Протестантские общины в Петербурге в Х VIII веке

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Санкт-Петербургский Институт истории
На правах рукописи
АЛАКШИН
Александр Эдуардович
Протестантские общины в Петербурге в ХVIII веке
Специальность 07.00.02 – Отечественная история
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Санкт-Петербург
2008
1
Диссертация выполнена в Санкт-Петербургском Институте истории РАН
Научный консультант:
доктор исторических наук
Беспятых Юрий Николаевич
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор
Анисимов Евгений Викторович
доктор исторических наук, профессор
Кротов Павел Александрович
доктор исторических наук, профессор
Козлов Сергей Александрович
Ведущая организация:
Российский Государственный
педагогический университет
им. А. И. Герцена
Защита состоится 18 ноября 2008 г. в 14.30 на заседании Диссертационного
совета Д.002.200.01 по защите докторских диссертаций при СанктПетербургском Институте истории РАН по адресу: 197110, Санкт-Петербург,
ул. Петрозаводская, 7.
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки СанктПетербургского Института истории РАН.
Автореферат разослан
2008 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета
кандидат исторических наук
П.В. Крылов
2
Общая характеристика работы
Актуальность. Историки нашего Отечества все пристальнее исследуют
проблемы, связанные с религиозной тематикой, что нельзя не объяснить и
фактором учета ими степени важности религиозных ценностей в жизни любого
общества, и, конечно, наличием множества находящихся на территории нашей
страны самых разнообразных по принципам вероисповедания и численности
конфессиональных групп. В условиях реальной свободы выбора людьми
собственной мировоззренческой позиции в конце XX– начале XXI в.
произошло оживление деятельности этих общин, результатом чего оказывается
острый интерес ученых к истории их появления и утверждения в России.
Одним из загадочнейших явлений в национальной историко-культурной
традиции на протяжении почти пяти веков выступает российское
протестантство, выражающее собой суть уникальной стилевой модели
рационально-религиозных
способов
мировосприятия
и
поведения
представителей цивилизации западноевропейского типа в космосе достаточно
чуждой им православной культуры. Попытка определения места
протестантских конфессий в поле культуры российского общества сулит
исследователям серьезную возможность одновременного изучения целого ряда
ключевых проблем развития государства в какую-либо историческую эпоху –
особенностей экономико-политической ситуации в стране, характеристик ее
социального состава, политики правительства России в сфере религиозной
деятельности иноверцев, предпосылок возникновения и дальнейшего
становления протестантских общин, особенностей тезисов их вероучений и
степени влияния тех или иных религиозных идей на российское общественное
сознание. Рассмотрение характера процессов генезиса протестантской
культуры в России позволяет анализировать и некоторые стыковые с темой
вопросы – такие, например, как отношение иерархов Русской православной
церкви к неправославной идеологии, степень социальной мобильности
представителей тех или иных сословий и конфессий и т. д.
XVIII в. особенно интересен для исследования проблем жизнедеятельности
протестантских общин в России. В эту наполненную социальными
противоречиями эпоху, как известно, в стране завершился процесс складывания
государственной власти абсолютистского характера и были проведены
существенные реформы буквально во всех областях жизни российского
общества – в политике, экономике, религии, быту. Изменились и способы
правовых взаимоотношений российского правительства с представителями
германских княжеств, Англии, Франции и других европейских стран.
Подданным этих государств, приглашенным на службу российскими
самодержцами,
теперь
были
предоставлены
условия
полного
благоприятствования со стороны властей в какой бы то ни было сфере
деятельности – им часто доверялись важнейшие административные посты,
давалась возможность осуществлять самые грандиозные фортификационные,
архитектурные и промышленные проекты; западноевропейцам позволялось, без
3
какого-либо жесткого контроля со стороны верховных органов, свободно
отправлять все свои религиозные потребности.
Основным местом поселения иностранцев в России с первой четверти XVIII
в. стал заложенный в 1703 г. город Санкт-Петербург. Уже к 1712 г. он обрел
статус столицы государства, и сюда мигрировали, в поисках заработка и
достойного общественного положения, выходцы из Голландии, Дании,
Франции, Англии, Швейцарии, Швеции и многочисленных немецких земель. В
Петербург переселялись и московские, архангельские, казанские, астраханские
колонисты из числа немцев, англичан и т. д.– здесь было гораздо удобнее
получать доходы с торговли и продвигаться по службе. Подавляющее
большинство прибывших в Петербург иноземцев исповедовало различные
формы протестантской религиозной идеологии – лютеранство, кальвинизм
(реформатство) и англиканство. Протестанты имели в городе несколько кирок и
частных домов, в которых они проводили свои обряды, читали и слушали
проповеди, молились. Значение деятельности городских протестантских
общин, с первых лет существования Петербурга являвшихся одной из осевых
страт местной социальной инфраструктуры, уже в XVIII в. вышло за рамки их
собственного бытования, поскольку петербургские лютеране, реформаты и
англикане играли активнейшую роль в процессах трансформации образцов
русской национальной культуры. Сегодня становится ясно, что без глубокого
изучения вопросов жизни этих общин невозможно раскрыть черты характера
модернизационных преобразований в России XVIII в. и, таким образом, постичь сам смысл проводившихся реформ. Результаты анализа деятельности
общин и их членов могли бы дать более четкое представление и о контексте
социальных отношений в государстве, позволив сформировать в научной
практике новый угол зрения на проблемы изучения особенностей специфики
пространства российской культуры. Актуальность исследования полностью
предопределяет и фактор слабой изученности тематики деятельности
петербургских общин протестантов в этом столетии.
Состояние изученности проблемы. Все имеющиеся историографические
произведения о петербургских протестантах в XVIII в. могут быть условно
отнесены к трем категориям работ, дающим возможность четко проследить
основные этапы развития традиции изучения деятельности городских общин:
1) исторические сочинения пасторов А.Ф. Бюшинга и И.Х. Грота,
служивших в приходах города, соответственно, в 1761–1765 и 1764–1799 гг.;
2) публикации зарубежных и российских исследователей XIX– начала XX
в.;
3) публикации зарубежных и российских историков рубежа XX–XXI вв.
Исследуемые в историографии аспекты деятельности лютеран и реформатов
были разнообразны и рассматривались чаще всего в контексте освещения
проблем или расселения протестантов по территории империи, или историкокультурного участия иностранцев вообще в процессах развития российского
общества.
Первые попытки изучения истории протестантства в России были
предприняты немецкими пасторами А.Ф. Бюшингом и И.Х. Гротом,
служившими, как уже было отмечено, в лютеранских приходах Петербурга во
4
второй половине XVIII в. Результатом усилий А.Ф. Бюшинга стал двухтомный
труд «История евангелическо-лютеранских общин в Российской империи»1, а
И.Х. Грота – трехтомное издание «Заметок о религиозной свободе иностранцев
в Российской империи»2. Анализируя материалы этих исследований в
сопоставлении с фактами, представленными в сочинениях авторов следующих
поколений, можно прийти к уверенному выводу о том, что зарубежные
историки
(по
преимуществу
немцы)
деятельности
протестантов,
публиковавшие работы в XIX-XX вв., при создании разделов о начальном этапе
истории российских и, в частности, петербургских лютеран и реформатов
всегда опирались на сведения, записанные еще в XVIII в. А.Ф. Бюшингом и
И.Х. Гротом.
Некоторые исследователи XIX в. ввели в научный оборот и новый пласт
информации, найденной ими в документах, – среди сочинений этой группы
ученых в первую очередь укажем труды К. Леммериха3, Э. Фризендорфа4, А.
Штейнберга5 и других. Будучи лютеранами, а иногда в то же время и
сотрудниками школы своего прихода или пасторами, все они тщательным
образом собирали материалы об истории деятельности петербургских
лютеранских общин. Фактографический подход, исповедуемый этими авторами
при написании текстов, не предполагал возможности делать какие-либо
специальные обобщающие выводы о положении лютеран и реформатов в
России XVIII в. – о способах взаимоотношений государственных властей и
протестантов, о тенденциях процессов становления общин и т. д. Подчеркнем
то обстоятельство, что протестантские авторы в своих работах больше
внимания уделяют именно фактической стороне исследуемых ситуаций, без
специальных попыток научно-рационального анализа явлений.
Обзор деятельности российских кальвинистских общин (в том числе и в
Санкт-Петербурге) попытался представить реформатский пастор Г. Дальтон в
опубликованной в 1865 г. «Истории реформатской церкви в России»6. Автор
поэтапно разбирал проблемы жизни протестантов в различных городах страны;
начальной же истории пребывания их в России, однако, посвятил лишь
несколько страниц – информация общего характера также была взята большей
частью из трудов А.Ф. Бюшинга и И.Х. Грота. Г. Дальтон напечатал и другие
работы, где вкратце рассмотрел и историю российских лютеран.
Среди названий не переведенных на русский язык работ XIX–XX вв., в
которых приводятся те или иные подробности деятельности петербургских
1
Büsching A.F. Geschichte der evangelisch-lutherischen Gemeinen im Russischen Reich. Th. 1-2.
Altona, 1766-1767.
2
Grot J.Ch. Bemerkungen über die Religionsfreiheit der Ausländer im Russischen Reiche. SPb.;
Leipzig, 1797-1798. Bd. 1-3.
3
Lemmerich C. Geschichte der evangelich-lutherischen Gemeinde St. Petri in St. Petersburg. SPb.,
1862.
4
Friesendorf E. Zur Geschichte der St.-Petri-Schule in St. Petersburg. SPb., 1887.
5
Steinberg A. Anton Friedrich Büsching und die zu St. Petersburg am 1 Oct. 1762 an der St.-PetriKirche eröffnete Schule der Sprachen, Künste und Wissenschaften. SPb., 1912.
6
Dalton H. Geschichte der Reformiеrten Kirche in Russland. Gotha, 1865.
5
протестантов в XVIII столетии, можно также отметить «Историческое описание
приходов Св. Екатерины и Св. Марии, то есть шведского и финского приходов
в С.-Петербурге» Э. Эрстрёма7, «Летопись объединенной французско-немецкой
реформатской общины в Санкт-Петербурге» Э. Муральта8, «Основание
евангелическо-лютеранской церкви в России» Т. Юнгблута9, брошюру
«Голландская реформатская община в Санкт-Петербурге. 1717–1898»10 и «Из
истории общины Св. Марии в Санкт-Петербурге» Г. Топелиуса11. Другие
издания – «Материалы к истории и статистике церквей и школьного
образования евангелическо-лютеранских общин в России» Э. Буша12,
спpавочник «Евангелическо-лютеранские общины в России: Историкостатистические сведения»13, «История протестантизма в России» Э.
Амбургера14, «История шведской общины Св. Екатерины в СанктПетербурге…» Г. Каянуса15 – содержат в себе лишь упоминания о
существовании общин в XVIII в. Французский исследователь начала XX в. Ф.
Тастевин издал в 1908 г. в Париже монографию о французских колонистах,
живших в России до 1812 г.16, где речь, однако, в большей степени, идет о
католиках, селившихся в Москве. В 1910 г. в журнале «Русский архив» была
опубликована на русском языке и статья Ф. Тастевина «Французы-кальвинисты
в России»17, в которой приведено несколько фактов из жизни реформатов в
Петербурге в первой половине XVIII столетия.
Систематическое исследование российской протестантской проблематики в
отечественной исторической науке было начато учеными XIX в.
И.И. Соколовым и Д.В. Цветаевым. В своих работах «Отношение
протестантизма к России в XVI и XVII вв.»18 и «Из истории иностранных
7
Ehrström Е.G. Historisk Beskеifning öfner Sit Catharina och Sit Maria Församlingar, eller Swenska
och Finska Församlingarna i S:t Petersburg. Åbo, 1829.
8
Muralt E. Chronik der vereinigten französischen und teutschen reformiеrten Gemeinde in St.
Petersburg. Dorpat, 1842.
9
Jungblut Th. Die Gründung der evangeliche-lutherischen Kirche in Russland. SPb., 1855.
10
De Nederlandische Hervormde Gemeente te St. Peterburg. 1717–1898. = Die Nieder-Ländische
Reformierte Gemeinde in St. Petersburg. 1717–1898. S’Gravenhage, 1900.
11
Topelius G. Ur St. Marie församlings i St. Petersburg historia // Finska Kyrkohistoriska Samfundets
Årsskrift. 1934. XXIV.
12
Busch E.Н. Materialen zur Geschichte und Statistik des Kirchen und Schulwesеns der evangelischelutherischen Gemeinden in Russland. SPb., 1862.
13
Die evangelisch-lutherischen Gemeinden in Russland: Eine historisch-statische Darstellung. SPb.,
1909. Bd. 1-2.
14
Amburger E. Geschichte des Protestantismus in Russland. Stuttgart, 1961.
15
Kajanus H. St. Katarina svenska församlings i St. Petersburg Historie på grund av
kyrkorådsprotokoll och upplevelser författad av Herman Kajanus, kyrkoherde / Utg. med inledning och
kommentarer av W.E. Nordström. Ekenäs, 1980.
16
Tastevin F. Histoire de la colonie française de Moscou depuis les origins jusquá 1812. Paris, 1908.
17
Тастевин Ф. Французы-кальвинисты в России // Рус. арх. 1910. Кн. 1– 4. С. 629–644.
18
Соколов И.И. Отношения протестантизма к России в XVI и XVII вв. М., 1880.
6
исповеданий в России в XVI и XVII вв.»19 историки восстановили картину
переселения первых протестантов в Московию, определив основные места
поселения колонистов и зафиксировав формы их традиционных
взаимоотношений с православными. И.И. Соколов и Д.В. Цветаев выявили и
последовательность этапов дарения русскими царями привилегий иноверцам,
отметив практическое отсутствие влияния идей протестантства на православное
общественное сознание. История протестантов в России в XVIII в. не вошла в
хронологические рамки их исследований. В последующие годы этот вопрос
также ускользал из сферы интересов отечественных историков.
Специальных работ по теме диссертационного исследования в российской
(в т. ч. советской) науке до 1990-х гг. не существовало, хотя с начала второй
половины XIX в. и выстроился ряд трудов, в которых в той или иной мере, в
контексте изложения материала по проблемам развития российского
протестантства в XIX и XX вв., упоминались данные о XVIII столетии – все
они, однако, укладывались в несколько абзацев20.
Последнее десятилетие XX в. оказалось временем исследовательского
прорыва в сферах истории становления протестантских общин в России и
непосредственно в Петербурге. Тщательный анализ мемуаров и путевых
заметок иностранцев, побывавших в Петербурге в первой половине XVIII в.,
представил в предисловии и, далее, в комментариях к своим книгам «Петербург
Петра I в иностранных описаниях»21 и «Петербург Анны Иоанновны в
иностранных описаниях»22 Ю.Н. Беспятых. Автор сделал переводы всех
находящихся в сборниках текстов. В толковании их Ю.Н. Беспятых обращался
к многочисленным источникам и специальной литературе, в том числе и по
проблемам жизни протестантов в России – сочинениям А.Ф. Бюшинга,
Ф.В. Богемелля, И.Х. Грота, Т. Юнгблута. Работы Ю.Н. Беспятых занимают
особое место в российской исторической литературе, поскольку в них впервые
в XX столетии даются сведения о деятельности петербургских протестантов в
XVIII в.
