Социология массовых коммуникаций “МЯГКАЯ СИЛА” В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИКЕ
advertisement
Социология массовых коммуникаций © 2014 г. И.А. ЯКОБА “МЯГКАЯ СИЛА” В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИКЕ И ДИСКУРСИВНОЙ ТЕХНОЛОГИИ ЯКОБА Ирина Александровна – кандидат социологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 1 Иркутского государственного технического университета (E-mail: irina_yakoba@mail.ru). Аннотация. Представлено обоснование действенности “мягкой силы” как дискурсивной технологии, позволяющей осуществлять господство, достигать и удерживать власть. Рассмотрены конкретные методы оказания влияния в современном социуме, что позволяет оценить конструирование резонансных медиа событий с позиции силы слова и знака. Ключевые слова: мягкая сила • жёсткая сила • дискурсивное конструирование • дискурсивная технология Цель данной статьи – показать потенциал “мягкой силы” как актуальной дискурсивной технологии, которая обладает семиотической привлекательностью и когнитивной мощью, направлена на конструирование нужного результата и нейтрализацию параллельных, невыгодных заказчику возможностей развития социального мира. В наше время господства информационных технологий и распространения демократических ценностей растет признание, понимание и поддержка “мягких методов” оказания воздействия на противоборствующую сторону. В политической социологии для их обозначения в последнее время широко используется термин “мягкая сила” – “комплекс инструментов и методов достижения внешнеполитических целей без применения оружия, а за счет информационных и других рычагов воздействия” [Косачёв, 2012]. Термин “мягкая сила” (soft power) был предложен американским исследователем и государственным деятелем Дж. Наем в 1990 г., но приобрел особую популярность с 2004 г., когда вышла в свет его одноименная книга. В ней Най противопоставляет характерную для США “твердую силу” военного, экономического и политического давления на внешний мир той “мягкой силе” воздействия на соседние страны, которую проявляют страны Европейского Союза. Выдвинув концепцию “мягкой силы”, Дж. Най показал, что при её умелом использовании воздействие государства на внешний мир может быть ничуть не меньшим, если не большим, чем при использовании военных или экономических средств. Под “мягкой силой” Дж. Най понимает “способность убедить других желать того же, чего хотите вы”. Чтобы осуществить это, надо сделать предложение привлекательным для партнера, вовлечь его в со3 Социологические исследования, № 12 65 вместную деятельность [Nye, 2004]. Мягкая сила подразумевает добровольное подчинение через убеждение и пропаганду альтернативных культурных и политических ценностей. Источники мягкой силы по Наю – привлекательность страны в культуре, образе жизни и политических идеалах (демократия, права человека и широкие индивидуальные возможности). Парное по отношению к “мягкой силе” понятие “жёсткой силы” или “жесткого могущества” (hard power) – напротив, означает прямое военное, экономическое, административно-правовое и иное принуждающее силовое воздействие либо давление, обусловленное военной и экономической мощью страны или группы стран. Власть, основанная на такой силе, стремится использовать во внешних отношениях принудительную дипломатию (Coercive Diplomacy). При острых конфликтных ситуациях применение мягких и жестких методов воздействия могут дополнять друг друга. При таком наложении методов воздействия военные конфликты порой приобретают некоторые черты, характерные для постановочных спектаклей, рассчитанных на то, чтобы управлять эмоциями мировой аудитории в интересах реализации определенной государственной политики. Это в полной мере проявилось в действиях США и его союзников во второй иракской кампании. В ходе вторжения в Ирак в 2003 г. их ударные группировки словно позировали перед телекамерами и в боевые действия вступали только тогда, когда уже заранее был известен их пиар-эффект. Такой сценарий, по сути, стал новой разновидностью мягко-силового воздействия на массовое сознание, в котором реальность конструируют, а не отражают. Эта ситуация повторилась в ходе недавней гражданской войны в Ливии. Чтобы продемонстрировать современные особенности применения информационных технологий в ходе международного конфликта, приведем пример того, как США использовали фактор информации. Во время операции “Буря в пустыне” (1991 г.) один американский генерал сказал: “Пока CNN не скажет, что мы выиграли войну, мы ее не выиграли” (цит. по: [Панарин, 2008]). Это соответствует современной символической действительности, в которой реальность конструируется посредством смыслопорождения дискурса (М.