ЦИВИЛИСТИЧЕСКОЕ ПРАВОВЕДЕНИЕ И ЮРИДИЧЕСКАЯ

Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 4 (359).
Право. Вып. 41. С. 71–75.
УДК 347
ББК 67.304
ЦИВИЛИСТИЧЕСКОЕ ПРАВОВЕДЕНИЕ
И ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА
М. Н. Семякин
ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет», Челябинск, Россиия
Освещены вопросы правового регулирования и соотношения таких категорий, как цивилистическое
правоведение и юридическая практика.
Ключевые слова: правоведение, практика, юриспруденция, юридическая практика.
Цивилистическое правосознание традиционно
испытывает особый пиетет к одноименной юридической практике как смыслообразующему основанию в контексте преобладающего для цивилистического мышления юридического позитивизма. На более высоком, философском уровне
практика рассматривалась (да и сейчас считается, по мнению ряда философов и правоведов) как
основной критерий истины [1].
В цивилистической литературе широкое распространение получила мысль как методологическая идея о практической направленности
цивилистической науки. Так, известный цивилист советского периода О. А. Красавчиков писал: «Потребности практики… имеют решающее
значение для развития всех наук, их отдельных
теорий. Практика служит критерием истинности научного познания (выделено мной.— М. С.)
и целью его» [4].
Известный дореволюционный цивилист
Г. Ф. Шер­шеневич обращал внимание на то, что
теория гражданского права должна заниматься
не раскрытием законов в области гражданскоправовой жизни, а историко-догматическим изучением отдельных вопросов действующего права. Другими словами, цивилистическая теория
должна служить потребностям действительной
жизни, юридического «быта». «Работы по юридической догматике,— подчеркивал ученый,—
предполагают непременно возможность применения их результатов к жизни, в противном случае
догматика имеет так же мало основания для своего существования, как и лишенные возможности
применения медицина или механика».
С. С. Алексеев, говоря о предмете гражданского права как науке, отмечал: «Наука гражданского права является догматической отраслью знаний — наукой, осваивающей догму права… то
есть действующие юридические нормы, правоотношения, меры защиты и другие элементы гражданско-правовой материи. Главное здесь — это
толкование юридических норм, определение их
точного содержания и правовой природы, правовых особенностей, взаимосвязи с другими нормами и объективированными элементами гражданско-правового регулирования» [3]. В другом случае этот автор, характеризуя юридический позитивизм, говорил о «специальной отрасли знаний,
имеющей преимущественно технико-прикладной
характер» [6].
Известные цивилисты М. И. Брагинский
и В. В. Витрянский в конце 1990-х гг. отмечали,
что «в науке гражданского права наблюдается
некий качественный застой: издается огромное
количество книг и брошюр, публикуется множество статей в юридических журналах, но их
смысл и содержание, за редким исключением,
сводится к комментированию отдельных законоположений и судебной практики» [2].
В связи с этим надо заметить, что и в последнее время цивилистическая наука, «за редким исключением», также в основном уходит от фундаментальной научной проблематики и сосредоточивается главным образом на прикладных разработках и разного рода «комментариях» и «разъяснениях» «отдельных законоположений и судебной практики».
Некоторые ученые-правоведы, говоря о связи
научной теории с юридической практикой, высказывали и более радикальные суждения. Так,
В. И. Леушин сделал вывод, что «теория становится научной только тогда, когда высказанные на ее
основе гипотетические предположения оправдываются на практике». И добавил в заключение своей мысли: «Исследования, не имеющие практической ценности, нельзя считать научными» [7].
72
По мысли Ю. Б. Фогельсона, «для правовой теории достаточно решать задачи, встающие перед
судом». Правда, автор, оговаривая эту мысль, замечает, что основную задачу правовой теории
нельзя сводить к «предсказанию судебных решений». Вместе с тем указанное обстоятельство
не помешало правоведу сделать вывод о том, что
«правовые теории, не позволяющие решать проблемы в суде, никому не нужны»; «правовая теория должна быть ориентирована на решение проблем, возникающих в суде» [4].
