Конев В.П. История и философия науки. Общие проблемы
advertisement
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ ГОУ ВПО «СИБИРСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ГЕОДЕЗИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ» В.П. Конев ИСТОРИЯ И ФИЛОСОФИЯ НАУКИ. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ФИЛОСОФИИ НАУКИ Утверждено редакционно-издательским советом академии в качестве учебного пособия для аспирантов Новосибирск СГГА 2009 УДК 001:1 И90 Рецензенты: Доктор философских наук, профессор, академик АТН РФ, Новосибирский государственный технический университет В.В. Крюков Доктор технических наук, профессор, Сибирской государственной геодезической академии В.Н. Москвин Конев Е.И. И90 История и философия науки. Общие проблемы философии науки [Текст]: учеб. пособие / составители В.П. Конев, Е.И. Петрова, П.Г. Гусев. – Новосибирск: СГГА, 2009. – 199 с. ISBN 978-5-87693-314-0 Учебное пособие подготовлено в соответствии с программой кандидатского экзамена «История и философия науки» («Философия науки»), утвержденной приказом Министерства образования и науки РФ № 697 от 17.02.2004. Составители: доктор культурологии, к.ф.н., профессор В.П. Конев, к.ф.н., доцент Е.И. Петрова, доцент П.Г. Гусев. Ответственный редактор: Проректор по гуманитарному образованию и связям с общественностью, доктор исторических наук, профессор М.Н. Колоткин Печатается по решению редакционно-издательского совета ГОУ ВПО «СГГА» УДК 001:1 ISBN 978-5-87693-314-0 © ГОУ ВПО «Сибирская государственная геодезическая академия» (СГГА), 2009 СОДЕРЖАНИЕ Введение ............................................................................................................... 5 1. Философия и наука ...................................................................................... 6 2. Философия науки т. Куна .......................................................................... 13 3. Философия науки к. Поппера ................................................................... 18 4. Теория развития науки с. Тулмина ........................................................... 23 5. Концепция науки и. Лакатоша .................................................................. 27 6. Методологический анархизм п. Фейерабенда ........................................ 29 7. Генезис науки ............................................................................................. 31 8. Античная наука .......................................................................................... 34 9. Средневековая наука .................................................................................. 41 10. Классическая наука (наука Нового времени) .......................................... 44 11. Неклассическая наука................................................................................ 48 12. Постнеклассическая наука ........................................................................ 51 13. Наука как социальный институт .............................................................. 55 14. Функции науки ........................................................................................... 60 15. Основные признаки научного знания ...................................................... 62 16. Наука и паранаука ...................................................................................... 66 17. Понятие научного метода. Метод и методология ................................... 71 18. Субъект научного познания ...................................................................... 75 19. Особенности объекта (предмета) научно-исследовательской деятельности .............................................................................................. 79 20. Научная проблема ...................................................................................... 84 21. Гипотеза как форма научного знания ...................................................... 87 22. Абстрагирование и идеализация в науке ................................................. 89 23. Эмпирический уровень научного знания и его методы ......................... 92 24. Научные факты........................................................................................... 95 25. Научная теория........................................................................................... 97 26. Законы науки ............................................................................................ 101 27. Основные концепции истины ................................................................. 105 28. Проблема абсолютной и относительной истины ................................. 110 29. Системный подход в методологии науки .............................................. 112 30. Синергетика: новая научная методология и новое мировидение ....... 116 31. Компьютеризация науки ......................................................................... 121 32. Научные традиции и научные революции ............................................ 124 33. Развитие науки: кумулятивизм и антикумулятивизм ........................... 127 34. Развитие науки: интернализм и экстернализм ...................................... 131 35. Дифференциация в развитии науки ....................................................... 135 36. Интегративные процессы в науке .......................................................... 138 37. Классификация наук ................................................................................ 141 38. Глобальный эволюционизм и современная научная картина мира .... 144 39. Наука и технический прогресс ............................................................... 148 40. Наука и ценности ..................................................................................... 157 41. Этика науки .............................................................................................. 158 42. Наука и религия ....................................................................................... 165 Библиографический список ........................................................................... 170 ВВЕДЕНИЕ Включение курса «История и философия науки» в программу подготовки научно-педагогических кадров (кандидатов и докторов наук) отвечает требованиям современного этапа реформирования отечественной системы высшего профессионального образования, способствуя усилению тенденций его прогрессивной специализации. Активная и плодотворная научная разработка проблем философии науки привела к необходимости широкого включения этих результатов в образовательный процесс высшего образования. С 2005/06 учеб. г. во всех вузах страны введен кандидатский экзамен по специальности «История и философия науки» вместо экзамена по философии. Предлагаемое пособие, структурированное в вопросно-ответной форме, окажет определенную помощь в успешной сдаче этого экзамена. Цель курса – формирование у аспирантов целостного, философского понимания сущности, происхождения и развития, многообразия, а также современного состояния науки, формирование у них понимания ценности научной рациональности. В этой связи задачей курса является формирование у аспирантов систематических знаний об особенностях научного познания (как социального института и академической системы, как системы знаний, как вида человеческой деятельности в развитии культуры, о многообразии наук, о становлении, движущих силах и основных закономерностях развития науки, о методах логико-математического, естественнонаучного, социогуманитарного познания, о методах технических и сельскохозяйственных наук, о формах научного знания); формирование у них понимания характера взаимоотношений науки и других секторов духовной культуры (философии, искусства, религии, права, нравственности); развитие у аспирантов умения самостоятельно анализировать различные отечественные и западные варианты истории и философии науки; развитие у них умения логично формулировать и аргументированно отстаивать собственное видение актуальных проблем истории и философии науки; развитие у них умения корректно вести дискуссии с представителями иных философских школ и направлений; формирование у аспирантов способностей выявления мировоззренческих аспектов изучаемой в истории и философии науки проблематики; формирование у них осознании необходимости гуманистической оценки феномена науки; приобщение их к принципам этики науки. Структура и содержание данного пособия соответствует перечню вопросов, которые войдут в экзаменационные билеты по предлагаемому курсу. 1. ФИЛОСОФИЯ И НАУКА Окружающий нас мир во всем его многообразии является объектом изучения как конкретных, отдельных наук, так и философии. Науку интересуют закономерности отдельных фрагментов и объектов окружающего мира. Исследуя закономерности, сущности разных порядков в той или иной области, наука преследует цель преобразования действительности (знать, чтобы использовать знания в практике). Такая практически-преобразовательная ориентация науки предполагает хотя и глубокий, но все же односторонний, фрагментарный подход к действительности, ибо преобразовывать можно отдельные части, стороны мира, но не мир в целом. Наука, в отличие от научного мировоззрения, не является целостным мировоззрением. Философия внеутилитарна, она не ставит специальной цели изменить мир (хотя в круг ее проблем и входит практически-преобразовательная деятельность, а идеалы и ценностные установки, вырабатываемые в процессе философского творчества, могут становиться ориентирами человеческой деятельности). В отличие от конкретно-научного знания, философию интересует мир как целое, для нее наиболее значимы интегративные характеристики мира. Науке как таковой присущи рациональность, ориентированность на постижение закономерностей, на преобразование действительности в интересах человека, ограниченность рамками преимущественно материальных процессов. Материя представляет для науки благодатное поле исследований, поскольку ее закономерности – это совокупность всеобщих, необходимых, устойчивых, повторяющихся, а значит, предсказуемых связей и отношений. Все, что лежит за пределами материального мира, то есть явления неповторимые, непредсказуемые, уникальные, не предполагает выявление закономерностей и формулирование законов. И гуманитарные науки, имея дело с нематериальной реальностью (история, психология, социология и т. п.), опять же направлены на выявление закономерностей и формулирование законов. Бурное развитие науки в XIX–XX вв. не раз порождало иллюзию, что рационалистических, научных представлений вполне достаточно для адекватного понимания действительности. Как только в той или иной науке возникало убеждение, что она может объяснить все многообразие мира, исходя из своей парадигмы, сразу снижался интерес к философии и отрицалась ее познавательная значимость (сциентизм, позитивизм). Например, такая ситуация возникла в классической физике. Однако, как только становилась очевидной неосновательность претензии науки на исчерпывающее знание о мире, интерес к философии возрождался вновь. За всю длительную историю существования философии и науки как особых областей духовной деятельности человека был сформулирован ряд концепций их взаимоотношения. Исторически первой стала метафизическая, или трансценденталистская, концепция. Метафизика отождествляется с философией со времен Аристотеля как учение о наиболее общих, абстрактных свойствах сущего, о предельных началах бытия и познания. Формула этой концепции: «Философия – наука (царица) наук». Обоснована она была уже в рамках античной культуры, где частнонаучному знанию отводилась подчиненная роль по отношению к философии как «прекраснейшей и благороднейшей из наук» (Аристотель). В 30-е гг. XIX в. была теоретически сформулирована позитивистская концепция, согласно которой патронаж философии по отношению к науке вреден для развития науки (Огюст Конт). Позитивизм – философское учение, направленное против философии, провозглашающее науку самодостаточным видом познания. Антиметафизическое отношение к философии сформировалось на основе целого ряда причин. К XIX в. наука накопила большое количество фактов, наработала целую систему методов, получила признание в обществе благодаря огромной практической и познавательномировоззренческой значимости. Традиционной философии позитивисты отводили место рядом с мифологией и религией как несовершенными, устаревшими по сравнению с наукой формами познания. Однако дальнейшая история показала ошибочность такой позиции. Позже, в период становления постпозитивизма отношение к метафизике стало более терпимым. Пришло понимание необходимости и принципиальной неустранимости метафизики как общего фона и предпосылки научного познания вообще. Большинство создателей новых теоретических концепций (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Вернадский, Капица, Пригожин и др.) сознательно используют когнитивные (познавательные) и общемировоззренческие ресурсы философии при выдвижении и обосновании новых исследовательских программ. Они отдают себе отчет в том, что: 1) научные теории логически не выводятся из эмпирического опыта, а свободно конструируются (создаются) мышлением и надстраиваются над опытом в качестве его теоретических объясняющих схем; 2) один и тот же эмпирический опыт в принципе может быть совместим с разными теоретическими схемами (нередко взаимоисключающими). Например, волновая и корпускулярная теория света, номологическое и стохастическое (случайное) объяснение результатов эволюции и т. п. Эмпирический опыт всегда «локален» и принципиально не дает возможности выбрать окончательно ту или иную гипотезу. Путь ученому подсказывает философия. С адаптационной точки зрения, человечество ищет не просто истинных идей, а плодотворных теорий, приносящих благо и практическую пользу. Наука своими внутренними средствами не может оценить значимость целей и результатов поиска. Кроме того, соответствие научных идей определенным философским концепциям ведет к единству, интеграции культуры как целого, ее обозреваемости. Философия, как теоретическое отражение всей культуры, вписывает научную концепцию в культуру как органическую ее часть, тем самым придавая научной концепции онтологический (бытийственный) статус, ибо культура и есть та непосредственная реальность, в которой живет человек. Антиинтеракционистская позиция утверждает равноправие и самодостаточность философии и науки по отношению друг к другу. Сторонники этой концепции (экзистенциализм, философия жизни) исходят из идей разделения всей человеческой культуры на две сферы: естественнонаучную, нацеленную на прагматические, утилитарные адаптивные цели человечества за счет материального могущества, и гуманитарную, направленную к духовному совершенствованию. Философия, наряду с религией, искусством, моралью и другими формами самоосмысления человека стремится, с точки зрения этих направлений, не к познанию и преобразованию объективного бытия, а к пониманию целей и предназначения самого человека. Наиболее приемлемой является диалектическая концепция соотношения философии и науки, утверждающая внутреннюю, необходимую взаимосвязь между ними, их диалектически противоречивое единство. И для философии, и для науки характерно следование идеалу рациональности (разума). Обе стремятся к достижению определенного, обоснованного, системного, истинного, развивающегося знания, хотя и на разных его уровнях. Для философской теории основанием служат и результаты конкретно-научного познания, и осмысление других способов духовного и практического освоения человеком мира (религиозного, художественного, обыденного и пр.). В предельно общей форме, посредством предельно общих универсальных понятий (категорий) философия отражает единство всех видов человеческой деятельности, осуществляет их теоретический синтез. В философии, выступающей самосознанием эпохи (Гегель: «Философия – это эпоха, схваченная в мысли»), культура рефлексирует саму себя и свои основания. В Древней Греции понятие «философия» имело общий смысл с понятием «наука». В античный период еще не было разделения на различные дисциплины. Несмотря на то, что сейчас наука и академическая философия отделены друг от друга, наука не обходится без философских учений, вся научная деятельность насыщена философскими принципами и положениями. Любой ученый, сознает он это или нет, опирается на философию. Немецкий философ и ученый Г.В. Лейбниц отмечал, что буквально вся человеческая деятельность «пропитана» философскими идеями, что огромная масса понятий пришла из философии, что «именно из них состоят почти все наши рассуждения, и не только теологи и философы, но и политики и врачи после каждого третьего слова вынуждены употреблять нечто метафизическое и выходящее за пределы физических ощущений» [1]. Наука доверяет философии, потому что они родственны. Всякое философствование не является произвольным и бездоказательным. Напротив, оно апеллирует к рациональным основаниям, аргументируя и обосновывая свои утверждения. Философские концепции – это абстрактные теоретические конструкции с внутренней взаимосвязью элементов и с собственной базой аргументации. Почему наука обращается к философии? Чем продиктована необходимость философских оснований науки? Ученые – не «робинзоны», а конкретные личности, живущие в определенном месте и в определенное время, то есть включенные в культурно-исторический контекст. Научное познание – это творческий и социально обусловленный процесс. Предпосылки науки – не только фактологический материал, эмпирические данные, но и социокультурный фон представлений и принципов (как научных, так и вненаучных). Философские основания и есть связующее звено между философией и конкретными науками (это онтологические, гносеологические, логические, методологические, аксиологические основания). Онтологические основания – это принятые в той или иной науке общие взгляды, картины мира, представления о материальных системах, характере их детерминации, формах движения материи, общих законах развития материи и т. д. Например, одним из онтологических оснований механики Ньютона стало представление о субстанциальном характере пространства и времени (независимость друг от друга и от скорости движения). Гносеологические основания – это принимаемые в рамках определенной науки положения о характере, сущности познания, познавательных способностях, субъект-объектном соотношении, соотношении чувственного и рационального, теории и опыта, познавательном статусе теоретических понятий и т. д. Логические основания – принятые в науке логические правила и законы относительно понятий, суждений, умозаключений, доказательств и т. д. Например, в конструктивной математике запрещается использовать понятие актуальной бесконечности; или в рассуждениях о бесконечных множествах запрещено использовать закон исключенного третьего. Методологические основания – это принимаемые в рамках той или иной науки положения о методах познания, получения истинного знания, проверки на истинность, о способах доказательства и обоснования знания и т. д. Аксиологические основания (ценностные) – это принятые утверждения о значимости науки в целом или ее отдельных областей в системе духовной и материальной культуры, о целях и идеалах науки, о научном прогрессе, о гуманистических аспектах науки, об этике ученого и т. д. Итак, какова роль философии в научном познании? Общепринято утверждение о том, что философия дает ученому базовые теоретические и методологические принципы. Эта общая характеристика более детально раскрывается в следующих функциях: 1) критическая; 2) предпосылочная; 3) обобщающая; 4) эвристическая; 5) ценностная; 6) интерпретирующая; 7) координирующая. 1. Критическая функция заключается в пересмотре сложившихся представлений, переосмысливании устоявшихся понятий, норм и способов мышления, в выходе за рамки традиции и взгляде со стороны на процесс и результаты научной деятельности. Подвергнуть сомнению привычное и отправиться в свободный интеллектуальный поиск – это и есть философия в действии. 2. Предпосылочная функция заключается в обеспечении научного познания фундаментальными понятиями, категориями, представлениями и исходными тезисами. 3. Обобщающая. Установка на выдвижение общих принципов, далеко выходящих за пределы научного опыта, выработанная в традиционной философии. Ученый в своих выводах постоянно выходит за рамки эмпирического опыта, перенося результаты лабораторных экспериментов на более широкую область, которая им в реальности не изучалась. Он формулирует закономерности. Каким образом он это делает? Ведь он имеет дело лишь с ограниченными фрагментами мира (данными ему в эксперименте и наблюдении). Впервые И. Кант показал роль метафизики («теоретического разума») в науке, позволяющей обобщить разрозненный единичный фактологический материал и сформулировать научные законы, а от них подняться к еще большей степени общности – к фундаментальным принципам, тем самым создавать единую картину мира. Наши сегодняшние представления о неуничтожимости материи и движения, об эволюционном процессе в природе, о симметриях в мире элементарных частиц и т. п. – это метафизические представления. Мы экстраполируем (переносим) фундаментальные законы, приписываемые изученным областям реальности, на сферу неисследованного бесконечного пространственно-временного мира. Самые привычные несомненные представления ученого о том, что природа как целое гомогенна, постоянна, проста в своих основаниях – это не следствие продвижения науки, а предпосланные ей метафизические, предельно общие положения. 4. Эвристическая (от греч. «эврика» («heurёka») – нашел) функция заключается в том, что философия является генератором и поставщиком ценных идей, регулятивов, гипотез, теоретических сюжетов для ищущего новые пути ученого. Например, Вернер Гейзенберг – один из творцов квантовой механики – в своих теоретических поисках обращался к произведениям Платона. Или влияние атомистской теории античных философов на современные научные теории микромира. Кроме того, философия дает единое понимание различных методологических принципов и подходов, приложимых к разным областям познания, тем самым способствуя развитию научного познания. Она также способствует переносу новой методологии, полученной в одних науках, в другие научные дисциплины. 5. Научное познание невозможно без ценностно-личностной включенности ученого в исследовательский процесс, поскольку ученый – живой человек и должен видеть высокий смысл и ценность своих занятий наукой, ради которых тратит время собственной жизни. Без ценностного отношения ученый вообще не смог бы выбрать объект для своих исследований, он должен осознавать свою ответственность за результаты научной деятельности. Представления о социальной значимости, о добре и зле, о допустимом, о нравственном и безнравственном, о непреходящем и суетном, которыми руководствуется ученый в своей профессиональной деятельности, – все они находятся в русле общих метафизических (шире – мировоззренческих) вопросов. 6. Интерпретирующая функция: философия как средство междисциплинарного общения. Общие рамки обсуждения для смежных или более отдаленных специальностей помогают ученым выделять главное в их совместной проблеме и преодолевать разрыв существенно различных научных областей (например, естествознание и гуманитарные науки). Вообще в обществе наука и рассматривается через призму той философии, которая интерпретирует и адаптирует научные знания к общественному сознанию, включает их в современное ей мировоззрение через основные идеи, образы, метафоры. Современная наука становится все более дифференцированной, перегруженной фактологической информацией, производя нередко впечатление хаоса. Философия проясняет, что же действительно происходит в данной конкретной науке, научной области, в науке в целом, Философская фундаменталистика заключается в обосновании научных знаний, повышении строгости доказательств, аргументации, непротиворечивости, а не только расширении знаний. 7. Координирующая функция философии заключается в том, что она направляет сам процесс поиска, стимулируя научный интерес. Ориентируясь на фундаментальные метафизические идеи о структуре и основаниях мироздания, философия дает науке устойчивую программу развития. Философия в периоды научных революций становится их движущей силой. Например, научная революция XVI–XVII вв. возникла из изменения глобальных метафизических представлений о Вселенной, замены схоластически-аристотелевского понимания Космоса как конечного иерархического мира новым представлением о бесконечности гомогенной Вселенной. Математическая механика XVII в. была построена прежде всего не из непосредственных экспериментальных знаний, а на основе философской установки. Итак, роль философии в науке прежде всего мировоззренческая и методологическая. Она задает мировоззренческий и методологический базис для исследовательской деятельности. Помимо философских оснований науки, связь между философией и наукой осуществляется особой теоретической дисциплиной – философией науки. Как самостоятельное направление теории познания, философия науки начала оформляться приблизительно во второй половине XIX в. Её становлению способствовал ряд предпосылок. К этому времени наука приобретает серьёзную социальную значимость, расширяет масштабы своей деятельности, разворачивает собственные учреждения, совершает серию фундаментальных открытий. Одновременно происходит усложнение научного знания, снижается наглядность научных положений, остро встаёт проблема обоснования знания, анализа и осмысления его методов. Так, в связи с созданием в начале XX в. специальной теории относительности и становлением физики микромира возникает кризис классической физики и механистического мировоззрения. Окончательно философия науки отделилась от теории познания в середине XX в. Её главное отличие от эпистемологии (теории знания) и классического науковедения состоит в том, что она исследует науку как реальный феномен, отличный от иных феноменов человеческой культуры, который испытывает влияние с их стороны и оказывает, в свою очередь, влияние на них. Если эпистемология и методология стремятся выявить и дать науке основные принципы и предписания, то философия науки выявляет социо-культурную обусловленность научного знания, в том числе его зависимость от вненаучных и внерациональных критериев. Основные задачи философии науки – это систематическая философская рефлексия над наукой, вписывание её в самый общий социо-культурный контекст, осуществление синтеза философского и частно-научного знания. Философия науки занимается многосторонним анализом научнопознавательной деятельности: проблемами её структуры и динамики, изучением социальных предпосылок и условий и другими аспектами науки. Основные проблемы философии науки: взаимосвязь философии и науки; понятие науки, её специфика; общая структура науки; уровни научного знания; методы научного знания; общие закономерности развития научного знания; философские основания науки; философские проблемы науки. 2. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ Т. КУНА Т. Кун (1922–1995) был одним из создателей эволюционистского, исторического направления в философии науки. В отличие от логического позитивизма, рассматривавшего науку под углом зрения абсолютных логических и методологических критериев как систему знания, Кун обосновывал понимание науки как деятельности научных сообществ в конкретных исторических условиях. По Куну, в науке работают относительные критерии научности, относительность которых как раз и определяется этими условиями. Обосновывая связь науки и исторических условий, отрицая абсолютность критериев научности, научной рациональности, Кун тем самым отказывается от идеала абсолютно полного истинного знания как заранее установленной главной цели познания. Связь между наукой и историческими условиями, по Куну, раскрывается как соответствие между состоянием научного знания, т. е. теорий, методов, фактов и т. д., и познавательными задачами, характерными для того или иного исторического времени. Он доказывает, что любая историческая эпоха характеризуется сугубо специфическим уровнем научного знания, собственной, отличной от других эпох проблематикой. Кун не согласен с кумулятивистскими представлениями о развитии науки. В ней нет постепенного накопления знания, нет чисто количественного роста научной информации без качественного ее преобразования. Иными словами, Кун отрицает идею о том, что зародыши любого нового научного факта или теории находятся в прошлом, что наука только расширяется, не пересматривая содержания своего знания. По Куну, прогресс в развитии науки возможен на этапах нормальной науки, когда успешная деятельность ученых ведет к решению научных проблем и совершенствуются научные теории, которые в целом становятся все более точными, все более соответствующими действительности. Общий же ход развития науки включает в себя как стадии нормальной науки, которые в основном носят кумулятивный характер, так и периоды научных революций, радикальных содержательных переворотов в философском и научном мировоззрении, в понятийном строе научных теорий. Научные революции Кун определяет как некумулятивные периоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой. Понятие научной революции Кун связывает с понятием парадигмы, которое занимает в его учении весьма важное место. Парадигма в целом понимается как совокупность научных достижений, прежде всего как совокупность принимаемых всем научным сообществом теорий, доминирующих в определенный исторический период. Имеются в виду обычно фундаментальные теории, определяющие и направляющие практически все научные исследования. Под парадигмой Кун подразумевал признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу. Парадигма объединяет ученых в научное сообщество, которое, в свою очередь, признает парадигму. Примерами парадигм выступают система Птолемея, физика Аристотеля, механика Ньютона, теория относительности Эйнштейна и др. Однако парадигма не совпадает с теорией; она нередко предшествует теории и в то же время связана с доминирующими теориями, которые, образуя ядро парадигмы, ее обосновывают, конкретизируют, представляют. По Куну, ученых характеризует догматическая приверженность парадигме. В силу этого они отвергают все противоречащие парадигме идеи, исключают любые альтернативные теории. Научное сообщество в этой ситуации, по Куну, является закрытым обществом, главная характеристика которого – отказ от критического рассуждения. Еще одна важная характеристика парадигмы заключается в том, что она задает образцы, модели решения научных проблем. И принятые теории, и апробированные образцы решения научных проблем в виде канона входят в учебные пособия, по которым учатся будущие научные работники. Кроме того, парадигма формирует у ученых определенное видение действительности, своего рода научное мировоззрение, которое и придает смысл научному знанию и способам решения научных проблем. Развивая понятие парадигмы, Кун конкретизирует его посредством понятия дисциплинарной матрицы, отмечая, что она есть «совокупность убеждений, ценностей, технических средств и т. д., которая характерна для членов научного сообщества». Дисциплинарная матрица включает в себя символические обобщения, требующие соответствующего математического аппарата; метафизические, философские элементы, составляющие основу научной картины мира; принятые научным сообществом ценностные установки; образцы решения научных проблем, «головоломок», по терминологии Куна. Образцы суть типичное применение учеными теорий, теоретических положений или символических обобщений в процессе исследовательской деятельности. Образцы усваиваются в ходе подготовки молодых ученых, в практике совместных с учителями, научными руководителями научных исследований. Усвоение дисциплинарной матрицы основывается на усвоении образцов, которые, однако, не могут быть полностью эксплицированы (развернуты, выведены) и выражены совокупностью четких формальных правил; их усвоение и применение в научном исследовании носит практический характер, представляет собой искусство, приобретенное в процессе обучения и непосредственно в практике научной работы, научного познания. Кун отмечал, что овладение арсеналом образцов, так же как изучение символических генерализаций, является существенной частью того процесса, посредством которого студент получает доступ к содержательным достижениям своей профессиональной группы. Без образцов он никогда бы не изучил многое из того, что знает группа о таких фундаментальных понятиях, как сила и поле, элемент и соединение, ядро и клетка. Парадигма Куна включает в себя философию, метафизику, обосновывающую исходные принципы, законы, картину мира и методологические правила исследования. Метафизика, по Куну, является необходимой предпосылкой научного познания; ее идеи, положения явно или неявно присутствуют не только в содержании научных теорий, но и в получаемых эмпирических результатах, экспериментальных фактах, а также служит методологическим основанием усвоения и применения образцов решения научных проблем. Наконец, парадигма является выражением формирования, существования и функционирования научного сообщества. Без парадигмы нет научного сообщества и наоборот, научное сообщество характеризуется приверженностью к парадигме. Вера в парадигму обеспечивает сплоченность членов научного сообщества, его закрытость и соответственно неприятие тех, кто пытается разрушить данную веру, критикуя парадигму. Данные социально-психологические аспекты научной работы и организации научного сообщества, выделенные Куном, выражают особенности так называемой большой науки. Парадигма в ней определенным образом развивается, совершенствуется. Первоначально парадигма формулирует лишь исходные, самые фундаментальные принципы, понятия, разрешает только некоторые важные проблемы, закладывает основные черты мировоззрения, общую методологию и направление исследований. Последователи родоначальников парадигмы стараются накопить и уточнить как можно больше фактов, подтверждающих парадигмальные установки. Аналогичным образом совершенствуются, уточняются научные теории, составляющие основу парадигмы. Например, механика Ньютона разрабатывалась Лагранжем, Эйлером, Гауссом и другими. В процессе совершенствования парадигмы анализируются понятия, вводится новый математический аппарат, уточняется структура, открываются новые научные законы. Понятие парадигмы связано также с понятием нормальной науки, которая понимается как обычная зрелая, подчиняющаяся парадигме и существующая между научными революциями наука. Исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Нормальная наука не ориентируется на открытие нового. Ученые в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории. Она сохраняет стабильность научного познания, хотя на ее основе, безусловно, решаются научные проблемы, головоломки, осуществляется сбор фактов, эмпирического материала, уточняются научные теории. На стадии нормальной науки у научных головоломок, как и у кроссвордов, существуют гарантированные решения на основе выработанных в рамках парадигмы средств и методов. Но ученые время от времени не могут решить определенные проблемы, тогда это расценивается не как ограниченность парадигмы, а как личная неудача того или иного исследователя. Деятельность в условиях нормальной науки до определенной степени не затрагивает философские и методологические основания парадигмы. Ученые в рамках нормальной науки применяют в своих исследованиях принятые образцы, модели решения проблем, основываются в этом на общепринятых методологических правилах. Вследствие этого нормальная наука является чувствительным индикатором, выявляющим всякого рода аномалии, отклонения от парадигмы. Парадигма сохраняет свой статус в научном сообществе до тех пор, пока успешно справляется с выявленными аномалиями, пока способна решать возникающие научные задачи. Научное познание в рамках парадигмы носит в целом кумулятивный характер, оно лишь количественно расширяет объем знания, исключая его качественное содержательное преобразование. Открытие нового, т. е. творчество в нормальной науке ограничивается процедурами применения известных теорий, отработанных правил и образцов, методов. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же нетерпимы и к созданию таких теорий другими. Напротив, исследование в нормальной науке направлено на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Данный недостаток с лихвой восполняется углублением картины мира, тщательной разработкой парадигмы, совершенствованием научных теорий. В целом нормальная наука исследует устойчивые классы проблем, расширяет сеть значительных фактов, сопоставляет факты и теории. Сфера творчества связывается в этот период с решением научных задач-головоломок. Задачиголоволомки представляют собой особую категорию проблем, решение которых может служить пробным камнем для проверки таланта и мастерства исследователя. То есть нельзя сказать, что работа в рамках нормальной науки является исключительно рутинной, лишенной творчества деятельностью. Нормальная наука не только представляет собой нечто стабильное, завершенное, но и предполагает определенное творческое развитие, совершенствование, например, самой парадигмы, выяснение и проверку ее возможностей, тем самым подготавливая научную революцию. В процессе развития, расширения поля своего влияния парадигма все чаще сталкивается с аномалиями, не объяснимыми на основе ее принципов и установок. Если нерешенные проблемы накапливаются, это свидетельствует о несовершенстве парадигмы, о выявлении границ ее исследовательских возможностей, т. е. о ее кризисе, который, по Куну, является индикатором приближающейся научной революции. Следствием кризиса выступает потеря сплоченности научного сообщества, базирующегося на старой парадигме; ученые предпринимают различные действия по изменению парадигмы, ее дисциплинарной матрицы, совершенствованию базисных теорий и т. д. Растет количество и разнообразие теорий, которые могут вступать в противоречие друг с другом. Это вызывает недоверие к парадигме, расшатывает устоявшиеся подходы, стереотипы и тем самым подготавливает научное сообщество к принятию новых идей, а в конечном счете – новой парадигмы. Научная революция и представляет собой переход от старой парадигмы к новой. Этот процесс требует от членов научного сообщества принятия новой веры, т. е. смены старых философских мировоззренческих установок. Такая смена осуществляется в процессе дискуссий, обсуждения противоположных дисциплинарных матриц, философских и научных картин мира. Научное сообщество раскалывается на лагери как раз из-за несогласия в основных ценностях, установках. В этих условиях невозможно найти убедительные логические, методологические или философские аргументы в пользу какойлибо парадигмы. Решающую роль в этом могут играть самые разные внелогические, зачастую случайные факторы, включая особенности личности и ее биографии, даже национальность, психологическую уверенность сторонников парадигмы в том, что она может разрешить возникшие перед учеными проблемы и др. Формирование основных идей новой парадигмы носит в общем случайный и индивидуальный характер. Новая парадигма или подходящий для нее вариант всегда внезапно возникает в голове человека. Завершается кризис и научная революция, когда подавляющее большинство членов научного сообщества принимает новое мировоззрение, новую парадигму. Признание новой парадигмы знаменует собой начало спокойного периода в развитии научного познания, начало стадии нормальной науки. По Куну, научные революции приводят к несоизмеримости теорий, хотя новая парадигма, новая теория может вобрать в себя некоторые из элементов старой теории. Однако эти новые элементы переделываются, меняется смысл, содержание теоретических понятий. Согласно Куну физическое содержание эйнштейновских понятий никоим образом не тождественно со значением ньютоновских понятий, хотя и называются они одинаково. Ньютоновская масса сохраняется, эйнштейновская может превращаться в энергию. Только при низких относительных скоростях обе величины могут быть измерены одним и тем же способом, но даже тогда они не могут быть представлены одинаково. Несоизмеримость теорий означает, что между старыми и новыми теориями нельзя установить отношение логического следования. Иными словами, логическая преемственность в развитии научного знания ставится под вопрос, процесс развития научного познания становится сугубо дискретным. Подвергается сомнению также кумулятивистская идея о том, что новая теория включает в себя в качестве частного случая старую; так, например, интерпретировалось отношение между теориями Эйнштейна и Ньютона. 3. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ К. ПОППЕРА Концепция Поппера (1902–1994), особенно ранняя, близка неопозитивизму, хотя он сам подвергал его критике. В отличие от неопозитивизма, Поппер в качестве основной рассматривает проблему роста знания и, прежде всего, логические вопросы формирования, проверки и смены научных теорий. «Центральной проблемой теории познания всегда была и остается проблема роста знания», – утверждает он. Кроме того, в отличие от неопозитивистского принципа верификации Поппер выдвигает идею фальсификации в качестве критерия демаркации научных и ненаучных положений. Согласно критерию фальсификации, к научным положениям относятся только те, которые могут быть опровергнуты посредством критического анализа, сопоставления с другими эмпирическими или теоретическими утверждениями. Поппер подчеркивает, что теория, которую нельзя опровергнуть каким бы то ни было постижимым событием, ненаучна. Неопровержимость – не достоинство теории (как часто думают), но порок. В частности, такого рода теории формулируются метафизикой: она ненаучна, так как ее положения в сравнении с утверждениями экспериментальных наук невозможно опровергнуть опытными данными или наблюдениями. Однако, в отличие от логического позитивизма, Поппер не считает метафизику бессмысленной: «Ошибочно проводить демаркационную границу между наукой и метафизикой так, чтобы исключить метафизику из осмысленного языка как бессмысленную». Будучи важнейшим элементом общего процесса развития познания, метафизика не может быть отделена и противопоставлена культуре, науке. В силу этого не имеет смысла поиск особого философского метода, направленного на создание условий для точности значений. Поппер пишет, что философы столь же свободны в использовании любого метода поиска истины, как и все другие люди. Нет метода, специфичного только для философии. Философия применяет «единый метод любой рациональной дискуссии», состоящий в критике теорий, обсуждении проблем, выявлении ошибок: такая философская установка характеризуется Поппером как критический рационализм. По Попперу, утверждения содержат информацию об эмпирическом мире только тогда, когда они способны приходить в столкновение с опытом, т. е. когда они могут систематическим образом проверяться, подвергаться испытаниям, которые могут приводить к их опровержению. В этой связи Поппер отвергает неопозитивистский критерий верификации или подтверждаемости посредством чувственных данных. Прежде всего, невозможно неопозитивистское чистое наблюдение, поскольку термины наблюдения теоретически нагружены, т. е. любое наблюдение исходит из определенных теоретических установок, положений. Кроме того, невозможна неопозитивистская редукция (сведение) теоретических предложений к предложениям наблюдения. В науке не существует никаких базисных предложений – ни эмпирических, ни теоретических. Хотя на основе критерия фальсификации нельзя установить истинность научной теории, но есть возможность на основе рациональной процедуры опытных испытаний определить ее ложность. Фальсификация по сравнению с неопозитивистской верификацией лучше соответствует требованиям логики. Если верификационное подтверждение научной теории не может быть окончательно завершено, уходит в бесконечность, то для фальсификации достаточен лишь один опровергающий теорию эксперимент, что реально осуществимо. Любая, даже достаточно проверенная, подтвержденная научная теория, в принципе, может быть опровергнута; если теория в принципе неопровержима, то она находится за пределами науки, например, в метафизике, религии и т. п. Беспощадная фальсификация научного знания, поиск и устранение через критику и опытные проверки ложных положений приближают ученых к истине так, что рост знания, по Попперу, состоит в постоянной замене одних недостоверных теорий другими, в принципе, также опровержимыми, но находящимися все же ближе к истине. Итак, несмотря на опровержимость, теории имеют определенное истинное содержание, которое выражается совокупностью полученных из них истинных следствий. Рост научного знания заключается в увеличении истинного содержания теорий, которые приходят на смену теориям с меньшей совокупностью истинных следствий. То есть теории с большим истинным содержанием, принимаемые наукой в ходе конкуренции с прежними теориями, стоят ближе к истине, более правдоподобны. Новая теория должна также объяснять не только факты, объясненные старой теорией, но и факты, перед которыми старая теория была бессильна, кроме того, предсказывать новые факты; обладающая большими познавательными возможностями теория должна также выдерживать «новые и строгие проверки» и тем самым обеспечивать прогрессивный сдвиг проблем. Такого рода теории ближе к истине и одновременно имеют большую возможность быть фальсифицированными, создают предпосылки для формулировки новых проблем и постановки новых проверочных экспериментов, что способствует росту научного знания. Общая последовательность развития науки включает этап формулировки проблем; этап выдвижения множества соперничающих между собой теорий, призванных дать решение этих проблем; этап отбора теорий через фальсификации: устанавливается их ошибочность через критический анализ, сравнение и опытные проверки; следующий этап заключается в формулировке новых проблем. Иными словами, развитие науки осуществляется проблемно, от одних проблем к формулировке новых; теории представляют собой пробные решения проблем, которые рано или поздно фальсифицируются, сменяясь новыми пробными решениями и новыми проблемами. Попперовское описание процесса развития науки использует неодарвинистскую концепцию. Согласно этим представлениям, общая органическая эволюция находит свое выражение в специфическом изменении научного познания как своем частном случае. Поппер считается одним из основоположников эволюционной эпистемологии, которая рассматривает эволюцию как познавательный процесс, как когногенез. Познание есть процесс решения проблем посредством свойственного всей живой природе, в том числе и науке, метода проб и ошибок, а конкуренция теорий приводит, по аналогии с естественным отбором, к элиминации нежизнеспособных и выживанию наиболее правдоподобных, приводящих к постановке новых, более глубоких проблем и теорий. Основными проблемами эволюционной эпистемологии Поппер считает эволюцию человеческого языка и роль, которую он играл и играет в увеличении человеческого знания, а также проблему истины. Попперовская эволюционная эпистемология, точнее, описание в ее рамках процесса познания представляет собой аналог эволюционных процессов изменчивости, отбора, закрепления. Аналогия проводится также между главным методом научного познания и основным методом органической эволюции, когда природа действует как бы посредством проб и ошибок: появляющийся на свет отдельный организм – это и есть проба на выживание; жизнестойкий, лучше приспособленный организм выживает, дает потомство, следовательно, способствует процветанию вида, а плохо приспособленный элиминируется естественным отбором. Подобный процесс происходит и со вновь возникшей научной теорией: наука, как и живая природа, использует метод проб и ошибок: выдвинутая теория «выживает», если лучше объясняет и предсказывает факты, более правдоподобна, а неудачные, ошибочные теории элиминируются из науки. В итоге метод проб и ошибок является главным методом органической эволюции, познания вообще, в том числе и научного. И амеба, и Эйнштейн, по Попперу, пользуются им в своем познании. Главная разница между амебой и Эйнштейном в способе устранения ошибок. Амеба не осознает процесса избавления от ошибок, ошибки амебы устраняются элиминацией самой амебы. Эйнштейн же критикует свои теории, подвергая их осознанной, объективной проверке: он формулирует их рационально, используя письменный язык, что позволяет ему элиминировать ошибки. Попперовская модель развития науки является некумулятивистской; Поппер решительно выступает против кумулятивизма, индуктивизма. т. е. против традиционной, по его словам, теории познания. Прежде всего, Поппер отвергает идею оправдания теорий наблюдениями, которую он называет обсервационизмом. Обсервационизм полагает источником нашего знания наши чувства, или наши органы чувств; что нам «даются» некоторые так называемые «чувственные данные» или некоторые восприятия и что наше знание есть результат или сводка этих чувственных данных. В действительности обоснование теорий с помощью наблюдения невозможно, поскольку «чувственных данных и тому подобных переживаний не существует», равно как и «индукции путем повторения или обобщения не существует», поэтому теории не могут быть сводкой, индуктивным обобщением чувственных данных. С эволюционной точки зрения теории (как и всякое знание вообще) представляют собой часть наших попыток адаптации, приспособления к окружающей среде. Теории суть не что иное, как предвосхищения, предположения, носящие гипотетический характер, а наблюдения служат не для обоснования теорий, а для их испытания и фальсификации. Переход к теории совершается не путем их индуктивного обобщения; такой переход может осуществляться от одного единственного наблюдения, которое в данном случае служит лишь поводом, стимулом для выдвижения теоретической идеи. В целом процесс выдвижения новых идей, по Попперу, носит не логический, а иррациональный, психологический характер. Его изучать в этой связи должна не логика, а психология. Согласно Попперу, нет такой вещи, как логический метод получения новых идей, или логическое воспроизведение этого процесса. Всякое открытие содержит «иррациональный элемент», или «творческую интуицию». В отличие от традиционной обсервационистской установки, Поппер обосновывает «реалистическую» позицию в теории познания, согласно которой научное знание имеет дескриптивное значение, т. е. дает описание реальной действительности. В структуре действительности Поппер выделяет три мира: 1) мир физических объектов, физических состояний, т. е. мир всех тел, сил, силовых полей, а также организмов, наших собственных тел и их частей, нашего мозга и всех физических, химических и биологических процессов, протекающих в живых телах; 2) мир состояний сознания, мир нашего разума, или духа, или сознания: мир осознанных переживаний, мыслей, чувств приподнятости или придавленности, целей, планов действия; 3) мир объективного содержания мышления, мир продуктов человеческого духа, в частности мир человеческого языка: наших рассказов, мифов, объяснительных теорий, технологий, биологических и медицинских теорий, мир творений человека в живописи, в архитектуре и музыке – мир всех этих продуктов нашего духа, который никогда не возник бы без человеческого языка. Этот мир можно назвать миром культуры. Он содержит все книги, все библиотеки, все теории, включая, конечно, ложные и даже противоречивые. И центральная роль в нем отводится понятиям истинности и ложности. Эти три мира связаны между собой: первый мир физических объектов и состояний порождает второй мир сознания, а второй мир нашего духа, сознания – третий мир культуры, мир объективного содержания мышления. Данные миры реальны и взаимодействуют. Третий мир продуктов человеческого духа является реальным и автономным, обладает самостоятельным существованием. В обоснование независимого существования третьего мира Поппер предлагает два мысленных эксперимента. Эксперимент 1: разрушены техника, технология, техническая цивилизация и система образования, но остались библиотеки и способность людей ими пользоваться. В этом случае наша цивилизация через большой промежуток времени будет восстановлена. Эксперимент 2: уничтожены техника и технология и, кроме того, разрушены библиотеки и способность людей пользоваться ими, тогда наша цивилизация не сможет возродиться. Эти аргументы, по Попперу, свидетельствуют об автономии и важности во всей структуре бытия третьего мира. Опираясь на концепцию трех миров, Поппер обосновывает основные положения собственной теории познания. Во-первых, он указывает, что традиционная обсервационистская гносеология изучает познание только в субъективном смысле, оставаясь в границах второго мира – мира субъекта, состояний его сознания. Во-вторых, настоящим предметом теории познания должен быть третий мир объективного знания, имея в виду, что второй мир состояний сознания субъекта определяется объективным знанием, что, с другой стороны, субъективная познавательная деятельность способствует «прогрессу в третьем мире объективного знания». В-третьих, эпистемология, исследующая мир объективного знания, может помочь понять второй мир (субъективного сознания), и в частности мир субъективных мыслительных процессов. 4. ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ С. ТУЛМИНА С. Тулмин (1922–1997) выступает оппонентом неопозитивизма, критикуя абсолютизацию логического подхода к анализу науки и вытекающую из данного подхода упрощенную модель реального научного познания. При этом Тулмин использует идею «языковых игр» Л. Витгенштейна применительно к эволюции науки, обосновывая, что «языковые игры» имеют место в науке и что формальный подход логиков-индуктивистов, распространенный в Англии со времен Дж. С. Милля, допускает серьезные ошибки в изображении работы ученого. По Тулмину, позитивистский подход сводит рациональность науки к формальным критериям, трактуя ее как только логическую рациональность, не учитывая при этом психологические и социальные аспекты научного познания. Отталкиваясь от идеи языковых игр, Тулмин трактует теории науки как правила научного рассуждения, предназначенные для объяснения явлений через установление соответствия явлений закону. Данные рассуждения представляют собой реальную логику науки, которая не стремится подчинить доказательство в каждой отдельной области знания универсальным стандартам, а исходит из положения, что «сами стандарты зависят от конкретных областей их применения». По Тулмину, необходимо показать не то, что рациональные процедуры научного поиска обладают собственной логикой, но то, каким образом логические структуры должны обслуживать рациональную деятельность. Рациональность научного познания состоит не в подчинении универсальным формальным стандартам, а в способе, которым ученые изменяют методы и образцы рассуждения в каждой конкретной теории, научном исследовании или дискуссии так, чтобы оптимально адаптировать их к требованиям меняющихся проблем. По Тулмину, рациональность научного познания определяется не формально упорядоченными логическими системами; интеллектуальное содержание науки в целом можно представить в строгой «логической» форме только при совершенно исключительных условиях. Гораздо типичнее ситуация, когда наука включает в себя многочисленные сосуществующие, но логически независимые теории или концептуальные системы, которые могут даже противостоять друг другу. Анализ научной рациональности, по Тулмину, предполагает рассмотрение: 1) различных неформальных связей между сосуществующими понятиями, объяснительными процедурами и методами различных наук; 2) способов, при помощи которых в каждой отдельной области науки концептуальные проблемы возникают и признаются в качестве таковых; 3) природы тех рациональных соображений, на основе которых в развитии науки происходит модификация и смена понятий и методов объяснения. Тулмин, таким образом, связывает научную рациональность с практикой научного познания, деятельностью ученых и соответственно с содержательными процессами возникновения нового знания, с концептуальными изменениями и применяемыми в науке интеллектуальными процедурами. Ошибочно отождествлять рациональность и логичность, поскольку «рациональность – атрибут не логической или концептуальной системы как таковой, а атрибут человеческих действий или инициатив», лежащих в основе критики, формирования и смены научных понятий и процедур. Тулмин тем самым подчеркивает определяющее значение содержательного аспекта научного познания, обосновывает научное понимание как реализацию интеллектуальных инициатив, коллективного опыта ученых. По Тулмину, ученым свойственна вера в существование законов, обеспечивающих объяснение, понимание событий, явлений, процессов, соответствующих их ожиданиям. Данные ожидания, в свою очередь, основываются на определенных рациональных идеях, концепциях естественного порядка природы, т. е. они опираются на исторически выработанные идеалы, стандарты научной рациональности. Рациональность как свойство человеческой деятельности проявляется в функционировании и развитии научной дисциплины. Развитие научных дисциплин осуществляется таким образом, что различные стадии связаны между собой не их идентичностью или логической последовательностью, а отношениями законных предшественников и наследников. Рассматривая данную связь различных стадий эволюции научных дисциплин на примере атомной физики, Тулмин видит эту связь или непрерывность развития дисциплин в непрерывной генеалогии проблем. Именно проблемы образуют «диалектическую последовательность», «длительно существующее генеалогическое дерево»; он подчеркивает, что постоянство проблем обеспечивает преемственность научной дисциплины. Именно «генеалогия проблем, – указывает Тулмин, – соответственно лежит в основе всех иных генеалогий, с помощью которых можно охарактеризовать развитие науки. В последовательности теорий более поздние модели и понятия были обязаны своей законностью тому, что они решили проблемы, для которых старые модели и понятия были неадекватными». Проблемы возникают там, где представления ученых о мире противоречат либо природе, либо другим представлениям, т. е. там, где они не достигают интеллектуальных идеалов, принятых исследователями (например, в атомной физике идеал полного объяснения физических свойств материи посредством понятия внутренней структуры атома). Идеалы обусловливают коллективные цели той или иной научной дисциплины, сохраняют ее связность, определяют границы, которые устанавливают круг гипотез и размышлений, совершенствуют критерии отбора, позволяющие судить о концептуальных изменениях, новообразованиях. Исторически развивающиеся науки представляют собой коллективные действия, которые осуществляются поколениями исследователей; отсюда их нельзя описывать терминами только индивидуального мышления и процедур. Напротив, научные понятия по самой своей природе способны к тому, чтобы их наследовали, передавали, изучали в тех процессах, благодаря которым дисциплина продолжает существовать после смерти своих творцов. Эти понятия образуют передачу, связывают идеи сменяющих друг друга поколений ученых в единую концептуальную генеалогию. Содержание науки передается от одного поколения ученых другому благодаря процессу окультуривания. Этот процесс предполагает коллективные дискуссии, взаимодействие между старшим и молодым поколением ученых, между наукой и культурой своего времени. Окультуривание включает в себя обучение, благодаря которому определенные навыки объяснения передаются от старшего поколения к младшему. Это, прежде всего, совокупность интеллектуальных методик, процедур, навыков и способов изображения, применяемых в научном объяснении событий и явлений, относящихся к сфере той или иной науки. Тулмин предлагает рассматривать исторический процесс концептуальных изменений в интеллектуальных дисциплинах в терминах популяционной модели. Надо рассматривать содержание естественной науки не как связную и последовательную логическую систему, а как концептуальный агрегат или популяцию, в котором в большинстве случаев локализованы логически систематизированные участки. Причем данные популяции исторически развиваются как следствие взаимодействия между научными новообразованиями и отбором, который постоянно осуществляется в науке и модифицирует популяции, сохраняя лучшие варианты. Научные нововведения должны также соответствовать «форуму конкуренции», проходить через научные дискуссии. Кроме интеллектуальных, требуются и социальные условия для осуществления научных новаций. Тулмин имеет в виду экономические, политические и институциональные факторы, «которые либо создают, либо уничтожают возможности исследований в различных областях науки». Социальные факторы необходимы, но решающими являются только интеллектуальные факторы. Тулмин развивает свою концепцию науки, во многом отталкиваясь от критики куновской модели. В особенности критикуется куновская идея научной революции. Недостаток куновской теории революционной смены одной парадигмы другой заключается в полном их противопоставлении, когда «новая мысль полностью изгоняет старую». Но тогда возникает полное непонимание между их сторонниками, что приводит к релятивизму, исключающему возможность рационального выбора парадигм. Вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений нужно создать эволюционное объяснение, которое покажет, как постепенно трансформируются концептуальные популяции. По аналогии с биологической эволюцией для объяснения научных изменений Тулмин применяет, как уже говорилось, понятия концептуальных популяций, нововведений, отбора. Наука не может быть жестко упорядоченной логической системой, она представляет собой изменяющуюся совокупность интеллектуальных популяций, внутри которых понятия обладают большей в сравнении с логической системой автономией и имеют возможность независимо от других понятий входить в ту или иную популяцию или выходить из нее. Популяционный подход, как считает Тулмин, преодолевает односторонности абсолютизма и релятивизма, поскольку объясняет и преемственность, и изменчивость науки, и возможности отбора понятий и парадигм в условиях стратегической неопределенности, когда на первый план могут выходить как субъективные (авторитет ученых, референтных групп, ценностные ориентации и др.), так и объективные (политические, экономические и др.) факторы. Наконец, популяционный подход, учитывающий интеллектуальную экологию, т. е. взаимодействие научного познания и среды его развития, превосходит, по Тулмину, как интернализм, уделяющий основное внимание внутренним факторам науки, так и экстернализм, преувеличивающий значение внешних социокультурных условий эволюции науки. История науки, по Тулмину, включает в себя и развитие научных дисциплин, популяций, и эволюцию научных сообществ, взаимодействующих со всей совокупностью социокультурных факторов. 5. КОНЦЕПЦИЯ НАУКИ И. ЛАКАТОША Во второй половине XX в. одним из ведущих представителей западной философии науки был И. Лакатош (1922–1974). Его считают учеником К. Поппера. В самом деле, многие пункты учения Лакатоша свидетельствуют о близости взглядов этого мыслителя со взглядами Поппера. Оба они защищали позицию критического рационализма в трактовке научного познания. Им обоим свойственна поддержка методологии фальсификационизма. К области научных знаний и Поппер, и Лакатош относили те положения, которые допускают принципиальную фальсификацию (опровержение). С этой точки зрения они выступали против формалистических концепций науки, выдвинутых логическими позитивистами. Лакатош четко высказывался по вопросу о доказательной обоснованности научного знания. В науке имеются ошибки, и это неизбежный фон развития науки. Но главный упор ученые делают на устранение ошибок. Движение науки не является прямой дорогой к истине, и научное знание не обеспечивает кумуляцию вечных истин. Напротив, по Лакатошу, в науке идет процесс перманентной революции и всегда есть место рациональной критике. Развитие научного знания реализуется как внутреннее единство логики открытия и логики оправдания нового знания, осуществляется как возвратнопоступательный процесс, в ходе которого снимается возникающее противоречие (устраняется значимость контрпримера). Соответственно, методология науки не может быть либо индуктивистской, либо строго дедуктивистской. Ключевым звеном в развитии научного знания, по Лакатошу, является не отдельная теория, а теории в их серии, в последовательности. Выдвижение и обоснование подобных серий теорий опирается на исследовательскую программу. В контексте таких программ в науке осуществляется смена тех или иных теорий, проходит конкуренция между теориями. Лакатош развернул широкую картину логической (рациональной) реконструкции исторического процесса познания, столкновения исследовательских программ, а также проверки и отбраковки теоретических положений науки. Исследовательская программа представляет собой весьма общую концепцию, связывающую ряд теорий на основе общности определенных идей и принципов. Внутри программы новые теории вырастают благодаря добавлению дополнительной гипотезы к предыдущей теории. При этом фундаментальные допущения исследовательской программы остаются неопровержимыми, образуя ее ядро. Вокруг ядра складывается пояс допустимых гипотез, которые принимают на себя напор со стороны нового экспериментального знания, новых фактов, контрпримеров. Дополнительные гипотезы могут видоизменяться, адаптируясь к новым эмпирическим фактам. Лакатош ввел различие между отрицательной и положительной эвристиками как способами существования исследовательской программы. Отрицательная эвристика направлена на защиту ядра программы при столкновении с контрпримерами. Положительная эвристика имеет наступательный характер. Она занята поиском способов совершенствования теории, конструированием более сложных моделей реальности, формированием гипотез, расширяющих область применения программы. Соотношение двух видов эвристик изменчиво и зависит от стадии развития исследовательской программы. В прогрессивную эпоху перевес имеет позитивная эвристика, в регрессивный период первенство принадлежит отрицательной эвристике. На стадии регресса накапливается все большее число контрпримеров, аномалий в теории. Это свидетельствует о факте отставания теории от роста числа плохо объяснимых фактов. Назревает время отказа от старой исследовательской программы. Наступает время научной революции. Ход научной революции тоже не гладкий. Прогресс знаний может сочетаться с откатами на позиции старой программы, например, тогда, когда опровергающий эксперимент удается истолковать в пользу подтверждения идей старой программы. Откат возможен и тогда, когда молодая программа, идущая на смену старой, еще не развила в достаточной степени свои положительные эвристические возможности. 6. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ П. ФЕЙЕРАБЕНДА Пауль (Пол) Фейерабенд (1924–1994) родился в Австрии, жил и работал в Великобритании, а затем (с 1958 г.) – в США. Выдвинул в области философии науки концепцию, которую назвал «эпистемологический анархизм». В ней Фейерабенд продолжил разработку идей так называемой исторической школы в философии науки, в частности, некоторых идей Т. Куна, а также К. Поппера и И. Лакатоша. Однако собственная концепция Фейерабенда – вовсе не в русле идей Куна или Поппера. Ему свойственны мотив контркультуры, плюрализм мышления, нещадная критика в адрес неопозитивизма и критического рационализма. Анализируя состояние науки и существующие модели науки, Фейерабенд указывал на противоречие в понимании науки. Чаще всего под наукой подразумевают возможность применения более или менее четких правил, процедур исследования, подчеркивают существование особого научного метода, управляющего научной деятельностью. Наличие подобных правил и процедур свидетельствует о рационализме науки. Вместе с тем, в своих исследованиях ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, нежели сознательно. Неявный подтекст науки не имеет строго рационального определения. К тому же нередко выявляется несоизмеримость применяемых правил исследования в разные исторические эпохи, в разных областях. Все это говорит об определенных границах научной рациональности. Главной формой развития науки Фейерабенд считал создание альтернативных теорий, несовместимых с существующими и признанными теориями. Методологическим обобщением подобного развития науки он считал принцип пролиферации (размножения) теорий. Научные концепции возникают, по Фейерабенду, хаотично, подчиняясь закону разнообразия, аналогично биологическому закону разнообразия. К тому же в теориях представлены личностный момент, позиция ученых, создававших эти теории. Отсюда вывод Фейерабенда о том, что сравнивать теоретические концепции невозможно, ибо каждая из них говорит на своем языке. Фейерабенд поддерживал тезис о том, что все научные термины теоретически нагружены, и потому не существует нейтрального эмпирического языка в науке. При переходе термина из одной теории в другую его значение полностью изменяется. Методологически тогда оправдан вывод, что невозможно сравнивать альтернативные теории в отношении некоторого общего эмпирического базиса. Не существует также каких-либо общих логико-методологических стандартов, норм, каждая теория устанавливает собственные нормы. В такой ситуации ученый может изобретать свои теории, не обращая внимания на несообразности, противоречия и внешнюю критику. Развитие науки иррационально. Все виды знания являются равноправными, у науки нет преимуществ перед не наукой, наука ничем не отличается от мифа и религии, а представляет собой один из видов идеологии. Утверждение статуса науки в обществе связано с эффективной пропагандистской деятельностью ее адептов. Поэтому, говорил Фейерабенд, надо освободить общество от диктата науки, отделить науку от государства и предоставить всем формам идеологии одинаковые права в жизни общества. 7. ГЕНЕЗИС НАУКИ Историки науки предлагают различные ответы на вопрос о дате и месте рождения науки. Дело в том, что наука – это сложное и развивающееся социокультурное явление, и те особенности, которые определяют современную науку, складывались постепенно, на разных этапах истории. Известный английский ученый и общественный деятель Джон Бернал, например, отождествлял начало науки с накоплением опыта практической и познавательной деятельности вообще. В своей книге «Наука в истории общества» он пишет: «Так как основное свойство естествознания заключается в том, что оно имеет дело с действенными манипуляциями и преобразованиями материи, главный поток науки вытекает из практических технических приемов первобытного человека; их показывают и им подражают, но не изучают досконально... Вся наша сложная цивилизация, основанная на механизации и науке, развилась из материальной техники и социальных институтов далекого прошлого, другими словами, из ремесел и обычаев наших предков». В древнейших цивилизациях, особенно в Древнем Египте и Вавилоне, появляются системы математических, астрономических и медицинских знаний. Однако сознательное, целенаправленное исследование природы, которое сопровождается вниманием к методам познавательной деятельности и к способам обоснования полученного знания, формируется гораздо позже – примерно в V в. до н. э., в Древней Греции. Другие историки обращают внимание на осознание роли опытного знания в период расцвета поздней средневековой культуры Западной Европы (XII–XIV вв.). Существенный вклад в этот процесс был сделан английским епископом Робертом Гроссетестом и францисканским монахом Роджером Бэконом. В науке нашего времени эмпирические исследования соединяются с использованием мысленного эксперимента и построением математических моделей изучаемых явлений. Поэтому большинство историков науки считают, что о науке в современном смысле слова можно говорить только начиная с XVI–XVII вв. Начало этой эпохи связано прежде всего с работами Коперника, Кеплера, Галилея, Гюйгенса и Ньютона. В это же время происходит и признание социального статуса науки, наука становится особым социальным институтом, появляются сообщества ученых, академии наук. Еще позже, с середины XIX в. происходит превращение науки в особую профессию; для подготовки исследователей возникают учебные заведения нового типа, где высшее образование совмещено с исследовательской деятельностью. Во все большем количестве стран развитие научной деятельности входит в число значимых национальных интересов и получает поддержку государства. Как показывает В.С. Степин, всю историю познания можно разделить на период преднауки и собственно научное познание. Эти две стадии в процессе формирования и развития науки соответствуют двум различным методам построения знаний и двум формам прогнозирования результатов деятельности. Зарождающаяся наука (преднаука) изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с которыми человек многократно сталкивается в своей практической деятельности и обыденном опыте. Содержание знания на этом этапе определяется опытом практической деятельности. Этот опыт сохранялся в сознании человека в виде обобщенной схемы деятельности. Обладая этим опытом, человек мог предвидеть результаты своих действий, воспроизводя в своем мышлении их обобщенную, идеализированную схему. Поэтому на стадии преднауки мышление было ограничено имеющимся практическим опытом, оно обеспечивало предсказание результатов деятельности только в границах уже сложившихся способов практического освоения мира. Затем познание делает следующий шаг. Оно начинает строить фундамент новой системы знания как бы «сверху» по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяет созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями практики. С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей развивающееся естествознание, – научном эксперименте. В качестве примера первой стадии – стадии преднауки – можно рассмотреть математические знания и операции, существовавшие в Древнем Египте. В.С. Степин показывает, что представленные в них знания образуют в своем содержании типичную схему практических преобразований, осуществляемых над предметными совокупностями. В таблицах сложения, например, которыми пользовались египтяне, каждый из реальных предметов (это могут быть животные, собираемые в стадо, камни, складываемые для постройки, и т. д.) замещался идеальным объектом «единица», который фиксировался знаком I (вертикальная черта). Набор предметов изображался здесь как система единиц (для «десятков», «сотен», «тысяч» и т. д. в египетской арифметике существовали свои знаки, фиксирующие соответствующие идеальные объекты). Оперирование с предметами, объединяемыми в совокупность (сложение), и отделение от совокупности предметов или их групп (вычитание) изображались в правилах действия над «единицами», «десятками», «сотнями» и т. д. Прибавление, допустим, к пяти единицам трех единиц производилось следующим образом: изображался знак III (число «три»), затем под ним писалось еще пять вертикальных черточек IIIII (число «пять»), а затем все эти черточки переносились в одну строку, расположенную под двумя первыми. В результате получалось восемь черточек, обозначающих соответствующее число. Эти операции воспроизводили процедуры образования совокупностей предметов в реальной практике (реальное практическое образование и расчленение предметных совокупностей были основаны на процедуре добавления одних единичных предметов к другим). На следующем этапе, в развитой науке числа начинают рассматриваться не как прообраз предметных совокупностей, которыми оперируют на практике, а как относительно самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат систематическому изучению. С этого момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого из ранее изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например, операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные числа при вычитании из меньшего числа большего. Открыв для себя класс отрицательных чисел, математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким путем создает новое знание, характеризующее ранее не исследованные структуры действительности. Описанный способ построения знаний распространяется не только в математике, но и в естественных науках. Это значит, что в науке формируется метод, состоящий в выдвижении гипотез и их последующем опытном обосновании. Преднаучное знание начинается с накопления опыта в первобытном обществе. К наиболее важным достижениям первобытного общества относятся: использование и получение огня; использование простых орудий труда, а затем их специализация и создание более сложных, составных орудий труда; лук и стрелы; появление разных видов труда (охота, рыболовство, скотоводство, земледелие) и зарождение первых ремесел (корзино-плетеночное, плотничье, гончарное – изготовление изделий из глины и их обжиг на солнце и огне); выплавка металла и изготовление металлических орудий и оружия; колесо и повозки, использование мускульной силы животных; водный транспорт (плоты, лодки, позднее – суда). Все это, а особенно возникновение сельского хозяйства и использование металлов, приводит к тому, что в начале VII тыс. до н. э. появляются многочисленные города и формируются первые цивилизации. В древних государствах широко используется письменность, возникают школы для подготовки государственных служащих. В это время были выработаны новые конкретные знания в области математики, астрономии и медицины. Но эти знания имели прикладной характер и существовали в виде готовых рецептов или инструкций, они нужны были исключительно для повседневной жизни, а также для исполнения религиозных обрядов. Знания не обсуждались, а передавались в виде готовых алгоритмов. Ведущая роль в духовной жизни принадлежала жрецам. Древние цивилизации относились к тому типу общества, который называют традиционным. Социальные изменения тогда происходили очень медленно и чаще всего не были заметными на протяжении жизни одного, а то и нескольких поколений. Традиции имели приоритет в культуре этих обществ, и здесь еще не могли сложиться предпосылки для возникновения научного мышления. 8. АНТИЧНАЯ НАУКА Появление собственно научного способа мышления зависело от формирования необходимых для его существования социокультурных предпосылок. В традиционных обществах этих предпосылок еще не было. Особая значимость научно-технического прогресса была признана только с возникновением техногенной цивилизации. Но первый важный перелом на пути к науке в собственном смысле слова произошел в эпоху античности. Это была настоящая духовная революция. Античностью (от лат. antiquus – древний) называют период с IX–VIII вв. до н. э. по 476 г. н. э. – от гомеровской Греции до падения Западной Римской империи. Развитие античной культуры можно считать преддверием техногенной цивилизации. В Древней Греции возникает новый тип регуляции социальных связей – демократия. Для греческих государств – полисов, живших в условиях демократии, были характерны дух состязательности, активность и инициатива их граждан. Мировоззренческие идеи и нормы поведения стали предметом обсуждения, их начинали рассматривать как изобретение людей, которое подлежит критике и улучшению. Так зарождалось и развивалось свободное и критическое мышление. Представление о возможности других, более совершенных форм действительности можно обозначить как идею «вариабельного бытия», которая получила свое рациональное оформление и развитие в античной философии. Понятия «философия» и «наука» тогда еще фактически совпадали, наука не отделилась еще от философии как самостоятельная сфера познания. Возникали самые разные философские системы, которые конкурировали между собой. В них содержались различные концепции мироздания и различные идеалы социального устройства. В порождении новых идей состоит эвристическая функция философского познания. Развитие этой способности человеческого мышления послужило необходимой предпосылкой становления науки в собственном смысле слова. Древние греки стремились описать и объяснить возникновение, развитие и строение мира в целом. Такие представления получили название натурфилософии. Из чего возникает все существующее? На этот вопрос пытались ответить первые философы – представители милетской школы (г. Милет находился в Ионии – область в Малой Азии). Предпосылкой такого вопроса служит убеждение, что для понимания мира нужно найти единый для всего источник. Характерно, что этот подход расходился с господствующими религиозными традициями. Фалес считал, что мир создан из воды. Анаксимандр критиковал космологическую теорию своего предшественника. Для него первоначало – «апейрон», нечто беспредельное и более фундаментальное, чем известные формы материи. Анаксимен считал первоматерией воздух. Интересны его идеи о том, что различные формы материи происходят из воздуха путем его конденсации или разрежения. Но в античной философии не просто возникали какие-то новые идеи, которые потом могли стать элементами научных теорий. Собственно философские идеи, которые принято называть философскими категориями, являются предельно общими понятиями и благодаря этому играют особую роль в научном познании. Обобщенные категориальные схемы, выраженные, например, с помощью категорий части и целого, причинности, случайности и необходимости, определяют особенности различных более конкретных моделей, которые исследователь строит для объяснения изучаемых им явлений. Развивая свои категории, философия тем самым готовит для естествознания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего понятийного аппарата. Древнегреческие мыслители сформировали несколько таких программ. Кроме того, социальная практика греческого полиса, где важные решения принимались в ходе обсуждения на народном собрании, способствовала формированию идеала обоснованного мнения. Этот идеал был перенесен античной философией и на научные знания. Именно в греческой математике важнейшую роль стало играть доказательство теорем. В египетской и вавилонской математике доказательств еще не было, давались только рецепты решения задач. Первый философ Греции Фалес Милетский одновременно был первым, кто начал доказывать математические теоремы. Но особое значение числовым соотношениям придали пифагорейцы: они считали их ключом к пониманию мира: число – начало всех вещей. Пифагорейцы не проводили принципиального различия между числами и вещами и приписывали числам мистические свойства. Тем не менее, их деятельность сыграла важную роль в превращении математики в настоящую науку – в теоретическую систему, где выделены основные понятия, сформулированы аксиомы и на их основе доказываются теоремы и решаются различные задачи. Числа, которые у вавилонян и египтян были всего лишь средством, пифагорейцы превратили в специальный предмет исследования. В астрономии, музыке, геометрии и арифметике пифагорейцы увидели общие числовые пропорции, гармонические соотношения, познание которых, согласно им, и есть познание сущности и устройства мироздания. Настоящий переворот в математическом мышлении был вызван сделанным ими открытием несоизмеримости диагонали и стороны квадрата. Идеи пифагорейцев предвосхищают идею математического естествознания: точное знание возможно лишь на основе математики. Серьезное влияние на развитие древнегреческой мысли имело противостояние учений ионийца Гераклита из Эфеса и Парменида и Зенона из Элеи. Для Гераклита начало всего – это огонь. Одновременно огонь можно считать символом вечного движения, которое Гераклит понимает как борьбу и единство противоположностей. Это движение подчинено мировому Логосу. Парменид и Зенон Элейский впервые поставили вопрос о том, как можно мыслить бытие. Они исходили из необходимости различать мыслимое и чувственно воспринимаемое. Это важная для развития науки идея. Второй важный аспект их работы – выявление противоречий в представлениях о реальности. Стремясь сделать мысль о бытии непротиворечивой, они отрицают движение и множественность. В результате возникает проблема устранения обнаруженных противоречий. Так, знаменитые апории Зенона впервые поставили перед наукой вопрос, который является одним из важнейших и по сей день: как следует мыслить континуум – состоящим из неделимых единиц или же делимым до бесконечности? (Континуум, от лат. continuum – непрерывное; в математике континуумом называют образования, обладающие свойствами непрерывности.) Этот вопрос ставится и по отношению к числу, и по отношению к пространственной величине (линии, плоскости, объему), и по отношению к времени. В зависимости от решения проблемы континуума, формируются и разные методы изучения природы и человека, т. е. разные научные программы. Таким образом, критический анализ Зенона послужил стимулом для создания важнейших понятий точного естествознания: понятия континуума и понятия движения. Один из путей разрешения вопросов, поставленных Зеноном, был предложен Демокритом: движение возможно, если мыслить бытие как атомы, а небытие – как пустоту. Слово «атом» переводится как «неразрезаемое», «нерассекаемое». Атом для Гераклита – физическое тело, которое хотя и имеет некоторую величину, не может быть разрезано на более мелкие части. Он не содержит в себе пустоты, а потому неизменяем по своей природе. Атомы бесконечны по числу и движутся в пустоте, бесконечной по величине, они отличаются друг от друга формой и величиной, а их соединения – положением и порядком атомов, из которых они состоят. Сцепление атомов имеет чисто механический характер. Так, по убеждению Демокрита, можно объяснить различные чувственные качества тел эмпирического мира (теплоту и холод, гладкость и шероховатость, цвет, запах и т. д.). Атомистическая программа Демокрита сыграла очень важную роль в дальнейшем развитии науки. Это была первая в истории мысли теоретическая программа, последовательно и продуманно выдвигавшая методологический принцип, требовавший объяснить целое как сумму отдельных составляющих его частей. Платон предложил иную программу познания, развивавшую пифагорейские идеи. Как и пифагорейцы, Платон считает, что математическое знание является единственно достоверным. Но он устанавливает различие чисел и вещей. Число – это идеальное образование, его нельзя воспринять чувственно, а можно только мыслить. Платон различает также геометрические фигуры «сами по себе», т. е. такие, которые «можно видеть лишь мысленным взором», и их вещественные подобия – например, начерченные на песке или вырезанные из дерева. Ни о возникновении космоса, ни о его строении невозможно получить точное и достоверное знание; приходится довольствоваться «правдоподобным мифом». Физика, по Платону, таким образом, не может и не должна претендовать на статус науки – таковой является лишь математика. Природные элементы можно познать ровно настолько, сколько в них математики. Согласно Платону, то, что мы видим как свойства природных элементов и вообще воспринимаем с помощью нашего тела – что, например, огонь красен, горяч, а земля плотна, тяжела, непрозрачна и т. д., – все эти свойства еще ничего не говорят нам о том, что такое огонь и земля сами по себе. Чтобы узнать это, нужно выяснить, с помощью каких образов и чисел упорядочил бог эти стихии, т. е. нужно выяснить математические определения этих стихий. В диалоге «Тимей» Платон предполагает, что четырехгранник (тетраэдр) соответствует огню, восьмигранник (октаэдр) – воздуху, двадцатигранник (икосаэдр) – воде, а шестигранник, или куб, соответствует земле. В основе рассуждений Платона – стремление установить максимальное соответствие между свойствами каждого из правильных тел и известными из опыта свойствами четырех элементов. Земле соответствует куб, потому что он – самое устойчивое из геометрических тел, а земля отличается именно своей неподвижностью, устойчивостью; огню – тетраэдр, ибо последний наиболее, вроде бы, «сходствует» с подвижной и легкой стихией огня и к тому же имеет наиболее острые грани и углы (режет, жжет, всюду легко проникает). Аналогичны и рассуждения о воде и воздухе. Приводя в соответствие геометрическую «сущность» элементов с их чувственными свойствами, Платон постоянно подчеркивает всего лишь правдоподобный характер своих разысканий. Так впервые в истории был построен, в сущности, вариант математической физики. Но Платону не удалось найти посредствующее звено между чувственным миром, как он дан в эмпирическом опыте, и математическими объектами, как они существуют сами по себе. Иной понятийный аппарат для определения движения дает Аристотель. Физика – наука о природе – должна быть и наукой о движении. Поэтому Аристотель предлагает свой способ разрешения парадоксов бесконечности, к которым пришли элеаты. Для этого он строит свою теорию континуума, поэтому его программу можно назвать континуалистской. Непрерывное, по определению Аристотеля, – это то, что делится на части, которые сами всегда остаются делимыми. Другими словами, непрерывное исключает какие бы то ни было неделимые части и уж тем более не может быть составлено из неделимых. Аристотель избегает парадоксов Зенона, считая, что точка не имеет величины; она есть граница линии; точно так же «теперь» не есть время, а есть граница времени. Чтобы получить возможность мыслить движение без противоречий, Аристотель постулирует непрерывность пути, времени и соответственно самого движения. Аристотелевское понимание непрерывности осталось в силе и в науке Нового времени. Аристотелю удалось создать всеобъемлющую систему знаний о мире. В нее вошли знания из области физики, этики, политики, логики, ботаники, зоологии, философии. Одной из основных у Аристотеля была мысль о том, что истинным бытием обладает не идея, не число (как, например, у Платона), а конкретная единичная вещь, представляющая сочетание материи и формы. Материя – это то, из чего возникает вещь, ее материал. Но чтобы стать вещью, материя должна принять форму. Абсолютно бесформенна только первичная материя, в иерархии вещей лежащая на самом нижнем уровне. Четыре элемента, или стихии, – это первичная материя, получившая форму под действием той или иной пары первичных сил – горячего, сухого, холодного, влажного. Сочетание сухого и горячего дает огонь, сухого и холодного – землю, горячего и влажного – воздух, холодного и влажного – воду. Стихии могут переходить друг в друга, вступать во всевозможные соединения, образуя разнообразные вещества. Полное объяснение изучаемого явления требует учитывать четыре вида причин: материальные, формальные, действующие и целевые. Аристотель приводит пример с бронзовой статуей. Ее материальная причина – бронза, действующая – деятельность ваятеля, формальная – форма, в которую облекли бронзу, целевая – то, ради чего ваялась статуя. Обусловленность через цель, – подчеркивает Аристотель, – происходит не только «среди поступков, определяемых мыслью», но и «среди вещей, возникающих естественным путем». Вселенная (Космос) ограниченна и имеет форму сферы, за пределами которой ничего нет. Космос не сотворен, он существует вечно. Материальные тела в «подлунной» области образованы из четырех элементов – воды, воздуха, огня и земли, эти тела возникают, изменяются, гибнут. В «надлунной» области нет возникновения и гибели, там находятся небесные тела – звезды, планеты, Солнце и Луна, которые совершают свои круговые движения, и пятый элемент – эфир, «первое тело», ни с чем не смешиваемое, вечное, не переходящее в другие элементы. В центре Космоса находится неподвижная шарообразная Земля. Аристотель считает: все, что движется, движется чем-то иным. Значит, должен существовать перводвигатель, который сам уже неподвижен, – это бог, он играет роль последней целевой причины всего движения. Аристотель был убежден, что все сферы бытия в известном смысле равноправны и достойны быть объектами изучения. Астрономия изучает движение небесных тел, биология – жизнь животных, в том числе и червей, лягушек и насекомых; и светила, и насекомые являются в равной мере «первичными сущностями», так как природа открывается ученому через тех и других. Важнейшие достижения античной науки относятся к периоду эллинизма. В основном они были связаны с новым научным центром, возникшим в Александрии в III в. до н. э., – Мусейоном (храмом муз, музеем), где была создана крупнейшая в то время библиотека. Его научная деятельность финансировалась государством. Там была астрономическая обсерватория, зоологический и ботанический сады и другие службы, велась переписка с исследователями, жившими в других городах эллинистического мира. В эллинистическое время наблюдается дифференциация и специализация научных дисциплин. Математика и механика, астрономия и география, медицина и ботаника, филология и история стали рассматриваться как особые научные специальности, имеющие свою специфическую проблематику, свои методы исследования. Значительное развитие в эту эпоху получила математика. С Мусейоном связана деятельность Евклида – знаменитого математика, который подытожил достижения геометрии в книге «Начала», служившей основным учебником геометрии в течение более двух тысячелетий. В Александрии ряд лет жил и один из величайших ученых древности – Архимед из Сиракуз, математик, физик и замечательный инженер. Архимед развил методы для определения площадей и объемов, это было началом исчисления бесконечно малых. Он разработал также теорию рычага и основы гидростатики. Выдающимся математиком был Аполлоний из Перги, построивший теорию конических сечений. Используя математический аппарат, включая элементы тригонометрических вычислений, наблюдения за небесными телами, Эратосфен измерил окружность земного шара, определив ее длину в 39 700 тыс. км, что очень близко к действительному размеру, определил длину и ширину обитаемой части Земли – тогдашней ойкумены, наклон плоскости эклиптики. Исследование поверхности земного шара привело Эратосфена к выводу, что можно достичь Индии, если плыть на запад от Испании. Наибольшие успехи в эпоху эллинизма были сделаны в астрономии. Аристарх с острова Самос разработал метод, который позволял определить соотношение расстояний от Земли до Солнца и от Земли до Луны, а также соотношение диаметров Земли, Луны и Солнца. Аристарх был создателем первой в истории человечества гелиоцентрической системы мира, однако большинство астрономов того времени отвергли эту точку зрения. Широко пользуясь тригонометрическими соотношениями, Гиппарх (II в. до н. э.) разработал теорию движения Солнца и Луны и составил каталог неподвижных звезд с указанием их координат, содержавший около 850 звезд. Вершиной развития античной астрономии был труд знаменитого александрийского астронома, географа и оптика Клавдия Птолемея (I–II вв. н. э.), который еще в древности получил широкую известность под названием «Величайшее (мегистэ) сочинение», а позже стал известен под арабизированным названием «Альмагест». Главным его достижением было создание первой математической теории сложного видимого движения планет на основе геоцентрической системы мира. Из других естественных наук следует отметить медицину, которая объединила в этот период достижения египетской и греческой медицины; науку о растениях (ботанику). Последняя обязала многим ученику Аристотеля Феофрасту, автору «Истории растений». События, связанные с походами Александра и их последствиями, вызывали интерес к истории. Появляются описания истории отдельных стран (на греческом языке): жрец Манефол написал египетскую историю; его деление этой истории на периоды по царствам и по династиям до сих пор принято в исторической пауке; вавилонский жрец и астроном Берос, работавший на острове Кос, создал труд по истории Вавилонии; Тимей написал сочинение, где рассказывается об истории Сицилии и Италии. Крупнейший историк эллинистического времени Полибий (II в. до н. э.), развивая идеи Аристотеля о наилучших видах государственного устройства, создал циклическую теорию смены государственных форм. Крупный математик и механик Герон Александрийский (I в. н. э.) использовал свойства пара: он создал прибор, состоявший из котла с водой и полого шара. Когда вода подогревалась, пар по трубе поступал в шар и выходил из него по двум другим трубкам, заставляя шар вращаться. Герон создал и кукольный театр автоматов. Но и паровой шар, и автоматы остались только забавой; их изобретение не оказало влияния на развитие производства в эллинистическом мире. Итак, сформировав средства для перехода к собственно науке, античная цивилизация дала первый образец конкретно-научной теории – Евклидову геометрию. В эту эпоху познание приобретает особые черты, что и позволяет говорить в некотором смысле о существовании науки. Получение новых знаний становится особым родом деятельности. Знание становится самостоятельной ценностью: возникает стремление к знанию ради самого знания. Возникают специальные методы приобретения и проверки знаний, знание становится обоснованным и, кроме того, происходит систематизация всей совокупности знаний; т. е. формируется рациональный подход к познанию мира. Однако в эту эпоху еще не появились теоретическое естествознание и его технологические применения. Причину этому большинство исследователей видят в рабовладении и использовании рабов в функции орудий при решении тех или иных производственных задач. Дешевый труд рабов не создавал необходимых стимулов для развития солидной техники и технологии, а следовательно, и обслуживающих ее естественно-научных и инженерных знаний. Известно, например, что Архимед, прославившийся не только своими математическими работами, но и приложением их результатов в технике, считал эмпирические и инженерные знания «делом низким и неблагодарным» и лишь под давлением обстоятельств (осада Сиракуз римлянами) вынужден был заниматься совершенствованием военной техники и оборонительных сооружений. Но причина была не только в этих, в общем-то внешних по отношению к науке, социальных обстоятельствах. Сама идея экспериментального исследования неявно предполагала наличие в культуре особых представлений о природе, о деятельности и познающем субъекте, представлений, которые не были свойственны античной культуре, но сформировались значительно позднее, в культуре Нового времени. 9. СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАУКА Средневековье охватывает период с V в. до середины XV в. Историки выделяют в этой эпохе три этапа: раннее средневековье (до IX в.), средний период (X–XI вв.) и развитое средневековье (XII–XV вв.). Для мыслителей средневековья было характерно принципиально иное, чем в античности, понимание мира, иной тип мышления. Господствующее мировоззрение этого периода было религиозным, его отличительная черта – теоцентризм: Бог считается центром и высшей целью мироздания. Мир сотворен Богом из ничего, Бог – источник всякого бытия, блага и красоты. Тезис о том, что природное и социальное бытие является результатом божественного предопределения, ведет к идее мировой гармонии и целесообразности всех процессов. Человек, как и все остальное, также есть тварное существо, но его положение в мире – особое: Бог создал человека по образу и подобию самого себя. Истина открыта человеку в Священном Писании. Мудрость – это вера в Бога и добровольное подчинение Ему. В 325 г. состоялся I Вселенский Никейский собор, были сформулированы основные догматы христианской веры, принят символ веры. Инакомыслие стало осуждаться. В этих условиях познание могло осуществляться только под контролем церкви. Христианская ученость возникла в трудах ранних христианских апологетов II–III вв. как проповедническая. Поэтому в системе образования и научнофилософской культуре этого времени развивались искусство убеждения и искусство толкования текста – грамматика, риторика как искусство красноречия и диалектика – в смысле умения вести спор. Это были первые три из семи «свободных искусств», с которыми должны были быть знакомы образованные люди, – тривиум (трехпутье). К ним добавлялся квадривиум (четырехпутье): арифметика, геометрия, астрономия и музыка как учение о гармонических интервалах. В конце XII – начале XIII в. наиболее популярные европейские школы стали преобразовываться в университеты. Как правило, в них было четыре факультета: общеобразовательный (факультет искусств), а также факультеты медицины, права и теологии. Самыми известными старейшими университетами были Болонский, Парижский, Оксфордский и Кембриджский. В средневековых университетах формировались логические нормы научного мышления и профессиональная организация науки. Университет представлял собой корпорацию, сообщество преподавателей и студентов, возглавляемое избираемым магистром. Университет как институт научного познания и образования – выдающееся достижение средневековой культуры. В европейских университетах были разработаны и стали применяться основные формы обучения, научные принципы, которые характерны и для современного образования и науки (лекция, семинар, экзамен, сессия, публичная защита диссертации, научный диспут и многое другое). Духовный мир европейцев обогащался усвоением значительной части античного наследия и достижений стран Востока. Мусульмане познакомились с наследием античной философии и науки в IX–X вв. В XII–XIII вв. начались переводы с арабского на латинский, было переведено более ста значимых работ. Подавляющее большинство их составили научные и философские труды античных и мусульманских авторов. Первоначально переводы по большей части относятся к области математики и астрономии, но затем сфера переводческой деятельности расширялась, включая медицинские и алхимические сочинения, трактаты по оптике, механике и натурфилософские сочинения. Книги ал-Хорезми сыграли решающую роль для принятия в Европе десятичной системы счисления и арабско-индийских цифр. Первым самостоятельным математиком Западной Европы был Леонардо Пизанский (1180–1240), известный также под именем Фибоначчи, занимавшийся разработкой алгебры. На протяжении XIII–XIV вв. в университетах Парижа и Оксфорда видное место заняла разработка вопросов физики. Особенное внимание привлекали механика и некоторые свойства тепловых, оптических и иных явлений. Роберт Гроссетест и его ученик Роджер Бэкон подчеркивали важность опытного познания и математики в изучении природы. Они призывали опираться на наблюдение и эксперимент, а не на авторитет предания или философской традиции. Р. Бэкон высказывал ряд смелых научных и технических догадок (о телескопе, самодвижущихся и летательных аппаратах, подводной лодке). Под конец жизни он поплатился за свою смелость многолетним тюремным заключением. В середине XIV в. возникла «теория калькуляций», которая содержала прообразы идей функциональной зависимости и ее графического изображения. Тем не менее, экспериментальная основа физики была очень незначительна, математический аппарат оставался еще очень бедным и использовался только для разбора отдельных искусственных примеров. Особое место в культуре средневековья, в системе его знания, занимает алхимия. Алхимический инструментарий – колбы, печи, специально изготовленные вещества для химических взаимодействий; обработка веществ – растворение, фильтрация, перегонка; практические достижения алхимиков послужили предысторией нынешней химии. Астрономия была тесно связана с астрологией. Значительные успехи в средние века были достигнуты в сфере техники, в частности, получили широкое распространение водяные и ветряные мельницы. В XIV в. были построены первые доменные печи. Но формирование опытной науки зависело не только от технико-экономических факторов. Становление первой научной картины мира требовало перестройки всей системы мировоззренческих установок. В эпоху средневековья объективное изучение природных явлений еще не могло стать основной целью познания. Кроме того, формированию научного эксперимента мешали средневековые представления о пространстве и времени. Физический эксперимент должен быть принципиально воспроизводим в разных точках пространства и в разные моменты времени. Это означает, что все временные и пространственные точки должны быть одинаковы в физическом смысле, т. е. законы природы должны действовать везде одинаковым образом. Иначе говоря, пространство и время здесь полагаются однородными. Но в средневековой культуре небесное всегда отождествлялось со «святым» и «духовным», а земное – с «телесным» и «греховным». С этим, в частности, были связаны представления о качественном различии пространства земного и небесного и о принципиальном различии между движением небесных и земных тел. Сначала арабские, а затем и западноевропейские мыслители принимают идею Аристотеля о мире как замкнутом и относительно небольшом по размерам Космосе, в центре которого находится Земля. Радикальная трансформация всех этих представлений началась уже в эпоху Возрождения. 10. КЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА (НАУКА НОВОГО ВРЕМЕНИ) Наука в современном смысле слова возникает в XVI–XVII вв. Начало этой эпохи связано прежде всего с работами Коперника, Кеплера, Галилея, Гюйгенса и Ньютона. Изменение научной картины мира сопровождалось коренным изменением нормативных структур исследования, а также философских оснований науки. Такие периоды, когда преобразуются все компоненты оснований науки, правомерно рассматривать как глобальные революции. В результате первой научной революции появляется новая форма познания природы – математизированное естествознание, опирающееся на точный эксперимент. Эта форма науки возникает на этапе становления техногенной цивилизации, начало которого относится к эпохе Возрождения. Свое название этот период получил в связи с возрождением интереса к античному искусству и наукам; именно в эпоху Возрождения были заложены основы новой европейской культуры. К этому периоду относят такие крупные события, как великие географические открытия (конец XV – начало XVI в.) и изобретение книгопечатания. Самым значительным было открытие Америки. 