СОЦИОЛОГИЯ ЗА РУБЕЖОМ В. ПАРЕТО О ПРИМЕНЕНИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ
advertisement
СОЦИОЛОГИЯ ЗА РУБЕЖОМ © 1996 г. В. ПАРЕТО О ПРИМЕНЕНИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ Упадок старой аристократии. Нынешняя аристократия еще остается господствующим классом. Она в основном состоит из буржуазии, но в незначительной доле в ней также имеются остатки прежних аристократий. Когда аристократия приходит в упадок, в ней обычно заметны две тенденции, действующие одновременно, а именно: 1) Эта аристократия делается мягче, либеральнее, человечнее и оказывается менее готовой к защите своей власти. 2) С другой стороны, не ослабевают, а, напротив, усиливаются ее стяжательство и жажда к приобретению не принадлежащих ей благ; она, насколько это в ее силах, пытается увеличивать свои незаконные присвоения, занята узурпацией в больших размерах национального достояния. Поэтому она, с одной стороны, утяжеляет свое ярмо, а с другой - у нее становится все меньше сил для того чтобы это ярмо удерживать. От проявления этих двух крайностей как раз и берет начало катастрофа, от которой погибает аристократия. Она могла бы преуспевать и дальше, если бы не проявила хотя бы одну из отмеченных здесь крайностей. Так, когда не уменьшается, а, напротив - увеличивается ее сила, она может увеличивать и присвоения: а когда она их уменьшает, что встречается довольно редко, она способна удержать свою власть меньшими силами. Так, феодальная знать в давние времена своего зарождения могла увеличивать узурпацию, потому что возрастала ее сила, а римская и английская аристократия могли удерживать власть, вовремя отступив и уступив. Французская аристократия напротив, стремилась сохранить и даже увеличить привилегии, когда уже уменьшались ее силы, нужные для их защиты, что вызвало революционный взрыв в конце XVIII века. Итак, между той властью, какой обладает социальный класс, и той силой, какая необходима ему для защиты этой власти, должно быть определенное равновесие. Власть без силы не может держаться долго. Часто аристократии погибают от анемии. У них остается определенная пассивная отвага, однако не хватает отваги активной. Не перестаешь поражаться тому, как в античном Риме периода Империи многие аристократы, не сделав ни одной попытки самообороны, либо кончали самоубийством, либо легко давали убить себя только оттого, что этого пожелал Цезарь. Не меньше изумления вызывает то, что во Франции времен революции многие дворяне погибали на гильотине, вместо того чтобы пасть в бою с оружием в руках34. С большим изумлением увидел Рим, как в Силане пробудились сила духа и достоинство старой аристократии. Силан скрывался в Бари, но был настигнут центурионом, который предложил ему умереть, вскрыв себе вены (suadentique venas abrumpere), на что Силан ответил, что он готов к смерти, но готов и к борьбе, и хотя он был безоружен, не прекратил сопротивления и как мог наносил удары, пока не пал, как в бою35. Продолжение. Начало см. в № 10, 1995; № 1, 1996. 115 Если бы в Людовике XVI присутствовало мужество Силана, то он бы мог спасти себя и своих близких и, наверное, сумел бы уберечь свою нацию от больших бед и большого кровопролития. Даже 10 августа он бы вполне мог дать сражение и имел бы шансы на победу. «Если бы король пожелал бороться, то он бы мог себя защитить, спастись и даже победить», - замечает Тэн36. Но тогда аристократия была похожа на нынешнюю буржуазию, какой предстает она во Франции, где наиболее заметна демократическая эволюция. Тэн рассказывает о том, что было в прошлом, однако когда его читаешь, вырисовывается ситуация, наблюдаемая в сегодняшней Франции: «В конце XVIII века среди высшего класса и даже у среднего класса присутствовал страх перед возможным кровопролитием: мягкость в применении средств и идиллическая мечтательность разрушали готовность этих классов к борьбе [а теперь в сладкие мечты впадает французская буржуазия. - В.П.]. Магистраты повсеместно позабыли, что поддержание общественного порядка есть несравнимо большее благо, чем сохранение жизней горстки злоумышленников и безумцев, и что первоочередная задача правительства и жандармерии состоит в охране порядка с использованием силы»37. Аналогичные явления наблюдались еще в Древнем Риме, где они подготовили упадок Римской империи38, и это происходит теперь снова с нашей буржуазией. Вполне возможно, что ее конец не будет заметно отличен от того, что наблюдалось в прошлом39. В наше время эти явления можно встретить почти во всех цивилизованных странах, но всего заметнее они во Франции и в Бельгии, т.