Н.И. Чуприкова СОЗНАНИЕ В ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ
advertisement
Методология и история психологии. 2009. Том 4. Выпуск 1 113 Н.И. Чуприкова СОЗНАНИЕ В ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ РЕГУЛЯЦИИ ПОВЕДЕНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Рассматривается предложенная в предыдущих публикациях автора теоретическая схема строения целостной функциональной системы психического отражения и регуляции поведения и деятельности, состоящая из нескольких подсистем. Каждая подсистема обеспечивает отражение определенных аспектов действительности, учет которых необходим для организации адекватного среде поведения и деятельности. Необходимой подсистемой психики у человека является вербально-коммуникативная, которая обеспечивает получение сведений о том, как отражена действительность в психике других людей. Но для этого человек должен иметь доступ к собственной психике, знать о ее содержании и состояниях. Это и есть сознание в классическом его понимании, идущем от Р. Декарта и Дж. Локка. Обсуждается правомерность понятия интроспекции в его классическом понимании. В широком контексте психофизиологической проблемы обсуждаются возможные мозговые механизмы сознания и интроспекции, механизмы «светлого пятна сознания». Ключевые слова: психика, сознание, теория отражения, функциональная система психического отражения и регуляции поведения и деятельности, вербально-коммуникативная подсистема психики, интроспекция, психофизиологическая проблема, метафора И.П. Павлова о «светлом пятне сознания». Традиционную и современную «классическую» общую психологию справедливо упрекали и упрекают в функционализме. Но неверно было бы думать, что отдельных психических функций или процессов нет. Они, безусловно, есть. Их фактическое существование подтверждается всем ходом психологической науки, в которой, иногда лучше, иногда хуже, изучаются ощущения, восприятие и мышление, чувства и потребности, память и воля, способности, характер и волевые качества личности. Вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что сегодня об этих аспектах психики мы знаем больше, чем сто и даже тридцать лет назад. Это было бы невозможно, если бы ощущений, памяти, мышления, способностей и других перечисленных функций просто не существовало бы в природе как таковых, если бы они были только некоторыми умозрительными фикциями, бессодержательными пустыми абстракциями. Плохо то, что в теории науки, в теории психологии эти функции не образуют никакой целостной системы, выступают как практически независимые, перечисляются рядоположно. Получается, что психика человека – это просто набор отдельных функций или процессов: познание + эмоции и чувства + потребности + память + способности + воля и т.д. Слова о единстве, взаимопроникновении этих отдельных процессов или функций остаются, как правило, чистым вербальным приговариванием или иллюстрируются лишь отдельными примерами. Психика, психическая деятельность человека и животных, лежащая в основе организации их поведения, безусловно, целостна и нераздельна. Критики функционализма, несомненно, правы, отстаивая тезис об этом единстве и целостности. Но дело в том, как понять эту несомненную целостность, не отрицая и не игнорируя несомненных фактов реального существования разных отдельных 114 Н.И. Чуприкова процессов и функций, не отрицая векового деления психики на ум, чувство и волю, не отрицая существования потребностей, мотивов, процессов понимания и порождения речи. Необходимого системно-функционального понимания единства психики в психологии пока не достигнуто. Особняком к традиционному перечню основных психических процессов и функций стоит понятие сознания. В чем его природа? Чем оно является? Еще одной функцией или процессом? Или особой характеристикой каждого из них? Или особой характеристикой определенного уровня или состояния всей психики? На эти вопросы, число которых можно увеличить, ответа психология пока не дала. Понятие сознания (consciousness) и понятие психики (mind) – это два самых общих категориальных понятия психологии. Однако ни одно из них не получило до сих пор сколько-нибудь общепринятого определения. Но хотя это так, в настоящее время общепринятым является разделение психических процессов, явлений и состояний на сознательные и бессознательные, на осознаваемые и неосознаваемые. В этой дихотомии ясно видны эмпирические признаки сознательных и бессознательных процессов и явлений, которые как таковые, по-видимому, никем не оспариваются. Бессознательные – это такие психические процессы и явления, которые, хотя и влияют на поведение человека, что видно стороннему наблюдателю, самому человеку неизвестны. Он ничего не может сообщить о них другим людям, они ему «неподотчетны» (В.М. Бехтерев). А эмпирические признаки сознания состоят в том, что человек имеет знание не только о своем поведении и внешности, но и о своих внутренних психических процессах и состояниях, они ему «подотчетны» (В.М. Бехтерев). Сколько бы ни критиковали понятие интроспекции (заменив его более расплывчатым и широким по смыслу «самонаблюдением»), невозможно не признать, что человек знает о том, что и как он видит и слышит, голоден он или сыт, радуется или печалится, охвачен гневом или муками совести и т.д. и т.п. Он может сообщить об этих состояниях другим людям, описав их словами, часто с большой точностью и со многими деталями. В этом смысле феноменологический метод изучения сознания, представленный в трудах Э. Гуссерля и его последователей, несомненно, является научным и заслуживает самого пристального внимания психологов (Улановский, 2007). Все теоретические трудности начинаются с попыток понять природу и происхождение этих эмпирических фактов сознания, с попыток не ограничиться простым их описанием, но ввести в некую общую систему научного психологического знания. Отметим несколько обстоятельств. Если психические процессы, явления и состояния делятся на два класса – сознательные и бессознательные, то общим для них родовым понятием является понятие психики, и, следовательно, как таковые они должны характеризоваться наряду с видовыми определенными общими родовыми признаками. Но они характеризуются только видовыми признаками, только видовыми отличиями, так как общие родовые признаки понятия психики не выделены, не определены. Значит, принятое деление нуждается в серьезной логической доработке, а ее отсутствие ведет к логической и понятийной путанице. Если посмотреть, какие определения даются в психологических учебниках, словарях и энциклопедиях понятиям психики, сознания и бессознательного, как рассматриваются эти понятия в своем конкретном содержании, то мы не увидим ничего, даже сколько-нибудь близкого Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 115 ясной логической родо-видовой схеме. В связи с этим отметим еще одно примечательное обстоятельство. Хотя деление психических явлений на сознательные и бессознательные является общепринятым, многие авторы, говоря о психике, называют в качестве ее первого и решающего признака «субъективность», не отдавая отчета в том, что это признак только сознательных психических явлений. Бессознательное