Экономический союз СНГ: маниловщина или реальность?

ОБЩЕСТВО И РЕФОРМЫ
Юрий ШИШКОВ
Экономический союз СНГ:
маниловщина или реальность?
Полтора года назад, оценивая перспективы взаимоотношений суверенных государств,
возникших на постсоветском экономическом и политическом пространстве, я писал о
существующем здесь противоборстве сил отталкивания и притяжения и предположил, что
через какое-то время они уравновесят друг друга. Тогда процесс дезинтеграции
остановится,
наступит
стабилизация
межстрановых
отношений,
произойдут
переосмысление национальных интересов, осознание необходимости более тесного
взаимодействия стран СНГ. После некоторого периода равновесия силы притяжения
постепенно станут вновь перевешивать, и начнется процесс реинтеграции, но уже на
рыночной основе 1. В сентябре 1993 года произошли события, как будто
подтверждающие, что такой перелом начался. Главы правительств шести стран СНГ —
России, Армении, Беларуси, Казахстана, Таджикистана и Узбекистана — подписали
«Соглашение о практических мерах по созданию рублевой зоны нового типа»,
предусматривающее сохранение общей для них денежной системы с использованием
российского рубля в качестве единого платежного средства на территории всех этих
стран.
Принципиальное значение соглашения состоит в том, что, во-первых, с его
подписанием завершился период неопределенности, когда многие страны СНГ колебались
между сохранением старой рублевой зоны (на базе валюты бывшего СССР) и введением
собственной денежной единицы. Это вносило нестабильность в платежные и кредитные
отношения между ними, повышало степень валютного риска для предприятий, тормозило
процесс формирования новой модели межреспубликанских экономических отношений.
Во-вторых, положен конец спорам о том, должно ли единое денежное пространство этих
шести стран находиться под контролем Центрального банка России или же
межгосударственного банка, где каждая из них была бы равноправным участником.
Реальность такова, что огромный экономический (а значит, и денежно-кредитный)
потенциал России не просто доминирует в этой «шестерке», но и играет здесь решающую
роль. Поэтому за Центральным банком России практически признается роль
единственного для всей этой зоны эмиссионного банка и главного дирижера в оркестре.
Остальные пять стран согласились с необходимостью унифицировать основные принципы
своего таможенного, налогового, бюджетного, банковского и валютного законодательства,
а также методы денежного регулирования по российскому образцу.
1
См. Шишков Ю. Интеграция: годится ли для нас западноевропейский опыт? «Общественные науки и
современность», 1992, № 5, с. 53.
Шишков Ю. В.— доктор экономических наук, профессор, заведующий сектором Института мировой
экономики и международных отношений РАН. Специалист по проблемам западноевропейской интеграции.
15
В-третьих, соглашение о рублевом пространстве обозначило конфигурацию той группы
стран СНГ, которая без обиняков ориентируется на экономическое сотрудничество с
Россией как основным партнером и, по-видимому, образует ядро более широкого
экономического союза.
Необходимость такого союза была признана еще на московской встрече глав
государств СНГ 14 мая 1993 года. Лидеры России, Армении, Беларуси, Казахстана,
Кыргызстана, Молдовы, Таджикистана, Узбекистана и Украины высказались тогда за
форсированную подготовку соответствующего договора. Уже через полтора месяца, 1
июля проект Договора об экономическом союзе был парафирован вице-премьерами
этих стран, а 24 сентября подписан главами 9 государств в качестве полноправных
членов, а Туркменистана и Украины в качестве ассоциированных членов.
Основу этого договора, заключенного на 10 лет, составляет таможенный союз,
который планируется реализовать поэтапно. В 1994 году предполагается создать зону
свободной торговли, т. е. устранить тарифные и количественные барьеры во взаимной
торговле, или, говоря официальным языком, сформировать общую для стран-участниц
таможенную территорию. Затем через какое-то время эта территория будет защищена
единым торговым барьером от третьих стран, в отношении которых придется поэтапно
осуществлять единую и обязательную для всех государств-членов внешнеторговую
политику. Это и будет таможенный союз в собственном смысле слова. На третьем этапе
намечается превратить его в более интегрированное целое — общий рынок товаров,
капиталов и рабочей силы. Это предполагает очень тесную координацию бюджетной,
налоговой, валютной и других аспектов экономической политики государств-членов и
соответствующее сближение их внутреннего законодательства. В принципе намечен тот же
путь, по которому в течение свыше трех десятилетий идут страны Европейского
сообщества (ЕС).