е. в странах, продвинувшихся по пути радикал-социализма дальше всех остальных. Они как бы намечают пути, по которым склонна пойти общая эволюция. Достаточно поверхностных наблюдений, чтобы заметить: господствующий класс этих стран втягивается в сентиментальные и филантропические веяния, похожие на те, что проявились к концу XVIII века. Этот класс стал проявлять почти болезненную чувствительность, грозящую лишить уголовно-правовые нормы всякой действенной силы. Что ни день, то сочиняются новые и новые законы, призванные помогать бедным ворам и симпатичным убийцам, а если новый закон отсутствует, то это позволяет трактовать старый закон в нужном направлении. В Шато-Тьерри один судья обходит обычное право и судит, повинуясь слепым страстям толпы40. Буржуазия с этим примиряется и молчит. Когда же другой судья пытается исполнить свой долг, на него смотрят осуждающе и принимаются его высмеивать. Репрессивных мер теперь уже нет, и бродяги в сельской местности стали настоящим бедствием для деревень и отдельно стоящих домов. Требуя для себя подаяния, они начинают угрожать. Из мести и злодейского порыва, а нередко просто по неосторожности они поджигают усадьбы богатых людей. Умышленные поджоги теперь участились. Власти все это видят, но остаются безучастными, поскольку знают, что в случае, если они исполнят свой долг, последуют запросы в парламент, а тогда может пасть министерство. Еще более странно наблюдать за поведением самих жертв, которые молча смиряются со всем происходящим как с неизбежным злом, на которое нет управы. Наиболее решительные надеются на то, что какой-нибудь генерал однажды повторит акции Наполеона III, примет меры и избавит их от этой напасти. Совершаемые во время забастовок преступления остаются безнаказанными. Порой судьи осуждают этих преступников, но их осуждение оказывается формальным. Вскоре после него часто объявляется о помиловании, принятом по требованию рабочих, или неожиданно нисходящем от правительства, «чтобы успокоить души». Рабочие теперь получили привилегии прежнего дворянства, они и в самом деле оказались вне закона. Они даже учредили свой особый суд, или третейские суды, которые судят, конечно, «хозяина» и «буржуа», даже если для этого не было совершенно никаких оснований. Там, где существует эта пародия на правосудие, честный адвокат посоветует вам не вступать в тяжбу, иначе вы наверняка проиграете дело. Социал-демократия, конечно, стремится расширить компетенцию этих особых судов. В свое время был упразднен церковный суд, но вот теперь рождается суд рабочих. Афинская демократия разоряла богатых людей через судебные процессы, это повторилось 116 при демократии итальянских республик41, и вот их примеру следует современная демократия. Впрочем, и старые аристократии, когда у них были власть и сила, поступали точно так же, а порой даже хуже, поэтому из приведенных фактов нельзя выводить аргументы ни против первой, ни против второй формы власти 42 . Они – только признаки, по которым можно определять, какой класс идет к упадку и какой класс нарождается. Там, где класс «А» пользуется юридическими привилегиями и где несправедливо истолковывают законы в его пользу и в ущерб интересам класса «В», все это означает, то класс «А» возвышается либо намерен возвыситься над классом «В» и наоборот. В этом отношении характерны суды присяжных. Они показывают, как буржуазия поощряет худшие порывы у плебса. И там, где происходят эти весьма странные вещи, раскрывается вся глупость и опасность проявляемой буржуазией сентиментальности. Один благородный человек, по-детски наивный и сентиментальный, женился на проститутке, чтобы ее «реабилитировать». После того как их совместная жизнь оказалась невозможна, он решил развестись, и тогда жена его убила. Суд присяжных ее оправдал. Но вы послушайте только, какие доводы приводила обвиняемая: «Я не жалею о человеке, который на склоне жизни не довел до конца начатого им доброго дела. Я жалею только об одном: о том, что была вынуждена его убить, когда он бросил меня. Я убила его также и потому, что он потребовал развода, потому, что он меня опозорил, испачкав и свое имя. Мне - разводиться? - ни за что! И оставалось только одно решение»43. Влияние феминизма заметно в театральных постановках, в произведениях художественной литературы и в газетных статьях, защищающих продажную женщину. Убитый был заражен этими теориями. Он писал жене: «Я тебя взял как Фантину из "Отверженных" и верил в возможность твоей реабилитации». Лучше бы этот человек женился на порядочной девушке и не слушал Виктора Гюго, Александра Дюма-сына и прочих заступников падших женщин. Безусловно, он виновен