Собаки в девятый день осени

Владимир Шпаков
Собаки в девятый день осени
Пьеса в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
КИРА ТУПИЦЫНА – журналистка, женщина средних лет
МАКСИМ – ее сын, студент
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ – друг семьи Тупицыных
ВАНДА БАЛЫКОВА – давняя знакомая Киры
ЭДИК – молодой любовник Ванды
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ:
СЦЕНА ПЕРВАЯ:
Обстановка типовой квартиры. В комнате много книжных
полок, в углу - стол с компьютером. Входят двое: женщина средних
лет (одета несколько легкомысленно) и пожилой мужчина в
старомодном костюме. В руках у них - сумки.
КИРА: Не знаю, Модест, что бы я без тебя делала... Спасибо, честное
слово - спасибо!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (тяжело дыша, опускается на диван) Не за
что, Кирочка...
КИРА: Да как же не за что?! На девятый этаж такую тяжесть тащить это же подвиг Геракла! А ты, Модест, уже давно не Геракл!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (утирает лоб) Я не Геракл?! Да, я не Геракл.
Я просто мужчина, причем воспитанный определенной эпохой. И
если лифт не работает, то я...
КИРА: Вот именно! Ты всегда найдешь место подвигу! За что и
люблю!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, что ты - это никакой не подвиг, это
норма жизни.
Шарит в кармане, вынимает таблетки.
КИРА: Для кого норма, а для кого - полная ерунда. Мой Максим,
например, не очень любит сумки таскать, когда лифт не работает. Тот
сутки не будет работать - и он сутки будет сидеть без еды! Зато свои
омерзительные железки он не только на девятый - на двадцать
девятый этаж потащит! Весь балкон своей гадостью ржавой завалил,
копатель несчастный!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А где он, кстати? Твой копатель?
КИРА: В поле.
Начинает вынимать и расставлять на полках книжки.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (незаметно кладет в рот таблетку) В поле?
1
КИРА: Это он так выражается. В поле, говорит, работаем, хотя на
самом деле они торчат в лесу. Причем в болотистом лесу - от его
одежды после экспедиций такая вонь специфическая идет... Тиной
вроде как пахнет.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ладно, ты его очень не ругай. Мальчик занят
не таким уж плохим делом.
КИРА: А по-моему, лучше бы девицу какую-нибудь подцепил. Пора
уже.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Главное - чтобы университет не забывал! Он
собирается переводиться на очный?
КИРА: Понятия не имею. Появится - сам его спроси. Мне с ним и
поговорить некогда: он либо в поле, так сказать, слушает эхо войны,
либо продвигает моего начальника, господина Гнутова, на
политический Олимп. То есть, в молодежной политической тусовке
участвует. Ей-богу, лучше бы подцепил девицу, пусть даже легкого
поведения.
МОЖДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Эх, Кирочка, Кирочка... Если бы я тебя не
знал так долго...
КИРА: То что?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Как человек, воспитанный определенной
эпохой - задал бы жару. Ну, что это за наряд?! Все в обтяжку, юбка короче некуда... Ты сама, извини, выглядишь, как девица не лучшего
поведения! Я, когда тебя увидел в этом ярмарочной толпе, даже не
сразу узнал. Неужели, думаю, это моя Кира? Пригляделся: она!
Только какая-то другая!
КИРА: Серьезно - другая?
Подходит к зеркалу.
А по-моему, все изменения - только в лучшую сторону. Помолодела,
похорошела...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Сделалась вульгарней...
КИРА: Блеск в глазах появился, фигура стала стройней...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Потеряла стыд, заголила ноги...
Оба начинают хохотать.
КИРА: И все равно я страшно рада, что тебя встретила! А то сто лет не
виделись, одни телефонные разговоры! Да и по телефону уже не
помню, когда общались... Ты в курсе, что моя Настя - в положении?
МОДЕСТ: Твоя Настя?!
КИРА: Ага, на седьмом месяце уже. По идее, я скоро бабкой стану, так
что учить меня - поздно.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (опять вынимает таблетки) Что-то слишком
много новостей... Или все-таки твой неработающий лифт
поспособствовал? Ты мне водички, пожалуйста, принеси...
КИРА: Ага, сейчас!
Выбегает на минуту, потом возвращается.
2
КИРА: Нет, ну какие гады? Я об этих гадах обязательно напишу!
Недавно подсчитала: за месяц наш лифт работал ровно двенадцать
дней! Представляешь?! Об этом надо писать, надо звонить во все
колокола!
Модест Арсеньевич запивает таблетку, сидит.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну вот, кажется, все нормально. (тоже
начинает вынимать из сумок книги) А ты, Кирочка, и про лифты в
своем журнале пишешь? Я думал, у тебя совсем другая м-м...
журналистская специализация.
КИРА: А-а, ты еще и мои опусы читаешь!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Конечно, я всегда читал ваш журнал. И,
поскольку я воспитан определенной эпохой, на меня твоя нынешняя
писанина действует не лучшим образом. Я никогда не отказываюсь
помочь женщине - в независимости от того, работает лифт или не
работает. Но мне и в страшном сне не могло присниться, какие книги
я буду таскать на девятый этаж! В квартиру, где я провел столько
прекрасных часов!
КИРА: Модя, ну надоело, ей-богу!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Надоело или нет, а я от тебя не отстану.
Потрясает книгой.
«Радости секса», вы представляете?! И кто же автор этих радостей?
Алекс Камфорт! Почему, интересно, через «а»? Почему не
«комфорт»? Это же все делается исключительно для достижения
комфорта, не так ли?
КИРА: А что - в этих делах комфорт не нужен?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: В этих, как ты выражаешься, «делах» прежде
всего нужна любовь! (читает аннотацию на обложке): «Самое время
порадовать читателя непредвзятой и откровенной книгой, основанной
на здравом смысле». На здравом смысле - это сильно сказано! А вот
это - тоже на здравом смысле? «Искусство спальных покоев», надо же!
Когда ты листала эту книжку у стенда, я едва не сгорел со стыда!
КИРА: Модя, ты видел, сколько людей на ярмарке листало эту
книжку? Десятки, и никто не сгорел! И вообще - чего ты прицепился?
Это же все рабочие пособия. Моего личного опыта не всегда хватает, а
публика любит разнообразие!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А ты и личный опыт... Не знаю, как сказать...
Ну, воплощаешь в статьях?
КИРА: (после паузы) А что, нельзя? Я ведь женщина, в конце концов.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ты не женщина! То есть, я хочу сказать: не
совсем женщина. Ты мать двоих детей и сотрудница уважаемого
издания!
КИРА: Ну, дети, положим, давно выросли, и про это знают. А
редактор уважаемого издания, господин Гнутов, знает обо всем тем
более. Вот как ты думаешь, почему он все мои материалы ставит в
номер, не глядя?
3
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ума не приложу.
КИРА: Потому что они повышают рейтинг. А значит, и тираж.
Прочтут мое «Искусство спальных покоев», а там, глядишь, прочтут и
человеколюбивый опус господина Гнутова. Он такое человеколюбие
разводит на страницах - умереть, не встать! Можно сказать, в душу
людям заглядывает, чаяния народные под лупой рассматривает и все
обещает удовлетворить.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Все-все?
КИРА: Все, без исключения.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, он ведь баллотируется нынче, глядишь,
рычаги и появятся, чтобы чаяния удовлетворить. Мне вот, к примеру,
лекарств не хватает бесплатных.
КИРА: Если верить господину Гнутову, будут тебе лекарства. А
оболтусу моему бесплатное образование будет. Он ведь у меня учится
на платном, а это, по мнению господина Гнутова, не комильфо.
Образование должно быть доступно всем! Лекарства - всем! Землю
отдадим крестьянам! Власть... Ну, и так далее. И вот для всей этой
лабуды мои эротические репортажи и очерки служат вроде как
паровозом. Ты думаешь, господин Гнутов от них кипятком брызгает?
То есть, где-нибудь в одиночестве, может, и брызгает, а официально
делает вид, мол, хата не моя. Моя рубрика вообще выделена как
«Журнал в журнале», где на последней страничке петит: мнение
редакции и автора материалов может не совпадать! Подостлал
соломки, короче, человеколюбец наш. Хотя читатель, честно говоря,
за мою рубрику в первую очередь хватается!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не могу поверить...
КИРА: Точно, Модя, уже проверено. Господин Гнутов на полгода снял
рубрику, так тираж моментально пополз вниз. После этого он не
просто ее восстановил, он лично домой приезжал, вот сюда, и такие
горы золотые обещал... Но пока ничего не дал. Разве что вот эти
пособия приобретаю за казенный счет. Кстати, где мои товарные
чеки?
Роется в сумочке.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (грустно) О, темпера, о, морес...
КИРА: Нынче, Модя, для достижения целей средств не выбирают.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Мы в свое время выбирали...
КИРА: Вы - да, конечно! Вы вообще у нас особенные, как это там...
“Уберите Ленина с денег! Уберите, так вас, растак!”
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кирочка!
КИРА: Молчу, молчу...
Достает какие-то бумажки и деньги.
Так, товарные чеки на месте, и денежки еще остались. Видишь, Модя,
на этих денежках Ленина нет. И что? Разве изменилась их сущность?
Нисколько не изменилась, потому что деньги - они и в Африке деньги.
Мне всегда их недоставало, и раньше, и сейчас. Только раньше я была
4
дура, не ценила их, а теперь ценить научилась. Моя-то, которая на
седьмом месяце, все время денег просит, потому что - с голым задом.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Зато она любит своего Антона.
КИРА: Правильно: сидит с любимым мужем и с голым задом! А
значит, мамочка должна помогать этой семейке раздолб... Извини,
Модя, это не для твоих ушей. И другому надо помогать, оплачивать
учебу, которая его ничуть не интересует. Его интересуют поля, могилы
и ржавое железо! Никогда не думал, что мой сын будет некрофилом!
Смотрит на часы
А ведь ко мне сегодня гостья должна придти. Важная гостья миллионерша!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Настоящая?!
КИРА: А что, бывают поддельные?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Я имею в виду: долларовая? А то тут мою
квартиру приходили оценивать, так в рублях, получается, и я миллионер.
КИРА: Ванда - самая что ни на есть настоящая миллионерша,
валютная.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: И что же ты имеешь общего с этими, с
позволения сказать...
КИРА: Эксплуататорами трудового народа? Общее прошлое, Модя.
Настоящее у нас, конечно, разное, но прошлого не изменишь, одних
клопов кормили в общаге журфака.
Начинает убираться в квартире.
Ладно, надо хоть немного этот бардак прибрать. Клопов у меня,
конечно, нет, но обстановка не сильно отличается от общежитской. А
Ванда знаешь, в каких хоромах проживает? В двухэтажных! Там одна
ванная больше, чем моя гостиная. А в ванной - джакузи и душевая
кабина с гидромассажем!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Я тебе помогу (тоже принимается за уборку).
КИРА: Может, отдохнешь?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Есть такая современная шутка: на что,
спрашивается, можно смотреть до бесконечности? Ответ: на
струящуюся воду, на горящий огонь и на то, как другой работает. Так
вот эта шуточка - не про меня. Я не современный, я мастодонт,
поэтому смотреть, как женщина работает, и при этом отдыхать - не
могу. В этом наше отличие от вас, живущих с ваннами размером со
стадион.
КИРА: Модя, не пятнай честь бедной журналистки. У меня ванная
обычных размеров - трусы негде повесить. А Вандочка наша
действительно упакована по самую макушку. И кто бы мог подумать,
а? Она же серенькая была, троечница несчастная, после окончания
универа еле на работу устроилась. Зато теперь - глава издательского
дома! Три журнала модных издает, самый толстый прямо так и
называется: “Ванда”. Ты можешь представить, чтобы я издавала
5
журнал с названием: “Кира”? Да еще с фамилией “Тупицына”? Я както не представляю. С другой стороны, если бы я не печаталась под
своей неблагозвучной фамилией, Ванда никогда бы меня не нашла. А
так - заглянула в журнальчик, увидела фамилию однокашницы и
подумала: дай как я ее навещу!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: И как - навестила?
КИРА: А как же! Со мной кофе попила, потом взяли коньячок, и – к
господину Гнутову. Посидели, она денег ему пообещала, ну, он теперь
у всех денег просит, избирательная компания, сам понимаешь... А еще
она познакомилась с одним молодым человеком из нашей редакции,
и сегодня они придут вместе. Ну, Эдик, ну, Эдик... На ходу подметки
режет!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (устало присаживается) Это примета
времени - резать подметки на ходу. Иначе нельзя. Раньше мы жили
по-другому, а теперь... Надо же, как быстро все изменилось! Кажется,
только вчера Максим пошел в первый класс, и вот – ты уже мать
взрослых детей! Боже мой, как время-то летит...
КИРА: (внезапно прекращает уборку) Слушай, Модя... А ты и вправду
огорчился бы, если бы узнал... Ну, что я не только книжками, а и
собственным опытом... Короче, что я описываю жизненные
впечатления?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (с грустью) Ты думаешь, я еще чему-то
удивляюсь? Я разучился удивляться, точнее - время отучило. Может,
мы лучше чайку с тобой попьем? Как в прежние времена? И
поговорим о чем-нибудь более интересном?
КИРА: Конечно! Ну их к черту, этих миллионерш, идем на кухню!
Уходят
СЦЕНА ВТОРАЯ:
В комнате появляется молодой человек с рюкзаком. Снимает его,
начинает выкладывать на стол что-то, завернутое в бумагу.
Неожиданно звонит телефон, и молодой человек хватает трубку.
МАКСИМ: Алё. Да, добрался. Все нормально, не переживай... Помню
про встречу, как же... В общем, пока.
Из кухни выглядывает Кира
КИРА: Смотрите, кто пришел! Почему так рано? В поле начались
дожди?
МАКСИМ: (криво усмехаясь) Я что - помешал? Нарушил чье-то
уединение?
КИРА: Хамишь? Нет, на этот раз не нарушил. У нас в гостях Модест
Арсеньевич, между прочим, так что мой руки, и идем пить чай.
МАКСИМ: Слушай, дай разобраться с находками, а?
КИРА: После твоих находок ты будешь мыть руки три раза. И все три с мылом.
Из кухни появляется Модест Арсеньевич
6
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А кто это у нас мыть руки не желает? Ну,
привет, привет... (обнимает Максима)
МАКСИМ: Здрасьте... А чай я буду пить потом, понятно? Когда
разберу находки.
КИРА: Все-таки хамишь. Модя, он хамит, теперь это его нормальный
стиль общения.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, ладно, родные мои, не ругайтесь. Зачем
ты носишь все это домой, Максим? Вы же не черные копатели какиенибудь…
МАКСИМ: Конечно, нет! Просто мы каждый очищаем свои находки,
приводим их в нормальный вид, а потом несем в музеи, ну, или
родственникам, если находим...
КИРА: Ты бы видел, Модя, с каким старанием он со всем этим
возится! Просто удивительно: в твоем возрасте - такая страсть к
кладбищенским трофеям!