12 октября 1492 г. суда Колумба достигли берега одного из Багамских островов. Стремясь найти западный путь к берегам Индии, в июле 1519 г. на поиски прохода на юге Американского континента, ведущего из Атлантического океана дальше на запад, отправилась экспедиция Ф. Магеллана. Она состояла из пяти кораблей. Магеллан погиб 27 апреля 1521 г. в стычке с жителями одного из островов, но 6 сентября 1522 г. один из его кораблей завершил кругосветное путешествие, вернувшись в Испанию. Возвращение корабля «Виктория», отправившегося на запад с востока, было сильнейшим аргументом, который способствовал распространению и укреплению в умах людей идеи о шарообразности Земли. Процессы великих преобразований в культуре Возрождения и на этапе перехода к Новому времени формировали новое понимание человека и человеческой деятельности. В Италии возник гуманизм, провозгласивший человека высшей ценностью и целью общества. В центре внимания оказался уже не Космос, не Бог, а живой и деятельный человек. Утверждается интерес к познанию природы, которая рассматривается как поле приложения человеческих сил. Формируется идея преобразования мира и подчинения человеком природы, которая остается в числе ведущих в культуре техногенной цивилизации на всех этапах ее истории, вплоть до нашего времени. В это время появляются универсальные мыслители, художники и инженеры – такие, как Леонардо да Винчи, чье художественное творчество неразрывно связано с его естественнонаучными поисками и инженерными размышлениями. В этих условиях складываются особые представления о природе, о деятельности и познающем субъекте, делающие возможным экспериментальные исследования. Трансформация этих представлений была обусловлена многими социальными факторами, в том числе влиянием на общественное сознание великих географических открытий, усиливающейся миграцией населения в эпоху первоначального накопления, когда разорившиеся крестьяне сгонялись с земли, разрушением традиционных корпоративных связей и размыванием средневекового уклада жизни, основанного на жесткой социальной иерархии. Человек понимается теперь как активное начало: он противостоит природной материи, изменяет ее вещи путем силового давления на них. Природный объект познается в эксперименте потому, что он поставлен в искусственно вызванные условия и только благодаря этому проявляет для субъекта свои невидимые сущностные связи. Недаром в эпоху становления науки Нового времени в европейской культуре бытовало широко распространенное сравнение эксперимента с пыткой природы, посредством которой исследователь должен выведать у природы ее сокровенные тайны. Природа в этой системе представлений воспринимается как особая композиция качественно различных вещей, которая обладает свойством однородности. Она предстает как поле действия законосообразных связей, в которых как бы растворяются неповторимые индивидуальности вещей. Все эти понимания природы выражались в культуре Нового времени категорией «натура». Новые смыслы категории «природа» были связаны с формированием новых смыслов категорий «пространство» и «время», что также было необходимо для становления метода эксперимента. Происходит отказ от средневековых представлений о пространстве как качественной системе мест и о времени как последовательности качественно отличных друг от друга временных моментов. Пространство и время теперь полагаются однородными, законы природы должны действовать в них одинаковым образом. Новые представления о пространстве возникали и развивались в эпоху Возрождения в самых разных областях культуры: в философии (концепция бесконечности пространства Вселенной у Д. Бруно), в науке (система Коперника, которая рассматривала Землю как планету, вращающуюся вокруг Солнца, и тем самым уже стирала резкую грань между земной и небесной сферами), в области изобразительных искусств, где возникает концепция живописи как «окна в мир» и где доминирующей формой пространственной организации изображаемого становится линейная перспектива однородного эвклидова пространства. Так создавались предпосылки для утверждения метода эксперимента и соединения теоретического (математического) описания природы с ее экспериментальным изучением. Преодоление представлений о неоднородном пространстве мироздания стало предпосылкой формирования новой научной программы, сформулированной Галилеем. Он исходил из возможности исследовать закономерности движения природных объектов, в том числе и небесных тел, анализируя поведение механических устройств (в частности, орудий Венецианского арсенала). Затем Гук рассматривал вращение планет по аналогии с вращением тела, закрепленного на нити, а также тела, привязанного к вращающемуся колесу. Ньютон использовал аналогию между вращением Луны вокруг Земли и движением шара внутри полой сферы. Характерно, что именно на этом пути был открыт закон всемирного тяготения. Таким образом, в эпоху Галилея и Ньютона был совершен переворот в науке, завершившийся созданием механики как первой естественнонаучной теории. Научная революция XVII в. связана с формированием особой системы идеалов и норм исследования. Главная идея состоит в том, что объективность и предметность научного знания достигается только тогда, когда из описания и объяснения исключается все, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности. При этом предполагается, что теории, объясняющие и предсказывающие опытные факты, должны строиться на базе очевидных, наглядных, «вытекающих из опыта» онтологических принципов. Этот общий норматив конкретизировался под влиянием центральной роли механики в системе научного знания XVII–XVIII вв. Философской основой этой системы был механицизм. Изучаемые объекты рассматривались преимущественно в качестве малых систем (механических устройств) и соответственно этому применялась «категориальная сетка», определяющая понимание и познание природы. Напомним, что малая система характеризуется относительно небольшим количеством элементов, их силовыми взаимодействиями и жестко детерминированными связями. Для их освоения достаточно полагать, что свойства целого полностью определяются состоянием и свойствами его частей, вещь представлять как относительно устойчивое тело, а процесс – как перемещение тел в пространстве с течением времени, причинность трактовать в лапласовском смысле. Соответствующие смыслы как раз и выделялись в категориях «вещь», «процесс», «часть», «целое», «причинность», «пространство» и «время» и т. д., которые образовали онтологическую составляющую философских оснований естествознания XVII– XVIII вв. Эта категориальная матрица обеспечивала успех механики и предопределяла редукцию к ее представлениям всех других областей естественнонаучного исследования. В конце XVIII – первой половине XIX в. произошла вторая глобальная научная революция, определившая переход к новому состоянию естествознания – дисциплинарно организованной науке. В это время механическая картина мира утрачивает статус общенаучной. В биологии, химии и других областях знания формируются специфические картины реальности, нередуцируемые к механической. Одновременно происходит дифференциация дисциплинарных идеалов и норм исследования. Например, в биологии и геологии возникают идеалы эволюционного объяснения, в то время как физика продолжает строить свои знания, абстрагируясь от идеи развития. Однако в данный исторический период еще сохраняются общие познавательные установки классической науки. В эпистемологии в этот период центральной становится проблема соотношения разнообразных методов науки, синтеза знаний и классификации наук. Выдвижение ее на передний план связано с утратой прежней целостности научной картины мира, а также с появлением специфики нормативных структур в различных областях научного исследования. Поиск путей единства науки, проблема дифференциации и интеграции знания превращаются в одну из фундаментальных философских проблем, сохраняя свою остроту на протяжении всего последующего развития науки. Итак, первая и вторая глобальные революции в естествознании протекали как формирование и развитие классической науки и ее стиля мышления. 11. НЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА В конце XIX в. началась своеобразная цепная реакция революционных перемен в различных областях знания: в физике (открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление генетики). Возникает кибернетика и теория систем, сыгравшие важнейшую роль в развитии современной научной картины мира. Это была третья глобальная научная революция, связанная с преобразованием классического стиля мышления и становлением нового, неклассического естествознания. Идеалы и нормы новой, неклассической науки включают: − отказ от прямолинейного онтологизма и понимание относительной истинности теорий и картины природы, выработанной на том или ином этапе развития естествознания; − в противовес идеалу единственно истинной теории допускается истинность нескольких отличающихся друг от друга конкретных теоретических описаний одной и той же реальности – в каждом из них может содержаться момент объективно-истинного знания; − принимаются такие типы объяснения и описания, которые в явном виде содержат ссылки на средства и операции познавательной деятельности. Ярким примером могут быть идеалы и нормы объяснения, описания и доказательности знаний, утвердившиеся в квантово-релятивистской физике. Здесь в качестве необходимого условия объективности объяснения и описания выдвигается требование четкой фиксации особенностей средств наблюдения, которые взаимодействуют с объектом. Изменяются идеалы и нормы доказательности и обоснования знания. В отличие от классических образцов, обоснование теорий в квантово-релятивистской физике предполагало экспликацию при изложении теории операциональной основы вводимой системы понятий (принцип наблюдаемости) и выяснение связей между новой и предшествующими ей теориями (принцип соответствия). На этом этапе развития науки стало возможным изучение сложных саморегулирующихся систем. В отличие от малых систем, такие объекты характеризуются уровневой организацией, наличием относительно автономных и вариабельных подсистем, массовым стохастическим взаимодействием их элементов, существованием управляющего уровня и обратных связей, обеспечивающих целостность системы. Именно включение таких объектов в процесс научного исследования вызвало резкие перестройки в картинах реальности ведущих областей естествознания. Процессы интеграции этих картин и развитие общенаучной картины мира стали осуществляться на базе представлений о природе как сложной динамической системе. Этому способствовало открытие специфики законов микро-, макро- и мегамира в физике и космологии, интенсивное исследование механизмов наследственности в тесной связи с изучением надорганизменных уровней организации жизни, обнаружение кибернетикой общих законов управления и обратной связи. Тем самым создавались предпосылки для построения целостной картины природы, в которой прослеживалась иерархическая организованность Вселенной как сложного динамического единства. Картины реальности, вырабатываемые в отдельных науках, на этом этапе еще сохраняли свою самостоятельность, но каждая из них участвовала в формировании представлений, которые затем включались в общенаучную картину мира. Последняя, в свою очередь, рассматривалась не как точный и окончательный портрет природы, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире. Все эти радикальные сдвиги в представлениях о мире и процедурах его исследования сопровождались формированием новых философских оснований науки. Идея исторической изменчивости научного знания, относительной истинности вырабатываемых в науке онтологических принципов соединялась с новыми представлениями об активности субъекта познания. Он рассматривался уже не как дистанцированный от изучаемого мира, а как находящийся внутри него, детерминированный им. Возникает понимание того обстоятельства, что ответы природы на наши вопросы определяются не только устройством самой природы, но и способом нашей постановки вопросов, который зависит от исторического развития средств и методов познавательной деятельности. На этой основе вырастало новое понимание категорий истины, объективности, факта, теории, объяснения и т. п. Радикально видоизменялась и «онтологическая подсистема» философских оснований науки. Развитие квантово-релятивистской физики, биологии и кибернетики было связано с включением новых смыслов в категории части и целого, причинности, случайности и необходимости, вещи, процесса, состояния и др. В принципе можно показать, что эта «категориальная сетка» вводила новый образ объекта, который представал как сложная система. Представления о соотношении части и целого применительно к таким системам включают идеи несводимости состояний целого к сумме состояний его частей. Важную роль при описании динамики системы начинают играть категории случайности, потенциально возможного и действительного. Причинность не может быть сведена только к ее лапласовской формулировке – возникает понятие «вероятностной причинности», которое расширяет смысл традиционного понимания данной категории. Новым содержанием наполняется категория объекта: он рассматривается уже не как себетождественная вещь (тело), а как процесс, воспроизводящий некоторые устойчивые состояния и изменчивый в ряде других характеристик. Все описанные перестройки оснований науки, характеризовавшие глобальные революции в естествознании, были вызваны не только его экспансией в новые предметные области и обнаружением новых типов объектов, но и изменениями места и функций науки в общественной жизни. Основания естествознания в эпоху его становления (первая революция) складывались в контексте рационалистического мировоззрения ранних буржуазных революций, формирования нового (по сравнению с идеологией средневековья) понимания отношений человека к природе, новых представлений о предназначении познания, истинности знаний и т. п. Становление оснований дисциплинарного естествознания конца XVIII – первой половины XIX в. происходило на фоне резко усиливающейся производительной роли науки, превращения научных знаний в особый продукт, имеющий товарную цену и приносящий прибыль при его производственном потреблении. В этот период начинает формироваться система прикладных и инженерно-технических наук как посредника между фундаментальными знаниями и производством. Различные сферы научной деятельности специализируются, и складываются соответствующие этой специализации научные сообщества. Переход от классического к неклассическому естествознанию был подготовлен изменением структур духовного производства в европейской культуре второй половины XIX – начала XX в., кризисом мировоззренческих установок классического рационализма, формированием в различных сферах духовной культуры нового понимания рациональности, когда сознание, постигающее действительность, постоянно наталкивается на ситуации своей погруженности в саму эту действительность, ощущая свою зависимость от социальных обстоятельств, которые во многом определяют установки познания, его ценностные и целевые ориентации. 12. ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА В современную эпоху, в последнюю треть нашего столетия мы являемся свидетелями новых радикальных изменений в основаниях науки. Эти изменения можно охарактеризовать как четвертую глобальную научную революцию, в ходе которой рождается новая постнеклассическая наука. Научные знания широко применяются практически во всех сферах социальной жизни. Принципиально изменились средства хранения и получения знаний (компьютеризация науки и появление сложных и дорогостоящих приборных комплексов). Все большую роль играют междисциплинарные и проблемно-ориентированные формы исследовательской деятельности. Специфику современной науки конца XX в. определяют комплексные исследовательские программы, в которых принимают участие специалисты различных областей знания. В самом процессе определения научноисследовательских приоритетов, наряду с собственно познавательными целями, все большую роль начинают играть цели экономического и социальнополитического характера. Поэтому в единой системе деятельности соединяются теоретические и экспериментальные исследования, прикладные и фундаментальные знания и усиливаются процессы взаимовлияния различных наук, стираются жесткие разграничительные линии между картинами реальности, определяющими видение предмета той или иной науки. Общенаучная картина мира все больше зависит от результатов междисциплинарных прикладных исследований. В этой связи уместно, например, напомнить, что идеи синергетики, вызывающие переворот в системе наших представлений о природе, возникали и разрабатывались в ходе многочисленных прикладных исследований, выявивших эффекты фазовых переходов и образования диссипативных структур (структуры в жидкостях, химические волны, лазерные пучки, неустойчивости плазмы, явления выхлопа и флаттера). Объектами современных междисциплинарных исследований все чаще становятся уникальные системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием. Исторически развивающиеся системы представляют собой более сложный тип объекта даже по сравнению с саморегулирующимися системами. Последние выступают особым состоянием динамики исторического объекта, своеобразным срезом, устойчивой стадией его эволюции. Сама же историческая эволюция характеризуется переходом от одной относительно устойчивой системы к другой системе с новой уровневой организацией элементов и саморегуляцией. Исторически развивающаяся система формирует с течением времени все новые уровни своей организации, причем возникновение каждого нового уровня оказывает воздействие на ранее сформировавшиеся, меняя связи и композицию их элементов. Формирование каждого такого уровня сопровождается прохождением системы через состояния неустойчивости (точки бифуркации), и в эти моменты небольшие случайные воздействия могут привести к появлению новых структур. Деятельность с такими системами требует принципиально новых стратегий. Их преобразование уже не может осуществляться только за счет увеличения энергетического и силового воздействия на систему. Простое силовое давление часто приводит к тому, что система просто-напросто «сбивается» к прежним структурам, потенциально заложенным в определенных уровнях ее организации, но при этом может не возникнуть принципиально новых структур. Чтобы вызвать их к жизни, необходим особый способ действия: в точках бифуркации иногда достаточно небольшого энергетического «воздействия-укола» в нужном пространственновременном локусе, чтобы система перестроилась и возник новый уровень организации с новыми структурами. Саморазвивающиеся системы характеризуются синергетическими эффектами, принципиальной необратимостью процессов. Взаимодействие с ними человека протекает таким образом, что само человеческое действие не является чем-то внешним, а как бы включается в систему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний. Включаясь во взаимодействие, человек уже имеет дело не с жесткими предметами и свойствами, а со своеобразными «созвездиями возможностей». Перед ним в процессе деятельности каждый раз возникает проблема выбора некоторой линии развития из множества возможных путей эволюции системы. Причем сам этот выбор необратим и чаще всего не может быть однозначно просчитан. В естествознании первыми фундаментальными науками, столкнувшимися с необходимостью учитывать особенности исторически развивающихся систем, были биология, астрономия и науки о Земле. В них сформировались картины реальности, включающие идею историзма и представления об уникальных развивающихся объектах (биосфера, Метагалактика, Земля как система взаимодействия геологических, биологических и техногенных процессов). В последние десятилетия на этот путь вступила физика. Представление об исторической эволюции физических объектов постепенно входит в картину физической реальности, с одной стороны, через развитие современной космологии (идея «Большого взрыва» и становления различных видов физических объектов в процессе исторического развития Метагалактики), а с другой – благодаря разработке идей термодинамики неравновесных процессов (И. Пригожин) и синергетики. Именно идеи эволюции и историзма становятся основой того синтеза картин реальности, вырабатываемых в фундаментальных науках, которые сплавляют их в целостную картину исторического развития природы и человека и делают лишь относительно самостоятельными фрагментами общенаучной картины мира, пронизанной идеями глобального эволюционизма. Ориентация современной науки на исследование сложных исторически развивающихся систем существенно перестраивает идеалы и нормы исследовательской деятельности. В естествознание начинает все шире внедряться идеал исторической реконструкции, которая выступает особым типом теоретического знания, ранее применявшимся преимущественно в гуманитарных науках (истории, археологии, историческом языкознании и т. д.). Образцы исторических реконструкций можно обнаружить не только в дисциплинах, традиционно изучающих эволюционные объекты (биология, геология), но и в современной космологии и астрофизике: современные модели, описывающие развитие Метагалактики, могут быть расценены как исторические реконструкции, посредством которых воспроизводятся основные этапы эволюции этого уникального исторически развивающегося объекта. Изменяются представления и о стратегиях эмпирического исследования. Идеал воспроизводимости эксперимента применительно к развивающимся системам должен пониматься в особом смысле, так как существуют уникальные исторически развивающиеся системы. Эксперимент, основанный на энергетическом и силовом взаимодействии с такой системой, в принципе не позволит воспроизводить ее в одном и том же начальном состоянии. Поэтому их эмпирический анализ осуществляется чаще всего методом вычислительного эксперимента на ЭВМ, что позволяет выявить разнообразие возможных структур, которые способна породить система. Среди исторически развивающихся систем современной науки особое место занимают природные комплексы, в которые включен в качестве компонента сам человек. Их называют «человекоразмерными». Это медикобиологические объекты, объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология), объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии), системы «человек – машина» и т. д. Изучение этих комплексов непосредственно затрагивает гуманистические ценности: с системами такого типа нельзя свободно экспериментировать. Это обстоятельство ведет к изменению нормативов исследования. Объективно истинное объяснение и описание применительно к «человекоразмерным» объектам не только допускает, но и делает необходимым учет аксиологических факторов. Ученый должен осознать связи фундаментальных внутринаучных ценностей (поиск истины, рост знаний) с вненаучными ценностями общесоциального характера. В современных программно-ориентированных исследованиях эта экспликация осуществляется при социальной экспертизе программ. Вместе с тем, в ходе самой исследовательской деятельности исследователю приходится решать ряд проблем этического характера, определяя границы возможного вмешательства в объект. Внутренняя этика науки, стимулирующая поиск истины и ориентацию на приращение нового знания, постоянно соотносится в этих условиях с общегуманистическими принципами и ценностями. Развитие всех этих новых методологических установок и представлений об исследуемых объектах приводит к существенной модернизации философских оснований науки. Науку нужно рассматривать как особую часть жизни общества, тесно взаимодействующую с культурой данной исторической эпохи, ее ценностными ориентациями и мировоззренческими установками. Изменения, происходящие не только в онтологических постулатах, но и в самих идеалах и нормах познания, приводят к развитию содержания категорий «теория», «метод», «факт», «обоснование», «объяснение» и т. п. В онтологической составляющей философских оснований науки начинают доминировать категории, обеспечивающие понимание и познание развивающихся объектов. Возникают новые понимания категорий пространства и времени (учет исторического времени системы, иерархии пространственновременных форм), категорий возможности и действительности (идея множества потенциально возможных линий развития в точках бифуркации), категории детерминации (предшествующая история определяет избирательное реагирование системы на внешние воздействия) и др. Конечно, становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению всех представлений и познавательных установок неклассического и классического исследования. Они будут использоваться в некоторых познавательных ситуациях, но только утратят статус доминирующих и определяющих облик науки. Однако по мере развития современной науки эти процессы будут усиливаться. Техногенная цивилизация ныне вступает в полосу особого типа прогресса, когда гуманистические ориентиры становятся исходными в определении стратегий научного поиска. 13. НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ Наука как социальный институт представляет собой исторически сложившуюся устойчивую форму организации совместной деятельности научных работников. Она удовлетворяет потребность общества в истинном знании, в прогнозировании, планировании деятельности человека, в создании научных основ управления. Наука как социальный институт предполагает соответствующую материальную базу – финансовое, техническое, кадровое обеспечение, здания, приборы, инфраструктуру и т. д. Институционализация науки требует соответствующих учреждений (академии, НИИ, научные центры, информационные центры, библиотеки и т. д.), материальной базы, научной символики (система научных степеней, званий, престижных премий и т. д.), а также системы оценки и контроля. Процесс профессионализации науки привел к формированию научных коллективов. Они располагают формальными структурами, построенными по принципу «руководство – исполнение» и закрепленными в юридических, административных и других правилах и нормах, а также неформальными структурами и отношениями, которые основываются на личных контактах, эмоциональных предпочтениях, индивидуальных ценностных ориентациях и т. д. В последнем случае важную роль играют неформальные структуры, отношения, складывающиеся на основе уважения к авторитету, научным заслугам, творческому успеху того или иного научного работника. От согласованности или, наоборот, противоречий между формальными и неформальными структурами во многом зависят уровень сплоченности и результаты деятельности научного коллектива. Структура научных сообществ включает в себя систему управления, коммуникации, систему подготовки кадров, предполагающую отношения «учитель – ученик», а также определенные традиции, профессиональный язык вместе с особым жаргоном, идеологию и даже собственную мифологию, например, веру в непогрешимость науки и абсолютную исключительность профессии и личности ученого. В самом общем виде наука имеет единственную цель: изучение действительности, производство истинного знания о ней. Цели научной деятельности как формулируются внутри системы наук, так и задаются обществом – государством, корпорациями и т. д. Эффективное функционирование социального института науки предполагает определенные нормы, ценности, санкции, регулирующие деятельность и поведение научных работников. Они определяют способ взаимного отношения научных работников на межличностном уровне, а также в системе официальных отношений, когда, например, регламентируются методы передачи и обмена научной информацией, устанавливаются правила обращения, приветствия, проведения собраний, научных конференций, разрабатываются инструкции по функционированию научных коллективов и т. д. В науке, например, нормой является критика всех выдвигаемых идей, теорий, методов, результатов наблюдений и экспериментов. Ни одна научная идея или теория, кем бы она ни была выдвинута, даже самым выдающимся, признанным в научном мире ученым, не остается вне критики, подвергается всестороннему анализу и обсуждению. Наука, как и любой социальный институт, располагает своей иерархией ценностей. На первом плане стоит истина, т. е. знание о действительности, выраженное в теориях, идеях, принципах, законах, результатах экспериментов и т. д. Стремление к истине дополняется такими ценностями, как научный приоритет, социальный престиж, материальные блага и др. Социальный институт науки характеризуется также дисциплинарной структурой, где выделяются следующие основные структурные единицы: научная дисциплина, научная специальность, исследовательская область, научное направление, передний край науки, «невидимый колледж», научная школа. Научная дисциплина понимается как форма организации не только совместной исследовательской деятельности ученых, но и работы по воспроизводству научных кадров, обучению молодых специалистов. Формирование научной дисциплины предполагает создание учебников, кафедр, факультетов, учебных заведений. Научная дисциплина обеспечивает парадигмальный характер принятых научных теорий, их соответствие признанным научным сообществом когнитивным требованиям, а также выработку определенных инструкций, регулирующих учебный процесс и содержание преподавания. Научная дисциплина включает в себя научные специальности, исследовательские области, научные направления. Исследовательская область деятельности может быть частью специальности, и в то же время она объединяет представителей нескольких дисциплин и научных специальностей, т. е. выступает междисциплинарной структурой. Научные направления составляют так называемый передний край науки – это, прежде всего, исследование, решение научных проблем, в научных же дисциплинах большое место занимает обучение и воспитание молодых ученых, нового поколения исследователей, т. е. передача уже полученного знания, умения, методов. Парадигматизация научного знания делает возможным обучение и воспитание молодых исследователей, поскольку парадигма выступает нормой, образцом, каноном правильного научного исследования. Из работников переднего края науки образуется «невидимый колледж», который заменяет формальную коммуникацию личными контактами ученых, активно работающих в передовых научных направлениях и исследовательских областях. Важное место в структуре науки принадлежит также научным школам, возникающим благодаря наличию признанных лидеров в том или ином направлении исследования. Научные школы обеспечивают преемственность развития науки через передачу молодым ученым так называемых живых образцов деятельности, норм, правил, умения, живой культуры научного исследования. Научная школа определяется отношением «учитель – ученик, последователь». Наличие научных школ означает также их конкуренцию, борьбу установок, идей, методик и т. д. Такая конкуренция и борьба могут осуществляться целиком на почве науки, когда дискуссия, полемика проходят с использованием научных фактов, аргументов, опровержений и обязательно при условии общих установок на истину. Но они легко переходят на другую почву, когда ради победы школы применяются ненаучные средства: интриги, идеологические постулаты, личные выпады, авторитет Библии, философов Маркса, Аристотеля и т. д. Социальный институт науки предполагает функционирование научных коллективов, которые представляют собой сплоченную общность людей, объединенную совместным исследованием по принятой программе. Среди научных коллективов выделяются первичные коллективы, организованные по принципу «лицом к лицу» (кафедры, лаборатории, исследовательские группы и т. д.), и коллективы второго рода, например, НИИ, вузы и т. д. Коллективы второго рода называют организациями. Ученые представляют собой социальный слой людей, профессионально занятых сложным умственным трудом. Он имеет сложную, профессиональную структуру, функционирование которой предполагает наличие многообразных связей с другими социальными стратами, сложившимися в экономике, политике, образовании и т. д. В качестве необходимых промежуточных звеньев во взаимодействии ученых и общества, социального окружения выступает обслуживающий научных работников персонал, включающий лаборантов, техников, юристов, информационных работников, программистов и др. Социальной страте ученых соответствует определенный научный потенциал, обеспечивающий возможность постановки и решения научных и научно-практических проблем. Научный потенциал зависит от численности ученых и вспомогательного персонала, количества и оснащенности исследовательских институтов, центров, производства научных приборов, оборудования, средств измерения, сети центров научной документации, библиотек, численности научных публикаций, организации научных коллективов. Интенсификация и эффективизация научно-исследовательской работы зависят также от состояния научных коммуникаций и управления научными коллективами и наукой в целом. Научную коммуникацию составляют процессы получения, представления и передачи информации. Основой научной коммуникации выступают публикации, ссылки на публикации, а также дискуссии по изданным работам. Создатели новой информации, как и все другие работники (чиновники, художники, промышленники и т. д.), одновременно являются ее потребителями. В процессах научной коммуникации участвуют профессионально подготовленные специалисты сферы информационного обслуживания. Различают формальную и неформальную научную коммуникацию. Неформальная коммуникация – это непосредственное взаимодействие производителей информации на научных конференциях, это устные выступления, доклады, лекции, обмен письмами по поводу научных проблем, иными словами, непосредственный диалог, или полифоническое общение. Формальная научная коммуникация предполагает участие специализированных органов информационной сферы на основе обмена письменной научной и научно-технической документацией. Хотя в настоящее время наблюдается усиление роли неформальной научной коммуникации, формальная коммуникация, использующая публикации и другие научные документы, остается основой научной деятельности, основой развития науки. Эффективность науки определяется также уровнем руководств научными коллективами, а также уровнем управления наукой в целом. Особые требования предъявляются к руководителю научного коллектива. Он должен быть не только формальным, но и неформальным лидером, не только умелым администратором, но и человеком, имеющим высокий творческий научный авторитет. На практике складываются три основных стиля руководства коллективом: авторитарный, демократический и анархический, каждый из которых имеет свои достоинства и недостатки. Управление наукой также предполагает постановку целей, планирование научных исследований в масштабах государства, общества; создание соответствующих финансовых, материальных, политических, и других условий: осуществление определенных управляющих воздействий на систему науки и т. д. На практике управление наукой в масштабах государства, общества сосредотачивается вокруг вопросов установления приоритетов в научных исследованиях, определенных пропорций между фундаментальными, поисковыми и прикладными исследованиями, а также между естественными, биологическими, гуманитарными, математическими и другими науками. При этом конечной результирующей целью выступает повышение эффективности науки, увеличение ее экономической и социальной отдачи, пользы для общества. Если прикладные исследования и разработки в большей степени поддаются управлению, контролю, допускают в известной мере даже планирование конечных результатов, дают непосредственный экономический и социальный эффект, то результаты поисковых фундаментальных исследований не могут быть запланированы, они всегда неожиданны, а в случае революционных открытий могут противоречить устоявшимся научным представлениям. Зачастую неясно, как можно использовать практически полученные фундаментальные теоретические результаты. Однако сугубо утилитарный подход, принижающий значение фундаментальной науки, в этом случае неправилен, поскольку приносящие непосредственную практическую пользу прикладные исследования и разработки используют результаты фундаментальных исследований, «питаются» ими. Поэтому для эффективного развития всей системы науки необходим так называемый «теоретический задел», образующий фундамент всех научных исследований. Данное обстоятельство в той или иной мере учитывается в ходе управления наукой в масштабе общества, государства. Кроме того, существуют определенные политические, нравственные и другие ограничения научных исследований, связанные с проблемами жизни, здоровья человека, с сохранением фундаментальных человеческих, социальных ценностей, с проблемами войны и мира и т. д. Такого рода проблемы находятся в центре внимания науки и общества, вызывают серьезные дискуссии, во всяком случае, полностью бесконтрольными быть не могут. 14. ФУНКЦИИ НАУКИ В сочинениях антинаучно (антисциентически) настроенных авторов подчеркивается, что наука либо утеряла культурообразующую функцию, либо вовсе ее не имела. Степень истинности этого суждения определяется тем, как понимать культурообразующую функцию науки. Если рассуждать в духе тех, кто отрывает друг от друга культуру и цивилизацию (культура, по их мнению, антропогена, она представлена искусством, религией, философией; цивилизация, полагают они, техногенна, она представлена наукой, техникой, технологией), тогда, конечно, следует говорить лишь об опосредованном воздействии науки на культуру. Если же исходить из единства и взаимопроникновения культуры и цивилизации, то отрицать культурообразующую функцию науки совершенно недопустимо. Так, например, можно отрицать способность науки создать целостное мировоззрение (мировоззрение – это фундаментальная составляющая культуры), но невозможно отрицать значимость формируемого на основе научных знаний знаниевого компонента мировоззрения современного человека. Таким образом, вполне правомерно говорить о мировоззренческой функции науки, то есть о существенном вкладе науки в формирование индивидуального и общественного мировоззрения. Не вызывает сомнений также факт интенсивного (непосредственного и опосредованного) воздействия науки на другие сектора и сферы культуры: философию, религию, право, мораль, искусство, политику и т. д. В частности, это воздействие осуществляется через мощный феномен научной рациональности, являющейся своеобразным эталоном рациональности вообще. Совершенно очевидно наличие у науки познавательной функции. Наличие этой функции вытекает из характера основной цели, стоящей перед наукой. Эта функция, в свою очередь, может быть рассмотрена дифференцированно. Мы имеем в виду то обстоятельство, что познавательная функция представляет собой единство функций описания, объяснения, понимания, прогнозирования и т. п. Здесь возможны и необходимы дальнейшие дифференциации и конкретизации. Например, можно говорить о различных видах научного объяснения. Чаще всего, говоря об объяснении, в науке имеют в виду причинное объяснение. Иными словами, если мы хотим дать научное объяснение некоторого события, нам следует указать причины этого события. В тесной связи с причинным объяснением находится дедуктивнономологическое объяснение. Такое объяснение состоит в «подведении» объясняемого события (явления, процесса и т. п.) под действие определенного закона, сформулированного соответствующей наукой. Поскольку законы являются существенным элементом научных теорий (концепций), постольку можно сказать, что дедуктивно-номологическое объяснение есть частный случай объяснения познаваемого события (явления, процесса, действия и т. п.) с помощью соответствующей научной теории (концепции). В социальных, исторических, гуманитарных науках применяются специфические для них виды объяснения. В качестве «объясняющих инстанций» по отношению к историческим событиям, поступкам тех или иных исторических деятелей, помимо объективных причин (экономических, геополитических и т. д.), здесь выступают также и субъективные факторы (убеждения, мотивы, цели, ценности, аффекты), свойственные этим деятелям. В тесной связи с мировоззренческой и познавательной функциями науки находится ее образовательная функция. Роль науки в формировании современной системы общего и профессионального образования, ее вклад в содержание современного образования трудно переоценить. Следующую важнейшую функцию науки можно назвать практической. Суть этой функции состоит в том, что наука во всех аспектах ее бытия имеет выходы в практику. Она фундаментально внедрена в производственную сферу человеческой деятельности (в промышленность и сельское хозяйство). Не менее весомо она представлена в других сферах деятельности людей (в средствах коммуникации, в медицине, в сфере сервиса, в образовании, в быту). Все в большей мере именно на основе научных разработок выстраивается управленческая деятельность. Говоря о функциях науки, в частности, о культурообразующей (антропогенной) ее функции, о возрастающей роли науки в жизни человека и общества, не следует закрывать глаза на негативные последствия, связанные с ростом веса науки в социальной жизни. Так, например, следует отчетливо понимать недопустимость вытеснения наукой других культурообразующих сущностей (искусства, религии, права, нравственности и т. д.), следует видеть не только сильные, но и слабые стороны науки. 15. ОСНОВНЫЕ ПРИЗНАКИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ Перечислим некоторые бесспорные признаки научного знания. Отметим также, что эти признаки заслуживают звания идеалов и норм научности. Дело в том, что многие из указанных ниже признаков не могут быть в полной мере свойственны реально существующему научному знанию (например, истинность, объективность, системность). Такие признаки знания представляют собой идеалы, к достижению которых стремится научное сообщество. Другие описанные далее признаки научного знания (в частности, обоснованность, рациональность, необходимость специальных методов познания, практическая значимость) выступают в первую очередь в качестве норм научности. Нормы научности обладают императивностью, повелительностью, они задают характер деятельности профессионального научного работника. Отчетливой грани, отделяющей идеалы научности от норм научности, не существует. Существование множества совершенно различных наук приводит к тому, что в одних науках отчетливо прослеживаются одни из разъясняемых ниже признаков (например, в естествознании и технических науках – эмпирическая обоснованность), в других науках – иные (например, в логико-математических науках – доказательность, логическая последовательность). Поскольку научное познание не ограничивается простым описанием явлений, поскольку одной из главных особенностей научного познания является его нацеленность на постижение сущности изучаемых объектов, постольку одной из основных задач научного познания является раскрытие природных и социальных закономерностей, а также закономерностей самого процесса познания. То есть, существенной особенностью научного знания является присутствие в нем в качестве его фундаментального уровня законов науки. Действительно, представьте себе, что останется, например, от классической механики, если мы исключим из нее законы Ньютона. Именно с помощью законов науки раскрывается, фиксируется сущность изучаемых данной наукой процессов и систем. Следующим важным признаком научного знания является его системность. Другими словами, научное знание представляет собой не произвольно составленное множество понятий, суждений, умозаключений, идей, законов, фактов и т. д., но иерархически организованную целостность. Всякая наука стремится описать и объяснить избранный ею предмет с единых позиций на основе строго сформулированных основоположений, принципов. Кроме того, она стремится к исключению противоречий между знаниями, достигнутыми ею, и знаниями, полученными «соседними» с нею науками. Системность свойственна отдельным научным теориям, она свойственна знанию, полученному данной специальной наукой, она является идеалом научного знания как такового. К этому качеству очень тесно примыкает и сливается с ним тот признак научного знания, который передается термином «когерентность», т. е. согласованностью различных его частей, отсутствием противоречий между его различными компонентами. Научное знание – это знание эмпирически обоснованное. То есть, это знание, подтвержденное с помощью наблюдений, экспериментов и измерений. Конечно, всякая наука содержит знание гипотетическое, знание, которое может быть подтверждено, эмпирически обоснованно в будущем, а может быть, и опровергнуто будущими наблюдениями, экспериментами, измерениями. Тем не менее, фундамент научного знания образуют знания эмпирически подтвержденные. Важной характеристикой научного знания, наряду с его эмпирической подтверждаемостью, является также его эмпирическая опровержимость. Научное познание – это рациональное постижение действительности. Следствием этого является то, что научное знание стремится к логической последовательности, обоснованности, доказательности. Логическая последовательность научных рассуждений состоит в соблюдении законов и правил логики. Без такого соблюдения рассуждение превращается в хаотическую, бессвязную речь, которой не место в науке. Обосновать определенное суждение (или систему суждений) – это значит привести достаточные основания, делающие это суждение убедительным, приемлемым. Существуют различные виды обоснования: эмпирическое, теоретическое, контекстуальное, абсолютное, сравнительное и т. д. Чрезвычайно велика в науке (особенно – в логико-математических науках) роль доказательств. Строго говоря, доказать некоторое суждение – значит логически (дедуктивно) вывести это суждение из других суждений, истинность которых считается установленной (из аксиом, в частности). Часто в понятие доказательства вкладывается гораздо более широкий смысл. В таком – широком – смысле слова доказательство, по сути, отождествляется с процедурой обоснования. Существенным признаком научного знания является его специализированность, предметность. У каждой науки есть свой предмет (объект): тот фрагмент, сторона универсума, на который направлен познавательный интерес этой науки. Научное знание не есть некий набор сведений «обо всем понемногу». Оно не претендует также на статус всеобщности, оно не есть знание о «всеобщем». Научное знание всегда предметно: химическое знание – это знание о веществах и их взаимопревращениях; биологическое знание – это знание о биологических системах и т. д. Далеко не всегда и далеко не сразу та или иная наука достаточно строго может определить свой объект (предмет). История многих наук представляет собой незавершенный до нашего времени процесс предметного самоопределения этих наук. Специализированность, предметность научного знания проявляется в дисциплинарной организации научного знания, научного познания, науки вообще. Зрелая наука (классическая наука и более поздние стадии ее развития) всегда существует в виде различных, многообразно взаимосвязанных друг с другом научных дисциплин. В непосредственной связи с предметностью находится такое качество научного знания, как объективность. Объективность научного знания состоит в том, что оно есть преимущественно и в идеале адекватное, истинное знание о соответствующем объекте (предмете). В этом знании устранены или специально оговорены, зафиксированы не присущие предмету исследования субъективные и субъективистские моменты. Понятно, что научное знание может быть получено только через деятельность субъекта познания, поэтому в нем всегда присутствует субъектная составляющая. Иначе говоря, научное знание не может быть полностью объективным, оно всегда в большей или меньшей степени субъективно. Понятие истины – одно из наиболее важных понятий в науке. В то же время оно является одним из самых спорных понятий. Многие современные философы стремятся исключить это понятие из философии и науки. Такое предложение является излишне категоричным и, по сути, неприемлемым. Исключение категории истины из философии и науки приведет, очевидно, к катастрофическим последствиям для этих секторов культуры, а затем и для культуры в целом. Исключив категорию истины, мы лишаем смысла понятия и процедуры научного (философского) доказательства, обоснования, опровержения и т. д., то есть мы лишаем смысла важнейшие понятия, нормы, идеалы науки и философии. Такое исключение мало что оставит от философии и науки. Далее, исключение этого понятия из культуры приведет к потере определенности содержания понятий ошибочности и ложности, следовательно, – к невозможности достижения согласия между людьми, к невозможности взаимопонимания между людьми. Нынешние споры вокруг понятия истины свидетельствуют не о ненужности, устарелости и т. п. этого понятия, а о недостаточной глубине и адекватности нынешних представлений об истине. Научное знание характеризуется также тем, что оно получено с помощью специально разработанных средств и методов. Современная наука в принципе не может обойтись без таких средств и методов. То, что можно было открыть, установить, изучить, пользуясь лишь «подручными» средствами, давно уже открыто, изучено обыденным опытом и предшествующим развитием науки. Дальнейшее развитие науки связано с усложнением и совершенствованием методов и средств научного познания. В науке представлены самые разные средства и методы познания. Так, например, существуют средства и методы, применяемые в нескольких и даже во многих науках (общенаучные методы). Но, в общем-то, у каждой науки свой набор средств и методов познания. Их особенности определяются, прежде всего, специфическими свойствами предмета соответствующей науки, а также целями, которые она перед собой ставит. Так, например, в астрономии применяются различного рода телескопы, в физике – ускорители элементарных частиц, в биологии – микроскопы. Во многих современных науках широко используются логико-математические методы, системный и синергетический подходы. В свою очередь, уже имеющиеся знания выступают в качестве методологического инструментария, применяющегося для получения новых знаний. Научное знание отличается также тем, что оно формулируется и излагается с помощью высокоспециализированного языка. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в любой специально-научный текст. Он насыщен терминологией, символикой, формулами и т. п. К примеру, мы открываем книгу по физике элементарных частиц. На каждой странице мы встречаем здесь специальные термины: фермион, бозон, протон, спин... Мы видим здесь уравнения, графики, схемы опытов. Понятно, что обилие специальных терминов в специально-научных текстах – это не результат стремления ученых говорить на непонятном для публики языке. Высокоспециализированный язык необходим современной науке. Язык науки существенно отличается от языка повседневного общения людей. Это отличие состоит в большей строгости и однозначности применяемых в науке понятий. Существование науки в виде множества дисциплин проявляется в предметной специализации языка науки. У каждой науки складывается свой язык. Более того, можно утверждать, что каждая научная теория (концепция) имеет свой язык. Научному знанию свойственна также своего рода «экономность». Иначе говоря, наука стремится обойтись минимумом теоретических средств, она стремится «не вводить сущности сверх необходимого» (так звучит правило, или «лезвие», Оккама). Например, если для построения теории достаточно положить в ее основу два принципа, то в науке никогда не будут для построения этой теории вводить три или четыре принципа. «Лезвие» Оккама отсекает все излишнее. Указанная «экономность» научного знания тесно связана со своеобразной эстетикой научного знания. Так, научная теория воспринимается как эстетически совершенная, если она, кроме наличия у нее других достоинств, с помощью минимума основоположений и допущений описывает и объясняет обширную предметную область. К этому перечню отличительных признаков научного знания обычно добавляют также открытость этих знаний для критики и самокритики, что отличает научное знание, в частности, от религиозных представлений. Ни один из принципов или законов науки не претендует на абсолютную истинность. Всякий принцип или закон науки, какую бы фундаментальную роль ни играл этот принцип (закон) в рамках той или иной науки (теории), подлежит научной критике, уточнению, исправлению, преодолению. Всякий элемент научного знания (эмпирического или теоретического уровня) прошел многообразные проверки и испытания на предмет соответствия его принятым научным сообществом нормам и идеалам научности. Он (этот элемент) будет входить в состав научного знания до тех пор, пока выдерживает эти проверки и испытания. Каждый ученый имеет право (и должен) критично относиться к любому компоненту научного знания, в том числе – к полученным им самим эмпирическим данным и предложенным им теоретическим разработкам. В качестве признака научного знания часто указывают на его кумулятивность, то есть то обстоятельство, что в сфере научного познания отчетливо проявляется прогресс: научные знания накапливаются, совершенствуются, становятся все более полными; последующие достижения науки не перечеркивают предшествующие, а углубляют и переосмысливают их, включают их в свой состав в преобразованном виде. Кумулятивность, прогресс, очевидно характерные сфере научного познания, слабо проявляют себя или вовсе отсутствуют в сфере философского познания, в сфере искусства, в сфере религии. 16. НАУКА И ПАРАНАУКА Весьма актуальным в наше время является также вопрос о проведении разграничительной линии между наукой и теми секторами вненаучного знания, для обозначения которых применяется пока еще неустановившаяся терминология: паранаука, квазинаука, девиантная наука, народная наука, псевдонаука и т. п. При этом следует, конечно, иметь в виду то, что сами эти сектора вненаучного знания не имеют достаточно определенных очертаний, переходят друг в друга, накладываются друг на друга. Формулировка критериев, с помощью которых можно корректно решать проблему разграничения науки и разнообразных форм вненаучного знания, весьма значима для нынешнего периода развития культуры. Отчетливая формулировка, а также корректное применение этих критериев позволит, с одной стороны, критически относиться к тем авторам, которые пытаются свои, лежащие за пределами науки когнитивные практики, выдать за практики научные. С другой стороны, – квалифицированно оценивать позицию тех деятелей науки, которые под видом отделения не науки от науки стремятся достичь своих индивидуальных или групповых целей и определяют как ненаучные (вненаучные) оригинальные и инновационные научные разработки. Употребленный термин «когнитивная практика» применяется для обозначения самых разных – научных и вненаучных – видов познавательной деятельности человека. Этот термин более удачнен (во многих контекстах), чем, например, термин «вненаучная познавательная деятельность». Дело в том, что словосочетание «вненаучная познавательная деятельность» явно оценочно «нагружено». Термин «когнитивная практика», в отличие от термина «вненаучные виды познавательной деятельности», вполне оценочно нейтрален, объективен, академичен. Поэтому мы считаем его введение обоснованным. Отметим, что этот термин используется и другими исследователями. Используя этот термин, можно дать предварительное определение паранауки. Паранаука – это вид когнитивной практики, не удовлетворяющей требованиям тех или иных (существенных) идеалов и норм научности, принятых научным сообществом на данной стадии развития общества. Актуальность указанного вопроса обусловлена широко распространившимся разочарованием в науке, которое, в свою очередь, возникло как следствие недавних нереалистичных, завышенных ожиданий, связывавшихся с развитием науки. Наука оказалась, вопреки этим ожиданиям, далеко не всесильной. Она не решила многих жизненно важных для человека и общества проблем. Напротив, ее ускоренное развитие, по распространенному ныне мнению, породило множество проблем. Научное знание оказалось слишком сложным для большинства людей. Нарастает степень отчуждения современной науки от большей части человечества. Бурное, революционное развитие науки в новейшее время привело к размыванию границ науки. Исследования современных философов и науковедов показали, что не удается провести строго определенную, универсальную и непроницаемую границу между наукой и не наукой. Если классическая наука в целом достаточно определенно отличалась от не науки, то постнеклассическая (нынешняя) наука представляет собой менее определенное образование. В связи с этим стала популярной позиция «гносеологического анархизма», отвергающая принципиальность различий между научным знанием, с одной стороны, и вненаучным знанием (в том числе – мифами, религиозно-мистическими прозрениями, фантазиями), – с другой. Эта позиция представлена, в частности, в трудах П. Фейерабенда. Систематическое сопоставление науки и паранауки предполагает последовательное сравнение основных аспектов бытия этих феноменов культуры. Такое сопоставление предполагает сравнение соответствующих субъектов (субъектов науки и паранауки), соответствующих видов деятельности (научной деятельности и «паранаучной» деятельности), а также сравнение соответствующих видов знания (научного знания и «паранаучного» знания). Если исходить из буквального смысла понятия паранауки (паранаука дословно означает «рядом с наукой», «при науке»), то в состав паранауки могут быть включены существенно различающиеся когнитивные практики. Объединяет эти когнитивные практики близость их проблематики к проблематике соответствующих наук, использование ими некоторых составляющих научной методологии, а также то обстоятельство, что они не укладываются в нормы и требования доминирующих на данном этапе развития науки парадигм. Поэтому, с одной стороны, в качестве паранаучных могут рассматриваться те когнитивные практики, которые на данный момент в некотором смысле опережают развитие соответствующей науки, которые выходят за пределы доминирующей парадигмы, которые, по сути, намечают некоторые перспективы развития той или иной науки. Такие практики со временем могут частично войти в состав «нормальной науки», могут внести существенный вклад в формирование новых научных парадигм. Но в рассматриваемый период своего развития такие когнитивные практики не укладываются в границы принятой научной рациональности, поскольку включают в себя различного рода вненаучные элементы, экстравагантные гипотезы, философскую или религиозную аргументацию, могут содержать противоречащие друг другу основоположения и т. п. В качестве примера такого рода паранауки можно указать гелиобиологию А.