Новации в регулировании: зло или благо?
advertisement
точка зрения Новации в регулировании: зло или благо? М. Ю. Матовников, генеральный директор Интерфакс-ЦЭА М ировой финансовый кризис 2008 г. вызвал всплеск регулятивных новаций, значительная часть которых находит свое отражение в новых документах Базельского комитета по банковскому надзору. Еще до конца не внедренный Базель II был дополнен положениями, сформировавшими Базель III, который во многом развивает положения предыдущего документа. Как показывает практика, многие предложения, сформулированные в период кризиса, на поверку оказываются не до конца продуманными, а нередко и чреваты негативными побочными эффектами. В статье предпринимается попытка разобраться в том, насколько релевантны новации в регулировании для России и не будут ли они иметь негативных последствий для экономики и банковской системы. Триумф Базельского соглашения 1988 года Первый продукт Базельского комитета – Базельское соглашение 1988 г., несомненно, являлось самой успешной новацией в банковском регулировании. В течение следующего за его принятием десятилетия подавляющее большинство стран – как развитых, так и развивающихся – внедрило у себя методы оценки достаточности капитала, основанные на принципах, положенных в основу так называемого коэффициента Кука (по имени первого председателя Базельского комитета). Документ 1988 г. ознаменовал собой, по сути, революцию в регулировании банков. Во-первых, традиционно существовавший коэффициент левериджа (т. е. соотношение капитала и активов банка) был заменен на более сложный коэффициент, в котором разные категории активов взвешивались с учетом риска с коэффициентами от 0 до 100%. Это позволило дифференцировать требования к капиталу для банков с разной структурой активов. Вторая новация состояла в разделении капитала на два уровня. В капитал первого уровня (Tier I) вошли категории активов, наиболее близкие по качеству к уставному капиталу (на практике эта часть капитала ближе всего к значению капитала (Shareholder’s Equity) в отчетности по МСФО. В состав капитала второго уровня (Tier II) вошли более сомнительные части капитала (например, резерв переоценки недвижимости) и даже субординированный долг. Было установлено, что доля капитала второго уровня в совокупном капитале не может превышать половины. Важной предпосылкой эффективного использования коэффициента Кука было правильное создание резервов на возможные потери по ссудам (которые уменьшали капи- 30 тал и активы на величину уже выявленных рисков), таким образом, капитал должен был защитить банк от реализации непредвиденных рисков. Но еще более радикальной новацией стала сама парадигма Базельского соглашения, которая состояла в том, что главное – следить за достаточностью капитала. Если банк потерял капитал (например, коэффициент достаточности опустился до уровня ниже 2%), его надо банкротить, а если стоимость его активов выше стоимости обязательств, т. е. банк платежеспособен, но испытывает трудности с погашением обязательств, ему надо просто предоставить ликвидность. Фактически регулятор мог обойтись без надзора за ликвидностью банков – достаточно было не упустить главное – достаточность капитала. Надо сказать, что многие развитые страны действительно стали уделять ликвидности гораздо меньше внимания, хотя большинство развивающихся стран (включая Россию) так далеко не пошли. Пробуксовка Базеля II Следующая версия Базельского соглашения (Базель II) была одобрена в 2004 г. и опиралась на соглашение 1988 г., при этом главные идеи изначального соглашения были значительно расширены. Во-первых, Базельский комитет (во многом под влиянием крупнейших мировых банков) решил, что категории риска активов в изначальном соглашении слишком грубы. Например, инвестиции в ценные бумаги суверенных заемщиков предлагалось взвешивать под 0%, однако суверены могут быть как высоконадежными (и иметь рейтинги «ААА»), так и находиться в состоянии дефолта. То же касается и всех иных категорий активов. В результате последовало предложение группировать активы не по категории контрагента (суверенные и субсуверенные заемщики, банки, компании и т. п.), а по уровню их реального риска. Оценивать уровень риска предлагалось двумя способами: в стандартном подходе для этого использовались рейтинги международных рейтинговых агентств, а в продвинутом варианте – внутренние рейтинги самого банка, если он сумел доказать регулятору адекватность системы управления рисками. Базельский комитет довольно детально прописал требования к системам управления