Все вышеприведенные позиции авторов, так
или иначе связывающие цивилистическую науку, правовую теорию с юридической практикой,
как представляется, имеют право на существование, поскольку любая наука как определенная область специфических знаний, безусловно, прямо
или опосредованно должна учитывать потребности практики. Однако понимание смысла и назначения цивилистической науки, ее критериев только в рамках (и относительно) целей и задач юридической практики, думается, является слишком
упрощенным представлением проблемы соотношения указанных явлений, не раскрывающим,
следовательно, в необходимой мере ее сущности.
Разработка различных форм «институциональной» организации современной цивилистической науки, сориентированных на потребности
тех или иных цивилистических практик, отнюдь
не означает, что смыслы всего цивилистического познания «замыкаются» только в сфере практической реализации, а научные исследования
могут называться таковыми и имеют ценность
только при непременном условии их прямой связи с практикой, практической значимости. Такое,
по сути, «инструментальное» понимание цивилистической науки вряд ли соответствует ее сути
и недооценивает ее роль и значение как органического элемента культуры, образования, важного фактора формирования правосознания, частноправовой политики, нравственного климата
в обществе и т. д.
Принципиально важным здесь представляется подход, касающийся соотнесения цивилистической теории и практики главным образом
не с «инструментальных» позиций, а в методологическом контексте. Цивилистическое правоведение и практика, безусловно, теснейшим образом взаимосвязаны. С одной стороны, цивилистическая практика непосредственно сталкивается с различного рода проблемными ситуациями, накапливает необходимую информацию
М. Н. Семякин
о них, обозначает «жизненные» проблемы и т. д.,
что стимулирует теоретическое познание к их
научному осмыслению, объяснению, формулированию вытекающих отсюда выводов и рекомендаций. Так, именно практический опыт применения норм Гражданского кодекса РФ и иных
законов выявил, что в целом цивилистические
конструкции и основные нормативные положения, выработанные в 1990-е гг. при переходе
к рыночным условиям хозяйствования, оправдали себя. Вместе с тем практика применения
гражданского законодательства в указанный период выявила многие недостатки и несовершенства различных гражданско-правовых норм и институтов, потребность в новых цивилистических
конструкциях и т. д., что подвигло цивилистическую мысль к разработке Концепции по совершенствованию гражданского законодательства.
Примечательна в этом отношении мысль, высказанная К. Поппером, справедливо заметившим,
что практика не враг теоретического знания,
а «наиболее значимый стимул к нему» [3].
С другой стороны, цивилистическая теория,
развивая и конкретизируя на базе правоприменительной «эмпирии» свое собственное содержание, открывает новые «горизонты» познания
самой цивилистической практики, ориентирует и направляет ее в поисках новых форм правоприменения, способствует совершенствованию ее методов и средств. Так, в свое время
В. К. Райхер, исходя из потребностей практики, разработал и теоретически обосновал различные конструкции видов неустойки за неисполнение или ненадлежащее исполнение гражданско-правовых обязательств, что затем было
воспринято законодателем и получило реализацию и в цивилистической правоприменительной практике. Аналогично в цивилистической
теории обоснована идея о том, что юридическая
квалификация обстоятельства как «непреодолимой силы» возможна при наличии одновременно
двух признаков — чрезвычайности и непредотвратимости явления,— что получило отражение
в одном из постановлений Президиума Высшего
Арбитражного Суда РФ [2].
В настоящее время цивилистическая доктрина
разработала и предложила ряд концептуальных
новелл — новая модель (вид) гражданских правоотношений корпоративного характера, новая
классификация юридических лиц и т. д.,— что
последовательно находит отражение в гражданском законодательстве.
