ТАДЖ-БЕК история штурма
advertisement
http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/99/316/61.html http://www.hrono.ru/text/2004/naum05_04.html Генерал-майор Василий Заплатин Title: ДО ШТУРМА ДВОРЦА АМИНА No: 51(316) Date: 21-12-99 http://rascaz.com/2009/07/25/shtorm-333-kak-shturmovali-dvorec-amina.html http://www.psj.ru/saver_national/detail.php?ID=27594 http://www.1tv.ru/documentary/fi=5817 ТЕ, КТО ШТУРМОВАЛ Дворец Амина 27 декабря 1979 года, выполняли свой воинский долг, проявили героизм и справедливо вознаграждены. Сейчас речь о другом. Чем в конечном счете обернулся этот штурм для самого Афганистана и для Советского Союза? А главное, почему штурм вообще стал возможен? Участники штурма дворца, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли и были ранены). Другое дело – ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают... http://rascaz.com/2009/07/25/shtorm-333-kak-shturmovalidvorec-amina.html Если оценивать это событие по большому счету, то штурм дворца Амина и последующий ввод Cоветских войск в Афганистан преследовал одну-единственную цель: убрать тогдашнего главу государства Хафизуллу Амина и привести к власти Бабрака Кармаля. Руководство СССР почему-то было убеждено, что только Кармаль в состоянии консолидировать общество, прекратить гражданскую войну, сохранить Афганистан дружественной нам страной. Амину доверия, особенно после убийства им предыдущего президента Тараки, совершенно не было. Что же произошло на самом деле? Чтобы ответить на этот непростой вопрос, необходимо проанализировать обстановку, сложившуюся в Афганистане после революции 1978 года. Я БЫЛ НАПРАВЛЕН в Афганистан уже в мае 1978 года в качестве советника начальника Главного политуправления афганской армии. Разумеется, название моей должности было чисто символическим, ибо никакого Главпура, никаких политорганов в армии не было. Мне с группой товарищей предстояло в короткий срок подготовить кадры, правовые документы, и лишь после этого приступить к организации политической работы в армии. Руководство страны и, прежде всего председатель Ревсовета Тараки и Амин, торопили меня и постоянно интересовались ходом работы. Уже в день моего прибытия в Кабул было установлено, что мои плановые встречи с президентом будут проходить один раз в месяц, а с премьерминистром — раз в неделю. Но в итоге встречались мы гораздо чаще. Начальником Главного политуправления был назначен М.Экбаль, ранее окончивший МГУ. Нужно было выводить партию из подполья и создавать партийные организации. По завершении этой работы оказалось, что в армии всего было 1973 члена НДПА, из них 6% принадлежало к фракции Парчам, в переводе "знамя", а 94% — к фракции Хальк, в переводе "народ". При этом следует заметить, что халькисты были в основном выходцами из простого народа, а парчамисты — из богатых слоев. И Тараки, и Амин принадлежали именно к Хальку, тогда как Кармаль возглавлял фракцию парчамистов. В августе 1978 года стали функционировать политорганы корпусов, дивизий и бригад. Забегая вперед, скажу, что созданные в армии политорганы быстро нашли свое место и существовали при всех режимах до овладения властью моджахедами. Тяга к вступлению в партию среди солдат, и особенно офицеров, была огромной. День политзанятий был настоящим праздником в каждой части. Тематика политзанятий предусматривала изучение истории Афганистана, целей и задач Апрельской революции, истории вековой дружбы Афганистана с Советским Союзом. Наряду с политзанятиями три раза в неделю проводились занятия по ликвидации неграмотности. Мы стремились создать нормальные бытовые условия для солдат. Это было особенно актуально, ведь до революции во всей афганской армии не было ни одной столовой, клуба, библиотеки. Даже казарм на всех не хватало, люди спали на улице. За один год после революции было построено 29 клубов, свыше 150 библиотек, 27 военных городков было радиофицировано. Полным ходом шла и боевая подготовка. Энтузиазм людей к овладению оружием был очень высок, и это вселяло уверенность в успех дела. Рос авторитет армии среди народа. Уже весной 1979 года вместо прежнего отлова призывники сами приходили на призывные пункты. Но, к сожалению, легкая победа в революции расхолодила многих новых руководителей, начиная с Тараки. Не дремал и враг. Опомнившись от ударов Апрельской революции, он стал собирать силы. Противники новой власти, бежавшие из страны, нашли приют в Пакистане, Иране и других странах. Против нового режима ополчился весь мусульманский мир. К тому же эти силы большую помощь получили от США, Англии, ФРГ, Китая и других стран. Тучи над Афганистаом сгущались, и гром был неизбежен. Спустя короткое время после Апреля фракция Парчам во главе с Кармалем уже заявила о своем несогласии с разделением портфелей в правительстве и политбюро ЦК НДПА. Началась настоящая фракционная война. Нередко указы президента и решения правительства зависали в воздухе, не исполнялись. ХОЛОДНЫМ ДУШЕМ для руководства страны явились события марта 1979 года в Герате. Поднятый в городе мятеж перекинулся на части военного гарнизона, и обстановка стала непредсказуемой. Был зверски убит советник заместителя командира дивизии по технической части майор Бирюков Николай Яковлевич. Именно тогда прозвучали первые призывы к уничтожению всех советских военных советников. С большим трудом и риском нам удалось в последний момент вывезти самолетом из Герата семьи советников. Многие из них в Кабул прилетели лишь в домашних тапочках и халатах. Растерялся и сам Тараки. Из руководителей партии и государства в Герат никто не был направлен. Все решалось силами и средствами Министерства обороны. Амин пытался отдать приказ главкому ВВС подвергнуть Герат бомбардировке с воздуха и стереть его с лица земли. Нам удалось удержать его от этой крайней меры. По нашей с главным военным советником Л. Н. Гореловым инициативе была создана оперативная группа Министерства обороны во главе с командующим ракетными войсками и артиллерией полковником Инзерголем. Рано утром 16 марта вместе с оперативной группой из Кабула в Герат вылетели около 150 десантников и два танковых экипажа. Танковые экипажи, сформированные исключительно из членов НДПА, потребовались потому, что танковый батальон гератской дивизии оказался деморализованным и отказался идти в бой. Эти два танковых экипажа и батальон десантников сыграли решающую роль в подавлении мятежа. В те тревожные дни Тараки упросил руководство СССР принять его в Москве. Он всячески уговаривал наших руководителей оказать Афганистану военную помощь авиацией и сухопутными соединениями. Тогда просьба о военной помощи была отклонена. Уроки гератских событий обсуждались на заседаниях Ревсовета, Политбюро в правительстве, в министерстве обороны ДРА. Мы с главным военным советником Гореловым поставили вопрос об укреплении аппарата Министерства обороны и Генерального штаба Афганистана, начиная с первых лиц. Начальником Генштаба был совершенно не дееспособный генерал Шахпур, а министра обороны вообще не было. Ответственным за Министерство обороны был Амин, который к тому же был и первым заместителем главы правительства, и министром иностранных дел, и секретарем ЦК НДПА. В то время мы с главным военным советником неоднократно обращались к Тараки с просьбой освободить Амина от обязанностей министра иностранных дел и дать ему сосредоточиться на руководстве Минобороны. Тараки отвечал, что "у нас нет другого руководителя равного Амину по работоспособности и ответственности, и если даже мы поручим ему еще одно министерство, то он и с ним справится". Конечно, дело от этого страдало. В ПОСЛЕДУЮЩЕМ министром обороны был назначен полковник Ватанджар, но эта ноша ему оказалась не по плечу. Это усугублялось еще и тем, что к лету 1979 года сформировалась так называемая "четверка" молодых министров, в которую входил и Ватанджар и которая не очень утруждала себя работой. Неформальным лидером "четверки" — а чаще ее называли "бандой четырех" — являлся руководитель Службы государственной безопасности Сарвари. В нее также входили министр связи Гулябзой и министр по делам границ Шерджан. Жизненная философия этой "четверки" сводилась к принципу, который они заявили сами: "мы совершили революцию, мы еще молоды, и нам можно погулять". На их совести — фатальная ссора Тараки и Амина, неоднократные попытки покушений на Амина, попытки поднять мятежи в ряде армейских гарнизонов. Все это не обходилось без влияния наших спецслужб. Тараки гордился своими молодыми министрами и по-отцовски любил их, прощал их шалости и выпивки. В то же время Амин как председатель правительства строго спрашивал с них за упущения по работе, за разгульный образ жизни. Именно этим было положено начало разногласиям между Тараки и Амином, разногласиям теперь уже внутри самой фракции Хальк. Я и сейчас, спустя 20 лет, не могу понять, почему представители наших спецслужб в Кабуле так опекали этих раскольников, получали от них неправдивую информацию о положении дел в армии, снабжали этой информацией советских руководителей. В конце концов эта четверка, когда она окончательно обанкротилась, была даже тайно перемещена в Советский Союз. Драматические междоусобные события между Тараки и Амином развернулись в сентябре 1979 года по возвращении президента в Кабул из Гаваны. Теперь уже широко известно, что на обратном пути из Гаваны Тараки имел в Москве встречу с Брежневым и другими советскими руководителями, а также с Кармалем, который в это время находился в Москве. Эта встреча закончилась тем, что Тараки согласился вторым лицом в государстве вместо Амина сделать именно Кармаля. 