рисками в банках, включая даже основные алгоритмы расчета рисков. В части применения Базеля II, однако, почти сразу возникли проблемы. Применение стандартного подхода в большинстве стран оказалось затруднено ввиду низких рейтингов самих суверенных заемщиков. Большинство ДЕНЬГИ И КРЕДИТ ● 5/2012 точка зрения стран мира имеет спекулятивные кредитные рейтинги (включая Россию на момент появления первой редакции Базеля II в 1999 г.). Требования к заемщикам со спекулятивными рейтингами предлагалось взвешивать с коэффициентом риска 100%, а требования к заемщикам с самыми низкими рейтингами (категории «ССС/Саа» и ниже) – с коэффициентом риска 150%. Требования к заемщикам без рейтинга взвешивались с коэффициентом риска 100%. То есть фактически в странах с низкими рейтингами новый коэффициент «отказывался» дифференцировать риски, более того, заемщики с рейтингами уровня «ССС» часто оказывались самыми лучшими заемщиками, доступными для банков1. В результате страны с развивающимися рынками не приняли новую версию Базельского соглашения. Почему Базель II не удался? Впрочем, кризис 2008 г. вскрыл и более серьезные дефекты, проявившиеся в процессе реального использования нового соглашения. Банки США и Европы никогда не смогли бы аккумулировать такие большие объемы секьюритизированных ипотечных кредитов, если бы ценные бумаги с рейтингом «ААА» не учитывались с нулевым коэффициентом риска. Собственно, именно этот пример и показывает суть проблемы Базеля II: несмотря на сложную математику и безупречные формулы, реальная сложность находится в области невозможности получения точных статистических оценок основных входных параметров моделей. Примерно так формулы, за которые была присуждена Нобелевская премия по экономике, привели к краху фонд LongTerm Capital Management (LTCM) в 1998 году. Даже в развитых странах оказалось невозможным оценить вероятности дефолта целых классов ипотечных заемщиков, что же говорить о вероятностях дефолта на рынках с гораздо более короткой историей? Если очевидные недостатки Базеля II не позволили его внедрить в развивающихся странах, то его скрытые дефекты, по-видимому, способствовали кризису subprime ипотеки в развитых странах. Хорошо иллюстрируют сложность внедрения Базеля II в условиях развивающихся рынков реальные примеры попыток внедрения систем управления рисками, основанных на идеях Базеля II, в двух российских банках в 2004–2005 гг. С этими примерами автор статьи мог близко познакомиться в период работы в международном рейтинговом агентстве в процессе анализа деятельности банков. Оба они приходятся на период, предшествовавший появлению окончательной версии Базеля II в 2006 г., но эти примеры четко обозначили (в несколько даже экстремальной форме) возможные проблемы. Если бы та же статистика была оценена теперь, после кризиса 2008 г., результаты были бы менее шокирующими. но в том-то и дело, что на данных того периода можно было легко доказать несостоятельность всей схемы, теперь доказывать сложнее, но сама схема по этой причине не стала надежнее. 1 Подробнее об этом см.: Матовников М. Ю. Новая система регулирования достаточности капитала Базельского комитета: «за» и «против» // Деньги и кредит. 2001. № 2. C. 30–36. Недавно в новостях прошла информация, что в Пентагоне запретили презентации в PowerPoint, так как «они создают ложную иллюзию понимания ситуации». такую же ложную иллюзию полного контроля над рисками создают презентации, посвященные внедрению Базеля II. То, что более-менее работает в США и Западной Европе (да и то иногда создает предпосылки для мирового кризиса, как, например, рынок subprime ипотеки), в развивающихся странах может нанести существенно больший ущерб. Пример 1. Внедрение в российском банке системы оценки кредитных рисков, основанной на внутренних кредитных рейтингах. Крупный российский банк (из числа 10 крупнейших) попытался внедрить систему управления кредитным риском, основанную на внутренних кредитных рейтингах. Банк провел довольно масштабные изменения во внутренних процессах. Кредитный департамент отвечал за привлечение и сопровождение клиентов. Оценку кредитного риска осуществляло специализированное подразделение риск-менеджмента, которое присваивало внутренние кредитные рейтинги. Этим рейтингам соответствовала вероятность дефолта, определенная на базе статистики за предыдущие 5 лет (2000–2004 гг.), на основе этой вероятности дефолта рассчитывалась премия за риск, которая включалась в расходы кредитного департамента. Другой составляющей расходов была трансфертная ставка за