ЭТИКА БЛАГОРАСТВОРЕНИЯ: ПАРАДИГМА ОТНОШЕНИЙ

ИСТОРИЯ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИХ ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫХ ОТНОШЕНИЙ
391
Энотикона, во многих случаях она была вынуждена под давлением светских властей сдавать свои позиции и
как-то договариваться с монофизитским лагерем.
Вернемся к тому, с чего мы начали, — к проблеме «языковой тюрьмы», опыта и исторической истины.
История, рассказанная Джуаншером, у исследователей вызывает сомнения по причине того, что они находятся в плену у текста, а не руководствуются опытом. Текст, как ни парадоксально, несет достоверную информацию, которая преподносится нам через контекст. С одной стороны, мы являемся пленниками текста,
а с другой — тот же самый текст дает нам возможность прочувствовать ту атмосферу, которая царила на всех
кафедрах Вселенской Церкви.
А. Л. Рыбаков
(Институт стран Азии и Африки МГУ им. М. В. Ломоносова)
ЭТИКА БЛАГОРАСТВОРЕНИЯ: ПАРАДИГМА ОТНОШЕНИЙ ЦЕРКВИ
И СВЕТСКОЙ ЭЛИТЫ В ГРУЗИИ
С X в. в составе духовенства Грузинской Церкви начинают происходить важные изменения. Этот процесс зафиксирован, в частности, в сочинении Гиорги Мтацминдели «Житие св. Иоанэ и Эквтимэ Атонели».
По свидетельствам агиографа, не только епископы, но и простые монахи в монастырях уже в то время в
подавляющем большинстве принадлежали к аристократическому сословию. Что касается священников, то
практически исключалось рукоположение в этот сан человека неблагородного происхождения. Все пути подвижничества на духовном поприще для него были закрыты. Хотя еще в VIII в. считалось вполне обычным
делом, когда, например, кафедру Анчи (в Тао — одной из провинций Квемо Картли) и сан епископа Анчели
(Анчийского) получил пастух — известный грузинский инок отец Басили (VIII в.)1. После X в. такое было
уже невозможно.
К этому времени водораздел между «родовитыми» (gvarovnebi) и «незнатными», «низкородными»
(ugvaroni) в церковной иерархии обозначился вполне четко. Уже в XI–XII вв. в Грузии считалось «дивным
делом», когда известный грузинский подвижник Гиорги Атонели (Афонский) после постигших страну стихийных бедствий, в результате которых повсюду осталось множество сирот, собрал несколько десятков детей
самого простого происхождения и посвятил их Афонскому монастырю2. Естественно, предполагалось, что
со временем они будут рукоположены в священники. В ответ на недоумение современников (дети рабов
(monata švilebi) будут возведены в сан!) Гиорги Атонели пришлось приводить примеры из Писания, что и
Иосиф был продан в Египет как раб, царь Давид и пророк Амос тоже были пастухами3.
Высшее грузинское духовенство пополнялось за счет вторых, третьих и более младших сыновей феодальной аристократии. В Грузии действовало правило первородства (примогенитуры) — передачи власти внутри, например, эриставского рода от отца к старшему сыну. Во избежание междоусобной борьбы за
власть остальных сыновей отдавали в монастырь. По достижении 35-летнего возраста они чаще всего становились епархиальными архиереями. Это, однако, не означало, что тот же эристав мог просто назначить одного или даже нескольких своих сыновей предстоятелями кафедр, расположенных, например, на территории
его эриставства.
Для избрания и хиротонии епископа в тот период требовалось присутствие всех епархиальных архиереев и католикоса-патриарха. Поэтому одним из основных путей, каким сын эристава или другого вельможи
(didebuli) мог стать главой епархии, была так называемая «покупка» кафедры. Подобная практика не являлась
исключительной чертой жизни Грузинской Церкви, она существовала и в Западной Европе, и в Византии.