М. Бахтин, У. Эко, Дж. Лакофф и др.). Со временем стало известно, что многие сюжеты “победных” действий американских войск были сняты не на поле сражений, а в штате Невада силами специалистов Голливуда, которые великолепно умеют имитировать ведение боевых действий. Например, случай с освобождением рядовой Джессики Линч во время второй иракской войны (2003 г.) являлся эпизодом пропагандистской акции Пентагона и был отрепетирован заранее. События последнего времени в Украине ознаменовали собой начало нового этапа информационной войны против России с использованием “мягкой” силы. Информационно-психологическое противоборство сегодня является основным инструментом завоевания и сохранения власти (политической, экономической, духовной). В начале XXI в. США и проамериканские силы в ЕС посчитали президентские выборы на Украине подходящим случаем, чтобы начать новый раунд информационной войны против усиливающейся путинской России. Так, на Стамбульском саммите НАТО (2004 г.) России было недвусмысленно указано, что Украина – это сфера жизненно важных интересов НАТО, а не России. После этого началось “мягкое” воздействие на Россию по всем направлениям. Были разработаны стратегические информационные антироссийские наступательные операции: Сначала “Ющенко”, затем “Янукович”, потом “Порошенко”, одна из целей которых состояла в дестабилизации обстановки в России. В ноябре 2004 г. на сайте Международного республиканского института (IRI), который называют “гражданской рукой ЦРУ”, появились” строки: “Для продвижения демократии в стране МРИ/IRI работает на Украине с 1992 г. Институт сотрудничает с различными политическими партиями, женскими и молодежными организациями, готовя квалифицированных и грамотных в правовом отношении функционеров. 66 Его вклад в дело подготовки президентских и иных выборов на Украине реален и существенен. … В 2003–2004 гг. МРИ/IRI подготовил тысячи активистов политических партий в 14 областях. Его цель – развить способности партий эффективно взаимодействовать с как можно более широкими слоями избирателей с целью вовлечения последних в политический процесс” [http://iri.org/countries-and-programs/eurasia/ukraine]. USAID в отчете за 2006 г. выразилось менее витиевато: “Соединенные Штаты внесли основной вклад в недавние мирные демократические преобразования в Грузии и на Украине” [http://www.usaid.gov/where-we-work/europe-and-eurasia/ukraine]. Таким образом, США проводили антироссийскую компанию, наращивая потенциал мягкой (и не очень) силы, настраивая соседние народы против России. Последние политические события в Украине (в 2014 г.), особенно их противоположная интерпретация западными и российскими СМИ, являются ярким примером резонансного медиа-события, которое обладает выраженной аттрактивностью и задействует комплекс всех силовых механизмов – как жесткую силу внутри страны, так и ресурсы “мягкой” и “умной” сил заинтересованных участников и сторонних наблюдателей. Начавшаяся информационная прозападная “акция”, призывавшая к “евроинтеграции”, не ограничилась только мягкосиловым оружием (убеждения в необходимости в сближении с Европой и отдалении от России, идеологические призывы и мифологические лозунги типа “Слава Украине”, “За великую и сильную Украину”, затрагивающие глубинные слои сознания и вовлекающие сильные эмоции), но задействовала всю жесткость силовых механизмов, что проявилось в крупномасштабных политических протестных акциях на Майдане и в массовых движениях в Украине. Последовавшее “разжигание” национальных интересов и применение жестких мер к “врагам”, привело к желанию жителей Крыма обрести независимость, что западными СМИ преподносилось как агрессия России. Концепция “мягкой силы” предполагает, что воздействовать на