Карелова М.А. Диссертация - Диссертационные советы при

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение
высшего образования
РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ
На правах рукописи
КАРЕЛОВА МАРИЯ АЛЕКСЕЕВНА
КУЛЬТУРНО-ТЕМАТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ «ЯВЛЕНИЯ ПРИРОДЫ» В
ЛИНГВОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ 1941-1945 гг.
Специальность: 10.02.01 – русский язык
Диссертация
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Научный руководитель:
доктор филологических наук,
профессор В.М. Шаклеин
Москва
2015
1
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ............................................................................................................. 4
Глава I. Теоретические основы исследования культурно-тематического
поля «Явления природы» .................................................................................. 11
1.1. Место культурно-тематического поля «Явления природы» в русской
языковой картине мира...................................................................................... 11
1.2. Лингвокультурная ситуация и методика ее описания ............................ 21
1.3. Война как универсалия лингвокультурной ситуации ............................. 33
1.4. Культурно-тематическое поле текста в лингвокультурной ситуации .. 38
1.5. Лингвокультурный концепт в описании лингвокультурной ситуации . 49
Выводы по первой главе ........................................................................................ 55
Глава II. Лингвокультурные концепты с доминирующей позитивной
коннотацией в структуре универсалии «Война» .......................................... 58
2.1. Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «Родина» ............................................................................................. 59
2.2. Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «победа» ............................................................................................. 77
2.3. Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «радость» ............................................................................................ 94
2.4. Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «вера»................................................................................................ 100
Выводы по второй главе ..................................................................................... 105
Глава III. Образный компонент концептов с доминирующей негативной
коннотацией в структуре универсалии «Война» ........................................ 107
3.1. Лингвокультурные детали в составе концепта «смерть» ..................... 107
3.2.Лингвокультурные детали в составе концепта «грусть» ....................... 124
3.3. Лингвокультурные детали в составе концепта «оружие» .................... 129
3.4. Лингвокультурные детали в составе концептов «время» /
«пространство» ................................................................................................. 132
2
Выводы по третьей главе .................................................................................. 144
Заключение ......................................................................................................... 146
Список использованной литературы ............................................................ 148
Приложение ........................................................................................................ 175
3
ВВЕДЕНИЕ
В настоящее время все больший интерес исследователей, как известно,
вызывают проблемы взаимоотношения языка и культуры, ведь их решение
позволяет
выявить
лингвокультурология,
национальную
возникшая
самобытность
в
конце
XX
через
века
язык.
Так,
в
русле
антропоцентрической парадигмы, на сегодняшний день занимает одно из
ведущих мест в языкознании. Методика лингвокультурной ситуации,
разработанная В.М. Шаклеиным, на наш взгляд, является эффективным
способом исследования данного взаимодействия языка и культуры в
определенный промежуток времени.
Наше исследование, выполненное в рамках лингвокультурологии,
посвящено рассмотрению вопросов передачи культурного смысла единицами
языка на примере компонентов культурно-тематического поля «Явления
природы». В соответствии с утверждением В.М. Шаклеина о том, что
«содержание художественного произведения не является само по себе
предметом лингвокультурологического изучения, но в то же время оно не
может остаться за пределами такого изучения» [Шаклеин, 1997: 47], мы
исследуем культурно-тематическое поле «Явление природы» в рамках
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. на материале художественных
текстов.
Актуальность настоящего исследования заключается в том, что:
1.
Единицы, номинирующие явления природы, обладают ярко
выраженной культурной спецификой и активно участвуют в формировании
национальной картины мира.
2.
Лингвокультурная ситуация (далее – ЛКС) 1941-1945 гг. – это
неоспоримо важный период истории России, значимый этап в развитии
русской лингвокультуры, его изучение способствует более глубокому
4
пониманию особенностей национальной лингвокультуры русского народа,
его национального характера.
3.
Исследование
проводится
в
русле
современной
антропоцентрической парадигмы, оно соответствует тенденциям развития
современной науки о языке.
Объектом исследования выступает культурно-тематическое поле
«Явления природы» в ЛКС 1941-1945 гг.
Предмет исследования – лингвокультурные детали с лексемаминаименованиями явлений природы в структуре концептов универсалии
«Война».
Целью работы является детальная характеристика лингвокультурных
деталей с лексемами культурно-тематического поля «Явления природы» в
ЛКС 1941-1945 гг.
Для достижения вышеуказанной цели были решены следующие задачи:
1.
Обозначить
основные
подходы
к
исследованию
лингвокультурной ситуации.
2.
Определить содержание терминов культурно-тематическое поле,
лингвокультурная деталь, лингвокультурная универсалия, лингвокультурный
концепт.
3.
Отобрать фрагменты текста, содержащие лингвокультурные
детали с лексемами-наименованиями явлений природы.
4.
Классифицировать лингвокультурные детали в соответствии с
актуализируемыми концептами.
5.
Выявить
особенности
вербализации
образного
компонента
концептов универсалии «Война».
Материалом
исследования
послужили
художественные
тексты
русских писателей 1941-1945 гг. Всего было проанализировано 25
поэтических и прозаических сборников, более 3000 контекстов употребления
из Национального корпуса русского языка, а также выявлено более 3500
5
текстовых фрагментов, репрезентирующих различные концепты в структуре
универсалии «Война».
Новизна
исследования
лингвокультурологического
заключается
описания
подвергавшийся исследованиям
выбран
в
том,
материал,
что
для
прежде
не
в таком аспекте. Лингвокультурная
ситуация 1941-1945 также не становилась объектом научного внимания.
Новым является рассмотрение культурно-тематического поля «Явления
природы» в плане отражения им лингвокультурной универсалии «Война».
Гипотеза работы: доминирующая в ЛКС 1941-1945 гг. универсалия
«Война» влияет на функционирование лингвокультурных деталей с
лексемами-наименованиями явлений природы в составе лингвокультурных
концептов.
Теоретическая значимость исследования заключается в развитии
методики описания лингвокультурной ситуации, а также уточнении
терминов
культурно-тематическое
поле,
лингвокультурная
деталь,
лингвокультурная универсалия и лингвокультурный концепт. Также работа
вносит вклад в развитие лингвокультурологии и лингвокогнитологии.
Получают дальнейшее развитие вопросы применения полевого метода в
исследовании лексических единиц, а также разграничиваются разные виды
системных объединений лексем, такие как ассоциативное поле, лексикосемантическое
поле,
лингвокультурологическое
поле,
культурно-
тематическое поле. Исследование дополняет сведения о специфике русской
лингвокультуры, этапах ее формирования, а также русского национального
характера. Диссертация продолжает изучение способов передачи культурной
информации единицами художественного текста. Исследование намечает
перспективы изучения лингвокультурных ситуаций других периодов, а также
сравнительного анализа ЛКС разных периодов.
Практическая значимость работы заключается в том, что результаты
исследования могут быть использованы непосредственно в практике
6
преподавания РКИ, а также при чтении лекционных курсов и спецкурсов по
лингвокультурологии,
при
проведении
семинаров
по
культурологии,
лингвокультурологии, культуре речи. Проведенный анализ может быть
использован при составлении учебных словарей, в частности, словарей
лингвокультурологического типа. Материалы работы могут быть включены в
лингвокультурологический комментарий к текстам 1941-1945 гг. в составе
учебных пособий для иностранных учащихся.
Методы и приемы исследования: приём сплошной выборки
материала из тематических и семантических словарей русского языка,
частичной
литературы
и
направленной
выборки
материала
из
анализируемого
периода;
описательный
художественной
метод
(приемы
наблюдения, интерпретации, обобщения); метод лингвокультурологического
анализа, компонентного, контекстуального и концептуального анализа;
приёмы
семантико-стилистической
и
частотно-статистической
характеристики, словообразовательного и этимологического анализа, метод
ассоциативного эксперимента. Ассоциативный эксперимент проводился
среди 303 носителей русского языка разного возраста, пола, социального
статуса с целью выявления специфики исследуемых единиц на современном
этапе и сопоставления результатов с анализом ЛКС 1941-1945 гг.
Теоретико-методологическую базу исследования составили:
1)
работы
в
лингвокультурологического
области
анализа
лингвокультурологии
текста
и
(Н. Ф. Алефиренко,
Г. Ю. Богданович,
В. В. Воробьев,
И. П. Василюк,
С. Г. Воркачёв,
Э. М. Зиангирова,
О. А. Игошина,
В. И. Карасик,
В. В. Красных,
В. А. Маслова, Г. Г. Слышкин, В. Н. Телия, Г. В. Токарев);
2) исследования, посвященные полевым методам в лингвистике
(Л. Ш. Абдураманова,
Ю. Е. Ломоносова,
А. В. Барашева,
Л. А. Новиков,
В. Н. Денисенко,
О. А. Козырева,
Н. Д. Паршина,
Г. М. Полякова,
Н. Р. Суродина);
7
3) работы
по
(Н. В. Анисимова,
Н. А. Дудова,
описанию
слов-наименований
Е. В. Баранова,
В. П. Васильев,
И. С. Зварыкина,
Ю. Е. Ломоносова,
явлений
М. В. Домбровская,
С. А. Курбатова,
Н. И. Маругина,
природы
Д. А. Ламинская,
Н. С. Морозова,
Н. В. Осколкова,
С. В. Рассолова, У Вэй, Н. В. Хохлова, Цзу Сюецин);
4)
исследования
(И. В. Долинина,
различных
типов
Ю. Н. Здорикова,
лингвокультурной
Л. А. Кранышева,
ситуаций
Л. Н. Михеева,
И. С. Потапова Л. М. Салимова, Е. Стоянова, В. М. Шаклеин).
5) работы, посвященные концептам «жизнь-смерть», «радость-грусть»,
«одиночество»,
«вера»,
(И. В. Бочарникова,
Е. Г. Озерова,
«оружие»,
С. Р. Габдуллина,
М. В. Пименова,
«победа-поражение»,
Н. А. Красавский,
Д. В. Сергеева,
«Родина»
Т. В. Латкина,
Т. Г. Смотрова,
В. В. Тарасенко, М. Ю. Шевелева, О. С. Чумак и др.).
Положения, выносимые на защиту:
1.
Существенные
черты
ЛКС
1941-1945
гг.
проявляются
посредством лингвокультурных деталей в составе девяти концептов:
«Родина», «победа», «радость», «вера», «смерть», «грусть», «оружие»,
«время»/ «пространство» и «одиночество».
2.
Для
ЛКС
1941-1945
гг.
характерно
расширение
сферы
натурометафоры в образном компоненте концептов в составе универсалии
«Война».
3.
Вышеперечисленные концепты в исследуемой ЛКС не являются
амбивалентными, а обладают однозначно позитивной или негативной
коннотацией.
4.
Среди концептов с доминирующей позитивной коннотацией
были выделены концепты «Родина», «победа», «радость» и «вера».
8
5.
Среди концептов с доминирующей негативной коннотацией были
выделены концепты «смерть», «грусть», «оружие», «время»/ «пространство»
и «одиночество».
6.
Концепты
значительно
большим
с
позитивной
количеством
коннотацией
эксплицируются
лингвокультурных
деталей,
что
свидетельствует об их значимости в русском языковом сознании.
7.
Наибольшее
количество
лингвокультурных
деталей
было
обнаружено в составе концептов «Родина», «победа» и «смерть».
8.
Среди единиц культурно-тематического поля «Явления природы»
лексемы «снег», «дождь» и «ветер» ярче всех остальных передают особенные
черты исследуемой лингвокультурной ситуации, образуя значимые детали в
составе универсалии «Война».
Материалы диссертации прошли апробацию на конференциях:
Актуальные проблемы русского языка и методики его преподавания: VIII,
IX, X Студенческих научно-практических конференциях (Москва, РУДН,
апрель 2011, 2012, 2013, 2015гг. – пленарный доклад), Актуальнi питання
фiлологii та методологii (Сумы, Сумской государственный педагогический
университет им. А.С. Макаренко, март 2011), III Новиковские чтения.
Функциональная семантика и семиотика знаковых систем (Москва, РУДН,
2011), XIV, XV Всероссийских научно-практическая конференциях молодых
ученых
«Актуальные
проблемы
русского
языка
и
методики
его
преподавания: традиции и инновации» (Москва, РУДН, 2012), Язык и
личность
в
поликультурном
пространстве
(Севастополь,
РУДН,
Севастопольский городской гуманитарный университет, 2012, 2013), Русский
язык между Европой и Азией (Москва, РУДН, 2013), Русский язык в
молодежных СМИ России и СНГ (Москва, РУДН, 2014), а также на
Международном научном семинаре «Актуальные проблемы русского языка и
методики его преподавания» (Москва, РУДН, 2014, 2015 гг.).
9
По теме диссертации имеется 14 публикаций, в том числе 3 статьи,
опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Структура работы определяется её целью, задачами и характером
языкового материала. Диссертация состоит из Введения, трех глав,
Заключения, Библиографии, содержащей 280 наименований (включая
словари и источники языкового материала) и Приложения, включающего в
себя ассоциативный эксперимент.
10
Глава I. Теоретические основы исследования культурно-тематического
поля «Явления природы»
1.1. Место культурно-тематического поля «Явления природы» в русской
языковой картине мира
Слова-наименования явлений природы – это особый языковой
материал. Важность изучения таких слов обусловлена, прежде всего, их
универсальностью, присутствием в лексико-семантической системе всех
национальных языков. Названия природных явлений составляют значимый
фрагмент любой языковой картины мира, поскольку характеризуют
отношение носителей культур к окружающему их миру природы, частью
которого является человек. При этом универсальность данного поля не
означает тождественности восприятия его компонентов в разных культурах:
«окружающая природа, выступающая в качестве денотата для каждого из
языков, различна и требует разного языкового выражения» [Курбатова, 2000:
16]. Особенности восприятия явлений природы, отраженные в языке,
обусловлены не только климатическими, но и культурно-историческими,
бытовыми, социальными различиями между народами. Образы явлений
природы по-разному представлены в прецедентных текстах (песнях,
пословицах,
поговорках,
фразеологизмах
и
др.),
художественном,
публицистическом и других видах дискурса.
Все это объясняет интерес исследователей к обозначенному материалу.
Научные
работы,
посвященные
названиям
явлений
природы,
описывают этот материал по-разному, с использованием разных методик, с
преимущественным вниманием к определенным аспектам.
Так, Е.В. Баранова описывает наименования явлений природы на
материале фразеологизмов в составе лексико-семантических полей «Космос»
11
и «Атмосфера земли». По мнению автора, паремии этих лексикосемантических полей «отражают воплощенные в изучаемых языках наивные
(донаучные)
представления
о
метеорологии»
[Баранова,
2013:
13],
следовательно, связаны с актуализацией наивной картины мира в русском
языке.
Интересно,
что
некоторые
из
концептуальных
признаков
наименований явлений природы представлены и в исследуемой нами
лингвокультурной ситуации. В частности, Е.В. Баранова выявила, что
фразеологизмы с лексемой «дождь» актуализируют признак «одухотворенная
сила, способная помочь в беде» [Баранова, 2013: 24]. Антропоморфные
признаки
присущи
также
ветру.
Этот
признак
представлен
в
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. в лингвокультурных деталях
«дождь-помощник», «дождь-друг» и «ветер-помощник», «ветер-друг».
Также на материале фразеологизмов исследует поле «Явления
природы» как фрагмент английской и немецкой наивной картины мира
А.В. Частикова [Частикова, 2009]. Фразеологический материал позволяет
автору сделать выводы об особенностях английской и немецкой наивных
картин мира, которые заключаются, прежде всего, в том, что «центром
английской
картины
мира,
отражающим
макроконцепт
«природные
явления», выступает динамичный концепт «wind» / «ветер», в немецкой статичный концепт «der Himmel» / «небо» [Частикова, 2009: 6].
Как
фрагмент
русской
диалектной
картины
мира
исследует
метеолексику Е. В. Суравикина [Суравикина, 2011]. Автор делает выводы о
значимости
указанной
подтверждается
лексики
в
многочисленностью
диалектной
лексем,
картине
входящих
мира,
в
что
лексико-
семантическое поле «Погода», от картины мира литературного языка это
поле отличается прагматической направленностью, ориентированностью на
влияние погодных явлений на сельскохозяйственные работы, широкой
представленностью
лексем
с
прозрачной
этимологией
и
лексем,
мотивированных диалектными словами.
12
Единицы денотативных классов «дождь» и «снег» в диалектной
картине мира на материале говоров Архангельской области, характеризует
Н.В. Хохлова [Хохлова, 2004]. Исследователь делает выводы об основных
концептуальных признаках данных классов на основании внутренней формы
слов. Так, для класса «дождь» концептуальными являются признаки
«размер», «способы выпадения», «связь с реальными и вымышленными
объектами», а также сведения об оценке дождя субъектом (человеком), о
физическом недомогании человека в дождливую погоду, о необходимости
защиты от дождя. Следовательно, в образе дождя преобладает негативная
оценочность.
В классе «снег» актуализируются сходные признаки (например, размер,
способы выпадения и т.п.). Однако для класса «нег» выявляются признаки
связи только с реальными объектами и с использованием снега при
строительстве ледяных горок, в игре в снежки и др. В оценке снега в
диалектной картине мира преобладает положительная оценочность.
Три работы о словах, обозначающих явлениях природы, описывают
такие слова как единицы соответствующих денотативных классов.
Так, в работе Н.В. Анисимовой, посвященной денотативному классу
«облака», подчеркиваются антропоморфные черты в образе природного
явления. Автор указывает, что в основе образа может лежать сравнение не
только с человеком, но и с животными, при этом наблюдается определенная
дифференциация: «... помимо идентификации внешнего вида, образ
животного в основном используется при описании движения облаков, а образ
человека, напротив, чаще - при изображении неподвижного состояния»
[Анисимова, 2003: 19]. Среди эмоциональных значений, связанных с образом
облаков в художественных текстах, наиболее распространенными являются
грусть, страх, радость, беспокойство [Анисимова, 2003: 23].
Эстетическое поле денотативного класса «снег» становится объектом
исследовательского внимания Н.С. Морозовой [Морозова, 2010]. Автор
13
указывает на особую значимость этого денотативного класса в русской
лингвокультуре:
«Поэтами
разных
эпох
создан
образ
необъятного
заснеженного пространства России, которое в поэтическом сознании
осмысляется в неразрывной связи с особенностями русского национального
характера» [Морозова, 2010: 15].
В целом, поле «Явления природы» важно для постижения русского
национального характера и характеристики русской языковой личности, так
как «принадлежность большинства обозначений природных явлений и
стихий
к
древнейшему
фонду
русской
лексики
позволяет
найти
социокультурный компонент семантики во внутренней форме слова,
обратясь к его этимологии, а также проследить возможные смысловые
изменения, вызванные различными коннотациями» [Курбатова, 2000: 4].
Данный объект рассматривается ученым в диахроническом аспекте, в
процессе его эволюции в период с XVIII по XX вв. В рамках нашего
исследования наибольший интерес представляют выводы Н.С. Морозовой,
касающиеся поэтической концептуализации признаков снега. В частности,
Н.С. Морозова отмечает, что в поэтическом осмыслении выявляются два
способа создания образов снега. Во-первых, в поэтических текстах образ
снега как явления природы может создаваться через сравнение его с другими
объектами - животными, людьми, неодушевленными предметами. Вовторых, состояния и признаки снега могут актуализироваться при создании
образов некоторых реалий, в том числе абстрактных сущностей. Таким
образом, в работе Н.С. Морозовой подчеркивается возможность создания
образов исторических событий с помощью определенного образа явления
природы, а также то, что изменения, происходящие с единицами данного
класса, могут быть мотивированы факторами неязыкового характера. Тем не
менее, это положение в работе не является приоритетным и не получает
детальной характеристики.
14
В близкой по методике исследования работе Н.В. Осколковой,
посвященной денотативному классу «ветер», нам бы также особо хотелось
обратить внимание на выделяемый автором эмоционально-оценочный
компонент образа ветра в русской поэтической картине мира. Н.В. Осколкова
указывает на преимущественно отрицательные эмоции, ассоциируемые с
ветром - страх, тоска, грусть, печаль [Осколкова, 2004: 20]. Кроме того, с
нашим исследованием соотносимы идеи автора о традиционных эпитетах,
сопровождающих концепт «ветер»; в частности, в работе подчеркивается, что
в поэзии XX века большое количество эпитетов связаны с военной темой. В
своем исследовании мы также отмечаем, что в лингвокультурной ситуации
1941-1945 гг. лексема ветер входит в состав лингвокультурных деталей,
связанных с Великой Отечественной войной, таких как, например, свинцовый
ветер, смертный ветер, отмеченных и в работе Н.В. Осколковой
Работы о словах-названиях явлений природы рассматривают эти слова
как вербализаторы различных национальных картин мира. Например, в
исследовании Н.А. Дудовой концепт «Атмосферные осадки» описывается в
немецкой языковой картине мира. Автор привлекает для исследования
материалы
словарей,
а
также
фрагменты
художественных
и
публицистических текстов [Дудова, 2007]. Методика построения поля
концепта включает следующие этапы: построение номинативного поля на
материале словарей; анализ текстового функционирования единиц поля;
характеристика образного потенциала единиц и описание категориальных
признаков концептов с выявлением интегральных и дифференциальных черт.
Ю.Е. Ломоносова описывает концептуальное поле «Погода» во
французской языковой картине мира [Ломоносова, 2008], выделяя при этом
наиболее когнитивно релевантные для французов концепты атмосферные
осадки и ветер. Национальная специфика данного фрагмента языковой
картины мира обусловлена выраженными в лексико-фразеологических
средствах
климатических
особенностях,
географическом
положении
15
Франции и т.п. Например, разнообразие лексем, номинирующих виды ветра в
зависимости от его направления, имеет своей причиной положение Франции,
из-за которого климат определяется сочетанием разных ветров.
Методика исследования концептуальной картины мира основана на
выделении концептуальных признаков, распределяемых по следующим
компонентам
образный
концептуального
компонент
и
поля
–
информационное
интерпретационное
поле.
содержание,
Автор
выделяет
универсальные и дифференциальные черты концептов. Среди основных
универсальных
признаков
выявляются
«антропоцентрическая
направленность, преобладание отрицательной оценочности» [Ломоносова,
2008: 17]. В метафорическом образе ветра подчеркивается непостоянство,
неопределенность, неустойчивость [Ломоносова, 2008: 18-19]. Эти признаки
в
определенной
степени
проявились
и
в
обозначенных
нами
лингвокультурных деталях с лексемой «ветер».
Некоторые работы характеризуют объединения слов, называющих
явления природы, в сопоставительном аспекте. Например, исследование О.Л.
Чоудхури [Чоудхури, 2010], в котором в рамках поля «Времена года»
рассматриваются
слова,
описывающие
погодные
явления,
имеет
сопоставительный характер, поскольку в нем русская картина мира
сравнивается с финской. Акцент сделан на концепте «Зима». Зимние
погодные явления играют важную роль в русской языковой картине мира,
поэтому такие словесные единицы становятся значимым объектом обучения
иностранцев (финских учащихся).
Ассоциативно-вербальные поля концептов «Зима» и «Лето» в
сопоставительном аспекте – в русской и китайской картинах мира –
характеризуются в работе У Вэй [У Вэй, 2013]. Это позволяет автору сделать
выводы об ассиметричных и лакунарных компонентах этого фрагмента
картины мира.
16
Ассоциативные поля слов в составе тематической группы «Природа»
исследуются С.А.Курбатовой в соответствии с основными принципами
психолингвистики. В рамках избранного фрагмента языковой картины мира
С.А. Курбатова на основе построенных ею ассоциативных полей дает
характеристику вербально-семантическому и когнитивному уровню русской
языковой личности [Курбатова, 2000].
Для целей нашего исследования представляются наиболее значимыми
выводы, касающиеся особенностей представления лексико-семантической
группы
«Атмосферные
явления».
С.А.
Курбатова
отмечает,
что
наименования атмосферных явлений (дождь, снег и др.) обладают
наибольшей динамичностью и потому чаще всего выступают как актанты,
при этом ветер, например, является именно одушевленным актантом, он
обладает голосом, дыханием, силой; такое восприятие ветра обусловлено уже
его этимологией, на что указывает, в частности, М. Фасмер.
Дождь в отличие от ветра не содержит семы одушевленности в своей
внутренней форме, поэтому реже выступает как одушевленный актант. В то
же время с дождем связаны устойчивые эмоциональные ассоциации
негативного характера (грусть, грустно).
Снег воспринимается только как явление природы, зато часто
переосмысливается метафорически, такое переосмысление нередко связано с
присвоением снегу несвойственных ему качеств (черный снег, горячий снег).
Указанные особенности слов-наименований явлений природы в той или иной
степени проявляются в выделенных нами лингвокультурных деталях.
Цзу Сюецин рассматривает концепты явлений природы в русской
поэтической картине мира. Описывая концепты разных времен года в
русской языковой картине мира и сопоставляя их с соответствующими
концептами в китайской языковой картине мира, Цзу Сюецин подчеркивает в
их составе концепты некоторых явлений природы, обладающие яркой
национальной спецификой, в частности, концепты «дождь» и «снег» [Цзу
17
Сюецин, 2009]. Например, исследователь отмечает, что с образом снега в
русской лингвокультуре ассоциативно связаны образы сна, покоя, смерти. В
создании этих образов участвуют связанные со снегом предметные образы
снежного покрова: ковер, одеяло, покрывало, саван [Цзу Сюецин, 2009: 17].
А.В.
Цивилева
описывает
особенности
функционирования
существительных тематической группы «Неживая природа» на материале
текстов региональных СМИ. Многие выводы, сделанные автором, созвучны
результатам нашего исследования. В частности, нам близка идея А.В.
Цивилевой о том, что «в лексических значениях имен существительных
тематической группы «неживая природа» выделяются признаки, релевантные
для
вычленения,
сопоставления,
разграничения
в
окружающей
действительности носителями языка не только объектов земной, воздушной и
водной стихий и явлений природы, но и других реалий» [Цивилева, 2010: 5].
А.В. Цивилева указывает на использование единиц-наименований
явлений природы для анализа лингвокультурных ситуаций. Например, такие
слова в текстах региональных СМИ участвуют в выражении отрицательной
оценки
лингвокультурной
ситуации
царской
России
и
зарубежной
лингвокультурной ситуации [Цивилева, 2000: 18]. Для функционирования
этих слов в указанных контекстах принципиально важной является
семантика действия, благодаря которой актуализируются такие признаки, как
интенсивность
действия,
его
длительность
и
направление.
Автор
подчеркивает и эволюцию таких слов в диахронии: в газетах советского
периода посредством этих слов создается образ сильного, мощного
государства в оппозиции западным странам и дореволюционной России; в
постсоветских изданиях подчеркивается свобода от социалистической
идеологии.
Таким образом, автор не только показывает значимость слов этой
тематической
группы
в
характеристике
лингвокультурной
ситуации,
отдельных ее фрагментов, но и указывает на их динамичность, изменение с
18
течением
времени
под
влиянием
факторов
социально-политического
характера.
В функционировании слов в качестве лингвокультурных деталей
важную роль играют процессы метафорического осмысления таких слов, в
связи с чем релевантным для нашей работы является исследование
Э.Р. Хамитовой.
Анализируя
метафорическое
осмысление
слов,
обозначающих явления природы, в русской языковой картине мира в модели
«Человек – природа», Э.Р. Хамитова отмечает обусловленность таких
метафор особенностями человеческого мышления, удобством представления
неизвестного через знакомое. Среди лексем, рассматриваемых в нашей
работе,
Э.Р.
Хамитова
выделяет,
прежде
всего,
лексему
ветер.
Метафорическое употребление этого слова подчеркивает двойственность его
восприятия представителями русской лингвокультуры: с одной стороны,
метафоры указывают на непостоянство ветра, его разрушительную силу,
вызываемую ветром тоску, с другой - ветер является символом свободы,
источником удовольствия [Хамитова, 2008: 16]. Эти особенности проявились
и в исследуемом нами материале.
М.В.
Домбровская
в
описании
концепта
«дождь»
в
русской
национальной картине мира отмечает, что в данном концепте имеются два
базовых слоя – «Явление природы» и «Влияние на человека», а также
периферийные слои – «Настроение человека», «Взаимоотношения между
людьми / период жизни», «Обновление / умирание». В аспекте нашего
исследования наиболее релевантными представляются слои «Настроение
человека» и «Обновление \ умирание». М.В. Домбровская, в частности,
указывает: «При анализе концепта «дождь» обнаруживается то, что наиболее
значимым является сектор «плохое настроение», что подтверждается
высокой частотностью по данным ассоциативного эксперимента таких слов,
как слезы, тоска, грусть, печаль, скучно и т.д.» [Домбровская, 2006: 132].
Когнитивный слой «Обновление \ умирание» демонстрирует двойственность
19
концепта «дождь», связанного одновременно с началом новой жизни и
уходом
чего-то
старого.
Такую
двойственность
концепт
«дождь»
обнаруживает и в анализируемой нами ситуации.
Более подробная и детальная структура концепта «дождь» с
привлечением материала русских диалектов дана в статье В.П. Васильева. В
представлении слойной организации указанного концепта автор выделяет
физический, консистенциальный, квантитативный и др. информационные
слои, в состав которых, в свою очередь, входит определенный набор
признаков. В плане характеристики лингвокультурных деталей особый
интерес для нас представляет, например, такой признак, как «ахроматические
цвета», «хроматические цвета», которые актуализируют колористическое
восприятие дождя. Нам близка идея В.П. Васильева о том, что на фоне
бесцветности дождя – эталонного его качества – цветовая палитра «предстает
аномальной характеристикой, перехват которой в силу ее психологической
яркости достигается речевыми номинациями» [Васильев, 2003: 186]. Не
случайно в лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. лингвокультурные
детали, содержащие указание на цвет дождя, играют значимую роль в
оформлении различных концептов. В работе также выделен признак «общая
оценка природного явления», показывающий двойственность восприятия
дождя, и положительную, и отрицательную его оценки, при незначительном
доминировании негативного восприятия.
Таким образом, лексические единицы, именующие явления природы,
неоднократно
становились
объектом
исследовательского
внимания.
Оценивалась роль таких слов и их объединений в вербализации различных
типов картин мира, в том числе диалектной, а также в разных национальных
картинах мира. По-разному классифицировались учеными и объединения
таких единиц: как элементы концептуального, эстетического, вербальноассоциативного
поля,
единицы
денотативного
класса.
Материалом
исследования выступали разговорные, публицистические, научные тексты,
20
однако чаще всего в качестве материала исследования использовались тексты
художественные. В некоторых работах были сделаны определенные выводы
о зависимости изменений, происходящих со словами-наименованиями
явлений природы, от лингвокультурной ситуации, от экстралингвистических
факторов, однако целостного рассмотрения этой проблемы представлено не
было.
1.2. Лингвокультурная ситуация и методика ее описания
Идея о взаимосвязи и взаимовлиянии языка и культуры, высказанная
еще в работах В.фон Гумбольдта, А.А. Потебни, Ш. Балли, И. А. Бодуэна де
Куртэне, Р. О. Якобсона и мн.др., оказалась весьма продуктивной для
современной лингвистики и сыграла значимую роль в разработке новых
методов исследования языка в его соотношении с культурой. В описании
языковых явлений произошел переход от лингвоцентрических исследований
к антропоцентрическим, рассмотрению проблемы «человека в языке».
Внимание ученых начинают привлекать проблемы развития, эволюции
языка под влиянием исторических факторов, таких как социальные,
политические, экономические, культурные изменения. Вопросы культуры
закономерно становятся объектами внимания науки о языке в качестве
вспомогательного материала для более детального, глубокого исследования
явлений
языка.
Культурные
процессы
помогают
осознать
причины
изменений на всех уровнях языковой системы. Такое рассмотрение языковых
явлений помогает языкознанию решать более сложные, объемные задачи.
Проблема взаимоотношения и взаимовлияния языка и культуры стала
центральной в возникшей в 50-60-е гг. прошлого века науке, находящейся на
стыке
социолингвистики,
этнолингвистики,
лингвострановедения,
культурологи – лингвокультурологии. Основными задачами современной
лингвокультурологии
выступают
отражение
в
языке
национального
21
сознания, вербализация средствами языка культурных объектов, передача
ценностных культурных категорий в лексическом значении слов.
Культура обычно понимается как «универсум искусственных объектов
(идеальных и материальных предметов; объективированных действий
иотношений), созданный человечеством в процессе освоения природы и
обладающий
структурными,
закономерностями
функциональными
(общими
и
и
динамическими
специальными)»
[Философия:
Энциклопедический словарь // Электронный ресурс. Режим доступа:
http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/581/%D0%9A%D0%A3%D0%9B
%D0%AC%D0%A2%D0%A3%D0%A0%D0%90]. В этом смысле культура
одновременно зависит от языка и влияет на него, в связи с чем можно
говорить о целостных системах, объединяющих язык и культуру в данном
конкретном обществе.
Для описания таких целостных систем, проблем функционирования
языковой системы в определенный исторический период на определенной
территории некоторые ученые предлагали обратиться к языковой ситуации.
Понятие языковой ситуации изначально связывалось с языком или
языками, обслуживающими определенные сферы жизни общества на
конкретной
территории.
Данное
понятие
было
развито
в
работах
А.Д. Швейцера, который предложил более детальное определение языковой
ситуации как «системы социально и функционально распределенных и
находящихся в иерархических отношениях языковых систем и подсистем,
которые сосуществуют и взаимодействуют в данной этнической общности
или
в
данном
отношении
коллективов
административно-территориальном
которых
члены
придерживаются
объединении
соответствующих
языковых
определенных
социальных
и
и
в
речевых
установок»
[Швейцер, 1978: 102].
В соответствии с В.А. Виноградовым, языковая ситуация представляет
собой «совокупность форм существования (а также стилей) одного языка или
22
совокупность языков в их территориально-социальном взаимоотношении и
функциональном взаимодействии в границах определенных географических
регионов или административно-политических образований» [Виноградов,
1990: 616].
В современном употреблении термин «языковая ситуация» относится,
как правило, к крупным языковым сообществам, таким как страны, регионы.
Языковая ситуация объединяет все языковые образования (языки и варианты
языков), обеспечивающие коммуникацию в определенном этносе или
полиэтнической общности в границах определенного региона, политикотерриториального объединения или государства.
Такая трактовка языковой ситуации является более «широкой»; в
«узком» определении языковой ситуацией называется «отношение языка
(или его части) к другим языкам или к другой части того же языка, и
проявляющееся в различных формах пространственных и социальных
взаимодействий» [Степанов, 1976: 31]. Языковая ситуация в таком смысле
противопоставляется «языковому состоянию», т.е. «совокупности всех видов
его (языка) вариативности»: весь репертуар функциональных стилей
(официально-деловой, научный, художественный, обиходно-разговорный и
др.), форм существования (диалект, общенародный язык, национальный язык
и др.) и форм реализации (устная, письменная).
Языковая
ситуация
как
актуальная
проблема
науки
о
языке
неоднократно становилась объектом рассмотрения в работах, в частности, на
материале английского языка в США [Швейцер, 1983], Белоруссии [Коряков,
2002], нескольких языков в Западной Африке [Виноградов, Коваль,
Порхомовский, 1984], в романоговорящих странах [Степанов, 1976].
Для описания церковнославянско-русской диглоссии в истории
Московской Руси термин «языковая ситуация» используется Б.А. Успенским
[Успенский, 1989]. В описании языковой ситуации ученый обращается к
определению возможности или невозможности отклонения от норм речевого
23
поведения в указанный исторический период и приходит к выводу о том, что
в эпоху Московской Руси такие отклонения были возможны.
В исследовании Л.М. Грановской термин «языковая ситуация»
используется для анализа состояния русского литературного языка в конце
XIX и XX вв. [Грановская, 2005]; соотношение узуса и нормы является
главным критерием оценки современной языковой ситуации и в работе
В.Д. Черняк
[Черняк,
2012];
языковая
ситуация
конкретного
территориального образования - восточного Зарубежья - получила отражение
в работе Е.А. Оглезневой [Оглезнева, 2009].
Термин «языковая ситуация» является достаточно продуктивным,
разрабатываются даже типологии языковых ситуаций, построенные на базе
нескольких признаков: с учетом количества языков, степени языкового
разнообразия ситуации; процента населения, говорящего на каждом из
языков; коммуникативной мощности языков, составляющих ситуацию;
степени генетической близости языков и т.д. [См., например, Мечковская,
2001]. Используемые для характеристики языковых ситуаций параметры
демонстрируют то, что языковые явления анализируются в связи с фактами
культурного характера, неязыковыми факторами, однако используется
термин «языковая ситуация».
Для описания языковых явлений в их взаимодействии с культурными
ученые предлагали термин культурно-языковая ситуация, понимаемый как
«все проявления духовной деятельности человека, а также социальноидеологические и мировоззренческие процессы и их преломление в языке»
[Чапаева, 2007: 46]. Отличие культурно-языковой ситуации от собственно
языковой состоит в том, что последняя отражает состояние литературного
языка в его взаимодействии с другими формами общенационального языка,
однако в описании сделан акцент, прежде всего, на характеристике
культурных особенностей и их влиянии на язык.
24
Выдвижение на первый план именно языковых явлений в их
неразрывной связи с культурой сообщества в определенный период его
существования привело к введению термина лингвокультурная ситуация.
Данный термин, а также методика исследования лингвокультурной ситуации
были предложены В.М. Шаклеиным в его монографии «Лингвокультурная
ситуация
и
исследование
текста».
Материалом
для
изучения
лингвокультурной ситуации признается текст, причем от количества
исследуемых текстов зависит степень объективности анализа.
При характеристике лингвокультурной ситуации важны два фактора:
1) временной, под которым понимается постоянно меняющийся
процесс, подготовленный предыдущими периодами и подготавливающий
базу для последующих периодов;
2) вхождение в ее состав определенного количества общественных
формирований, языков и культур.
Лингвокультурные
ситуации
постоянно
находятся
в
процессе
эволюции, которую определяет ряд факторов. На разных этапах развития
лингвокультурные ситуации могут характеризоваться устойчивостью или
динамизмом. Следовательно, лингвокультурная ситуация представляет собой
статичный
временной
срез
определенной
лингвокультуры,
который
формирует следующий подобный срез.
Все вышеперечисленные признаки дают возможность сформулировать
следующее определение лингвокультурной ситуации: «Лингвокультурная
ситуация – это динамичный и волнообразный процесс взаимодействия
языков и культур в исторически сложившихся культурных регионах и
социальных средах» [Шаклеин, 1997: 19]. Лингвокультурная ситуация –
понятие комплексное; она вбирает в себя такие компоненты, как языковая,
культурная, социальная, этническая ситуация.