Только на (V–VI) Вселенском Соборе была резко осуждена практика хиротонии за материальное воздаяние,
до этого она была распространена во всей Вселенской Церкви. В Византии существовал даже специальный
перечень цен за рукоположение в тот или иной сан. С этим явлением вся Вселенская Церковь боролась очень
долго, о чем применительно к Грузии говорит, например, знаменитое постановление Руис-Урбнисского Собора 1103 г., вводившее запрет на такого рода торг.
«Продажа», однако, как отмечает известный грузинский историк Иванэ Джавахишвили, отнюдь не означала, что каждый желающий, кто располагал богатством, мог купить сан4. Для избрания на кафедру пре1
Гиорги Мерчулэ. Житие св. Григола Хандзтели // Наша сокровищница. С. 202, 206.
Гиорги Мцирэ. Житие и подвижничество святого и блаженного отца нашего Гиорги Мтацминдели // Наша сокровищница.
С. 385–387.
3
Там же.
4
Джавахишвили И. Сочинения: В 12 т. Т. VII. Тбилиси, 1990. С. 26 (на груз. яз.).
2
392
XIX ЕЖЕГОДНАЯ БОГОСЛОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
тендент должен был отвечать целому ряду требований — безупречная нравственность, возраст, монашество,
одеяние и пр. В дополнение к этому он должен был превосходить своих конкурентов еще и по благосостоянию, что было в данном случае равно благосостоянию его фамилии. Представляется, что подобного рода
практика была не только простым способом увеличения богатств церкви, но еще и возможностью материального обеспечения самой епархии. Не имея наследников (целибат, разумеется, был непременным условием для епископа), вновь избранный архиерей тратил эти средства на нужды епархии и паствы и мог рассчитывать на поддержку, в том числе и материальную, со стороны своей влиятельной родни.
В грузинском социуме, условно делившемся на светских (saeroni) и духовенство (samγvdeloni), до начала
XIX в. продолжала господствовать «этика благорастворения» (šezavebis etòika), сформулированная еще в VIII в.
самцхийским дидазнаури (эриставт-эристави) Габриэлом Дапанчули. «Мы обладаем вещественным благом
(xorcieli kòetili — букв. плотское, тварное, земное, ощутимое благо)5, а у вас есть благо духовное, и да так благорастворимся друг в друге»6, — сказал он архимандриту Кларджетской пустыни Григолу Хандзтели. Оказывая
материальную помощь Кларджетскому пустынному граду, Габриэл Дапанчули взамен рассчитывал на место
погребения для себя и своих потомков в главном монастыре Хандзта и постоянное упоминание в молитвах
за упокой и за здравие, а также агапы — особую заупокойную панихиду7. Кроме этого, «соглашение» предусматривало гарантию предоставления места в монастыре, как в женском, так и в мужском, для представителей
феодального дома.
В отличие от раннего средневековья, личное стремление к стяжанию добродетелей, врачеванию души
и совершенству отходили на второй план. Эрисмтавари фактически откупались от кропотливого домостроительства своей души материальными пожертвованиями. Так что проблема безвозмездной благотворительности со стороны аристократии осталась в целом нерешенной. Евангельское учение о добродетельной бедности («богатый никогда не войдет в рай») церковные мужи модифицировали еще в II–III вв. Климент Александрийский сформулировал новую доктрину о богатстве и бедности. По его мнению, богатство — только
орудие, само по себе оно не зло и не добро, если мы употребим его справедливо, может принести благо,
а если неправильно распоряжаться богатством, то оно станет источником зла. Согласно этой этике, богатый, который занимается благотворительностью, помогает нищим, вдовам и сиротам, вполне может войти
в рай. Так что агиограф и знаток церковного права VIII в. Гиорги Мерчулэ (букв. знаток права), автор «Жития св. Григола Хандзтели», не выглядит слишком оригинальным со своей «этикой благорастворения» (греч.
симфония, «премудрая двоица»).