кредитные ресурсы, определенная казначейством с учетом срока и валюты кредита. Результат кредитного департамента определялся как сумма процентного дохода за вычетом стоимости ресурсов и премии за риск. Теоретически красивая схема разбилась (но банк этого сам не заметил) о статистику дефолтов: в рассмотренный период вероятности дефолта были очень низки, фактически банк, как и весь российский банковский сектор, почти не имел просроченных кредитов. Более того, статистика дефолтов для самых крупных российских заемщиков отсутствует и по сей день (даже ситуация с «Русалом» в период 2008–2009 гг. не может быть квалифицирована как дефолт, не говоря уже о других крупных компаниях). В результате вероятности дефолта для крупнейших заемщиков банка были определены на ненулевом уровне только исходя из приличий (это, кстати, давало банку основания кредитовать этих заемщиков без обеспечения), а по более рискованным рейтинговым категориям небольшая вероятность дефолта (Probability of default (PD) – в терминах Базеля II) дополнительно снижалась за счет обеспечения, что с учетом низкого уровня убытков в случае дефолта (Loss Given Default – LGD) вела к низкой премии за риск, которая для всех категорий заемщиков находилась в пределах 2 процентных пунктов. В ситуации, когда разброс процентных ставок находился в пределах от 10 до 22%, разумеется, премия за риск в размере каких-то двух процентных пунктов не могла никак повлиять на стимулы при кредитовании. Точнее, такая система как раз стимулировала наиболее рискованные виды кредитования, но, к счастью, в банке работали адекватные менеджеры, которые на практике ДЕНЬГИ И КРЕДИТ ● 5/2012 31 точка зрения руководствовались своим опытом и здравым смыслом, а не математической моделью. В итоге вся система рискменеджмента де-факто выродилась в систему расчета бонусов кредитного департамента. Таким образом, искаженная статистика дефолтов не позволяет построить адекватную систему оценки риска. Может показаться, что это частный случай, характерный для короткого периода развития посткоммунистической России, но на самом деле проблема носит общий характер. Значительные макроэкономические изменения во многих странах не дают возможности пользоваться более ранней статистикой в странах, переживших гиперинфляцию, а новые виды кредитования и новые типы финансовых инструментов (микрофинансирование, секьюритизация) не позволяют пользоваться проверенной статистикой и в развитых странах. Кстати, в том же банке была введена система оценки рыночных рисков на базе методологии Value-at-Risk (VAR). В качестве исходной предпосылки модели было указано, что с 95%-ной вероятностью российский фондовый рынок не может упасть более чем на 25% за три дня (три дня не случайны, так как позволяют оперативно уменьшить сумму под риском). Когда же риск-менеджеру в процессе обсуждения модели было указано, что на самом деле наш рынок со 100%-ной вероятностью раз в два года падает на 25% за один день, последовал комментарий, что в таком случае модель покажет, что в рынок инвестировать нельзя, а у банка уже есть портфель на 100 млн дол., на котором банк очень хорошо зарабатывает… Пример 2. Внедрение в российском банке системы оценки кредитных рисков, основанной на внешних кредитных рейтингах. В другом российском банке (кстати, со 100%-ным иностранным капиталом) к проблеме недостаточности статистики дефолтов подошли с другой стороны: было принято решение использовать в качестве базовой шкалу рейтингового агентства Moody’s. Банк пользовался опубликованными рейтингами агентства, а дополнительно присваивал сам своим заемщикам внутренние рейтинги по шкале Moody’s. В дальнейшем в качестве вероятности дефолта использовались вероятности дефолта, рассчитанные агентством Moody’s для своей шкалы. Однако красивая на уровне презентации схема также разбилась о попытку ее практического применения. Выяснилось, что, согласно агентству Moody’s, вероятность дефолта большинства заемщиков банка оценивается в 20% на горизонте 10 лет и более 10% на горизонте 5 лет. Создание таких резервов немедленно убивало весь финансовый результат банка, поэтому систему также пришлось «подкрутить»: банк начал массово присваивать своим клиентам завышенные рейтинги по шкале Moody’s, что немедленно стало очевидным при рассмотрении реально присвоенных рейтингов. Многие рейтинги были присвоены на инвестиционном уровне, т. е. на уровне, который был в тот период (да во многом и теперь) недоступен для подавляющего большинства заемщиков. Анализ модели показал, что для большинства заемщиков надо было