Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской
advertisement
Политическая экономия POLITIKA • OIKONOMIA • Οικονοµια доктор экономических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, генеральный директор Фонда «Бюро экономического анализа» И с т о р и я Андрей Шаститко Politika Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории Н еоавстрийская традиция эконо­ мических исследований отно­ сится к тем неортодоксальным направлениям, в которых проблеме конкуренции отводится приоритет­ ное место. Вместе с тем именно это направление экономической мысли наиболее последовательно и жестко выступает с критикой антимоно­ польной политики в целом. Понимание сути неоавстрийской концепции конкуренции, а также приложений для экономической политики в части поддержки и раз­ вития конкуренции предполагает об­суждение комплекса проблем, связанных как с широко использу­ емыми в экономической теории по­ нятиями — такими как рынок, рав­ новесие, прибыль, поиск информа­ ции, так и с более специфическими для неоавстрийской школы: откры­ тие, неосведомленность, предприни­ матель, знание. Особенность неоавст­ рийской школы в подходе к объ­ яснению феномена конкуренции состоит не только в использовании специфического инструментария, но и в особом понимании аналитичес­ ких конструкций, обозначения кото­ рых широко используются в рамках других исследовательских традиций. В первую очередь это относится к неоклассической традиции — ос­ нованной на предпосылке о полной рациональности индивидуального Арментано Д. Антитраст против конку­ ренции. М.: ИРИСЭН, 2005; Boudreaux D., DiLorenzo T. The Protectionist Roots of Antitrust // The Review of Austrian Economics. 1993. Vol. 6. No 2; DiLorenzo T. The Origins of Antitrust Rhetoric vs Reality // Regulation. 1990. Vol. 13. No 3 (рус. пер.: ДиЛоренцо Т. Происхождение антимонопольного законо­ дательства: риторика и реальность // Эконо­ мическая политика. 2007. № 3. С. 60—71). Андрей Шаститко 107 выбора и связанной с указанной предпосылкой концепцией равновесия, а также к новой институциональной теории, использующей допущение об ограниченной рациональности. В рамках данной статьи предполагается обсудить комплекс вопросов, связанных с пониманием содержания конкуренции в рамках неоавстрийс­ кой традиции, соотношения конкуренции с неосведомленностью, знанием (в первую очередь — неявным), равновесием, предпринимательством, моно­ полией. Специально будет рассмотрен вопрос о понимании неоавстрийцами антимонопольной политики в контексте как эволюции антимонопольного законодательства, так и накопления опыта применения его норм. В настоящей статье не ставится задача даже краткого изложения неоавст­ рийской теории как таковой, поскольку этот предмет требует рассмотрения как минимум в рамках серии статей. Для анализа неоавстрийской теории не «изнутри», а «со стороны» — с целью показать особенности интерпре­ тации различных аспектов конкуренции — автор данной работы опирается преимущественно на новую институциональную экономическую теорию. Поскольку границы этой теории определить непросто, несмотря на то что этому был посвящен ряд обзорных работ, автор следует подходу, разрабо­ танному Оливером Уильямсоном и другими исследователями. Границы неоавстрийской исследовательской программы, вероятно, очер­ тить несколько проще — вследствие специфических видовых признаков, но это еще не означает полного единства подходов и интерпретаций в рамках данного направления, сравнительный анализ которых не входит в задачу этой статьи. Уже только поэтому изложение неоавстрийского подхода к изучению проблем конкуренции и оценке антимонопольной политики в контексте взаимодействия с другими исследовательскими программами не претендует на то, чтобы считаться исчерпывающим. В свою очередь, сопоставление неоавстрийской школы с ортодоксальной неоклассикой в контексте предложенного подхода хотя и представляется важ­ ным, но сведено (насколько это возможно) к минимуму, в том числе и потому, что в самой неоавстрийской литературе эта проблема стала центральной в ре­ шении вопроса о позиционировании данного направления на «рынке эконо­ мических концепций». В то же время представление концепции конкуренции Читателю, желающему более подробно ознакомиться с различными аспектами неоавстрий­ ской теории и ее методологии, можно порекомендовать ряд обзорных работ, в числе которых: Caldwell B., Boehm S. Austrian Economics: Tensions and New Directions. Boston: Kluwer Academic Pub., 1992; Littlechild S. C. Austrian Economics. Vol. I: History and Methodology; Vol. II: Money and Capital; Vol. III: Market Process. Aldershot: Edward Elgar, 1990; Vaughn K. I. Austrian Economics in America: The Migration of a Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. Фуруботн Э. Г., Рихтер Р. Институты и экономическая теория. Достижения новой инсти­ туциональной экономической теории. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербургского гос. ун-та, 2005; Шаститко А. Е. Новая институциональная экономическая теория. М.: Теис, 2002; Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты. М.: Дело, 2001; Handbook of New Institutional Economics / C. Ménard, M. Shirley (eds.). Netherlands: Springer, 2005. См., например: Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, 1996; Menard C. A New Institutional Economics of Organization // Handbook of New Institutional Economics. P. 281—318; Williamson O. Mechanisms of Governance. New York: Oxford University Press, 1996. Арментано Д. Антитраст против конкуренции; Новиков В. Влияние российского антимо­ нопольного законодательства на экономическое развитие // Вопросы экономики. 2003. № 9. С. 33—48; Amendola M., Gaffard J. L., Musso P. Innovation and Competition: The Role of Finance Constraints in a Duopoly Case // The Review of Austrian Economics. 2003. Vol. 16. No 2—3. P. 183— 204; Boettke P., Horowitz S., Prychitko D. Beyond Equilibrium Economics // Market Process. 1986. Vol. 4. No 2. P. 6—9, 20; Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach // Journal of Economic Literature. 1997. Vol. 35. No 1 (March). P. 60—85. 108 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории неоавстрийской школы в контексте трехуровневой схемы Уильямсона «инди­ вид — институциональные соглашения — институциональная среда» позволит сравнить два направления в экономической теории, претендующих на роль альтернативы неоклассики в части объяснения экономического развития. Мы сможем увидеть основания как сильных, так и слабых сторон неоавстрийского подхода к изучению проблем конкуренции и конкурентной политики. Логика статьи подчинена этому подходу. В первом разделе раскрывает­ ся сингулярное (краткое) определение конкуренции в рамках неоавстрий­ ской исследовательской традиции. Следующие три раздела отражают схему Уильямсона: второй посвящен различным аспектам индивидуального выбо­ ра, третий — взаимодействию людей на рынке и, наконец, четвертый — ин­ ституциональной среде и ее влиянию на институциональные соглашения, соответствующие различным вариантам (механизмам) адаптации акторов к изменяющимся обстоятельствам. Заключение содержит ряд основных вы­ водов, характеризующих как особенности неоавстрийского подхода в срав­ нении с новым институционализмом и неоклассикой, так и постановку методологических вопросов сравнительного анализа подходов к изучению проблем конкуренции (и других экономических феноменов) разными ис­ следовательскими программами. 1. Сингулярное определение конкуренции Основная идея конкуренции в рамках неоавстрийской традиции может быть раскрыта следующим образом: конкуренция — это процесс открытия новых возможностей задействования известных ресурсов и обнаружения новых ресурсов посредством задействования предпринимателями своих пре­ имуществ во внимательности (alertness). В этом определении совмещены два тесно взаимосвязанных понятия, в которых нашли отражения взгляды ос­ нователей неоавстрийского направления в экономической теории Фридриха фон Хайека и Людвига фон Мизеса — конкуренция и предпринимательство, получившие развитие в работах современного классика данного течения Израэля Кирцнера и многих других авторов (см. выше). Конкуренция подразумевает действия людей, направленные на такое опережение своих конкурентов для достижения собственной частной цели, которое зависит от выбора контрагентов по экономическим обменам, причем поведение контрагентов (в данном случае — потребителей) оказывает значи­ тельное влияние на содержание конкуренции как процесса. Соответственно указанные действия ограничивают возможности достижения частных целей другими экономическими агентами. Приведенный выше тезис перекликается с постановкой вопроса о статусе прав собственности как аналитической конструкции. Известно, что основани­ ем внешних эффектов является неспецифицированность прав собственности, а также ограничения на возможность обмениваться указанными правами. Мизес Л. Человеческое действие. Трактат по экономической теории. М.: Экономика, 2000; Хайек Ф. Конкуренция как процедура открытия // МЭиМО. 