12 СЕНТЯБРЯ встреча Тараки в кабульском аэропорту была пышной, но тревожной. Все говорило о том, что скоро наступит развязка. В это время в афганской армии работала группа генералов и офицеров Минобороны СССР под руководством главнокомандующего Сухопутными войсками генерала армии Павловского. Послу СССР в Афганистане Пузанову совместно с Павловским, генералом КГБ Ивановым и советником Гореловым было поручено провести беседу с Тараки и Амином и примирить их. 14 сентября советские посланники прибыли в рабочий кабинет Тараки. Пузанов сообщил о цели визита и просил пригласить на беседу Амина. Амин приехал во дворец, и здесь на него было совершено покушение. Погиб главный адъютант Тараки, Тарун, тяжело ранен адъютант Амина. Беседа не состоялась, гром грянул. Когда советские представители покинули дворец и убыли в посольство, весь вечер и ночь между Тараки и Амином шла отчаянная борьба за влияние на войска кабульского гарнизона. Тараки отдал приказ командиру бригады "Гвардия", охранявшей дворец, полковнику Джандату уничтожить здание Министерства обороны, где находился Амин. На сообщение Джандата, что там находятся советские советники, Тараки ответил, что это не имеет значения. Джандат приказа не выполнил. Войска гарнизона в основном оказались на стороне Амина, хотя два боевых вертолета Ми-24 уже были подняты в воздух для нанесения ракетного удара по зданию Минобороны. Через наших советников в ВВС их удалось вернуть на аэродром. Военные советники в эту тяжелую и тревожную ночь сделали все возможное, чтобы войска гарнизона не покинули своих мест дислокации. Это нам удалось сделать, и большая кровь не пролилась. Уже на следующий день Тараки был изолирован от руководства страной, а 16 сентября в здании Минобороны последовательно состоялись вначале заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки был освобожден от должности председателя Ревсовета и генерального секретаря ЦК НДПА. Единогласно на эти должности был избран Хафизулла Амин. Участь Тараки была предрешена. Амин был гораздо сильнее его — и не только в плане личных качеств или организаторских способностей, но и с точки зрения влияния этих противоположных по духу людей на армию и распределения полномочий между президентом и премьер-министром. Если Тараки был "знаменем революции", интеллигентом, любимцем простого народа, то Амин был неутомимым двигателем этой революции, воином, всегда четко знавшим, что, когда и как надо делать. Видимо, сейчас самое время дать хотя бы некоторую характеристику Нуру Мухаммеду Тараки. К моменту совершения революции ему было около 60 лет. По меркам Афганистана, это был уже старый человек, хотя он выглядел бодрым и жизнерадостным. По национальности пуштун, родом из провинции Мукор, из простой крестьянской семьи. Детей не имел. Окончил Бомбейский университет. Стал писателем. Хорошо знал жизнь простого обездоленного народа, особенно кочевников. Много кочевал сам. Полученное образование и знание жизни простого народа позволили ему написать ряд книг по истории своей страны и возглавить революционное движение. Он стал создателем первой в Афганистане революционной партии (НДПА). Много читал и знал о Советском Союзе, как бы примерял будущее своей страны к великому северному соседу. Любил свою армию, гордился тем, что она сделала революцию, утверждал, что армия в Афганистане выполняет роль диктатуры пролетариата. По натуре Тараки был очень простодушен, честен и тщеславен, открыт для людей, но после революции практически потерял связь с народом. За весь период пребывания главой государства Тараки, если мне не изменяет память, не только ни разу не выезжал в провинцию, но и из дворца. В сложной обстановке терялся. При принятии решений чаще ориентировался на Амина. Последнее время злоупотреблял алкоголем. государства стал Амин, наши военные советники оказались в крайне сложной обстановке, так как среди личного состава армии, особенно офицеров, произошло разделение на таракистов и аминистов. Это не могло не отразиться на боеспособности и боеготовности войск. Порой трудно было понять, кто кого поддерживает. В этот критический период роль группы генералов и офицеров во главе с главкомом Сухопутных войск генералом армии Павловским была неоценимой. Руководство страны, особенно военное руководство и сам Амин, уже являвшийся главой государства, с большим вниманием относился к мнению Павловского. Именно в это время был проведен ряд успешных операций афганской армии против мятежных формирований. 26 сентября 1979 года последовал неожиданный вызов нас с главным военным советником в Москву. Мы понимали всю ответственность этого вызова и разговора с министром обороны. Вечером этого дня мы вместе с Гореловым посетили Амина. Нас интересовала прежде всего оценка положения дел в стране и армии самим Амином и судьба Тараки. На мой прямой вопрос, где сейчас находится Тараки и какова его дальнейшая судьба, он ответил: "Тараки живет в одном из помещений Дворца, питаемся с одной кухни, ни один волос с головы Тараки не упадет". В заключение беседы Амин попросил нас отвезти его личное письмо Брежневу. Мы дали на это согласие. Позже нам стало известно, что главным вопросом, который ставился в письме, была его просьба о личной встрече с Брежневым в любом предложенном Москвой месте. 28 сентября состоялись беседы с начальником Главного политуправления Епишевым, во второй половине дня — с начальником Генерального штаба Огарковым. 29 сентября состоялась беседа у министра обороны Маршала Советского Союза Устинова. 1 октября мы были приглашены к начальнику международного отдела, секретарю ЦК КПСС Пономареву. Для нас эти беседы были непростыми, особенно с министром обороны. Мы в деталях, как мне кажется, со знанием дела доложили обстановку в Афганистане и в армии после смещения Тараки. Особенно тщательно и с пристрастием нас спрашивали о личности самого Амина, о его взглядах на взаимоотношения с Советским Союзом и вообще, можно ли ему доверять. Я и в той беседе с Устиновым, и сейчас охарактеризовал бы Амина таким образом. Возраст около 50 лет. Выходец из средних слоев, пуштун. Высшее образование получил в США. Работал учителем, директором лицея. Рано примкнул к революционному движению. По возвращении из Америки познакомился с Тараки и стал его ближайшим соратником. Женат, имел 5 детей. До революции был секретарем ЦК НДПА и по заданию Тараки возглавлял нелегальную работу в армии. Обладал огромной работоспособностью и организаторским талантом. Человек харизматический, притягивающий к себе людей. Я, не знавший ни пушту, ни дари, был заворожен его ораторским мастерством — даже без знания языка было понятно все, о чем он с таким вдохновением говорил в своих выступлениях. Самолюбив, ярый националист пуштунского толка, настойчив при проведении в жизнь принятых решений, порой проявлял упрямство и жестокость. К Советскому Союзу относился с уважением и любовью, стремился все советское внедрять у себя без всяких колебаний, хотя это далеко не всегда соответствовало обстановке и условиям афганского общества. Из достоверных и проверенных источников могу утверждать, что у него было два святых праздника в году, когда он мог позволить себе употребить спиртное: 7 ноября и 9 мая. Это знаю и из уст товарищей, которые до Апрельской революции были с ним в подполье в одной пятерке. Характерно, что лучших своих учеников лицея, где он был директором, а также своих родственников Амин стремился направлять на учебу не в США, Германию, а только в Советский Союз. Поэтому не случайно среди афганских офицеров из числа халькистов было в 2-3 раза больше со знанием русского языка, чем среди офицеров из числа парчамистов. Даже после штурма Дворца, в ходе которого погиб сам Амин и двое его сыновей, его жена вместе с двумя оставшимися в живых дочерьми и младшим сыном никуда не пожелала ехать, кроме Советского Союза, заявив, что ее муж был другом Советского Союза и она поедет только в эту страну. Так она и поступила. После штурма Дворца Амина много говорилось, что он являлся агентом ЦРУ, но доказать ничего этого не удалось, да и заранее было понятно, что все это ложь. ПРОВЕДЕННЫЕ С НАМИ беседы в Москве и высказанные руководителями Минобороны СССР и в ЦК КПСС указания нас ко многому обязывали. По возвращении в Кабул мы с Гореловым провели совещание с руководителями советнического аппарата корпусов, дивизий и бригад. Все вопросы обговорили с послом Пузановым, советником по линии ЦК КПСС Веселовым, представителем по линии КГБ Ивановым. К сожалению, разная оценка положения дел в Афганистане и армии между военными советниками и руководителями наших спецслужб сохранилась, и такой она шла к руководству нашей страны. Не сблизил позиции и приезд в Кабул самого Пономарева. На одном из совещаний с его участием дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки. Между тем, со стороны Пакистана в ДРА проникали все новые отряды мятежников, и обстановка осложнялась. Помню, как на одном из заседаний Совета обороны, который был создан, обсуждался вопрос о проведении операции в провинции Кунар. В ходе обсуждения Амин внес предложение сжечь все села вдоль дороги от Джелалабада до границы с Пакистаном, до города Барикот, мотивируя это тем, что в них живут одни мятежники. Главный военный советник Горелов и я всегда приглашались на эти заседания, и в данном случае решительно выступили против такой меры, мотивируя это тем, что в селах, безусловно, живут и мирные жители. И если такое решение будет принято, то советники не будут принимать участие не только в проведении операции, но и в ее подготовке. Это уже будет не борьба с мятежными бандами, а гражданская война, а мы в ней участвовать не должны и не можем. В итоге свое предложение Амин снял, а позже в одной из бесед признал свою горячность и неправоту. Были у нас и другие разногласия с Амином, но все их удавалось разрешать в ходе переговоров. Например, когда мятежники активизировали свои действия в северных провинциях Афганистана, Амин направил туда своего старшего брата Абдуллу для оказания помощи губернаторам, отдав ему целую пехотную дивизию. После серьезных разговоров с Амином дивизию удалось вернуть в подчинение Министерства обороны. В то же время так называемая "банда четырех" после смещения Тараки со своих постов делала свое губительное дело. Находясь на нелегальном положении, они то в одном, то в другом гарнизоне пытались поднять мятеж против Амина. 