в том, что поверил этим пустым декламациям, и должен был за это поплатиться, но расплата собственной жизнью нам представляется явно черезмерной, не говоря уже о том, что были нарушены закон и правосудие. Тот, кто еще не совсем одурманен подобными «гуманными» учениями, возможно, согласится, что эти добрые, сентиментальные и феминистичные присяжные заседатели могли бы и чуточку усомниться в справедливости теории, согласно которой тот, кто «не довел до конца предпринятого им доброго дела», вполне заслужил, чтобы его убила облагодетельствованная им особа. Судьба этого филантропа, поплатившегося за свою гуманность, подобна участи гуманной французской аристократии во время революции и той участи, какая ожидает нашу буржуазию, которая наверняка подвергнется грабежам и, возможно, на виселице и на гильотине будет искупать свою вину, состоящую в том, что она «не довела до конца того доброго дела», к которому обратилась сейчас, стремясь, если не на деле, то по крайней мере на словах, ободрять, реабилитировать и поддерживать бедные, деградировавшие, порочные и преступные общественные элементы. ...Пока солнце освещает беды людские, овцы будут попадать в волчьи пасти44 , а те, кто об этом знает, постараются не быть овцами. На банкете Республиканского торгово-промышленного комитета, состоявшемся 22 июня 1900 г., Мильеран1 начал выступление с остроумных фраз, а затем трогательно поведал о стараниях, прилагаемых им «в деле обеспечения прогресса на пути к социальной справедливости, к которой республика должна стремиться всегда, не останавливаясь на достигнутом в деле социальной поддержки. Это означает, что следует обратить взор к наиболее несчастным, проявить к ним больше справедливости и улучшить их благосостояние». Потом стали высказываться буржуа, заявляя о солидарности с министром: «Наш министр говорит о необходимости союза между буржуазией и рабочими, и мы должны этим гордиться». Но никто из присутствующих не 117 вспомнил древнюю пословицу: «Nunquam est fidelis cum potente societas»2 и не нашел в себе смелости, чтобы ответить гражданину и «товарищу» министру: «Когда Вам помогут одержать победу над националистами, Вы поступите как лев в известной басне и возьмете себе все: sic totam praedam sola improbitas abstulit3 . И Вы уже стали делать это. Вы называете нас своими союзниками и при этом позволяете безнаказанно нас грабить. Чтобы довести начатое дело до конца, Ваш друг Жорес, принятый с Вашей рекомендацией в состав l'Office du travail, вносит предложение о том, что когда большинство рабочих предприятия желает провести забастовку, меньшинству следует подчиняться, и предлагает предписать полиции не давать никому вмешиваться. Он предлагает запретить промышленникам привлечение к работе бастующих рабочих и рабочих, не принявших участия в забастовке». В комиссии работают многие промышленники, но никто из них не осмелился возвысить свой голос. В этих людях сохранилось так мало силы духа, что они, собственно говоря, и не заслуживают такого внимания. Мильеран мог бы, подумав о них, вспомнить слова, сказанные Тиберием о другой выродившейся аристократии: «О homines ad servitutem paratos»4 . Становится грустно, когда видишь, как все партии обольщают и обманывают народ. Даже такой человек, как Галифе5*, утверждает во французском парламенте, что он социалист! Все преклоняются и раболепствуют перед новым кумиром45. PAFLAGONE О Demo, e havvi chi t'ami piu di me che, da quando m'hai consiglier, t'ho empito le casse d'or straziando questi, strozzando quelli, beccando la reparti, ne de' privati dandomi pensier, pur di giovarti. SALSICCIAIO 777 Non ё miracoli, Demo; fare altrettanto io so: robando i pani altrui, ben te li serviro. SALSICCIAIO 960 lo t'of fro un vasetto d'unguento, onde puoi le piaghe agli stinchi spalmar tutt'intorno. PAFLAGONE Io, svelto il crin bianco, te giovine torno. SALSICCIAIO Ti netta gli occhiuzzi, con questa codetta. PAFLAGONE 1910 La man sul mio capo dal moccio ti netta. SALSICCIAIO Sul mio, deh! sul mio! 773 В подобной слабости, увеличивающейся у буржуазии с каждым днем, отчасти заключаются причины нового религиозного порыва, который охватил этот класс, и поэтому она - одна из многих причин нынешнего религиозного кризиса. Говорят, что к старости и дьявол становится монахом; часто куртизанка с годами прекращает безнравственное поведение и превращается в ханжу. Разве не тот же самый случай мы имеем с нашей буржуазией, которая стала ханжой, хотя и не отошла никоим образом от безнравственности? Выставляемые ею напоказ гуманные чувства, так же как и ее чувствительность, оказываются напыщенными, искусственными и фальшивыми. Судьбы проститутки, вора и убийцы порой заслуживают сострадания, но разве его не заслужили судьбы матери большой семьи и многих честных и порядочных людей? Забота и сострадание, проявляемые к бедному человеку в наши дни, так же как и попытки облегчить его жизнь, являются 118 делом достойным и благородным, но разве будет менее достойным делом подумать о судьбах будущих несчастных, т.