Российско-японские отношения в ХХI в.

Вестник ДВО РАН. 2005. № 4
В.В.КОЖЕВНИКОВ
Российско-японские отношения
в ХХI в.: какими они будут?
(Субъективные размышления историка)
Автор проводит сравнительный анализ менталитета русских и японцев и рассматривает его влияние на двусторонние российско-японские отношения.
Russia-Japan relations in the XXI century: What kind will they be? (Personal thoughts of a historian).
V.V.KOZHEVNIKOV (Institute of History, Archaeology, and Ethnography of the People of the Far East,
Vladivostok).
In the present paper, the major topic of the author’s concern is the comparative analysis of Russian and
Japanese national mentalities and their influence on the relations between the two countries.
Нынешний год поразительно богат на юбилейные события в российскояпонских отношениях. 150 лет назад был подписан первый российско-японский
межгосударственный договор, 100 лет назад закончилась Русско-японская война,
80 лет назад были установлены дипломатические отношения между СССР и Японией, 60 лет назад закончилась Вторая мировая война, в которой СССР и Япония
были противниками. А в следующем, 2006 г., исполнится 50 лет с момента официального окончания состояния войны между СССР и Японией и восстановления
дипломатических отношений между ними. Эти юбилеи – хороший повод более
внимательно посмотреть на состояние и перспективы двусторонних российскояпонских отношений в ХХI в.
Сегодня вопрос, поймут ли русские и японцы друг друга, как в российском, так
и в японском общественном мнении сводится к более частному: поймут ли русские
и японцы друг друга по территориальной проблеме? На наш взгляд, такое суженное толкование не является верным. Ведь территориальная проблема в наших отношениях – явление случайное, возникшее в результате конкретных обстоятельств
(которых могло и не быть) в конкретный исторический период. До конца Второй
мировой войны такой проблемы не было, а отношения между нашими странами,
мягко говоря, были далеко не идеальными. И, наоборот, долгое время после окончания Второй мировой войны, когда эта проблема уже существовала, советскояпонские экономические отношения успешно развивались, и Япония была одним
из главных партнеров СССР среди развитых стран, входила в пятерку, а иногда и
КОЖЕВНИКОВ Владимир Васильевич – кандидат исторических наук (Институт истории, археологии
и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН; Восточный институт Дальневосточного государственного университета, Владивосток).
12
тройку главных экономических партнеров. Значит, дело все-таки не в конкретной
проблеме, а в чем-то другом, более важном.
Если японцу задать вопрос, что он знает о России, то ассоциативный ряд будет довольно короток: территориальная проблема, холод, водка. Это, согласитесь, довольно
однобокое представление. Удивительно, но факт: хотя в Японии работает свыше
800 профессиональных ученых-специалистов по России, их подавляющее большинство не специализируется на изучении территориальной проблемы, а занимается русской историей, культурой, экономикой и т.д. Причем большинство, что очень важно, –
ученые высокого уровня. Мне представляется, в современной России специалистов
по Японии гораздо меньше. Правда, интерес к Японии в России гораздо больший,
чем в Японии к России. Этому есть целый ряд объяснений. Дело, видимо, не только
в самобытности японской культуры, но и в успехах Японии в экономике.
Существует расхожее мнение, что русская и японская культуры, способ мышления, восприятие окружающего мира совершенно различны, а потому достичь
взаимопонимания невозможно. На наш взгляд, при всех существующих внешних
различиях двух культур, психологически русские и японцы во многом схожи, и поэтому достичь взаимопонимания все-таки можно.
