Первый архитектор Колонии
advertisement
Рассказы об австралийских архитекторах Архитектура всегда важна для людей, но как редко они обращаются к личности самих архитекторов. М. Герман - историк австралийской архитектуры Австралия - молодая страна. Первый Флот доставил партию заключенных к ее берегам только в 1788 году. В это время величественные дворцы и огромные соборы украшали европейские столицы. В России при Екатерине II в в один из красивейших городов стремительно превращался Санкт-Петербург. Столицы Северо Американских Соединенных Штатов, праздновавшие избрание Джорджа Вашингтона первым президентом, были уже обустроенными городами, а в Южной Америке испанские завоеватели понастроили пышные католические церкви и могучие крепости. Австралии предстояло догонять развитые страны. И, благодаря способностям, энергии и энтузиазму нарождающейся нации на просторах дикого континента начали быстро возникать города. Огромная заслуга в том, что облик этих городов быстро сравнялся с внешним видом их собратьев в странах Европы и Америки, конечно же, принадлежит славной плеяде австралийских архитекторов. О некоторых из них мы и расскажем. Наш солнечный Сидней широко раскинулся вдоль обрывистых берегов океана. И куда бы вы не поехали, в обрывах и прибрежных скалах ваш взгляд будут привлекать светлые песчаники. Эти породы, постоянно меняющие свои нарядные цвета от соломенно-желтых до медово-коричневых, будут сопровождать вас повсюду от берега океана до Голубых гор. Вряд ли еще где-нибудь в мире песчаники выглядят так прекрасно и расположены так удобно, как в этой части Австралии. На этот замечательный строительный материал обратил внимание еще Джеймс Кук, когда он проплывал вдоль восточного побережья открытого им Нового Южного Уэльса. А во многих обрывах будут встречаться темные, разных оттенков глинистые породы, широко используемые для производства кирпича. Из кирпича и песчаника начал строиться огромный город. * * * Солнце клонилось к закату. Огромная река уже многие тысячелетия медленно катила свои воды на юго-восток, к океану. Вокруг расстилалась заболоченная равнина, по которой тут и там были разбросаны озера. По берегам реки и вокруг озер плотной стеной стояли папоротники. Кое- где высились одинокие араукарии и шелестели иглами казуарины. На песчаных отмелях застыли похожие на крокодилов амфибии. Они не пошевелились даже когда, шумно ломая папоротники, к воде приблизился дицинадонт – крупная рептилия с челюстями, напоминающими сoбачьи. А река стремилась к океану, о близости которого свидетельствовали стайки рыб, панически вылетающих из воды, спасаясь от стремительных ихтиозавров, поднявшихся вверх по течению. Ее левые притоки прорезали горы, разрушая граниты и смятые в складки разнообразные осадочные породы. Более длинные правые притоки, лениво извиваясь, дренировали песчаную равнину. Перед океаном русло реки разделилось на множество рукавов, которые образовали огромный веер древней дельты. Они постоянно меняли свои очертания и смещались из стороны в сторону, формируя толщу светлых грубозернистых песков с наклоненной в разные стороны слоистостью. Океан менял свой уровень и, когда его воды устремлялись на сушу, 1 песчаники перекрывались морскими глинами: серыми песчанистыми мелководными и темными слоистыми глубоководными. С той поры, которую геологи датируют серединой триасового периода, миновало около 230 миллионов лет. Древние осадки уплотнились, став песчаниками, глинистыми сланцами и аргиллитами. Толща плотных светлых песчаников, о которых идет речь, мощностью от 50 метров у подножья Голубых гор до 300 метров в долине Хоксбэри, получила название песчаники Хоксбэри. Они распространены на площади двенадцать с половиной тысяч квадратных километров и представляют собой почти неиссякаемый источник превосходного строительного материала. Они содержат от 55 до 85% кварца и 7-40% глинистых минералов. В зависимости от количества глинистой примеси меняется прочность камня. Песчаники хорошо режутся на блоки и поддаются художественной резьбе. Цвет их зависит от примеси железистого минерала – сидерита. Бурые разновидности, с содержанием сидерита около 10-12%, вокруг Сиднея редки и в строительстве не использовались. К слову сказать, те, кто бывал в Мельбурне, наверное видели там глыбу такого некрасивого грязно-ржавого песчаника возле Дворца Всемирной выставки 1880 года. Табличка гласит, что этот «монумент» установлен богатым жителем Мельбурна в знак яростного протеста против использования сиднейского песчаника, дорого обошедшегося штату Виктория, вместо такого «хорошего» местного для строительства здания парламента. Сегодня этот нелепый памятник выглядит как смешной курьез. Залежи прекрасного камня вокруг Сиднея любовно были названы «желтым блоком». Первоначально его добывали в Пирмонте и Алтимо, а впоследствии на территории Пэддингтона, Бондая и Марубры, где сегодня нам с трудом удалось разыскать следы былых карьеров. Песчаник одна из самых распространенных пород на земле А Сиднею повезло в том, что в пределах его мегаполиса широко распространена прекрасная солнечная разновидность этого камня. Благодаря ему было создано множество светлых нарядных зданий, как бы высеченных из подстилающей волшебной породы. Толща песчаников Хоксбэри подстилается аргиллитами толщи Терригал и перекрывается уплотненными глинами толщи Вианоматта. Все эти породы можно наблюдать в бортах шоссейных и железнодорожных путей, морских и речных обрывах в треугольнике со сторонами свыше 200 км между Ньюкаслом, Воллонгонгом и Литгоу. Долгие годы глинистые породы толщи На этих траасовых песчаниках Вианоматта, развитые в пределах города, делали стоит наш Сидней. Сидней главным производителем кирпича и керамических изделий в колонии. Давно отступило море, и теперь положение древней дельты, создавшей огромные запасы строительного сырья, ученые реконструируют в процессе геологического картирования. Примерно в ее центральной части располагается Сидней. 2 Первый архитектор Колонии Мы начинаем наши рассказы об архитекторах Нового Южного Уэльса с повествования о трудной жизни Фрэнсиса Гринвэя. Бывший заключенный и первый профессиональный архитектор, которого судьба забросила на далекий необжитый континент, и выдающийся губернатор Лахлан Маквори начали планомерное строительство Сиднея, ставшего ныне одним из красивейших городов мира. Колония строится Поселенцы, прибывшие в 1788 году в Новый Южный Уэльс на кораблях Первого Флота, плохо представляли себе свое, даже ближайшее будущее на земле, которой предстояло стать местом их постоянного обитания. Туземцы, которых они называли черными дикарями, жили в примитивных шалашах, а то и вообще обходились без них. Но приплывшим надо было строить привычные для них дома, а это оказалось очень нелегким делом. Леса, пригодного для строительства, вокруг было мало. Крупные эвкалипты были тверды и с трудом поддавались обработке. Надо было искать кирпичные глины и думать, где раздобыть известняк для цемента. Через год наладили доставку известняковой муки и строевого леса с далекого Норфолка. Этот небольшой (5х8 км) остров, затерявшийся в океане, почти в 1700 км к северо-востоку от Сиднея, был открыт Джеймсом Куком в 1774 году, во время его второго кругосветного плавания. На нем в изобилии росли стройные высокие норфолкские сосны (араукарии) - пришелицы из древнего геологического прошлого. Недалеко от первого поселения, которому предстояло превратиться в будущий Сити Сиднея, были найдены глины, а место их залегания, расположенное в одном километре к югу от залива, было названо Brickfield Hill (ныне это территория Нау Market). Все это позволило развернуть в нарождающейся колонии строительство. И, что было особенно важно, под ногами находился прекрасный строительный песчаник. Но в колонии не было ни настоящих строителей, ни камнерезов. Первый флот доставил 5000 готовых кирпичей, но лишь один заключенный оказался каменщиком, знакомым с технологией их изготовления. Менее чем через 2 месяца после прибытия Первого Флота к берегам Нового Южного Уэльса губернатор Артур Филлип наладил производство кирпича, и вскоре команда из 22 заключенных могла производить до 1000 кирпичей и черепичных плиток в день. Их, так же как и песчаниковые блоки, доставляли к местам строительства на повозках, в которые впрягалось по 12 заключенных. Ведь лошадей для этой цели в колонии еще не было. Однако, Филлип поначалу разрешал использовать кирпичи только для строительства наиболее важных зданий и, в первую очередь, для складов, солдатских бараков и первого скромного госпиталя. Первый кирпичный дом губернатора был заложен уже через пять месяцев после прибытия Первого Флота. Первый губернаторский дом в 1808 году 3 Он возвышался на холме напротив залива на углу нынешних Bridge street и Phillip Street. Впоследствии этот дом достраивался при других губернаторах. Остатки его фундамента можно увидеть в холле музея Сиднея, выстроенного на месте резиденции первых губернаторов. Небольшие дома для офицеров, семейных военных и свободных поселенцев (первая их большая группа прибыла в колонию уже в 1793 году) строились также, как и общественные здания, заключенными. Поначалу это были примитивные домики из бревен капустной пальмы (cabagge palm) с утрамбованным земляным полом, крытые соломой и обмазанные снаружи глиной. Предпринимались попытки строить дома из твердого местного эвкалипта (gum-tree). Но брусья и доски из этого дерева скручивались и трескались от жары. Заключенные же в первые дни строили для себя хижины, возводя легкий деревянный каркас, оплетая его ветвями акаций и затем обмазывая глиной. Этот метод строительства (“wattle and daub”) был известен в Англии cо времен саксонского господства в Ш -V веках. Строительство из дерева продолжалось и во время управления колонией майором Фрэнсисом Гроусом (17931794 гг). Но при нем для наиболее влиятельных персон было построено 14 домов из кирпича, расположенных вдоль High Street и Pitt’s Row, протянувшихся в сторону места изготовления кирпича на Brickfield Hill. Дома эти были недолговечны в первую очередь из-за нехватки нормального цемента. Женщин-заключенных посылали собирать раковины устриц, которые дробились и использовались в качестве извести. Пытались использовать вместо нормального цемента глину, в которую добавляли растительную труху и волосы, для чего стригли заключенных. Такой цемент был непрочен и вымывался сильными дождями. Строительство при Гроусе и при следующем губернаторе Джоне Хантере (1795-1800 гг) велось беспорядочно, безо всякого плана. Хантер для удобства сбора раковин поселил вдоль берегов гавани женщин-заключенных, и там появились ряды глиняных хижин. Правда, при нем построили первую башню c часами, первый игорный дом и началось строительство церкви Св.