1989. № 12; Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 60—85. Не случайно, как будет показано далее, неоавстрийцы видят предпринимательский элемент во всех группах экономических субъектов, включая потребителей. Если общепринятое определение внешнего эффекта — издержки и выгоды, не отраженные в системе цен, то с учетом других существенных аспектов координации действий экономических агентов данное определение можно сформулировать следующим образом: издержки и выгоды, не отраженные в условиях контрактов (соглашений). Андрей Шаститко 109 При этом право здесь вовсе не обязательно устанавливается формализованно (хотя такая практика широко распространена). В рамках логики экономи­ ческой теории прав собственности это просто означает, что не все внешние эффекты совместимы с неэффективностью размещения ресурсов и с мак­ симизацией общественного благосостояния как результатом конкурентно­ го процесса. В условиях конкуренции участники конкурентного процесса оказываются вситуации перекрестных отрицательных внешних эффектов, обусловленных тем, что ни один из них не является обладателем исключи­ тельных прав (как de jure, так и de facto) на установление цены выше уров­ ня, обеспечивающего нулевую экономическую прибыль. Если же участники конкуренции вступают в сговор, то в результате происходит интернализация указанного внешнего эффекта, возникают своеобразные коллективные права на уровень цены (в условиях затрудненного входа на рынок), что означает утрату потребителями части чистого выигрыша от обмена. Подход к определению конкуренции, как и других понятий в эконо­ мической теории, предполагает поиск компромисса между операциональ­ ностью определения и степенью его общности. В таком контексте наибо­ лее общим можно считать мировоззренческое определение социальной (в отличие от биологической) конкуренции, предложенное Людвигом фон Мизесом в классической для неоавстрийцев работе «Человеческое дейст­ вие»: стремление индивидов занять наиболее благоприятное положение в системе общественного сотрудничества, которое в рыночной экономике принимает форму каталлактической конкуренции, выражающейся в стрем­ лении продавцов превзойти друг друга, предлагая лучшие и более дешевые товары, а покупателей — более высокие цены10. Подход к определению конкуренции как процесса предполагает необходи­ мость четкого разграничения результата и условий. На первый взгляд, резуль­ тат и условие — разные вещи. В частности, неоклассики действительно пыта­ лись определить условия конкуренции (с точки зрения количества продавцов, условий входа и выхода, дифференцированности продукта и т. п.). В то же время условиям конкуренции ставится в соответствие не сам процесс, а его результат — в форме цены и количеств, которые выступают ключевыми па­ раметрами, характеризующими состояние равновесия на рынке (в некоторых моделях — качество товаров). Наряду с этим вследствие отсутствия в неоклас­ сическом подходе понятия индивидуального выбора как процесса (вместо этого наличествуют две формы его результатов: условия оптимизационной задачи и ее решение) разграничение между условиями и результатами в исследова­ ниях, основанных на предпосылке о полной рациональности, также относи­ тельно. Не случайно неоавстрийцы трактуют интерпретацию неоклассиками конкуренции в терминах равновесия — как определенное состояние дел11. Интересно отметить, что в новом российском законе «О защите конку­ ренции», который был принят в 2006 году12, дано определение, которое фак­ Наиболее известный пример перекрестного отрицательного внешнего эффекта — исполь­ зование ограниченного ресурса в режиме свободного доступа, когда краткосрочным результатом является сверхиспользование, сопряженное с рассеиванием потока дохода от этого ресурса (см., например: Шаститко А. Е. Новая институциональная экономическая теория. М.: Теис, 2002. С. 290—296). В данном случае аналогом свободного доступа является свободный вход как неотъемлемое свойство конкурентного рынка. 10 Мизес Л. Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории. С. 259. 11 Amendola M., Gaffard J. L., Musso P. Innovation and Competition: The Role of Finance Constraints in a Duopoly Case. 12 До 2006 года применялись два закона — «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках» и «О защите конкуренции на рынке финансовых услуг». 110 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории тически отражает попытку совместить два подхода. В статье 4 упомянутого закона конкуренция определяется как соперничество хозяйствующих субъек­ тов, при котором самостоятельными действиями каждого из них исключается или ограничивается возможность в одностороннем порядке воздействовать на общие условия обращения товаров на соответствующем товарном рынке. Семантически процессный компонент связан с соперничеством (хотя данное понятие также может быть определено по-разному), тогда как «условный» компонент (с учетом сформулированной выше оговорки) — это ограничен­ ность возможностей в одностороннем порядке влиять на общие условия обращения товаров. Легко заметить, что первая часть определения конку­ ренции в законе «О защите конкуренции» апеллирует в большей степени к неоавстрийскому определению, а вторая — к неоклассическому. Сингулярное определение конкуренции как таковое совершенно недо­ статочно для того, чтобы получить представление о концепции конкурен­ ции в неоавстрийской школе и тем более показать и объяснить отношение неоавстрийцев к конкурентной политике вообще и к антимонопольному регулированию в частности. Вот почему для более полного понимания сути неоавстрийского подхода представленное выше сингулярное опре­ деление конкуренции как процесса в последующих разделах будет до­ полнено дескриптивным, раскрывающим связи с другими ключевыми аналитическими конструкциями, используемыми в рамках неоавстрийской исследовательской традиции. Только так мы сможем показать объясняю­ щие возможности данного подхода В завершение данного раздела отметим, что сингулярное определение конкуренции в рамках неоавстрийского подхода содержит в неявном виде ряд аспектов, задающих программу дальнейшего изложения: как связан дан­ ный процесс со знанием и неосведомленностью, рациональностью выбора и неявным знанием, равновесием (неравновесием) и монополией, функцией предпринимателя и результатом ее выполнения. Наконец, каким образом представленное понимание конкуренции обусловливает комплекс норматив­ ных выводов относительно политики в сфере защиты конкуренции. 2. Конкуренция в контексте индивидуального выбора Конкуренция, неосведомленность и знание Фундаментальность роли знания в австрийской теории объясняет значе­ ние статей, опубликованных Хайеком в 193713 и 1945 годах14, которые были посвящены экономическим аспектам использования знания в обществе. Данный вопрос в более широком контексте рассмотрен Хайеком и в его Нобелевской лекции 1974 года15. Значение знания заключается в том, что его приращение (через получе­ ние информации) и последующее использование позволяет адаптироваться действующим лицам — а в конечном счете их совокупности и экономике в целом — к непрерывно изменяющимся обстоятельствам, к возможнос­ 13 Весьма примечательное совпадение: публикация данной статьи в один и тот же год со статьей Рональда Коуза «Природа фирмы» с чем-то похожей судьбой — забвение на долгие годы с последующим активным если и не использованием, то цитированием. 14 Hayek F. Economics and Knowledge // Economica. 1937. Vol. 4. P. 33—54; Hayek F. The Use of Knowledge in Society // American Economic review. 1945. Vol. 20. P. 231—259. 15 Hayek F. The Pretence of Knowledge. The Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel: Prize Lecture / Lecture to the memory of Alfred Nobel. 