Москва в творчестве Ф.Н. Глинки и в фольклоре

ПИСАТЕЛЬ И Ф О Л Ь К Л О Р
107
Москва в творчестве Ф.Н. Глинки
и в фольклоре
© Н.Г. ЯСТРЕБОВА,
кандидат филологических
наук
Статья посвящена изучению фольклорных основ темы Москвы в
творчестве крупного поэта начала XIX века Ф.Н. Глинки. Раскрывается значение событий Отечественной войны 1812 года для осмысления
темы Москвы. Проводятся параллели между фольклорным и авторским
пониманием образа Москвы.
Ключевые слова: Отечественная война 1812 года, Ф.Н. Глинка, тема
Москвы, фольклорная стилистика, историческая песня,
синтаксические повторы, период, олицетворение, гиперболизация,
синекдоха.
Москва всегда занимала важное место в сознании русского человека. Будучи не только столицей Российского государства, но и русской
христианской святыней, она вызывает и в мыслях, и в сердце православного человека самые теплые чувства. Ф.Н. Глинка (1786-1880) до
конца своих дней был предан Москве, которая естественным образом
присутствовала в его творчестве.
Несмотря на то, что родиной поэта был Смоленский край, Глинка,
выйдя в отставку в 1835 году, переехал из Твери, в которой он служил
в губернском правлении, в Москву, купил там дом неподалеку от Сухаревой башни и зажил со своей супругой Авдотьей Павловной хлебосольным хозяином, устраивая для друзей понедельники. В этот период
108
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2012
литератор сходится со многими московскими писателями: Погодиным,
Шевыревым, Лажечниковым, Далем, Загоскиным, Хомяковым, братьями Киреевскими и Аксаковыми, сотрудничает с журналом «Москвитянин», газетой «Московские ведомости». С этого момента тема Москвы
становится одной из главных в творчестве Глинки, хотя обозначена она
уже в стихотворениях 10-20-х годов, посвященных в основном осмыслению событий Отечественной войны 1812 года, где Москва является
для лирического героя воплощением Родины.
В стихотворении «Песнь русского воина при виде горящей Москвы»
отражены чувства героя, вызванные тем, что Москва «в пожарах пламенеет». Священный ужас и праведный гнев порождены мыслью о том,
что Кремль, его «Святые стены / И башни горды на стенах, / Дворцы
и храмы позлащены / Падут, уничижены, в прах!..». Не столько само
разрушение, сколько «уничижение» любимой столицы страшит лирического героя.
В прозаических «Очерках Бородинского сражения», написанных в
1839 году и представляющих собой воспоминания о 1812 годе, Глинка
посвятит Москве самые восторженные слова, образующие период сложное, стройное, продуманное синтаксическое целое, с повторяющимися однотипными второстепенными членами, придаточными предложениями: «Москва, этот сердечный город Империи, этот Иерусалим
древней Руси, есть град заветный, град сорока сороков церквей и соборов с золоченными главами и куполами, со множеством крестов, несущихся воздушными городами под самое небо; град, красующийся на
семи холмах, занимающий пространство целой области, заключающий
в себе целые города, и знаменитый исторический Кремль, с его зубчатыми башнями, святыми воротами; град, где древние храмы от древних
лет вмещают в себя сокровища верующих, священные опочивальни
честных мощей угодников царя небесного и длинные ряды гробниц,
вместилище целых поколений царственных владык земных; град, где
сохранились еще терема узорчатые и светлицы цариц и царевен русских;
где иноземец глядит с любопытством на дворцы императорские (белые
чертоги царей) и дивится палатам и садам родового боярства русского»
[1. С. 51].
В этих перифразах, звучащих гимном любимому городу, отчетливо
слышатся традиции устного народного творчества. Народные сказители
любили называть Москву «городом сорока сороков церквей и соборов»,
подчеркивая тем самым христианское значение столицы. Созданный
писателем образ Москвы напоминает те сказочные города, которые рождались в воображении русских сказочников: там обязательно были узорчатые терема, прекрасные сады, чудные мосты, зубчатые стены вокруг
самих городов. По мысли Глинки, реальная Москва по своей красоте
и величию не уступает этим сказочным городам, поскольку она строи-
ПИСАТЕЛЬ И Ф О Л Ь К Л О Р
109
лась в соответствии с теми мечтами русских людей, которые черпались
из неиссякаемой фольклорной сокровищницы, иными словами, народ
хотел видеть свою столицу прекрасным, сказочным городом, поэтому и
строил ее согласно чудесным фольклорным образцам.