Если в VIII в. великий старец Григол Хандзтели считал, что «монастыри и пустыни должны строиться
руками нищих и обездоленных монахов»8, то в IX–X вв. обители воздвигали уже крупные феодалы и цари,
назначая им содержание и полное обеспечение в виде земель, лесов, крестьян и другого движимого и недвижимого имущества. Проблема труда ради хлеба насущного отошла для монашествующих на второй план.
Как свидетельствует об этом типик Ваханского монастыря (Имерети) XIII в. (vahanis kvabis сòesgangeba)9,
управляющими церковными землями назначались светские люди (eriskòacni), дабы монахи не отвлекались
от молитвословия. Нельзя сказать, что монашество отказалось от труда и впало в мессалианскую ересь10, но
можно утверждать, что доктрина труда претерпела определенные изменения в пользу модели попечения монастырей со стороны светской элиты11. В то же время церковь никогда не упускала возможности напомнить о
том, что пожертвования должны быть бескорыстными и от чистого сердца. Упомянутый выше Гиорги Мцирэ
повторял епископам слова Иоанна Златоуста, обращенные к богатым: «Церковь не жаждет вашего злата, серебра и драгоценных камней, она хочет вашего спасения».
Как уже отмечалось, акты жертвования в ее пользу земельных наделов, крестьян, драгоценных предметов
культа не были широким жестом феодалов, а скорее двусторонней сделкой, условия которой четко оговаривались и письменно фиксировались. Эти акты впечатляют своим прагматичным и доскональным подходом к
делу обеих сторон даже в самых мельчайших и, казалось бы, незначительных случаях. Например, за одну расшитую жемчугом митру, подаренную владетелем Одишского (Мегрельского) княжества митрополиту Цаге5
Букв. «плотское благо», от груз. xorci — плоть, мясо.
Гиорги Мерчулэ. Житие св. Григола Хандзтели. С. 145.
7
Там же. С. 146.
8
Там же. С. 158.
9
Типик Ваханского монастыря (XIII в.) / Изд. Л. Мусхелишвили. Тбилиси, 1939. С. 74 (на груз. яз.).
10
Мессалианская ересь была осуждена в VI в. Принадлежавшие к мессалианскому направлению считали, что физический труд и добывание куска хлеба своим трудом необязательно для монашествующих, потому что всякие работы вызывают
смуту и страсти. Первая обязанность монаха — молитва. В целях воплощения своих идеалов мессалианцы создавали хоры для
песнопений и в течение суток непрестанно пели и молились. Вселенская Церковь осудила мессалианцев и труд признала обязательной добродетелью для монаха.
11
Башелеишвили Л. О. Принципы монастырской жизни в грузинской агиографии. С. 131–138.
6
ИСТОРИЯ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИХ ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫХ ОТНОШЕНИЙ
393
рели (Цагерскому), последний должен был отслужить в пользу владетеля 9 литургий, 12 поминальных служб
и одно отпевание. Эти условия фиксировались в договоре, и в случае невыполнения церковью взятых на себя
обязательств, даритель имел право забрать обратно сделанное приношение. Когда дело касалось земельных
пожертвований, в договоре также могло оговариваться то, в чью пользу будут отходить доходы с данного
участка (целиком церкви или только половина, вторая половина — дарителю). К примеру, если это была
пашня, мог также устанавливаться запрет на изменение сельскохозяйственного назначения данного участка:
его можно было использовать только как пахотную землю, на нем запрещалось любое строительство, в том
числе церквей и монастырей12.
Церковь в течение практически всей своей истории была одним из крупнейших собственников земли
и крестьян в Грузии. Сравниться с ней по величине земельных владений не мог даже домен грузинских царей. Однако ее экономическое могущество не раз подрывалось в ходе многочисленных внутренних смут, охватывавших Грузию, и церковные иерархи тоже были заинтересованы в сильной светской власти. Поэтому
понятными были действия многих царей, которые после подавления этих междоусобиц возвращали Церкви
отобранную у нее мятежными феодалами собственность.
