Глава 5. Древняя Русь - Трансфизическая история России
advertisement
ГЛАВА 5 Древняя Русь Явление Руси и Прароссианство. Выбор веры и Христианский Трансмиф. Взаимодействие Руси со степными народами. Империя без уицраора – первая «приватизация» России. Усобицы и Велга. Орда – Евразийский имперский когломерат. Ясса Чингизхана. Александр и Сартак. Противостояние Европе, иудаизму и исламу: «желтый крестовый поход». Формирование шрастра России – Друкарга. Урал как центр военных технологий. Явление Руси и Прароссианство. Рождение российского сверхнарода лежит за пределами человеческой истории и даже метаистории; оно относится к вопросам теогонии нашей планеты. Кем были устроители российского сверхнарода, его Демиург и Соборная Душа до того, как начали этот цикл? Каковы были Их цели и чаяния, какие функции выполняли они в божественной структуре Шаданакары, что побудило эти высокие существа принять на свои плечи данную миссию? Ответы лежат за пределами нашего знания, и если Они захотят ответить, то спрашивающий узнает. Так или иначе, но высокий дух, которого мы в дальнейшем будем именовать Демиургом России, взял на себя задачу создания сверхнарода для освоения грандиозных пространств севера Евразии. Для этого он использовал пассионарный толчок начала новой эры, иницированный одной из Великий сестер, Навной, которая тем самым взяла на себя материнские функции в отношении инициированных ею людей и стала Соборной душой нашего сверхнарода. Славяне, одна из ветвей древней Арийской расы, побуждаемые Демиургом, широко расселились по территории, которая сейчас называется Восточно-русской равниной, и были выбраны Демиургом как человеческая база для создания того, что впоследствии стало Россией. Особую роль на раннем этапе создания России сыграл город Киев, по самому своему названию тесно связанный с древней Арийской традицией. Названный в честь Кия, легендарного спасителя Арийской династии, он как бы соединил нарождающийся народ с его древнейшими религиозными корнями. Нам мало известны перипетии ранней истории славян, известно только, что она носила очень не простой характер. Тем не менее, к VIII–IX векам они жили на огромной территории от Балтийского моря до Черного, имели свои города, общественное устройство и религию, Прароссианство (термин Д.Андреева). Своего демиурга наши предки знали под именем Дажьбога (Солнце), а Навну именовали по-разному. Впрочем, в той религии трансфизическая путаница была очень велика, простой народ не очень хорошо понимал различия между богами, и всех их скорее боялся, чем любил. Древнерусское государство в это время было, по нашим современным понятиям, не очень приятным местом для жизни, хотя, конечно, там жилось гораздо лучше, чем в большинстве сопредельных государств: в Европе жизнь была в то время совсем не сахар, а в мусульманской Азии пик пассионарности при относительно слабом трансфизическом народоводительстве привел в X в. к 1 жуткой резне. В славянских же племенах к этому времени пассионарность уже шла на спад, но ее уровень оставался достаточно высоким: идеальное время, чтобы всерьез задумываться об эффективном мироустройстве. На микросоциальном уровне жизнь носила экономически тяжелый, но открытый и благой характер. Принято было говорить правду, ложь понималась как очень оскверняющее деяние, лжецу было в обществе не место. Тирания и произвол на бытовом уровне в какой-то мере присутствовали, так как они коренятся в самой природе имплантов, приведших наше человечество на эту планету, но на организованном родовом или племенном уровнях они не преобладали. Женщины, наряду с мужчинами, несли на своих плечах и тяготы, и экономическую ответственность; в соответствии с традицией восточных ариев именно женщине принадлежала главная ответственность за дом и семью. Мужчина – труженик, воин и охотник – мог уйти и не вернуться, его гибель воспринималась просто как часть быта, но дом и семья все равно должны были устоять. Для борьбы с суровой природой, хоть и значительно смягченной властью Божественных народоводителей пра-Руси, люди объединялись в деревенские общины, которые и были основной формой микросоциальной организации. Из-за наличия огромных неосвоенных территорий и достаточно высокого уровня пассионарности общины не становились тираническими ограничителями жизни, как во многих соседних со славянами обществах, и не сдерживали ни роста населения, ни его активности: те, кто хотел и мог, уходили в леса и лесостепи, и селились там, осваивая новые ареалы. Однако долго такая жизнь продолжаться не могла: соседи с Запада, Востока и Юга подпирали, да и Демиург вел свой народ к гораздо более грандиозным задачам и свершениям. Получив от Мировой Сальватерры санкцию на создание сверхнарода, Он одновременно принял и миссию, которую этому сверхнароду надо было выполнить. Миссии плохо выражаются в словах, они – объекты не ментального, но атманического плана, и любая попытка выразить миссию словами есть ее неизбежная профанация. Так и миссия будущего российского сверхнарода была сложной и многомерной, но главное в ней было – создание земных условий и предпосылок для кардинальной трансформации религиозной жизни Земли, трансформации, основанной на нисхождении в нашу Брамфатуру великой божественной монады женской природы. Тезис «Бог – мужчина», характерный для прошлых и настоящих религий нашей планеты и базирующийся на мужской природе ее Логоса, должен постепенно уйти в прошлое и замениться более взвешенной религиозной основой; этот процесс занимает тысячелетия, но он идет неотвратимо. А для его успешной реализации все слои Брамфатуры, в том числе и Энроф, должны быть преобразованы, они должны быть готовы для приема Великой хозяйки, должны стать пригодными для того, чтобы Она могла приложить к ним Свои руки. И нарождающейся России предстояло стать пионером в таком преобразовании мира, явив мироустройство, образцовое для других стран и народов. Однако на пути к выполнению миссии изначально лежали значительные препятствия. Создающийся сверхнарод должен был выработать эффективное народоустройство, осознать свою миссию не на уровне Демиурга, но на уровне общественного сознания, и обеспечить хорошее сочетание религиозных идеалов, лежащих в ее основе, с практической деятельностью людей. Нужно было достигнуть планетарного уровня восприятия, понимания того, что «мы» – не «избранная нация», но лишь образец и помощник для других народов, и что 2 каждый достигнутый страной успех лишь налагает на нее еще большие обязанности перед человечеством. Однако до этого было еще очень далеко. Населением Руси не только человечество, но даже и народ вообще не воспринимались как какие-то единства. Были маленькие системы «Мы» – семья, община, род, дружина, а все остальные люди воспринимались как чужаки: или как враги и конкуренты, или как добыча, объекты грабежа и вымогательства. Исключением были жрецы и святители разных богов, в частности волхвы: их боялись, но «людьми», то есть равными себе и заслуживающими уважения и поддержки, считали весьма условно. Законы, регламентирующие социальную жизнь, носили традиционный характер и не рассматривались как общеобязательные. Как правило, микросоциальная среда регламентировалась гораздо строже, чем макросоциальная: семейные отношения, труд, отношения с родителями и детьми, формы сексуальной жизни были очень подвержены традиции и существенно отличались от того, к чему мы привыкли сейчас. Парная семья с детьми существовала лишь в зародыше; роль родителей, братьев и сестер была неизмеримо выше, чем сегодня. Наоборот, отношения за пределами микросообществ были очень свободными и во многом подчинялись праву силы. Основным и наиболее жестоким наказанием было объявление человека «изгоем», то есть изгнание его из имеющегося «Мы». Система была в чем-то неплоха, обеспечивала возможность жизни в довольно высоком эмоциональном тоне, но не имела внутреннего механизма для развития. Сильные и красивые, а иногда и не очень красивые мужчины и женщины сеяли хлеб, держали скот, охотились, совершали религиозные обряды, рожали и растили детей. Однако они не умели учиться новому, к словам чужих прислушивались с большой осторожностью и были готовы скорее умереть в рамках традиции, чем что-то поменять в жизни и труде. У Демиурга не было механизма, кроме прямой инвольтации отдельных личностей, чтобы сдвинуть это общество с места. Пассионарность, не находя себе осмысленной цели, выбрасывалась в бессмысленных спорах, склоках и схватках с соседями. Как и в отношении ряда других народов, проблема была решена санкцией на приход правителей внешних, тоже пассионарных, но гораздо меньше связанных традицией. Уже в историческое время таковыми стали князья – Рюрик и Вадим, выходцы из варягов, видимо прибалтийских славян. Они основали «русское» варяжское государство на базе, говоря нынешним языком, рэкета, то есть вымогательства дани с населения и с купцов, торговавших на территории Приладожья. Аналогичным образом ранее были основаны государства франков (Хлодвигом), остроготов (Германарихом), персов (Киром) и многие другие. Вадим – видимо младший, «водимый» князь – восстал против старшего и погиб, а Рюрик получил харизму от Демиурга и стал выполнять совершенно удивительное для главы рекетерской ватаги дело: собирать земли под свою руку и упорядочивать правление. Его столицей стал город Ладога вблизи устья Волхова. После смерти Рюрика эту деятельность продолжил его сподвижник и воевода Олег, который обманом захватил Киев и перенес туда свою столицу. По одной из апокрифических традиций, Ольга была дочерью Олега Вещего и вышла замуж за сына Рюрика Игоря, который сел в Киеве достаточно мощным правителем, опираясь на варяжскую дружину, которая тогда только и звалась 3 «русь». Созданное государство было типичной химерой, построенной по принципу господства над племенами: князь не вмешивался во внутренние дела славянских племен и родов, но собирал с них дань, как в 90-е году минувшего столетия рекетерские банды собирали дань с торговцев на рынке. Сами славянские племена себя четко идентифицировали как древляне, северцы или кривичи, и «русью» не в коей мере не считали. Перемещение Олега с рюриковой дружиной из Ладоги в Киев было продиктовано отнюдь не простым стремлением к более теплому климату: руси в Ладоге и Новгороде жилось гораздо безопаснее и проще, однако именно Киев стоял в те годы на важнейшем перепутье торговых путей. После того как авары, а затем венгры (угры) перекрыли торговый путь по Дунаю, именно путь через более восточные земли оказался наиболее прямым и эффективным для торговли между странами балтийского моря и Византией. У скандинавских и германских