Межпартийные отношения в контексте проблемы политического

ББК 63.3(2Р)6–5
УДК 94(470) «1917/1918»: 329
19
В.И. Бакулин
Межпартийные отношения в контексте проблемы
политического плюрализма в Российской
революции 1917–1918 гг.
Анализируются взаимоотношения большевистской партии с ее оппонентами и союзниками из числа входивших в систему Советов политических партий России в период
с февраля 1917-го по первую половину 1918 г. Выявляются причины, не позволившие
реализовать исторический шанс становления многопартийной политической системы в постреволюционной России. На основании анализа опубликованных источников и
архивных материалов делается вывод, что вина за упущенную возможность создания в
Советской России многопартийной системы лежит отнюдь не только на руководителях большевистской партии. Ее должны разделить и лидеры иных социалистических
партий страны, входивших в 1917–1918 годы в Советы.
В советской историографии данная тема
не относилась к числу популярных. Между
тем прошлый опыт небесполезен для оптимизации межпартийного взаимодействия
в условиях современного политического
плюрализма. В постперестроечный период в числе прочих родилась мифологема
о политической нетерпимости лидеров
и идеологов РСДРП(б) – РКП(б), их безусловной ориентации на однопартийную
систему в Советской России. Обращение к
историческим источникам выявляет картину не столь однозначную.
От Февраля до Октября. С падением монархии в российском обществе возникла атмосфера свободной конкуренции
идеологий, дополнительно подпитываемая ситуацией двоевластия в центре и
многовластия в регионах. В общей массе
активизировавшихся политических партий, реально влиявших на ход событий,
было немного: лидировавшие во Временном правительстве кадеты, оседлавшие
множившиеся по стране Советы умеренные социалисты (эсеры, энесы, меньшевики) и первоначально менее влиятельные,
но более радикальные большевики.
Умеренные, доминируя в Советах, недооценили значение таковых, а после
вступления в мае 1917 г. в правительственный альянс с либералами тем более перенесли туда центр тяжести своей активности. Лишь большевики, не без колебаний
приняв в конце апреля ленинский лозунг
«Вся власть Советам!», вошли в резонанс
с наиболее мощным революционным потоком (оформляя его идеологически), что
существенно повышало шансы партии на
грядущую победу.
Но к какой именно победе стремилось
в 1917 году руководство РСДРП(б) и в первую очередь В.И. Ленин? Большевистский
лидер был однозначно нацелен на социалистическую революцию. Февраль он
воспринимал как промежуточный этап
на пути к ней. Отсюда установка на политическую обособленность партии, заявленная в «Письмах из далека», в личной
переписке [14, т. 31; т. 49, с. 411]. Им отвергалось сотрудничество не только с либералами-кадетами (Милюков – «приказчик
англо-французского империалистического
капитала и русский империалист...»), но и
персонально с «социалистом» А.Ф. Керенским («пустым болтуном, агентом русской
империалистской буржуазии...») [14, т. 49,
с. 419]. Но, сохраняя идеологическую бескомпромиссность, Ленин был открыт к
диалогу (и здоровой конкуренции) с иными социалистами на почве Советов.
Нет оснований оспаривать устоявшийся вывод о том, что «вплоть до июльских
событий лидеры большевиков отстаивали
в целом линию на мирное и постепенное
развитие революции через передачу власти Советам» [10, с. 50]. Подобный вариант
означал бы бескровную смену связанной
с российскими и зарубежными финансово-политическими кругами (в России – и
с крупными землевладельцами) элиты в
лице Временного правительства, элитой,
опиравшейся на простонародные Советы
и потому способной к радикальным преобразованиям (землю – крестьянам, мир –
народам, непримиримая борьба со спекуляцией и коррупцией и т. д.).
Лишь они могли остановить сползание
деградировавшей, охваченной анархией и
Общество
Ключевые слова:
анархия, демократия и Советы, идеологический фактор, многопартийность, политические элиты.