Филипа. Расширение строительства захватило и Парраматту, где Хантер распорядился перестроить дом губернатора Артура Филлипа, превратив его в красивое георгианское здание, и начал строительство церкви Св. Иоанна. Следующий губернатор Кинг (1800-1806 гг) следил за тем, что бы дома ставились строго вдоль наметившихся улиц. В письмах в Лондон он жаловался на отсутствие архитектора и квалифицированных камнерезов. Управлявший колонией после Кинга капитан Блай (1807-1810 гг), быстро рассорившийся с местной элитой , мало заботился о строительстве в Сиднее. Его усилия в этой области, как с иронией отмечали жители, свелось лишь к ремонту обветшавших домов и раскрашиванию складов желтой краской. Эра Маквори начинается В 1810 году колонией начал управлять новый губернатор. Им был властный, но справедливый и честный человек, замечательный энергичный администратор – генерал Лахлан Маквори. Этот профессиональный солдат, выходец из горной Шотландии, не боявшийся никаких трудностей, внес огромный вклад в развитие колонии. В конце 1777 года шестнадцатилетний Лахлан отправляется в составе британских войск через Атлантический океан к берегам Новой Шотландии. Война за независимость американских колоний уже заканчивалась, но ему удалось увидеть молодые, быстро выросшие города освобождающихся колоний. То, что удалось построить американцам на далеком континенте, произвело на него неизгладимое впечатление. А в 1807 году подполковник 73-го шотландского полка Маквори спешил из Индии домой к своей невесте. Война с Францией заставила выбрать сухопутный путь через шумную Басру на берегу Персидского залива и затем через Россию в Англию. На этом тяжелом и поистине экзотическом пути самое сильное впечатление на 4 него произвел Санкт-Петербург с его прекрасными дворцами и широкими проспектами. Он писал, что это самое замечательное, что ему доводилось видеть. И через три года, попав на едва обжитые берега, амбициозный генерал решил, что колония, которой ему предстояло управлять, добьется не меньшего. С невероятным упорством и последовательностью генерал Маквори приступил к исследованиям обширных и диких земель, к строительству дорог, мостов, общественных зданий, а также поселений, располагавшихся вокруг Сиднея. Впоследствии эти новые поселения превратились в города Ричмонд, Виндзор, Ливерпуль, Батерст и другие, вхoдящие ныне в пределы сиднейского мегаполиса. Маквори любил порядок и стремился превратить Сидней в четко распланированный город с красивыми общественными зданиями. Прежде всего он приказал очистить город от свалок и мусора и выровнять дороги. Он спрямлял улицы и давал им имена, сохранившиеся до наших дней. Губернатор Лахлан Маквори в 1820 году А уже через два месяца после прибытия в колонию он послал в Лондон письмо со своими замыслами выстроить в колонии город с церквами, красивыми домами, общественными зданиями, госпиталями, складами, казармами и благоустроенными дорогами. Для этого губернатор настоятельно просил прислать ему архитектора. Это письмо повергло Уайтхолл в состояние близкое к панике. Какой город, какие красивые дома собрался строить этот взбалмошный генерал в далекой колонии заключенных ? Ответ был датирован только июлем 1811 года и предупреждал губернатора, что он не может заниматься самостоятельным возведением любых общественных зданий без Высочайшего одобрения Принца Регента (будущего Георга IV). И никакой архитектор в колонию направлен, конечно, не был. Было лишь позволено отправиться туда Генри Китчену, человеку, имеющему некоторый опыт возведения каменных зданий, который, однако, не получил никакого официального назначения от правительства. Но генерал Маквори не слишком опасался гнева правительства, которое находилось от него на расстоянии 12 000 миль. А в 1814 году прибыл корабль «Генерал Хьюит» с большой партией несчастных узников. И к счастью для губернатора, на его борту среди 266 несчастных узников находился заключенный Фрэнсис Гринвэй, который оказался архитектором. Счастливое начало и трагедия Наш герой родился в 1777 году на западе Англии, в небольшом городке поблизости от Бристоля. Из поколения в поколение Гринвэи были строителями и каменщиками. И когда юноша проявил талант незаурядного рисовальщика, семья отправила его в Лондон изучать архитектуру. О годах его учебы почти ничего не известно. Сохранились лишь его архитектурные наброски, поданые в Королевскую Академию Искусств в Лондоне, и свидетельства, что он овладел знаниями о проектировании и строительстве разнообразных зданий, работая в мастерской модного лондонского архитектора. Вероятно, им был Джон Нэш. Во всяком случае, в Сиднее Гринвэй гордо показывал Лахлану Маквори среди своих проектов чертежи и рисунки 5 внушительного здания рынка в Кармартене - проекта, выполненного Нэшем при его участии. По возвращении в 1805 году домой Фрэнсис вместе с братом учредил в Бристоле компанию для оказания услуг в области архитектуры, создания монументов, резьбы по камню и садового ландшафта. Их успешная деятельность была сосредоточена в городе Клифтоне, фешенебельном пригороде Бристоля. Наиболее известной работой Гринвэя в Англии оказалось выстроенное в Клифтоне классическое торжественное трехэтажное каменное здание Ассамблеи (1806-1811 годы). Фасад здания Ассамблеи в Клифтоне украшают строгий фронтон и колонны с ионическими капителями. Дела молодой компании поначалу шли весьма успешно.Однако, времена для бизнеса быстро становились неблагоприятными, в первую очередь из-за войн, которые Англия вела с Наполеоном. В начале 1809 года кредиторы дружно начали требовать от компании Гринвэев возврата денег. Это, однако, не помешало Фрэнсису 27 апреля того же года сочетаться браком с Мэри Мур, но уже 29 апреля он был объявлен банкротом. Здание компании, заготовленные стройматериалы, резные каменные заготовки – все было продано с аукциона. Началась тяжба с застройщиком по поводу прав на завершение строительства здания Ассамблеи. Гринвэю было горько видеть, как возведение его прекрасного творения заканчивали чужие руки. А впереди его поджидал более страшный удар. Он был обвинен в подделке контракта на завершение незаконченного строительства и помещен в печально известную Ньюгэйтскую тюрьму Бристоля. Обвинение против Гринвэя рассматривалось в один день 24 марта 1812 года вместе с делами 11 воров и убийц. Обстоятельства дела Фрэнсиса Ховарда Гринвэя, как их освещали бристольские газеты, и по сей день остаются туманными, а смертный приговор, стремительно вынесенный уже получившему признание архитектору, кажется невероятно жестоким. Правда, смертная казнь была почти сразу же заменена 14-летней ссылкой в Новый Южный Уэльс, и Гринвэя перевели в плавучую тюрьму. Ею оказался стоящий на Темзе и отживший свой век корабль с угрюмым названием “Captivity“ («Неволя»). В этой ужасной, грязной, переполненной узниками тюрьме он провел почти полтора года и в июле 1813 года был перевезен на борт транспортного корабля “Генерал Хьюит“, который направлялся в Сидней. Судить о тяжести долгого плавания мы можем по сохранившемуся рапорту врача Редферна, который сам в прошлом был заключенным. Он первым посетил судно, ставшее на якорь в Порт Джексоне, и отметил ужасающие нарушения в содержании осужденных во время Тюрьма “Captivity“ на Темзе изнурительного плавания, во время которого умерло 36 человек. Гринвэй не оставил каких-либо записей об этом тяжелом периоде своей жизни и никогда впоследствии не вспоминал о нем. Но ему удалось привезти с собой в колонию 6 многочисленные чертежи, рисунки и наброски архитектурных проектов. Он также бережно сохранил рекомендательное письмо к губернатору Маквори не от кого-нибудь, а от самого капитана Артура Филлипа – основателя колонии. Знаменательная встреча В списках заключенных, доставленных в колонию значился художник и архитектор Фрэнсис Гринвэй. Он был охарактеризован как 34-летний человек, ростом всего около 155 см, с красноватым цветом лица, светлыми волосами и карими глазами. То, что увидел Гринвэй, сойдя на берег с остальными заключенными, еще мало было похоже на город. Длинные примитивные кирпичные здания поднимались среди небольших домиков, амбаров и мельниц со слабым намеком на городскую планировку. Сидней перед прибытием Гринвэя. Справа виден мост, давший название нынешней Bridge Street. Лишь одно двухэтажное кирпичное здание губернаторского дома, построенное в 1789 году каменщиком Джеймсом Блудсвортом, выделялось правильными пропорциями и строгим фасадом. Да на восточном холме над этим домом протянулось длинное здание с колоннами вдоль фасада, на котором заканчивали сооружение крыши. Это был новый госпиталь. Несколько в стороне от центра поселения стояло большое угрюмое и некрасивое здание тюрьмы. Но маленькие домики под черепичными крышами (белые деревянные и розовые кирпичные) и ветряные мельницы выглядели издалека на фоне зелени и синего океана аккуратно и живописно. Кухонные