1974. December 11. Андрей Шаститко 111 тям использования ограниченных ресурсов, что представляет собой важ­ ное свойство рыночного процесса. Чем лучше используется экономически значимое знание, тем лучше могут быть согласованы частные планы и со­ ответственно действия экономических агентов, а значит, тем лучше будут результаты функционирования и развития экономики. Знание, по Хайеку, для каждого экономического агента не является пол­ ным, что соответствует положению о неосведомленности действующих лиц. Оборотной стороной проблемы использования знания в обществе является высокий методологический статус понятия неосведомленности. Неосведомленность означает незнание принимающим решения лицом таких обстоятельств места и времени, таких возможностей, которые име­ ют значение с точки зрения достижения его целей, даже если человек стремится рационально (обдуманно) принимать решения. Применение данной пары понятий принципиально важно, поскольку конкуренция — процесс движения от неосведомленности к знанию о новых возможностях использования известных ресурсов, новых ресурсов, позволяющих созда­ вать новую стоимость. Процесс получение такого знания — важнейший компонент конкуренции. Соответственно изменение границы между знанием и неосведомленностью для действующих лиц — важнейший спутник конкуренции. В экономической теории информации, основанной на сохранении оптимизационной логики индивидуального выбора, также присутствует разграничение между знанием и незнанием. Однако здесь, в отличие от неоавстрийцев, ресурсы, которые используются для приобретения знания о возможностях получения эконо­ мической прибыли, обладают альтернативной стоимостью16, что связано с ожидаемыми результатами решения проблемы неинформированности, когда процесс получения информации аналогичен другим видам процес­ са производства и никогда не связан с неожиданностями («сюрпризами»). Строго говоря, открытие как смысловое ядро конкурентного процесса в нео­ австрийской теории является чем-то средним между результатами систе­ матического поиска, когда экономический агент добывает недостающую информацию, о природе которой он осведомлен, и свалившейся с неба при­ былью (windfall), получение которой не потребовало проявления свойств, характерных для предпринимателя17. Аналогична проблема с моделями несовершенной информации. Например, доверитель (принципал) может не знать, каковы значимые для него харак­ теристики данного конкретного исполнителя (агента), хотя у него, согласно стандартным моделям управления поведением исполнителя, есть информа­ ция о том, исполнители каких видов представлены на данном рынке в прин­ ципе. Если проводить параллели с неоавстрийским подходом, то, следуя его логике, доверитель не обладает даже этой информацией, не говоря уже о характеристиках отдельного исполнителя. Применительно к товарным рынкам наличие неосведомленности фак­ тически означает, что существуют возможности извлечения экономической прибыли, которые до поры до времени остаются незамеченными со стороны участников экономических обменов. Соответственно отсутствие неосведом­ ленности (то есть полная осведомленность) означает невозможность обна­ ружения и ранжирования альтернатив с точки зрения их привлекательности Стиглер Дж. Экономическая теория информации // Теория фирмы. СПб.: Лениздат, 1995. Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 72. 16 17 112 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории для лица, принимающего решения. Таким образом, в условиях полной осве­ домленности участников обмена конкуренция оказывается невозможной. Понятие неосведомленности о наличествующих, но скрытых (не вос­ принимаемых, но выявляемых в результате действий предпринимателя как ожидаемый, но не специфицированный ex ante результат) возможностях дополняется понятием неосведомленности во времени, которая выража­ ется в первую очередь в незнании тех последствий, к которым приведут собственные действия лица, принимающего решения в контексте действий множества других людей. Сказанное не означает, что вообще ничего не­ возможно предсказать. Речь идет лишь о существовании непредсказуемого, которое значимо для действующих лиц. С этой точки зрения неосведом­ ленность тесно связана с результатами конкуренции — непредвиденными и неожиданными как для самих участников конкуренции, так и для на­ блюдателей. Здесь важно подчеркнуть, что сама по себе непредсказуемость будущего (в части невозможности спецификации тех или иных событий) может быть вполне ожидаемой и очевидной для действующих лиц. Модель поиска, в которой определяется оптимальное количество ресурсов, исполь­ зуемых для получения информации и соответственно знания, к описывае­ мой ситуации неприменима по причине непредсказуемости ex ante отдачи от инвестирования в информацию и знание. Однако это еще не все… На первый взгляд кажется, что постановка вопроса о неосведомленно­ сти неоавстрийского индивида хорошо описывается в терминах неопреде­ ленности условий индивидуального выбора — соответствующие концепции являются одной из наиболее развитых в экономической теории (пусть даже в терминах неопределенности по Найту, а не риска, когда известны объек­ тивные вероятности)18. Однако на самом деле неосведомленность не сводится не только к неопределенности в традиционном неоклассическом понимании, но даже к параметрической неопределенности (которую Фрэнк Найт считал истинной неопределенностью), поскольку неосведомленность предполага­ ет, что элементарные события не специфицированы и соответственно не представляется возможным установить ценность инвестиций в получение достоверной информации. А это — характеристика структурной неопреде­ ленности19, в рамках которой лицо, принимающее решение, видит и соот­ ветственно способно специфицировать только часть вероятных исходов, тогда как остальные попадают в разряд стратегических неожиданностей. Сам действующий субъект может осознавать, что в будущем вероятны со­ бытия, о которых он не знает, но которые способны оказать значительное влияние (как позитивное, так и негативное) на достижение его целей. Вот почему характеристики индивидуального поведения включают не только ра­ циональность, неосведомленность, но и обучение (в том числе через накопле­ ние опыта). Последнее имеет принципиальное значение для адаптируемости к изменяющимся и в значительной мере непредсказуемым обстоятельствам. Конкуренция — процесс, посредством которого смещается граница между неосведомленностью и знанием, но это смещение происходит неодномо­ ментно и опосредуется действиями отдельных лиц, принимающих эконо­ мические решения. 18 См., например, обзорную статью: Шумейкер П. Модель ожидаемой полезности: разновид­ ности, подходы, результаты, пределы возможностей // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 29—80. 19 Шаститко А. Е. Новая институциональная экономическая теория; Шаститко А. Е. Модели человека в экономической теории: Учебное пособие. М.: Инфра-М, 2006; Langlois R. N. Rationality, Institutions and Explanation // Economics as a Process. Essays in the New Institutional Economics / R. N. Langlois (ed.). Cambridge, 1990. P. 225—255. 113 Андрей Шаститко Конкуренция и рациональность Рациональность — фундаментальное понятие в экономической теории, суть определения которого сводится к установлению соответствия между целями действующего лица и средствами их достижения, которые допус­ кают различные варианты их использования. Несмотря на сравнительную тривиальность определения, с использованием данного понятия связано множество методологических проблем. Достаточно отметить многообразие видов рациональности, в том числе разграничение ее на функциональную и инструментальную; полную, переменную и ограниченную; процедурную и субстантивную и т. п.20 Традиционные представления о рациональности выбора в рамках не­о­ классического подхода основаны на применяемой в экономической тео­рии оптимизационной (максимизационной) технике, в рамках которой налич­ ные свойства рационального выбора не имеют принципиального значения. В этом плане рациональность оказывается инструментальной. Таким обра­ зом, возникает возможность рассматривать конкуренцию как условия и ре­ зультат в связке с инструментальной рациональностью, исключая конку­ ренцию как процесс. Иными словами инструментальность рациональности если не исключает, то делает излишними попытки раскрыть «процессную» природу конкуренции. Рациональность человека не может рассматриваться в терминах максими­ зации и оптимизации, поскольку то, что является неотъемлемым элементом оптимизационной задачи — цены, количества, а также другие значимые ас­ пекты выбора (время, качественные характеристики товаров и т. п.), — фор­ мируются в ходе функционирования рынка. В связи со сказанным важно отметить, что для понимания природы конкуренции в рамках неоавстрий­ ского подхода недостаточно сменить предпосылку о полной рациональности на допущение об ограниченной рациональности. Принципиальное значение имеет такая характеристика действующего на рынке субъекта, как неосве­ домленность о различных обстоятельствах, которые имеют значение с точки зрения достижения им своих целей. Причем неосведомленность человека также может быть результатом рационального выбора (что в определенном смысле коррелирует с подходом в рамках экономической теории информа­ ции к определению оптимальных затрат на получение информации). Между тем соотношение между конкуренцией и рациональностью как степенью продуманности варианта выбора далеко не так тривиально, как это выглядит в контексте моделей конкуренции, являющихся элементами прикладной теории цены. Действительно, если конкуренция слабая, то участ­ ники принимают решения не на пределе возможного (что в определенном смысле соответствует концепции Х-неэффективности Лейбенстайна21). Это связано с тем, что сам процесс принятия решения не является бесплатным и требует не только времени, но и достаточно серьезного эмоционального напряжения. Соответственно чем менее негативными являются ожидаемые последствия экономии на обдумывании, тем слабее стимулы рационализи­ ровать, то есть выявить и сопоставить альтернативы. 