поведение других и изменять его в желаемую сторону можно путем использования собственной привлекательности, симпатии, авторитетного влиятельного имиджа и при этом формировать предпочтения других участников отношений. “Мягкая сила” основывается на использовании нематериальных ресурсов, таких, как культура, идеология и институты. В ресурсную базу мягкой власти Дж. Най включает и внешнюю политику (в том случае, если другие государства рассматривают ее в качестве легитимной и морально оправданной) [Nye, 2008 а]. Тогда как концепция “жесткой силы” (традиционной мощи) делает упор на такие материальные ресурсы, как армия, экономика, ядерное, химическое и другое оружие. Использование ресурсов жесткой силы обычно начинается тогда, когда истощаются аргументы мягкой силы, когда две или более стороны не могут найти компромисс и одна сторона начинает угрожать другой применить силу, что мы наблюдаем в последнее время на Ближнем Востоке, в Сирии, Египте, Ливии, Украине. Сила “мягкой власти” действует таким образом, что субъект свободно и добровольно ей подчиняется, воспринимает ее предписания как результат самостоятельного принятия своего собственного решения. “Мягкая властная сила” достигает своих стратегических целей, не прибегая к внешнему материализованному насилию [Русакова, 2010]. Мягкая сила уточняется как способность субъекта убедить других путем конструирования соответствующих интерпретаций фактов или реальности, сделать то, что они в ином случае не сделали бы [Панова, 2012:14]. Исследования, посвященные действию вышеназванных сил, популярны. Так, например, У.Р. Мид, рассматривая “мягкую силу”, разделяет ее на “сладкую” (sweet) – культурную и “господствующую” (hegemonic) – руководящую, главную, а “жесткую силу” подразделяет на “острую” (sharp) – военную и “липкую” (sticky) – экономическую [Mead, 2005]. Наиболее эффективными инструментами мягкой силы в краткосрочном периоде (как правило, не превышающем нескольких месяцев) являются СМИ, которые стали 3* 67 главным инструментом распространения сообщений, мягко воздействующих на общественное сознание. Утверждение А. Моля о СМИ, сделанное более 40 лет назад, приобретает новые грани актуальности: “Они фактически контролируют всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют, таким образом, все поле культуры. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества” [Моль, 1973: 120]. В долгосрочной перспективе “мягкая сила” в меньшей степени зависит от риторики, но больше связана с практикой: государства, имеющие более привлекательные модели развития, подтвержденные уровнем жизни, экономическими и социальными достижениями, с большей вероятностью будут пользоваться авторитетом и одобрением. США как одна из первых стран, начавших накапливать “мягкую силу”, в том числе через распространение своей культуры, выпустив в эфир “Голос Америки”, привлекая лучших иностранных студентов разнообразными образовательными программами, ненавязчиво рекламировали свой высокий уровень жизни, что способствовало усвоению американского менталитета, традиций и обычаев иностранными студентами, которые, возвратившись на родину, продолжали распространять интересы США. Также в США создавались условия для привлечения ученых со всего мира, что привело к бурному развитию науки в США за последнее столетие. Безусловно, предложенные Дж. Наем термины описывают не принципиально новое, а давно существующие явления, которые, однако, ранее не имели общепринятых академических определений. Следует отметить, что понятие “мягкой силы” шире, чем публичная дипломатия, гражданская дипломатия, “брендинг” государств или пропаганда. Концепция “мягкой власти” сместила фокус с исключительно практических вопросов на изучение тех принципов и технологий, которые задействованы при взаимодействии с зарубежными и внутренними аудиториями. Концепция, разделяющая силу на “мягкую” и “жесткую”, не включает весь спектр властных отношений, складывающихся в международно-политической среде. Главным критерием разделения, согласно Дж. Наю, выступает выяснение вопросов: а) напрямую действует актор или опосредованно; б) использует актор принуждение или привлекательность. “Мягкая власть”, таким образом, – это способность субъекта заставить