Л. Чижевского. Действительно, в то время, когда А.Л. Чижевский выдвинул гипотезу о существенном влиянии солнечной активности на процессы в биосфере Земли, это предположение казалось слишком смелым и слабо обоснованным эмпирически. Эта гипотеза тогда в большей мере могла быть обосновываема общемировоззренческим принципом, утверждавшим единство космических и земных процессов, подчеркивавшим космическую природу земной жизни. Не был тогда понятен и механизм воздействия солнечной активности (факелов, вспышек, протуберанцев...) на различные стороны и компоненты биосферы Земли. В наше время накоплен колоссальный эмпирический материал, подтверждающий существенность и периодичность воздействия различных проявлений солнечной активности на земные биологические (и даже социальные) процессы, разработаны теоретические модели, раскрывающие многие детали солнечно-земных связей. Поэтому гелиобиология в значительной своей части уже может считаться «нормальной наукой». С другой стороны, в качестве паранауки могут выступать те когнитивные практики, которые пытаются решать существенные проблемы, основываясь на научных теориях прошлых эпох, которые осуществляют свою исследовательскую деятельность в рамках устаревших научных парадигм. Так, например, и в наши дни предпринимаются попытки решать космологические проблемы, основываясь на ньютоновской механике. Существуют разработки, целью которых является построение классического (лапласовского), а не квантовомеханического (вероятностного) описания микрофизических систем и процессов и т. п. Маловероятно, что такие – «отстающие» – когнитивные практики обретут в будущем статус официальной, «нормальной» науки. В качестве особого вида паранауки может выступать также некоторая совокупность когнитивных практик, которые в литературе представлены как «народные науки» (народная медицина, народная педагогика, народная метеорология и т. д.). Эти когнитивные практики являются прямым развитием различных форм донаучного знания и представляют собой сгустки различных сторон многовекового опыта традиционного образа жизни. К этим когнитивным практикам не применимы нормы научной рациональности. В них отсутствует уровень теоретического знания. Объяснительные схемы в них заимствуются из мифическо-религиозной картины мира. То обстоятельство, что эти когнитивные практики не отвечают требованиям идеалов научной рациональности, не является достаточным основанием для негативного отношения к этим практикам. Многие элементы народных наук должны быть восприняты современной культурой, а некоторые из них – современной наукой (конкретные рецепты, наблюдения, факты и т. п.). Уже ныне существуют различные, достаточно плодотворные формы синтеза народных наук и наук современных. Как паранауки, могут быть охарактеризованы также иные виды когнитивных практик. Например, существует множество отраслей познания и знания, прямо называемых в некоторых странах науками и оформленных как особые дисциплины и специальности. Речь идет о «кулинарных науках», «музыкальных науках», «семейных науках» и т.п. Без сомнения, они содержат обширные объемы практически полезных, систематизированных знаний и навыков. Однако они не укладываются в рамки научной рациональности, не удовлетворяют требованиям научных идеалов и норм. По сути, такие дисциплины представляют собой некоторые дидактически оформленные руководства определенных видов деятельности человека. Они не содержат системы идеализированных объектов, без которой не существует современной науки, не содержат уровня теоретического знания, не имеют, следовательно, схем объяснения и предсказания. В наши дни существуют также когнитивные практики, часто называемые псевдонауками: «уфология» (UFO – первые буквы английского словосочетания, тождественного русскому словосочетанию «неопознанные летающие объекты») – обширная и разнородная совокупность малодостоверных сведений и интерпретаций (зачастую фантастических и невежественных), связанных с «неопознанными летающими объектами»; парапсихология, биоэнергетика и т. д. Эти исследования и сочинения вполне справедливо должны быть отнесены к разряду паранауки, так как полны вненаучной (мифологической, религиозной и т. п.) аргументацией, они не удовлетворяют ныне принятым нормам научности (чистоты, воспроизводимости результатов наблюдений и экспериментов). В состав паранауки иногда включают комплекс «оккультных наук» (астрологию, хиромантию, толкование сновидений и т. п.). Оккультные науки представляют собой чрезвычайно неоднородные по своему составу когнитивные практики. Они включают в себя обширный эмпирический материал и в этом отношении подобны официальной науке. В них также могут присутствовать элементы научной методологии: обобщение, классификация, использование количественных методов, расчетов и т. д. С другой стороны, в них весомо представлены мифологические и натурфилософские элементы. Чаще всего эти когнитивные практики имеют очевидную прагматическую направленность: нацелены на предсказание будущего индивида или какой-либо социальной общности и на достижение благоприятного будущего соответствующим социальным субъектом. Следует отметить, что паранауки и квазинаука, а также девиантная («отклоняющаяся») и «народная наука» стремятся выглядеть как настоящая наука, стремятся уподобиться ей, стремятся иметь имидж науки. Стремление уподобиться науке проявляется в том, что паранауки (квазинаука) так же, как и наука, стараются обосновывать, аргументировать, доказывать свои утверждения. Они используют те же, по крайней мере, внешне, приемы и методы, что и наука: наблюдения, эксперименты, измерения (с составлением отчетов и протоколов, таблиц, схем, графиков), формулировку исходных положений (постулатов, принципов), дедуктивный вывод; применяет математический аппарат, методы классификации, экстраполяции, аналогии и т. д. Представители паранауки стремятся и социально уподобиться науке. Они проводят свои «научные» конференции, имеют свои «научные» сообщества, свои академии и т. п. Что касается признаков, отличающих науку и паранауку (квазинауку) друг от друга, то их перечень весьма обширен. Укажем здесь только некоторые из этих признаков. Науке, как известно, свойственно стремление к достижению объективного знания, независимо от того, полезно, желательно ли это знание исследователю или другим людям. Наука, в особенности фундаментальная, исходит из того, что объективное знание ценно само по себе. В паранауке это стремление замещается субъективистской ориентацией на прагматически и этически желательное и ценное знание. Надо признать, что весомое присутствие паранауки (во всех ее разновидностях) в современной культуре совершенно естественно. Оно обусловлено не только потребностями невежественных масс, но и многими другими социокультурными факторами, в том числе состоянием и особенностями самой современной науки. Современной науке и современному научному сообществу в условиях демократической организации общественной жизни, в условиях плюралистической и полицентрической культуры необходимо настроиться на длительное сосуществование с другими (в том числе паранаучными, квазинаучными и т. п.) когнитивными практиками, на разъяснение ценности научной рациональности и ее защиту, на демонстрацию ценности и преимуществ научной когнитивной практики, на разработку и осуществление более гуманистического образа науки. 17. ПОНЯТИЕ НАУЧНОГО МЕТОДА. МЕТОД И МЕТОДОЛОГИЯ Конечный результат любой, в том числе и научной, деятельности зависит не только от того, кто действует (субъект) и на что она направлена (объект), но и от того, как она совершается, какие способы, приемы, средства при этом применяются. Метод (от греч. «methodas») в самом широком смысле слова – это «путь к чему-либо», способ деятельности субъекта. Под научным методом принято понимать систему приемов и регулятивных принципов, руководящую научным познанием и обеспечивающую получение научного знания. Понятие «методология» имеет два основных значения: 1) система определенных способов и приемов, применяемых в какой-либо сфере деятельности (в науке, политике, искусстве и т. п.); 2) учение об этой системе, общая теория метода, теория в действии. Основная функция метода – внутренняя организация и регулирование процесса познания или практического преобразования того или иного объекта. Поэтому метод сводится к совокупности определенных правил, приемов, способов, норм познания и действия. Он дисциплинирует поиск истины и позволяет двигаться к цели кратчайшим путем. Описать единый научный метод как унифицированную совокупность достаточно определенных предписаний невозможно. Тем не менее, в эпоху становления современной науки, в Новое время такие попытки предпринимались. Так, Ф. Бэкон считал науку регистрацией фактов, восхождением от единичных данных к существенным генерализациям. Он сравнивал метод со светильником, освещающим путнику дорогу в темноте. Новым «органоном» (орудием) познания, обеспечивающим человеку господство над природой, он считал индукцию (восхождение от частного к общему), требующую исходить из эмпирического анализа, наблюдения и эксперимента, чтобы познать причины и законы объективного мира. Для Р. Декарта наука – это, прежде всего, обобщенно-математический метод мышления, умение оперировать отчетливыми идеями. «Точные и простые» правила декартовского метода рациональной дедукции позволяют отличить, по его мнению, ложное от истинного. Данные упрощенные концептуальные программы были позже названы эмпиризмом и рационализмом. Развитие научного познания показало, что критерии научного метода не предшествуют научной деятельности, то есть не задаются ей как бы априорно, а вырабатываются внутри самой научной деятельности. Характерной чертой современной науки является не только научная рефлексия, но и интенсивное развитие внутринаучной рефлексии. Суть её заключается в том, что в рамках конкретных научных направлений происходит осмысление и изучение методов и форм научного познания. В самой науке все более выделяются два взаимосвязанных направления: исследование свойств объектов (традиционное направление) и исследование способов и форм научного познания. В современном понимании научного метода акцент переносится с поиска его универсальных координат, как это было ещё до XX в., на его конкретное звено, то есть ту конкретную научную теорию, в контексте которой непосредственно рождаются её методы. Фундаментальная теория как бы «сжимается в метод». В свою очередь, «метод расширяется в систему», то есть используется для дальнейшего развития, углубления и расширения теоретического знания, его объективации в практике. Теория и метод взаимопереходят друг в друга, взаимопревращаются. Теория трансформируется в метод благодаря разработке, формулированию вытекающих из нее принципов, правил, приемов. Нередко говорят, что «научный метод – это теория в действии». Основные различия теории и метода состоят в следующем: а) теория – это результат предыдущей деятельности, а метод – это исходный пункт и предпосылка последующей деятельности; б) главные функции теории – объяснение и предсказание (с целью отыскания истины, законов, причины и т. п.), а метода – регуляция и ориентация деятельности; в) теория – это система идеальных образов, отражающих сущность, закономерности объекта, а метод – это система регулятивов, правил, предписаний, выступающих в качестве орудия дальнейшего познания и изменения действительности; г) теория нацелена на решение проблемы – что представляет собой данный предмет, а метод – на выявление способов и механизмов его исследования и преобразования (то есть теория отвечает на вопрос «что это?», а метод – на вопрос «как это изучить?»). Таким образом, чтобы выполнять методологическую функцию, теории, законы, категории и другие абстракции должны быть трансформированы из объяснительных положений в ориентационно-деятельные, регулятивные установки. Любой метод определяется не только предшествующими и сосуществующими с ним методами и теорией. Каждый метод обусловлен своим предметом, то есть тем, что именно исследуется. Нельзя видеть в методе только внешнее средство по отношению к предмету. Исследование осуществляется как движение в определенном материале (фактическом или концептуальном), изучение его особенностей, внутренних связей. В этом смысле метод объективен, содержателен. Но он одновременно и субъективен в том смысле, что его «носителем» является конкретный субъект. Метод выступает как «орудие» («органон»), некое стоящее на стороне субъекта средство, посредством которого он соотносится с объектом (Гегель). Структура современной методологии науки описывается через многоуровневую концепцию, то есть деление методов на группы по степени общности и широте их применения. Следует исходить из того, что предписания, входящие в состав того или иного метода, могут иметь различный уровень требовательности и определенности: они могут жестко определять структуру деятельности, а могут функционировать и в роли только регулятивных принципов. В последнем случае они лишь направляют деятельность, оставляя простор для её трансформации, не сводя её к однозначной программе. Так, выделяют следующие уровни (группы) методов: предельно общие; общенаучные; частнонаучные; специальные. 1. Предельно общими методы называют потому, что сфера их применения выходит за рамки научного познания. Это, прежде всего, логические операции (общелогические приемы познания) и философские методы, представляющие собой не свод жестко фиксированных правил и регулятивов, а систему принципов всеобщего универсального характера, находящихся на самом высшем уровне абстрагирования. Чем более общим является метод, тем неопределённее он в отношении конкретных шагов познания, тем больше его неоднозначность в определении конкретных результатов исследования. Но это не значит, что данные методы не нужны, ведь ошибка на высших этажах познания может завести в тупик целую программу исследования. Например, ошибочные исходные установки (механицизм, априоризм, телеологизм) искажают объективную истину и приводят к метафизическому взгляду на сущность изучаемых объектов. Мы уже говорили о значении исходных философских положений для научного познания. Сама уверенность в том, что научная деятельность не бессмысленна, является одним из базовых философских положений, задающих общий теоретический контекст науки. Научное познание не возникло само собой как некое изначальное и универсальное свойство человека. Именно философия впервые выразила и проанализировала такие первичные и бесспорные сегодня установки, на которых базируется наука: 1) природа подчиняется разумным законам; 2) эти законы могут быть познаны человеком; 3) законы природы единообразны везде (мир однороден); 4) законы природы достаточно просты (чтобы быть понятыми человеком); 5) все в мире имеет свою причину и т. п. Действительно, если бы мы считали, что мир непознаваем и хаотичен, не могла бы возникнуть наука. Из этих общих принципов следуют методологические регулятивы общего характера. Например: 1) объяснять все явления окружающего мира (поэтому наука относительно каждого загадочного феномена старается всё же выдвинуть какоето предположение, хотя бы приблизительное объяснение); 2) искать наиболее простые объяснения, использовать минимум допущений (принцип Оккама («бритва» Оккама) – не преумножать сущности без необходимости); 3) добиваться максимальной точности (идеалом точности в естественнонаучных дисциплинах является физика с её математическими методами описания); 4) излагать свои точки зрения аргументированно, открыто для критики и обсуждения (антипод эзотерическим, тайным знаниям) и т. п. Впервые в античности были выдвинуты и сформулированы принципы научной рациональности: в хаосе и нагромождении явлений есть определённый космический порядок, устойчивые структуры, законы, которые познаваемы и выразимы в виде математических соотношений (пифагорейцы). 2. Общенаучные методы специфичны именно для научного познания и широко распространены в самых различных науках. Они расположены по степени общности между философией и специальным частнонаучным знанием. В отличие от философских предельно-общих категорий и принципов, общенаучные понятия могут быть выражены средствами формализации, математической теории и символической логики, поскольку они содержат абстрактно-общее (одинаковое). На основании доступности объекта исследования субъекту сфера общенаучных методов условно может быть разделена на эмпирические и теоретические методы. Эмпирические методы применяются в условиях непосредственного интерактивного информационного взаимодействия с объектом (наблюдение, эксперимент, моделирование). Теоретические методы выступают на уровне обработки фактуального материала (абстрагирование, идеализация, формализация и др.). 3. Частнонаучные методы специфичны для отдельных наук (механики, физики, химии, биологии, социально-гуманитарных наук). Например, для физики микромира характерны методы ускорения элементарных частиц, для социологии специфичны опрос и анкетирование, для психологии – тестирование, психологический эксперимент, для истории – анализ исторических документов (археологических, архивных и т. п.). 4. Специальные методы применяются для решения конкретных задач в конкретных узкодисциплинарных областях (например, методики получения бактериальных культур в микробиологии, методики окраски тканей в гистологии, методики структурного анализа в химии и т. п.). 18. СУБЪЕКТ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ Субъект научного познания – это тот, кто осуществляет научное познание. Это – отдельные ученые (исследователи, научные работники), научно-исследовательские коллективы, сообщество профессионалов (астрономов, химиков, историков и т. д.). Это также научное сообщество в целом. Субъект научного познания должен обладать определенными способностями и качествами: он должен быть способным к освоению, переработке, воспроизведению накопленного на данной стадии развития науки знания; он должен быть способным осуществлять приращение научного знания. В истории науки и философии науки представлены различные понимания субъекта научного познания. Для учебных целей удобнее всего связать различные понимания субъекта научного познания с основными ступенями развития науки. Мы будем исходить из подхода, согласно которому, наука в своем развитии проходит три основных стадии: стадию классической науки, стадию неклассической науки и стадию постнеклассической науки. На каждой из этих стадий субъект научного познания обладает существенно различными характеристиками. Субъект классической науки может быть охарактеризован следующим образом. Прежде всего, он представляет собой своеобразного «гносеологического Робинзона»: из его характеристик полностью исключены социокультурные моменты (его принадлежность к определенной эпохе, к определенной культуре, к определенной социальной группе и т. д.). Субъект научного познания здесь понимается как чисто гносеологическое устройство, приспособленное, подготовленное только для осуществления такого познания. В действительности социокультурные моменты неизбежно присутствуют в субъекте научного познания, поскольку мы имеем в виду субъекта классической науки, а такая наука могла сложиться и развиваться только во вполне определенную эпоху, только в рамках западноевропейской культуры. Просто эти моменты на данной ступени культуры либо не были отрефлексированы, либо считались несущественными для деятельности субъекта научного познания. Второй важнейшей характеристикой субъекта классической науки является центрированность его познавательной деятельности на объекте познания. Главная задача такого субъекта познания – это получение адекватных, истинных знаний об объекте познания, как он есть «сам по себе». Тесно примыкает к объектоцентризму созерцательность в истолковании познавательной деятельности. В рамках такого истолкования познание (научное познание) понимается как аккуратное описание, систематизация, обобщение и т. п. тех «отпечатков», «отражений», «образов», которые объект познания оставляет в субъекте познания. В рамках такого истолкования познания субъект научного познания может достигнуть адекватного, истинного знания об объекте познания, но для этого он должен исключить из результата познавательной деятельности (из знания об объекте) все субъективные привнесения. Такое исключение (субъективных привнесений) возможно с классической точки зрения, потому что субъект познания (человек) обладает, по сути, божественной способностью воспринимать сущность вещей и процессов (платоновские идеи, замысел Бога о сотворенном им мире и т. п.). Если не входить в детали, то именно так можно охарактеризовать субъекта классической науки. Период классической науки охватывает XVIII–XIX вв. Субъект неклассической науки существенно отличается от субъекта классической науки (этап неклассической науки чаще всего датируют следующим образом: начало XX в. – 70-е гг. XX в.). Прежде всего, несмотря на колоссальные достижения науки этого периода, субъект стал значительно скромнее в своих познавательных притязаниях. Большинство исследователей указанного периода уже не претендовали и не надеялись на достижение истинного знания об объекте познания, тем более – о мире в целом. Основной целью их познавательной деятельности стало «инструментальное знание». Такое знание, в первую очередь, предназначено для решения тех или иных прикладных задач. Далее, субъект неклассической науки достаточно отчетливо осознал свой собственный историзм. Поскольку достижения предшествующего (классического) этапа к этому времени уже в значительной мере были отвергнуты, воспринимались как устаревшие, неточные, неэффективные и т. д., постольку собственные достижения исследователей неклассического этапа развития науки также воспринимались как исторически ограниченные, преходящие, как некоторая стадия в развитии научного познания. Субъект неклассической науки по результатам своей собственной деятельности убедился в неадекватности созерцательной гносеологии. Достижения неклассической науки неопровержимо доказывали зависимость не только процесса, но и результата научного познания от познавательных средств, используемых субъектом научного познания (имеются в виду и экспериментальные, и теоретические, концептуальные средства). Эти достижения доказывали, что субъект научного познания является активным агентом, актором: он не только фиксирует те или иные свойства объекта познания, он вносит существенный вклад в формирование объекта познания (и тем более, предмета познания) соответствующей науки. Субъект неклассической науки отказался также от признания божественной природы своей познавательной способности. Он убедился, что всякое познание осуществляется на базе вполне определенных, специфически человеческих познавательных способностей (рассудок, разум, воображение, чувственность...), не только раскрывающих, но и деформирующих, скрывающих объект познания. Он убедился в неизбежности присутствия «субъективных привнесений» в результате научного познания (в научном знании). Следует отметить также, что в этот – неклассический – период своего развития наука обретает статус «большой» науки. Если главным субъектом научного познания на предшествующей – классической – стадии развития были отдельные исследователи и небольшие исследовательские группы, то главным субъектом научного познания на данной (неклассической) стадии развития науки становятся большие научно-исследовательские коллективы. Научная профессия становится массовой. У субъекта постнеклассической науки (начало этого этапа в развитии науки обычно связывают с 70-ми гг. XX в.), прежде всего, в более развитом, в более явном виде проявлены многие черты, свойственные субъекту неклассической науки: активность, историзм, отказ от притязаний на достижение абсолютной истины. Совершенно отчетливо на этой стадии развития науки заявила о себе социокультурная детерминированность субъекта научного познания. Не менее отчетливо на этой стадии развития науки обнаружилась гетерогенность субъекта научного познания: существование субъекта научного познания в виде множества взаимодействующих «частичных» субъектов научного познания. Стала очевидной принципиально важная для научного познания роль научных коммуникаций, «этоса науки» (то есть совокупности этических ценностей, регулирующих отношения между членами научного сообщества в процессе их профессиональной деятельности). Одним из первых систематически описал научный этос основоположник социологии науки Р.К. Мертон. Он исходил из того, что формой институциональной организации науки является сообщество. Его характеристики – общность целей, устойчивые традиции и самоорганизация. Главная цель науки, по Мертону, – «постоянный рост массива удостоверенного научного знания». «Удостоверенное» знание значит «знание, признанное в этом качестве научным сообществом на сегодняшний день». Мертон формулирует императивы научного этоса (нормы, регулирующие поведение ученого): 1. Универсализм подчеркивает интерсубъективный характер научного знания. То есть, научные знания (научные высказывания, теории, концепции и т. д.) относятся к объективно существующим явлениям и взаимосвязям; они должны быть универсальны, то есть справедливы везде и всегда, где и когда есть соответствующие условия. Истинность высказываний не зависит от того, кем они высказаны. Универсализм проявляет себя также в провозглашении равных прав на занятия наукой и на научную карьеру для людей любой национальности и любого общественного положения; он выражает интернациональный и демократический характер науки. 2. Коллективизм предписывает ученому незамедлительно передавать результаты своих исследований в пользование научному сообществу. Научные открытия являются продуктом сотрудничества, образуют общее достояние, в котором доля индивидуального «производителя» весьма ограничена. «Право собственности» в науке (речь идет о фундаментальной науке) существует лишь в виде признания приоритета автора. 3. Бескорыстие предписывает ученому строить свою деятельность так, как будто кроме постижения истины у него нет никаких других интересов. Этот императив является максимальным выражением «академической свободы», на которую обречен настоящий ученый. 4. Организованный скептицизм Р. Мертон рассматривает как особенность метода естественных наук, требующего по отношению к любому предмету детального объективного анализа и исключающего возможность некритического приятия. Императив организованного скептицизма создает атмосферу ответственности, институционально профессиональную честность ученых, предписываемую бескорыстия. подкрепляет им нормой 19. ОСОБЕННОСТИ ОБЪЕКТА (ПРЕДМЕТА) НАУЧНОИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В качестве объекта научного познания (научно-исследовательской деятельности), как представляется на первый взгляд, может выступить любой фрагмент универсума: человек, общество, живая природа, неживая природа, взаимоотношения этих сфер действительности, технические системы, математические структуры и т. д. Здесь все дело в том, что какие-то фрагменты универсума уже вовлечены в сферу научного познания, то есть уже (актуально) являются объектами научно-исследовательской деятельности человека. Другие фрагменты универсума еще не вовлечены в сферу этой деятельности и являются, поэтому, лишь потенциальными ее объектами. Это не значит, конечно, что все потенциальные объекты научного познания обязательно «дождутся своего часа» и станут ее актуальными объектами. Но каждый потенциальный объект научного познания может при определенных условиях стать ее актуальным объектом, то есть рано или поздно он может привлечь внимание уже существующих наук либо инициирует появление новой науки. Тем не менее, заслуживает внимания вопрос: существует ли нечто, что не может быть и не может стать объектом научного познания? Мы обратимся к более подробному рассмотрению этого вопроса при обсуждении взаимоотношений науки с другими (вненаучными) формами познания. Здесь в самой общей форме отметим, что в истории духовной культуры можно усмотреть стремление ограничить область научного познания. В этом плане заслуживает упоминания идущая от Парменида и Платона традиция рассечения мира на мир «истинного бытия», доступный только умозрению, и на текучий, изменчивый чувственно воспринимаемый мир (мир, находящийся между бытием и небытием, мир становления). Именно мир истинного бытия (по Платону, – мир вечных и совершенных идей) является объектом адекватного (истинного, философского, научного) познания и знания. Мир становления, по убеждению Парменида и Платона, не может быть объектом истинного (философского, научного) познания и знания. Этот мир является объектом множества различных, в том числе взаимоисключающих, мнений. По Пармениду и Платону, человек обладает некоторой божественной (по происхождению и по сути) познавательной способностью (умом, разумом, умозрением), посредством которой он постигает мир истинного бытия в его первозданном виде, в том виде, в каком он существует сам по себе. Иначе говоря, во-первых, процесс умозрения, посредством которого человек постигает мир истинного бытия, никак не влияет на мир истинного бытия. Во-вторых, этот процесс постигает названный мир полностью во всей его сути: этот мир открывается разуму человека в истинном виде. Для христианских мыслителей мир «истинного бытия» – это Бог (его идеи, его замысел относительно творения). И хотя эти мыслители не отрицают полностью возможность интеллектуального (теологического, философского) познания Бога, большее значение в деле постижения Бога они (и представители других вариантов теизма) придают иным – неинтеллектуальным – способам его познания: познанию через его (божественное) откровение, через мистические прозрения, через пророков и т. п. Иначе говоря, истинное бытие здесь является объектом преимущественно ненаучного познания. Объектом научного познания, с такой точки зрения, являются различные фрагменты, регионы сотворенного Богом мира. Существенный вклад в разграничение того, что может быть объектом научного познания, и того, что не может им быть, внес И. Кант. Напомним, что Кант проводит непреодолимую грань между «вещами самими по себе (вещами в себе)» и явлениями. О «вещах в себе» мы знаем только то, что они существуют и воздействуют на нашу чувственность. Больше ничего мы о них не знаем и знать не можем. Таким образом, по Канту, «вещи в себе» – это все-таки объект познания. Но, разумеется, «вещи в себе» не являются объектом научного познания и не могут им стать в принципе. Для него объект научного познания следует искать среди мира явлений. Подход И. Канта основан на том, что человек не обладает «божественной» способностью чистого умозрения, чисто интеллектуального постижения сущностей, в наличии которой были убеждены Парменид, Платон и многие другие мыслители. Кант отрицает наличие у человека интеллектуальной интуиции. Отсюда следует, во-первых, что реальное интеллектуальное познание всегда находится в неразрывной связи с чувственным познанием. Во-вторых, всякое человеческое познание всегда изменяет, деформирует, формирует познаваемую сущность. Здесь будет уместным отметить наличие «кантианских мотивов» в разработках многих докантовских мыслителей. Так, многие иудаистские и христианские богословы отчетливо различали Бога и те формы, в которых он «является» человеку. Подход И. Канта с совершенной необходимостью требует дополнения понятия объекта познания понятием предмета познания. Упомянутые подходы, в рамках которых осуществляется ограничение области научного познания, заслуживают внимания. Конечно, эти подходы требуют критического анализа. Тем не менее, они инициируют предположение, согласно которому некоторые уровни, фрагменты действительности, или того, что сторонниками определенного мировоззрения принимается за действительность, более чем научному познанию, доступны вненаучным формам познания: религии, искусству, обыденному познанию и т. д. Обобщая, можно сказать (правда, это высказывание будет в значительной мере тавтологичным), что в качестве объекта научного познания могут выступать все уровни и фрагменты универсума, кроме принципиально не доступных научному познанию. Это высказывание можно немного конкретизировать, если вспомнить, что научное познание имеет два взаимосвязанных уровня: уровень эмпирический и уровень теоретический. Таким образом, в качестве объекта научного познания может выступать все, что в той или иной мере доступно познанию на эмпирическом и (или) теоретическом уровнях. Подчеркнем, что некоторая тавтологичность этих формулировок в значительной мере снимается практикой научного познания. Мы имеем в виду то принципиально важное обстоятельство, что, в конечном счете, критерии научности вырабатываются научным сообществом. Именно научное сообщество определяет также на каждом этапе развития науки, что является объектом науки, что может быть таким объектом. Как видим, научное познание обладает высокой степенью универсальности. Как показывает история науки, ему недоступны, по всей видимости, лишь некоторые «совершенно экзотические» уровни бытия: Бог, «вещи сами по себе» и т. п. Гораздо более конкретно можно характеризовать предмет научного познания. Вообще говоря, предмет познания от объекта познания отличается своей большей «обработанностью» субъектом познания. Если объект познания – это некий фрагмент универсума, незаинтересованно (предварительно, пассивно, созерцательно) воспринятый субъектом познания, то предмет познания – это тот же объект познания, но «обработанный» субъектом познания. Предмет познания – это объект познания, заинтересованно (активно, конструктивно) воспринятый субъектом познания. Предмет познания – это объект познания, воспринятый субъектом познания сквозь призму определенных познавательных средств и способностей, сквозь призму целей и ценностей субъекта познания. Уже И. Кант в детально разработанной им гносеологии показал, что ни один объект познания не может быть чисто объективным, что объект познания всегда в той или иной мере субъективен, всегда, пусть минимально, «обработан» субъектом познания. При этом не обязательно он «обработан» субъектом именно научного познания. Иначе говоря, объект познания на самом деле всегда является предметом познания (в том числе, донаучного или вненаучного познания). Сказанное не означает, что следует распрощаться с понятием объекта познания. Оно необходимо хотя бы для того, чтобы фиксировать объективное в предмете познания. В противном случае – в случае отрицания присутствия объективного в предмете познания – мы рискуем впасть в гносеологический солипсизм, с точки зрения которого предмет познания полностью сконструирован субъектом познания, то есть полностью субъективен. Такая точка зрения неоднократно высказывалась в истории философии. Ее весьма трудно опровергнуть логическими аргументами, но ее невозможно согласовать с требованиями здравого смысла, с практикой (в том числе – с практикой научно-исследовательской деятельности) человека и человечества, в частности, с открытием совершенно новых, неожиданных, «диковинных» объектов и свойств, явно не созданных субъектом познания. Итак, предмет познания – это объект познания, воспринятый субъектом познания сквозь призму определенных познавательных средств. Соответственно, предмет научного познания – это объект познания, воспринятый сквозь призму определенных научных средств. Уточняя, можно сказать, что предмет научного познания – это объект познания, обработанный с помощью средств научного познания, а также с помощью важнейших для науки познавательных способностей человека. К средствам научного познания относятся наблюдательные и экспериментальные установки, разнообразные методы, применяемые в науке, а также те эмпирические данные (научные факты, их первичные обобщения и систематизации) и теоретические разработки (понятия, идеи, принципы, гипотезы, концепции, научные теории), которые существуют на данной стадии развития науки. К важнейшим для научного познания познавательным способностям человека относятся рассудок и разум, а также воображение, интуиция и т. д. Из сказанного ясно, во-первых, что предмет науки всегда представляет собой единство объективного и субъективного. Во-вторых, понятно, что один и тот же объект может быть предметом различных наук, концепций, теорий. Втретьих, очевидно, что у каждой науки свой, специфический предмет познания, определяемый не только особенностями соответствующего объекта, но и своеобразием познавательных средств, используемых данной наукой. Вчетвертых, нечто, свойственное объекту познания, может «отсекаться» использованием тех или иных средств науки, может оказаться недоступным познавательным способностям, задействованным в научном познании. Отметим в связи с этим, что в наши дни достаточно широко распространилось критическое отношение к научному познанию. В частности, научное познание упрекают в том, что оно грубо, жестоко и насильственно по отношению к своему объекту. Многие авторы говорят о том, что наука лишена любовного, бережного отношения к своему объекту, что наука посредством своих экспериментальных установок и теоретических конструкций расчленяет, умерщвляет, пытает свой объект, что она в итоге познает не первозданную и живую действительность, а нечто искусственное и мертвое. Эти авторы утверждают, что наука насильно «втискивает» бесконечно сложную действительность в узкие рамки своих схем, что наука «закрывает глаза» на все, что не вмещается в эти рамки. Любопытным примером такого – искаженного, деформированного научными и философскими концепциями – восприятия действительности является, по мнению некоторых критиков научного познания, медицинское (имеется в виду научная медицина) восприятие человеческого тела. Медик наблюдает человеческое тело «собственными» глазами и полагает, что воспринимает это тело (живое или мертвое), как «оно есть». Нетрудно убедиться, однако, в том, что он смотрит на тело человека взглядом медицинской науки (этот взгляд «вложен» в него медицинским образованием), в которой уже определено, что является нормой и патологией, классифицированы виды патологий и т. д. В свою очередь, медицинское понятие о норме человеческой анатомии и физиологии является социокультурно, исторически определенным и ограниченным. Так, в частности, нынешние представления об идеале, о норме человеческой телесности, как показывают соответствующие исследования, сложились в эпоху Возрождения. Эти идеалы и нормы основываются на пифагорейских представлениях об идеальных пропорциях, на возрожденческих представлениях о человеческом теле как созданного Богом в миниатюре подобия Космоса. Таким образом, утверждают критики научной медицины, восприятие научно образованным медиком человеческого тела является искаженным, деформированным. В этой критике научного воззрения на мир как искажающего и исторически ограниченного есть своя правда. Подчеркнем то, что, разумеется, не следует считать науку безгрешной и всемогущей, не следует абсолютизировать познавательные возможности науки и утверждать, что все другие (вненаучные) формы познавательной деятельности примитивны, архаичны, должны уподобиться науке и т. п. Однако мы глубоко убеждены, что не следует впадать и в противоположную крайность и, закрывая глаза на колоссальные достижения науки (в частности, на достижения медицинской науки, спасшей и спасающей миллионы человеческих жизней от болезней и ран), подвергать научное познание тотальному осуждению, возлагать на науку ответственность едва ли не за все беды современного человека. Антисциентизм, то есть негативное, враждебное отношение к науке, в наше время просто опасен: без поддержки науки обществом, без понимания обществом ценности науки человечество, вне всякого сомнения, будет стремительно регрессировать и погибнет. Нам необходимо не осуждение и осмеивание науки, а понимание того, что все формы познания (научные и вненаучные) имеют свои достоинства и слабости, что все они так или иначе искажают, деформируют объект познания, что все они социокультурно обусловлены и исторически ограниченны. Нам необходим конкретный анализ негативных моментов известных форм науки, необходимо преодоление или хотя бы ослабление действия этих моментов. В наше время настоятельно необходимы, скажем, не входя в детали, экологизация и гуманизация научного познания. 20. НАУЧНАЯ ПРОБЛЕМА Итак, научная проблема (от греч. problema – преграда, трудность, задача) представляет собой вопрос или совокупность вопросов, совокупность исследовательских задач, которые формулирует субъект научноисследовательской деятельности относительно изучаемого им предмета. В зависимости от ранга проблемы, для ее решения либо необходимо творческое применение уже имеющихся в данной науке теорий (концепций) и методов, либо требуется разработка новых теоретических (концептуальных) конструкций и новых методов научного познания. Научная проблема, в отличие от псевдопроблемы, должна быть теоретически и (или) практически значимой. Формулировка научных проблем – задача сложная и творческая. Адекватная формулировка научной проблемы – это значительный шаг в направлении ее решения. Научная проблема формулируется на языке определенной научной теории или концепции. Впрочем, существуют так называемые комплексные проблемы, которые требуют для своего решения привлечения арсенала нескольких или даже многих наук. Но и в этом случае каждая наука формулирует свой аспект соответствующей комплексной проблемы. Так, например, в качестве комплексной проблемы может быть указана проблема происхождения жизни на Земле. Очевидно, что эта проблема не может быть решена средствами какой-то одной науки, поскольку имеет множество аспектов: космологический, космохимический, астрофизический, планетологический и т. д. Каждая из этих наук на своем языке формулирует свой, специфический аспект указанной проблемы. Научная проблема по природе своей парадоксальна. Она представляет собой «знание о незнании». Чтобы сформулировать научную проблему, необходимо уже многое знать о предмете познания. Именно предпосылочное знание и позволяет сформулировать данную проблему на языке соответствующей науки. В ходе усовершенствования формулировки проблемы имеет место уяснение того, что именно мы не знаем об интересующем нас предмете, меняется соотношение известного и неизвестного об этом предмете. В некотором смысле развитие данной науки представляет собой усовершенствование формулировки старых проблем, стоящих перед этой наукой, и формулировку новых ее проблем. Наука движется от проблемы к проблеме. Все остальные формы научного познания и знания (гипотезы, теории, методы и т. д.) являются с такой точки зрения средствами уточнения, усовершенствования формулировки научных проблем. Научные проблемы возникают как следствие наличия в науке проблемных ситуаций, которые, в свою очередь, формируются на основе обнаружения определенных несоответствий, противоречий в соответствующей науке. На первый взгляд, в науке не может, не должно быть противоречий, так как одним из основополагающих признаков научного знания, как указано выше, является его системность, когерентность, взаимосогласованность всех его подсистем, всех его элементов. Однако, требованию строгой системности и когерентности удовлетворяет только некий идеал научного знания. Научное знание, в особенности знание, функционирующее на переднем крае науки, содержит в себе множество разнообразных несоответствий и противоречий. Именно эти несоответствия и противоречия являются одним из основных источников и движущих сил развития науки. Как показывает история науки, обширный класс научных проблем возникает вследствие обнаружения несоответствий, противоречий между эмпирическими данными, относящимися к определенной предметной области, и теоретическим описанием этой области. Научные проблемы этого класса порождаются несоответствиями, противоречиями между тем, что «говорит» теория и тем, что «говорят» данные наблюдений, экспериментов, измерений, относящихся к предметной области этой теории. Например, корпускулярные представления о природе света, развитые И. Ньютоном, и прекрасно описывавшие явления отражения и преломления света, не позволяли объяснить явления интерференции и дифракции. Это несоответствие теории (корпускулярной оптики) и эмпирии (наблюдения явлений интерференции и дифракции) породило в оптике проблемную ситуацию. Затем были сформулированы соответствующие проблемы, разрешенные Т. Юнгом и О. Френелем только с помощью теоретических представлений, в рамках которых свет понимался уже не как поток корпускул (частиц), а как волновой процесс. Другой пример можно привести из истории химии. На рубеже XVII–XVIII вв. немецкий химик Г.Э. Сталь предложил так называемую флогистонную теорию. Согласно этой теории, различные вещества содержат в себе особое «начало горючести» – флогистон. При прокаливании веществ (в частности, металлов) эти вещества теряют флогистон. Иными словами, окисление металлов должно было сопровождаться некоторой потерей в их составе, уменьшением их массы. Однако постепенно уточнявшиеся наблюдения за процессами окисления (горения) и соответствующие измерения приходили во все большее несоответствие с флогистонной теорией. Они показывали, что окисляющиеся вещества не уменьшают, а увеличивают свою массу. Это несоответствие, противоречие между теорией (флогистонной теорией горения) и соответствующими эмпирическими данными породили в химии проблемную ситуацию, потребовали формулировки многих вопросов, на самые существенные из которых ответила новая, кислородная теория окисления, созданная в 80-е гг. XVIII в. выдающимся французским химиком А.Л. Лавуазье. Другой класс научных проблем порождается вследствие обнаружения противоречий в уже имеющейся научной теории (так называемые внутритеоретические проблемы). Противоречия такого рода выявляются в результате углубленного анализа тех или иных конструктов соответствующей теории. Так, например, в начале XX в. были обнаружены противоречия в основаниях математики, которая всегда была эталоном науки. Были обнаружены противоречия в основаниях теории множеств (построенной Г. Кантором), связанные с присутствием в теории множеств абстракции актуальной бесконечности. Обнаружение этих противоречий вызвало сильнейший кризис, поскольку теория множеств образовывала фундамент всей классической математики. Попытки преодолеть этот кризис привели к формулировке целого ряда проблем, некоторые из которых получили свое разрешение в рамках различных логико-математических направлений (формализм, интуиционизм, логицизм). Подобные проблемы были обнаружены также в фундаменте теоретической физики, когда исследователи стали детально анализировать такие теоретические объекты, как «точечный заряд», «точечная масса», сингулярность и т. п. Эти объекты активно используются в различных физических теориях (в электродинамике, в механике, в космологии), но их использование означает присутствие (зачастую неосознаваемое) в этих теориях бесконечных значений многих физических величин (плотности, заряда, температуры и т. д.), и следовательно, присутствие в них бесконечных по величине сил. Присутствие в теории такого рода объектов, конечно же, проблематизирует данную теорию и требует ее корректировки (процедуры перенормировки в квантовой электродинамике и т. п.). Проблемы порождаются также противоречиями между различными научными теориями (интертеоретическими противоречиями). Можно считать, например, что частная теория относительности разрешила те проблемы, которые возникли в результате обнаружения противоречий между двумя фундаментальными физическими теориями – электродинамикой Максвелла и классической механикой. Многие научные проблемы представляют собой отклик на требования самой жизни человека и общества. Так, весьма актуальные проблемы многим наукам диктуются нынешней экологической ситуацией. Экономика опосредованно задает науке проблемы через требования поиска новых источников энергии, создания материалов с особыми свойствами (прочность, дешевизна и т. п.), выведения новых, высокопродуктивных пород животных и сортов растений. Огромное количество научных проблем возникает после того, как сформируется новая научная теория, и ее начинают применять для описания и объяснения все новых процессов и систем соответствующей предметной области. Сформировавшаяся научная теория осуществляет своего рода экспансию, она расширяет область своей применимости. При этом субъект научного познания знает, как формулировать проблемы и, в принципе, знает, как их решать: дело сводится к применению данной теории к некоторому конкретному случаю. Формулировка и решение такого рода проблем предзаданы имеющейся теорией и представляют собой рутинные, технические процедуры. В составе таких проблем объем знания о предмете явно превышает объем незнания о нем. Проблемы такого рода можно, вслед за американским исследователем Т. Куном, назвать головоломками. Принципиально иной характер имеют те проблемы, которые не решаются в рамках имеющихся научных теорий. В составе таких проблем преобладает незнание. Появление таких проблем свидетельствует о выходе процесса познания за пределы применимости известных научных теорий. Адекватная формулировка и решение таких проблем, как правило, требуют создания новых научных теорий. 21. ГИПОТЕЗА КАК ФОРМА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ Существенную роль в решении научных проблем играет такая форма научного знания, как гипотеза (от греч. hipothesis – основание, предположение). Гипотеза – это предположение, с помощью которого субъект познания стремится либо разрешить противоречия, породившие научную проблему, либо объяснить явления, не объяснимые на основе уже имеющихся теоретических конструкций. Гипотеза определяет дальнейший ход исследовательской деятельности: направление теоретических изысканий, а также характер наблюдений и экспериментов. Гипотеза, по сути своей, является формой предположительного, вероятного знания. Развиваясь, гипотеза либо через различные формы подтверждения превращается в достоверное знание (в частности, в научную теорию), либо теоретически и (или) эмпирически опровергается. И в том, и в другом случае она прекращает свое существование в качестве гипотезы. Впрочем, век некоторых гипотез достаточно долог. Эмпирическая проверка (подтверждение или опровержение) гипотезы чаще всего осуществляется в форме сопоставления следствий, выведенных из этой гипотезы, с результатами наблюдений, экспериментов, измерений, относящихся к соответствующей предметной области. Когда в 1915 г. А. Эйнштейн заложил основы нового теоретического описания гравитационного поля, то это описание носило еще характер гипотезы. Затем в результате применения новых теоретических представлений для рассмотрения конкретных физических систем и процессов были выведены важные следствия. Некоторые из этих следствий можно было сопоставить с результатами наблюдений и измерений (смещение перигелия Меркурия, отклонение света звезд в поле тяготения Солнца). Результаты наблюдений и измерений подтвердили расчеты А. Эйнштейна, и его гипотеза стала приобретать статус научной теории (общей теории относительности). При этом следует иметь в виду, что даже процедура сопоставления следствий, выведенных из гипотетической теоретической разработки, с результатами наблюдений и измерений, относящихся к соответствующей предметной области, является весьма непростой. Дело в том, что эта процедура соединяет разнородные, разнокачественные составляющие: она соединяет идеальные (теоретические) объекты, фигурирующие в проверяемой теоретической конструкции, и эмпирические объекты, фигурирующие в деятельности наблюдателя, экспериментатора. Так, если иметь в виду только что приведенный пример проверки следствий эйнштейновской общей теории относительности, то в качестве ее следствий в данном случае имеется в виду решение уравнений Эйнштейна, описывающих гравитационное поле, и уравнений движения пробных тел и фотонов для очень специального случая слабого, центрально-симметричного гравитационного поля. Здесь, как видим, теоретик имеет дело с такими идеальными (теоретическими) объектами, как «слабое, центрально-симметричное поле», математически описанное с помощью определенной геометрической модели; «движения пробных тел и фотонов», математически представленное здесь геодезическими линиями соответствующего псевдориманова пространства. И эти теоретические объекты, а также расчеты, относящиеся к ним, сопоставляются в данном случае с таблицами, в которые сведены результаты многолетних наблюдений за движением планеты Меркурий, и с фотографиями Солнца и его ближайших окрестностей, сделанными в момент полного солнечного затмения. Процедура проверки теоретической гипотезы предполагает, следовательно, некоторое отождествление разнородных, разнокачественных объектов (движения планеты Меркурий, описанного эмпирически упомянутыми таблицами, с некоторой геодезической линией некоторого псевдориманова пространства и т. п.). Такое отождествление само требует специального обоснования. Оно осуществляется в науке с помощью так называемых «интерпретационных предложений». Иногда возможны прямые эмпирические подтверждения или опровержения гипотезы. Такая возможность имеет место, когда гипотеза указывает на существование нового объекта (звезды, планеты, элементарной частицы...) или нового явления. Так, например, детальные наблюдения за движением Урана и весьма объемные и точные расчеты его орбиты на основе законов классической механики обнаружили несоответствия между данными наблюдений и результатами расчетов. Для объяснения этих несоответствий астрономы выдвинули гипотезу о существовании неизвестной тогда планеты и рассчитали ее положение на текущий момент времени. Как известно, эта гипотеза и соответствующие расчеты подтвердились наблюдением новой планеты, названной Нептуном. Теоретическая проверка гипотезы включает в себя испытание ее на предмет внутренней непротиворечивости и на предмет соответствия этой гипотезы основным принципам, законам, теориям данной науки. Правда, если речь идет о гипотезе, выдвинутой для решения фундаментальной научной проблемы, то такая гипотеза может противоречить устоявшимся теоретическим положениям. Она может «потеснить» имеющиеся фундаментальные научные теории и, в свою очередь, перерасти в новую фундаментальную научную теорию. 