НИЖНЕЕ ПОВОЛЖЬЕ: ОПЫТ И ИТОГИ РЕАЛИЗАЦИИ
advertisement
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК КАЛМЫЦКИЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ Е. Н. БАДМАЕВА НИЖНЕЕ ПОВОЛЖЬЕ: ОПЫТ И ИТОГИ РЕАЛИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СФЕРЕ (1921–1933 гг.) Монография Элиста – 2010 1 УДК 94 (47) 084.6 ББК 63.3(2) Б 153 Утверждено решением Ученого совета Учреждения Российской академии наук Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН Ответственный редактор: доктор исторических наук, профессор, Заслуженный деятель науки Российской Федерации К.Н. Максимов Рецензенты: А.Н. Команджаев, доктор исторических наук, профессор, У.Б. Очиров, доктор исторических наук Б 153 Бадмаева Е.Н. Нижнее Поволжье: опыт и итоги реализации государственной политики в социально-экономической сфере (1921–1933 гг.): Монография. [Текст] / Е.Н. Бадмаева; отв. ред. К.Н. Максимов. – Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2010.– 544 с. В монографии рассмотрено социально-экономическое развитие нижневолжской деревни в период проведения новой экономической политики, раскрыты глубинные характеристики коллективизации сельского хозяйства, проанализирована репрессивная политика государства в отношении крестьянства, изучены причины и масштабы голодных бедствий 1921 и 1933 гг. Для преподавателей истории, студентов и аспирантов, а также для всех, интересующихся отечественной историей. ISBN 978-5-94587-430-5 2 © Бадмаева Е.Н., 2010 © Учреждение Российской академии наук Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, 2010 Содержание Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4 ГЛАВА 1. РАЙОНЫ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ НАКАНУНЕ НЭПА § 1. Калмыкия в составе Нижнего Поволжья в 1917– 1920 гг. § 2. Реализация политики военного коммунизма . . 51 79 ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ГОДЫ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ § 1. Социально-политическая обстановка в регионе § 2. Голод 1921 года и преодоление его последствий § 3. Переход к новой экономической политике в Нижневолжском регионе . . . . . . . . . . . . НИЖНЕЕ ПОВОЛЖЬЕ НА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОМ ЭТАПЕ НЭПА § 1. Восстановление сельского хозяйства. Развитие кооперации § 2. Промышленность Нижнего Поволжья в годы нэпа § 3. Нижнее Поволжье на завершающем этапе нэпа 103 140 186 Глава 3. КУРС НА КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЮ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В НИЖНЕ-ВОЛЖСКОМ КРАЕ (1929–1933 гг.) § 1. Начальный этап проведения политики коллективизации в деревне . . . . . . . . . . . . . § 2. Форсирование темпов коллективизации в Нижневолжском регион . . . . . . . . . . . . . 199 229 248 Глава 4. 276 311 3 Глава 5. § 1. § 2. § 3. § 4. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП «СПЛОШНОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ» Коллективизация и сельскохозяйственные заготовки в районах Нижнего Поволжья . . . . . Хлебозаготовки в ходе сплошной коллективизации и продовольственное положение в деревне в 1929–1933 гг. . . . . . Голод 1933 года и его последствия . . . . . . Проведение массового раскулачивания крестьянства в период сплошной коллективизации в Нижневолжском деревне ЗАКЛЮЧЕНИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . БИБЛИОГРАФИЯ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4 352 375 416 453 488 503 Введение Актуальность темы исследования. Всеобъемлющая модернизация, охватившая практически все сферы российского общества – от экономики до социально-политических отношений, стала характерной особенностью его развития в последнее десятилетие XX столетия и в начале XXI века. Инновационный путь развития страны, провозглашенный руководством России в 2010 г., должен стать основой для вывода страны из нынешнего кризисного состояния, мощного рывка в социально-экономическом развитии в ближайшем будущем. Одним из приоритетных направлений внутренней политики сегодня является приведение экономической и социально-политической систем в соответствие с потребностями времени, их модернизация, воспринимаемая, прежде всего, как средство повышения уровня и качества жизни населения. Октябрьский переворот и Гражданская война прервали естественный, эволюционный процесс экономического развития России. Эти два грандиозных события стали мощным импульсом как к разрушительным, так и модернизирующим процессам. Партия большевиков, пришедшая к власти, сумела до основания разрушить «весь мир насилия», но построить «новый мир» на цивилизационной основе не смогла. Одной из причин этого стало то, что в те годы при модернизации экономики приоритетное внимание уделялось развитию промышленности. Пренебрежение тем фактом, что Россия – крестьянская страна, желание на ее «плечах и костях» построить экономику, основанную на диктатуре пролетариата, не могли принести успеха большевикам. Поэтому вполне закономерно, что советский эксперимент в том виде, который проводился на селе в 1920–1930-х годах, провалился и в исторической перспективе изжил себя. Сельское хозяйство, находившееся под жестким контролем государства, что также закономерно, не сумело выработать механизм своего саморазвития, и это привело к подавлению рыночных отно5 шений во всех сферах жизни общества. 20–30-е гг. XX в. отличались быстрым переходом из одного экономического состояния в другое, трансформацией хозяйственных, политических и социальных сфер, ломкой устоявшихся в прежние годы представлений. По своему содержанию они похожи на наши дни, когда идет такой же бурный процесс перехода от тоталитарной, плановой экономики к экономике рыночной, от командно-административной системы к демократии. Актуальность темы возрастает еще и потому, что сейчас, как и тогда, российское общество переживает переходный этап в своей истории, выбирая оптимальные социальные формы, институты, экономические и политические модели жизнедеятельности. Более того, аграрный вопрос в России это не только прошлое, но и настоящее. В связи с этим особую значимость приобретают исторический опыт, традиции, идущие из глубины веков, отразившиеся в менталитете и национальном характере российского народа. Заявленная в исследовании проблема, рассматривающая социально-экономические процессы в стране на примере одного региона – Нижнего Поволжья, приобрела в последние годы особую значимость вследствие оживления дискуссий о результативности проведения нэпа и коллективизации, возможной альтернативы им, об их влиянии на процесс ускорения экономических преобразований в СССР. Действительно ли, как считается сейчас, новая экономическая политика значительно оживила экономику страны, а коллективизация сельского хозяйства затормозила развитие советской деревни? Высказываются суждения, что предпринятые в 1920-е гг. экономические реформы в сельском хозяйстве были изначально бесперспективны, так как они не учитывали хозяйственную политику прошлого. А ведь совсем недавно историческая наука априори утверждала обратное, вторя официальной идеологии, считала нэп временным и вредным явлением, а коллективизацию – грандиозным достижением в социально-экономическом преобразовании общества, единственно верной дорогой развития сельского хозяйства страны. 6 Как бы то ни было, проведение новой экономической политики и коллективизации – это крупнейшие события в экономической жизни страны, имевшие далеко идущие последствия, свершившийся факт в нашей истории. Исследование эффективности аграрной политики, проводившейся в конце 1920 – начале 1930-х гг., актуально, поскольку обусловлено поисками оптимальных форм функционирования сельскохозяйственного производства, способных дать новый импульс развитию современного российского села. Однако этот в целом позитивный процесс порой проходил без участия историков-аграрников или же их мнения откровенно игнорировались. В связи с этим в настоящее время востребованность научных исследований, затрагивающих опыт аграрных преобразований, проводившихся в России обычно «сверху» и оказавших существенное воздействие на развитие всего государства, характеризовавшихся как достижениями, так и серьезными просчетами, заметно возросла. Выбор оптимальной модели экономического развития возможен при условии глубокого изучения и переосмысления исторического опыта развития сельскохозяйственного производства, в том числе и в период с начала 1920-х гг. до середины 1930-х годов, позволяющего не только раскрыть особенности социалистической модернизации, но и показать преемственность этих процессов. История развития многонационального российского общества не может быть полноценно исследована без локального исторического анализа. Региональная история – значимое направление исследований, позволяющее раскрыть историческую реальность в ее конкретно-историческом проявлении, через повседневную жизнедеятельность людей. Осознавая условность вычленения изучаемых региональных образований из окружаемого социума, исследователи исходят из общности и своеобразия их исторического пути. Одним из таких крупных регионов является многонациональное Нижнее Поволжье. 7 Исследование новой экономической политики, проводившейся в 1921–1928 гг., и форсированной коллективизации – в 1929–1934 гг. в Нижнем Поволжье, в том числе и в Калмыкии, необходимо для восполнения лакуны в целом о нэпе и коллективизации в указанный период. Региональное исследование позволит показать более полную картину жизни того времени, как в Нижнем Поволжье так и во всем Советском государстве. Поэтому ретроспективный анализ новой экономической политики, коллективизации, важнейших событий и явлений того времени, способствующий раскрытию социально-экономических процессов, происходивших в регионах Нижнего Поволжья так актуален и важен. Он позволяет глубже понять причины неудач аграрных преобразований в 1920–1930-е гг., их социальные и экономические последствия. В этом отношении для современного общества обобщение исторического опыта актуально как никогда и в плане правильного выбора путей социально-экономического развития новой России, и выстраивания нормальных государственно-общественных взаимоотношений. Своевременность и особая актуальность исследуемой нами проблемы заключается и в том, что благодаря научным изысканиям российских ученых-историков, экономистов-аграрников, философов, социологов за последние десятилетия накоплен большой фактический материал, нуждающийся в систематизации, теоретическом осмыслении и обобщении. Без опоры на их наблюдения и исследования, без использования введенных ими в научный оборот фактических данных и архивных источников исследование данной проблемы немыслимо. В истории Нижнего Поволжья особое место принадлежит крестьянству, которое в 1920–1930-е годы составляло 80% населения региона. История крестьянства – это неоотделимая часть истории российского народа, которую полезно знать не только тем, у кого с ним связана вся родословная, но и всем, кому интересно социально-экономическое развитие Нижнего Поволжья как в прошлом и настоящем, так и в будущем. 8 Объектом исследования является Нижнее Поволжье, рассматриваемое в контексте общей социальноэкономической, политической трансформации сельского хозяйства в период нэпа и коллективизации в условиях социалистической модернизации. Предметом исследования являются социальноэкономические процессы в Нижнем Поволжье. Хронологические рамки исследования составляет период с начала 1920-х гг. до середины 1930-х гг., в котором выделены два этапа: первый этап – 1921–1928 гг. и второй этап – 1929–1933 гг. Хронологические параметры исследования обусловлены следующими обстоятельствами: 1921 г. – начало проведения новой экономической политики, связанной с переходом к регулируемым и контролируемым рыночным отношениям, а в 1928 г. нэп свернут и страна переходит к форсированному строительству социализма. В 1929–1933 гг. происходит обобществление сельскохозяйственного производства и приоритетной задачей становится формирование крупных коллективных хозяйств. В это время завершается передача земли в пользование колхозам, государственным хозяйствам и происходит резкое сокращение индивидуального землепользования. Радикальный переход к новым формам социалистического хозяйствования и неблагоприятные природно-климатические условия привели к кризису в сельском хозяйстве, голоду. К середине 1930-х гг. по плану того времени в стране завершилась реформа сельского хозяйства. Это и предопределило нижние границы хронологических рамок исследования. Территориальные рамки исследования включают в себя территорию Нижнего Поволжья, в состав которого до 1917 г. входили Астраханская и Саратовская губернии. В 1919 г. была образована Царицынская губерния, сразу же вошедшая в состав Нижнего Поволжья. Постановлением ЦИК СССР от 10 апреля 1925 г. Царицынская губерния была переименована в Сталинградскую1. В 1928 г. – Нижне-Волжская область была переименована в Нижне-Волжский край2, куда 9 помимо названных губерний вошли Калмыцкая автономная область и Автономная республика Немцев Поволжья. Однако настоящее исследование не ограничивается этими территориальными рамками, и для проведения сравнительного анализа в соответствии с принципом исторической связи в работе используются общереспубликанские и общесоюзные данные. Методологическая основа исследования базируется на принципах и методах научного познания. Автор исследования опирался на диалектическую концепцию развития, из которой, как известно, вытекают основополагающие принципы исторического исследования: историзм, объективность и системность. Следование принципу историзма позволило рассматривать события и явления в процессе их возникновения и эволюции, в тесной связи с конкретными историческими условиями. В настоящей работе автор стремился в максимально возможной мере реализовать и принцип объективности исследования, позволивший избежать политизированных суждений и выводов. Исходя из принципа системности, нами рассматривается не только преемственность в развитии сельскохозяйственного производства в Нижнем Поволжье в исследуемый период, но и его функциональная взаимосвязь с процессами, происходившими в стране. Большой объем и разнообразие изучаемого исторического материала, широкий спектр решаемых при этом задач вызвали необходимость использования целого комплекса научных методов исследования (анализ и синтез, аналогия и сравнение, классификация и типологизация и др.). Историкотипологический метод, направленный на выявление общих существенных признаков, позволил проанализировать, в частности, основные концепции, претендующие на объяснение феномена «советского общества» 1920–1930-х гг. Сочетание историко-генетического метода и системного подхода помогло проследить процесс становления и развития сельскохозяйственного производства в регионе, выявить 10 роль внутренних и внешних факторов, определивших его динамику. Историко-сравнительный метод дал возможность сопоставить социально-экономические показатели развития Астраханской, Саратовской, Царицынской губерний, Калмыцкой автономной области и Немцев Поволжья АССР в период проведения новой экономической политики и форсированной коллективизации сельскохозяйственного производства, определить место Нижневолжского региона в народном хозяйстве страны. Взаимоотношения между центральной и региональной властями рассматривались с привлечением структурно-функционального метода. Изложение диссертационного материала основано на проблемнохронологическом принципе, который дал возможность не только выделить основные проблемы сельскохозяйственного производства во временной последовательности, но и проанализировать количественные и качественные перемены на различных этапах его развития. В исследовании были использованы система методов исторического описания и актуализации, а также принципы логического отбора, анализа и обобщения фактического материала. Применение статистического метода в исследовании позволило обработать количественные показатели с целью выявления динамики и качественных характеристик развития процессов сельскохозяйственного производства. Междисциплинарный подход (или принцип полидисциплинарности), ставший одной из интересных новаций в современной историографии, для более полной и объективной разработки рассматриваемых в монографии проблем предполагает использование не только работ историков, но и экономистов, социологов, социальных психологов, публицистов Для изучения периода проведения новой экономической политики и коллективизации сельского хозяйства в Нижнем Поволжье значимую роль приобретает категория «локальноисторическое», позволяющая рассматривать события локальной истории как один из аспектов развития единого истори11 ческого процесса. При этом она направлена на выявление конкретных фактов и предполагает проведение исследования через изучение деталей явлений, событий, ситуаций, что на уровне всеобъемлющей истории позволит выявить общую картину исторического развития. Региональная история нацеливает на изучение локальной общности как развивающегося социального организма, что требует изучения демографических характеристик, социальной и географической мобильности, локальных политических структур и социально-культурных представлений. Локальная история отталкивается от раскрытия внутренней организации и функционирования социальной среды в широком смысле слова. Она включает исторический ландшафт, отражающий физическую реальность локального мира, микрокосм общины, многообразие человеческих общностей, и выявляет их соотношение между собой3. Важными для раскрытия категории «локально-историческое» представляются понятия «экономическое явление» как факт хозяйственной жизни людей и «социальное явление» как группа или слои общества, принципы взаимодействия между ними, социальными институтами – основными учреждениями и устойчивыми правилами, в соответствии с которыми регулируется жизнь общества4. Интеграционные процессы в развитии исторической науки зашли так далеко, что фактически сформировали принципиально новые методологические подходы. Их апробирование происходит в рамках исследовательской модели социальной истории, главным объектом которой является само общество. Применение в диссертационном исследовании данной методологической схемы позволило существенно раздвинуть горизонты исторического видения и затронуть самые разнообразные проблемы, включая организацию производства и его функционирования, механизм власти и управления, мотивацию труда и природу социальных аномалий, демографию и миграционную подвижность населения, повседневность и микроисторию и т.д. 12 Применение различных методов и принципов в совокупности позволило автору использовать комплексный подход в исследовании процессов проведения новой экономической политики и коллективизации, развития сельскохозяйственного производства в Нижнем Поволжье в период с начала 1920-х гг. и до середины 1930-х гг. Цель исследования состоит в конкретно-историческом изучении социально-экономических процессов, происходивших в регионах Нижне-Волжского края в 1921–1933 гг. В соответствии с намеченной целью в диссертации поставлены следующие задачи: – охарактеризовать социально-экономические процессы, происходившие в Нижне-Волжском крае после Первой мировой и Гражданской войн, Октябрьской революции, их последствия, сказавшиеся на развитии экономики и жизни общества; – проанализировать экономические последствия политики «военного коммунизма»; – раскрыть причины и масштабы голодного бедствия 1921 года в Нижнем Поволжье; – рассмотреть социально-политическую обстановку в Нижнем Поволжье, как следствие аграрной политики большевиков; – показать основные результаты социально-экономического развития нижневолжской деревни в период проведения новой экономической политики; – исследовать глубинные характеристики коллективизации как политики, осуществлявшейся государством с целью подчинения крестьянства государственной власти; – изучить причины голода 1933 года с выделением его особенностей и последствий для исторических судеб крестьян нижневолжского региона. Степень научной разработки проблемы. Историографию избранной темы можно условно поделить на два основных этапа – советский и постсоветский. 13 Советский этап историографии времени проведения нэпа и коллективизации в России можно разделить на три периода: первый охватывает 1920-е гг. – начало 1930-х гг.; ко второму относится сталинский период (вторая половина 1930-х гг. – начало 1950-х гг.); третий период, постсталинский – с середины 1950-х гг. и до конца 1980-х гг. Постсоветский этап отражает научная литература, изданная в 1990-х гг. и в настоящее время. Предложенная периодизация историографии проблемы базируется на следующих критериях: степень хронологически изменчивого воздействия коммунистической партии и властных структур советского государства на аграрные отношения и соответственно – на исследовательскую практику; уровень накопления конкретно-исторических материалов о многомерных изменениях в сельском хозяйстве и жизни российского крестьянства; наличие и использование исследователями определенного методологического инструментария; развитие исследовательской базы российских историковаграрников (характер и разнообразие привлекаемых исторических источников, степень академической свободы, использование опыта исследований, методика анализа информации и т.п.); уровень историографической разработанности проблематики нэпа и коллективизации в целом и отдельных ее сюжетов. Анализ историографии, основанный на учете перечисленных критериев, позволяет заключить, что процесс научно-теоретического осмысления новой экономической политики, голода 1921 и 1933 годов, «колхозного строительства» на уровне как общесоюзном (общероссийском), так и региональном отличают одни и те же тенденции. Поэтому указанная периодизация в равной мере применима к историографии проблемы как в рамках всего СССР, так и Нижнего Поволжья. В советской историографии изучения развития сельского хозяйства можно выделить три основных направления. Первое, ортодоксально-догматическое направление, представ14 ляли те ученые (С.П. Трапезников, Б.А. Абрамов), которые развитие сельского хозяйства рассматривали только в свете осуществления ленинского плана строительства социализма. Основное внимание обращалось на проведение коллективизации, организационно-хозяйственное укрепление колхозов, борьбу с кулачеством, тогда как многие вопросы развития сельскохозяйственного производства практически не рассматривались. Альтернативы, предначертанному коммунистической партией развитию аграрного сектора экономики, они не видели. Представители второго, умеренно-критического направления (М.А. Вылцан, Н.В. Ефременков и др.) стремились в рамках дозволенного критически оценивать ситуацию в сельском хозяйстве, хотя и не отрицали необходимости социалистических преобразований. Эти историки-аграрники многим рисковали, их взгляды становились предметом обсуждения в научной среде и на страницах научных изданий, они предпринимали попытки раскрыть противоречивость развития сельскохозяйственного производства. Появление третьего, либерального направления (И.Е. Зеленин, В.П. Данилов, Н.А. Ивницкий, В.В. Кондрашин и др.) стало возможным лишь во второй половине 1980-х гг. Его костяк составляли историки-аграрники второго направления. В период ослабления тотального диктата КПСС они, еще не отрицая социалистического выбора, готовили публикации о негативных моментах в осуществлении коллективизации, фальсификации показателей развития сельского хозяйства, голоде, репрессиях по отношению к сельскому населению, социально-демографическом развитии деревни. На протяжении длительного времени период проведения новой экономической политики является одним из приоритетных направлений в отечественной аграрной истории. Тема нэпа принадлежит к числу наиболее динамично развивающихся в отечественной историографии. Литература о нэпе получила квалифицированную оценку в ряде историографических исследований, что позволяет нам акцентировать вни15 мание только на тех из поставленных в ней вопросов, которые имеют непосредственное отношение к рассматриваемой нами теме5. Научная разработка проблемы нэпа была предпринята непосредственными участниками экономического строительства, партийными и хозяйственными работниками, известными экономистами, социологами, а также краеведами. Работы сторонников «военно-коммунистической» идеологии (Ю. Ларина, Е. Преображенского, В. Смирнова, В. Милютина и др.), представляя ценность осмыслением советской экономической системы, все же страдают рядом недостатков. Они выступали против хозрасчета, настаивали на жесткой централизованной системе снабжения и распределения6. Другой точки зрения придерживались сторонники внедрения рыночных методов хозяйствования в промышленность. За децентрализацию управления выступали хозяйственникипрактики: Г. Крумин, А. Кактынь, В. Таратута, Н. Святицкий, Г. Цыперович и др.7 За развитие товарно-денежных отношений и рыночных связей высказывались ученые-экономисты: Л. Юровский, Н. Кондратьев, В. Базаров, В. Громан и др.8 Историография данного периода не будет полной без работ руководителей коммунистической партии. Главными идеологами были: теоретических и практических положений экономической и социальной политики партии и правительства в период нэпа, преобразования деревни – В.И. Ленин9, коллективизации – И.В. Сталин10. В первый период (1920-е – начало 1930-х гг.) синхронно с изучаемыми процессами шло их практическое осмысление. По указанию партийных органов были предприняты первые попытки привлечения научных сил страны к изучению хозяйства и истории Нижнего Поволжья. В годы форсированной коллективизации в СССР появились работы, в которых предпринимались попытки не только осветить, но и проанализировать ход и первые результаты «колхозного строительства». Данные исследования отличались крайне скудной источниковой базой, чаще всего, представленной материалами периодики, свидетельствами 16 очевидцев и участников событий, наблюдениями самих авторов. В процессе исследования в первую очередь рассматривались вопросы организационно-экономического состояния коллективных хозяйств, а также социально-политические и идеологические аспекты коллективизации, в том числе и роль коммунистической партии, борьба с кулачеством и т.д.11 Первые работы этого периода, связанные с региональным аспектом, появились в 1920-е годы, и по своему характеру они приближены к источникам, поскольку носят описательный характер в соответствии с идеологическими установками12. Из специальных работ, изданных в 1920-е гг. и в которых была предпринята попытка обобщения опыта развития народного хозяйства в Калмыкии, в том числе и социалистических преобразований в сельском хозяйстве, можно отметить работу Т. Борисова13. В ней дается обзор социально-экономического положения в целом Калмыцкой автономной области (далее КАО). Не утратила своей познавательной ценности и работа И.К. Глухова «От патриархальщины к социализму»14, в которой большое внимание уделяется вопросам экономического развития области и представлен фактический материал – приводится ряд важнейших документов, изданных Советской властью. В работе И. Глухова практически не показан процесс проведения нэпа в Калмыкии, и поэтому она носит, скорее, обзорный, а не исследовательский характер. Анализу первых шагов социалистического строительства в Калмыкии были посвящены многочисленные статьи, опубликованные в периодических изданиях и в юбилейных сборниках15. В работах некоторых авторов нашло отражение и голодное бедствие. Первопроходцами в исследовании тех событий в региональном масштабе стали специалисты в области народного быта – Б.М. Соколов и председатель Саратовского общества истории, археологии и этнографии С.Н. Чернов, в декабре 1921 г. создавший Музей голода16. Не обошли своим вниманием масштабный голод и большевистские деятели той эпохи. Агитационно-пропагандистские брошюры, подготовленные ими, составляют их речи, выступления, доклады 17 и беседы. Для исследователей они интересны тем, что в них содержатся методологические посылы, сводящие причины голода исключительно к деятельности царского и Временного правительств, к природной стихии, но нет ни слова об их причастности к народной трагедии17. Во всех указанных работах особенно ценным является конкретно-социологический подход, дающий как бы исторический срез того времени, который теперь получить уже невозможно. К середине 1920-х гг. появились региональные исследования по вопросам восстановления промышленности. В очерках и статьях, посвященных индустриальному развитию Нижнего Поволжья, отражены специфические особенности промышленности региона, влияние Гражданской войны и голода на развитие ее различных отраслей, а также демографические проблемы, вопросы «смычки» города и деревни и т.д., а имеющиеся в них сведения существенно дополняют данные опубликованных источников18. Несмотря на значительные достоинства литературы 1920-х – начала 1930-х гг., в ней не нашли отражения конкретные проблемы, касающиеся непосредственно проведения нэпа и колхозного строительства. Первичный анализ коллективизации носил ярко выраженный позитивный характер, что в рамках научного дискурса не может не вызвать обоснованной критики. В целом историография этого периода была политизирована, опиралась на идеологические «установки» и «табу». Несомненной заслугой отечественной историографии этого периода было накопление огромного фактического материала, без использования которого невозможно раскрытие темы нашего исследования19. В следующем периоде (вторая половина 1930-х гг. – первая половина 1950-х годов) содержание работ всецело определялось идеологическими концепциями «Краткого курса истории ВКП (б)» с его упрощенными политизированными схемами. В основном они носили описательный и пропагандистский характер, освещали проблемы сельского хозяйства 18 в рамках официальной доктрины20. Период нэпа в эти годы практически не исследовался, лишь в некоторых трудах, посвященных истории советского крестьянства, затрагивались сюжеты, связанные с нэпом21. Подавляющее большинство исследований не являлись историческими по своему содержанию. Авторы избегали комментариев и оценок происходящих общественно-политических процессов. Следует также отметить, что в работах этого периода упор делался на обострение в годы нэпа классовой борьбы, анализ политических процессов, а хозяйственные вопросы затрагивались постольку поскольку22. Ряд аспектов социально-экономических преобразований в нижневолжской деревне в 1920–1930-е гг. освещен как в исторических, так и партийных региональных очерках. К сожалению, авторы не смогли отойти от оценочных стереотипов, сложившихся в советской историографии по отношению к новой экономической политике и к процессам коллективизации23. Во второй половине 1930-х гг. появился ряд работ, в которых анализировались социально-экономические итоги коллективизации, сравнивались не в пользу индивидуальных производственные возможности коллективных хозяйств24. Вместе с тем в течение указанного времени в историографии были заложены основы для научно-теоретического осмысления проблемы и накопления конкретно-исторических материалов. Заметно активизировалась в те годы публикация на страницах журналов «Наш край», «Нижнее Поволжье» статей о нэпе и коллективизации. В разные годы в журнале «Наш край» свою позицию излагали ученые – проф. С. Шембель, проф. Т. Любомиров; советские и партийные руководители - В. Порох, Т. Борисов; специалисты-аграрники - П. Коломейцев, М. Дурбажев, В. Крюков, Ф. Зыков и др.25 Основная масса публикаций, содержавших богатый статистический материал, который весьма востребован современным поколением историков, написанных экономистами и работника19 ми государственного и партийного аппаратов на актуальные темы развития коллективизации и промышленности, голода 1933 года в регионе, приходится на журнал «Нижнее Поволжье»26. Значимость этих публикаций заключается в том, что они позволяют выявить имевшиеся разногласия, в том числе и в среде партийно-государственных деятелей и экономистов, по сущности форм и методов проведения новой экономической политики и внедрения коллективных форм хозяйствования в Нижне-Волжском крае. В рассматриваемый период получила широкое распространение практика изданий юбилейных и статистических сборников, приуроченных к годовщинам образования края. В целом оптимистические статистические выкладки, дававшиеся в публикациях этого периода, сопровождались идеализацией социальных и экономических условий нэпа, то есть все работы были излишне идеологизированы. В обобщающих региональных монографиях проблематика нэпа упоминалась лишь в контексте рассматриваемой темы. Хотя их стилистика соответствовала идеологическим установкам времени, но и в таком виде они содержат важный аналитический и фактический материал по экономической и социальной истории региона27. Исследование проведения новой экономической политики и осуществления коллективизации было прервано в годы Великой Отечественной войны. Начиная со второй половины 1940-х гг. появился значительный массив работ, в которых глубоко анализировались социально-экономические и социально-политические аспекты колхозного строительства. К периоду «оттепели» – второй половины 1950-х – 1980-х гг. – при преобладании ортодоксально-догматического подхода стало складываться умеренно-критическое направление. Получила должное развитие разработка темы реализации политики сплошной коллективизации и раскулачивания, освещение мероприятий по организационно-хозяйственному укреплению колхозов, деятельность политотделов МТС и пр., хотя отдельные ученые продолжали придерживаться 20 прежних концепций исторического исследования. Работы С.П.Трапезникова и Б.А. Абрамова в основном отражали руководящую роль КПСС в проведении коллективизации. Стержнем их публикаций являлся партийно-классовый подход к проблемам сельского хозяйства, показ преимущественно достижений в аграрной сфере. Расширение посевных площадей признавалось ими как важный фактор поступательного развития сельскохозяйственного производства. Негативные же процессы рассматривались как временные трудности в ходе социалистического строительства28. Региональная нижневолжская историография в указанный период развивалась по тем же направлениям и на тех же основаниях, что и историография общероссийская (общесоюзная). Впрочем, данное утверждение справедливо и по отношению ко всей советской эпохе29. Цель данных публикаций заключалась в беспристрастном осмыслении опыта функционирования коллективных хозяйств в Нижнем Поволжье и пропаганда идей кооперирования и коллективизации. Наряду с освещением хозяйственно-организационных аспектов коллективизации, в исследуемый период повышенное внимание уделялось проблематике социального конфликта в деревне (в терминологии того времени – «борьбе с кулачеством»)30. Вместе с тем для некоторых авторов идеи социальной агрессии в форме «кулацкого саботажа» служили своего рода щитом, прикрываясь которым, они могли объективно оценивать первые итоги коллективизации, в частности, резкое снижение поголовья скота31. Вторая половина 1950-х – 1980-е гг. – знаменует третий период наиболее активного развития советской историографии, в том числе и по периоду нэпа. В это время источниковая база обогатилась новыми документами, архивными материалами, свидетельствами современников и т. д. Произошедшие в ту пору в СССР общественно-политические процессы (десталинизация, «оттепель») благоприятствовали появлению крупных обобщающих трудов по истории крестьянства32. В поле зрения ученых находились аспекты теории, политики 21 партии и государства, экономической эффективности. Новая экономическая политика рассматривалась ими как единственная тенденция в развитии экономической политики, и такой подход можно отнести к недостаткам, присущим всем историографическим работам того времени. Тем не менее, в целом количество работ, посвященных коллективизации, увеличилось, углубился авторский анализ, расширился круг исследуемых вопросов. Однако отмеченные положительные тенденции наличествовали при неизменности методологической базы и сохранявшемся господстве советской моноидеологии. Поскольку радикальных сдвигов в методологии в тот период не наблюдалось, в монографиях33 и фундаментальных коллективных исследованиях34 проблема «колхозного строительства» освещалась традиционно: на первый план выходили организационно-экономические, социальнополитические, партийно-идеологические аспекты коллективизации, воспринимаемые не иначе как комплекс социалистических преобразований. Особенно плодотворно советские ученые работали над исследованием проблем истории землепользования и землеустройства, рационального использования земли. В.П. Данилов на большом фактическом материале раскрыл проблемы межселенного и внутрихозяйственного землеустройства, показал классовый характер землеустроительных работ35. В работе И.Е. Зеленина нашли отражение проблемы рационального использования земли и техники, подготовки квалифицированных кадров для совхозов. По его мнению, постоянная реорганизация совхозов негативно влияла на развитие сельскохозяйственного производства36. В книге М.А. Вылцана сделан сопоставительный анализ официальной биологической урожайности в 1930-е гг. в сопоставлении с амбарной урожайностью по годовым отчетам колхозов, затрагиваются вопросы землеустройства, рационального использования земельного фонда37. Таким образом, в рассматриваемый период историографии появились несколько иные, чем в «сталинскую» эпоху, 22 трактовки событий времени коллективизации. Это было обусловлено тем, что в стране после смерти Сталина произошла некоторая демократизация общественно-политической жизни. В частности, отдельные ученые, не ставя под сомнение прогрессивный, положительный характер коллективизации, не упоминая о наличии ей альтернатив, стали писать о ее издержках («перегибах»), трудностях в организационнохозяйственном устройстве колхозов. Утверждалось, что негативная реакция части крестьян на коллективизацию и хлебозаготовки объяснялась не происками «кулаков» и «кулацкого саботажа», а ошибками и «перегибами» властей38. Впрочем, критический настрой, характерный для периода «оттепели», был существенно ослаблен брежневской ресталинизацией, преодолеть его полностью советской идеологической машине не удалось, но к прежним «сталинским» оценкам коллективизации большинство отечественных исследователей не вернулось. Вопреки официальной советской научной доктрине, в условиях «оттепели» советским ученым удалось познакомиться с наработками зарубежных исследователей по вопросам аграрной истории, в том числе коллективизации39. В зарубежной историографии политика коллективизации и ее результаты освещались под совершенно другим, чем в СССР, углом зрения: обоснованно указывалось на изначальное огосударствление колхозов и всей колхозной системы, тщательно анализировались такие табуированные в СССР темы, как хлебозаготовки и голод 1932–1933 гг., репрессии по отношению к крестьянам и т.п. К сожалению, суждения зарубежных ученых-аграрников в СССР трактовались как «буржуазные фальсификации» коллективизации40. Во времена брежневской ресталинизации коллективизация оставалась востребованной темой, но советская идеология пресекала попытки критически оценить процесс «колхозного строительства», что привело в качественном отношении к некоторому историографическому спаду. Из работ такого плана следует отметить монографию Е.Н. Осколкова41, в которой за23 тронута «неудобная» для того времени тема – хлебные заготовки начала 1930-х гг. Автором обоснованно замечено, что изъятие государством у колхозов большей части произведенной продукции отрицательно сказывалось на колхозном производстве. Протест крестьян против коллективизации впервые трактуется им не как «кулацкий саботаж», а как неразумная политика проведения заготовок. Итак, третий период историографии ознаменовался значительными сдвигами в наращивании источниковедческого фундамента, существенным расширением круга исследуемых вопросов, переоценкой ряда ранее незыблемых постулатов и суждений. Однако радикального пересмотра прежних оценок коллективизации не произошло, поскольку методологический монополизм марксизма в исторической науке сохранялся еще в полной мере. В целом следует заключить, что в советский период научное осмысление «колхозного строительства» преподносилось в оптимистических тонах, отражая трудовую активность колхозников, повышение их благосостояния, методично и целенаправленно освещая ведущую роль партийных и советских организаций в проведении коллективизации, в процессе борьбы с «кулацким саботажем». Тем самым научное осмысление рассматриваемой нами проблематики существенно ограничивалось. Хотя исследователи, по существу, нередко коллективизацию расценивали как модернизацию сельскохозяйственного производства, «колхозное строительство» анализировались исключительно в рамках марксистской теории, а не модернизационной парадигмы. С начала 1990-х гг. в изучении социально-экономической истории Нижнего Поволжья наступил новый период. Оценка периода проведения новой экономической политики претерпела значительные изменения. В российской историографии в изучении аграрного прошлого сложилось в основном либеральное направление. Костяк исследователей этого направления составили историки, активно публиковавшиеся в годы перестройки. Тем более, что четвертый из выделенных 24 нами периодов научного осмысления проблемы связан с демократизацией общественной жизни в СССР, приведший в научной сфере к формированию инновационных трактовок «колхозного строительства». В этот период времени четко обозначились такие историографические тенденции, как освещение осуществления нэпа и коллективизации с позиций поливариантности (когда признается, что данный путь развития отнюдь не является единственно возможным для российской деревни) и первоочередное внимание к негативным сторонам проведения новой экономической политики и «колхозного строительства» (актуализация негативных характеристик коллективизации и отрицательных компонентов нэпа). Большое значение для отечественной исторической науки в постсоветский период имела разработка теоретикометодологических подходов к исследованию прошлого. В период так называемого застоя годы нэпа представлялись большинству историков, экономистов и публицистов «радужной картиной» советского строя, как эра почти всеобщего благополучия. Политические и идеологические догматы «Краткого курса истории ВКП(б)» закрывали дорогу объективному и непредвзятому анализу. Перестройка, отбросив некоторые табу и политически реабилитировав многих видных деятелей 1920-х годов, способствовала появлению научных работ, дававших объективную оценку новой экономической политике42. Последняя стала рассматриваться в более широком контексте, охватывающем помимо традиционных, собственно политических и экономических проблем нэпа, и социально-демографические и социокультурные аспекты. Научно-исследовательские работы по указанной проблематике отличают присутствие значительного элемента новизны, оригинальность постановки проблем, введение в научный оборот новых источников. Во многих работах представлено многообразие личных точек зрения, подходов, мировоззренческих установок авторов. Как положительный момент в этих исследованиях можно отметить отказ ученых 25 от многих стереотипов, бытовавших в советской историографии, их стремление к внеидеологическому, объективному, по-хорошему академическому подходу к изучению нэпа – проблемы отнюдь не нейтральной и нашему мировоззрению, и современному бытию. Следует отметить активизацию усилий отечественных специалистов – В.В. Кондрашина, С.А. Никольского и других ученых в области разработки вопросов крестьяноведения43. Крупнейшим достижением российской науки в 1990-е – начале 2000-х гг. стало, на наш взгляд, издание серии документальных сборников, посвященных истории коллективизации и жизни советской деревни в 1930-е гг., под общим названием «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание. 1927–1939». Это итог совместных усилий российских и зарубежных историков. Руководителями большого коллектива исследователей выступили ведущие специалисты по изучению данной темы: В.П. Данилов, Р. Маннинг, Л. Виола44. В контексте рассматриваемой проблемы заслуживают внимания материалы теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития», организованного под эгидой Института Российской истории РАН и «Интерцентра» Московской высшей школы социально-экономических наук (руководитель В.П. Данилов), где учеными – аграрниками, в том числе и зарубежными, в 1990-е гг. рассматривались важнейшие проблемы крестьяноведения, непосредственно относящиеся к истории аграрных преобразований в России в XX в.45 Кардинальным событием для российских ученых, занимающихся исследованием причин возникновения голода 1932–1933 гг., стало заседание в рамках семинара «Современные концепции аграрного развития», посвященного обсуждению доклада Стивена Уиткрофта и Роберта Дэвиса «Кризис в советском сельском хозяйстве (1931–1933 гг.)». Научное сообщество пришло к выводу, что причины возник26 новения голода следует рассматривать в комплексе политических, социально-экономических и природно-климатических факторов46. Освещая процесс и последствия коллективизации, российские исследователи47 на основе массива рассекреченных и впервые введенных в научный оборот документов и материалов убедительно доказывают, что прежняя трактовка «колхозного строительства» как комплекса социалистических преобразований в деревне имеет мало общего с действительностью. Располагая богатой источниковой базой, не ограниченные более советской идеологией, ученые констатируют насильственный характер коллективизации, освещают противоборство сталинского режима и значительной части крестьянства, трагические события конца 1920–1930-х гг., такие, как «раскулачивание», репрессии, голод 1932–1933 гг. и т. д. В последнее десятилетие на региональном уровне стали активно исследоваться проблемы нэпа и колхозного хозяйства48. Среди таких работ заметным явлением в историографии проблемы стали солидные монографии проф. С.В. Виноградова «Мелкотоварное крестьянское хозяйство Поволжья в 20-е годы», «НЭП: опыт создания многоукладной экономики»49, которые позволяют представить общую картину в Нижнем Поволжье в 1920–1930-е гг. На примере Поволжья автор восстанавливает ситуацию, сложившуюся накануне проведения нэпа, анализирует вопросы землеустройства, развития кооперации, влияния политической борьбы на судьбу нэпа и на тех, кто поддерживал экономические преобразования в регионе. Несомненно, что в изучение аграрной истории определенный вклад вносят исследования К.Н. Максимова «Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII – XX вв.)» и «Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы»50. Основательным анализом проблемы отличается монография В.А. Полякова «Голод в Поволжье»51. Серьезным исследованием истории голода 27 1932–1933 гг. в Автономной республике Немцев Поволжья является работа саратовского историка А.А. Герман «Немецкая автономия на Волге. 1918–1941. Часть II. Автономная республика 1924–1941»52. В целом работы региональных историков свидетельствуют о большой исследовательской работе, проведенной ими по интересующей нас проблеме. Главная их заслуга состоит в том, что в научный оборот вовлекается огромный массив первичных источников, происходит их осмысление в контексте исторического развития России в XX в. В постсоветский период в отечественной и зарубежной историографии нэп и коллективизация получили практически схожую оценку. Широко известны в России и сыграли важную роль в формировании и развитии новой отечественной историографии нэпа и коллективизации интересные и новаторские работы таких иностранных ученых-историков, как А. Грациози, Р.У. Дэвиса, Л. Виолы, М.Б. Таугер, Ш. Мерль, Р. Конквеста, Р.Т. Маннинг, Ш. Фицпатрик, С.Г. Уиткрофт53 и др. Работы Л. Виолы и Ш. Фицпатрик объединяет общий методологический подход к изучению коллективизации, изменения сущностных черт крестьянского мира в результате сталинской политики. Кроме того, имеются научные разработки зарубежных ученых, исследующих проблемы голода 1932–1933 гг. – Линн Виолы и Шейлы Фицпатрик, Стивена Уиткрофта и Роберта Дэвиса54. Ш. Фицпатрик, возлагая всю вину и ответственность за трагедию на сталинское руководство, справедливо указывает, что голод 1932–1933 гг. являлся «скорее нормой, чем исключением в современной истории голода»55. Нельзя обойти вниманием научный тандем двух замечательных исследователей С. Уиткрофта и Р. Дэвиса. Их работы основаны на достоверных и солидных источниках, дающих взвешенную оценку состояния сельского хозяйства в СССР в 1931–1933 гг.56 Отечественные исследователи в целом положительно оценивают вклад зарубежных коллег в изучение советского 28 нэпа и коллективизации, «раскулачивания» и голода 1921 г. и 1932–1933 годов. Научное сотрудничество ученых разных стран по изучению аграрной истории России свидетельствует о его целесообразности и актуальности. В настоящем исследовании не ставится задача всеобъемлющего анализа российской и зарубежной литературы по рассматриваемым проблемам. Это тема специального исследования. Однако следует отметить, что в современной историографии аграрной истории переосмыслению подвергается экономическая и политическая система нэпа, кризисы его, конфликты и противоречия, возможности и перспективы, степень проникновения в сферу промышленности, кооперации и торговли. Необходимо выявление общих и особенных черт развития нэпа в национально-государственных территориальных образованиях, в том числе и в Калмыкии. В целом же анализ историографии коллективизации и развития колхозной деревни в конце 1920 – начале 1930-х гг. позволяет утверждать, что целый ряд важных вопросов исследуемой темы в работах ученых нижневолжского региона не получил полного, всестороннего и объективного освещения. Крупных обобщающих работ, в комплексе рассматривающих вопросы истории всех социальных классов и групп в Нижнем Поволжье, социально-экономические процессы, происходивших в нижневолжских районах, в том числе и в Калмыкии, пока не создано. Поэтому необходимы переосмысление и разработка темы нэпа и коллективизации в региональной историографии Нижнего Поволжья. Источниковая база. Недостаточная разработанность, сложность, многоплановость темы монографии обусловили, с одной стороны, особую значимость ее источниковой базы, с другой – большую ответственность автора в ее использовании. Для раскрытия темы исследования в научный оборот введены различные группы источников: документы и материалы ЦК КПСС и советского правительства по экономиче29 ским и социальным вопросам, документальные источники, различные по происхождению и содержанию, данные государственной статистики, социологических исследований, материалы периодической печати. Главной группой источников по избранной теме явились архивные материалы. Именно они в совокупности обеспечили возможность сложить из мозаики многочисленных факторов и явлений целостное представление о социально-экономической ситуации в Нижнем Поволжье, выявив ее особенности и тенденции. Значительный по объему архивный материал позволил в полной мере раскрыть данную проблему. В работе использовались архивные материалы, хранящиеся в фондах Государственного архива Российской Федерации (далее ГА РФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Астраханской области (ГА АО), Государственного архива современной документации Астраханской области (ГАСД АО), Государственного архива Саратовской области (ГА СО), Государственного архива новейшей истории Саратовской области (ГАНИ СО), Государственного архива Волгоградской области (ГА ВО), Центра документации новейшей истории Волгоградской области (ЦДНИ ВО), Национального архива Республики Калмыкия (НА РК), Научного архива Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН (НА КИГИ РАН). Основной массив материалов по аграрной истории России XX века: декреты, постановления и циркуляры центральных и местных органов власти, определявшие отношение государства к указанной проблеме – нэпу, коллективизации, раскулачиванию, голоду 1921 и 1933 гг., антирелигиозной политике, в том числе изъятию церковных ценностей сосредоточен в фондах ГА РФ. Так, ряд изученных документов ЦИК СССР (ГА РФ. Ф. 3316) и ВЦИК (ГА РФ. Ф. 1235) позволил убедиться в том, что высшие законодательные органы страны являлись лишь исполнителями и проводниками 30 политики, проводимой центральными органами ВКП(б). Вместе с тем данные фонды дали возможность получить разнообразный материал о содержании, особенностях и направленности проводимой в тот период социальной политики и механизмов ее реализации. Материалы фонда ЦСУ РСФСР (ГА РФ. Ф. 374) позволили изучить количественные и качественные характеристики уровня социального обеспечения и здравоохранения в деревне исследуемого периода, которые доказаны региональными материалами. В фонде отдела здравоохранения (НА РК. Ф. Р-9) выявлены источники, освещающие трагические страницы населения КАО в 1921– 1922 гг., статистические сведения о социальных заболеваниях, количестве умерших. Дела улусных исполкомов и советов (НА РК. Ф. Р-21, Р-43, Р-49, Р-50, Р-53, Р-98) включают постановления улусных исполкомов, переписку, переписку о количестве голодающих – взрослых и детей, о беженцах, больных, инвалидах и т. д. Документы Российского государственного архива экономики дополнили соответствующую картину, главным образом, материалами информационно-статистического и аналитико-динамического характера. Так, материалы Народного комиссариата земледелия РСФСР (РГАЭ. Ф. 478) и Колхозцентра СССР и РСФСР (РГАЭ. Ф. 7446) обеспечили исследование материалами, характеризующими динамику кооперативного движения в деревне, реальный уровень и темпы коллективизации крестьянских хозяйств. Кроме того, фонды РГАЭ включают документы многоотраслевых органов кооперативных организаций (Промкооперации) и ряда других учреждений (Выставки достижений народного хозяйства СССР (ВДНХ), Совета по изучению производительных сил, Института экономики Госплана и др.). Группу этих источников дополнили региональные материалы. Документы плановой комиссии при Астраханском губисполкоме (ГА АО. Ф. Р-1493) и Астраханского губернского продовольственного комитета (ГА АО. Ф. Р-1373) содержат интересные сведения о темпах коллективизации, о 31 сельскохозяйственных мясо и хлебозаготовках, продовольственных затруднениях и помощи государственных и партийных органов в период нэпа и коллективизации. Материалы Нижневолжской областной плановой комиссии при исполнительном комитете Саратовской губернии (ГА СО. Ф. 521) и губернской плановой комиссии (ГА СО Ф. Р-466) позволяют исследовать социальные и демографические процессы, происходившие в регионе. В фонде Наркомата РКИ СССР (ГА РФ. Ф. 374) удалось обнаружить сведения о союзной и низовой сети кустарнопромысловой кооперации. Более подробно развитие кооперации в Нижнем Поволжье представлено в материалах фондах (ГА АО. Ф. Р-3306) и губисполкома Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и ловецких депутатов (ГА АО. Ф. Р-3365), где сконцентрированы документы отдела промысловой кооперации при Астраханском облисполкоме. Из материалов фондов Окружного комитета ВКП(б) (ГА АО. Ф. Р-6) почерпнуты ценные данные о коллективизации сельского хозяйства, (ГА АО. Ф.Р-2122) – о развитии рыбной промышленности в период коллективизации и кооперативного движения. Автором исследования изучены документы в фондах Наркомата земледелия (РГАЭ. Ф. 478) – приказы, директивы, материалы обследований, позволяющие проанализировать деятельность земельных управленческих структур по развитию земледелия, а также богатейшие статистические материалы о посевных площадях и других показателях производственной деятельности. Из фонда Центрального союза потребительских обществ СССР (Центросоюз СССР) (РГАЭ. Ф. 484) почерпнут содержательный материал для получения данных по кооперативному движению в регионах Нижнего Поволжья. Основной конкретно-исторический материал изучен в фондах региональных архивов (ГА АО Ф. Р. - 2122), (ГА СО. Ф. Р.-55), (ГАНИ СО. Ф. - 1). В фонде Наркомпрода СССР (РГАЭ. Ф. 764) отложился особо ценный материал по продовольственной ситуации в 32 стране, в том числе и в Нижнем Поволжье. Кроме того, изучены документы областного продовольственного комитета Калмыцкого ЦИКа (НА РК. Ф.Р-22), (ГА АО. Ф. Р. - 1373), (ЦДНИ ВО. Ф. - 1). Особо ценные документы находятся в фонде ЦСУ СССР (РГАЭ. Ф. 1562): сводные годовые отчеты колхозов, итоги переписей скота, сведения о динамике и экономических параметрах хозяйств колхозников и единоличников, бюджеты колхозов, позволяющие проследить развитие сельского хозяйства, как в стране, так и в Нижнем Поволжье. Материалы переписи населения, сектора социальной статистики (Оп. 19), отдела демографии (Оп. 20) и Бюро Всесоюзной переписи населения (Оп. 336) дают сведения о численности населения Нижнего Поволжья и особенностях миграционных потоков, что выявлялось в ходе переписей и других единовременных обследований. Все эти материалы до середины 1920-х гг. образовывали комплекс основных документов фонда ЦСУ. Параллельно с этим налаживалась статистика на базе текущего учета и отчетности предприятий, учреждений, организаций. К концу 1920-х гг. эта статистика становится основной, образуя большую часть материалов. В начале 1930-х гг. происходят две крупные реорганизации, существенно повлиявшие на структуру и содержание документов фонда. Первая – подчинение всего статистического дела складывающейся централизованной плановой системе. ЦСУ ликвидируется и превращается в экономико-статистический сектор Госплана СССР, затем заменяется учетом – создается Центральное управление народно-хозяйственного учета при Госплане СССР (ЦУНХУ). Материалами ЦУНХУ автор воспользовался при подсчете жертв голода 1932–1933 гг. Конкретизация приведенных в исследовании сведений осуществлялась на основе использования материалов региональных государственных архивов. Особый интерес представляют документы статистического бюро, отдела ЦИК КАО, образованного в январе 1921 г. Ценными источниками по теме нашего исследования являются отчеты, статистические ежегодники, характеризу33 ющие состояние Калмыцкой автономной области, особенно ее экономики. В делах фонда имеются сведения о количестве скота, размерах посевной площади, наличии сельскохозяйственного инвентаря и т. д., однако для получения целостной картины по проблематике темы использовалась обобщающая статистика, основанная на общереспубликанском материале. При этом автор сознательно не выделял специфику национальных образований, полагая, что она может стать предметом специальных исследований. Особую группу источников представляют документы РКП(б) – ВКП(б): документы центральных партийных органов (директивные письма ЦК РКП(б), протоколы заседаний Оргбюро ЦК ВКП(б), стенограммы заседаний Отдела агитации и пропаганды ЦК РКП(б), протоколы Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б) (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 60, 84, 112, 113), (ГА РФ. Ф. Р-130, Р-5451), (ГА АО. Ф. Р-1), (ГА СО. Ф. 521). Они дают представление о социально-экономическом курсе страны в целом, основных направлениях политики партии в деревне и их постепенном изменении, стратегии и тактике, формах антирелигиозной борьбы. Материалы организационно-распределительного отдела (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 67, 68, 69), организационного бюро и секретариата (Оп. 113, 114), информационного отдела ЦК (Оп. 32) позволили проследить директивную, организационную и распорядительную роль центральных партийных органов по разработке и формированию классово-дифференцированной политики по отношению к крестьянству. Отношение к религиозным организациям и религии местных партийных структур, в частности на Нижней Волге, отражено в документах Царицынской (Сталинградской) губернии. Данные материалы сконцентрированы в фондах (ЦДНИ ВО. Ф. 1, 9, 71, 76, 113), (НА РК. Р-3). При этом особую ценность для настоящего исследования составили различного рода информационно-аналитические материалы о социально-экономической и политической ситуации в различных регионах, включая Нижнюю Волгу, и в целом 34 по стране, малоизученные статистические и общественнополитические данные о социальном расслоении крестьянства в 1920-е гг., о характере процесса ликвидации кулачества, об административных рычагах подгонки темпов коллективизации, о характере направленности и масштабах крестьянского сопротивления радикальному аграрному курсу советской власти. Большую ценность представляет содержащийся в бывших партийных архивах критический материал о работе различных хозяйственных органов, отдельных советских и партийных руководителей. Аналогичны по содержанию документы ГА СО Нижне-Волжского краевого Совета (1928– 1934), воссоздающие процессы политики проведения коллективизации, раскулачивания уездными и волостными Советами (ГА СО. Ф.Р-55). Значительное количество дел хранится в (НА РК. Ф.Р-3. Оп. 10 с), ранее засекреченной части. Эти дела в основном касаются политического положения, борьбы с местными и пришлыми формированиями, выступавшими против советской власти, противоправных действий по отношению к местному населению некоторых красноармейских частей, призванных покончить с этими формированиями и навести порядок в КАО, а также процесс раскулачивания зажиточных крестьян. Эти документы впервые вводятся в научный оборот. Важный материал, анализирующий развитие сельского хозяйства и рыбного хозяйства, организационнохозяйственное укрепление колхозов, отложился в фонде Астраханского окружного комитета партии (окружкома) (ГАСД АО. Ф. 6). Материалы Нижневолжской областной плановой комиссии при исполнительном комитете Саратовской губернии (ГА СО. Ф. 521) и губернской плановой комиссии (ГА СО. Ф. Р-466) позволяют исследовать социальные и демографические процессы, происходившие в регионе. В то же время документы Саратовской областной плановой комиссии и управления народнохозяйственного учета (ГА СО. Ф. Р-3070) послужили одним из важных источников при анализе изме35 нений в развитии отдельных отраслей экономики и определении объективных темпов их роста. Особую группу источников, использовавшихся в исследовании и представляющих не меньший интерес составляют документы Финансового отдела исполнительного комитета Саратовского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ГА СО. Ф. Р-341). С целью изучения социальных проблем автор обратился к фонду Управления статистики Саратовской области (ГА СО. Ф. Р-2052 ). Большой пласт документов фонда (ГА ВО. Ф.37) воссоздает в деталях развитие сельского хозяйства, промышленности, проведение политики нэпа, состояние социальной сферы в губернии. Материалы (ЦДНИ ВО. Ф. 1, 76) дополнили проведенный анализ фактическими данными по Сталинградской и Астраханской губерниям, Калмыцкой автономной области и в целом по краю. Значительная часть источникового материала была выявлена в фондах Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) (ГАНИ СО. Ф.55), Саратовского губкома КВП(б) (ГАНИ СО. Ф. 27), обкома ВКП(б) Немцев Поволжья АССР (ГАНИ СО. Ф.1), а также Калмыцкого облисполкома (НА РК. Ф.Р-3), которые позволили проследить за социально-экономическими процессами, происходившими в Нижнем Поволжье, дать динамический анализ реализации классово дифференцированного подхода в социальной политике в деревне и оценить масштабы и последствия социального террора в начале 1930-х гг. Здесь же был исследован ряд материалов, характеризующих численность, характер, и направленность крестьянских выступлений накануне и в период сплошной коллективизации крестьянских хозяйств, проявления и масштабы голода 1921–1922 гг., 1932– 1933 гг. В фондах данных архивов изучены материалы ряда окружных комиссий по ликвидации кулачества как класса, которые дают возможность восстановить картину радикального аграрного курса 1920–1930-х гг. Деятельность Калмыцкого общественного крестьянского комитета взаимопомощи (1921–1925 гг.) отражена в ма36 териалах фонда (НА РК. Р-15). Процесс создания крестьянских комитетов взаимопомощи в улусах совпал с голодными 1921–1922 гг., что наложило отпечаток на их работу. В фонде (НА РК. Р-112) хранятся материалы, относящиеся к Калмыцкому отделу (Представительству) при Народном Комиссариате по делам национальностей РСФСР (далее Наркомнац). Калмыцкий отдел, созданный в октябре 1918 г. и существовавший до мая 1924 г., являлся связующим звеном между Калмыцким ЦИКом и высшими органами власти и управления РСФСР и представлял в них интересы населения Калмыцкой автономной области. Документы, извлеченные из этого фонда, представлены протоколами заседаний, постановлениями ВЦИК и СНК РСФСР, Калмыцкого ЦИК, отчетами, информационными докладами, перепиской Калмыцкого отдела с Наркоматами РСФСР и Калмыцким ЦИКом по самым различным вопросам, в первую очередь, по вопросам борьбы с голодом и преодоления его последствий. Основу источниковой базы исследования составили в основном как архивные материалы, вошедшие в известные публикации, сборники, так и извлеченные и введенные нами в научный оборот. Особенно большую и важную информацию по интересующей нас проблеме содержат материалы целого ряда фондов НА РК, представляющие собой как оригинальные документы и работы, так и копии дел, хранящихся в архивах гг. Москвы, Астрахани, Саратова, Волгограда и др. В работе с архивными источниками имелись и трудности. В большинстве из них содержится материал, характеризующий развитие сельскохозяйственного производства, социальной сферы в деревне в целом. Имеет место использование разных методик определения тех или иных экономических показателей. Существуют различные пробелы в отчетности за отдельные годы. Особенно это касается различного рода статистических материалов, которые зачастую содержат трудно сопоставимые данные, имеют недостаточную репрезентативность. К примеру, в некоторых национальных регионах на достаточно низком уровне велась статистика или она отсут37 ствовала вообще. В частности, в Калмыцкой автономной области накануне и в период проведения новой экономической политики в отдельных аймаках (селах) местное руководство было абсолютно неграмотным, и учет численности населения практически не велся. Численность скота определялась ориентировочно, и выявить точное количество имевшегося скота стало для нас весьма трудной задачей. В некоторых деревнях Нижнего Поволжья картина учета и отчетности тоже велась на низком уровне или совсем не велась. В то же время в исследовании учтена специфика других организационных форм. Там, где это представлялось возможным, использовались обобщающие статистические данные. В определенной мере поиск источников осложнялся и рядом изменений в административно-территориальном делении Нижнего Поволжья в 1920-е – начале 1930-х гг. Например, перевод административного центра из г. Саратова в г. Сталинград обусловил разобщенность архивных фондов и материалов. Некоторые сведения носят противоречивый тенденциозный характер. Все это не позволяет составить обобщающие статистические таблицы, данные которых полно характеризовали бы советскую социальную политику в деревне в 1920–1930-е гг. и ее результаты. Вместе с тем, при всей неравнозначности, определенной неполноте отдельных использованных источников, в совокупности они обеспечили возможность проведения конкретно-исторического анализа основных направлений политики советского государства в деревне на примере Нижнего Поволжья. Источниковая база работы включает в себя так же опубликованные архивные материалы и документы по различным периодам и аспектам социально-экономической политики 1920–1930-х гг. Новейшими среди них являются изданные за последние годы документы и материалы по проблемам крестьяноведения, коллективизации, раскулачивания и крестьянского движения57. Важную группу источников директивно-политического характера составили опубликованные документы централь38 ных органов ВКП(б): материалы cъездов, резолюции ряда конференций и пленумов ЦК. Ценным источником нормативного характера явились опубликованные постановления высших органов государственной власти ЦИК и СНК СССР, ВЦИК и СНК РСФСР, опубликованные в собрании Узаконений РСФСР (СУ РСФСР) за исследуемый период. Значительные материалы по характеристике социальноэкономической политики получены при изучении различного рода статистических сборников как центрального, так и регионального уровня. Данные официальной статистики 1920–1930-х гг. зачастую содержат противоречивые, а то и вовсе неверные показатели, тем не менее, они позволяют выявить объективные тенденции тех или иных социальноэкономических процессов с достаточной степенью достоверности. При исследовании проблем социально-экономических процессов в деревне в качестве источника использованы материалы ряда центральных и региональных периодических изданий58. Хотя газетные и журнальные публикации того времени носили не столько информационный, а сколько пропагандистско-идеологический характер, автор исследования учел тот факт, что вместе с тем они содержали значительный фактический материал. Особым источником для настоящего исследования явилась мемуарная литература – воспоминания участников и очевидцев событий 1920–1930-х гг. Живая коллективная память народа – это национальное богатство, величайшая культурная ценность общества59. Немало исследователей занималось одной из ключевых тем аграрной истории России XX в. – коллективизацией и неразрывно связанным с ней голодом 1932–1933 гг. Этой теме посвящено много интересных публикаций60. Учитывая данное обстоятельство, автор данного исследования расширил ее источниковую базу за счет привлечения свидетельств очевидцев, живых свидетелей эпохи – крестьян, непосред39 ственно переживших голод. Несколько раньше нами были опрошены живые свидетели голода 1921–1922 гг. В частности, важным для исследования источником стали материалы анкетирования и опроса свидетелей голода 1932–1933 гг., проведенного автором в сельских районах Республики Калмыкия. В 59 селах и 10 районных центрах республики с помощью специально составленной анкеты и диктофона были проинтервьюированы 225 очевидцев, переживших в Калмыкии голод 1932–1933 гг., записаны их воспоминания61. Нами не отрицается ценность свидетельств очевидцев. Мы с огромным уважением относимся к людям, пережившим эти голодные годы во время проведения коллективизации, но с научной точки зрения возможности такого рода источника ограничены. Поэтому они использованы в комплексе с другими, не менее значимыми источниками. Выявленные в ходе исследования и введенные в научный оборот источники существенно расширяют источниковедческую базу по аграрной проблематике. Аналитический и фактический материал, содержащийся в работе, расширяет как историографию темы, так и знания по крестьяноведческой проблематике. Научная новизна заключается в том, что в ней, опираясь на значительный комплекс исторических источников общего и регионального уровня, впервые применительно к изучению такого крупного региона Российской Федерации, как Нижнее Поволжье, исследуются социально-экономические и общественно-политические последствия советской экономической политики в 1920–1930-е годы. Заявленная тема рассмотрена в контексте общего курса проводившейся в стране государственной экономической политики. Впервые путем комплексного изучения источников всесторонне проанализированы экономические и политические последствия политики «военного коммунизма» в регионе. Выявлены конкретные результаты действия властей, повлиявшие на сельское население и развитие аграрной сферы на Нижней Волге, среди которых обострение продовольствен40 ной проблемы, спад зернового производства, уменьшение поголовья всех видов скота. Предложена развернутая концепция исследования истории голода 1921 г. в Нижнем Поволжье через комплексный анализ значительного круга важных событий, которые голод предопределяли, сопровождали или становились следствием его. Выявлены особенности социально-экономического развития нижневолжской деревни в условиях введения в стране новых форм хозяйствования. Осуществлен анализ репрессивной политики советского государства в деревне в пределах конкретного, но такого достаточно локального пространства, как многонациональный Нижне-Волжский регион. На примере Нижнего Поволжья установлено, что причиной социального конфликта между крестьянством и советской властью явилась неизменно жестокая, недальновидная аграрная политика большевиков по отношению к крестьянству, подпитываемая негативными компонентами колхозной системы. Проанализированы причины голода 1933 г. и аргументированы его особенности и последствия, повлиявшие на историческую судьбу крестьян Нижневолжского края. Введен в научный оборот значительный массив неопубликованных исторических источников. Основные положения монографии состоят в следующем: 1. Данное исследование потребовало комплексного подхода, поскольку на стыке исторической, экономической, сельскохозяйственной и социологической наук выявлены социально-экономические процессы, происходившие в Нижне-Волжском регионе в первые годы советской власти, причем не только с точки зрения общих тенденций в истории России, но и с позиций современных модернизационных подходов. Это позволило прийти к выводу о том, что по41 литическая, социально-экономическая обстановка в регионе, имея свои особенности, в рассматриваемый период находилась в тесной зависимости от политики центральных властей, от обстановки в стране в целом. Исторический опыт подсказывает, что при определении перспектив развития регионов Нижнего Поволжья необходимо учитывать их стартовые возможности, совершенствовать их политическую систему и применять в них различные формы хозяйствования. 2. Политика «военного коммунизма» привела экономику страны в целом и Нижнее Поволжье в частности на грань полного краха. Во всех отраслях народного хозяйства произошло заметное снижение всех показателей экономики. Резкое ухудшение жизни населения вследствие проводимой властями политики «военного коммунизма» стало причиной широкого недовольства населения после окончания гражданской войны. Советское государство вынуждено было перейти от политики «военного коммунизма» к нэпу в интересах крестьянства и для спасения советской власти. Это явилось первым и решающим шагом, поскольку политика продовольственной разверстки себя исчерпала. 3. Голод 1921–1922 гг. был вызван сочетанием природных (засуха, неурожай) и социально-экономических явлений (ослабление крестьянского хозяйства за годы революций и войн, политика продразверстки). Голод разразился на фоне продолжающихся крестьянских волнений, ожесточенной борьбы внутри РКП(б), и в этих условиях власти далеко не сразу оценили грозящую катастрофу, что еще больше усугубило положение. Ослабленное войной молодое государство не могло оказать действенную помощь населению голодных губерний, адекватно оценить ситуацию. Местные органы власти не сумели по-хозяйски рас42 порядиться теми небольшими ресурсами, которые имелись в их распоряжении, и наладить эффективную поддержку голодающим. Последствия голода 1921 г. длительное время сказывались на экономической ситуации в регионе. 4. Новая экономическая политика в основном способствовала восстановлению довоенного уровня развития производительных сил сельского хозяйства Нижнего Поволжья. Однако в силу ограниченности по времени она не смогла решить основные проблемы развития деревни (аграрное переселение, слабость материально-технической базы и т. д.). Сельское хозяйство в условиях нэпа не лишилось хозяйственной деятельности товаропроизводителей, в том числе частной инициативы и предприимчивости в производстве сельскохозяйственной продукции. 5. Особенностями реализации политики коллективизации сельского хозяйства в Нижне-Волжском крае стали не только растянутость ее по времени – до середины 1930-х гг., но и более значительное применение различного рода мер административного воздействия на крестьянство с целью ускорения коллективизации, особенно в годы первой пятилетки: нажим на единоличников, рост налогов, государственные заготовки сельскохозяйственной продукции и т. д. Полное изъятие хлебопродуктов, лишение даже семенного фонда, невыплата трудодней вызвали массовое недовольство крестьян, привели регионы Нижнего Поволжья к голоду 1933 г. 6. Особая роль в ходе реализации сталинской модели развития аграрной сферы отводилась репрессивной политике. В 1930-е гг. она выразилась в «ликвидации кулачества», затронувшей фактически все слои сельского общества вследствие слабого социальноэкономического расслоения на Нижней Волге доколхозного крестьянства. 43 Энциклопедия Волгоградской области. / 2-е изд., доп. и испр.- Волгоград, 2009. - С. 303. 2 Путь трудовых побед. Сб. док. и мат-лов. - Волгоград: ГИ «Издательско-полиграф. комплекс «Волга», 1997. - С. 114. 3 Барг М.А. Категории и методы исторической науки. - М.: Наука, 1984. - С. 134 4 Репина Л.П., Зверева В.В., Парамонова М.Ю. История исторического знания. - М.: Дрофа, 2004. - С.26. 5 Орлов И.Б. Современная отечественная историография НЭПа: достижения, проблематика, перспектива // Отечественная история. - 1999. - №1. - С.102-116; НЭП: приобретения и потери (Р. Дэвис, В. Дмитренко и др.). - М.: Наука,1994; Россия нэповская / Под общ.ред акад.А.Н. Яковлева. - М.: Новый хронограф, 2002. (Россия. ХХ век. Исследования). 6 Чаянов А.Н. Крестьянское хозяйство. – М.,1989; Ларин Ю. О пределах приспособляемости нашей экономической политики // Красная новь. 1921. №4; Преображенский Е. Основной закон социалистического накопления // Вестник Коммунистической Академии. кн. VIII. - 1924; Милютин В.П. История экономического развития СССР (1917-1927). Изд.2-е. - М.-Л.,1929 и др. 7 Крумин Г.И. Пути хозяйственной политики. - М., 1924; Святицкий Н.В. Организация промышленности. – М., 1924; Цыперович Г. Синдикаты и тресты в дореволюционной России и СССР. – Л., 1927 и др. 8 Юровский Л.Н. К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе// Вестн. финансов. – 1926, №2; Кондратьев Н.Д. Критические заметки о плане развития народного хозяйства// План.хоз-во, - 1927. - №4. 9 Ленин В.И. Полн.собр.соч. - Т.43. - С.403; На путях к рыночным отношениям: В.И. Ленин о НЭПе: Сборник/подготовл. С.Ф. Буточников.- М., 1991. 10 Сталин И.В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства // Сочинения в 13-ти томах. Т. 11. - М., ОГИЗ: гос. изд-во полит. лит, 1949; Он же. О правом уклоне в ВКП(б). Речь на пленуме ЦИК ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. // Сочинения в 13-ти томах. Т. 12. - М., ОГИЗ: гос. изд-во полит. лит, 1949. 1 44 Ангаров А. Сельсовет и ликвидация кулачества как класса// Большевик. - 1930. - № 6. - С. 3 и др. 18; Сигаров М.С. Организационно-хозяйственное укрепление колхозов и задачи пролетарского шефства. - Саратов, 1932. 12 Шлифтейн Е.И. Мелкая промышленность Саратовской губернии. Статистико-экономический сборник. - Саратов, 1923; Гросс Э. Автономная Социалистическая Республика немцев Поволжья. Покровск, 1926; Ильин Е.И. Колхозы СССР и их удельный вес в строительстве Советского Союза. - М.-Л., 1929 и др. 13 Борисов Т. Калмыкия. Историко-политический и социальноэкономический очерк. – М.-Л.,1926 14 Глухов И.К. От патриархальщины к социализму. – Астрахань, 1926. 15 Калмыкия за 5 лет революции. – 1922; Ойратские известия. – 1922. - №1-4; Нижнее Поволжье. – 1922-1924 гг; газеты УланХальмг (1921-1925 гг.). 16 Лексин Ю. Первый перелом // Знание – сила. 1988. - № 11. - С. 70. 17 Троцкий Л.Д. На борьбу с голодом!: (Речь, произнесенная 9 июня 1918 г. на народном собрании в Сокольниках). - М., Пг., 1918; Антонов-Овсеенко. Спешите на помощь умирающим от голода! - М., 1922. - С. 3-4 и др. 18 Гутовский И.А. Хозяйственное положение Сталинградской губернии. - Сталинград, 1925; Милованов С. Рыбные промыслы Астраханского края за последние 25 лет // Астрахань и Астраханский край. - Астрахань, 1924 и др. 19 Алексеев А. Об областном промышленном районировании// Нижнее Поволжье. - 1925. - № 1.; Винавер И. Промышленность Саратовской губернии за 8 лет// Нижнее Поволжье. - 1925. - № 10 и др. 20 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Одобрен ЦК ВКП(б). 1938 год. - М., 1955. - С. 237, 248. 21 Лаптев И. Советское крестьянство. – М., 1939; Перегудова М.П. Освобожденная деревня. – Воронеж, 1938; Джимбинов Б. Советская Калмыкия. – М., 1940. 22 Ханкин А., Чилин А., Гривальд А. Класс против класса. Экономическая контрреволюция в Астрахани. - Саратов, 1930; Филос А. «Астраханщина» перед пролетарским судом. - Саратов, 1930; 11 45 Нижне-Волжский край /Под ред. К.А. Белецкого, К.А. Кульмана и др. - М., 1930. 23 Клейн Н.Л. Экономическое развитие Поволжья в конце XIX – начале XX вв. - Саратов, 1981; Максимов К.Н. Органы государственной власти и государственного управления Калмыцкой автономной области. – Элиста, 1970; Он же. Развитие советской национальной государственности. – Элиста, 1981; Убушаев В.Б. Образование и деятельность областной партийной организации в годы восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.) //Очерки истории Калмыцкой организации КПСС. – Элиста, 1980 и др. 24 Анисимов Н.И. Победа социалистического сельского хозяйства. - М., 1937; Шуваев К.М. Старая и новая деревня. - М., 1937 и др. 25 Шембель С. О весенней кампании по борьбе с вредителями в Астраханской губернии // Наш край. - Астрахань, 1926; Любомиров Т. О заселении Астраханской губернии; Борисов Т. Калмыкия. Социально-экономический очерк о калмыцкой автономной области// Наш край. - Астрахань, 1926. - апрель. - № 4 и др. 26 Медведев Б. Х. Калмыцкая область // Нижнее Поволжье. 1924. - № 4-5; Алексеев П., Попов А. О взаимоотношениях совхозов и колхозов в условиях сплошной коллективизации// Нижнее Поволжье. 1930. № 6; Зюрюкин В. Сельское хозяйство и пути восстановления его в Республике немцев Поволжья// Нижнее Поволжье. 1927. - апрель. № 4. и др. 27 Десять лет Калмыцкой автономной области. 1920 –1930. – Астрахань, 1930; Два года пятилетки. Материалы к отчету НижнеВолжского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период от 1 до 2 краевого съезда Советов. Саратов, 1931; Народное хозяйство Астраханской области за 50 лет. Стат. сб. - Волгоград: Нижне-Волж. кн. изд-во, 1967 и др. 28 Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. В 2-х т. Т. 2. Исторический опыт КПСС в осуществлении ленинского кооперативного плана. - М., 1983; Генкина Э.Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (19301934). - М., 1952. 29 Стрельцова А.И. Партийная организация Саратовской губернии в борьбе за проведение политики партии в деревне в восстановительный период (1921-1925). Дис. канд.ист.наук. - М., 1953; Беликов Т.И. Калмыцкая область в восстановительный пе- 46 риод (1921-1925 гг.) // Ученые записки. – Элиста, 1968. – Вып.6; Васькин П.И. Становление социалистических производственных отношений в Калмыкии. – Элиста. 1971; Оглаев Ю.О. К вопросу о ликвидации бывших калмыцких феодалов // Вестник КНИИЯЛИ. – Элиста, 1967.- Вып.№ 2. - Сер. историч.; Кичиков М.Л. О закономерностях и своеобразии перехода к социализму 1917-1929// Вестник института. – Элиста, 1974. – Вып.№ 9. 30 К чему приводит политическая близорукость// Известия Нижне-Волжского крайисполкома. - 1931. - № 8. - С. 179; Убрать кулацких агентов// Известия..- 1931. - ноябрь. - № 18. - С. 429; Оглаев Ю.О. К вопросу о ликвидации бывших калмыцких феодалов // Вестник КНИИЯЛИ. - Элиста, 1967.- Вып.№2. - Сер. историч. 31 Мальнов И. Состояние животноводства и мясозаготовки в Нижнем Поволжье// Нижнее Поволжье. - 1930. - январь. - № 1. - С. 30-38. 32 Поляков Ю.А. Переход к нэпу и советское крестьянство. – М., 1967; Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. – М., 1979 и др. 33 Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. - М., 1957; Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.). - М., 1972 др. 34 Вылцан М.А. Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., 1982; История советского крестьянства: В 5-ти т. - М., 1986. - Т.1: Крестьянство в первое десятилетие советской власти; Т.2. (1927-1937 гг.). - М., 1985 и др. 35 Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. -М., 1977. 36 Зеленин И.Е. Совхозы СССР в годы довоенных пятилеток. 1928-1941. - М., 1982. 37 Вылцан М.А. Завершающий этап создания колхозного строя (1935-1937 гг.). - М., 1978. 38 Вылцан М.А. Материальное положение колхозного крестьянства в довоенные годы// Вопросы истории. - 1963. - № 9. - С. 15-24; Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.). - М., 1972; Вылцан М.А., Данилов В.П. Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. - М., 1982. 47 Мерль Ш. Аграрный рынок и новая политика. Зарождение государственного управления сельским хозяйством в Советском Союзе. 1925-1928. - Вена, 1981 (Реферат)// Отечественная история. - 1995. - № 3. - С. 104-116; Davies R.W. The Socialist Offensive: the Collectivization of Soviet Agriculture, 1929-1930. - Cambridge, MA, 1980 и др. 40 Марушкин Б.И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. - М., 1969 и др. 41 Осколков Е.Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. -Ростовн/Д., 1973. 42 НЭП: приобретения и потери (Р.Дэвис, В. Дмитренко и др.) М.: Наука, 1994; Россия нэповская (Павлюченков, Д. Аманжолова и др.)/ Под общ. ред. А. Яковлева. - М.:,2002; НЭП: экономические, политические и социокультурные аспекты. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. - 544 с. и др. 43 Кондрашин В.В. Голод в крестьянском менталитете // Новые страницы истории Отечества (по материалам Северного Кавказа). Межвузовский сб. науч. статей. Вып. 1. -Ставрополь, 1996. - С. 5361; Никольский С.А. Коллективизация и деколлективизация: сравнительный анализ процессов, последствий, перспектив // Крестьяствоведение 1997. - С. 223-240. 44 Мянькинов С.И. Презентация международных научных проектов по истории российского крестьянства XX века// Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. - М., 1999. - С. 299-306; Тархова Н.С. История российского крестьянства в серийных документальных публикациях 1990-2000// Новый исторический вестник. № 1 (14). - М., 2006. - С. 60-71 и др. 45 Скотт Дж. С. Моральная экономика крестьянства. Восстание и выживание в Юго-Восточной Азии. Нью-Хэвн. - Лондон: изд-во Йельского ун-та, 1976 [Реферат]// Отечественная история. - 1992. - № 5. - С. 5-17; Вебер О. Из мужиков во французы. Модернизация французской деревни. 1870-1914. Стэнфорд; Калифорния, 1976 [Реферат]// Там же. - 1997. - № 2. - С. 140-148; Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве (19311933 гг.) [Доклад]// Там же. - 1998. - № 6. - С. 95-109 и др. 46 Отечественная история. - 1998. - № 6. - С. 95-109. 47 Данилов В., Ильин А., Тепцов Н. Коллективизация: как это было// Урок дает история. - М., 1989. - С. 138-182; Данилов В.П. Коллективизация сельского хозяйства в СССР// История СССР. 39 48 № 5. - С. 7-30; Рогалина Н.Г. Коллективизация: Уроки пройденного пути. - М., 1989; Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). - М., 1994; Он же. Голод 1932-1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь. - М.: Собрание, 2009. - 288 с.; Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. - М.: РОССПЭН; Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. - 519 с. 48 Савельев С.И. Раскулачивание: истоки, цели, методы, следствия (на материалах Нижне-Волжского края АССР немцев Поволжья)// Аграрный вопрос в России при формировании рынка. - Саратов, 1993; Поляков В.А. Поволжский голод начала 1920-х гг. (К историографии проблемы)// Новый исторический вестник. - 2005. - № 1 (12). - С. 36-49; Бадмаева Е.Н. Калмыкия в начале 1920-х годов: голод и преодоление его последствий. – Элиста, 2006. – 182 с.; Она же. Миграционные процессы в истории формирования Калмыкии в годы нэпа // Государственная служба, 2008. - №1 (51). - С.111-114 и др. 49 Виноградов С.В. Мелкотоварное крестьянское хозяйство Поволжья в 20-е годы. - М., 1998; Он же. НЭП: опыт создания многоукладной экономики. - М., 1996. 50 Максимов К.Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII-XX вв.). - М.: Наука, 2002; Он же. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918-1940-е годы. М.: Наука, 2004. 51 Поляков В.А. Голод в Поволжье. 1919-1925 гг.: происхождение, особенности, последствия: Монография. - Волгоград: Волг. науч. изд-во, 2007. - 735 с. 52 Герман А.А. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. Часть I. Автономная республика. 1924-1941. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. – 410 с. 53 Davis R.U. Советская экономика в период кризиса// История СССР. - 1991.- №4; Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. - М., 2001; Мерль Ш. Голод 1932-1933 годов – геноцид украинцев для осуществления политики русификации?// Отечественная история, 1995. - №1. - С. 49-61; Таугер М.Б. Урожай 1932 года и голод 1933 года// Судьбы российского крестьянства. - М., 1995. - С. 298-332; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 49 30-е годы: деревня. - М., 2001; Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве// Отечественная история, 1998. № 6. - С. 95-109; Маннинг Р.Т. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935-1940 годы// Отечественная история, 2001. - № 5. - С. 88-106 и др. 54 Viola L. The Campaign to Eliminate the kulak as a Class, Winter 1929-1930: A. Reevaluation of the Legislation// Slavic Review.Vol. 45. - № 3 (fall 1986). - P. 503-524; Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве// Отечественная история, 1998. - № 6. - С. 95-109; Davies R.W. The Socialist Offensive: the Collectivization of Soviet Agriculture, 1929-1930. Cambridge, MA. 1980 The economic transformation of the Soviet Union. 1913-1945. Ed. By Davies R.W., Harrison M. and Wheatcroft G. Cambridge University Press, 1994.- P. 74-76 и др. 55 Шейла Фицпартрик. Указ. соч. - С. 84. 56 Davies R.W. and Wheatcroft G. The years of hunger: soviet agriculture, 1931-1933. - Palgrave Macmillan, 2004. 57 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. документы и материалы. В 5-ти тт. Т. 1. Май 1927 – ноябрь 1929 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 1999; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти nn/ N/ 2/ Ноябрь 1929-декабрь 1930/ Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 2000; Т. 3. М., 2001; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. Т. 3. конец. 1930-1933./ Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 2001. 58 Правда, Экономическая жизнь, Известия, Труд, Власть Советов (Москва), Отечественная история, Вопросы истории, Известия ЦК КПСС, Исторический архив, Калмыцкая область (Астрахань), Калмыцкая степь (Астрахань), Наш край (Астрахань), Нижнее Поволжье (Саратов), Жизнь национальностей (Москва), Ойратские известия (Астрахань), Теегин герл (Элиста), Большевик, Известия Калмыкии, Ленинский путь (Астрахань), Ударный лов (Астрахань), Хозяйство на новых путях (Сталинград), Коммунист (Астрахань), Борьба (Сталинград), Саратовские известия, Советская Калмыкия (Элиста), Улан-Хальмг, Время Калмыкии (Элиста), 59 Алексеев С.Д. В борьбе за социализм// Первые десять лет Калмыцкой областной комсомольской организации (1921- 50 1931 гг.). – Элиста, Калм гос. издат, 1963; Манджиев С.-Г.М. За власть Советов// Первые десять Калмыцкой областной комсомольской организации (1921-1931 гг.). – Элиста, Калм гос. издат, 1963; Маслов А.Г. Страницы былого/ из воспоминаний участника борьбы за установление Советской власти в Калмыкии. – Элиста, Калм.кн. изд-во, 1962. 60 Хубова Д.Н. Черные доски: TABULA PASA. Голод 19321933 годов в устных свидетельствах. С. 67-88. 61 Запись воспоминаний была произведена Е.Н. Бадмаевой во время ее работы над данным исследованием. Последнее подобного рода социологическое обследование Поволжских деревень проводилось известным историком-аграрником В.В. Кондрашиным во время его работы над диссертацией в 1990-х гг. См. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни / В.В. Кондрашин. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. 519 с. (История сталинизма). 51 ГЛАВА 1. РАЙОНЫ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ НАКАНУНЕ НЭПА § 1. Калмыкия в составе Нижнего Поволжья в 1917–1920 гг. Нижнее Поволжье на сегодняшний день является одним из экономически развитых регионов Российской Федерации, важнейшим производителем аграрной продукции. Таковым он был и в дореволюционные годы, отсюда государство закупало значительное количество продуктов земледелия, мясного и рыбного хозяйства. Ситуация в Нижневолжском регионе кардинально изменилась после революционных событий 1917 г. После революции в Нижне-Волжский регион входили 5 территорий (Саратовская, Царицынская и Астраханская губернии, Немцев Поволжья АССР и Калмыцкая автономная область). Общая площадь составляла 321 тыс. кв. м., а численность населения согласно переписи 1926 г. – 5 517 тыс. чел.1 Относительно населения всего СССР эта цифра составляла 3,8%, а РСФСР, в состав которого Нижнее Поволжье непосредственно входило, – 5,5%. Сельские жители составляли более 80% населения края. В двадцатые годы, как и сегодня, Нижне-Волжский край был одним из самых многонациональных регионов страны. Накануне Октябрьской революции в пределах данной территории, кроме русского населения, составлявшего 63,1%, здесь проживали такие народности, как татары – 11,8%, мордва – 6,1%, чуваши – 5,8%, немцы – 3,7%, казахи – 2,24%, марийцы – 0,2%, калмыки – 0,9%, др. народы – 1,7%2. Нерусское население компактно проживало не только на территориях нынешних автономий, но и было разбросано по всему Нижнему Поволжью и Югу России. Большая часть населения была сосредоточена в пределах Саратовской губернии, на долю которой в середине 1920-х гг. приходилось более половины всех жителей края. Около 52 четверти населения края проживало в Царицынской губернии. В Республике Немцев Поволжья и Астраханской губернии проживала десятая часть населения края, а в Калмыцкой области – 2,6% всех жителей Нижнего Поволжья3. Калмыцкая Степь, находящаяся на юге края, была самой малонаселенной, здесь на 1 кв. км приходилось 1,9 чел.4 Причинами такого резкого различия северных регионов Нижнего Поволжья от южных по плотности населения являлись неблагоприятные условия прикаспийских местностей – плохие почвы и нехватка воды, что препятствовало развитию земледельческого хозяйства. Следует сказать, что расположенный в бассейне Волги и ее притоков Нижневолжский регион в климатическом отношении имеет относительную однородность. Климат Нижнего Поволжья носит резко континентальный характер, с небольшим количеством осадков, с ветрами, дующими с юго-востока и востока (суховеи). Изотерма июля здесь значительно выше, чем в других районах европейской части России. В Саратове в июле температура воздуха в тени достигает +35°С, а в Астрахани – до +45°С и выше. На большей части Нижнего Поволжья, за исключением Астраханской губернии и Калмыкии, преобладают плодородные почвы. Таким образом, климатические условия Нижнего Поволжья в целом благоприятны для развития аграрного сектора экономики. Подавляющее большинство населения региона издавна занималось земледелием и скотоводством. Основными зерновыми районами являлись Саратовская и Царицынская губернии. Однако их обширные степные пространства не были освоены в полной мере. Особняком в регионе стояла Астраханская губерния. Основное количество земель в ней было непригодным для земледелия, но она обладала богатейшими запасами рыбы и соли, что давало рабочие места местным жителям и выходцам из других губерний Нижнего Поволжья5. Автономная республика Немцев Поволжья в довоенное время в основном являлась зерновой, с производством, главным образом, пшеницы. Калмыцкая автономная область накануне Первой мировой войны представляла собой аграр53 ный регион с экстенсивным кочевым скотоводческим хозяйством и являлась сырьевым рынком Российской империи. Земледелие в Калмыкии не развивалось ввиду того, что Калмыкия – единственный регион в европейской части России, располагавшийся в зоне полупустынь. Зерновое производство здесь получило развитие в западных и отчасти северных районах, которые по территории значительно меньше, чем территории восточной, северо-восточной и центральной части. Характеризуя эту засушливую часть прикаспийской земли, П. Богданов еще в 1928 г. в статье «Сельскохозяйственные районы Нижнего Поволжья» точно определил ее непригодность для выращивания зерновых: «Песчаная степь совершенно безводная… для распашек совершенно непригодна, так как распашки обращаются в сыпучие пески, пока опять не закрепятся растительным покровом. Не пригодна для распашек и глинистая степь вследствие тяжелого состава глинистых почв. К этому нужно добавить, что малый процент гумуса делает почвы почти неплодородными»6. Хозяйственная жизнь нижневолжских губерний была тесно связана с Волгой – важнейшей транспортной артерией не только в регионе, но и в России в целом. Все крупные города располагались на ее берегах и зарождались первоначально как центры торговли. Крупнейшими городами Нижнего Поволжья в исследуемый период являлись Саратов, Сталинград и Астрахань7. Характерной чертой экономики большей части региона в конце XIX в. являлось наличие торгового зернового хозяйства, тесно связанного с центральным промышленным районом и экспортом зерна за рубеж8, экстенсивный характер земледелия и кочевого пастбищного животноводства, сохранение многочисленных пережитков крепостничества, которые препятствовали более продуктивному ведению сельского хозяйства. Создание новых технологий, развитие инфраструктуры в России (в первую очередь железнодорожного сообщения) привели к появлению в Нижнем Поволжье новых видов производства: металлургической, металлообрабатывающей 54 и цементной промышленностей, работавших частично на привозном топливе и сырье. Предприятия этих отраслей не имели непосредственной связи с работавшими здесь ранее фабрично-заводскими предприятиями и кустарными промыслами, и появились они вследствие привлечения в экономику региона столичного и иностранного капитала. К 1914 г. общий объем промышленного производства в регионе возрос по сравнению с показателями конца XIX в. почти в четыре раза. Саратовская губерния в преддверии Первой мировой войны являлась самой промышленно развитой в Поволжском регионе, а темпы ее развития превышали средне-российские показатели. Среди крупнейших предприятий региона были такие, как металлургический завод «Новая Этна» в Саратове, металлургический завод «Урал-Волга» в Царицыне (впоследствии «Красный Октябрь»), цементные заводы в Вольске, текстильное предприятие в Саратовской губернии. В годы Первой мировой войны в промышленности Нижнего Поволжья произошли существенные структурные изменения: увеличилось число металлообрабатывающих и машиностроительных предприятий при сокращении остальных. За годы войны общее число промышленных предприятий в Нижнем Поволжье увеличилось с 494 в 1914 г. до 507 в 1916 г.9 Расширение промышленного производства коснулось только тех отраслей производства, которые были тесно связаны с военными нуждами. Необходимо отметить, что промышленность Нижнего Поволжья все же отставала от таких развитых районов, как Урал или Центральный промышленный район. Одновременно с развитием индустрии в Нижнем Поволжье получили свое развитие такие отрасли, как рыбная и соляная. Достаточно сказать, что в регионе добывалась четверть всей соляной продукции страны. В первые десятилетия XX века в рыбной промышленности наблюдалось значительное падение уровня добычи рыбопродуктов. В 1916 г. в отрасли общий улов рыбы снизился по сравнению с 1913 г. на 55 11 млн пудов. Главными причинами кризиса были не только нехватка рабочей силы, мобилизованной на фронт, но и сокращение железнодорожных перевозок10. Можно согласиться с мнением проф. С.В. Виноградова, что экономическое развитие региона в начале XX века носило ярко выраженный аграрный характер с низким уровнем развития промышленности11. Более того, по нашему мнению, российский вариант модернизации – движение от аграрного к индустриальному обществу – на территории Нижнего Поволжья нашел яркое выражение в создании многоотраслевой индустрии, определившей место региона в общероссийском разделении труда. Калмыкия, в 1609 году добровольно вошедшая в состав Российского государства, до начала XX века в различных формах сохраняла самоуправление, которое строилось и обеспечивалось как собственной исторической традицией управления, сопровождавшейся этническими и экономическими особенностями, так и российскими нормами права. До Октябрьской революции, Калмыкия являла собой этнополитическое образование в форме феодального ханства, но затем она постепенно интегрировалась в общероссийское государственное устройство. В конце XIX – начале XX вв. Калмыкия входила в состав Астраханской губернии на правах особого уезда, практически утратив статус субъекта Российского государства. С установлением в январе 1918 г. в Астраханской губернии советской власти и формированием ее государственных органов новая губернская власть признала Калмыцкую степь особой административно- территориальной единицей в составе губернии со своими институтами политической власти, формируемыми самим калмыцким населением. 5 марта 1918 г. делегаты трех улусов (районов) и поселка Калмыцкий Базар сформировали временный центральный орган – Калмыцкую секцию исполнительного комитета Астраханского губернского совета. С принятием Конституции РСФСР в основном была создана государственно-правовая база образования автономных республик и областей для народов 56 России. I съезд Советов трудового калмыцкого народа (далее Съезд Советов), состоявшийся в начале июля 1918 г. в Астрахани, заложил основы будущей советской автономии Калмыкии, сформировал высшие органы государственной власти – Калмыцкий исполнительный комитет Совета депутатов в составе восьми членов и пяти кандидатов. Председателем Калмисполкома был избран А.Ч. Чапчаев. Калмисполком по правому статусу приравнивался к уездному исполкому, но на территории Калмыцкой степи являлся высшим органом власти в период между съездами Советов. Этот статус Калмисполкома был подтвержден на III съезде Советов, прошедшем с 19 по 22 декабря 1918 г. Советы в Калмыцкой степи стали полноправными органами власти вместо комбедов, которые передавали им свои властные функции. Съезд подтвердил уездный статус Калмыцкой степи в составе Астраханской губернии, но посчитал преждевременным постановку вопроса о предоставлении Калмыкии прав областной автономии, т.к. Гражданская война была в разгаре. Эта братоубийственная война охватила и территорию Калмыцкой степи, что мешало созыву учредительного съезда по провозглашению автономии калмыцкого народа. Хотя подготовка к нему шла полным ходом, активное участие в ней принимали представители Калмыцкого отдела Наркомнаца, члены комиссии Калмисполкома по созданию автономной области. В этот период появилось обращение Совнаркома РСФСР «Братья-калмыки!» за подписью В.И. Ленина, в котором говорилось о путях решения вопроса о предоставлении автономии калмыцкому народу, от имени советского правительства гарантировалось свободное и равноправное развитие Калмыкии. Постановлением СНК РСФСР от 10 июля 1919 г. была создана специальная комиссия в составе партийно-государственных деятелей Калмыкии А. Чапчаева, А. Амур-Санана, У. Лавгаева, А. Мещерякова, Г. Манкирова, Э. Сарангова и уполномоченного ВЦИК и Наркомнаца К. Герценберга. В результате подготовительной работы, проделанной комиссией, сложных и трудных поисков оптимальной для того времени формы государственного 57 образования I Общекалмыцкий съезд Советов, состоявшийся со 2 по 9 июля 1920 г., провозгласил образование государственности калмыцкого народа в форме автономной области в составе РСФСР, в качестве ее субъекта. Правовая форма провозглашенной автономии была зафиксирована в «Декларации прав трудового калмыцкого народа», единодушно на съезде принятой. Калмыцкая автономная область стала самоуправляющейся административно-государственной единицей в составе РСФСР и наделялась всеми правами соответствующего государственного образования. 4 ноября 1920 г. ВЦИК и Совнарком СССР в соответствии с постановлением Политбюро РКП(б) утвердили решение I Общекалмыцкого съезда Советов об образовании автономной области калмыцкого народа. Так сложилось исторически, что накануне Гражданской войны в различных регионах Юга России проживало восемь групп калмыцкого народа: улусы Калмыцкой степи и южная часть Черноярского уезда Астраханской губернии, калмыцкие станицы Сальского округа Донской области, Большедербетовский улус Ставропольской губернии, Кумский аймак Терской области. До 1920 г. территория расселения одной из основных групп калмыков численностью около 139 тыс. человек входила в состав Астраханской губернии. По реформе 1910 года здесь было образовано 8 улусов (уездов), 44 аймака (волости), 180 хотонов (сел). С 1860 г. в Ставропольскую губернию входил Большедербетовский улус, объединявший 13 аймачных управлений, с населением 10,8 тыс. калмыков. В составе Области Войска Донского находилось 13 станичных управлений с населением более 32 тыс. калмыков. Кумский аймак, примыкавший к Эркетеневскому улусу, находился в составе Терской области. В нем проживало 3,6 тыс. калмыков. Более мелкие группы калмыков проживали в других административных единицах – в Оренбургской губернии, Уральской области12. Административная расчлененность отразилась на социально-экономической структуре различных групп калмыков, 58 которые как «инородцы» были лишены политических прав. Структура калмыцкого общества в целом отличалась различием в экономическом укладе. Докапиталистические (феодальные) производственные отношения во всех калмыцких улусах были сильно подорваны проникновением российского капитализма. Однако капиталистические формы хозяйства не играли ведущей роли в экономике оседлого Большедербетовского и полуоседлых Малодербетовского и Хошеутовского улусов. В этом и заключалось своеобразие переходного периода от феодально-родовых отношений к капиталистическим. Своеобразие кочевого хозяйства калмыков определялось сохранением традиционных способов хозяйствования и полуколониальным положением Калмыкии в системе Российской империи. «Декларация прав трудового калмыцкого народа», принятая на I Общекалмыцком съезде Советов, объединяла калмыцкий народ, проживавший в различных губерниях и областях (Астраханской, Ставропольской губерниях и других регионах) в национальное целое, со своей территорией. ВЦИК и СНК РСФСР в принятом ими постановлении установили территорию Калмыцкой автономной области почти в соответствии с «Декларацией прав трудового калмыцкого народа», за исключением 13 станиц Донской области, не имевших территориальной связи с Калмыцкой автономной областью, и отдельных уточнений. Территория и границы КАО были установлены в основном в соответствии с хозяйственными и бытовыми условиями населения, этнографическим принципом и принципом целостности Калмыцкой степи и Большедербетовского улуса, входившего в Ставропольскую губернию. Таким образом, через полтора века калмыцкий народ создал свою национальную государственность в форме автономной области на территории России. Первая мировая война, революционные события, Гражданская война, военная интервенция, революция 1917 г., военно-коммунистический эксперимент стали тяжелейшим и трагическим испытанием для всего населения Нижнего 59 Поволжья, как и страны в целом. Непрерывная череда катастрофических событий, происходивших на территории России, сыграла негативную роль в развитии экономики, основных отраслей нижневолжского региона – животноводства и земледелия, пагубно отразилась на состоянии крестьянского хозяйства. Первая мировая война, подобно мощному катализатору, ускорила все деструктивные процессы в обществе и экономике. Демографические потери в период с 1914 по 1920 гг., по оценкам экспертов, достигли 20 млн чел.13 Ущерб, причиненный народному хозяйству в этот период, в стоимостном выражении составлял 50 млрд золотых руб.14 Экономическая разруха с явными признаками приближения катастрофы поразила весь хозяйственный организм страны. Практически все отрасли экономики были парализованы глубочайшим кризисом. Экономический и продовольственный кризис, охватившие Россию в военный период, наиболее остро проявились в регионах Нижнего Поволжья. Рассмотрим пагубные последствия мировой «империалистической» войны на одном из сельскохозяйственных регионов Нижнего Поволжья – Калмыкии, на территории которой сосуществовали экономические системы различного типа. Калмыцкую степь не затронули боевые действия, поэтому влияние вооруженного противоборства крупнейших держав было опосредованным. Тем не менее, война отрицательно сказалась на экономике калмыцких хозяйств. Так, на всех инородцев, в том числе и калмыков, было распространено «положение о военном налоге», т.е. они должны были вносить денежный налог вместо воинской повинности. Помимо того, с 1914 г. в Калмыцкой степи под видом так называемых «добровольных закупок» производились реквизиции скота для снабжения армии. По официальным данным, калмыки Астраханской губернии в первый год войны поставили свыше 10 тыс. лошадей, 56 тыс. голов крупного рогатого скота, свыше 166 тыс. овец. За годы войны были проведены 3 реквизиции 60 скота и лошадей, в результате которых калмыцкий народ отправил для кавалерийских дивизий 1,5 тыс. строевых лошадей. Для оказания материальной помощи русской армии было собрано 400 тыс. руб. Изъятие скота влекло за собой не только дефицит мяса, масла, молока, но и взвинчивало цены на основные продукты питания. В 1915 г. мясо подорожало в два с лишним раза по сравнению с довоенным уровнем. Если пуд говядины или баранины до войны стоил 3-4 руб., то в 1915 г. стал стоить 6 руб. 80 коп15. В 1916 г. для Калмыцкой степи была установлена разверстка в количестве 43 тыс. голов скота. Заведующий Управлением калмыцкого народа Б.Э. Криштафович объехал ставки всех улусов и потребовал безусловного выполнения разверстки. На 1 ноября 1917 г. Калмыцкая степь выполнила разверстку на 50%16. Реквизиции привели к сокращению численности скота. Динамику уменьшения поголовья скота можно проследить по результатам Всероссийских переписей 1916–1917 гг., представленных в таблице 1. Таблица 1 Уменьшение основных видов скота в КАО (1916–1917 гг.) 17 Годы Лошадей (тыс. гол.) КРС (тыс. гол.) Овец (тыс. гол.) 1916 87,7 252,5 530,7 1917 74,5 239,1 530,9 Как видно из таблицы, к 1 июля 1917 г. поголовье овец фактически не пострадало, количество лошадей уменьшилось на 13,2 тыс. голов, а крупного рогатого скота (КРС) на 13,4 тыс. голов18. В целом сокращение поголовья лошадей и крупного рогатого скота можно признать незначительным и 61 легко восполнимым в мирное время. Наиболее сильно пострадали небольшие крестьянские хозяйства, как справедливо отмечает профессор А.Н. Команджаев: «война нанесла небывалый урон мелкому и среднему хозяйствам»19. Об отрицательном влиянии разверстки, «добровольных пожертвований», мобилизации калмыков на тыловые работы свидетельствуют следующие факты: если в 1910 г. у калмыцкого населения Астраханской губернии насчитывалось 2,9 тыс. бесскотных хозяйств, то к 1915 г. их число увеличилось до 4,6 тыс. Число хозяйств, имевших одну-две головы скота, возросло до 2,7 тыс. (12,6%), тогда как прожиточный минимум семье обеспечивало наличие не менее 29 голов скота. В 1916 г. 87% всех хозяйств имели менее 20 голов скота различных видов. Наибольшее число бесскотных хозяйств приходилось на улусы, прилегающие к районам рыбных промыслов. Так, в Яндыко-Мочажном улусе число бесскотных хозяйств достигло 21,2%, в Эркетеневском – 19%, в Харахусовском – 14,3%, в Хошеутовском – 10,4%20. Реквизиции отрицательно сказались на хозяйстве простых калмыков. Об этом можно судить по данным, относящимся к Большедербетовскому улусу. Так, в 1916 г. по разнарядке Министерства земледелия Ставропольская губерния должна была поставить 150 тыс. голов скота. На долю калмыцкого населения губернии приходилась поставка 7,8 тыс. голов (33% от всего имеющегося скота) в два этапа. Фактически в 1916 г. было сдано 6,8 тыс. голов. В 1917 г. пришла разверстка еще на 7 тыс. голов, в результате чего в улусах осталось 13,8 тыс. голов из имевшихся 25,9 тыс. голов. Повторные реквизиции и неурожай 1916 г. вынудили население отдать скот на забой, что не могло не сказаться на экономике улуса21. Улусный сход, состоявшийся в марте 1917 г., высказался против увеличения разверстки скота. «При всем напряжении от улуса, – указывалось в решении схода, – может быть поставлено не более 4 тыс. голов скота»22. В июне 1916 г. Николай II подписал указ «О привлечении мужского инородческого населения империи для работ по 62 устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующих армий, а равно для всяких иных, необходимых для государства оборонных работ в возрасте от 19 до 43 лет»23. Согласно этому указу, намечалось мобилизовать на тыловые работы 44 тыс. калмыков и киргизов (казахов) Букеевской орды Астраханской губернии. Всего для работ было привлечено 8 тыс. калмыков из Астраханской губернии и около 1 тыс. калмыков из Большедербетовского улуса24 (в основном бедняцкие слои калмыцкого общества). Нойоны, зайсанги, чиновники царской администрации, учителя, фельдшера освобождались от призыва. Хозяйства калмыков Большедербетовского улуса, призванных на тыловые работы со своими лошадьми и средствами транспорта, оказались в невыгодном положении25. Война отняла у Калмыкии наиболее умелых работников – владельцев мелких и средних хозяйств. Огромную опасность для калмыков-скотоводов таил в себе инфляционный процесс, развернувшийся в стране. С одной стороны, инфляция снижала для крестьян тяжесть налогового бремени, с другой – приносила скотоводам огромные убытки. В виде эквивалента за продукты, продаваемые государству и населению, в виде платы за реквизированных лошадей и за услуги, оказываемые калмыками различным органам власти, кочевники и скотоводы получали огромные суммы бумажных денег. Но так как промышленность работала на оборону, а ввоз товаров резко сократился, то кочевники-скотоводы не имели возможности приобретать их, что, в конечном счете, ослабляло скотоводческое хозяйство. В результате огромные суммы денег оседали, накапливались в улусах и обесценивались. На руках у калмыков, которые терпели огромные убытки, имелась значительная часть обесцененных денег. До конца 1917 г. они держали свои ассигнации в «кубышках» и не спешили с ними расставаться. Результат огромных потерь проявился позднее – в 1918 г., когда обеспокоенное политическими потрясениями крестьянство в массовых масштабах попыталось реализовать накопленные за годы войны сбережения. 63 Война нанесла серьезный урон мелким и средним хозяйствам Нижнего Поволжья, в том числе и кочевникамскотоводам. Стремительно падал уровень жизни населения. К примеру, к 1917 г. прожиточный минимум калмыков возрос в пять раз, а покупательная способность рубля упала в три раза. Однако Первая мировая война не смогла настолько дезорганизовать жизнь кочевников, подорвать основы калмыцкого скотоводческого хозяйства, как Гражданская война. В результате Первой мировой и Гражданской войн, продразверстки, сильно пострадало и крестьянство Автономной республики Немцев Поволжья, понесшее значительные потери. В регионе существенно сократилась численность рабочего и продуктивного скота, крестьяне лишились сельскохозяйственного инвентаря, что, в свою очередь, повлияло на сокращение посевных площадей и снижение урожайности. Животноводство автономии пострадало в не меньшей степени, чем полеводство. Количество рабочего скота сократилось, к примеру, с 216 611 рабочих лошадей в 1916 г. до 60 461 в 1923 г., что составляло всего четверть их численности в 1916 г.26 Вызванные войной разруха и упадок народного хозяйства резко ухудшили экономическое положение Астраханской губернии и нанесли большой урон основной отрасли народного хозяйства – рыбной промышленности. В 1915–1916 гг. было выведено из строя около 60% общего числа рыболовецких хозяйств. Резко сократили производство и другие ведущие отрасли народного хозяйства: значительно уменьшился объем судоремонтных работ, сократилось бондарское производство, снизился грузооборот водного транспорта, ухудшилось положение в сельском хозяйстве. Февральская революция серьезно усугубила политические, социально-экономические и национальные противоречия, она не сумела решить самые насущные вопросы и, в первую очередь, продовольственный. Введение 25 марта (7 апреля) 1917 г. Временным правительством хлебной монополии и карточной системы на продукты сосредоточило в руках 64 государства исключительное право на закупку и торговлю хлебом27. На местах создавались продовольственные советы. Созданный в Калмыкии в мае 1917 г. продовольственный совет под председательством Н. Очирова не мог решить вопросы снабжения армии и обеспечения населения продуктами первой необходимости. Поставки мяса армии были крайне не популярны среди населения, о чем говорилось на совещании представителей уездных продорганов. В ноябре 1917 г. крестьяне испытывали острую нехватку продовольствия и отказывались сдавать скот из-за высоких нарядов28. Такое же критическое экономическое положение наблюдалось и в Астраханской губернии. Временный губернский исполнительный комитет не смог ликвидировать продовольственные затруднения, в результате чего голодные толпы силовыми методами изымали продукты первой необходимости. Экстремальная ситуация породила кризис в рыбной промышленности. Повсеместно закрывались бондарские мастерские, нефтяные фирмы парализовали работу водного транспорта. Общее сокращение производства породило массовую безработицу. На рыбных промыслах скопилось более 25 тыс. безработных сезонных рабочих. Крестьяне самовольно захватывали элеваторы и амбары. Красноярская городская Дума Астраханской губернии телеграфировала Временному правительству о крайне тяжелом положении с хлебом в г. Красный Яр29. В Калмыцкую степь в период с января по август 1917 г. централизованно было поставлено всего 37 602,5 пудов муки, 275 ящиков чая (по 45 досок в каждом), что в расчете на одного человека составляло менее половины месячной нормы хлеба и десятой доли чая. Уполномоченные Багацатановского аймака Яндыко-Мочажного улуса в мае 1917 г. сообщали Центральному исполнительному комитету по управлению калмыцким народом (далее ЦИК УКН), что «нет муки и чая ни в лавках у нас, либо в ближайших селах, ни в городе Астрахани, либо еще где поблизости и взять-то их негде, несмотря на то, что имеются деньги. Недалеко то время, когда 65 явится голод среди калмыков аймака и вместе с ним все то, что несет голод страшного для общества»30. Харахусовский аймак этого же улуса в мае просил поставить 500 мешков пшеничной, 300 мешков ржаной муки и 50 ящиков чая. Выделенные астраханским губернским продовольственным комитетом (далее губпродком) калмыцкому продовольственному совету 52,5 тыс. пудов муки и 16,2 тыс. досок кирпичного чая в расчете на одного человека составили 11,24 фунта муки и около 0,1 доски чая, т.е. меньше месячной нормы потребления, установленной на эти продукты. Калмыцкому населению на 1 октября 1917 г. требовалось 47 тыс. пар сапог, не менее 100 тыс. аршин тканей31. Эта потребность в то время не могла быть удовлетворена по причине отсутствия названных товаров в системе розничной торговли. Калмыцкий ЦИК УКН сообщал в министерство продовольствия, что Калмыцкая степь «переживает острый недостаток, граничащий с голодом»32. Еще более разрушительной для Калмыкии оказалась Гражданская война, особенно сильно пострадала основная отрасль хозяйства – животноводство. Социально-экономическая ситуация достаточно серьезно осложнилась уже в июле 1918 г. Уполномоченный Наркомата по делам национальностей РСФСР К.Р. Герценберг, давая оценку деятельности руководства астраханских властей по снабжению калмыков, вполне справедливо заметил, что «в продовольственном отношении калмыки стоят на последнем месте… хлеба они не получили совсем и им не дали возможности его закупить тогда в Ставропольской губернии»33. В августе 1918 г. Добровольческая армия захватила Большедербетовский улус, а осенью части Донской армии заняли значительную часть Малодербетовского улуса. В социально-политическое противостояние были втянуты большие группы калмыцкого населения. Часть калмыков во главе с Данзаном Тундутовым, стоявшим у руководства Астраханского казачьего войска, участвовала в боевых действиях в составе белоказачьей Донской армии, а другая часть, в основном представители беднейших сло66 ев калмыцкого населения, выступила на стороне Красной Армии. 22–25 сентября 1918 г. II съезд Советов трудового калмыцкого народа принял решение о мобилизации трудящихся калмыков в ряды Красной Армии. К весне 1919 г. основная территория Калмыцкой степи была занята белогвардейскими войсками, за исключением узкой полосы земли Приморского и Приволжского улусов. В этих условиях Калмыкия стала источником материальных и продовольственных ресурсов двух противоборствующих армий – Белой и Красной. Население не оккупированной части Калмыкии снабжало продовольствием рабочих и Красную Армию, а оккупированной – части Белой армии. Только на питание рабочих г. Астрахани в первые 9 месяцев 1918 г. из Калмыкии было направлено 11,8 тыс. голов КРС и 53 тыс. овец34. Для нужд Астрахани и Каспийско-Кавказского фронта во второй половине 1918 г. в Калмыцкой степи было закуплено 18,7 тыс. голов крупного рогатого скота и 10,8 тыс. голов овец. I съезд Советов трудового калмыцкого народа в июле 1918 г. принял решение о реквизиции лошадей для нужд Красной Армии путем поулусной разверстки «между буржуазными элементами»35. Только с мая по октябрь 1918 г. в Калмыцкой степи было реквизировано 2 176 лошадей (не считая лошадей, которых брали с собой призываемые лица), а количество овец вообще не поддавалось никакому учету36. В декабре 1918 г. комиссия, избранная III съездом Советов трудового калмыцкого народа, решила вопрос о предоставлении в распоряжение Элиовича – заведующего снабжением Южного фронта – 1 тыс. верблюдов для транспортирования военных грузов из Астрахани в Святой Крест (ныне г. Буденновск) и Кизляр. Обращение калмыцких властей к центральным государственным и военным органам с просьбой о прекращении сверхплановых реквизиций скота не возымела действия. Более того, был введен чрезвычайный единовременный революционный налог в сумме 8 млн руб., оплата которого за неимением других источников производилась за счет продажи скота. 67 Отступление Красной Армии от Святого Креста к Астрахани с января по май 1919 г. проходило через Эркетеневский и Яндыко-Мочажный улусы. В ноябре 1919 г. губернский продкомиссар и член особой продовольственной комиссии XI армии М.С. Непряхин отправил телеграмму на имя председателя СНК РСФСР В.И. Ленина, в которой сообщал о проведении наряда на заготовку скота в Астраханском крае в целом и в Калмыкии в частности. Заготовка скота осложнялась наступлением деникинских войск, а также активизацией банд дезертиров. Тем не менее, в Калмыкии было собрано 40 тыс. голов крупного рогатого и 100 тыс. голов мелкого скота, который по железным дорогам и самоперегоном был отправлен в Покровск. Заготовка скота замедлялась из-за отсутствия вагонов, а также мануфактуры, обуви для товарообмена37. О состоянии экономики Эркетеневского улуса сообщалось в докладной записке улусного исполкома ЦИКу Совета депутатов трудового калмыцкого народа от 6 февраля 1919 г.: «Отступление XI и XII армий с Кавказского фронта, целиком обрушившееся на Эркетени, оставило на улусе неизгладимые следы. От табунов остались жалкие, неполные остатки. Бесконечная мобилизация, бесконтрольные реквизиции подобрали все, что можно было выжать из конского запаса. Постоянная и беспредельная реквизиция (с лета прошлого года, т. е. 1918 г.) верблюдов и арб оставила улус без всяких средств передвижения; улусному и аймачному исполкомам приходится теперь сообщаться между собою посылкой надежных пешеходов»38. «Продовольственное положение улуса, – сообщал эркетеневский улусный военный комиссар в марте 1919 г., – весьма катастрофическое ввиду отсутствия у местного населения муки и громаднейшего падежа скота. В Багацохуровском улусе невозможно достать фураж для лошадей и продовольствие»39. Во второй половине 1919 г. советской властью было признано, что «на Калмыцкую степь обращали мало внимания и, возможно, только поэтому белогвардейцы так легко ее заняли»40. 68 Для снабжения наступавших частей Красной Армии продовольствием и фуражом приказом Реввоенсовета № 36 от 15 января 1919 г. была создана особая продовольственная комиссия. Одновременно командование 11 Армии для укрепления коммуникаций и обеспечения воинов разработало временное положение об этапах и этапных пунктах в военное время. На пути наступления Красной Армии от Елабуги до Кизляра, от Кизляра до Святого Креста было создано 19 этапов. В основном они обслуживались калмыками, осуществлявшими заготовки сена, хлеба, воды, соли и т.