В этой связи встают два существенных вопроса. Первый: насколько серьезны
намерения государств СНГ, подписавших соглашения? Не окажутся ли они очередным
заявлением о намерениях? Ведь таковых было немало за последние два года. Второй:
если намерения действительно серьезны, насколько реалистичны намеченные в них
программы? Не разобьются ли благие порывы о подводные камни экономических
реалий и политических разногласий?
Первые испытания на прочность эти соглашения стали проходить сразу после
подписания, когда на повестку дня встал вопрос о наполнении провозглашенных в них
общих принципов конкретным содержанием. Например, состоявшиеся уже в октябре
1993 года переговоры между Россией и Казахстаном показали, как все это не просто. Для
того чтобы общие договоренности заработали, необходимо заключить около трех
десятков дополнительных соглашений по различным аспектам намеченных программ.
Уже здесь выявляется, насколько далеко готовы идти страны-участницы навстречу друг
другу, поступаясь своим еще молодым и потому бдительно оберегаемым суверенитетом.
Кроме того, все основные соглашения такого рода подлежат ратификации в
национальных парламентах. В этой связи некоторым главам государств и правительств
предстоит выдержать бой со своими политически многоцветными органами
представительной власти.
Но и это не все. Впереди главное испытание — испытание жизнью, столкновение с
реальными экономическими и политическими процессами, противоборство интересов
разных стран, что и будет в конечном счете определять судьбу экономического союза
СНГ. Вот об этих объективных факторах и пойдет речь.
Меняющийся баланс интересов
Постсоветское
политическое
и
экономическое
пространство
нередко
сравнивают с «разбегающейся Вселенной». В этой метафоре заложен глубокий
смысл. Как и в Макрокосме, в постсоветской «Вселенной» действуют не только силы
отталкивания, порожденные первичным взрывом, но и силы взаимного
притяжения осколков бывшей империи. Баланс этих разнонаправленных сил
16
Таблица 1
Соотношение сил стран СНГ в 1991 году —
(
Валовой
Страны СНГ
Население
внутренний
продукт
% к показателям России) *
Основные фонды
Территория
Россия
100,0
100,0
100,0
100,0
Украина
Казахстан
Узбекистан
Беларусь
Азербайджан
Грузия
Таджикистан
Кыргызстан
Молдова
Туркменистан
Армения
35,0
11.4
14,3
6,9
4,9
3,7
3,7
3,0
2,9
2,6
2,3
29,9
10,6
9,2
7,5
3,4
3,0
1,6
1,9
2,5
1,5
1,8
24,5
18,8
5,6
5,7
2,2
—
1,1
1,2
1,7
1,4
1,3
3,6
15,9
2,6
1,2
0,5
0,4
0,8
1,2
0,2
2,9
0,17
* Рассчитано по: «Страны-члены СНГ. Статистический ежегодник». М., 1992; Б о л о т и н Б. Советский
Союз: прощальный статистический портрет. «Мировая экономика и международные отношения», 1993, № 1,
с. 145, 146.
постоянно меняется. Соответственно меняется и состояние того «гравитационного поля»,
той системы политических и экономических координат, в которой протекают процессы
дезинтеграции и реинтеграции народных хозяйств стран СНГ.
Продолжают действовать как политические, так и экономические центробежные силы.
О политических факторах «разбегания» народов, подвергавшихся имперскому
подавлению, русификации, втискиванию в прокрустово ложе большевистской
коллективизации, советизации, стандартизации мышления, а порой и депортации, в
последние годы сказано немало. Поэтому нет необходимости рассматривать силы,
приведшие к первичному взрыву советской «Вселенной». Однако и после этого «взрыва»
остались политические причины дистанцирования многих новорожденных стран от
России, а в какой-то мере и друг от друга. Остановлюсь на двух из них, как
представляется, важнейших.
Прежде всего, речь идет о громадном экономическом, политическом и военностратегическом доминировании Российской Федерации над всеми остальными
постсоветскими государствами (см. таблицу). Если продолжать космические аналогии,
то среди 15 осколков развалившейся империи Россия представляет собой гигантскую
массу, обладающую огромной силой притяжения для остальных 14 стран, включая Украину
и Казахстан. Это объективное обстоятельство заставляет их «вращаться» вокруг России,
как вращаются планеты вокруг Солнца.