е. о тех людях, которые сегодня состоятельны, но завтра могут быть ограблены и впасть в нищету? Но у нашей нынешней буржуазии нет никакого желания думать наперед и смотреть столь далеко. Она живет настоящим днем. Ее не интересует, что будет впереди, даже если может быть потоп, а ее чувствительность проявляется лишь в словах и часто скрывает подлую корысть. Но слабые часто оказываются и трусливыми, они тихонько воруют, не отваживаясь заниматься грабежом с оружием в руках. Аристократии, когда они приходят в упадок, любят демонстрировать необыкновенную гуманность и большую доброту. Однако эта доброта, если она - не проявление просто вялости и бессилия, скорее показная, чем настоящая. Сенека был выдающийся стоик, но он же владел величайшими богатствами, великолепнейшими дворцами и бесчисленными рабами. Французские дворяне любили аплодировать Руссо, но при этом они умели обобрать арендатора, а их новая любовь к добродетели не препятствовала им тратить во время оргий деньги, изъятые у умирающих от голода крестьян. В наши дни во Франции одному крупному собственнику удалось получить от сограждан освобождение от таможенных сборов, давшее ему несколько тысяч лир при торговых операциях с зерном и крупным рогатым скотом. Все это случилось благодаря тому, что он пожертвовал чуть больше ста лир на «Народный университет». Он набивает со спокойной совестью карманы и к тому же надеется пройти в депутаты на выборах. Сострадание к бедным и обездоленным, проявляемое в условиях, когда человека окружают роскошь, приятно трогает чувства. Стало много собственников, считающих себя в отношении будущего социалистами и извлекающих из этого двойную выгоду. Ведь это будущее еще так далеко, что неведомо, когда оно придет! А тем временем приятно наслаждаться богатствами, рассуждать о равенстве, обзаводиться друзьями, получать выборные должности, а порой находить неплохую возможность заработать, и за все это платить обещаниями, касающимися отдаленного времени. Всегда выгодно обретение конкретных благ в обмен на обязательства, даваемые на долгий неопределенный срок. Те деньги, которые правящий класс незаконно извлекает благодаря протекционистским тарифам, премиям за развитие судоходства, за налаживание производства сахара и т.д., а также через государственное субсидирование предприятий, профсоюзов, трестов и т.д., громадны и сравнимы с теми средствами, какие в другие времена присваивали другие правящие классы. Единственная польза для нации состояла в том, что метод стрижки овец был усовершенствован, и потому на тот же объем изымаемых богатств уже приходится меньше богатств растрачиваемых. Феодальный синьор обирал проезжих путешественников, затруднял развитие торговли и косвенным образом уничтожал основную часть награбленного им. Тот, кто сменил его, извлекает выгоду от протекционистских тарифов и незаконно присваивает значительно больше богатств, чем феодал, но меньше, чем он, уничтожает их косвенным образом. Наш правящий класс ненасытен. Его власть постепенно ускользает, но и растут его расходы. Во Франции, Италии, Германии и Америке он с каждым днем вводит все новые пошлины, устанавливает новые препоны для коммерции под предлогом профилактических мероприятий, требует новых субсидий разного рода. При Депретисеитальянское правительство направляло солдат на жатву на поля землевладельцев, не согласных нанимать сельскохозяйственных рабочих при той оплате их труда, какую они требовали. Сейчас эта замечательная практика возобновляется. Власти, по-видимому, решили вернуться к феодальным трудовым повинностям. Вместо того чтобы быть используемыми только для защиты родины, солдаты направляются на службу к синьорам землевладельцам, чтобы снижать расценки, складывающиеся благодаря свободной конкуренции. 