д. На каждом этапе хранились запасы продовольствия на 5 суток из расчета на 200 человек41. В крупных населенных пунктах должны были заготавливаться топливо, оружие, продовольствие для проходящих частей воинов Красной Армии, а также самой этапной команды. Так, один Яндыко-Мочажный улус предоставил Кавказскому корпусу 300 подвод, 150 голов КРС, 500 голов мелкого скота. К весне 1919 г. он же поставил для нужд Красной Армии 2418 тыс. пудов фуража, 10 тыс. пудов сена, 500 голов скота42. Во второй половине 1919 г. в ближайших к Астрахани улусах Калмыкии для нужд КаспийскоКавказского фронта было приобретено 18,7 тыс. голов КРС и 10,8 тыс. овец. В Манычском и Икицохуровском улусах в 1919 г. уполномоченным Астраханского продовольственного комитета И. Кремлевым было закуплено около 100 тыс. коров и овец, которые перегонялись в Астрахань через поселок Калмыцкий Базар43. В течение 1920 г. Калмоблисполком сдал 11 Армии около 5,8 тыс. пудов мяса, Ставропольскому губернскому продовольственному комитету (далее губпродком) – 2,4 тыс. пудов44. Снабжение этой армии боеприпасами, продовольствием и обмундированием производилось из Астрахани в условиях бездорожья и безлюдных астраханских степей. Высшие органы государственной власти Калмыкии по возможности старались решать вопросы обеспечения населения хлебом, калмыцким чаем и другими товарами первой необходимости. Съезды Советов трудового калмыцкого наро69 да, которые собирались регулярно, в повестку своих заседаний включали многие вопросы, в том числе экономического характера. Так, например, II съезд Советов принял решение о признании скота национальным достоянием калмыцкого народа, передал основную отрасль экономики региона государству, тем самым заложил правовую основу первых экономических преобразований в Калмыцкой степи. В соответствии с Конституцией РСФСР и Декретом о социализации земли от 18 февраля 1918 г. в регионе были проведены обследование фактического землепользования, учет нетрудовых хозяйств, составлены проекты уравнительного перераспределения земли и скота по трудовым нормам. Съездом была установлена следующая норма: для трудового скотоводческого хозяйства – 4 головы крупного рогатого скота и 6 голов мелкого; для смешанного, земледельческо-скотоводческого хозяйства – в 2 раза меньше. Съезд принял решение о создании скотоводческих коммун с передачей им хозяйств крупных скотоводов, тем самым, взяв курс на коллективное ведение хозяйства. Стали создаваться коллективные производственные хозяйства – коммуны (в основном скотоводческие), сельскохозяйственные артели. Большую роль в решении национальнотерриториального и аграрного вопросов Калмыкии сыграли принятые в том же году постановления «О новом устройстве земельного быта калмыцкого народа» и «Об охране и восстановлении калмыцкого животноводства». В первом постановлении земли Калмыцкой степи объявлялись «навсегда свободными от гнета богачей» и составляющими «достояние трудового калмыцкого народа», признавалась целостность и не отчуждаемость территории региона. Во втором постановлении устанавливалась душевая норма скота в пять голов (в переводе на крупный), в пределах которой запрещались конфискация и реквизиция на нужды Красной Армии. Установленная душевая норма скота была на одну голову больше, чем та, которую определил I калмыцкий съезд улусных земельных отделов, проходивший в октябре 1918 г. После окончания гражданской войны на территории Калмыкии 70 центральные и местные органы власти стали уделять больше внимания экономическому развитию региона, материальной и экономической помощи населению. Совнарком РСФСР в начале 1920 г. на восстановление экономики выделил 60 сенокосилок, 40 лобогреек, 30 конных молотилок, 58 конных грабель, 500 плугов, 500 борон, 100 сеялок, 200 сепараторов для переработки молока и т.п.45 Астраханский губземотдел выделил Калмыкии до 400 пудов ржи, область централизованно получила 1 187 381 аршин мануфактуры, 58 489 кирпичей калмыцкого чая, в то же время Калмыкия сдала государству 1 123 328 кг мяса. Инвалидам гражданской войны, семьям милиционеров, солдат и офицеров, сражавшихся в Красной Армии, выдавались натуральные пайки: от 1,2 до 5 кг муки, по 200 г сахара на одного человека в месяц. Новая советская власть проводила решительную политику по экспроприации хлеба и скота, рыбы и других продуктов. В приказе Астраханского губернского продовольственного комитета о борьбе со спекуляцией хлебом в губернии говорилось: «Правильное и полное снабжение населения хлебом возможно лишь при полном прекращении мошенничества и спекулятивной тайной торговли хлебом… частная продажа и покупка хлеба воспрещена, виновные в несоблюдении сего должны предаваться суду для наказания во всем строгостям военно-революционного времени..»46. В приказе чрезвычайного уполномоченного СНК РСФСР и Совета обороны республики И.П. Бабкина о монополизации рыбной торговли было сказано: «…Все рыбные товары, производимые в пределах Астраханского края и провозимые через него, объявляются государственной собственностью, причисляются к нормированным продуктам и поступают на учет продовольственного отдела Астраханского губернского исполнительного комитета и находятся под постоянным контролем Центральной продовольственной коллегии..»47. Таким образом, в исключительной для страны ситуации все продовольственные товары были монополизированы государством и взяты под особый контроль. Очевидно, что 71 в подобной ситуации жесткий государственный контроль был необходим в целях продовольственного обеспечения региона. Астраханские губернские власти констатировали, что положение дел в скотоводческом хозяйстве Калмыкии резко ухудшилось. Состоявшееся в марте 1919 г. в Астрахани совещание заведующих отделами внутреннего управления и председателей уездных исполкомов решило, что «никаких конфискаций и реквизиций скота и различных других имуществ кем бы то ни было без ведома и согласия Центрального Калмыцкого исполкома не должно производиться»48. Однако эти меры не могли остановить дальнейшего ухудшения состояния калмыцкого скотоводческого хозяйства. Так, если по данным Калмыцкого земельного отдела в 1918 г. в Калмыкии насчитывалось 200 тыс. голов крупного рогатого скота, то к марту 1919 г. по данным Центрального земельного отдела оставалось до 65–75 тыс. голов. Заместитель председателя Калмыцкого исполкома К.Д. Никитин утверждал, что в хозяйствах, в которых ранее было 100 голов скота, к марту 1919 г. осталось лишь 6 – 10 голов49. В целом, за годы Первой мировой и гражданской войн убыль лошадей в Калмыкии по сравнению с 1914 г. составила 91,6%, крупного рогатого скота – 59,7%, овец – 86%50. В 1919 г. заведующий Калмыцким отделом Наркомнаца А. Амур-Санан сообщал в редакцию журнала «Жизнь национальностей», что «калмык отдал лошадей для Красной кавалерии, артиллерии и обоза; рогатый скот и баранов – на мясо для Красной Армии; верблюдов и рабочий скот – для гужевого транспорта; сырье – для фабрично-заводской промышленности; сено – для войсковых частей Красной Армии; сыновей – для Красной Армии на защиту Советской власти, а скотоводство его во время суровой зимы разорено в корне. Отдав все, сам остался голый, голодный, больной, изнемогающий, ничего не имеющий за душой, обойденный законами...»51. Потеря большого количества скота стала трагедией для калмыцкого народа, поскольку скотоводство испокон веков 72 являлось основным направлением хозяйственной деятельности калмыка. Жизнь и благополучие кочевника во многом зависели от наличия и количества скота, определявших его имущественное и социальное положение в обществе. Скот был главным богатством Калмыцкой степи, ведь недаром до революции она считалась «скотным двором» России. В 1916 г. в регионе насчитывалось 760,5 тыс. голов всех видов скота, на внешний рынок поступили продукты животноводства в следующих объемах: говяжье мясо – до 350 тыс. пудов, баранина – 2 525 тыс. пудов, свиное мясо и сало – 60 тыс. пудов, шерсть – 70 тыс. пудов, конские и воловьи шкуры – 85 тыс. штук, бараньи и козлиные шкуры – 50 тыс. штук. Кроме того, в живом виде было продано 20 тыс. голов крупного рогатого скота и до 30 тыс. овец52. В 1920 г. по сравнению с 1914 г. поголовье скота в Калмыкии сократилось почти в 7,5 раза, или на 86,5% – с 937 802 до 126 101 головы. К концу 1920 г. лошадей осталось всего 4522 головы (6,6%), верблюдов – 3661 (17,9%), крупного рогатого скота – 48 492 головы (29,9%), овец и коз – 69 257 (10,1%)53. Произошло десятикратное сокращение посевных площадей, которые в 1920 г. составили всего 8257 га. Многие из калмыков, участвовавших в двух войнах, не вернулись с полей сражений, что повлекло за собой сокращение численности работоспособного мужского населения, а хозяйства потеряли опытных и знающих свое дело работников. В годы Гражданской войны произошел исход некоторой части калмыков, воевавших на стороне Белой армии, которые вынуждены были эмигрировать. К 1914 г. население Калмыцкой степи и Большедербетовского улуса составляло соответственно 148 025 и 8512 человек, а к концу 1920 г. общая численность калмыцкого населения в пределах Калмыцкой степи (109 745 человек) и Большедербетовского улуса (7445) составила 117 190 человек54. Таким образом, за годы Первой мировой и Гражданской войн, двух революций 1917 г. общая численность калмыцкого населения только в Калмыцкой степи и Большедербетовском улусе уменьшилась на 39 347 че73 ловек, т. е. на 25,14%. Трудно не согласиться с суждением К.Н. Максимова по поводу того, что эти цифры не в полной мере отражают общие потери калмыцкого народа: «Если учесть за эти же годы небольшое количество естественного прироста калмыцкого населения, то фактические потери, повидимому, составили несколько больше»55. Последствия двух мировых войн и революций напрямую сказались на тяжелом социально-экономическом положении, низком уровне жизни населения других регионов Нижнего Поволжья. Негативно сказалось также введение жесткой продовольственной диктатуры, которая с начала 1919 г. трансформировалась в продовольственную разверстку, реализовавшуюся через вооруженное насилие и реквизиции. Эти чрезвычайные меры отрицательно сказались на развитии сельскохозяйственных отраслей, подорвали экономическую мощь крестьянских хозяйств, стали определяющей причиной массового голода, вспыхнувшего в 1921 г. Можно сказать, что трехлетнее хозяйничанье большевиков дало плачевный результат во всех сферах жизни как в нижневолжских регионах, так и в целом по стране. К 1920 г. по сравнению с 1914 г. население края уменьшилось на 4,5%.56 Разруха охватила промышленность и сельское хозяйство, сократилась численность скота. Упадок животноводческой отрасли сказался на обеспечении продуктами питания жителей городов и сел, работе целого ряда отраслей легкой промышленности и производительных сил самого сельского хозяйства. В Автономной коммуне Немцев Поволжья и Саратовской губернии в 1920 г. по сравнению с 1916 г., общее поголовье крупного рогатого скота сократилось соответственно на 51% и 45,2%. Если в 1917 г. в последней насчитывалось 910 482 головы крупного рогатого скота, то в 1921 г. губерния имела всего 499 016 голов57. Овцеводство Саратовской губернии также понесло большие потери: если в 1913 г поголовье овец составляло 1 798,8 тыс. голов, в 1916 г. – 2 086 тыс. голов, то в 1924 г. – 1 512,2 тыс. голов58. Данных по 1918–1920 гг., к сожалению, у нас нет, но не74 трудно предположить, что в военные годы и в период продразверстки увеличение овцепоголовья в губернии вряд ли могло произойти. Рабочий скот здесь к 1920 г. по сравнению с 1914 г. сократился на 46,1%, в Царицынской губернии – на 54,6%, крупный рогатый скот – соответственно на 30,7% и 28,3%59. Острой проблемой в Царицынской губернии стало проведение сева – в разоренных крестьянских хозяйствах отсутствовали семена, от недостатка кормов погибал оставшийся скот. Так, к весне 1920 г. в губернии осталось 22 тыс. голов рабочего скота, а для проведения сева требовалось не менее 60 тыс. голов60. Военные действия и политика «военного коммунизма» привели к значительному сокращению посевов. После прихода большевиков к власти посевные площади по сравнению с довоенным 1913 г. сократились на 40%61. По Саратовской губернии они уменьшились в 1920 г. по сравнению с 1914 г. на 42,2%, по Сталинградской на 44,4%62. В последней она уменьшилась почти на 900 тыс. десятин. Валовой сбор зерна по Царицынской губернии в 1920 г. составил лишь 8,8% к сбору 1916 г.63 В целом по стране за 1913–1920 гг. валовая продукция сельского хозяйства сократилась более чем на треть. В 1920 г. сельское хозяйство дало примерно 65% продукции в сравнении с объемами 1913 г.64 В морском рыболовстве Астрахани за указанный период число ловцов сократилось в 10 раз, а количество посуд – в 11 раз, численность рабочего скота в губернии уменьшилась на 20,6%, крупного рогатого скота – 18,7% и мелкого – 70,3%65. Экономическая ситуация и тяжелое положение с продовольствием в Нижнем Поволжье не улучшалась еще в связи и с тем, что в течение первых трех послереволюционных лет в стране произошло снижение объема урожайности зерновых. Трудности с обеспечением хлеба в меньшей степени возникли по объективным причинам – недорода зерновых, вызванных засухой и другими природно-климатическими катаклизмами. Одной из причин нехватки зерна в стране стала меньшая эффективность мелких хозяйств по сравнению 75 с крупными хозяйствами. В результате перераспределения земель и ликвидации помещичьих землевладений в 1920 г. стали преобладать мелкие крестьянские наделы, которые обрабатывали крестьянин и члены его семьи, имеющие в хозяйстве одну лошадь66. Рост мелкого землевладения за счет крупного имел определенные специфические последствия. Это способствовало переходу от производства более ценных культур к производству более простых. Кроме этого, мелкие крестьянские хозяйства не только производили меньше, но и потребляли большую часть того, что производили. Так что остаток, попадавший в города, сокращался вдвое, а там, где существовали излишки, процесс их сбора оказывался более трудным, поскольку невозможно было применять к мелким и средним крестьянам меры принуждения, которые могли быть использованы против немногочисленных зажиточных крупных землевладельцев или в отношении коллективных хозяйств, поддерживаемых государством. Попытки советской власти восстановить крупные хозяйства в виде совхозов и земледельческих коммун в период гражданской войны, в частности, в Нижнем Поволжье встречали упорное сопротивление крестьян. Однако основная трудность в обеспечении городов продовольствием заключалась в том, что крестьянину нельзя было возместить должным образом его убытки, и реквизиция стала фактически единственным способом получения хлеба, а также мяса и других продуктов сельского хозяйства. В крестьянстве власть видела класс, который должен стать послушным исполнителем указаний власти по производству сельскохозяйственной продукции. Таким образом, мы видим, что реквизиции скота на нужды царской армии в годы Первой мировой войны, военные действия на нижневолжской территории в период Гражданской войны, грабежи и изъятия имущества и скота противоборствующими армиями, жесткая продовольственная диктатура советской власти, продразверстка отрицательно сказались на развитии сельского хозяйства регионов Нижней Волги, экономическом положении населения, про76 изводстве зерна, численности скота. В этих условиях руководство страны во главе с В.И. Лениным сумело оценить, хотя и с явным опозданием, размеры грозившей для партии катастрофы, и добиться на X съезде РКП(б) замены продразверстки продналогом. С весны 1921 г. страна вступила в новые исторические условия – в период «мирной передышки», названный нэпом, которая была основана на законах рыночной экономики. Покусин Н., Питаевский П. Хозяйство Нижнего Поволжья к 10 годовщине Октября // Нижнее Поволжье. - 1927. - № 10. Октябрь. - С. 45. 2 Октябрь и Поволжье. - Саратов. 1967. - С. 25. 3 Киреев М. Население Нижне-Волжской Области // Нижнее Поволжье. - 1928. - №4. - С. 29. 4 Там же. С. 31. 5 Виноградов С.В. Экономическое развитие Поволжья в период нэпа 1921-1927 гг.: Учебное пособие. - Астрахань: изд-во Астраханского гос.пед.ун-та, 2001. - С. 6. 6 Нижнее Поволжье. - 1928. - №5. - С.86. 7 Виноградов С.В. Указ. соч. - С. 6. 8 Среднее Поволжье. - 1928. - № 1. - С. 13. 9 Материалы к учету рабочего состава и рабочего рынка. Вып. 2. - Пг., 1917. - С. 74-75; Народное хозяйство в 1916 году. Вып. VII. Сводные статистические таблицы за 1913-1916 гг. - Пг., 1922. - С. 130-133. 10 Российский Государственный архив социально-политической истории (далее РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 12. Д. 22. Л. 31. 11 Виноградов С.В. Указ. соч. - С. 6. 12 Наличное население обоего пола по уездам, с указанием числа лиц преобладающих родных языков: Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897. / Под ред. Н.А. Тройницкого. Вып.7. - СПб., 1905. - С. 1-2, 7. 13 История России. XX век. - М.: АСТ, 2000. - С. 41. 14 Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. - М.: Олма-ПРЕСС, 2001. - С. 111. 1 77 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 г. – апрель 1919 г.). Сб.док. / Под ред. Д.А. Чугаева. Элиста, Калм. кн. изд-во, 1973. - С. 210, 312-313. 16 Орехов И.И. Размежевание национально-демократического движения в калмыцком обществе в период подготовки Великой Октябрьской социалистической революции // Ученые записки Калм. НИИЯЛИ. - Элиста, 1968. - Вып. 6. - С. 35. 17 Материалы Всероссийских переписей 1916, 1917 и 1920 гг. по Калмыцкой степи. (Поволостные итоги. Сельское хозяйство.) Астрахань. 1922. - С. 14. 18 Очерки истории Калмыцкой АССР. – С. 377; Материалы Всероссийских переписей 1916, 1917, 1920 гг. по Калмыцкой степи. (Поволостные итоги). 19 Команджаев А.Н. Указ. соч. - С. 150. 20 Орехов И.И. Указ. соч. - С. 25-26. 21 НА РК. Ф. Р.-21. Оп. 4. Д. 1. Л. 8-9, 110. 22 НА РК. Ф. Р.-22. Оп. 10. Д. 17. Л. 66; Орехов И.И. Указ. соч. - С. 35. 23 Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. - М., 1960. 24 НА РК. Ф.21. Оп.4. Д. 54. Л. 29. 25 Команджаев А.Н. Указ. соч. - С. 144. 26 Нижнее Поволжье. - 1927. - апрель.- № 4. - С. 101. 27 Гражданская война и военная интервенция в СССР. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 482, 642. 28 Иванько Н., Наберухин А., Орехов И.И. Великий Октябрь и гражданская война в Калмыкии. - Элиста, 1968. - С. 27. 29 ГА РФ. Ф. 398. Оп. 1. Д. 37. Л. 33. 30 Наберухин А.И. Калмыкия в трех российских революциях. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1987. - С. 103. 31 НА РК. Ф. Р-22, Оп.1. Д. 858. Л.19; Орехов И.И. и др. Указ. соч. - С. 28. 32 НА РК. Ф. Р.-22. Оп.1. Д. 430. Л. 128. 33 НА РК. Ф. Р.-З. Оп.2. Д. 64. Л. 29; Очерки истории Калмыцкой АССР. - С. 379. 34 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии. Элиста, 1973. - С. 210, 312-313. 35 К истории образования автономной области калмыцкого народа (октябрь 1917 г.-ноябрь 1920 г.): сб. документов и материалов. - Элиста, 1960. - С.37-39. 15 78 Максимов К.Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII в. - XX в.). - М. 2002. - С.253. 37 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии. С. 320. 38 Там же. - С. 319-321, 330. 39 Научный архив КИГИ РАН (далее НА КИГИ РАН). Ф. 4. 40 НА РК. Ф.Р.-22. Оп.1. Д. 430. Л. 128. 41 НА РК. Ф.Р.-З. Оп.2. Д. 106. Л. 2; Иванько Н.И. Указ. соч. С.217. 42 НА РК. Ф.74. Оп.1. Д. 297. Л. 17; Иванько Н.И. Помощь трудящихся калмыков Красной Армии // Ученые записки КНИИЯЛИ. - Элиста, 1974. - Вып. 10. - С. 216. 43 Маслов А.Г. Ленин и автономия калмыцкого народа // Ученые записки КНИИЯЛИ.- Элиста, 1970. - Вып. 9. - С. 54. 44 НА РК. Ф.Р.-З. Оп. 2. Д. 32. Л. 140. 45 Максимов К.Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России. - С.263. 46 ГА АО. Ф.1. Оп. 1. Д. 6. Л. 88, 88об. 47 ГА АО. Ф.1172. Оп. 1. Д. 8. Л. 35. 48 НА РК. Ф.Р.-3. Оп.2, Д. 32. Л.145, 146. 49 НА РК. Там же. 50 Нижнее Поволжье. - 1928г. - №4. - С.138. 51 Амур-Санан A.M. Голос калмыцкой интеллигенции. Письмо в редакцию // Жизнь национальностей, 1919. - 1 июня. - № 20(28). 52 РГАСПИ. Ф.17. Оп.11. Д. 232. Л.1, 2; Д. 259. Л.10. 53 Команджаев А.Н. Хозяйство и социальные отношения в Калмыкии в конце XIX – началеXX в.: Исторический опыт и современность. - Элиста, 1999. - С. 254; Иванько Н.И., Наберухин А.И., Орехов И.И. Великий Октябрь и гражданская война в Калмыкии.- Элиста, 1968. - С.127. 54 Борисенко И.В., Убушиева С.И. Очерки исторической географии Калмыкии, 1917 – начало 90-х гг. XX в. - Элиста, 2000. - С.55. 55 Максимов К.Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России. - С. 262. 36 79 Нижнее Поволжье. - 1928 г. - № 4. - С.31. РГАСПИ. Ф.17. Оп.11. Д. 211. Л. 82; Д. 259. Л. 42; Государственный архив новейшей истории Саратовской области (далее ГАНИ СО). Ф.27. Оп.2. Д.304. Л.29. 58 Попов С. Овцеводство в условиях Саратовской губернии // Нижнее Поволжье. - 1928. -№4. - С.108. 59 Там же. - С. 138. 60 Водолагин М.А. Очерки истории Волгограда. 1589 - 1967. М.,1969. - С. 932. 61 Новейшая история Отечества XX века. - М.: Владос, 1999. Т. 1. - С. 345. 62 Гордеев Т. Система сельскохозяйственного кредита Нижнего Поволжья // Нижнее Поволжье, 1928. - № 4. - С.138. 63 РГАСПИ. Ф.17. Оп. 216. Д. 595. Л. 296. 64 Всемирная история. Мир в период создания СССР. - Минск: Харвеста, М.: АСТ, 2000. - Т. 21. - С. 214. 65 Гордеев Т. Указ. соч. - С.138. 66 Там же. - С. 56. 56 57 80 § 2. Реализация политики военного коммунизма С окончанием Гражданской войны исключительное значение приобрел продовольственный вопрос, решение которого стало одним из важнейших направлений экономической политики государства. Советское правительство сохранило продовольственную монополию и существенно ужесточило внеэкономическое принуждение по отношению к крестьянству. Исключительное право на ведение заготовок и распределение продовольствия среди населения еще в 1918 г. получили местные органы Народного комиссариата продовольствия (Наркомпрода). Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 г. Наркомпроду были предоставлены чрезвычайные полномочия «по борьбе с деревенской буржуазией1, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими», вплоть до применения вооруженной силы при оказании сопротивления, не говоря уже о том, что препятствующие выполнению его распоряжения должны были незамедлительно предаваться суду2. Гражданская война и интервенция 1918–1920 гг. обусловили введение Советским государством как вынужденной меры экономической политики, получившей название политики «военного коммунизма». С точки зрения социальноэкономических отношений в ней ничего не было не только коммунистического, но даже и социалистического, причем это было резким отступлением от первоначально запланированного постепенного перехода к социалистическим отношениям в сфере экономики. Характерные черты военного коммунизма в деревне – продразверстка, почти полная ликвидация рыночных, товарно-денежных отношений, натурализация крестьянского хозяйства, изъятие из него не только прибавочного, но и необходимого продукта, в том числе и лошадей как основного энергетического источника – более или менее полно сложились уже в начале 1919 г. Основным методом реализации этой политики были принудительные и даже насильственные действия продотрядов и красноармейских частей. В этот период устанавливается продовольственная 81 диктатура, проводится национализация крупной промышленности и т. д. «Военный коммунизм» представлял собой сочетание экономических и политических мер, осуществление которых привело к укреплению новой социальной формации. Гражданская война стала катализатором, ускорившим упрочение новой системы, чья политическая оболочка надолго пережила собственно «военный коммунизм»3. Продовольственная диктатура в стране вводилась для выкачивания хлеба из производящих его районов и отправки в непроизводящие, прежде всего, в крупные города – Москву и Петроград. А отсутствие промышленных товаров не позволяло наладить товарообмен, что и заставило правительство уже с 1918 г. изымать его с помощью вооруженной силы. Поэтому по мере ужесточения продовольственной диктатуры сопротивление со стороны крестьянства возрастало: скрывались продовольственные запасы, утаивались размеры пашни. Крестьяне больше занимались приусадебным участком, чем полевым наделом, что, несомненно, вело к упадку сельского хозяйства. Декретом ВЦИК «Об организации и снабжении деревенской бедноты» от 11 июня 1918 г. в стране были созданы комитеты деревенской бедноты (комбеды). Главная задача их состояла в проведении политики государства в деревне. Опираясь на бедноту, власти могли более эффективно решать проблему реквизиций продовольствия. Комбеды должны были осуществлять учет и распределение хлеба, продуктов первой необходимости, оказывать поддержку местным продорганам и продотрядам. В декрете говорилось, что «повсеместно учреждаются волостные и сельские комитеты деревенской бедноты, организуемые… при непременном участии продовольственных органов и под общим руководством Народного Комиссариата Продовольствия и ВЦИК. Губернские и уездные Советы обязаны принимать самое активное участие в организации комитетов деревенской бедноты»4. Именно при их активном участии во второй половине 1918 г. большевики осуществляли в деревне принудительные реквизиции хлеба, скота, насаждали коммуны и проводили 82 мобилизации в Красную Армию. Деятельность комбедов вызывала массовое недовольство крестьян. По словам известного аграрника Н. Кондратьева, «на вооруженное насилие деревня, наводненная вернувшимися после стихийной демобилизации армии солдатами, ответила сопротивлением и целым рядом восстаний». В Калмыкии комбеды не успели стать «опорными пунктами диктатуры пролетариата в деревне»5. Так, в конце июля 1918 г. комитет бедноты был создан в Багацохуровском улусе, но и в сентябре председатель улусного исполкома все еще не имел возможности содержать трех его членов. В это же время председатель Калмисполкома А. Чапчаев в своем докладе на первом Астраханском губернском совещании заведующих отделами внутреннего управления сообщал, что комбеды, кроме Багацохуровского улуса, нигде не введены6. Появившиеся в Икицохуровском, Малодербетовском, Большедербетовском, Яндыко-Мочажном улусах комбеды существовали формально и значились только в отчетности. Тем не менее, состоявшийся в Элисте уездный съезд комитетов бедноты вынес решение о проведении учета нетрудовых хозяйств и установлении контроля над ними, чем вызвал вооруженное выступление кулачества7. Продовольственная политика, проводившаяся в Калмыкии в период «военного коммунизма», имела определенную специфику, связанную с местными условиями. Произвол и насилие, творимые продорганами в ходе хлебозаготовительных кампаний, нередко выражавшиеся в изъятии «под метелку», неизбежно вызывали крестьянский протест. К тому же отсутствие профессиональных кадров весьма негативно сказывалось на работе продорганов. Продовольственный вопрос обсуждался на I съезде Советов депутатов трудового калмыцкого народа, проходившем в начале июля 1918 г. в г. Астрахани. Согласно решению съезда, продовольственный комитет преобразовывался в продовольственный отдел, общее руководство поручалось ЦИК Совета депутатов трудового калмыцкого народа, который в кратчай83 ший срок должен был внести предложения по снабжению населения Калмыкии продовольствием и товарами первой необходимости. Совету вменялось самостоятельное право на получение ссуды и займа. Улусным и аймачным продорганам предлагалось скоординировать свою деятельность с продотделом ЦИК. А продовольственным отделам улусов и аймаков предписывалось осуществлять руководство планомерным снабжением продуктами питания и контролировать товарообмен8. В июне – сентябре 1918 г. улусные земельные отделы, отвечая на опросные листы Астраханского губернского комиссариата земледелия, констатировали полнейшее отсутствие хлебных запасов. Поставки хлеба населению Калмыкии осуществлялись по нарядам из Ставропольской губернии и Кубанской области9. В сентябре 1918 г. Чрезвычайный съезд Советов, заслушав отчет К. Д. Никитина, отметил, что существуют перебои с поставками одного из основных продуктов питания калмыков – зеленого кирпичного чая и мануфактуры. Не поставлялись в Калмыкию и другие товары первой необходимости, промтовары. Так, с января по сентябрь поступило 23,4 тыс. аршин ткани вместо установленных 74,4 тыс. аршин (годовая норма составляла на каждого жителя 4 аршина)10. Первый съезд улусных земельных отделов, проходивший в октябре 1918 г. в г. Астрахани, рассмотрел вопрос о трудовой животноводческой норме для калмыцких хозяйств и определил ее для чисто скотоводческих в размере 4 голов крупного рогатого скота (далее КРС) и 5 голов мелкого скота, для смешанных – 2 головы крупного рогатого скота и 3 головы мелкого. Впоследствии отдел животноводства Наркомзема РСФСР повысил трудовую животноводческую норму для калмыцкого населения11. Совещание, состоявшееся 23 октября 1918 г. с участием ответственных работников Калмыцкого и губернского исполкомов, обсудило вопросы снабжения продуктами питания населения Калмыцкой степи и закупки скота в размере 25% имевшегося в ней поголовья12. 84 О критическом положении, сложившемся в аймаках и улусах Калмыкии в 1918–1920 гг., убедительно свидетельствуют выступления председателей улусных и аймачных исполкомов на съездах Советов трудового калмыцкого народа. Отчеты, представленные на съезде руководителями Икицохуровского (Ш. Манджиев), Малодербетовского (М. Косиев), Харахусовского (П. Байчихаев), Багацохуровского (Э. Замбаев) улусов, наглядно отражали упадок, который переживало сельское хозяйство, в том числе и животноводство. Крестьяне испытывали крайнюю нужду, угроза голода становилась все явственнее13. И такая обстановка сложилась во всех калмыцких улусах и аймаках в 1918–1919 гг. Наглядным подтверждением экономического упадка является объяснительная записка Яндыко-Мочажного улусного исполкома, в которой отмечалось, что запрет на свободную продажу продуктов питания нанес ощутимый удар по и без того невысокому уровню благосостояния деревни. «Всякую кроху хлеба стало возможно получать только через посредство губернского комитета. Население добывало для себя хлеб тайным способом с большим риском для жизни»14. В декабре 1918 г. председатель Яндыко-Мочажного улусного исполкома С. Г. Хадылов, выступая с докладом на III съезде Советов депутатов трудового калмыцкого народа, отмечал, что животноводство в улусе находится «в состоянии упадка, часты случаи падежа. Население не имеет ни чая, ни хлеба, ни мануфактуры, ни табаку, ни рыболовецких, ни сельскохозяйственных орудий. Не выполняется распоряжение о вывозе хлеба из Ставропольской губернии вследствие бессистемных реквизиций подвод и фуража то для военнопленных, то для войсковой части, то для военных грузов, то для беженцев, то для поставки телеграфной связи и т. д. Распоряжения идут со всех сторон, все экстренные и безотлагательные. В случае невыполнения грозят расстрелами и арестами»15. Разрушительной для экономики стала антирыночная программа новой власти, предполагавшая ликвидацию частной собственности и товарно-денежных отношений. Одним из первых шагов по реализации этих преобразований был 85 декрет «О разверстке между производящими губерниями зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства» от 11 января 1919 г., дополненный в течение последующих двух лет еще двумя десятками законов по другим видам изымаемых у крестьян продуктов и сырья, который привел положение с продовольственным обеспечением населения до крайнего обострения. Продовольственная разверстка вводилась как натуральная повинность, а излишки у крестьян отчуждались принудительным образом16. Согласно этому декрету, свои потребности в продуктах государство заранее определяло в точных цифрах, то есть каждые волость, уезд, улус, крестьянское хозяйство должны были сдать строго установленное количество скота, зерна и других продуктов, причем норма сдачи зерна утверждалась в зависимости от предполагаемого урожая (определявшегося весьма приблизительно, по данным предвоенных лет). Выполнение плана поставок было делом обязательным. Вместе с тем разверстываемое количество хлеба и фуража исходило из «госпотребности», а не из возможностей крестьянского хозяйства, и крестьянину нередко приходилось отдавать часть хлеба, необходимого на содержание семьи. Исключительное право на ведение заготовок и распределение продовольствия среди населения было предоставлено местным органам Народного комиссариата продовольствия. Государственное снабжение стало осуществляться на основе так называемого «классового пайка». На водных и гужевых путях сообщений были поставлены заградительные отряды, с целью воспрепятствовать свободному обмену продовольствием между населением различных местностей. Так в стране устанавливалась продовольственная диктатура, осуществлявшаяся системой государственных органов во главе с Наркомпродом. Неслучайно на втором Всероссийском продовольственном совещании особо подчеркивалась «коллективная ответственность за сдачу продуктов»17. Первоначально продовольственная разверстка распространялась только на хлеб, а с осени 1919 г. – на все продук86 ты сельского хозяйства и промыслов. Система разверсток не только включала изъятие продовольственных запасов, но и предусматривала введение всякого рода повинностей – трудовой, натуральной, гужевой, что имело пагубные последствия для крестьянских хозяйств. Продразверстка оказалась тяжелым бременем для основной массы сельского населения. Она включала в себя элемент прямого давления на крестьянство с целью погасить его частнособственнические интересы. Это признавал и известный политик Н. И. Бухарин отмечавший, что «наша хозяйственная политика сводилась исключительно к политике наркомпрода, т. е. реквизиционной системе подразверстки. При такой системе... крестьянин лишался интереса, стимула к расширению производства: все равно возьмут всё, кроме части на прокорм, сколько не расширяй запашки... Наша хозяйственная политика стояла в объективном противоречии с развитием сельского хозяйства: кризис сельского хозяйства должен был обостриться, и он обострился в действительности»18. Однако, по его же мнению, разверстка предоставила власти возможность гарантированно снабжать армию, промышленные районы, чиновников государственного аппарата. Таким образом, политика внедрения социалистического производства и распределения одновременно пыталась ликвидировать такую коллективную форму хозяйственной деятельности, как кооперация. Подтверждением чего стал основополагающий документ – декрет СНК от 16 марта 1919 г. «О потребительских коммунах», который поставил кооперацию в зависимость от государственной власти. Он гласил, что все потребительские общества на местах сливались в единый кооператив – «потребительскую коммуну», которые объединялись в губернские союзы, а они в свою очередь, в Центрсоюз, в задачи которого входило распределение продовольствия и предметов потребления в стране. Кооперация как самостоятельная организация населения перестала существовать. К слову, название «потребительские коммуны» вызывало негативную реакцию у крестьян, поскольку оно отождествлялась у них с тотальным обобществлением собственности. 87 Форсированное расширение государственного уклада считалось политически оправданным. Известный декрет ВСНХ от 29 ноября 1920 г. о национализации мелких предприятий, с точки зрения государства, имел право на существование. Экономическая целесообразность этого акта в расчет не бралась. В силу того, что государство не имело собственных средств для их снабжения, такая национализация приводила лишь к формальному обобществлению. В результате мелкие предприятия либо закрывались, и тогда число безработных увеличивалось, либо переходили на полулегальное существование в обход декрета. Поскольку государство не имело возможности жестко контролировать большую массу мелких предприятий и обеспечить потребительские нужды населения, то, естественно, все это привело к перегрузке всей системы управления экономикой, а также к росту спекуляции. В борьбе со спекулянтамимешочниками государство шло на крайние меры, вплоть до расстрела сопротивляющихся. В условиях российской многоукладной экономики такие методы давления на частника приводили к углублению социально-политического кризиса. Гражданская война существенно повлияла на социальную структуру российского общества. Крестьянство составляло более 80% населения страны. Количество наемных рабочих в промышленности в 1913 г. достигало 2600 тыс. человек, а к концу 1921 г. составило 1240 тыс. человек, что составляло меньше половины насчитывавшихся в 1913 г.19 Посевная площадь в Нижне-Волжском крае в 1922 г. составляла лишь 3 051,1 тыс. десятин, т.е. 23,9% от пахотной земли и 45,2% площади, имевшейся в 1913 г. Количество скота сократилось до 4 129,7 тыс. голов, т.е. 41,7% имевшегося в 1916 г., валовые сборы хлебов в 1921–1922 гг. составляли лишь 5,2% собранного в 1913 г.20 В Астраханской губернии сельское хозяйство, находившееся в глубокой стагнации, к примеру, не давало и половины довоенной продукции, резко сократились посевные площади, количество скота уменьшилось в 2 раза21. В Нижнем Поволжье и 88 на Северном Кавказе наблюдалась острая нехватка хлеба и топлива. На Ставрополье хлебных запасов у населения не оставалось, о чем свидетельствуют результаты продовольственной кампании 1920 г.22 В таком же, если не в худшем, положении по обеспечению хлеба находилась и Калмыкия. По стране крестьянские хозяйства испытывали острую нехватку сельскохозяйственных орудий. Модернизированных сельхозмашин практически не осталось. К примеру, в РСФСР на 15 мая 1921 г. было зарегистрировано 1312 тракторов, из них на ходу – 824, а в губерниях Нижнего Поволжья на ходу оставалось единицы23. Всероссийское совещание представителей продовольственных органов, состоявшееся в январе 1919 г., приняло инструкцию о заготовке скота по разверстке, согласно которому в случае отказа от добровольной поставки местные продорганы могли применять принудительные меры отчуждения скота со скидкой от твердых цен в 15%. В их ведении находились как сам процесс заготовки скота, мяса, мясных продуктов, так и бойни, предприятия по переработке, холодильники, посолочные пункты. Норма потребления мяса для рабочих устанавливалась в 4 фунта, а для остального населения – 2 фунта в месяц. По этой же инструкции, вопросами заготовки сена, соломы должны были заниматься исключительно продовольственные органы24. В Калмыкии каждый улусный продотдел предупреждался вышестоящим областным о том, что «поставка скота… есть боевая, революционная задача»25. В случае невыполнения наряда улус мог остаться без товаров, причитающихся ему в порядке снабжения, а скот, подлежащий поставке, при помощи вооруженных отрядов мог быть реквизирован с понижением его стоимости против твердых цен на 15%, сокрытый – конфискован. Словом, действовали по принципу: не хочешь добровольно – заставим силой. Крестьяне-укрыватели могли быть подвергнуты тюремному заключению, арестованы и переданы революционному трибуналу улусной продовольственной коллегией26. 89 Тяжелое положение населения Калмыцкой степи еще более усугубило издание всероссийского декрета о разверстке. «Закон о социализации скота», принятый еще в апреле 1918 г. III Всероссийским съездом Советов, в земледельческих районах устанавливал трудовую норму скота, т. е. минимум поголовья, необходимого каждому отдельному хозяйству для поддержания трудоспособности без найма рабочей силы. Однако его действие стало распространяться и на животноводческие регионы. Но разгоревшаяся гражданская война не позволила в полной мере развернуть продразверстку, начались бесчисленные реквизиции, а угоны скота и грабежи стали обычным явлением. На II чрезвычайном съезде Советов депутатов трудового калмыцкого народа были приняты постановления о признании скота национальным достоянием калмыцкого народа и о национализации крупнейших имений. В связи с этим земельным отделам было предписано провести учет всех хозяйств, а в имениях приступить к организации трудовых коммун в «тех случаях, когда к этому будут вызывать необходимость и обстоятельства»27. В октябре 1919 г. было принято постановление СНК РСФСР «Об охране и восстановлении калмыцкого животноводства», по которому устанавливалась норма скота на душу населения – 5 голов «в переводе на КРС». В этих пределах скот освобождался от конфискации и реквизиций на нужды Красной Армии. Однако предусматривалось повышение этой нормы в 2 раза, и определялась она в 8 голов крупного рогатого и 10 голов мелкого скота для скотоводческих и соответственно 4 и 5 голов – для земледельческо-скотоводческих хозяйств. Но произойти это должно было непосредственно после окончания гражданской войны28. К марту 1920 г. территория Калмыкии была освобождена от белогвардейских войск, после чего реквизиция скота стала проводиться в полном объеме. Это легло непосильным бременем на плечи трудового крестьянства разоренной, ограбленной Калмыкии. Продовольственная разверстка в 8 раз превышала урожай 90 1920 г.29 На совещании, проведенном Чрезвычайной комиссией при Калмыцком ЦИК 20 августа 1920 г., было принято решение произвести разверстку скота в соответствии с декретом от 20 марта 1920 г., по которому изъятию подлежали 10 тыс. голов крупного рогатого скота и 23,5 тыс. голов мелкого (овец) из имевшихся 94 тыс. голов овец30. О количестве оставшегося в улусах скота, нормах разверстки и фактически заготовленном поголовье скота красноречиво свидетельствуют данные, приведенные в таблице №1. Наличность КРС (в возрасте от 1,5 до 3 лет Подлежало заготовке по разверстке Заготовлено КРС Наличность мелкого скота (овец, в возрасте старше года) Подлежало заготовке по разверстке Заготовлено мелкого скота Таблица № 1 Состояние животноводства и нормы разверстки в 1920 г.31 Хошеутовский 4526 287 408 12647 3162 2335 Багацохуровский 1296 410 358 4596 1149 1341 Харахусовский 2176 553 435 15451 3863 3024 Икицохуровский 8032 1650 1632 21637 5409 5419 Манычский 16964 3764 4131 19735 4938 610 Малодербетовский 16.45 2656 2617 12510 3128 1256 Эркетеневский 1070 349 305 4853 1212 1464 Калмбазаринский 753 60 398 1348 337 275 Яндыко-Мочажный 4862 363 50 1233 308 – – 531 531 – – – 55728 10623 10865 94010 23506 15741 Улусы Большедербетовский Итого Примечание: прочерки означают, что данных в доступных источниках не выявлено. 91 Согласно архивным документам, в 1920 г. численность скота всех видов по сравнению с 1916 г. сократилась более чем в 2 раза и составила 41,1%, в том числе лошадей осталось около 12%, овец и коз – до 57%, верблюдов – до 51%. Ниже представлена сводная таблица, составленная на основании докладной уполномоченного Центральной комиссии помощи голодающим У. Доржина в Наркомнац, в которой ясно прослеживаются темпы сокращения поголовья скота в хозяйствах Калмыкии в 1917–1920 гг. Таблица № 2 Поголовье скота в Калмыкии в 1917–1920 гг.32 Годы Кол-во лошадей Кол-во КРС Мелкого скота Верблюдов Итого 1909 83635 206345 758606 26228 1074814 1913 70627 164526 709470 21348 965971 1916 87037 252581 555699 16468 911785 1917 74515 239119 551102 12968 877704 1920 7155 77691 103019 4087 191952 К концу 1920 г. от поголовья скота, имевшегося в 1909 г., осталось: лошадей – около 5%, крупного рогатого скота – 20%, овец – 14%, коз – 20%, свиней – 15%, верблюдов – 22%33. Если в 1917 г. общее поголовье скота в Калмыцкой степи составляло около 900 тыс. голов (на одно хозяйство приходилось: лошадей – 4 головы, верблюдов – 1, КРС – 9, мелкого скота – 34, всего 48 голов), то в 1920 г. – 191,9 тыс. голов (на одно хозяйство приходилось: лошадей – 0,2 головы, КРС – 2,3, мелкого скота – 3,1, верблюдов – 0,2, всего – 6,0 голов)34. Приведенные данные показывают, что в традиционной для калмыков животноводческой отрасли на одно хозяйство в среднем приходилось лишь 0,4 головы, причем только половина степных хозяйств располагала в среднем одной головой рабочего скота. В 1920 г. на 1 человека приходилось 2,3 головы скота, по данным 1922 г. – 1,6 голов. Таким образом, сокраще92 ние за два года составляет 29,4%35. Общее поголовье скота с 1917 г. уменьшилось на 82%36. Из 33,4 тыс. хозяйств совершенно не имели скота 36%, от 1 до 6 голов – 42%, в то время как до 1917 г. бесскотных было всего 3,2% хозяйств37. Как видим, животноводческое хозяйство Калмыкии, являвшееся основой экономического благосостояния области, было доведено до полного упадка. Тем не менее, скотоводство по-прежнему оставалось основным занятием калмыцкого населения. Животноводство в автономной республике Немцев Поволжья пережило не меньше трудностей и катаклизмов, чем в других регионах Нижневолжского края. Таблица № 3 Состояние животноводства в Республике Немцев Поволжья в 1916–1923 гг.38 Виды скота 1916 г. 1923 г. Лошади: рабочие нерабочие жеребята Итого 192 227 32 190 23 769 248 186 45 909 5 783 5 259 56 951 Крупный рогатый скот: рабочие волы нерабочие волы коровы быки старше 2 лет молодняк телята Итого 11 917 2 247 114 468 4 588 79 868 80 976 294 054 9645 1 412 70 295 1 494 53 459 136 306 Мелкий скот: овцы козы свиньи Итого 450 145 70 391 213 990 734 526 137 054 44 490 29 455 210 999 18 425 9 730 1 295 201 413 986 Верблюды Всего 93 Как видно из таблицы, к 1923 г. произошло сокращение, как рабочего, так и нерабочего скота. Более всего за этот период пострадало конское поголовье, что связано с массовой реквизицией лошадей в военные годы. Восстановление видов скота развивается не везде равномерно. В основном свое динамичное развитие получили мелкий и крупный рогатый скот. Быстрое развитие мелкого скота объясняется естественным размножением. Крестьяне, напуганные недородом и засухой 1921 г. стали активнее заниматься разведением крупного рогатого скота. Поскольку с переходом к нэпу усилился спрос на молочные продукты и, соответственно, повысился рост цен на них, стало развиваться молочное животноводство. Значительный урон также был причинен и земледельческому хозяйству Калмыкии. Почти вся посевная площадь региона была сосредоточена в Ремонтненском уезде и Большедербетовском улусе, являвшихся земледельческими. В 1913 г. она составляла 273,5 тыс. десятин, в 1917 г. – 40,5 тыс. десятин, в 1920 г. – всего 8,2 тыс. десятин39. Сократилось и общее число крестьянских хозяйств. Если в 1917 г. их насчитывалось 29 тыс., то в 1920 г. – 26,7 тыс. О кризисе в этой отрасли хозяйства свидетельствуют данные, приведенные в таблице 4, только по одному из основных земледельческих улусов Калмыкии – Большедербетовскому в период с 1916 по 1920 гг. Таблица № 4 Размеры посевных площадей в Большедербетовском улусе в 1916–1920 гг.40 Годы Посевная площадь (в дес.) Рожь Пшеница Ячмень Овес Просо 1916 22167 – 6959 10988 417 379 1917 22879 74 7980 9743 312 354 1920 7771 102 3459 2095 68 190 94 Как видим, сокращался не только размер посевной площади, но и происходила замена культур, например, пшеницы – рожью. Так, если посевы пшеницы сократились на 50%, то ячменя – на 80% и т. д. Зато увеличились посевы ржи, поскольку крестьянство не было заинтересовано в расширении площадей под пшеницу и ячмень, являющихся ценными рыночными культурами. Аналогичные процессы происходили не только в крестьянских хозяйствах Калмыкии, но и повсеместно41. К тому же использовалась примитивная и изношенная техника. Так, по переписи 1920 г., наличность сельскохозяйственного инвентаря составляла: сох, косулей и сабанов – 51 шт., плугов – 2284, буккеров – 2092, борон – 4681, культиваторов – 2, сеялок – 96, жнеек – 2042, машин для уборки сена – 1309, молотилок – 28, веялок – 704. На 1 десятину посевной площади основных пропашных сельскохозяйственных орудий в среднем приходилось 0,05 единиц42. Таким образом, весь этот инвентарь работал на 42,1 тыс. десятинах посевных площадей, или должен был обслуживать 26,7 тыс. хозяйств. Таблица № 5 Сравнительная таблица численности рабочего скота и размеров посевной площади в Калмыкии (в дес.) в 1916–1920 гг.43 Годы Всего рабочего скота Всего посевной площади (в дес.) На 1 ед. рабочего скота приходилось посевной площади (в дес.) 1916 63101 26239 0,6 1920 18469 42564 2,3 95 Степное Суходольное Сено Заливное Ячмень Горчица Просо Яровая пшеница Озимая Солома – 3,5 2,5 4,2 2 - 7,2 33,2 31,6 – – 0,75 7,5 – - погибли 29,75 22,8 – 272 – – 1,75 – 2,5 погибли 50 Приволжский посевы погибли ЯндыкоМочажный ИкицохуроМалоДербетовский Харахусовский Улусы (сбор с десятины, в пуд.) Таблица № 6 Средний сбор хлебов и трав в 1919–1920 гг.44 75 – – На состоявшемся в декабре 1920 г. VIII Всероссийском съезде Советов в выступлениях руководителей партии и государства не прозвучало особой тревоги по поводу очевидной экономической неэффективности политики «военного коммунизма», хотя в стране уже назревал тяжелейший социальноэкономический кризис конца 1920 – начала 1921 гг. 96 Крестьянское хозяйство в рассматриваемый период приобретало все более натуральный характер: в нем производилось только самое необходимое для семьи. Это привело к резкому сокращению посевных площадей, ухудшению обработки земли, прекращению посевов технических культур, т.е. к упадку в сельском хозяйстве. Общий кризис крестьянского хозяйства в первые годы советской власти пагубно сказался на состоянии животноводства и земледелия в Калмыкии. В те годы заметно ослабла хозяйственная заинтересованность крестьянства в росте поголовья скота, увеличении площади посевов45. Таблица № 7 Состояние посевных площадей в Калмыкии46 Годы Площадь посева (тыс. десятин) 1916 26,2 1917 35,4 1920 8,3 Что касается посевных площадей в Автономной коммуне Немцев Поволжья, то здесь самые низкие показатели относятся к 1922 г. Со следующего 1923 г. начался процесс ее восстановления Таблица № 8 Состояние посевных площадей в АК Немцев Поволжья47 Годы Общая посевная площадь Десятин посева на 1 хозяйство в% к 1916 г. в тыс. десятин. в % к 1916 г. 1916 873,8 100 9,9 100 1920 798,0 91,3 7,9 79,9 1923 471,7 53,9 5,6 56,5 97 В среднем посевная площадь на отдельное крестьянское хозяйство в автономии в 1923 г. составляла всего лишь 56% по сравнению с 1916 г. Более значительное снижение урожайности относительно посевных площадей было отмечено в период политики «военного коммунизма». Насильственная продовольственная политика, проводимая советской властью, лишение крестьян права свободно распоряжаться продуктами своего хозяйства привели к катастрофическому спаду в земледелии, животноводстве, да и всей экономики Нижневолжского региона. Становилось понятно, что преодолеть хозяйственную разруху «военный коммунизм» не сможет. Политика «военного коммунизма» привела экономику страны в целом и Нижнего Поволжья в частности на грань полного краха. Во всех отраслях народного хозяйства страны произошло резкое снижение всех показателей, что повлекло за собой катастрофическое обнищание населения. Чтобы обеспечить важнейшие отрасли экономики рабочей силой, власти проводили принудительные мобилизации, уклоняющихся строго наказывали. Отсутствие материальных стимулов, принудительные трудмобилизации, распад во время Гражданской войны традиционных хозяйственных укладов обусловили крайне низкую производительность труда, породили у людей нежелание трудиться на государство. Как отмечают исследователи Астраханского края48, к 1920 г. народное хозяйство Астраханской губернии пришло в полный упадок. Астраханские судоремонтные заводы почти прекратили свою работу. Плохое состояние дел на рыбных промыслах привело к сокращению работ бондарских производств. В связи с продовольственными трудностями Советское правительство стало обращать особое внимание на ведущую в Астраханской губернии отрасль – рыбную промышленность. До Первой мировой войны она занимала в стране основные позиции по рыболовству. Здесь в Волго-Каспийском регионе 98 максимальный улов рыбы в 1913–1914 гг. достигал 4,45 тыс. тонн, что составляло 6% мировой добычи рыбы, а уловы всей России составляли 34% млн. тонн49. Поэтому, несмотря на военную интервенцию, в весеннюю путину 1919 г. астраханские рыбаки выдали 10 млн пудов рыбы. Значение ВолгоКаспия в снабжении рыбной продукцией Красной Армии и промышленных центров было очень большим50. За время Гражданской войны улов рыбы в Астраханской губернии резко снизился. В 1919 г. было добыто 9,5 млн пудов рыбы, а в 1920 г. – всего 7,5 млн пудов, тогда как «среднегодовые уловы за пять довоенных лет составляли 21 млн пудов»51, т.е. показатели соответствовали уловам 60-х годов 19 в.52. Около 60% населения Астраханской губернии было занято рыболовством. В связи с кризисом в отрасли возросла безработица, многочисленные рыбопромышленные фирмы были закрыты, к тому же запрещалась частная торговля рыбой. В 1919 г. после национализации рыбных промыслов областное рыбное управление стало организовывать коммуны, обращать внимание на ловца. Однако через год руководство вынуждено было признать, что «внимание, которое оно уделяло ловцу, далеко недостаточно, в результате чего создалось положение, при котором морской лов, дававший в нормальное время до 50% общей добычи рыбы, упал до того, что дает сейчас, несмотря на сокращение общих уловов, до 2-3%, речной лов тоже сократился до минимума. В путину 1919 г. ловило чуть более 10 тыс. человек, что по сравнению с довоенным временем составляет около 10%»53. Добыча тюленя уменьшилась в 10 раз. Морское рыболовство, дававшее 75% всей добычи рыбы, фактически перестало существовать. Обеспеченность орудиями лова уменьшилась в 4 раза, на 50% был выведен из строя рыбообрабатывающий флот. Резко сократила свое производство и другая важнейшая отрасль экономики Астраханской губернии – соледобывающая. В 1920 г. добыча соли составляли 4,3 млн пудов против 32,3 млн пудов, добытых за довоенное пятилетие 99 (1909–1913 гг.)54. Тем более, что Баскунчакские промыслы в довоенный период давали 30 млн пудов соли, что составляло 50% всей добычи соли в России. В 1920 г. было добыто всего 4 300 тыс. пудов55. Нехватка соли для рыбообрабатывающих предприятий создавала благоприятные условия для спекуляций. Данные, представленные в выше приведенных таблицах № 7 и 8 свидетельствуют об общем для Нижнего Поволжья сокращении к 1921 г. посевных площадей без малого на 40%, а по зерновым культурам – на 55%. Более значительным относительно сокращения посевных площадей оказалось снижение урожайности. В результате на третьем году большевистской диктатуры валовой сбор зерновых по стране составил всего 54,1% среднегодового уровня 1909–1913 гг., то есть уменьшился почти вдвое. Причем в самых что ни на есть зерновых районах этот показатель был еще ниже. Так, данные по Саратовской губернии – одной из основных житниц европейской России выглядели следующим образом: 1918 г. – 90 млн пудов, 1919 г. – 7 млн пудов, 1920 г. – 45 млн пудов и 1921 г. – 20 млн пудов, что составляло только 22,2% от валового сбора 1918 г. Но это не остановило роста изъятий продуктов у крестьян. Если в первую заготовительную кампанию, закончившуюся в августе 1919 г., в европейской части России по разверстке было собрано 107 922 тыс. пудов хлеба, круп и зернового фуража, то во вторую – уже 180 428 тыс. пудов. Резкое ухудшение жизни населения вследствие проводимой властями политики «военного коммунизма» стало причиной широкого недовольства масс после окончания Гражданской войны. Как показывают исследования последних лет, переход к нэпу во многом произошел под давлением крестьянских волнений и рабочих забастовок, прокатившихся по стране весной 1921 г. Ситуация требовала внесения коренных изменений в организацию сельского хозяйства и промышленности, развитие которых к 1921 г. не имело перспективы. 100 Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам: Сб. док. и матер. за 50 лет (1917 –1967 гг.). - М., 1967. - С. 55– 57. 2 Там же. - С. 57. 3 Ноув А. Военный коммунизм: почему, для чего? // Гражданская война в России: перекресток мнений. - М., 1994; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам… - С. 55 – 57. 4 Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства РСФСР. (СУ РСФСР). - 1918. - № 43. - С. 522 – 524. 5 Генкина Э. Б. Переход Советского государства к новой экономической политике. - М.: Госполитиздат, 1954. - С. 18. 6 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 – апрель 1919 гг.): Сб. док. - Элиста, Калм.кн.изд-во, 1973. - С. 97. 7 НА РК. Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 71. Л. 70; Ф. Р.-42. Оп. 1. Д. 15. Л. 50; Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 24. Л. 6; Д. 50. Л. 5, 8. 8 Труды II краевого Астраханского съезда Советов. - Астрахань, 1918. - С. 86 – 87; Убушаев В. Б. Укрепление Советов в Калмыкии. - Элиста, Калм.кн.изд-во, 1972. - С. 27. 9 Там же. - С. 52 – 57. 10 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 – апрель 1919 гг.): Сб. док. - С. 124 – 126; 210 – 214. 11 Очерки истории Калмыцкой АССР. - Т. 2. - С. 70 – 71. 12 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 35. Л. 28. 13 Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 – апрель 1919 гг.). - С. 159 – 160, 171 – 173. 14 Там же. - С. 171 – 173. 15 Там же. - С. 172. 16 Декреты Советской власти: В 13 т. Т.4. - М., 1968. - С. 292 – 294. 17 Кабанов В. В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма». - М.: Наука, 1988. - С. 176 – 177. 18 Бухарин Н. И. Избранные произведения. - М.: Политиздат, 1988. - С. 25 19 Всемирная история. Мир в период создания СССР. - Минск: Харвеста, М.: АСТ, 2000. - Т. 21. - С. 71. 1 101 Нижнее Поволжье. - 1927. - № 10. - Октябрь. - С. 45. Там же. - С. 138. 22 Клушанцев И. Голод 1921 – 1922 гг. и его влияние на сельское хозяйство Ставропольской губернии. - Ставрополь, 1923. - С. 17. 23 Поляков Ю.А. Переход к нэпу и советское крестьянство. - М., 1967. - С. 73. 24 Среди немцев Поволжья// Жизнь национальностей. - 1921. 14 мая. - С. 2. 25 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.37. - С. 31 – 33. 26 ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 87. Д. 3. Л. 15. 27 Очерки истории Калмыцкой АССР. Т. 2. - С. 44; К истории образования Автономной области калмыцкого народа (октябрь 1917 – ноябрь 1920 гг.): Сб. док. и матер. - Элиста, 1960. - С. 43 – 44. 28 К истории образования Автономной области калмыцкого народа (октябрь 1917 – ноябрь 1920 гг.). - С. 62 – 63. 29 Среди немцев Поволжья. - С. 2. 30 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 74. Л. 33. 31 Там же. Д. 117. Л. 18, 48об, 49. 32 Там же. Д. 74. Л. 35; Д. 14. Л. 43. 33 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43 . Л. 23; НА РК. Ф.Р-112. Оп. 1. Д. 15. Л. 43; Хозяйство Калмыцкой области за 10 лет // Калмыцкая область за X лет Октябрьской революции. - Астрахань, 1927. - С. 61 – 62. 34 Чапчаев А. Отчеты о деятельности экономического совещания Калмыцкой области за время с 1 января по 1 июля 1922 г. Астрахань, 1922. - С. 30. 35 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43. Л. 23; Фонштейн В. Е. Некоторые статистические данные о состоянии КАО за 1910 – 1920 гг. // Ойратские известия. Астрахань, 1922. - № 1 – 2. - С. 184. 36 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 389. Л. 43. 37 Очиров Н. Шерстяное дело в автономной области // Вестник Калмыцкой области РКП(б). - Астрахань, 1923. - № 9 – 10. - С. 16. 38 Зюрюкин В. Сельское хозяйство и пути восстановления его в Республике Немцев Поволжья // Нижнее Поволжье, 1927. - апрель. - № 4. - С. 107. 39 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43. Л. 43. 40 Материалы Всероссийских переписей 1916, 1917 и 1920 гг. 20 21 102 по Калмыцкой степи. (Поволостные итоги. Сельское хозяйство.). Астрахань, 1922. - С. 11 – 15, 42 – 43. 41 Итоги (поволостные и уездные) сельскохозяйственных переписей Ставропольской губернии (1916 – 1922 гг.). - Ставрополь, 1923. - С. 33; Пути восстановления сельского хозяйства Ставропольской губернии и сельскохозяйственный кредит. - Ставрополь, 1924. - С. 4. 42 Медведев В. К. Крутой поворот (Из истории коллективизации сельского хозяйства Нижнего Поволжья). - Саратов, Саратовское кн. изд-во, 1961. - С. 24, 82. 43 НА РК. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 11. Л. 43 – 43об. 44 Там же. Л. 51 – 52. 45 Поляков Ю. А. Сельское хозяйство страны накануне перехода к нэп // Исторические записки. - М., 1963. - С. 74. 46 НА РК. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 11. Л. 44. 47 Нижнее Поволжье, 1927. - апрель. - № 4. - С. 101. 48 Виноградов С.В. НЭП: опыт создания многоукладной экономики. М., 1996; Панин И.И. История Астраханского края (19001940 гг.). - Астрахань: ГП «Издательско-полиграфический комплекс «Волга», 1997. - С. 160 и др. 49 Промышленность Астрахани. - Астрахань, 1959. - С. 19. 50 Панин И.И. Указ. соч. - С. 105. 51 Панин И. И. Указ. соч. - С. 108. 52 Нижнее Поволжье, 1927. - № 10. - Октябрь. - С. 45. 53 Наш край, 1924. - С. 23. 54 Нижнее Поволжье, 1927. - № 10. - Октябрь. - С. 45. 55 Астрахань. Справочная книга. - Сталинград, 1937. - С. 136. 103 ГЛАВА 2. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ГОДЫ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ В НИЖНЕМ ПОВОЛЖЬЕ § 1. Социально-политическая обстановка в регионе Современные тенденции социальной истории рассматривают человека и его положение в обществе в широком плане, в различных взаимосвязях, в числе которых и демографические процессы. Важное место в них занимают вопросы естественного движения населения (рождаемость, смертность, прирост), миграции. Демографическая ситуация является одним из показателей развития любого государства, устойчивости социально-экономического и политического положения страны. Она находится в прямой зависимости от уровня развития экономики, социальной политики, последствий пережитых людьми исторических событий. Учитывая слабую изученность проблемы на материалах Нижнего Поволжья, считаем важным под объективным углом рассмотреть влияние социально-экономических и политические процессов на демографическую ситуацию в Нижнем Поволжье в 1920-е гг., особенности демографических процессов и факторы, их определявшие на протяжении указанного периода. К примеру, развитие демографической ситуации в Калмыкии имело свои специфические особенности, которые были несколько отличны от других нижневолжских регионов и определялись политикой советской власти в области национально-государственного строительства. Демографическая ситуация в нижневолжской деревне зависела от многих моментов, в том числе от степени влияния факторов экзогенного порядка (связанных с действием внешних причин), одним из которых были Первая мировая и Гражданская войны, голод 1921 г., политико-экономические решения и социальные мероприятия государства. Исследователь В. Исупов приходит к выводу, что «получить точные 104 данные о потерях русской армии в кровопролитных сражениях Первой мировой войны уже практически невозможно» и предлагает «условно считать, что Россия в годы Первой мировой войны потеряла убитыми и умершими от разных причин от 1,5 до 1,8 млн солдат и офицеров». Всего же убыль населения России в Первую мировую войну составила 4,5 млн человек1. После Гражданской войны значительную часть территории страны охватил голод. Как и всюду, в зерновых районах страны она стала основной причиной не только голода, но и восстаний доведенного до отчаяния крестьянства. События 1918–1921 гг. и особенно голод привели хозяйство НижнеВолжского края в состояние полного расстройства, отбросили его в социально-экономическом отношении на много лет назад. Указанный период отмечен ростом эпидемий, которые в России в XX веке возникали на фоне других социальных катастроф и во многом были порождены ими. Но в некоторых случаях они достигали такого размаха, что не просто приобретали самостоятельное значение и относительно независимую динамику, но и оказывались более смертоносными, чем вызвавшие их бедствия. Так было, в частности, в годы Гражданской войны и последовавшего за ней голода, причем демографические последствия эпидемий этого периода часто недооцениваются. Утверждается, например, что «за три года» Гражданской войны (1918–1920) общие потери составили 8 млн чел., а безвозвратные – от острых инфекционных болезней – превысили 2 млн чел.»2. Первые годы советской истории отмечены кровавыми вспышками «красного» и «белого террора», число жертв очень трудно оценить. С. Мельгунов приводит огромное количество разрозненных фактов и сообщает о том, что созданная Деникиным специальная комиссия по расследованию деяний большевиков насчитала 1,7 млн. жертв «красного террора»3. Однако эти данные приводятся без учета деяний Белой армии, которая в братоубийственной войне не менее жестоко расправлялась с противниками. Принудительные трудмоби105 лизации, продолжавшаяся политика продразверстки также наложили отпечаток на развитие демографических процессов в деревне Нижнего Поволжья. Всякий раз они вызывали резкие подъемы смертности, спады рождаемости, в ряде случаев – массовую эмиграцию и миграцию. Большинство исследователей, приводя разные количественные оценки, склоняются к тому, что число эмигрантов из России за интересующий нас период было близко к 2 млн чел.4 Причем масштабы всех этих демографических последствий были таковы, что дают все основания говорить о целой череде демографических катастроф. Перепись населения 1926 г. подвела демографические итоги социальных потрясений времен двух общенациональных революций, Первой мировой и Гражданской войн, голода 1921 г., эмиграций и миграций, когда страна несла все виды демографических потерь, обусловленных множеством факторов. Отграничить действие каждого из них, равно как и связать его с тем или иным видом потерь, едва ли возможно, все они тесно переплетались между собой, что лишь усиливало общий пагубный эффект. Итак, в первой половине 1920-х гг. демографические кризисы стали хроническим явлением. Количественная оценка прямых потерь в СССР в результате кризисов и катастроф составила путем суммирования частных оценок, полученных в разные периоды, примерно 10 млн человек. Эти 10 млн человек, – и есть демографическая цена социальных потрясений и катастроф, обрушившихся на Россию в первой четверти минувшего столетия. Военные действия, хозяйственная разруха, эпидемии и голод, по словам В. Чолахяна, негативным образом сказались на демографической ситуации в Нижнем Поволжье, в частности, в Саратовской губернии, в которой в этот период на естественный прирост населения был отрицательным. Его падение, как отмечает исследователь, началось с 1915 г. (7,41%), в 1917 г. он составил лишь 1,31%, в 1919 г. наблюдалась убыль населения (-2,03%), которая продолжалась до 106 1922 г. включительно, когда, достигнув максимума (-16,63%), этот показатель занял одно из первых мест в РСФСР5. Социальные потрясения всегда влияют на миграционные процессы. В то же время их интенсивность зависит от мероприятий, проводимых государственными структурами или другими структурами, К примеру, партией, которая в 1920-е гг. стала подминать под себя органы государственной власти. В первые годы советской власти миграционная политика, по существу, придерживалась методов царских администраторов, т.е. посильного сдерживания напора миграционной волны при одновременной спешной подготовке экономикогеографических плацдармов для приема мигрантов на малозаселенных территориях. Главная задача такой политики состояла в максимально возможной амортизации малоуправляемого стихийного процесса. Однако напор этой волны оказался столь мощным, а проблемы, ею порождаемые, столь острыми, что государство вынуждено было отказаться от выбранной линии в миграционной политике. Оно разрешило крестьянам, правда, на непродолжительное время переезд из одной местности в другую. Согласно декрету ВЦИК и СНК СССР в конце 1924 – начале 1925 гг. осуществляется переход к «плановому переселению». Особенно активно в указанный период возросла миграционная активность населения, в частности, в Нижнем Поволжье, где примерно ¾ его численности составляли крестьяне. В период «реконструкции сельского хозяйства» – нэпа из 2 542 500 человек постоянно проживавшего в Нижнем Поволжье крестьянства 76 499 человек были так называемыми «неместными» жителями. За указанный период в Нижне-Волжский край мигрировало 3% сельских жителей, а в другие регионы страны убыло 4,2%. Таким образом, коэффициент миграционного баланса составил 16,9%6. Основную массу мигрантов в Сибирь, Казахстан и Северо-Кавказский регион представляли выходцы из Нижнего Поволжья. 107 Рассмотрим миграционную ситуацию Нижнего Поволжья на примере одной локальной группы – калмыков, которые в основной своей массе мигрировали из других территорий в Калмыцкую область. В начале 1920-х годов демографическая ситуация в Калмыкии заметно ухудшилась. По данным члена Калмыцкого ЦИК О. Лиджиева (Рокчинского), в 1914 г. численность калмыков составляла 147,6 тыс. человек, в 1917 г. – 136,2 тыс. человек, в 1920 г. – 104,297 тыс. человек, т. е. за 6 лет калмыцкое население уменьшилось на 22,4%7. Лишь в годы нэпа стал наблюдаться постепенный рост численности населения Калмыцкой автономной области, в том числе и коренного. Таблица 1 Численность населения в 1920–1928 гг. 8 Годы Общая численность населения В т. ч. калмыки В т. ч. русские и прочие национальности 1920 1925 1926 1927 1928 142 318 149 273 151 231 152 122 161 155 104 297 105 238 106 299 106 950 113 077 38 021 44 035 44 092 45 172 47 028 Из приведенных данных видно, что число жителей за 8 лет увеличилось на 18 837 человек (13,2%), в том числе калмыков – на 8 780 человек (8,4%). В 1920–1930-е гг. национальная и экономическая политика государства строилась с учетом специфики и уровня развития различных районов. Согласно записке «О советском строительстве в национальных республиках и областях», в стране выделялись кочевые и полукочевые районы, к которым были отнесены: Казахстан, Туркменистан, Киргизская, Ойротская (Республика Алтай), Якутская, Башкирская, Бурятская и Калмыцкие области9. В этих районах по сравнению с центрально-черноземными районами России проведение в 108 жизнь новой экономической политики имело некоторые отличительные особенности. К примеру, в Калмыкии, помимо восстановления разрушенного хозяйства в период Первой мировой и Гражданской войн и укрепления социалистического сектора, требовалось провести определенную работу по организации новых для калмыцкого общества условий жизни и труда. Это выразилось, прежде всего, в массовых переселениях сюда калмыков из других районов страны и переводе местного населения к оседлому образу жизни. Положение осложнялось еще тем, что в результате голода в Калмыкию стихийно стали переселяться крестьяне из различных губерний страны. В этот период в области актуальной стала проблема перевода коренного населения к оседлости. В 1920 г. стационарным хозяйством занималось всего 365 калмыцких семей10. Поэтому II Общекалмыцкий съезд Советов, состоявшийся в августе 1921 г., принял решение: «Всячески стремиться к проведению в жизнь постановления ЦИК о приближении калмыцкого народа к оседлой жизни путем группировки отдельными хотонами в постоянные поселки». Руководство области активно стало заниматься этим вопросом уже с середины 1922 г. Например, к концу того же года в Яндыко-Мочажном улусе к оседлости перешло 2503 калмыцких семей. В 1923 г. на пленуме Багацохуровского улусного исполкома отмечалось, что «около 2500 кибиток (семей) готовы перейти к оседлости»11. В начале 1920-х гг. в связи с голодом, охватившем Поволжье, усилился стихийный приток в область калмыковбеженцев из соседних регионов, в том числе и из Терской губернии, где проживало более 2 тыс. калмыков12. В 1922 г. кумские калмыки переселились в Большедербетовский улус, расположившись в двух километрах от улусного центра – Башанты, образовав так называемый Кумский аймак (село). Земельные участки им были выделены из свободного фонда Калмыцкой области. Переселившиеся вслед за ними терские калмыки поселились в том же аймаке13. Годом раньше сюда же переселились 150 калмыцких семей, проживавших в 109 Оренбургской губернии. В связи с увеличением числа желающих переехать в Калмыкию областные власти вынуждены были обратиться в Наркомзем и Наркомат путей сообщения с просьбой оказать помощь в выделении 25 товарных вагонов для переселения оренбургских калмыков14. Осуществление планомерной миграции, обустройство прибывающих людей на новом месте требовали огромных затрат, которыми область не располагала. Предусмотренные правительственные проекты по переселению калмыков не всегда своевременно финансировались. Полученных из центра на эти цели 200 тыс. руб. явно не хватало. В это же время комиссия Наркомзема специальным циркуляром от 23 марта 1921 г. временно запретила незапланированное переселение калмыков «куда бы то ни было»15, но и после выхода этого «грозного» распоряжения миграция калмыков продолжалась. На начальном этапе проведения нэпа переселение калмыков происходило массово и стихийно. Новые поселения образовывались в местах, удобных для земледелия, – калмыки старались поселиться по берегам степных речек, вокруг небольших озер, у колодцев и других водных источников. В 1921–1922 гг. таковые появились на территории Абганеровского аймака, в урочище Кеке-Булук, на берегу небольших рек Сухота, Сухатин Годжур, Гаврушкин Булук, Амта Бургуста. В Багацохуровском улусе возникли три поселка: один – в урочище Харин Худук, другой – в Цаган Амане, на берегу реки Волги, третий – в урочище Юста. Они были небольшими, состояли из нескольких строений (3-5 домов). Калмыки поселялись в тех местах, где кочевали издревле16. IV Общекалмыцкий съезд Советов, проходивший в октябре 1923 г., уделил особое внимание миграционным процессам кочевого населения и вынес решение о незамедлительном переходе калмыков к оседлому образу жизни17. Для осуществления плановой миграции была создана специальная комиссия, которая должна была заняться обследованием территории области для обустройства переселяющихся калмыков. 110 В период с 1924 по 1926 гг. Поволжская колонизационномелиоративная комиссия НКЗ РСФСР с целью оказания помощи Калмыкии в решении социально-экономических проблем провела обследование ее территории. Для более рационального размещения населения и его хозяйствования комиссия предложила распределить территорию области по естественно-историческим, хозяйственным и бытовым условиям на 4 района: земледельческо-скотоводческий, скотоводческо-земледельческий, скотоводческий и рыболовно-скотоводческий18. Основная деятельность Поволжской экспедиции в 1925 г. была сосредоточена на изучении перспектив хозяйственного развития в низменной части степи и приморской полосе Калмыкии. Кроме того, обследование предполагало подготовить прикладной научный материал для намечающегося землеустройства в более густонаселенных частях этого района с выработкой рекомендаций по применению научноисследовательских изысканий в конкретных улусах. К примеру, экспедиция пришла к выводу, что территория, известная ныне как «Черные земли», может служить резервным фондом для зимнего выпаса скота. В результате обследования был намечен ряд приоритетных направлений развития области, определено национальноэкономическое значение миграции для Калмыкии. Облисполком намечал завершить миграционные процессы кочевого населения одновременно с землеустройством в течение 7 лет. Миграция калмыков должна была носить планомерный характер. Работа по переводу на оседлость, как и предполагалось, была начата с Большедербетовского улуса (в связи с заселением его территории частью донских и кумских калмыков). Оседло-переселенческой комиссии Большедербетовского улуса пришлось работать в экстремальных условиях: принимать ходоков и уполномоченных от этнических групп калмыков, вести учет переселенцев, бронировать земельные участки для них в размере 12 десятин на едока и т. д.19 Областное руководство предпринимало все возможные меры 111 по оказанию посильной помощи переселенцам. Так, осенью 1923 г. им было выделено 200 тыс. пудов ржи, весной 1924 г. – 18 тыс. пудов ржи, а также денежных средств в размере 37 500 руб., в среднем на семью – от 10 до 40 руб. Одной тысяче бедствующей семье было выделено по 60 руб.20 Президиум Госплана 1 ноября 1924 г. предоставил Калмыкии кредит в размере 375 тыс. руб., из которых 350 тыс. руб. направлялись на поддержание переселенческих хозяйств. В том же году помощь фуражом была оказана 800 хозяйствам из 1800 нуждавшихся, при этом нормы выдачи кормов были уменьшены на 25-30%21. К осени 1924 г. здесь было обустроено 1960 кумских и терских калмыков, 160 оренбургских и 130 уральских калмыков, 200 астраханских и более 8 тыс. донских калмыков. После этого работа по обустройству калмыков-переселенцев была продолжена в Малодербетовском, Манычском, Приволжском, Приморском улусах и западной части Икицохуровского улуса, т. е. в той части Калмыцкой области, где они непосредственно могли заняться земледелием22. Весной 1924 г. Поволжская экспедиция обследовала Багацохуровский и Яндыко-Мочажный улусы и определила, что там имеется 759 686 десятин земли, пригодной для создания оседлых поселений калмыков. Всего к концу 1925 г. к оседлому образу жизни перешло 17 365 хозяйств, что составило 55,8% всех хозяйств Калмыкии. К 1926 г. процесс переселения донских калмыков в область почти завершился23. Специфические природно-климатические условия Калмыцкой автономной области предопределили принцип расселения прибывавших мигрантов – наиболее заселенными оказались те районы, где было развито земледелие. Увеличение численности коренного населения привело к изменениям его демографических характеристик. В целом же миграционные процессы оказали позитивное влияние. Прежде всего, существенно изменился традиционный уклад жизни коренного населения, – калмыки стали строить дома, разводить сады и огороды. В годы нэпа вырос взаимный интерес народов, жи112 вущих в области, к культуре друг друга, произошел процесс интеграции русских и калмыков в единое консолидированное сообщество. В других регионах Нижнего Поволжья миграция населения в начальный период нэпа была не столь значительной, она стала усиливаться в связи с проведением государственной политики сверхиндустриализации, со строительством промышленных объектов. Быстрый рост числа городских жителей в основном наблюдается за счет уходивших из деревень крестьян. В 1929–1930 гг. миграция в города региона получила широкомасштабный характер и поощрялась государством. Особенно большой поток мигрантов наблюдался в крупнейшие города Нижнего Поволжья – Саратов и Сталинград. 2/3 переселенцев составляли жители сельских местностей. Из прибывших в 1930 г. в Саратов 79 963 человек 69,2% были выходцами из самой области, 30,8% составляли мигранты из других краев и областей страны. В Сталинграде соотношение внутренних и внешних мигрантов составляло соответственно 54,9 и 45,1%, в Астрахани – 48,9 и 51,1%24. Таким образом, характерной чертой указанного периода является высокий уровень миграционной активности населения. Этот период фактически завершает долговременный этап естественного развития протекавших в стране миграционных процессов. В 1921 г. кризис во всех сферах жизни, как сказано было выше, стал набирать силу. Переход к нэпу осуществлялся в условиях настоящей «войны после войны», которая стала особо разгораться между властью и широкими крестьянскими и рабочими массами. Эта «война после войны» не приобрела и не успела приобрести настоящего фронтового масштаба, но число вовлеченных в эту борьбу с властью могло составить несколько регулярных армий. Социальный протест крестьян имел определяющее воздействие и на политику правительства, и на общество, и на свободу передвижения по стране, и на рост сознания самих крестьянских масс. Крестьянство, составляющее большинство населения страны, было фактором, 113 влияние которого нельзя было не учитывать. И хотя политики пытались навязать крестьянам свои воззрения, основная масса землевладельцев имела свои собственные убеждения, свое видение происходящего. В первые годы советской власти страну потрясали многочисленные крестьянские выступления. Их основной причиной, очевидно, было то, что советское правительство пыталось установить абсолютную систему продовольственной диктатуры и монополии, вдобавок к этому подчинить государственной воле и сам процесс сельскохозяйственного производства. В городах, в том числе и в столичных, к весне 1921 г. прошли массовые волнения рабочих, что оказалось особенно болезненным для большевиков, считавших себя партией пролетариата25. Несмотря на рассеянность и раздробленность, сопротивление рабочих и крестьян сыграло определенную роль в этот период. Руководство РКП(б) вынуждено было осознать необходимость радикального пересмотра политики и сменить политическую стратегию. В марте 1921 г. прекратил свою работу коллектив железнодорожных мастерских Саратова, к которым вскоре присоединились работники других предприятий города. Основным требованием бастующих было увеличение заработной платы и улучшение продовольственного снабжения26. На экстренном заседании Саратовского городского Совета руководителям города удалось разрешить возникший конфликт, но мартовские события 1921 г. получил широкий резонанс. Архивные источники весьма красноречиво свидетельствуют о частых трудовых конфликтах и недовольстве рабочих, возникавших в тот период на предприятиях городов Нижнего Поволжья. В феврале 1921 г. в Царицынской губернии, в г. Камышине, рабочие бастовали, из-за того, что заработная плата не выдавалась им в течение трех месяцев27. В нижневолжских регионах настрой крестьянства по отношению к советской власти делался все более враждебным, по мере того, как становилось очевидным, что политика продовольственной диктатуры будет продолжаться и после окон114 чания гражданской войны28. Активная политика советского государства по изъятию продовольственного и семенного зерна привела к обострению обстановки. В середине января 1921 г. в НКВД стали поступать доклады о вооруженных крестьянских выступлениях в Пугачевском уезде Самарской губернии, где в селах Мосты, Тягло-Озерское и Михайло-Овсянка отмечались женские бунты, причины которых крылись в невыполнении разверстки и нежелании ссыпать семена29. В конце марта и в начале апреля накал борьбы продолжал нарастать. Сообщения, поступавшие из разных мест были сродни фронтовым сводкам: «Справка Штаба РККА о переброске войск в Саратовскую губернию», «Справка Штаба РККА о принятых мерах по борьбе с повстанческим движением в Саратовской и Самарской губерниях», «Разведывательная сводка штаба Заволжского военного округа о повстанческом движении на территории округа за период с 23 февраля по 1 апреля 1921 г.»30. В сводках описывались типичные эпизоды: «Крестьяне в разных местах разбирают хлеб с ссыпных пунктов, с общественных амбаров, распространяются на новые пункты… толпы конных и пеших крестьян на юге от Саратова… севернее Камышина. То же за Волгою, у Красного Кута, и по линии Астраханской дороги. Это действует разлагающе на население…»31. Подобные факты свидетельствовали о продолжении войны с крестьянством, которое с оружием в руках требовало отмены продовольственных, натуральных и других видов повинностей, разрушающих хозяйство. Реальную угрозу государству стали представлять солдаты, демобилизованные из Красной Армии, на 90% состоявшей из тех же крестьян. Вернувшись в родные места и обнаружив свои деревни в полной нищете, в отчаянии они прямиком направлялись в отряды восставших, так как привыкшие воевать ничем другим эти люди не могли заниматься. Этот факт признавал и В.И. Ленин, считая, что демобилизация из Красной Армии невероятно увеличила повстанческий элемент. 115 В начале 1920-х гг. выступления крестьян против советской власти стали необъявленным продолжением гражданской войны. Борьбу за возврат своей власти и собственности вели зажиточная часть крестьянства и представители старого офицерства. Политика «военного коммунизма» – продразверстки, запрещение торговли, всеобщая трудовая повинность и т. д. – вызывали со стороны крестьянства враждебную реакцию, что явилось также одной из причин участия его части в различных формированиях, боровшихся с советской властью. Крестьянские выступления, различаясь друг от друга идеологическими оттенками, выдвигали ряд требований, подчеркивающих однородность «программы»: а) конец продразверстки и монополии государства на зерно и другие продукты питания; б) свободные Советы, т. е. самоуправление (что означало Советы без коммунистов); в) проявление уважения к религии, местным и национальным обычаям и традициям. В.И. Ленин, выступая на X съезде РКП(б) говорил о нарастании недовольства среди населения страны, в частности, о превращении Саратова в самостоятельную повстанческую республику и о жестоких погромах против коммунистов в поволжских городах32. Очевидно, события происходившие на территории Саратовской губернии, вызвавшие широкий резонанс в СМИ и отмеченные в докладе руководителя Советской республики, были значительными по размаху и резонансу. Особую опасность губернии представлял отряд генерала Попова, хотя из-за своей малочисленности серьезной угрозы он не мог представлять. Голод 1921–1922 гг. стал испытанием для большинства населения Нижнего Поволжья. Именно в этот период в крестьянской среде стала нарастать неприязнь к большевистской власти. На этой почве не утихало, хотя и оставалось стихийным, разрозненным, движение народного сопротивления. Еще летом 1921 г., выступая на X губпартконференции ответственный секретарь Саратовского губкома РКП(б) Мартынов признал, что «совершенно бандитизм уничтожить 116 сейчас нельзя, его изживет ликвидация экономического кризиса. Среди бандитов, несомненно, есть такие, которых гонит туда голод, надежда поживиться легким способом, поправить свое состояние»33. Такая же обстановка была типична для всех регионов Нижнего Поволжья. В Автономной коммуне Немцев Поволжья особенно активно бандитизм процветал в конце 1921 – начале 1922 гг. В борьбе с ним большие потери понесла Голо-Карамыжская партийная организация, почти целиком уничтоженная бандитами34. Многочисленные архивные материалы свидетельствуют о том, что активное повстанческое движение на территории Поволжья сохранялось до середины 1920-х гг. В Нижнем Поволжье, в частности, в Калмыкии, формирования, выступавшие против власти, можно подразделить на три типа: 1) те, в которых вооруженные повстанцы пользовались поддержкой местного населения и могли привлечь на свою сторону значительное число сочувствующих; 2) мелкие банды, связанные с местным населением, но не имевшие активной поддержки; 3) криминальный бандитизм в собственном смысле слова, подавление которого решительно поддерживалось самими крестьянами. В Калмыкии одним из ярых врагов новой власти был Ордаш Босхомджиев, бывший кадет, окружной атаман Малодербетовского улуса. В годы Гражданской войны он мобилизовал в Белую армию около 500 человек в возрасте от 19 до 40 лет, а после разгрома частей, сформированных при его участии, их остатки составили ядро его отряда35. Другой, не менее известной фигурой был Корнилов, племянник генерала Л. Корнилова, одного из видных борцов против советской власти. Отряд его численностью до 80 человек состоял в основном из бывших офицеров и помещиков36. В течение ряда лет калмыцкую степь терроризировал отряд братьев Менгетеевых (Хойче, Шургучи, Сангаджи, Санзыра), выходцев из сословия зайсангов37. Активную антисоветскую деятельность вел Махла Орлуев, бывший хорунжий, также родом из зайсангов, 117 сподвижник Окона Шанунова. Впоследствии он порвал связь с преступными формированиями и был амнистирован38. Все эти вооруженные банды пользовались поддержкой местного населения. По своему социальному составу они были неоднородны – наряду с бывшими белыми офицерами и солдатами в них входили и крестьяне. Деятельность этих отрядов была не столь агрессивна, но лозунг у них был достаточно категоричным: «За победу настоящей революции!». Хотя смысл этой революции каждый из них понимал по-своему. Откровенно криминальным бандитизмом занимался отряд под командованием Акулова, главным образом состоявший из уголовных элементов и армейских дезертиров. Они совершали налеты на населенные пункты, изымали продукты питания, полученные по наряду Наркомпрода, убивали мирных граждан, угоняли лошадей39. Хорошо вооруженная группа Окона Шанунова численностью около 50 человек, состоявшая в основном из калмыков, совершала дерзкие покушения на представителей новой власти, без суда и следствия расстреливала местное население40. Угон породистых скакунов стал повседневным ее занятием41. Разбросанность хотонов и сел, их отдаленность от улусных центров, тяжелые бытовые и экономические условия жизни населения Калмыцкой области создавали благоприятные условия для массовых хищений домашних животных (особенно лошадей), которые достигли своего пика в голодные 1921–1924 гг. В области действовало множество банд, связанных с местным населением, но не пользовавшихся его поддержкой. Это были группы: Намина Барова из Наурской станицы Терской области; Муды Будаева, орудовавшая в Цаган-Нуре; Бовы Тегусова, Гари Мучкаева; Скороходова из Донской области, осевшая в балке Гашун; Очирова, совершавшая налеты на Ремонтненский уезд и скрывавшаяся в балке Дунду-хурул, восточнее села Заветное; Нохана Шоро из Эркетеневского улуса, а также группа Кости Бондаренко, бесчинствовавшая в этом же улусе42. Главарями банд, орудовавших в калмыцкой степи, были также Кюкя Манкиров, 118 много лет державший в страхе население Багацохуровского улуса43, и Дорджи Цекиров, действовавший в Баруновском аймаке этого же улуса44. Введение всеобщей воинской обязанности, тяжелые условия жизни самих военных, а также их семей породили массовое дезертирство в стране. Дезертиры принимали активное участие в крестьянских выступлениях против политики советской власти. Они составляли костяк так называемого «зеленого движения»45. В Нижнем Поволжье действовали повстанческие отряды К. Вакулина, Ф. Попова, Маслова, «Самарца» и др. В Калмыцкой области орудовали банды дезертиров во главе с Московченко, которая держала в напряжении весь Ремонтненский уезд, и Шевченко, нанесшая немалый ущерб населению с. Тундутово Малодербетовского улуса. С определенной программой «За истинную советскую власть без коммунистов! За свободные Советы! Мы не против товарищей-коммунистов, которые идут по правильному пути и рабочих на благо народа, но против бумажных коммунистов…» на территории Калмыкии и южной части Царицынской губернии выступал отряд повстанцев под руководством Григория Маслакова46, угрожавший Астрахани. Требования повстанческого отряда имели политическую направленность, а нетерпимость к советской власти была обусловлена несправедливым отношением отдельных представителей власти к восставшим. В Калмыцкой автономной области, по сводкам ЦК РКП(б), был выявлен особый бандитизм, в отрядах которого состояли бывшие коммунисты, грабящие кулаков. Правда, такой красный бандитизм ликвидировался самим населением47. Беспощадная борьба с дезертирством была одной из основных задач ВЧК, которая не останавливалась ни перед расстрелами, ни конфискацией имущества. Так, Реввоенсоветом 1-й Конной армии Г. Маслаков был объявлен вне закона как изменник Республики и убит в сентябре 1921 г.48 Бандитские отряды, зачастую не раз проходившие через одни и те же населенные пункты, доводили местное 119 население до полного разорения. Да и отряды действующих военных частей Красной Армии вместо наведения порядка сами нередко занимались мародерством, поборами, конфискацией последних в хозяйстве лошадей и т. д. К примеру, карательные отряды, направленные Астраханским губернским исполкомом для наведения порядка в Калмыцкой автономной области, под руководством Самсонова, Горностаева, Черкасова, Матвеева зачастую занимались конфискацией имущества: изымали у населения теплые вещи, продукты питания, скот, изделия из серебра – национальные пояса, серьги и другие ценности49. Случалось, что красногвардейские части допускали прямой произвол, реквизируя у населения семенной хлеб. Так, в Элисте в 1921 г. было реквизировано 57 пудов, в Ремонтном – 30 пудов зерна и 1500 пудов сена. По своему усмотрению командиры отдельных войсковых подразделений решали вопрос и об использовании рабочих быков. Таким образом, действия карательных отрядов, призванных вести борьбу с бандитами, во многом носили противоправный характер и не могли не вызывать протеста у местного населения. К 1921 г. для борьбы с бандитизмом в целом по стране были созданы и функционировали Центральная межведомственная комиссия, состоявшая из представителей ЦК РКП (б), Совета труда и обороны, Революционного военного совета Республики, ВЧК и некоторых других организаций, а также части особого назначения (ЧОН)50. В составе последних находились пехотные, кавалерийские, артиллерийские и броневые части. Для борьбы с повстанцами в Саратове, как и в других районах страны, создавались части особого назначения, состоявшие в основном из членов РКП(б) и РКСМ и которые хорошо себя зарекомендовали в борьбе с восставшими крестьянами51. В 1923 г. на территории Калмыкии ими были ликвидированы 53 банды общей численностью 1664 человека, изъято у населения 10 тыс. винтовок, 1008 револьверов, 14 пулеметов52. 120 Председатель калмыцкого облисполкома А. Чапчаев информировал Северо-Кавказский военный округ53 о проблемах борьбы с бандитизмом и просил разрешения на формирование добровольных отрядов для окончательной его ликвидации54. Ответ пришел за подписью С. М. Буденного: «Категорически воспрещаю формирование крестьянских отрядов на борьбу с бандами, ведя таковую отрядами милиции, ЧОН и другими официальными частями, имеющимися в вашем распоряжении. Все существующие до сего времени партизанские отряды немедленно расформировать»55. Борьба с различного рода бандформированиями была прерогативой особых подразделений, созданных в Калмыцкой области в сентябре 1921 г.56 Части особого назначения, войска внутренней службы, отряды продовольственной армии насчитывали несколько сот человек из числа коммунистов, кандидатов в члены РКП(б) и рабоче-крестьянской молодежи, военных, милиционеров, служащих пожарных частей и органов ВЧК в возрасте от 17 до 60 лет, а также из числа местного населения. ЧОНы действовали оперативно, без промедления направлялись туда, где появлялись преступные группы, и сыграли определенную роль в борьбе с бандитизмом. Новая политическая обстановка внутри страны и изменения во внешней политике заставили советское руководство пойти на реорганизацию карательных отрядов. В «целях усиления начал революционной законности» 6 февраля 1922 г. ВЦИК принял «Декрет об упразднении ВЧК и о правилах производства обысков, выемок и арестов»57. Этот законодательный акт, упразднив ВЧК и ее местные органы, все функции по выполнению ряда новых задач на всей территории РСФСР возложил на Народный комиссариат внутренних дел (НКВД). В 1921–1924 гг. проведение военных операций против вооруженных бандитских отрядов стало сопровождаться осуществлением социально-экономических и политических мер, которые имели не меньший эффект, чем координированные военные действия. В районы, наиболее пострадавшие от них, 121 безвозмездно доставлялись продукты питания, мануфактура. В Эркетеневском улусе, в хотоне Шаргута, сожженном дотла 1 января 1922 г., были открыты столовые для взрослых и детей. Улусные исполкомы помещали детей-сирот в детские дома58. Помимо этого, активно велась политическая пропаганда среди населения. Выпускались листовки, рассказывающие об успехах в борьбе с грабителями, с воззваниями к ним и обращениями к пострадавшему населению, проводились разъяснительные собрания. Воззвание к гражданам Калмыцкой области от 19 июля 1922 г. разоблачало амнистированных грабителей, вновь вступивших в мелкие разбойные формирования, таких, как отряд О. Шанунова59. Эффективным оказался и такой шаг, предпринятый органами власти, как объявление «Недели добровольной явки бандитов». Всем, кто являлся с повинной, гарантировались жизнь, свобода, и такие дни проводились довольно часто. В результате этих мер часть бывших участников бандитских групп, сложив оружие, вернулась к прежним местам жительства и занялась мирным трудом. Наиболее дальновидные командиры повстанческих отрядов, понимая бесперспективность дальнейшей борьбы, добровольно сдались властям, а само повстанческое движение постепенно стало угасать. Однако борьба с их остатками продолжалась и после 1925 г. Последующие годы ознаменовались резким ужесточением карательной политики, теперь уже со стороны ОГПУ. Политические репрессии в отношении крестьянства не ограничивались деятельностью «троек» ОГПУ, к карательным мерам на местах не гнушались прибегнуть и представители партийных, государственных органов. Пик выступлений против новой власти в Нижнем Поволжье приходится на 1921–1922 гг., одной из причин народного недовольства было голодное бедствие. Подавляющее большинство крестьян, участвовавших в разбойных нападениях, просто стремились спасти от голодной смерти свои семьи, свой род. «Вспышки» протеста и сопротивления вызывались также действиями и распоряжениями су122 ществующей власти, поведением отдельных руководителей местной власти, введением хлебной монополии, продовольственным кризисом или недовольством общей политикой Советской власти. Другую часть, в особенности деклассированных элементов – убийц, грабителей, привлекала возможность таким способом нажиться. Но были в формированиях и те, кто стремился восстановить свою власть и собственность. Как упоминалось ранее, разгулу разбойных нападений в Калмыцкой области способствовали не охраняемые необъятные просторы Калмыкии, низкий культурный уровень, отдаленность населенных пунктов и кочевой образ жизни калмыков, отсутствие регулярных войсковых частей. Без того тяжелое экономическое положение и трагическое состояние голодного населения Калмыкии усугублялись выступлениями не только против властей, но и грабежом населения Калмыкии. Еще одной из основных причин участия крестьян в массовых выступлениях против советской власти были земля и хлеб, которые оставались объектами борьбы против государства и новой власти вплоть до того времени, когда советское правительство признало собственность крестьянина на производимый им продукт, введя весной 1921 г. нэп. Кроме того, вызывали протест и незаконные репрессии против крестьян и их семей со стороны новой власти. Таким образом, в 1920-е гг. политическая обстановка в стране была сложной, нестабильной, еще более обострились социальные противоречия. Проводившаяся советской властью система разверсток – продовольственная, сырьевая, трудовая, гужевая – не могла не вызывать недовольства большей части крестьянства. В докладной записке, представленной в конце 1925 г. начальником информотдела ОГПУ Г. Е. Прокофьевым отмечалось: «…банды уголовников на 80% состоят из бедноты и только на 20% из уголовников-рецидивистов». Вывод Прокофьева был таков, что «источником внутреннего уголовного бандитизма является недород… безработица в деревне»60. 123 В последующие годы происходило резкое ужесточение карательной политики, теперь уже со стороны ОГПУ. Политические репрессии в отношении крестьянства не ограничивались деятельностью «троек» ОГПУ, карательные функции стремились выполнять на местах представители партийных, государственных и колхозных органов. Но этот период нами в исследовании не рассматривается. С введением нэпа большевистское руководство сочло важным усилить роль партии как центра власти, держащего под своим контролем всю хозяйственную, экономическую жизнь в стране, происходящие в ней политические и социальноэкономические процессы. Партия видела себя авангардом социалистического строительства, поэтому ставила перед собой задачу навести порядок и дисциплину в своих рядах, избавиться от «примазавшихся элементов», порочащих ее в глазах населения и мешающих строительству новой жизни. В условиях новой экономической политики и оживления рыночных отношений, несовместимых с социалистическими идеалами большевиков, контрольные комиссии трижды проводили «генеральные чистки» партии – в 1921, 1924–1925 и 1925–1927 гг., т. е. на каждом этапе нэпа коммунисты подвергали пересмотру свои ряды61. При партийных организациях во время проведения чисток стали создаваться внесудебные органы. Решение, принятое тройкой комитета партии на губернском или областном уровне с участием прокурора, осуществлявшего формальный надзор в отношении члена партии или кандидата в члены партии, служило основанием для предъявления обвинения и вынесения наказания. С целью ускорения прохождения партийных дел в судах и недопущения разногласий между «тройками» и судами с марта 1923 г. в соответствии с решением Оргбюро ЦК РКП(б) и письмом Прокуратуры РСФСР на заседаниях «троек» обязан был присутствовать и председатель губернского (областного) суда. Чистки приобрели репрессивный характер. Они позволяли ликвидировать всех неугодных лиц, причисляя их к оппозиционерам, или найти «виновников» провала хозяйственной 124 политики. Кроме того, чистки проводились с целью избавления партии от непролетарских слоев населения и превращения ее в послушное орудие партийного руководства, слепо выполняющего его директивные указания. По данным ЦКК РКП(б), подготовленным к XIVсъезду партии, за 1923 г. к партийной ответственности было привлечено 44 043 члена и кандидата партии, то есть 10,4% состава всей партии. С июля 1924 г. и по июль 1925 г. этот показатель составил 5,1%, или 46 605 человек. Их них за пьянство было привлечено 10 268 человек, или 2,52% к численности всей партии и далее соответственно: за преступления по должности – 2 127 (0,52%); за уголовные преступления – 1 520 (0,37%); хозобрастание, наживу, спекуляцию – 797 (0,20%); нарушение партийной этики – 5 066 (1,24%) и т.д., при этом за все проступки было исключено из партии 14 512 человек, или 31,1% от числа провинившихся62. В 1922 г. у городских и сельских партийцев «хозяйственное обрастание» в деревнях проявилось в стремлении использовать урожай для укрепления своего хозяйства в больших пределах, чем это нужно для личного потребления. Такое явление, как отмечалось в партийных документах, наблюдалось в Саратовской и Самарской партийных организациях. Не отставали в этом отношении от деревенских коммунистов и уездные работники, связанные с землей (распределяли между собой семена, предназначенные для рядовых коммунистов и беспартийных крестьян). В некоторых губкомах отмечалось недовольство рядовых членов партии хорошим материальным обеспечением ответственных работников»63. Калмыцкая областная партийная организация была образована в феврале 1921 г. численность ее составляла около 300 коммунистов. К началу первой чистки она насчитывала в своих рядах 609 человек. В соответствии с решениями X съезда РКП(б) Калмыцкий обком партии образовал 11 июля 1921 г. областную комиссию по организации партчистки, в состав которой вошли А.Ч. Чапчаев (ответственный секретарь обкома), А.Г. Маслов (член обкома) и И.Р. Марбуш125 Степанов (представитель Наркомнаца РСФСР, член КалмЦик). Аналогичные комиссии были созданы и при улусных комитетах партии. В ходе чистки 1921 г. из рядов Калмыцкой парторганизации было исключено 148 членов, что составило 27% общей ее численности. Из них 80 человек были представителями служащих и интеллигенции, что говорит об общей тенденции усиления пролетарских слоев в партии. Так, в Царицынской губернской партийной организации в 1923 г. интеллигенция и служащие составляли всего около 17%64. В Калмыцкой партийной организации на почве непонимания задач, стоящих перед партией, добровольно покинули ее ряды 10 членов и кандидатов в члены РКП(б)65. 50 человек сдали партбилеты перед началом чистки, понимая, что их социальное положение вызовет вопросы у членов комиссии по организации партчистки. В итоге из Калмыцкой парторганизации в ходе чистки было исключено и добровольно выбыло 208 чел., или 34,3% ее состава (в процентном отношении на 10,2% больше, чем по стране). В результате всероссийской переписи и переучета коммунистов, проведенной с января по май 1922 г., областная партийная организация уменьшилась еще на 71 человек и к завершению этой кампании насчитывала в своих рядах 477 коммунистов. Основными формулировками, приводящими к исключению из партии, были такие, как «шкурничество, карьеризм, пассивность, пьянство, дискредитация власти, слабый пролетарский кругозор, религиозные убеждения». Некоторые члены партии были исключены из ее рядов по личным заявлениям и в связи с утратой членских и кандидатских билетов. В Нижне-Волжской краевой парторганизации, куда входила и Калмыцкая областная парторганизация, чистку прошли 55 285 коммунистов или 95,1% общей ее численности. В результате из краевой организации ВКП(б) были исключены 7 271 член партии. В Калмыкии, как и в целом по стране, была проведена «генеральная чистка» государственного аппарата. Была создана областная комиссия, которая своим решением «вычистила» с 126 работы 351 человека, в том числе 50 работников руководящего состава областных и улусных учреждений. 108 человек получили различные административные и партийные взыскания, многие из них, говоря современным языком, были предупреждены о полном служебном несоответствии занимаемой должности. 45 человек освобождались от должности как активные участники Белой армии, 9 человек как бывшие бандиты, 35 человек как растратчики и бесхозяйственники, остальные освобождались с работы с другими формулировками66. Таким образом, чистки позволяли бороться с инакомыслием, но в то же время они становились инструментом упрочения командно-административной системы, тоталитарного режима и насаждения культа личности. Они способствовали созданию атмосферы всеобщего напряжения, подозрительности и покорности. Созданная партийная система держала всех членов партии в постоянном напряжении, а система контроля сводила на нет свободу деятельности, полученную в результате проведения нэпа, усиливала бюрократизм и вела к установлению тоталитарного режима, где главным считалось четкое выполнение директивы. Административно-командный стиль, насаждаемый партией, привел к тому, что Советы, профсоюзные, комсомольские, общественные организации попали под полный контроль партийных организаций. Советы и исполкомы на местах свою задачу в первую очередь видели в выполнении различных распоряжений не только вышестоящих органов, но и ЦК РКП(б). В Калмыкии, как и по всей стране, усиление партийного влияния в Советах было главной задачей областной парторганизации, которая руководила всем процессом социально-экономического и политического развития в области. Областная партийная организация направляла деятельность областного совета профсоюзов, организационно оформленного в сентябре 1921 г.. В Калмыкии действовали три отраслевых профессиональных союза – рабочих и служащих земли и леса; рабочих рыбной промышленности; просвещения и медицины. Они 127 объединяли в своих рядах 2568 человек. Их главной задачей было проведение идей партии большевиков в широкие массы трудящихся. Под партийным руководством осуществляли свою деятельность комсомол Калмыкии, женские и другие общественные организации. Комсомольская организация области видела свою основную задачу в вовлечении молодежи в социалистическое строительство и ее воспитании в духе коммунистической идеологии. Женские организации были ориентированы на включение женщин в общественную и государственную работу, ликвидацию неграмотности населения и т.д. Первая областная партийная конференция, состоявшаяся в феврале месяце 1921 г., обосновала необходимость создания специального отдела по работе среди женщин67. Женотдел Калмобкома, как и женские организации других регионов Нижнего Поволжья, решал аналогичные задачи, поставленные партийно-государственными органами страны, но в характере его работы имелись некоторые особенности. Это было связано с тем, что калмычки издавна носили камзолы (жилетки), которые были составной частью национального женского костюма. Калмыцкий ЦИК 12 апреля 1921 г. принял специальное постановление, по которому камзолы объявлялись атрибутом старого быта, пережитком прошлого и запрещались для ношения68. Женотделу отводилась существенная роль в начавшейся кампании по уничтожению камзолов, которая проводилась под девизом борьбы со старой моралью вплоть до 1930 г. Отдел проводил большую работу по раскрепощению женщин-калмычек, координации организационной и идеологической работы среди женского населения области. Деятельность женотдела характеризовалась разносторонностью, разнообразными формами и методами работы. Одной из отличительных особенностей в работе с женщинами стало развертывание «красных кибиток» вблизи населенных пунктов или кочевых стоянок, которые стали действенными агитационными пунктами за внедрение новых обычаев, праздников и т.д. 128 Важной задачей, которую под руководством партийных организаций в 1920-е годы решали женсоветы, профсоюзы, комсомол, общественные организации, наркомат просвещения была ликвидация неграмотности. Следует сказать, что неграмотность населения в преимущественно аграрной стране, каковой была Россия, еще в начале века рассматривалась некоторыми политиками и реформаторами в качестве основного признака отсталости и препятствия для масштабной модернизации. Понимало это и большевистское руководство, считавшее преодоление безграмотности населения важнейшей задачей культурного строительства. Уже 26 января 1919 г., в самый разгар Гражданской войны, вышел декрет СНК «О ликвидации неграмотности среди населения РСФСР». Это было актуально, поскольку население страны в большинстве своем было неграмотным, особенно в сельской местности. По различным регионам Нижнего Поволжья уровень грамотности населения был разным. В Области немцев Поволжья он был значительно выше, чем в других регионах Нижнего Поволжья. По переписи 1920 г., неграмотных в возрасте от 14 до 49 лет здесь насчитывалось всего около 29 тыс. мужчин и 46 тыс. женщин, среди немецких детей грамотные составляли 80%, у детей других национальностей, проживавших в регионе, 28–30%. Это был один из самых высоких показателей грамотности в стране69. Постановлением Наркомпроса РСФСР «О школах национальных меньшинств» ставились задачи ликвидации неграмотности и организации школьного дела в национальных районах. В 1923 г. в Автономной коммуне Немцев Поволжья по сравнению с довоенными годами увеличилось число школ, правда, в связи с переходом на местное финансирование, рост количества образовательных учреждений несколько замедлился. В 1925 г. в школах обучалось 50% детей школьного возраста, но уже в 1926 г. процент по этому показателю уменьшился до 20. Снижение количества учеников, процентного соотношения обучавшихся девочек и мальчиков, по мнению Н.Э. Вашкау, являлось показателем недовольства людей новой школой, отделением ее от 129 церкви70. В целом кампания по ликвидации неграмотности в Автономной коммуне Немцев Поволжья в рассматриваемый нами период не принесла ощутимых результатов, в первую очередь, в связи с переходом на местное финансирование, которое не обеспечивало нормального функционирования общеобразовательных школ и школ по ликвидации неграмотности в регионе. В Калмыкии в 1920/21 учебном году открылись 33 школы первой ступени, в которых стали обучаться 1201 человек71. В 1922–1923 году на дело школьного образования было выделено около 6 млн руб72. Регионы Нижнего Поволжья оказывали неоценимую помощь в подготовке учительских кадров и обеспечении ими школ области. В октябре 1920 г. в Астрахани были открыты двухгодичные учительские курсы для школ области73. Астрахань, Царицын и другие города Нижнего Поволжья в 1923 г. направили для работы в Калмыкию более 100 учителей74. В 1925 г. в области наряду с общеобразовательными школами работали 92 школы для взрослых, где обучались 2 970 человек, тогда как в 1920 г. таких школ было 21, с контингентом обучающихся – 640 человек. В целом усилия, предпринятые партийно-государственным аппаратом совместно с общественностью, мероприятия, проводимые в области по преодолению неграмотности, хотя и имели большое значение, но не смогли помочь достижению уровня грамотности населения других регионов Нижнего Поволжья. Безусловно, сказались и культурная отсталость калмыцкого народа, перешагнувшего из феодальных отношений в новые условия социалистического строительства, слабое экономическое положение автономной области, кочевой образ основного населения – калмыков. На Нижней Волге исторически получили распространение практически все мировые религии – христианство, ислам, буддизм и иудаизм, которые на протяжении столетий оказывали немалое влияние на политическую, социальноэкономическую ситуацию в регионе. После вхождения междуречья Волги и Дона в состав Российского государства, 130 основной доминирующей религией проживавших там казаков становится православие. В первой половине XVII в. в низовья Волги перекочевали калмыки, образовавшие собственное ханство. Основной религией калмыков был буддизм. Немецкие поселенцы, проживавшие в Нижнем Поволжье с XVIII в., были последователями других направлений в христианстве – католицизма и протестантизма. Кроме того, в регионах Нижнего Поволжья, в основном на территории нынешней Астраханской области, находились поселения казахов и татар, исповедующих ислам. В 1920-е г. Нижнее Поволжье являлось многонациональным и поликонфессиональным регионом, что было обусловлено геополитическими и этноконфессиональными особенностями региона. На территории Калмыкии в этот период основными религиозными конфессиями были буддизм и православие, которые исповедовали два многочисленных этноса, проживавших в автономной области – калмыки и русские. В годы нэпа советская власть придавало большое значение искоренению религии из сознания людей. На борьбу с «вредным пережитком прошлого» были мобилизованы партийные комитеты и государственные структуры, молодежные и профсоюзные организации, а также Всероссийский «Союз безбожников», имевший разветвленную сеть в регионах. Основными методами борьбы с религией становятся антирелигиозная пропаганда, сокращение числа действующих храмов, ограничение духовенства в правах, жесткая налоговая политика по отношению к религиозным организациям, раскол внутри конфессий, гонения на верующих и т.д. Большими тиражами издавались газеты антицерковного характера («Безбожник», «Антирелигиозник» и др.), проводились чтения лекций, бесед на антирелигиозные темы, создавались кружки безбожников, вводились новые обряды (комсомольские свадьбы, советские праздники), бойкотировались религиозные праздники, запрещались культовые обряды. Специальное решение ЦК РКП(б) «О постановке антирелигиозной пропаганды и о нарушении пункта 13 программы», изданное 131 в 1921 г. требовало от членов партии прекращения связи с религиозными организациями и принятия активного участия в проведении атеистической пропаганды. Руководствуясь данным постановлением, к примеру, Калмыцкий обком РКП(б) с 1923 г. стал исключать коммунистов из рядов партии даже за присутствие на религиозных обрядах. Однако пропаганда атеизма явно не находила поддержки в массах. В отдаленных регионах страны, таких, как Калмыцкая автономная область, антирелигиозная пропаганда продвигалась с большими трудностями. Буддизм на протяжении многих веков оказывал огромное влияние на ментальность и образ жизни калмыков, на формирование мировоззрения, на становление и развитие государственности и национального самосознания. Советское государство, поначалу не справлялось с влиянием церкви на верующих, поскольку оно было значительным. Так, секретарь Царицынского губкома РКП(б) Б.П. Шеболдаев в своем докладе 10 октября 1924 г. в ЦК РКП(б) «О положении губернии и работа в деревне в связи с неурожаем и мерами борьбы с его последствиями» о религиозных настроениях казачества сообщал: «…Можно отметить рост религиозных настроений… распространены «обновления икон» и т.п.; даже в городах мы перешли, учитывая настроение, от празднования по новому стилю к празднованиям по обоим»75. Согласно подсчетам Козлова В.А., 75% крестьянских хозяйств в Саратовской губернии в 1925–1926 гг. имели расходы на религиозные нужды76. Документы того времени свидетельствуют о сохранении традиционных верований у народов, живущих в Нижнем Поволжье, высоком уровне религиозности населения: «Жизнь все-таки показывает, что секты у нас не уменьшаются»77, «население религиозно до фанатизма»78. Власти осознавали трудность борьбы с религиозной верой, накрепко осевшей в сознании людей, да и идеологические кадры научно не могли опровергнуть основные догматы религиозных учений. Поэтому, они пошли по легкому и привычному пути – политическому и экономическому террору 132 против духовенства, который в результате ликвидации священников и разрушения культовых сооружения должен был привести к исчезновению религиозного мировоззрения. В январе 1924 г. Калмыцкий обком ВКП(б) так определил последовательность своих действий в антирелигиозной борьбе: «Сперва сокрушим попа, потом уже возьмемся за Бога. Для этого надо систематически, планомерно разоблачать все мошеннические проделки попов и доказать их ненужность, хотя бы немного сознательной части населения, и тогда авторитет попа будет подорван, это быстро способствует их изоляции, и здесь вполне своевременно поднять вопрос о закрытии хурулов и затем уже штурмовать самого Бога»79. «Сокрушение попа» особенно интенсивно проводилось с 1925 г., когда стали ужесточаться экономические репрессии по отношению к священнослужителям и буддийским учреждениям. Служители религиозного культа облагаются всеми видами прямых и косвенных налогов, в том числе и подоходноимущественными. Калмыцкий обком партии обязал областной финотдел и прокуратуру обеспечить полное взыскание налогов и сборов с духовных лиц, а к уклоняющимся применять жесткие репрессивные меры, вплоть до привлечения к уголовной ответственности80. Налоговые притеснения оказались настолько жесткими, что многие служители религиозного культа вынуждены были оставить службу. В марте 1925 г. Калмобком докладывал в ЦК РКП(б): «продолжается громадный процент перехода гелюнгов (священников) в мирянство. Массовый переход духовенства в миряне нужно отнести за счет материальных условий, в которые они поставлены при нашей налоговой политике. В некоторых улусах замечается перегиб палки в антирелигиозной пропаганде, что обкомом немедленно устраняется». К этому времени 143 гелюнга перешли в миряне, а всего лишь в двух районах (Западном и Яндыко-Мочажном) КАО только в 1924 г. были закрыты 17 из 27 хурулов и одна церковь81. Власти активно лишали религиозных деятелей их имущества – скота, сельхозинвентаря и т. д. 25 августа 1928 г. 133 областной исполком принял решение об очередном изъятии хурульного имущества из пользования и поручил Багацохуровскому улусному исполкому из вырученных средств от реализации указанного имущества оказать поддержку бедняцким хозяйствам82. Инструкция ВЦИК «О порядке лишения избирательных прав граждан» от 11 августа 1924 г. лишила избирательного права духовенство всех конфессий. Согласно п. «м» статьи 15 инструкции «О выборах в Советы и на съезды Советов РСФСР» от 4 ноября 1926 г. лишались избирательных прав не только «настоящие служители всех религиозных культов», но и «бывшие». В 1927 г. из 4 719 человек (6,2% всех избирателей), лишенных избирательных прав, представители духовенства составили 1492 человека (31,6%); в 1928 г. из 4 492 человек (5,6% всех избирателей) к категории «настоящие и бывшие служители религиозных культов» были отнесены 1 365 человек (30,4%). В выборах Советов 1930–1931 гг. в Калмыкии были лишены избирательных прав 3862 (4,6%) гражданина, из них 1 272 человека (33%) относились к служителям культа83. С конца 1920-х гг. начинается «новый курс» государственной конфессиональной политики. Провал экономических экспериментов, трудности хлебозаготовок директивные органы и спецслужбы объясняли, в том числе и контрреволюционными действиями религиозных организаций. Государство возвращается к силовому противостоянию с религией и церковью, несмотря на заявленную РПЦ в 1927 г. политическую лояльность к существующему политическому режиму. К концу 1927 – началу 1928 гг. сохранявшиеся до того момента альтернативные варианты развития советского социума практически исчезают. С 1928–1929 гг. происходят радикальные перемены во всех сферах общественной жизни. В феврале 1929 г. на места рассылается письмо ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды» за подписью секретаря ЦК партии Л. Кагановича. В июне 1929 г. состоялся II съезд Союза безбожников, который антирелиги134 озную борьбу определил как важнейший участок классовой борьбы, а сама организация была переименована в Союз воинствующих безбожников. В этот период под воздействием сталинской теории обострения классовой борьбы в процессе социалистического строительства наблюдается окончательный переход к идеям «атеистического государства». Религиозные организации объявлялись «проводниками» буржуазного влияния, духовенство и верующие были отнесены к «кулацко-нэпманским» элементам. Всех их обвиняли в противодействии коллективизации и строительству социализма, идеологическим установкам партии. За свертыванием экономического нэпа, которое случилось несколькими годами ранее, произошло и свертывание нэпа религиозного. Религиозные параметры для большинства православного, мусульманского, буддийского населения в исследуемый нами период сохраняли базисное значение в духовной и бытовой жизни, являлись составной частью нравственного и эстетического воспитания. Тоталитарному политическому режиму, так и не удалось взять под свой контроль религиозную жизнь общества. Такой в общих чертах была социально-политическая обстановка в Калмыкии и других регионах Нижнего Поволжья. Следует отметить, что практически во всех областях и губерниях она была схожей, но имела и региональные особенности. Мероприятия, проводившиеся в 1920-е гг., например, в Калмыкии или в Автономной коммуне Немцев Поволжья, в сущности, не отличались от аналогичных мероприятий, осуществлявшихся в других регионах Нижнего Поволжья, так как они носили общегосударственный характер. Многие проблемы в стране стали решаться волевым, волюнтаристским путем, поэтому можно с уверенностью утверждать, что контуры нарождавшегося диктаторского государства стали явственно просматриваться уже в начале 20-х годов. Несмотря на драматизм и противоречивость жизни в стране, идеи сильной государственности и патриотизма в этот период занимали главенствующее место в обществе. Эти настроения 135 выражались в желании советских граждан строить качественно новую жизнь в свободной и счастливой стране, ибо, как говорили они, «мы не для того сражались и умирали за советскую власть, чтобы жить плохо». Население Нижнего Поволжья в большинстве своем было настроено на преодоление сложившихся трудностей в экономике и социальной сфере, в частности, крестьянство восприняло нэп как возможность возродить свое хозяйство, разрушенное социальными потрясениями, выпавшими на долю страны и на них самих. Сегодня трудно дать однозначную оценку социальнополитическим событиям и эффективности государственных решений, принятых в сложный период проведения нэпа. Но, безусловно, административно-командные методы руководства, зачастую некомпетентное вмешательство партийного руководства, внутрипартийные разногласия отражались на социально-экономическом развитии региона. Исупов В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерки. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. - С. 55; Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. Новейшее справочное издание. - М., 2009. - С. 43. 2 Население России в XX веке: Исторические очерки. - М.: РОССПЭН, 2000. - Т. 6. - 1900-1939 гг. 3 Мельгунов С. Красный террор (1918-1923 гг.). - М.: СП «РИУСО», 1990. 4 Население России в XX веке. С. 134-139; Adamets S. Guerre civile et famine en Russie. Le pouvoir bolchevigue et la population fase 'a la catastrophe demographigue, 1917-1923. - Paris: Intitut d'etudes slaves, 2003. 5 Чолахян В.А. Демографические процессы в Нижнем Поволжье в 1900-1930-х годах // Отечественная история. - 2007. - №6. - С. 78. 6 Бородкин Л.И., Максимов С.В. Крестьянские миграции в России/СССР в первой четверти XX века (Макроанализ структуры миграционных потоков) // Отечественная история. - 1993. - №5. - С. 130. 1 136 Лиджиев-Рокчинский О. Л. Предпосылки экономического и культурного развития Калмыцкой степи // Нижнее Поволжье. 1926. - № 1. - С. 101. 8 Десять лет Калмыцкой автономной области. 1920–1930. – Астрахань, 1930. – № 174 – 11с. 9 Хмара Н. И. Из опыта национально-государственного строительства в СССР (1920 – е-1930-е годы) // Отечественная история. - 2006. - № 3. - С. 133. 10 Очерки истории Калмыцкой АССР. - Т. 2. - С. 122. 11 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. д. 667. л. 291. 12 Там же 13 Там же. Ф. Р- 112. Оп. 1. Д. 88. Л. 187, 188. 14 Улан Хальмг. - 1926. – 6 сентября. 15 Власть Советов. – 1921.– №521. 16 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 123. 17 Национально-государственное строительство в Калмыцкой АССР. – Элиста, 1981. – С. 83. 18 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 667. Л. 291. 19 Там же. 20 Ланцанова Л. Ю. Переселение калмыцкого Оренбуржья, Урала, Кавказа и Дона в Калмыцкую автономную область // Калмыкия – субъект Российской Федерации: история и современность: мат-лы рос. науч. конф. (6-7 октября 2005 г.). – Элиста: КГУ, 2005. – С. 275. 21 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 288. Л. 32 22 Отчет ЦИК автономной области трудового калмыцкого народа VI общекалмыцкому съезду Советов. – Астрахань, 1925. – С. 51. 23 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 354. Л. 228. 24 Чолахян В.А. Указ.соч. - С. 82. 25 Голанд Ю. Политика и экономика (дискуссия 20-х гг.) // Знамя. - 1990. - С. 83. 26 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 867. Л. 2. 27 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 795. Л. 62. 28 Виноградов С.В. Экономическое развитие Поволжья в период нэпа 1921-1927 гг. С. 16. 29 Из доклада отдела управления Пугачевского уисполкома Самарской губернии в НКВД о женских восстаниях. 18 января 1921 г. // Крестьянское движение в Поволжье. 1919-1922 гг.: документы и материалы / под ред. В. Данилова и Т. Шанина. – М.: РОССПЭН, 2002. - С. 627. 7 137 Крестьянское движение в Поволжье. 1919-1922 гг.: документы и материалы. - С. 682-683, 699-701. 31 Там же. С. 705. 32 Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 43. С. 125. 33 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 5. Л. 9. 34 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 116. Л. 102. 35 НА РК. Оп. 1. Д. 2. Л. 220. 36 Там же. Оп. 10с. Д. 8. Л. 100. 37 Там же. – Л. 59. 38 Там же. Д. 5. Л. 58. 39 Там же. Д. 5. Л. 6, 16, 61, 94, 127. 40 Там же. Д. 8. Л. 89, 103 – 104. 41 Там же. Д. 8. Л. 80. 42 Там же. Д. 5. Л. 172; Д. 14. Л. 117, 137, 139, 199; Д. 8. Л. 7; Д. 14. Л. 117,137,139, 199; Душан У. Историко-этнографические заметки об Эркетеневском улусе Калмыцкой АССР // Этнографические вести. – Элиста, 1973. – С. 107; Церенов В. З. Эркетени // Земля и люди. – Элиста, 1997. – С. 317. 43 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 8. Л. 7. 44 Там же. Д. 15. Л. 40. 