Такая ситуация означает объективную зависимость этих стран от центрального
«светила» и в экономическом, и в военном, и во многих других отношениях. Это таит в себе
как определенные выгоды для них (например, защиту их государственных границ
российскими силами), так и опасности, сопряженные с неопределенностью и
непредсказуемостью развития процессов в самой России. Хорошо, если она успешно и
быстро выберется из глубокого экономического кризиса. Это облегчило бы положение и
других стран СНГ. А если российский кризис затянется надолго? Ведь Россия потащит тогда
за собой вниз и остальные страны Содружества. Хорошо, если в России удастся
сохранить внутриполитическую стабильность. А если противоборство реформаторов
перерастет в гражданскую войну, репетиция которой уже состоялась в Москве 3—4
октября 1993 года? Одно
17
дело — гражданская война в Таджикистане или в Грузии, другое дело — в России,
нашпигованной ядерными арсеналами и атомными электростанциями. Это представляло
бы смертельную угрозу для всего мира, но в первую очередь для соседних стран СНГ.
Наконец, у этих государств нет гарантии против возможного поворота в российских верхах
в сторону неоимперской политики по отношению к бывшим окраинам СССР. Такие
поползновения уже предпринимал покойный Верховный Совет Российской Федерации,
например по вопросу о статусе Севастополя. Все эти опасности, к сожалению, достаточно
обоснованы и не могут не стимулировать тенденции к дистанцированию других стран СНГ
от России.
Есть и такой фактор отталкивания стран СНГ друг от друга, как растущее различие
господствующих в них политических режимов. Если новорожденные европейские
постсоветские государства хоть и непоследовательно, зигзагами, но все же идут по пути
создания основ плюралистической демократии, защиты прав и свобод личности, то во
многих азиатских странах СНГ происходит очередная перелицовка тоталитарных режимов.
В 20—30-х годах позднефеодальный тоталитаризм мимикрировал там под номенклатурный
партийно-советский шаблон. Теперь происходит приспособление к новым условиям в
форме псевдодемократии. Осенью 1993 года во времена визита в Германию президент
Узбекистана И. Каримов пояснил: «Нам нет необходимости перенимать чуждую по духу
западную демократию. У нас будет своя национальная демократия, которая выведет
Узбекистан в число ведущих стран мира» 2. Ростки такой «демократии» достаточно
красноречивы: полный разгром оппозиции, аресты и избиения инакомыслящих и т. п. В
Туркменистане ко всему этому — еще и безудержное восхваление «туркмен-баши» С.
Ниязова, который объявлен не только отцом собственного народа, но и вождем всех
туркменов мира.
Разумеется, все это — внутреннее дело самих азиатских стран СНГ. Однако система
свободного предпринимательства как воплощение экономической демократии столь же
эфемерна без демократии политической, как казарменная экономика «реального
социализма» без полицейского государства и дисциплины страха. Тоталитарные режимы,
вышедшие из недр советской системы, несовместимы с подлинным разгосударствлением
экономики, с частной собственностью, предпринимательской активностью, словом, с
рыночной цивилизацией. А это значит, что в перспективе страны СНГ будут
разделены не только политическим, но и экономическим рубежом. Сотрудничество таких
качественно разнородных общественных организмов вряд ли может быть эффективным.
Не зря ведь ЕС не принимало в свои ряды франкистскую Испанию и салазаровскую
Португалию, а отношения ассоциации Греции с ЕС были заморожены, когда власть там
была захвачена военной хунтой. Конечно, главная причина такого отношения ЕС к этим
странам крылась в нарушении там принципов демократии и прав человека. Но
немаловажную роль сыграли и соображения органической несовместимости
недемократических государств с правовым пространством ЕС.
Наряду с политическими сохраняют силу и экономические факторы разбегания. Среди
них выделим, во-первых, естественное стремление каждой из стран СНГ в условиях
тяжелого экономического кризиса замкнуть створки своей «национальной раковины».
Сочетание сразу нескольких неблагоприятных обстоятельств — болезненный переход от
командно-распределительной модели хозяйствования к рыночной, разрыв традиционных
экономических связей между республиками, а в некоторых из них, кроме того,
опустошительные гражданские войны — привели к катастрофическому свертыванию
производства. К августу 1993 года объем материального производства в Беларуси и
Узбекистане упал по сравнению с уровнем 1989 года на 23—25%; в Казахстане — на 32, на
Украине — на 37, в Азербайджане, Кыргызстане, Молдове и России — на 40—43, в Армении
— на 69 процентов. Такого спада не было со времен Великой Отечественной войны.