Сущность каждой лингвокультурной ситуации составляет комплекс
общенациональных, групповых и индивидуальных черт в языке временного
25
отрезка. Даже относительная индивидуальность языка художественного
произведения отражает в той или иной степени лингвокультурную ситуацию.
Поэтому для получения объективного представления о той или иной
лингвокультурной ситуации необходимо привлечение как можно большего
числа произведений разных писателей.
В методологии изучения лингвокультурной ситуации на материале
художественных текстов важно, прежде всего, установить оптимальное
соотношение лингвистических и литературоведческих подходов к описанию
текста. При этом «содержание художественного произведения не является
само по себе предметом лингвокультурологического изучения, но в то же
время оно не может остаться за пределами такого изучения» [Шаклеин, 1997:
47].
Поэтому
лингвокультурологический
анализ
имеет
комплексный
характер, включает в себя общий филологический анализ, предполагающий
использование приемов жанровой оценки языковых средств и анализ
идейного содержания текста, и концептуальный анализ, направленный на
воссоздание определенного фрагмента языковой картины мира [См.,
например, Игошина, 2003: 6]. Следовательно, лингвокультурологический
анализ текста предполагает учет трех аспектов – культурно-идеологического
содержания, композиции и языка.
Первый аспект анализа предполагает осознание характера и способа
воплощения авторской идеи в лингвокультурные универсалии текста.
Второй аспект помогает постичь внутреннюю структуру текста,
систему лингвокультурных универсалий текста, их объединения в культурнотематические поля.
Третий аспект направлен на оценку разноуровневых языковых средств
в аспекте передачи ими культурной информации.
Таким образом, конечной целью лингвокультурологического анализа
должно
стать
«определение
своеобразия
функционирования
лингвокультурных универсалий, осознание … культурной ценности текста,
26
уникальности отраженной в нем лингвокультурной ситуации» [Шаклеин,
1997: 115].
Текст как материал для исследования лингвокультурной ситуации
отличается следующими особенностями:
1) он представляет собой результат индивидуального речетворчества;
2) в нем отражается специфика того времени, когда он был создан;
3) он имеет системные внутренние и внешние связи и отношения.
В связи с этим с целью адекватного описания лингвокультурной
ситуации применяется анализ композиционного, сюжетного, идейного,
тематического уровней текста, но основную роль играет «рассмотрение
речевой
ткани
текста
с
точки
зрения
функционирования
деталей,
составляющих лексическую основу значимых для времени его написания
лингвокультурных универсалий» [Шаклеин, 1997: 55]. Такие лексические
элементы, как правило, интенсивно используются в тексте и обусловливают
его семантическое богатство. Они находятся в микро- и в макроконтексте (от
высказывания до литературного языка эпохи).
По способу и формам выражения лингвокультурные универсалии
делятся на несколько групп. Например, существуют предикативные
универсалии,
«глаголы,
относящиеся
к
типу
культурно-ментальных
предикатов…, которые обозначают то или иное ментальное состояние,
отражающее культурное состояние общества» [Шаклеин, 1999: 86]. При
характеристике предикативных универсалий важную роль играют видовые
различия, связанные с целостным или нецелостным рассмотрением ситуации.
Глаголы совершенного вида обычно имеют значение целостности, а со
значением
нецелостности,
неопределенной
многократности
событий
соотносятся глаголы несовершенного вида.
Помимо предикативных универсалий, в тексте могут присутствовать
опорные
и
общетематические
универсалии.
Разница
между
ними
заключается в том, что опорные универсалии связаны с реализацией
27
культурно-тематического
культурную
поля
информацию.
текста,
передают
Общетематические
концептуальную
универсалии
являются
носителями культурно-фактической информации и могут переходить в
опорные. Процесс перехода общетематических универсалий в опорные
проходит в несколько этапов: 1) реализуется один смысл универсалии; 2) при
многократном
повторении
семантическую
структуру;
универсалия
3)
из
данной
образует
свою
семантической
особую
структуры
выделяется один признак, который чаще всего используется в тексте;
универсалия приобретает оценочный смысл [Шаклеин, 1997: 77-78].
Помимо лингвокультурных универсалий, в художественных текстах
можно выделить лингвокультурные детали, тяготеющие к единичности. По
функциям,
которые
лингвокультурные
детали
выполняют
в
тексте,
разграничиваются:
- лингвокультурные детали, участвующие в создании зрительного
образа времени;
- лингвокультурные детали, которые придают конкретность ситуации
текста;
- лингвокультурные детали, актуализирующие антропоцентричность
текста;
- лингвокультурные детали – лейтмотивы.
Значимость каждой лингвокультурной детали обусловлена объемом
содержащихся в ней признаков времени действия или эпохи, однако не
зависит от объема речевого отрезка, которым она выражена (слово,
словосочетание, фраза, предложение или более крупный речевой отрезок).
Эти лингвокультурные детали по-разному выполняют функции создания
зрительного образа эпохи. Более устойчивый зрительный образ создают
чисто сигнификативные лингвокультурные детали, в то время как образные
лингвокультурные детали не всегда создают этот образ, чаще актуализируя
отвлеченное качество, связанное со зрительным образом.
28
Таким образом, в методике описания лингвокультурной ситуации
наибольшее значение имеют лингвокультурные детали и универсалии.
Анализ языковых единиц, вербализующих эти образования, и составляет
сущность лингвокультурологического анализа художественного текста.
Лингвокультурную ситуацию и ее различные аспекты продолжают
исследовать ученые, уточняющие и расширяющие данное понятие.
Ряд диссертационных исследований посвящены изучению различных
лингвокультурных
ситуаций,
причем
изучение
ЛКС
проводится
на
разнообразном материале, однако наибольшую значимость имеют все же
художественные тексты. Так, работа И.С. Потаповой [Потапова, 2009]
посвящена лингвокультурной ситуации 60-70-х гг. XX века, которая
описывается с опорой на тексты бардовских песен. Лингвокультурная
ситуация характеризуется посредством лингвокультурологических полей,
входящих в их состав лингвокультурем, лингвокультурных деталей и
универсалий. Лингвокультурной универсалией эпохи признается оппозиция я
- власть, в которой оба компонента реализуются через соответствующие
лингвокультуремы,
Выявляются
в
также
частности,
лингвокультуремы
индивидуально-авторские
путь,
любовь.
лингвокультуремы,
участвующие в создании общей лингвокультурной ситуации 60-70-х гг.:
надежда (Б. Окуджава), власть (А.Галич), звезда (Ю. Визбор), дружба, душа
(В.Высоцкий) [Потапова, 2009: 6].
В
работе
Л.А.
Кранышевой
объектом
исследования
избрана
лингвокультурная ситуация другого хронологического периода - 50-х гг. XX
века. В диссертации говорится об уникальности данной лингвокультурной
ситуации, поскольку «наряду с доминирующей официальной советской
лингвокультурой
...
формируется
культура
инакомыслия...,
позднее
переросшая в антисоветскую, а в 1960-е годы - в диссидентскую»
[Кранышева, 2008: 7]. Следуя методике описания лингвокультурной
ситуации, предложенной В.М. Шаклеиным, Л.А. Кранышева выявляет
29
лингвокультурные универсалии той эпохи - константы «свой» и «чужой»,
оказавшие существенное влияние на всю лингвокультуру этого периода,
проявившиеся в общественной жизни, языке и т.п.
Современная лингвокультурная ситуация в России исследуется в
монографии
Л.Н.
Михеевой,
И.В.
Долининой,
Ю.Н.
Здориковой.
Лингвокультурная ситуация в этой работе рассматривается на нетипичном
материале – молодежном дискурсе, а не на материале художественных
текстов. В подтверждение тезиса о неразрывной связи факторов места и
времени при рассмотрении лингвокультурной ситуации исследователи
обращаются к ее описанию на материале студенческого дискурса в
конкретном регионе – Ивановской области.
Лингвокультурная ситуация в современной России описывается в
монографии В.М. Шаклеина [Шаклеин, 2010]. В монографии получили
отражение вопросы взаимодействия языка и культуры на современном этапе,
исторические факторы взаимовлияния европейской и русской лингвокультур,
в том числе в аспекте языковой конкуренции. Дается характеристика
функционированию русского языка как языка евразийской цивилизации и
межнационального общения. Как справедливо указывает ученый, на
современном этапе русский язык выступает в качестве фактора безопасности
лингвокультурной среды России. Получили отражение такие составляющие
современной лингвокультурной ситуации в России, как молодежные
субкультуры современного города и интернет-коммуникация.
Современная
монографии
лингвокультурная
Елены
лингвокультурной
Стояновой.
ситуации
ученый
ситуация
рассматривается
Отличительной
называет
ее
чертой
и
в
этой
метафорическую
насыщенность, которая обусловлена «нестабильностью развития общества и
повышенной эмоциональностью уровня сознания его представителей»
[Стоянова, 2013: 242-243]. При этом, как отмечает Е. Стоянова, способы
концептуализации лингвокультурной среды могут быть самыми разными –
30
логическими, эмоциональными, логическими, художественными. Метафора
же называется синкретичным способом концептуализации лингвокультурной
ситуации, понимаемой как временной срез, этап развития лингвокультурной
среды, т.е. той среды, в которой происходит формирование и становление
языковой личности; своеобразного посредника между окружающим миром, в
том числе миром культуры, и человеком. Среди метафор ученый выделяет
эпохальные метафоры, создающие портрет эпохи. В частности, для
лингвокультурной ситуации в СССР 30-60-х гг. такой эпохальной метафорой
была военная метафора, что подчеркивает тревожность, нестабильность
общества в этот период.
Поскольку
под
лингвокультурной
ситуацией
чаще
всего
подразумевается статичное образование, то ее исследование, как правило,
предполагает описание состояния этой ситуации в определенный период
времени. Тем не менее, в некоторых работах характеризуется эволюция
языковой и лингвокультурной ситуации. Например, П.А. Лекант в описании
современного состояния русского языка обращается к этапам его развития в
XX веке [Лекант, 2012]. Останавливаясь на характеристике языковой
ситуации в военное время, в 40-е годы, ученый отмечает активизацию
патетической, возвышенной лексики и фразеологии.
Исследуются разные типы лингвокультурных ситуаций. Например,
Г.Ю. Богданович говорит о полилингвокультурной ситуации, определяемой
как «лингвокультурная ситуация, характеризующаяся функционированием
на одной территории различных языков» [Богданович, 2011: 20]. Такая
ситуация характеризует многоэтносное пространство, на котором происходят
особые культурные процессы, такие как взаимодействие разных культур и
интеграция их элементов друг в друга. В итоге формируется особый тип
языковой личности.
Лингвокультурная ситуация может описываться и с опорой на смежные
понятия. Например, с понятием «лингвокультурная ситуация» тесно связано
31
понятие «лингвокультурное пространство», предложенное в работе Ц.Ц.
Огдоновой
[Огдонова,
2006].
Под
лингвокультурным
пространством
понимается «совокупность существования этно-лингвокультурных систем, в
результате
взаимодействия
которых
складывается
определенная
лингвокультурная ситуация» [Огдонова, 2006: 108]. В указанной выше
работе Е. Стояновой понятие «лингвокультурная ситуация» соотносится с
понятием
«лингвокультурная
среда».
Л.М.
Салимова
характеризует
лингвокультурную ситуацию как среду формирования языковой личности,
связывая таким образом основные понятия лингвокультурологии – языковую
ситуацию и лингвокультурную ситуацию. В качестве материала для
исследования лингвокультурной ситуации избирается текст, созданный
конкретной языковой личностью и содержащий информацию различного
характера: 1) стилистическую, о наиболее актуальных для современности
стилистических ресурсов; 2) лингвистическую, о самых распространенных
лексико-грамматических средствах; 3) культурологическую, о культурных
фактах, ключевых лингвистических универсалиях, прецедентных феноменах
и т.п.
Подобные исследования открывают новые перспективы в изучении
различных лингвокультурных ситуаций.
Таким
образом,
лингвокультурная
ситуация
как
комплексная
характеристика языковой, политической, социальной, культурной ситуации,
как
правило,
исследуется
художественных.
Анализ
на
материале
таких
текстов
текстов,
в
прежде
аспекте
всего,
описания
лингвокультурной ситуации предполагает в первую очередь характеристику
языковых фрагментов, актуализирующих лингвокультурные универсалии,
лингвокультурные
детали
и
лингвокультурные
концепты.
Идейно-
тематическое содержание, сюжетно-фабульные особенности, композиция
текстов также представляют определенный интерес для исследователя.
32
Продолжение
ситуации,
исследований,
свидетельствует
об
посвященных
актуальности
лингвокультурной
данного
направления,
актуальности изучения особенностей лингвокультурных ситуаций в разные
периоды развития русской лингвокультуры.
1.3. Война как универсалия лингвокультурной ситуации
Война – универсалия национального языкового сознания, значимый
фрагмент языковой картины мира. Бинарная оппозиция «война – мир»
является одной из базовых для любой национальной картины мира, наряду с
оппозициями «добро – зло», «жизнь – смерть». Восприятие, понимание
войны значимо для понимания специфики этнического мировосприятия.
Концепт «Война», несомненно, обладает национальной спецификой,
что отмечается учеными. Так, Лю Жуйфэн отмечает частотность культурно
значимой лексики в тематической группе «Война» в русском языке [Лю
Жуйфэн, 2014]; о «ярко выраженной этнической специфике» концепта
«Война» говорится в работе В.А. Хоруженко [Хоруженко, 2010: 3].
Для
«Война»
выявления
в
русской
этноспецифичных характеристик
лингвокультуре
В.Б.
Крячко
концептосферы
исследует
ее
в
сопоставительном аспекте, привлекая материал английского языка [Крячко,
2007]. В сопоставительном аспекте также изучает концепт «война» Л.Н.
Бенедиктова.
Данные
сопоставительные
исследования
подтверждают
гипотезу о том, что указанный концепт «отражается в языковых единицах
разного
типа,
характеризуется
национальной
спецификой,
является
культурным концептом» [Бенедиктова, 2004: 4].
Этноспецифичность нередко проявляется в национально специфичных
метафорических моделях. В частности, для английской лингвокультуры
более характерны модели «война – это экономическая операция», «война –
это наказание за преступления», которые не являются доминирующими для
33
лингвокультуры русской. К вышеуказанным национально специфичным
метафорическим моделям в английской лингвокультуре Т.В. Ухова
добавляет модели «Война – политика», «Война – бизнес» [Ухова, 2006].
Характеризуя специфику концепта «Война», В.Б. Крячко относит его к
особым гиперконцептам, образующим концептосферу, и отмечает, что в
концептосферу указанного гиперконцепта входят концепты «бой», «армия»,
«оружие», «победа» и др. [Крячко, 2007]. Ученый подчеркивает, что одной из
особенностей
образного
компонента
концептосферы
в
русской
лингвокультуре является, в том числе, частотность натурометафоры. Это
соотносится с нашей мыслью о том, что лингвокультурные детали с
лексемами-наименованиями явлений природы играют важную роль в
формировании этноспецифичного образного компонента концептосферы
«Война».
Исследование концепта «Война» проводится с привлечением разного
материала.
Как
правило,
это
сочетание
разных
видов
материала
(фразеологических единиц, публицистических, художественных текстов,
сведений этимологического и лексикографического характера), однако есть
работы, посвященные описанию репрезентации концепта «Война» в одном из
видов дискурса – публицистическом [Хоруженко, 2010], художественном
[Головань, 2003]. Во второй работе в результате концептуального анализа
текста романа делается вывод о том, что «концепт "war'' включает в свою
семантику
вариативные
концепты,
обозначающие
разные
грани
трагического» [Головань, 2003: 8]: generation (поколение), the dead (мёртвые),
fate (судьба), blood (кровь), casualty (раненый), carnage (резня), arms (оружие).
Наполнение
вариативных
концептов
обусловлено
особенностями
индивидуально-авторского мировосприятия, что является характеристикой
художественного концепта.
Как художественный концепт анализирует макроконцепт «Война» П.В.
Никитина на материале мемуарной прозы «Записки кавалерист-девицы Н.А.
34
Дуровой» [Никитина, 2012]. Ученый обращает внимание на соотнесение
концепта «Война» с таким понятиями, как страх, горе, боль, разрушение,
смерть. В состав концепта «Война» П.В. Никитина включает также концепт
«Родина», актуализирующий в анализируемом тексте такие признаки, как
«защита» и «малая родина». Данные концепты включаются ученым в
периферийную зону концепта «Война». Таким образом, именно данная
структура близка выявленной нами в текстах о Великой Отечественной
войне.
Как фольклорный концепт «Война» исследуется Ю.А. Эмер. В связи с
особенностями языковой личности автора фольклорных текстов особую
структуру имеет и концепт «Война», поскольку он представлен признаками
«проводы»,
«разлука»
«прощание»,
«испытание
возлюбленной»,
«возвращение», «бой», «подвиг», «ранение», «смерть», «потеря близкого
человека», «ожидание с войны», «работа в тылу» [Эмер, 2012: 59]. Это
позволяет выявить, прежде всего, эмоциональную составляющую концепта.
Как видим, особенности актуализации тех или иных признаков,
находящихся в периферийной зоне концепта «Война», во многом зависят от
типа дискурса, в котором вербализуется концепт.
Война относится к динамичным, изменяющимся концептам, поскольку
в разные исторические периоды этот концепт имеет различное наполнение и
различные средства языковой объективации. Например, в русском языковом
сознании второй половины XIX века в структуре концепта преобладают
реалии, связанные с Крымской войной, поэтому в составе концепта
отмечаются композит-концепты «Крым», «крымские татары» [Рамазанова,
2012]. В работе В.А. Хоруженко [Хоруженко, 2010] выявляются те аспекты
универсального концепта «Война», которые актуализируются в современной
лингвокультурной ситуации в России, в частности, «информационная
война», «экономическая война», «газовая война». Таким образом, можно
обозначить основную тенденцию развития концепта «Война», состоящую в
35
расширении его содержания. Результатом эволюции представлений о
Великой
Отечественной
войне
в
русской
лингвокультуре
является
превращение их в прецедентный мир на современном этапе [Лавриненко,
2008].
Рассмотрение лексических единиц и их значений производится в
разных аспектах и с разными целями. Так, для целей преподавания русского
языка как иностранного, с целью методического описания Лю Жуйфэн
выбирает метод тематической группы, при этом в рамках тематической
группы выделяются три микрогруппы – «Вооруженные силы», «Оснащение
армии», «Воинская служба». Следует отметить, что среди описываемых
лексем, прежде всего безэквивалентных и фоновых, Лю Жуйфэн выделяет
преимущественно реалии, относящиеся к концепту «Великая Отечественная
война».
Помимо общего концепта «Война», объектами научного исследования
также становятся «Крымская война», «Великая Отечественная война».
Языковые средства объективации концепта «Крымская война» в
русском языковом сознании II половины XIX века исследованы в работе
Ш. Рамазановой [Рамазанова, 2012]. Данный концепт представлен как
комплексное образование, в состав которого входят следующие компонентконцепты (концепты, имеющие сложную структуру): «вера», «воин», «враг»,
«дороги», «европейцы», «информация», «Крым», «крымские татары», «мир»,
«ополчение», «раненые», «Россия», «русские», «Севастополь», «турки» и
«царь». Среди перечисленных концептов в нашем исследовании были
выделены концепт «вера» и «Россия» («Родина»), в связи с чем для
выявления
специфики
описанной
нами
лингвокультурной
ситуации
рассмотрим их подробнее.
В описании концепта «Россия» важно, что исследователь обращает
внимание на положительную коннотацию данного концепта, что характерно
и для нашей работы. Описание образного компонента концепта позволяет
36
сделать вывод о метафоричности образа России, при этом преобладают
антропоморфные метафоры, а также метафорическая модель «Россия –
машина», что актуализирует признак «могущественная». Некоторые образысимволы в составе данного образного компонента обладают временной
спецификой, не характерной для рассматриваемой нами ситуации, например,
орнитологический образ-символ двуглавого орла.
В концепте «Вера» важны оппозиционные признаки «защитники
христианской веры» и «предатели христианской веры»: «Отличительной
чертой русского языкового сознания эпохи Крымской войны является то, что
Россия воспринимается как страна, защищающая христианскую веру и
христианские народы, тогда как европейцы воспринимаются как предатели
Христа» [Шелале Рамазанова, 2012: 77]. Важная роль концепта «Вера» в
образе Крымской войны подчеркивается и Г.В. Федяновой: «Крымская война
была воспринята русским обществом как защита православия, национального
достоинства России, чести, трона» [Федянова, 2008: 6].
Великая
Отечественная
война
стала
источником
для
многих
произведений искусства – фильмов, картин, стихотворных и прозаических
произведений,
песен.
Большинство
этих
«текстов»
можно
назвать
прецедентными для русской лингвокультуры, соответственно, становится
возможной «экспансия ментального отражения Великой Отечественной
войны из сферы культуры в сферу лингвокультуры и превращение его из
элемента исторического научного знания в прецедентный мир» [Лавриненко,
2008: 42]. Базовыми компонентами этого прецедентного мира выступают
военные
события,
деятельности.
субъекты
Говоря
о
военных
текстовых
действий,
фрагментах,
средства
военной
представляющих
прецедентный мир «Великая Отечественная война» в русском языковом
сознании, автор классифицирует их по тематическому признаку и выделяет
те, которые описывают борьбу с захватчиками, победу, характер советских
солдат, тяготы войны, мечты солдат о родном доме.
37
Таким образом, в русской языковой картине мира концепт «Война»
занимает важное место. В зависимости от целей и материала исследования
«Война» может рассматриваться как фольклорный концепт, художественный
концепт,
гиперконцепт,
прецедентный
мир.
Для
материала
нашего
исследования «Великая Отечественная война» является универсалией,
поскольку позволяет объединить анализируемые тексты в один сверхтекст. С
данной универсалией соотносятся параметрические (время), социальные
(победа, родина), эмоциональные (грусть, радость) концепты.
1.4. Культурно-тематическое поле текста в лингвокультурной ситуации
Одним из методов описания лингвокультурной ситуации является
моделирование культурно-тематических полей текста. Метод культурнотематического поля, предложенный В.М. Шаклеиным, является логическим
развитием полевого метода в науке о языке.
Метод поля вытекает из представлений о языке как о сложной системе,
системе
систем, в
составе которой,
в
свою
очередь,
выделяются
фонетическая, лексическая, грамматическая и др. подсистемы. Как известно,
положение о том, что язык представляет собой систему, было обосновано
еще в «Курсе общей лингвистики» Фердинанда де Соссюра.
Теория
поля
непосредственно
основывается
на
исследованиях
М.М. Покровского, Й. Трира, Л. Вайсгербера, Р. Халлига, В. Вартбурга,
В. Порцига и др. отечественных и зарубежных ученых, рассматривающих
поле как ведущий принцип организации языковых единиц и как метод их
изучения.
Поле как метод исследования лексических единиц стало применяться в
первые десятилетия XX века. Впервые термин «смысловое поле (поле
значения)» появляется в работе Г. Ипсена и относится к группе слов
названий-металлов в восточных языках. По мнению Г. Ипсена, ведущим
38
организующим принципом в таком поле является общий морфологический
показатель, следовательно, в состав смыслового поля входят родственные
слова, получившие похожее оформление вследствие близости их семантики.
Среди российских исследователей данный метод был впервые
применен в трудах М.М. Покровского, который обосновал полевой подход к
изучению языков на материале современных и классических европейских
языков.
Системное изучение лексики продолжилось в трудах немецкого
ученого Й. Трира, который говорит о «полях понятия» и «словесных полях».
По Й. Триру, понятийные (концептуальные) поля лежат в основе членения
лексики
языка,
эти
поля
членят
действительность
абсолютно,
что
обеспечивает тождественность языка и мышления, слова не существуют в
языке изолированно друг от друга. Понятийные и лексические (словесные)
поля существуют параллельно, их объединения образуют языковые поля.
Критерием выделения полей является общность значения слов.
На основе изучения таких концептуальных полей, по представлениям
Й. Трира, возможно исследовать своеобразие духовной жизни народа и
национального характера.
Эти
исследования
были
продолжены
другими
учеными
–
Л. Вайсгербером, Р. Халлигом, В. Вартбургом. В их работах получили
отражение «народные», «наивные» понятия, или значения слов обыденного
языка.
Дальнейшие исследования отмечали некоторые недостатки полевой
теории Й. Трира и его последователей, которые, тем не менее, не умаляют
значимости данной теории для лингвистики. Среди недостатков называют,
например, идеалистическое понимание языка, рассмотрение семантического
поля как замкнутой системы, параллелизм понятийного и семантического
полей, невнимание к фактам живых языков, поскольку исследования
проводились на материале мертвых языков, и некоторые другие.
39
В аспекте употребления лексических единиц полевой метод был
использован в концепции синтагматического семантического поля, которое
получило второе название по имени автора этой концепции – В. Порцига.
Синтагматические поля составляют словосочетания и другие синтаксические
единицы, которые образуются благодаря семантической совместимости
компонентов таких единиц. Ядром синтагматического поля, как правило,
является глагол.
Поскольку
синтагматические
и
парадигматические
отношения
находятся в неразрывной связи, поле Трира и поле Порцига, вероятно,
должны рассматриваться в единстве, как разные измерения семантического
поля. Для семантического поля, которое включает единицы разных частей
речи,
важны
также
эпидигматические
отношения,
т.е.
отношения
словопроизводства. Реконструкция семантического поля, помимо всего
прочего, предполагает учет ассоциативных связей слов и субъективного
фактора – отношения говорящего к действительности, высказыванию и
другому
коммуниканту.
Таким
образом,
семантическое
поле
реконструируется в связи с другими полями и с языковой картиной мира в
целом.
О семантических связях между словами как об основном критерии
говорит А. Йоллес. По его мнению, описание семантического поля должно
начинаться с характеристики типа значения, лежащего в основе объединения
слов в группу. При этом объем семантического поля обусловлен степенью
значимости понятия: чем более важным является понятие, тем больше
языковых средств входит в состав семантического поля для более полного
его выражения. Данная теория является весьма продуктивной: на ней
основаны многочисленные научные исследования, в которых выделяется
центральное
понятие,
затем
выявляются
языковые
средства,
его
выражающие, и описывается развитие, изменение данной группы слов во
времени.
40
Успешное применение концепция поля находит в лексикографии;
данный метод лежит в основе идеографических словарей, например,
словарей П.М. Роже, Ф. Дорнзайфа, Х. Касареса, «Русского семантического
словаря» под ред. Н.Ю. Шведовой, «Толкового словаря русских глаголов»
Л.Г. Бабенко, словаря В.В. Морковкина «Лексическая основа русского
языка».
Дальнейшие исследования поля направлены на выявление и описание
различных типов полей – понятийного, ассоциативного, наконец, значимых
для
лингвокультурологии
лингвокультурологического
и
культурно-
тематического полей. Теории лингвокультурологического и культурнотематического поля базируются на теориях других видов полей, в связи с чем
целесообразным представляется рассмотрение указанных типов полей и их
особенностей.
Так, весьма распространенным является термин «понятийное поле»,
получивший рассмотрение в работах Г. Маторэ, А.Ж. Грема, Б. Кемада и
П. Гиро. Г. Маторэ делает попытку исследовать на основе понятийных полей
и их развития социальные, экономические, материальные особенности
развития общества в тот или иной период. Тем не менее, недостатком
исследований Г. Маторэ является то, что они не связаны с рассмотрением
внутренних особенностей языковой системы. П. Гиро говорит о морфосемантических полях, понимая под ними комплекс отношений форм и
значений группы слов.
Термин «ассоциативное поле» восходит к трудам Ш. Балли. Отличием
ассоциативных полей от полей семантических является то, что при их
построении
выявляют
исследователи
слова-реакции
сознательно
на
данный
используют
стимул
в
слово-стимул
ходе
и
эксперимента.
Следовательно, объем и состав ассоциативных полей будет отличаться у
разных участников эксперимента.
41
В отечественном языкознании метод поля получил развитие в теории
функционально-семантического поля А.В. Бондарко, который понимает под
таким видом поля «базирующуюся на определенной семантической
категории группировку грамматических и «строевых» лексических единиц, а
также различных комбинированных (лексико-синтаксических и т.п.) средств
данного языка, взаимодействующих на основе общности их семантических
функций».
Лексико-семантическое поле обладает собственной структурой; в нем
выделяются ядро и периферия. Выделение этих структурных компонентов в
ЛСП проводится на основании следующих признаков:
1) в ядре концентрируется основная информация, относящаяся ко
всему полю;
2) члены ядра полно отражают родовое понятие, а члены периферии –
более частные, видовые понятия;
3) члены ядра имеет более важное психологическое значение для
носителей языка.
В самом ядре выделяется доминанта (термин А.В. Бондарко),
называемая
также
общим
термином
(А.
Лерер)
и
именем
поля
(Ю.Н. Караулов). Именно имя поля полнее всего отражает характеристики
ядра. Значение имени поля выступает в качестве носителя инвариантного
признака, формирующего все поле. Через это значение раскрываются
значения других, в том числе периферийных, членов поля, в которых,
помимо инвариантного, содержатся периферийные признаки.
Значимыми в описании структуры поля являются также понятия
интегральной семы – общей идеи, присущей каждой единице в составе поля
– и дифференциальных сем, служащих для разграничения слов, входящих в
состав поля.
Лексико-семантические поля в современных исследованиях нередко
становятся объектом изучения сопоставительной лингвокультурологии,
42
таким образом, появляется идея о том, что лексико-семантические поля
отражают
особенности
лингвокультуры.
Например,
Г.М.
Полякова
описывает лексико-семантическое поле «Одежда» в русском, английском и
немецком языках; материалы работы позволяют ей сделать выводы, в том
числе, и о специфике национального характера, менталитета [Полякова,
2012].
Таким образом, поле представляет собой совокупность лексических, в
основном, словесных, единиц, которые объединяются общим содержанием и,
соответственно, отражают понятийное сходство предметов и явлений
окружающей действительности. В семантическом поле всегда есть какой-то
общий признак, выраженный архилексемой, т.е. лексемой с обобщенным
значением, а также дифференциальные признаки, различающие другие члены
поля. Связь между единицами поля носит системный характер, само поле
характеризуется определенной степенью автономности, обозримостью,
психологической реальностью для носителя языка.
Данные характеристики в той или иной степени можно отнести к
лингвокультурологическим полям, которые имеют определенные сходства и
различия с лексико-семантическими полями. Сходство заключается в
структуре этих полей; каждое поле строится вокруг ядерной единицы, между
единицами поля существуют сходные типы отношений. Помимо ядра, в
обоих типах полей образуются центр и периферия. Различие состоит в
природе входящих в состав полей единиц. Культурный аспект также
обязательно
проявляется
в
синтагматических
и
парадигматических
отношениях единиц поля.
Единицей
лингвокультурема,
лингвокультурологического
единица
не
только
языка,
поля
но
является
и
культуры.
Лингвокультурема как комплексная межуровневая единица «представляет
собой диалектическое единство лингвистического и экстралингвистического
(понятийного) содержания» [Воробьев, 2006: 44]. В дополнение к
43
компонентам, имеющимся
у слова (знак-понятие), лингвокультурема
обладает культурным планом содержания, осложняющим ее структуру - знак
- значение - понятие (предмет). Именно поэтому лингвокультуремы могут
или актуализироваться, или не актуализироваться в сознании говорящего на
языке. Эти единицы активно функционируют, только пока актуален
породивший
их
социальный
контекст.
Сложная
структура
единиц
лингвокультурологического поля обусловила сложную структуру самих
таких полей.
Разные лингвокультурологические поля становятся объектом изучения
в диссертационных исследованиях [См., например, Козырева, 2003;
Суродина, 1999; Ангелова, 2005; Зиангирова, 2005; Паршина, 2007 и др.].
Предметом многих диссертационных работ становятся различные
лингвокультурологические поля не только в составе русской языковой
картины, но и в других национальных ЯКМ. Так, в работе О.А. Козыревой
[Козырева, 2003] дается характеристика лингвокультурологическому полю
«Дом / жилище» в двух национальных языковых картинах мира –
американской и русской. Подробно описываются структура данного поля,
система микрополей в его составе: типы жилищ, строений; архитектурные
стили; строительные материалы и др. Также предлагается концептуальная
характеристика указанного лингвокультурологического поля. Таким образом,
лингвокультурологическое поле «Дом / жилище» рассматривается не только
как система лексического характера, но и как фрейм, т.е. схематическое
представление опыта представителей языковых сообществ в данной сфере.
Описанный фрейм, по представлению автора, является сложной системой, в
которой ключевые концепты (узлы) выступают в качестве организующего
фактора для микрополей (систем культурем).
Если ведущим объединяющим признаком в поле является культурносемантическая общность единиц, то можно говорить о культурнотематическом поле [Шаклеин, 1997: 66]. Это поле обладает некоторыми
44
характеристиками, аналогичными характеристикам других полей: слова в
составе
полей
связаны
ассоциативными
синтагматическими,
отношениями.
Более
парадигматическими
частные
культурные
и
смыслы
актуализируются в культурно-тематических микрополях текста.
Общность единиц культурно-тематического поля проявляется в том,
что они номинируют тот или иной предмет повествования, как правило,
лингвокультурную
универсалию.
При
номинации
лингвокультурной
универсалии происходят два типа речевых процессов – повтор языковой
единицы и переименование. При первом процессе можно говорить о
ключевых словах текста, во втором – компоненты связывают отношения
синонимии. В случае переименования актуализируются дополнительные
признаки, создающие новое культурное значение слова. Таким образом,
лингвокультурная универсалия является центром культурно-тематического
поля.
Активность культурно-тематического поля различна в разных жанрах
художественных текстов; наибольшей активностью обладает культурнотематическое поле в так называемой орнаментальной прозе, поскольку
«непременным для орнамента является повтор тех или иных образных
мотивов, стилизованных деталей образного целого» [Егнинова, 2006: 4]. В
классической, сказовой литературе культурно-тематическое поле менее
интенсивно.
Культурно-тематическое поле с разной степенью интенсивности
проявляется в разных отрезках текста, активизируясь в наиболее сюжетно
значимых фрагментах.
Метод культурно-тематического поля в исследовании реализации
лингвокультурного
концепта
«Романтика»
используется
в
работе
З.Р. Ахметзадиной [Ахметзадина, 2009]. Автор описывает развертывание
указанного концепта в художественных текстах посредством установления
лингвокультурных универсалий и лингвокультурных деталей в культурно45
тематических полях, таких как ««Романтика быта», «Романтика любви»,
«Романтика природы», «Романтика внутреннего мира человека». Поскольку
исследование выполнено в рамках сопоставительной лингвокультурологии, в
нем соотносятся лингвокультурные универсалии и детали в русской и
английской языковой картине мира.
В
лингвистической
науке
встречаются
и
другие
термины,
характеризующие объединения лексических единиц. Одним из таких
терминов, соотносимых с лексико-семантическим полем, является термин
«лексико-семантическая группа».
Члены лексико-семантической группы - это единицы одного поля, при
этом относящиеся к одной части речи. Следовательно, разница между
лексико-семантической группой и лексико-семантическим полем связана с
родо-видовыми
(иерархическими)
отношениями.
Если
члены
поля
объединяются на основе единой (инвариантной) родовой архисемы, то члены
лексико-семантической группы связаны на основе более частных, видовых
сем. Поэтому лексико-семантические группы нередко рассматриваются как
составные части, микрополя лексико-семантических полей.
Еще одним типом лексических объединений слов является лексикотематическая группа. Лексико-тематическая группа так же, как и лексикосемантическое поле является достаточно крупным объединением. Отличия
между этими двумя объединениями состоят в том, что для единиц лексикотематической группы важно единство темы или ситуации, а необходимый в
лексико-семантическом поле интегральный признак здесь необязателен;
следовательно, в лексико-тематической группе компоненты объединяются на
основе внеязыковых, экстралингвистических факторов. И в лексикосемантическое поле, и в лексико-тематическую группу могут входить слова
разных частей речи, в то время как членами лексико-семантической группы
могут быть только слова, относящиеся к одной части речи.
46
В
исследованиях
единиц,
обозначающих
явления
природы,
рассматриваются различные их объединения, прежде всего, разные виды
полей.
В трех работах для описания объединения единиц со значением разных
явлений
природы
используется
термин
«денотативный
класс»,
т.е.
«информационное поле, в единицах которого содержатся разноаспектные
знания об объекте, названном именем денотативного класса» [Хохлова, 2004:
125].
Исследуя эволюцию денотативного класса «снег», Н.С. Морозова
говорит о его эстетическом поле, под которым понимает совокупность
единиц, аккумулирующую «результаты эстетического познания объектов
действительности» [Морозова, 2010: 4]. Эстетическое поле другого
денотативного класса – «ветер» - описывает Н.В. Осколкова [Осколкова,
2004]. Эстетическое поле в этой работе понимается как «модель
эстетического освоения фрагмента мира» [Осколкова, 2004: 6]. Единицы
денотативного класса «облака» рассматривает Н.В. Анисимова [Анисимова,
2003]. Денотативный класс в двух последних работах описывается в рамках
концепции о фрагментации языковой картины мира. Имя денотативного
класса при этом коррелирует с соответствующим фрагментом окружающей
действительности.
Лексико-семантические поля «Космос» и «Атмосфера земли», точнее
входящие в их состав фразеологизмы рассматривает Е.В. Баранова [Баранова,
2013].
Концепт «дождь» становится объектом рассмотрения в работе
М.В. Домбровской [Домбровская, 2006], которая дает ему характеристику с
точки зрения его места в национальной картине мира. Это дает ученому
возможность определять концепт "дождь" как национальный концепт.
Справедливо полагая, что указанный концепт входит в том или ином виде в
любую
национальную
картину
мира,
М.В.
Домбровская
считает
47
необходимым, прежде всего, выделить универсальные компоненты концепта
"дождь", а затем обратиться к описанию национально специфичных
компонентов. При этом автор использует следующий алгоритм действий при
анализе концепта «дождь» в русской и французской национальных картинах
мира: сначала с привлечением данных различных лексикографических
источников
(толковых,
словообразовательных,
этимологических,
ассоциативных и т.п. словарей) определяет основные компоненты концепта,
затем дополняет эти данные с опорой на результаты ассоциативного
эксперимента. В нашей работе мы также будем использовать данные
словарей и методику ассоциативного эксперимента, однако основным
материалом
для
художественные
обусловлено
исследования
тексты
нашим
концептов-явлений
определенного
преимущественным
природы
исторического
вниманием
к
станут
периода.
Это
особенностям
реализации компонентов культурно-тематического поля «Явления природы»
в лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг.
