СТАНОВЛЕНИЕ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

Muftić L.R. Advancing institutional anomy theory: A microlevel examination connecting culture, institutions, and deviance // International Journal of Offender Therapy and Comparative Criminology.
2006. № 50. Р. 630–653.
Piquero A., Piquero N.L. On testing institutional anomie theory with varying specifications // Studies
on Crime and Crime Prevention. 1998. № 7. Р. 61–84.
Rosenfeld R., Messner S.F. Markets, mortality, and an institutional-anomie theory of crime // N. Passas,
R. Agnew (еds.). The future of anomie theory (p. 207–224). Boston: Northeastern University Press,
1997.
Siegmunt O. Kriminelle Russen, kriminelle Deutsche: Zur Jugendkriminalität im Hell- und Dunkelfeld.
Berlin: Wissenschaftlicher, 2013.
Sturzbecher D. (Hrsg.) Jugend und Gewalt in Ostdeutschland: Lebenserfahrungen in Schule, Freizeit
und Familie. Gӧttingen: Verlag für Angewandte Psychologie, 1997.
Thorlindsson T., Bernburg G. Durkheim’s theory of social order and deviance: a multi-level test // European Sociological Review. 2004. № 20. Р. 271–285.
Weigel R.H., Hessing D.J., Elffers H. Egoism: concept, measurement and implications for deviance //
Psychology, Crime & Law. 1999. № 5. Р. 349–378.
Wetzels P. Kriminalität und Opferleben: Immer ӧfter immer das Gleiche? Defizite und Perspektiven
repräsentativer Opferbefragungen als Methode empirisch-viktimologischer Forschung in Kriminologie // Monatsschrift für Kriminologie und Strafrechtsreform. 1996. № 79. Р. 1–24.
Wetzels P., Enzmann D. Jugendkriminalität in Deutschland und Russland: Kulturvergleichende Dunkelfeldstudie zur Prüfung anomie- und kontrolltheoretischer Ansätze. Antrag auf Gewährung einer
Sachbeihilfe an die Deutsche Forschungsgemeinschaft (DFG) (unverӧffentlichtes Manuskript),
2007.
Wetzels P., Enzmann D., Mecklenburg E., Pfeiffer C. Jugend und Gewalt: Eine repräsentative Dunkelfeldanalyse in München und acht anderen Städten. Baden-Baden: Nomos, 2001.
© 2015 г.
Е.В. МАСЛОВСКАЯ
СТАНОВЛЕНИЕ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ
СОЦИОЛОГИИ ПРАВА В США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Масловская Елена Витальевна – доктор социологических наук, зав. сектором
социологии девиантности и социального контроля Института cоциологии РАН (E-mail:
ev_maslovskaya@mail.ru).
Аннотация. В статье представлена эволюция американской и британской
социологии права с 1960-х гг. до настоящего времени. Выделяются основные теоретические подходы к анализу правовых институтов и ведущие направления эмпирических исследований. Подчеркиваются различия между социологией права
и изучением правовой сферы в рамках юридических дисциплин. Характеризуются
особенности институционализации социологии права в США и Великобритании. Рассматривается влияние профессионализации на характер и особенности социологии
права в данных странах. Отмечается значение для развития социологии права идей
Т. Парсонса, Дж. Александера, представителей микросоциологических подходов.
Ключевые слова: социология права • функционализм • турсоциология • микросоциология • социально-правовые исследования
Несмотря на усиление тенденции к глобализации мировой социологии, в настоящее время в различных странах существуют обладающие выраженной спецификой
национальные школы. Сопоставление траекторий развития социологии в США и европейских странах представлено в работах ряда современных исследователей [Kalberg,
87
2007; Turner, 2012]. Сохранение сложившихся национальных традиций заметно в такой отрасли социологической науки, как социология права [Масловская, 2007; Deflem,
2008: 273–274].
Особенности развития социологии права в США обусловлены тем обстоятельством, что в юридической науке сильные позиции занимала социологическая юриспруденция. Стремясь монополизировать изучение правовой сферы, представители
социологической юриспруденции интересовались концепциями европейской социологии права задолго до того, как они становились предметом дискуссий среди американских социологов. Данная тенденция превалировала до возвышения структурного
функционализма.
