«Указники» на Дальнем Востоке

advertisement
История и археология
Вестник ДВО РАН. 2007. № 3
Е.Н.ЧЕРНОЛУЦКАЯ
«Указники» на Дальнем Востоке
(Принудительное выселение
крестьян из колхозов в 1948–1950 гг.)
Прослеживается реализация на Дальнем Востоке Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня
1948 г. о принудительном выселении из колхозов так называемых тунеядцев. Показана антикрестьянская сущность этой внесудебной репрессивной акции и проанализирована численность пострадавших от нее сельских
жителей Хабаровского, Приморского краев и Амурской области, а также вселенных на Дальний Восток из
других регионов страны для работы на промышленных предприятиях.
«Ukazniks» in the Soviet Far East (forced eviction of peasants from collective farms in 1948–1950).
E.N.CHERNOLUTSKAYA (Institute of History, Archaeology and Ethnography of Far Eastern Peoples, FEB RAS,
Vladivostok).
Realization of the Decree of the USSR Supreme Soviet Presidium of June 2, 1948 on the forced eviction of the socalled «parasites» from the collective farms in the Far East is considered. An antipeasant nature of this extrajudicial repressive action is revealed. Number of «ukazniks», evicted from the villages in Khabarovskiy, Primorskiy and Amurskaya
provinces, as well as their number resettled to the Far East from the other regions for their employment at industrial
enterprises, are analyzed.
После окончания Великой Отечественной войны принудительные миграции в
СССР начались с новой силой. В 1950 г. на учете состояло более 20 категорий спецпоселенцев, большинство – репатрианты, «власовцы», этнические депортанты. Юридиче­
ски отличалась от них категория так называемых указников (лиц, выселенных из сел на
основании указов Президиума Верховного Совета, далее ПВС, от 21 февраля и 2 июня
1948 г.).
Одним из первых историков, обратившихся к исследованию проблемы «указников»,
был В.П.Попов [4]. Более подробно на базе общесоюзных материалов тему осветил
В.Ф.Зима, сопоставивший применение указов 1948 г. с усилением налогового давления
на крестьянство и назвавший это явление «вторым раскулачиванием» [2]. Однако в дальнейшем в огромном потоке материалов о репрессивной политике советского государства
этот сюжет несколько затерялся, а на уровне большинства регионов страны, в том числе
и Дальнего Востока, и вовсе не исследовался. Это может быть объяснено, в частности,
относительно небольшими масштабами репрессии.
Основной группой источников для нашей статьи послужили отчетные материалы Хабаровского и Приморского краевых и Амурского областного управлений МВД, выявленные нами в фондах Государственного архива Российской Федерации среди общей группы
аналогичных отчетов из различных регионов страны. Однако соответствующих материалов из Сахалинской, Камчатской областей и с территории Дальстроя (современная Магаданская область) нами не обнаружено, что может свидетельствовать о том, что здесь из-за
особенностей развития регионов в период, что мы рассматриваем, указ не применялся.
ЧЕРНОЛУЦКАЯ Елена Николаевна – кандидат исторических наук (Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток).
Статья написана при поддержке гранта РФФИ – Президиума ДВО РАН, проект № 06-06-96007.
102
Во второй половине 1940-х годов сельское хозяйство страны находилось в затяжном
кризисе, с большим трудом оправляясь от последствий прошедшей войны. Положение усугубили засуха и разразившийся голод 1946 г. Но вместо поддержки деревни правительство
лишь усиливало пресс. Колхозы за бесценок сдавали государству практически всю произведенную продукцию, а крестьяне облагались непосильными многочисленными налогами и
натуральными поставками, работали, не получая денежного вознаграждения. В 1946 г. было
ликвидировано государственное снабжение сельского населения хлебом, что вызвало большой миграционный отток из деревни (ГАРФ. Ф. А-374, оп. 11, д. 488, л. 142).
