Работа над новым вариантом военной доктрины велась - Q-Club
advertisement
Нова російська воєнна доктрина, підписана президентом РФ 25 грудня 2014 року, привернула до себе увагу українських аналітиків та експертів. В контексті агресії гібридного типу, що її здійснює Росія проти України, цей документ заслуговує на глибокий аналіз. До вашої уваги три оцінки виконані різними авторами. Дві з них – Олександра Піддубного та Вячеслава Гусарова опубліковані раніше, третя – Віктора Циганова, публікується вперше. Виктор Цыганов, Украинский Центр политических наблюдений Обзор новой Военной доктрины РФ Работа над новым вариантом военной доктрины велась больше года, тем не менее, результат оказался во многом неожиданным: одни инновации признавались необходимыми еще 15 лет назад, другие выглядят чужеродными для основного военного документа государства. Предыдущие изменения вносились в военную доктрину РФ в 2010 году, а до того — в 2000-м. Нынешние можно условно разделить на три группы: внешнеполитические, внутриполитические и чисто военные. В этой связи особый интерес вызывает следующий вопрос: как они скажутся на практике, что изменится в управлении военной машиной государства? Первое, что обращает на себя внимание, — изменение образа окружающего мира. Вроде бы во внешнеполитической группе правок нет категорических, ранее неизвестных человечеству новаций, которые вызывали бы шок или ступор. Однако некоторые положения, прописанные в доктрине 2010 года в качестве тенденций и вероятностей, отныне зафиксированы как твердые, уже свершившиеся факты. Скажем, в 2010 году доктрина еще сохраняла «пережитки» 1990-х годов и говорила о значительном ослаблении идеологической конфронтации на планете. Теперь этот пассаж исчез, зато появился другой, утверждающий, что международные отношения характеризуются растущей глобальной конкуренцией, включающей в себя соперничество «ценностных ориентиров» и «моделей развития», вызывающей усиление напряженности. То есть идеологический конфликт с внешними игроками, хотя бы и в неявной форме противостояния «ценностей», вернулся в 2 восприятие мира российским руководством уже официально, а не только на уровне риторики. Яснее всего логика внешнеполитических изменений в доктрине видна в анализе угроз, которые несет России Североатлантический альянс. Так, в 2010 году (далеко не самом благостном в отношениях с блоком) доктрина говорила лишь о том, что НАТО претендует на роль верховного арбитра международных проблем, да еще и пытается развернуть войска в непосредственной близости российских границ. В 2014-м никаких условностей уже нет: все это, дополненное угрожающим тезисом о «наращивании силового потенциала» НАТО, включено в доктрину как несомненный факт. То есть Россия перестает задавать альянсу вопросы о том, зачем он принимает в свои ряды страны Прибалтики и размещает в Восточной Европе системы ПРО. Россия воспринимает это как данность, и вопрос состоит только в методах противодействия столь прямой и явной угрозе. Таким образом, в международные отношения, согласно новой доктрине, вернулось идеологическое противостояние, понимаемое как противоборство «ценностных ориентиров». Пример же с расширением НАТО служит своего рода образцом, подтверждающим справедливость точки зрения российского руководства. Отсюда и пункт о том, что внешнюю военную опасность представляет установление враждебных России режимов в сопредельных государствах (в том числе и путем нелегитимного смещения законной власти). Соответствующим образом изменились и взгляды на характер современной войны. Доктрина утверждает прямо: «наметилась тенденция смещения военных опасностей и военных угроз в информационное пространство и внутреннюю сферу Российской Федерации». Это уже внутриполитическая группа инноваций. Повышенное внимание уделяется протестным выступлениям внутри страны. Такого рода общественная активность, понимаемая, по сути, как инструмент внешней агрессии, хотя и неявно, но увязывается с подрывной деятельностью, направляемой из-за рубежа. Украинский опыт 2013-2014 годов на Майдане и в окрестных переулках и вообще опыт «цветных революций» учтен. И, судя по военной доктрине, высшее руководство России всерьез воспринимает эту угрозу. 