14 октября 1979 года был поднят мятеж в 7-й пехотной дивизии. Во главе его стоял командир комендантской роты старший лейтенант Назим Голь. Его поддержали командиры танкового батальона и батальона связи. Воспользовавшись тем, что основная часть дивизии вместе с командованием и советником командира дивизии полковником Шеенковым находилась в летнем лагере, 7 танков подошли к штабу дивизии и открыли огонь. Началась паника, никто не понимал, что происходит. Была попытка поднять и другие части Кабульского гарнизона, но этого сделать заговорщикам не удалось. Я в этот момент находился в 4-й танковой бригаде, начальником генштаба которой генералмайором Якубом была поставлена задача на подавление мятежа. Бригадой командовал одаренный молодой офицер старший капитан Исмаил. Я вместе с бригадой участвовал в этой операции. Подавить мятеж не составляло особого труда. Окружили городок танками и предложили сдаться. Заговорщики были арестованы. После подавления мятежа я поехал в посольство с целью доложить о выполненной задаче. В приемной посла сидел один из работников посольства и плакал. На мой вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что тот льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так мы "дружно" работали. 25 ОКТЯБРЯ 1979 года мы с главным военным советником вновь были вызваны в Москву на подведение итогов боевой и политической подготовки Вооруженных Сил СССР за 1979 год. 29 октября 1979 года у министра обороны СССР состоялось совещание главных военных советников из всех государств мира, где работали наши военные представители. Нам с Гореловым было нелегко отчитываться, так как уже не было в живых Тараки, а обстановка в стране оставалась тревожной. Министр обороны особо подчеркнул: "Мы вашими глазами смотрим на дела в той или другой стране. Вы должны вместе с посольствами и представителями КГБ вырабатывать единую позицию, единую оценку. Разнобой оценок затрудняет нам принимать верные решения". Мы понимали, что это напрямую относится к нам, и по возвращении в Кабул довели это требование Устинова до посла и представителя КГБ. К сожалению, чекисты в основном остались на своих позициях в оценке ситуации. За ноябрь 1979 года посол Пузанов и главный военный советник Горелов лишились своих должностей. В конце ноября в Кабул прибыл первый замминистра внутренних дел генерал Попутин. Через день или два я был приглашен к новому послу СССР в ДРА Табееву. Последний заявил, что он и новый главный военный советник генерал-полковник Магометов еще недостаточно владеют обстановкой, и попросил высказать свое мнение по содержанию шифровки, подготовленной в Москву за подписью самого Табеева, гэбиста Иванова и генерала МВД Попутина. Подпись последнего уже стояла под шифровкой. В шифровке давалась крайне негативная оценка положения дел в ДРА, особенно в армии. Речь шла о том, что армия полностью деморализована и не в состоянии противостоять мятежникам. С этим был не согласен не только я, но и советник по линии ЦК КПСС Веселов и его помощник Кулинченко. Мы спросили Попутина, почему он подписал шифровку, не зная положения дел. Тот ответил, что его попросили подписать работники КГБ, и он так и сделал, а раз мы возражаем, то он тут же снимет свою подпись. В итоге в Москву данная шифровка ушла за подписью одного лишь представителя КГБ. Все говорило о том, что дело шло к развязке. 10 декабря 1979 года я был вызван на телефонный разговор с Москвой. У телефона был генерал-лейтенант Огарков. Он мне передал буквально следующее: "Ваша дочь обратилась с просьбой в ЦК КПСС о встрече с отцом, т.е. с вами. Ее просьба удовлетворена. Вам необходимо сегодня вылететь в Москву". На мое заявление, что сегодня самолет уже ушел, а следующий рейс будет через два дня, он ответил: "Это не ваша забота. Вам к 18 часам сегодня необходимо прибыть в Баграм, за вами прибудет самолет". Я вылетел на вертолете в Баграм, но самолет за мной прибыл лишь утром 11 декабря 1979 года. В самолете летел один и всю дорогу ходил по салону и думал, что не могла дочь обратиться в ЦК партии, произошло что-то другое, да еще и самолет специально прислали. После обеда 12 декабря вместе с начальником Генштаба Огарковым и начальником Главпура Епишевым мы предстали перед министром обороны Устиновым. Предварительно Огарков поинтересовался у меня, не следует ли в этой сложной обстановке ввести в Афганистан наши войска. Я сказал, что это нецелесообразно, т.к. мы втянемся в гражданскую войну. Огарков на это никак не отреагировал, своего мнения не высказал. В НАЧАЛЕ БЕСЕДЫ у Устинова Огарков сказал ему, что, мол, товарищ Заплатин остается на прежних позициях. Министр окинул меня строгим взглядом и спросил: "Почему? Ведь вы на предыдущей беседе в сентябре говорили, что Амин клятвенно обещал сохранить жизнь Тараки. А что произошло?" У меня на этот вопрос вразумительного ответа не было. Я лишь пытался объяснить, что определенные силы в Афганистане, в том числе и на родине Тараки, пытались поднять народ против Амина, что по-прежнему действует "банда четырех". Я понимал, что мой ответ неубедительный и что поступку Амина оправдания нет. Тогда Устинов упрекнул меня за то, что, несмотря на предупреждения, из Афганистана попрежнему идет противоречивая информация об обстановке в стране и армии и дал мне почитать ту самую шифровку за подписью представителя КГБ. Она была краткой, но суть состояла в том, что афганская армия, по существу, развалилась, Амин себя полностью дискредитировал и страна находится на грани краха. Я, конечно, не мог защищать Амина, но что касается армии, то с выводами и оценкой, данной в шифровке, не согласился и сказал, что эта информация идет к нашим спецслужбам от "банды четырех", и что я бы своей подписи под этим документом не поставил. Про себя подумал, что сейчас министр попросит меня покинуть кабинет. Но этого не произошло. Устинов внимательно посмотрел на меня, пальцем указал на шифровку и сказал: "Вы же попутно изучаете обстановку, а они за нее головой отвечают". Я на это ответил, что, к сожалению, голова при этом часто бывает нетрезвой, а у самого на глаза накатилась слезинка. После этого Устинов внимательно посмотрел на Огаркова и Епишева и произнес последнюю фразу: "Но уже поздно". Я этой фразы не понял, и лишь спустя некоторое время узнал, что именно в этот день, утром 12 декабря, состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором было принято окончательное решение о вводе советских войск в Афганистан. 28 ДЕКАБРЯ 1979 года после ввода наших войск в Афганистан мне начальником Главпура Епишевым было предложено срочно вернуться в ДРА для продолжения работы. Я попросил выслушать меня и заявил, что с приходом к власти Кармаля произойдет резкая смена кадров в армии, особенно среди начальников политорганов, и мне будет трудно работать, меня не поймут. Моя просьба была доложена министру обороны, в ЦК КПСС и была удовлетворена. Все дальнейшие события показали, что приход к власти Бабрака Кармаля стал трагедией для афганской армии. Ее уже нельзя было спасти и сделать боеспособной. Я знаю, что и сейчас некоторые товарищи, которые неплохо знали обстановку того времени в Афганистане, продолжают считать, что ввод советских войск в эту страну был необходим. И все это понятно. Уж слишком велика была цена того, будет для нас Афганистан дружественной страной, или наоборот. Но мы, военные советники, находясь в самых трудных условиях, лучше других понимали, что если мы ввяжемся в гражданскую войну, то будет беда. Афганистан — это не Венгрия и не Чехословакия. Еще до ввода войск в ДРА погибло 5 военных советников, а в годы войны погибло 190 военных советников и переводчиков и 664 были ранены. Не могли не настораживать нас и местные природные условия, горный рельеф местности. Уже после первой встречи с Устиновым я попросил, чтобы меня ознакомили с тем районом местности, где афганцами был полностью разгромлен английский экспедиционный корпус. Вывод напрашивался один — мы в горных условиях неизбежно будем иметь немалые потери и в живой силе, и в технике. Прошло 20 лет с момента штурма Дворца Амина и ввода советских войск в Афганистан, а боль не утихает. Продолжаю и сейчас сожалеть, что в то время наши руководители не прислушались к голосу бывшего посла СССР в ДРА Пузанова, главнокомандующего Сухопутными войсками генерала армии Павловского. Они даже не были выслушаны соответствующими должностными лицами по возвращении из ДРА. Роковой ошибкой наших руководителей было нежелание выслушать и самого Амина, который не раз заявлял нам, что он готов оставить свой пост главы государства, если советские руководители посчитают это целесообразным. Но особенно неоправданной, на мой взгляд, была ставка, сделанная нашими спецслужбами и международным отделом ЦК КПСС на Кармаля и в целом на фракцию Парчам. С их приходом к власти начались все наши беды в Афганистане, развал афганской армии стал неизбежным, ибо она в основе своей была халькистской. Понесенные жертвы при штурме Дворца Амина и в ходе всей войны оказались напрасными, хотя, конечно, мы в Афганистане немало сделали и полезного по становлению армии, защите мирного афганского населения от наемных и мятежных банд. Но, в конечном счете, Апрельская революция все же потерпела поражение. Я уже не говорю о той грязи, которую в последующем Кармаль обрушил на Советский Союз. В настоящее время многие тысячи афганских патриотов, которые сотрудничали с нами и преданы нам, брошены на произвол судьбы. Многие из них бедствуют в России, не получив никаких прав и гарантий на жительство. Их каждый день обирает и грабит наша доблестная милиция. Некоторые счастливчики сумели уехать в Западную Европу и по-человечески там обосноваться. Но все они мечтают вернуться на свою Родину и могут быть очень полезными для России. Наверное, было бы несправедливо утверждать, что мы из войны в Афганистане не извлекли никаких уроков и выводов. Но вот что касается тесного сотрудничества и взаимодействия силовых структур, особенно армии и госбезопасности, то первая чеченская война вновь наглядно показала эти изъяны. http://kubkz.com/viewtopic.php?topic=4959&forum=10&asc=1 http://rutube.ru/tracks/1114987.html?v=ad49f7f665c4f2024e85ec0079fc11b6 Полковник мед. службы КУЗНЕЧЕНКОВ Виктор Петрович, главный терапевт военного госпиталя. Род. 3.11.1934 г. в г.