Естественно, что производительность труда падала, усилилось стремление выйти из
колхозов. В 1946 г. свыше 4 млн трудоспособных членов коллективных хозяйств не выполнили закона об обязательном минимуме трудодней, а свыше 300 тыс. совсем не работали в них. Не изменилось положение и в последующем [4, с. 31].
Для выхода из кризиса партийно-государственные органы привычно применяли репрессивные меры. Среди них – постановление Совета министров (далее – СМ) СССР и ЦК
ВКП(б) от 27 июля 1946 г. «О мерах по обеспечению сохранности хлеба, недопущению его
разбазаривания, хищения и порчи», массовые репрессии против председателей колхозов
в 1945 и 1946 гг. и др. На февральском пленума ЦК ВКП(б) 1947 г., проходившем в разгар
продовольственного кризиса, прозвучали выводы о «расхищении общественных земель
колхозов», «растаскивании колхозной собственности», «неправильном расходовании трудодней» в связи с «устаревшими, заниженными нормами выработки» [6, с. 13–16].
И тогда возникла идея о карательно-предупредительной мере – выселении плохо работающих колхозников. Ее инициатором стал Н.С.Хрущев, бывший в то время первым секретарем ЦК компартии Украины, где ситуация в селе после войны была особенно сложна
и где эту меру применили впервые. Результат инициативы – принятие указа ПВС СССР
от 21 февраля 1948 г. «О выселении из Украинской СССР лиц, злостно уклоняющихся от
трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный и паразитический образ жизни» и аналогичного постановления СМ СССР той же даты. На основании
этих документов только за полтора месяца в республике было осуждено к выселению более 2 тыс. чел. [4, с. 31, 35], их отправили в Карело-Финскую ССР и Тюменскую область
на предприятия министерства лесной промышленности (ГАРФ. Ф. Р-9470, оп. 1, д. 373,
л. 25.). Таким образом, указ ПВС от 21 февраля не коснулся Дальнего Востока.
Однако 2 июня 1948 г. ПВС СССР принял еще один указ с почти аналогичным названием – «О выселении в отдаленные районы страны лиц, злостно уклоняющихся от трудовой
деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ
жизни». Его действие распространялось на территории РСФСР, Карело-Финской, Грузинской, Армянской, Азербайджанской, Узбекской, Таджикской, Туркменской, Казахской и Киргизской ССР, а в УССР и БССР – за исключением западных областей. Согласно указу общим собраниям колхозников или общим собраниям сел и деревень предоставлялось право
«выносить общественные приговоры о выселении из села (деревни) лиц, которые упорно не
желают трудиться, ведут антиобщественный образ жизни, подрывают трудовую дисциплину в сельском хозяйстве и своим пребыванием в селе угрожают благосостоянию колхозов,
колхозников и их безопасности». Собрание считалось полномочным при условии присутствия на нем большинства членов колхоза или совершеннолетних крестьян села. Приговор
принимался открытым голосованием простым большинством участников собрания, а затем
утверждался райисполкомом. «Указники» выселялись сроком на 8 лет в отдаленные местности, перечень которых устанавливал СМ СССР. По истечении 5 лет они могли возбудить
ходатайство о возвращении на прежнее место жительства [4, с. 36, 37].
Следом за указом вышло постановление СМ СССР № 1841-73сс* от 3 июня 1948 г., которое установило порядок принятия решений и категории лиц, подпадавших под действие
*
сс – совершенно секретно. – Прим. ред.
103
этой репрессии. Члены семей «указников» могли последовать за ними добровольно.
Райисполкомы обязаны были в семидневный срок проверить вынесение общественного
приговора и принять решение – утвердить его или нет. В течение этого срока органы МВД
должны были задерживать приговоренных и помещать в КПЗ «в целях предупреждения
возможных побегов и проявления мести» [3, с. 762, 763]. В постановлении оговаривался перечень мест, куда направлялись выселяемые. К ним относились бассейны рек Оби,
Енисея и Лены, предприятия Дальстроя, Главцветмета и ИТЛ МВД, а также горнорудной,
лесной, угольной, рыбной промышленности, министерства речного флота и совхозы районов поселения (ГАРФ. Ф. Р-9470, оп. 1, д. 373, л. 25.). Это означало, что Дальний Восток
неизбежно попадал в число регионов, не только выселяющих из колхозов своих «указников», но и принимающих их из других краев и областей страны.
