В.Г. Кульпина
advertisement
В.Г. Кульпина ИЗУЧЕНИЕ СОЦИОМЕНТАЛЬНОЙ ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТИ ТЕРМИНОВ ЦВЕТА В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ В исследованиях цветообозначений выделяются в настоящее время эволютивное, психолингвистическое, когнитивное, сопоставительное, лингвокультурологическое, онтологическое, институциональное и терминоведческое направления. С точки зрения авторского участия, эти направления в какой-то мере «микшированы», так как один и тот же автор может выступить не в одной ипостаси и отдать дань не одному только направлению. Следует отметить характерный для современных исследований цвета интерес к сопоставительным аспектам. В связи с этим внутри ряда направлений – будь то когнитивного, психолингвистического и др. – могут выделяться ответвления сопоставительного характера, осуществляемые на материале русского и языков самых разных времен и народов. В то же время в собственно сопоставительное направление включаются те работы, для которых сопоставление является не только методом, но и целью проведенного анализа. 1. Эволютивное направление представлено большим количеством публикаций с разнообразной тематикой. Это одно из традиционных и старейших направлений в лингвистических исследованиях цвета. Оно существует в двух ипостасях. Одно из них обращено к истории развития цветообозначений. Другое связано с этимологическими аспектами. Эволютивные аспекты цветообозначений широко обсуждались на заседаниях «круглого стола» «Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии», проходившего в Институте языкознания в январе 2004 г. 193 1.1. Т.А. Михайлова в докладе «О понятии “основной цвет” в синхронии и диахронии» (Михайлова, 2004) затрагивает проблемы структуры цветового спектра, останавливается на понятии цвета в лингвистике и других науках и приходит к выводу о невозможности его единообразного определения для разных областей знаний. Автор обращает внимание на то, что при лингвистическом подходе к цвету зрительное ощущение важно с точки зрения его вербализации, изучению же подлежит не цвет, а цветообозначения «как сегментизированные вербализованные зрительные ощущения» (Михайлова, 2004, с. 33) Михайлова подчеркивает, что с точки зрения создания и использования специфических терминов цвета выделяются особые профессиональные субкультуры, представляющие собой открытую систему. Входящие в них цветообозначения могут соотноситься с условным прототипическим объектом (цвет баклажан), но нередко достаточно условны (цвет оксфордский синий). Докладчица приводит аргументы в пользу отнесения группы цветообозначений к абстрактной лексике. Результаты психолингвистического эксперимента, проведенного Михайловой в Москве среди респондентов разных возрастных и профессиональных групп и разного уровня образования, показывают, что система основных цветов не может быть выделена носителями языка на интуитивном уровне. Затрагиваются проблемы метаязыка: Михайлова указывает на целесообразность использования в языковедческих работах для описания системы основных цветов термина «языковая категория». Указывает на сложность реконструкции основных цветов в протоязыке и уместность употребления термина «главное цветообозначение» (в отличие от второстепенного). Показателем принадлежности к основному цвету предлагается считать монолексемность цветообозначений (в отличие от расчлененных, двусловных терминов цвета типа морская волна). 1.2. В докладе Н.Н. Корж и О.В. Сафуановой «О категоризации цветового пространства в языке» (Корж, Сафуанова, 2004) речь идет о целостности, континуальности цветового пространства, которое рассекается на части в целях установления степени номинативной проработанности его фрагментов в смысле плотности его охвата терминами цвета – как базовыми, так и не базовыми. Авторами привлекаются данные психологических экспериментов, предполагающие установление его участниками соответствия между цветонаименованиями русского языка и цветовыми образцами, и выявляются социокультурные факторы, 194 влияющие на сформированность и определенность представлений о цвете в русском языке. 1.3. В докладе А.П. Василевича «О современных тенденциях развития лексики цветообозначения» (Василевич, 2004) обсуждаются, в частности, источники появления и формирования цветообозначений: 1) характерный цвет каких-либо предметов как база цветономинации (ср. молочный, пепельный и т.п.); 2) расширение состава лексикоморфологических средств, например, выражающихся с помощью сложений (небесно-голубой), в том числе – с помощью модификаторов цвета типа темно-красный; 3) заимствования, рассматриваемые в связи с взаимодействием языков и культур. Указывается на волнообразный характер процесса заимствования цветообозначений. Так, значительный прирост цветообозначений имел место в результате расширения Петром I контактов с западным миром. Очередная волна заимствований пришла в Россию вместе с французским влиянием, в частности в области моды. Конец XX в. также ознаменовался значительным приростом цветообозначений, связанных с процессами интеграции России в мировое сообщество. На фоне социолингвистических аспектов развития цветообозначений в русском языке Василевичем излагается теория Б. Берлина и М. Кея и подчеркивается ее значимость для современного этапа изучения этого класса лексики. Василевич намечает тенденции дальнейшего развития цветообозначений, в частности, тенденции пополнения состава основных цветообозначений. Им приводятся результаты психолингвистического эксперимента, проведенного на материале ряда языков с целью выявления основных цветов. Василевич подчеркивает, что в развитии цветообозначений отражаются как универсальные, так и этнокультурные и социоисторические закономерности. В то же время в современном языке процессы международной интеграции влияют на формирование общего фонда цветообозначений. В этом плане им выделяются факторы: а) формирования общего рынка товаров и услуг; б) продажи по каталогам. Цветонаименования выступают как важный элемент товара, отсюда цветовые маркеры в названиях столь интригующи и эстетизированы. Василевич указывает, что появился новый тип цветолексики – рекламные цветонаименования, назначение которых не есть отражение реального цвета, а привлечение внимания эвентуального покупателя к данной цветовой разновидности изделия. В России нередко термины 195 цвета, предлагаемые в оригинале и в переводе, воспринимаются российским потребителем как чуждые и лишенные тех ассоциаций, которые они вызывают в языке-источнике. Инновативные средства в сфере цветообозначений отличаются особой экспрессивностью. Приводятся примеры цветообозначений: черная кровь, фиолетовая ночь, розовый иней. Василевич указывает, что им было собрано около 2 тысяч цветообозначений русского языка (ср. кислотно-лиловый, пылкий оранжевый и т.п.) и подчеркивает, что устойчивость цветообозначений зависит от того, насколько прочны ассоциации, связывающие цвет и цветообозначение. Василевич полагает, что понятие цветового континуума для современного этапа изучения цветообозначений вряд ли эффективно. На первый план здесь выдвигается понятие категории названий цвета. 1.4. В докладе В.Г. Кульпиной «Факторы динамизации эволюционных процессов в русской и польской цветономинации» (Кульпина, 2004) описываются как стабилизирующие, так и динамические процессы русской и польской цветономинации, а также влияющие на эти процессы лингвистические и экстралингвистические факторы. В сфере функционирования современных терминов цвета выделяется целый ряд взаимосвязанных тенденций: к демократизации цветообозначений, их интернационализации, каталогизации, эстетизации и неологизации. Подчеркивается, что изучение этимологии цветообозначений подтверждает их полифункциональный статус и специфичность выполняемых ими функций в разнообразных сферах человеческой деятельности. Выделяется ряд функций, постоянно присущих сфере цветообозначений, например, классифицирующе-таксономи-зирующая, терминологическая, оценочная. 1.5. В рамках эволютивного направления ставятся проблемы реконструкции мира древнего человека. Т.И. Вендина в монографии «Средневековый человек в зеркале языка» (Вендина, 2002) в подразделе пятой главы обсуждает важные для средневекового человека понятия света и тьмы, которые осмысливались им как противопоставление земного и божественного и «соотносились не столько с физическими явлениями, сколько с нравственными» (там же, с. 240). В языковом сознании человека Средневековья свет связывался с земным миром и с миром потусторонним, преисподняя же лишена солнечного света. Лексемы с корнем светъ говорят о восприятии света в этическом плане. С понятием света связывался свет знаний, а также знатность и слава человека (там же, с. 242). 196 Говоря о символике цвета, Вендина подчеркивает, что цветовая палитра средневекового человека весьма ограничена: нет желтого, синего, голубого, серого цветов. Автор объясняет это «отсутствием концептуальных категорий, которые либо не получили своего выражения в языке в силу специфики самого языка как языка сакрального, где цветопись вряд ли была бы уместна, либо просто оказались не зафиксированы в словаре в силу жанровой специфики текстов, в которых цветообозначения встречаются довольно редко…» (там же, с. 245). В памятниках выступают цветообозначения для определения трех цветов – красного, черного и белого. Вендина указывает на своеобразие средневековой поэтики, для которой «атрибутивность довольно редкое явление» (там же), и в этом – здесь Вендина ссылается на мнение литературоведов – одна из установок средневековой литературы. Своеобразие в восприятии цвета средневековым человеком заключается в том, что «цвет в средневековом сознании наряду с денотативной обладал символической функцией» (там же, с. 246) и способен был вызывать целый ряд ассоциаций. Так, белый цвет использовался для обозначения мирянина, а черный – для обозначения монаха. Символическое значение багряного и пурпурного цветов заключалось в указании на высшее сословие, на царскую власть. 1.6. В рамках эволютивного направления выделяются работы, посвященные истории отдельных цветообозначений. Образцом жанра можно считать статью А.П. Василевича и С.