У Вэй [У Вэй, 2013] обращается к изучению тематической группы
«Времена года», в рамках которой выделяет тематические подгруппы
лексических единиц «Зима» и «Лето», поскольку данные группы отчетливо
противопоставлены в сознании носителей двух языков. Для выявления
семантической и культурно-исторической наполненности этих группы в
сознании современных носителей русского и китайского языков диссертант
привлекает метод анализа ассоциативно-вербальных полей.
С.А. Курбатова выделяет в рамках тематического поля «Природа»
лексико-семантические группы «Природные стихии», «Небесные тела»,
«Земная поверхность», «Атмосферные явления», «Части суток и времена
года» [Курбатова, 2000]. Посредством ассоциативных полей слов, которые
входят в тематическое поле «Природа», автор описывает специфику
характерного для русской лингвокультуры способа взаимодействия с
природой.
48
Таким образом, поле в лингвистической наук представляется как
система словесных знаков, относящихся к разным частям речи, но
объединяющихся по какому-то общему признаку. Слова, для которых
указанный признак является доминирующим, входят в ядро поля. По типу
интегрального признака выделяются разные типы полей: ассоциативное,
лексико-семантическое, лингвокультурологическое, культурно-тематическое
и др.
Для описания объединений слов-наименований природы используются
разные
термины:
ассоциативное
поле,
лексико-семантическое
поле,
эстетическое поле концепта, лексико-тематическая группа, денотативный
класс. С целью определения места слов-наименований явлений природы в
русском
языке,
а
также
соответствующих
концептов
в
русской
лингвокультуре в различных работах выбирается тот или иной материал
исследования:
фразеологизмы,
фрагменты
художественных
текстов,
ассоциации с соответствующими словами, публицистические тексты.
1.5. Лингвокультурный концепт в описании лингвокультурной ситуации
В лингвокультурологии как достаточно молодой научной дисциплине
используется достаточно много терминов, функционирующих и в других
науках. Они применяются и для описания лингвокультурной ситуации. К
таким
терминам
относится
лингвокультурный
концепт.
Помимо
лингвокультурологии, термин концепт появляется в психолингвистике,
когнитивной
лингвистике,
разнообразие
определений
исследования
имеет
лингвострановедении.
концепта,
смысл
однако
остановиться
в
на
Этим
объясняется
рамках
настоящего
лингвокультурной
интерпретации концепта.
Лингвокультурологическое понимание концепта отличается, прежде
всего, тем, что он признается культурным объектом, по определению
49
Ю.С. Степанова, «сгустком культуры в сознании человека» [Степанов, 2001:
43]. Под концептом в лингвокультурологии понимается многослойная,
многоаспектная структура, включающая в себя понятия, эмотивные,
исторические, этимологические компоненты, отличающаяся объективностью
и исторической обусловленностью [См., например, Токарев, 2003: 11].
Д.С. Лихачев называл концепт результатом столкновения словарного
значения и личного и общественного опыта носителя языка и подчеркивал,
что изучать концепт необходимо только в связи с носителями языка
[Лихачев, 1997: 282-283].
С.Г. Воркачев называет концептом единицу коллективного сознания,
связанную
с
общечеловеческими
и
национальными
ценностями
и
выраженную средствами языка [Воркачев, 2001].
Н.А. Красавский сопоставляет концепт и понятие, приходит к выводу,
что концепт шире понятия. Концепты не всегда вербализуются, однако
ученые, как правило, обращаются к изучению именно вербализованных –
лексикализованных или фразеологизованных – концептов [Красавский, 1996:
43].
Все вышеприведенные определения указывают на наличие двух
компонентов, двух составляющих концепта – план выражения и план
содержания.
Детальная характеристика лингвокультурного концепта представлена в
работе Г.Г. Слышкина. Базовыми характеристиками концепта ученый
называет «комплексность бытования в языке, сознании и культуре,
ментальная природа, ограниченность сознанием носителя, ценностность,
условность
и
нечеткость,
полиапеллируемость,
когнитивно-обобщающая
изменчивость,
трехуровневое
направленность,
лингвистическое
воплощение, включающее уровни системного потенциала, субъектного
потенциала и текстовой реализации» [Слышкин, 2004: 7]. При этом
существенное отличие лингвокультурного концепта от других понятий,
50
используемых в лингвокультурологии, заключается в его локализации в
сознании, а не одновременно в сознании и в языке, как у логоэпистемы,
лингвокультуремы, культуремы. В то же время лингвокультурный концепт
отличается от других ментальных единиц (фрейм, сценарий, стереотип, образ
и т.п.) тем, что в его центре всегда находится определенная ценность. Таким
образом, концепт «принадлежит сознанию, детерминируется культурой и
опредмечивается в языке» [Слышкин, 2004: 9].
План выражения концепта может быть самым разным: от одной
лексемы до прецедентного текста.
В плане содержания концепта выделяются неоднородные признаки.
В.И. Карасик выделяет в структуре концепта следующие группы признаков:
1) понятийно-содержательные (на основе словарных дефиниций), своего рода
содержательный минимум; 2) ассоциативно-образные (определяемые путем
анализа
лексической
сочетаемости,
метафорических
употреблений,
фразеологических единиц); 3) оценочные и поведенческие признаки, или
аксиологический компонент. Признаки второй и третьей групп составляют
периферию структуры концепта [Карасик, 2004: 6].
Важную роль в структуре концепта играют этноспецифичные
характеристики,
которые
ярче
всего
проявляются
в
исследованиях
сопоставительного характера, проводимых на материале двух и более
лингвокультур. Лингвокультурная специфика концепта заключается в
различных
средствах
лингвокультурах,
языковой
степени
репрезентации
подробности
или
концепта
в
разных
обобщенности
такой
репрезентации, понятийном и образном содержании концепта и т.д.
Помимо
структуры
концепта,
актуальным
вопросом
лингвокультурологии является вопрос о методах изучения и описания
лингвокультурных концептов.
Г.В. Токарев предлагает особую методику лингвокультурологического
анализа
концептов:
«1.
Таксономическое
моделирование
концепта.
51
2. Определение места концепта в идиосфере, связей с другими концептами.
3. Экспликация
артефактов,
ментофактов,
мифологем,
стереотипов,
культурных установок, идеологем, символов, эталонов, репрезентирующих
данный концепт в знаковой системе культуры, этнографических и
исторических данных. 4. Выяснение средств языковой репрезентации
концепта. 5. Изучение средств хранения культурной коннотации: образного
основания,
сфер
номинации,
исторической
динамики
семантических
структур, ключевых слов, парадигматических и синтагматических связей,
квазиэталонов. 6. Дискурсивное изучение концепта» [Токарев, 2000: 79].
В аспекте прикладной лингвокультурологии предлагается следующая
методика лингвокультурологического анализа языковых единиц: 1) сплошная
выборка языковых единиц, актуализирующих тот или иной концепт или
лингвокультурему; 2) параметризация данных единиц; 3) построение
концептуального каркаса; 4) выявление базовой единицы и соотнесение ее с
культурным стереотипом [Василюк, 2009: 27].
Большое внимание ученые уделяют описанию разных видов концептов.
Например,
В.И.
параметрические
(имеющие
Карасик
разделяет
(пространство,
предметное
лингвокультурные
время
содержание,
и
т.п.)
например,
и
концепты
на
непараметрические
счастье,
путешествие,
подарок, здоровье и т.п.). В нашем исследовании были выделены как
параметрические (время), так и непараметрические концепты (смерть, жизнь,
радость, горе).
С.А.
Аскольдов
видит
принципиальную
разницу
между
познавательными и художественными концептами. В художественных
концептах
выделяются
индивидуальность,
ассоциативный
характер,
сочетание разного рода признаков [Аскольдов, 1997]. Художественные
концепты, с одной стороны, являются порождением индивидуальноавторской картины мира, и потому содержание их возможно выявить лишь
при рассмотрении всего корпуса текстов, созданных тем или иным автором
52
(идиостиля). С другой стороны, эти концепты обязательно содержат общие
характеристики, объединяющие тексты нескольких авторов, поэтому тексты
разных авторов, имеющие нечто общее – исторический период, тематику и
т.п. – нередко в плане моделирования определенного концепта можно
расценивать как сверхтекст. В этой связи мы посчитали возможным
рассмотреть тексты произведений разных писателей и поэтов, объединенные
тематикой и временем создания.
В художественном тексте также нередко происходит трансформация
концепта в макроконцепт, так как автор дополняет структуру концепта
индивидуальными
составляющими, которые не
выделяются другими
носителями языка, в коллективном языковом сознании.
Таким образом, концепты представляются сложными, комплексными
единицами, находящимися в сфере сознания, но вербализуемые языковыми
средствами. Основными компонентами в структуре концепта выступают
понятийный, образный и аксиологический, причем первый находится в
ядерной его зоне, а два других – в периферийной. Особенности дискурса,
вербализующего концепт, влияют на его структуру. В периферийной зоне
художественного концепта дополнительно находятся компоненты, не
выделяемые другими носителями языка.
Специфика лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. накладывает
свой отпечаток на концепты в составе универсалии «война», в том числе и на
концепты, вербализуемые лингвокультурными деталями с лексемаминаименованиями
явлений
природы.
Концепты,
вербализуемые
лингвокультурными деталями в составе универсалии «Война», относятся к
категории абстрактных концептов. По степени устойчивости их можно
отнести к вербализованным. Влияние лингвокультурной ситуации находит
отражение и в «наборе» концептов, например, отсутствии концептов «страх»,
«поражение» (при широкой вербализации бинарно оппозиционного концепта
53
«победа»), и в структуре самих концептов, в частности, в их аксиологическом
компоненте.
Как указывалось выше, ценностный, или аксиологический компонент
является одной из составляющих концепта, наряду с понятийным и
образным.
Как справедливо отмечает Г.Г. Слышкин, «не всякое реальное явление
действительности служит базой для образования концепта, но лишь то,
которое становится объектом оценки» [Слышкин, 2000: 11]. Именно поэтому
аксиологический компонент является значимым компонентом концепта.
Ценностный компонент концепта неоднороден по своему составу,
включает в себя различные типы оценок, связанных с «ментальновербальным действием присвоения положительных или отрицательных
свойств тому или иному объекту» [Марьянчик, 2011: 11]. В частности, в
аксиологической составляющей концепта В.П. Васильев выделяет общую
оценку (положительную или отрицательную квалификацию объекта);
гедонистическую оценку (положительное или отрицательное восприятие
объекта);
эмоциональная
оценка;
эстетическая
оценка
(приятный
/
неприятный на вид); утилитарная оценка (приносящий / не приносящий
пользу / вред) [Васильев, 2003].
Если говорить о коннотации концепта, позитивной или негативной, то
абстрактные концепты, как правило, амбивалентны. Например, при
характеристике концепта «Война» в английском лингвокультурном сознании
Т.В. Ухова подчеркивает: «С одной стороны и в большинстве случаев, война
рассматривается как явление, каузирующее отрицательную оценку. С другой
стороны, война как организованная кампания по борьбе с такими врагами
человечества, как poverty, crime, drugs, terror, illness и т.д., имеет
положительную аксиологическую направленность, поскольку индуцирует
позитивный характер войны за справедливость» [Ухова, 2006: 168].
54
Следовательно, коннотация концепта реализуется только в дискурсе,
широком контексте, поскольку именно в этих условиях лексические
единицы,
вербализующие
концепт,
наращивают
дополнительный
–
коннотативный – компонент лексического значения.
Вербализованные
в
текстах
1941-1945
гг.
посредством
лингвокультурных деталей с лексемами-наименованиями явлений природы
концепты можно условно (на основании доминирующих оценочных
значений лексем) разделить на две группы:
1) концепты с доминирующей негативной коннотацией: смерть, время,
грусть, чужбина;
2) концепты с доминирующей позитивной коннотацией: жизнь, победа,
радость, вера, родина.
Выводы по первой главе
1. Лексические единицы, именующие явления природы, неоднократно
становились объектом исследовательского внимания. Оценивалась роль
таких слов и их объединений в вербализации различных типов картин мира, в
том числе диалектной, а также в разных национальных картинах мира.
Материалом исследования выступали разговорные, публицистические,
научные тексты, однако чаще всего в качестве материала исследования
использовались тексты художественные. В некоторых работах, посвященных
наименованиям явлений природы, были сделаны выводы о зависимости
изменений, происходящих с этими словами, от лингвокультурной ситуации,
от экстралингвистических факторов, однако целостного рассмотрения этой
проблемы представлено не было.
2. Для описания объединений слов-наименований явлений природы
использовались
разные
термины:
ассоциативное
поле,
лексико-
семантическое поле, эстетическое поле концепта, лексико-тематическая
группа, денотативный класс. В нашей работе для указания на объединения
55
слов-наименований природы используется термин «культурно-тематическое
поле»,
поскольку
ведущим
объединяющим
культурно-семантическая общность единиц.
их
признаком
является
Более частные культурные
смыслы актуализируются в культурно-тематических микрополях текста.
3.
Для изучения языковых явлений в их взаимосвязи с явлениями
культурными в лингвистике используются различные термины: языковая
ситуация, культурно-языковая ситуация. Необходимость выдвижения на
первый план именно языковых явлений в их неразрывной связи с культурой
общества
в
определенный
период
его
существования
обусловила
использование в нашей работе термина лингвокультурная ситуация.
4. Лингвокультурная ситуация, представляющая собой статичный
временной срез определенной лингвокультуры, характеризуется временным
фактором и вхождением в ее состав нескольких культур и языков.
Материалом для ее исследования является текст, причем от количества
исследованных текстов зависит объективность оценки лингвокультурной
ситуации.
5. Анализ текстов в аспекте описания лингвокультурной ситуации
предполагает характеристику языковых фрагментов, актуализирующих
лингвокультурные
универсалии,
лингвокультурные
детали
и
лингвокультурные концепты. Идейно-тематическое содержание, сюжетнофабульные
особенности,
композиция
текстов
также
представляют
определенный интерес для исследователя.
6. Существенное отличие лингвокультурного концепта от других
понятий,
используемых
в
лингвокультурологии,
заключается
в
его
локализации в сознании, а не одновременно в сознании и в языке.
Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных единиц тем,
что в его центре всегда находится определенная ценность. Он является
единицей сознания, определяется культурой и находит выражение в
языковых единицах. Значимым компонентом в структуре лингвокультурного
56
концепта является аксиологический компонент, передающий различные
типы оценок.
5.
Вербализованные
в
текстах
1941-1945
гг.
посредством
лингвокультурных деталей с лексемами-наименованиями явлений природы
лингвокультурные концепты можно условно (на основании доминирующих
оценочных значений лексем) разделить на две группы:
1) концепты с доминирующей негативной коннотацией: смерть, время,
грусть, оружие, одиночество;
2) концепты с доминирующей позитивной коннотацией: победа,
радость, вера, родина.
57
Глава II. Лингвокультурные концепты с доминирующей позитивной
коннотацией в структуре универсалии «Война»
В результате сплошной выборки из тематических и семантических
словарей русского языка были отобраны наиболее употребительные слова,
входящие в культурно-тематическую группу «Явления природы». Лесика,
обозначающая явления природы, была распределена по следующим
культурно-тематическим микрополям:
- культурно-тематическое микрополе «Осадки»
1. дождь (ливень)
2. снег (метель, вьюга, пурга)
- культурно-тематическое микрополе «Оптические явления»
1. рассвет
2. закат
3. заря (зарево)
4. гроза
- культурно-тематическое микрополе «Звуковые явления»
1. гром
- культурно-тематическое микрополе «Тепловые явления»
1. мороз
- культурно-тематическое микрополе «Движение воздуха»
1. ветер
58
Вышеуказанные
лексемы,
входя
в
состав
разнообразных
лингвокультурных деталей, вербализуют образные компоненты концептов
«Родина», «победа», «радость», «вера», «смерть», «грусть», «оружие»,
«время»/ «пространство» и «одиночество» в составе универсалии «Война»
исследуемой лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. В данной главе
остановимся подробнее на описании образного компонента концептов с
позитивной коннотацией, а именно: «Родина», «победа», «радость» и «вера».
2.1.
Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «Родина»
Концепт «Родина / Родная земля / Россия» является одним из базовых в
русской языковой картине мира, константой русской культуры, как
указывает Ю.С. Степанов [Степанов, 2001], лингвокультурной доминантой
[Свицова, 2005]. Термин «константа» не предполагает, что такие концепты
существовали всегда, однако после возникновения они присутствуют в
культуре постоянно. Не предполагается и то, что концепт «Родная земля»
является неизменным, в нем, как и в других базовых концептах, выделяются
постоянная и переменная части. Как отмечает ученый, становление и
развитие этого концепта идет по двум направлениям. Первое связано с
представлениями
об
особой
русской
религиозности,
второе
–
со
специфически русским отношением к родной земле как к матери или жене.
По мнению Ю.С. Степанова, концепт «Родная земля» представлен в русском
языковом сознании следующими компонентами: а) «боль» за свою землю,
б) «естественное богатство», в) сама земля, г) родной человек, д) природа,
увенчанная е) родным словом [Степанов, 2001: 170].
Безусловно, можно говорить о неразрывной связи данного концепта с
базовой оппозицией «свой – чужой», с выделением «своего» и «чужого»
пространства. Именно поэтому концепт «Родина» классифицируется как
бинарный концепт (оппозиция «Родина – Чужбина»). В аксиологическом
59
компоненте концепта преобладает положительная оценочность, хотя он
отнесен к биполярным концептам [См., например, Колабинова, 2010]. В
образном компоненте концепта «Родина» представлен компонент «Природа
и явления природы», при этом из явлений природы в данном компоненте
широко представлен снег [Колабинова, 2010].
Универсальная природа концепта «Родина» не означает отсутствия в
нем национально-специфичных черт, такие особенности ярче выявляются на
фоне других культур. Например, при сопоставлении русского и английского
языкового сознания русский концепт «Родина» обнаруживает смысловые
доминанты, не представленные или представленные незначительно в
английском: «все, что окружает человека в родном доме, делает его жизнь
проще и легче»; «необходимость любить свою родину и осуждение тех, кто
не ценит свою родину»; «тоска по покинутой родине» [Свицова, 2005: 16].
Концепт «Родина» является динамичным концептом, его наполнение
меняется с течением времени, в зависимости от лингвокультурной ситуации.
Например,
в
рассматриваются
исследовании
С.Р.
семантические
Габдуллиной
приращения
[Габдуллина,
концепта
в
2004]
ситуации
эмиграции, на материале текстов М.Цветаевой. Концепт «Дом / Родина» в
идиолекте М. Цветаевой реализует концептуальные признаки «малая
родина», «жилище; жилое помещение; жилье», «семья, люди, живущие
вместе». С данным концептом связан мотив постоянной бездомности,
одиночества.
Концепт "Родина" является одним из центральных концептов с
позитивной коннотацией, выделенных в структуре универсалии «Война".
Этот концепт вербализуется множеством лингвокультурных деталей со
всеми проанализированными лексическими единицами без исключения.
Безусловно, тема родного дома – одна из самых значимых и сквозных тем,
затрагиваемых в художественных текстах 1941-1945 гг.
60
Рассмотрим лингвокультурные детали с лексемами, входящими в
микрополе «Осадки» культурно-тематического поля «Явления природы».
Лексические единицы, вошедшие в данное микрополе, образуют наибольшее
количество лингвокультурных деталей по сравнению с единицами других
микрополей. Так, лексема «снег», а также лексемы «метель», «вьюга»,
«пурга», описанные вместе на основании словарных толкований, образуют
следующие лингвокультурные детали: сочетания с прилагательным русский –
русский снег, русский снегопад, русские вьюги, родной снег, русская
метелица: Нас нарекли друзьями кровными, Когда мы вышли на врага, Когда
боями подмосковными Гудели русские снега. [М. А. Светлов. Застольная
армейская (1943)]; Над головами ведьмою Завоет вьюга русская, Одни волки
с медведями Глядят в их очи тусклые. [Д. Б. Кедрин. «Не дитятко над
зыбкою...» (1941)]; Русская метелица там кружит, поет… [В. Гусев. Есть
на севере хороший городок (1942)]; И опять сквозь русский снегопад горько
улыбается аббат. [Я. В. Смеляков. Манон Леско (1945)]; Герр оберст не хотел
ее дочесть. Швырнул он в печку ― эту, и другую, И третью, испугавшись
русских вьюг. [П. Г. Антокольский. Памяти Тургенева (1943)]; Каждый метр
отвоеванного нами льда и снега становился родным: мы полили его своей
кровью. [Б. Л. Горбатов. Письма товарищу (1941-1944)]. Хотелось бы
подчеркнуть, что последние детали немец испугался русских вьюг и каждый
отвоеванный метр снега становился родным, безусловно, находятся «на
стыке» концептов «Родина» и «победа», ведь в данном случае вьюга является
не только русской, нашей, но и представляет страх, угрозу для противника, а
значит, – в некотором роде является помощницей нашей армии, а снег – он не
только родной, но и отвоеванный, политый кровью, победный.
На протяжении всего развития русской поэзии и прозы лексема «снег»
используется с определениями русский, родной, наш: Сани. Сани. Конский
бег. Поле. Петухи да ветер. Полюбил я русский снег Тем, что чист и светел.
[С. А. Есенин. Синий день. День такой синий (1925)]; Уходят калоши идущих
61
на службу, В мозгу зачинается новый зародыш, Не я тебя предал, глухой и
послушный Дух русского снега и русской природы. [В. А. Луговской.
Жестокое пробуждение (1929)]; Приснилось мне: затравленная псами,
Занесена ты русскими снегами. [Н. А. Некрасов. Из поэмы «Мать» (18501877)]. Однако в произведениях, относящихся к лингвокультурной ситуации
1941-1945 гг., этот образ необъятной заснеженной родины возникает
значительно чаще.
Образ родины подчеркивается также деталями с лексемой «снег»,
имеющими контекстуальную связь с топонимами, называющими Россию, ее
города, реки: Россия… за малую горстку Из белого моря снегов Все прелести
жизни заморской Отдать россиянин готов! [И. П. Уткин. Родине (1943)]; О
родине ― России. В те дни она, в снегах бела, Во мгле, в дыму морозном
Вставала, смерть врагу несла ― Был час расплаты грозной… [А. Т.
Твардовский. Новогоднее слово (1941)]; Московский снег, московский лед
Меня не выпустят отсюда. [Н. Н. Туроверов. «Жизнь не проста и не легка...»
(1942)]; Над Воронежем, думаю, Падает снег (Там, где девичий твой
Приготовлен ночлег). [М. А. Светлов. Письмо [Двадцать восемь, 6] (1942)]; В
снежный Выборг в минувшем году Ты сапером вошел, как когда-то. [П. Г.
Антокольский. Медный всадник (1941)]; Каток замоскворецкий закрывается
Снежок замоскворецкий завивается Над переулочками в тишь да в
благодать. [А. П. Межиров. Зимняя песенка (1945)]; Снова ожили в памяти
были живые – Подмосковье в снегах и в огне Сталинград… [А. Сурков. Утро
победы (1945)].
Использование словообразовательного деривата – прецедентного
феномена – имени сказочного персонажа, внучки деда Мороза – Снегурочки
– доброй, вечно юной красавицы, мы также отнесли к концепту «Родина»:
Ветер мчится колкий, Мчится ветер юркий, И под снегом елки Будто бы
снегурки. [Л. А. Лавров. Песня (1941-1942)]; Это она, это она, Это ее
62
чародейство и диво, Это ее телогрейка за ивой, Плечи, косынка, стан и спина.
Это Снегурка у края обрыва. [Б. Л. Пастернак. Опять весна (1941)].
Снег
в
русской
лингвокультуре
наделяется
преимущественно
положительной эмоциональной окраской, русские люди любят это явление
природы, оно вызывает у них позитивные ассоциации, чаще всего связано в
сознании с чистотой, детством, родиной. Это подтверждают как данные
проведенного свободного ассоциативного эксперимента (реакции радость,
веселье, красота, смех, снежки и др.), так и лингвокультурные детали с
лексемой «снег», входящие в концепт «Родина» и подчеркивающие особое
теплое отношение носителей языка к данному явлению природы: А мы, Как
дети, тешимся снежками. Влетает поезд в белый сад И лучших на земле
румяных Сибирских молодых солдат Везет, как в северных романах. [А. П.
Ладинский. Зимой (1944)]; Я люблю этот снежный, Этот вечный покой,
Темноватый и нежный, Голубой, голубой. [В. П. Катаев. «Ах, какие
сугробы...» (1944)]; Хороши зимовки на Урале ― Сини дали, глубоки снега…
Люди здесь ― из самой твердой стали, Дружба их испытанна, долга.
[Е. Г. Полонская. Ленинградский ветер (1943)]; Городок начал ей даже
нравиться,
особенно
когда
пришла
зима
и
завалила
его
снегом.
[К. Г. Паустовский. Снег (1943)]; Под полозьями скрипит Русской жизни
сказка… Поглядишь по сторонам ― Только снег да лыжни. Но такая сказка
нам Всей дороже жизни! [И. П. Уткин. В дороге (1942)]; Россия… за малую
горстку Из белого моря снегов Все прелести жизни заморской Отдать
россиянин готов! За песню в серебряном поле! [И. П. Уткин. Родине (1942)].
Снег нередко выступает в качестве природного явления, которое
упоминается при перечислении всего, что символизирует для русского
человека Россию, родину, родной дом: Такой ты мне привиделась когда-то:
Молочный снег, яичная заря. Косые ребра будки полосатой, Чиновничья
припрыжка снегиря. [Д. Б. Кедрин. «Такой ты мне привиделась когда-то...»
(1944)]; Начав с какой-то песни, самой старой. Про дом, про степь, про
63
снег, про ямщика. Она щемит и сердце рвет на части. Но это ж наша,
русская, тоска… [К. М. Симонов. Встреча на чужбине (1945)]; Россия ―
рельсовый широкий По снегу путь, мешки, узлы; На странничьей тропе
далекой Вериги или кандалы. [В. И. Иванов. «Европа ― утра хмурый
холод...» (1944)].
Еще одной лексемой, вошедшей в микрополе «Осадки», является
лексема «дождь», которая, на наш взгляд, так же полно, как и лексема «снег»,
вербализует концепт «Родина». Так, среди наиболее ярких деталей,
вербализующих данный концепт, нами были выделены следующие: русский
дождь, дорогой автору до горечи: И был до горечи дорог ему этот русский
мокрый ветер в черных тополях, и запах русской земли, покрытой жухлой
листвой, и русские заплаканные крыши, и русский осенний дождь, падающий
над городом. [Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)], русский дождь –
русская погода: Я узнаю и солнце, и дожди В твоем лице ― всю русскую
погоду, И, что бы ни случилось впереди, Люблю его всё больше год от
году… [Вс. А. Рождественский. «Когда слова случайны и просты...»
(1943.09.11)]; переменчивая русская погода: Переменчиво северное лето:
пасмурное утро закончилось дождем. [И. А. Ефремов. Тень минувшего
(1944)]; наслаждение родными местами и летним дождем: Простор широк
и дивен Родных и вольных мест. Лепечет летний ливень ― И хорошо окрест.
[Е. Л. Кропивницкий. «Деревни и проселки...» (1945)].
Следующая
важная
лингвокультурная
деталь
–
запах
дождя:
Розовоногие, рудые на восходах дожди, Дожди, возвращенные опять в
бытие, Отзывающие медом, землей, бузиной, Дожди, пропахшие парным
молоком [Л. А. Лавров. Вступление (1941-1942)], на наш взгляд, ярко
вербализует концепт «Родина». Мед, бузина, парное молоко – культурные
реалии, ассоциирующиеся в сознании носителей языка с родным домом.
Дождь в России не всегда воспринимается позитивно, он вызывает в
сознании русских людей как абсолютно негативные ассоциации: ненависть,
64
грусть, так и положительные: романтика, свежесть, люблю, ура (по
результатам
проведенного
ассоциативного
эксперимента),
а
также
соотносится как с концептом «грусть», так и с концептом «радость», но это
«наш», родной дождь, это Родина: Да, страна наша не была раем: Нас к
земле прибивало дождем. Но когда мы ее потеряем, Мы милей ничего не
найдем! [Д. Б. Кедрин. «Хочешь знать, что такое Россия...» (1942.09.18)];
Отстала ль ты, замерзнув на привале, Иль, может быть, милей морской волны
Тебе дождем затянутые дали, Сосна и мох болотной стороны?
[Вс. А. Рождественский. Синица (1942)]; А мы… Поежились и замолчали,
разбомбленное зданье обходя. Прямой проспект, пустой-пустой, печальный, и
граждане под сеткою дождя. [О. Ф. Берггольц. Ленинградская осень (1942)]. Еще
одна лингвокультурная деталь, вербализующая концепт «Родина» – это дождикслезы родимой земли: Для того ль мы из бед землю Русскую На своем вывозили
горбу; Для того ль сеял дождик холодненький, Точно слезы родимой земли…
[Д. Б. Кедрин. 1941 (1942)]. В концепт «Родина» также входит прецедентный
феномен, а именно, фразеологизм «после дождичка в четверг», означающий
«неизвестно, когда»: И здоровье, и возраст не позволяют мне надеяться, что «после
дождика в четверг» еще удастся завершить эти работы. [Р. В. Иванов-Разумник.
Тюрьмы и ссылки (1934-1944)].
Рассмотрим микрополе «Оптические явления» в структуре культурнотематического поля «Явления природы». Все наименования явлений
природы,
входящие
в
данное
микрополе,
образуют
лингвокультурные детали в составе концепта «Родина».
важные
Начнем с
характеристики деталей с лексемой «рассвет». Контекстуальные связи
исследуемой лексической единицы со словами-реалиями, относящимися к
теме родины, позволили выделить множество лингвокультурных деталей в
составе вышеуказанного концепта. Важными для наиболее полного
восприятия концепта «Родина» представляются такие детали, как дорогой
рассвет (родной), запах родного рассвета, любимая земля в холодных
65
рассветах, соловьи до рассвета, кукушка на рассвете, петух кричит на
рассвете, соловьи поют на рассвете, жаворонок поет в чистом поле на
рассвете, враги хотели украсть луч рассвета (родины), он (мой город)
вонзает шпили в огненный рассвет, балтийский рассвет (о Ленинграде),
рассветный Витязь и мн. др.: Я землю русскую люблю, Я верю, что нигде на
свете Второй такой не отыскать, Чтоб так пахнуло на рассвете… [П. Коган.
Лирическое отступление (1940-1941)]; Поймут как вздох о дорогом рассвете, Как
ненависть при виде вражьих стад… [Г.Суворов. Месть (1943)]; Вставал рассвет
балтийский, ясный, когда воззвали рупора: «Над нами грозная опасность. Бери
оружье, Ленинград!» [О. Ф. Берггольц. Песня о ленинградской матери (1941.08.20)];
О твоей ли, о моей ли доле, Как ты всё снесла, как я стерпел, ― На рассвете, на
рассвете в поле, В чистом поле жаворонок пел? [Д. Б. Кедрин. «О твоей ли, о моей
ли доле...» (1944.07.24)]; И в самый поздний час Чуть зримый луч рассвета…
Подумайте! У нас Украсть хотели это!.. [Л. Н. Мартынов. «Пластинок хриплый
крик...» (1945)].
Лексема «закат» вербализует концепт «Родина» немногочисленными,
однако интересными лингвокультурными деталями. Интересно отметить, что
в текстах, принадлежащих лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг.,
неоднократно встречаются детали, вербализующие хорошее отношение
русских людей к данному явлению природы, нередко – даже восторг. Такие
детали воплощаются сочетаниями с прилагательными, например, чудный
закат, красивый закат, а также выражение радости при наступлении
заката, упоение закатом: Чудный весенний закат. Ледок, лужи, воронки от
бомб.
Стапеля
под
кранами…
Люди
в
робах,
много
девушек-
производственниц. [В. В. Вишневский. Дневники военных лет (1943-1945)];
Солнце садится. Я очень рад, что начался закат… [А. С. Есенин-Вольпин.
Последняя песня (1945.07.28)]; Великолепный морозный закатный вечер.
Тихо. Сине-сиреневые тона, бледно-оранжевые, красноватые. Плотный снег.
[В. В. Вишневский. Дневники военных лет (1943-1945)]; Как быстро северное
66
лето!.. И дышишь, дышишь всем закатом, и пустота… [Н. Н. Ушаков.
Эшелон (1942)]; Красивый закат, и на стенной карте отблеск его
окрашивает СССР в зоревой розовый цвет. Я ловлю себя на том, что порой
поддаюсь суевериям. [В. В. Вишневский. Дневники военных лет (1943-1945)].
Крайне интересной представляется последняя деталь – красивый закат,
окрашивающий СССР на карте в розовый цвет, суеверие – все это позволяет
отнести вышеупомянутые детали к концепту «Родина». ВажноВ и сравнение
цвета заката с красным цветом знамен пионерии: А в облаках, разгораясь,
как в тот вечер, когда Гуля сюда приехала, горит-полыхает закат, и
кажется, что это ходят по небу пионерские отряды со своими красными
знамёнами. [Елена Ильина. Четвертая высота (1945)]. Эту деталь мы также
отнесли к вербализации концепта «Родина» на основании соотнесения
цветообозначения явления природы с цветом-символом СССР.
Удивительно точно передает деталь закаты полиняли настроение
людей: Как странно полиняли Закаты и восходы. Иначе мне сияли Они в
былые годы… Москва весной в апреле, Где мы с тобой сидели, Где мы с
тобой смотрели, Как в небе краски рдели! [М. О. Цетлин (Амари). «Как
странно полиняли...» (1942)] Действительно, в особой лингвокультурной
ситуации явления природы зачастую воспринимаются не так, как раньше,
даже закат – одно из самых красивейших оптических явлений, видится
иначе, полинялым и блеклым. Таким образом, представляется возможным
отнести данную деталь к концепту «Родина». Здесь же была выделена деталь
былая прелесть заката: Как в дни октябрьские прекрасен Был римский
золотой закат, Как воздух был весенне-ясен, Как оживал усталый сад. Но с
человеком изменился И лик полуденной земли. И мнится ― воздух
потемнился, И небеса изнемогли. [В. И. Иванов. «Как в дни октябрьские
прекрасен...» [Римский дневник 1944 года, 6] (1944.10.27)].
Помимо лексемы «закат», в состав микрополя «Оптические явления»
входят лексемы «заря» и «зарево». Как уже было сказано ранее, в работе
67
было решено описывать данные лексемы нераздельно исходя из словарных
толкований, а также множества схожих лингвокультурных деталей с обеими
лексическими единицами. Наиболее яркими деталями, вербализующими
анализируемый концепт, на наш взгляд являются детали, представленные
следующими сочетаниями: советская заря, с зари до рассвета по-новому
смотришь на Родину, город (Ленинград) пронзен зарей, зарево легло над
городом (Ленинград), заря города Пушкина, угрюмое зарево (вновь о
Ленинграде), заря – гвардейское знамя земли, зарево Кронштадта,
подмосковное зарево и мн. др.: Вот лежишь ты брошенный, хмурый и немой,
Никогда ты более не придешь домой. Положил за фюрера голову ты зря, Над
тобой советская ширится заря. [Л. А. Лавров. Песня о Гансе (1941-1942)];
Гвардейцы! Мы прожили годы не зря, Недаром в сражения шли! Над нами не
раз поднималась заря ― Гвардейское знамя земли. [М. А. Светлов.
Гвардейская песня [Двадцать восемь, 5] (1942)]; О, как невыносимо тяжело
смотреть на пламя, вставшее из мрака, что заревом над городом легло… [И.
Авраменко. Ночной туман окутывает рощи… (1941)]; В оранжевом воздухе
зимних и мраморных зарев, где в мир изваяний себя поместила природа, я мог
под Москвою увидеть своими глазами убитого нами Врага Человечьего Рода.
[С. И. Кирсанов. «В оранжевом воздухе зимних и мраморных зарев...» [Эдем,
9] (1945)]; О, горе мне! Они тебя сожгли… Заря была себя самой алее, В
апреле запах прели и земли, И первый поцелуй… [А. А. Ахматова. Городу
Пушкина (1944-1945)]; В траве по колено леса И стежки, родные для взора…
И кажется, дремлют они В суровые, трудные дни С вечерней зари до
рассвета… По-новому смотришь на это… [В. Занадворов. Родное (19411942)]. Последний пример как нельзя лучше передает основную идею
концепта «Родина» в исследуемой лингвокультурной ситуации: во время
тяжелых испытаний, потрясений, горя человек по-другому, иными глазами
смотрит на свои родные места, в частности, на явления природы. Важным
представляется и наличие такого прецедентного феномена, как приметы: на
68
мороз горит заря, отнесенной к вербализации вышеуказанного концепта: ―
А смотри-ка, дело к ночи, На мороз горит заря. [А. Т. Твардовский. Смерть и
воин [Василий Теркин, 21] (1941-1945)].
В составе культурно-тематического поля «Оптические явления»
выделяется также лексема «гроза». Лексема «гроза», контекстуально входя в
состав этой детали, подчеркивает героизм, смелость, особые черты русских
людей: Чтоб в росе, в золотистом глянце, не ломаяся под грозой, каждый
колос встал новобранцем, рыжеусый и молодой. [О. Ф. Берггольц. «Влажен
ветер, и небо сине...» (1943)]; Когда над нашей страной разразилась военная
гроза, то в свете молний, в грохоте боев раскрылись великолепные черты,
свойственные советскому человеку… [М.Э. Чиаурели. За работу, товарищи!
(1945.01.22) // «Советское искусство», 1945]; В тревожное небо, в грозовую
высь, С укатанной взлетной площадки, Они на машинах своих поднялись С
врагами померяться в схватке…И новые, новые ночи и дни Проходят в
работе бесстрашной. [А. Т. Твардовский. Трое (1941)].
Концепт «Родина» также вербализует прецедентный феномен с
лексемой «гроза» – народную примету: духота без грозы не обойдётся: ―
Будто перед грозой, ― сказала Таня, ― только небо ясное и духоты
совершенно не чувствуется, наоборот… [И. А. Ефремов. Обсерватория Нури-Дешт (1944)]. Также к вербализации данного концепта была отнесена
деталь увидишь небо над Москвой в грозе и в буре, Дрогнувшей рукой В
рукав не попадая, прочь от гнета Стен, крыш ― в поля, где, став у поворота
К реке, увидишь небо над Москвой ― В грозе и буре. [В. А. Меркурьева. «И
на урочный труд, и на покой...» (1942)].