конунгов, как и у русских князей (кстати сказать, русское слово «князь» и древнегерманское kuning близки не только по сути, но и этимологически) имелся немалый избыток того, что они собирали в качестве дани – зерна, меда, пеньки, мехов, льна. А хотелось им шелковой одежды (на шелке не заводятся блохи, вши и клопы, доставлявшие тогда людям массу неприятностей), дорогой посуды, хорошего оружия. Все это было в Византии, в Китае, в Иране, но эти товары трудно было получить силой, их можно было скорее выменять. И международная торговля, которой покровительствами короли, князья, шахи, конунги и хаканы, активно процветала. По сути, тогдашняя торговля в значительной мере выполняла функции нынешних международных финансовых институтов, не только обеспечивая обмен товарами, но и активно влияя на макроэкономическую стабильность стран, в эту торговлю вовлеченных. Сухопутные дороги были очень опасны, а в Европе их почти и не было не было; морское плавание – занятие не из приятных, да и Средиземное море кишело пиратами, с которыми ни Рим, ни Византия, ни арабские халифаты справиться не могли. Оставались пути по рекам – Волхову, Нарове и Западной Двине, и все эти пути, после волоков, сходились к Днепру. Киев держал в своих руках всё. Кто будет торговать, чьи караваны пойдут по степям, чьи корабли поплывут по морям и рекам – в те годы был важнейший вопрос международных отношений. Ради его разрешения начинались войны, заключались договоры. По Балтике плавали норманнские драккары, а позже – корабли ганзейских городов, по рекам – варяжские ладьи, а по Черному морю – византийские дроммоны и галеры. Византийцам к Киеву пути не было: их крупные корабли не могли пройти через пороги на Днепре. С Востока к Киеву подходило одно из крупнейших ответвлений Великого шелкового пути: здесь товары из Китая удобно было перегрузить на ладьи отвезти в Византию. Но торговля – торговлей, а княжеская дружина по своему менталитету мало чем отличалась от обычной банды. Желание пограбить, захватить добычу избыть трудно: Олег и Игорь водили своих молодцов на грабеж Черноморских побережий, то есть Византийских фемов. Для империи трудно дать отпор таким бандам: будучи измеримо сильнее Киева, она все же ничего не выигрывала от его захвата или разрушения: захваченное не удержать, а место перегрузки товаров все равно нужно. Если Империя успевала – то давала сокрушительный отпор, а когда не успевала – то откупалась. 4 У Византии был мощный враг – партнер – конкурент, Хазарский каганат со столицей Итиль в дельте Волги. В VIII–X веках Хазария контролировала основную ветку Великого шелкового пути, контролировала как территориально, так и организационно, финансово. Именно в Хазарии находились главные центры международной торговли, в нее сходились главные финансовые потоки. На фоне безобразий, которые творились на территории нынешнего Ирана, т.е. в Багдадском халифате, и тяжелых перипетий имперского цикла в Византии политическая стабильность Хазарии дала ей решающее преимущество. Кроме того, Хазария приняла иудаизм и выступала как объединяющая сила для мощных торговых еврейских гетто как в арабских, так и в европейских странах. Наследником этой системы уже после падения Хазарии стало знаменитое «Братство черноголовых», обеспечивавшего финансовый контроль над Ганзой со стороны еврейского капитала. Сама Хазария была довольно жуткой химерой, в которой кучка торговых магнатов во главе с хаканом паразитировала над народами Поволжья и Северного Кавказа. Контроль над Великим шелковым путем давал огромные прибыли, но это была сугубо паразитическая торговля, основанная на передвижении предметов роскоши, она разоряла как Византию, так и Китай, сперва Танский, а затем и Сунский. Контроль над Хазарией еще в VIII веке взял международный еврейский эгрегор, победивший в жесточайшей конкуренции с греками, армянами и сирийцами за контроль над международной торговлей. То ли Олег чем-то ущемил Хазарию, то ли там просто решили, что Киевский хакан забрал слишком много власти и денег, но в Киев пришло значительное войско, которое его полностью подчинило. Русь признала безоговорочное поражение, выдала хазарам свое лучшее оружие – мечи. Для выплаты огромной контрибуции Игорь отправился за дополнительным сбором дани (на второе полюдье) и погиб, убитый древлянами. Олег его ненадолго пережил и умер, оставив Киев без власти и без защиты. В этой ситуации власть подхватила Ольга. Под прямым управлением Демиурга она произвела огромную внутреннюю работу: реорганизовала фискальную систему, заменив полюдье сбором налога; воссоздала армию, съездила в Византию и крестилась, обеспечив себе союз с Империей. Она активно набирала в дружину выходцев из славянских племен, что уменьшило химерную составляющую страны: для многих славян понятие «Русь» стало естественной самоидентификацией, не заменившей, впрочем самоидентификации племенной. Воспользовавшись благоприятным моментом, Киев сбросил с себя вассалитет перед Хазарией. Дело в том, что воинственный еврейский эгрегор совершил в отношении Византии суровую провокацию: еврейские купцы в Крыму, в Суроже (нынешний Судак), распяли одного христианского монаха за слишком ретивые проповеди. Монах умер, но Византия восприняла это как непрощаемое оскорбление и нанесла Хазарии страшный ответный удар: было захвачено побережье Крыма, еврейское население которого бежало, а еврейские купцы в Византии подверглись репрессиям и понесли значительные финансовые потери. Хазарии стало не до Киева, надо было спасать пошатнувшуюся торговую монополию. В результате к середине X века в Киеве создалось вполне значительное на тот период государство, признанное соседями, обладавшее смешанным, но достаточно многочисленным населением. Киев также контролировал путь «Из варяг в греки», по которому теперь двинулся несколько другой товар – в основном 5 живой. В результате падания пассионарности в Европе и бардака, последовавшего за развалом империи Карла Великого, территории современных Северной Германии, Франции, Англии и Голландии оказалась беззащитными перед нападениями норвежских бандитов и пиратов – викингов. Викинги, как и варяги, были порождениями двух ветвей одного и того же существенно демонизированного эгрегора, возглавляемого одним из младших демиургов, вошедшего в историю Земли под именами Перуна, Доннара или Одина, «Отца лжи». Викинги грабили, жгли и убивали, но захватывать в северной Европе было особенно нечего: ганзейские города были хорошо укреплены, а деревни нищи. Основной добычей стали рабы и рабыни, которых активно переправляли в Византию и Халифат, а главным транзитным пунктом был Киев. Именно этим во многом объясняется легендарная жестокость викингов: ценными были только молодые здоровые мужчины и женщины, а всех остальных – стариков и детей – убивали, иногда весьма изощренно, иногда просто и быстро на радость демонизированным «богам». Христианская церковь запрещала продавать и покупать христианских невольников, и епископы занимали в этом достаточно твердую позицию. Самим викингам везти пленников было несподручно: их боевые драккары были плохо приспособлены для таких перевозок, и процент выживших оказывался невелик. Да и менталитет у них был другой: летом пограбить, быстро получить добычу, а на зиму вернуться в фиорды, к семьям, пьянствовать и развратничать с пленницами. Проблему решали еврейские купеческие конгрегации: пользуясь правом экстерриториальности (гетто), имевшимся во всех европейских городах, они скупали невольников и везли их «в греки». Все невольники шли через Киев, где был крупнейший рынок живого товара. Демиург вынужден был терпеть это безобразие так же, как терпел и культ Перуна, пришедший в славянские земли вместе с русью. Здесь этот культ был несколько смягчен по сравнению с Прибалтикой: человеческие жертвы приносились, но убиваемых не пытали, по крайней мере в обычные времена. Тем не менее было ясно, что такой культ никак не годится для дальнейшего развития страны, и религиозный вопрос должен быть поставлен на повестку дня. Сыном и приемником Ольги стал Святослав – великий организатор и воин, один из величайших народоводителей за всю историю страны, человек, имевший прямой канал к Демиургу. Всю свою жизнь он ощущал как напряженное служение, не имея ни минуты покоя. На фоне снижавшейся пассионарности восточнославянских племен он обладал огромной энергией, умея подчинять и объединять людей. За несколько лет Святослав собрал вокруг Киева громадную лоскутную империю, простиравшуюся от Карпат до Северного Кавказа, по сути – прообраз нынешней европейской России. Причем она была объединена не только военной силой, но и обаянием личности ее создателя. С санкции Демиурга Святослав учинил разгром темноэфирного эгрегора Хазарии и вышел на международную арену почти равным с Византией партнером. Это был огромный успех Руси, но увы, успех чисто военно-государственный: создавалась про-империя, но у этой про-империи не возникало никакого объединяющего начала, кроме обаяния личности самого создателя. Демиургу не удалось изолировать Святослава от культа Перуна, князь был его поклонником, а это автоматически лишало киевское варяжское правительство какой-либо положительной программы для страны, кроме чисто каузальной: 6 территориальные захваты, грабеж, взимание дани с покоренных народов, может быть, в перспективе трансформируемое в налоги. И – рост армии за счет привлечения в нее пассионариев из покоренных стран и племен, а ведь армию надо кормить... После захвата Хазарии и конфискации «оборотных средств» ее торгового сообщества абсолютным лидером международной торговли стала Византия. Именно она теперь оказывалась наиболее подходящей целью для огромной армии, создаваемой Святославом, создаваемой потому, что он просто ничего другого не умел и не хотел. Но до атаки на Византию Святослав сперва захватил нынешнюю Болгарию – Мисию, как ее звали греки. Святослав опирался на культ Перуна и хотел создать империю воинов и грабителей, а не тружеников и созидателей. Ему был равно противны Итиль, Византия и Киев с их купеческими делами, финансами и рынками. Он не хотел возвращаться в Киев, где его престарелая христианка-мать вела дела с еврейскими, сирийскими или армянскими купцами из Византиии. Святослав решил перенести центр Руси на Дунай, а потом захватить и разграбить Константинополь – оставшийся центр мировой торговли. Но и у Болгарии, и у Византии были свои миссии, причем у Византии – мировая, по своему значению никак не уступающая миссии России. Святослав никогда не получил бы санкции на такой погром. Все попытки Демиурга воздействовать на князя были тщетны – он все дальше уходил от своего