С. Мищенко «Пурпур: к истории цвета и слова» (Василевич, Мищенко, 2003). В статьте отмечается значимость термина пурпурного цвета для русской культурной традиции (красный цвет всегда был широко популярен) и обсуждаются социолингвистические аспекты его использования в современном русском языке, указывается, что этот термин цвета используется в большинстве европейских языков, где означает преимущественно фиолетовый цвет (вопреки своей исходной значимости красного цвета). Рассматривается его этимология – оно пришло из ближневосточных языков в греческий, из греческого в латынь; восходит к названию моллюска – улитки (трех средиземноморских типов), обладавшей красящими свойствами. Отмечается, что термином цвета «пурпур» называли не столько конкретный цветовой оттенок, сколько гамму оттенков, получаемых по заданной технологии» (там же, с. 55). Краситель был дорогостоящ, а пурпурный цвет одежды указывал на именитость ее носителя. Устанавливаются корреляции между развитием производства красителя и расширением объема термина цвета: «Параллельно с историей развития производства 197 пурпурного красителя шел и процесс развития соответствующего термина цвета. (...) Поначалу словом “пурпур” обозначали только самих улиток, затем так стали называть выделяемую ими красящую жидкость, затем краситель (...) и, наконец, цвет этого красителя» (там же, с. 56). Обращаясь к материалу русского языка, авторы указывают, что название красителя (от корня червь) породило в свою очередь несколько номинаций: червленый, черевчатый, чермный, червонный. При этом прежде чем термин красного цвета стал выступать в качестве основного, оттенки красного цвета выражались с помощью следующих лексем и групп лексем: слов общеевропейского происхождения рудой, рдяный; слов на базе корня червь; слов со старослав. корнем багръ (багрец, багряный, багровый); слова алый, которое «вытеснило все слова славянского происхождения, выражающие яркие светло-красные оттенки» (там же, с. 57), слова порфира, пришедшего из греческого и выступавшего в качестве цветообозначения, но редко – чаще употреблялось в значении мантии монарха, имевшей пурпурный цвет. Лексема purpur, заимствованная из немецкого, была перенесена в русский язык вместе с окружавшим ее ореолом указания на принадлежность к власть имущим (там же, с. 57). Отмечается, что в начале XX в. употребительным был термин цвета пунцовый – с его помощью определяли цвет заката и цвет артефактов (ковра). Указывается на расцвет терминов красного цвета в современную эпоху: «Самыми популярными словами для названия “модного” революционного красного становятся кумачовый и алый – именно так назывались цвета многочисленных атрибутов той эпохи – знамен, галстуков, косынок и т.д.» (там же). Однако пиетическое отношение к пурпурному цвету сохранялось – это был цвет занавесов в театре, скатерти, он выступал в официальных мундирах дипломатов. Указывается на влияние Запада в плане расширения традиционной для России цветовой гамы и увеличение числа цветообозначений товаров. Авторы полагают, что новый термин цвета новорусский, под которым подразумеваются малиновый и бордовый, перекликается с пурпурным. 1.7. Л. Моисеенко освещает тему цветообозначений в одном произведении древнерусской литературы, но это произведение –«Слово о полку Игореве». В своей работе «Еще раз о цвете и цветовых символах в “Слове о полку Игореве” (Mojszejenko, 2000) она прежде всего обращается к праславянскому фонду цветообозначений как к источнику тех цветолексем, которые употребляются в «Слове о полку Игореве». (Об этой работе Л. Моисеенко см. также Тыртова, 2001). Она указывает, 198 что отправной точкой для ее исследования послужили исследования «Слова», осуществленные Ё. Накамурой, выявившим количественные характеристики употребления цветообозначений в «Слове» и выделившим зоны их употребления – природа и природные явления, животные, оружие и воинские атрибуты – и обратившим внимание на то, что к понятию цвета отсылают не только собственно цветообозначения, но и те слова и выражения, которые вызывают немедленные ассоциации с цветом. Моисеенко синтезирует мнения других ученых, в частности Д.С. Лихачева, указывающего на контрастность построения художественной системы «Слова» и устанавливает свойственные этому произведению цветовые оппозиции, и в частности, черный – золотой (а не черный – белый, как можно было бы предположить). Златые здесь стол (престол), седло, стремя, шлем (златой и злаченый), терем (златоверхий) (Mojszejenko, 2000, с. 151). Другая оппозиция: красный – синий (по контрасту теплого и холодного колорита). Ср.: багряный (столп), чер(в)леный (стяг и др.), кровавый (заря, вино) и синий Дон, синее море (на вражеской территории), синяя молния и синяя мгла (дурные приметы), синее вино – «когда оно со скорбью смешано» (там же). Моисеенко указывает на многозначность, размытость и сложность семантики *sinь(jь) для ранних древнерусских памятников и на то, что в «Слове о полку Игореве» прилагательное синий «опережает в количественном отношении всю вместе взятую группу красного цвета в составе прилагательных багряный, чер(в)леный, кровавый» (там же, с. 154). Термин белого цвета употреблен всего дважды, однако шире употребляются другие цветообозначения этой гаммы, с образной внутренней формой: ср. жемчужная душа, серебряные берега, серебряные струи, серебряная седина. Моисеенко указывает на отрицательно-оценочный характер термина черного цвета – таковыми являются ворон, тучи, земля, наполома (пелена), несущие семантику горестного, безрадостного, тяжелого, траурного, предвестника горя, несчастья, низкого, коварного, злого. Серый и бусов содержат семантику оценочного характера (хищный, коварный, кровожадный). Сизый (шизый) в сочетании с существительным орел имеет оценочный характер со значением «храбрый, бесстрашный» (там же, с.156). Автор констатирует (на материале ряда исследований), что для цветовой картины мира разных жанров древнерусской литературы – не только эпического характера, но и «хождений» и «житий» – характерны символические употребления цветообозначений, а цветообозначения в 199 «Слове о полку Игореве» являются органичной частью этой картины: «Автор “Слова о полку Игореве” широко использует различные характерные для древнерусской эпической традиции символы, которые объединяет в поэтические картины. Герои, изображенные в их единстве с жизнью Вселенной, и анимизированная природа несут высокий заряд эстетической эмоциональной напряженности» (там же, с. 156). 1.8. В работе В. Моисеенко «Из истории цвета и масти животных в русском языке» (Mojszejenko, 2000) (об этой работе см. также Тыртова, 2001) освещается традиционная для исследователей цвета тема происхождения мастей – наряду с древнейшим массивом названий мастей лошадей типа вороной, бурый, бусый, гнедой, рябой выделяются названия-ориентализмы типа буланый, игрений, чалый, чубарый, а также более поздние наименования типа глин(н)астый, голубой, железный, золотой, коптелый, огнен, плеснивый, скворечий. Указывается, что на территории распространения русского языка употреблялись и оригинальные местные названия мастей, утратившиеся в наши дни. Моисеенко называет возможности наименования мастей в XV–XVII вв. неограниченными – столь многообразна и нюансирована была комбинаторика цвета и формы (Mojszejenko, 2000, с. 162). Подчеркивается, что в восприятии масти лошади важен «не только цвет или оттенок цвета, но также характерный рисунок внешнего покрова, который в комплексе с цветовым компонентом и составляет характерный образ или картину любой масти» (там же, с. 163). Указывается, что такие компоненты масти, как пятно, крапина, подпалина, пежина, полоса, яблоки неэталонны и трудно передаваемы. Наряду с цветом и формой для отражения масти важны такие параметры, как яркость, интенсивность, тактильность («фактура», ощущаемая при прикосновении к животному – атласный, бархатный, ворсистый), передаваемые с помощью модификаторов темно-, ярко-, тускло-, грязно-, из- / ис- (напр., иссерабурый, изжёлтапегий). Моисеенко указывает на трудности систематизации названий мастей и говорит о полимодальности и целостности предметного образа масти. В языке должна отражаться в соподчинительном ряду генетическая сочетаемость мастей, соответствующая многовековому опыту разведения животных. Моисеенко дает реестр русских названий мастей лошадей с толкованием, историко-этимологической справкой и своим анализом, опирающимся на данные ряда славянских языков. 200 1.9. В работе А.В. Дыбо «Названия мастей в русском языке: система и происхождение» (Дыбо, 2004) подчеркивается, что масти лошадей относятся к предметно ограниченным цветообозначениям. Ряд таких цветообозначений содержит информацию о типе пятнистости животного. Так, лошадь в крупные светлые пятна называется пегой, а лошадь с небольшими темными пятнами – чубарой. Особенности мастей лошадей представлены таблично с помощью следующих параметров: 1) нечеткие пятна (подпалины): (а) пятна темнее фона (яблоки), (б) пятна светлее фона (проседь); 2) цвет хвоста и гривы; (а) светлее фона, (б) темнее фона, (в) не отличается от фона; 3) полоса по хребту (есть / нет). Вышеуказанные параметры устанавливаются для следующих мастей: броный, сереный (цвета инея), голубой (от голубя), чалый, сивый, [серый], чагравый, половый, соловый, буланый, рыжий, игрений, каурый, саврасый, бурый, гнедой, мухортый, карий, караковый, вороной. В качестве метаязыка описания фонового цвета используются основные цветообозначения и их модификации: белый, светло-серый, темно-серый, желтый и др. По происхождению выделяются: общеславянские названия – броный, сивый, сизый и др., иранизм бурый, булгаризмы саврасый, карий, тюркизмы-капчакизмы (постордынские): чалый, чагравый, региональные монголизмы. 1.10. Доклад В. Моисеенко «О коричневом цвете в русском и других славянских языках» (Моисеенко, 2003) посвящен истории цветообозначения коричневый в русском, сербском и других славянских языках. Указывается, что рассматриваемое цветообозначение является общим только для восточнославянских языков – русского, украинского и белорусского. Подчеркивается, что «древняя славянская (микро)система цветонаименований содержала лексемы, маркированные не по хроматическому, а по другим дифференциальным признакам. Этой системе была присуща иная, архаичная когнитивная модель реагирования на цвет как символ (там же, с. 143). Среди эталонов коричневого цвета называются такие, как бронза, глина, терракота, каштан, шоколад, какао, кофе, кора, корица, охра, сангина, сурик, умбра. 