В 1995 г. О.В. Курило защитила диссертацию на тему «Лютеране в России
(XVI–XX в.)»23.В работе была сделана попытка провести исторический обзор
19
Цветаев Д.В. Из истории иностранных исповеданий в России в XVI и XVII вв. М., 1886.
Буткевич Т.И. Протестантство в России. Харьков, 1913.; О Евангельско-лютеранской церкви
Российской Империи // Журн. Мин-ва внутр. дел. 1856. Ч. 19. Отд. II. С. 45–83; Л-г С. О
лютеранских и реформатских церквах в Санкт-Петербурге // Православ. обозрение. 1863. Т. XII.
Отд. I. С. 286–316: Извеков Д.В. Отношение русского правительства в первой половине XVIII
столетия к протестантским идеям // Журн. Мин-ва нар. просвещения. 1867. Ч. 135, № 10. С. 59–
81; Красножен М.Е. Иноверцы на Руси. Юрьев, 1900; Кузнецов Н.Д. Управление делами
иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Ярославль, 1898.
21
Беспятых Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях: Введение. Тексты.
Комментарии. Л., 1991.
22
Беспятых Ю.Н. Петербург Анны Иоанновны в иностранных описаниях: Введение. Тексты.
Комментарии. СПб., 1995.
23
Курило О.В. 1) Лютеране в России (XVI–XX вв.): Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 1995;
2)Лютеране в России (XVI–XX вв.): [Моногр.] М., 2002.
20
7
обстоятельств проживания российских лютеран в течение четырех веков:
выяснялись причины появления лютеран в России, определялись динамика
роста численности общин в стране за столь долгий период; автор также оценила
современное состояние общин. Основное внимание в исследовании уделено
положению лютеран в XX в. и, конкретно, в последние его десятилетия – О.В.
Курило активно использовала результаты полевых исследований, проведенных
в современных лютеранских общинах России, и даже фольклорные источники,
отражающие традиционное отношение русского народа к иноземцам.
В 1995 г. вышла в свет монография О.А. Лиценбергер о деятельности
прихода Св. Марии в Саратове24. Внимание автора было по преимуществу
сконцентрировано на вопросах истории общины в XIX и XX вв.; несколько
абзацев текста, однако, посвящено и XVIII столетию. О.А. Лиценбергер
опубликовала впоследствии работы, где исследовалась система отношений
иноверцев и государства и в дореволюционный, и в советский период истории
России25. В одной из ее монографий были перечислены и возникшие в
Петербурге лютеранские и реформатские общины26.
В 1998 г. была защищена диссертация автора представляемой работы по
теме «Становление протестантских общин в Санкт-Петербурге: (Первая
четверть XVIII в.)»27,что можно счесть первой в российской науке попыткой
комплексного исследования процессов возникновения лютеранских и
реформатских общин на территории города. На основе введенных в научный
оборот сведений из не известного ранее круга источников были системно
проанализированы проблемы отношения правительства Петра I к иноверцам,
процессов зарождения петербургских общин и их первоначальной истории,
конфессиональной и социальной деятельности протестантов, мотивационного
фактора их учений в реализации идеи активной общественной жизни. Тем же
автором были сделаны доклады на всероссийских и международных научнопрактических конференциях, опубликованы статьи, где исследовались вопросы
жизнедеятельности протестантских общин Петербурга в течение всего XVIII
в.28.
24
Лиценбергер О.А. Евангелическо-лютеранская церковь Св. Марии в Саратове. Саратов, 1995.
Лиценбергер О.А. Евангелическо-лютеранская церковь и советское государство. М., 1999;
Римско-католическая Церковь в России : история и правовое положение. Саратов, 2001; Римскокатолическая и евангелическо-лютеранская церковь в России: сравнительный анализ
взаимоотношений с государством и обществом (XVIII – начало XX вв.). Автореф. дисс. … докт.
ист. наук. Саратов, 2005.
25
26
Лиценбергер О.А. Евангелическо-лютеранская церковь в Российской истории (XVI–XX вв.). М.,
2004.
27
Алакшин А.Э. Становление протестантских общин в Санкт-Петербурге (первая четверть
XVIII в.): Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Челябинск, 1998.
28
Алакшин А.Э. Протестантские конфессии Петербурга в I четверти XVIII века // Феномен
Петербурга: Тр. III Междунар. конф. СПб., Санкт-Петербург, 20–24 авг. 2001 г. 2006. С. 417–433;
Политика российского правительства XVIII в. в отношении иноверцев // Свобода совести и
вероуважение — основы межконфессионального и гражданского согласия: Материалы межрегион.
науч.-практ. конф. Челябинск, 2001. С. 30–33; Протестантские общины Петербурга во II четв. XVIII
8
В этот же период различными историками был опубликован ряд работ, в
которых содержалась информация о протестантах Петербурга. В 1998 г.,
например, в Германии вышел из печати сборник кратких биографических
сведений служивших в России пасторов29, а в сборнике статей «Шведы на
берегах Невы»30 были помещены материалы о судьбе архива шведской
общины. В обнародованном в 1999 г. сборнике трудов очередной научнопрактической конференций о социальной деятельности немцев России один из
разделов был посвящен конфессиональной культуре петербургских лютеран. В
двух статьях, в частности, рассматривались и события XVIII столетия: Т.Н.
Таценко в работе «Немецкие евангелическо-лютеранские общины в СанктПетербурге в XVIII– XX в.», используя справочные издания на немецком языке
второй половины XIX–начала XX в., представила краткое описание начальной
истории общин Св. Петра, Св. Анны, Св. Екатерины (на Васильевском острове)
и Св. Михаила; статья же архимандрита Августина (Никитина) «Немецкая
Евангелическо-лютеранская церковь Св. Петра» явилась, по сути, подборкой
материалов из публикаций XIX–XX вв. на русском языке31. Авторы обеих работ
не ставили перед собой задач системного изучения вопросов
жизнедеятельности общин, ограничиваясь лишь изложением некоторых фактов
их истории.
В 2001 г. был опубликован справочный сборник «Лютеранские церкви и
приходы России XVIII–XX вв.»32. Во введении его составители кратко описали
процесс появления протестантов в Московском государстве и перечислили все
действовавшие за последние столетия (в том числе и петербургские) общины
лютеран на территории страны; используя сведения из дел фондов Российского
государственного исторического архива, они ограничились изложением
информации об именах служивших при общинах пасторов и времени
возведения кирок, хозяйственных построек и школ.
В 2001 г. на русском языке была издана книга «Голландская реформатская
церковь в Санкт-Петербурге (1717–1927)»33, представляющая собой сборник
статей, большинство из которых были написаны преподавателями и одним из
студентов Теологического университета реформатских церквей Голландии в
Кампене. Несмотря на отсутствие видимой системы в определении тематики
исследований, в сборнике содержится интересная информация об истории
в. // Феномен Петербурга: Тр. IV Междунар. конф. СПб., Санкт-Петербург, 21–25 окт. 2002 г. (В
печати); Протестантские общины в культурном ландшафте Петербурга XVIII в. // Человек в
пространстве культуры: Материалы науч.-практ. конф. Челябинск, 2003. С. 25–29 и т. д. Материалы
этих статей стали основой текста монографии того же автора. См.: Алакшин А.Э. Протестантские
общины в Петербурге в XVIII веке. Челябинск, 2006.
29
Amburger E. Die Pastoren der evangelischen Kirchen Russlands. Erlangen, 1998.
30
Шведы на берегах Невы. Стокгольм,1998.
31
Немцы в России: Петербургские немцы. СПб., 1999.
32
Лютеранские церкви и приходы России XVIII–XX вв.: Ист. справка. / Сост. Е.Е. Князева, Г.Ф.
Соловьева. Ч. I. СПб., 2001.
33
Голландская реформатская церковь в Санкт-Петербурге: (1717–1927). (пер. Е. Толстой). СПб.,
2001.
9
голландских
реформатов
в
Петербурге.
Авторы,
выдерживая
историографическую
традицию
историков-протестантов
излагать
в
исследованиях только факты, ввели в научный оборот не использовавшиеся
ранее в литературе биографические данные о некоторых персонах голландской
общины.
В том же 2001 г. в Санкт-Петербургском государственном университете
была защищена диссертация Е.А. Терюковой по теме «Англоязычные
протестантские общины Петербурга и их социальная деятельность в начале XX
в.»34.
В вышедшем из печати в 2002 г. научном издании «Многонациональный
Петербург: История. Религия. Народы» были представлены некоторые сведения
о процессе образования городских протестантских приходов35.
В 2003 и 2005 гг. были опубликованы переведенные на русский язык две
схожие по структуре монографии Б. Янгфельдта36 и Э. Кросса37 о,
соответственно, шведах и британцах в Петербурге. Одна из глав каждой книги
посвящена изложению истории конфессиональной жизни членов их
национальных общин. Используя архивные материалы переписки иностранцев
и регистрационных журналов пасторов, авторы приводят много фактов , не
встречавшихся прежде в литературе.
В 2004 г. вышла в свет и научно-популярная брошюра М. Иванова
«Лютеранский квартал в Петербурге», где изложены некоторые сведения жизни
немецких, финских и шведских лютеран38. Автор использовал материалы уже
упомянутых статей Т.Н. Таценко, архимандрита Августина (Никитина) и книг
Ю.Н. Беспятых и Б. Янгфельдта.
Добавим, что в последние годы были изданы книги о жизни польских
католиков в Петербурге, где встречаются редкие упоминания об их
сосуществовании с местными протестантами, правда, не дающие никакого
представления о жизни лютеран и реформатов39. Обзор всей литературы
34
Терюкова Е.А. Англоязычные протестантские общины Петербурга и их социальная
деятельность в начале XX в.: Автореф. дисс. … канд. филос. наук. СПб., 2001.
35
Многонациональный Петербург: История. Религия. Народы. СПб., 2002.
36
Янгфельдт Б. Шведские пути в Санкт-Петербург: Главы из истории о шведах на Невских
берегах. / Пер. с шведского Ю.Н. Беспятых. СПб., 2003. Ранее была осуществлена публикация
главы этой книги. См.: Янгфельдт Б. Храм поклонения Господу всего мира (из книги «Шведские
пути в Санкт-Петербург: Главы из истории о шведах на Невских берегах») // Всемирное слово.
2002. № 15. С. 90-96.
37
Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век / Пер. с английского Ю.Н. Беспятых и Н.Г.
Беспятых. СПб., 2005.
38
Иванов М. Лютеранский квартал в Петербурге. СПб., 2004.
39
Для изучения тематики появления и деятельности католиков в городе самым интересным
представляется исследование истории прихода Св. Екатерины. (См.: Ханковска Р. Храм Святой
Екатерины в Санкт-Петербурге. / Пер. Р. Ханковски и С. Карпенка. СПб., 2001.) Л. Базылёв в
монографии «Поляки в Петербурге» рассмотрел проблемы расселения и социальной
самореализации поляков в столице Российской империи. Конфессиональной жизни
представителей этой этнической общности автор посвятил одну главу, в которой рассказ обо
10
обнажает ситуацию крайне слабой изученности проблем деятельности
петербургских протестантов XVIII в. – системный анализ в рамках темы, таким
образом, представляется необходимым и вполне своевременным.
Объект и предмет исследования. В качестве объекта исследования
выступают протестантские общины Петербурга как самодостаточные
конфессиональные организации, действовавшие на территории города с первых
лет истории его существования.
Предметом исследования является непосредственно деятельность
протестантских общин в течение всего XVIII столетия, рассматриваемая в
контексте историко-культурной ситуации развития российского общества.
Цель исследования заключается в анализе деятельности протестантских
общин Петербурга в эпоху их становления для выявления динамики развития,
основных направлений внутриконфессиональной жизни и определения степени
их влияния в обществе. Достижение этой цели предполагает необходимость
решения задач:
● анализа российского законодательства XVIII в. в его отношении к
протестантству с определением характеристик способов взаимоотношений
органов власти и протестантских организаций;
• реконструкции общего контекста исторической ситуации ранних этапов
существования протестантских общин в Санкт-Петербурге;
● систематизации данных о конфессиональном составе, примерной
численности общин, их структуре, принципах и способах деятельности,
определения степени их соответствия западноевропейским образцам;
• выяснения особенностей форм взаимоотношений представителей
различных конфессий между собой, с православной церковью и органами
государственной власти;
• выявления прежних мест проживания западноевропейских протестантов,
их образовательного уровня, социального статуса в России и
конфессиональных обязанностей в общинах;
• оценки степени влияния членов петербургских протестантских общин на
процессы государственного строительства в России XVIII в.
Территориальные рамки, обозначенные в теме исследования,
ограничиваются размерами отдельного города вследствие уникальности
исторической ситуации – именно в Петербурге в XVIII в. проживало
протестантов больше, чем в каких-либо других российских городах.
Сосредоточение внимания на проблемах истории конкретных региональных
всем XVIII столетии уместился на одной странице (См.: Базылев Л. Поляки в Петербурге. / Пер. с
польского Ю.Н. Беспятых. СПб., 2003.)
11
протестантских общин дает серьезную возможность реконструировать сам ход
процесса складывания организаций такого типа в условиях окружения
неродственной им культуры и поможет проявить многие параметры
внутриструктурной жизни общин – способы взаимоотношений между членами
приходов, варианты решения тех или иных задач, стоявших перед лютеранами
или кальвинистами, жизненное кредо протестантов, их материальное
положение и т.д. В работе рассмотрена деятельность приходов, находившихся
лишь на территории непосредственно города Санкт-Петербурга; небольшие же
общины в пригородных районах – Кронштадте, Стрельне и прочих – не
включены в круг исследуемых объектов по причине своей малочисленности и
отсутствия информативных источников по теме.
Хронологические рамки заявленной темы вполне обоснованны –
протестантская диаспора сложилась в Петербурге уже в первый год
существования города, конец же XVIII столетия характеризуется признаками
прочного становления структуры общин, значительным повышением
количества их членов, наличием построенных кирок и определением способов
взаимоотношений протестантов с органами государственной власти.
Методологическую основу исследования составляют важнейшие принципы
исторической науки – системность, научная объективность и историзм.
Применение этих принципов обеспечило возможность аналитического
соотнесения элементов случайного и закономерного в истории протестантства в
России XVIII в. и позволило выявить общий контекст историко-культурных
сюжетов в динамике их развития. Автором был использован подход
комплексного изучения разнородных элементов культуры в рамках единой
российской цивилизации. Опираясь на источники, автор пытался выявить
типовые признаки внутренних механизмов функционирования протестантских
общин Петербурга на фоне процесса исторического развития России в XVIII в.
Специфика темы предполагала использование методов сравнительноисторического анализа, синтеза, ретроспективы, структурной систематизации,
экстраполяции и сравнительной типологии. Привлечение статистического
материала повлекло за собой также необходимость применения методов
выборочного анализа и исследования динамики роста групп населения. В
теоретической оценке экономического положения России XVIII в. автор
опирался на совокупность разработанных в российской науке идей «фазового
отставания» процессов развития ее экономических систем от сфер
промышленного производства стран Западной Европы, совершенствовавшегося
в рамках векторной заданности идеологии «прогресса». Исследование
мотивационной сути различных религиозных идей проводилось в соответствии
с методом М. Вебера, ставившего в прямую зависимость уровень
конфессиональной мотивации представителей тех или иных религиозных
традиций и степень их социальной активности.