предназначения, все больше вовлекался в деятельность оскверненных разбойничьих эгрегоров. В этой ситуации Демиург вынужден был снять со Святослава санкцию: тот потерпел ряд тяжелых поражений и погиб в бою, ненадолго пережив свою мать. Киев опять остался без лидера: сын Святослава Ярополк был еще молод и не пользовался уважением дружины. В этой ситуации претензию на княжеский стол заявил другой Святославич, Владимир. По законам и традициям он ни на что претендовать не мог: будучи сыном рабыни, а не законной жены, он не наследовал отцу, а лишь имел право на службу в его дружине. Однако Святослав любил старшего сына и ранее отдал юному Владимиру в княжение Новгород. И вот Владимир явился с новгородской дружиной бороться за киевский стол. Владимир, прозванный впоследствии Красное Солнышко, – тоже великий народоводитель, сыгравший в истории нашей страны огромную роль. Но свою политическую карьеру он начал как очень оскверненная личность, совершившая преступления, жуткие даже по тем далеко не мягким временам: обман доверившегося, клятвопреступление, убийство брата, изнасилование его жены. Владимир положил начало традиции братоубийства, которая до этого на Руси полностью отсутствовала. Предательски убив Ярополка во время переговоров, он захватил Киев и учинил в нем страшную резню, убивая в первую очередь христиан, которых винил в смерти отца. Он также изгнал из Киева евреев и тем резко уменьшил торговое значение города, а значит, и доходы горожан. Вынужденный править во враждебном, ненавидящем его окружении, он существенно усилил полицейские функции дружины, создав прообраз будущих опричнины, Преображенского приказа, III Отделения и КГБ, т.е. тайной полиции в разных ее ипостасях. 7 Однако впоследствии Владимир совершил подвиг, за который и получил свое прозвание: он сумел встать над своими овертами, услышать голос Демиурга и внести огромный вклад в народоустройство страны, проведя религиозную реформу и утвердив христианство. История «выбора вер» Владимира, несмотря на ее легендарность, очень четко показывает эгрегориальный, причем демиургический характер процесса. Владимир поднялся на духовную высоту, c которой он стал способен увидеть, пусть и с помощью Демиурга, сущностные различия в очень высоких религиозных эгрегорах, и сделать правильный выбор, предопределивший идеологическую судьбу страны на тысячу лет вперед. Выбор веры и Христианский Трансмиф Религиозная жизнь страны в тот период существенно отличалась от нынешней: откровения богов и бытийность стихиалей входили в жизнь человека естественно и составляли очень важную ее часть. Между собой более или менее уживались три основных культа. Во-первых, это были традиционные славянские культы (славянское язычество, или Прароссианство), основанные в первую очередь на почитании Демиурга (под именем Дажьбога), Навны и прочих менее значимых или местных народоводительских иерархий. Сюда относится также почитание стихиалей, от которых очень зависело выживание людей. В культах имелась значительная трансфизическая путаница, когда разных богов объединяли под одним именем, и наоборот, когда одного и того же бога почитали под разными именами. У культов имелись высшие, недоступные для профанов уровни, содержавшие довольно продвинутые духовные практики, родственные современному северному буддизму (Махаяне) и отчасти классической йоге, однако они сохранялись в тайне, будучи привилегией жреческой корпорации, и были частично осквернены черномагическими элементами, в частности жертвами, даже человеческими. Культы основывались на канале в тот же Трансмиф, что и у современных брахманизма или индуизма, и опосредовались эгрегором, носящим довольно расплывчатый характер. В тот же культ вписывалось поклонение Велесу – богу, пришедшему из угро-финского эгрегора и тоже носившему довольно оскверненный характер. Прароссианство в своих высших проявлениях было очень высоким религиозным откровением. К сожалению, практический эгрегор, управлявший культом, был весьма далек от этой высоты. И дело не только в примитивности мышления тех людей, чувствами которых он был создан, к которым он обращался; речь, скорее, может идти об осквернении откровения за счет очень значительного примешивания к нему чуждых религиозный веяний, и об отсутствии чего-либо аналогичного проповеди Будды и Заратуштры, что могло бы отделить эти наносные верования от сути, от религиозного ядра. Такое очищение не было доступно самому Демиургу: Он не мог инвольтировать миссию столько высокого религиозного уровня – это под силу лишь Трансмифу или даже Планетарному Логосу. Так или иначе, но в России такого миссионера не оказалось, и появление такой миссии не планировалось. Кроме того, характер посмертия, который прароссианство обеспечивало своей пастве, не в полной мере удовлетворял Демиурга. Для обычных людей, не слишком сурово нарушавших социальные нормы поведения, оно было 8 относительно коротким и через нескольких недель или месяцев завершалось новым воплощением. При этом в посмертии человек не сталкивался ни со страданиями, ни с радостью, а лишь с явлением милостивых или грозных божественных сил, конфронтировать котрое как правило, был не в силах. Восходящего посмертия не было, так как еще не было Синклита, способного помощь человеку в невоплощенном состоянии и поднять его по тону, чтобы он был способен осознать себя как дух, а не как тело. Конечно, перед каждым человеком всегда открыт путь мгновенного просветления, осознания мира как иллюзии и выхода в нирвану, но это очень высокий путь, доступный лишь избранным из избранных. «Все или ничего» – такая структура посмертия мало подходила для эволюционного развития народа. Человека, совершившего тяжелые оверты, эгрегор прароссианства защитить не мог, и он попадал в тенета адских инвольтаций, откуда, по крайней мере в рамках данного культа, возврата уже не было. Это тоже весьма ограничивало эволюционные возможности: именно миссионеры, существенно трансформирующие эгрегор нации, а тем более сверхнарода, и значит, выходящие за пределы социального эгрегора, оказываются беззащитными перед суровыми кармическими законами Земли. Они совершают деяния, которые сами же, пусть и неосознанно, классифицируют как тяжелые оверты, и легко попадают в лапы адских эгрегоров. Это резко ограничивает возможности прогрессорских миссий, и не только потому, что у их носителей есть очень большой риск попасть в Гашшарву и оказаться потерянными для этноса или супреэтноса. Даже более важным является то, что Демиург не может санкционировать такие миссии, кроме самых крайних обстоятельств: это противоречит Его этике и создает для Него самого тяжкие кармические последствия. Так хороший командир даже в бою старается не посылать своих подчиненных туда, откуда, как он знает, нет шансов вернуться ни самостоятельно, ни с помощью других. Вторым важным религиозным направлением был культ Перуна (Перкунаса) принесенный из Прибалтики и являвшийся официальной религией князя и дружины. Изначально этот культ восходил к тому же Трансмифу, но над его эгрегором взял власть один из младших демиургов с сильно демонизированным шельтом. В результате канал от Трансмифа оказался практически перекрыт, и направление выродилось в формальный, весьма жестокий культ, не имеющий за собой ни реального идеала, ни даже экзистенциальных ценностей. Никакой эзотерической части у культа не было, и очень часто князья и воины, обращаясь к Перуну, реально призывали соответствующих демиургов, в Киеве – российского. Однако эгрегор был довольно цепкий, он обладал некоторой реализационной властью и при случае действительно был способен послать удачу принесшему жертву вождю. Очень близкими были скандинавские культы Тора, Доннара и Одина. Оскверненные культы с согласия Гагтунгра реализуют то, что называется инвертированным или отложенным посмертием. Люди, которые в Энрофе создают потоки гавваха во имя своих богов, ценны Гагтунгру как, de facto, проводники его воли. После смерти оскверненные боги блокируют их воспоминания и, несмотря на оверты, такие люди не попадают в плен к демоническому сообществу. Им создается иллюзорное короткое посмертие, например Валхалла скандинавов, которое как бы поощряет совершенное на Земле, и затем быстро следует новое воплощение в том же народе. От жизни к жизни человек накапливает кармических груз, то есть груз совершенных им 9 овертов, пока наконец не погибнет на чужбине или не останется без похорон (похороны – это ритуал, который призывает внимание соответствующего эгрегора и отдает человека под его защиту). Либо же, наконец, рухнет сам оскверненный культ, его боги попадут в Гашшарву как мелкие демоны, слуги Гагтунгра. Что же касается адептов оскверненной религии, то, оставшись без защиты, они проваливаются глубоко на дно миров возмездия нашей Брамфатуры, драматизируя там свои импланты и оверты, и становясь на века и тысячелетия источником гавваха, пищи демонического сообщества. Российский Демиург категорически не принимал этих культов и считал невозможным построение страны на их основе. В самом деле, они уже давно не несли реального положительного откровения, а заложенные в них принципы типа «человек человеку – волк», отрицание макро-, а зачастую даже микросоциальной морали и порядочности (так, воинский бог скандинавов – одновременно и «Отец Лжи») могли только разрушить создаваемую страну. Третьим, уже достаточно широко распространенным религиозным культом было христианство в форме Византийского православия. Это была в первую очередь религия высокообразованной части городского населения, наиболее распространенная в Киеве, Тмутаракани, Чернигове, в меньшей мере – в более северных городах. За православием стоял величайший Трансмиф планеты, и потенциал этой религии был огромен. К сожалению, эгрегоры всех христианских конфессий и ересей носили очень агрессивный прозелитирующий характер, настаивая на своей исключительной правоте и отвергая все другие религиозные откровения и верования. Для Демиурга в той ситуации выбора не было: предстояло преодолеть идеологический тупик про-империи, а для этого необходимо было предложить ей высокое религиозное откровение. В практическом плане это могло быть только откровение Христианского Трансмифа, хотя такой выбор и означал автоматическое забвение прароссианства, то есть отказ страны от прямого поклонения своему Демиургу и Навне. Демиург понимал, что стране требуется гораздо более высокое религиозное откровение, чем Он сам может предложить народу, а главное – более эффективное посмертие. Прароссианство, то есть его собственный культ, был недостаточен: опираясь на высокий Трансмиф, он не имел эффективного эгрегора, способного транслировать откровения населению. Оставались иудаизм, как в Хазарии, ислам, а также христианство в формах православия или западного католицизма. Несмотря на потенциально высокое откровение, исходящее из собственного Трансмифа, иудаизм был совершенно неприемлемым по практическим причинам: его эгрегор создавал для народа ловушку, в которую тремя веками раньше попалась Хазария. Тогда, после принятия иудаизма аристократической верхушкой, страна превратилась в химеру, поставленную на службу торговому еврейскому мировому эгрегору, уже в значительной мере подчинившемуся меркабианцам, предтече Мирового банкира. Местная аристократия приобщалась к материальным благам, которые давала международная торговля, а основная часть народа оказывалась полностью отрезанной и от социального прогресса, и от религиозного откровения. В конечном счете именно эта линия привела Хазарию к гибели, к разгрому князем Святославом, отцом Владимира. 