1.11. Ряд работ обращен к проблеме реконструкции культурных сущностей через реконструкцию лексем. Так, статья Ю.В. Норманской «Реконструкция индоевропейской системы цветообозначений» (Норманская, 2000) посвящена реконструкции системы цветообозначений индоевропейского языка. Автором выдвигается ряд новых критериев, способствующих воссозданию прасистемы цветообозначений. Материал, на 201 котором строится работа, в том числе почерпнутый из древнерусского языка, опровергает распространенный тезис о том, что в индоевропейском языке отсутствовала развернутая система цветообозначений и различались только светлые и темные тона. Норманская делает вывод о целесообразности изучения системы древних цветообозначений с точки зрения, в частности, изучения ментальных особенностей древнего человека. 1.12. В докладе И.Г. Климова «К происхождению составной хоронимики Руси (Белая, Черная, Красная, Великая, Малая Русь)» (Климов, 2001) описываются исторические и территориальные координаты хоронимов с цветосодержащим компонентом. 2. Психолингвистическое направление является одним из базовых направлений в исследованиях цветообозначений. 2.1. Психолингвистические аспекты представлены исследованиями P.M. Фрумкиной, в частности, третьим разделом «Цвет и сходство» в учебнике «Психолингвистика» (Фрумкина, 2001). Фрумкина анализирует проблемы цвета и света в наивной картине мира. Она указывает на несовпадения наивной картины цвета, онтологии цвета и научного подхода. Как подчеркивает Фрумкина, «носители русского языка не замечают, что противопоставление белый – черный вообще является противопоставлением не по признаку “цвет”, а по признаку “максимум света” – отсутствие света”» (там же, с. 64). Фрумкина описывает психолингвистические эксперименты с терминами цвета, позволяющие решать задачи психологического плана. При этом через исследование классификационных возможностей участников эксперимента (которые образовывали классы из терминов цвета) устанавливаются психотипы участников эксперимента. Заключая психолингвистический эксперимент, Фрумкина отмечает, что интерпретация имен цвета позволяет убедиться в том, что «понимание смысла слова или придание слову смысла – сложный и многоступенчатый процесс» (там же, с. 86). 2.2. Функционирование цветообозначений в сфере эмоций представлено в докладе Н.А. Багдасаровой и А.П. Василевича «Эмоции, цвет и температура» (Багдасарова, Василевич, 2004). В нем обсуждаются механизмы возникновения эмоций, их проявления (в виде повышения / понижения температуры тела) и использование для их описания цветовых маркеров русского и английского языков. Анализируются эмоции гнева, горя, презрения, страха, радости и удивления в плане их вербальной презентации. Понижение температуры как результат воздействия ряда эмо202 ций соотносится с отдельными лексемами и фразеологическими единицами, связанными с семантикой холода (ср. похолодеть, кровь стынет в жилах и т.п.) и цвета (ср. почернеть от горя). Повышение же температуры нередко выражается цветовыми маркерами (ср. побагроветь). Таким образом, вербальная презентация эмоций сопряжена с тем, что происходит в организме человека под воздействием вышеназванных эмоций. Полярными проявлениями «температурных» эмоций являются страх (холодная эмоция) и гнев (горячая эмоция). 2.3. Психолингвистические аспекты проблематики цветообозначений на базе сопоставительного анализа представлены в исследовании Ш.К. Жаркынбековой «Ассоциативные признаки цветообозначений и языковое сознание» (Жаркынбекова, 2003). Инструментом анализа является категория ассоциативного поля. Именно на основе ассоциаций формируются эталонные представления о цветовом эталоне-прототипе. Автор выделяет «как области общечеловеческого содержания с преобладанием универсальных с точки зрения когнитивно-семантических и логических отношений между словами, так и области с преобладанием национально-культурной обусловленности связей между лексемами» (с.109). Жаркынбекова приводит результаты анализа ассоциативного эксперимента с цветообозначениями на материале русского и казахского языков. Эти результаты служат описанию наивной картины мира цвета в этих языках, выявлению специфических образных ассоциаций. Ш.К. Жаркынбекова указывает, что в сфере цветообозначений исследовательский интерес представляет в первую очередь «процесс формирования цветовых понятий и отражение этих перцептивнокогнитивных образов в языке» (там же, с. 110), механизмы колебаний в представлениях о цвете, эстетические ассоциации, формирующие цветовые коды. Автор рассуждает о цветовом менталитете с этнолингвистических позиций, указывая, что «колористический язык отражает цветовые традиции той или иной культуры, формирующиеся в разных исторических и географических условиях. Статус каждого цвета в отдельности, его позитивные или негативные коннотации связаны с этническим цветовым менталитетом. Цветовосприятие и цветопредставление включают все основные области жизнедеятельности этноса» (там же, с. 110–111). Ментальная сущность цветообозначений, указывает исследовательница, может быть установлена на основе анализа образных ассоциаций. Отмечается, что «эталонные» представления о цвете формируются на основе ассоциаций, вызываемых признаками таких предметов, кото203 рые хорошо известны носителям языка, причем эти признаки должны быть более или менее устойчивыми, постоянными для данного предмета» (там же, с. 111). Исследовательница указывает на различия интерпретации языковым сознанием зрительных образов в разных культурах и указывает на источник этих различий: «Различия обусловлены особенностями национального склада мышления, самобытностью природной среды и материальной культуры и, как следствие, неодинаковым выбором так наз. точек референции или наиболее типичных прототипов того или иного концепта» (там же). И далее: «Образные ассоциации как неотъемлемые элементы мышления на всех уровнях умственной деятельности и в различных сферах профессиональнообщественных интересов человека позволяют установить ментальную сущность цветообозначений» (там же, с. 112). В то же время «рассмотрение цветовой сущности в когнитивном ракурсе свидетельствует о том, что этот базовый физический феномен оказывается глубоко психологичным» (там же). Исследовательница полагает, что в области цветовых представлений есть еще широкое поле для исследований. Исследовательницу интересует содержание, заложенное в концепте цвета. «В ассоциативно-вербаль-ной сети семантические, лингвокультурологические, идеографические поля представлены элементами, находящимися “в окне сознания” носителей языка, что обусловлено самим механизмом ассоциирования и сопустствующими психологическими процессами» (там же). Автор полагает, что метод лексического ассоциирования является объективным источником лингвокультурологических знаний. 2.4. В статье А.И. Титовой «Об онтогенезе ассоциативных структур лексики цветообозначений в славянских языках» (Титова, 2002) представлен психолингвистический подход к цветообозначениям как к словесным стимулам. Приводятся результаты анализа ассоциаций, вызываемых терминами цвета, предпринятого на базе составленных автором русско-белорусских ассоциативных словарей. Автор делает вывод о том, что «частотный принцип упорядочения данных психолингвистических экспериментов, формально заложенный в основу составления ассоциативных словарей, по сути, оказался непроизвольным количественночисловым показателем, позволяющим объективно изучать эволюцию глубинных устойчивых связей смысловых единиц на всех уровнях языковой системы» (там же, с. 156). 204 3. Когнитивное направление в исследованиях цветообозначений имеет в целом богатую литературу предмета. 3.1. Когнитивное направление представлено, в частности, монографией Е.В. Рахилиной «Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость», в которой терминам цвета посвящен четвертый параграф «О цветном и бесцветном» второй главы (Рахилина, 2000). Рахилина придерживается той точки зрения, что описание семантики цвета возможно не в универсальном плане (как это постулируется Б. Берлином, П. Кеем, А. Вежбицкой), но должно осуществляться для каждого конкретно взятого языка, в частности, в плане бытующих в нем культурных стереотипов. Ее интересует степень свободности словосочетания цветонаименования и предметной номинации. При анализе атрибутивных конструкций с терминами цвета исследовательница исходит из того, что цвет является одной из характеристик предметной лексемы, скрытой в ее семантике и выражаемой атрибутивной конструкцией. При этом «в семантике имени могут уже содержаться некоторые достаточно жесткие представления о цвете обозначаемого им объекта – и отсюда многочисленные (...) ограничения на употребление этой конструкции» (там же, с. 170). Она указывает, что в конструкции с термином цвета 1) может быть употреблено не любое существительное, 2) не каждый термин цвета может быть употреблен при данном существительном, 3) семантическая интерпретация конструкций с одинаковыми терминами цвета может значительно разниться (ср. «синий забор покрашен в синий цвет, синий карандаш – тот, который пишет синим, но синее море и синее небо, безусловно, предполагают совершенно другую интерпретацию») (там же, с. 171). Рахилина выявляет ряд условий релевантности употребления терминов цвета, и в частности – для различения типов объектов, «в особенности в тех случаях, когда объекты сосуществуют в большом количестве экземпляров и цвет их различает» (там же, с. 172). Нерелевантность же признака цвета проявляется в отношении объектов фиксированного цвета, для которых раз он неизменен – значит, и нерелевантен. Нерелевантность признака цвета отмечается Рахилиной и для таких объектов, как, например, домна, плотина, мост, небоскреб, элеватор, так как «обычно в данной точке пространства они представлены одним-единственным экземпляром» (там же, с. 173), а значит, признак цвета как средство