119 Такой вот метод ограбления бедных практикуют наши милые и «гуманные» власти. Их конгрессы по проблеме борьбы с туберкулезом - дело неплохое, но лучше было бы им не отнимать кусок хлеба у тех людей, которые страдают от голода; было бы лучше, если бы они выглядели чуть менее «гуманными» либо проявили больше внимания к правам и интересам других. Сейчас не видно ни одного такого признака, который бы хоть немного указывал на то, что господствующий класс собирается сойти с этого гибельного пути, и есть основания полагать, что он будет продолжать идти по нему вплоть до дня своей окончательной катастрофы. Так уже было во Франции с ее древней аристократией. Вплоть до начала революции она толпилась вокруг этого несчастного Людовика XVI и клянчила у него денег46. Сегодня в этой стране распространяется социализм и утверждается протекционизм. В Италии при Депретисе стало видно, как хищения и грабежи приобретали организованный и систематический характер. Продавалось и покупалось все: от избирателей до избранников. Ужесточение протекционизма в 1887 г. оказалось средством выставления на аукцион для продажи тем, кто предлагал больше, права наложения дани на рядовых граждан, а иные начали грабить железные дороги, банки, сталелитейные заводы, морской торговый флот. Весь господствующий класс тогда толпился вокруг правительства, и каждый громкими криками требовал себе хотя бы кость, чтобы ее обгладывать. Так прошел посев плохих семян, давших уже первые плоды, от которых в событиях мая 1898 г.6 пролились слезы и кровь, но еще более горькие плоды созреют в будущем. В ответ на незаконные присвоения господствующим классом появляются насильственные действия со стороны плебса, которые удается подавить, но не погасить несправедливыми репрессиями. Я их назвал несправедливыми, поскольку они часто служат не поддержанию порядка и охране собственности, а защите привилегий, упрочению грабежа и порождают такие скандальные факты, как, к примеру, дело об убийстве Эмануэле Нотарбатоло7 . Здесь я хочу предупредить читателя, что когда мы говорим об уменьшении силы у господствующего класса, под этим не следует понимать уменьшение насилия. Напротив, крайне часто к насилию прибегают именно слабые. Наиболее жестоки в насилии именно трусы и подлецы. Сила и насилие - вещи совершенно разные Траян был сильным и не проявлял насилия, а Нерон проявлял насилие, но не был сильным. Если, что вполне вероятно, будет становиться все более очевидным контраст между дурными действиями нынешней аристократии, каковые пока прогрессируют, и се отвагой, смелостью и силой, каковые пока уменьшаются, то это обязательно при- ведет к сильной катастрофе, которая восстановит нарушенное равновесие. ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА Duruy. Hist, des rom. IV. P. 522. Этот автор, рассказывая о трусости заговорщиковаристократов во времена правления Нерона, добавляет: «Вот она, необычайная смелость этих отважных борцов за республику! Перед пыткой они утрачивали всякое достоинство и ради спасения собственных жизней выдавали палачам своих друзей и родных. Разве Лукан не донес на своих родителей и не стал подобен Нерону, обвинившему в заговоре против себя свою неповинную мать? Вот до какого малодушия и до какой душевной низости довели деспотизм и коррупция! Никогда и нигде в мире не был так низок уровень морали». Эти последние рассуждения - просто риторические декламации. Хотя аристократия была трусливой и подлой, народ проявлял отвагу, что отмечает и сам Дюрюи: «Женщинам и куртизанкам было стыдно за этих римлян. Солдаты также проявляли остатки былой добродетели». С одной стороны, нам встречается Пизон, который вскрывает себе вены, и в своем завещании по-прежнему льстит Нерону: Testamentum foedis adversus Neronem adulationibus amori uxoris dedit (Tacilo. Ann. XV. P. 59); с другой, простой центурион - Субрио, который отважился выдвинуть обвинения в адрес Нерона в совершении преступлений: «odisse coepi, postquam parricida matris et uxoris, auriga et histrio et incendiarius exstitisti (Idem. P. 67)». Как в этом не видеть контраст между умирающей аристократией и иной, новой аристократией, которая зарождается? 34 120 Tainc L'anc. leg. P. 219: «Само по себе образование и воспитание уже сильно подавляет, смягчает, ослабляет инстинкт. Перед предстоящей смертью в них [в французских дворянах. - В.П.] не проявлялось признаков волнения или гнева, а было видно лишь стремление подняться над страстями и подчиниться власти. В них была эта губительная и слепая сила, это желание только отвечать на удары. Благородный дворянин у себя в доме не мог размозжить голову якобинцу, посланному для его ареста (приведем один пример того, что могла каждому из них дать вооруженная самозащита: один дворянин из Марселя удалился в свой загородный дом и заявил, что с ним его ружье и пистолеты и что живым он ни за то не покинет свое жилище. После этого никто не отважился исполнить предписание о его аресте). Они легко давали себя повесить, они спокойно шли в тюрьму: поднимать шум считалось признаком