10 Римский католицизм, который тогда еще в очень слабой степени дистанцировался от Византийского православия, также не казался Демиургу России желательным, несмотря на то, что с точки зрения организации посмертия был наиболее продвинутым. Его эгрегор уже создавал то, что в недалеком будущем стало «частилищем», местом искупления кармических ошибок под наблюдением Синклита, без провала в адские слои. Ничего подобного ни в Исламе, ни в православии тогда не было, и его аналоги возникли в этих конфессиях лишь в последние 150 – 200 лет. Однако было понятно, что именно эта религиозная форма станет в недалеком будущем цементирующей силой Европейского суперэтноса, которому Мировая Сольватерра предназначала очень высокую и важную миссию: создать материальные условия и предпосылки для объединения человечества, для осознания им своего единства. Но у России имелась собственная, отличная от Европы миссия, и нашей стране следовало подготовиться и выполнить ее самостоятельно, причем в некоторой степени даже вопреки Европе. Более того, было ясно, что слишком быстрая интеграция в Европу для России губительна: страна потеряет свою самобытность, станет лишь периферией европейского супреэтноса и в конечном счет провалит миссию. Кроме того, Демиург предвидел страшные атаки на католицизм демонического сообщества, атаки, которым Европе неизбежно придется противостоять в будущем. В реалиях эти атаки породили теократический эгрегор папства, претендовавший и на светскую власть над европейским суперэтносом, и на экономическую эксплуатацию населения Европы. Еще более жутким было трансфизическое чудовище инквизиции, инкорпорировавшееся в эгрегор католицизма в XIII–XIV веках. Оно обеспечило прямое проникновение в католицизм демонических инвольтаций и породило испанскую и немецкую инквицизии, охоту на ведьм, религиозную нетерпимость. Духовно слабое население России скорее всего не справилось бы с таким испытанием. Оставались два приемлемых решения, каждое из которых давало прямой выход к откровениям Христанского Трансмифа: Византийское православие и ислам. Оба эти выбора были хороши, но оба также и чреваты своими собственными трансфизическими проблемами; кроме того, имелись и чисто конъюнктурные политические сложности. Византийское православие имело мощный эгрегор, служивший проводником инвольтаций Трансмифа и способный обеспечить подключение к его инвольтациям для самых разнообразных групп – от инфантильных личностей до высокоодаренных людей, ищущих просветления и высоких духовных переживаний. У него также был уже могучий Синклит, способный помогать отдельным людям как в реализации миссий, так и выбираться из миров возмездия в случае попадания в них. Столь же мощной была и религиозная традиция ислама. Обе эгрегора уже столкнулись, и не один раз, с демоническими атаками, переболели антисистемными влияниями и на момент религиозного выбора России находились в прекрасном состоянии, инвольтируя огромные массы людей, имея собственные шрастры и управляя уицраорами великих империй. Различия, хоть и не очень существенные, имелись в посмертной судьбе паствы обоих эгрегров. И православие, и ислам не умели в полной мере обеспечить защиты посмертия, и кармические ошибки неизбежно увлекали человека на длительное (а в случае православия – вечное, то есть на века) рабство у Гагтунгра. У ислама Синклит был несколько сильнее, он был создан трудами великих суфийских учителей и быстрее извлекал «грешника» из адских 11 глубин. Кроме того, ислам представлял существенно более разнообразные духовные пути – от узкого монашеского личного до мирового учительства, способного воспринимать откровения мировой Сольватерры и даже Планетарного Логоса. Однако в чисто практическом плане принятие православия означало союз с Византийской империей, крупнейшей по тому времени мировой державой, имевшей с Русью непосредственные морские и даже сухопутные границы. Этот религиозный выбор обеспечивал также терпимость со стороны европейских эгрегоров и возможность культурной интеграции в Европу и без острого конфликта и без потери самоидентификации. Наоборот, великие исламские державы лежали за высокими горами и не могли бы стать для Руси ни союзниками, ни даже просто друзьями-соседями. Приняв ислам, Русь резко противопоставила бы себя и Европе, и Византии, и осталась бы во враждебном окружении без помощи и без надежды на нее. Была и еще одна причина для выбора в пользу православия, не столь очевидная, но важная и имевшая прямое отношение к миссии нашей страны. Главная задача России – создать условия, в рамках которых Энроф сможет принять и воспринять инвольтации божественной монады женской природы, названной в «Розе Мира» Звентой-Цветаной. Для Энрофа важно не просто воспринять эти инвольтации (что может поделать слабое человеческое сознание против Божественной воли?), но сознательно отделить их от внешне схожих, но обманных влияний женских божеств демонической и оскверненной природы, что очень не просто, и требует высокой трансфизической интуиции и понимания. Для этого должно быть создано материальное вместилище такого понимания, то есть система социальной жизни гораздо более совершенная, чем та, что реально имелась в IX веке. Такая система должна сочетать в себе высокий статус женщины, перед которой должны быть открыты дороги как к духовной, так и к экономической жизни, с общим достаточно высоким благосостоянием, обеспечивающим членам общества свободное время для духовной работы. И, наконец, система должна быть достаточно лабильной, способной услышать излияния с вершин Шаданакары, когда Мировая Сальватерра или Логос сочтут их своевременными. К сожалению, ислам подходил для этой роли плохо: пророк Мухаммед не доверял женщинам, считал женские инвольтации демонизированными и резко ограничил возможности женщин в отношении духовного и даже социального функционирования в рамках созданной им религии. Без коренной ломки догматики и практики ислам не смог бы стать подходящим духовным орудием для осуществления миссии России. А на такую ломку ни наша страна, ни ее Демиург, ни Синклит не были готовы: слишком высокими являются трансфизические корни ислама. Итак, осталось только Византийское православие с его прекрасными храмами, литургией, иконописью и невероятной духовной напряженностью, ужасом перед грехом. Владимир сделал свой выбор за всю страну, и страна этот выбор приняла. Православие быстро и широко распространилось по Руси, стало имманентной частью жизни народа, а после падения Византии Русь (в то время уже Россия) оказалась естественной наследницей хоть и не ее Синклита, но значительной части ее канала в Трансмиф. Но Прароссианство никуда не ушло: вопреки желанию христианских проповедников и иерархов оно осталось в 12 народной жизни как вторая, альтернативная, бытовая религия, породив феномен, который вошел в историю страны как «двоеверие». И хотя организованный культ Дажьбога не осуществлялся, народ помнил и чтил своих прежних водителей не вопреки, но одновременно с более высоким Единым Богом христианства. В культурной жизни этот странный симбиоз проявился прежде всего в архитектуре: вместо суровых приземистых храмов Византии на Руси взметнулись ввысь многоглавые церкви, как бы олицетворяющие неземной полет, прорыв к горнему. Они украсили города Руси от Киева до Пскова и от Новгорода до Поволжья, символизируя собою русский вариант православия – радостного, трепетного, исполненного мечты о высшем и в тоже время неотрывного от той почвы, на которой живет. Эта традиция сохранилась на много столетий и поникла только после тяжелых испытаний Смуты и Третьего волевого цикла России. Взаимодействие Руси со степными народами Ближайшими соседями Киева были степные кочевники, печенеги – народ с угасшей пассионарностью. т.е. гармоничный, в котором импульсы жертвенности (пассионарности) компенсировались самосохранением и выживанием. Его хозяйство было основано на скотоводстве с тенденциями к набеговой экономике. После установление варяжского правительства в Киеве печенеги становятся данниками и союзниками Руси, хоть и ненадежными, как любые «гармоничники». Скотоводческая экономика предельно уязвима для военных операций, и кочевники были не в силах защитить ни свои стада, ни запасы сена от набегов прекрасно организованных и освоивших степную войну варяжских дружин. Мораль кочевника, как правило, основана на представлениях инфантильной личности: в качестве мотиваций доминируют сиюминутные импульсы и аберрированные расчеты, из-за чего поступки отдельного человека зачастую непредсказуемы для более высокоорганизованных людей. Но внутри племени действуют достаточно суровые законы, ограничивающие право сильного некими разумными пределами. В отношении же не членов племени право сильного не ограничивается ничем. Киев не претендовал на господство в причерноморских степях, он ограничивался лишь сбором символической дани и защитой границ. После вытеснения печенегов в XI веке причерноморские степи занимают половцы, пришельцы из-за Урала. Эта народность, перемешавшись с потомками хазар (бродниками) и северокавказскими черкесами (касогами), дала начало нынешним казакам. Этические представления названных народов в целом были близки к печенежским. У российского Демиурга не было прямых каналов к эгрегорам степных народов, они его не понимали и не слышали. Демиург использовал в отношении них прямое принуждение и ограничение военной силой варяжского правительства в Киеве, Чернигове и Тмутаракани. Что же касается культурной интеграции, то высокий религиозный и культурный уровень русских городов был для степняков исполнен невыразимого очарования. Их ханы активно роднились с русской аристократией, а пассионарная часть степняков