постройки, во избежание пожаров, стояли в стороне от жилых помещений. Около некоторых домиков располагались палисадники с цветами и первые сады. Население колонии превысило в 1814 году 12 000 человек. Из них большая часть жила в Сиднее. И губернатор Маквори торопился начать планомерное возведение города по типу тех, что остались в далекой Англии. Неожиданно он нашел талантливого помощника и единомышленника в лице Фрэнсиса Ховарда Гринвэя. Первые месяцы пребывания того в Сиднее мало отличались от жизни других заключенных. Он, как и многие каторжники, имеющие незначительные сроки наказания или нужные для колонии профессии, получил от губернатора Тicket of Leave – билет, дающий право самому искать и наниматься на дополнительную работу, а также разрешение на прибытие в Сидней жены с двумя сыновьями и дочерью. Вероятно, с него довольно быстро сняли кандалы. На одном с Гринвэем корабле в Новый Южный Уэльс вернулся из Англии доктор Джон Харрис, принимавший участие в рассмотрении дела о восстании против капитана Блая на «Баунти» в 1808 году. Возможно, Харрис обратил внимание на необычного 7 узника во время долгого плавания. Именно для доктора Харриса Гринвэй впоследствии сделает план расширения дома и спроектирует парадную лестницу в имении Алтимо (Ultimo). Позже эта лестница станет частью здания одноименного колледжа на Харрис Стрит. Эту торжественную лестницу украсили выполненные в человеческий рост фигуры, держащие лампы. Фрэнсис экспериментировал с резьбой по песчанику и делал множество архитектурных набросков и копий. Наконец, он послал папку со своими чертежами и рисунками губернатору, сопроводив ее письмом. В каждой строчке этого письма сквозил гордый, независимый характер уверенного в своих возможностях человека, достаточно профессионального, чтобы создавать свои собственные творения, а “не заниматься копированием чужих зданий, пусть даже с классическими пропорциями”. Он закончил это письмо предложением своих услуг в качестве губернаторского архитектора. В ответ Гринвэй был приглашен посетить дом Маквори и был принят на работу под начало военного инженера на первых порах без оплаты труда, так как еще числился заключенным. Встреча губернатора с Фрэнсисом Гринвэем была огромной удачей для обоих. Маквори обрел желаемого архитектора, к тому же талантливого. Обреченный на длительную каторгу англичанин нашел в лице Маквори справедливого и великодушного патрона. И оба мечтали преобразить землю колонии. В Сидней приплыла жена Фрэнсиса - Мэри с двумя детьми, и Гринвэи поселились в доме 84 на Джордж Стрит. Вскоре она открыла небольшую платную школу, где муж помогал ей в преподавании письма, чтения, арифметики, рисования, музыки и хороших манер. Гринвэй поместил в сиднейской “Gazette” объявление об услугах, которые он предлагает как квалифицированный эксперт и архитектор из расчета 5% комиссионных, как было принято в то время. В 1815 году Гринвэй создал проекты нескольких домов для знатных жителей Сиднея, но, в основном, как он впоследствии вспоминал, трудился для губернатора как топограф и инженер. А в марте 1816 года он был утвержден губернатором на пост Гражданского архитектора и помощника инженера колонии с регулярным окладом три шиллинга в день, что соответствовало оплате труда рядового клерка. Но ему также выделялось жилье, бесплатное топливо, лодка и лошадь для разъездов и оплачивались расходы на дальние поездки. И Гринвэи переехали в дом на углу Джордж Фрэнсис Гринвэй (1777-1837) и Аргайл Стрит. А Маквори тут же поставил перед архитектором важную задачу – провести экспертизу здания Ромового Госпиталя. Не имея достаточных средств для возведения столь необходимого здания, Маквори получил их от трех жителей Сиднея: Рэйли, Блэкселла и Вентворта в обмен на беспошлинный ввоз в колонию 205 000 литров спиртных напитков (отсюда на первый взгляд странное название). Госпиталь спроектировал военный инженер, лейтенант Джон Уатс. По его проекту были построены вытянутые в ряд три прямоугольных двухэтажных корпуса, обнесенные со всех сторон верандами. Гринвэй дотошно обследовал законченное центральное строение от фундамента до крыши и дал резкую уничтожающую оценку как его облику, так и качеству проведенных работ. В специальном отчете труд строителей был 8 оценен как небрежный, а здание признано небезопасным. Это не могло обрадовать Маквори, который с таким трудом построил столь необходимый колонии большой госпиталь.Через восемьдесят лет он был полностью перестроен архитектором Томасом Роу, и сегодня это импозантное здание из светлого песчаника украшает одну из главных и самых красивых улиц Сиднея - Macquarie Street. Здания Ромового госпиталя, стоящие вдоль улицы Маквори (1819 год). Однако, губернатор отдал должное квалификации и честности Гринвэя, отметив в своем дневнике: «я нашел высоко профессионального архитектора, необычайно полезного для правительства колонии». Но этим отчетом Гринвэй нажил себе жестоких врагов в лице подрядчиков, получивших за контракт на строительство госпиталя огромные деньги, тем более, что Фрэнсис, отметив завышенную смету, рекомендовал потребовать возврата в казну 11 000 фунтов. Великолепный Маяк Прекраснейшей гаванью в мире назвал губернатор Филлип Порт Джексон, вокруг которого раскинулся Сидней. Вход в этот тихий залив с его многочисленными бухтами охраняют два полуострова, заканчивающиеся высокими отвесными обрывами, о которые без устали, яростно бьются воды океана. Первые поселенцы назвали эти мысы Северной и Южной Головами. Опасным был вход в безмятежно спокойную гавань в темное время и в штормовую погоду. Парусным кораблям, стремящимся к относительно узкому входу в Порт Джексон, опасно было приближаться к угрожающим двухсотметровым обрывам, сложенным мощными пластами песчаников. Первые несколько лет огромный костер пылал ночами на Южной Голове, указывая вход в гавань приближающимся кораблям. В 1794 году костры заменило пламя в железной бочке, установленной на треножнике. Но прошло много лет, прежде чем губернатор Маквори посчитал первоочередной задачей строительство настоящего маяка. В 1816 году в правительственной “Gazette” появилось извещение о том, что 13 июля Его Превосходительством Губернатором, несмотря на отвратительную погоду, на Южной Голове был заложен камень фундамента маяка, названного «Башней Маквори». В статье упоминалось и имя архитектора – Фрэнсиса Ховарда Гринвэя, для которого это был первый крупный проект после того, как он покинул Англию. И в нем, по словам знатока австралийской архитектуры Мортона Германа, проявилось постоянно присущее Гринвэю сочетание трех главных качеств. Первое - это умение сочетать функциональное предназначение с символичностью и фундаментальностью. Второе – это правильный выбор строительного материала, отвечающего облику и предназначению здания. И, наконец, третье – постоянное мастерство. 9 В качестве материала для высокой массивной башни маяка Гринвэй выбрал крепкий песчаник. Выходец из семьи потомственных каменщиков, он хорошо понимал, что его сооружению предстоит нелегкое существование под постоянным напором соленых морских ветров. Обрыв песчаников Южной Головы и Маяк Маквори. Маяк был построен в виде круглой башни, опирающейся на кубический пьедестал, по бокам которого располагались увенчанные куполами помещения. Симметрично расположенные окна и красивые двери придавали этому основанию вид изящного павильона. Башня высотой около 27 метров как бы как бы вырастала из середины этого приземистого павильона. Этим и своими пропорциями творение Гринвэя напоминало одно из чудес света - знаменитый Александрийский (Фаросский) маяк, простоявший в дельте Нила около 1000 лет. Но размеры сиднейского маяка были, конечно, гораздо меньше ( в 4.2 раза). Башню венчал фриз, на котором Гринвэй намеревался вырезать аллегорические фигуры четырех ветров. По неизвестным причинам этот замысел не был реализован. На верхней площадке, перекрывающей фриз и обнесенной узорной резной решеткой, располагалась круглая башенка под невысоким куполом с флюгером. Наверх вели расположенные внутри башни каменные ступени. В этой верхней застекленной башенке находилась вращающаяся осветительная система маяка со светильником и Башня Маквори. Гравюра 1836 года вогнутым зеркалом. Свет маяка можно было заметить на расстоянии 38 миль. В процессе строительства Гринвэй имел много неприятностей. Его не устраивали ни трещиноватый песчаник, который брали поблизости, ни низкое качество работ. Приходилось обучать рабочих вырезать и укладывать каменные блоки. Обладая тяжелым характером, Фрэнсис часто ссорился со строителем, кричал на рабочих. Особенно его огорчала мысль о том, что трещиноватый песчаник быстро начнет разрушаться. А ведь он предлагал установить маяк на Северной Голове, сложенной значительно более крепким песчаником. Но Маквори отказался от этого, так как Сидней располагался тогда лишь на южной стороне залива, и добираться до маяка пришлось бы на лодках. 