Например, в 1960–1970-е годы в Японии наблюдался бум русской песни, и это не
случайно. Если народ понимает и принимает песни другого народа, значит, он понимает его душу, ибо что такое народная песня, если не проявление его души? Даже песни времен Второй мировой войны, такие как, например, «Огонек», известны практически каждому взрослому японцу. Интерес к русской литературе ХIХ в. в течение
почти 100 лет формировал эстетические вкусы многих японских писателей, в том
числе выдающихся, – Акутагава Рюноскэ, Токутоми Рока, Мусянокодзи Санаэцу, Кобо Абэ и др. Те русские, кто имел опыт посещения японских семей, знают, что сердечные отношения между русскими и японцами устанавливаются быстро и взаимопонимание возникает без помощи переводчика. Это можно объяснить тем, что психологически русские и японцы очень близки: и те и другие далеки от западного менталитета. Разумеется, это утверждение встретит несогласие со стороны многих читателей, но попробуем обосновать это, на первый взгляд парадоксальное, утверждение.
В Японии со второй половины ХIХ в. начались исследования, которые составили так называемую концепцию национального характера японцев (нихондзинрон).
И хотя многие ученые в самой Японии и за ее пределами не рассматривают эти работы как строго научные, но уже более полутора веков продолжаются исследования в области определения собственной идентичности, опубликовано громадное
количество литературы. Подобный интерес к особенностям своего национального
характера можно найти, пожалуй, еще только у русского народа. Все мы помним
стихи Ф.Тютчева о том, что «умом Россию не понять», знаем про «загадку русской
души», «особенности русского менталитета» и «что русскому здорово – то немцу
смерть», поразительно напоминающие суждения в рамках упомянутой японской
нихондзинрон о «самобытности» японского национального характера. Уже одно
это сближает два наших народа.
Россия и Япония очень похоже воспринимали внешний мир. С одной стороны,
и русские, и японцы идеализировали Запад, подчеркивая собственную отсталость.
С другой – время от времени и Россия, и Япония критиковали Запад за его отсталость, в первую очередь в области морали, подчеркивали собственное превосходство и исключительность. И пусть по-разному, но и в России, и в Японии «комплекс превосходства» на разных исторических этапах имел место. Как, впрочем,
и «комплекс неполноценности» по отношению к иностранцам – он удивительно
похож в наших странах. Пожалуй, только в Японии и России можно встретить
13
примеры попыток заменить свой национальный язык на иностранный. В Японии
эти предложения появлялись после открытия страны во второй половине ХIХ в. и
после окончания Второй мировой войны, в России в ХIХ в. дворянство пыталось
изъясняться исключительно на французском языке.
Многие теоретики нихондзинрон считают японскую культуру «культурой стыда»
(термин ввела американский антрополог Р.Бенедикт). То, что беспокоит других людей, вызывает стыд: такое представление воспитывается у японцев с детства. Утверждается, что большинство японцев прежде чем оценить свои действия, рассматривают их с точки зрения реакции и мнения других людей. Подобная философия
присутствует и в менталитете русских, особенно хорошо это просматривается на
примере традиционной русской деревни. Кстати, многие японские исследователи
тоже рассматривают японское национальное сознание как «деревенское» (мура исики). И в русском языке выражение «перед людьми стыдно» имеет давнюю историю.
Согласно нихондзинрон, Япония не является обществом, основанным на
«принципах», это общество, построенное на так называемых человеческих отношениях (нингэн канкэй сякай). Два человека, общаясь, достигают совпадения
чувств, а затем и взаимопонимания. И в России примеров такого отношения немало: в русском языке есть выражение «решим по-человечески», «договоримся, как
люди». Тогда как в западном менталитете проблемы обычно решают в суде, ибо западное общество – это общество принципов.
Главной особенностью японского общества называют коллективизм (группизм). Ю.Аида, один из ведущих авторов по проблематике нихондзинрон, писал,
что в мире нет другого такого народа, который бы так любил слово «как все». Но
есть еще один такой народ, и этот народ – русский. Достаточно вспомнить русское
выражение «перед людьми не стыдно», т.е. «у нас все как у людей», мы «как все»!