МАКСИМ: Да как ты... Никакие это не трофеи! Тем более кладбищенские!
КИРА: Это эхо войны, я поняла. Это наша память, наше наследие, ну,
и так далее. Но в твоем возрасте все-таки естественнее интересоваться
жизнью. Девушками, например.
МАКСИМ: Мне не нужны девушки!
КИРА: Ну да, а вот эти железяки нужны! Вот что это такое?! Что за
ржавая гадость? Модя, посмотри, какую гадость он таскает в дом!
Достает из рюкзака какую-то железку.
МАКСИМ: Не трогай! Это солдатская каска!
Отбирает каску, бережно укладывает обратно
КИРА: Солдатская каска, представляешь, Модя?! Они снимают их с
трупов - каски, шейные жетоны, ну, и так далее. А в трупах, между
прочим, содержится трупный яд!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кирочка, вряд ли там трупы...
КИРА: А кто же там?! Живые, что ли?!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Там прах, Кирочка. Кости, черепа...
КИРА: Значит, они снимают каски с черепов. Оставили бы их в покое,
черепа! Но как оставишь? Они ведь, раскопщики - герои! Их по ящику
показывают, а недавно господин Гнутов о них огромную статью
накатал - хвалил этих кладбищенских романтиков.
МАКСИМ: (с радостью) Геннадий Андреевич - нас хвалил?!
КИРА: Не то слово. Задыхался от восторга, вы для него - ну просто ум,
честь и совесть нашей эпохи! А также надежда и опора в его
избирательной компании. Модя, в промежутках между своими
кладбищенскими экспедициями наш Максим стоит на перекрестке и
раздает листовки в поддержку кандидата Гнутова.
МАКСИМ: Да, мы стоим! И раздаем! Потому что понимаем
ответственность перед будущими поколениями! А вот кое-кто ничего
понимать не желает! И пишет такое... Да и читает - такое же!
7
Подходит к полке
Что же мамочка приобрела на этот раз? О, “Радости секса” - просто
замечательно! А это что? “Гетеры, гейши, путаны” - тоже неплохо! Мы
собрали очень интересную библиотеку, Модест Арсеньевич, такое
собрание сочинений неплохо держать в каком-нибудь борделе. А мы
дома держим! Нет, я ничего против не имею, мне перед ребятами
стыдно. Так что, когда мы здесь собираемся...
КИРА: Ты собираешься со своими трупоедами - здесь?!
МАКСИМ: А что - нельзя? Нам негде больше собираться.
КИРА: Господин Гнутов мог бы предоставить для этих целей свой
избирательный штаб.
МАКСИМ: Скоро предоставит, он обещал. Но пока мы собираемся
здесь, и я вынужден ставить эти книжки корешками к стене. Хотя что толку? Мамины статьи все равно не спрячешь, их все читают!
КИРА: Вот именно, про это - интересно всем!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кирочка, но это ведь низменный интерес.
КИРА: Зато честный. “У нас нет секса!” - помнишь это высказывание?
Я тогда думала примерно так же, но теперь поняла: он не просто есть,
он - альфа и омега! Основной, так сказать, инстинкт!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Тебя даже молодое поколение не понимает...
КИРА: Брось, копатели могил - это не поколение. Это общество юных
некрофилов...
МАКСИМ: Мама!
КИРА: Молчу, молчу... Иду убирать кухню, а то Ванду нужно встречать
как VIP-персону, она моего творческого бардака не поймет. А вы
пообщайтесь, вижу, общий язык вам найти не трудно.
Уходит
СЦЕНА ТРЕТЬЯ:
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, герой, рассказывай.
МАКСИМ: Про что рассказывать-то?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Про университет. Ты ведь на вечерний
поступил? А на вечернем - какая учеба? Там для галочки учатся, для
диплома. В твоем возрасте надо учиться всерьез, так сказать, есть
знания большой ложкой...
МАКСИМ: Меня и маленькая ложка вполне устраивает. На вечернем времени больше. А мне время сейчас позарез нужно!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ах, да, ты же должен заниматься
раскопками...
МАКСИМ: Конечно! Это же так интересно! Это как... Ну, как Трою
раскапывать или Чичен-Ицу какую-нибудь!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Извини, Чечен... Вы разве в Чечню ездите?!
МАКСИМ: В Чечню хотелось бы, там знаете, сколько неопознанных
тел захоронено? Только нас туда не пустят. А Чичен-Ица - это город
8
древних майя, он полностью джунглями зарос, а потом был раскопан
археологами.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Понятно. Что ж, Чичен-Ица - это хорошо, но
для тебя ведь это хобби. А нужно иметь профессию, а для профессии
приобрести соответствующие знания... Может, ты просто боишься
досдать экзамены на дневной? Так на твоем факультете у меня
знакомые профессора имеются, я могу поговорить...
МАКСИМ: По блату, значит, меня хотите перевести?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (смущенно) Ну, почему же по блату...
Поговорить хочу, по-дружески, чтобы с тебя сильно не спрашивали...
МАКСИМ: Это и называется - по блату. А мы блат не признаем. Блат,
как говорит Генадий Андреевич, это наследие тяжкого совкового
прошлого.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (с удивлением) Геннадий Андреевич Гнутов
так говорит?! Странно, странно...
МАКСИМ: Чего же тут странного? Это вы странно живете, по законам
вчерашнего дня.
Молчание
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, понятно... А помнишь, как мы в поход
втроем ездили? У Насти тогда экзамены школьные были, поэтому она
дома осталась. А мы взяли надувную лодку и - по реке, вниз по
течению... Помнишь, как я ногу подвернул, и вы мне сделали гипс из
лыка и двух палок?
МАКСИМ: Серьезно? Что-то я не помню такого...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, как же, вы меня еще посадили в лодку и
тащили, как два бурлака! До самой станции тащили против течения, а
это километров пять будет!
МАКСИМ: Я же тогда совсем пацан был, поэтому и не помню... Да и
что это были за походы - под надзором мамочки? Вот сейчас у нас
настоящие экспедиции! И результаты - не впечатления, а настоящие
находки, они потом в музеи попадают или к родственникам, если
такие остались!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Родственников радовать - это неплохо,
неплохо... А походов наших, значит, не помнишь?
МАКСИМ: Не-а, забыл. Эх, еще бы металлоискатель заиметь! Было бы
вообще супер! Знаете, что такое металлоискатель? Это как... Ну вот вы
- работали ученым, так?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Эсэнэсом. Старшим научным сотрудником в
оборонном НИИ.
МАКСИМ: Ну и, конечно, у вас был компьютер, без которого работать
невозможно. Так и без металлоискателя поисковику. Ищешь, можно
сказать, вслепую!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (протирает очки) Увы, Максим, у нас не
было компьютеров.
МАКСИМ: Да? А что же у вас было?
9
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Логарифмическая линейка. Это такая
штучка, на которой... В общем, это несущественно. Главное, что на
такой линейке, по сути, просчитан полет человека в космос.
МАКСИМ: (с недоверием) Да ну... Электрическая хоть была линейка?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: К сожалению - или к счастью? механическая. Основная ЭВМ была вот здесь (стучит себя по лбу). Но
металлоискатель, конечно, нужен, нужен...
МАКСИМ: Ладно, возьмем мою мамашу. Вот она точно без
компьютера, как без рук. Поэтому и купила себе ноутбук
навороченный. Только что она на этом ноутбуке пишет? Вы читали,
Модест Арсеньевич?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: К сожалению, да. Кира изменилась, и не в
лучшую сторону...
МАКСИМ: Изменилась - неправильное выражение. Крыша у нее
съехала на старости лет.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, положим, твоя мать не такая уж старая.
Вот я - настоящий старик, а она...
МАКСИМ: А она - молодая? И может водить сюда, кого угодно, так?
Статьи - это фигня, я тут такое по приезду наблюдаю... Иногда прямо в
дверях с ними сталкиваюсь. Возвращаюсь из экспедиции и думаю:
кого опять своим звонком из кровати вытащу? Толстого? Тонкого?
Усатого? Лысого? Нет, был бы один - я бы смирился, но они ведь
маршируют рядами и колоннами!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (жалобно) Максимушка, уволь меня,
старорежимного старика, от таких подробностей...
Когда в дверях возникает Кира, оба замолкают
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
КИРА: Максим, надо сходить в магазин.
МАКСИМ: Опять я крайний...
КИРА: Ты хочешь, чтобы на девятый этаж таскала сумки - я? У меня
нет столько здоровья, так что будь добр...
МАКСИМ: (бормочет) На другое здоровья хватает, а здесь...
КИРА: Что ты там бурчишь себе под нос?! Значит, так: оливок купи,
семги в нарезке, ну и торт, наверное.
МАКСИМ: (неохотно натягивая куртку) Алкогольных напитков не
надо? А то я второй раз не пойду.
КИРА: Сами принесут напитки. Я что, миллионерш поить должна?!
МАКСИМ: (бормочет) Только миллионерш здесь не хватало...
Уходит. Кира и Модест Арсеньевич неловко молчат
КИРА: Что, жаловался? Ну, конечно, жаловался! Что ему, бедному,
житья нет, что он сбежать из дома готов, потому что мамочка у него понятно, кто!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, в общем... Да.
10
КИРА: (смотрит на него) А ты, как всегда, не можешь соврать. Соврал
бы, что говорили про учебу, про университет...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Про университет тоже говорили.
КИРА: Ну вот, а мои кости остались целы, потому что вы, как
благородные мужчины, не стали их перемывать. Но ты ведь воспитан
определенной эпохой, когда требовалось, так сказать, жить не по лжи.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Увы, Кирочка, увы...
КИРА: Ну, значит, режьте меня на части и кушайте с вареньем. Вот
такая плохая я мать, дурной пример подаю потомству! Вожу
любовников домой, пишу порнуху в свой журнал...
Скидывает журналы со стола на пол
А порнуху нужно выжигать каленым железом! Да что там - сжечь ее
нужно! Если бы моему Максиму со товарищи дать волю - они бы
сожгли, ей-богу!
Модест Арсеньевич бросается собирать журналы
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Сжигать печатные издания, конечно,
последнее дело. Мы знаем, чем это заканчивается. Но ведь в твоих
статьях, Кирочка, такое написано, что… Вот зачем тебе нужен этот
маркиз де Сад?! Почему ты не пишешь о Петрарке?!
КИРА: По кочану. Кому нужен твой Петрарка?! У нынешних
читателей такой орган, которым любят – ликвидировался за
ненадобностью. Произошло отмирание атавизма.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не может быть!
КИРА: Может, может. Они любят только секс. Причем безопасный
секс. Хотя опасный любят тоже, все просто свихнулись на сексе.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: И ты... Ну, свихнулась?
КИРА: Возможно. Почему нет? Что я - старуха безобразная? Я еще
такие феромоны источаю, что...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Феромоны? Да, помню, читал об этом в
твоей статье... Это вещества такие, которые исходят от возбужденных
самцов и самок, да?
КИРА: Я писала про мужчин и женщин, а не про самцов и самок. Хотя
- можешь назвать это хоть горшком, главное, у меня новое чувство
жизни появилось. Ну, кем я была раньше? Дурой идейной, которая
сгорает в огне эпохи перемен. Надо же: в Чернобыль потащилась,
репортерша долбаная, хотя уже Настей была беременна! Хорошо,
начальник спасательного отряда разглядел, что я с брюхом - он так
меня материл, что мужики уши затыкали! Выгнал, в общем, с
треском, запретив на всех КПП меня близко к станции подпускать. Но
это меня не остановило: родила, через полгода ребенка - мамаше, а
сама ноги в руки - и в Карабах! А потом к таджикам, которые чуть
меня не укокошили, когда я границу решила посмотреть...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Границу с Афганистаном? Про это ты,
кажется, не рассказывала...
11
КИРА: Я про многое не рассказывала. И как с мужьями своими
расставалась, и как мои детки были зачаты... Они же у меня - дети
командировок. Настя на Кавказе получила путевку в жизнь, а мой
копатель - в Прибалтике, где я тоже отметилась. Вот тогда мы с моими
благоверными точно были самцами и самками: отозвались ненадолго
на зов природы, спарились - и дальше побежали выполнять свои
социальные функции. Знаешь, я от общения со своими мужьями
ничего не помню. Никакой памяти тела не осталось, да и не
чувствовала я тогда ничего. Я телом спала, понимаешь? А душой горела! Я думала, впереди - прекрасное светлое будущее, я ведь тоже
комсомолка, и Ленина с денег была убрать совсем не прочь.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Но ты - быстро перековалась. Значит, твои
убеждения...
КИРА: Не отличались стойкостью? И слава богу!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Впрочем, какие нынче убеждения? Все по
ветру, все прахом... Я и сам - еще та штучка, предложил вот Максиму
по знакомству на дневной перевестись...
КИРА: А он сказал: ему на вечернем лучше, да? Знаем, проходили.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: В общем, да. А еще сказал, что Геннадий
Андреевич воспитывает их в таком духе, мол, устраивать жизнь по
блату - нехорошо.
КИРА: Господин Гнутов у нас вообще правильный. Неправильные,
как ваша покорная слуга, вытесняются у него в “Журнал в журнале”.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Нет, наличие принципов - это замечательно.
Но прошлое - его же не сотрешь, в мусорную корзину не выкинешь. В
свое время он начинал в моем НИИ, ты в курсе?
КИРА: Ага, он в предвыборной программе об этом писал. Мол, я такой
же, как вы, друзья мои - инженерская кость. Вышел из гоголевской
шинели или как там его...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Так вот: все карьерные успехи Геннадия
Андреевича - это инициативы его тестя, который был у нас замом по
науке. Там такой блат был - нам и не снилось! Но теперь он, видишь,
молодежь учит! Странно, странно...
Кира долго на него смотрит
КИРА: Эх, Модя, Модя, ископаемое ты существо. Да выкинули они это
прошлое в мусорку, выкинули! Мусоровоз отвез его на свалку, там его
расхитили бомжи, в общем, концов уже не найдешь. А он теперь
выходит весь в белом и учит этих молодых идиотов: в очередной раз
живите не по лжи! Рассчитывайте на свои силы! И птица счастья сама
порхнет вам в руки! Тьфу! Как писал один поэт, рядом с которым
выступали кумиры твоей молодости: “Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!”
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Да, Маяковский так писал... Но в каком
смысле - лучше?
12
КИРА: В самом прямом. Меня от политики тошнит больше, чем мою
Настю от беременности. Только ей-то можно лечь на сохранение, а
нам, грешным, какое сохранение от них придумать? Ты их в дверь,
они в окно, ты окно захлопнешь, через телевизор влезут...
Смотрит на часы
А ведь пора стол накрывать. Модя, последняя просьба - помоги его
разложить. Он у нас, как ты помнишь, с секретом.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Помню, помню... Такой же старик, как я,
только мои секреты - никто разгадывать не будет. Да и есть ли они,
эти секреты? Мы же люди незатейливые, можно сказать, все на
ладони...