22. АБСТРАГИРОВАНИЕ И ИДЕАЛИЗАЦИЯ В НАУКЕ Если исходить из принципа о неисчерпаемости свойств и связей каждого фрагмента реальности, то познание этого фрагмента обязательно предполагает отвлечение (абстрагирование) на каждом этапе его познания от множества его свойств и связей. Процесс научного познания предполагает сосредоточение исследовательских усилий на существенных сторонах изучаемого объекта и абстрагирование от множества несущественных для решаемой в данный момент проблемы его свойств и связей. Абстрагирование есть один из основных путей преобразования объекта познания в предмет познания. Через абстрагирование чувственно происходит замещение данного объекта абстрактным (идеальным) объектом, мысленным конструктом. Характер и количество свойств и связей объекта, от которых абстрагируется (отвлекается) субъект познания, определяются гносеологической установкой субъекта познания и решаемой задачей. Так, решая механическую задачу, мы абстрагируемся от многих физических свойств исследуемого объекта, – от его химических, биологических и других свойств, от истории его становления. Мы замещаем реальный объект его механической моделью, механическим объектом, наделенным только механическими характеристиками: массой, размерами, скоростью, ускорением и т. д. При этом за пределами механического описания и объяснения остается множество свойств и связей реального объекта. Иногда по этой причине научное познание и знание подвергается критике: поскольку научное познание опирается на абстрагирование и абстракции, постольку научное знание характеризуется как одностороннее, неполное, бедное описание действительности. Конечно, абстрагирование ведет к неполноте знания. Однако, во-первых, полнота описания и объяснения действительности – это в принципе не достижимый идеал. Во-вторых, правомерные абстракции позволяют науке давать строгое, количественное решение огромного массива задач, важных и в теоретическом, и в практическом отношении. В-третьих, наука не есть нечто законченное, застывшее; она динамично развивается. Это развитие осуществляется через совершенствование и обогащение системы абстракций, применяемых ею. В ходе такого совершенствования и обобщения научные модели начинают описывать и объяснять многие свойства и отношения изучаемого объекта, от которых наука абстрагировалась ранее. Основанием правомерности абстрагирования является не только то, что интерес исследователя всегда специфицирован, то есть всегда определяется социокультурным контекстом и избранной им научной проблемой, но и весомые онтологические соображения. Речь идет, во-первых, о том, что любой реальный объект находится в определенных условиях, в некотором окружении, в котором более отчетливо проявляется вполне определенный круг свойств этого объекта. Другие его свойства в этих условиях почти незаметны, а третьи и вовсе не наблюдаемы. Это позволяет подводить под процедуру научного абстрагирования не только субъектные, но и объективные основания. Еще более важно то, что у объекта есть свойства, которые проявляются существенно различным образом в разных условиях («вариативные свойства»), а есть те свойства, которые устойчиво воспроизводятся объектом в самых разных условиях (инвариантные свойства). Наука нацелена на выявление именно инвариантных свойств объекта. Это также служит объективным основанием правомерности процедуры научного абстрагирования. Научные абстракции, служащие для описания данной предметной области, объединены в определенную систему – в научную теорию или концепцию. Абстракции, входящие в такую систему, определяются друг через друга. Правомерность использования некоторой абстракции, какой бы простой и понятной она ни казалась, вне соответствующего концептуального контекста весьма проблематична. Поэтому можно говорить о пределах применимости той или иной научной абстракции. Некоторые авторы говорят об интервале абстракции, то есть в некотором интервале условий, масштабов и т. п. данная абстракция (температура, евклидово пространство, общественно экономическая формация и т. д.) является правомерной, работающей. За пределами этого интервала она перестает быть таковой. Так, например, абстракции ньютоновской механики (абсолютное пространство, абсолютное время, абсолютная одновременность), вполне успешно работающие в области применимости названной теории, дают сбой в области скоростей, близких к скорости света, и заменяются абстракциями релятивистской механики (четырехмерный пространственно-временной континуум, относительная одновременность и т. д.). В научном познании с методом абстрагирования тесно связан метод идеализации. Абстракции являются также примерами идеальных объектов. Разница процедур абстрагирования и идеализации заключается в степени активности рассудка и разума в осуществлении этих процедур. Процедуру абстрагирования осуществляет преимущественно рассудок. Она сводится к учету или неучету тех или иных свойств эмпирического объекта в содержании создаваемой абстракции. Так, создавая какую-либо математическую абстракцию, например, абстракцию конуса, мы будем отвлекаться от множества свойств эмпирических объектов (химического состава, температуры, размеров...) и будем принимать во внимание только форму соответствующих эмпирических объектов. Казалось бы, на этом пути мы получим готовый математический объект (конус). Однако таким образом мы пройдем только часть пути к создаваемому математическому объекту. Другую часть пути можно пройти только посредством конструктивной деятельности разума. В данном случае эта деятельность разума заключается в том, что, подхватывая эстафету абстрагирующей деятельности рассудка, – освобожденную от вещественных наполнений форму соответствующих эмпирических объектов, – разум «из самого себя» определяет, что есть конус (коническая поверхность). Иначе говоря, разум творит, созидает идеальный объект. Но это созидание не есть произвольная игра разума. Это созидание опирается на свойства соответствующих эмпирических объектов и результат абстрагирующей деятельности рассудка. В сказанном содержится в общем виде решение фундаментальной эпистемологической проблемы обоснования объективности идеальных объектов. Здесь в общем виде раскрыты основания того, что «свободные творения разума», каковыми являются идеальные объекты, могут достаточно адекватно (для решения определенного класса задач) описывать и объяснять соответствующий фрагмент действительности. Еще один класс оснований этого связан с «онтологией разума»: разум человека сформировался и бытийствует как часть познаваемой им действительности, а потому даже в своей свободной, творческой деятельности он в тех или иных формах определяется ей, соответствует ей. Именно потому, что идеальные объекты созданы разумом, разум может уверенно ими оперировать. Чем строже и точнее они (идеальные объекты) определяются разумом, тем надежнее разум комбинирует и соединяет их в систему (в теорию, в концепцию). Такими – строго и точно определенными – являются, в частности, математические объекты. Абстрагирование и идеализация в научном познании работают в единстве. Результатом их совместных усилий является создание абстрактных, идеальных, теоретических объектов. Самих по себе идеальных объектов нет вне конструктивной деятельности разума. Они не могут воплотиться. Эмпирический объект, казалось бы, чрезвычайно близкий по своим свойствам к идеальному объекту, и сам этот идеальный объект принадлежат разным мирам; они принципиально отличаются друг от друга. Идеализация состоит в фиксации разумом в чистом виде такой сущности, какой в реальности не существует. В реальности существуют лишь некоторые несовершенные, частичные воплощения этой сущности. Математические объекты (точка, пиния, сфера, треугольник...), теоретические объекты физики (абсолютно твердое тело, материальная точка, идеальный газ, абсолютно черное тело...), конструкты социальных наук (традиционное общество, рыночное общество, рабочий класс, интеллигенция, право, религия...) – вот примеры идеальных объектов. Вообще, теоретический уровень научного познания и знания не может ни появиться, ни существовать, ни развиваться без наличия идеальных объектов. Поэтому именно с появлением таких объектов можно связывать становление науки. 23. ЭМПИРИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ И ЕГО МЕТОДЫ В научном познании принято выделять два уровня: эмпирический и теоретический. Следует обратить внимание на то, что отношение эмпирического и теоретического уровней в науке не совпадает с отношением чувственного и рационального в познании вообще. Чувственное и рациональное – это единство двух сторон познания в общегносеологическом смысле, отражающих результаты деятельности органов чувств (ощущения, восприятия, представления) и мышления (понятия, суждения, умозаключения). А эмпирическое и теоретическое познание – это два отличающихся друг от друга уровня, которые могут существовать самостоятельно, их различие заключается, прежде всего, в познавательных методах. Эмпирическое познание нельзя отождествлять с чувственным потому, что оно включает в себя не только деятельность органов чувств, но и активную работу мышления, необходимую для фиксации результатов исследования на специальном языке, для использования приборов и вообще для активного выбора референта (предмета) научного исследования. Соответственно теоретическое познание – это не всякая рациональная деятельность, а подчиненная выдвижению и решению специальных научных задач, использующая высокий уровень абстрагирования и обобщения. Таким образом, различение эмпирического и теоретического знания – это прежде всего оппозиция внутри рационального знания, несмотря на то, что наука, как когнитивная деятельность, обязательно включает в себя и чувственную компоненту познания. Каковы же критерии различения эмпирического и теоретического уровней научного познания? Главное – это их предметное содержание, определяющее взаимодействие с объектом и методы исследования. Эмпирический уровень связан с более непосредственным взаимодействием с изучаемым объектом. Здесь преобладает живое созерцание (то есть чувственное познание), а формы рационального познания имеют подчиненное значение. Исследуемый объект отражается преимущественно со стороны своих внешних связей и проявлений. Признаками эмпиричности познания являются именно доступность объекта исследователю, непосредственный контакт, позволяющий получить первичную информацию об объекте. Теоретический уровень в отличие от эмпирического, предполагает существование более высокого уровня абстракций и отражает объекты (явления и процессы) со стороны их универсальных внутренних связей и закономерностей. Здесь имеют дело не с эмпирическими данными, а с мыслительными конструкциями. На эмпирическом уровне происходят фиксация, накопление, первичное обобщение, описание и систематизация чувственных данных. Было бы ошибкой понимать эмпирическое знание как просто логическое обобщение фактов. Это, прежде всего моделирование чувственных данных и интерпретация непосредственного наблюдения в системе понятий, а следовательно, при участии определенных теоретических знаний. Важнейшим элементом опытного эмпирического исследования является факт (от лат. factum – свершившееся, сделанное). Научным факт становится именно тогда, когда входит в логическую структуру конкретной системы научных знаний, то есть когда он теоретически нагружен. Научный факт – это форма научного знания, фиксирующая достоверные, то есть существенные и инвариантные, воспроизводимые знания, установленные в процессе научного познания. Чтобы обладать смыслом и значением, установленные факты должны быть собраны ученым в концептуальную систему, то есть сбор фактов всегда целенаправлен, обусловлен когнитивными, практическими и аксиологическими задачами. Таким образом, эмпирический опыт всегда планируется и конструируется теорией. «Чувственные данные без понятий слепы, а понятия без чувственных данных пусты» – этим высказыванием И. Канта можно образно выразить соотношение эмпирического и теоретического знания. Важнейшими методами эмпирического познания являются наблюдение, эксперимент, описание, сравнение и измерение. Наблюдение – это целенаправленное восприятия объекта без непосредственного воздействия на него со стороны субъекта. В реальной практике это активный познавательный процесс, опирающийся не только на работу органов чувств, но и на выработанные наукой средства и методы истолкования чувственных данных. Именно систематическое применение специально разработанных процедур и отличает наблюдение в научном познании от наблюдения в обыденной жизни. Различают наблюдения прямые и косвенные. В первом случае исследователь воспринимает свойства самого объекта, во втором – воспринимает эффекты (следы), вызываемые им в среде или в другом объекте (например, в физике микромира движение элементарных частиц изучается по следам, оставленным ими в определённой среде). Также различают непосредственное и опосредованное (проводимое с помощью технических устройств и приборов) наблюдения. В современном естествознании наблюдение становится всё более опосредованным. Главное требование к научному наблюдению – устранение всех возможных ситуационных и личностных факторов для стандартизации и воспроизводимости полученных данных. Эксперимент (от лат. experimentum – опыт, проба, испытание) – это активное и целенаправленное вмешательство в протекание изучаемого процесса, изменение или воспроизведение его в специально создаваемых и контролируемых условиях. Цель, преследуемая экспериментальной деятельностью, – достижение максимального уровня управления процессом. Достоинствами экспериментального метода являются: − воспроизводимость изучаемого явления; − вырьируемость экспериментальной среды (ученый может изучать объекты в самых разных условиях, вводить в действие новые факторы); − возможность добиваться высокой степени достоверности результатов благодаря их контролируемости и многократной проверяемости; − возможность создавать и наблюдать такие свойства, явления и процессы объектов, которые невозможны в естественных условиях. Существует много видов эксперимента: в зависимости от целевой функции (преобразующие, контролирующие, поисковые), в зависимости от характера объектов (физические, химические, биологические, социальные и т. п.). Такие методы, как описание, сравнение и измерения, выступают как составляющие двух предыдущих самостоятельных методов. Будучи различными вариантами структурирования и репрезентации опыта, они входят в состав наблюдения и эксперимента. Описание – первичная репрезентация (представление) эмпирических данных в определённой системе обозначений. По сути это фиксирование и упорядочивание результатов наблюдения или эксперимента при помощи специальных научных терминов, в виде утвердительных суждений, фиксирующих наличие либо отсутствие каких-либо признаков и свойств объекта. Сравнение – это выявление сходства (тождества) или различия объектов при условии их качественной однородности. То есть, сравниваемые объекты должны относиться к одному и тому же классу. Сравнение осуществляется на основании существенных, а не случайных признаков. В сравнении используется логическая операция умозаключения по аналогии (при выводе по аналогии знание об одном объекте переносится на другой). Суть метода – выявить общее и особенное в познании разных феноменов или различных фаз развития одного и того же феномена. Измерение – это способ выявления количественных характеристик изучаемых объектов, их свойств и отношений. Результат измерения, как и результат сравнения, выражается в суждениях отношения, но это уже численное отношение, а не качественное. Процедура измерения предполагает установление одной величины с помощью другой, принимаемой за эталон (единицу измерения). 24. НАУЧНЫЕ ФАКТЫ Важнейшая роль в составе научного знания принадлежит фактам. Факт (от лат. factum – сделанное, совершившееся) даже в обыденном словоупотреблении понимается двойственно. С одной стороны, факт – это сами реальные, действительные события, происшествия, явления. Так, понимаемые факты противостоят фантазиям, вымыслам, иллюзиям, предположениям. С другой стороны, факт – это особая форма знания, фиксирующая действительные, реальные происшествия, события, явления. Для нас сейчас важнее понимание факта именно как специфической формы знания. Научные факты – это зафиксированное в языке науки знание о действительных событиях, связях, свойствах изучаемых соответствующей наукой систем. Научные факты не следует отождествлять с результатами чувственного познания (с ощущениями, восприятиями, представлениями). Чувственное познание вносит существенный вклад в формирование научных фактов, поскольку без чувственного восприятия невозможно осуществление эмпирического познания действительности (невозможны наблюдения, измерения и т. п.). Научные факты – это единство чувственного и рационального, это результат осмысления в свете определенных научных концепций, теорий данных наблюдений, экспериментов, измерений. Например, в современной науке наблюдения, измерения, эксперименты проводятся с помощью приборов, экспериментальных установок, создание которых требует достаточно развитых теоретических разработок. Кроме того, сам язык, с помощью которого фиксируются данные наблюдений, измерений, экспериментов, в большей или меньшей степени заимствован из уже существующих теоретических разработок. Данные современных научных наблюдений, измерений, экспериментов не могут быть адекватно выражены на языке обыденного общения. Иначе говоря, научные факты всегда соотнесены с определенными теоретическими преставлениями (с определенной теорией). Факты всегда «теоретически нагружены». Это проявляется, в частности, в том, что научные факты всегда выражены на языке некоторой теоретической системы. Указанную соотносительность научных фактов и теоретических представлений не следует понимать как выводимость фактов из теории, как полную заданность научных фактов научными теориями. В научных фактах всегда есть определенное «твердое ядро», независимое от данной теории. Это «твердое ядро» может различным образом выражаться языком разных, в том числе генетически связанных между собой научных теорий. Следует предположить также, что некоторые составляющие этого «твердого ядра» фактов могут быть выражены на донаучном (вненаучном) языке, что они обладают определенной инвариантностью по отношению к средствам их описания и выражения. Научные факты образуют эмпирический базис соответствующей научной теории. Научная теория должна соответствовать своему эмпирическому базису, она в значительной мере определяется им: научная теория выстраивается таким образом, чтобы адекватно описывать и объяснять факты, представляющие предметную область этой теории. С другой стороны, различные научные теории, научные концепции различным образом структурируют реальность, задают различные эмпирические видения реальности, Таким образом, научные факты и соответствующая научная теория находятся в отношениях взаимной детерминации. Если обнаруживаются существенные факты, не укладывающиеся в рамки данной научной теории, то либо осуществляется корректировка этой теории, либо начинается формирование новой научной теории. В то же время, новая теоретическая система не просто предлагает новое описание и объяснение уже известных фактов, она предсказывает, описывает и объясняет новые факты, участвует в формировании новых фактов – таких фактов, которые не «попадают в сети» предшествующих теорий. 25. НАУЧНАЯ ТЕОРИЯ Наиболее развитой формой научного знания является научная теория. Научная теория дает целостное, систематическое описание (а, зачастую, и объяснение) соответствующей области действительности, она раскрывает существенные характеристики и закономерности, свойственные этой области действительности (предметной области теории). Наличие научной теории в составе той или иной науки свидетельствует о достижении этой наукой определенной стадии зрелости. Теория формируется только тогда, когда в данной науке сложились соответствующие предпосылки, которые можно назвать основаниями научной теории. В частности, если речь вести об эмпирических науках, то для создания научной теории необходимо наличие солидного эмпирического базиса. Эмпирический базис (эмпирические основания) теории образуется совокупностью результатов наблюдений, экспериментов, измерений, описывающих предметную область формирующейся теории. Например, созданию такой научной теории, как механика Ньютона, предшествовало накопление, уточнение и систематизация соответствующего эмпирического материала, описывающего свойства многообразных механических систем и процессов; созданию Ч. Дарвином такой научной теории, как теория эволюции видов живых организмов, – накопление, уточнение и систематизация соответствующего эмпирического материала, описывающего процессы изменчивости, наследственности, борьбы за существование и т. п. в биологическом мире; созданию Дж. К. Максвеллом теории электромагнитных процессов – накопление, уточнение и систематизация соответствующего эмпирического материала, описывающего свойства электрических и магнитных явлений, а также их взаимосвязей. Связь между эмпирическим базисом теории и самой теорией неоднозначна и опосредована многими звеньями. Понятно, например, что развитым формам теории предшествуют определенные, частные теоретические разработки, некоторые теоретические схемы, некоторые описательные теории. Такие – описательные – теории дают упорядоченное, систематическое описание соответствующей предметной области. Они содержат различного рода классификации, фиксируют в феноменологических закономерностях основные свойства, связи изучаемых процессов и систем. Так, например, созданию классической (ньютоновской) механики предшествовало появление различных частных теоретических разработок, описывающих различные классы механических систем и процессов (формулировка законов движения планет И. Кеплером, законов свободного падения тел – Г. Галилеем и т. п.). Научные теории не могут быть сформулированы на пути индуктивного обобщения эмпирических данных. Сторонники индуктивизма Ф. Бэкон и его последователи (среди них – великий И. Ньютон) полагали, что законы науки, являющиеся важнейшим компонентом научной теории, можно получить, применяя индуктивный метод. Они были убеждены в том, что, проводя наблюдения, измерения однотипных систем, можно, рассуждая индуктивно, восходить по ступеням общности и формулировать на основе этих наблюдений законы, характеризующие все системы этого типа. Индуктивистская стратегия представляется естественной и вполне убедительной. Однако со времен Д. Юма и И. Канта стала очевидной ограниченность этой стратегии. Дело в том, что, во-первых, сами по себе уже осуществленные наблюдения и измерения не гарантируют, что последующие аналогичные наблюдения и измерения дадут результаты, аналогичные предшествующим наблюдениям и измерениям. Во-вторых, в науке зачастую исследуются системы, число которых неопределенно велико или даже бесконечно. Поэтому реально «проверить» все эти системы, реально осуществить полную индукцию применительно к таким системам невозможно. Кроме того, научные теории непосредственно оперируют не с эмпирическими данными, не с результатами наблюдений, экспериментов, измерений, не с эмпирическими объектами, а с совершенно особыми – идеальными (или теоретическими) – объектами. Наличие таких объектов является необходимым условием для построения научной теории. Такие объекты являются созданием творческой деятельности разума, они конструируются самими исследователями (теоретиками), создаются с помощью методов абстрагирования и идеализации. Применение метода абстрагирования связано с отвлечением субъекта познания, изучающего какой-либо фрагмент реальности, от множества несущественных для решения соответствующей задачи свойств и связей исследуемого фрагмента. Например, при решении определенного класса задач механики можно отвлечься от всегда присутствующих в действительности неровностей исследуемых поверхностей, от сил трения, от сопротивления, которое оказывает движущимся телам воздух, и т. п. В результате абстрагирования мы приходим к оперированию идеально ровными поверхностями, к движению тел, не испытывающих сил трения, и т. п. Построение идеальных объектов может быть осуществлено также с помощью метода идеализации: посредством приписывания конструируемым объектам определенных (предельных) значений некоторых их параметров. У реальных объектов такие значения соответствующих параметров не могут быть осуществлены. Например, мы мысленно устремляем размеры тела к нулю, оставляя при этом все другие его характеристики (массу, величину заряда) прежними. Или мы предполагаем, что некоторое тело поглощает все электромагнитные волны. Или мы постулируем, что в некотором обществе все социальные процессы регулируются исключительно традициями. Такие объекты не существуют сами по себе (вне конструктивной деятельности исследователей). В качестве примеров таких идеальных объектов можно указать, в частности, материальные точки, несжимаемые жидкости, идеальные газы, абсолютно твердые тела, абсолютно черное тело, виды живых организмов, традиционное общество, рыночное общество и т. п. Идеальное противостоит чувственно воспринимаемому и эмпирически данному. Итак, научные теории не могут быть выстроены на пути индуктивного обобщения эмпирических данных прежде всего потому, что научные теории непосредственно относятся не к эмпирическим, а к теоретическим, идеальным объектам, которые являются порождением специфической деятельности теоретика. Получается, на первый взгляд, парадоксальная картина: научные теории оперируют идеальными (теоретическими объектами), то есть они описывают сконструированные самими теоретиками и реально не существующие миры. Пример такой картины дает нам математика. Даже элементарная математика, например, геометрия Евклида, строит свой особый – идеальный – мир. Геометрия Евклида говорит нам не о тех отрезках, треугольниках и окружностях, которые мы рисуем на бумаге или изготавливаем из различных материалов. Геометрия Евклида говорит нам о мире геометрических фигур, мысленно, идеально построенном самим геометром. То же самое относится ко всем научным теориям. Не следует отождествлять чувственно воспринимаемый мир (мир, воспринимаемый человеком с помощью органов чувств) и мир (какой-либо «срез» мира), представленный с помощью научных знаний эмпирического уровня. Это не следует делать потому, что в формировании научных знаний эмпирического уровня принимает участие рациональное мышление. Более того, в формировании этого уровня научных знаний принимает активное участие теоретический уровень научного познания (знания). За пределами описательных и объяснительных возможностей каждой научной теории остается множество сторон и свойств соответствующего объекта познания, поскольку фрагмент действительности, являющийся объектом теории, неисчерпаемо сложен, находится в связи с бесконечным числом других фрагментов действительности и т. д. По поводу того, что именно описывает научная теория и в чем ее познавательная ценность (то есть, почему в науке не обходятся только знаниями эмпирического уровня), существуют различные точки зрения. Одна из них может быть охарактеризована как эссенциалистская (от лат. слова «сущность»). Ее сторонники полагают, что научные теории описывают и объясняют особый уровень действительности – тот уровень, который в философии называется сущностью. В специальных науках сущность исследуемого объекта связывается, в частности, с фундаментальными законами этого объекта. С такой точки зрения, уровень эмпирического знания описывает преимущественно другой уровень действительности, который в философии характеризуется как явление. Таким образом, эссенциалисты утверждают самоценность и взаимодополнительность теории и эмпирии. Например, атомная физика с помощью такой научной теории, как квантовая механика, описывает и объясняет структуру и свойства атомов (закономерности строения электронных оболочек атомов). Это уровень сущности. Соответствующий эмпирический уровень познания связан с исследованием физико-химических свойств различных химических элементов посредством наблюдений и экспериментов. Так, химическая пассивность инертных газов, известная достаточно давно (эмпирический уровень познания явлений), была объяснена лишь на основе знания сущностного уровня, на основе квантовой механики. Другая точка зрения может быть охарактеризована как феноменализм (от греч. слова «явление»). Феноменалисты утверждают, что разговоры о сущности бессодержательны, что задача науки – аккуратное, систематизированное описание феноменов, явлений. Поэтому для феноменалистов научные теории являются удобной формой хранения и передачи знаний об обширных и разнообразных классах явлений. 26. ЗАКОНЫ НАУКИ Среди основных признаков, отличающих научное знание от ненаучного, мы указали то, что научное знание, научная теория, как правило, формулируют законы. Как уже отмечалось, научное знание нацелено на познание сущности изучаемых процессов и систем. Закон чаще всего понимается в философии именно как устойчивая, существенная связь между системами, между различными свойствами, сторонами и т. п. изучаемой системы. В качестве примеров законов, понимаемых здесь как форма научного знания, можно указать закон всемирного тяготения, установленный И. Ньютоном, и закон, связывающий массу и энергию тела, сформулированный А. Эйнштейном. Первый из них устанавливает устойчивые и существенные связи между массами тел, расстояниями между ними и силой их гравитационного взаимодействия, второй – указанные характеристики физических тел (массу и энергию). Существуют законы различных типов (видов). Эти типы (виды) можно выделять, руководствуясь различными основаниями. Так, законы науки можно различать по степени их общности. Законом очень высокой степени общности является закон сохранения энергии. Обобщенная форма этого закона справедлива, по сути, во всех известных науке системах (физических, химических, биологических и т. д.). Другие законы имеют гораздо меньшую степень общности, они свойственны только системам определенного рода. Например, законы генетики – только биологическим системам. В любом случае законы науки фиксируют некоторое единообразие систем (или процессов) определенного типа, они фиксируют повторяющиеся, воспроизводящиеся стороны их бытия, устойчивые стороны их процессуальности. Поэтому формулировка законов является одним из оснований научного прогнозирования. Поскольку существуют динамические и статистические законы, постольку прогнозы, сформулированные на их основе, существенно различаются степенью своей достоверности. Динамические законы характеризуются тем, что они устанавливают однозначные связи между соответствующими сущностями, например, между причинами и следствиями, или между разными состояниями изучаемой системы. Законами такого рода являются, например, законы классической механики. Прогнозы, построенные на основе таких законов, в свою очередь, однозначны. Таковы прогнозы солнечных и лунных затмений. Статистические законы устанавливают вероятностную связь между соответствующими сущностями. К законам такого рода относятся, например, законы статистической физики и законы больших чисел. Такие законы характеризуют некоторые устойчивые и существенные связи, имеющие место в системах, состоящих из очень большого числа элементов. Прогнозы, построенные на основе использования статистических законов, имеют вероятностный характер. Выделяют также законы функционирования и законы развития. Функционирование можно определить как нетворческую, циклическую процессуальность. Простейшим примером функционирования является процессуальность (колебательное движение) математического маятника. Процессы в двигателе (внутреннего сгорания или паровом), если отвлечься от эффектов трения, старения материалов и т. п., тоже могут характеризоваться как функционирование. Вообще, достаточно широкий круг реальных процессов (в природных, социальных и технических системах) может описываться как функционирование. Сущностной чертой функционирующих систем является то, что их последующие состояния закономерно воспроизводят предыдущие. То есть их последующие состояния могут быть рассчитаны, если известны их предшествующие состояния. Справедливо и обратное: их предшествующие состояния могут быть рассчитаны, если известны их последующие состояния. Связь состояний таких систем задается законами их функционирования. Примером законов функционирования являются законы классической механики. С их помощью по известному («начальному») состоянию механической системы рассчитываются ее последующие (и предыдущие) состояния. Законы функционирования лежат в основе того, что называется лапласовским детерминизмом. Эти законы однозначно связывают между собой различные состояния функционирующих систем, делая их процессуальность предсказуемой и нетворческой. Существование законов функционирования не вызывает сомнений. Они образуют фундамент классической науки. Более проблематичным и даже спорным представляется существование законов развития. Вспомним определение закона. Закон – это устойчивая, повторяющаяся, существенная связь (между состояниями, свойствами системы и т. п.). Но развитие – это необратимый, инновационный процесс. Развитие всегда связано со становлением нового, небывалого, с разрывом циклов, с движением в неизвестность. На первый взгляд, развитию не свойственны закономерные связи, поскольку такие связи, как кажется, не совместимы с инновационностью, с творческим характером этого вида процессуальности. Но такое умозаключение является поспешным. Разумеется, развитию не могут быть свойственны законы функционирования, ибо наличие у процессуальности законов функционирования превращает эту процессуальность в функционирование. Но отсутствие у развития законов функционирования не тождественно отсутствию у него каких бы то ни было законов. Действительно, можно предположить наличие у развития некоторых более «мягких», более «гибких», сравнительно с жесткими, однозначными законами функционирования, форм связи между различными состояниями развивающихся систем. Здесь возможна некоторая конкретизация сказанного. Эта конкретизация достигается на пути выделения двух принципиально различных видов развития. Первый из них свойствен системам, которые можно назвать «тиражированными». Второй тип развития свойствен уникальным системам, системам, которые существуют в единственном экземпляре. Развитие тиражированных систем характеризуется законами развития. Законы функционирования – это законы «двойной» силы. Они, с одной стороны, действуют во всех однотипных системах, то есть фиксируют общее, существенное, повторяющееся, стабильное в процессах, осуществляемых всеми системами этого типа, являются «законами общего». Для того чтобы установить законы такого вида, необходимо анализировать, сравнивать процессы, осуществляемые различными экземплярами систем изучаемого типа. С другой стороны, законы функционирования фиксируют наличие жесткой и однозначной связи между состояниями данной (функционирующей) системы. Эта связь имеет место независимо от того, принадлежит ли данная система к некоторому классу (типу), либо она является единственной. Так, например, законы классической механики будут однозначно связывать состояния данной механической системы и в том случае, если существуют другие системы такого типа, и в том случае, если эта система является единственной. И, таким образом, для установления законов этого рода достаточно анализировать и сравнивать различные состояния одной единственной (функционирующей) системы. В отличие от законов функционирования, законы развития являются только «законами общего», то есть, их невозможно было бы установить на основе изучения и сравнения различных состояний данной (развивающейся) системы. Они не фиксируют стабильную, сохраняющуюся структуру процессуальности данной системы, ибо такой структуры у этой процессуальности просто нет, поскольку развитие есть инновационный процесс. Их можно сформулировать только через изучение и сравнение процессов, осуществляющихся в некотором множестве однотипных развивающихся систем. Или, как уже сказано, они свойственны только «тиражированным» развивающимся системам. Такие законы фиксируют наличие повторяющейся (общей) структуры процессов различных экземпляров систем некоторого класса. Они фиксируют наличие тождественных стадий, этапов, ритмов, способов осуществления инновационной процессуальности различных систем одного класса. Примеры таких – тиражированных – развивающихся систем весьма многочисленны. Такими системами являются, в частности, многие системы неживой и живой природы: галактики, звезды, живые организмы... И соответствующие науки (эволюционная астрономия, синергетика, биология...) формулируют законы развития таких систем. На основе таких законов также можно выстраивать научные прогнозы, то есть высказывать научно обоснованные суждения о будущих состояниях развивающихся систем подобного рода. Эти прогнозы не обладают однозначностью и точностью прогнозов, основанных на законах функционирования. Правда, не обладая однозначностью и детальностью в реконструкции прошлого и в прогнозировании будущего, эти прогнозы позволяют в общих чертах восстанавливать прошлые или предсказывать будущие, качественно отличающиеся этапы развития изучаемой системы. Законы развития не несут на себе печати неотвратимости и фатализма. Простейший пример. Мы можем прогнозировать, что данная яблоня при достижении определенного возраста будет весной цвести и летом даст плоды. Этот прогноз сформулирован на основе закона, который фиксирует общее в процессах развития деревьев такого типа. Но как будут отличаться цветы и плоды этой яблони друг от друга, не помешают ли ее цветению и плодоношению погода или другие внешние факторы, об этом ничего сказать такой закон (и соответствующий прогноз) не может. Прогноз, основанный на знании законов общего, разумеется, не способен учесть действие факторов уровня особенного и единичного. Именно эти факторы есть путь проникновения в процессы тиражированного развития моментов неповторимого, уникального. Установление такого рода законов требует наблюдения, анализа, сравнения и т. д. множества однотипных систем (ведь это «законы общего»). Поэтому затруднительно, чтобы не сказать «невозможно», установление законов развития для систем, имеющихся в единственном экземпляре (земная биосфера, человечество, Вселенная). Да это и понятно, законы развития, еще раз подчеркнем, – это «законы общего». Видимо, существенную роль в поиске законов развития таких уникальных на данном этапе развития человеческого познания систем может сыграть построение идеальных, компьютерных в частности, моделей их развития. Такая процедура позволит идеально «тиражировать» системы указанного вида, а затем выделять из множества сценариев их развития наиболее существенные, инвариантные (закономерные) этапы и формы осуществления этого развития. В космологии, которая стремится описать и объяснить процесс развития такой уникальной системы, как Вселенная, широко применяется построение различных моделей, анализируются различные сценарии ее будущего и т. п. Особой разновидностью законов развития могут быть законы общественного развития, законы истории. Если это так, то стратегия поисков законов общественного развития (законов разного уровня общности) не является абсурдной, не обязательно ведет к фаталистическим выводам. Такая стратегия вполне совместима с признанием свободы деятельности человека. Существование законов общественного развития, во-первых, совместимо с признанием реальности свободы человека, понимаемой как «познанная необходимость»: человек (общество), установив законы общественного развития (того или иного уровня общности), учитывает их в своей деятельности, но не определяется ими полностью. Его деятельность определяется ими только на соответствующем уровне общности, оставляя для свободы человека поле менее общего и единичного, не покрываемого законами такого рода. 27. ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ ИСТИНЫ Разные этапы в развитии культуры характеризуются преимущественным интересом к различным аспектам проблемы истины. Быстрый прогресс науки в XIX и XX вв. выдвинул на передний план вопрос об истинности знания, получаемого применением научных методов. Философия откликнулась на актуализацию этого вопроса разработкой нескольких концепций истинного знания, научного знания, в частности. Одной из самых распространенных в философии и науке указанного периода стала корреспондентская (от английскою слова correspondence – соответствие) концепция истины. По причине древности и согласию со здравым смыслом эту концепцию иногда называют также классической. Главным понятием этой концепции является понятие соответствия. Истинное – это соответствующее. Причем, рассматриваемая концепция изначально двойственна. С одной стороны, можно говорить именно так об истинном знании (об истинности суждения, высказывания, предложения, системы предложений), подразумевая знание, соответствующее предмету знания. Это гносеологический вариант этой концепции. С другой стороны, можно говорить об истинной вещи, имея в виду соответствие этой вещи ее идее (понятию, сущности). Это онтологический вариант обсуждаемой концепции. Эта концепция представляется очень понятной и естественной, но более внимательное ее рассмотрение показывает, что она содержит немало спорных моментов и неясностей. Главное из них – это неясность содержания самого понятия соответствия. Действительно, что означает, например, соответствие между высказыванием о вещи и самой вещью? Ведь очевидно же принципиальное отличие высказывания от вещи. Высказывание, в отличие от вещи, не имеет пространственной формы. Высказывание не содержит в себе вещества, из которого сложена вещь, и т. д. Высказывание о вещи и сама вещь принадлежат разным мирам: внутреннему (ментальному, идеальному, субъективному) миру и внешнему (материальному, объективному) миру. В чем же тогда соответствие между высказыванием и вещью? Не менее серьезной проблемой является установление соответствия (степени соответствия) или несоответствия высказывания и вещи, проблема критерия истинности высказывания. Для установления истинности высказывания необходим некоторый метод. В истории философии и науки предлагались различные методы (критерии) истинности знания: очевидность, логическая непротиворечивость, общепринятость, полезность, практика... Однако, сами эти методы распознавания истинности (или неистинности) высказываний должны быть проверены на истинность, что требует привлечения других методов установления (критериев) истинности и т. д. Это не значит что эту концепцию следует отправить в архив. Это значит лишь, что она имеет ограниченную область применимости, что ее следует развивать, совершенствовать и дополнять другими концепциями. Достаточно авторитетной в философии и науке является также когерентная (от латинского cohaerentia и английского coherence – связность, согласованность) концепция истины. Сторонники этой концепции пытаются обойти основную проблему корреспондентской концепции истины: проблему установления соответствия между фрагментами мира знания (суждениями, теориями, концепциями и т. д.) и фрагментами действительности (вещами, свойствами, отношениями). Они видят истинность знания не в том, что оно соответствует действительности, а в том, что оно (знание) является когерентным, то есть самосогласованным, логически связным, непротиворечивым. Обсуждаемая концепция, несомненно, имеет «рациональное зерно». Действительно, знание, претендующее на звание истинного знания, не может быть самопротиворечивым. Правда, в истории культуры можно найти немало претензий встать выше требований законов логики. Однако, подобные претензии чаще всего имели своим следствием крах соответствующих построений. Такие претензии зачастую свойственны авторам, преследующим далекие от достижения истинного знания цели: пропагандистские, идеологические, политические и т. д. Впрочем, здесь есть одна тонкость. Она состоит в том, что достаточно богатый, достаточно содержательный фрагмент знания весьма нелегко проверить на самосогласованность, на отсутствие внутренних противоречий. Можно сказать еще сильнее: достаточно содержательный фрагмент знания, как правило, содержит уже обнаруженные либо имплицитно присутствующие противоречия. Наличие таких противоречий свидетельствует о процессуальности этого фрагмента знания, о том, что он исторически обусловлен и ограничен. Наличие таких противоречий – это повод для новых усилий по уточнению и усовершенствованию соответствующего фрагмента знания, для усилий, направленных на избавление от некоторых – наиболее «кричащих» – из этих противоречий. Несмотря на указанные сложности, когерентная концепция в принципе является операциональной, то есть с ее помощью, затратив, конечно, определенные усилия, можно установить, способен ли тот или иной массив знания претендовать на истинность. Очень существенно для практики, научного познания то, что эта концепция обосновывает возможность получения истинного знания путем логического вывода из знания, истинность которого уже установлена. Дело в том, что знание, дедуцированное (логически выведенное) из данной системы, будет когерентно этой системе и самокогерентно. Особенно широко и успешно эта концепция применяется в логико-математических науках, а также в тех разделах естествознания, в которых используются аксиоматический метод и метод формализации. Разумеется, это не случайно. Именно в таких науках легче и надежнее осуществляется процедура установления когерентности знания, поскольку в таких науках эксплицитно (явно и точно) формулируются основоположения (аксиомы, постулаты, принципы) теории, достаточно строго описываются основные объекты теорий и применяемые в этих теориях правила вывода. Главным недостатком когерентной концепции истины является ее же основное достоинство: она не выводит за пределы знания. Когерентность главным признаком истинного знания характеризует только отношения одних элементов знания к другим. Такая когерентность не характеризует непосредственно «когерентности» (согласованности, соответствия) или некогерентности этого знания и предмета, описываемого этим знанием. В таком случае следует признать необходимость некоторого дополнения когерентной концепции хотя бы элементами корреспондентской концепции истины. В эмпирических науках это дополнение может быть достигнуто через требование когерентности соответствующих теоретических построений их все расширяющемуся эмпирическому базису. Экстравагантные воззрения на истину развивал Ф. Ницше (1844–1900). Истина, провозглашал он, есть род заблуждения, без которого определенный вид живых существ не мог бы жить. Другими словами, немецкий философ, в духе своего учения о воле к власти, утверждает, что истину следует понимать как орудие жизни, как орудие власти, в крайнем случае, – как средство приспособления человека к действительности. Ценность для жизни человека, убежден он, является последним основанием того, что мы называем истиной. Истинность того или иного знания доказывается, по Ницше, полезностью этого знания, его способностью помогать человеку в удовлетворении его потребностей, возросшей властью человека, обладающего этим знанием, над другими людьми и природой. Такому пониманию истины соответствует ницшевское истолкование науки. Наука, утверждает он, есть превращение природы в понятия в целях господства над природой. Иной взгляд на истину был сформулирован представителями прагматизма. Прагматизм (от греческого слова pragma – дело, действие) – философское учение, сложившееся в последние десятилетия XIX в. в США. Основные идеи прагматизма выдвинули и разрабатывали Чарльз Пирс, Уильям Джеймс, Джон Дьюи. Они подвергли критике предшествующую философию за ее метафизическую направленность и предложили свой вариант радикальной переориентации философии. Философия, по их мнению, должна стать общим методом решения жизненных проблем, встающих перед человеком. Наибольшее внимание философы должны уделять поэтому не абстрактным идеям, а убеждениям и верованиям, которые выступают в роли регуляторов деятельности и поведения людей. В соответствии с такой установкой истолковывается сторонниками прагматизма смысл понятия истины. Идеи, теории, убеждения оцениваются прагматистами с точки зрения их практических следствий. Истинными могут быть названы только те из них, которые имеют благоприятные для субъекта, ими обладающего, последствия, только те, которые оказались полезными, выгодными для этого субъекта. При таком истолковании истина не есть что-то независимое от человека, не есть нечто неизменное и объективное, а есть нечто субъективное, индивидуальное, множественное. Таким образом, для прагматистов истинными знаниями (убеждениями, верованиями) будут те, которые надежно, эффективно, успешно «работают»: ведут человека к успеху, полезны для него. Далеко не любое знание может быть оценено в привычных для прагматистов категориях успешности, полезности, выгодности. Более или менее адекватно с помощью этих категорий может быть оценено прикладное знание: техническое, технологическое, сельскохозяйственное и т. д. Гораздо труднее это сделать по отношению к фундаментальному научному знанию, а также по отношению к философским системам. Прагматистская концепция истины не опровергает, а, скорее, предполагает справедливость корреспондентской концепции истины. Для того, чтобы некоторое знание, убеждение, верование были истинны в прагматистском смысле этого слова, то есть были полезны человеку, эти знания должны хоть в какой-то степени соответствовать своему предмету, ситуации, к которой они относятся. Многие исследователи, работающие в области гносеологии и философии науки, убеждены, что вследствие неясности содержания понятия истины и трудности (невозможности) ее достижения необходимо вообще свести к минимуму употребление этого понятия в философии и науке. Так, например, К. Поппер длительное время настаивал на том, что попытки понять идею истины безнадежны, что ни одна научная теория не может считаться истинной в строгом смысле этого слова. Он развивает подход, который называется фальсификационизмом, или фаллибилизмом. Этот подход он противопоставляет верификационизму (джастификационизму). Сторонники верификационизма утверждают, что научное знание должно быть позитивно (эмпирически) обоснованно, подтверждено. К. Поппер убежден, что программа верификационизма никогда не может быть выполнена. Он полагал более адекватным применение для характеристики научных теорий не понятия истины, а понятия «правдоподобия». В таком случае нет более или менее истинных научных теорий, но есть теории более правдоподобные, чем другие. Впрочем, в своих поздних работах, после изучения семантической концепции истины, развитой А. Тарским, К. Поппер начинает достаточно интенсивно использовать понятие истины, объективной истины, в частности. Своеобразные воззрения на истину развивают конвенционалисты (от латинского слова «соглашение»). Они утверждают конвенциональный характер, по сути, всех положений науки, конвенциональный характер всех научных истин. Так, один из самых известных и авторитетных представителей конвенционализма французский математик и физик Анри Пуанкаре еще в начале XX в. обсуждал вопрос о том, какая геометрия (евклидова или какаялибо из множества неевклидовых) характеризует реальное пространство. При этом он пришел к парадоксальному выводу: «Никакая геометрия не является более истинной, чем другая; та или иная геометрия может быть только более удобной». К аналогичному выводу Пуанкаре пришел, обсуждая достоинства и недостатки механики Ньютона, сравнительно с достоинствами и недостатками механики Эйнштейна. История науки показывает, что конвенции (соглашения) действительно играют большую роль в научном познании. Научное сообщество использует соглашения для выработки определений научных понятий и терминов, при осуществлении выбора системы единиц измерения физических и других величин, при подборе символики, применяемой при изложении той или иной теории, при разрешении многих других теоретических и практических проблем науки. Тем не менее, существуют достаточно жесткие, диктуемые конкретным научным и социокультурным контекстом границы, в пределах которых только и достижимы работающие, жизнеспособные научные соглашения. Эти границы определяются, в первую очередь, характеристиками самого объекта познания. Так, например, мы можем договариваться между собой, в каких единицах измерять массу электрона (в граммах, килограммах, фунтах и т. п.). Однако масса электрона не изменится от того, в каких единицах мы будем ее измерять. В последние десятилетия в философии науки значительно возрос интерес к тем сторонам науки, которые являются следствием, результатом научных соглашений, укрепилось понимание высокой значимости научных соглашений в жизни научного сообщества. Упомянем в этой связи понятие научного консенсуса. Это понятие интенсивно применяется в современной философии науки. Оно необходимо для понимания многих важных для науки процессов: придания некоторой научной гипотезе статуса научной теории, принятия некоторых эмпирических данных в качестве достоверных, осуществлении выбора из нескольких конкурирующих теорий наиболее истинной, принятия решения о финансировании того или иного научного проекта и т. п. Весьма критично относится к понятию истины и к возможности ее достижения также П. Фейерабенд. Он развивал подход, который можно охарактеризовать как эпистемологический анархизм. Одним из принципов этого подхода является принцип пролиферации (размножения) теорий. Новые теории должны соперничать со старыми и, в свою очередь, они будут вытесняться еще более новыми теориями. Причем, по Фейерабенду, больший или меньший авторитет теорий зависит не только (а, может быть, не столько) от их внутреннего совершенства и степени их эмпирической подтверждаемости, но и от пропагандистской деятельности создателей и сторонников соответствующих теорий. В итоге он приходит к выводу, что познание (научное познание в том числе) не является процессом, приближающим нас к некоторому идеалу, к истине. 