И русский коллективизм (группизм) мало чем отличается от японского: русские
так же осознают себя через группу, к которой принадлежат. Такие примеры можно
продолжать и продолжать, хотя, разумеется, есть много и того, что отличает наши
народы, но это отдельный вопрос. Нас должно в первую очередь интересовать то,
что сближает. Как оказалось, в менталитете двух народов много общего. На вопрос «почему?» ответ надо искать в истории каждого народа.
Дело в том, что и русские, и японцы шли приблизительно одинаковыми путями в своем историческом развитии. И в Японии, и в России до середины ХХ в.
большинство жителей были крестьянами. В России, стране с неблагоприятными
климатическими условиями, требовались объединенные усилия для ведения сельского хозяйства, так и сформировалась сельская община. В Японии поливное рисосеяние требовало объединения усилий при создании и эксплуатации ирригационных систем. Это также вело к появлению коллективного мышления. Сельские
общины в обеих странах – база формирования коллективистского образа мышления. На одинаковой социально-экономической основе могут зародиться и схожие
образы мышления. В силу этого настроения, проявляемые в литературе и песнях,
хотя внешне и различаются по форме, по содержанию взаимно близки и понятны
и русским, и японцам. Японские песни в России не очень известны, но те, которые
попадали к нам в страну, становились популярными. Стихи же, особенно хайку,
очень популярны, есть даже клуб русских любителей и авторов хайку. И в бывшем
СССР, и в современной России книг по японской истории, культуре, искусству издается немало, переведены основные исторические памятники Японии, такие как
«Нихон сёки», «Адзума кагами», «Гэндзи моногатари», «Манъёсю» и многие другие. Иногда складывается впечатление, что книг о Японии и переводов с японского языка издается у нас больше, чем литературы других стран.
14
И несмотря на такую «психологическую близость», в истории российско-японских отношений в течение длительно времени было много проблем. Двусторонние
отношения были если не враждебными, то натянутыми, и причины тому самые
разные: и политические споры, и территориальная проблема, и взаимное непонимание, нестабильность в экономике России, сложная ситуация в международной
обстановке, расхождение интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе и т.д. В результате и в России, и в Японии сложились определенные взаимные стереотипы,
которые впечатались в менталитет обоих народов.
В Японии Россию, своего северного соседа, всегда оценивали скорее негативно, чем позитивно. Другими словами, в то время как у конкретных японцев к конкретным русским чаще наблюдается положительное отношение, на государственном уровне японцы Россию как страну не любят. Россия в списке стран, «нелюбимых» японцами, занимает одно из первых мест, тогда как среди «любимых» – одно из последних, обычно она по популярности соседствует с Северной Кореей. Согласно данным опроса общественного мнения кабинета министров Японии, проведенного в октябре 2004 г., на вопрос «С симпатией ли вы относитесь к России?»,
положительно ответило 16,3% опрошенных (2,4% – «с симпатией» и 13,9 – «скорее с симпатией»). По сравнению с прошлым годом это ниже (20%), но выше, чем
в 2002 г. (14,2%). На вопрос «Вы не испытываете симпатии к России?» положительно ответили 77,9% («не испытываю» – 44,2% и «скорее не испытываю» –
33,7%); в 2003 г. – 74,1, в 2002 г. – 81,1%. (Доступно. – http://www8.cao.go.jp/survey/h16/h16-gaikou/2-1.htm1.) Главная причина этой стабильной тенденции негативного отношения японцев к России в том, что с конца ХVIII в. Япония опасалась
своего громадного северного соседа и испытывала к России чувство недоверия и
страха.