«Живя в Москве, Глинка часто прогуливается по территории Кремля,
осматривает внимательно его соборы и дворцы, впитывает старинный
московский дух» [2], - отмечает С. Серков. Неудивительно, что в его
лирике возникают традиционные для русских народных исторических
песен образы «каменной Москвы», «золотого Кремля», как в исторической песне «Смерть Ивана Грозного», где эти образы включаются в
композиционное ступенчатое сужение при описании места действия:
У нас было на святой Руси,
На святой Руси, в каменной Москве,
В каменной Москве, в золотом Кремле,
У Ивана было у Великого,
У Михайлы у архангела,
У собора у Успенского
Ударили в большой колокол [3. С. 140].
В песне, как и в стихотворениях Глинки, Москва, Кремль, его храмы
и соборы выступают символами России, православия, святость которых
постоянно подчеркивается: «На святой Руси, в каменной Москве».
В московский период широко разворачивается благотворительная
деятельность Ф.Н. Глинки: он принимает самое активное участие в
открытии Московского комитета для призрения просящих милостыню,
пытается создать общество помощи бедным. К этому времени относится и написание его известного стихотворения - «Москве Благотворительной» (1840), в котором он вспоминает события 1812 года и дает
им народную оценку. Белокаменная столица исстари славится гостеприимством, но в 1812 году чужеземные гости «пришли не хлеба-соли, не
заморского вина... откушать»:
Грустно верить, страшно слушать,
Как, зачем пришли они!..
Засветили, разложили
В белокаменной огни
И родную запалили,
И святынь не пощадили...
Но прошло... И где они? [1. С. 265].
Французы, как и любой неприятель в фольклоре, особенно в былинном эпосе, воспринимаются врагами в первую очередь потому, что
посягают на жизнь и православную веру: для народа самым страшным
в наполеоновском нашествии было сожжение христианских храмов.
110
Р У С С К А Я РЕЧЬ 5/2012
Но Москва, оправившись от несчастья, вновь расцвела: с помощью олицетворения поэт рисует картину ожившей Москвы-красавицы:
А Москва цветет все так же!
И, с кудрей стряхнувши прах,
Стала чище, стала глаже
Все ж на тех родных холмах.
Отчего ж легко так снова,
Так роскошно зацвела?..
Оттого, что век готова
Делать добрые дела...[1. С. 265].
Восстановление дотла сожженной Москвы, возрождение ее в глазах
Глинки, как и любого другого русского человека, было настоящим чудом. По этой причине в статье «Семисотлетие Москвы», помещенной
в «Московских ведомостях» и посвященной празднованию в 1847 году
700-летия столицы, Москва встает из пепла, подобно сказочному персонажу: «В глазах наших совершилось то, что на деле, что рассказывали некогда в сказках: кто-то вспрыснул живою водою мертвые кости
Москвы, и Москва встала, выросла и разрослась» [4. С. 441]. Хлебосольная Москва стала притягивать к себе новых жителей: «Раздался
знакомый звон колоколов московских; храмы освятились и засветлели.
Жизнь народная опять прихлынула к сердцу. Пришли полки плотников
и каменщиков; во все заставы тянулись обозы с лесом, железом и разными съестными и строительными запасами. И под зимними бурями
Москва была тепла чувством своей радости; народ валил в нее толпами, и пустоши ее начали застраиваться. Положась во всем на Бога и
на свое «авось», люди московские принялись опять жить и наживать
добра по-старому» [4. С. 442-443]. В последних словах во всей полноте
предстает своеобразие фольклоризма Глинки: жизнь человека основывается на православной вере и на старинных национальных традициях.
Чудесное, почти сказочное возрождение Москвы заставляло писателя
обращаться к фольклорной стилистике, и в его заключительных словах
отчетливо слышится традиционное для сказочных финалов «общее место» - «жить-поживать да добра наживать».
Поэт явился здесь продолжателем сказочной традиции: заново рожденная красота Москвы воспринимается им как награда за добрые дела.
«Делание добра» - отличительная черта Москвы, присущая ей как христианской, православной столице. Поэт с восторгом говорит о том, что в современной ему Москве возродились старинные традиции хлебосольства:
Ты застольничаешь славно
И радушье праотцов
Поновила нам недавно:
Вот наставила столов
ПИСАТЕЛЬ И Ф О Л Ь К Л О Р
111
И скликает хлебосолье
(И в невзгодье на приволье)
И калеку и слепца.
Не зазябли, знать, сердца
У людей Москвы старинной.
Тут душа, как встарь, кипит:
Много доброго таит
Град наш древний, град картинный!.. [1. С. 265].