Зависимость между эволюцией современного права и сдвигами в его общественно-научной интерпретации препятствовала выделению социологии права как автономной области, имеющей собственные теоретико-методологические предпосылки в
условиях конкуренции с ранее сформировавшимися научными подходами. Основываясь на работах М. Вебера, американский исследователь А. Кронман проводит различие между тремя основными подходами к изучению правовой сферы [Kronman, 1983:
8–14]. Во-первых, это изучение права изнутри правовой системы с позиций юриспруденции. В данном случае уделяется внимание логике развития права и используются
лишь юридические категории. В процессе профессионализации права юридический
подход диверсифицируется: появляются правовой реализм, социологическая юриспруденция, а затем и критическая юриспруденция. Во-вторых, это философские и
этические подходы, которые стремятся выявить моральные принципы, лежащие в
основе права, и оценивают существующие правовые установления с точки зрения
определенных нормативных стандартов. В-третьих, это теоретически обоснованные
эмпирические исследования права с позиций, находящихся вне правовой системы.
В этом случае изучается реальное функционирование правовых институтов. Наряду с
другими социальными науками социология практикует именно такой подход к исследованию права.
Характерная черта социологического подхода – признание того, что правовые
нормы действуют в социальных условиях и результаты их действия отличаются от
провозглашаемых целей права. Особенностью социологии права является понимание
его как совокупности норм и социальных практик. Различие в подходах к изучению
права коренится в фундаментальных отличиях целей социологии и юриспруденции.
В реальных исследованиях правовой сферы они пересекаются и взаимодействуют
между собой. При этом значение имеет теоретико-методологическая основа исследований: юридическая или социологическая теория.
Социология права в США. В настоящее время в работах зарубежных исследователей подчеркивается ключевая роль системной теории Т. Парсонса в становлении
современной социологии права [Trevino, 2008: 1–36]. Именно в его трудах был сформулирован новый подход в американской социологии права, отличный от социологической юриспруденции. С точки зрения одного из исследователей – М. Дефлема, – можно выделить три аспекта влияния теории Парсонса на развитие социологии права.
1) Парсонс являлся представителем структурно-функциональной школы, которая
оказала существенное воздействие на сферу социально-правовых исследований в
1950–1960-е гг. 2) Он привлек внимание представителей социологии права к классическим традициям, созданным Э. Дюркгеймом и М. Вебером. 3) Ряд современных
направлений социологической теории явились реакцией на идеи Парсонса и разрабатывались в качестве альтернативы функционалистскому подходу, что оказалось
весьма плодотворным и для социолого-правовых исследований [Deflem, 2008: 108].
Функционалистской школой социологии права нормативность была вынесена за
скобки ради понятия права как социального контроля. Нормативные вопросы были
отнесены к области юридического обучения, социологической юриспруденции и философии права.
В числе представителей функционализма в социологии права можно выделить
таких исследователей, как Г. Бредемейер, Л. Мейхью, У. Эван [Evan, 1962]. Их работы
88
посвящены анализу права как механизма социального контроля, его взаимодействию
с подсистемами общества. Эти исследователи обращали внимание на возникающие
конфликты и противоречия. В деятельности этих социологов предпринимались попытки эмпирической проверки теоретических постулатов функционализма, в частности,
анализа функций правовых институтов, судебной системы. Были выделены основные
функции суда: легитимация политической власти, интерпретация целей политики,
формирование социальных ролей для правовой сферы и правовая социализация.
Применение такого анализа выявило ограничения, связанные со сложностями объяснения деятельности судов, исходя из функций судебной структуры.