Вытаскивают из угла стол, начинают с ним возиться
КИРА: Не прибедняйся, Модя, не такой уж ты простой. Лучше заходи
почаще. Если не будешь занудой, то есть, перестанешь морали читать,
всегда примем.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, куда я от вас денусь? Даже если вы
станете подавать ананасную воду этим самым...
КИРА: Понятно, кому.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Или сами станете... м-м...
КИРА: Понятно, кем.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: То я все равно буду любить ваше семейство.
Помнишь наши походы?
КИРА: Там шип нужно вставить в паз. Получилось?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Вроде бы да... Готово! Так ты помнишь, как
на озеро ездили с лодкой? Я тогда только-только Надю свою потерял,
и если бы не ты, Настя и Максим... Ей-богу, руки был готов на себя
наложить. Остаться без жены, да еще когда нет детей - я такого врагу
бы не пожелал. Спасибо вам!
КИРА: (растроганно) Ну, Модя, я же накрашена уже... Представь меня
перед моей миллионершей - с текущим глазом! Приходи, ты
действительно редко заходишь.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Кира завершает сервировку стола
КИРА: Максим! (прислушивается) Максим, помоги накрыть на стол!
МАКСИМ: (выходя из туалета) Мне некогда.
КИРА: Тебе всегда некогда!
МАКСИМ: У меня встреча с ребятами.
КИРА: Ну, конечно, вы будете хвастаться друг перед другом своими
находками из могил!
Максим хватает со стола бутерброд.
КИРА: Сядь, поешь нормально.
МАКСИМ: (жует) Нет времени. Надо еще к человеку заскочить,
посмотреть металлоискатель. Он его собирается продавать, так что...
КИРА: Продавать - тебе?
13
МАКСИМ: Нет, вообще продавать. Может, и я куплю... Только он
многовато просит, у меня столько нет.
Вопросительно смотрит на мать
КИРА: А-а, поняла. Ты собираешься покупать устройство, которое
лучше позволит искать железо на трупах, так? То есть, на прахе? Ты
будешь просто ходить, а устройство будет пикать: пи-пи... пи-пи... Ну,
если железяка очередная обнаружится...
МАКСИМ: Примерно так. Откуда ты знаешь принцип действия?
КИРА: По телевизору видела передачу про таких, как вы. Про
идиотов, то есть.
Раздается телефонный звонок
КИРА: Алло! А-а, привет, родная... Что у тебя на этот раз? Опять
тошнит? В таком случае надо больше гулять. Воздухом дыши, фрукты
ешь, зарядку делай - только легкую. Кстати, тебе привет от брата.
(отрываясь от трубки, Максиму) Надеюсь, ты не против? Ты ведь
передаешь привет Насте?
МАКСИМ: (с усмешкой) Передаю, передаю...
КИРА: Слышала? Передает. Пользуйся моментом, Максим вообще-то
редкий гость в доме, больше по лесам бегает, могилы раскапывает.
Чьи? Братские могилы.
МАКСИМ: Можно оставить меня в покое? Обсуждайте лучше вашу
тошноту...
КИРА: Нам говорят: надо вернуться к твоим проблемам. Чего? Не
помню, если честно. Ну, давно это было - представляешь, когда я вас
рожала? Это ж были бурные восьмидесятые, мы тогда в таком темпе
жили, что... Нет, на сохранении не лежала. Некогда было, Настенька.
Я работала, с пузом ходила - и работала! Интервью брала, репортажи
писала, а вы с братом как-то сохранялись во мне сами собой. Максим
вообще такой спокойный был, ну, во чреве, никаких забот, зато
теперь... Знаешь, что он собрался покупать? Металлоискатель! Это
штучка такая, ей по земле водишь, и если там железка какая-то, то он
пищит: пи-пи, пи-пи... Не знаю, на сумасшедшего вроде не похож
(косится на Максима). Хотя кто его знает, в этих лесах сейчас клещи
энцефалитные, так последствия после укусов - самые печальные. На
голову, то есть, влияет. Алло! Настя! Алло! (кладет трубку) Прервалось
почему-то...
Пауза
МАКСИМ: Ты все время хочешь меня унизить...
КИРА: Я хочу привести тебя в чувство. Мне кажется, вы живете не
настоящей жизнью.
МАКСИМ: Мои друзья - настоящие!
КИРА: Ага, настоящие сумасшедшие, как сказала Настя.
МАКСИМ: Нет, ну как ты можешь?!
КИРА: Или настоящие карьеристы. У вас ведь тоже свои лидеры
имеются, свои начальники... Маленькие пока начальники, но дай
14
время, станут большими. Как наш господин Гнутов. И тоже будут
выдвигать свои кандидатуры на выборах. Поэтому я и говорю: лучше
бы устраивал личную жизнь. То есть, интересовался девушками.
МАКСИМ: Ну что ты заладила про этих девушек?! У нас в поисковой
группе, в конце концов, тоже девушки есть, и мы с ними очень хорошо
общаемся...
КИРА: У вас в группе?! Не смеши меня, я же их видела. Это не
девушки, это товарищи по оружию. Бесполые маркитантки. Когда-то
я тоже такой была, то есть, была круглой дурой. Но теперь - не-ет,
хватит!
МАКСИМ: (запальчиво) Ну да, лучше порнографию писать! И водить
сюда кого попало!
КИРА: (после паузы) По-моему, это ты хочешь меня унизить.
МАКСИМ: (криво усмехаясь) Какое же тут унижение, если это –
правда?
КИРА: Сопляк, что ты знаешь об этой правде?!
Расходятся, долго молчат.
В общем, денег ты не получишь. Кстати: верни сдачу, там должно
было остаться рублей пятьсот, если не ошибаюсь.
МАКСИМ: (вынимая из кармана деньги) Даже больше осталось!
Пятьсот... Пятьсот двенадцать! На, все отдаю, даже мелочь!
КИРА: Мелочь можешь оставить.
МАКСИМ: Обойдемся! Купи себе новую юбку до пупка! И новую
кофточку, чтобы грудь наружу!
КИРА: Замолчи, негодяй!
МАКСИМ: Да ты посмотри на себя! Ты выглядишь, как... Как
проститутка!
Убегает. Кира опускается на стул, сидит, обхватив голову
руками. Затем встает, подходит к зеркалу, долго на себя смотрит.
И вдруг улыбается.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Раздается звонок в дверь. Кира идет в прихожую, возвращается с
Эдиком и Вандой. У Ванды в руках две бутылки “Шампанского”.
ЭДИК: (отдуваясь) Водички можно?
КИРА: Пожалуйста. (берет бутылку со стола) Какой-то вы, Эдуард,
взмыленный. Все бегаете по делам?
ЭДИК: Да ваш лифт, черт бы его побрал!
КИРА: Ах, да... Лифт у нас и правда неважнецкий, работает через раз.
ВАНДА: Зато мой Эдик работает, как надо. Ничего, милый? Не
замучила я тебя?
Целует Эдика
ЭДИК: (бодро) Ноу проблем! Если надо, могу и лифтом поработать.
КИРА: Что значит: работать лифтом?
15
ВАНДА: Это значит, что Эдик нес меня на руках с третьего по девятый
этаж. Вместе с “Шампанским” (ставит бутылки на стол) Опустил
только перед твоей дверью.
КИРА: Эдуард, вы просто Геракл!
ВАНДА: Ага, натуральный Шварценеггер.
Эдик жадно приникает к бутылке. Ванда придирчиво
оглядывает Киру
ВАНДА: Неплохо выглядишь, Тупицына.
КИРА: (в тон ей) Стараемся, Балыкова.
ВАНДА: Если честно, вначале я думала, что ты пишешь о
несбывшихся мечтах. Как это в психоанализе... О вытесненных
желаниях, вот!
КИРА: Ты, Балыкова, явно интеллектуально выросла - Фрейда взялась
читать...
ВАНДА: Стараемся, Тупицына. Так вот я, очевидно, ошибалась. Вижу,
ты и сама не промах, совсем не промах...
ЭДИК: (отлипает от бутылки) Странно вы как-то общаетесь... Может,
еще по имени-отчеству будете друг друга называть?
ВАНДА: Эдик, ты ничего не понимаешь. Это стиль нашей прежней
компании, нашей журфаковской тусовки.
КИРА: Точнее, стиль нашей общаги. Мы же девушки из общежития,
Эдик, а этого из крови не вытравить.
ВАНДА: (с холодком) Ну я-то, положим, давно уже вытравила. А если
у кого-то не получается... Кстати, твой панельный дом чем-то
напоминает ту самую общагу. Издали - ну просто один в один! И лифт
не работает точно так же. А ведь не на плохом счету в своем журнале,
правда, Эдик?
ЭДИК: На очень хорошем счету! Кира Сергеевна у нас звезда, ну,
специфическая, конечно...
ВАНДА: Могли бы поспособствовать в отношении условий - такой
сотруднице!
ЭДИК: Могли бы, могли бы. Но у нас начальство глухо к нуждам
сотрудников. Нашего дядю Гнутова беспокоит только выборная
компания. Одна надежда - на частных спонсоров (целует Ванду)
ВАНДА: (озирает комнату) Но спонсоры, я вижу, обходят это жилье
стороной… (подходит к полкам) Тут главный капитал - книги.
Расширяешь кругозор? Или скрываешь за книгами стены? Я помню,
как в общежитии закрывали стеллажами стены, с которых обсыпалась
синяя краска...
КИРА: Зеленая. Краска была зеленая.
ВАНДА: Может быть. Я же сказала, что память о той позорной жизни умерла. Кстати, чего мы стоим? “Шампанское” нагреется!
Усаживаются за стол, Эдик открывает “Шампанское”
ЭДИК: (хлопает пробкой, разливает) Ну, за присутствующих здесь...
КИРА: Частных спонсоров! До дна!
16
Опрокидывает фужер.
ВАНДА: А ты язва, Тупицына. Как была язва, так ею и осталась.
КИРА: Ну что ты, Балыкова, я - белая и пушистая! Всегда такой была!
Помнишь ту историю, что произошла в универсаме?
ЭДИК: В универсаме? Что такое - универсам?
КИРА: (со смехом) Вот оно, “поколение “Пепси”! Они знают, что такое
«супермаркет», но «универсамов» уже не помнят! А вот мы помним
эти первые очаги изобилия, правда, Ванда?
ВАНДА: (передергивает плечами) Я лично тоже забыла про
универсамы. Да и какое там было изобилие?! Убогая совковая жратва
- это, по-твоему, изобилие?!
КИРА: Согласна, ассортимент оставлял желать. За зеленый горошек,
если его выставляли на полки, буквально дрались! Но нам,
воспитанным определенной эпохой... (уточняет, обращаясь к Эдику)
Так один мой старший приятель говорит: я, мол, воспитан
определенной эпохой. И мы с Вандой - тоже воспитаны...
ВАНДА: (раздраженно) Почему это - мы с Вандой?! Попрошу не
включать меня в твое “мы”!
КИРА: Ах, да, Ванда у нас воспитывалась наособицу. Жила не в
общаге, как все мы, грешные, а на Луне. Но однажды она свалилась с
Луны, зашла в универсам и, как говорится, у нее немножко поехала
крыша. А именно: она увидела финский ликер! “Лаппониа”
называется, кажется.
ЭДИК: (мотает головой) Никогда не пил - я вообще ликеры не люблю.
КИРА: Ну, конечно, сейчас разного импортного пойла - завались, уже
можно выбирать. А в голодные перестроечные годы эта самая
“Лаппониа” воспринималась как слеза божья. И вот стоит Ванда
Балыкова у магазинной полки и глотает слезы - не божьи, свои,
потому что денежек на вкусный ликер у нее не хватает...
ВАНДА: (отодвигая бокал) “Шампанское” - полная дрянь!
ЭДИК: Да? А мне показалось...
ВАНДА: Когда кажется - крестятся! Пойди и купи пару бутылок
приличного “Шампанского”!
КИРА: А по-моему, прекрасное вино! (опрокидывает фужер) Эдик,
плесни еще!
ЭДИК: (наливает) Вот видишь? Да ты же сама его выбирала!
ВАНДА: (железным голосом) Эдик! Я сказала: сходи и купи!
Бурча что-то под нос, Эдик удаляется.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Ванда встает и нервно расхаживает по комнате. Кира с
усмешкой прихлебывает “Шампанское”
ВАНДА: Я не понимаю: чего ты добиваешься?
КИРА: (с деланным смехом) Я чего добиваюсь?! Абсолютно ничего!
Так, молодость вспомнилась...
17
ВАНДА: Ну да, только молодость ты вспоминаешь как-то
избирательно!
КИРА: Извини, памяти, как и сердцу - не прикажешь...
ВАНДА: Это все чушь, ерунда, поняла? Детство, грудной возраст, когда
писаешь в штаны, но никто...
КИРА: Двадцать лет - это грудной возраст?! Сильно ты задержалась в
развитии...
ВАНДА: Я - не задержалась! Наоборот, я многих опередила, и ты это
прекрасно знаешь! А если что-то и было в прошлом, когда нам было
по двадцать, то нужно наплевать и забыть!
КИРА: Забуду - если ты не будешь смотреть на мое жилье “как-то
избирательно”. Ну, не получилось у меня купить апартаменты, и что?
ВАНДА: Хорошо, давай больше не будем? Это я по привычке, а на
самом деле...
Пауза.
КИРА: На самом деле - что?
ВАНДА: То. Знаешь, и хорошо, что он ушел, можно хотя бы в кухню не
выходить.
КИРА: (пожимает плечами) При необходимости можно в кухню
отправить Эдика. Он у тебя, я вижу, послушный мальчик.
ВАНДА: (нервно смеется) Дрессировке поддается, конечно, но до
определенного предела. Понимаешь, мне с ним очень хорошо, давно
так не было хорошо. Ну, ты понимаешь, о чем я.
КИРА: Чего уж тут непонятного...
ВАНДА: Так что я тебе в каком-то смысл даже благодарна... За то, что
ты позвала его в кабинет Геннадия Андреевича.
КИРА: Да не за что. Попался под руку, я и позвала. Хочешь, говорю,
Эдик, “Хеннеси” на халяву выпить? Пойдем к начальнику, он сегодня
добрый, всем наливает! Я и не знала, что таким образом поучаствую в
твоей личной жизни...
ВАНДА: Не знала, но поучаствовала - спасибо. Только личная жизнь она же вещь хрупкая. Не хочу, чтобы у меня все заканчивалось, как у
героини твоего последнего очерка, ну, у этой...
КИРА: У Федры?
ВАНДА: Ага, у нее. Я прямо зачиталась, так ты хорошо обо всем
написала! Про ее страсть, про ее злобу… Чувствуется прежняя Кира
Тупицына, звезда и надежда нашего курса!
КИРА: Что ж, мастерство, как говорится, не пропьешь. Только Федра,
для справки, была только на чуть-чуть старше пасынка Ипполита. А у
вас с Эдиком, как я понимаю…
ВАНДА: Вот именно, разница еще та! Поэтому я и беспокоюсь!