2
18
См. «Московские новости», 10 октября 1993 .
В периоды подобных испытаний тенденцию к замыканию в себе проявляют все
государства, в том числе страны рыночной экономики. Это своеобразный инстинкт
самосохранения, напоминающий безусловные рефлексы живых организмов в минуты
опасности. Попытки отгородиться от внешнего мира, сберечь имеющиеся национальные
ресурсы, пусть даже ценой нарушения международных экономических связей, не могут не
усугублять дезинтеграционных процессов в зоне СНГ.
Во-вторых, свою негативную роль играет унаследованный каждой страной СНГ
высокоцентрализованный командно-распределительный хозяйственный механизм.
Новорожденные государства пока еще не могут поддерживать функционирование своих
национальных экономик иначе, как в форме централизованного перераспределения
наличных финансовых и материальных ресурсов. Конечно, такая ситуация будет меняться
по мере повышения удельного веса и роли рыночных регуляторов в жизни каждой
постсоветской страны. Но на первых порах их скудные ресурсы берутся под контроль
национальных властей и вывоз допускается лишь по специальным разрешениям.
Сохраняется также необходимость централизованного финансирования и кредитования
предприятий пока еще доминирующего государственного сектора. Это, в свою очередь,
предполагает обособление национальных кредитно-денежных систем и, по логике вещей,
введение собственных денег. Поэтому вполне закономерно, что сразу же после
провозглашения независимости республик и раздела между ними общесоюзной
собственности на средства производства началось самопроизвольное формирование
пятнадцати замкнутых экономических организмов, генетически повторяющих основные
черты советской экономики закрытого типа.
В-третьих, в силу целого комплекса экономических, культурных, социальных и других
исторически обусловленных различий между постсоветскими странами их переход к
рыночному хозяйству не может происходить синхронно и одинаково успешно.
Асинхронность же мер по либерализации цен, реорганизации кредитной сферы, налогов и
других систем создает условия для бегства товаров и денег из одной республики в другую,
что вызывает тяжелые социальные последствия. (Так случилось, например, после отпуска
цен в России.) Это заставляет республики принимать защитные меры, отгораживаться и
дистанцироваться друг от друга.
Потенциал названных центробежных сил и продолжительность их действия различны.
Если первый и второй из перечисленных выше экономических факторов дезинтеграции
относительно краткосрочны и со временем сходят на нет, то третий экономический и
упомянутые выше политические факторы достаточно устойчивы. Примем это к сведению
для последующих оценок перспективы.
А сейчас посмотрим на динамику сил притяжения в зоне СНГ. Вновь начнем с
политических факторов. Думается, уже можно сказать, что в странах СНГ
первоначальное отождествление Российской Федерации с бывшим имперским Центром
постепенно уступает место более трезвым подходам. Такой поворот происходит, как
представляется, в силу двух основных обстоятельств.
Прежде всего на южных окраинах бывшей Советской империи начали взрываться
мины, заложенные еще в 20—30-х годах творцами кремлевской национальной
политики. Произвольное образование союзных и автономных республик, многократное
изменение их границ, депортации целых народов и тому подобные прелести «реального
социализма» обернулись после его краха кровавыми межэтническими конфликтами.
Учитывая антиимперский (т. е. практически антироссийский) синдром, руководство новой
России занимало сначала позицию невмешательства. Однако летом 1992 года война в
Приднестровье заставила Москву изменить этот курс и перейти к активной
миротворческой политике в ближнем зарубежье. Не везде она оказалась успешной. Тем не
менее стало ясно, что, с одной стороны, такая политика диктуется долгосрочными
интересами самой России, а с другой — страны СНГ увидели в ней реальную силу,
способную гасить очаги междоусобных войн.
Предпринимались, правда, попытки привлечь другие национальные и между19
народные силы, вплоть до СБСЕ и даже ООН, чтобы оградить себя от российского
«неоимпериализма». Но, во-первых, такие попытки не дали ощутимых результатов, а, вовторых, Запад в целом негласно признал, что вся зона СНГ закономерно входит в сферу
государственных интересов России, и предоставил ей миротворческий приоритет на этом
геополитическом пространстве. Таким образом, другим странам СНГ в соответствующих
случаях приходится апеллировать в основном к России. Наглядный пример такого
поворота продемонстрировали в 1993 году Азербайджан и Грузия. В этом смысле Россия
становится политически привлекательным центром СНГ.