Жуковка, Брянской обл. Русский. В ВС СССР с 1.11.1934 г. После Ленинградског СВУ окончил ВМА. В Афганистане с сентября 1978 г. В сложной обстановке самоотверженно выполнял свой служебный долг по оказанию мед помощи больным и раненым, проявлял при этом хладнокровие, выдержку и стойкость. Погиб 27.12.1979 г. При выполнении специального задания, при штурме дворца Амина. За мужество и отвагу награждён орденом Красной Звезды ( посмертно ). Похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде. В Викторе Петровиче были воплощены лучшие качества советского воина. С детства он мечтал служить Родине. И не случайно после окончания четвертого класса средней школы он поступил в Ленинградское суворовское училище. Оттуда перед ним открылся дальнейший путь воинской службы: он стал слушателем Ленинградской военно-медицинской академии им. С. М. Кирова. В Афганистане был главным терапевтом поликлиники советского посольства в Кабуле. Погиб при штурме дворца Амина. 27 декабря 1979 года. 16 часов 30 минут. Кабул. ЧЕТВЕРГ (ЧЁРНЫЙ) Ах, пандшанба — святой и лукавый для мусульманина день. Скажи «пандшанба» (ЗДЕСЬ РЕЧЬ, ВИДИМО, ИДЕТ О ВЕЧЕРЕ НАКАНУНЕ ПЯТНИЦЫ «ШАБ-ЕДЖОМа», КОГДА «ПОРА ТОЛОЧЬ ВОДУ В СТУПЕ», то есть заняться сексом)» мужчине — и он подмигнет, гордо расправит плечи. Зардеется женщина, отведя взгляд, и побыстрее займется какой-нибудь работой. «ШАБ-ЕДЖОМа», — это скорее дух, это ожидание, предвкушение чего-то светлого, лучшего. И не пытайтесь искать здесь перевод, ибо просто перевод ничего не прояснит и не расскажет, так как означает один из дней недели — четверг. Правда, четверг на Востоке — это как наша суббота (ИЛИ ПЯТНИЦА). Конец недели. Завтра — выходной. Хозяйка пересмотрит все запасы и обязательно разведет огонь — калить масло. Значит, будет в доме плов, и, может быть, впервые за всю неделю семью ожидает плотный ужин. Ублаженный едой, сытый, довольный мужчина обязательно придет в эту ночь к жене. Ах, «ШАБ-Е-ДЖОМа», — лукавый и безоглядный КОНЕЦ дня в конце рабочей недели. http://geroizm.svu.ru/index.sema?a=articles&pid=5&id=18 Назначил на этот день прием во Дворце и Амин. К обеду приглашались члены Политбюро с женами, а в 14 часов пожелал он выступить перед высшим командным составом армии и журналистами. Речь — о политическом положении в стране и причинах приглашения советских войск. Начальник Главпура Экбаль Вазири планировал ответную речь. Однако вместо Амина к собравшимся вышел встревоженный врач: — Товарищи, выступления Хафизуллы Амина не будет. Он плохо себя чувствует после обеда. Я думаю, что это отравление. ...По четвергам в Кабуле подавалась в дома и горячая вода. На два-три часа, но успеть помыться, затеять стирку можно. Главное, не прозевать это время, поймать, когда заработают трубы. Утром 27-го они молчали, и полковник Анатолий Владимирович Алексеев, старший среди советников в афганском госпитале, разрешил врачам задержаться с обеда, если вдруг воду включат в это время. Да и по опыту уже знал: если день прошел относительно спокойно, то ночь уже жди крутежную. Впрочем, с приходом наших войск обстановка в Кабуле стала намного спокойнее. Да и из посольства дали команду: с сегодняшнего дня всех советских больных отправлять в медсанбат к десантникам. К десантникам так к десантникам, хотя, съездив к ним в дивизию, расположившуюся на пустыре за аэродромом, он увидел из медсанбата только несколько наспех поставленных палаток. — Справитесь? — озабоченно спросил начмеда, тут же руководившего сортировкой ящиков с медимуществом. Тот, сбив на затылок шапку, смерил взглядом стоявшего рядом мушавера: за кого нас принимаешь, перед тобой — ВДВ, а не какая-нибудь пехота с «солярой». Словом, старая песня: ВДВ — это щит Родины, а все остальные войска лишь заклепки на этом щите. — Ну-ну, — усмехнулся в свою очередь и Алексеев, по Ленинграду зная неистребимый десантный гонор. — Но на всякий случай, чтобы знали: госпиталь — вон та крыша в центре города, видите? Если что — сразу к нам. Выбираясь с занесенного снегом пустыря на дорогу, подумал: жизнь рассудит. Дай Бог, как говорится, чтобы все у них обошлось своими силами, да только... А, что загадывать. Полгода назад, на инструктаже перед отправкой в Афганистан, им сказали: — От вас, врачей не должно исходить никакой политики, симпатий или антипатий. Ваша политика там одна — высочайший профессионализм. Лечите людей, а не идеологию. Группа подобралась достаточно сильной. Настолько сильной, что уже через месяц работы афганцы назначили во главе основных отделений госпиталя военных медиков. Обиделись, правда, гражданские врачи, приехавшие намного раньше, но было бы за что: они, как правило, считались специалистами в какой-то одной области, работали выборочно. Офицеры же могли вести операции вне зависимости от локализации ранений — и на черепе, и на животе, и на конечностях. Словом, кто поступил — тот и наш. Тем более что раненых становилось все больше и больше с каждым днем, а пули и осколки — они не разбирают, куда им впиться в человека. Единственное, с чем вышла небольшая неувязка, так это с операционными сестрами. Формируя группу, Анатолий Владимирович вместо медсестер взял парней-фельдшеров, беспокоясь в первую очередь о бытовом устройстве группы. Но когда на первой же операции фельдшер спокойно поднял с пола упавший скальпель и положил его под руку хирургу, Алексеев отметил: раз дано женщине находиться рядом с раненым — значит, так и должно быть и ничего мудрить здесь не надо. Но в целом советские врачи были для афганцев хоть и «неверными», но святыми. Видимо, на грани между жизнью и смертью фанатизм у людей все же изрядно истощается, и любая соломинка, обещающая спасение, становится ближе и надежнее, чем вроде бы вечный и нерушимый постулат. Не о всех, конечно, речь, но на плановые операции больные просились только к шурави. А весь секрет-то — наши врачи после операции хоть раз-другой, но подойдут, поинтересуются здоровьем. И бесплатно. А ведь были в кабульском госпитале врачи индийской, турецкой, английской и французской школ, о которых в Союзе говорили с уважением. Здесь же авторитеты устанавливала практика: только к шурави или, в крайнем случае, к тем афганцам, которые учились в Советском Союзе. Приехав домой, Алексеев наскоро перекусил и, когда во время чаепития пошла хоть и не очень горячая, но все же и не холодная вода, постоял, блаженствуя, под душем, до красноты растерся полотенцем: эх, в баньку бы! Набросив куртку, вышел на балкон покурить. И тут же увидел, как из стремительно подъехавшего «уазика» выскочил Тутахел — главный хирург госпиталя. Увидев на балконе Алексеева, афганец замахал руками. — Что случилось? — крикнул Анатолий Владимирович, хотя ответа дожидаться не стал: то, что произошла какая-то беда, это ясно и без слов. А раз так, то теперь главное — быстрее все увидеть собственными глазами. — Что? — все же спросил у Тутахела, выскочив уже одетым из подъезда. — Надо ехать во Дворец, там большое несчастье, — распахивая дверцу машины, растерянно ответил главврач. В «уазике» уже сидели терапевт полковник Виктор Кузнеченков и один из гражданских врачейинфекционистов. — Во Дворце большое несчастье, — не отводя взгляда от дороги, забитой рикшами, водоносами, осликами, легковушками, стадами баранов, повторил афганец. — Очень много отравленных. Сильно отравленных. Алексеев повернул голову к Кузнеченкову, но Виктор как мог в тесноте пожал своими широкими плечами: сам ничего не знаю. — А Амин? — осторожно спросил Алексеев. Афганец скосил глаза на водителя и ничего не ответил. «Значит, и Амин», — понял полковник. С Амином ему приходилось встречаться несколько раз. Сначала мельком — это еще при жизни Тараки, но в сентябре, когда произошла та злополучная перестрелка между охраной Тараки и Амина, в госпиталь привезли изрешеченного пулями аминовского адъютанта Вазира Зерака. — Анутуль Владимирович, Амин попросил, чтобы адъютанта оперировали только советские, — прибежал в операционную Тутахел. Советские — значит, советские. Собрали, кто быт под рукой, простояли у стола три часа — спасли Вазира. А когда дело у того пошло на поправку. Амин, уже глава государства, выделил для своего адъютанта личный «Боинг», и Алексеев с Тутахелем вдвоем сопровождали единственного пассажира сначала в Москву, в больницу 4-го управления, а потом и в санаторий. Про эту перестрелку ходило много