Антитезой функционалистскому подходу в социологии права выступила теория
конфликта. В отличие от структурного функционализма у неё “не было ни ключевых
авторов-основателей теории, ни авторитетных текстов, что затрудняло формирование единой парадигмы” [Йоас, Кнебль, 2013: 286]. Представителем теории конфликта как самостоятельного теоретического направления в 1970-е гг. можно назвать
лишь Р. Коллинза. В социологии права не сформировалась школа теории конфликта. Однако под влиянием марксистского подхода и идей таких леворадикальных
теоретиков, как Ч. Миллс, ряд исследователей обратился к изучению противоречий
и конфликтов в правовой сфере, роли правовых институтов в сохранении классового господства. В их работах подчеркивалось, что правовые институты выражают
и усиливают существующее в обществе экономическое и социальное неравенство
[Chambliss, Seidman 1971; Turk, 1969].
Микросоциологические подходы выступали альтернативой по отношению к структурному функционализму и в изучении правовой сферы. Их последователи утверждали, что правовая система существует в виде объективной структуры, внешней по
отношению к индивидам, и складывается в ходе взаимодействия между людьми, поведение которых связано с субъективным смыслом. Сущностью феноменологического подхода является описание правовых институтов как множества взаимодействий
представителей юридической профессии, должностных лиц и граждан, обращающихся
в правовые органы. В этом случае оказывается неприемлемым позитивистский взгляд
на право как автономное и внешнее по отношению к обществу. Право представляет
собой “ярлык, данный определенному аспекту общественной жизни, определенной
сфере человеческого взаимодействия” [Cotterrell, 1992: 146]. Именно поэтому понять
право – значит понять процесс взаимодействия, связанный с идеей права.
Влияние символического интеракционизма было выражено в социологии девиантного поведения и криминологии. Интерес вызывала концепция стигматизации,
позволявшая классифицировать формы девиантного поведения в зависимости от
их восприятия окружающими. Воздействие интеракционизма на американскую социологию права было методологическим и заключалось в популяризации качественных методов исследования. Однако влияние данных концепций на современные
теоретические подходы в социологии права, как правило, подвергается сомнению
[Deflem, 2008: 134].
Радикальную позицию среди микросоциологических подходов занимает этнометодология, основы которой заложил Г. Гарфинкель [Гарфинкель, 2007]. Ее представители отказались от построения общих социологических теорий, сосредоточив внимание
на поведении людей в их повседневной жизни. Объектом изучения в этнометодологии
становилась практическая деятельность в судах, полицейских департаментах. Подробное изучение деятельности полиции, например, выявило такую ее особенность,
как направленность на “производство правонарушений”. Социологи “сумели показать,
что полицейские в повседневной работе пользуются свободой действий, что критерии, определяющие их деятельность в конкретных ситуациях, во многом случайны и
не имеют ничего общего с буквой закона и что их восприятие совершенно обычных
происшествий структурировано иначе, нежели восприятие у обычных людей” [Йоас,
Кнебль, 2013: 251].
В работах исследователей этнометодологии внимание уделялось изучению речевого взаимодействия между участниками судебного заседания [Гарфинкель, 2007:
89
115–125; Maynard, 1984]. Анализировались выступления сторон судебного процесса,
показания свидетелей. Как показали их результаты, смысл происходящего в ходе судебного процесса по-разному понимался профессиональными юристами и лицами без
юридического образования: подсудимыми, свидетелями, зрителями. В связи с этим
последователи этнометодологии настаивали на необходимости гуманизации судопроизводства и создания условий для неискаженной коммуникации в рамках судебной
системы. Такого рода исследования могли служить дополнением анализа правовых
институтов с позиций теоретических направлений в социологии права.
Эмпирическая традиция в американской социологии права опиралась на использование разнообразных методов исследования: опросы, включенное наблюдение,
эксперимент, архивные изыскания. Выявлялась эффективность проводимых правовых реформ, а не только анализ данных о функционировании правовой системы.
Объектом исследования социологов было современное американское общество,
хотя в отдельных работах рассматривались правовые институты, существовавшие в
другие исторические эпохи (североамериканские колонии XVII в.), а также и в других
современных государствах (Япония, страны Латинской Америки) [Baumgartner, 2001:
100–101].