Terra Humana ¹ 1’2014
20 преступностью страны к окончательной
катастрофе. Индикаторами «ситуации на
краю» стали к концу лета 1917 г. масштабное погромное движение [11], явный паралич правительственного аппарата. По
словам Ильи Эренбурга, в кругах столичной интеллигенции, как и в целом по стране, шли разговоры «...о прячущих деньги
капиталистах, о неработающих рабочих,
о не дающих хлеб крестьянах, о невоюющих солдатах» [25, с. 28]. В этих условиях
большевистская альтернатива «Вся власть
Советам!» вызревала объективно и на тот
момент означала оформление многопартийной системы за вычетом монархистов и
либералов. Заметим, речь шла о Советах
того этапа революции (май 1917 г.), когда
в них практически безраздельно господствовали умеренные социалисты (внутри
каждой из партии также существовало
деление на умеренных, и более радикально настроенных правых и левых). Они же
преобладали и в избранном в июне 1917 г.
I съездом Советов РСД ВЦИКе. Большевики с примкнувшими «межрайонцами»
имели там лишь 17% мандатов [10, с. 306].
После разгона – при соучастии
ВЦИКа – 5 июля массовой демонстрации в
столице и при его попустительстве последовавшим затем репрессиям в отношении
большевиков, левых эсеров, меньшевиковинтернационалистов и проч. [6, с. 200–201]
В.И. Ленин временно снял лозунг «Вся
власть Советам!». Но и самоназначенное
правительство дрейфовало ко все более авторитарным методам правления. На более
поздний срок были перенесены выборы в
Учредительное собрание, что, по мнению
Н.Н. Смирнова, было связано с позицией
закулисных масонских кругов [22, с. 311].
Более важным представляется иное: новая система выборов (один человек – один
голос) лишало кадетов шансов на победу,
что уже показали летние муниципальные
выборы. К диктатуре Керенского подталкивали дипломаты и спецслужбы стран
Антанты [12, с. 73].
После ослабившего позиции А.Ф. Керенского и Ко корниловского мятежа
В.И. Ленин вернулся к лозунгу «Вся власть
Советам!», с новой силой подталкивая к
власти эсеро-меньшевистский блок. В открытой прессе лидер большевиков вновь
предложил ему овладеть через Советы
полнотой власти в стране. Он обещал поддержку своей партии в случае формирования (даже без большевистского участия)
«однородного социалистического» советского правительства и разрыва с кадетско-октябристским либеральным блоком,
который, по его мнению, вел страну к полной катастрофе [14, т. 34, с. 135].
Вряд ли он заблуждался относительно последнего. Вот одно из авторитетных
свидетельств того времени. О ситуации
сентября видный меньшевик Н.Н. Суханов писал: «Никакого управления, никакой органической работы центрального
правительства не было, а местного тем
более... В Зимнем дворце даже не было
ответственного [за земельную политику. –
В.Б.] человека, не было министра, а по России катилась волна варварских погромов,
чинимых жадными и голодными мужиками...» [23, т. 3, с. 168].
В этих условиях идея советской многопартийности приобретала растущее число
сторонников в рядах небольшевистских
советских партий, усиливалось левое крыло меньшевистского движения, раскололась ПСР. В сентябре–октябре левые эсеры
вступили в союз с большевиками, в ноябре,
организационно обособившись от правых,
создали самостоятельную партию – ПЛСР.
Но остававшиеся у власти правые эсеры
и меньшевики центра упорно открещивались от идеи левоцентристского блока.
Результатом этого, а также внутренней и
внешней политики коалиции стало быстрое падение рейтинга указанных партий,
особенно меньшевиков, в столице и в регионах страны [см., например, 21, с. 263; 9,
с. 273; 2, гл. 7].
От Октября до левоэсеровского мятежа. В связи с общим полевением общественных настроений на II съезде Советов
РСД (25–26 октября 1917 г.) преобладали
большевики и их союзники. Оказавшись в
меньшинстве, эсеры и меньшевики правоцентристской ориентации покинули заседание, демонстративно «хлопнув дверью».