психическое самому субъекту никак не дано и в этом смысле, оставаясь психическим, оно не является субъективным. Далее. Зачем вообще нужно, чтобы человек знал о своих психических процессах и состояниях, о содержании своей психики в самом широком смысле слова? Если в отношении понятия психики все же более или менее ясно, что ее участие необходимо для регуляции поведения, то зачем еще нужно, чтобы сам человек имел знание о своей психике? Этот вопрос совсем не праздный и не надуманный. Он закономерно возникает в связи с теми непреложными фактами, что бессознательные психические процессы в ряде случаев вполне удовлетворительно справляются с задачей регуляции поведения, оставаясь бессознательными или неосознаваемыми. Сколько-нибудь ясного ответа на этот кардинальный вопрос пока не предложено. Серьезные трудности возникают в связи с двусмысленностью понятия «непосредственности» применительно к фактам сознания. Человек знает «непосредственно» о своей психике в том смысле, что это знание не является продуктом каких-либо умозаключений на основе косвенных признаков (о психике других людей мы знаем опосредованно на основе их поведенческих и речевых реакций). Но знание о собственной психике не является «непосредственным» в том смысле, что не опосредуется вообще никакими дополнительными к самой психике процессами и механизмами. В истории философской и теоретической психологической мысли в качестве опосредствующих процессов сознания, приводящих к знанию о собственной психике, назывались рефлексия (Р. Декарт), внутренний опыт в отличие от чувственного опыта (Дж. Локк), апперцепция в отличие от перцепции (Г. Лейбниц, В. Вундт), интенционная направленность субъекта на определенное предметное содержание (Ф. Брентано). По мере развития экспериментальной и клинической психологии сознание стало связываться с процессами вербализации внешних объектов, являющихся стимулами поведения, и собственных внутренних состояний. В этом контексте бессознательные психические процессы рассматриваются как процессы невербализуемые, а сознательные – как вербализуемые, находящие отражение в словесных отчетах субъекта (Дж. Уотсон, З. Фрейд, В.М. Бехтерев, А.Р. Лурия, Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, Б.М. Теплов, Э.А. Костандов и другие). Классическим подтверждением такой роли вербализации впечатлений является поведение больных с расщепленным мозгом, когда они не могут дать словесного отчета о сигналах, воспринимаемых их правым полушарием и вызывающих адекватные поведенческие реакции, изза отсутствия передачи соответствующих впечатлений к их левому «речевому» полушарию. Таким образом, складывающиеся в правом полушарии психические состояния, оставаясь невербализованными, не осознаются субъектом и как бы для него не существуют. Несомненная связь явлений сознания с вербализацией психических процессов и состояний субъекта наводит на мысль о неразрывной связи сознания человека с вербальным общением людей друг с другом. Именно такова была традиция отечественной психологии, которая рассматривала сознание как высшую 116 Н.И. Чуприкова форму психического отражения действительности, возникшую в человеческом обществе вместе с коллективным трудом и речью. К сожалению, соответствующие утверждения носили, как правило, декларативный характер, внутренняя и логическая связь речевого общения людей с сознанием не рассматривалась. Ключевой вопрос о том, как и почему вербализация впечатлений ведет к появлению сознания в смысле знания субъектом состояний своей психики, оставался без ответа. В настоящей статье предложена попытка возможного логико-теоретического ответа на этот вопрос. Начнем с того, что вербализация впечатлений входит в состав процессов речевого общения людей. А эти процессы должны быть рассмотрены не сами по себе, не изолированно от других психических процессов, но как подсистема единой целостной функциональной системы психики наряду с другими ее подсистемами. Описанию состава целостной функциональной системы психического отражения и регуляции поведения и деятельности человека посвящены предыдущие наши публикации (Чуприкова, 2006, 2007а, 2008). В данной статье это будет сделано в краткой тезисной форме. Затем мы покажем, как в данной функциональной системе можно найти место явлениям сознания в смысле осознания человеком своей собственной психики. Функциональная система психического отражения действительности и регуляции поведения и деятельности Целостная функциональная система психики, лежащая в основе регуляции поведенческих актов (или циклов) поведения и деятельности человека, может быть теоретически построена. Для этого надо, во-первых, взять за базовое сложившееся в отечественной философии и психологии понимание психики как отражения действительности и регуляции на этой основе поведения и деятельности, и, вовторых, задаться простым, но прямо вытекающим из такого понимания вопросом: что должно быть отражено в психике, что должно быть представлено в ней, чтобы поведение было адекватным внешним и внутренним условиям, а деятельность успешной? В процессе ответа на этот простой вопрос теоретическая система ведущих психологических понятий и целостная функциональная система основных психических процессов, необходимых для осуществления успешного поведения в среде и успешной деятельности, выстраивается буквально «сама собой». Итак: что же должно быть отражено в психике, что же должно быть представлено в ней, чтобы поведение и деятельность были успешными? 1а. Должна быть отражена наличная предметная действительность, существующая в данном пространстве в данный момент времени. 1б. Должны быть представлены события, могущие иметь место в будущем и имеющие место в пространстве за пределами его непосредственной данности. 1а и 1б – это познавательные процессы, которые образуют когнитивную подсистему психики, включающую в себя ощущения и восприятие, опережающее отражение действительности в форме разного рода антиципаций, экстраполяций, воображение, мышление. 2. Должны быть отражены нужды собственного организма и личности. Это потребностно-мотивационная подсистема психики. 3. Должно быть в прямой непосредственной чувственной форме отражено значение для организма и личности (положительное или отрицательное) тех или иных внешних факторов, собственных внутренних состояний, а также результатов взаимодействия организма и личности со средой – природной и социальной. Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 117 Это эмоции и чувства, образующие эмоциональную подсистему психики. 4. Конечно, нужно учитывать весь прошлый успешный опыт отражения и регуляции поведения и деятельности. Это подсистема памяти. 5. Но есть еще один очень важный класс сведений, которые обязательно должны быть представлены в психике каждого человека, чтобы его поведение и деятельность были успешными. Это сведения о том, как отражена действительность в психике других людей: что они ощущают и воспринимают в данный момент, что они знают и понимают, о чем думают, что и как предвидят, что чувствуют и помнят, каковы их потребности и т.