Другой важный фактор ослабления центробежных тенденций — проблема безопасности
стран СНГ по отношению к внешнему миру. Первоначальные радужные надежды одних
новорожденных государств (прежде всего Украины) на собственную военную мощь, других
— на возможность отсидеться под прикрытием статуса нейтралитета стали испаряться при
соприкосновении с действительностью. События 1993 года на таджикско-афганской
границе наглядно показали, что напор исламского экстремизма может легко смести любые
международно-правовые заслоны, как в форме нейтралитета, так и в иной форме, что
этому можно противостоять, лишь опираясь на достаточно мощные вооруженные силы.
А ими-то центральноазиатские страны не располагают. Трудно сказать, как далеко зашли
бы угрозы Турции в адрес Армении, если бы последняя не была связана с Россией
Договором о коллективной безопасности. Что же касается обороноспособности Украины,
то очень быстро обнаружилось, что она не в состоянии содержать не только весь
Черноморский флот, на который поначалу претендовала, но и половину его, не говоря
уже о стратегических ядерных ракетах, на обладании которыми все еще настаивают
некоторые политические силы Украины.
Конечно, с уходом в прошлое «холодной войны» необходимость в мощной обороне
стран СНГ резко уменьшилась. И все же, оставаясь вне сферы безопасности НАТО,
страны нуждаются в какой-то собственной системе военной взаимопомощи,
обеспечивающей нерушимость их границ и вообще международную стабильность в зоне
Содружества. Тут без России не обойтись. В рамках ли заключенного в мае 1992 года (хотя
и не всеми еще ратифицированного) Договора о коллективной безопасности или вне его
Россия с ее громадным военным потенциалом выступает все более сильным центром
притяжения и в этом политическом аспекте.
В последнее время возросло значение и некоторых экономических объединяющих
факторов. Прежде всего в новом свете показала себя унаследованная от прошлого
хозяйственная взаимозависимость постсоветских стран. То, что она чрезвычайно высока,
известно давно. Но только после того, как разрыв межреспубликанских связей повлек за
собой свертывание смежных производств и на 40—60% обусловил падение общего
уровня производства, после того, как из-за сокращения поставок российской и
туркменской нефти и газа стала задыхаться вся экономика ряда республик — импортеров
топлива, суровая реальность, как говорится, взяла за горло. Правда, были попытки
избавиться от российского влияния. Так, Украина попыталась перейти на импорт
энергоресурсов из стран Ближнего Востока. Но выяснилось, что для этого нет ни
готовой транспортной инфраструктуры, ни средств на ее срочное создание, ни даже
резонов для такой смены поставщиков, поскольку цены на российское топливо все еще
ниже мировых.
Кроме того, динамика свертывания внешних связей стран СНГ с так называемым
«дальним зарубежьем» в последние годы такова, что связи эти сокращаются в
большинстве случаев быстрее, чем связи внутри Содружества. Поэтому взаимная
торговля в рамках СНГ становится все более весомым фактором жизнеобеспечения
национальных хозяйств. Есть основания предполагать, что такая тенденция не только
сохранится в ближайшие годы, но и может усилиться. Дело в том, что решающим
фактором конкурентоспособности советских товаров на внешних рынках была их
дешевизна, обусловленная низкими издержками на
20
оплату энергии, сырья и рабочей силы. По мере приближения внутренних цен в странах
СНГ к мировому уровню это преимущество убывает, а вместе с тем уменьшаются и
возможности выхода их товаров на рынки третьих стран. На «родном» же рынке СНГ
качество товаров не столь важно, как на мировых рынках. Таким образом, внешняя
торговля стран Содружества готовыми изделиями, по-видимому, на достаточно
длительный период обречена концентрироваться преимущественно в рамках СНГ.
Наконец, есть еще и такая скрытая пружина реинтеграции, как финансовая поддержка
менее развитых республик со стороны более развитых. На протяжении десятилетий
Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан, Грузия, Армения и даже Эстония
получали из Центра крупные дотации путем перераспределения совокупного
национального дохода СССР, т. е. за счет остальных союзных республик, в первую
очередь РСФСР, Украины, Беларуси. В ряде случаев такие вливания составляли ежегодно
до 10—15% национального дохода республик-реципиентов. Сегодня они лишились этого
важного условия поддержки своей экономики. Ни гуманитарная помощь Запада, ни кредиты
Мирового банка или Европейского банка реконструкции и развития, конечно, не
компенсируют этой потери.