За ними последовали и левые меньшевики-мартовцы, совершив, по мнению Суханова, стратегическую ошибку [23, т. 3,
с. 332]). Была упущена реальная возможность создания многопартийного советского правительства, о чем через пару дней
в публичном выступлении с сожалением
упоминал Ленин [14, т. 35, с. 36]. Соглашение социалистов на почве советской власти
признал желательным и избранный съездом ВЦИК [10], но от вхождения в состав
Совнаркома тогда отказалась даже ПЛСР.
Большевики сохраняли готовность к
компромиссам, одобрив проэсеровские, по
сути, Декрет о земле, а позднее и Закон о
социализации земли. Но Ленин обозначил
и пределы допустимых уступок: «мы... согласны разделить власть с меньшинством
Советов (то есть с небольшевистскими
Так, в Нижнем Новгороде, потеряв боль- 21
шинство в Совете, эсеры и меньшевики
встали на путь бойкота. [15, с. 168–169].
Однако и действия сложившегося в конечном счете левого блока в отношении оппонентов также не отличались особой щепетильностью. «Совместными действиями
большевики, левые эсеры и эсеры-максималисты сорвали конференцию в защиту
Учредительного собрания, которую пытались провести правые эсеры и меньшевики в Сормове», пресекли выпуск недружественных печатных изданий и т. п. [15,
с. 174–175, 176–177].
В целом же картина в местных Советах
осенью 1917 г. была пестрой. Там наряду с
большевиками заседали левые (а иногда и
правые) эсеры и меньшевики, анархисты,
эсеры-максималисты, члены менее значимых левых и центристских, а также национальных партий и просто беспартийные
депутаты. В сельских Советах, где большевики пока еще появлялись в виде исключения, преобладала последняя категория.
Так, в Вятской губернии, даже в прилежащем к центру региона уезде, первая волостная большевистская ячейка оформилась
лишь в феврале 1918 г.; через полгода в
пяти (из десяти) выборочно взятых уездах
таковых насчитывалось всего 13 [3, с. 18;
7, л. 4].
В конце ноября – декабре 1917 г. ПЛСР
делегировала своих представителей в Совнарком. Объединение городских и сельских
Советов на III их съезде в январе 1917 г.,
избрание единого ВЦИКа, казалось, подводило солидный фундамент под процесс
становления в РСФСР многопартийной,
или хотя бы двухпартийной политической
системы. Тем более что в принципиально
важных для судеб страны вопросах (Декрет о земле, конфессиональная политика
и др.) партиям пока удавалось договориться. Но роспуск Учредительного собрания
объективно сужал пространство политического плюрализма. Разрыв не только с
относительно многочисленными правыми
эсерами, но и с ослабленными меньшевиками (2,3% голосов на выборах в Учредительное собрание [17, с. 358]), повышал
риск гражданской войны. Впрочем, и гипотетическая передача власти в руки Учредительного собрания по совокупности
обстоятельств не гарантировала страну от
таковой.
Левый блок начал рушиться в связи с
Брестским миром, категорически не принятым левыми эсерами. В ходе его обсуждения у Ленина зазвучали нотки разочарования в политических союзниках. Так, он
Общество
партиями. – В.Б.) при условии лояльного,
честного обязательства этого меньшинства подчиняться большинству и проводить программу, одобренную всем Всероссийским съездом Советов...» [14, т. 35,
с. 76]. Но меньшевики и эсеры (центра и
правые) предпочли на том этапе язык ультиматумов. Зато по отношению к своим
либеральным партнерам те и другие проявляли удивительную терпимость и лояльность.
Н.Н. Суханов описывает, как последний кабинет Временного правительства с
согласия эсеро-меньшевистской «верхушки» полностью вышел из-под контроля
советских органов. Продолжением этой
линии ему виделась корниловщина, буржуазная диктатура [23, с. 328, 329, 332].