20 Автономов В. С. Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа, 1998; Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS. 1993. Т. 1, № 3; Шаститко А. Е. Модели человека в экономической теории. 21 Лейбенстайн Х. Аллокативная эффективность в сравнении с Х-эффективностью // Вехи экономической мысли. Т. 2. СПб.: Экономическая школа, 2000. С. 477—505. 114 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории Однако интенсивность конкуренции могут ограничивать существующие возможности для обдумывания как дискреционного процесса, что, в свою очередь, ведет к замещению обдуманного принятия решений интуитивным, которое, если использовать сравнительный анализ когнитивных систем, предложенный Давидом Канеманом, не только обладает возможностями концептуального представления и кодификации (как обдумывание), но и может осуществляться быстрее, параллельно, а во многих случаях вооб­ ще без приложения специальных усилий22. Это — возможный прямой эф­ фект конкуренции. Однако вероятен и противоположный эффект, который связан с расширением возможностей обдумывания на основе разработки и применения специальных технологий, алгоритмов принятия решений (что в определенной мере соответствует такой конструкции, как «процедурная рациональность», в соответствии с которой алгоритмизированное принятие решений и соответствующие им действия замещают дискреционные. Вместе с тем с точки зрения результата решения (индивидуальный выбор) действительно оказываются более рациональными, даже если в их принятии имеется большая доля интуиции. В этом плане рациональность оказывается синонимом эффективности (или оптимальности). Однако возможны ситуа­ ции, когда конкуренция ограничена и обдумывание вообще не используется или используется недостаточно не потому, что нет времени на обдумывание, а потому, что нет стимулов выявлять и сопоставлять доступные по ресур­ сам альтернативы, а стимулов нет потому, что те, кто должен затрачивать усилия, не рассчитывают получить за это устраивающее их вознаграждение. Конкуренция связана с более рациональными действиями, определенными в терминах результатов, несмотря на отсутствие взаимно однозначного соответствия между силой конкуренции и продуманностью действий участников рынка. Конкуренция, нововведения и предпринимательство В соответствии с подходом, предложенным Израэлем Кирнцером для объ­ яснения природы предпринимательства и конкуренции, предприниматель­ ская деятельность по определению конкурентна и является неотъемлемой характеристикой рыночного процесса. Вот почему понимание предпринима­ тельской функции принципиально важно для понимания конкуренции. Для объяснения взаимосвязи конкуренции и предпринимательства далее будет сформулировано несколько тезисов относительно сути предпринимательской функции и характеристик ее носителей. Фигура предпринимателя в экономической теории, пожалуй, одна из са­ мых неоднозначных и вызывающих наибольшие разногласия среди предста­ вителей различных школ по сравнению с такими действующими лицами, как потребитель и собственник ресурсов (капитала, земли, труда). Не случайно в стандартных учебниках по экономической теории трудно обнаружить более или менее систематическое изложение проблематики предпринимательства в отличие от проблематики потребительского выбора или выбора собствен­ ников основных ресурсов. В задачу автора настоящей статьи не входит обзор теорий предпринимательства. Будут лишь обозначены некоторые аспек­ ты, которые важны для понимания сути предпринимательства в контексте конкуренции. Но прежде всего следует отметить, что именно в условиях структурной неопределенности действия человека требуют использования 22 Kahneman D. Maps of Bounded Rationality: Psychology for Behavioral Economics // American Economic Review. 2003. December. Vol. 93. No 5. P. 1451. Андрей Шаститко 115 воображения и решительности в осуществлении выбора, что оказывается излишним в ситуации с несовершенной информацией по Стиглицу23. Во-первых, в соответствии с представлениями Кирцнера, предпринима­ тельская функция логически не связана с владением той или иной собствен­ ностью (активами). В таком контексте — как ни парадоксально24 — можно обнаружить пересечения с подходом Карла Маркса, представленном в треть­ ем томе «Капитала», где проведено разделение капитала-собственности и ка­ питала-функции25. Объяснение предпринимательской функции возможно без использования предпосылки о наделенности предпринимателя активами, но с обязательным допущением о наличии у каждого из участников рыночного процесса неосведомленности хотя бы о части возможностей использования находящихся в их распоряжении активов. Открытие прибыльных возможно­ стей — не результат поиска, который требует использования ограниченных ресурсов, оцениваемых в терминах альтернативной стоимости, а результат проявленной внимательности (отражающей общую направленность стимулов и действий предпринимателя), позволяющей всего лишь заметить то, что и так было доступно, иными словами «находилось под носом»26. Во-вторых, функция предпринимателя может быть объяснена в терминах арбитража (пространственного и межвременного), прибыльное использо­ вание которого основано на выявлении неиспользованных возможностей согласования частных планов участников рынка. Действительно, на рынке, как правило, есть продавцы, продающие товары по более или менее низким ценам, а также покупатели, готовые заплатить за указанные товары более или менее высокие цены. Однако покупатели, готовые заплатить более высокие цены, могут не знать, что тот же товар имеется и по более низкой цене, так же, как и продавцы, предлагающие товар по более низкой цене, могут быть не осведомлены о том, что их товар готовы приобрести по более высокой цене, а получение такого рода информации может оказаться слишком доро­ гим (в смысле соотношения издержек получения информации относительно ожидаемого дополнительного выигрыша, оценить величину которого ex ante довольно проблематично). Предпринимательская функция как раз и состоит в том, чтобы выявить такого рода покупателей и продавцов и извлечь из этого прибыль, не нарушая интересов каждого из действующих лиц (что является необходимым условием добровольного обмена). Однако в таком случае побочным результатом явля­ ется производство предпринимателем экономически важной для остальных участников рынка информации об имеющихся возможностях использования находящихся в их распоряжении активов. Соответственно если все возмож­ ности в ценах учтены, как это имеет место в условиях равновесия, то про­ странство для реализации предпринимательской функции исчезает — так же как и возможность извлечения предпринимательского дохода. В-третьих, предприниматели — это люди, которых достаточно просто вычленить из множества экономических агентов аналитически, но гораздо сложнее установить эмпирически. Это связано с тем, что принадлежность 23 Stiglitz J. Whither Socialism? Cambridge, MA; London: MIT Press, 1994; Stiglitz J. Information and the change in the paradigm in Economics: Prize Lecture. 2001. December. 8. 24 Парадоксальность состоит в том, что Карл Маркс и Израэль Кирцнер — исследователи, принадлежащие не только к разным эпохам в развитии экономической теории, но и к конку­ рирующим традициям, особенно с точки зрения нормативной части теории. 25 Маркс К. Капитал. Т. 3. Ч. 1. М.: Политиздат, 1983. 26 Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 72. 