других изменить свое поведение, действуя опосредованно, без прямого принуждения, используя собственную привлекательность. Но привлекательность – достаточно субъективный опыт, поэтому закономерны вопросы, что же делает вещь, идею или явление привлекательными для одних и непривлекательными для других. Потребность в уточнении и расширении концепции “мягкой силы” появилась у исследователей-конструктивистов, которые её детализировали. По их мнению, все, что мы понимаем как “реальность”, как реальные факты и социально ожидаемые типы поведения, вызываемые к жизни этими фактами, не является объективно существующей данностью, а социально конструируется через коллективный коммуникативный процесс. В ходе общения субъекты сводят все разнообразие своих уникальных интерпретаций мироустройства к одной или нескольким, которые и приобретают впоследствии статус “правды” или “реальности”. Согласно Дж. Маттерн, “привлекательность – это социолингвистически сконструированная “правда” о притягательности какой-то идеи; та интерпретация, которая одержала верх над всеми другими интерпретациями во время коммуникативного процесса” [Mattern, 2005: 585]. Добавим, что смысл интерпретации субъектом какоголибо медиа-события, которое он продвигает в ходе коммуникации, происходит из социолингвистической матрицы конструирующих реальностей, т.е. привлекательность (или аттрактивность знака) является технологически конструируемым объектом, зависит от целей субъекта. 68 Барак Обама в своё время использовал в данном контексте свой термин “тонкая настройка”. В одном из первых официальных интервью в качестве главы Белого Дома, которое он дал арабскому каналу Al-Arabiya в январе 2009 г., Обама заявил что “язык, который мы используем, очень важен. Нельзя изображать религию как последствие того насилия, которое совершается во имя этой религии”. Для этих целей очень важен правильно выбранный язык подачи материала, так называемая “тонкая настройка” (fine-tuning) для того, чтобы заручиться поддержкой ключевой аудитории [Obama]. В дальнейшем Дж. Маттерн предложила использовать вместо термина “настройка” термин “вербальная борьба”, которая принуждает аудиторию согласиться с навязываемой ей интерпретацией. На этом основании она ставит под сомнение непринудительный характер мягкой силы и отмечает, что речь идет о применении “репрезентативной силы” [Mattern, 2005: 586]. Дж. Най вынужден был ответить на звучавшие в его адрес критические замечания и даже в чем-то согласиться с ними: “В широком смысле принуждение означает любое давление с целью изменить поведение, поэтому в таком отношении слова тоже могут принуждать, а воздействие на сознание может показаться манипулированием. Может показаться, что мягкая сила – это угрозы и манипулирование, тем не менее, она оставляет большую свободу выбора в ответ, чем физическая сила” [Nye, 2008: 142]. Однако предложенные Дж. Наем термины вошли в политическую лексику, в том числе среди ведущих российских политиков. В.В. Путин в ходе выступления на совещании послов и постоянных представителей России 09.07.2012 призвал наших дипломатов активнее использовать ресурсы “мягкой силы”, которую определил как “продвижение своих интересов и подходов путём убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на её достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре, и в интеллектуальной сфере”. На основании сказанного мы предполагаем, что создание “привлекательности имиджа” является необходимым условием осуществления “мягкой силы”. Чем большим ресурсом мягкой силы обладает субъект, тем большее влияние он может оказать, тем больше объектов прислушается к его мнению. Таким образом, проблема накопления мягкой силы видится нам в усилении привлекательности, создании аттрактивного имиджа, убеждении окружающих в собственной эффективности посредством успешных действий, одобрении большинством. При этом наиболее эффективными, на наш взгляд, становятся социальные сети свободного Интернета, освещающие значительные международные события с разных точек зрения. Встает вопрос и об активном усилении позиции России на мировой арене при помощи “умных” технологий, позволяющих привлечь на свою сторону космополитический “креативный класс”, тех, кто