создавать резервы на 32 уровне 3–6% даже с учетом обеспечения. В тот период у банка была процентная маржа на уровне 6 процентных пунктов, а операционные издержки достигали 3% от работающих активов, т. е. фактически банк при данных предпосылках следовало просто закрыть, поэтому методику также пришлось «подкрутить». В конце концов, находясь в России, вполне можно принять вероятность дефолта самой России или, например, Газпрома на уровне, предельно близком к 0. Конечно, можно говорить в обоих случаях о намеренном искажении методики, но эти ошибки принципиально ничем не отличаются от ошибок самих рейтинговых агентств, присвоивших многим сотням выпусков ипотечных ценных бумаг рейтинги на уровне «ААА». Искажения (или же просто отсутствие) статистики дефолтов не мешают калькуляции рисков, но полученные результаты на самом деле создают иллюзию контроля за рисками, ни в коей мере не обеспечивая их снижение или же адекватное включение стоимости риска в процентную ставку. В принципе, консультанты по внедрению Базеля II в России осознают эту проблему. Автору довелось обсуждать подобную методику в нюансах с консультантом, отвечавшим за внедрение элементов Базеля II в одном из российских банков. В ходе дискуссии он неожиданно признался, что полученные на основе данных банка цифры они тоже сочли недостаточно консервативными и… сделали поправку на Румынию! То есть если взглянуть глубже, за рамки прекрасной презентации, выходит, что цифры-то все опять сугубо экспертные! А чем тогда это отличается от того здравого смысла, которым и так руководствуются нормальные банки?! Два других «столпа» нового Базельского соглашения – усовершенствованный формат надзора и развитие рыночной дисциплины – также не помогли. По обе стороны Атлантики регуляторы допустили серьезные просчеты в надзоре за банками. Третий же «столп» – рыночная дисциплина, как оказалось, не работает в отношении рынков новых финансовых инструментов. Секьюритизация – это классический пример такого рынка. На слушаниях в Конгрессе США, посвященных анализу причин кризиса 2008 г., многие руководители банков (в том числе и уже бывшие) признали, что на самом деле не осознавали реального уровня рисков операций, связанных с этими инструментами. При этом в развивающихся странах рыночная дисциплина не работает по принципиально иной причине – ввиду отсутствия того самого «рынка», который мог бы адекватно судить о рисках. Банки зачастую оказываются наиболее компетентными участниками рынка, а низкое качество информации затрудняет даже взаимный анализ рисков банками, не говоря уже об эффективном контроле со стороны корпоративных клиентов и иных контрагентов банков. Базель III: новые изменения России не страшны Из-за очевидных промахов надзора и регулирования банков накануне кризиса 2008 г. Базельский комитет предложил новую версию соглашения, получившую название Базель III. ДЕНЬГИ И КРЕДИТ ● 5/2012 точка зрения В новом соглашении введены многие изменения: 1) повышены требования к качеству капитала, т. е. увеличена доля уставного капитала и нераспределенной прибыли в капитале первого уровня (Т1) и увеличена доля самого Т1 в совокупном капитале; 2) повышены требования к достаточности капитала: – по акционерному капиталу – с 2 до 4,5%; – по капиталу первого уровня (T1) – с 4 до 6%; – по совокупному капиталу (T1+Т2) требование оставлено на уровне 8%, но дополнительно введен буфер консервации капитала в размере 2,5% (что увеличивает требования к совокупному капиталу с 8 до 10,5%, по Т1 – с 4 до 8,5%, а по акционерному капиталу – с 2 до 7%); – введен контрциклический буфер в размере от 0 до 2,5% (т. е. требования к совокупному капиталу растут уже до 13%); – для крупнейших банков вводятся дополнительные требования к капиталу в размере от 1 до 2,5% (т. е. целевое значение достаточности капитала может вырасти для них до 15,5%); 3) существенно расширилось покрытие рисков в формуле достаточности капитала преимущественно за счет рыночного риска, повышения требований по внебиржевым сделкам, а также пересчета уровня кредитного риска с учетом стресса и т. п. Всего требования к акционерному капиталу с учетом роста коэффициентов и расширения покрытия рисков, по оценке самого Базельского комитета, выросли в 7(!) раз1; 4) возврат к коэффициенту левериджа (отношение капитала к рискованным активам, т. е. без взвешивания); 5) возврат к коэффициентам ликвидности: – liquidity coverage ratio = ликвидные активы / отток средств за 30 дней в кризис > 100%. То есть объема ликвидных активов должно хватить на отток средств в течение 