КИРА: А ты его другим к себе привяжи. Свози в Таиланд, купи тачку
импортную, корми исключительно в японских ресторанах...
ВАНДА: Почему в японских?
18
КИРА: Потому что морепродукты способствуют гормональному
взрыву. Это - азбука мужской физиологии. Через годик-другой он от
тебя уже никуда не денется, будет бегать возле ноги, как мопс.
ВАНДА: (с неожиданной злостью) А еще налево будет бегать! С
молодыми сучками забавляться, когда наступит очередной
гормональный взрыв! Этим кобелям надо ведь помоложе... Ладно,
извини.
Пауза
Понимаешь, я его другим хочу привязать.
КИРА: Чем же?
ВАНДА: Тем, о чем ты пишешь. То есть, я неправильно сказала... Не
«о чем», а «как». Помнишь, нас учили, что важнее всего – «как»
подать материал? Что не факты главное, а интерпретация, способ
подачи? Так вот я чувствую, что у тебя тут свое, личное, а вся эта
мифология, все эти Федры и «Камасутры» - для антуража, для
наполнения страниц...
КИРА: Что ж, публику не обманешь. Если не будешь писать нутром не поверят, благо, сейчас только ленивый не пишет про это. Почти в
каждом журнале есть эротика, да что там - откровенной порнухи
столько, что крыша едет! Но она как-то не очень достает. А почему,
как ты считаешь?
ВАНДА: Почему? Не знаю... Знаю только, что твои опусы - достают,
стопроцентно! Я даже на знакомых проверяла, так они говорят...
КИРА: (с любопытством) И что же говорят?
ВАНДА: Что эта Тупицына такая... В общем, после ее прочтения сразу
хочется пойти и с кем-нибудь это самое...
КИРА: Ну, ясно. Значит, чувствуют, что баба - ягодка опять. Читала
про нераскрывшийся бутон?
ВАНДА: Конечно, читала! Там ты пишешь, что у молодых женщин
тело еще спит, оно по-настоящему не понимает всех наслаждений
этим самым... Только после тридцати тело просыпается, и бутон
раскрывается полностью...
КИРА: Бывает, и после сорока раскрывается. Это даже сильнее, тут
такой фейерверк, что просто...
Смотрит на Ванду
А что ты, собственно, от меня хочешь?
ВАНДА: (смущенно хихикает) Не знаю даже... Раньше это называлось:
поделиться опытом, а тут - не знаю, как и назвать...
КИРА: Поделиться опытом - в этом деле?!
ВАНДА: А что? Сама же писала: есть техники специальные, и
современные, и древние, позиции всякие… Как это у тебя называлось,
дай бог памяти… Ага, «Собаки в девятый день осени»! Надо ж такое
придумать, а?! А слова какие! «Нефритовый стебель», например, и
еще эти ворота… Ну, женский орган так называли…
КИРА: «Яшмовые ворота»?
19
ВАНДА: Ага, они. В общем, я хочу этому научиться из первых рук.
Только не думай, что я просто так, по старой дружбе…
КИРА: (удивленно) У нас была дружба?!
ВАНДА: Неважно, что у нас было. Важно, что я готова заплатить, и
немало. Сколько попросишь, в общем, столько и заплачу.
КИРА: Денежки мне нужны, нужны... С Лениным, без Ленина - все
равно.
ВАНДА: Причем тут Ленин?!
КИРА: Это я о своем, девичьем. Есть у меня друг, шестидесятник,
чистая душа... Между прочим, если бы он услышал, о чем мы
пытаемся договориться, его хватил бы инфаркт! У него слабое
здоровье, кстати.
ВАНДА: (нетерпеливо передергивает плечами) Какое мне дело до
здоровья твоего шестидесятника?! Ты о деле говори. Я плачу, а ты
меня, соответственно, консультируешь!
Кира опять на нее долго смотрит
КИРА: Знаешь, со всей душой, но... Бутон - он ведь либо раскрывается,
либо вянет, так и не раскрывшись. В этом деле имитация, Вандочка,
невозможна, она легко распознается. Тут полет нужен, так сказать,
парение духа...
ВАНДА: (раздраженно) Духа?!
КИРА: Почему нет? Как известно, дух дышит, где хочет, и в этом месте
- тоже... Так что извини, ничем помочь не могу.
ВАНДА: Не можешь - или не хочешь? Неужели ты старое не забыла,
это дурацкое происшествие в универсаме и вызов в милицию? Это же
было сто лет назад!
КИРА: Да забыла я, забыла... Просто помощь тут невозможна.
Работайте над собой, как говорил наш декан. Помнишь старика?
«Работайте над собой, товарищи будущие журналисты! - говорил он в
конце лекции, - И читатель к вам потянется! Люди тянутся к
личностям!» Как ты думаешь, мы с тобой стали личностями?
ВАНДА: Издеваешься, Тупицына?
КИРА: Нет, Балыкова, задаю себе естественный для нашего возраста
вопрос.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Вбегает Эдик с “Шампанским”
ЭДИК: Французского купил! Надеюсь, не палёное! Ну, шпокнем?
(разворачивает золотце) Взвод, оружие к бою... Приготовиться... Пли!!
Пробка звучно хлопает, Эдик разливает вино по бокалам.
А что это вы такие кислые? Соскучились без мужского общества?
Соску-учились, я вижу... Давайте-ка я вас развеселю, то есть - анекдот
расскажу. Идет, значит, мужик по лесу, а навстречу ему - бабка с
ружьем. Бабка страшная, как атомная война, даже хуже. И вот она
вскидывает ружье и спрашивает вкрадчиво: ты, наверное, сынок,
20
изнасиловать меня решил? Мужик руками машет: окстись, старая,
кому ты нужна?! Не хочу я тебя насиловать! А та затвором клацнула и
говорит: не хочешь, а придется!
Смеется
ВАНДА: По-моему, совершенно идиотский анекдот.
ЭДИК: (прекращает смеяться) Да? А я думал...
ВАНДА: Я же сказала: идиотский! И вообще - некогда тут
рассиживаться, идти пора.
ЭДИК: Вот те на - мы же только начали!
ВАНДА: И тут же закончили.
КИРА: (насмешливо) Тогда хотя бы на посошок... (поднимает фужер)
Давай, Эдик. За присутствующих здесь дам!
ВАНДА: А почему во множественном числе? Я вижу только одну даму.
Что касается другой, то...
КИРА: То что?
ВАНДА: Я помню, в одном из твоих опусов говорилось о дочери
какого-то римского императора, кажется, ее звали...
КИРА: Ее звали Юлия.
ВАНДА: Ну да, именно так. Так вот она наплевала на свое
происхождение и по ночам ходила на отдаленные перекрестки Рима,
где отдавалась случайным прохожим буквально за копейки. То есть,
по натуре она была шлюхой, хоть и считалась аристократкой. Тебе это
ничего не напоминает? (встает из-за стола) Эдик, идем!
Уходят. Резко хлопает дверь. Кира сидит, о чем-то
размышляя, потом начинает убирать со стола. Опять раздается
дверной звонок.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Вбегает Эдик
ЭДИК: Кира Сергеевна, мы тут зонт забыли. Где он?
КИРА: Понятия не имею. Посмотри на вешалке.
Эдик выходит в прихожую, возвращается с зонтом
ЭДИК: Отдышусь немного... Уже третий раз сюда поднимаюсь,
представляете? Причем один раз - с грузом!
КИРА: Что ж, своя ноша, как говорится, не тянет... Вниз, наверное,
тоже на руках нес?
ЭДИК: (отмахивается) Обойдется...
КИРА: (с напускным возмущением) Эдуард! Как вы можете так - о
даме?! Причем - заметьте! - о единственной даме! О неповторимой
даме! Об истинной аристократке, черт возьми!
ЭДИК: Достала дама, если честно. Пойдем туда, посмотрим то, купим
это... Вот этот галстук - она мне купила, хотя я ведь галстуков не ношу,
верно?
КИРА: Не носишь. Я - свидетель.
21
ЭДИК: Ну вот, а теперь и галстуки носить стал, и “Шампанское” пить.
Если честно: в гробу я видал это “Шампанское”, я больше водочку
люблю.
КИРА: А теперь на твои “люблю - не люблю” положили с прибором,
да? Что ж, такая твоя судьба, Ипполит.
ЭДИК: (с недоумением) Почему... Ипполит?!
КИРА: А я сказала: Ипполит? Извини, перепутала. Эдуард, конечно,
Эдуард!
ЭДИК: Можно просто - Эдик.
КИРА: А я - просто Кира, без всякой Сергеевны. Пойдет?
ЭДИК: Вполне.
КИРА: Ну, на брудершафт пить не будем - некогда. А скажи-ка мне,
Эдик, ты нарочно этот анекдот рассказал? Ну, про старуху с ружьем?
ЭДИК: Нет, просто вспомнилось вдруг...
КИРА: Жаль. Я думала, это юмор такой завуалированный. Ну, в адрес
той, кого ты на руках носишь...
ЭДИК: Юмор? А ведь... А ведь верно! (прыскает в кулак) Как думаешь,
она догадалась?
КИРА: Не уверена. Ванда никогда не отличалась сообразительностью,
всегда нахрапом брала. Но ты, Ипполит... Извини - Эдик! Так вот,
Эдик, ты поосторожнее с анекдотами, а то, не ровен час, в немилость
попадешь.
ЭДИК: Это верно. Умная вы женщина, Кира Сер...
КИРА: Просто Кира.
ЭДИК: О кей, просто Кира. Тогда последний вопрос - на ход ноги, так
сказать. Что там случилось в этом вашем...
КИРА: В универсаме?
ЭДИК: Ага. Очень уж меня эта история заинтриговала.
КИРА: А-а, про “Лаппонию”? Так взяла эту бутылочку Ванда - и под
плащик! Денежек-то не было, и она решила прошмыгнуть мимо
кассы, не заплатив. Но кассирша бдительной оказалась, милицию
вызвала, и нашу Ванду - в местную кутузку. Ванда в слезы, себя
называть не хочет, и тогда ей говорят: или называйте имя-фамилию,
где живете, или, милочка, поедете ночевать в КПЗ! Изобразив полное
раскаяние, Ванда называет адрес нашей общаги, а также имя и
фамилию. Знаешь, какое назвали имя?
ЭДИК: Ванда, какое же еще?
КИРА: Держи карман шире! Оказывается, бутылочку слямзила Кира!
По фамилии Тупицына! Милиция тут же сверилась через адресный
стол: ага, есть такая! Отпускают нашу Ванду, а через три дня в
общежитие повестку приносят - на мое, понятно, имя! Я иду к
следователю, устраиваю скандал, только меня и слушать не хотят,
мелкое хищение шьют - со всеми вытекающими.
ЭДИК: Неужели за такую фигню - за бутылку, то есть, в тюрьму
посадили бы?!
22
КИРА: Посадить бы не посадили, но из университета вышибли бы в
два счета. С волчьим билетом, без права восстановления. Бумагу-то и
в деканат прислали - с рекомендацией: как следует эту Тупицыну
пропесочить! Пришлось делать очную ставку с кассиршей и с
милиционером из универсама. Ну, чтобы доказать, что я не верблюд.
Что не крала я вкусный финский ликер, что чиста и непорочна, как
первый снег. Дело в итоге замяли, но я долго не могла успокоиться. И
однажды, прихватив пачку фотографий девушек с курса, заявилась к
той самой кассирше. Сели мы с ней в кафе, начали перебирать этот
пасьянс, и она тыкает пальцем - вот эта! Ванда, то есть! А она у нас
такой благопристойной фифой была, просто девочка-целочка с
розовым бантом! Я ей все выложила тет-а-тет и пригрозила, что
предам это дело гласности. На дворе как раз такое время было:
перестройка, гласность, жить не по лжи и так далее. Но потом
передумала.
ЭДИК: Передумала?!
КИРА: Ага. Уломала она меня, в слезах чуть не утопила. И я ее... Не
скажу, что простила - просто пожалела.
ЭДИК: Добрая вы... Добрая ты, Кира. Если мне кто-то в жизни гадит я не прощаю. Я такого в порошок сотру, по асфальту размажу!
КИРА: А ты, Эдик, горячий.
ЭДИК: Я? Я - горячий.
КИРА: И не только с твоими врагами, верно?
ЭДИК: (игриво) Не только...
Кира с интересом на него смотрит
КИРА: Ладно, беги. Скажешь своей пассии, что долго зонт искали.
ЭДИК: Надеюсь, мы увидимся?
КИРА: Буквально завтра, в редакции.
Эдик убегает. Кира ходит по комнате, усмехаясь. Раздается
телефонный звонок.
КИРА: Алло! А-а, это ты... Нет, огурцов не ела. А вот капусту соленую с большим удовольствием. Ты тоже ешь капусту, там витаминов
больше. Максим где? Умчался к своим некрофилам. Нахамил, как
водится, и ускакал. Даже не знаю, придет ли ночевать. Ну, пока.
Ходит по комнате, думает о чем-то своем. Опять раздается
звонок.
КИРА: Ну, сколько можно?! Ешь капусту, а еще кальций купи, а то на
известь потянет! Причем тут известь?! Действительно – ни причем
(смеется) Извини, не узнала. Дочь все время звонит, дурацкие
вопросы задает. Понравилось ли в прошлый раз? Ну, так, болееменее. Более-менее, говорю. Как насчет следующей встречи? Не
знаю... А мы разве договаривались? На послезавтра? Не знаю...
Слушай, а давай послезавтра и созвонимся? Будет день, как говорится,
будет и пища...
23
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Посреди комнаты стоит большая кровать. В кровати лежат
Эдик и Кира
ЭДИК: (озирая кровать) Какая она у тебя большая… Настоящий
сексодром!
КИРА: Ага, и скрипучая – ужас! Хорошо, что Максима нет, он бы нас
за этот скрип просто убил!
ЭДИК: Тоже горячий парень?
КИРА: (целует его) Горячий у меня – ты! А Максим… Никакой, к
сожалению. Связался с этими копателями, бегает по лесам… А зачем?
Я бы хотела, чтобы он сейчас тоже находился в чьей-то кровати, пусть
в такой же скрипучей, и чтобы… Ну, понятно, что. Только он будет
лучше в лесу мерзнуть, в мокрой палатке!
ЭДИК: Он что – стукнутый пыльным мешком?
КИРА: Нет, просто не изжил подростковые комплексы. Может, ты бы
им занялся? Поделился опытом, как говорит одна моя знакомая,
пробудил в нем мужчину…
ЭДИК: (смеется) За разврат малолетних, между прочим, полагается
статья!
КИРА: Да не малолетний он, вполне взрослый парень… Просто рос без
отца, ну и вот…
ЭДИК: Ладно, подумаем. А пока…
Целует ее. Кровать начинает покачиваться и скрипеть. Оба
смеются
КИРА: Между прочим, у древних римлян скрипам кровати во время
соития придавали большое значение. И если ложе не издавало звуков,
то это вызывало подозрение: что-то, дескать, не то. Супруги вообще
могли прекратить спать друг с другом, настолько это было серьезно!