До середины 1993 года она в значительной мере восполнялась громадными
кредитами Центрального банка России. По оценкам экспертов, такая финансовая
помощь Узбекистану составила в 1992 году 69,2% его ВВП, а в январе-июле 1993 года —
52,8 процента. Для Туркменистана эти цифры составили, соответственно, 67,1 и 45,7%,
Казахстана — 25,1 и 48,8, Кыргызстана — 22,6 и 23,9% и т. д.3. Это позволило многим
республикам не ощутить потери традиционной финансовой подпитки из Центра.
Но такая «щедрость» обходится слишком дорого самим россиянам. По некоторым
оценкам, общий объем кредитов, предоставленных Россией другим странам СНГ, составил
за 1992 год 1,5 трлн руб., или 7 млрд долл. Кроме того, баланс так называемых скрытых
торговых субсидий4 в 1992 году и в начале 1993 года складывался не в пользу России. За
первую половину 1992 года она предоставила таких субсидий другим странам СНГ на 8,4
млрд долл. больше, чем получила от них, а во второй половине того же года — примерно на 6
млрд долл. больше. В общей сложности финансовая помощь соседям по СНГ достигла
около 15—17% ВВП России, что значительно превосходит уровень ее потерь такого рода
до распада СССР 5. Это не может продолжаться до бесконечности, и с середины 1993 года
российское правительство перешло к жесткой политике в отношении остальных стран
Содружества.
Вместе с тем ряд этих стран действительно не может обойтись без финансовой
поддержки, особенно в условиях ожидаемого единого рыночного пространства. Но ее можно
получить лишь организованно из коллективных фондов, как это делается, например, в
ЕС. Данное обстоятельство не может не стимулировать объединение менее развитых
постсоветских стран вокруг ядра из более развитых.
Таким образом, можно констатировать, что баланс объективных условий и
национальных интересов государств СНГ к середине 1993 года начал изменяться в пользу
объединительных тенденций. Это позволяет утверждать, что подписанные в сентябре 1993
года соглашения опираются если и не на вполне твердую, то на затвердевшую почву и
потому представляются более выполнимыми, чем все предыдущие. Экономический союз
СНГ — уже не маниловщина, а достаточно вероятная перспектива. И все же остается еще
много «но».
3
См. «Известия», 16 сентября 1993.
Скрытые торговые субсидии образуются во внешнеторговом обмене в силу того, что в
одних странах оптовые цены растут быстрее, чем в других. Первые оказываются в выигрыше,
вторые проигрывают, продавая им свои товары по относительно заниженным ценам. Такая скрытая
скидка в цене представляет собой, по сути, субсидию внешнеторговому партнеру.
5
См. «Коммерсантъ», J993, № 8, с. 16, № 33, с. 17; «Известия», 16 сентября 1993.
4
21
Подводные камни на пути к экономическому союзу
В период заключения соглашений об экономическом союзе и рублевой зоне нового типа
высказывались надежды реализовать их, как в свое время говорили большевики, «в
исторически сжатые сроки». Скажем, первый этап — зону свободной торговли воплотить в
жизнь уже в 1994 году, а дальше дело пойдет само собой. Думается, такие ожидания
беспочвенны.
Вспомним, что самые развитые европейские страны — шесть государств, первоначально
объединившихся в «Общий рынок» — с их отлично налаженными рыночными
механизмами и современной рыночной инфраструктурой создавали таможенный союз на
протяжении девяти с половиной лет: с начала 1959 до середины 1968 года. Превратить
же свое многовалютное денежное пространство в одновалютное они пытаются с 1971
года, т. е. уже на протяжении более двух десятилетий, но пока не достигли цели. Более
того, намеченный было конечный срок (1999 год) из-за потрясений на валютных рынках,
по-видимому, придется отодвинуть. Так что вряд ли этот переход уложится и в три
десятилетия.