Источниковая база. В ходе исследования был задействован объемный
комплекс разнородных источников, бóльшая часть которых содержится в
12
архивных фондах. Важнейшими из них являются документы Центрального
государственного исторического архива Санкт-Петербурга. Сосредоточенные в
девяти фондах материалы более 200 дел – метрических книг регистрации
обрядов, журналов отчетов прихода и расхода денежных сумм общин,
протоколов заседаний советов церквей, купчих о приобретении земельных
участков для постройки кирок и проекты их планов, журналов учета поступающей платы за обучение в приходских школах, книг о расходовании
пожалованных российскими государями денег на нужды общин или школ,
правительственных указов об упорядоченности деятельности тех или иных
общин, прошений протестантов в органы государственной власти, текстов
обращений патронов общин к прихожанам и т. д., – содержат ценнейшие
сведения о жизнедеятельности протестантских общин города в XVIII столетии.
Некоторые из этих документов были изучены частично или полностью
зарубежными исследователями XVIII–XX вв., сведения же большинства
архивных материалов пока еще не вводились в научный оборот.
Не менее важным видом источников оказалась хранящаяся в фондах РГИА
делопроизводственная документация канцелярии Синода. В протоколах
заседаний назначаемых комиссий, в докладах ведомств вышестоящим
инстанциям, в «промемориях» (предложениях по решению организационных
вопросов, пересылаемых друг другу равными по статусу учреждениями), в
многочисленных справках, отчетах и донесениях содержится огромное
количество данных о петербургских протестантах – положении общин, методах
их организации, схемах материального содержания пасторов и т. п.; ярко
отражена и бытовая сторона жизни протестантов. Культура делопроизводства в
России XVIII в. не смогла раскрыть уровень собственных возможностей,
принципы же взаимоотношений между органами власти (в частности, Юстицколлегией лифляндских, эстляндских и финляндских дел и Синодом) не были
четко определены. Все эти противоречия в полной мере обозначились в
источниках – документация не носила системного характера; дела, заведенные
по малозначимым поводам, могли не сниматься с производства в течение
десятков лет; требуемые справки из одного ведомства в другое иногда не
высылались; приводимые же в отчетах данные отрывочны. Документы Синода
во многом составили источниковую основу исследования.
В процессе анализа делопроизводственной документации была изучена и
книга регистрации обрядов англиканской общины, также находящаяся в РГИА.
В диссертации исследованы и материалы из фондов Российского
государственного архива древних актов (РГАДА) – делопроизводственная
документация Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел,
как и некоторые тексты эпистолярного жанра, явилась существенным
дополнением к массе источников, собранных в ЦГИА СПб и РГИА. Среди
прочего в работе использованы некоторые документы архива исследователя
истории протестантства в России допетровского времени Д.В. Цветаева,
написавшего монографию «Из истории иностранных исповеданий в России в
XVI–XVII вв.». В ходе анализа извлеченных из этого архива сведений было
выяснено, что Д.В. Цветаев разрабатывал план создания объемного сочинения,
посвященного положению западноевропейских протестантов в России с начала
13
XVIII в. Смерть историка помешала реализации его планов, и вся
подготовительная работа к написанию книги остановилась на начальном этапе.
К числу привлекаемых для исследования законодательных источников
принадлежит целый ряд актов, включающих в себя указы императоров,
правительствующих Сената и Священного Синода, то есть всех органов
высшей законодательной и исполнительной власти Российского государства в
XVIII в. Из нескольких десятков названий используемых в работе документов
особо можно отметить Манифест царя Петра I от 1702 г.40 с предоставлением
всем иностранцам, живущим в России, прав свободного отправления
собственных религиозных ритуалов и строительства храмов; «Послание
Святейшего Синода к православным»41, где иноверцам, без перекрещивания в
православие позволялось вступать в браки с русскими; «Грамоту Государю
Петру I от Константинопольского Патриарха Иеремии»42, в которой
рассматривались вопросы обрядовых норм для иноверцев, принимающих
православие, манифесты Анны Иоанновны и Екатерины II с подтверждением и
даже расширением круга упомянутых прав. Все нормативные акты были
направлены на ускорение процесса упорядочивания форм взаимоотношений
между российскими институтами власти и различными иностранными
конфессиональными организациями. Втягивая иноверные церкви в правовое
поле российского законодательства, эти и другие указы постоянно повышали
их социальный статус в России. В диссертации заметна попытка исследования
причин издания указов в контексте логики текущих событий – она позволила
одновременно выявить как сущностные черты законов, так и меру их
применения в юридической практике государства. Системный подход в
изучении сферы законодательства предопределил использование в разделах о
правовых вопросах различных материалов из архивных фондов, поскольку
именно в жанре делопроизводства наиболее адекватно отражены сюжеты
бытовой реакции иноверцев и православных на те или иные правительственные
новации.
Огромное значение для исследователя петербургской истории, конечно же,
имеют сочинения иностранцев о России, сосредоточенные в фонде «Россика»
Российской Национальной (Публичной) библиотеки им. М.Е. СалтыковаЩедрина. Многие труды уже переведены на русский язык43, бóльшая же часть
доступна для чтения только на иностранных языках44. Важнейшими
источниками для изучения протестантской тематики XVIII в., как отмечалось
40
Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). СПб., 1830. Т. IV, № 1910. С. 193–195.
Там же. Т. VI, № 3814. С. 413–417.
42
Там же. Т. V, № 3325. С. 586.
43
См. работы Ю.Н. Беспятых «Петербург Петра I в иностранных описаниях…», «Петербург
Анны Иоанновны в иностранных описаниях …», журналы «Русская старина», «Русский архив» и
т. д.
44
См.: Дореволюционные издания по истории СССР в иностранном фонде Государственной
публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина: Систематический указатель / Сост. А.Л.
Гольдберг и И.Г. Яковлева. Вып. II: Образование Российской империи (1682–1725). Л., 1984.
Вып. III: Дворянская империя XVIII века (1725–1801). Л., 1986.
41
14
выше, являются работы А.Ф. Бюшинга 45 и И.Х. Грота46. A.Ф. Бюшинг был
действующим пастором при петербургской лютеранской кирке Св. Петра в
1761–1764 гг., а И.Х. Грот – общины Св. Екатерины в 1765–1799 гг.; оба имели
доступ ко всем архивным материалам своей общины, у них была возможность
лично беседовать со старейшими европейскими колонистами, проживавшими в
городе в первые десятилетия его истории. А.Ф. Бюшинга и И.Х. Грота по праву
можно назвать выдающимися историками протестантства в России и в
частности в Петербурге. Информативная специфика каждого сочинения
заключается в том, что А.Ф. Бюшинг подробно описывал события жизни общин
с дней их зарождения до 1764–1765 гг.; И.Х. Грот же, при упоминании об этом
периоде, ограничивался кратким очерком в несколько абзацев или страниц,
основное внимание уделяя истории 1765–начала 1790-х гг. И.Х. Грот проявил
себя и как аналитик количественных показателей деятельности общин,
составляя таблицы проведенных в приходах обрядов крещения, венчаний и
погребения. Оба автора представили крайне скупые сведения о петербургских
реформатах.
Безусловный интерес для нас представляют записки западноевропейских
путешественников, побывавших в Петербурге в первой половине XVIII в., –
Геркенса (который, как полагает Ю.Н. Беспятых, был сочинителем «Точного
известия о новопостроенной Его Царским Величеством Петром Алексеевичем
на большой реке Неве и Восточном море города и крепости Санкт-Петербург»),
Ф.-Х. Вебера, П.Г. Брюса и др.47 Авторы путевых заметок ставили перед собой
задачу максимально точно передать западноевропейскому читателю детали
строительства новой столицы России, записывая подробности жизни
петербуржцев и жителей бывших шведских колоний. Свое внимание
путешественники уделяли и наблюдению за деятельностью протестантских
общин в городе – большей частью эти писатели сами были протестантами.
Те или иные сведения заключают в себе и другие описательные источники,
имеющие форму докладов или мемуаров, – такие, например, как «Доклад о
России в 1705–1710 гг.» Г. Грунда,48 «Россия в начале XVIII в.» Ч. Уитворта49,
«Записки» Ю. Юля50. Степень достоверности этих источников высока, хотя в
оценке фактов русской жизни иностранцами были возможны и некоторые
смысловые неточности.
45
Büsching A.F. Geschichte der evangelisch-lutherischen Gemeinen… См. также автобиографию
пастора: Büsching A.F. Eigene Lebensgeschichte. Halle, 1789.
46
Grot J.Ch. Bemerkungen über die Religionsfreiheit…
47
Беспятых Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях…; Петербург Анны Иоанновны
в иностранных описаниях…
48
Грунд Г. Доклад о России в 1705–1710 годах / Пер. с немецкого, ст. и комм. Ю.Н. Беспятых).
М.; СПб., 1992.
49
Уитворт Ч. Россия в начале XVIII в. / Пер. с английского Н.Г. Беспятых; редакция перевода,
статья и комм. Ю.Н. Беспятых). М.; Л., 1988.
50
Юль Ю. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом (1709–1711) / Пер. с
датского Ю.Н. Щербачева // Рус. арх. 1892. Кн. 1. Вып. 1–4. С. 273–304; Кн. 2. Вып. 5–8. С. 35–
74; Кн. 3. Вып. 9–12. С. 5–48.
15
Источниками и одновременно справочными изданиями по истории
Петербурга XVIII в. являются «описания» А.И. Богданова51 и И.Г. Георги52. В
трудах каждого из них есть информация и о протестантах. В целом, несмотря
на скупость, а порой и неточность приводимого авторами материала об
иноверцах, значение этих работ переоценить невозможно, поскольку в них
представлен общий контекст бытовой жизни Петербурга в первые десятилетия
его существования.
Работы главных деятелей протестантского движения М. Лютера и Ж.
Кальвина также сами по себе являются источниками. Значительная часть
трудов обоих религиозных реформаторов написана в форме обращений к
низовым общинам по различным вопросам веры и организации христианской
жизни. Из текстов основных произведений – «Свобода христианина», «О
светской власти» М. Лютера53, «О христианской жизни»54 и «Наставление в
христианской вере»55 Ж. Кальвина – в диссертации выделены понятия о
конфессиональных постулатах протестантства, об идеальных моделях
построения общины, о религиозно-психологических мотивах неустанной
социальной самореализации. Эта группа источников важна для постижения
сути протестантства как формы идеологии.
Совокупность используемых в диссертации исторических источников
позволяет утверждать, что по своим видовым характеристикам и содержащейся
в них уникальной информации они являются серьезной репрезентативной
основой для решения поставленных перед автором задач.
Научная новизна работы заключается в том, что диссертация является
первым специальным комплексным исследованием проблем генезиса
протестантских общин на территории Санкт-Петербурга. Автор впервые
системно восстановил целостную картину появления лютеран и реформатов в
новой столице России, проанализировал сферу законодательства XVIII в. об
иноверцах, определил приблизительную численность состава протестантских
общин города, имена наиболее активных подвижников-протестантов, способы
получения доходов петербургскими общинами, механизмы управления
общинами и т. д. На основе вводимого в научный оборот массива не известных
ранее источников автор сделал попытку рассмотреть протестантские общины
Петербурга как историко-культурный феномен со своими структурой,
функциями, стилем деятельности. Новизна подходов автора к изучению
проблем проявляется и в попытке объяснения социальной и конфессиональной
51
Богданов А.И. Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга
от начала заведения его, с 1703 по 1751 гг. СПб., 1779.
52
Георги И.Г. Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и
достопримечательностей в окрестностях оного. СПб., 1794.
53
Лютер М. Избранные произведения. СПб., 1994.
54
Кальвин Ж. О христианской жизни. М., 1995.
55
Кальвин Ж. Наставления в христианской вере. М., 1993.
16
активности протестантов в России мощной мотивационной сутью основных
положений лютеранского и кальвинистского вероучений.
Практическая значимость исследования. Полученные в диссертации
результаты могут быть использованы в исторических, социологических и
культурологических научных исследованиях, фактографический материал –
при разработке лекционных курсов гуманитарных дисциплин, при подготовке
пособий для учебных заведений, справочных изданий по истории России,
истории Петербурга, истории государства и права, истории религий, истории
педагогики.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации нашли
отражение в статьях, опубликованных в различных сборниках научных трудов;
в выступлениях на международных и всероссийских конференциях (Арзамас,
1998; Челябинск, 1998; Санкт-Петербург, 2001; Челябинск, 2001; СанктПетербург, 2002; Челябинск, 2003; Челябинск, 2004; Челябинск, 2005;
Челябинск, 2007); в изданной в 2006 г. монографии (объемом 25 п. л.).
Текст диссертации обсуждался на заседании сотрудников Отдела
источниковедения и Научно-исторического архива Санкт-Петербургского
Института истории РАН.
Структура диссертации обусловлена логикой проводимого автором
анализа и состоит из Введения, шести глав (включающих в себя 15
параграфов), Заключения, Списка источников и литературы.
Основное содержание работы
Во Введении обосновывается актуальность темы; определяются объект,
предмет, хронологические и территориальные рамки исследования,
методологические подходы; формулируются цель и задачи диссертации;
характеризуются историография по проблеме и источниковая база.
В первой главе – Правовое положение протестантов в России XVI–
XVIII вв. – подробно рассматриваются вопросы обеспечения протестантов
правовыми свободами со времен зарождения первых в России общин до конца
XVIII столетия. На основании анализа более сотни законов императоров,
Сената и Синода автором сделан вывод, что система законов Петра I о свободе
проведения неправославными богослужений и строительстве кирок, о
возможности заключения протестантами и католиками браков с православными
без перемены собственной веры явились прочной правовой основой развития
протестантских общин на территории страны. Юридические свободы для
17
иноверцев оказались значимым фактором в истории России – с первой четверти
XVIII в. статус иностранцев в обществе ключевым образом изменился и теперь
они могли активно влиять на общественную жизнь российского государства.
Вторая глава – Конфессиональный состав протестантских общин в
Санкт-Петербурге в XVIII в. – посвящена исследованию аспектов
возникновения и становления всех городских приходов с выявлением
примерной численности общин.
Протестантская диаспора города в XVIII столетии представляла собой
сложное многонациональное и многоконфессиональное образование. Процессы
становления общин носили стихийный характер, но укладывались в рамки
четкой внутренней логики хода синхронного развития всей совокупности
различных приходов.
В течение XVIII в. в Петербурге сложились 12 самодостаточных
протестантских общин (три немецкие лютеранские, шведская лютеранская,
финская лютеранская, две разнонациональные в кадетских корпусах,
голландская реформатская, сводная немецкая реформатская и французская
реформатская, англиканская и немецкая «евангелических братьев»).
Совокупное число только взрослых членов общин в конце столетия превышало
6000 человек (подсчеты производились автором на основании данных
приходских книг о регистрации обрядов крещений, венчаний и погребений).
Каждая из общин прошла долгий эволюционный путь собственного развития от
стадии отсутствия принципов организации деятельности стихийно
собиравшейся группы единоверцев до этапа прочного оформления своих управленческих структур со строительством приходской кирки. Численность
состава общин различалась – в городе параллельно сосуществовали и
крупнейшие приходы, в которых насчитывались сотни и даже тысячи человек,
и небольшие общины в несколько десятков человек.