45 «Зеленые» – партизанские крестьянские отряды, действовавшие в годы Гражданской войны на территории страны и против красных и против белых. В большинстве своем они состояли из дезертиров, а назывались «зелеными» потому, что укрывались в лесах. Частушке периода гражданской войны, верно отразившей сущность «зеленого» движения. 46 Маслаков Григорий Савельевич (1877–1921) – родом из крестьян Ставропольской губ. В Красной Армии командовал кавполком в корпусе Б. М. Думенко, затем стал комбригом 1-й бригады 4-й дивизии 1-й Конной армии. Награжден двумя орденами Красного Знамени. 8 февраля 1921 г. от имени начдива приказал своей бригаде выступить в район хут. Кочережского на Дону, где призвал местное население к восстанию против советской власти, объявив себя партизаном и сторонником Махно. Реввоенсоветом 1-й Конной армии был объявлен вне закона как изменник. В сентябре 1921 г. был убит амнистированными повстанцами. 47 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 116. Л. 134. 48 Бадмаева Е.Н. Терроризм в годы нэпа: психологический аспект крестьянства // Аграрная Россия: осмысление истории». – СПб.: СПб ГУ, 2007 г. - С. 34 30 138 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10 с. Д. 8. Л. 8. Отряды, части особого назначения (ЧОН) – военнопартийные отряды, создававшиеся в 1919–1925 гг. при райкомах, укомах, губкомах большевистской партии для оказания помощи советским органам в борьбе с контрреволюцией. 51 Виноградов С.В. Указ. соч. - С. 16. 52 Плеханов А. М. ВЧК – ОГПУ. 1921–1928 гг. – М., 2003. 53 Северо-Кавказский военный округ (СКВО) был образован декретом СНК РСФСР от 4 мая 1918 г. на территории Донской, Кубанской и Терской областей, Ставропольской и Черноморской губерний и Дагестана. Постановлением РВСР от 17 сентября 1918 г. округ был расформирован, Военный совет СКВО переименован в Военнореволюционный совет Южного фронта. Округ был восстановлен в границах прежней территории после разгрома армии Деникина. Однако ввиду обострения обстановки на Северном Кавказе приказом от 21 июля 1920 г. округ был расформирован, его функции переданы штабу Кавказского фронта. После ликвидации фронтов по приказу РВСР от 30 апреля 1921 г. СКВО был вновь образован на прежней территории. Штаб округа находился в Ростове-на-Дону. 54 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 15. Л. 24, 57. 55 Маслов А. Г. Ленин и автономия калмыцкого народа // Ученые записки. – Вып. 9. Сер. истор. – Элиста, 1970. – С. 63. 56 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 13. Л. 152; Очерки истории Калмыцкой АССР. Т. 2. - С. 107. 57 История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР. - М., 2002. - С. 48. 58 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 13. Л. 31-32; Д. 8. Л. 49; Восстановление народного хозяйства Калмыкии (1921–1922 гг.) // Калмыкия в истории СССР. - Элиста, 1968. - С. 86. 59 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 14. Л. 92, 111. 60 Докладная записка начальника информотдела ОГПУ Г.Е. Прокофьева «О движении бандитизма в СССР за период с 1 января по 1 октября 1925 г.». не ранее 1 октября 1925 г.// Советская Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4 т. Т. 2. С. 338-339, 342. 61 Максимов К. Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918 – 1940-е годы. - М.: Наука, 2004. - С. 110. 62 Из отчета ЦКК РКП(б) XIV съезду партии (май 1924-декабрь 1925)// Партийная этика: (Документы и материалы дискуссии 20-х годов). - М., 1989. - С. 427., 431, 434. 49 50 139 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 110. Л. 107; Д. 115. Л. 119-120. Водолагин М.А. Очерки истории Волгограда 1589-1967. М.,1969. - С.243. 65 Киевская Т. Н. Партийное строительство в Калмыкии в первые годы нэпа (1921–1922) // Ученые записки КНИИЯЛИ. - Элиста, 1975. - Вып. 12. - Сер. истор. - С. 110. 66 НА РК. Ф.П-1. Д.350. Л.15; Д. 381. Л.49. 67 Красный калмык. - 1921. - 8 марта. 68 Смирнов Н. Калмычка. - М.., 1928. - С.37. 69 Герман А.А. Немецкая автономия на Волге. 1818–1941. Часть 1. Автономная область. 1818- 1924. - Саратов: СГУ,1994. - С.74. 70 Вашкау Н.Э. Школа в немецких колониях Поволжья. - Волгоград: Изд-во Волгу, 1998. - С. 288. 71 Номинханов Д. Ц-Д. Очерки истории культуры калмыцкого народа. - Элиста. 1969. - С.45. 72 Ташнинов Н.Ш. Очерки истории просвещения Калмыцкой АССР. - Элиста. 1969. - С.101. 73 Очерки истории Калмыцкой АССР. Эпоха социализма. - М.: Наука, 1970. - С. 248. 74 Ташнинов Н.Ш. Указ. соч. - С.122. 75 ЦДНИ ВО. Ф.1. Оп. 1. Д. 119. Л. 19-20. 76 Козлов В.А. Культурная революция и крестьянство (1921– 1927 гг.). - М.: Наука, 1983. -С.140. 77 ЦДНИ ВО. Ф.1. Оп.1. Д.111. Л.38. 78 ЦДНИ ВО. Ф.1. Оп.1. Д.112 (а). Л.47. 79 Андреев А.И. Время Шамбалы. - СПб.; М., 2002. - С.283. 80 НА РК. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 21. Л.199; Д. 42. Л.168, 175; Д. 550. Л. 96-138; Д. 1435. Л.23; Д. 1918. Л. 10; Оп. 10 с. Д. 130. Л. 3,6; Оп. 2. Д. 1630. Л. 15; Оп. 10с. Д. 130. Л. 19; Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы. - С.219-220. 81 НА РК. Ф. П-1. Оп.1. Д.52. Л.7; Д.51.Л62,79; Д.60. Л.164; Д.79. Л.8-9; Вестник Калмыцкого обкома РКП(б). Астрахань, 1924. - № 9-10 (26-27). - С.46; Там же. - Астрахань, 1925. - №1. - С.13; Там же. №2-3. С.130. 82 НА РК. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 1302. Л.5, 8, 25, 28, 63; Д. 1302. Л. 3, 12-14, 17, 24 81; Д. 1324. Л. 8-9. 83 Там же. Ф.П.-1. Оп.1. Д. 214. Л.17. 63 64 140 § 2. Голод 1921 года и преодоление его последствий Голод 1921 г. был обусловлен реализацией программных положений РКП(б) по строительству социализма через разрушение базисных товарно-денежных отношений. Эта теоретическая основа базировалась на ряде ленинских положений, таких, как: гегемония коммунистической партии, утопическая идея всеобщего учета производства и распределения продуктов, хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность, «добыча» хлеба методом реквизиций, ставшей государственной нормой. Голодное бедствие по своему характеру с самого начала было явлением социальным, так как десятки миллионов людей длительное время находились без продуктов питания. Население испытывало голод, начиная с 1917 года. В крестьянском сознании тяжелое положение было неразрывно связано с компартией, навязанной ею продовольственной разверсткой. Изъятие в 1919 г. продовольствия и сырья из деревни по разверстке привело к тому, что недоедание стало обычным явлением для большинства жителей села. Эта форма взаимоотношений государства с производителями сельскохозяйственной продукции в 1921 г. трансформировалась в продовольственный налог, который превзошел разверстку по видам и объемам изымаемых у крестьян продуктов, а взимание его сопровождалось насильственными действиями. Замена продразверстки продовольственным налогом ситуацию в лучшую сторону не изменила. По некоторым оценкам исследователей, даже усугубила продовольственную обстановку в стране. Неудачно проведенный весенний сев и засуха привели к тому, что явный голод охватил все Поволжье и прилегающие к нему районы. Можно согласиться с мнением известного специалиста по голоду 1921 г. В.А. Полякова, что главная причина голода кроется не в природном катаклизме или объективных условиях, на что сразу стали ссылаться стоявшие у власти1, а в характере деятельности людей. Голод возник 141 из-за значительного недосева зерновых, позднего проведения посевных работ. Если по стране посевные площади в 1921 г. по сравнению с 1920 г. сократились на 7,1%, а под зерновые культуры – на 8,3%2, то в Поволжье сокращение посевных площадей и снижение урожайности были во много раз значительнее. Из-за нехватки семян зерновых культур согласно докладам из регионов площади посевов составили: в Баландинском уезде Саратовской губернии – 3,5% всей пригодной для посевов земли, а в целом по губернии – до 60%, в Автономной коммуне Немцев Поволжья – всего лишь 10%. К тому же на угодьях, засеянных очень поздно зерновые культуры вызревать не успевали. Зато с хлебом оказались те крестьяне, кто, не выполнив разверстку, осуществил просев3. Опираясь на анализ статистических данных того времени, можно предположить, что государство даже при имевшемся наличии зерна в стране могло не допустить массового голода, если бы проявило должную расторопность и стратегический расчет. По-нашему мнению, причина голода все же заключается в продовольственной политике советского государства, которую подробно рассмотрим в данном параграфе. Первые известия о жертвах голода пришли из Самарской губернии, где «ввиду неурожая 1920 года и взысканной непомерной разверстки в 10 млн пудов» крестьяне стали голодать уже с января месяца, а «в половине февраля начались голодные заболевания и смертные случаи»4. На наступление голода повлияла во многом продовольственная политика власти, каких-либо запасов у большинства крестьян в Поволжье не осталось. Другой причиной стали природные катаклизмы в виде засухи. Ее угроза стала очевидной еще ранней весной 1921 г., но в полной мере масштабы бедствия стали ясны в июне. Засуха поразила основные зерновые регионы страны – Поволжье, Северный Кавказ, юг Украины, здесь голодало более 31 млн человек, и это стало острой общегосударственной проблемой. 142 В феврале 1921 г. Президиум ВЦИК издал постановление о создании при ВЦИК Центральной комиссии помощи голодающим (ЦК помгол)5, а в июне Политбюро РКП(б) уже ставило вопрос об увеличении закупок продовольствия за границей. В сельской местности не хватало живого и мертвого инвентаря, рабочих рук, но, в первую очередь, остро ощущался недостаток семян, запасы которых пошли на продовольственные нужды и на прокорм скота. Поставки семян в губернии, пострадавшие от голода, вылились в настоящую военную операцию, над выполнением которой работали весь партийносоветский аппарат, вся агитационно-пропагандистская машина. По данным на 18 января 1922 г., в сельские регионы было отправлено 2,1 млн пудов семян, что составляло примерно 1/6 часть необходимого6. Несмотря на усиливавшееся давление из центра, объем поставок семян не увеличивался, а, наоборот, сокращался. Транспортная система, расстроенная за годы гражданской войны, не справлялась со своей задачей по обеспечению перевозок. Согласно декрету СНК «Об охране продовольственных маршрутов» от 14 июля 1921 г., охрана поездов с продовольствием возлагалась на органы милиции7. Однако принимаемые правительством меры не приносили желаемых результатов в борьбе с начинавшимся голодом. В июле 1921 г. Президиум ВЦИК постановил «утвердить Центральную комиссию помощи голодающим Всероссийского центрального исполнительного комитета»8. Основная задача комиссии заключалась не только в оказании помощи голодающим, но и в объединении действий всех советских учреждений. ЦК помгол получила широкие полномочия и координировала деятельность местных Советов, общественных организаций всех наркоматов. К началу 1922 г. местные комиссии помощи голодающим были созданы во всех административно-территориальных единицах России9. Помимо этого, повсеместно создавались 143 крестьянские комитеты взаимопомощи, основная задача которых заключалась в самообложении крестьян подворными сборами, открытии столовых для взрослых, получении и распределении продуктов, ремонте своими средствами домов для приема голодающих беженцев. Ставка делалась на крестьянскую инициативу, которую поддерживали комиссии помгола, регулируя потоки помощи, оказываемой уездам и волостям. Крайне тяжелым положение было во всех губерниях Поволжья, но особенно трудным – в Саратовской губернии. Из 2,9 млн человек здесь в середине 1921 г. голодало 40% населения10. В самом Саратове в октябре 1921 г. количество голодающих составляло 60 239 чел., а всего в губернии – 442 952 чел.11 По свидетельству очевидцев, «на улицах города было много голодных, с впалыми щеками, желтыми лицами. Дети лежат на тротуарах и плачут. Милосердие спит…»12. В Заволжье, в Покровском и Дергачевском уездах этой губернии голодало почти 90% населения13. В декабре 1921 г. в Калмыцкой автономной области голодало 186, 9 тыс. человек, из них 92, 4 тыс. были дети14. В Покровском уезде Саратовской губернии 95% урожая всех культур погибло. Старых запасов продовольствия в уезде практически не оставалось, все было изъято в ходе продразверстки. Почти весь домашний скот был вырезан. Неуклонно росли показатели смертности от голода: в начале июля 1921 г. в день здесь умирали 1–2 человека, а в августе до 15–20 человек15. В Дергачевском уезде Саратовской губернии отмечены были даже случаи людоедства16. Уезд практически обезлюдел от голода, и только в 1923 г. здесь стало наблюдаться «стремление крестьянства к восстановлению разрушенного голодом хозяйства»17. В Царицынской губернии к маю 1922 г. из общего количества населения губернии в 1 189 046 человек голодало 881 526 человек или 74,1%18. 12 июня 1921 г. комиссия ВЦИК официально признала «голодающими» Автономную коммуну Немцев Поволжья и 144 Самарскую губернию и назначила председателем «Губкомиссии помощи голодающим предгубисполкома т. Сокольского», а Царицынской губернии, имевшей статус голодающей еще с февраля, дополнительно было выделено еще 50 млн руб.19 Саратовская губерния была признана «голодающей» 13 июня 1921 г. В подготовленной в декабре 1921 г. для руководства страны «Государственной информационной сводке ПП ВЧК Поволжья» преобладала информация такого характера: «Саратовская губерния. Продовольственное положение северных и заволжских уездов крайне тяжелое. Крестьяне уничтожают последний скот, не исключая рабочего скота. В Новоузенском уезде население употребляет в пищу собак, кошек и сусликов. Смертность на почве голода и эпидемии усиливается. Организация общественного питания тормозится отсутствием продуктов»20. «Голод Царгубернии достигает крайних пределов, – сообщал 27 января телеграммой в Кремль председатель губернской комиссии помощи голодающим И.М. Морозов, – не хватает сил и средств бороться с голодом. Голодают 42% населения, в некоторых уездах – 83%, отдельных волостях – 100%. Компомгол Царгубернии удовлетворяет только 2%. АРА кормит только детей. Остальных голодающих около 400 тыс. человек губкомпомгол удовлетворить не может»21. И таких людей, оставшихся без пропитания, было много везде. Проблемы со снабжением носили типичный характер для всех регионов Нижнего Поволжья. О численности голодающих можно судить из следующей таблицы: 145 Таблица № 1 Количество голодающих в Нижнем Поволжье (по данным на январь 1922 г.) 22 №№ Наименование региона Количество голодающих взрослых детей всего 1 Астраханская губерния 8 000 25 000 33 000 2 Калмыцкая область 93 268 91 225 184 493 3 Автономная коммуна Немцев Поволжья 134 898 119 627 254 525 4 Саратовская губерния 895 562 488 128 1 383 690 5 Царицынская губерния 291 039 201 683 492 722* 1 422 767 925 663 2 348 430 Итого Примечания: * Сведения на 1 декабря 1921 г., на 1 января 1922 г. только по уездам и без данных по г. Царицыну голодающих было 574 429 чел. Данные таблицы наглядно свидетельствуют о катастрофической ситуации, сложившейся в Нижнем Поволжье. В этих критических условиях большая часть руководителей региона сумела мобилизоваться и обеспечить нормальную работу своих организаций и учреждений. Однако часть поддалась панике и растерянности. Так, на заседании Саратовского губкома РКП(б) отмечалось: «Аппараты в уездах расхлябаны. Чувствуется растерянность среди работников. Работа по кооперации по созданию товарного фонда идет слабо. Среди аппарата кооперации чувствуется растерянность»23. В письме ЦК от 25 августа 1921 г. говорилось, что «наблюдаются случаи самовольного отъезда ответственных работников без ведома и разрешения парткомитетов из Саратовской и Оренбургской губерний, отчасти из других губерний, охваченных голодом, в иные губернии, преимущественно в Туркестан»24. 146 Руководство на местах, растерявшись, ждало помощи из центра, не предпринимая самостоятельных действий. Астраханские ответственные руководители, председатель губчека Черкасский, председатель губкома РКП(б) Рябов, председатель губисполкома Гулан и губпродкомиссар Непряхин в секретной телеграмме от 17 марта 1921 г. непосредственно на имя В.И. Ленина и Ф. Дзержинского обращались с просьбой и сообщали: «В Астрахани запасов хлеба совершенно нет, а поступления с железнодорожной станции Покровск совершенно прекратились из-за переброски покровского хлеба в другие районы, согласно приказам из Центра»25. Голодающие люди употребляли в пищу все, что хоть както могло заменить им продукты. В письме члена комиссии помгола А. Новикова в ЦК Российского Общества Красного Креста говорится о том, что население питается конским щавелем, лебедой, корой от деревьев, дикими грибами и глиной. Указанные суррогаты питания, по словам специалиста Наркомздрава, «сильно отражались на здоровье людей»26. Так, осенью 1921 г. в 36 губерниях страны питались травой, в 47 – различными кореньями, в 38 – листьями деревьев, в 44 – древесной корой, соломой, кураем, в 54 – шкурами и кожей животных27. В Калмыкии основным продуктом питания для голодающих стала трава кумарчук. Тяжелое положение наблюдалось и в Калмыцкой автономной области. Еще в мае 1920 г. на пленуме Калмыцкого исполкома отмечалось: «Особенно страдают от голода селения Цаган-Нурского, Центрального и Приволжского аймаков Малодербетовского улуса и некоторые хотоны других аймаков. Дети умирают от голода, взрослые настолько обессилены от голода, что не могут подняться на ноги без посторонней помощи. Положение до чрезвычайности катастрофическое. Чтобы спасти людей от голодной смерти – нужна экстренная помощь... Необходимо просто умолять областной продовольственный комитет о выдаче муки на всю степь...»28. В 1921 г. член Большедербетовского улусного исполкома В. Амбэ обращал внимание на то, что «в связи с падением скотоводства 147 жизнь народных масс весьма тяжела. Питание более чем скромное: ни мясных, ни молочных продуктов совершенно нет… Нужна быстрая и серьезная помощь центральной советской власти, чтобы спасти калмыков от голода, мора, эпидемий и физического вымирания»29. А председатель Большедербетовского улусного исполкома А. С. Чимдэ, докладывая в облисполком о положении в улусе, указывал, что «на почве голода в уезде много пухлых больных. Прошу срочного отпуска уездной комиссии помгола продовольствия для удовлетворения голодающих»30. Член президиума Калмыцкого облисполкома А. Амур-Санан после обследования положения в Башанте информировал: «…результаты неурожая кошмарны, не уродился не только хлеб, но также нет ни картофеля, ни других видов огородных овощей, нет также ни сена, ни соломы. Засушливость лета была так велика, что выгорел не только хлеб, но погибли и сорные травы (бурьян и другие)»31. В сентябре 1921 г. в Башанте состоялся чрезвычайный съезд Советов, на котором было принято решение – весь скот улуса на зиму сгруппировать в одно стадо32. Таким было положение дел в земледельческом улусе, где население занималось и земледелием, и скотоводством. Нетрудно представить, что же творилось в скотоводческих улусах, там продовольственное обеспечение было действительно катастрофическим. «Калмыцкий народ переживает черные дни вымирания, – писал в те дни А. Амур-Санан. – Он находится на краю полной гибели. Если к концу этой тяжелой полосы он дотянет в размере 25% своей общей численности, то это будет чудо. Калмыки молча и безропотно мрут. Правда, калмыки борются за свое существование: поели всех кошек, собак, крыс…»33. А председатель Калмыцкого ЦИК А. Чапчаев, в 1921 г. выступая перед членами ЦК помгола, констатировал: «В урочище Харциглюн нашим глазам представилась поистине ужасающая картина голода: около 100 кибиток разбросано по урочищам, нет ни одной, над которой не витал бы призрак смерти»34. 148 В 1927 г. секретарь областного РКСМ А.П. Пюрбеев вспоминал, что «в 1921 г. ... голод достиг своей высшей степени... Своей роковой волной захлестнул Калмыцкую степь. Разоренный Харахусовский улус стонал под жестоким ударом от голода»35. В августе 1921 г. в Калмыцкой автономной области была создана областная комиссия помощи голодающим (облкомпомгол) в составе председателя ЦИК КАО А. Чапчаева, А. Амур-Санана и Г. Манкирова. На первом же заседании решались вопросы образования улусных (уездных) комиссий, проведения обследования всех населенных пунктов с голодающим населением, установления контроля за рациональным использованием имевшихся в наличии запасов продовольствия, организации сбора пожертвований (денег, вещей и продуктов) в форме общественной благотворительной деятельности. Для получения необходимых денежных и материальных ресурсов в октябре 1921 г. в ЦК помгол были командированы А. Амур-Санан, Е. М. Сайков и Бадмин. Одновременно с этим были организованы улусные продовольственные комитеты, непосредственно подчинявшиеся комиссариату продовольствия области и действовавшие под контролем улусного исполкома36. В калмыцких аймаках и хотонах в порядке обложения у зажиточного населения изымались излишки продуктов для голодающих37. Калмыцкая комиссия помощи голодающим не раз ходатайствовала перед правительством о признании области голодающей. Но только 13 августа 1921 г. ЦК помгол признал Калмыцкую автономную область голодающим регионом, и с этого времени она стала пользоваться льготами, которые предоставлялись таковым38. Имевшиеся у облкомпомгола продовольственные ресурсы позволяли снабдить только шестую часть всего голодающего населения, составлявшего 208 тыс человек39. Голод обернулся трагедией для десятков тысяч людей. Отчеты областной комиссии помощи голодающим и газетная хроника рисуют картины невероятных человеческих стра149 даний. Об этом свидетельствуют и данные областного статистического бюро. Так, в сентябре 1921 г. Эркетеневский и Икицохуро-Харахусовский улусы были признаны полностью голодающими, а остальные – в значительной степени, за исключением Большедербетовского улуса и Ремонтненского уезда ввиду отсутствия сведений, а с наступлением зимы размеры бедствия, охватившего степь, выяснились окончательно. В январе 1922 г. в Эркетеневском, Икицохуро-Харахусовском улусах голодало 99% населения, в Большедербетовском – 93%, Ремонтненском уезде – 65% и в остальных четырех – 98%, по всей же области – 98%40. На III Общекалмыцком съезде, состоявшемся в 1922 г., наряду с другими вопросами был заслушан доклад о деятельности Калмыцкого представительства, которому было поручено максимально развернуть деятельность для оказания помощи голодающим. Калмыцкое представительство координировало работу облкомпомгола с центром, своевременно информировало ЦК помгол о неотложных нуждах области. О результатах его деятельности, в частности, свидетельствует телеграмма, отправленная Н. Очировым в КалмЦИК: «В порядке снабжения голодающих получено 22 вагона хлеба, 5 вагонов крупы, 3 вагона овощей, четвертая часть грузов с картофелем и хлебом, предназначенных для Астраханской губернии»41. Вагоны шли из Москвы, Тамбова, Орла, Рыбинска, Ростова-на-Дону, Кабардинской республики, Грузии. «Таким образом, – докладывал Н. Очиров в Астрахань, – до приезда А. Амур-Санана мною проделана большая работа, хотя я не имел ни статистических данных, ни смет, ни специального полномочия от Облкомпомгола»42. Все грузы, поступавшие из регионов, а также международная помощь контролировались Калмыцким представительством. Благодаря его участию была оказана помощь бедствующим калмыцким студентам вузов Москвы и Петрограда за счет вырученных средств от реализации одного вагона ржи43. Первые продуктовые грузы от ЦК помгол стали прибывать в область только 23 декабря 1921 г.44 Так, в конце 1921 150 – начале 1922 гг. в адрес облкомпомгола поступило: муки – 12 083 пуда, крупы – 38 156 пудов и т. д. Из них было забронировано по улусам области, передано в порядке шефской помощи: калмыкам из Червленского аймака – 282 пуда, донским калмыкам – 1 029 пудов, отделу народного образования – 10 218 пудов, беженцам Большедербетовского улуса – 2 739 пудов крупы. ЦК помгол, кроме продовольственной, оказывал голодающему населению Калмыкии и денежную помощь. Так, за июнь – июль 1922 г. область получила 1 836 642 руб., в том числе: от ЦК помгол – 208 030 руб., от реализации продовольственных грузов – 1 627 507 руб., с текущего счета ЦК помгол – 1 015 руб.45 Денежные средства поступали также от различных российских ведомств: наркомсобеса – 1,5 млрд руб., наркомздрава – более 1 млрд руб., наркомпрода – 505 млн руб., наркомфина – 9 млрд руб.46 Начиная с мая 1921 г., ЦК помгол отправил в Калмыцкую область 300 тыс. аршин суровья, 200 тыс. аршин ткани на сумму 200 тыс. руб., галантереи и других товаров. Уже в октябре 1921 г. голодающим была оказана первая помощь за счет проведенной по уездам разверстки в размере 500 млн руб. На эти деньги была закуплена необходимая мануфактура, а путем товарообмена получена сода – для дальнейшего обмена ее на зерновые продукты и мыло47. Облкомпомгол активно занималась изысканием и использованием внутренних ресурсов. Организованная в октябре 1921 г. Хошеутовская улусная компомгол периодически проводила «недели помощи голодающим». В результате было собрано более 2 млн руб.; по Актюбеевскому аймаку – 423 тыквы, более 20 пудов проса, 4 пуда картофеля, 16 пар чулок из кошмы, 40 выделанных бараньих шкур; по Джакуевскому аймаку – 28 тыкв, 1 пара чулок из кошмы, 3 овчины. Аналогичные мероприятия проводились во многих аймаках и улусах48. Весной 1921 г. после принятия правительственного декрета о замене продразверстки продналогом Н. Очиров дважды телеграфировал в Калмыцкий ЦИК: «Ввиду катастрофи151 ческого положения калмыцкого скотоводства, совершенной незначительности хлебопашества настаиваю на освобождении области в 1921 г. от налогового бремени, на снабжении населения только путем товарообмена»49. Только с января 1922 г. сбор продналога в Калмыцкой области был приостановлен, который стал одной из основных причин возникновения голода в автономии и нижневолжских регионах. На 10 декабря 1921 г. выполнение натурального налога по улусам Калмыкии выглядело по мясу: Ремонтненский уезд – 80% всего задания, Малодербетовский улус – 48%, Манычский – 100%, Икицохуро-Харахусовский – 75%, Большедербетовский – 10%, остальные от этого налога были освобождены, всего было сдано 36,4 тыс. пудов мяса; по маслу: Ремонтненский – 50%, Малодербетовский – 50%, Манычский – 90%, Икицохуро-Харахусовский – 76%, Большедербетовский – 15%, Приволжский – 65%, Яндыко-Мочажный – 60%, всего – 792 пуда масла50. Однако сбор продналога не мог обеспечить продуктами питания голодающее население области. В связи с этим калмыцкое правительство обратилось к руководству страны с просьбой об оказании помощи и о прикреплении области с этой целью к благополучным регионам. Калмыкия была прикреплена к Воронежской, Орловской, Курской губерниям и Украине. Гуманитарная помощь трудящихся Орловской губернии, оказанная в декабре 1921 г., состояла из вырученных 22 836 пудов ржи, 16 010 пудов проса, 13 482 пудов овса и 100 пудов муки51. Грузинский комитет помощи голодающим отправил в адрес облкомпомгола на станцию Астрахань 122 вагона продовольствия (1922 г.). От Отдельной Кавказской армии и двух Армавирских кавалерийских командных курсов поступили 256 букеров (плугов) и денежные пожертвования52. Весной 1922 г. Калмыкия получила 21 вагон продовольствия из Тифлиса, 7 вагонов – из Баку (из них 6 с крупой), 14 вагонов хлебопродуктов, 8 вагонов разных грузов. Из Грузии в адрес облкомпомгола в конце марта 1922 г. поступило: гречихи – 6 тыс. пудов, пшеницы – 13 177 пудов, 152 ячменя – около 1 тыс. пудов, кукурузы – 1 тыс. пудов, муки разных сортов – 563 пуда, крупы – 387 пудов, риса – 55 пудов, чая – 230 пудов, сахара – 51 пуд, консервов – 514 коробок, табаку – 224 пуда, папирос – 326 тыс. пачек, мыла – 122 пуда, мануфактуры – 2 787 аршин, ботинок – 780 пар, валенок – 609 пар, платьев – 513 шт., рубашек – 352 шт., белья – 247 шт. и многое другое53. Представитель Грузии Чикваидзе, выступая на экстренном заседании Калмыцкого облкомпомгола 24 мая 1922 г., докладывал, что в область доставлено 28 вагонов пожертвований из Грузии и от Отдельной Кавказской армии. Из этого количества 2 вагона гречихи и 3 вагона пшеницы были выделены Малодербетовскому улусу, 2 вагона гречихи и 1,5 вагона пшеницы – Ремонтненскому уезду, 1 вагон гречихи и 1,5 вагона пшеницы – Манычскому улусу, 1 вагон пшеницы – Большедербетовскому улусу. Сведений о распределении остальных вагонов не имеется54. В том же году из Воронежа и Курска было получено 2 045 пудов муки, 90 пудов крупы, 34 пуда мяса, 3 пуда риса, 13 пудов овса, 22 пуда сахара, 53 пуда сухофруктов55. Помощь калмыкам оказывало население гг. Ростова-на-Дону, Пятигорска, Рыбинска, Нальчика, Баку и др. Из последних двух городов в Калмыкию была отправлена половина из собранных для всего голодающего населения Поволжья пожертвований56. Помощь трудящимся области оказал также и бурятский народ. В декабре 1922 г. в адрес Калмыцкого облкомпомгола было отправлено 9 вагонов муки, 3 вагона житного пшена, в мае – 4 вагона ржи, 1 вагон муки, а в июне – еще 1 вагон муки57. Присутствовавший на III Общекалмыцком съезде, состоявшемся в мае 1922 г., представитель Бурятии Эрдэниев сообщил, что одним из главных организаторов сбора средств среди бурят являлся хамбо-лама А. Доржиев, который просил часть муки выделить для голодающих Сумэ Чойра (ЦанитЧойра). ЦК помгол развернул сеть столовых в голодающих регионах, в том числе и в Калмыкии. Однако общественные столо153 вые имелись не во всех улусах. Так, в мае 1922 г. ИкицохуроХарахусовский улусный исполком сообщал, что в улусе зарегистрировано 5 347 голодающих, столовые не открыты за неимением средств по их оборудованию, поэтому продукты выдавались на руки голодающим, которых прикрепляли к середнякам и зажиточным крестьянам58. В Калмбазаринском аймаке Приволжского улуса из 1 811 голодающих только 200 человек питались в столовой для взрослых. 41 человек как самые обессилевшие были размещены в двух домах призрения, где получали необходимое питание. Пожертвования, поступившие от Астраханского губернского продовольственного комитета, были переданы в этот аймак, поскольку здесь отмечалось большое скопление беженцев. В Долбанском аймаке в 1922 г. организовали дом призрения для 13 инвалидов. На его оборудование было отпущено 15 млн руб.59 Тяжким испытанием голод стал и для десятков тысяч детей в Калмыкии. Как уже отмечалось выше, в области в декабре 1921 г. голодало 92,4 тыс. детей60. Тогда же было открыто 35 детских столовых в Приволжском, Яндыко-Мочажном, Малодербетовском, Манычском, Большедербетовском улусах, Ремонтненском уезде и в г. Астрахани. В январе 1922 г. Калмыцкий обком партии утвердил инструкцию о ежедневном довольствии и установил норму детского питания. На одного ребенка полагалось: хлеба – 48 золотников (далее – зол.), мяса 1/2 фунта, крупы – 19,2 зол., картофеля – 4 зол., жиров – 3,2 зол., соли – 1 зол., сахара – 1,6 зол., чая – 1/6 зол.61 Если учесть, что 1 золотник – мера веса, равная 4,26 граммам, то нетрудно подсчитать, насколько же малой была дневная норма питания. И это тяжелое положение сохранялось несмотря на то, что целевым назначением помощь поступала. Так, осенью 1921 г. из Наркомпрода в облпродком поступила телеграмма о выдаче калмыцким детям 500 тыс. яиц62. Зимой для них было отпущено 6 вагонов хлеба, 6 тыс. аршин мануфактуры, 70 тыс. аршин шерстяной ткани, 550 пар обуви, 300 пудов какао, посуда, стекло и 200 млн руб. Наркомпрод дополнительно отпустил ещё 10 тыс. аршин ма154 нуфактуры, 360 пар обуви, 837 пар чулок и много других предметов первой необходимости. Всего на поддержку голодающих детей область получила 1 трлн 65 млрд 921 млн 624 тыс. руб.63 В декабре 1921 г. облкомпомгол организовал при областном военкомате детский дом на 50 детей-сирот64. Президиум облпрофсовета взял на полное обеспечение один детский дом, в котором содержались 4 050 детей. Для этой цели с октября 1922 г. каждый член профсоюза должен был предоставить: муки – 3 фунта, мяса – 1/2 фунта, соли – 1/16 фунта, сахара – по 6 золотников65. Всего по области было открыто 12 детских приютов: в Астрахани, в пос. Калмыцкий Базар, в Малодербетовском и Большедербетовском улусах. На IV Общекалмыцком съезде (1923 г.). Калмыцкое представительство сообщало о предоставлении области финансовых средств в сумме 3 тыс. руб. и 31 тыс. руб. (в золотом эквиваленте 1923 г.) на питание взрослых и детей66. Массовые хищения продовольствия приобретали широкий размах и наносили большой урон. Масштабы их разрастались по мере усиления бедствия. По сведениям председателя ЦК помгола М. И. Калинина, лишь в первой половине 1921 г. на ссыпных пунктах страны было похищено около 20 млн пудов хлеба67. Непрекращающееся воровство заставило облкомпомгол включить в свой состав представителей ГПУ и милиции. Так, один из руководителей облкомпомгола Калмыкии А. Жемчуев продал 4,8 тыс. пудов муки и только часть вырученных денег раздал голодающему населению68. Кроме того, он был обвинен и в расхищении грузов, предназначенных для выдачи переселенцам из Терской, Донской и Оренбургской губерний. Продкомиссар Малодербетовского улуса П. Шаров растратил казенные деньги, поступившие на выплату заработной платы служащим. По имевшимся у ЦИК сведениям, Ремонтненским уездным продкомиссаром в 1922 г. была совершена незаконная продажа овса и муки, полученная улусным продкомом69. Также расхищались грузы, поступавшие в адрес астраханского и калмыцкого ком155 помголов. Так, с января по июль 1922 г. было похищено 600 пудов сахара70. Имели место периодические захваты грузов, направленных непосредственно калмыцкому компомголу, о чем свидетельствует телеграмма М. И. Калинина: «Предлагаю под личную ответственность в недельный срок возвратить Калмкомпомголу все захваченные грузы. Неисполнение повлечет строгое взыскание»71. В связи с этим делом в декабре 1922 г. уполномоченный ЦК помгола по Астраханской губернии и КАО А. Шестоперов был арестован72. Негативные проявления на почве голода были зафиксированы во всех регионах Нижнего Поволжья. Так, голодные волнения и бунты наблюдались в Саратовской губернии; холерные и другие эпидемии были отмечены в Саратовской, Царицынской, Астраханской губерниях и Области немцев Поволжья; вырезание последнего скота зарегистрированы в областях немцев Поволжья и Калмыкии73. Все это было свидетельством полной безысходности. Именно в этих условиях сохранение принципов разверстки, добиравшей остатки продуктов у крестьян, новые ограничения на передвижение по стране, активизация борьбы с мешочничеством74 как проявлением частной торговли еще раз стали аксиомным подтверждением вывода: основополагающая причина голода кроется в продовольственной разверстке и других элементах, составлявших ту политику. Однотипные решения партийносоветских органов и комиссии ВЦИК по оказанию помощи голодающим крестьянам однозначно свидетельствовали об исчерпанности ресурсов государственной власти. Голодные, ослабленные люди легко поддавались различным инфекциям, вспыхивали эпидемии. Только с июля по ноябрь 1921 г. от голода и болезней в Самарской губернии умерли 14 700 чел.75 И это только по официальным данным. Везде были зарегистрированы многочисленные факты массовой смертности от голода, а в половине административных единиц – и случаи людоедства. Указанные факты людоедства были официально зарегистрированы в Астраханской и Царицынской губерниях76. 156 Голод пагубно отразился также на здоровье калмыцкого народа. В 1921–1922 гг. вопрос о вымирании калмыков приобрел особую остроту. Исследователи И. Мечников, Е. Бюрне, Л. Тарасевич, работавшие в Калмыкии в разные годы, считали, что смертность калмыков зависит не столько от бытовых и иных условий, сколько от инфекционных заболеваний – туберкулеза, тифа, холеры и т. д. С начала 1921 г. в области усилились разразившиеся эпидемии сыпного, брюшного и возвратного тифов, холеры, дизентерии, туберкулеза. Об этом свидетельствуют данные, представленные в таблице. Таблица № 2 Сравнительные данные об эпидемических заболеваниях у калмыков77 Годы Туберкулез Брюшной тиф Сыпной тиф Возвратный тиф Неопределенный тиф 1914 380 52 – 202 7 1921 248 46 121 895 61 1922 557 91 172 473 31 1923 810 81 189 186 43 Голод окончательно ослабил организм степняков, заболеваемость туберкулезом резко возросла. Причем в большей степени она отмечалась среди населения центральной части степи – в Икицохуро-Харахусовском, в Манычском, а также в Большедербетовском улусах, в окраинных ЯндыкоМочажном улусе и пос. Калмыцкий Базар туберкулезом болели реже. Малярия поражала в основном население мочагов Калмбазара, Хошеутовского и Багацохуровского улусов, т. е. там, где имелись заболоченные места, реки и озера. 157 Таблица № 3 Динамика заболевания калмыков малярией78 Годы Количество человек, заболевших малярией 1914 1108 1923 12448 1924 19746 Таким образом, естественные условия, способствующие возникновению болезней, усугублялись голодом. По свидетельству исследователя В. Фонштейна, сыпной тиф практически не наблюдался в степи вплоть до 1919 г., пока его не принесли с собой отступавшие части 11-й и 12-й армий79. По распоряжению Наркомздрава в первой половине 1922 г. все лечебные учреждения Калмыкии были переведены на местный бюджет. Если в 1921 г. здесь насчитывалось 207 койко-мест, то в 1922 г. – 191, а в период с мая и до конца года их осталось всего 12580. Крайние проявления последствий голода в Царицынской губернии представлены в следующей таблице. Таблица № 4 Динамика заболеваний и смертей в Царицынской губернии в 1921–1922 гг81 Месяцы 1921 г. декабрь 1922 г. январь февраль март апрель май июнь июль август Итого 158 Заболеваний Смертей 563 205 11 069 1 266 нет сведений 3 244 936 1 762 728 1 099 275 892 125 1 381 196 66 4 24 996 3 735 Призрак голодной смерти гнал людей с насиженных и обжитых мест. Так, например, в Калмобласти, из Харахусовского улуса 2500 человек перебрались в Калмыцкий Базар, 1500 – в Багацохуровский улус, погибли от голода 700 человек82. Многие жители Икицохуро-Харахусовского, Эркетеневского, Манычского улусов, спасаясь от голода, бежали в Яндыко-Мочажный и приволжские улусы. Одним из наиболее благополучных считался Большедербетовский улус83. По ориентировочным данным облкомпомгола, в Калмыкии беженцев насчитывалось около 12 тыс., бездомных – 50 тыс., беспризорных детей – 30 тыс., признанных инвалидами вследствие голода – 76 тыс., всего – 168 тыс. человек84. Незначительно отличалась ситуация в Автономной коммуне Немцев Поволжья, Саратове, Царицыне и других территориях, где возрос поток беженцев, покидающих районы бедствия. 1 июня Совет труда и обороны был вынужден принять специальное постановление, в котором «предписал Наркомпроду снабдить Центроэвак необходимым продовольствием для питания 20 тыс. самовольно скопившихся беженцев по расчету на три недели»85. Справедливости ради надо сказать, что партийногосударственные органы, борясь с безработицей, старались обеспечить людей хотя бы минимальной трудовой занятостью. Это давало им возможность немного заработать, чтобы прокормить семью. Действенной мерой в борьбе с голодом в Калмыкии стала организация общественных работ: рыболовство, заготовка камыша, сбор костей, добыча соли, обводнение степи, устройство колодцев, прудов, мостов и т. д. По каждому виду работ имелась составленная смета расходов86. Рыболовство было включено в перечень общественных работ в силу того, что являлось привычным занятием для калмыков, проживавших в прибрежных районах. Массовую заготовку камыша намечалось вести в Яндыко-Мочажном и Эркетеневском улусах. Норма обмена составляла: 5 фунтов хлеба за 100 снопов камыша, заготовленных двумя работниками за один рабочий зимний день. Добыча соли соответство159 вала общим задачам экономической политики государства и способствовала хозяйственному возрождению Калмыкии. За сезон с 15 апреля по 15 октября предусматривалось добыть 2 млн пудов соли. Работы по орошению и водоснабжению проводились в Малодербетовском и Икицохуро-Харахусовском улусах. В первом из них ремонтировались плотины в селах Торговом, Обильном, Заветном и Кетченерах. Десять шахтных колодцев были вырыты в Большедербетовском улусе, а также в с. Долбан Яндыко-Мочажного улуса. В Икицохуро-Харахусовском улусе были построены две новые плотины – на реках УланЗуха и Хара-Зуха87. В голодные годы население снова стало нести такую трудовую повинность, как сбор костей. Эта обязанность была всеобщей, ее несли все начиная с 10-летнего возраста, за исключением престарелых инвалидов. Норма сбора на одного человека составляла 2 фунта костей, рогов и копыт, за собранное сверх нормы выплачивалась премия – мануфактурой, нитками, скобяными и железными изделиями, чаем, мукой и т. д. По имеющимся сведениям, последний сбор костей в Калмыцкой степи проводился в 1916 г.88 Местными властями даже велись переговоры с Берлинской концессионной комиссией по доставке собранных костей в Германию. Калмыцкая облкомпомгол просила ЦК помгол утвердить расходную смету на сбор костей в размере 2 млн 400 руб. денежными знаками или 20 тыс. руб. золотом по рыночному курсу89. В январе 1922 г. Калмыкия в виде задатка получила 100 тыс. пудов зерна, в апреле – 5 вагонов риса и 3 вагона муки от Наркомвнешторга в обмен на кости90, а в мае – 11 вагонов муки91. ЦК помголом на организацию общественных работ в Калмыкии было выделено 505 млн руб.92 Решающее значение в борьбе с голодом имела весенняя посевная кампания 1922 г. Но опять из-за нехватки собственных средств (семян, сельскохозяйственного инвентаря и т.д.) область не смогла ее провести. По итогам обследования 1922 г., в Большедербетовском улусе 1 плуг приходился на 160 2,2 хозяйства, или на 391 десятину земли, а в Приволжском – соответственно на 31,1 хозяйства, или на 4789 десятин земли. Для проведения весенне-полевых работ Калмыкии вновь оказали помощь многие регионы93. В тяжелейших условиях областная комиссия помгола старалась мобилизовать все имеющиеся ресурсы на борьбу с голодом, однако ее деятельность носила ограниченный характер в связи с недостатком денежных и материальных средств. Тем не менее, облкомпомгол проделала значительную работу по преодолению бедствия, охватившего Калмыцкую область. Профсоюзы, принимавшие активное участие в мероприятиях советской власти в деревне (продразверстке, сельхозработах и т. д.), в числе первых из общественных организаций включились в борьбу с голодом. В июле 1921 г. Президиум ВЦСПС принял постановление об образовании временной комиссии по борьбе с голодом – ЦК помгол ВЦСПС, а затем при районных, уездных, губернских, областных и всероссийских объединениях профсоюзов были созданы комиссии помощи голодающим94. В Калмыкии такая комиссия была организована в октябре 1921 г., члены которой обязались отчислять в пользу голодающих 2% заработной платы, предоставлять 3 фунта муки. В мае 1921 г. на первом съезде профсоюзов Калмыкии было принято решение об отчислении части заработной платы в помощь голодающим и организации сверхурочных работ для борьбы с голодом. Тогда же облпрофсовет взял шефство над детским домом № 3 пос. Калмыцкий Базар: произвел в нем капитальный ремонт, купил облигации хлебного займа на 150 пудов, закупил 5 саженей дров. В то же время он перечислил облкомпомголу (к августу 1922 г.) только на ремонт детского дома 248181 руб., выделил продукты: муки – 3370 кг, сахара – 24 кг, чая – 20 кг, масла растительного – 14 кг, жиров – 90 кг. Калмыцкий облпрофсовет оказал помощь также Ремонтненскому и Малодербетовскому детским домам95. 161 Кроме этого, профсоветом была проведена кампания по отчислению натурального пайка, который на 1 августа 1921 г. составил 10 663 руб. 50 коп., что позволяло оказывать помощь голодающим. В июне 1921 г. образовались отраслевые профсоюзы: рабпрос, объединивший 690 человек, совслужащих – 1301, рабземлес – 1326, медсантруд – 262 человека96. Зимой 1922 г. были созданы еще 4 профсоюза, а вскоре и профорганизации в Малодербетовском улусе и Ремонтненском уезде. Благодаря вмешательству ЭКОСО был увеличен мясной паек голодающим, что давало населению возможность продержаться до подвоза муки. Помимо этого, члены Малодербетовского профсовета дважды выезжали на Северный Кавказ для закупки продовольствия. К тому же ими было организовано ежемесячное отчисление 5% заработной платы и предоставление 3 пудов муки. Улусное профбюро оказало содействие в снабжении рабочих и служащих семенами, а также выдало 100 пар валенок97. Производственная и трудовая помощь профсоюзными организациями оказывалась через пожертвования (включая сборы, отчисления, взносы и т. д.) и личный вклад (устройство воскресников, субботников, сверхурочных работ и т. д.). В ноябре 1921 г. при Наркомпроде была образована комиссия по снабжению продовольственными пайками рабочих и служащих Калмыцкой области. Весной 1922 г. она была реорганизована в Фондовую комиссию с более широкими полномочиями. За время своего существования (с ноября 1921 г. по апрель 1922 г.) она предоставила 7800 продовольственных пайков рабочим и служащим Калмыкии98. Таким образом, несмотря на то, что профсоюзы находились на стадии своего становления, они активно включились в борьбу с голодом, оказывали голодающему населению материальную, денежную и продовольственную поддержку, трудовую и производственную помощь. Немалый вклад в борьбу с голодом в Нижнем Поволжье вносили общественные и кооперативные организации. Примеры самоотверженной работы кооперативных орга162 нов демонстрировала кооперация Саратовской губернии, которая на 20 ноября 1921 г. собрала в пользу голодающих 24 990 315 руб., 33 т хлеба и крупы, 77 т овощей, 3,5 т мяса, соли – 1 вагон99. 23 февраля 1922 г. ВЦИК издает декрет о насильственном изъятии церковных ценностей для оказания помощи голодающим. Принятие такого решения вызвало негативную реакцию православного духовенства. Патриарх Тихон нелегально разослал воззвание, в котором осудил действия советской власти. В нем, в частности, говорилось: «Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольные пожертвования, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами вселенской церкви и карается ею как святотатство: мирянам – отлучением от нее, священнослужителям – низвержением из сана»100. Однако, если в феврале речь шла об изъятии ненужных для богослужения ценностей, то в марте Политбюро ЦК РКП(б) принимает постановление об изъятии уже всех церковных ценностей. Согласно этому документу, в центре и на местах создавались секретные комиссии по изъятию ценностей, а также официальные комиссии при Комиссии помощи голодающим. Контроль над религиозными организациями в основном был возложен на органы НКВД, ОГПУ, которые были активно задействованы в кампании по изъятию церковных ценностей. Религиозные организации Нижнего Поволжья, несмотря на свое негативное отношение к советской власти, по мере возможности оказывали помощь голодающим, организовывали сборы пожертвований среди верующих и духовенства, содержали столовые для голодающих и воспитанников детских домов101. Они активно участвовали в работе комиссий по спасению голодающих, созданных во всех губерниях и национальных образованиях. Илиодоровская община первой в г. Царицыне откликнулась на призыв выделить церковные ценности в пользу голодающих. Монастырем было пожертвовано: 17 медных и мельхиоровых подсвечников, 1 евангелие 163 в серебряном переплете и 8 в бархатном, серебряная чаша, 2 серебряных ковчега, 3 серебряные тарелочки, 16 риз, 13 подризников, 15 набедренников, 25 пар нарукавников, 30 поясов, 17 апостольников и др. ценных вещей102. Всего, как было указано в докладе начальника Царицынского губернского ОГПУ М. Крюкова Царицынскому губисполкому о ходе работ по изъятию церковных ценностей в помощь голодающим, за февраль – август 1922 г. «изъято и отправлено в Москву церковных ценностей в следующем количестве: серебра – 145 п. 4 ф., 65 зол; золота – 2 ф. 10 зол. 16 д.; золотой монеты – 75 р. и 10 марок; алмазов – 9 шт.; жемчуга – 5 зол. 90 д.; медной монеты – 4 р. 53 к. и весом 14 ф. 48 зол.; Евангелий в целом виде – 1 п. 17 ф. 86 зол.»103. В том же докладе отмечалось, что «Глава Царицынской епархии епископ Нифонт… к изъятию отнесся враждебно… приказывал своим прихвостням диаконам Лепскову и Крылову скрывать от изъятия более ценные церковные предметы… в Успенском соборе ими были спрятаны одиннадцать серебряных предметов, как-то: евангелие, кресты, чаши и прочее, каковые остались при церкви (о чем губотдел ГПУ сообщил комиссии по изъятию)»104. Несмотря на добровольные пожертвования церквей, мечетей, хурулов, их продолжали обвинять в отказе отдавать церковные ценности во имя спасения людей, страдающих от голода. В действительности же конфессии не отказывали в такой помощи, они протестовали против разграбления храмов и надругательства над святынями. В Калмыцкой автономной области руководителем секретной комиссии обкома РКП(б) по изъятию церковных ценностей был назначен Улюмджи Лавгаев, (по другим документам Зодбаев). В этой комиссии, занимавшейся реквизиционной деятельностью, большинство составляли представители силовых структур, в частности, в неe входили: заведующий отделом обкома РКП(б) Козлов, командующий частями особого назначения (далее ЧОН) А.Г. Маслов и начальник отделения Астраханского ГПУ Кантер. Секретная комиссия поручала улусным исполкомам в месячный срок изъять из церковного 164 имущества предметы из золота, серебра, драгоценных камней105. Члена ЦИК Чавычалова и представителя Манычского улусного исполкома Лиджиева командировали в Чеере-Хурул к ламе калмыцкого народа Гавве Сеперову для разъяснения необходимости изъятия церковных ценностей106. В Калмыцкой области буддийские храмы и православные церкви не отличались богатством убранства. Об этом свидетельствуют обследования культовых сооружений Ремонтненского уезда, Манычского, Икицохуровского улусов, результаты которых были обсуждены на заседании президиума Калмыцкого областного исполкома. В частности, отмечалось, что «в Калмобласти нет ни монастырей, ни богатых церквей, а в калмыцких хурулах (монастырях) тем более нет никаких ценностей, ибо там не употребляются ни золотые, ни серебряные вещи и все украшения состоят из разрисованных образов Будды на полотне и редко шелке..»107. Например, по сообщению представителя официальной комиссии У. Лавгаева, в Малодербетовском улусе церкви и хурулы были «так бедны, что изъять у них, за исключением Киселевской церкви, нечего»108. В Калмыкии духовенство активно подключилось к сбору средств в пользу голодающих и, по оценке местных властей, оценивало происходящее позитивно. Полномочный представитель Далай-ламы XIII при правительстве РСФСР А. Доржиев стал одним из главных организаторов сбора средств у населения Бурятии и Монголии в помощь голодающим Калмыкии. Он передал Калмыкии 3,5 пуда золота от имени Далай-ламы XIII109. К середине 1922 г. в хурулах и православных церквях Калмыцкой автономной области были собраны серебряные изделия (включая и лом) весом 28 фунтов 37,5 золотника; разные мелкие и крупные серебряные монеты – 2 фунта 75 золотников; 106 разменных монет – 54,5 золотника; различные серебряные монеты стоимостью 157 руб. 75 коп.»110. В церквях Ремонтненского уезда изъятые ценности потянули на 30 фунтов 39 золотников, 13 долей серебра и монеты оценивались на сумму 141 руб. 45 коп. Все это было передано в 165 фонд помощи голодающим, а церковные ценности, изъятые из хурулов и церквей Манычского улуса, – в областной финотдел без учета и взвешивания111. Масштабы изъятия церковных ценностей в Калмобласти были более чем скромными, несмотря на тщательный и жестокий характер проведения реквизиции. Эти акции окончательно подорвали экономическое положение и без того небогатых хурулов и церквей Калмыкии, нанесли значительный материальный ущерб буддийским религиозным организациям. Проводившаяся силовая кампания по изъятию церковных ценностей в Нижнем Поволжье сопровождалась арестами священнослужителей в полном соответствии с ленинским указанием о необходимости беспощадной борьбы с духовенством: «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»112. Во время этой кампании было осуждено большое количество иерархов православной церкви, в том числе патриарх Тихон, святитель Вениамин, многие были казнены. В 1922 г. в Царицынской губернии, как отмечено в вышеуказанном докладе начальника Царицынского губернского ОГПУ М. Крюкова, «всего на почве изъятия церковных ценностей Губотделом ГПУ арестовано: 17 попов (из них два епископа – Царицынский Нифонт и Нижне-Чирский Николай) и десять человек прихожан»113. Недовольство служителей культа реквизиционной политикой государства, идеологические службы объясняли изначальной, классово-генетической предрасположенностью церквей всех конфессий к контрреволюционности, априори оправдывая применение репрессивных мер в отношении священнослужителей и активистов из числа мирян как в период голодного бедствия 1921–1922 гг., так и в последующие годы. Следует сказать, что, несмотря на гонения властей, действенное участие церковных организаций в спасении голодающих было значительным. Пресса тех лет постоянно сообщала о закупках продуктов на средства, вырученные от реализации имущества конфессий. В основном закупалась 166 мука в Финляндии, распределявшаяся между детскими домами и больницами, пшеница в Австралии и других странах, направлявшаяся в голодающие регионы страны. Летом 1921 г. масштабы голодного бедствия, охватившего все Поволжье, часть Украины и Грузии, стали очевидны не только в России, но и за рубежом. После посещения России в 1920 г. известный английский писатель Герберт Уэллс написал книгу «Россия во мгле», в которой отмечал: «Великий недород будет влечь за собой голод»114. К сожалению, его прогноз оправдался. М. Горький обратился «ко всем честным людям Европы и Америки» с просьбой оказать любую благотворительную помощь: продовольственную, материальную или медицинскую для голодающих России. 30 июля 1921 г. исполком Коминтерна также обратился с аналогичной просьбой к рабочим всех стран115. Значительную помощь голодающим губерниям Нижнего Поволжья оказали международные благотворительные организации, в первую очередь, «Американская администрация помощи» (далее «АРА», American Relief Administration)116, возглавляемая известным государственным деятелем США Г. Гувером117. 20 августа 1921 г. в Риге был подписан договор, согласно которому российское руководство обязалось предоставить «АРА» широкие права на организацию ее деятельности. Местные органы советской власти брали на себя расходы по содержанию столовых, оплате за хранение и транспортировку грузов. В связи с этим в Калмыцкий ЦИК поступила телеграмма о выплате жалованья в сумме 1 млн руб. сотрудникам столовых «АРА» в Яндыко-Мочажном и Эркетеневском улусах, но исполком отказался выплачивать денежное довольствие ввиду отсутствия указанной суммы118. Осенью 1921 г. «АРА» начала свою работу в России, её представительства были открыты в 38 губерниях. Тогда же в Москве было образовано полномочное представительство правительства РСФСР при всех заграничных организациях, которым руководил К. И. Ландер. В Калмыкии его подразделение возглавил Г. Манкиров119. Зимой 1921 г. представи167 тельство «АРА» начало свою деятельность в Астрахани120, а 1 марта 1922 г. был организован Комитет Астраханской зоны, куда входили представители «АРА» Э.Р. Риклефс и Э. А. Рейхарт, уполномоченный губисполкома А.И. Шестоперов, Калмыцкий ЦИК представлял Енишерлов121. На начало 1922 г. в Поволжских районах заграничными организациями питанием обеспечивалось всего 8 628 482 детей и взрослых, из них на долю «АРА» приходилось 7 671 101 человек. По данным официальных источников, внутрироссийская помощь в голодающих районах осуществлялась через 6 787 столовых, в которых питалось 2 504 068 едоков122. При этом общая цифра получавших продовольственную помощь превышала 11 миллионов человек. Если соотнести число питавшихся в советских и иностранных столовых, то получится один к трем с половиной. Почти такое же соотношение, что вполне естественно, наблюдалось и в районах Нижнего Поволжья. К примеру, в Хоперском округе Царицынской губернии Наименование Таблица № 5 Помощь голодающим в Хоперском округе Царицынской губернии (по данным от 17 марта 1922 г. 123) Хоперский округ Помощь АРА Помощь советского государства Количество Количество Количестоловых людей, ство стопитавшихся ловых в них 57 6 229 21 Количество людей, питавшихся в них 1 923 В докладе Царицынской губернской комиссии помгола, представленном в ЦК помгол при ВЦИК, подтверждалось, 168 что помощь «АРА» весьма значительна в сравнении с другими заграничными организациями (Итальянский Красный Крест развернул организованное питание для 13 000 чел.) и даже советской помощью124. Учитывая состояние голодающего населения Царицынской губернии «АРА» разом выдала за апрель и май по 2 пайка кукурузы (сухой паек равнялся 30 фунтам кукурузы в месяц). Калмыцкая автономная область получила 500 тыс. сухих пайков. За период с 1 февраля по 1 июня 1922 г. голодающему населению Калмыцкой области «АРА» отпустила: кукурузы – 64335 пудов, маисовой крупы – 1148 пудов, молока – 855 пудов, жира – 205 пудов, сахара – 275 пудов, фасоли – 151 пуд, какао – 85 пудов на общую сумму 39397600 руб. денежными знаками 1922 г.125 В Астрахани основной деятельностью «АРА» стала организация столовых для голодающих, прежде всего, детей. В Саратовской губернии «АРА» кормила 250 тыс. детей126. Кроме того, «АРА» подкармливала ослабленных детей специальным «африканским питанием»127. Голодающее население Калмыкии снабжалось продовольствием через губернские организации «АРА» из Астрахани, Царицына и Саратова128. Осенью 1921 г. во многих населенных пунктах Калмыкии были открыты столовые и другие пункты питания «АРА». В Калмыкии действовало 53 столовых «АРА». Из 66,2 тыс. голодающих детей организованным питанием были охвачены только 2 тыс. В четырех детских домах, где были открыты столовые, детей не только кормили, но и обеспечивали одеялами и бельем129. Представительство «АРА» в Астрахани также отпускало пайки и продукты для детских домов Калмыкии. Так, в январе – марте 1922 г. 140 пайков получили два детских дома в пос. Калмыцкий Базар, для взрослого голодающего калмыцкого населения было отпущено 5 тыс. пайков130. Пайки, выдаваемые «АРА», делились на 3 категории – детские (энергетической ценностью 514 – 614 калорий), взрослые (1236 калорий), студенческие (1200 – 1500 калорий). Существовала специальная инструкция по 169 организации столовых и общественного детского питания. В каждом населенном пункте, где открывалась столовая, обязательно учреждался аймачный комитет из четырех человек в составе председателя исполкома, учителя, врача, представителя местного комитета взаимопомощи (соцсобеса). Детям, взятым на учет, ежемесячно выдавались талонные книжки, по которым пищу распределяли заведующие столовыми131. 4 сентября 1922 г. комиссия в составе полномочного представителя компомгола РСФСР Найденова, членов заграничных организаций Стивенсона и Ли обследовала Калмыцкую область и констатировала, что «очень действенную помощь голодающим калмыкам, особенно детям, не достигшим 16 лет, оказывают организованные «АРА» столовые»132. В Калмыкии «АРА» организовала снабжение населения не только продовольственными, но и промышленными товарами и медикаментами. Одной из форм помощи «АРА» являлось распределение индивидуальных и общих посылок133. Весной 1923 г. в область поступили индивидуальные продовольственные и вещевые посылки, предназначенные для учителей 1-й и 2-й категорий134. Для распределения гуманитарной помощи в Калмыкии была создана комиссия в составе представителя областного управления «АРА» Г. Манкирова и заведующего облоно В. Пороха135. Всего до июня 1923 г. «АРА» распределила по России 1 млн 163 тыс. продовольственных и 41 тыс. вещевых посылок. Общий вес продовольственных посылок составил 3,5 млн тонн и оценивался в 11 млн 636 тыс. долларов136. Говоря о деятельности «АРА», необходимо упомянуть и о работе Красного Креста Джойнта, входившего в ее состав и снабжавшего пайком учащихся и преподавателей школ Калмыкии, а также содержавшего сельскохозяйственные школы137. Благотворительная помощь «АРА» и других зарубежных организаций была безвозмездной. Россия оплачивала лишь транспортные расходы и содержание столовых. Американские миссионеры пытались помочь интеллигенции – студен170 там, учителям, писателям через посылочную помощь138. В Калмыцкой автономной области такая помощь оказывалась учителям139. Население с благодарностью принимало помощь «АРА». Калмисполком признавал, что «помощь иностранцев велика, если учесть абсолютное отсутствие или мизерные расходы со стороны ЦИК»140. В середине августа 1921 г. в Женеве по инициативе Красного Креста была созвана международная конференция, обсуждавшая вопросы помощи голодающим в России. Координировать всю деятельность поручалось комиссии под председательством известного норвежского полярного исследователя и общественного деятеля Фритьофа Нансена. Будучи верховным комиссаром Лиги наций по делам военнопленных, он стал одним из организаторов помощи голодающим Поволжья141. Под руководством Ф. Нансена к оказанию помощи голодающим в России были привлечены различные организации: Международный Красный Крест, Международный союз помощи детям (МСПД), английские квакеры, Амстердамский интернационал профсоюзов, миссия помощи папы Римского, Международный кооперативный альянс, Европейский союз и др. Нансеновской организацией в Россию было ввезено 4,5 млн пудов медикаментов. Астраханской зоне было выдано 2308 пудов, из них 1500 достались калмыкам142. В России Ф. Нансеном создавались показательные сельскохозяйственные станции. В 1922 г. ему была присуждена Нобелевская премия Мира143. В Калмыкии деятельность этой организации активно развернулась лишь в начале 1923 г. Однако областное правительство ходатайствовало об изменении содержимого нансеновских пайков, и весной 1923 г. в представительстве правительства РСФСР и УССР при заграничных организациях помощи рассматривался вопрос о замене таких продуктов, как сардины и сухой суп, на более существенные – мясные и молочные, поскольку калмыки, издавна питавшиеся мясными продуктами, не могли употреблять в пищу непривычные для их рациона продукты. Голодающему населению Калмы171 кии, помимо организации Нансена, помогали итальянская и швейцарская миссии Красного Креста, открывшие столовые на территории области. Швейцарский комитет помощи детям (далее ШКПД), развернувший свою деятельность в Калмыкии с 1922 г., в Астраханской зоне продовольственную помощь оказывал еще г. Астрахани, Астраханскому и Красноярскому уездам. ШКПД открыл в Калмыкии 52 пункта питания, где кормились 8719 детей, получавшие более 5500 пайков144. Только за период с 20 октября по 1 ноября 1922 г. этот комитет распределил 5770 единиц детского белья между интернатами Астрахани, Астраханского и Красноярского уездов и Калмыкии145. В апреле 1923 г. за неимением средств Калмыцкий ЦИК был вынужден предложить представителю ШКПД господину Лее перейти на новую форму организации питания голодающих в области: не через открытие столовых, на содержание которых требовались большие деньги, а через закрытые учреждения, т. е. детдома, приюты, а если нет таковых, то выдавать продукты голодающим детям на руки в виде сухого пайка. И в период с 20 апреля по 16 мая 1923 г. в Калмыцкой области ШКПД было выдано продуктов: белой муки – 700 пудов, фасолевой муки – 900 пудов, риса – 300 пудов, фасоли – 150 пудов, сахара – 120 пудов, какао – 125 пудов, сушеных овощей – 400 пудов, мыла – 5 тыс. кусков, мясных консервов – 50 пудов, а также распределена мужская, женская и детская обувь, пожертвованная швейцарскими гражданами146. Помощь голодающим оказывала, как упоминалось выше, и итальянская миссия Красного Креста. В 1922 г. ею было поставлено: 1516 пудов муки обыкновенной, 100 пудов белой муки, 10 тыс. банок мясных консервов, 2 ящика медикаментов, 1 тюк ваты, 1 ящик мыла, 2 банки рыбьего жира – всего на сумму 1 962 800 руб. денежными знаками 1922 г.147 В 1923 г. этой организацией было распределено 2 288 пудов муки, 12 ящиков мыла, 1 ящик медикаментов, а также консервы для населения Калмыкии и Астраханской губернии148. 172 Межрабпомом также был организован подвоз продуктов и товаров для рыбаков Калмыкии: галет – 100 пудов, макарон – 24 пуда, какао – 53 пуда, фасоли – 301 пуд, одеял – 500 штук, шляп мужских и женских – 25 штук, ботинок – 300 пар и т. д.149. Иностранные организации продолжали наращивать помощь голодавшим. С начала кампании и по 1 июля 1922 г. ими было доставлено 29 150 613 пудов продовольственных грузов, в том числе «АРА» – 24 065 108 пудов, на 1 августа она кормила 10 387 688 человек, из них 4 127 776 были дети. Организация Нансена кормила 1 496 250 чел., Межрабком – 91 209 чел., тредюнионы – 45 094 чел., менониты – 37 591 чел., квакеры – 276 794 чел., Д.В.Р. – 62 354 чел., МСПД – 299 768 чел., шведский Красный Крест – 119 тыс. чел., итальянский Красный Крест – 70 925 чел., швейцарский Красный Крест – 23 тыс. чел., а всего – 12 954 388 человек150. Эта помощь, что особенно важно, высоко оценивалась населением бедствующих регионов Нижнего Поволжья. Подводя итог благотворительной деятельности международных благотворительных организаций нельзя не отметить настороженное отношение местных властей, да и части населения к их деятельности. В сотрудниках «АРА» и других благотворительных организаций, оказывающих значительную помощь голодающему населению, определенная часть населения видела представителей враждебного буржуазного мира. На 13-й Саратовской губернской партийной конференции отмечалось, что «при оценке работ с заграничными миссиями, необходимо не забывать, что здесь примешивается огромный процент политики. Цель же этих деятелей, помимо филантропии, дискредитировать Советскую власть в глазах всего населения. Надо этого не допустить, но так, чтобы это не отразилось на желудках крестьян»151. Сохранять классовую бдительность в работе с иностранными организациями предупреждал в своих письмах и ЦК РКП(б): «Советские органы на местах должны оказывать поддержку деловым мероприятиям этих организаций. В то же время неуклонно вести наблюдение за всей их деятельностью»152. 173 Деятельность иностранных благотворительных организаций продолжалась в Нижнем Поволжье до августа 1923 г. Задачу они свою выполнили – оказали значительную по объему помощь нижневолжскому голодающему населению. Это был высочайший акт милосердия и гуманизма, проявленный со стороны десятка зарубежных организаций и тысяч граждан Европы и Америки. Благотворительная гуманитарная помощь, оказанная «АРА», спасла тысячи и тысячи голодавших людей от голодной смерти153. 14 июня 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) вынесло решение о завершении «АРА» своей работы, хотя отечественные ресурсы все еще не позволяли, даже в частичной мере, удовлетворить нужды голодающих154. Помощь голодающим в России оказывали и американские ученые. Так, в 1922 г. представитель Калмыкии в Наркомнаце О. Ш. Насунов от имени ЦИК КАО обращался за помощью к известному американскому ботанику Лютеру Бербанку, но не имевший государственной поддержки американский ученый не мог пригласить калмыков в США, чтобы поделиться опытом. Он прислал в Астрахань два конверта с семенами отборной пшеницы. Заведующий облоно В.П. Порох распорядился передать их в Башантинский совхоз-техникум, созданный в 1920 г. для научных исследований и подготовки кадров сельского хозяйства155. Примеру ученого последовало правительство США и отправило в Россию семена зерновых. Калмыкия получила 118 тыс. пудов первосортной американской семенной пшеницы156. Руководство Калмыцкой области искало пути к налаживанию сотрудничества в гуманитарной области и со странами Востока, в частности, с Бурят-Монголией (ныне Республика Бурятия) и Монголией. В его обращении за помощью к братскому монгольскому народу говорилось, что «калмыцкий народ надеется, что его сородичи протянут братскую руку из далекого, но родного Востока и не оставят его без надлежащей помощи в данный критический момент»157. В тяжелое для Калмыцкой области время монгольский народ с пониманием отнесся к просьбе своих сородичей. В конце 1921 г. в 174 Урге была создана специальная комиссия по сбору средств для голодающего калмыцкого народа, которую возглавил Церен-Дорджи Номинханов158. Комиссия развернула активную работу. В том же году монгольское правительство внесло в фонд помощи голодающим в Калмыкии разовую сумму, собранную за счет процентного отчисления из жалованья всех госслужащих страны, которая составила 4 тыс. руб., и ассигновало из государственной казны 2 тыс. руб. банковским серебром159. В общей сложности правительством Монголии в период с 1921 по 1923 гг. Калмыцкой области была оказана значительная помощь160. Одновременно в Калмыкии была создана комиссия по сбору в Монголии пожертвований во главе с уполномоченным облпомгола Е. М. Сайковым, который в мае 1922 г. был направлен в Бурят-Монголию и Монголию. Он имел право обращаться там от имени Калмыцкой автономной области к правительственным и общественным организациям, устанавливать контакты и переговоры как с частными лицами, так и организациями, собирать в пользу голодающих пожертвования, выступать с публичными лекциями. Если среди пожертвований имелись скоропортящиеся продукты, то Е. Сайков имел право их реализовать. Вместе с ним большую работу проводил особоуполномоченный Калмыцкого облисполкома М. Очир-Горяев, наделенный теми же полномочиями, что и Е. Сайков. Осенью 1922 г. Калмыцкое представительство обратилось к полномочному посланнику монгольского правительства Даве с просьбой дать разрешение на право въезда в Монголию членам облкомпомгола Оле Лиджиеву (Рокчинскому), Дандыру Бадушеву-Баслиеву, Эрдни Эрендженову для сбора пожертвований для голодающего населения Калмыкии161. Интерес представляет тот факт, что в январе 1923 г. уполномоченному облкомпомгола Д. Бадушеву правительством Монголии было сделано предложение: всех голодающих калмыков переселить в Монголию с предоставлением им монгольского подданства. Более того, калмыкам175 эмигрантам обещали выделить участки земли в аймаках с передачей им в собственность юрт и определенного количества скота. В марте 1923 г. было отправлено вторичное отношение о переселении калмыков. Официальное предложение правительства Монголии было передано в МИД РСФСР, а также Д. Бадушеву. В свою очередь, последний обговаривал данное предложение с правительством Монголии162. Министерство иностранных дел РСФСР отказало правительству Монголии в переселении калмыков на предлагаемую территорию. Одновременно с этим Х. Б. Кануков разрабатывал проект переселения группы донских калмыков в Монголию во главе с Д.Б. Хахлыновым для оказания помощи в вопросах землеустройства163. Следует отметить, что монгольский народ оказал неоценимую помощь голодающему населению России, отправив безвозмездно 1 тыс. голов скота в Поволжье164. Таким образом, международная помощь сыграла огромную роль в борьбе с голодом в Нижнем Поволжье. Благодаря содействию, оказанному Монголией, «АРА», организацией Ф. Нансена, ШКПД и другими иностранными миссиями, калмыкам удалось пережить голод. По всей стране было спасено 10 млн чел. Сотрудничество с американской организацией «АРА» способствовало установлению контактов между Советской Россией и капиталистическим миром, и, прежде всего – с США. С другой стороны, помощь иностранных благотворительных организаций хотя и была полезной, но не могла существенно изменить обстановку, в силу масштабности катастрофы. К тому же в условиях только что закончившейся гражданской войны и иностранной интервенции их деятельность вызвала подозрительность и неприязнь властей. Голод 1921 г. стал серьезным испытанием для всего населения Нижнего Поволжья. Если в целом по России в голодные 1921–1922 гг. число голодающих, по некоторым оценкам, сократилось на 8 млн. человек, что составляло око176 ло 6% населения165, то в Калмобласти, по подсчетам В.А. Полякова, голодало 25%166, с чем автор данного исследования согласиться не может. Общая цифра голодающих и беженцев только по пяти улусам Калмыкии составила 30 261 человек167. Если взять число голодающих в других улусах, то общие цифры будут гораздо больше. Значительными были и людские потери. Если по переписи 1897 г. в Калмыцкой степи Астраханской губернии насчитывалось 190,6 тыс. калмыков168, то согласно переписи 1926 г. их осталось 129,3 тыс. человек, т.е. 71,3 тыс. человек (34,4%) погибли от голода и сопутствующих ему болезней169. За всю историю существования Калмыкии такой высокой смертности в результате голода не было зарегистрировано. Кроме убыли населения, как не без основания заметил Р. Пайпс, «голод сломил дух нации, сделав ее неспособной к сопротивлению»170. И хотя в этом утверждении присутствует немалая доля преувеличения, родилось оно не на пустом месте. Этнос выжил благодаря стойкости и жизнелюбию, родовой и общенациональной сплоченности, гуманитарной помощи международных организаций, финансовой и материальной поддержке народов Советского Союза, Америки, Европы и Азии. Бедственное положение, сложившееся в Нижнем Поволжье, находилось под постоянным вниманием советских спецслужб. В Саратовской губернии, по сообщениям ОГПУ, в 1923 г. количество голодающих достигало 300 тыс. человек, отмечалось, что у людей «на почве усиливающегося недоедания развиваются различные болезни». Общие потери от голода во всей Саратовской губернии, по данным на октябрь 1922 г., составили 191 465 человек, или около 8% всего населения, а по некоторым уездам смертность достигла 20%171. В Царицынской губернии количество погибших от голода колебалось от 10 до 50% по различным районам, а число нуждающихся в оказании продовольственной помощи достигало 350 тыс. человек. Зимой 1922–1923 гг. в Калмыкии были зарегистрированы случаи голодной смерти в Эркетеневском и 177 Большедербетовском улусах. Особенно высокие показатели смертности населения были отмечены в Автономной коммуне Немцев Поволжья. На 1 января 1922 г. убыль населения на территории этой коммуны составила 107,5 тыс. человек, или 23,7% проживавших здесь на 28 августа 1920 г. 454 368 человек172. Голод 1921–1922 гг. был вызван сочетанием как природных (засуха, неурожай), так и социально-экономических явлений (ослабление крестьянского хозяйства за годы революций и войн, политика продразверстки). Он разразился на фоне продолжавшихся крестьянских волнений, ожесточенной борьбы внутри РКП(б), и в этих условиях власти далеко не сразу оценили масштабы грядущей катастрофы, что еще больше усугубило положение. Ослабленное войной молодое государство не могло оказать действенной помощи населению голодающих губерний, адекватно оценить ситуацию. Местные органы власти не сумели по-хозяйски распорядиться теми небольшими ресурсами, которые имелись в их распоряжении, и наладить эффективную поддержку голодающим. Резкое снижение объемов сельскохозяйственного производства, которое являлось основой жизнеобеспечения населения региона, продразверстка и продналоги вызвали голод и повлекли за собой небывалый рост числа заболеваний, огромные человеческие жертвы. В конечном итоге, материалы данного исследования позволяют причислить голод 1921–1922 гг. к ряду трагических событий в истории России XX века. 178 Поляков В.А. Голод в Поволжье. 1919-1925 гг.: происхождение, особенности, последствия: Монография. – Волгоград: Волгоградское научное изд-во, 2007. - С. 299; Месячные и годовые выводы метеорологических наблюдений в Нижегородской губернии за 1919-1921 гг.// Статистический ежегодник Нижегородской губернии, 1922 и 1923 гг. -Нижний Новгород, 1924. - С. 4-7. 2 Прокопович С.Н. Народное хозяйство СССР: В 2 т. - НьюЙорк, 1952. - Т. 1. - С. 135; Хенкин Е.М. Очерки истории борьбы советского государства с голодом (1921-1922). -Красноярск, изд-во Красноярского ун-та 1988. - С. 21; 3 ГА РФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 1. Л. 33об; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 593. Л. 10; Борисова Л., Виноградов В., Ивницкий А., Кондрашин В. Информационные материалы ВЧК-ОГПУ за 1918-1922 гг. как исторический источник // Советская деревня глазами ВЧКОГПУ-НКВД В 4 т.– М.: РОССПЭН, 1998. - Т. 1. 1918-1922 гг. - С. 42. 4 ГАРФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 1. Л. 33об. 5 СУ РСФСР. 1921. № 4. С. 42; Известия ВЦИК, 1922. - 15 января. 6 Там же. 1921. № 55. - С. 443 – 444. 7 Там же. 1921. № 55. - С. 445 8 Там же. 1921. № 6. - С. 342. 9 Итоги борьбы с голодом в 1921 – 1922. - М. 1922. С. 202, 204 – 206. 10 ГАНИ СО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 446. Л. 131. 11 Известия, 1921. - 28 октября. - № 245. 12 Секушин В.И. Отторжение НЭП и командно-административная система. - Л., 1990. - С. 24. 13 Очерки истории Саратовской организации КПСС. - Саратов, 1965. - Ч. 2. (1918-1937). - С. 154. 14 НА РК. Ф. Р-114. Оп. 1. Д. 23. Л. 3об, 21. 15 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 5. Л. 27. 16 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 14. Д. 659. Л. 64. 17 Там же. Л. 66. 1 179 Отчет Царицынского ГубЭКОСО Совету труда и обороны. – Царицын, 1923. - Ч. 1. С. 70 19 ГА РФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 1. Л. 32-33об. 20 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. В 4 т.– Т. 1. С. 541, 544. 21 ГА РФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 129. Л. 136-137. 22 РГАЭ. Ф. 478. Оп. 1. Д. 2110. Л. 6; НА РК. Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 298. Л. 45; Р.-26. Оп. 1. Д. 47. Л. 94; Поляков В.А. Указ. соч. С. 513. 23 ГАНИ СО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 446. Л. 105. 24 Там же. Д. 452. Л. 17. 25 Телеграмма Астраханского губчека, губкома РКП(б), губисполкома и губпродкома В.И. Ленину и Ф.Э. Дзержинскому о необходимости, принятия решительных мер по уничтожению повстанческого отряда Маслакова. 17 марта 1921 г. // Крестьянское движение в Поволжье. 1919-1922 гг.: Документы и материалы/ Под ред. В. Данилова и Т. Шанина. - М., 2002. - С. 671-672. 26 Письмо члена Комиссии помощи голодающим Наркомздрава А. Новикова в ЦК Российского Красного Креста. 1921 г.// Письма во власть 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. - М., 1998. - С. 278-279. 27 ГА РФ. Ф. Р-1065. Оп. 2. Д. 217. Л. 51. 28 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 275. Л. 191об. 29 Амбэ В. В. Калмыцкой автономной области // Жизнь национальностей, 1921. - № 14(112). - С. 35. 30 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 423. Л. 7. 31 Там же. Д. 298. Л. 17. 32 Амур-Санан А. В Калмыцкой автономной области // Жизнь национальностей, 1921. - № 27 (125). - С. 4. 33 Амур-Санан А. Вымирающая степь // Жизнь национальностей, 1922. - № 4 (10). - С. 9. 34 Джалаева A. M. В интересах народа прошу...: К 105-летию со дня рождения Н. Очирова // Известия Калмыкии, 1991. - 25 июля. - С. 3. 18 180 Пюрбеев А. П. Советское строительство в Калмобласти // Калмыцкая область за X лет Октябрьской революции. - Астрахань, 1927. - С. 11. 36 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 230. Л. 31. 37 Там же. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 271. Л. 18; Д. 298. Л. 8. 38 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43. Л. 22. 39 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 298. Л. 45; Р-26. Оп. 1. Д. 47. Л. 94. 40 Там же. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 298. Л. 8. 41 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 3. Д. 299. Л. 130 – 131 об. 42 Джалаева A. M. За отсутствием состава преступления // Теегин герл, 1996. – № 7. – С. 20. 43 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 433. Л. 1, 6. 44 Там же. Д. 230. Л. 31. 45 Там же. Д. 298. Л. 95. 46 Там же. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 1. Л. 5 – 5об. 47 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 199. Л. 54. 48 Там же. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 257. Л. 13. 49 Джалаева A. M. За отсутствием состава преступления// Теегин герл, 1996. - № 7. - С. 20. 50 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 257. Л. 15. 51 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 424. Л. 460; Очерки истории Калмыцкой АССР. - Т. 2. - С. 112 – 113. 52 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 230. Л. 42, 79. 53 Там же. Д. 424. Л. 38, 118. 54 Там же. Ф. Р-114. Оп. 1. Д. 23. Л. 53. 55 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 230. – Л. 421. 56 Там же Д. 424. Л. 41. 57 Там же. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 1. Л. 6. 58 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 664. Л. 11. 59 Там же. Д. 284. Л. 8об. 60 НА РК. Ф. Р-114. Оп. 1. Д. 23. Л. 3об, 21. 61 Там же. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 257. Л. 1 30, 40. 62 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 275. Л. 110. 63 Там же. Д. 345. Л. 67. 64 Там же. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 1. Л. 5. 65 Там же. Ф. Р-22. – Оп. 1. – Д. 275. – Л. 107, 107об. 35 181 Там же. Ф. Р-3. – Оп. 2. – Д. 498. – Л. 130. ГА РФ. Ф. Р-1318. – Оп. 9. – Д. 43. – Л. 6. 68 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 298. Л. 125. 69 Там же. Ф. Р-22. – Оп. 1. – Д. 415. – Л. 12, 17. 70 Государственный архив Астраханской области (далее ГА АО). Ф. Р-1493. Оп. 1. Д. 9. Л. 49. 71 Там же. Д. 69. Л. 361. 72 НА РК. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 102. Л. 85. 73 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. В 4 т. Т. 1. - С. 448-475; НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 298. Л. 110. 74 Давыдов Ю.А. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 1917-1921 гг.: Мешочники. – Спб: Наука, 2002. - С. 320-321. 75 IX Всероссийский съезд Советов: Стенографический отчет. - М., 1922. - С. 38. 76 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы: В 4 т. Т. 1. 1918-1922 гг. - М., 1998. - С. 539-600. 77 Душан У. Общий обзор медико-санитарного дела в Калмыцкой степи // Калмыцкая область. – Астрахань, 1925. – № 3. – С. 51. 78 Калмыки. Исследование санитарного состояния и запаса жизненных сил. – М.:Л., 1928. – С. 179. 79 Фонштейн В. Быт, болезни в вопросе вымирания калмыков // Калмыцкая степь. – Астрахань, 1925. – № 2. – С. 78. 80 Душан У. Указ. соч. – С. 40 – 41. 81 Отчет Царицынского ГубЭКОСО Совету труда и обороны. Ч. 1. - Царицын. 1923. - С. 38. 82 Лебединский А. К. К вопросу о вымирании калмыков // Калмыцкая область. – Астрахань, 1927. – № 1-2. – С. 133-134; ГА РФ. – Ф. Р-1318. – Оп. 9. – Д. 43. – Л. 6. 83 НА РК. – Ф. Р-112. – Оп. 1. – Д. 1. – Л. 5об. 84 Насунов О. Ш. Голод и его последствия в Калмыцкой области // Жизнь национальностей. – Астрахань, 1923. – Кн. 3-4. – С. 88-90. 85 Постановление СТО о предоставлении Народным комиссариатом по продовольствию Центральному управлению по эвакуа66 67 182 ции населения продовольствия на питание беженцев. 1 июня // Декреты Советской власти. - Т. 16. - С. 330. 86 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 275. Л. 20. 87 Там же. Л. 39, 39об.; Л. 40 – 43об, 88, 96, 100. 88 Там же. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 2. Л. 68об. 89 Там же. Ф. Р-22. – Оп. 1. Д. 275. Л. 48. 90 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43. Л. 1; НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 746. Л. 2, 8. 91 НА РК. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 2. Л. 223об. 92 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 9. Д. 43. Л. 1. 93 Там же. Д. 43. Л. 45 94 Там же. Ф. Р-5451. Оп. 5. Д. 60. Л. 27, 30, 31об. 95 НА РК. Ф. Р-13. Оп. 1. Д. 89. Л. 66. 96 Там же. Ф. 114. Оп. 2. Д. 16. Л. 1; Д. 18, Л. 8. 97 Там же. Ф. Р-13. Оп. 1. Д. 18. Л. 8об. 98 Там же. Д. 44. Л. 115, 117, 118. 99 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 5. Л. 7. 100 Стецковский Ю.И. История советских репрессий. 19171995 гг. Т.1. - М.: Знак СП, 1997. - С. 363. 101 Поляков В.А. Советская власть и голод в 1920-е годы: реакция народных масс (на примере Урюпинской Христорождественской церкви// Мир православия: Сб. науч. ст. - Волгоград: Издательство ВолГУ, 1998. - Вып. 2. - С.76-82; Редькина О.Ю. Религиозные организации и голод в Царицынской губернии 1921-1922 гг.: По материалам местной периодической печати// Мир православия: Сб. науч. ст. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2000. - Вып.3. - С. 194-225. 102 Отклики илиодоровской общины // Борьба, 1922. - 16 марта. - № 655. - Л.2. 103 ГА ВО. Ф. 37. Оп. 2. Д. 19. Л. 53-53об. 104 Там же 105 НА РК. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 280. Л.15. 106 Там же. Оп. 10с. Д. 19. Л. 72. 107 Там же. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 312. Л. 8об. 108 Там же. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 280. Л. 18. 109 Бадмаева Е.Н. Голод и преодоление его последствий // История Калмыкии с древнейших времен до наших дней.– Элиста, 2009. - Т.2. - С. 307 183 НА РК. Ф.Р.-82. Оп.1. Д. 164. Л.103. Там же. Ф.Р.-3. Оп.2. Д. 280. Л. 2-4, 15; Вестник агитации и пропаганды. - №8. - С.18. 112 Известия ЦК КПСС. - 1990. - №4. - С.193 113 ГА ВО. Ф.37. Оп.2. Д.19. Л.53-53об. 114 Уэллс Г. Россия во мгле. Сб. / Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1958. – С. 9. 115 Правда. - 1926 . – 31 июля. 116 АРА (American Relief Administration) – «Американская администрация помощи» была создана в феврале 1919 г. как филантропическая организация для оказания продовольственной помощи пострадавшим от войны народам Европы. 117 Гувер Герберт Кларк – государственный и политический деятель США. В 1919–1923 гг. возглавлял «Американскую администрацию помощи» («АРА»). В 1928 г. был избран президентом США (1929–1933 гг.). 118 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 298. Л. 89, 91. 119 Хенкин Е. М. Указ. соч. - С. 121. 120 ГА АО. Ф. Р-1493. Оп. 1. Д. 9. Л. 251. 121 Там же. Л. 22об. 122 Ландер К. Сводка данных о деятельности иностранных организаций помощи (за 1921–1923 гг.)// Итоги последгол (с 15 октября 1922 г. – 1 августа 1923 г.). Москва. Кремль, 1923. С. 52; РГАЭ. Ф. 478. Оп. 1. Д. 2110. Л. 31. 123 ГА ВО. Р.-1765. Оп. 1. Д. 3. Л. 230, 249; Поляков В.А. Указ. соч. - С.536-537. 124 ГА РФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 129. Л. 271. 125 НА РК. – Ф. Р-2. – Оп. 2. – Д. 399. – Л. 52; Ф.Р-З. – Оп. 2. – Д. 168. – Л. 14. 126 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД… Т. 1. С. 541, 544. 127 ГАСД АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 94. Л. 49. 128 Итоги Последгол. – М., 1923. – С. 52. 129 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 1об., 242. 130 ГА АО. Ф. Р-1493. Оп. 1. Д. 9. Л. 22. 131 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 257. Л. 15. 110 111 184 Там же. Д. 298. Л. 1об. Известия. - 1921. - 28 октября. 134 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 88. 135 Там же. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 342. Л. 6; Д. 257. Л. 30. 136 Итоги Последгол. - С. 54. 137 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 10с. Д. 12. Л. 9. 138 Цихелашвили Н. Ш., Энгерман Д. Ч. Американская помощь России в 1921–1922 гг. конфликты и сотрудничество // Американский ежегодник.1995. – М, 1996. – С. 198. 139 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 29. Л. 89. 140 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 242. 141 Известия. 1921. 21 августа. 142 ГА АО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 102. Л. 86. 143 Завадская Э. Нансен и Россия // Знание сила. – 1993. № 11. – С. 135 – 136. 144 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 80, 90, 241. 145 ГА АО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 102. Л. 85. 146 Там же. – Л. 86. 147 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 312. Л. 94. 148 ГА АО. Ф. Р-1493. Оп. 1. Д. 9. Л. 76. 149 Там же. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 9. Л. 76об. 150 Ландер К. Сводка данных о деятельности иностранных организаций помощи (за 1921–1923 гг.)// Итоги последгол… С. 52; ГАРФ. Ф. Р.-1064. Оп. 1. Д. 3. Л. 83. 151 ГАСД АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 94. Л. 52. 152 Там же. Л. 53. 153 Год борьбы с голодом. - С. 56. 154 Исторический архив. - 1993. - № 6. - С. 90-91. 155 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 1. Д. 100. Л. 294; Наберухин А., Мирошниченко А. «Интересная находка» // Советская Калмыкия. – 1960. – № 243. – 11 декабря; Ипполитова Н. Посылка Лютера Бербанка // Время Калмыкии. – 2001. – 14 сентября. – С. 3. 156 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 1. Д. 32. Л. 40 – 41. 157 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 664. Л. 11. 158 Ц.-Д. Номинханов (1898–1967 гг.) – известный ученый Калмыкии, первый доктор филологических наук. 132 133 185 ГА РФ. Ф. Р.-1320. Оп. 1. Д. 1059. Л. 201; НА РК. Ф. Р-112. Оп. 1. Д. 4. Л. 128; Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 949: С интернациональной миссией. Воспоминания участников Монгольской народной революции. – Элиста, 1970. 160 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 433. Л. 11. 161 Там же. Д. 298. Л. 102. 162 Там же. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 247, 949. 163 Тамара Хахлынова. Жизнь и подвиг. – Элиста, 1993. – С. 4. 164 НА РК. Ф. Р-137. Оп. 1. Д. 2. Л. 76. 165 Соколов А.К. Лекции по советской истории. 1917-1920. - М.: Мосгорархив, 1995. - С. 111. 166 Поляков В.А. Указ. соч. - С. 550. 167 НА РК. Ф. Р.-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 74. 168 Наличное население обоего пола по уездам, с указанием числа лиц преобладающих родных языков/ Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Под ред. Н.А. Тройницкого. - СПб, 1905. - Вып. 7. - С. 1. 169 НА РК. Ф. Р.-26. Оп. 1. Д. 183. Л. 43; Всесоюзная перепись населения 1926 г. - М., 1928. Т. 3. - отдел 1. - С. 460-461, 471; Борисенко И.В., Убушиева С.И. Очерки исторической географии Калмыкии. 1917 г. – начало 90-х г. XX в. - Элиста: Джангар, 2000. С. 59. 170 Пайпс Р. Русская революция. - М., 1994. - С. 413. 171 Поляков В.А. Советская власть и Русская Православная Церковь // Мир православия: Сб. науч. статей. - Волгоград, 1997. - С. 83; ГА СО. Ф. Р-453. Оп. 1. Д. 17. Л. 1. 172 Винс О.В. Смертность населения АОНП от голода в 1921– 1922 гг.// Культура русских и немцев в Поволжском регионе. (Результаты комплексного междисциплинарного гуманитарного исследования). Вып. 1: История, теория, культура. - Саратов, 1993. - С. 66; Поляков В.А. Указ. соч. - С. 549. 159 186 § 3. Переход к новой экономической политике в Нижневолжском регионе Завершение политики «военного коммунизма» ознаменовалось переходом от продразверстки к продналогу. Решение об этом было принято весной 1921 г. на X съезде РКП(б), а затем и узаконено декретом ВЦИК РСФСР от 21 марта «О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом». Ситуацию, когда руководство страны вынуждено было отказаться от проекта «непосредственного» перехода к социализму и объявить о введении новой экономической политики, Н.И. Бухарин охарактеризовал так: «... мы вступаем в новый период с большими противоречиями. С одной стороны, он характеризуется тем, что мы закончили полосу необычайно интенсивных войн, которые мы вели со всем капиталистическим миром, с другой стороны, он характеризуется тем, что у нас выступает война на внутреннем фронте – иногда в форме настоящей войны, иногда в форме чрезвычайно близкой к этой войне»1. Эта оценка обстановки сложившейся в 1921 г. в стране представляется нам очень точной. Первые практические мероприятия по свертыванию продовольственной диктатуры и отмене продразверстки относятся к февралю этого же года. Вскоре они получили свое официальное выражение в резолюции X съезда РКП(б) «О замене разверстки натуральным налогом», ознаменовавшей переход общества от военного коммунизма к новой экономической политике. Согласно принятому декрету, разрешался наем рабочей силы, предоставлялось право на частную собственность, свободную торговлю. Все эти меры были направлены на удовлетворение наиболее насущных потребностей крестьянства и отчасти – рабочего класса. Они положили начало проведению в жизнь новой экономической политики, главными целями которой были восстановление разрушенной в период мировой и гражданской войн экономики России и установление нормальных экономических отношений 187 между рабочим классом и крестьянством. Разверстка заменялась натуральным налогом, значительно меньшим по размеру, который устанавливался с тем расчетом, чтобы покрыть самые необходимые потребности армии, рабочих и неземледельческого населения. Первоначально налог составлял примерно 20% чистого продукта крестьянского труда (т. е. хлеба, например, сдавалось теперь почти вдвое меньше, чем в продразверстку), затем он был снижен до 10% урожая и меньше. Оставшиеся после сдачи продналога продукты крестьянин мог продавать по своему усмотрению – либо государству, либо на свободном рынке. Радикальные преобразования происходили и в промышленности. Главки были упразднены, а вместо них созданы тресты – объединения однородных или взаимосвязанных между собой предприятий, получившие полную хозяйственную и финансовую независимость, вплоть до права выпуска долгосрочных облигационных займов. Отмечалось, что в условиях нэпа государственные предприятия переводятся на так называемый хозрасчет, что, по сути, означало развитие капиталистических элементов в народном хозяйстве. Говоря о введении в стране новой экономической политики необходимо подчеркнуть, что, по словам А.И. Свидерского, мало кто понимал и поддерживал В.И. Ленина в высших эшелонах власти. Вождю приходилось настоятельно убеждать своих ближайших соратников о необходимости введения нэпа. Соответственно и в регионах была не совсем понята и поддержана очередная кампания по улучшению экономического благосостояния трудящихся. К примеру, 5 мая 1921 г. на пленуме Астраханского губкома РКП(б) обсуждался вопрос о путях развития рыбной промышленности в условиях введения новой экономической политики и было принято решение о неприменимости натурального налога в рыбном деле2. В результате непонимания и непринятия нэпа астраханским руководством, по сообщениям местной прессы, «не убранная рыба гнила на промыслах»3, то есть рыба тухла, и администрация 188 промыслов вынуждена была вываливать ее в воду или зарывать в ямы4. Все происходящее объяснялось рядом причин: отсутствием должного руководства со стороны астраханской администрации, недостаточной обеспеченностью промыслов оборудованием и нехваткой рабочих рук, а самое главное – неприятием новой экономической политики. Царицынский губком РКП(б) в резолюции по нэпу, принятой ХI губпартконференцией, в апреле 1921 г. принял весьма оригинальное решение: «... ввиду того, что некоторыми партийными организациями и отдельными членами установлен неправильный взгляд на продорганы, губпартконференция подчеркивает, что мощь продорганов должна быть сохранена для быстрого и полного продналога и, сообразуясь с местными условиями, может быть даже усилена… Ввести трудналог с предварительной разверсткой его по отдельным крестьянским хозяйствам»5. Тем более, что местные руководители не видели различия между продразверсткой и продналогом. Так, 24 августа 1921 г. на заседании бюро Царицынского губкома РКП(б) рассматривался вопрос об усилении продналога: «Предложить комполку наметить 30–50 стрелков для посылки их в составе роты вооруженной силы, намечаемой для отправления в уезды по проведению сбора продналога – предоставив таковых стрелков по первому требованию губпродкомитета»6. В том же русле проходила дискуссия «о земельной политике» на пленуме Саратовского губкома РКП(б), состоявшемся 30 декабря 1920 г. Руководители местной администрации были настроены на уничтожение собственности7. В Калмыкии решение о переходе к нэпу было принято весной 1921 г., по возвращении в апреле А. Чапчаева в Калмыкию с государственными документами: декретом о замене продразверстки продналогом и воззванием ВЦИК и СНК «К крестьянству РСФСР», разъясняющим основной смысл и значение декрета. Областная партийная организация сосредоточила свои усилия на разъяснении новой экономической политики. Ак189 тивное участие в проведении указанного мероприятия проводили делегаты X съезда Чапчаев и Солодухин. В течение весны и лета по всей области прошли улусные, аймачные и сельские партийные конференции и собрания, а также съезды Советов, на которых были приняты резолюции в поддержку новой налоговой политики правительства. Закон «О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом» обсуждался на II съезде Советов Калмыцкой области в июне 1921 г. и на 2-й областной партийной конференции в августе того же года. Делегаты съезда отмечали, что замена разверстки натуральным налогом позволит крестьянам планировать свое хозяйство, самостоятельно распоряжаться излишками сельскохозяйственных продуктов и в целом положительно повлияет на подъем сельского хозяйства в Калмыкии. Однако ряд партийных руководителей в Заветненской, Киселевской волостях, а также в Малодербетовском улусе проявили излишнюю пассивность и непонимание введения новой экономической политики. Однако, в конечном итоге, путем жесткого администрирования на фоне молчаливого согласия большей части населения было принято единодушное решение о введении нэпа в Калмыкии. Исследование архивных материалов по поволжским губерниям и Калмыцкой автономной области наглядно показывает абсолютную безграмотность многих глав администраций и самих крестьян, которые шли на поводу у руководителей. Этим можно объяснить и гниющую на астраханских промыслах рыбу в разгар массового голода 1921 г. и неумелое распределение продовольственных запасов в губерниях, охваченных голодом. Настороженное отношение к нэпу вполне объяснимо, так как у руля власти в регионах, как правило, находились малограмотные, пришедшие к руководству на гребне политики «военного коммунизма» партийные и государственные аппаратчики, признававшие только такие методы, как приказ и абсолютное подчинение. Им достаточно сложно было перестроиться на развитие капиталистического сектора, с которым, как им казалось, они покончили раз и навсегда. 190 Не все члены партии были согласны с введением нэпа, многие из них внутренне были против. В их сознании прочно укоренились приоритеты прежней политики. Такое же негативное отношение было и у большинства беспартийных рабочих. Внутреннее сопротивление нэпу, имевшееся у некоторых коммунистов, хорошо выразил коммунист из Саратова П.А. Рожков, выступая на пленуме губкома 6 мая 1922 г. Он говорил о том, что на пути к выполнению одной из важнейших задач, выдвинутых В.И. Лениным, существует «внутреннее препятствие в сознании многих коммунистов. Мы еще не можем смириться, как это коммунист-революционер будет учиться торговать...»8. В отчетном докладе Царицынского губкома РКП(б) на XI партконференции о несогласии части коммунистов с введением нэпа говорилось: «Наблюдается массовый выход из партии в связи с тем, что многие коммунисты не воспринимают позитивно новую экономическую политику, нет дружеской спайки, нет сплоченности во взглядах отдельных партийных руководителей, как было в подполье»9. В марте 1921 г. повсеместно, без санкции центральных властей и Наркомпрода, отменялись заградительные отряды. Продовольственная диктатура – основа основ военного коммунизма разрушилась – еще до принятия X съездом известной резолюции о замене продразверстки натуральным налогом10. 1921–1922 гг. стали периодом выработки основ нового курса правительственной политики в экономике и в политике, как в центре, так и на местах. Следует отметить, что новая экономическая политика как своеобразная система экономических взаимоотношений между государством и обществом сложилась не сразу. Это верно отметил Г.М. Кржижановский на XIII съезде РКП(б): «Товарищи, которые думают, что переход к новой экономической политике был сразу проведен после весны 1921 г. и сразу отлился в законченные рамки, ошибаются»11. 191 После перехода на продналог развитие страны пошло не совсем так, как прогнозировал Ленин. Не оправдались надежды на использование концессий, обнаруживались недостаток товаров, слабость кооперативного аппарата, неопытность кадров. Несмотря на все усилия правительства, крестьянство в ходе весеннего сева 1921 г. еще не учло возможности реализации излишков производимой им продукции, и поэтому посевные площади увеличивались незначительно. В стране начался продовольственный кризис. Голод и засуха поставили под сомнение сбор продналога, организацию товарообмена с крестьянством, восстановление промышленности. В такой критической ситуации правительство вынуждено было пойти на отмену государственного товарообмена и встать на путь окончательного раскрепощения товарно-денежных отношений, широкого использования рыночных методов хозяйствования. Масштабы предпринятого весной «отступления» оказались недостаточными. Первый год нэпа стал серьезным испытанием для нового курса, поскольку возникшие хозяйственные трудности были обусловлены не только последствиями неурожайного и голодного 1921 г., но и непосредственной перестройкой экономических отношений. В Астраханской губернии с переходом к нэпу партийное и советское руководство основную ставку делает на развитие в регионе рыбной промышленности. В октябре 1922 г. в системе Главрыба было образовано два управления – Госрыбпром и Управление рыболовства. Значительная часть промыслов была передана в ведение вновь образованного Волго-Каспийского управления рыболовства. В целях обеспечения квалифицированными кадрами постановлением СТО от 26 апреля 1921 г. для работы в рыбной промышленности из армии командируются 18 тыс. чел., из них 10 тыс. направляются в Волго-Каспийский бассейн12. На астраханские предприятия рыбной промышленности из общего числа командированных было направлено «2500 бондарей и других квалифицированных рабочих»13. В результате 192 принятых мер в 1922 г. улов рыбы значительно увеличился и достиг 70% добычи, отмечавшейся в 1913 г.14 Переход к нэпу в Калмыкии сопровождался социальноэкономическими и политическими трудностями. Так, проведенный посевными комитетами учет семенного материала показал, что только десятая часть крестьянских хозяйств земледельческих улусов может обойтись собственными семенным фондом и сельскохозяйственным инвентарем. В соответствии с требованиями и принципами нэпа сельскими Советами было произведено самообложение зажиточных хозяйств, благодаря чему в фонд посевных комитетов было засыпано около 4 тыс. пудов семян. Большую помощь оказал Астраханский губисполком. По указанию губернского исполкома были направлены 24 стационарных и передвижных мастерских, 292 рабочих – специалистов по восстановлению сельскохозяйственного инвентаря, 2 тыс. пшеницы и 150 тыс. пудов проса15. Кроме того, астраханские заводы, в целях оказания помощи своим соседям своими силами изготовили сельскохозяйственный инвентарь: плуги, бороны, сеялки и направили их в Багацохуровский, Хошеутовский и Яндыко-Мочажный улусы, в которых было решено заниматься земледелием. В этих улусах астраханские рабочие построили мастерские по ремонту сельхозинвентаря. В ЦИК Калмыцкой области было принято решение наряду с животноводством развивать и другой вид хозяйствования – земледелие. Председатель ЦИК А. Ч. Чапчаев указывал, что «нельзя все время просить хлеб, нужно использовать земли и стать из края потребляющего краем производящим»16. Он же и возглавил областную посевную комиссию – посевком, созданную при ЦИКе для организации посевной кампании и оказания помощи калмыцким крестьянам, К весне 1921 г. посевкомы были созданы в Большедербетовском, Манычском, Малодербетовском улусах. Их возглавляли председатели улусных Советов. Крестьянство области волевым решением местных партийных и советских органов власти в равной степени с животноводством стало активно заниматься земледелием. 193 Председатель посевной комиссии А.Ч. Чапчаев, действуя в духе политики «военного коммунизма», организовал сбор семян, изымая «излишки зерна» у зажиточных крестьян. В результате произведенного самообложения зажиточных крестьян в фонд посевкомов было засыпано около 4 тыс. пудов семян17. Тогда же при активном содействии А. Чапчаева, Наркомзем выделил 62 150 тыс. пудов пшеницы, 6 тыс. пудов ячменя, 10 тыс. пудов проса, а также 11 372 шт. различного сельхозинвентаря: плугов, сеялок, борон, сенокосилок, соломорезок, серпов, кос и т.д.18 Отсутствие в достаточном объеме собственных средств (семян, сельскохозяйственного инвентаря и т. д.) не позволило Калмыкии самостоятельно провести весеннюю посевную кампанию. Ей была оказана разнообразная помощь другими регионами страны. Так, Грузия предоставила в распоряжение Калмыцкого ЦИК плуги в разобранном виде, вес которых составлял 1356 пудов. В январе 1922 г. Украина поставила для ярового посева 5 тыс. пудов пшеницы, 1 тыс. пудов горчицы, а Тамбовская область – 11 тыс. пудов пшеницы. Из-за границы в Калмыкию было ввезено 55 тыс. пудов пшеницы19. Не остался в стороне и Нижне-Волжский край. Все регионы края, несмотря на собственное тяжелое экономическое положение, оказали Калмыкии помощь семенным зерном и инвентарем. Например, из Царицына к весенней посевной кампании поступил семенной материал объемом свыше 31 тыс. пудов зерна и 840 тыс. пудов картофеля20. Именно благодаря целенаправленной работе органов власти и оказанной помощи извне в Ремонтненском уезде было засеяно 33,8 тыс. дес., в Малодербетовском улусе – 2396 дес., в Большедербетовском – 6,6 тыс. дес. В целом весной 1921 г. в Калмыцкой автономной области было засеяно свыше 42 тыс. десятин21. Несомненно, успешное проведение весеннего сева не прошло без активного участия самих крестьян, добросовестно и старательно выполнявших плановые задания. «С отменой продразверстки и введением продналога, – отмечалось в сводках посевной кампании, – сразу замечается 194 стремление крестьян улучшить свое хозяйство путем засева технически ценных культур и продовольственных злаков, а также в улучшении обработки земли»22. Организованное проведение посевных кампаний и уборки урожая являлось одной из основных задач восстановления сельского хозяйства не только в Калмыкии, но и во всем Поволжье. Посевная кампания в Калмыкии – один из модернизационных процессов периода нэпа. От успешного проведения посевных кампаний и получения зерна, необходимого для продовольствия, зависело многое в животноводческом регионе. Прежде всего, благосостояние самих калмыцких крестьян. В 1921 году удалось засеять 42 тыс. десятин, что почти в 2 раза превышало посевы 1920 г. В посевных и уборочных кампаниях стали принимать участие и калмыки, ранее не имевшие земледельческого опыта. Крестьяне стали бережней относиться к земле, охотно заниматься выращиванием хлеба, притом более ценных культур. В отчете о деятельности экономического совета Калмыцкой области указывалось: «С отменой разверстки и введением продналога сразу замечается стремление крестьян улучшить свое хозяйство путем засева технически ценных культур и продовольственных злаков, а также в улучшении обработки земель»23. В Калмыкии усилия властей, кроме земледелия, которое все же не являлось основной отраслью сельского хозяйства, было направлено на восстановление и развитие животноводства. На эти цели Советским правительством был отпущен льготный кредит24. В октябре 1921 г. руководством области было принято решение о возрождении мериносового овцеводства25. Начальный этап нэпа в Калмыкии характеризовался низкими поголовьем скота и урожайностью, бедностью крестьянских хозяйств. В основной своей массе они все еще находились в стадии перехода от экстенсивной к интенсивной формам организации производства. Калмыцкое крестьянство, опираясь на материальную заинтересованность, стало реально восстанавливать свое хозяйство. 195 Переход промышленности Нижнего Поволжья на новые хозяйственные отношения также проходил болезненно и тяжело. Сказывалась слабая материальная база, изношенная и не менявшаяся с 1913 г. За годы гражданской войны распалось налаженное деловое партнерство с другими регионами. Нижневолжские предприятия, снятые с госснабжения, переводились на новые формы хозяйствования. Первым шагом в этом направлении в госиндустрии стало принятие 6 июля президиумом ВСНХ «Тезисов ВСНХ об основах нэпа в промышленности», которые позже вошли в «Наказ СНК о проведении в жизнь начала новой экономической политики» от 9 августа 1921 г.26 «Наказ ... » и «Основные положения» СТО от 12 августа 1921 г.27 продемонстрировали тенденцию к децентрализации управления, поскольку впервые после революции крупные предприятия и их объединения переводились на «начала точного хозяйственного расчета», а остальные сдавались в аренду, либо закрывались. Тем не менее, эти предприятия или объединения оставались на госснабжении, а перевод на хозрасчет отражал скорее декларируемую цель, так как их продукция реализовывалась по твердым ценам и нарядам госорганов. В апреле того же года на пленуме Саратовского губкома РКП(б) отмечалось: «Нэп заставил самой жизнью провести генеральный учет, при котором заносится все решительно. Учет этот переводится из цифр быстро в золотые рубли»28. Из 1 142 производственных предприятий, имевшихся в Саратовской губернии, путем тщательного отбора были оставлены 325 в эксплуатации ГСНХ29. Позиция партии и государства по отношению к частному капиталу нашла отражение в правовой регламентации частной инициативы. Законодательная политика по отношению к частному капиталу отражала тенденции, выявившиеся в развитии частного предпринимательства еще с первых месяцев экономической политики. В соответствии с декретом СНК от 17 мая была восстановлена частная собственность на те предприятия, которые были национализированы на основе постановления ВСНХ от 29 ноября 1920 г.30 196 Согласно декрету, все мелкие промышленные предприятия с числом рабочих до 5 чел. при наличии механического двигателя и 10 чел. при отсутствии двигателя считались национализированными только в том случае, если по отношению к ним национализация фактически была осуществлена до 17 мая. Период проведения новой экономической политики в Нижневолжском регионе – 1921/22 и 1922/23 хозяйственные годы – стали периодом борьбы местной промышленности за выживание. Отсутствие необходимого сырья, неурожайный 1921 год обрекли на полное бездействие в 1922 г. важнейшие сельскохозяйственные отрасли: маслобойную, мукомольную и винокурение. Финансовый кризис препятствовал заготовке сырья для кожзаводов, сдерживал работу предприятий по производству строительных материалов31. В апреле 1921 г. в Калмыкии местная промышленность только пустила первые ростки. Совнархозом Калмыкии были открыты 13 мастерских по ремонту сельскохозяйственных машин, кожевенный завод с общей производительностью до 20 тыс. кож в год, 5 мукомольных мельниц, кирпичночерепичный завод с производством около 6 тыс. штук черепицы в месяц. Часть из них была передана в аренду кооперативным организациям и частникам. На учет были взяты 198 кустарей-одиночек (сапожников, портных, шорников и т. д.), хотя кустарные промыслы были еще слабо развиты32. Сдавая предприятия в аренду частникам, государство одновременно принимало меры для защиты общегосударственных интересов и ограничения частнокапиталистических тенденций путем установления высокой арендной платы, промыслового и других налогов. При сдаче в аренду предпочтение отдавалось государственным и кооперативным организациям. Но постепенно арендаторами становились частники, во многом объяснение этому можно найти в том, что «многие арендаторы, прежде всего государственные и кооперативные организации, оказались не в состоянии выплачивать арендную плату»33. В связи с этим известный противник частного капи197 тала Е.А. Преображенский отмечал: «Когда органы госторговли и кооперации реализуют среди частных потребителей продукцию не только крестьян, но и кустарей, ремесленников и частных предпринимателей и получают прибыль, то эта часть прибыли госторговли и кооперации представляет из себя рассматриваемый нами источник социалистического накопления»34. Таким образом, в период нэпа широкое распространение получила такая система использования частными лицами государственной собственности, как аренда. Передача государственных предприятий в аренду, отношения между собственником и арендатором подробно регламентировались «Декретом о сдаче в аренду государственных предприятий» от 5 июля 1921 г. и опубликованным 11 июля 1921 г. «Законом об аренде». С самого начала введения новой экономической политики партийно-государственным руководством страны были установлены границы деятельности частного капитала, предопределившие распространение частнопредпринимательской деятельности, преимущественно в отраслях мелкой промышленности, в производствах, рассчитанных на потребительский рынок, а также в сфере торговли. Хотя законодательство защищало право на частную собственность, оно не исключало возможности национализации и муниципализации частных предприятий. Двойственность и непоследовательность юридического базиса по этому вопросу являлись отражением колебаний и непоследовательности партийногосударственного руководства страны в реализации экономической политики. В целом, в восстановительный период экономическое положение страны оставалось сложным и противоречивым. Нэп создал благоприятные условия для восстановления сельского хозяйства и промышленности, позволил сконцентрировать материальные ресурсы и направить их на восстановление народного хозяйства в целом. Главной силой в возрождении экономики нижневолжской деревни на основе нэпа стали 198 индивидуальное крестьянское хозяйство, предприимчивость крестьян, их заинтересованность в результатах труда. Новая экономическая политика, являясь переходным этапом от политики «военного коммунизма» (разверстка, карточная система, свертывание частного рынка и т. п.) к социализму, стала одной из стадий и экономических моделей на сложном пути развития народного хозяйства Нижнего Поволжья. Десятый съезд РКП(б). Стен. Отчет. - М., 1963. - С. 229. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 52. Л. 194-195. 3 Коммунист. - 1921. - 30 марта. 4 ГА РФ. Ф. 386. Оп. 1. Д. 49. Л. 16. 5 Центр документации новейшей истории Волгоградской области (далее ЦДНИ ВО) Ф. 36. Оп. 1. д. 301. Л. 19. 6 ЦДНИ ВО. Ф. 36. Оп. 1. Д. 600. Л. 2. 7 ГАНИ СО. Ф.1. Оп. 1. Д. 199. Л. 19, 155. 8 ЦДНИ ВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 417. Л. 38. 9 Там же. Д. 301. Л. 5. 10 Россия нэповская. - М.: Новый хронограф, 2002. - С. 20. 11 Тринадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. - М., 1963. - С. 406. 12 РГАСПИ. Ф. 1943. Оп. 7. Д. 3005. Л. 7. 13 ГА АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 216. Л. 115. 14 РГАСПИ. Ф. 3429. Оп. 99. Д. 42. Л. 28. 15 Наберухин А.И., Убушаев В.Б. Первый председатель КалмЦИКа. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1984. - С. 88. 16 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 1. Д. 25. Л. 50. 17 Там же. 18 Очерки истории Калмыцкой АССР. Эпоха социализма. - М: Наука, 1970. - С. 110. 19 ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 16. Д. 43. Л. 478; НА РК. Ф.Р-22. Оп. 1. Д. 454. Л. 91об. 20 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 245. Л. 43. 1 2 199 НА РК. Ф.Р-102. Оп. 1. Д. 171. Л. 20. Там же. Д. 187. Л. 136. 23 Отчет о деятельности ЭКОСО Калмыцкой области с 1 января по 1 июня 1922 г. – Астрахань, 1922. – С. 8 – 9, 37. 24 НА РК. – Ф. Р-3. – Оп. 2. – Д. 245. – Л. 43. 25 Там же. – Л. 49. 26 Директивы КПСС и Советского Правительства по хозяйственным вопросам. - М., 1957. - Т.1. - С. 254 – 261. 27 Там же. С. 259 – 261. 28 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 801. Л. 112. 29 ГАСО. Ф. 905. Оп. 2. Д. 21. Л. 387. 30 СУ. - 1921. - № 48. - Ст. 240. 31 Нижнее Поволжье. - 1927. - № 10. - С. 58. 32 НА РК. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 32. Л. 10. 33 Коммунист. - 1921. - 29 июля; НА РК. Ф. Р. - Оп. 3. Д. 23. Л. 257. 34 Преображенский Е.А. Основной закон социалистического накопления// Пути развития: Дискуссия 20-х гг. - Л., 1990. - С. 78. 21 22 200 Глава 3. НИЖНЕЕ ПОВОЛЖЬЕ НА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОМ ЭТАПЕ НЭПА § 1. Восстановление сельского хозяйства. Развитие кооперации Позитивной тенденцией восстановительного периода явилось улучшение материального положения населения в связи с началом нэповских реформ. В многочисленных сводках ОГПУ отмечалось, что отношение крестьянства к советской власти и РКП(б) доброжелательное. По свидетельству Н. Валентинова, результатом первых лет нэпа стал значительный рост уровня жизни и благосостояния населения: «Я утверждаю, что в 1924–1925 гг., в годы нэпа, рабочие питались хорошо, как никогда до этого времени… Это стало возможным потому, что при нэпе крестьяне в 1924 г. почти восстановили размеры довоенного скотоводства»1. Для регионов Нижнего Поволжья 1923 г. стал поворотным, сельское хозяйство постепенно восстанавливалось. Губернии и области уже в 1926 г. имели всех видов скота больше, чем в 1916 г. В Автономной коммуне Немцев Поволжья, к примеру, начиная с 1923 г. количество рабочего и продуктивного скота стало увеличиваться, о чем свидетельствуют данные таблицы. Таблица № 1 Степень обеспеченности скотом хозяйств в Автономной коммуне Немцев Поволжья2 Годы Лошадей всего 1916 1923 1924 1925 1926 2,73 0,63 0,78 0,85 1,15 В том числе рабочих 2,19 0,54 0,67 0,84 1,05 Крупного рогатого скота 3,23 1,46 2,24 2,60 3,36 В том числе коров 1,3 0,86 0,95 1,01 1,24 Мелкого скота 8,10 2,52 4,53 4,53 7,26 В том числе свиней 2,36 0,32 0,94 0,90 2,05 201 Неодинаковый темп восстановления отраслей животноводства объясняется, прежде всего, тем, что крестьяне стали страховать себя от последствий недородов и потому больше внимания уделять разведению крупного рогатого скота. Увеличилась общая посевная площадь, предпочтение стало отдаваться выращиванию засухоустойчивых сортов пшеницы. Особенностями экономической ситуации, сложившейся в Калмыкии в первой половине 1920-х гг., являлись общая хозяйственная неразвитость, почти полное отсутствие промышленности и денежного обращения, низкая платежеспособность населения3. Калмыцкая область до 1924 г. относилась к числу остронуждающихся районов РСФСР. На III Общекалмыцком съезде Советов, проходившем 15 мая 1922 г., были определены основные направления развития экономики Калмыцкой автономной области в период нэпа: восстановление животноводства и земледелия4. Это увязывалось с традиционным укладом и образом жизни калмыков, профессиональными навыками кочевого народа по ухаживанию за «четырьмя видами скота», которые кормили их на протяжении многих веков. В апреле 1923 г. руководство Калмыцкого ЦИК обратилось во ВЦИК с просьбой об оказании помощи в подъеме сельского хозяйства области, в особенности животноводства, а также предоставления на льготных условиях в рассрочку не менее 5 тыс. двухлемешных плугов и 1 тыс. сенокосилок, а также жатвенные машины. Кроме того, территория нуждалась в стройматериалах для строительства и ремонта жилых помещений и хозяйственных построек. Для восстановления калмыцкого животноводства требовался значительный объем правительственных кредитов, без которых поступательное развитие этой сферы экономики было невозможно. Государство частично профинансировало регион. Так, декретом СНК и ВЦИК от 23 июня 1923 г. была списана ссуда в размере 131 тыс. руб., полученная за прошлые годы. Наркомат земледелия предоставил кредит на приобретение рабочего скота, закупку сельскохозяйственного инвентаря в размере 1 млн руб.5 202 Местное руководство также просило включить калмыцкие транспортные магистрали в сеть дорог федерального назначения с выделением на эти цели финансирования6. В июне 1923 г. Президиум ВЦИК рассмотрел вопросы, связанные с дальнейшим укреплением бюджета Калмыцкой области. И в том же году правительство Российской Федерации выделило Калмыкии семенную ссуду в размере 55 927 пудов, а также кредиты на восстановление сельского хозяйства в сумме 2 486 473 руб., в том числе для закупки сельскохозяйственных машин и инвентаря – 41 608 руб.7 Обследование, проведенное Поволжской колонизационно-мелиоративной экспедицией, выявило, что в 1924 г. в Калмыкии насчитывалось 33,3 тыс. хозяйств, из них 36% вообще не имели скота, тогда как в дореволюционное время число бесскотных хозяйств составляло всего 3,2%. В Астраханской губернии сокращение поголовья скота составило 4,7%, Царицынской – 7,7%, в АССР Немцев Поволжья – 14%. В Калмыцкой автономной области 42% хозяйств имели от 1 до 6 голов скота8, что свидетельствовало о процессе обнищания основной массы коренного населения. В 1924 г. Калмыцкое земуправление обратилось в правительство РФ с просьбой о выделении 2 млн руб. на приобретение кормов. 