28. ПРОБЛЕМА АБСОЛЮТНОЙ И ОТНОСИТЕЛЬНОЙ ИСТИНЫ Понятия «знание», «истина» являются качественно однородными понятиями, ибо истина есть не что иное, как истинное знание. А поскольку знание может быть и не истинным, ложным, заблуждением, то понятие «знание» по объему шире, чем понятие «истина» (истинное знание). Необходимо различать понятия «знание» и «научное знание», «истина» и «научная истина». Следовательно, необходимо вначале определить, что такое истина (истинное знание) вообще, имея в виду и вненаучное знание, и в чем заключается специфика научной истины. Ошибка метафизической теории познания состояла в том, что истина рассматривалась как некое законченное состояние, в котором достигнуто исчерпывающее отражение объекта. Но истина – это не застывшая система, а процесс все большего и большего совпадения предмета с понятием (знанием). Этот процесс можно описать с помощью понятий относительной и абсолютной истины. В целом они отражают разные степени – полную и неполную – соответствия знания действительности. Любая истина включает в себя момент абсолютности и относительности. Относительность истины – это неполнота, незавершенность знания, его неточный, лишь приблизительно верный, исторически ограниченный характер. Термин «абсолютная истина» имеет три значения: 1. Она представляет собой точное исчерпывающее знание, истину в «последней инстанции», некоторый своеобразный гносеологический идеал. В этом смысле истина не реализуется ни на одной из ступеней познания, она недостижима, это метафора. 2. Понятие абсолютной истины приложимо лишь к неким элементарным знаниям, которые носят инвариантный (постоянный) характер. Это так называемые «вечные истины», к примеру: Лев Толстой родился в 1828 г., химический элемент обладает атомным весом и т. п. 3. Под абсолютной истиной в собственном смысле слова понимается такое знание, которое сохраняет свое значение и не опровергается последующим ходом развития науки, но лишь конкретизируется и обогащается новым содержанием: например, законы классической механики Ньютона после открытия теории относительности Эйнштейна. Это наиболее важное значение термина «абсолютная истина». Целостная система знания включает в себя абсолютно истинные элементы знания и относительно истинные, которые подвергаются пересмотру и отрицанию. Критерии истинности знания можно разделить на две группы: а) заключающиеся в нем самом и б) обнаруживаемые при сопоставлении знания с объектом. К числу первых относятся простота и ясность, логическая непротиворечивость, общезначимость, универсальность, эстетический критерий, согласно которому истинность научного знания заключается во внутреннем совершенстве теории, излишестве доказательств. Общим для всех этих признаков является утверждение, что достоверное знание может быть получено лишь на основе логических построений (принцип рационализма). К числу второго рода критериев относятся практика, верифицируемость, фальсифицируемость знания. Практика понимается как целенаправленная предметно-чувственная деятельность субъекта (человека) по преобразованию объекта (окружающей действительности). Научная практика предполагает экспериментальную деятельность, связанную с реализацией положений теории, подтверждая тем самым ее истинность или ложность. Верифицируемость означает, что истинность всякого суждения об объектах и процессах устанавливается в конечном счете путем ее (истины) сопоставления с эмпирическими данными, данными «чистого опыта», в конечном счете с данными чувственного опыта. В соответствии с принципом фальсификации статусом научности обладают лишь такие высказывания, которые могут быть в принципе фальсифицируемыми, т. е. опровергнутыми в процессе сопоставления с эмпирическими данными. В данном случае акцент ставится на критическом подходе к результатам теоретических исследований. Каждый из этих критериев в большей или меньшей степени является критерием истинности знания, но все-таки главным критерием является практика. Но практика не может быть абсолютизирована, ибо она ограничена уровнем развития производственно-технических и экспериментальных средств и не всегда возможным завершением процесса проверки. Кроме того, ее возможности в сфере логико-математического знания, в различных областях гуманитарного знания, в различных областях гуманитарного знания существенно ограничены. 29. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД В МЕТОДОЛОГИИ НАУКИ Философский принцип системности понимается как универсальное положение о том, что все предметы и явления мира – это системы различных типов и видов сложности. Системность – это современный способ видения объекта и стиль мышления, сменивший механистические представления. Впервые идеи системности появились в 40-е гг. XX в. в работах австрийского биолога-теоретика Людвига фон Берталанфи (1901–1972). Среди введённых им понятий важное место занимало понятие изоморфизма, под которым понималось существенное сходство между явлениями совершенно разной природы (социальными, биологическими, техническими и пр.). Биологическое происхождение системного подхода сказалось на выделении таких свойств системы, как устойчивость, адаптируемость и эффективность взаимодействия со средой (в которую включена та или иная система), а также на аналогии различных систем с живыми организмами. Принцип системности объединяет такие идеи, как системность, целостность, соотношение части и целого, структурность, универсальность, всеобщность связей и отношений, а также развитие (поскольку системы – не только статичные, но и динамичные образования). Соответственно, фундаментальными понятиями, которые выражают суть системного подхода, являются: «система», «элемент», «структура», «структурность системы», «функциональность», «целостность». Общая стратегия системных методов – стремление перейти от анализа (разложения изучаемого объекта на составные части) к синтезу – интегративному, целостному видению изучаемых явлений. Иными словами, такой надобъектный уровень рассмотрения предполагает ситуацию, когда входящие в систему исходные объекты имеют собственную специфику и сложность, но исследователь как бы усматривает поверх них тот системный объект, который они образуют своей организацией. Так, например, энтомолог может изучать строение и поведение отдельного муравья, а может и выходить на надындивидуальный уровень, рассматривая сообщество муравьёв, муравейник как особый объект, который ведёт себя как нечто единое, целостный организм. Система – это целостный комплекс взаимосвязанных элементов, образующий особое единство со средой и обладающий иерархичностью. Иерархичность системы в том, что она сама выступает как элемент системы более высоко уровня сложности, в свою очередь её элементы – это системы более низкого порядка. Система отличается от неорганизованных совокупностей, в которых отсутствует внутренняя организация, связи между элементами случайны и несущественны, нет целостных системных свойств, отличных от свойств отдельных фрагментов. Пример: толпа людей, книжный развал, свалка, куча щебня и т. п. Характер связи между элементами здесь механистичный, а не органичный, как в системе. В системе свойства частей определяются закономерностями, структурой целого, части преобразуются вместе с целым в ходе его развития. Например: усложнение кровеносной, пищеварительной, дыхательной подсистем в ходе развития живого организма от зародышевого состояния к зрелому возрасту и к дряхлению. Или: изменения в экономической, политической, социальной и духовной сферах в процессе исторического развития социума как целого. Система – полный, целостный набор элементов, взаимосвязанных между собой. Элемент системы – это «предел возможного членения объекта», «минимальный компонент системы», способный выполнять определенную функцию. Выделение элемента объекта (системы) должно учитывать его место в целом (т. е. в системе), поскольку от этого зависят его функции. Функции, свойства, параметры элемента проявляются различно, в соответствии с иерархическими уровнями или типом системы. Системное исследование объектов должно исходить из такой важной особенности соотношения системы и элементов, как порождение свойств целого из свойств элементов и, наоборот, порождение свойств элементов под воздействием свойств системы. Целостность – это внутреннее единство объекта, наличие всех необходимых элементов со связями между ними, выражающее относительную автономность, независимость объекта от окружающей среды. Целостность системы означает, что её внутренние интегральные свойства и законы не сводимы лишь к сумме законов функционирования его отдельных частей. Понятие «система» возникает там и тогда, где и когда мы материально или умозрительно проводим замкнутую границу между неограниченным или некоторым ограниченным множеством элементов. Те элементы с их соответствующей взаимной обусловленностью, которые попадают внутрь, – образуют систему. Те элементы, которые остались за пределами границы, образуют множество, называемое в теории систем «окружением», или «внешней средой». Система формирует и проявляет свои свойства в процессе взаимодействия с окружением, являясь при этом ведущим компонентом этого воздействия. В зависимости от воздействия на окружение и характера взаимодействия с другими системами, функции систем можно расположить по возрастающему рангу следующим образом: − пассивное существование; − материал для других систем; − обслуживание систем более высокого порядка; − противостояние другим системам (выживание); − поглощение других систем (экспансия); − преобразование других систем и сред (активная роль). Рассмотрение объекта как системы предполагает допущение его относительной независимости от других объектов и самодостаточности (функционирование по своим собственным, внутренним законам). Функциональность – это проявление определенных свойств (функций) при взаимодействии с внешней средой. Свойства, присущие объекту-системе, зависят только от особенностей его структуры. Структура системы – это способ существования и выражения ее функции. Это совокупность устойчивых связей, отношений объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе. Структурность – это упорядоченность системы, организованность, определенный набор и расположение элементов со связями между ними. Между функцией и структурой системы существует взаимосвязь, как между философскими категориями – содержанием и формой. Изменение содержания (функций) влечет за собой изменение формы (структуры). Сначала определяют функцию системы и в соответствии с этим устанавливают ее структуру. Одна и та же функция может реализоваться при различных структурах системы, т. е. существует проблема выбора структуры. Объект как система оказывается структурно-функциональной организацией, содержащей множество необходимых и достаточных связей для понимания её системных свойств. Связь означает непосредственное взаимодействие между элементами системы (или подсистемами), а также с элементами и подсистемами окружения. Всеобщность всех мировых процессов, единство мира в значительной мере опирается на такое универсальное проявление процесса существования живой и неживой материи, как связь. Связь – одно из фундаментальных понятий в системном подходе. Система как единое целое существует именно благодаря наличию связей между ее элементами, т. е. иными словами, связи выражают законы функционирования системы. Одним из первичных, а, следовательно, основополагающих атрибутов системного подхода является недопустимость рассмотрения объекта вне его развития, под которым понимается необратимое, направленное, закономерное изменение материи и сознания. В результате возникает новое качество или состояние объекта. Отождествление (может быть и не совсем строгое) терминов «развитие» и «движение» позволяет выразиться в таком смысле, что вне развития немыслимо существование материи, в данном случае – системы. Структурно-функциональные особенности системы формальны, т. е. могут пребывать в разном «материале», быть инвариантными по отношению к системам любой другой природы. Так, системные свойства могут быть присущи и техническим объектам, и биологическим, и духовным, и социальным, и политическим, и каким угодно. Главными, ведущими процедурами системного анализа являются моделирование и проектирование. Моделируя объект как систему, исследователь должен разложить его на определённое множество элементов и сформулировать определённое множество отношений между ними. Так, типичной схемой системного моделирования являются: 1) определение исходной системы (структуры, системных свойств, функционирования, параметров относительно внешней среды); 2) анализ её внутренней организации; 3) оптимизационное исследование (определение её экстремальных состояний, узловых структурных особенностей, критических точек); 4) перенесение результатов исследования на исходный объект или, при проектировании, на другие объекты с другими целями и с другой природой. Методы системного анализа широко применяются в экологии, психологии, технических науках, образовании, экономике, производстве, управлении и других областях. Системный подход, как общетеоретический мировоззренческий принцип, пережив пик интенсивности в 50–70-х гг., постепенно к концу XX в. был вытеснен синергетическим подходом при обращении к сверхсложным самоорганизующимся системам. Системы этого типа отличаются непредсказуемостью, повышенной адаптивностью и гибкостью структуры, активным влиянием на среду. 30. СИНЕРГЕТИКА: НОВАЯ НАУЧНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ И НОВОЕ МИРОВИДЕНИЕ Синергетика (теория самоорганизации) – молодое научное направление, изучающее законы взаимоперехода порядка и хаоса, самоорганизации систем самой разной природы, возникло в 70-е гг. ХХ в. и менее чем за 30 лет своего существования совершило стремительную экспансию в различные отрасли научного знания. К ее идеям и методам, разработанным Г. Хакеном, И. Пригожиным, И. Стенгерс, обращаются физики и математики, химики и биологи, экономисты и социологи, политологи и философы. С позиций теории самоорганизации теперь интерпретируются самые разные явления – рождение Вселенной, динамика горения, биологическая эволюция, практический менеджмент, своевременная урбанистика, формирование массовых политических пристрастий, развитие научной мысли и др. Секрет взрывного роста популярности синергетических идей связан с тем мощным импульсом, который дают научному творчеству методологические и мировоззренческие новации синергетики. В плане научной методологии речь идет о новациях в понимании и трактовке тех моментов развития и организации мира, которые прежде не являлись основным предметом классического, традиционного научного знания, – условиями спонтанного самоструктурирования и самоорганизации сложных систем, возникновения порядка из хаоса. Особенностью синергетики явилось то, что она формировалась как междисциплинарное направление, на стыке целого ряда научных дисциплин (физики, математики, химии, биологии и др.), и поэтому как сам метод, так и выводы синергетики сразу обрели универсальный статус, касающийся миропонимания и мироописания в целом. Именно эта специфика нового знания привлекла к нему философов, представителей гуманитарного и социального знания, увидевших в синергетике объяснение универсальных, общемировых закономерностей развития и саморазвития. Рождение структур порядка синергетика связывает с такими условиями существования системы, как открытость, нелинейность, неравновесность. В открытой, активно взаимодействующей со средой системе одновременно протекают два разнонаправленных процесса. С одной стороны, часть своей энергии система растрачивает на свое существование, что ведет к росту энтропии (которая является мерой хаоса). С другой стороны, такая система постоянно подпитывается от окружающей среды энергией и веществом, и этот поток приходящих воздействий является негэнтропийным (т. е. уменьшающим меру хаоса) фактором. В результате взаимодействия этих двух противоположных процессов в системе устанавливается особое неравновесное состояние, когда она становится крайне чувствительной к малейшим случайным отклонениям в своем развитии (флуктуациям), которые теперь способны поменять ее судьбу. Такой переломный, критический момент неопределенности будущего развития получил название точки бифуркации. Это состояние выбора системой пути своей эволюции. Все зависит от того, какую из флуктуаций она выберет для своего структурообразования. Система может выбрать путь дальнейшего энтропийного угасания (путь к хаосу, распаду структуры) или сохранения неопределенности развития. Однако в данном состоянии возможен и третий путь – рождение нового порядка, когда в системе спонтанно, по ее внутренним законам происходит самоорганизация и возникает особого рода новая структура (она имеет различные названия – диссипативная структура, странный аттрактор, детерминированный хаос и др.). Особенностью такой структуры порядка является то, что она есть синтез порядка и хаоса – хаоса на микроуровне и порядка на макроуровне, что проявляется в синхронном когерентном, согласованном поведении элементов системы. Роль хаоса в установлении порядка двойственна: с одной стороны, он поставляет материал (в виде флуктуаций) для построения структур порядка, поскольку в нем потенциально содержатся все будущие структуры, с другой стороны, хаос, связанный с диссипативным, рассеивающим, энтропийным началом, выполняет роль ножа скульптора, отсекающего все лишнее и оставляющего из всех возможных структур лишь самые жизнеспособные. Но на этом жизнь порядка не завершается. В нелинейной среде разные участки внутри одной системы развиваются и упорядочиваются с разной скоростью, и эта рассинхронизация может привести к развалу системы, т. е. хаос может прорваться с микроуровня на макроуровень. Дабы этого не произошло, система может спонтанно перейти в режим более осторожного, более замкнутого существования. Она старается отсекать флуктуации, делается более однородной, но при этом «угасающей»; в ней начинает расти энтропия, что ведет к возможной смерти от микрохаоса. Это может случиться, если система снова не впустит в себя необходимую дозу хаоса из внешней среды, активизируя свои контакты с окружающим миром. Таким образом, хаос может и создать порядок, и убить его, и поддержать. Порядок в такой модели самоорганизации является не постоянным, раз и навсегда данным; он предстает как становящийся, развивающийся процесс упорядочения, разворачивающийся в сложных взаимопереходах порядка и хаоса. Но обязательными условиями рождения порядка в открытой нелинейной системе являются следующие: состояние критической неравновесности системы, ее чувствительность к флуктуациям, ситуация бифуркационного выбора пути своего развития, установление иерархии (неоднородности) в структуре, сохранение роли и дозы хаоса в любой структуре порядка. В описании процесса возникновения порядка из хаоса синергетику интересуют, прежде всего, нестационарные состояния, живая динамика, взаимопереходы разрушения и созидания. В синергетическом описании возникает новый образ мира – мир открыт и сложноорганизован, он не «ставший», а «становящийся», непрерывно возникающий и изменяющийся. Он эволюционирует по нелинейным законам, т. е. полон неожиданных поворотов, связанных с выбором путей дальнейшего развития. Новационный потенциал синергетики и ее влияние как на научную методологию, так и на формирование современных мировоззренческих ориентаций наиболее очевиден при сравнении нового синергетического мировидения с классической картиной мира, которая определяла основные способы миропонимания и мироописания, начиная с эпохи Нового времени. Классическая наука основное внимание уделяла устойчивости, порядку, однородности, равновесию – тем параметрам, которые характеризуют замкнутые системы и линейные соотношения, в которых малый сигнал на входе вызывает равномерно по всей области малый отклик на выходе. В результате в рамках классической картины мира сложился определенный стиль мышления и понимания мира, основанный на следующих образцах (паттернах) мышления: − предметом науки является общее, повторяющееся; науки об индивидуальном не существует; случайность изгоняется из научных теорий, она считается второстепенным, побочным фактором, не имеющим принципиального значения; − общие положения должны формулироваться как точные значения, иметь математическое выражение; к этому идеалу должны стремиться и остальные науки; рационализированное знание отдает приоритет количественным и экспериментальным методам; научное объяснение есть, прежде всего, объяснение свойств целого из свойств его частей; − наука есть знание о равновесном и устойчивом, в то время как неравновесность и неустойчивость есть негативное, разрушительное, что должно быть преодолено путем глубокого проникновения в суть вещей; отсюда – особое внимание причинно-следственным связям; их нарушение есть результат неполноты нашего знания; − процессы, происходящие в мире, обратимы во времени, а поэтому их предшествующая судьба и их будущее предсказуемы на неограниченно большие промежутки времени; − развитие понимается как линейное, поступательное, без альтернатив; если и наблюдаются случайные альтернативы, то они поглощаются магистральным течением событий; отсюда – линейные модели управления системами (управляющее воздействие рождает желаемый результат). Классическая картина мира начала ставиться под сомнение в рамках самого естествознания в XIX в. – термодинамикой, в начале ХХ в. – квантовой механикой. Но лишь во второй половине ХХ в. развитие естествознания (в том числе и появление синергетики), философии и сама ускоряющаяся динамика социальных процессов подготовила условия для формирования новой картины мира. Эта картина мира признает, конечно же, наличие в мире замкнутых систем, действующих как механизмы, но они к контексте нового миропонимания составляют лишь незначительную часть мировых явлений. В основном мир состоит из открытых систем, которые интенсивно обмениваются энергией, веществом, информацией с окружающей средой и, следовательно, характеризуются совершенно иными принципами – разупорядоченностью, нелинейными соотношениями. Новое мировидение подходит к краю классической парадигмы с ее культом рациональности, связывающей понимание мира с открытием детерминистических законов, и заглядывает за ее горизонт – туда, где кончается мир, организованный по правилам человеческого рассудка, и начинается «неправильный», реальный мир. Можно привести вполне «синергетическое» высказывание Набокова: «То, что контролируемо, никогда не бывает вполне реальным. То, что реально, никогда не бывает вполне контролируемо». Под влиянием синергетического познавательного сдвига сознание современного человека видит мир в синтезе таких тенденций и процессов (эвристических доминант), как обратимость и необратимость, детерминизм и случайность, равновесность и неравновесность, линейность и нелинейность, предсказуемость и непредсказуемость. В этом мире есть место всем этим явлениям, они не исключают друг друга. Поэтому говоря об образцах (паттернах) нового стиля мышления, отметим их эвристическую гибкость, амбивалентный (диалектический) характер. Вот как можно обозначить эти образцы (паттерны): − предметом науки является не только общее, повторяющееся, но и случайное, индивидуальное, неповторимое (не только законы, но и события); − естественный порядок мироздания не является от века данным, материя не инертна, ей присущи источники самодвижения и внутренней активности; − математическое знание не является универсальным языком и стандартом познания – не менее важны качественные, «понимающие» методы; − детерминизм в описании мира не исключает случайность – они согласуются и взаимодополняют друг друга: если в точке бифуркации действует (доминирует) случайность, непредсказуемость, то после выбора пути развития, на этапе более устойчивого существования системы в силу вступает детерминизм; − развитие многовариантного и альтернативного как в перспективном, так и в ретроспективном плане, поэтому можно предположить, что так называемые «тупиковые», промежуточное или девиантные пути развития могут быть совершеннее или перспективнее избранного варианта развития; − развитие происходит через неустойчивость, поэтому не следует опасаться, а тем более игнорировать роль хаоса, флуктуаций в развитии, – хаос не только разрушителен, но и конструктивен; − процесс развития сочетает в себе дивергентные тенденции (рост разнообразия) и конвергентные тенденции (свертывание разнообразия); − развитие мира происходит по нелинейным законам, т. е. нельзя сводить его к кумулятивной поступательности, темп и направление развития не заданы однозначно; отсюда – новое понимание проблемы управления сложноорганизованными системами: оно должно ориентироваться не столько на желание управляющего, сколько на собственные тенденции развития этих систем, а также допускать возможность существования зон (и моментов), свободных от контроля, – непредсказуемых. Новое миропонимание есть описание, промежуточное между двумя противоположными картинами – детерминистическим миром и произвольным миром чистых событий. Реальный мир управляется случайностью. В таком промежуточном описании возникают новые формы познаваемости, поскольку мы обнаруживаем, что значительная часть конкретного мира вокруг нас до сих пор «ускользала из ячеек научной сети», по выражению Уайтхеда. Перед исследователем открываются новые горизонты, возникают новые вопросы, появляются новые ситуации, требующие нестандартных решений. 31. КОМПЬЮТЕРИЗАЦИЯ НАУКИ Способность человеческого сознания создавать, хранить и перерабатывать информацию привела к идее создания машины, которая смогла бы выполнять мыслительные операции. Уже в XVII в. Паскаль создал первую машину, выполнявшую сложение двух чисел. Позднее Лейбниц построил машину, производившую четыре арифметических действия. В XIX в. англичанин Бэббидж изобрел машину, не только проводившую арифметические операции и печатавшую их результаты, но и дававшую возможность составлять с её помощью таблицы логарифмических, тригонометрических и других функций. В 70-х гг. XX в. появляются и получают широкое распространение персональные компьютеры на базе микропроцессоров. Разработки интеллектуальных компьютерных программ применяются в различных областях: шахматы, компьютерное обучение, медицинская и психологическая диагностика, машинный перевод текстов, распознавание образов, вычислительные процессы и др. Причем разнообразные логические операции выполняются машинами значительно лучше, точнее и быстрее, чем человеческим мозгом. При решении проблемы компьютерной обработки информации возникает вопрос о воспроизведении познавательных процессов человека путем создания аналога, модели его материального носителя (мозга), а также воспроизведения с помощью модели рационального мышления его логических структур. Особый интерес исследователей искусственного интеллекта вызывает анализ неосознаваемого, так называемого «неявного» знания. При этом ученые опираются на работы философов в области понимания, объяснения и интерпретации (герменевтики) – Хайдеггера, Гадамера, Гуссерля, Полани и других. Герменевтика помогает ответить, как скрытое в языке, неявное знание превращается в знание явное, объективированное, тем самым упрощает задачу выявления механизмов творчества. Кроме того, что программы компьютерного моделирования сознания позволяют автоматизировать различные виды интеллектуальной деятельности человека, они вместе с имитацией процесса мышления и получения его результата способствуют постижению механизмов этого мышления. Иными словами, они направлены на объяснение психических процессов, протекающих в мозгу человека при решении задач различного характера. Современная гносеология и эпистемология, как теории о познании и знании, всё в большей степени опираются на достижения техники в своих исследованиях. В частности, когнитивная наука, сформировавшаяся в 60-70-х гг. XX в. (Гарвард, США) методом компьютерного моделирования исследует формирование и функционирование знания. Искусственный интеллект (ИИ) для когнитологии служит моделью того, как знание приобретается, хранится и перерабатывается, как оно «представлено» в голове познающего человека – естественного прообраза компьютера. В компьютере знание представлено в виде информации, которая хранится в машине, которая формализована в соответствии с определенными правилами, автономно используемыми компьютером при решении проблем с помощью заложенных в нем алгоритмов (типа логического вывода). Информационная модель знания, в отличие от самого когнитивного знания (полученного человеком в ходе познания), унифицирована, то есть не является достоянием конкретной личности, она равно доступна всем. Каждый, в соответствии со своим личным, уникальным опытом и способностями, превращает её в знание. Человек извлекает из информации, закодированной в компьютере, нечто (схему, форму), позволяющее реализовать его свободу, то есть наполнить своим содержанием. Использование гносеологией компьютера при разработке программ искусственного интеллекта способствует исследованию самых тонких и абстрактных гипотез о природе человеческого разума. Экспериментально проверяются гносеологические концепты таких философов, как Локк, Лейбниц, Кант, Гуссерль и др. Так, выяснилась несостоятельность идеи «tabula rasa» Джона Локка, критиковавшего априорные идеи Декарта. Оказывается, человеческий эмпирический опыт приобретается не с «чистого листа», а опирается на весьма сложную структуру априорных (доопытных) знаний. На компьютерах, а не на людях проверяются сегодня гипотезы о мышлении и познании. Таким образом, эпистемология напрямую выходит в сферу конструктивной инженерной и технологической деятельности, и роль философа не менее важна, чем роль математика-программиста. Каким же образом формируется знание в уме человека? Одним из ответов является теория фреймов. Термин «фрейм» был введен американским лингвистом М. Минским. В программе искусственного интеллекта «фрейм» именуется как «сценарий». Согласно этой теории, знания о мире складываются по определённым сценариям с фиксированным набором стереотипных ситуаций – фреймам (от англ. frame – рамка, каркас). Разум интерпретирует данные восприятия (эмпирические данные) в терминах, уже приобретенных раннее и описывающих фрейм-структуры. Фреймы представляют собой некие «унифицированные конструкции» знания, которые обеспечивают не только быстрое восприятие (распознавание опыта), но и одновременное понимание слов, предложений, текстов. Фрейм-конструкт образует особую организацию знания, составляющего необходимое предварительное условие нашей способности к пониманию слов. Располагая системой устоявшихся, социально апробированных когнитивных структур – фреймов, субъект способен конкретизировать и предельно общие понятия типа «теоретические знания», «общественноисторическая практика», «культурно-исторический тип» и т. п. Фреймы повышают скорость обработки информации (данных восприятия – у человека), поскольку содержат не только явные логические схемы и формы упорядочивания информации, но и неявные, скрытые ментальные структуры знания, невербализованные и не представленные в традиционных познавательных структурах. Формирование фреймов осуществляется в течение всей жизни человека. Пример «работы» фрейма: владея фреймом какого-либо предмета или явления (стола, семьи, оперы и т. д.), субъект, то есть человек, воспринимает любые объекты и ситуации по аналогии со своими стереотипами и клише, идентифицируя их с набором знакомых ему характеристик. Даже если он не видит целиком предмет (например, стол), он все равно «домысливает», конструирует его в своем восприятии целиком. Или, наблюдая поведение отдельных индивидов по отношению друг к другу, на основании немногих стереотипных характеристик их действий, он может заключить, что эти индивиды находятся в системе семейных отношений. Теория фреймов преодолевает узко психологическую трактовку восприятия как одной из важных форм познания. Предпосылкой и условием, «фоном» актуально осуществляемого восприятия является обобщенное, преимущественно эмпирическое знание, содержащее и индивидуальный духовно-практический опыт субъекта, и культурно-исторические традиции, и ценностные, мировоззренческие представления, и архетипы (бессознательные конструкты). Из всех возможных интерпретаций (объект-гипотез) чувственных данных субъект бессознательно выбирает ту, которая в наибольшей степени соответствует его практическому опыту и ценностно-мировоззренческим установкам (то есть его схеме-фрейму). Неявное знание – фрейм – это необходимая предпосылка для интерпретации новой информации, пока она не будет понята и истолкована, то есть пока ей не будут заданы предметные смыслы. Компьютерный эксперимент (моделирование) позволяет выявить смысловую связь как основной конструктивный элемент знания. Человек как обучающаяся система адаптируется к новой предметной среде (задача, проблема) благодаря восприимчивости к смыслу. Он пытается найти в памяти ситуацию, наиболее сходную с данной. Например, метафоры и аналогии позволяют увидеть какой-либо предмет или идею «в свете» другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенные в одной области, для решения проблем в другой области. Именно так распространяются знания от одной научной парадигмы к другой. Появление компьютерных технологий в научном познании – явление неоднозначное. С одной стороны, компьютерное моделирование открывает большие возможности для решения познавательных задач и исследования самого процесса приобретения знаний. С другой стороны, компьютеризация науки способствует формированию так называемого «компьютерного сознания» и деградации мыслительных способностей. Например, снижение критичности и аналитичности суждений, игнорирование роли чувственного аспекта познания и креативных способностей (пользователь, «юзер» – потребитель, но не творец), отрицание значимости иррациональных структур познания, не поддающихся формализации (машина не способна к интуитивному знанию), утрата исторического (диахронического) подхода к познаваемым предметам в силу того, что информация о них в базе данных синхронизируется, вытеснение формализованным языком всего богатства метафорических и образных описаний. 32. НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ Процесс преемственности в науке может быть выражен в терминах «традиция» и «новация». Это две противоположные диалектически связанные стороны единого процесса развития науки: новации вырастают из традиций, находятся в них в зародыше; все положительное и ценное, что было в традициях, в «снятом» виде остается в новациях. Преемственность научного познания не есть однообразный, монотонный процесс. Она (преемственность) выступает как единство эволюционных (постепенных) и революционных (скачкообразных, качественных) изменений. Эти две стороны развития науки связаны и сменяют друг друга. Во время относительно устойчивого, эволюционного развития науки происходит постепенный рост знаний, теоретические представления остаются почти без изменений. В период научной революции подвергаются качественной перестройке именно основные, фундаментальные концепции, считавшиеся раньше незыблемыми. Примерами таких научных революций являются создание гелиоцентрической системы мира (Коперник), формирование классической механики и экспериментального естествознания (Галилей, Кеплер, Ньютон), революция в естествознании конца XIX – начала ХХ вв. – возникновение теории относительности и квантовой механики (А. Эйнштейн, Н. Планк, Н. Бор, В. Гейзенберг и др.) Крупные изменения происходят в современной науке (синергетика – теория самоорганизации целостных развивающихся систем; электроника, генная инженерия и т. п.). Очищая науку от заблуждений и неточностей, революция открывает новые объекты и методы исследования, ускоряя темпы развития науки. В целом научная революция понимается, во-первых, как качественное изменение в системе знания и мышления, требующее изменение стратегии научного поиска; во-вторых, как коренная перестройка системы познавательной деятельности, качественный скачок в способах производства знания. Главным условием появления идеи научных революций явилось признание историчности разума, а следовательно, историчности научного знания и соответствующего ему типа рациональности. Философия ХVII – первой половины XVIII в. рассматривала разум как неисторическую, самотождественную способность человека как такового. Принципы и нормы разумных рассуждений, с помощью которых добывается истинное знание, признавались постоянными для любого исторического времени. Свою задачу философы видели в том, чтобы «очистить» разум от субъективных привнесений («идолов», как их назвал Ф. Бэкон), искажающих чистоту истинного знания. Даже И. Кант в конце XVIII в., совершивший «коперниканский» переворот в теории познания, показав, что предмет знания не дан, а задан априорными формами чувственности и рассудка познающего субъекта, тем не менее придерживался представления о внеисторическом характере разума. Поэтому в качестве субъекта познания в философии Канта фигурировал внеисторический трансцендентальный субъект. И только в XIX в. представление о внеисторичности разума было поставлено под сомнение. Французские позитивисты (Сен-Симон, О. Конт) выделили стадии познания в человеческой истории, а немецкие философы послекантовского периода, особенно в лице Гегеля, заменили кантовское понятие трансцендентального субъекта историческим субъектом познания. Но если субъект познания историчен, то это, в первую очередь, означает историчность разума, с помощью которого осуществляется процесс познания. В результате истина стала определяться как историческая, т. е. имеющая «привязку» к определенному историческому времени. Принцип историзма разума получил дальнейшее развитие в марксизме, неогегельянстве, неокантианстве, философии жизни. Эти совершенно разные по проблематике и способу их решения философские школы объединяло признание конкретноисторического характера человеческого разума. Большинство отечественных исследователей придерживаются следующей классификации глобальных революций в науке и прежде всего в естествознании. Первая революция. XVII – первая половина XVIII в. – становление классического естествознания. Основные характеристики: механистическая картина мира как общенаучная картина реальности; объект – малая система как механическое устройство с жестко детерминированными связями, свойство целого полностью определяется свойствами частей; субъект и процедуры его познавательной деятельности полностью исключаются из знания для достижения его объективности; объяснение как поиск механических причин и сущностей, сведение знаний о природе к принципам и представлениям механики. Вторая революция. Конец XVIII – первая половина XIX в., переход естествознания в дисциплинарно организованную науку. Основные характеристики: механическая картина мира перестает быть общенаучной, формируются биологические, химические и другие картины реальности, не сводимые к механической картине мира; объект понимается в соответствии с научной дисциплиной не только в понятиях механики, но и таких, как «вещь», «состояние», «процесс», предполагающих развитие и изменение объекта; субъект должен быть элиминирован из результатов познания; возникает проблема разнообразия методов, единства и синтеза знаний, классификации наук; сохраняются общие познавательные установки классической науки, ее стиля мышления. Третья революция. Конец XIX – середина XX в., преобразование параметров классической науки, становление неклассического естествознания. Существенные революционизирующие события: становление релятивистской и квантовой теорий в физике, становление генетики, квантовой химии, концепции нестационарной Вселенной, возникают кибернетика и теория систем. Основные характеристики: НКМ – развивающееся, относительно истинное знание; интеграция частнонаучных картин реальности на основе понимания природы как сложной динамической системы; объект – не столько «себетождественная вещь», сколько процесс с устойчивыми состояниями, соотнесенность объекта со средствами и операциями деятельности; сложная, развивающаяся динамическая система, состояние целого не сводимо к сумме состояний его частей; вероятная причинность вместо жесткой, однозначной связи; новое понимание субъекта как находящегося внутри, а не вне наблюдаемого мира – необходимость фиксации условий и средств наблюдения, учет способа постановки вопросов и методов познания, зависимость от этого понимания истины, объективности, факта, объяснения; вместо единственно истинной теории допускается несколько содержащих элементы объективности теоретических описаний одного и того же эмпирического базиса. Четвертая революция. Конец XX – начало XXI в., радикальные изменения в основаниях научного знания и деятельности – рождение новой постнеклассической науки. События – компьютеризация науки, усложнение приборных комплексов, возрастание междисциплинарных исследований, комплексных программ, сращивание эмпирических и теоретических, прикладных и фундаментальных исследований, разработка идей синергетики. Основные характеристики: НКМ – взаимодействие различных картин реальности; превращение их во фрагменты общей картины мира, взаимодействие путем «парадигмальных прививок» идей из других наук, стирание жестких разграничительных линий; на передний план выходят уникальные системы – объекты, характеризующиеся открытостью и саморазвитием, исторически развивающиеся и эволюционно преобразующиеся объекты, «человекоразмерные» комплексы; знания об объекте соотносятся не только со средствами, но и с ценнностно-целевыми структурами деятельности; осознается необходимость присутствия субъекта, это выражается прежде всего в том, что включаются аксиологические факторы в объяснения, а научное знание с необходимостью рассматривается в контексте социального бытия, культуры, истории как неразделенное с ценностями и мировоззренческими установками, что в целом сближает науки о природе и науки о культуре. При методологическом анализе процессов развития и роста науки остается непроясненным вопрос: универсально ли понятие «научная революция» или оно применимо лишь к отдельным ситуациям в истории естествознания, имеющим достаточно уникальный характер. Обоснованию применимости этого понятия в естественных науках посвящено много исследований, как отечественных, так и зарубежных. Вопрос же о применимости этого понятия в методологии общественных и гуманитарных дисциплин пока достаточно не исследован. 33. РАЗВИТИЕ НАУКИ: КУМУЛЯТИВИЗМ И АНТИКУМУЛЯТИВИЗМ Кумулятивисты признают наличие преемственности и инновационности в развитии науки. Преемственность в развитии науки проявляется в том, что последующие стадии науки непосредственно продолжают ее предшествующие этапы: последующее развитие науки уточняет, углубляет, дополняет, обобщает и т. п. ее предшествующие достижения. Кумулятивистское понимание характера развития науки господствовало на протяжении длительного времени. В рамках кумулятивистского подхода был выдвинут важный для истории и философии науки принцип соответствия. Он был сформулирован Н. Бором сначала применительно только к развитию физики, а затем стал использоваться многими исследователями и в более широком контексте. Этот принцип конкретизирует понимание форм и соотношения преемственности и инновационности в развитии науки. Он раскрывает взаимоотношения между предшествующей и последующей научными теориями (концепциями). Предшествующая теория, гласит этот принцип, является частным (или предельным) случаем последующей теории. В соответствии с этим принципом, последующая научная теория имеет, сравнительно с предшествующей теорией, более широкую область применимости. Или: последующая теория является более общей теорией по сравнению с теорией предшествующей. Например, механика частной (специальной) теории относительности (релятивистская механика) является последующей теорией по отношению к классической (ньютоновской) механике. Если классическая механика успешно «работает» только в области малых (по сравнению со скоростью света в вакууме) скоростей движения тел, то релятивистская механика с высокой степенью точности описывает также и движения тел с релятивистскими скоростями (то есть скоростями, близкими к скорости света в вакууме). Далее, формулы ньютоновской механики получаются из соответствующих формул релятивистской механики, если пренебречь малыми для области «классических» скоростей «релятивистскими добавками». Приблизительно так же дело обстоит с соотношением классической механики (предшествующей теории) и квантовой механики (последующей теории), соотношением арифметики рациональных чисел (предшествующая теория) и арифметики действительных чисел (последующая теория) и т. д. Таким образом, согласно принципу соответствия, преемственность в развитии науки состоит, в частности, в том, что последующая научная теория не отменяет, не зачеркивает, не исключает достижений предшествующей теории. Предшествующая теория, с такой точки зрения, остается вполне работоспособной в своей области применимости. И ее результаты, применительно к этой области, по сути, полностью подтверждаются последующей теорией. Инновационность в развитии науки, согласно рассматриваемому принципу, состоит в том, что последующая теория дает новые и адекватные знания о той области действительности, которая не описывается (или описывается неадекватно) предшествующей теорией. Так, в приведенном выше примере релятивистская механика, с одной стороны, дает практически те же результаты, что и классическая механика, если речь идет об описании движений с относительно малыми скоростями. С другой стороны, релятивистская механика содержит новое знание: она дает описание принципиально новых эффектов, имеющих место в системах, движущихся со скоростями, близкими к скорости света. Принцип соответствия в значительной мере упрощает реальную картину развития науки. Многими авторами показано, что в действительности соотношение между предшествующей научной теорией и последующей теорией является гораздо более сложным, гораздо менее однозначным, чем это представляется в свете принципа соответствия. Предшествующая теория не является частным случаем соответствующей последующей теории. Аналогично, предшествующая теория не является предельным случаем соответствующей последующей теории. Поэтому некоторые авторы поспешили «сдать в архив» принцип соответствия и связанную с ним концепцию развития науки. Но такая поспешность не уместна. Принцип соответствия показал в прошлом и показывает в наши дни свою «работоспособность»: он описывает и объясняет некоторые существенные черты процесса развития науки, но роль и значение этого принципа не следует абсолютизировать. За пределами описательных и объяснительных возможностей принципа соответствия остается множество интересных и важных сторон развития науки. Главное, что не учитывают сторонники кумулятивизма, – это качественное своеобразие различных ступеней развития науки. Кумулятивисты склонны оперировать главным образом количественными характеристиками научного знания. Они утверждают, например, что последующая научная теория (концепция) является более точной, более общей, более информативной по сравнению с предшествующей теорией (концепцией). Они указывают, как мы уже видели, на то, что последующая теория имеет более широкую область применимости по сравнению со своей предшественницей и т. д. Они полагают, что предшествующая теория (концепция) и соответствующая последующая теория (концепция) в некотором смысле качественно однородны, что они (эти теории, концепции) говорят, в сущности, на одном языке, используют одни и те же понятия, что они описывают и объясняют, по сути, один и тот же мир. Но детальное рассмотрение показывает однако, что различные стадии в развитии науки и, в частности, сменяющие друг друга научные теории (концепции) отличаются не только количественными характеристиками, они чаще всего качественно различны, они используют различные понятия (иногда, впрочем, обозначаемые одними и теми же терминами), они говорят на разных языках. Разные теории (концепции) описывают и объясняют различные миры. Например, классическая теория поля тяготения основана на классической механике, на законе всемирного тяготения, открытом И. Ньютоном. Релятивистская теория тяготения (созданная А. Эйнштейном общая теория относительности), пришедшая на смену кратко описанной классической теории тяготения, говорит на совершенно ином языке. В этой теории нет сил тяготения. Гравитационное поле (поле тяготения) отождествляется здесь с искривлением четырехмерного псевдориманова пространства-времени. Источником этого искривления является распределение массы и энергии, описываемое здесь тензором энергии-импульса. Движение тел здесь происходит по геодезическим («прямейшим») линиям указанного пространства-времени. В связи с анализом таких – качественно различных – теорий (концепций) и других качественно различных этапов в развитии науки сформировался поход, противостоящий кумулятивизму, который отчетливо и в гораздо более резкой форме как позицию антикумулятивизма сформулировал Т. Кун. В своей нашумевшей книге «Структура научных революций» Т. Кун утверждает, что развитие науки включает в себя два принципиально отличающихся друг от друга типа периодов. Периоды первого типа могут быть охарактеризованы как периоды эволюционного развития. Периоды второго типа – это периоды научных революций. Для характеристики указанных периодов в развитии науки Т. Кун вводит целый ряд понятий. Два из них являются фундаментальными для его концепции: «научное сообщество» и «парадигма». Эти понятия определяют друг друга: понятие парадигмы определяется через понятие научного сообщества и наоборот. Само слово «парадигма» заимствуется Куном из древнегреческого языка, где оно означало «образец». В основе всякой парадигмы лежит некоторая принятая данным сообществом теория (концепция). Так, например, в физике долгое время (XVIII–XIX вв.) в качестве парадигмальной выступала ньютоновская механика. В биологии парадигмальной является дарвиновская теория эволюции видов (постепенно совершенствуемая и дополняемая генетикой). В советское время для наук социально-экономических, исторических, гуманитарных парадигмальной являлась марксистская социально-философская концепция. Любая парадигма содержит образцы постановки и решения научных проблем. Парадигма определяет тип научных проблем, которые вообще следует ставить перед собой члену данного научного сообщества. Она же задает образцы их решений (методы, методики, алгоритмы). Эти образцы (постановки и решения научных проблем) содержатся в трудах создателей основополагающей для данной парадигмы теории (концепции). Они представлены в учебниках и учебных пособиях, по которым приобщались к соответствующей науке члены научного сообщества. Парадигма – это некоторое общее воззрение на изучаемую данной наукой предметную область, это соответствующая фундаментальная научная теория (концепция), это принятый данным научным сообществом способ постановки и решения научных проблем. Как уже было сказано, понятия парадигмы и научного сообщества являются взаимоопределяемыми понятиями. Учитывая это, можно сказать, что научное сообщество – это сообщество представителей данной научной дисциплины (физики, биологии, социологии и т. д.), объединенных общей для них всех парадигмой. Для того чтобы быть членом научного сообщества, необходимо принять соответствующую парадигму. С помощью понятия «нормальная наука» Т. Кун характеризует тот период в развитии некоторой науки, в течение которого данная наука развивается в рамках определенной парадигмы. Этот период в развитии науки является также упомянутым выше периодом ее эволюционного развития. Он может быть охарактеризован также как период высокой степени преемственности в развитии науки, как кумулятивистский период в развитии науки. В период «нормальной науки» ученые уверены в истинности принятой ими парадигмы. Их уверенность подтверждается успешным функционированием этой парадигмы: решением все новых и новых «головоломок». В это время члены научного сообщества в очень малой степени сориентированы на совершенствование крупных научных открытий, они консервативны. Кризисный период в развитии науки, по Куну, начинается с обнаружения «аномалий». Решая все новые и новые задачи (головоломки), научное сообщество сталкивается, наконец, с такой задачей, которая в принципе не решается в рамках данной парадигмы. Именно такую задачу Кун и называет аномалией. Обнаружение первой аномалии не приводит к кризису действующей парадигмы. Но развитие науки приводит к открытию новых аномалий. Рост числа аномалий, естественно, подрывает авторитет соответствующей парадигмы. Наука вступает в кризисный период своего развития. Для решения этих проблем («аномалий») начинаются выдвижение и разработка конкурирующих друг с другом гипотез, по сути, выходящих за пределы прежней парадигмы. Кризисный период в развитии науки завершается, когда одна из предложенных гипотез (теорий, концепций) начинает доминировать, когда на ее основе складывается новая парадигма, цементирующая научное сообщество. После этого данная наука вновь вступает в период «нормальной науки», научное сообщество вновь начинает решать «головоломки» и т. д. Таким образом, по Т. Куну, научная революция представляет собой смену парадигм. Научная революция, в соответствии с такой точкой зрения, является скачком в развитии науки, является перерывом постепенности. Кун склонен говорить о «несоизмеримости», о несравнимости сменяющих друг друга парадигм. В этом и состоит, в первую очередь, его антикумулятивизм. Кун утверждает, что последующая парадигма не есть некоторое улучшение (уточнение, обобщение и т. п.) предшествующей парадигмы. Новая парадигма дает новое видение мира: здесь новые объекты, новые факты, новые проблемы, новые методы, новые понятия... Поэтому, по Куну, научная революция (смена парадигм) не ведет науку к прогрессу. 