высокой, т.к. снижение численности нищих в городах способство
advertisement
Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология высокой, т.к. снижение численности нищих в городах способствовало сокращению очагов опасных заболеваний, таких как холера или сифилис. Очень часто уголовные преступления осуществлялись под воздействием крайней нужды и безысходности, а разветвленная сеть домов призрения обеспечивала бедное население минимальными благами, что способствовало нормализации криминогенной ситуации. Появление большого количества богаделен являлось отражением сложных социальных противоречий региона. Литература 1. Казанцева С.Г., Зубова О.В. Нравственно обязан. Традиции благотворительности в Самарской губернии на рубеже XIX – XX веков. Самара: Печатный двор «САМБР», 2005. 74 c. 2. Казанцева С.Г. Развитие благотворительности в Самарской и Симбирской губерниях во второй половине XIX – начале XX века: дисс. … к.и.н. Самара, 2000. 237 c. 3. Казарин В.Н. Возрожденные имена. Самара: Самарское отделение Литфонда России, 2004. 236 c. 4. ГАСО. Ф. 153. Оп. 37. Д. 93. Л. 5. 5. Демидов А.В., Демидова И. Ее величество Самара. Люди и мундиры. Самара, 2005. 80 c. 6. Мартынов П.Л. Город Симбирск за 250 лет его существования: систематический сборник исторических сведений о г. Симбирске. Симбирск: Типо-литогр. А.Т. Токарева, 1898. 400 c. 7. Федулова А.В. Благотворительная деятельность купечества в Симбирской губернии во второй половине XIX – начале XX века // IV Международные Стахеевские чтения: материалы научной конференции. Т. I. Елабуга: Изд-во «ЕГПУ», 2009. С. 272-278. 8. Гусакова З.Е. Благотворительность в Саратовской губернии в XVIII – начале XX вв. // Традиции российской благотворительности: история и современность. Саратов: РИК «Полиграфия Поволжья», 2008. С. 55-61. 9. ГАСарО. Ф. 4 Оп. 1. Д. 14. Л. 7. Статья поступила в редакцию 08.11.11 г. Рекомендуется к опубликованию членом Экспертного совета к.и.н., доцентом М.М. Леоновым УДК 177 115 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология 2012 Белобородов Д.В. ЛИЦЕМЕРИЕ В КОРПОРАТИВНОЙ КУЛЬТУРЕ: ЖИЗНЬ ПОД МАСКОЙ КАК ПСЕВДОСОЦИАЛИЗАЦИЯ В статье изучается феномен лицемерия как составной части современной культуры российских корпораций, исследуются его основные тенденции с последующей нравственно-этической оценкой. Ключевые слова: корпоративная этика, философия управления, современная культура. Мораль не есть то, что мы должны делать как люди. Она есть то, благодаря чему мы суть люди. А. Гусейнов Экономическая рациональность как продукт и структурный сегмент нашего социокультурного мышления всегда подвергалась вместе с ним внутренним изменениям, вследствие чего неизбежно трансформировалась и корпоративная культура. Влияния, оказываемые на нее экономическими циклами спада или подъема деловой активности: кризисов, стагнаций, периодов роста и надувания финансовых пузырей, безусловно сказываются на моральном климате деловых сообществ. Так, например, в эпоху депрессий люди становятся жестче, злее и нетерпимее друг к другу, в то время как в период подъема экономики и всеобщего роста доходов они могут прощать своим коллегам те промахи по работе, которые при иных обстоятельствах жестко карались и порицались. При средних коррупционных издержках в 30-40% от общей стоимости бизнес-проекта, когда системное взяточничество и воровство пронизывают всю социальную систему (муниципалитет, судебные и правоохранительные органы, профсоюзных и прочих народных лидеров, промышленные монополии и депутатский корпус), российская корпоративная культура тесно повязана дружескородовыми и земляческими отношениями, так как судьба бизнеса зависит от решения «нужных своих людей». Это новоявленное «фамусовское общество», образованное из предпринимателей, коррумпированной бюрократии и «оборотней в погонах», бывшее объектом сатиры в русской культуре 19-го века, утверждает свои дикие нравы как естественную норму жизни, а индивидуальная адап116 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология тация к ней расценивается как социальный успех, измеряемый деньгами и карьерным ростом. Современная культура переживает смену ключевой мифологической фигуры, определяющей