Кампанию было решено провести руками самих колхозников, создавая иллюзию дей­
ственности колхозной демократии и направляя недовольство жизнью в деревне на своих же односельчан. Не случайно западные области УССР и БССР, в которых поддержка
советской власти была слаба, а колхозный сектор невелик, были исключены из списка
реализации указа [4, с. 31]. Но и в «запланированных» регионах требовалась серьезная
подготовительная работа, которую проводили через партийные органы и по линии управлений внутренних дел. Милиция контролировала оперативную обстановку и организовывала выселение, партийные власти идеологически и организационно подготавливали собрания колхозников. Кандидатуры на выселение намечали руководители райкомов партии
совместно с председателями колхозов и сельсоветов, затем их обсуждали на партийных
собраниях в колхозах, чтобы заручиться поддержкой колхозников-партийцев.
На Дальний Восток указ ПВС и постановление СМ СССР поступили в руководящие
органы в середине июня, и в конце месяца были организованы первые общие собрания
колхозников. На них присутствовали представители райкомов партии, крайисполкомов,
органов МВД. Но собрания проводились далеко не везде, а число колхозников, приговоренных на них к выселению, было невелико – по одному–два человека, и по два–три получали предупреждение с подпиской, в которой обещали выработать обязательный минимум
трудодней. Например, в Приморском крае до конца 1948 г. состоялось 83 собрания колхозников и 34 сельских схода, которыми было вынесено соответственно 70 и 37 приговоров
(всего 107), из них отменили 7, получили предупреждение 165 чел., в места поселения
выехало 82 «указника» и члены их семей –101 чел. (ГАПК. Ф. П-68, оп. 34, д. 933, л. 3).
В некоторых районах работа по реализации указа не проводилась «по причине отсутствия подходящих кандидатур». В Амурской области кампания осуществлялась во
всех районах, за исключением Селемджинского, расположенного в северной части области и имеющего всего несколько национальных колхозов несельскохозяйственного типа.
К 15 сентября 1948 г. там было проведено 112 собраний, вынесено приговоров на выселение
121 чел., предупреждено 194 чел. (ГАРФ. Ф. Р-9479, оп. 1, д. 380, л. 54–57, 63, 71, 105, 110).
Собрания колхозников проходили по единому сценарию. Так как указ не подлежал
публикации, то сначала председатель колхоза излагал его содержание, затем говорил о
состоянии трудовой дисциплины в хозяйстве, заостряя внимание на особо злостных прогульщиках и «тунеядцах». С разоблачительными речами выступали рядовые колхозники.
После прений шло голосование, по его итогам принималось решение о выселении конкретных лиц, их сразу же брали под стражу.
Отчеты с мест показывают, что собрания были многолюдными, рядовые колхозники,
особенно женщины, участвовали в них, как правило, активно. И это понятно: именно на
плечи женщин в военные и послевоенные годы легла основная тяжесть колхозного труда.
Например, колхозница Матвиенко из с. Петровка Шкотовского района Приморского края
говорила: «Отставание наше объясняется тем, что отдельные колхозники еще плохо работают, не болеют за колхозное добро. Но дело не только в этом. У нас есть много таких
104
людей, которые по существу присосались к колхозу, как пиявки, тянут с него, живут, как
паразиты, нигде не работают» (Там же. Л. 59).
В отчетах сообщалось, что большинство колхозников восприняли указ положительно и выражали благодарность «партии, правительству и лично тов. Сталину» за то, что
они «ограждают труд честных колхозников от лодырей и тунеядцев», «дают право самим
колхозникам решать судьбу тех, кто нерадиво относится к колхозному строю», а многие
рассматривали его применение как «единственный метод для укрепления трудовой дисциплины в колхозах» (Там же. Л. 57, 60, 64, 99, 111).