самых разноречивых слухов. По одним — после того как упал под пулями Тарун, Вазир закрыл своей грудью Амина. По другим — Амин инсценировал нападение сам. Мол, если бы захотели убить Амина, подпустили бы еще на два шага ближе и расстреляли в упор. Да и при входе во Дворец стоял танк, и по дороге к Министерству обороны стояло их еще немало — при желании они могли разнести машину, в которой уезжал «ученик» с истекающим кровью адъютантом, в клочья и дым. Но... «Ваша политика — высочайший профессионализм». Надо было — он спас Вазира. Потребуется помощь Амину — он сделает все, что зависит от него, врача. В остальном пусть разбираются политики, советники, КГБ — кто угодно и кому это интересно. У входа во Дворец их уже поджидали, но первым делом резко потребовали сдать оружие. Обычно, входя в здание, мушаверы сами сдавали пистолеты дежурному. Сегодня же быстрые и сильные руки обыскали их, подтолкнули к двери. Стоявшие рядом афганские офицеры проводили их недовольными, чуть ли не враждебными взглядами. Начальник Главпура Экбаль рвал на кусочки листки с каким-то выступлением. «Что это они, как будто я виноват», — подумал Алексеев, открывая тяжелую дверь. Войдя в вестибюль, врачи тут же замерли и поняли афганцев. На полу, на ступеньках сидели, лежали в самых неестественных позах люди. Куда там немой сцене в «Ревизоре» — такие позы не придумаешь, они могут быть только при массовом остром отравлении. Алексеев переглянулся с Кузнеченковым — да, отравление. Первым делом — сортировка: кому помогать в первую очередь, кто потерпит. И отправить из Дворца всех гражданских медиков: там, где творится что-то непонятное, лишним лучше убраться. А больным — противоядие. Есть ли во Дворце какие-нибудь, лекарства? Склонились, над лежащей на полу женщиной, но по лестнице буквально скатился начальник госпиталя Валоят. — Наконец-то, — со вздохом облегчения проговорил он и схватил врачей за руки. — Этих оставьте, не до них. Там Амин в тяжелом состоянии. До второго этажа два лестничных пролета. Когда-то на ступеньках стреляли в Амина, теперь эти ступени вновь отделяют его жизнь от смерти. Если еще не поздно — удалить яд из организма, промыть желудок, заставить работать почки, не дать остановиться сердцу. Черт, но они же с собой ничего не взяли. Амин, раздетый до трусов, лежал на кровати. По отвисшей челюсти, закатившимся зрачкам и заострившемуся носу было ясно, что они уже опоздали, но, словно всю жизнь работали в паре, Алексеев и Кузнеченков без слов подхватили Амина, потащили в распахнутую дверь ванной. Она была уютной, но не такой большой, чтобы спасать в ней отравленного хозяина, однако выбирать не приходилось. Мешая и помогая друг другу, сделали уколы — Валоят уже стоял в дверях со всем необходимым. Промыли Желудок. Амин — он крепкий, надо побороться... — Есть пульс, — уловил слабое биение жилки на запястье Кузнеченков. Из ванной — вновь на постель: уколы, давление, пульс, уколы. Появились две капельницы с физраствором, и Алексеев ввел иглы в вены обеих рук. Замерли, ожидая результатов, — что могли они сделали, остальное теперь зависело только от организма самого Амина. И дрогнули веки умирающего, и подтянулась, сомкнулась в стоне челюсть. Успели. Вытащили из преисподней. И впервые после приезда во Дворец офицеры перевели дыхание, осмотрелись. Взглядом попросив у них разрешение, к постели Амина подошел начальник Главпура Экбаль. — Что... нового? — сквозь силу спросил больной, вкладывая в свои слова тревогу за развитие событий. Экбаль замялся, не готовый к такому вопросу, потом вспомнил: — Только что звонил министр иностранных дел СССР Громыко, он предлагает сообщить о вводе войск сегодня вечером. Замолчал, не уверенный, что понял председателя Ревсовета. — Значит... хотели без меня, — сквозь боль усмехнулся Амин и прикрыл глаза от бессилия. — Вроде стрельба какая-то, — прислушавшись, кивнул на окно Кузнеченков. Выстрелы, то одиночные, то длинными очередями, звучали совсем рядом с Дворцом, но Алексеев не придал им значения: в Кабуле стреляют практически каждую ночь. А время — седьмой час, для декабря это уже ночь. — Ну что, идем к другим? — Кузнеченков, еще раз проверив пульс и давление у Амина, посмотрел на командира. — Валоят что-то про дочь Амина говорил, вроде тоже отравление. Однако дошли они только до коридора — мощный залп сотряс здание. Посыпались стекла, погас свет. Внизу закричали, где-то что-то вспыхнуло, и врачи перебежали к полукруглому бару — здесь не было окон, хоть какой-то защитой казалась стойка. — Неужели «духи»? — вслух подумал Алексеев. — Черт его знает, — отозвался еле видимый в темноте Кузнеченков. — Эй, что там творится? — окликнул он, увидев в коридоре чью-то тень. Подбежал афганский офицер, некоторое время тяжело переводил дыхание, потом отдал им свой автомат и побежал дальше. Алексеев снял магазин, потрогал планку — патронов не было. «Ваша политика — высочайший профессионализм», — опять пришла на память фраза, и он чертыхнулся. И замер: по коридору, весь в отблесках огня, шел... Амин. Был он в тех же белых трусах, флаконы с физраствором, словно гранаты, держал в высоко поднятых, обвитых трубками руках. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в вены иглы. — Амин? — увидев, не поверил своим глазам и терапевт. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, довел больного до бара. Амин прислонился к стене, но тут же напрягся, прислушиваясь. Врачи тоже услышали детский плач: откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены. Это была настолько тягостная, разрывающая душу картина, что Кузнеченков, отвернувшись, сделал шаг из бара: — Я не могу. Пойдем отсюда. Знать бы им, что они — последние, кто видит Амина живым. Эх, пандшанба, день перед выходным... Необходимое послесловие. Врачи перейдут в соседнее помещение — конференц-зал с высокими, широченными окнами с уже полностью выбитыми стеклами. Со двора сквозь стрельбу услышат русский мат и вздохнут с некоторым облегчением: значит, не душманы. Станут между окон, чтобы не задело случайной пулей. Но только опасность подстерегала с другой стороны. Распахнется от удара ногой дверь, и в темноте запульсирует автоматная очередь. Кто стрелял, зачем — поди разберись в темноте. Но рухнет со стоном на пол полковник Кузнеченков, и пока Алексеев, уже не обращая внимания на стрельбу, донесет его большое, тяжелое тело до лестницы, врач будет уже мертв. — Мертвых не берем, потом, — отмахнутся от него у входа во Дворец, где грузили на БТР раненых. До него не сразу дойдет, что сказал это на чисто русском языке солдат в афганской форме. — Он еще жив, просто ранен, — соврет Алексеев. Полковника погрузят на бронетранспортер, и Анатолий Владимирович довезет его тело до посольской больницы. Сам станет к операционному столу, на котором один за другим замелькают раненые: советские, афганские, гражданские, военные. Мелькнет усталое лицо начмедадесантника, и оба грустно улыбнутся — вот и рассудила жизнь. А первые погибшие при штурме Дворца, первые «ноль двадцать первые» в афганской войне — полковник Кузнеченков, спасавший Амина, и полковник Бояринов, возглавлявший штурм Дворца, будут лежать в морге. Рядом. Бояринов за выполнение своей задачи получит посмертно звание Героя Советского Союза, Кузнеченкова тоже отметят Орденом Красной Звезды — за выполнение своего служебного долга. Афганистан начинался вот с таких парадоксов. Сын Виктора Петровича Кузнеченкова закончит Ленинградскую военно-медицинскую академию имени Кирова и станет военным врачом. На кафедре военно-полевой хирургии его учил оказывать хирургическую помощь, работать на черепе, животе, конечностях профессор, доктор медицинских наук полковник Алексеев, который за Афганистан «заслужит» только грамоту с тремя ошибками. Правда, на международном симпозиуме «Медицина катастроф», проходившем в Италии, папа римский за самоотверженность при спасении людей в экстремальных условиях вручит ему символический «Пропуск в рай»... "Шторм" начать раньше… Исполнилось 25 лет с начала Афганской войны "Российская газета" - Верхняя Волга №2665 от 28 декабря 2004 г. В трех ярославских школах открыты мемориальные доски в память о бывших учениках, погибших в Афганистане. http://www.rg.ru/2004/12/28/veteran.html 25 декабря 1979 года первые советские самолеты с десантниками на борту приземлились в аэропорту вблизи столицы Афганистана, а 27 декабря наши войска штурмом взяли дворец президента Афганистана Амина. Ярославец, полковник запаса Владимир Иванович Кротик, награжденный за участие в афганской операции орденами Красной Звезды, "За службу Родине", многочисленными медалями, был в составе первой ударной группы. Парашютно-десантный батальон Витебской воздушно-десантной дивизии, которым командовал Владимир Кротик, первым ступил на афганскую землю, приземлившись в 23 часа 25 декабря 1979 года в аэропорту Кабул. - Владимир Иванович, сколько всего человек было в первой группе? - 270. Три самолета и на каждом по 90 человек десантников. Техника и механики-водители находились на других аэродромах и прибыли чуть позднее. А всего за несколько дней была сформирована группировка в 75 - 80 тысяч человек. - Какую задачу перед вами поставили? - Высадиться в аэропорту Кабул, захватить аэродром и обеспечить посадку всех других самолетов. Первый самолет вел командир дивизии, Герой Советского Союза и испытатель вот этого Ила-86. Он должен был садиться практически вслепую. На борту самолета были 90 десантников и покрышки, пропитанные бензином. Предполагалось, что как только самолет садится, десантники выскакивают, раскладывают колеса вдоль полосы, поджигают их, и остальные два самолета уже садятся по этим огням. Если первому