10 30 ноября 1818 года был зажжен свет и маяк был передан под начало бывшему лоцману гавани Роберту Ватсону (это его именем назван залив на западном берегу Южной Головы). Маквори неоднократно посещал маяк в процессе возведения. Довольный течением работ, он в 1817 году уведомил Гринвэя о его освобождении, правда без права покидать колонию. Маквори был восхищен и полюбил эту величественную башню. Он даже использовал южное крыло павильона для себя, предоставив северное караулу и смотрителю. Последнее обстоятельство вызвало крайнее неудовольствие Уполномоченного представителя Британского правительства Бигга, усмотревшего в этом «неоправданное излишество». . Со временем оказалось, что беспокойство архитектора по поводу трещиноватости песчаника не было напрасным. Стены башни начали крошиться, да к тому же Маквори приказал пробить в них отверстия для пушек. В 1827 году башню пришлось укрепить железными обручами. А через 50 лет Архитектор Колонии Джеймс Барнет предложил заменить обветшалый, честно прослуживши маяк, новым. Но, отдавая дань замечательному творению Гринвэя, было решено воспроизвести точную копию “Башни Маквори”, правда с электрической осветительной системой. А поскольку гасить маяк было нельзя, его копия поднялась совсем рядом. Ведь нужно было сохранить местоположение сигнального огня, чтобы не дезориентировать моряков. Мы попали внутрь маяка в солнечный день и, преодолев 100 кружевных ступеней черной металлической винтовой лестницы, оказались в верхней стеклянной башенке, где размещается современный источник света, вспыхивающего каждые 10 секунд в темное время суток. Затем мы стояли на окружающей башенку смотровой площадке, а далеко далеко в океане было видно одинокое парусное судно… В северном помещении павильона в небольшой экспозиции мы с волнением увидели брусок с металлической пластинкой, которую замечательный губернатор Маквори собственноручно (!) заложил в основание Замена маяка его копией. Фото 1881 г. фундамента маяка вместе с серебрянной монетой. И сегодня в конце Old South Head Road, на высоком крутом обрыве вы можете увидеть белоснежный (ныне его побелили) маяк. Он, как и много лет назад, величественно возвышается на зеленой поляне, овеваемый тугими тихоокеанскими ветрами. Не пожалей времени, наш читатель. Подойди к этой башне со стороны океана и посмотри на нее снизу, чтобы оценить ее размеры и мощь. А затем повернись на восток. Задержись взглядом на бескрайней водной равнине и попробуй представить радость, которую испытывали почти два века назад идущие под И сегодня маяк “Башня Маквори” парусами отважные мореплаватели, увидев свет выглядит как 190 лет тому назад далекого маяка, который сейчас поднимается за твоей спиной. 11 Бараки Гайд Парка и ода кирпичу Всякое государственное здание должно быть произведением искусства. Уолтер Вернон, австралийский архитектор В самом начале своего «Перечня существенно необходимых общественных зданий» Губернатор Маквори поставил каменный барак для ночлега заключенных. И уже через год он с гордостью оповещал Секретаря по делам колоний лорда Батерста о том, что «новый, очень большой и просторный барак для размещения не менее 400 заключенных строится в Сиднее». В те годы большое количество заключенных имели право после дневных принудительных работ трудиться за плату по найму. Они не имели постоянного крова, ночевали в самых разных местах, и это вызывало неудовольствие свободных поселенцев, обеспокоенных ночными воровством и грабежами. Они громко требовали, чтобы опасную публику убирали на ночь с улиц. И губернатор приказал своему архитектору спроектировать большое здание для ночлега нескольких сотен мужчин заключенных на краю Гайд Парка. Фрэнсис Гринвэй сам следил за осуществлением проекта. Он строил не тюрьму, а подобие приюта. Трехэтажное кирпичное здание имело большие комнаты, в которых длинными рядами висели гамаки. Всего в бараке было 630 таких спальных мест. Его окружали мощные стены высотой в три с половиной метра, сложенные из грубо обработанных песчаниковых блоков. К стенам примыкали двухэтажный дом суперинтенданта, кухня, пекарня, тюремные камеры и специальные помещения, в которых вновь прибывшие заключенные ожидали направления на работу. По четырем углам двора стояли небольшие квадратные постройки из песчаника и с куполами на крышах. По обе стороны от ворот располагались еще два подобных, но меньших по размерам, караульных помещения (весь этот комплекс и называют Бараками Гайд Здесь спали заключенные Парка). Ворота в стене запирались ежедневно в 9 часов вечера. Для строительства Гринвэй использовал кирпич. В то время в Англии существовали стандарты на размеры кирпичей, которым соответствовали разные величины пошлины, взимаемой за их производство. Гринвэй же предпочел свои размеры, более подходящие для воплощения его замысла, и использовал для стен и для архитектурных деталей кирпичи разного размера и цвета ( красновато-коричневого, розоватого и грязножелтого). Барак был построен из кирпича, называемого «sandstock brick». Глину для такого кирпича перед формовкой обкатывали в песке, и после обжига кирпич становился светлым, пестрым, поблескивающим. Каждый кирпич имел вдавленную метку мастера в виде Кирпичи с метками мастеров стрелки, птичьей лапки или какую-то другую. 12 Более плоские, бордовые, кирпичи с бархатистой поверхностью архитектор использовал как декоративный материал для дверных и оконных арок первого этажа, а также для плоских трапециевидных вставок над окнами второго и третьего. При всей, на первый взгляд, кажущейся простоте проекта здание получилось красивым и элегантным. Гринвэй достиг этого строгими пропорциями, рядами пилястров вдоль всех стен, равномерным расположением окон и треугольными фронтонами. Форма окон у каждого этажа различна: они вытянутые с арочными завершениями на первом этаже, прямоугольные на втором и квадратные на третьем, причем, ширина их во всех случаях одинакова. Фасады украшены светлыми горизонтальными песчаниковыми поясками между первым и вторым рядами окон. Из того же песчаника сделаны цоколь и карниз здания. На двухскатной крыше разместилась башенка, увенчанная куполом; в ней находился колокол, звон которого определял распорядок дня заключенных. А на фронтоне парадного фасада Гринвэй установил трапециевидную плиту из Главное здание бараков светлого песчаника, венчаемую короной, с надписью под получилось строгим и “L. MACQUARIE ESQ. GOVERNOR 1817” круглыми часами: элегантным Эти большие часы на общественном здании Сиднея явились превосходным творением мастера Дж. Отли и показывают точное время до сегодняшнего дня.В целом главное здание бараков вполне отвечало устоявшимся традициям георгианской архитектуры, господствовавшей в период правления первых трех Георгов (конец XVIII - начало XIX веков), для которой были характерны Бараки Гайд Парка Акварель соразмерные человеку масштабы, а также Джозефа Лайсетта, 1820 г. симметричные фасады и выверенные пропорции. Несомненно, талант Гринвэя сумел превратить здание, предназначавшееся в течение 30 лет всего лишь для временного пребывания заключенных, в образец высокой архитектуры. Австралийский архитектор Харди Уилсон (1881-1955) напишет об этом здании через много десятилетий после смерти Гринвэя: «…со скудными средствами и при жесткой экономии он создал образец архитектуры, который еще не был известен в этой стране. Его чувство масштаба и его редкое мастерство вряд ли могли проявиться лучше, чем в его Hyde Park Barraks”. Так выглядит главное здание Бараков Гайд Парка сегодня Здание было открыто 4 июня 1819 года в день рождения короля Георга Ш и вызвало всеобщее одобрение. Пл этому поводу был устроен праздничный обед. Около 13 600 человек заключенных, губернатор с женой и его приближенные собрались за длинным столом. Заключенные получили в этот раз даже сливовый пудинг и немного пунша. Губернатор обратился к ним с простой короткой речью. Они казались довольными и проводили супругов Маквори и свиту троекратным ура. Это был счастливый день и для архитектора. Губернатор дал ему полное помилование, и жестокий приговор был аннулирован. С этих пор Фрэнсиса и его жену можно было видеть среди гостей в губернаторском доме. Мы посещали барак неоднократно. И с каждым разом он нравился нам все больше и больше. Мы мысленно переносились в дни первой трети Х1Х века к пустынной площади, где за высокой каменной стеной застыло в жарком струящемся воздухе это элегантное здание, которое по мысли губернатора Маквори открывало дорогу заблудшим душам в мир свободных людей. Этот суровый и властный генерал всегда верил, что бывшие заключенные могут достойно влиться в число свободных поселенцев и принять участие в развитии процветающей колонии. Тем более, что британское правительство всячески препятствовало их возвращению на родину. Три церкви Возведение Маяка сблизило губернатора и архитектора. Они энергично расширяют строительство и не только в Сиднее. Маквори, вдохновленный великолепием плодородной долины Хоксбери, лично выбирает места для пяти поселений, которые вскоре превратятся в города Виндзор, Ричмонд, Кастлриг, Питтаун и Вильберфорс. Отстраиваются Парраматта, Ливерпуль и Ньюкасл. Маквори определяет места, где будут стоять церкви, дома священников, здания судов и школ. Много раз он закладывает первые камни фундаментов для этих зданий. Этот замечательный генерал не желал видеть колонию лишь местом ссылки несчастных заключенных. Он писал: «эту страну можно сделать раем для тех, кого отвергло общество, если они этого захотят». И его планы строительства были связаны с созданием колонии, которая будет заселена свободными людьми. Рука об руку с ним трудился Гринвэй. Еще в одном из первых писем домой он писал: «...