Однако поддержка, безусловно, не была абсолютной. В среднем по стране при голосовании воздерживались или были против выселения односельчан от 5 до 10% присутствовавших [2, с. 112], а в Приморском крае и того больше: по результатам на конец
1948 г. – 2219 чел., или почти 17% от общего количества участников собраний (13 151 чел.)
(ГАПК. Ф. П-68, оп. 34, д. 933, л. 3). Коммунист Т.Е.Никулин из колхоза им. Коминтерна
Кагановичевского района сказал на собрании: «Это не метод – выселять. Всех выселим,
а работать в колхозе будет некому. Колхозники живут плохо, давно не видят хлеба, поэтому и не работают». В колхозе им. Аникеева Биробиджанского района во время чтения
общественного приговора на выселение гражданки Нимнюк колхозница Савельева бросила реплику: «Что мы – кулаки, чтобы нас выселяли? Мы не будем своих выселять в
Сибирь». Из 73 чел. за выселение Нимнюк голосовало только 13. На собрании в колхозе
«Трудовая нива» Калининского района Приморского края активность выступающих была
весьма низкой, голосовало «за» чуть более 50% присутствующих. Колхозник Бондаренко
говорил: «Какая польза колхозу, что мы их выселим из колхоза. Мое предложение – этих
колхозников предупредить и объявить им указ, и на этом ограничиться, а если они не
исправятся, то тогда и применить указ». В селе Борисоглебка Кагановичевского района
предупрежденный колхозник Семдянкин заявил: «Я подписку давать не буду, это добровольное дело. Когда колхозники голодают, то никто этого не видит, а теперь нас хотят
принудить работать в колхозе» (Там же. Л. 62, 102–103, 108).
На многих собраниях, обсуждая так называемых паразитических элементов, жители сел
обрушили свое недовольство за безрадостную жизнь в послевоенной советской деревне и
на руководителей колхозов – председателей, членов сельсоветов, бригадиров. Так, в колхозе
им. Кагановича председателя колхоза Редькина и бригадира Малюгу обвиняли в пьянстве
и «нечутком, издевательском отношении к нуждам колхозников». РО МВД, установив, что
Малюга и Редькин крали и продавали сою и овес из семенного фонда, передало материалы
на них в прокуратуру. В колхозе «Красный дичун» (Еврейская автономная область) выяснилось, что председатель колхоза Перебейнос с 1947 г. находился под следствием за разбазаривание колхозного имущества; впоследствии он был приговорен к 5 годам условно и
взысканию в пользу колхоза 50 тыс. руб. (Там же. Л. 101–102).
В целом реакция населения на проведение в жизнь указа ПВС от 2 июня 1948 г. на
Дальнем Востоке в основном была спокойной. Прозвучало лишь несколько угроз в адрес
выступавших на собраниях колхозников и зафиксировано несколько попыток мести. Так,
в колхозе им. Мухина Завитинского района 17-летний сын предупрежденного за плохую
работу колхозника вместе с друзьями пытались избить односельчанку, выступившую на
собрании, и вымазали ей лицо сажей (Там же. Л. 103).
Приговоры на выселение выносили в основном трем группам жителей села. Наиболее часто упоминаются те, кто игнорировал работу в колхозе, но при этом имел крепкие
личные хозяйства. Выступающие на собраниях колхозники называли их «паразитами»,
«болячками на здоровом теле», «пиявками, впившимися в колхозное добро», «пауками,
тянущими в свою паутину все, что только можно урвать от колхоза и от государства, с
честного труженика, семьи погибшего фронтовика» и т.п.