Точность прогноза подтвердится во второй половине 1918 г. судьбой правительств
так называемой «демократической контрреволюции» (Комуч и др.), на чьих плечах
взошли режимы белых диктаторов, в первую очередь – адмирала А.В. Колчака. Рассуждения Н. Суханова довольно типичны
для интеллигента умеренно социалистической ориентации той поры. Осуждая
антисоветскую политику кадетов, эсеров,
меньшевиков, он в то же время язвительно
отзывается о ленинском призыве к власти
Советов. Зашоренность квазимарксистской догмой (Россия не созрела для социалистической революции) не позволила
даже видным идеологам типа И.Г. Церетели [1] или того же Н.Н. Суханова соотнести
свои теоретические воззрения с реальной
действительностью.
Блестящую характеристику деятелям
такого типа дал член французской военной
миссии в Петрограде Жак Садуль в письме
своему министру и партийному боссу Альберу Тома в Париж: «Когда беседуешь со
всеми этими людьми нынешнего центра и
еще больше с правыми [то есть с умеренными социалистами и кадетами. – В.Б.],
приходишь в отчаяние от их шатаний, от
бесконечного «дрейфа» их перепуганного
сознания. Без ясного идеала, без компаса, без звезд плывут они наугад по бушующему и страшному океану революции.
Они не хотят приставать к гавани большевиков. И поскольку своей собственной
гавани до сих пор не нашли, их носит по
волнам. Послушав после их бесполезных
разглагольствований, что говорят большевики, чувствуешь, что ты стоишь на неровной, ухабистой, но твердой и прочной
земле» [20, с. 57–58].
Линию эсеро-меньшевистских штабов
выдерживали и местные организации.
Terra Humana ¹ 1’2014
22 был буквально шокирован безудержной
демагогией наркома юстиции, левого эсера И.З. Штейнберга на заседании большевистской и левоэсеровской фракций
ВЦИК 23 февраля 1918 г. [14, т. 35, с. 394;
492, примеч. 154]. Разногласия вызвало и
различное понимание принципов государственного строительства, и вводимая
с мая 1918 г. правительством, вновь однопартийным, политика продовольственной
диктатуры.
На II съезде ПЛСР (апрель 1918 г.) ее
члены, покинувшие СНК, но работавшие
в Советах, настроились «выпрямлять общую линию советской политики» [14, т. 36,
с. 601, примеч. 100]. Помимо непризнания
Брестского мира, «выпрямление» сводилось к противодействию мерам дисциплинирования общества, наведения порядка
в стране. В ответ Ленин призвал однопартийцев давать «беспощадный отпор...
левоэсеровским и анархистским элементам», не позволять им «заражать своей истерикой» в том числе и членов РКП(б) [14,
т. 36, с. 325]. Тем более нетерпимым был
признан их саботаж правительственной
продовольственной политики.
Возможностями для этого ПЛСР обладала немалыми. Ее позиции были особенно
прочными в Советах именно хлебородных,
преимущественно с крестьянским населением губерний. В Вятском губисполкоме
Советов, например, в апреле – июне 1918 г.
они имели 39% мандатов. В уездных исполкомах на их долю приходилось от 30,6
до 69,1% от общего числа депутатов [13,
с. 76]. На проходившем в апреле II губернском съезде Советов эсеры и иже с ними
провели резолюцию (вызвавшую гневную
отповедь со стороны центра) о повышении закупочных цен на хлеб, практически
уравняв их с рыночными [16, с. 511].
Между тем продовольственная ситуация в стране ухудшалась с каждым днем.
Демографическую катастрофу переживала северная столица, численность населения которой на рубеже 1917–1918 гг. сократилась более чем на треть – почти на
миллион человек [4, с. 348]. В тяжелейшем
положении находились Москва, губернии
северо-востока страны, многие промышленные центры. В середине января 1918 г.
хлебный паек жителей столицы равнялся
1
/4 фунта. Лишь 21 января появилась возможность увеличить его до полуфунта, но
за завтрашний день поручиться никто не
мог. В те же дни Совнарком запретил направлять беженцев и военнопленных в
Петроград и Северную область как голодающие регионы [8, т. 1, с. 369, 406].