3 Так, в перечне внутренних военных опасностей возникли такие формулировки как «дестабилизация внутриполитической и социальной ситуации в стране», «провоцирование межнациональной и социальной напряженности, экстремизма, разжигание этнической и религиозной ненависти либо вражды», а также «деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества». В первом пункте раздела «Характерные черты и особенности современных военных конфликтов» вместо скромной формулы «комплексное применение военной силы и сил и средств невоенного характера» — многословная конкретизация: «комплексное применение военной силы, политических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций». Весьма непривычно видеть в тексте военной доктрины ядерного государства подобные пассажи, обычно встречающиеся лишь на страницах политической пропаганды и публицистики. И не вполне понятно, что вынудило поставить применение иностранного спецназа в один ряд с протестами собственного населения, хотя логика, конечно, прослеживается. Например, последний пункт того же раздела — «использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений». А в разделе внешних военных опасностей выделена «подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств и их коалиций против Российской Федерации». Отсюда следует, что сам стиль формулировок превращает внутреннюю политику в поле боя, и протесты населения воспринимаются как военная угроза государству. На вопрос «как осуществляется селекция целей на этом поле боя и каков допустимый уровень потерь от «дружественного огня»?, доктрина ответа не даёт. Трудно сказать, насколько российская бюрократия, расшифровывая новую директиву, окажется способной отличить «протестный потенциал населения» как таковой (а он в экономический кризис не может не нарастать) от протестов, управляемых и используемых внешними силами. Способов отличить «правильных» протестующих от «неправильных» доктрина не приводит. Не менее интересны и чисто военные изменения. Серьезная новация — изменение подхода к стратегическому сдерживанию. Введено понятие «системы неядерного сдерживания», расшифровываемое как «комплекс внешнеполитических, военных и военно-технических мер, направленных 4 на предотвращение агрессии против Российской Федерации неядерными средствами». На первый взгляд, добавление эпитета «неядерное» не так уж принципиально, однако это не так. Фактически говорится о том, что для предотвращения агрессии против России ядерного стратегического сдерживания отныне недостаточно. Особенно когда речь идет о нетрадиционных формах агрессии, в том числе с применением иррегулярных формирований различного рода — от частных военных компаний до группировок радикальных боевиков. Очевидно, что для таких «гибридных» угроз ядерное оружие бесполезно. Из чего неизбежно следует повышение статуса сил общего назначения и расходов на поддержание их боеготовности. Теперь это отражено и в оборонном бюджете. Раньше неприкосновенны были лишь статьи расходов на стратегические ядерные силы. Отныне неядерные силы получают не меньший приоритет. Это реализуется в Вооруженных силах России на протяжении нескольких лет, с началом радикальной военной реформы под руководством предыдущего министра обороны Анатолия Сердюкова и начальника Генштаба Николая Макарова. Стоит напомнить, что едва ли не главной целью реформы было приведение сил общего назначения в состояние постоянной боевой готовности, позволяющее немедленно реагировать на возникающие военные угрозы. Ядерное сдерживание в своем классическом виде, впрочем, остается, и применение ядерного оружия возможно не только в ответ на ядерное нападение, но и в случае агрессии с использованием обычных вооружений, если создана угроза самому существованию государства. Однако локальными конфликтами роль неядерного сдерживания не ограничивается. Так же как и в предыдущей версии доктрины, отмечено стратегическое значение высокоточных неядерных систем. Если раньше они обозначались в качестве внешней угрозы, то теперь в рамках развития сил неядерного сдерживания и переоснащения вооруженных сил Россия фактически формулирует готовность активно использовать высокоточное оружие. Предыдущий вариант военной доктрины России допускал зарубежное применение российских воинских контингентов только в составе миротворческих сил ОДКБ, согласно действующим соглашениям. Кроме того, определялись довольно размытые направления военного сотрудничества с самым широким кругом субъектов — от Белоруссии и до НАТО. Новая доктрина конкретизирует региональные интересы России и, по факту, направления возможных действий в ключевых регионах. 