п. Без учета сведений о содержании психики других людей (теоретически – всех, но в конкретных актах поведения и деятельности, конечно, только некоторых в зависимости от обстоятельств) никакое адекватное внешним условиям поведение и никакая успешная деятельность просто невозможны. Вместе с тем каждый человек, если он хочет, чтобы поведение и деятельность других людей были как-то согласованы с его собственным видением мира, собственными чувствами и потребностями, должен передавать им данные содержания своей психики. Так мы теоретически вывели необходимость существования еще одной – пятой – подсистемы психики человека, которую можно назвать коммуникативной или подсистемой общения и которая включает в себя все вербально-речевые процессы и процессы невербальной коммуникации. Существование такого рода процессов было давно известно и на уровне обыденного сознания, и научному сообществу. Но их назначение обычно не связывалось с общей функцией психики быть отражением действительности и регулятором поведения и деятельности. Теперь же они выступают в неразрывной связи с понятием отражения. Они необходимы, так как для успешного поведения и деятельности людям необходимо не только иметь собственную психику, но и знать о содержании психики друг друга. Надо специально подчеркнуть, что, с теоретической точки зрения, человек должен иметь сведения о содержании всех подсистем психики других людей, а также сообщать им о содержании и состояниях всех без исключения собственных психологических подсистем. Таким образом, удается рационально, теоретически непротиворечиво встроить коммуникативные процессы общения, включая весь необходимый для этого инструментарий (невербальные средства, словесные и многие другие искусственные знаки) в общую целостную функциональную систему психического отражения и регуляции поведения и деятельности. В данной подсистеме психики можно выделить две взаимосвязанные, но разные ее подсистемы (под-подсистемы). Это – 5а) подсистема прямой непосредственной невербальной коммуникации и 5б) подсистема знаково-опосредованной вербальной коммуникации. Далее в настоящей статье речь будет идти только о последней подсистеме. 6. Чтобы картина стала законченной, к уже упомянутым пяти подсистемам функциональной системы психики надо добавить еще две подсистемы, содержание которых также должно становиться предметом коммуникации. Это шестая – центральная интеграционно-волевая – подсистема, где интегрируются сведения, поступающие из всех перечисленных ранее пяти подсистем, где происходит синтез этих сведений, идут процессы принятия решений, происходит выработка целей и программ поведения. 7. Наконец, седьмая – активационно-энергетическая – подсистема обеспечивает необходимый энергетико-активационный уровень работы всех 118 Н.И. Чуприкова других подсистем, включая интеграционно-волевую. При этом очень важное обстоятельство состоит в том, что чем с более трудными задачами и ситуациями сталкивается человек, чем больше требований предъявляется к целостной функциональной системе его психики и к ее отдельным подсистемам, тем в большей степени (не обязательно линейно и, конечно, до определенного индивидуально обусловленного предела) включается ее активационно-энергетическая подсистема (Чуприкова, 2008). Сознание человека как предпосылка и порождение знаково-опосредованной вербальной коммуникативной подсистемы психики. Реабилитация понятия интроспекции Поведение живых существ на начальных и даже относительно поздних этапах филогенеза носит инстинктивно-рефлекторный характер. Определенные воздействия внешней и внутренней среды, отражаясь в своем содержании (в совокупности своих критериальных свойств) в психике живого существа, прямо и непосредственно вызывают связанные с ними адекватные поведенческие реакции. Эти реакции могут быть генетически закрепленными, приобретенными в индивидуальном опыте, или сплавом того и другого в составе сложных инстинктивных форм поведения. Но во всех случаях центральные возбуждения, в которых представлены (воплощены, воссозданы) результаты психического отражения действительности, после того как они сложились в нервных центрах, прямо и непосредственно выходят на исполнительные пути. Столь же непосредственными являются на данных этапах филогенеза большинство коммуникативных актов животных, основанных на подаче генетически или индивидуально закрепленных сигналов о наличии пищи, опасности, потребности в защите и т.п. В контексте обсуждаемой проблемы природы сознания и эмпирических фактов его проявления у человека, вероятно, без большой натяжки можно сказать, что самому живому существу, поведение которого инстинктивно-рефлекторно, нет никакой биологической необходимости знать о содержании своей собственной психики. Психика здесь несомненно нужна, так как все поведение организуется на основе отражения в ней ключевых для адекватного поведения параметров внешних и внутренних воздействий. А сознание – в смысле знания о своей собственной психике – не нужно. Во всяком случае, для его наличия в составе инстинктивно-рефлекторного поведения трудно логически найти какое-либо место. Иное дело человек с его развитой подсистемой вербальной коммуникации. С теоретической точки зрения ясно, что для того, чтобы человек мог сообщать другим людям о богатейшем содержании своей психики (образах, мыслях, чувствах, потребностях, волевых усилиях, состояниях и т.д.), это содержание само должно стать объектом познания. Поэтому сознание в смысле знания о своей психике здесь необходимо. При этом можно говорить о сознании в его классическом декартовско-локковском определении: «Сознание есть восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме» (Ярошевский, 1976, с. 117). Это классическое определение, которое господствовало в философии и психологии вплоть до XX века, а затем было оставлено, само по себе в общей форме надо признать правильным. Иное дело, что его биолого-поведенческое назначение оставалось совершенно непонятным. А в рамках представленной в настоящей статье целостной функциональной системы психического отражения и регуляции поведения и деятельности оно находит свое вполне законное и понятное место как специфический компонент или Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 119 специфическая система процессов, необходимых для осуществления всех актов сложного поведения и деятельности человека. Если согласиться с классическим определением сознания как восприятия человеком того, что происходит в его собственном уме, а шире – в его собственной психике, то нельзя не признать справедливости понятия интроспекции в его буквальном значении – как «смотрения внутрь». Чтобы сообщить другим людям о состоянии своей психики, человек действительно должен заглянуть «внутрь» самого себя. Однако ошибочным было распространенное представление о том, что восприятие человеком собственной психики является «непосредственным» в том смысле, что возникает как бы «одномоментно» и непреложно вместе с ней самой, не требуя участия каких-то специфических дополнительных механизмов и процессов. По-видимому, более логично думать, что «смотрение внутрь» на собственную психику все же не является «непосредственным» в названном смысле слова, а требует участия специальных процессов. В истории философии и психологии такие процессы