Пример – собрание в колхозе «Новый быт» (с. Романовка Шкотовского района), где
на выселение была предложена кандидатура А.Ф.Шевченко, который зарабатывал как
105
«сезонник» в других организациях, в то же время за выполнение слесарных заказов брал
с колхоза высокую плату. Во время войны сумел построить себе дом, у него было хозяйство (коровы, свиньи, птица, огород в 0,42 га), которое оформил на взрослых детей, хотя
они жили отдельно. Кроме того, выяснилось, что, проживая на Украине до 1930 г., он за
растрату был осужден к 2 годам лишения свободы. В прениях выступили 8 человек, с энтузиазмом поддерживая кандидатуру Шевченко на выселение, люди приводили главный
аргумент: «Он нигде не работает, а живет лучше всех». Раздражение односельчан было
настолько велико, что они на собрании, когда Шевченко арестовывали после вынесенного
ему общественного приговора, устроили бурную овацию (Там же. Л. 67–68).
На собрании в с. Оренбургское Бикинского района единогласно приняли приговор о выселении Игуменова, который, как следует из выступлений, «имеет в семье 5 трудо­способных,
но никто из них и сам Игуменов в колхозе не работают. В личном хозяйстве имеют три коровы, молочную продукцию продают на базаре по рыночным ценам, план госпоставок по
мясу и молоку не выполняют. На колхозной земле посадили 1,5 га огорода» (Там же. Л. 108).
Подобного рода обвинения прозвучали и в адрес многих других выселяемых.
Сильное раздражение сельских жителей вызывали и переселенцы, получавшие льготы и ссуды, но уклонявшиеся от работы в колхозах. Например, в колхозе «Путь Ильича»
Завитинского района переселенцу Сиямову выдали 9 тыс. руб. на благоустройство и 2 ц
зерна. А он «систематически нарушал трудовую дисциплину… Работая шофером, раскомплектовал колхозную автомашину и привел ее в полную негодность… систематически не
выполнял нормы выработки, чем срывал весенний сев. Впоследствии самовольно бросил
работу и в период напряженных сельскохозяйственных работ в начале 1948 г. бежал из
колхоза. Когда бригадир полевой бригады пришел вызывать Сиямова на работу, то последний бросился с топором на бригадира» (Там же. Л. 99).
Третью группу «указников» составляли откровенные пьяницы и тунеядцы. Например,
в колхозе «Рассвет» Владивостокского сельского района к выселению был приговорен
Г.А.Макаров, в прошлом судимый. Он постоянно пьянствовал, «в результате чего в 1948 г.
выработал только 32 трудодня». За выселение голосовала и жена Макарова, которая «даже
перекрестилась, когда его повели для водворения в КПЗ» (Там же. Л. 61, 66).
Вместе с тем на таких собраниях проявилась и другая сторона человеческих отношений. Желая избавиться от всякого «балласта», сельчане с необъяснимой жестокостью отнеслись к больным и немощным людям, многодетным и молодым матерям. Так, в с. Пашково Облученского района к выселению был приговорен инвалид Отечественной войны
Саламатин. Он работал лесным объездчиком и характеризовался положительно. Семья
Саламатина потеряла двух сыновей, погибших на фронте, и жила только за счет его жалованья и пенсии. Приговор, вынесенный колхозным собранием, позже был отменен райисполкомом по представлению РО МВД. В Мазановском районе в колхозе «Ударник» была
приговорена к выселению мать 9 детей, кавалер ордена «Материнской славы» 1-й степени
О.К.Слабоделюк – из-за того, что не выработала минимум трудодней (причина – плохое
здоровье), а в с. Лончаково Бикинского района – колхозница Ильясова, у которой долго болел грудной ребенок (муж Ильясовой работал в колхозе бригадиром). Обе женщины были
помещены в КПЗ, откуда их освободили только после отмены приговоров райисполкомами. А 49-летняя жительница с. Корсаково Хабаровского сельского района Митрофанова
после приговора оказалась на сборном пункте. Лишь там врачебная комиссия установила,
что женщина страдает «припадочной болезнью и к физическому труду совершенно не
пригодна», и приговор был отменен (Там же. Л. 99–101).