значимую социальную роль, «отказавшись от Эдипа – фигуры вины, она переходит к Нарциссу – фигуре самообольщения» [1]. Причем нередко такое самообольщение носит радикальный характер, так как «современную цивилизацию на уровне ее знаковой репрезентации все больше заносит в колею глобальной радикализации. Ее, поощряющую быть «звездой», бить спортивные рекорды, штурмовать Эверест, отращивать самые длинные в мире усы, побеждать на конкурсах «мисс Вселенная» (поскольку быть «мисс Мира» - это уже мало), все время кудато круто забирает – все выше, выше и выше… Уже не достаточно быть современным, оригинальным, модным или сексуальным. Требуется быть суперсовременным, сверхоригинальным, ультрамодным и гиперсексуальным… Чтобы быть замеченным, услышанным и признанным в условиях всеобщей гиперкоммуникации, европейскому человечеству необходимо регулярное сверхусилие и суперпрезентация: суперхит, мегапроект или ультраманифест [2, с. 21]». Тем не менее, современный арбайтер корпоративной среды – это не просто самовлюбленный нарцисс, озабоченный только самопозиционированием и гедонизмом. Это лицемерный нарцисс, организующий свою деловую активность по принципу адаптации к мнению начальства (перед которым нужно выслужиться), коррумпированной чиновничьей бюрократии и правоохранительной системы (которым вовремя нужно сунуть взятку или откат, чтобы сохранить свою безопасность), к клиентам, от которых приходится получать платежи. Его супер-эго воплощает себя в суперлояльности. Именно она делает его кандидатуру привлекательной в глазах начальства для дальнейшего карьерного роста. И именно лояльность становится залогом той самой коммуникабельности, к которой в современной гуманитаристике начинают сводить чуть ли не все основания и целевые функции корпоративного управления. Лояльность к вкусу – это соблазн, на который ловится контрагент. Ситуация, как в сказке М. Салтыкова-Щедрина о двух генералах, которые все время сидели в какой-то конторе и никаких других слов не знали, кроме одной фразы: «Примите уверение в совершеннейшем к вам почтении и преданности». Им этого вполне хватало для жизни, и более, кроме этих заверений в лояльности от них ничего не требовалось. 117 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология Борясь в окружающей его корпоративной среде за утверждение своих частнособственнических интересов, человек в маске становится не таким, каков он есть в себе и для себя, отчуждается от своего «я» и кроме того вырабатывает стратегию долгосрочного пребывания в избранной социальной роли, поддерживаемой субъективным долговым отношением. «Я должен быть другим» - вот основополагающий императив его поведения. Заметим, что чрезмерная подчиненность долгу уже берется под подозрение А. Шопенгауэром, так как в отличие от сострадания у долгового обязательства источник пробуждения нравственности лежит вне сознания субъекта. Субъект как бы оказывается подчинен располагающейся вне его не-свободе, в то время как сострадание проистекает из его внутреннего чувства. Стало быть, ради собственной свободы на потом лицемер сейчас надевает на себя маску, пребывая продолжительное время в состоянии не-свободы, и при этом он полагает, что «так надо», это «необходимость», это его краткосрочный долг. Однако инородность чужого мнения для сознания лицемера оказывается иной, чем в системе долговой этики Канта. Ведь для И. Канта альтруистическая личность свободно принимает на себя не-свободу заботы о чужом «я» в виде долга. Лицемер же вынужден быть не собой по внутреннему принуждению. Более того, случается так, что никто извне не заставляет его поступать подло, но он добровольно решается на такой выбор, думая, что «жизнь сейчас такова», списывая истоки своей ответственности на некое объективное состояние мира. К тому же категорический императив Канта, формулируемый в виде максимы «относись к другому лучше, чем бы он относился к тебе. Прими его таким, каков он есть, и помоги ему стать лучше», представляет собой искренний и бескорыстный акт долга. Долговое мышление лицемера принципиально неискреннее и небескорыстное, даже краткосрочная забота о ближнем выливается в конечном итоге в извлечение выгоды, в расширение сферы