постулировались, и они назывались рефлексией. В связи с развитием и успехами в изучении физиологии мозга и нервной системы стали предприниматься попытки «материализовать» понятие рефлексии, придать ему определенный физиологический смысл. Так, немецкий врач Кцольбе, интересовавшийся философскими вопросами, полагал, что в нервной системе возникает обратное движение нервного тока и именно оно составляет механизм сознания. Кцольбе считал, что прямое движение нервного тока, вызванное воздействием объектов на органы чувств, представляет собой своего рода изображение внешнего мира. А когда в те же самые точки, пункты нервной системы, по которым происходило прямое движение тока, происходит его обратное движение, то происходит соединение внешнего и нашего внутреннего и рождается то общее свойство или качество всех видов духовной деятельности, которое называют сознанием (Цит. по: Ульрици, 1869). В наше время Дж. Эделмен, предлагая теоретическую модель деятельности мозга, вводит в нее механизм повторного входа, когда сигнал, возникший внутри системы, вновь адресуется к начальным звеньям канала его обработки (Эделмен, Маунткасл, 1981). Он считает этот механизм условием сознательного восприятия и склоняется к мысли, что в своих наиболее изощренных формах такие модели, вероятно, потребуют элементов, способных к речи, хотя, возможно, что речь не всегда обязательна для их появления. К той же общей идее обращается Ф. Крик. Он пишет: «До сих пор мы не располагаем каким-либо описанием сознательного восприятия, которое осветило бы наш непосредственный опыт такого восприятия. Как можно полагать, такие феномены основаны на том, что пути вычислений1 действуют каким-то образом сами на себя, но как именно это происходит, неизвестно. ...Эта центральная проблема ускользает от решения...» (Крик, 1982, с. 260). О возврате возбуждений по центральным путям в места их первичных проекций говорит в своих работах А.М. Иваницкий (Иваницкий, 2001). С его точки зрения, такой возврат является существенно важным элементом интегративной деятельности мозга человека, связанным с возникновением осознанных ощущений, которые он называет «субъективными». А.М. Иваницкий солидаризируется с высказываемым в литературе мнением 1 Ф. Крик рассматривает вопрос о вычислительных операциях, которые должен выполнить мозг, чтобы мы видели предметы так, как мы это делаем. 120 Н.И. Чуприкова (В.М. Сергин), что данный механизм лежит в основе феномена «внутреннего видения», составляющего суть сознания. Итак, необходимость сознания как знания людей о своей собственной психике может быть теоретически выведена из анализа задач работы словесно-знаковой подсистемы целостной функциональной системы психического отражения и регуляции на этой основе поведения и деятельности. Сознание необходимо, чтобы люди могли сообщать друг другу о содержании своей психики, а это в свою очередь необходимо для успешного поведения и деятельности как каждого человека в отдельности, так и их коллективов в природной и социальной среде. Но анализ природы и задач словеснознаковой коммуникативной подсистемы психики приводит еще к одному, не менее кардинальному выводу. Он состоит в том, что словесно-знаковая коммуникация в человеческом обществе предполагает и требует высоко развитого расчлененноаналитического категориального отражения как объективной действительности, так и своей собственной психики. Поэтому становление, развитие и существование в человеческом обществе данной подсистемы должны были привести к такому новому уровню познания, который принципиально не мог бы быть достигнут без языка как средства коммуникации (Чуприкова, 1985, 2007а, б). Рассмотрим это в краткой форме. Наша психика всегда целостна. Созданное ею отражение предметного мира, других людей и самих себя всегда целостно и бесконечно многообразно. Мы живем в мире бесконечного количества самых разных ситуаций и переживаний. Таких целостных конкретных ситуаций и переживаний миллионы и миллиарды. Как же передать их содержание другим людям? Ведь невозможно же для каждой из этих неповторимых ситуаций и для каждого неповторимого переживания использовать свой собственный, отличный от всех других знак. Мы предлагаем вполне понятный способ справиться с этой задачей. С разными знаками можно связать не целостные ситуации, но разные входящие в них элементы (предметы, их свойства, отношения, эмоции, потребности, личностные свойства людей, характеристики движений и т.д. и т.п.), которые являются общими для множества ситуаций. Комбинируя различным образом такой относительно немногочисленный набор знаков, можно передать и получить с достаточно высокой точностью практически неограниченное количество сведений о мире, об его отражении в психике, о богатейшем содержании всей психики других людей. Означивание отдельных элементов отражательной психической деятельности – это единственно возможный способ передачи ее богатейшего и неисчерпываемого содержания. Поясним это на простом примере. Например, имеется 27 предметов трех разных форм, трех разных цветов и трех разных размеров. При посредстве всего девяти знаков (трех для цвета, трех для формы и трех для размера), комбинируя их в разных сочетаниях, можно передать и получить информацию о каждом из 27 предметов. Если же имеется набор вещей (или образов, или переживаний), обладающих четырьмя разными признаками, каждый из которых принимает четыре значения, то посредством всего 16 знаков можно передать и получить информацию уже о 256 конкретных явлениях. Близко к этому идеальному принципу построены все языки мира, в которых имеется множество слов для обозначения разных объектов, их свойств и отношений, разных эмоций и потребностей, разных намерений и т.д. Комбинируя эти слова, можно передать и получить информацию о множестве самых разных внешних ситуаций и внутренних состояний психики людей. Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 121 Таким образом, получается, что без языка и речи невозможно аналитическое познание действительности, а без такого аналитического познания невозможна никакая полноценная коммуникация в человеческом обществе. Получается, что две функции языка – служить средством познания и служить средством коммуникации и общения – это не две разные функции. Это, скорее, две стороны одной и той же медали. Сказанное в полной мере справедливо как для обмена информацией о внешнем мире, так и для передачи людьми сведений о содержании своего внутреннего мира. Если кто-то хочет сообщить другому человеку о какомто своем чувстве, он должен это чувство назвать, а для этого – выделить его по определенным признакам как определенный элемент эмоциональной сферы. Он должен назвать словом модальность данного чувства, его интенсивность, некоторые оттенки, для чего также необходимо выделить и отделить от других все эти и подобные характеристики чувства. Если чувство познано смутно, плохо дифференцировано от других, то таким же смутным и неопределенным будет сообщение о нем в языке другим людям. Конечно, во всех актах обмена информацией о внешнем мире и о состояниях своей психики люди употребляют не отдельные изолированные знаки, но их комбинации в составе высказываний и текстов. А это требует нового высокого уровня развития процессов синтеза, так как теперь речь идет о синтезе предварительно вычлененных и обозначенных специфическими знаками возбуждений. В целом можно сказать, что природа знаково-речевой сигнализации такова, что она необходимым образом ведет к становлению в психике человека таких ее свойств, которыми обычно наделяют высшие формы мышления и сознания. Это разделение «Я – не-Я», познавательное разделение разных объектов и их свойств, разных составляющих своего собственного тела и их свойств, разделение действий субъекта с объектами и их результатов, разделение причины и следствия и т.