5 В качестве военных союзников России закреплены Абхазия и Южная Осетия, с которыми имеются соглашения о совместной обороне. Уточнены интересы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где свою задачу Россия видит в построении внеблоковой системы коллективной безопасности (проще говоря, в предотвращении столкновений враждебных коалиций). В сфере взаимоотношений с ЕС и НАТО в доктрину внесена новая цель — построение равноправного диалога. Ранее приоритеты на этом направлении обозначались нечетко, как «развитие отношений». Переводя новую формулу с дипломатического языка на русский, можно сказать, что Россия в качестве фундаментального условия своего участия в европейском диалоге о безопасности требует право решающего голоса — на уровне любой страны-члена НАТО. Это требование совершенно логично с точки зрения интересов Москвы, однако очевидно, что оно абсолютно неприемлемо для ЕС и США. Тем самым фактически фиксируется образовавшийся политический разлом между Москвой с одной стороны, и Брюсселем и Вашингтоном с другой. Наконец, впервые на уровне военной доктрины были озвучены российские интересы в другом регионе — в Арктике. Во-первых, упомянута стратегия развития Арктической зоны РФ как одной из фундаментальных для новой доктрины. Во-вторых, обеспечение национальных интересов Российской Федерации в Арктике названо одной из основных задач Вооруженных сил России (ни один из других регионов подобного внимания не удостоился). Как и в случае с положением о неядерном сдерживании, доктрина в данном случае фиксирует de jure процесс, уже идущий de facto, — возвращение российского военного присутствия в Заполярье, резко активизировавшееся в последние три года. В целом новая военная доктрина представляет собой документальное оформление процессов военного строительства последних 3-7 лет, сочетающееся с осмыслением военных угроз, исходящих от внутреннего протестного потенциала и политических реалий ближнего зарубежья. Насколько адекватно и жизнеспособно подобное сочетание, покажет время. Однако нельзя не отметить, что классические военные внешние угрозы и методы их сдерживания проработаны в документе куда лучше, чем угрозы внутренние. Скорее всего детальная проработка этих угроз войдёт в другой документ - Стратегию национальной безопасности РФ. 07.01.2015 6 Олександр Піддубний Digital Media Аналіз нової Воєнної доктрини РФ Опубліковано 28.12.2014 Росія прямує до самоізоляції та до згортання свобод, готується до мілітаризації життя в країні та передбачає війну на своїй території – так можна охарактеризувати нову Воєнну доктрину РФ. Крім аналізу нового документа, що побачив світ в грудні 2014 року, його було порівняно зі старою редакцією ВД 2010 року. Було досліджено, що змінилося в новому документі, а що зникло, які тенденції вимальовуються і чого варто очікувати від РФ, в тому числі Україні. Структура документа залишилася незмінною: загальні положення, воєнні небезпеки та воєнні загрози Російській Федерації, воєнна політика Російської Федерації і військово-економічне забезпечення оборони. В загальних положеннях видно, що Росія продовжує оперувати стратегічними документами виписаними до 2020 року, але до відомих документів (Концепція довготривалого соціально-економічного розвитку, Стратегія національної безпеки, Морська доктрина тощо) додана Стратегія розвитку Арктичної зони РФ – про Арктику в документі згадується двічі. Новація починається вже від визначення основних понять. Так, в «воєнній організації держави» перелік військової потуги РФ розширений – замість «збройні сили та інші війська» зазначаються «збройні сили, інші війська та органи». Таке формулювання надалі використовується в усьому документі і, очевидно, під «органами» маються на увазі правоохоронні органи, що вказує на ширше залучення засобів Кремлем. Також до основних понять включені такі нові поняття як «мобілізаційна готовність РФ» (цей пункт розписаний детальніше далі), а також «система неядерного стримування» (більше в доктрині ніде не згадується). Основним поняттям є також «військове планування», що лишилося від старої редакції, але якщо в старій редакції військове планування займало три параграфи (35-37), то в новій редакції Військової доктрини її обмежили лише одним абзацом. В минулій редакції деталізація «військового планування» стосувалося теоретичних та підготовчих питань на реалізацію яких закладено досить часу, натомість виключення цього 7 всього з нового документа може свідчити, що Кремль розуміє абсурдність розвитку теорії в умовах часового цейтноту під тиском санкцій. У наступній частині – «Військові