своей свободы за счет свободы другого. Так, например, лицемерна любовь по расчету, в которой маска «искренних чувств» будет функционировать прямо пропорционально возможности извлечения выгоды или перспективы движения к ней. К сожалению, в нынешние времена даже в академических исследованиях отношение к тому, что в 19-м веке считалось «испорченным нравом и глубочайшим человеческим пороком», становит118 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология ся более нейтральным, а в некоторых случаях даже получает оправдание со ссылкой на историческую, субъективную и национально-этническую релятивность… Мол, сегодня предательство, лицемерие и подлость – это просто другая культура… Так, например, в своей книге «Маска как возможность лица» А. Костомаров пишет, что на сегодняшний день маска есть наиболее эффективный способ современной социализации индивида, так как в ней он обретает опыт другого «я», и что настоящее лицо появляется только в опыте маски [3, с. 148]. Однако я полагаю, что традиции мировой культуры дают нам другие, не менее интересные способы приобщения к миру людей, к окружающему нас социокультурному пространству, такие как: сострадание, сопереживание (А. Шопенгауэр), глубинный внутренний диалог (М. Бахтин), императивное долженствование (И. Кант), забота (М. Хайдеггер), партнерство в самореализации внутренней свободы и любви (Ж.-П. Сартр). Почему же все они не могут быть достойной альтернативой маске и сопровождающему ее лицемерию? Действительно ли современная культура так низко опустилась, что начисто отвергает честь, благородство и справедливость? Неужели она совершенно не чувствует для себя их необходимости? Вряд ли, ибо последние исследования в области корпоративной этики («Доверие» Ф. Фукуямы) с доказательной очевидностью раскрывают перед нами тот факт, что даже прагматика экономической рациональности базируется на вполне устойчивых нравственных нормах, не подвергающихся релятивизации (то есть устаревающих банальных фраз о том, что все вокруг субъективно, условно и относительно). Так, например, долговое обязательство в коммерческой деловой среде базируется на доверии, которое само по себе не является чисто экономической категорией и представляет собой некое мировоззренческое, философско-психологическое образование. Доверие базируется на взаимной сопричастности к нравственным принципам поведения экономических субъектов и без него невозможно заключение сделки. Человек, лишенный доверия, находящийся в состоянии морально-нравственного дефолта, не получит ни денежного кредита, ни контракта на выполнение работ. Он может попытаться заново включиться в деловую активность уже только новой бизнес-среды, лицемерно заявляя ей о своей порядочности. Однако при современном уровне развития информационных технологий и повышенном внимании руководителей кор119 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология пораций к проблемам финансовой безопасности его шансы на обман существенно сокращаются и со временем будут минимизированы. Осуществляя модернизацию деловой активности предприятия, менеджеру будет крайне затруднительно достичь реализации задуманных планов без поддержки трудового коллектива. Последний же будет помогать менеджеру в зависимости от своей степени доверия лично к нему и его экономическому курсу. К сожалению, после распада СССР и многочисленных лохотронов 1990-х годов наше общество постиг тотальный кризис доверия. По данным соцопросов на 2006 год, общее количество россиян, с недоверием относящихся к людям, в четыре раза (56,4% от всех опрошенных) превышает количество тех, кто по-прежнему сохраняет в себе чувство доверия (15,2%). Причем в социологических исследованиях Н. Захарова выявлено, что система социальных льгот в российском бизнесе мотивирует работника корпорации к высококачественному труду в большей мере, чем заработная плата [4, с. 70-71]. При оценке важности различных сторон труда первым в лидеры вышел размер заработной платы (69,6 % опрашиваемых работников корпораций сказали, что он для них очень важен, и только 0,8% - что не важен), однако на втором месте оказались «хорошие условия работы в коллективе» (45,6% - очень важно, 1,3 % - не важно). Причем