Среди выселенных были инвалиды, страдающие шизофренией, туберкулезом и другими тяжелыми недугами, а также жители сел, работавшие на других предприятиях.
В Амурской области к 15 сентября 1948 г. из 121 чел., приговоренного к выселению, 35
были, как сказано в документе, «околоколхозниками, т.е. лицами, не являющимися членами колхозов, но проживающими за счет последних».
106
В некоторых случаях колхозники попадали в «указники» по ошибке – из-за путаницы
в подсчете трудодней. Но иногда руководители хозяйств использовали указ с заведомыми
нарушениями, фальсифицировали протоколы собраний, чтобы свести счеты с неугодными им людьми, даже если те добросовестно трудились, о чем свидетельствуют материалы
последовавших проверок (Там же. Л. 68–72, 100–116).
В целом в Хабаровском крае на 1 ноября 1948 г. было вынесено приговоров на 78 чел.,
11 были отменены райисполкомами как необоснованные. На спецпоселение отправились
66 «указников» (28 мужчин, 38 женщин) и 64 члена семей (8 мужчин, 14 женщин, 42 ребенка) (Там же. Л. 106). Больше всего колхозников на Дальнем Востоке было выселено из
Амурской области: к концу сентября – 133 чел. (74 мужчины, 59 женщин), с ними выехали
34 члена семей (4 мужчины, 9 женщин, 21 ребенок). Возвращены 9 чел., в основном инвалиды (Там же. Д. 458, л. 112).
На 22 октября 1948 г. из Приморского края было выселено 67 «указников» и 79 членов семей, из Хабаровского края и Амурской области соответственно 152 и 120 (Там же.
Д. 373, л. 77). Таким образом, всего по Дальнему Востоку к концу октября на спецпоселение выехали 219 «указников» и 199 членов семей, т.е. 418 чел. Как видим, число пострадавших от указа дальневосточников было относительно невелико, если учесть, что всего в
сельском хозяйстве региона на 1945 г. работало 120 тыс. чел., в том числе 92 тыс. – в колхозах и МТС, 13 тыс. – в совхозах [7, с. 133]. В других районах страны выселение проводилось более активно. К началу сентября 1948 г. из сел РСФСР было выселено 12 тыс. чел.,
Украины – 9 тыс., Казахстана – 1,7 тыс. В 1949 г. исполнение указа продолжилось, но значительно менее интенсивно, а в 1950-е годы свелось в основном к предупреждениям. По
данным В.Ф.Зимы, на 1 сентября 1949 г. наибольшее количество людей было выселено из
областей: Курская – 1680 чел., Новосибирская – 780, Московская и Вологодская – по чуть
более 600 чел. и т.д. [2, с. 114, 115].
Тем не менее реализация указа на Дальнем Востоке, как и в других регионах страны,
возымела устрашающий эффект. Вот гротескная, но отражающая истинное положение дел
ситуация: председатель Лермонтовского поселкового совета Щекин и председатель колхоза «Ударник» Шадрин в чайной на вопрос посетителей: Почему гуляют в рабочее время?,
ответили: «А что нам теперь не гулять, вышел золотой указ. Мы еще спим, а колхозники
уже работают. А не будут работать – выселим» (Там же. Л. 103).
Отчеты с мест фиксировали, что трудовая дисциплина в колхозах резко улучшилась,
повысилась производительность труда, крестьяне старались выработать необходимое количество трудодней. В колхозе «Ударник» Бикинского района до проведения собрания
на полевые работы выходил 31 чел., а после него – 65, в колхозах «Оренбурец» соответ­
ственно 16 и 43, «Краснофлотец» – 32 и 65, а в «Новом пути» Лазовского района, «Трудовой ниве» Калининского района – все колхозники. Руководители Амурской области докладывали: «…если до издания указа руководителям большинства колхозов приходилось
ходить по дворам и собирать колхозников на работу, то после издания указа и проведенных собраний… ранее не работавшие колхозники сами стали ходить в правление колхоза
и просить об определении их на работу» (Там же. Л. 58, 103–105, 111).