небезпеки та військові загрози Російській Федерації» – зазнала змін оцінка безпекової ситуації в світі, що визначає подальший зміст документа. Так, якщо раніше світовий розвиток характеризувався «ослаблением идеологической конфронтации, снижением уровня экономического, политического и военного влияния одних государств (групп государств) и союзов и ростом влияния других государств, претендующих на всеобъемлющее доминирование, многополярностью и глобализацией разнообразных процессов», то в новому документі вже йдеться про «усилением глобальной конкуренции, напряженности в различных областях межгосударственного и межрегионального взаимодействия, соперничеством ценностных ориентиров и моделей развития, неустойчивостью процессов экономического и политического развития на глобальном и региональном уровнях на фоне общего осложнения международных отношений. Происходит поэтапное перераспределение влияния в пользу новых центров экономического роста и политического притяжения». Вперше у Воєнній доктрині РФ згадуються небезпеки і загрози для РФ в інформаційній сфері – ця тема часто згадуватиметься упродовж всього документу. За неповних два дні існування нової редакції Воєнної доктрини РФ, аналітики і експерти встигли відзначити «антиНАТОвську спрямованість» документу. Однак, Організація Північно-атлантичного договору згадувалася і в Воєнній доктрині 2010 року. Цього разу дещо змінилися акценти: якщо в 2010-му росіяни сприймали як небезпеку «прагнення наділити НАТО глобальними функціями», то в новій редакції Кремль вже констатує «нарощування силового потенціалу НАТО» і «наділення глобальними функціями», так само констатується «подальше розширення блоку». Прогнозування воєнних небезпек перетворилося в їхню констатацію і в інших моментах: «спроби дестабілізації ситуації» в країнах, перетворилися в «дестабілізацію ситуації», що звісно ж стосується України. Загроза «мілітаризації космічного простору» перетворилася на фобію «глобального удару» по Росії та занепокоєння можливістю інших країн розмістити зброю в космосі. Про фобії Росії на основі нової Воєнної доктрини можна писати багато, але космос і використання космічного простору проти Росії це те, чого Росія боїться найбільше – принаймні на це вказує чи не найбільша кількість згадок. Занепокоєння Росії загрозою з 8 космосу вилилося в окрему тезу, що Кремль прагнутиме упорядкувати питання використання космічного простору з військовою метою на рівні ООН. В цілому таке занепокоєння свідчить, що Росія передчуваючи загрозу не в стані захистити себе від можливої атаки з космосу. На це вказує еволюція документа, коли в 2010 році йшлося про «удосконалення системи протиповітряної оборони», а нині вже йдеться про «вдосконалення повітряно-космічної». Цікаво, що Кремль прибрав з порядку денного як воєнну загрозу «збільшення кількості країн, що володіють ядерною зброєю» – можливо, цим Кремль знімає з себе роль гаранта нерозповсюдження ядерної зброї, відтак вона зможе з’явитися, наприклад, в Північній Кореї (адже недаремно першим і почесним гостем на найближче 9-е травня Москва запросила північнокорейського лідера). Ще однією фобією РФ стала діяльність в сусідніх країнах «іноземних приватних військових компаній» чого в попередніх документах не було. Такі «компанії» в документі зустрічаються не раз – тут очевидний вплив російської кісєльовщини, коли вигадані лайфньюзом неіснуючі «Blackwater» затруїли мізки і Кремлю. І нарешті (привіт Україні!), абсолютна нова воєнна небезпека для Росії це: «установление в государствах, сопредельных с Российской Федерацией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам Российской Федерации». Серед основних внутрішніх воєнних небезпек вилучена «небезпека насильницької зміни конституційного ладу РФ» (можливо, це вже не актуально зважаючи по політику закручування гайок?), натомість дописана небезпека інформаційних впливів, які можуть підривати «історичні, духовні і патріотичні традиції» російської молоді. Очевидно, що останні події в світі і зокрема агресія проти України збагатили російську воєнну теорію та розширили понятійний апарат. Наприклад, якщо в 2010 році були «характерні риси сучасних воєнних конфліктів», то тепер до рис додалися й «особливості» (разом це звучить: «характерні риси і особливості…»). А ці особливості такі, що Росія вже до застосування військової сили прирівнює невійськові заходи «з використанням протестного потенціалу населення». Збагатився й арсенал зброї, яку РФ передбачає