этот показатель опередил такие критерии, как «условия труда», «удобный график работы», «хорошая репутация предприятия», «удобное расположение предприятия», «возможность получать новые знания, умения», «интересная, творческая работа» и даже «возможность должностного роста» (28,1% - очень важно, 12% - не важно) [5, с. 27]. Таким образом, потребность высокого уровня морали в коллективе значит для работника корпорации больше, чем перспективы должностного роста. Однако, как справедливо заметил А. Гусейнов, в действительности по сути своей «мораль не есть то, что мы должны делать как люди. Она есть то, благодаря чему мы суть люди» [6, с. 15]. При таком концептуальном раскладе маска морали, ханжеское лицемерие бессмысленны для культуры, так как совершенно ничего не дают для ее экзистенциально-онтологического потенциала. Отыгрываемые в мнении и поступках лицемера нормы морали становятся лишь одним из моментов его игры, индивидуального пиара, сугубо техническим средством прагматического самопозиционирования. 120 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология Подлинные ценности культуры нуждаются в искренности, им нужен такой носитель, который мог бы ощущать подлинность их бытия, чувствовать их живорожденность и своей жизнью поддерживать этот настрой. Любой человек в маске, двуличный или же самостоятельно живущий только лишь в чужой личине, крайне ненадежен, склонен к предательству и потому нежелателен в деловом сообществе. В сущности, он не является носителем ценностей корпоративной культуры, хотя на практике пытается выставить себя законником и моралистом. Лицемер не может быть оппозиционером, если только нахождение в искусственной оппозиции не является одной из задумок в его искусной шпионской игре. Лояльность и коммуникабельность – его судьба, то средство, с помощью которого он хочет обрести доверие. Но нет доверия лицемеру, ибо люди органически доверяют честности и не доверяют лжи. Лицемера довольно трудно разоблачить, но еще труднее принять против него санкции, особенно в госкорпорациях и прочих структурах, где для вывода подобного рода людей из трудового коллектива требуются более веские, законодательные, а не моральные основания. Даже глубоко порядочному начальству нелегко принять относительно таких людей правильное публичное решение. Ведь прилюдно разоблачить лицемера – значит подорвать доверие к корпорации, к тем ценностям, которые он ранее искусственно олицетворял. Коррумпированный генерал, судья, профессор престижного вуза, попавшийся на взятке, депутат Госдумы, партийный лидер, член администрации президента – все это те фигуры, вокруг которых крайне нежелателен любой скандал. Поэтому его быстро заминают, виновников покрывают и тихо пристраивают на другие хлебные места. Такая жизнь удобна для лицемера, он знает, что даже если с него сорвут маску – он все равно останется в безопасности. Что же касается поведения непорядочного руководителя, то и он постоянно держится настороже относительно своих подчиненных. Лицемер никогда не доверяет своим коллегам. Как говорит Э. Канетти, «он ждет удобного случая «сорвать маску» с их лица. Тогда сразу обнаружится их подлинная суть, хорошо ему известная по себе самому. Разоблачение делает их безопасными… Превращения, совершаемые не им самим, ему невыносимы. Он может возносить на высокие посты людей, бывших ему полезными, однако эти осуществляемые им социальные превращения должны быть четко 121 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология определенными, ограниченными и оставаться полностью в его власти» [7, с. 190]». Мысли Э. Канетти объясняют нам, почему один взяточник так ненавидит другого взяточника и почему правительство, депутатский корпус, правоохранительные органы и местный муниципалитет ведут бесконечную борьбу с коррупцией и беспрестанно ее осуждают. Ведь это так аморально! Однако из исторического опыта становления российской власти нетрудно убедиться в том, что любая борьба с коррупцией не подразумевает ее ликвидации. Хотя бы уже потому, что коррупционер является не объектом, а субъектом власти. В итоге тотальная коррупция никогда в конечном счете не может победить саму себя, однако бороться сама с собой все-таки