Концепция “чистой социологии права” Д. Блэка оказалась реакцией на потребность в теоретическом обобщении эмпирического материала о разных аспектах правовых институтов и процессов. Опираясь на позитивистскую методологию, Блэк рассматривал право как переменную величину, изменения которой могут быть измерены
количественными методами. Этот социолог характеризовал право как социальный
контроль, осуществляемый государством [Black, 1976: 2–3]. Выделяя такие параметры, как количество и качество права, исследователь проводил различение между интенсивностью и способом использования правовых механизмов. Он уделил внимание
социальным характеристикам участвующих в юридическом деле: свидетелей, судей,
полицейских, присяжных. С его точки зрения, задача социологии права заключалась
«не в том, чтобы объяснить, почему право изменяется или “ведет себя” определенным
образом, а в том, чтобы просто наблюдать и измерять корреляции между действием
права и других поддающихся измерению социальных явлений» [Cotterrell, 1992: 13].
Изменения в правовой сфере он соотносил с изменениями в социальной стратификации, культуре, организационных структурах и системе социального контроля.
Блэк выделил два конфликтующих подхода в американской социологии права.
Первый – прагматистский и отчасти нормативистский, флуктуирующий между фактами и ценностями, рассматривающий разделение между ними как нежелательное или
невозможное (и подвергающийся критике за их смешение). Представители данного
подхода стремятся удержать право во внутренних взаимоотношениях с моралью таким образом, что нормативных вопросов избежать не удается. Сторонники второго
придерживаются строгого разделения между фактами и ценностями. Первый подход
социолог определил как естественно-правовой, второй – как позитивистский. Представителем нормативно ориентированного подхода он называл Ф. Селзника, а себя
идентифицировал со вторым. Концепция Блэка вызвала широкую дискуссию в американской социологии. Одни исследователи критиковали его за игнорирование классической социологической традиции, а другие видели в этом создание собственно американской теории. По мнению критиков, исключить из анализа ценностные суждения
не удалось. Попытки эмпирической проверки положений его концепции столкнулись
с определенными трудностями [Tomasic, 1985: 27–29].
В 1980-е гг. происходит возрождение интереса к теории Т. Парсонса, формируется неофункционализм как новое теоретическое направление. Его последователи
обращались к проблемам социальных изменений, социологии культуры, политической социологии, массовой коммуникации, социологии профессий и экономической
социологии [Александер, Коломи, 1992: 119]. В 1990-е гг. Дж. Александер осуществил реконструкцию концепции социетального сообщества Парсонса, разрабатывая
собственную концепцию “гражданской сферы”. Характеризуя её правовые теории, он
отмечает, что они обычно “выносили за скобки моральную и гражданскую роль права”
90
[Alexander, 2006: 157]. Такой подход отличает разновидности “правового формализма”, к которому он относит Г. Кельзена, а также представителей реализма в американском правоведении. В то же время Александер отвергает теории представителей
“критических правовых исследований”, в рамках которых право рассматривается как
инструмент господства. С его точки зрения, для этих несходных между собой и противостоящих друг другу традиций характерно игнорирование “культурного измерения
демократического права, которое закреплено не только в формальных прецедентах
и логике, инструментальной рациональности, прагматических переговорах или принуждении, но также в идеализированном видении мотивов, отношений и институтов
гражданского общества” [Alexander, 2006: 159].
По его мнению, право в демократическом обществе защищает одновременно как
индивидуальные, так и коллективные интересы, выступает как механизм, “формирующий универсалистскую солидарность и проясняющий ее применение в частных
случаях” [Alexander, 2006: 153]. Правовые механизмы позволяют осуществлять воздействие на социальные сферы, например, предотвращая насилие в семье или регулируя
трудовые конфликты. Степень вмешательства правовых институтов в конфликтные
ситуации определяется тем, где в данный момент проводится граница между гражданской сферой и другими социальными сферами. С точки зрения Александера, когда гражданская сфера является более дифференцированной и автономной, тогда
более проницаемой становится ее граница с другими сферами, деятельность которых
подвергается правовому и гражданскому регулированию. В результате возникают
возможности для осуществления “гражданского ремонта”, в том числе расширения
прав ранее дискриминированных групп [Александер, 2002].