Поэт явно любуется столицей, восхищается ее вновь рожденной
красотой, гордится ее христианским великодушием и добротой, доставшимися ей от «праотцов». То, что «У людей Москвы старинной» «не
зазябли сердца», является, несомненно, лучшим их качеством. Противопоставление «холодного» - «горячего» сердца будет часто встречаться в
прозе Глинки. Люди «с теплотой в сердце» очень редки, но тем ценнее
и дороже встреча и общение с ними. По мнению писателя, именно такие люди живут в Москве, поскольку сам дух православной столицы
способствует распространению самых «теплых» душевных качеств, к
которым, в первую очередь, относятся доброта, милосердие и благотворительность.
О благотворительности как особой черте москвичей и самого города говорится и в вышеупомянутой статье «Семисотлетие Москвы».
Поэт вспоминает историческое предание об основании Москвы Юрием Долгоруким в 1147 году. Тогда русский князь пригласил в Москву
князя Святослава и, встретившись с ним, «угостил своего гостя чисто
по-московски: великолепным обеденным пиршеством и щедро одарил
бояр, сопровождавших Святослава». Глинка делает интересное историческое сопоставление: «Итак, первые звуки, повторенные пустынным
эхом тогдашних московских рощей, были звуки и возгласы великолепного застольного пира и веселой братской беседы. Не было ли это, намекнем мимоходом, - каким-то предвестием того радушия и доброго
хлебосольства, которое впоследствии сделалось задушевною доблестью
москвитян? Таким образом в первый раз огласилось имя Москвы!..»
[1. С. 257]. Помимо статьи, Глинка помещает в «Московских Ведомостях» свой вдохновенный гимн - «Москва», в котором выразились чувства всего русского народа по отношению к любимой столице:
Город чудный, город древний,
Ты вместил в свои концы
И посады, и деревни,
И палаты, и дворцы! [1. С. 263].
В стихотворении постоянно используются постоянные определения:
«матушка Москва», «Кремль-богатырь», «Иван-звонарь», в которых
слышатся нежная любовь русского человека к дорогим святыням и ис-
112
Р У С С К А Я РЕЧЬ 5/2012
креннее восхищение ими. «Матушка Москва» - традиционный фольклорный образ, встречается он в исторических песнях, примером могут
служить песни «Аракчеев», «Генерал запродал Москву», «Наполеон в
Москве» и другие:
На гороньке было, на горе,
На высокой было, на крутой,
Тут строилась нова слобода,
По прозваньицу матушка Москва [3. С. 455].
Глинка вновь вспоминает события 1812 года, настолько памятно было
для него, как, впрочем, для любого россиянина, это время:
Ты, как мученик, горела,
Белокаменная!
И река в тебе кипела
Бурнопламенная!
И под пеплом ты лежала
Полоненною,
И из пепла ты восстала
Неизменною!.. [1. С. 264].
Поэт, используя приемы плача, говорит здесь о городе как о человеке,
что призвано подчеркнуть особую жизненность Москвы, ее близость
сердцу православного человека.
О хлебосольстве как отличительной черте Москвы поэт пишет и в
стихотворении «Рейн и Москва» (1841), в котором проводится своеобразное сопоставление немецкой и русской культуры. Поэт отдает должное западной культуре, он искренне восхищается красотой Рейна, но
она не способна затмить образ любимой Москвы, в центре которого гиперболизация красот Кремля:
В том городе есть башни-исполины!
Как я люблю его картины,
В которых с роскошью ковров
Одеты склоны всех семи холмов Садами, замками и лесом из домов!.. < . . . >
Таков он, город наш стохрамный, стопалатный!
Чего там нет, в Москве, для взора необъятной?..
Базары, площади и целые поля
Пестреются кругом высокого Кремля!
А этот Кремль, весь золотом одетый,
Весь звук, когда его поют колокола... [1. С. 268].
Наконец, заключительные строки стихотворения звучат гимном важнейшей отличительной черте Москвы — ее хлебосольству. Обращаясь к
возлюбленной, герой восклицает:
ПИСАТЕЛЬ И Ф О Л Ь К Л О Р
113
Москва - святой Руси - и сердце и глава! И не покинешь ты ее из доброй воли:
Там и в мороз тебя пригреют, угостят;
И ты полюбишь наш старинный русский град,
Откушав русской хлеба-соли...[1. С. 268].