Микрополе «Звуковые явления» представлено лексемой «гром». Итак,
нами были выделены такие детали с данной лексемой, как пробуждение
чувства любви к родному дому: Когда распускаются легкие маки Средь трав
и раскатов далекого грома Упрямое чувство любимого дома… Когда бы то
ни было, ― ты мне знакомо, Среди тишины и снарядного грома
69
Бессмертное чувство любимого дома. [Л. А. Лавров. «Когда распускаются
легкие маки...» (1941-1942)]. Как видим, гром ассоциируется у автора с
родным домом. Следующая деталь с лексемой «гром» – ленинградский
обыкновенный гром (топоним указан в названии стихотворения): Гром,
старый гром обыкновенный Над городом загрохотал. ― Кустарщина! ―
сказал военный, Махнул рукой и зашагал. [Н. В. Крандиевская. Гроза над
Ленинградом (1942)]. На наш взгляд, значимым является наблюдение о том,
что гром как явление природы в военные годы уже не так пугает людей,
несмотря на то, что в сознании русских гром – это зачастую разрушение,
опасность (по результатам собственного ассоциативного эксперимента были
выделены следующие реакции на стимул «гром»: страх, испуг, тревога, опасность
и др.): Давно ль на это мрачное жилище Ты громы звал?.. [Д. Б. Кедрин. Жилье
(1941.09.23)]), в отличии от грома войны: Но вдруг завыл истошным воплем
Сигнал тревоги, и вдали… ― Вот это посерьёзней дело! ― Сказал прохожий на
ходу… [Н. В. Крандиевская. Гроза над Ленинградом (1942)].
Весьма важным представляется тот факт, что многие детали с лексемой
«гром», выделяемые в концепте «победа», описанном ранее, в подавляющем
большинстве случаев можно отнести и к концепту «Родина». В данном
случае, на наш взгляд, нецелесообразно разделять эти концепты. Приведем
наиболее яркие примеры: И такая в сердце истома, Сладко кружится
голова… В свежем грохоте майского грома ― Победительница Москва! [А.
А. Ахматова. «И весеннего аэродрома...» [С самолета, 3] (1944.05.14)]; Гром
советских орудий у стен древнейших европейских столиц возвестил всему
миру о том, … что могущественнейшая Красная Армия, которая борется за
свою родину, за высокие идеалы человеческого прогресса, непобедима. [1945
(1945.01.01) // «Советское искусство», 1945] и др.
Лексема «мороз», входящая в микрополе «Тепловые явления», на наш
взгляд, обладает весьма выраженной национальной спецификой и ярко
вербализует
анализируемый
концепт
«Родина».
Это
подтверждает,
70
безусловно, как наличие большого количества деталей с данной лексической
единицей, так и результаты проведенной ассоциативного эксперимента
(напр., реакции дед Мороз, красный нос, мороз и солнце, дача и др.). Мороз,
несмотря на то, что это «тяжелое» явление природы, все же любим русскими
людьми. В концепте «Родина» была выделена деталь родной мороз,
представленная в следующих сочетаниях: морозы русскому знакомы, мы с
детства любим наши зимы, замечательный, воистину русский мороз,
каленые любимые сибирские морозы, мы вас не отдадим, великолепные
морозы, Калуга улыбается сквозь мороз: Морозы русскому знакомы, Зимует
он в родных местах, Он ― у себя, он, русский, ― дома, А дома лучше, чем в
«гостях»… Мы с детства любим наши зимы, Мороз силен ― денек хорош. [А.
Т. Твардовский. Зима на фронте (1941)]; Каленые сибирские морозы…
Любовью сына, крепкой и надежной, Мы любим вас! Мы вас не отдадим!
[М. А. Светлов. «Каленые сибирские морозы…» (1942)]; Чтоб она (Калуга),
розовея спросонок, в горьких росах невысохших слез, как спасенный от
смерти ребенок, улыбалась ему сквозь мороз. [М. Алигер. Калуга (1942)]. Все
вышеперечисленные детали свидетельствуют о трогательном отношении
русских людей к своему, родному морозу.
Известно, что климат России характеризуется суровой морозной зимой
– об этом свидетельствуют детали с лексемой «мороз», подчеркивающие его
интенсивность: каленые, лютые, крепкие, злые, страшные, невиданные,
суровые,
свирепые,
жестокие,
крутые,
беспощадные,
колоссальные,
сердитейшие морозы: Кругом пустынно. Лютый мороз. Рядом со мной
прапорщик С. Мы вместе с ним едем за пополнением. [М. М. Зощенко. Перед
восходом солнца (1943)]; Был мороз свиреп и крут, А потом вдруг тало стало.
[Е. Л. Кропивницкий. «Был мороз свиреп и крут...» (1943)]; Был лютый
мороз. Молодые солдаты Любимого друга по полю несли. [И. Г. Эренбург.
«Был лютый мороз. Молодые солдаты...» (1942)]; Был зол мороз и глубоки
сугробы, Но ширился и рвался на простор Высокой мести и священной злобы
71
В снегах блокады поднятый костер. [Вс. А. Рождественский. «Всё выше
солнце. Полдень серебрится...» (1942-1943)]; Наступали. А мороз был
крепкий. Пахло гарью. [И. Г. Эренбург. «Наступали. А мороз был крепкий...»
(1942)]; Конечно, нам нужно отъехать как можно дальше от этих страшных
русских морозов. [Г. С. Эфрон. Дневники. Т. 2 (1941-1943)]. Интересна и
деталь маленький мороз – не зима для русских: Но, во-первых, настоящей
зимы еще нет у нас под Москвой, ибо морозы достигают у нас не более 3–5
градусов. [Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение
немецких войск на подступах Москвы (1941)]. К вышеперечисленным
сочетаниям исследуемой лексемы с прилагательными можно добавить
сочетания с глаголами со значением интенсивности: крепчать, пронизывать
(кожу), звенеть: Крепчал мороз. Яснел прозрачный воздух… И, час победы к
родине приблизив, Подкову волчьих вражеских дивизий Ты разогнула
навсегда. [П.Антокольский. Москва фронтовая (1941)]. Значима деталь
привычный мороз: И мы ― люди большого роста, крепкие и здоровые, равно
привыкшие к жаре и морозу. [М. А. Осоргин. Времена (1942)]. На наш
взгляд, эти детали также можно отнести к концепту «Родина».
Безусловно, национальной спецификой обладает деталь морозная
весна. В структуре концепта «Родина» данные лингвокультурные детали с
лексемой
«мороз»
вербализуются
сочетаниями
с
прилагательными,
обозначающими время года, а именно – весну: весенний мороз, поздние
морозы (скрепившие весну ледяной печатью), апрельский и даже майский
мороз: Весну печатью ледяной Скрепили поздние морозы. Но пахнет воздух
молодой Лимонным запахом мимозы. [В. П. Катаев. «Весну печатью
ледяной...» (1943)]; Весенний мороз и северная буря этой ночью ворвались в
дело солнца и столько напутали... [М. М. Пришвин. Лесная капель (1943)]; А
на дворе ― чуть морозило (это в ночь-то на пятое мая!) [Р. В. ИвановРазумник. Тюрьмы и ссылки (1934-1944)]; Майский мороз. Все обещало
ночью сильный мороз. В первом часу при луне я вышел в дубовую рощу…
72
[М. М. Пришвин. Лесная капель (1943)]. Безусловно, для русских весенний
мороз вполне привычен, так как климату России свойственна тяжелая,
затяжная морозная зима, характеризующаяся нередко морозными веснами.
Такое устойчивое выражение, как ежиться от мороза, примета заря
горит на мороз также были отнесены к деталям, вербализующим концепт
«Родина». Эти выражения также указывают на климатические особенности
русской зимы: И, ежась от мороза, Из дымной залы вышли на перрон. [К.
М. Симонов. Первая любовь (1938-1941)]; ― А смотри-ка, дело к ночи, На
мороз горит заря. [А. Т. Твардовский. Смерть и воин [Василий Теркин, 21]
(1941-1945)].
Большое количество прецедентных феноменов, а именно фамилийпроизводных от интересующей нас лексемы «мороз», а также всем известный
русский
дед
Мороз,
образ
которого
неоднократно
используется
в
художественных произведениях военных лет, мы отнесли к концепту
«Родина»: Только Дед-Мороза Нету на макушке, Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.
[К. М. Симонов. «Плюшевые волки...» (1941)];
Гражданин Иван Морозов сам приходит к управхозу… Славься, дедушка Морозов!
Так и скажем напрямик: жабе-Гитлеру угроза этот правильный старик. [О. Ф.
Берггольц. Правильный старик (1941)]; И от жилья и до жилья Пойдет стучаться
дед-морозом, Звуча кольчугою, Илья. [И. Л. Сельвинский. «Кого баюкала Россия...»
(1943)]; И могучие деды-морозы С нами сомкнутым строем идут… Победа у наших
стоит дверей… [А. Ахматова. Победа (1942-1945)].
Еще одной деталью в концепте «Родина» является деталь морозхудожник. Так, морозные картины (чаще всего цветы) – привычное для
русских людей прекрасное явление. И в самые суровые годы войны (19411942), и в переломный 1943, и в 1944-1945 гг. русские люди не перестают
удивляться красоте родной природы: А снег идет. Морозные цвет Пышнее на
окошках расцветают. А снег идет. [Н. Н. Туроверов. «Который день
печальный снег кружится...» [Родина, 7] (1942)]; Реет снег, ликующий, чуть
73
синий, И опять ты в нем, и тобой согреты На витринах хризантем и цинний
Жаркие морозные букеты. [Л. А. Лавров. Марианна (1941-1942)]; На окнах,
сплошь заиндевелых, Февральский выписал мороз Сплетенье трав молочнобелых И серебристо-сонных роз. [Д. Б. Кедрин. Мороз на стеклах
(1943.02.07)]; Вот он, форточку приоткрыв, закурчавленную с мороза, ― это
детской души порыв, ― сыплет зимней пичуге просо. [Н. Н. Асеев. Город
Курск [Курские края, 7] (1943)].
Концепт «Родина» вербализован также деталями с лексемой «ветер»,
входящими в микрополе «Движение воздуха». Несмотря на то, что данная
лексическая единица на первый взгляд не обладает национальной
спецификой, она образует большое количество лингвокультурных деталей,
участвующих в вербализации концепта «Родина». Центральное место в его
структуре занимают лингвокультурные детали русский ветер, твой ветер (к
родине), наш ветер, сибирско-донской ветер, родной ветер, родимый ветер,
ветер России, многократно встретившиеся при анализе художественных
текстов военных лет: И вдруг над долиной, над телом солдата тревожно
повеяло ветром родным, как будто столетние клены Арбата опять
зашумели над ним… [А. Недогонов. Солдатский реквием (1945), Я бы ветры
вдохнул твои [родины] с жадностью, Я бы выпил ручьи до глотка, Я
тропинку бы выходил каждую…Приамурье мое! [П. Комаров. Приамурье
(1944)]; И был до горечи дорог ему этот русский мокрый ветер в черных
тополях,
и
запах
русской
земли,
покрытой
жухлой
листвой…
[Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)], …Их дружного гула и звона над
миром разлив, да какой! Да здравствуют наши знамена, наш ветер
сибирско-донской! [Н. Н. Ушаков. Фанфарный марш (1945)] Смотри: легла
пред тобою Твоя родная страна. Ласкает ветер родимый Твою открытую
грудь;
По
степи,
солнцем
палимой,
Лежит
предреченный
путь.
[Н. С. Позняков. «Спокойно готовься к бою...» (1942.10.14)]; Твоя волна в
моей крови, В моей груди не твой ли ветер? Гордясь тобой или скорбя,
74
Полуседой, но с чувством ранним, Люблю тебя, люблю тебя Всем пламенем
и всем дыханьем. Люблю, Россия, твой пейзаж… [И. Л. Сельвинский. России
(1942)]. Часто анализируемое явление природы присутствует при описании
образов родного дома в произведениях, пронизанных любовью и тоской к
родному дому: Дом – всех родней. Стучит береза в раму. Скрипит от ветра
старое крыльцо… [А.Прокофьев. Мама (1942)].
В заключение
подведем некоторые итоги. Концепт «Родина» в
исследуемой лингвокультурной ситуации имеет позитивную коннотацию,
что подтверждается многочисленными лингвокультурными деталями со
всеми
лексемами-наименованиями
явлений
природы,
приобретающих
исключительно положительную оценку. Так, среди наиболее показательных
лингвокультурных деталей с лексемами, входящими в микрополе «Осадки»,
можно выделить следующие: русский снег, русский снегопад, русские вьюги,
родной снег, русская метелица, Снегурочка, любовь к снегу, снег – сказка
русской жизни; русский дождь – русская погода, дождь – слезы родимой
земли и др. Микрополе «Оптические явления» вербализует рассматриваемый
концепт такими деталями: дорогой рассвет, чудный закат, советская заря,
Ленинград пронзен зарей, духота без грозы не обойдется. Следующее
микрополе «Звуковые явления» представляет немногочисленные, однако
значимые детали в составе концепта «Родина»: ленинградский обыкновенный
гром, в свежем грохоте майского грома – Победительница Москва и др.
Лексема «мороз», входящая в микрополе «Тепловые явления», вербализует
данный концепт такими деталями, как: родной мороз, каленые, злые, крутые,
сердитые
морозы,
морозная
весна,
дед
Мороз,
мороз-художник.
Заключительное микрополе «Движение воздуха» представлено лексемой
«ветер» и образует детали русский, наш, родной ветер, родимый ветер.
Наиболее значимые для вербализации образного компонента концепта
«Родина» детали можно представить наглядно следующим образом (Рис. 1):
75
Концепт
«Родина»
Микрополе
«Осадки»
Микрополе
«Оптические
явления»
русский снег, русский снегопад,
русские вьюги, родной снег,
русская метелица, Снегурочка,
любовь к снегу, снег – сказка
русской жизни; русский дождь –
русская погода, дождь – слезы
родимой земли
Микрополе
«Звуковые
явления»
Микрополе
«Тепловые
явления»
Микрополе
«Движение
воздуха»
дорогой рассвет, чудный закат,
советская заря, Ленинград
пронзен зарей, духота без грозы
не обойдется
ленинградский
обыкновенный гром, в
свежем грохоте майского
грома – Победительница
Москва
родной мороз, каленые,
злые, крутые, сердитые
морозы, морозная весна, дед
Мороз, мороз-художник
русский, наш, родной ветер,
родимый ветер сражается,
хлещет, бьет
Рис. 1. «Концепт «Родина»».
76
2.2.
Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «победа»
Концепт «победа» относится к числу социальных концептов. Как и
другие концепты, имеет динамический характер. К числу постоянных
концептуальных признаков относятся: 1) превосходство, 2) движение вверх,
3) первое место, 4) п. может доставаться легко, 5) п. может быть аморальной,
6) победителя уважают, 7) но и недолюбливают [Смотрова, 2005: 5]. При
этом данный концепт может реализовываться в разных аспектах: духовном,
военном, бытовом, любовном, спортивном, игровом.
Динамичным является не только содержание концепта, но и его
коннотация. Так, преобладающей является положительная коннотация,
однако
в
современной
лингвокультурной
ситуации
развиваются
отрицательные коннотации концепта «победа», что связано с появлением
признака «наглый, равнодушный, амбициозный победитель».
Особенности концепта «победа» выявляются отчетливее на фоне его
сопоставления с оппозиционным концептом «поражение». Однако в нашем
материале концепт «поражение» не представлен, и его отсутствие
представляется нам значимым, поскольку отражает настроения в обществе,
уверенность в победе.
Образный компонент данного концепта вербализуется большим
количеством лингвокультурных деталей со всеми лексическими единицами
культурно-тематического поля «Явления природы». Тема победы – одна из
наиболее значимых и сквозных тем, возникающих в художественных текстах
исследуемой лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. Интересно, что
данная тема затрагивается на протяжении всей лингвокультурной ситуации –
как в начале войны (нужно заметить, что в этих текстах данный концепт
выражен в большей степени как надежда и вера в победу), так и, безусловно,
77
в текстах более позднего периода военных действий, особенно в 1945 –
победном году, где данная тема уже звучит убедительно, громко, уверенно.
Как было сказано выше, образный компонент концепта «победа»
вербализуют детали со всеми лексемами-наименованиями явлений природы.
Начнем с микрополя «Осадки», включающего лексемы «снег» и «дождь». В
целом,
для
концепта
«победа»
наиболее
характерны
следующие
лингвокультурные детали с лексемой «снег»: снег-защитник, снег-помощник.
Так, входя в состав лингвокультурной детали снег-защитник, интерес
представляют такие сочетания, как ящеры (немцы) вязнут в снегу, настигла
гада (врага) вьюга снежная: Я встретился с чудом, с могучей, сплошной
белизной, лепные снега возлежат, тяжелы и пологи. Угрюмые ящеры вязнут
в снегу, говорят, воители Ада торчат сапогами из снега. [С. И. Кирсанов. «Я
встретился с чудом, с могучей, сплошной белизной...» (1945)]; Как не
выдержал гадюка И бежал как бешеный… Но настигла гада вьюга
Свинцовая, снежная. [Г. К. Суворов. Соколиная (1944)]; Не уйдет от пули ни
единый. Дочиста «арийцев» истребим. Снежные советские равнины
Саваном
их
скроют
ледяным.
Заметет
их
кости
злая
вьюга…
[Вс. А. Рождественский. Гнев народа (1942)]; Лишь бы ночь без пальбы
промахала, Лишь бы в снежных сугробах завяз Джаггернаут войны!..
[Г. А. Шенгели. Одиночество (1941.11.24)]; …Потеряли злодеи покой: День и
ночь партизанские вьюги Над разбойной гудят головой… [М. Исаковский.
Ой, туманы мои…]; Учись в снегах сыпучих ползать, Боясь чужих,
враждебных стен… Все ближе, ближе срок расправы, Сжимай оружие, боец.
Безумный враг, бандит кровавый У нас в снегах найдет конец.
[А. Т. Твардовский. Зима на фронте (1941)]; Снега! Поднимитесь метелью,
Когда умирают гвардейцы! [М. А. Светлов. Когда умирают гвардейцы
[Двадцать восемь, 3] (1942)]; Была зима как милость, Снега в огне и
ненависти немота. Судьба Германии в тот мутный день решилась Над
мертвой девушкой у шаткого моста. [И. Г. Эренбург. Возмездие (1942)]; То
78
обстоятельство, что гитлеровское командование провалилось со своими
планами «молниеносной» войны, выгнало на холод и снега свою раздетую и
голодную армию… говорит о провале планов гитлеровцев… [Г. Александров.
О провале немецкого плана окружения и взятия Москвы (1941)]. Деталь снегпомощник вербализуется в контекстах, где снег выступает неким защитным
«камуфляжем», скрывающим от врага: не видно в снегу, хоронясь за
сугробами: Ну, руку просунешь в сугроб, дырку сделаешь в снегу и смотришь:
тропочка-то, по которой ходят фрицы, вот она, под самым носом, а меня
не видать, а снег-то сверху ровный, нетронутый, никто и не догадается. [А.
С. Серафимович. Юная армия (1943)]; И вот тогда человек,… хоронясь за
сугробами,.. зарываясь в снег… поднялся, запахнул белый халат, взял
винтовку, сумку с инструментами и сказал очень просто… [Л. А. Кассиль.
Линия связи (1942-1943)]. Нередко снег заменяет воду на войне: Его пулемет
перегревался, отказывал, но сержант не уходил с поля битвы. Протерев
пулемет снегом, он опять открывал огонь. [И. Деревянкин, А. Ростков.
Ничто не могло остановить гвардейцев (1941)]; Жрем снег, так как с водой
трудно из-за неизвестности, сколько будет стоять поезд. [Г. С. Эфрон.
Дневники. Т. 2 (1941-1943)]. Не случайно в 1945, победном году, в своем
романе «Европейское воспитание» известный французский писатель Ромен
Гари написал, что снег является главным сокровищем России и придает этой
стране ее национальный характер. Снег укрывает и оберегает все остальные
ее богатства. Он охраняет ее нефть и железную руду, ее золото и уголь, и ее
самые плодородные в мире черноземы. Снег на протяжении многих веков
давал отпор завоевателям, отправлявшимся на штурм ее сокровищ. [Гари,
с.169].
Значима и необычна деталь пятый снег – последний снег войны,
круживший над костями врага – победный снег, у березы – символа России:
Пятый снег закружился, завьюжил дорогу над костями врага у можайской
березы… [А. Недогонов. Материнские слезы (1945)]. На наш взгляд, эта
79
деталь является своего рода символом и находится на стыке концептов
«победа» и «родина».
В ходе исследования нами было обнаружено большое количество
лингвокультурных деталей с лексемой «дождь», вербализующих концепт
«победа». Среди них такие, как: майский дождь, дождь-награда, дождь не
знал идти ему иль нет (от счастья осознания того, что пришла победа) и
многие другие: И белый флаг вывешивают вражеские гарнизоны.
Складывают оружье, в сторону отходя, И на мое плечо, на погон полевой
зеленый, Падают первые капли, майские капли дождя. [А. П. Межиров.
Воспоминание о пехоте (1945)]; А дождь не знал, идти ему иль нет,
Выглядывало солнце на минуту, И ветки плакали ― за много лет, И было в
этом счастье столько смуты, Что всех пугал и скрип, и смех, и шаг… [И. Г.
Эренбург. «Мне снился мир, и я не мог понять...» [В феврале 1945, 3] (19431945)].
Лингвокультурные детали, вербализующие концепт «победа», в
литературных произведениях 1941-1945 гг. выражены как эксплицитно
(например: майский дождь, замечательный дождик, спасибо ливням и т.д.),
так и имплицитно, посредством контекстуальных связей со словами,
связанными с темой победы. Так, например, весна для русских –
долгожданная и любимая пора года вне зависимости от лингвокультурной
ситуации. Весна – символ перемен в жизни, символ нового начала. Нередко
приход весны сопровождается дождями, но не холодными и тоскливыми, как
осенью,
а
теплыми
и
радостными.
На
наш
взгляд,
весна
в
проанализированных нами произведениях зачастую символизирует победу.
Безусловно, большинство таких текстов относятся к 1945 – победному году, в
котором весна – абсолютно особенная, а дожди, ливни являются ее
предвестниками: Хочешь мне сказать по секрету, Что уже миновала Лету И
иною дышишь весной. Не диктуй мне, сама я слышу: Теплый ливень уперся в
80
крышу, Шепоточек слышу в плюще. [А. А. Ахматова. Второе посвящение
[Поэма без героя, 2] (1945.05.25)]; Меж тем откуда ни возьмись, как ливень
Внезапных слез, восторженно честна, Явилась в тихий пригород весна. [П. Г.
Антокольский. Заключение (1945.01.10)].
Интересно, что среди поэтических текстов, написанных в 1945 г., нами
было обнаружено несколько стихотворений, датированных 9 мая 1945 года.
Одно из них, «Утро мира» Маргариты Алигер, буквально «пронизано»
светлым дождем: Победа – хозяйка на пире, так вот ты какая собой! Так
вот ты какая! А мы-то представить тебя не могли. Дождем, как слезами,
омыто победное утро земли. [М. Алигер. Утро мира (9 мая 1945 г.)]. Такая
лингвокультурная деталь, как дождь-светлые слезы земли
вербализует
концепт «победа», а также позволяет утверждать, что в день победы погода
(в Москве) была теплой, дождливой, радостно-дождливой: Победа!.. Начав,
как положено, с левой к походам приученный шаг, по теплой дождливой
погодке, под музыку труб и сердец… победа идет по дороге в сиянии
майского дня. [М. Алигер. Утро мира (9 мая 1945 г.)].
Концепт
«победа»
также
вербализуется
такими
яркими
лингвокультурными деталями с лексемой «дождь», как дождь-подспорье,
дождь-помощник, дождь-защитник: Но враги просчитались: не наши –
фашистские кости Под косыми дождями сгниют на ветру без следа…Это
голос орудий и танков железная поступь, Это наша победа кричит громовое
«ура». [В. Занадворов. Последнее письмо (1942)]. Природа в стихотворениях
военных лет нередко выступает «помощницей», «союзницей» русских солдат,
дождь – не исключение: Природа нам союзницей была: Она дождями гарь
боев смывала, На пепелища зелень привела. [В. Наумова. Снова лето (1941);
Спасибо ливням, что смывали пот, И родникам, что утоляли жажду, Всему,
что, несмотря на бой, цветет, Любому стебельку и ветке каждой. [Яков
Хелемский. Спасибо той земле, что столько раз… (1944)]; Здесь говорят
81
даже, что туман и дождь ― не помеха, а скорее подспорье. [Б. Л. Горбатов.
Чувство движения (1944)]; Ветру молюсь и дождю, Встречным безыменным
водам: «Помощи вашей я жду, Вечные силы природы!» [Е. Г. Полонская.
Дорога (1943-1944)]. Как видим, последняя деталь находится «на стыке» двух
концептов: «вера» и «победа». В особой лингвокультурной ситуации тех лет
человек нередко взывает саму природу о помощи.
Рассмотрим далее лингвокультурные детали, вербализующие образный
компонент концепта «победа», с лексемами, вошедшими в культурнотематическое
микрополе
«Оптические
явления».
Немаловажные
для
осознания данного концепта лингвокультурные детали образует лексема
«рассвет»: победный рассвет, рассвет первого утра мира, сочетание с
прилагательным новый (в значении мирный, послевоенный), весенний
(майский, победный), розоватый, тихий рассвет, звезда освобожденья –
примета близкого рассвета, победный рассвет над Москвой, раздергивает
занавес рассвет, рассвет дня освобождения непобедим и мн. др.: И
скорчилось время пред ними, И дальнему грому в ответ Зажегся над всеми
троими Огромный победный рассвет. [М. А. Зенкевич. Три артиллериста
(1944)]; Еще война. Но мы упрямо верим, Что будет день, – мы выпьем боль
до дна,.. С рассветом новым встанет тишина… [Г. Суворов. Еще утрами
черный дым клубится… (1944)]; Прославьте же звезду освобожденья!
Пройти дано ее лучам багряным По изнывающим в неволе странам. Она –
примета Близкого рассвета. [М. Сурначев. Красная звезда (1944)]; … Над
городом встает рассвет первого утра мира. [[новости] (1945) // «Известия»,
1945.05.09]; Над Москвой поднимался рассвет, и твердым шагом солдата,
шагом победителя пришел к нам новый, тысяча девятьсот сорок пятый год.
[Б.С. Ласкин. За круглым столом. Маленький фельетон (1945.01.01) //
«Советское искусство», 1945]; Уж близок день освобожденья. Рассвет его
непобедим. Деревья все и все строенья зарозовеют перед ним. [Н. Н. Ушаков.
Весна заключительная (1942)]. Безусловно, основным элементом значения
82
здесь является не сама победа, а скорее надежда на победу, а исследуемая
лексическая единица употреблена в переносном значении; Эфир дрожит от
радостного хора, раздергивает занавес рассвет, рубильники включают
полный свет, лучи во всю арену кругозора… [С. И. Кирсанов. «Эфир дрожит
от радостного хора...» [Весть о мире, 13] (1945)]. Обратим внимание на
использование как прямого, так и переносного значения исследуемой
лексемы в составе вышеуказанных деталей.
Лексема
«закат»,
принадлежащая
культурно-тематическому
микрополю «Оптические явления», образует немногочисленные яркие
лингвокультурные детали с данной лексемой: сочетания закат простирает
лучи
спокойствия
(прямое
значение),
закат
германского
фашизма
(переносное значение), хороший час заката (прямое значение): Восход и
закат простирают лучи спокойствия над нашим трудом. Мы сильны. И мы
полны уверенности, что советский народ вечно будет хозяином своего
счастья. [К. А. Федин. Наша победа (1945) // «Известия», 1945.09.04];
Сталинградский символ ― это закат германского фашизма со всей его
империей, закат, уход с исторической сцены, могила... [Н. Погодин.
Свершилось!.. (1945) // «Известия», 1945.05.09]; Я хожу в хороший час
заката У тесовых новеньких ворот, Может, к нам сюда знакомого солдата
Ветерок попутный занесет? [А. Фатьянов. Где же вы теперь, друзьяоднополчане? 1945].
В ходе исследования было обнаружено множество лингвокультурных
деталей с лексемами «заря» и «зарево», вербализующих рассматриваемый
концепт. Среди них такие, как заря освобожденья, ярко-красное зарево
открывает День Победы, заря, как зарево, красна в День Победы, заря на
небе, мир новым светом засиял, победа Сталинграда восходит заревом в
века, зеленое зарево салюта, земля рождалась вся в заре (в день Победы) и
мн. др.: Настанет день. Заря освобожденья Повеет свежим ветром нам в
83
лицо. Бойцы, герои, ленинское племя, Прорвете вы блокадное кольцо! [Вс. А.
Рождественский. «Стучался враг в ворота к Ленинграду...» (1943)]; Яркокрасное зарево зажглось на востоке, открывая день ― День Победы. [Н.
Беликов, В. Жданов. Москва в эту ночь (1945) // «Известия», 1945.05.09];
Восходит заревом в века Победа Сталинграда. [А. Т. Твардовский. Огонь
(1943)]; Взгляни: заря ― на небеса, на крышах ― инеем роса, мир новым
светом засиял, ― ты это видел, не проспал! [Н. Н. Асеев. Создателю (1945)];
И в День Победы, нежный и туманный, Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной Хлопочет запоздалая весна. [А. А. Ахматова.
Памяти друга (1945.11.08)]; Ты (Победа) прекраснее, чем нам мечталось, ―
свет безмерный, слава, сила сил. Ты ― как день, когда Земля рождалась, вся
в заре, в сверкании светил. [О. Ф. Берггольц. Встреча с победой (1945.05.10)];
Так стоял пехотинец, смеясь и рыдая, Сапогом попирая колючий плетень. За
плечами пылала заря молодая, Предвещая солнечный день. [А. Сурков. Утро
победы (1945)]; Нас время балует победами, И вещи каждую минуту Всё
сказочнее и неведомей В зеленом зареве салюта. [Б. Л. Пастернак. Зарево
(1943)].
В культурно-тематическое микрополе «Оптические явления» входит
лексема «гроза». Данная лексема образует следующие детали: гроза-радость
победы,
гроза-друг,
гроза-помощница,
гроза-каратель
врагов,
гроза-
опасность для немцев: Какой же правдой ныне стало, какой грозой
свершилось то, что исступленною мечтой, что бредом гордости казалось!
Так пусть же мир сегодня слышит салюта русского раскат. Да, это мстит,
ликует, дышит победоносный Ленинград! [О. Ф. Берггольц. Ленинградский
салют (1944.01.27)]; С пяти до десяти была артподготовка. Сосны срезав,
Последний край врага мела Гроза огнем, свинцом, железом… [С. Орлов. Это
было 19 марта 1943 года (1943)]; Но если где какая сила, Грозя, бряцая и
трубя, Моя теплынь, моя Россия, Протянет когти на тебя ― Ты льдами
двинешься по грозам…
[И. Л. Сельвинский. «Кого баюкала Россия...»
84
(1943)]; Повсюду, повсюду бушует молва, как немцев грозою разила Москва.
[Б. Ручьев. Стихи о далеких битвах (1942)]; На верность присягну СССР, И
голос сердца для врага – грозой. [Вл. Аврущенко. Присяга (1941)];
Прожектор из сумрака вырыл Его бескозырку в огне, Названье победное:
«Киров» Грозой заблистало на ней…[Н. С. Тихонов. Киров с нами (1941)];
Один Брыксин, а для всех немцев ― гроза, за его голову награда положена.
[Б. Л. Горбатов. Алексей Куликов, боец (1942)]; … в огне отечественной
войны куются и уже выковались новые советские бойцы и командиры,
летчики, артиллеристы, минометчики, танкисты, пехотинцы, моряки,
которые завтра превратятся в грозу для немецкой армии… [Г. Александров.
О провале немецкого плана окружения и взятия Москвы (1941)]. Как видно
из примеров, во всех деталях, присущих концепту «победа», анализируемая
лексема употребляется в переносном значении.
Микрополе «Звуковые явления» представлено одной лексической
единицей – существительным «гром». В составе исследуемого концепта
«победа» было выделено множество ярких лингвокультурных деталей с
лексемой «гром», его вербализующих: гром победный, гром воскресил народ,
свежий майский гром, в котором победительница Москва, мирный гром,
гром фанфарных маршей, победное небо грохочет громами, гром-вестник
(оповещающий
о
том, что
русские не пропустят
врага):
Какой
неудержимый натиск восставших всех весенних сил! Они гремят: «Народы,
знайте, вас гром победный воскресил!» [М. А. Зенкевич. Весеннее
наступление (1944)]; И такая в сердце истома, Сладко кружится голова… В
свежем грохоте майского грома ― Победительница Москва! [А. А.
Ахматова. «И весеннего аэродрома...» [С самолета, 3] (1944.05.14)]; Сегодня
все в сборе… У радуги ранней, у мирного грома Стоишь ты, солдат, как
мечтал… [А. Решетов. На рассвете (1945)]; Когда под гром фанфарных
маршей…Летели вспять теплушки наши С полей Европы в край родной. [Л.
Решетников. Когда под гром фанфарных маршей… (1945)]; …пусть от
85
истока до устья
Невы пронесется, как гром: «Умрем, но врага не
пропустим В наш город, в родимый наш дом» [Н. Тихонов. 1919-1941
(1941)]. Весьма важным представляется тот факт, что все детали с лексемой
«гром», выделяемые в концепте «победа» в структуре универсалии «Война»,
в подавляющем большинстве случаев можно отнести и к концепту «родина».
В данном случае, на наш взгляд, нецелесообразно разделять эти концепты.
Наряду с распространенными деталями, вербализующими концепт
«победа», были выделены и такие, как гром-каратель: И пятится фронт, и
катится гром к Рейхстагу, Когда я делаю свой второй шаг. [А. П. Межиров.
Воспоминание о пехоте (1945)]; гром-наступленье (дни прорыва блокады):
О, вдохновенье бури наступленья! О, гром, в котором есть сердцебиенье
бойцов, великой музыки творцов! [С. И. Кирсанов. Симфония (1944)];
громовое «ура»: 18 января ночью в палатах стояло громовое «ура»…
«Недаром кровь пролили… » [В. В. Вишневский. Дневники военных лет
(1943-1945)]; громовые салюты: Священна месть, и казнь права. И дважды,
трижды в день громово Войскам салюты шлет Москва. [А. Т. Твардовский.
Минское шоссе (1944)]; гром-вестник победы: Гром советских орудий у стен
древнейших европейских столиц возвестил всему миру о том, … что
могущественнейшая Красная Армия, которая борется за свою родину, за
высокие идеалы человеческого прогресса, непобедима. [1945 (1945.01.01) //
«Советское искусство», 1945].
Лексема «мороз», вошедшая в микрополе «Тепловые явления»,
образует немалое количество лингвокультурных деталей, вербализующих
исследуемый концепт. Так, среди них была выделена деталь мороз-каратель:
Итак: что русскому терпимо, То немцу ― нож! Дыши, фашист, морозным
паром, Дрожи среди глухих полян. [А. Т. Твардовский. Зима на фронте
(1941)]; И ты подумал о семье… О родине ― России. В те дни она, в снегах
бела, Во мгле, в дыму морозном Вставала, смерть врагу несла ― Был час
86
расплаты грозной… [А. Т. Твардовский. Новогоднее слово (1941)]; морозтоварищ: Наступали. А мороз был крепкий. Пахло гарью. Дым стоял
тяжелый. [И. Г. Эренбург. «Наступали. А мороз был крепкий...» (1942)], и
крайне интересная деталь мороз – не причина поражений врага, а только
оправдание: Носы в лохмотья кутая, Вы принялись скулить, На зиму нашу
лютую Хотите всё свалить? Напрасно! Мы не спутаем С морозом пулемет.
Вас не мороз преследует ― Чего хитрить-то там! ― За вами гибель
следует На лыжах по пятам. Теперь в России холодно Вам будет круглый
год! [И. П. Уткин. Врагам! (1942)]. И грозный вердикт – наказание: теперь
все время для врага в России будет зима.
Исследуемое явление природы часто олицетворяется в произведениях
военных лет: мороз подгоняет солдат, щелкает по носу: Мороз идет в
дубленом
полушубке
И
валенках,
топча
скрипучий
прах.
[Вс.
А.
Рождественский. Волховская зима (1944)]; Да к тому же Щелкал по лесу
мороз, Защемлял в пути все туже, Подгонял, под мышки нес. [А. Т.
Твардовский. Гармонь [Василий Теркин, 8] (1941-1945)]. Все сочетания,
перечисленные выше, на наш взгляд, образуют лингвокультурную деталь
мороз-помощник и отнесены к концепту «победа». Данная деталь реализуется
также сочетаниями морозы идут с солдатами в строю, у зимы серебряная
сбруя: Где томится пречистое тело Оскверненной врагами земли. К нам
оттуда родные березы Тянут ветки и ждут и зовут, И могучие деды-морозы С
нами сомкнутым строем идут… Победа у наших стоит дверей… [А.
Ахматова. Победа (1942-1945)]; У зимы серебряная сбруя, Расписной с
разводами возок… На морозе кровь не стынет в теле… И несут, несут меня
метели В край счастливый детства моего… [Н. Рыленков. Отчий край
(1944)]. Такую тонкую деталь, как русская зима с морозами – сон пред
пробужденьем мы также посчитали нужным отнести к концепту «победа»,
так как видим в данной детали образ надежды на скорейшую победу: Вся эта
87
русская зима, С морозом и оледененьем, Не безнадежность и не тьма, А
крепкий сон пред пробужденьем. [А. П. Ладинский. Зимой (1944)].
В
завершении
рассмотрим
микрополе
«Движение
воздуха»,
представленное лексемой «ветер». В ходе анализа было обнаружено большое
количество лингвокультурных деталей, вербализующих концепт «победа»,
например: ветер свободы, ветер мая, чистый ветер (освобожденный,
свободный от звука вражеских шагов), ветер-вестник весны (победы), ветер
наступления на запад, ветер боя (наступления), небывалые ветра (полощут
наш гордый флаг), да здравствуют наши ветра: Землею, талым снегом и
ветром мая пахнуло так, что, опьянев, на камень я сел и, ничего не понимая,
стал робко трогать веточку руками… [В. Жуков. Березовая веточка (1945)];
Они стоят у ворот тюрьмы, еще не зная, куда им идти и что делать. Они
жадно вдыхают ветер свободы. ― Вы кто такие? [Б. Л. Горбатов. Дорога на
Берлин (1945)]; Чистый ветер ели колышет, Чистый снег заметает поля.
Больше вражьего шага не слышит, Отдыхает моя земля. [А. А. Ахматова.