116 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории к группе менеджеров, рабочих, землевладельцев, потребителей, владельцев капитала как таковая не делает человека предпринимателем. Для этого он должен проявить собственную внимательность в обнаружении и использова­ нии ранее скрытых возможностей применения активов. В той мере, в какой с этой задачей справляются капиталисты, рабочие, менеджеры, землевла­ дельцы, их можно назвать предпринимателями. В-четвертых, люди обладают разными способностями, в том числе и за­ мечать такого рода возможности; с одной стороны, существуют стимулы к их выявлению (возможность получения прибыли), а с другой — эта прибыль достается далеко не всем (имеется возможность понести чистые убытки в ре­ зультате допущенной ошибки). В этом смысле различная степень осведом­ ленности участников рынка является отражением дифференцированности внимания (или восприимчивости, по Кирцнеру). Происхождение диффе­ ренцированности внимания как способности человека замечать возможнос­ ти — отдельный вопрос. Здесь важно подчеркнуть, что набор альтернатив как определенное «меню» не является бесплатным в координатной сетке индивидуального выбора, что и предполагает вычленение предпринимателей из всего множества экономических агентов. Предприниматели, обладая преимуществом в выявлении скрытых воз­ можностей использования известных ресурсов или в создании новых ре­ сурсов, тем самым двигают систему экономических обменов к равновесию в том смысле, что при прочих равных условиях в системе цен более полно учитываются набор ресурсов и множество альтернативных вариантов их ис­ пользования. В этом плане сама по себе генерация скрытых возможностей остается за пределами внимания исследователей в той мере, в какой не рас­ сматриваются процессы изменения предпочтений, доступных технологий производства, набора и количества доступных ресурсов. Комментируя необязательность вычленения предпринимательской функ­ ции в контексте обладания человеком теми или иными активами, следует обратить внимание на то, что в данном случае содержание понятия «активы» определяется с точки зрения права. При более широкой постановке вопроса придется выявлять основание присущей предпринимателю способности за­ метить неиспользованные возможности. Видимо, это не только уникальные свойства его индивидуальности, но и понимание контекста, социализован­ ность, являющаяся компонентом человеческого капитала. Конечно, у этого капитала не так просто вычленить альтернативную стоимость, как у других видов капитала, поскольку оценка упущенных возможностей в такого ро­ да сфере оказывается крайне проблематичной. Однако постановка вопроса о превращении предпринимательской способности и ее распределении из экзогенной в эндогенную характеристику может несколько изменить пред­ ставления о соотношении предпринимательства и конкуренции. Обнаружение скрытых возможностей может быть тесно связано с созда­ нием новых возможностей, которые лучше описываются в терминах теории экономического развития Шумпетера27, но для целей объяснения сути нео­ австрийского подхода также вполне подходят. В частности, организацион­ ные нововведения, которые позволяют таким образом перекомбинировать ресурсы, что в результате повышается эффективность (производительность) их использования, но вместе с тем могут вести к ограничению конкурен­ ции с точки зрения антимонопольных органов и суда, хотя являются не чем иным, как проявлением предпринимательства и соответственно кон­ Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1982. 27 117 Андрей Шаститко куренции. В этом контексте исчерпывающий перечень запрещенных форм экономической организации (контрактации) позволяет минимизировать так называемые ошибки второго рода — установление соглашений и действий участников рынка в качестве незаконных ex post. В частности, введение ограничений на торговлю товарами конкурирую­ щей марки может рассматриваться как такое институциональное соглашение в форме вертикального ограничения, которое позволяет повысить эффек­ тивность в части предоставления более качественных услуг по тем же ценам. Однако если в рамках чикагской традиции исследований нестандарт­ной контрактации и традиции новой институциональной экономической тео­ рии выявляются как отрицательные, так и положительные эффекты такого рода ограничений, то неоавстрийская школа не разработала собственных приемов, что в целом соответствует скептической оценке возможностей использования антимонопольного регулирования как способа улучшения результатов функционирования рынков. 3. Конкуренция в контексте взаимодействия участников рынка Конкуренция и равновесие на рынке В логике неоавстрийского подхода конкуренция — процесс, который существует в неравновесной экономической системе. Конкуренция отра­ жает следующий факт: не все возможности использования ресурсов учтены в системе цен и, таким образом, учитываются в планах экономических агентов. Соответственно планы и ожидания экономических агентов ока­ зываются согласованными лишь частично, что становится ясно в тот мо­ мент, когда они вступают друг с другом во взаимодействие — совершают сделки. Вот почему совершенная конкуренция как одна из аналитических конструкций в рамках неоклассической теории рассматривалась как «про­ тиворечие в определении». Методологический статус рыночного равновесия в конструкциях неоавст­ рийцев имеет важную особенность. Даже если предположить, что само рав­ новесие определено в разных исследовательских традициях одинаково — как согласованность (скоординированность) ожиданий и частных планов участ­ ников рынка, то в рамках неоавстрийского подхода равновесие — не от­ правная точка в объяснении функционирования рынка с помощью метода сравнительной статики, а результат (достижимый с разной вероятностью и различной степенью приближения) уменьшения неосведомленности участ­ ников рынка (нулевая неосведомленность — коррелят равновесия)28. Во мно­ гом такая трактовка соотношения конкуренции и равновесия обусловлена тем, что те параметры, которые в неоклассике рассматриваются не просто как предпосылка, а как неотъемлемый квалифицирующий признак, в дан­ ном случае оказываются даже не результатом, а направлением изменений на рынке, объясняемым действиями участников рынка. Согласно представлениям неоавстрийцев, рыночный процесс имеет место тогда и только тогда, когда решения и ожидания действующих на рынке лиц не совмещены, то есть результаты отклоняются от ожиданий, что за­ ставляет в следующем периоде корректировать ожидания, решения, менять направление действий. Эта корректировка осуществляется в форме ревизии 28 Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 62. 118 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории возможностей, открытых принимающим решения субъектам. В результате подобной ревизии выясняется, что некоторые из возможностей были фан­ томными, а иные остались не замеченными. Само по себе выявление такого рода возможностей тесно связано с ин­ тересами действующих лиц, поскольку это — их возможности, а не обще­ ства в целом. Кроме того, ревизия возможностей направлена на то, чтобы увеличить чистый выигрыш (прибыль) или снизить убыток (в зависимос­ ти от направленности отклонения ожиданий от результатов), тем самым ­последовательно приближаясь к границам возможностей прибыльного ве­ дения дел. Однако такой результат возможен в случае предложения более привлекательных условий другим участникам рыночного процесса, опере­ жения своих конкурентов. Если равновесие достигнуто, планы и ожидания согласованы, а участники рынка не предлагают более привлекательные альтернативы, которые ранее оставались незамеченными, то конкуренция перестает быть активной силой, точнее — она просто исчезает. При такой постановке вопроса количество участников рынка не имеет никакого значения с точки зрения оценки ин­ тенсивности конкуренции. Равновесие как особый способ приближения в описании рыночного процесса является побочным и непредвиденным результатом взаимодейст­ вия множества действующих в собственных интересах лиц. Запланировать данный результат не представляется возможным в принципе — вследствие неосведомленности участников, для которых открытие новых возможнос­ тей — «сюрприз», в том смысле, что ни один из участников не может ex ante специфицировать его параметры. Максимум возможного — это объяснить полученные результаты задним числом, понимая, что и они могут несколько отличаться от ситуаций равнове­ сия в неоклассических моделях. Такое представление о равновесии в неоавст­ рийском подходе является основанием для далеко идущих выводов в отноше­ нии экономической политики в сфере защиты конкуренции. В этом контексте важно обратить внимание на следующее: в рамках новой институциональной экономической теории чем меньше модели содержат гибридных признаков (комбинирование допущений о полной и ограниченной рациональности, нулевых и положительных трансакционных издержках в различных измерениях экономических обменов29), чем дальше они от стандартных неоклассических приемов, тем в меньшей степени данные конструкции опираются на определение параметров равновесия и в большей мере — на описание характеристик процесса координации. Не случайно в теории трансакционных издержек, для которой ключе­ вой проблемой является комбинирование настройки стимулов c выработкой адекватных механизмов адаптации экономических агентов к изменяющимся обстоятельствам, сравнительный анализ механизмов управления трансакциями как дискретных структурных альтернатив — ядро методологии30. В процессе конкуренции происходит изменение условий рыночных обме­ нов, в частности по издержкам производства, представляющее собой про­цесс, сопряженный с реструктуризацией производственных мощностей. Именно на это обстоятельство обращают внимание исследователи, показывая разли­ чие конкуренции как состояния дел, определенного в терминах равновесия, и конкуренции как неравновесия. Шаститко А. Е. Новая институциональная экономическая теория. С. 541—542. Уильямсон О. Экономические институты капитализма; Шаститко А. Е. Дискретные инс­ титуциональные альтернативы в контексте дерегулирования экономики // Вопросы экономики. 