Концепция гражданской сферы характеризовалась как вклад в современную социологию права [Sciortino, 2007: 565]. Американский социолог, обращаясь к правовым
аспектам функционирования гражданской сферы, опирается на социологические
теории права, ссылается на концепции таких представителей философии права, как
Р. Дворкин и Л. Фуллер, разделяя их ценностно ориентированные подходы. Хотя ученый чаще характеризовался как создатель школы в культурсоциологии [Emirbayer,
2004: 5–15], чем как теоретик социологии права, он продолжает разработку своей
концепции гражданской сферы. Развернувшиеся дискуссии оказали воздействие
на дальнейшее развитие социологии права. Следует отметить, что в публикациях
российских исследователей основное внимание обращалось на работы Александера неофункционалистского периода [Николаев, 2006], а затем наметился рост
интереса к его культурсоциологии [Куракин, 2013], его вкладу в социологию права
[Масловская, 2010].
Таким образом, американская социология права отличается наличием эмпирических данных, полученных практически о любом аспекте функционирования права, и
стремлением к созданию теорий среднего уровня. В социальной науке социология права выступала как отрасль общесоциологической теории, например, функционализма
или культурсоциологии либо как специальная социологическая теория, что получило
отражение, в частности, в работах Д. Блэка. Однако ряд исследователей указывает
на существенное снижение интереса американских социологов к вопросам общей
теории, наблюдавшееся в последние десятилетия. Это связано с ростом специализации внутри самого поля социологии. Получает преобладание анализ специфических теоретических проблем в рамках отдельных отраслей социологии, практически
не связанный с другими отраслями [Kalberg, 2007: 212]. На таком фоне масштабный
теоретический проект Дж. Александера выглядит исключением из общего правила,
тогда как развитие концепции Д. Блэка соответствует указанной тенденции.
Социология права в Великобритании. Британская социология права занимает
промежуточное положение между научными традициями социолого-правовых исследований США и континентальной Европы. Ее развитие отличалось своеобразием и
не следовало по стопам американской социологии. В 1960-е гг. в социальной науке
сформировалось такое направление, как “социально-правовые исследования” (sociolegal studies), связанное с проблемами социальной политики. Его представители не
91
опирались на социологические теории, их отличала исключительно эмпирическая
ориентация [Travers, 2001: 27]. К концу 1970-х гг. возникла тенденция к сближению
эмпирических исследований правовой сферы с позиций юриспруденции и социологии.
Важную роль в этом междисциплинарном диалоге сыграло создание Оксфордского
центра социально-правовых исследований.
Теоретическим направлением в британской социологии права 1970-х гг. выступал марксизм, сторонники которого подвергли критике антитеоретический подход
и реформистскую направленность “социально-правовых исследований”. С их точки
зрения, необходимо было подвести теоретическую базу под анализ соотношения социальной структуры и правовых институтов. В социально-политической ситуации британского общества в указанный период никто из представителей социологии права не
рассматривал всерьез возможность обращения к традиции функционализма, предлагавшей один из вариантов такого рода теоретической базы. Популярным подходом в
британской социологии права являлся символический интеракционизм. Проводились
исследования правовой сферы с позиций этнометодологии [Travers, 1997].
В 1980–1990-е гг. возрастает интерес британских исследователей к идеям представителей “континентальной” теории в социологии права, в том числе Н. Лумана,
М. Фуко, П. Бурдье [Hunt, Wickham, 1994]. Анализ эмпирических данных в этой области проводился с позиций “социально-правовых исследований”. Однако ведущие
теоретики британской социологии, как Э. Гидденс и З. Бауман, не уделяли внимания
правовой проблематике. Кроме того, в сфере теории социология права конкурировала с таким направлением, как “критическая юриспруденция” (critical jurisprudence),
последователи которого, оставаясь на позициях социологической юриспруденции,
обращались к идеям из “различных традиций марксизма, феминистской теории, постструктурализма и постмодернизма” [Travers, 2001: 30].