я дал клятву себе и губернатору, если он окажет мне протекцию и поддержку, я буду работать в пять раз интенсивнее». И он сдержал эту клятву. Он проектировал одни здания, составлял планы ремонта других, наблюдал за строительством и инспектировал деятельность подрядчиков. Его маленькую подвижную фигуру в доходящем до колен пиджаке и с франтоватым коком на голове можно было видеть то на строительных лесах, то под сводами строящейся церкви, то на лодке, а то и верхом возвращающимся в Сидней из очередной поездки. Вскоре он был хорошо известен всей колонии. В доме губернатора он постоянный гость, хотя общение с бывшим залюченным и не нравилось отдельным представителям местной «элиты». Он дарит супругам Маквори написанный им самим и восхитивший общество портрет Первого Губернатора колонии Артура Филлипа, что было отмечено восторженным сообщением в сиднейской “Gazette”. Но не все обстояло гладко. Причиной тому был надменный, нетерпимый, вспыльчивый характер Гринвэя. Этот талантливый архитектор мог быть бестактным и грубым и безо всякой необходимости легко наживал себе многочисленных врагов среди подрядчиков, строителей и военных инженеров. Совместной плодотворной работе губернатора и архитектора судьбой было отпущено всего лишь шесть лет, и все это время Гринвэй буквально разрывался на части. Множество зданий строилось в разных частях колонии почти одновременно и это требовало от него крайнего нервного и физического напряжения. Особое внимание он уделил возведению церквей, три из которых сохранились до наших дней. В мае 1816 года уже упоминавшийся Генри Китчен получил контракт на строительство в Виндзоре англиканской церкви Св. Матвея. Он обязался возвести ее по собственному проекту за восемь месяцев. Дурное событие предшествовало началу строительства. На торжественной церемонии закладки фундамента Маквори положил 14 под камень серебряные монеты, но, так как деньги были украдены, церемонию пришлось повторить через два дня. Это ли было причиной или что иное, но строительство не заладилось. Оно сильно затягивалось, а до Маквори дошли слухи об ужасном качестве возводимой церкви. Проверить, что происходит в Виндзоре, предстояло Гринвэю. Комиссия, в которую он включил двух сторонников Китчена и двух своих помощников, полностью забраковала строение и постановила снести его. Это было немедленно выполнено, молодой неудачливый Китчен разорился и с тех пор превратился в яростного недруга Гринвэя. А на том же месте Гринвэй выстроил к концу 1820 года кирпичную церковь уже по своему проекту. Церковь Св.Матвея, Виндзор. Она была поставлена на высоком берегу реки Хоксбери, Это позволило ей впоследствии послужить убежищем для жителей во время страшного наводнения 1867 года. Архитектор сумел создать из светло-красного кирпича строгий храм, простота которого сочетается с необычайной элегантностью. Его массивный прямоугольный неф органично дополняется квадратной башней с куполом на восьмигранном барабане и полуцилиндрическим алтарным выступом. Купол, как и в других сооружениях Гринвэя, не имеет вида правильной полусферы, а приплюснут. Четыре крупные бесхитростные вазы застыли вокруг барабана. Высокие окна с арочными завершениями и разделяющие их пилястры оживили стены нефа и башни. Окна, как это часто делал Гринвэй, утоплены в стены, а их арки повторены в ободках из вертикально уложенного более темного кирпича. На фронтоне скромного входного портика, расположенного в середине южной стены храма, Гринвэй поместил строгую прямоугольную плиту из светлого песчаника с датой завершения работ и именем губернатора. Церковь была освящена только в 1822 году преподобным Самуэлем Марсденом. Путии Маквори и Гринвэя неоднократно пересекались с бурной деятельностью этого Но имени Гринвэя на этой плите нет сурового и бескомпромиссного пуританина. Прибывший в Порт Джексон в 1794 году, Марсден довольно успешно занимался миссионерской деятельностью не только в Новом Южном Уэльсе, но и в Новой Зеландии и вместе с Джоном Макартуром был основателем тонкорунного овцеводства Австралии. Он освящал выстроенные в колонии церкви и даже участвовал в строительстве первых деревянных. И в то же время он проявлял необычайную жестокость к слугам и заключенным, снискал прозвище «священник с розгами», был интриганом, постоянно конфликтовал с Маквори и другими губернаторами и 15 неоднократно критиковал Гринвэя. Он послал Маквори письмо, в котором, ссылаясь на распоряжения Его Королевского Высочества, будущего Георга IV, требовал изменения плана строительства Сиднея и ограничения затрат на возведение города. Несколько в стороне стоит дом священника (ректори). Проект этого строгого кирпичного двухэтажного здания также приписывают Гринвэю. Именно в этом здании в 1838 году ушел из жизни постоянный оппонент Гринвэя - Самуэль Марсден. Церковь окружена старым кладбищем. Здесь сохранились могилы пионеровпоселенцев, прибывших на берега Австралии еще с Первым Флотом. Похоронен здесь и Уильям Кокс, строитель церкви и ректори. А тихая улица, ведущая вдоль кладбища вниз в долину, названа именем Гринвея. Под неумолкающий треск цикад мы обошли залитую солнцем церковь. К северу открылся величественный вид на затянутую голубой дымкой бескрайнюю долину реки Хоксбери. С другой стороны раскинулся большой парк с могучими деревьями. На краю его установлен впечатляющий памятник губернатору Лахлану Маквори. Склонившийся над картой генерал обращен лицом в сторону церкви. Эта часть Виндзора не застроена. Не хватает лишь безмятежно пасущихся коров и двигающихся к церкви мужчин в строгих черных костюмах и их спутниц в длинных платьях и под шелковыми зонтиками для полной иллюзии того, что всего несколько дней назад это место покинул вечно Памятник Маквори в Виндзоре Спешащий от одной своей стройки к другой первый архитектор Австралии - Фрэнсис Гринвэй. В начале 1818 года Гринвэй сделал проект церкви Св. Луки в Ливерпуле. А в апреле Маквори заключил контракты с двумя подрядчиками. Гринвэй постоянно посещал Ливерпуль и наблюдал за затянувшимися работами. Подрядчики оказались настолько недобросовестными, что он возненавидел все их племя. Он приходил в ярость от того, что строительство велось некачественно, что коверкали его замыслы. Дело дошло до того, что он предложил губернатору отказаться от услуг этих пройдох, из-за чего нажил себе врага в лице преподобного Марсдена, который покровительствовал подрядчикам. Церковь была завершена в 1824 году, когда Маквори уже покинул колонию. Ее простое кирпичное здание с невысокой башней без купола или шпиля, тем не менее возвышалось над плоской равниной. Она меньше и проще церкви Св. Матвея, а единственными ее украшениями являются арочные окна и изящный портик с колоннами из песчаника (первоначально они были деревянными). . Цероковь Св. Лузи и ее простая башня, Лтверпуль, 1824 г. 16 Кроме того Гринвэй использовал светлый песчаник для декоративных поясков башни и ее балюстрады. Прекрасным дополнением к замыслу Фрэнсиса через 35 лет стала благородная готическая алтарная пристройка. Благодаря гармоничному соотношению пропорций нефа и башни, церковь привлекает внимание сдержанностью и благородством. Маквори и Гринвэй понимали, что городу нужен общественный центр. И ими был составлен генеральный план застройки, на котором вокруг нынешней площади Queens Square предполагалось выстроить публичные здания и, в первую очередь, для суда, ратуши (town hall) и школы. Неподалеку, на Джордж Стрит они хотели возвести большой храм Св. Андрея. Но, увы! Если бы ничто не препятствовало осуществлению замыслов двух энтузиастов… Правительство в Лондоне и Принц Регент были недовольны большими денежными расходами британских налогоплательщиков, шедшими на развитие колонии, которую они продолжали рассматривать как всего лишь отдаленную тюрьму. И в сентябре 1819 года в колонию прибыл специальный Уполномоченный, бывший судья Джон Томас Бигг с главной целью - резко сократить «ненужные» траты. Этот сумасбродный и совершенно некомпетентный в строительстве человек принялся за дело с большим рвением, вмешиваясь в действия губернатора, забрасывая Лондон бесконечными рапортами и разрушая замыслы Маквори и Гринвэя. К тому же в споре губернатора с богатыми землевладельцами, требовавшими отдавать им в работники заключенных, которых Маквори предпочитал использовать для строительства, Бигг немедленно принял сторону противников губернатора. Одно из первых безапеляционных требований Бигга было прекратить строительство собора Св. Андрея, торговых рядов (должны были стоять на месте нынешнего Здания Королевы Виктории – QVB), ратуши и суда. В отношении суда такое решение было совсем непонятным. Бигг самолично присутствовал при закладке фундамента и всячески одобрил проект, тем более, что ему очень понравилось здание Гринвэевского Барака. И вдруг он начал настаивать на том, что бы вместо большого здания суда на этом фундаменте была возведена скромная англиканская церковь во имя Св.Джеймса. Церковь поднялась на одной оси со зданием Барака, и Гринвэй создал ее из такого же кирпича. Полагая, что церкви предстоит стать организующим центром будущего города, Гринвэй спроектировал квадратную башню, завершающуюся острым шпилем. Высота шпиля, покрытого медными листами, точно соответствует высоте самой башни. Любопытно, что на медных листах были отштампованы стрелы с целью уберечь столь ценный для молодой колонии металл от воровства. Северный и южный фасады прямоугольного нефа украшают построенные из светлого песчаника центральные классические портики с дорическими колоннами и двумя Церковь Святого Джеймса сегодня строгими фронтонами. Очевидно, заботясь о единстве стиля зарождающейся площади, Гринвэй повторил здесь приемы, использованные при создании Барака. Арочные, углубленные в стены окна разделены пилястрами, под окнами располагаются пояски из светлого песчаника, арочные завершения окон подчеркнуты вертикальной кладкой кирпича. На восточном фронтоне церкви укреплена крупная светлая песчаниковая эмблема с датами строительства и именем губернатора Маквори, почти такая же, как на западном фронтоне Барака. 