Наибольший урон Грузинской Церкви, в частности в Западной Грузии, был нанесен в XVI–XVIII вв., в
период ожесточенной и кровопролитной борьбы местных феодалов друг с другом, сопровождавшейся частыми и не менее губительными иноземными, в первую очередь османскими вторжениями. Политическая и
экономическая дезинтеграция неминуемым образом сказывалась на церковной жизни, одним из следствий
чего был упадок немалого числа древних епархии, находившихся на территории Западной Грузии13. Их восстановление, при всем достаточно значительном экономическом могуществе Церкви, тем не менее все чаще
требовало помощи и вмешательства светских властей. Наиболее ярким примером этого служит история восстановления кафедры митрополита Кутатели (Кутаисского) имеретинским царем Соломоном I (1751–1784).
Впервые за долгое время ему удалось объединить практически всех западногрузинских владетелей в борьбе с
османами. В 1757 г. имеретинские войска вместе с отрядами владетелей Мегрелии, Гурии и Самурзакано под
общим командованием Соломона I нанесли жестокое поражение османским войскам в битве при Хресили,
в Имерети.
Отразив внешнюю угрозу и заручившись поддержкой ранее мятежных феодалов, имеретинский царь занялся налаживанием внутренней жизни царства. Одним из главных его шагов в этом направлении был созыв
в 1759 г. чрезвычайного церковного собрания. Для участия в нем съехалось большинство церковных деятелей
и крупных феодалов Западной Грузии: католикос Абхазский и Имеретинский Бесарион, сын рачинского
эристава; митрополит Габриэл Чкондидели, сын владетеля Мегрелии Кациа Дадиани; митрополит Иосиф
Генатели (Гелатский), младший брат Соломона I; митрополит Николоз Шемокмедели (Шемокмедский),
сын владетеля Гурии Гуриели; митрополит Григол Цагерели, сын Дадиани; архиепископ Иосеб Канели, сын
аргветского эристава; греческий митрополит Даниэл Даскал; митрополит Максимэ Ниноцминдели (Ниноцминдский); митрополит Бедиели (Бедийский) Максимэ Иашвили, а также множество белого и черного духовенства, диаконов и настоятелей монастырей14.
Собрание рассмотрело списки имущества Кутаисской кафедры (Сакутатело), часть которого во время
смут перешла в собственность светских феодалов, а часть, в том числе во избежание окончательного разграбления, была взята в казну. Кутатели уже не занимал кафедру, а упразднить ее было невозможно, по ее
древности и важности как необходимого звена для церковно-административного управления не только в
Имерети, но другими епархиями Западной Грузии. Поэтому было постановлено снова избрать митрополита
Кутатели, «и хиротонили Максимэ Абашидзе15, дабы сидел во веки веков»16. Кутаисской кафедре была возвращена вся ее земельная собственность, вне зависимости от того, где она была расположена и кто был ее теперешним владельцем. Так, вернуть земли, которые раньше были пожертвованы в пользу кафедры Кутатели
на территории Рачинского эриставства, «а впоследствии обратились в мирскую собственность», пришлось
эриставу Ростому17 — одному из наиболее упорных противников Соломона I. Хотя он и постарался выдать
это за жест доброй воли в пользу Кутаисской епархии после ее освобождения «от власти Агарян».
Светская власть способствовала возвращению не только материальных, но и духовных ценностей, святынь, которыми ранее владела Кутаисская кафедра и которые в годы османского завоевания были вывезены
и спрятаны в церквях разных западногрузинских епархий. В 1766 г. Соломон I распорядился о возвращении
12
Джавахишвили И. Сочинения. Т. VII. С. 314–315.
Похожие явления примерно в тот же период происходили и в Восточной Грузии.
14
Какабадзе С. О церковных реформах при Соломоне I. Тбилиси, 1913. С. 3–4 (на груз. яз.).
15
В будущем последний фактический католикос-патриарх Абхазский и Имеретинский.
16
Какабадзе С. О церковных реформах при Соломоне I. С. 4.
17
Акты археологической комиссии. Т. I. С. 24. О восстановлении звания Кутаисского митрополита с возвращением принадлежащих ему угодий.