дурного вкуса, для них прежде всего было важно оставаться такими, какими они были - хорошо воспитанными людьми... Перед судом и в повозках, увозивших на эшафот, они хранили достоинство и даже улыбались судьям, особенно женщины, которые шли на казнь также легко и спокойно, как на званый вечер». Тэн ближе к истине, чем Дюрюи, но и он многое упускает из вида. Не только воспитание и образование не давали дворянам проявить активную отвагу, но и ряд иных обстоятельств. Среди них и глупая сентиментальность. Нынешние буржуа, которые в своих речах и книгах стали льстить врагам и склоняться перед «бедными и обездоленными», также созрели к тому, чтобы лезть в петлю и давать себя грабить и убивать, не оказывая сопротивления. 35 Nee omisit Silanus obniti et intendere ictus, quantum monibus nudis valebat, donee a centurione .vulneribus adversis tamquam in pugna, caderet (Tacito. Ann. XVI. P. 9). 36 La conq. Jacob. P. 240. 37 Ibidem. P. 242. 38 Renan. L'eglise chretienne. P. 206: «Все в мире изменится к лучшему... утешают себя те, кто страдает от каждодневной нужды и забот... Вместо жестокой римской аристократии утверждается провинциальная аристократия, а с ней приходят и честные люди, радеющие об общем благе. Сила и высокомерие уходят (совершенно верно, сила уходит, но как же тогда может сохраниться власть? - В.П.); она (т.е. аристократия. - Примеч. переводчика) делается лучше, мягче, терпимее, человечнее (одним словом - слабее, и тогда ей приходится уходить, уступая место сильным. - В П.). Как всегда было, социалистические идеи вобрали эти взгляды, распространение которых подготавливало их появление...» 39 Le Bon. Psychologie du socialisme. P. 384: «...враги новых варваров только и мечтают о том, как бы договориться со своими противниками и продлить свое существование, сделав ряд уступок, что у противоположной стороны вызывает только презрение и провоцирует на атаку». 40 На одном из последних заседании суда по делу о свидетеле, обвиненном в даче ложных показании, он сказал: «Ожидая, что X сделает это гнусное лжесвидетельство и сознательно выступит орудием в руках определенной семьи, а точнее определенного индивида, этот индивид полагал, что благодаря состоянию, которое, как утверждает глава его коммуны, накоплено во время оккупации в 1870-1871 гг., ему удастся по-прежнему сбивать с толку правосудие и уклоняться от принятых обязательств...» Если рассматривать вопрос с позиций юриста, то непонятно, для чего понадобилась инсинуация об источниках имущества. И разве это имеет хоть какое-то отношение к вопросу о том, был ли подкуплен свидетель? Факт, приводимый судьей, не доказывается и потому выглядит как голословная сплетня, переданная лишь со слов коммунального старосты. Мы поясняем, что показания, объявленные лжесвидетельством, касались якобы имевшего место соблазнения одной особы. Но вместо судебного решения перед нами предстает классическая драма: С одной стороны, в ней показан изменник и тиран, каждый поступок которого преступен. А для полноты картины герой изображен еще и наследником собственности, приобретенной благодаря измене родине. С другой стороны, есть также преследуемая и подвергаемая домогательствам невинная голубка, и в ней все - высшая добродетель. Этот судья был недавно избран председателем на Congres de l'humanite. Вот там его декламации окажутся кстати и куда более уместными, чем в судебных решениях. 41 Sahemini G. Magnati e popolani in Firenze dal 1280 al 1795. P. 178. Отмечается, что в XIII веке на территории Флорентийской республики за противоправные действия по отношению к простолюдину феодального сеньора ожидало более суровое наказание, чем простолюдина при аналогичном проступке. Так. за нанесение ремесленнику или купцу травм, вызвавших потерю крови, рыцарь должен был уплатить вдвое большую сумму, чем простолюдин. В некоторых случаях с него взыскивали и строже. Так, в Декларации Орвието имелось положение о том, что при оскорблении горожанина рыцарь выплачивает ему сумму, превышающую в четыре раза ту, какая берется с 121 горожанина при аналогичном инциденте. По «Уставу правосудия города Лукка» от 1308 г. штрафы, взимаемые с феодальных сеньоров, оказывались иногда в два, в четыре и даже в пять раз выше, чем штрафы с плебеев. Р. 213: «Когда простолюдин возбуждал иск в отношении знатного человека, никакие риторы не брались снять с него обвинение, так как их самих тут же обвинили бы в пристрастности к знати... Поэтому судьи почти всегда выносили обвинительное заключение и почти всегда считали, что прав пострадавший или тот, кто таковым себя представил». Это явление повторилось в наши дни