различения объектов для них нерелевантен (хотя они могут быть окрашены в какой-либо цвет). Нерелевантность 205 признака цвета отмечается автором и для имен общих классов, таких, как транспортное средство, изделие, вещь, объект и др. «видовые различия оказываются сильнее различий по цвету» (там же, с.174), и отсюда отсутствие необходимости сравнивать объекты по цвету. Обращаясь к семантике термина серого цвета, Рахилина указывает, что русское серый связано с идеей «плохо видный». На этом базируются его отрицательные коннотации, в частности, безликости, невзрачности, стертости, а также неспособность определять существительные, обозначающие знаки, так как знак по определению должен быть заметен. Характерно, что животные, цвет которых регулярно определяется с помощью термина серого цвета (мышь, волк, заяц) относятся к прячущимся. Термин зеленого цвета семантизируется Рахилиной как цвет живой растительности – не скошенной и не высушенной, о чем свидетельствует выражение еще зеленый (о сорванных или срубленных растениях). Исследовательницей выделяются так называемые свободные и конвенциональные цвета. К свободным ею относятся цветовые атрибуты, выступающие в отношении объектов – в первую очередь артефактов, цвет которых «варьирует практически неограниченно и обычно соответствует цвету краски, которой окрашен объект» (там же, с. 175). В тех же случаях, когда термин цвета выступает в видообразующей функции, фактически мы имеем дело с фразеологизмом, цветообозначение при этом может иметь весьма условную, конвенциональную значимость (белое вино не имеет белого цвета, а красное вино – не столь уж красное). Рахилина обращается к цвету животных и выявляет роль узуса в их цветообозначении и в терминах цвета, образовавшихся от их названий. К примеру, в отношении окраски кошки мы можем употребить термин серого цвета – серый кот, однако словосочетание *серый пес с точки зрения языковой традиции сомнительно (хотя собаки такого цвета существуют). Мыши определяются как серые, однако мышиный цвет – это темно-серый. Относительно коричневого цвета Рахилина указывает на его «искусственность» в том плане, что он не служит определению природных объектов: «Это цвет краски, в которую покрашены изготовленные человеком объекты» (там же, с. 177), цветообозначению же природных объектов – в зависимости от реального оттенка – служат прилагательные бурый, темный, черный, рыжий (бурый медведь, рыжий кот, темные стволы деревьев). Отмечается, например, «естественность» прилагательного бурый, которое в принципе специализировано на цветообозначении природных объектов. В то же время в зоне коричневых цве206 тов отмечается динамика в сторону увеличения сферы употребления термина коричневого цвета. Рахилина выявляет закономерность в процессах цветообозначения: цветом наделяется не весь объект (в синей тетради синяя только обложка, в красном перстне – только цвет камня), а только его меняющаяся часть, отсюда реально физический цвет объектов фактически является комбинированным. Рахилина считает также, что цветоопределения ряда объектов отражают «не реальный цвет объекта, а наши представления о нем» (там же, с. 193). Она полагает, что стандартный цвет каких-либо объектов должен фиксироваться лексикографически, тогда для нас рельефнее будут выглядеть цветовые отклонения от стандарта. 3.2. Е.В. Рахилина в докладе «Семантика прилагательных цвета: сочетаемостный подход» (Рахилина, 2004) акцентирует внимание на необходимости исследований цветообозначений на основе анализа сочетаемости. В развитии цветовой системы важным представляется ей вопрос о том, каким образом какое-либо цветообозначение становится базовым или перестает им быть. Рахилина полагает, что базовые цветообозначения образуют некий концепт, который предопределяет возможности сочетаемости цветообозначений. Она указывает, что базовыми цветообозначения становятся в результате долгого пути развития. Сначала цветолексемы сочетаются со словом цвет (ср. машина кирпичного цвета) и лишь со временем могут приобретать свойство непосредственного определения объекта без этого метатермина. Рахилина подчеркивает иерархичность в системе цветообозначений, так как они пребывают на разных этапах внедрения в систему цветообозначения. Она дифференцирует ряд цветообозначений по сферам употребления. Так, цветообозначения бурый, рыжий, багровый, лазоревый характеризуют преимущественно цвет природных объектов, в то время как коричневый, фиолетовый, оранжевый служат преимущественно цветовой характеристике артефактов (см. также (Kustova, Rachilina, 2003)). 3.3. К когнитивному направлению может быть отнесена монография А.Х. Мерзляковой «Типы семантического варьирования прилагательных поля “Восприятие” (на материале английского, русского и французского языков)» (Мерзлякова, 2003). Проблемы цветосемантики освещаются ею в третьем разделе «Семантическое варьирование прилагательных цветообозначения», разбитом на параграфы, посвященные: 1) структуре поля цветообозначения, 2) ахроматическим цветам, 3) хроматическим цветам. Мерзлякова указывает, что понятие цвета берет свое 207 начало из понятия света (оппозиции светлого и темного) – согласно данным онтолингвистики и другим материалам языков мира. Материал в монографии распределен по блокам, каждый из которых представляет собой концепт какого-либо цвета. Анализу подвергаются в первую очередь основные термины цвета, у которых выделяются и анализируются структура главного значения (ядерные семы) и потенциальные семы – применяемые для анализа (и прогностики) типов переносов. Так, для блока «Белый» такими семами являются бесцветность, чистота, положительная оценка, целомудрие; для блока «Черный», например, зло, печаль, ночь, темнота; для блока «Серый» –однотонность, однообразие, скука. Исследуются пути актуализации этих сем и трансформации их статуса. Дается краткий обзор исследований цветообозначений. Подчеркивается, что лексикографический анализ дефиниций цветообозначений показал отсутствие единого подхода к их описанию и их лакунарность. В словообразовательном плане предлагается классификация на простые и сложные цветообозначения (сине-зеленый, небесноголубой), а также аналитические (обои песочного цвета). Исследовательницей уделяется внимание такой ставшей уже традиционной проблеме, как выделение критериев принадлежности к основным цветообозначениям, ядерным для системы цветообозначений, это: 1) непроизводность (они не являются сложными словами), 2) широкая сочетаемость, 3) психологическая значимость (способность вызывать немедленные ассоциации), 4) частотность. Все другие цветовые прилагательные рассматриваются через соотношение с ними как с прототипами. Вместе с тем Мерзлякова указывает, что для характеристики всей гаммы цветообозначений в лингвистических исследованиях цвета недостаточно деления на основные и неосновные цветообозначения, а также – на ахроматические и хроматические. Главным предметом своего исследования она делает цветовую метафорику и типы переносов, образующиеся на базе цветолексем. Можно предположить, что в концептуальном плане автор, по всей вероятности, исходит из того, что существует образ слова и этот образ реализует себя в разных переносных значениях. В этом отношении показательна интерпретация Мерзляковой термина белого цвета: «Белый цвет возникает в результате отражения всех световых волн (...) представляет собой смешение всех цветов, поэтому импликационал значения включает сему «Бесцветный» (...) вызывает ассоциации с чистотой» (Мерзлякова, 2003, с. 122). 208 Метафора оценки, как указывает Мерзлякова, формируется на основе положительных ассоциаций, связанных с белым цветом как чемто чистым, нетронутым, как «символом моральной чистоты, невинности, добродетели. Поэтому прилагательные данного блока способны приобретать оценочное значение и выражать этическую оценку: «невинный», «добродетельный» (там же, с. 130). При этом белый может осмысливаться как светлый, например, для цветообозначения седой (седые туманы) характерна такая цветовая значимость, которую можно выразить с помощью смешанного термина цвета серовато-белый. Для термина белого цвета характерен также перенос «имеющий цвет – имеющий свет» – ср. белый день, белая ночь. При этом фактически «прилагательное цветообозначения переходит в группу прилагательных светообозначения» (там же, с. 131). Рассматривается проблема отражения эмоций с помощью термина белого цвета через описание оттенка кожи: ср. бледный от страха, волнения, голода. Сема отрицательной оценки (фиксируемая в периферии значения прилагательного) базируется на представлении о том, что изменение цвета кожи человека является отклонением от нормы. Так, для термина белого цвета семантика отрицательной оценки в белый как мел, как полотно имеет своим источником сильные эмоции или болезнь. В рамках рассмотрения блока «Черный» содержится следующая интерпретация термина черного цвета: «Самый темный из существующих, получающийся в результате поглощения всех цветовых волн» (там же, с. 132). В качестве примера каузальной метонимии с этим термином цвета приводится предложение: «Лицо у него черное, закопченное», получающее интерпретацию: «Имеющий темный цвет, потому что грязный» (с. 133). В качестве примера импрессивной метафоры приводится нижеследующий тип переноса значения термина черного цвета: «Прилагательное, обозначающее цветовой признак, начинает передавать эмоциональное состояние на основе тех коннотаций, которые вызывают у человека черный цвет...» (с. 136), англ. dusky scene ‘черная (то есть мрачная) сцена’, русск. черные мысли (для семантизации этого значения исследовательница использует такие лексемы, как ‘тоска’,‘печаль’). Мерзляковой анализируется метафора этической оценки, развившаяся на базе термина черного цвета (там же, с. 138) (ср. черная магия, черная зависть, черный нал, черный пиар, черный рынок – в английском, французском и русском языках). В пределах хроматических цветообозначений указывается на такой способ образования переноса от термина 209 цвета, как синекдоха. Так, например, переносное значение развивается в направлении: «имеющий цвет – имеющий оттенок цвета», напр.: красные глаза, красная кожа. Термин цвета при этом семантизируется как «имеющий оттенок красного цвета, каузированный приливом крови (о коже, глазах) (там же, с. 149). Сопоставительный анализ, предпринятый в пределах блока желтый, показывает определенные различия эталона-прототипа: «...