ЭДИК: Круто! Значит, с Вандой я поступил, как древний римлянин!
КИРА: В каком это смысле?
ЭДИК: В том смысле, что ее кровать абсолютно не скрипит. Разве что
булькает немного. Ну, помнишь этот ее водяной матрас? Ужас, какая
дрянь, такое ощущение, что под тобой болото хлюпает!
КИРА: И все-таки ты меня к ней затащил…
ЭДИК: (самодовольно) Ну, это вроде как наш ответ Чемберлену. Пусть
не командует, в конце концов! Поэтому надо было побулькать на ее
кровати.
КИРА: И в машине, которую тебе подарили, надо было кувыркаться?
ЭДИК: А как же! Там ведь тоже никаких скрипов, японская техника…
Опять смеются
У нее вообще все искусственное, понимаешь? Когда она меня первый
раз на это болото затащила, то так старалась, так старалась
изображать страсть! И вздыхала, и сопела, и оргазм имитировала…
24
КИРА: Может, все-таки не имитировала? Может…
ЭДИК: Ну, я-то в этих делах разбираюсь, не мальчик. Вижу вставную
челюсть, меня не проведешь!
КИРА: А как же ты тогда… Ну, роль-то у тебя, извини, не пассивная!
ЭДИК: А я воображение включаю. Представляю кого-нибудь из своих
молодых девчонок…
КИРА: У тебя и молодые есть? Даже сейчас?
ЭДИК: Сейчас – нет, что ты! Не веришь? Могу перекреститься. Я про
этих молодых вообще забыл, они же по сравнению с тобой, как… Как
«Шампанское» по сравнению с крепчайшей водкой. У меня крышу
сносит, когда мы с тобой трахаемся. Поэтому я Ванде сказал, что
приболел малость и не могу ее обслуживать.
Пауза
КИРА: Умный ты, Эдик. И почему это наш господин Гнутов тебя в
черном теле держит?
ЭДИК: Уже не держит. То есть, подписан приказ о моем назначении
начальником отдела.
КИРА: Догадываюсь, кто здесь подсуетился…
ЭДИК: А разве я не заслужил? Я ведь отработал, тут все по чесноку,
как говорится. Неудобно только перед Геннадием Андреевичем,
похоже, он обо всем догадывается…
КИРА: А по-моему, ни фига не догадывается. Ванда для него –
очередной спонсор избирательной компании, которой он полностью
поглощен. И в это время у Гнутовых основной инстинкт молчит.
ЭДИК: Совсем, что ли, молчит?
КИРА: Ага. Нет, Геннадий Андреевич не евнух, конечно, и не монах.
Но есть такая штучка, Эдик, которая называется: стремление к власти.
И это единственная вещь, которая сильнее либидо.
ЭДИК: Либидо - это что-то из доктора Фрейда?
КИРА: Я же говорю: умный ты, Эдик. Из него, родного. А стремление
к власти – это из его дружка Адлера. Ух, как они спорили, как спорили
в свое время…
ЭДИК: И кто победил?
КИРА: На мой взгляд, Адлер. Посуди сам: остаемся мы как-то с
господином Гнутовым в его кабинете, вроде горим на работе. Вся
редакция уже ушла, а мы всё проблемы решаем. Гореть без подогрева,
сам понимаешь, трудно, и мы по сто грамм коньячку-то и выпили.
Потом еще по сто, и я вижу: с начальником что-то происходит.
Смотрю я в его честные глаза и читаю: Кира, нам пора идти на
продавленный диван. Помнишь продавленный диван в секретарской?
ЭДИК: А как же!
КИРА: Много на нем наших девочек испортил? Знаю, ты тоже
любишь, понимаешь ли, гореть на работе! Ладно, я о другом.
Геннадий Андреевич вдруг начинает намекать, что мои опусы,
возможно, будут открывать наш журнал, ну, когда выборная
25
компания закончится. Потому что я – мастер пера, вообще
замечательная женщина и тэдэ. Разглядел, то есть, и талант, и кое-что
другое. Пиджачок снимает, галстук ослабляет, и остатки коньячка –
мне в рюмочку. Эх, думаю, расплетайся, девичья коса! Махнула эту
рюмочку, уже пуговицу первую расстегиваю, и вдруг звонок!
ЭДИК: Жена позвонила?
КИРА: Если бы! Его московский покровитель позвонил! С какими-то
там политическими инициативами! Геннадий Андреевич обо мне
моментально забыл, галстучек обратно затянул, и давай обсуждать
инициативы – взахлеб, страстно, будто вся его жизнь решается. Хотя
ведь и вправду: решается. Именно это, как я понимаю, и есть его
жизнь. Я и так, и этак, считай, ноги ему на стол положила, а он - ноль
эмоций! Полчаса прошло, я жестом показываю: мне уходить? И он, не
отнимая трубки от уха, делает ручкой: не просто уходить, а выметаться
тебе нужно! И как можно скорей!
Раздается телефонный звонок
ЭДИК: Тоже спонсор звонит?
КИРА: Не знаю. Могу только обещать, что не буду вести себя, как
господин Гнутов. Мне интересно сам знаешь, что.
Берет трубку
Алло! А-а, это ты… Да, обещала насчет послезавтра. Да, послезавтра
уже прошло, превратилось в… (смотрит на календарь) В позавчера. Но
я ведь обещала, что мы только созвонимся. Говорила, что
понравилось? Не может быть. Говорила, что более-менее
понравилась? Вот это ближе к истине. Но ведь более-менее – это не
повод для встреч. Не повод, говорю. В этом случае можно встречаться,
а можно и не встречаться. Ты предпочитаешь первый вариант? А я,
извини, второй!
Кладет трубку
ЭДИК: (игриво) Я начинаю ревновать…
КИРА: (целует его) Абсолютно беспочвенно. У нас с этим человеком
тоже, как ты говоришь, все по чесноку. Нравится – встречаемся, не
нравится – адью!
ЭДИК: Итак, мы попробовали по-сербски, потом были «Собаки в
девятый день осени», теперь…
КИРА: Предлагаю позицию «Козел перед деревом». Очень неплохая
позиция, скажу тебе.
ЭДИК: Козел? Это несколько оскорбительно, вообще-то…
КИРА: Зато приятно.
Кровать начинает раскачиваться и скрипеть. Одна за другой
следуют ослепительные вспышки света. Персонажи разговаривают на
повышенных тонах, почти кричат
ЭДИК: С ума сойти! Я всегда думал, что Казановами бывают только
мужчины!
КИРА: А оказалось?!
26
ЭДИК: Оказалось, что и женщины тоже! Ты – Казанова в юбке!
КИРА: В настоящий момент – без юбки!
ЭДИК: Неважно! Как жаль, что я раньше с тобой не познакомился
ближе!
КИРА: Раньше ничего не получилось бы. Я раньше знаешь, кем
была?!
ЭДИК: Понятия не имею!
КИРА: Полной дурой была! Я не чувствовала скрытых пружин этого
мира, не видела шестеренок, которые его крутят! Я думала, человек –
это
общественное
животное.
Понимаешь?
Животное,
но
общественное!
ЭДИК: А сейчас ты как думаешь?!
КИРА: Что он просто животное! А общество – это стадо, это сборище
самцов и самок, которые непрерывно друг друга хотят! Ты знаешь,
сколько мы вырабатываем половых гормонов?
ЭДИК: Понятия не имею!
КИРА: Столько, что хватило бы носорогу, льву и орангутангу, вместе
взятым! Нет, еще и осталось бы! Так что мы – самые сексуальные из
всех животных! Теперь я это знаю и вижу людей, будто они
прозрачные! Вижу все их желания, всю их похоть; вижу то, что
принято скрывать, чувствую их вожделение, их феромоны…
ЭДИК: А про феромоны я читал!
КИРА: …Я различаю среди выстроенных социальных конструкций –
гигантский бордель! Дом терпимости с населением в шесть
миллиардов человек!
ЭДИК: И все шесть – терпят?!
КИРА: Почти все! Большинство! Хотя некоторые, наоборот, –
заставляют терпеть других!
ЭДИК: Те, кто живут по Адлеру? Я – именно такой! Я завоеватель! И я
никогда не прощаю, когда мне делают гадость! Мне нужно делать
только хорошо. О-о! О-о! Мне хорошо, мне очень хорошо!
Внезапно вспышки прекращаются. Тишина. Откинувшись на
кровати, любовники отдыхают
ЭДИК: Хорошо…
КИРА: (после паузы, глядя в окно) А на улице снег идет… Как-то
неожиданно зима наступила.
Поднимается, начинает что-то искать в шкафу
ЭДИК: (хохотнув) Теплую одежду разыскиваешь? В связи с
наступившей зимой?
КИРА: Летнюю. То есть, нижнюю. Я одну свою нижнюю одежду не
могу найти, будто потеряла… Ну, конечно, я ее забыла!
ЭДИК: Где забыла? И что это за одежда?
КИРА: А? Неважно, не обращай внимания…
Начинает смеяться
ЭДИК: Что это с тобой?
27
КИРА: Ничего… Ха-ха! Просто представила сцену… Ой, не могу!
СЦЕНА ВТОРАЯ
По разные стороны большой кровати сидят Кира и Ванда
ВАНДА: Неудобно как-то общаться... Ты зачем эту рухлядь в гостиную
перетащила?
КИРА: Рухлядь?! А по-моему, очень даже неплохая кровать. Прочная,
добротная... Кого угодно выдержит!
ВАНДА: (раздраженно) Но здесь она - мешает!
КИРА: (со вздохом) Извини, в спальне ремонт затеяла. У меня же не
семь комнат, как у некоторых, а всего три.
ВАНДА: Ну, хорошо...
КИРА: Чего ж хорошего, когда всего три? К Максиму кровать не
поставишь, он меня вместе с ней с балкона выкинет, а тогда остается
сюда. Теперь кровать у меня в качестве стола, так и принимаю гостей.
ВАНДА: Не юродствуй, Тупицына. Ты не так уж плохо живешь.
КИРА: Но и не так уж хорошо.
ВАНДА: А вот это от тебя лично зависит. Хочешь жить лучше?
КИРА: Кто же не хочет, Балыкова? Хочу, конечно!
ВАНДА: Ну, так и будешь! В общем, у меня к тебе деловое
предложение. Мы с тобой в прошлый раз поцапались, я даже что-то
такое сказала...
КИРА: Сказанула, если точнее.
ВАНДА: Но и ты была хороша. Универсам, ликер... Нельзя быть такой
злопамятной.
КИРА: Это верно. Так какое предложение?
ВАНДА: В общем, я предлагаю тебе вести такую же - эротическую рубрику в одном из моих журналов. Я тоже сделаю что-то типа
“Журнала в журнале”, и ты там будешь помещать свои материалы.
КИРА: Опять меня - в резервацию?! Почему не на первые полосы?!
ВАНДА: Потому. Ты пойми: мои читательницы - это домохозяйки при
богатеньких мужьях. Морально стойкие, короче, тетки, ну, для других,
и в первую очередь для своих благоверных. А на самом деле они
только и думают, как бы и с кем бы... А если их страсти - тайные, они
не должны навязываться, а то примут как оскорбление. Так что лучше
где-то в конце, в качестве пикантного приложения, этакого соуса
“Чили”… Ну, согласна?
КИРА: Соус “Чили”, говоришь... Эх, где наша не пропадала! Но что я
должна сделать взамен?
Ванда встает и нервно прохаживается
ВАНДА: Я пришла к тебе посоветоваться. На интересную тему.
КИРА: Думаешь, я соответствую теме?
ВАНДА: Соответствуешь, соответствуешь... Ты у нас главная
специалистка по этой теме. То есть, я так думаю.
КИРА: (тихо) А если я так думаю, то это, конечно, правильно...
28
ВАНДА: Что ты сказала?
КИРА: Ничего. Давай ближе к телу, как говорится.
ВАНДА: Вот именно - ближе к телу. Моя тема - очень близка к телу.
Только я не знаю: к чьему телу? А узнать очень хочется.
КИРА: Столько преамбул... Короче: что тебя беспокоит?
ВАНДА: (с неохотой) Хорошо, постараюсь короче. Вот ты, к примеру,
если тебе изменят - почувствуешь такое? Ну, интуицией?
КИРА: Мне изменят?! Я сама, знаешь ли, предпочитаю изменять.
ВАНДА: Нет, ну предположим. Если такое случится - почувствуешь?
КИРА: Однозначно. А тебе кто-то изменил?
ВАНДА: (с усилием) Кажется, да. То есть, не кажется, но мне хотелось
бы...
КИРА: Чтобы это всего лишь блазнилось, да? То есть, было бы вроде
как в дурном сне?
ВАНДА: Ну, видишь, как ты соответствуешь? Прямо мысли мои
читаешь... Да, хотелось бы, чтобы я проснулась, и Эдик опять... Но
этот гаденыш, кажется, нашел таки молодую сучку!
КИРА: Думаешь, молодую?
ВАНДА: Молодую и нищую, судя по духам.
КИРА: По духам?
ВАНДА: Ага. В машине, которую я ему подарила, стало какими-то
дешевыми духами вонять.
КИРА: А ты что, стоимость духов - по запаху определяешь?
ВАНДА: Конечно! Дешевые и противные такие духи... (нюхает воздух)
У тебя здесь похожий запах, но те, в машине - еще противнее!
КИРА: Ну, ясно. Только ведь по запаху тело не найдешь...
ВАНДА: По запаху - трудно. Но ты же видишь Эдика там, в редакции.
КИРА: И не только в редакции.
ВАНДА: Вот! Так я и хочу спросить: не крутит ли он хвостом? Не
бегает ли за кем-то из молодых сотрудниц?
КИРА: Из молодых? Нет, не бегает. Точно не бегает, я бы сразу это
заметила.
ВАНДА: (озабоченно) Значит, на стороне нашел, гаденыш... Нет, ну я
же к нему всей душой! Машину? Пожалуйста! Место редактора
отдела? Поговорила с начальством - получил! Ключи от квартиры
дала, то есть, доверилась полностью! И за это все - такая
неблагодарность!
КИРА: Может, тебе попробовать рецепт какого-нибудь афродизиака?
Индивидуального, рассчитанного только на тебя?
ВАНДА: Я уж лучше попробую рецепт яда... Нет, ну как этот сопляк
посмел?! Как он мог?! Я же его… В порошок сотру! И эту поблядушку,
эту дешевку - тоже сотру! Они до такого дошли... До такого... Вот,
смотри!
Достает предмет женского туалета
КИРА: Это что такое?
29
ВАНДА: (держа предмет на вытянутой руке) А ты не видишь? Эта
дешевка забыла вот это - в моей ванной!
КИРА: А может, это твое? И ты просто не узнаёшь собственное
имущество?