самолету по каким-то причинам не удается сесть, тогда наш батальон десантируется на парашютах, опять же захватывает аэродром и обеспечивает посадку самолетов. За двадцать минут до подлета к аэродрому нам сообщили, что десантирования не будет. Мы сняли парашюты, засунули их под сиденья и пошли на посадку. Три наших первых самолета приземлились 25 декабря в 23 часа с двухминутными интервалами, мои десантники прочесали всю прилегающую местность, блокировали аэродром и обеспечили посадку всех остальных частей дивизии. В течение трех дней - до 12 часов дня 27 декабря непрерывно садились самолеты с солдатами, офицерами, техникой и боевым снаряжением. После этого мы встали лагерем. И тогда всему миру было объявлено официально, что правительство Афганистана попросило у СССР помощи, для того, чтобы отразить агрессию извне. А формальной причиной для начала операции, как нам говорили и как написано в учебниках, послужили сведения о том, что Пакистан готовится мощной группировкой в течение двух суток захватить все важные стратегические объекты Афганистана и закончить всю эту апрельскую революцию. - Обычно и на крупных учениях бывают всякие трагические случаи, а при такой масштабной операции неужели все прошло гладко? - Не все. Кабул находится в каменной чаше, а это значит, что самолет при подлете должен резко идти вниз, и расстояние на посадочные маневры очень ограничено. Один наш самолет в первый же день разбился при посадке, он был 23-й по счету. Там была кухня нашего батальона, коекакая техника. Но это все ерунда, главная трагедия в том, что погибло 58 офицеров, сержантов и солдат в этом самолете. - Как эта операция дальше развивалась? - Когда дивизия приземлилась, были блокированы все части и подразделения армии Афганистана, которые находились в Кабуле и в пригороде, - десантно-штурмовая бригада, саперная часть, часть связи, специальный полк "Коммандос". Вечером 27 декабря начался штурм дворца Амина - на 4 часа раньше намеченного срока. В это же время командир нашей дивизии генерал-полковник Рябченко и два старших лейтенанта, два брата Лаговские блокировали начальника афганского Генштаба - им лично поставил эту задачу министр обороны Устинов, чтобы сразу нарушить управление войсками. Дворцом Амина занимались спецподразделения "Гром" и "Зенит" и специальный мусульманский батальон - был такой создан, им оказывал помощь наш третий парашютнодесантный батальон. По первоначальному плану второй батальон, которым я командовал, должен были идти на дворец. Но в последний момент мне поступил приказ блокировать особый полк Амина под названием "Коммандос". http://www.mmg-kgb.ucoz.ru/load/afganskij_sindrom/13-1-0-427 http://www.rg.ru/2004/12/28/veteran.html ВВС - Как советский спецназ в 1979 г. брал дворец Амина (рассказ участников с советской и афганской сторон) 10:19 25.12.2004 "Утром на нас пошел танковый взвод" Как это было: начало афганской войны глазами советского офицера штурмовавшего дворец Амина, главы охраны президента Афганистана и жительницы Термеза, чей сон бьл нарушен колоннами танков. ---------- Сергей Александрович Голов,участник http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1103959140 штурма дворца Амина. В группу "Альфа" (или как она тогда называлась - группа "А") я пришел одним из первых. В 1979 году - я уже был майором - поступила команда: отобрать часть наших сотрудников для заграничной командировки. До последнего момента мы точно не знали, куда мы едем, зачем, но приказ есть приказ. Потом нам сказали, что мы летим в Афганистан. В городе прозвучал взрыв - фактически это был сигнал для наших действий. Небольшой группой вылетели туда и расположились в недостроенных казармах вблизи объекта, где нам пришлось действовать. Это был дворец Амина. Начали изучать обстановку. Наступил день, 27 число. Мы были одеты в афганскую форму. Нам были приданы переводчикитаджики. Фактически наша цель была - захват здания и ликвидация непосредственно главы государства. В городе прозвучал взрыв - фактически это был сигнал для наших действий. При подъезде к дворцу позади нас оказался пункт охраны. Впереди был дворец. По команде люди стали покидать машину, и в это время раздались очереди сзади, переводчики были сражены. Выскочившему личному составу удалось уничтожить этот пункт охраны. После команды "рассредоточиться" практически начался бой в связи с тем, что из дворца стреляли, а также бросали гранаты. Продвинувшись непосредственно к стене дворца, мы начали движение по лестницам вверх и стали зачищать помещения. Потом поступила команда, что фактически бой закончен. Бой был очень короткий: он длился 25-30 минут. И наступила тишина. В этот момент я почувствовал слабость. Ребята говорят: "Ты ранен". Увидели кровь, подняли рубашку. Рубашка была вся посечена осколками. Руки, ноги, также были посечены осколками. Мне тут же оказали помощь. До утра мы находились во дворце. Утром на нас пошел танковый взвод. Этот танковый взвод мог нас снести. Отбить его помогли наши орудия. Так штурм и закончился. ---------- Давлат Вазири, бывший руководитель охраны Амина Вот уже четыре года я живу в Англии. Я был первым охранником президента Хафизуллы Амина. После этого я стал старшим адъютантом начальника Генерального штаба, он же исполнял обязанности министра обороны. Им тогда был человек, которого все звали подполковник Якуб. В обед нам в суп подсыпали яд. Мы все ели этот суп, и позже нам стало плохо. Хуже всех было Амину, начальник генштаба и я тоже были совсем плохи Давлат Вазири В день когда советские войска вторглись в Афганистан, подполковник Якуб и я позавтракали с Амином. А вечером пришли советские войска, началась война. Хафизулла Амин был убит. Якуба тоже убили, я был ранен. Рана была такая тяжелая, что сначала меня приняли за мертвого. Потом меня забрали в госпиталь, я выжил. Утром все было нормально. Но в обед нам в суп подсыпали яд. Мы все ели этот суп, и позже нам стало плохо. Хуже всех было Амину, начальник генштаба и я тоже были совсем плохи. То, что произошло, иначе как актом агрессии со стороны Советского Союза не назовешь. Афганистан был независимой страной. Свободной страной. Они не имели права нападать на Афганистан и убивать президента и многих других людей, и захватывать власть. Да, в то время было неспокойно. Да, происходили стычки, но в основном в кишлаках, в горах. Но в городах столкновений не было. Правительство контролировало всю страну. Когда пришел Советский Союз, весь афганский народ поднялся. Началась настоящая война. Пять миллионов человек бежали в Пакистан. Три миллиона ушли в Иран. Времена были очень тяжелые. Я не мог уехать в Пакистан, потому что я был человеком известным, членом Народнодемократической партии (НДПА), да еще и учился в Советском Союзе. Я остался в Афганистане. Очень трудно было. Когда пришли талибы, они издали указ: кто был в НДПА, учился в СССР, занимал высокие посты в прежнем правительстве, тех надо арестовать и убить. Тогда я и бежал из страны. ---------- Гульсара Абдымаликова, жительница Термеза Афганская война началась перед моими глазами в декабре 1979 года. Мы жили на берегу реки Амударьи в Термезе. Мы были так напуганы, что стали собирать вещи на случай эвакуации Гульсара Абдымаликова Мы видели молодых людей со всего Советского Союза - они уходили воевать на противоположный берег реки. Нам было очень страшно за них. Мы и сами были напуганы. Три дня и три ночи по нашей улице не переставая шли колонны танков, бронетранспортеры с ракетными установками. Мы не знали, что происходит. Мы думали, наверное началась война. Мы были так напуганы, что стали собирать вещи на случай эвакуации. Но через три дня мы стали привыкать к происходящему. Все затихло, и стрельбы больше не было слышно. Потихоньку мы успокоились, и страх исчез. Источник - ВВС Постоянный адрес статьи - http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1103959140 Деятельность в сентябре — декабре 1979 Гулябзой, Саид Мухаммед - http://ru.wikipedia.org/wiki/Гулябзой,_Саид_Мухаммед После поражения Тараки 14 сентября 1979 вместе с Ватанджаром и Сарвари прибыл в советское посольство, откуда они пытались организовать сопротивление Амину. Однако советский посол запретил им пользоваться телефоном, и они перебазировались в посольство Чехословакии, где встретили аналогичное отношение. Дипломаты стремились сохранить нейтралитет с тем, чтобы не испортить отношения с афганскими властями при любом развитии событий. Как и другие сторонники Тараки, Гулябзой был официально смещён с постов в Революционном совете и правительстве 15 сентября 1979. Под угрозой ареста переоделся в национальную одежду и вместе с Ватанджаром и Сарвари скрывался в Кабуле. В это время с ними установила связь советская разведка, которая провела операцию «Радуга» по спасению оппозиционеров. Несколько дней они жили на конспиративном объекте разведки (вилле), но так как по приказу Амина велись усиленные поиски бывших членов правительства, их 19 сентября вывезли из страны. Из Болгарии они переехали в СССР. Участие в штурме «дворца Амина» К декабрю 1979 советские спецслужбы помогли Гулябзою вернуться в Афганистан. Вместе с Сарвари был прикомандирован к спецназу, осуществлявшей штурм дворца «Тадж-Бек» («дворца Амина»). Находился в первом (из четырёх) БТР группы КГБ «Зенит». Воспоминания ветеранов спецназа относительно роли Гулябзоя в штурме носят противоречивый характер. Так, Николай Берлев из группы «Гром» утверждает, что «Сарвари и Гулябзой в бою не участвовали, сидели в БМП, невозможно было вытащить никакой силой». В то же время тогдашний командир группы «Зенит» Яков Семёнов вспоминает: «С самого начала штурма дворца в моем экипаже