Почти все выселенные по указу дальневосточники переводились на спецпоселение
в пределах региона. Из Приморского края «указники» были направлены в Хабаровский
край для передачи тресту «Приморзолото» Главспеццветмета МВД СССР. Сборный пункт
находился на железнодорожной станции Ворошилов-Уссурийский (ныне Уссурийск). Оттуда 20 июля в сопровождении офицера УМВД и четырех солдат охраны из конвойного
батальона отправили первых 14 приговоренных и 12 членов их семей. К 30 июля было
отправлено 57 чел., 13 августа – еще 36. На 1 ноября 1948 г. из Приморского края в Хабаровский прибыли 55 «указников» (42 мужчины, 13 женщин) и 48 членов семей (5 мужчин, 10 женщин, 33 ребенка). Что касается выселенных из колхозов Хабаровского края, то
их за его пределы не вывозили, а передавали тресту «Приморзолото», где они вместе с
107
трудо­способными членами семей работали на золотодобыче. Выселенцы из Амурской области направлялись в трест «Амурзолото» (т.е. в северные районы области и Хабаровский
край), лишь несколько человек были переданы на прииски Дальстроя в Якутской АССР
(Там же. Л. 54–57, 63, 71, 106, 107, 112–115).
Значительно больше «указников» поступило в Хабаровский край и Амурскую область
из других регионов страны, работали они в основном в трестах «Приморзолото», «Амурзолото», «Верхамурзолото», «Амурлес», «Хабаровсклес», на строительстве Теплоозер­
ского цементного завода (ЕАО), заводе им. Горького.
Кроме дальневосточных районов, к началу 1949 г. «указников» получили предприятия
еще 7 территорий страны: Иркутская область – 4 771 чел., Тюменская – 3 342, Якутская
АССР – 3 273, Кемеровская область – 2 458, Карело-Финская ССР – 1639, Читинская область – 748, Красноярский край – 397 [1, с. 164–166]. Динамика численности «указников»
на Дальнем Востоке в 1949–1959 гг. показана в таблице.
Число лиц, выселенных по указу ПВС от 2 июня 1948 г., состоящих на учете спецпоселений
на Дальнем Востоке в 1949–1959 гг.
Дата
1.01.1949
1.10.1949
1.07.1950
1.01.1952
1.01.1956
1.01.1958
1.01.1959
Хабаровский
край
2 002
2 637
2 773
2 763
957
83
13
Амурская
область
1773
1815
1816
1618
434
5
–
Дальстрой
–
–
131
128
–
1
–
Сахалинская
область
–
–
–
–
2
1
–
Приморский
край
–
–
–
12
5
–
–
Всего
3 775
4 452
4 710
4 521
1 398
90
13
Составлено по: [1, с. 165, 166, 262–264, 275–276]. ГАРФ. Ф. Р-9479, оп. 1, д. 436, л. 121–135; д. 641, л. 207–
230, 374 об.–380 об., 406 об.–409; д. 900, л. 251–263 об.
Прочерк – явление отсутствует.
Как видно из таблицы, максимальное число «указников» на Дальнем Востоке приходится на 1950 г. В 1950–1951 гг. они появились также в Дальстрое и Приморском крае.
Затем их число стало снижаться в связи с отменой приговоров по ходатайствам и окончаниям сроков ссылки. Часть «указников» бежала с мест поселения, но на Дальнем Востоке
таких было немного: на 1 августа 1951 г. в розыске находились 4 человека из Хабаровского
края, и 1 из Амурской области (Там же. Л. 88).