25 июля 1924 г. ЦК последгола при распределении 8 млн руб. ссуды, отпущенной на восстановление животноводства в земледельческих губерниях, выделил Калмыкии 180 тыс. руб., Ставропольской губернии – 700 тыс. руб., Царицынской – 1400 тыс. руб., Астраханской – 100 тыс. руб.9 Этой суммы для области оказалось недостаточно, что повлекло за собой продажу населением скота за бесценок. Тем не менее, благодаря государственной поддержке дальнейший спад животноводства был приостановлен, и начался медленный процесс его восстановления. Приведенные ниже данные наглядно подтверждают общую тенденцию подъема животноводства в период с 1923 по 1925 гг. 203 Таблица 2 Состояние животноводства в восстановительный период в Калмыцкой автономной области (1923–1925 гг.)10 Годы Лошади КРС Овцы Козы Свиньи Верблюды Всего 1923 8 735 145 569 212 649 13 768 1 216 3 024 384 961 1924 10 165 152 331 245 871 26 009 3 256 7 495 445 127 1925 14 640 196 384 251 079 26 147 4 651 7 078 499 979 Действовавшее в период нэпа налоговое законодательство оказалось несовершенным. Обложение налогом было менее обременительным для спекулянта, перепродававшего скупаемые у ремесленников изделия, чем для предпринимателя, вкладывавшего свой капитал в производство и торговавшего изделиями своей фирмы. Доля налогов в обороте частной торговли страны составляла 8,1%, а в обороте государственных и кооперативных предприятий – 1,6–1,9%. В 1924–1925 гг. сумма этих платежей составляла в целом 170,1 млн руб. Посредством налогового обложения изымалось до 90% доходов частных предпринимателей11. Складывавшаяся в Калмыкии система налогообложения имела слабо налаженный податный аппарат и характеризовалась почти полным отсутствием данных для определения финансового положения различных категорий налогоплательщиков, что предопределяло установление весьма примитивных способов обложения. Характерной чертой налоговой системы в период нэпа являлись множественность взимаемых платежей и сборов и многократность обложения торгово-промышленного оборота в различных его звеньях. Важную роль в восстановлении экономики Калмыкии, особенно животноводства, сыграло то, что налоговая политика 204 государства на тот период учитывала реальную платежную силу крестьянских хозяйств. Отсутствие в области промышленных предприятий не позволяло в полной мере развернуть аренду и налоговую систему. В целом последняя следовала за общей динамикой и структурой народного хозяйства. Так, с целью восстановления сельского хозяйства предусматривалось освобождение от уплаты натурального налога сроком на 2–3 года хозяйств, имеющих менее 3 голов крупного рогатого и 12 голов мелкого скота. Принятые в 1921–1922 гг. законодательные акты об экономических отношениях деревни и государства, а также о земельных порядках, положившие начало переходу к новой экономической политике, отвечали крестьянским интересам и открывали пути для подъема сельского хозяйства. Однако последствия семилетней военной разрухи и засухи 1921 г. исключали возможность скорого и легкого выхода из тяжелого кризиса. Методы обложения в разные годы совершенствовались. В качестве чрезвычайных вводились: в 1922 г. – единовременный общегражданский налог для оказания помощи голодающим; в 1924 г. – единовременный налог на нужды населения, пострадавшего от неурожая. Первоначально (весной 1921 г.) налог был введен в натуральной форме, величина его зависела от размера пашни и сенокоса (в расчете на едока в хозяйстве), количества продуктивного скота, урожайности. В соответствии с декретом от 17 марта 1922 г. налог мог вноситься шестью видами продуктов (главным была рожь), т. е. устанавливался единый продовольственный налог. Однако через год (10 мая 1923 г.), с целью упорядочения налогообложения в деревне, он был заменен единым сельскохозяйственным налогом, который в том же году начал взиматься и в Калмыцкой автономной области. Одновременно правительством РФ Калмыкии было разрешено отчислять в местный бюджет 90% общего сбора налогов в области для скорейшего восстановления народного хозяйства12. Реорганизация сельскохозяйственного налога, осуществленная в 1924–1925 гг., ставила задачу максимально при205 близить обложение к прогрессивно-подоходной форме, освободив от него бедноту. Налог стал взиматься по совокупности доходов крестьянских хозяйств с применением более резкой прогрессии. Доходы от сельского хозяйства определялись по средним нормам доходности. Расширились льготы для середняцких хозяйств и кооперированных крестьян. Налоговая политика, проводившаяся в Калмыкии в период нэпа, являлась своеобразным отражением принципа социальной справедливости: все налоги на бедняков – как прямые, так и косвенные – постепенно снижались и упразднялись, а основное их бремя ложилось на плечи более зажиточного крестьянства. Однако некоторой части состоятельных сельчан все же удавалось отчасти скрыть от обложения налогами и землю, и скот. Размеры сельскохозяйственного налога напрямую зависели от экономического состояния каждого хозяйства, в связи с чем они были разделены на 7 групп. Таблица 3 Сбор налога в хозяйствах Калмыцкой области13 Группы хозяйств Число (по численности скота) хозяйств Общая сумма налога Средняя сумма налога на 1 хозяйство (в руб.) 1 – (без скота) 16060 8654 0,53 2 – (с 1 гол.) 2871 6651 2,28 3 – (с 1 гол. раб. скота) 1244 10064 8,09 4 – (с 2 гол.) 300 6694 22,30 5 – (с 3 гол.) 108 4159 38,51 6 – (с 4 гол.) 62 3213 51,82 7 – (с 5 и более гол.) 109 12513 114,80 206 Таким образом, данные таблицы 3 свидетельствуют о том, что налог для 77,38% всех скотоводческих хозяйств области исчислялся в размере 0,53 руб. в среднем, или 16,7% всего сельхозналога, а 579 крупных хозяйств (2,68%) платили налог в сумме 26575 руб., или 51,16% всей суммы налога. Одними из основных причин отсталости сельского хозяйства являлись весьма низкий уровень культуры земледелия и животноводства, отсутствие семеноводческих и племенных хозяйств, что влекло за собой снижение урожайности и ухудшение продуктивности животноводства. Правительство стало обращать внимание на решение этих вопросов. Благодаря поддержке государства в 1922 г. в стране действовало 18 семенных питомников при опытных станциях, 32 государственных семенных рассадника с 7,3 тыс. десятин пашни, около 60 семеноводческих совхозов с 3,9 тыс. десятин пашни. В годы проведения нэпа в Калмыкии велась активная работа по организации племенных хозяйств по разведению крупного рогатого скота, конезаводов. На отпущенные государством средства в течение 1924–1925 гг. было закуплено 70 племенных быков-производителей и 5 жеребцов. В Элисте была организована государственная конюшня с 25 племенными жеребцами14. В 1925 г. в области была открыта сельскохозяйственная опытная станция. Все это имело большое значение для восстановления животноводства. Помимо организации племенных хозяйств, возник вопрос о внедрении передового опыта. Сельскохозяйственная выставка с проведением школы передового опыта впервые была проведена 17 июля 1923 г. По мнению участников, «она послужила сильным толчком для улучшения животноводства и полеводства в Калмыцкой области»15. Победители представляли Калмыкию на Всероссийской выставке. В этот период широкое распространение получили не только областные, но и улусные выставки. Кроме того, в Элисте и в Хошеутовской сельскохозяйственной колонии в рамках популяризации новых технологий научного содер207 жания животных в течение двух месяцев прошли опытнопоказательные мастер-классы16. Возраставшая многоукладность экономики, неодинаковый уровень производственной культуры в крестьянских хозяйствах требовали применения различных технологий и форм обслуживания их специалистами. Значительным шагом вперед в сельскохозяйственном обслуживании стала организация в 1921–1922 гг. краткосрочных курсов. Распространение сельского образования, практическое применение разнообразных нововведений в хозяйствах приняло широкий характер уже в первые годы восстановительного периода. В 1925 г. в Калмыкии было создано 6 агропунктов. Если в 1921 г. в области работали всего один агроном и один зоотехник, то к концу 1925 г. насчитывалось уже 15 улусных агрономов, 3 зоотехника и 7 ветеринарных врачей17. Большое внимание уделялось вопросам пропаганды агрономических знаний и в последующий период. Теоретические сведения совмещались с привитием практических навыков. Нередко бывало, что агроном наглядно демонстрировал крестьянам, как с учетом научных требований производить полевые работы. Не переоценивая объема знаний, полученных калмыцкими крестьянами, следует подчеркнуть, что они проявляли большой интерес к передовым технологиям ведения сельского хозяйства. Наряду с поддержкой из центра, местные власти в Калмыкии старались изыскивать и собственные внутренние ресурсы. Так, решением коллегии земельного отдела при участии общественных комсомольских и профсоюзных организаций в населенных пунктах Заветное, Яшкуль, Элиста, Долбан, Тюменевка создавались прокатные пункты с полным набором сельскохозяйственной техники и ремонтными запчастями для неимущего населения. В ходе реализации новой экономической политики возникало немало трудностей, связанных с процессом восстановления сельского хозяйства. Отчасти они были вызваны специфическими особенностями хозяйствования – экстенсивным и отгонным животноводством, а также слабой тех208 нической оснащенностью сельского хозяйства. Кризис животноводства, приведший к сокращению до опасных пределов поголовья рабочего, крупного рогатого и мелкого скота, угроза бескормицы стали трудноразрешимой проблемой для восстановления сельского хозяйства и для развития экономики области в целом. Как известно, Калмыкия являлась аграрной областью с малочисленным рабочим классом. Переход к новой экономической политике стал важным рубежом в экономическом, социальном, политическом, национальном и культурном развитии ее населения. И хотя в целом, к декабрю 1925 г. экономика Калмыцкой автономной области все еще оставалась слаборазвитой, но она находилась в стадии восстановления. Для стабилизации развития сельского хозяйства в Нижнем Поволжье постановлением СТО от 17 декабря 1924 г. ЦСХ банку был выделен кредит в размере 2 млн руб., а в 1925 г. правительственной программой предусматривалось создание специального фонда из 77 млн руб. для борьбы с засухой и постановлением ЦИК и СНК СССР они были выделены Нижнему Поволжью. Из вышеуказанного кредита в 2 млн руб Саратовской губернии было перечислено 500 тыс. руб., так как 830 хозяйств в Аткарском, Балашовском, Вольском, Камышинском, Новоузенском и Саратовском уездах были признаны засушливыми и вовлечены в переустройство. Из 77 млн руб. этой губернии был выделен кредит в размере 8 350 000 руб. со сроком погашения 3 года и инициирована реорганизация землеустройства в 11 108 хозяйствах в тех же уездах18. Капитал, вложенный государством в восстановление сельского хозяйства Нижнего Поволжья, в частности Саратовской губернии, повысил валовую продукцию сельскохозяйственного производства, предоставил возможность расширить капитальные вложения на создание устойчивых хозяйств в засушливых областях и разработку проекта ирригации безводного Заволжья. Осень 1923 г. охарактеризовалась серьезными проблемами в хозяйственной жизни страны. Собранный крестьянами 209 приличный урожай наполнил рынок дешевой сельскохозяйственной продукцией, а цены на промышленные товары оставались на прежнем высоком уровне. Этот кризис в экономике страны квалифицировался как «ножницы». Вот как охарактеризовал данную ситуацию Л.Д. Троцкий: « ...крестьянин за мануфактуру, мыло, керосин, спички, соль и растительное масло, которое нужно было ему в обрез в его обиходе, должен был платить на 167% больше, чем в 1913 г.»19. В обстановке кризиса сбыта промышленные предприятия не имели возможности приобретать сырье, остановился рост заработной платы у рабочих, в силу чего сокращалось производство. В совокупности это привело к росту безработицы и ухудшению материального положения рабочих. В ноябре 1923 г. в Астрахани насчитывалось около 12 тыс. безработных20. В результате сложившейся ситуации покупательская способность населения упала в несколько раз по сравнению с довоенным уровнем. Кризис сопровождался также ростом дороговизны товаров. В Саратовской губернии цены на промышленные товары на 123% превышали цены на продукты сельскохозяйственного производства21. В 1923 г. в Царицыне крестьянин за 1 пуд ржи мог купить 2 фунта гвоздей, тогда как в довоенное время 10 фунтов, – или 1 аршин ситца вместо четырех22. В Астраханской губернии стоимость орудий лова возросла в 5 раз, а на принимаемую рыбу цены упали по сравнению с 1913 г. в среднем в 6 раз23. В Калмыкии крестьянин должен был за пару сапог отдать корову24. Государство пошло на решительные административные меры, жестко устанавливая цены на промышленные товары. Регулирование ценовых пропорций началось в 1924 г., когда обращение полностью перешло на полноценную червонную валюту, а комиссия внутренней торговли была преобразована в Наркомат внутренней торговли с широкими правами в нормировании цен. Урегулирование кризиса сбыта путем жесткого администрирования повлекло за собой как положительные тенден210 ции, когда оптовые цены на промышленные товары снизились в период с 1 октября 1923 г. по 1 мая 1924 г. на 26%25, так и негативные последствия, выразившиеся в создании иллюзии всемогущества административных мер. В соответствии с установками X съезда РКП(б), призвавшего к развитию товарообменных операций, на заседании Саратовского губкома РКП(б) 1 июля 1921 г. решено было «выработать план взаимоотношений между кооперативными и государственными организациями в области товарообмена»26. Весь товарообменный фонд был разделен на две части. Одна – для обмена на хлеб в урожайных губерниях, а другая – для обмена на мясо, картофель, овощи и частично на хлеб – внутри губернии. Фонд состоял из различных товаров на сумму свыше 863 000 руб. золотом, находящихся в распоряжении губпродкома и переданных губсоюзу на основании договора Наркомпрода с Центросоюзом от 26 мая 1921 г. Кроме того, сюда входили кооперативный фонд из товаров губсоюза на сумму 100 тыс. руб., а также фонд губрабкоопа, образованный из отчислений рабочих от натуроплаты27. По сообщению руководителя Саратовского губкома, изза засухи в Поволжье товарообмен проходил неважно28. Хотя главная причина крылась в другом. Рыночные отношения требовали от населения энергичных действий и инициативы, но этого не происходило, поскольку жесткие, заранее установленные неэквивалентные нормы товарообмена не отвечали хозяйственным возможностям крестьян. Анализируя неудовлетворительные результаты, председатель Саратовского губисполкома Н. Найбаком пришел к выводу, что «товарообменные операции проходят успешно в том случае, когда цены на товары и продукты устанавливались рынком, когда ассортимент товаров был разнообразен и богат»29. Иными словами, искусственному товарообмену крестьянство предпочитало свободную торговлю. В связи с голодом развитие торговли в Нижнем Поволжье в 1921–1922 гг. находилось в затруднительном положении. Однако в начале 1922 г. наметился рост активности со 211 стороны зажиточного населения, выразившейся в предложениях взять в аренду торговые промышленные предприятия, и оживление частной торговли в Самаре, Астрахани и др. поволжских городах30. В первые годы нэпа частные торговцы захватили в свои руки розничную торговлю, особенно в деревне. В Нижнем Поволжье в 1923 г. они контролировали 94,3% всей розничной торговли, в то время как доля госторговли составляла 2,2%, а кооперации – 3,5%31. Для быстрого развития слабой на то время государственной торговли не хватало финансовых средств. В этой ситуации руководство РКП(б), на начальном этапе нэпа, поставило задачу постепенного вытеснения частного капитала из торговли и промышленности, придавая при этом большое значение кооперации, призванной заменить частника. В этой борьбе не учитывались интересы бедного и среднего крестьянства, не имевших возможности сдать зерно частному заготовителю по более высокой цене. По этой причине и возникала разница в среднемесячных ценах на хлеб в 1923–1924 гг. К примеру, осенью 1923 г. цена на хлеб составляла 39 коп., в апреле 1924 г. – 77 коп., а уже осенью 1924 г. хлебобулочные изделия стоили 1 руб. 22 коп.32 Такая большая разница между осенними и весенними ценами не отмечалась даже в дореволюционной России. Тогда она была во много раз меньше. Об этом свидетельствуют данные по Сталинградской губернии. Таблица №533 Рожь Пшеница 1911 г. 1912 г. Разница 98 коп. 1 руб. 07 коп. + 9% 1 руб. 18 коп. 1 руб. 28 коп. + 8% Жесткие административные меры больно ударили по крестьянству в целом. Государство не было заинтересовано в устранении ценовых ножниц на хлеб – основной продукт питания для населения страны. 212 Первостепенное значение для оживления кооперации имел декрет Совнаркома от 7 апреля 1921 г.34 В соответствии с ним, потребительским обществам разрешалось самостоятельно устанавливать взносы, паи, организовывать более мелкие объединения. Кооперация сохраняла многие свои черты периода «военного коммунизма»: обязательность вхождения всего населения в потребительские сообщества, а каждого потребительского сообщества – в губсоюз, последних же – в Центрсоюз, сохранение права государственных организаций вводить своих представителей в состав правлений потребительских обществ и их союзов. Однако в работе кооперативных организаций рецидивы прошлого все же проявлялись. К примеру, в июне 1922 г. участники совместного заседания губкома РКП(б), губисполкома, губпрофсовета Астраханской губернии без всякого совета с рядовыми пайщиками, в административном порядке приняло решение слить губрабкооп и губсоюз в единый Губсоюз35. Отсутствие собственных средств, постоянно падающий курс денежных знаков, массовый голод 1921–1922 гг. накладывали отпечаток на развитие кооперации. В Нижневолжских губерниях кооперативными организациями продовольствие заготавливалось как внутри губернии – в районах, наименее пострадавших от неурожая, так и в других губерниях страны посредством организации товарообменных экспедиций36. Кооперативное движение в Калмыкии берет свое начало с 15 марта 1920 г., когда при областном кооперативном комитете был впервые организован отдел потребкооперации, в котором предполагалось объединить 28 коллективов, обслуживающих примерно 123 844 человека (т.е. в среднем 4423 человека на 1 потребительский кооператив)37. Их намечалось открыть в Александровском (Хошеутовском), Багацохуровском, Харахусовском и Яндыко-Мочажном улусах, находившихся вблизи крупного населенного пункта – г. Астрахани, а также р. Волги и Каспия38. В октябре 1921 г. был организован Калмыцкий союз потребительских обществ, положивший начало кооператив213 ному движению в автономии в период нэпа. Кооперативное строительство в Калмыкии в первый его период развивалось с большими трудностями, так как в области вообще отсутствовали организованный товарообмен, какая-либо система реализации излишков продукции, не хватало опытных организаторов этого дела. Областной продовольственный комитет оказал материальную помощь в размере 25 млн руб. калмыцкому областному Союзу для ведения товарообменных операций. В 1922 г. он объединил 12 единых потребительских сообществ. Работа кооперативных организаций осложнилась в связи с тем, что в это время прекратилось государственное финансирование кооперации. Государственные органы и фактически подчиненная государству кооперация должны были осуществлять оборот товаров исключительно путем их обмена. Так, в порядке товарообмена сельская кооперация приобретала у крестьян скот, а затем отправляла его в Астрахань39. Союз владел 123 316 руб. собственных средств и 19 995 руб. несобственных. Крестьяне через кооперацию приобрели на 11 тыс. руб. золотом сельскохозяйственные машины и орудия, на 1 231 руб. – мануфактуру40. В 1922 г. потребительская кооперация в области в достаточной степени развернула свою деятельность и достигла определенных результатов в товарообменных операциях с населением: «Кооперация дала возможность калмыцкому населению получить хотя бы в минимальном количестве продукты первой необходимости, она заставила население сплотиться около своих кооперативов и вести правильный обмен имеющегося сырья на предметы первой необходимости, вести кооперативную торговлю с городом, что, несомненно, выгоднее для каждого гражданина в отдельности»41. Выполнение смешанной кооперацией функций потребительской, кредитной, промысловой и других сыграло положительную роль в начальный период организации кооперативов в Калмыкии. Смешанная кооперация являлась требованием времени, когда к объединению стремились части населения, занятые в различных сферах народного хозяйства. Одной из 214 особенностей кооперативного движения был ее консолидированный и, по существу, универсальный характер, хотя объединение в одном Союзе потребительской, сельскохозяйственной, кустарно-промысловой и иных коопераций «приводило к нивелировке функций кооперативных ячеек, осложняло их деятельность»42. Однако разделение по отраслям внутри кооперации в рассматриваемый период было еще невозможно. В 1921–1922 гг. в Калмыкии возникла сеть простейших кооперативов, многие из которых не были официально зарегистрированы и непосредственно связаны между собой. Формой деятельности таких объединений обычно были: общественные запашка, уборка сена, пастьба скота, возделывание огородов, пользование сельскохозяйственными орудиями и машинами, базы для скота при зимовках и целый ряд других кустарных и промысловых занятий (заготовка камыша, ловля рыбы и пр.)43. К 1 сентября 1923 г. в области функционировало 17 потребительских обществ, которыми уже в октябре было заготовлено: шерсти – 17 тыс. пудов, кожевенного сырья – 7 тыс. пудов, скота – 18 тыс. пудов (в живом весе), хлеба – 4,5 тыс. пудов. Завезено и продано крестьянству Калмыкии: мануфактуры – на 250 тыс. руб., разных кожевенных изделий – 600 пудов, калмыцкого чая – 6 тыс. досок и различных промышленных товаров широкого потребления – 30 тыс. пудов. Таким образом, на 1 января 1924 г. кооперативные объединения имели собственный капитал в 59371 руб. золотом44. В Калмыкии развитие кооперации имело свои особенности, поскольку вся торговля находилась в руках переселенческого крестьянства и сосредоточивалась вблизи русских сел и городов. Коммерческая неприспособленность калмыков вызывала определенные трудности с внедрением кооперации, с привитием им навыков торговли45. Кооперативное движение у немцев Поволжья возникло в начале XX в., в 1906 г. в колонии Тонкошуровка и уже к 1918 г. кооперативы существовали во всех районах региона, из 200 сел в 17246. Что касается сельскохозяйственных коо215 перативов, то на 1922 г. в немецкой автономии было зарегистрировано три союза сельскохозяйственных товариществ: Областной союз сельхозтовариществ, Покровский окружной союз и «Заволгсоюз», который, в свою очередь, являлся членом Нижне-Волжского союза. Первые два союза насчитывали 60 товариществ, объединявших 3 477 хозяйств, среди них большой процент составляли бедняцкие хозяйства. «Заволгсоюз» представлял собой объединение 15 товариществ47. Характерной особенностью, которая отличала сельхозкооперативы области от других видов кооперативных объединений, было их быстрое распространение. Это объяснялось тем, что появлялась возможность получить кредит у государства на выгодных условиях48. В целом кооперативные организации Нижнего Поволжья испытывали недостаток собственных оборотных средств и в своей работе во многом полагались на государственный кредит. Состоявшийся в мае 1923 г. XIII съезд РКП(б) уделил особое внимание вопросу развития в стране кооперации, в связи с чем выдвигались требования: активно вовлекать население в кооперацию и преимущественно – его бедняцкосередняцкую части; вытеснять частника из торговли и замещать его потребительской кооперацией; добиться того, чтобы потребкооперация стала единственным проводником продукции от производителей к потребителям. С введением новой экономической политики в Автономной коммуне Немцев Поволжья стал отмечаться активный рост кооперативного движения, возросший интерес к нему населения. В 1923 г. здесь насчитывалось 107 потребительских и производственных кооперативных объединений, охватывавших 302 населенных пункта49. Хороший урожай 1923 г. способствовал развитию как частной, кооперативной, так и государственной торговли. Распространенной формой кооперативного движения в Автономной коммуне Немцев Поволжья в период нэпа стали сбытовые кооперативы, членами которых становились сами 216 производители. По мнению самих крестьян, – это была одна из самых перспективных форм кооперативного движения. В рамках реализации государственно-экономической политики потребительская кооперация в Калмыкии стала играть определяющую роль в хозяйственной жизни деревни и аймака. С введением в соответствии с нэп различных форм хозяйствования на селе начали активно развиваться новые экономические отношения в улусах. Частный торговец производил товарообмен с крестьянами: покупал у них продукты их труда, как правило, по ценам ниже рыночных. Мелкие и средние сельхозпроизводители не имели возможности реализовать свой товар на рынке, находящемся за сотни километров. По мере некоторого оживления рыночных отношений, роль кооперации в период нэпа заметно возросла, хотя она опиралась ещё и на финансовую поддержку государства. Мелкому производителю – частному собственнику – в этих условиях было выгоднее вступить в кооператив. Проведение денежной реформы, введение твердой валюты, снижение розничных цен на товары массового потребления заметно усилили роль потребительской кооперации: от оказания помощи малоимущим слоям населения до реализации крупных сбытовых операций. Потребительская кооперация стала заниматься не только кредитованием и снабжением крестьянских и рыболовецких хозяйств средствами производства, но и производственной деятельностью. В период нэпа потребительская кооперация Калмыкии представляла собой окрепшую хозяйственную силу. Так, в 1924 г. с привлечением ее средств были вырыты 48 колодцев и сооружена плотина в с. Садовом Ремонтненского уезда. В 1926 г. через кооперацию в области было продано населению 115 сельскохозяйственных машин на сумму 13 310 руб. с рассрочкой платежа на 3 года; распределен между 13 сельскохозяйственными товариществами племенной скот на сумму 9886 руб.50 В годы нэпа наиболее предприимчивые крестьяне смогли поднять свое хозяйство, доведя его условный годовой доход 217 до 368 руб., что превышало более чем в 5 раз доход бедняцкого хозяйства51. Таким образом, потребительская кооперация в России, достигнув наибольших успехов в сфере товарно-денежного обращения, создавала «предпосылки для более глубокого кооперирования деревни, готовила почву для развития сельскохозяйственной кооперации»52. Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «О сельскохозяйственной кооперации» от 18 августа 1921 г. наметил пути перехода к кооперированию сельскохозяйственного производства. Уже к лету 1924 г. в Калмыкии функционировало 30 кооперативов: 22 потребительских, 7 сельскохозяйственных и 1 производственный, объединявшие 6 304 члена – 4 143 калмыка и 2161 русского. К этому времени по всей области были кооперированы 16,93% всех крестьянских хозяйств. Однако уровень кооперирования населения оставался более чем скромным53. 1923–1925 гг. были отмечены успехами в развитии простейших форм кооперации в Астраханской губернии. Этому способствовала конкурентная борьба за снижение цен, наблюдавшаяся на астраханском мясном рынке в середине 1920-х гг. До 1924 г. в Астрахани торговля мясом полностью находилась в руках частника, а с этого года торговлей мясом стали заниматься кооперативные организации губернии – Губсоюз и Кредитсоюз. На 1 января 1925 г. в Астрахани насчитывалось 20 кооперативных мясных лавок. Располагались они в самых людных местах города – на городских базарах, что было одним из факторов успешной конкуренции с частной торговлей. К февралю 1925 г. кооперативные мясные лавки составляли уже 25% общего числа мясных лавок, тогда как на 1 октября 1924 г. они составляли лишь 1%. Такая же ситуация наблюдалась и в Калмыкии. Благодаря начавшемуся восстановлению хозяйства кооперация в Калмыкии укрепила свои позиции. Если в 1921 г., на начальном этапе нэпа, торговля в области почти полностью находилась в руках частного торговца, то в 1923–1924 гг. кооперативной и государственной торговле принадлежало более 2/5 218 общего оборота. За вторую половину 1924–1925 гг. оборот кооперативных и государственных предприятий составил 595 957 руб., частных – 501 922 руб., т. е. соответственно 54,3% и 45,7% общего товарооборота54. Таким образом, во второй половине 1924–1925 гг. удельный вес кооперативного и государственного секторов впервые превысил половину общего товарооборота в области. О росте торговли убедительно свидетельствует таблица 4. Таблица 4 Наличие скота в местах торговли в Калмобласти55 Годы КРС Овцы и козы Лошади Верблюды Всего 1922–1923 13 870 14 640 40 21 28 571 1923–1924 30 694 25 334 176 338 56 542 1924–1925 42 768 34 300 949 506 78 523 В г. Саратове в начале 1923 г. было создано кооперативное акционерное объединение «Ларек», куда на паях вошли несколько крупных государственных и кооперативных организаций, таких, например, как Губторг, Губсоюз и т.д. За несколько месяцев функционирования акционерного общества в городе было открыто 12 торговых лавок, в самых его оживленных местах. «Ларек» оказался сильным конкурентом частнику. Торговавший на углу частный торговец вынужден был признать, что он теперь уже не может торговать56. Однако частный капитал все еще занимал ведущие позиции в товарообороте Нижнего Поволжья. Оборот частного капитала, как указывалось на XVII Саратовской губпартконференции в декабре 1925 г., значительно превышает обороты кооперации57. «Госторговля и кооперация за истекший год, – говорилось в закрытом информационном письме Сталинградского губкома РКП(б), направленном в ЦК в феврале 1925 г., – особенно за последние месяцы, вытеснила частный 219 капитал на 18%, но если взять отдельно кооперацию или госторговлю, то частная торговля занимает первое место»58. Нижнее Поволжье было одним из тех регионов, где частный капитал широко привлекался в ходе проведения хлебозаготовительных кампаний и в рыбную промышленность. По многим показателям условия работы на частных предприятиях были лучше, чем на государственных. К тому же, у частников была выше оплата труда. На заседании бюро Астраханского губкома РКП(б), состоявшемся 6 апреля 1924 г., отмечалось, что частные владельцы рыбных промыслов платят зарплату значительно выше, чем на государственных промыслах59. Партийно-государственное руководство СССР не сумело по достоинству оценить тот факт, что хозяйственные успехи, достигнутые в годы нэпа, были в определенной степени связаны с деятельностью частных предпринимателей. Благодаря их предприимчивости, знаниям, капиталам, опыту хозяйственной деятельности восстанавливались многие хозяйственные объекты, развивалась торговля. В скором времени государством был взят курс на вытеснение частного капитала. В этих условиях партийные и государственные органы на местах все чаще и чаще стали обращаться к внеэкономическим методам борьбы с частным капиталом. Так, на заседании бюро Астраханского губкома 26 января 1925 г. было принято решение временно ограничить кредитование частников, действовавших в рыбной промышленности60. К 1 октября 1925 г. в стране функционировало 84 030 кооперативов с числом пайщиков 15 603 тыс.; оборот всей системы за 1924–1925 хозяйственный год составил 5648 млн руб.61 Кооперация в Нижнем Поволжье постепенно стала переходить от смешанной к отраслевой специализации. Это было обусловлено тем, что развитие кооперации достигло определенного уровня, увеличился объем товарооборота, возрос охват кооперацией хозяйств и населения, расширилась ее деятельность в области снабжения и сбыта, кредитования и 220 производства. Функции смешанной кооперации перестали соответствовать задачам ее дальнейшего развития. С расширением сети кооперации каждый кооператив постепенно начал заниматься преимущественно тем или иным видом деятельности, что свидетельствовало о наступлении качественно нового этапа в кооперативном строительстве. Отраслевая специализация кооперации стала развиваться и в Калмыкии. Объединения крестьян в сфере обращения стали основой для подготовки кооперирования и в сфере производства. Экономические преимущества кооперации в области торговли показали крестьянам, что на этой основе могут быть получены лучшие хозяйственные результаты и в области производства. В потребительской кооперации формировались кадры, впоследствии задействованные при производственном кооперировании крестьянства. Смешанная кооперация представляла таковую уже не только в обращении, но и в производстве62. Декреты ВЦИК и СНК РСФСР «О промысловой кооперации», «О средствах кооперации», изданные в июле 1921 г., и «О сельскохозяйственной кооперации» от 16 августа предоставили крестьянам право на создание самостоятельных кооперативных систем, т. е. разрешалось отделение сельскохозяйственной и кустарно-промысловой коопераций от потребительской63. Крестьяне и кустари имели возможность вести различные хозяйственные, в том числе и торговые, снабженческо-сбытовые операции, создавать для этого свои кооперативные объединения. В Саратовской губернии новым явлением стало выделение кредитных товариществ в отдельный элемент кооперативной системы. Произошло отпочкование кустарно-промысловой кооперации из общей системы сельхозкооперации. Саркустпромсоюз насчитывал 45 артелей. В них было объединено около 4000 кустарей и ремесленников. Обороты кустарно-промышленной кооперации за 1926–1927 гг. превысили более 3 000 000 руб., из которых на долю союза падает около 1 000 000 руб64. В сентябре 1924 г. в Калмыкии действовало 9 сельскохозяйственных и 2 рыбопроизводственных товарищества65, а 221 к декабрю стали функционировать еще 2 производственных сельскохозяйственных товарищества и 5 кредитных66. Состав членов товариществ преимущественно был бедняцкосередняцким. Слабое развитие сельскохозяйственной кооперации в Калмыкии объясняется кочевым образом жизни коренного населения, трудностями восстановления хозяйства, а также совмещением в системе объединенной кооперации потребительско-сбытовых и производственных функций67. Но несмотря на это, уже в октябре 1925 г. насчитывалось 16 сельскохозяйственных и 2 рыбопромысловых кооператива, а к январю 1926 г. их число возросло до 29, из которых 10 были кредитно-сельскохозяйственными, 17 потребительскими и 2 рыбопромысловыми68. Количественный рост сельскохозяйственных кооперативов вызвал у крестьян активный интерес вообще к кооперации. По официальной статистике, на 1 января 1924 г. в Калмыкии насчитывалось кооперированных 6 917 товариществ, а к концу 1925 г. – уже 8 296, или 27,6% всех крестьянских хозяйств. На 1 января 1926 г. среди кооперативных хозяйств области 78,6% составляли калмыцкие хозяйства. Указанные товарищества совместно занимались обработкой земли и устройством пастбищ для скота. Товарищества значительно отличались от коллективных хозяйств, созданных в годы гражданской войны69. Низкий уровень экономического развития и слабо развитая социально-экономическая инфраструктура Калмыкии обусловили необходимость оказания финансовой и материально-технической помощи зарождающейся сети кооперативных организаций. Благоприятными результатами своего развития кооперация главным образом была обязана широкой поддержке со стороны государства, которая оказывалась через кредитные и торгово-промышленные учреждения и путем предоставления налоговых льгот. Через кооперацию распределялись государственные кредиты и реализовывались сельскохозяйственные машины70. 222 Таким образом, кооперативное движение обеспечивало благоприятные условия для развития крестьянского хозяйства, которое стало зависеть не только от работы самого товарищества, но и от рынка. Кооперация способствовала выработке у крестьян определенных навыков рационального, культурного хозяйствования. Она незаметно разрушала натуральную замкнутость калмыцкого крестьянства, втягивала его в рыночные отношения. Кооперация сыграла значительную роль в восстановлении производительных сил сельского хозяйства, в переводе кочевых, полукочевых хозяйств на оседлый образ жизни. Следует отметить, что в период нэпа кооперативное движение находилось под жестким контролем партийногосударственных органов. Политика РКП(б) в области кооперации была ориентирована на сохранение в руках партии и государства как можно большего количества рычагов воздействия на кооперацию. Повсеместно отмечалось создание структур управления кооперативным движением совместно с парткомами, включение кооперации в качестве одного из компонентов в государственную систему хозяйства, что противоречило принципам кооперации. Всячески поощрялось укрепление аппаратов государственных и кооперативных хлебозаготовительных организаций «опытными» кадрами. Так, Калмыцкий обком РКП(б) принял решение укрепить кооперативные организации, направив ряд работников улусных комитетов партии на работу в кооперации. К примеру, уже в качестве членов правления организационно-инструкторский и товарно-распределительный отделы облсоюза возглавили коммунисты Емельянов и Кузнецов71. Усиление зависимости от партийно-государственных органов и их вмешательство в хозяйственную деятельность, давление партийной верхушки на получение государственной помощи в условиях «кризиса цен» вело к нарастанию массового недовольства пайщиков. Существование в экономике Нижнего Поволжья в период нэпа различных экономических укладов вело к постоянному 223 их взаимодействию и конкурентной борьбе. Однако постепенно пальма первенства, особенно в хлебозаготовительных кампаниях и в рыбной промышленности, переходила к государственным органам и кооперации. В подготовленном обзоре «О ходе хлебозаготовок и партийном руководстве им» от 30 сентября 1926 г. и отправленном на имя генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина, подчеркивалось, что львиная доля хлебозаготовок контролируется государственными органами и кооперацией72. Хлебозаготовительные кампании в Царицынской губернии осуществлялись Царицынской конторой госторга, а также губсоюзом, госбанком и селькредсоюзом73. В письме Сталинградскому и Саратовскому Наркомвнутторгам, Ульяновскому губвнутторгу «О директивных ценах для Поволжья» от 31 августа 1927 г. подчеркивалось, что эти органы должны влиять на хлебные цены «в желательном для государства направлении»74. На пленуме Саратовского губкома РКП(б), состоявшемся 10–12 октября 1925 г., хлебозаготовкам и ценам на урожай было уделено большое внимание. Особо подчеркивалось, что крестьяне, несмотря на хороший урожай, не спешат продавать хлеб, считая его лучшей страховкой от возможных неожиданностей. Кроме того, государственная промышленность была не в состоянии удовлетворить потребности крестьянства. Подчеркивалось, государственные цены на хлеб были гораздо ниже рыночных и не могли с ними конкурировать. Во время хлебозаготовительной кампании 1925–1926 гг. в Сталинградской губернии цена на рожь была установлена 80–90 коп. за пуд, а рыночная составляла 1 руб. 20 коп., то есть закупочная цена частных заготовителей была намного выше государственной75. В этот период ряд партийных руководителей всех рангов в Нижнем Поволжье требовали применения по отношению к частнику жестких административных мер во время хлебозаготовок и регулирования частной торговли хлебом. Анализ хлебозаготовительных кампаний периода нэпа показал, что подобная ситуация была типичной для всех по224 волжских губерний. Против частника развернулась решительная борьба со стороны государственных и партийных органов. По итогам хлебозаготовительной кампании 1925– 1926 гг. Сталинградским губкомом РКП(б) были намечены ряд мер по улучшению товарооборота внутри губернии, в том числе недопущение перебоев в снабжении промтоваров, совершенствование торговой сети госторговли и кооперации. Одновременно губернский комитет выступил за применение решительных мер по отношению к частным хлебозаготовкам76. Такие же меры применил Нижневолжский госторг. В марте 1927 г. Саратовский пленум губкома РКП(б) нацелил все государственные и кооперативные организации на вытеснение частного капитала из оптовой торговли77. Нижнее Поволжье, по существу, являлось ареной деятельности крупных всесоюзных трестов и синдикатов (Всероссийский текстильный синдикат, Солесиндикат, Нефтесиндикат и др.), которые имели свои представительства в губернских городах. Наиболее успешной в регионе была деятельность Всероссийского текстильного синдиката (ВТС), в частности, в Саратовской и Царицынской губерниях, в Автономной республике Немцев Поволжья. Их торговые обороты росли из года в год, как и число партнеров. Правда, они теснили с рынка сбыта маломощные организации и лишали местные бюджеты части доходов. Если в марте 1924 г. оборот отделений ВТС составил 78 460 руб., то в октябре того же года – 501 537 руб.78, что, естественно, настораживало губернское руководство. В феврале 1924 г. было открыто крупное отделение ВТС в Астрахани. Деятельность отделений ВТС в регионе способствовала укреплению сети кооперации и государственных торговых организаций на местах, благодаря которым проходила реализация основной массы товаров синдиката. На долю кооперации в конце 1925 г. приходилось 68,5% всего товарооборота Саратовского отделения ВТС. Частная торговля мануфактурой в связи с успешной деятельностью ВТС к 1926 г. была практически вытеснена с рынка79. 225 К концу 1920-х гг. кооперация представляла собой в функциональном отношении крайне противоречивое явление. С одной стороны, это была крупнейшая по масштабам охвата населения и объему хозяйственных операций организация, с другой – эта мощная система оказалась «колоссом на глиняных ногах»80, так как в этот период ее деятельность во многом определялась политическими и экономическими задачами. Тоталитарная система, подчинив себе кооперацию в политическом, организационном, хозяйственном и финансовом отношениях, искусно манипулировала и жестко командовала ею. Партийные управленцы, занимавшие ключевые посты в кооперации, строго проводили в жизнь указания партии, вследствие чего не давали ходу некоторым полезным и новаторским инициативам. Валентинов (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. - М.: Современник, 1991. - С. 180-181. 2 Нижнее Поволжье. - 1927. - апрель. - № 4. - С.108. 3 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 551. Л. 55. 4 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 116. 5 Рокчинский О. Л. Очередные задачи Калмобласти // Нижнее Поволжье. – 1925. – № 12(9). – С. 82; Бадмаев С. Б. Сельское хозяйство Калмыкии в восстановительный период // Ученые записки КНИИЯЛИ.– Элиста, 1975. – Вып. 12. – Сер. истор. – С. 133. 6 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 118. 7 Пюрбеев А. Советское строительство в Калмобласти. – С. 15; НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 551. Л. 56. 8 НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 551. Л. 55. 9 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 119. 10 Пюрбеев А. Советское строительство в Калмобласти. – С. 15; НА РК. Ф. Р-З. Оп. 2. Д. 551. Л. 56. 11 Жирмунский М.М. Частный торговый капитал в народном хозяйстве СССР. - М.: Изд-во НКФ СССР, 1927. - С. 164. 12 НА РК. Р.-3. Оп. 2. Д. 57. Л. 44. 1 226 Калмыцкая степь. – 1926. – № 1. – С. 62; Бадмаев С. Б. Указ. соч. – С. 130. 14 Бадмаев С. Б. Указ. соч. – С. 134. 15 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 389. Л. 105. 16 ГА РФ. Ф.478. Оп. 58. Д. 491. Л. 9 – 10; Отчет ЦИК автономной области трудового калмыцкого народа VI общекалмыцкому съезду Советов. – Астрахань, 1925. – С. 14. 17 Материалы IX областной партийной конференции ВКП(б). – Астрахань, 1927. – С. 20, 295. 18 Лясковский Г. Сельское хозяйство (1917–1927)// Нижнее Поволжье. - 1927. - № 10. - С. 79. 19 VII съезд РКП(б). 17-23 апреля 1923 г. - С. 89. 20 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 287. Л. 4. 21 Очерки истории Саратовской организации КПСС. - Саратов, 1965. - С. 186. 22 Хозяйство на новых путях. - 1924. - № 7. - С. 45. 23 Деятельность рабоче-крестьянской инспекции за 1924/25 гг. – Сталинград, 1928. - С. 5. 24 НА РК. Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 551. Л. 67. 25 Попов В. Монополия и цена // Знание-сила. - 1988. - С. 63. 26 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 4. Д. 15. Л. 111. 27 Отчет Саратовского губернского экономического совещания. Июль-сентябрь 1921 г. Саратов. 1921. С. 1. 28 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 1. Д. 551. Л. 58. 29 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 53. Л. 9. 30 Аксельрод В.С. Как мы учились торговать. - М.: Московский рабочий, 1986. - С. 30-31. 31 Нижнее Поволжье. - 1924. - № 1. - С. 38. 32 Нижнее Поволжье. - 1925. - №5-6. - С. 145. 33 Там же. - С. 146. 34 Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. - М., 1957. -Т. 1. - С. 233-234. 35 ГАСД АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 79. Л. 21-22. 36 Наш край. - 1925. - № 3. - С. 68. 37 НА РК. Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 565. Л. 15. 38 Там же. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 1. Л. 6. 39 Там же. Д. 3. Л. 66. 40 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С.111. 41 Там же. 13 227 История советского крестьянства. – Т.1. – С. 264. НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 667. Л. 274. 44 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 389. Л. 59. 45 Оглаев Ю. О. Осуществление ленинского кооперативного плана в Калмыкии (1917–1937 гг.). – Элиста, Калм. кн. изд-во, 1987. – С. 39. 46 Фурман Е.Л. «Unsere Wirtschaft» - как источник по истории кооперативного движения Автономной области немцев Поволжья// сторическая и современная регионалистика Верхнего Дона и Нижнего Поволжья. - Волгоград, Волгоградское научное изд-во, 2005. - С.234. 47 Милованова М.Ю. Кооперативное движение в сельском хозяйстве Автономной Области Немцев Поволжья (1921–1924 гг.). дис. канд.ист.наук. – Саратов, 1995 48 Там же. 49 Фурман Е.Л. Указ. соч. - С. 237. 50 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 133. 51 Бадмаев С. Б. Указ. соч. – С. 144. 52 Данилов В. П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. – М., 1979. 53 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 3. Д. 565. Л. 62. 54 Десять лет Калмыцкой автономной области. 1920–1930. – Астрахань, 1930. – № 249 – С. 14. 55 НА РК. Ф.Р-3. Оп. 2. Д. 784. Л. 63. 56 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 32. Д. 14. Л. 34 57 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 3. Д. 509. Л. 119. 58 ЦДНИ ВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 130. Л. 13. 59 ГАСД АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 176. Л. 59-60. 60 ГАСД АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 131. Л. 78. 61 Файн Л. Е. Советская кооперация в тисках командноадминистративной системы (20-е годы) // Вопросы истории – 1994. – № 9. – С. 39. 62 Васькин П. И. Становление и развитие социалистических производственных отношений в Калмыкии. – Элиста, 1971. – С. 52. 63 СУ РСФСР. – 1921 – № 53. – Ст. 322; № 58. – Ст. 282; ст. 434. 42 43 228 Нижнее Поволжье. - 1927. – Октябрь. - № 10. - С.129. Отчет ЦИК автономной области трудового калмыцкого народа VI общекалмыцкому съезду Советов. – Астрахань, 1925. – С. 23. 66 Очерки истории Калмыцкой АССР – Т.2. – С.125. 67 Там же. – С. 126. 68 Там же. – С. 133. 69 Васькин П. И. Указ. соч. – С. 53. 70 Очерки истории Калмыцкой АССР – Т.2. – С. 124. 71 Оглаев Ю. О. Указ. соч. – С. 44; НА РК. Ф. Р-28. Оп. 1. Д. 115. Л. 65об. 72 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 32. Д. 19. Л. 56. 73 ЦДНИ ВО. Ф. 1. Оп. 7. Д. 8. Л. 50. 74 ГАНИ СО. Ф. 632. Оп. 7. Д. 8. Л. 68. 75 ГА ВО. Ф. 632. Оп. 7. Д. 33. Л. 10. 76 ЦДНИ ВО. Ф.1. Оп. 1. Д. 1552. Л. 8. 77 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 3752. Л. 6. 78 Виноградов С.В. Экономическое развитие Поволжья в период нэпа. - С. 31. 79 Там же. С. 31. 80 Савельева Л. В., Манджиева Д. А. О некоторых проблемах развития сельского хозяйства автономных республик России в годы нэпа (1921–1929) // Теория и практика экономических реформ: история, современные проблемы и перспективы. Элиста, 2000. – С. 243; Бадмаев С. Б., Нимгиров А. Г. Сельскохозяйственная кооперация национальных автономий Юга России в период нэпа. - Элиста, 2007. – С. 82. 64 65 229 § 2. Промышленность Нижнего Поволжья в годы нэпа В начале 1920-х гг., как отмечалось выше, огромное количество предприятий в Нижнем Поволжье находилось в полнейшей стагнации, что привело к острой нехватке промышленных товаров. Саратовский губком ВКП (б) и руководство Автономной коммуны Немцев Поволжья отмечали и выражали озабоченность крайне бедным ассортиментом товаров и предметов, на которые существует массовый спрос, особенно это касалось мануфактурных товаров1. С 1920 г. одежда и обувь выдавались по талонам в недостаточном количестве, что было типичным явлением не только для провинциальных городов Астрахани и Саратова, но и для крупных мегаполисов – Москвы и Петрограда2. Восстановительный период в промышленности Нижнего Поволжья начался значительно позже других регионов (в 1923 г.), что объяснялось объективными трудностями: большие разрушения в годы Гражданской войны, засуха и голод 1921 г., низкий уровень развития производства. Оправившись от потрясений 1921–1922 гг. промышленность начала медленно набирать темпы развития. По всей стране стали восстанавливаться бездействующие предприятия. В Саратовской губернии к середине 1923 г. было восстановлено 51 предприятие. Начали свою работу стоявшие до этого Покровский костеобрабатывающий завод, ряд маслобойных заводов3. Промышленные предприятия в губернии были объединены по производственному и территориальному принципу в губернские тресты и уездные объединения. Несомненным достижением промышленности саратовского ГСНХ стал выход из полосы убыточности, в которой она пребывала в 1922/23 и 1923/24 гг. В 1925/26 гг. общая прибыль составила 2 383 500 руб., а в 1926/27 г. – 4 171 4004. В Астрахани, в конце 1922 г. был восстановлен и пущен в ход бездействующий с 1917 г. лесопильный завод № 1. В 1923 г. начата постройка кожзавода, вместо пришедшего в негод230 ность кожзавода № 1. В 1924 г. восстановлен и пущен в ход кирпичный завод «Керамик»5. Астраханские судоремонтные заводы также возобновили свою деятельность. На заводе Камво были восстановлены чугунолитейный и слесарный цехи, электромеханическая мастерская. Приступил к деятельности плавучий док – крупнейший на Волге. Стала оживляться работа на рыбных консервных заводах6. Важной отраслью народного хозяйства Нижнего Поволжья была рыбная промышленность, которая в первые годы нэпа находилась в глубоком кризисе. Уловы рыбаков были низкими и оборудование рыбообрабатывающих предприятий и снаряжения ловцов оставляли желать лучшего. Поэтому постановлением от 31 января 1924 г. «с целью дальнейшего укрепления и развития государственной рыбной промышленности» на базе Главрыбы был создан ВолгоКаспийский Госрыбтрест, который должен был заниматься ловом рыбы, ее переработкой и реализацией. Помимо функций предпринимателя-промышленника, эта организация должна была выполнять и другие важные функции: ведать общими вопросами рыбопромышленности, охраной вод. Так как большую часть рыбных промыслов разрешено было сдавать в аренду, на трест возлагалась задача арендодателя7. Госрыбтрест в Астраханской губернии сдавал государственным организациям в аренду участки на рыбных промыслах. Так, Управлению железных дорог на 1,5 года был сдан в аренду большой участок промысловых вод для деятельности в сфере рыбной промышленности8. Успешной была арендаторская деятельность Астраханского Урыбпрома, созданного в 1923 г. Хотя Урыбпрому, как впрочем, и в остальных случаях сдачи промыслов в аренду, были представлены не самые лучшие участки. Во второй половине 1920-х гг., несмотря на все трудности, Урыбпрому удалось постепенно наладить дела и стать даже прибыльной организацией9. Одной из функций, возложенных на Госрыбтрест, была охрана вод. В погоне за большим уловом рыбные управления 231 на местах не выполняли правила охраны рыбных богатств края. По словам председателя Астраханской Областьрыбы М. Непряхина, сами руководители на промыслах грубо нарушали запрет на вылов морской красной рыбы10. В Астраханской губернии Госрыбтресту подчинялись все подсобные предприятия, нужные для обслуживания рыбного дела: бондарские мастерские, металлообрабатывающие заводы, лесопильный завод, сетевязальные фабрики, мыловаренный завод. Трест арендовал мельницу, организовал судостроительную верфь и собственную снабженческую часть продовольствием, мануфактурой, предметами широкого потребления11. Госрыбтрест был монополистом в добыче и переработке рыбы. В значительной мере пострадали от его монополистической деятельности астраханские ловцы. Об их тяжелом положении говорилось на XIII губернской партконференции в ноябре 1923 г.: «Положение ловца чрезвычайно тяжелое. Мы его совершенно в прошлые годы обобрали, отняли посуду, лодки»12. Как считают астраханские ученые, развитие рыбной промышленности в губернии можно поделить на три периода, каждый из которых характеризуется определенными особенностями: 1. 1921–1923 гг. – основная часть рыбных промыслов и рыбообрабатывающих предприятий в этот период находилась в руках Губрыбтреста, который стал монополистом в крае. Ни частный, ни кооперативный секторы не играли заметной роли в развитии отрасли13. 2. 1924–1926 гг. – развитие рыбной промышленности основано на принципах нэпа. В эти годы произошла демонополизация Госрыбтреста, были внедрены хозрасчетные отношения внутри его подразделений. Возник еще ряд государственных и кооперативных организаций, занимающихся рыбным промыслом. Государство начало оказывать помощь ловецким хозяйствам в виде различных займов, кредитов, по льготным ценам продавая ловцам 232 снаряжение. Все это позволило астраханским ловцам несколько поправить свое положение. Помощь осуществлялась, в основном, через ловецкие кооперативы. Активно развивался частный капитал, что благотворно сказалось на общем развитии рыбной промышленности. Отрасль, благодаря конкуренции, развивалась быстрыми темпами и к 1927 г. по такому показателю, как общий улов рыбы, достигла довоенного уровня. 3. 1927–1928 гг. – вновь усилились административнокомандные начала в руководстве отраслью. Происходит вытеснение частного капитала. Ставка делалась на развитие государственных организаций в рыбной промышленности. Конкуренция исчезла. Темпы развития замедлились14. Калмыцкая автономная область в годы нэпа также уделяла немалое внимание развитию рыбного хозяйства. В 1921 г. была создана самостоятельная рыбная промышленность, продукция которой способствовала решению продовольственной задачи. В связи с началом работы ее предприятий и расширением производства стала решаться проблема трудоустройства населения восточных районов области. Помимо этого, появлялась возможность пополнить областной бюджет, развить социальную инфраструктуру населенных пунктов, близлежащих к рыбным промыслам. В 1920-х гг. в Калмыкии рыбная промышленность была сосредоточена в руках одного государственного учреждения – Главрыба. Для организации и руководства рыбным хозяйством Калмыкии в 1922 г. было создано подобное ему областное государственное управление «Калмрыба», которое непосредственно занималось закупкой рыбы у населения и переработкой рыбы-сырца. В начале 1923 г. Калмыцкий ЦИК и Волго-Каспийский Госрыбтрест заключили договор об образовании товарищества «Калмыцкий рыбак» для эксплуатации рыбопромысловых пунктов, расположенных на западном берегу Каспийского моря, в том числе Красинского, Котельнического, Хара-Хола, Виницкого, Федичкина, с пропускной 233 способностью 207400 пудов. В весеннюю путину 1923 г. на промыслах товарищества работало 333 человека, а в осеннюю – 402 человека. Среди рыбаков более 50% составляли калмыки15. Флот состоял из 28 водоходных посуд и 3 паромоторных судов, а в 1924 г. уже – из 47 и 5 соответственно16. Товарищество «Калмрыбак» завершило 1923 г. с небольшой прибылью – в 868 руб. 86 коп. Наркомпрод СССР, признав его работу удовлетворительной, отметил положительную значимость сотрудничества областной государственной рыбной промышленности с рыбопромысловым товариществом. Последнему для повышения эффективности эксплуатации промыслов был предоставлен банковский кредит в размере 100 тыс. руб. Кроме того, по ходатайству Калмыцкого ЦИК Наркомпрод передал товариществу «Калмрыбак» в аренду сроком на 6 лет рыболовные угодья и промыслы Дальчинский с Шуралинским водным участком № 3, Забурунный с Шуралинским водным участком № 2, ватагу Солянская (бывшая Виницкого), участок Рыжковский со станом Хара-Хол на условиях выплаты им ежегодной арендной платы 5 тыс. руб.17 В 1924 г. товарищество «Калмрыбак» было реорганизовано в трест местного значения «Калмыцкий рыбопромышленный трест» («Калмрыбтрест»), без участия ВолгоКаспийского госрыбтреста18. Реорганизация и новый подход к делу сразу же сказались на увеличении годового улова: если в 1924 г. он составлял 328 758 пудов, то в 1925 г. – 465 141 пуд. Возросла и численность рабочих и служащих на предприятии: в весеннюю путину 1924 г. работало 585 человек, а в осеннюю – уже 1 295 человек; в весеннюю путину 1925 г. – 1 575 человек19. В целом к концу 1924 г. в Калмыкии насчитывалось 13,2 тыс. рыболовецких хозяйств с населением 47,7 тыс. человек20. Работавшая в тот период в Калмыкии Поволжская колонизационно-мелиоративная комиссия НКЗ РСФСР отмечала, что развитие рыбной промышленности является одним из приоритетных направлений в экономике Калмыкии21, по234 скольку 20,5% общего числа хозяйств области имели отношение к рыбному промыслу. Процент ловецких хозяйств в улусах колебался от 4% в Багацохуровском до 72% в ЯндыкоМочажном. Улусы, расположенные по реке Волга, находились в менее выгодных условиях, чем приморские. Комиссия разделила все рыболовецкие хозяйства на 4 группы. В первую из них входили наибеднейшие слои населения, батрацкие, т. е. рабочие, трудившиеся на рыбных промыслах или присоединившиеся на паевых началах к рыбакам или рабочим на морской лов и не имевшие собственного снаряжения. Их хозяйство состояло из 2 голов крупного рогатого скота (далее КРС). Заработок батраков по найму составлял 200 руб., доход от КРС – 30 руб. Таким образом, эта группа населения имела личный доход в 230 руб. Вторая состояла из бедняцких ловцов, имевших или совместную, а чаще самостоятельную речную или ильменную бударку и собственные сети. Они могли совместно работать в морской бударке, используя свое снаряжение. Рабочим этой категории полагалось иметь в своем хозяйстве не более 4 голов скота. Условно чистый доход хозяйства бедняков от ловецкого промысла составлял 260 руб., домашнего скота – 60 руб. Общий доход исчислялся 320 руб. Следующая группа была представлена классом середняков: а) их хозяйства имели совместную, а зачастую отдельную морскую бударку. Обеспеченность домашним скотом составляла 15 голов КРС. Ловецкий промысел приносил доход в среднем около 280 руб., домашний скот – 225 руб. Весь доход составлял 505 руб.; б) группа рыбаков-середняков, имевшая невод для коллективного пользования, обходилась без привлечения наемной рабочей силы. Засол рыбы условно составлял 300 пудов и приносил доход почти в 150 руб., около 15 голов КРС приносили в среднем 225 руб., доход от невода составлял 300 руб. Бюджет семьи такого середняка исчислялся более чем 650 руб.; в) хозяйства, имевшие коллективную или самостоятельную рыбницу и занимавшиеся перевозкой рыбы. Обеспеченность скотом в их хозяйстве составляла до 10 голов КРС, доход от рыбницы – 500 руб., домашнего скота 235 – 150 руб., в целом семья имела доход в 650 руб. Самая материально благополучная группа рыбаков – кулацкая, которая владела: а) самостоятельной морской стоечной рыбницей с подсобными лодками и орудиями лова; б) более чем 1 рыбницей для перевозки грузов; в) емкостью для посола рыбы объемом более 300 пудов, в хозяйствах их насчитывалось по 15 голов КРС. Четвертую группу составляли рабочие, занимавшиеся закупкой и реализацией рыбы22. В целом, рыбная промышленность в Нижнем Поволжье испытывала серьезные трудности, усугубляли которые и неблагоприятные погодные условия, как, например, сильный морской шторм, случившийся в ноябре 1924 г. В самый разгар рыбной ловли над Каспием пронесся циклон, в результате чего на две недели были прекращены все работы, выведено из строя 50% флота и орудий лова. Природная стихия нанесла страшный удар ловецким хозяйствам. Вследствие этого из запланированного улова в 279 500 пудов рыбы-сырца недолов составил 81 792 пуда. Подобные природные явления, наносившие серьезный ущерб рыбодобывающей отрасли региона, заставили центр обратить внимание на материальнотехническое обеспечение астраханских и калмыцких ловцов. Со стороны государства им была оказана финансовая помощь в виде кредита на выгодных условиях. В ноябре 1924 г. постановлением ЭКОСО РСФСР Нижне-Волжскому краю было выделено 1 900 000 руб. для банковского кредитования ловцов23, а в январе 1925 г. Калмыцкой области – кредит в размере 100 тыс. руб. Калмыцким ловцам было предоставлено в качестве безвозмездной ссуды 50 тыс. руб. а пострадавшим от стихийного бедствия – целевой кредит в 150 тыс. руб.24 Выделенные средства Калмыцкий ЦИК распределил между пострадавшими от шторма улусами на неотложные нужды: приобретение орудий лова, ловецких посуд. Согласно постановлению ЭКОСО РСФСР, Калмыцкой автономной области была выделена 31 тыс. руб. из 1 300 тыс. руб. долгосрочной ссуды, отпущенной на восстановление ловецкого хозяйства Астраханской губернии. На эти средства Калмоблсоюз заку236 пил 60 шт. морской посуды грузоподъемностью в 300 пудов, каждая из которых была рассчитана на 3-4 ловцов25. Для полного восстановления ловецких хозяйств в Астраханской губернии, этих денег было недостаточно. Поэтому астраханские власти стремились сначала организовать закупку, а затем уже снабжение ловцов орудием лова. Вместе с тем тот факт, что деньги напрямую не поступили к ловцам, говорит о недоверии местных властей к ловецкому населению. Принятые меры государственной поддержки несколько улучшили положение ловцов в Астраханской губернии и Калмыкии. Они стали поправлять свое ослабленное рыбацкое хозяйство. Например, в больших ловецких селах, как Сергиевка, Алексеевка, Семирублево, ловцы стали строить лодки, что, в общем, говорило о появляющемся достатке и уверенности в завтрашнем дне. В селе Сергиевка за лето 1924 г. выстроили 50 новых лодок26. Именно благодаря скачку в развитии рыбной промышленности, в 1925/26 г. Астраханская губерния по темпам роста оставила далеко позади другие нижневолжские губернии. Однако в последующие годы произошло резкое падение уловов: в 1927 г. – 299,1 тыс. тонн, а в 1928 г. – 290,1 тыс. тонн27. О количестве рыболовецких хозяйств в Калмыкии, а также об укреплении производственной базы рыбной промышленности в области наглядно свидетельствует нижеприведенная таблица. Таблица 4 О состоянии рыболовецких хозяйств в восстановительный период28 Годы Кол-во Число Всего посуд Морские Речные В% к ловецких реюшек (в абс. бударки бударки 1913 г. хозяйств и подчал цифрах) 1913 9 402 1 669 337 2 313 4 319 – 1925 2 707 236 77 802 1 165 26% 1926 3 832 475 164 861 1 500 35% 237 Рыбная промышленность области, имевшая большое экономическое и социальное значение для региона, несмотря на значительную помощь государства, восстанавливалась медленными темпами, и для дальнейшего её развития требовались огромные капитальные вложения. В 1926 г. рыбное хозяйство Волго-Каспийского района добилось улова в 441,3 тыс. тонн (27 млн пудов), равного 127% средних довоенных уловов, а стоимость рыбы-сырца составила 34 млн руб. или 93% стоимости довоенных уловов. Годовой оборот рыбной промышленности в 1926 г. составил 72 млн руб. (128% среднего довоенного уровня). Виды обработки и качество рыбного товара в целом соответствовали довоенному уровню. Саратовская рыбная промышленность в 1925/26 г. превысила результаты 1924/25 г. на 3,8%, Сталинградская – на 6%, а Астраханская – на 60%29. Рыбная промышленность Нижнего Поволжья по темпам роста намного опережала все остальные отрасли в регионе: за период с 1923/24 г. по 1926/27 г. продукция ее возросла на 126% (для сравнения: продукция другой более или менее благополучной отрасли промышленности – пищевой – выросла за этот период всего лишь на 40%)30. Таким образом, в развитии рыбной промышленности Нижнего Поволжья в 1920-е гг. просматривается положительная тенденция. 1921–1923 гг. ознаменовались курсом к полному огосударствлению рыбной промышленности, ее максимальной централизации и вытеснению других видов хозяйства. Вторая половина 1920-х гг. характеризуется максимальным внедрением хозрасчета в подразделения государственной рыбной промышленности, что выражалось в допуске к рыбному промыслу частника, создававшего конкуренцию в отрасли. В годы нэпа в целом наблюдался рост темпов промышленности в Нижнем Поволжье. В экономике Астраханской губернии, кроме рыбодобывающей промышленности, заметную роль играла легкая или, как ее тогда называли, местная промышленность. Представлена она была ватной, швейной, 238 макаронной, заводом безалкогольных напитков, пивоваренным, кожевенным и овчинно-шубным заводами31. В 1921–1923 гг. традиционными в Астраханской губернии оставались соляные промыслы. На Баскунчакском солепромысле добыча соли увеличилась до 40 т в год32. В Калмыкии разработке добыче соли также уделялось немалое внимание. На ее территории находилось до 220 соляных озер общей площадью 7–8 тыс. десятин. В сентябре 1924 г. было принято решение о взаимообразном выделении Соляному отделу Калмыцкого ЦИК 27 тыс. руб. В результате были организованы три рабочие артели на озерах, граничивших с рекой Волга: Хаптага (30 чел.), Кашкашинское (20 чел.) и Большое Лебяжье (30 чел.). Разрабатывались также соляные озера, расположенные на территории Большедербетовского улуса. На остальных озерах было развито кормчество, т. е. добыча соли местным населением33. К концу 1925 г. было добыто более 140 тыс. пудов соли34. На этих промыслах работы велись примитивным способом, и соль вывозилась в основном гужевым транспортом. Однако в силу ряда причин Соляной отдел не смог организовать широкую разработку естественного богатства Калмыкии, в частности, из-за отсутствия денежных средств, кредитов у желающих взять в аренду озера, к тому же достаточно высоким был акцизный налог на соль. По этой причине отдел в 1926 г. был ликвидирован, а соляные озера переданы в ведение Калмыцкого кредитного сельскохозяйственного рыбопромыслового союза, позднее – Калмыцкому рыболовецкому союзу. В период нэпа в Калмыцкой автономной области также получила развитие полиграфия. В 1922 г. Астраханский губисполком передал Калмыцкой области одну плоскопечатную машину, оборудование, шрифты, расходный материал типографии бывшего астраханского военно-морского порта35. В 1924 г. областное правительство выделило типографии 16,5 тыс. руб., а в 1925 г. предоставило ссуду в размере 10 тыс. руб.36 В 1925 г. типография «Красный калмык» издала печатной продукции на 31 тыс. руб. больше, чем в 1924 г. и 239 получила прибыль в размере 7715 руб. Основной капитал типографии на 1 октября 1925 г. составлял 30895,4 руб.37 Калмыкия в плане земледелия относилась к наименее устроенным территориям Нижнего Поволжья. Большая часть ее территории находилась в полупустынной зоне. Для проведения мелиоративных и пескоукрепительных работ требовались значительные финансовые средства. Из 77 млн руб., запланированных центром на восстановление промышленности в Нижнем Поволжье, Калмыкии на проведение мелиоративных работ было отпущено всего 300 тыс. руб., в то время как Астраханский регион получил 420 тыс. руб., Царицын – 8 300 тыс. руб., Саратов – 7 620 тыс. руб.38 В связи со слабым финансированием в 1923 – 1924 гг. в области удалось провести незначительный объем работ по мелиорации, частично восстановить 21 водоем39, а к 1925 г. обводнить только 1,5% всей территории области, хотя планировалось соорудить 940 плотин, дамб, колодцев и т. д.40 Не меньшее значение в Калмыцкой автономии придавалось и проведению пескоукрепительных работ. До 1924 г. около 300 тыс. десятин земли было занято сыпучими, лишенными растительности песками, из них 140 тыс. десятин приходилось на Хошеутовский, 65 174 – на Эркетеневский, 43 028 – на Яндыко-Мочажный улусы41. За десятилетие после Октябрьской революции произошло относительное увеличение работ по пескоукреплению. Если в 1918 г. правительство России на эти цели отпустило 32 407 руб., позволившее провести специальные работы на площади около 2500 га., то с 1921 по 1927 гг. на закрепление песков было израсходовано 68 691 руб., в т. ч. из областного бюджета – 26 712 руб. и Наркомзема – около 42 тыс. руб. Так, в Хошеутовском улусе были закреплены пески на площади 2 830 десятин, в Багацохуровском, Яндыко-Мочажном и Эркетеневском улусах – около 90 тыс. десятин. В 1925 г. был организован новый Элистинский лесомелиоративный район и вблизи с. Элиста заложен плодово-декоративный питомник на 8,2 га42. В 1923–1927 гг. было посеяно семян песчаного 240 овса на площади 4 921 га, а в питомнике возле Элисты посажено черенков и саженцев разных древесных и кустарниковых пород на 2,7 тыс. га. Однако проведенных лесокультурных мероприятий в КАО было явно недостаточно: 5 тыс. освоенных гектаров составляли мизерную долю по сравнению с 30 тыс. десятин территории, покрытой сыпучими песками. Площади посевов по годам распределяются так: Таблица 2 Посевы в восстановительный период (1923–1927 гг.)43 Годы 1923 1925 1926 1927 Итого Площадь посевов песчаного овса (в га) 1268 2653 600 400 4921 Площадь, занятая растениями в питомнике (в га) – 1,7 0,5 0,5 2,7 Несмотря на недостаточное финансирование, краевая пескоукрепительная организация сумела возродиться, подготовила базу для проведения новых работ, например, очистки от пылевых заносов Тинакского озера, озеленения населенных пунктов области и др.44 До Октябрьской революции в Калмыкии вообще не существовало какой-либо промышленности. Сельское хозяйство, в частности, животноводство, определяло характер и содержание всей экономической жизни региона. В октябре 1925 г. один из руководителей автономии Х. Б. Кануков в своем докладе «Об экономическом возрождении Калмобласти» на VII партийной конференции поднял вопрос о создании небольших промышленных предприятий (кустарного производства), «необходимых для улучшения экономического положения местного населения». Это предложение находилось в русле решений X съезда РКП(б), призывавшего всемерно поддерживать деятельность мелких частников и кустарей, 241 которые нанимали до 2-3 рабочих. Появление в незначительном количестве таких мелких производств свидетельствовало о зарождении кустарной промышленности. Но в Калмыцкой области ее развитие не получило столь широкого масштаба, в отличие от других территорий Нижнего Поволжья, где кустарные промыслы преобладали над государственной промышленностью. Это – одна из особенностей развития экономики Калмыкии в восстановительный период. В автономии получили определенное развитие сельскохозяйственные отрасли: мукомольная, маслодельная, а также овчинно-шубная, сапожная, портняжная, соляная производства45. Появление таких производств обусловлено многовековыми традициями, в частности, калмыцкого населения – изготовлением товаров из сельхозсырья и приготовлением продуктов животного происхождения. Организация небольших кустарных производств была выгодна в экономическом плане. Во-первых, подобные мелкие предприятия требовали небольших затрат как для их восстановления, так и для открытия нового производства. Во-вторых, существовала потребность самого населения в промышленных товарах. И что немаловажно имелось готовое сырье. Отсюда и сокращение расходов, и увеличение доходности предприятий, что предопределяло организацию кустарных производств из сельскохозяйственного сырья. В регионах Нижнего Поволжья производства из сельхозсырья также получили развитие. В Немреспублике широкое развитие получило мукомольное; в Вольском и Кузнецком уездах Саратовской губернии находилось 70% всех частных кожевенных заводов, а в Петровском, Вольском и Балашовском уездах – предприятия, занятые переработкой масличных культур46. К числу немногих отраслей промышленности, не понесших существенного урона к 1921 г., относилась мукомольная, главным образом сконцентрированная в Автономной коммуне Немцев Поволжья. Из имевшихся в автономии 587 мельниц 27 были национализированы47. Многие из этих предприятий, руководимые опытными специалистами, были переве242 дены на самофинансирование и хозрасчет, а в некоторых случаях – переданы в руки частникам. В основном руководили предприятиями их бывшие хозяева. Они имели юридическое право вернуть свою собственность, согласно Декрету о денационализации. Этим документом была установлена правовая норма, дававшая возможность бывшим владельцам возвратить себе ранее принадлежавшие им промышленные предприятия, оценочная стоимость которых была не выше 10 тыс. довоенных руб.48 В соответствии с инструкцией ВСНХ, вышедшей в августе 1921 г., бывшим предпринимателям могли быть возвращены те предприятия, которые не вошли в список эксплуатации губсовнархозом49. Также по этому документу частникам предоставлялась возможность законным путем вернуть свое утраченное имущество. Однако в действительности частные предприниматели в большинстве случаев брали бывшую собственность лишь в аренду. Из 142 мельниц Саратовского губернского мельпрода только 30 были возвращены владельцам в полную собственность, а остальные предназначались для сдачи в аренду50. Аналогичная ситуация сложилась и в Области немцев Поволжья. Из 15 кустарных кожевенных заводов, существовавших в 1921 г., прежним владельцам были переданы 1451. На основании вышесказанного, можно утверждать, что в условиях нэпа наиболее распространенной формой собственности являлась аренда. В целом по стране доля предприятий, арендованных частниками за 2 года, возросла незначительно: с 50% в 1922 г. до 52,6% в 1924 г.52 Впрочем, так было не везде. В Саратовской губернии в 1922 г. нэпманами было арендовано 507 предприятий, но уже в 1923 г. эта численность увеличилась до 1318 (на 71,5%). Количество же предприятий, взятых в аренду кооперативами, возросло за этот период всего с 20 до 24, или на 26,3%53. В Немреспублике к 1925 г. из 185 мукомольных мельниц 125 находились в аренде бывших владельцев54. Мелкая промышленность в условиях рыночных отношений продолжала укреплять свои позиции. Частные промышлен243 ные предприятия составляли 98% всего оборота. На долю кооперации в мелкой промышленности приходились лишь 1% всего числа предприятий и 7% оборота55. Нижеприведенная таблица наиболее полно иллюстрирует продукцию, изготовленную в Саратовской губернии, небольшими частными предприятиями, создававшими здоровую конкуренцию государственным предприятиям. Таблица № 3 Валовая продукция мелких предприятий Саратовской губернии за 1924-1925 гг.56 Группы мелкой промышленности по форме эксплуатации Государственная Кооперативная Частная Итого Сумма в тыс. червонных руб. В% от итога 958,5 2 365,8 34 860, 6 38 184,9 2,5 6,2 91,3 100,0 Как показывает таблица, роль частника в мелкой промышленности была значительна. Этот факт признавало и руководство на местах. В Калмыкии в этот период число частных предпринимателей увеличилось со 198 человек в 1921 г. до 483 человек в 1925 г.57 Объем валовой продукции, выработанной ими в 1925 г., исчислялся 290,6 тыс. руб.58 Объем валовой промышленности в коммуне Немцев Поволжья только за период с 1921 по 1923 гг. вырос более чем в 2 раза. По мнению современных исследователей, достичь таких положительных результатов во многом удалось благодаря активной деятельности частных предприятий59. Таким образом, Саратовская губерния особо выделялась среди других регионов Поволжья. Здесь было сосредоточено около 40% всех частных предприятий, в 1924–25 гг. их насчитывалось около 4 тыс.60. По этому показателю регион опережал другие республики и губернии СССР. К примеру, в 244 Татарской АССР активно работало 16,2% частного бизнеса, в Пензенской губернии – 14,3%, Ульяновской – 11,3%, Самарской – 9,1%. Хозяйственный кризис 1925 г. усилил негативное отношение партийного руководства к частному капиталу, которое обвинило частника в создавшейся сложной экономической ситуации в стране. В результате интенсивного процесса кооперирования и огосударствления частных предприятий создалась благоприятная основа для сокращения их числа и уменьшения оборотных средств. В общем объеме произведенной продукции доля всего частного производства к 1927–1928 гг. составляла только 16%, что свидетельствует о жестком характере проводившихся мероприятий по вытеснению частника из сферы производства. Таким образом, проведенное исследование позволяет сделать вывод о существовании в Нижнем Поволжье в годы нэпа модели смешанной экономики, в которой государственная промышленность по объективным причинам сочеталась с частным и кустарным производством. Вместе с государственной промышленностью они обеспечили восстановление экономики. И хотя доля предприятий частной и кустарной промышленности в регионе в 1925–1926 гг. составляла примерно 17%, именно они в наибольшей степени сделали потребительские товары доступными населению. В Калмыцкой автономной области, несмотря на трудности восстановительного периода, в годы нэпа начали зарождаться отдельные отрасли промышленности, способствовавшие подъему её экономики, снятию социальной напряженности. На протяжении всего восстановительного периода промышленность Нижнего Поволжья, как и всей страны, прошла сложный путь модернизации в производственной и социальной сферах. При этом динамика развития характеризовалась постоянным ускорением, получившим небывалый размах в советский период истории. В то же время, начиная с 1927 г. наблюдается общий для всей страны процесс свертывания многоукладной экономики. 245 ГА СО. Ф. 338. Оп. 1. Д. 851.; ГАНИ СО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 882. Л. 5об. 2 Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы: картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. – СПб, 2003. – С. 52. 3 Нижнее Поволжье. – 1927. – № 10. – С. 65. 4 ГАНИ СО. Ф. 27. Оп. 3. Д. 8. Л. 21-22. 5 Наш край. – 1927. – № 8. – С. 69. 6 Коммунист. – 1923. – 5 июля. 7 Наш край. – 1924. – №1. – С. 25. 8 ЦХСД АО. Ф.1. Оп. 1. Д. 108. Л. 98. 9 Там же. Д. 103. Л. 156. 10 Наш край. – 1922. – № 1. – С. 34. 11 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 50. Л. 51.; Наш край. – 1925. – №6. – С. 39. 12 ЦХСД АО. Ф.1. Оп. 1. Д. 121. Л. 25. 13 Панов И.И. Указ. соч. С. 110; История Астраханского края: Монография. – Астрахань: изд-во Астраханского гос.пед. ун-та, 2000. - С. 654. 14 История Астраханского края… С. 654–655. 15 Акугинова С. Д. Из истории формирования рабочего класса в рыбной промышленности Калмыкии // Вестник института – №2. – Ч.1. – Серия истор. – Элиста, 1967. – С. 53. 16 Санжиева В. Ш. Промышленность Калмыцкой АССР в период строительства социализма // Промышленность и рабочий класс Советской Калмыкии. – Элиста, 1977. – С. 6. 17 Пюрбеев А. Советское строительство в Калмобласти – С. 20. 18 НА РК. Ф. Р-136. Оп. 1. Д. 300. Л. 1-10. 19 Акугинова С. Д. Из истории формирования… – С. 53. 20 Материалы IX областной… – С. 211; Отчет ЦИК автономной области… – С. 21; Борисов Т. Калмыкия: историко-политический и социально-экономический очерк. – М.:Л., 1926. – С. 5. Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 117. 1 246 Поволжская колонизационно-мелиоративная экспедиция НКЗ РСФСР начала обследование территории КАО в 1924 г. с целью оказания помощи в решении социально-экономических проблем. 22 О методах распределения крестьянских хозяйств по группам // Калмыцкая степь. – 1928. – № 4. 23 Наш край. - 1925. - №3. - С. 48. 24 Калмыцкая степь. – 1927. – № 3. 25 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 92. 26 Коммунист. - 1924. - 30 октября. 27 ГАНИ СО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 78. Л. 11-12. 28 Хозяйство Калмыцкой области за 10 лет. – С. 71. 29 Нижнее Поволжье. - 1928. - № 5. - С. 51. 30 Наш край. - 1926. - № 8. - С. 30. 31 Астрахань. Справочная книга. - Сталинград, 1937.- С. 179. 32 История Астраханского края. С. 680. 33 НА РК. Ф. Р-90. Оп. 1. Д. 24. Л. 113; Р-136. Оп. 1. Д. 50. Л. 14, 42об, 46об; Беликов Т. И. Калмыцкая область в восстановительный период (1921 – 1925 гг.) // Ученые записки КНИИЯЛИ. – Вып. 6. – Сер. истор. – Элиста, 1968. – С. 101. 34 Беликов Т. И. Указ. соч. – С. 101; Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С.117. 35 НА РК. Ф. Р. 90. Оп. 1. Д. 5. Л. 97; Д.15. Л. 156. 36 Там же. Л. 53, 56. 37 Там же. Ф. Р.114. Оп. 2. Д. 26. Л. 3,6, 6 об. 38 Глухов И. К. От патриархальщины к социализму. – Астрахань, 1926. – С. 34. 39 Рокчинский О. Л. Предпосылки экономического и культурного развития Калмыцкой области // Нижнее Поволжье. – 1926. – № 1. – С. 101 – 102. 40 Глухов И. К. Указ. соч. – С. 36. 41 Медведев Б. Х. Калмыцкая область // Нижнее Поволжье. – 1924. – № 4 – 5. – С. 74. 42 Глухов И. К. Указ. соч. – С. 36. 43 НА РК. Ф. Р-22. Оп. 1. Д. 955. Л. 152. 44 Видинеев Н. М. На фронте с песками // Калмыцкая степь. – 1927. – № 3. – С. 43 – 45. 21 247 Санжиева В. Ш. Указ. соч. – С. 8. ГА СО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 500. Л. 34, 11; Серебряков В.С. Немецкая Коммуна на Волге и возрождение юго-востока России. М., 1922. - С. 21-22. 47 Егорова М.В. Поволжские немцы в стремлении к сохранению национальной идентичности, традиционных устоев жизни (1918–1941 гг.) Дисс. …канд .ист.наук. - Саратов, 2006. - С. 47. 48 СУ. 1921. № 70. Ст. 564; Россия нэповская. / под общ. ред. акад. А. Н. Яковлева. - М.: Новый хронограф, 2002. - С. 121. 49 Там же. 50 ГА СО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 32. Л. 132. 51 Егорова М.В. Указ. соч. С. 238. 52 Орлов И.Б. Восстановление промышленности // Россия нэповская. М., 2002. С. 121. 53 Отчет ЭКОСО в период с 1 октября 1922 г. по 1 апреля 1923 г. С. 6, 51; Статистический сборник по Саратовской губернии. Саратов, 1923. С. 145-146. 54 Бюллетень Статистического Управления Республики Немцев Поволжья. Покровск, 1925. С. 131. 55 ГА СО. Ф. 338. Оп. 1. Д. 500. Л. 6; Д. 503. Л. 3об. 56 ГА СО. Ф. 338. Оп. 1. Д. 500. Л. 4. 57 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 117; Мелкая и кустарно-ремесленная промышленность СССР в 1925 г. – Т.33. – Вып. II. – М., 1928. – С. 13–14. 58 Санжиева В. Ш. Указ. соч. С. 34–35. 59 Герман А. А. Немецкая автономия на Волге 1918-1941. - Саратов, 1992. - Ч. 1. Автономная область 1918-1924. - С. 153. 60 Шарошкин Н.А. Промышленность и рабочие Поволжья в 1920-е гг. - Пенза, 2001. - С. 59. 45 46 248 § 3. Нижнее Поволжье на завершающем этапе нэпа Основные принципы новой экономической политики способствовали созданию предпосылок для скорейшего восстановления народного хозяйства страны. В 1925–1926 гг. государством были приняты меры по регулированию товарноденежного обращения. Условия развития крестьянского хозяйства, а также потребность в быстрейшем восстановлении и налаживании сельскохозяйственного производства требовали использования различных форм привлечения инвестиционного капитала, в первую очередь, разрешения аренды земли, путем концессий. Однако если концессионные предприятия в масштабах страны сыграли положительную роль в привлечении зарубежного капитала, то в Калмыкию, в связи с отсутствием здесь крупных промышленных и сельскохозяйственных предприятий, иностранный капитал не привлекался. Наибольшее распространение в стране в эти годы получила арендная форма, особенно земли, которая давала ощутимое пополнение в бюджет. Так, если в 1922 г. бюджет государства получил по статье, относящейся к аренде предприятий и земли, 7 300 тыс. руб. (в золотом эквиваленте), то в 1923–1924 гг. – уже 60 млн руб.1 В мае 1922 г. ВЦИК принял закон о трудовом пользовании, допускавший на определенных условиях «трудовую аренду земли», нормы которой вошли в Земельный кодекс РСФСР, введенный в действие с 1 декабря 1922 г2. В нем закреплялось право крестьян сдавать и брать землю в аренду, изменять сроки арендного договора, применять в крестьянском хозяйстве наемный труд. Аренда допускалась в трудовых хозяйствах, подвергшихся стихийным бедствиям, а также распространялась на ту группу сельского населения, которая испытывала острый недостаток в средствах производства. В этот период государством устанавливался предельный срок сдачи земли в аренду – не более одного севооборота (при трехполье – 3 года, при четырехполье – 4 и т. д.), а при отсутствии правильного севооборота 249 – не свыше 3-х лет. Субаренда категорически запрещалась. В мае 1925 г. III съезд Советов СССР принял постановление, в котором предельный срок аренды был увеличен до 12 лет. На арендующие хозяйства распространялся закон о допущении подсобного наемного труда. С 1927 г. регистрация арендных договоров стала проводиться в сельских Советах. В период нэпа широкое распространение получила система пользования государственной собственности частными лицами – аренда и концессии. В отличие от аренды, концессии, как правило, предлагались иностранному капиталу. В арендованных частниками у государства предприятиях основной капитал принадлежал государству, согласно Декрету «О сдаче в аренду государственных предприятий» от 2 июля 1921 г. и опубликованного 11 июля 1921 г. закона об аренде, конгломерировавшего отношения между собственником и арендатором. Как отмечают современные ученые-исследователи, в 1922 г. к сдаче в аренду намечалось 3 113 предприятий, в 1923 г. – 8 6323. Однако к 1922 г. было сдано в аренду 60 – 65% предприятий (2/3 плана) с числом рабочих около 3% общего их количества в России4. Среди арендаторов частники (буржуазия) составляли лишь 57%, остальное приходилось на кооперативы (38%), государственные организации – 4%5. В течение 1921 г. ЦК РКП(б) настойчиво рекомендовало региональным партийным организациям оперативно перестраиваться на курс нэпа, в том числе прилагать усилия и по развитию аренды. При сдаче в аренду предпочтение отдавалось государственным и кооперативным организациям. «Нами сдавалось в аренду, согласно указанию центра, целый ряд предприятий. Мы старались сдавать предприятия в аренду, в первую очередь, государственным и кооперативным учреждениям и, в последнюю очередь, частным лицам, – говорилось на пленуме Саратовского губкома в июне 1922 г. – Государственным и кооперативным организациям мы сдали 72% предприятий (сдаваемых в аренду частным лицам, вместе с бывшими владельцами – 28%)»6. 250 Постепенно основными арендаторами становятся частники. Так в сентябре 1923 г. государственные организации по Саратовской губернии арендовали 29 предприятий, на которых работало 577 чел., кооперативные – 20 предприятий с количеством работающих 272 чел., и частники – 447 предприятий, на которых работало 1 218 чел.7 В основном это объясняется тем, что «многие арендаторы, прежде всего государственные и кооперативные организации, оказались не в состоянии выплачивать арендную плату»8. Поэтому местные органы в 1922–1923 гг. в поисках новых источников для местной казны отдавали предприятия, в том числе малые, частникам. Астраханским ГСНХ был составлен список предприятий, которые могли быть сданы в аренду. Таковых насчитывалось 52, и все они в основном бездействовали. С марта 1923 г. в аренду было сдано 33 предприятия. Из оставшихся 19 предприятий 5 были впоследствии пущены в ход самим губсовнархозом9. Царицынский губсовнархоз проводил аналогичную работу по сдаче в аренду предприятий. В его ведении на 1 января 1921 г. находилось 523 национализированных предприятия, из них к сдаче в аренду предназначалось 292 объекта. Срок сдачи в аренду предполагался от 1 до 6 лет10. Помимо предприятий, в аренду сдавались рынки, парикмахерские, бани, жилые дома и магазины. Из саратовских бань к октябрю 1921 г. в аренду частным лицам было сдано 2 бани. Одна была сдана за 144 млн руб.(в дензнаках 1922 г.), другая, требующая капитального ремонта, дешевле – за 400 млн руб. на условиях ее восстановления до 1925 г. Арендная плата была разной: в 1926 – 1927 гг. она составляла 6 млн руб. в месяц, а в 1928 – 1929 гг. 8 млн руб. в месяц11. Сдача небольших предприятий в аренду способствовала их выживанию в новых экономических условиях. К примеру, по Саратовскому совнархозу в 1924 – 1925 гг. стоимость капитального ремонта на арендованных предприятиях составляла 21% от основного их капитала12. 251 Всего по Саратовской губернии в 1924–1925 гг. насчитывалось около 4 тыс. частных предприятий с преобладанием мелких предприятий кустарного типа с незначительной производственной мощностью: 164 предприятия относились к 1 разряду (от 1 до 3 рабочих) и только 52 предприятия к 4–12 разрядам13. В целом надо отметить положительное влияние хозрасчетных отношений на развитие местной промышленности Нижнего Поволжья. По развитию хозрасчета и сдачи предприятий в аренду имелись, правда, и некоторые замечания со стороны партийных и государственных органов. К примеру, на пленуме Астраханского губкома РКП(б) в июне 1923 г. говорилось, что сданные в аренду частникам предприятия возвращаются в «худшем состоянии, договора не выполняются, вовремя не вносилась арендная плата»14. Местные хозяйственные органы, не способные эффективно наладить производство, чинили всевозможные препятствия росту числа арендованных предприятий промышленности. Сдача в аренду сопровождалась их высоким обложением со стороны ГСНХ. «Лучше бы совсем не сдавать в аренду, а если уже сдавать, так, по крайней мере, с таким барышом, чтобы частному предпринимателю не поздоровилось», – считали астраханские хозяйственники осенью 1922 г. и повышали арендную плату до 15–18% стоимости продукции15. Как считали исследователи 1920-х гг., высокий уровень арендной платы имел «классовую направленность» и «аренда не преследует цели предоставления возможности частного обогащения в ущерб интересам государства»16. Допуская аренду, государство, исходя из политических соображений, искусственно ограничивало пределы ее развития, что никак не способствовало укреплению товарной «смычки» двух укладов и развитию рынка в целом. Подавляющее большинство арендованных помещений представляло собой мастерские ремесленного типа, составлявшие к концу 1922 г. 15% всей промышленности и производившие 13,3% всей продукции17. 252 В Саратовской губернии в 1927 г. по статье «сдача в аренду крестьянских земель на договорных началах» насчитывалось 42 хозяйства площадью около 12 000 гектаров18. К концу 1925 г. в Калмыкии сдавалось в аренду 55,5% крестьянских земель19. Финансовые поступления от аренды земли в бюджет Калмыцкой области за 1922–1925 гг. нашли отражение в нижеприведенной таблице. Таблица 1 Финансовые поступления за аренду земли20 Годы 1913 1915 Аренда земель 171,175 (75%) 220,466 (74,9%) 1922–1923 1923–1924 1924–1925 23,341 (16,7%) 6,254 (2%) 18,188 (5,4%) Таким образом, по мере снятия правовых ограничений в отношении аренды – найма и некоторого расширения трудовой деятельности крестьян к концу 1920-х гг. несколько увеличилось число хозяйств, сдававших землю в аренду. Тем не менее, уровень этих отношений значительно уступал дореволюционному периоду. Объясняется это, прежде всего тем, что в Калмыкии в период политики «военного коммунизма» и начала реализации нэпа отсутствовали твердо установленные внешние границы с соседними регионами. Местными властями не был определен порядок землеустройства и не организовано разграничение земельной площади сельского населения на фонды местного и государственного значения. В силу этого требовалось вести строгий надзор и учет за земельными оброчными статьями. Сдача земли в аренду практиковалась на всей территории Калмыкии, но особенно активно в земледельческом Большедербетовском улусе. 253 Таблица 221 Аренда земли в Большедербетовском улусе Аренда пашни Сдача пашни Количество % хозяйств, % хозяйств, арендуемых арендующих сдающих десятин (в среднем пашню пашню на одно хозяйство) 13,7 10,42 55,5 Количество сданных в аренду десятин (в среднем на одно хозяйство) 11,77 Из вышеприведенных данных видно, что преобладает процент сданных в аренду хозяйств. В основном калмыцкое население сдавало в наем свои земли ставропольским крестьянам, активнее занимавшимся земледелием. Средний размер такого участка, как правило, превышал земельную площадь арендатора. Процесс передачи беднейшими слоями населения своих наделов в аренду зажиточным крестьянам продолжался как в связи с нараставшим снижением поголовья лошадей и верблюдов в период восстановления сельского хозяйства, так и со слабым оснащением орудиями труда. В 1926 г. в Малодербетовском улусе на 100 крестьянских хозяйств приблизительно приходилось 33 плуга и букера, 27 борон, 4 жнейки, 3 сенокосилки, 1 конные грабли, 1 сеялка, 1 веялка, 15 катков-молотилок. В Большедербетовском улусе в 1928 г. на такое же количество хозяйств приходилось 33 плуга, 27 борон, 4 жнейки и 3 сенокосилки22. В первые годы советской власти в крестьянских хозяйствах применение наемного труда практиковалось так же, как и аренда земли и средств производства. После перехода к нэпу и юридического разрешения найма рабочей силы эти процессы стали развиваться активнее. Но элементарная безграмотность крестьянских масс в Калмыкии стала основной причиной правового нигилизма. Местными властями принимались меры к охране прав наемного труда. Наем оформлялся трудовым договором, за исполнением которого следили профсоюзные организации. Зажиточные 254 калмыцкие хозяйства, привлекавшие наемный труд, стали облагаться повышенным налогом. Меры, направленные на защиту идущих в наем рабочих, в условиях Калмыкии были необходимы. Данные о применении наемного труда весьма скудны, поскольку сказывалось стремление и нанимателя, и батрака скрывать факты его применения; в ряде случаев отработки за аренду средств производства самими крестьянами не считались продажей рабочей силы и не принимались во внимание при обследованиях; органы статистики учитывали главным образом сроковых рабочих, тогда как значительный удельный вес имел сдельный и поденный труд. В итоге недоучет бывал довольно высоким. Рост применения наемного труда в сельском хозяйстве наблюдался одновременно с развитием арендных отношений, особенно после 1923 г. К концу 1925 г. в Калмыцкой области общее количество батраков составляло свыше 15 тыс. человек23, или 12,8% всего населения. В целом по степени обеспеченности рабочей силой хозяйства Калмыцкой области распределялись следующим образом: не имели своей рабочей силы – 7,19% всех хозяйств, 74,53% хозяйств имели двух работников, 2,58% хозяйств – трех работников, 0,55% – четырех работников, т. е. только 18,28% хозяйств имели более одного работника24. К найму рабочей силы обращались только 3,07% всех хозяйств области, что видно из следующей таблицы25. Таблица 3 % хозяйств, нанимавших сроковых рабочих 3,07 Ими нанято рабочих в том числе всего 1595 мужчин женщин 81,4 18,5 На одно хозяйство приходилось наемных рабочих 1,58 255 Количество таких хозяйств, изменялось в зависимости от производственной специализации улусов, достигая в земледельческих 5,8% (по Болышедербетовскому) и снижаясь до 0,7% в животноводческих (в Икицохуровском)26. Основной тягловой силой в мелком крестьянском хозяйстве Калмыкии являлся рабочий скот. В 1926 г. обеспеченность им оставалась еще низкой. Фактически она отмечалась в 14,4% хозяйств, что наглядно иллюстрируют следующие данные: Таблица 4 Обеспеченность хозяйств области рабочим скотом27 Имеющих рабочий скот (единиц) Без рабочего скота одну две три четыре и более 54,31% 27,65% 8,76% 2,52% 3,13% Таким образом, земледельческие хозяйства были более обеспечены рабочим скотом в сравнении со средней обеспеченностью по области. К примеру, в Большедербетовском улусе на одно хозяйство приходилась 1,1 единицы рабочего скота, а в Малодербетовском и Манычском (животноводческо-земледельческом) улусах – соответственно 0,67 и 0,92 единицы28. Вопрос обеспеченности рабочим скотом крестьянского земледельческого хозяйства был весьма актуален. Крестьянин, не имевший его, терял возможность вести самостоятельное хозяйство, утрачивая черты мелкого производителя. В Саратовской губернии только за 1927 г. было ввезено 15 000 гол. рабочего скота, отпущенного населению в кредит. Для улучшения качества рабочего скота в госконюшне имелось 227 жеребцов, в том числе и у населения – 1216 голов. При этом в губернии в наличии у крестьянства имелось до 1 тыс. тракторов29. В 1927 г. со стороны Советского государства началась массированная атака на частный капитал. Небольшие ростки 256 «госкапитализма», которые относились к капиталистическому укладу в народном хозяйстве СССР, быстро теряли свою роль в экономическом развитии страны. С 1927 г. взятие в аренду предприятий частным капиталом стало сокращаться. В дальнейшем наблюдалась тенденция их медленного увядания, закрытия предприятий, утрата интереса к делу. Это объясняется неустойчивостью политического положения в стране, чинимыми препятствиями со стороны государственных органов, неуверенностью в будущем и большим риском капиталовложений в развитие своего частного бизнеса. Советский предприниматель 1920-х гг. предпочитал розничную, посредническую торговую деятельность на рынке частных, государственных и кооперативных продавцов. Постановление СНК СССР от 15 мая 1928 г. запретило сдачу в аренду государственных предприятий, а с 1930 г. эта форма хозяйственной деятельности и вовсе была прекращена. В результате сложился четкий курс на форсированное вытеснение всеми средствами частного предпринимателя из арендованной промышленности и частного торговца из всех сфер торгового оборота. В 1927–1928 гг. центральные и местные власти в средствах массовой информации активно публиковали судебные отчеты над нэпманами. К примеру, одна Саратовская газета опубликовала сообщение о судебном иске губернского суда к арендаторам гостиниц «Ницца» Помельникову и «Бристоль» Вершинину, договор с которыми был расторгнут30. В печати стали появляться призывы: «Не покупайте у частника»31, и перечень таких сообщений можно продолжать. Все они отражают действительность тех дней. Таким образом, шла целенаправленная борьба на скорейшее свертывание нэпа в области промышленности и торговли, хотя мелкие торговцы и лавочники способствовали лучшему обеспечению товарами не только города, но и глухих деревень. Быстрыми темпами шло сокращение и городской торговли. В Саратове доля частника в этой сфере упала с 31,2% в 257 1925–1926 гг. до 22,1% в 1926–1927 гг.32. В Астрахани этот показатель сократился с 34,5% до 24,8%33. К 1928 г. в оптовой торговле частный сектор вообще прекратил свое существование34. Частный оптовик был вытеснен полностью с рынка Поволжья35. В годы нэпа налоговая политика государства все больше приобретала классовую направленность, становясь средством ограничения и вытеснения зажиточных слоев населения, ослабления их экономического влияния. 4 мая 1923 г. Калмыцкий облисполком издал два постановления за №№ 29 и 32 под общим названием «О проведении в Калмыцкой автономной области единого сельскохозяйственного налога на 1923/24 гг.»36. На территории области вводился единый сельскохозяйственный налог, который исчислялся и выражался в единой весовой мере: в земледельческих районах – пуде ржи (ржаная единица), в скотоводческих – пуде чистого мяса, и взимался только деньгами. Основная тяжесть этого налога, как и прежде, ложилась на хозяйства кулаков, зажиточных крестьян, хотя бремя его стали чувствовать и хозяйства, все еще находившиеся на грани бедноты, равно как и середняков. За невыполнение единого сельскохозяйственного налога закон предусматривал личную ответственность в судебном и административном порядке. Поэтому облисполком 10 ноября 1924 г. образовал «тройку» для содействия проведению сельскохозяйственного налога в составе А. Маслова (председатель облисполкома), Г. Манкирова (областной прокурор), Э. Кекеева (заведующий областным финансовым отделом). Из-за недостатка денежных знаков налог иногда взимался топливом (дрова, уголь, кизяк), домашними вещами, одеждой. В Калмыкии к 1924 г. основная часть налогов приходилась на зажиточные хозяйства – середняков, имевших при пересчете на крупный рогатый скот на семью от 21 до 41 головы, им принадлежало 23,2% всего скота в области, а также кулаков, у которых на семью приходилось свыше 41 головы, они имели 39,61% всего скота в области37. Именно 258 эти хозяйства являлись источником доходной части бюджета Калмыкии. В земледельческих районах основными плательщиками налогов были главным образом также кулаки, имевшие свыше 16,1 десятины, и середняки, которым принадлежало – от 6,1 до 16 десятин посевов на одно хозяйство38. Налоговые поступления, как правило, обеспечивались репрессивными мерами. В обзоре политико-экономического состояния СССР за февраль 1924 г., составленном ГПУ для Политбюро ЦК РКП(б), отмечалось, «что для усиления поступления остатков налога обычно применяются репрессии – опись, продажа имущества, вплоть до арестов налогоплательщиков. По некоторым губерниям число арестованных доходит до нескольких сот на уезд, а в Ставропольской губернии за время кампании арестовано свыше 10 тыс. недоимщиков»39. В связи с ограничением роста кулацких хозяйств и национализацией оставшихся крупных имений, которая активно начала проводиться в 1924 г., усилился налоговый пресс на кулаков, и центр тяжести стал смещаться на середняков. Обком РКП(б) и ОКК РКП(б) 10 июня 1924 г. приняли и разослали местным партийным организациям циркуляр, положивший начало национализации крупных имений. КалмЦИК, уточнив количество и размеры имений, 20 марта 1925 г. принял решение завершить работу по лишению нойонов и зайсангов права на землепользование и выселению их с конфискацией имущества к 31 июля 1926 г. Это постановление по времени принятия совпало с выходом декрета ЦИК и СНК СССР от 20 марта 1925 г. «О лишении бывших помещиков права на землепользование и проживание в принадлежащих им до Октябрьской революции хозяйствах»40. В соответствии с решениями апрельского (1926 г.) Пленума ЦК ВКП(б) в 1926–1927 гг. налоговое законодательство претерпело изменения – стал применяться сельскохозяйственный налог с постепенным и неуклонно увеличивавшимся прогрессивно-подоходным обложением на основе 259 классового принципа. Реформа осуществлялась по следующим основным направлениям: усиление прогрессивности и освобождение от налога бедноты; замена натуральных признаков исчисления облагаемого дохода денежными; расширение объектов обложения за счет не привлекавшихся ранее источников дохода; более полный учет местных экономических условий (тип хозяйства, близость рынка сбыта и путей сообщения, уровень цен); переключение все большей части поступлений в местный бюджет; совершенствование практики обложения41. Переход к обложению совокупного дохода позволил точнее выявлять имущественное положение налогоплательщика, тем самым усиливалась эффективность налога как средства контроля. Позитивная тенденция в восстановлении народного хозяйства позволила снизить сельхозналог по стране на 30 – 40%42. Высокодоходные крестьянские хозяйства облагались максимальным налогом, в то время как маломощные дворы были от него освобождены. Для беднейшего калмыцкого крестьянства самым благоприятным в налоговом отношении стал 1926/27 хозяйственный год, когда произошло абсолютное сокращение прямых налогов. Положительно сказался на товарности крестьянского хозяйства пересчет на одно хозяйство и отдельного едока. Так, распределение сельскохозяйственного налога по скотоводческим хозяйствам Калмыкии в 1925 – 1926 гг. производилось следующим образом43: Таблица 5 Группа обложения Число хозяйств Общая сумма налога (руб.) Средняя сумма на одно хоз-во (руб.) 1 16060 8654 0,53 2 2871 6651 2,28 3 1244 10064 8,09 260 4 300 6690 22,30 5 108 4159 38,51 6 62 3213 51,82 7 109 12513 114,80 20754 51945 2 руб. 49 коп. Эти данные позволяют сделать вывод, что 77,38% всех животноводческих хозяйств в среднем платили по 0,53 руб., или 16,7% всего сельхозналога. В то же время 579 (2,68%) наиболее крупных хозяйств облагались сельхозналогом в размере 26575 руб., или 51,16% всей суммы налога. Мероприятия, проводимые государством по снижению сельхозналога, крестьянством Калмыкии «расценивались как большая помощь по восстановлению сельского хозяйства»44. В аймаке (деревне) выделился и набирал силу слой старательных крестьян. Приспосабливаясь к рыночным отношениям, середняки активно развивали свое хозяйство. Налоговая политика строилась по классовому признаку и позволяла получить поддержку, прежде всего, деревенской бедноте. По своему составу она была разнородной: к ней относились демобилизованные красноармейцы, обычно составлявшие костяк сельских партийных организаций и руководившие местными Советами; многодетные семьи, оставшиеся без работников и хозяйства; различные неудачники, лодыри, пьяницы, деревенские люмпены. Эта многочисленная деревенская прослойка считала, что «Советская власть требует, чтобы бедняки не платили ничего, средние умеренно и богатые много»45. Используя свое влияние в местных Советах, они подвергали удачливых хозяев дискриминации, зачисляли их в кулаки, лишали избирательных прав и т. д. На последнем этапе нэпа налоговая политика стала еще более эффективным средством борьбы с частным капиталом. Постановлением ЦКК и СНК СССР от 18 мая 1927 г. был уза261 конен принятый временно в 1926 г. государственный налог на сверхприбыль с «суммы», составляющей разницу между всей суммой дохода, определенной для обложения государственным налогом и суммой нормального дохода46. Получалось, что из-за большого налогового сбора заниматься предпринимательской деятельностью становилось делом невыгодным. В 1927 г. из 70 товарных бирж было ликвидировано 56, а вскоре прекратили свою деятельность и остальные. Синдикаты с 1928 г. стали включаться в отраслевые производственные объединения, то есть из самостоятельных хозрасчетных органов превратились в подразделения государственной промышленности. К тому же в конце 1927 г. было запрещено плановое снабжение частных предпринимателей и выделение им ссуд. В 1930 г. были закрыты общества взаимного кредита47. В условиях нехватки финансовых ресурсов летом 1927 г. Советское государство впервые пошло на выпуск принудительных займов, прибегнуло к эмиссии денег и занижению цен на сельскохозяйственную продукцию, Подобные действия в сфере экономики и финансов были чужды нэпу. Большое внимание в Калмыкии уделялось также рыбной промышленности как ведущей отрасли, в нее вкладывались большие капитальные средства. В 1926/27 г. они составили 175,1 тыс. руб., а в 1927/28 г. – 200 тыс. руб.48 Эта сумма значительно превышала все затраты за все годы после Гражданской войны. Одним из ведущих промышленных объединений в Калмыкии оставался «Калмрыбтрест», который «давал заработок… пострадавшим от голода и разорившимся калмыкам». С 1926 г. наблюдалось увеличение числа рыболовецких хозяйств на территории области49. Ловом и переработкой рыбы занимались кооперативное объединение «Калмрыбаксоюз», созданное в 1927 г., а также индивидуальные ловецкие хозяйства. Приток финансовых средств позволил «Калмрыбтресту» улучшить техническую оснащенность рыбных промыслов и увеличить количество собственных паромоторных судов и водоходных посуд. Если в 1925 г. трест имел лишь одно судно и 18 водоходных посуд, то в 1928 г. – пять судов и 262 40 посуд. К началу 1929 г. рыболовецкий флот «Калмрыбтреста» насчитывал в своем составе 139 единиц50. В этот период произошло увеличение и промыслового фонда треста. В 1926 г. дополнительно к прежним промыслам были взяты в аренду еще два: Митинский и Неседкинский, тогда же начала работать рыбоприемная шаланда. Общая емкость всех промыслов, одного стана и шаланды составила 56,9 тыс. центнеров51. Постановлением ЭКОСО РСФСР от 19 апреля 1928 г. Красинский, Котельничий, Забарунный, Дальчинский рыбные промыслы, стан Хара-Хол и ватага Солянская, которыми трест пользовался в качестве арендатора, были переданы в его уставной капитал52. По всем категориям хозяйств рыболовецкий флот области в период с 1925 по 1929 гг. вырос почти в 2 раза (с 1165 единиц до 2306 единиц)53. Все это положительно сказалось на показателях развития рыбной промышленности. Так, государственной и кооперативными организациями в 1928 г. было выловлено и переработано рыбы в 3 раза больше, чем в 1925 г., а к концу года рыбная промышленность Калмыкии (все категории хозяйств) дала стране 4 млн пудов рыбы, или 90% довоенного уровня54. В 1927 г. по сравнению с 1925 г. на каждые 100 ц готовой продукции расход сырья уменьшился на 15,4%; соли – на 7,2%; сократился и коэффициент затрат рабочей силы – с 6,69 до 5,57 (на 1,12%), в то время как выработка основных видов изделий и полуфабрикатов на одного рабочего увеличилась на 2 ц – с 11,2 до 13,2. Средний месячный заработок рабочего в 1927 г. превысил заработок 1925 г. на 19 руб. 35 коп., составив 44 руб. 49 коп.55 Тем не менее, рыбные ресурсы использовались все еще недостаточно, а технический и организационный уровень производства в этой отрасли промышленности оставался низким. В Астраханской губернии в середине 1920-х гг. выловом и заготовкой рыбы главным образом занимался астраханский Волго-Каспийский трест. В отрасли существовала острая конкуренция между тремя основными переработчиками: самим 263 трестом, потребкооперацией и частными рыбопромышленными фирмами. В 1926 г., по данным неофициальных источников, доля частного капитала в рыбной добыче превышала 40%, а по официальным – 25%56. Наиболее крупные рыбопромышленные и торговые частные фирмы – «Братья Солдатовы», «Перворосрыба», «Рыбник», «Волгарь» и ряд других – являлись конкурентами государственным предприятиям. В конце 1920-х гг. государство создает единое отраслевое управление рыбным хозяйством «Союзрыба». 3 августа 1930 г. выходит Постановление ЦИК и СНК СССР «О передаче народному комиссариату внешней и внутренней торговли Союза ССР функций по управлению рыбным хозяйством»57. В это время продолжается экономическое давление на частников, против них применяются репрессивные меры. В конце 1920-х гг. в Астрахани был организован громкий политический процесс, получивший название «Астраханщина». Арестованным владельцам практически всех вышеназванных рыбопромышленных и торговых частных предприятий Астрахани, а также бывшим руководителям и служащим торгового и финансового отделов Астраханского губисполкома было предъявлено обвинение по статье 58 части 7 УК РСФСР – «экономическая контрреволюция»58. В обвинительном заключении отмечалось, что «являясь служащими Астраханского Финотдела, Торготдела и Центрального рабочего кооператива, а частью владельцами различных торгово-промышленных предприятий и частными гражданами, в течение с 1925 по 1929 годы они совершили ряд преступных действий, в результате чего в Астрахани был допущен полный срыв политики регулирования частного капитала и усиление его роли»59. С этого момента, со времени планомерного вытеснения частника, интересы государства в рыбной промышленности стало представлять рыбное управление «Союзрыба». Отстранение частных предпринимателей из рыбного промысла означало уход блестящих профессионалов своего дела, что не могло не отразиться на функционировании рыбной промышленности в Волго-Каспийском бассейне в целом. 264 К концу 1928 г. в промышленном развитии Калмыкия достигла определенных успехов. Валовая продукция всей промышленности в 1928 г. составила 5,6 млн руб. (в ценах 1926–1927 гг.)60. Однако область оставалась одним из самых отсталых аграрных районов страны с преобладанием в ней кочевого животноводства. Сохранявшиеся феодальные пережитки, малочисленность квалифицированных кадров рабочих и инженерно-технических работников, отсутствие благоустроенных автомобильных дорог, а также полное отсутствие железнодорожного и воздушного транспортов не могли не повлиять на общую тенденцию развития экономики Калмыкии. Требовались огромные федеральные вливания, чтобы поднять промышленное производство в области до необходимого уровня. На завершающем этапе нэпа наметились тенденции к изменению характера ее хозяйства от аграрного к аграрно-индустриальному. В 1925–1928 гг. кооперация продолжала развиваться в Нижнем Поволжье. В Калмыкии ее доля в товарообороте неуклонно возрастала и составила: в 1925–1926 гг. – 65,8%, в 1927–1928 гг. – 81,6%, в 1928–1929 гг. – 95% общей суммы оборота. Удельный вес частника в 1927–1928 гг. снизился до 3,5% , в 1928–1929 гг. – до 1,3%. На государственные торговые предприятия в эти же годы приходилось соответственно 1,4%, 1,5%, 1,2% товарооборота61. Незначительное развитие государственной торговли в этот период объяснялось тем, что в Калмыкии еще не было промышленных центров, а сельское население обслуживалось в основном кооперативными торговыми предприятиями. Сельскохозяйственные кооперативные объединения, в Саратовской губернии получившие развитие еще до революции, продолжали активно развиваться и в период нэпа. Всего на 1 октября 1927 г. их насчитывалось 2 822, из них сельскохозяйственные производственные товарищества, мелиоративные, плодоовощные, промысловые, переселенческие, поселковые, кооперативные, машинные, торфяные составляли 1522 объединения62. Универсальных союзов, обслуживавшие 265 сельскохозяйственную кооперацию, преимущественно сельскохозяйственные кредитные товарищества было 4 (Саратовский, Балашовский, Камышинский и Вольский) и 1 союз был кустарно-промысловым (Кузнецк). Три союза – Райсемсоюз, Сармолсоюз и Сарплодсоюз обслуживали специальные объединения: маслодельно-сыроварные, семенные товарищества и артели, а также плодоовощные товарищества63. Деятельность потребительской и других форм кооперации в Калмыкии способствовала дальнейшему развитию товарно-денежных отношений и переводу патриархальных крестьянских хозяйств в товарные. Связь хозяйств с рынком становилась все более тесной. Рост товарооборота торговых предприятий Калмыкии наглядно иллюстрируют данные таблицы 6, особенно, если учесть, что в 1914 г. (в ценах 1925 – 926гг.) товарооборот составлял 4884 тыс. руб. 64. Таблица 6 Динамика роста товарооборота в 1923 – 1928 гг.65 Годы 1923–1924 1924–1925 1925–1926 1927–1928 Товарооборот 772,2 2263,2 3506,6 20308,8 Как видим, общий объем товарооборота в Калмыцкой области в 1927–1928 гг. по сравнению с 1923–1924 гг. увеличился в 26,3 раза, или на 19536,6 тыс. руб.66 В целом же оборот торговли достиг довоенного уровня, причем на долю кооперации приходилось около 66% товарооборота67. Это было достигнуто благодаря развитию товарообмена, укреплению связи большинства хозяйств с рынком и превращению их в более товарные. Таким образом, с переходом на новую экономическую политику кооперация стала играть большую роль в вовлечении патриархальных крестьянских хозяйств в торговлю, начавшемся еще до октября 1917 г. с проникновением капитализма в Калмыкию. Причем, если в начале XX в. этот процесс 266 происходил в период господства в стране капиталистических отношений, то в условиях нэпа он был направлен на развитие и укрепление только создававшегося социалистического хозяйственного и экономического уклада. Товарно-денежные отношения до 1917 г. развивались стихийно, а в годы реализации нэпа они находились под жестким контролем государства. В 1927 г. в Нижнем Поволжье значительно увеличились посевные площади, и размеры их достигли 5 082,9 тыс. десятин, т.е. около 76% довоенной посевной площади68. К концу 1926 г. в Астраханской губернии они составляли 110,3 млн га против 105 млн га в 1913 г. Валовая продукция сельского хозяйства превзошла уровень 1913 г. на 18%. В 1927 г. валовой сбор зерна в Астраханской губернии составлял 95% довоенного уровня, а товарный выход зерна в 1913 г. равнялся только 50%69. На заключительном этапе нэпа, в 1928 г., Калмыцкая автономная область засеяла 73 749 га зерновых и технических культур, что составляло 102,4% площади посевов в 1917 г.70 На первый взгляд может показаться, что процент площади посевов в Калмыкии удручающе мал, но не надо забывать, что в условиях засушливого климата для освоения пригодных территорий было еще недостаточно опытных земледельцев, сельхозинвентаря и рабочего скота. Характеризуя хозяйственную жизнь астраханской деревни, следует отметить, что традиционным занятием населения являлся рыбный промысел. Сельское хозяйство, в особенности производство зерна, на территории Астраханского края не получило достаточного распространения. Однако сельскохозяйственное производство играло важную роль. В Астраханской губернии к 1926 г. число хозяйств распределялось следующим образом. 267 Таблица № 8 Число хозяйств в Астраханской губернии в 1926 г. 71. №№ Наименование Занимавшиеся полевыми посевами Садово-огородных Скотоводческих Ловецких Кол-во хозяйств 20 850 5 500 1 400 26 820 Полеводство в основном было сосредоточено в северной части губернии и в силу неблагоприятных климатических условий отличалось крайней неустойчивостью. Садоводство и виноградарство, развитое в Волго-Ахтубинской низменности (в основном Пригородный район, Хабарли, Сасыколи и Красный Яр), играло немалую роль в сельском хозяйстве Астраханской губернии. В указанный период площадь садов значительно сократилась по сравнению с 1914 г. – с 7,4 до 2,5 тыс. гектаров. Снизилась и продукция садоводства – с 55,500 т в 1914 г. до 25,600 т, или 42% в 1926 г. Площадь под виноградниками снизилась соответственно с 1090 гектар до 220 гектар, т.е. в 5 раз. В последующие годы эти отрасли не получили должного развития, поскольку местные хозяйственные организации не придавали им особого значения, считая их нерентабельными. Сами же крестьяне, поставленные под жесткий государственный контроль, не видели смысла в расширении личного садоводства и виноградарства. Довольно заметную роль в сельском хозяйстве играли огородничество и бахчеводство, которые давали основную массу товарных излишков для вывоза за пределы Астраханской губернии. Урожайность огородов и бахчей с одного гектара достигла: 38 т дынь, 133 т арбузов, 50-100 т кормовой свеклы. Значительная часть урожая поступала в другие регионы России. Но и в этой отрасли сельскохозяйственного производства в эти годы шло сокращение посевных площадей72. Калмыкия к концу третьего, завершающего этапа нэпа, оставалась еще слабой и развивалась однобоко – основу ее составляло экстенсивное овцеводство. В 1929 г. живот268 новодством здесь занималось 75% населения, из которого 66,4% продолжали вести кочевой и полукочевой образ жизни, земледелием было занято 17% хозяйств73. В 1929 г. у населения насчитывалось 1 238 754 головы скота всех видов, тогда как в 1917 г. – 1 116 888 голов74. В Астраханской губернии животноводство являлось традиционным занятием сельского населения, хотя и его развитие в предвоенные годы значительных результатов не достигло. Таблица № 9 Состояние животноводства в Калмыцкой автономной области и Астраханской губернии в период нэпа75 Наименование Лошади Крупный рогатый скот Овцы, козы Верблюды Калмыцкая автономная область Астраханская губерния 1925 г. 14 640 196 384 277 226 7 078 1927 г. 61 000 309 100 187 100 11 000 При этом необходимо отметить, что поголовье лошадей и верблюдов в КАО и Астраханской губернии все еще отставало от довоенного уровня, составляя к нему 32,9% и 25,5% соответственно. Это объясняется насильственным изъятием скота у крестьян, отнесенных по большевистским меркам в разряд кулаков. Не избежали такой участи и многие середняцкие хозяйства. Подавляющая часть населения Астраханской губернии была занята рыболовством, а рыболовный промысел в Калмыкии стал основным занятием для 8% всех хозяйств76. Состояние калмыцкой экономики находилось еще в зачаточном состоянии, как в материальном, так и в финансовом отношениях: «На одно хозяйство в среднем приходилось всего 3 трактора и 1 автомашина. При достаточных объемах сельскохозяйственного сырья не создавалась перерабатывающая 269 промышленность, за исключением рыбной. Это оборачивалось значительным дефицитом бюджета, доходная часть возрастала очень медленно, а ежегодная дотация составляла порядка 60%»77. Таким образом, восстановление народного хозяйства в Калмыцкой автономной области сопровождалось переходом на новые социально-экономические отношения. Основные принципы новой экономической политики способствовали созданию предпосылок для быстрейшего завершения восстановительных работ, дальнейшего развития общества и переходу к новым формам устройства калмыцкого населения. Для борьбы с инфляционными тенденциями и обеспечения рентабельности хлебного экспорта в конце сентября 1927 г. было решено снизить заготовительные цены на зерновые. Это сразу же привело к сокращению плановых хлебозаготовок. Положение в стране стало напоминать то, в котором она находилась два года назад. Но были и дополнительные обстоятельства, еще сильнее его осложнявшие. В отличие от 1925 г., была резко ограничена деятельность внеплановых заготовителей, а частников – почти полностью запрещена. Между тем осенью 1925 г. ими было заготовлено около половины всего хлеба в стране. В сложившихся условиях сокращение плановых хлебозаготовок в конце 1927 г. привело к острой нехватке хлеба в городах. Определенную роль в этом сыграло также сознательное стремление зажиточных слоев деревни попридержать зерно, которое объяснялось нажимом на них со стороны органов власти, еще более усилившимся после перевыборов Советов в 1925 г. Лишенных избирательных прав стали исключать и из кооперативов. В период острого товарного голода из-за того, что кооперация начала отпускать дефицитные промышленные изделия только своим членам, произошло обострение обстановки в деревнях. Ухудшилось отношение к зажиточным крестьянам и со стороны части бывших участников Гражданской войны, главным образом бедняков, которые заявляли, что прежде чем воевать с внешним врагом, надо 270 уничтожить внутреннего. Все эти обстоятельства побуждали зажиточных крестьян сохранять зерно как главный аргумент во взаимоотношениях с органами власти и другими крестьянами, тем более, что оно могло храниться достаточно долго. Такое поведение не было попыткой наступления на советскую власть, а, скорее, средством самообороны. Таким образом, к началу 1928 г. в стране сложилось очень напряженное положение с обеспечением хлебом. В этих условиях в партии усилились тенденции к прямолинейному и форсированному решению крестьянского вопроса – коллективизации и ломке социальных отношений в деревне. При этом официально не было заявлено о смене курса. В выступлении Генерального секретаря на XV съезде ВКП(б) говорилось о том, что необходимо перестроиться к насильственной ломке нэпа и перейти к ускоренной индустриализации. Стали приниматься жесткие меры к основной массе крестьянства, в том числе и такие, как привлечение к судебной ответственности не желающих продавать свой хлеб государству, обыски, конфискация хлебных излишков, закрытие деревенских рынков. Наступление на зажиточных крестьян началось в этот период и в Калмыкии. В соответствии с решениями XV съезда партии в области был сделан упор на «более быстрый темп развития экономики и культуры»78. В 1928 г. обком ВКП(б) и облисполком приняли постановление о дифференцировании размера выпаса скота, по которому от платежа за него полностью освобождались батрацкие, бедняцкие и середняцкие хозяйства. Кулацкие же стали платить прогрессивную ставку за каждую голову скота. Через год обком партии принял решение о проведении конфискации скота и имущества феодалов и скотопромышленников, что фактически означало отказ от основ нэпа. С начала 1927 г. сильное влияние на экономическую и политическую жизнь в стране оказало осложнение международной обстановки. В регионах Поволжья население, напуганное слухами о предстоящей войне, стало усиленно за271 пасаться продуктами и предметами первой необходимости. В связи с паникой, в Астрахани в начале лета начались продовольственные проблемы, особенно с хлебом79. Такая же картина наблюдалась повсеместно в поволжских городах и селах80. Паника и ажиотажный спрос на хлеб и товары первой необходимости дестабилизировали потребительский рынок. В ноябре газета «Саратовские известия» писала: «Все кооперативные организации отмечают почти полное отсутствие муки, подсолнечного масла, риса и пшена… Отмечается усиленный спрос на бельевые и одежные ткани, сукна и бумазею»81. В ноябре – декабре власти вынуждены были в промышленных центрах вводить нормированное распределение продуктов, но их все равно не хватало82. Крестьянство, в свою очередь, придерживало хлеб и это было выражением протеста против очередного понижения закупочных цен на зерно, которое не соответствовало растущим ценам на промышленные товары. Таким образом, всестороннее вмешательство и контроль партийно-государственной власти в ценообразование, определение цены на хлеб, на промтовары становилось, как считал Сталин, самой важной стороной понимания нэпа. Поэтому, он полагал, что «пока есть нэп» (а это для него было временным явлением), важнейшей для государства оставалась «его вторая сторона», направленная против свободы товарноденежных отношений и обеспечивавшая «регулирующую роль государства на рынке»83. Исходя из вышеуказанного, можно утверждать, что видение политики нэпа Сталиным в конце 1920-х гг. означало фактическую ликвидацию всех элементов «старого нэпа» и переход к новому развитию экономики, жестко регулируемой командно-административной системой. Более того, Сталин не скрывал, что нэп уже не нужен для строительства социализма: «Ленин говорил, что нэп введен всерьез и надолго. Но он никогда не говорил, что нэп введен навсегда»84. Ликвидация частной торговли привела к уничтожению потребительского рынка. Огромные очереди, поиск продук272 тов питания являлся характерной особенностью советских городов конца 1927 – начала 1928 гг., и в этих условиях власти вынуждены были перейти на централизованное карточное снабжение. Практически уже в 1928 г. новая экономическая политика была ликвидирована. Нэп, конечно, не был золотым веком, но экономическая политика, сформировавшаяся в этот период, оказалась более гибкой, чем в последующие годы. В то же время нэп породил крупные социальные противоречия. Вновь наметилось социальное неравенство, стали появляться богатые и бедные. Партийные и государственные руководители рассматривали нэп лишь как временную уступку крестьянину, чтобы успокоить его. Таким образом, экономические реформы, рассчитанные на многоукладность, не сопровождались реформами политическими, поскольку Россия, как считало руководство страны, должна была остаться государством диктатуры пролетариата85. Это особенно стало заметным, когда был взят курс на свертывание новой экономической политики в 1927 г. Морозов Л. Ф. Решающий этап борьбы с нэпманской буржуазией. 1926–1929 гг. – М.: Изд-во ВПШ и АОН, 1960. – С. 50. 2 Сборник документов по земельному законодательству СССР и РСФСР. 1917–1954. – М., 1954. – С. 11, 30. 3 См.: НЭП: Приобретения и потери 4 См.: Одиннадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. С. 225-226. 5 Преображенский Е. Новые задачи нашей партии // Правда. 1921. - 18 июля. 6 ЦДНИ СО Ф. 27. Оп. 2. Д. 801. Л. 114. 7 Там же. Оп. 3. Д. 23. Л. 257. 8 Там же. Оп. 2. Д. 801. Л. 114. 9 Коммунист. - 1923. - 4 марта. 10 Борьба. - 1921. - 15 октября; Хозяйство на новых путях. 1927. - № 10. - С. 70; Саратовские известия. – 1921. - 21 сентября. 11 Саратовские известия. - 1921. - 15, 19 октября. 1 273 Там же. ЦДНИ СО. Оп. 68. Д. 376. Л. 24. 14 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 16. Д. 11. Л. 149. 15 Коммунист. 1922. 9 декабря. 16 Саратовские известия. 1923. 15 ноября. 17 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 1. Д. 2272. Л. 48. 18 Лясковский Г. Сельское хозяйство (1917–1927)// Нижнее Поволжье. 1917. № 10. С.77. 19 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 118. 20 Борисов Т. К. Указ. соч. – С. 3. 21 Цивьянл Л. Сельское хозяйство Калмыцкой области в 1926 г. // Калмыцкая область. – 1927. № 1-2 (7-8). – С. 83. 22 Бакаев П. Д. Анализ истории земельных отношений (XIX и XX столетия). – Элиста, 2006. – С. 93. 23 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 119. 24 Бадмаев С. Б. Сельское хозяйство Калмыкии… – С. 133. 25 Там же. 26 Там же. 27 Там же. 28 Там же. 29 Лясковский Г. Сельское хозяйство (1917–1927)// Нижнее Поволжье. 1927. № 10. С. 78. 30 Саратовские известия. 1927. 19 августа. 31 Коммунист. 1927. 22 мая. 32 Нижнее Поволжье. 1927. № 10. С. 115. 33 Наш край. 1927. С. 122. 34 Демчук Е.В. Частный капитал городов 1927/30 гг. Вытеснение или ликвидация // Вестник Ленинградского ун-та. Вып. 1. 1999. С. 20. 35 Коммунист. 1927. 24 июня. 36 Максимов К. Н. Трагедия народа… – С. 27. 37 Там же. 38 Там же. 39 Там же. 40 Там же. 41 Данилов В. П. Советская налоговая политика в доколхозной деревне // Октябрь и советское крестьянство 1917–1927 гг. – М., 1977. – С. 183; Беркутов А. А. Реформа системы единого сельхозналога в 1926 г. и ее значение в осуществлении налоговой поли12 13 274 тики коммунистической партии в деревне // Из истории борьбы КПСС за победу социалистической революции и построение коммунистического общества. – М., 1982. – С. 16. 42 Там же. 43 Калмыцкая степь. – 1926. – № 1.– С. 26. 44 Бадмаев С. Б. Указ.соч. – С. 133. 45 Там же. 46 Законы о частном капитале: Сборник законов, постановлений, инструкций, разъяснений. М., 1929. С. 313. 47 Архипов В.А., Морозов Л.Ф. Борьба против капиталистических элементов в промышленности и торговле. 1920 – начало 1930-х гг. М., 1978. С. 191, 195; Касьяненко В.И. Нэп и акционерное предпринимательство в СССР. М., 1991. С. 32. 48 Санжиева В. Ш. Указ. соч. – С. 10. 49 НА РК. – Ф. Р.-3. – Оп. 2. – Д. 784. – Л. 73. 50 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 144. 51 НА РК. – Ф. Р-136. – Оп. 1. – Д. 245. – Л. 24; Санжиева В. Ш. Промышленность Калмыцкой АССР в период строительства социализма // Промышленность и рабочий класс Советской Калмыкии. – Элиста, 1977. – С. 10. 52 НА РК. – Ф. Р.-90. – Оп. 1. – Д. 148. – Л. 123. 53 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т.2. – С. 144. 54 Там же. 55 НА РК. – Ф. Р-90. – Оп. 1. – Д. 245. – Л. 13; Д. 148. – Л. 24об. 56 История Астраханского края. – Астрахань, 2000. С. 691-693; На южном форпосте России. Волгоград, 2000. С. 66-67. 57 Собрание Узаконений, 1930. № 45. С. 460. 58 ГА АО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 25. Л. 1. 59 Обвинительное заключение о служащих Астраханских финансового и торгового отделов и Центрального рабочего кооператива Адамове, Ларионове, Алексееве, Панкове, Протодьяконове, Авдееве, Соколове и других гражданах Солдатове, Блохе, Вишнепольском, Каптер, Калинине, Оганове и других, а всего в числе 129 человек, обвиняемых в экономической контрреволюции (58-7 с. УК). Астрахань: изд. Нижнее-Волжского краевого суда, 1929. С. 277-278. 60 Там же. – Д. 393. – Л. 2. 61 Десять лет Калмыцкой автономной области… – С. 14. 275 Лясковский Г. Указ. соч. С. 77. Там же. С. 77. 64 Хозяйственное и культурное состояние Автономной области трудового народа (Доклад Калмыцкого областного исполнительного комитета Совнаркому РСФСР). – Астрахань, 1927. – С. 39. 65 Васькин П. И. Указ. соч. – С. 47. 66 Там же. 67 Бадмаев С. Б. Указ. соч. – С. 131. 