Представления о Японии в России несколько иные, и они не были одинаковыми
на протяжении всей истории двусторонних отношений. Например, в 1930-е годы в
СССР были распространены представления о Японии как агрессивном милитаристском государстве, имеющем целью территориальную экспансию. После окончания
Второй мировой войны Япония стала военным союзником США в условиях «холодной войны», и такое представление о ней осталось. В 1970–1980-е годы, когда активно развивались торгово-экономические и культурные связи СССР и Японии, представления о ней изменились, возник стойкий интерес к ее культуре, обществу, экономике. И этот интерес в последние десятилетия только увеличивался. В бывшем
СССР, да и сейчас в России, опросов общественного мнения относительно других
стран было мало, но, по некоторым данным, в 2001 г. 47% русских однозначно заявили о симпатии к японцам, 43% – об отсутствии негативного отношения, и только 6%, судя по ответам, отнеслись с антипатией. Судя по публикациям в СМИ, отношение русских к Японии скорее положительное. Таким образом, в России (СССР)
наблюдалась та же тенденция, что и в Японии: на бытовом уровне позитивное отношение, на государственном – осторожность и подозрительность.
Все это говорит о том, что самой серьезной проблемой наших отношений является нежелание сторон понять друг друга. Как политики, так и специалисты по
двусторонним отношениям в странах не демонстрируют такого желания – при том
что именно они формируют общественное мнение в своих странах выступлениями и публикациями. К сожалению, существуя в рамках своего общества, они зачастую подвержены субъективным влияниям, что отражается и на их оценках истории и современности – это можно назвать «ложным патриотизмом», суть которого: моя страна всегда права хотя бы потому, что это моя страна. Такое явление можно наблюдать и в России, и в Японии.
В конце 1980-х годов в исторической науке России проявилась еще одна край-
15
ность, которой почти не наблюдается в других странах, в том числе и в Японии.
Ее условно можно назвать «исторический садомазохизм». Историки этого «направления» встали на позицию, согласно которой «СССР был плохой страной», а поэтому все, что бы он ни делал в российско-японских отношениях, было неправильно и
несправедливо. Здесь причудливо сплелись «исторический садизм» (получение
удовольствия от издевательства над историей собственной страны) и «исторический мазохизм» (получение не меньшего удовольствия от оценки истории собственной страны как негативной). Особенно это характерно для периода конца 1980–конца 1990-х годов. В последние годы такая тенденция постепенно сходит на нет, но
семена, которые были посеяны, принесли свои плоды: современное поколение воспринимает как историю собственно России, так и историю ее внешней политики в
искаженном, негативном свете, появилось целое поколение, не уважающее историю собственной страны, не знающее ее, а это опасная тенденция. Кроме того, общество расколото на сторонников «старой истории» и сторонников «новой истории». Этот раскол надолго останется в менталитете народа, препятствуя объективной оценке ситуации. И вина за это лежит на историках.
Что касается Японии, то и здесь есть историки, представляющие, если можно
так выразиться, «сакэшный патриотизм». Они также пишут по принципу «все действия моей страны правильны, тогда как действия других стран неправильны».
В качестве примера можно привести освещение такими специалистами истории
Второй мировой войны. В России и Японии совершенно по-разному смотрят на
события этого периода – нам это представляется одной из главных причин непонимания между нашими странами. В Японии рассматривают вступление СССР в
войну с Японией в августе 1945 г. как «действия вора в горящем доме», другими
словами, с обидой и осуждением. В СССР долгое время не понимали логику Японии в такой оценке этих событий в первую очередь из-за того, что не было серьезного изучения особенностей национального характера и менталитета японцев.