д. и т.п. Феноменальный мир сознания взрослого человека в нашей культуре не только очень богат. Он расчленен, структурирован и упорядочен, что было бы невозможно без употребления языка, необходимого для осуществления взаимного ознакомления людей с состояниями и содержаниями своей психики, для взаимного влияния на психику друг друга. Исходно обращаться к своей собственной психике и связывать разные ее состояния и содержания с разными знаками было, возможно, необходимо только затем, чтобы сообщать сведения о ней другим людям. В настоящее время каждый человек имеет возможность обратиться к своей собственной психике для уяснения ее содержания независимо от задачи сообщения об этом другим людям. Есть основания думать, что такое обращение должно предполагать участие внутренней речи в форме скрытых речевых кинестезий (Соколов, 1968). Поскольку феноменальный мир человека, будь то мир воспринимаемых ситуаций, образов воображения, чувств, мыслей, интенций, внутренних усилий и т.д. и т.п., бесконечно богат, то вербализованные сообщения о нем всегда носят только выборочный характер. В реальной жизни всегда описывается какой-то фрагмент, какая-то часть этого мира. Часто это определяется прямым запросом людей к определенным содержаниям психики друг друга. В связи с этим совершенно закономерным является тот факт, что при использовании в классической психологии метода интроспекции испытуемые описывали именно то, о чем им предписывалось сообщать в предварительных инструкциях и в ответах на задаваемые вопросы – будь то ощущения и их качества, интенции, процессы 122 Н.И. Чуприкова умственной деятельности и содержания мыслительных образов, целостный поток сознания и т.п. (Мазилов, 2007). Иначе и не могло быть, поскольку конкретное направление процессов рефлексии, говоря физиологическим языком, – конкретное направление процессов «повторного входа» – четко задавалось словесной инструкцией и вопросами экспериментатора. Центральные процессы испытуемых всегда выборочно и избирательно направлялись именно к тем содержаниям феноменального мира, которые интересовали экспериментатора. Своими инструкциями и вопросами он «посылал запрос» к вполне определенным содержаниям психики испытуемых. Поэтому метод интроспекции при всех его ограничениях следует признать вполне законным научным методом психологии (Карицкий, 2005). В свое время И.П. Павлов предложил известную метафору о «светлом пятне сознания». Он говорил, что если бы мы могли заглянуть сквозь черепную коробку человека, то могли бы увидеть, как по коре его больших полушарий передвигается некоторое «светлое пятно», высвечивающее то одни, то другие содержания его сознания. В отечественной психологии в школе Е.И. Бойко был разработан оригинальный психофизиологический метод исследования, позволивший выявить действительное реальное существование таких «светлых пятен сознания», измерить их интенсивность в разных условиях, проследить становление во времени. Метод, названный методом тестирующего стимула, и полученные с его помощью результаты описаны в публикациях (Бойко, 1964, 2002; Чуприкова, 1967, 2004а, 2005). В самой общей форме метод и результаты исследований состоят в следующем. Перед испытуемым находится панель с вмонтированными в нее тридцатью шестью маленькими электрическими лампами, образующими шесть горизонтальных и шесть вертикальных пересекающихся рядов. Экспериментатор имеет возможность зажигать эти лампы в любых комбинациях и в любых последовательностях. Испытуемый осуществляет с сигнализируемыми ему лампами разного рода операции, предписанные словесной инструкцией (выделяет вниманием и запоминает местоположение одних ламп, игнорируя местоположение других, сравнивает комплексы ламп в разных отношениях и т.п.). Метод основан на том, что корковые области зрительного анализатора представляют собой своего рода экран, каждой точке которого соответствуют определенные точки сетчатки и определенные точки объективного пространства, т.е. в нашем случае отдельные определенные лампы панели. Если экспериментатор хочет узнать, каково функциональное состояние корковых проекций разных ламп, когда испытуемый решил поставленную задачу (или во время ее решения), он вторично зажигает ту или иную лампу панели, адресуя ее вспышку к тем пунктам анализатора, состояние которых его интересует. Время ответной реакции на этот вторичный тестирующий сигнал служит показателем возбудимости соответствующих пунктов анализатора. Результаты большого цикла исследований, представленные в названных выше публикациях, неизменно показывали, что функциональная мозаика, состоящая из более «светлых» и более «темных» пятен (локальных очагов повышенной и пониженной возбудимости), складывается в пространстве коркового зрительного экрана человека в соответствии с содержанием выполняемых операций со зрительными сигналами. Она определяется содержанием выполняемых инструкций, а не характером самих по себе зрительных раздражителей. Она есть результат взаимодействия и синтеза возбуждений со стороны словесной инструкции и со стороны поступающих Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 123 в кору непосредственных зрительных афферентаций. Поэтому «светлое пятно» может складываться в тех пунктах коркового зрительного экрана, куда вспыхивающие лампы вообще не адресовались, а «темные пятна» – в пунктах адресации вспыхивающих ламп большой интенсивности. Например, если испытуемый, согласно инструкции, должен выделить вниманием и сообщить экспериментатору местоположение негорящих ламп, расположенных между двумя горящими, то локальная возбудимость в корковых пунктах адресации этих негорящих ламп значительно выше возбудимости всех остальных пунктов зрительного коркового экрана. С другой стороны, в условиях, когда испытуемому предъявляются пары ламп, составленные одной яркой и одной тусклой вспышкой, а он должен запомнить и сообщить экспериментатору местоположение только тусклых вспышек, в проекциях ярких вспышек часто имеет место состояние пониженной возбудимости. Метод тестирующего стимула позволил показать, что при увеличении от 1 до 5 числа вспыхивающих ламп, местоположение которых испытуемый должен запомнить и затем сообщить экспериментатору, локальная возбудимость в их проекциях неуклонно падает и, наконец, становится практически не отличимой от фоновой. Эти факты, по-видимому, могут пролить свет на причины известных феноменов ограниченности объема внимания и кратковременной памяти в отношении отдельных выделяемых сознанием человека объектов. Метод позволил получить также