68 Нижнее Поволжье. 1927. Октябрь. № 10. С. 45. 69 Панин И.И. История Астраханского края. С. 116. 70 10 лет Калмыцкой автономной области. – С. 76. 71 Панин И.И. Указ. соч. С 117. 72 История Астраханского края… С. 685. 73 Материалы IX облпартконференции ВКП(б). … – С. 21. 74 Материалы IX облпартконференции ВКП(б). – С.21. 75 Бадмаева Е.Н. Калмыкия в начале 1920-х годов: голод и преодоление его последствий/ Монография / Отв. ред. Г.Ш. Дорджиева. Элиста: АОр «НПП «Джангар», 2006. С. 140; Панин И.И. Указ. соч. С. 118. 76 Очерки истории Калмыцкой АССР. – Т. 2. – С. 144. 77 Илюмжинов К. Н., Максимов К. Н. Калмыки на рубеже веков. – М., 1997. – С. 101. 78 Очерки истории Калмыцкой АССР. –Т. 2. – С. 149. 79 ГА АО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 212. Л. 7-10., 14. 80 Саратовские известия. 1927. 15 июля; Трудовая правда. 1927. 1927. 22 июня; НА РК. Р-3. Оп. 10с. Д. 506. Л.13. 81 Саратовские известия. 1927. 3 ноября. 82 Политическая Россия – СССР – Российской Федерации. Т. 2. М., 1996. С. 256. 83 Сталин И.В. Соч. Т. 9. С. 195-196.; Т. 10. С. 228-230. 84 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 303-308. 85 НЭП: экономические, политические и социокультурные аспекты. – М., 2006. – 544 с. 62 63 276 ГЛАВА 4. КУРС НА КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЮ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В НИЖНЕ-ВОЛЖСКОМ КРАЕ (1929 – 1933 гг.) § 1. Начальный этап проведения политики коллективизации в деревне После относительно успешного подъема экономики в первые годы советской власти в СССР к осени 1926 г. стали проявляться первые признаки надвигающегося экономического кризиса, серьезно осложнившие социальноэкономическую и политическую ситуацию в стране. В двух крупных промышленных центрах – Москве и Ленинграде, а также в некоторых других городах стали возникать проблемы со снабжением хлеба, исчезать из магазинов сельхозпродукты (молоко, масло, сыры), товары первой необходимости (соль, мыло, спички). Объективных причин для возникших в стране перебоев с хлебом, казалось, не было, поскольку в 1926 г. был получен рекордный за все послереволюционные годы урожай зерновых – свыше 4,6 млрд пудов. В целом по стране стали расширяться посевные площади, показатели урожайности зерновых хотя и уступали среднеевропейским, но благодаря увеличению масштабов посевов в годы нэпа в определенной мере внутренний рынок был насыщен и даже обеспечен вывоз хлеба на экспорт. Дефицит промтоваров возник в связи с тем, что мощности действующих промышленных предприятий не были способны обеспечить товарами насущные потребности населения. Нехватку отечественного товара можно было компенсировать за счет импорта, но для этого нужна была валюта, которую молодое советское государство не имело в достаточном количестве. Валютные средства нужны были также для закупки высокотехнологичного оборудования и строительства новых заводов, способных производить современные орудия и средства производства. В декабре 1926 г. на XIV cъезде ВКП (б) был взят курс на ин277 дустриализацию страны. Планом индустриализации предусматривалось решение задачи превращения СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую их, и на этой основе добиться технико-экономической независимости Советского Союза от капиталистических стран, быстрейшего перевооружения Красной Армии современной техникой и оружием, укрепления обороноспособности социалистического государства. Темпы развития промышленности, которые были очень высокими (18-20% в год), не устраивали сталинское руководство, и они неоднократно пересматривались в сторону повышения. Средства на реализацию плана индустриализации страны обеспечивались от экспорта нефти, руды, леса и других сырьевых товаров, от продажи за границей зерна. Валовой сбор зерна, поставлявшегося в основном индивидуальными крестьянскими хозяйствами, не удовлетворял растущую зерновую потребность в стране. Государство, несмотря на увеличение хлебных запасов у зажиточных слоев крестьянства, столкнулось в этот период с еще большими трудностями в получении от них хлеба, необходимого для снабжения городов, выполнения эспортно-импортных планов. Деревня должна была стать одним из основных источников капиталовложений в промышленность, выполнения программы индустриализации страны. Партийные вожди в директивных указаниях требовали увеличения производства зерна и других экспортных товаров, государство стало обязывать сельского товаропроизводителя отдавать за бесценок выращенный хлеб. Крестьяне отказывались сдавать зерно на условиях, определяемых государством. Вследствие этого, зимой 1927 г. в стране возник кризис хлебозаготовок. В связи с создавшимся сложным положением с производством зерна и хлебозаготовками на повестку дня стали вопросы выбора эффективных форм хозяйствования на селе. В партийных, советских и научных кругах разгорелись острые споры о путях дальнейшего развития сельского хозяйства и судьбах крестьянства. Среди ученых и хозяйственников 278 страны возникла дискуссия об актуальности внедрения идеи коллективного хозяйствования в советской деревне. Видный теоретик партии и государства Н.И. Бухарин изначально не оспаривал перспективность коллективных форм хозяйствования для развития сельского хозяйства, считая, что здесь, как и в промышленности, крупные предприятия экономически более выгодны, чем мелкие. Он понимал, что внедрение коллективных форм хозяйствования будет наталкиваться на сопротивление большей части крестьянства, поскольку даже беднейшая ее прослойка обладает традиционной крестьянской собственнической душой. Поэтому, как утверждал Бухарин в своих работах и выступлениях, данный фактор мог стать существенной помехой в деле распространения коллективных форм хозяйствования на селе1, однако в будущем беднейшие слои крестьянства из-за нужды стихийно будут тяготеть к развитию коллективного хозяйствования. В его понимании план социалистического преобразования сельского хозяйства исключал массовую коллективизацию крестьянских хозяйств как исходный пункт движения деревни к социализму. Поэтому он переносил реализацию данного проекта на более позднее время – она должна завершать это преобразование2. Коллективизированное сельское хозяйство, по его мнению, было в лучшем случае отдаленной перспективой, делом нескольких десятилетий3. Крупнейший экономист-аграрник того времени А.В. Чаянов и его последователи были убежденными сторонниками разнообразных форм сельской кооперации. Школа Чаянова не считала колхозы единственным и универсальным типом кооперации. Также, как и Бухарин, Чаянов был убежден, что колхозы являются более прогрессивной формой ведения хозяйства по сравнению с единоличной. Другой видный ученый-аграрник Н.Д. Кондратьев также в принципе не отрицал идею коллективизации крестьянских хозяйств. Однако, по его мнению, процесс коллективизации должен был идти в общем русле сельскохозяйственной кооперации4. 279 По мнению Председателя Совнаркома СССР А.И. Рыкова, главное внимание должно было уделяться развитию крестьянских хозяйств, которые могли стать прочным фундаментом эффективного развития сельского хозяйства в стране5. В организации колхозов и совхозов, А.И. Рыков видел лишь эксперимент, опыт, который не будет играть заметной роли в развитии сельскохозяйственного производства. Один из руководителей сельскохозяйственной кооперации Г.Н. Каминский также выступал против массовой коллективизации. Он писал: «Признавая исключительное значение за существующими и в процессе приспособления в условиях новой экономической политики вполне жизнеспособными колхозами, всемерно их поддерживая и укрепляя в дальнейшем, мы должны, однако, признать, что существенной роли в деле кооперирования многих миллионов крестьянских хозяйств нашей страны они сыграть не могут»6. Таким образом, казалось бы, в партии и государстве одерживает победу линия на постепенное внедрение в сельское хозяйство социалистических, коллективистских принципов, форм и методов. Такого же мнения как будто придерживался и инициатор идеи коллективного хозяйствования И.В. Сталин, который 5 ноября 1927 г. в беседе с иностранными делегациями в утверждающей форме заявил: «Мы думаем осуществить коллективизм в сельском хозяйстве постепенно, мерами экономического, финансового и культурно-политического порядка… Ко всеобщей коллективизации дело еще не пришло и не скоро придет»7. Однако состоявшийся в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б), как принято было считать до недавнего времени, взял курс на организацию колхозов. Данное утверждение, на наш взгляд, в корне неправильно. В решениях партийного форума хотя и говорилось о переходе к крупному коллективному хозяйству, но ни сроков, ни темпов, ни форм перехода не предусматривалось. Указывалось на необходимость развития всех форм кооперации, а не одной производственной, то есть колхозов. Отмечалось, что переход к коллективной обработ280 ке земли будет осуществляться «на основе интенсификации и машинизации земледелия», «на основе новой техники». Какой-либо одной, единой формы коллективизации съезд не определил. По плану первой пятилетки предполагалось, что к ее завершению различными формами кооперации будет охвачено 85% крестьянских хозяйств, но в производственную кооперацию (колхозы) ставилась задача вовлечь только 18-20% индивидуальных крестьянских дворов. Говорилось о наступлении на кулачество, но не ликвидации кулачества как класса. Предполагалось вытеснение кулаков экономическими методами (налоги, аренда земли, найм работников и пр.), а не методами разорения и прямых репрессий. Отметим главное, задача сиюминутного объединения крестьянских хозяйств в колхозы в решениях партийного съезда не ставилась. В политическом отчете ЦК ВКП(б) XV съезду указывалось, что «единственным путем ликвидации отставания сельского хозяйства является претворение в жизнь ленинского кооперативного плана, преобразование общественных отношений в деревне на основе колхозов и совхозов»8. Этой задаче должна была быть подчинена вся экономическая политика Советского государства: финансовая, налоговая, кредитная и т.п., чтобы поддерживать всеми мерами общественное производство в деревне, бедняцкие и малоимущие середняцкие слои крестьянства и ограничить зажиточные (кулацкие) элементы в деревне. В то же время в документах партийного форума подчеркивалась необходимость оказания широкой государственной помощи индивидуальным бедняцким и середняцким хозяйствам в проведении землеустройства в деревне, снабжении сельхозинвентарем малоимущих хозяйств на основе долгосрочного кредитования, организации проката сельскохозяйственных машин через кооперацию, во внедрении достижений сельхозтехники в производство. Съезд призвал центральные и региональные органы власти проводить по отношению к крестьянству, составляюще281 му большинство населения страны, доброжелательную политику, осуществлять курс на добровольное кооперирование индивидуальных хозяйств путем объединения бедняцких и середняцких слоев деревни в различные виды кооперации, в том числе и в производственные. Также отмечалось, что только всестороннее развитие деревни создаст реальные возможности для высоких и устойчивых темпов индустриализации. Основным регулятором смычки города и деревни виделись товарно-денежные отношения, которые не должны были носить диспаритетный характер и ущемлять сельского товаропроизводителя. Съезд твердо отметил неизменность курса социалистических преобразований в стране на базе новой экономической политики, идеология которой зиждилась на приоритете развития рыночных отношений и индивидуально- частного хозяйствования. Тем более, что основные показатели по производству сельскохозяйственной продукции, большую часть которой производили индивидуальные крестьянские хозяйства, были неплохими и имели тенденцию к росту. На 1 октября 1928 г. колхозы (всех видов) произвели всего лишь около 8 млн центнеров зерна, а 5 % крестьянских хозяйств – почти 120 млн центнеров и владели имуществом более чем на миллиард рублей. К 1927 г. в Советском Союзе насчитывалось 24-25 млн крестьянских хозяйств, имеющих в своем распоряжении в среднем 4-5 га земли, 1 лошадь, 1-2 коровы. В ходе намеченной индустриализации предполагалось оснастить сельское хозяйство тракторами и комбайнами для перевода его на социалистический путь развития и интенсификации труда в земледелии. В 1927 г. сельское хозяйство страны имело свыше 23000 тракторов. В Нижневолжском крае насчитывалось 2 581 тракторов9. Однако вскоре решения съезда были преданы забвению. В феврале 1928 г. специальная комиссия ЦК ВКП(б) разработала предложения, направленные на ускорение темпов колхозного строительства. В них предусматривалось преобразование простейших объединений в колхозы, изменение кредитования коллективных хозяйств. Кредитование 282 колхозов ставилось в прямую зависимость от уровня обобществления средств производства. Колхозы должны были получать льготы при покупке тракторов, сельхозмашин и инвентаря, им предоставлялся режим наибольшего благоприятствования. Таким образом, имевшая устойчивую позицию в партии политика всемерного развития кооперации во всех ее формах, волей Сталина трансформировалась в партийногосударственный «курс на коллективизацию». Создание колхозов и совхозов связывалось у большевистского вождя не с коренной задачей социалистического преобразования деревни и повышения жизненного уровня крестьянства, а с текущей хлебозаготовительной кампанией. Он вновь и вновь, как заклинание, в своих неоднократных публичных выступлениях, в частности, в беседе в конце мая 1928 г. со слушателями Института красной профессуры, Коммунистической академии и Свердловского университета, подчеркивал: «Производство товарного хлеба растет убийственно медленным темпом, а усиление колхозного движения является одним из серьезнейших средств для поднятия товарности хлебного производства в стране. Задача состоит в том, чтобы сохранить нынешний темп развития колхозного движения и установить такой режим, чтобы колхозы сдавали государству и кооперативным организациям весь свой товарный хлеб под угрозой лишения субсидий и кредитов со стороны государства»10. Колхозы понадобились И.В. Сталину для повышения товарности сельского хозяйства, изъятия как можно большего количества продуктов сельхозпроизводства, в особенности зерна, у крестьян. Следует отметить, что большевистское руководство не имело ни четко выработанной аграрной политики, ни стратегии развития колхозов, не понимало, как справедливо отмечает в своем исследовании Шейла Фицпатрик, «каким должен быть колхоз: быть – коммуной, где вся собственность находится в общем владении, или артелью, в которой крестьяне сообща обрабатывают колхозные поля, но сохраняют и свои 283 личные хозяйства? Совпадает ли колхоз по своим размерам и устройству с деревней и общиной? Могут ли колхозники свободно уезжать на заработки на сторону? Все эти и многие другие вопросы оставались открытыми»11. В декабре 1927 г. был создан Всероссийский центр колхозов (Колхозцентр), перед которым ставилась задача выступить организационным центром по созданию и развитию колхозов. Важная роль в выполнении масштабного плана по перестройке хозяйственных отношений на селе отводится ЦК компартий союзных республик, крайкомам, губкомам, обкомам, окружкомам, при которых для усиления партийного руководства на селе были организованы отделы по работе в деревне, а также райкомам и Советам всех уровней. Партийные организации Нижне-Волжского края развернули активную деятельность по реализации решений XV съезда ВКП (б). В связи с тем, что почти 4/5 населения края проживало в сельской местности, коллективизация коснулась большинства населения Нижнего Поволжья. В крае наряду с добывающей промышленностью получили развитие сельское хозяйство и рыболовство. Приведенная таблица подтверждает динамичный рост сельского хозяйства в сравнении с рыбной отраслью. Таблица № 1 Валовая продукция сельского хозяйства и рыболовства в Нижне-Волжском крае 1928 г. (в тыс. руб.) 12 №№ I. II. Наименование Все сельское хозяйство 684,6 в том числе растениеводство 484,7 животноводство 199,9 Рыболовство Итого 284 Тыс. руб. 26,4 711,0 Нижне-Волжский край исторически сложился как одна из хлебных баз России и в 1920-е гг. наряду с Украиной, Северным Кавказом и Сибирью был одним из основных производителей зерна в СССР. Земледельческая отрасль края к началу коллективизации развивалась с положительной динамикой, показатели по основным зерновым культурам имели тенденцию к росту, хотя и не достигли довоенного уровня. Посевные площади составляли в 1927 г. 5 082,9 тыс. десятин или около 76 % довоенной посевной площади. В 1909–1913 гг. из пределов Нижнего Поволжья в среднем вывозилось около 45 млн пудов пшеницы, причем в экспорте около половины составляла твердая пшеница, отличающаяся особо высокими хлебопекарными качествами. В Саратовской губернии, по данным агронома В.В. Киквадзе, половину хлебного экспорта занимали пшеница и пшеничная мука, а хлебоэкспорт в общем объеме экспорта губернии составлял около 70%, так что почти на 35% это была пшеница13. В 1927 г. процент восстановления главной рыночной и экспортной культуры края – пшеницы – был гораздо ниже, чем по другим зерновым культурам. Прилагаемая ниже таблица показывает общий уровень восстановления посевных площадей в крае в разрезе по отдельным зерновым культурам. Таблица № 2 Динамика восстановления посевных площадей в Нижнем Поволжье по отдельным культурам (в % к 1913 г.) 14 Культуры Рожь Пшеница Ячмень Овес Просо Итого по зерновым: Прочие 1913 г. 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 1924 г. 70,3 32,4 35,4 48,0 122,2 50,3 308,6 Годы 1925 г. 90,2 37,7 35,4 58,2 131,2 60,4 265,7 1926 г. 80,6 43,3 51,0 73,7 127,0 62,0 376,4 1927 г. 88,6 50,6 55,3 81,0 112,9 68,2 390,5 285 Технические Всего: 100,0 100,0 158,0 56,6 183,6 66,4 183,7 69,5 190,1 75,8 Как видно из таблицы, посевная площадь по основной экспортной культуре – пшенице – в 1927 г. достигла только 50,6 % довоенного уровня, в то время как ржи – 88,6 %, проса – 112,9 %, технических культур – 190 %. После XV съезда в регионах Нижне-Волжского края активно развернулась кампания по созданию новых колхозов, проходили губернские, областные партийные, а также отраслевые собрания. В Калмыцкой автономной области 15 января 1928 г. был созван первый областной съезд работников животноводческой кооперации и специальных видов товариществ, на котором особое внимание было уделено обсуждению вопросов развития животноводческих товариществ. Делегаты съезда отмечали, что «идея коллективизации все глубже проникает в массы трудящегося крестьянства, и в первую очередь – в беднейшие слои»15. В условиях жесткой партийно-государственной диктатуры иного выбора, чем поддержка коллективизации, у руководящих партийных органов в регионах не было и не могло быть. Потому делегаты съезда – сельские активисты – спешили «повернуться лицом» к проблемам коллективизации сельского хозяйства. В этот период в Калмыкии особую актуальность приобретает, как и по всей стране, выполнение первого пятилетнего плана. В разработке его основных направлений большую помощь оказали специалисты Нижне-Волжской краевой плановой комиссии. Пятилетний план предусматривал на лучших землях области к одному уже существующему организовать еще пять животноводческих совхозов. Это помогло бы частично решить проблему существовавшей в Калмыкии безработицы. На одном из первых своих заседаний Нижне-Волжский крайком рассмотрел и утвердил проект внешних границ Калмыцкой автономной области, тем самым положив конец многочисленным земельным недоразумениям и спорам 286 с соседними Астраханской и Ставропольской губерниями. В целях реорганизации внутриобластной административнотерриториальной системы Калмыкии Нижне-Волжский крайком одобрил новый проект внешних границ КАО, особо подчеркивая «жизненную необходимость и своевременность этого документа»16. Согласно этому проекту, Калмыкия вместо прежних девяти улусов была разделена на пять крупных районов: 1. Большедербетовский улус вместе с Манычским коридором образовали Западный район с центром в поселке Башанта; 2. Малодербетовский улус вместе с присоединенными к нему Хошеутовским и Сатхаловским сельсоветами Икицохуровского улуса и Баруновским сельсоветом Багацохуровского улуса составили Сарпинский район с временным центром в ставке Малодербетовского улуса; 3. Манычский улус с присоединенными к нему Чилгирским, Зюнгарским, Кетченер-Шебенеровским, Эркетеневским и Ачинеровским сельсоветами Икицохуровского улуса и западных территорий Яндыко-Мочажного и Эркетеневского улусов составили Центральный район с центром в селе Улан-Эрге; 4. Хошеутовский улус с присоединенными к нему Зюневским, ЦаганАманским и Эркетеневским сельсоветами Багацохуровского улуса и поселков Калмыцкий Базар и Ниицян составили Приволжский район с центром в поселке Калмыцкий Базар; 5. Из прикаспийских сельсоветов Яндыко-Мочажного и Эркетеневского улусов был образован Приморский район с временным центром в поселке Долбан17. В процессе районирования было образовано 30 новых сельских Советов. В 1928 г. в Калмыкии отмечалось значительное оживление как кооперативного, так и собственно колхозного строительства. Этот процесс получил ускоренное развитие после вхождения Калмыцкой автономной области в состав Нижневолжского края. Создание края связано с проводившейся реформой по укрупнению административно-территориальных единиц с целью результативности управления социальноэкономическими процессами в стране. Взаимоотношения между краями и входящими в их состав автономными респу287 бликами, автономными областями, губерниями, областями регулировались постановлениями ВЦИК от 28 июня 1928 г. «Об условиях вхождения автономных советских социалистических республик в состав районированных краевых (областных) объединений» и от 29 октября 1928 г. «О взаимоотношениях между автономными областями, вошедшими в состав краевых (областных) объединений, и органами краевой (областной) власти». В административном отношении Калмыцкая автономная область и Республика немцев Поволжья как национально-государственные образования подчинялись центральным органам РСФСР. Защита интересов, к примеру, Калмыкии осуществлялась через представительство Калмыцкой автономной области при Президиуме ВЦИК. Представители региона были и в высшем органе государственной власти СССР – ЦИКе и в Совете Национальностей. Вышеназванными постановлениями автономные области входили в состав краев на началах полной добровольности, они обладали определенными законодательными полномочиями в пределах своей компетенции, правом формировать и утверждать республиканский бюджет. Автономные области формально были независимыми от краевых органов, в то же время по действующему законодательству они ограничивались во многих вопросах финансовой, налоговой, кадровой политики. С вхождением автономий в края в их статус вносились принципиальные изменения, например, автономные республики теряли статус субъекта РСФСР. Включение органов государственной власти Республики немцев Поволжья и Калмыцкой автономной области в единую систему административного краевого управления ограничивало их самостоятельность в решении многих вопросов, ранее находившихся в компетенции территорий. Органы государственной власти и управления края имели полномочия высшего органа государственной власти на территории края, и их постановления, решения были обязательными для исполнения руководящими органами автономий и губерний. Советские краевые органы наделялись правом отменять, изменять и 288 приостанавливать решения всех нижестоящих органов власти. В состав республиканских и областных государственных учреждений в обязательном порядке входили представители или руководители краевых партийных и государственных органов, отраслевых ведомств для надзора и контроля за деятельностью органов власти и управления автономий, исполнения федеральных законов, постановлений, краевых постановлений и решений. Существенно понижалась роль автономий во взаимоотношениях с центральными органами власти, многие их полномочия были переданы краевым объединениям, которые представляли интересы территорий в высших органах власти. Краевые органы государственной власти и управления сосредотачивали в своих руках важнейшие рычаги управления всей экономикой края и регионов в него входящих в плане перераспределения материальных ресурсов, финансирования, выделения денежных средств на обеспечение жизнедеятельности территорий, распределения и передвижения кредитов и т.д. Начиная с 1928 г., резко возрастают масштабы государственной помощи колхозам – кредитование, снабжение машинами и орудиями, передача лучших земель, налоговые льготы. Так, например, удельный вес колхозов в производственных кредитах поднялся по стране с 1,8% в 1926–1927 гг. до 55,6% в 1929–1930 гг., а удельный вес единоличных хозяйств в общем количестве хозяйств снизился с 55,9% до 5,4%. Постановлением СТО от 21 декабря 1928 г. было жестко установлено, что трактора могут быть проданы исключительно только совхозам, колхозам и кооперативным машинно-тракторным колоннам и станциям. Продажа тракторов мелким крестьянским объединениям допускалась лишь в исключительных случаях18. Для ослабления индивидуальных хозяйств осуществлялся принудительный выкуп у них тракторов. В Нижне-Волжском крае трактора большей частью принадлежали колхозам, государственным организациям (совхозам) и только 3,6 % – единоличникам19. 289 В 1928 г. для коллективных хозяйств были введены дифференцированные скидки с сельхозналога: для товариществ по совместной обработке земли – 20%, для сельскохозяйственных артелей – 40%20. Также было проведено крупное снижение процентов по сельскохозяйственному кредиту для колхозов и деревенской бедноты. Политика большевистского государства в деревне в этот период, как видим, строится на искусственном насаждении коллективных хозяйств, создании для них льготных условий и экономических преференций. Основная цель, которая определялась решениями ХV съезда ВКП(б), заключалась в том, что в условиях активно развернувшейся пропаганды преимущества коллективного ведения хозяйства на селе, колхозного строительства нужно было ограничить экономический рост крепких единоличных хозяйств, изыскать средства для организации колхозов. Партийное руководство пришло к мнению, что эффективность колхозного производства «находится в тесной связи со степенью обобществления средств производства», что товарищества по совместной обработке земли (тозы) «не выходят за пределы крупного индивидуального хозяйства» и таким образом, последние теряют свою актуальность21. Провозглашение этого жесткого вердикта означало возврат к аграрной политике времен «военного коммунизма». Переход к массовой коллективизации отмечен постепенной сменой от менее сложных более сложными формами коллективного хозяйства – от коммуны к артели, от артели к тозу. В 1928 г. удельный вес коммун в общей массе колхозов в целом по стране сократился. В этой связи уместно будет заметить, что на практике, в различных регионах страны, в зависимости от местных условий, культуры хозяйствования, превалировали различные типы сельскохозяйственных объединений. Если в Башкирии наиболее доступной и выгодной формой кооперирования считались тозы, то в Калмыкии, по мнению историка-аграрника Ю. Оглаева, предпочтение отдавалось сельскохозяйственным артелям22. 290 Наркомзем РСФСР и Колхозцентр РСФСР планируют, начиная с весны 1928 г., за годы пятилетки вовлечь в колхозы 1,1 млн крестьянских хозяйств. В начале сентября в Госплан и Совнарком СССР был представлен план проведения коллективизации в 15-16% хозяйств РСФСР, что составляло 3,5-4 млн крестьянских хозяйств. К осени 1928 г. уровень коллективизации крестьянских хозяйств в СССР, в союзных республиках и областях характеризовался следующими данными. Таблица 3 Уровень коллективизации крестьянских хозяйств23 Республики и области СССР РСФСР Казахстан Калмыкия Число колхозов Крестьянских хозяйств в них, тыс. % коллективизации 38 139 23 469 74 533,7 330,0 1 037 2,1 1,9 2 2,6 Примечание: прочерки означают, что сведений не обнаружено. Приведенные в таблице данные показывают, что хотя уровень коллективизации к осени 1928 г. вырос в два раза, он по-прежнему оставался низким. Из 24,9 млн крестьянских хозяйств были коллективизированы всего лишь 416 тыс., что составляет 1,7%. В 1928 г. колхозы по своему социальному составу были в основном бедняцко-середняцкими: бедняки составляли 61,22%, середняки – 26,54%, кулаки – 12,24%24. Удельный вес середняка колебался в зависимости от формы объединения и уровня обобществления. В коммунах он был ниже, в артелях и тозах – выше. Крестьянин-середняк отдавал предпочтение тем формам, которые обеспечивали ему хозяйственную и рыночную самостоятельность. Калмыцкая областная партийная организация вплоть до 1927 г. вообще не обращала внимания на классовые различия на селе. Только на VIII съезде Советов в сентябре 1928 г. 291 впервые были приведены данные о процессе расслоения крестьянских хозяйств в Калмыкии. В нижеследующей таблице приводим данные о расслоении крестьянских хозяйств в Зюнгарском аймаке Икицохуровского улуса. Таблица № 4 Процесс дифференциации крестьянских хозяйств25 Наименование Удельный групп вес хозяйств Без скота До 5 гол. С 6 до 10 гол. С11 до 15 гол. С16 до 20 гол. С21 до 30 гол. С31 до 40 гол. С41 до 50 гол. Свыше 50 гол. Всего 1926 год 1928 год Удельный вес раб. скота 1926 1928 год год 18,3 58 13,6 4,7 1,7 1,9 0,9 0,9 100 3,5 68,7 10,3 7,9 3 3,1 0,5 3 100 23,3 30 14,6 5,8 10 6,8 9,5 219 26,6 14,6 19,3 8 10,4 1,5 19,6 260 Удельный вес КРС 1926 год 1928 год Удельный вес мелкого скота 1926 1928 год год 47,7 19,7 11,6 4,7 6,2 4,1 6 102,3 39,9 14,7 15,9 6,5 9,9 1,8 13,3 938 10,4 22,4 13,7 8,4 14,5 14 16,6 3600 13,3 9,7 12,2 8 13,6 4,1 39,1 5271 Приведенные данные свидетельствуют о заметном сокращении числа беднейших крестьянских хозяйств в 1928 г., что объясняется уходом группы беднейшей части крестьян, не имевших скота, в более благоприятные районы в поисках лучшей жизни. В целом по аймаку наблюдается сокращение общего количества хозяйств – с 564 в 1926 г. до 493 хозяйств в 1928 г.26. Хотя, как мы видим, за это время именно в этой группе крестьян возрастает наличие рабочего скота, КРС и овец. Можно также отметить и накопление богатства у зажиточной прослойки крестьян, активно применявшей наемный труд. В 1928–1929 гг., огромная армия бедняцких и середняцких крестьянских хозяйств располагала практи292 чески одинаковым со значительно меньшей по численности кулацкой группой хозяйств количеством скота. Как отмечает К. Максимов, «к началу 1928 года в зажиточных и кулацких хозяйствах находилось 48% всего скота области (в 1926 г. – 35%)27. Рассмотрение процесса расслоения крестьян различных национальностей, проживающих в Калмобласти, показывает, что села, где в основном проживали калмыки, по сравнению с русскими селами экономически были слабее. Если в калмыцких скотоводческих аймаках налицо был процесс пауперизации наиболее слабой части бедняцких хозяйств, то в русских селах этот процесс отсутствовал. Там явно наблюдалось уменьшение числа бедняков и батраков и отмечалось увеличение середняков и кулаков. Так, в селе Чилгир, где проживало немало русских, в 1928 г. 17,2% составляли кулацкие хозяйства, имевшие более 30 голов крупного рогатого скота, и 56,4% составляли хозяйства, в которых было до 10 голов КРС. В чисто калмыцком селе Зюнгар зажиточная верхушка составляла лишь 3,5%, а батрацко-бедняцкие хозяйства – 82,5 %. Пауперизация беднейшей части калмыцкого населения способствовала бурному росту кулаков из числа русских. Иными словами, активное развитие русских хозяйств и увеличение их накоплений были возможны за счет труда калмыцких батраков, использования угодий, принадлежавших калмыцким крестьянам. В Калмыкии в период начального этапа коллективизации наблюдалось недостаточно квалифицированное налоговое обложение. В особенности, по отношению к зажиточной части крестьян. В Зюнгаровском аймаке у них с явным недоучетом дохода и укрытием объектов обложения было изъято 22,3% налога, в селе Чилгир – 27,7%. В 1928 г. с чилгирского зажиточного крестьянина Мисюрина с учетом 100%-ной надбавки по индивидуальному обложению доход был исчислен в сумме всего 2 480 руб., в то время как им единолично было реализовано только шерсти на 35 тыс. рублей. У «маломощного», по принятому определению в Калмыкии, середняка 293 Сердюка, имевшего в 1928 г. 3 дес. посева, 3 головы рабочего скота, 5 голов КРС, 223 мериносовых овец, учитывался доход в 500 руб., и налог был оплачен в размере 92 руб., тогда как он продал только шерсти на 2 292 руб.28 В с. Яндыки Яндыко-Мочажного улуса хозяйства русских, имевших свыше 30 голов, в 1926 г. составляли 4,2%, а в 1928 г. – 12,5%. В хозяйствах кулаков находилось 26,1% рабочего скота, 27,1% КРС, 72,9% овец. 11 наиболее зажиточных хозяйств в 1928 г. имели до 90 голов рабочего скота, 73 коровы, 7 062 овец, что в среднем составляло по 8 голов рабочего скота, 7 КРС и 642 овцы на 1 хозяйство. Как уже отмечалось, зажиточные хозяйства применяли наемный труд. В 1928 г. у этой группы крестьян в найме находились 18 постоянных, 76 сезонных и 44 временных батрака29. Зажиточный крестьянин Яковлев из с. Яндыки был, например, освобожден от уплаты сельскохозяйственных налогов, поскольку согласно директиве областного комитета ВКП(б), хозяйствам, разводящим мериносовых овец, предоставлялись особые привилегии. Стада поголовьем до 250 тонкорунных овец вообще освобождались от уплаты сельхозналога. На остальных устанавливалась норма дохода, которая явно не соответствовала полученному доходу от этих овец. Крупные овцеводы-промышленники, причем исключительно из русских крестьян, активно занимались разведением мериносовых овец30. К лету 1929 г. в приморских районах Калмобласти увеличилось количество кооперированных ловецких хозяйств. Там насчитывалось 20 рыболовецких колхозов, в том числе 13 морских и 7 речных, объединявших 306 ловецких хозяйств и 11 укрупненных рыбопроизводственных товариществ, в состав которых входило 3400 ловецких хозяйств31. Областное партийно-государственное руководство недостаточно квалифицированно подходило к дифференциации рыболовных хозяйств, разделяя их на бедняков, середняков и кулаков, а рабочих и сухопайщиков приравнивали к категории бедняков. Наблюдался недостаточный учет дохода от рыболовства, не 294 учитывалось применение наемного труда. Вследствие этого зажиточным крестьянам и середнякам нетрудно было уйти от уплаты налогов. Как правило, в группу кулацких хозяйств попадали наиболее крупные рыболовы-промышленники. В дифференциации социальных групп допускались ошибки, как, впрочем, и в других регионах страны. Особое внимание обращалось на статистические показатели, а не на содержание крестьянского хозяйства. К примеру, середняк-рыбак мог иметь хозяйство как самостоятельное, так и на паях, морскую бударку, ему же дозволялось иметь в хозяйстве до 15 голов КРС. Доход от ловецкого промысла не должен был превышать 280 руб., от скотоводства – 225 руб. В итоге годовой доход середняка должен был составлять 505 руб.32 Интересные инструкции по определению социальных групп ловецких хозяйств издавал Калмрыбаксоюз. Так, например, середняком мог считаться человек, «ведущий самостоятельное трудовое хозяйство, нуждающееся в пополнении основного и оборотного капитала, без чего оно не в состоянии обеспечить дохода рыбака, достаточного для поддержания в равновесии его бюджета». Нечетким было определение и состоятельного крестьянина: «Зажиточный, ведущий трудовое хозяйство, обеспеченное основными и оборотными капиталами, но нуждающийся в кредитной помощи, и принимающее пайщиков, вкладывающих свой личный труд»33. Такого рода расплывчатые критерии, служившие основанием для дифференциации групп крестьян, создавали благодатную почву для извращения кредитной политики. Зажиточные крестьянине считались нуждавшимися в кредитной помощи, а бедняцким возможность получения кредитов было затруднено. В Нем-Хагинском кредитном товариществе Большедербетовского улуса из 100 зажиточных хозяйств кредиты получали 74 эстонских хозяйства на сумму 6 896 руб., а из 100 бедняцких хозяйств – только 34 и всего на сумму 911 руб. На долю каждого зажиточного крестьянина в среднем приходилось 93 руб., и лишь 30 руб. – на каждое хозяйство бедняка. 295 Подобная ситуация сложилась и в Яшалтинском кредитном товариществе. Проводя работу по заготовке шерсти, правление заключило с бедняцкими хозяйствами 6 договоров и вместо установленного инструкцией аванса в 80% стоимости шерсти выдавало им лишь 70%. С крупными овцеводами было заключено 18 договоров, и им авансом было выдано 50% стоимости шерсти, вместо установленных 30-40%. Икицохуровское сельскохозяйственное кредитное товарищество «Скотовод» отпускало сельскохозяйственные машины – сенокосилки, лобогрейки, сепараторы – всем крестьянским хозяйствам на одинаковых условиях, независимо от социального происхождения. Среди середняцких хозяйств значились Кривкова М., имевшая 27 голов КРС, 1 лошадь, 98 овец и Хараев А., у которого было 15 голов КРС, 1 лошадь, 126 овец и т.д.34 Получалось так, что середняк, по существу относящийся к зажиточной части населения, получал кредит вместо бедняка, а последний не имел такой возможности. Неправильное определение социальных прослоек в деревне, недоработки в финансовой политике способствовали резкой дифференциации крестьянских хозяйств на начальном этапе колхозного движения. В этот период интенсивное развитие получают хозяйства представителей не титульной национальности, проживавших на территории Калмыкии, – русские, украинцы, немцы, эстонцы и др. Кроме найма калмыцких бедняков и середняков как дешевой рабочей силы, они за бесценок использовали их пастбища, сенокосные угодья, приобретали по низкой цене скот в годы зуда (падежа скота). Также за низкую плату и почти бесконтрольно они пользовались земельными фондами земельного управления. Этим и объясняется повальный приток в Калмыкию зажиточной части населения из Ставропольского, Сальского, Терского, Донского, Астраханского округов. Наблюдались даже отдельные случаи перекочевок кулаков-скотоводов в Яндыко-Мочажный улус из Сибири и Кустаная35. Процесс вытеснения калмыков на неплодород296 ную и малообжитую землю, ранее проводившийся царским правительством, сохранялся и в период коллективизации. Яндыко-Мочажным земельным управлением приводились данные о наплыве зажиточных крестьян из соседних областей. Только в 3 сельсовета этого улуса за год прибыло 49 хозяйств, имевших 4 095 овец, 1274 крупного рогатого скота, 149 лошадей, т.е. в среднем на одно хозяйство приходилось по 84 овцы, 26 КРС, 3 лошади. В селе Чилгир Икицохуровского улуса, находящемся в центре Калмыкии, наиболее крепкая зажиточная часть состояла из переселенцев, прибывших еще в 1923 г. Такое же положение наблюдалось в Эркетеневском и Большедербетовском улусах36. Начиная с 1928 г., для колхозов создаются еще более благоприятные экономические условия, как это было в 1918– 1920 гг. Это выражалось, в частности, в том, что сортовые семена предоставлялись только коллективным хозяйствам, им же, а также совхозам и кооперативам продавались трактора и сложные сельскохозяйственные орудия. Безусловно, одним из наиболее действенных средств вовлечения в колхозы беднейших хозяйств стало создание фондов кооперирования и коллективизации деревенской бедноты и батрачества, из которых последним производилась выдача беспроцентных ссуд для оплаты вступительных и паевых взносов. Предоставляемые государством льготы привлекали крестьян в колхозы, в первую очередь, бедняков и батраков, способствовали росту числа коллективных хозяйств. Если в Астраханской губернии в 1925 г. колхозов было всего 15, то к январю 1928 г. их стало 117, а к маю, к моменту вхождения губернии в состав Нижне-Волжского края, число колхозов достигло 148. В Саратовской губернии к 1927 г. колхозов было 1 347, в Сталинградской – 470. К концу 1928 г. в улусах (районах) и аймаках (селах) Калмыкии было создано 154 коллективных хозяйства различных форм, объединявших около 2 500 крестьянских хозяйств, или 8,5 % всех хозяйств области37. В середине 1929 г. в Калмыкии, по данным областного Колхозсоюза, существовало 74 колхоза, объединявших 1 037 хозяйств, что со297 ставляло 2,6% общего числа крестьянских хозяйств. Кроме того, имелось еще 90 простейших производственных объединений, насчитывавших 1 350 хозяйств. Однако реальная ситуация по колхозам не была такой оптимистичной. В ЯндыкоМочажном улусе числилось 27 сельскохозяйственных коллективов, из них 22 животноводческо-скотоводческих и 5 хлопководческо-огороднических. Искусственно созданные с применением административных мер 22 скотоводческих хозяйства из-за отсутствия кредитов фактически существовали только на бумаге. Еще более удручающее положение наблюдалось в Икицохуровском улусе, где всего было зарегистрировано 19 производственных объединений и колхозов, из них действующими были 9, куда входили 129 хозяйств. Из них 63 являлись батрацкими, 61 – бедняцкими и 5 – середняцкими. Обобществленный капитал исчислялся 75 461 руб., 23 лошадьми, 1 903 овцами. Наиболее благополучная ситуация по развитию колхозного строительства наблюдалась в Большедербетовском улусе. В этом земледельческом районе насчитывалось 64 производственных объединения, часть из которых была организована еще в 1926 г. Колхозы представляли собой: 1 коммуну, 8 сельхозартелей, 21 товарищество по совместной обработке земли. В них состояли 10,7 % батраков, 75,2% бедняков, 1,3% середняков и 2,8 % зажиточных крестьян38. Многие колхозы создавались временно – для совместной распашки земли, совместной пастьбы скота, заготовки сена, ловли рыбы и т.д., после производства неотложных или сезонных работ, они распадались. Некоторые такие товарищества прекращали свою деятельность вследствие неправильной организации труда и распределения артельных доходов. Из-за нежелания крестьян идти в колхозы, в Нижнем Поволжье в этот период их в среднем размеры составляли 20-25 крестьянских дворов, иногда от 10 до 40 дворов, но такие колхозы встречались редко. В Калмыкии вплоть до 1929 г. наблюдалась тенденция к уменьшению размеров колхозов. Они, как и в других регионах, были небольшими – на одно 298 коллективное хозяйство приходилось от 6 до 15 дворов. В общественной собственности на пять хозяйств в среднем приходились 1 лошадь и 14,6 овец39. За этими цифрами скрывались весьма значительные различия между коллективами. В других регионах страны это соотношение было несколько больше. К примеру, в Башкирии в общественной собственности было среднем на десять крестьянских дворов 11,3 лошадей, 28,4 головы крупного рогатого скота, 78 мелкого40. Малочисленность и мелкие размеры коллективных хозяйств партийно-государственное руководство посчитало главнейшим недостатком колхозного движения. Именно такая формулировка дана в постановлении V Съезда Советов СССР по отчету Правительства Союза ССР, где сказано, что съезд ставит перед правительством задачу проведения такой системы комбинированных мероприятий, которая в максимальной степени обеспечила бы не только дальнейший рост колхозов, но и всемерное их укрупнение41. После XV съезда ВКП (б) активизируется экономический пресс в отношении кулаков и середняков. Классовая политика, проводимая без тактического подхода к середняцкой массе, могла привести к серьезным политическим и экономическим осложнениям. Самообложение, проводившееся методом продразверстки, непосильный сельхозналог не давали возможности середнякам спокойно развиваться. В апреле 1928 г. пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) обозначил первоочередную задачу извлечения «части деревенских накоплений в денежной форме, под углом зрения обложения верхних слоев деревни – с одной стороны, и производительного применения значительной части извлеченных средств в самой деревне – с другой (заем укрепления крестьянского хозяйства; закон о самообложении; жесткая дисциплина в сроках взыскания платежей и т.д.)»42. И хотя эти указания касались хлебозаготовок на местах, методы администрирования и насилия, принуждения и репрессий стали применяться и при проведении иных хозяйственно-политических кампаний – налоговой, коллективизации и т.п. Массовый характер при299 обрели описи имущества крестьян-недоимщиков, привлечение к индивидуальному обложению середняцких и даже бедняцких хозяйств. В обзоре ОГПУ о политическом положении (1928 г.) говорится, что во многих районах Нижнего Поволжья, Северного Кавказа, Центральной России «зарегистрировано значительное число случаев, когда при описи имущества неплательщиков сельхозналога не соблюдается классовый принцип. В ряде районов наблюдалось и применение репрессий по отношению к маломощным слоям деревни, составляющим значительную часть неплательщиков… В отдельных случаях у бедноты описывались и продавались по низким ценам последняя корова или овца, иногда даже курица и домашний скарб»43. По данным начисления налога по РСФСР, крестьянские хозяйства с доходом более 400 руб., составлявшие 15,9%, уплачивали 60 % общей суммы налога в сравнении 46,2% в 1927–1928 г. Облагаемый доход (по СССР) во всем видам источников дохода в 1928–1929 г. по сравнению с предыдущим годом вырос на 13,7 %, а по второстепенным и неземледельческим источникам – на 82,7 %. О резком росте налогового обложения в деревне в 1927– 1928 гг. можно судить по тому, что за это время сельхозналог на одно зажиточное хозяйство увеличился в 2,7 раза, середняцкое – в 1,6 раза. Размер сельхозналога с единоличных хозяйств устанавливался в зависимости от общей суммы исчисленного дохода хозяйства за вычетом 20 руб. на каждого едока (причем с каждого рубля). С первых 25 руб. остатка дохода на хозяйство взималось 4 коп., от 25 до 100 руб. – 7 коп., от 100 до 150 – 10 коп., от 150 до 250 – 20 коп… от 600 руб. и выше – 30 коп. Кроме того, в связи с трудностями учета доходов в хозяйстве вводились процентные надбавки к исчисляемому по нормам доходу от сельхозналога в следующих размерах: при общей сумме дохода в хозяйстве от 400 до 450 руб. – 5%, от 450 до 500 – 6%... от 1000 руб. и выше – 25%. В соответствии с этими нормами, сумма единого сельхозналога по 300 Калмыкии на 1928 – 1929 хозяйственный год обязательным постановлением Калмоблисполкома № 28 от 15 июня 1928 г. была определена в размере 500 тыс. руб. вместо 210 тыс. руб. прошедшего года. От уплаты единого сельхозналога освобождались все хозяйства с общей суммой дохода не более 70 руб. на хозяйство и с 1-2 едоками, не выше 90 руб. с 3-4 едоками и 110 руб. с 5 и более едоками44. Таким образом, в Калмыкии маломощные середняцкие хозяйства облагались налогом весьма облегченно – по 10 руб. 10 коп. на каждое хозяйство, которое составляло 22,51% общей численности крестьян. Введенные новые нормы единого сельхозналога существенно ухудшили экономическое состояние середняцких хозяйств в Калмыкии. В 1923–1924 гг. середняки имели в своем хозяйстве 30-31 голову крупного рогатого скота. К 1926–1927 гг. их число увеличилось до 100 и более голов. Поэтому сельхозналоги к 1928 г. возросли в 11,5 раз. Середняк А.Д. Калюжный из с. Яндыки в октябре 1928 г. отмечал, что в последнее время «благодаря усиленному сельхозналогу» он «чувствовал совершенную невыгодность своего хозяйства»45. Налоговые сборы с маломощных середняцких хозяйств за этот период увеличились в два-три раза. Кроме того, на каждое хозяйство устанавливалось самообложение в размере 50 % от суммы сельхозналога, а также ежегодно добавлялись налоги и сборы на местные нужды. Так, в 1928 г. Калмыцкий облисполком ввел налоги на строения, транспортные средства, плату за ветеринарно-санитарный осмотр скота с лиц, лишенных избирательных прав. В 1928 г. в Калмыкии вводится еще и дифференцированная плата за пользование выпасами. Батрацкие и бедняцкие хозяйства, составлявшие почти 80% всех крестьянских хозяйств, освобождались от нее полностью, а середняцкие частично. Усиление налогового пресса на кулацкие и зажиточные крестьянские хозяйства, по сути, являлось массированным экономическим наступлением, имевшим цель ослабление ин301 дивидуальных хозяйств, признание их невыгодными, а также создание определенных условий для перехода к сплошной коллективизации. В результате экономического нажима на крестьянство, главным образом, на зажиточных крестьян и середняков, уровень коллективизации в Калмыцкой автономной области к лету 1928 г. вырос более чем в два раза по сравнению с 1927 г. Партийное и советское руководство региона планировало к концу первой пятилетки довести уровень коллективизации в области до 31%. Впрочем, центральные органы власти снизили контрольные цифры по коллективизации в КАО с 31 до 24%. Такое решение в сторону понижения объяснялось, прежде всего, абсолютной неподготовленностью Калмыцкой автономной области к осуществлению ускоренной коллективизации. Для этого необходимо было провести сначала сплошное межселенное землеустройство, отведение строго определенных участков землепользования селам, хотонам, отдельным колхозам и т. д. Меры, принятые в законодательном порядке в части налогового обложения крестьянства (и не только его зажиточной части) и предпринятые практические действия по взиманию налогов вызвали недовольство и сопротивление определенной части крестьян, но в то же время отмечался быстрый рост темпов коллективизации. Администрирование и жесткий контроль по сбору высоких налогов привели к заметному сокращению посевных площадей и поголовья скота. Это отмечалось, прежде всего, у середняков и зажиточной части населения области. Из улусного земельного управления Большедербетовского улуса (единственного в области земледельческого района) поступали сведения, что в данном улусе посевная площадь сократилась по сравнению с прошлым 1928 г. с 32,458 га до 30,898 га46. В целом, показатели сельского хозяйства в 1928–1929 г. по стране были удручающими. Несмотря на ряд репрессивных мер, санкционированных постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 ноября 1928 г. «О мероприятиях по под302 нятию темпа хлебозаготовок» и другими особыми директивами по отношению не только к зажиточным крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы, многократное самообложение на сдачу хлеба, полная распродажа имущества по низким ценам, тюремное заключение в случае отказа продавать продукцию государству по закупочным ценам в три раза меньшим, чем рыночные) в заготовительной кампании 1928– 1929 г. страна получила зерна меньше, чем год назад. Всего в стране было сдано государству 450-500 млн пуд. Обстановка в деревне стала крайне напряженной: в печати говорилось уже о тысяче случаев «применения насилия» по отношению к руководству. В феврале 1929 г. в городах вновь появились продовольственные карточки, отмененные после гражданской войны. К концу года по карточной системе распределялись все виды продовольственных товаров, затем дело дошло и до промышленных. Дефицит продуктов питания и товаров стал всеобщим, когда власти закрыли большинство частных лавок и кустарных мастерских, квалифицируя их как «капиталистические предприятия». В секретной докладной записке в Нижне-Волжский крайком отмечалось, что «вопрос снабжения Калмыкии хлебом, начиная с июня 1929 г. не находит должного разрешения»47. Иными словами, уже с лета 1929 г. в области наступил голод, практически большинство населения в той или иной степени голодало. Ежемесячная поставка хлеба Нижне-Волжским краем в область выполнялась в лучшем случае на 60-65%, то есть хлебный паек на 1 человека уменьшался из месяца в месяц. По норме рабочий получал 33 фунта муки в месяц, больницы, ведомственные учреждения – 22 фунта, крестьяне – 16 фунтов. Население Калмыкии ежемесячно нуждалось, согласно установленных нормативов, в 80 тыс. пуд. хлеба или 80 вагонах, вместо предусмотренных 53 вагонов, к тому же поступавших с большим опозданием. В связи с этим, батрацко-бедняцкая часть, питающаяся полностью за счет привозного хлеба, не имеющая подсобного хозяйства (огорода) вынуждена была употреблять в пищу мясные продукты, существенно уменьшая поголовье скота 303 и тем самым, подрывая экономическое состояние области, и без того находящейся в полной стагнации48. Завоз промтоваров в Нижнее Поволжье, в том числе в Калмыцкую автономную область производился в строгом соответствии нормативов каждого из его регионов по сельскохозяйственным заготовкам. Завоз промышленных товаров производился соразмерно товарному выходу шерсти, мяса, зерна и т.д. Калмыцкая область, имевшая население в 3,5-4% к общей массе сельского населения НижнеВолжского края, снабжалась промышленными товарами всего на 2,1%, так как экстенсивное ведение скотоводческого хозяйства на известной стадии своего развития не всегда имело товарность. Таблица № 4 Снабжение населения промышленными товарами49 №№ 1. 2. 3. 4. Регионы Калмыкия Хопер Камышин Пугачевск %% 62 91 97 97 Как показывает таблица, снабжение товарами сельского населения с разными системами ведения хозяйства и различной доходностью по регионам Нижнего Поволжья существенно разнится. Если рассматривать снабжение дефицитными товарами бедняцко-батрацких масс в Калмыкии, исходя из степени выхода товарности сельскохозяйственного сырья, то увидим, что явное преимущество имели представители наиболее зажиточного слоя крестьянства, поскольку бедняцкие хозяйства вообще не могли конкурировать с ними. 304 Таблица № 5 Сведения о распределении товарами отдельных социальных групп по Калмыкии50 №№ Количество населения Приход товара %% В среднем на душу населения (коп.) 1. Беднота, не имеющая сырья и не участвующая в с/кампаниях 53 000 5 1,17 2. Беднота, участвующая в с/кампаниях и путине 58 000 39 9,37 3. Крестьяне, имеющие сырье 61 000 56 12,80 4. Итого 172 000 3,20 Из приведенной таблицы видно, что на долю бедноты и батрачества, не имеющих сельскохозяйственного сырья и не принимающих участия в сельскохозяйственных кампаниях, приходится в 8 раз меньше товаров в сравнении с категорией крестьян, участвовавших в сельхозкампаниях и путине и в 10,5 раз меньше по сравнению с зажиточными крестьянами, имевшими сырье. В феврале 1929 г. СНК РСФСР одобрил контрольные цифры пятилетнего плана развития народного хозяйства и социально-культурного строительства страны. Важное место в нем было уделено созданию коллективных хозяйств на селе. Летом 1929 г., после выхода постановления Совета труда и обороны (СТО), в сельской местности появились так называемые машинно-тракторные станции (МТС), принадлежавшие государству. Правда, поначалу, они не играли столь значительной роли, как в последующие годы. Сплошная коллективизация проводилась без необходимой технической базы, так как тракторные и комбайновые заводы еще строились или только вводились в эксплуатацию. Тракторами в 1929 г. было обработано всего лишь около 1% пашни, большинство тракторов были сконцентрированы в машинно-тракторных станциях. 305 МТС обеспечивали колхозы техникой для обработки земли и вывоза урожая, а колхозы за это должны были рассчитываться с МТС частью собранного урожая. Без помощи МТС колхозник не мог заниматься земледелием. Через договоры, заключаемые между МТС и колхозами, государство могло иметь реальную картину о количестве собранного урожая и гарантированно забирать определенную часть хлеба в свои закрома. Так возникла еще до проведения сплошной коллективизации первая форма контроля над колхозами. Большое значение в этот период уделяется развитию совхозов. В постановлении СНК СССР от 25 апреля 1929 г. и в постановлении ЦК ВКП (б) от 11 ноября 1929 г. отмечались положительные стороны работы совхозов по социальнотехнической реконструкции крестьянского сельского хозяйства и переводу его на социалистические рельсы. На VI съезде Советов нарком земледелия СССР Яковлев особо подчеркивал позитивную роль совхозов в организации колхозов, в вовлечении в них крестьянских масс: « В переходе огромных масс крестьянства на сторону колхозов роль совхозов была огромна. Массы крестьян присматривались к тому, как крупное хозяйство сложится в государственном секторе, и только тогда, когда крупное хозяйство целиком и полностью оправдало себя в государственном секторе, когда государство провело за свой счет всю основную работу по созданию образцов этого крупного хозяйства, когда крестьянин на опыте крупных совхозов проверил выгоды и преимущества крупного хозяйства, только тогда он валом пошел в колхозы»51. Решениями партийно-советских органов на совхозы возлагалась обязанность содействовать коллективизации и производственному кооперированию бедняцких и середняцких крестьянских масс, улучшению технического оснащения сельского хозяйства и организации общественно-культурной жизни в деревне. Кроме этих задач, на государственные хозяйства были возложены: решение вопросов снабжения крестьянского населения чистосортными семенами и улучшенным племенным и посадочным материалом, организация 306 тракторных станций и колонн для общественной обработки земли бедняцких и середняцких крестьянских хозяйств, прокатных и зерноочистительных пунктов. Перед совхозами Нижне-Волжского края была поставлена задача по развитию активного и широкого взаимодействия с колхозами в организационной, производственной, агропросветительной областях. В целом совхозы были более механизированы, а у колхозов имелось больше свободных рабочих рук, чем у государственных сельских предприятий. Ввиду этого ставилась задача кооперирования машинной техники совхозов и рабочей силы колхозов для организации на договорных началах совместных сыроварен, маслобойных заводов, мукомольного производства, крупных агрокомбинатов и т. п. Усиление взаимодействия колхозов и совхозов должно было поднять на новый уровень сельскохозяйственное производство, показать преимущество социалистического строя и способствовать коллективизации сельского хозяйства в крае. В Нижне-Волжском крае, по данным краевого совхозтреста и уполномоченного Зернотреста, при содействии совхозов было организовано 7 колхозов, ими оказана производственная помощь населению, которая выражалась в следующем: Таблица № 6 Производственная помощь Совхозтреста52 Наименование Вспахано Посеяно Дисковано и бороновано Всего Отсортировано семенного зерна Обмолочено Отремонтировано с/х машин и орудий Тракторов Весенняя посевная Осенняя посевная кампания кампания 1929 г. 1929 г. 1433 га 5107 га 990 га 462 га 774 га 433,5 га 3197 га 6002,5 га 42537 ц 11757 ц 140 шт. 18 18678 ц 163 шт. - 307 Таблица №7 Производственная помощь Зернотреста53 Наименование Вспахано Посеяно Обмолочено Поднято пара Всего Весенняя посевная кампания 1929 г. Осенняя посевная кампания 1929 г. 2818 га 2642 га 1487 га 6947 га 4282 га 54 га 297 га 4633 га Совхозы края организовывали рабочие ремонтные бригады для помощи бедняцко-середняцкому населению, снабжали их семенами, сельскохозяйственным инвентарем и орудиями производства. В области агропросвещения совхозы проводили агрополитические конференции, беседы по сельскому хозяйству, организовывали кинопередвижки, вели широкую культурно-просветительскую работу на селе54. Как и в 1927–1928 гг., отмеченных затяжными хлебозаготовительными кризисами, в 1929 г. в целом по СССР не удалось решить проблемы в отношениях между государством и крестьянством, поскольку главной из них продолжала оставаться продовольственно-зерновая ситуация. Коллективизация крестьянства должна была решить зерновую проблему, которая еще актуальной стала в конце 1920-х гг., поскольку к этому времени наиболее остро ощущался недостаток зерна и сельскохозяйственной продукции для снабжения городского населения и сельскохозяйственного сырья – для промышленности, а также нехватка средств для закупки необходимой валюты для индустриализации страны. Насильственная экспроприация вызывала законное возмущение крестьян, коллективизация воспринималась ими как антинародная, несправедливая акция. «Многие из крестьян, – говорится в указанном исследовании Ш. Фицпатрик, – называли коллективизацию «вторым крепостным правом», ибо воспринимали ее как механизм экономической эксплуатации, с помощью 308 которого государство могло вынудить крестьян отдавать за номинальную плату большую часть собранного урожая, чем они сами продали бы в рыночных условиях»55. Колхозы наиболее подходили для силовой экспроприации, так как обобществленное хозяйство было общим, ничейным, да и рычагов давления на колхозников было больше. Единоличники считали каждый рубль, каждый килограмм произведенной продукции и не соглашались на грабительские условия государства. Во втором параграфе 5-й главы будут подробно рассмотрены ход и особенности хлебозаготовок в разрезе Нижне-Волжского края и Калмыцкой автономной области. Коэн С. Бухарин: Политическая биография. 1888-1938. - М.: Прогресс, 1992. - С. 232. 2 Правда. - 1925. - 6 марта. 3 Коэн С. Указ. соч. - С. 233. 4 Кондратьев Н.Д. Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства на пленарном заседании президиума Госплана СССР // Пути сельского хозяйства. - 1925. -№4. - С. 194. 5 Ваганов Ф.М. Указ. соч. - С. 207. 6 Каминская С.Г., Каминский Г.Д. Г.Н. Каминский во главе сельскохозяйственной кооперации // История СССР. - 1990. - №3. - С. 128-129. 7 Лацис О. Размышления экономиста // Коммунист. - 1987. №18. - С. 87. 8 ХV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): Стеногр. Отчет. - М.-Л., 1928. - С. 56 9 Нижнее Поволжье. - 1927. - Октябрь. - №10. - С.9. 10 Там же. - С. 81 – 90. 11 Шейла Фицпатрик. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. - М., 2001. - С. 97. 12 Индустриализация Нижнего Поволжья 1926-1941 гг.: Документы и материалы. – Волгоград: Ниж.-Волж. кн. изд-во, 1984 – С.49. 13 Нижнее Поволжье. - 1927. - Август - №8. - С. 95. 1 309 Там же. - 1927. - Октябрь. - № 10. - С. 46. Оглаев Ю.О. Осуществление ленинского кооперативного плана в Калмыкии (1917-1937 гг.). - Элиста: Калм.кн. изд-во, 1987. - С. 61. 16 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д.421. Л. 8. 17 Очерки истории Калмыцкой АССР. Т.2. Эпоха социализма. - М.: Наука, 1970. - С. 160. 18 Известия ЦИК - 1929 г. – №18. - С. 15. 19 Медведев В. Крутой поворот: из истории коллективизации сельского хозяйства Нижнего Поволжья. - Саратов: Саратовское кн. изд-во, 1961. - С. 11. 20 История социалистической экономики СССР. - Т.3. - М., 1977. - С. 480. 21 Давлетшин Р.А. История крестьянства Башкортостана. 1917–1940 гг. - Уфа, 2001. 22 Оглаев Ю.О. Указ соч. - С. 64. 23 Ивницкий Н.А. Голод 1932 – 1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. - М.: Собрание, 2009. - С. 12.; НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 12об. 24 История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: в 3 т. – Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. - Т. 2. - С. 368. 25 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 16. 26 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 16об. 27 Максимов К. Н. Трагедия народа. Репрессии в Калмыкии 1918-1940-е годы. – М: Наука, 2004. - С.36. 28 НА РК. П-1. Оп.1. Д. 319. 29 Там же. Л. 17. 30 Там же. Л. 6. 31 Там же. Ф. П – 1. Оп. 7. Д. 1. Л. 145. 32 Там же. Л. 17об. 33 Там же. Л. 17 об. 34 Там же. Л. 19. 35 Там же. Л. 160. 36 Там же. Л. 18. 37 Там же. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 291. Л. 6-7. 38 Там же. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 12об, 13. 39 Там же.. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 12об.-13. Рассчитано авто14 15 310 ром. 40 Коллективизация сельского хозяйства Башкирской АССР. - С. 46. Известия ЦИКа и ВЦИКа. - 1929. - 23 мая. - № 115. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 1-4. – М.: Политиздат, 1970. - Т. 4. С. 317. 43 «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.): Сб. документов. - М., 2001. - Т. 4. Ч. 2.: 1922. С. 933. 44 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы. - М.: Наука, 2004. - С. 34.; НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1087. Л. 66-67, 73-74. 45 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 99. Л. 160-167, 217. 46 Там же. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л.6. 47 Там же. П-1. Оп. 1. Д. 362. Л. 162. 48 Там же. 49 Там же. Л. 163. 50 Там же. Л. 164. 51 Нижнее Поволжье. - 1931. - №7. - С.76. 52 Алексеев П., Попов А. О взаимоотношениях совхозов и колхозов в условиях сплошной коллективизации// Нижнее Поволжье. - 1930. - № 6. - С.5-6. 53 Там же. С. 6. 54 Там же. 55 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. – М., С. 99. 41 42 311 § 2. Форсирование темпов коллективизации в Нижневолжском регионе В 1928 г. в СССР начался активный процесс колхозного строительства. Руководство страны делало ставку на коллективное, механизированное ведение земледелия, которое, по их мысли, должно было резко повысить урожайность зерновых, тем самым обеспечить продовольствием население страны, дать ресурс для экспорта и реализации программы индустриализации. Поэтому все силы партийных и советских органов были брошены на выполнение двух основных задач: коллективизации и заготовительной кампании. Сельские коммунисты под угрозой жесткого администрирования обязаны были массово вступать в колхозы. Центральный орган управления коллективными хозяйствами (Колхозцентр) получил неограниченные полномочия. Кредитно-налоговая политика государства строилась таким образом, что всю технику органы сельскохозяйственной кооперации были обязаны предоставлять только колхозам. Усилился налоговый пресс на зажиточных крестьян, который приводил к разорению их хозяйств. Эти меры должны были усилить приток единоличников в колхозы, которые должны были стать крупными производителями зерна. На выполнение второй взаимосвязанной кампании – заготовительной – были мобилизованы профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и студентов были отправлены в деревню в сопровождении партийных «активистов» и сотрудников ГПУ. В этих условиях насильственная заготовительная кампания приняла характер реквизиции, еще ярче выраженной, чем во время двух предыдущих кампаний. Колхозное движение в стране в начальный период коллективизации характеризовалось неустойчивостью, непостоянством состава колхозников и частым распадом коллективов. Во многом это происходило из-за того, что колхозы не стали кровным делом крестьян. Принудительно загнанные в колхозы, они не считали необходимым трудиться в них с 312 полной отдачей, многие покидали деревни и уезжали в города. Самый главный фактор, обусловивший массовый выход крестьян из колхозов – это насильственная политика экспроприации сельхозпродукции, оставлявшая их без средств к существованию. До середины 1929 г. процесс вовлечения и вхождения крестьянских хозяйств в колхозы не был интенсивным, что особенно беспокоило руководство страны. Но в июне уже начался новый виток в истории советского крестьянства – массовая коллективизация. В данном параграфе мы проанализируем ход и особенности проведения «сплошной» коллективизации в регионах Нижнего Поволжья и Калмыкии, принявшей форсированный характер. В российской деревне с весны 1929 г. стали проводиться мероприятия, направленные на увеличение числа коллективных хозяйств, в частности, организовывались комсомольские походы «за коллективизацию», создавались институты агроуполномоченных. Существенного роста коллективных хозяйств в стране (преимущественно в форме ТОЗов) удалось добиться, в основном, за счет повсеместного применения административных мер. Правда, предоставлялись и определенные преференции деревенской бедноте и батрачеству в целях кооперирования и вовлечения их в коллективные хозяйства. Постановлением СНК СССР были образованы специальные фонды кооперирования и коллективизации деревенской бедноты. Эти фонды составлялись из отчислений от чистой прибыли и ассигнований по общегосударственному и местным бюджетам, прочих поступлений. Средства фонда предназначались исключительно на выдачу ссуд бедняцким хозяйствам и батракам для уплаты полностью или частично паевых и вступительных взносов в сельскохозяйственные кооперативы и для уплаты паевых взносов в первичные кооперативы, работавшие в сельских местностях. Сельскохозяйственные кредитные товарищества, выступавшие распорядителями финансов, выдавали беспроцентные ссуды деревенской бедноте, вступающей в сельхозколлективы на срок от 5 до 10 лет1. 313 Также увеличилась материальная помощь, выделяемая коллективным хозяйствам. В этот период, к примеру, крестьянству Калмыкии была оказана значительная помощь. Оно получило 2 тыс. сеноуборочных машин, распределенных между беднейшими крестьянскими хозяйствами2. Впервые в истории Калмыкии в Большедербетовский улус поступили 10 краснопутиловских тракторов, что положило началу организации тракторной колонны. На полях Прикумского аймака, недалеко от поселка Башанты, ими была вспахана первая борозда3. Земли, которые отдельные колхозы раньше арендовали у государства, передавались им в бесплатное пользование. Постройки, промышленные и подсобные предприятия, ранее арендуемые, становились собственностью колхозов. Землеустройство теперь в первую очередь проводилось в коллективных хозяйствах и за государственный счет. В целом в СССР, по официальным оценкам, к лету 1929 г. насчитывалось 24,5 млн крестьянских хозяйств, в том числе 8 млн бедняцких (32%), 15 млн середняцких (61%) и 1,5 млн. кулацких (7%)4.За лето 1929 г. доля крестьянских хозяйств, объединившихся в ТОЗы (в подавляющем большинстве это были бедняки), в отдельных районах Нижнего Поволжья составила от 12 до 18% общего их числа. С июня по октябрь в нижневолжских регионах в коллективизацию были вовлечены приблизительно 1 млн крестьянских хозяйств. В Калмыкии к концу 1929 г., согласно статистическим данным, имелось 37 968 тыс. крестьянских хозяйств, в том числе батрацких – 3 990 (10,5%), бедняцких – 20 590 (54,22%), середняцких – 12 547 (33,05%), кулацких – 841 (2,23%)5. На 1 октября 1929 г. было зарегистрировано 24 ТОЗа, 71 сельскохозяйственная артель и 77 простейших производственных объединений. По своему социальному составу коллективные хозяйства различных форм кооперации были однородны и состояли исключительно из батрацко-бедняцких объединений. Как правило, туда входили 10-15 хозяйств со слабой материально-технической базой, почти не имевшие грамотных людей, плохо связанные с руководящими органами6. 314 Как видим, в КАО большое развитие получили сельхозартели. Иная ситуация наблюдалась, к примеру, в Башкирии, где объединение крестьян происходило преимущественно в ТОЗы. К июню 1929 г. в этой республике насчитывалось 1221 тозов (78,3), 300 артелей (19,3 %) и 38 коммун (2,4 %)7. Выбор форм объединения объяснялся тем, что крестьянину, только еще становящемуся на путь коллективного хозяйствования, более понятными и приемлемыми были простые формы объединения, при которых сохранялось индивидуальное хозяйство как гарантия на случай распада объединения. Государство, взяв курс на коллективизацию сельского хозяйства, старалось экономическими мерами в виде налогового пресса задушить кулака и создать определенные условия для перехода к коллективному ведению хозяйства. В эти годы в животноводческих районах страны, в том числе и в Нижнем Поволжье интенсивно происходила конфискация движимого имущества у бывших феодалов и крупных скотопромышленников. В Калмыцкой автономии краевые партийные и советские органы вместе с партийно-государственным руководством КАО стали активно искать пути укрепления материально-технической базы коллективных и государственных хозяйств. Большие надежды в этом вопросе возлагались на экспроприацию бывших калмыцких феодалов и крупных скотопромышленников и на передачу конфискованных у них средств производства действующим и вновь создаваемым колхозам и совхозам. Калмыцкий обком ВКП (б) и Калмоблисполком после согласования с краевыми партийными и советскими органами, ЦК ВКП(б), Президиумом ВЦИК в начале второй половины 1929 г. вновь приступил к подготовке экспроприации не только бывших калмыцких феодалов, но и экономически окрепших за годы советской власти калмыцких, а также переселившихся сюда в XIX веке русских и украинских хозяйств. Для решения хозяйственных, экономических, социальнокультурных вопросов развития автономии по решению краевых органов создавались совместные краевые и областные 315 комиссии, другие органы специального назначения. В начале октября 1929 г. для проведения принудительного отчуждения средств производства, находившихся в собственности бывших феодалов, крупных скотопромышленников, и решения их дальнейшей участи в Калмыкии была образована краевая «тройка» в составе секретаря Нижне-Волжского краевого комитета ВКП (б) А.Чугунова, ответственного секретаря Калмыцкого обкома партии Х. Джалыкова и представителя краевого ОГПУ Таранова. В основу проведения экспроприации был положен не только политический принцип (ликвидация богатой части населения как эксплуататоров, кулаков), но и экономический: изъятие у зажиточной части крестьянства имущества и передача его в создаваемую социалистическую собственность. Экспроприация скота обосновывалась необходимостью «освобождения» кулаков от лишнего скота, а деревенскую бедноту – от эксплуатации. В деревнях захватывались также дома, сельхозинвентарь и постройки выселенных кулаков, значительная часть культовых сооружений занималась под складские помещения и зернохранилища, хотя законом «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. делать это было запрещено. Подобные факты нарушения закона наблюдались, к примеру, в станицах Акимовской, Бурацкой, Ежевской, Кругловской, Лукомской, Тишанской, Успенской Нехаевского района Сталинградского округа8. Главная цель таких захватов – обеспечить материальную базу для действующих и создаваемых коллективных хозяйств. В Калмыкии на базе конфискованного скота в результате ряда репрессивных мероприятий осенью 1929 г. было создано три новых совхоза. На границе Багацохуровского и Икицохуровского улусов был организован первый в Калмыкии овцесовхоз «Сарпа» (№ 10). На следующий год в урочище Большой Царын был создан одноименный овцесовхоз (№ 12), а в Икицохуровском улусе организован крупный овцесовхоз «Улан хеечи» (№ 15), которому был отведен участок земли в 200 тыс. гектаров. В январе 1930 г. совхозу было передано для ведения хозяйства 316 73 117 овец на сумму 1 265 458 руб.9 Одновременно в урочище Монта был организован крупный совхоз «Улан малч», специализировавшийся на выращивании крупного рогатого скота, его стадо насчитывало 6 тыс. голов. Кроме того, был создан также комбинированный областной совхоз, поголовье которого составляли 800 лошадей калмыцкой породы, 235 голов крупного рогатого скота и 1 тыс. овец10. Совхозы Калмыкии на свои нужды получили значительное количество рабочего и продуктивного скота: 82 990 овец, 2 797 коров, 760 волов, 183 лошади, 176 верблюдов; колхозы получили 335 лошадей, 395 верблюдов, 720 волов, 4 209 голов крупного рогатого скота11. Вместе с тем следует отметить, что многие колхозы существовали только «на бумаге», носили фиктивный характер. Очень часто колхозы создавались на короткий срок для получения кредитов, семян, приобретения инвентаря, а потом самораспускались. Распаду коллективов способствовала в первую очередь заготовительная политика государства. Оно обязывало колхозы сдавать хлеб по низкой цене – ниже рыночной, и это обстоятельство часто являлось решающим фактором в самоликвидации объединений. В Калмыкии в 1929 г. только из 247 колхозов Икицохуровского улуса 118 распалось из-за нежелания крестьян трудиться коллективно12. Часть бедняцких слоев населения создавали колхозы и иные объединения самостоятельно, нередко стихийно, без всякой официальной регистрации. Летом 1929 г. в различных улусах Калмыкии было выявлено 58 «диких» колхозов и товариществ, нигде не зарегистрированных и не получавших дополнительных стимулов к объединению в виде ссуд и кредитов со стороны государства. Такие объединения, конечно, не могли долго существовать. 7 ноября 1929 г. в связи с 12-й годовщиной Октябрьской революции в газете «Правда» была опубликована статья И.В. Сталина «Год великого перелома», в которой 1929 г. был объявлен годом «коренного перелома в развитии нашего земледелия»: «Наличие материальной базы для того, 317 чтобы заменить кулацкое производство, послужило основой поворота в нашей политике в деревне… Мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». По глубокому убеждению Сталина, в 1929 г. стране удалось добиться решительного перелома, в частности, в переходе земледелия «от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию, к совместной обработке земли, к машинно-тракторным станциям, к артелям, колхозам, опирающимся на новую технику, наконец, к гигантам-совхозам, вооруженным сотнями тракторов и комбайнов»13. Миф о «великом переломе» на самом деле не соответствовал действительности. Реально по стране в колхозах состояло 6-7% крестьянских хозяйств14. Данная статья И.В. Сталина отечественными историками признана отправной точкой «сплошной коллективизации». Ноябрьский (1929 г.) пленум ЦК партии принял решение о коренном изменении отношения крестьянства к коллективным хозяйствам и одобрил нереальный план роста промышленности и ускоренной коллективизации. Пленум ЦК предлагал работникам в центре и на местах «учесть большие особенности и особую сложность условий, в которых происходит социалистическая реконструкция сельского хозяйства в некоторых национальных областях и республиках»15. Вместе с тем в резолюции пленума по колхозному строительству имелись существенные недоработки. В них отсутствовало какое-либо упоминание о необходимости соблюдения важнейшего ленинского принципа коллективизации – принципа добровольности. На самом деле это не было не случайным упущением партийного руководства страны, оно отражало действительную, жесткую позицию Сталина по вопросу проведения коллективизация сельского хозяйства. IV пленум Нижне-Волжского крайкома ВКП(б), проходивший 11-14 декабря 1929 г. в Саратове, также игнорировал принцип добровольности. В резолюции пленума о колхоз318 ном строительстве, в частности, сказано: «Учитывая почти сплошную коллективизацию края, пленум Нижне-Волжского крайкома ВКП (б) постановляет: организационно оформить все возникшие колхозы не позднее января 1930 г., сосредоточив все силы и средства на организации хозяйства колхозов и проведение весенней посевной кампании, и в ближайшие два года охватить колхозами ловецкие и скотоводческие районы края»16. Постановление Калмыцкого обкома ВКП (б) от 23-24 декабря 1929 г. «О задачах социалистического строительства в деревне»17 также не отличалось соблюдением принципа добровольности и объявляло районами сплошной коллективизации Большедербетовский, Малодербетовский и Манычский улусы, в которых все батрацко-бедняцкие и середняцкие хозяйства должны были быть коллективизированы на 100%. В земледельческом Большедербетовском улусе коллективизацию крестьянских хозяйств решено было завершить не позднее 15 февраля 1930 г., в Малодербетовском и Манычском улусах рекомендовалось представить сведения о результатах коллективизации – не позднее 1 апреля 1930 г. В остальных же улусах – Икицохуровском, Багацохуровском, Яндыко-Мочажном, Эркетеневском, Хошеутовском – предлагалось к 1 апреля 1930 г. объединить в колхозы не менее 50 % скотоводческих хозяйств. Как показала практика колхозного строительства в Калмыкии, намеченные сроки сплошной коллективизации оказались нереальными как в оседлоземледельческих, так и в полукочевых и кочевых скотоводческих улусах. Приведенная ниже таблица показывает уровень коллективизации на 1 января 1930 г. по отдельным улусам области: 319 Таблица №1 Уровень коллективизации крестьянских хозяйств в Калмыкии18 №№ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. Наименование улусов Кол-во Кол-во объединений хозяйств в них Большедербетовский 67 2552 Манычский 36 1880 Мало-Дербетовский 31 2236 Яндыко-Мочажный 83 1931 Эркетеневский 27 707 Багацохуровский 4 110 Икицохуровский 13 485 Хошеутовский 20 397 Калмыцко-Базаринский 4 75 По Калмыкии 285 10373 % коллективизации хозяйств 42,6 28,6 31,4 26,2 16,5 5,3 18,1 21,3 5,4 26,1 Как видим, общий процент коллективизированных земледельческих и скотоводческих хозяйств по Калмыкии к 1 января 1930 г. был далек от запланированных 100 % и исчислялся 26,1 %. Из общего числа объединений в 285 единиц на долю коммун приходилось 9 объединений, включавших 254 хозяйства. Имелось 5 крупных колхозов с 1504 крестьянскими хозяйствами. Коллективизированные хозяйства по форме ничем не отличались от сельскохозяйственной коммуны. На первых порах они создавались в основном за счет обобществленного имущества крестьян, поскольку было принято решение, что «все средства производства, принадлежащие хозяйствам, вступающим в колхоз, – сельскохозяйственный инвентарь, рабочий и продуктивный скот, не входящие в число обязательных натуральных паев, – должны обобществляться полностью и передаваться в колхоз в виде беспроцентных вкладов»19. 320 Таблица №2 Обобществление скота в Калмыкии20 №№ 1. 2. 3. 4. 5. Наименование видов животных Лошади Волы Верблюды Крупный рогатый скот Овцы Обобществленный скот 760 1041 370 9613 Не обобществленный скот 2 888 2 135 186 13 367 % отношение 26,3 47,4 199 71,9 93,756 20 918 448,2 Судя по таблице, крестьяне области не очень стремились к обобществлению своего скота в колхозах. Крестьянин был настроен так: «Сначала распродам имущество, а потом можно и в колхоз». Партийное руководство Калмыкии повсеместно вело борьбу под лозунгом «Кто продал свой скот и инвентарь – тому не место в колхозе, тот рубит под корень коллективизацию»21. На страницах областных газет «Красная степь», «Тангчин зянг», «Улан багчуд» появляются публикации, разъясняющие необходимость обобществления сельскохозяйственного инвентаря и тягловой силы. Среди областного партийного руководства возникали различные точки зрения на сроки и организационные формы проведения коллективизации в Калмыкии. Одни (Х.М. Джалыков, ответсекретарь ОК ВКП(б)) считали неоправданно форсируемыми темпы коллективизации, другие (Гульчак, заместитель ответсекретаря ОК ВКП (б)) склонялись к коренному революционному перевороту в деревне, не всегда видя реалий жизни простого крестьянина. 9-10 января 1930 г. в г. Элисте была проведена 1-я областная конференция групп бедноты с целью организации активного вовлечения бедняцкого крестьянства в колхозное строительство22. К середине декабря 1929 г. по уровню коллективизации Нижне-Волжский край вышел на первое место в СССР. Здесь было коллективизировано свыше 60% крестьянских хозяйств, 321 что значительно превышало уровень коллективизации в Крыму – 41%, на Северном Кавказе и Средней Волге – 35%, в Сибири – 28%, на Урале – 25%, в Центрально-Черноземной области – 16,7% и других частях страны23. Согласно указаниям сверху, Нижне-Волжский крайком ВКП(б) решил довести уровень коллективизации крестьянских хозяйств в своем регионе к весне 1930 г. до 80%, а к осени – до 100%. Большое значение для проведения коллективизации имело постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Согласно этому постановлению, вместо намеченного пятилетним планом 20-процентного обобществления посевной площади в 1933 г. предлагалось «решить задачу коллективизации огромного большинства крестьянских хозяйств, причем коллективизация таких важных зерновых районов, как Нижняя Волга, Средняя Волга и Северный Кавказ, может быть в основном закончена осенью 1930 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.»24. Вместе с тем ЦК ВКП(б) предостерегал региональные партийные органы «против какого бы то ни было «декретирования» сверху колхозного движения, могущего создать опасность подмены действительно социалистического соревнования по организации колхозов игрой в коллективизацию»25. В начале 1930 г. был принят ряд других постановлений, официальных документов о проведении коллективизации в стране. Так, 25 января ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О новых задачах Советов в связи с широко развернувшейся коллективизацией в деревне», в котором отмечалось: «Сельский совет, не перестроивший своей работы, сельский совет не ставший во главе колхозного движения, отстающий от темпов социалистического преобразования в деревне, не умеющий организовать бедняцко-середняцкие массы, – такой сельсовет подлежит немедленному переизбранию… Перестроить работу сельских советов по-новому, повернуть их лицом к коллективизации – вот важнейшая задача настоящего момента»26. 322 Следует отметить, что данное постановление было актуальным и своевременным, поскольку с самого начала массовой коллективизации ставились вопросы о взаимоотношениях и взаимодействии колхозов и сельсоветов в плане проведения коллективизации, организации работы низовых партийных и советских органов, уяснении их компетенции. В одной из своих статей ответственный работник НижнеВолжского крайисполкома Я. Бранденбургский отмечал: «В связи с бурным ростом коллективизации сельского хозяйства перед нами встает целый ряд вопросов, требующих немедленного разрешения в различных отраслях деятельности партии и советской власти. Среди этих вопросов серьезное место занимает вопрос о новых формах и о новых методах работы, как самих колхозов, так и тех органов советской власти, которые с ними непосредственно соприкасаются»27. Касается Я. Бранденбургский и таких дискутируемых вопросов, как административно-территориальное устройство сельсоветов и взаимоотношения сельсоветов с правлениями колхозов. Затронутые им вопросы административнотерриториального устройства сельсоветов позже станут особенно актуальными в связи с проведением кампаний то по укрупнению, то по разукрупнению колхозов. Следует также сказать, что многие положения, выдвинутые в статье Я. Бранденбургского, остаются актуальными и в условиях нынешнего развития производственных и социальных отношений в российской деревне. В частности, об ответственности сельсоветов (в нынешних условиях – СМО) за выполнение хозяйствующими субъектами, находящимися на его территории, обязательств по кредитам, за внесение платежей по единому с/налогу, за обеспечение деятельности социально-культурных учреждений, таких, как школы, больницы, об обязанности хозяйствующих субъектов (в нынешних условиях – селообразующие сельхозпредприятия, промышленные предприятия, ведущие свою деятельность на территории СМО, фермеры) участвовать в жизни и развитии сельских поселений. В этой связи, безусловно, можно говорить об актуальной перекличке 323 и преемственности задач, стоявших перед сельсоветами 70 лет назад и современными сельскими администрациями. Проводимая жесткими мерами сплошная коллективизация тормозилась, по глубокому убеждению Сталина, из-за растущего сопротивления кулачества, в котором он видел главного врага советской власти, мешающего прогрессивному развитию колхозной деревни. В своей речи «К вопросам аграрной политики в СССР» на Всероссийской конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. вождь большевистской партии провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулаков к политике ликвидации кулачества как класса. 30 января 1930 года было принято секретное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», согласно которому в течение февраля – мая 1930 г. должно было быть арестовано и заключено в концлагеря 60 тыс. и выселено в отдаленные районы страны 150 тыс. кулаков28. 20 февраля 1930 г. было принято секретное постановление ЦК ВКП(б) «О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах», которое распространялось на республики Закавказья, Средней Азии, на Казахстан, Дагестан, Бурят-Монголию и Якутию29. 25 февраля вышло также секретное постановление «Об организации весеннего сева и дальнейших мероприятиях по коллективизации и ликвидации кулачества». Специальный раздел был посвящен выселению и расселению кулаков. В постановлении указывалось, что заключению в концлагеря подлежали 17 тыс., а выселению в Сибирь – 15 тыс. семей30. Во исполнение секретных постановлений ЦК ВКП(б) о коллективизации и раскулачивании 1 февраля 1930 г. было принято постановление ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» и разослана секретная инструкция о мероприятиях по проведению раскулачивания. 324 Данное постановление отменяло в районах сплошной коллективизации действие закона о разрешении аренды земли и о применении наемного труда в единоличных крестьянских хозяйствах. Краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик предоставлялось право в этих районах применять «все необходимые меры борьбы с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)»31. Конфискованное имущество должно было передаваться в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. Продолжались репрессии против зажиточной части деревни, которые сопровождались целым набором налоговых обложений. В Нижнем Поволжье президиум крайисполкома на основании «Положения о едином сельскохозяйственном налоге», утвержденного 20 февраля 1929 г. ЦИК и СНК СССР, 15 марта 1930 г. принял постановление, которым для отдельных административно-территориальных единиц края устанавливались средние нормы доходности в рублях от доходности десятины земли, одной головы скота, ульев, а также отдельные нормы доходности полеводства – для заливных и незаливных сенокосов и т.п. На основании установленной доходности было рекомендовано применять процентные налоговые надбавки. К примеру, в Астраханском, Балашовском, Вольском, Саратовском, Сталинградском округах, в автономной Калмобласти процентные надбавки применялись при общем облагаемом доходе в 500 руб. на хозяйство в следующих размерах в рублях: от 500 до 600 – 5%, от 600 до 650 – 6%, 650 до 700 – 7 %, от 700 до 750 – 8%, от 750 до 800 – 9%, от 800 – 10%32. С целью политического и организационного укрепления партийных, советских органов для проведения коллективизации из крупных городов и промышленных центров в деревню было направлено свыше 27,5 тыс. рабочих «с достаточным организационным опытом». Ленинградский областной Совет депутатов принял решение взять шефство над 325 Нижне-Волжским краем, в связи с чем в феврале – марте 1930 г. по партийной разнарядке сюда были направлены 1000 ленинградских рабочих для организации руководящей работы в низовом советском аппарате, а также в колхозах33. В Калмыкию для оказания помощи в организации и планировании колхозного производства первые рабочие из Ленинграда и Москвы прибыли в январе 1930 г. С приездом ленинградских рабочих в крае связывали большие надежды в плане того, что их большой опыт организационной работы, идейная подготовка и пролетарская закалка помогут сельчанам в организации колхозов и выполнении хозяйственных задач. Однако практика показала, что многие из двадцатипятитысячников не были знакомы с сельским хозяйством, не знали его специфику. Показательно в этом плане свидетельство старожила села Солодушино Николаевского района Волгоградской области В.Н. Литвинова: «Были двадцатипятитысячники, они ничего не разбирали. Спрашивали: «Почему просо сеете, а почему сразу пшено не сеете?»34. Кроме того, согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 3 января 1930 г. в помощь местным организациям из промышленных областей (Москва, Ленинград, Иваново-Вознесенск, Нижний Новгород, Харьков, Донбасс) было мобилизовано 2500 партийцев, рангом не ниже окружного масштаба35. Всего зимой – весной 1930 г. на проведение коллективизации и раскулачивания, а также других хозяйственнополитических кампаний из городов и промышленных центров в деревню в целом по стране было направлено около 180 тыс. человек36. Им были даны широкие полномочия по проведению насильственного объединения крестьян в коллективные хозяйства. Тех, кто не хотел вступать в общественное хозяйство, они могли объявить врагами советской власти, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Рабочие из промышленных городов в большинстве своем оказали большую и ценную помощь в организации колхозов, развертывании социалистического строительства в деревне. 326 Однако многие из них по разным причинам вскоре уехали из сельской глубинки. В справке, подготовленной по материалам обследования Петровского района Аткарского округа, говорится: «... из 57 товарищей, прибывших в район в счет «25000», на 10/XII –1930 г. выбыло 25, или 41%. Работают 22, остальные 10 человек без работы. На совещании эти товарищи говорили, что их по 3-4 раза перебрасывают с одной работы на другую, не дают войти в курс дела и делают из них летунов; 25-тысячникам по несколько месяцев не выплачивают зарплаты, плохо снабжают их продуктами питания и предметами первой необходимости, дровами и пр.»37. Аналогичные факты несанкционированного отъезда наблюдались и в Калмыкии. В секретной переписке ЦК ВКП(б) и Калмыцкого областного партийного руководства сообщалось о появлении демобилизационных настроений среди рабочих и начале их оттока из Центрального, Сарпинского, Эркетеневского и других улусов38. С целью активизации участия и улучшения качества работы советских органов по проведению коллективизации, развитию колхозного движения, социалистическому переустройству сельского хозяйства Президиумом ЦИК СССР 31 января 1930 г. был издан циркуляр, в котором предлагалось провести досрочные перевыборы все сельских советов в районах сплошной коллективизации «под углом усиления их руководящего влияния в социалистическом переустройстве деревни…». Разрешалось также переизбрание районных исполнительных комитетов, «не обеспечивающих достаточного руководства сельскими советами, не развернувших работы по коллективизации сельского хозяйства…»39. В регионах края были проведены досрочные перевыборы сельских советов, в результате чего заметно изменился их состав. В феврале 1930 г. в Нижне-Волжском крае был обновлен состав 1240 сельсоветов, 60% их общего состава. В связи с этим и «в целях укрепления сельских советов и районных исполнительных комитетов и усиления их руководящей роли в социалистическом переустройстве дерев327 ни» Президиум ЦИК СССР 16 февраля принимает решение о мобилизации 7200 депутатов городских советов в районы сплошной коллективизации на руководящую работу в сельские и районные советы на срок не меньше одного года40. Выполняя решение высшего исполнительного органа власти страны, горсоветы Нижне-Волжского края активно развернули работу по вербовке членов горсоветов на руководящую работу в сельские советы. Саратовским горсоветом в деревню были направлены 11 человек, Камышинский горсовет принял решение отправить в сельские районы края 10% членов горсовета. Однако работа, проделанная в этом направлении IV пленумом Нижне-Волжского краевого комитета ВКП(б), состоявшимся 11-14 декабря 1929 года, была признана неудовлетворительной41. Все организационнопрактические мероприятия, проводившиеся в деревне в целом по стране, имели своей целью ускорение, форсирование коллективизации. Решению этой задачи способствовало и созванное 11 января 1930 г. всесоюзное совещание представителей районов сплошной коллективизации, а к тому времени такими было объявлено более 1 тыс., т.е. почти треть всех имевшихся в СССР административных районов. Совещание проходило под знаком ускорения темпов коллективизации. Представители Нижне-Волжского, СреднеВолжского краев, Урала, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа и Украины рапортовали о фактическом завершении сплошной коллективизации в некоторых округах их регионов. Погоня за высокими процентами коллективизации наблюдалась не только в зерновых, но и в потребляющих районах страны (Московская область, Белоруссия, Калмыкия и др.). Несмотря на перегибы в коллективизации, о которых говорилось еще на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК ВКП(б) и упоминалось на совещании (Чапаевский район Средней Волги), форсирование темпов коллективизации поощрялось. Об этом свидетельствует, например, выступление заведующего отделом агитации и массовых кампаний ЦК ВКП(б) Г.Н. Каминского, который прямо призывал к ускорению темпов кол328 лективизации, невзирая на перегибы: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, – говорил он, – то помните, что вас арестовали за революционное дело»42. Перегибы проявлялись не только в темпах коллективизации, но и при обобществлении имущества крестьян, вступающих в колхозы. Стремлением к скорейшему и более полному обобществлению скота (в том числе продуктивного и мелкого) были пронизаны почти все выступления участников совещания и доклад представителя Колхозцентра о развитии животноводства. По мнению докладчика, снижение поголовья скота в 1929 г. объяснялось раздробленностью, распыленностью крестьянских хозяйств. Он предлагал, например, в районах сплошной коллективизации для увеличения скотоводческого поголовья добиваться полного обобществления скота в коммунах и артелях. Это полностью соответствовало постановлению ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», в котором Накромзему СССР предлагалось в кратчайший срок выработать примерный Устав сельскохозяйственной артели «как к переходной к коммуне формы колхоза»43. Неудивительно поэтому, что уже в декабре 1929 г. из центра на места были спущены директивы – до весны 1930 г. в районах сплошной коллективизации добиться обобществления рабочего скота и коров на 100%, свиней – на 80%, овец – на 60%. Обобществление продуктивного скота (коров, свиней, овец) в целом по РСФСР (а не только в районах сплошной коллективизации) предусматривалось в размере 73-74%. Предписывалось обобществлять даже домашнюю птицу, довести число коммун до 25% общего числа колхозов, хотя и артели по степени обобществления мало чем отличались от коммун. Между тем следует отметить, что до начала коллективизации, в условиях существования мелкокрестьянских раздробленных хозяйств, поголовье скота в деревне не сокращалось, а росло. Следовательно, причина сокращения поголовья скота заключалась не в раздробленности хозяйств, а в принудительной коллективизации и обобществлении всего скота. 329 Безудержная гонка в повышении темпов коллективизации, полное обобществление скота в колхозах привели к резкому сокращению поголовья крупного рогатого скота, свиней и овец. Так, в 1929–1930 хозяйственных годах, поголовье крупного рогатого скота в стране сократилось на 14,6 млн голов, свиней – на одну треть, а овец и коз – более чем на одну четверть44. В дальнейшем, несмотря на выход постановления ЦИК и СНК СССР от 16 января 1930 г. «О мерах борьбы с хищническим убоем скота», сокращение поголовья скота продолжалось. Под нажимом сверху местные власти и, прежде всего, сельсоветы вынуждены были при проведении коллективизации нарушать принцип добровольности и широко практиковать администрирование и насилие. Да и как они могли поступить иначе, если получали такие распоряжения: «Коллективизировать все население, во что бы то ни стало! Раскулачить не менее 7% всех крестьянских хозяйств! Все выполнить к 15 февраля без минуты отсрочки» (Глазовский район, Удмуртская область)45. В Екатерининском районе Аткарского округа Нижне-Волжского края на председателей сельсоветов возлагалась персональная ответственность за 100 %-ную коллективизацию населения в течение двух недель. В результате нездорового соревнования регионов, подстегиваемых сверху, динамика коллективизации зимой 1930 г. выглядела следующим образом: Таблица №3 Динамика коллективизации в начале 1930 г.46 Наименование республик, краев, областей СССР РСФСР Северный Кавказ Нижняя Волга Средняя Волга 330 на 20 января (%) 21,6 23,5 46,5 56,0 39,0 на 1 февраля (%) 32,5 34,7 60,7 58,7 48,4 на 20 февраля (%) 52,7 54,4 75,5 66,1 54,3 на 1 марта (%) 56 57,6 76,8 67,8 56,4 ЦЧО Урал Сибирь Казахстан УССР 40,0 35,4 14,0 20,5 15,4 50,0 47,4 19,0 24,4 29,2 79,4 65,9 40,6 35,3 54,1 81,8 68,8 46,8 42,4 62,8 Данная таблица лишь в самых общих, приблизительных чертах дает картину коллективизации к весне 1930 г., так как и Наркомзем, и Колхозцентр учитывали как действительные, так и «фиктивные», «бумажные» колхозы. Как видим, по Нижней Волге дается цифра в 67,8%. В статье «Хозяйственная конъюнктура Нижне-Волжского края за 1-е полугодие 29/30 г.» Е. Коптева процент коллективизации по краю на 1 апреля 1930 г. дает как 65,8%, и он практически совпадает с данными вышеприведенной таблицы. Однако уже на 1 мая 1930 года процент коллективизации составляет 40,9%, что свидетельствует о начавшемся в крае процессе оттока из колхозов. В результате раскулачивания, осуществлявшегося в сжатые сроки и сопровождавшегося насилием и открытым произволом по отношению к крестьянству, передачи изъятого имущества и скота создающимся колхозам, а также сильнейшего нажима со стороны краевой партийной организации, взявшей обязательство коллективизировать 100%., темпы коллективизации в Калмыкии стали стремительно расти. К началу марта 1930 г. в области было коллективизировано уже более 50% крестьянских хозяйств. Среди вступивших в колхозы явно прослеживалось увеличение числа середняков. В результате обследования Калмыкии руководством НижнеВолжского края были получены сведения о бедняцких хозяйствах, имевших не менее 20 голов крупного скота, что, по существу, было неправдой, так как бедняки не могли иметь в своем хозяйстве такое количество скота. При этом определенная часть колхозов являлась фиктивной. Крестьяне нередко использовали колхозную вывеску для получения семян, налоговых льгот, кредитов, средств производства. Так, в Яндыко-Мочажном улусе из 27 производственных объеди331 нений работало только 5 колхозов. Остальные, по информации местных властей, ждали кредитов47. Несмотря на форсирование коллективизации, особенно в земледельческих и рыболовецких коллективных хозяйствах напряженность ситуации в период заготовок сельскохозяйственных продуктов все более нарастала. Не выполнялись планы по контрактации, к примеру, в Нижневолжском крае на 11 апреля 1930 г. выполнение составляло всего 69,3%. План поступления обобществленных семфондов к указанному сроку в колхозах был выполнен только на 75,7%. Сбор задатков на тракторы по краю выполнен на 38,9%, всего было собрано 5 839,2 тыс. руб.48 Конечно, невыполнение плана по этим показателям нельзя объяснять только негативным отношением крестьян к колхозному строю, но, на наш взгляд, фактор неприятия насаждаемой формы хозяйствования сыграл в значительной мере отрицательную роль в провале проводимых государством мероприятий. Насильственная коллективизация и раскулачивание вызвали недовольство крестьян, вылившееся зимой 1930 г. в повстанческое движение. В январе – феврале произошло около 1500 массовых выступлений, в которых участвовало не менее 350 тыс. человек, а в марте – более 6 500 волнений (1,6 млн участников). Бесстрастная статистика зарегистрированных повстанческих крестьянских выступлений по отдельным регионам СССР зимой – весной 1930 г. такова: Украина – 1 895, в Центрально-Чернозёмной области – более 1 тыс., на Средней и Нижней Волге – 801. Это не на шутку испугало сталинское партийно-государственное руководство. Подобного рода выступлений на Нижней Волге было зарегистрировано 10349. 12 марта 1930 г. на территории Икиманланского, Багабухусовского сельских Советов Малодербетовского улуса Калмыкии произошло организованное выступление свыше 100 крестьян, которые верхом на лошадях направились в административный центр улуса. В подавлении восстания участвовали не только местные чекисты, но были подтянуты из соседнего региона сталинградские милиционеры50. 332 В апреле 1930 г. органы ОГПУ Калмыкии, проанализировав политическую обстановку, докладывали обкому ВКП(б) о сложившейся ситуации. В секретном донесении отмечалось, что насильственная коллективизация, хлебозаготовка «выразились в отнятии подчистую продовольственных запасов у всех, не исключая и не сеющих калмыков, (зерна, муки) для образования семенных фондов, сгона в общественное стадо скота, наложения на кочевников требования собрать по несколько пудов железного лома с каждой кибитки, в конфискации имущества, лишении избирательных прав огромного процента середняков, закрытии всех хурулов, церквей и т.д. Все это настолько усложнило политическую обстановку в области, что в Малых Дербетах вспыхнуло восстание, в котором в основном участвовала калмыцкая беднота под руководством начальника милиции и одного учителя... »51. 28 февраля 1930 г. состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), которое поручило комиссии в составе С.И. Сырцова, И.В. Сталина, В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова, М.И. Калинина, А.И. Рыкова, А.И. Микояна, Я.А. Яковлева и Т.А. Юркина срочно отредактировать примерный устав сельхозартели и опубликовать его 2 марта в «Правде». Одновременно с этим Сталину поручалось выступить со статьей против допущения перегибов в проведении коллективизации. 2 марта 1930 г. Устав и статья Сталина «Головокружение от успехов» были опубликованы, последняя произвела эффект взорвавшейся бомбы. Автор признавал, что в деревне допущены серьезные ошибки. Одновременно с этим в статье утверждалось прямо противоположное тому, что происходило в реальной жизни: «Успехи нашей колхозной политики объясняются, между прочим, тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения и учет разнообразия условий в различных районах СССР. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно»52. В статье обсуждались факты нарушения принципа добровольности при создании колхозов, администрирование и декретирование. Однако вместо объективного объяснения 333 причин перегибов, Сталин всю вину за сложившуюся обстановку переложил на местных работников, хотя многие директивы об обобществлении всего скота, в том числе и мелкого продуктивного, о форсировании темпов коллективизации исходили от работников ЦК, Колхозцентра, Наркомзема. На это нацеливали газеты «Правда», «Известия» и ряд других центральных газет. Исправленный Примерный устав сельскохозяйственной артели определил степень обобществления средств производства крестьянских хозяйств. 14 марта 1930 г. ЦК ВКП(б) принимает постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». В нем критиковались перегибы при проведении коллективизации крестьянских хозяйств и содержалось указание партийным организациям сосредоточить внимание на сохранении и укреплении существующих артелей. Аналогичным образом поступил и Калмыцкий обком ВКП(б), обсудив 23 марта 1930 г. на заседании бюро вопрос о проведении коллективизации и раскулачивания в области. В принятом постановлении отмечалось, что улускомы партии допустили перегибы и отклонения от правильной социалистической политики в колхозном строительстве. На практике дело доходило вплоть до конфискации скота и имущества у середняков, бывших красных партизан, семей красноармейцев и др., отбирали у раскулачиваемых все, включая предметы домашнего обихода, не оставляя даже минимальной прожиточной нормы. На местах допускались факты административного принуждения к вступлению в колхозы (угрозы раскулачивания, лишения избирательных прав, изъятия продовольственных продуктов и т.п.), о которых знали представители обкома, члены комиссии по раскулачиванию. Сельсоветы на местах не гнушались ничем. Так, Садовским сельским советом Сарпинского улуса во главе с председателем Дубоненко был освоен эффективный метод принуждения к вступлению в колхоз, заключавшийся в том, что сельсовет периодически созывал специальные ночные заседания, на которых с целью распространения ложных слухов актив334 но обсуждались вопросы о зачислении части жителей села, к примеру, середняков, в категорию зажиточных, куда могли также зачислить и бедняков. Подобная информация почемуто моментально распространялась по деревне. Поутру очередные «зажиточные» уже готовы были вступить в колхоз53. После публикации в печати статьи Сталина и постановлении ЦК ВКП(б) последовал массовый отток из колхозов, продолжавшийся до осени 1930 г. Количество крестьянских хозяйств уменьшилось в два с лишним раза. Многие искусственно созданные колхозы и коммуны, числившиеся «на бумаге», распались. Из коллективизированных на 1 апреля 1930 г. в скотоводческо-земледельческих улусах Калмобласти 20 082 крестьянских дворов к 20 апреля осталось лишь 6 тыс. Среди этих оставшихся хозяйств, беднота, при участии которых осуществлялась коллективизация, составляла – 5 %, батрачество – 38 % и частично середняки – 5 %. Весной 1930 г. деревня бурлила, как в дни революции. Большинство крестьян открыто выступали против коллективизации. Их особенно возмущало насилие, применяемые руководящими работниками при организации колхозов. Решительно высказался по этому поводу красный партизан Головченко: «Теперь во всех перегибах винят низы, вынуждая их извиняться перед крестьянством, тогда как тот же Сталин их заставлял недавно делать обратное»54. Калмыцкая областная партийная организация пыталась исправить допущенные ошибки, однако борьба с перегибами проходила формально. Тем более, что И.В. Сталин в своем «Ответе товарищам колхозникам» считал главной опасностью «правый уклон», недооценку организации артелей. Многие местные руководители не признавали допущенные нелепости и нарушения законности. Областной обком партии, сознавая всю нереальность осуществления к 1 апреля сплошной коллективизации на большей части территории Калмыкии и учитывая крестьянские волнения, на пленуме обкома, состоявшемся 21–22 мая 1930 г., и на XI областной партийной конференции вынес ре335 шение о необходимости переноса сроков раскулачивания и выселения кулаков, но при этом не затягивая их на длительное время. Проанализировав состояние колхозного движения в области, он признал работу местных партийных, советских, колхозно-кооперативных органов по колхозному строительству недостаточной и опять нацелил их на ускорение темпов коллективизации. Намеченных темпов предлагалось достичь не путем административного нажима и перегибов, а организацией широкой массовой работы среди бедняков и середняков, демонстрацией преимуществ коллективного труда. Однако эти правильные слова остались лишь на бумаге. XVI съезд ВКП (б), проходивший с 26 июня по 13 июля 1930 г., вновь потребовал от партийных организаций ускорения темпов социалистических преобразований в деревне. С учетом горького опыта зимы и весны 1930 г., приведшего деревню на грань гражданской войны, государство изменило тактику и методы проведения дальнейшей коллективизации. Чтобы сделать колхозы более привлекательными для крестьян, в апреле 1930 г. им были предоставлены значительно более широкие привилегии, чем единоличникам. Для коллективных хозяйств отменялась прогрессивно-подоходная шкала исчисления ЕСХН и вводились единые ставки обложения: 4 коп. с одного рубля годового облагаемого дохода, рассчитанного по нормам вмененной доходности для коммун, и 5 коп. – для сельхозартелей. Кроме того, вдвое снижались нормы доходности колхозных посевов подсолнечника и огородных культур, на 30 % – посевов льна, конопли, табака, махорки, а также «обобществленных» садов. Полностью от обложения освобождался весь «обобществленный» скот. При исчислении налогооблагаемой базы колхозам предоставлялась скидка в 75% на вмененные доходы от земли и скота тех их членов, которые в 1929/30 г. были освобождены от уплаты ЕСХН «по маломощности». На единоличников, напротив, налоговое давление было усилено. Постановление СНК СССР от 7 июля 1930 г. «О тяжести обложения единым сельскохозяйственным налогом 336 в 1930–1931 г. единоличных хозяйств, не входящих в колхозы», повысило налог на единоличников на 15 %. Все возраставший налоговый нажим стал одним из наиболее действенных инструментов стимулирования крестьян-единоличников к вступлению в колхозы. В эти годы ужесточались меры репрессий по взысканию налогов и налоговых платежей. Налогообложение единоличников иногда достигало 2-3 тыс. рублей на хозяйство, не говоря уже о натуральных поставках (зерна, картофеля, молока, мяса). В результате при доходе в 1 500 рублей и выше платежи единоличных хозяйств государству превышали их доходы. В 1931 г. единоличник платил сельскохозяйственный налог в 10 раз больше, чем колхозник, а кулак – в 100 раз55. Усиление налогового пресса на единоличников и некоторые льготы, предоставляемые колхозникам, с одной стороны, административный нажим – с другой, вынуждали крестьян вступать в колхозы. В противном случае они рисковали подвергнуться официальному остракизму. Таким образом, экономическая, налоговая политика советской власти явились важнейшим средством воздействия на крестьян с целью ускорить коллективизацию. С переходом к сплошной коллективизации экономический нажим на единоличную часть деревни, особенно зажиточную ее часть, усилился. По «Положению о едином сельскохозяйственном налоге» на 1930 г. колхозам и их членам предоставлялись льготы по налогу, а для зажиточной (кулацкой) части деревни меры по обложению ужесточались. Так, теперь все кулацкие хозяйства (а не только «наиболее богатые») облагались в индивидуальном порядке. Расширялся перечень признаков, по которому определялись кулацкие хозяйства. Количество хозяйств, подлежавших индивидуальному обложению, исчислялось в 3%, хотя в октябре 1929 г. в СССР кулаки составляли 2,3%, а в РСФСР – 2,2%. Эти меры были серьезным побуждением для вступления единоличников в колхоз. 2 сентября 1930 г. ЦИК и СНК СССР было принято постановление о налоговой реформе. Для колхозников и их членов 337 льготы расширялись, а для единоличных хозяйств – расширялись признаки для обложения налогом в индивидуальном порядке, и они лишались всяких льгот. Налоговый пресс в 1930–1931 гг. усилился не только на зажиточные слои деревни. В связи с тем, что другие платежи устанавливались пропорционально сельхозналогу, то возрастала и общая сумма деревенских платежей. Если раньше самообложение для середняцких хозяйств не должно было превышать 25% сельхозналога, то затем эта пропорция возросла до 35% и 50%. В 1932 г. для единоличных хозяйств страны был введен единовременный налог в сумме 300 млн рублей. 16 ноября 1932 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло предложение Молотова о введении в 1932 г. спецналога на единоличников. В течение декабря 1932 г. – начале 1933 г. при контрольном задании в 305,2 млн рублей было собрано 330,3 млн руб. (108,2%). После обсуждения ситуации с перегибами местные руководители боялись повторения ошибок, зато широкое распространение получило истолкование принципа добровольности как отказа от борьбы за организацию колхозного движения. Эти настроения были подвергнуты резкой критике в письме ЦК ВКП(б) от 24 сентября 1930 г. «О коллективизации». Центральный комитет призвал коммунистов «добиться решительного сдвига в деле организации нового мощного подьема колхозного движения…»56. Это означало, что отступление окончено и начинается новое наступление на крестьянство. С осени 1930 г. начался новый виток прессинга на крестьян, правда, уже экономическими методами. Калмыцкий обком, используя налоговое давление на единоличные хозяйства, принял меры по форсированию колхозного строительства. 14 октября 1930 г. он предложил местным партийным организациям провести в период с 20 октября по 20 ноября 1930 г. во всех улусах месячник коллективизации. В результате проведенных мероприятий уровень коллективизации в Калмыкии стал постепенно возрастать – с 20,7% в апреле до 24,5% к концу 1930 г. 338 Налоговая политика советского государства была направлена, как уже говорилось, не только на решение фискальных и социальных задач. Индустриализация страны проводилась за счет деревни, крестьянства. Сельскому труженику еще более ужесточались налоги по всем платежам, росшие из год в год, вводились так называемые добровольные платежи. Так, обязательные платежи деревни (сельхозналог, самообложение, страховые платежи, культсбор) в 1930 г. составили 880,1 млн рублей, в 1931 г. – 1 731,1 млн руб., в 1932 г. – 2 020 млн рублей. В эти годы возросли и «добровольные платежи» (самообложение, займы и т.п.) – с 1 261,7 млн рублей в 1930 г. до 3 132 млн рублей – в 1932 г. Кроме сельхозналога, самообложения и займов, в 1931 г. правительство приняло решение о проведении среди сельского населения единовременного сбора (налога) на нужды культурного и хозяйственного строительства. Введенный как единовременный, культсбор превратился в постоянный налог, который должен был уплачиваться в обязательном порядке. Кроме того, с 1931 г. сельские жители должны были покупать облигации государственных займов, вносить паевые взносы в потребительскую кооперацию, платить деньги по окладному порядку, им давались твердые задания. Общая сумма денежных платежей в деревне составила: в 1930 г. – 2 141,8 млн рублей, в 1931 г. – 3 987,6 млн рублей а в 1932 г. – 5 152,0 млн рублей. Второй Нижне-Волжский краевой съезд Советов, состоявшийся в середине февраля 1931 г., констатировал, что в колхозах Нижнего Поволжья числится уже свыше 64% всех крестьянских хозяйств края, что имеются такие районы, где охват коллективизацией населения достигает уже 90%57. 1931 г. явился самым интенсивным по темпам коллективизации. Вновь устанавливались контрольные цифры по коллективизации. Декабрьский пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) решил: «Обеспечить в 1931 г. охват коллективными хозяйствами для Украины (Степь), Северного Кавказа, Нижней Волги, Средней Волги (Заволжье) в среднем не менее 80% крестьянских хозяйств, что означает для этих районов завер339 шение в основном сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса». Для ЦСО, Сибири, Урала, Украины (Лесостепь), Казахстана (зерновые районы) – 50% и в потребляющей полосе по зерновым хозяйствам – 20-25%. В целом по СССР пленум дал установку обеспечить в 1931 г. коллективизацию не менее половины крестьянских хозяйств58. Однако местные власти, как всегда, проявляли неудержимое рвение и ретиво заявляли о готовности завершить коллективизацию ранее установленного срока и со стопроцентным охватом населения. Съезд Советов Нижне-Волжского края поставил задачу уже к весне 1931 г. закончить в основном сплошную коллективизацию сельского хозяйства в крае59. Как уже отмечалось, важнейшим средством проведения коллективизации было раскулачивание зажиточной части деревни – кулачества. К началу сплошной коллективизации удельный вес кулачества, по официальным данным, составлял 2,3% крестьянских хозяйств, т.е. примерно около 600 тыс. По мнению советских руководителей, кулаки являлись основным препятствием на пути сплошной коллективизации. В связи с массовым раскулачиванием деревня лишилась самой дееспособной и трудолюбивой части крестьянства. Это была поистине страшная трагедия российского крестьянства, самая черная страница в ее истории. Античеловеческий и трагический процесс раскулачивания, приведший к раскрестьяниванию крестьянства, мы более подробно рассмотрим в следующем параграфе. Большую роль в развертывании ускоренной коллективизации в Нижне-Волжском крае партийные и советские органы отводили средствам массовой информации: газетам и радио. Печать выступала рупором идей коллективизации, формировала у читателей антикулацкие настроения, агитировала население за безукоснительное выполнение хлебо и мясозаготовок. На ее страницах публиковались материалы, рассказывающие о социальной защищенности колхозников, об улучшении условий их труда, о справедливой и достойной оплате труда в коллективных хозяйствах и т.д. В частности, 340 газета «Советская деревня» – в 1930 – 1931 гг. орган НижнеВолжского крайкома ВКП(б) и краевого исполнительного комитета, а в 1932 г. – орган Нижневолжского крайкома партии, крайисполкома и крайколхозсоюза – уделяла первостепенное внимание жизни колхозной деревни. В заметке «Путь один – в колхозы» газета отмечала как положительный и радостный факт рост колхозов в регионе: «На 1 января 1929 г. в колхозах состояло 16% крестьянских хозяйств края. На 10 января 1931 г. – 60,5%. В упорной борьбе с кулаками и его агентами – правыми оппортунистами растут совхозы, МТС и колхозы»60. Радужные картины повсеместной коллективизации в деревнях края, рисуемые на страницах газеты, должны были убедить сомневающихся единоличников в необходимости вступления в колхозы. В одном из номеров, к примеру, было опубликовано «Письмо к единоличникам» колхозника В. Богомолова, в котором он пространно описывает изменения в лучшую сторону в своей жизни после вступления в колхоз, в отличие от того времени, когда он был единоличником: «Я в Лысых Горах живу с 1926 года. Оставшись без отца, я с 8 лет пошел к кулакам батрачить. Работал, не разгибая спины, а за свой труд получал грошовое вознаграждение, не допивал, не доедал. В 1929 году я вошел в колхоз. Только в колхозе я увидел свет, и мне стало легче. На 5 душ семьи я заработал достаточно хлеба, излишки сдал государству. Теперь в колхозе живу хорошо. Призываю всех единоличников не слушать кулацкой брехни на колхозы и смело идти в них строить новую жизнь»61. Вместе с тем донесения в партийные и советские органы, сводки ОГПУ, приводят прямо противоположные факты, когда крестьяне неохотно вступали в колхозы или уходили из деревни, лишь бы не вступать в общественные хозяйства. Только на стройках и предприятиях Сталинграда в 1931 г. «рабочие из деревни» составляли до 70 %62. Население Калмыцкой автономной области более активно объединялось в колхозы, нежели в других регионах края, 341 хотя и здесь наблюдались факты нежелания единоличников вступать в колхозы. К началу августа 1931 г. общее число коллективизированных крестьянских хозяйств в Калмыкии по сравнению с январем того же года увеличилось с 24,5% до 66,8%, а рост их только за июнь – июль составил 15%. В них было сосредоточено 47,1% всего имевшегося скота, 72,9% всех посевных площадей, а с учетом поголовья, принадлежавшего 9 совхозам, социалистический сектор экономики области заметно увеличивался – до 77,8%. Основное население коллективизированных хозяйств на 80% составляли калмыки63. Однако ход коллективизации в автономной области не устраивали Колхозцентр, им под особый контроль было взято колхозное строительство в Калмыкии, а также в Казахстане и других животноводческих национальных республиках. В докладной записке нацбюро Колхозцентра в ЦК ВКП(б) «Об извращениях в коллективизации в национальных животноводческих районах» отмечалась: «22 сентября 1931 г. Секретно. В настоящее время в ряде национальных республик и областей, главным образом, в животноводческих районах, наблюдаются крупные недочеты в колхозном строительстве. Обобществление рабочего и продуктивного скота проводится слабо, существует погоня за высокими процентами коллективизации. Например, в Калмыцкой автономной области (Нижне-Волжский край) на 1 августа коллективизировано 66% всех бедняцко-середняцких хозяйств в области (без ловецких районов) – по районам от 44,2% до 84%. Коренное население коллективизировано на 89 %. На 1 июня с.г. в животноводческих районах при коллективизации в 31,5 % обобществлено всего скота 23,7%, а лошадей и крупного рогатого скота только 7-8%, причем большая часть обобществленного скота относится за счет конфискованных кулацких хозяйств. В августе бюро обкома ВКП(б) Калмыкии отметило, что на местах наблюдается «недостаточная бдительность многих партийных ячеек и возглавляющих колхозы коммунистов», «исключительно слабая укомплектованность 342 кадрами», «советские, комсомольские, профессиональные и другие хозяйственно-общественные организации еще не перестроились на решительную борьбу за качество колхозов, их организационно-хозяйственное укрепление». Далее «бюро особо отмечает, что проведенная работа по ликвидации кулачества как класса и очищение колхозов от кулацких и прочих антисоветских и чуждых элементов в значительной степени способствовала новому приливу в колхозы». Ликвидация кулачества как класса способствовала новому приливу в колхозы, кулачество ликвидировано как класс до проведения сплошной коллективизации, а не на основе проведения сплошной коллективизации. Допустив одну ошибку, бюро обкома вполне естественно допустило ряд других ошибок, в частности, постановило: «Дальнейшее развертывание колхозного строительства и организационо-производственное укрепление, обобществление скота и проч. средств производства должно вестись с таким расчетом, чтобы к весне 1932 г. в основном завершить сплошную коллективизацию в животноводческих районах области». Указанное решение является явным результатом стремления «догнать и перегнать» более передовые районы СССР, в частности, районы 2-й очереди коллективизации. Необходимо отметить, что в Калмыкии весьма скверно обстоит дело с организацией труда, учетом, внедрением сдельщины, ударничеством и соцсоревнованием и т.д….