В ходе становления общин отсутствовала какая-либо форма зависимости
фактора времени возведения ими каменных храмов от их численности или
продолжительности истории их бытования. Социальный статус прихожан
определял степень авторитетности общин и динамику тенденций их развития.
Главным условием стабильного существования приходов являлось, таким
образом, наличие системы их финансовой состоятельности, формировавшейся
до окончания строительства кирок, в основном за счет добровольных
пожертвований тех же прихожан и протестантов из городов России и стран
Западной Европы. Впоследствии казна общин стала пополняться и благодаря
источникам экономической деятельности, что в конечном итоге дало
возможность развивать другие элементы инфраструктуры приходов.
Большинство общин в конце столетия уже не испытывало дефицита мест для
прихожан в кирках во время проведения богослужений, остальные же искали
пути разрешения задач возведения нового храма или реконструкции прежней
постройки.
В первой четверти XVIII в. шли процессы становления общин,
характеризующиеся высокой степенью конфессиональной взаимопомощи,–
18
одни и те же пасторы часто выполняли ритуалы и читали проповеди у лютеран
и реформатов разных наций, кирка во дворе вице-адмирала К. Крюйса
попеременно использовалась представителями различных общин. По мере
укрепления системы финансовой обеспеченности общин усилилось влияние
прежде незначительного фактора стремления их церковных советов строить
отдельную кирку и образовывать этнический приход, в результате чего за
несколько десятилетий раскололись все имевшиеся разнонациональные
объединения (исключением стали приходы кадетских корпусов, ключевым
принципом деятельности которых было подчинение регламенту внутреннего
распорядка жизни училищ). Даже после разделения общин их руководители
часто не теряли связей между собой, в крайних случаях выручая друг друга
денежными займами или предоставлением залов своей кирки для проведения
богослужений соседями.
В третьей главе – Внутриобщинная деятельность протестантов в
Петербурге в XVIII в. – исследуются вопросы конфессиональной и
экономической жизни приходов.
Городские общины лютеран и реформатов способами управления на
практике не отличались от протестантских общин Западной Европы.
Безусловной
особенностью
стиля
их
развития,
однако,
была
непродолжительная задержка формирования двух институтов власти в
приходах – церковных собраний и советов общин. Специфика хода начальной
истории протестантских организаций в городе была связана с факторами
стихийности ситуации их формирования и серьезного опекунства над ними
патрона К. Крюйса, имевшего высокий статус в обществе и личное
благорасположение царя. Вице-адмирал заботился о приглашении пасторов в
общины, обеспечивая возможность регулярного проведения богослужений и
олицетворяя собой законодательную власть в собственном приходе, –
необходимости в деятельности церковных собраний и советов в течение
нескольких лет, таким образом, не было вообще. В период увеличения
численности прихода кирки во дворе К. Крюйса и формального разделения его
на лютеранскую и реформатскую части стала образовываться и структура
новых органов власти
Процессы прочного становления церковных собраний как формы
управления общинами стали четко обозначаться к началу 1720-х гг. в связи с
возникновением проблемы сбора «корабельных» денег в пользу прихода на
Адмиралтейской стороне. Представители всех этноконфессиональных
традиций города (за исключением финских и шведских лютеран) обсуждали с
К. Крюйсом возможности пополнения бюджета совместной лютеранскореформатской общины за счет взимания «кирочных» пошлин с экипажей
иностранных судов, прибывавших в петербургский порт. Политика
согласованных действий прихожан кирки во дворе К. Крюйса проводилась
недолго – в период фазы окончательного оформления структур различных
19
общин на их собраниях стали подниматься вопросы об автономизации
приходов и по этническому, и по конфессиональному признакам, что в
конечном итоге привело к расколам прежде существовавших межобщинных
союзов.
Церковные собрания после обособления общин проводились уже регулярно,
хотя в некоторых приходах и не каждый год. Выносимые на обсуждение
вопросы в течение всего XVIII столетия могут быть сведены к категориям
строительства новой кирки и определения суммы общих расходов и личных
взносов; приглашения или утверждения в должности пастора; избрания нового
патрона общины; избрания новых членов совета; принятия бюджета общины на
текущий год; выработки положений устава общины; регламентации
деятельности приходской школы; решения различных проблем текущей
деятельности общины.
Все виды контроля за деятельностью общин между собраниями
осуществляли церковные советы (иначе называемые конвентами) приходов –
они составлялись на этапе самоидентификации общин из числа самых
уважаемых ее членов, и в дальнейшем уже определяли все перспективы их
развития. Структура советов общин образовывалась на первых собраниях
новых приходов. Старейшим из всех советов города является конвент
объединенной лютеранско-реформатской общины на Адмиралтейской стороне
– его история начинается в 1710 г. В 1717 г. появился свой церковный совет у
голландцев, а чуть позже, в 1723 г., – у немецких лютеран на Литейном дворе и
примерно в это же время – в шведско-финской общине Я. Майделина (хотя эта
община в «Финских шхерах» была образована в 1703 г., нет сведений, что до
начала 1720-х гг. она имела конвент). В 1724 г. уже действовал и совет общины
французско-немецких реформатов. Все учрежденные впоследствии приходы
также в первые годы своего существования объявляли составы конвентов.
Особняком в этом списке стоит община Св. Екатерины на Васильевском
острове, заявившая о своей независимости от общины на Адмиралтейской
стороне в 1728 г., собственный совет она смогла создать лишь к началу 1750-х
гг.
Старшины и диаконы на практике несли основную финансовохозяйственную должностную нагрузку в деятельности общин; статусные
полномочия первых, однако, позволяли им давать диаконам поручения и
контролировать ход их реализации. Подавляющее большинство тех и других
являлись торговцами, остальные же принадлежали к сословиям ремесленников
и, гораздо реже, – военных и чиновников различного ранга (от коллежских
асессоров до государственных и надворных советников). В промежутке между
собраниями старшины и диаконы занимались ежедневной рутинной работой,
связанной с деятельностью общины, – следили за возведением кирок и
отделкой их интерьеров, закупали необходимые строительные материалы,
вызывали по обоюдному согласию с патроном пасторов в Россию, перевозили
собранные в городах Европы суммы пожертвований для строительства кирок в
Петербурге, вели интенсивный поиск учителей в школы и распоряжались
деньгами общин.
20
Старшины и диаконы разрабатывали и основные принципы деятельности
общины, находившие выражение в составлении приходского устава. Будучи,
как правило, достаточно богатыми людьми, они помогали приходам своими
денежными средствами. Старшины и диаконы общины проявляли заботу о
пасторах, выделяя порой даже собственные средства на съем или покупку для
них жилых домов; распоряжались об оставлении этих строений в
долговременное пользование членам семей умерших служителей.
Система замещения вакантных должностей членов совета в каждой общине
была индивидуальной и совершенствовалась в течение всего столетия. Срок
службы старшин и диаконов к концу XVIII в. длился, как правило, два-три года
(в шведском приходе Св. Екатерины, однако, всего год, а у голландцев – более
трех лет), после чего старшина в любом случае слагал с себя полномочия,
возвращаясь в круг рядовых членов общины, а диакон мог рассчитывать на
избрание на должность старшины. Случаи непрерывного старшинства в
течение долгих лет являлись исключением – И. Брауэр служил в голландской
общине 24 года. Были примеры пребывания диаконами по шесть-семь лет. По
истечении срока в несколько лет бывший член совета мог выставить свою
кандидатуру перед собранием на прежнюю должность.
Общее число всех избиравшихся в конвенты старшин и диаконов в XVIII в.
подсчитать невозможно, поскольку часть источников по деятельности лютеран
и реформатов утеряна; по приблизительным подсчетам оно могло составлять
значительно более 1000 человек.
Наиболее видными деятелями в составах петербургских советов являлись
патроны общин, которые имели привилегии назначать час заседаний (в
некоторых приходах они проводились по необходимости, в других – в
определенные дни месяца), выполнять на них роль председателей и решать
любое дело в свою пользу при паритете мнений в вопросах голосования.
Каждый из патронов имел в кирке прихода особое место для участия в
богослужениях. .Всего в XVIII столетии круг обязанностей патронов исполняли
несколько десятков человек. Опекунами городских общин почти во всех
случаях становились западноевропейцы дворянского происхождения,
вступившие на службу российским монархам и добившиеся постов высших
государственных сановников или по крайней мере воинских чинов не ниже
звания генерал-майора Возраст патронов превышал 40 лет, а срок их
нахождения в этой ответственной должности исчислялся, подсчетам автора, в
среднем пятью-восемью годами (особняком в сетке последнего показателя
стоят параметры общины Св. Петра – средняя величина служения составляла
17 лет). Причиной сложения с себя полномочий мог быть долговременный
отъезд из Петербурга; в этом случае, а также в случае смерти патрона община
пребывала без покровителя до тех пор (иногда и до двух десятилетий), пока
кто-либо из влиятельных прихожан не соглашался отправлять эти хлопотные,
но почетные обязанности. Бывали примеры и совмещения должности патрона
одновременно в разных общинах. В общинах Св. Михаила и 2-го кадетского
училища покровителями были начальники корпусов, а у англикан патроном, по
существу, выступала торговая фактория, выразителями воли которой являлись
все послы английских монархов. У голландских реформатов, утвердивших
21
опекунскую должность в 1774 г. (упраздненную, кстати, уже в 1803 г.), двое из
троих патронов – Я. И. де Сварт и барон Я. В. де Хоггэр – были резидентами
Генеральных штатов в России. В финско-шведских лютеранских и немецкофранцузской реформатской общинах процесс складывания традиции
патронатства был заторможен в течение всего столетия по причинам
финансовой несостоятельности прихожан – роль покровителей здесь играли
наиболее обеспеченные денежными средствами члены церковных советов.
Процессы оформления основных статусных элементов структур городских
приходов шли параллельно с поступательным ходом их становления – фактор
наличия патрона, имевшего возможность использовать свой авторитет для
решения вопросов функционирования общины имел важнейшее значение в
период начального развития протестантских организаций; этап же их
укрупнения характеризовался уже процессами возрастающего влияния
церковных собраний и церковных советов, вырабатывавших стратегические
идеи дальнейшего развития приходов и осуществлявших непосредственный
контроль за обеспечением их жизнедеятельности. По мере развития общин
степень зависимости их от системы патронатства, возможно, уменьшалась,
поскольку церковные советы сами становились опекунами своих общин и
могли представлять интересы приходов перед надзирающими органами
государства; тем не менее должность патрона оставалась востребованной почти
во всех общинах в течение всего XVIII столетия.
Подавляющее большинство из 97 служивших в городе пасторов относилось
к категории вынужденных переселенцев, искавших пасторское место вдали от
родины, и различия их национальных и возрастных признаков не скрывают
фактора их стремления обрести в Петербурге многочисленный и финансово
обеспеченный приход. В отличие от своих коллег, занимавших пасторские
должности в общинах Западной Европы, проповедники в Петербурге
затрачивали неизмеримо больше сил на строительство собственных приходов,
испытывая на себе все тяготы условий бытовой жизни в городе; источники,
однако, почти не отмечают случаи скорого отъезда из Петербурга прибывавших
в него протестантских богословов.
Пасторами были, как правило, уроженцы городов (в большинстве
немецких), имевших богатейшие традиции в развитии протестантской
идеологии – Геттингена, Бремена, Любека, Лейпцига, Гамбурга, Страсбурга,
Лондона и пр. Два пастора (Г. Геннинг и С. Алопеус) родились
непосредственно в Петербурге, а И. Гоффман – в Ораниенбауме.
Сословный состав семей их родителей был различным – отцы подавляющего
большинства пасторов являлись ремесленниками или, реже, военными; отцы
как минимум двенадцати проповедников (Л. Вагнера, И. Тёрне, Л. Трефурта, Н.
Бютцова, С. Алопеуса, И. Крогиуса, Я. Гаргона, Я. Гарольда, М. Вольфа, И.
Дюсинга, Х. Щиттениуса, Е. Индрениуса) сами были пасторами. Отцы Ф.
Бюнинга и И. Северина служили администраторами в учебных заведениях, а Г.
Толле – отец первого в истории города немецкого лютеранского пастора – имел
профессорскую должность в Геттингенском университете и звание доктора
теологических и педагогических наук. Для полноты и яркости палитры
генеалогических соцветий в системе обстоятельств жизни пасторов города в
22
детстве можно отметить, что отец А.Ф. Бюшинга был адвокатом; И.Х. Грота –
полицейским и налоговым управляющим, а И. Лонсерта – бургомистром.
В Россию пасторы, за редким исключением, приезжали выпускниками
теологических факультетов университетов (в том числе и самых авторитетных
– Виттенбергского, Галльского, Геттингенского, Кембриджского и пр.) и
колледжей в возрасте 20–30 лет. Служение в чужой для них стране они
главным образом рассматривали как способ подвижнической деятельности в
среде братьев по вере с мотивационной целью оправдания доверия Бога,
«избравшего» каждого из них для деятельного труда на Земле. Важной
причиной было и желание получить собственный приход, чтобы, заручившись
со временем положительными рекомендациями от патрона и членов совета
общины, вернуться на родину для продолжения карьеры проповедника (их
прихожане, напротив, мечтали об удачной карьере именно в России).
Миграционный характер политики смены пасторов был естественным образом
предопределен отсутствием в России протестантских университетов.
Некоторые проповедники приезжали в Петербург с женами (браки с которымибыли заключены на родине или, например, как в случае с Т. Консеттом, – в
Москве) и порой с детьми. Как минимум 20 пасторов, т.е., пятая часть всего
состава, в брак вступили уже в Петербурге. В семьях в среднем было по два-три
ребенка; бывали и многодетные отцы вроде голландского пастора И. Рейтера,
воспитывавшего шестерых сыновей и дочерей, некоторые же пасторы в браке
детей не имели. Судя по всему, в течение всей жизни холостяками оставались
Р. Дюнант, К. Майнтель и Р. Дюмонт; некоторые же пасторы вступали в брак
два раза, а Т. Плешниг, С. Алопеус и С. Маевски – даже трижды.
Влажный климат приневской болотистой местности, как и крайне
утомительная, почти без отдыха, работа, подорвал здоровье многих пасторов:
В. Толле скончался в возрасте 36 лет, С. Кестлер со дня приезда из Финляндии
до момента смерти прожил в Петербурге лишь шесть лет, а М. Гросскрейц –
всего три года; Г. Нацциус заболел чахоткой уже через несколько лет после
устройства в Петербурге и не мог ее излечить в течение всей дальнейшей
жизни. В общей сложности в городе умерли не менее 40 из 97 служивших здесь
пасторов. Порой срок службы ограничивался одним-двумя годами, после чего
его прерывала смерть от какой-либо болезни. Наиболее длительное время
проповедовали швед И. Хоугберг (1749–1782), финн Иоганн Г. Крогиус (1755–
1791), немцы Г. Нацциус (1711–1751), Л. Трефурт (1728–1760) и Г. Геннинг
(1747–1792). Срок пасторства в Петербурге в среднем равнялся восьми-девяти
годам, хотя по странной закономерности в подавляющем большинстве случаев
количество лет службы подвижников распределялось в промежутках 1–5 и 12–
20 лет.