интегрировалась в русские княжеские дружины. Наличие степных соседей, с которыми невозможно договориться и от которых нельзя надолго откупиться, сильно повышала ценность княжеской власти в глазах славянского населения юга русской равнины. Аналогичное чувство испытывали жители ее северной части по отношению к викингам-норманнам, которых Русь 13 отвадила ходить на грабеж в славянские земли. Ради мира и безопасности гармоничная часть славянства готова была пожертвовать частью своего продукта, что делало уплату дани князю обязанностью если и не особенно приятной, то, по крайней мере, приемлемой. Империя без Уицраора – первая «приватизация» России В какой-то момент описываемых времен, в период правления Святослава или Владимира, Демиург начал на Руси свой первый волевой, имперский цикл, имевший цель превратить конгломерат племен и народов в единую страну с общей культурной и религиозной жизнью. Особенность этого цикла, по сравнению с волевыми циклами, проводимыми в других странах, состояла в том, что Демиург взял лично на Себя практическое руководство им, инвольтируя лидеров страны и избегая создания персонализированного темноэфирного эгрегора – уицраора. Это позволяло и Навне непосредственно влиять на народ, смягчая протекание цикла и обеспечивая материнское водительство, не пресекаемой темноэфирными инвольтациями государственного демона. В новейшей истории планеты это была беспрецедентная попытка – создать «империю без уицраора», сформировать государство, управляемое не темноэфирным принуждением народа к сотрудничеству, но развивающееся за счет свободного сотрудничества народа со своим водительными иерархиями. В рамках библейского выбора – «быть сыном в доме отца своего или рабом» – славянским народам предлагали сознательно принять первый вариант. И основания для этого были: это союз Демиурга с эгрегором православия, принятие Им водительства со стороны христианского Трансмифа при одновременном союзе с Навной и обеспечением для нее свободной инвольтации населения. При последовательном проведении этой линии можно было бы удерживать оптимальный уровень пассионарности народа, необходимый для творчества, но не ведущий к «перегреву». Помещение центра Руси в Киев давало ей значительный «начальный капитал», позволяя сосредоточиться не на выживании, а на поисках наилучшего варианта миро- и народоустройства. При этом огромные пространства закрывали бы страну от агрессивных соседей. Вмешательство внешних эгрегоров, направляемых врагами человечества, во многом исказило эти планы и превратило территорию Руси в арену битв. Страна оказалась вовлеченной в торговые схватки и войны, к которым была внутренне не готова. Теперь Демиургу предстояло провести ее «по острию ножа», не дав ей скатиться ни к одной из возможных крайностей. А они были. Например, Киев мог стать этаким военно-пиратским гнездом, химерой, которая грабит свой и чужие народы, наподобие средневековых Алжира и Туниса. Либо же превратиться в наследника хазарского Итиля, в центр финансово-торгового капитала, неважно уже – еврейского или варяжского, бездуховная и безжалостная аристократия которого начала бы сосать соки из окружающих народов, не предоставляя им ничего взамен. К сожалению, некоторый аналог такого статуса являет современная Москва как государство в государстве, «раковая опухоль» на теле России... Последовательно отвергая оба варианта, Демиург провел свою страну через многие испытания. На исходе цикла результат этого пути был увековечен в «Русской Правде» Ярослава Мудрого, оформившей очень оригинальное государственное устройство, «империю Рюриковичей». Сам Ярослав был высоким 14 народоводителем, исполнителем задач IV фазы имперского цикла, обеспечившим «мир и благолепие» на огромной территории, вполне сопоставимой с современной европейской частью России. К сожалению, будучи гением практической работы, он не обладал дальновидностью стратега и не создал ничего, что двинуло бы страну дальше, что позволило бы его приемникам и дальше вносить должный вклад в дело устройства России и исполнения ее миссии. В результате осуществленного цикла на территории Руси сложилось государственное образование, которой часто зовется «империей Рюриковичей». По сути, это была приватизация страны кланом потомков Рюрика, которые законодательно обеспечили себе монополию на княжеские столы во всех городах страны. «Правда» Ярослава закрепила это положение как закон. Князья занимали столы вне зависимости от талантов, способностей и готовности работать, в расчет принималось только происхождение. По мере ухода в мир иной старших в роду князья передвигались в более богатые и престижные города, так что теоретически у каждого из родовичей имелся в перспективе шанс занять великокняжеский престол в Киеве. Никто, кроме потомков Рюрика, на княжьи столы права не имел: ни боярин, ни воевода, сколь бы талантлив и удачлив он ни был, никогда не мог занять место правителя даже в маленьком городке. Исключениями из этого правила стали Новгород и, в меньшей степени, Псков – в этих городах посадские люди могли на вече отказать князю в правлении и призвать другого. Но это действительно были исключения: в остальных случаях горожане должны были терпеть своих правителей, даже если те абсолютно не справлялись с обязанностями, вершили несправедливость на несправедливости, не могли обеспечить безопасность города и т.д. Единственный выход состоял в том, что великий князь мог объявить совсем уж бездельника и бездарность изгоем, то есть лишить его сразу всех прав. Понятно, что для такого решения нужны были очень веские основания, к тому же на практике оно обычно использовалось как мера политической борьбы, а не как средство для улучшения управления страной. Такого рода система очевидно не имела будущего и не могла получить санкции Демиурга, да и пассионарность страны ее непрерывно разрушала. Но в ярославовой «Правде» не было нужных механизмов для ее корректировки: систему нужно было или соблюдать, или игнорировать. Бесконтрольность и безответственность власти стремительно понижала и этику, и реальные способности правящей элиты, превращая ее в паразита. Законодательство Ярослава стало своего рода идеологическим тупиком, оно могло бы быть пригодно для гармоничного реликта этноса, но в условиях пассионарной страны функционировать долго не могло. Однако Демиург не желал раньше времени пойти на радикальное разрушение «империи рюриковичей»: сперва нужно было создать класс людей, способных взять на себя управление страной вместо князей и подготовить предпосылки для создания системы их дальнейшего эффективного подбора и смены. Еще одна мощная мина, заложенная под Россию в этот период, видимо, вследствие некоторой ошибки в демиургическом плане – это сильная положительная комплиментарность по отношению к Европе, при том что комплиментарность самой Европы по отношению к России в тот период была нейтральна, а впоследствии стала резко отрицательна. Однако, как и любое эгрегориальное действие в Энрофе, эта комплиментарность стала для России не 15 только проблемой, но одновременно и могучим стимулом развития, потому что иначе страна могла бы слишком замкнуться в себе. Надо понимать, что для такой комплиментарности имелось очень веское трансфизическое основание: западное христианство сумело создать «чистилище», то есть место относительного короткого посмертного заключения с выходом в верхние трансфизические слои и последующим воплощением. Православие на протяжении столетий ничего такого создало. В более широком плане можно сказать, что именно Демиурги Европы взяли на себя лидерство в развитии человечества. Очень важным эгрегориальным шагом было четкое обособление Империи Рюриковичей от Прибалтики: Литвы, Прилабья и западных областей нынешней Белоруссии. На этой территории остался конгломерат полугосударственных структур – частью с набеговой и пиратской экономикой, частью включившихся в западно-европейский суперэтнос. Прибалтика (и особенно Литва) резко противопоставила себя начавшей консолидироваться Европе, которая ответила на это сперва враждебной деятельностью со стороны торговых городов северной Германии, которые впоследствии стали Ганзой, а затем и крестовыми походами. Балтийские боги для Европы были воплощением дьявола, и они действительно в высокой степени были осквернены и демонизированы. В то же время Демиург России не бросил этот регион на произвол судьбы, продолжая активно работать над его будущим. На этом месте предстояло создать страну – трансфизического дублера России, которая могла бы принять на себя ее миссию, в случае гибели или резкого осквернения русского эгрегора. Таким дублером на много столетий стала Польша – наш ближайший западный сосед. Лишь к середине XVII века стало ясно, что судьбы двух стран разошлись далеко: Польша получила свою собственную миссию и вышла из сферы водительства Демиурга России, а трансфизическими дублерами России стали другие народы. Усобицы и Велга «Империя Рюриковичей», создавшаяся в результате Первого имперского цикла России, не имела уицраора, но некий темноэфирный эгрегор, цементирующий ее целостность, тем не менее существовал: совсем без него Демиург не мог управлять инфантильными и подростковыми личностями, составлявшими абсолютное большинство населения Руси. Этот эгрегор мешал как инвольтациям Навны проникать в толщу народной жизни, так и обратному потоку, то есть не позволял народоводительским иерархиям ясно видеть нужды и заботы не только обывателей, но даже и миссионеров. В результате водительство осуществлялось не столь эффективно, как это могло бы быть, и в эгрегориальном теле страны имелись существенные изъяны. Действие «Русской Правды» обеспечивало относительно разумное мироустройство, но никуда не вело людей, более того, даже препятствовало пассионариям в их деятельности: эти законы в одинаковой степени карали всех выходящих за пределы стандарта – как ленивых и хищных, так и стремившихся к новому, к риску, к неожиданному. В условиях мира и стабильности в стране началось «перепроизводство» аристократов – как рюриковичей, для которых не хватало княжеских столов, так и их бояр и воевод, которым было непонятно, куда девать свою энергию. И почти сразу после смерти Ярослава государство начало распадаться. 