використовувати – замість загальних фраз з’явилися згадування високоточної, гіперзвукової зброї, безпілотників, автономних плавзасобів, роботів тощо. Крім того з’явилися нові пункти на 9 визначення «особливостей сучасних конфліктів», до яких додали «использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений». Третя частина Воєнної доктрини «Військова політика РФ» містить найбільше змін порівняно з іншими. Найперше, що впадає у вічі під час аналізу цього шматка – вилучення тези про те, що військова політика РФ спрямована «на недопущення гонки озброєнь». Подальший аналіз Воєнної доктрини вказує на те, що Росія запускає маховик нарощування озброєнь – про це детальніше йдеться в останній частині документа (пункт «П» §53). Також з’являється цілковито новий термін Воєнної доктрини «мобілізаційна готовність». На тему мобілізації варто звернути особливу увагу, оскільки в редакції ВД 2010-го року питання мобілізаційної підготовки було в останньому розділі «Военно-экономическое обеспечение обороны». Підвищення ж цього питання до ключового розділу «Военная политика Российской Федерации» свідчить, що РФ під впливом зовнішніх обставин ставиться до питання мобілізації більш серйозно. Не виключено, що Росія стає на рейки мобілізації та воєнного стану. Ця теза підтверджується, якщо з тексту вибрати і скласти докупи старанно розкидані в документі мобілізаційні чинники. Зокрема, привертає увагу цілковито нова норма про діяльність населення і промисловості у відновленні зруйнованих чи пошкоджених об’єктів на території РФ, чого раніше не було. Щодо партнерів Росії в безпековій площині, то вперше в такому документі з’явилася згадка про БРІКС (скорочення від перших літер країн: Бразилія, Росія, Індія, Китай і ПАР). Це утворення посіло перше місце серед пріоритетів Росії і витіснило ОДКБ, СНД, ОБСЄ і ШОС (саме в такому порядку, що може свідчити про непріоритетність, або невдачі Росії в форматі ШОСу – читайте Китаю). Низка аналітиків оцінюючи нову Воєнну доктрину звернули увагу, що Росія визначає найближчим союзником Білорусь. Однак це не є новацією – в Воєнній доктрині 2010 року Білорусь також згадується як союзник. А ось долучення до військово-політичної співпраці РФ «Республіки Абхазії» та «Республіки Південної Осетії» – це новела. Включення до офіційного документу цих двох відібраних силою територій Грузії свідчить, що Кремль свідомо загострює ситуацію і за жодних обставин не відмовиться від загарбаних територій. Що ж стосується України, то в розумінні Кремля все досить просто: війна на Донбасі – це конфлікт на прилеглих територіях і нова Воєнна доктрина 10 на це теж відреагувала, коли в ній розширили поняття миротворчої діяльності РФ – до «підтримки» миру, додали ще й «відновлення» миру. А щодо Криму, то позаяк за російськими уявленнями це вже територія Росії, то Крим перетворився на потенційно небезпечний напрямок зовнішньої агресії, який треба всіляко зміцнити у військовому плані – але це вже стандартне положення воєнних доктрин РФ. Ймовірні тенденції, що випливають з документа. Якщо раніше йшлося про оптимізації кількості військових структур, то нині йдеться про удосконалення структури. Це може свідчити, що від 2010 до 2014 року Росія наростила достатню кількість військ. Або ж якщо раніше йшлося про створення сил цивільної оборони постійної готовності, то нині йдеться про їх розвиток – така ситуація підтверджується появою величезного масиву відповідної інформації під час агресії Росії проти України. Негативна тенденція для РФ – вони розуміють, що відкотилися назад в сфері розробки озброєнь для інших країн та участі Росії в глобальних безпекових програмах. І це лише частина тенденцій, що проглядаються в Воєнній доктрині РФ. Підсумовуючи, з одного боку видно зміну риторики Кремля, де намагаються прибирати зайві згадки про ядерну зброю, чи підкреслюється більша повага до міжнародних норм і зокрема до ООН, чого в попередній редакції ВД не було. З іншого боку, Росія визначає напрямки своїх інтересів (Арктика, Тихоокеанський регіон). Також видно фобії Кремля щодо розширення НАТО, «глобального удару» по Росії, космічної загрози та іноземних інформаційних впливів, і, як наслідок, в документі прочитується «закриття» Росії від зовнішнього світу – в тому числі шляхом мобілізації (відбирання в приватних власників об’єктів подвійного призначення замість будівництва нових – з тієї ж опери). Також Кремль більше закручуватиме гайки росіянам в інформаційній сфері, а саме життя країни буде значно мілітаризоване. І останнє – вже очевидно, що Росія завершує своє скочування до диктатури. Якщо в Воєнній доктрині 2010 року «Задачей военнотехнического сотрудничества является реализация целей и основных принципов государственной политики в этой области, которые определены федеральным законодательством», то в новому документі «Задачи военнотехнического сотрудничества определяются Президентом Российской Федерации в соответствии с федеральным законодательством». 