30 дней; – net stable funding ratio = стабильные пассивы / активы, нуждающиеся в стабильных пассивах > 100%. Фактически все долгосрочные активы должны быть обеспечены достаточным объемом стабильных пассивов; 6) Pillar 2: усиление надзора: – в частности, усиление надзора за расчетом капитала, риск-менеджментом, корпоративным управлением, принятием рисков, агрегированием рисков, внедрение стресс-тестов; 7) Pillar 3: усиление рыночной дисциплины: – введение повышенной прозрачности по сложным финансовым операциям. Несмотря на большое число изменений, в отличие от Базеля II, новации Базеля III российским банкам в целом совершенно не страшны. Мировые требования по достаточности капитала (исключая контрциклический буфер и требования к системно значимым банкам) всего лишь приблизились к требованиям Банка России, а коэффициент левериджа в России не страшен ввиду отсутствия 1 Речь Штефана Уолтера, генерального секретаря Базельского комитета по банковскому надзору на 5-й Конференции по риск-менеджменту и надзору. Financial Stability Institute. Bank for International Settlements. Базель. 2010. 3–4 ноября (http://www.bis. org/speeches/sp101109a.htm). больших забалансовых позиций. Также и основные усложнения формул в расчете рискованных активов для России не особо актуальны. Коэффициенты ликвидности также не будут стрессом для российских банков (если, конечно, не счесть все вклады физических лиц обязательствами до востребования, в таком случае ни один из коэффициентов ликвидности типичному банку будет не выполнить). Более чувствительны изменения в рамках Pillar 2 (регулирование) и Pillar 3 (раскрытие), но и тут по большому счету особых проблем не стоит ожидать. Проблемы надзора и Базель III Введение новых требований по капиталу в США и странах Западной Европы неизбежно вызовет серьезный дефицит капитала и снижение левериджа банков. Скорее всего, банкам окажется проще снизить темпы прироста кредитования, чем привлечь новый капитал. Наиболее вероятно, что уже имеющиеся активы будут уходить за баланс (особенно в рамках финансовых конгломератов). Рост требований к акционерному капиталу неизбежно приведет к снижению его рентабельности, что означает одновременное снижение привлекательности инвестиций в банковский капитал и рост потребностей в капитале. Если оценка Базельского комитета верна, то ожидается рост требований к акционерному капиталу в 7 раз, значит, ROE на уровне 25% может превратиться менее чем в 3,5%! Дополнительно критики указывают, что внедрение этих мер происходит посреди кризиса, т. е. носит выраженный проциклический характер и может привести к углублению спада в экономике. Ликвидность банков вырастет, но в условиях кризиса суверенных долгов не всегда очевидно качество ликвидных активов, зато ясно неизбежное снижение рентабельности. Кроме того, судя по объемам заимствований некоторых банков у ЕЦБ и ФРС, все дело не в недостатке ликвидности. Такой большой объем заимствований свидетельствует о том, что таким образом банки пытаются «отбить» убытки и дополнительно заработать капитал, а не поддержать ликвидность как таковую. В целом все меры Базельского комитета ориентированы на регулирование депозитных банков и создают для них дополнительные проблемы. Это довольно парадоксально, если вспомнить, что в период кризиса 2008 г. главные проблемы были как раз у инвестиционных банков (брокеров), не имевших собственных депозитных банков. Собственно, именно за счет объединения крупнейших инвестиционных банков с крупными депозитными банками и были решены многие проблемы. Тем не менее меры, призванные предотвратить новый кризис, направлены именно против депозитных банков… Не меньшие проблемы ожидаются при попытке реально использовать самые главные новации Базеля III в части управления капиталом. Наиболее политически сложная проблема – контрциклический буфер. Кто будет решать, что посткризисное восстановление закончилось и начался предкризисный период? Например, смогли бы мы в России в 2006 г. ввести повышенные требования к ДЕНЬГИ И КРЕДИТ ● 5/2012 33 точка зрения капиталу, когда «восстановление едва началось»? А ведь в 2007 г. вводить эти ограничения было бы уже поздно… Не менее спорны и требования к системно значимым банкам. Пока это определение касается только крупнейших международных банков, а не просто крупнейших банков в каждой стране, хотя во многих странах раздаются призывы ограничивать и национальных лидеров – банки, которые уже «too big to fail». Действительно, нужно ли лимитировать операции крупнейшего банка в стране с ограниченным