Освобожденная (1945.02.18)]; А когда я встаю и делаю шаг в атаку, Ветер
боя летит и свистит у меня в ушах, И пятится фронт, и катится гром к
Рейхстагу, Когда я делаю свой второй шаг. И белый флаг вывешивают
вражеские гарнизоны. [А. П. Межиров. Воспоминание о пехоте (1945)];
Полощут небывалые ветра Наш гордый флаг… [С. Наровчатов. Солдаты
свободы (1945)]; Ураганами пороха, бурей тротила перебиты уже легионы
Аттил, и смешались понятия фронта и тыла, когда ветер на запад поворотил.
[С. И. Кирсанов. «О, большак наступления – долгий и пыльный!..» [Эдем, 17]
(1945)]; Каждый год весна как чудо, но такая в первый раз. Дуют ветры
отовсюду, Новизна пьянила нас…О победе, о победе Весть, как песня,
разнеслась… [А. Яшин. Каждый год весна как чудо… (1945)]. Интересна
лингвокультурная деталь ветер улегся в переносном значении слова
«успокоиться, утихнуть» [Ожегов, Шведова: 213]. Данное сочетание означает
наступление тишины, окончание боев, войны, поэтому входит в концепт
88
«победа»: О, победы последней салют! Не слова, Нам расскажут о счастье
вода и трава, Не орудья отметят сражений конец, А биение крохотных
птичьих сердец. Мы услышим, как тихо летит мотылек, Если ветер улегся и
вечер далек. [И. Г. Эренбург. «Будет солнце в тот день, или дождь, или
снег...» [В феврале 1945, 1] (1945)].
В составе концепта «победа» были выделены такие лингвокультурные
детали, как ветер-друг, ветер-вестник. В некоторых произведениях ветер
становится единственным «живым» другом, с которым можно поговорить: О,
как они цепки, объятья работы! ― Да здравствует утро! ― кричу я
пространству. ― Да здравствует время, ― отвечает мне ветер. Он бежит,
захлебываясь от восторга, за мною, Он топчет растенья и фырчет как
лошадь. Нож стрекочет в былинках о славе. [Л. А. Лавров. Утро (1941)]; Чуть
над трубой закривляется дым, Чуть ветер ударит мне по плечу, Скажет: ―
Ну, как же, приятель, летим? И я отвечаю: ― Конечно, лечу! [Л. А. Лавров.
Полеты (1941)]; Ветер шепчет: «Погляди, Высунься в окно по пояс: Путь
закрыт, и впереди На пути с горючим поезд». [И. П. Уткин. Машинист
(1941)]; Ветер шепчет: «Погляди, Высунься в окно по пояс: Путь закрыт, и
впереди На пути с горючим поезд». [И. П. Уткин. Машинист (1941)], у
которого можно попросить: Ты, осторожно! Пожалей Сухие ветки тополей.
Не бросайся по следам Бегущих девушек и дам. [П. Я. Зальцман. Ветер
(1944.06.25)], ветром-другом, трогающим волосы: Только ветер волосы
развевает русые, Словно их любимая теребит рукой. [Б. Л. Горбатов.
Непокоренные (1943)]; Шлем валялся на земле, и ветер шевелил на голове
капитана Енакиева серые волосы, в которые уже набилось немного снега. [В.
П. Катаев. Сын полка (1944)]; Горячий ветер, поднятый дизелем, развевал
седой хохолок над его лбом. [В. Ф. Панова. Спутники (1945)]; Солёный ветер
свежей ладонью прикасался к разгорячённым щекам девочек, трепал их
волосы и воротники. [Елена Ильина. Четвертая высота (1945)]. Среди
лингвокультурных деталей с семой ветер – друг только один раз встретился
89
негативный пример олицетворения ветра: А ветер ― он визжит опять,
ополоумев…Мечтающий тебя обнять, я полуумер. [С. И. Кирсанов. Так
далеко (1941)]. Вероятно, такая деталь, как ветер визжит, ополоумев была
использована автором, чтобы передать атмосферу войны и внутреннее
состояние лирического героя.
Во многих деталях, выделенных с исследуемой лексемой, ветер
выступает неким вестником, доносящим слова любимых с фронта и на
фронт: И в этом ветре голос мой Почудится с усталости: «Побью врага,
вернусь домой ― Недолго ждать осталося» [И. Л. Сельвинский. Песня
(1945)]; Имя вслух мое назови – И домчится, как песня, с ветром До окопов
голос любви… [А. Яшин. Что нам тысячи километров!.. (1943)], вестником,
доносящим слова погибших: За что он погиб? Он тебе не ответит. А если
услышишь, подумаешь ― ветер. [И. Г. Эренбург. «За что он погиб? Он тебе
не ответит...» (1945)], вестником, доносящим знакомые слова родных песен:
Многие идут с песнями, и ветер доносит к нам знакомые слова. [В. В.
Вишневский. Дневники военных лет (1943-1945)]; Уже звучат слова команд,
И ветер издали доносит Лихую песню сквозь туман. [Д. Самойлов. «Как
смеют женщину ругать...» (1944)], вестником, рокочущем о славе: Мы
дальше шли. И ветер с трех сторон Нам рокотал о незакатной славе. [Г.
Суворов. Леса и степи, степи и леса… (1944)], а также вестником,
передающем о скорой победе: Слушай, ветер! Ты мчишь отсюда в Россию,
ты к родной земле прикоснешься облетом. Передай там, что мы уже скоро
осилим вон того, чьи из зарева бьют минометы… [М. Соболь. Слушай,
ветер! (1944)], вестником, передающим послание другу в блокадный
Ленинград: … Я буду сегодня с тобой говорить, товарищ и друг ленинградец,
о свете, который над нами горит, о нашей последней отраде… Молила, чтоб
ветер хоть голос домчал до друга сквозь дебри и выси… А письма летят к
Ленинграду сейчас, как в песне, десятками тысяч. [О. Ф. Берггольц. «...Я
буду сегодня с тобой говорить...» (1941.10.04)], или врагу – сообщение от
90
немецких солдат с просьбой о помощи: Ветер Гитлеру понес сообщенье
срочное ― «Пропадаем!» ― совершенно точное. [О. Ф. Берггольц. Три
«Радиолюбителя» (1941)].
В концепте «победа» были выделены также такие лингвокультурные
детали, как ветер-защитник (о ветре, заметающем следы): Я логом шел. И
враг приметил, но – пращур мой и побратим – Погибель злую вольный ветер
отвел дыханием своим… [(С. Наровчатов. Так жил я…(1942)]; Там в
неистовстве наитья Пела буря с двух сторон. Ветер вам свистел в
прикрытье: Ты от пуль заворожен. [Б. Л. Пастернак. Смелость (1941)];
ветер-помощник: А ветер надуется, крякнет, свистнет, И туча в синь на
глазах растает, И снова шагаешь, дивишься лету, Грусти поищешь ― и
грусти нету. [Л. А. Лавров. Полеты (1941)]; ветер-каратель: Не стихай же,
секи по лицу, нашей полночи ветер лютый! Градом выморозь каждый вдох,
чтоб захватчик ослеп, оглох, Чтоб и след замело навеки. [(М Сурначев.
Месяц раненый. (1941)]; ветер-командир: Но нет, не додумал. Команда.
Пора… ― Нас ветер направил да мир порешил… [Л. А. Лавров. Прыжок
(1941-1942)].
Итак, исходя из анализа деталей с лексемами-наименованиями явлений
природы, вербализующих образный компонент концепта «победа», можно
сделать вывод о том, что данный концепт обладает позитивной коннотацией
в исследуемой лингвокультурной ситуации, так как все лексемы в его составе
имеют положительное оценочное значение. Безусловно, концепт «победа»
является одним из наиболее значимых в структуре исследуемой универсалии
«Война», это подтверждают многочисленные детали с лексемами всех
микрополей культурно-тематического поля «Явления природы». Так,
лексемы, вошедшие в микрополе «Осадки» образуют следующие значимые
для полного восприятия данного концепта детали: снег-защитник, снегпомощник; майский дождь, дождь-награда, дождь-светлые слезы земли,
91
дождь-подспорье,
дождь-помощник,
дождь-защитник.
Лексические
единицы микрополя «Оптические явления» представляют следующие детали
в составе проанализированного концепта: победный рассвет, рассвет
первого утра мира, тихий рассвет, закат простирает лучи спокойствия,
хороший час заката, заря освобожденья, зарево открывает день Победы,
победа Сталинграда восходит заревом в века, гроза – радость победы,
гроза-друг, гроза-помощница, гроза-каратель врагов, гроза-опасность для
немцев. Следующее микрополе «Звуковые явления» представлено лексемой
«гром», образующей множество деталей, вербализующих концепт «победа»:
гром победный, свежий майский гром, гром воскресил народ, победное небо
грохочет громами, гром-каратель, гром-наступленье, гром-вестник победы.
Образный компонент концепта «победа» отражает и лексема «мороз» в
составе микрополя «Тепловые явления»: мороз-каратель, мороз-товарищ.
Заключительной лексемой, образующей детали в составе рассматриваемого
концепта, является лексема «ветер». Наиболее значимыми деталями с ней
нам представляются детали ветер свободы, ветер мая, чистый ветер, ветервестник победы, да здравствуют наши ветра, ветер-друг, ветер-защитник,
ветер-помощник.
Наглядно наиболее значимые для восприятия концепта «победа»
лингвокультурные детали с лексемами-наименованиями явлений природы
можно отразить на следующем рисунке (Рис. 2):
92
Концепт
«победа»
Микрополе
«Осадки»
снег-защитник, снегпомощник; майский дождь,
дождь-награда, дождьсветлые слезы земли, дождьподспорье, дождь-помощник,
дождь-защитник
Микрополе
«Звуковые
явления»
Микрополе
«Тепловые
явления»
Микрополе
«Движение
воздуха»
Микрополе
«Оптические
явления»
победный рассвет, рассвет первого
утра мира, тихий рассвет, закат
простирает лучи спокойствия, заря
освобожденья, зарево открывает
день Победы, гроза – радость
победы, гроза-друг, грозапомощница, гроза-каратель врагов
гром победный, свежий
майский гром, гром воскресил
народ, победное небо грохочет
громами, гром-каратель, громнаступленье, гром-вестник
победы
мороз-каратель, морозтоварищ
ветер свободы, ветер мая,
чистый ветер, ветервестник победы, да
здравствуют наши ветра,
ветер-друг, ветер-защитник,
ветер-помощник
Рис. 2. Концепт «победа»
93
2.3.
Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «радость»
Концепт
«радость»
относится
к
эмоциональным
концептам,
представляет собой фрагмент эмоциональной картины мира. Значимость
этого и подобных концептов определяется тем, что радость (равно как и
грусть,
гнев,
страх)
относится
к
числу
базисных
эмоций,
т.е.
«филогенетически первичных, основанных на перцептивных представлениях
психических переживаний человека» [Красавский, 2001: 28].
Среди сопряженных с концептом «радость» концептов можно
выделить концепты «природа», «внешность», «интеллект», «духовность». В
рамках концепта «природа», связанного с концептом «радость» находятся
субконцепты «солнце», «сияние», «тишина», «красота природы» [Озерова,
Шевелева, электронный ресурс].
В различных контекстах концепт «радость» реализует определенный
набор понятийных признаков. Так, в идиолекте Ф.М. Достоевского были
выделены следующие актуализированные семы: «чувство», «чувственная
реакция удовлетворения», «охотно, с полной готовностью», «чувственная
реакция удовольствия», «событие, доставляющее радость» [Сергеева, 2004];
в
идиолекте
И.А.
Бунина
актуализированы
признаки
«счастье,
жизнерадостность», «эмоциональное воздействие», «внешнее выражение
эмоций» [Латкина: электронный ресурс].
Основные концептуальные метафоры для представления чувств в
русском языке – это чувство-растение, чувство – живое существо, чувство –
животное,
чувство
–
человек
[Пименова,
2003:
180-200].
Для
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. значимой является концептуальная
метафора «чувство – явление природы», что прослеживается на примере
вербализаций концептов «радость» и «грусть».
94
Образный компонент данного концепта вербализуют детали с
лексемами, входящими в микрополя «Осадки», «Движение воздуха»,
«Оптические явления» и «Тепловые явления». Необходимо отметить, что из
пяти лексических единиц, выделенных в микрополе «Оптические явления»,
детали в составе концепта «радость», образует только лексема «гроза».
Перейдем к рассмотрению деталей с лексемами в составе микрополя
«Осадки». Лексема «снег», на наш взгляд, достаточно полно характеризует
данный концепт. Положительное отношение русских людей к данному
явлению
природы
подчеркивается
следующими
лингвокультурными
деталями: например, сочетанием с кратким прилагательным прекрасен: Этот
снег так прекрасен, так прекрасен этот день своей непрочностью. [Н. Н.
Пунин. Дневник. 1941 год (1941)]; снег-счастье: Не забыть мне этой лыжни
― На снегу глубокий след! У меня иного в жизни Счастья не было ― и нет.
[И. П. Уткин. «Не забыть мне этой лыжни ...» (1942)]; восхищение легкостью
снежинок: Снежинок легонькие стайки Кружат, роятся ― вниз и вниз: На
крышу сели, на карниз… [Л. А. Лавров. Среди зимы (1941-1942)]. В целом,
многочисленное
использование
производных
с
уменьшительно-
ласкательными суффиксами говорит о положительном восприятии данного
явления природы даже в особой лингвокультурной ситуации исследуемого
периода и позволяет отнести данные сочетания к деталям, вербализующим
рассматриваемый концепт: Падает снежок; в тумане, в сгущающихся
сумерках ― темная Большая Невка. [В. В. Вишневский. Дневники военных
лет (1943-1945)]; Одна нога в худом сапоге, Другая сияет лаком протеза.
Легкий снежок валит и валит. Грудь распахнул молодой инвалид. [И. Л.
Сельвинский. Я это видел (1942)]; И брызги свистят снеговые, и скрипит под
ногами снежок. [Н. Н. Ушаков. Армия Паулюса (1943)].
Образный
компонент
концепта
«радость»
вербализуется
также
деталями с лексемой «дождь»: чудесный дождь, замечательный дождик,
веселый дождь, приятный, теплый, летний дождь, музыка дождя, стукнут
95
пальчики дождя, звонкие дожди: А чудеснее всего был дождь, только зачем
он так скоро перестал: шел бы себе и шел. [В. Ф. Панова. Спутники (1945)];
Сегодня прошел замечательный дождик ― Серебряный гвоздик с алмазною
шляпкой. Он брызнул из маленькой-маленькой тучки И шел специально для
дачного леса… [Д. Б. Кедрин. Приглашение на дачу (1945)]; Ночь темная.
Иногда накрапывает дождик, теплый и приятный. Я даже не накрываюсь
плащ-палаткой. [Виктор Некрасов. В окопах Сталинграда (1945-1946)].
Продолжая тему вербализации концепта «радость», необходимо отметить
такую деталь, как многочисленное использование авторами слова дождик,
несущего
положительную
эмоциональную
окраску
(уменьшительно-
ласкательный суффикс – ик): Вот дождик вкрадчиво прокрапал. Как тонок
грустный дух сенца!.. Войска идут вперед на Запад. Вперед на Запад. До
конца!.. [А. Т. Твардовский. Минское шоссе (1944)]; Дождик прошел;
палисадники, крыши блестят; переулок умылся; сиреневый дым выплывает
из труб; в сенях шипят самовары. [Б. А. Садовской. Сны (1929-1944)]; На
листве рябин продрогнувших Заблестит холодный пот. Дождик, серый как
воробышек, Их по ягодке склюет. [Д. Б. Кедрин. Осенняя песня (1937-1941)];
Ветерок обдувает листву, Зеленеет, робея, трава. Мирно спят поросята в
хлеву. Парни рубят и колют дрова. Над хозяйством большим экипажа Рвется
дождика тонкая пряжа. [С. И. Липкин. В экипаже (1941)]; Под листочком
укрылись божьи коровки. Им хоть заново дождик брызни. Благополучие
тоже требует сноровки, Как и все в жизни. [Л. А. Лавров. Куда глядят глаза
(1941-1942)]. В проанализированных текстах лексема «дождь» в составе
концепта «радость» была выявлена и в переносном значении: 2. перен. `О
чём-н. падающем во множестве` [Ожегов, Шведова: 214]: Он идет вдоль
палисадов, Яблонь, вишен и подруг. Дождь улыбок, шуток, взглядов
Совершается вокруг. [Л. А. Лавров. Лейтенант (1941-1942)].
96
Такие лингвокультурные детали, как дождь свежит лицо: И вот иду я
узкою тропою, Лицо свежит неторопливый дождь, И Болдинская Осень
надо мною Златит листву у придунайских рощ! [Д. И. Кленовский.
Болдинская осень (1945)]; дождь-справедливость (награда): И та вода идет
до Сталинграда (есть в мире справедливость иногда) ― так льется c ветки к
коpню, как награду, дождь ― почве возвращенная вода. [А. С. Присманова.
Птица (1944)] были также отнесены нами к концепту «радость». В составе
данного концепта нами были выделены и следующие детали: дождьблагодать: Да будет так, чтоб не стихал Огонь в душе и дождь в саду! [Д.
Самойлов. «Вы просите стихов. Их нет...» (1944)]; Что слезы! ― Дождь над
выжженной пустыней… Был дождь. Благодеянье пронеслось. [П. Г.
Антокольский. «Что слезы! – Дождь над выжженной пустыней...» [Сын, 8]
(1943)].
Лексема «ветер», вербализующая образный компонент концепта
«радость», входит в микрополе «Движение воздуха». Многочисленное
употребление данной лексической единицы с уменьшительно-ласкательным
суффиксом –ок– (ветерок) образует важные для осмысления анализируемого
концепта детали: И тут мое серебрецо Заплачет, расхохочется, Целуя ветерок
в лицо, Лепеча всё, что хочется. [И. Л. Сельвинский. Песня (1945)]; Лёгкий
ветерок, вея прохладой, нёс им навстречу пряный запах чабреца. [Елена
Ильина. Четвертая высота (1945)], а также такое сочетание как ласковый
ветерок: И когда ветерок, даже самый ласковый, весенний, волновал воду и
маленькие волны достигали под кручей концов сосулек, то они качались,
стуча друг о друга, звенели, и этот звук был первый звук весны, эолова арфа.
[М. М. Пришвин. Лесная капель (1943)].
Употребление существительного «мороз», входящего в микрополе
«Тепловые явления», с уменьшительно-ласкательным суффиксом – морозец –
позволило выделить еще одну деталь, входящую в концепт «родина», а
именно любовь к родине: Прошелся до Новой деревни и обратно. Морозец
97
щиплет щеки, уши… Молчаливые милиционеры ― на мосту. [В. В.
Вишневский. Дневники военных лет (1943-1945)].
Далее
компонент
рассмотрим
концепта
лексему
«радость».
«гроза»,
Нами
вербализующую
были
выделены
образный
следующие
лингвокультурные детали с данной лексемой: великолепные грозы, грозаюность, гроза, очистившая воздух, гроза – хорошая штука: …великолепные
грозы, величественная и красивая гроза разливы великих рек, неожиданности
пробуждений, ― этого не выразишь ни словами, ни образами, это нужно
было пережить в редком сознании каждым себя ― страной и народом. [М. А.
Осоргин. Времена (1942)]; Гроза величественнее и красивее всех этих
зенитных «фейерверков». [В. В. Вишневский. Дневники военных лет (19431945)]; Мне странно вспомнить, что только эта страничка гимназических
воспоминаний осталась в моей памяти как событие значительное и ― я бы
сказал ― светлое: гроза, очистившая воздух. [М. А. Осоргин. Времена
(1942)]; Сегодня была гроза. Хорошая штука. [Г. С. Эфрон. Дневники. Т. 1.
1941 (1941)].
Подводя итоги анализа концепта «радость», выделенного в структуре
универсалии «Война», можно говорить о неких закономерностях в его
составе. Так, наиболее характерны для вербализации образного компонента
данного концепта детали, означающие положительное отношение носителей
языка к исследуемым явлениям природы – снегу, дождю, ветру, морозу,
грозе. Данные детали часто воплощаются в сочетаниях лексем-наименований
явлений природы с оценочными прилагательными, а также в использовании
уменьшительно-ласкательных суффиксов. Так, лексемы, принадлежащие
микрополю «Осадки», образуют следующие наиболее значимые для
вербализации образного компонента концепта «радость»: прекрасный снег,
снег-счастье, восхищение снегом, снежок; чудесный, замечательный,
веселый, приятный, теплый, летний дождь, дождь-благодать. Для
98
микрополя «Движение воздуха» свойственны такие детали, как ветерок,
ласковый, весенний, легкий ветер. Лексема «мороз» образует следующую
деталь – морозец (любовь к родине). Наконец, лексическая единица «гроза»,
вошедшая в микрополе «Оптические явления», образует детали великолепные
грозы, гроза – хорошая штука, вербализующие образный компонент
анализируемого концепта «радость».
Наглядно наиболее значимые детали в составе концепта «радость»
можно изобразить следующим образом (Рис. 3):
Концепт «радость»
Микрополе
«Осадки»
Микрополе
«Движение
воздуха»
Микрополе
«Оптические
явления»
прекрасный снег, снегсчастье, восхищение снегом,
снежок; чудесный,
замечательный, веселый,
приятный, теплый, летний
дождь, дождь-благодать
ветерок, ласковый,
весенний, легкий ветер
великолепные
грозы, гроза –
хорошая штука
Микрополе
«Тепловые
явления»
морозец (любовь к
родине)
Рис. 3. Концепт «радость»
99
2.4.
Лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент
концепта «вера»
Концепт «вера» является одним из базовых концептов, культурной
константой,
ярким
показателем
специфики
русского
национального
характера. О значимости данного концепта в языковой картине мира говорит
следующее утверждение: «… от того, как понимается вера, зависит
содержание той или иной лингвокультуры» [Казнина, 2004: 3].
Понятийными компонентами в составе концепта «вера» выступают
состояние; убежденность; доверие; вероисповедание; отношение к высшей
силе; истина; надежда [Жук, 2007]. Таким образом, концепт «вера»
разделяется на два субконцепта: «вера 1» (рациональная вера, эмпирическая,
в мирской сфере) и «вера 2» (вера в Бога, в религиозной сфере). Как
художественный концепт, концепт «вера 2» представлен лексемами «Бог»,
«Верность», «Зло / Борьба со злом», «Любовь», «Молитва», «Надежда»,
«Таинство» [Сулиман, 2013].
Концепт «вера» в русском языковом сознании является биполярным,
поскольку
в
его
аксиологическом
компоненте
представлены
как
отрицательная, так и положительная оценки: «Носители русского языка
характеризуют состояние веры как положительное (светлая, нравственная),
тревожное (непонятная, тайная), отрицательное (греховная, лицемерная)»
[Талапова, 2009: 14].
Анализ образного компонента концепта «вера» в русском языковом
сознании демонстрирует доминирование антропоморфного кода.
Концепт «вера» в исследуемой лингвокультурной ситуации обладает
положительной коннотацией благодаря наполненности лингвокультурных
деталей с лексемами-наименованиями явлений природы. Такие детали
образуют четыре лексемы, а именно: «дождь», «снег», входящие в
культурно-тематическое
микрополе
«Осадки»,
«гроза»,
входящая
в
100
микрополе «Оптические явления» и лексема «ветер», входящая в микрополе
«Движение воздуха».
Так, деталь с лексемой «снег» значима для восприятия данного
концепта: вьюжный ангел: Вьюжный ангел мне молотом пальцы дробит На
закате Судного дня И целует в глаза, и в уши трубит, И снегами заносит
меня. [А. А. Тарковский. «Нестерпимо во гневе караешь, Господь...»
[Чистопольская тетрадь, 7] (1941)]. Ярко вербализуют образный компонент
концепта «вера» и такие детали, как: Мария Снежная (данная деталь
актуализирует образ девы Марии, Снежная – чистая, белая), венчан
снежными венцами (Венчание – священный свадебный обряд православных,
белый цвет снега – символ непорочности, чистоты): Преображенью праздник
смежный, Ты, риза белая души, Ты, в зное вихрь Марии Снежной, Пожар
чистилища туши И, след стопы лелея нежной, Остылый пепл запороши. [В.
И. Иванов. «Едва медовый справлен Спас...» [Римский дневник 1944 года, 6]
(1944.08.05)]; Ты остался, пращур, там? Венчан снежными венцами? Ложе
устлано песцами? [Л. Н. Мартынов. Лукоморье (1945)].
Лексема «дождь» образует лишь одну значимую деталь в составе
исследуемого концепта – деталь молитва дождю: Ветру молюсь и дождю,
Встречным безыменным водам: «Помощи вашей я жду, Вечные силы
природы!» [Е. Г. Полонская. Дорога (1943-1944)]. Как видим, последняя
деталь находится «на стыке» двух концептов: «вера» и «победа». В особой
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. человек нередко взывает саму
природу о помощи.
Лексема «гроза» образует немалое количество деталей, принимающих
участие в вербализации образного компонента концепта «вера». Среди них
наиболее интересными являются следующие: пророк Илья пугает грозой: В
подвалах схоронились дети, Недетский ужас затая. Кого грозой на этом
свете Пугаешь ты, пророк Илья? [Н. В. Крандиевская. Гроза над
101
Ленинградом (1942)]; Я просто был туристом мирозданья, Грозою ангелов,
гасящих звезды, И консультантом маленьких комет… [В. А. Луговской.
Разговор с дьяволом возле кинофабрики на Шейх-Антауре (1942)],
фразеологизм «божья гроза», означающего очищение, благость: Этот бог
для полета к тебе Не дает мне попутной погоды. Каждым утром рассвет,
как слеза, Мне назавтра тебя обещает, Каждой полночью божья гроза С
полдороги меня возвращает. Что вчера был к тебе мой полет Просто богу
еще неугоден. [К. М. Симонов. «Вновь тоскую последних три дня...» (1944)];
И когда земле настали Времена Метаморфозы, Раскололи, разметали Гробы
мумий Божьи грозы. [В. И. Иванов. «Детству снящиеся смутно...»
(1944.03.21)]. Также была выделена такая лингвокультурная деталь, как бог
видел грозу и радовался ей: И вот гроза, Слегка цыганским встряхивая
бубном, С охапкой молний, свившихся в клубок, Шла в облаках над городом
стотрубным Навстречу нам, И это видел бог. Он радовался ей. [П. Г.
Антокольский. «Идут года – тридцать восьмой, девятый...» [Сын, 4] (1943)].
Сочетание лексемы «ветер» с контекстуальными словами-реалиями,
связанными с религией, образуют особые лингвокультурные детали,
вербализующие исследуемый образный компонент концепта «вера» в
структуре универсалии «Война»: так, например, деталь ветер, снимающий
Иисуса Христа с креста, апрельский ветер – предвестник Пасхи – главного
православного праздника христиан, Христос, Божья милость, колокольный
звон, сотворение мира: Время расшатало гвозди, Долго ветер крест качал, И
Христос, вверху распятый, С древа на землю упал… [М. И. Цветаева.
Христос и крест (1941)], Пасхальной ночью у двух проталин Два трупа
очнулись и тихо привстали… «Christ ist erstanden!» ― сказал один, Поняв
неустанный шорох льдин. «Христос воскресе!» ― другой ответил, Почуяв
над лесом апрельский ветер. [М. А. Зенкевич. У двух проталин (1942.04.05)];
Но ветер говорить со стариком Умел ему понятным языком. И на слова:
«Откуда этот пес?» Прошелестел: «Его привел Христос». [З. Н. Гиппиус.
102
«Вскипают волны тошноты нездешней...» (1945)]; Милостив ко мне Ты
бесконечно: Ты тропинку мне даешь в лесу, В море ― ветер, в небе ― пояс
млечный… [Д. И. Кленовский. Всевышнему (1945)]; Все так же льется
Божья милость С непререкаемых высот… И так же ветер носит зерна, И
ту же песню мать поет. [А. А. Ахматова. «Я не была здесь лет семьсот...»
(1944.05.05)]; И под ветер незримых Ладог, Сквозь почти колокольный звон,
В легкий блеск перекрестных радуг Разговор ночной превращен. [А. А.
Ахматова. «Истлевают звуки в эфире...» (1945.12.20)]; Стал звучным и
трепетным голос ветвей. Подумал Адам и сказал: ― Соловей. Незримой
стопой придавилась вода, ― И ветер был назван впервые тогда. [С. И.
Липкин. Имена (1943)]. Нами была обнаружена такая лингвокультурная
деталь, как ветер, не дующий всуе – ветер, не нарушающий третью заповедь:
Ветер дует, дует, дует, Надоел. Но не дует ветер всуе ― Снег осел. [Е. Л.
Кропивницкий. «Ветер дует, дует, дует...» (1943)].
Подводя итоги исследования вербализации образного компонента
концепта «вера» лингвокультурными деталями с лексемами-наименованиями
явлений природы, необходимо отметить, что, несмотря на то, что данный
концепт является базовым в русской лингвокультуре, в проанализированной
лингвокультурной ситуации он представлен немногочисленными деталями,
имеющими лексемы «дождь», «снег», «гроза» и «ветер» в своем составе.
Наиболее яркими деталями с лексемой «снег», на наш взгляд, являются
детали вьюжный ангел, венчан снежными венцами. Лексема «дождь»
образует одну важную для восприятия данного концепта деталь молитва
дождю. Фразеологизм божья гроза представляется важной деталью с
лексемой «гроза» (крайне интересен и образ грозы, возвращающей человека
с пути, уготовленного к смерти, так как час еще не настал). Однако гроза –
это не только благость, но и пугающая стихия, как, например, в детали
пророк Илья пугает грозой. Лексема «ветер» в основном образует детали,
вербализующие концепт «вера», благодаря контекстуальной связи со
103
словами-реалиями, соотносимыми с темой религии. Так, например,
интересны детали ветер не дует всуе, ветер качает крест, на котором
распят Христос и многие другие.
Представим наглядно наиболее значимые лингвокультурные детали в
составе исследуемого концепта следующим образом (Рис. 4):
Концепт «вера»
Микрополе
«Осадки»
Микрополе
«Оптические
явления»
вьюжный ангел, венчан
снежными венцами, Мария
Снежная; молитва дождю
Божья гроза,
пророк Илья
пугает грозой
Микрополе
«Движение
воздуха»
молитва ветру, ветер,
качающий крест, на
котором распят
Христос
Рис. 4. Концепт «вера».
104
Выводы по второй главе
1.
Концептами
с
позитивной
коннотацией,
выделенными
в
структуре универсалии «Война», являются концепты «родина», «победа»,
«радость» и «вера». Все эти концепты, безусловно, имеют амбивалентный
характер,
так,
например,
концепт
«родина»
может
восприниматься
носителями языка как положительно, так и отрицательно. Однако в
исследуемой лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. вышеперечисленные
концепты
обладают
исключительно
позитивной
коннотацией.
Это
утверждение подтверждают многочисленные примеры лингвокультурных
деталей с лексемами-наименованиями явлений природы, в которых
присутствуют только положительные значения исследуемых лексических
единиц. Необходимо отметить, что примеры негативных коннотаций данных
концептов в ходе работы выявлены не были.
2.
Концепт «родина» является одним из ключевых концептов с
доминирующей позитивной коннотацией. Следующие наиболее значимые
детали с лексемами культурно-тематического поля «Явления природы»
вербализуют образный компонент данного концепта: русский снег, родной
снег, Снегурочка, снег – сказка русской жизни; дождь – слезы родимой
земли, дорогой рассвет, советская заря, в свежем грохоте майского грома –
Победительница Москва, родной мороз, каленые, злые, крутые, сердитые
морозы, морозная весна, дед Мороз, мороз-художник, русский, наш, родной
ветер. Данный концепт представлен деталями со всеми лексическими
единицами культурно-тематического поля «Явления природы».
3.
Концепт «победа» наряду с концептом «родина» в структуре
исследуемой универсалии «Война», на наш взгляд, является наиболее
значимым. Важными для полного его восприятия служат детали с
лексическими единицами, называющими явления природы, среди которых
105
можно выделить следующие: снег-защитник, снег-помощник, майский
дождь, дождь-подспорье, дождь-помощник, дождь-защитник, победный
рассвет, рассвет первого утра мира, заря освобожденья, зарево открывает
день Победы, гроза – радость победы, гроза-друг, гроза-помощница, грозакаратель врагов, гроза-опасность для немцев, гром победный, свежий
майский гром, гром-каратель, гром-наступленье, гром-вестник победы,
мороз-каратель, мороз-товарищ, ветер свободы, ветер мая, чистый ветер,
ветер-вестник победы, ветер-друг, ветер-защитник, ветер-помощник. Так
же, как и концепт «родина», образный компонент концепта «победа»
вербализуется лингвокультурными деталями со всеми исследуемыми
наименованиями явлений природы.
4.
Образный компонент концепта «вера» представлен не столь
многочисленными по сравнению с концептами «родина» и «победа»
лингвокультурными деталями. Ключевыми деталями, относящимися к
данному концепту, представляются детали: снег-счастье, восхищение снегом,
замечательный, веселый, приятный дождь, дождь-благодать. ветерок,
ласковый, ветер, морозец, гроза – хорошая штука.
5.
относится
К
концептам
концепт
с
«вера».
доминирующей
Образный
позитивной
компонент
коннотацией
данного
концепта
вербализуется следующими лингвокультурными деталями с лексическими
единицами, называющими явления природы в своем составе: вьюжный
ангел, молитва дождю, божья гроза, пророк Илья пугает грозой, ветер не
дует всуе, ветер качает крест, на котором распят Христос.
106
Глава III. Образный компонент концептов с доминирующей негативной
коннотацией в структуре универсалии «Война»
3.1. Лингвокультурные детали в составе концепта «смерть»
Проведенный анализ показал, что одним из базовых концептов,
выделяющихся в структуре универсалии «Война», является концепт
«смерть». Концепт «смерть» выступает как один из базовых концептов
русской лингвокультуры в целом, его содержание и актуализация отражают
систему ценностей и оценок нации. Как правило, выявление его
особенностей проводится на основе сопоставления с оппозиционным
концептом
«жизнь»,
однако
в
нашем
материале
концепт
«жизнь»
практически не вербализуется посредством лингвокультурных деталей с
лексемами-наименованиями явлений природы.
Смерть как художественный концепт исследована в идиолекте Б.Л.
Пастернака, где в ее структуре встречаются модусы «статичность»,
«разрушение», «духовное небытие» и «неспособность к творчеству» [Чумак,
2004: 5].
Средства вербализации художественного концепта "смерть" различны
по структуре и коннотативной, в том числе и эмоциональной, окраске. В
частности,
в
идиолекте
Б.Л.
Пастернака
смерть
представлена
как
антиномичный концепт: большинство единиц, репрезентирующих концепт,
обладают отрицательной коннотацией, однако «смерть при обстоятельствах,
требующих от человека проявления лучших качеств его характера во имя
сохранения чьих-либо жизней, озарена особым светом жертвенности»
[Чумак, 2004: 15].
107
По данным ассоциативных экспериментов [Чумак, 2004; Тарасенко,
2008] в современной русской картине мира в образном компоненте концепта
«смерть» отмечаются разнообразные признаки, в том числе и отражающие
связь данного концепта с концептом «природа», например: сырая земля,
холодный ветер. Соотносимы с нашими выводами «цветовые» представления
о смерти: черный, синий и красный цвета связываются с русском языковом
сознании со смертью. Важно, что в аксиологическом компоненте концепта
выражена однозначная негативная оценка: признаки «плохая», «негатив»,
«страх», «горе»: «Смерть для человеческого сознания всегда нечто плохое,
подчас страшное, в силу неизвестности, которая ждет человека после
смерти» [Деева, 2003: 309].
В вербализации образного компонента данного концепта участвуют
лингвокультурные детали со всеми лексическими единицами, входящими в
культурно-тематическое поле «Явления природы».
Рассмотрим детали с лексемами, относящимися к микрополю
«Осадки», а именно лексемы «снег» и «дождь». Так, лексема «снег», а также
описанные вместе с ней лексемы «метель», «вьюга», «пурга», образуют
детали,
вербализующие
концепт
«смерть»
в
структуре
выделенной
универсалии «Война». В составе данного концепта прежде всего выделяется
лингвокультурная деталь черный снег: Мы сварили бы на ветках, Разгребая
черный снег, Мы за ней на мерзлых грядках Посбивались ночью с ног. [П. Я.
Зальцман. Картошка ночью (1942.11.21)]; Рвутся факелов лохмотья, Брызжет
в черный снег огонь. [В. Т. Шаламов. Полька-бабочка (1942)]; Огнем пылает
мой двадцатый век. И я гляжу на этот черный снег… Снег почернел от
жаркого огня, Развалины покрыл холодный пепел… [М. Дудин. Кукла
(1944)]; Цвет крови на земле, на снегу, – Вид убитого парня на черном снегу,
у разбитого дома… [М. Луконин. Фронтовые стихи (1943)]; Черным снегом
108
было покрыто поле, все истоптанное и истерзанное, сладковатый запах
пороха еще витал над ним. [Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)]. В данном
случае семантическая структура прилагательного черный осложняется
сочетанием двух планов значения – прямого и переносного, обладающего
лингвокультурной спецификой: снег черный не только потому, что в
действительности приобретает такой цвет от взрывов снарядов, но и потому,
что в русской лингвокультуре черный цвет – это цвет траура, смерти. Это
значение подчеркивается также сочетанием с существительным мрак –
снежный мрак: И не знаю, как случилось Или кто устроил так, Что звезда
любви лучилась Впереди сквозь снежный мрак. [М. А. Зенкевич. Прощание
(1942)].
Центральное место в вербализации концепта «смерть» занимает
лингвокультурная деталь красный снег: И буду я разутый, без имени и славы,
Замерзшими глазами смотреть на снег кровавый. [А. А. Тарковский. А
случилось не так (1942)]; Из памяти возникнут предо мной Руины Новгорода
и Варшавы, В снегах кровавых гордый Ленинград… [И. Н. ГоленищевКутузов. «Забудь. Покорствуй, иль навек усни...» (1943)]; Не знаю, был ли
мальчик взорван. Молчит о нем кровавый снег… [П. Антокольский. Баллада о
мальчике, оставшемся неизвестным (1941)]. Отметим, что нередко данное
цветообозначение выражено имплицитно: Уже темнеет. Наступленье, Гремя,
прошло свой путь дневной, И в нами занятом селенье Снег смешан с кровью
и золой. [К. М. Симонов. Пехотинец (1942)]; Я вижу свет и снег в крови. Я
буду жить. И ты живи. [И.Г.Эренбург. «Большая черная звезда...» (1942)]; Да,
отстоим родимые березы, Сады и песни дедовской страны, Чтоб этот снег,
впитавший кровь и слезы, Сгорел в лучах невиданной весны. [Вс. А.