с некоторыми трибуналами третейских судов, а также с обычными судами, где судьи оказывались непосредственно или опосредованно избираемыми народом. Один из таких судей, извиняясь за вынесенный приговор, который он сам признал несправедливым, сказал: «Я не мог повредить моей партии и оказаться неблагодарным к тем, кто меня выбирал». Далее этот автор пишет: «Знатные люди только ворчали и говорили: "что бы ни случилось: лошадь ли на всем скаку ударила хвостом по лицу простолюдина, или в толпе кто-то невзначай задел кого-то локтем, или нечаянно толкнул чью-то маленькую девочку, - люди все равно собираются и выясняют, кто виноват и кому отвечать за эти мелочи"». И еще один примечательный фрагмент: «Пример того, как в то время трактовали законы, дал Стринати (Neri Sihnali. Cronichetla. P. 122 e seg.). В 1294 г. Нери Стринати был одним из пяти человек, дававших поручительство компании Скали за долг Ламберто Киприани в размере 550 ливров. Двое поручителей были простолюдины. Позднее по причине отсутствия должника компания стала взыскивать долг с поручителей но к тому моменту один из поручителей-простолюдинов уже умер, а другой исчез. «Поэтому ни я, ни Маффео Брунеллески (второй поручитель. - В.П.) так и не смогли ничего востребовать, как господа, ни с Гоне, ни с наследников Гозо (имена поручителей-простолюдинов. - В.П.) ...и суд обязал нас погасить весь долг». Но в то время жертвы хотя бы жаловались на несправедливость, тогда как ныне они молчат. Мне известно много таких случаев, но я не мог здесь рассказывать о них, поскольку люди, претерпевшие несправедливость, не обладают мужеством, достаточным для того чтобы согласиться на обнародование этих случаев. Они боятся, что их жалобы породят новые обвинения. 42 Хотя в Риме (периода республики. - Примеч. переводчика) судебные комиссии, вначале формируемые из числа сенаторов, были коррумпированы, впоследствии, когда они стали формироваться из всадников (в результате реформы 123 г. до н.э., проведенной Гаем Гракхом. - Примеч. переводчика), ни оказались еще более коррумпируемыми. «Право на осуществление суда вознесло всадников в ранг влиятельных особ и низвело сенаторов в ранг подчиненных лиц. Новые судьи стали ориентироваться на трибунов, которые представляли плебеев. В обмен на обеспечение своего избрания судьи делали для трибунов то, что трибуны желали (это именно то, что происходит и сейчас. - В.П.). Они на своих трибуналах явно допускали несправедливость по отношению к сенаторам (как это делают сегодня третейские судьи по отношению к буржуа. - В.П.). Они не ограничились удовлетворенностью своим политическим весом. Они привыкали к коррупции, и по мере того как росли их аппетиты, они начинали использовать свое положение еще более бессовестным образом, чем старые судьи» (Belot. Histoire des chevaliers remains. II. P. 238). 43 Человек по имени Виктор Бурман был убит в Курбевуа женщиной, которая, чтобы к нему пройти, переоделась в мужскую одежду. На судебном процессе было зачитано письмо Элис Реклю, опубликованное затем газетой «Figaro» в номере от 13 апреля 1900 г. Известный географ и утопист писал в нем: «Я часто бывал в доме у Бурмана, и меня всегда поражали доброта, мягкость и благородство в его поведении по отношению к жене. Когда у него был повод о ней говорить, он всегда хорошо отзывался. И никогда никому не жаловался, пока мучения не стали настолько сильными, что он решился написать друзьям отчаянное письмо, в котором объяснил причины своего ухода из супружеского дома...» Цитируемая газета далее сообщает: «Человек разносторонних занятий, в свое время увлекавшийся поэтическим творчеством, Виктор Бурман женился, когда ему было тридцать семь лет, на содержанке одного из тех домов, в которых редко рождались идиллии. Но философ и гуманист создал для себя благородную мечту - спасти Элизу от бесчестья...» 44 Ле Бон великолепно об этом пишет (G. Le Bon. Psychologie du socialisme. P. 475): «Также и сегодня никто не демонстрирует перед массами (перед толпой) более унизительного раболепства, чем те, кто приходит, чтобы ее обольщать. Массы поддерживают тех, кто им потворствует, но поддерживают с определенным презрением, и требования масс возрастают по мере роста этих потворств». И выше, р. 369: «Если пролетарий и может проявлять сомнения в отношении логики своего поведения, то этого не могут никогда сделать напыщенные ораторы, более раболепные перед пролетариями, чем придворные перед восточными деспотами. Они готовы всегда напоминать пролетарию о его воображаемых правах». 