новые данные о становлении и развитии «светлого пятна сознания» в микроинтервалах времени после подачи сигнала к выделению сознанием местоположения определенных ламп панели. В частности, изучалось становление очага повышенной возбудимости в пунктах адресации негорящих ламп панели, расположенных по вертикали или по горизонтали между двумя вспыхивающими лампами, когда местоположение негорящих ламп должно было быть выделено испытуемым и сообщено экспериментатору. Основной полученный результат состоял в том, что сначала (интервал тестирования 50–70 мс) никаких признаков «светлого пятна» в корковом экране зрительного анализатора еще не обнаруживается. Затем (интервалы тестирования 70–100–150 мс) обнаруживается широко генерализованное «светлое пятно», включающее проекции ламп, не только ближайших к подлежащей обнаружению, но и среднеудаленных от нее. Затем «светлое пятно сознания» сужается (интервалы тестирования 150–200–250 мс) и, наконец, статистически значимое локальное повышение возбудимости начинает ограничиваться только проекциями негоревших ламп, местоположение которых должно быть выделено вниманием и осознано (Чуприкова, 1967, 2004а). Полученные в школе Е.И. Бойко факты делают буквально «наглядно зримыми» эффекты повторного избирательного входа центральных возбуждений к определенным пунктам адресации сенсорных зрительных афферентаций, когда сигналы, вызывающие эти афферентации, должны стать предметом внимания и сознания человека. Они делают реальностью метафору И.П. Павлова о «светлом пятне сознания». В свое время Э. Титченер, анализируя трудности самонаблюдения как «смотрения внутрь», отмечал, что такое самонаблюдение меняет характер наблюдаемых процессов (Мазилов, 2007). Рассмотренные выше факты говорят о том, что так и должно быть, что быть иначе не может. Возбуждения (и торможения) со стороны «повторного входа», которые диктуются требованиями инструкции, действительно, всегда перестраивают «в своих интересах» 124 Н.И. Чуприкова мозаику корковых возбуждений, вызываемых непосредственно действующими сигналами. Поэтому интроспекция всегда сообщает только о содержании и состояниях сознательной (или осознанной) психики человека. Этим методом невозможно что-либо узнать о состоянии психики, пока она не стала предметом рефлексии, осознания, а говоря в физиологических терминах, – пока психическая отражательная деятельность мозга имеет место как бы «в чистом виде», не осложненном и не модифицированном возбуждениями «повторного входа». На пути к решению психофизиологической проблемы Проблема сознания и его природы традиционно обсуждается в связи с обсуждением психофизиологической проблемы. Чаще всего обсуждаются вопросы типа «как мозг производит сознание», «как сознание возникает из деятельности мозга», «какие материальные процессы могут порождать сознание» (Акопов, 2007). Анализ развиваемых многими авторами представлений показывает, что до сих пор не удается рационально теоретически преодолеть сложившееся в европейской мысли после Р. Декарта традиционное дуалистическое противопоставление души и тела, которое уже не отвечает современному состоянию науки. Современное естествознание исключает любые формы дуализма, даже самые слабые и замаскированные. Прав И.П. Меркулов, когда пишет, что «сейчас дуализм по сути дела превратился в мировоззренческий стереотип, опирающийся исключительно на традиционную оппозицию души и тела, так как никому не удалось обнаружить никаких нематериальных сил, приводящих в движение мускулы человека и управляющих его поведением» (Меркулов, 1999, с. 42). Однако ясное теоретическое преодоление дуализма души и тела все еще не достигнуто. На Западе в респектабельных кругах ученых в области нейронаук и психофизиологии наиболее популярна и распространена теория тождества психического и физиологического. В известной теории научного материализма было сформулировано положение, что психика – это не что иное, как сложная система мозговых нервных процессов, лежащих между действием стимула и вызываемым им поведением, что психические процессы – это эффект внутри человека определенных стимулов и причина его определенных реакций. Давая определение понятию mind, Д.О. Хебб пишет, что это неточное и достаточно приблизительное название процессов, которые протекают внутри головы человека и животных и контролируют поведение в его наиболее сложных проявлениях (Hebb, 1972). Идеи психофизиологического тождества утвердились на Западе столь прочно, что, например, в популярном учебнике по психологии Д. Майерса несколько раз прямо повторяется, что все психологическое является биологическим, что «каждая ваша идея, каждое настроение, каждый порыв есть биологическое явление. Вы – это тело» (Майерс, 2001, с. 69). Вряд ли такое решение проблемы можно считать приемлемым. Ведь биологическое, телесное, по общепринятому определению, – это всего лишь физикохимические, электрические, обменные и т.п. материальные процессы, а психика – это все же образы, идеи, настроения, порывы. Одно с другим явно не стыкуется. Теория, провозглашающая простое тождество психического и телесного (деятельности мозга), при ее внимательном анализе обнаруживает невозможность теоретической стыковки бытующих понятий о психике и деятельности мозга, ведет к такому же теоретическому тупику, как и оставленные сегодня теории психофизического взаимодействия и параллелизма. Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 125 Серьезным недостатком многих современных работ по психофизиологической проблеме является недостаточное разделение понятий психики (mind) и сознания (consciousness), отсутствие их четкого эксплицитного (а не только подразумеваемого) определения, отсутствие генетического подхода к проблеме (мозг и психика на разных этапах их развития) и не отвечающее современным фактическим данным сведение деятельности мозга только к генерации и проведению нервных импульсов (в развитом мозге высших животных и человека складываются специфические пространственно-временные ансамбли возбуждений, тонко отвечающие параметрам действующей стимуляции и параметрам ответных реакций). В наших предыдущих публикациях (Чуприкова, 1985; 2004б; 2005; 2006; 2007а) был предложен подход к решению психофизиологической проблемы на основе теории отражения. Обосновывались следующие положения. 1. С общей теоретико-методологической точки зрения деятельность мозга должна рассматриваться как отражательная, познавательная по своей сущности. Это значит, что основная функция мозга состоит в построении картины мира и в отображении собственных внутренних состояний организма, в построении моделей (подобий, эквивалентов) мира, который окружает живое существо, его собственного тела и происходящих в нем процессов и в организации на этой основе приспособительного поведения, адекватного среде и состоянию организма. С этой точки зрения деятельность мозга, регулирующая поведение, должна быть квалифицирована как деятельность психическая, как психика. При этом речь идет не о том, чтобы свести психику к деятельности мозга или вывести ее из этой деятельности. Речь идет о том, что там, где долгое время видели две разные сущности, две разные реальности, на самом деле существует одна сущность, одна реальность. 