16 Начались усобицы между князьями за право сидеть на престоле и жить безбедно, и уже через сто лет они переросли в крупномасштабные гражданские войны. Так, к середине XII века крупная армия суздальских князей осадила, взяла штурмом и сожгла Киев. В условиях ослабления княжеской власти ухудшились и отношения со степняками. А те никогда не упускали случаев пограбить менее защищенные города и взять пленников. Невольничьи рынки Сельджукской империи и других средиземноморских государств стали заполнять рабы и рабыни из России. Богатая и процветающая страна стремительно скатывалась в пропасть, возникла угроза результатам волевого цикла. Причиной такой быстрой деградации стало не просто падение пассионарности, которую как раз поддерживала на приемлемом уровне Навна, и не система «Русской Правды» сама по себе – это были важные, но все таки второстепенные факторы. Нет, Русь стала объектом мощной трансфизической атаки со стороны демонического сообщества. На нее натравили Велгу – демоническое существо женской природы, способное инвольтировать в людях неистовые вспышки гнева и беспричинное бешенство, резко отягощавшие последствия обычных военных походов и разбойничьих вылазок. В результате же вместо «обычных» грабежей, насилий и полона над страной взвились пожары, а в разграбленных городах и деревнях оставались горы трупов. Уровни инвольтаций, на которых были способны работать Демиург и Навна, были слишком тонкими, чтобы противостоять этой грубой низкотонной атаке. Велга будила в людях худшие стороны их души, одновременно ухудшая карму народа и страны в целом. Эгрегор православия тоже не обладал достаточной энергетикой, способной противостоять такой атаке. С востока и севера надвинулись оскверненные финские божества, которые стали протягивать свои костлявые руки к русским поселениям. То там, то сям появлялись волхвы, требовали кровавых жертв. Дед Карачун ходил по дорогам, забирая себе в жертву детей, и не было больше варяжских мечей, чтобы остановить эту нечисть. На западе была основана ганзейская крепость Рига, через которую в обход непокоренной Литвы поднимался орден Меченосцев – воинствующее католическое образование, призванное для продвижения католицизма на восток огнем и мечом. Вскоре рыцари учредили на южном берегу Финского залива крепость Ревель, из которой начали серьезно угрожать псковским и новгородским поселениям. На Россию опустился липкий страх, опутывая всю жизнь страны... Орда – евразийский имперский когломерат Помощь пришла от провиденциальных сил Земли, санкционировавших создание грандиозного евразийского государственного конгломерата – могольской (монгольской) Орды. Природа его автору до конца не ясна. Был ли он частью Византийского уицраора, и действительно ли слово «могол» означает редуцированное греческое «мегалион» – Великий? Или же, как предполагали Л.Гумилев, Д.Андреев и Н.Карамзин, Орда возникла в результате мощного пассионарного толчка в Забайкалье? Так или иначе, ордынский уицраор за исторически короткий период захватил огромную территорию, подвергнув страшному разгрому ближайшие мусульманские государства. 17 Он с маху захватил и Русь, и нанес страшный удар по Велге, которая съежилась и убралась к себе в Гашшарву. На территории Руси был установлен порядок, характерный для государств «господства над народами»: Орда не вмешивалась во внутренние дела княжеств, но собирала дань деньгами и «кровью», то есть отбирая молодых пассионариев для службы в войсках. К христианству во всех его конфессиях, как впрочем, и к другим религиям, ордынские ханы относились не просто терпимо, но очень благожелательно: ордынский уицраор заключил союз с православным эгрегором, полностью поддерживая церковь. Межкняжеские усобицы теперь могли разрешаться только в Орде: всякая попытка князей решать свои проблемы силой резко и безжалостно пресекалась. Наличие великого хана в Сарае резко изменило порядок и способы занятия княжеских столов. Формально «Русская Правда» по-прежнему действовала, но теперь каждый князь должен был получить «ярлык», то есть разрешение на княжение, в Орде. А здесь давали его далеко не всем, так как Орда нуждалась в толковых и дельных наместниках. В ответ на жалобы горожан ханский чиновник, баскак, мог даже сместить князя или приостановить действие его ярлыка; окончательное решение принимал Великий хан в Сарае. Такая система хоть и была далека от идеальной, но значительно повысила качество управления. Кроме того князь, лишившийся престола, уже не становился изгоем, он сохранял личное имущество, дом, челядь, переходя в группу второстепенной служилой аристократии. Для осуществления внутреннего учета и сбора налогов Орда активно использовала китайских чиновников. Это привело Русь к тесным культурным контактам с Китаем, откуда были заимствованы многие важные понятия юриспруденции, хозяйственной деятельности, а также технологии. Орда же, почти не имея собственной хозяйственно-технологической базы, использовала соответствующие базы покоренных народов. Она была очень заинтересована в активном взаимообмене знаниями и всячески приветствовала такой подход. Именно в этот период были заложены те основы знаний и практических навыков, которые много позже, в XX веке привели Россию на одну из технологических вершин мира. На базе союза с Ордой Демиург России осуществил вторую попытку построения империи без уицраора. Это стало возможным, поскольку охрану спокойствия страны взял на себя уицраор Орды. От него откупались «данью кровью» (отдачей на службу детей) и налогами. Россия вздохнула и начала понемногу залечивать раны, нанесенные ей Велгой. С точки зрения экономических отношений для населения не было особой разницы, платить дань варяжскому или ордынскому правительству: и те, и другие забирали себе часть продукта, и те, и другие отбирали в войско молодых пассионариев, и те, и другие обеспечивали безопасность. Князья, по сути, стали просто ордынскими вассалами или даже наместниками. Отличие Руси от исламских стран состояло в том, что здесь Орда сохранила аристократию, в частности Рюриковичей, и управляла страной через ее посредство; в исламских же странах аристократия оказала сильное сопротивление и была практически полностью истреблена. Яса Чингизхана 18 Трансфизическая природа Орды неясна, но представляет большой интерес. Конечно, степное нашествие не было захватом России дикими выходцами с территории современной Монголии, как это трактовал Н.Карамзин, а вслед за ним (правда, с другой комплиментарностью) Л.Гумилев. Орда была грандиозным полукочевым военным государством на пространстве Евразии, призванным разрубить целый ряд тугих международных узлов. Ее уицраор, опиравшийся в первую очередь на рарругов, был одновременно способен воспринимать и игвийскую инвольтацию, причем весьма активно. Первоначально он ориентировался, видимо, на китайский шрастр. Орда обладала очень продвинутой военной техникой и технологией, позволявшей ей сходу брать сильные, хорошо защищенные крепости. Орда легко инкорпорировала многие восточноазиатские, славянские и тюркские евразийские этносы от Китая до России. Начальной идеологической основой Орды была Яса Чингизхана – набор правил и законов, ориентированных в первую очередь на регламентацию жизни военной империи. В ней ясно слышны голоса очень высоких инспирирующих эгрегоров. Впрочем, как это обычно бывает, наряду с ними присутствуют и указания местных, зачастую весьма оскверненных трансфизических сил. По своей внутренней структуре Орда больше всего напоминала независимые казачьи сообщества на Дону и в Запорожье; точнее сказать, эти более поздние военно-политические структуры копировали, пусть и несколько неуклюже, структуру Орды. То, что Орда не скатилась стремительно на уровень просто военнобандитского государства, объясняется очень высоким уровнем инспирации, а также личностью ее создателя, вошедшего в историю под именем Чингиз-хан. Известная история его жизни легендарна, написана много столетий после смерти вождя и должна быть воспринимаема с большой осторожностью. Чингиз-хан был гениальным полководцем и народоводителем, создателем практически непобедимого войска, которое европейцы, столкнувшиеся с ним в Польше, Чехии, Прибалтике и на Ближнем востоке, назвали «татары», то есть выходцы из Тартара, из Ада. Чингиз-хан направлял свою военную активность очень четко, руководствуясь непостижимой для современников (а зачастую и для потомков) логикой: он останавливал войска тогда, когда впереди лежали беззащитные территории, способные стать источником значительной добычи, и, наоборот, тратил громадные силы на завоевание вроде бы ненужных стран, лежавших в стороне от магистральных путей. Он безжалостно разгромил остатки тюркских кочевых империй и халифат, но не тронул Армению. Его войска даже близко не подходили к границам Византии, зато легко нашли общий язык с крестоносцами в Палестине, правда, этот союз оказался недолгим. Все становится на свои места, если понимать, что Чингиз-хан не только был великим миссионером, но и достаточно четко видел пределы своего миссии. Он был избран, как меч, не чтобы грабить и насиловать, но чтобы разрубить жесткие международные узлы, не поддававшиеся распутыванию другими средствами. Орда не создавалась для длительной работы по народоустройству, она была призвана сокрушить отжившее, защитить достойное, а затем дать место другим народам. Именно поэтому Яса Чингиза не носила характера мудрого законодательства, устремленного в будущее: она была призвана обеспечить эффективную работу военной силы, забираемой из всех этносов, а затем должна 19 была смениться более высокими откровениями, религиозными. Отметим, что столица Орды была в городе Каракорум, в самом сердце Евразии. Одним из важнейших принципов, проводимых Ордой неуклонно и бескомпромиссно, была верность данному слову. Видимо, в те времена Орда была единственным государством, поднявшим эту будхиальную ценность на щит. И в Европе, и на Руси, и в мусульманских странах обман доверившегося хоть и считался нехорошим делом, но осуждался нестрого, а уж в отношении врага трактовался просто как вполне допустимая военная хитрость. Еще более спокойно относились к обману норманны и литовцы, считая его просто имманентной частью бытия. Но главными в этом вопросе были евреи: согласно книге пророка Осии, обман в отношении гоев (т.