Рождественский. «В суровый год мы сами стали строже...» (1942)]; Один
знакомый, историк Розенберг, во время обеда сказал мне, что одно из самых
ужасных его впечатлений ― это лужа крови и неподалеку на снегу рука в
окровавленной белой перчатке и в меховом рукаве. [Н. Н. Пунин. Дневник.
109
1941 год (1941)]; Он отполз немного, и, наверное, ему показалось, что там,
где он лежал минуту назад, на пропитанном кровью снегу, осталось все, что
было в нем живого… [Л. А. Кассиль. Линия связи (1942-1943)]; Снег под ним,
набрякши кровью, Взялся грудой ледяной. Смерть склонилась к изголовью:
― Ну, солдат, пойдем со мной. [А. Т. Твардовский. Смерть и воин (19411945)]. Цвет крови передается в деталях также сочетанием с прилагательным
рыжеватый: Он стынет в снегу рыжеватом ― Оставшийся парень с
обычным лицом, С зажатым в руке автоматом… [Вс. А. Рождественский. За
круглым столом (1943)].
В
проанализированных
контекстах
неоднократно
встретилось
привычное сочетание белый снег: О родине ― России. В те дни она, в снегах
бела, Во мгле, в дыму морозном Вставала, смерть врагу несла ― Был час
расплаты грозной… [А. Т. Твардовский. Новогоднее слово (1941)]; Сыплет,
сыплет, сыплет снег. Над равниною бесплодной Мириадами летят
Мотыльки зимы холодной. Одноцветны, как тоска, Холодны, как злая доля,
Засыпают все пути, Всю красу лугов и поля. [М. И. Цветаева. «Сыплет,
сыплет, сыплет снег...» (1941)]; Белый саван забытья, Равнодушья,
безучастья Совладал с любым ростком И с любой живою страстью. [М. И.
Цветаева. «Сыплет, сыплет, сыплет снег...» (1941)].
зимы, снега, снежинок
Однако белый цвет
теряет сему святости, чистоты, так часто
используемую поэтами, и актуализирует отрицательное значение, навевает
тоску
и
мысли
о
смерти,
что
также
позволяет
отнести
данную
лингвокультурную деталь к концепту «смерть». Интересно отметить, что
лингвокультурная деталь белый снег связана с трауром, несмотря на то, что
традиционно в русской лингвокультуре траур символизирует черный цвет.
Вербализуя концепт «смерть», исследуемое нами наименование
явления природы неоднократно используется в сочетании с прилагательным
мертвый: За тебя давно решили, Всё решили без тебя; Повинуйся ж мертвой
110
силе, В мертвом снеге взор знобя! [Г. А. Шенгели. Подполье (1941)]; Над
золою женщина сидела, ― Здесь был дом ее, родной и милый, Здесь она
любила и жалела И на фронт отсюда проводила. Теплый пепел. Средь
пустого снегаЧто она припоминала? А вдали как будто теплой кровью
Обливалисьмертвые сугробы. [И. Г. Эренбург. «Наступали. А мороз был
крепкий...» (1942)]; Может быть?.. Но столько мертвых вьюг Занесло, что
сердцу было мило. На восток, на север и на югИ на запад бросило могилы.
[В. А. Луговской. «Перекресток. Красный светофор...» (1945)]; авторы даже
прибегают к окказиональному словообразованию: Раннее после обеда;
Мертвоснежный зимний день; Вьет поземка, нету следа, Нет прохожих;
думать лень. [Г. А. Шенгели. Подполье (1941)]. Нетипичное сочетание
исследуемой
лексемы
с
прилагательным
дикий
в
контексте
с
существительным смерть (сделавшей снег диким) также было отнесено нами
к концепту «смерть»: Смерть на все накладывает руку. Страшно мне на
Чистополь взглянуть. Арестантов подняли на муку, Диким снегом заметает
путь.
[А.
А.
Тарковский.
«Смерть
на
все
накладывает
руку...»
[Чистопольская тетрадь, 6] (1941.11.18)].
Особая роль лингвокультурных деталей с лексемой «снег» в
вербализации концепта «смерть» подчеркивается их контекстуальными
связями со словами-реалиями, соотносимыми со смертью: могила, крест (на
могиле), саван, смерть, глагольными формами с общей семантикой
«закапывать в землю»: Были вагоны, стали ― могилы… Крытые снегом,
битые вьюгой. Встали ― вагоны. Цугом уклоны В ряд друг за другом, в ряд
друг за другом. [М. И. Цветаева. Сон вагонов (1939-1941)]; И в землю лягут
имена, Зимой над ними встанут снежные кресты. [Г. Н. Петников.
«Смешали глину с кровью и железом ...» [Из Алфёровской тетради, 1]
(1942)]; Смерть свистит над головами, Снег снарядами изрыт. И жена в
холодной яме Где-нибудь с детьми сидит. [А. Т. Твардовский. Дом бойца
(1942)].
111
Еще одной важной лингвокультурной деталью является обозначение
запаха снега: например, деталь снег пахнет трупом: Был март. И снег чернел,
тончал, Сырел, как сыпь. И трупом пах. Промерзший, черствый труп хирелВ
снегу, оттаяв. [Д. Самойлов. 1942 (1944)].
Концепт «смерть» вербализуют предикативные детали, например,
«снег не тает» (на холодном теле умершего): Мимоходом тенью смертной Я
твоих коснулась щек, А тебе и незаметно, Что на них сухой снежок. [А. Т.
Твардовский. Смерть и воин [Василий Теркин, 21] (1941-1945)]; Порошит
снежок им в очи, И уже давно Он не тает в их глазницах И пыльцой лежит
на лицах ― Мертвым все равно.[А. Т. Твардовский. Переправа [Василий
Теркин, 4] (1941-1945)].
Важной деталью с исследуемой лексемой в вербализации концепта
«смерть» является ее сочетание с существительным прах: снежный прах:
Остер их глаз, а губы плотно сжаты, Шинель осыпал колкий снежный прах,
Укаждого родные автоматы, Без промаха разящие в боях. [Вс. А.
Рождественский. «Всё выше солнце. Полдень серебрится...» (1942-1943)];
скрипучий прах (о снеге): Мороз идет в дубленом полушубке И валенках,
топча скрипучий прах. [Вс. А. Рождественский. Волховская зима (1944)].
Далее перейдем к рассмотрению лексемы «дождь», вошедшей в состав
микрополя
«Осадки».
Яркой
деталью
с
вышеуказанной
лексемой,
вербализующей концепт «смерть», представляется деталь смертный дождь:
Захочу рассказать о смертном дожде, как горела трава, а ты – и ты жила в
беде, тебе не нужны слова… [М. Луконин. Приду к тебе (1944. Фронт)].
Интересно отметить, что в данном контексте речь идет о прошедшем
времени, это воспоминания автора, не настоящее. Такая деталь, как дождь
моет кости умерших также отнесена нами к вербализации концепта
«смерть»: Вымоет старательно дождик кости белыеИ засыплет медленно
мать сыра-земля Так погибли юные, так погибли смелые, Что дрались за
112
родину, жизни не щадя [Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)]; А кости
немца пожелтели, Их моет дождь, их сушит зной. Давно земля набилась в
щели Его гармоники губной… [Д. Б. Кедрин. Враг (1944.07.20)].
Лингвокультурной деталью, вербализующей исследуемый концепт,
является деталь последний дождь (последний в жизни): Они не знают и не
верят, что это их последний день, последний час, последний туман над
городом, последний дождь на крышах. [Б. Л. Горбатов. Непокоренные
(1943)]. Интересна такая деталь, как клочья размытых дождем паспортов –
нам видится в этой детали образ оборванных человеческих жизней, таким
образом, эта деталь была отнесена к концепту «смерть»: Клочья размытых
дождем паспортов! Черный ― лобный ― запекшийся крест! Страшное
место из страшных мест! [О. Н. Анстей. Кирилловские яры (1943)]. Наличие
большого количества сочетаний лексемы «дождь» с глаголами, основной
семой которых является сема агрессивности, разрушения, позволили отнести
эти сочетания к концепту «смерть» и выделить такие предикативные
лингвокультурные детали, как дождь ударяет, хлещет, треплет, сечет,
пробивает, рушится, льет и др.: Темно… По крыше дождь сечет… И вдруг,
тихонько напевая, На стул комэска вспрыгнет кот. [Д. Б. Кедрин. Кот (1943)];
Ночь была чёрная, непроглядная. Хлестал холодный дождь. На западном
горизонте мелькали отражения далёкого артиллерийского боя. [В. П. Катаев.
Сын полка (1944)]; И ливень осенний Ударит о крыши, железо дробя. [Л. Н.
Мартынов. Правда (1945)]; Все злее дождь деревья треплет, И все, на что ты
летом уповал, Смертельный вдруг охватывает трепет И холод ранит
наповал.[Л. А. Лавров. «Воздух до самой до просини...» (1941-1942)].
Интересно, что так же, как и другие исследованные нами единицы
культурно-тематического поля «Явления природы» (например, снег), лексема
«дождь» в произведениях военных лет употребляется с нейтральным
глаголом «идти» нечасто: Идут дожди. Затишье. Где-то там Раз в день
лениво вспыхнет канонада. Шофер за мною ходит по пятам: ― Машина не
113
нужна? ― Пока не надо.[К. М. Симонов. «Три дня живу в пустом немецком
доме...» [Музыка, 3] (1943)]; Обманчива тишина на переднем крае, особенно
весной, особенно ночью, особенно когда идет дождь. [П. Ф. Нилин. Егор
или Василий? (1942)].
В структуру культурно-тематического поля «Явления природы»
входит микрополе «Оптические явления». Все пять лексем-наименований
явлений природы, вошедших в данное микрополе (лексемы «рассвет»,
«закат», «заря»/ «зарево», «гроза»), образуют значимые лингвокультурные
детали, вербализующие концепт «смерть». Рассмотрим лингвокультурные
детали с лексемой «рассвет». Так, сочетание с прилагательным последний
рассвет (в жизни) представляет собой яркую лингвокультурную деталь в
составе исследуемого концепта: Горячий луч последнего рассвета Едва
коснулся острого лица. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас и молча
ждал конца… [М. Дудин. Соловьи (1942)]. В состав концепта «смерть», на
наш взгляд, может войти и такая деталь, как сочетание исследуемой лексемы
с
вышеупомянутым
прилагательным
последний
в
совокупности
с
прилагательным короткий рассвет (о недолговечности жизни). В данном
случае слово употребляется в переносном значении: Ты не знаешь, мой сын,
что такое война!.. Это – жизни короткий последний рассвет Над изрытой
землей…
[Вл.
Занадворов.
Война
(1942)].
Еще
одной
значимой
лингвокультурной деталью в составе исследуемого концепта является деталь
не дотянуть до рассвета: Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался
в помощи ничьей. Он умирал… [М. Дудин. Соловьи (1942)].
Среди
деталей,
вербализующих
анализируемый
концепт,
были
обнаружены такие, как смерть на рассвете: Трудно держаться бойцу
одному. Трудно атаку отбить. Вот и пришлось на рассвете ему Голову
честно сложить… [А. А. Жаров. Грустные ивы (1943)]; похороны на
рассвете: Помню снег окрай дороги, Пред усадьбою костры, На рассвете с
114
гробом дроги… [В. И. Иванов. «Скорпий жалит с небосклона...» [Римский
дневник 1944 года, 6] (1944.10.22)]; рассвет не пробьется сквозь обугленные
веки: Почему в глазах твоих навеки Только синий, синий, синий цвет? Или
сквозь обугленные веки Не пробьется никакой рассвет?[П. Г. Антокольский.
«Вова! Я не опоздал, ты слышишь?..» [Сын, 1] (1943)].
Лингвокультурные детали с лексемой «закат» в их составе также
вербализуют концепт «смерть». Рассмотрим вхождение прилагательныхцветообозначений в исследуемые детали с лексемой «закат». Так, красный
цвет, присущий данному явлению природы, в текстах, относящихся к
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг., нередко означает цвет крови. Об
этом свидетельствуют такие сочетания, как окровавленный закат, кровь
заката, закат похож на кровь: Да нет такого еще языка… Но верьте, трупы,
в живых и здоровых! Пусть окровавленный ваш закат Не смог я оплакать в
неслыханных строфах… [И. Л. Сельвинский. Я это видел (1942)]; Над ними
развернулась кровь заката, Под ними содрогается земля. [В. А. Луговской.
Разговор с дьяволом возле кинофабрики на Шейх-Антауре (1942)]; Во дворах
на веревках болталось белье. На белых рубахах пятна заката казались
кровью.[Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)].
Кроме того, алый цвет заката ассоциируется в сознании русских с
огнем, об этом свидетельствует и результаты проведенного свободного
ассоциативного эксперимента (реакции алый, оранжевый, огонь). Кровь и
огонь – жестокие «символы» войны, поэтому среди деталей нам встретились
и те, которые отражают слияние этих «символов»: Догорает закат
невиданный, багрово-черный, словно впитал всю кровь и все горе земли,
пламя ее битв и дым ее костров. [Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)].
Также в структуре концепта «смерть» нами была выделена деталь
смерть на закате: Скоро-скоро, в желтый час заката, Лишь погаснет неба
бирюза, Я закрою жадные когда-то, А теперь ― усталые глаза. [Д. Б.
Кедрин. Бог (1942.07.10)]; Какой свободы от каких потерь?.. А солнце
115
быстро близится к закату. Приотворилась преисподней дверь… [Е. Ю.
Кузьмина-Караваева. Духов день (1942.05.25)]. Сочетание седые лучи заката
было отнесено нами к вербализации концепта «смерть», так как в русской
лингвокультуре седой цвет волос – знак не только преклонного возраста, но
и печати перенесенных трудностей и испытаний: Он шел на фронт,
мучительно палим стыдом отца, мужчины и солдата: огромный город умирал
за нимв седых лучах январского заката. [О. Ф. Берггольц. Армия (1942)].
Немногочисленны, но значимы детали с лексемами «заря» и «зарево»,
вербализующие концепт «смерть». Так, наиболее важными деталями
представляются сочетания исследуемых лексем с прилагательными грозный,
кровавый: У Сталинграда вещей битвы жар Простерся в вечность заревом
кровавым.И, чуя гибель, враг от нас бежал, Гонимый вспять оружьем нашим
правым. [А. Т. Твардовский. «Мы сотни верст и тыщи верст земли...»
[Возмездие, 1] (1944)]; … Сколько раз, на эти глядя дали, о величье мы с
тобой мечтали! Сколько раз стояли мы смиренно перед грозным заревом
Вселенной! [Я. В. Смеляков. «Там, где звезды светятся в тумане...» (1945)]; И
сквозь тяжелый, долгий бой, Сквозь зарева туман кровавый Ты видишь под
большой луной Броню тяжелую державы И хлопья пены кружевной. [И. Г.
Эренбург. Россия (1943)].
Далее в составе культурно-тематического поля «Явления природы»
было выделено микрополе «Звуковые явления», которое представлено
лексемой «гром». Рассмотрим детали с данной лексемой, послужившие
вербализацией концепта «смерть». Множество контекстуальных связей
лексемы «гром» со словами, так или иначе соотносимыми со смертью,
представляют значимые лингвокультурные детали в составе интересующего
нас
концепта:
тяжко-мраморный
гром,
гибель,
измор,
Гоморра,
артиллерийский гром похоронного салюта, предавать тело земле, нет грома
в ином мире: Безысходностью гибели, мертвою хваткой измора, ― И в
116
громах тяжко-мраморных серые сходят огни… Я не знал никогда, что мой
город зовется Гоморра. [Г. А. Шенгели. Ожидание (1941)]; А ныне Салюта
приглушенный гром; Мы тело своей героини Сегодня земле предаем. [М. А.
Светлов. «В заснеженном русском пространстве...» [Из стихов о Лизе
Чайкиной, 1] (1942)]; Лежит матрос на дне песчаном…Отгромыхал
короткий бой, А здесь ни грома и ни гула… [А. Лебедев. На дне
(1941)].Последняя деталь актуализирует значение гром – война, отсутствие
грома – спокойствие, мир. В составе концепта «смерть» были выделены
также такие детали, как сочетания лексемы «гром» со словами с общей
семантикой агрессии, разрушения, такими, как громовой удар, взрыв грома,
гром ранил: Взрыва гром и ветра свист… Ночь встает в огне по пояс; Гибнет
русский машинист, Гибнет с ним немецкий поезд! [И. П. Уткин. Машинист
(1941)]; Чтобы взмахом одним стал и плотью, и кровью, и жизнью… Будто
гром его только что ранил. [М. И. Цветаева. Материк (1939-1941)].
Интересно отметить, что концепт «смерть» соотносится не только с
человеческими жизнями, но и с живой природой: уснуть средь грома и ада
(умереть): Но, право, бояться не надо, Отрадно заканчивать путь, Отрадно
средь грома и ада Спокойно-спокойно уснуть.[Г. А. Шенгели. Сердце
(1943.04.04)], гром-война, смерть, оставшаяся позади: Мы дождались
хохота, смеха. Гром, огонь и смерть остались позади… [В. Казин. Эхо
(1945)]; умирающая природа громом оглушила рай: Когда природа умирая
Разрывом громов оглушила рай А бледной ночью над Невой Сирена
поднимала вой…Мне говорил старик зеленоватый: «Перед кусточком люди
виноваты…» [И. В. Бахтерев. мирный день (1943.08.27)].
Микрополе «Тепловые явления» представлено лексемой «мороз».
Данная лексема и сочетания с ней образуют немногочисленные детали в
составе проанализированного концепта «смерть». Так, нередко лексема
«мороз» в текстах 1941-1945 гг. сочетается с глаголами с семой воздействие
высокой температуры: жечь, пожечь, печь. На наш взгляд, употребление
117
данной семы не случайно, ведь огонь – один из самых главных
«инструментов» войны: Ничком лежат пять человек ― Пять ленинских
солдат. Лежат. Им вьюга дует в лоб, Их жжет мороз. И вот ― На их
заснеженный окоп Фашистский танк ползет. [Д. Б. Кедрин. «Полянка зимняя
бела...» (1943)]; Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами
неслыханной суровости Пожгло и уничтожило сады. [А. Т. Твардовский.
«Перед войной, как будто в знак беды...» (1945)]; Как солдат, жарами
жарен И морозами печен. [А. Т. Твардовский. В бане [Василий Теркин, 29]
(1941-1945)]. Представляется возможным отнести вышеуказанные детали к
концепту «смерть».
Микрополе «Движение воздуха» представлено лексемой «ветер»,
которая
образует
немалое
количество
лингвокультурных
деталей,
вербализующих образный компонент концепта «смерть». Безусловно, в
составе концепта «смерть» нами были выделены лингвокультурные детали,
относящиеся
непосредственно
к
смерти,
а
именно,
сочетания
с
прилагательными: загробный ветер, гибельный ветер, Черный ветер,
смертельный ветер, адский ветер и с существительным: ветер разрушенья:
Что он, нахлебавшись смертельного ветра: Упал не назад, а вперед, Чтоб
лишних сто семьдесят два сантиметра Вошли в завоеванный счет. [З.
Городисский. Если смерть повстречается (1943)]; Во имя мира мы в сраженье
шли Сквозьадский ветер, сквозь огонь жестокий. [М. Матусовский. Солнце
на Востоке (1945)]; Пред дикими заклятьями кликуши Не вздрогнет мир,
разорванный на части. Что стоит плач, что может звон запястий, Когда
свистит загробный ветер в уши? [А. А. Тарковский. «Беспомощней, суровее
и суше...» [Чистопольская тетрадь, 2]; Мы дышим ветром разрушенья.
Запахами свежих щепок И работой. Бревна пахнут уваженьем к жизни. [Г. Н.
Петников. «Одна стена осталась. На ней плакат...» [Из Алфёровской тетради,
3] (1942)]; Чей слышала перед зарей возглас лебединый? Ты слышала
последнее слово Марины. На гибельном ветру твоем я тоже стыну. Еловая,
118
проклятая, отдай Марину! [А. А. Тарковский. «Зову – не отзывается, крепко
спит Марина...» [Чистопольская тетрадь, 10] (1941.11.28)], Как вдунуть
воздух в грудь? А Черный Ветер, страшен и неведом, Уже летит в ней
искорку задуть… [Г. А. Шенгели. Жизнь (1943.07.23)]. Обратим внимание,
что эта деталь обозначена большой буквой самим автором, в данном
стихотворении Черный ветер – это сама смерть, страшная и неведомая,
летящая задуть человеческую жизнь. Также были выделены детали,
опосредованно связанные со смертью: ветер гонит тело смерти, качает
трупы и т. д.: Мы в бой вступили на рассвете Над рощей смерть взлетела
На север гнал осенний ветер Ее безжизненное тело. [И. В. Бахтерев.
стихотворение про войну (1941)]; Сотни дрожащих, живых скелетов стоят
на пронизывающем ветру… [М. А. Шолохов. Наука ненависти (1942)];
Степей черноморских дыша раскаленною силой, Пять трупов повешенных
ветер в лазури качал. И небо казалось огромною братской могилой. Но, гнев
затаивши в груди, я стоял и молчал. [И. Н. Голенищев-Кутузов. Баллада о
пяти повешенных (1941)]; Бабка. Эта погибла стоя. Встала из трупьев и
так умерла. Лицо ее, славное и простое, Черная судорога свела. Ветер
колышет ее отрепье… [И. Л. Сельвинский. Я это видел (1942)]. Даже такое
выражение, как ветер в парусах, в русской лингвокультуре обычно
символизирующее жизненную силу, в исследуемой лингвокультурной
ситуации является лингвокультурной деталью, вербализующей концепт
«смерть»: На этом корабле есть для меня каюта И ветер в парусах ― и
страшная минута Прощания с моей родной страной. [А. А. Ахматова. «А я
уже стою на подступах к чему-то...» [Смерть, 2] (1942)]. Исследователь Н.В.
Осколкова в своей диссертации «Особенности структуры эстетического поля
денотативного класса «ветер» (на материале русской поэзии XVIII- XX вв.)»
отмечает,
что
поэзии
ХХ
века
в
целом
присуще
использование
экзистенциальных эпитетов (загробный, смертный, потусторонний). Автором
119
подчеркивается тот факт, что в лирике второй половины XXв. используются
многочисленные эпитеты, связанные с военной темой [Осколкова 2004].
Еще одной деталью в концепте «смерть» является необычная деталь
ветер, слышимый только мертвым, загробный ветер: Мертвый, мертвый…
Он лежит и слышит всё, что недоступно нам, живым: слышит ― ветер
облако колышет, высоко идущее над ним. [О. Ф. Берггольц. «Мертвый,
мертвый... Он лежит и слышит...» [Памяти защитников, 5] (1944)].
Интересно, что сочетание с нейтральным глаголом дует ветер
практически отсутствует в проанализированном нами материале. Однако,
входя в концепт «смерть», данное явление природы гораздо чаще
используется в составе сочетаний с экспрессивными глаголами, имеющими
сему разрушения и агрессивности, образуя следующие лингвокультурные
детали в составе вышеупомянутого концепта: ветер хлещет, бушует,
крепнет,
звереет,
закипает,
лютует,
бьет,
треплет,
обжигает,
сражается: Снег и сумерки в бору. Хлещет ветер на юру. На юру не
устоять, Любо ветру бушевать. Любо, любо ветру петь. Дремлет в логове
медведь. Хлещет ветер на юру, Снег и сумерки в бору. Тихо логово в бору.
Хлещет ветер на юру. Но медведю благодать В теплом логове дремать. [Е.
Л. Кропивницкий. «Снег и сумерки в бору...» (1941.12.30)]; Встречный ветер
пронизывал меня насквозь, хлестал по лицу. [А. В. Шиуков. Война в воздухе
(1940-1941)]; Треплет ветер дунувший Флаг, зари алей. Девушки и юноши
Солнца
веселей.[Л.
А.
Лавров.
Песня
(1942.10.22].
Ветер
вторит
разворачивающейся силе войны, выступая в сочетании с глаголами крепнуть,
звереть, закипать, сражаться, ударять: Зверской боли крепнут схватки,
Крепнет ветер, озверев, И летят грачей девятки, Черные девятки треф. [Б. Л.
Пастернак. Старый парк (1941)]; Прислушайся! В деревьях, в них самих, Сам
закипает ветер беспричинный, И свет еще в ветвях блестит на миг, Как
вдруг раскрытый ножик перочинный. [Л. А. Лавров. На сон грядущий (1941120
1942)]; Ночами тревожными яро Сражается ветер с костром. С нас летнюю
бронзу загара Смывает осенним дождем. [Г. А. Глинка. Охотничьи стансы
(1924-1941)]; «И навсегда запомнилось, как на вершине ударил резкий ветер
в лицо и распахнулась даль, и он увидел синие терриконики на горизонте, и
степь, и реку, и белые, словно серебряные, меловые горы вдали… [Б. Л.
Горбатов. Власть (1942)]; Мы шли деревенской улицей, потом полем, на
котором в свете яркого месяца были видны бегающие под ударами ветра
снежные закрутни. [Н. Н. Шпанов. Пятьдесят бесконечностей (1941-1942)];
Не слышно ни криков, ни плача. Мокрый, холодный ветер хлещет людей.
Дождь, как кнут, падает на спины и плечи. [Б. Л. Горбатов. Непокоренные
(1943)]; А на улице ветер лютует, Он из сердца повыдует хмель. И
потянется в город обоз, Не добудешь ста грамм по дороге, Только ветер
бросается в ноги И глаза обжигает до слез… Мчатся, снежную пыль
подымая, Ветер бьет, и звенят стремена. [А. А. Тарковский. Проводы
(1943)]; Она неслась к барьеру, и ветер бил ей прямо в лицо. [Елена Ильина.
Четвертая высота (1945)]. Также было обнаружено многочисленное
количество лингвокультурных деталей, а именно сочетаний глаголов со
словом
«ветер»,
характеризующих
начало
войны
–
стремительное,
разрушительное, неожиданное: ветер влетает: И ветер влетает, И музыка
с ветром… [Н. Крандиевская-Толстая. По радио дали тревоги отбой…
(1942)]; врывается: И пронзительный ветер ворвался в кабину, И взбежал
лейтенант по знакомым ступеням... [В. Лифшиц. Баллада о черством куске.
(1941-1942)].
Проанализировав
детали
с
лексемами-наименованиями
явлений
природы, вербализующие концепт «смерть», можно сделать вывод о том, что
данный концепт в рассмотренной лингвокультурной ситуации действительно
обладает
негативной
многочисленные
коннотацией.
примеры
Безусловно,
лингвокультурных
это
деталей
подтверждают
с
лексемами,
наделенными доминирующим негативным оценочным значением. Интересно
121
и значимо то, что детали, вербализующие данный концепт, образуют все без
исключения
лексемы-наименования явлений
природы. Так, наиболее
значимыми деталями с лексемами, входящими в микрополе «Осадки»,
представляются детали черный, красный, кровавый снег, мертвый, сухой
снег, снежные кресты, снежный прах, снежный мрак; мертвый дождь,
последний дождь и др. В микрополе «Оптические явления» были выделены
следующие важные для восприятия анализируемого концепта детали:
последний рассвет, короткий рассвет, смерть на рассвете; окровавленный
закат, кровь заката, багрово-черный закат, смерть на закате, седой закат;
грозное зарево, кровавое зарево, кровавый туман зарева. Далее представим
наиболее важные детали с лексемами микрополя «Звуковые явления», а
именно: артиллерийский гром похоронного салюта, отсутствие грома в
ином мире, громовой удар, гром ранит и др. Микрополе «Тепловые явления»
содержит только одну лексему «мороз», образующую следующие детали:
мороз жжет, печет, уничтожает и др. Заключительное микрополе
«Движение воздуха», включающее лексему «ветер», характеризует концепт
«смерть»
следующими
деталями:
адский,
смертельный,
загробный,
гибельный ветер, ветер разрушенья, Черный ветер, ветер лютует,
сражается, хлещет, бьет и мн. другие.
Представим
наиболее
яркие
детали,
вербализующие
проанализированный концепт с негативной коннотацией, наглядно на
рисунке (Рис. 5):
122
Концепт
«смерть»
Микрополе
«Осадки»
Микрополе
«Оптические
явления»
черный, красный, кровавый
снег, мертвый, сухой снег,
снежные кресты, снежный
прах, снежный мрак; мертвый
дождь, последний дождь
Микрополе
«Звуковые
явления»
последний, короткий рассвет,
смерть на рассвете; окровавленный
закат, багрово-черный закат,
смерть на закате, седой закат;
кровавое зарево, кровавый туман
зарева пушечных ударов, пушек, бомб
артиллерийский гром
похоронного салюта,
отсутствие грома в ином
мире, громовой удар, гром
ранит
Микрополе
«Тепловые
явления»
Микрополе
«Движение
воздуха»
мороз жжет, печет,
уничтожает
адский, смертельный,
загробный, гибельный ветер,
ветер разрушенья, Черный
ветер, ветер лютует
сражается, хлещет, бьет
Рис. 5. Концепт «смерть».
123
3.2.Лингвокультурные детали в составе концепта «грусть»
Концепт «грусть» является одним из базовых эмоциональных
концептов в русской эмоциональной картине, наряду с оппозиционным
концептом «радость»: «Концепт «грусть» определяет всю жизнь русского
человека, является одной из основных черт русской действительности»
[Озерова, Шевелева: электронный ресурс].
В понятийном компоненте данного концепта выделяются признаки:
1) духовный
характер
действий;
2)
зависимость//
независимость
от
окружения и среды; 3) направленность; 4) абстрактность.
В различных контекстах реализуются образные признаки указанного
концепта. Например, в идиолекте И.С. Тургенева подчеркиваются, в
частности, ассоциации с миром природы, например, с образами дождя, луны
и др. [Озерова, Шевелева: электронный ресурс].
Концепт
«грусть»
в
нашем
материале
характеризуется
лингвокультурными деталями с лексическими единицами «снег» и «дождь»,
входящими в культурно-тематическое микрополе «Осадки», а также
деталями с лексемой «ветер», принадлежащей микрополю «Движение
воздуха». Лексемы в составе деталей, вербализующих образный компонент
концепта, на наш взгляд, обладают негативным оценочным значением, что
позволило отнести концепт «грусть» к концептам с доминирующей
негативной коннотацией.
В произведениях, относящихся к лингвокультурной ситуации 19411945 гг., лексема «снег» нередко образует лингвокультурные детали в
составе исследуемого концепта. Крайне интересным представляется образ
зимы, «насолившей» снега на дорогу: Не пожалела на дорогу соли, Так
насолила, что свела с ума. Горишь, святая камская зима, А я живу один, как
124
ветер в поле… Скупишься, мать, дала бы хлеба, что ли, Полны ядреным
снегом закрома, Бери да ешь… Тебе-то все равно, а я умру. Что делать мне
среди твоих жемчужин И кованного стужей серебра. [А. А. Тарковский.
Беженец [Чистопольская тетрадь, 4] (1941)]. Рассыпать соль в русской
культуре – плохая примета, автор и грустит, и восхищается красотой снега и
стужи – жемчужины, серебро, но в то же время «обвиняет» зиму в
безразличии: тебе-то все равно… Данная деталь, на наш взгляд, может быть
отнесена к вербализации концепта «грусть». Следующая деталь – это снеггоре: Снежный ком, обращенный в горошину, ― Ее горе отсюда невидимо…
[К. М. Симонов. «Словно смотришь в бинокль перевернутый...» (1941)], а
также сочетание с прилагательным печальный: Который день печальный снег
кружится, Уже не дни, а, кажется, года Погребены в снегу ― и никогда Над
нами этот снег не прекратится. [Н. Н. Туроверов. «Который день печальный
снег кружится...» [Родина, 7] (1942)] были отнесены к концепту «грусть».
Среди
деталей,
вербализующих
данный
концепт,
немаловажными
представляются сочетания седой снег, поседелый снег, седая вьюга, седая
пурга. На наш взгляд, данное цветообозначение в этом случае указывает не
столько на преклонный возраст, сколько на переживания, горе, перенесенное
людьми и самой землей, природой: Русской не сбить отваги Вьюгам, не
сбить, седым. [М. П. Шмейссер. Мы – землепроходцы (1942)]; Месяц
раненый скрылся в лесу. Бор в снегу – поседелый будто… [М. Сурначев.
Месяц раненый (1941)]; Мы повстречались в мировом просторе, В седой
пурге, под проливным дождем. [П. Г. Антокольский. «Не только сын –
товарищ мой по счастью...» (1941)].
Лексема
«дождь»
образует
большее
количество
деталей,
вербализующих образный компонент интересующего нас концепта «грусть»
и, на наш взгляд, в целом более полно, нежели лексема «снег», отражает его.
Возможно, это связано с тем, что дождь в русской лингвокультуре нередко
вызывает отрицательные эмоции, в частности, грусть. Это доказывают как
125
результаты собственного ассоциативного эксперимента (например, реакции
грусть (22), слезы (9), печаль (8), тоска (6), плохое настроение (2),
противный (2), депрессия (1)), так и, к примеру, результаты ассоциативного
эксперимента
исследователя
М.В.
Домбровской,
которая
отмечает
преобладание негативных реакций на стимул «дождь»: одиночество, тоска,
плакать, слезы, грусть (всего 234 реакции) [Домбровская 2004]. Однако
стоит отметить амбивалентный характер деталей с данной лексемой, так как
она
образует
и
детали,
вербализующие
концепт
«радость».
Лингвокультурные детали, выявленные в проанализированных текстах,
содержат лексему «дождь» и прилагательные - цветообозначения желтый,
темный: Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега
метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. [К. М.
Симонов. «Жди меня, и я вернусь...» (1941)]; Над порослью масличной
Склонилось небо низко, И льются темным ливнем Холодные светила. [М. И.
Цветаева. Пейзаж (1939-1941)]. На наш взгляд, наличие данных деталей
позволяет выделить концепт «грусть». Данный концепт вербализуется также
прилагательными с негативной эмоциональной окраской: мерзейший, злой,
безучастный: Я был спасен, и лил мерзейший дождь! [Г. С. Эфрон.
Дневники. Т. 2 (1941-1943)]; Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как
шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди. [К. М. Симонов. «Ты помнишь,
Алеша, дороги Смоленщины...» (1941)]; И безучастные пойдут дожди.
Своею жизнью заживут весной цветы. И в землю лягут имена, Зимой над
ними встанут снежные кресты. [Г. Н. Петников. «Смешали глину с кровью и
железом ...» [Из Алфёровской тетради, 1] (1942)]. В последнем примере
можно
заметить персонификацию анализируемого
явления
природы,
выраженную сочетанием с прилагательным безучастный. Олицетворение
явлений природы авторами поэтических и прозаических произведений –
явление нередкое: Уже засуетились чьи-то жены, Уже стучали пальцами в
126
стекло, А нам с тобой опять не повезло, Нас только дождь встречает у
вагона. [К. М. Симонов. Первая любовь (1938-1941)].
Звуки, воспроизводимые дождем, на наш взгляд являются интересными
лингвокультурными деталями. Например, такие детали, как звенит в ушах, слух в
дождевой пыли и др. вновь отнесем к концепту «грусть»: От дождя звенит в
ушах. И хотя не замечаем, осень с нами в блиндажах греется горячим чаем. [С. П.
Щипачев. Осень (1941)]; Еще темно. Едва синеют шторы И слух и стекла в
дождевой пыли. В такую ночь для гибели созреть… [С. В. Барт. «Сквозь ветр и
дождь отверженные Богом...» (1936-1942)]; Уж проносятся листья-скитальцы В
злую изморозь, в хмурую рань, И дождей посиневшие пальцы Барабанят о
мокрую ткань. [Вс. А. Рождественский. Палатка (1942)].
Всем известно сравнение дождя со слезами. Такое сравнение нередко
встречается в текстах военных лет, подчеркивая тяжелое эмоциональное того
времени. Представляется возможным отнести данные детали к концепту «грусть»:
Как слезы, капли дождевые Светились на лице твоем, А я еще не знал, какие
Безумства мы переживем. [А. А. Тарковский. Ночной дождь (1943)]; Шумит
военная гроза. И на почтовую страницу Сползает за слезой слеза, Как дождь в
колхозную пшеницу. [А. П. Ладинский. Привет Москве (1944)]. В последнем
контексте колхозная пшеница также является интересной лингвокультурной
деталью
исследуемой
лингвокультурной
ситуации,
которая
могла
бы
вербализовать образный компонент концепта «родина».
Еще одной лексемой в составе концепта «грусть» является лексема
«ветер». На наш взгляд, такие лингвокультурные детали, как неприятный,
злой ветер можно причислить к вербализации данного концепта: Дул
неприятный предрассветный ветер, и кое-где под сапогами уже потрескивал
лёд. [В. П. Катаев. Сын полка (1944)]; Пустырь угрюмый и безводный, Где у
развалин ветер злой В глаза швыряется холодной Кирпичной пылью и
золой… [А. Т. Твардовский. В Смоленске (1943)]; А ветер рвался зло и колко,
пургой и холодом дыша… [П. Каганова. Трамвай № 28 (1943)]; Ветер злой
127
навстречу пышет, Жизнь, как веточку, колышет, Каждый день и час грозя.
[А. Т. Твардовский. От автора [Василий Теркин, 12] (1941-1945)]. В
последнем контексте ветер вновь – сама смерть.
В целом, можно сделать вывод, что концепт «грусть» вербализуется
разнородными лингвокультурными деталями с лексемами «снег», «дождь» и
«ветер» (уточним, что именно эти лексемы в нашем исследовании наиболее
полно отражают всю специфику лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг.).
Среди деталей с лексемами, входящими в микрополе «Осадки», отметим
следующие наиболее значимые, на наш взгляд, детали: снег-горе, печальный
снег, седой снег, седая вьюга, седая пурга; желтый, темный дождь,
мерзейший, безучастный, злой дождь, дождь-слезы. Лексема «ветер»,
входящая в микрополе «Движение воздуха», образует детали неприятный,
злой ветер, вербализующие образный компонент концепта «грусть».
В целом, наиболее значимые в составе концепта «грусть» детали
можно представить следующим образом (Рис. 6):
Концепт «грусть»
Микрополе
«Осадки»
Микрополе
«Движение
воздуха»
снег-горе, печальный снег, седой
снег, седая вьюга, седая пурга;
желтый, темный дождь,
мерзейший, безучастный, злой
дождь, дождь-слезы
неприятный, злой ветер
Рис. 6. Концепт «грусть».