17 Гринвэй соорудил под церковью обширное помещение (crypt или склеп), что нечасто применялось при строительстве других австралийских церквей. Ведь он собирался строить суд и предполагал разместить здесь камеры для ожидающих суда заключенных. Помещения склепа использовались для приходской школы и как церковные и другие офисы, в том числе и как мастерские архитекторов. Ныне здесь располагаются комнаты для собраний различных церковных обществ и так называемая Детская Часовня с прекрасными фресками. При строительстве этой церкви Гринвэю вновь приходилось до хрипоты спорить с подрядчиками и, ругаться с нерадивыми рабочими. Он не довел до конца внутреннюю отделку здания. Она была завершена архитектором Джоном Верджем, который с большим тактом отнесся к творению находящегося к тому времени не у дел Гринвэя. Он стремился не нарушить его замыслов и лишь пристроил к фасадам нефа два небольших изящных песчаниковых портика, которые полностью соответствовали центральным и украсили входы в церковь. Две старинные гравюры, изображающие церковь Святого Джеймса. Первая служба состоялась в начале 1822 года. Но освящена церковь была лишь через два года из-за интриг преподобного Марсдена, хотевшего поставить во главе прихода своего протеже. А через 50 лет здесь проповедывал четвертый сын Гринвэя Чарльз. В феврале 2004 года мы попали на торжественную службу по поводу 180-летия освящения церкви. Звонили колокола. Церковь была заполнена нарядно одетыми людьми. На службе присутствовал архиепископ. Торжественно звучал хор. И все это выглядело как достойная дань памяти создателю прекрасного храма. Церковь Св. Джеймса дорога сиднейцам не только как самая старая сохранившаяся каменная церковь их города, но и как прекрасный архитектурный памятник. И они до сегодняшнего дня почитают за большую честь проводить здесь церемонии бракосочетания и крещения. В 1893 году для ее сохранения был проведены тщательные реставрационные работы. А в дни празднования 150-летней годовщины основания Нового Южного Уэльса на стене портика северного фасада (справа от входных дверей) появилась надпись «В память Фрэнсиса Гринвэя - архитектора этой церкви и мастеров и рабочих, которые воздвигли ее». Один из биографов Гринвэя с иронией заметил по поводу этой надписи, что не было наверное лучшего способа 18 вызвать разъяренный дух мистера Гринвэя, издающего вопли и проклятия в адрес нерадивых людей, которые портили его арки и воровали строительные материалы. К западу от церкви, на одной оси и почти примыкая к ней, расположился Старый Верховный Суд . Первоначальный проект его принадлежал Гринвэю и здание задумывалось и начало возводиться как школа. Но вновь вмешался Бигг, настоявший на том, чтобы на этом месте располагался суд. Строительство его длилось по 1828 год, затем здание достраивалось, частично переделывалось и, наконец, было обновлено в 1978 году. От замысла Гринвэя сохранилась лишь красивая входная лестница. Церковь, здание старого суда и Бараки Гайд Парка составили комплекс строений в георгианском стиле. Мы часто гуляли около церкви Св.Джеймса, и нам всегда казалось, что стоящие впритык к ней здания суда вредят гармоничному облику шедевра Гринвэя. Потом мы узнали, что не одиноки в этом мнении, и, что даже существовал проект, отодвинуть их от церкви. Город должен быть красивым Здесь нам придется вернуться на несколько лет назад. Еще в 1817 году губернатор послал Гринвэю меморандум, предлагавший «спроектировать форт на мысе Бенелонг (на месте нынешнего Opera House), губернаторские конюшни и красивое и удобное, подобное замку здание, которое служило бы резиденцией для нынешнего и последующих губернаторов». Эти три сооружения по замыслу губернатора и его жены Элизабет должны были составлять единую композицию. Старый губернаторский дом, стоявший на месте нынешнего Музея Сиднея, обветшал, а двухэтажный Government House, выстроенный губернатором Хантером в 1799 году в Парраматте, находился в трех с половиной часах пути от Сиднея, да к тому же Маквори посчитал его для себя слишком тесным. Тем не менее, в 1816 году Гринвэю было поручено как-то улучшить внешний вид этого здания. И он возвел изящный классический деревянный портик над входом, который сразу облагородил скромное строение. В 1909 году эта небольшая работа Гринвэя в Парраматте была любовно реставрирована и радует нас и сегодня. Маквори и его жена хотели, что бы форт, губернаторский дом и конюшни были выстроены в едином готическом стиле и из местного песчаника. И вот 16 декабря 1817 года пребывающий в превосходном расположении духа губернатор закладывает камни фундамента сначала форта, а затем и конюшен. Гринвэя мало волновало отсутствие опыта в строительстве фортификационных сооружений. Но первоначальный дизайн, предложенный Маквори, не удовлетворял его, и он пытался вносить в проект многочисленные изменения. Работа затянулась, и лишь в 1821 году миниатюрный Форт Маквори был закончен. О том как выглядел этот форт можно судить лишь по старым литографиям (1836 г.) и фотографиям (1888). 19 Он представлял собой вытянутое вдоль берега сооружение с круглыми бастионами по углам. За невысокими стенами укрылась централь ная восьмигранная зубчатая башня. Две меньших размеров восьмигранные башни охраняли въездные ворота около бастионов. Форт оказался небольшим и выглядел несерьезно. Но, по представлениям Гринвэя, он должен был быть лишь частью линии будущих береговых укреплений. Это сооружение, не удовлетворившее и самого Гринвэя, подверглось всеобщей критике. Ненужный форт простоял до 1901 года , а затем был разобран Губернаторские конюшни, законченные в феврале 1821 года, поразили как жителей Сиднея, так и далекое правительство полным несоответствием между грандиозностью этого пышного, дорогого сооружения и его скромным значением. Огромный внутренний двор был обнесен высокой стеной с восемью массивными зубчатыми башнями, больше подходящими какому-нибудь средневековому замку. Да и выглядели конюшни как замок, тем более, что Элизабет и Лахлан Маквори требовали от Гринвэя взять за образец при строительстве конюшен и губернаторского дома крепость Торнбэри в английском округе Глочестер. Суровый вид стен оживляли широкие ворота и различные по формам и размеру готические окна. Эта фальшивая готика, навязанная Гринвэю, была глубоко чужда его вкусам. Поэтому примыкающие к стенам со стороны двора службы (помещения для лошадей, для карет, сараи и жилые постройки) выполнены по правилам георгианской колониальной архитектуры. Судя по сохранившимся рисункам, Гринвэй сделал их простыми, придав элегантность при помощи фронтонов и арочных дверных проемов. Губернаторские конюшни. Старая фотография. В 1910 году ветшающие конюшни были перестроены в консерваторию. Архитектор Р. Уэлс сохранил стены и башни, заполнив внутреннее пространство строгими современными залами и огромным центральным холлом под единой крышей. При переделке здания была вскрыта дренажная система, состоящая из кирпичных труб и желобов. С ними, с многочисленными находками археологов и с вырубленной из песчаника цистерной для сбора и хранения 10 000 литров дождевой воды мы познакомились в музее, размещенном в холле. Дренажная система конюшен была сделана из таких необычных кирпичных труб. 20 Так выглядят губернаторские конюшни, перестроенные в консерваторию Сиднея. Мы советуем читателю посетить этот музей утром любого буднего дня. Он перенесет вас в середину XIX века, и вы сможете увидеть старые гравюры и картины гринвэевского Сиднея и познакомиться с особенностями тогдашнего строительства. А если вас пропустят в коридор помещения администрации, то вы рассмотрите и древнюю кладку стен и экспозицию, посвященную людям, которые начали строить наш город. Здесь можно увидеть портреты Лахлана Маквори, его очаровательной жены Элизабет и Гринвэя, макеты зданий и их прототипы, а также картины современников архитектора. Дом Губернатора предстояло выполнить с еще большим размахом. Маквори мечтали о зубчатых башнях, торжественном подъезде, больших залах, библиотеке и даже домашней часовне. Маквори, опасаясь в душе суровой критики за его стремление строить дорогие роскошные здания, скрыл от Секретаря по делам колоний лорда Батерста строительство конюшен. Вновь прибывший в Сидней Бигг был поражен размахом, с которым строились конюшни, но, так как работа близилась к завершению, ничего не мог поделать, кроме как потребовать у Гринвэя сократить «ненужные» элементы украшения стен и башен. Но очередной рапорт о небрежном отношении к бюджету колонии ее губернатора отправился в Лондон вместе с доносами Марсдена, Китчена и других недоброжелателей Маквори. В этой ситуации вопрос о строительстве Губернаторского Дома отпал сам собой. Огромное и богатое нынешнее здание Government House ( на фотогоафии слева) построили в 1837–1845 годах. Строительства добился губернатор Сэр Ричард Бёрк, который послал в Лондон рисунки конюшен и просил разрешение на строительство дома в том же стиле. И архитекторам Эдварду Блору и Мортимеру Льюису это удалось благодаря возведению многочисленных восьмигранных зубчатых башен и использованию того же местного золотистого песчаника. Этот дворец оказался подстать гринвэевским конюшням. Жаль, что ни губернатору Маквори, ни его архитектору не довелось увидеть его 21 При Маквори в колонии развернулось строительство дорог за пределы Сиднея, несмотря на предупреждение Лондона, что казна не может финансировать эти работы без их крайней необходимости. Губернатор нашел выход, привлекая к прокладке дорог добровольцев из заключенных, которым за тяжелый и добросовестный труд было обещано досрочное освобождение. Была расширена и улучшена дорога на Парраматту, связь с которой стала постоянной и откуда шло снабжение Сиднея продуктами. На месте, где начиналась дорога на Парраматту (нынешнее место перехода Джордж Стрит в Бродвей), губернатор решил установить заставу в готическом стиле, где должна была взиматься плата за въезд. Не обошлось здесь и без преподобного Марсдена, поддерживаемого двумя местными богачами с сомнительной репутацией. Они яростно сопротивлялись созданию заставы. Тем не менее в 1819 году по проекту и под наблюдением Гринвэя было возведено небольшое изукрашенное здание заставы (Toll Gate). По обе стороны от него находились железные ворота между парой восьмигранных зубчатых башен. Застава на месте начала дороги на Парраматту ( 1836 год). Центральный павильон жители тут же окрестили «тортом»». В данном случае Гринвэй потакал вкусам Элизабет Маквори. Застава была снесена в 1850 году, но о том, как она выглядела, мы можем судить