После окончания миссии в России петербургские пасторы старались
вернуться на родину, где и продолжали службу в качестве проповедников в
приходах до смерти.
Недостаток сведений о бытовой жизни пасторов в полной мере
компенсируется материалами источников об их должностной деятельности;
причем, объем нагрузки служителей непосредственно соответствовал размеру
прихода. В городе только за 90-е гг. XVIII в. в лютеранских и реформатских
23
приходах было проведено, в совокупных величинах, более 18 000 обрядов.
Всего же за столетие в протестантских общинах Петербурга пасторы
совершили как минимум 70 000 обрядов крещений, венчаний и погребений.
Перечень обязанностей пасторов не ограничивался выполнением обыденных
ритуальных действий и чтением проповедей – служители целеустремленно
участвовали во всех делах общины, обустраивая свои приходы, собирая у
российских и западноевропейских протестантов пожертвования на
строительство и отделку кирок, посвящая в духовный сан вчерашних
кандидатов. Клянясь на верность самодержцам, пасторы обеспечивали
принятие присяги и всех приезжавших в Россию иностранцев-протестантов.
Особой сферой деятельности проповедников были их взаимоотношения с
властями – пасторы испрашивали у чиновников разрешение на те или иные
действия, давали им разъяснения по конкретному поводу, просили издать тот
или иной выгодный для приходов закон и, наконец, выполняли их поручения.
Будучи образованнейшими людьми и желая оставить свой след в
западноевропейской исторической науке, петербургские пасторы активно
занимались составлением подробнейших системных описаний всех
встречавшихся им в России явлений. Первый же немецкий лютеранский пастор
В. Толле, прибывший в Санкт-Петербургскую крепость на второй год ее
существования, организовал археологическую экспедицию в окрестности Невы
и Ладоги, составив подробный реестр всех найденных предметов В последующие годы в Европе были изданы десятки сочинений А.Ф. Бюшинга,
И.Х. Грота, Я. Гаргона, Т. Консетта, Д. Дюмареска, Д.Г. Кинга, У. Тука и
других пасторов, где детально освещались вопросы организации и
функционирования российской государственной власти, православной церкви и
непосредственно протестантских общин столицы империи.
Отношения пасторов различных общин между собой в первой половине века
были сильно затруднены из-за отсутствия в городе организационных структур,
чьим назначением была бы координация деятельности духовных лиц
лютеранских и реформатских приходов. В диссертации автор рассматривает
ситуацию возникновения в 1742 г. и дальнейшего функционирования
неформального органа конфессиональной власти городских протестантов – так
называемого «собрания пасторов», – и учреждения должности старшего
пастора – «сениора»; далее перечисляются имена проповедников, занимавших
вакансию в те или иные годы.
Размер жалованья пасторов лютеранских и реформатских общин Петербурга
по сравнению с содержанием проповедников в Западной Европе или даже в
Москве в первой четверти века был очень мал – кроме обязательства
предоставить им жилье церковными советами назначались суммы довольствия
в пределах всего лишь 130–200 руб. в год, которые не всегда выплачивались.
Автор проводит исследование вопроса возрастания величины довольствия и
перечисляет категории ключевых форм содержания различными общинами
пасторов, нередко превышавшее в конце столетия материальное довольствие
духовных лиц в странах протестантской Европы.
В крупнейших общинах, в течение всего столетия, кроме должности пастора
существовали также должности кантора (запевалы хора), органиста, кюстера
24
(помощника диакона) и церковного слуги – вакансии учреждались конвентами,
которые и определяли суммы жалованья за выполненную работу. Из
соображений экономии средств органисты общин Петербурга, как и их коллеги
во многих западноевропейских приходах, порой совмещали обязанности игры
на инструменте и руководства хором; кюстерами же советы назначали на время
кого-либо из ремесленников цеховых гильдий. Слугами, занимавшимися
неквалифицированной физической работой, являлись или финны, или русские.
В штатном расписании большинства общин, однако, оплачивалась только
должность пастора; все же виды работ исполнялись дьяконами и их
добровольными порученцами. Сведения о деятельности слуг в источниках
почти всегда отсутствуют.
Должность кандидата в структурах общин Петербурга в XVIII в. была
явлением редким – небольшой размер их бюджета пока еще не позволял
советам содержать при кирках штатных помощников пасторов. В городе, тем
не менее, постоянно находились претенденты на возможную вакансию – в
большинстве своем, это были молодые выпускники немецких университетов. В
ожидании вакансии кандидаты подрабатывали учителями в семьях и
пансионах, секретарями-переводчиками в коллегиях, или, например,
библиотекарями в усадьбах или Академии наук. В ситуациях отсутствия
священников в общинах они замещали (без поставления в должность) их
пасторов.
История экономического управления общинами лютеран и реформатов
началась уже в первые годы существования Петербурга. Самой ранней по
времени зарождения формой финансового обеспечения городских общин
являлся еженедельный сбор денег с прихожан. Пожертвования были
добровольными, и каждый член общины после богослужения мог внести
несколько копеек или рублей в общинную казну. Сведения о более серьезных
денежных взносах почти всегда фиксировались в регистрационных книгах
общин. Самые обильные пожертвования в свою казну вносили прихожане
кирки Св. Петра, куда более скромные взносы делались членами общин
шведов, финнов или, например, французско-немецких реформатов.
Жертвователи порой передавали в дар общине купленные на их деньги
предметы ритуальной утвари или завещали в казну прихода ту или иную меру
выплат. Бюджеты общин в первые годы составляли десятки и сотни рублей, а
расходы иногда значительно превышали объем доходов – в подобных
ситуациях покрывались за счет новых благотворительных сборов.
Первые два десятилетия истории городских общин добровольные
пожертвования прихожан были единственной статьей доходной части их
бюджета. В 1720-х гг., однако, стала проявляться и форма обязательных
налогов в пользу общин – с борта каждого швартовавшегося в Петербурге
судна из протестантской Европы на обустройство кирок взималось 5 руб.
«корабельных» денег. Первоначально все деньги получала совместная община
лютеран и реформатов на Адмиралтейской стороне, затем эти деньги стали
делиться между немецкими лютеранами и голландскими реформатами, после
чего немцы-лютеране построенной в 1730 г. кирки Св. Петра стали отдавать
часть доходов общине Св. Екатерины на Васильевском острове, а с 1757 г. –
25
и шведам. Во второй половине XVIII в. сложилась система получения
«корабельного» налога всеми общинами города.
Поскольку Российское государство рассматривало общины как ординарные
юридические лица и давало им все права имущественной деятельности, уже в
первой половине XVIII столетия в Петербурге стала распространяться и
обычная для протестантской Европы практика покупки и даже строительства
церковными советами общины одно-, двух- и трехэтажных деревянных и
каменных жилых домов на территории земельных участков прихода или вне ее
с целью последующей сдачи желающим в аренду их помещений. Здания
являлись собственностью общины, и получаемые доходы за аренду
значительно превосходили все виды пожертвований. В конце столетия за счет
аренды помещений выстроенных общинами домов приход Св. Петра ежегодно
получал 12 300 руб. прибыли, Св. Екатерины (шв.) – 7000, Св. Екатерины на
Васильевском острове – 1050, а французско-немецких реформатов – 1000 руб.
В поиске новых статей дохода общин члены их советов стали
регламентировать плату за предоставление услуги прихожанам – в казну общин
уже в первой половине XVIII в. системно собирались деньги за проведение
обрядов крещений, венчаний, погребений; за обеспечение транспорта при
перевозке тел умерших на кладбище, за рытье могил и т. п. Постепенно нормой
стали и обязательные целевые пожертвования прихожан на нужды кирки.
Особым источником прибыли в немецкой общине Св. Екатерины с 1775 г.
являлся сбор средств в пользу страхового общества на случаи смерти его
членов – каждый из вступавших в организацию платил 11 руб. первичного
взноса и 2 руб. в ситуации выплаты пособия родственникам умершего пайщика
(понятно, что часть копившихся денег в ситуации отсутствия моровых
эпидемий со временем становилась собственностью общины). Договоры всегда
были освидетельствованы доверенными поручителями. В различных приходах
практиковалась и выдача ссуд в распоряжение доверенных лиц – она
осуществлялась с условием ежегодной выплаты нескольких прибавочных
процентов от взятой на время суммы (залогом в таких случаях являлись либо
бравшиеся на хранение в кирку изделия из золота и серебра, либо оформленный
официальным договором земельный участок или дом), а голландцы, например,
положили в 1791 г. в государственный банк для общины 6000 руб. под
обещания выплат 5% прибыли в год – в 1794 г. сумма дохода составляла 1400
руб.
Все полученные общинами доходы отмечались в специальных книгах,
заполняемых, как правило, облеченным особым доверием старшиной или, что
было реже, пастором. Размеры прихода средств суммировались к концу
календарного года и соотносились с общими величинами произведенных в
общине с января расходов. Структура сферы расходов в течение XVIII в. была
проста – доля накопившихся средств предназначалась на выплату жалованья
пасторам, кюстерам, органистам, канторам, учителям в школе и копателям
могил; все остальные деньги шли на покрытие издержек строительства или
ремонта кирок и хозяйственных помещений, организацию учебного процесса в
школе и т. д. Записи вносились по мере необходимости раз в несколько дней, и
к ним прилагались квитанции документов по тем или иным статьям прихода
26
или трат денег. Суммы бюджетов даже небольших общин к концу столетия
измерялись тысячами рублей, и случаи дефицита приходной части уже были
редки.
Дела строительства и ремонта требовали от старшин и диаконов не только
грамотного ведения делопроизводства, но и постоянного контроля за
деятельностью строителей, купцов и перевозчиков хозяйственных грузов.
Строительство могло тянуться долгие годы, и по мере смены его стадий
чередовались и категории поставщиков услуг приходу. Как тенденцию можно
отметить обозначившийся во второй половине столетия процесс увеличения
количества русских в сферах хозяйственной активности общин – договоры о
поставке материалов и производстве работ старшины, все предыдущие
десятилетия выбиравшие себе партнеров исключительно из числа единоверцев,
все чаще заключают с русскими купцами и строителями. После подписи
старшинами и мастерами экземпляры подобных договоров передавались на
хранение и ремесленникам, и в общину.
Автор в диссертации приходит к выводу, что в течение XVIII столетия в
общинах лютеран и реформатов Петербурга были последовательно
воспроизведены все стандартные формы конфессиональной деятельности
протестантов в странах Западной Европы – возникли органы управления
приходами; была выстроена многослойная структура связей протестантов
между собой, между общинами и имущественной собственностью в рамках
правовой сетки законодательных актов монархов. Деятельность же внутри
самих общин почти не стеснялась юридическими нормами власти. Государство
опекало интересы городских иноверцев, не вмешиваясь в процессы развития их
общин. Система правового благоприятствования протестантам со стороны
монархов способствовала обретению приходами лютеран и реформатов в
общественном сознании горожан статуса ключевых центров идеологической и
экономической жизни Петербурга.
В четвертой главе – Лютеранские школы Петербурга в XVIII в. – были
изучены вопросы деятельности приходских школ протестантов с выявлением
особенностей системы организации учебного процесса.
Традиции образования в протестантских школах оставались неизменными в
течение нескольких веков, являя собой четкую модель космологических
представлений лютеран и реформатов о смысле процессов воспитания душ
христиан. Перебиравшиеся из Западной Европы в Россию протестанты, не
отказываясь от принципов подхода представителей своих конфессий к делам
образования, по мере финансовых возможностей приходов довольно деятельно
использовали опыт создания школ на территории новых для себя мест
поселения.
Первые образовательные школы протестантов в России были открыты во
второй половине XVII в. в Москве – при двух лютеранских общинах стали
действовать приходские классы, которые в разные периоды посещали от 10 до
27
40 детей; учителями же в них были выпускники университетов Германии,
проводившие уроки по истории, географии, музыке, счету и письму.
Несколько протестантских школ действовали в XVIII в. и в Петербурге – с
1709 г. уроки давались при кирке Св. Петра (Петришуле), а затем и в
лютеранских приходах Св. Анны, Св. Екатерины (немцев), Св. Екатерины
(шведов), Св. Марии и в реформатских общинах.
Школы при тех или иных лютеранских и реформатских общинах с первых
лет своего учреждения не имели среди разноязычных горожан того авторитета,
которым пользовалась Петришуле – денежные ресурсы приходов были
различны, что, в конечном итоге, и предопределяло степень активности членов
советов в вопросах воспитания детей прихожан. Появление Петришуле стало
вполне закономерным результатом качественного развития прихода Св. Петра.
Несмотря на факт проведения пасторами всех городских общин поучительных
занятий с детьми, именно в этой крупнейшей общине сложились серьезные
предпосылки как для финансового содержания здания школы и большого штата
её учителей, так и для реализации планов учебных курсов, целью которых было
знакомство учащихся с образцами традиционного воспитания в протестантских
школах Европы. Финансовые возможности в других общинах были невелики
(на фоне ряда недолго существовавших школ более ярко выглядит деятельность
классов при общине Св. Анны).
Принцип организации работы Петришуле на начальном этапе ее истории
также определялся малым обьемом школьного бюджета – один учитель
последовательно обучал детей навыкам элементарного счета, правописания и
хорового пения. Пасторы общины занимались преподаванием дисциплин
библейской истории и общей координацией учебного процесса, хотя сведений
об этих сферах деятельности в источниках нет. Число учеников и классов в
некоторые периоды определить невозможно – существуют, конечно,
разрозненные данные о том, что в начале второй четверти столетия в школе уже
было два класса или, например, о том, что в 1736 г. уроки посещало около
сотни детей. В целом, однако, ситуация неясна, а самые ранние документы
школы датированы началом 1760-х гг. (они содержатся ныне в специальном
фонде архива школы в ЦГИА СПб). Система обучения, где учитель поочередно
объяснял материал по разным предметам одному и тому же классу, оставалась
неизменной до конца 1750-х гг., несмотря на то, что в начале второй четверти
XVIII в. количественный состав наставников увеличился до двух человек.
Коренные преобразования схем учебного процесса в Петришуле произошли
в период ректорства А.Ф. Бюшинга в 1761–1765 гг. Через специально
опубликованные «Известия» об открытии школы нового образца был объявлен
набор в классы, где дети могли бы постигать основы объемного комплекса
предметов под руководством специализировавшихся исключительно по своим
дисциплинам учителей. Согласно установленным нормам регламента, дети
обоего пола различных национальностей распределялись по классам сообразно
с уровнем их начальной подготовки и каждые полгода (в марте и сентябре) им
устраивались «публичные» экзамены на знание изученных ими дисциплин.
Обязательным условием приема в классы детей любой национальности было
изучение ими в Петришуле немецкого языка – в соблюдение сложившейся еще
28
с 1709 г. традиции преподавания всех нелингвистических дисциплин попрежнему велось на немецком. Выдержавшие проверку переводились в
старшие классы, остальные вновь проходили программу неосвоенных курсов,
уже с другими группами учеников.
На основании сведений многочисленных источников автор в диссертации
последовательно и самым подробным образом проанализировал вопросы
принципов учебного процесса в Петришуле; организации системы
пансионерства; платы за обучение и пансион; количества учеников и
преподавателей, их возрастной, национальный и социальный состав в период
1760-х – конца 1790-х гг.