находился Гулябзой Саид, и весь путь, который прошли мы, прошёл и он». Возможно, что противоречие разъясняется следующим образом: Берлев в своих воспоминаниях говорит о Сарвари, который был прикомандирован к его группе «Гром» и действительно находился в БМП (ими был оснащён «Гром», в отличие от «Зенита», использовавшего БТР). Гулябзой же действовал вместе с «Зенитом» и находился в ведении Семёнова, непосредственно наблюдавшего его действия во время штурма. Тайна «мусульманского батальона». Кто и как штурмовал в 1979-м кабульский дворец Амина 25.12.2009 13:12:09 Как штурмовали дворец Амина Кабул. Дворец Тадж-Бек. В декабре 1979-го охрана Амина считала его неприступной крепостью… 30 лет назад, 25 декабря 1979 года, передовые части Советской армии пересекли госграницу Афганистана С этой даты «официально» началась афганская война, которая продлилась более 9 лет. В итоге во время нее и после (погибшие от ран) Советский Союз потерял более 15 тыс. своих солдат и офицеров. Одной из первых боевых операций стал захват дворца тогдашнего главы Афганистана Хафизуллы Амина в Кабуле. Долгое время о той операции в прессу просачивались лишь отдельные фрагменты. Но многое еще не ясно до сих пор. Вот почему «КП» обратилась к человеку, который во время долгой афганской кампании служил в структурах Главного разведуправления (ГРУ) Генштаба и «в два захода» принимал участие в боевых действиях. С ветераном афганской войны, офицером военной разведки, полковником в отставке Иваном Тараненко беседует военный обозреватель «КП» Виктор Баранец. МОЛЧУНЫ И «СКАЗОЧНИКИ» — Иван Иванович, почему даже спустя 30 лет после той декабрьской операции 1979 года в Кабуле ее участники зачастую напрочь отказываются рассказывать о ней? А иные из тех, которые и соглашаются что-то поведать, порой противоречат друг другу и путаются. — Все участники тех событий давали подписку о неразглашении сведений, касающихся операции. Долгое время они не имели права ничего о ней рассказывать. А когда вышел длительный срок информационного табу, многое подзабылось. Не имея под рукой архивных документов, общих сведений о замысле и ходе операции, отдельные ее участники пытались домысливать события, излагали свои версии. Полковник в отставке Иван Тараненко: «Военные разведчики и чекисты с честью выполнили свой долг в Афгане». — Почему в Москве было принято решение об устранении Амина, ведь он сам просил у Кремля военной помощи? — Потому что в Политбюро ЦК КПСС не было уверенности в коварном Амине. Нам нужен был более предсказуемый человек. Например, как Бабрак Кармаль, посол Афганистана в Чехословакии… — Когда именно был штурм дворца Тадж-Бек и кто в нем участвовал? — Дворец Амина был взят 27 декабря 1979 года. Эта операция была спланирована менее чем за трое суток. А длилась она менее часа. МУСУЛЬМАНСКИЙ БАТАЛЬОН — Многие источники указывают, что дворец штурмовали отряды спецназа «Альфа» и «Вымпел». Это так? — Уточню: в то время они соответственно назывались «Гром» и «Зенит». Даже сейчас об этом знают очень немногие. Оба этих отряда входили в структуры КГБ СССР. Отдельные рядовые сотрудники спецназа КГБ в начале 90-х годов появились на экранах телевизоров и рассказывали, что они штурмовали и захватывали дворец, забывая добавить, что они были там не одни. — Что значит «не одни»? — А то, что вместе с ними участвовали и спецназовцы ГРУ. Нисколько не умаляя заслуг чекистов, участвовавших в операции, было бы несправедливо не сказать и о тех, без кого этот штурм просто бы не состоялся. Я имею в виду спецназовцев ГРУ. — И почему же без гэрэушников штурм мог не состояться? — Дело в том, что в стенах КГБ и ГРУ Генштаба независимо друг от друга были подготовлены варианты устранения от власти Амина. Основную роль в этом должны были сыграть чекистские «Гром» и «Зенит», а также мусульманский батальон ГРУ. — И что же это был за батальон? — Еще весной 1979 года руководство страны пришло к выводу, что без нашего военного вмешательства в Афгане вряд ли обойдется. И потому надо быть готовыми к любым вариантам возможных событий. Именно по этой причине полковник спецназа ГРУ Колесник Василий Васильевич 2 мая 1979 года получил приказ от руководителя ГРУ генерала армии Ивашутина сформировать 154-й отдельный отряд специального назначения. Выполняя приказ, Колесник разработал штат батальона (более 500 человек) и приступил к его формированию. ФАЛЬШИВЫЕ АФГАНЦЫ — По какому же принципу в мусульманский батальон отбирались солдаты, сержанты и офицеры? — Это были военнослужащие главным образом трех национальностей: узбеки, туркмены и таджики. При таком национальном составе отряда не было проблем с необходимой языковой подготовкой, поскольку все таджики, примерно половина узбеков и часть туркменов владели фарси — одним из основных языков Афганистана. Батальон возглавил майор Халбаев Хабиб Таджибаевич. Личный состав в течение июля — августа усиленно занимался боевой подготовкой. А в это время на мусульман в Москве уже шили униформу афганской армии, а также готовили необходимые документы. Каждый военнослужащий имел документы установленного образца на афганском языке. С именами мудрить не пришлось — каждый пользовался своим. Это не должно было бросаться в глаза, поскольку в Афганистане, особенно в северных районах, много и таджиков, и узбеков, да и туркмены там тоже не редкость. — И как же батальон оказался в Афгане? — 9 и 10 декабря самолетами военно-транспортной авиации с аэродромов Чирчика и Ташкента батальон перебросили в Афганистан — на авиабазу Баграм. — Какие задачи были поставлены батальону? — По первоначальным планам руководства ГРУ батальон должен был выдвинуться из Баграма и с ходу захватить резиденцию Амина. В то время она находилась в Кабуле, но в другом месте. ТаджБек же был недавно отстроенной резиденцией Амина. В связи с изменением места «дислокации» Амина в планы внесли коррективы. В декабре отряду была поставлена задача совершить марш своим ходом и прибыть в Кабул якобы для усиления охраны дворца главы Афганистана — такова была легальная задача отряда. — Но ведь Тадж-Бек охраняли афганские войска? — Дворец охраняла рота личной охраны Амина — это считалось первой линией охраны. Вторую линию должен был составить наш мусульманский батальон, а третьей была бригада охраны, которую возглавлял майор Джандат — главный порученец Амина. От ударов с воздуха дворец прикрывал зенитный полк. Общая численность воинских частей и подразделений у дворца составляла около 2,5 тысячи человек. КТО БРАЛ ТАДЖ-БЕК? — И какими же силами наши должны были брать дворец? — С нашей стороны в операции по захвату дворца Тадж-Бек участвовали объединенные силы Минобороны и КГБ СССР: группа «Гром» — 24 человека (командир — майор Романов), группа «Зенит» — 30 человек (командир — майор Семенов), мусульманский батальон — 530 человек (командир — майор Халбаев), 9-я парашютно-десантная рота 345-го полка — 87 человек (командир — старший лейтенант Востротин) и противотанковый взвод — 27 человек (командир взвода — старший лейтенант Савостьянов). Руководителем операции был назначен полковник спецназа ГРУ Колесник, а его заместителем — начальник управления нелегальной разведки КГБ генерал-майор Дроздов. — А кто разрабатывал план штурма? — План операции был составлен полковником Колесником. Вот как он рассказывал об этом: «План, отработанный на карте и подписанный мною, я принес для подписи Магомедову и Иванову (соответственно главный военный советник Минобороны и главный советник КГБ СССР. — И. Т.). Однако, утвердив план устно, ни тот, ни другой свою подпись на плане не поставили. Ясно было, что в то время, когда мы решали, как выполнить задачу, поставленную руководством страны, эти хитрецы думали о том, как избежать ответственности в случае неудачи нашей акции. Тогда я в их присутствии на плане написал: „План устно утвержден. От подписи отказались“. Поставил время, дату и свою подпись, после чего направился в батальон… Вместе со мной прибыл и генерал Дроздов. Никто из исполнителей, кроме нас и Халбаева, не был посвящен в истинные планы, которые нам предстояло осуществить»… «ШТОРМ-333» — Как проводился штурм? — Утром 27 декабря Дроздов и Колесник по старому русскому обычаю перед боем помылись в бане. Для остальных бойцов тоже развернули походную баню. Всем выдали свежее белье и тельняшки… Время штурма дворца было перенесено на более ранний срок, так как стало известно, что афганцы догадываются о наших планах. Операция, получившая кодовое название «ШТОРМ-333», началась. С наступлением темноты разведчики Халбаева занимали выгодные позиции у дворца. Захватывали огневые точки и снимали часовых. Однако при блокировании артсклада разведчики были обстреляны часовым, которого они сразу не заметили. Он своими выстрелами переполошил всю охрану. Афганцы объявили тревогу. Но группе капитана Сахатова удалось захватить командование пехотного батальона. Оставшись без управления, афганцы толпой бросились на выручку. Спецназовцы уничтожили более 200 человек… Генерал-мaйор ГРУ ГШ Василий Колесник был главным разработчиком штурма дворца Амина. — И как же дальше развивались события? — Полковник Колесник вспоминал: "Услышав стрельбу в расположении третьего батальона, я дал команду на начало операции, запустив серию ракет. Началась атака чекистов и разведчиков непосредственно на дворец. Он стоял на холме, возвышаясь над окрестностями. К нему вели серпантинная дорога и пешеходная лестница шириной метра полтора. Едва первый БТР миновал поворот и приблизился к лестнице, ведущей к торцу Тадж-Бека, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. БТР был подбит и загорелся. Личный состав десантировался, некоторые бойцы были