2. Не все процессы мозга несут функцию отражения и могут быть названы психическими. В нем постоянно идут обменные, трофические и энергетические процессы, без которых психическая деятельность невозможна, но к которым понятие психики не применимо. Таким образом, содержание и объем понятия психики не тождественны объему и содержанию понятия деятельности мозга. К процессам психическим должны быть отнесены только нервные процессы одного определенного класса, состоящие в отражении, в построении информационных моделей мира, включающего само живое существо, и в организации на этой основе приспособительных актов жизнедеятельности и поведения. Другой класс процессов деятельности мозга, который обеспечивает его трофику и энергетику, не подпадает под категорию психического. Во всех реальных процессах поведения всегда участвуют оба класса мозговых процессов, имеет место их неразрывное единство, но по своему функциональному назначению и интимным механизмам это разные процессы. Без их концептуального различения монистическое решение психофизиологической проблемы не может быть достигнуто. 3. У высших животных и человека психика складывается на всех уровнях деятельности мозга, начиная с субнейронных молекулярных нейрохимических процессов и кончая общемозговыми системными процессами. Поэтому принцип разделения психических и непсихических нервных процессов должен быть не уровневым и горизонтальным, а вертикальным. Одной из фундаментальных задач нейронауки должно стать нахождение обоснованных критериев для фактического естественно-научного разграничения собственно психических (несущих функцию отражения и регуляции 126 Н.И. Чуприкова поведения и деятельности) и обслуживающих их непсихических обменных, трофических и энергетических процессов. 4. Истоки психики коренятся в самой природе жизни, предполагающей нерасторжимую связь организма и среды, постоянное их взаимодействие. По словам Л.С. Выготского, зачаточные формы психики «заключены уже везде – там, где в живой клетке содержатся свойства изменяться под влиянием внешних воздействий и реагировать на них» (Выготский, 1982, с. 137). Развитие этой способности в эволюции жизни ведет к появлению и развитию нервной системы – специализированного органа, взявшего на себя функцию все более тонкого, детального, всестороннего воспроизведения в своих состояниях качественных, количественных и структурных особенностей вне его существующей действительности. Развитая функциональная система психики человека и высших животных, включающая несколько основных подсистем, является продуктом длительной эволюции. 5. Долгое время считалось как бы само собой разумеющимся, что природа нервных процессов, в каких бы отделах мозга они ни протекали, качественно однородна. Это убеждение подкреплялось тем, что электрические потенциалы действия, продуцируемые нейронами, с внешней стороны не обнаруживают каких-либо качественных различий между разными нейронами и нейронными системами. Возможность возникновения качественно многообразных психических состояний (разные модальности ощущений, разные эмоции и чувства) на основе качественно однородных физиологических процессов представляла неразрешимый «психофизиологический парадокс». В настоящее время уже накапливаются данные о качественном многообразии внутренних нейрохимических процессов в нейронах при восприятии сигналов разных модальностей (свет, звук, боль, прикосновение) и при организации разных сложных адаптивных форм поведения (половое, материнское, территориальное). Подтверждается гипотеза П.К. Анохина, что «мы имеем различную химию страдания, тоски, страха и радости и других существенных эмоциональных переживаний в жизни животных и человека» (Анохин, 1970, с. 13). Таким образом, в принципе, качественному многообразию и богатству внутреннего феноменального мира человека может быть поставлено в соответствие качественное многообразие и богатство интимных нейрохимических процессов в нейронах мозга, осуществляющих функцию отражения действительности. 6. Понятие сознания уOже понятия психики. Соответственно его физиологические механизмы наряду с общеродовыми признаками психической деятельности мозга должны характеризоваться специфическими видовыми признаками. У человека специфические мозговые механизмы сознания связаны с работой словесно-знаковой коммуникативной подсистемы (с работой второй сигнальной системы, в терминах И.П. Павлова) целостной функциональной системы его психики. Они предполагают высокое развитие внутрисистемных процессов «повторного входа» или «возврата» возбуждений к центральным психическим образованиям, возникающим в результате прямого прихода к ним сенсорных афферентаций. Процессы «повторного входа» адресуются также ко всем структурам долговременной памяти, избирательно актуализируя те или иные их содержания. Вместе с тем психика человека в отличие от психики даже высших животных должна характеризоваться значительно большей дифференцированностью и соответственно большим развитием высших интеграционных процессов. Есть основания думать, что мозговые отображения (нервные информационные модели) Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 127 объектов внешнего мира, с одной стороны, и внутренних состояний субъекта, с другой, представлены в психике взрослого человека в современной культуре в высоко расчлененной, внутренне дифференцированной форме, когда нейронные ансамбли, отображающие объекты, отделены от ансамблей, представляющих состояние субъекта и его действия (разделение Я и не-Я) (Чуприкова, 1985; 2007б). Надо согласиться с А.Р. Лурией, что сознание имеет сложное смысловое и системное строение и что поэтому «всякие попытки искать в мозговом аппарате специальное образование или специальную клеточную группу, которая была бы “органом сознания”, с самого начала лишаются смысла. Пытаться найти в глубинах мозга орган, генерирующий сознание, было бы так же бессмысленно, как в наши дни пытаться искать “седалище души” в шишковидной железе, оправдывая тем самым наивные предположения Декарта... Положение о смысловом и системном строении сознания, о сложной и изменчивой структуре психических процессов, делающих возможными специфические для человека формы активного отражения действительности и сознательной регуляции человеческого поведения, заставляет в корне изменить ход наших поисков и направляет внимание исследователя на выделение системы мозговых механизмов, каждое звено которой вносило бы свой вклад в осуществление сознательной деятельности человека» (Лурия, 1970, с. 68–69). Следует также согласиться с А.