Известный представитель британской “критической юриспруденции” Р. Коттерел
опирается на социологические концепции права, в особенности на дюркгеймовскую
традицию. Он не идентифицирует теоретическую позицию с социологией права,
а предпочитает говорить о “социологическом подходе в правовой теории” и считает
необходимым исследовать социальные аспекты функционирования права, не оставаясь лишь в рамках социологии [Cotterrell, 1995]. Характеризуя различия в подходах
юриспруденции и социологии к анализу правовых явлений, Коттерел обращает внимание на их отношение к методологии позитивизма. В англо-американской правовой
традиции и в большинстве современных правовых систем “позитивистский взгляд
на право является типичным для юристов и составляет значительный компонент
изучения и преподавания права” [Cotterrell, 1992: 9]. Позитивистская методология используется и в социологических исследованиях права, но не является единственной
или основной.
В европейской социологии права позитивистские подходы применяются “в
ограниченных пределах и в модифицированном виде либо полностью отвергаются”
[Cotterrell, 1992: 11]. Значительное место в исследованиях занимают версии понимающей социологии. Использование исследовательских процедур интерпретативной
социологии позволяет преодолеть позитивистский взгляд на правовые явления,
характерный для представителей юриспруденции, который не позволяет раскрыть
особенности права как социального феномена. Многие аспекты права «не могут быть
“измерены”, обследованы или сведены в таблицы, как того требует позитивистская
методология. Наблюдение, осуществляемое наиболее тщательным образом, является лишь предпосылкой объяснения социального смысла того, что наблюдается»
[Cotterrell, 1992: 14]. С точки зрения Коттерела, концепция социальной науки, выходящая за рамки позитивизма, делает возможным изучение правовых явлений с
теоретических позиций и с использованием исследовательских методов.
В работах британских ученых представлен анализ проблем социологии права.
Так, К. Торнхил обращается к проблематике “социологии конституций” [Thornhill,
2011], которая занимала значительное место в классических социологических теориях Ф. Тенниса, Э. Дюркгема и М. Вебера. В дальнейшем получают преобладание
92
нормативные подходы, укорененные в философии права и политической философии.
Торнхил считает необходимым возродить социологический подход к анализу конституций, опираясь на социологическую теорию Н. Лумана. Он ориентируется на идеи,
выдвинутые в ранних трудах Лумана, а не на его теорию аутопойетических систем.
В работе Торнхил прослеживает эволюцию правовых норм во взаимодействии со
структурами политической власти. Основное внимание уделяется конституционному
развитию в странах Западной Европы, а также в Соединенных Штатах. При этом автор использует сравнительно-исторический подход, который не столь характерен для
современной британской социологии.
Эмпирические исследования правовой проблематики проводятся в Великобритании широко. Значительное внимание уделяется изучению юридической профессии с
ориентацией на концепцию юридического поля П. Бурдье. С позиций данной концепции утверждается, что формирование юридического поля предполагает установление границы между носителями юридического капитала и непрофессионалами. Последние могут выступать лишь клиентами специалистов, обладающих необходимой
компетентностью, которая позволяет установить монополию профессионалов на производство юридических услуг. Практики агентов юридического поля формируются на
основе опыта, приобретенного в ходе обучения праву и профессиональной деятельности. Понятие юридического габитуса используется для обозначения одинаковых
диспозиций агентов, структурирующих их восприятие и оценку конфликтов, которые
должны быть преобразованы в юридические прения. Британские социологи, обращавшиеся с этих позиций к изучению юридической профессии, подчеркивали рост
сложности юридического поля и сопутствующие этому изменения профессиональной
идентичности юристов [Sommerlad, 2007; Francis, 2011].
Примером новых направлений эмпирических исследований в британской социологии права может служить работа Ч. Томас “Справедлив ли суд присяжных?” [Thomas,
2010]. Как отмечает эта исследовательница, справедливость выносимых вердиктов,
беспристрастность присяжных при принятии решения важны для уголовной системы
правосудия. Опросы общественного мнения демонстрируют поддержку населением
института присяжных заседателей. С целью получения эмпирических результатов о
его деятельности в Великобритании автор выделила такие параметры, как неодинаковое отношение присяжных к обвиняемым той или иной расы, соотношение обвинительных и оправдательных вердиктов, понимание ими инструкций судьи, освещение
судебного процесса в СМИ и влияние Интернета на присяжных заседателей. В результате исследования были обнаружены незначительные свидетельства несправедливости присяжных. В то же время выявлена потребность присяжных в эффективных
средствах, необходимых для понимания требований, предъявляемых к деятельности
коллегий. Было продемонстрировано, что аналогичные исследования, проведенные
в других странах, прежде всего в США, не могут быть использованы для объяснения
особенностей деятельности коллегий присяжных в Великобритании.