После объявления указом Екатерины II от 29 августа 1783 г. Петришуле
Главным немецким училищем в Российской империи, его директор Г.У. Кольбе
распорядился собирать представителей различных немецких школ для
обучения их методикам Петришуле. Основной процесс синхронизации
материала текстов учебников для немецких и российских училищ и
установления связей Петришуле с немецкими школами в российских
провинциях начал осуществляться, однако, только в XIX столетии.
Принципы организации учебного процесса школы при кирке Св. Анны в
1740–1750-е гг. столетия не отличались от подходов учителей общины Св.
Петра в первые десятилетия ее истории – один наставник преподавал детям
различные дисциплины. Уроки, без сомнения, велись на немецком языке и
были предназначены для детей немцев. К середине 1760-х гг. администрация
школы стала выстраивать учебный процесс, видимо, с учетом практики
деятельности Петришуле – с этого времени с учениками, число которых
превышало 100 человек (среди них должны были быть и русские), занимались
уже семь преподавателей по дисциплинам языкознания, истории общества и
религии, математики, музыки и даже живописи. Первый опыт введения этих
предметов в школьный курс был получен учителем и будущим пастором
Христианом Августом Торновом в 1762 г.– в меру своих возможностей, он
сообщал детям познания в чтении, счете, Законе Божием, латинском,
французском и русском языках, правописании, географии, истории, рисовании,
вокале и игре на клавире. Под руководством Х.А. Торнова ученики (подобно их
сверстникам в Петришуле) выступали с музыкальными концертами в школьных
аудиториях, а однажды и в здании кирки.
Структура учебного процесса Анненшуле была нарушена в 1770–1780-е гг.,
но благодаря усилиям членов церковного совета пастора Т. Рейнбота и
благотворителя И. Керстнера вновь восстановлена. Милостью все того же И.
Керстнера и других пожертвователей долгое время продолжала действовать и
приходская система пансионерства.
В деятельности обеих школ выражались, таким образом, сходные способы
отношения администраций к принципам построения учебного процесса –
система школьной организации, была подобна одна другой; перечень
предметов в те или иные периоды столетия был одинаков. Руководители школы
при кирке Св. Анны, безусловно, перенимали опыт своих коллег из Петришуле
(после указа от 29 августа 1783 г. они должны были это делать в обязательном
порядке), а некоторые учителя в разные отрезки собственной жизни могли
29
работать в обеих лютеранских школах. Авторитет Петришуле наверняка был
важным фактором выстраивания на бытовом уровне неформальных
иерархических отношений между всеми представителями этих школ.
Пятая глава – Взаимоотношения протестантов Петербурга с органами
государственной власти - посвящена анализу практики отношений
протестантов с Юстиц-коллегией лифляндских, эстляндских и финляндских
дел, Сенатом и Синодом.
Ситуация в сфере правоприменительных действий правительства России по
отношению к протестантам в первой трети XVIII в. характеризовалась
значительной степенью противоречивости в процессах идентификации
статусных полномочий субъектов права. Созданная Петром I в 1702 г. Тайная
коллегия Военного совета была призвана разбирать все судебные дела
иноверных христиан (подавляющее большинство которых составляли
протестанты), отвечая за свои решения исключительно перед государем.
Сведений о функционировании этой Коллегии недостаточно, чтобы судить о
способах ее деятельности; известно лишь, что она являлась органом
оперативного разбирательства в любого рода конфликтах, где были замешаны
военные из числа иностранцев. После окончания Северной войны систему
органов власти, осуществлявших контроль за религиозной деятельностью как
католиков, так и протестантов, стала представлять связка правительственного
аппарата Сената и Синода, не имевшая при этом права влиять ни на один ее
аспект. Тайная коллегия к этому времени из-за развития процесса
стремительного увеличения числа неправославного населения России потеряла
возможность эффективного судебного управления иноверцами, в результате
чего в 1727 г., фактически взамен нее, при Юстиц-коллегии была учреждена и
Юстиц-коллегия лифляндских и эстляндских дел, в задачи которой входило
решение всякого рода проблем, связанных с имуществом на завоеванных
территориях и их жителями-лютеранами. Стали очерчиваться контуры
структуры органов власти, в сфере юрисдикции которых оказался контроль за
гражданской и конфессиональной деятельностью протестантов России.
Изучение особенностей правовой специфики статуса Юстиц-коллегии
лифляндских, эстляндских (а с 1762 г. и финляндских) дел показало, что
подавляющая
часть
расследований
приходилась
на
уголовноадминистративную сферу разбирательств о тяжбах в отношении наследства,
купли-продажи объектов собственности, оплаты труда наемным рабочим,
возвращения денежных кредитов и т. д. Сотни дел касались проблем
регулирования семейно-правового состояния иноверцев – разводов супругов
или, например, разрешения на брак дальних родственников. Несколько
десятков решений были вынесены по конфессиональным делам
неправославных христиан: о посылке пасторов к пленным единоверцам,
конфликтах между представителями различных общин, выдаче свидетельств
священнослужителям на право их деятельности, жалобах прихожан на
поведение членов совета и т. п. Гражданские и уголовные сюжеты
30
рассматривались уже в первые месяцы существования Юстиц-коллегии
лифляндских и эстляндских дел, конфессиональные же дела стали приниматься
к расследованию только в 1730-е гг.
Рамки юрисдикции Коллегии в вопросах конфессиональный жизни
иноверцев определялись по мере возникновения судебных прецедентов. Первой
сферой правовой деятельности явились дела о семейных разводах. Полтора
десятилетия чиновники Коллегии в основном занимались вопросами
расторжения браков заинтересованных протестантов Петербурга и провинций.
В конце 1740-х гг. произошел знаковый судебный эксцесс разбирательства
конфликта между пастором И. Карпом и членами совета столичной
голландской
реформатской
общины,
характеризовавшийся
уже
вмешательством правительства в организационные дела протестантов. Дело И.
Карпа можно условно считать отправной точкой в процессе «втягивания» форм
деятельности должностных лиц иноверных общин в общее правовое поле
Российского государства. Чиновники Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел стали время от времени вмешиваться в процессы
внутриобщинной жизни протестантов, откликаясь на доношения должностных
лиц приходов.
С 1730-х гг. наблюдались попытки проявления функции чиновников Юстицколлегии лифляндских и эстляндских дел в сфере надзора за процессами
постановки протестантских и католических пасторов в завоеванных
провинциях (почти все полномочия в этом вопросе де-факто долгие годы были
переданы Синоду) и выполнения ими законодательных актов. Идея
упорядоченного контроля за деятельностью проповедников в провинциях в
течение столетия все же реализована не была; во время начала правления
Екатерины II, однако, были легитимизированы права Юстиц-коллегии
лифляндских, эстляндских и финляндских дел на судебный контроль за
деятельностью пасторов непосредственно петербургских общин. Произошло
это после объявления указаний Коллегии от 3 марта 1764 г. о
регламентировании вопросов заключения браков между протестантами.
Логическим завершением процесса систематизации форм отношений
проповедников и представителей органов власти стало обьявление в 1775 г.
текста специального устава из 14 разделов, где подробным образом были
расписаны обязанности иноверных служителей перед государством. Пасторы,
по распоряжению чиновников Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и
финляндских дел, не имели права совершать обряды над лицами православного
вероисповедания; крестить любого ребенка, если не было твердых
доказательств, что хотя бы один из его родителей мог принадлежать к грекороссийской церкви; причислять к составу общины православных, венчать их и
т. д. Было запрещено производить церемонии венчания между кровными
родственниками, как и представителями различных общин, без предъявления
ими свидетельств о принадлежности к тому или иному приходу, заключать
браки во время поста и решать вопросы супружеских разводов без
рассмотрения подобных дел в Юстиц-коллегии. Пасторы должны были
проводить ежегодные торжественные богослужения в дни празднования
события рождения императрицы и пасхальную неделю. Один из разделов
31
текста обязывал петербургских служителей ежемесячно представлять властям
письменный доклад, в котором должны были быть отмечены, без указания
конкретных имен, понедельные данные о количестве родившихся, венчавшихся
и умерших в общине людей (данная инструкция на практике пасторами не
исполнялась).
Формально требуя выполнения пунктов устава 1775 г. всеми служителями
протестантских общин империи, члены Коллегии, тем не менее, в 1770–1790 гг.
фактически передавали возможность решения многих вопросов консисториям
завоеванных в начале столетия земель. С начала времени правления Павла I
Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел был поручен
централизованный контроль за деятельностью всех консисторий. С 1797 же
года, по указу от 9 марта пасторы всех земель передавали в Юстиц-коллегию по
ее требованию краткие конфессиональные характеристики на того или иного
прихожанина – когда им было принято первое причастие и как он соблюдает
законы добропорядочной жизни. Несмотря на столь видимые меры по
ужесточению надзора за деятельностью пасторов и их паствы, система
внутриорганизационной работы общин – создание их уставов, мероприятия
собраний совета и прихожан, процедуры ритуала; приглашение богословов на
должность пасторов, их избрание и утверждение результатов выборов,– и в
конце XVIII в., как и в течение всего столетия, оставалась вне юрисдикции
Коллегии. Ее чиновники, однако, оставляли за собой право третейских судей в
случаях конфликтов между группами членов советов общин и, тем более,
между целыми общинами – эти ситуации рассматривались уже как
административные противоречия, разрешать которые и был призван орган
государственной власти.
В 1798 г. Юстиц-коллегия лифляндских, эстляндских и финляндских дел
предприняла попытку установления статусной должности «сениора» для
контроля над деятельностью проповедников города. Возвеличенный в ранг
«сениора» пастор должен был проводить «визитации» в различных приходах
(идея была позаимствована из Шведского церковного устава 1686 г.) с целью
выяснения степени познания духовенства в сфере богословия, посвящения
кандидатов в сан пасторов и проверки церковных книг. Коллегия назначила на
этот пост служителя кирки Св. Екатерины на Васильевском острове И.Х. Грота
как самого авторитетного на тот отрезок времени в городе проповедника.
Замысел Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел был
законодательно реализован в 1803 г.– император Александр I высочайше
утвердил доклад Сената с инициативой учреждения «генерал-суперинтендента»
для осуществления “визитаторской” должности среди пасторов СанктПетербургской губернии.
С времен царствования Елизаветы Петровны Юстиц-коллегия лифляндских
и эстляндских дел имела в своем штате неизменные до конца столетия
должности президента и вице-президента, двоих советников и двоих
заседателей. Техническую работу выполняли секретари, переводчики и писари;
надзор же за деятельностью аппарата осуществлял прокурор, назначенный
Сенатом из числа русских. Почти всегда руководителями Коллегии являлись
немцы лютеранского исповедания; два реформата были, соответственно,
32
советником и вице-президентом. Дважды членами совета были и русские.
Заседания назначались по мере накопления принятых к рассмотрению дел.
Несмотря на то, что этим органом власти управляли лица протестантского
исповедания, в своих отношениях с представителями приходов они соблюдали,
в первую очередь, интересы системы абсолютной монархии, которые состояли
в попытках упорядочения актов стихийной деятельности общин. Можно
заметить, что ход процесса «встраивания» общин в структуру общественных
отношений православного государства, в целом, отличался характером
плавности и естественности.
Контрольную функцию за деятельностью Юстиц-коллегии лифляндских,
эстляндских и финляндских дел с начала второй четверти столетия исполняли
чиновники Сената, бравшие к рассмотрению лишь те следственные сюжеты
гражданских и уголовных дел, которые заводили в правовой тупик заседателей
самой
Коллегии.
Количество
процессов,
где
исследовались
и
конфессиональные мотивы в структуре отмеченных дел, было невелико, и в них
фигурировали личности протестантов, живших за пределами города.
Функции Синода никакими указами четко не были определены и на
практике в первой половине XVIII в. в делах иноверцев довольно часто
пересекались с судебной деятельностью Юстиц-коллегии лифляндских,
эстляндских и финляндских дел. Высокая степень активности членов Синода в
попытках усилить влияние духовного ведомства в сфере управления
государством не меняла расклад статусных возможностей различных
правительственных учреждений России. Роль Синода в системе
администрирования с 1721 г. была незначительна и наверняка не отвечала
ожиданиям ее руководителей. Набор полномочий «духовной Коллегии» в
решении вопросов жизни неправославных христиан почти не распространялся
дальше рамок возможностей контроля за ситуацией перемены ими веры или
обстоятельствами постановки пасторов в приходах северо-западной части
страны.
Главной задачей Синода сразу после его учреждения обозначилось
наведение порядка в сфере конфессиональной идентификации жителей
новозавоеванных областей – с начала 1720-х гг. множилось число примеров
обратного перехода в собственную веру перекрещенных в православие
протестантов. После одного из ставших известных Синоду случая, когда
петербургская лютеранка Екатерина на исповеди в кирке Св. Петра сообщила
пастору Г. Нацциусу о том, что в первом замужестве она побывала
православной, а после выхода замуж за лютеранина вновь вернулась в свою
религию, член Синода преосвященный Питирим (оставив на совести Нацциуса
проступок утаивания от властей факта измены православию) издал
«определение» служителям всех иноверных церквей. Теперь им вменялось в
обязанность спрашивать с пристрастием всех приходящих на исповедь, не были
ли они крещены в веру греческую, точно ли прежде не сочетались браком с
православными супругами и не покинули ли их из-за неприятия новой для себя
веры. При утвердительном ответе пастор должен был донести на отступников в
Канцелярию Синода. Отдельно был записан пункт о запрете пропаганды в
среде православных любых догматов иноверцев. Невыполнение перечисленных
33
инструкций угрожало пастору лишением сана и преследованием его
государством как гражданского преступника.
Особое внимание Синод стал уделять вопросам принятия протестантами
православной религии. Перекрещивались в основном лютеране – источники
фиксируют сотни имен неофитов. Значительная их часть перешла в
православие в период правления императрицы Елизаветы, что объяснялось их
желанием сделать удачную карьеру в структурах армии, флота и, иногда,
бюрократического аппарата. Случаи перехода в православие реформатов были
исключительно редки.
1720–1740-е гг. ознаменовались наиболее интенсивной работой
руководителей Синода в сфере надзора за конфессиональной деятельностью
протестантов. Члены этого органа власти по мере сил и статусных полномочий
осуществляли внешний и во многом формальный контроль за жизнью
иноверцев, проявлявшийся в учете количества принявших православие лютеран
и реформатов и в помощи Юстиц-коллегии в экспертизе конфессиональных дел
неправославных христиан. Исполнительскую инициативу Синода, конечно же,
сковывали как отсутствие регламента его деятельности, так и обстоятельства
явного приоритета других правительственных структур перед статусом самой
«духовной Коллегии», с первого года своего учреждения не имевшей
возможности права реального воздействия ни на один способ самовыражения
иноверцев в России. Хорошо заметна тенденция резкого снижения количества
рассматриваемых Синодом дел протестантов во второй половине столетия, что
объясняется процессами полного перехода функций контроля за деятельностью
иноверцев непосредственно в ведение Юстиц-коллегии лифляндских,
эстляндских и финляндских дел.