В СССР полагали, что раз Япония была агрессором в войне, то она и должна нести всю ответственность за ее последствия, и действия СССР, направленные на
скорейшее окончание войны, тем более по просьбе его союзников, были оправданны и необходимы. Японский же подход, на наш взгляд, был более односторонним,
основанным на скорее инфантильном подходе (ведь мы же не напали на вас в
1941 г., а следовательно, и вы не должны были вмешиваться). При этом собственная ответственность за многолетнюю войну на материке практически затушевывается. Возможно, такое различие оценок событий лета 1945 г. объясняется разными
подходами ко Второй мировой войне. В СССР войну с Японией рассматривали как
составную часть Второй мировой войны: Япония, как и ее союзник Германия, была агрессором, а следовательно, должна была быть наказана. В силу этого война с
Японией у нас рассматривалась как справедливая. В Японии же Вторую мировую
войну рассматривали как европейское событие, а боевые действия на Тихом океане оценивали как триптих, в котором война в Китае была агрессивной со стороны
Японии, война с США – обычной войной, а в войне с СССР Япония оказалась
жертвой агрессии. В результате в обществе сформировалось негативное отношение к СССР. Мы не будем говорить об объективности или необъективности такого
подхода ко Второй мировой войне. Нам важно понять истоки отношения к СССР
и России, которые кроются в том, что в Японии сформировался так называемый
синдром жертвы.
Психологически это, если попытаться понять японский менталитет, а не опираться за западный рациональный образ мысли, понятно: Япония, которая традиционно всеми соседями рассматривалась как агрессор, одновременно является «жертвой агрессии» – фактически это дает возможность частично снять с себя ответст-
16
венность за агрессию. Советская сторона, да и современная российская, не учитывала эту особенность в переговорах с Японией, а поэтому и не могла понять «нелогичную», на первый взгляд, позицию Японии. Сказанное не означает, что в Японии
нет исследователей, которые иначе оценивают политику Японии во Второй мировой войне. Они есть, но общепринятый подход, укоренившийся в общественном сознании, тем не менее базируется на таком «менталитете». Наверное, такой подход
присущ не только японцам, но смею утверждать, что у японцев он выражен особенно, именно в силу отсутствия традиций западного рационализма, который позволяет более отстраненно оценивать свои действия. Интересно, что и русским он также
присущ в большей степени, чем представителям западных стран.
Отсюда нельзя назвать полностью объективными оценки и отечественными историками действий японской стороны во время таких событий, как Русско-японская война 1904–1905 гг., японская интервенция в 1918–1922 гг., события на Хасане и р. Халхин-Гол. В них зачастую также преобладают односторонние, как
правило, идеологические стереотипы. Отечественные исследователи не стремились определить истинные причины действий японской стороны, ограничиваясь
жесткой критикой, полагая свои оценки событий абсолютно истинными.
Все это вызывалось, как нам представляется, ложно понимаемым патриотизмом
как в России, так и в Японии, а кроме того – отсутствием стремления учитывать особенности национального характера, менталитета своих партнеров, психологических
особенностей того исторического периода, когда происходили конкретные события,
нежелание понять то, как противная сторона оценивает свои собственные национальные интересы. Но учет национальной психологии исключительно важен при
оценке тех или иных действий конкретной страны на международной арене. Например, попробуем не оправдать, а понять действия Японии на материке через призму
так называемого расового патриотизма. Впервые он проявился в конце ХIХ в. как результат действия западных держав на Азиатском материке, их колониальной политики. Япония рассматривала свое вторжение в Азию не только как расширение сферы
собственных интересов, но и как своего рода мессианские действия, направленные
на освобождение «желтой расы» от колониализма «белой расы».
Интересно, что еще в 1920-е годы советский дипломат А.Иоффе опубликовал
книгу, в которой писал, что необходимо учитывать факторы трех категорий: психологической, политический и экономической. При этом он подчеркивал, что иногда
надстроечные факторы самодовлеющи, особенно в Японии с ее своеобразной национальной психологией (Иоффе А. Япония в наши дни. М., 1926. С. 5). Особое
внимание он уделял такому явлению, как «расовый патриотизм» японцев. При
этом А.Иоффе выделил два уровня этого патриотизма.