е. неевреев) был не просто допустим, но являлся основным инструментом «работы»: обманывая гоя, еврей делал благое дело, если это, конечно, вело к получению прибыли или к победе. Чингиз-хан «одним росчерком пера» отверг такую практику, и отверг ее на века. Согласно Ясе, расплатой за обман становилась смерть. Причем если речь шла об обмане доверившегося, например, об убийстве посла, то применялась коллективная ответственность: за единичный обман со стороны князя, хана или главы конгрегации платил весь город или вся община. Причем сроки здесь роли не играли: если у Орды не было возможности покарать обманщика немедленно, позднее выделялись значительные силы, которые осуществляли карательный поход именно с этой целью: честность и справедливость ставились выше любых расходов и потерь. Надо отметить, что в послеордынский период именно эти представления вошли в этику большинства стран, буквально вбитые туда ордынскими саблями и стенобитными машинами. Современная Венская конвенция, узаконившая личную безопасность послов и, более широко, дипломатов, имеет своими корнями именно Ясу и неуклонность в ее исполнении. После смерти Чингиз-хана Орда почти сразу раскололась, разделилась между его сыновьями и внуками. Та область, в которую входила Россия, отошла в улус Джучи, старшего сына Чингиза, и получила название Золотая Орда. Заметим, что наследники Чингиза не понимали его миссии и не следовали ей, они просто выживали и занимались сохранением Ордынского эгрегора, в значительной мере уже терявшего свой провиденциальный смысл. Орда довольно быстро раскололась не только политически, но и религиозно, приняв различные религиозные системы, а ее осколки повели между собой длительные войны. При хане Узбеке (XIV в.) Золотая Орда приняла ислам, и этот процесс был непростым, породил в ней значительные расколы и разногласия. Впрочем, на отношениях с Русью и православием это почти никак не сказалось: исламизированные ханы проводили ту же политику терпимости и союза, что и их предшественники. Наиболее классические осколки Орды, дожившие до наших дней – это казаки; другие осколки – казахи (!), узбеки (те, кто когда-то принял религиозную реформу хана Узбека, но вынужден был уйти из Золотой Орды при его наследниках). Другие – Оттоманская (атаманская) империя иее наследница. современная Турция; Великие Моголы, а также нынешние светская Индия и особенно исламский Пакистан, как наследники их империи; китайская династия 20 Мин и современный Китай; Россия. Осколки Орды владели и до сих пор владеют всей Евразией. Нынешние же монголы – это видимо, вовсе не народность, давшая начало Орде, но один из обнищавших и деградировавших поздних осколков Орды. Уицраор Орды не был ни специфически тюркским, ни китайским, ни русским, ни каким-либо еще – он был наднациональным. Возможно, это была первая в историческое время попытка создать глобальную наднациональную империю, которая не опиралась бы ни на один народ, как на ведущий, и в которой было бы место всем этносам. Интересно, что ВСЕ потомки уицраора Орды проводили и проводят именно эту линию – на относительное свободное и равное развитие всех этносов, живущих «на подведомственных им территориях». Огромный интерес представляет тот факт, что отношения между Ордой и Византией практически неизвестны. Нет никаких данных об их политических, идеологических или военных контактах. На самом деле Орда – это в очень большой степени продолжение позднеримской и Византийской линии на наднациональную империю, удобную для жизни всех людей. И время ее возникновения тоже очень символично: Орда возникла практически сразу после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 году и его подчинения Риму. Но Византия очень быстро превратила это подчинение в простую формальность, и сохранила свою мировую миссию еще почти на 200 лет; именно поэтому Чингизхан и не покушался на ее владения. Александр и Сартак Для Руси огромное значение имел союз – точнее, даже личная уния – установленная между двумя народоводителями: ханом Золотой Орды, правнуком Чингиза Сартаком и русским князем Александром, прозванным Невским. Вожди не просто дружили, они побратались, и использовали свой авторитет и способности для решения важных военных и политических задач. Воины Сартака приняли участие в отражении очень опасного для самобытности России натиска Тевтонского ордена, за которым стоял эгрегор папства, в середине XIII века. Без помощи татар ни Юрьев (позднее – Дерпт), ни Псков, ни Новгород не выстояли бы, и мировая культура лишилась бы того, что позднее стало северо-русским православием. Дружба Александра и Сартака обеспечила также особый статус СевероЗапада России: Псков и Новгород не платили «дань кровью», откупаясь только деньгами, в то же время оставаясь под защитой ордынского уицраора как вассалы татар. Такой статус позволил этим торговым республикам просуществовать еще почти триста лет, создав очень своеобразную систему социальных и религиозных отношений, сыгравшую большую роль в позднейшем становлении России. К сожалению, ранняя смерть Сартака привела к прекращению этого союза крови, хотя Александра по-прежнему очень благосклонно принимали в Орде. Противостояние Европе, иудаизму и исламу: «желтый крестовый поход» На первый взгляд удивительной представляется та стойкая многосотлетняя ненависть, которую западно-европейские эгрегоры питают к Орде. Татары – это 21 откровенно бранный термин, который использовали враги Орды, в первую очередь европейцы, подразумевая здесь, как уже было сказано выше, адские силы, вышедшие из Тартара (Ада). Но на протяжении столетий Европе доводилось сталкиваться и с другими весьма жестокими завоевателями и грабителями – арабами, аварами, венграми, норманнами, турками, не говоря уж о безжалостных войнах внутри самого европейского суперэтноса. Но никто не вызывает такой стойкой ненависти, прошедшей через века, как Орда. Важно отметить, что структура общественного подсознания, то есть те эгрегориальные данные, которые член соответствующей группы воспринимает как «само собой разумеющиеся», формируется в первую очередь не божественной сущностью, стоящей во главе эгрегора (например, соответствующим демиургом), но чувствами и понятиями членов группы, которую ведет эгрегор, а также понятиями подэгрегоров, входящих в его состав. Как правило, это формирование происходит спонтанно, как обобщение множества человеческих воль. Но в некоторых случаях установки внедряются в общественное подсознание искусственно, обычно – с целью дальнейшей манипуляцией групповыми ценностями. При этом относительно небольшие, но активные группы людей способны очень существенно трансформировать общественное подсознание достаточно крупного эгрегора, например – национального или даже суперэтнического. Демиург может быть абсолютно не согласен с внедренными идеями, они могут идти в разрез с миссией группы и ее атманическим телом, но исключить такие вредоносные установки из будхиального тела эгрегора чрезвычайно сложно. А Орда исполняла очень высокую миссию: она должна была разрушить уже создавшиеся паразитные экономические и государственные структуры, препятствовавшие народам Евразии в их становлении и осуществлении миссий. И Орда выполнила положенное, расчистив место новым странам и народам. Но те, кого она «прижала к ногтю», или хотя бы попыталась прижать, не простили ей своих поражений. Было как минимум три влиятельнейших группы, планы которых оказались сорваны Ордой. Общественное мнение в Европе как в XX, так и в XIII веке создавалось в основном теми группами населения, которые имели широкие общеевропейские и общемировые контакты. А это были в первую очередь еврейские торговые компании, в частности – небезызвестное Ганзейское братство Черноголовых. Орда встала на пути к мировому доминированию еврейского капитала, который уже собирался подчинить себе и использовать как Запад, так и Средний Восток. К XIII веку китайские, мусульманские и христианские правители в равной степени подчиняли свои интересы мировой торговле шелком, которая, в свою очередь, управлялась еврейским капиталом. И сидели ли главнейшие купцы в Итиле, Кордове, Византии, Венеции или в Багдаде, роли не играло: для того, чтобы править миром, надо было иметь в своих руках базовые финансовые ресурсы и вовремя давать их в долг тем или иным правителям. Двумя главными инструментами были обман и процент. Законодательство Мухаммеда запрещало давать деньги в рост таким же правоверным, но ханы и халифы нашли выход: это могли делать евреи, и они пользовались в мусульманских странах таким же правом экстерриториальности (гетто), что и в Европе, жили там по собственным законам, были судимы своими судьями. 22 По исламской традиции, клятва или обещание, данные человеку другой веры, особенно язычнику, не стоят и медной монетки; об отношении еврейского эгрегора к обману я уже писал. И именно такой подход мусульманские правители и руководители еврейских торговых конгрегаций применяли в отношении послов Орды: кого убили, кого ограбили, кого просто обманули. Но по Ясе это были непрощаемые преступления, и на города обрушились суровые репрессии, особенно безжалостные в отношении аристократических верхов. Причем с точки зрения эгрегориальной этики тех, кого репрессировали, жесткость была совершенно неоправданной: «ну, подумаешь, – убили или обманули, ведь готовы же были за все заплатить и договориться по-хорошему!». В реальности Орда своей идеологией и своими делами разрушила систему, уже выстроенную торговым капиталом, чтобы заправлять миром. И ей, естественно, этого не простили. Раскололась Орда по внутренним причинам, но была оболгана своим врагами и конкурентами, а ее идейные основы и организация – ошельмованы и забыты. А кроме того, в силу противоречивости Ясы, содержавшей в себе множество практически бессмысленных и оскверненных указаний местных эгрегоров, Орда вошла в острый конфликт с исламом: по предписаниям Пророка Мухаммеда, совершение намаза правоверным требовало ритуальной чистоты, а монгольские традиции, отраженные в Ясе, запрещали мыться. Ислам воспринял это как попытку отгородить людей от пути к спасению и стал сражаться с Ордой не на жизнь, а на смерть. В результате все исламские и еврейские авторы, которые писали и пишут про Орду, рисовали и рисуют ее исключительно в темных красках. Эта традиция была широко принята и в Европе, а через нее вошла и в российскую историографию. Именно отсюда растут ноги карамзинской концепции «татарского ига» и многих других мифов, направленных на сокрытие и искажение истории уже не только Орды, но и России. Но был и еще один эгрегор, и очень влиятельный, которому Орда активно помешала в экспансионистских планах – это был эгрегор папства. Папы считали всю Европу своим леном и получали от нее средства. В их руках была собрана колоссальная финансовая мощь, сравнимая с мощью еврейского капитала. С еврейскими конгрегациями папы то мирно сосуществовали, то боролись, но в целом все же видели в них противников и конкурентов. Когда папа Григорий VII благословлял рыцарей на Первый Крестовый поход, он, конечно, имел в виду гораздо более глобальную цель, чем просто захват Палестины и Иерусалима. Речь шла о католической христианизации всего Ближнего и Среднего Востока: это сделало бы данные страны также леном Святого престола и дало бы понтификам контроль над торговлей шелком, а значит – и над всей тогдашней