Характеризуя
ситуацию
складывания
взаимоотношений
органов
российской власти с протестантами, автор диссертации отмечает, что фактор
отсутствия четкой, специально разработанной функциональной схемы связей
между государством и общинами в течение всего столетия, в целом, не
сказывался на качестве самих отношений – основные проблемы деятельности
приходов (их развитие и свобода проведения служб) были решены
манифестами монархов об иноверцах; ситуации выхода отдельных лютеран и
реформатов за рамки легитимного поля гражданской или конфессиональной
жизни рассматривались в Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и
финляндских дел и Сенате. Синод же де-факто играл роль консультирующего
органа Коллегии с правом внешнего контроля за организациями протестантов и
решения вопросов перехода кого-либо из них в православие.
В 1760–1770 гг. деятельность лютеранских и реформатских общин в России
и непосредственно в Петербурге была поставлена под формальный надзор со
стороны
государства.
Формировавшаяся
система
судопроизводства
конфессиональных дел протестантов существенно отличалась от сложившихся
в Западной Европе традиций контроля властями религиозной жизни граждан –
все полномочия судебных разбирательств и вынесения приговоров по вопросам
внутриобщинной жизни или нарушения предписаний чиновников были
переданы органу правительства, находившемуся в субординационном
подчинении у Сената. Наступила последняя фаза процесса «встраивания»
34
общин в целостную структуру государства абсолютистского типа,
завершившаяся изданием системного ряда законодательных актов о
протестантах в первой половине XIX в.
В шестой главе – Социальная деятельность протестантов –
представлены черты социально-психологического портрета городских лютеран
и реформатов, выявлен контекст их бытовой культуры, системно
проанализирована степень их участия в процессах государственного
строительства России с учетом признаков их конфессиональной и этнической
принадлежности.
Протестанты с времен Реформации отличались от представителей других
форм вероисповедания (в т. ч. и христианских) строго осмысленным
отношением к общественно-полезной деятельности. Корни этого феномена
лежат в сфере религиозной идеологии лютеранства, кальвинизма и некоторых
других направлений движения Реформации. Востребованные для строительства
нового российского государства западноевропейского образца лютеране и
реформаты в России вдохновенно реализовывали свои религиозные установки
в целеустремленной деятельности.
Выходцами они были из всех без исключения европейских стран, жители
которых исповедовали ту или иную форму протестантской веры, – Голландии,
Дании, Шотландии, Англии, Франции, Швеции, Финляндии, Норвегии… Часть
лютеран и реформатов переехала в Петербург из иноверческих диаспор Москвы
и других российских городов. Подавляющее большинство западноевропейских
колонистов в Петербурге уже в первой четверти столетия составляли уроженцы
центральных и северных лютеранских областей Германии – княжеств Пфальца,
Гессена, Тюрингии, Саксонии, Шлезвига, Гольштинии и прочих; много немцев
переселялось из Лифляндии и Эстляндии, завоеванных русскими войсками.
Несмотря на то, что все они принадлежали к различным социальным
сословиям, причиной переезда на жительство в Россию – временное или
постоянное
–
служила
материальная
нужда.
Профессиональная
невостребованность на родине часто заставляла наиболее мобильные группы
населения Западной Европы искать работу в соседних странах.
Переселенцами в большинстве своем были молодые мужчины в возрасте
25–35 лет, не обремененные семьей, возрастом и сопутствующими старости
болезнями; но иногда, по приглашению царя или его советников, приезжали и
пожилые люди (как правило, крупнейшие специалисты в своем деле) со своими
женами, детьми, помощниками и прислугой. Часть из приехавших в первой
четверти XVIII в. в Петербург иностранцев, вступив в брак, осталась жить в
России навсегда – здесь их ожидали перспективы роста карьеры и уважения со
стороны правительства, а порой и общества; часть скоротечно умерла в зрелом
возрасте от болезней; источники отмечают и случаи отъезда мигрантов,
впрочем, не массового.
К середине XVIII в. в социальной структуре Петербурга сформировался
функциональный образ среднестатистического протестанта, который не
35
изменит свои личностные черты и в конце столетия. Чаще всего это были
мужчины от 30 до 50 лет, выходцы северной части Европы, привезенные
детьми в Россию или родившиеся уже в Петербурге, состоящие на
государственной службе в качестве чиновников, военных или занимающиеся
ремеслом «от себя». Жажда активной деятельности и специфические
профессиональные навыки давали им возможность чувствовать относительную
денежную обеспеченность собственной семьи, которую они создавали в
возрасте 25–30 лет, найдя себе избранниц в кругах лютеранских и
реформатских общин города. В годы репродуктивной зрелости в их семьях
почти ежегодно рождались дети, но примерно половина их умирала от простуд,
чахотки и эпидемий. В случае смерти жены почти каждый из них вступал в
брак вновь, уже, быть может, и со вдовой. Причинами пребывания
протестантов в России являлось все то же стремление накопить деньги для
открытия прибыльного производства на родине, куда, в конечном итоге, и
возвращалось более половины поживших в Петербурге иностранцев.
Отдельной характеристикой представителей протестантских традиций
является высокий процент их образованности – значительная часть прибывших
в Россию лютеран и реформатов имела аттестаты об окончании учебных
заведений, в том числе и высших. Родившиеся в Петербурге дети лютеран и
реформатов также были вовлечены в классическую систему начального образования западноевропейского образца, обучаясь в школах при кирках
общин.
Протестанты, благодаря своему сословному или профессиональному
статусу, занимали в городе, в большинстве своем, достаточно авторитетное
социальное положение на фоне общей массы русских петербуржцев первых
поколений, которые чаще всего были выходцами из глубинок различных
губерний России. Большинство знатных петербургских лютеран происходили
из фамилий правителей центрально- и северогерманских княжеств,
скрепленных с русскими в той или иной мере узами междинастических браков.
Особое место в этой сетке родственных связей российских и немецких
государей имели представители так называемого Брауншвейгского и
Гольштинского семейств. Аристократы из числа реформатов, как правило,
являлись посланниками собственных монархов и пребывали в городе (как,
впрочем, и почти все родовитые богатые лютеране) относительно недолгое
время. Не имевшие недвижимой собственности протестанты дворянского
происхождения получали жалованье от государей за службу в армии, в
аппарате правительства и разного рода учреждениях. Протестантыпростолюдины, как лютеране, так и реформаты, активно занимались ремеслом
и торговлей, скапливая серьезные материальные средства для обеспечения
собственных семей и дальнейшего развития производства. Единственной
категорией протестантов, отличавшейся низким уровнем социальных прав,
выступало сословие слуг-иностранцев, большинство из которых были финны.
Жили городские протестанты, за редким исключением, достаточно
замкнутыми конфессиональными диаспорами, огромную роль в развитии
которых, наряду с многократно отмеченными процессами организации
религиозных общин, сыграл и фактор национального состава иностранцев.
36
Признаки стремления большинства протестантов сохранить чувство этнической
самоидентификации во всех областях деятельности проявлялись в течение
всего столетия. Вступление в узы супружества с представителями других наций
и уж тем более непротестантских религий для лютеран и реформатов было пока
больше исключением, чем правилом.
Дома свои петербургские протестанты (в отличие от московских,
архангельских, ярославских и прочих) не строили в обособленном «иноверном»
районе города, а расселялись почти во всех его кварталах, в зависимости от
своего сословно-денежного статуса. Немцы, как известно проживали
преимущественно на Васильевском острове, Адмиралтейской стороне и вблизи
Литейного двора, шведы и финны – на Адмиралтейской и Петербургской
сторонах, англичане – поблизости от Галерной улицы, французы, швейцарцы и
голландцы – недалеко от Мойки. Основное значение в определении места
поселения для протестанта имел, конечно, фактор наличия поблизости
лютеранской или реформатской кирки – она являлась центром плоскости
территориального притяжения всех проживавших в соседних кварталах
единоверцев. Только в ее стенах протестанты полно испытывали чувство
конфессиональной и этнической сплоченности друг с другом. Были нередки и
случаи, когда лютеране, реформаты и англикане регулярно посещали
богослужения в других близлежащих кирках и участвовали в совершении
ритуалов, находясь не только в иноверной, но даже и в иноязычной среде.
Ключевым институтом бытовой жизни любого городского протестанта была
семья – она не могла не представляться лютеранам и реформатам
микромоделью христианской общины, где старший мужчина должен был
доказывать Богу свою состоятельность ее главы, а каждый из домочадцев
нуждался в своей доле душевного тепла и нравственных поучений наставника
В семьях, как правило, было несколько детей – они по мере сил помогали
матери вести хозяйство, а отцу пополнять семейный бюджет. На иждивении
семей довольно часто были и старики. Метрические книги различных общин
города несут в себе сведения о датах смерти пожилых протестантов – многие
сотни человек имели возраст свыше 70, а десятки – свыше 80 и даже 90 лет.
События, едва ли не каждый год случавшиеся в жизни каждой семьи,
диктовали необходимость подготовки и выполнения многочисленных ритуалов
– крещения младенцев, конфирмации подростков, обручения юношей и
девушек с последующим оглашением их брака, погребения тел умерших
родственников. Общее число совершенных в городских общинах обрядов в
начале XVIII в. составляло несколько сотен, а в конце – несколько тысяч
ежегодно. В некоторых случаях (отсутствия в данный период времени у
общины кирки, слабого здоровья младенца и т. д.) ритуалы проводились
непосредственно в частных домах с соблюдением всех требований к их
совершению. По зародившейся в Западной Европе с XVI в. так называемой
«апостольской» традиции, члены тех или иных семей собирались в домах и для
ведения бесед о Боге и смысле предназначения человеческой жизни в земном
мире – церковные советы, в подобных случаях, препятствий прихожанам не
чинили (если, конечно, эти встречи не позиционировались попытками
намеренного превращения собраний в альтернативные органы управления
37
общиной, как это происходило, например, в шведско-финской общине в 1726 и
1745 гг.). Воскресенье у членов семьи было посвящено посещению службы в
кирке и обязательному домашнему чтению Библии.
Значительная часть досуга городских лютеран и реформатов
предназначалась приходу. Общины протестантов всегда являлись институтом
слияния идеологических и экономических интересов своих прихожан. Особой
сферой развлечений протестантов в последней трети столетия оказалась
деятельность различных клубов. 1 марта 1770 г. на Мойке во второй
Адмиралтейской части был открыт так называемый «английский клуб» –
первая в истории города общественная закрытая организация со своим уставом
деятельности и четко определенными нормами поведения ее членов.
Впоследствии были открыты и другие, в т. ч. так называемые «немецкие»
клубы.
С проживавшими в городе несколькими тысячами католиков протестанты, в
общем, поддерживали нейтрально-соседские отношения, лишь в крайних
случаях портившиеся сценами бытовых или конфессиональных ссор. Все
имеющиеся у нас сведения о конфликтах православных и протестантов
приходятся на короткие периоды так называемых «дворцовых» переворотов.
Православные и протестанты достаточно бесконфликтно сосуществовали в
рамках территории одного города, каждые в своем конфессиональном и
языковом ареале. Протестанты (русские еще в первой половине XVIII в. не
идентифицировали отдельных немцев, голландцев и англичан с какими-то
специальными этническими или религиозными группами – для них все они
было просто иностранцами), являясь колонистами в чужом для них
государстве,
в
способах
самовыражения не выходили
за рамки
профессиональной и конфессиональной деятельности. Православные также не
вмешивались в жизнь протестантов – русские прекрасно знали
благорасположение к ним самодержцев и к тому же, вероятно, не вполне
ощущали построенный на завоеванной территории и с иноверным коренным
населением Санкт-Петербург как собственно русский город. Первые поколения
«некоренных» русских петербуржцев видели в городе абсолютно новую,
непривычную для себя структуру, со всей динамикой развития, где не было
патриархального уклада жизни, традиционных российских сословий общества,
где на достаточно небольшом участке пространства для интенсивного
строительства были сведены вместе тысячи русских крестьян и тысячи
военнопленных финнов и шведов, многие сотни иностранцев-ремесленников,
представители русских и европейских аристократических династий, моряки,
военные,
торговцы
различных
национальностей.
Протестанты
же
рассматривали свою деятельность в этой неблагоприятной для здоровья
климатической зоне как предопределенный Творцом период испытаний
прочности их религиозных убеждений. Трудом заработав некоторую сумму
денег, они, в значительном количестве, возвращались на родину с ощущением
выполненного перед Богом долга. Потомки лютеран и реформатов, приехавших
в начале столетия обживать территории лесов и болотных пустошей близ Невы
и оставшихся здесь жить навсегда, учились в школах при кирках Св. Петра и
Св. Анны вместе с детьми русских петербуржцев, часто употребляя русский
38
язык в качестве обиходного и воспринимая ландшафт Петербурга уже как
пространство родины.
Протестанты играли основную роль в процессах строительства новых форм
культуры в России. К католикам русское правительство в XVIII в., как и в
предыдущие столетия, относилось с некоторым подозрением, время от времени
применяя к ним даже и репрессивные меры (в первую очередь это касалось
иезуитов); к тому же, мировоззренческие установки католиков в отличие от
протестантских, не позволяли им быть столь же социально активными, как
лютеранам или реформатам.
Протестанты в совокупности имели мощное представительство во всех
сферах деятельности российского общества (исключая институты власти
непосредственно императора, крестьянства и структуры русской православной
церкви), но между ними существовали и различия в выборе специализации
применения профессиональных навыков и созидательной энергии. Степень
вовлеченности лютеран и реформатов в процессы функционирования
российского
государства
определялась
факторами
количественного
соотношения между членами конфессий, их мотивационной сути и
особенностями традиций служения обществу в протестантской Европе. Анализ
способов социальной практики протестантов автор проводил по признакам их
этнической принадлежности, что, в конечном итоге, позволило осмыслить и
уровень посильного участия представителей различных народов в делах
модернизации российского общества. Подробнейшим образом в работе
исследованы аспекты деятельности немецких, шведских и финских лютеран;
немецких, голландских, французских реформатов и англикан в сферах
государственной службы, ремесла, торговли, образования и науки.
Приведенные в диссертации примеры отражают огромный фронт работы,
которую выполняли в Петербурге вдохновленные идеями М. Лютера и Ж.
Кальвина об «избранности» человека и об его призвании протестанты.
Управление правительством, отдельными государственными департаментами,
дивизиями и морскими эскадрами; ремесло во всех его проявлениях,
преподавание и исследовательская работа в Академии наук – неполный
перечень видов деятельности, в которых были заняты петербургские лютеране
и реформаты. Протестанты являлись воспитателями всех российских
престолонаследников мужского пола в XVIII столетии (И. Остерман и Х.
Гольдбах – Петра II, Я. Штелин – Петра III, Ф. Эпинус – Павла I), писали
исторические и естественнонаучные труды (Т. Консетт, Я. Брюс, Д. Дюмареск,
И. Георги и др.), организовывали археологические экспедиции, разбивали сады,
проектировали и строили здания в новой столице России – таким образом, они
создавали новые формы культуры русского народа. Вклад городских
протестантов в процессы развития русской культуры XVIII в. невозможно
переоценить – именно в Петербурге русские впервые стали одеваться в
немецкое платье, часто употреблять в речи множество голландских, немецких,
финских слов и оборотов, переняли из стран протестантской Европы многие
формы общественных развлечений. Почти все элементы западноевропейской
культуры, которые были привиты русскому обществу в этом столетии,
распространились в России благодаря деятельности петербургских
39
протестантов. Мотив протестантских учений «избранности» человека Творцом
со временем стал формой общественной установки для большинства горожан,
превратившись в идеологему убеждений петербуржцев в избранности
Петербурга и его жителей для особой миссии революций в культуре России.