по сохранившимся рисункам и раскрашенным вручную литографиям. На дорогах предстояло установить путевые столбы. И в 1818 году Гринвэй возводит обелиск из блоков тесаного песчаника, с которого должен начинаться отсчет расстояний (нулевая миля), на площади Маквори в центре сиднейского Сити. Он имеет форму египетского обелиска, что было таким популярным в Европе после наполеоновского похода в Египет. Обелиск украшен акратериями - скульптурной резьбой в нижней части ребер и покоится на кубическом основании с элегантным карнизом. Его окружает круглая металлическая решетка. Надпись на обелиске показывает расстояния до Батерста, Виндзора, Парраматты и даже до Башни Маквори (этот маяк находился в те времена за пределами “ Нулевая миля” города). Уполномоченный Бигг был раздражен стоимостью обелиска (120 фунтов), отметив, что это - свойственное Маквори проявление тщеславия, и, что для данной цели хватило бы установки простых путевых камней по 15 шиллингов каждый. Сегодня обелиск утратил свое первоначальное значение, а отсчет расстояний ведется от 22 Главного Почтового Офиса на Martin Place. Однако, он является замечательным историческим памятником и по-прежнему украшает центр нашего города. Рядом с обелиском, на месте, где сегодня стоит памятник Томасу Морту, Гринвэем был установлен первый городской фонтан. Фотография 1875 года сохранила для нас вид этого красивого квадратного павильона с куполом, пилястрами по углам и арками в стенах. Жители, не привыкшие к подобным новшествам, называли его «часовней вокруг насоса». Для постройки фонтана миссис Маквори пришлось уговаривать Бигга, доказывая что затраты будут незначительны. К сожалению, фонтан был разобран в 1883 Конечно, колония была еще бедна. Но вряд ли можно оправдать правительство метрополии и его представителя Бигга в их упорном стремлении ограничивать развитие городского строительства. Они упрямо продолжали относиться к Новому Южному Уэльсу всего лишь как к месту ссылки своих осужденных соотечественников. Блестящие перспективы этой далекой земли в Лондоне осознали значительно позже, чем неуемный губернатор генерал Лахлан Маквори. Но, несмотря на все трудности, Маквори при помощи Гринвэя смог преобразить небольшое поселение в город. Глава печальная и последняя Плодотворное сотрудничество Маквори и Гринвэя продолжалось до 1821 года Они еще успели начать строительство здания суда в Виндзоре. Но Лахлан Маквори, устав от бесконечных доносов своих недругов и от многочисленных рапортов Бигга и Марсдена, подает в отставку и в декабре 1821 года передает дела новому губернатору Сэру Томасу Брисбену. В январе следующего года Маквори в последний раз побывал в долине Хоксбэри, для освоения которой сделал так много. В Виндзоре его посетила большая депутация жителей. Строитель Кокс зачитал прощальный адрес, познакомил уважаемого губернатора со зданием строящегося суда и сообщил, что здесь будет помещен его портрет . Строгое пропорциональное двухэтажное здание, удачно расположенное на вершине зеленого холма, выполняет свои функции и сегодня и бережно охраняется государством. Это одно из немногих зданий Гринвэя, которое полностью сохранило первоначальный интерьер. Суд города Виндзор. До сих пор в нем висит старый портрет губернатора Маквори 15 февраля 1822 года супруги Маквори покинули Сидней, и это стало настоящей катастрофой для Фрэнсиса Гринвэя. Своей честностью, постоянными ссорами с подрядчиками, их покровителями и с всесильным Марсденом неуживчивый архитектор нажил себе много врагов. Преподобный Марсден не мог простить Гринвэю жестокой критики в адрес выстроенных им в Парраматте домов. К тому же, представители элиты Сиднея и офицеры с презрением смотрели на бывшего заключенного, которого губернатор приглашал в свой дом и усаживал за один с ними стол. В последние дни пребывания Маквори в Сиднее Гринвэй написал генералу, что он сберег казне тысячи фунтов, предотвращая обманы со стороны подрядчиков, экономя строительные материалы и возводя здания, не требующие ремонта. Он 23 сообщил Маквори, что им выстроено публичных зданий на 60 000 фунтов, и что он хотел бы получить хотя бы небольшую часть причитающихся ему процентов от этой суммы. Гринвэй вел речь всего лишь о существовавшей в то время системе оплаты труда архитекторов. Зарплата архитектора была невелика, а две просьбы Маквори повысить ее, отправленные в Лондон, были оставлены без ответа. Изнуренный, больной губернатор ответил раздраженно. Через несколько дней Гринвэй написал другое письмо, в котором смиренно просил сохранить его статус и подарить земельный надел. Маквори послал за архитектором и между ними произошла бурная сцена. Они громко обвиняли друг друга в неблагодарности. И лишь за день до отплытия генерал оформил Гринвэю права на 800 акров земли и обещал передать шесть коров из правительственного стада. Но земля была расположена в районе Мэйтленд, в долине реки Хантер, более чем в двухстах километрах к северу от Сиднея, и обиженный архитектор воспринял этот дар как издевательство. Получил он эту землю лишь через год и назвал ее Ноward Farm, а коров не получил вообще. Маквори с женой и маленьким сыном отплыл в Англию на небольшом торговом судне, а не на судне королевского флота. Униженный генерал долго и тоскливо смотрел на удалявшийся в тумане, такой любимый им маяк… Доносы сделали свое дело и по прибытии в Англию Маквори было запрещено даже отвечать на критику Бигга. Он закончил свои дни скромно и просто в небольшом семейном имении на острове Мull в Шотландии и 1 июля 1824 года умер от обострения лихорадки, подхваченной еще в Индии. Так ушел из жизни губернатор, при котором была обустроена колония, основаны новые города, построено 263 публичных здания и проложены дороги. Недаром период его губернаторства вошел в историю Австралии как Эра Маквори Известие о преждевременной смерти бывшего губернатора, достигшее Сиднея только в ноябре 1824 года, ошеломило колонию и ввергло ее жителей в глубокую печаль. Город погрузилсяя в траур. Gazette и новое независимое издание Australian публиковали некрологи и посвященные генералу элегии. Колокола звонили день за днем. А на поминальную службу собралась такая огромная толпа, что, по воспоминаниям современников, это было больше похоже на прощание с особой королевских кровей. Впервые в истории Австралии начались сборы денег по подписному листу для памятника любимому губернатору Лахлану Маквори. Но, как отмечает один из биографов Гринвэя Эллис (M.H.Ellis), нигде не осталось и следов участия архитектора в общей скорби. Во всяком случае его имя в эти печальные дни нигде не упоминается. Первоначально губернатор Брисбен подтвердил статус Гринвэя и тот даже начинает называться Архитектором Колонии. Однако, фактически его положение сильно изменилось. В колонии было образовано Управление Строительных работ (Board of Works), призванное следить за возведением общественных зданий, и Гринвэй был введен в ее состав. Непосредственным руководителем строительства являлся теперь новый Инженер Колонии майор Оуэнс. Обязанности Гринвэя были сведены лишь к вычерчиванию проектов, составлению смет и наблюдению за строительством по указаниям Оуэнса. Последний, к сожалению, не питал симпатий ни к самому архитектору, ни к его творчеству. Правда, Гринвэю платили 100 гиней в год и разрешили продолжать жить в принадлежащем правительству колонии маленьком доме. Ему также обещали выплачивать по 5% от сумм, потраченных на строительство зданий по его проектам. Гринвэй заканчивает проект госпиталя в Ливерпуле, и в 1823 году начинается возведение здания, которое губернатор Брисбен охарактеризовал как соответствующее назначению и элегантное, но, пожалуй, слишком крупное и роскошное для скромного Ливерпуля. Он усомнился в необходимости красивых крыльев у этого здания, однако, они все же были сохранены. Гринвэй создал проект стройного кирпичного здания с гордой круглой башней и двумя портиками из светлого песчаника в центральной части. Галерея с арками протянулась вдоль первого этажа госпиталя и его крыльев. 24 Строительство госпиталя велось неторопливо и закончилось лишь через семь лет. Это был один из последних проектов Гринвэя, созданных в должности Архитектора Колонии. Ныне в этом здании размещаетсяся колледж. Госпиталь в Ливерпуле Ситуация вокруг неуживчивого архитектора быстро ухудшалась. Оуэнс всячески ограничивал его творческую работу и мешал созданию новых проектов. Ему не дали возможности наблюдать за строительством фундаментального четырехэтажного здания зернохранилища и складов в Парраматте. Кстати, судя по фотографиям, это здание, выстроенное для сугубо практических целей, благодаря удачным пропорциям обращало на себя внимание строгой элегантностью. К сожалению, в 1937 году оно было разобрано. Равнодушный к проблемам строительства губернатор Брисбен не вникал в заботы Гринвэя. А тот горько сетовал в одном из писем, что новый губернатор хочет строить Сидней исключительно силами подрядчиков и безо всяких архитекторов. К тому же Маквори предупредил нового губернатора, что неуемный архитектор будет надоедать ему своими бесконечными финансовыми требованиями. Качество строительства в колонии заметно ухудшилось. Гринвэй видел, что его замыслы безобразно искажаются торжествующими подрядчиками, а планы строительства Сиднея уничтожены. Однако Оуэнс не только не согласился с требованием Гринвэя обсудить эту проблему на заседании Управления, но и предупредил Брисбена, что архитектор начнет приставать к нему с жалобами. Все закончилось тем, что мягкий Брисбен все же согласился выслушать Гринвэя. И хотя губернатор в душе понимал справедливость претензий архитектора, яростные нападки и бесконечные жалобы того на всех окружающих привели к тому, что Гринвэй ничего не добился. А майор Оуэнс направил в ноябре 1822 года злой рапорт в Министерство по делам