в русском языке это цвет яичного желтка, спелых злаков и золота, в английском языке “эталонными” носителями признака являются золото, лимон, во французском – это цвет золота, шафрана, соломы и меда». В русском языке среди цветономинаций на базе этого термина цвета доминируют простые прилагательные (ср. янтарный, медовый, соломенный), в то время как в английском и французском языках – сложные (там же, с.158) (ср., напр., в английском – honey yellow, lemon yellow, canary yellow) . На основе предпринятого анализа Мерзлякова делает вывод о принципиальном сходстве путей развития переносных значений у хроматических и ахроматических цветообозначений, аналогиях моделей метафорических и метонимических переносов цветолексем в рассматриваемых языках. В то же время в качестве главного источника расхождений отмечаются те переносы, которые базируются на социокультурных компонентах (а не на логической или перцептивной связи). 4. Сопоставительное направление является весьма репрезентативным для исследований цвета. Здесь можно выделить как собственно сопоставительное направление, цель которого именно сопоставление языков по определенным параметрам, характерным для контрастивных исследований, так и сопоставительные исследования языков, представленные в рамках других направлений – эволютивного, когнитивного, психолингвистического. В монографии В.Г. Кульпиной «Лингвистика цвета. Термины цвета в польском и русском языках» (Кульпина, 2001) (об этой кн. см. также (Марчук, 2002; Урбанек, 2003)) сопоставительный анализ цветовых маркеров служит выявлению природы цвета в языке. Подчеркивается, что если цвет выражен на естественном языке, он является лингвоантропологическим явлением. Было установлено, что цветовые маркеры взаимоувязаны с зонами цветообозначения, а распределение значимостей терминов цвета осуществляется в пределах этих зон. Анализом были охвачены следующие де210 нотативные зоны: внешность человека (в том числе цветообозначения глаз, волос, кожи человека), духовно-психологическая сфера (эмоции, характер человека), артефакты, продукты питания, природные объекты и явления, флористические объекты, анималистические объекты, социальная среда, этническая среда. Было установлено, что без этих зон цветообозначений трудно, а то и невозможно установить значимость цветообозначений, идентифицировать их. Очевидно, что красные стволы сосен, красная свекла, красный помидор, красная капуста, красные глаза, красный нос, красный угол, красный шар – красны неодинаково, так же, как неодинаково зелены зеленая трава, зеленая колбаса, зеленый корм, зеленые легкие города, зеленые глаза, зеленый салат, зеленое лицо (у изможденного человека). Значимость этих денотатов устанавливается среди им подобных, в рамках системы оппозиций – причем в каждом из рассматриваемых языков эта значимость лингвоспецифична, и несмотря на многочисленные аналогии, не совпадает даже в таких близкородственных языках, как русский и польский. Внутри денотативных зон устанавливаются и функции цветообозначений – они разнятся настолько, насколько отличаются друг от друга, например, зона артефактов и зона природных объектов или продуктов питания. Автор делает вывод о том, что сфера цветообозначений выполняет в языке многочисленные функции в лексиконе любого языка. Роль цветообозначений в языке не маргинальная, но менталитет-формирующая. Увидеть это позволяет целостный подход к цветообозначениям, представленный в рассматриваемой монографии. Сопоставительный подход позволил выделить цветообозначения, особенно важные для данного языкового ареала – этнорелевантные, и сверхважные, этноприоритетные, названные этноцветом. Для русского языка сопоставительный анализ позволил выделить в качестве этноцвета – синий, для польского – зеленый. Эти цветообозначения – каждое в своем ареале – являются средоточием романтических чувств, однако их этноценность постигается через сопоставительную шкалу, так как этноцвет не есть непосредственно осознаваемая ценность. Были выделены следующие критерии этноцвета: 1) прочное присутствие в языке и культуре народа; 2) опора на прототип в природе (зеленый этноцвет в польском ареале имеет в качестве своего прототипа зеленый цвет растений, прототипами русского этноцвета являются цвета неба, моря, василька); 3) способность участвовать в формировании облика родины в качестве его цветовой составляющей 211 (имеется в виду поэтизация облика родины через этноцвет, нередко в сочетании с другими этносимволами (например, Волга и береза в русскоязычном ареале, Висла, плакучая ива и пески Мазовша в польскоязычном ареале)); 4) способность олицетворять и пробуждать высокие чувства; 5) способность выполнять функцию эстетизации и идеализации денотата; 6) широта диапазона этноцвета (частотность в художественной литературе, прежде всего в поэзии и в первую очередь в песенной поэзии, и фольклоре, способность быть объектом рефлексии, способность определять объекты, исконно не обладающие этим цветом и образовывать с помощью такого определения этнопоэтемы, способность образовывать многочисленные дериваты, в том числе неологические, наличие многочисленных онимов на базе этноцвета, способность образовывать этнолингвальные комплексы поэтем, способность выступать эстетическим мерилом) (см. также (Марчук, 2002; Урбанек, 2003)). В работе К. Гадани «Сопоставительная характеристика прилагательных цвета в некоторых славянских языках» (Gadányi, 2000) (об этой работе см. также (Тыртова, 2001)) анализируются семантико-стилистические и словообразовательные аспекты цветообозначений, а частично и прилагательных света, в русском, сербском, хорватском и словенском языках. Как вытекает из анализа, отправным пунктом, шкалой сравнения является в данном исследовании русский язык. Определенное внимание уделяется онтологии цвета, в том числе разным возможностям членения цветового спектра, истории развития цветообозначений в русском и других славянских языках, цветовым эталонам-прото-типам, психологическим аспектам цветовосприятия (выражаемых в терминах цветовое раздражение, цветовое представление), однако детальнее всего анализируется семантико-морфологическая сфера. Анализ ведется в рамках групп цветообозначений. Так, в группе черного цвета выделяются три типа значений: 1) «номинативное непроизводное значение» и приводятся примеры черный дым, черный гроб, черная шляпа, 2) метафорические значения на базе семы грязный, 3) значения оценочного типа – приводится целый ряд отрицательных значений. В группе белого цвета приводится структура лексического значения этого прилагательного, устанавливаются моменты, общие для русского языка и для других рассматриваемых славянских языков. В анализе группы красного цвета особое внимание уделяется анализу ассоциаций, связанных с этим цветообозначением. 212 Группа синего цвета базируется на анализе как синего, так и голубого цветообозначений, как в синхронии, так и в диахронии. Гадани указывает, что «значение слова синий в древнерусском языке не совсем ясно, однако сочетания типа “синя аки сажа” (Житие Андрея Юродивого) прямо указывает на связь со значением “черный”» (Gadányi, 2000, с. 61). Для каждой группы выделяется набор ассоциаций. Из первой главы делается вывод о том, что «ассоциативный набор цветовых прилагательных обнаруживает тенденцию универсальности развития большей части переносных значений» (там же). Во второй главе «Словоизменение прилагательных-цветообозначений» акцент делается на условия употребления кратких / полных форм цветовых прилагательных. С этой точки зрения анализируются все типы русских прилагательных. Характерно, что «обычно только в полной форме употребляются сложные прилагательные, обозначающие оттенки цветов: ярко-желтый, темно-красный, бледно-зеленый и др.» (там же, с. 61). Отмечается, что термины цвета, обозначающие масти животных, не могут выступать в краткой форме. Выделяются те суффиксы прилагательных, которые исключают употребление терминов цвета в краткой форме. Рассматривается также проблема образования степеней сравнения от цветовых прилагательных. Внимание уделяется также словообразовательной структуре прилагательных цвета, выделяются такие структурные типы, которые лимитируют употребление терминов цвета. Гадани отмечает, что «сложные формы сравнительной и превосходной степеней следует признать в современном русском языке образованием очень живым и продуктивным» (там же, с. 95). Третья глава «Словообразовательный анализ прилагательных цвета в русском, сербском, хорватском и словенском языках» посвящена выявлению словообразовательных возможностей терминов цвета – их словопроизводству и словосложению. Словообразовательный анализ проводится как часть сопоставительно-типологического изучения терминов цвета в славянских языках. Исследуются вопросы их мотивированности. Дается таблица дистрибуции суффиксов цветовых прилагательных в русском, сербском, хорватском и словенском языках. Гадани выделил частные и общие типологические черты в сфере словообразовательных особенностей цветовых прилагательных. Выявляется межъязыковая эквивалентность целого ряда фразеологизмовинтернационализмов. Гадани анализирует денотативную отнесенность сочетаний с цветовыми прилагательными и выделяет следующие группы: 213 1) конкретные предметы, 2) живые существа, 3) политические и социальные отношения и организации, 4) абстрактные понятия (время, возраст, психические процессы, интеллектуальные и физические действия, природные явления, болезни, общепринятые символы). Указывается на широкие стилистические возможности использования цветовых прилагательных. 5. Лингвокультурологическое направление в исследованиях цвета является достаточно значимым, за последние годы значительно расширился круг исследователей, работающих в рамках этого направления. Смысл данного направления исследований состоит в том, чтобы изучить те элементы цветовой картины мира, которые являются значимыми в лингвокультурном отношении. 