Цивилистическое правоведение и юридическая практика
Цивилистическая наука как целостная динамическая система знаний не может успешно развиваться, не обогащаясь новыми эмпирическими данными правоприменительной практики,
не обобщая их в системе цивилистических форм,
средств и методов правового познания. Более
того, в определенных «точках» развития теории
гражданского правоведения «эмпирическое» переходит на научный уровень, и наоборот. Так, ряд
положений, сформулированных высшими судебными инстанциями в постановлениях пленумов,
в «обзорах» судебной практики и других видах
цивилистической практики, по своему содержанию и теоретическому уровню вполне носят научный характер. Например, ряд положений, касающихся понимания «источника повышенной
опасности», его возможных «владельцев», впервые были сформулированы в рамках осмысления
возникающих практических ситуаций, однако затем они выдержали «пробу» и на «научность» —
были восприняты и в цивилистической теории.
Вместе с тем, говоря о тесной (неразрывной)
связи и взаимодействии цивилистической науки
и практики, не следует указанный аспект понимания соотношения рассматриваемых феноменов
доводить до крайней формы, когда цивилистическая теория, как и иная юридическая наука, мыслится лишь в рамках, имеющих только практическую направленность и ценность.
С методологических позиций необходимо обратить внимание и на следующие аспекты исследуемой проблемы: цивилистическая наука
и практика — это разные явления, одно из которых (наука) принадлежит к миру идей (идеального), культуры, а другое (практика) носит
социальный (жизненный) характер, не допуская при этом их абсолютизации, фетишизации
и с этих позиций противопоставления одного
в ущерб другому.
В этом контексте усматривать «научность» цивилистической теории только в ее связи с практикой, практической ценностью и направленностью представляется недостаточно корректным,
что не отражает подлинную природу и ценность
цивилистической науки. Последнюю, как представляется, нельзя рассматривать как своего рода
«наукообразную» форму, которую приобретает
цивилистическая практика в процессе ее осмысления в рамках правоприменительной деятельности. Рассуждая в таком смысловом поле, можно
сделать вывод, что критерии «научности» цивилистической теории лежат не только в простран-
73
стве цивилистической практики, но и в сфере самой цивилистической науки.
На первый взгляд, такая позиция может показаться неверной, поскольку противоречит чуть ли
не самоочевидному представлению о том, что теория призвана отражать объекты реального мира
такими, какими они являются в действительности. Если это удается, то она достигает истины
и является «научной». Если же не удается, то налицо теоретическое заблуждение, и такая теория — ложная.
Рассматриваемая точка зрения исходит из дихотомии: истина принимает два значения — «истинно» и «ложно», третьего не дано. Но, как отмечает известный специалист в области философии
науки В. А. Канке, «существуют такие научно-теоретические системы, в которых значение истинности больше двух, таковы все так называемые
многозначные логики». К тому же, продолжает
автор, «есть такие науки, в которых акцент делается не на том, что наличествует, а на проектах
будущего» [1].
Данное положение, безусловно, касается
и цивилистической науки, где, действительно,
во многих случаях «акцент» больше делается
не только на том, что получило отражение в законодательстве, правоприменительной практике, а на различного рода проектах норм, гражданско-правовых институтов, теоретических
конструкций и т. д., которые рассчитаны на будущее.
Приведенные аргументы свидетельствуют
о том, что упомянутое выше понимание природы
истины в концептуальном отношении недостаточно содержательно и в этом смысле корректно,
как это кажется на первый взгляд. В нем в качестве самоочевидного положения принимается
предпосылка о том, что теоретик может произвольно рассуждать об объектах, выступающих
такими, какими они являются безотносительно
к теории. В действительности это далеко не так,
особенно применительно к общественным наукам, к каковым, безусловно, относится и цивилистическая теория. Даже в области естественных (дескриптивных) наук, по утверждению некоторых специалистов, объекты исследования
не даны непосредственно — во всем многообразии их свойств и особенностей. Во многих случаях до того как объект будет подвержен естественно-научному исследованию с точки зрения его глубинной сущности, природы и т. п.,
необходимо прежде выяснить, что он собой
74
М. Н. Семякин
­ редставляет вообще. «Наше представление об объектах,— замечает В. А. Канке,— всегда является
п
теоретическим». «Выскочить за рамки теории возможно лишь в метафизических грезах. Мы не можем определить объект безотносительно к нашим знаниям о нем. Для нас объект является таким,
каким мы его знаем» [2].