Выводы. Таким образом, британская социология права характеризуется эмпирической ориентацией, что сближает ее с американской социологией права. Следует
отметить, что теоретическая социология права получила в Великобритании меньшее
развитие, чем во Франции или Германии. В числе причин такого положения дел выделим как социокультурные, так и институциональные факторы. С одной стороны,
для британской социальной науки и интеллектуальной жизни в целом характерен
“эмпирицистский” уклон, который сопровождается недоверием к абстрактным теориям. С другой стороны, в британской научной традиции возник разрыв между юриспруденцией и социологией. В программах профессиональной подготовки юристов
социальные науки отсутствуют и даже философия права занимает незначительное
место.
Социология права в Великобритании уступает в популярности криминологии,
а также междисциплинарным “социально-правовым исследованиям” [Travers, 2001:
93
34–35]. Как замечает в данной связи М. Дефлем, ведущие представители британской социологии права чувствуют себя уверенно больше в общении с американскими
коллегами, чем с соотечественниками, исследующими право не с социологических
позиций [Deflem, 2008: 274]. В то же время влияние “континентальной” социологии
права более явно выражено в Великобритании, чем в США. Это относится к социолого-правовым идеям Н. Лумана, М. Фуко, П. Бурдье. Широкое использование подходов европейских теоретиков отличает представителей как британской “критической
юриспруденции”, так и собственно социологии права.
По сравнению с британской американская социология права в большей степени
институционализирована. Социологическая ассоциация Америки оказывает влияние
на образовательный процесс, на карьеру молодых социологов при подборе преподавателей на социологические кафедры университетов, на рост престижности профессиональных журналов и распределение почетных званий. Вместе с тем монопольное
положение данной ассоциации не способствует появлению новых тематических направлений и подходов [Kalberg, 2007: 372]. Указанные особенности профессионального поля американской социологии проявились в том, что секция социологии права
в ассоциации была основана лишь в 1992 г. [Defem, 2008: 273]. Тем не менее можно
говорить о формировании в США национальной школы в социологии права. В отличие
от Велкобритании в США сложилась собственная теоретическая традиция, хотя наметилась тенденция к преобладанию теорий среднего уровня.
Как в американской, так и в британской социологии проводятся эмпирические
исследования разнообразных явлений и процессов в правовой сфере. Одним из
факторов различения выступает финансирование исследований в области социологии права: в США оно осуществляется университетами и частными фондами, в Великобритании значимой является государственная поддержка. В результате смена
политического курса непосредственно отражается на развитии социологии [Turner,
2012: 367]. Существует большая степень государственной поддержки криминологии,
отличающейся эмпирицизмом и атеоретичностью. Общей чертой развития социологии
права в обеих странах остается конкуренция с юридическими подходами к изучению
права в условиях тенденции к сохранению юристами монополии в данной сфере.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Александер Дж., Коломи П. Неофункционализм сегодня: восстанавливая теоретическую традицию // Социологические исследования. 1992. № 10. С. 112–120.
Александер Дж. Прочные утопии и гражданский ремонт // Социологические исследования. 2002.
№ 10. C. 3–11.
Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. СПб.: Питер, 2007.
Йоас Х., Кнебль В. Социальная теория. Двадцать вводных лекций. СПб.: Алетейя, 2013.
Куракин Д.Ю. Социологическая грамматика культурных смыслов // Александер Дж. Смыслы социальной реальности: Культурсоциология. М.: Праксис, 2013.
Масловская Е.В. Национальные школы современной социологии права // Журнал социологии и
социальной антропологии. 2007. Т. Х. № 3. С. 52–64.