2004. № 12. С. 94—110. 29 30 119 Андрей Шаститко Концепция рыночного равновесия тесно связана с вопросами рыночной структуры. В частности, в рамках исследовательской программы «структу­ ра—функционирование—результат» (SCP) именно эта программа была цен­ тральным объектом критики со стороны неоавстрийцев: характеристики рав­ новесия — логический результат структуры рынка. Современная теория орга­ низации отраслевых рынков уже не опирается на постулат об односторонней зависимости: структура рынка определяет поведение участников рынка и тем самым — характеристики результатов (цены, количество, эффекты благосо­ стояния). Существуют модели, которые на основе того же подхода к логике индивидуального выбора показывают, что сама структура рынка оказывается результатом поведения его участников31. Именно этот подход является более близким к пониманию неоавстрийцами конкуренции как процесса: те парамет­ ры, которые в исследовательской программе SCP считались фундаментальны­ ми, оказываются результатами действий участников рынка, например издержки производства, связанные с применяемыми технологиями и формами экономи­ ческой организации. И этими участниками являются предприниматели. Соответственно коллективные действия, в том числе в рамках антимоно­ польной политики, направленные на установление и контроль параметров, которые во многом являются результатом предпринимательской деятель­ ности, негативно сказываются на самом предпринимательстве, ослабляя и искажая стимулы. Понимание конкуренции возможно только в рамках неравновесного рынка, на котором действуют уравновешивающие его силы. Фиксация равновесия равнозначна отсутствию конкуренции. Конкуренция и монополия Представленное выше понимание конкуренции наряду с другими важными аналитическими конструкциями, используемыми неоавстрийцами для объяс­ нения фундаментальных характеристик рыночной системы, дает основание сделать вывод о существенном отличии взглядов представителей этой школы от неоклассических представлений о монополии. Действительно, до тех пор пока сохраняется свобода покупки и продажи (на основе специфицированных и защищенных прав собственности), существует рыночный процесс, а наличие рыночного процесса означает конкуренцию. В таком контексте рассматриваемая в экономической теории монополия — миф, так как даже монополист в неок­ лассическом понимании сталкивается с необходимостью выявления скрытых возможностей, не отраженных в текущих ценах, поскольку именно такого рода выявление возможностей обладает «уравновешивающим эффектом»32. Однако в данном случае открытым остается вопрос о мотивах, стимулирующих обладаю­ щего монопольной властью субъекта выявлять обозначенные возможности… Однако сказанное не означает, что монополия вообще не привлекает внимания неоавстрийцев. Монополия — противоположность конкуренции, и в этом — основание подхода неоавстрийцев к определению монополии и к соответствующим нормативным выводам. Конкуренция представляет собой процесс, в рамках которого экономические агенты (предприниматели) предлагают своим контрагентам более привлекательные альтернативы, тогда 31 Применительно к исследованию российских рынков см. обзор: Авдашева С. Б., Кузнецов Б. В., Шаститко А. Е. Конкуренция и структура рынков: что мы можем узнать из эмпирических ис­ следований о России // Российский журнал менеджмента. 2006. № 4. С. 3—22. 32 Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. Р. 69. 120 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории как ограничение такого рода возможностей и есть не что иное, как монопо­ лизм33. Вот почему основной источник рукотворного монополизма — госу­ дарство. Арментано следующим образом формулирует гипотезу относительно монополизма и роли государства: «…предпринимательская монополия вообще не является проблемой свободного рынка, а возникает вследствие вмешательства государства в дела бизнеса»34. Для неоавстрийцев принципиально важным является разграничение между монополизмом производителя как производителя товара (услуги) и моно­ полизмом производителя как собственником ресурса. Иными словами, для неоавстрийцев легитимной оказывается конструкция ресурсной монополии. Действительно, единоличный контроль над ресурсом, без которого невоз­ можно (не технологически, а экономически: слишком дороги заменители) производство определенного набора товаров и услуг, создает возможности извлечения прибыли, являющейся монопольной, а не предпринимательской, которая, в отличие от первой, является неустойчивой и преходящей (если не предпринимать постоянных усилий по выявлению и созданию новых возможностей/комбинаций ресурсов). Не случайно неоавстрийцы гораздо более благожелательно относятся к концепции состязательных рынков, раз­ работанной Баумолем, Уиллигом и Панцаром, чем к концепции совершен­ ной конкуренции, поскольку в концепции состязательных рынков можно обнаружить важное смысловое ядро нормативных построений — необходи­ мость обеспечения свободного входа на рынок независимо от количества действующих субъектов на рынке35. В экономической теории известна концепция ключевых мощностей, ко­ торая по сути является коррелятом (но не эквивалентом) условий ресурсной монополии для неоавстрийцев. Ключевая мощность — ресурс, который не­ обходим для всех участников в данной отрасли и вместе с тем не может быть дублирован (с разумными издержками). Исключительные права на ключевые мощности обеспечивают решающие конкурентные преимущества их обла­ дателю. Ключевая мощность существует не только в условиях естественной монополии, что не позволяет локализовать аргументацию неоавстрийцев в сферах, которые в рамках традиционных представлений об отраслевой организации относят к областям естественной монополии. В этом контексте также возникает проблема идентификации происхож­ дения ключевых мощностей. Следует различать ключевые мощности, права на которые получены от государства, и приобретенные в результате частных инвестиций. В первом случае широко распространенная практика — контроль природных ресурсов, который может оказывать существенное влияние на ус­ ловия рыночного обмена. В частности, если один—два человека контролируют разведанные запасы меди, никеля или платины, а существующие технологии производства не позволяют обойтись без этих металлов, не снижая существенно качество товаров, то можно говорить о наличии монопольной власти36 и соот­ ветственно об основаниях ее ограничения мерами конкурентной политики. Арментано Д. Антитраст против конкуренции. C. 78. Там же. С. 96. 35 Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 94. 36 В связи с этим весьма показательными представляются изменения в российском анти­ монопольном регулировании, произошедшие в 2006—2007 годах. Сфера применения анти­ монопольного регулирования была распространена на отношения по поводу использования природных ресурсов в том числе в результате изменения определения понятия «товар» (см. закон «О защите конкуренции»). 33 34 121 Андрей Шаститко Главная особенность неоавстрийского подхода к соотношению конкурен­ ции и монополии состоит не в том, что данные ситуации рассматриваются как противоположности, а в том, что источник монополии неоавстрийцы видят во внешних по отношению к функционированию рынка причинах — в государственном вмешательстве, в обладании не только исключительны­ ми, но и монопольными правами на природные ресурсы, необходимые для производства соответствующих товаров и услуг. Само по себе свободное функционирование рынка по природе своей конкурентно — тезис, который имеет прямое отношение к вопросу об основаниях и направлениях антимо­ нопольной политики. 4. Антимонопольная политика Одна из самых важных и вместе с тем самых чувствительных для нео­ австрийцев тем — нормативные приложения разрабатываемых ими кон­ цепций, в том числе концепции конкуренции. Начнем с констатации того, что неоавстрийцы всегда находились в оппозиции к неоклассикам, изучав­ шим проблемы экономической политики, и прежде всего конкурентной политики — независимо от доминирования гарвардского, чикагского или постчикагского подходов. Именно их работы содержат негативные оценки результативности антимонопольной политики с точки зрения развития кон­ куренции как средства экономического развития37. Даже после значительных изменений в теоретическом осмыслении основ и инструментов антимоно­ польной политики в последней трети XX века представители неоавстрийской школы по-прежнему считают, что в основе своей все построения, связанные с выработкой мер антимонопольной политики, отталкиваются от модели совершенной конкуренции38. Во многом это объясняется тем, что антимонопольная политика как со­ вокупность правил и механизмов, обеспечивающих соблюдение запретов на совершение тех или иных действий на рынке, основана, по мнению неоавстрийцев, либо на неверном понимании природы конкуренции (это упрек в адрес других представителей экономической теории, чьи работы оказывают влияние на формирование антимонопольной политики), либо на искажающих условия конкуренции действиях государства. В российской экономической литературе начала 2000-х годов также прозвучала критика в отношении антимонопольной политики и антимонопольного законода­ тельства. Причем антимонопольная политика получила весьма жесткую ква­ лификацию — «неопротекционизм»39. Такое отношение к основаниям и возможностям антимонопольной поли­ тики оставляет не много пространства для обсуждения различий в понимании (1) направлений антимонопольной политики (пресечение и предупреждение злоупотребления доминирующим положением, ограничивающих конкурен­ 37 Арментано Д. Антитраст против конкуренции; ДиЛоренцо Т. Происхождение антимоно­ польного законодательства: риторика и реальность; Boudreaux D., DiLorenzo T. The Protectionist Roots of Antitrust. 