К. Маркс, подчеркивая «деятельностный», «чувственный» и в этом смысле субъективный характер
социальной практики, отмечал: «Главный недостаток всего предшествующего материализма… заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта или
в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» [3].
Имея это в виду, можно констатировать, что даже в естественных (дескриптивных) науках объекты
«теоретически относительны», то есть даже в указанной области проявляется самостоятельность теории, ее известная «эмансипация» от объекта исследования. Иначе говоря, даже в сфере естественных
наук нельзя абсолютизировать практику — рассматривать ее в качестве некоего универсального и непогрешимого критерия научной истины.
Список литературы
1. Брагинский, М. И. Договорное право: общие положения / М. И. Брагинский, В. В. Витрянский. М.,
1998. 220 с.
2. Гражданское право : учебник / под общ. ред. С. А. Степанова. М., 2010. 400 с.
3. Тарасов, Н. Н. Методологические проблемы юридической науки / Н. Н. Тарасов. Екатеринбург,
2001. 300 с.
4. Канке, В. А. Общая философия науки : учебник / В. А. Канке. М., 2009. 340 с.
5. Красавчиков, О. А. Категории науки гражданского права : избр. тр. : в 2 т. Т. 1 / О. А. Красавчиков.
М., 2005. 330 с.
6. Леушин, В. И. Юридическя практика в системе социалистических общественных отношений /
В. И. Леушин. Красноярск, 1987.
7. Поппер, К. Логика и рост научного знания : пер. с англ. / К. Поппер. М., 1983. 100 с.
Сведения об авторе
Семякин Михаил Николаевич — доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права
и процесса Челябинского государственного университета, Челябинск, Россия. kgpprav@csu.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2015. № 4 (359).
Law. Issue 41. P. 71–75.
CIVIL JURISPRUDENCE AND LEGAL PRACTICE
M. N. Semyakin
Doctor of legal Sciences, Professor of chair of civil law and process of the Chelyabinsk state University, Chelyabinsk, Russia.
kgpprav@csu.ru
The article highlights the issues of legal regulation and the ratio of categories such as civil law and legal
practice.
Keywords: jurisprudence, practice, law, legal practice university, Chelyabinsk, Rossiiya.
Referenсes
1. Braginskiy M.I., Vitryanskiy V.V. Dogovornoe pravo: obschie polozheniya [Contract law: General provisions]. Moscow, 1998. 220 p. (In Russ.).
2. Stepanov S.A. (ed.) Grazhdanskoe pravo [Civil law]. Moscow, 2010. 400 p. (In Russ.).
3. Tarasov N.N. Metodologicheskie problemy yuridicheskoy nauki [Methodological problems of jurisprudence]. Ekaterinburg, 2001. 300 p. (In Russ.).
Цивилистическое правоведение и юридическая практика
75
4. Kanke V.A. Obschaya filosofiya nauki [General philosophy of science]. Moscow, 2009. 340 p. (In Russ.).
5. Krasavchikov O.A. Kategorii nauki grazhdanskogo prava v 2 t. T. 1 [Categories of science of civil law
in 2 vol. Vol. 1]. Moscow, 2005. 330 p. (In Russ.).
6. Leushin V.I. Yuridicheskya praktika v sisteme socialisticheskih obschestvennyh otnosheniy [Legal practice
in the system of socialist public relations]. Krasnoyarsk, 1987. (In Russ.).
7. Popper K. Logika i rost nauchnogo znaniya [Logic and growth of scientific knowledge]. Moscow, 1983.
100 p. (In Russ.).