Первый – азиатский, т.е. Япония считала себя лидером Азии в борьбе с «белым
колониализмом». Он отмечал, что его проявление зачастую было спровоцировано
самими западными странами. Так, вмешательство России в итоги Японо-китайской
войны (когда западные страны по инициативе России не позволили Японии закрепить за собой Ляодунский полуостров, который впоследствии Россия арендовала сама) А.Иоффе назвал безобразным уроком со стороны России. И то, что Япония полагала, что «Китай для своего же спасения должен был войти в сферу влияния Японии», по его мнению, было вызвано таким пониманием своей «мессианской роли».
Второй – собственно «японский расовый патриотизм»: «японец – прежде всего
Японец, а потом уже бедный или богатый...». Поэтому такое поведение Запада в Японии рассматривали как личное оскорбление Японии, как специфическую антияпонскую политику, тем более что компания против «желтой опасности», которая проводилась и в США и в Европе, давала основания для таких выводов (там же, с. 26–29).
В Японии того времени недостаток внутреннего сырья, необходимого для про-
17
мышленности, и перенаселенность требовали новых территорий и рынков сбыта.
А США специально не пускали японцев на рынок, что вызывало негативное отношение к Америке. Обида выплескивалась и на страницы печати: «Они не дают желтой расе даже того, что не берут сами!» Писали об этом и видные экономисты, которые искренне верили в то, что японцы смогут помочь всему миру своим трудом.
А вот в отношении первого государства, провозгласившего равенство всех, т.е.
СССР, психологический настрой был иным. И не случайно даже политические реакционеры (в том числе и С.Гото, да и не только он) выступали за установление отношений с СССР. Это объясняется стремлением противостоять крупным державам, которые, по мнению японцев, угнетают малые нации, чего не делает СССР.
Иоффе обращает внимание на традицию Японии во внешней политике – опираться на крупную европейскую державу: после ухудшения отношений с Англией Япония выбрала СССР (там же, с. 31).
К сожалению, в последующие годы подобный анализ исчез со страниц отечественной литературы. А ведь не случайно во время Второй мировой войны в ряде
стран японскую армию рассматривали как освободительную! Япония ощущала себя азиатским лидером в борьбе с Западом. Эту сторону проблемы отечественные
исследователи, к сожалению, игнорировали. Притом что и в СССР, и в современной России опубликована масса литературы по истории и культуре Японии, у нас
слишком мало внимания уделялось изучению особенностей национального японского характера и их проявлениям во внешней политике Японии (которая обычно
анализировалась с позиций западного менталитета).
Нам представляется, что изучение японского менталитета и теории нихондзинрон во многом облегчит понимание факторов, мотивирующих те или иные действия Японии на международной арене. И в начале ХХ в., накануне Русско-японской
войны, в России это понимали. Ярким примером может служить издание справочника по Японии, подготовленного издательством «Брокгауз и Ефрон»: он вышел в
самый разгар Русско-японской войны, и читать его сегодня очень интересно.
В справочник включена статья «Психология японцев и желтая опасность» – попытка спокойно разобраться в особенностях национального характера японцев.
Автор раздела считает, что для японцев характерно сочетание артистичности с отсутствием чувства личности. У русских артистичная натура неразрывно связана с
сознанием своей индивидуальности, личной особенности и личной самоценности,
но у японцев сознание особенности и мерило ценности прилагаются, видимо, к
индивидуальности не личной, а собирательной, каковой является нация. И это чувство национального самосознания обостряется до болезненности, так как японца
гложет червь сомнения: в глубине души он не может не сознавать, что его культура всегда питалась чужими соками, что при своеобразной «физиономии» она не
имеет самобытной основы.