13
394
XIX ЕЖЕГОДНАЯ БОГОСЛОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
одной из главных святынь — иконы Кутаисской Божьей Матери, которая после занятия столицы Имерети
османскими войсками была ввезена в специально построенную для этого церковь в имеретинском селе Маглаки18. Факт водворения святыни на место имел большое символическое и сакральное значение: влияние
и авторитет той или иной кафедры в значительной степени основывался на том, какими святынями она
обладала; возвращение особо почитаемой иконы в Кутаиси означало восстановление духовного авторитета
местной кафедры и ее предстоятеля.
Причин такого попечения светской власти о делах Церкви было несколько. Грузинская Церковь обладала главным для любого общества и государства — единой идеологией и мощной духовной традицией. Светская элита, даже в период расцвета Грузинского государства, не могла с ней в этом конкурировать и тем
более предложить альтернативную идею. Поэтому поддержка церковных иерархов всегда оставалась важным
фактором для грузинских правителей, пытавшихся бороться с феодальным сепаратизмом, и царствование
в Имерети Соломона I — один из ярких примеров этого. Восстановление в столице Имеретинского царства
кафедры Кутатели, глава которой Максимэ Абашидзе стал позднее католикосом Абхазским и Имеретинским, для современников, помимо политического, имело и большое символическое значение. Именно поэтому царь не скупился и старался вернуть восстановленной епархии всю ранее принадлежавшую ей собственность. Взамен он приобщался той силе, которая была сосредоточена в руках Церкви.
«Этика благорастворения» оказалась устойчивой парадигмой отношений в системе «церковь-элита».
Свидетельства тому, что она продолжала действовать и в начале XIX в., можно найти, например, в материалах, связанных с восстанием в Имерети 1819–1820 гг. в связи с церковной реформой российских властей в
Грузии. В этом отношении интересно «письмо князей, дворян и простого народа Шорапанского и Кутаисского округов»19, в котором, как представляется, нашло отражение восприятия местным обществом, в первую очередь, конечно, светской элитой, роли Церкви в грузинском социуме и попыток российских властей
изменить ее традиционно сложившиеся позиции и принципы существования. Есть смысл привести значительный фрагмент этого важного документа: «На твердо основанную со дня Христова крещения и распятия
веру нашу посягнули, после того, как мы ясно видим еще тягчайшие дела, устроенные ими же по Карталинии. Прежде всего, многие святые церкви наши разрушатся и честные и всехвальные образа и кресты от нас
отберутся; нами воспитанные, собственно за нас молящиеся (здесь и далее курсив мой. — А. Р.) священники
будут отняты, и мы лишимся возможности, во-первых, прославлять Христа и, во-вторых, служить ему телесно; от благословения наших архиереев будем вовсе удалены». Безусловно, очевиден категоричный тон этого
послания и заметно апокалиптическая картина будущего Грузинской Церкви и ее паствы, что можно отнести
просто к желанию авторов создать сильный пропагандистский эффект. Но в этом коротком тексте можно
рассмотреть и несколько исторических реалий, чрезвычайно важных для самих авторов этого послания. В
выделенных курсивом фрагментах речь фактически идет о разрушении традиционной системы отношений
Церкви и достаточно многочисленной части грузинского общества — элиты, той самой «этики благорастворения», когда «нами (т. е. феодалами. — А. Р.) воспитанные священники» молятся «собственно за нас», а
«мы» помогаем им материальными подношениями и тем самым получаем возможность «служить ему (Христу. — А. Р.) телесно».
18
Акты... Т. I. С. 8–9, 24.
Акты… Т. VI. Ч. I. С. 519. Письмо князей дворян и простого народа Шорапанского и Кутаисского округов к полк. кн.
Георгию Цулукидзе и прочим Цулукидзе, князьям Иашвили, Джапаридзе и Кипиани и всем благородным Рачинского округа
от 29 июня 1819 г. — Лосиатхеви.
19