128
3.3. Лингвокультурные детали в составе концепта «оружие»
Концепт «оружие», выделенный нами в структуре универсалии
«Война», безусловно, обладает негативной коннотацией. Данный концепт
вербализуют только две лексемы: «дождь» и «гром», относящиеся
соответственно
к
культурно-тематическим
микрополям
«Осадки»
и
«Звуковые явления». Так, лексемы «дождь» и «ливень» (которые, как уже
было сказано, были описаны вместе, исходя из словарных толкований)
нередко используются в переносном значении множества чего-либо
падающего со словами-реалиями военного времени, относящимися к
оружейной тематике, тем самым образуя детали свинцовый дождь, ливень
пуль,
ливень
огня
и
металла,
дожди
стрел,
дождь
бомбежек,
артиллерийский дождь: Нас расстрелял фашистский ас Дождем своим
свинцовым. [П. Г. Антокольский. Баллада о том, как спасся Жан Лекок
(1943.01.07)]; В годину бед, сквозь вражьих стрел дожди, Здесь вечевое
сердце всей России Набатом пело в каменной груди. [Вс. А. Рождественский.
Господин Великий Новгород (1944)]; Артиллерийский дождь, как летний
ливень, уже много суток… [Б. Л. Горбатов. Дорога на Берлин (1945)]; Но,
несмотря на отчаянный обстрел снизу, летчики зашли от паровоза и
бреющим полетом пронеслись над эшелоном, поливая его свинцовым
дождем. [А. В. Шиуков. Война в воздухе (1940-1941)]; И в минуты битвы
суровой нас, гвардейцев, не устрашит ливень пуль, сносящий пилотки, и
оживший немецкий дзот… [Б. Богатков. Перед наступлением. (1942)]; ―
Разобью тебя в прах! ― незнакомец в сердцах, ― Посмеются тебе ― зайцы
рощ! Посередке моста сшиблись два молодца, Зачастили дубинки, как дождь.
[М. И. Цветаева. Робин Гуд и маленький Джон (1939-1941)]; Мы ливнем огня
и металла Всю линию фронта зальем За то, что она намечтала В девическом
сердце своем… [М. Светлов. Из стихов о Лизе Чайкиной. (1942)]; Он бежал
129
под свинцовым дождем, охваченный отчаянием и злостью, и в мозгу стучало:
«Эй, живей, живей, живей! [Б. Л. Горбатов. Власть (1942)]. Такая
лингвокультурная деталь, как шальной ливень просверкал, на наш взгляд
относится к вышеуказанной группе «оружие», так как соотносится с
устойчивым выражением «шальная пуля», глагол просверкать – тому
подтверждение: Уже промчались, просверкали Шального ливня вертикали,
Уж буря с хлопаньем бича Уходит дальше, топоча. [Л. А. Лавров. Пейзаж
(1941-1942)].
Узкая семантика «дождь-оружие» расширяется и в некоторых
контекстах дождь уже вербализуется в сравнениях с как, обозначая войско,
войну: Могу тебе сказать, что тут Все так же холодно и скользко, Весь день
дожди идут, идут, Как растянувшееся войско. [К. М. Симонов. Дожди
(1942)]; Война ворвалась в дом, Как иногда окно Само собой раскроется со
стуком… Как ливень на запыленном стекле Порой чертит подобье светлых
молний… [П.Винтман. Война ворвалась в дом. (1941)]. Таким образом, в
сравнениях и метафорическом употреблении в семантике лексемы «дождь»
актуализируется сема длительности, а в семантике лексемы «ливень» –
неожиданности, внезапности.
Лексема «гром» также образует множество сочетаний, являющихся
лингвокультурными деталями в составе концепта «оружие», среди них такие,
как: гром орудий, снарядный гром, железный гром, гром бомб, гром пальбы,
артиллерийский гром, гром батарей, гром воздушных Гарпий, гром
пушечных ударов, пушек, бомб и другие: Вповалку на полу уснули Под
орудийный гневный гром,
Проснулись рано в том же гуле Раскатно-
взрывчатом, тугом. [М. А. Зенкевич. Фронтовая кукушка [На передовых, 2]
(1942)]; В тот день все небо гремело артиллерийским громом, под этот гром
его и приняли. [Б. Л. Горбатов. Алексей Куликов, боец (1942)]; Гром
советских орудий у стен древнейших европейских столиц возвестил всему
миру о том, … что могущественнейшая Красная Армия, которая борется за
130
свою родину, за высокие идеалы человеческого прогресса, непобедима. [1945
(1945.01.01) // «Советское искусство», 1945]; И в блиндажах, в окопах лежа,
Бойцы под гром орудий тоже О наступленье говорят.
[М. А. Зенкевич.
Неотразимая весна [На передовых, 3] (1942)]; Среди тишины и снарядного
грома Бессмертное чувство любимого дома. [Л. А. Лавров. «Когда
распускаются легкие маки...» (1941-1942)]; Война бетховенским пером
Чудовищные ноты пишет. Ее октав железный гром Мертвец в гробу ― и
тот услышит! [Д. Б. Кедрин. Глухота (1941.09.02)]; Метель надо мною
кружилась, стонала, Катился орудий разбуженный гром… [Вс. А.
Рождественский. «Мне снились березы, дорога большая...» (1943)]; Налет
подобный трусу, ― Дом ходит ходуном, Воздушных Гарпий гром Ужасен и
не трусу. [В. И. Иванов. «Налет подобный трусу...» (1944.03.03)]; И, слушая
железный гром в ночи, О тишине вздыхая, как о чуде… [Н. Рыленков. Была
деревня сожжена дотла… (1943)].
Итак, исходя из анализа, можно сказать, что данный концепт
представлен
небольшим
количеством
лингвокультурных
деталей
с
лексемами «дождь» и «гром». Данный концепт был отнесен нами к
концептам с доминирующей негативной коннотацией, так как выделенные
детали обладают отрицательными оценочными значениями. Наиболее
яркими деталями, представляющими данный концепт, являются детали
свинцовый дождь, ливень пуль, дожди стрел, бомбежек, артиллерийский
дождь, снарядный гром, железный гром, гром бомб, гром пальбы,
артиллерийский гром, гром батарей и многие другие. Интересно, что,
несмотря на отнесенность исследуемых явлений природы к разным
микрополям, некоторые выделенные с ними лингвокультурные детали
совпадают. Так, например, детали гром бомб и дождь бомбежек,
артиллерийский гром и артиллерийский дождь.
131
Наглядно вербализацию концепта «оружие» можно представить
следующим образом (Рис. 7):
Концепт «оружие»
Микрополе
«Осадки»
свинцовый дождь, ливень
пуль, ливень огня и металла,
дожди стрел, дождь
бомбежек, артиллерийский
дождь
Микрополе
«Звуковые
явления»
гром орудий, снарядный
гром, железный гром, гром
бомб, гром пальбы,
артиллерийский гром, гром
батарей, гром воздушных
Гарпий, гром пушечных
ударов, пушек, бомб
Рис. 7. Концепт «оружие».
3.4. Лингвокультурные детали в составе концептов «время» /
«пространство»
Концепты «время» и "пространство" являются универсальными
концептами, присутствующими во всех национальных лингвокультурах.
Значимость концепта "время" в языковой картине мира дает возможность
говорить о наличии темпоральных универсалий и даже о временной картине
мира, обладающей национальной спецификой [Щербина, 2006].
Концепты «время» и "пространство" относятся к параметрическим
концептам, к категории концептов, которые «выступают в качестве
132
классифицирующих категорий для сопоставления реальных характеристик
объектов» [Карасик, 2005: 97]. Как и другие параметрические концепты, они
обладают особой структурой: понятийные компоненты представляют собой
сложные комплексные понятия, аксиологический компонент не является
внутренне присущим им, а образный компонент не всегда выражен. Для
описания
образного
компонента концепта "время" выделяют шесть
концептуальных метафор, одной из которых является «Время – явление
природы». Это свидетельствует о связи между концептом «время» и
культурно-тематическим полем «Явления природы».
Особенности представления времени в русской лингвокультуре
заключаются в наличии двух моделей времени – линейно-исторической и
традиционной.
Сложность
восприятия
времени
в
период
военных
действий
обусловила выделения сложного (или двухкомпонентного) концепта «время
военное» [Липина, 2008]. В отличие от базового концепта «время», не
имеющего оценочного значения, концепт «время военное» обладает
отрицательной
и
положительной
оценкой
при
доминировании
отрицательной. Так, во фрейме «Время военное – действующий субъект»
отрицательная оценка реализуется в слотах «Время военное — убийца»,
«Время военное — Разрушитель», а в слотах «Время военное — учитель»,
«Военное время — помощник» представлены единицы с позитивной
коннотацией.
В ходе нашего исследования было обнаружено, что концепты «время»
и «пространство» тяготеет к концептам с негативной коннотацией, так как
зачастую
детали
с
лексемами-наименованиями
явлений
природы,
вербализующие их, имеют негативное значение, означая как бесконечность
войны, так и различные периоды боевых действий, а также некое
пространство, разделяющее людей во время войны. Безусловно, это вызвано
особым влиянием главной универсалии анализируемой лингвокультурной
133
ситуации – универсалии «Война». Детали, вербализующие образный
компонент данных концептов, образуют лексемы «снег», «дождь», «заря»,
«рассвет» и «закат». Уточним, что детали в составе концепта «пространство»
создает только лексема «снег». Как видим, единицы, входящие в микрополя
«Тепловые явления», «Звуковые явления» и «Движение воздуха» не
образуют деталей в составе данного концепта. В силу некой общности
исследуемых концептов, их нераздельности как абстрактных понятий, а
также немногочисленности деталей, принимающих участие в вербализации
образного компонента концепта «пространство», было решено описать два
этих концепта в одном параграфе.
Так,
многочисленное
обращение
поэтов
к
образу
снега
как
воплощению изображения необратимости и равнодушия времени позволило
выделить множество лингвокультурных деталей, вербализующих образный
компонент концепта «время»: Шепот музы твоей ― как труба. Голос жизни
живой Сквозь года, сквозь снега, сквозь гроба ―Над моей головой. [Ю. Н.
Верховский. «Шепот музы твоей – как труба...» (1941); А снег идет.
Морозные цветы Пышнее на окошках расцветают. А снег идет. Мороз
звенит, как медь…Уже не дни, а, кажется, года Погребены в снегу ― и
никогда Над нами этот снег не прекратится. Века, века погребены в снегах,
Столетние сугробы на пороге… [Н. Н. Туроверов. «Который день печальный
снег кружится...» [Родина, 7] (1942)].
Немаловажны выделенные в структуре универсалии «Войны» детали,
отнесенные нами к концепту «пространство». Так, неоднократно в текстах
исследуемой
лингвокультурной
ситуации
лексема
«снег»
(чаще
во
множественном числе) означает расстояние, разделяющее людей. В составе
таких деталей были выделены следующие сочетания: между нами снега и
снега, снег, разделяющий людей (снежная пыль, снежные простыни), океаны
снегов (от Земли до землянки): Ты сейчас далеко-далеко. Между нами снега
и снега. До тебя меня дойти нелегко, А до смерти четыре шага… [А. Сурков.
134
Бьется в тесной печурке огонь… (1941)]; И, слушая длинный Уже
утихающей бури рассказ, Всё так же лечу я равниной пустынной Над пылью
снегов, разделяющей нас. [Вс. А. Рождественский. «Мне снились березы,
дорога большая...» (1943)]; Нас разделяют снежные простыни, Их полотно
из голубого льна Наткала нам разлучница-луна. [М. А. Зенкевич. «К тебе
тянусь губами в темноте...» (1943.01.01)]; …но он не вернулся, письма не
принес от тебя: лежат океаны снегов от Земли до землянки. [С. И. Кирсанов.
«Я встретился с чудом, с могучей, сплошной белизной...» [Эдем, 8] (1945)].
Лексема «дождь» входит в состав лингвокультурных деталей, важных
для осмысления рассматриваемого концепта «время». Безусловно, данные
детали подвергаются влиянию универсалии «Война», так как дождь в
лингвокультурной
ситуации
1941-1945
гг.
обозначает
не
только
протяженность данного явления природы, а также нескончаемость войны,
что подчеркивается такими лингвокультурными деталями, как нескончаемый,
непрерывный, бесконечный дождь, дождь без конца и без края: На первый
раз десятка мин хватит. Вперед! Падает дождь. Холодный, непрерывный. [Б.
Л. Горбатов. Солдатский труд (1944)]; Встретил его Боржом неприветливо:
это было в мае ― и шел непрерывный дождь. [З. Н. Гиппиус. Он и мы
(1943)]; Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные,
злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от
дождя их к груди. [К. М. Симонов. «Ты помнишь, Алеша, дороги
Смоленщины...» (1941)]; Травы желты, и поля пусты, Желтые листья летят с
высоты, Осень и дождь без конца и без края, Где ты, что ты, моя дорогая? [Э.
Подаревский. Серые избы в окошке моем… (1941)]; Утром от намокших
людей шел пар, словно от лошадей, а дождь лил не переставая… [М. А.
Шолохов. Наука ненависти (1942)]; Опять дождя на стеклах росчерк, и
снова роща, роща, роща, еще одна ― и ни одной. И только капель
накопленье, и свет с войною не в ладу… [Н. Н. Ушаков. Эшелон (1942)]. На
продолжительность дождя указывают и такие сочетания, как моросит
135
который день подряд, всю ночь стучит о крышу, насквозь дождем
промытый ящик, дождями истертые буквы, головной убор, обношенный под
дождем: Над терриконом шахты темно-серым дождь моросит который
день подряд. [Я. В. Смеляков. Индустриальный пейзаж (1944)]; А береза,
оживая, напомнила мне самое простое… и тот насквозь дождем промытый
ящик, который я на дерево приладил… [В. Жуков. Березовая веточка (1944)].
Образный
компонент
концепта «время»
вербализуют
единицы,
вошедшие в микрополе «Оптические явления», а именно – «рассвет», «заря»
и «закат». Так как данные лексические единицы означают не только
оптические явления, но и время суток, то их вхождение в детали в составе
концепта «время» отличается буквальностью значения, в отличии от лексем,
входящих в микрополе «Осадки», проанализированных выше. Как было
сказано ранее, рассвет – это время суток, начало утра. В проанализированных
художественных текстах это значение сужается и в некотором роде
«подстраивается» под реалии военного времени. Так, рассвет в исследуемой
лингвокультурной ситуации – это не столько начало утра, сколько начало
боя, нападения, атаки, нередко – начало самой войны (как известно, Великая
Отечественная война началась на рассвете). Это подтверждается такими
сочетаниями, как рассвет предвоенный, война длится с рассвета, атака на
рассвете, разведка на рассвете, удар на рассвете, избавление (от врагов) на
рассвете, вступать в бой на рассвете и мн. др.: Так проходил наш праздник.
На рассвете, В четыре тридцать, началась война. [П. Г. Антокольский.
«Идут года – тридцать восьмой, девятый...» [Сын, 4] (1943)]; Он в атаку
пошел на рассвете И погиб у германской земли, Чтоб не только советские
дети ― Чтобы дети повсюду цвели. [М. А. Светлов. Песня о Калифорнии
(1943)]; А сегодня ― рассвет предвоенный. Громыханье приморских
платформ, Громыханье волны неизменной. [Н. Н. Ушаков. Накануне (1942)];
… И вдруг стучит соседка в двери, вошла и говорит: «Война!» Война уже с
рассвета длится. Войне уже девятый час. [О. Ф. Берггольц. Начало поэмы
136
(1941-1942)]; Здесь он сообщил нам, что завтра с рассветом необходимо
произвести разведку неприятельского тыла. [А. В. Шиуков. Война в воздухе
(1940-1941)]; И вдруг на рассвете после тяжелой темной ночи раздался залп
фашистской артиллерии. [А. С. Серафимович. Веселый день (1943)].
Интересна деталь рассвет поднялся в атаку: В атаку поднялся очередной
рассвет. Сразился с ночною мглой, И отступила мгла… [Б. Богатков. Девять
ноль-ноль (1943)]. В ходе исследования было обнаружено большое
количество
примеров
употребления
данной
лексемы
в
составе
вышеупомянутых деталей в сборниках боевых документов военных лет, так,
например, обнаруживаются детали атака на рассвете, наступление на
рассвете: Атака частей армии, произведенная на рассвете 14.10, имела
успех. [Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Выпуск
43 (1941)]; 1.11.41 г. с рассветом непрерывными атаками последовательно
группа за группой не допустить ведения огня батареями противника и
прижать к земле его пехоту. [Сборник боевых документов Великой
Отечественной войны. Выпуск 42 (1941)]. Как видим, рассвет «теряет» свою
поэтичность и становится в исследуемой лингвокультурной ситуации неким
временным маркером военных действий. Исследуемое явление природы
нередко
наделяется
значением
разоблачителя,
недоброго
времени,
«снимающего» защитный камуфляж: Он теперь, должно быть, Ползет на
самый хребет. Три… Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. [К. М.
Симонов. Сын артиллериста (1941)]; Куликов подтянулся, он знал: самое это
недоброе время ― ранний рассвет. Вдруг он заметил, что Дубяга ползет. [Б.
Л. Горбатов. Алексей Куликов, боец (1942)]. Особенности реалий войны
воплощаются в таких деталях с анализируемой лексемой, как, например:
разлука на рассвете, подъем на рассвете, работа до рассвета и мн. др.: Со
мной прощаясь на рассвете Перед отъездом, раз и два Ты повтори мне все на
свете Неповторимые слова. [К. М. Симонов. «Не раз видав, как умирали...»
(1943)]; Рубит, рубит. На рассвете Покидает дом боец. [А. Т. Твардовский.
137
Перед боем [Василий Теркин, 3] (1941-1945)]; На рассвете, незадолго перед
подъёмом, старый генерал, начальник училища, который всегда просыпался
раньше всех, обходил, по своему обыкновению, спальни, для того чтобы
посмотреть, как спят его мальчики. [В. П. Катаев. Сын полка (1944)];
Вернувшись на рассвете из первой своей разведки, в которую она сама
напросилась, Гуля согрелась у печки, выпила горячего чаю (обо всём этом
заранее позаботилась Ася) и легла. [Елена Ильина. Четвертая высота (1945)];
Мы поднимались сразу на рассвете, сняв гимнастерки, мылись у реки. И шли
вперед, спокойные, как дети, всезнающие, словно старики. [Я. В. Смеляков.
Ржавые гранаты (1941)]; И уйдет с поста лишь на рассвете шагом ровным и
прямым своим. Честь и слава верным долгу этим ― нашим самым скромным
часовым. [Н. Н. Ушаков. Дежурная (1941)]; … И ждешь до самого рассвета,
Что завтра я домой приду. [М. Шехтер. Звезда над землянкой (1942)]. Также
были
выделены
лингвокультурные
детали
с
лексемой
«рассвет»,
подчеркивающие бесконечность времени: бомбежка всю ночь до рассвета,
солдат взывает… до рассвета и др.: И бомбежка ― весь день, И всю ночь,
до рассвета. Неподвижные, круглые, Желтые, как фонари, Над твоей
головою ― ракеты… [К. М. Симонов. Из дневника (1941)]; Солдат метался:
бред его терзал. Горела грудь. До самого рассвета он к женщинам семьи
своей взывал… [О. Ф. Берггольц. В госпитале (1941)].
Следующей лексемой, верализующей образный компонент концепта
«время»,
является
лексема
«заря».
Среди
проанализированных
художественных текстов периода 1941-1945 гг. было обнаружено множество
деталей с лексемой «заря», актуализирующих реалии войны. Так, например,
такие сочетания, как заря окутывает солдат своей шинелью, пайки на заре,
поход на заре, и мн. др. были отнесены к лингвокультурным деталям в
составе концепта «время». Проходит ночь. Шум боя стих. К утру бойцы
оцепенели. Заря окутывает их Своей сияющей шинелью. [М. А. Светлов.
Письмо [Двадцать восемь, 6] (1942)]; Шестнадцать тысяч матерей пайки
138
получат на заре ― сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью
пополам. [О. Ф. Берггольц. Ленинградская поэма (1942)]; До свиданья,
города и хаты, Нас дорога дальняя зовет. Молодые смелые ребята, На заре
уходим мы в поход… [М. Исаковский. До свиданья, города и хаты…
(походная) (1941)].
Еще одной лексемой, принимающей участие в вербализации образного
компонента концепта «время», представляется лексема «закат». Известно,
что большинство боев происходило либо на рассвете (см. анализ лексем
«заря» и «рассвет»), либо на закате дня. Так, множество деталей со
значением атака (налеты) на закате дня только подтверждают это: Если бы
не ежедневные, преимущественно вечерние, сразу после заката, налеты,
можно было бы жить, работая. [Н. Н. Пунин. Дневник. 1941 год (1941)]; И
поручик мечтает, как сам он в красном, закатном огне пойдет в атаку с
веером впереди отряда. [К. М. Симонов. Об утре перед боем [Далеко на
Востоке, 3] (1939-1941)]. Яркая деталь закат из бронзы чеканит солдат
(бронза – цвет заката – красно-коричневый, чеканка солдат – превращение
обычных граждан в солдат на закате, перед боем) также подтверждает наше
предположение: Слезами и кровью наш век орошен. И сызнова подвиг нас
мучил, как жажда, И снова из бронзы чеканил закат Солдат, революционеров
и граждан… [Д. Самойлов. Осень сорок первого (1941)].
Подводя итоги анализа вербализации образного компонента концептов
«время»
и
«пространство»,
можно
сделать
следующие
выводы.
Доминирующие негативные значения лексем в составе данных концептов
позволили отнести их к концептам с негативной коннотацией. Детали в
составе концепта «время» образуют лексемы, вошедшие в культурнотематическое микрополе «Осадки», среди которых наиболее значимыми, на
наш взгляд, являются детали бесконечный снег, года, века погребены в снегу;
непрерывный, нескончаемый дождь, дождь без конца и без края и многие
139
другие. Как уже было подчеркнуто, все эти детали указывают на
бесконечность войны. Лексемы в составе микрополе «Оптические явления»
также вербализуют образный компонент концепта «время». Выделим
следующие детали с данными лексемами: предвоенный рассвет, атаки,
разведка, бой на рассвете, поход на заре, атаки на закате. Концепт
«пространство» представлен немногочисленными деталями с лексемой
«снег», среди которых отметим такие, как между нами снега, снег,
разделяющий людей, океаны снегов и др.
Представим наглядно на схеме наиболее значимые детали в составе
анализируемых концептов (Рис. 8):
Концепт «время»
Микрополе
«Осадки»
бесконечный снег, года, века
погребены в снегу;
непрерывный, нескончаемый
дождь, дождь без конца и без
края
Микрополе
«Оптические
явления»
предвоенный рассвет, атаки,
разведка, бой на рассвете,
поход на заре, атаки на закате
140
Концепт «пространство»
Микрополе «Осадки»
между нами снега, снег,
разделяющий людей, океаны
снегов
Рис. 8. Концепт «время».
3.5. Лингвокультурные детали в составе концепта «одиночество»
Концепт «одиночество» в силу значимости психического феномена в
жизни человека широко представлен в русском языке. Понятийный
компонент этого концепта представляет собой сочетание признаков: 1)
психическое состояние; 2) отсутствие контактов; 3) неудовлетворенность
существующими
контактами.
В
образном
компоненте
концепта
«Одиночество» значимы ассоциации данного феномена с болезнью,
тюрьмой, ядом, болью. «Цветовое» восприятие одиночества в русском
языковом сознании связывает данный феномен с серым цветом. В
141
ценностном компоненте присутствует амбивалентная или отрицательная
оценка [Подзолкова, 2005].
Концепт «одиночество», отнесенный в ходе анализа к концептам с
негативной коннотацией, вербализуется немногочисленными деталями с
лексемой «ветер». Данный концепт – единственный среди других концептов
вербализуется деталями с лексической единицей только одного микрополя –
«Движение воздуха». Возможно, это связано с тем, что ветер нередко
ассоциируется у носителей языка со свободой (по результатам проведенного
ассоциативного эксперимента – реакция свобода была получена одиннадцать
раз). Чаще всего данный концепт вербализуется сочетаниями с наречием
только в значении «ничего другого, кроме ветра»: Тёмная ночь, только пули
свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают. [В.
Агатов. Темная ночь (1944)]; И кажется, что в целом свете Есть только
потемневший лес Да резкий и свистящий ветер На застывающей земле. [Г.
А. Глинка. В лесу (1924-1941)]; Только ветер в темноте рваным железом
погромыхивает. [Л. А. Кассиль. Огнеопасный груз (1945)]; И вот Только
ветер гудит в отдаленьи, Только память о мертвых поет. [А. А. Ахматова.
«Deprofundis! – Мое поколенье...» (1944.03.23)]; Никто солдату не ответил…
И только теплый летний ветер траву могильную качал… [М. Исаковский.
Враги сожгли родную хату (1945)], а также сочетание с ограничительновыделительной частицей лишь: Но лишь ветер свистел у вершины скалы…
Это было в конце той холодной весны, Это было за десять деньков до войны.
[Е. Г. Полонская. Лахденпохья (1944.02.10)]; И вдруг замолк он сразу.
Отчего? Как будто не случилось ничего, Лишь ветер нежно шевелил кустом.
[З. Н. Гиппиус. «Вскипают волны тошноты нездешней...» (1945)]. Среди
контекстов употребления единожды было встречено сочетание один, как
ветер в поле, отнесенное к вербализации данного концепта: Не пожалела на
дорогу соли, Так насолила, что свела с ума. Горишь, святая камская зима, А я
142
живу один, как ветер в поле. [А. А. Тарковский. Беженец [Чистопольская
тетрадь, 4] (1941.11.13)].
В результате проведенного анализа, можно сделать вывод о том, что
данный концепт вербализуется немногочисленными деталями с лексемой
«ветер», несущими негативное оценочное значение, что позволило нам
отнести данный концепт к концептам с доминирующей негативной
коннотацией. Наиболее яркими деталями с данной лексемой являются
сочетания только ветер и лишь ветер, а также фразеологизм один, как ветер
в поле.
Наглядно можно представить вербализацию данного концепта на
следующем рисунке (Рис. 9):
Концепт
«Одиночество»
Микрополе
«Движение
воздуха»
Только ветер гудит в
проводах, лишь ветер, один,
как ветер в поле
Рис. 9. Концепт «одиночество».
143
Выводы по третьей главе
1. Концептами с негативной коннотацией в структуре универсалии
«Война» являются концепты «смерть», «грусть», «оружие», «время»/
«пространство» и «одиночество». Интересно, что в русской лингвокультуре
данные концепты имеют амбивалентный характер, так, концепт «грусть»,
например, может быть отнесен к концептам с доминирующей позитивной
коннотацией благодаря образу «светлой грусти», часто используемого
русскими писателями. В художественных же произведениях, отнесенных к
исследуемой лингвокультурной ситуации, все вышеуказанные концепты
благодаря оценочным значениям лексем, вербализующих их образный
компонент, были отнесены нами к концептам с доминирующей негативной
коннотацией. Примеров выделения позитивных коннотаций обнаружено не
было.
2. Концепт «смерть» является наиболее значимым среди концептов с
доминирующей негативной коннотацией в структуре универсалии «Война» в
исследуемой
лингвокультурной
ситуации.
Выделим
главные
лингвокультурные детали, вербализующие образный компонент данного
концепта: черный, кровавый, мертвый снег, мертвый дождь, последний
дождь, последний рассвет, смерть на рассвете, окровавленный закат,
кровавое
зарево,
уничтожает,
адский,
смертельный
ветер,
ветер
разрушенья, Черный ветер. В составе данного концепта были обнаружены
лингвокультурные детали со всеми лексемами-наименованиями явлений
природы.
3. Образный компонент концепта «грусть» отражают немногочисленные
детали с лексемами культурно-тематического поля «Явления природы».
Среди последних наиболее значимые следующие: печальный снег, снег-горе,
мерзейший, безучастный, злой дождь, дождь-слезы, неприятный, злой
144
ветер. Интересно, что детали в составе концепта «грусть» образуют только
лексемы культурно-тематических микрополей «Осадки» и «Движение
воздуха».
4. В составе концепта «оружие» было выделено небольшое количество
ярких
деталей-сочетаний
исследуемых
лексем-наименований
явлений
природы с лексемами, обозначающими оружейную тематику. Такие детали
образованы только двумя лексемами, а именно «дождь» и «гром»
микрополей «Осадки» и «Звуковые явления» соответственно. Наиболее
яркими представляются следующие детали: ливень пуль, дожди стрел,
бомбежек, артиллерийский дождь, свинцовый дождь, снарядный гром,
железный гром.
5. Универсальные концепты «время» и «пространство» в нашем
исследовании приобретают негативную коннотацию. Это подтверждается
наличием
таких
деталей,
как
непрерывный,
нескончаемый
дождь,
бесконечный снег, года, века погребены в снегу, предвоенный рассвет, атаки,
разведка, бой на рассвете, поход на заре, атаки на закате, между нами
снега, снег, разделяющий людей.
6. Заключительным концептом с доминирующей негативной коннотацией
является концепт «одиночество». Образный компонент его вербализуют
следующие немногочисленные лингвокультурные детали: только ветер и
лишь ветер, один, как ветер в поле.
145
Заключение
В заключение сформулируем основные выводы, полученные в
результате диссертационного исследования:
1.
в
Компоненты культурно-тематического поля «Явление природы»
лингвокультурной
ситуации
1941-1945
гг.
функционируют
под
доминирующим влиянием лингвокультурной универсалии «Война».
2.
Структуру культурно-тематического поля «Явления природы» в
лингвокультурной ситуации 1941-1945 гг. составляют пять микрополей:
«Осадки», «Оптические явления», «Звуковые явления», «Тепловые явления»,
«Движение воздуха». В микрополе «Осадки» входят лингвокультурные
детали с лексемами дождь, ливень, снег, метель, пурга, вьюга; микрополе
«Оптические явления» составляют лингвокультурные детали с лексемами
заря, зарево, закат, рассвет, гроза; микрополе «Звуковые явления»
представляют детали с лексемой гром; микрополе «Тепловые явления»
включает в себя детали с лексемой мороз; наконец, микрополе «Движение
воздуха» формируют детали с лексемой ветер.
3.
В структуре универсалии «Война» присутствуют концепты и
лингвокультурные детали с лексемами-наименованиями явлений природы,
вербализующие их образный компонент. Лингвокультурные детали в
культурно-тематическом поле «Явления природы» вербализуют образные
компоненты девяти концептов: «Родина», «победа», «смерть», «время»,
«вера», «одиночество», «радость»/ «грусть».
4.
Выделенные в структуре универсалии «Война» концепты в
соответствии с семантикой вербализующих их деталей разделены на
концепты с негативной коннотацией и концепты с позитивной коннотацией.
5.
К концептам с позитивной коннотацией относятся концепты
«Родина», «победа», «радость» и «вера». Концептами с негативной
146
коннотацией представляются концепты «смерть», «грусть», «оружие»,
«время»/ «пространство» и «одиночество».
6.
Несмотря на то, что количество концептов с негативной
коннотацией выше, нежели с позитивной, деталей, вербализующих образный
компонент последних, значительно больше. В целом, это позволяет говорить
о специфике русского национального мышлении(характера), об общем
настрое на победу, об умении русских людей верить в лучшее в любые
времена.
7.
Наиболее значимыми концептами в структуре универсалии
«Война» представляются концепты «Родина», «победа» и «смерть». Данные
концепты
отражаются
наибольшим
количеством
деталей
со
всеми
лексемами-наименованиями явлений природы исследуемого культурнотематического поля. Тема любви к родной земле неразрывно связана с
любовью
к
русской
природе,
поэтому
концепт
"Родина"
широко
вербализуется деталями с лексемами-наименованиями явлений природы.
Надежда на победу в начале войны и уверенность в ее близости в
художественных произведениях последних военных лет раскрывается
исключительно широко, целостно и многогранно. Трагедия и героизм
русского народа отчетливо также проявились в творчестве русских писателей
1941-1945 гг. Война воспринимается людьми в нераздельном сплетении
трагедийных мотивов, любви к родине и образов далекой и близкой победы.
8.
Национальную
лингвокультурной
ситуации
специфику
1941-1945
русской
гг.
в
лингвокультуры
наибольшей
и
степени
подчеркивают лингвокультурные детали с лексемами «дождь», «снег» и
«ветер»
147
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. A.J. Greimas. L’Actualitédu saussurisme, „Le Françaismoderne“, XXIV,
1956, p. 191-203
2. B. Quemada Introduction à l’étude du vocabulairemédical (1600-1710).
Paris-Besançon, 1955;
3. G. Ipsen. Deralte Orient und die Indogermanen. „Stand und Aufgabender
Sprachwissenschaft“. – Heidelberg, 1924.
4. G. Matoré. Le Vocabulaireet la Sociétésous Louis-Philippe. Genève – Lille,
1951.
5. P.
Guiraud
Les
champs
morpho-sémantiques.
Critèresexterns
etcritèresinternes en étymologie, “Bulletin de la Société de Linguistique de
Paris”, LII, 1956, p.265-288.
6. Абдураманова Л.Ш. Понятие «Поле» в лингвистике и пути его
исследования в XX веке // Проблемы иностранной филологии – 2004.
С. 105-108.
7. Алефиренко Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка,
сознания и культуры. — М.: Academia, 2002. — 392 с.
8. Алефиренко
Н.Ф.
Лингвокультурология.
Ценностно-смысловое
пространство языка: учебное пособие. М. – 1988.
9. Ангелова М.М. «Концепт» в современной лингвокультурологии / М.М.
Ангелова // Актуальные проблемы английской лингвистики и
лингводидактики. Сборник научных трудов. Выпуск 3. - М., 2004. -С.
3-10.
10.Ангелова М.М. Лингвокультурологическое поле концепта «монархия»
в
современном
английском
языке:
диссертация
...
кандидата
филологических наук: 10.02.04. Москва, 2005.
148
11.Анисимова Н.В. Особенности выражения чувственного, рационального
и
прагматического
компонентов
в
единицах
научных
и
художественных текстов: На материале денотативного класса "облака":
диссертация
...
кандидата
филологических
наук
:
10.02.01.
-
Северодвинск, 2003. - 213 с.
12. Антипов Г.А., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Текст
как явление культуры. Новоси¬бирск, 1989.
13. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2-х т. М.: «Языки русской
культуры», 1995. – 472; 766 с.
14. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного
описания // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37-67.
15. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. – М.: Языки
русской культуры, 1999. – 896 с.
16. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории
словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С.267–279.
17. Ахметзадина З.Р. Лингвокультурологический аспект реализации
концепта «романтика» в английских и русских художественных
текстах (на материале литературы ХІХ-ХХІ веков). Автореф. … к.
филол.н.
Специальность
10.02.20
-
сравнительно-историческое,
типологическое и сопоставительное языкознание. – Казань, 2009.
18.Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической
семантике языка. — Воронеж: Из-во ВГУ, 1996. — 104 с.
19.Бабушкин А.П. Концепты разных типов в лексике и фразеологии и
методика их выявления Текст. / А.П. Бабушкин // Методологические
проблемы когнитивной лингвистики: сб. науч. тр. / под ред. И.А.
Стернина. – Воронеж: ВГУ, 2001. – С. 52 – 57
20.Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. Перев.с
франц. – М., 1955. – 416 с.
149
21.Баранова Е.В. Лингвокультурологическая специфика фразеологических
единиц лексико-семантических полей «Космос» и «Атмосфера земли»
в
английском
и
русском
сравнительно-историческое,
языках.
Специальность
типологическое
и
10.02.20
–
сопоставительное
языкознание. Автореферат диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук. - Пятигорск, 2013.
22.Барашева А.В. Основные компоненты культурно-тематического поля /
А.В.Барашева // III Международные Бодуэновские чтения: И.А.Бодуэн
де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного
языкознания (Казань, 23-25 мая 2006 г.): труды и материалы: в 2 т. /
Казан. гос. ун-т; под общ. ред. К.Р.Галиуллина, Г.А.Николаева.–
Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2006.– Т.1.- C.50-52.
23.Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других
гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Русская
словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология /
под ред. проф. В.П. Нерознака. - М.: Academia, 1997. – С. 227-244.
24. Белошапкова В.А. Современный русский язык. Синтаксис: Учеб.
пособие. – М.: Высшая школа, 1977. – 248 с.
25.Бирюлин Л.А. Диатезы русских глаголов, обозначающих атмосферные
явления. Автореферат. дисс. ... канд. филол. наук. Ленингр. отд. Ин-та
языкознания, 1984.
26.Богданович Г. Ю. Лингвокультурная ситуация и некоторые методы ее
описания // Учебные записки Т.Н.У. им. В. И. Вернадского.
Т.15(54)№1: филологические науки. – Симферополь, 2004. С. 235-245.
27.Богданович
Г.Ю.
О
некоторых
терминах
современной
лингвокультурологии // Ученые записки Таврического национального
университета им. В.И. Вернадского Серия «Филология. Социальные
коммуникации». Том 24 (63). 2011 г. No 2. Часть 1. С.20-25.
150
28.Богданович
Г.Ю.
Русский
язык
в
аспекте
проблем
лингвокультурологии. Симферополь, 2002; Бородiна Д.С. Мовна
ситуація в Данії: проблеми мoвнoї політики, інтерференції і
перемикання кодів // Ученые записки Таврического ун-та им.
В.И.Вернадского. Сер. «Филология». № 20 (59). 2007. С. 17-25.
29.Богин Г.И. Переход смыслов в значения // Понимание и рефлексия. Ч.2.
Тверь, 1994. С. 8–16.
30.Бочарникова
И.В.
Ценностно-смысловое
варьирование
лингвокультурного концепта "Жизнь": автореф.дис. ... к. филол. н.:
10.02.01. - Астрахань, 2013.
31.Брутян Г.А. Язык и картина мира // Философские науки. – 1973. – №
1. – С. 108 – 111.
32.Будагов Р.А. Филология и культура. – М.: Изд-во МГУ, 1980. - 304 с.
33.Буравлева
Н.В.
Специфика
лексической
экспликации
концепта
«Природа» в раннем прозаическом творчестве И.А. Бунина // Известия
Российского государственного педагогического университета им. А.И.
Герцена. Общественные и гуманитарные науки. Вып. 19. Том 2. 2006. –
С. 12-14.
34.
Васильев В.П. Аксиологическая компонента концепта // Вестник
Тюменского государственного университета. № 4, 2003. С. 153-161.
35.Васильев В.П. Концепт "дождь" и особенности его организации \\ Мир
человека и мир языка: Коллективная монография. / Отв.редактор М.В.
Пименова. - Кемерово: ИПК "Графика", 2003. - С. 184 - 229.
36.Васильев В.П. Лексический концепт в аспекте его языковой
релевантности: метеоним град \\ Филологический сборник. Отв. ред.