ВАНДА: Смеешься?!
КИРА: Почему смеюсь? Ты сама говорила, что белье покупаешь
каждую неделю, значит, столько уже скопилось, что запутаться
можно.
ВАНДА: Можно. Но такую вульгарщину я в жизни не купила бы! Мне
по рангу не положено такое носить, это ведь тоже дешевка, ширпотреб
для всяких сук подзаборных!
КИРА: Ну, знаешь ли... (оттягивает халат, оглядывает себя) Я такое
тоже, между прочим, ношу.
ВАНДА: Ты - другое дело!
КИРА: Почему же другое?
ВАНДА: Потому что... Постой, что ты хочешь этим сказать?
КИРА: Что я ношу точно такой ширпотреб, как ты изволила
выразиться. И пользуюсь такими же дешевыми - по твоему мнению духами. Хотя стоят эти духи - ого-го сколько!
ВАНДА: (тихо) Ого-го... И вправду: ого-го! Ого-го, какой сюрпрайз!
Получается, что с Эдиком... Ты?!
КИРА: Получается, я. А что, не гожусь?
ВАНДА: Да знаешь, кто ты после этого?!
КИРА: Знаю. Только ты - не лучше. Ты просто проиграла, Балыкова.
Ты в очередной раз схватила лакомый кусок, но пронести мимо кассы
- опять не удалось.
Ванда долго на нее смотрит
ВАНДА: Проиграла? Ну, это мы еще посмотрим!
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Кира в шубе, она только что вошла. Звонит телефон, она
хватает трубку
КИРА: Алло! А-а, это ты... Нет, сыпи не было. И волосы не выпадали,
и зубы не крошились. Я же тебе говорила: кальций ешь, дурья твоя
башка! И одевайся теплее - видишь, какая погода? Я сейчас пришла
домой совершенно продрогшая!
Раздается звонок в дверь
Подожди, я пойду открою.
Идет в прихожую, возвращается с Модестом Арсеньевичем
Алло! Нет, это не Максим пришел. Максим мерзнет в поле, копает
землю-матушку. Нет, не купил пока. Он у товарища берет в аренду
этот самый металлоискатель. Он помогает товарищу делать курсовую,
а тот в знак благодарности дает ему послушать пи-пи в наушнике.
Наверное, наш Максим хочет найти в земле “максима”. Нет, не труп
другого Максима, а пулемет “максим”. Ему уже однажды попалась
30
какая-то ржавая винтовка, так он с ней месяц носился, как... Не буду
говорить, как кто.
Модест Арсеньевич жестикулирует, желая передать что-то
от себя
А тебе Модя привет передает. Ага, это он пришел. Он желает тебе
счастливых родов. И я тоже.
Кладет трубку
И так - каждый день. Ну и поколение: какого-то несчастного ребенка
родить не могут! Делают из этого вселенскую проблему! (Модесту) А
что это ты, Модя, сияешь? Таинственно так сияешь, как Луна в
тумане...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кажется, у меня получилось.
КИРА: Что получилось? Пенсию повышенную выбить?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Нет, договориться насчет Максима. Ему
нужно просто придти в деканат дневного факультета и договориться
досдать три экзамена. Всего три - хотя положено пять.
КИРА: А ты, Модя, оказывается, блатмейстер! Жук, настоящий
жучила! (обнимает его) Спасибо тебе. Только я думаю: не в коня корм.
Не будет он досдавать экзамены, даже если их три.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Надо его уговорить. Ну, сколько можно
хобби ставить впереди профессии? В наше время любили этим
заниматься, например, мой заведующий лабораторией был
альпинистом. Так для него альпинизм был значительно важнее дел в
лаборатории! Но это ведь другая эпоха, тогда люди убегали от своих
социальных ролей куда угодно.
КИРА: А ты самокритичен, Модест. Тебя эта эпоха воспитала, но ты
смотришь на нее вполне реалистично...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Приходится. Так вот: пусть бегает по своим
полям и лесам, но - в свободное от учебы время.
КИРА: Ты чай будешь?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не откажусь. А то на улице такой холод...
(пытается обойти кровать) Что тут у тебя стоит?
КИРА: Кровать, как видишь.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Вижу, что кровать. Но почему здесь?
КИРА: Никак не могу закончить ремонт спальни. Хочу сделать нечто
такое, что напоминало бы будуар...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Можешь не продолжать. Я еще готов читать
теорию, но когда переходят к практическим аспектам, я - пас. На
прошлой неделе, кстати, был в Манеже.
КИРА: А причем здесь Манеж?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Притом. Я там на одной выставке видел
такую, с позволения сказать, практику этого дела, что - тушите свет!
Двое, мужчина и женщина, разделись до полного неглиже, встали на
подиум и в течение часа изображали статуи. Вокруг тысячи людей,
31
дети, между прочим, глазеют на обнаженные причиндалы, но
милиционер на входе - ноль внимания!
КИРА: Но они же не совокуплялись, верно?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (сердито) Еще бы этого не хватало!
КИРА: А вот когда выборы начинают показывать, такое ощущение,
что они совокупляются. Тут недавно господин Гнутов так лизал одного
начальника партии, так лизал... Настоящий публичный акт, причем в
извращенной форме.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, ты и скажешь...
КИРА: Да вся эта политика - сплошной свальный грех. Ты заметил,
что они все нам говорят - если не буквально, то в подтексте?
Надейтесь на меня! Верьте мне! Любите меня! Лю-би-те! То есть, они
себя предлагают, провоцируют публику на групповуху в масштабах
страны. Хотя на самом деле - сами нас имеют, только без всякой
любви, а так, в силу животной страсти.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (жалобно) Кирочка, пойдем пить чай, а?
Раздается звонок в дверь. Кира идет в прихожую,
возвращается с Эдиком
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
ЭДИК: (останавливаясь посреди комнаты) Ну, ты и сволочь!
КИРА: Эдик, я бы посоветовала...
ЭДИК: Не надо мне советовать! Не нуждаюсь я в твоих советах,
поняла?! У меня только все начало складываться, только дела в гору
пошли, и тут - на тебе! Эта мадам выкладывает все на блюдечке с
голубой каемочкой! Вот, мол, мы какие! Спали на этой кровати!
(пинает кровать) Трахались так, и так, и еще вот так!
КИРА: (оглядываясь на Модеста) Я бы все же хотела...
ЭДИК: Да плевать мне на то, чего ты хотела! Ты всю мою карьеру - псу
под хвост, в унитаз спустила! Тачки лишила, должности лишила...
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Молодой человек, я бы вас попросил...
ЭДИК: Тебе, папаша, слова не давали. Это ведь папаша твой, верно?
(Модесту) Надо было лучше свою дочь воспитывать, папаша! Потому
что она выросла такой… Как бы это сказать, чтобы тебя кондратий не
хватил...
КИРА: (приходя в себя) А ты, Эдуард, гуманист... Только зря
стараешься: это не мой отец!
ЭДИК: (Модесту) Тогда тем более молчи в тряпочку! (Кире) А ты... Ты
просто хвастливая прошмандовка! Ну, кто тебя за язык тянул? Кто
заставлял показывать свои шмотки, которые ты нарочно - я знаю,
нарочно! - оставила в ее квартире? Я знаю, кто. Точнее, что. Ты
похвастаться хотела: мол, в моем возрасте - и молодого подцепила!
Дескать, он за мной, как кобель за сукой во время течки бегает!
КИРА: (с усмешкой) А разве не бегал?
32
ЭДИК: Ну... Было немного. Поначалу. Только потом глаза-то все
равно открываются!
КИРА: А до этого они были закрыты? Так ты, выходит, не кобель, а слепой щенок!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Я ничего не понимаю...
ЭДИК: Потому что, дедуля, понималка у тебя давно отсохла. А вот у
меня пока нет, и эта мадам пользуется тем, что ее дряблое тело...
КИРА: Дряблое?! А ведь недавно было - потрясающим!
ЭДИК: Что ее обвисшая грудь...
КИРА: Недавно была великолепной!
ЭДИК: ...еще способны возбуждать неопытных молодых людей.
Только рано или поздно все становится на свои места. Нельзя вернуть
годы, мадам! Они прошли, безвозвратно! И на горизонте у нас что?
Правильно: климакс! Отмирание детородной функции, а дальше
угасание, превращение в сморщенную сливу, которая годится только в
компот! Знаешь, что обо всей твоей писанине в редакции говорят?
КИРА: (после паузы) Могу себе представить...
ЭДИК: Что вся эта эротика, весь твой “Журнал в журнале” - лишь
привлечение к себе внимания! Последняя попытка выйти замуж, как
говорится. Только дураков нет - жениться на такой...
КИРА: (с усилием) Я предлагала тебе - жениться?
ЭДИК: Еще бы ты предлагала!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: За такого беспардонного человека, как вы,
нельзя выходить замуж. Кира Сергеевна никогда бы этого не сделала,
слышите? И вообще вам следует извиниться и покинуть этот дом...
ЭДИК: Слушай, папик, в этих делах твой номер - шестнадцатый.
(смотрит на Модеста Арсеньевича) Хотя, возможно, и не
шестнадцатый. Возможно - номер первый! (хохочет) Так вот ты теперь
с кем любовь крутишь! Окучиваешь всех подряд: и молодых, и
стариков! Знаешь, вот это - я одобряю. Честное слово. Надо, чтобы
шапка была по Сеньке, а этот папик для тебя - самое то. Тебе нужно
спать именно с такими, из кого уже песок сыплется!
Кира с размаху залепляет тому пощечину
КИРА: Пошел вон, мразь!
ЭДИК: (с усмешкой) Нервишки у вас, Кира Сергеевна... Чего же на
правду обижаться? Вы же сами говорили: про это нужно
высказываться честно, иначе публика не поверит...
КИРА: Пошел вон!
ЭДИК: (указывая на кровать) А сексодром свой - смени на что-нибудь
приличное. Скрипит очень, соседей перебудишь.
Уходит. Модест Арсеньевич присаживается на кровать
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Я оставил лекарства в пальто. Принеси,
пожалуйста.
СЦЕНА ПЯТАЯ
33
Модест Арсеньевич укладывается на кровать. Кира вбегает с
лекарствами и со стаканом воды
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Извини, что прилег на твой... Как это он
выразился?
КИРА: Сексодром. Лежи, Модя, сколько угодно. Эту рухлядь
действительно пора выбросить, но пока - лежи. Какие из лекарств тебе
нужны?
Модест Арсеньевич выбирает нужные таблетки, запивает
водой. Кира в изнеможении присаживается рядом.
КИРА: (после паузы) А ведь этот скот в чем-то прав.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кирочка, в чем он прав?! (прикладывает
руку к груди) Вот черт, опять прихватывает... Мерзавец,
обыкновенный мерзавец, мы таких в молодости с лестниц спускали!
КИРА: Сейчас на таких - лестниц не хватит. А прав он в том, что скоро
я превращусь в старую вешалку.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну, знаешь... В кого тогда я скоро
превращусь? Сделаюсь старым пнем? Но я себя старым пнем совсем
не чувствую, хотя мне уже семьдесят. Не-ет, я намерен активно
участвовать в жизни, недавно, к примеру, вошел в правление нашего
ТСЖ.
КИРА: (устало) В правление чего?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Товарищества собственников жилья. Это
такой орган, который управляет нашим домом. Так вот я курирую
сектор уборки. Ну, чтобы в подъездах было чисто, чтобы помойку
вовремя вывозили...
КИРА: У нас нет ТСЖ. Так что мне курировать нечего.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не беда, в жизни всегда найдется...
КИРА: Место подвигу? Стара я для подвигов, Модя. Может,
действительно следовало выйти замуж? Мне ведь не раз предлагали,
захотела бы - вышла. Только не хотелось чего-то. Я ведь их не любила
никого - тех, кто лежал вот здесь, на этой кровати. Сама их сюда
приводила, а вот любить - не-а, не любила. Они меня, кажется, тоже.
Они ценили во мне... Ну, ясно, что. А ведь это проходит, бутон не
может цвести вечно.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А вот я после смерти Надюши больше ни
одной женщины... Одна моя сотрудница, помню, ко мне тогда
зачастила, по дому помогала. Она была разведенная, и дети уже
взрослые, так что я понимал, куда ветер дует. Но торопиться не стал,
выждал полтора года, после чего решил с ней поговорить. Так знаешь,
что она мне в тот вечер сказала? Что в первую очередь надо ее
прописать, потому что, не ровен час... Ну, она помоложе была, и
беспокоилась за сохранность имущества.
КИРА: И с тех пор ты - убежденный бобыль?
34
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ага. Хожу к своей Надюше в колумбарий,
общаюсь с ней, мне, собственно, и достаточно. Конечно, это не
любовь, это всего лишь верность, но...
КИРА: Но и это немало. Мы и слово-то такое из лексикона давно
выбросили: верность. (встает, подходит к полкам) Мы вообще много
чего выбросили, так что нам и сексодромы скоро станут не нужны. То
есть, люди в будущем перестанут совокупляться.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: М-м... Я, конечно, не специалист в твоей
теме, но как же... Совсем, что ли, перестанут?
КИРА: Ага. Все заменит кино и Интернет. То есть, безопасный секс
рано или поздно одержит сокрушительную победу. Не понимаешь?
Ну, секс - он ведь все больше становится подглядыванием, игрой
воображения… Люди смотрят порнофильмы, порносайты, и это им
гораздо приятнее, чем возиться с кем-то, кому надо что-то там
расстегивать, а потом париться: залетела? Не залетела? Зачем, когда
можно войти в чат и наслаждаться подругой или другом сколько душе
угодно! Когда можно для смеху сменить ориентацию, возраст, пол…
Ты знаешь, сколько людей торчит у компьютеров, разыгрывая
половые акты в Сети?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Откуда мне знать? Я даже не знаю, что такое
порносайт или этот ... Чат, куда, как ты говоришь, можно войти.
КИРА: Можно. После чего можно дрочить до посинения; и таких
мастурбаторов в Сети - миллионы! Ты уж извини, что я так
откровенно, довел меня этот гад... Был у меня однажды случай,
подцепила я одного такого - через Интернет. Он помладше был, без
денег совсем, так что пришлось мальчика поить за свой счет. Потом с
трудом домой зазвала, так знаешь, как он в этой постели ежился? Как
он страдал? Ты, говорит, замечательная женщина, у меня никогда
таких не было, но перед компьютером лучше! Там я - полный хозяин,
а здесь должен как-то к тебе приспосабливаться, учитывать твои
особенности и так далее. Прямо так и сказал, представляешь?!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не представляю...
КИРА: Ну, и не надо представлять. Скоро и я представлять перестану;
и порнуху свою писать - тоже.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (после паузы) У китайцев, я читал, есть миф
об одной стране, где мужчины и женщины не совокуплялись. Как они
рожали детей? Очень просто: стоило им с вниманием и нежностью
посмотреть друг на друга, как сразу осуществлялось зачатие...
Интересно, правда?