мыслит, делает выводы, решает, действует, принимая во внимание разные источники, основываясь на мультиаргументативности и свободе слова, мнений и выбора. “Умные” технологии, основанные на механизмах мягкой силы, по нашему мнению, являются наиболее привлекательными и позволяют безболезненно добиваться мирных целей. Российские исследователи И. Зевелев и М. Троицкий предлагают уточнить понятие “мягкой силы”, приложив к нему семиотическую методологию, то есть распространив ее на “изучение того, каким образом деятельность одного государства изменяет (или не изменяет) систему кодов восприятия реальности другого государства”. Они обращают внимание на ошибочные представления о том, что все субъекты на международной арене пользуются в общении друг с другом одинаковым понятийным аппаратом и делают одинаковые выводы из получаемой информации. Субъект, предпринимающий какие-либо действия, не может рассчитывать на то, что его действия будут восприниматься именно в том значении, которое он изначально в них закладывал [Зевелев, Троицкий, 2007: 3–7]. Именно поэтому представителям разных культур, религий, особенно западных и восточных стран так трудно бывает понять друг друга. Различия в менталитете не позволяют одинаково трактовать (декодировать) одно 69 и то же послание. Так, урегулирование конфликтов Ирака и Сирии западные страны рассматривают как миротворческую помощь со своей стороны, в то время как восточные нации считают неприемлемым вмешательство чужих во “внутрисемейные разборки старшего и младшего братьев”. Определенный вклад в разработку концепта “мягкая сила” внесла современная философия постмодернизма, в центре внимания которой оказалась культура общества массового потребления. Представители постмодернизма создали серию категориальных формул концепта “мягкой силы”: понятие соблазна у Ж. Бодрийяра, концепция общества спектакля в одноименной работе Ги Дебора, категория “обольщение” Ж. Липовецкого и др. Ж. Бодрийяру принадлежит важная роль во введении в философский оборот понятия соблазна в качестве категории, обозначающей силовое властное воздействие, осуществляемое в пространстве символических образов. Соблазн, по Бодрийяру, представляет господство над символической вселенной, над царством видимостей. Соблазн относится к строю знака, производства дискурса и желаний. В мире образов, имиджей и виртуальных объектов соблазн становится силой, воздействие которой не уступает, а то и превосходит по своему влиянию все другие способы властвования. “Только невероятное ослепление побуждает отрицать эту силу, равную всем прочим и даже превосходящую их все, поскольку она опрокидывает их простой игрой стратегии видимостей” [Бодрийяр, 2000: 36]. По Бодрийяру, соблазн, заключенный в симулякрах, есть пустота, то есть отсутствие материализованной реальности. Однако силы соблазна при всем своем нематериальном силовом воздействии транслируются вполне материальными техническими средствами и продуктами рыночного производства. Пустота, таким образом, выступает символическим пространством, где господствуют силы соблазна, то есть силы, производящие обольстительные видимости. Таким образом, можно провести параллель между категорией соблазна Ж. Бодрийяра и мягкой силой Дж. Ная. Обе категории способны оказывать неограниченное влияние на разум и интеллект человека, направляя производство смыслов в заданном направлении. Мир обольстительной пустоты выступает предметом пристального внимания в работах Ж. Липовецки. В его интерпретации обольщение выступает особой стратегией, пронизывающей все современные реалии – политику, производство, образование, сферу услуг, повседневный быт, интимную жизнь. Обольщение как социальная сила провоцирует тягу индивида к наслаждению, легитимирует право индивида наслаждаться всеми радостями бытия. Революция потребления возвела, по его мнению, право на наслаждение в разряд высших человеческих ценностей. В результате ценностные ориентации в обществе массового потребления сместилась в сторону гедонизма, персонализированного индивидуализма и нарциссизма. Нарциссизм эпохи массовой культуры и медиативных коммуникаций рассматривается Липовецки как многообразная возможность самовыражения в различных ток-шоу. Но при этом