Командированы инструктора: в Калмыцкую область, в область Коми, в Хакассию, Ойратию и Крымскую АССР. В ближайшие дни командируются бригады КХЦ СССР и специальных колхозных центров в основные животноводческие национальные районы (Казахстан, Киргизия, БурятМонголия, Калмыкия, Дагестан, Чечня, Ойратия), после чего в конце октября предполагается созыв Всесоюзного совещания по животноводству в национальных районах. Однако, учитывая состояние колхозного строительства в указанных национальных районах, Нацбюро Колхозцентра СССР просит провести проверку местных парторганизаций под углом исправления допущенных искривлений и организационно343 хозяйственного укрепления колхозов. Нацбюро Колхозцентра СССР и РСФСР. Богданов»64. Одной из особенностей проведения коллективизации в Калмыкии является то, что калмыцкая беднота надеялась, что, вступив в колхоз, она станет жить лучше. Поэтому проявляла меньше колебаний. Сказалась также усиленная государственная помощь населению Калмыкии накануне и в период проведения сплошной коллективизации. Сильные общинные традиции калмыцкой деревни также стали немаловажным фактором вступления крестьян в колхозы. Объединялись в основном по этническим группам и родству, когда несколько хотонов (группа ближайших родственников от 3 до 20 и более семейств) составляли один колхоз. Вследствие этого коллективные хозяйства в национально-этническом отношении были более однородны, чем сельские населенные пункты. Власти не препятствовали желанию крестьян объединяться в национально однородные коллективные хозяйства, так как это, по их мнению, ускоряло ход коллективизации. Вместе с тем следует отметить, что уже в то время началось сплочение жителей хотона (села) на социальной основе и «способствовали» этому реквизиционная и классовая политика советского государства, которое отдавало от 50 до 80% процентов конфискованного у кулаков скота бедноте и батракам. Причины активного роста числа колхозов в Калмыкии и нижневолжской деревне следует видеть не в политической зрелости крестьянства, как отмечала советская историография, а в тех жестких административно-репрессивных мерах, которыми сопровождался ход насильственной коллективизации. Остервенелое административное насилие в отношении крестьян, репрессивная политика, в которой явно просматривались перегибы и извращения политики государственной власти, раскулачивание и выселение наиболее трудолюбивой и дееспособной части деревни, изъятие денежных, продовольственных и сырьевых ресурсов привели к разрушению производительных сил сельского хозяйства, его деградации. Кроме психологического воздействия, которое оказывалось 344 на бедняцко-середняцкие массы, «добровольному вступлению» в колхозы способствовало то, что конфискованное имущество, средства производства и скот передавались колхозам уже в качестве вступительного взноса бедняка или середняка. При вступлении в животноводческую артель у крестьянина обобществлялся скот, за исключением одной лошади или двух волов, одной коровы, двух-трех овец, в зависимости от количественного состава семьи. Помимо этого, он должен был сдать весь сельскохозяйственный инвентарь, хозяйственные постройки и имеющийся запас кормов. Летом 1931 г. с ведома центральных властей руководство Республики Немцев Поволжья торжественно объявило, что республика первой в СССР завершила сплошную коллективизацию. Как известно, ранее Хоперский округ Нижневолжского края выступил инициатором проведения сплошной коллективизации в СССР. Учитывая, что в те годы любая инициатива и победная реляция не могли быть проявлены и констатированы без санкции ЦК ВКП(б), то очевидно, какое значение партийное руководство придавало коллективизации сельского хозяйства на Нижней Волге, особенно в ее хлебопроизводящих районах. Партийно-государственные органы Нижне-Волжского края на съездах и пленумах, отраслевых совещаниях, собраниях в нижестоящих организациях, в краевой печати постоянно нацеливали трудящиеся массы на дальнейшее развитие сельского хозяйства, главным образом колхозного производства. В докладе А.А. Озерянского на III пленуме КИКа «Контрольные цифры народного хозяйства и культурного строительства Нижне-Волжского края на 1932 год» говорилось, что в 1932 г. по сравнению с 1931 г. «посевные площади предполагалось увеличить на два с лишним процента, яровой клин должен составить 7 170 000 га, а озимый – 2 400 000 га». Распределение посевной площади по культурам намечалось следующим образом: «из 9 570 тыс. га посева площади – озимая рожь занимает 1 832 тыс. га, пшеница яровая –3 758 тыс. га против 3 731 тыс. га прошлого года, т.е. рост на полпро345 цента; подсолнух – 667 тыс. га в прошлом году и 675 тыс. га в нынешнем году; картофель – 155 тыс. га в прошлом году и 208 тыс. га в нынешнем году, силос – 70 тыс. га в прошлом году и 126 тыс. га в нынешнем году и травы – 109 тыс. га в прошлом году и 209 тыс. га в нынешнем году»65. Одной из главных задач, поставленных в 1932 г. перед сельским хозяйством края, была борьба за повышение урожайности. План года предусматривал: «следующий урожай одного га посева… рожь озимая: по совхозам – 7 ц, по колхозам – 6,5 ц, пшеница яровая: по совхозам – 6,5 ц, по колхозам 6,2 ц; овес: по совхозам – 8,9 ц, по колхозам – 8,1 ц, кукуруза: по совхозам – 10 ц, по колхозам – 8,3 ц … Общий объем капитальных затрат на сельское хозяйство на 1932 г. намечается в сумме 216 млн руб. Это значит, что пятилетка в 1932 г. перевыполняется на 49%»66. В этом же докладе, в подразделе «На основе ленинской политики партии растет мощь национальных автономий края», говорилось о плановых заданиях в национальных автономиях краях – АССР Немцев Поволжья и Калмобласти на 1932 г. В АССР НП рост по посевным площадям намечался на 10%, по социалистическому сектору – на 19 %. Количество МТС к весенней посевной в сравнении с 1931 г. увеличилось на 12. Объем капитальных затрат во всех отраслях народного хозяйства Республики Немцев Поволжья должен был составить в 51 млн рублей. против 28 млн рублей в 1931 г., или увеличивался на 45 %. Рост овцеводства в Калмобласти предусматривался на 40 %, а увеличение поголовья крупного рогатого скота планировалось со 156 тыс. до 220 тыс. голов. Число машинно-сенокосных станций, что имело особенное значение для Калмобласти, предполагалось увеличить на 15… Капитальные затраты во всех отраслях народного хозяйства Калмыкии в 1932 г. должны были составить 22 500 тыс. рублей.67. Как свидетельствуют официальные источники, колхозное строительство, социалистическое преобразование сельского хозяйства продолжало набирать темпы. Число кол346 хозов в 1932 г. в Нижне-Волжском крае, без АССР НП, составляло 3 306, а коллективизированных хозяйств 708 815. Процент коллективизации составил 85,5 %. Правда, по сравнению с 1929 г., когда было 3 220 колхозов, произошел незначительный рост. В АССР НП насчитывалось 349 колхозов, процент коллективизации был чуть выше общекраевого и составил 87,6%68. В 1932 г. в Калмыкии насчитывалось 81 сельхозартель, 150 товариществ и 4 коммуны, объединявшие 72,8% всех крестьянских хозяйств и обобществившие 58,1% всего скота, имевшегося в области. В 15 животноводческих совхозах было сосредоточено 30% всего поголовья крупного рогатого скота, 43% овец и 22,3% посевных площадей. Крестьянские единоличные хозяйства в этот период все еще имели значительное количество скота – 52,7%69. К осени 1932 г. в СССР под партийным нажимом в колхозы объединились 62,4% крестьянских хозяйств. Коллективные хозяйства практически стали государственными предприятиями по принудительной обработке земли и производству сельскохозяйственной продукции. К концу 1934 г. СССР, как отмечалось в печати того времени, «из страны распыленного, раздробленного мелкого крестьянского превратился в страну самого крупного в мире социалистического земледелия». К середине 1930-х г. уровень коллективизации превысил 83%, т.е. в основном сплошная коллективизация была осуществлена. Посевные площади колхозов и совхозов в начале 1935 г. составляли 98% всех обрабатываемых земель; на долю почти 17% единоличников приходилось не более 2%. Это значит, что единоличники как субъект сельскохозяйственного производства перестали существовать. Сталин в отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVII партсъезду, говоря о коренном переломе, произошедшем в сельском хозяйстве страны, отмечал: «колхозы и единоличные крестьяне за отчетный период полностью поменялись ролями, причем колхозы стали за это время господствующей силой сельского хозяйства, а единоличные крестьяне – второстепенной силой, вынужденной подчиняться и приспосабливаться к колхозному строю». 347 Отмена карточной системы на хлеб и некоторые другие продукты признавалась исторической победой партии и советской власти в деле социалистического переустройства деревни. Успехи в преобразовании сельского хозяйства связывались с преимуществами колхозного строя и широкого развития совхозов, имеющими мощную базу машинной техники. В Сталинградском крае, куда входила и Калмыкия, в 1934 г., по отчетным данным, имелось 1 472 колхоза, объединявших 229 404 хозяйства, или 80,1% всех крестьянских хозяйств против 61,2% в 1931 г. В Камышинском районе процент коллективизации доходил до 99,9%, правда, по другим районам он был несколько ниже: Владимировском – 56,2%, Харабалинском – 60,1%, Николаевском – 62,6%. Колхозы и совхозы края в 1934 г. обработали 97,4% всех зерновых площадей, единоличные хозяйства, составляющие 18,9% общего числа хозяйств – 2,6%70. В 1934 г. 27 районов края и Калмобласть не выполнили годового плана хлебосдачи, из 1 320 колхозов 566, или 42,9%, не выполнили планы и по обязательной поставке семенной ссуды зерновых культур. С колхозов края постановлением правительства была списана задолженность сельхозбанку в размере 9 680,0 тыс. рублей. В крае колхозы существовали в различных формах: сельхозкоммуны, сельхозартели, товарищества по совместной обработке земли, но основной являлась сельхозартель. В ней обобществлялись все средства производства. Одним из факторов, сдерживавших увеличение сельскохозяйственного производства, в докладах руководящих работников Сталинградского и Саратовского краев называлось наличие «гигантов-колхозов», объединявших 1500-2000 крестьянских товариществ и располагавших до 35-40 тысяч гектарами земли. К примеру, Марфинский колхоз Аткарского округа объединял 7 сельсоветов, 22 населенных пункта, имел территорию в 35 000 га. Было признано, что такие крупные сельхозобъединения при отсутствии должной машинной 348 базы были неспособны эффективно вести хозяйственные дела. Выполняя директиву Наркомзема СССР, крайком и крайисполком приступил к разукрупнению больших колхозов. Излишек рабочей силы, появившийся в колхозах в связи с недостаточным объемом в них производства и увеличением машиннообеспеченности, решением партии и правительства направлялся в города, на строительство, в частности, Днепростроя, Тракторостроя и других объектов промышленности. Максимальная контрольная цифра для сезонных рабочих из колхозов была намечена по стране в 1,5 млн человек. Колхозы должны были точно просчитать в своих хозяйствах избыточную рабочую силу и заключать соответствующие договора с промышленными и строительными предприятиями, к тому же предписывалось соблюдать классовый принцип при отходе на работу. Таким образом, можно констатировать, что непродуманная политика проведения массовой коллективизации в сельском хозяйстве, приведшая к избытку трудовых ресурсов и искоренению единоличного хозяйствования, дававшего крестьянам, во всяком случае, возможность трудовой занятости и прокорма собственной семьи, стала фактором, способствовавшим разрушению деревни. В ходе первой и второй пятилеток кардинально и необратимо изменилась жизнь подавляющего большинства населения страны, осуществлялась целенаправленная программа превращения независимого крестьянина-собственника в коллективизированного крестьянина-раба, в дешевую рабочую силу для проведения индустриализации страны. Распространялась она примерно на 130 млн крестьян, составлявших 80% населения советского социалистического государства. 349 Известия ЦИКа и ВЦИКа. - 1929. - 21 апреля. - № 92. Поволжская правда. - 1929. - 30 мая. 3 Красная степь. - 1929. - 7 октября; Оглаев Ю.О. Осуществление ленинского кооперативного плана в Калмыкии (1917–1937 гг.). - Элиста: Калм. кн.изд-во, 1987. - С. 68. До этого по всей Калмыкии был лишь один трактор «Фордзон», который с 1925 г. работал на учебном поле Башантинского сельскохозяйственного техникума. 4 Ивницкий Н.А. Голод 1932–1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Цетрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. – М.: Собрание, 2009. - С. 65. 5 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 362. Л. 163. 6 Очерки истории Калмыцкой АССР. Т.2. Эпоха социализма. - М.: «Наука», 1970. - С. 164; Поволжская правда. - 1929. - 13 ноября 7 Сдвиги в сельском хозяйстве СССР между XV и XVI партийными съездами: статистические сведения по сельскому хозяйству за 1927–1930 гг. - М-Л.: ОГИЗ, 1931. -С. 28-29. 8 ГА ВО. Ф. 37. Оп. 1. Д.1920. Л.6. 9 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1408. Л. 170, 174. 10 От VIII cъезда Советов до IX. Октябрь 1928 г. – май 1930 г. Отчет Калмыцкого облисполкома. – Элиста, 1930. - С. 4. 11 Там же. С. 12. 12 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 12об. 13 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 381. Л. 32-34; Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1248. Л. 15. 14 Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. - М.: Высшая школа, 1988. - С. 325. 15 КПСС в резолюциях… Т.5. С. 36. 16 Поволжская правда. – 1929. - 22 декабря. 17 Десять лет Калмыцкой автономной области. 1920-1930 гг. Астрахань, 1931. - С. 13. 18 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 74об. 19 Красная степь. – 1929 - 30 декабря. 20 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 74об. 21 Красная степь. – 1929. - 2 декабря. 22 НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 333. Л. 128. 23 Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929–1932 гг.) - М.: Наука, 1972. - С. 93. 1 2 350 КПСС в резолюциях…. Т.5 - М., 1984. - С. 72. Там же. - С. 75. 26 Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР (далее – СЗ СССР). - 1930. - №7. - Ст. 85. 27 Известия Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета. - Саратов, 1929. - 13 декабря. - №33-34. - С.293. 28 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. Т.2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930. - М., 2000. - С. 127. 29 Там же. С. 251-256. 30 Там же. С. 219-225. 31 СЗ СССР. - 1930. - №9. - Ст. 105. 32 Там же. - 1929. - 13 апреля. - № 7-8. - С. 60-61. 33 Там же. - С. 81. 34 Кондрашин В.- Указ. соч. - С.78. 35 Трагедия советской деревни… Т.2. - С. 129. 36 Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М.: Магистр, 1996. - С. 84. 37 Известия Нижне-Волжского Краевого Исполнительного Комитета. - Саратов, 1931. - №1. - С. 31. 38 НА РК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 364а. Л. 56; Оп. 2. Д. 5. Л. 195, 220; Д. 25. Л. 12. 39 СЗ СССР. - 1930. - №9. - Ст. 106. 40 СЗ СССР. - 1930. - №12. - Ст. 140. 41 Известия Нижне-Волжского Краевого Исполнительного Комитета. - Саратов, 1929. - № 15-16. - С.185. 42 РГАЭ. Ф. 7446. Оп. 10. Д. 178. Л. 161. 43 КПСС в резолюциях… Т. 5 44 Там же. - С. 444 45 Коллективист. - 1930. - № 7-8. - С. 32-33. 46 Ивницкий Н.А. Указ. соч. - С. 86. 47 НА РК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 12об. 48 Нижнее Поволжье. - 1930. - № 5. - С.92. 49 Ивницкий Н.А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1932 гг.) М.: ИРИ РАН, 2000. С. 73 50 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1377. Л. 57; Ф. П-1. Оп. 2. Д. 105. Л. 156, 157, 159. 51 НА РК. Р-3. Оп. 2. Д. 352. Л. 28. 52 Сталин И.В. Соч. Т.12. - С. 193. 24 25 351 История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: в 3 тт. – Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. - Т. 2. С. 368; НА РК. П-1. Оп. 1. Д. 366. Л. 20.; Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1680. Л. 16. 54 НА РК. П-1. Оп. 2. Д. 104. Л. 95. 55 Залесский М.Я. Налоговая политика Советского государства в деревне. - М.: Госфиниздат, 1940. - С. 97. 56 История Коммунистической партии Советского Союза. Т.4. Кн. 2. - М.: Политиздат, 1970. - С. 158. 57 Известия Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета. - Саратов, 1921. - 28 февраля. - №3. - С.59-60. 58 КПСС в резолюциях… Т. 5. - С. 230-237. 59 Известия Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета. - Саратов, 1931. - 28 февраля. - №3. - С.60. 60 Советская деревня. - 1931. - 21 января. - №9. - С.3. 61 Там же. - 1931. - 6 января. - №3. - С.5. 62 ЦДНИ ВО. Ф. 71. Оп. 1. Д. 57. .Л. 31-37. 63 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 529. Л. 54-85; Д. 157. Л. 36; Д. 525. Л. 16-20. Д. 21. Л. 12-17. 26-27, 60, 80-84, 160; Д. 8. Л. 9. 64 РГАСПИ. Ф. 631. Оп. 5. Д. 51. Л. 91-92. Копия. 65 Нижнее Поволжье. - 1932.- № 1-2. - С.27. 66 Там же. - С. 28. 67 Там же. - С. 31. 68 Статистический справочник Нижней Волги. 1929-1933. – Сталинград: изд-е журнала Нижнее Поволжье, 1934. - С.123-126. 69 История Калмыкии… - С. 395. 70 Сталинградский край к первому краевому съезду Советов. Материалы к отчету Сталинградского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период 1931–1934 гг. – Сталинград: Сталинградское краевое гос. изд-во, 1935. - Сталинград, 1935. - С. 29. 53 352 Глава 5. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП «СПЛОШНОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ» § 1. Коллективизация и сельскохозяйственные заготовки в районах Нижнего Поволжья В отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б) в качестве одной из причин произошедшего сокращения поголовья скота в стране был назван реорганизационный период в сельском хозяйстве. В партийном документе отмечалось: «громадные трудности объединения разрозненных мелких крестьянских хозяйств в колхозы, создание большого количества крупных зерновых и животноводческих хозяйств и, вообще, реорганизационный период перестройки и перевода единоличного сельского хозяйства на новые колхозные рельсы – все эти факторы предрешили как медленные темпы подъема сельского хозяйства, так и сравнительно долгий период упадка в развитии поголовья скота»1. Рассмотрим, как обстояло дело с развитием животноводства и мясозаготовкой в контексте становления колхозного строя в годы так называемого реорганизационного периода, т.е. в годы сплошной коллективизации, в частности, в Калмыкии и в некоторых регионах, входивших в Нижне-Волжский край. Численность крупного рогатого скота по Нижнему Поволжью в 1928 г. была восстановлена до 97% от 1916 г.2 В Калмыцкой автономной области к концу 1928 г., как отмечается в «Истории Калмыкии с древнейших времен до наших дней», «...восстановительный период был завершен. В 1929 г. у населения насчитывалось 1 238 754 головы скота всех видов, тогда как в 1917 г. – 1 116 888 голов»3. Поголовье лошадей и верблюдов все еще отставало от довоенного уровня, составляя 32,9% и 25,5% соответственно. Численность продуктивного скота по сравнению с 1916 г. составляла 87,3%, тогда как по стране за этот же период его поголовье увеличилось на 28,5%4. В последующие годы в области 353 произошло довольно значительное сокращение численности скота. Такое же положение, как сказано выше, сложилось в животноводческой отрасли в целом по стране – наметилось сокращение поголовья скота и объемов сельскохозяйственного производства. В большей степени это происходило изза проводимой насильственной массовой коллективизации сельского хозяйства, силовой политики государства по отношению к крестьянству с целью изъятия скота для обеспечения все возраставших потребностей промышленно развивающихся районов страны. Начиная с 1924 г., государственные заготовки сельскохозяйственных продуктов осуществлялись в форме рыночных закупок. В 1928 г. была введена новая форма заготовок – контрактация, позволившая государству усилить контроль над имеющимися продовольственными излишками. В 1929 г. были установлены обязательные плановые задания по сдаче мяса и зерна государству республиками, областями, районами и селами. Наряду с этим сохранялась и контрактационная система заготовок, однако значение договорных отношений между крестьянами и заготовительными организациями несколько ослабло. Одновременно усиливался нажим на зажиточные слои деревни с целью изъятия у них мясных, хлебных запасов и других продуктов питания. Партийное руководство не было удовлетворено существующими темпами развития сельского хозяйства и тем более – объемами госзаготовок. В решении этих вопросов государство возлагало большие надежды на коллективные хозяйства и совхозы. Однако колхозы и совхозы не стали основными производителями и поставщиками государству сельхозпродуктов, в том числе и мяса. Крестьяне упорно сопротивлялись принудительному обобществлению и в явных и скрытых формах выражали недовольство непомерными заданиями по заготовке мяса и хлеба. Своеобразным их протестом против силовой политики государства являлись уничтожение скота, посевов, сельхозинвентаря. С переходом к насильственной коллективизации, осенью 1929 г. – зимой 1930 г., в стране началась массовая распродажа скота, вследствие чего 354 произошло резкое сокращение поголовья животных. Убой и продажа скота были отмечены практически во всех регионах страны. По данным известного исследователя советской деревни Н.А. Ивницкого, в селениях Аткарского, Вольского и Астраханского округов Нижне-Волжского края убыль крупного и мелкого скота достигла 50% всего имевшегося в них скота5. С весны до осени 1929 г. численность лошадей в Нижне-Волжском крае сократилась на 761,9 тыс., овец и коз – на 2 233 тыс., свиней – на 88,9 тыс. голов.6 В докладе секретаря Нижне-Волжского краевого комитета ВКП(б) Шеболдаева на V пленуме краевой партийной организации, состоявшемся весной 1930 г., была высказана крайняя озабоченность сложившейся ситуацией в крае в связи с сокращением поголовья скота и намечены пути выхода из кризиса: «Возникает серьезная угроза в области животноводства (на 10 марта в сравнении с прошлым годом рабочих лошадей – 90%, верблюдов – 107%, рабочих волов – 89%, коров – 86%), могущая быть, однако, предотвращенной в виду некоторого увеличения молодняка (122%) и при условии немедленного и энергичного разрешения задач, поставленных ЦК в области животноводства ( кормовая база, зоотехнические улучшения и т.п.)»7. По овцам и козам, а также свиньям, в т.ч. поросятам, в докладе Шеболдаева не были представлены цифры, но по данным, приведенным в другом источнике, численность этих видов скота также заметно уменьшилась: овцы и козы – на 67%, свиньи – на 11,7%. Таким образом, в крае поголовье скота сократилось на 68,8%, а в переводе на крупный – на 78,7%8. В Калмыкии в течение зимы – весны 1930 г., как отмечает К. Максимов, поголовье скота сократилось на 30 – 35% (приблизительно с 780 575 гол. до 530 790 гол., т.е. на 249 785 гол., в том числе около 100 тыс. голов скота пало от бескормицы зимой 1930–1931 гг.) А если сравнить с 1928 г., то к началу 1930 г. поголовье скота в области уменьшилось в 1,6 раза (по РСФСР – в 1,26 раза)9. 355 О фактах массового забоя скота сообщалось и в справках ОГПУ, направленных И.В. Сталину, В.М. Молотову, Л.М. Кагановичу, Я.А. Яковлеву и другим руководителям партии и государства. В справке от 22 декабря 1929 г. сообщалось, что «имеющиеся материалы по ряду районов: ЦЧО, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье, Башкирия и Татария и др.» свидетельствуют об усиливающейся за последнее время распродаже и убое рабочего и продуктивного скота (лошадей, коров, свиней и овец), принимающее местами массовый характер10. В январе 1930 г. ОГПУ в своих донесениях информировало центральные власти о массовом сбыте и убое продуктивного и рабочего скота во многих районах страны, хотя потери животных были вызваны не забоем животных, а рядом объективных причин: недостатком грубых и концентрированных кормов на Северном Кавказе, Нижнем Поволжье, Башкирии, Калмыцкой области и др., массовой коллективизацией и нежеланием определенной части середнячества сдавать скот в колхозы сверх нормы, широко распространявшимися кулачеством слухами о предстоящем изъятии скота и передаче его в колхозы11. Как результат, к примеру, только на Северном Кавказе в октябре – декабре 1929 г. заготовка скота составила всего 276 тыс. голов. Распродажа необобществленного рабочего и продуктивного скота практиковалась и членами колхозов, причем, именно в тех из них, где принимались решения о стопроцентном обобществлении скота12. Поголовье сокращалось с пугающей быстротой. В Казахстане, имевшем в 1927 г. около 40 млн голов скота, в результате первой волны заготовок, а также убоя и продажи, в 1930 г. количество животных сократилось до 29,5 млн голов13. Массовая распродажа и убой скота наблюдался и в Калмыкии, Астраханской области. Убыль крупного и мелкого скота в этих регионах достигала 50% всего имевшегося в них скота14. Отрицательную роль в сокращении численности скота сыграли и целенаправленные действия заготовительных 356 организаций и местных партийных органов власти. Только на октябрь – декабрь 1930 г. в Калмыкии было установлено плановое задание по заготовкам в 25 тыс. голов крупного рогатого скота, 35 тыс. голов овец, а всего в убойном весе – 4 110 т.15 Для выполнения такого плана мясозаготовок нужно было пустить под нож 50% всего имеющегося крупного рогатого скота. С целью недопущения массового забоя скота 16 января 1930 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О мерах борьбы с хищническим убоем скота»16, которое обязывало райисполкомы лишать права пользования землей, а также конфисковывать скот и сельхозинвентарь у «тех кулаков, которые сами хищнически убивают скот или подбивают к этому других». ЦИК и СНК СССР одобрили постановление Всесоюзного совета колхозов о запрещении приема в колхозы и об исключении из колхозов тех хозяйств, которые перед вступлением в колхозы резали или продавали свой скот. Запрещался вообще убой молодняка (телят и поросят) ниже определенного возраста, установленного областными исполкомами. Однако и после принятия этого постановления положение на местах мало изменилось. По указанию Сталина и Молотова из проекта постановления ЦК ВКП(б) о темпах коллективизации был исключен пункт, в котором говорилось, что в сельхозартели обобществляются только «основные средства производства (земля, инвентарь, рабочий скот, а также товарный продуктивный скот) при одновременном сохранении в данных условиях частной собственности крестьянина на мелкий инвентарь, мелкий скот, молочных коров и т.п., где они обслуживают потребительские нужды крестьянской семьи»17. На местах, в деревнях и селах, практика обобществления коров, мелкого скота (овец, свиней) и даже птиц все также продолжалась. Ввиду отсутствия в колхозах животноводческих помещений, кормов, плохого ухода за животными, реквизированный скот погибал в большом количестве. В зачет 357 мясозаготовок резался молодняк, тем самым под угрозу ставилось будущее воспроизводство сельхозживотных. 10 мая 1930 г. было принято обязательное постановление Президиума Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета «О запрещении убоя на мясо приплода крупного рогатого скота 1930 г.», которым воспрещался убой молодняка текущего года и устанавливалось обязательное выращивание молодняка крупного рогатого скота в племхозах, совхозах, учхозах и колхозах, расположенных в непосредственной близости к промышленным городским центрам, в которых ими сбывается молоко в количестве, обеспечивающем нормальный ремонт стада (не менее 20 телят на коров) и лишь сверх указанного количества допускается продажа18. Этим документом было принято решение «распространить на колхозы, выращивающие молодняк крупного рогатого скота приплода 1930 г. в количестве, превышающем размеры нормального ремонта стада, а также единоличные хозяйства, выращивающие у себя дома молодняк, премирование из 1 проц. отчислений от единого с.х. налога». За нарушение требований статей 1 и 2 данного обязательного постановления устанавливался штраф, взыскиваемый в административном порядке в размере: в городах – до 50 рублей с заменой в случае неуплаты его принудительными работами на срок до 2 недель, а в сельских местностях – до 10 рублей с аналогичной заменой в случае его неуплаты19. 1 ноября 1930 г. ЦИК и СНК СССР издают новое постановление «О мерах против хищнического убоя скота», в котором отмечалось, что правительство приняло ряд мер по усилению развития животноводства: намечена широкая программа строительства крупных животноводческих хозяйств; введен ряд льгот для колхозов и колхозников, единоличных бедняцких и середняцких хозяйств; поощряется развитие кормовой базы для животноводства и т.д. В указанном документе рекомендовалось принять решительные меры по сохранению поголовья племенного и стельного скота, молодняка и производителей. В связи с этим за358 прещался убой племенных животных, молодняка крупного рогатого скота, быков, баранов и хряков, годных в качестве производителей, а также коров и «беременных маток всех видов скота». Нарушители закона, отмечалось в постановлении, несут ответственность в административном порядке – штраф в размере до десятикратной стоимости забитого животного. У кулаков и частных скупщиков, нарушающих закон или подстрекающих к этому других, сверх того конфискуется весь принадлежащий им скот или часть его. Одновременно эти лица должны привлекаться к уголовной ответственности, причем суд применяет к ним лишение свободы до двух лет с выселением из данной местности или без выселения20. Такие же меры воздействия согласно постановлению СНК СССР от 26 декабря применялись за убой конского поголовья и молодняка21. Несмотря на принятые партийно-государственными органами постановления и требования их жесткого исполнения на местах, общее положение в животноводстве не улучшалось. В справке ОГПУ «Об убое и разбазаривании скота» от 14 января 1931 г. констатировалось: «Декабрь 1930 г. не дал перелома в отношении уменьшения размеров убоя и сбыта скота. По-прежнему это явление носит массовый характер, особенно по Нижнему Поволжью, Северному Кавказу и другим районам. По отдельным районам Северного Кавказа, Нижне-Волжскому краю, Центрально-Черноземной области размеры убоя с распродажи скота, особенно лошадей, в декабре значительно возросли. Массовое уничтожение скота имело место не только со стороны кулацко-зажиточных прослоек, но и со стороны значительных групп середняков и бедняков, а в ряде районов и колхозников»22. В Сальском округе секта молокан, члены которой в основном занимались животноводством, из-за боязни коллективизации, раскулачивания активно забивали и продавали скот. В 1930 г. поголовье коров у них сократилось на 60%, рабочих быков – на 95%, лошадей – на 50%, овец и коз – на 70%, количество молодняка – на 80%, гусей – на 85%23. 359 Среди причин разбазаривания и массового забоя скота согласно справкам ОГПУ назывались слухи о конфискации у крестьян всего скота и передаче его в колхозы, перегибы в ходе мясозаготовок и других кампаний, недостаток кормовой базы, неудовлетворительное содержание и плохой уход за скотом в совхозах и колхозах, приводившие к массовой гибели животных. В справке ОГПУ от 3 июля 1931 г. «О недочетах развития животноводства на Украине» отмечалось, что в целом ряде совхозов и колхозов «в области содержания и ухода за скотом имеют место существенные и серьезные недочеты, тормозящие развитие животноводства». В колхозах «помещения для скота тесны, темны и сильно загрязнены. Часть скота за отсутствием помещений даже в холодные дождливые дни остается под открытым небом. Уход за скотом плохой, корм дается не вовремя. Все это отражается на правильном росте, вызывая истощение и заболевания скота». В помещениях на 50 голов содержалось по 100 голов скота; больной скот не изолировался, и это вело к заражению здорового поголовья. Такая картина наблюдалась во многих республиках, краях и областях страны. Для выправления тяжелой ситуации, сложившейся в отрасли, ЦК ВКП(б) и СНК СССР 30 июля 1931 г. принимают специальное постановление «О развертывании социалистического животноводства»24, в котором, вопреки фактам утверждалось, что путем строительства совхозов и колхозов была разрешена зерновая проблема, таким же путем должна быть решена и животноводческая проблема: «1931 и 1932 годы должны стать годами такого же решительного перелома в области развертывания животноводства, какими были 1929 и 1930 гг. в деле организации социалистического зернового хозяйства»25. В соответствии с поставленной партийно-государственными органами задачей устанавливались контрольные цифры по организации животноводческих ферм в колхозах и определялись источники пополнения общественного стада. В частности, Наркомснабу СССР предлагалось передавать (продавать) колхозным фермам скот, поступивший по мясозаготовкам. Колхозцентр должен был организовать покупку у 360 колхозников молодняка для общественного животноводства колхозов. Продолжалось дальнейшее обобществление скота, набиравшее высокие темпы. Конфискованный скот передавался в колхозы и совхозы для их дальнейшего укрепления. В обобществленных стадах колхозов Нижнего Поволжья в середине 1931 г. насчитывалось 60 тыс. коров, около 300 тыс. овец, 35 тыс. свиней, 125 тыс. голов обобществленного скота. Если в начале 1930 г. общее поголовье обобществленного скота составляло 5%, то в июле оно достигло 12%. Товарных ферм по колхозам имелось: 370 молочных с 30 тыс. голов скота, 350 свиноферм с 45 тыс. голов, 128 овцеферм с 155 тыс. голов, 43 мясных с 13 тыс. голов скота26. Руководством Нижневолжского края отмечалось: «В области организации товарного животноводства основные достижения прежде всего нужно отнести за счет совхозного сектора. В крае имеется широкая сеть животноводческих совхозов по линии Скотовода, Овцевода, Свиновода (имеются ввиду тресты. – Е.Б.) и т.д. Сейчас мы имеем по линии Скотовода поголовье рогатого скота в 165 тыс. гол. (к концу года будем иметь 290 тыс. гол.), по линии Овцевода – 330 тыс. гол. (540 тыс.), Свиновода – 37 тыс. гол. (43700 г.). По линии молочных совхозов мы имеем сейчас 8 600 коров, к концу года должно быть – 10 тыс. гол.»27. Однако в крае имелись существенные недостатки по комплектации стада, не придавалось нужного значения созданию кормовой базы для животноводства. В Республике Немцев Поволжья свиное стадо укомплектовано было всего на 20-25%, а стадо коров – на 55%. План закладки силосной массы по колхозам Сердобского района был выполнен всего на 18%, а единоличники к тому времени не заложили еще ничего, между тем сезон заготовки концентрированных кормов подходил уже к концу28. Все эти недоработки не способствовали увеличению поголовья скота, а значит, выполнению плана по скотозаготовкам. В связи с этим, краевые власти стали уделять большое внимание развитию животноводства. Планом организации колхозных животноводческих товарных ферм в регионах Нижнего Поволжья в 1931 г. пред361 усматривалось строительство: 474 молочно-товарных ферм с доведением поголовья к концу года до 76 тыс. коров и 123 тыс. нетелей и молодняка до двух лет; 502 мясных ферм с общим поголовьем скота в 305 тыс. голов; 410 овцеферм с поголовьем в 526 тыс. голов; 675 свиноводческих ферм с общим поголовьем в 213 тыс. гол. (из них взрослых свиноматок 47,7 тыс. гол.), 662 птицеводческих ферм с поголовьем в 1192 тыс. гол.; 21 инкубаторно-птицеводческих станций с общей емкостью в 4040 тыс. яйцемест и 101 птицефермы на 192 тыс. гол.; 60 конских колхозных племенных и ремонтных рассадников с поголовьем в них 9 055 лошадей и 72 кроликофермы с общим поголовьем в 102 тыс. маток. Крайколхоз намерен был подготовить к концу 1931 г. не менее 34 тысяч животноводов – колхозников. Через заочное обучение предполагалось подготовить 10 тыс. колхозников. Намечалось введение премирования, а число ударников решено было довести к концу года до 50 тыс. человек 29. Для Калмыцкой автономной области 1931 г. выдался очень тяжелым. Крепкие крестьянские хозяйства почти все были либо разорены, либо ликвидированы. Колхозы и совхозы области были еще маломощны, к тому же в связи с постигшим неурожаем, область столкнулась с серьезной продовольственной проблемой, а именно острой нехваткой продуктов питания. Слабый травостой, обусловленный засушливым летом, нехватка зимних кормов привели к спаду сельскохозяйственного производства, значительному сокращению поголовья скота. Как отмечалось руководством нижневолжского края, «на усиленную сброску скота в значительной степени повлиял также и недород кормов в южных и восточных районах края и в Калмобласти в 1929 – 1930 гг.»30. Численность животных в области уменьшилась не только вследствие массового забоя, а также от бескормицы, от которой пало 95 542 голов или 18% общего поголовья скота. В 1931 г. по сравнению с 1930 г. в автономии значительно сократилось поголовье тягловой силы, крупного рогатого и мелкого скота. 362 Таблица № 231 Численность скота в Калмыкии в 1930 – 1931 гг. Наименование 1930 г. (тыс. гол.) 1931 г. (тыс. гол.) Лошади 39 377 29 486 Верблюды 6 958 5 706 Крупный рогатый скот 220 594 177 205 Овцы и козы 651 650 490 302 Итого 918 579 602 699 Подобная картина наблюдалась в Казахстане и в других животноводческих районах СССР. Численность скота в стране из года в год не только не росла, а сокращалась, о чем свидетельствует приведенная ниже таблица. Таблица № 1 Численность скота в 1929 – 1933 гг.32 Наименование Лошади в% Крупный рогатый скот в % Овцы и козы в % Свиньи в % В миллионах голов, в% к 1929 г. 1929 г. 1930 г. 1931 г. 1932 г. 1933 г. 34,0 100,0 68,1 100,0 147,2 100,0 20,9 100,0 30,2 88,8 52,5 77,1 108,8 73,9 13,6 65,1 26,2 77,1 47,9 70,3 77,7 52,8 14,4 68,9 19,6 57,6 40,7 59,8 52,1 35,4 11,6 55,5 16,6 48,8 38,6 56,7 50,6 34,4 12,2 58,4 Таблица наглядно иллюстрирует сокращение за годы коллективизации (1930–1933) поголовья основной тягловой силы – лошадей – более чем в два раза, овец и коз – в три раза, а крупного рогатого скота и свиней – более чем на 40%. 363 Основные причины сокращения поголовья скота наиболее точно охарактеризовал в апреле 1932 г. нарком земледелия СССР Я.А. Яковлев: «извращение в коллективизации, выразившееся в принудительном обобществлении скота; извращение в политике скотозаготовок, когда задания доводились не только до отдельного селения, но и до каждого хозяйства, а также административные меры при изъятии скота, вплоть до последней коровы крестьянина; неудовлетворительное отношение к организации животноводства не только в индивидуальном, но и обобществленном (колхозном секторе); чрезмерно высокие задания по мясозаготовкам»33. Жестко проводившиеся мясо- и хлебозаготовительные кампании 1930-х гг. в полной мере высветили извращенную и антинародную политику советского государства по отношению к самому крестьянству, игнорировавшую многовековые традиции земледелия и животноводства народов российского многонационального государства. Методы развития сельского хозяйства, предлагавшиеся большевистской властью, не отличались научным подходом, не учитывали плодородие, ландшафт и природно-климатические условия регионов. Перечисленные факторы сказались на эффективности ведения разных форм хозяйствования, создавали напряженность в обеспечении населения продовольствием, предопределили негативные последствия развития сельского хозяйства страны в будущем. В Калмыкии среди причин, приведших к сокращению поголовья скота, можно назвать непродуманную разрушительную по сути своей акцию советского правительства, волюнтаристски трансформировавшего хозяйственно-культурный тип деятельности кочевого калмыцкого народа. Калмыки, как известно, испокон веков занимались скотоводством. Издревле уход за «четырьмя видами скота» – крупным рогатым скотом, овцами, лошадьми и верблюдами – был основным видом их жизнедеятельности, во многом определявшим культурно-хозяйственный тип калмыцкого народа. За длительный период занятия скотоводством калмыки выработали четкие принципы орга364 низации ухода за скотом, овладели методами генетического улучшения породы животных. Постоянно меняющееся аридное пространство, почти всегда представлявшее собой ярко выраженную экстремальную среду, требовало особых форм ведения скотоводческого хозяйства, для которого более всего подходило пастбищно-кочевое скотоводство. В 1929 г. из 75% населения области, занимавшегося животноводством, носившего экстенсивный характер, 66,4% продолжало вести кочевой и полукочевой образ жизни. Только 17% хозяйств занимались земледелием34. Занятие животноводством в КАО было не только связано с многовековой традицией калмыцкого народа, но оно предопределялось и почвенно-климатическими условиями места обитания кочевников. Традиционное хозяйство калмыков в целом было ориентировано на задачу удовлетворения биологических и социальных потребностей, и в преломлении этой цели оно являлось рациональным. Земли Калмыцкой области, за исключением некоторых западных улусов, не подходили для ведения земледельческого хозяйства. Следует заметить, что в дореволюционное время царские чиновники не пытались административным путем вторгаться в традиционную экономику и систему землепользования номадных обществ, резонно опасаясь вызвать этим разрушительные последствия для всей сферы жизнедеятельности кочевого населения. Большевистское руководство игнорировало многовековые и устойчивые традиции скотоводческого крестьянства Калмыкии и других кочевых народов СССР. Более того, социально организованные хозяйственно-культурные стереотипы номадных структур власть рассматривала как нечто архаичное, отсталое, входящее в непримиримый конфликт с современной цивилизацией и культурой. Но можно ли было говорить о примитивизме самобытной формы исторической эволюции, явившей миру уникальный тысячелетний опыт освоения гигантских аридных и семиаридных территорий? Правомерно ли было считать «убогой» систему хозяйства, в недрах которой сформировалась собственная цивилизация 365 с эффективным социальным механизмом адаптации и развитыми культурными традициями? Тяжелые природные аномалии в виде засухи, постигшей некоторые регионы страны в 1931 г., еще долее усугубили бедственное состояние животноводства. Калмыкию также постиг жесточайший «зуд» – зимняя бескормица, вызванная небывалыми снежными заносами, похоронившими остатки подножного корма. По мнению старожилов, такого «зуда» в Калмыкии не наблюдалось более 40 лет. Зуд свирепствовал с декабря 1930 г., чередовался снегом, оттепелью и метелью. В результате зуда в области отмечался массовый падеж скота от холода и бескормицы. Был создан областной штаб по борьбе со стихией, который возглавил отв. секретарь обкома Х.М. Джалыков. Местными властями в порядке материальной помощи нуждающимся хозяйствам было завезено около 60 тыс. пудов концентрированных кормов, голодающему населению выделено значительное количество продовольствия, одежды, обуви, белья. Принятые государственные меры несколько смягчили тяжелую ситуацию с продовольствием, но все же эта помощь не могла кардинально выправить положение. Рассмотрим убыль скота во время зуда на примере одного только Приморского улуса: Таблица № 335 Убыль скота во время «зуда» в 1931 г. Наименование Всего имелось овец Погибло Всего имелось КРС Погибло Всего имелось лошадей Погибло Утеряно Всего убыло 366 Колхозы (в%) 40 814 2 817 7,0% 6 274 1 917 30,5% 1 489 184 12,3% 133 9% 5 051 21,3% Единоличники (в%) 1 525 5,33% 6 227 1 123 25% 593 127 21,4% 63 11,4% 2 838 32,8% Как видим, падеж скота в улусе составил в среднем почти 30%. По данным областного земельного управления, только в 4 улусах погибло от зуда: крупного рогатого скота – 1 570 тыс. голов, овец – 4 441 тыс. голов и не учтенный мелкий скот на сумму более 200 тыс. руб.36 Общее количество павшего в других улусах скота установить, к сожалению, не удалось. По одним источникам, оно составляло 95 542 головы, или 18% всего поголовья скота37, по другим – потери составили 20,68%38. Общие потери от зуда в денежном выражении составляли 2 974 000 руб.39 В связи с зудом и полной истощенностью рабочего скота население области, в частности Центрального улуса, оказалось в тяжелом положении в плане продовольственного обеспечения или, говоря иными словами, в Калмыкии начинался голод. Учитывая бедственное материальное положение колхозов правительство в мае 1931 г. приняло решение выделить долгосрочный кредит в сумме 500 тыс. руб. для приобретения скота40. V пленум Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета в январе 1931 года принял постановление «О скотозаготовках на 1930–1931 г.», в котором органам власти предписывалось усилить планово-регулирующие начала в скотозаготовках как методом доведения плана до села и кулацкозажиточного двора, а самообязательство села, как подчеркивалось, является основным методом скотозаготовок. Исключительное значение в документе придавалось правильной разбивке плана: соотношение, установленное президиумом крайисполкома, предусматривало изъятие от стада колхозников на 1/5 меньше, чем из стада единоличников. Одним из решающих моментов в скотозаготовках признавалось стимулирование промтоварами, производственными кредитами (хлебом – в скотоводческих и недородных районах). Большое значение придавалось правильному распределению по классовому принципу – колхозники, беднота, середняк – промтоваров и хлеба между скотосдатчиками, оказанию поддержки путем кредитования колхозов и единоличных хозяйств, 367 успешно выполнивших свои самообязательства по скотозаготовкам. Был утвержден следующий порядок стимулирования скотозаготовок промтоварами: колхозам, сдающим скот выше средней упитанности, – 30%, средней – 25% и ниже средней – 15%; индивидуальным хозяйствам, сдающим скот выше средней упитанности –25%, средней – 20%, ниже средней – 10%, которые отпускались в прямой зависимости от выполнения плана скотозаготовок. Отмечая недостаточное выполнение принятых директив по скотозаготовкам, пленум Нижне-Волжского крайисполкома постановил: учитывая потребность в мясоснабжении и комплектовании стада соцсектора, окончательно утвердить годовой план скотозаготовок по краю: для переработки на мясо – 226 700 голов крупного скота, овец – 536 700 голов, свиней 126 600 голов; для укомплектования стада соцсектора – 216 000 голов крупного скота (включая телят), овец –108 000, свиней – 19 000 голов. По данным крайснаботдела, на 1 сентября квартальный план по скотозаготовкам в крае был выполнен (без телят) на 63%, годовой план – на 90,4% (без телят). Среди основных причин неудовлетворительного выполнения плана скотозаготовок в спецсправке № 66 Секретно-политического отдела ОГПУ «О ходе скотозаготовок» от 13 сентября 1931 г. указывались несвоевременные расчеты со сдатчиками, оппортунистические действия работников заготовительных организаций, слабое выполнение контрольных заданий единоличниками, не требовательное доведение твердых заданий до кулацкого элемента, укрытие скота и спекуляция, отсутствие массово-разъяснительной работы по вопросам скотозаготовок, отказ от сдачи скота, отсутствие наличного поголовья у крестьян и др. В этом документе назывались не просто причины срыва, а раскрывался ход скотозаготовок в округах Нижнего Поволжья. Отмечалось, что несвоевременные расчеты со сдатчиками наблюдались в Николаевском, Аркадакском, Базарно-Карабулакском районах. В Николаевском районе райорганизациями в целях увязки скотозаготовок с кампани368 ей мобилизации средств было дано распоряжение – расчеты со скотосдатчиками производить в сельсоветах, коим предоставляется право из суммы, подлежащей уплате за скот, производить вычеты по всем видам задолженности. В процессе проведения этой работы в целом ряде случаев удерживалась вся сумма, подлежащая выплате за сданный скот. Несмотря на тяжелые последствия зуда. по плану скотозаготовок Калмыкия должна была заготовить: крупного рогатого скота – 79 680 тыс. голов, овец – 120 000 тыс. голов, свиней – 490 тыс. голов, телят – 8300 тыс. голов, что в общей сложности давало 13 256 тонн в убойном весе41. При этом экспертной комиссией Нижне-Волжского края годовая норма потребления калмыцкого населения была установлена: 32 кг мяса, в том числе 8 кг говядины и 24 кг баранины, на душу населения, исходя из общей его численности в области – 172 000 тыс. человек. Калмыки, традиционно употреблявшие в пищу в основном мясо и молочные продукты никак не могли бы уложиться в установленные годовые нормы потребления мяса. На 20 января 1931 г. годовой план по сдаче государству мяса крупного рогатого скота область выполнила на 41%, овец – на 25%, а по отгрузке по нарядам – на 41%. Калмыцкий обком ВКП(б), рассмотрев 24 января 1931 г. вопрос «О ходе мясозаготовок», не смог дать объективной оценки срыва государственных мясопоставок. Причины невыполнения плана мясозаготовок обком партии видел в «отсутствии ударных темпов и правооппортунистического самотека в работе заготовителей, партийных и советских организаций». Для улучшения положения по мясозаготовкам областное руководство решило усилить репрессивные меры и с этой целью создало областную «мясную пятерку» в составе первых руководителей обкома, облисполкома, уполномоченного Нижне-Волжского крайкома, представителей заготовительной и сельскохозяйственной организаций области, а также рекомендовало образовать в улусах «мясные тройки». Партийное руководство области все же реально оценило ресурсные возможности, обозначив задачу выполнения мясо369 заготовок хотя бы на 75% годового плана 1930 г. к началу марта 1931 г. Но к концу января 1931 г. сверху был спущен план мясозаготовок на 1931 г. с заданием поквартального выполнения, начиная с первого квартала42. Таким образом, несмотря на принятые чрезвычайные меры, область была не в состоянии выполнить задание по сдаче мяса государству. В ряде улусов стали проявляться признаки надвигающегося голода. В связи со сложной ситуацией с обеспечением продовольствия партийное руководство Калмыкии направило в Нижне-Волжский крайком письмо с просьбой о повышении минимальной нормы хлеба на человека. Месячную норму – 16 фунтов муки – предлагалось увеличить до 25 фунтов43. 1931 год для Калмыкии стал особой вехой в переустройстве сельского хозяйства и проведении сплошной коллективизации. В организованных к началу 1932 г. девяти совхозах было сосредоточено 40,9% всего скота. На 1 февраля 1932 г. весь социалистический сектор сосредоточивал в своих руках 77,8% всего поголовья скота44. Несмотря на тяжелейшие последствия зимовки и массовой коллективизации (после весеннего приплода 1931 г. поголовье скота составляло всего 590 тыс. голов), Калмыцкая автономная область под сильнейшим нажимом ЦК ВКП(б) и СНК СССР, крайкома ВКП(б) перевыполнила план мясозаготовки 1931 г., и государство получило 164 504 ц мяса вместо запланированных 158 329 ц. Государству было сдано 193 703 головы скота, в том числе 53 389 голов крупного рогатого скота, 140 314 овец, 500 свиней, или 34% общего поголовья скота в области. Заготовка мяса в области проходила в сложных социально-экономических условиях. В ходе ее реализации применялись те же репрессивные меры, что и во время проведения хлебозаготовительной кампании. Правда, сдача мяса государству проходила чуть мягче, поскольку производилась за счет конфискованного у зажиточного населения скота. Кулаки должны были сдать в весовом исчислении 50% поголо370 вья, имевшегося у них. В порядке стимулирования колхозникам, единоличникам, бедняцким и середняцким хозяйствам за сданный государству скот причиталось 56 250 ц. хлеба, а фактически было выдано всего лишь 13 980 ц (24,8%). Путем насильственной экспроприации скота и под сильнейшим нажимом властей осуществлялось выполнение плана сельхоззаготовок и в других регионах Нижнего Поволжья. В 1931 г. в Республике Немцев Поволжья было изъято у колхозов и колхозников 153,3 тыс. голов различного скота общим живым весом 15 334,6 т. В том же году она поставила государству 471,7 т сливочного масла, 603,8 т сыра, 37,3 вагона яиц, 104,8 тыс. штук птицы, 1236,5 т рыбы45. Большое значение для дальнейшего развития колхозного строительства имело постановление ЦК ВКП(б) от 26 марта 1932 г., разъяснявшее, что практика принудительного отбора скота у крестьян не имеет ничего общего с политикой партии, что «задача партии состоит в том, чтобы у каждого колхозника были своя корова, мелкий скот, птица»46. 1 апреля 1932 г. Калмыцкий обком партии принял решение, конкретизирующее выполнение директив ЦК ВКП(б) применительно к местным условиям. На основании постановления обкома правление Калмыцкого областного колхозсоюза 10 апреля предложило всем улусным колхозсоюзам и колхозам в пятидневный срок закончить возвращение скота колхозникам, вернув им по две коровы, по три-пять овец и по одной голове рабочего скота на колхозный двор, а также организовать неимущим колхозникам помощь в приобретении скота для личных нужд через колхоз, а также кормов47. Весной 1932 г. областное руководство провело обследование животноводческих совхозов в Калмыкии, и уже летом были проведены организационные мероприятия по совершенствованию их работы. Так, крупнейший совхоз «Улан малч» был разделен на четыре совхоза, каждый из них имел по 4 500-6 000 голов крупного рогатого скота. Совхоз «Комсомолец» разделили на два совхоза с поголовьем по 10 тыс. овец в каждом. К лету 1932 г. число совхозов в Калмыкии 371 увеличилось до 16, из них 8 были овцеводческими, 6 – скотоводческими, 1 коневодческий и 1 зерновой. Удовлетворительному развитию колхозов и совхозов мешали ставшие разорительными для них плановые задания по мясозаготовке, которыми также облагалось и население. С помощью силового давления и жестоких репрессий партийно-государственному руководству области удалось обеспечить выполнение регионального плана по заготовке мяса, при этом население автономии практически осталось в суровую зиму 1932–1933 г. без продуктов питания. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 23 сентября 1932 г. «О мясозаготовках», начиная уже с октября стали вручаться колхозам, колхозным дворам и единоличным хозяйствам «имеющие силу налога» обязательства по поставкам (сдаче) мяса государству48. Заготовка его, как и молока, шерсти, осуществлялась в рамках централизованных государственных и децентрализованных закупок, проводимых потребкооперацией и перерабатывающими предприятиями. Жесткая политика государства, сопровождавшая проведение непомерно завышенных по объемам хлебо- и мясозаготовки, привели к массовому голоду населения и высокой смертности людей в большинстве регионов страны. Даже после тяжелого голода 1933 г. партийно-государственное руководство продолжало вести губительную по своей сути заготовительную кампанию, не дававшую возможность стабильно развиваться животноводству. Правительство СССР приняло постановление, еще более повышающее нормы поставки мяса государству. Регионы Сталинградского и Саратовского краев приняли свои постановления по реализации установок центральной власти. Бюро Калмыцкого обкома ВКП(б) 11 сентября 1934 г. утвердило повышенные нормы поставки мяса государству на 1935 г.: хозяйству колхозника – 25 кг, единоличника – 40 кг, кулацкому хозяйству – 80 кг49. Кроме того, единоличные и кулацкие хозяйства дополнительно облагались налогами на шерсть, молоко, масло, яйца, зерно и т.д. 372 Предпринятые советским государством в середине 1930-х гг. меры экономического и социального характера, выразившиеся в насильственной экспроприации средств производства и принудительной коллективизации сельского хозяйства, были направлены на дальнейшее укрепление колхозного строя и низвержение класса единоличников. Колхозы и совхозы на практике не проявили своих преимуществ в ведении хозяйства, а индивидуальные хозяйства вследствие проводимой государственной политики не могли реализовать свой огромный потенциал. История, к сожалению, не знает сослагательного наклонения, но, по нашему глубокому убеждению, при благоприятном стечении исторических обстоятельств единоличники наравне с колхозами и совхозами могли стать достаточно надежным и серьезным источником обеспечения продовольственной безопасности страны в предвоенные годы. Сталин И.В. Соч. Т. 13. - С. 317-318. Нижнее Поволжье. 1927 – октябрь. - № 10. - С. 50. 3 История Калмыкии… - С. 357. 4 Там же. - С. 366. 5 Ивницкий Н.А. Голод 1932 – 1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, ЦентральноЧерноземная область, Западная Сибирь, Урал. – М.: Собрание, 2009. - С.72. 6 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918-1940-е годы. – М.: Наука, 2004. - С.56 7 Известия Нижне-Волжского Краевого Исполнительного Комитета. - Саратов, 1930. - 22 мая. - № 15-16. - С.173. 8 Нижнее Поволжье- 1930. - № 5. - С. 93. 9 Максимов К.Н. Указ. соч. - С.56 10 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930 /Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 2000. - С. 87. 11 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939: 1 2 373 Документы и материалы: в 4 т. Т. 3. 1930-1934. Кн. 1: 1930-1931.М., 2003. - С. 71-72. 12 Там же. - С. 72. 13 www.neonomad.rz/history/h_eurasia/index.php 14 Панин И.И. История Астраханского края (1900-1940 гг.) – Астрахань: ГП «Издательско-полиграфический комплекс «Волга», 1997. - С. 120. 15 НА РК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 364а. Л. 169. 16 СЗ СССР. – 1930. – №6. – Ст. 66. 17 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930 /Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 2000. - С. 63. 18 Известия Нижне-Волжского Краевого Исполнительного Комитета. - Саратов, 1930. - 22 мая. - № 15-16. - С.173. 19 Там же. - С. 194. 20 СЗ СССР. - 1930. - № 57. - Ст. 598. 21 Там же. - 1931.- № 2. - Ст. 22. 22 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939: Документы и материалы: в 4 т. Т. 3. 1930-1934. Кн. 1: 1930-1931. М., 2003. - С. 562. 23 Редькина О.Ю. Сельскохозяйственные религиозные трудовые коллективы в 1917-1930 годы: на материалах европейской части РСФСР. - Волгоград, изд-во Волгоградского гос. ун-та, 2004. - С. 579. 24 Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства. 1927-1935. - М., 1957. - С. 391-398. 25 Там же. 26 Известия Нижне-Волжского Краевого Исполнительного Комитета (далее НВК ИК). - Саратов, 1931. - 27 августа. - № 14. С.316. 27 Там же. 28 НВК ИК - 1931. - 30 сентября. - № 15. - С. 339. 29 Там же. 30 Два года пятилетки. Материалы к отчету Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период от 1 до 2 краевого съезда Советов. - Саратов, 1931. -С.32. 31 НА РК. Ф. Р- 90. Оп. 1. Д. 345. Л. 8-9. 374 Ивницкий Н.А. Указ. соч. - С. 83. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. - Т. 3. С. 317. 34 История Калмыкии… С. 357. 35 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1565. Л. 13. 36 НА РК. Ф. П-1. Оп.1. Д.319. Л. 5об, 70. 37 Десять лет Калмыцкой автономной области (1920-1930). – Астрахань: Калмиздат, 1930. - С. 50. 38 НА РК. Ф. Р- 90. Оп.1. Д.345. Л. 23; Очерки истории Калмыцкой АССР. Т.2. Эпоха социализма. - М.: «Наука», 1970. - С. 179. 39 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1600. Л. 125. 40 Десять лет Калмыцкой автономной области (1920–1930). Астрахань, 1930.С. 50. 41 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1600. Л. 22. 42 Там же. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 362. Л. 25 43 Там же. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1565. Л. 126; Ф. П-1. Оп.1. Д.364а. Л. 67. 44 Материалы к отчету Калмыцкого облисполкома XI областному съезду Советов Калмыцкой автономной области. - Элиста, 1934. - С. 1. 45 ГАНИ СО. Ф.1. Д. 1835. Л. 197, 198,199. 46 Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства 1927-1935 гг. - М., 1957. - С. 410, 411. 47 Ленинский путь. - 1932. - 15 апреля. 48 Очерки истории Калмыцкой АССР. Эпоха социализма. - М, Наука, 1970. - С. 182. 49 История Калмыкии. - С. 397. 32 33 375 § 2. Хлебозаготовки в ходе сплошной коллективизации и продовольственное положение в деревне в 1929–1933 гг. Советское государство, начиная с середины 1920-х годов, стало жестко вести политику хлебозаготовок. Их проведение было обусловлено необходимостью получения валютных средств для осуществления индустриализации страны, развития промышленности, обеспечения продовольствием армии, а также населения в городах и промышленных центрах, численность которого увеличивалась в связи с появлением индустриальных предприятий в стране. Первые признаки хлебозаготовительного кризиса стали проявляться в 1927 г. Он возник в результате несоблюдения рыночного равновесия цен между товарами, производимыми промышленностью и сельским хозяйством, увеличением экспортных поставок зерна. Сельский товаропроизводитель был не в состоянии производить нужное количество зерна для покупки валюты за границей, а сталинское руководство было недовольно количеством зерна, производимого в стране, и уровнем его товарности. Хлебозаготовительный кризис на первый план выдвинул необходимость перевода мелкого крестьянского хозяйства в крупное социалистическое, способное, на взгляд руководства страны, обеспечить подъем промышленности и бурный рост сельхозпроизводства. Провозглашенный и проводимый жесткими мерами волюнтаристский курс на коллективизацию сельского хозяйства сказался на ходе хлебозаготовок. Несмотря на относительно хороший урожай в большинстве зерновых районов страны, хлебозаготовки 1927–1928 г. проходили с большим напряжением. В 1928 г. в стране было заготовлено зерна на 128 млн пудов меньше, чем в 1927 г. Очевидно, это объясняется тем, что, помимо объективных причин, все же маломощное крестьянство опасалось голода и поэтому не спешило сдавать зерно государству. Наиболее зажиточная его часть придерживала хлеб в ожидании роста цен, несмотря на ужесточающие директивы руководства на местах. 376 К январю 1928 г. дефицит по хлебозаготовкам с учетом всех выявившихся потребностей страны приблизился к 200 млн пудов. В целях скорейшего выполнения плана хлебозаготовок 1928 г. партийные и государственные органы уже с января этого года стали проводить жесткую политику чрезвычайных мер с целью изъятия излишков хлеба в деревне. Во время поездки в Сибирь в январе 1928 г. И.В. Сталин санкционировал применение к крупным держателям хлеба 107 ст. УК РСФСР как к спекулянтам. Тем самым был дезавуирован базовый нэповский принцип, в соответствии с которым крестьянин имел право не только использовать произведенную продукцию для продажи, но и оставлять ее в своем хозяйстве. Государство вновь, как и в период «военного коммунизма», стало определять объемы сельхозпродуктов, которые производитель мог оставлять себе и был обязан продать государству. Борьба за хлеб стала настолько ожесточенной, что следует говорить о «хлебном фронте», открытом в те годы в деревне. ЦК ВКП(б) обязал местные партийные органы неукоснительно обеспечивать выполнение обязательных государственных хлебозаготовок. Наряду с общими организационными мерами усиливалось взыскание всех видов платежей: единого сельхозналога, госстраха, ссуд и т.д. Устанавливались конкретные сроки взыскания крестьянских платежей – к 1 марта 1928 г.1 В связи с проведением хлебозаготовок категорически запрещалась частная торговля на рынках зерном и мукой. Только за январь–март на Северном Кавказе за это было осуждено 3 424 человека, в том числе более двух тысяч середняков и бедняков2. Руководство страны, тщательно скрывавшее истинное положение дел с заготовкой хлеба, все же вынуждено было признать, что мероприятия по хлебозаготовкам носили «чрезвычайный характер», но зато «обеспечивали крупнейшие успехи в деле усиления хлебозаготовок». В числе противников применения чрезвычайных мер были видные деятели большевистской партии Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, 377 М.П. Томский и др. В отдельных регионах, в частности в Калмыкии, партийные работники не проявляли особого рвения в части проведения хлебозаготовок, о чем сообщалось в августе 1928 г. в докладной записке под грифом «секретно» ответственного секретаря Х. Джалыкова3. Стремясь смягчить напряженную обстановку в деревне, партийно-государственное руководство страны пошло на ряд мер, направленных на развитие частных хозяйств. Бедняцкосередняцким хозяйствам выделили семенную ссуду в размере 29 млн пудов, летом были повышены заготовительные цены на хлеб. Декретом ВЦИК СССР более 35% бедняцких и маломощно-середняцких слоев деревни были освобождены от уплаты сельскохозяйственного налога. Партийными решениями снижалась общая сумма налога – с 400 до 375 млн. рублей для середняцких хозяйств и предоставлялись налоговые льготы бедняцким хозяйствам, расширяющим свои посевы4. Однако для зажиточной части крестьянства сохранялось индивидуальное налогообложение, и эту меру партия считала ограничивающей дальнейший рост эксплуататоров – кулаков, хотя на самом деле они тормозили развитие производительных сил деревни. Анализ проведения хлебозаготовок в 1927–1928 гг. показывает, что власти то усиливали давление на крестьян, применяя чрезвычайные меры, то уменьшали его. Зависело это от того, как выполнялись планы хлебозаготовок, а также от участившихся крестьянских выступлений, прокатившихся по всей стране, которые в определенной мере могли дестабилизировать ситуацию в обществе. Директивы партии отличались непоследовательностью, постоянным шараханьем от одной крайности к другой. Проходивший 6-11 апреля объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), к примеру, в резкой форме осудил «извращения и перегибы, допущенные местами со стороны партийных и советских органов» и потребовал их «категорической отмены» и «объявления им самой решительной борьбы»5. Появление таких позитивных резолюций объяснялось тем, что многие хлебопроизводящие регионы, 378 в том числе Нижнее Поволжье, к 1 апреля на 70-80% выполнили годовые планы хлебозаготовок. Многие крайкомы партии, исходя из установок, данных свыше, предписывали окружным комитетам партии и исполкомам прекратить применение ст. 107 УК, вести подписку на крестьянский заем в строго добровольном порядке. Но уже 25 апреля в условиях снижения темпов заготовок Политбюро ВКП(б) резко меняет свою хлебозаготовительную политику, возвращается к применению чрезвычайных мер и в своей директиве низовым партийным организациям требует «усилить нажим на кулацкую часть и частников, злостно спекулирующих крупными партиями хлеба, применяя к ним директиву ЦК о 107 статье»6. Чрезвычайные меры вызывали у крестьян негативное отношение к власти. В 1928 г. в целом по стране было зарегистрировано около 1 400 террористических актов (поджоги, покушения, убийства, нападения и т. п.), направленных против сельских активистов, представителей местных Советов. Вдобавок крестьяне стали обрабатывать меньше земли. Это была инстинктивная самозащита от нового похода партии в деревню за дармовым продовольствием. В официальных документах партийных органов крестьянские волнения трактовались как выступления кулацкие или организованные ими. На самом деле это было проявление недовольства крестьян политикой советской власти в деревне. Так, в секретном обращении ко всем секретарям улускомов ВКП(б) руководство Калмыцкой автономной области обращало особое внимание на волнения, возникающие в улусах в связи с хлебными затруднениями. В Большедербетовском, Хошеутовском улусах на собраниях земельного общества крестьяне открыто выступали против чрезвычайных мер хлебозаготовок7. Начиная с апреля 1928 г., в Нижнем Поволжье, как в целом по стране, наблюдается ухудшение положения на хлебном потребительском рынке. Выполнение экспортных заданий и централизованных заготовок для нужд армии и промышленных городов осуществлялось за счет снижения внутрире379 гионального снабжения, в результате чего в округах края, в АССР Немцев Поволжья и Калмыцкой автономной области возникла напряженная ситуация с обеспечением хлебом, резко возросли рыночные цены на этот продукт. В то же время наблюдается значительная разница между закупочными ценами государственных, кооперативных заготорганизаций и свободными рыночными ценами. Крестьяне, естественно, хотели продавать свою продукцию подороже на городских рынках не отдавая ее за бесценок, и этот фактор также сказывался на уровне выполнения плана хлебозаготовок. Разорительные хлебозаготовки привели к недостатку хлеба в самой деревне; товарные запасы в крестьянских хозяйствах иссякли, особенно в бедняцких, которые, поверив уверениям и обещаниям властей, сдали последнее зерно и остались без семенного фонда и пропитания. В хлебопроизводящие регионы для выполнения госзаготовок были направлены руководящие работники из центра, которые требовали неукоснительного выполнения плана хлебопоставок. Как свидетельствуют архивные материалы и газетные сообщения тех лет, на местах, по указанию властей в ход опять шли продразверсточные методы заготовок: подворный обход всех крестьян, повальные обыски, обложение заданиями по хлебосдаче всех хозяйств. Изымались даже страховые и продовольственные запасы. Но эти меры не могли выправить положение с выполнением плана хлебосдачи, так как зерно прошлого урожая было практически полностью экспроприировано. В июле 1928 г. многие хлебопроизводящие регионы страны не выполнили планы госзаготовок зерна. В Сибири по сравнению с июнем объемы заготовок упали почти в четыре раза8. В Нижнем Поволжье план июля был выполнен на июньском уровне. В этих условиях Пленум ЦК ВКП(б) заявляет о необходимости прекращения применения чрезвычайных мер при проведении хлебозаготовок. С чем это было связано? Вряд ли можно утверждать, что отмена чрезвычайных мер связана с критикой сталинской политики хлебозаготовок со стороны умеренной части партии и усилением их 380 позиции. На наш взгляд, декларируя прекращение чрезвычайных мер, сталинское руководство опасалось антисоветских выступлений. Манипулируя общественным мнением, вождь большевиков и его соратники пытались завоевать доверие населения, и крестьян в частности, в конечном итоге – удержать власть в своих руках. «Сталин помнил, как пало царское самодержавие, – писал А. Авторханов. – «Хлеба, хлеба, хлеба!» – вот с какого лозунга начали Февральскую революцию в Петрограде. Сталин знал лучше, чем Бухарин, что большевистское самодержавие ждет та же судьба, под тем же лозунгом, если самому не произвести революцию сверху в деревне, чтобы предупредить революцию снизу в городе»9. Манипулятивный тактический ход партийногосударственного руководства выражался в существенном повышении закупочных цен государственными и кооперативными заготорганизациями. Партия ясно сознавала, что повышение цен на зерно не может изменить и улучшить положение дел с хлебозаготовкой, так как у крестьян к этому времени практически не было товарных запасов хлеба. По сути, это был холостой, но громкий выстрел – повышение закупочных цен на зерно и отмена чрезвычайных мер носили чисто пропагандистский и идеологический характер. То, что это были очередные декларация и тактическая уловка, стало ясно уже осенью, когда по требованию властей внеэкономические методы изъятия зерна у сельских производителей вновь стали основными в работе заготовительных организаций. Следующий 1929 год был отмечен неурожаем в основных зернопроизводящих районах страны – на Украине, Северном Кавказе, Нижнем Поволжье. Недород зерновых, а также нежелание крестьян сдавать хлеб по низким ценам привели к большим трудностям с заготовками зерна. С лета 1929 г. чрезвычайные меры по хлебозаготовкам узаконились специальными постановлениями высших партийных и советских органов. СНК СССР 15 марта 1929 г. с целью увеличения объема хлебозаготовок в Казахстане, Сибири, Среднем и 381 Нижнем Поволжье, Башкирии и на Урале в кампанию 1928– 1929 года принял постановление, которым предписывалось кредитование сбыта сельскохозяйственных машин и орудий середняцким единоличным хозяйствам и их производственным объединениям производить при отпуске сельскохозяйственных машин и орудий стоимостью от 25 руб. и выше. В отношении единоличных бедняцких хозяйств сохранялись ранее установленные порядок и условия кредитования сбыта сельхозмашин и орудий. О новом повороте в хлебозаготовительной политике свидетельствовало постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 28 июня 1929 г. «О расширении прав местных советов в отношении содействия выполнению общегосударственных заданий и планов». В нем говорилось: «Разрешить сельским советам в тех случаях, когда общим собранием граждан (сельским сходом) принято постановление о выполнении в порядке самообязательства всем селом хлебозаготовительного плана и в связи с этим произведена раскладка задания между отдельными хозяйствами, налагать на отдельных хозяев, не выполняющих указанных решений и уклоняющихся от сдачи хлеба, штрафы в административном порядке, в пределах пятикратного размера стоимости подлежащего сдаче хлеба, с применением в случае необходимости продажи с торгов имущества соответствующих лиц» При отказе отдельных групп хозяйств сдавать хлебные продукты «направлять дела о таковых гражданах в порядке уголовного преследования как за сопротивление власти применительно к 3 части 61 ст. УК РСФСР» 10. Тогда же были внесены изменения в 61-ю статью УК РСФСР, которые устанавливали штрафы и в особых случаях лишали свободы за отказ от выполнения повинностей, общегосударственных заданий и работ. Также в вышеуказанную статью вносилось следующее изменение: «Отказ от выполнения повинности, государственных заданий или производства работ, имеющих общегосударственное значение, влечет за собой: в первый раз – административное взыскание в порядке наложения штрафа соответствующими органами вла382 сти до пятикратного размера по отношению наложенной повинности или задания. Во второй раз – лишение свободы или принудительные работы до одного года. Те же действия, совершенные группой лиц по предварительному соглашению и оказывающих активное сопротивление, влекут за собой лишение свободы до двух лет с конфискацией имущества и выселением из данной местности»11. Согласно постановлению, 25% суммы взысканных штрафов направлялись в фонд помощи данной деревни. Это должно было стимулировать активность деревенской бедноты в выявлении «излишков» хлеба и зерна у населения. Хотя эти меры касались лишь хлебозаготовок, на практике они послужили юридической основой, позволившей начать со второй половины 1929 г. частную экспроприацию кулачества. Эти законодательные акты стали одним из орудий подавления сопротивления крестьянства принудительной сдаче хлеба государству. Поэтому их следует расценивать, как фактический переход от новой экономической политики, когда крестьяне имели право свободно распоряжаться продуктами своего хозяйства, к политике продразверстки. Основные принципы работы партийных органов на местах по заготовке хлеба из урожая 1929 г. были изложены в постановлении ЦК ВКП(б) «О работе партийных организаций в связи с хлебозаготовками»12. Отныне, помимо громоздкого специального хлебозаготовительного аппарата, хлебозаготовками должны были заниматься партийные, комсомольские, советские и профсоюзные органы. Хлебозаготовки объявлялись массовой политической кампанией. Партийным организациям вменялось обязательное непосредственное участие в составлении и проверке хлебофуражных балансов. Постановление предполагало развернуть соревнование между областями, районами, селами, колхозами и даже отдельными крестьянскими хозяйствами за скорейшую сдачу хлеба государству13. В нем рекомендовалось создавать при сельских Советах комиссии содействия хлебозаготовкам. Они должны были организовать силовое давление сельской 383 общественности на зажиточных крестьян, а уклоняющимся от выполнения заданий, через сельсоветы предлагалось применять наказание в соответствии с постановлением ВЦИК от 27 июня 1929 г. Рекомендовалось также использовать закон о самообложении и об индивидуальном обложении по сельхозналогу. Пункты постановления активно проводились в жизнь местными органами власти без всякого разъяснения их населению с применением силовых методов. К примеру, в Хошеутовском улусе КАО партийное руководство приняло закон о самообложении сельхозналогом крестьян без обсуждения на общем собрании бедноты14. Конкретные предложения по организации хлебозаготовок в новых условиях содержались в постановлении Особого хлебного совещания при Наркомате СССР от 13 августа 1929 г. Они заключались в следующем. Спущенный сверху обязательный годовой план по сдаче хлеба принимался сельским сходом простым голосованием. Избранный сходом комитет содействия хлебозаготовкам из числа беднейших крестьян определял хлебные излишки у зажиточных хозяйств и устанавливал им твердое задание. После этого задания давались колхозам, другим производственным объединениям, группам посевщиков и остальным крестьянским хозяйствам в зависимости от ранее заключенных договоров на контрактацию. Оставшаяся часть годового плана выполнялась гражданами села. Все это, естественно, противопоставило беднейшему крестьянству зажиточную часть и крайне обострило обстановку в деревне. Следует подчеркнуть, что при разработке хлебозаготовительного плана на 1929–1930 г. были произвольно пересмотрены расчеты на ожидаемый урожай и методика оценки товарности зерновых культур, использовавшиеся Госпланом и ЦСУ СССР в годы нэпа, в сторону повышения товарности. С этого времени планирование хлебозаготовок увязывалось не столько с ожидаемым валовым сбором, сколько с планами народного хозяйства, прежде всего, с развитием тяжелой промышленности. В целях увеличения объема заготавливае384 мого хлеба Наркомторг СССР на основе сомнительных оперативных данных самостоятельно (без привлечения экспертов) провел оценку заготовительных возможностей по каждой зоне и составил собственный план заготовок, который был принят СНК СССР. 15 августа 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О хлебозаготовках», на основании которого ОГПУ была спущена директива «О проведении решительных мер репрессий в отношении спекулянтов хлебными продуктами»15. Ставя перед собой задачу завершить хлебозаготовки к концу 1929 г., центральные органы уже знали, что проводиться она будет силовыми методами, о чем свидетельствует телеграмма Сталина Микояну: «…Нужно усиленно нажать на все районы, прежде всего на Северный Кавказ и Центрально-Черноземный район»16. И уже 29 августа Политбюро приняло специальное постановление «О ходе хлебозаготовок и проведении директив Политбюро», в котором отмечались низкие темпы хлебозаготовок на Средней и Нижней Волге. Для проверки выполнения директив ЦК и усиления хлебозаготовок в Нижнем Поволжье сюда был направлен Д.З. Лебедь. Директивы ЦК ВКП(б) об усилении хлебозаготовок предусматривали как репрессивные, так и экономические меры воздействия на крестьянство. Наркомфину СССР предлагалось определить всем областям и республикам твердые сроки и контрольные цифры сбора крестьянских платежей, развернуть работу по досрочному взысканию сельхозналога и распространению займа индустриализации. Центральному сельхозбанку поручалось разослать на места твердые задания по сбору ссуд и взысканию просрочек, а Центрсоюзу, Союзу сельхозкооперации – ускорить сбор паевых взносов. К колхозам, не выполнявшим план хлебозаготовок, предлагалось «применять самые жесткие меры воздействия путем закрытия кредитов, прекращения отпуска сельскохозяйственных машин, предания суду негодных руководителей колхозов, срывающих план пролетарского государства и т.п.»17. 385 После принятия таких жестких директив репрессии против крестьянства еще более усилились. Секретарь НижнеВолжского крайкома Б.П. Шеболдаев писал В.М. Молотову, что только в Хоперском округе в октябре 1929 г., в ходе хлебозаготовок арестовано свыше 500 человек, 500 хозяйств подверглось кратному обложению, и было зафиксировано 100 случаев применения 61 статьи УК РСФСР. Все это вынуждало крестьян вступать в колхоз, чтобы «укрыться от хлебозаготовок, от налога и общего нажима на кулака». ОГПУ считало, что необходимо ввести в действие организацию «троек» при ПП ОГПУ в основных хлебозаготовительных районах, в том числе и в Нижне-Волжском крае. Санкция была получена незамедлительно. Всего, по данным ОГПУ, в 1929 г. было арестовано 95 208 человек, в Нижне-Волжском крае – 2 136 человек18. Калмыкия до 1929 года из-за слабого развития земледелия в области не включалась в план хлебозаготовок. На 1929–1930 гг. регион включили в задания по заготовке зерна и определили план в размере 250 тыс. пудов. Хлебозаготовки в Калмыкии проходили в очень сложных условиях, поскольку они проводились впервые и в основном в единственном, зерновом Большедербетовском улусе19. Применяя насилие и демагогию, армия заготовителей в Калмыкии к середине декабря 1929 г. изъяла у колхозов и единоличных крестьянских хозяйств 295 тыс. пудов хлеба, или 98,5% плана. Он был выполнен в основном за счет сельхозпроизводителей Большедербетовского улуса, а также за счет изъятия части продовольственных, фуражных и даже семенных фондов. Несмотря на то, что область справилась с планом сдачи хлеба государству, Крайторготдел дополнительно спустил ей задание еще на 200 тыс. пудов,20 доведя его до 500 тыс. пудов без согласования с местными партийными и государственными органами. Оставшуюся часть плана, 205 тыс. пудов хлеба, руководителям органов власти КАО пришлось распределять по улусам, практически не занимавшимся земледелием. Более того, в области пошли на прямое нарушение закона о 386 местных крестьянских неприкосновенных семенных фондах – стали осуществлять выемку семян, предназначенных для весеннего или осеннего сева, а также из продовольственного и кормового запаса. Насильственная экспроприация всех запасов зерна привела к тому, что валовой сбор зерновых культур по всей области для весеннего сева 1930 г. составил 66 470,4 ц хотя на обсеменение, продовольствие населения и фураж скота требовалось 516 201,3 ц21. В общем, органы власти КАО вынуждены были выполнять директивы ЦК ВКП(б), за счет вывоза семенного материала, «излишков» хлеба середняков и беднейших слоев населения. Областная Коопхлеб, будучи еще неопытной организацией, не смогла установить деловых взаимоотношений с кредитными товариществами и осуществлять четкое, систематическое руководство хлебозаготовками. К тому же, отсутствие складских помещений, тары, весов для приема зерна и других технических средств на местах замедляли выполнение нереальных планов хлебозаготовок. Областные партийные и государственные органы власти силовым усилием обязали сдавать государству хлеб «на добровольных началах» не только кулаков, середняков, но и деревенскую бедноту. Десяти середнякам Хапчинского сельского совета Сарпинского улуса было вменено нереальное задание: до конца первого квартала 1930 г каждому из них сдать государству по 250-300 пуд. хлеба. За невыполнение этого задания все они были арестованы и лишены избирательных прав, имущество их конфисковано. Партийные органы на местах осуществляли заготовку хлеба под лозунгом «План любой ценой!». В эту работу активно включились средства массовой информации, повсеместно действовали комиссии содействия хлебозаготовкам. Промышленные товары отпускались в основном лишь в качестве поощрения за сдачу хлеба. Чрезвычайные меры против держателей хлеба приобрели несколько иной характер: если раньше они выражались в административном давлении только со стороны властей, то теперь к нему добавилось общественное давле387 ние со стороны бедняков и батраков, проявлявшееся в виде экономического бойкота. Беднейшие слои населения, оказывая помощь карательным органам, в свою очередь организовывали «красные обозы», раскрывая «злостных укрывателей хлеба». Очевидно, это было выгодно самой бедноте. Таким образом, они отвлекали внимание от самих себя. У зажиточных крестьян-единоличников по суду конфисковывали хлеб, сельскохозяйственную технику, скот и даже земельный надел. В некоторых случаях забирали и организовывали продажу с торгов имущество хозяев, уклонявшихся от сдачи хлеба (из-за очень низких закупочных цен или отсутствия обменных товаров) и пытавшихся бойкотировать общественные мероприятия, а их самих выселяли из родной деревни, в соответствии с постановлением ВЦИК и СНК РСФСР. Члены комиссии по хлебозаготовкам принимали активное участие в купле и распродаже изъятого у состоятельных крестьян имущества. Так, председатель 2-й Чоносовской комиссии Эвенов приобрел швейную машинку за 15 руб., член комиссии Тактинов выкупил за бесценок волчью шубу за 3 руб.22 Обстановка в калмыцкой деревне в тот период очень напоминала времена «военного коммунизма», когда продотряды силой отнимали хлеб у крестьян. В отдельных сельсоветах (Сладковский, 2-й Чоносовский и др.) Большедербетовского улуса члены комиссии по хлебозаготовкам, имея при себе оружие, производили внезапные ночные обыски у зажиточных селян с целью изъятия излишков зерна, но при этом также отбирали облигации, золотые изделия, самовары, носильные вещи и другие предметы домашнего обихода. Члены комиссии, угрожая расстрелом, требовали у крестьян хлеб, сахар и прочие продукты питания. За невыполнение заданий по сдаче хлеба и металлического лома (каждый по 250-300 пудов зерна и по 150 пудов железного лома) главы 9 середняцких крестьянских хозяйств Хапчинского сельского совета Сарпинского улуса были арестованы, имущество их конфисковано, сами они были лишены избирательных прав23. 388 Выражая свой протест нереальным планам заготовки хлеба и ожидая дальнейших репрессивных мер по отношению к себе, крестьяне вынуждены были уходить в степь, к бандитам. Отрицательное свое отношение к заданию местного руководства по сдаче хлеба государству они объясняли тем, что у них, скотоводов, не занимавшихся никогда земледелием, такого количества зерна не было24. Сложную обстановку в деревне того времени, когда подрывались морально-нравственные устои общества, противопоставлялись друг другу люди или группы людей, характеризуют многочисленные документы, в том числе и не официальные. Так, информатор Масленников в своем доносе отмечал, что в ходе хлебозаготовок в Большедербетовском улусе КАО крестьяне и даже отдельные члены партии и комсомольцы к выполнению дополнительного плана относились негативно и публично высказывались: «Заготовку вести не следует ввиду частичного недорода и за отсутствием излишков хлеба у населения»25. Нажим на крестьянство продолжался, ходатайства местных органов о снижении планов хлебозаготовок отклонялись, хотя доводы относительно нереальности выполнения этих планов приводились в специальных сводках ОГПУ. Заместитель председателя Большедербетовского улусного исполкома Левченко на заседании бюро отмечал, что выполнение плана хлебозаготовок невозможно, и просил снизить контрольную цифру. Тем не менее, местные советы налагали штрафы в административном порядке на тех, кто не выполнил задания по хлебозаготовкам. В некоторых случаях им пришлось конфисковать и организовать продажу с торгов имущества хозяев, отказавшихся сдавать хлеб26. Выполнение плана хлебозаготовок обеспечивалось как репрессивными, так и экономическими мерами воздействия на деревню. ЦК ВКП(б) считал необходимым на уклоняющихся от выполнения заданий налагать пятикратный штраф. ОГПУ поручалось «не ослаблять развития намеченных мероприятий и усилить проведение репрессий по всем хлебо389 заготовительным областям», а также «усилить применение высылок»27. ВЦИК и СНК РСФСР разрешили ЦИК автономных республик, краевым, областным и губернским исполнительным комитетам в необходимых случаях вводить в течение июля и августа 1929 г. в хлебозаготовительных районах платную гужевую повинность для подвозки хлеба к станциям железных дорог и пароходным пристаням. Другим постановлением ВЦИК и СНК РСФСР при районных, волостных исполнительных комитетах, а также при сельских советах наиболее крупных селений образовывались секции рабоче-крестьянской инспекции для контроля за ходом хлебозаготовок28. Государство также обязывало сдавать хлеб религиозные общины, обложив их непомерными заданиями. Церковные служители были недовольны проводимой по отношению к приходам налоговой и хлебозаготовительной политикой. Реквизиции подверглись не только религиозные сельскохозяйственные коммуны, но и церковные приходы, не занимавшиеся сельскохозяйственным производством. В петиции Нижне-Волжского краевого митрополитского церковного управления обновленческой организации, направленной в Нижне-Волжский крайисполком, содержалась просьба облегчить налоговые повинности для церковных общин и служителей культа. «Внести ясность на местах в систему взыскания с духовенства налога по хлебозаготовкам, добровольного самообложения и различных внутренних займов, ибо существующая практика взысканий совершенно не считается с тем, что духовенство нередко совершенно не имеет никакого посева, не производит сбора хлебных продуктов и источником своего содержания имеет исключительно добровольные даяния со стороны верующих, часто недостаточные даже на насущное пропитание… Наделить семьи духовенства и ответственных религиозных работников правами на пользование продовольственными карточками, хотя бы детей, вынуждаемых при отсутствии означенных карточек питаться чем попало, без соблюдения нередко потребной для здоровья качества пищи и ее калорийности, и, становясь 390 через это худосочными и склонными к различным заболеваниям, причем виною этого худосочия и нежизнеспособности является единственно независящее от них рождение в жизнь», – говорилось в письме, подписанном председателем Митрополитского церковного управления митрополитом Саратовским Алексием29. В постановлении об антирелигиозной работе, принятом Сталинградским ОК ВКП(б) 22 апреля 1929 г., религиозные организации безоговорочно назывались пособниками кулачества, участвовавшими в срыве хлебозаготовок, перевыборов в Советы и т.д.30 Хлебозаготовка в Калмыкии, как и во всем Нижне-Волжском крае, проводились с применением административнорепрессивных мер, о чем свидетельствуют многочисленные факты. В ноябре 1929 г. за невыполнение указаний областного торгового отдела по хлебозаготовкам председатель коопхлеба Строганов был привлечен к судебной ответственности. Прокуратура возбудила множество уголовных дел на середняков, не выполнивших план заготовок хлеба31. В 1930 г. из-за сильной засухи и неурожая трав и зерновых Калмыцкая автономная область была освобождена от государственных хлебозаготовок. В целом же по стране в этот год был собран сравнительно неплохой урожай зерна. Это объяснялось как благоприятными погодными условиями, так и тем, что посев озимых хлебов (ржи и озимой пшеницы) производился осенью 1929 г. единоличными хозяйствами, а яровых – весной 1930 г. после массового выхода крестьян из колхозов (осталось в них не более 20-23%). Уборка урожая также проводилась в основном единоличниками. В общем по стране, в результате применения жестоких репрессий в 1929–1930 гг. было заготовлено 943,8 млн пудов хлеба32. В 1930–1931 гг., когда в крае было коллективизировано уже до 50% основной бедняцко-середняцкой массы, хлебозаготовки, как отмечалось в краевых документах, должны были стать основным показателем работы по сплошной коллективизации края33. Хлебозаготовки, коллективизация и ликвидации кулачества были тесно взаимосвязаны, именно в 391 решении такой триединой задачи и видели свое предназначение краевые власти. Об этом свидетельствует постановление Нижне-Волжского крайисполкома, в котором говорилось: «Хлебозаготовки должны на деле обеспечить дальнейшее закрепление коллективизации, поднять ее на высшую ступень, содействовать полному завершению коллективизации и окончательной ликвидации кулачества как класса»34. Низовые организации власти – сельсоветы – нацеливались на улучшение работы комиссий содействия хлебозаготовкам, чтобы последние не превратились в простых учетчиков поступающего хлеба и механических исполнителей распоряжений. Обращалось внимание на качественный подбор членов этих комиссий, мобилизацию вокруг них актива села, проявление большей инициативы и гибкости в их работе по вопросам организации коллективного движения. Не меньшее внимание сельсоветы должны были уделять таким вопросам, как обеспечение тарой, мобилизация складской площади, перевозка хлеба, обеспечение рабочей силой погрузки хлеба. Районные исполнительные комитеты призваны были стать штабами по выполнению плана хлебозаготовок – распределять и доводить до каждого села хлебозаготовительные планы, определять и обеспечивать твердые нормы сдачи хлеба колхозами и единоличниками. При этом необходимо было брать во внимание не только урожайность текущего года, но структуру и уклад хлебосдающего хозяйства, его экономическую мощность и прочие показатели. Под особым контролем РИКи должны были держать вопросы товароснабжения, соблюдения норм помола, борьбы со спекуляцией. С беспощадной решимостью должна была вестись борьба с чернообозниками, с кулаками по немедленной сдаче всех его товарных излишков35. Несмотря на грозные предостережения краевых властей, хлебозаготовки в Нижневолжском регионе шли напряженно и отмечались повсеместным невыполнением плана. Задержки с выполнением плана хлебозаготовок объяснялись тем, что отсутствовала массовая разъяснительная работа, не были 392 развернуты соцсоревнования и ударничество по хлебозаготовкам. Придавая исключительное значение этому вопросу, президиум Нижне-Волжского крайисполкома 13 сентября 1930 г. принял постановление об учреждении переходящего Красного знамени по хлебозаготовкам, а 23 сентября – постановление о премировании за хлебосдачу. Согласно первому документу переходящим знаменем награждались районы, давшие за декаду наибольший процент выполнения месячного и годового плана хлебозаготовок, а также наибольший процент выполнения по всем видам платежей и заготовок. Другой документ предусматривал премирование районов и колхозов легковыми и грузовыми машинами, киноустановками, телефонным и радиоимуществом за выполнение годового плана хлебозаготовок. Несмотря на материальные и моральные формы поощрения и принятые другие меры, хлебозаготовки по краю по-прежнему велись с большим напряжением. Все неудачи этой кампании, в первую очередь, объяснялись противодействием кулака, продажей хлеба по спекулятивным ценам. В Липовском сельсовете Клецкого района, говорилось в заметке, опубликованной в краевом печатном органе неким А.П.О., «кулак до того обнаглел, что выходит на дорогу встречать красные обозы и уговаривать единоличников не возить хлеб государству»36. В той же заметке сообщалось, что для выполнения плана хлебозаготовок 12 районных работников переброшены на хутора для укрепления сельсоветов, в ряде сел объявлена трудгужповинность, применены репрессивные меры к проявившим халатность в работе председателям сельсоветов и правлений колхозов: отдан под суд председатель Калмыковского сельсовета и снят с должности председатель правления В-Черенского колхоза37. В 1931 г. засуха поразила пять основных районов северовостока страны, в том числе и Нижнее Поволжье. Это негативным образом сказалось на урожайности и валовых сборах зерновых хлебов. Для Калмыкии год тоже оказался не урожайным. Достаточно напряженно шли государственные закупки 393 хлеба, план по которому был установлен в 26,2 тыс. тонн, что превышало даже предполагаемый сбор товарного зерна на 4,7 тыс. тонн. В связи с этим областной комитет партии просил крайком уменьшить план хлебозаготовок до 21,5 тыс. тонн. Однако Нижне-Волжское руководство не пошло на уступки. Соответственно, выполнение плана обкомом было распределено по улусам Калмыкии: Западному – 25 203,2 тыс. тонн, Сарпинскому – 723 т, Центральному – 149,4 т, Приморскому – 73,3 т, Приволжскому – 50,7 тонн. Карательным органам на местах настоятельно рекомендовалось активно включиться в заготовительную кампанию и принять решительные меры к укрывателям хлеба. В случаях «разбазаривания» хлеба в отдельных колхозах и единоличных хозяйствах разрешалось привлечение виновных к уголовной ответственности и проведение показательных процессов38. 16 октября 1931 г. СНК СССР, Колхозцентр и Тракторцентр приняли совместное постановление, запрещавшее создание хлебных фондов в колхозах до выполнения хлебозаготовительного плана. Это означало, что первоочередной обязанностью колхозов является выполнение любой ценой плана хлебозаготовок, независимо от количества собранного урожая. К примеру, Западному улусу, основному поставщику зерна в области, хлебозаготовительный план на 1931 г. был утвержден укомом партии 7 августа 1931 г. в размере 25 203 т (или 1 млн 576 тыс. пудов).39 Были установлены и сроки выполнения этого плана: август – 40%, сентябрь – 30%, октябрь – 30%40. Созванное в конце августа совещание партийного актива улуса показало, что план хлебозаготовок был выполнен на 8,75%, что составляло 180 тыс. пудов. Заседание бюро обкома ВКП(б) с участием инструктора крайкома партии пришло к выводу, что вся работа по заготовке зерна в Западном улусе пущена на самотек. После этого последовали репрессивные меры, и к 23 сентября план хлебозаготовок был выполнен на 34,4%, причем не обмолоченного хлеба оказалось еще около 40%. Почти через две недели, 10 октября 1931 г., бюро обкома ВКП(б), рассмотрев в очередной 394 раз ход выполнения хлебозаготовок, который к этому моменту оказался выполненным на 41%, сделало вывод, что план сдачи хлеба государству находится под угрозой срыва41. Судя по архивным источникам и опубликованным научным работам, изъятие хлеба «под гребенку» вызывало протест не только у рядовых колхозников и единоличников, но и у руководителей колхозов. Чтобы не допустить голода, они пытались оставить часть зерна на внутреннее потребление, задержать сдачу хлеба государству, чтобы обмолоченное зерно распределить сначала между колхозами, а затем создать семенные, фуражные и другие фонды. Руководители хозяйств различными способами пытались скрыть от властей размеры валового урожая (сообщали заниженные данные), стремились удовлетворить, прежде всего, нужды своих колхозников. Так, на состоявшемся 2 ноября 1931 г. слете председателей колхозов и секретарей ячеек Западного улуса прозвучали призывы и предупреждения следующего характера. Председатель одного из колхозов Кукенов призывал «не повторить ошибок 1929 г., когда крестьянство, сдав государству зерно, само осталось без хлеба». А председатель Багатуктуновской коммуны «Искра всемирной революции» Пащенко предупреждал: «У меня зерна в коммуне осталось 70 ц и, если актив мне разрешит вывозить это зерно, то его я вывезу. К сожалению, если коммунары будут голодать, то я снимаю с себя всякую ответственность»42. Местные власти, столкнувшись с непоколебимой позицией центра по выполнению спущенных им планов, были вынуждены использовать все доступные средства, чтобы выполнить их.15 ноября 1931 г. на внеочередной партийной конференции Западного улуса было отмечено, что план хлебозаготовок выполнен всего на 53%43. По 13 сельским советам улуса к уголовной ответственности были привлечены 63 крестьянских хозяйства, в том числе 60 кулацких и зажиточных: за невыполнение плана хлебозаготовок было осуждено 43 кулацких и 13 зажиточных хозяйств и за злонамеренное невыполнение контрактационных договоров – 4 зажиточных 395 и 3 середняцких хозяйства44. Согласно ст. 61, ч. 3 УК РСФСР эти крестьяне были приговорены к различным срокам тюремного заключения. Был освобожден от занимаемой должности с исключением из членов партии председатель Западного улусного исполкома Х. Саринов, ответственному секретарю улускома Н. Эрдниеву, директору Башантинского МТС Кирюшкину, председателю райкоопсоюза (хлебживсоюз) Эльдзенову, председателю райпотребсоюза А. Бадминову, заведующему земельным управлением Кулишову были объявлены выговоры. Уполномоченному ЦК ВКП(б) в с. НемХагинка Калганову, уполномоченному Нижне-Волжского ВКП(б) в с. Будульчинеры Тонсорову, прокурору по Западному улусу Касперовичу – объявлены строгие выговора с предупреждением. За срыв сдачи хлеба государству тройка ОКК ВКП(б) исключила из партии 20 ответственных работников районного масштаба, 9 – получили строгий выговор с предупреждением, 11 – строгий выговор, 13 – выговор, 14 было поставлено на вид, 10 – указано45. Областной комитет партии и областная контрольная комиссия ВКП(б) причины невыполнения плана хлебозаготовок видели не только в подрывной деятельности кулачества, но и в потере классового чутья, хотя истинная причина крылась в другом – в нереальном для выполнения плане заготовок хлеба. У многих колхозов хлеб изымался насильственным путем, включая семенные и продовольственные фонды, что вызывало недовольство крестьян, выражавшиеся в неорганизованном отходничестве, убое и продаже скота, отказе единоличников от засева полей под новый урожай, применении физической силы к представителям властей. К примеру, в с. Яшалта группа крестьян избила уполномоченного Нижне-Волжского крайкома и представителя оргбюро по хлебозаготовкам. Несмотря на применение репрессивных мер, Калмыкия не смогла справиться с непосильным планом сдачи хлеба государству. Только к 10 января 1932 г. Западный улус выполнил его на 90,34%46. После полной сдачи зерна государ396 ству в улусе начался голод. Изъятие хлеба тяжело отразилось на положении крестьян также в скотоводческих улусах изза нарушения продуктообмена. В продовольственном фонде колхоза им. К. Маркса в январе 1932 г. имелось 10 пудов муки, предназначенной для курсантов-трактористов, и 250 ц семенного зерна; в колхозе им. Р. Люксембург (бригаде Шенфельд, а также по другим бригадам в Нем-Хагинке) 5 пудов муки и 17 ц семенного зерна. Всего натуральными продуктами в колхозе им. К. Маркса было выдано по 1,5 кг на трудодень, а в колхозе им. Р. Люксембург – от 1 до 2-х кг. Колхозники этих хозяйств вынуждены были продавать свою одежду, чтобы купить хлеб, имели место случаи организованного невыхода на работу, люди требовали обеспечить их хлебом, угрожали разобрать и порезать на продовольственные нужды весь скот. Житель Нем-Хагинки М. Чинберг открыто говорил: «Умирать нам в этом году, как собакам. Хлеба нам не оставляют, вывозят все до последнего зерна. Придется Манжикова, секретаря партийной ячейки, ударить и сесть в тюрьму. Там хоть хлеба 200 грамм дают. Эх, пропала Россия». Эти настроения зачастую переходили в активные действия. В с. Яшалта Западного улуса во время описи его имущества за отказ выполнить задание по семенам Кравченко пытался застрелить члена сельского совета Прокопенко47. Таким же безысходно тяжелым положение крестьян было во всех остальных хозяйствах улуса. Показательным примером бесчеловечного отношения к ним местных руководителей представляется поступок уполномоченного УИК Западного улуса Деина. На заявление крестьянина Алейникова, что «у нас нет хлеба и нечем кормить детей», он ответил так: «Хоть повесьте детей, а хлебозаготовку выполните»48. Многие уполномоченные, сельские активисты, коммунисты и комсомольцы, выполнявшие указания партийных органов, искренне верили в правоту своих насильственных действий, полагая, что только таким образом и можно выполнить план хлебозаготовок. 15 декабря 1931 г. по всем улусам было разослано директивное письмо 397 Х.М. Джалыкова и постановление бюро обкома, в которых коммунистов предостерегали от излишнего администрирования в работе по хлебозаготовкам. Чтобы улучшить продовольственное положение в области, оздоровить в ней политическую обстановку, партийное руководство пыталось изыскать внутренние резервы. Одним из таких источников пополнения запаса виделся так называемый вторичный обмолот, на который так надеялись органы власти. Однако реакция крестьянства на вторичный обмолот оказалась достаточно критической: «Вторичный обмолот не окупает расходов и вызывает недовольство полеводческих бригад». Крестьяне из Абганеровского сельского совета по этому поводу говорили: «Второй обмолот производят напрасно, изнашивают зря машину, одежду и животных, активно используют труд людей, а результатов нет»49. Предпринимались и другие меры, главным образом, в виде взаимопомощи. Так, 25 января 1932 г. улусный комитет партии обязал 2-й Икитуктуновский колхоз выдать взаймы из полученного по вторичному обмолоту зерна ссуду Нем-Хагинскому и Абганеровскому колхозам, а из фонда Яшалтинского сельпо выдал муку 1-му Икичоносовскому колхозу. Для ослабления продовольственного кризиса предлагалось активно использовать гарнцевый сбор50. Следует отметить, что государство при распределении планов хлебозаготовок не учитывало природноклиматических условий отдельных районов, типы почв, а также экономические возможности районов и колхозов. В Калмыкии с аридностью ее территории, низким плодородием земель, засушливым климатом, малым количеством осадков, к тому же слабой агрикультуре на тот период трудно было ожидать хорошей продуктивности земледелия. Но это не останавливало калмыцкое руководство и их начальство в центре. Предполагалось, что «крупное высокомеханизированое социалистическое хозяйство», пришедшее на смену энергетически ничтожно вооруженному единоличнику, сможет противостоять природе и обеспечить такие же урожаи, 398 как в других хлебопроизводящих районах с высоким плодородным качеством земли. Однако этого не случилось, да и не могло случиться по причине неплодородия пашни. Средний показатель урожайности в автономии значительно отставал от других регионов. Однако это не освобождало область от выполнений задания по хлебозаготовкам, за исключением, как указывалось выше, 1930 г. В целом по стране выполнение плана хлебосдачи осложнялось тем, что урожайность устанавливалась в период созревания хлебов и исходя из этого определялись валовой сбор и плановые задания по хлебосдаче. Фактическая же урожайность и валовые сборы всегда оказывались значительно ниже планируемых. Это приводило к тому, что колхозы вынуждены были сдавать в продфонд до 65% собранного урожая. Государством одновременно ущемлялись экономические интересы колхозов и единоличных хозяйств. Несмотря на то, что колхозы обязаны были и сами доставляли товарную продукцию на ссыпные пункты, заготовительные организации нередко задерживали выплату денег колхозам за сданную продукцию. На первом месте по степени неурегулированности взаимоотношений находились расчеты между МТС и колхозами. Существующие цены на зерновые культуры не покрывали затрат на их производство, были ниже рыночных. Осенью 1929 г. заготовительные организации Калмыкии платили за 1 ц ячменя 6 руб. 50 коп., за 1 ц пшеницы – 11 руб., тогда как рыночная их стоимость была значительно выше51. Поэтому не удивительно, что колхозы и крестьяне-единоличники стремились продать как можно больше хлеба на рынке. Цены на хлеб, отпускаемый по карточкам населению, были чрезвычайно низкими. Так, стоимость 1 кг черного хлеба в конце первой пятилетки не превышала 8-12 коп., а пшеничного – 17-20 коп.52 В 1931 г. валовой сбор зерновых в целом по стране снизился по сравнению с предыдущим на 20,5%, составив только 69,5 млн тонн. Урожайность зерновых по СССР снизилась с 53,4 пудов с гектара в 1927 г. до 38,4 пудов в 1931 г., 399 в Нижне-Волжском крае – соответственно с 32,9 пудов до 22,6 пудов. Поскольку экономическая обстановка в целом ухудшилась, то к худшему изменилось и материальное положение колхозников, бывших середняков и бедняков. К примеру, в восьми районах Балашовского, Аткарского, Сталинградского округов Нижнего Поволжья не имели хлеба 147 тыс. крестьянских хозяйств53. Однако планы государственных заготовок сельскохозяйственной продукции в 1931 г. были значительно повышены. Еще в апреле 1930 г. были установлены следующие нормы сдачи зерна колхозниками: от 1/4 до 1/3 валового сбора в основных зерновых районах, в остальных – до 1/8. Для Нижне-Волжского края план хлебозаготовок на 1931 г. составил 145 млн пудов зерна, тогда как в 1930 г. он равнялся 100, 8 млн пудов54. Доля хлебозаготовок в валовом сборе зерна по стране увеличивалась с 26,5% в 1930 г. до 32,9% в 1931 г. (при уменьшении валового сбора с 87,5 до 69,5 млн тонн), и государственные заготовки зерна составили 22,86 млн тонн, т.е. почти на уровне предыдущего года. Таким образом, в распоряжении колхозов, совхозов, индивидуальных хозяйств (на продовольствие, оплату труда, семенные фонды и т.д.) в 1931 г. осталось на 30,2% меньше, чем в 1930 г., т.е. увеличение доли хлебозаготовок произошло не за счет роста производства хлеба, а за счет сокращения собственного потребления деревни. Положение с обеспечением хлебопродуктами усугублялось еще и тем, что, если какие-либо районы, области, края не выполняли план хлебозаготовок, то их часть пополнялась за счет более состоятельных хозяйств и районов, которые лишались не только семенных, но и продовольственных фондов. Это лишало стимулов для увеличения производства зерна передовые хозяйства. Так, на Северном Кавказе, представлявшем собой богатый хлебный район, в 1931 г. государство забрало 63% урожая, а в Нижне-Волжском крае – 41%, вместо одной трети, полагавшейся по норме55. К примеру, из АССР НП осенью и зимой 1930–1931 гг. было вывезено 178,6 тыс. тонн, а спустя год – 142 тыс. тонн хлеба56. 400 План хлебозаготовок 1931 г. усилиями уполномоченных и местных активистов, организовавших «хлебозаготовительные штурмы», с применением ими мер принуждения и репрессий в большинстве регионов СССР был выполнен. Несмотря на то, что в 1931 г. по сравнению с 1932 г. план хлебозаготовок был меньше, к примеру, в Нижне-Волжском крае – на 13,4%, в Средне-Волжском крае – на 12%, из деревень было вывезено огромное количество хлеба по отношению к валовым сборам. В Нижнем Поволжье в 1931 г. процент изъятого от валового сбора зерна составил 40,3. Фактические заготовки зерна (без учета совхозов и возврата семенной ссуды) в 1930 – 1931гг. составили 84,9 млн пудов. Оставшийся хлеб до получения нового урожая не мог обеспечить необходимых минимальных потребностей, даже в минимальном исчислении, большого количества крестьян. По официальным отчетам колхозов Нижне-Волжского края, составлявших здесь 65% их общего числа, в 1931 г. на одно хозяйство было выдано 450 кг хлеба, т.е. до следующего урожая на каждого члена колхозной семьи в сутки приходилось всего 280 г хлеба. По принятым нормам хлебного потребления, на одного сельского жителя в этом регионе в 1920-е гг. в среднем приходилось 210 кг зерна в год, или 575 г в сутки57. Таким образом, в 1931 г. в ходе заготовительной кампании колхозы и единоличные хозяйства сдали государству не только товарное зерно, но и значительную часть продовольственного зерна. Хотя часть оставшегося у крестьян зерна попала в государственные закрома в ходе кампании по засыпке семян под урожай 1932 г., итогом всего этого стали ощутимые продовольственные трудности, а в некоторых районах Нижнего Поволжья и голод. В этот же период усиливался налоговый пресс на крестьянство. Колхозам были предоставлены существенные льготы как в заготовке хлеба так и по налоговому обложению. Вся тяжесть налогового бремени ложилась на крестьянство, особенно на его зажиточную часть в порядке индивидуального обложения. В дополнение к единому сельхозналогу, 401 ставки которого увеличивались для единоличников от 20% до 70%, были введены самообложение, единовременные сборы. В 1930–1931 гг. были отменены льготы по сельхозналогу, установленные в 1927 г., а согласно постановлению СНК СССР от 7 июля 1930 г. «О тяжести обложения единым сельскохозяйственным налогом в 1930–1931 г. единоличных хозяйств, не входящих в колхозы», налог на единоличников повышался на 15%. Важнейшим фактором спада колхозного движения, произошедшего в конце 1931 – начале 1932 гг., наряду с обобществлением скота стала хлебозаготовительная кампания, еще более жесткая, чем предшествующие. Вместе с тем, следует отметить, что посевные площади в 1930–1932 гг. даже несколько увеличились по сравнению с 1929 доколхозным годом. Так, если в 1929 г. вся площадь составляла 118,0 млн га, то в 1930 г. – 127,2 млн га, в 1931 г. – 136,3 млн га, в 1932 г. – 134,4 млн га. По отдельным районам и в целом по СССР средняя урожайность с одного гектара выглядела так: Таблица №1 Средняя урожайность зерновых с гектара в 1928–1931 гг. (в пуд. с га)58 Районы Украина Нижняя Волга Северный Кавказ Урал Казахстан В целом по СССР 1928 г. 46,3 47,9 51,7 66,5 60,3 53,4 1929 г. 60,8 38,0 50,1 43,2 34,2 48,7 1930 г. 57,3 37,2 42,7 52,1 37,6 48,2 1931 г. 51,9 22,6 45,1 18,3 27,5 38,4 Как показывает таблица по всем районам и в целом по стране в этот период произошло снижение средней урожайности с гектара. В 1929 г. валовой сбор равнялся 766,4 млн центнеров, в 1930 г. – 804,4 млн, в 1931 г. – 538,3 млн и в 1932 г. – 508,8 млн центнеров59. Принимая валовой сбор зерновых в 1929 г. за 100%, получим: в 1930 г. – 105%, в 1931 г. – 70,2%, 402 в 1932 г. – 66,4%. Следует отметить, что средняя урожайность в эти годы, да и в 1933 г., в единоличных и индивидуальных хозяйствах колхозников была несколько выше, чем в сельскохозяйственных объединениях. Это говорит о том, что, несмотря на все социальные и экономические потрясения, единоличный сектор проявил лучшую способность к производству сельскохозяйственной продукции. Правда, их доля в валовой продукции зерновых культур значительно сократилась, но причиной тому было не неумение единоличников работать на поле, а политика сплошной коллективизации, в результате которой и происходило сокращение их числа. Борясь за собственное выживание, крестьяне пытались приберечь хлеб, если таковой, конечно, имелся, требовали выполнения колхозами обязательств по трудодням. XV конференция ВКП(б) (январь 1932 г.) естественное это стремление колхозников получить честно заработанный хлеб расценила как частнособственническую, кулацкую, рваческую тенденцию. Они обвинялись в подмене лозунга партии «в первую очередь хлеб государству» лозунгом «сначала хлеб себе, а потом государству». Таким настроениям была объявлена беспощадная борьба. В Калмыцкой автономии партийное и советское руководство части улусов было обвинено в «правом оппортунизме» и снято с работы, распущены правления отдельных улусных колхозсоюзов. Под нажимом местных партийных органов переизбирались правления колхозов, не выполнивших план хлебозаготовок. Председатели колхозов, допустившие продажу даже небольшого количества зерна на рынке до выполнения плана, привлекались к уголовной ответственности. Единоличников, отказывавшихся сдавать хлеб государству по низким ценам, привлекали к суду. Суровые уроки борьбы за хлеб в 1931–1932 гг. были в известной степени учтены в КАО при подготовке второй колхозной заготовительной кампании 1932–1933 гг. Они заключались в том, что был налажен более реальный учет товарных возможностей всего земледельческого района и, в частности, земледельческих колхозов Калмыкии; была про403 изведена более основательная подготовка к уборке хлебов в предстоящей жатве 1932 г.; более продуманной была организация хлебозаготовок и вывоза зерна на хлебозаготовительные пункты; более равномерно был распределен план выполнения поставок – на четыре месяца вместо трех в 1931 г. 13 февраля 1932 г. был образован Комитет заготовок сельскохозяйственных продуктов при Совете Труда и Обороны СССР. Он сосредоточил в своих руках всю работу по контрактации, заготовкам хлеба и некоторых других видов продуктов сельскохозяйственного производства. На местах он имел своих уполномоченных, подчинявшихся местным властям. Ими осуществлялся строгий контроль за своевременным выполнением планов сдачи хлеба. Так возникла строго централизованная единая государственная система заготовок. Однако, ни организация колхозов, ни разгром кулачества и зажиточных хозяев на селе не привели к началу 1932 г. к позитивным изменениям в сельском хозяйстве страны. Насильственные заготовки сельскохозяйственной продукции, изъятие денежных ресурсов в виде различных налоговых обложений (обязательных, «добровольных») серьезно повлияли на экономику еще не окрепших колхозов. 7 марта 1932 г. вышло постановление Политбюро «О семенной ссуде», предусматривавшее выдачу колхозам недородных районов дополнительной семссуды в 13 850 тыс. пудов, в том числе Нижне-Волжскому краю – 2 350 тыс. пудов. При этом оговаривалось, что помощь выделяется при условии выполнения «обязательного посевного плана Наркомзема»60. Зерно для проведения посевной кампании изыскивалось не только из государственных резервов, но и за счет его внутреннего перераспределения. Таким образом, Нижней Волге его следовало получить с Дона в количестве 2 млн. 350 тыс. пудов61. Выделенные ссуды не покрывали потребностей весенней посевной. В Нижне-Волжском крае дефицит семян колебался в пределах 75%. Оставшуюся часть зерна изыскивали на местах. 404 Вследствие недостаточного количества семенного зерна, плохой организации посевной кампании многие колхозы Нижней Волги не справились с планом весеннего и осеннего севов. К примеру, в наиболее хлебопроизводящем районе Калмыцкой автономной области – Западном улусе - план осеннего сева на 1 ноября был выполнен: по колхозам – на 23,7%, единоличниками – на 17%. В целом годовой план сева (несмотря на перевыполнение плана Сарпинским улусом) был выполнен всего лишь на 45% к краевому заданию. Годовой план хлебозаготовок к 1 ноября 1932 г. Западным улусом был выполнен на 39,9%, а по всей Калмыцкой области – на 48%62. Кампания по засыпке семян под урожай 1932 г. намного ухудшила положение сельского населения, так как в ходе ее проведения было изъято значительное количество зерна, предназначенного на пропитание крестьянских семей и прокорм скота. Планы хлебозаготовок 1932 г. для большинства колхозов Нижней Волги оказались завышенными, прежде всего, с точки зрения уровня производства зерновых. В конце июля – начале августа 1932 г. краевое партийное руководство спустило на места цифры плана хлебосдачи государству, исходя из урожая текущего года63. В результате тяжелого положения с обеспечением продовольствием зимой 1931–1932 гг. начался уход в города и на заработки наиболее активной части колхозников и единоличников. Крестьяне пытались выйти из колхозов и вернуться к единоличному хозяйству. В специальной докладной записке «Об отливах из колхозов за период октября 1931 – февраля 1932 года», подготовленной инструкторами ВЦИК, сообщалось, что в Нижне-Волжском крае в начале 1932 г. наблюдается активное бегство из колхозов. По всей стране пик массового выхода из колхозов приходится на первую половину 1932 г. Число коллективизированных хозяйств в РСФСР сократилось на 1 370,8 тыс.64. Причинами спада колхозного движения и снижения темпов коллективизации стали тяжелое положение многих колхозов, вызванное засухой и недородом 1932 г. в зерновых районах, организационно405 хозяйственная неустроенность большинства колхозов, перегибы в вопросах обобществления скота и хлебозаготовок, уравниловка в распределении доходов, погоня за дутыми цифрами в коллективизации. Особенно активизировался выход крестьян из колхозов после обнародования постановления ЦК ВКП(б) от 26 марта 1932 г. , осудившего перегибы, допущенные в процессе коллективизации, и принудительное обобществление скота. В колхозе «Заря труда» Басинского сельсовета Приморского улуса КАО в марте 1932 г. члены коллектива стали самовольно забирать не только ранее обобществленный скот, но и сельскохозяйственный инвентарь (упряжь, сбрую, телеги, хомуты и т. д.). В течение двух дней из колхоза вышли 7 хозяйств. В Сарпинском улусе, в Кегульте, на собрании колхозники потребовали возвращения скота, мотивируя это тем, что в средствах массовой информации было опубликовано постановление ЦК, разрешающее возврат принудительно обобществленного скота 65. Всего в период с 1 мая по 1 июня 1932 г. из колхозов Нижне-Волжского края вышло 7,4% крестьянских семей. Однако, спад в колхозном строительстве зимой – весной 1932 г. по своим масштабам и продолжительности не может сравниться со спадом, отмеченным весной – летом 1930 г. Сложности, которыми сопровождалась заготовка хлеба в 1931 г., вынудили партию и правительство уменьшить план хлебозаготовок из урожая 1932 г. для колхозов и единоличных хозяйств. Колхозы и крестьянские хозяйства Калмыкии должны были сдать 11 700 т зерна, т.е. почти на 55% меньше, однако случилось это не по причине позитивных изменений в экономической политике. Калмыкия в результате предыдущих обязательных поставок и неблагоприятных климатических условий ряда лет оказалась экономически просто истощенной, да и колхозы еще были слабы в производственном отношении. Снижение плана хлебопоставок было вызвано и снятием Калмыкии в 1931 г. с государственного хлебного снабжения, за исключением муки, предназначенной только для рабочих и служащих (а это всего 20,5% населения), с ме406 сячной нормой до 330 т (краевые органы власти уменьшили ее до 160 т). А с января 1932 г. область полностью была снята с планового снабжения хлебом. Очевидно, руководство крайкома таким образом решило наказать население Калмыкии за невыполнение плана хлебозаготовок в предыдущем году. Урожай в 1932 г. по стране оказался ниже, чем год назад. Валовый сбор зерновых составил 50,1 млн. тонн. Нижневолжский край сдал государству 44,3% валового сбора зерновых. Несмотря на применение репрессивных мер, заготовка хлеба, по сравнению с предыдущим годом, снизилась на 43,1 млн. ц и в 1932 году составила всего 18,6 млн тонн, или на 18,9% меньше, чем в 1931 г. В своем выступлении на объединенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ЦКК ВКП(б) 27 ноября 1932 г. трудности с хлебозаготовкой Сталин объяснял, прежде всего, «злостным саботажем» со стороны крестьян, сознательным вредительством, которые надо преодолеть с помощью чрезвычайных (репрессивных) мер. Эта ситуация в январе 1933 г. была оценена в известном «теоретическом» обобщении Сталина как переход классового врага, прежде всего, кулачества, к «новой тактике» – «от прямой атаки против колхозов к работе тихой сапой». При этом он исходил из того, что хотя большинство колхозного крестьянства «является опорой советской власти в деревне», «это еще не значит, что среди колхозников и колхозов не может быть отдельных отрядов, идущих против советской власти, поддерживающих вредителей, поддерживающих саботаж хлебозаготовок», и «было бы глупо, если бы коммунисты... не ответили на удар этих отдельных колхозников и колхозов сокрушительным ударом». Он выразил уверенность, что «вредительство в колхозах и саботаж хлебозаготовок сыграют, в конце концов, такую же благодетельную роль, какую сыграл «шахтинский процесс» в области промышленности», послужит таким же «поворотным пунктом в деле развертывания революционной бдительности наших сельских и районных коммунистов и организации большевистских кадров в колхозах и совхозах»66. 407 Уже в другом своем выступлении Сталин меняет свою точку зрения о виновниках возникших в стране трудностей с заготовкой хлеба. В речи «О работе в деревне» на январском пленуме 1933 г. он заявил по поводу виновности крестьян: «совершенно неверно и безусловно несправедливо» взваливать на них всю ответственность за затруднения с хлебозаготовками. «Крестьяне тут ни при чем... Ответственность целиком падает на коммунистов», которые, якобы не учли новой обстановки в деревне, созданной объявлением колхозной торговли хлебом. «С первых же дней уборки, еще в июле месяце 1932 г., они должны были всемерно усилить и подгонять хлебозаготовки». А вместо этого «стали подгонять образование всякого рода фондов в колхозах, усиливая тем самым сдержанность сдатчиков хлеба в деле выполнения их обязанностей перед государством». Такого рода обвинения, выдвинутые против коммунистов, всех сельских руководителей, вряд ли можно считать справедливыми и соответствовавшими истине. Руководители на местах изо всех сил старались выполнить свою «первую заповедь» – обеспечить выполнение плана хлебозаготовок, они знали, что за невыполнение можно поплатиться и жизнью, хотя, конечно, встречались отдельные случаи нерадивого отношения к исполнению партийных поручений. Но невыполнение плана хлебозаготовок объяснялось либо неопытностью руководителей или оттого, либо тем, что во вверенных им хозяйствах действительно не было хлеба. Одной из причин сокращения государственных закупок хлеба (доля в валовом сборе составляла 26,9%) стали также уклонение колхозников от уборочных работ и большой отток крестьян в города и другие села. Поскольку колхозный фонд был ликвидирован, колхозники не надеялись на получение хлеба на трудодни, так как хлеб увозился с молотилок на заготовительные пункты. Между тем потребность страны в хлебе продолжала расти. Курс, взятый на индустриализацию страны, требовал значительных финансовых вложений, получить которые можно было вывозя хлеб на внешний ры408 нок и увеличивая государственные заготовки зерна не за счет роста производства сельскохозяйственной продукции, а путем сокращения потребления хлеба населением. В связи с тем, что в 1932 г. в ряде зерновых районов страны – на Украине, Северном Кавказе и Нижнем Поволжье случился неурожай, сельское хозяйство охватил кризис. Среди факторов, вызвавших его, можно назвать и плохие погодные условия 1931 и 1932 гг., негативно отразившиеся на продуктивности полей, коллективизацию, раскулачивание, саботирование крестьянами сельскохозяйственных кампаний, недостаточную агрикультурную работу, нарушение агротехнических правил. Одной из главных причин низкого урожая 1932 г. явилась разорительная хлебозаготовительная кампания 1931 г., в результате которой многие районы весной 1932 г. допустили существенный недосев зерновых. В результате кризиса нехватку хлеба ощутили особенно те регионы, которые, в силу плохих природно-климатических условий и исторически сложившейся специализации сельского хозяйства, не имели в достаточном количестве зерна для самообеспечения. Одним из таких районов была Калмыкия, которая в начале 1930-х г. с экономической точки зрения была вторичным регионом и отличалась низким уровнем развития сельскохозяйственного производства, и именно ее особенно не пощадил кризис хлебозаготовок, выразившийся в дефиците продовольствия в 1932 г. Но поскольку автономная область все-таки имела небольшие посевные площади в западной части своей территории, она не освобождалась от поставок хлеба государству. Одним словом, все вышеназванные причины, в том числе и низкие закупочные цены – 5-8 руб. за центнер, серьезно осложнили хлебозаготовительную кампанию 1932 года. Политбюро ЦК ВКП(б) уже в октябре направило в регионы чрезвычайные комиссии по заготовке хлеба. 28 ноября в качестве уполномоченного ЦК и СНК по хлебозаготовкам в Нижнее Поволжье был направлен секретарь ЦК ВКП(б) П.П. Постышев, а в декабре во главе с ним была сформиро409 вана комиссия, куда вошли также Зыков, Гольдин и Шкляр. В 26 районов как в особо отстающие были командированы оперативные группы ОГПУ67. На Северном Кавказе, в Казахстане, Нижнем Поволжье в конце 1932–1933 гг. практиковалось занесение на так называемую «черную доску» станиц, сел и целых районов, задержавших выполнение плана. На деле это означало полное прекращение всякой продовольственной торговли с вывозом из села наличных товаров, запрет колхозной и частной торговли, прекращение кредитования и досрочные взыскания с хозяйств по всем обязательствам, чистки и аресты «саботажников» как среди жителей, так и в аппарате управления. После приезда Постышева на Нижней Волге в числе «чёрнодосочников» оказались 19 сельсоветов в 7 районах и несколько колхозов. Правда, справедливости ради надо сказать, что впоследствии комиссия Постышева проявила в своей работе некоторые послабления, видимо, памятуя о том, что за «ретивость» в хлебозаготовках могут обвинить в перегибах, как это было при проведении других политических кампаний в прошлом. Так, в постановлении Нижне-Волжского крайкома от 18 декабря 1932 г., принятом совместно с комиссией Постышева, отмечалось, что решение М.