будет. Будет много шуму, гневных обличительных речей, в которых одни лицемеры попытаются сорвать маски с других - своих конкурентов. Не будет лишь окончательной победы над коррупцией. Видя, какие сверхдоходы получает власть за счет лицемерия и обмана, насколько при этом сильна ее внутренняя безопасность, низовой криминал пытается следовать этому курсу, прорываясь в местные органы самоуправления и в депутатский корпус. В этом плане достаточно симптоматичны популярные в отечественном кинематографе два фильма - «Бригада» и «Жмурки», в которых «простые пацаны» за счет убийств и воровства в финале своей карьеры вместо тюрьмы получили депутатскую неприкосновенность, своеобразную индульгенцию, списавшую им все прошлые грехи. Жизнь обманом стала более привлекательна, чем жизнь грабежом. При этом любопытно, что американские гангстеры, отбывавшие срок вместе со знаменитым мошенником Джозефом Уэйлом в знаменитой тюрьме «Ливенворт», оценивали его злоупотребление доверием как более аморальный поступок, нежели чем их собственные враждебные действия по ограблению банка. « - Не могу понять таких людей, как ты, Джо, - иронизировал Келли. – Ты знакомишься с человеком, заводишь с ним дружбу, потом забираешь у него деньги. Но он знает тебя в лицо и потому приведет полицию на порог твоего дома. - Если бы ты понимал суть мошенничества, Джорж, то знал бы, что пострадавший никогда не пойдет в полицию. Потому что тогда ему придется признать, что он собирался заключить незаконную сделку, которая принесла бы ему денег гораздо больше, чем могла бы дать законная. А теперь посмотри на себя. Ты врываешься в банк, вооруженный до зубов, палишь налево и направо, страдают 122 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология ни в чем не повинные люди. Потом ты как сумасшедший удираешь от полиции, которая палит в тебя. - В любом случае я не такой дурак, который ходит в обнимку со своими жертвами, - не сдавался Автомат. - А позволь узнать, надолго ты прибыл в «Ливенворт»? - На двадцать лет. - А за что? - За ограбление банка. - А много ты взял в банке? - Три тысячи долларов. - Я получил шесть лет за четверть миллиона и выхожу досрочно за хорошее поведение. Так кто из нас дурак, Джорж?» [8, с. 171-172]. Впрочем, некоторые руководители допускают до себя лицемеров, будучи уверенными в том, что такие «шустрые и ловкие люди» смогут быстро собрать для них «компетентную информацию», сдирая маску с неведомых коллег-злоумышленников. Однако в действительности заявляющий о своей вечной преданности лицемер не верный шпион босса, а скорее двойной агент, руководствующийся личной выгодой. Он не обладает фундаментальной лояльностью, так как она у него крайне условна, краткосрочна и вариативна. Надо сказать, что ущерб от ложных доносов для начальства велик, так как обычно один «шакал» убирает не реального врага босса, а другого конкурирующего с ним «шакала», метящего на его место и также желающего благорасположения власти. Этот новый якобы честный «шакал-конкурент» оказывается более полезен боссу, но не занимает рядом с ним места, так как ему не дает прохода его более предприимчивый коллега. Конечно, жить за счет доносов и интриг всегда много выгоднее, чем честным трудом. Но аморальность доносчика ведет к необъективной подаче информации, на основании которой менеджеру приходится принимать ошибочные решения, в итоге оказывающиеся убыточными для всего предприятия. А это значит, что аморальная лояльность в конечном счете непродуктивна. Высоконравственный человек обычно долго хранит тайну, которую доверил ему друг или подруга. «Есть множество вещей, о которых нельзя сказать во всеуслышание. Благородное молчание тоже своеобразное мужество. Выставить напоказ то, что должно быть достоянием внутреннего мира дружбы, - значит опуститься 123 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология ниже человеческого достоинства. Болтовня ведет к предательству. Недостойно настоящего человека не только лгать, лицемерить, пресмыкаться, подстраиваться под чью-то волю, но не иметь собственного взгляда, потерять свое лицо. Омерзительно гадко наушничание. Наушничать, доносить на товарища – равносильно выстрелу в спину» [9, с. 179]. Мне всегда