28 февраля 1918 г. – на фоне продвижения немецких войск вглубь России – правительство обратилось к местным Советам с
отчаянным призывом об экстренной продовольственной помощи [2, с. 141]. Потеря
большинства хлебородных территорий в
результате интервенции германского блока и Антанты к лету 1918 г. для Советской
России обернулась продовольственной
катастрофой, сделав безальтернативной
чрезвычайную политику продовольственной диктатуры.
Она была встречена в штыки левыми
эсерами и партиями более правого толка.
По мере ухудшения продовольственной
ситуации и параллельного усиления авантюристического компонента в политическом поведении руководства ПЛСР, вылившемся в конечном счете в мятеж 6 июля,
лидер большевиков ужесточал свою позицию по отношению к бывшим союзникам.
Телеграфируя 7 июля Сталину об их мятеже и убийстве германского посла Мирбаха,
он уже был категоричен в формулировках
и выводах: «Повсюду необходимо подавить
беспощадно этих жалких и истеричных
авантюристов, ставших орудием в руках
контрреволюционеров» [14, т. 50, с. 114].
Однако и тогда члены этой партии воспринимались большевистскими лидерами
не смертельными идеологическими врагами, а, скорее, «заблудшими овцами», подверженными бесконечным колебаниям и
авантюристическим выходкам [14, т. 37,
с. 36–37, 359–360 и др.]. К тому же немалая
часть левых эсеров, осудив авантюризм
своего руководства, решила продолжить
(и продолжила) политическое сотрудничество с большевиками. В руководящих
«верхах» меньшевизма озвучивались идеи
«возврата на рельсы капитализма», дальнейшего участия в мировой войне [14, т. 37,
с. 617–618, примеч. 149]. Совет ПСР в мае
высказался за оккупацию страны войсками держав Антанты [24, с. 189].
Растущая взаимная враждебность отразилась на кадровой политике большевиков. Так, руководство Вятского губСНХ в
начале апреля уволило из штата учреждения 46 «классово чуждых элементов» [18,
с. 31]. Но в условиях дефицитности образованных, квалифицированных кадров тем
и ограничилось. Даже осенью того же года
в управленческих структурах региона из
4766 сотрудников советских учреждений
4467 оставались на прежних должностях
[19, с. 98] .
В ожесточенных сражениях Гражданской войны идея политического советского
плюрализма, естественно, ушла на второй
план, но, как ни удивительно, она не выпала из числа обсуждаемых проблем и управленческой практики даже в этот период. О полном ее умирании можно говорить
не ранее 1922 года. Как следует из приведенного материала, утверждения о том,
что вина за несостоявшуюся на начальном 23
этапе становления новой (советской) политической системы в нашей стране многопартийность лежит исключительно на
большевистской партии, не вполне адекватны историческим реалиям.
Список литературы:
Общество
[1] Бакулин В.И. Между догмой, иллюзией и реальностью: меньшевизм в 1917 г. // Отечественная история, № 1, 2004. – С. 69–83.
[2] Бакулин В.И. Драма в двух актах: Вятская губерния в 1917–1918 гг. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. –
299 с.
[3] Быстрова А.С. И.В. Попов, 1894–1952. – Киров: Волго-Вят. кн. изд-во, Киров. отд-ние, 1972. – 100 с.
[4] Ваксер А.З. Политические и экономические катаклизмы в России ХХ века и население Петрограда – Ленинграда – Санкт-Петербурга // Россия в XIX – ХХ вв.: Сб. ст. / Под ред. А.А. Фурсенко. – СПб.:
Дмитрий Буланин, 1998. – 390 с.
[5] Второй Всероссийский съезд Советов РСД. – Интернет-ресурс. Режим доступа: http://ru.wikipedia.org
[6] Герасименко Г.А. Народ и власть (1917 год) / Г.А. Герасименко. – М.: Наука, 1995. – 288 с.