колоний, в котором писал «…я имел честь при случае упоминать Вам о том, как нерадив архитектор Гринвэй. Я не получал ни малейшей его поддержки и не видел от него никакой пользы правительству в период, когда я действовал как инженер Колонии». Копия этого несправедливого документа была передана архитектору и он немедленно отказался работать под началом майора. Через две недели наш талантливый герой был уволен. Он оказался в серьезной беде, поскольку был обременен долгами и лишился всякого дохода. Он как-то перебивался случайными заказами, и все же в 1824 году все имущество Гринвэев было продано за долги с аукциона, вплоть до старенькой пианолы. Так он оказался полным банкротом второй раз. По злой иронии судьбы распродажа происходила в тот самый день, когда старый враг архитектора Марсден освящал его лучшее творение - церковь Святого Джеймса. Гринвэй оказался в общей немилости, и его немногочисленные объявления об услугах по проектированию и камнерезным работам редко находили отклики. Мэри пришлось вновь открыть небольшую школу для юных леди, поскольку необходимо 25 было содержать сильно увеличившуюся семью. К этому времени они имели уже четырех сыновей и двух дочерей. В это тяжелое время Фрэнсис создает проекты прекрасных частных домов. Среди них необходимо отметить дом полковника Кэмпбэлла в имении Бунгариббе, дом Сэра Джона Джемисона в Регентвилле, близ Пенрита и дом Вильяма Кокса в Ричмонде. До наших дней сохранилось лишь последнее стройное здание с изящным порталом, но фотографии и рисунки других зданий также убедительно доказывают, что удары судьбы не смогли загубить талант замечательного архитектора. Семья Гринвэев находилась в постоянной тревоге потери дома, в котором она жила так долго и который был в свое время передан им как часть вознаграждения за труды архитектора. И ему действительно предложили выселиться. Попытки непрактичного Гринвэя доказать, что дом был передан ему Маквори в собственность, не увенчались успехом, так как все необходимые бумаги непонятным образом исчезли. Брисбен не был жестоким человеком. Он позволил Гринвэям оставаться в этом доме, но к ним подселили двух малозначительных клерков. А в 1826 году пришло письмо от Секретаря по делам колоний с предписанием мистеру Гринвэю покинуть дом. М. Эллис с состраданием писал о нашем герое, которого одна беда преследовала за другой: «бедный надменный непрактичный маленький гений». Но администрация нового губернатора Дарлинга, известного своей жестокостью, сочла тем не менее возможным временно оставить Гринвэев в покое. В июне 1827 года на Гринвэев обрушилось страшное горе. Их старший сын Георг, плававший вторым помощником на одном из бригов колонии, утонул у берегов Тимора. В том же году Гринвэй был избит двумя неизвестными, когда он в темноте возвращался домой, о чем мы узнаем из его объявления о вознаграждении в 20 фунтов за поимку хулиганов. Гринвэи понемногу начали заниматься своей землей. Из переписи 1828 года следовало, что часть из 800 акров его поместья Howard Farm близ Тарро в округе Ньюкасла была частично расчищена и культивирована, и там паслось 16 голов крупного рогатого скота. Мэри изнемогала под бременем забот о детях и о беспомощном в житейских делах муже. А надо было еще заниматься школой и защищаться от нападок недоброжелателей, обвиняющих ее в нестандартном преподавании. Повестки с требованием выселиться из дома приходили одна за другой и издерганная Мэри серьезно заболела. В 1832 году она умерла, оставив Гринвэю пятерых детей. Он лишается надежного друга и защитника и остается один под ударами жестокой к нему судьбы. Жизнь Гринвэя погружается в беспросветный мрак. Его имя начинает забываться обществом. А в Сиднее появляются новые архитекторы и среди них Мортимер Льюис, будущий Архитектор Колонии. Гринвэй же находится не у дел, перебиваясь редкими случайными частными заказами и ведет нудную тяжбу за дом и землю на Джордж Стрит. Его дети перебираются в небольшой домик на Howard Farm. В конце его жизни была построена большая пивоварня в Голбурне (Golburn Brewery). Ни в одной из монографий, посвященных творчеству Фрэнсиса Гринвэя и архитектуре Нового Южного Уэльса, мы не нашли упоминания об авторе этого кирпичного комплекса, в каждой детали которого сквозит стиль Гринвэя! Туристам обычно показывают комплекс зданий этой знаменитой законсервированной пивоварни, который по праву входит в перечень объектов Национального Наследия Австралии. При первом посещении пивоварни мы приобрели небольшую, но очень интересную брошюру Майкла О’Хэлорана. Этот энтузиаст доказывает в ней авторство Гринвэя и пишет об архитектурных пристрастиях замечательного архитектора, о присущих ему приемах строительства и использования кирпича при возведении своих зданий. К этому стоит добавить, что сведения о последних трудных годах жизни Гринвэя, когда он был готов взяться за любую работу необычайно скудны. Поэтому мы говорим об этом комплексе зданий только как о работе, приписываемой первому архитектору колонии. 26 Мы специально ездили знакомиться с этим большим комплексом, состоящим из зданий пивоварни, мельницы, солодовни, конюшен и жилых помещений. Даже такую, казалось бы, ординарную работу, уставший Гринвэй выполнил в добрых традициях георгианской архитектуры, поместив пивоваренный цех в массивную четырехугольную зубчатую башню, возвышающуюся над тремя простыми, но такими пропорциональными зданиями. Строительство этого комплекса было завершено в 1836 году, незадолго до смерти архитектора. Комплекс зданий голбурнской пивоварни. На втором этаже пивоварни находится музей, посвященный Фрэнсису Гринвэю. Отсутствие средств для его оформления О’Хэлоран с лихвой возместил множеством интереснейших и любовно подобранных экспонатов. Мы долго знакомились с ними, и перед нами проходила непростая жизнь первого архитектора Австралии . В последние годы жизни Гринвэй начинает печатать в сиднейских газетах статьи об архитектуре и о том, как должен строиться Сидней. Australian Аlmanac даже заключает с ним договор на 22 листа, но его статьи полны упреков и нападок в адрес некомпетентных начальников, и редактор спешит отмежеваться от мнения сердитого автора. Наконец, одинокий и разочарованный архитектор покидает Сидней и перебирается к детям на свою далекую ферму в восточном Мэйтленде. Там у него открывается тифозная лихорадка и 26 сентября 1837 года Фрэнсис Гринвэй умирает. Из-за отсутствия священника заупокойную молитву прочел вызванный из Мэйтленда сельский учитель Голдингхэм. К сожалению, до сих пор не известно, где находится одинокая могила первого австралийского архитектора. Нам рассказали, что несколько лет назад две пожилые леди из рода Гринвэев посетили Тарро. Но они не только не нашли следов могилы, но даже не обнаружили каких-либо документов о смерти Фрэнсиса Гринвея. С горечью приходится отметить, что газеты Сиднея никак не откликнулись на уход из жизни отца австралийской архитектуры. Эпилог Нa Площади Королевы в сиднейском Сити, рядом с церковью Святого Джеймса в мостовую вставлена крупная круглая памятная плита, сделанная из различных местных облицовочных пород (мрамора, гранита, диорита и базальта). Она была открыта в день двухсотлетия Австралии и посвящена ее первому архитектору Фрэнсису Гринвэю. В центре помещен его портрет, а над головой изображена карта раннего Сиднея и перечислены лучшие творения архитектора. Под портретом находится высказывание Маквори о заслугах Гринвэя, а по бокам - изображения церкви Святого Джеймса и Барака Гайд Парка. Мы долго рассматривали эту красивую плиту, привлекая туристов, которые начинали щелкать своими камерами. Подойдите и 27 вы к этому месту, остановитесь и отдайте память удивительному человеку тяжелой судьбы и огромного таланта. Центральная часть памятной плиты на Queen Square. В Новом Южном Уэльсе бережно относятся к творениям архитектора Фрэнсиса Гринвэя. Все его здания, сохранившиеся до наших дней, любовно отреставрированы. Ему посвящены многочисленные статьи и монографии. Его именем названы улицы и парки в разных городах штата. Портрет Гринвэя украшал десятидолларовую банкноту, обращавшуюся до появления пластиковых денег. Портрет Фрэнсиса Гринвэя на старой австралийской банкноте. А молодой австралийский университет имени Маквори поместил в свою лаконичную эмблему башню знаменитого гринвэевского маяка, которая вырастает из буквы М. На гербе университета над этой башней сверкает звезда Сириус, олицетворяющая свет знаний, а под ней написан прекрасный лозунг – и радостно учить! (из пролога к «Кентерберийским историям» Чосера) Творчество Гринвэя высоко оценивается австралийцами. Большая часть его зданий принадлежит периоду георгианской английской архитектуры, которым присущи незатейливые простые классические формы. В то же время он показал примеры строений, напоминающих средневековые замки с башнями, крепостными воротами, амбразурами. Жаль, что его проекту Кафедрального собора Святого Андрея, задуманному в стиле высокой готики, не было суждено осуществиться.. 28 Мортон Герман заметил, что, обладая могучим воображением, Гринвэй умел видеть будущий город в целом и во всех деталях: от сточных систем до площадей, от жилых кварталов до парков. Не его беда, что его замыслам часто не давали осуществиться. Он прибыл в Австралию как заключенный, но всегда смотрел на нее глазами свободного честного человека. Он не мог мириться с окружающими его воровством и недобросовестностью и яростно сражался с ними. За шесть лет им было создано 54 здания. Многочисленные беды и тяжелые испытания не сломили этого волевого человека. И нам хотелось бы закончить рассказ о Гринвэе следующим высказыванием Мортона Германа: «он ставил целостность своих проектов выше критики, что неизбежно создавало ему много врагов, но сохраняло замыслы. Прошли года. Его враги ушли. Его строения остались». 29