122 Ле Бон пишет неплохо о социализме, но он все же верующий. Он верит в некую антропологически- патриотическую религию и поэтому рассуждает с энтузиазмом верующего. Он борется с социализмом, как с соперничающей религией, и этим немного напоминает императора Юлиана, который боролся с христианством не как свободный мыслитель, а как верующий, защищающий собственную языческую религию. 45 Я не хочу тратить много слов на то, чтобы вновь рассказывать вещи, описанные очень давно. Лучше будет привести некоторые строки из комедии Аристофана «Всадники» в переводе Огюсто Франкетти, великолепном верностью оригиналу и сохранением эллинского колорита (эти строки из поэмы приводим в переводе А. Пиотровского: Аристофан. Всадники. Пг.: Изд Сабашниковых, 1923. - Примеч. переводчика). 773 КЛЕОН Как же может, о Демос, другой гражданин тебя жарче Любить и сильнее? Ведь с тех пор, как сижу я в Совете, казну я деньгами наполнил доверху. Я одних заморил, а других задушил, запугал, обобрал и опутал, Никого не жалел я из граждан, тебе одному угодить помышляя. 777 КОЛБАСНИК Нету подвига в этом, о Демос, ничуть! Что ж, и я услужу тебе так же. И стащив у других из-под носа кусок, поднесу тебе: «Милый, покушай!» 960 КОЛБАСНИК Я дам тебе лепешек подрумяненных, тушеных почек! Поспевай лишь в рот совать! КЛЕОН Так я мукой тебе раздам помолотой ДЕМОС Так торопитесь принести, что можете! И кто теперь сытнее угостит меня, Тому я тотчас Пинкса передам бразды. КЛЕОН 1010 Так побегу ж я первым! КОЛБАСНИК Нет уж, первым я! 46 Огард пишет: «Месье Де Калонн с трудом сумел обеспечить заем в сто миллионов, из которых четвертая часть в королевскую казну не поступила, а остальное растаскивали придворные. Так, графу Д'Артуа досталось пятьдесят шесть миллионов...» Об этом также сообщает Ch. Gomel. Les derniers receveurs generaux. P. 155: «Щедрость в отношении придворных возросла во много раз: никогда не отвергались их просьбы о деньгах; казалось, что ничего не стоило оказать денежные милости... Милости раздавались щедро. Один принц в связи с этим сказал: "Когда я увидел, как все тянут руки, я протянул мою шляпу". Миллионы столь щедро выдавались тем, кого направляли к генеральному контролеру (Де Калонн), что он порой сам брал на себя инициативу в щедротах. ...Словно окончилась война и процветала торговля, ибо щедроты Де Калонна не вызывали ни удивления, ни порицания, а рассматривались как доказательство необъятности ресурсов государства». Это случалось также и в другие эпохи, и в других странах. Перевод с итальянского А.А. ЗОТОВА Продолжение следует 123 ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА 1* Александр Мильеран (1859-1943) - французский социалист-реформист, первый в истории социалист на посту министра: В правительстве, сформированном 22 июля 1899 г. и возглавленном Вальдек-Руссо, Мильеран имел портфель министра торговли и промышленности. В 1904 г. его исключили из Французской социалистической партии. С 1920 по 1924 г. Мильеран был президентом Франции. 2* Никогда не верьте в прочный союз (лат.). 3* 4* И всю добычу он дерзко забрал себе (лат.). О люди, подготовившие себя к рабству! (лат.) 5* Гастон Де Галифе (1830-1909) -французский генерал, участвовал в подавлении Парижской коммуны, проявив при этом особую жестокость. В 1899 г. занял пост военного министра в правительстве Вальдек- Руссо. 6* Парето имеет в виду крупные беспорядки, имевшие характер стихийных выступлений рабочих и крестьян в ряде мест северной и центральной Италии (провинции Тоскана, Кампания, Ломбардия и Пьемонт). Причина волнений - повышение цен на основные продукты питания, прежде всего на хлеб и мучные изделия вследствие протекционистской политики правительства. В Милане было введено осадное положение, и 7 мая генерал Флоренцо Беккарис, получивший особые полномочия, распорядился стрелять по толпе при разгоне манифестаций. По официальным источникам, при этом погибло 80 человек, однако, по данным оппозиции, было убито не менее 300 человек. 7* Эмануэле Нотарбатоло - бывший директор Сицилийского банка, обвинивший в 1892 г. своего преемника и ряд должностных лиц в правительстве в злоупотреблениях. Убит наемником 1 февраля 1893 г. Эти события непосредственно связаны со скандальным делом вокруг Римского банка (центральный эмиссионный банк в Италии), начавшимся после постановления парламента о ревизии институтов, осуществляющих денежную эмиссию. Генеральный директор Римского банка раздавал льготные кредиты и ссуды ряду строительных компаний, а также влиятельных министров и депутатов. В ходе компенсации возникшего дефицита банк выпустил партию денежных знаков с одинаковыми сериями, что привело в ноябре 1892 г. к нарушению денежного обращения. 124