Мне могут возразить, что ссылка на опыт ЕС не состоятельна, так как страны
Сообщества шли к своему единству от совершенно автономных национальных хозяйств, а
государства СНГ еще совсем недавно составляли единое экономическое целое. Дескать,
вернуться назад куда проще, чем идти на ощупь вперед. С таким доводом можно было бы
согласиться, если бы постсоветские государства действительно возвращались назад, в
единое централизованно управляемое хозяйственное пространство с регулируемыми
плановыми ценами, нормативными издержками производства и неконвертируемым рублем
Госбанка СССР с его принудительным обменным курсом. Именно за такую перспективу
ратуют поборники восстановления Советского Союза. Но в том-то и дело, что назад в
«развитой социализм» дороги уже нет, как нет возврата в день вчерашний. Старая
экономическая система рухнула под тяжестью собственных пороков. Страны СНГ могут
идти только в рыночное будущее. Может быть, зигзагами, с остановками и даже с
отступлениями, но вперед по общей магистрали цивилизации.
Поэтому прошлое экономическое единство отнюдь не облегчает решения предстоящих
интеграционных проблем: их нужно будет решать по новой программе, по рыночным
правилам игры. Напротив, груз прошлого, «родимые пятна» социализма в определенном
смысле даже усложняют задачу. Глубоко укоренившиеся в сознании широких масс за
долгие десятилетия советского режима представления о социальной справедливости как
уравнивании всех в полунищете порождают непонимание необходимости реформ, а нередко
и активное неприятие связанных с ними трудностей, ностальгию по тем временам, когда
цены на хлеб не менялись десятилетиями. Такая растерянность и ностальгия низов создает
благоприятный социально-психологический климат для бывшей партийно-хозяйственной
номенклатуры, которая стремится удержать бразды правления в своих руках или по
меньшей мере внедриться в поры формирующихся властных и хозяйственных структур и
приспособить их к своим интересам.
Сочетание таких настроений низов и устремлений бывших верхов образует ту густую
липкую смесь, в которой вязнут усилия реформаторов, вынужденных лавировать во
избежание социального взрыва. В значительной мере поэтому продвижение к рынку во
всех странах СНГ идет вкривь и вкось, спотыкаясь о вынужденные популистские меры. А
это еще более усугубляет общее кризисное состояние финансовой и производственной
сфер, затрудняя и замедляя процесс преобразования.
В результате сложилась парадоксальная ситуация. Политически и экономически
обособившиеся республики уже не могут взаимодействовать в рамках прежней единой
системы вне рыночного распределения финансовых и материальных ресурсов между ними.
Во избежание катастрофического разрыва жизненно важных хозяйственных связей они
должны срочно трансформировать свои экономические отношения в рыночные. Но в то
же время, как установить рыночные
22
отношения между странами СНГ, если еще не сложилась рыночная экономика внутри этих
стран? Нечто подобное уже было в СЭВ, когда в конце 80-х годов его руководители
вздумали создать общий рынок для стран-участниц с их дорыночной, а точнее —
антирыночной системой хозяйствования. Чем это закончилось, хорошо известно. Правда,
государства СЭВ были еще дальше от рыночной экономики, чем нынешние страны СНГ.
Но это обстоятельство мало утешает.
Возьмем, к примеру, коренной вопрос рыночной реформы — приватизацию основных
средств производства. Без частной собственности на землю, на основные фонды
промышленности, на финансовые ресурсы в кредитно-банковской сфере нет свободного
предпринимательства. Сохранение же государственной собственности — это сохранение
бюджетного субсидирования производителей, контроль над ценами, над товаропотоками и
т. п. Не случайно в СНГ основная часть международных поставок осуществляется, как и в
СЭВ, на базе межгосударственных соглашений, а не на свободном рынке.
Но такие соглашения не могут быть многосторонними: каждая пара стран
договаривается между собой о конкретных объемах, ценах, сроках поставок, условиях
кредитования и расчетах. Таким образом, в зоне 12 стран СНГ должно заключаться 132
двусторонних межгосударственных соглашения, каждое со своим особым, в чем-то
отличном от остальных режимом экономических отношении. Какое же это, позвольте
спросить, единое рыночное или таможенное пространство? Это мозаика различных режимов
межгосударственных отношений, заполняющая, правда, уже не все экономическое
пространство, как было в СЭВ, но подавляющую его часть. Собственно единый рынок, где
действуют негосударственные коммерческие структуры, занимает незначительную часть
этого экономического пространства. Такая практика грубо противоречит принципам
совместного рынка и не может не создавать накладок и неразберихи в формировании
экономического союза. Но пока приватизация в странах СНГ не будет доведена до конца, от
такой практики не уйти. А в республиках, сохраняющих господство прокоммунистических режимов, это произойдет, по-видимому, не скоро.