КИРА: Ага, очень. Думаю, китайцы очень сильно друг на друга
смотрят, с большим вниманием и с нежностью - если полтора
миллиарда нарожали!
Оба смеются.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А может, мы опять, как в прежние времена,
пойдем в поход? Помнишь, как ходили когда-то?
35
КИРА: В какой поход? Ты за окно выгляни - зима на дворе!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А потом будет весна, а за ней - лето. И можно
будет взять лодку, выйти на реку и поплыть по течению. Я гитарку
свою старую возьму, можно будет песни попеть... Эх, хорошо бы! Ты
не смотри, что я тут скуксился, я еще орел!
КИРА: Смотри, орел, с кровати не свались. Тебе чай - сюда принести?
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Вокруг кровати ползает Максим с гаечным ключом и что-то
отвинчивает. В кресле сидит Эдик
МАКСИМ: Ну, и конструкция! Такое только в совке могли придумать!
ЭДИК: Что, не отвинчивается?
МАКСИМ: Да что-то не очень идет. Но она ведь как-то открутила!
Значит, и я должен суметь!
ЭДИК: Кира Сергеевна сама такими делами занимается?
МАКСИМ: Ага. Мне ведь некогда, я постоянно занят.
ЭДИК: Понятно. Извини, ты говорил: она поехала…
МАКСИМ: К Насте в больницу. Ну, к сеструхе моей. Та на сохранении
лежит, так она к ней теперь каждый день мотается. А ко мне ребята
должны скоро придти. Представляешь?! Они приходят, а здесь эта
кровать идиотская!
ЭДИК: (кивает) Неприлично, конечно. Нет, кровать – нужная вещь в
доме, но она должна стоять в определенном месте.
МАКСИМ: Ну да! А здесь мало того, что книжки всякие на полках, так
еще и кровать!
ЭДИК: Книжки и впрямь любопытные… Можно полистать? А то я
впервые в гостях у нашей м-м… известной журналистки.
МАКСИМ: Листай, не жалко. Только вряд ли они будут тебе
интересны.
ЭДИК: (перебирает корешки) Ну, почему же? Книжки очень даже
интересные, хотя… Лучше такое проходить не через книжки.
Практика – вот лучшая школа жизни. Как у тебя насчет практики по
этой части?
МАКСИМ: (смущенно) Не очень пока…
ЭДИК: А что так? Самое время обратить внимание на
противоположный пол. Причем пристальное внимание!
МАКСИМ: Ты прямо, как моя мамаша. Она тоже всю дорогу
талдычит: займись девушками! Займись девушками!
ЭДИК: С матерью на этот счет разговора не получится. Межполовые
различия, да еще осложненные семейными дрязгами…
МАКСИМ: Еще как осложненные!
ЭДИК: Плюс к тому она не одобряет твои экспедиции…
МАКСИМ: Терпеть не может!
36
ЭДИК: Поэтому здесь нужен отец. Или старший товарищ. На роль
отца я, конечно, не гожусь, но старшим товарищем быть могу. Так что
тебе, Макс, со мной очень повезло.
МАКСИМ: (смущенно) Наверное… Вообще-то у меня комплексы на
этот счет... И все из-за нашего дурацкого лифта, который то и дело
ломается.
ЭДИК: (что-то вспомнив) Комплекс?! Да из-за вашего лифта
настоящая грыжа может образоваться! Ну, я имею в виду, если тащить
наверх надо кого-нибудь… То есть, что-нибудь…
МАКСИМ: Ага, лифт – полный отстой! Но у меня все-таки не грыжа, у
меня комплексы. Я тут однажды в лифте застрял. Но не один…
ЭДИК: О-о! Ты застрял с интересной молодой девушкой?
МАКСИМ: Не очень интересной, если честно. И уж точно не
девушкой. Она у нас на одиннадцатом этаже живет, Катькой зовут. В
нашем дворе с ней не спал только ленивый.
ЭДИК: И этот ленивый – ты?
МАКСИМ: Наверное… Короче, мы десять минут стоим, полчаса, а
ремонтники все не едут! Слово за слово, Катька эта ко мне
прижиматься начинает, даже кофточку уже расстегнула, а я…
ЭДИК: А ты что расстегнул?
МАКСИМ: А мне вдруг в туалет захотелось. Да так сильно, блин… В
общем, пока ремонтники нас оттуда не достали, пришлось
отворачиваться, зажиматься как-то в углу… Кошмар, одним словом.
ЭДИК: И с тех поры ты при виде женщин испытываешь одно лишь
желание пописать?
МАКСИМ: Скорее, желание зажаться в угол. Ступор какой-то
наступает, и никакого возбуждения, один страх…
ЭДИК: Нет, тебе со мной феноменально повезло! Клянусь: я избавлю
тебя от всех комплексов! Ведь я – почти доктор Фрейд!
МАКСИМ: (с недоверием) Ну да…
ЭДИК: Ей-богу! Школа у меня – что надо, спасибо некоторым
учителям. Нет, скорее – спасибо учительницам! Об одной я тебе
расскажу, но чуть позже. Вот это была наука! Она, конечно, не
учительница первая моя, но дама вполне продвинутая. Тоже, знаешь,
кровать где зря ставит, зато в этой кровати такое вытворяет… Жаль,
имеет один существенный женский недостаток.
МАКСИМ: Трепло, наверное?
ЭДИК: Как ты угадал?!
МАКСИМ: Да знаю я их… У нас в группе две девчонки есть, так на
биваке от них уши болят. Бла-бла могут несколько часов подряд.
ЭДИК: Вот и мою учительницу подвело недержание слов. А еще
тщеславие. Ну да бог с ней, мы же о тебе речь ведем. Я к тебе давно
присматриваюсь, ага. Еще когда вы с друзьями в редакцию впервые
пришли, по приглашению Геннадия Андреевича, я сразу обратил на
тебя внимание.
37
МАКСИМ: Да? Но я такой… Не самый у нас крутой, в общем-то.
ЭДИК: Не прибедняйся, Макс. Ты парень хоть куда, и Геннадий
Андреевич это сразу заметил.
МАКСИМ: (польщенный) И Геннадий Андреевич тоже? Мы его,
конечно, уважаем. Он нашу группу всегда поддерживает, да и
программу его выборную мы вполне… Классная у него программа,
верно?
ЭДИК: Программа – зе бест! Супер, я бы сказал.
МАКСИМ: А чем я ему понравился… Ну, если не секрет?
ЭДИК: Да какие могут быть секреты между своими людьми?! У нас же
такие дела впереди! В общем, ты ему понравился тем, что не похож
на… Ну, ты понял на кого.
МАКСИМ: На мою мамашу безбашенную? Да чего уж тут
непонятного…
ЭДИК: Еще он сказал, что хотел бы видеть тебя в составе своего
предвыборного штаба. Только это между нами, о кей?
МАКСИМ: Вот дела… Может, он мне еще и металлоискатель подарит?
ЭДИК: А вот это, дорогой Макс, увы. Сейчас все средства уходят на
нелегкую предвыборную борьбу. Столько конкурентов, столько гадов
к власти рвется! Поэтому с металлоискателем придется подождать. Да
и с наукой страсти нежной, наверное, тоже. Почему? Потому что на
женский пол нужны расходные средства. А как же! Розы-мимозы
всякие, кафе, «Шампанское», на крайняк – хотя бы джин-тоник
требуется купить… Без денег можно только с миллионершей любовь
крутить, она сама за тебя платит. Но где возьмешь миллионершу?
МАКСИМ: У моей мамаши вроде есть знакомая миллионерша, только
она старуха уже, наверное…
ЭДИК: Да уж не Катька твоя с одиннадцатого этажа. Ну, так что?
Будешь ждать у моря погоды?
МАКСИМ: (смущенно) Ждать, если честно, не хочется…
ЭДИК: Браво! Не мальчик, но муж! Не будем ждать милостей от
природы, взять их у нее – наша задача!
МАКСИМ: Взять – это круто. Только где?
ЭДИК: И ты будешь спорить, что тебе со мной повезло?
МАКСИМ: Не буду спорить, что ты! Так где взять-то?
ЭДИК: Есть такие места, Макс. И здесь твой опыт поисковика – ой как
пригодится! Выкопать надо кое-что, бесхозно лежащее в землематушке. Вы со своими поисковиками просто не там копаете. И не то
выкапываете. Понятно?
МАКСИМ: Ну да, ну да… Так где будем копать?
ЭДИК: Об этом ты узнаешь позже. А пока условимся: меня здесь не
было, хорошо? Жаль, конечно, что не застал дома Киру Сергеевну,
но… Не хочу, чтобы еще и она сюда впуталась.
МАКСИМ: Она ничего не узнает.
ЭДИК: Точно?
38
МАКСИМ: Могила. Сам терпеть не могу, когда она в мои дела сует нос.
ЭДИК: Ну, тогда до встречи…
МАКСИМ: Ага, пока. А я тут с этой кроватью продолжу… Должен же
быть какой-то секрет!
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
По комнате, где стоит покосившаяся кровать, мечется Кира
КИРА: (останавливаясь перед кроватью) Господи, что он тут наделал?!
Теперь даже одной спать невозможно, не то, что…
Пытается поправить кровать. В этот момент звонит
телефон, и Кира хватает трубку
Алло! Это следователь? Ах, это опять ты… Слушай, не до тебя, ей-богу.
И встречаться я не намерена. Почему следователь? Потому что теперь
я встречаюсь со следователем! Да, по особо важным делам! Все, адью!
Кладет трубку и тут же набирает номер
Настя? Ну, как, ты спрашивала у Антона? Как о чем?! У него же дядя
работает в милиции! Дядя уже на пенсии? Жалко… А больше у него
никого нет в этих органах? В прокуратуре, например? Жаль… Ладно,
береги себя.
Набирает очередной номер
Геннадия Андреевича, пожалуйста! Кто спрашивает? Кристина, не
прикидывайся, что меня не узнаешь! Кира спрашивает, причем уже
пятый раз. Все еще не пришел? А его мобильный почему не отвечает?
Не знаешь? Может, ты мне позвонишь, когда он появится на работе?
Не обязана? Ну, понятно…
Когда раздается звонок в дверь, Кира стремительно бросается
в прихожую и вскоре возвращается с Модестом Арсеньевичем
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (отдышавшись) В одном месте, кажется,
удалось договориться.
КИРА: Серьезно?! Так его отпустят?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Нет, до того места я еще не дошел. В
университете договорился. О том, что его не будут исключать, пока не
прояснится это дело. А оно наверняка прояснится, вот увидишь!
КИРА: (разочарованно) Значит, в университете… А там?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ищу подходы. Я ведь старый блатмейстер,
ты же сама это говорила! Вот только водички бы этому блатмейстеру…
КИРА: Ага, я сейчас.
Когда она уходит в кухню, Модест Арсеньевич набирает номер
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Привет. Ну что, узнал о статье? Ах, вот оно
что… Не понимаю: почему так строго? Он же еще мальчишка!
Восемнадцать исполнилось, но все равно пацан, можно сказать, дитё
неразумное! Ах, для Фемиды он вполне разумное дитё… Ладно,
обрадовал. Обрадовал, говорю, старика до глубины души! Пока.
Кира возвращается со стаканом воды
КИРА: Ты кому-то звонил?
39
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Да, одному другу молодости. Он в
юридической консультации работает.
КИРА: И что сказал твой консультант?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (нарочито бодро) Что по этой статье, скорее
всего, наказание будет условным.
КИРА: Хорошо бы… И какой черт понес его на этот полигон?! Копал
бы по своим лесам и болотам, это хотя бы официально, а тут…
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не надо было сбывать, вот он где
прокололся. Найти в земле можно, что угодно, даже ядерную
боеголовку. Так ты снеси ее в органы, и дело с концом! А он, видишь
ты, решил подзаработать на этих бомбах или как их там…
КИРА: На минах.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ну да, ну да… А попытка продать
боеприпасы – это ж, сама понимаешь…
КИРА: Да уж понимаю… Не понимаю только: почему за это – условное
наказание?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (смущенно) Ну, все-таки молодой человек,
считай – мальчишка, должны учесть… Опять же, он отлично проявил
себя в своем отряде поисковиков. Кстати! Ты их командира
привлекла?
Ну,
чтобы
характеристику
хорошую
дал,
походатайствовал…
КИРА: (машет рукой) Пыталась, так он знаешь, что ответил?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Понятия не имею.
КИРА: Что Максим опозорил их патриотическое движение и будет
исключен из отряда. Правильный молодой человек, далеко пойдет…
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А Геннадий Андреевич? Уж ему-то сам бог
велел вступиться за попавшую в беду сотрудницу…
КИРА: Я уже устала набирать твоего Геннадия Андреевича. То он на
совещании, то у городского начальства… Мне кажется, он просто не
хочет со мной разговаривать.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Да быть того не может! Он не подарок,
конечно, но в такой ситуации… Дай-ка я сам ему позвоню! Давай,
давай! Не чужие все-таки, он должен меня помнить по нашему
институту. Давай, набирай номер, а говорить буду я.
Кира набирает номер
Алло! Будьте добры Геннадия Андреевича Гнутова. Кто спрашивает?
Его давний знакомый. Очень давний. Хочу дать ему один совет в части
приобретения голосов. Это очень ценный совет, и если вы меня не
соедините, то вам придется отвечать. Алло! Алло! Геннадий
Андреевич?! (закрыв трубку рукой, шепотом) Соединили! (опять в
трубку) Геннадий Андреевич, здравствуйте! Мы с вами в одном НИИ
когда-то работали, и вы меня, возможно… Нет, не Кавдорин. И не
Рюмин. Моя фамилия – Сеньков. Модест Арсеньевич Сеньков,
старший научный сотрудник… В общем, да, это к делу не относится.
Тогда я о деле, хорошо? Дело в том, что сын одной вашей сотрудницы
40
попал в неприятную историю. Мальчишка еще, совсем головы нет, ну
и вот… Конечно, следует иметь голову на плечах, но в таком возрасте…
Что? Какой совет? А совет такой: если вы его вытащите, этого
безголового молодого человека, то электорат такой поступок,
безусловно, оценит положительно. Что будет, если не удастся
вытащить? Тоже оценит положительно. А как же! Так значит…
Понятно… Да, да, время сейчас у всех в дефиците, такая, знаете ли,
эпоха… Все, говорю, спешат, все в цейтноте. Ага, всего доброго.
Кладет трубку, долго молчит.
КИРА: Ну, как?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: (неуверенно) Говорит: можно, в принципе…
Ну, если время свободное будет.
КИРА: (задумчиво) А времени, я полагаю, не будет… Господин Гнутов
не хочет марать своего светлого имени – что ж, его можно понять.
Удастся вытащить, скажут: преступников покрывает. Не удастся –
значит, ничего не может будущий депутат, что тоже не в плюс.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Может, нам поднять компанию в прессе?
