка им. Виноградова подчеркнул: «Доведенный до логического
завершения процесс правки текстов являет собой их так
называемая "русификация". По сути это создание некоего
"среднего" языка - то ли русского со славянскими вкраплениями
(наиболее часто встречающимися словами и оборотами), то ли
славянского,
"осовремененного"
множеством
русизмов.
На
подобном языке (в сущности, испорченном славянском), по сей день
составляются новые молитвы, службы, акафисты».
Такова реальность. И можно было бы добавить к сказанному
известное «се ля ви», да не хочется примешивать сюда ещё один
иностранный. А для какого-нибудь обывателя языковой проблемы
вообще не существует.
Итак, как видим, мнения разделились, и одни здраво видят
выход (например, епископ Саратовский и Вольский Лонгин) в
исправлении существующего текста и в литургическом
просвещении людей. Другие, не менее здраво (архимандрит
Амвросий) находят иную возможность: «перевод на русский язык,
который бы мог, сосуществуя с традиционными и всем
известными
богослужебными
текстами,
восполнять
у
современных православных недостаток понимания церковной
службы и как следствие этого - отсутствие живого интереса к
богослужению. Понятно, что здесь дело не только в языке, но все
же, как показывает опыт, это дает очень много реальной пользы и
значительно проще, чем пытаться сделать, как предлагают
некоторые, всех наших прихожан филологами-славистами».
В том и другом случае нужны люди: грамотные, с чистыми
сердцами, желающие благо своему народу, его просвещению и
обретению духовных, культурных, нравственных – вечных
ценностей, которые невозможны ни без богоискательства, ни без
боговодительства. А ещё нужен диалог. Вдумчивый и серьёзный.
Сегодняшние вопросы – только робкая попытка приглядеться
к современной ситуации, попытка обозначить существующие
проблемы и в первую очередь – проблему непонимания.
Преодоление разрыва традиций – понятийной и языковой – дело не
одного дня, да и не одного года. Но хоть все течёт и всё меняется,
мы будем неизменны – в поиске и обретении истины.