Серьезным подводным камнем остается упомянутое выше объективное экономическое и
политическое доминирование России в СНГ. Остальные страны Содружества в этих
условиях будут делать все возможное, чтобы решения органов экономического союза
принимались единогласно, чтобы за каждой страной сохранялось право вето. Данный
принцип уже зафиксирован в статье 23 Устава СНГ: «Решения Совета глав государств и
Совета глав правительств принимаются с общего согласия — консенсусом. Любое
государство может заявить о своей незаинтересованности в том или ином вопросе, что не
должно рассматриваться в качестве препятствия для принятия решения» 6. Это почти
дословно списано с Устава СЭВ, члены которого стремились обезопасить себя от диктата
СССР.
Но такая система принятия решений крайне неэффективна, так как позволяет каждому
государству-участнику торпедировать не устраивающие его коллективные решения.
Именно этим и страдал СЭВ, где на «пробивание» той или иной формы сотрудничества
уходили годы. Правда, в «социалистическом содружестве» Кремль имел возможность
выкручивать руки лидерам «братских стран» за рамками легитимной процедуры. Надо
сказать, что подобная процедурная проблема, хотя и в менее острой форме, существовала и
в ЕС, которому понадобилось около трех десятилетий, чтобы постепенно заменить
принцип единогласия принципом квалифицированного (в 2/3 голосов) большинства, да и
то не во всех случаях.
Конечно, экономический вес России в СНГ столь велик, что она может «тащить» за
собой к рынку и интегрировать многие другие республики уже в силу того, что им некуда
деться. Это стало очевидно, например, в случае с созданием единой рублевой зоны осенью
1993 года. Но именно данное обстоятельство и будет
6
«Российская газета», 12 февраля 1993.
23
стимулировать стремление остальных стран сохранить, так сказать, свой отдельный ключ
к пусковому механизму экономического союза, чтобы без него этот механизм нельзя было
включить. Таким образом, в фундамент экономического союза с самого начала
закладывается элемент торможения интеграции, обещающий существенные
осложнения.
Наконец, не все страны СНГ объективно созрели для участия в едином рыночном и
рублевом пространстве. Различный уровень социально-экономического и политического
развития уже проявляется в неодинаковых темпах их перехода к рыночной модели
хозяйствования. Как показывает практика Западной Европы, такое отставание во
внутреннем социально-экономическом развитии не позволяет странам участвовать на
равных и в интеграционном процессе, в тех коллективных мерах, которые
осуществляются в рамках данной группировки. Они оказываются тем слабым звеном в
цепи, которое определяет ее непрочность. Их приходится либо держать за пределами
основного интеграционного процесса в режиме ассоциированных членов группировки,
либо, принимая их в свою компанию, оказывать им весьма существенную финансовую
поддержку.
Поэтому в СНГ, скорее всего, образуется двух- или даже трехступенчатая структура
интеграционного поля. Эта перспектива выявилась уже с самого начала: за пределами
единой рублевой зоны остались Азербайджан, Грузия, Молдова, Кыргызстан,
Туркменистан и Украина. Такие страны не обязаны тесно координировать свою
бюджетную, налоговую, кредитно-денежную политику с Россией и другими участниками
рублевой зоны и потому заведомо образуют второй эшелон реинтеграционного процесса.
Ясно, что это не может благоприятствовать успеху программы строительства
экономического союза СНГ.
Итак, уже предварительный анализ намеченных планов реинтеграции постсоветского
экономического пространства показывает, что они имеют под собой объективную почву и в
силу этого достаточно реальны. Вместе с тем на пути их реализации стоит гораздо больше
явных и скрытых препятствий, чем думают авторы и организаторы будущего
экономического союза СНГ. Рассчитывать на то, что формируемая зона свободной
торговли быстро перерастет в таможенный союз, а он, в свою очередь, в общий рынок
товаров, капиталов и рабочей силы, не следует. Путь к реинтеграции будет долгим и
трудным, с остановками и попятными движениями, зигзагами и развилками. С самого
начала надо исходить из перспективы евроазиатского экономического пространства двух
или даже трех «скоростей» и с учетом этого строить всю функциональную и
институциональную структуру будущего многостороннего сотрудничества стран СНГ.
Ю. Шишков, 1994
24