желание нарцисса высказаться в средствах массовой информации не содержит в себе ничего, кроме желания самопрезентации, в нем нет ничего, кроме игры и логики пустоты [Липовецки, 2001: 31]. Стратегия обольщения – это соблазн богатством выбора, изобилием потребительских благ и услуг, это стимуляция все новых и новых запросов. Сила обольщения – в увеличении свободы выбора для индивида, в гибкости предложений, соответствующих его пожеланиям, в предоставлении таких услуг, которые учитывают самые экзотические запросы. Обольщение устраняет жесткость прежних ограничительных рамок, “действует исподволь, играя на руку отдельной личности, ее благосостоянию, ее свободе, ее частному интересу” [Липовецки, 2001: 36]. Механизм привлекательности как обольщения активно участвует в процессе социализации индивида, прививая ему культуру психологической раскрепощенности, освобождающей от заданных ролей и “комплексов”, от гендерных стереотипов. Липовецки подчеркивает: “Обольщение – это логика, которая пробивает себе дорогу, которая больше ничего не щадит и при этом осуществляет постепенную, толерантную 70 социализацию. Цель которой – персонализировать и психологизировать человека” [Липовецки, 2001: 40] . Полагаем возможным заключить, что сила обольщения Ж. Липовецки, сила соблазна Ж. Бодрийяра, репрезентативная сила Дж. Маттерн, тонкая настройка Б. Обамы, как и мягкая сила Дж. Ная подразумевают силовое властное воздействие, основанное на механизме привлекательности. Привлекательность или аттрактивность мы, вслед за Е.Ф. Серебренниковой, понимаем как такое качество дискурса, которое является наилучшим ответом на проблемную ситуацию в реальном пространстве, эффективным, взаимовыгодным способом выхода из ситуации неопределенности Под аттракторами понимаются в общем семиотическом плане структуры, способные упорядочить ситуацию когнитивной неопределенности в процессах “катализа”, в координатах эпистемического дуализма в напряженном интеллектуальном усилии [Серебренникова, 2013]. Развитие информационных технологий породило новую волну аттрактивности – обольщение интерактивностью, персональной вовлеченностью в производство информационного продукта, собственной значимостью в интернет-пространстве. Параллельно с этим активизируется аттракция новыми возможностями самовыражения через сетевые сообщества. В постнеклассической политической философии концепт “мягкой силы” обычно интерпретируется с позиции дискурс-анализа. Более того, сам дискурс рассматривается в качестве главного инструмента и транслятора “мягкой” властной силы. Властвование посредством разного рода дискурсов трактуется как способ эффективного коммуникативного воздействия, который внушает субъектам определенный образ мыслей и поведения. Главная сила дискурса – в производстве способов означивания, интерпретаций объектов действительности, в принуждении к определенным схемам мысли и чувствованиям. О.Ф. Русакова утверждает, что дискурсы формируют матрицы мыслительных фигур и знаковых образов, выстраивают приоритеты смысловых значений, словом, управляют ментальным и символическим пространством культуры [Русакова, 2010: 174]. М. Фуко был среди первых, кто концептуально соединил понятие власти с понятием дискурса. Согласно М. Фуко, власть есть множественное отношение силы, когда стратегические установки реализуются посредством разнообразных дискурсов. “Дискурсы, – пишет он, – являются тактическими элементами или блоками в поле отношений силы; внутри одной и той же стратегии могут быть самые различные и даже противоречащие друг другу дискурсы; и наоборот, они могут обращаться, не меняя своей формы, между противоположными стратегиями” [Фуко, 1996: 203–204]. Дискурсы для Фуко выступают силами, которые обеспечивают игровые эффекты “мягкой” власти. “Следует признать, – пишет он, – сложную и неустойчивую игру, в которой дискурс может быть одновременно и инструментом и эффектом власти… Дискурс и перевозит на себе и производит власть” [Фуко, 1996: 202]. Взаимосвязь “мягкой силы” и дискурса проявляется через механизм действия “мягкой силы”, который заключается в способности воздействовать на систему социокультурных фильтров или “матрицу убеждений”, составляющих целостность субъективного восприятия объекта, по отношению к которому применяется данный тип воздействия. “Мягкая сила” связана с дискурсом, с трансляцией информационного сообщения с целью подтолкнуть реципиента к его прочтению в определенном ключе и, в конечном итоге, заставить его изменить свое поведение. Можно заключить, что среди современных философских, политологических и лингвистических исследований понятие “мягкой силы” приобрело характер концепта. У концепта “мягкая сила” много авторов-толкователей, которые наделяют его новыми смыслами, вписывая в тот или иной предметно-исследовательский и методологический контекст. С точки зрения О.