11 Вячеслав Гусаров, Центр военно-политических исследований, Группа «Інфоспротив» Информационные акценты новой Военной доктрины Кремля Опубликовано 09.01.2015 Принятие военной доктрины всегда означает формирование в государстве новой стратегии военной безопасности. Военная доктрина-2014 России не стала исключением. Она изменила систему взглядов в области оборонной безопасности страны и направления военного строительства. Итак, 25 декабря 2014 г. президент РФ В. Путин утвердил новую редакцию Военной доктрины РФ. Событие примечательно тем, что это вторая военная доктрина, которую утверждает Путин: - 2 ноября 1993 г. Б. Ельцин подписал указ «Об Основных положениях военной доктрины Российской Федерации», который так и не был опубликован; - 21 апреля 2000 г. В.Путин подписал указ № 706 «Об утверждении Военной доктрины Российской Федерации»; - 5 февраля 2010 г. Д. Медведев издал указ № 146 «О Военной доктрине Российской Федерации»; - 25 декабря 2014 г. В.Путин подписал указ № 815 об утрате силы указа Медведева № 146 и фактически принял Доктрину-2014. Эволюция военных доктрин России формирует картину имперских экспансий. Каждая из них приурочивалась к захвату и установлению режима контроля над регионами Приднестровьем (1993 г.), Чечней (1999 г.), Абхазией и Южной Осетией (2008 г.), Крымом (2014 г.). Необходимость введения новой военной доктрины России была продиктована «нестабильной ситуацией на юго-востоке Украины», об этом пишут многие политические и военные эксперты. Главная особенность Военной доктрины-2014 – это определение места информационной войны в доминирующих позициях современного военного противостояния. Россия признала, что информация – это оружие, которым достигаются победы. Наряду с традиционными средствами поражения, информационное оружие получило признание у российского военного и политического руководства. 12 Каковы же главные отличия Доктрины-2014? а) придание информационному влиянию подготовке и ведении военных действий определяющей роли в Информационный компонент военного превосходства – это новизна, которую ранее российские руководители искусно маскировали под «систему информационного обеспечения войны». Сегодня же, Россия ведет информационную войну в Украине параллельно с боевыми действиями, а с принятием Доктрины-2014 потребность в сокрытии информационного противостояния перестала иметь смысл. Об информационном воздействии сказано буквально в каждом разделе Доктрины-2014. Например, в характеристике основных военных опасностей России наметилась устойчивая тенденция к «смещению военных угроз в информационное пространство». Далее, наряду с развертыванием систем ПРО или распространением оружия массового поражения, к основным военным опасностям, стали относить «использование информационных и коммуникационных технологий в военно-политических целях для осуществления - действий, противоречащих международному праву, - действий, направленных против суверенитета, политической независимости, территориальной целостности государств, - действий, представляющих угрозу международному миру, безопасности, глобальной и региональной стабильности». Если коснуться внутренних угроз России, то информационная составляющая занимает одно из главных мест в системе опасностей государственной стабильности. Наряду с деятельностью террористических организаций, Доктрина-2014 считает угрожающей «деятельность по информационному воздействию на население с целью подрыва исторических, духовных и патриотических традиций», а также «провоцирование межнациональной и социальной напряженности, экстремизма, разжигание этнической и религиозной ненависти либо вражды». Но, наиболее широко Доктрина-2014 видит применение информационных технологий в современных военных конфликтах. При этом рассматриваются применения элементов информационной войны, «реализуемых с использованием протестного потенциала населения в 13 комплексе с военной силой, политическими и экономическими мерами невоенного характера». Более того, Доктрина-2014 