предложением кредитов? Например, банка такой страны, как Россия (с отношением кредитов к ВВП на уровне 40%), и едва входящего в топ-50 банков мира? Но главная проблема надзора – и в России, и во всем мире – это то, что регулятор стремится тщательно отрегулировать непринципиальные вещи, а проблемы, реально ведущие к системным рискам, остаются неадресованными. Совершенно не ясно, как Базель III может помочь преодолеть возможные следующие системные кризисы, которые, вероятно, грядут и которые могут быть связаны, например, с дефолтом крупной страны в Европе, потенциальным коллапсом рынка CDS в случае дефолта крупного суверенного заемщика, усилением инфляции в США с последующим ростом процентных ставок и обесценением ценных бумаг… Реальные приоритеты для России В российских условиях, на наш взгляд, все новации Базеля бесполезны без решения главной задачи – банк должен быть важен для акционеров, а не использоваться для развития собственного нефинансового бизнеса (примерно так же, как важнейшей предпосылкой Базеля I являлось создание адекватного размера резервов на возможные потери по ссудам). На данном этапе важнее всего решить три базовые задачи: ●● резко снизить долю связанного кредитования в кредитном портфеле банков; ●● обеспечить реальное снижение концентрации рисков на один проект. По сути даже уровень концентрации в 25% капитала – высокий, не говоря уже о случаях сокрытия реального масштаба риска при использовании подставных компаний; ●● и наконец, важно снижение уровня отраслевой концентрации, особенно в наиболее рискованных сферах: в строительстве, на рынке недвижимости, в финансовых операциях. Представляется, что решение всего трех этих задач обеспечит 80% потенциального эффекта банковской реформы. На первом месте в этом контексте – способность регулятора выявлять реальное направление использова- ния средств. Во многих случаях без мотивированного суждения добиться реального прогресса будет невозможно. Следующий приоритет – увеличение доли взыскиваемых средств в рамках банкротства заемщика. Здесь проблема не в законе, а в его применении, ведь банкротство – главная сфера злоупотреблений в рамках закона, и Банк России сам имел возможность это прочувствовать при реализации акций, полученных в залог по кредиту Международному промышленному банку1. Эти приоритеты в той или иной форме значатся в планах Банка России по развитию надзора и регулирования банков, однако не все заявленные приоритеты на поверку бесспорны. Например, развитие института представителей Банка России в банках – идея хорошая, но есть и альтернатива – постоянная и непредсказуемая смена кураторов (заодно бы еще и аудиторов…). Преимущества ротации состоят не только в снижении рисков коррупции и «замыливания» глаза надзора, но и в расширении кругозора инспекторов Банка России за счет анализа многих банков с разными подходами к управлению рисками и используемыми схемами. Централизация инспекционной деятельности также может способствовать ротационному подходу, так как в большинстве регионов просто нет простора для ротации, зато высоки стимулы стремления сохранить последних «поднадзорных». Второй небесспорный вопрос – это приватизация банков с государственным участием. Приватизироваться будут крупнейшие банки со статусом «too big to fail», причем методом продажи на рынке, т. е. у банка будет много миноритарных акционеров и он де-факто будет контролироваться менеджментом. На наш взгляд, потенциально это даже опаснее, чем крупный частный банк, контролируемый отдельным физическим лицом. Страны запада дают немало примеров, как в ситуации даже сравнительно развитых норм корпоративного управления менеджеры реально управляли банками исключительно в своих целях и в недостаточной степени контролировали риски. Без создания работающих систем контроля за менеджментом (совет директоров, внутренний контроль, аудит и полное раскрытие информации) приватизация контрольного пакета акций банков с государственным участием будет явно преждевременной, хотя верность самого курса на их приватизацию сомнению не подлежит. В целом же представляется, что попытка угнаться за мировыми трендами в российских условиях пока будет преждевременной – надо посмотреть, сработают ли новации в Базельских соглашениях ожидаемым образом в развитых странах. Пока России следует в первую очередь решить самые приоритетные задачи. Попытка же внедрения в России Базеля II и III более всего напоминает попытку сделать евроремонт в избе. ■ Подробнее см.: Банковское дело. 2012. № 2. С. 36–41. 1 34 ДЕНЬГИ И КРЕДИТ ● 5/2012