В хвалебных отзывах Ф.Н. Глинки, щедро раздаваемых любимому
городу, слышится параллель с некоторыми народными историческими
песнями времен Отечественной войны 1812 года, с которыми он как
участник этой войны был, несомненно, знаком. Так, в песне «Москва и
Париж» попытки француза похвастать Парижем резко пресекаются (в
стихотворении «Рейн и Москва» Глинка делает это в высшей степени
тактично и дипломатично): «Не хвались-ка, вор-француз, / Своим славным Парижом!». Народная песня, подобно стихотворению Глинки, ярко
и пышно изображает Москву:
Как у нас ли во России
Есть получше Парижа:
Есть получше, пославнее,
Распрекрасна жизнь Москва.
Распрекрасна жизнь Москва,
Москва чисто убрана,
Москва чисто убрана,
Дикаречком выстлана,
Диким камнем выстлана,
Желтым песком сыпана;
Желтым песком сыпана... [3. С. 468].
Повторы призваны усилить эффект от изображаемых картин - настолько важно было народному певцу подчеркнуть красоту и величие
родной столицы.
К теме Москвы непосредственным образом примыкает мотив дыма,
который, с одной стороны, является напоминанием о сожжении Москвы
в 1812 году, с другой стороны, воплощает в себе мысль о теплом, родном
доме с затопленной гостеприимной печью. Эти смысловые нагрузки делают мотив дыма своеобразным символом России. Весьма примечательным в этом отношении является стихотворение «Московские дымы»
(1847):
Дымы! Дымы!
Московские дымы.
Как вы клубитесь серебристо
С отливом радуги и роз,
Когда над вами небо чисто
И сыплет бисером мороз [I. С. 268].
114
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2012
Дым в представлении русского человека - символ жилья, благополучия, отчизны, просто жизни, наконец: «Дым есть признак жизни, /
Равно и хижин и палат». Примечательно, что эпиграфом к стихотворению Ф.Н. Глинки «Сон русского на чужбине» (1825) послужили слова
Г.Р. Державина «Отечества и дым нам сладок и приятен» (у А.С. Грибоедова позднее - «И дым отечества нам сладок и приятен»). Мысли
о дыме вызывают у лирического героя воспоминания о горевшей в
1812 году Москве, и дальнейшие его рассуждения носят несколько
мрачный характер:
Печален дом, где не дымится
Над кровлей белая труба:
Там что-то грустное творится,
Там что-то сделала судьба!.. [1. С. 270].
Но заключительные строки стихотворения звучат жизнеутверждающе. Лирический герой желает любимой Москве быть «вечно с дымною
трубою», то есть быть вечно живой, оставаться любимой всеми русскими православной столицей, славящейся гостеприимством, хлебосольством, простотой и незлопамятностью. Он рисует эту картину с помощью синекдохи:
О! да не быть тому с тобою,
Не запирайся, дверь Москвы:
Будь вечно с дымною трубою,
Наш город шума и молвы!..
Москва! Пусть вихри дымовые
Все вьются над твоей главой
И да зовут, о Град святой,
Тебя и наши и чужие
Короной царства золотой!.. [1. С. 271].
Поэт мечтает видеть любимую столицу богатой, процветающей,
«сытой» и «теплой», а поскольку дым для русских - символ не только
отчизны, но и сытости и тепла («Дымно, да сытно (да тепло)», - гласит
пословица), он желает ей: «Пусть вихри дымовые / Все вьются над твоей главой».
В понимании образа Москвы, в раскрытии темы Москвы Глинка
явился истинно русским человеком, для которого всегда важно было
значение Москвы не только как столичного города, красивого, богатого, величественного, но и как православной столицы, «города сорока
сороков церквей и соборов», воплощающего в себе доброту, прощение,
радушие, хлебосольство, важнейшие христианские добродетели. Именно такой Москва предстает в русском фольклоре, такой мы видим ее
и у писателя. Фольклорный взгляд на Москву органично вошел в его
ПИСАТЕЛЬ И Ф О Л Ь К Л О Р
115
творчество, существенно обогатившееся фольклорной поэтикой. Созданный им образ Москвы носит многие черты фольклорного образа,
но при этом многовековую народную традицию художник обогащает
авторским видением.
Литература
1. Глинка Ф.Н. Письма русского офицера: Проза. Публицистика. Поэзия. Статьи. Письма. М., 1985.
2. Серков С.Р. Ф. Глинка и «коренное русское слово» // Русская речь.
1986. № 6 . С. 24.
3. Исторические песни. Баллады / Сост., подг. текстов, вступ. ст. и
примеч. С.Н. Азбелева. М., 1986.
4. Глинка Ф.Н. Письма к другу. М., 1990.
Чебоксары