Ф. Русаковой, данное понятие обладает многослойной смысловой структурой, многозначностью и интерпретативным разнообразием и осуществляет свое воздействие на знаково-символическом и идейно- 71 ценностном уровнях, с чем нельзя не согласиться. Его инструментами (или оружием) влияния выступают интеллектуальные паттерны, когнитивные соблазны, привлекательные идеи и символы, обольстительные визуальные и аудиальные образы [Русакова, 2010: 174]. Приходим к выводу, что “мягкая сила” является коммуникативным ресурсом смыслопроизводства, а ненавязчивая привлекательность, которая реализуется посредством дискурса как транслятора, и имиджа как персонифицированного образца для подражания, может использоваться как способ эффективного коммуникативного воздействия, внушающий запланированный образ мысли и поведения. “Мягкая сила” как результат коллективного сотворения может существовать только в обществе, ее главными целями являются властвование и ненавязчивое влияние на сознание, распространение своих идей, ценностей, культуры и образа жизни, используя в качестве привлекательности новизну, соблазны, обольщение и удовлетворение потребности в самоутверждении. Явление символической власти (и ее подвидов) существовало всегда, но сейчас “мягкая сила” стала особенно популярной именно в связи со своей ненавязчивостью и предоставлением кажущейся большей свободы выбора для всех и каждого в отдельности. Считаем, что действенным средством “мягкой силы” является визуальная и аудиальная привлекательность (аттрактивность) распространяемой (или навязываемой в зависимости от точки зрения) “матрицы убеждений” – схемы восприятия, мысли, чувствования. Следовательно, данные дискурсы должны действовать на семиотическом уровне смыслов, облеченных в такие знаки, которые с большой долей вероятности будут дешифрованы в заданном ключе. Регулярная демонстрация заданных паттернов дает возможность акторам (субъектам) влияния создать видимость их истинности и желанности со стороны объектов влияния таким образом, чтобы объекты считали заданные паттерны своими собственными и желали им следовать и подчиняться. В качестве исторического примера навязываемого потребительского образа жизни можно привести массированную коммерческую рекламу вещественных символов США и других развитых стран – джинсы, Кока-Кола, сигареты Мальборо, дорогие автомобили и загородный дом – все то, что надо для навязываемого образа “счастливой” жизни “свободного” человека. З. Бауман считает, что именно соблазны представляют собой ту “мягкую силу”, которая направляет желания потребителей в сторону еще большей готовности к потреблению, заставляя их постоянно участвовать в погоне за новыми возможностями обладания потребительскими ценностями. А девизом современной “мягкой силы” становится лозунг: Развлекай и властвуй! [Бауман, 2008: 87]. Символическая реальность, создаваемая и конструируемая по заказу, задействует и опирается на дискурсивные силовые технологии [Плотникова, 2011: 9], так как сила слова и сила знака приобретает все большую власть над умами в современном постмодернистском обществе и способна оказывать воздействие “как бы изнутри”, позволяя встраиваемым идеям “прорастать” на подготовленной идеологической почве навязываемых СМИ образов медиа-фактов и медиа-событий, которые субъективно отражают (а точнее – искажают), но не воссоздают реальность. Таким образом, по нашему мнению, привлекательность “мягкой силы” в современном информационном технологичном обществе проявляется в возможности эффективно конструировать необходимую символическую реальность согласно запланированному сценарию. Данная дискурсивная технология распространяется посредством дискурса нарциссизма и шоу, создании влиятельного авторитетного имиджа, соблазна коммуникативной интерактивностью и вовлечением в многообразные возможности самопрезентации в информационных и социальных сетях. Главное – профессиональное использование мягкосиловых технологий позволяет моделировать эффективные дискурсы, манипулировать фиктивными образами реальности [Эко, 1998: 13], а значит, обладать властью в мире “как в поле вечной игры” [Ницше, 1993: 515]. 