-Сердобинского РИКа об административном изъятии хлеба у единоличников, заработанного в колхозах, «крайком считает неправильным», и требует «добиться возврата хлеба», а также незаконно отобранного у крестьян скота. Крайком предложил райкомам проверить, не отмечены ли такие факты и в других колхозах, и «всех виновных в этом деле привлечь к ответственности». Было категорически запрещено занесение на «черную доску» колхозов по решению райкомов и РИКов без рассмотрения и утверждения в каждом отдельном случае крайкомом и крайисполкомом. В категорической форме предлагалось: все колхозы, занесенные на «черную доску» постановлением райкома и РИКа, снять оттуда и сообщить об этом факте в печати. Было решено в отстающие районы дополнительно перебросить молотилки и тракторы, послать ремонтные бри410 гады, а также одобрить и разослать на места как директиву крайкома и крайисполкома письмо Постышева секретарю Нижне-Чирского райкома, в котором предлагалось при проведении досрочных взысканий с колхозников иметь в виду, что «в колхозах есть люди, добросовестно работавшие... бывшие красные партизаны... этих людей трогать не надо». Несколько ранее, с целью усиления репрессий, применяемых в хлебозаготовительной кампании, под видом борьбы с мелкими хищениями государственной и общественной собственности было принято постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», вошедшее в историю как закон «о пяти колосках». Закон предусматривал за хищение колхозного имущества высшую меру наказания – расстрел, а при смягчающих вину обстоятельствах – десятилетнее лишение свободы с конфискацией имущества. В отношении председателей колхозов, членов правлений, участвующих в хищениях (здесь имелось в виду и оставление без разрешения зерна в семенных и продовольственных фондах колхозов), предусматривались те же меры наказания. Амнистия по этим делам не предусматривалась. С принятием этого постановления репрессии против крестьянства приобрели особую силу. Поскольку хлебозаготовки 1932 г. лишали колхозников и единоличников необходимого им для пропитания хлеба, они нашли метод «компенсации за неоплаченный труд» – воровство общественного зерна. В соответствии с сообщениями ОГПУ и милиции большинство правонарушений в 1932 г. были связаны с расхищением зерна как индивидуально, так и большими группами. «Незаконное расхищение» зерна, предназначенного для государственных закромов, подобно эпидемии, поразило деревню в 1932 г. Как только стал наливаться хлебный колос на колхозных полях, появились «парикмахеры», так в прессе называли расхитителей колхозного зерна, чаще всего это были женщины из голодающих семей, 411 которые по ночам выходили с ножницами, чтобы настричь колосьев. В Нем-Хагинке Западного улуса Калмыкии около 30 женщин были уличены в воровстве хлебных колосьев68. Крестьяне выходили в поле по ночам, кто с ножницами, кто с серпами и косами, уносили домой скошенные снопы пшеницы и ржи. Зерно воровали также из-под молотилок, на косьбе, при скирдовании и обмолоте. Так, сторож О. Шалхаков из Бюдермес-Кебютовского сельсовета, охранявший все лето колхозный амбар, каждое утро уносил с собой сумку с зерном, весом около пуда69. Колосья, украденные из колхозного жита детьми из села Кегульта Сарпинского улуса, стали основанием для привлечения их к ответу по декрету от 7 августа70. Органы ОГПУ регулярно сообщали руководству страны о фактах «организованных нападений на колхозные поля». Чтобы представить масштабы этого явления достаточно напомнить, что на 1 января 1933 г. по РСФСР по этому закону были осуждены 54 645 человек, из которых 2100 человек были приговорены к расстрелу. В Нижне-Волжском крае в конце декабря 1932 г. было арестовано более 3,5 тыс. человек. В 1933 г. в Калмыкии были осуждены 515 человек. В августе 1933 г. заместитель прокурора СССР А. Я. Вышинский вынужден был признать, что в стране допускались «крайности» при применении декрета от 7 августа 1932 г.71 Массовое воровство крестьянами «социалистической собственности» в 1932 г., по нашему мнению, все же было оправданно. Поскольку данный факт стал закономерным ответом крестьян государству за его трехлетнюю разорительную принудительную кампанию хлебозаготовок, в самих колхозах воровство общественного зерна подавляющим большинством колхозников, а также односельчанами не осуждалось, так как это было практически единственным способом выживания. В 1932 году многие регионы, несмотря на продолжавшееся применение репрессивных мер и даже уменьшение плановых заданий, не смогли выполнить планы по хлебоза412 готовкам. В этих условиях руководство страны прибегло к изъятию зерна из семенных, фуражных и продовольственных фондов, что имело роковое значение для населения Украины, Казахстана, Нижнего Поволжья и других регионов. Колхозная система позволила большевикам за бесценок изымать хлеб из деревни в еще больших объемах, чем в период продразверстки 1918–1921 гг. В 1930 г. партийно-советские органы изъяли более 30% валового сбора зерновых, а в 1931 г. – уже около 40%. В 1932 г. по предложению А. И. Микояна и с согласия Сталина норма изъятия хлеба в зерновых районах была увеличена до 45%, несмотря на то, что урожай 1932 г. (698,7 млн ц) был намного меньше урожая 1930 г. (835,4 млн ц). В итоге объем хлебозаготовок в 1932 г. превысил объем 1930 г. более чем на 30%, из колхозов и единоличных хозяйств хлеб изымался «под метёлку». В результате жестокой реквизиционной политики государства в СССР смертность от голода, эпидемий и сопутствующих болезней, особенно начиная с марта 1933 г., приобрела массовый характер. Таким образом, хлебозаготовки 1931–1932 гг. стали непосредственной причиной голода в СССР, так они лишили деревню хлеба, необходимого для жизнеобеспечения миллионов крестьянских семей. Поэтому наступивший в 1933 г. голодомор – это прямое следствие насильственной государственной политики по изменению крестьянского уклада и хозяйственных отношений, а не только хлебозаготовок как таковых. Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы. В 5 т. 1927–1939. Т. 1: Май 1927 – ноябрь 1929. - М., 1999. С. 384-385. 2 Ивницкий Н.А. Голод 1932 – 1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. - М.: Собрание, 2009. - С. 25. 3 НА РК. Ф. П.-1. Д. 291. Л. 1. 4 Белоусов Р. Экономическая история России: XX век. Кн. 2. М., 2000. С. 341. 1 413 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.,1984. Т.4. С.317. 6 Трагедия советской деревни. Т.1. С.261-262. 7 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 291. Л. 1. 8 Ильиных В.А. Государственное регулирование сельскохозяйственного рынка Сибири в условиях нэпа 1921–1928 гг. Новосибирск, изд-во СО РАН, 2005. С.237. 9 Авторханов А. Происхождение партократии. Т.2.: ЦК и Сталин. - Франкфурт-на–Майне, 1981. С. 45. 10 Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1929–1932 гг.). М.: изд-во МГУ, 1966. С. 63. 11 СУ РСФСР. 1929. Отд. 1. № 60. Ст. 589. 12 Трагедия советской деревни. Т.1. С. 664-667. 13 Коллективизация сельского хозяйства: Важнейшие постановления… С. 188-192. 14 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 291. Л. 1. 15 Ивницкий Н.А. Указ соч. С. 32. 16 Там же. С. 33. 17 Там же. С. 34. 18 Там же. С. 36. 19 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л.52. 20 Там же. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 362. Л. 40. 21 НА РК Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 11. 22 Там же. Д. 381. Л. 32-34; Д. 367 Л. 40, 42. 23 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы. М.: Наука, 2004. С. 54. 24 НА РК. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1362. Л. 63; Ф. П- 1. Оп. 1. Д. 367. Л. 40, 42. 25 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л.201. 26 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 381. Л.3234; Ф. Р.-3. Оп.2 Д.1248. Л.15. 27 Трагедия советской деревни. Т. 1. С. 698. 28 Известия Нижне-Волжского крайисполкома. 1929 № 17-18. С. 141. 29 ГА ВО. Ф. 313. Оп. 1. Д. 1888. Л. 8-12. 30 ЦДНИ ВО. Ф.20. Оп.1. Д.13. Л.4-6. 31 НА РК. Ф. П. – 1. Оп. 1. Д. 364а. Л. 21, 32-48; Оп. 2. Д. 5. Л. 229 – 231; Д. 7. Л. 16. 5 414 Ивницкий Н.А. Указ. соч. С. 44. Известия Нижне-Волжского крайисполкома. 1930. № 25-26. С. 299. 34 ГА СО. Ф. 522. Оп. 1. Д. 215. Л. 78. 35 Известия Нижне-Волжского крайисполкома. 1930. № 25-26. С. 300. 36 Известия Нижне-Волжского крайисполкома. 1930. № 29-30. С. 359. 37 Там же. С. 359. 38 НА РК Ф. П.-1. Оп. 2. Д. 3. Л. 172; Д. 6.Л. 55а. 39 НА РК Ф. П.-1. Оп. 1. Д. 319. Л. 185. 40 Оглаев Ю.О. Борьба за первый колхозный хлеб Калмыкии (1931–1932 гг.) // Проблемы социалистического строительства в Калмыкии. Межвузовский сб. научных статей. – Элиста, 1980. С. 134 41 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 364а. Л. 18. 42 Там же. Д. 319. Л. 175. 43 Оглаев Ю.О. Указ .соч. С. 138. 44 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 20. Л. 34-36. 45 Там же. Д. 364а. Л. 18. Л. 21, 48; Оп. 2. Д. 5. Л. 229-231; Д. 7. Л. 16. 46 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 2. Д. 79. Л. 101. 47 Там же. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 104. Л. 36; Оп. 2. Д. 79. Л. 127-128; Д. 10. Л. 132; Д. 65. Л. 37 48 Там же. Д. 104. Л. 237. 49 Там же. Д. 104. Л. 238. 50 Там же. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 20. Л. 129, 133. 51 НА РК. Ф. Р.-3. Оп. 2. Д. 1356. Л. 63-64. 52 История советского крестьянства. Т. 2. М., 1986. С. 429. 53 РГАЭ. Ф. 7486. Оп.37. Д. 130. Л. 64; Д. 131. Л.73; Д. 132. Л.15, 33-36, 83, 109, 110. 54 РГАЭ. Ф.8040. Оп.3.Д. 111а. Л. 6,7,11,12. 55 Ивницкий Н.А. Указ. соч. С. 248-250; Переписка на исторические темы: Диалог ведет читатель /Сост. В.А. Иванов. М., 1989. С. 375. 56 Герман А. Обращаясь к статистике // Волга, 1995. № 5-6. С.32. 57 Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни / В.В. Кондрашин – М.: Российская политическая 32 33 415 энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. - С. 87, 88. 58 Ивницкий Н.А. Указ. соч. С. 68; Он же. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1933 гг.). - М., 2000. - С. 249. 59 Трагедия советской деревни. Т. 3. - С. 851. 60 Там же. - С. 288. 61 Кондрашин В.В. Указ. соч. - С. 95. 62 Ф.Р-3.Оп.5.Д.28. Л.32. 63 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 2550. Л. 165об; Д. 3768. Л. 64об. 64 Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 гг. в Поволжье // Вопросы крестьяноведения. Вып. 3.С. 96. 65 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 104. Л. 178. 66 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 798. Л. 11, 28-29; Оп. 21. Д. 678. Л. 133; Д. 2659. Л. 74. 67 Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 9. - С. 130. 68 НА РК. Ф. П.- 1. Оп. 1. Д. 104. Л. 27. 69 Там же. Оп. 2. Д. 104. Л. 237. 70 Там же. Д. 105. Л. 17а. 71 Известия ЦК КПСС. - 1990. - № 9. - С. 131. 416 § 3. Голод 1933 года и его последствия Голод 1932 – 1933 гг. в СССР – страшная и трагическая страница в истории нашей страны. По мнению большинства российских ученых, это была одна из величайших гуманитарных катастроф советского периода. В отличие от голода 1921–1922 гг., обусловленного во многом плохими погодными условиями и революционными потрясениями в государстве, голодное бедствие в начале тридцатых годов было вызвано непродуманной политикой советского руководства в области сельского хозяйства, коллективизацией, реквизиционными мерами в виде хлебозаготовок и массовыми репрессиями против крестьянства. Если в 1921 г. советское правительство в связи с тяжелым продовольственным положением в стране обратилось за помощью к иностранным государствам и получило гуманитарную помощь, то голод, разразившийся в 1932–1933 гг. официальной властью всеми способами замалчивался. Из-за закрытости советской системы о голодном бедствии в СССР не знали ни мировые государства, ни международные неправительственные организации. Признай советское правительство открыто, что страну охватил голод, обратись оно за помощью к зарубежным инстанциям, то, надо думать, своевременная посильная помощь голодающим в Советском Союзе, как и в 1921 г., была бы оказана. Сегодня историки и политики пишут и спорят по многим вопросам: о причинах возникновения массового голода в 1933 г., географии его распространения, направлен ли он был против отдельных территорий и народов, крестьянства в целом или отдельной его части, количестве умерших в результате страшного бедствия в стране и в регионах и т. д. В работах историков рассматривается государственная политика в деревне в 1930-е годы, в связи с которой ставятся вопросы: была ли альтернатива этой политике, разразился бы голод, если бы не было массовой коллективизации? Почему в 1931–1932 г., при более низком урожае зерновых, чем 417 в 1932–1933 гг., удалось в той или иной мере локализовать распространение массового голода в стране? Почему это не удалось в 1932–1933 гг., в чем причина того, что голодали, в первую очередь крестьяне из хлебопроизводящих районов? Вопросам несть числа, и на них пытаются ответить современные исследователи. Обсуждение вопросов массового голода порой переходит в политическую плоскость, как это было совсем недавно, когда с заявлениями по поводу массового голода 1933 г. на Украине выступили депутаты Верховной Рады Украины и Государственной Думы Российской Федерации, руководители и политические деятели двух стран. Отдельные украинские политики, ученые, некоторые российские и зарубежные исследователи стали говорить «о специально запланированном этногеноциде», в частности, против украинского народа. Их цель понятна – получение политических дивидендов, разобщение народов бывшего СССР под антироссийскими лозунгами. К сожалению, многие украинские историки попали под идеологический пресс и влияние руководства теперь уже бывшего Президента Украины В. Ющенко и определенных политических сил в этой стране. В Заявлении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 2 августа 2008 г. говорится: «…нет никаких исторических свидетельств того, что голод организуется по этническому принципу. Его жертвами стали миллионы граждан СССР, представители разных народов и национальностей, проживающих преимущественно в сельскохозяйственных регионах страны. Эта трагедия не имеет и не может иметь международно установленных признаков геноцида и не должна быть предметом современных политических спекуляций»1. Слабым местом в научных исследованиях, посвященных данной проблематике, является то, что в них история отдельно взятого народа рассматривается в отрыве от исторического контекста, не проводится объективный сравнительный анализ его положения с состоянием других народов, попавших в такую же трудную ситуацию. Порой, кажется, 418 что сегодня идет преднамеренное возвращение во времена «холодной войны», когда при исследовании голода в СССР раскручивалась национальная карта. В этой связи достаточно упомянуть книгу Р. Конквеста «Скорбная жертва. Коллективизация в Советском Союзе: террор и голод», в которой, автор, ссылаясь на неназванного им директора уральского завода, чьи рассуждения якобы выражали официальную точку зрения, делает вывод, что массовый голод 1933 года имел национальную направленность: «Советам голод был чрезвычайно выгоден на Урале, в Западной Сибири и Поволжье. В этих районах жертвами недоедания стали в основном лица нерусской национальности. Их земли были заняты русскими переселенцами из центральных областей. Мы, разумеется, не националисты, но не можем приветствовать этого факта». В настоящее время трудно еще утвердительно ответить на вопрос, был ли голод рукотворный, случился ли он ввиду объективных обстоятельств. Еще не раскрыты полностью архивы спецслужб, не рассекречен еще огромный массив документов в центральных и региональных архивах, и в этом плане «архивная революция», которая произошла в годы демократизации российского общества, дает определенные перспективы для более полного изучения одной из самых трагических страниц в истории советской страны. Однако сегодня можно сказать однозначно, что голодное бедствие в отдельных регионах СССР случилось не из-за плохих погодных условий, как утверждал зарубежный историк Марк Таугэр2, хотя засуха и другие негативные природные явления наблюдались в отдельных местностях. Доказать ошибочность его утверждения нетрудно: современные ученые располагают как данными климатических наблюдений гидрометеорологов, так и статистическими сведениями, свидетельствующими об относительно неплохом урожае зерновых в 1931, 1932 и 1933 гг. Следует, наверное, согласиться с теми учеными, которые говорят о субъективных предпосылках общекрестьянской трагедии 1933 г., некой цепи взаимосвязанных и взаимозависимых сталинских акций (вполне или не 419 вполне осознанных), способствовавших наступлению голодного бедствия. Но вряд ли можно поддержать высказанное отдельными исследователями суждение о целенаправленной сталинской политике по уничтожению крестьянства и спланированном искусственном голоде. Из зарубежных исследователей апологетами данной концепции являлись уже упомянутый Р. Конквест3, а также Д. Мейс4, в поддержку ее выступили украинские исследователи С. Кульчицкий5, Ю. Шаповал6 и др. Хотя Сталин своими неоднократными высказываниями о «реакционности» крестьянства, конечно, дает основание для такого вывода. Другое дело, когда речь идет о политике «ликвидации кулачества как класса», здесь поставленная цель говорит сама за себя. Но и в этом случае, речь, думается, не велась о полном физическом уничтожении кулаков. Сталинское раскулачивание, как нам представляется, затевалось с несколькими целями: завладение их имуществом, обеспечение трудовыми ресурсами труднодоступных промышленных районов, изоляция их от остальной части крестьянства. Власти боялись, что кулаки-единоличники, познавшие выгоду свободного индивидуального труда, достигшие определенного материального благосостояния, станут примером для бедняков и батраков, которых насильственно принуждали к вступлению в колхозы. Большевики действовали по принципу: цель оправдывает средства. Но они не предполагали, что уничтожение наиболее трудоспособной части крестьянства в определенной мере создаст трудности с объемом производства зерна, предпосылки голода и вызовет сам голод. Концепцию преднамеренной акции власти по организации голода, уничтожению крестьянства в СССР наиболее убедительно отвергли С. Мерль7, A. Ноув8, С. Уиткрофт9 и Р.Дэвис10. Эти авторы считают, что аграрная политика большевистской партии, разрушившая сельскохозяйственное производство, в конечном итоге привела к голодному бедствию в СССР. Российские исследователи В. Данилов11, И. Зеленин12, Н. Ивницкий13, В. Кондрашин14 и другие также считают несостоятельной концепцию преднамеренной 420 организации голода и уничтожения крестьянства в целом и отдельных народов СССР. Во всяком случае, на сегодня документов, свидетельствующих об «умышленном голодоморе», в архивах не найдено. В данном параграфе будут исследованы причины возникновения голода, жизнь, а скорее выживание деревни во время голодного бедствия и социально-экономические его последствия в Нижнем Поволжье. Поскольку в Нижне-Волжский край входило несколько регионов, которые различались по уровню и укладу жизни, по природно-климатическим условиям, по специализации сельскохозяйственного производства и другим параметрам, считаем необходимым рассмотреть проблему голода с учетом внутрирегиональных особенностей. В отдельных случаях в исследовании для проведения сравнительно-исторического анализа приводится материал и по другим регионам бывшего СССР. Подробно остановимся на одном из самых спорных вопросов в исторической науке: о количестве жертв в годы массового голода. Не претендуя на исследование численности жертв в масштабе страны, попытаемся выяснить, сколько их было в отдельно взятом регионе – Калмыкии, которую также постиг голод в 1933 году. Наше исследование проблемы массового голода будет опираться на архивные, статистические материалы, газетные, книжные источники, воспоминания очевидцев и сведения информантов. Хлебозаготовительные кампании, осуществлявшиеся осенью 1931 г. в условиях недорода зерновых в восточных районах страны, и особенно осенью 1932 г., усилили первые признаки продовольственного кризиса, зарождавшегося в Нижнем Поволжье. Косвенным подтверждением сказанного могут служить слова Председателя Совнаркома СССР В.М. Молотова, прозвучавшие на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) летом 1932 г.: «Мы действительно стоим перед призраком голода и к тому же в богатых хлебных районах». О фактах голодания неоднократно сообщалось во многих письмах крестьян, информациях партийных и советских работ421 ников, в донесениях сотрудников ОГПУ, направляемых в соответствующие инстанции из разных регионов края. В течение зимы 1931–1932 г. голод охватил многие села Покровского, Федоровского, Марксштадтского, Краснокутского и ряда других кантонов АССР НП. Органы ГПУ Республики немцев Поволжья докладывали в обком об имевшихся фактах опухания от голода, истощения, поедания отбросов, трупов умерших больных животных15. В свою очередь, обком ВКП(б) АССР НП, докладывая в Москву о положении дел на 1 января 1932 г. в более мягких тонах сообщал, что «в настоящее время по республике почти во всех кантонах создается нежелательное политическое настроение на почве продовольственных затруднений, которые к настоящему моменту стоят более остро, чем когда-либо»16. Аналогичного характера письменные сообщения поступали в официальные органы в этот период также из других областей, краев, республик СССР. Осенью 1931 г. появились первые признаки голода, а в 1932 г. он отмечался уже во многих местах, но зимой – весной 1933 г. он достиг огромных по размаху и бедствию масштабов, став общекрестьянской трагедией. Жертвами ее, прежде всего и главным образом стали крестьяне-колхозники. Территория, охваченная голодом была обширной, бедствовали жители деревень на Украине, Дону и Северном Кавказе, в Нижнем и Среднем Поволжье, Южном Урале и в Казахстане. В сентябре 1940 г. в выступлении на закрытом совещании в Кремле, посвященном обсуждению сценария фильма «Закон жизни», Сталин невольно признал: «У нас, например, миллионов 25-30 людей в прошлом голодало, хлеба не хватало»17. Говоря о прошлом, он, безусловно, имел в виду голод 1932– 1933 гг. Трудно сказать, назвал ли генсек точные цифры, но если по его, наверняка, заниженным данным голодало до 30 млн человек, то фактически эта цифра будет не менее 50 млн человек, т. е. почти треть населения СССР. Одной из главных причин массового голода в регионах Нижнего Поволжья, как и в целом в голодающих районах страны, стала жестокая хлебозаготовительная кампания, про422 водившаяся государственными органами с целью ускоренного проведения индустриализации страны, а также обеспечения продовольствием населения промышленных районов и солдат и офицеров воинских подразделений Красной Армии. В 1932 году из колхозов, совхозов, а также у единоличников было изъято все зерно, включая и выделенное на семена, корм скоту, внутренние потребности. Однако реквизиции не помогли нижневолжским регионам выполнить годовой план хлебозаготовок. Край его выполнил на 52%18. В Калмыцкой автономной области, несмотря на применение репрессивных мер, к середине января 1933 г. годовой план по сдаче зерна был выполнен лишь на 75,4%. Сарпинский улус под жесточайшим нажимом перевыполнил план в три раза, подчистую изъяв все запасы у 6 колхозов, не оставив зерна ни для семенного фонда, ни на трудодни колхозников. В Западном улусе в ходе хлебозаготовок под предлогом неправильного начисления у значительной части населения был изъят полученный на трудодни хлеб.19. Следует отметить, что невыполнение плана хлебозаготовок в подавляющем большинстве случае объяснялось не саботажем или расхищением хлеба, а отсутствием реальных возможностей у сельского производителя. «Хлебный фронт», открытый в деревне, становился тяжким бременем для колхозов и крестьян. Одновременно с репрессивными мерами воздействия проводился и экономический нажим. С осени 1932 г. был введен единовременный денежный налог на единоличников в сумме 300 млн руб. Обязательные платежи деревни в 1932 г. составили более 2 млрд руб., т. е. в 2,5 раза больше, чем в 1930 г. К колхозам, неудовлетворительно выполнявшим план хлебозаготовок, применялись натуральные штрафы в виде установления дополнительного задания по мясозаготовкам в размере 15-месячной нормы сдачи мяса и по общественному, и индивидуальному скоту колхозников. Но это не освобождало их от выполнения плана хлебозаготовок. Помимо этого, у колхозников изымалось зерно, полученное как с приусадебных участков, так и авансом на трудодни. В отношении 423 единоличников также применялись натуральные штрафы в размере 15-месячной нормы мясопоставок и годичной нормы сдачи картофеля. К зажиточной части единоличников применялись репрессии, предусмотренные 58 статьей Уголовного кодекса20. Таким образом, путем непомерных хлебозаготовок планировалось заставить крестьян отказаться от сопротивления насильственному вовлечению их в создаваемые государственные предприятия по обработке земли (колхозов), возможно, некоторую непокорную часть населения даже поставить на грань физического выживания. Ходатайства региональных властей о снижении планов хлебозаготовок игнорировались Центром. Деревня разорялась, повсеместно возникали трудности с продовольствием. Так, если в 1928 г. из урожая зерновых было изъято 26%, то в 1932 г. – уже 44,3%. Это привело к тому, что весной 1932 г. в ряде районов Нижнего Поволжья, в том числе в Калмыкии, из-за отсутствия продовольственных запасов и невыдачи продуктов на трудодни, «очищения закромов крестьянства» появились первые признаки надвигающегося голода. Крестьянам с каждым днем все труднее становилось решать проблему хлеба насущного. Надежды на помощь государства не было, да и колхозы, куда они были загнаны насильственно или добровольно-принудительно, были маломощны и слабы в материально-финансовом плане. Многие из них числились только на бумаге. В действующих колхозах не было достаточного количества скота и посевных семян, тракторов и земледельческого инвентаря. В период насильственной сплошной коллективизации крестьяне зачастую намеренно забивали скот, гноили семена и т. д., что тоже вело к дезорганизации сельскохозяйственного производства. Раскулачивание деревни, а в некоторых районах было репрессировано от 80-90% крестьян, привело к тому, что страна лишилась опытных хлеборобов и скотоводов, наиболее трудолюбивых и знающих сельскохозяйственное дело крестьян. Из-за налоговых, экономических и репрессивных мер значительно 424 сократилось число зажиточных крестьян, к которым раньше можно было наняться на работу, чтобы спастись от голода. О тяжелом продовольственном кризисе и массовом голоде местные партийные и государственные органы, спецслужбы постоянно информировали центральные власти. Масштабы и география голода оказались запечатленными в донесениях начальников политотделов и сотрудников ОГПУ. Приведем наиболее яркие из них, детально воспроизводящие ситуацию в конкретных населенных пунктах Поволжья и Калмыкии во время массового голода в 1932–1933 гг. Из донесения № 5 политотдела Лопатинской МТС Нижне-Волжского края от 5 августа 1933 г.: «В селах Козловка, Суляевки и Пылкова во время ожидания нового обмолота хлеба отдельные колхозники с травы, грибов (мухомор) начали объедаться и в результате значительное количество умерло. За период с 1 января по 1 июля 1933 г. выбыло около 80 чел., возрастом: от детского до 50 лет и старики. Имеются случаи людоедства. В с. Козловка 24 июня у гражданки… 45 лет обнаружено было около 1 кг человечьего мяса в вареном виде. В произведенном расследовании установлено, что 8 июня умер муж вследствие недоедания. Семья, состоящая из 6 чел., в том числе четверо детей, оказалась без средств к существованию и без хлеба. 11 июня умер ребенок 11 месяцев, которого на почве голода решила использовать в пищу…»21 В докладной записке члена Президиума Калмыцкого областного исполнительного комитета М. Б. Дадышева в областной комитет партии от 18 марта 1933 г. сообщалось: «По поручению Президиума ОИК мною установлено следующее положение и проделана следующая работа в южных аймаках Центрального улуса: Ики-Бурульский аймак – остронуждающихся крестьян насчитано 230 чел., крайне истощенных – 50, случаев смерти – 6. Мною организована столовая на 53 чел. Манджекиновский аймак, переживающий тяжелое материальное положение. Крайнюю нужду ис425 пытывают 515 чел., с отеками от голода, признаками явного истощения – 187 чел., случаев смерти – 42 чел.»22. Из секретной информации полномочного представителя по Нижне-Волжскому краю Калмыцкого областного отдела ОГПУ Полетаева от 25 марта 1932 г. о голоде в Калмыкии: «В дополнение наших сообщений о продовольственных затруднениях в области, к настоящему моменту положение с затруднениями остается напряженным, особенно в Западном улусе. На почве отсутствия продовольствия продолжает наблюдаться неорганизованное отходничество колхозников, и отсутствие хлеба вызывает у крестьян опухание отдельных членов семьи. Из Бюдермес-Кебютовского колхоза самовольно уехали 18 семей колхозников. В Абганеровском аймаке колхозник Коплухов г. голодает, распух и даже не может встать. В хотоне Кердата сторож сельсовета Ильженко Б. опух от голода»23. Сложившееся тяжелое положение с продовольствием вызывало законное недовольство у крестьян. 5 января 1932 г. в Кумском аймаке Западного улуса имело место выступление 32 колхозников с требованием дать им хлеба и отказом выхода на работу24. В поселке Шенфельд Немхагинского сельского совета Западного улуса также произошло организованное выступление 30 женщин, которые высказывали угрозу растащить колхозное имущество в случае невыдачи муки25. Руководство регионального ОГПУ 27 марта 1933 г. сообщало в Калмыцкий обком ВКП(б) и облисполком о том, что «продовольственные затруднения принимают все большие размеры. Увеличивается число смертей от голода и случаи опухания от недоедания. Такие факты имеют место почти повсеместно, что наряду с этим, по имеющимся у нас данным, в городе Элисте (в колхозе имени Володарского) также налицо продовольственный кризис… С Черных земель на участки колхоза двигается скот, и у чабанов запасы хлеба и продовольствия приходят к концу, снабжать их в дальнейшем колхозу нечем»26. 426 В донесении прокурора АССР НП А. Скурды прокурору РСФСР А. Вышинскому от 17 апреля 1933 года, в частности, констатируется, что в ряде сел республики, особенно в Бальцеровском кантоне, «на почве голода имелись случаи смерти колхозников и людоедство». В селе Гукке с 1 по 15 марта умерло 70 человек. В селе Денгофе с 1 по 12 марта умерло 57 человек. Трупы умерших из-за полного бездействия сельсоветов по 2-3 недели не хоронились. В селе Куттере в марте ежедневно умирало 7-8 человек, «которых до 10 дней не хоронили»27. В мае этот же прокурор в своем донесении в вышестоящие органы сообщает, что «только в 7 селах с 1 по 24 апреля умерло 892 человека, против 752 за весь март, причем некоторые села за это время увеличили смертность более чем на 200% по сравнению с 1 кварталом 1933 г»28. Поскольку голод в Нижне-Волжском крае начался в 1932 г., то секретарь крайкома ВКП(б) В. В. Птуха уже в декабре 1932 г. просил вышестоящие органы увеличить план хлебного снабжения на январь 1933 г. на 1,9 тыс. тонн, но его просьба была отклонена. Было решено отпустить Нижнему Поволжью 1 тыс. тонн хлеба авансом «в счет отчислений на местные нужды от закупки хлеба, которая будет производиться после выполнения полностью годового плана хлебозаготовок по Нижне-Волжскому краю»29. Как видим, необходимых мер к ликвидации голода советское руководство не предпринимало. Выкачка хлеба из деревни продолжалась, в то время как десятки тысяч людей умирали от голода. Полное изъятие хлебопродуктов, лишение даже семенного фонда, невыплата трудодней вызывали массовое недовольство крестьян. В 1933 году довольно частыми стали «голодные бунты» отчаявшихся людей. В донесении на имя ответственного секретаря обкома ВКП(б) АССР НП Е. Фрешера говорилось: «17 февраля с/г в 17 часов 20 минут около мельницы № 40 г. Энгельса при отгрузке двух вагонов ржи и разгрузке двух вагонов жмыха собралась толпа женщин и детей около 150 человек, намереваясь воспрепятствовать погрузке зерна с криками: «Мы голодаем!». Высланным на427 рядом милиции и ОГПУ толпа была рассеяна»30. Как видим, в самый разгар голода, Республика немцев Поволжья была обязана выполнять план сельхозпоставок. В сообщении начальника Калмыцкого отдела ОГПУ Кишкина в марте 1933 г. отмечалось, что в колхозе «Володаровский» «ежедневно у правления колхоза толпятся женщины с детьми, которые настойчиво требуют хлеба. В качестве примера можно привести семью плотника колхоза Кузьменко Ф., который голодает вместе с семьей. У колхозницы Василенко Е. голодает вся семья, у нее самой от голода опухли ноги, один ребенок умер. На грани опухания находятся дети у плотника Осадчего. Сирота-подросток Гермашев А., выгнанный теткой, каждый день ходит в правление с просьбой дать хлеба и находится на грани опухания. Аналогичных случаев имеется немало. Многие колхозники готовят из горчицы лепешки, вымачивая ее горечь. В г. Элисте имеется много случаев голодных смертей, опухание, употребление в пищу сусликов, различных суррогатов. На базаре вполне легально продается холодец, приготовленный из вываренной кожи. В ряде случаев вымоченную и вываренную кожу режут на куски и употребляют в пищу. Все вышеизложенные обстоятельства зачастую вызывают рост антисоветских выступлений и обостряют политическое настроение населения». Среди учителей г. Элисты также были отмечены факты недовольства своим тяжелым материальным положением. Учительница школы № 2 Бочкарева г. говорила: «К черту учительскую работу. Она не удовлетворяет нас материально. Брошу школу. Хлеба мало дают, с этим не проживешь». Присутствовшая при этом учительница Кардонова З. отмечала: «Я очень рада бы совсем вырваться из СССР в Польшу, у меня там есть родственники (бывшие дворяне Черниловские), вот где можно было бы пожить в свое удовольствие». Антисоветские настроения отмечались среди крестьян с. Бислюрта Центрального улуса. Бутенко О.: «16 лет прошло со дня революции, а они все говорят о ликвидации кулаков, их давно уже нет, все батраками стали». Его поддержал Ленков Л.: «Рабо428 чие, занятые на шахтах живут незавидно, а те рабочие, у которых много иждивенцев, голодают, им их заработка не хватает»31. Агенты органов НКВД, ОГПУ даже не успевали фиксировать подобные разговоры и слухи, привлекать к ответственности виновных. В Нижнем Поволжье массовые репрессии применялись по отношению к сельским жителям, которые, спасаясь от голода, были вынуждены растаскивать еще не созревший на полях хлеб. Формами сопротивления власти считали хищение урожая («стрижка колосков») и невыход на работу, хотя в большинстве случаев походы на зерновое поле совершались голодными людьми, нередко детьми, многие из голодающих не могли выходить на работу из-за ослабления организма, дистрофии, эпидемических заболеваний. К примеру, в Республике немцев Поволжья, на основании Закона «Об охране общественной собственности», предусматривавшего суровые наказания, вплоть до расстрела, даже за мелкие хищения зерна, с 7 августа по 1 декабря 1931 г. было осуждено 474 человека, из них приговорены к расстрелу – 32, к 10 годам лишения свободы – 325, остальные – их было всего 17 – к меньшим срокам заключения32. Недовольство населения нарастало, оно проявлялось, как отмечалось спецслужбами, даже со стороны руководящих работников. В одном из донесений сообщалось, что, по агентурным данным органов НКВД, государственный и партийный деятель Калмыкии, писатель А. Амур-Санан в сентябре 1933 г. писал своему другу А. Чапчаеву в г. Ургу (Монголию) о тяжелом голоде, свирепствовавшем в СССР и Калмыкии. В этом письме, полном отчаяния, Амур-Санан выражал свое сочувствие голодающим землякам: «прямо плачет, когда видит, как батраки и бедняки голодают». Крестьянин Чуркин Т., сокрушаясь по поводу убийства С.М. Кирова, говорил так: «Жаль, что не убили Сталина – кровопийцу крестьянского, он измучил весь народ своими постановлениями, посылает налог за налогами, разоряет крестьянство. Скоро мы все умрем от голода»33. 429 Тяжелое положение наблюдалось в Манджикинском, Икибурульском и Кебютовском сельских советах Центрального улуса, где жители испытывали «острые продовольственные затруднения». Там были зафиксированы случаи голодных смертей – 66 чел., истощенных от голода крестьян насчитывалось 303, голодающих – 1005 человек. В школе Кебютовского сельсовета 8 голодающих детей находились на грани смерти, один из них уже скончался, так сообщало ОГПУ советско-партийному руководству. В донесениях отмечались многочисленные случаи забоя единоличниками и колхозниками молочных коров на пропитание34. Подобная картина наблюдалась и в с. Яндыки Приморского улуса. Беднячка Курасова В. говорила, что «не даст семян колхозу, сажайте в тюрьму, отправляйте на поселение к кулакам, я все равно не отдам последний хлеб». Ее слова были поддержаны многими односельчанами35. Местное руководство причиной голода в этом улусе считало плохую организаторскую работу сельских советов и председателей колхозов. Некоторые их них были преданы суду и приговорены к лишению свободы. Сталин же всю полноту ответственности за сложившееся тяжелое положение с продовольствием возложил на членов чрезвычайных комиссий по хлебозаготовкам, руководителей краев, областей и республик. В соответствии с собственной теорией об обострении классовой борьбы по мере продвижения социализма он переложил ответственность за голод в стране, так и не признанный им в это время публично голод в стране, на группу вредителей из стана оппозиции. Генсек, по обыкновению, «не забыл» и кулаков, которых обвинил в возникших трудностях с хлебозаготовками и нехватке продовольствия в стране. О масштабных репрессиях государства, проводившихся в связи с невыполнением плана хлебозаготовок, можно судить по таким данным: в Нижне-Волжском крае за сентябрь – октябрь 1932 г. было осуждено 3,5 тыс. человек, на Северном Кавказе за ноябрь и 10 дней декабря – 16864 человек, в Калмыкии в течение августа – декабря только за мел430 кие хищения арестован и осужден 181 человек, в том числе 89 бедняков и середняков. Всего за период с августа 1932 г. по июнь 1933 г. в РСФСР были осуждены 207 831 человек, в том числе 152 908 – к 10 годам тюремного заключения и 8 163 – к расстрелу36. В поисках куска хлеба тысячи голодающих крестьян Нижнего Поволжья отправлялись в другие районы страны. Попытки голодающих найти спасение в более благополучных районах и городах, как предыдущей зимой, были безуспешны. Они либо натыкались на выставленные кордоны, либо безжалостно вылавливались и возвращались туда, где царил голод. Стремясь не допустить массового бегства крестьян из голодающих районов, 16 февраля 1933 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление – распространить и на Нижне-Волжский край директиву ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 22 января 1933 г. о запрещении самовольного выезда из пределов своей области, задержке и принудительном возврате таковых на старые места жительства37. К 13 февраля, по сведениям ОГПУ, в Нижне-Волжском крае было задержано около 11 тыс. человек, из них почти 10 тыс. возвращены обратно (90%)38. Велики были масштабы голода и трагичны его последствия в сельских районах Поволжья, в том числе и в Калмыкии. Из 225 опрошенных нами свидетелей голода в Калмыкии, у 125 от голодной смерти погибли близкие родственники. Например, в семье жительницы колхоза «20 лет Октября» Караванинского сельского совета Долбанского улуса Мангутовой Цаган Алкаевны от голода умерло четыре члена семьи. Подобная трагедия произошла и в семье крестьянина Даваева Улюмджи Очировича из колхоза им. Канукова Сарпинского улуса, близкие которого умерли от недоедания и сопутствующих болезней. Нами установлено, что в 1931–1933 гг. случаи людоедства и трупоедства не имели места в селах и колхозах Калмыкии. Зато, по словам очевидца голода Манжиковой П. И. из х. Зюнгар Кебют Бюдермес-Кебютовского с/с Западного 431 улуса жители откапывали на скотомогильниках трупы животных, облитых креолином. Отмывали их водой и варили из них супы (будан) считая, что это «мясо, которое дал Бог» Вот лишь одно из сотен других свидетельств, записанных в ходе социологического обследования положения калмыцких сел в голодные 1932–1933 гг. – воспоминания жительницы ст. Граббевской Ростовской области Алексеевой Прасковьи Эрдниевны: «Наша семья, моя мать и две сестры, в голодный год выжили чудом. В 1929 г. наша семья сельского учителя подверглась раскулачиванию. Все имущество, хозяйство было реквизировано. Отец сослан на Урал. Жители калмыцкой национальности станицы Граббевской были переселены в новый Калмыцкий район Сальского округа Северо-Кавказского края. Нас, больную бабушку, мать и сестру вывезли на подводе в новую станицу и выгрузили около дома, стоявшего у дороги. Мы поселились в этой заброшенной маленькой землянке. Было очень холодно. У нас с сестрой был один полушубок на двоих, оставшийся от отца, им мы и укрывались. Вскоре от голода умерла мама. Помню, как я ходила в поисках пропитания, и однажды зашла в дом, где жил скорняк. Он выделывал шкуры овец, а обрезки выбрасывал в ведро. Я незаметно их выбирала и тут же съедала. Часто нам приходилось употреблять в пищу различные суррогаты: мясо умерших животных и птиц, которое мы сушили и варили. Люди умирали целыми семьями. Возчики увозили их куда-то хоронить, кладбища как такового у калмыков в то время не было»39. Рассмотрим социально-демографический портрет людей, умерших от голода в Нижнем Поволжье. В постановлении Президиума областной контрольной комиссии ВКП(б) и Коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции АССР НП «О продовольственных затруднениях в Немреспублике» отмечается: «Преобладающее количество умерших падает на детей и на работоспособное население, главным образом – мужчин. По социальному положению умерших – смертность главным образом задевает единоличников, кратников, кол432 хозников, имеющих мало трудодней, семей осужденных и частично – колхозников, имеющих достаточное количество трудодней, даже ударников»40. В донесении Прокурора Немреспублики говорится: «Умирают главным образом дети и старики. В рабочем возрасте умирают главным образом единоличники, кратники, причем те из них, которые зиму путешествовали неизвестно где и весной вернулись в село. Из колхозников умерли лодыри и спекулянты, заработавшие в прошлом году мизерное количество трудодней. Но за последнее время имеются случаи смерти ударников»41. Социально-демографический портрет умерших от голода на Нижней Волге достаточно точно передает спецсводка ОГПУ по Нижне-Волжскому краю от 20 марта 1933 г.: «Продовольственные затруднения продолжают захватывать новые районы и колхозы…Основным контингентом, испытывающим продзатруднения, являются: а) некоторые семьи добросовестных активных колхозников, которые получили преувеличенные задания по засыпке семян и полностью выполнили их за счет продовольственного хлеба; б) отдельные семьи колхозников, у которых при обысках отбирались последние запасы в семенной фонд; в) многодетные семьи колхозников при одном трудоспособном, семьи колхозниц-вдов при наличии 3-4 малолетних детей; г) семьи колхозниковлодырей, а также семьи, в которых главы семей возвратились из отходничества (в большинстве неорганизованного) после уборочной кампании и позднее, а потому выработали минимальное количество трудодней; д) отдельные семьи кустарей, пенсионеров, инвалидов, служащих, снятых с продснабжения, и даже ответственных работников (Ягодно-Полянский район); е) отдельные семьи единоличников, сокративших в прошлом году посевы; ж) семьи социально-чуждого элемента (бежавшие и вычищенные из колхозов кулаки, прочий преступный элемент); з) семьи, главы коих осуждены за хищение колхозного хлеба и имущества… На 20 марта зарегистрировано: 1) свыше 700 случаев опухания на почве 433 недоедания (230 чел. по АССР немцев Поволжья); 2) свыше 300 случаев употребления в пищу мяса павших животных, в том числе сапных лошадей, собак, кошек и т. д.; 3) 10 случаев людоедства; 4) 8 случая самоубийства…5) 221 случай смертности (главным образом, АССР НП, Красноярский район, Сердобский, Ленинский, Б-Карабулакский); 6) 5 случаев убийства с целью ограбления (главным образом, продовольствия)…На почве продовольственных затруднений… по отдельным районам продолжают отмечаться тифозные заболевания (преимущественно сыпняк)… а также значительное распространение имеют острожелудочные заболевания, в связи с употреблением в пищу суррогатов»42. Как видим, голодали люди всех возрастов и самых разных социальных слоев, колхозники и единоличники. Архивные документы не содержат сведений об этнической составляющей голодного бедствия, но, несомненно, что голод не щадил никого, от него не спасали ни национальности, ни принадлежность к какому-либо вероисповедованию, ни социальный статус. Голод 1932–1933 гг. стал катастрофой не только для деревни, но и для страны в целом. Более того, когда он принял масштабный характер, официальной властью предпринимались все меры, чтобы скрыть правду о разразившемся в стране голодном бедствии не только от международной общественности, но и от своего народа. В частности, работникам загсов категорически запрещалось вписывать в соответствующие графы истинные причины смерти. Но до введения этого запрета, да и после него, в записях актовых книг за 1932–1933 гг. зафиксированы причины смерти, раньше не встречавшиеся: «умер от истощения организма на почве голодания», «от голодной смерти», «от бесхлебия» и т. п. Указанные причины смерти представляются особенно невероятными в таких наиболее плодородных регионах страны, как Саратовский округ и АССР НП, специализировавшихся на производстве зерна. Казалось бы, такие районы должны были иметь достаточное количество хлеба для обеспечения, в первую очередь, себя, 434 и он был, как свидетельствуют статистические данные за 1932 год. Хлебопроизводящие районы оказались охваченными массовым голодом ввиду того, что в этих регионах руководство страны прибегло практически к полному изъятию семенных, фуражных и продовольственных фондов в счет хлебозаготовок. Оно считало, что в этих районах крестьяне и колхозы в условиях сравнительно неплохого урожая 1932 г. наверняка утаили от контролирующих органов значительное количество хлеба. Государство было уверено, что в силу природной собственнической жилки, крестьянин не может не оставить себе хлеба прозапас. В 1930-е годы такое представление о собственнической позиции и вороватости крестьянина было обычным для советской власти. Оно, если и верно, то только с точки зрения необходимости выживания в условиях голода, когда человек может пойти на все ради спасения себя и своих близких. Также среди причин, вызвавших голодное бедствие в хлебопроизводящих районах, следует назвать насильственную коллективизацию и раскулачивание. Голодное бедствие унесло жизни сотен тысяч жителей хлебопроизводящих районов Нижней Волги. В 40 бывших районах Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев, заметим, хлебопроизводящих регионов, отмечался высокий уровень смертности, который в 1933 г. превышал показатели за период с 1927 по 1932 г. в 3 раза. Тема голода в советском информационном пространстве впервые возникла лишь к концу перестройки. Одним из первых выявить число жертв голода попытался В. Цаплин, в своем исследовании опиравшийся на статистику загсов. По его мнению численность населения СССР с осени 1932 г. до апреля 1933 г. сократилось со 165,7 млн человек до 158 млн, или на 7,7 млн, и главным образом это было сельское население43. В 1932–1933 гг. ежегодно в среднем умирало 4 млн человек. Это позволяет сделать вывод, что в 1932–1933 гг., согласно статистике загсов, от голода и его последствий умерло не менее 2,8 млн человек (по 1,4 млн человек ежегодно). Прибавив к этой цифре число незарегистрированных 435 смертей (1 млн. чел.), он получил 3,8 млн жертв голода и его последствий44. Зарубежными и отечественными учеными накоплено немало данных по голоду. Среди исследователей существуют различные оценки числа жертв голода 1933 года в СССР. Так, Р. Конквест, известный публицист и автор одной из наиболее авторитетных на Западе книг о голодоморе «Жатва скорби. Коллективизация в СССР и террор голодом», вышедшей в 1988 г., пытается доказать, что во время голода 1932–1933 гг. в СССР умерло 7 млн. человек. Из них на Украине, по его мнению, погибло 5 млн, на Северном Кавказе – 1 млн, в «других местах» – 1 млн.человек. Крупный западный ученый Д. Мейс считает, что жертвами голода стали более 5 млн крестьян. К сожалению, трагедия 1932 – 1933 гг., как говорилось выше, приобрела политический окрас и стала ж пользоваться политиками Украины и ряда государств на Западе в конъюнктурных целях45. Другая группа зарубежных исследователей – Р. Дэвис и С. Уиткрофт – определяют число жертв голода в пределах 4-5 млн человек, в том числе 3-4 млн на Украине. С их точкой зрения согласны некоторые современные российские историки – В. Данилов, Е. Осокина и др.46 Проблема установления точного числа жертв голода 1932–1933 гг. в СССР нуждается в дальнейшем глубоком и всестороннем исследовании. Точные цифры голодавшего населения установить очень трудно, поскольку всегда остается неясной граница, разделявшая голодающих и просто недоедающих. К тому же картина голода 1932–1933 гг. была весьма пестрой. Рядом с деревней, не выполнившей план заготовок и сильно голодавшей, находилось селение, менее голодавшее или зимовавшее впроголодь. По мнению В. Кондрашина около 1,5 млн. человек умерших от голода приходится на Поволжье, Южный Урал, Дон и Кубань. В целом по РСФСР, без учета Казахстана, от голода погибло не менее 2,5 млн человек.47 Н. Ивницкий считает, что во время голода особенно пострадали Украина, Северный Кавказ, Казахстан 436 и Поволжье. Общие потери от голода в СССР, по его мнению, составляют не менее 7 млн человек.48 Общие оценки числа жертв голода 1932 – 1933 гг., сделанные различными авторами, значительно разнятся и доходят до 7 млн человек. Таблица № 1. Оценки жертв голода 1932 – 1933 гг. в СССР49 №№ Автор Ф. Лоример Б. Урланис С. Уиткрофт Б. Андерсен и Б. Сильвер Р. Конквест С. Максудов В. Цаплин Е. Андреев и соавт. Н. Ивницкий В. Кондрашин Число жертв (млн чел.) 4,8 2,7 3-4 2-3 7 2-2,5 3,8 7,3 7,5 5-7 Относительно масштабов голода, «вызванного насильственной коллективизацией», существует официальная оценка, подготовленная Государственной Думой РФ и опубликованная 2 апреля 2008 г. в официальном заявлении «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР». Согласно заключению комиссии при ГД РФ, на территории Поволжья, Центрально-Черноземной области, Северного Кавказа, Урала, Крыма, части Западной Сибири, Казахстана, Украины и Белоруссии «от голода и болезней, связанных с недоеданием» в 1932 – 1933 гг. погибло около 7 млн человек, причиной чему стали «репрессивные меры для обеспечения хлебозаготовок», которые «значительно усугубили тяжелые последствия неурожая 1932 года»50. По Калмыцкой автономной области, ввиду отсутствия точных и надежных статистических данных, чрезвычайно сложно точно определить число жертв голода. То, что население области голодало, полностью отрицалось правитель437 ством автономии. Об этом не упоминалось ни в печати, ни в официальных документах, ни в выступлениях государственных и партийных деятелей. Тем не менее, нами предпринята попытка разработать данную проблематику. По нашим расчетам, основанным на анализе источников из центральных архивов ГА РФ, РГАЭ и Национального архива Республики Калмыкия, данных центральных органов ЦУНХУ СССР, статистического справочника по Нижней Волги (1929–1933 гг.), сравнении данных переписей населения в СССР, людские потери во время голода, без учета косвенных потерь от снижения рождаемости в Нижне-Волжском крае, составили около 466 тыс. человек.51 В Калмыкии за 1932– 1934 гг. число умерших от голода ориентировочно определяется нами в 14 446 тыс. чел.52 Подсчет производился следующим образом: на 1 января 1932 г. численность населения в Нижне-Волжском крае (далее НВК) составляла 5 706 000 млн. человек, а в Калмыцкой автономной области на 1 января 1932 г. – 178 700 человек. В процентном отношении население КАО составляло 3,2% от общей численности населения НВК. Взяв за основу число умерших в НВК за 1932–1934 гг. – 466 тыс. человек (109 тыс., 278 тыс., 79 тыс.), эту цифру делим на 3,1% и получаем 14 562 человек, погибших от голода в Калмыкии. Отметим, что здесь возможны неточность и некоторое расхождение с другими данными, это объясняется тем, что в разных архивных источниках иногда приводятся различные сведения об умерших. Таким образом, по нашим подсчетам, во время голода 1930-х годов Калмыкия потеряла приблизительно 14,5 тыс. чел. Среди умерших от голода были люди разных национальностей, и это дает основание утверждать, что массовый голод в СССР не имел этнического подтекста. Во многих случаях террор по отношению к крестьянам осуществлялся исключительно по социальным мотивам и проводился во всех без исключения регионах страны. Поэтому голодное бедствие 1933 г. никак не может рассматриваться как истребление какого-либо отдельно взятого народа по национальным мотивам. 438 Летом 1933 г. советское руководство во избежание повторения голодной зимы было озабочено проблемой восполнения дефицита семенной ссуды. Поэтому в мае–июне 1933 г. правительством были отпущены дополнительные продовольственные и семенные ссуды Нижней Волге, ЦЧО и Северо-Кавказскому краю53. Эта помощь оказывалась в конце весеннего сева в форме возвратной ссуды с условием отдачи после нового урожая, как правило, с 10% надбавкой. Семенные ссуды предназначались для весеннего сева, продовольственные – главным образом для организации общественного питания колхозников, которые работали в поле (при этом невыходы на работу по причине болезни или плохой погоды не учитывались). Иждивенцы (малолетние дети, старики) не получали продовольственной поддержки ни от колхоза, ни от государства. Известны случаи, когда по причине задержки хлебозаготовок урезалось общественное питание крестьян, которое спасало многих из них от голода. Без поддержки государства колхозной деревне было трудно выйти из голодного кризиса. Государственная помощь крестьянству голодающих районов была незначительной. Так, в феврале – июне 1933 г., по подсчетам С. Уиткрофта и Р. Дэвиса, было принято не менее 35 постановлений, в соответствии с которыми крестьяне должны были получить 320 тыс. тонн продовольственного зерна. Это была капля в море, если учесть, что голодало не менее 25-30 млн человек, а по расчетам известного историка-аграрника В.П. Данилова, каждое крестьянское хозяйство России ежегодно потребляло 16 пудов зерна, или 262 кг на душу населения. Вывезенные на внешний рынок в 1932 г. 18 млн ц зерна, делает вывод автор, «обеспечивали возможность прокормить по нормам благополучных лет 6,9 млн человек, а по условиям голодных лет спасти от крайнего истощения и вымирания вдвое больше – 14 млн». К тому же имелись еще неприкосновенные запасы, примерно 18,2 млн ц «В совокупности отказ от экспорта хлеба и реализации хлебных запасов, – заключает он, – могли бы улучшить положение в основных голодающих районах 439 25-30 млн человек. Во всяком случае массовая смертность от голода могла быть исключена».54. Но Сталин не пошел по пути сокращения экспорта зерна. Для него сворачивание индустриализации страны было смерти подобно, ее проведение было для него главной задачей, даже, несмотря на огромные человеческие жертвы. Из-за отказа государственно-партийного руководства от сокращения экспорта зерна государственная продовольственная помощь голодающим была ничтожно мала, колхозам она была оказана с запозданием, когда голод вовсю свирепствовал в деревнях. Их жители практически не получали государственной продовольственной помощи, но если она оказывалась, то делалось это избирательно, во всяком случае, в постановлениях органов власти регионов имеются прямые указания нижестоящим инстанциям поддерживать определенные группы голодающих. Так, в Постановлении Президиума областной контрольной комиссии ВКП(б) и Коллегии наркомата рабоче-крестьянской инспекции АССР НП «О продовольственных затруднениях в Немреспублике» особо подчеркивалась необходимость улучшения питания колхозников-ударников и их детей. Об остальных голодающих в постановлении не было сказано ни слова. Как видим, режим не интересовали другие социальные группы голодающих, они ему были не нужны55. В колхозе имени Володаровского, по распоряжению Элистинского горкома ВКП(б) Калмыкии, была установлена суточная норма хлеба, пшена, постного масла, причем по этой норме продуктов имелось всего на 5 дней и то только для работающим на посевной колхозников. Для остальных категорий колхозников снабжение приостанавливалось, и только с 23 марта должны были определить норму выдачи хлеба – 600 гр., а других продуктов питания решено было не выдавать56. В ходе опроса очевидцев голода 1932–1933 гг. в Калмыкии, 225 опрошенным старожилам калмыцких сел, проживающим в различных уголках республики, был задан вопрос: «Была ли оказана вам, членам вашей семьи во время 440 голода какая-либо помощь колхозом, сельсоветом и т. д.?». Из 90 человек, ответивших на этот вопрос, 25 высказались утвердительно. Некоторые их них вспомнили, что государственная помощь их семьям оказывалась, но разово и в небольшом размере, другие говорили о помощи руководства колхоза, выдавшего им немного хлеба и отрубей. Но все они были едины во мнении, что помощь со стороны государства не была определяющей для их спасения. 65 очевидцев решительно заявили, что никакой помощи их семьям во время голода не было оказано. Для примера приведем высказывания некоторых из них. Таджиева А. Е. из Сарпинского улуса: «Кто нам помогал? Помощи никто не оказывал. Председатель был хороший, понимающий, но ничем помочь не мог». Джальджиреев Ц. Д. 1920 г.р., из Икичоносовского аймака Манычского улуса вспоминает, что жили бедно и голодно, а помочь государство не могло, хотя, может быть, и хотело. Савхаев А. Б. из Уланхольского сельсовета Приморского улуса ответил коротко: «Если бы помогали, не было бы столько голодающих». Большинство опрошенных говорили о том, что помощь, если и была оказана, то слишком поздно. Горбанева О. М. из Сладковского сельсовета Западного улуса вспоминает, что помощь оказали, но поздно. За это время у нее от голода умерли два брата57. Продовольственные ссуды выдавались, и это подтверждают документы, но прежде всего с целью принудить колхозников к труду в общественном хозяйстве. Размеры продовольственных ссуд были ничтожно малы. Колхозам они выделялись на продовольственные нужды только работающих колхозников. На этот факт, имевший место в колхозах Нижне-Волжского края, указывал в своем докладе, представленном ВЦИК 4 апреля 1933 г., инспектор Мих: «Решили выдавать хлеб лишь тем колхозникам, работающим в поле, лишь выполняющим количественно норму, только за один прошедший день»58. В совершенно секретном декрете ЦК и Совнаркома от 18 февраля 1933 г. специально подчеркивалось, что продо441 вольственное зерно выделялось на период весенне-полевых работ59. Тот факт, что она выделялась с целью обеспечения проведения весеннего сева, говорит о том, что не спасение голодающих было главной заботой партийно-государственного руководства, а получение зерна будущего урожая. В своем выступлении 5 марта секретарь Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) Птуха подчеркивал: «Распределение семенной ссуды должно проходить по-иному… Добросовестные колхозы должны получить больше помощи и в первую очередь»60. Документы свидетельствуют о трагических эпизодах, связанных с распределением продовольственной ссуды в голодающих районах всего Нижне-Волжского края. Так, в Лавровском колхозе Краснокутского кантона Республики немцев Поволжья старик-колхозник Сторчак вынужден был по приказу председателя колхоза Денисенко «на коленях просить выдать ему хлеб в присутствии всех колхозников», при этом многие из присутствующих колхозников плакали61. Таким образом, продовольственные ссуды выдавались, прежде всего, для того, чтобы не допустить срыва посевной и уборочной кампаний. Но при этом надо заметить, что размеры их были минимальными с точки зрения спасения от голодной смерти сотен тысяч крестьян. Одним из распространенных средств выживания деревни в условиях голода во все времена было нищенство – последняя надежда попавших в беду крестьян. В 1932–1933 гг. так было и в Поволжье, и на Северном Кавказе, и в других охваченных голодом районах. Крестьяне Поволжья в основном побирались в местах, где традиционно были развиты огородничество и садоводство. Прося подаяния, крестьяне надеялись спастись от голода, поскольку, несмотря на собственную крайнюю нужду, многие подавали нищим милостыню. Конечно, в какой-то мере это спасало людей от гибели, хотя в целом не решало проблемы. У калмыка-кочевника ситуация была несколько иной. Он никогда не просил подаяния, так как это занятие считалось недостойным для калмыка. Фактически факты попрошайничества нельзя было встретить в 442 калмыцких аймаках. Кроме того, калмык не мог позволить, чтобы нищий сородич ходил с протянутой рукой, поскольку задевалась честь его рода. Вся жизнь калмыка-скотовода была связана со скотом. Иметь лошадь – означало жить в достатке, поэтому богатство калмыка определялось количеством имевшихся у него коней. Традиционно угон лошадей у калмыков, как и у других кочевых народов, не относился к числу преступлений или порочных деяний. Кража скота была просто решением экономических проблем угонщика и демонстрацией его мужества, поскольку для угона лошадей или других видов скота требовалось немало храбрости, смекалки, выдержки. Как правило, краденый скот угонщик делил между своими родственниками, поэтому он пользовался большим авторитетом. Благодаря его добыче жили целые семьи и рода62. Информант Теврюков В. И. рассказывал, как в возрасте 10 лет воровал скот в голодные 1932–1933 гг. Ему подбирали хорошую лошадь, и, будучи отличным наездником, он ночью один отбивал скотину от стада и угонял. Таким образом ему удалось спасти от голодной смерти все село, которое питалось этим мясом63. Очирова г. С. (урожденная Менгтеева, 1933 г. р.) поведала как ее свекор Очиров Санджи Урюбджурович, 1900 г. р., проживавший в голодные годы в с. Кануково Сарпинского улуса, рассказывал с нескрываемым чувством гордости, о том, что благодаря ему, лихому конокраду, от голода спаслись он сам и его ближайшие родственники. Конокрадством он занимался один или на пару со своим родственником Харцхаевым Мутлом, но только в голодные годы, так как нечего было есть. Кроме этого, он вылавливал сусликов, которых, к счастью, было немало в степи. Это умение помогло выжить ему и троим его детям в первые годы сибирской ссылки во время незаконной депортации калмыцкого народа – там ему тоже пришлось ловить сусликов и кормить семью. Также г.С.Очирова вспомнила рассказ своего отца, Менгтеева Сангаджи Штыковича, 1905 г. р., проживавшего в другом конце области – селе Солянка Приволжского района, ныне входящем в Астрахан443 скую область. В голодные годы он спасался тем, что нанимался на работу к зажиточным людям, но денег и продуктов все равно не хватало. Выручала рыба, которую отец ловил на Волге и в окрестных прудах. Из 225 опрошенных очевидцев голода ни один не подтвердил факта попрошайничества. По словам Манжиковой Р.М. из с. Нем-Хагинка Западного улуса, их семья жила не богато, но имела небольшой фруктовый сад, огород, корову и птицу. Соседи голодали, но милостыню не просили. Она помнит, как иногда к ним приходили на ночлег знакомые калмыки, а утром ее мама насыпала им в сумки муку и давала хлеб и сало. Бамбаева Ч. М., уроженка ИкиМанлана Сарпинского улуса, вспоминает, что жили бедно и голодно, но в их деревне никто не просил подаяния64. Обычно, если нуждалась калмыцкая семья, то они обращались за помощью к богатым соседям и родственникам. Могли остановиться у них, чтобы с их семьями разделить трапезу. В 1933 г. в связи с резко обострившейся ситуацией в стране бродяжничество голодных людей в поисках куска хлеба приобрело угрожающий характер. Советское правительство боролось с таким явлением, считая, что нищенство и бродяжничество бросает тень на политику партии, способствует процветанию лени и воровства в колхозной деревне. Традиционным средством выживания крестьян в условиях голода была продажа личного имущества, прежде всего, домашнего скота и сельскохозяйственного инвентаря, а также использование возможностей крестьянского подворья65. Например, почти все 225 опрошенных свидетелей голода в Калмыкии отмечали, что некоторым семьям удалось выжить главным образом благодаря наличию в хозяйстве дойной коровы. «У кого была корова, птица, тот и остался жив», – вспоминали они. Именно забой и продажа дойных коров в ходе коллективизации, по словам очевидцев, стали причиной смерти многих крестьян в 1932–1933 гг. Еще одним способом выживания в голодные годы стало употребление в пищу различных суррогатов. Среди них, по свидетельствам очевидцев, наиболее распространенными 444 были: жмыхи подсолнечные, льняные, конопляные, лебеда, кора древесная, хрен дикий, крапива, душица, ботва картофельная и свекольная, солома, трава солодки, отруби, опилки, мякина, глина, сырое дерево, мох, мясо и кости падших животных, «холодец» из сырых шкур животных. В Калмыкии активно употребляли в пищу мясо сусликов. Очевидцы голода Чюрюмова г. С., Халгинова Н. Б., Учурова Н. К. и др. спасались тем, что варили будан (суп) из сусликов с тыквой. Особым лакомством считался дикий паслен. Зачастую на трудодни выдавались отруби на питание66. Использование возможностей личного подворья (сада, огорода), собирание трав спасало многих голодающих, но советская власть пыталась установить контроль над всеми продовольственными запасами крестьянской семьи, в том числе и над тем, что давало подворье, что еще больше обостряло ситуацию. Веками проверенным способом спасения от голодного бедствия был отход крестьян на заработки в города и уход в более благополучные районы и края. Исход сельских жителей начался в 1930 г. и достиг своего пика в 1932–1933 г. Только из Немреспублики, по причине отсутствия продуктов питания и невыносимой жизни в деревне, к 1933 году бежало свыше 100 тыс. человек67. В 1933 г. отток населения из зоны бедствия был затруднен вследствие принятых Советским правительством мер по пресечению стихийной миграции из деревни. Так, 22 января 1933 г. Сталин и Молотов направили директиву в гг. Ростовна-Дону, Харьков, Воронеж, Сталинград и Самара, в которой региональным руководствам предписывалось «не допускать массовый выезд крестьян из Северного Кавказа в другие края и въезд в пределы своего края из Украины». Аналогичные распоряжения были направлены органам ОГПУ Московской области, Белоруссии, Нижней и Средней Волги. 22 января 1933 г. вышло Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О борьбе с самовольным выездом крестьян из своей области»68. Это постановление распространялось и на Нижнее Поволжье. Согласно этому документу, в Нижне-Волжском крае в 445 период с 1 по 5 марта 1933 г. было задержано 1636 человек, из них: возвращены к месту жительства – 1010, арестованы – 8, остальные 618 человек, как отмечалось, «проходят фильтрацию»69. В числе мер, направленных на пресечение миграции были введение паспортной системы создание политотделов МТС в зерновых районах. Все это делало невозможным беспрепятственный уход из деревни тысяч трудоспособных крестьян. Ограничение свободного передвижения крестьян в голодные 1932–1933 гг. было направлено на установление полного контроля государства над аграрным сектором экономики, зерновыми запасами крестьянства. Таким образом, разрушение коллективизацией и политикой советского правительства традиционной системы выживания крестьян в период голодного бедствия привело к значительному росту смертности. Хотя вряд ли можно утверждать, что Советское правительство осознанно шло к этому. Масштабные мероприятия, имевшие целью подъем экономики страны в целом, способствовали тому, большая часть государственных поставок направлялись на индустриализацию страны и модернизацию армии. В этих грандиозных переменах, происходивших в советском обществе, крестьянству отводились второстепенные роли. Масштабы голода, поразившего нашу страну в 1933 г., были ужасающими. Подобный исход был закономерен, поскольку насильственная коллективизация разрушала традиционные для крестьянина системы хозяйствования. Калмыцкому крестьянинускотоводу было тяжело перестраиваться на коллективные формы хозяйствования и осваивать земледелие, поскольку исторически он имел собственное хозяйство и традиционно занимался скотоводством. Несмотря на то, что Калмыкия с трудом пережила тяжелую голодную зиму 1932 г., ей был установлен план сдачи хлеба в следующем 1933 г. в объеме 86 059 ц, что в 7,3 раза превышало поставки предыдущего года. Из них 76 901 ц (89,3%) должны были сдать колхозы, а 9158 ц (10,7%) – единоличные хозяйства. В 1933 г. АО перевыполнила нормы и 446 сдала государству 97 412 ц хлеба, или на 13% больше уставленного планом. Реализация поставленных задач осуществлялась за счет увеличения посевных площадей в животноводческих колхозах (с 24 тыс. га в 1932 г. до 37 тыс. га в 1933 г.) и в хозяйствах единоличников (за этот же период с 1 тыс. га до 11 тыс. га)70. В целом по стране сельскохозяйственное производство продолжало приходить в упадок. Валовые сборы зерна в 1933 г. уменьшились до 684 млн центнеров, в 1934 г. – до 676,5 млн центнеров. При возросших государственных заготовках (соответственно до 234 млн и 268 млн ц) это означало сохранение в деревне полуголодного существования. Очень большими оставались задания по заготовке сена и мясозаготовкам. Вместе с насильственным обобществлением скота при создании колхозов, вакханалией раскулачивания и голодом они привели к уничтожению практически половины имевшегося в стране скота. Поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн голов в 1928 г. до 33,5 млн в 1933 году, поголовье свиней – с 22 млн до 9,9 млн, овец – с 97,3 млн до 14,9 млн (в 1935 г.). В целом по СССР поголовье скота превысило уровень 1928 г. лишь в 1958 г. Такова была цена голода и индустриализации страны, модернизации армии, переустройства сельского хозяйства в начале 1930-х годов. Если говорить о причинах голода в Калмыцкой автономной области, то следует отметить, что массовый голод в регионе, на наш взгляд, был вызван не только реквизиционными мерами, а, в основном, недостаточной и даже плохой поставкой продовольствия из централизованного фонда. Опосредованным образом, конечно же, на наступление голода повлияло раскулачивание, так как ликвидация кулаков не могло не повлиять на обеспеченность населения продуктами питания, так как уменьшилось производство зерновой и животноводческой продукции. Голодное бедствие 1932–1933 гг., по существу, является интернациональным, советским голодом. В эпицентре голод447 ной катастрофы оказались все зерновые районы и не только они. Он коснулся Поволжья, Урала, Дона, Кубани, Украины, Казахстана, Центрально-Черноземного района, Башкирии и ряда других регионов нашей страны. Анализ архивных материалов и научных изысканий ученых-историков, в том числе итоги нашего исследования приводит нас к некоторым выводам относительно причин возникновения голодного бедствия в 1932–1933 гг. Сталинская политика коллективизации и хлебозаготовок стала основной причиной голода. Государство, полностью подчинив себе колхозы, выхолостив из них почти все кооперативное, сломив сопротивление крестьянства, стало проводить хлебозаготовки по принципу разверстки, методами «военного коммунизма», выгребая из скудных крестьянских амбаров почти весь собранный урожай. Голод неотступно преследовал деревню весь период сплошной коллективизации и достиг катастрофических масштабов накануне и в год ее завершения. По нашему мнению, голод возник в результате антикрестьянской политики Советского государства, целью которой была эксплуатация деревни для решения задач индустриализации страны, неэффективной экономической системы советского социализма, недостаточной государственной помощи тем или иным регионам до наступления и в период голодного бедствия. Таким образом, голод, разразившийся в СССР в 1932– 1933 гг. не был спланированной акцией, он побочный эффект методичной реализации плана по индустриализации страны, переводу ее на новую систему хозяйствования, сопровождавшегося раскулачиванием и непомерными хлебозаготовками. Голод 1933 года – это исторический опыт, который должен быть учтен, и о котором должно знать современное поколение. Ученым еще предстоит провести конкретные исследования, чтобы дать действительную и полную картину масштабов и последствий голода в России, ответственность за который всей тяжестью лежит на советском руководстве. То обстоятельство, что хлеб у колхозов изымался на нуж448 ды индустриализации, не может оправдать ни насилия при создании колхозов, ни тем более голода. Голод 1932–1933-х годов не может быть оценен иначе, как самое тяжкое преступление сталинского руководства против советского народа. О заявлении Государственной Думы Российской Федерации «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР» // Постановление ГД РФ. 2008 г. - 2 апреля. - № 262-5 ГД. – Парламентская газета. – 2008. – 4 апреля. 2 Mark B. Tayger “The 1932 Harvest and the Famine of 1933”, Slavic Review 50. no 1 (Spring 1991): 70-89; Таугер М.Б. Урожай 1932 года и голод 1933 года // Голод 1932-1933 годов. -М., 1995. - С. 14-42; он же. Урожай 1932 года и голод 1933 года // Судьбы российского крестьянства. - М., 1996. - С. 298-332. 3 Robert Conguest. The Harvest of Sorrow: Soviet Collectivisation and the terror-famine. - New York, Oxford. Oxford University Press, 1986. он же. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом (Пер. С англ. И. Коэн и Н. Май. Под ред. М. Хейфица). Лондон, 1988; 4 James E. Mase. Is the Ukranian Genocide a Myth // La morte della terra. La grande “carestia” in Ucraina nell 1932-33. - Viera, Roma, 2004. - P. 407-415. 5 Кульчицкий С. Почему он нас уничтожил? - Киев, 2007. 6 Шаповал Ю. Политическое руководство УССР и Кремля // Современность, 2003. - № 6. -С. 78-101; тот же. Голодомор 19321933: потери и надежды (из публикаций архивных материалов) // Зеркало надежды, 2006. - С. 18-24; тот же. Два воспоминания накануне очередного голодомора на Украине // Зеркало недели, 2005. 7 Merl S. “Entfaschte Stalin die Hugersnot von 1932-1933 zur Ausloschung der ukrainischen Nationalismus?” Jahrbuchtr fur Geshichte Osteuropas 37 (1989) 569-90; он же. Голод 1932-1933 годов геноцид украинцев для осуществления политики русификации? // Отечественная история, 1995. - № 1. - С. 49-61. 8 Nove F. An Economic History of the USSR. - New York, 1989. - P. 170. 1 449 Stephen G. Wheatcroft. More light on the scale of repression and excess mortlity in the Soviet Union in the 1930s // Stalinist Terror: new perspectives (edited by J. Arch Gerry and Roberta T. Manning). Cambridge University Press, 1993. - P. 280, 290. 10 Davies R. W. The Socialist Offensive: the Collectivization of Soviet Agriculture, 1929 – 1930. - Cambridge, MA. 1980 The economic transformation of the Soviet Union. 1913-1945. Ed. Dy Davies R.W., Harrison M. and Wheatcroft S.G. Cambridge. - University Press, 1994. - P. 74-76. 11 Данилов В.П. У колхозного начала // Советская Россия, 1987. - 11 октября; он же. Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР, 1990. - № 5. - С. 7-30; Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927 – 1932 гг. - М., 1989. - С. 45. 12 Зеленин И. Е. О некоторых «белых пятнах» завершающего этапа сплошной коллективизации // История СССР, 1989. - № 2. С. 3-19; он же. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» // История СССР, 1990. - № 6. - С. 31-49. 13 Ивницкий Н.А. Коллективизация сельского хозяйства СССР: опыт, уроки, выводы. - М., 1988; он же. Даешь коллективизацию // Молодой коммунист, 1988. - № 4. - С. 84-86; Он же. Горькие уроки // Молодой коммунист, 1989. - № 11. - С. 68-69. 14 Кондрашин В. Голод в крестьянском менталитете // Менталитет и аграрное развитие России. Материалы международной конференции. М., 1995. - С. 115-123; 378-380; он же. Голод в 19321933 гг. в Поволжье // Вопросы крестьяноведения. - Вып. 3. - Саратов, 1996. - С. 92-99; он же. Голод 1932-1933 гг. в российской деревне в свидетельствах очевидцев // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Ученые записки, 2005. - Вып. 5. М.: МВШСЭН, 2006. - С. 183-197 и др. 15 ГАНИ СО. Ф1. Д. 2086. Л.16-18. 16 Там же. Л.4. 17 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 127. Л. 39. 18 КПСС в резолюциях и решениях… Т.5. С. 68; Известия ЦК КПСС, 1990. - №9. - С. 130-131. 19 НА РК. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 104. Л. 43. 20 Ивницкий Н.А. Указ. соч. - С. 157. 21 Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни / В.В. Кондрашин. – М.: Российская политическая 9 450 энциклопедия (РОССПЭН); Фонд первого президента России Б.Н. Ельцина, 2008. - С. 182 с.; Трагедия советской деревни. Т. 3. - С. 677. 22 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 2. Д. 28. Л.27. 23 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 2. Д. 104. Л. 204. 24 НА РК. Ф. П-1. Оп.2. Д. 104. Л.25. 25 Там же. Л.27. 26 Там же. Л. 143-144. 27 Герман А.А. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. Часть II. Автономная республика 1924-1941. - Саратов, 1994. - С. 115. 28 Там же. С. 123. 29 Ивницкий Н.А. Голод 1932-1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. - М.:. Собрание, 2009. - С. 225. 30 ГАНИ СО. Ф.1. Оп. 1. Д. 2086. Л.59. 31 НА РК. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 105. Л. 41, 143. 32 ГАНИ СО. Ф. 1. Д. 1882. Л. 118. 33 Там же. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 150. Л. 129, 154. 34 Там же. Д. 104. Л. 64. 35 Там же. Л. 46. 36 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы / К.Н. Максимов. – М.: Наука, 2004. - С. 71; НА РК. Ф. П. – 1. Оп. 2. Д. 105. Л. 137-139. 37 Данилов В.П., Кондрашин В.В. Перечень сборников документов и материалов по истории коллективизации сельского хозяйства СССР, опубликованных с 1957 г. по 1998 г. // Трагедия советской деревни. Т. 1. - М., 1999. - С. 765-767. 38 Там же. 39 Воспоминания записаны автором у очевидца голода Заслуженного работника культуры РК, Почетного гражданина РК, главного библиографа научной библиотеки КИГИ РАН Алексеевой П.Э., 1924 г.р. 40 ГАНИ СО. Ф.1. Оп.1. Д. 1916а. Л. 31. 41 Герман А.А. Указ. соч. - С. 138. 42 Советская деревня ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т.3. Кн. 2. С. - 401. 43 История СССР, 1989. - №2. - С. 17. 44 Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Материалы к серии «Народы Советского Союза». Ч. 1. Перепись 1939 года. Документальные источники Центрального государственного 451 архива народного хозяйства (ЦГАНХ) СССР. – М., Институт этнологии и этнической антропологии АН СССР, 1990. - С. 9. 45 Конквест Р. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом. – Лондон, 1988; J. Mase. Is the Ukranian Genocide a Myth? // La morte della terra. La grande “carestia” in Ucraina nell 1932 –33. - Viela, Roma, 2004. - P. 407 – 415. 46 Davies R.W. and Stephen G.Wheatcroft. The years of hunger: soviet agriculture, 1931 – 1933. - Palgrave Macmillan, 2004; Данилов В.П. Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. По материалам Политбюро ЦК ВКП(б) и ОГПУ // Судьбы российского крестьянства. - М., 1996. С. 249 – 297; он же. Голод 1932–1933 годов: кто виноват? // Судьбы российского крестьянства. М., 1996. С. 333 - 363; он же. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1933 гг.). М., 2000; он же. Раскулачивание и депортация зажиточной части деревни. (Конец 20-х – начало 30-х годов) // Зажиточное крестьянство России в исторической ретроспективе (Землевладение, землепользование, производство, менталитет). ХХVII сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Тезисы докладов и сообщений. Вологда, 12-16 сентября 2000 г. - М., 2000. - С. 178 – 181;Осокина Е.А. Жертвы голода 1933 года: сколько их? (Анализ демографической статистики ЦГАНХ СССР) // История СССР, 1991. - №5. - С. 23. 47 Кондрашин В. В. Указ соч. - С. 192. 48 Ивницкий Н.А. Голод 1932–1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, Центрально-Черноземная область, Западная Сибирь, Урал. – М.: Собрание, 2009. - 243. 49 Там же. 50 О заявлении Государственной Думы Российской Федерации «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР» // Постановление ГД РФ. 2008. 2 апреля. - № 262-5 ГД. – Парламентская газета, 2008. – 4 апреля. 51 Adamets S., Blum A., Zakharov S. Disparites et variabilite des catastrophes demographiques en URSS// Dossiers Recherches / INED, 1994. - № 42. - P.75. 52 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 256. Л. 21; НА РК. Ф. П.-1. Оп. 2. Д. 59. Л. 3; Д. 154. Л. 110, Д. 150. Л. 4; Д. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1667. Л. 10; Статистический справочник Нижней Волги (1929-1933). Сталинград, Нижнее Поволжье, 1934. - С. 385; Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Материалы к серии «Наро- 452 ды Советского Союза». Ч. 1. Перепись 1939 года. Документальные источники Центрального государственного архива народного хозяйства (ЦГАНХ) СССР. – М., Институт этнологии и этнической антропологии АН СССР, 1990. - С. 8. 53 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 63. Л. 118. 54 Отечественная история, 1998. - №.6. - С. 127, 132. 55 ГАНИ СО. Ф.1. Оп.1. Д. 1916а. Л.31. 56 НА РК. Ф. Р – 131. Оп. 3. Д. 28. Л. 74. 57 Очевидцы голода, опрошенные в Калмыкии: Таджиева Александра Есеновна, 1918 г.р. п. Кетченеры Кетченеровского района; Джальджиревв Цюгата Дорджиевич, 1920 г.р., п. ИкиЧонос Целинного района; Савхаев А.Б., 1923 г.р., п. Комсомольский Черноземельского района; Горбанева Ольга Михайловна, 1926 г.р. г. Элиста 58 ГА РФ. Ф. Р- 1235. Оп. 141. Д. 1521. Л. 12з-126. 59 Трагедия советской деревни. Т. 3. - С. 704-705. 60 Кондрашин В. В. Указ. соч. - С. 201. 61 Там же. С. 202. 62 Шантаев Б.А., Батыров В.В. Угон скота у калмыков: кража или доблестный поступок // Проблемы этногенеза и этнической культуры тюрко-монгольских народов [Текст]: сб. науч. тр. / КалмГУ; отв. ред. Э.П. Бакаева. Элиста: изд-во КГУ, 2007. - С. 150. 63 Теврюков Виктор Иванович, 1932 г.р., уроженец ст. Иловайской Сальского округа Северо-Кавказского края 64 Очевидцы голода: Манжикова Раиса Матвеевна, 1924 г.р., с. Нем-Хагинка (ныне Ульяновка) Западного улуса; Бамбаева Читля Андреевна, 1924 г.р., с. Ики-Манлан Сарпинского улуса. 65 Кондрашин В. В. Указ. соч. - С. 212. 66 Чюрюмова Гарма Саранговна, 1922 г.р., уроженка х. Николаевский Сальского округа Северо-Кавказского края; Халгинова Наталья Бадьминовна, 1904 г.р., ст. Кутейниковской Сальского округа Северо-Кавказского края; Учурова Надежда Кирсановна, 1917 г.р., с. Атамановка Сальского округа Северо-Кавказского края. 67 Герман Ю. Голод 33-го года и немцы Поволжья // Волга, 1995. - № 5-6. - С. 34. 68 Трагедия советской деревни. Т. 3. - С. 644. 69 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн.2. С. 327. 70 НА РК. Ф. П.-1. Оп. 2. Д. 104. Л. 39. 453 § 4. Проведение массового раскулачивания крестьянства в период сплошной коллективизации в Нижневолжской деревне Провозглашенная большевистской партией и советским государством политика «Великого перелома», получившая позже свое концентрированное выражение в одноименной статье И. В. Сталина, опубликованной в газете «Правда» 7 ноября 1929 г., вкупе с административно-командной системой управления, по сути, являлись новым этапом террора против собственного народа. Составной частью государственной политики стало раскулачивание зажиточных крестьян, т. е. экспроприация средств производства и всего имущества с последующей депортацией семьи. Какой смысл вкладывался в термин «кулак»? Кто из крестьян подпадал под это понимание в государственно-партийных документах 20-30-х гг. прошлого столетия и чем грозило это попадание в этот список? Краткое рассмотрение этих вопросов в самом общем виде представляется важным перед тем, как исследовать процесс раскулачивания на примере регионов Нижнего Поволжья и Калмыкии После 1917 г. термин «кулак» получил иную смысловую окраску, чем в предыдущие годы. Значение слова «кулачество» менялось в зависимости от направленности курса ВКП(б), либо приближая «кулачество» к классу середняков, либо позиционируя его как отдельное посткапиталистическое переходное явление – класс фермеров, либо ограничивая отдельной категорией сельской элиты – класс эксплуататоров, широко использующий наемный труд. Видный теоретик большевистской партии Н. Бухарин, первый ленинский нарком земледелия Милютин, нарком земледелия СССР А. Смирнов так и не смогли найти определяющей разницы между «зажиточным хозяином постоялого двора, сельским ростовщиком, кулаком» и преуспевающим земледельцем, который держал несколько наемных работников. А. Смирнов даже считал, что «кулак» – есть тип до454 революционного эксплуататора, который после революции практически исчез из жизни. В постановлениях Политбюро ВКП(б) середины 1920– 1930 гг. не содержалось четкого определения понятия «кулак». Это обстоятельство привело к тому, что геноцид крестьянства принял более широкие масштабы, чем полагало партийно-государственное руководство страны. Как отмечает К. Александров, «в «кулаки», со всеми вытекающими последствиями, мог быть записан каждый крестьянин, кто хоть самый короткий срок использовал рабочую силу односельчан, не желал идти в колхоз, высказывал сомнения в его экономической эффективности, имел личные счеты с уполномоченными по хлебозаготовкам, односельчанами, представителями райисполкома или чем-то не угодил уполномоченному ОГПУ. Слово «кулак» превратилось в клеймо, означавшее одно: конфискацию имущества, разорение, бесконечные лишения и мытарства для детей и внуков, а может быть – концлагерь или расстрел»1. В 1928–1929 гг. к мелкокапиталистическим («кулацким») причисляли те крестьянские хозяйства, которые считались зажиточными и в которых использовался труд наемных рабочих-батраков. Эти два критерия использовались чаще других для определения классовой сущности той или иной крестьянской семьи. Оба критерия не имели четких количественных характеристик и были очень расплывчаты в своем содержании. Крупнейший экономист-аграрник Н.Д. Кондратьев выступал против широкого толкования понятия кулачества. Другой известный ученый А.В. Чаянов считал, что основным его признаком является применение в хозяйствах наемного труда, привлекаемого не в помощь своему хозяйству, а с целью получения нетрудовых доходов, а также наличность кабальных аренд и ростовщического кредита2. В условиях острого хлебозаготовительного кризиса, особенно в постнэповский период, партии важно было объявить о существовании такого класса как кулачество, нужен был враг, 455 который мешает коллективизации и хлебозаготовкам. Как говорится в таких случаях, если бы кулака не было, его надо было придумать. Не случайно, когда кулаки в стране «кончились» и были ликвидированы полностью, по указанию партии продолжались их поиски, ибо «борьба» с кулачеством оправдывала жестокий и принудительный характер хлебозаготовок. Потому и произошла эволюция понятия «кулак» от признаков экономических, его определявших, к определению по политическим мотивам, когда даже беднейший крестьянин, ничего не имевший за душой, мог за свое недовольство политикой партии и власти попасть в списки раскулачиваемых. Партийногосударственное руководство во второй половине 1920 – первой половине 1930-х гг. прямо называло «кулачество» своим политическим противником в деревне. Его уничтожение признавалось одной из основных целей «социалистического преобразования» сельского хозяйства. Раскулачивание в регионах страны проходило поразному, поэтому особенно важно, как представляется, выявить региональную специфику раскулачивания на микроуровне. Местным вариантом раскулачивания было и так называемое «расказачивание», проводившееся на Дону, в Хоперском округе Нижнего Поволжья и других местах. Республика Калмыкия – один из типичных регионов России, население которого в период сплошной коллективизации на 90% состояло из крестьянства. Из всех социальных слоев именно оно более всего пострадало в период аграрных преобразований. Механизм проведения раскулачивания на территории Калмыкии в целом имеет типичные для России черты, в то же время он отражает специфику региона, особенности социально-экономических отношений, обусловленные многими факторами. В числе этих факторов – преобладание сельского населения, неблагоприятные природные условия, достаточно устойчивые национальные традиции кочевого общества. Первые попытки раскулачивания крестьянства были предприняты в Калмыцкой автономной области в 1924– 456 1925 гг. Официальным директивным документом, положившим начало решению этой новой политической задачи, стал Декрет ЦИК и СНК РСФСР от 20 марта 1925 г. «О лишении бывших помещиков права на землепользование и проживание в принадлежащих им до Октябрьской революции хозяйствах». Для партийно-государственных структур Калмыкии, он послужил толчком к развернутому наступлению на относительно зажиточных крестьян3. В опубликованной 22 июня 1925 г. инструкции ВЦИК и СНК РСФСР за подписью А.И. Рыкова о порядке проведения в жизнь постановления союзного правительства разъяснялось содержание работы в Российской Федерации. В указанном документе не были определены полномочия автономных областей и республик. По всей вероятности, отсутствие данной правовой нормы, стало одной из главных причин задержки с началом процесса раскулачивания в Калмыкии. Несмотря на отсутствие правовых полномочий, областное руководство, как видно из архивных материалов, предлагало всем улусным (уездным) исполнительным комитетам Калмыцкой автономной области немедленно, руководствуясь постановлением и инструкцией ВЦИК от 22 июня 1925 г., организовать комиссию по выселению бывших нойонов (князья) и зайсангов (дворяне) из мест их проживания. В феврале 1926 г. создается областная комиссия по выселению во главе с членом президиума облисполкома Х. М. Джалыковым4. Однако подготовительный процесс к раскулачиванию затягивался ввиду того, что сформированная комиссия лишь разработала предложения по разделению зажиточных крестьян в зависимости от их имущественного состояния. Зажиточные крестьяне были разбиты на три группы: «социально опасные» – подлежащие выселению за пределы области, «менее социально опасные» – подлежащие переселению внутри области и «занимающиеся трудовой деятельностью» – они не выселялись и не лишались прав на землепользование. Исходя из разработанных предложений, комиссия пришла к выводу, что к «социально опасным» нельзя причислить ни одно из крестьянских хо457 зяйств Калмыкии, а ко второй и третьей группам ею были отнесены соответственно 33 и 78 хозяйств. Вся подготовительная работа в соответствии с постановлением Президиума ВЦИК от 24 мая 1926 г. должна была закончиться к 1 августа 1926 г. Но, учитывая неоднократные обращения Калмыцкого облисполкома о продлении срока выселения бывших нойонов и зайсангов, ВЦИК разрешил завершить эту кампанию к концу 1927 г. Результаты работы комиссии не удовлетворили руководство области. 21 января 1927 г. вновь сформированная комиссия через три дня представила свое предложение – выселить всех нойонов и зайсангов за пределы области как «злейших врагов» с конфискацией всего их имущества. Данное предложение было внесено руководством области в Президиум ВЦИК. Комиссия взяла на учет 123 семьи нойонов и зайсангов, из них за пределы области предлагалось выселить 17 семей, переселить внутри области – 22, причем эти категории кулаков выселялись с лишением прав на землепользование в прежнем месте жительства и с конфискацией принадлежавшего им имущества. Остальные 84 семьи из этого списка не подлежали выселению5. В это же время по области было конфисковано 29 домов с надворными постройками и службами, 273 головы крупного рогатого скота, 44 верблюда и 98 лошадей, 125 голов молодняка (телята, жеребята, верблюжата) и 1 951 голова овец и коз. Общая сумма конфискованного имущества составила 192 210 тыс. руб.6 Процесс выявления кулацких хозяйств в Калмыкии шел нелегко и во многом это было связано с крепостью родоплеменных отношений в калмыцком обществе и влиятельностью нойонов и зайсангов среди неимущего крестьянства. В справке, подготовленной вышеуказанной комиссией, отмечалось, что часть зажиточного крестьянства пользовалась авторитетом и сочувствием у большинства беднейшего населения: «Этот авторитет исторического и бытового происхождения настолько силен, что в некоторых случаях простирается на личную и семейную жизнь калмыков-простолюдинов… Некоторая часть населения до настоящего времени продолжает 458 обращаться за разрешением семейных споров и по другим вопросам к зайсангу как родовому авторитету и главе рода. Калмыки-кочевники до сего времени группируются около бывших зайсангов и нойонов, образуя хотоны (поселки), именующиеся по имени зайсанга»7. 9 мая 1927 г. Президиум ЦИК, рассмотрев предложения областной комиссии и Калмыцкого облисполкома по выселению нойонов и зайсангов, постановил отказать в утверждении решений, считая их недостаточно обоснованными. Тем не менее, в августе 1927 г. Калмыцкий облисполком вновь вернулся к вопросу о выселении нойонов, зайсангов, скотопромышленников и конфискации их имущества, руководствуясь инструкцией ВЦИК от 4 апреля 1927 г., разрешавшей конфисковывать имущество помещиков, которое было оставлено им в 1918 г.8 В практической работе по проведению этих мероприятий партийно-государственный аппарат области опирался на решения XV съезда партии ВКП(б) – активнее пропагандировать коллективное ведение хозяйства и ограничивать рост крепких хозяйств. Областное руководство ставило задачу быстрейшего преодоления неудачной кампании по ликвидации кулачества в 1926–1927 гг., когда беднейшее крестьянство втайне поддерживало зажиточную часть населения и тем самым оказалось на их стороне. В партийно-государственных документах того времени отмечалось, что улусные (уездные) комиссии пустили это дело на самотек: не проводили собраний бедноты, не разъясняли цели и задач проводимого мероприятия. Среди факторов, лишавших калмыцкую бедноту материального стимула в процессе «раскулачивания», называлось то, что конфискованное имущество зажиточных крестьян в большинстве случаев передавалось государству (областному земельному управлению и т. д.), а не бедняцким коммунам на местах. Все эти уроки впоследствии были учтены, когда в 1929 году власти вновь приступили к раскулачиванию зажиточных крестьян. К 1928–1929 гг. в Калмыкии в среднем на каждый крестьянский двор, как в скотоводческих, так и в земледельче459 ских районах возросли количество скота и размеры посевов. В скотоводческих районах удельный вес батрацких и бедняцких хозяйств все еще был велик, но, как видим из приведенной ниже таблицы, увеличился численный состав других социальных групп: середняков – с 3,99% до 5,35%, зажиточных крестьян – 2,61% до 5,39%. В меньшей степени такая же картина наблюдалась и в земледельческих районах: слой середняков возрос с 23,34% до 26,54%, зажиточных крестьян – с 12,00% до 12,29%. №№ Годы Таблица № 19 Социальная структура хозяйств в КАО в 1926–1928 гг. Батрацкие (от 0 до 2 гол.) 1. 2. 1926 1928 43, 65% 38,42% 1926 1928 Батрацкие (не имевших посева) 5,83% 13,53% 3. 4. Скотоводческие хозяйства Бедняцкие Середняцзажиточные (от 3 до 20 кие крестьяне гол.) (от 21 до 40 (свыше 40 гол.) гол.) 49,72% 3,99% 2,61% 50,84% 5,35% 5,39% Земледельческие хозяйства Бедняцкие СередняцЗажиточные (от 0,1 до 6 кие крестьяне дес. посева) (от 6,1 до 16 (свыше 16 дес.) дес.) 58,83% 23,34% 12,00% 47,64% 26,54% 12,29% К началу 1928 г. в зажиточных хозяйствах находилось 48% всего скота области (в 1926 г. – 35%) и 42,5% всех посевов (в 1926 г. – 41,5%)10. После поездки по Сибири Сталин в апреле 1928 г. с раздражением обрушивается на местное советское руководство, обвиняя его в плохой работе и «потакании кулакам». Узнав, что большая часть зажиточных крестьян не желает продавать хлеб по ценам, которые устанавливает государство, он выступил с директивными предложениями: а) потребовать от «кулаков» немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам; б) в случае отказа «кулаков» подчи460 ниться закону, привлечь их к судебной ответственности по 107-й статье Уголовного кодекса РСФСР и конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства с тем, чтобы 25% конфискованного хлеба были распределены среди бедноты и маломощных середняков. После этих слов генсека, воспринятых партийными и государственными органами как прямое указание, власть в стране практически вернулась к принудительным хлебозаготовкам, силой заставляя сельхозпроизводителей отдавать зерно по демпинговым ценам. Следствием этого стали крестьянские волнения, а результатом – то, что крестьяне стали меньше обрабатывать земли. В 1928 г. было введено индивидуальное обложение сельскохозяйственными налогами зажиточной части населения, ставшее для местных органов очередным инструментом для бесконтрольного произвола. Введение новых ставок сельхозналога существенно ухудшило экономическое состояние зажиточных и кулацких хозяйств, особенно скотоводческих. В 1928 г. в Калмыкии вводится дифференцированная плата за пользование выпасами. Батрацкие и бедняцкие хозяйства, составлявшие почти 80% всех крестьянских хозяйств, освобождались от нее полностью, а середняцкие – частично. Вся тяжесть налогового бремени (на нужды местных советов, за выпасы, по единому сельскохозяйственному налогу) ложилась на зажиточные хозяйства, которых в 1928 г. насчитывалось всего 6-7% и которым полагалось выплатить 87% всей суммы единого сельхозналога на 1928–1929 г. В Нижне-Волжском крае сельхозналоги выплачивали 57,4% середняков и 4,46% кулацко-зажиточной части.11. В 1929–1930 гг. налоговый пресс на зажиточные хозяйства еще более ужесточился. По сравнению с предыдущим хозяйственным годом им пришлось выплатить на 164932 руб. больше, и вся собранная с таких хозяйств сумма составила 629914 руб. В течение 1929 г. происходит значительное обеднение зажиточных крестьян из-за постоянно растущих налогов. Отсутствие внешних проявлений зажиточности по461 буждало комиссии обращаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, часто устаревшим и неточным, а также к информации ОГПУ и к доносам граждан. Усиление налогового давления на кулацкие и зажиточные крестьянские хозяйства своей конечной целью имело ослабление индивидуальных хозяйств, признание их, по сути нежизнеспособными, а также создание определенных условий для быстрейшего перехода к осуществлению сплошной коллективизации. 21 мая 1929 г. вышло постановление СНК СССР «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде». Союзное правительство к зажиточным относило хозяйства, систематически применяющие наемный труд, за исключением тех случаев, когда это не влекло за собой лишения избирательных прав (таковых тогда лишались те, кто содержал более трех наемных рабочих). Это рассматривалось как первый признак «кулацкого» хозяйства. Второй признак – наличие промышленного предприятия (мельница, маслобойня и т. д.); третий – систематическая сдача в наем сельскохозяйственных машин с механическим двигателем; четвертый – сдача в наем оборудованных помещений под жилье или предприятие; пятый – занятие торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством; шестой – наличие других нетрудовых доходов12. Фактически каждый из этих признаков позволял рассматривать любое хозяйство крестьянина как «кулацкое». Тем самым создавалась возможность подвести под «раскулачивание» самые различные социальные слои деревни. Бюро Нижне-Волжского крайкома партии по настойчивой просьбе Калмыцкого обкома приняло специальное решение «О выработке мероприятий по взятию на учет крупных эксплуататорских хозяйств Калмобласти». В нем давалась неодобрительная оценка деятельности обкома партии и облисполкома, в частности, говорилось о том, что в Калмыцкой области «игнорируется классовая борьба», «не отбирается богатство у бывших помещиков – зайсангов»13. После такого серьезного 462 заключения Калмыцкий обком партии ужесточает политику ограничения и вытеснения кулака и зажиточной части крестьянства. Для исправления замечаний и решения поставленной крайкомом задачи была сформирована комиссия в составе председателя Х. Джалыкова (отв. секретаря обкома партии), Гульчака (зав. орготделом обкома), Х. Канукова (председателя областной РКИ), А. Пюрбеева (председателя облисполкома), А. Павлова (начальника отдела ОГПУ)14. 27 июля этот вопрос обсуждался на заседании Нижне-Волжской краевой комиссии по выселению и национализации имущества и скота зажиточных групп населения в Калмыкии. Нормы скота, по которым определялись зажиточные хозяйства, несколько отличались от установленных норм в других районах России. Следует отметить, что и образ жизни скотоводов в Калмыкии в некоторой степени отличался от соседних российских регионов. В этом отношении правомерно говорить о близости кочевого образа жизни казахов и калмыков, а также способа ведения скотоводческого хозяйства, который в двух этих регионах полностью отвечал сходным чрезвычайно жестким природно-климатическим характеристикам. В Калмыкии и Казахстане, где аридное пространство представляет собой ярко выраженную экстремальную среду, было выгодно ведение пастбищно-кочевого скотоводства, которое имело определенную многовековую традицию. Иначе говоря, в силу объективной заданности экосистемных пределов и объективно сложившегося уровня развития производительных сил скотоводы полупустынной части Калмыкии и Казахстана ничем другим, кроме как пастбищным скотоводством, заниматься не могли. Руководствуясь указаниями ЦК ВКП(б), 27 августа 1928 г. Казахский ЦИК издал закон «О конфискации байских хозяйств»15. Под конфискацию попали 700 хозяйств, у которых было отобрано около 150 тыс. голов скота (в переводе на крупный рогатый скот). Аналогичное по характеру и содержанию постановление издал в августе 1929 г. Калмыцкий облисполком. В нем говорилось о необходимости переучета скота 463 всех хозяйств, имевших свыше 200 голов (в переводе на крупный) в скотоводческих и свыше 100 голов в земледельческих и рыболовецких улусах. В процессе работы было выявлено 113 хозяйств с поголовьем скота свыше 200 голов и 26 хозяйств – свыше 100 голов. Всего на 139 выявленных хозяйств приходилось 47 722 головы скота (в переводе на крупный)16. Между тем следует отметить, что в других регионах страны постановлениями ЦК ВКП(б) и ВЦИК СССР были установлены другие нормы, определяющие зажиточность хозяйств. К примеру, для казахских зажиточных хозяйств нормы были следующие: 400 голов – кочевые хозяйства, 300 – полукочевые, 150 – оседлые 17. 10 сентября 1929 г. бюро Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) принимает решение «О выселении эксплуататорской верхушки Калмобласти», в котором отмечалось, что «родовые и капиталистические эксплуататоры ведут злостную агитацию против советской власти и в силу особенностей общественного уклада области в значительной степени ослабевает темп социалистического строительства». В связи с этим обкому и облисполкому Калмыкии поручалось: «1) Выселить лица, принадлежащие к эксплуататорской верхушке, владеющие не менее 200 голов крупного рогатого скота в чисто скотоводческих районах, и 100 голов в смешанных скотоводческо-земледельческих и рыболовецкоскотоводческих районах, с конфискацией их скота и сельскохозяйственного инвентаря, а особенно злостных из них лиц выселить из пределов Калмыцкой области. Провести эти же мероприятия по отношению к отдельным контрреволюционным элементам из нойонов, зайсангов и к лицам, получившим особые награды за контрреволюционную деятельность, и отдельным особо злостным кулацко-колонизаторским элементам и в тех случаях, когда по имущественному положению они не входят под вышеуказанные нормы. 2) Конфискованный скот использовать в целях укрепления социалистического сектора и содействия коллективизации бедняцких хозяйств…»18. 464 В дополнение к принятому ранее своему постановлению Калмыцкий областной исполком 16 октября 1929 г. издал постановление № 73 «О выселении бывших нойонов, зайсангов, бывших при царизме попечителей, а также крупных скотоводов и овцеводов из районов их хозяйственной деятельности в Калмыцкой автономной области», выработанное с учетом опыта Казахстана в проведении аналогичного мероприятия19. В нем была сделана попытка политически обосновать акцию выселения бывших нойонов, зайсангов, крупных скотоводов и т. п., которые якобы сдерживали темп экономического и социального развития области, разжигали межнациональную и родовую рознь. А на деле главными тактическими целями были: экономическая (конфискованные скот и имущество раздать совхозам и колхозам, беднякам для втягивания их в простейшие производственные объединения) и политическая (развитие колхозов, строительство социалистического общества). Чуть ранее, 8 октября 1929 года, для руководства всеми операциями по конфискации и выселению этих хозяйств была создана партийная тройка в составе Чугунова, Джалыкова и Таранова, ответственная перед обкомом и крайкомом ВКП(б). Во второй половине 1929 г. калмыцкие власти приступили к подготовке экспроприации, как зажиточного слоя калмыцкого крестьянства, так и русских и украинских поселенцев, окрепших в годы нэпа. Таким образом, новая волна наступления носила не только политический, но и экономический характер, так как происходило изъятие у зажиточных хозяев имущества и передача его в создаваемую социалистическую собственность Экспроприации подлежали все скотоводческие хозяйства, имевшие более 200 голов скота, и земледельческоскотоводческие, имевшие более 100 голов (в переводе на крупный). Все лица, подлежавшие экспроприации, одновременно лишались права проживания и ведения хозяйства на местах их прежнего жительства и подлежали переселению 465 в другие улусы, в исключительных случаях – за пределы области. Указанную операцию решено было закончить не позднее 1 января 1930 г. Для претворения в жизнь намеченных мероприятий была создана особая комиссия в составе председателя Калмыцкого облисполкома А.П. Пюрбеева, уполномоченного ОГПУ, представителей от областного земельного управления, Союза работников земли и леса, от рабоче-крестьянской инспекции. 17 октября 1929 г. выселение и экспроприация были начаты одновременно во всех улусах, занимались этим 7 бригад с участием 84 работников НКВД, 50 оперативных сотрудников ОГПУ. К осуществлению операции также привлекались оперативные работники из ряда городов Нижнего Поволжья, красноармейцы из различных воинских частей. Как только операция началась, обком ВКП(б) и облисполком опубликовал «Обращение к рабочим батракам, беднякам и середняцкому хозяйству», которое призывало объединить все усилия для борьбы с классовым врагом – бывшими нойонами, зайсангами и скотопромышленниками. Репрессированных крестьян сгоняли на предварительно подготовленный сборный пункт, представлявший собой открытую площадку, огороженную проволокой и с выставленной вооруженной охраной. До момента отправления их к местам поселения они привлекались к тяжелым принудительным работам и за свой счет все так же в сопровождении охраны перевозились на машинах и подводах к ближайшим железнодорожным станциям. Выселяемая семья имела право взять с собой: таган, котел, ведро, чашки, ложки, топор, пилу, лопату, денег в сумме не более 500 руб., запас продуктов на три месяца, одежду с расчетом на один год, носки. На пять семей разрешалось взять одну лошадь, телегу, борону и 120 кг прессованного сена для ведения хозяйства в местах нового поселения. Семьи, отнесенные к первой категории раскулачиваемых, выселялись в отдаленные районы: в Свердловскую, Омскую, Акмолинскую, Карагандинскую и другие области; ко второй 466 – в малоосвоенные районы Нижне-Волжского края. Все они не имели права вернуться на прежнее место жительства. Помимо этого, согласно положению «О правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь» (1924 г.), высланные лишались активных и пассивных избирательных прав, права членства в общественных организациях и права свободного передвижения в районе высылки, они не могли покинуть место своего пребывания, где зачастую не имели возможности устроиться на работу, испытывали большие трудности с жильем20. К примеру, крестьяне, высланные в Казахстан, были лишены средств существования, поскольку там уже находилось 180 тыс. раскулаченных из других регионов России21. По итогам экспроприации и выселения бывших нойонов, зайсангов и скотопромышленников начальник Калмыцкого отдела ОГПУ Павлов докладывал, что из каждого улуса выселено и переселено 315 хозяйств вместо запланированных 139, что составляло 0,79% всех хозяйств Калмыкии. Основанием для экспроприации крестьянских хозяйств послужили социальное положение (происхождение, прошлая деятельность) и экономическое состояние (т.е. это были крупные хозяйства, способные и дальше развиваться в рыночных условиях, таких оказалось 195). Выселению в Камышинский и Пугачевский округа Нижневолжского края подлежало 231 хозяйство, 56 зайсангов, 144 скотопромышленника, социально-чуждых элементов – 31 человек, переселению внутри области – 84 крупных скотовода. По подсчетам К. Н. Максимова, число высланных за пределы области (231 семья) составляет приблизительно 1400-1500 чел., перемещенных внутри области (84 семьи) – 500-600 чел. (семья состояла в среднем из 6-7 чел.). Таким образом, эта трагедия коснулась более двух тысяч жителей Калмыкии22. Национальный состав репрессированных выглядел так: русско-украинских крестьян – 198 чел. (за пределы области переселено 129), калмыцких – 117 чел. (выселенных за пределы области 49). По улусам: Малодербетовский – 39 чел, 467 Большедербетовский – 50 чел., Багацохуровский – 10 чел., Хошеутовский – 10 чел., Калмбазаринский – 3 чел., ЯндыкоМочажный – 49 чел., Манычский – 99 чел., Икицохуровский – 25 чел., Эркетеневский – 30 чел.23. Социальное происхождение лиц, подлежавших выселению, комиссии определяли по своему усмотрению, зачастую творя при этом самый настоящий произвол. К примеру, Лепехин Виктор Семенович из с. Яндыки, студент Ленинградского молочно-огородного института, был выдворен за пределы области вместе с семьей, как сын кулака. Его отец до 1913 г. имел крупное скотоводческое хозяйство, но он умер, и семья (мать и брат) разорилась и с 1914 г. хозяйства не имела. Самтанов Цебек-Убуши Максимович, 1902 года рождения, сирота, выселен из Яндыко-Мочажного улуса в Манычский с конфискацией имущества. Отец его ушел из жизни в 1903 г., мать и сестра умерли в 1917 г. Ц.-У. Самтанов с 1923 г. находился на государственной службе и в 1929 г. был секретарем Ястинского крестьянского комитета общественной взаимопомощи24. В 315 хозяйствах было конфисковано имущества и ценностей, не считая строений и сельскохозяйственного инвентаря, ориентировочно на сумму 200 тыс. руб. Имеющиеся сведения о конфискованном имуществе и ценностях представляются в следующем виде: Денежных знаков (советской чеканки) Золотых (царской чеканки) Серебряных (царской чеканки) Облигаций Денежных документов к взысканию (векселя, сберкнижки, долговые расписки) Золотых и серебряных изделий (часы, кольца,перстни, браслеты, цепочки) Мануфактуры и проч. 468 54 134 руб. 6 847 руб. 781 руб. 13 643 руб. 45 288 руб. 76 372 руб. 2 935 руб. Были отобраны и продукты питания: чай, сахар, мука – 995 пудов, ячмень – 325 пудов, рожь – 155 пудов, овес – 26 пудов. В соответствии с постановлением Калмыцкого областного исполкома от 16 октября 1929 г. было конфисковано 0,79% общего поголовья скота в области: Таблица № 225. Численность конфискованного скота (в гол., в переводе на крупный) № 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Улусы Багацохуровский Большедербетовский Икицохуровский Малодербетовский Манычский Хошеутовский Яндыко-Мочажный Эркетеневский Калмбазаринский По области предполагалось – 6 978 4 914 8 556 18 658 830 2 222 3 495 562 46 215 конфисковано 71 3 701 11 560 10 451 24 504 842 4 438 5 762 410 61 623 % – 53% 235% 120% 132% 101% 200% 165% 70% 133% В отличие от неудачной кампании по ликвидации кулачества, проведенной в Калмыкии в 1926–1927 гг., когда беднейшее крестьянство молчаливо поддерживало зажиточную часть населения, в этой кампании по проведению экспроприации и выселению зажиточного крестьянства, деревенская беднота приняла активное участие. Представители беднейшего крестьянства, жившие в постоянной нищете, имевшие ограниченный кругозор, восприняли идею «раскулачивания» как возможность улучшить свое материальное положение. Эта идея оказалась созвучной многим их чаяниям, она исходила от государственной власти, достигалась без производственных и трудовых затрат, уравнивала членов крестьянского общества. Опираясь на правительственную поддержку, ободряемые официальной пропагандой сельские бедняки сомкнулись с местным партийно-государственным руководством, противопоставив себя крестьянам, попавшим под определение «кула469 ки». Опять же, в отличие от 1926–1927 гг., на этот раз конфискованное имущество не передавалось областному земельному управлению, а большей частью переходило к бедняцким крестьянским хозяйствам, являлось как бы материальным стимулом за участие в мероприятиях по экспроприации и выселению кулаков. Таким образом, 1 409 бедняцких крестьянских семей из конфискованного скота получили 8935 голов, или 14,5% в пересчете на крупный рогатый скот. В ходе раскулачивания в конце 1929 г. из конфискованного скота было создано 3 совхоза: овцеводческий (мериносовый) с поголовьем до 70 тыс. голов , скотоводческий (крупный рогатый скот) – до 3,5 тыс. гол. и коневодческий племенной – до 715 голов. Всего в совхозы было передано свыше 53% скота26. Архивные материалы партийных и советских органов свидетельствуют, что «раскулачивание» крестьянства в России постоянно подпитывалось инициативой региональных руководителей. Центральные власти не диктовали своих условий в этом вопросе, они лишь создавали благоприятную обстановку для тех людей, чьими руками достигались намеченные цели. Почему же после нескольких лет относительного затишья – периода нэпа – в калмыцкой (так же, как и в российской) деревне случился взрыв социальной нестабильности, подтолкнувший к грандиозной трагедии? Раскулачивание стало возможным с конца 1929 г. вследствие изменения социальной структуры населения и выделения в сельском обществе того слоя, который явился социальной базой для проведения такой политики. Правительственные действия, направленные на расслоение деревни, провоцировали усиление конфронтации между бедными и относительно зажиточными ее жителями. Отметим, что деление их на два лагеря к концу 1929 г. еще не было четким и окончательным. Оно сохранялось постольку, поскольку для этого существовала административная опора. Когда же административные действия оказывались направленными против всего крестьянства, деление исчезло и сменилось единением селян. 470 В описанных условиях реально зажиточные крестьянские хозяйства не могли сохраниться, они неизбежно оказывались разоренными. По мнению Н.А. Ивницкого, в 1927–1929 гг. произошло заметное экономическое ослабление зажиточных хозяйств, количество которых в общей массе всех подворий в России сократилось с 3, 9% до 2,2% 27. Можно ли в принципе точно подсчитать, сколько «кулаков» проживало в том или ином улусе Калмыкии? Как нам представляется, это сделать невозможно, поскольку ни у политиков, ни у историков до сих пор нет конкретных критериев для определения «кулацких» хозяйств. Более того, такие критерии не могли быть выработаны из-за сложного переплетения разнообразных социальных черт миллионов крестьянских семей. В качестве примера сошлемся на достаточно распространенную в прошлом жизненную ситуацию: Николай Шеринович Насунов из Бюдемис-Кебютовского аймака был выселен в Казахстан за то, что во время уборки хлеба, нанял рабочего, потому что заболели близкие родственники. И это случилось несмотря на то, что его родной брат – Овше Насунов много лет работал в государственных структурах власти28. В официальных документах такие крестьяне почти всегда причислялись к категории хозяев, применявших наемный труд, т. е. к «кулакам». Лишенные имущества и выселенные за пределы Калмыкии «раскулаченные» крестьяне были брошены на произвол судьбы. Калмыцкий областной исполком распорядился не рассматривать их жалобы, обращения и письма. Об этом свидетельствует опубликованное в местной газете «Хальмг зянг» («Калмыцкие новости») объявление от 21 апреля 1930 г. и в газете «Коллективист» Камышинского округа Нижневолжского края следующего содержания: «Облисполком Калмыцкой автономной области объявляет, что никакие заявления и ходатайства административно высланных из пределов Калмобласти по постановлению облисполкома за № 73 от 16 октября 1929 г. о возвращении их в Калмобласть, о восстановлении в избирательных правах и прочие вопросы 471 рассматривать не будет, а посему просим не затруднять себя и облисполком подобными заявлениями»29. Все эти примеры свидетельствуют о несправедливых и репрессивных мерах, применявшихся против зажиточных крестьян. По нашему мнению, к концу 1929 г. в Калмыкии не существовал и не мог существовать какой-либо особый слой сельских эксплуататоров, крестьян, живших за счет чужого труда. Ложное утверждение о наличии в области нескольких тысяч зажиточных хозяйств было необходимо ее руководству для оправдания проведения тотальной коллективизации и «раскулачивания». 27 декабря 1929 г. Сталин, выступая на конференции аграрников-марксистов, объявил о начале ликвидации «кулачества как класса» в СССР. Официальным толчком к очередному началу повсеместного «раскулачивания» послужило постановление ЦК ВКП(б) и правительства СССР, принятое 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Оно ставило задачу «ликвидации кулачества как класса» и требовало от местных органов власти претворения ее в жизнь. Решение руководства СССР не явилось новостью для исполнителей на местах, к тому времени уже имевших большой опыт антикрестьянской работы. Известный тезис «ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации» и ранее на местах активно претворялся в жизнь. 11 января 1930 г. в газете «Правда» появилась передовая статья, в которой прозвучал призыв «объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли»30. 15 января была создана комиссия во главе с секретарем ЦК партии Молотовым по разработке спецмероприятий в районах сплошной коллективизации. 30 января Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», в котором кулаки были разделены на три категории: к первой были отнесены контрреволюционный актив, организаторы террористических актов, антисоветских 472 и антикрестьянских восстаний и подлежали аресту и заключению в концлагеря, а их семьи – выселению в отдаленные районы страны. Ко второй – остальная часть контрреволюционного актива из числа наиболее богатых кулаков и полупомещиков, которые выселялись либо в отдаленные местности СССР, либо в отдаленные районы данной области (края, республики) на спецпоселение. К третьей – остальные кулаки, которые расселялись в пределах района на новых землях, специально отводимых для них за пределами колхозных массивов. Согласно постановлению, главы кулацких семей, отнесенных к 1-й категории, подлежали незамедлительному аресту, а дела об их действиях передавались на рассмотрение спецтроек в составе представителей ПП (полномочных представительств) ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП(б) и прокуратуры. Партийные организации всех уровней края активно взялись за решение поставленной ЦК задачи. В соответствии с директивными партийными документами, руководители Нижне-Волжского края и регионов, входящих в ее состав, решили в максимально короткие сроки закончить процесс выявления и выселения кулаков с тем, чтобы довести уровень коллективизации крестьянских хозяйств в своем регионе к весне 1930 г. до 80%, а к осени – до 100% . Эти две задачи были взаимосвязаны, так как, во – первых, считалось, что кулаки активно препятствуют развитию колхозного движения; во – вторых, ставилась задача недопущения или изгнания их из колхозов, в любом случае с тяжелыми для них дальнейшими последствиями. В феврале в крае, как и по всей стране, началось жесткое организованное раскулачивание и массовая принудительная коллективизация. В них активно участвовали созданные специальные бригады по раскулачиванию, состоявшие из местного партийного, комсомольского и сельского актива. У «кулаков» конфисковывали скот, движимое и недвижимое имущество, инвентарь, который передавался в собственность колхозов. Ликвидация кулачества как класса в 473 регионах Нижней Волги стала одним из самых драматичных эпизодов в коллективизации. Под раскулачивание, в первую очередь, попадали крепкие в хозяйственном отношении крестьяне, не желавшие вступать в колхоз. Раскулачиванию и высылке также подверглись представители духовенства всех конфессий по обвинению в «колхозном вредительстве», что привело к сокращению церковных организаций в крае. 2 февраля 1930 г. постановлением Астраханского окрисполкома была создана особая комиссия (ООК). 4 февраля бюро Астраханского окружкома приняло решение «О мерах ликвидации кулачества как класса», в котором говорилось: «Обострение классовой борьбы в ловецкой и сельскохозяйственной деревне, упорное и бешеное сопротивление кулачества сплошной коллективизации выдвигает необходимость ускорения ликвидации кулачества» В постановлении бюро были установлены жесткие сроки проведения кампании по ликвидации кулацких хозяйств и высылке кулацких элементов с семьями, согласно указаниям, данным крайкомом: «а) учет, организационную подготовку и изъятие активных контрреволюционных элементов окротделу ГПУ провести с 1 по 10 февраля; б) конфискацию имущества кулацких хозяйств – с 10 по 15 февраля; к 20 февраля должна быть закончена высылка»31. В соответствии с вышеназванным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б), Нижне-Волжский крайком ВКП(б) и крайисполком установили для Хоперского округа плановую цифру для раскулачивания в 5 500 человек. В феврале – марте 1930 г. выборочные репрессии сменились массовыми акциями. В Хоперском округе, как и в других казачьих районах, ситуация усугублялась наличием, с точки зрения советской власти, значительного числа бывших «контрреволюционных» элементов. Насильно выселяемые «раскулаченные» казаки пытались организовать сопротивление. В 1929–1930 гг. в Хоперском округе были созданы повстанческие организации, в которые входили бывшие казачьи офицеры, кулаки, середняки и даже бедняки. Они пользовались негласной под474 держкой у местного населения. С января по апрель 1930 г. расширилась география стихийных крестьянских и казачьих выступлений, выросло число их участников. Краевые и окружные органы власти принимали решения по обустройству выселяемых кулаков в пределах своей территории и направляли их нижестоящим в конфиденциальном порядке. Какие это были «меры» наглядно демонстрирует «Совершенно секретное письмо Аткарского окружного комитета ВКП(б) о расселении и устройстве раскулаченных хозяйств» (от марта 1930 г.): «раскулаченные хозяйства должны существовать за счет своего труда...; выделить им худшие земельные участки, рассчитанные на 30-40 хозяйств, находящиеся вдали от лесов, дорог и населенных пунктов; запретить продажу с торгов конфискованного у кулаков имущества, за покупку части этого имущества отдавать под суд». Согласно постановлению Калмыцкого обкома ВКП(б) от 24 декабря 1929 г. со 2 января 1930 г. в автономии была начата подготовка к проведению спецоперации по выселению крестьян, подлежащих раскулачиванию32, а со следующего месяца началась вторая волна репрессий по отношению к крестьянству. Постановление Калмыцкого обкома предписывало провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий и семенных запасов. Все это передавалось в неделимые фонды колхозов в качестве взноса бедняков и батраков. Конфискуемое зерно рекомендовалось, согласно протоколу Астраханской окружной особой комиссии, целиком сдавать в семенной фонд колхозов, конфискованные продукты передать для реализации потребительской кооперации, а 25% – бедноте и батрачеству, вещи домашнего обихода использовать в детских учреждениях и общежитиях колхозов33. Наличные же деньги, вклады и ценности передавались на специальный счет Народного комиссариата финансов СССР. В постановлении ЦК ВКП(б) было установлено и ориентировочное количество кулаков 1-й и 2-й категории по 475 регионам, указывалось, что число «раскулачиваемых» по районам не должно превышать 3 – 5% всех крестьянских хозяйств. В Астраханской области к 1 марта 1930 г. из 5102 крестьянских хозяйств, отнесенных к категории кулацких, было ликвидировано 391634. Органы ОГПУ регионов, как и партийные комитеты, заранее составили перспективные планы. Калмыцкая особая комиссия по ликвидации «кулачества» утвердила список зажиточных хозяйств, подлежащих конфискации имущества, выселению и переселению внутри области, в количестве 529 хозяйств, из них 39 семей подлежали переселению внутри области. Таблица № 335. Список крестьянских хозяйств, подлежавших выселению и переселению № 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Улусы Выселение Яндыко-Мочажный Эркетеневский Малодербетовский Багацохуровский Хошеутовский Икицохуровский Манычский Большедербетовский Калмбазаринский Всего 59 25 149 19 15 33 129 89 11 529 Переселение внутри области 7 1 18 3 10 39 Вспомним, что, согласно подсчету К.Н. Максимова и архивным материалам, относительно зажиточные семьи состояли из 6-7 человек. Таким образом, по нашим подсчетам, выселению и переселению подлежали около 4 тыс. человек. Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилось оно специальными комиссиями под надзором «троек», организованных ОГПУ 36. 