В феврале 1952 г. заместитель министра Госбезопасности СССР Кондаков и начальник
9-го управления МГБ СССР Шиян составили справку «О фактах нарушения Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г.». В ней говорилось, что в целом по стране
были выселены 33 012 чел., в том числе «значительное количество лиц, честно работавших
в колхозах и советских учреждениях. Вследствие этого по протестам прокуратуры, заявлениям выселенных и жалобам родственников участились случаи отмены ранее вынесенных
общественных приговоров… С момента применения Указа в 9-е Управление МГБ СССР
поступило 2896 решений местных исполкомов об отмене ранее вынесенных решений, в том
числе в 1948–1949 гг. – 599, в 1950 г. – 816, в 1951 г. – 1327 и 157 за 20 дней 1952 г. Наибольшее количество решений об отмене вынесено в Орловской области – 225 (40% общего числа
высланных из области), Пензенской – 211 (36%), Курской – 435 (26%), Таджикской ССР – 25
(26%) и Красноярском крае – 110 (23%). На Дальнем Востоке сведения о досрочном освобождении «указников» нами выявлены только по Амурской области, где на 20 февраля
1952 г. общее число выселенных составляло 125 чел., освобожденных – 15, в том числе в
1948–1949 гг. – 10, в 1950 г. – 5 чел. (Там же. Л. 196–197).
108
Среди других категорий спецпоселенцев доля «указников» была невелика: на 1 января
1949 г. в целом по стране она составляла 0,9%, на Дальнем Востоке – 5,8% (подсчитано
нами по: [1, с. 164–166]). Этот факт подтверждает, что действие указа было ориентировано
не на принудительное пополнение рабочей силы в отраслях промышленности, а на устрашение сельских жителей, чтобы заставить их работать в колхозах.
Таким образом, указ ПВС от 2 июня 1948 г. явился продолжением политики давления
на деревню, очередным этапом принудительного «загона» крестьян в колхозы. Вместе с
тем он получил поддержку большинства колхозников, изнуренных тяжелыми условиями
существования в советской послевоенной деревне и готовых к поиску «виноватых» в своей среде. Одной из наиболее пострадавших от указа групп оказались крепкие крестьяне,
склонные к ведению индивидуального хозяйства на рыночной основе – такой путь развития деревни, несмотря на его возможную экономическую целесообразность, противоречил
основам самой системы и был «придавлен» руководством страны. При этом применялся
новый вид внесудебной репрессии, которая, сама по себе являясь антиправовым актом,
открывала путь многочисленным злоупотреблениям. Ее отголоски в контексте репрессивной политики звучат до сих пор: и сегодня бывшие «указники» сталкиваются с отказом в
реабилитации со стороны органов МВД на том основании, что их ссылали по «социальноэкономическим», а не «политическим» обвинениям [5].
Думается, что главной причиной того, что в колхозах Дальнего Востока применение
указа не получило широкого распространения, был острый недостаток трудовых ресурсов
в регионе, в том числе и в сельском хозяйстве. Поэтому при проведении акции, как и других схожих принудительных мер послевоенного периода, регион продолжал играть роль
не столько источника подневольной рабочей силы, сколько ее получателя.
ЛИТЕРАТУРА
1. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М.: Наука, 2005. 306 с.
2. Зима В.Ф. «Второе раскулачивание» (Аграрная политика конца 40-х–начала 50-х годов) // Отеч. история.
1994. № 3. С. 109-125.
3. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х–первая половина 1950-х годов: собр. документов: в 7 т. Т. 5.
Спецпереселенцы в СССР / отв. ред. и сост. Т.В.Царевская-Дякина. М.: РОССПЭН, 2004. 824 с.
4. Неизвестная инициатива Хрущева (о подготовке указа 1948 г. о выселении крестьян) / подготовила
В.П.Попова // Отеч. архивы. 1993. № 2. С. 31-38.
5. Описание проекта «Распространение Закона РФ “О реабилитации жертв политических репрессий”» на
другие категории реабилитированных и на лиц, сосланных по Указу от 2.06.48 г. – http://memorial.krsk.ru/Work/
Report/20010923.htm
6. Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945–1991. Новосибирск: Сиб. хронограф, 2000. 684 с.
7. Тибекин А.Р. Организация и экономика сельского хозяйства Дальневосточного экономического района
(1858–1985 гг.). Хабаровск, 1989. 335 с.
109
Download