5.1. Лингвокультурологические аспекты цветообозначений представлены в книге С. Г. Тер-Минасовой «Язык и межкультурная коммуникация» (Тер-Минасова, 2000) в седьмом параграфе «Социокультурный аспект цветообозначений». Исследование базируется в первую очередь на материале белого и черного терминов цвета, однако имеются и выходы за пределы этих терминов цвета как в онтологическом, так и лингвокультурологическом регистрах. При этом онтологический регистр (белое платье) при рассмотрении его через лингвокультурную призму может оказаться не столь онтологичен, так как белый цвет в русскоязычном и англоязычном ареалах отсылает нас к иным цветовым эталонам-прототипам: в англоязычной лексикографии белый означает «цвет свежего снега, обыкновенной соли или обычного оперения лебедя» (с. 76). Описывается восприятие вышеуказанных терминов цвета в разных культурах и на разных континентах, исторические изменения в их восприятии. Основное внимание уделяется значимости терминов цвета в русскоязычной и англоязычной культурах, выявляются их лингвоэтнозначимые коннотации. Эти коннотации проецируются в сферу перевода и межнациональных отношений, что может приобрести резкое политическое звучание. Охватываются такие денотативные сферы, как сфера костюма, социоментальная сфера. Описывается значимость в этих сферах терминов черного и белого цвета, далеко не всегда указывающих на цвет, а часто подразумевающих социоментальные качества и характеристики человека. Указывается на фоновое знание как условие коммуникации. Выделяется социокультурная обусловленность терминов цвета. 214 При этом цвет как языковое явление в его социокультурной обусловленности может проецироваться в серьезные политические проблемы. 5.2. Л.А. Новиков анализирует цветовые аспекты цветообозначений во втором томе своих «Избранных трудов», озаглавленном «Система языковых образных средств художественной прозы А. Белого: орнаментальное поле» (Новиков, 2001). Дается понятие орнаментального поля – это «особый вид текстового семантического поля со свойственными ему типологией и структурой» (с. 449). Прием цветового повтора рассматривается в рамках понятия орнаментального поля как его необходимый и обязательный компонент. При этом цветовые повторы создают «благодаря своей насыщенности как общий эмоциональный фон повествования, так и взаимодействие, контраст красок в тех или иных описаниях и эпизодах» (там же). Указывается на такие функции цвета, как функция передачи настроения, символическая функция. Автор анализирует цветовые спектры в романах Андрея Белого «Петербург» и «Москва». Эти спектры значительно разнятся. Петербург – это «рои грязноватых туманов», игра черных, серых, зеленых и желтых цветов. Преобладают здесь два цвета: черный (карета, цилиндр) и серый (лицо, туман). Москва предстает на желтом фоне с элементами коричневого цвета в виде дома, шкафов, переплетов и других цветов коричневой же или близкой коричневой гаммы с оценочный компонентом – это термины цвета «карий, медный, кофейный, табачный, коричнево-желтый, кирпично-коричневый и др...» (там же, с. 450). В других разделах указанных «Избранных трудов» также фрагментарно содержится цветовая рефлексия и яркий цветовой иллюстративный материал. 5.3. Книга «Сложные цветообозначения русской речи» В.В. Краснянского (Краснянский, 1996) посвящена лингвокультурологическому и стилистическому анализу, а также лексикографической презентации сложных цветообозначений русского языка. Исследуются факторы внеязыковой действительности, способствующие порождению композитов, и факторы, лимитирующие их употребление. Освещаются проблемы цельно- и раздельнооформленности этих формаций, их сочетаемости, сфер употребления, проблемы полисемии, частотности и статуса в языке, ряд диахронических аспектов в их лингвокультурных преломлениях, проблемы лексикографированния сложных цветообозначений, их идиостилистики (на примере цветовой палитры Пушкина, Льва Толстого, Бунина, Велемира Хлебникова). Частью книги является сло215 варь сложных цветообозначений, названный в книге «Словником отражений» (см. также (Краснянский, 1996)). 5.4. Статья Т.А. Михайловой «Цвета красоты» (Михайлова, 2004) посвящена лингвокультурологическим и эстетическим аспектам цвета. Автор отмечает, что цветообозначения постоянно выступают в аксиологической функции: румянец щек, белизна зубов, чернота бровей рассматриваются людьми как ценность – и приводит примеры из художественной литературы в качестве иллюстрации такой оценочности. Эстетические категории проникают даже в физические трактаты. Поэзия является средоточием эстетики цвета и восприятия любви через призму цветовой эстетики. Михайлова приводит пример из А. Белого, подбиравшего вполне определенную оппозицию голубого и желтого цветов для описания облика своей жены. Квинтэссенцией этой красочной оппозиции стал нарисованный им с помощью золота и лазури облик Клавдии Васильевны как «золота в лазури», а ее глаз – как «лазурной бездны огня» (там же, с. 442). Почему именно эти цвета выбраны Андреем Белым? – этим вопросом задается Михайлова и ищет ответа на него в зрительно-физических эффектах (описанных наукой) – предположительно, «синий цвет создает иллюзию ложного прообраза желтой вспышки, а сочетание синего с желтым в целом – эффект сияния и света» (с. 443). Михайлова приводит примеры из отечественной песенной поэзии особого отношения к голубому и синему цветам: «Вот эта барышня вся в голубом»; «Надела платье синее, так не будь разинею» или из Высоцкого: «Что же ты, зараза, бровь себе подбрила, для чего надела синий свой берет, и куда ты, стерва, лыжи навострила...». (Примеры цит. по: (Михайлова, 2004, с. 443)). 5.5. Лингвокультурологическое направление представлено также проблематикой функционирования цветообозначений в идиолектах. Кандидатская диссертация A.M. Тимофеевой «Сопоставительное исследование лингвоцветовых картин мира (на материале идиолектов Н. Заболоцкого и Р. Фроста)» (Тимофеева, 2003) посвящена сопоставительному анализу лингвоцветовых картин мира в идиолектах Николая Заболоцкого и Роберта Фроста. Постановка проблемы содержит новое с точки зрения лингвистических исследований феномена цвета: хотя в целом исследования, посвященные колористике художественной литературы (как лингвистические, так и литературоведческие), в наши дни многочисленны, данное исследование отличается от них, в частности, своим 216 сопоставительным характером – оно написано на материале произведений ярких поэтических личностей, в произведениях которых со всей очевидностью запечатлены стереотипы цветовидения их соплеменников. Выявление этих стереотипов и их описание – важная лингвокультурологическая, психо- и социолингвистическая задача. Диссертация имеет проблемный характер – в том смысле, что в ней выдвигаются и решаются актуальные и в то же время базовые научные проблемы. Постановка проблемы связана с выявлением и сопоставлением цветовых картин мира поэтов – представителей разных этноязыковых сообществ, а также корреляций цветовой картины мира с лингвоцветовой картиной мира как вербальной реализацией цветовых концептов. Во вводной части работы рассматриваются проблемы языка и мышления, языка и сознания в плане их отношения к цветовосприятию. Первая глава «Проблемы репрезентации лингвоцветовой картины мира» представляет собой теоретическую основу исследования. Она посвящена описанию соотношения между концептуальной и цветовой картинами мира и установлению корреляций между ними, определению методики анализа. Используемые диссертанткой понятия и термины расширяют понятийно-терминологический аппарат исследуемой отрасли. С помощью понятия семантического поля Тимофеева устанавливает иерархию между цветообозначениями как данными эксплицитно, так и теми, в которых цвет присутствует имплицитно как характерный цвет каких-либо растений, артефактов и т.п. Во второй главе «Своеобразие лингвоцветовой картины мира в лирике Н. Заболоцкого» в качестве ключевого инструмента анализа используется понятие лингвоцветовой картины мира. Анализ цветовых образов, выступающих в лирике Заболоцкого, осуществляется в распределении по денотативным зонам – флористических объектов, природных объектов, внешности человека и его внутреннего состояния, анималистических объектов, продуктов питания и артефактов. По такой же схеме строится и анализ в третьей главе «Своеобразие лингвоцветовой картины мира в лирике Р. Фроста». В четвертой главе «Сопоставительный анализ лингвоцветовых картин мира в лирике Н. Заболоцкого и Р. Фроста» устанавливаются как параллели в употреблении цветовых образов обоими поэтами, так и различия. Конвергентные и дивергентные явления в рассматриваемых идиостилях анализируются с точки зрения использования цветовых маркеров как отражения национальных менталитетов и культур. Сопоставительный анализ проводится по денотативным сферам, особенно важным для 217 поэтики обоих поэтов. Тимофеевой ставится и успешно решается задача определения базисных цветов, входящих в цветовые картины мира поэтов. С этой целью анализируется функциональная сторона цветообозначений в идиостилях Фроста и Заболоцкого на основе компонентного анализа цветообозначений с привлечением ряда других методов и методик. Проблема своеобразия индивидуальной цветовой картины мира увязывается с проблемой ее стереотипичности для данного языкового ареала. Индивидуальная картина мира рассматривается как слагающаяся из цветовых концептов. С таковой коррелирует лингвоцветовая картина мира, состоящая из лексем со значением цвета, обладающих определенными структурными и семантическими параметрами. Автор вскрывает различия между системами Заболоцкого и Фроста, показывая различия цветовой палитры этих поэтов: Заболоцкий использует крупные мазки, Фрост применяет полутона, оттенки основных цветов. При этом усилия Тимофеевой направлены на выявление связи цветосветовых маркеров с этноязыковой картиной мира. Ментальные образы в поэзии – это вещь тонкая, не всегда поддающаяся однозначному толкованию, автор же диссертационного исследования хорошо владеет мастерством лингвоцветовых интерпретаций и имеет вкус к этому занятию. К новациям можно отнести наблюдение автора о том, что артефакты, которые нашим сознанием обычно не наделяются цветом, нередко получают «цветовую» характеристику «блестящие» (Тимофеева, 2003, с. 81). Таким образом, Тимофеева установила корреляции между цветом и светом на материале такого фрагмента системы цветообозначений, как цветообозначение артефактов. Ср.: «Для идиолекта Н. Заболоцкого достаточно характерно наделять бесцветные артефакты “световыми” характеристиками, чтобы заставить их заиграть, приобрести индивидуальность» (там же). Исследование Тимофеевой проведено на обширном массиве текстового материала – 293 стихотворений на русском языке и 298 – на английском. Количество эксцерпций составляет 1670 употреблений. Подбор цитаций, в том числе метафорических, нагляден и презентабелен для творчества анализируемых поэтов. Аппарат цитаций отражает стереотипическое в концептуализации цвета у анализируемых авторов (см. также (Тимофеева, 2003)). 