В середине XIX в. чувство национальной гордости было уязвлено, и японцы задались целью взять реванш, который в их представлении сводился к техническому
прогрессу и к военным усовершенствованиям. Отмечаются необыкновенная умственная подвижность и восприимчивость японской народности, ее ценные нравственные качества: упорное трудолюбие, выдержка характера, настойчивость в преследовании намеченных целей, наличие в стране хотя и своеобразной, но по-своему высокой культуры. После того как за 30 лет японцы сделали переворот в своей
жизни и догнали европейцев, их национальное достоинство, которое было движущей силой этого процесса, сменилось национальной гордостью, которая повела
нацию дальше. В Японии появились идеи мессианства в отношении собственной
нации: Япония поведет мир дальше уже как представительница восточных рас,
страна способна указывать всему остальному миру, куда он должен двигаться,
18
Япония берет на себя миссию возрождения и объединения народов Азии для будущей мировой борьбы. Пока Япония действует сама, она не представляет угрозы,
но опасность в том, что Япония считает себя призванной нести «свет культуры» в
многомиллионный Китай (под «светом культуры» понимается прежде всего блеск
орудий и штыков). А если Китай объединится с Японией, то опасность для европейцев станет реальной.
Россия уже останавливала монгольские орды и своей грудью закрывала Европу, дав европейским культурам возможность окрепнуть. Сама же заплатила отсталостью. И сегодня она вновь грудью встречает новую волну «панмонголизма»
(паназиатизма), но на этот раз человечество должно сознательно относиться к развивающимся событиям (Япония и ее обитатели. СПб., 1904. С. 358–360).
Еще одним примером в пользу этого утверждения могут послужить отношения
японцев и корейцев, их взаимные представления. Известно, что существует серьезная напряженность, в том числе и этническая, между двумя народами. Обычно
ее корни ищут в японской агрессии на Корейском полуострове в начале ХХ в. Нам
кажется, что корни лежат гораздо глубже, еще во временах формирования японской нации, когда через Корейский полуостров в Японию шла культура с материка: это проблема первичности и вторичности японской и корейской культур.
Если не учитывать этот аспект истории, японо-корейских взаимоотношений не
понять. И хотя российско-японские отношения не имеют такой глубокой истории,
ситуация в них приблизительно похожа. Отечественное японоведение многие десятилетия не стремилось учитывать особенности национального характера японцев применительно к их внешней политике, что имело место в начале ХХ в. Но и
в Японии далеко не всегда учитывают особенности российского менталитета. Российское государство имеет длинную и сложную историю с многочисленными примерами иностранного вторжения, в силу этого у русских уже на генном уровне существует чувство страха перед угрозой извне. В период существования СССР к
этому чувству добавилось еще и то, что СССР идеологически противостоял почти
всему миру, что явилось усиливающим страх фактором. В результате у русских
сформировалось чувство особого патриотизма: большинство населения всегда
поддерживает укрепление государства, усиление государственной военной мощи,
политику защиты собственных границ и т.п. И одновременно испытывает опасения относительно внешней угрозы. Если этого не учитывать, то трудно понять, почему население России не принимает японскую позицию в территориальном вопросе. И в этом смысле ответственность историков и политологов весьма высока,
ведь на их материалах базируются и политики, и СМИ, формирующие общественное мнение.
Итак, каково будущее двусторонних российско-японских отношений? Останутся ли они в том же состоянии, как и в ушедшем веке, или возможен новый качественный рывок? Думается, резких изменений не произойдет. И как бы ни была решена пресловутая территориальная проблема, думать надо все-таки не столько о
ней, сколько о том, как добиться большего взаимопонимания народов. Базой для
этого могут стать максимальное развитие гуманитарных контактов, обмен людьми,
культурой, взаимное изучение друг друга, сближение народов. Разумеется, иллюзорно рассчитывать, что Россия и Япония поймут друг друга в ближайшем будущем. Но необходимо прилагать усилия с обеих сторон, чтобы это произошло. При
этом стоит ориентироваться не на сиюминутные интересы той или иной стороны,
а на комплексный и объективный анализ проблемы, с учетом всех национальных
особенностей. Надо пытаться понять мотивы действий обеих стран и искать гармонию в их отношениях. Эта трудная задача не на один год или десятилетие. Но
хочется быть оптимистом.
19