34. РАЗВИТИЕ НАУКИ: ИНТЕРНАЛИЗМ И ЭКСТЕРНАЛИЗМ Подход, абстрагирующийся от вклада вненаучных факторов в становление и развитие науки, обозначается термином интернализм. Он рассматривает науку в качестве автономной системы, развивающейся преимущественно благодаря действию внутренне присущих ей (имманентных) движущих сил. Например, в качестве движущих сил развития науки представители интернализма указывают на различного рода противоречия, свойственные науке: противоречия между эмпирическими данными, накопленными в той или иной научной дисциплине, и соответствующими теоретическими разработками; противоречия между различными теориями, концепциями, науками; противоречия, которые время от времени обнаруживаются внутри имеющихся теорий, концепций и т. д. Все эти противоречия при их осмыслении порождают научные проблемы, решением которых и занимаются научные работники. Для решения научных проблем они выдвигают различного рода предположения, гипотезы, которые проверяются на работоспособность и «жизнеспособность». Некоторые из работоспособных и «жизнеспособных» гипотез, развиваясь и совершенствуясь, получают признание со стороны научного сообщества и обретают статус научных теорий или концепций. Затем в той или иной составляющей науки обнаруживаются новые противоречия или новые аспекты старых противоречий, которые вызывают к жизни новые научные проблемы... К внутренним движущим силам науки можно отнести также противоречия другого рода. Это противоречия между различными исследователями, между различными научными школами, исследовательскими группами. Разумеется, такие противоречия могут не только способствовать развитию науки, но и тормозить это развитие. Тем не менее, противоречия такого рода постоянно присутствуют в науке, и их вполне правомерно считать движущими силами ее развития. Можно было бы указать и на другие имманентные движущие силы развития науки. Оценивая интерналистский подход (А. Койре, К. Поппер), следует иметь в виду, что его сторонники не отрицают полностью влияния на развитие науки вненаучных факторов. Они лишь считают, во-первых, что внутринаучные движущие силы играют решающую роль в развитии науки, а вненаучные – второстепенную, подчиненную. Во-вторых, они полагают, что воздействие вненаучных факторов (экономических, политических, мировоззренческих, экологических и т. д.) на динамику науки опосредуется действием внутринаучных. Оценивая интерналистский подход, необходимо принять во внимание многообразие наук. Этот подход в значительной мере справедлив, например, по отношению к логико-математическим наукам. Развитие таких наук в высокой степени автономно и определяется преимущественно действием внутренних для науки факторов: внутренней логикой развития этих наук, традициями существующих научных школ, наличием (или отсутствием) в данный период гениальных исследователей, существующим набором теоретических и методологических разработок и т. п. Конечно, и логико-математические науки откликаются на действие социокультурных детерминантов, но этот отклик неизмеримо слабее, чем соответствующий отклик технических, экономических, социальных наук. Соотношение действия внешних и внутренних факторов на развитие науки меняется в зависимости от стадии развития науки вообще, и данной научной дисциплины, в частности. Так, например, когда в некоторой науке существует общепризнанная и эффективно работающая теория (концепция), тогда деятельность научного сообщества сводится преимущественно к применению этой теории (концепции) к решению стандартных задач. На данной – эволюционной, «нормальной» – стадии развития науки действие вненаучных факторов проявляется преимущественно в определении того, какие именно задачи (из всего множества задач, стандартно решаемых с помощью этой общепринятой теории) должны решаться в первую очередь. Ситуация радикально меняется, когда наука находится в кризисном (межпарадигмальном) состоянии, когда имеющиеся в ней теории (концепции) «дают сбой». В такой период степень влияния на развитие науки вненаучных факторов значительно возрастает. В частности, в такой период вненаучные факторы (экономические, политические, экологические) почти напрямую диктуют науке приоритетные задачи, ценностно-смысловые, мировоззренческие факторы определяют характер решения актуальных научных проблем и т. д. Сторонники второго подхода к анализу и оценке движущих сил науки считают недопустимым абстрагироваться от воздействия на становление и развитие науки внешних по отношению к ней факторов. Такой подход обозначается термином экстернализм. Сторонники экстерналистского подхода утверждают, что наука является подсистемой, частью социальной системы, подсистемой, частью культуры. Поэтому в своем развитии она не может не определяться воздействием социальной системы, культуры в целом, а также многообразным воздействием различных (вненаучных) подсистем общества и культуры: экономики, политики, идеологии, религии, искусства, техники и т. д. Такой – экстерналистской – позиции придерживается, пожалуй, большинство современных историков и философов науки (Т. Кун, М. Малкей, М. Полани, Ст. Тулмин и др.). Все экстерналисты утверждают решающую роль вненаучных факторов в становлении и развитии науки. Однако они высказывают разные оценки значимости воздействия различных социокультурных факторов на развитие науки. Так, с точки зрения авторов марксистской ориентации, решающую роль в развитии науки играют экономические детерминанты. Сторонники технологического детерминизма полагают, что главную роль в развитии науки играет комплекс технико-технологических факторов. По мнению некоторых исследователей (Т. Куна, П. Фейерабенда, в частности), важнейшим детерминантом динамики науки является социально-психологический, социокультурный контекст деятельности научных коллективов и отдельных (выдающихся) ученых. Многие философы науки подчеркивают важную роль, которую играют в развитии науки духовная культура (философия, религия, искусство, нравственность). Для характеристики и уточнения особенностей вненаучной детерминации становления и развития науки в философии науки вводятся также специальные термины: «наличный социокультурный фон науки», «инфраструктура науки», «общий знаниевый фон науки» и т. п. В пределах экстерналистского подхода необходимо выделить его «грубую», вульгарную разновидность. С точки зрения такого – вульгарного – экстернализма, социокультурные детерминанты предопределяют как протекание научно-исследовательской деятельности, так и ее результат. В «грубой» разновидности экстернализма, как в ламаркизме, утверждается, что «среда» оказывает детерминирующее воздействие на развитие изучаемой системы. Вульгарный экстернализм утверждает, что наука развивается, откликаясь на требования социокультурной ситуации, что она развивается, приспосабливаясь к изменяющейся социокультурной обстановке. Вульгарный экстернализм упрощает, примитивизирует реальную картину взаимоотношений науки и других сфер и секторов общественной жизни. Никогда социокультурные детерминанты (потребности экономики, экологический императив, идеологические установки, мировоззренческие идеалы и ценности и т. д.) и, соответственно, лица (инстанции), их представляющие (политики, бизнесмены, партийные руководители, иерархи церкви, философы и т. д.), сами по себе не сформулируют научную проблему, не выдвинут идей и гипотез, не проведут научных наблюдений и экспериментов и т. д. Воздействие социокультурных детерминантов на динамику науки неизбежно носит опосредованный характер. Правда, история культуры дает нам немало примеров осуществления политики диктата по отношению к науке со стороны других – вненаучных – сфер общества. Так, в средние века пути развития науки пыталась определять христианская церковь, в советское время в нашей стране осуществлялся диктат по отношению к науке со стороны идеологии и политики. Степень воздействия социокультурных факторов на развитие науки существенно зависит от того, какие науки мы при этом имеем в виду. Наиболее ясно прослеживается влияние социокультурных факторов в динамике социальных, экономических, исторических и гуманитарных наук. В этих науках от воздействия названных факторов зависят не только выбор направления исследований, не только темпы исследований, но и в значительной мере результаты исследований: содержание научных разработок, содержание соответствующих теорий и концепций, так как результаты исследований в социогуманитарных науках напрямую затрагивают интересы самых разных социальных групп. Кроме того, в таких науках, очевидно, и предметы их социокультурно «нагружены». В этом отношении гораздо большей независимостью от воздействия социокультурных факторов обладают результаты познавательной деятельности в естественных, логикоматематических и технических науках. Правда, исследования современных историков, социологов и философов науки показывают, что и в этих науках следует иметь в виду определенную степень социокультурной обусловленности как исследовательской деятельности, так и ее результатов. Роль социокультурных детерминантов возрастает в революционные периоды развития науки. Отсутствие господствующей парадигмы в науке, испытывающей революционные преобразования, расшатывает ее «защитные сооружения» (научные идеалы и нормы), делает ее более открытой и подверженной внешним влияниям. Логично также предположить, что особенно велика степень воздействия вненаучных факторов на развитие науки в особые периоды общественного развития (периоды революций и войн). Для подтверждения этого предположения достаточно вспомнить о том, какой сильный удар по развитию науки был нанесен науке России эпохой войн и революций (1914–1921 гг.), как сильно пострадала наука в нашей стране в период радикальных социально-экономических преобразований конца 80-х – начала 90-х гг. XX в., какой мощный импульс получили соответствующие направления физики и химии, работавшие на создание ядерного оружия в годы Второй мировой войны, и т. д. 35. ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ В РАЗВИТИИ НАУКИ Важнейшими тенденциями в развитии науки являются ее дифференциация и интеграция. Эти тенденции заявляют о себе в разных формах и с различной степенью интенсивности, по сути, на всем протяжении существования науки. Дифференциация науки проявляется, прежде всего, в существовании огромного и все возрастающего числа специальных наук, в становлении новых научных дисциплин, в формировании новых научных направлений, подходов, концепций, теорий. Дифференциация науки приводит к прогрессирующей специализации научных работников. В настоящее время физика, биология, история, социология и т. д. – это лишь привычные названия большого числа весьма разнородных научных дисциплин. Так, например, физика включает в себя физику твердого тела, физику газов, физику жидкостей, физику плазмы, молекулярную физику, атомную физику, ядерную физику, физику элементарных частиц, физику магнетизма, оптику и т. д. и т. п. Аналогично дело обстоит и с математикой, химией, биологией и другими науками. Еще в середине XX в. выдающийся математик, создатель кибернетики Н. Винер совершенно справедливо писал: «В настоящее ... время лишь немногие ученые могут назвать себя математиками, или физиками, или биологами, не прибавляя к этому дальнейшего ограничения. Ученый становится теперь топологом, или акустиком, или специалистом по жесткокрылым. Он набит жаргоном своей специальной дисциплины и знает всю литературу по ней и все ее подразделы. Но всякий вопрос, сколько-нибудь выходящий за эти узкие пределы, такой ученый чаще всего будет рассматривать как нечто, относящееся к коллеге, который работает через три комнаты дальше по коридору. Более того, всякий интерес со своей стороны к подобному вопросу он будет считать непозволительным нарушением чужой тайны». Прогрессирующая дифференциация науки и тесно связанная с ней узкая специализация научных работников порождают проблему взаимопонимания представителей различных научных направлений и дисциплин, затрудняют коммуникации между специалистами, работающими даже в относительно близких областях науки. Понятно, что указанные сложности достижения учеными взаимопонимания, затрудненность коммуникаций между ними не способствуют прогрессу науки. Впрочем, не следует видеть в дифференциации науки результат чьей-то злонамеренной деятельности. Дифференциация науки происходит совершенно естественно и, можно сказать, закономерно. Дифференциация вообще является естественной и даже необходимой стороной процессов развития. Так, например, дифференциация (и специализация) клеток и органов составляет существенную сторону онтогенеза. Дифференциация (и специализация) имеет место в развитии, по сути, всех сфер общественной жизни и культуры (экономика, право, искусство...). Тенденция к дифференциации отчетливо заявила о себе уже на заре существования науки Нового времени. Средневековье, как известно, обходилось семью «свободными искусствами»: «тривиум» – грамматика, диалектика, риторика и «квадривиум» – арифметика, геометрия, астрономия, музыка. Но уже эпоха Возрождения потребовала развития новых наук: географии, ботаники, зоологии. Дальше – больше: новые науки посыпались как из рога изобилия. Постепенно складывалась существующая до нашего времени дисциплинарная организация науки. Сколько наук существует сейчас, точно не скажет никто. И их число продолжает возрастать. Дифференциация науки имеет преимущественно объективные и весьма разнообразные причины и основания. Эти причины и основания частично рассмотрены нами (под иным углом зрения) в разделе, посвященном рассмотрению многообразия наук и проблеме классификации наук. Поэтому здесь мы представим лишь обобщенную характеристику этих причин (оснований). Предварительно отметим, что, конечно, все типы оснований дифференциации науки, которые мы укажем ниже, связаны между собой. Итак, первый тип оснований дифференциации науки можно назвать онтологическим (или объектным) основанием. Содержание этого основания заключается в онтологическом разнообразии универсума, фрагменты которого являются объектами различных наук, их разделов, подразделов и т. п. Онтологическая дифференциация универсума, разнообразие объектов (предметов) наук, их зачастую качественные отличия друг от друга требуют существования и появления все новых, существенно различных по применяемым методам, по используемой терминологии и т. д. наук. Проникновение науки в глубины различных сфер действительности (в микромир, в мегамир, в многосложные структуры психики), открытие наукой все новых предметных областей, знакомство ученых с многообразием культур прошлого и настоящего, столкновение науки с неисчерпаемо богатой виртуальной реальностью и т. п. неизбежно ведет к формированию новых научных дисциплин и направлений. Второй тип оснований дифференциации наук можно назвать гносеологическим, поскольку в данном случае дифференциация наук порождается не столько объективным многообразием универсума, сколько разнообразием познавательных подходов и задач, которые формирует и ставит перед собой субъект научного познания. Дело в том, что один и тот же объект познания (один и тот же фрагмент действительности) может выступать предметом многих, весьма различных наук. Каждая наука в таком случае (в соответствии со своими возможностями, задачами и целями) вычленяет в объекте познания свои стороны, связи, аспекты. Так, например, человек является объектом изучения множества наук: механики, физики, химии, биологии, медицины, педагогики, психологии и т. д. Разумеется, механику интересуют лишь вполне определенные (механические) характеристики человека: масса, размеры, скорость движения и т. п. От других – немеханических – характеристик человека механика абстрагируется. В итоге в механике получается весьма «бедный» образ человека. Но зато этот образ рисуется механикой точно и количественно. Достаточно абстрактны также образы человека, рисуемые другими отдельными науками. Гносеологические основания дифференциации науки содержат в себе в качестве важного компонента методологические основания. Мы уже говорили о подходе неокантианцев, утверждавших ведущую роль методов познания в становлении соответствующих классов наук. По всей видимости, неокантианцы несколько преувеличивают значение методологической составляющей в этом вопросе. Тем не менее, роль методов в становлении новых научных дисциплин и научных направлений, несомненно, велика. Так, например, создание радиотелескопов привело к созданию интенсивно развивающейся астрономической дисциплины – радиоастрономии. Создание рентгеновских установок породило соответствующие направления физических, биологических, медицинских наук. Еще одним основанием дифференциации наук является все возрастающее количество потребностей человека и общества. Это основание можно назвать поэтому «потребностным». Действительно, социальное развитие порождает все новые потребности (потребность в быстром, экономичном, экологичном транспорте; потребность в передаче, хранении, преобразовании огромных массивов информации; потребность в высокопродуктивных видах сельскохозяйственных растений; потребность в разведке и добыче различных видов сырья и минералов; потребность в сохранении и возвращении здоровья и т. д. и т. п.). Эти потребности для своего удовлетворения требуют соответствующих научных разработок. Таким образом сформировались и формируются многие научные дисциплины и научные направления, преимущественно прикладного характера. Говоря о дифференциации науки, следует отчетливо понимать, что она осуществляется в неразрывной связи с интеграцией науки. 36. ИНТЕГРАТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ В НАУКЕ Выше были перечислены некоторые основания дифференциации науки. Вполне правомерно также выделение различных оснований интеграции науки. В частности, онтологическим основанием этой тенденции развития науки являются многообразные формы объективного единства различных уровней и фрагментов универсума, изучаемых соответствующими науками. Так, можно говорить о субстратном единстве объектов большинства наук. Мы имеем в виду то обстоятельство, что субстрат астрономических, физических, геологических, биологических и многих других систем образован одними и теми же фундаментальными видами материи (элементарными частицами). Можно говорить о единстве истории, единстве происхождения объектов, по сути дела, всех наук. Речь идет в данном случае о единой, универсальной истории: истории Вселенной, рисуемой концепцией глобального эволюционизма. Можно говорить также о единстве объектов различных наук, имея в виду многообразные формы и взаимодействия, взаимосвязи. Действительно, трудно привести примеры объектов, которые были в полной мере изолированы друг от друга. Итак, если онтологическим основанием дифференциации наук является онтологическая дифференциация универсума, существование его в виде множества, многообразия различных, разнокачественных систем и процессов, то онтологическим основанием интеграции науки является единство универсума. Укажем на некоторые конкретные формы проявления интеграции науки. Так, появление новых научных дисциплин и научных направлений зачастую происходит на стыке уже имеющихся научных дисциплин и направлений. Следовательно, в этом случае дифференциация науки (появление новых научных дисциплин и направлений) является способом осуществления интеграции существующих научных дисциплин и направлений. Так, становление биохимии явилось формой интеграции, синтеза биологии и химии. Точно также дело обстоит с геохимией, с одной стороны, и геологией, химией, – с другой стороны; с психолингвистикой, с одной стороны, и психологией, лингвистикой, – с другой. Соответственно, становление физической химии и химической физики явилось формой интеграции, взаимопроникновения физики и химии. Становление биогеохимии – пример интеграции и взаимопроникновения уже трех научных дисциплин: биологии, геологии и химии. Приведение примеров такого рода можно было бы продолжить. Мощным проявлением интегративных процессов в науке является создание подходов, которые применяются в нескольких, а иногда и во многих науках. Ярчайшим примером подхода такого рода является системный подход, элементы которого находят применение едва ли не во всех существующих науках. Во многих науках применяются более или менее существенные элементы кибернетического подхода. В последние десятилетия в самых разных науках от космологии до демографии применяются элементы синергетического подхода. В тесной связи с разработкой и применением в разных науках указанных междисциплинарных или общенаучных подходов находится другое проявление интегративных процессов. Мы имеем в виду использование в различных науках одних и тех же специально научных методов и средств научного познания. Так, например, метод электронной микроскопии применяется во многих отраслях науки. Метод радиоуглеродного анализа (для определения возраста различных образцов) применяется в исторических науках, в палеонтологии, в геологии и т. п. Еще более распространены так называемые общенаучные методы. К примеру, в большинстве наук в той или иной форме применяется метод наблюдения. Не менее широко применимы методы классификации, обобщения, абстрагирования, идеализации. Здесь же вполне уместно будет упомянуть использование в самых разных науках различных математических методов и средств. Интеграция наук проявляется также в различных формах взаимосвязи разных наук. Так, например, многие закономерности, установленные в химии эмпирическим путем, были объяснены впоследствии в рамках фундаментальных физических теорий. В частности, закономерности таблицы элементов, построенной Д.И. Менделеевым в 60–70-е гг. XIX в., получили свое теоретическое обоснование только после создания квантовой теории (в 20–30е гг. XX в.). Интегративные процессы в науке осуществляются также при постановке и в процессе решения комплексных научных проблем. Такие проблемы требуют для своего решения объединения усилий представителей различных наук. Такого рода проблемы могут относиться и к фундаментальной науке, и к науке прикладной. Примером фундаментальной комплексной проблемы может служить проблема происхождения жизни. Эту проблему невозможно уместить в рамки какой-то одной науки. Здесь есть поле для деятельности космологов и физиков, химиков и геологов, кибернетиков и биологов. Для ее решения необходимо достижение приемлемого уровня взаимопонимания представителей различных наук. Это, в свою очередь, диктует необходимость выработки специальных языковых средств, посредством которых осуществляется перевод с языка одной науки на язык другой науки и т. д. Прикладных комплексных проблем очень много. По сути, любая социальная проблема для своего решения требует объединения усилий представителей экономической науки, социологов, юристов, политологов, психологов и т. д. Проявлением интегративных процессов в науке является использование в различных науках общенаучной и философской терминологии. В качестве показательного примера общенаучного термина можно указать на понятие информации. Без философских категорий, можно сказать, не обходится ни одна наука. Достаточно напомнить такие универсальные категории, как причина и следствие, форма и содержание, необходимость и случайность, пространство и время. Интереснейшей формой интегративных процессов в науке является построение все более общих, «единых», теорий и концепций. В принципе, всякая теория (концепция) есть интегрированная форма знания: она с единых позиций описывает и объясняет широкий (иногда широчайший) круг процессов. Зачастую до создания соответствующей теории (концепции) описываемые и объясняемые ей процессы воспринимались как совершенно разнородные. И только создание данной теории продемонстрировало родственность и единство этих процессов. Так было, например, с теорией электромагнитного поля, построенной Дж.К. Максвеллом. Эта теория показала, во-первых, неразрывную связь электрических и магнитных процессов, во-вторых, – единство оптических и электромагнитных процессов, в-третьих, – единство гамма-излучения, рентгеновского излучения, ультрафиолетового излучения и т. п. Естественно, что создание такой теории, демонстрирующей единство, на первый взгляд, совершенно разнородных процессов, подействовало на некоторых физиков вдохновляющим образом. Они поставили перед собой целью построение еще более общих теорий. Так, например, А. Эйнштейн около тридцати лет своей жизни посвятил созданию теории, которая давала бы единое описание электромагнитных и гравитационных процессов. Иными словами, такая теория – единая теория поля – была бы некоторой формой синтеза упомянутой максвелловской теории электромагнитного поля и эйнштейновской общей теории относительности. Эйнштейном, а также другими исследователями было построено несколько вариантов теории такого рода. Позже, когда были открыты другие типы физических взаимодействий («сильное» и «слабое»), физики устремились к созданию теорий, описывающих с единых позиций два, три или все четыре типа взаимодействия. Причем, на этом пути были достигнуты и весьма впечатляющие успехи. В 60-е гг. XX в. А. Садам и С. Вайнберг построили вполне работоспособную единую теорию «слабых» и электромагнитных взаимодействий. Заметные шаги сделаны в направлении создания теории Великого объединения, которая будет с единых позиций описывать «слабые», «сильные» и электромагнитные взаимодействия. Некоторые физики считают возможным построение единой теории всех основных типов физического взаимодействия. Более того, есть точка зрения, согласно которой интегративные процессы в науке должны привести, в конечном счете, к объединению всех наук в одну (единую, универсальную) науку. При этом, естественно, должны исчезнуть границы между ныне существующими науками, должны быть выработаны единая научная методология, единый научный язык и т. д. С такой точки зрения, дифференциация науки есть временное, преходящее явление. Такую точку зрения очень трудно согласовать с историей науки и с современными тенденциями ее развития. По всей видимости, ее сторонники недооценивают фундаментальный характер оснований дифференциации науки. Непреходящий характер этих оснований позволяет утверждать, что дифференциация науки – это, по сути, атрибутивная черта ее развития. Впрочем, аналогичная характеристика может быть дана и интеграции науки. Скорее всего, эти две тенденции в развитии науки, противоборствуя друг с другом и стимулируя друг друга, будут сопровождать развитие науки и в будущем. 37. КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК Наука как целостное образование включает в себя ряд частных наук, которые, в свою очередь, подразделяются на множество научных дисциплин. Выявление структуры науки ставит проблему классификации наук. Первую попытку систематизации и классификации накопленных знаний предпринял в своё время ещё Аристотель. В античности наука и философия ещё не разделялись, наука не была автономна, она развивалась в лоне философии – синкретической области знаний (то есть нерасчлененной, слитной), содержащей в себе предпосылки, элементы «зачатки» будущей науки. Всё знание, в зависимости от сферы его применения, Аристотель разделил на три группы: теоретическое (где познание ведётся ради него самого); практическое (которое даёт руководящие идеи для поведения человека) и творческое (в котором познание осуществляется для достижения чего-то прекрасного). Само теоретическое знание философ делил на три части (по предмету изучения): 1) «первая философия» (впоследствии «метафизика») – наука о первопричинах всего сущего, постигаемых не органами чувств, а умозрительно; 2) математика; 3) физика, изучающая различные состояния телесного мира природы. Формальную логику, автором которой Аристотель являлся, он не считал ни философией, ни каким-либо из её разделов. Он считал её «органоном», орудием всякого познания. Такое деление наук было основополагающим и все средние века, вплоть до момента окончательного оформления науки как самостоятельного духовного социокультурного феномена к XVI–XVII вв. В эпоху Нового времени Ф. Бэкон написал «Великое восстановление наук». Он разделил науки, в зависимости от познавательных способностей человека (память, рассудок, воображение), на три большие группы: 1) история как описание фактов; 2) теоретические науки, или «философия» в самом широком смысле слова; 3) искусство (поэзия, литература). В составе теоретических знаний он выделил собственно философию, которая подразделялась на «естественную теологию», «антропологию» и «философию природы». Науки, изучающие мышление, такие как логика, диалектика, теория познания и риторика, Бэкон считал ключом ко всем остальным, поскольку они дают разуму указания и предостерегают от заблуждений («идолов разума»). Их он поместил в рамки «философии человека» (антропологии). Основоположник позитивизма Огюст Конт, отвергая бэконовский принцип деления наук по способностям человеческого ума, предложил новый принцип, вытекающий из изучения самих классифицируемых предметов. В своей иерархизации наук французский философ исходил из следующих положений: − во-первых, науки должны разделяться, поскольку одни изучают внешний мир, другие – человека; − во-вторых, вся совокупность наук о природе должна быть разделена на две отрасли в соответствии с их предметами: неорганическую и органическую; − в-третьих, естественная философия должна охватывать три великие отрасли знания – астрономию, химии, биологию. В итоге логических размышлений философ сделал вывод о «неизменной иерархии» шести основных наук – математики, включающей механику, астрономии, физики, химии, биологии и социологии. Социология, основоположником которой и стал Конт, должна, по мнению автора, иметь свои собственные научные методы, несводимые ни к каким другим (узким, недостаточным для неё). На диалектико-материалистической основе разработал свою классификацию естественных наук Ф. Энгельс. Опираясь на достижения естествознания того времени, Энгельс в качестве главного критерия классификации наук предложил формы движения материи в природе. Подобно тому, как развиваются одна из другой – высшие (сложные) из низших (простых) – формы движения материи, в единый ряд располагаются: механика, физика, химия, биология. Энгельс предсказал, что именно на стыках основных наук следует ожидать наиболее важных и фундаментальных открытий. И действительно, современные так называемые «стыковые дисциплины» демонстрируют наибольшую эвристическую динамику. К началу XX в. наиболее интересные идеи по проблеме классификации социальных наук сформулировали немецкий философ и историк культуры, представитель иррационалистического направления западной философии – «философии жизни» Вильгельм Дильтей и представители неокантианства Вильгельм Виндельбанд и Генрих Риккерт. Дильтей выделял два аспекта понятия «жизнь»: взаимодействие живых существ в природе и взаимодействие личностей в человеческом мире. Отсюда – деление наук на два класса: науки о природе и «науки о духе». Дильтей подчеркивал, что невозможно абстрагироваться от того, что человек – существо сознательное, значит, при изучении его жизнедеятельности нельзя применять те же методологические принципы, которые применяет астроном, наблюдая звезды. Главный метод гуманитарных наук – понимание (как проникновение в духовный мир человека, связанное с реконструированием его культурного контекста). Главный метод наук о природе – объяснение как раскрытие сущности изучаемого объекта, его законов. По отношению к культуре прошлого понимание выступает как герменевтика (интерпретация, истолкование). Это понимание, прежде всего текста, письменных источников знаний о культуре прошлых поколений. Неокантианцы, в отличие от сторонников философии жизни, различали естественные и социально-гуманитарные науки по применяемому ими методу. Исторические науки изучают объекты неповторимые, уникальные, не поддающиеся воспроизведению. Для них применяется идеографический метод – описание особенностей индивидуальных событий и фактов, ситуаций и процессов. Конечный результат социально-гуманитарного знания – не открытие законов, не генерализация фактов (построение общих понятий), а описание исторических событий на основе письменных источников, текстов, материальных остатков прошлого – сложный, опосредованный способ взаимодействия с объектом знания. Естественные науки применяют номотетический метод, то есть фиксируют общие, повторяющиеся, регулярные свойства изучаемых объектов (обобщают их), абстрагируясь от несущественных индивидуальных свойств. Поэтому номотетические науки (такие как физика, биология, и другие) способны формулировать законы и соответствующие им общие понятия. Этим двум видам наук и их методам соответствуют два способа образования понятий: 1) при генерализирующем образовании понятий (в естествознании) из многообразных данных выбираются лишь повторяющиеся моменты, попадающие под категорию всеобщего; 2) при индивидуализирующем образовании понятий (в гуманитарных науках) отбираются моменты, составляющие уникальность рассматриваемого явления, через призму ценностей. Общие понятия и абстракции не отвергаются в гуманитарном познании, но они здесь – вспомогательные средства при описании, а не сама цель. Итак, классификации современных наук проводятся по самым различным основаниям. По предмету и методу познания выделяются науки о природе – естествознание, об обществе – обществознание (гуманитарные, социальные науки), о самом познании, мышлении (логика, гносеология, эпистемология, диалектика и др.). Отдельная группа – технические науки, выступающие как самостоятельные по отношению к естественным наукам. Нельзя отнести также ни к одной из этих областей и математику, имеющую свои специфические методы и предмет. Современная математика является важнейшим элементом мышления естественных и технических наук. По степени практического использования науки делятся на две большие группы: фундаментальные и прикладные. Первые выясняют основные законы и принципы реального мира и прямо не ориентированы на практику. Результаты вторых непосредственно применяются для решения конкретных производственных и социальных проблем, опираясь на закономерности, установленные фундаментальными науками. 38. ГЛОБАЛЬНЫЙ ЭВОЛЮЦИОНИЗМ И СОВРЕМЕННАЯ НАУЧНАЯ КАРТИНА МИРА Одно из центральных мест в современной философии науки занимает концепция глобального (универсального) эволюционизма. Весь мир является огромной, эволюционирующей системой. Глобальный эволюционизм опирается на идею о единстве мироздания. Выйдя из недр естественных наук, базируясь на закономерностях Вселенной, он отличается универсальностью, огромным интегративным потенциалом. Глобальный эволюционизм включает в себя четыре типа эволюции: космическую, химическую, биологическую и социальную, объединяя их генетической и структурной преемственностью. В качестве оформившейся концепции и значимого элемента современной картины мира глобальный эволюционизм дал о себе знать в последней трети ХХ в. Наряду со стремлением к объединению представлений о живой и неживой природе, социальной жизни и технике, одной из его целей явилась потребность интегрировать естественнонаучное, обществоведческое и гуманитарное знание. В этом своем качестве концепция глобального эволюционизма претендует на создание нового типа целостного знания, сочетающего в себе научные, методологические и философские основоположения. Эволюционные процессы Космоса, эволюция звездных групп, скоплений и галактик, которые изучаются астрономией, носят вероятностный характер. Они описываются на языке статистических закономерностей. К эволюции звезд и планет применимы динамические законы. В эволюции живого одним из важных постулатов является утверждение о случайном характере мутаций, о том, что природа «не знает наперед своих конечных состояний, она мутирует наугад». Антропный принцип фиксирует связь между свойствами расширяющейся Вселенной и возможностью возникновения в ней жизни. В разработке названного принципа имело принципиальную важность обстоятельство о совпадении численной взаимосвязи параметров микромира: заряда электрона, размера нуклона, постоянной Планка и глобальных характеристик Мегагалактики, ее массы, времени существования, размера. Свойства нашей Вселенной обусловлены наличием фундаментальных физических констант, при небольшом изменении которых структура нашей Вселенной была бы иной, отличной от существующей. «Слабый» антропный принцип, согласно Б. Картеру, впервые предложившему это понятие, говорит, что на то, что мы ожидаем наблюдать, должно быть ограничено условиями, необходимыми для нашего существования как наблюдателей. «Сильный» антропный принцип утверждает, что Вселенная должна быть такой, чтобы в ней на некотором этапе эволюции допускалось существование наблюдателей. Он требует, чтобы Вселенная обладала свойствами, позволяющими возникновение жизни и человека. Из факта существования человека делается вывод о физических свойствах Вселенной, устанавливается определенное соотношение между наличием жизни и человека и ее физическими параметрами. В иной терминологии фиксируется соотношение между наблюдателями и наблюдаемыми условиями и свойствами. Гипотетичность идеи антропного принципа, тем не менее, не снижает значимости проблемы космического эволюционизма. Глобальный эволюционизм вскрывает также противоречия между положениями эволюционной теории Дарвина и вторым началом термодинамики. Первая провозглашает отбор и усиление упорядоченности форм и состояний живого, вторая – рост энергии – меры хаотизма. Важным в теории глобального эволюционизма является понятие «коэволюция», обозначающее новый этап согласованного существования природы и человека. Механизмы «врастания» человечества в природу разнообразны, они не сводятся только к биологическим, техническим или социальным. Они представляют собой сложное интегративное качество взаимодействий микроскопической реальности атомных явлений и реальности глобального космического масштаба, где один уровень накладывается на другой, видоизменяет своим давлением третий и т. д. Человек неотделим от биосферы, он в ней живет и только ее объекты может исследовать непосредственно своими органами чувств. С понятием «биосфера» В. Вернадский связывал пленку жизни, возникшую на поверхности планеты, способную поглощать энергию космоса и трансформировать с ее помощью земное вещество. Биосфера как пленка жизни, окружившая внешнюю оболочку Земли, многократно усилила и ускорила эволюционные процессы за счет способности утилизировать солнечную энергию. Живое вещество выступило в качестве катализатора процесса развития. С возникновением человека возник еще один могучий фактор природных взаимодействий, в связи с чем необходимо было поставить вопрос о месте и роли человека в этом едином планетарном процессе развития, обозначить проблему ноосферы. Ноосфера – это сфера разума. В «Философских мыслях натуралиста» В. Вернадский писал: «Мы как раз переживаем яркое вхождение в геологическую историю планеты. В последние тысячелетия наблюдается интенсивный рост влияния одного видового живого вещества – цивилизованного человечества – на изменение биосферы. Под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние – в ноосферу». Проблема ноосферогенеза в качестве своего основания указывает на процесс специфики изменений геобиохимической миграции вещества и энергии под воздействием человеческой жизнедеятельности. Французский философ и ученый-антрополог П. Тейяр де Шарден понимал ноосферу как «мыслящий пласт», своеобразную оболочку Земли, зародившуюся в конце третичного периода, разворачивающуюся над растениями и животными, вне биосферы и над ней. По его словам, с «первым проблеском мысли на Земле жизнь породила силу, способную критиковать ее саму и судить о ней». Ноосфера включила в себя мысли и дела человека, совокупность мыслящих сил и единиц, вовлеченная во всеобщее объединение посредством совместных действий, она будет влиять и в значительной степени определять эволюцию нашей планеты. В едином эволюционном потоке понятие «ноосфера» фиксирует появление и использование новых средств и факторов развития, имеющих духовнопсихическую природу. По мысли Тейяра де Шардена, с появлением ноосферы завершается после более чем шестисот миллионов лет биосферное усилие церебрализации – развития нервной системы. Это огромный эволюционный скачок в планетарном и космическом развитии, сравнимый разве что с явлением витализации материи, т. е. с возникновением самой жизни. Появление человека, способного к свободному изобретению и к рефлексии, осознаванию своих действий и мыслей, – это, с логической точки зрения, и новое, перспективное развитие предыдущей – биологической формы движения материи, и фактор, задающий перед лицом неодушевленной материи «новый порядок реальности». Это действительно «новый порядок реальности». Это действительно инициативный системообразующий фактор, который по своей «физической внедренности» выступает не как внешний, инородный элемент, а как нечто равнозначное, но превосходящее все существующее. Образование ноосферы из биосферы предполагает проявление всего человечества как единого целого. Чтобы ноосфера оправдала свое наименование как «сфера разума», в ней действительно должна господствовать гуманистическая научная мысль, которая была бы в состоянии подавить неблагоприятные для будущего человечества последствия технического прогресса и развернуть широкие перспективы для расцвета общественной жизни. Разум оказывается не только специальным аппаратом познания, но и организующим источником жизнедеятельности. Взрыв научной мысли не может не оказать принципиального воздействия на условия существования человечества. Вернадский акцентирует масштабы этого процесса: ноосфера – такой тип материальной системы, которая охватывает гигантский всепланетарный процесс. Ноосферность предполагает и решение высших организационных задач жизнедеятельности человечества, и идею сознательной и разумной регулируемости природно-космического порядка. Согласно мнению ученого, ноосфера – это та область явлений, которая выходит за пределы изучения естествознания и не может быть охвачена самостоятельно ни одной из естественных наук. Ноосфера, по существу своему, – совершенно уникальный объект научного познания, в котором переплетаются константы косной и живой природы, особенности общественного развития и интеллектуальной мысли. Вернадский побуждает взглянуть на весь глобальный эволюционный процесс развития природы, общества, науки и техники под углом зрения, направленным на раскрытие ранее неизвестных свойств этого целостного процесса. Он уверен, что это новая форма биохимической энергии, границы которой зависимы от степени разумности и качества мыслительных процессов. Необдуманная эксплуатация природы грозила гибелью самому человеку. В связи с фактографическими данными о глобальных негативных последствиях деятельности человека ученые фиксируют два сценария развития ноосферных процессов. Согласно первому, это тупиковый сценарий, когда ноосфера как сфера разума не оправдывает своего наименования, поскольку разум разрушает самое себя. Согласно второму, возможна гармоничная конвергенция всех типов материальных систем, коэволюции как новый этап согласованного существования природы и человека. Обеспечение коэволюции биосферы и общества как принцип их совместного развития с необходимостью предполагает определенные запреты и регламентации человеческой деятельности. Возникает потребность в «экологическом императиве», который накладывал бы рамки определенных ограничений на совместные действия и поведение людей. Гуманистический пафос понятия ноосферы в наш технократичный век особо значим. Он заставляет задуматься о «всепланетарных последствиях» общественного прогресса, развития науки и техники. Человечество осознает необходимость и острую потребность своего обновления с опорой на ценности разума. Тревога за будущность человечества и намерение использовать достижения науки только во благо, а не во вред вливает новую кровь в вены машинной индустрии, настраивает на новый синтез в едином жизненном акте мира и человека. Целостность мироздания, космопсихология человека как универсальные характеристики глобального великого эволюционного процесса, великолепно описанные Рерихами, были положены Вернадским в основание новой системы образования, воспитания и науки. Наука и искусство интерпретировались им как два метода общения человека с Космосом. Понятии живого и разумного Космоса, «трепета пульса Земли» (А. Чижевский), «лучевого человечества» (К. Циолковский) как обозримого космического будущего людей – идеи, заполняющие проектное поле ноосферных исканий. Современная научная картина мира объединяет в едином полотне представлений естественнонаучные и философские знания и стремится создать целостное представление о принципах и законах устройства мироздания. 