[7] Государственный архив социально-политической истории Кировской области. – Ф. П-45. Оп. 1. Д. 111.
[8] Декреты советской власти. В 3-х т. – М.: Госполитиздат, 1957. – В надзаг.: Ин-т марксизма-ленинизма
при ЦК КПСС, Ин-т истории СССР АН. – Т. 1: Декреты советской власти : 25 октября 1917 г. – 16
марта 1918 г. – М. : Гос. изд-во полит. лит. [Госполитиздат], 1957 . – 626 с.
[9] Дмитриев П.Н. Организации РСДРП на севере Удмуртии в 1917 г.: поиск идентичности // Социалдемократия в российской и мировой истории. Обобщение опыта и новые подходы: материалы науч.
междунар. конф., Москва, 21–22 апр. 2008 г. / Сост. В.Л. Телицын. – М.: Собрание, 2009. – С. 265–
275.
[10] Злоказов Г.И. Меньшевистско-эсеровский ВЦИК Советов в 1917 году. – М.: Наука, 1997. – 336 с.
[11] Канищев В.В. Русский бунт – бессмысленный и беспощадный (погромное движение в городах России в 1917–1918 гг.). – Тамбов: Изд-во Тамбовского гос. ун-та, 1995. – 162 с.
[12] Колоницкий Б.И. Британские миссии и А.Ф. Керенский (март – октябрь 1917 года) // Россия в XIX –
ХХ вв.: Сб. ст. / Под ред. А.А. Фурсенко. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. – 390 с.
[13] Коробец А.С. Усиление централистской тенденции в системе управления Вятской губернией весной – летом 1918 г. // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. – 2012,
№ 4(5). – С. 76–79.
[14] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5-е. – М.: Издательство политической литературы, 1967–1975.
[15] Медведев А.В., Сегалович А.А. Партия социалистов-революционеров в Нижегородском крае (1895–
1923). – Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2012. – 256 с.
[16] Очерки истории Кировской организации КПСС. Ч. 1. – Волго-Вятское изд-во, 1965. – 568 с.
[17] Политические партии России. Конец XIX – первая треть ХХ века: Энциклопедия / Редкол.: Шелохаев В.В. (отв. ред.) и др. – М.: РОССПЭН, 1996. – 872 с.
[18] Поздеев П.В. Формирование системы управления промышленностью Вятской губернии в 1917–1929
годах: [монография] / Рец.: М.А. Мацук, М.С. Судовиков. – Киров: ВятГГУ, 2006. – 180 с.
[19] Рябухин Е.И. В борьбе с контрреволюцией. Киров: О помощи трудящихся Вят. губ. Восточному
фронту в 1918–1919 гг. – Киров: Кн. изд-во, 1959. – 164 с.
[20] Садуль Жак. Записки о большевистской революции. 1917–1919. – М.: Книга, 1992. – 400 с.
[21] Смирнова А.А. Петроградские меньшевики: от триумфа к поражению // Социал-демократия в российской и мировой истории. Обобщение опыта и новые подходы: материалы науч. междунар. конф.,
Москва, 21–22 апр. 2008 г. / Сост. В.Л. Телицын. – М.: Собрание, 2009. – 455 с. – С. 253–264.
[22] Смирнов Н.Н. Февраль и российская государственность // Россия в XIX – ХХ вв. / Под ред. А.А. Фурсенко. – СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. – 390 c. – С. 309–315.
[23] Суханов Н.Н. Записки о революции : В 3 т. / Предисл. И примеч. А.А. Корникова. Т. 3. – М.: Политиздат, 1992. – 413 с.
[24] Хрестоматия по отечественной истории (1914–1945 гг.) / Под ред. А.Ф. Киселева, Э.М. Щагина. – М.:
Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. – 896 с.
[25] Эренбург И. На тонущем корабле: Статьи и фельетоны, 1917–1919 гг. / Сост., авт. ст. и коммент.
А.И. Рубашкин. – СПб.: Петербургский писатель, 2000. – 206 с.