Р. Лурией, что «поиски мозгового субстрата сознательных процессов должны вестись не на нейронном или молекулярном уровне, а на уровне анализа архитектуры больших систем головного мозга, которые составляют единицы того рабочего аппарата, который регулирует поведение в целом» (там же, с. 69). На нейронном и молекулярном уровне должны вестись поиски донервного и нервного субстрата психики, но не сознания. Конечно, сознание – это высшая форма развития психики, и поэтому нейронный и молекулярный уровни психической деятельности всегда должны составлять основу всех актов сознания. Но специфическими для сознания должны быть не какие-либо новые нейронные и молекулярные процессы, которых еще не было на более ранних этапах эволюции, но новые общемозговые системные механизмы психики и организации поведения и деятельности. Заключение Предложенная схема строения целостной функциональной системы психики, в которую непротиворечиво вписываются эмпирические и философские характеристики сознания человека, построена как система теоретических следствий из исходного фундаментального понимания психики как отражения действительности и регуляции на этой основе поведения и деятельности. В настоящей статье содержание понятия отражения не обсуждалось. Это было сделано в предыдущих публикациях и требует дальнейшей работы как в теоретическом и историческом отношении, так и в фактическом – с привлечением новых данных о работе и филогенетическом развитии нервной системы и мозга. Но три общих положения хотелось бы высказать. 1. Если из понятия отражения можно теоретически вывести систему утверждений, которые, с одной стороны, ассимилируют многие достижения философской и психологической теоретической мысли, а с другой – отвечают имеющимся психологическим и физиологическим фактическим данным, то не говорит ли это о фундаментальном основополагающем для психологии значении данного понятия? В данной связи Н.И. Чуприкова 128 приходит на ум тезис Я.А. Коменского, что «природа выводит все из начал, незначительных по объему, но мощных по внутренней силе» (Коменский, 1955, с. 224), а также мысль ряда выдающихся ученых, что устройство природы в сущности просто, что в основе ее законов лежат простые принципы. Сложными и очень сложными являются только конкретные механизмы их реализации. 2. Принцип отражения находил выражение в поэзии и в литературе. Л.М. Веккер приводит в своей книге следующие стихи одного из старых русских поэтов (имя автора Л.М. Веккером не названо*): Наши очи малы, Но безбрежность мира Меряют собою И в себе вмещают. У С.Я. Маршака та же мысль несколько более развернута: Чудес, хоть я живу давно, Не видел я покуда. А впрочем, в мире есть одно Действительное чудо: Помножен мир (иль разделен?) На те миры живые, В которых сам он отражен, И каждый раз впервые. А вот мысли гениального Л.Н. Толстого, выраженные его любимым героем Пьером Безуховым. Л.Н. Толстой описывает, как Пьер Безухов, находясь в плену, вышел поздним вечером из барака, где содержались пленные, увидел уходящие вдаль леса и поля, а дальше этих лесов и полей бездонную глубину неба, полного уходящих в бесконечность и играющих звезд. «И это всё мое», и «всё это во мне», и «всё это я», – думал Пьер при виде открывшейся ему картины. В этих трех * Строки стихотворения принадлежат Алексею Николаевичу Плещееву (1825–1893) (ред.). кратких фразах – вся сущность психики и сознания человека, их место в мире и Вселенной. 3. В числе аргументов против понимания психики и сознания как отражения действительности часто выдвигается тот, что в психике существуют содержания, которым ничто не отвечает в объективной действительности. Таковы, например, идеальные объекты в виде математической точки или линии, в виде системы координат, бесконечно малые величины, идеальный газ и т.п. Говорится, что это только порождения нашего ума, порождения нашего сознания. Действительно, все названные и другие подобные содержания, если не стоять на позициях Платона, – это порождения нашего ума. Но суть дела в том, что эти порождения ума необходимы для постижения объективной действительности, они не произвольны, они – необходимые умственные средства познания. Н. Бор, рассматривая абстрактный математический аппарат теории относительности и квантовой механики, введение в нее точки зрения наблюдателя, писал, что все это отнюдь не делает познание произвольным и неоднозначным. «Напротив, это есть поучительный пример того, как расширение системы понятий дает надлежащие средства для устранения субъективных элементов и для расширения объективного описания» (Бор, 1961, с. 98–99). При таком взгляде на функцию идеальных объектов они и порождающая их активность психики и сознания вполне могут быть вписаны в общие рамки теории отражения. Литература Акопов Г.В. Проблема сознания в современной психологии // Методология и история психологии. 2007. Вып. 3. С. 43–64. Анохин П.К. Философские аспекты теории функциональной системы. М., 1970. Сознание в системе психического отражения регуляции поведения и деятельности 129 Бойко Е.И. Время реакции человека. М., 1964. Бойко Е.И. Механизмы умственной деятельности. М.; Воронеж, 2002. Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. Выготский Л.С. Психика, сознание, бессознательное // Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1982. С. 132–148. Иваницкий А.М. Психофизиология сознания // Психофизиология. СПб., 2001. С. 200–217. Карицкий И.Н. Специфический и всеобщий метод психологии // Труды Ярославского методологического семинара. Т. 3. Метод психологии / под ред. В.В. Новикова и др. Ярославль, 2005. С. 111–135. Коменский Я.А. Великая дидактика // Избр. педагогические сочинения. М., 1955. Крик Ф. Мысли о мозге // Мозг: Сб. статей. М., 1982. С. 257–275. Лурия А.Р. Мозг человека и психические процессы. Т. 2: Нейропсихологический анализ сознательной деятельности. М., 1970. Мазилов В.А. Становление метода психологии: страницы истории (метод интроспекции) // Методология и история психологии. 2007. Вып. 1. С. 61–85. Майерс Д. Психология. Минск, 2001. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1999. Соколов А.Н. Внутренняя речь и мышление. М., 1968. Улановский А.М. Феноменологический метод в психологии, психиатрии и психотерапии // Методология и история психологии. 2007. Вып. 1. С. 130–150. Ульрици Г. Тело и душа. Основания психологии человека. СПб., 1869. Чуприкова Н.И. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. М., 1967. Чуприкова Н.И. Психика и сознание как функция мозга. М., 1985. Чуприкова Н.И. Метод тестирующего стимула в изучении механизмов аналитикосинтетической деятельности мозга человека // Психология высших когнитивных процессов / под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.И. Чуприковой. М., 2004а. С. 10–32. Чуприкова Н.И. Психика и предмет психологии в свете достижений современной нейронауки // Вопросы психологии. 2004б. № 2. С. 104–118. Чуприкова Н.И. Психофизиологическая проблема и разработка теории мозговой организации психических процессов человека в трудах Е.И. Бойко и его школы // Вопросы психологии. 2005. № 2. С. 68–84. Чуприкова Н.И. Теория отражения, психическая реальность и психологическая наука // Методология и история психологии. 2006. Вып. 1. С. 174–192. Чуприкова Н.И. Система понятий общей психологии и функциональная система психической регуляции поведения и деятельности // Вопр. психол. 2007а. № 3. С. 3–15. Чуприкова Н.И. Умственное развитие: принцип дифференциации. СПб., 2007б. Чуприкова Н.И. Как вывести психологию внимания из теоретического тупика // Вопросы психологии. 2008. № 5. С. 13–30. Эделмен Дж., Маунткасл В. Разумный мозг. М., 1981. Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1976. Hebb D.O. Textbook of Psychology. Philadelphia; L.; Toponto, 1972.