подразумевает использование «пятой колонны», то есть «финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений», что послужило инструментом для коррекции общественного мнения в Крыму в феврале 2014 г. Огромное внимание уделяется использованию информационного влияния через Интернет. В этой связи Доктрина-2014 предусматривает «воздействие в глобальном информационном пространстве на противника на всю глубину его территории». Уместно напомнить, что более года назад в российских силовых структурах созданы специальные подразделения для ведения информационной борьбы в Интернете. Они работают в направлении программно-компьютерной защиты, а также в вопросах проникновения в закрытые информационные сети других государств. В этих же целях, Россия и Китай негласно развивают сотрудничество в сфере информационной защиты в Интернете. При этом известны факты неоднократного привлечения китайских хакеров, которые выполняли задачи в интересах российских спецслужб. Видимо, поэтому одной из задач военно-политического сотрудничества Доктрины-2014 является «развитие межгосударственного диалога о противодействии военным угрозам с использованием информационных технологий в военнополитических целях». Одним из последних примеров будущей кооперации – есть подготовка России и Китая к подписанию соглашения о сотрудничестве в сфере кибербезопасности в первой половине 2015 г. б) создание информационного акцента на обострении военных опасностей для России В сравнении с прежней доктриной-2010, в Военной доктрине-2014 ощущается семантика типа «вихри враждебные веют над нами…». Получается, что на сегодня Россия очертила внятные контуры реального натовского врага с его преступными замыслами. Так, Доктрина-2014 с полной уверенностью и безапелляционностью демонстрирует опасность военной угрозы с Запада: - наращивание силового потенциала НАТО; 14 - деятельность международных вооруженных группировок, иностранных частных военных компаний в районах, прилегающих к государственной границе РФ, а также наличие территориальных противоречий; - установление в сопредельных государствах режимов в результате свержения легитимных органов государственной власти, и другое. Характерно, что расставляя ударения на угрозах от НАТО, Доктрина-2014 не рассматривает наращивание вооруженной мощи восточными соседями РФ. Бросается в глаза неприкрытая однобокость в оценке военных угроз. Во внимание не берутся территориальные претензии и военные приготовления Японии, а также создание военной инфраструктуры Китаем вдоль российской границы. в) другие особенности Доктрины-2014 Принятием новой доктрины, Россия фактически напоминает свой угрожающий месседж, в котором есть вариант применения российских вооруженных сил не только внутри страны, но и за ее пределами. Например, «для обеспечения защиты своих граждан, находящихся за пределами РФ». Именно таким способом были созданы прецеденты для введения войск в Приднестровье, Абхазию и Южную Осетию. Доктрина, также определяет условия применения ядерного оружия – «в ответ на применение против РФ ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против РФ с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства». При этом отмечено, что «решение о применении ядерного оружия принимается Президентом Российской Федерации». Это требование во всех доктринах не изменялось. Помимо этого, Доктрина-2014 обусловила другие, не менее важные задачи перед российской военной сферой: - стать лидером в сфере контроля над бактериологическим (биологическим) и токсичным оружием среди стран, имеющих данный военный арсенал; - занять приоритетные позиции в освоении космического пространства с целью использования его в военных целях; - продемонстрировать перед мировым сообществом национальные претензии на Арктику. *** 15 Таким образом, Доктрина-2014 очертила для России новый этап в политическом развитии страны, в котором организация НАТО определена, как противодействующая сторона. Характерной чертой Доктрины-2014 стало признание информационной войны методом ведения боевых действий наряду с традиционными методами ведения вооруженной борьбы. При этом, Российская Федерация включила информационную составляющую в перечень основных угроз национальной безопасности РФ как во внутренней так и во внешней политике. Обращает на себя внимание сосредоточенность в Доктрине-2014 на угрозах от НАТО, при этом пренебрегая военными, экономическими, территориальными и демографическими угрозами от восточных государств.