мировой торговлей. А в этом вопросе цели понтификов глобально расходились с целями представителей еврейского капитала: тех вполне устраивали халифат и тюркские ханства в Средней Азии, с правителями которых уже давно были установлены вполне доверительные отношения. Поход Чингиз-хана по Центральной Азии современники часто именовали «желтым крестовым походом», так как в его войске было очень много христиан, в основном несторианского толка. Казалось бы, они – естественные союзники для 23 крестоносцев, осевших в Палестине: мусульманские государства не устоят перед совместным натиском. Поначалу некоторые крестоносцы, в частности тамплиеры, действительно приветствовали такой ход вещей, видели и искали в моголах естественных союзников. Но они были быстро охлаждены гневным окриком из Авиньона, тогдашней резиденции понтификов: для папской курии еретики несториане был в сто раз хуже мусульман. Принятие ислама - очевидный акт отступничества, он сразу выбрасывал рыцаря из сообщества крестоносцев. А вот плавная трансформация христианской догматики была вполне возможна, особенно в условиях военного союза. Так папы могли потерять все. Шансов же на подчинение несториан папскому контролю практически не было: за 700 лет самостоятельного существования конфессия вполне доказала свою жизнеспособность. Ордынские захваты положили конец папским притязанием на контроль над шелковым путем, что конечно, не привело понтификов в восторг. Вся католическая пропаганда была мобилизована на то, чтобы представить Орду как несомненного врага, и эта тенденция надолго пережила и католическую монополию в Европе, и всемирные притязания курии. В вопросе своего отношения к Орде и ее лидеру Чингиз-хану обе группировки, евреи и католики, задававшие, да и сейчас задающие тон в Европе, были едины: это злодеи, выходцы из ада, дикари, враги. Ну а то, что ордынцы прижали еще и Орден меченосцев, поставив крест на папской экспансии не только в Азии, но и в северной Европе, только усугубило положение. В общем, до сих пор ни католики, ни евреи, ни мусульмане не любят Орду и чернят ее создателя Чингиз-хана самыми черными домыслами. Формирование шрастра России – Друкарга. Урал как центр военных технологий Было ясно, что Орда не вечна, и что Россия под ее защитой может прожить только ограниченное время. Кроме того, внутренние процессы в Орде неизбежно должны были привести к ее ослаблению и нарастанию в ней тиранических, жестких тенденций. Да, с помощью Орды Россия выскользнула из-под носа адских сил, уже готовых разорвать ее на части, буквально услышав лязг зубов у себя за спиной. Но во второй раз Провиденциальные силы планеты могли и не послать такой помощи. Для Демиурга и Навны стало ясно, что прежняя, весьма заманчивая модель страны, к сожалению, не способна противостоять враждебным атакам. Нужны были другие решения. Демиург мог инвольтировать отдельных лидеров и направить их действия, но не мог и не хотел сам держать в узде все население страны. Навна способна была создавать благоприятные условия для роста и развития, помогать людям любить друг друга и страну, но она не могла и не хотела напрямую бороться с адскими инвольтациями. Для решения таких задач все-таки нужен был собственный уицраор, который мог бы обеспечить инвольтацию всего населения за счет наличия темноэфирного тела и, действуя под водительством Демиурга, отразить натиск адских сил и соседних уицраоров. Конечно, это означало создание имперского государства со всеми его будущими сложностями и бедами, но на тот момент другого выхода было не видно. Напомню, что уицраоры питаются шаввой – специфическим типом эфирных излучений, порождаемых людьми, когда те с трепетом и восхищением созерцают 24 мощь имперского государства. Но сами по себе Уицраоры шавву собирать не способны, для этого в темноэфирном слое нашей Брамфатуры создаются специфические области, шрастры, трансфизически связанные со странами и народами. Насельники шрастров, игвы, сами тоже продуцируют шавву, а также собирают шавву, поступающую из Энрофа и кормят уицраора. При нехватке питания уицраор слабеет, звереет (демонизируется) и может начать потреблять более низкотонные излучения, в ряде случаев – даже гаввах. Могучий уицраор инвольтирует множество людей, которые гордятся мощью своей империи и восхищаются ей – при этом шаввы тоже поступает с избытком. К сожалению, темноэфирное тело уицраора не позволяет Соборной душе инвольтировать страну, закрывая ее как будто темным облаком. Для Соборной души тогда есть только две возможности. Первая – покинуть страну, навсегда оставив ее без материнского водительства и без возможности получать энергию, необходимую для пассионарных толчков. В этой ситуации судьба народа незавидна: он исчерпает весь свой запас пассионарности, его уицраор захиреет и погибнет. Сам же народ либо станет добычей внешних сил, которые захватят страну, либо распадется, перестав существовать как этнос, либо, наконец, станет реликтом – изолированным народом, ни к чему не стремящимся, год от года лишь воспроизводящим свое существование. Возможно, правда, что через годы или столетия настанет момент, когда этот народ-реликт снова будет взят теми или иными божественными водителями, получит миссию и двинется в мировую историю – потрясать устои и менять лицо планеты. Другим вариантом является добровольное согласие Соборной души на плен в шрастре. Она оказывается погребенной под цитаделью, создаваемой там игвами, но она держит руку на пульсе народной жизни, и при необходимости с помощью Демиурга может освободиться и вмешаться в нее, внося то, что ни одна другая иерархия принести не в состоянии: любовь и энергию любить свою страну, то есть пассионарность. Именно на этот жертвенный путь обрекла себя Навна, согласившись на добровольный плен в цитадели российского шрастра – Друккарге. Погребенная под наслоениями мертвой материи шрастра, она не может войти в общение ни с Демиургом России, ни с другими Сестрами, ни с любимым ею народом. Ее голубовато-серебристое сияние почти совсем скрыто под черными клубами темноэфирного тела уицраора, и лишь иногда, в особые минуты, цитадель дает трещины, и сияние Навны изливается в Энроф. Мы, жители современной России, по сути – брошенные люди, и в суете повседневной жизни даже не понимаем этого. За столетия мы привыкли существовать без инвольтаций со стороны Навны, без Ее помощи и прямого материнского управления. Наша любовь к Родине неотчетлива и плохо осознанна – к ней всегда стремится примешаться управление со стороны уицраора, заменяющее любовь к стране преклонениям перед мощью государства. Мы забыли, как это – жить под сенью Навны, когда страна искренне и совершенно естественно воспринимается и реально является большой дружной семьей, спаянной не обязанностями и запретами, а тихой бескорыстной любовью, изливаемой людьми друг на друга и Великой Богиней – на нас всех, любовью, ничего не просящей взамен. Из самого нашего языка ушло воспоминание о Навне, которое осталось лишь в стихах трансфизически чутких поэтов, таких как Блок, 25 Некрасов или Есенин. Да еще иногда царапнет по сердцу слово, пришедшее из языков стран, где Соборная душа могла изливать на людей свой свет несколько дольше – так, английское motherland отдается нездешней сердечностью, которую, увы, скорее стремишься вытеснить в подсознание. Ведь это так непросто – любить свою страну, признавая одновременно и право всех других стран и народов быть любимыми. Перед свои пленением Навна сделала для России то, что еще оставалось в ее власти: инвольтировала мощный пассионарный толчок, который дал стране огромную инерцию развития. Этот толчок, выполненный еще под защитой Орды, соответствовал преобразованию Руси в Россию, означал рождение русского сверхнарода в его современном понимании. Он захватил не только славянские земли, но и земли соседних с Русью угро-финских и тюркских народов, которые впоследствии влились в российских сверхнарод, сохранив свои национальные самобытности, обычаи и религии. Другим важным аспектом создания российского шрастра был трансфизический обмен между ним и Энрофом. Вообще-то, игвы – существенно оскверненный народ, они демонизированы гораздо сильнее, чем обитатели Энрофа. И в настоящее время у Провиденциальных Сил планеты нет возможности исправить эту ситуацию. Великие Игвы, руководители шрастров, обладают огромными знаниями и магической властью, осуществляя управление своими подданными, а также другими насельниками шрастра, рарругами (подробнее – в «Розе Мира» Д.Андреева). Именно инвольтации Великих Игв в очень большой степени определяют то, что мы называем научно-техническим прогрессом; именно эти мрачные существа транслируют в Энроф знания о том, как создавать объекты техники. Эти знания недостаточны и вынужденно отрывочны, но без них не было бы ни кузнечного дела, ни кораблестроения, ни полупроводниковой электроники, ни современных компьютерных технологий. Между Демиургом каждой страны и Великим Игвой соответствующего шрастра обычно имеется подобие сотрудничества, хотя они ни в коей мере не равны, и даже не сравнимы между собой: так самый «крутой» черный маг – ничто по сравнению с выходцем из божественной иерархии. И все же Демиург по мере необходимости использует Великого Игву, а при случае даже помогает ему, если надо поддержать порядок в шрастре. Российский шрастр – Друккарг –был создан с санкции Демиурга на базе ордынско-китайского шрастра, и трансфизически он связан в первую очередь с Уралом, где стала создаваться первая производственно-технологическая база России. Для каждой эпохи характерны свои высокие технологии, владение которыми выдвигает страну вперед, давая ей огромные преимущества перед соседями. В XIII–XIV веках это была черная и цветная металлургия, литье и ковка из железа и меди. Вторым аспектом было производство пороха (огненного зелья), которое давало колоссальные военные преимущества. Именно на Урале были созданы первые в Европе металлургические и пороховые заводы, обеспечивавшие войско Руси, как вассала Орды, отменным оружием. С его помощью русские на равных противостояли европейским и турецким захватчикам, с его помощью была выиграна Грюнвальдская битва, окончательно остановившая немецкую экспансию на Восток. 26 Уральский промышленный центр несколько веков носил секретный характер. О нем знали, но не говорили, и иностранцев, особенно европейцев и мусульман, туда не пускали. Еще при Петре I Урал определял технологические возможности России, и только в связи с ее участием в промышленной революции XIX века постепенно утратил лидирующие позиции, хотя до сих пор остается важным промышленным и технологическим регионом. 27