72 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бауман З. Текучая современность / Пер. с англ. Под ред. Ю.В. Асочакова. СПб.: Питер, 2008. Бодрийяр Ж. Соблазн / Пер. с фр. А. Гораджи. М.: Изд-во Ad Marginem, 2000. Дебор Г. Общество спектакля. Пер. с фр. / Перевод C. Офертаса и М. Якубович. М.: Издательство “Логос” 1999. Зевелев И., Троицкий М. Семиотика американо-российских отношений // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 1. С. 3–17. Косачёв К.И. Что такое “мягкая сила”? // Сайт клайпедской ассоциации российских граждан. URL: http://www.klaipeda1945.org/voprosy-i-otvety/chto-takoe-myagkaya-sila/ (дата обращения: 26.05.2014). Липовецки Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме/ Пер. с фр. В.В. Кузнецова. СПб.: Владимир Даль, 2001. Маркузе Г. Одномерный человек // Эрос и цивилизация. Одномерный человек: исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: АСТ, 2003. С. 251–515. Международный республиканский институт. URL: http://iri.org/countries-and-programs/eurasia/ ukraine (дата обращения: 29.04.2013). Моль А. Социодинамика культуры. М.: Прогресс, 1973. Панарин И.Н. Система информационного противоборства // Военно-промышленный курьер. Российская еженедельная газета. Вып. № 41 (257) от 15.10.2008 г. URL: http://vpk-news.ru/ articles/3672 (дата обращения: 26.05.2014). Панова Е.П. Сила привлекательности: использование “мягкой власти” в мировой политике // Вестник МГИМО-Университета. № 4 (13). 2010. С. 91–97. Панова Е.П. “Мягкая власть” как способ воздействия в мировой политике. Автореф. д. к.п.н. Политические проблемы международных отношений, глобального и регионального развития: 23.00.04. М., 2012. Плотникова С.Н. (ред.) Технологизация дискурса в современном обществе. Иркутск: ИГЛУ, 2011. Русакова О.Ф. Концепт “мягкой силы” (soft power) в современной политической философии. Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2010. Вып. 10. С. 173–192. Серебренникова Е.Ф. Многозначность в аспекте аттрактивности знака в коммуникации // Многозначность языковых единиц в когнитивном аспекте: коллективная монография / отв.ред. Л.М. Ковалева; ред. С.Ю. Богданова, Т.И. Семенова. Иркутск: ИГЛУ, 2013. С. 158–168. Тимофеев О.А. Концепты “власть” и “сила” в зарубежной науке о международных отношениях // Ученые записки Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета. 2011. № III-2 (7). С. 27–33. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с франц. М.: Касталь, 1996. Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Колледж де Франс в 1974–1975 учебном году. СПб.: Наука, 2004. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. ТОО ТК “Петрополис”, 1998. Mattern Janice Bially. Why Soft Power Is Not So Soft: Representational Force and the Sociolinguistic Construction of attraction in World Politics // Millennium: Journal of International Studies. Vol. 33. 2005. № 3. P. 583–612. Mead Walter Rassell. Power, Terror, Peace and War: America’s Grand Strategy in a World at Risk, 2005. Nye Joseph S. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs Group, 2004. Nye Joseph S. A Public Diplomacy and Soft Power // The annals of the American Academy of Political and Social Science. 2008. URL: http://ann.sagepub.com/cgi/reprint/616/1/94 (дата обращения: 20.08.2012). Nye Joseph S. The Powers to Lead. Oxford University Press. 2008. Obama tells Al Arabiya peace talks should resume. Офиц. сайт телеканала Al-Arabiya. URL: http:// www. alarabiya.net/articles/2009/01/27/65087.html (дата обращения: 20.08.2012). United States Agency for International Development (USAID). URL: http://www.usaid.gov/where-wework/europe-and-eurasia/ukraine (дата обращения: 29.04.2013). 73