39. НАУКА И ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС Технический прогресс – это процесс создания и совершенствования техники и технологии, обеспечивающий рост производительности труда и способствующий решению значимых социальных проблем: облегчение труда и возрастание его творческого содержания, развитие средств транспорта, связи и коммуникаций, появление благоустроенных жилищ, удобной бытовой техники, развитие способов приобщения к ценностям культуры, создание индустрии досуга и т. д. Истоки технического прогресса уходят в глубокую древность. Однако его интенсификация и влияние на формирование техногенной цивилизации начались с эпохи капитализма, с возникновения индустрии, промышленности. Современный этап технического прогресса обусловлен новыми социальноэкономическими процессами, проявившимися во второй половине XX в. Он оказался глубоко связан с обострением конкурентной борьбы между соревнующимися субъектами мирового и национальных рынков. Инвестиции в совершенствование техники и технологий оказались фактором, обеспечивающим экономические преимущества для участников рыночного хозяйствования. Технический прогресс стимулировался также требованиями безопасности и защиты национальных интересов противостоящих друг другу современных стран. Важность технических преимуществ была продемонстрирована во Второй мировой войне, в других крупных вооруженных конфликтах. И в наши дни технический прогресс во многом стимулируется потребностями глобальной политики. Результатом ускорения технического прогресса в XX в. явилось возникновение новой области бытия человека и человечества, получившей название «техносфера». Техносфера состоит из специфического вещества – техновещества: заводов, машин, систем технических коммуникаций и т. п. Ее масса – техномасса – постоянно растет и в ряде регионов вполне сравнима с биомассой. Ее физическое влияние на окружающую среду достигает колоссальных масштабов. Вместе с тем, технический прогресс приводит к крупным изменениям в образе жизни людей, к формированию таких видов постоянной жизнедеятельности, которые несут на себе техническую печать. Современные люди – это во многом «техническая порода» существ. Они вооружены техникой в повседневной жизни, в профессиональной деятельности, в сфере своего отдыха и досуга. Для нашего времени характерно то, что техносфера и ее источник – технический прогресс – превратились в глобальное явление и составляют материальную основу современной цивилизации. Для раскручивания маховика технического прогресса сегодня используются разнообразные ресурсы: финансовые, сырьевые, человеческие. Одним из важнейших его ресурсов стала современная наука. Непосредственно к решению технических задач причастен корпус прикладных наук, в том числе науки инженерного профиля. Их результаты воплощаются в конструкторских разработках, в технологических программах, в создании нормальных условий эксплуатации техники, в управлении техносистемами. Активно реализуется также прогностическая и проективная функция инженерно-технических наук. Своеобразное место в этом процессе заняли науки системного цикла. Технический прогресс сегодня вышел на уровень создания разнообразных систем, объединяющих в рамках сложного функционирования большое количество гомогенных и гетерогенных элементов, способных работать в режимах сложного управления и т. д. Соответственно новым реальностям технического прогресса расширяется область взаимодействия науки и техники. Сама эта область приобретает черты крупной системы, обеспечивающей потоковое взаимодействие между научно-исследовательским трудом и технической деятельностью. Формирование такой системы, встроенной в социально-экономические отношения, рассматривается иногда в качестве одной из важных характеристик научно-технической революции. В действительности научно-техническая революция представляет собой более масштабное явление. Она понимается сегодня как процесс, втягивающий в себя социальные, экономические, политические и духовные факторы и ведущий к трансформации и модификации всей исторической жизни человечества. Научно-техническую революцию, следовательно, неправомерно рассматривать только как область материально-технических преобразований. С ней неразрывно связаны крупные преобразования культурно-цивилизационного плана. В странах, вступивших в эпоху научно-технической революции, решаются задачи формирования постиндустриального общества, и в этом русле возможны новые повороты во всемирной истории человечества. Надо заметить, что относительно скромная деятельность ученыхисследователей, соединенная с техническим переворотом, приобрела в короткий срок определенное историческое значение. Здесь сыграли свою роль многие обстоятельства. Прежде всего, подчеркнем, что научные занятия вышли за рамки частных работ и превратились в особую «промышленность открытий». В XX в. выяснилось, что данная промышленность представляет собой чрезвычайно выгодную сферу вложения инвестиций. В США, например, объем вложений в науку возрастает ежегодно примерно на 7 %. Прибыль, получаемая от каждого доллара, вложенного в научные исследования, достигает 20-50 долларов, поэтому весь деловой мир Запада охвачен «золотой лихорадкой» научных исследований. Высокая прибыльность научных разработок определяется их нацеленностью на сбережение основного капитала, сырьевых затрат и человеческого труда. В итоге эффективность использования основных средств растет на десятки процентов ежегодно. Срабатывает и такой фактор, как сравнительно низкая себестоимость научных открытий, их исключительная долговечность, возможность быстрого применения, способность возрастания рыночной стоимости заявленных открытий и изобретений в сравнении с их первоначальной стоимостью. Крупные вложения в науку в XX в. оказались связаны с продолжением имперской политики, проводимой рядом крупных западных держав, с их борьбой за разнообразные мировые рынки. В такой борьбе они готовы предъявить военные козыри и продолжают совершенствовать свои вооруженные силы. Сегодня львиная доля всех ассигнований на науку приходится на расходы военных министерств. Почти половина всех ученых и инженеров США, например, работают в военных областях и в сфере ракетной техники. Этим в значительной степени определяются успехи американцев в развитии космической техники. В целом указанная тенденция порождает такие особенности науки нашего времени, как ее концентрация и огосударствление. Превращаясь в сферу организованного бизнеса в масштабах всего общества, наука становится и областью государственных интересов. Подчиняя финансирование научных исследований своим структурам, государство санкционирует их общенациональное значение и пытается обеспечить централизованную эффективную политику в области науки. На государственном уровне часто формулируются цели, ценностные ориентации, планы и проекты, связанные с научными разработками. Для их реализации выделяются бюджетные ресурсы. Сегодня активно создаются и работают многие неправительственные и самодеятельные структуры науки, которые вносят свой вклад в концентрацию научного производства. Это различные интеллектуальные центры, «мозговые тресты», объединяющие значительные отряды ученых и инженеров. Между подобными объединениями ведется ожесточенная борьба за привлечение талантливых исследователей. Появилась профессия «охотников за мозгами», которые ведут свою деятельность в международном масштабе. С этими обстоятельствами связана массовая миграция ученых из родных стран, их временное или постоянное участие в работе международных исследовательских центров. Например, в США во второй половине XX в. переехали сотни тысяч исследователей-чужестранцев. Около 20 % всех членов Национальной академии наук США и около 30 % американских Нобелевских лауреатов являются уроженцами других стран или получили образование за пределами США. В процесс бегства из родной страны оказались также втянуты интеллектуальные ресурсы России. Резкое снижение государственной поддержки науки, а также слабая заинтересованность в научных разработках со стороны частного бизнеса привели к тому, что из России выехали за рубеж десятки тысяч ученых. Уровень общенационального управления наукой в России резко упал, а эффективных форм самоорганизации научных коллективов пока не имеется. К тому же в России нет еще профессии «менеджер по науке», и потому преодолеть существующий хаос в организации научных исследований не удается. В ходе решения технических проблем современной цивилизации занятия наукой превращаются из духовной деятельности в товарно-рыночную деятельность. Продукция науки становится мыслью-товаром и сталкивается в конкурентной борьбе с другими мыслями-товарами. Отсюда возникают специфические научные тайны, секреты коммерческого характера, которые препятствуют свободному обмену научными идеями и сужают сферу свободного научного творчества. Зачастую ученому-творцу запрещается обмениваться мнениями с профессионалами своей области, он не имеет права по своему желанию публиковаться, выступать на конференциях, или его тексты проверяются на предмет сохранения коммерческой тайны. В подобной ситуации право интеллектуальной собственности на научный продукт зачастую принадлежит не ученому или научному коллективу авторов, а фирмам, концернам, вложившим свой капитал в научные разработки. Коммерческая закрытость научных разработок приводит к дублированию исследований различными фирмами, к распылению национальных интеллектуальных ресурсов, к научному шпионажу, к воровству научных идей и к другим позорным для науки явлениям. Между тем, наука как область производства знаний является по своей природе общественным производством в том смысле, что ее результат в большей степени, чем продукт материального производства, является итогом всей предыдущей деятельности общества. Не случайно, что не существует, например, национальной физики или математики, тем более не существует личной науки определенного исследователя. Точно так же всякое крупное техническое изобретение не принадлежит отдельному лицу. В научных открытиях и технических изобретениях аккумулируется труд многих и многих исследователей и инженеров. Иногда целые поколения творцов являются «соучастниками» подобных преобразований в науке и технике. И потому, например, культурная научная традиция требует от ученого, чтобы он вводил в процесс обоснования своего личного вклада в науку указания на своих предшественников, на их труды и идеи, способствовавшие развитию новой концепции и получению новых результатов. Будучи по своей природе всеобщим трудом, научный труд не укладывается в границы частного или корпоративного труда. В силу этого он сам и его результаты не могут иметь привычные для рыночного хозяйства стоимостные определения. Не поддаются такому определению творческие интеллектуальные трудозатраты. Научная работа «не втискивается» в рамки рабочего дня. В отличие от труда физического, интеллектуальная деятельность практически не имеет границ. Мозг ученого продолжает трудиться и во время отдыха, и даже во время сна. Такой труд строится по законам свободного времени, его источником являются особые творческие потребности людей. Он сам и его результаты способны давать интеллектуальным труженикам высокое духовное наслаждение. Современная цивилизация еще не созрела для признания значимости такого труда и стремится ограничить его роль узкими рыночными мерками. В наше время доминирует формула об ответственности науки за эффективное применение технических средств в производстве и вне производственной сферы. Эффективность же понимается как прибыльность и доходность. Между тем применение науки к технологическим и техническим разработкам должно опираться на более емкую трактовку эффективности. Она предполагает использование комплексных критериев, единство которых способно учитывать качество технического прогресса. Нормализованным показателем качества сегодня признается критерий оптимизации. Существует методология оптимизационного подхода, которая активно разрабатывается в прикладном аспекте. Методы оптимизации основаны на учете полного набора возможных альтернатив изменения некоторой системы, связанных с достижением практически значимого результата. Каждая альтернатива оценивается по определенным показателям, среди которых обычно учитываются полезный результат и затраты на его достижение. Один из них принимается за приоритетный, и тогда определяются условия, при которых он достигает экстремального значения. На практике не всегда удается использовать принцип оптимизации. Реальный технический прогресс многовариантен. Условия экстремальности отдельных параметров технических систем не всегда четко определимы. Поэтому приходится руководствоваться принципом удовлетворения, т. е. поиском альтернативы, отвечающей выявленным ограничениям на различные показатели качества. Данный принцип принимается тогда, когда не удается с помощью методов оптимизации отыскать лучший путь реализации практической программы. Выбор решения тогда связывается с отбрасыванием бесперспективных и малоэффективных альтернатив. Рассматривая вопросы взаимодействия науки и техники в условиях современной техногенной цивилизации, надо учитывать их многоаспектное содержание. Это обстоятельство создает предпосылки для формирования многокачественных взаимозависимостей между ними. Но коренным условием остается включенность науки и техники в общественное производство. Показательно в этом плане возникновение машинного производства. С этого момента достижения науки (прежде всего механики) воплощаются в создании машинных агрегатов и в рациональной технологии, а в комплексе приводят к замене рабочей силы человека «прирученными» силами природы. Постепенно взаимодействие науки и техники приобрело черты устойчивой функциональной системы, в которой оба базовых элемента вступают в отношение взаимного согласования, о чем мы говорили выше. В рамках такой системы реализуются два встречных процесса: «онаучивание» техники (и технологии) и технизация науки (усовершенствование материально-технической базы науки). В свою очередь, эти процессы служат для поддержания универсальной функции системы «наука – техника», каковой является достижение высоких технико-экономических характеристик машин и технологий, обеспечение быстрого роста производительности общественного труда. Функционирование рассматриваемой системы осуществляется на базе кооперации усилий участников комбинированного процесса, который охватывает движение от научной идеи до выпуска массовых образцов передовой техники и технологии, а также до применения в широких масштабах новых способов организации труда и производства. Подобная кооперация строится на сохранении определенной специфики как научной, так и производственно-технической деятельности. Сложившееся в обществе разделение труда между ними не ликвидируется. Однако оба вида деятельности становятся существенно необходимыми для реализации новой функции – интенсификации развития современных производительных сил. Одновременно интенсифицируется и обмен результатами труда между этими разновидностями деятельности: во-первых, за счет непрерывного воздействия науки на технику и производство; во-вторых, за счет постоянного заказа от производства науке и возрастающей технизации научной деятельности. Опыт развития совокупной научно-технической деятельности свидетельствует, что улучшение ее параметров связано с повышением организационной устойчивости системы «наука – техника». Коренным фактором, обеспечивающим рост ее устойчивости, является создание новых форм управления этой системой. Сегодня налицо многоярусное разделение труда в научной и технической деятельности, в реализации связей этих видов деятельности с производством. Далеко зашедшая дифференциация между различными подсистемами науки и техники, а также автономизация их взаимодействия с отдельными отраслями материального производства существенно осложняют получение крупных результатов в сфере научнотехнических разработок и затрудняют их внедрение в производство, поскольку не всегда ясной бывает отраслевая принадлежность новых достижений науки и техники. В сложившейся ситуации возникает потребность усиления интегративного начала в управлении развитием научных исследований и технической деятельностью. Плодотворные возможности для интеграции управления наукой и техникой возникают благодаря развертыванию работ по прогнозированию смены старой техники и технологии новыми их поколениями, на базе которых достигается высшая производительность и эффективность. Такое прогнозирование служит предпосылкой для упреждающей поддержки научных разработок, связанных с реализацией технических принципов, имеющих долговременную перспективу, способных совершить переворот в технике и технологии будущего. Использование результатов прогнозирования позволяет перевести научнотехнический прогресс в фазу самоконструирования. Теперь его отдаленные результаты возникают не вследствие стихийного отбора из массы технических новинок, но программируются и достигаются благодаря целевой детерминации научно-технической деятельности. В свете сказанного особый методологический смысл приобретает использование программно-целевого подхода к решению задач научнотехнического прогресса. Применение этого подхода свидетельствует о сращивании методологии и праксеологии. Здесь критерием эффективности методологии становится раскрытие реальных возможностей преобразования некоторого исходного состояния системы в намечаемое в качестве достижимой цели. Программа – это практический инструмент координации человеческой деятельности, сроков и методов исполнения намеченных преобразований. Программный подход в области научно-технических работ обеспечивает реальное соединение различных направлений научной и технической деятельности, указывает на наличие ресурсов, необходимых для решения некоторой общей проблемы. Он строится на тщательном учете временного фактора с целью сокращения сроков работ по всему циклу: от исследований до внедрения их результатов. Его практическая направленность проявляется в целевой установке на создание укрупненных базовых структурных единиц, решающих задачи научно-технического прогресса. Благоприятные возможности в этом деле открывают особые научно-производственные комплексы, создававшиеся на межведомственной основе. В России еще в недавнее время продемонстрировали эффективность такие комплексы, которые решали проблемы материалоемкости промышленной продукции, автоматизации и электронизации производства и др. Поиск форм программного обеспечения согласованного развития науки и техники нужен и в настоящее время. Он необходим для преодоления кризисного состояния научного производства и для создания надежной базы технической модернизации промышленности. Хотя интерес к программным методам решения практических проблем в условиях радикальной реформы в России несколько угас, тем не менее своего объективного значения эти методы не потеряли. Поэтому их методологическое осмысление продолжает оставаться актуальным. Продолжая методологический анализ способов программного управления системой «наука – техника», отметим одну специфическую трудность, мешающую налаживанию эффективного функционирования такой системы. Речь идет о том, что создание целевых научно-технических программ зачастую ограничивалось стадией разработки координирующих проектов совместной деятельности заинтересованных сторон-участников научнотехнических разработок. Координирующие проекты, однако, не обеспечивают обязательного характера принимаемых решений, тогда как здесь нужна действенная система взаимных обязательств и система контроля за выполнением принятых программных решений. Для преодоления указанной трудности важно включать в программу пакет согласованных материалов методического характера по ресурсному обеспечению программы. Вместе с тем, представляется необходимым создание единого оперативного центра управления работами в соответствии с нормативами сетевого графика осуществления программы. Наконец, следует закреплять взаимные обязательства разработчиков программы сетью контрактов, имеющих юридическую силу. Надо добавить также, что методология программного подхода к организации научно-технической деятельности сталкивается с острым вопросом о разработке специфических интегральных моделей и интегральных методов управления системой «наука – техника». Применяемое в практике аспектное видение условий развития данной системы ведет зачастую к утрате системных ориентиров решения сложных задач современного научнотехнического прогресса. На это уже обращалось внимание в философско-методологической литературе. Формулирование интегральных принципов должно строиться на основе теоретического анализа общих закономерностей развития науки и техники. Некоторые из них выявлены в настоящее время достаточно четко. Например, отмечается опережающий характер развития научных исследований как необходимое условие создания новой техники и технологии. Фиксируется также закономерность формирования научно-производственной деятельности как посредствующего звена, с помощью которого интенсифицируется взаимодействие науки, техники и производства. Выявление подобного рода закономерностей играет первостепенную роль в поиске оптимальных пропорций развития ведущих направлений научнотехнической деятельности, а также в определении тенденций, благоприятствующих функционированию ее базовых элементов. Следует отметить однако, что построение интегральных методов и моделей управления развитием науки и техники является достаточно трудным делом. Они по необходимости должны быть многокомпонентными и многоцелевыми. Но не все значимые компоненты сегодня можно учесть с достаточной полнотой. Не легче решаются задачи выявления целевых функций подсистем всей сложной системы и согласования соответствующих функций друг с другом. Сказывается также нечеткость работы существующих каналов информации по согласованию подцелей отдельных звеньев системы для решения общих задач научнотехнического прогресса. Продвижение вперед в этой области управления научно-техническим прогрессом все еще остается делом будущего. Пока же практика вынуждена руководствоваться весьма приближенными интегральными моделями развития системы «наука – техника». Уточняя особенности отношений в системе «наука – техника», следует выделять тенденцию сближения фундаментальной и прикладной науки в разработке крупных технических вопросов. Опыт показывает, что революционные сдвиги в материальном производстве осуществляются тогда, когда к выработке технических решений подключается фундаментальная наука. Так, внедрение новой технологии обязательно предполагает создание научных основ соответствующих технологических процессов, разработку фундаментальных теорий и моделей для описания и объяснения соответствующих процессов. Поэтому ускоренное развитие прогрессивных направлений фундаментальной науки становится непременным условием модернизации современного производства. Но для реализации этой функции фундаментальной науки требуется усиление ее материальной базы. Показательно, что во многих случаях темпы продвижения фундаментальных разработок в производство сдерживаются из-за отсутствия необходимых условий для предварительных производственнотехнологических испытаний разрабатываемых проектов. Нередко для апробирования степени совершенства предлагаемых научно-технических решений требуется создание опытных образцов, крупных технических моделей. Однако организации фундаментальной науки подчас не обладают мощной экспериментальной базой. Вместе с тем, они зачастую не имеют прямых выходов в отрасли материального производства, и поэтому возникают нежелательные разрывы в цепочке от научной идеи до ее внедрения. Выход из положения может состоять в более тесном сращивании перспективных для развития техники и производства фундаментальных и прикладных исследований. Для этого многие фундаментальные направления науки и соответствующие им организационные структуры должны встать на путь развития собственного инженерно-технического комплекса, создания опытных производств. Речь идет, следовательно, о преодолении своеобразной «стерильности» фундаментальной науки, об отказе от ее ориентации на выпуск только знаниевой продукции. Продвижение в данном направлении должно привести к формированию особой инфраструктуры фундаментальных исследований, например, межотраслевых органов, способных осуществлять технические работы перспективного плана по заявкам фундаментальных научных учреждений. 40. НАУКА И ЦЕННОСТИ Вопрос о целях и ценностях научного познания – это проблема аксиологических предпосылок науки. Среди аксиологических предпосылок науки можно выделить: а) внутренние и б) внешние аксиологические основания. К числу первых (внутренних) относятся объективная истина, определенность, точность, доказательность, методологичность, системность. В философии они получили название «идеалы и нормы научного исследования». Внутренние ценности выступают стандартами, регуляторами правильности и законности научной деятельности, критериями оценки качества ее продуктов (наблюдений, экспериментов, фактов, законов, выводов, теорий и т. п.). Внешние ценности суть цели, нормы, идеалы науки, которые направлены вовне науки и регулируют ее отношения с обществом и культурой. Среди них важнейшими являются: практическая полезность, эффективность, повышение интеллектуального потенциала общества, содействие научно-техническому, экономическому, социальному прогрессу, рост адаптивных возможностей человечества во взаимодействии с окружающей средой. Таким образом, ценности оказывают существеннее влияние на понимание смысла и задач научного исследования, задавая его перспективу и оценивая степень приемлемости предлагаемых научных продуктов. Многие споры и дискуссии как в сфере самой науки, так и между «наукой» и «ненаукой», имеют основание именно в сфере аксиологии. В существенном различии ценностных оснований науки можно легко убедиться, сравнив, например, аксиологию классической, неклассической и постнеклассической науки. Аксиология (ценности) классической науки: универсальный метод, бескорыстное служение истине, научный прогресс. Аксиология неклассической науки: субъект – объектность знания, общезначимость, консенсуальность, дополнительность, вероятная истинность. Аксиология постнеклассической науки: конструктивность научного знания, плюрализм методов и концепций, толерантность, экологическая и гуманитарная направленность науки, когнитивная ответственность. 41. ЭТИКА НАУКИ Доминирующая роль науки в современной цивилизации, неразрывно связанная как с положительными, так и с отрицательными последствиями для человека и общества, определяет важность моральной стороны научной деятельности и, соответственно, важность общественной полемики по этому вопросу. Если для сциентизма наука, в особенности точное математизированное естествознание, становится предметом поклонения, высшим выражением человеческих ценностей, а также безусловным, абсолютно эффективным средством решения всех социальных, человеческих проблем, то антисциентизм, напротив, причину всех бед и проблем общественного развития видит в науке, пытается обосновать ее сугубую неэффективность, пагубность применения научного метода. В этих крайних, некорректных, взаимно уничтожающих друг друга позициях наука предстает, с одной стороны, нравственно безупречным явлением, так сказать, высшим уровнем человеческой морали, с другой стороны, изображается своего рода моральным монстром, существенно снижающим общий нравственный уровень человечества. Соотношение науки и морали, научной истины и моральных ценностей в истории философии понималось по-разному. Еще в античной философии была обоснована позиция совмещения добродетели и знания. С этой точки зрения человека можно научить добродетели тогда, когда он познает в процессе обучения, что такое добро; поступки такого обученного человека не могут не быть моральными, т. е. не морально человек поступает по неведению о добре. Сторонники этой позиции полагают, что мораль и знание, наука нужны людям для правильной организации их жизни, поэтому мораль и наука в отношении этой цели совпадают. Различие между ними состоит только в том, что наука есть знание о сущем, о действительности, а мораль есть знание о должном; и то, и другое знание дает возможность человеку поступать правильно, морально. То есть жизнь человека, его поступки основываются на научном знании сущего и моральном знании должного, на понимании, учете обстоятельств и своих интересов. Должное и связанные с ним цели, подлинные человеческие интересы не противоречат действительности; в процессе изучения сущего проясняются и интересы, цели, т. е. возникает понимание должного. Иными словами, действуя на основании науки, научного знания, поступая в соответствии с разумом, просвещенно, человек одновременно поступает морально и, следовательно, наука и моральные ценности, истина и добродетели совпадают. Сторонниками другой позиции наука и мораль разводятся и даже противопоставляются друг другу. Согласно этой точке зрения, наука не может помочь человеку в сфере нравственных проблем, так как изучает лишь сущее, то, что существует реально, эмпирически. Она используется человеком при достижении поставленных целей, обосновывает выбор средств, исследует обстоятельства, сопутствующие человеческой деятельности. Но все это – сфера реального, а не должного. Сфера же должного, прежде всего выбор, обоснование целей – задача не науки, а морали. Иными словами, нравственные поступки находятся вне сферы познания, за пределами использования знания о реальности, а именно – в сфере целеполагания, сфере должного, обозначенной вопросами о смысле жизни, о значении самого целеполагания. Соответственно, отрицается познавательное содержание моральных суждений, норм и вообще любых ценностных высказываний, к которым неприменимы оценки: истина или ложь. Это означает, что нормы морали невозможно подтвердить или опровергнуть фактами, опытом, т. е. они находятся за пределами науки, научного подтверждения, доказательства и опровержения. Они могут выражать лишь эмоциональное состояние человека. Человек, выражая в моральных высказываниях свои установки, эмоциональное состояние, побуждает слушающего выполнять предписываемые в этих высказываниях, нормах практические действия. Но все это не связано с научной истиной. А раз нормы морали не обладают истинностью или ложностью, то все они относительны и в этом смысле равноправны. Во всяком случае, сделать выбор между той или иной системой морали или моральной нормой на основе критерия истины невозможно. К тому же практика показывает, что человечество выработало множество моральных ценностей, которые вступают в противоречие между собой и даже исключают друг друга. Иное дело, что всегда есть определенные люди, общности (народ, класс, группа и т. д.), которые принятую систему морали признают за единственно верную, истинную, а моральные ценности и мораль других людей – за ложную, неправильную систему, т. е. пытаются использовать критерий истинности, хотя и некорректно. Иными словами, если в науке логическая противоречивость знания исключается, а противоречия между высказываниями, теориями, идеями и т. д., если таковые возникают, преодолеваются, то сфера морали «терпимо» относится к противоречиям между моральными нормами, ценностями и высказываниями, включая в свой состав даже взаимоисключающие моральные системы. Противопоставление науки и морали опирается также на то обстоятельство, что не существует логической связи, логического перехода от дескриптивных суждений, отображающих реальность и допускающих критерий «истина-ложь» (в том числе научных высказываний), к высказываниям ценностным, прескриптивным, нормативным. Эта точка зрения опирается на факт отсутствия логической связи между сущим и должным, а значит, между истиной и ценностью, нормой. По всей вероятности, и первая позиция, отождествляющая истину и ценность, и вторая позиция, их абсолютно противопоставляющая, не совсем корректны. Правильнее видеть существенные различия между сущим и должным, истиной и ценностью, между дескриптивными и ценностными высказываниями и одновременно учитывать их взаимосвязь. Бесспорно, нет логической связи между дескриптивными и аксиологическими высказываниями, но можно утверждать, что между ними существует познавательная (а она шире логической) связь. Можно сказать, что ценностные высказывания, в том числе и моральные нормы, имеют определенное познавательное содержание. Иными словами, моральные нормы, ценностные высказывания имеют отношение к познанию. Во-первых, человек их познает, должен понимать их смысл, усваивая их в процессе социализации, обучения, воспитания; моральные нормы, как и другие ценности, в этом случае являются объектом познания, усвоения индивидом, группой, общностью и т. д. Вовторых, в них есть определенное когнитивное содержание, знание о том, как должен поступать человек в определенных социальных обстоятельствах в соответствии с определенными ценностными предпочтениями, моральными принципами. Данное знание не отражает реальность, сущее, а направлено к субъекту, человеку, выполняет регулятивную, нормативную функцию. Такого рода знание играет важную роль и в науке; в ней ценности и нормы также обращены к субъекту, ученому и предписывают последнему, как ему следует поступать в жизни и в процессе научного исследования. В-третьих, надо учитывать, что моральные нормы складываются исторически в ходе социальной практики, т. е. разных социальных действий людей: классовой борьбы, конкуренции, сотрудничества, кооперации, воспитания детей, военных столкновений, трудовой деятельности и т. д., которые, несомненно, предполагают коммуникацию, обмен информацией между субъектами действий, познание. Это означает, что нормы, обобщая, отражая данный социальный опыт, тем самым им обосновываются, являются важнейшим его элементом. Но такого рода фиксация, обобщение социальной практики и есть определенная разновидность познания, форма когнитивной деятельности. Это значит, что мораль есть определенное отражение жизни общества, социального, исторического опыта людей, и это сближает ее с наукой как познавательной деятельностью, образует важное основание их взаимных связей. Эти связи находят свое выражение, прежде всего, в том, что мораль регулирует поведение ученых, образующих научное сообщество; каждый ученый, как и любой человек, в своей жизни и профессиональной деятельности следует общим, принятым всем обществом моральным нормам и принципам. Многообразные отношения (политические, юридические, экономические и т. д.) науки как социального института и других социальных институтов общества, среди которых – государство, религия, искусство и пр., также включают в себя моральные аспекты, моральное взаимодействие. Наконец, надо иметь в виду внутреннюю мораль науки, так называемую профессиональную этику, в нормах которой учитывается специфика научно-исследовательской деятельности, особенности отношения ученых к своей работе, коллегам и т. д. Мораль в сфере науки, или профессиональная этика, является модификацией морали общества на основе специфики научной деятельности, отношений научных работников друг к другу, а также особенностей взаимоотношений науки и других социальных институтов – экономических, политических, государственных и т. д. Профессиональная мораль ученых – это способ реализации отношений между требованиями профессии и требованиями общества – нормами, императивами морали, политики, идеологии и т. д. Она осуществляется как согласование личностного мировоззрения, индивидуальных мотивов, установок, целей, ценностных ориентаций ученых и аналогичных компонентов сознания, ориентации и поведения социальных общностей. Профессиональная мораль ученых, реализуясь в сфере научного труда и научного общения, приобретает достаточно развитые и сложные формы, включающие как простые нормы нравственности, правила общежития, так и сложные моральные ценности, идеалы справедливости, долга и т. п. Нормы профессиональной морали ученых обеспечиваются, опираются на общественное мнение научных сообществ, групп; они не носят официального, формального характера, как, скажем, служебные нормативы, должностные инструкции, необходимость выполнения которых закрепляется юридически и знание, о которых дается в процессе профессиональной подготовки, требуется при приеме на работу и т. п. Вся совокупность моральных взаимодействий, нравственных коллизий в процессе профессиональной деятельности ученых находит свое выражение в проблемах мотивации выбора профессии ученого, в процессе выбора области, направления, темы исследования, а также процедурах выбора методов, средств научного исследования, операциях проверки его результатов. Выбор профессии, затем приход в науку и определение своих научных интересов, направления научной работы и темы исследования предполагает знакомство индивида, будущего ученого с групповыми ценностями, моральными нормами. В ходе этого знакомства осуществляется сравнение, сопоставление личных интересов, установок, ценностей с устоявшимися нормами и ценностями, принятыми научным сообществом, коллективом. Такое сопоставление происходит в процессе работы молодого специалиста в коллективе, в ходе общения с коллегами, руководством, приводя в итоге к ситуации выбора либо своих, либо групповых ценностей, либо к активному взаимодействию личного и группового. При этом, как правило, ценности научного сообщества по отношению к предпочтениям и интересам молодого специалиста за очень редкими исключениями являются превалирующими. Другими словами, групповые нормы требуют от молодого специалиста уступчивости, определенного конформизма, отказа от личных амбиций и притязаний. Часто такое безоговорочное подчинение внешним требованиям особенно жестко выполняется в отношениях между научными руководителями и аспирантами, соискателями. Эта процедура может быть весьма болезненной, требующей перестройки личных моральных установок, ценностных ориентаций. В крайнем варианте она может привести к личной катастрофе или конфликтам. Но, как правило, процесс адаптации завершается благополучно, хотя приспособление начинающего к групповым нормам в идеале должно иметь свои пределы, так как абсолютный отказ от личного, безусловно, причиняет ущерб творческим способностям начинающего ученого. Это обстоятельство хорошо просматривается на примере выбора направления исследования и темы. Очень часто направления, темы исследований просто предписываются без учета мнений, желаний начинающих ученых. Возникает проблема реализации своих личных планов в условиях коллизий личного и группового. Такие коллизии могут возникать с самого начала вхождения молодого специалиста в коллектив или позже в связи с изменением научной направленности научно-исследовательского учреждения. Вызывая необходимость переориентировки научных интересов, своего рода переквалификации, такие изменения отражаются на должностном росте ученых и приводят к нравственному ущербу, моральному дискомфорту. В результате часть молодых сотрудников, не видя перспектив, не имея возможности реализовать свои личные научные интересы, либо переходит в другие коллективы, либо утрачивает интерес к делу, начинает относиться к научной работе формально. В таких условиях трудно сохранить свой моральный облик, требуется большая нравственная выдержка, преданность науке, чтобы не растерять свой исследовательский потенциал, не утратить интерес, стремление к научному творчеству. В данной ситуации именно научный коллектив, в том числе, разумеется, и руководство призваны помочь начинающему как в чисто профессиональном, так и в моральном плане; коллектив должен помочь молодым специалистам сформировать адекватную мотивационную систему, необходимые нравственнопсихологические качества. Существуют также проблемы, связанные с феноменом монополизации направления и научной тематики одним человеком, одной научной школой. Данный феномен проявляется как подавление, торможение других исследований по той или иной проблематике. Научная монополия может привести даже серьезного ученого к мысли о собственной исключительности и к нетерпимости, неприятию других точек зрения. Монополизм устраняет саму возможность научных дискуссий, тормозит утверждение новых, свежих идей, подходов и методов. Особенно большой вред наносит монополизация, связанная не только с направлением исследований, но и с изданием научных работ, проведением научных конференций и симпозиумов и т. д. Моральные коллизии связаны также с мобильностью научных кадров, которая, в свою очередь, обусловлена динамическим развитием науки, быстрым увеличением объема научных знаний, количества публикаций, процессами интеграции и дифференциации науки. Указанные процессы заставляют менять место работы, специализацию и даже изменять направления исследований. Но поскольку высшее образование более консервативно, изменяется медленнее, чем наука, постольку окончившие вуз молодые специалисты, чтобы овладеть неизвестными научными направлениями, методиками и т. д., должны доучиваться, осваивать новые научные профессии, преодолевать связанные с этим нравственные проблемы, менять свои личные планы и притязания. Разумеется, указанные коллизии и процессы неверно связывать только с отрицательными последствиями для начинающих ученых. Такого рода социальная мобильность может открывать многообещающие перспективы, интересные возможности для профессионального роста молодых специалистов и, соответственно, существенно повышать степень удовлетворенности научным трудом. Существуют определенные профессиональные моральные нормы при выборе методов, средств научного исследования, проверке полученных учеными результатов. Научное исследование подчиняется известным логико- методологическим требованиям, в числе которых – надежность, повторяемость результатов, аргументированность, обоснованность теоретическая и эмпирическая, экспериментальная, точность, строгость и др. Эти профессиональные нормы, с одной стороны, требуют использования в ходе исследования адекватных методов, соответствующей аппаратуры, методик и т. д., а с другой стороны, они тесно связаны с моральными правилами и принципами. Например, в случае возникновения противоречия между результатами проверочного эксперимента, расчета или анализа и исходными предположениями (а такие моменты достаточно часто случаются в научных исследованиях) ученый должен подчиниться требованиям научной честности; он должен быть готов к многократным тщательным проверкам, дальнейшим кропотливым исследованиям, экспериментам, избегать скоропалительности. По Эйнштейну, ученый должен, если противоречие сохраняется, «выбросить всегда за борт то, на что потратил так много времени и труда». Научная честность предполагает чистую добросовестную работу, публикацию проверенных результатов, полученных лично самим исследователем; оценка результатов должна быть объективной, не поддаваться никаким субъективным пристрастиям, внешним воздействиям, в особенности – влиянию конъюнктуры, престижным или карьерным соображениям, желанию во что бы то ни стало ускорить получение конечных результатов. Научные результаты оформляются в публикациях, выступающих главной формой коммуникации между учеными, а также способом признания того или иного исследователя со стороны коллег, средством закрепления научного приоритета. Публикации фиксируют новые результаты, заявляют о приоритете автора, свидетельствуют о его научном авторитете и престиже. Поэтому в ряде случаев возникает нежелательная погоня за количеством публикаций, что может приводить к девальвации их ценности, увеличению информационного шума, соответственно, к затруднениям в научных коммуникациях и разного рода моральным издержкам. Нравственная сторона публикаций проявляется, прежде всего, в вопросах приоритета, соавторства, цитирования и рецензирования чужих работ. Поскольку приоритет в выдвижении, обосновании идей создает авторитет и известность ученому, постольку он постоянно находится в центре внимания ученых, интенсивно обсуждается ими; по поводу него часто возникают жесткие дискуссии, как, например, спор между Ньютоном и Гуком из-за первенства в открытии закона всемирного тяготения. Однако в настоящее время однозначное установление приоритета бывает затруднительным из-за коллективного индустриального характера исследований в так называемой «большой науке», а также вследствие одновременного параллельного исследования одних и тех же тем во многих центрах мировой науки. Конкуренция в сфере приоритета, несомненно, стимулирует научную работу, ускоряет публикацию научных результатов, но одновременно приводит к отклонениям от моральных норм, например, попыткам незаконно и несправедливо приписать себе честь того или иного научного открытия. Это происходит довольно часто в случаях соавторства, когда старший по должности или по званию автоматически ставит свою подпись под коллективной публикацией, не принимая реального участия в исследовании. Борьба за приоритет иногда приобретает весьма жесткие формы вплоть до судебных разбирательств и даже тяжб между государствами. Цитирование и рецензирование также налагает определенные моральные обязательства на ученых; в частности, они должны быть объективны, компетентны, исключать предвзятость, преднамеренные или непреднамеренные искажения или готовность угодить или помочь авторам рецензируемых и цитируемых работ; цитирование и рецензирование не должны быть также средством недобросовестной полемики, когда извращается смысл рецензируемой работы или приводимых цитат в целях дискредитации того или иного автора. Аналогично в дискуссии как таковой (устной, письменной и пр.), являющейся важнейшим способом развития и существования науки, имеют место нравственные требования объективности, непредвзятости, отказа от личных нападок и сведения счетов, стремления к истине, адекватному разрешению проблем. Научная дискуссия уточняет факты, позиции полемизирующих сторон, разрабатывает систему аргументации, выявляет еще не открытые свойства, стороны объектов. Плодотворная дискуссия исключает автоматическое одобрение любых научных идей, фактов или решений, даже предложенных авторитетными учеными, и в то же время требует толерантности, терпимости к чужим результатам, понимания и готовности свободного критического их обсуждения обязательно с целью выявления возможности дальнейшего продвижения в той или иной области исследования. Результат дискуссии должен определяться не авторитетом ученого или какимилибо внешними причинами, например, идеологическими или религиозными, а только сугубо научными требованиями доказательности, подтверждаемости, стремления к истине и т. д. В этом случае нравственные и научные требования, нормы по своим целям и конечным результатам совпадают. 42. НАУКА И РЕЛИГИЯ Позднее к этим императивам исследователи добавили еще два: рационализм и эмоциональная нейтральность. Императив рационализма означает, что исследователь должен стремиться к рационально обоснованному знанию, к доказательству своих суждений об объекте познания. Императив эмоциональной нейтральности запрещает членам научного сообщества принимать решения, относящиеся к их профессиональной деятельности на основе эмоций, личных симпатий, антипатий и т. п. Взаимоотношения науки и религии имеют длительную и сложную историю. Весьма неоднозначны их взаимоотношения и в наши дни. Долгое время весьма популярным был прямолинейно-просветительский подход, согласно которому развитие науки, непрерывный прогресс научного познания ведут к вытеснению религии на обочину общественной жизни и, в конечном счете, – к ее отмиранию. Не менее прямолинейным является подход тех многочисленных ныне авторов, которые полагают, что современная наука (прежде всего космология с ее гипотезой о «рождении» Вселенной из сингулярного состояния) подтверждает религиозные (библейские, в частности) представления о сотворении мира Богом из ничего. Подобных искажений и упрощений в понимании взаимоотношений науки и религии можно избежать только в том случае, если будет выбран, сконструирован корректный способ сопоставления, сравнения столь различных компонентов культуры. Во-первых, религия и наука являются компонентами культуры. Это значит, что они (религия и наука) формируются в лоне определенной культуры, что они должны быть рассмотрены как подсистемы определенной культуры (в пределах которой они взаимодействуют), что у религии и науки есть свои функции, не только диктуемые их внутренним строением и внутренней логикой, но и определяемые целостностью соответствующей культуры. Вовторых, сопоставляя науку и религию, мы должны сопоставлять не некие аморфные образования, а их важнейшие социальные, культурные проявления. Конкретнее: методологически грамотное сопоставление науки и религии должно анализировать соотношение трех аспектов бытия науки с тремя же соответствующими аспектами бытия религии. Наука как социальный институт должна сопоставляться с религией как социальным институтом, наука как специфический вид деятельности – с религией как специфическим видом деятельности и, наконец, наука как особый вид знания – с религиозным мировоззрением. Можно показать, что история взаимоотношений науки и религии может быть достаточно адекватно описана, если иметь в виду четыре типа этих взаимоотношений: конфликт, независимость, диалог и интеграция. В наше время также имеют место все эти виды отношений между указанными секторами культуры. Следует только аккуратно разобраться, по каким проблемам и в каких формах между наукой и религией имеет (или может иметь) место конфликт, по каким – независимость, по каким вопросам и в каких формах возможен между ними диалог, по каким – интеграция. Если представители науки и религии будут иметь в виду пределы своей компетенции, если они не будут покушаться на «твердое ядро», соответственно, науки и на «твердое ядро» религии, между ними могут быть выстроены цивилизованные и долговременные отношения. Основанием высокой степени автономности, самостоятельности науки и религии является то, что наука интересуется строением и свойствами того, что в философии называется имманентным, в то время как религия сущностно обращена к сфере трансцендентного. Религия утверждает, что мир, доступный научному познанию, – это сотворенный и полностью зависимый от Бога мир. Сам же Бог, связь человека с которым и раскрывает религия, абсолютно иной сравнительно с сотворенным им миром. Религия, христианство в частности, утверждает, иными словами, трансцендентность Бога. Познание трансцендентного (Бога) невозможно научными методами. Наука полностью бессильна в познании Бога. Бога можно познать сугубо вненаучными способами: через акт веры, через мистическое слияние с ним, через божественное откровение, через вещания пророков и т. п. Таким образом, на первый взгляд, наука и религия обращены к изучению совершенно разных «предметов», а поэтому они абсолютно независимы друг от друга. В действительности ситуация гораздо сложнее. Религия (теизм), хотя и утверждает абсолютную иноприродность Бога миру, не может не утверждать и теснейшей связи мира с его Творцом. Но это означает, что религия говорит не только о трансцендентном Боге, не только о Творце мира, но и о связи мира с Богом и о самом мире. С другой стороны, и науку очень трудно удержать в пределах сферы имманентного, тем более, что граница меду имманентным и трансцендентным исторически подвижна. Наука стремится выйти за эти пределы, она стремится высказать нечто и о трансцендентном. Поэтому вопрос о «сферах влияния» науки и религии и в наше время остается дискуссионным. Это не значит, что у науки и религии нет достаточно определенных и бесспорных собственных «владений». И в эти «владения», разумеется, нельзя входить с чуждыми им мерками: во «владения» религии – с мерками научными, во «владения» науки – с религиозными. Очевидно, что религия некомпетентна в собственно научных вопросах: каково строение атома кислорода; сколько планет входит в состав Солнечной системы; как получить материал с заданными физико-химическими свойствами и т. п. В свою очередь, наука не должна вмешиваться в собственно религиозные вопросы: как осуществлять те или иные религиозные обряды, как молиться, как писать иконы и т. д. Разумеется, вмешательство религии в решение собственно научных вопросов либо вмешательство науки в собственно религиозную жизнь приведет к конфликтам этих секторов культуры. Можно сформулировать некоторый принцип, соблюдение которого позволит избежать большинства конфликтов между наукой и религией. Этот принцип можно назвать «принципом корректности». Суть его достаточно проста: этот принцип требует от представителей каждого сектора культуры отчетливого осознания пределов компетентности их сектора культуры и, соответственно, – пределов их собственной компетентности. Этот принцип требует от представителей каждого сектора культуры уважительного отношения к другим секторам культуры, осознания сложности и жизненной важности других секторов культуры. Этот принцип требует от представителей каждого сектора культуры осознания некоторой экзистенциальной, социальной, культурной необходимости и своеобразного равноправия всех основных секторов культуры. Он противоречит позиции тех деятелей культуры, которые считают, что их сектор культуры является высшим, доминирующим сектором культуры по отношению к другим – низшим, второстепенным, подчиненным, с их точки зрения, секторам культуры. Конфликт между наукой и религией возможен (и действительно имел и имеет место) при решении некоторых мировоззренческих вопросов. Речь идет о таких вопросах, как вопросы о строении и развитии Вселенной, проблема происхождения жизни, проблема антропосоциогенеза и т. д. При обсуждении конфликтов науки и религии следует иметь в виду, что подходы науки и религии к вопросам такого рода принципиально различны. Дело в том, что религия (будем для определенности говорить о христианстве) является гораздо более консервативной системой, чем наука. Консервативность религии определяется, в частности, наличием Священного писания (Библии, если говорить о христианстве). Именно из текста Священного писания религиозные мыслители и извлекают основоположения, принципы соответствующего религиозного мировоззрения. Эти принципы, как правило, остаются неизменными на всем протяжении существования религиозной системы. Так, фундамент христианского мировоззрения образуют принципы креационизма (утверждающего сотворенность мира Богом из ничто), принцип сотворенности человека Богом по образу и подобию Бога, принцип провиденциализма (утверждающего, что все в мире происходит в соответствии с божественным замыслом) и другие. От этих принципов религиозная система не откажется, ибо отказ от них был бы отказом от сути этой религии. В то же время, указанные принципы могут различным образом интерпретироваться в различные эпохи и разными религиозными мыслителями. Интерпретация принципов религиозного мировоззрения определяется, не в последнюю очередь, объемом и качеством позитивных, в частности, научных знаний о мире и человеке. Научные знания сами по себе не образуют мировоззрения. Максимум, что может наука в мировоззренческом плане, – это построить то, что называется «научной картиной мира». Однако, существуя и развиваясь в конкретном социокультурном контексте, в контексте сосуществующих и нередко конкурирующих мировоззренческих систем (религиозных и философских), научные знания либо подтверждают определенные формулировки и некоторые интерпретации тех или иных мировоззренческих принципов, либо противоречат некоторым формулировкам и интерпретациям этих принципов. Существенно, что прямое, сущностное, так сказать, противоречие между мировоззренческими принципами и научными знаниями вряд ли возможно. Дело в том, что мировоззренческие принципы и научные знания (факты, гипотезы, законы и т. д.) являются духовными образованиями разного ранга и поэтому напрямую не могут противоречить друг другу. Мировоззренческим принципам напрямую могут противоречить лишь равные им по рангу образования, то есть другие мировоззренческие принципы. Но научное знание непосредственно не включает в себя мировоззренческие принципы. Научное знание может послужить некоторым материалом, на основе особой формы обобщения которого можно придти к некоторым мировоззренческим принципам. При этом следует помнить, что речь идет об особой процедуре обобщения научного знания, о такой форме обобщения, которая существенным образом преобразует исходный (обобщаемый) материал. Результат этого преобразования (вновь сформулированные мировоззренческие принципы) выходит за пределы научного знания. Так, к примеру, на основе научного знания можно сформулировать принципы, утверждающие вечность, несотворимость, неуничтожимость мира, что и сделано в рамках некоторых материалистических направлений философии. Но это именно мировоззренческие (философские, в данном случае) принципы. Эти принципы не входят непосредственно в состав научного знания, не могут быть доказаны научным способом и т. п. Другой пример. На основе данных биологической и медицинской науки можно сформулировать утверждение, содержащее критерий смерти человека. Однако такое утверждение будет носить уже не научный, а мировоззренческий характер. Дело в том, что наука (в данном случае – биомедицинская) может доказательно утверждать смерть тех или иных структур человеческого тела (определенных структур мозга, в частности), но утверждение о смерти человека требует принятия некоторых представлений о сущности, о природе человека (материалистических, спиритуалистических, религиозных). Но выработка и принятие тех или иных представлений о сущности, о природе человека возможны лишь на уровне мировоззрения. Если мы, к примеру, являемся сторонниками материалистического мировоззрения, то, разумеется, смерть мозга человека будет для нас означать смерть человека. Если же мы – сторонники религиозного мировоззрения, то смерть мозга человека будет для нас лишь определенной фазой умирания низшего (телесного) начала в человеке. Можно указать на еще одну актуальную проблему, к которой можно конструктивно подойти, если оперировать понятием «полицентрическая культура». Имеются в виду современные взаимоотношения науки и такого сектора культуры, как образование. Очевидно, что в сциентистски ориентированном обществе содержание образования составляла, в первую очередь, наука: научные знания, методы научного познания и т. д. В обществе полицентрической культуры наука также должна фундаментально присутствовать в системе образования и соответствовать важной роли науки в нынешней социальной жизни. Однако, в общем, при разработке стратегии развития системы образования в формирующемся обществе полицентрической культуры необходимо исходить из принципа сообразности образования культуре. Этот принцип утверждает, что в содержании образования должны соразмерно присутствовать все основные секторы и уровни культуры. Образование, иначе говоря, должно приобщать формирующегося человека к культуре как к целостности, а не только к науке. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 1. Айзенк Г., Сарджент К. Объяснение необъяснимого: Тайны парнанормальных явлений. – М., 2001. 2. Введение в историю и философию науки. – М., 2005. 3. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII–XVII вв.). – М., 1987. 4. Ивин А.А. Современная философия науки. – М., 2005. 5. Ильин В.В., Лазарев Ф.В., Лесков Л.В. Введение в историю и философию науки. – М., 2005. 6. Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. – М., 2004. 7. Князева Е.Н. Курдюмов С.П. Основания синергетики. – М., 2002. 8. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Философия науки в вопросах и ответах: Учебное пособие для аспирантов. Изд. 3-е. – Ростов н/Д., 2006. 9. Кравец А.С. Наука как феномен культуры. – Воронеж, 1998. 10. Кун Т. Структура научных революций. – М., 2002. 11. Лебедев С.А. Философия науки: Словарь основных терминов. – М., 2004. 12. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. – М., 1995. 13. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. – М., 2000. 14. Лешкевич Т.Г. Философия науки. – М., 2005. 15. Лось В.А. История и философия науки. – М., 2005. 16. Микешина Л.А. Философия науки. – М., 2005. 17. Наука в культуре. Под ред. В.Н. Поруса. – М., 1998. 18. Научные и ненаучные формы мышления. – М., 1996. 19. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология: Учебное пособие. – М., 1998. 20. Новая философская энциклопедия: В 4 т. – М., 2000–2001. 21. Основы философии науки. – М., 2005. 22. Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. – М., 1985. 23. Поппер К. Предположения и опровержения: Рост научного знания. – М., 2004. 24. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. – М., 1986. 25. Разум и экзистенция. Анализ научных и вненаучных форм мышления. – СПб., 1999. 26. Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада: Учебная хрестоматия. – М., 1996. 27. Степин В.С. Теоретическое знание. – М., 2000. 28. Степин В.С. Философия науки: Общие проблемы. – М., 2004. 29. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М., 1996. 30. Туллин Ст. Человеческое понимание. – М., 1984. 31. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М., 1986. 32. Философия и методология науки. Под ред. В.И. Купцова. – М., 1996. 33. Философия и методология науки. Под ред. А. Лебедева. – М., 2005. 34. Философия и методология познания. – СПб., 2003. 35. Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. – М., 1996. 36. Яковлева Е.Ю. Научное и вненаучное знание. – СПб., 2000.