Масловская Е.В. Эволюция западных концепций социологии права и гражданской сферы // Социологические исследования. 2010. № 12. С. 70–79.
Николаев В.Г. Неопарсонсианство в 80-е годы ХХ века: Дж. Александер // Личность. Культура.
Общество. 2006. Вып. 2 (30). С. 219–235.
Alexander J. The civil sphere. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Baumgartner M. The sociology of law in the United States // The American Sociologist. 2001. № 32 (2).
Р. 99–113.
Black D. The behavior of law. N.Y.: Academic Press, 1976.
Chambliss W., Seidman R. Law, order and power. Reading: Addison-Wesley, 1971.
Cotterrell R. Law’s community: Legal theory in sociological perspective. Oxford: Clarendon Press,
1995.
Cotterrell R. The sociology of law: An introduction. 2nd edition. London: Butterworths, 1992.
Deflem M. Sociology of law: Visions of a scholarly tradition. Cambridge: Cambridge University Press,
2008.
Emirbayer M. The Alexander school of cultural sociology // Thesis Eleven. 2004. № 79 (1). Р. 5–15.
94
Evan W. ( ed.) Law and sociology: Exploratory essays. Glencoe: Free Press, 1962.
Francis A. At the edge of law: Emergent and divergent models of legal professionalism. Farnham:
Ashgate, 2011.
Hunt A., Wickham G. Foucault and law: Towards a sociology of law as governance. London: Pluto Press,
1994.
Kalberg S. A cross-national consensus on a unified sociological theory? Some inter-cultural obstacles //
European Journal of Social Theory. 2007. № 10 (2). Р. 206–214.
Kronman A. Max Weber. Stanford: Stanford University Press, 1983.
Maynard D. Inside plea bargaining: The language of negotiation. New York: Plenum, 1984.
Sciortino J. Bringing solidarity back in. Review essay // European Journal of Social Theory. 2007. 10 (4).
Р. 561–570.
Sommerlad H. Researching and theorizing the processes of professional identity formation // Journal
of Law and Society. 2007. 34 (2). Р. 190–217.
Thomas C. Are juries fair? // Ministry of Justice Research Series. February, 2010.
Thornhill C. The sociology of constitutions: Constitutions and state legitimacy in historical-sociological
perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2011.
Tomasic R. The sociology of law. London: Sage, 1985.
Travers M. The reality of law: Work and talk in a firm of criminal lawyers. Aldershot: Ashgate, 1997.
Travers M. Sociology of law in Britain // The American Sociologist. 2001. № 32 (2). Р. 26–40.
Trevino A. Introduction // Talcott Parsons on law and the legal system. Newcastle: Cambridge Scholars
Publishing, 2008.
Turk A. Criminality and legal order. Chicago: Rand McNally, 1969.
Turner B. Sociology in the USA and beyond. A half-century decline? // Journal of Sociology. 2012.
№ 48 (4). Р. 364–378.
© 2015 г.
М.Э. ЕЛЮТИНА, Т.В. ТЕМАЕВ
ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЖИЛЫХ
ОСУЖДЕННЫХ
ЕЛЮТИНА Марина Эдуардовна – доктор социологических наук, профессор, зав.
кафедрой Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского
(E-mail: elutina133@mail.ru); ТЕМАЕВ Тимур Вадудович – кандидат социологических
наук, доцент того же университета (E-mail: timur_temaev@mail.ru).
Аннотация. На основе применения качественной методологии предлагается
содержательная характеристика поведенческих особенностей заключенных пожилого возраста, чей криминальный опыт отмечен многократностью преступных актов
и сроков пребывания в исправительном учреждении. В противовес традиционным
представлениям обозначена потребность пожилых осужденных в “пожизненном
контракте” на соблюдение требований качества жизни и постоянной заботе государства.
Ключевые слова: осужденные • исправительные учреждения • тюремная субкультура • специальный дом-интернат
До недавнего времени преступное поведение не рассматривалось применительно
к геронтологической группе. Артикуляция проблем, связанных с этой группой, инициирует поиск целесообразных мер воздействия на преступников данной возрастной
категории, разработку эффективных мер, соответствующую подготовку судей и со-
95