5.6. A.M. Калюта в статье «Черный и белый цвет: знаки зла и траура в поэзии Арсения Тарковского» (Калюта, 2002) устанавливает путем статистического анализа цветоупотреблений в поэзии Арсения 218 Тарковского, что на долю ахроматических цветообозначений у него приходится 46,7% всех цветоупотреблений. Эти данные позволяют автору ввести понятие «цветового траура» в отношении анализируемой им поэзии. В то же время Калюта указывает, что символика цвета у поэта «удивительным образом отражает систему народных представлений, традиций мировой и отечественной культуры» (там же, с. 43). Об этом говорит, в частности, пример «И души белыми глазами / Глядят вослед поверх земли», иллюстрирующий распространенное поверье, что на том свете для покойника тоже важно зрение. Черный ветер у поэта символизирует разгул «нечистых демонических природных сил» (с. 50). Лингвокультурологический анализ терминов цвета позволяет автору выявить тонкие нюансы идиостиля поэта. 5.7. В статье Л. Моисеенко «Цветовые символы и синестезия как элементы индивидуального стиля Владимира Набокова» (Mojszejenko, 2000) (об этой работе см. также (Тыртова, 2001) объектом исследования являются цветовые неологизмы В. Набокова (розово-фланелевый), базовые для его языкового эксперимента приемы. Приводятся примеры цветовой рефлексии писателя, нередкие в его творчестве. В цветовом плане (в разных произведениях) им осмысливаются буквы русского алфавита, которые даются в разных цветовых вариантах. Моисеенко указывает, что оригинальная цветозвуковая символика была разработана Андреем Белым и Велемиром Хлебниковым, однако Моисеенко подчеркивает у Набокова отсутствие сходства «вокально-цветовой интонировки с системой, впервые предложенной Андреем Белым» (с. 138) и констатирует, что у Велемира Хлебникова русский алфавит тоже «переложен» на цвета. Моисеенко указывает на «лингвистичность» мышления Набокова и приводит многочисленные примеры синестезийных употреблений. Ср., напр.: «Сумерки – какой это томный сиреневый звук» (цит. по: (Mojszejenko, 2000, с. 141)). Моисеенко полагает, что язык Набокова – «это и наглядное пособие по цветопередаче ощущений через слово и метаморфоза словесных красок, которые загораются, растут, меняются и отцветают в непредсказуемом движении. Для этого сугубо литературного писателя краски и цвет важны лишь тем, что они в это мгновение выражают» (там же, с. 142). 5.8. В работе Л. Моисеенко «Художественно-изобразительная роль синего цвета в прозе В. Набокова» (Mojszejenko, 2000) (об этой работе см. также (Тыртова, 2001)) ставится цель помочь читателю войти в образный строй красок В. Набокова. Указывается на изобилие цвето219 неологии в набоковских описаниях бабочек, радуги, палитры масляных красок, набора цветных карандашей, гирлянды воздушных шаров, гальки на берегу, масляного пятна на дороге. Особое внимание Моисеенко сосредоточивает «на сине-голубой гамме – одной из наиболее любимых Набоковым, по его собственному признанию» (с. 144). Л. Моисеенко отмечает, что «в русской поэзии начала 20-го столетия синий цвет и его оттенки широко и мастерски использовали не только символисты, но также С. Есенин, О. Мандельштам, Б. Пастернак и другие» (с. 145). Моисеенко приводит ряд положительных ассоциаций, связанных в русском языке с сочетаниями с прилагательным синий. На материале двух романов Набокова Моисеенко анализирует, к каким ассоциациям с этим термином цвета обращается Набоков в своих произведениях. Отмечается разнообразие цветообозначений синей гаммы и деминутивных образований от них в произведениях Набокова, написанных по-русски (напр., небесный, лиловый, ультрамариновый, васильковый, кубовый, аквамариновый и др.). Приводятся примеры развернутых цветоупотреблений, с нагнетанием синего цвета, по выражению Моисеенко, иногда на базе повторов, сравнений (женщина с синими морскими глазами; сине-голубой как в раю; синий, синий-пресиний день; синяя с синей вуалеткой шляпа). В то же время Моисеенко отмечает, что синяя гамма присутствует и в рефлексии Набокова о широте использования цветов синей гаммы другими писателями (синего – Лесковым, лилового – Львом Толстым). Исследования по сопоставительному (внутри- и межъязыковому) изучению социолектов и идиолектов имеют перспективу в виде описания лингвостилистики цвета большого количества публицистических, художественных, в том числе поэтических, текстов разных авторов. Перспектива сопоставительных исследований лежит в плоскости изучения особенностей перевода цветовой метафорики, которое может позволить вскрыть новые ментальные пласты. Ведь нередко именно семантизация через перевод позволяет выявить компоненты семантики слова, тонкие этнически релевантные нюансы. 6. Онтологическое направление прежде всего представлено нелингвистическими исследованиями цвета – см., напр.: Серов Н.М. «Хроматизм мифа» (Серов, 1990). Однако лингвисты также могут обращаться к онтологии цвета – для того, чтобы продемонстрировать различия между онтологией цвета и лингвистикой цвета. (См.: Василевич, Мищенко, Кузнецова, 2002). В работе В. Моисеенко «Названия цветов и их оттен220 ков в русском языке» (Mojszejenko, 2000) (об этой работе см. также (Тыртова, 2001)) немалая часть посвящена именно онтологии цвета, изучению цвета как физического явления с древнейших времен и первые попытки классификации цветов в их онтологическом регистре. Затрагиваются проблемы цветовой памяти и способов хранения цветовой информации. Моисеенко полагает, что мы «можем предположить, что лексические значения цветонаименований, если и не хранятся непосредственно в виде чувственных образов, то, во всяком случае, тесно связаны с такими образами» (с. 191). Указывается на важность четких представлений об основных цветах спектра и на сложности с вербализацией цветов и их оттенков, встречающихся в окружающей нас природе. Моисеенко обращается к номенклатуре названий цветов и их оттенков и указывает на необходимость учитывать такие параметры цвета, как тон, яркость и насыщенность. Он обращается к проблематике цветоведения и разработанной в его пределах системе описания цвета на базе психофизиологии цветового зрения. Моисеенко приходит к выводу, что природа цвета и организация естественного языка несводимы друг к другу. Он полагает, что проблема правильного корректного цветоупотребления в кодифицированных языках решаема путем создания «прецизных многоцветных таблиц и шкал колерных образцов с включением в них как можно более широкого перечня соответствующих цветовых наименований» (там же, с. 197). Моисеенко дает перечень современных цветонаименований русского языка с дефинициями цветообозначений и перечень цветообозначений русского языка, в том числе сложных, с их латинскими эквивалентами. 7. Институциональное направление объединяет комплекс исследований терминов цвета как самостоятельную дисциплину –лингвистику цвета, со всеми необходимыми атрибутами научной отрасли: объектом, предметом, структурой и методом исследования см., например, монографию В.Г. Кульпиной «Лингвистика цвета» (Кульпина, 2001) и совокупность исследований А.П. Василевича, представленных в его работе «Языковая картина мира цвета. Методы исследования и прикладные аспекты» (Василевич, 2003). В докторской диссертации А.П. Василевича освещаются нижеследующие аспекты лингвистических исследований цвета, позволяющие сделать вывод об институционализации данной отрасли. В первом разделе «Языковая картина мира в области называния цвета: универсалии и национально-культурные особенности» Василевич указывает, что «исследование лексики цветообозначений может пролить свет на универсальные свойства языковой способности человека и на роль слова в ее организации и функционировании» (с. 8) и таким 221 образом указывает на важную роль цветообозначений в решении проблем языка и мышления. На материале русского языка им осуществляется верификация ведущих лингвистических теорий цвета – концепции Берлина – Кея и гипотезы Сепира – Уорфа. Выдвигается идея прогноза развития цветообозначения и новый подход к выделению цветовых категорий. Впервые в столь полной форме представляются данные по лексическому составу и семантике цветообозначений в 15 анализируемых языках. На базе русского языка составлен Каталог названий цвета, содержащий более 2 тыс. цветолексем современного русского языка, составлены цветовые карты с цветообразцами. Материал обработан в виде тезауруса. Подготовлен четырехъязычный словарь терминов цвета в качестве практического пособия для переводчиков специальной и художественной литературы. Материал диссертации охватывает четыре направления, свидетельствующие о выделении лингвистических исследований цвета в самостоятельную отрасль лингвистических исследований: 1. Языковая картина мира и общая теория возникновения и развития системы цветообозначений. 2. Методы проведения и обработки психолингвистического эксперимента. 3. Описание современного состояния цветовой лексики в русском языке. 4. Прикладные исследования. В работе решается задача создания универсального перечня категорий цветонаименований (57 категорий). На базе Каталога названий цвета рассматривается целый ряд социохарактеристик современных цветообозначений. В заключительном разделе термины цвета рассматриваются с точки зрения их значимости для прикладных исследований в самых разных областях знаний. 