38 См., например: Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 94. В такой оценке можно обнаружить основание для вопроса: явля­ ется ли сказанное просто следствием значительных «трудностей перевода» в широком смысле слова между конкурирующими исследовательскими программами как между двумя значительно различающимися языками, или современные модели действительно могут быть редуцированы к основополагающим элементам модели совершенной конкуренции. 39 Новиков В. Влияние российского антимонопольного законодательства на экономическое развитие. С. 33—48. 122 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории цию соглашений или согласованных действий, контроля сделок экономичес­ кой концентрации), (2) множества отношений, на которые распространяется применение инструментов антимонопольной политики (например, в отрас­ лях, где используются ключевые мощности, в частности в сфере естественных монополий, в области защиты прав интеллектуальной собственности). Действительно, негативная оценка избирательных антимонопольных за­ претов на сделки экономической концентрации (слияния и присоединения) объясняется квалификацией такого рода запретов как ограничения предпри­ нимательской деятельности, что, по мнению неоавстрийцев, антиконкурент­ но безотносительно характеристик конкретного слияния или присоединения и возможных последствий для целевых рынков40. Аналогично — применительно к случаям сговоров и согласованных дейс­ твий. Одним из самых известных антимонопольных дел последнего десяти­ летия стало дело о «витаминном картеле», в рамках которого обвиненные в соучастии восемь компаний были оштрафованы более чем на 800 млн евро, из которых более половины пришлось на Hoffmann—La Roche за лидерство в сговоре, в то время как компания Rhône—Poulenc была ам­ нистирована полностью41. Неоавстрийцы считают этот случай одним из многих примеров несо­ стоятельности антимонопольного регулирования, поскольку решение бы­ ло принято исходя из необоснованного предположения о завышении цен участниками сговора, в то время как оценить уровень цен, который сло­ жился бы на целевом рынке витаминов в отсутствии сговора, не представ­ ляется возможным. В свою очередь, такое вмешательство антимонопольных органов интерпретируется как нарушение принципа свободы договора 42. Используемая при этом программа ослабления ответственности за наруше­ ние антимонопольного законодательства43 представляется как инструмент недобросовестной конкуренции, как способ «подставить» конкурента44. Вот почему разбор различий в представлениях неоавстрийцев и нео­ классиков, использующих элементы новой институциональной теории, в отношении, например, вертикальных ограничивающих контрактов или согласованных действий (как разновидностей гибридных форм институ­ циональных соглашений), который мог стать предметом для сравнения гарвардского, чикагского или постчикагского подходов, в данном случае не имеет достаточных оснований. Смысловым ядром, вокруг которого строится дискуссия относительно оснований и возможностей антимонопольной политики в контексте взаи­ модействия конкурирующих исследовательских традиций, являются провалы рынка, существующие в форме асимметричного распределения информа­ ции, возрастающей отдачи от масштаба (хотя теория состязательных рынков 40 Kirzner I. M. Entrepreneurial Discovery and the Competitive Market Process: An Austrian Approach. P. 94. 41 Aubert C., Rey P., Kovacic W. E. The impact of leniency and whistle-blowing programs on cartels­ // International Journal of Industrial Organization. 2006. Vol. 24. P. 1242. 42 В терминах новой институциональной теории это фактически означает ограничение отно­ сительных прав собственности, специфицируемых в рамках соглашений между экономическими агентами, защита которых обеспечивается судом непосредственно или как последняя инстанция в случае возникновения споров между сторонами договора. 43 Более подробно о данной программе см.: Шаститко А. Экономические аспекты ослаб­ ления наказания за нарушение антимонопольного законодательства // Вопросы экономики. 2007. № 8. С. 68—78. 44 Kim Y. Is the Vitamin Cartel a Threat? A Case Study of Antitrust Failure / Mises Institute. 2007 (www.mises.prg/story/2601). Андрей Шаститко 123 показывает, что это не так), проблемы безбилетника в сфере производства общественных и клубных благ, внешних эффектов45. Одна из наиболее сложных методологических и практических проблем в объяснении и обосновании антимонопольной политики состоит в том, что достаточно тривиальное концептуально разделение защиты конкуренции и защиты конкурентов на практике оказывается весьма проблематичным. Среди исследователей и политиков хорошо известен тезис о том, что ан­ тимонопольная политика направлена на защиту именно конкуренции, а не конкурентов. Однако, как и любая другая, политика, предполагающая уста­ новление правил и создание обеспечивающих их соблюдение механизмов, приводит к определенным распределительным последствиям, которые могут быть представлены как защита конкурентов. Ошибки первого и второго рода в выстраивании антимонопольного регулирования — дополнительное осно­ вание для дискредитации антимонопольной политики как политики защиты конкурентов и в этом ключе — для вполне обоснованной квалификации такого рода политики как неопротекционистской. Реконструируя логику неоавстрийского подхода, можно показать, что спе­ циальная защита конкуренции со стороны государства приводит к ограниче­ нию конкуренции, то есть к обратным результатам (своеобразный «эффект кобры»), из чего следует общий мировоззренческий вывод о том, что для исправления рыночных изъянов антимонопольная политика не нужна. Сравнивая две исследовательские традиции — неоавстрийскую и новую институциональную (в части теории трансакционнных издержек), — мож­ но обнаружить, что они по-разному относятся к правилам разумности и к запрету как таковому, что объясняется различием оценок возможностей ра­ циональной реакции на неосведомленность. Напомним, что запрет как та­ ковой означает достаточность установления соответствия деятельности или соглашений запрещенным законом. Если такое соответствие установлено, субъекты, совершившие данные действия или заключившие указанные со­ глашения, признаются нарушившими правила конкуренции. В свою очередь, правило разумности допускает ограничение конкуренции, если только можно доказать, что суммарный эффект от такого ограничения оказывается поло­ жительным (способ доказательства зависит от применения правил групповых или индивидуальных исключений46). В рамках неоавстрийской традиции и в рамках теории трансакционных издержек в явной форме ставится вопрос о том, каким образом урегули­ ровать проблему неосведомленности (которая — с некоторыми допущени­ ями — коррелирует с проблемой ограниченной рациональности в теории трансакционных издержек). Фундаментальное различие между двумя подхо­ дами состоит в том, что неоавстрийцы принципиально избегают определе­ ния некоторого идеального результата рыночного процесса по причине его 45 Критический разбор взаимосвязей между антимонопольной политикой и провалами рын­ ка, а также методами их компенсации представлен в: Meese A. J. Market Failure and Non-standard Contracting: How the Ghost of Perfect Competition Still Haunts Antitrust // Journal of Competition Law and Economics. 2005. Vol. 1. P. 1—25. Данная работа представляет интерес еще и пото­ му, что постановка вопроса о провалах рынка как таковая в целом противоречит неоавстри­й­ скому подходу, тогда как со времен работ Артура Пигу, исследовавшего одну из форм таких провалов — внешние эффекты, — они считались основанием для вмешательства государства в экономические обмены (здесь не обсуждается вопрос о том, является ли это основание не только необходимым, но и достаточным, хотя можно обнаружить существенные различия между пигувианской и коузианской традициями исследования рыночных изъянов). 46 Авдашева С. Б., Алимова Т. А., Киселев А. Н. и др. Антимонопольное регулирование верти­ кальных ограничивающих контрактов. Москва: Бюро экономического анализа; Теис, 2004. 