КИРА: Не надо никаких компаний, Модя. Я знаю, что надо делать.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Кира нервно расхаживает по комнате, затем в дверях
появляется Ванда
ВАНДА: (раздраженно) Перед тем, как звать к себе в гости, могла бы
позвонить в службу ремонта лифтов. Это кошмар какой-то, он опять
не работает! Я на пятом этаже едва не повернула обратно!
КИРА: (запинаясь) Спасибо… Спасибо, что дошла.
ВАНДА: Да уж пожалуйста!
Проходит, останавливается у покосившейся кровати
ВАНДА: Интересное у тебя лежбище… Это ты его так раздолбала? Ну,
со своими хахалями?
КИРА: Нет, это Максим…
ВАНДА: Максим?! Вот это номер! Хотя - чему удивляться? Яблоко от
яблони, как говорится…
КИРА: Ты меня не так поняла…
ВАНДА: Да уж чего тут понимать? В мамашу пошел, в кого же еще?
Он, случаем, не за изнасилование в казенный дом угодил?
КИРА: Значит, ты уже знаешь…
ВАНДА: Земля слухами полнится. А если учесть, что я тобой особо
интересуюсь…
КИРА: (усмехаясь) С чего мной особо интересоваться? Мы люди
маленькие, как говорится…
ВАНДА: Не скажи! Люди маленькие, но одно место у них – очень
большое. Такое большое, что может вместить полк! Помню, в одном
журнальчике про таких было написано, мол, обслуживали целые
41
воинские подразделения, да не просто обслуживали, а еще и
удовольствие при этом получали!
Присаживается на кровать
Наверное, так и приводили в негодность мебель. Помнишь, как
говорили в нашем общежитии, которое ты никак забыть не можешь?
Если каждому давать, поломается кровать!
КИРА: Я тебя позвала не для того, чтобы обсуждать статьи и
вспоминать общагу. Мне нужно другое.
ВАНДА: И что же?
КИРА: Мне нужны деньги. Много денег.
ВАНДА: Деньги – всем нужны.
КИРА: Мне они нужны особенно. Причем на любых условиях.
Можешь назначить какой угодно процент – я согласна.
ВАНДА: И как же ты будешь отдавать долг, да еще с процентами? Ты
ведь уволена!
КИРА: Ты и об этом знаешь…
ВАНДА: Я же сказала: особо тобой интересуюсь. А поскольку ты
уволена, давать тебе в долг – опасно, не так ли?
КИРА: Не беспокойся, я найду работу. Я же могу и редактором, если
потребуется, и корректором… Ну и, конечно, я готова перед тобой
извиниться.
ВАНДА: (укладывается на кровать) Надеюсь, я не доломаю ее
окончательно… Так, значит, ты даже готова извиниться? За что? За
это? (задирает ноги и подпрыгивает на кровати) Или за это? (садится
сверху на воображаемого партнера) А может, за это? (становится на
четвереньки) Помню, в одном журнальчике такая поза называлась:
«Собаки в девятый день осени». Или я ошибаюсь, и там было что-то
про ослов?
КИРА: Да… То есть, ослы тоже… В третью весеннюю луну… Но и
собаки в девятый день… В общем, могу извиниться за все сразу.
ВАНДА: Не-ет, за все сразу – не пойдет! Давай по отдельности. Что
там делают собаки в девятый день осени? Напомни, а то я забыла.
КИРА: (с усилием) Женщина стоит на кровати, опираясь на руки и
ноги… Мужчина приближается сзади, и…
ВАНДА: И?
КИРА: И вводит свой…
ВАНДА: «Нефритовый стебель»…
КИРА: Да… Он вводит его в…
ВАНДА: В «яшмовые ворота»? (садится на кровати) Фу, какая
безвкусица! «Яшмовые ворота», надо же! Помнишь нашего декана?
«Бойтесь красивостей, товарищи будущие журналисты! – говорил он,
- Они затемняют суть!»
КИРА: Помню. Но я думаю…
ВАНДА: Меня мало заботит то, что ты думаешь. Старик был прав:
дежурных красивостей в статьях журналистки Тупицыной – хоть
42
отбавляй. Но, как ни безвкусно твое «Искусство спальных покоев»,
надо его пройти до конца. За ослов и собак, будем считать, извинения
приняты. Теперь давай вспомним…
Подходит к книжной полке, берет книгу и листает
Вот, «Козел перед деревом»! Очень интересная позиция! Кто же тут
был козлом, а? Кажется, я знаю этого молодого человека. Козел
натуральный, потому что променял меня - на кого?!
КИРА: Может, прекратишь? Я же попросила извинения! Ты что,
хочешь, чтобы я на колени встала?
ВАНДА: Возможно, захочу и этого. Чтобы сыночка вытащить с нар, ты
на многое пойдешь, на многое… Кстати: зачем тебе деньги? У тебя же
такой капитал на кармане, можно сказать – неразменный золотой
рубль! Ты понимаешь, что я имею в виду? Конечно, понимаешь! Так
вот: в этой самой петерци… Пенитерци… Тьфу ты, язык сломать
можно!
КИРА: Пенитенциарной.
ВАНДА: Ты всегда была умной, Тупицына. Правильно: в
пенитенциарной системе, то бишь, в изоляторах и тюрягах основной
рабочий контингент – мужики. А мужикам нужно известно что. Твой
распустившийся бутон им нужен, то есть: трахаться они хотят. И если
очень захотят, то запросто могут пойти на должностное преступление.
А ты, получается, сможешь вынуть с кичи своего бестолкового
сыночка. А? Не пробовала таким способом?
Кира долго молчит
КИРА: Пробовала…
ВАНДА: И кто же тебе попался на этот раз? Опять молодой?
КИРА: Нет, не молодой… Он был старше меня…
ВАНДА: Ну что ж, не все коту масленица. «Козлы перед деревом» они ведь на дороге не валяются! Хотя – неужели тебя не оценили?
Старички – они ведь такие, тоже любят нюхать бутоны!
КИРА: Он сказал…
ВАНДА: Что?
КИРА: Он сказал, что все было хорошо, но…
ВАНДА: Что – но?
КИРА: Требуются деньги. Сказал, что еще есть начальство, а с ним он
этим… Ну, понимаешь, чем – поделиться не может. Нужна серьезная
сумма.
ВАНДА: И тут ты вспомнила про старую знакомую, которая очень
любит вкусные финские ликеры. И молодых сотрудников твоего
журнала. То есть, в этот момент ты забыла и про ликер, и про
молодого сотрудника, которого затащила вот в эту кровать; главное
было – добыть необходимую сумму, не так ли? Потому что твой
неразменный рубль оказался медным грошем. Ведь оказался, правда?
Оказалось, что ты перепутала времена, наше суровое время – с веком
галантным, йес?
43
КИРА: Не знаю… Возможно.
ВАНДА: Ты вообразила себя маркизой Помпадур, которая может вот
этим местом – управлять всем и вся! Только эпоха-то другая, лапочка!
Нет больше Помпадурш, их время кануло в Лету! А бутоны твои
хваленые покупаются оптом и в розницу, понятно? Покупаются,
продаются, стерилизуются, если надо, но ничем, - слышишь, ничем! –
уже не управляют! Управляют денежки, которых у тебя нет. А у меня
есть. И ты приползла ко мне их просить, а я… А я тебе их не дам. С
какой стати? Ты так и не стала личностью, Тупицына. Ты,
оказывается, глупая, а глупость – надо наказывать.
Уходит. Свет гаснет
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Высвечивается та же комната. Кровати нет, мебели вообще
стало меньше, а книжные полки почти пусты. На единственном
стуле сидит Кира
КИРА: Максим! Максим, ты опять не вылезаешь из-за компьютера!
Молчание
Максим, это вредно, в конце концов! Шел бы куда-нибудь в дискотеку,
что ли… Нет, лучше бы отправился в экспедицию! Слушать эхо войны,
рыться в прахе…
Молчание
Зачем ты купил себе этот дурацкий компьютер? Я же давала тебе
денег на твой миноискатель…
МАКСИМ: (выходя из комнаты) Металлоискатель.
КИРА: Ну, да, да… Только тебе вдруг стало это не интересно. Почему?
МАКСИМ: (насмешливо) Ты же сама говорила, чтобы я занялся чемто другим. Девушками, например.
КИРА: (кивает) Говорила, говорила…
МАКСИМ: Так я ими и занялся.
КИРА: Серьезно? И где же они? Я что-то не вижу их в нашем доме.
МАКСИМ: Они – там. По ту сторону экрана.
КИРА: А-а! В виртуале, значит?
МАКСИМ: Ага.
КИРА: И ты с ними совершаешь это самое – через компьютер?
МАКСИМ: Через индивидуальный чат.
КИРА: Вы какие-то другие…
МАКСИМ: Не такие уж другие. Помню, в одной твоей статье было
написано: «Чем чаще меняешь партнеров, тем лучше. Самое лучшее,
если за одну ночь вступить в сношение сразу с десятью женщинами».
Это откуда, напомни?
КИРА: Из даосских трактатов.
МАКСИМ: Ну, вот! А разве можно это сделать в «реале»? Где их
найдешь, десять? А если найдешь, как вступишь в сношение? Такое
возможно только в Сети.
44
КИРА: Вы – другие…
МАКСИМ: Что ты заладила: другие, другие… Между прочим, я иду на
встречу с девушкой.
КИРА: Серьезно? Тогда беру свои слова назад!
МАКСИМ: Хотя, не исключено, что это вовсе не девушка.
КИРА: Как это?!
МАКСИМ: Возможно, это парень, скрывающийся под женским
«ником». Или взрослая женщина, например, твоего возраста.
КИРА: (что-то вспоминает) Ну да, конечно, я же сама когда-то…
Пауза
Между прочим, сегодня сорок дней смерти Модеста Арсеньевича.
МАКСИМ: Ну и?
КИРА: Мы хотели посидеть все вместе.
МАКСИМ: Посидите без меня.
КИРА: Настя с маленьким придет, Антон…
МАКСИМ: Я же сказал: не могу. Лучше скажи: что мне надеть для
этой встречи?
КИРА: (устало) Надень, чего хочешь. Твои вещи остались
нетронутыми, я продала только свои.
Максим скрывается у себя комнате
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
В углу высвечивается силуэт – это Модест Арсеньевич. Кира
долго на него смотрит, потом разводит руками.
КИРА: Вот так, Модя. А ведь ты для него жизни, можно сказать, не
пожалел. Помнишь, как продавали мебель? Мой гардероб? Как ты
книжки разносил по букинистам? И как свои сбережения, по сути –
похоронные деньги – принес и отдал мне?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Помню, Кирочка.
КИРА: А ради чего? Ради вот этих игр то ли с девушками, то ли с кемто еще?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не суди его слишком строго. Представь, что
было бы, если бы мы его не вытащили…
КИРА: Представляю. Думаю, в этом случае ты остался бы жив. Ты
ведь спешил поздравить нас, когда его выпустили, но…
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Кирочка, ты не права. Виноват ваш лифт,
который так и не стал нормально работать. Поэтому на седьмом
этаже…
КИРА: На шестом.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: На седьмом. Ну, мне же лучше знать!
Кира устало отмахивается
КИРА: Что ты можешь знать?! Тебя нет, Модя! Ты плод моего
воображения. Собеседник той, кому не с кем беседовать.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Ладно, тогда на шестом. У меня прихватило
сердце, а лекарства, как назло, я оставил дома. Ну, и вот… Я тебе
45
всегда говорил: нужно организовать ТСЖ. Вот у нас организовали
ТСЖ, и все лифты в доме начали работать исправно!
КИРА: Ты даже там, за гробом, остаешься оптимистом.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: А чего грустить? Я вроде как отправился,
наконец, в поход, в который мы так и не собрались. Здесь ведь не
важно, что за окном – весна, распутица, тут времен года не
существует, и можно куда угодно отправляться. Жаль только, что вас
рядом нет.
КИРА: Положим, я об этом не очень жалею.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Извини, глупость сказал. Жалко, что
Надюшу свою так и не встретил.
КИРА: А хотел?
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Очень. Только здесь какие-то другие законы,
и встречаешь совсем не тех, кого хочешь.
КИРА: А у нас законы все те же, только роли переменились. Господин
Гнутов у нас победил таки на выборах, теперь он – депутат городской
Думы! А поскольку депутату иметь бизнес не полагается, он продал
журнал Ванде. Я думала, Ванда упразднит мою рубрику, ан нет – она
ее даже расширила! Взяла двух молодых сотрудниц вместо меня, и
они ей такой листаж гонят, с ума сойти! А знаешь, кто курирует этот
раздел? Эдик! Это ему танталовы муки такие прописаны: чтоб видел
девичьи попки, мельтешащие перед глазами, но прикасаться не мог.
Он теперь при Ванде, как дежурный жиголо, шаг влево, шаг вправо –
побег. А я окончательно обрела статус бабки. Как ты помнишь, Настя
родила мальчика. Ты умер в тот день, когда они выбирали имя, и я
предложила назвать его Модестом. Но они сказали: имя не
современное.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Конечно, не современное! Я вообще был не
современный, ты сама не раз называла меня ископаемым!
КИРА: Я, кажется, тоже ископаемое. Старалась попасть в ритм
нынешней жизни, только без толку. Чувствую себя какой-то побитой
собакой в девятый день холодной дождливой осени. На улице весна,
солнце, а я… Только зачем я тебе все это рассказываю? Тебе и так все
оттуда видно!
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Не видно. Я – плод воображения, не
забывай.
КИРА: Значит, я разговариваю сама с собой…
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Самой себе тоже можно сказать что-то
важное. Подумай, что для тебя сейчас важнее всего?
КИРА: (после паузы) Наверное, маленький. Такой смешной,
энергичный… Мои в детстве слабенькие были, а этот все время
двигается, гулит чего-то себе под нос… Я тоже с ним беседую, когда у
моих бываю, и называю его про себя: Модя.
МОДЕСТ АРСЕНЬЕВИЧ: Значит, ты нужна.
КИРА: Наверное…
46
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Появляется Максим. Силуэт исчезает
МАКСИМ: Ты с кем-то разговаривала?
КИРА: (после паузы) Настя звонила, договаривались насчет
сороковин.
МАКСИМ: Ладно, я пошел. Возможно, ночевать не приду.
Уходит. Кира сидит, смотрит в угол, но силуэт больше не
появляется
КИРА: (тихо) Модя! Модя! Исчез… Все исчезли: и сын, и любовники…
И работа исчезла, осталась только роль няньки. Настя с Антоном
вообще-то входят в положение: Антон работу хорошую нашел, теперь
денежек подкидывает, вроде как платит за помощь. Все очень посовременному. Так что, Модя, я действительно нужна.
Звучит телефонный звонок. Кира берет трубку
Алло! Заболел?! И плачет, не переставая? Ладно, приеду, придумаем
чего-нибудь. Ну, куда ж его, плачущего, тащить? Сама приеду. Возьму
салаты, коньяк – и вперед. Пусть Антон встретит возле метро.
Свет гаснет
КОНЕЦ
Санкт-Петербург 2008
47