8. Терминоведческое направление за истекшее пятилетие едва успело обозначиться, однако оно представляется перспективным. В его задачи входит анализ всех типов терминов, в состав которых входят термины цвета, выявление их языковой и отраслевой специфики, доли цветотерминов в составе терминосистем отрасли и специфики их функций в терминосистеме. См. статьи В.Г. Кульпиной «Цветообозначение земли и почв в фольклоре и в терминологической номинации» (Кульпина, 2000) и «Цветосветовые ментальные образы как элемент музыкальной эмоции и метаязыка воображения» (Кульпина, 2002) и статью В.М. Тобуроковой «К вопросу о специфике цветообозначений в профессиональной речи» (Тобурокова, 2000). Список литературы 222 Багдасарова Н.А., Василевич А.П. Эмоции, цвет и температура // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – С. 1–4. Белова О.В. Символика цвета в славянских книжных сказаниях о животных // Слово и культура: Памяти Никиты Ильича Толстого / Ред. Агапкина Т.А. – М.: Индрик, 1998. – Т. 2. – С. 44–50. Василевич А.П. Языковая картина мира цвета: Методы исследования и прикладные аспекты: Дис...в виде науч. докл. ... д-ра филол. наук. – М., 2003. – 95 с. Василевич А.П. О современных тенденциях развития лексики цветообозначения // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – С. 5–14. Василевич А.П., Мищенко С.С. Пурпур: К истории цвета и слова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. – М., 2003. – Т. 62, № 1. – С. 55–59. Василевич А.П., Мищенко С.С., Кузнецова С.Н. Каталог названий цвета в русском языке. – М.: Смысл, 2002. Вендина Т.И. Языковое сознание и методы его исследования // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19, Лингвистика и межкультурная коммуникация. – М., 1999. – № 4. – С. 15–33. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. – М.: Индрик, 2002. – 336 с. Дыбо А.В. Названия мастей в русском языке: Система и происхождение // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – С. 14–16. Жаркынбекова Ш.К. Ассоциативные признаки цветообозначений и языковое сознание // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. – М., 2003. – № 1. – С. 109–124. Калюта A.M. Черный и белый цвет: Знаки зла и траура в поэзии Арсения Тарковского // Белорусский и другие славянские языки: Семантика и прагматика: Материалы междунар. науч. конф. «Вторые Супруновские чтения», Минск, 28–29 сент. 2001 г. – Минск: БГУ, 2002. – С. 43–52. Климов И.Г. К происхождению составной хоронимики Руси (Белая, Черная, Красная, Великая, Малая Русь) // Исследование славянских языков в русле традиций сравнительно-исторического и сопоставительного языкознания: Информ. материалы и тез. докл. междунар. конф. (Москва. 30–31 окт. 2001) / Отв. ред. Гудков В.П., Скорвид С. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2001. – С. 49–52. Корж Н.Н., Сафуанова О.В. О категоризации цветового пространства в языке // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – С. 20–24. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. – М., 1999. – 341 с. 223 Краснянский В.В. Об опыте словаря сложных эпитетов // Русистика сегодня. – М., 1996. – № 4. – С. 96–112. Краснянский В.В. Сложные цветообозначения в русской речи. – Орехово-Зуево, 2000. – 233 с. Кульпина В.Г. Цветообозначение земли и почв в фольклоре и в терминологической номинации // Терминологический вестник / Под ред. Татаринова В.А. – М.: Моск. Лицей, 2000. – С. 40–44. Кульпина В.Г. Лингвистика цвета: Термины цвета в польском и русском языках / Фак. иностр. яз. МГУ им. М.В. Ломоносова. – М.: Моск. Лицей, 2001. – 470 с. Кульпина В.Г. Теоретические аспекты лингвистики цвета как научного направления сопоставительного языкознания: Дис...... д-ра филол. наук. – М., 2002. – 695 с. Кульпина В.Г. Теоретические аспекты лингвистики цвета как научного направления сопоставительного языкознания: Автореф. Дис...… д-ра филол. наук. – М., 2002. – 31 с. Кульпина В.Г. Цветосветовые ментальные образы как элемент музыкальной эмоции и метаязыка воображения // Мир психологии. – М., 2002. – № 4. – С. 103–116. Кульпина В.Г. Факторы динамизации эволюционных процессов в русской и польской цветономинации // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Филол. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова, Ин-т языкознания РАН; Отв. ред. Василевич А. П. – М., 2004. – С. 29–32. Линдгрен Н. Цветообозначения в русских иконописных подлинниках // Nazwy barw i wymiarów. Colour and measure terms. – Stockholm, 1997. – S. 33–42. Марчук Ю.Н. [Реф. кн.:] Кульпина В.Г. Лингвистика цвета: Термины цвета в польском и русском языках. – М.: Моск. Лицей, 2001. – 470 с. // Социальные и гуманитарные науки: Отечественная и зарубежная литература. Сер. 6, Языкознание. – М., 2002. – № 3. – С. 43–52. Мерзлякова А.Х. Типы семантического варьирования прилагательных поля «Восприятие»: (На материале английского, русского и французского языков). – М.: УРСС, 2003. – 352 с. Михайлова Т.А. О понятии «основной цвет» в синхронии и диахронии // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Отв. ред. Василевич A.П. – М., 2004. – С. 33–39. Михайлова Т.А. Цвета красоты // Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного / Отв. ред. Арутюнова Н.Д. – М.: Индрик, 2004. – С. 437–445. Моисеенко В.Е. О коричневом цвете в русском и других славянских языках // Исследование славянских языков и литератур в высшей школе: достижения и перспективы: Информ. материалы и тез. докл. междунар. науч. конф. / МГУ им. М.В. Ломоносова. Филол. фак.; Под ред. Гудкова В.П. и др. – М., 2003. – С. 143–146. 224 Моисеенко В.Е. О наименовании цвета *golobь(jь) // Славянский вестник: К 70-летию В.П. Гудкова / Под ред. Ананьевой Н.Е., Карцевой З.И. – М.: МАКС Пресс, 2004. – Вып. 2. – С. 225–229. Новиков Л.А. Избранные труды. Эстетические аспекты языка. Miscellanea. – М.: Изд-во РУДН, 2001. Т. 2. – 842 с. Норманская Ю.В. Историко-типологический анализ цветообозначений в древних индоевропейских языках: Автореф. дис… канд. филол. наук. – М., 2002. – 21 с. Норманская Ю.В. Реконструкция индоевропейской системы цветообозначений // Сравнительно-историческое исследование языков: Современное состояние и перспективы / Сост. Кочергина В.А. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. – С. 291–307. Озхан Ф. Лексико-семантические группы прилагательных со значением цвета в русском и турецком языках (Лингво-культурологический аспект) // И.А. Бодуэн де Куртенэ: Ученый, учитель, личность / Под ред. Григорьевой Т.М. – Красноярск, 2000. – С. 163–167. Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Филол. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова, Ин-т языкознания РАН; Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – 53 с. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: Семантика и сочетаемость. – М.: Рус. словари, 2000. – 416 с. Рахилина Е.В. Семантика прилагательных цвета: Сочетаемостный подход // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии: Круглый стол / Филол. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова, Ин-т языкознания РАН; Отв. ред. Василевич А.П. – М., 2004. – С. 44–47. Резчикова И.В. Движение и метафоризация цвета в текстовой тематической группе: (Анализ стихотворения А. Блока «Город в красные приделы...») // Структура и семантика художественного текста: Докл. VII Междунар. конф. – М.: СпортАкадемПресс, 1999. – С. 316–322. Серов Н.М. Хроматизм мифа. – Л.: Васильевский остров, 1990. – 350 с. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. – М.: Слово / Slovo, 2000. – 264 с. Тимофеева A.M. Сопоставительное исследование лингвоцветовых картин мира: (На материале идиолектов Н. Заболоцкого и Р. Фроста): Дис... канд. филол. наук. –Тобольск, 2003. – 312 с. Тимофеева A.M. Сопоставительное исследование лингвоцветовых картин мира: (На материале идиолектов Н. Заболоцкого и Р. Фроста): Автореф. дис... канд. филол. наук. – Тобольск, 2003. – 22 с. Титова А.И. Об онтогенезе ассоциативных структур лексики цветообозначений в славянских языках // Белорусский и другие славянские языки: Семантика и прагматика: Материалы междунар. науч. конф. «Вторые Супруновские чтения», Минск, 28–29 сент. 2001 г. – Минск: БГУ, 2002. – С. 153–156. 225 Тобурокова В.М. К вопросу о специфике цветообозначений в профессиональной речи // И.А. Бодуэн де Куртенэ: Ученый, учитель, личность / Под ред. Григорьевой Т.М. – Красноярск, 2000. – С. 255–259. Тыртова Г.П. [Рец. на кн.:] Gadányi К., Mojszejenko L. Mojszejenko V. Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000 // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. – М., 2001. – № 3. – С. 196–201. Урбанек Д. [Рец. на кн.:] Кульпина В.Г. Лингвистика цвета: Термины цвета в польском и русском языках. – М.: Моск. Лицей, 2001. – 470 с. // Przeglаd Rusycystyczny. – Katowice, 2003. – N 2 (102). – S. 130–131. Фрумкина P.M. Психолингвистика. – М.: Академия, 2001. – 320 с. Цвет в нашей жизни: Хрестоматия по психологии / Сост. Криулина А.А. – Курск: Курскинформпечать, 1993. – 127 с. – (Сер. Познать человека). Gadányi К. Сопоставительная характеристика прилагательных цвета в некоторых славянских языках // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Press, 2000. – С. 7–132. Gadányi К., Mojszejenko L. Mojszejenko V. Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000. – 252 с. Kustova G., Rachilina Е. О nazwach barw зеленый i желтый w języku rosyjskim // Studia z semantyki porównawczej. Nazwy barw, nazwy wymiarów, predykaty mentalne / Pod red. nauk. Grzegorczykоwej R. i Waszakowej К. – W-wa: Wyd. Uniw. Warszawskiego, 2003. – Cz. 2. – S. 23–36. Mojszejenko L. Еще раз о цвете и цветовых символах в «Слове о полку Игореве» // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Асad. Рress, 2000. – С. 148–157. Mojszejenko L. Художественно-изобразительная роль синего цвета в прозе В. Набокова // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000. – С. 143–147. Mojszejenko L. Цветовые символы и синестезия как элементы индивидуального стиля Владимира Набокова // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000. – С. 135–142. Mojszejenko V. Из истории цвета и масти животных в русском языке // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000. – C. 159–186. Mojszejenko V. Названия цветов и их оттенков в русском языке // Слово и цвет в славянских языках. – Melbourne: Acad. Рress, 2000. – С. 187–236. 226