124 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории непредсказуемости, тогда как подход, базирующийся на работах Уильямсона, не исключает определения такого идеального результата, хотя и ставит воп­ рос о возможности и необходимости учета этого результата при формиро­ вании политики в реальном мире47. Если Уильямсона считают оптимистом в вопросе о накоплении номо­ логического знания, которое характеризуется высокой степенью общности (охвата конкретных ситуаций), необходимой для принятия соответствующих нормативных правовых актов, то концепция Хайека гораздо более пессимис­ тичная в плане оценки возможностей накопления номологического знания по конкуренции. Однако номологическое знание не может быть использо­ вано без ситуативного — знания конкретных обстоятельств места и време­ ни. Отсюда — разное отношение к провозглашенному ОЭСР несколько лет назад «более экономическому» подходу к формированию антимонопольной политики. Данный подход означает применение методов экономической теории с целью уменьшить неосведомленность лиц, принимающих решения. Фактически это означает: (1) применение экономических моделей в анти­ монопольном регулировании, (2) экономию на издержках (минимизацию ресурсов) осуществления антимонопольной политики, (3) признание зави­ симости благосостояния от антимонопольной политики48. В этом плане мы наблюдаем фундаментальные различия в подходах. Неоклассика — это, строго говоря, теория цены, а не конкуренции, хотя сами сторонники неоавстрийского подхода рассматривают эту концепцию как конкурирующую. Однако при переходе к политике и к формулированию нормативных положений очень часто происходит явная или неявная подмена понятий и представленная теория уже выглядит как теория конкуренции, в рамках которой вырабатываются рецепты, необходимые для обеспечения эффективного размещения ресурсов. Спектр позиций в отношении антимонопольной политики в экономи­ ческой теории весьма широк — начиная с жесткого антитраста, фактически осно­ванного на презумпции виновности в ограничении конкуренции любого субъекта со значительной рыночной долей, и заканчивая идеями, суть которых сводится к необходимости упразднения антимонопольной политики и соот­ ветственно антимонопольного законодательства. В рамках указанного диапазо­ на вариантов антимонопольной политики неоавстрийский подход оказывается выражением одной из крайностей — негативной оценки антитраста. В связи с этим нельзя не отметить, что практика применения норм ан­ тимонопольного законодательства, по крайней мере со второй половины ХХ века, в большей или меньшей степени опирается на концепции, разраба­ тываемые в экономической теории. Это особенно хорошо видно в США, где доминирование гарвардской школы исследований по проблемам конкурен­ ции и антимонопольной политики сменилось сначала чикагской традицией, а затем на рубеже веков — постчикагскими идеями, в основе которых — раз­ работки в области новой институциональной экономической теории. В рамках гарвардского подхода был сделан акцент на экономичность собственно в правоприменении, что позволяет объяснить доминирование de facto правила per se. Гарвардскому подходу в целом соответствует опыт применения норм закона Шермана на стадии становления антимонопольного регулирования. В частности, наличие высокой рыночной доли фактически 47 Voigt S. Robust Political Economy: The Case of Antitrust // Review of Austrian Economics. 2006. Vol. 19. P. 210. 48 Ibid. Р. 207. Андрей Шаститко 125 означало существование монопольной власти, а это рассматривалось уже как противозаконное — независимо от того, какие последствия для потре­ бителей имело функционирование фирмы с высокой рыночной долей. По крайней мере некоторые решения судов на ранних этапах применения анти­ монопольного законодательства в США указывают на доминирование такого подхода. Примером тому могут служить дела в отношении Northern Securities и Standard Oil в начале XX века49. В качестве возможности ответчикам (фирме со значительной рыночной долей) доказать свою правоту не рассматривалось проведение каких бы то ни было дальнейших исследований50. В 1970-е годы развитие альтернативного — чикагского — подхода, ори­ ентированного на использование эмпирических исследований, значительно уменьшило давление антимонопольного регулирования, что вызвало ослаб­ ление сдерживающего воздействия антимонопольного законодательства, с одной стороны, и снижение предсказуемости правоприменения — с дру­ гой. Именно в данный период стремительно расширяется использование правила разумности. Вместе с тем весьма показательно, что, несмотря на гораздо меньшую степень интервенционизма, чикагский подход подвергался критике со сто­ роны неоавстрийцев, что в эпистемологическом плане было обусловлено различным пониманием природы конкуренции. В частности, Ричард Познер и Роберт­ Борк были раскритикованы за их непоследовательность в деле за­ щиты рыночных институтов вследствие того, что их позиция именно в облас­ ти антитраста противоречила их позиции в остальных сферах51. Если неоавст­ рийцы считают антимонопольную политику излишней, то чикагский подход лишь ослабляет презумпции, использовавшиеся в предшествующий период и основанные на конкурирующем варианте объяснения функционирования рынков, но в рамках, по сути, той же рабочей модели индивидуального выбора. Наиболее наглядный пример — оптимизм представителей чикаг­ ской школы в отношении состязательных рынков, на которых отсутствие барьеров входа не дает возможности извлекать прибыль закрепившейся на рынке фирме, даже если в каждый данный момент не существует возмож­ ностей безубыточного функционирования на том же рынке двух и более фирм ­(условие субаддитивности издержек). В постчикагский период была сделана попытка синтеза преимуществ двух предыдущих и нивелирования их слабых сторон. По сути, большое значение стали придавать экономике антимонопольных дел вообще и судебных анти­ монопольных разбирательств в частности52. Действительно, использование презумпций легальности и нелегальности того или иного вида рыночной практики с возможностью оспаривания этой презумпции стороной, интере­ сам которой она может противоречить, фактически означает распределение бремени доказательства таким образом, чтобы нивелировать риск подмены защиты конкуренции защитой конкурентов. Если применительно к соглашениям типа вертикальных торговых огра­ ничений, вертикальных совместных предприятий используется презумпция легальности, то истец, которым может выступать в том числе участник рын­ ка, должен, по сути, фальсифицировать нулевую гипотезу: если хозяйству­ Арментано Д. Антитраст против конкуренции. С. 90—124. Piraino T. Reconciling the Harvard and Chicago Schools: A New Antitrust Approach for the 21st Century // Indiana Law Review. 2007. Vol. 82. P. 345—409. 51 Block W. Total Repeal of Antitrust Legislation: A Critique of Bork, Brozen, and Posner // The Review of Austrian Economics. 1994. Vol. 8. Nо 1. P. 68. 52 Piraino T. Op. cit. P. 345—409. 49 50 126 Конкуренция и антимонопольная политика в неоавстрийской теории ющий субъект использует вертикальные слияния, ограничения, совместные предприятия, то тем самым существенного ограничения конкуренции не происходит. В то же время в случае презумпции нелегальности применяется другая гипотеза: если хозяйствующий субъект осуществляет фиксирование цен в соответствии с явным или имплицитным соглашением, ограничивает (квотирует) выпуск, участвует в соглашении по разделу территории (рынка), то его поведение наносит ущерб потребителям и по этой причине, скорее всего, противозаконно. В этом случае уже ответчику — участнику соглаше­ ния придется представлять доказательства, фальсифицирующие выдвинутую гипотезу. Соответственно издержки представления такого рода доказательств при наличии более или менее жестких стандартов могут оказаться достаточ­ но высокими (если не запретительными), что в некоторой мере повышает уровень определенности правоприменения, являющегося, согласно неоавст­ рийскому подходу, одной из ключевых характеристик лучшей практики в построении правовой системы. В то же время существует множество соглашений и действий, эффект от которых не позволяет формулировать первоначальное предположение (как аналог нулевой гипотезы) относительно их законности или незаконности. В этом случае требуется углубленный анализ, который также предполагает распределение бремени между истцами и ответчиками. Истец должен доказать несоответствие рыночной доли пороговому значению (за пределами безопас­ ной гавани), а ответчик, в свою очередь, — применить аргументацию защиты на основе эффективности. Применение сформулированных принципов ос­ новано на оптимистических оценках возможности получения и квалифици­ рованного использования кодифицированного знания в принятии решений. Однако именно такая возможность оспаривается неоавстрийцами.