ранены… СМЕРТЬ БОЯРИНОВА — А какие задачи в это время решали спецназовцы КГБ? — В это время бойцы „Грома“ и „Зенита“ тоже стали выдвигаться к Тадж-Беку. Первая боевая машина преодолела шлагбаум, раздавив бросившегося его закрывать афганского солдата. А остальные, сбив внешние посты охраны, устремились по единственной дороге, что серпантином взбиралась в гору, на площадку перед дворцом. Минут через 20 после начала штурма девять боевых машин первой роты оказались на площадке перед дворцом. Двери десантных отделений распахнулись, и бойцы спецназа КГБ и ГРУ ворвались на первый этаж. Завязался жестокий бой с личной охраной Амина, состоявшей в основном из его родственников. Спецгруппы КГБ и ГРУ прикрывали основные силы роты Шарипова и взвода Турсункулова, другие подразделения мусульманского батальона и рота десантников обеспечивали внешнее кольцо прикрытия, отражая атаки афганской бригады охраны. Два взвода мусульманского батальона под командованием капитана Кудратова блокировали казармы 1-го пехотного и танкового батальонов, захватили танки. В орудиях танков и пулеметах не было затворов. Это постарались наши военные советники — механизмы заранее были сняты, якобы им требовался ремонт. Из окон дворца афганцы вели ураганный огонь. Он прижал спецназовцев к земле. Атака захлебнулась. Это был кульминационный момент: командирам надо было во что бы то ни стало поднять людей в атаку — на помощь тем, кто уже прорвался во дворец. В тот момент с нашей стороны были наибольшие потери — убитыми и ранеными… Офицеры Бояринов, Козлов, Карпухин, Голов первыми пробились к дверям и окнам дворца. — А что творилось к тому моменту внутри Тадж-Бека? — Бой в самом здании был жестокий. Внутрь дворца удалось прорваться лишь небольшой группе. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно. Если афганцы не выходили из помещений с поднятыми руками, наши выламывали двери, бросали гранаты. Из 30 „зенитовцев“ и 22 бойцов „Грома“ во дворец Амина удалось прорваться не более 25, причем многие из них были ранены. Этих сил было мало, чтобы гарантированно устранить Амина. Ситуация была близка к критической. Полковник Бояринов выскочил в афганской форме из парадного подъезда и стал призывать бойцов мусульманского батальона, чтобы они шли во дворец на помощь. В этот момент пуля, срикошетив от бронежилета, попала в шею полковника. По своему служебному положению и возрасту (57 лет) полковник Бояринов мог не участвовать в штурме лично, а руководить боем, находясь в штабе. Однако надо было знать этого офицера: на штурм шли его подчиненные — он решил быть вместе с ними. Он не только координировал действия групп спецназа, но фактически действовал в качестве простого штурмовика. ПОЧЕМУ АМИН ШВЫРЯЛСЯ ПЕПЕЛЬНИЦЕЙ? — И что же было дальше? — Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (около 100 — 150 человек) сопротивлялись стойко, не сдаваясь в плен. Их погубило то, что все они были вооружены в основном немецкими пистолет-пулеметами МП- 5, а наш бронежилет они не пробивали. Из воспоминаний взятого в плен адъютанта Амина известно, что „хозяин“ приказал ему известить наших военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: „Нам нужна советская помощь!“ Но адъютант доложил: „Так стреляют ведь советские!“ Эти слова вывели генсека ЦК НДПА из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав: „Врешь, не может быть!“ Затем сам попытался позвонить начальнику Генштаба… Но связи уже не было. И Амин удрученно вымолвил: „Я об этом догадывался, все верно… “ — Что вам известно об обстоятельствах гибели Амина? — Когда стрельба прекратилась и пороховой дым рассеялся, атакующие узнали в лежащем возле стойки бара человеке Амина. Он был мертв. Возможно, его настигла пуля кого-то из спецназовцев, возможно — осколок гранаты. Некоторые высказывали версию, что Амина убили афганцы. Что на самом деле явилось причиной его гибели, так и осталось неизвестно… После захвата дворца Амина радиостанция Кабула передала сообщение, что по решению ревтрибунала предатель Хафизулла Амин приговорен к смертной казни и приговор приведен в исполнение. Затем в 2 часа ночи 28 декабря передали записанное на пленку обращение Бабрака Кармаля к народам Афганистана. В нем были такие слова: „Сегодня сломана машина пыток Амина и его приспешников, диких палачей, узурпаторов и убийц десятков тысяч наших соотечественников… “ — Какими после штурма оказались потери с обеих сторон? — Афганцы потеряли убитыми примерно 350 человек. Всего были пленены около 1700 человек. С нашей стороны погибли 11 человек, среди них полковник Бояринов, четыре десантника и 6 спецназовцев из мусульманского батальона, 38 человек получили ранения различной тяжести. ЧТО ИЗВЕСТНО НЕМНОГИМ — Что, на ваш взгляд, еще мало известно о событиях тех декабрьских дней в Кабуле? — Сразу после устранения Амина под „присмотром“ офицеров КГБ в Баграм самолетом из Москвы доставили нового главу Афганистана Бабрака Кармаля. И тогда случилось ЧП. Вот как об этом рассказывал руководитель оперативной группы ВДВ генерал-лейтенант Гуськов: „Когда самолет заходил на посадку и был уже на первом приводе, на всем аэродроме вдруг погас свет… Ту-134 садился в полной темноте. Правда, бортовые фары у него были включены. Командир экипажа вынужден был выбросить тормозной парашют, но самолет катился почти до самого края взлетно-посадочной полосы. Как выяснилось позже, ярый сторонник Амина, начальник авиабазы Хаким, заподозрил неладное и при заходе на посадку необычного самолета вырубил освещение, решив таким образом устроить авиакатастрофу. Однако высокое профессиональное мастерство летчиков позволило избежать катастрофы.“ Группа бойцов мусульманского батальона. А вот что вспоминал полковник Колесник: „Вечером следующего после штурма дня всех руководителей операции чуть не уложил пулеметной очередью советский солдат. Возвращаясь на аминовском „Мерседесе“ с банкета, посвященного успешному завершению операции, мы были обстреляны недалеко от здания Генштаба, которое охраняли десантники. Первым заметил странные вспышки на асфальте и сообразил, что они означают, подполковник Швец. Он выскочил из машины и покрыл часового отборным матом. Это было лучше, чем пароль. Вызвали начальника караула. Появившийся лейтенант для начала получил от Швеца в ухо, а лишь потом выслушал порядок применения оружия часовым на посту. Мы подошли к машине, в капоте которой зияло несколько пулевых отверстий. Немного выше — и ни меня, ни Эвальда Козлова в живых бы точно не было. Генерал Дроздов подошел к лейтенанту и негромко сказал: „Спасибо тебе, сынок, за то, что ты своего солдата стрелять не научил“. После этого инцидента мы приехали в наше расположение и, для того чтобы снять нервное напряжение, выпили четыре или пять бутылок водки. Но стресс был настолько сильным, что водка нас не взяла. Несмотря на две бессонные ночи и бой, я так и не смог заснуть“. КАК ПОЛКОВНИК КУРИЛ С МАРШАЛОМ „БЕЛОМОР“ — А что было с мусульманским батальоном ГРУ после штурма? — 2 января 1980 года мусульманский батальон был переброшен двумя Ан-22 в Ташкент. Полковник Колесник попрощался с личным составом и убыл в Москву. Там он доложил об операции генералу армии Ивашутину Петру Ивановичу, который руководил тогда ГРУ. А на следующий день Ивашутин снова вызвал Колесника, дал своего порученца, машину, вручил его план операции и приказал прибыть на доклад к министру обороны СССР маршалу Устинову. — И зачем же министр вызывал Колесника? — В приемной министра ожидали генерал-полковники, генералы армии. Великое изумление появилось на их лицах, когда они увидели, что полковника встречает порученец министра, который был генерал-лейтенантом, и помогает ему снять шинель! Полковник Колесник вспоминал: "В кабинете Устинов меня обнял, расцеловал, посадил за стол и, достав Marlboro, предложил закурить. Я извинился и сказал, что курю только „Беломор“, но папиросы оставил в шинели. Устинов попросил порученца принести их, мы закурили, и я начал рассказывать. Когда я достал план, для того чтобы объяснить, как мы действовали, министр увидел, что он не утвержден, и ту самую надпись, которую я сделал в кабинете Магомедова. Покачав головой, маршал сказал: „Я понимаю, почему осторожный кавказец Магомедов не поставил свою подпись на твоем плане. Но почему Иванов не расписался, я понять не могу“. После доклада министр проводил полковника до дверей. Увидев это, маршал Соколов, бывший тогда первым замом министра, сказал: „Ну, полковник, еще никого из нас министр до дверей не провожал“. Вскоре полковник Колесник был удостоин звания Героя Советского Союза. Затем ему было присвоено генеральское звание. ЦЕНА ВОЙНЫ После окончания войны в СССР были опубликованы цифры погибших советских воинов с разбивкой по годам: 1979 год 86 человек 1980 год 1484 человека 1981 год 1298 человек 1982 год 1948 человек 1983 год 1446 человек 1984 год 2343 человека 1985 год 1868 человек 1986 год 1333 человека 1987 год 1215 человек 1988 год 759 человек 1989 год 53 человека ИТОГО — 13 833 человека. В дальнейшем итоговая цифра несколько увеличилась за счет умерших от последствий ранений и болезней после увольнения из Вооруженных сил. До последнего времени безвозвратные потери в афганской войне (убитые, умершие от ран, болезней и в происшествиях, пропавшие без вести) оценивались следующим образом: Советская армия — 14 427 чел. КГБ — 576 чел. МВД — 28 чел. ИТОГО — 15 051 человек. Точное число погибших в войне афганцев неизвестно. В официальных источниках наиболее часто встречается цифра 1 млн. погибших. Примерно столько же — раненых и контуженных. http://sevastopol.su/conf_view.php?id=17319 Читайте также: Афганская война. Хроники 80-х.