476 Арест и выселение раскулаченных намечалось провести в течение четырех месяцев – с февраля по май 1930 г. Данный контингент предполагалось использовать на сельскохозяйственных работах и промыслах в необжитых и малонаселенных местах. В Казахстане рабочую силу из числа зажиточных крестьян намечалось направить на создание крупной индустриальной базы37. С собой крестьянам разрешалось взять необходимый минимум: 30 пудов вещей и продуктов с расчетом на не менее чем на 2 месяца. Главным критерием, по которому собирались «раскулачивать» и выселять крестьян, стала политическая неблагонадежность, ее можно было трактовать как угодно. В соответствии с указанным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) 1 февраля 1930 г. ЦИК и СНК СССР приняли декрет «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», а 4 февраля была опубликована специальная Инструкция, адресованная ЦИКам и СНК союзных и автономных республик, краевым и областным исполкомам, о проведении операции по «раскулачиванию» крестьянства. Организацию высылки нескольких тысяч людей взяло на себя областное полномочное представительство ОГПУ. С этой целью была создана областная особая комиссия по «раскулачиванию» в составе: А. Павлова – начальника Калмыцкого отдела ОГПУ, Х. Джалыкова – ответственного секретаря обкома, А. Пюрбеева – председателя облисполкома, Полякова – начальника административного отдела облисполкома, Х. Канукова – председателя рабоче-крестьянской инспекции. Раскулачивание проводилось в административном порядке, без привлечения батрацко-бедняцких и середняцких масс и соблюдения критериев, определяющих кулацкие хозяйства. Беззакония творились повсеместно, нередко это был удобный момент для сведения личных счетов. Для крестьян, сочувствовавших раскулаченным или сопротивлявшихся коллективи477 зации, чьё материально-имущественное положение никак не позволяло их хозяйства считать «кулацкими», колхозным активом был придуман специальный ярлык: подкулачник. Как легко догадаться, подкулачником мог стать каждый крестьянин, если в отношении его лояльности к советской власти и колхозному строительству существовали какие-то сомнения. Сплошь и рядом раскулачивание носило характер не экспроприации средств производства, а конфискации имущества, вплоть до предметов домашнего обихода. Отбирали все: дома, амбары, сельскохозяйственный инвентарь, скот, продукты питания, личные вещи, сберкнижки и т. д. Конфискованное у кулаков имущество зачастую разбазаривалось, часто присваивалось теми, кто проводил раскулачивание. В целях успешного проведения коллективизации и раскулачивания власти страны мобилизовали так называемых «двадцатипятитысячников». К примеру, Сталинградский окружной комитет партии в январе 1930 г. направил в счет 25-тысячников около 500 рабочих, на постоянную работу в сельской местности – 375 коммунистов и 500 комсомольцев. Целыми бригадами двадцатипятитысячников отправляли в центры округов, где они вливались в уже существующие «штабы коллективизации», состоявшие из местных партийных руководителей, милиционеров, начальников гарнизонов и ответственных работников ОГПУ. Члены таких отрядов умели лишь давать команды и слепо проводить спущенные сверху директивы. 25-тысячники разъезжались по деревням, созывали общее собрание и, перемежая угрозы всякого рода посулами, применяя различные способы давления (аресты «зачинщиков», прекращение продовольственного и промтоварного снабжения), пытались склонить крестьян к вступлению в колхоз. Развернувшаяся коллективизация и применение насилия по отношению к крестьянству привели к тому, что в Калмыкии стали приобретать массовый характер забой и распродажа скота, уничтожение сельхозинвентаря и другого личного имущества. В феврале 1930 г. под грифом «секретно», 478 за подписью ответственного секретаря Калмыцкого обкома Х. Джалыкова было разослано распоряжение всем секретарям улускомов о недопущении убоя и распродажи скота и предлагалось в случае обнаружения указанных фактов, руководствуясь постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г., применять такую меру, как конфискация всего их имущества38. Только в течение зимы – весны 1929–1930 гг. поголовье скота в области сократилось на 35%, т. е. на 249785 голов. В РСФСР поголовье скота уменьшилось в 1,26 раза, в Калмыкии – 1,6 раза. В период наибольшего разгула коллективизации, «раскулачивание» в Калмыкии, как и во всех национальных республиках, стало массовым. Однако темпы коллективизации в области не устраивали центральные власти. Практически сразу после выхода 30 января 1930 года постановления Политбюро ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» Политбюро ЦК ВКП(б) 20 февраля 1930 г. приняло специальное постановление «О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах», обязывавшее местные партийные организации «проводить по отношению к кулакам и баям жесткую политику ограничения и вытеснения». В этом постановлении, так же, как и в первом, предлагалось раскулачиваемые крестьянские хозяйства поделить на три категории. Соответственно этому, отнесенные к первой категории крестьяне подлежали аресту и заключению в концлагеря; ко второй и третьей – подвергались расселению за пределами районов сплошной коллективизации на худших землях, но в границах области. Отобранные у крестьян средства производства, личное имущество, скот были переданы в пользование колхозов, что ускорило темпы коллективизации в Калмыкии. Уже к началу марта 1930 г. в области было коллективизировано более 50% крестьянских хозяйств. В марте–апреле 1930 г. волна массового раскулачивания, принявшего форму раскрестьянивания, сменилась времен479 ными послаблениями, и часть сельских жителей была формально восстановлена в правах. В архивных материалах не отложилась информация обо всех пострадавших крестьянах. Так, например, Курдюков Иван Ильич был восстановлен в избирательных правах, но впоследствии, в 1933 г., он был осужден и выслан за пределы Калмыкии39. Число «раскулаченных» определялось произвольно, в итоговые сводки попадали далеко не все случаи «ликвидации». Местные руководители относились с полным безразличием к судьбам подчиненных им людей. Им было проще разорить крестьянские хозяйства, а их хозяев выслать за пределы области, чем заниматься их расселением их за пределами колхозов после частичной конфискации имущества. В своей статье «Головокружение от успехов», появившейся в «Правде» 2 марта 1930 г., Сталин осудил многочисленные случаи нарушения принципа добровольности при организации колхозов, «чиновничье декретирование колхозного движения». Он критиковал излишнюю «ретивость» в деле раскулачивания, жертвами которого стали многие середняки. Обобществлению часто подвергались мелкий скот, птица, инвентарь, постройки. Необходимо было остановить это «головокружение от успехов» и покончить с «бумажными колхозами, которых еще нет в действительности, но о существовании которых имеется куча хвастливых резолюций»40. Вся ответственность за допущенные ошибки ложилась на местное руководство. Ни в коей мере не ставился вопрос о пересмотре самого принципа коллективизации. Вслед за этой статьей 14 марта 1930 г. появилось постановление ЦК «О борьбе против искривления партийной линии в колхозном движении», повлекший за собой массовый выход крестьян из колхозов. Только в марте по России из колхозов вышло более 5 млн. человек. Аналогичная ситуация сложилась и в Калмыкии. Из 20082 коллективизированных на 1 апреля крестьянских хозяйств в скотоводческо-земледельческих улусах области к концу месяца осталось 6 тыс. человек, а в процентном отношении сокращение составило с 69,5% до 20,7%, в рыболовецких улусах – соответственно с 64% до 17%. 480 Насильственное принуждение крестьян к вступлению в колхозы вызывало недовольство и протесты у значительной части крестьян. Из Малодербетовского, Яндыко-Мочажного, Эркетеневского улусов поступали секретные донесения ОГПУ об открытой неприязни к проведению насильственной коллективизации. Отдельные крестьяне иногда вступали даже в вооруженное столкновение с властью. В апреле 1930 г. готовилось вооруженное выступление в северо-восточной части Малодербетовского улуса. Для подкрепления к Багатуктуновскому сельскому совету были подтянуты не только местные сотрудники милиции, но и сталинградские милиционеры. Вооруженное столкновение удалось предотвратить, о чем докладывал в Элисту уполномоченный ОГПУ Герасимович41. Такие же волнения произошли в феврале–марте в селах Астраханского края: Марфино, в Капустин яре, Ильинка и Барановка. В селе Началове (Черепахе) поводом для конфликта, в результате которого погибли семь человек, а несколько были ранены, послужило выселение из кулацких дворов 26 кулацких хозяйств.42. 23 февраля были проведены массовые аресты крестьян. 13 марта 1930 г. решением суда 12 человек были приговорены к смертной казни, а 35 получили от 5 до 10 лет заключения43. Именно в этот период начались репрессии против духовенства со стороны государства. Всем областным парторганизациям страны был разослан секретный циркуляр ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы». Прекрасно понимая, какую опасность для социалистического строя представляет собой крестьянский уклад, партийное руководство не забывало и о религиозном мировоззрении подавляющего большинства сельского населения. Тем более что в усиливавшемся противостоянии последнее давало знать о себе все чаще. В циркуляре прямо говорилось, что «одна из форм классовой борьбы… деятельность религиозных организаций среди… крестьянства. Деятели религиозных организаций принимают активное участие в антисоветской работе кулачества».44. В 1930 г. к тюремным заключени481 ям были приговорены 23 священнослужителя, в том числе 1 православный, 2 протестанта (лютеранин и пятидесятник) и 9 активистов. Летом 1931 г. за контрреволюционные выступления были арестованы более 10 багши, 24 гелюнга во главе с шаджин-ламой калмыцкого народа Шарапом Тепкиным. Всего, по данным ОГПУ по Калмыкии, были арестованы 53 священнослужителя, из них 45 осуждены к различным мерам наказания, в том числе 3 священника Русской православной церкви45. Весной 1931 г. началась вторая волна репрессий по отношению к крестьянству. По данным весенней переписи колхозов, проведенной в этот год, 26,6% всех колхозов страны исключили из своего состава «кулацкие хозяйства» (с юридической точки зрения это были уже бывшие кулацкие хозяйства), в том числе в Нижне-Волжском крае – 68,9%46. Исключенные хозяйства немедленно облагались индивидуальным налогом, а если они были не в состоянии его уплатить, против них применялись репрессивные меры, вплоть до выселения в отдаленные районы страны. В Нижнем Поволжье всего за 1930 и 1931 гг., как указано в справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ «Сведения о выселенном кулачестве в 1930–1931 гг.», было отправлено на спецпоселение в Северный край 30933 семей, в целом по стране – 381026 семьи, общей численностью 1803392 человека. В число «кулаков» попали и лица, выселенные по решению судов за срыв и саботаж хлебозаготовительной и других кампаний. Только в одном Хопёрском округе, входившем в Нижне-Волжский край, в 1930 году раскулаченными оказались более 3 тыс. середняков и даже 30 бедняков. Согласно разнарядке НижнеВолжского крайкома ВКП(б), в Калмыкии предполагалось раскулачить и выселить 900 семей. В итоге было раскулачено и выселено 1323 крестьянские семьи, что составило 6 157 человек.47 По данным ОГПУ, в 1930–1931 гг. 46 091семей, или 180 015 человек были высланы в «кулацкую ссылку» в Казахстан, в основном, крестьяне из Поволжья, Нижней Волги, Московской области, Закавказья и других областей48. 482 В 1930–1931 гг. районам, не завершившим сплошную коллективизацию, было дано указание выявить не менее 3% кулацких хозяйств. В условиях, когда практически кулаки были ликвидированы как класс, выявление новых кулацких хозяйств становилось нелегкой задачей. Но они должны были найти их среди крестьянства, потому что, по словам вождя большевиков, крестьянство являлось классом, «который выделяет из своей среды, порождает и питает капиталистов, кулаков и вообще разного рода эксплуататоров». Руководители ряда районов, отстававших в выявлении кулацких хозяйств, были обвинены в проведении «правооппортунистической линии» и отданы под суд. ЦИК и правительство в конце 1930 г. предприняли попытку внести в закон «О едином сельскохозяйственном налоге на 1931 г.» новые определения кулацких хозяйств, но это им не удалось. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г. местным советам было предписано самим устанавливать признаки кулацких хозяйств «применительно к местным условиям» По указанию правительства, Наркомфин СССР и его органы на местах устанавливали численность и удельный вес крестьянских хозяйств, подлежащих «индивидуальному обложению» (т. е. кулацких). Под угрозой уголовного и административного преследования «кулацкие» хозяйства находили и подвергали их налогообложению. В целом по стране к февралю 1931 г. было выявлено и обложено индивидуальным налогом 272,1 тыс. крестьянских хозяйств, или 1,3% их общего числа49. При этом преследовались две цели – полностью или даже с превышением выполнить план по индивидуальному обложению и еще раз «нажать» на единоличника, угрожая ему раскулачиванием, загнать его в колхоз. В течение всего 1932 г. финансовые органы ревностно продолжали «выявлять» и «довыявлять» кулацкие хозяйства. Активно использовались с этой целью колхозы и сельсоветы. В центральные органы непрерывно поступали жалобы от крестьян на то, что финансовые органы к числу кулацких относили многие середняцкие и даже бедняцкие хозяйства. 483 Основанием для индивидуального обложения, как отмечалось в письмах, служило наличие в хозяйстве ручной молотилки, сепаратора, и даже продажа ими на рынке продукции, произведенной в личном подсобном хозяйстве50. В первой половине 1932 г, для индивидуального обложения было выявлено 80 тыс. хозяйств единоличников. В эти годы не ослабевал террор против крестьян, принявший такие огромные масштабы, что вызвал беспокойство у руководства страны. В мае 1933 г. Сталиным была направлена специальная «Инструкция», в которой говорилось, что ЦК и СНК считают, что «в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях»51. «Инструкция» не запрещала, а лишь предлагала упорядочить аресты, ограничить выселение крестьян. В мае 1933 г. Нижне-Волжский крайком ВКП(б) спустил Калмыкии плановую цифру для раскулачивания в 150 крестьянских семей. В декабре 1933 г. из Калмыцкой области была депортирована 241 семья, или 1 138 человек, которых отправили в основном на Урал и Казахстан. Процесс раскулачивания и выселения зажиточных крестьян продолжался и в 1934 г. В первой половине 1934 г. областная политтройка Калмыцкого областного исполкома рассмотрела и утвердила к конфискации и выселению списки 288 крестьянских семей в составе 1 068 человек. Эта была одна из последних кампаний в Калмыкии по массовому раскулачиванию и выселению крестьян. За период с 1929 по 1934 гг. в результате массовых репрессий, по неполным данным, в Калмыцкой автономной области были раскулачены 2 195 крестьянских семей, или 14 тыс. человек, из них за пределы области – 1 821, остальные раскулаченные хозяйства были разорены и переселены в «спецкулацкие» поселки Калмыкии52. Процесс раскулачивания, репрессии против крестьянства проходили в Калмыкии в соответствии с общей партийно-государственной политикой, с целенаправленной последовательностью и с не меньшей жестокостью, чем в других регионах СССР. В Астраханском крае за период 484 с 1929 по 1933 гг. было раскулачено 9 000 крестьянских и рыболовецких семей, чем нанесло серьезный ущерб его народному хозяйству53. Таким образом, можно сделать вывод, что политика ликвидации кулачества, наиболее активно проводившаяся в начале 1930 г., привела к тому, что большинство кулацких хозяйств (если даже исходить из признаков, установленных в постановлении СНК) в 1931 – 1933 гг. прекратили свое существование. Поэтому применение термина «раскулачивание», во всяком случае, в этот период и позже неправомерно, поскольку кулака в деревне на тот момент фактически уже не было не только как класса, но и как социального слоя. «Раскулачивали» и ликвидировали, как правило, зажиточных крестьян и середняков, даже некоторых бедняков, заподозренных в сочувствии кулакам и противодействии властям («подкулачники»). Следовательно, о политике советского государства по ликвидации кулачества можно лишь говорить на начальном этапе репрессивного процесса, когда сельские кулаки действительно были, а позже это была политика раскрестьянивания крестьянства. Раскрестьянивание нанесло огромный ущерб развитию сельского хозяйства, многих ее отраслей. Только прямые потери животноводства в 1928–1933 гг., по словам К. Александрова, оцениваются в 3,4 млрд золотых рублей (в ценах 1913 г.). Поголовье лошадей с 1929 по 1933 гг. сократилось более чем вдвое – с 34 млн голов до 16,6 млн голов. Производство зерна на душу населения в 1934 – 1939 гг. составило 3,8 центнера, что меньше уровня не только 1913 г. (4,9 ц), но даже и 1928 г. (4 ц). В 1916 г. совокупная мощность конского поголовья и тракторного парка составляла 17,9 млн лошадиных сил, в 1929 г. – 17,4 млн, в 1937 г. – 16,7 млн.54 Раскрестьянивание в СССР проводилось в условиях неограниченной власти верхушки коммунистической партии, культа личности Сталина, беззакония и произвола, причем методами, уничтожающими и оскорбляющими человеческое достоинство. Кампания по раскрестьяниванию факти485 чески стала гражданской войной, но с одной особенностью: с одной стороны – мощный партийный и государственный аппарат, готовый выполнить любое указание свыше, всесильные органы ОГПУ, средства массовой информации, с другой – темные, забитые, полуграмотные крестьяне. Руководство страны, называвшее себя рабоче-крестьянским, по существу, поощряло политику геноцида по отношению к определенной части крестьянства. Репрессивная политика советского государства была направлена не только на ликвидацию «кулачества как класса», но и на уничтожение всякого рода инакомыслия и так называемых врагов народа и контрреволюционеров. Раскрестьянивание крестьянства стало страшной трагедией для миллионов советских людей, невинно попавших под жернова сталинских репрессий, последствия этого процесса негативно сказались на дальнейшем развитии сельского хозяйства СССР. Александров К. Второе крепостное право // Отечественная история, 2005. - №1. - С.7 2 Никонов А. Предмет исследований – труд земледельца // Наука и жизнь, 1988. - №5. - С. 11. 3 НА РК. Ф. П-1. Оп.1. Д. 145. Л. 1-2. 4 Там же. Д.1. Л.15. 5 Там же. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 500. Л.6.8.26; Д. 504. Л.35. 6 Там же. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 922. Л.35-36. 7 Там же. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 145. Л. 5-6. 8 Там же. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 922. Л.33-34. 9 Там же. Ф. П-1. Оп.1. Д.1. Л.7, 15; Д.14. Л.5, 11; Оглаев Ю.О. Подготовка социалистических преобразований в Калмыцкой доколхозной деревне (1928–1929 гг.) // Ученые записки. - Элиста, 1968. - Вып. № 6. - Серия историческая. - С. 143. 10 НА РК. Ф. П-1. Оп.1. Д. 319. Л.15; Д.381. Л. 8-9; Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы/ К.Н. Максимов. – М.: Наука, 2004. - С. 36. 11 Хозяйственные итоги 1928-1929 года по Нижне-Волжскому краю. Саратов, 1930. - С.78. 1 486 Коллективизация сельского хозяйства: важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства. 1927–1935 гг. - М., 1957. - С. 163. 13 НАРК. Ф.П-1. Оп. 1. Д. 328. Л.109. 14 Там же. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 14. Л. 5. 15 Казахстанская организация ВКП(б) в решениях ее конференций и пленумов. Алма-Ата, 1930. - С.13.; История Казахской ССР. Т. II. Алма-Ата, 1959. - С. 259.; Ивашкин С.С. Из истории участия рабочего класса в культурном строительстве в деревне в годы социалистического преобразования сельского хозяйства (1917-1937 гг.) // Политические и социально-экономические аспекты социалистического строительства в Калмыкии. - Элиста, 1977. - С.9. 16 Оглаев Ю.О. Социалистическая реконструкция сельского хозяйства Калмыкии (октябрь 1929–1932 гг.) // Ученые записки КНИИЯЛИ. Элиста, 1970. Серия историческая. Вып. № 9. С.103. За единицу крупного скота были приняты лошадь, верблюд, вол, корова, к ним приравнивались 3 мериносовых или 5 простых овец. 17 Голощекин Ф.И. Казахстан на путях социалистического переустройства. М. – Алма-Ата, ОГИЗ, 1931. - С. 198. 18 НА РК. Ф. П. -1. Оп. 1. Д. 291. Л. 26. 19 Там же. Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1614. Л. 18. 20 История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: в 3 тт. – Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. - Т.2. - С. 374 21 Медеубаев Е. «Малый Октябрь» и коллективизация в Казахстане // http: historykz.nm.ru/theme/t25_2.html 22 История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: в 3 тт. – Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. - Т.2. - С. 375. 23 НА РК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 321. Л.7, 9. 24 Там же. Ф. Р.- 3. Оп.10с. Д. 520. Л. 72; Д. 514. Л. 161. 25 Там же. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 321. Л. 10. 26 Там же. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 145. Л. 84-86; Д. 319. Л. 7, 11; Д. 328. Л. 45; Ф. Р.-3. Оп.10с. Д. 99. Л. 113 27 Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.). - М.: Наука, 1972. - 359 с. 28 НА РК. Ф. Р.- 3. Оп. 10с. Д. 520. Л. 26. 12 487 Там же. Ф. Р.- 3. Оп. 2. Д. 1331. Л. 252, 253. Правда. 1930. 11 января. С. 1. 31 Путь трудовых побед. Сб. док. и мат-лов. - Волгоград, Нижне-Волжское кн. изд-во, 1967. - С.210-211. 32 НА РК. Ф. П-1. Д. 366. Л. 1. 33 Там же. Ф. П-1. Д. 374. Л. 66. 34 Очерки истории Астраханской партийной организации. Волгоград, 1971. - С.287. 35 Там же. Ф. П-1. Д. 374. Л. 165. 36 Там же. Ф. П-1. Д. 374. Л. 7. 37 Медеубаев Е. «Малый Октябрь» и коллективизация в Казахстане // http: historykz.nm.ru/theme/t25_2.html 38 Там же. Ф. П-1. Д. 374. Л. 2,3. 39 Там же. Ф. Р-3. Оп. 10с. Д. 514.Л. 160; Д.532. Л. 3-4. 40 Правда. 1920. 2 марта. 41 НА РК. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 291. Л.233, 234; Ф. Р-3. Оп. 2. Д. 1377. Л. 57. 42 ЦХСДАО. Ф.1. Оп.1. Д.102. Л.5. 43 История Астраханского края. /Монография. - Астрахань: изд-во Астраханского гос. пед. института, 2000. - С. 695. 44 ГАРФ. Ф.Р.- 5263. Оп. 2. Д.7. Л.1-2. 45 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. С.234-235. 46 Там же. - С.37. 47 НА РК. Ф. П-1. Оп.2. Д.8. Л. 15. 48 История Казахстана: белые пятна. - Алматы, 1991. - С. 139. 49 Зеленин И.Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» // История СССР, 1990. - №, 6. - С. 35. 50 Там же. - 40. 51 Хрестоматия по отечественной истории (1914–1945 гг.)- . М.: Владос, 1996. - С. 591. 52 Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. С.100. 53 История Астраханского края. - С.695. 54 Александров К. Коллективизация и голодомор 1932–1933 годов: причины, механизм и последствия // http://newtimes.ru/articles/ detail/ Кирилл Александров 29 30 488 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Экономическое, социальное, общественно-политическое развитие регионов Нижне-Волжского края, как и всей страны, в послереволюционное время прошло сложный путь модернизации. Изданные после Октябрьской революции декреты о земле и социализации земли отменили частную собственность на нее, запретили ее продажу, аренду и залог, ликвидировали помещичье, удельное, церковное и крупное частное землевладение. В период военно-коммунистического экспериментирования советская власть проводила жесткую политику в области обобществления производства, носившую в большей мере социально-политический характер, чем экономический. Крестьяне получили землю на правах пользователей и были обязаны в строгом порядке отдавать государству хлеб. Продовольственная разверстка привела к натурализации крестьянских хозяйств, спаду в сельскохозяйственном производстве. Экономическое положение крестьян в Нижнем Поволжье усугубила Гражданская война, проходившая на ее территории. В ходе военных действий были разорены многие крестьянские хозяйства, производившие зерновые культуры, в результате реквизиций как со стороны Белой, так и Красной армий, уменьшилось количество скота, особенно лошадей. Дееспособные мужчины призывались в армии противоборствующих сторон, из-за чего село испытывало недостаток землепашцев и животноводов. Введение продовольственной разверстки, принудительные трудовые мобилизации привели к материальному обнищанию основной массы населения. Все это послужило причиной массового антикоммунистического повстанческого движения и бандитизма в Нижнем Поволжье. Восстановление народного хозяйства в условиях политики военного коммунизма было практически неосуществимо. В этой обстановке стало очевидным, что только один путь ведет к преодолению возникшего в стране политического и экономического кризиса в стране – отказ от принципов «во489 енного коммунизма» и переход к нормальной и эффективной экономической политике. Введенная государством в 1921 г. новая экономическая политика была всецело поддержана основной массой населения нижневолжских регионов. На основе принятых партией и государством решений, в частности, о найме рабочей силы, разрешении частной собственности, замене продразверстки продналогом и свободной торговле, в регионах края стали осуществляться мероприятия, направленные на экономическое развитие города и деревни. Проведение в жизнь основных принципов нэпа в 1923– 1928 гг. дали неплохие результаты. Ключевыми факторами в возрождении экономики сельского хозяйства на основе нэпа стали индивидуальные крестьянские хозяйства, предприимчивость крестьян, их заинтересованность в результатах своего труда. Больше внимания стало уделяться финансированию сельского хозяйства, экономическому и социальнокультурному развитию деревни. Вложенный государством капитал в период восстановления сельского хозяйства, к примеру, в Саратовской губернии, повысил валовую продукцию сельскохозяйственного производства, предоставил возможность расширить капитальные вложения для создания устойчивых хозяйств в засушливых областях и реализации проекта ирригации безводного Заволжья. В земледелии заметно увеличились площади посевных культур, наибольших успехов зернопроизводство достигло в Саратовской губернии и АССР НП. Проведение в жизнь основных принципов нэпа дали положительные результаты в восстановлении животноводства, причем не только в количественном отношении, но и в качественном, выразившемся в улучшении продуктивности стада. Значительный рост поголовья скота наметился в одном из основных животноводческих районов края – Калмыцкой автономной области. В период нэпа в Нижнем Поволжье получили развитие потребительская, сельскохозяйственная и другие виды кооперации, развиваемые при финансовой поддержке государства. Кооперация внесла весомый вклад в расширение струк490 туры товарооборота, способствовала решению проблем насыщения рынка потребительскими товарами, развитию сферы услуг, сельского хозяйства. Кооперативное движение в Нижнем Поволжье представляло собой широкое социальноэкономическое явление, внесшее существенные изменения в хозяйственную жизнь общества. Индустриальное развитие региона имело свои специфические особенности. Восстановительный период в промышленности Нижнего Поволжья начался значительно позже других территорий страны, приблизительно с 1923 г. Это объяснялось объективными трудностями: большие разрушения в годы Гражданской войны, низкий уровень производства. В годы нэпа в Нижнем Поволжье существовала модель смешанной экономики, в которой государственная промышленность объективно сочеталась с частным и кустарным производством. Новая экономическая политика способствовала быстрому возрождению промышленности в Сталинградской и Саратовской губерниях. В Астраханской губернии, а также в Калмыцкой автономной области получила развитие рыбная промышленность, позволившая в условиях экономического кризиса обеспечить рабочими местами тысячи ловцов и промысловых рабочих. Общий экономический подъем положительно сказался на материальном состоянии населения Нижней Волги. Значительно возрос условный доход населения, в сельском хозяйстве наметился подъем бедняцко-середняцких хозяйств. К концу 1928 г. в нижневолжских регионах восстановительный процесс экономики в основном был завершен. Новая власть создала благоприятные предпосылки и условия для позитивных сдвигов в развитии культуры, образования, других сфер жизни. В крае стали целенаправленно решаться вопросы организации школьного дела для детей и взрослых. В регионах наиболее высокий уровень грамотности населения, в частности среди детей, был в Области немцев Поволжья, который составлял 80%. Калмыцкое население в основной своей массе было неграмотным. Неоценимую 491 помощь автономии в подготовке и обеспечении учительских кадров оказали соседние города – Астрахань, Царицын и др. Однако, несмотря на все усилия, направленные на преодоление неграмотности в Калмыкии, уровень грамотности населения в области в 1920-е гг. не достиг показателей других регионов Нижнего Поволжья. В годы нэпа в крае стала улучшаться демографическая ситуация. Принципы новой экономической политики способствовали улучшению социально-бытовых условий жизни людей. Во всех регионах отмечается волна демографической активности. В крае зафиксирован высокий уровень деторождаемости, общий коэффициент рождаемости стал приближаться к довоенному уровню. Форсированная урбанизация привела к быстрому росту городского населения, особенно в таких крупных городах региона, как Сталинград, Саратов, Астрахань. За восемь лет число жителей Калмыцкой автономной области увеличилось за счет естественного прироста и миграционных процессов на 18 837 человек (13,2%), в том числе калмыков – на 8 780 человек (8,4%). В период нэпа наблюдался процесс перехода калмыков на оседлый образ жизни, имевший ряд положительных моментов для социальноэкономической жизни Калмыкии. Таким образом, период новой экономической политики явился временем коренных преобразований в социальноэкономической и культурной жизни нижневолжского региона. Экономическая свобода и наличие материального стимула активизировали экономику, поддержка основных отраслей производства способствовала укреплению народного хозяйства. Нэп стал одной из стадий и экономических моделей на сложном пути развития народно-хозяйственного комплекса Нижней Волги в 1920-е годы. Новая экономическая политика при всей непоследовательности и противоречивости ее замыслов и осуществления была все же серьезной и результативной попыткой провести назревшее социальноэкономическое реформирование сельского хозяйства на основе постепенного и всестороннего его кооперирования, 492 предоставления большей самостоятельности мелким земельным собственникам, внедрения элементов товарно-денежных отношений, самоокупаемости и т.д. В условиях жесткого контроля над экономикой со стороны партии большевиков новая экономическая политика просуществовала недолго. С 1927 г. в партии и государстве все чаще стали раздаваться призывы к свертыванию новой экономической политики. Результатом свертывания нэпа явилось обострение товарного голода, кризисы «смычки», введение карточной системы на товары и т. д. XV съезд партии определил, что коллективизация должна стать основной задачей партии в деревне. Новый партийно-государственный курс связывался, в первую очередь, с решением проблемы с заготовками хлеба. В течение 1928–1929 гг. были приняты законы и постановления, предоставлявшие сельскохозяйственным коллективам право на получение земли в трудовое пользование, налоговой скидки от 25 до 60% – колхозам и коммунам, в отличие от единоличных хозяйств, а также запрещавшие сдачу земли в аренду кулакам. Все эти меры были направлены на увеличение числа колхозов как главных производителей сельскохозяйственной продукции в стране. На основании изучения процесса проведения коллективизации в Нижнем Поволжье можно сделать следующие обобщающие выводы. Одной из основных причин проведения коллективизации сельского хозяйства, по мнению большевиков, были низкие темпы роста отрасли, произведенная крестьянами продукция не обеспечивала в полной мере продовольственные нужды и экспортные потребности страны. Целями коллективизации были: налаживание канала перекачивания средств из деревни в город на нужды индустриализации, ликвидация кулачества как класса, огосударствление сельскохозяйственного производства, формирование социалистических производственных отношений в деревне, решение проблемы аграрного перенаселения. На наш взгляд, можно выделить следующие этапы коллективизации: декабрь 493 1927 г. – осень 1929 г. – начальный этап (хлебозаготовительный кризис и применение впервые после Гражданской войны репрессивных мер); осень 1929 – начало 1930 гг. – первая фаза сплошной коллективизации, для которой характерно ускоренное создание колхозов, раскулачивание, выдвижение лозунга ликвидации кулачества как класса; весна – лето 1930 г. – временное ослабление насильственных мер по отношению к крестьянству в связи с различными формами его сопротивления, в первую очередь, с волной крестьянских вооруженных восстаний; осень 1930 – 1933 гг. – вторая фаза сплошной коллективизации, решающим условием которой было «раскулачивание» и выселение крестьян, следствием – массовый голод в ряде регионов страны; с 1933 г. – завершающий этап коллективизации, основной целью которого было привлечение в колхозы оставшейся трети деревни. На первом этапе проведения коллективизации сельского хозяйства меры экономического характера, налоговые льготы приводят к увеличению численности колхозов в Нижнем Поволжье. Рост колхозов носил в тот период объективный характер. Крестьяне объединялись в коллективы добровольно на основе экономической заинтересованности. Процесс становления коллективных хозяйств в нижневолжской деревне был сложным и отмечен поиском оптимальных и приемлемых форм хозяйствования. На начальном этапе коллективизации среди организационных форм коллективных хозяйств в Нижнем Поволжье преобладали товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы), имелись также сельхозартели и коммуны. Колхозное движение в Нижнем Поволжье вплоть до перехода к массовой коллективизации было отмечено постепенной сменой более сложных форм менее простыми, переходом от коммуны к артели, от артели к тозу. По социальному составу они были бедняцко-середняцкими. В приморских районах Астраханской губернии и Калмыкии увеличивается количество кооперированных ловецких хозяйств. В то же время многие колхозы в Нижнем Поволжье существовали формально, такие «бумажные» хозяйства 494 создавались для получения семян, кредитов от государства, приобретения инвентаря, а потом самораспускались. Политика большевистского государства в этот период характеризуется сильнейшим давлением на зажиточные хозяйства, ограничением экономического роста крупных единоличных крестьянских хозяйств. В силу многих ограничительных мер количество кулаков не достигало дореволюционного уровня. Основной тенденцией в социальном развитии деревни в 1920-е гг. являлось осереднячивание крестьянства, т.е. рост его средних слоев. В Нижнем Поволжье середняки составляли основную массу крестьянства, им принадлежала большая часть средств производства, они были главными производителями и продавцами хлеба и продукции животноводства. Самообложение, непосильный сельхозналог и другие налоги не давали середнякам возможности развиваться, ухудшали их экономическое состояние. В нижневолжской деревне все отчетливее проявлялось расслоение крестьянства, так как у каждой из социальных групп были свои интересы. Беднота требовала от государства поддержки и защиты, кулаки и зажиточные – разрешения свободной торговли хлебом, простора для хозяйственной инициативы, предпринимательства, отказа от проведения классовой линии и т. д. Большая часть крестьянства, лишенная возможности довести свои требования до власти, сознательно сдерживала развитие своего хозяйства. Многие из них, устав бороться с трудностями, распродавали свое хозяйство, уезжали в города или вынуждены были вступать в колхозы. Администрирование и жесткий контроль над сбором повышенных налогов с кулацких и середняцких хозяйств привели к заметному сокращению посевных площадей и поголовья скота. В этот период коллективные хозяйства еще не стали массовым явлением, существовавшие коллективные хозяйства были мелкими, экономически и технически слабыми. Они не были еще основными производителями сельскохозяйственной продукции. В 1929 г. в стране вновь появляются карточки на продукты, а затем и на промтовары, что 495 свидетельствовало о напряженной ситуации в стране. Ежемесячная поставка хлебопродуктов, например, в Калмыкию, выполнялась всего лишь на 60-65%. В ноябре 1929 г. берется курс на сплошную коллективизацию. В Нижне-Волжском крае коллективизация должна была завершиться в основном к весне 1931 г. Но на местах органы власти стремились выполнить указания ЦК партии и завершить коллективизацию в отдельных округах ранее установленных сроков. На территории РСФСР 24 района были объявлены районами сплошной коллективизации и даже один округ – Хоперский (Нижне-Волжский край). 1 декабря 1929 г. бюро Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) постановило в первую очередь к 1 января 1930 г. завершить сплошную коллективизацию в Балашовском, Аткарском и Пугачевском округах. Органы власти на местах, не имея ясного представления о формах создаваемых хозяйств, устроили соревнования по организации колхозов. Руководили ходом коллективизации районные «тройки» – чрезвычайные органы власти, в которые входили представители исполкомов районных советов, райкомов партии, ОГПУ. В качестве актива выступали сельские коммунисты и комсомольцы, беднота. Ударной силой были уполномоченные. Высокий темп коллективизации поддерживался угрозами, репрессиями, раскулачиванием. Десятки тысяч крестьянских семей изгонялись из деревень. В результате этого была ликвидирована наиболее трудолюбивая, опытная и предприимчивая часть крестьянства. По существу, коллективизация и раскулачивание стали своеобразной формой гражданской войны. В декабре 1930 г. ВКП(б) объявила о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса». Раскулачивание предполагало лишение всех средств производства, земли и гражданских прав, насильственное выселение зажиточных крестьян, использующих наёмный труд, в отдалённые районы страны. По данным весенней переписи колхозов, проведенной в 1931 г., в Нижне-Волжском крае 68,9% колхозов исключили из своего состава «кулацкие хозяйства», хотя с юридической точки зрения это были уже 496 бывшие кулацкие хозяйства1. С Нижней Волги, как указано в справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГ ОГПУ «Сведения о выселенном кулачестве в 1930–1931 гг.», было выселено в Северный край 30 933 семьи. 136 639 человек были переселены внутри края, а 244 534 человек – выселены в другие районы страны. Именно в этот период, согласно заявлениям советского руководства, кулачество как класс было в основном ликвидировано. Насильственная коллективизация, раскулачивание и высылка тысяч семей вызвали массовые народные выступления, которые прокатились по многим регионам Нижнего Поволжья. В начале 1930-х гг. большинство коммун и ТОЗов в Нижнем Поволжье перешли на Устав сельскохозяйственной артели, ставший основной, а затем и единственной формой колхозов в сельском хозяйстве. Для обслуживания колхозов техникой были созданы государственные предприятия – машинно-тракторные станции. В колхозе средства производства (земля, оборудование, скот, семена и т. д.) находились в общественном управлении его участников, и поощрение по результатам труда также проводилось общим решением участников. В этот период получили развитие совхозы – государственные сельскохозяйственные предприятия. В отличие от колхозов, являвшихся «добровольно-принудительными» общественными объединениями крестьян, созданными на средства самих крестьян, совхоз полностью финансировался и управлялся государством. В МТС, совхозах как в государственных органах были созданы политические отделы. Партия ставила задачу превращения МТС и совхозов в центры хозяйственно-технического, организационного и политического руководства, влияния на широкие массы сельского населения, обеспечивающие своевременное выполнение колхозами и совхозами своих обязательств перед государством. В 1933 гг. на страну обрушился тяжелейший голод, охвативший многие ее районы, в частности, Нижнее Поволжье. Аналогичное по катастрофичности и характеру бедствие, принесшее в мирное время, большие человеческие жертвы, 497 случилось ранее, в 1921 г. Их сопоставительный анализ, проведенный нами, позволил выявить и обозначить общее и особенное голодных бедствий 1921 и 1933 г. Эти страшные катаклизмы, пережитые населением отдельных территорий страны, были вызваны налогово-реквизиционной политикой большевистского государства: продразверсткой, продналогом в начале второго десятилетия, непомерными хлебозаготовками в начале третьего десятилетия, забиравшие у земледельцев, не считаясь с последствиями, значительную, а то и преобладающую часть произведенной продукции. Методы изымания продовольствия были практически одинаковыми, изменились только названия проводивших их госорганов. В 1933 г., хлебозаготовки проводились по принципу разверстки, методами «военного коммунизма», когда выгребался нередко из скудных колхозных и крестьянских амбаров почти весь собранный урожай. Следовательно, голод в Нижнем Поволжье в этот период наступил в результате принудительных сталинских хлебозаготовок. В некоторых регионах массовый голод был вызван не только реквизиционными мерами, а, в основном, недостаточной и даже плохой поставкой продовольствия из централизованного фонда, как это было в Калмыцкой автономной области. Опосредованным образом, конечно же, на наступление голода в стране повлияло раскулачивание, так как ликвидация кулаков уменьшило производство зерновой продукции. В 1921 г. на обострении продовольственной проблемы отрицательно сказались, вызванная Гражданской войной разруха, засуха и недород зерновых. В 1931 и 1932 гг. засуха была, но не такая сильная, как в 1921 г. Сильного недорода зерновых в 1932 г. не случилось, урожай был вполне достаточный, чтобы прокормить население и не допустить массового голода. В 1932 г. валовой сбор зерновых культур по всем секторам сельского хозяйства в НижнеВолжском крае составил 32 388,9 тыс. ц лишь на 11,6% меньше, чем в 1929 г.; в Средне-Волжском крае —45 331,4 тыс. ц, даже на 7,5% больше, чем в 1929 г.2 В целом урожай 1932 г. по стране был средним за последние несколько лет. Зерна 498 было вполне достаточно, чтобы не только не допустить массового голода, но и определенную его часть сдать государству. В 1921–1922 гг. органы власти на местах немало сделали для того, чтобы как-то снизить остроту возникшего продовольственного кризиса и уменьшить масштабы голода. Наиболее пострадавшие территории получили налоговые льготы, многие из регионов Нижнего Поволжья были признаны голодающими со всеми вытекающими последствиями: уменьшением налогов, прикрепление голодающих регионов к неголодающим территориям и т.п. Помощь могла быть большей, но нельзя забывать, что в стране только закончилась гражданская война и экономика находилась в плачевном состоянии. В таких непростых условиях государство все-таки сумело оказать посильную поддержку советским крестьянам. В отличие от 1921 г., когда большевики обратились к международным неправительственным организациям за помощью, Сталин и его сторонники, в годы коллективизации в силу политических причин замалчивали наступление голода в СССР, не предприняли попыток организовать кампанию помощи голодающей деревне, тем самым обрекли своих соотечественников на лишения и смерть. Если бы советское правительство обратилось за помощью к зарубежным инстанциям, то, надо думать, своевременная посильная помощь голодающим в Советском Союзе, как в 1921 г., была бы оказана. Таким образом, одной из главных причин голодных бедствий 1921 и 1933 гг., является продовольственная диктатура советской власти, нанесшая непоправимый урон сельскому хозяйству. Платой за исторические ошибки советской власти, особенно в 1933 г., стали жизни российских крестьян, причем в наибольшей степени смертность коснулась хлебородных районов Нижнего Поволжья. В нижневолжских регионах в 1933 г. смертность превышала рождаемость в 2,4 раза, а в первой половине 1934 г. – в 1,3 раза3. Прямые потери во время голода без учета косвенных потерь от падения 499 рождаемости в крае, составили около 466 тыс. чел.4 Причины высокой смертности в голодающих деревнях прямо вытекали из государственной политики, которая разрушила традиционную систему выживания крестьян в условиях голода (ликвидация кулачества, борьба с нищенством, стихийной миграцией и т.д.). То обстоятельство, что хлеб у крестьян изымался на укрепление советского государства, на оборону и индустриализацию, не может оправдать ни насилия, ни тем более голода. Лишь к середине 1930-х гг., с ростом прагматических начал в экономической и социальной политике советского руководства, началось повышение абсолютного показателя естественного прироста населения Нижнего Поволжья. Ученым еще предстоит провести конкретные исследования, чтобы дать действительную и полную картину масштабов и последствий голодных катастроф в России, ответственность за которые всей тяжестью лежит на советском руководстве. С 1933 г. начался завершающий этап коллективизации. В годы второй пятилетки (1933–1937 гг.) коллективизация сельского хозяйства была полностью завершена. Колхозный строй юридически оформился в основных чертах. Подавляющая часть крестьян стала колхозниками. К 1937 г. уровень коллективизации достиг 93%, было коллективизировано 99,1% посевной площади. Основными производящими единицами сельского хозяйства стали колхозы и совхозы. Если в 1928 г. в колхозах было 3,9% крестьянских хозяйств, то к 1939 г. – 93%. В 1928 г. государство заготовило 10,8 млн тонн зерна, а в 1939 г. – 36 млн тонн. В 1929 г. экспорт зерна составил 0,3 млн тонн, в 1935 г. – 0,9 млн тонн. К концу пятилетки в стране имелось 2446 МТС, в деревне работало 148 тыс. тракторов. В 1934 г. в колхозах Сталинградского края насчитывалось 6 644 трактора, 636 автогрузовых машин, 974 комбайна5. Посевные площади в стране расширились до 134 млн га, что также отмечалось и в Нижнем Поволжье. Увеличение экспорта зерна позволяло на вырученные средства производить закупки машин, оборудования для промыш500 ленных строек. Вместе с тем следует отметить, что за годы коллективизации поголовье скота уменьшилось с 60,1 млн. голов в 1928 г. до 51,4 млн. голов в 1939 г. В целом коллективизация позволила создать управляемую, а в ряде областей и прогрессивную систему сельского хозяйства, являвшую собой сырьевую базу промышленности, снизившую до минимума влияние природных факторов (засухи и т.п.), и обеспечить стране до начала войны необходимый стратегический зерновой запас. К концу 1930-х гг. командно-централистская система управления сельским хозяйством утвердилась окончательно. С политической точки зрения высшее партийное и государственное руководство страны в ходе коллективизации решило задачу подавления крестьянства, поставив его под полный свой контроль. В экономическом плане колхозы понадобились как источник для получения сельхозпродуктов и средств осуществления амбициозных планов по быстрому подъему промышленности и наращиванию военного потенциала. Печальным итогом насильственной коллективизации и ликвидации «кулачества» явилось уничтожение крестьянства как класса, экономически самостоятельных мелких собственников и превращение их в бесправных работников, фактически в государственных крепостных. Таким образом, буквально за одно десятилетие страна пережила проведение двух государственных политикоэкономических кампаний, в корне отличавшихся друг от друга. Новая экономическая политика была в действительности не просто политикой правящей партии, а особой моделью социально-экономического и политического развития, отличной от последующей советской командно-репрессивной системы. Коллективизация как период трансформации аграрной сферы и смены хозяйственного уклада форсированными методами не принесла ощутимых результатов в подъеме сельского хозяйства, в интенсификации сельскохозяйственного производства. Сегодня становится очевидным, что объективные трудности модернизационных процессов можно 501 было преодолеть, как показывают годы нэпа, когда начался неуклонный процесс восстановления экономики страны и сельского хозяйства. Колхозная система как способ хозяйствования воспринимается сложно, и в научной литературе получила полихромную оценку. Созданные в конце 1920-х годов колхозы на практике демонстрировали и положительные черты, к примеру, в виде экономически крепких хозяйств и колхозовмиллионеров, которые заставляют воздержаться от их полного и безоговорочного осуждения. Помимо того, коллективные хозяйства, сплачивая колхозников в социальнополитическом отношении, выступали как общественные организации крестьян. В тяжелые годы Великой Отечественной войны, главным образом колхозы обеспечили продовольственный ресурс страны, тем самым внесли огромный вклад в великую Победу. Изучение и применение на практике исторического опыта хозяйствования на селе является таким же эффективным и осязаемым материальным фактором возрождения сельского хозяйства, как, скажем, развитие его технической базы. Опыт развития сельского хозяйства в трудные, переломные годы нэпа и коллективизации обязательно должен быть востребован в настоящее время, которое также значимо для завтрашнего дня страны. Очевидно, что в современном сельском хозяйстве должны существовать разные формы хозяйствования, которые должны выбираться самими крестьянами. Именно свобода выбора является основой личной свободы людей, фундаментом для раскрытия творческого потенциала в землепользовании и хозяйствовании. Человек должен стать подлинным хозяином на земле, чтобы без всяких директив и ограничений принимать самостоятельные решения, отвечать за результаты своей деятельности. Подводя итог нашему исследованию, можно сделать вывод, что историческая наука только приближается к системному взгляду на нэп и коллективизацию сельского хозяйства, раскулачивание и голод 1933 г., при котором можно 502 использовать весь комплекс ракурсов, чтобы рассмотреть эти явления «изнутри» и «извне». Необходим поиск методологических ключей, которые позволят увидеть глубинные истоки процессов, предопределявших многие повороты в российской истории, включая рассматриваемый нами период. Речь идет о социокультурном, вернее, цивилизационном подходе к изучению сложнейших проблем развития сельского хозяйства и российской деревни, а также рассмотрению их в контексте задач модернизации, стоявших перед Россией в XX столетии и актуальных сегодня, в первом десятилетии XXI века. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: Трагедия российской деревни. - М. 2008. - С.76. 2 Кондрашин В.В. Указ. соч. - С. 111. 3 Трагедия советской деревни… - Т.3. - С. 878-879. 4 Adamets S., Blum A., Zakharov S. Disparites et variabilite des catastrophes demographiques en URSS// Dossiers Recherches / INED, 1994. № 42. P.75. 5 Сталинградский край к первому краевому съезду Советов./ Материалы к отчету Сталинградского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период 1931– 1934 гг. - Сталинградское краевое гос. изд-во, 1935. - С.2. 1 503 I. Архивные материалы 1. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. - 3316 Фонд ЦИК СССР Ф. - 1235 Фонд ВЦИК Ф. - 374 Фонд ЦСУ РСФСР Ф.Р. - 1318 Фонд Народного Комиссариата по делам национальностей Ф.Р. - 1320 Фонд Калмыцкого представительства при ВЦИК. Ф. Р. - 130 Фонд СНК РСФСР и подведомственных ему учреждений Ф. Р. - 5451 Фонд ВЦСПС Ф. Р. - 374 Фонд Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР Ф. - 1064 Фонд Центральной комиссии помощи голодающим при ВЦИК (ЦК помгол). Ф. - 1065 Фонд Центральной комиссии по борьбе последствиям голода при ВЦИК (ЦК последгол). 2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. - 17 Фонд ЦК КПСС (ЦК РКП(б), ЦК ВКП(б) 3. Российский государственный архив экономики (РГАЭ) Ф. - 478 Фонд Народного комиссариата земледелия РСФСР Ф. - 7446 Фонд Колхозцентра СССР и РСФСР Ф. - 764 Фонд Наркомпрода СССР Ф. - 1562 Фонд ЦСУ СССР Ф. - 484 Фонд центрального союза потребительских обществ СССР (Центросоюз СССР) 4. Национальный архив Республики Калмыкия (НА РК) Ф.Р. – 3 Фонд Калмыцкого облисполкома. Ф.Р. – 9 Ф.Р. - 13 Фонд областного отдела здравоохранения. Фонд областного профсоюза. 504 Ф.Р. - 15 Ф. Р. – 9 Фонд калмыцкого областного крестьянского комитета общественной взаимопомощи (г. Астрахань, г. Элиста с 1928 г.). Фонд отдела здравоохранения Ф.Р. - 21 Фонд исполнительного комитета Малодербетовского улусного Совета народных депутатов. Ф.Р. - 22 Фонд областного продовольственного комитета. Ф.Р.- 26 Фонд статистического управления. Ф.Р. - 42 Фонд Большедербетовского народного суда. Ф.Р. - 49 Фонд исполкома Хошеутовского улусного Совета рабочих, крестьянских и ловецких депутатов. Ф.Р. - 50 Фонд Хошеутовского волостного народного суда. Ф.Р. - 53 Фонд Калмбазаринского улусного народного суда. Ф.Р. - 98 Фонд Ремонтненского уездного народного суда. Ф.Р. - 102 Фонд земельного отдела. Ф.Р. - 112 Фонд представительства КАССР при Президиуме ВЦИК. 5. Государственный архив Астраханской области (ГА АО) Фонд губернского исполнительного комитета Ф.Р. - 1 Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и ловецких депутатов Ф.Р. - 1493 Фонд плановой комиссии при губернском исполкоме. Ф.Р. - 1373 Фонд губернского продовольственного комитета. Ф. Р. - 3365 Фонд Астраханского облисполкома и губернского исполкома совета рабочих, крестьянских, красноармейских и ловецких депутатов Ф. Р. - 6 Фонд окружного комитета ВКП(б) Ф. Р. - 2122 Фонд союза рыболовецких колхозов 6. Государственный архив современной документации Астраханской области (ГАСД АО) Ф. 6 Фонд Астраханского окружного комитета партии (окружком) 505 7. Государственный архив Саратовской области (ГА СО) Ф. - 521 Фонд Нижневолжской областной плановой комиссии. Ф. Р. - 466 Фонд губернской плановой комиссии. Ф. Р. - 2052 Фонд управления статистики Саратовской области Ф. Р. - 55 Фонд Нижневолжского краевого совета Ф. Р. - 341 Фонд финансового отдела исполкома Саратовского губернского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов 8. Государственный архив новейшей истории Саратовской области (ГАНИ СО) Ф. - 27 Фонд Саратовского губернского комитета ВКП(б) Ф. - 1 Фонд обкома ВКП(б) АССР Немцев Поволжья Ф. - 55 Фонд Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) 9. Государственный архив Волгоградской области (ГА ВО) Ф. - 37 Фонд Сталинградского губернского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и его исполнительный комитет Ф.- 54 Фонд Сталинградского уездного окружного совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и его исполнительный комитет Ф. - 313 Фонд Нижневолжского краевого совета рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов Ф. - 332 Фонд Нижневолжского краевого управления народно-хозяйственного учета 10. Центр документации новейшей истории Волгоградской области (ЦДНИ ВО) Ф. - 1 Фонд Царицынского губернского комитета РКП(б) 11. Научный архив Калмыцкого института гуманитарных исследований Российской академии наук (НА КИГИ РАН) Ф.Р.- 4. Отдел истории. 506 II. Опубликованные документы и материалы 1. Два года пятилетки. Материалы к отчету Нижне-Волжского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период от 1-го до 2-го краевого съезда Советов. – Саратов: изд-е Нижне-Волжского крайисполкома, 1931. – 120 с. 2. Декреты Советской власти: В 13 т. – Т.4. (10 ноября 1918 г. – 31 марта 1919 г.) – М.: Политиздат, 1968. – 731с. 3. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927 – 1932 гг. – М.: Политиздат, 1989. – 526 с. 4. Десятый съезд РКП(б): стен. отчет. – М.: Политиздат, 1963. – 915 с. 5. ХV съезд ВКП(б): стеногр. отчет. М.: Партиздат, 1935. – 734 с. 6. История колхозного права: Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917-1958 гг. Т. 1. – М.: Госюриздат, 1959. – 518 с. 7. Индустриализация Нижнего Поволжья. 1926–1941 гг.: Документы и материалы. – Волгоград: Ниж.-Волж.кн. изд-во, 1984. – 320 с. 8. К истории образования Автономной области калмыцкого народа (октябрь 1917 – ноябрь 1920 гг.): Сб. док. и матер. - Элиста, 1960. - С. 43 – 44. 9. Коллективизация сельского хозяйства: Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства 1927-1935 гг. –М.: Изд-во АН СССР, 1957. – 575 с. 10. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 1 – 4. (1898-1970). – М.: Политиздат, 1970. 11. Крестьянское движение в Поволжье. 1919–1922 гг.: документы и материалы / под ред. В. Данилова и Т. Шанина. – М.: РОССПЭН, 2002. – 941 с. 12. Лицом к деревне: Сб. докладов, речей, статей и резолюций по вопросам кооперативной и партийной работы в деревне. – Л.: Кооперация, 1924. – 334 с. 13. Национально-государственное строительство в Калмыцкой АССР. (июнь 1920 – июль 1937 гг.): сборник документов и материалов. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1981. – 360 с. 14. Наш край: документы, материалы (1917–1977 гг.). – Ставро- 507 поль: Кн. изд-во, 1983. – 405 с. 15. XI-й съезд РКП(б): стенографический отчет. Москва, 1922 г. – М.: Госполитиздат, 1961. – 873 с. 16. Отчет Калмоблисполкома от 8-го cъезда Советов до 9-го (октябрь 1928 г. – май 1930 г.). – Элиста: Калоблисполком, 1930. – 152 с. 17. Отчет о деятельности экономического совещания Калмыцкой области за время с 1 января по 1 июня 1922 г. – Астрахань, 1922. – 35 с. 18. Отчет ЦИК автономной области трудового калмыцкого народа VI общекалмыцкому съезду Советов. – Астрахань, 1925. – 56 с. 19. Путь трудовых побед. Сб. док. и мат-лов. – Волгоград: Ниж.Волж. кн. изд-во, 1967. – 450 с. 20. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам: Сб. док. и матер. за 50 лет. В 5 т. Т. 2. 1929 –1940 гг. – М.: Политиздат, 1967. – 798 с. 21. Сборник документов по земельному законодательству СССР и РСФСР.1917 – 1954. – М.: Госполитиздат, 1954. – 720 с. 22. «Совершенно секретно»: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922 – 1934 гг.): Сб. документов. – М., 2001. 23. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4 т. Т. 1. 1918–1922 гг. – М.: РОССПЭН, 1998. – 861 с. 24. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. Т. 1. Май 1927 – ноябрь 1929 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 1999; Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2000; Т. 3. Конец 1930 – 1933 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2001. 25. Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 – апрель 1919 гг.): Сб. док. / Под ред. Д. А. Чугаева. – Элиста, Калм. кн. изд-во, 1973 IV. Статистические материалы 508 1. Итоги (поволостные и уездные) сельскохозяйственных переписей Ставропольской губернии (1916–1922 гг.). – Ставрополь: Ставр. губстатбюро, 1923. – 26 с. 2. Итоги борьбы с голодом в 1921-1922 гг. – М.: ЦК Помгол, 1922. – 499 с. 3. Итоги Последгол (15 окт. 1922 г. – 1 авг. 1923 г.): Сб. ст. и мат. – М.: Ликвидком ЦКПГ ВЦИК, 1923. – 218 с. 4. Месячные и годовые выводы метеорологических наблюдений в Нижегородской губернии за 1919–1921 гг. // Статистический ежегодник Нижегородской губернии, 1922 и 1923 гг. – Нижний Новгород, 1924. – С. 4-7. 5. Наличное население обоего пола по уездам, с указанием числа лиц преобладающих родных языков: Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897. / Под ред. Н.А. Тройницкого. Вып. 7. – СПб., 1905. – 38 с. 6. Народное хозяйство Астраханской области за 50 лет: Стат. сб. – Волгоград: Ниж.-Волж. кн. изд-во, 1967. – 152 с. 7. Народное хозяйство в 1916 году. Вып. VII. Сводные статистические таблицы за 1913-1916 гг. – Пг., 1922. 8. Народное хозяйство Саратовской области за 50 лет Советской власти: Стат. сб. – Саратов: Статистика, Саратовское отделение, 1967. – 454 с. 9. Сдвиги в сельском хозяйстве СССР между XV и XVI партийными съездами: статистические сведения по сельскому хозяйству за 1927–1930 гг. – М.-Л.: ОГИЗ, 1931. – 213 с. 10. Статистический справочник Нижней Волги. 1929-1933. –Сталинград: изд-е журнала Нижнее Поволжье, 1934. – 459 с. 11. Статистический сборник по Саратовской губернии. – Саратов, 1923. – 197 с. 12. Шлифтейн Е. И. Мелкая промышленность Саратовской губернии: статистико-экономический сборник. – Саратов: Сарат. губсовнархоз, 1923. – 230 с. V. Работы руководителей Советского государства 509 1. Бухарин Н. И. Хозяйственный рост и проблема рабочекрестьянского блока // Пути развития: дискуссии 20-х гг. – Л.: Лениздат, 1990. – С. 173 – 209. 2. Бухарин Н.И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз // Путь к социализму. - Новосибирск: Наука – сибирское отделение, 1990. - С. 1 – 101. 3. Бухарин Н.И. О новой экономической политике и наших задачах: Доклад на собрании актива Московской организации ВКП(б) 17 апреля 1925 г. // Бухарин Н.И. Избранные произведения. - М.: Политиздат, 1988. 4. Зиновьев Г. Ленинизм и НЭП. - Л., 1926. – 65 с. 5. Каменев Л. Доклад на 2-м собрании уполномоченных Всероссийского центрального союза потребительских обществ (Центросоюза): О внутреннем и международном положении в связи с новой экономической программой. - М., 1921. – 15 с. 6. Каменев Л. Наши достижения, трудности и перспективы. М.-Л., 1925. – 46 с. 7. Каменев Л. Об очередных задачах экономической политики РКП: Доклад на заседании активных работников Краснопресненского района, 27 декабря 1924 г. - М., 1925. – 29 с. 8. Ленин В.И. Доклад о замене разверстки натуральным налогом 15 марта // Полн. собр. соч. - Т. 43. - С. 57 – 73. 9. Ленин В.И. Доклад о новой экономической политике, 29 октября // Полн. собр. соч. - Т. 44. - С. 193 – 220. 10. Ленин В.И. О продовольственном налоге: Значение новой экономической политики и ее условия // Полн. собр. соч. - Т. 43. - С. 203 – 245. 11. Ленин В.И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов: Доклад на II Всероссийском съезде политпросветов, 17 октября 1921 г.// Полн. собр. соч. - Т. 44. С. 155–175. 12. Ленин В.И. О кооперации // Полн. собр. соч. - Т. 45. С. 369 – 382. 13. Рыков А.И. Основные вопросы хозяйственной политики СССР: Доклад на VI Всероссийском съезде профессиональных союзов. - М., 1924. – 45 с. 14. Рыков А.И. Хозяйственное положение Советских республик и очередные задачи экономической политики. – М., 1924. 47 с. 15. Сталин И.В. Политический отчет ЦК XIV съезду РКП (б) // 510 Сочинения. В 13 т. Т. 7. – 1925 г. – М.: Гос. изд. полит. лит, 1947. – С. 259–391. 16. Сталин И.В. О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии: Доклад активу ленинградской организации о работе Пленума ЦК ВКП (б), 13 апреля 1926 // Сочинения. Т. 8. – Январь – ноябрь 1926 г. – С. 116–148. 17. Сталин И.В. Об индустриализации страны и правом уклоне в ВКП (б): Речь на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б), 19 ноября 1928 г. // Сочинения. В 13 т. Т. 11. 1928-март 1929 гг. – М.: Гос. изд. полит. лит, 1949. – С. 245–290. 18. Сталин И.В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства // Сочинения. Т. 11. С. 3–9. 19. Троцкий Л. Д. К социализму или капитализму? (Анализ советского хозяйства). – М. – Л.: Госиздат, 1925. VI. Монографии, обобщающие труды, сборники статей 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. Абрамов Б.А. Коллективизация сельского хозяйства – великая революция в социально-экономических отношениях и во всем укладе жизни крестьянства. – М.: Высшая школа, 1967. – 95 с. Авторханов А. Происхождение партократии. В 2 т. Т. 2 ЦК и Сталин. – Frankfurt/Main: Посев, 1983. – 534 с. Акугинова С.Д. Из истории формирования рабочего класса в рыбной промышленности // Вестник института. Вып 2. Сер. истор.– Элиста, 1967. – С.47 – 71. Аксельрод В.С. Как мы учились торговать. – М.: Московский рабочий, 1986. – 128 с. Акугинова С. Д. Из истории формирования рабочего класса в рыбной промышленности Калмыкии // Вестник института – № 2. – Ч.1. – Серия истор. – Элиста: КНИИЯЛИ, 1967. – С. 47–71. Алексеев В.А. Иллюзии и догмы: взаимоотношения советского государства и религии. – М.: Политиздат, 1991. – 398 с. Алексеев П., Попов А. О взаимоотношениях совхозов и колхозов в условиях сплошной коллективизации // Нижнее Поволжье. – 1930. – № 6. С.5-6. 511 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 512 Алексеев С. Д. В борьбе за социализм // Первые десять лет Калмыцкой областной комсомольской организации (1921– 1931 гг.). – Элиста: Калмгосиздат, 1963. – С. 153–158. Амбэ В. В. Калмыцкой автономной области // Жизнь национальностей. – 1921. – № 14(112). – С. 35. Амур-Санан A.M. Голос калмыцкой интеллигенции. Письмо в редакцию // Жизнь национальностей. – 1919. – № 20(28). Амур-Санан А. В Калмыцкой Автономной Области //Жизнь национальностей. – 1921. – № 27(125). – С. 4. Амур-Санан А. Вымирающая степь // Жизнь национальностей. – 1922. № 4(10). – С. 9. Ангаров А. Сельсовет и ликвидация кулачества как класса // Большевик. – 1930. – № 6. – С. 3 – 18. Андреев А.И. О закрытии высшей буддийской конфессиональной школы Цаннид Чойра в Калмыкии // Orient: альманах. – 1992. – Вып. I. Буддизм в России. – С. 152 – 158. Андреев А.И. Время Шамбалы: оккультизм, наука и политика в Советской России. – СПб.: Нева; М.: ОЛМА-Пресс, 2002. – 380 с. Анисимов Н.И. Победа социалистического сельского хозяйства: к итогам 30-летия советской власти. – М.: Сельхозгиз, 1937. – 128 с. Антонов-Овсеенко В. А. Закрепим нашу победу! Слово к рабочим и крестьянам председателя Конференции голодающих губерний. – М.: Красная новь, 1922. – 18 с. Антонов-Овсеенко В. А. Спешите на помощь умирающим от голода! –М.: Главполитпросвет, 1922. – 16 с. Архипов В. А., Морозов Л. Ф. Борьба против капиталистических элементов в промышленности и торговле. 1920-е – начало 1930-х гг. – М.: Мысль, 1978. – 263 с. Астрахань: Справочная книга. – Сталинград: Обл. кн. изд-во, 1937. – 424 с. Бабашкин В.В. Современные концепции аграрного развития: семинар продолжается // Крестьяноведение. Теория. История. Современность: Ученые записки. – М., 1999. – С. 280-288. Бадмаев Н.Х. Калмыцкая областная партийная организация в восстановительный период (1921–1925 гг.) // Вестник КНИИЯЛИ. – Вып. № 4. – Сер. историческая. – Элиста, 1965. – С. 22–34. 23. Бадмаев Н.Х. Партийное строительство в Калмыцкой автономной области (1921–1929 гг.). – Элиста, 1969. – 52 с. 24. Бадмаев С.Б. Развитие экономики Калмыкии. - Элиста, Калм. кн. изд-во, 1979. – 174 с. 25. Бадмаев С. Б. Сельское хозяйство Калмыкии в восстановительный период // Ученые записки КНИИЯЛИ. – Вып. 12. – Сер. истор. – Элиста, 1975. – С. 126–144. 26. Бадмаев С. Б., Нимгиров А. Г. Сельскохозяйственная кооперация национальных автономий Юга России в период нэпа. – Элиста: Изд-во КГУ, 2007. – 94 с. 27. Бадмаева Е.Н. Голод и преодоление его последствий // История Калмыкии с древнейших времен до наших дней. В 3-х т. Т.2. – Элиста: ГУ «Изд. дом «Герел», 2009. – С. 307–324. 28. Бадмаева Е.Н. Калмыкия в начале 1920-х годов: голод и преодоление его последствий /Е.Н. Бадмаева. – Элиста: АОр «НПП «Джангар», 2006. – 182 с. 29. Бадмаева Е.Н. Крестьянство: трудный путь к НЭПу // IX-й Международный конгресс монголоведов. Улан-Батор, 8-12 августа 2006 г. Доклады Российской делегации. – М., 2006. – С. 12–18. 30. Бадмаева Е. Н. Миграционные процессы в истории формирования Калмыкии в годы нэпа // Государственная служба. – 2008. – №1 (51). – С.111–114. 31. Бадмаева Е.Н. Начало новой экономической политики в Калмыкии // Восстановление национальной государственности репрессированных народов России и перспективы их развития на современном этапе. – Элиста, изд-во КГУ, 2006.– С. 195–197. 32. Бадмаева Е.Н. Особенности восстановительного периода в народном хозяйстве Калмыкии (1921–1925 гг.) // Калмыкия – субъект Российской Федерации: история и современность. Материалы Российской научной конференции (6-7 октября 2005 г.). – Элиста: Изд-во КГУ, 2005. – С.158–165. 33. Бадмаева Е.Н. Терроризм в годы нэпа: психологический аспект крестьянства // Аграрная Россия: осмысление истории». – СПб.: СПб ГУ, 2007. С. 43 – 46. 34. Бадмаева Е.Н. Церковная политика советского государства в Калмыкии в 1921–1922 гг. // Буддийская культура и мировая цивилизация на пороге III тысячелетия: материалы конф. 513 35. 36. 37. 38. 39. 40. 41. 42. 43. 44. 45. 46. 47. 48. 514 Элиста, 19-21 сентября, 2000. – СПб., Элиста, 2000. – С. 203 – 205. Базаров В. К пятилетию нэпа // Экономическое обозрение. – 1926. – №3. Бакаев П. Д. Анализ истории земельных отношений (XIX и XX столетия). – Элиста: АОр «НПП «Джангар», 2006. – 277 с. Бакаева Э.Б. Свет буддизма над Поволжьем // Наука и религия. – 1993. – № 6. – С.34. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. – М.: Наука, 1984. – 342 с. Басхаев А. Ламаистская церковь Калмыкии // Теегин герл. – 1996. – № 6. – С. 110 – 121. Басхаев А. Н. Ойраты. Воины Великой степи. – Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2007. – 272 с. Беликов Т. И. Калмыцкая область в восстановительный период (1921–1925 гг.) // Ученые записки КНИИЯЛИ. – Вып. 6. – Сер. истор. – Элиста, 1968. – С. 94 – 130. Белокопытов В.И. Лихолетье: из истории борьбы с голодом в Поволжье. 1921-1922 гг. – Казань: Татарское кн. изд-во, 1976. – 167 с. Белоусов Р. А. Экономическая история России: XX век. Кн. 2. Через революцию к НЭПу. – М.: ИздАТ, 2000. – 422 с. Бокарев Ю. П. Бюджетные обследования крестьянских хозяйств 20-х годов, как исторический источник. – М.: Наука, 1981.– 309 с. Бондаренко Г. Н. Участие профсоюзов в чествовании ударников и передовиков производства в восстановительный период (1921-1925 гг.) (На мат-лах Кубани и Ставрополья) // Из истории народов Северного Кавказа: сб.науч.ст. Вып.З. – Ставрополь, 2000. Боован Бадма (Боваев Б.). Услаждение слуха. (Поэма) // Поэзия народов СССР XIX – начала XX в. – М.: Худ. лит., 1977. – С. 579 – 588. Борисенко И.В., Горяев А.Т. Гражданская война:»калмыцкий» исход. – Волгоград, 1996. – 63 с. Борисенко И. В., Убушиева С. И. Очерки исторической географии Калмыкии, 1917 – начало 90-х гг. XX в. – Элиста: АПП «Джангар», 2000. – 168 с. 49. Борисов Т. Калмыкия: историко-политический и социальноэкономический очерк. – М.-Л.: Госиздат, 1926. – 97 с. 50. Борисов Т. Калмыкия: социально-экономический очерк о Калмыцкой автономной области // Наш край. – 1926. –№ 4 (апрель). – С. 78 – 81. 51. Боффа Д. История Советского Союза В 2-х. Т.1. От революции до второй мировой войны. Ленин и Сталин 1917-1941. / пер. с итал. – М.: Международные отношения, 1994. – 628 с. 52. Бугай Н.Ф. Чрезвычайные органы Советской власти: ревкомы. 1918–1921. – М.: Наука, 1990. – 318 с. 53. Бухарин Н. И. Избранные произведения. – М.: Политиздат, 1988. – 497 с. 54. Бухман К. Голод 1921 года и деятельность иностранных организаций // Вестник статистики. – 1923. – № 4-6. 55. Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. – М.: Современник, 1991. – 365 с. 56. Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. – М.: Соратник, 1994. – 269 с. 57. Васькин П.И. Становление социалистических производственных отношений в Калмыкии. – Элиста: Калмиздат, 1971. – 98 с. 58. В борьбе с засухой и голодом: неурожай в засушливых районах СССР и борьба с ними / под ред. А. И. Рыкова. – М.: Госиздат, 1925. – 356 с. 59. Венер М. Лицом к деревне: Советская власть и крестьянский вопрос (1924–1925 гг.) // Отечественная история. – 1993. – №5. – С. 86 – 107. 60. Верт Н. История Советского государства 1900-1991. / пер. с франц. – М.: Изд. Дом «Инфра», 1998. – 543 с. 61. Веселовский С. Б. Дневники 1915–1923, 1944 годов // Вопросы истории, 2000. – №10. – С. 113–140. 62. Видинеев Н. М. На фронте с песками // Калмыцкая степь. – 1927. – № 3. – С. 43 – 45. 63. Винавер И. Промышленность Саратовской губернии за 8 лет // Нижнее Поволжье. – 1925. – № 10. 64. Виноградов С. В. Мелкотоварное крестьянское хозяйство Поволжья в 20-е годы. – М.: Наука, 1998. – 175 с. 65. Виноградов С.В. НЭП: опыт создания многоукладной эконо- 515 мики. – М.: ИМ, 1996. – 122 с. 66. Виноградов С.В. Экономическое развитие Поволжья в период нэпа 1921–1927 гг. – Астрахань: изд-во Астраханского гос. пед.ун-та, 2001.– 141 с. 67. Водолагин М. А. Очерки истории Волгограда (1589–1967 гг.) – М.: Наука, 1968. – 448 с. 68. Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: сб. док. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – 794 с. 69. Восстановление народного хозяйства Калмыкии (1921– 1922 гг.) // Калмыкия в истории СССР. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1968. – С. 86 – 96. 70. Вылцан М. А. Данилов В. П., Кабанов В. В. и др. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения: краткий очерк истории. – М.: Колос, 1982.– 399 с. 71. Вылцан М. А. Завершающий этап создания колхозного строя (1935–1937 гг.). – М.: Наука, 1978. – 263 с. 72. Вылцан М.А. Материальное положение колхозного крестьянства в довоенные годы // Вопросы истории. – 1963.– № 9. – С. 15–24. 73. Гайстер А. И. Расслоение советской деревни. – М., 1928. – 41 с. 74. Геллер М., Некрич А. Утопия власти. – М.: Изд-во «МИК», 2000. – 855 с. 75. Генкина Э. Б. Государственная деятельность В.И. Ленина в 1921–1923 гг. – М.: Наука, 1969. – 520 с. 76. Генкина Э. Б. Ленин - председатель Совнаркома и СТО: из истории государственной деятельности В.И. Ленина в 1921– 1922 гг. – М.: Изд-во АН СССР, 1960. – 255 с. 77. Генкина Э. Б. Переход Советского государства к новой экономической политике (1921–1922). – М.: Госполитиздат, 1954. – 504 с. 78. Генкина Э.Б. СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930–1934). – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1952.– 176 с. 79. Герман А.А. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. Часть I. Автономная область. 1918–1924. – Саратов: Изд-во Сарат. унта, 1992. – 191 с. 80. Герман А.А. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. Часть I. Автономная республика. 1924–1941. – Саратов: Изд-во Сарат. 516 ун-та, 1994. – 410 с. 81. Герман А. Обращаясь к статистике // Волга. – 1995. – № 5-6. – С.32. 82. Герман Ю. Голод 33-го года и немцы Поволжья // Волга. – 1995. – № 5-6. – С. 34. 83. Глухов И.К. От патриархальщины к социализму. – Астрахань: Калмиздат, 1926. – 276 с. 84. Год борьбы с голодом. – М.: Мосполиграф, 1922. – 122 с. 85. Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. – М.: Политиздат, 1980. – 335 с. 86. Голод. – София: Русская мысль, 1921. 87. Голод в 1932–1933 гг. в Поволжье // Вопросы крестьяноведения. – 1996. – Вып. 3. – С. 92-99. 88. Голощекин Ф. И. Казахстан на путях социалистического переустройства. – М. - Алма-Ата, ОГИЗ, 1931. – 248 с. 89. Гордеев Г. С. Сельское хозяйство в войне и революции. – М.Л.: Госиздат, 1925. – 203 с. 90. Гражданская война и военная интервенция в СССР. – М.: Сов. энциклопедия, 1987. – 704 с. 91. Гражданская война в России. Круглый стол, посв. истории гражданской войны в России в институте российской истории // Отечественная история. –1993. – № 3.– С. 105 – 107. 92. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917–1938. – М.: РОССПЭН, 2001.– 95 с. 93. Гринштейн А. 10 лет // Нижнее Поволжье. – 1927. – № 10 (октябрь). 94. Гросс Э. Автономная социалистическая советская республика немцев Поволжья. – Покровск: Немгосиздат, 1926. – 125 с. 95. Гутовский И. А. Хозяйственное положение Сталинградской губернии в январе месяце 1925 года: конъюнктурный обзор. – Сталинград: типо-лит. изд-ва «Борьба», 1925. – 13 с. 96. Давыдов Ю.А. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 1917–1921 гг.: Мешочники. – СПб.: Наука, 2002. - 339 с. 97. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. – М.: Наука, 1977. – 318 с. 98. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. – М.: Наука, 1979. – 359 с. 517 99. Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. – М.: Издво АН СССР, 1957. – 451 с. 100. Данилова Л.В. Природное и социальное в крестьянском хозяйстве // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. – М., 1997. – С. 21 – 52. 101. Двадцать лет автономии Советской Калмыкии. – Элиста: Калмгосиздат, 1940. – 115 с. 102. Джалаева A. M. В интересах народа прошу...: К 105-летию со дня рождения Н. Очирова // Известия Калмыкии. – 1991. – 25 июля. – С. 3. 103. Джалаева A. M. За отсутствием состава преступления // Теегин герл. – 1996. – № 7. – С. 20. 104. Десять лет Калмыцкой автономной области (1920–1930). – Астрахань: Калмиздат, 1930. – 135 с. 105. Диптан И.И. Дети и голод на Украине в 1921–1922 гг. // Философская и социологическая мысль. – 1991. – №1. 106. Джимбинов Б. Советская Калмыкия. – М.: Изд-во «Ведомостей Верховного Совета РСФСР», 1940. – 28 с. 107. Дмитриенко В.П. Военный коммунизм, нэп…// История СССР. – 1990. – №3. – С.3 – 26. 108. Дмитриенко В.П. Четыре измерения нэпа // Вопросы истории КПСС. – 1991. – №3. – С.125 –138. 109. До конца разгромить кулацкий саботаж в засыпке семян (Из доклада председателя Н-В крайисполкома Озерянского на краевом съезде колхозников-ударников) // Известия. – 1933. – № 3-4. – С. 6. 110. Доморощенный Христос или классовый враг с молитвой и крестом // Борьба. – 1930. –№ 202 (3793).– 6 сентября. 111. Дорджиев М.В. Голод в КАО в 1921–1922 гг. // Проблемы отечественной и всеобщей истории: сб. науч. трудов КГУ. – Элиста, 1998. – С. 48 – 58. 112. Дубровский С. М. Очерки русской революции. Вып.1. Сельское хозяйство. – М.: «Новая деревня», 1923. – 404 с. 113. Дурбажев М. К вопросу о реорганизации крестьянского хозяйства в Астраханской губерниис// Наш край. – 1926. – № 5 (май). – С. 19 – 31. 114. Душан У. Историко-этнографические заметки об Эркетеневском улусе Калмыцкой АССР // Этнографические вести. – 518 Элиста, 1973. – С. 31–107. 115. Душан У. Общий обзор медико-санитарного дела в Калмыцкой степи // Калмыцкая область. – 1925. – № 3. – С. 50–75. 116. Жирмунский М. М. Частный торговый капитал в народном хозяйстве СССР. – М.: Изд-во НКФ СССР , 1927. – 90 с. 117. Жиромская В.Б. Демографическая история России в 1930-е годы: Взгляд в неизвестное. – М.: РОССПЭН, 2001. – 277 с. 118. Жиромская В.Б. Советский город в 1921-1925 гг.: Проблемы социальной структуры. – М.: Наука, 1988. – 166 с. 119. Житецкий И.А. Очерки быта астраханских калмыков. Этнограф. Наблюдения. 1884-1886 гг. – М.: Тип. М. Г. Волчанинова, 1893. – 87 с. 120. Завадская Э.С. Фритьоф Нансен и Россия // Знание-сила. – 1992. – №11. – С. 135–136. 121. Залесский М. Я. Налоговая политика Советского государства в деревне. – М.: Госфиниздат, 1940. – 120 с. 122. Зеленин И. Е. Коллективизация и единоличник (1933-й – первая половина 1935 г.)/ / Отечественная история. – 1993. – №3. – С. 35–55. 123. Зеленин И. Е. О некоторых «белых пятнах» завершающего этапа сплошной коллективизации // История СССР. – 1989. – № 2. – С. 3–19. 124. Зеленин И. Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» // История ССР. – 1990. – № 6. – С. 31–49. 125. Зеленин И. Е. Совхозы СССР в годы довоенных пятилеток. 1928-1941. – М.: Наука, 1982. – 239 с. 126. Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. – М.: ИРИ, 1996. – 265 с. 127. Зыбковец В.Ф. Национализация монастырских имуществ в советской России (1917-1921). – М.: Наука, 1975. – 205 с. 128. Зыков Ф. Перспективы развития коллективного сельского хозяйства // Наш край. – 1926. – № 3(март). – С. 29 – 36. 129. Зюрюкин В. Сельское хозяйство и пути восстановления его в Республике немцев Поволжья // Нижнее Поволжье. – 1927. – № 4 (апрель). 130. Иванов Д., Насонов П., Яковлев К. Общий очерк Калмыцкой степи Астраханской губернии по данным обследования 1909 г. // Материалы статистикоэкономического и естественно-исторического обследования 519 131. 132. 133. 134. 135. 136. 137. 138. 139. 140. 141. 142. 143. 520 Калмыцкой области Астраханской губернии. – Астрахань, 1910. – 350 с. Иванов М. П. Вопросы историографии национальногосударственного строительства в Калмыкии //Актуальные вопросы ленинской национальной политики. – Элиста, 1974. Иванов М. П. Осуществление ленинской национальной политики в Калмыкии (1917–1937 гг.). – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1973. – 208 с. Иванько Н. И., Наберухин А. И., Орехов И. И. Великий Октябрь и гражданская война в Калмыкии. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1968. – 148 с. Иванько Н.И. Помощь трудящихся калмыков Красной Армии // Ученые записки КНИИЯЛИ. – Вып. 10. – Элиста, 1974. – С. 212–218. Ивашкин С.С. Из истории участия рабочего класса в культурном строительстве в деревне в годы социалистического преобразования сельского хозяйства (1917–1937 гг.) // Политические и социально-экономические аспекты социалистического строительства в Калмыкии. – Элиста, 1977. – С. 3–38. Ивницкий Н.А. Голод 1932–1933 годов в СССР: Украина, Казахстан, Северный Кавказ, Поволжье, ЦентральноЧерноземная область, Западная Сибирь, Урал. – М.: Собрание, 2009. – 286 с. Ивницкий Н.А. Горькие уроки // Молодой коммунист. – 1989. – № 11. –С. 68–69. Ивницкий Н.А. Даешь коллективизацию // Молодой коммунист. – 1988. – № 4. – С. 84–86. Ивницкий Н.А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929–1932 гг.). – М.: Наука, 1972.– 360 с. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.). – М.: Магистр, 1996. – 285 с. Ивницкий Н. А. Коллективизация сельского хозяйства СССР: опыт, уроки, выводы. – М.: Знание, 1988. – 25 с. Ивницкий Н.А.Репрессивная политика советской власти в деревне (1928–1933 гг.). – М.: ИРИ РАН, 2000. – 350 с. Ильиных В.А. Государственное регулирование сельскохозяйственного рынка Сибири в условиях НЭПа. 1921–1928 гг. – Новосибирск: изд-во СО РАН, 2005. – 282 с. 144. Илюмжинов К.Н. Калмыкия в политическом и экономическом пространстве России (1996–2002). – Элиста: АПП «Джангар», 2002. – 568 с. 145. Илюмжинов К. Н., Максимов К. Н. Калмыкия на рубеже веков. – М.: ЗЕЛО, 1997. – 310с. 146. Илюмжинов К.Н., Максимов К.Н. На пути к демократии. – Элиста, АПП «Джангар», 1998. – 288 с. 147. Инджиев М.С. Преображенное сельское хозяйство // Народное хозяйство Калмыцкой АССР за 50 лет. – Элиста, 1969. – С. 21–33. 148. Ипполитова Н. Посылка Лютера Бербанка // Время Калмыкии. – 2001. – 14 сентября. – С. 3. 149. Исторические исследования в России: тенденции последних лет: сб.статей. – М.: АИРО-ХХ, 1996. – 463 с. 150. История Астраханского края: монографические исследования. – Астрахань: изд-во Астраханского гос.пед. ун-та, 2000.– 1119 с. 151. История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: в 3 тт. 2.– Элиста: ГУ «Издательский дом «Герел», 2009. – 839 с. 152. История Коммунистической партии Советского Союза. Т.4. Кн. 2. – М.: Политиздат, 1970. – 607 с. 153. История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР. – М.: Мосгорархив, 2002. –510 с. 154. История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней. XX век (1918–1998 гг.). – М., Наука, 2000. – 230 с. 155. История советского крестьянства: В 5-ти т. – М.: Наука, 1986. – Т.1 Крестьянство в первое десятилетие советской власти (1917–1927 гг.)– 455 с.; Т.2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства (конец 1927–1937 гг.)– 448 с. 156. История социалистической экономики в СССР. В 7-ми т. Т. 3. Создание фундамента социалистической экономики в СССР. 1926–1932 гг. – М.: Наука, 1977. – 535 с. 157. Исупов В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: историко-демографические очерки. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. – 242 с. 158. К истории образования Автономной области калмыцкого народа (октябрь 1917 – ноябрь 1920 гг.): Сб. док. и матер. – Эли- 521 ста, 1960. – 98 с. 159. Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. – М., Наука, 1996. – 205 с. 160. Кабанов В.В. Крестьянская община и кооперация России XX века. – М.: ИРИ РАН, 1997. – 155 с. 161. Кабанов В. В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма». – М.: Наука, 1988. – 302 с. 162. Как духовенство служило белым // Борьба. – 1929. – № 279 (3575).– 6 декабря. 163. Кактынь А. М. Очерки по организации народного хозяйства. – М., 1922. – 59 с. 164. Кальянов А. Религиозные коммунисты // Борьба. – 1923. – № 919. – февраля. 165. Калмыки. Исследование санитарного состояния и запаса жизненных сил. Экспедиция 1925–1926 гг. / под ред. А. Молькова. – М.; Л.: Гос. изд-во, 1928. – 348 с. 166. Калмыкия в истории СССР / под ред. М. Л. Кичикова; пособие для изучающих историю родного края. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1968. – 183 с. 167. Каменева О. Д. Как пролетарии всех стран помогают Советской России. – М.: Новая Москва, 1923. – 88 с. 168. Кандидов Б. П. Голод 1921 г. и церковь. – М.-Л.: ОГИЗ, 1932. – 92 с. 169. Каплан В. Основные выводы ГубКК-РКИ по режиму экономики // Нижнее Поволжье. – 1926. – № 10–12. – С. 25–29. 170. Карманный словарь атеиста / под ред. проф. М.П. Новикова. – М.: Политиздат, 1975. – 287 с. 171. Карр Э. История Советской России / пер. с англ.; предисл. А.П. Ненарокова. Т.1. Кн.1. Большевистская революция 1917– 1923. – М.: Прогресс, 1990. – 763 с. 172. Касьяненко В.И. Нэп и акционерное предпринимательство в СССР. – М.: Знание, 1991. – 62 с. 173. Киевская Т.Н. Кооперативное строительство в Калмыкии в восстановительный период (1921–1925 гг.) // Проблемы социалистического строительства в Калмыкии: межвуз. сб. науч. ст. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1980. – С. 93–102. 174. Киевская Т. Н. Партийное строительство в Калмыкии в первые годы нэпа (1921–1922) // Ученые записки КНИИЯЛИ. – Вып. 12. – Сер. истор. – Элиста, 1975. – С. 90–111. 522 175. Кичиков М.Л. О закономерностях и своеобразии перехода к социализму 1917-1929// Вестник института. – Элиста, 1974. – Вып. № 9. – С.3–17. 176. Клейн Н.Л. Экономическое развитие Поволжья в конце XIX – начале XX вв. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1981. – 199 с. 177. Клушанцев И. Голод 1921–1922 гг. и его влияние на сельское хозяйство Ставропольской губернии. – Ставрополь: Ставр. губстатбюро, 1923. – 46 с. 178. Коган А. Н. Система мероприятий партии и правительства по борьбе с голодом в Поволжье 1921–1922 гг. // Исторические записки. Т.48. – М., Наука, 1954. – С. 228–247. 179. Козлов В.А. Культурная революция и крестьянство (1921– 1927 гг.). – М.: Наука, 1983. –215 с. 180. Коломейцев П. Сельское хозяйство Астраханской губернии за 1924–1925 гг.// Наш край. – 1926. – № 4(апрель). – С. 3–14. 181. Команджаев А.Н. Хозяйство и социальные отношения в Калмыкии в конце XIX – начале XX века: исторический опыт и современность. – Элиста: АПП «Джангар», 1999. – 263 с. 182. Кондратьев Н.Д. К вопросу об особенностях условий развития сельского хозяйства СССР и их значение // Известия ЦК КПСС. – 1989. – №7. – С. 210. 183. Кондратьев Н.Д. Критические заметки о плане развития народного хозяйства // Плановое хозяйство. – 1927. – № 4. 184. Кондратьев Н.Д. Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства на пленарном заседании президиума Госплана СССР // Пути сельского хозяйства. – 1925. – № 4. – С. 194. 185. Кондрашин В. Голод 1932-1933 гг. в российской деревне в свидетельствах очевидцев // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Ученые записки, 2005. Вып. 5. – М.: МВШСЭН, 2006. – С. 183 – 197. 186. Кондрашин В. Голод в крестьянском менталитете // Менталитет и аграрное развитие России: материалы международной конференции. – М., 1995. – С. 115–123. 187. Кондрашин В.В. Голод 1932–-1933 гг. в Поволжье // Вопросы крестьяноведения. Вып. 3. – С. 96. 188. Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. – М.: РОССПЭН; Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. – 519 с. 523 189. Кондрашин В.В. Голод в крестьянском менталитете // Новые страницы истории Отечества (по материалам Северного Кавказа): межвузовский сб. науч. статей. Вып. 1. – Ставрополь, 1996. – С. 53–61. 190. Конквест Р. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом. – London: Overseas Publications Interchange, 1988. – 620 с. 191. Коржихина Т.П. История государственных учреждений СССР. М.: Высшая школа,1986. – 398 с. 192. Короткий Б. Работа областного отдела рабпрос Калмобласти за период с 1-го октября 1924 г. по 1 января 1925 г. // Вестник Калмыцкого обкома РКП. – 1925. – №2-3. – С. 76 – 82. 193. Кочетов А. Н. Ламаизм. – М.: Наука, 1973. – 199 с. 194. Коэн С. Бухарин: Политическая биография. 1888–1938. – М.: Прогресс, 1992. – 570 с. 195. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. 1921–1929. – М.: Политиздат, 1984. – 579 с.; Т. 5. 1929 – 1932. – 446 с. 196. Крицман Л. Героический период Великой русской революции: опыт анализа так называемого «военного коммунизма». – М.-Л.: Госиздат, 1926. – 272 с. 197. Крумин Г.И. Пути хозяйственной политики. – М.: «Экономическая жизнь», 1924. – 54 с. 198. Крылов С. По голодающим аймакам Калмыцкой области // Вестник Калмыцкого обкома. – 1923. – № 2-3. (28-29). – С. 7–10. 199. Крюков В. Колхозы в Астраханской губернии // Наш край. – 1926. –№ 4 (июнь). 200. Кудашев В. А. О коневодстве кочевых племен Астраханской губернии // Журнал конезаводства. – 1910. – № 5. 201. Кузнецов Б. Против буржуазных концепций по аграрному вопросу. – М.: Соцэгиз, 1962. – 141 с. 202. Куренышев А. А. Крестьянство и его организации в первой трети XX века. – М.: Гос. ист. музей, 2000. – 222 с. 203. Ланцанова Л. Ю. Переселение калмыков Оренбуржья, Урала, Кавказа и Дона в Калмыцкую автономную область // Калмыкия – субъект Российской Федерации: история и современность: мат-лы рос. науч. конф. (6–7 октября 2005 г.). – Элиста: Изд-во КГУ, 2005. – С. 274 – 283. 524 204. Лаптев И. Советское крестьянство: исторический обзор. – М.: Сельхозгиз, 1939. – 176 с. 205. Ларин Ю. О пределах приспособляемости нашей экономической политики // Красная новь. – 1921.– № 4. 206. Ларин Ю. Преобразование русских трестов в концерны // Народное хозяйство. – 1922. – № 9-10. 207. Ларин Ю. Частный капитал в СССР. – М.-Л.: Гос. изд-во, 1927. – 312 с. 208. Лацис О. Размышления экономиста // Коммунист. – 1987. – №18. – С. 87. 209. Лебединский А. К. К вопросу о вымирании калмыков // Калмыцкая область. – 1927. – № 1 – 2. – С. 104 – 139. 210. Лебединский А.А. К истории калмыцкого права в 40-х годах XXIII столетия // Ойратские известия. Астрахань. – 1922. – №3-4. – С. 78 – 87. 211. Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы: картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. – 339 с. 212. Лексин Ю. Первый перелом // Знание – сила. – 1988. – № 11. – С. 70. 213. Ленинский сборник. Т. XXIII. / под ред. В.В. Адоратского, В.М. Молотова, М.А. Савельева. – М.: Партийное изд-во, 1993. – 339 с. 214. Ленкова М.В. История Калмыкии XX века в общероссийской историографии. – Элиста: АПП «Джангар», 2000. – 90 с. 215. Лиджиев-Рокчинский О. Л. Предпосылки экономического и культурного развития Калмыцкой степи // Нижнее Поволжье. – 1926. – № 1. – С. 101. 216. Литошенко Л. Н. Эволюция и прогресс крестьянского хозяйства. – М.: Русский книжник, 1923. – 46 с. 217. Лозбенев И.Н. Крестьянская община в годы нэпа // Вопросы истории. – 2005. – № 4. 218. Любомиров Т. О заселении Астраханской губернии // Наш край. – 1926. – № 4. – С. 54 – 77. 219. Лясковский Г. Сельское хозяйство (1917–1927) // Нижнее Поволжье. –1927. – № 10. 220. Максимов К. Н. Административные акты Калмыцкого облисполкома как источники по истории социалистического строительства в Калмыкии (1920–1935 гг.) // Актуальные проблемы 525 221. 222. 223. 224. 225. 226. 227. 228. 229. 230. 231. 232. 233. 526 ленинской национальной политики партии. – Элиста, 1974. – С. 184 – 190. Максимов К. Н., Таванец С. Д. Изучение истории Калмыкии XX века: итоги и перспективы // Наука и высшая школа Калмыкии. – Элиста, 1999. – С. 72 – 83. Максимов К.Н. История национальной государственности Калмыкии (начало XVII-XX вв.). – М., Инф-издат. Дом «Профиздат», 2000. Максимов К. Н. Калмыкия в национальной политике, системе власти и управления России (XVII-XX вв.). – М.: Наука, 2002. – 524 с. Максимов К. Н. Органы государственной власти и государственного управления Калмыцкой автономной области (1920 –1935 гг.). – Элиста, 1970. – 57 с. Максимов К.Н. Основные этапы развития высших органов государственной власти // Политические и социальноэкономические аспекты социалистического строительства в Калмыкии. – Элиста, 1977. – 67 с. Максимов К. Н. Развитие советской национальной государственности. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1981. – 192 с. Максимов К.Н. Трагедия народа: Репрессии в Калмыкии. 1918–1940-е годы. – М.: Наука, 2004. – 310 с. Мальков А.А. Естественное движение населения Саратовской губернии за период 1914–1925 гг. – Саратов: Сарполиграфпром, 1926. – 74 с. Мальнов И. Состояние животноводства и мясозаготовки в Нижнем Поволжье // Нижнее Поволжье. – 1930. № 1 (январь). – С. 30–38. Манджиев С.-Г.М. За власть Советов // Первые десять Калмыцкой областной комсомольской организации (1921– 1931 гг.). – Элиста, Калмгосиздат, 1963. – С. 158 – 162. Маннинг Р.Т. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935-1940 годы // Отечественная история, 2001. – № 5. - С. 88 –106. Маннинг Р.Т. Политический террор как политический театр. Районные показательные суды 1937 г. и массовые операции // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. – М., 2004. – С. 51– 70. Марушкин Б. И. История и политика. Американская буржуаз- 234. 235. 236. 237. 238. 239. 240. 241. 242. 243. 244. 245. 246. 247. 248. ная историография советского общества. – М.: Наука, 1969.– 394 с. Маслов А.Г. Ленин и автономия калмыцкого народа // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. 9. Сер. истор.– Элиста, 1970. – С. 49–69. Маслов А.Г. Страницы былого: из воспоминаний участника борьбы за установление Советской власти в Калмыкии. – Элиста, Калм. кн. изд-во, 1962. – 156 с. Материалы к учету рабочего состава и рабочего рынка. Вып. 2. – Пг.: Тип. П. П. Гершунина, 1917. – 144 с. Матлаш B.C., Пинчук Б.Б., Убушаев В.Б. Верность комсомольскому знамени. – Элиста, Калмиздат, 1971. – 250 с. Медведев Б. Х. Калмыцкая область // Нижнее Поволжье. – 1924. – № 4 – 5. – С. 72–74. Медведев В. К. Крутой поворот: из истории коллективизации сельского хозяйства Нижнего Поволжья. – Саратов, Саратовское кн. изд-во, 1961. – 161 с. Мейстрик В.А. Итоги хлебной кампании 1921–1925 гг. в Калмобласти // Калмыцкая область. – 1925. – № 2. – С. 45–49. Мейстрик В.А. Некоторые данные о состоянии рыбной промышленности в Калмыкии // Калмыцкая область. – 1927. – №1–2. – С. 34–70. Меликов С.Т. Неурожай, голод и продовольственная политика Советской власти в 1921-1922 гг.: на материалах Горской республики // Северная Осетия: история и современность. – Владикавказ, 1992. Мелкая и кустарно-ремесленная промышленность СССР в 1925 г. – Т. 33. – Вып. II. – М: ЦСУ СССР, 1928. – 323 с. Мельгунов С. Красный террор (1918–1923 гг.). – М.: СП «РИУСО», 1990. – 207 с. Менделеев Д.И. Проблемы экономического развития страны. – М.: Соцэгиз, 1960. – 619 с. Миловзоров А. Ф. Рыночный оборот в крестьянских хозяйствах Саратовской губернии. – Саратов: Сарат. Губстатбюро, 1925. – 69 с. Милютин В.П. История экономического развития СССР (1917–1927). Изд. 2-е. – М.-Л.: Гос. изд-во, 1929. – 416 с. Морозов Л. Ф. Решающий этап борьбы с нэпманской буржуазией. 1926–1929 гг. – М.: Изд-во ВПШ и АОН, 1960. – 103 с . 527 249. Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1929–1932 гг.). – М.: Изд-во МГУ, 1966. – 231 с. 250. Мы – интернационалисты: Сб.ст. – Элиста, Калмиздат, 1969. – 98 с. 251. Мянькинов С.И. Презентация международных научных проектов по истории российского крестьянства XX века // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. 1999. – М., 1999. – С. 299–306. 252. На путях к рыночным отношениям: В.И. Ленин о НЭПе. – М.: Политиздат, 1991. – 271 с. 253. Наберухин А.И. Калмыкия в трех российских революциях. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1987. – 159 с. 254. Наберухин А.И., Убушаев В. Б. Первый председатель КалмЦИКа. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1984. – 122 с. 255. Наберухин А.И., Орехов И.И. Победа Советской власти в Калмыкии. – Элиста, Калм.кн.изд-во, 1968. – 34 с. 256. Наберухин А., Мирошниченко А. «Интересная находка» // Советская Калмыкия. – 1960. – № 243. – 11 декабря. 257. Насунов О. Ш. Голод и его последствия в Калмыцкой области // Жизнь национальностей. – 1923. – Кн. 3-4. – С. 88–90. 258. Нижнее Поволжье: физико-географическое описание. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. – 135 с. 259. Нижне-Волжский край / под ред. К. А. Белецкого, К. А. Кульмана и др. – М.: Московский рабочий, 1930. – 117 с. 260. Николаевский А. Положение с квалифицированной рабочей силой в Астраханской губернии // Наш край. – 1926. – № 6–7 (июнь). – С. 64–83. 261. Никольский С.А. Коллективизация и деколлективизация: сравнительный анализ процессов, последствий, перспектив // Крестьяноведение. – М., 1997. – С. 223 – 240. 262. Никонов А. Предмет исследований – труд земледельца // Наука и жизнь. – 1988. – №5. – С. 11. 263. Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика России (XVIII–XX вв.). – М., 1995. – 573 с. 264. Новейшая история Отечества XX века. Т. 1. – М.: Владос, 1999. 265. Ноув А. Военный коммунизм: почему, для чего? // Гражданская война в России: перекресток мнений. – М., 1994. 528 266. Нэп. Взгляд со стороны: сборник. – М.: Московский рабочий, 1991. – 302 с. 267. НЭП: приобретения и потери / Р. Дэвис, В. Дмитренко и др. – М.: Наука,1994. – 215 с. 268. НЭП: экономические, политические и социокультурные аспекты. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. – 544 с. 269. О работе профсоюзов в Калмобласти // Вестник Калмыцкого обкома ВКП. – Элиста. – 1926. – №5. – С. 153–166. 270. Овчинникова М. И. Советское крестьянство Северного Кавказа (1921–1929 гг.). – Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1972. – 199 с. 271. Оглаев Ю.О. К вопросу о ликвидации бывших калмыцких феодалов // Вестник КНИИЯЛИ. Вып. 2. Сер. истор. – Элиста, 1967. – С. 110 – 146. 272. Оглаев Ю. О. Осуществление ленинского кооперативного плана в Калмыкии (1917–1937 гг.). – Элиста, Калм. кн. издво, 1987. – 159 с. 273. Оглаев Ю.О. О некапиталистическом пути развития Калмыкии (1917–1941). Тезисы докладов и сообщений по истории и культуре Калмыцкой АССР. – Элиста, 1967. – С. 12–18. 274. Оглаев Ю.О. Подготовка социалистических преобразований в калмыцкой доколхозной деревне (1928–1929 гг.) // Ученые записки. Вып. № 6. Серия историч. – Элиста, 1968. – С. 131– 182. 275. Оглаев Ю.О. Социалистическая реконструкция сельского хозяйства Калмыкии (октябрь 1929–1932 гг.) // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. № 9. Серия историч. – Элиста, 1970. – С. 96 –143. 276. Одинцов М. И. Государство и церковь в России. ХХ век. – М.: Луч, 1994. – 171 с. 277. Орлов И.Б. Современная отечественная историография НЭПа: достижения, проблематика, перспектива // Отечественная история. – 1999. – №1. – С.102 – 116. 278. Очиров Н. Шерстяное дело в автономной области // Вестник Калмыцкой области РКП(б). – 1923. – № 9–10. – С. 16–18. 279. Очиров У.Б. Калмыцкие национальные части в составе белого движения в период Гражданской войны // Отечественная история. – 2004. – №5. – С. 70–81. 529 280. Очиров У.Б. Последствия Гражданской войны 1918–1920 годов для экономики Калмыкии // Отечественная история. – 2006. – №1. – С. 73–84. 281. Редькина О.Ю. Религиозная ситуация в регионе в 1917– 1986 гг.: по материалам архивов Волгоградской области // Государство и религиозные организации Нижней Волги и Дона в XX веке: сборник документов и материалов; каталог культовых зданий. – Волгоград, 2002. 282. Орехов И. И. Первая мировая война и развитие калмыцкого общества // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. 5. – Элиста, 1967. – С. 77–117. 283. Орехов И. И. Размежевание национально-демократического движения в калмыцком обществе в период подготовки Великой Октябрьской революции // Ученые записки Калмыцкого НИИЯЛИ. Вып. 6. серия историч. – Элиста, 1968.. С. 3–66. 284. Осколков Е.Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. – Ростов на Дону: Изд-во Ростовского унта, 1973. – 312 с. 285. Островский В. Б. Колхозное крестьянство СССР: политика партии в деревне и социально-экономические результаты. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1967. – 329 с. 286. Очерки истории Астраханской партийной организации. – Волгоград: Нижне-Волжское кн. изд-во, 1971. – 623 с. 287. Очерки истории Калмыцкой АССР. Т. 2. Эпоха социализма. – М., Наука, 1970. – 432 с. 288. Очерки истории Калмыцкой организации КПСС. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1980. – 451 с. 289. Очерки истории Саратовской организации КПСС. В 3х ч. Ч.2. 1918-1937. – Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1965. – 392 с. 290. Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России: власть и массы. – М.: РКТ-История, 1997. – 270 с. 291. Павлюченков С. А. Крестьянский Брест, или предистория большевистского нэпа. – М.: Рус. книгоиздат. об-во, 1996. – 301 с. 292. Пайпс Р. Русская революция. В 2-х ч. – М.: РОССПЭН, 1994. – Ч.1. – 397 с.; Ч. 2. – 583 с. 293. Панга Е.В. Торгово-предпринимательская деятельность в Саратовском Поволжье в 1921–1928 гг. (взгляд в прошлое) // Актуальные задачи управления социально-экономическими и 530 294. 295. 296. 297. 298. 299. 300. 301. 302. 303. 304. 305. 306. 307. техническими средствами: мат. всеросс. науч. конф. Саратов, ноябрь, 2007. – Саратов: Научная книга, 2008. – С. 71–76. Панин И. И. История Астраханского края (1900–1940 гг.) – Астрахань: ГП «Издательско-полиграфический комплекс «Волга», 1997. – 160 с. Папшицкий Н. М., Сигаров М. С. Организационнохозяйственное укрепление колхозов и задачи пролетарского шефства. – Саратов: Нижне-Волж. изд-во, 1932. – 48 с. Первые десять лет Калмыцкой областной комсомольской организации (1921-1931 гг.). – Элиста: Калмиздат, 1963. – 184 с. Перегудова М.П. Освобожденная деревня: воронежская деревня в прошлом и теперь. – Воронеж: Обл. кн. изд-во, 1938. – 56 с. Переписка на исторические темы: диалог ведет читатель / сост. В.А. Иванов. – М.: Политиздат, 1989. – 493 с. Першин П. Н. Аграрная революция в России: ист-экон. исслед. Кн.1. От реформы к революции. – М.: Наука, 1966. – 490 с. Плеханов А. М. ВЧК – ОГПУ. 1921–1928 гг. – М., 2003. Покусин Н. Коньюктурный обзор Нижнего Поволжья (за декабрь 1924 г.) // Нижнее Поволжье. – 1925. – № 2. Поляков В.А. «Великая посевная» кампания 1921 г. – пролог голода в Поволжье // Власть. – 2009. – № 9. – С. 141–143. Поляков В.А. Поволжский голод начала 1920-х гг. (К историографии проблемы) // Новый исторический вестник. – 2005. – № 1 (12). – С. 36–49. Порох В. Итоги работ первой сессии Астраханского Губисполкома XIV созыва // Наш край. – 1926. – № 6-7 (июнь). – С. 3–13. Поляков В.А. Голод в Поволжье. 1919–1925 гг.: происхождение, особенности, последствия. – Волгоград: Волг. науч. издво, 2007. – 735 с. Поляков В.А. Советская власть и голод в 1920-е годы: реакция народных масс (на примере Урюпинской Христорождественской церкви // Мир православия: сб. науч. ст. Вып.2. – Волгоград: Издательство ВолГУ, 1998. – С.76–82. Поляков В. А. Советская власть и Русская Православная Церковь // Мир православия: сб. науч. статей. – Волгоград, 1997. – С. 83. 531 308. Поляков Ю. А. Сельское хозяйство страны накануне перехода к нэп // Исторические записки. – М., 1963. – С. 74. 309. Поляков Ю. А. Переход к нэпу и советское крестьянство. – М.: Наука, 1967. – 511 с. 310. Поляков Ю. А. 1921: Победа над голодом. – М., Политиздат, 1975. 311. Поляков Ю. А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население. – М., Наука, 1986. – 270 с. 312. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке. –М.: Республика, 1995. – 509 с. 313. Преображенский Е. А. Причины падения нашего рубля. – М.: Ред.-изд. отд. НКФ, 1922. – 56 с. 314. Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР. Т.1.– НьюЙорк, 1952. – 398 с. 315. Промышленность и рабочий класс Советской Калмыкии: сборник науч. ст. – Элиста, КНИИФЭ, 1977. – 144 с. 316. Промышленность Поволжья и голод 1921 года. – М.: 20-я тип. МСНХ, 1921. – 138 с. 317. Профсоюзы в борьбе с голодом. – М.: 20-я тип. МСНХ, 1922. – 156 с. 318. Пути восстановления сельского хозяйства Ставропольской губернии и сельскохозяйственный кредит. – Ставрополь: Тип. «Пролетарий», 1924. – 20 с. 319. Пюрбеев А. П. Советское строительство в Калмобласти // Калмыцкая область за X лет Октябрьской революции. – Астрахань, 1927. – С. 10 – 21. 320. Радек К. Б. Голод в России и капиталистический мир. – М.: 1-я Образцовая тип. МСНХ, 1921. – 12 с. 321. Редькина О. Ю. Религиозные организации и голод в Царицынской губернии 1921-1922 гг.: по материалам местной периодической печати // Мир православия: Сб. науч. ст. - Вып. 3. С. – Волгоград: изд-во ВолГУ, 2000. – С. 194–225. 322. Редькина О.Ю. Сельскохозяйственные религиозные трудовые коллективы в 1917-м – 1930-е годы: на материалах европейской части РСФСР. – Волгоград: изд-во ВолГУ, 2004. – 708 с. 323. Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. – М.: Дрофа, 2004. – 288 с. 324. Рогалина Н.Г. Коллективизация: уроки пройденного. – М.: 532 Изд-во МГУ, 1989. – 224 с. 325. Рокчинский О. Л. Очередные задачи Калмобласти // Нижнее Поволжье. – 1925. – № 12(9). – С. 82. 326. Рокчинский О. Л. Предпосылки экономического и культурного развития Калмыцкой области // Нижнее Поволжье. – 1926. – № 1. – С. 101–102. 327. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: статистическое исследование. – М.: Олма-ПРЕСС, 2001. – 712 с. 328. Россия нэповская / под общ. ред. акад. А. Н. Яковлева. – М.: Новый хронограф, 2002. – 468 с. (Россия. ХХ век. Исследования). 329. Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. – М.: Библейско-богосл. ин-т св. Апостола Андрея, 1996. – 328 с. 330. Рубинштейн Н.Л. Борьба Советской России с голодом и капиталистические страны // Исторические записки. Вып. № 22.– М., 1947. – С 3–41. 331. С интернациональной миссией: воспоминания участников Монгольской народной революции. – Элиста: Калм. кн. издво, 1970. – 143 с. 332. Саврушева К.Ц. Источники по истории образования Калмыцкой автономной области (1918–1920 гг.) // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып.8. Сер. истор. – Элиста, 1969. – С. 92–127. 333. Саврушева К. Ц. Образование Калмыцкой автономной области. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1969. – 68 с. 334. Сайдашева М. А. Ленин и социалистическое строительство в Татарии. – М., 1969. – 327 с. 335. Санжиева В. Ш. Промышленность Калмыцкой АССР в период строительства социализма // Промышленность и рабочий класс Советской Калмыкии. – Элиста, 1977. – С. 3–26. 336. Святицкий Н. В. Организация российской государственной промышленности. – М.: Изд-во ВСНХ, 1924. – 52 с. 337. Секушин В. И. Отторжение: НЭП и командно-административная система. – Л.: Лениздат, 1990. – 97 с. 338. Селунская В. М. Борьба Коммунистической партии Советского Союза за социалистическое преобразование сельского хозяйства (окт. 1917–1934 гг). – М.: Высшая школа, 1961. – 205 с. 533 339. Сергеев Г.О. О месячнике по оживлению работ низовых ККОВ // Вестник Калмыцкого обкома ВКП(б). – 1926. – № 1-2. – С.5 . 340. Серебряков В.С. Немецкая коммуна на Волге и возрождение юго-востока России. – М., 1922. 341. Советское крестьянство: краткий очерк истории (1917–1970). 2-е изд. – М.: Политиздат, 1973. – 592 с. 342. Советы в эпоху «военного коммунизма». 1918–1921: сб. док. – М.: Ин-т сов. строительства, 1929. 343. Соколов А.К. Лекции по советской истории. 1917–1920. – М.: Мосгорархив, 1995. – 281 с. 344. Сталинградский край к первому краевому съезду Советов: материалы к отчету Сталинградского краевого исполнительного комитета Советов РК и КД за период 1931-1934 гг. – Сталинград: Сталинградское краевое гос. изд-во, 1935. – 159 с. 345. Стецковский Ю.И. История советских репрессий. 1917-1995 гг. Т.1. – М.: Знак СП, 1997. – 600 с. 346. Столбова Н.В. Проблемы экономической политики в отечественной историографии. 20-90-е гг.// Актуальные проблемы истории. – Киров, 1998. – С.59 – 67. 347. Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. – М.: Высшая школа, 1988. – 703 с. 348. Страхов Н. Нынешнее состояние калмыцкого народа с присовокуплением калмыцких законов и судопроизводства, десяти правил их веры, молитвы, нравоучительные повести, сказки, пословицы и песни Савардин. – СПб. : Тип. Шнора, 1810. – 97 с. 349. Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. Вып. 1. – СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1894. – 294 с. 350. Струмилин С. Г. На хозяйственном фронте (1921–1925 гг.). – М-Л.: Плановое хозяйство , 1925. – 349 с. 351. Уиткрофт С.Г., Дэвис Р.У. Кризис в советском сельском хозяйстве // Отечественная история. – 1998. – № 6. – С. 95–109. 352. Хахлынов Б. Д. Тамара Хахлынова. Жизнь и подвиг. – Элиста: Гегян, 1993. – 90 с. 353. Таратута В. К вопросу об организации промышленности // Народное хозяйство – 1922. – №9-10. 354. Таугер М.Б. Урожай 1932 года и голод 1933 года // Голод 1932– 534 1933 годов. – М., 1995. – С. 14–42. 355. Таугер М.Б. Урожай 1932 года и голод 1933 года// Судьбы российского крестьянства. – М.: Изд-во РГГУ, 1995. С. 298–332. 356. Телеграмма Астраханского губчека, губкома РКП(б), губисполкома и губпродкома В. И. Ленину и Ф.Э. Дзержинскому о необходимости решительных мер по уничтожению повстанческого отряда Маслакова. 17 марта 1921 г. // Крестьянское движение в Поволжье. 1919–1922 гг.: документы и материалы / под ред. В. Данилова и Т. Шанина. – М., 2002. С. 671–672. 357. Тепцов Н.В. Аграрная политика: на крутых поворотах 20–30-х годов. – М.: Знание , 1990. – 62 с. 358. Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. В 2-х т. Т. 2. Исторический опыт КПСС в осуществлении ленинского кооперативного плана. – М.: Мысль 1983. – 622 с. 359. XIII-й съезд РКП(б): стенографический отчет. – М.: Политиздат, 1963. 360. Трифонов И. Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. –М.: Политиздат, 1975. – 406 с. 361. Троцкий Л. Д. На борьбу с голодом!: речь, произнесенная 9 июня 1918 г. на народном собрании в Сокольниках. – М.: Коммунист, 1918. – 63 с. 362. Труды II краевого Астраханского съезда Советов. – Астрахань, 1918. 363. Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем: историко-экономическое исследование. Т. 1. СПб.: Л. Ф. Пантелеев, 1898. – 496 с. 364. Убушаев В. Б. Образование и деятельность областной партийной организации в годы восстановления народного хозяйства (1921-1925 гг.) // Очерки истории Калмыцкой организации КПСС. – Элиста, Калм. кн. изд-во, 1980. – С. 50–89. 365. Убушаев В.Б. Советы Калмыкии в борьбе за построение социализма. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1979. – 191 с. 366. Убушаев В.Б. Советы Калмыкии в борьбе за построение народного хозяйства в годы НЭПа (1921–1925 гг.). – Элиста: Изд-во КГУ, 1983. – 76 с. 367. Убушаев В. Б. Укрепление Советов в Калмыкии (1924–1929). – Элиста: Калм. кн. изд-во, 1972. – 86 с. 368. Установление и упрочение Советской власти в Калмыкии (январь 1918 г. – апрель 1919 г.): сб.док. / под ред. Д. А. Чугаева. 535 - Элиста, 1973. – 353 с. 369. Уэллс Г. Россия во мгле. Сб. / Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1970. – 104 с. 370. Файн Л. Е. Советская кооперация в тисках командноадминистративной системы (20-е годы) // Вопросы истории – 1994. – № 9. – С. 39. 371. Фалеев В. Н. Борьба с последствиями неурожая 1924 г. в Калмобласти // Калмыцкая область. – 1925. – № 3. – С. 109–131. 372. Фалеев В.Н. Рыбная промышленность Калмыцкой области // Калмыцкая область. – 1926. – № 2-3 (5-6). – С. 153–191. 373. Филос А. «Астраханщина» перед пролетарским судом. – Саратов, 1930. 374. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. – М.: РОССПЭН, 2001. – 421 с. 375. Фонштейн В. Быт, болезни в вопросе вымирания калмыков // Калмыцкая степь. – 1925. – № 2. – С. 75–98. 376. Фонштейн В. Е. Некоторые статистические данные о состоянии КАО за 1910–1920 гг. // Ойратские известия. – 1922. – №1–2. – С. 175–191. 377. Фурман Е.Л. «Unsere Wirtschaft» как источник по истории кооперативного движения Автономной области немцев Поволжья // Историческая и современная регионалистика Верхнего Дона и Нижнего Поволжья. – Волгоград, Волгоградское научное изд-во, 2005. 378. Ханкин А., Чилин А., Гривальд А. Класс против класса. Экономическая контрреволюция в Астрахани. – Саратов, 1930. 379. Хенкин Е.М. Очерки истории борьбы советского государства с голодом (1921–1922). – Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1988. – 171 с. 380. Хмара Н. И. Из опыта национально-государственного строительства в СССР (1920 – е-1930-е годы) // Отечественная история. – 2006. – № 3. – С. 133. 381. Хозяйственное и культурное состояние Автономной области трудового народа: доклад Калмыцкого областного исполнительного комитета Совнаркому РСФСР. – Астрахань, 1927. – 62 с. 382. Хозяйственные итоги 1928-1929 года по Нижне-Волжскому краю. – Саратов: Нижне-Волжский крайплан, 1930. – 166 с. 536 383. Хозяйство Калмыцкой области за 10 лет // Калмыцкая область за X лет Октябрьской революции. – Астрахань, 1927. – С. 57– 83. 384. Хрестоматия по отечественной истории (1914–1945 гг.) М.: Владос, 1996. – 894 с. 385. Цакиров В. Г. Из истории образования и деятельности милиции в Калмыцкой степи (1918–1921 гг.) // Вестник института. Вып. № 6. Сер.истор. – Элиста, 1972. – С. 183–192. 386. Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Материалы к серии «Народы Советского Союза». Ч. 1. Перепись 1939 года. Документальные источники Центрального государственного архива народного хозяйства (ЦГАНХ) СССР. – М., Институт этнологии и этнической антропологии АН СССР, 1990. – С. 9. 387. Церенов В.З. Эркетени. Земля и люди. – Элиста: АПП «Джангар», 1997. – 559 с. 388. Церенов Э.О. О работе профсоюзов в Калмыцкой области // Вестник Калмыцкого обкома ВКП(б). – 1926. – № 5 (42). – С. 153. 389. Цивьян Л. Сельское хозяйство Калмыцкой области в 1926 г. // Калмыцкая область. – 1927. № 1–2 (7–8). – С. 83. 390. Цихелашвили Н. Ш., Энгерман Д. Ч. Американская помощь России в 1921 – 1922 гг. конфликты и сотрудничество // Американский ежегодник. 1995. – М.,1996. – С. 198. 391. Цыперович Г. Синдикаты и тресты в дореволюционной России и СССР. – Л.: Изд-во «Техника и производство», 1927. – 540 с. 392. Чапчаев А. Отчет о деятельности экономического совещания Калмыцкой области за время c l января по 1 июля 1922 г. – Астрахань 1922. – 33 с. 393. Чаянов А. Н. Крестьянское хозяйство. – М., 1989. 394. Черный перелом: история самарского крестьянства. – Самара: Кн. изд-во, 1992. – 278 с. 395. Чиркова Л.Б. Голод 1921-1922 гг. и поиск выхода и продовольственного кризиса (на мат-лах Самарской губернии). Актуальная история: новые проблемы и подходы. – Самара, Автодром, 1999. 396. Чолахян В. А. Проблемы освоения новой техники на Сталинградском тракторном заводе в годы первой пятилетки // Из- 537 397. 398. 399. 400. 401. 402. 403. 404. 405. 406. 407. 408. 409. 410. 538 вестия Саратовского университета. Серия История. Международные отношения. Вып. 1. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. – С. 66–74. Шаповал Ю. Политическое руководство УССР и Кремля // Современность. – 2003. – № 6. – С. 78–101. Шаповал Ю. Голодомор 1932-1933: потери и надежды (из публикаций архивных материалов) // Зеркало надежды. – 2006. – С. 18 – 24. Шантаев Б. А., Батыров В. В. Угон скота у калмыков: кража или доблестный поступок // Проблемы этногенеза и этнической культуры тюрко-монгольских народов: сб. науч. тр. – Элиста: изд-во КГУ, 2007. С. 148–157. Шарошкин Н.А. Изменения в численности и составе рабочих Поволжья в переходный период от капитализма к социализму. 1917 –1937. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984. – 170 с. Шарошкин Н.А. Промышленность и рабочие Поволжья в 1920-е гг. – Пенза: Пензенский гос. пед. ун-т, 1998. – 319 с. Шарый В. И. Человек со статистических и демографических точек зрения // Россия. Астраханский край. Т.ХП. Гл. 16. – Пг., 1921. – 32 с. Шембель С. О весенней кампании по борьбе с вредителями в Астраханской губернии // Наш край. 1926. – С. 22 – 29. Шпаковский И. Обеспечить выполнение боевого плана осенней посевной кампании // Нижнее Поволжье. – 1931. – №7 (июль). Шуваев К.М. Старая и новая деревня: материалы исследования с. Ново-Животинного и дер. Моховатка Березовского района Воронежской области за 1901 и 1907, 1926 и 1937 гг. – М.: Сельхозгиз, 1937. – 347 с. Шучинов Э. Антирелигиозная работа в системе партпросвещения // Калмыцкая степь. – 1928. – №8-9 (11-12). – С. 53 – 55. Энциклопедия Волгоградской области. / 2-е изд., доп. и испр. – Волгоград, 2009. Экономические заметки // Калмыцкая область. – 1925. – №3. – С. 132 – 137. Эньюань У. Нэпманы. Их характеристика и роль // Отечественная история. – 2001. – № 5. – С. 78 – 87. Юровский Л.Н. К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе // Вестник финансов. – 1926. – №2. 411. Ярославский Е. Почему у нас в России голод и как с ним бороться? Простая беседа с крестьянином. – Самара: Государственное изд-во, Самарское отделение, 1921. – 14 с. 412. Ястребов К. В. Профсоюзы КАО к десятилетию Октября // Калмыцкая область за X лет Октябрьской революции. – Астрахань, 1927. – С. 84 – 98. 413. Adamets S. Guerre civile et famine en Russie. Le pouvoir bolchevigue et la population fase ‘a la catastrophe demographigue, 1917-1923. – Paris: Intitut d’etudes slaves, 2003. 414. Adamets S., Blum A., Zakharov S. Disparites et variabilite des catastrophes demographiques en URSS // Dossiers Recherches.– 1994. –№ 42. – P.75. 415. Davies R. W. The Socialist Offensive: the Collectivization of Soviet Agriculture, 1929 – 1930. – Cambridge, 1980. 416. Davies R.W., Wheatcroft G. The years of hunger: soviet agriculture, 1931-1933. – Palgrave Macmillan, 2004. 417. Mase James E. Is the Ukranian Genocide a Myth? // La morte della terra. La grande “carestia” in Ucraina nell 1932-33. – Viera, Roma, 2004. – P. 407-415. 418. Tauger Mark B. The 1932 Harvest and the Famine of 1933 // Slavic Review 50. – 1991(Spring. – № 1. – 70-89. 419. Merl S. Entfaschte Stalin: die Hungersnot von 1932-1933 zur Ausloschung der ukrainischen Nationalismus? // Jahrbucher fur Geshichte Osteuropas. – 1989. – 569-90. 420. Merl S. Голод 1932-1933 годов: геноцид украинцев для осуществления политики русификации? // Отечественная история. –1995. – № 1. – С. 49-61. 421. Robert Conguest. The Harvest of Sorrow: Soviet Collectivisation and the terror-famine. – New York, Oxford: Oxford University Press, 1986. 422. Sheila Fitzpatrick. Stalin’s Peasants. Resistanceand Survival in the Russian Village After Collectivization. – New York: Oxford University Press, 1994. 423. Stephen G. Wheatcroft. More light on the scale of repression and excess mortality in the Soviet Union in the 1930// Stalinist Terror: new perspectives / edited by J. Arch Getty and Roberta T. Manning. – Cambridge: University Press, 1993. 424. Viola L. The Campaign to Eliminate the kulak as a Class, Winter 539 1929-1930: A. Reevaluation of the Legislation// Slavic Review. Vol. 45. – 1986. – № 3. – P. 503-524. 425. Viola L. Peasant Rebels under Stalin. Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. – Oxford: University Press, N.Y., Oxford, 1996. VI. Авторефераты и диссертации 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 540 Аншакова Ю.Ю. Крестьянские восстания в Среднем Поволжье в 1918-1920 гг.: Дисс. канд. ист. наук. – Самара, 1998. – 210 с. Бондарев В.А. Российское крестьянство в условиях аграрных преобразований в конце 20 – начале 40-х годов XX века (На материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев): Автореф. дисс. доктора ист. наук. – Новочеркасск, 2007. – 55 с. Бугаев А.И. Калмыкия в период новой экономической политики (1921-1928 гг.): Дисс. канд. ист. наук. – Элиста, 2007. – 214 с. Бутт В.П. Борьба советских профсоюзов с голодом и его последствиями в Советской стране в 1921-1922 гг.: Автореф. дисс. канд. ист. наук – М., 1970. – 24 с. Васильев А.А. Продовольственный вопрос в аграрной политике Советского государства: опыт решения в период нэпа (На материалах областей Поволжья): Автореф. дисс. доктора ист. наук. – Саранск, 2009. – 44 с. Егорова М. В. Поволжские немцы в стремлении к сохранению национальной идентичности, традиционных устоев жизни (1918-1941 гг.): Дисс. канд. ист. наук. – Саратов, 2006. – 243 с. Кананерова Е.Н. Международные научные проекты по аграрной истории России: конец XIX – начало XXI вв.): Автореф. дисс. канд. ист. наук. – Пенза, 2007. – 264 с. Киевская Т.Н. Калмыцкая областная парторганизация в борьбе за восстановление и развитие народного хозяйства на основе НЭПа: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – Ростов-на-Дону, 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 1975. – 29 с. КристкалнA.M. Голод 1921 года в Поволжье: Опыт современного изучения проблемы: Дисс. канд. ист. наук. – М., 1997. – 223 с. Кругов А.И. Голод 1921-1922 гг. в Ставропольской губернии: Дисс. канд. ист. наук. – М., 1995. – 160 с. Кучемко Н.М. Борьба Коммунистической партии за укрепление социалистической закономерности в первые годы нэпа (1921-1925 гг.) (На материалах Саратовской, Царицынской и Астраханской губерний): Дисс. канд. ист. наук. – Саратов, 1974. Макаров Ю.Н. Советская государственная религиозная политика и органы ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД СССР (окт. 1917-го – конец 1930-х годов): Автореф. дисс. д. и. н. – Санкт-Петербург, 2007. Милованова М.Ю. Кооперативное движение в сельском хозяйстве Автономной Области Немцев Поволжья (1921-1924 гг.): Дисс. канд. ист. наук. – Саратов, 1995. – 19 с. Надькин Т.Д. Аграрная политика Советского государства и крестьянство в конце 1920-х – начале 1950-х гг. (По материалам Мордовии): Автореф. дисс. доктора ист. наук. – Саранск, 2007. – 46 с. Панарин А.А. Социально-экономическая трансформация отечественной кооперации в 1921-1929 гг. (На материалах Дона и Северного Кавказа): Автореф. дисс. доктора ист. наук. – Ставрополь, 2004. – 46 с. Реент Ю.А. Развитие сельскохозяйственной кооперации в общественно-политических условиях нэпа 1921-1927 гг. (на материалах Владимирской, Калужской, Рязанской и Тульской губернии): Автореф. дисс. канд. ист. наук. – М.: Моск. Открытый пед. ин-т, 1993. – 22 с. Савельев С.И. Социально-классовая политика ВКП(б) и общественно-политические процессы в деревне второй половины 20-х – начала 30-х гг. (на материалах Нижнего Поволжья): Дисс. канд. ист. наук. – Саратов, 1994. – 237 с. Стрельцова А.И. Партийная организация Саратовской губернии в борьбе за проведение политики партии в деревне в восстановительный период (1921-1925): Дисс. канд. ист. наук. – М., 1953. – 180 с. 541 19. Суворова Л.Н. Хозяйственная модель восстановительного периода: место и роль рынка (1920-1927 гг.): Дисс. канд. ист. наук.– М.,1993. – 287 с. 20. Филатов В.В. Сельскохозяйственное производство на Урале в конце 1920-х – начале 1940-х гг.: Автореф. дисс. доктора ист. наук. – Екатеринбург, 2007. – 36 с. 21. Хенкин Е.М. Трудящиеся в Сибири в борьбе с голодом 19211922 гг.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – Томск, 1965. – 19 с. 22. Циденков Г. Г. Коммунистическая партия во главе с В.И. Лениным – организатор и руководитель борьбы советского народа с голодом 1921-1922 гг.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – М., 1972. – 30 с. 23. Чемерисский И. А. Советская страна в борьбе с трудностями вызванными неурожаем 1921 г.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – М., 1955. – 16 с. 24. Шафигуллина Ф. Партия – организатор колхозного строительства в 1917-1925 гг.: на материалах Нижнего Поволжья: Автореф. дисс. канд. ист. наук. – Саратов, 1970. – 20 с. VII. Периодика Газеты 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Борьба. - 1932. – 10, 17 ноября, 23 декабря; Время Калмыкии. – 2001. - 14 сентября. Известия. - 1921. - 21 августа; 1922. - 2 января, 26 февраля. Известия ВЦИК. - 1921. - 31 августа. Известия Калмыкии. - 1994. - 6 апреля; 1933. – 12 марта Поволжская правда. – 1932. – 16 октября; 1933. – 3 декабря Правда. - 1921. - 31 июля; 1922. - 21 марта. Советская Калмыкия. - 1960. - 11 декабря. Улан-Хальмг. - 1926. - 14 апреля. 1. Астраханские епархиальные ведомости. Астрахань, 1900. № 6. Журналы 542 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. Борьба. - 1918. - Март. - 24(11). - № 73. - Л.6. Вестник Калмыцкого обкома РКП. Ежемесячн. орган обкома РКП (б) Автономн. обл. калм. труд. народа. Астрахань, 1923. № 9 и 10; 1923. -№ 11, 12; 1924. - № 3(2), № 9-10 (26-27); 1925. - № 1(27), № 4(30). Власть Советов. Ежемесячн. Орган народы, комиссариата внутренних дел. М., 1921. - № 521, 1922. - № 666. Внешняя торговля. Ежемесячн. орган нар. комиссариата внешней торговли. М., 1922. - № 11. Вопросы истории. 1993. - № 8. Жизнь национальностей. Ежемесячн. журнал по вопр.политики, экономики и культуры нац-тей РСФСР / Нар комиссариат по делам нац-тей / Под ред. Г.Н. Бройдо, М.П. Павловича, П.П. Трайнина. М., 1922. - № 1(30); № 6 (135); 1923 - № 1, 3 и 4; 1924. - № 1, 2, 3. Известия ЦК КПСС. 1990. - № 3, 4. Исторический архив. 1993. - № 6. Калмыцкая область. Орган Калм. обл. плановой комиссии. Астрахань, Типогр. Калм.ЦИКа, 1925. - № 1, 2, 3; № 1(4), № 2-3 (5-6); 1927. - № 1(7-8). Калмыцкая степь. Ежемесячн. общ-полит. журнал. Орган Калм.обкома ВКП(б), облисполкома и облпрофсовета. Астрахань, 1927. - № 3; 1928. - Июнь, июль № 4(7), апрель № 6-7 (9-10). Коммунист. 1921. - 29 июля; 1923. - 5 июля; 1924. - 30 октября. Наш край. 1928. - № 1. Нижнее Поволжье. Саратов. 1924. - № 1; 1925. - №5-6. С. 145. Ойратские известия. Астрахань, 1922. - Март-апрель. - № 1-2. Отечественная история. 1993. - № 3; 2004. - № 5; 2006. - № 1. Теегин герл. Свет в степи. Лит.-худ. и общ-полит. журнал. Элиста, 1996. - № 6, 7. 543 Научное издание Бадмаева Е.Н. Нижнее Поволжье: опыт и итоги реализации государственной политики в социально-экономической сфере (1921 – 1933 гг.): Монография. [Текст] / Е.Н. Бадмаева; Отв. ред. К.Н. Максимов. – Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2010. - 511 с. 544 545