В Заключении подводятся основные итоги исследования и обобщаются
главные выводы.
Деятельность протестантских общин оказалась чрезвычайно важным
фактором конфессиональной и социальной жизни Петербурга в XVIII в. Сама
система законодательства этой эпохи российской истории создала режим
наибольшего благоприятствования для складывания и интенсивного развития
общин на территории всей страны. Внутри- и внешнеполитические трудности
России начала столетия крайне жестко диктовали необходимость привлечения
для работы в страну многочисленного контингента европейских специалистов в
сферах военной организации, строительства флота, городов, мануфактурной
промышленности. По призыву Петра I на службу в Россию прибыли уроженцы
многих западноевропейских стран – Германии, Голландии, Англии, Франции,
Норвегии и др. Почти все они являлись представителями нескольких
протестантских конфессиональных традиций – лютеранства, кальвинизма и
англиканства. Значительную часть пребывавших в стране протестантов
составляли шведские и финские лютеране, жители захваченных русской армией
земель в период ведения Северной войны. Петр I, законодательно взломав всю
систему мировоззренческого неприятия православными иностранцев, дал
иноверцам все возможные юридические права, разрешая им свободно создавать
общины и отправлять религиозные обряды, строить свои храмы, вступать в
браки с русскими женщинами без перекрещивания в православие и т. п. С этого
времени резко возрастает роль протестантов в жизни общества. Впоследствии
правовые нормы деятельности протестантов в стране были подтверждены и в
незначительной степени развиты через указы императоров и руководителей
правительствующих Сената и Синода.
Поскольку центр политической и экономической жизни России уже в первой
четверти столетия переместился в строившийся Санкт-Петербург, подавляющая
часть пребывавших в стране иностранцев осела на жительство именно здесь.
Первые протестантские общины Петербурга сложились в месяцы начала его
строительства в 1703 г. Этапы динамики их развития, в целом, совпадали с
этапами развития города. Всего к концу столетия в Петербурге действовали 12
общин с совокупной численностью более 6000 конфирмованных прихожан.
Почти каждая из общин имела свою каменную кирку (в кадетских корпусах –
залы для богослужений) со скамьями от нескольких десятков до полутора
тысяч посадочных мест для слушателей проповедей.
В первые годы XVIII в. ничто еще не указывало на развитие процесса
самоидентификации представителей отдельных общин (немецких лютеран или,
например, голландских реформатов) на фоне функционирования других
этнорелигиозных организаций протестантов: богослужения различных
40
конфессиональных групп часто проходили в одних и тех же местах, пасторы
помогали в разнонациональных общинах организовывать обряды; в одни и те
же журналы регистрации церковных мероприятий вносились записи на
нескольких языках пасторами лютеран и реформатов. Скорее всего, в данный
период играл огромную роль общеконфессиональный фактор – объединение
западноевропейских колонистов именно по протестантскому признаку, без
сосредоточения
внимания
на
каких-либо
национальных
или
узкоконфессиональных различиях. К концу первой четверти XVIII в., однако,
стали наблюдаться уже все показатели стремления членов некоторых групп
выделить свои приходы – голландские реформаты решили строить свою
собственную кирку; англикане, прибывшие в 1723 г. в Петербург в рамках
торговой фактории, изначально держались несколько обособленно от всех
остальных протестантов; немецкие лютеране образовывали несколько общин;
впоследствии шведы отделились от финнов, а французы – от реформатовнемцев. Возникновение этих тенденций стало возможным благодаря целому
ряду причин экономического, этнического и социального характера.
Структура петербургских общин полностью соответствовала классическим
западноевропейским образцам – в них имелись все статусные органы власти
(общее собрание, институт патронатства, церковный совет), контролировавшие
деятельность служителей на должностях пасторов, органистов, учителей в
школах и т. д. Единственной особенностью этих структур являлось частое
отсутствие в них должности кандидата – прибывавшие в город выпускники
теологических факультетов, минуя, по причинам многочисленности приходов и
ограниченного круга лиц священнослужителей, степень кандидатства, сразу
становились штатными проповедниками.
Члены церковных советов проводили ежедневную черновую работу по
организации деятельности приходов, вырабатывая проекты их развития и
обеспечивая аккумуляцию финансовых и строительных средств. Благодаря
членам советов, общины имели прочные конфессиональные связи с
различными университетами (в первую очередь, города Галле), а также с
общинами лютеран и реформатов в странах Западной Европы. По просьбе
петербургских братьев по вере в Санкт-Петербург посылались протестантские
священники, школьные учителя, деньги на строительство кирок и содержание
приходов; между российскими и европейскими адресатами велась обширная
переписка.
Пасторы в петербургских лютеранских и реформатских общинах обладали в
редкой степени высоким уровнем моральных и волевых качеств – они, не
считаясь со временем и затратами сил, добросовестно выполняли свою миссию
распространения учения Христа и проведения необходимых ритуальных
богослужений: некоторые священнослужители читали проповеди на
нескольких языках и тысячи раз совершали обряды крещений, венчаний и
погребений. За свою работу пасторы порой получали гораздо меньшее
жалованье, чем их коллеги на родине, рассматривая службу, в первую очередь,
не как способ зарабатывания денег, а как средство доказывания своей
избранности перед Богом – самоотверженность проповедников отмечают
многие источники. Пасторы имели высший уровень конфессиональной
41
образованности – как правило, они заканчивали теологические факультеты
западноевропейских университетов (это обстоятельство, как и чувство
конфессиональной и корпоративной солидарности, также помогало
богословской профессуре протестантской Европы поддерживать напутствием и
материально петербургских подвижников).
Общины лютеран и реформатов занимались активной экономической
деятельностью – в течение всего столетия в городе создавалась инфраструктура
сферы хозяйства приходов, составными элементами которой являлись объекты
собственности общин и денежный капитал, вырученный от размещения этой
собственности в аренду, от получения так называемого «корабельного» налога,
от выдачи ссуд прихожанам и т. д. Наличие системы привлечения и накопления
финансовых средств рассматривалось церковными советами необходимым
условием развития приходов. Ежегодный совокупный доход общин города в
конце столетия достигал сумм в несколько десятков тысяч рублей.
Особой формой деятельности некоторых петербургских общин была
организация учебного процесса в приходских школах. Наиболее четкие
контуры система христианского образования детей получила в общине Св.
Петра – во второй половине XVIII в. усилиями пастора А.Ф. Бюшинга и
педагогического коллектива в Петришуле была осуществлена масштабная
учебно-методическая реформа, идеи которой стали концептуальной
программой дальнейшего развития школы. Передовые методики преподавания
учебных дисциплин и организации быта школьников стали определяющим
фактором при объявлении императрицей Екатериной II в 1783 г. Петришуле
Главным немецким училищем на территории Российской империи.
Отсутствие централизованной системы конфессионального управления
общинами затрудняло процессы взаимодействия представителей органов
государственной власти и членов советов петербургских общин. Все способы
их отношений, тем не менее, укладывались в рамки системы существующего
законодательства об иноверцах, не препятствуя естественному развитию
общин,– протестанты законопослушно выполняли все распоряжения
императоров, Сената, Синода и Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и
финляндских дел; чиновники же правительства в своем стремлении выстроить
упорядоченную систему регламентации деятельности протестантов в
православном обществе не создавали конфликтных ситуаций при рассмотрении
гражданско-бытовых и конфессиональных дел, передавая в некоторых случаях
право принятия судебных решений самим общинам. Сферой юрисдикции
Синода и Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел –
органов власти, призванных осуществлять непосредственный надзор за
конфессиональной жизнью иноверцев в XVIII в.,– являлось поле судебных
разбирательств по вопросам перехода в православие протестантов и
возвращения их в прежнюю религию, расторжения и заключения
протестантами браков, тяжб членов их общин с церковными советами и
контроль за деятельностью пасторов в лютеранских и реформатских приходах.
Источники не отмечают случаев ссор протестантов с православным
населением города, мотивом которых был бы конфессиональный фактор,–
западноевропейцы находились в поле легитимного существования в России и
42
пропагандой идей М. Лютера и Ж. Кальвина не занимались; русские к тому же
еще с петровской эпохи, возможно, чувствовали моральные права иноверцев
проживать в Петербурге – городе, основанном едва ли не за границей России,
где перемешались все мыслимые категории населения – мастеровые, военные,
купцы, арестанты, аристократы, моряки. В последующие десятилетия
протестанты воспринимались русскими уже вполне органичной частью
населения самого «нерусского» города России.
Наиболее типичными представителями протестантских общин в Петербурге
XVIII в. были мужчины в возрасте от 30 до 50 лет, выходцы из стран Западной
Европы, приехавшие в Россию с целью поиска мест достойного для себя
социального положения. Обладая в большинстве своем высоким уровнем
образованности и профессиональной квалификации и благодаря мощнейшему
мотивационно-религиозному фактору – идеям М. Лютера и Ж. Кальвина об
«избранности» человека,– протестанты добивались социального успеха на
различных поприщах российской службы. Лютеране и реформаты города
внесли огромный вклад в процесс строительства новой государственной
системы в России и развития ее хозяйственной сферы – они занимали высшие
посты в политическом, экономическом и армейском руководстве страны (такие
чиновники, по традиции, всегда являлись и патронами городских
конфессиональных общин); в массовом количестве составляли собой среднее
звено исполнительной власти государства; организовывали производство,
налаживали внутри- и внешнеэкономический оборот товаров, занимались
строительством российского флота, служили на кораблях в качестве офицеров
и т. д. Отдельно можно отметить участие протестантов в строительстве
Петербурга – все черновые работы по расчистке территории, осушению болот и
постройке зданий наряду с русскими «переведенцами» в первой четверти
столетия осуществляли финны и шведы, находившиеся на положении
арестантов; часть зданий города в течение всего столетия проектировали и
возводили лютеране.
Протестанты, таким образом, несли России свои формы интеллектуальной,
бытовой, политической культуры – первая образовательная школа,
появившаяся в Петербурге в 1709 г., была открыта именно при протестантской
общине; в жизнь Российского государства целенаправленно вводились законы,
по которым жили страны протестантской Европы – Голландия, Швеция, Дания
и др.; армейские и флотские организации, их уставы строились по
европейскому образцу; в быт русского народа (прежде всего,
аристократической его части) входили голландские и немецкие формы одежды;
дворцы вельмож и дома простолюдинов в Петербурге и его пригородах в
первые десятилетия истории города выстраивались по голландскому или
немецкому типу. Формы аристократических и даже обывательских
общественных развлечений первой половины XVIII в. также были
позаимствованы в странах с традиционной протестантской идеологией. Все
изученные нами источники четко обозначают факт, на который ранее
практически не обращали внимания представители российской исторической
науки, – буквально все образцы западноевропейской культуры, которые
укоренились в России в доекатерининский период истории, были перенесены
43
на российскую почву протестантами, и именно протестантами СанктПетербурга. Лютеране и реформаты, в рамках своих возможностей, помогали
российским
самодержцам
учреждать
основополагающие
институты
государства европейского типа. Необходимо подчеркнуть, что многие явления
западноевропейской жизни XVIII в.– способы организации армии и флота,
системы государственного управления, производства, науки и образования –
хотя и в несколько измененном виде, но, действительно, прижились в
российском обществе. Культура протестантов, с 1770-х гг. оттесняемая
волнами влияния французского высшего света на периферию общественного
сознания петербуржцев, осталась все же одним из элементов фундамента
культуры послепетровской России.
Основные положения диссертации изложены автором в следующих
публикациях:
Монографии:
1. Протестантские общины в Петербурге в XVIII веке. Челябинск, 2006. 415
с.
Статьи в журналах, рецензируемых ВАК :
2. Взаимоотношения протестантов Петербурга с органами государственной
власти в XVIII веке // Вестник Челябинского государственного университета.
Вып. 19. 2007. С. 22–31.
3. Деятельность протестантских общин в Петербурге в XVIII столетии:
историография вопроса
// Вестник Челябинского государственного
университета. Вып. 24. 2008. С. 158–164.
4. Институты церковных собраний, советов и патронатства в
протестантских общинах в Петербурге в XVIII веке // Вестник Челябинского
государственного университета. Вып. 20. 2007. С. 5–14.
5. Источниковые документы по проблемам деятельности протестантских
общин в Петербурге в XVIII столетии // Вестник Челябинского
государственного университета. Вып. 24. 2008. С. 106–109 .
6. Материальное обеспечение пасторов протестантских общин Петербурга
в XVIII в. // Вестник Челябинского государственного университета. Вып. 25.
2008. С. 117–121.
7. Российское законодательство о регламентации конфессиональной
деятельности протестантов на территории России в XVIII в. // Вестник
Челябинского государственного университета. Вып. 25. 2008. С. 110–116.
8. Финансово-экономическая основа деятельности протестантских общин в
Петербурге в XVIII столетии // Вестник Челябинского государственного
университета. Вып. 19. 2007. С. 6–11.
44
Статьи в научных изданиях :
9. Быт протестантов столичного города Санкт-Петербурга в XVIII в. //
Человек в пространстве культуры: Материалы межрегион. науч.-практ. конф.
Челябинск, 2004. С. 7–13.
10. Политика Петра I в отношении иноверцев // Россия на пути реформ:
Основные парадигмы развития общества. Челябинск, 1998. С. 127–132.
11. Политика российского правительства в XVIII в. в отношении иноверцев
// Свобода совести и вероуважение – основы межконфессионального согласия:
Материалы межрегион. науч.-практ. конф. Челябинск, 2001. С. 30–33.
12. Протестантская кирка в дворе К. Крюйса в Санкт-Петербурге в первой
четверти XVIII века // Деп. в ИНИОН РАН 08.02.98. № 53 535. 7 с.
13. Протестантские общины в культурном ландшафте Петербурга XVIII в. //
Человек в пространстве культуры: Материалы межрегион. науч.-практ. конф.
Челябинск, 2003. С. 43–49.
14. Протестантские общины Петербурга во второй четверти XVIII в. //
Феномен Петербурга: Тр. IV междунар. конф., Санкт-Петербург, 21–26 окт.
2002 г. СПб. (В печати).
15. Протестантские конфессии в Петербурге первой четверти XVIII в. //
Феномен Петербурга: Тр. III междунар. конф., Санкт-Петербург, 20–24 авг.
2001 г. СПб., 2006. С. 417–434.
16. Протестантские общины реформатов в Санкт-Петербурге в первой
четверти XVIII века // Дискуссионные вопросы российской истории в
вузовском и школьном курсах: Материалы к III межвуз. науч.-практ. конф.
Арзамас, 1998. С. 3–6.
17. Российское законодательство первой четверти XVIII в. по отношению к
иноверцам // Деп. в ИНИОН РАН 08.02.98. № 53 536. 12 с.
18. Социально-психологический портрет пастората протестантских общин в
Петербурге в XVIII веке // Человек в пространстве культуры: Материалы
межрегион. науч.-практ. конф. Челябинск, 2007. (В печати).
19. Школа при лютеранской общине Св. Петра в Санкт-Петербурге в первой
четверти XVIII века // Деп. в ИНИОН РАН 08.02.98. № 53 534. 8 с.
alakshin@list.ru
45