импонировала эта позиция В. Сухомлинского. Это честные слова порядочного человека. Вот еще одна его фраза: «Недостойно молчать, когда твое слово – это честность, благородство и мужество, а молчание – малодушие и подлость. Недостойно говорить, когда твое молчание - честность, благородство и мужество, а слово - малодушие, подлость и даже предательство» [9, с. 178]. Как правило, менеджеры корпораций жертвуют моралью в обмен на мнимую лояльность, при этом отчетливо понимая тот факт, что на верность и объективность суждений своих иудушек они положиться не могут. Ибо их приверженность интересам босса глубоко обманчива. Как источники информации они точно знают то, что босс знает, и потому легко могут его подставить, вынуждая ложным доносом к принятию неправильного решения. Это к ним относится поговорка «предают только свои» (но не настоящие свои, поскольку настоящие свои моральны, а те, кто успешно своим прикидывается). Возможно, пройдет еще много времени, пока руководители корпораций усвоят главную истину: не следует гнаться за лояльностью, нужно повышать общий уровень морали всего коллектива. Но даже при этом любой бизнесмен нуждается прежде всего в надежном и честном партнере, а им-то как раз лицемер быть не может. Человек в маске всегда двуличен. Двуличный человек ненадежен. А там, где мы сталкиваемся с ненадежностью, всегда существует риск предательства. Сейчас стало модно ломать традиции, сомневаться в очевидных истинах, выворачивать с ног на голову вековые представления о морали, проповедуя условность и релятивизм. Однако, в противоположность всем этим тенденциям современной культуры и академической науки, я имею смелость придерживаться иной точки зрения и при любых обстоятельствах буду утверждать, что маска не есть средство социализации человеческого «я», поскольку под социализацией подразумевается приобщение к ценностным нормам общественной жизни, а лицемер к ним в действительности не приобщается. Он только делает вид, что разделяет эти ценности, на самом 124 Вестник Самарского муниципального института управления 2012 №1(20) История, философия, культурология, социология деле внутренне их не принимая. Таким образом, его приобщение к корпоративной среде является псевдоприобщением. А его так называемая социализация, переживание в себе опыта другого «я», становится псевдосоциализацией, так на самом деле в это другое «я» не происходит глубокого и чуткого экзистенциального погружения. Лицемер видит только поверхность чужого «я», но не его глубинную сущность, он присваивает себе на время чужую поверхность, растворяет свое «я» в «не-я». Кроме того, если в процессе такого маскарада от человека осталась только одна личина без утраченного лица, то тогда и вовсе нечего приобщать к обществу – вместо социализированной личности останется примитивный человек-робот, производственно-потребительский механизм. Таким образом, любое поощрение лицемерия, реализуемое либо через академические исследования, либо через аморальный образ действия со стороны трудового коллектива, либо посредством университетского, школьного или родительского воспитания, неизбежно ведет к нарушению нормального функционирования делового сообщества и вносит существенный риск в необходимость надежности бизнеса. Оно должно быть убрано из практики реализации корпоративной культуры и не активизироваться в системе обучения персонала, даже применительно к их клиентам и поставщикам. Литература 1. Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу. СПб.: Алетейя, 2001. 2. Разинов Ю. Я как объективная ошибка. Самара, 2006. 3. Костомаров А. Маска как возможность лица. Самара, 2008. 4. Захаров Н. Воровство и льготы в структуре трудового поведения // Социологические исследования. 2001. №6. 5. Козырева П. К вопросу о доверии в трудовых коллективах// Социологические исследования. 2008. №11. 6. Гусейнов А. Философские заметки // Вопросы философии. 2009. № 10. 7. Канетти Э. Масса и власть // Монстр власти. М., 2009. 8. Крупнейшие мировые аферы. М., 2009. 9. Сухомлинский В. О воспитании. М., 2003. Статья поступила в редакцию 13.12.11 г. Рекомендуется к опубликованию членом Экспертного совета д.т.н., профессором А.Н. Митрофановым УДК 165 125