М.В.Пименова. - Кемерово: ИПК "Графика", 2002. Вып.2 - С. 21-33.
37.Васильев Л.М. Теория семантических полей // Вопросы языкознания.
1971. – № 5. – С. 34-46.
151
38.Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста:
Философские проблемы / АН УССР. Институт философии; Отв. ред.
М.В. Попович. – Киев: Наук. думка, 1988. – 240 с.
39.Васильева Г.М. Ты один мне поддержка и опора: Размышление об
актуальных задачах лингвокультурологии // Мир русского слова. 2002.
– № 2. – С.75 – 79.
40.Василюк И.П. Прикладная лингвокультурология: проблемы отбора и
анализа языкового материала для практики обучения русскому языку
как иностранному // Известия РГПУ им. А.И. Герцена . 2009. № 98. С.
24-33.
41.Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов /
Пер. с англ. А.Д. Шмелёва. – М.: Языки славянской культуры, 2001. 288 с.
42.Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. — М.:
Языки русской культуры, 1999. — 777 с.
43.Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.:
Изд-во «Наследие», 1999.С. 652.
44.Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. — М.: Русские словари, 1997.
— 416 с.
Венедиктова Л.Н. Концепт "Война" в языковой картине мира:
45.
Сопоставительное исследование на материале английского и русского
языков: автореф. дис. ... к. филол. н. Специальность 10.02.20. - Тюмень,
2004.
46.Верещагин
Е.М.
Лингвострановедение
Костомаров
в
В.Г.
преподавании
Язык
русского
и
культура.
языка
как
иностранного. – М.: Русский язык, 1990. – 246 с.
47.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория
слова. — М.: Русский язык, 1980. — 320 с.
48.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. М., 1985.
152
49.Виноградов
В.
Языковая
ситуация
Лингвистический
//
энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990.
50.Виноградов
В.А.,
Коваль
А.И.,
Порхомовский
В.Я.
Социолингвистическая типология (Западная Африка). М., 1984.
51.Виноградов В.В. О языке художественной прозы. – М.: Наука, 1980. –
160 с.
52.Виноградов В.В. Русский язык, М., 1947, стр.706.
53.Воркачёв С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт
лингвокультурологического анализа. — Краснодар: Из-во КГТУ, 2002.
— 140 с.
54.Воркачев
С.Г.
становление
Лингвокультурология,
антропологической
язык,
парадигмы
личность,
в
концепт:
языкознании
//
Филологические науки. – 2001. – С. 64-71.
55.Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. – М.: ИТДГК
Гнозис, 2004. - 236 с.
56.Воробьев В.В. Культурологическая парадигма русского языка: Теории
описания языка и культуры во взаимодействии / В.В. Воробьев. – М.:
Ин-т русск. языка им. А.С. Пушкина, 1994. – 76 с.
57.Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). – М.: Русский
язык, 1980. – 340 с.
58.Воробьев В.В. Лингвокультурология в кругу других гуманитарных
наук // Русский язык за рубежом. – 1999. – № 2. – С. 76-82.
59.Воробьев В.В. Лингвокультурология. - М.: РУДН, 2006.
60.Воробьев В.В. Лингвокультурология: теория и методы. — М., 1997, с.
36.
61.Воробьев В.В. Лингвокультурология: Монография. – М.: РУДН, 2008. –
336 с.
62.Воробьев В.В. Русский язык в диалоге культур: проблемы и
перспективы сегодня // Русский язык в многополярном мире: новые
153
лингвистические
парадигмы
диалога
культур:
Сборник
статей
международной научно-практической конференции, посвященный 50летию образования РУДН. Москва, РУДН, 22-24 октября 2009 г. – М.:
РУДН, 2009. – С. 3-9.
63.Воробьёв
В.В.
Теоретические
и
прикладные
аспекты
лингвокультурологии. Диссертация ... д-ра филол. наук. — М., 1996. —
436 с.
64.Ворожбитова А.А. Теория текста: антропоцентрическое направление:
Учеб. Пособие / А.А. Ворожбитова. – М.: Высш. шк., 2005. 367 с.
65.Воротников Ю.Л. «Картина мира» и грамматика смыслов // Этническое
и языковое самосознание. Материалы конференции. – М., 1995. – С. 2728.
Габдуллина С. Р. Концепт ДОМ/РОДИНА и его словесное
66.
воплощение в индивидуальном стиле М. Цветаевой и поэзии русского
зарубежья первой волны: Сопоставительный аспект: автореф. дис. ... к.
филол н.: 10.02.01. - Москва, 2004.
67.Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования - Изд.
3-е, стереотипное. - М.: Едиториал УРСС, 2005. – 144 с.
Головань О. В. Семантико-ассоциативная структура концепта
68.
"война": На материале произведений Р. Олдингтона и В. М. Гаршина:
автореф. дис. ... к. филол. н. Специальность 10.02.19. - Барнаул, 2003.
69.Городецкая Л.А. Лингвокультурная компетентность личности как
культурологическая проблема. Авт…докт. филолог. наук. М.: МГУ,
2007
70.Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв. М.: Элпис, 2008.
71.
Деева Н.В. Структура концептов «жизнь» «смерть» в русской
языковой картине мира // Мир человека и мир языка: Коллективная
монография / Отв. ред. М.В. Пименова. - Кемерово, 2003. - С. 365-373.
154
72.Денисенко В.Н. Семантическое поле "изменение" в русской языковой
картине мира: Структурный, функциональный, когнитивный аспекты:
диссертация ... доктора филологических наук: 10.02.01. - Москва, 2005.
73.Денисенко В.Н. Теория семантического поля: тексты, вопросы,
комментарии : учеб. материалы к спецкурсу "Проблемы общей и
русской семантики". - Москва : изд-во РУДН, 2006.
74.Домбровская М.В. Концепт "дождь" как компонент национальной
картины мира (на материале русского и французского языков).
Диссертация ... к.филол.н. Специальность 10.02.19 - теория языка.
Новосибирск, 2006.
75.Дудова Н.А. Концептуализация атмосферных осадков в немецкой
языковой картине мира : автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.04. - Омск,
2007.
76.Егнинова Н.Е. Рассказы Ю.П. Казакова в контексте традиций русской
орнаментальной
прозы:
автореферат
дис.
...
к.
филол.
н.:
Специальность 10.01.01. - Улан-Удэ, 2006.
77.
Емельянова С.М. Сопоставление темпоральных концептов в
немецкой и русской лингвокультурах (на примере концептов ZEIT и
ВРЕМЯ) ): автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.20. – Владивосток, 2012.
78.Жихарева
Е.А.
Понятийная
структура
концепта
ПРИРОДА
в
современном английском языке // Science and Education a New
Dimension: Philology, I(3), Issue: 13, 2013 www.seanewdim.com
79.
Жук М. И. Концепты ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ в идиостиле
Булата Окуджавы: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.01. Владивосток, 2007.
80.Заметалина М.Н. К проблеме описания функционально-семантического
поля в синхронии и диахронии. // Филологические науки. – М., 2002. –
№ 5. – С. 36-45.
155
81.Зварыкина И.С. Номинации мира природы Астраханского края в
ономасиологическом
аспекте:
автореферат
дис.
...
кандидата
филологических наук: 10.02.01.- Волгоград, 2015.
82.Зиангирова Э.М. Лингвокультурологическое поле "ОЙ" в татарском
языке: На материале произведений М. Магдеева: диссертация ...
кандидата филологических наук: 10.02.02. Казань, 2005.
83.Зиновьева Е.И. Лингвокультурография в теории и практике РКИ //
Русский
язык
и
литература
в
современном
гуманитарном
образовательном пространстве. – СПб., 2010. – С. 126-131.
84.Зиновьева Е.И. Основные проблемы описания лексики в аспекте РКИ.
– СПб.: Филол. факультет СПбГУ, 2005. – 88 с.
85.Зиновьева Е.И. Понятие «поле» в лингвометодических исследованиях //
XXXII Международная филологическая конференция. Вып. 15.
Русский язык как иностранный и методика его преподавания. – СПб.,
2003. – С. 37-42.
86.Зиновьева Е.И., Юрков Е.Е. Лингвокультурология. Учебник. – СПб.,:
ООО «Издательский дом «МИРС», 2006. – 291 с.
87.Игошина О.А. Лингвокультурологический анализ фольклорного текста
при обучении русскому языку немецкоязычных студентов: автореферат
дис. ... к. пед. н: Специальность 13.00.02. - Санкт-Петербург, 2003
88.Исупова
М.М.
Лингвокультурные
аспекты
пространственной
организации английский поэтических произведений (на примере поэмы
Дж. Байрона "Паломничество Чайльд Гарольда") // Историческая и
социально-образовательная мысль. 2013. № 5. С. 245-249.
89.
Казнина Е.Б. Концепт вера в диалогическом христианском
дискурсе: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.01. - Москва, 2004.
90.Канныкин С.В. Текст как явление культуры (пролегомены к
философии текста). – Воронеж: РИЦ ЕФ ВГУ, 2003. – 143 с.
156
91.Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность:
культурные концепты. — Волгоград — Архангельск: Перемена, 1996.
—С. 3 — 16.
92.Карасик В. И. О категориях лингвокультурологии // Языковая
личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2001.
С. 3–16.
93.Карасик В. И. Язык социального статуса. — М.: Гнозис, 2002. — 332 с.
Карасик
94.
В.И.
Концепты-регулятивы
//
Язык,
сознание,
коммуникация. – М., 2005. С. 95 – 108.
95.Карасик В.И. Проблемы лингвокультурологии и теории дискурса: Сб.
науч. тр. / Под ред. В.И.Карасика, Н.А.Красавского. – Волгоград:
Перемена, 2003. – 197с.
96.Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. –
Волгоград: Перемена, 2002. – 477 с.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс.
97.
Волгоград: Перемена, 2002.
98.Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Отв. ред. Д.Н.
Шмелёв. – М.: Наука, 1987. – 264 с.
99.Караулов Ю.Н. О состоянии русского языка современности. - М.: 1991.
100.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Наука,
1987. – 263 с.
101.
Караулов Ю.Н. Словарь Пушкина и эволюция русской языковой
способности. - М.: 1992. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая
личность. - М.: 1987. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. - М.: 1
102.
Кацевал А.А. Речевое воплощение художественного времени в
прозе о Великой Отечественной войне (на материале романов К.
Симонова
и
Ю.
Бондарева).
Автореферат
….
к.
филол.
н.
Специальность 10.02.01 -русский язык. – Воронеж,1998
157
103.
Кобозева И.М. «Смысл» и «значение» в «наивной семиотике» //
Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 183–186.
104.
Козырев В.А., Черняк В.Д.Современная языковая ситуация и
речевая культура.- М., 2012.
105.
Козырева
О.А.
Когнитивные
аспекты
исследования
лингвокультурологического поля (на материале поля "дом/жилье").
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических
наук.
Специальность
10.02.20
сравнительно-историческое,
-
типологическое и сопоставительное языкознание. – М., 2003.
106.
Колабинова Т.И.Специфика репрезентации концептов РОДИНА,
PATRIA,
NATIVE
LAND
в
русской,
латиноамериканской
и
американской лингвокультурах: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.20. Казань, 2010.
107.
Комлев Н.Г. О культурном компоненте лексического значения /
Н.Г. Комлев // Вестн. Моск. ун-та. Серия 9. Филология. –1966. – № 5. –
С. 43-50
108.
Конобеева М. Ю. Семантическая репрезентация ценностного
компонента
концепта
«учение»
в
английской
и
русской
фразеосистемах. Автореф.дис. … к.филол.н. Специальность 10.02.20 –
сравнительно-историческое,
типологическое
и
сопоставительное
языкознание. - Москва – 2013.
109.
Коряков Ю.Б. Языковая ситуация в Белоруссии и типология
языковых ситуаций. Дисс... к.ф.н. М., 2002.
110.
Кошарная
С.А.
Лингвокультурологическая
реконструкция
мифологического комплекса "Человек - Природа" в русской языковой
картине мира : Дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.01 Белгород, 2003 452 с.
111.
Кранышева Л. А. Лингвокультурная ситуация 1950-х годов : на
материале рассказов советских русских писателей : автореферат дис. ...
кандидата филологических наук : 10.02.01. - Елец, 2008.
158
112.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и
русской лингвокультурах: Монография. - Волгоград: Перемена, 2001.
113.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой, русской
лингвокультурах – М., 1996. – 416 с.
114.
Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. —
М.: Гнозис, 2002. — 283 с.
115.
Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. –
М.: Гнозис, 2002. – 374 с.
116.
Крысин
Л.П.
Социолингвистические
аспекты
изучения
современного русского языка / Л.П. Крысин. – М.: Наука, 1989. – 186 с.
117.
Крячко В.Б. Концептосфера "война" в английской и русской
лингвокультурах: автореф. дис. ... к. филол. н. Специальность 10.02.20.
-Волгоград, 2007.
118.
Курбатова С.А. Образы и представления мира природы в
сознании русской языковой личности: Дис. ... канд. филол. наук:
10.02.01 - Москва, 2000. - 175 c.
Лавриненко Т. А. Прецедентный мир "Великая Отечественная
119.
война"
в
русской
лингвокультуре:
диссертация
...
кандидата
филологических наук : 10.02.19. - Волгоград, 2008.
120.
Латкина Т.В. Концепт «Радость» в языковом сознании И.А.
Бунина // http://www.science-education.ru/pdf/2011/6/172.pdf
121.
Лекант П.А. Русский язык в современной языковой ситуации //
Уральский филологический вестник. Серия: Язык. Система. Личность:
лингвистика креатива . 2012. №2. С. 6-12.
122.
Липина Е.А. Реализация лингвокультурного концепта «ВРЕМЯ
BOEHHOE/KMEGSZEIT» в идиолектах К.М. Симонова и Э.М. Ремарка
(на материале текстов военной прозы): автореф. дис. ... к. филол. н.:
10.02.20. – Тюмень, 2008.
159
123.
Лихачёв Д. С. Концептосфера русского языка // Русская
словесность. Антология / Под ред. В. П. Нерознака. — М.
«Academia»,1997. — С. 280 –287.
124.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983.
Т.52, №1. С. 3–9.
125.
Лихачёв
Д.С.
Концептосфера
русского
языка
//
Русская
словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология /
Под ред. проф. В.П. Нерознака. - М.: Academia, 1997. – С. 280-287.
126.
Лихачёв Д.С. О филологии. - М.: Высшая школа, 1989. - 208 с.
127.
Логический анализ зыка. Культурные концепты. М., 1991.
128.
Ломоносова Ю. Е. Концептуальное поле "атмосферные явления"
во французской языковой картине мира: автореферат дис. ... к. филол.
н.: Специальность 10.02.05. - Воронеж, 2008.
129.
Ломтев Т.П. Конструктивное построение смыслов имен с
помощью комбинаторной методики (термины родства в русском
языке). Научные доклады высшей школы // Фил.науки. – 1964. - № 2. –
С. 108-120.
130.
Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. - СПб. :
Искусство-СПб, 2002. - 768 с.
131.
Лукин В.А. Концепт истины и слово ИСТИНА в русском языке
(Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в
языке) // ВЯ. 1993. № 4. С. 63-86.
132.
Лю
Жуйфэн.
Тематическая
группа
"Война"
в
лингвосоциокультурном аспекте: автореф. дис. ... к. филол. н.
Специальность 10.02.01. - Санкт-Петербург, 2014.
133.
Мамонтов А.С. Язык и культура: Основы сопоставительного
лингвострановедения: диссертация доктора филологических наук:
10.02.01 // Автореферат диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук. Москва, 2000. 53 стр.
160
134.
Мамонтов А.С. Язык и культура: Основы сопоставительного
лингвострановедения: диссертация доктора филологических наук:
10.02.01 // Москва, 2000, 326с.
135.
Маругина Н.И., Ламинская Д.А. Концепт «Природа» в русской и
английской языковых картинах мира // Язык и культура. – 2010. – № 2
(10). – С. 36–45.
136.
Марьянчик
В.А.
Аксиологическая
структура
медиа-
политического текста. Автореф.дис. … д.филол.н. Специальность
10.02.01. – русский язык. – М., 2011.
137.
Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ.
высш. учеб, заведений. — М.: Издательский центр «Академия», 2001.
— 208с.
138.
Маслова В.А. Введение в лингвокультурологию. — М.: Наследие,
1997. — 205 с.
139.
Маслова В.А. Лингвокультурология. Учебное пособие. Для
студентов высших учебных заведений. – М., 2001. – с.
140.
Матвеева Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи,
стилистика, риторика. – М.: Флинта, Наука, 2003. – 431 с.
141.
Мечковская
Н.
Б.
Общее
языкознание:
Структурная
и
социальная типология языков: Учебное пособие для студентов
филологических и лингвистических специальностей. — 2-е изд. — М.:
Флинта: Наука, 2001. - 312 с.
142.
Мещерский Н.А. О некоторых закономерностях развития
русского литературного языка в советский период // Развитие русского
языка после Великой Октябрьской социалистической революции. - Л.:
ЛГУ, 1967.
143.
Михеева
Л.Н.,
Долинина
И.В.,
Здорикова
Ю.Н.
Лингвокультурная ситуация в современной России. Речевая культура
студенчества. М.: Флинта, 2014.
161
144.
Морозова Н.С. Эволюция эстетического поля денотативного
класса "снег". Автореф. .... к.филол.н. Специальность
145.
Нефедова С.Н. Образ природы как компонент поэтической
модели
мира:
диссертация
...
На
материале
кандидата
произведений
филологических
В.
наук
М.
Шукшина:
:
10.02.01.-
Северодвинск, 2001.- 171 с.
146.
Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. – СПб.: Изд-во
СПбГУ, 1996. – с. 263.
Никитина П.В. Макроконцепт ВОЙНА в языковой картине мира
147.
Н.А. Дуровой // VII Международная научно-практическая Интернетконференция "АЛЬЯНС НАУК: УЧЕНЫЙ – УЧЕНОМУ" (15-16 марта
2012 года) // http://www.confcontact.com/2012_03_15/fl4_nikitina.php
148.
Новиков Л.А. Лингвистическое толкование художественного
текста. – М.: Русский язык, 1979. – 256 с.
149.
Новиков Л.А. Семантика русского языка. – М., 1982. – с.
150.
Новиков Л.А. Семантическое поле как лексическая категория //
Теория поля в современном языкознании: Тез. Докладов научно-теор.
семинара 21-22 июня 1991 г. – Ч.1. - Уфа, с. 3-7.
151.
Оглезнева Е.А. Русский язык в восточном зарубежье (на
материале русской речи в Харбине). Благовещенск: АмГУ, 2009.
152.
Оглезнева Е.А. Русский язык в восточном зарубежье (на
материале русской речи в Харбине). Диссертация ... д. филол.н.
Специальность 10.02.01. - русский язык. - М., 2009.
153.
Ожегов С.И. К вопросу об изменениях словарного состава
русского языка в советскую эпоху // Вопросы языкознания, 1953. - №2.
154.
грусти
Озерова Е.Г., Шевелева М.Ю. Языковые репрезентации чувства
в
произведениях
И.С.
Тургенева
//
http://www.rusnauka.com/11_EISN_2010/Philologia/64471.doc.htm
162
155.
Озерова Е.Г., Шевелева М.Ю. Концепты Грусть и Радость:
лингвоквантитативный
анализ
//
http://www.rusnauka.com/15_NNM_2012/Philologia/3_111195.doc.htm
156.
Ольшанский И.Г. Лингвокультурология в конце ХХ в.: Итоги,
тенденции, перспективы // Лингвистические исследования в конце ХХ
в.: Сб. обзоров. – М., 2000. – С. 26-55.
157.
Опарина
Е.О.
Лингвокультурология:
Методологические
основания и базовые понятия // Язык и культура: Сб. обзоров. – М.,
1999. – С. 27-48.
158.
Осколкова Н.В. Особенности структуры эстетического поля
денотативного класса "ветер": На материале русской поэзии XVIII-XX
вв.: диссертация ... кандидата филологических наук: 10.02.01.
Северодвинск, 2004.
159.
Паршина Н. Д. Лингвокультурологическое поле концепта "успех"
в американском варианте английского языка: диссертация ... кандидата
филологических наук: 10.02.04. - Москва, 2007.
160.
Пименова М.В. Особенности концептуализации чувства в
русской языковой картине мира // Мир человека и мир языка:
Коллективная монография / Отв. ред. М.В. Пименова. - Кемерово, 2003.
- С. 180-238.
161.
Подзолкова Н. В. Концепт «Одиночество» в немецкой и русской
лингвокультурах: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.20. – Волгоград,
2005.
162.
Полякова Г.М. Анализ лексико-семантического поля «Одежда» в
русском, английском и немецком языках в аспекте сопоставительной
лингвокультурологии. Автореф. дис. … к. филол. н. Специальность
10.02.20
–
сравнительно-историческое,
типологическое
и
сопоставительное языкознание. – М., 2012
163
163.
Попова
З.
Д.,
Стернин
И.
А.
Понятие
«концепт»
в
лингвистических исследованиях. — Воронеж: Из-во ВГУ, 1999. —30 с.
164.
Попова З. Д., Стернин И. А. Язык и национальная картина мира.
—Воронеж: Из-во ВГУ, 2002. — 59 с.
165.
Попова
З.Д.,
Стернин
И.А.
Интерпретационное
поле
национального концепта и методы его изучения / Попова З.Д., Стернин
И.А. // Культура общения и ее формирование. – Воронеж, 2001. –
Вып.8. – С. 27-29
166.
Попова З.Д., Стернин И.А. Лексическая система языка / Попова
З.Д., Стернин И.А. – Воронеж, 1984. – 247 с.
167.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике /
Попова З.Д., Стернин И.А. – Воронеж, 2001. – 191 с.
168.
Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира /
Попова З.Д., Стернин И.А. – Воронеж, 2002. –59 с.
169.
Попова Л.Г. Понятийный и ценностный компоненты концепта
«Работа»
в
русском
и
немецком
языках
//
http://www.rusnauka.com/30_NNM_2010/Philologia/72981.doc.htm
170.
Потапова И.С. Авторская песня в контексте лингвокультурной
ситуации 1960-1970-х годов: на материале поэтического творчества Б.
Окуджавы, А. Галича, Ю. Визбора, В. Высоцкого: автореферат дис. ...
к. филол. н.: 10.02.01. - Иваново, 2009
171.
Потебня А.А. Мысль и язык. –М.: Изд-во Лабиринт, 2007
172.
Рамазанова Шелале. Концепт "Крымская война" в русском
языковом сознании второй половины XIX века: дис. ... к. филол. н.:
10.02.01. - Москва, 2012.
173.
Рассолова
С.В.
Образная
когнитивно-семантическая
ассоциативная модель "явление внутреннего мира человека-явление
природы" в русской языковой картине мира : на материале языка
164
русской
литературы
XIX-XX
вв.
:
диссертация
...
кандидата
филологических наук : 10.02.01.- Омск, 2008.- 296 с.: ил.
174.
Ружицкий И.В. Текст в восприятии носителя иной культуры:
проблема комментирования. – М.: рукопись, 1994.
175.
Салашник Т.В. Национально-культурная специфика концептов
времен года. Автореф. дис. … к.ф.н. 10.02.19. - Саратов, 2007.
176.
Салимова Л. М. Лингвокультурная ситуация, языковая личность
и текст: особенности взаимоотношения и изучения // Филологические
науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. No 9 (39): в
2-х ч. Ч. I. C. 153-156.
177.
Свицова А.А. Лингвокультурная доминанта «Дом-Родина-
Чужбина» в русских и английских пословицах: автореф. дис. ... к.
филол. н.: 10.02.19. - Ижевск, 2005.
178.
Сергеева Д. В. Концепт "радость" в русском и английском
языках: Сопоставительный анализ на материале произведений Ф.М.
Достоевского и Ч. Диккенса: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.20. Москва, 2004.
179.
Серебрянников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и
картина мира. – М.: Наука, 1988. – 270 с.
180.
Слесарева И.П. Проблемы описания и преподавания русской
лексики. – М.: Русский язык, 1990. – 176 с.
181.
Слышкин Г. Г. Дискурс и концепт (о лингвокультурном подходе
к изучению дискурса) // Языковая личность: институциональный и
персональный дискурс. Волгоград: Перемена, 2000. С. 38-45.
182.
Слышкин Г. Г. От текста к символу: Лингвокультурные
концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе: [Монография].
- М.: Academia, 2000.
183.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты:
автореф. дис. ... д. филол. н. Специальность 10.02.19. - Волгоград, 2004.
165
184.
Смотрова Т.Г. Концепты победа и поражение в статической и
динамической картинах мира: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.01.Таганрог, 2005.
185.
Соссюр Ф. Труды по языкознанию. – М., 1977.
186.
Степанов Г. В. Типология языковых состояний и ситуаций в
странах романской речи. М.: Наука, 1976.
187.
Степанов Ю. С. Семиотика. — М.: Наука, 1971. — 165 с.
188.
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт
исследования. М.: Языки русской культуры, 1997. 824 с.
189.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-е,
испр. и доп. — М.: Академический Проект, 2001. — 990 с.
190.
Степанов Ю.С. Концепт культуры в «разрезе» // Когнитивная
семантика. Ч. 1. — Тамбов: Из-во ТГУ, 2000. — С. 8.
191.
Стоянова
Е.
Метафора
сквозь
призму
лингвокультурной
ситуации. - Шумен: Университетско издателство „Епископ Константин
Преславски“, 2013. – 276 с.
192.
Сулиман Э. Э. Эльтайеб. Русское концептуальное поле ВЕРА: на
фоне арабо-мусульманской лингвокультуры: автореф. дис. ... к. филол.
н.: 10.02.01. - Москва, 2013.
193.
Суравикина Е. В. Концептуализация погоды в народной речи
Среднего Прииртышья. Диссертация … к. филол. н. Специальность
10.02.01. – русский язык. – Омск, 2011.
194.
Суродина
"пустота":
На
Н.Р.
Лингвокультурологическое
материале
поэтического
поле
языка
концепта
московских
концептуалистов : диссертация ... кандидата филологических наук :
10.02.19. - Волгоград, 1999.
195.
Суродина
«пустота»
(на
Н.Р.
Лингвокультурологическое
материале
поэтического
поле
языка
концепта
московских
концептуалистов): АКД. Волгоград, 1999.
166
196.
Талапова Т. А. Концепт «вера/неверие» в русской языковой
картине мира: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.01. - Абакан, 2009.
197.
Тарасенко В.В. Концепты "жизнь" и "смерть" в системе языка и
сознании разноязычных носителей: на материале фразеологизмов:
автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.19. - Кемерово, 2008.
198.
Текст как явление культуры / Антипов Г.А., Донских О.А.,
Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. – Новосибирск: Наука. Сиб. отд.-ние,
1989. – 197 с.
199.
Телия
В.Н.
Основные
постулаты
лингвокультурологии
//
Филология и культура. Материалы международной конференции. —
Тамбов: Из-во ТГУ, 1999. — С. 14 — 15.
200.
Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.,
2000.
201.
Тихонов А.Н. Семантическое поле как единица лексического
уровня языка // Теория поля в современном языкознании: Тез.
Докладов научно-теор. семинара 21-22 июня 1991 г. – Ч.1. - Уфа, с. 714
202.
Токарев Г. В. Проблемы лингвокультурологического описания
концепта (на примере концепта «Трудовая деятельность». (Учебное
пособие). — Тула: Из-во ТГПУ, 2000.— 92 с.
203.
Токарев Г.В. Концепт как объект лингвокультурологии (на
материале
репрезентаций
концепта
«Труд»
в
русском
языке):
Монография. —Волгоград: «Перемена». 2003.
204.
Тхорик В.И., Фанян Н.Ю. Лингвокультурология и межкультурная
коммуникация. Учебное пособие. – М.: Русский язык, 1996. – 167 с.
205.
У Вэй. Времена года в русской языковой картине мира: на фоне
китайского языка: автореферат дис. ... к. филол. н. Специальность
10.02.01. - Санкт-Петербург, 2013
167
206.
Урысон
Е.В.
Языковая
картина
мира
vs.
обиходные
представления (модель восприятия в русском языке) // ВЯ. 1998. №2. С.
3-21.
207.
Успенский Б.А. Языковая ситуация и языковое сознание в
Московской Руси: восприятие церковно-славянского и русского языка
// Византия и Русь. - М., 1989. - С. 206-226.
208.
Уфимцева А.А. Опыт изучения лексики как системы. - М., 1962.
209.
Уфимцева А.А. Теории семантического поля и возможности их
применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории
языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961: 30-63.
210.
Ухова Т.В. Концепт WAR как фрагмент англоязычного
лингвокультурного сознания // Вестник СибГАУ . 2006. №3. С.166-170.
211.
Федянова Г. В. Крымская война в русской поэзии 1850-х годов:
автореф. дис. ... к. филол. н. Специальность: 10.01.01. - Тверь, 2008.
212.
Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под
редакцией А.А. Ивина. 2004 // Электронныйресурс. Режимдоступа:
http:// dic.academic.ru / dic.nsf / enc_philosophy / 581/% D0%9A%D0%A
3%D0%9B% D0%AC %D0%A2%D0%A3% D0%A0%D0%90
213.
Хамитова Э.Р. Концептуальная метафора "природа - человек" в
русской
поэтической
лингвокультурологический
картине
и
мира
XIX
-
лексикографический
XX
веков:
аспекты
:
диссертация ... кандидата филологических наук : 10.02.01.- Уфа, 2008.331 с.: ил.
214.
Хоруженко В.А. Концепты "Война" и "Враг" в современной
русскоязычной публицистике: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.01.10. Москва, 2010.
215.
Хохлова Н. В. Лексическое значение и внутренняя форма как
способы концептуализации мира природы (На материале говоров
168
Архангельской области): Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01. Архангельск, 2004. - 380 c.
216.
Хроленко А.Т. Основы лингвокультурологии. Уч. пос. М., 2004.
217.
Хроленко А.Т. Основы лингвокультурологии: Учебное пособие /
Под ред. В.Д. Бондалетова. – 2-е изд. – М.: Флинта: Наука, 2005. – 184
с.
218.
Цзу Сюецин. Национально-культурные концепты времён года в
русской языковой картине мира (на фоне китайской). Автореферат дис.
… к. филол. н. Специальность 10.02.01 – русский язык. – Владивосток,
2009.
219.
Цивилева А.В. Имена существительные тематической группы
"неживая природа" как средство репрезентации языковой картины
мира в региональных печатных СМИ: диссертация ... кандидата
филологических наук : 10.02.01.- Волгоград, 2010.- 205 с.
220.
Чапаева Л. Г. Культурно-языковая ситуация в России 1830-1840-х
гг. в контексте споров славянофилов и западников: дис. ... д. филол. н.
Специальность 10.02.01. - Москва, 2007.
221.
Частикова А.В. Английские и немецкие фразеологические
единицы, вербализующие макроконцепт "природные явления", как
отражение наивной картины мира: автореферат дис. ... кандидата
филологических наук. Специальность 10.02.04. - Воронеж, 2009
222.
Чоудхури О.Л. Номинативное поле концепта "зима" как предмет
обучения русскому языку финских студентов: автореф. дис. ... к. пед. н.
Специальность 13.00.02. - Санкт-Петербург, 2010.
223.
Чумак О.С. Корреляция концептов "жизнь" и "смерть" в
идиостиле Б.Л. Пастернака: На материале романа "Доктор Живаго":
автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.01. - Саратов, 2004.
224.
Шаклеин В М Лингвокультурная ситуация и исследование текста
- М Общество любителей российской словесности, 1997 - 184 с.
169
225.
Шаклеин В.М. Лингвокультурная ситуация в современной
России. – М.: Флинта, Наука, 2010. – 152 с.
226.
Шаклеин В.М. Русский язык в национальных образованиях
современной России (анализ лингвокультурной ситуации). Россия и
Запад: диалог культур. 7-я международная конференция. 28-30 ноября
2000 г. – М.: МГУ, 2000
227.
Шаклеин
В.М.
Русский
язык
в
условиях
современной
лингвокультурной ситуации // Межкультурные коммуникации: реалии
и
перспективы.
Сборник
докладов
Международной
научной
конференции. Крым, Алушта, изд-во РУДН. 2002.
228.
Шаклеин В.М. Состояние и перспективы изучения русского
языка в странах СНГ и Балтии (анализ лингвокультурной ситуации).
Русский язык на рубеже тысячелетий. Материалы Всероссийской
конференции 26–27 октября 2000 г. В 3-х т. Т.3. Теория и практика
преподавания русского языка: традиции и перспективы. СПб.:
Филологический факультет СПбГУ. 2001.
229.
Шаклеин В.М. Этноязыковое видение мира как составляющая
лингвокультурной ситуации // Вестник Московского университета.
Серия 19, Лингвистика и международная коммуникация. – 2000. - №1.
– С. 73-88.
230.
Шафиков С. Г. Теория семантического поля и компонентной
семантики его единиц: учебное пособие. - Уфа, 1999. - 88 С.
231.
Швейцер А.Д. Социальная дифференциация языка в США. М.:
Наука, 1983.
232.
Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику
(Для институтов и факультетов иностранных языков). – Москва:
«Высшая школа» 1978.
233.
Щербина В.Е. Концепт «Время» во фразеологии немецкого и
русского языков: автореф. дис. ... к. филол. н.: 10.02.20. – Уфа, 2006.
170
Эмер Ю.А. Концепт «Война» в современном песенном
234.
фольклоре: когнитивно-дискурсивный анализ // Вестн. Том. гос. ун-та.
Филология . 2012. №4 (20). С.58-67.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ИЛЛЮСТАТИВНОГО МАТЕРИАЛА
1.
Вишневский В.В. Дневники военных лет. – М.: Советская Россия,
1974. – С. 432.
2.
Горбатов Б.Л. Избранное в 2 томах. – М.: Художественная
литература, 1980. – С.702.
3.
Горбатов Б.Л. Собрание сочинений в 4 томах. – М.: Правда, 1988.
– С. 2048.
4.
Друнина Ю.В. Стихи о войне. – М.: Эксмо, 2010. – 304 с.
5.
Из фронтовой лирики. Стихи русских советских поэтов. – М.:
Художественная литература, 1981. – 353 с.
6.
Ильина Е.Я. Четвертая высота. – М.: Астрель, 2009. – С. 320.
7.
Илья Эренбург. Собрание сочинений в 9 томах. М.: Гос. изд. худ.
лит., 1962. – 4824 с.
8.
Кассиль Л.А. Огнеопасный груз. – М.: Детская литература, 1979.
– С. 32.
9.
Катаев В.П. Сын полка. – М.: Детская библиотека, 2014. – С. 234
10.
Лирика военных лет. Стихи советских поэтов (1941-1945). – М.:
Изд-во Моск. ун-та, 1985. – 320 с.
11.
Лучшие стихи о войне. – М.: Клевер-Медиа-Групп, 2015. – 80 с.
12.
Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А..
История России. – 4-е изд. Москва, 2013. С. 427-437.
13.
Павел Нилин. Сочинения в двух томах. – М.: Художественная
литература, 1985. – С. 512.
171
14.
Панова В.Ф. Спутники. – М.: ОлмаМедиаГрупп, 2010. – С. 320.
15.
Поэзия Великой Отечественной войны и антифашистского
сопротивления. – М.: Художественная литература, 1980. – 654 с.
16.
Присягаем победой. Стихи о Великой Отечественной войне. – М:
Детская литература, 1975. – 190 с.
17.
Ромен Гари. Европейское воспитание. – М.: Эксмо, 2005. – 384с.
18.
Священная война… Стихи о Великой Отечественной войне. –
М.: Художественная литература, 1966. – 816 с.
19.
Серафимович А. С. Собрание сочинений в 4 томах. – М.: Правда,
1980.
20.
Симонов К.М. Военная лирика. – Мурманск: Мурманское
книжное издание, 1973. – 162 с.
21.
Симонов К.М. Стихи о войне. – М.: Эксмо, 2010. – 366 с.
22.
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне. –Л.:
Советский писатель, 1965. – 748 с.
23.
Соколов А.К., Тяжельников В.С. Курс советской истории. 1941 –
1991. М., 1998. Ч. 2.
24.
Стихи и песни о войне. М.: Эксмо, 2015. – 352 с.
25.
Стихи и песни о войне. М.: Эксмо, 2015. – 544 с.
26.
Твардовский А.Т. Стихи о войне. – М.: Эксмо, 2010. – 304 с.
27.
Тихонов Н. С. Собрание сочинений. - М.: Художественная
литература, 1985.
28.
Толстой А.Н. Аэлита. Гадюка. Рассказы Ивана Сударева. –
Мурманск.: Мурманское книжное издательство, 1976. – С. 246.
29.
Шолохов М.А. Наука ненависти. Судьба человека. – М.:
Современник, 1984. – С. 48.
30.
Шпанов Н.Н. Горячее сердце. – М.: Вече, 2011. – С. 336.
31.
Юбилейная сессия Академии наук СССР, посвященная 25-летию
Великой Октябрьской социалистической революции: доклады на
172
Общем собрании юбилейной сессии АН СССР 15-18 ноября 1942 года /
Академия наук Союза Советских социалистических республик (АН
СССР); [под. ред. А. А. Байкова, В. П. Волгина, Н. Г. Бруевича и др.;
отв. ред. В. Л. Комаров; худож. Н. А. Седельников]. - Москва;
Ленинград: АН СССР, 1943. – 248 с.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И СЛОВАРЕЙ
1.
Большой толковый словарь русского языка // Гл. ред. С.А.
Кузнецов. – СПб.: Норинт, 2004. – 1536 с.
2.
Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская
энциклопедия, 1990. – 685 с.
3.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. –
М.: Русский язык, 1998. – 816 с.
4.
Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь лингвистических
терминов. – М.: Астрель, 2003. – 623 с.
5.
Русский ассоциативный словарь. / Под ред. Ю.Н. Караулова. – В
2 тт. – М., 2002.
6.
Русский язык. Энциклопедия. – М.: Наука, 1979. – 598 с.
7.
Русский язык. Энциклопедия/ Под ред. Ю.Н. Караулова. – М.:
Наука, 1998. – 704 с.
8.
Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Изд. 3-е,
стереотипное. – М.: Русский язык, 1985.
9.
Словарь иностранных слов. – М. Русский язык, 1987. – с. 608
10.
Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Изд. 3-е,
стереотипное. – М.: Русский язык, 1985.
11.
Словарь современного русского литературного языка. В 17-
томах. – М., Л. 1948 – 1965.
12.
Словарь сочетаемости слов русского языка / Под ред. П.Е.
Денисова, В.В. Морковкина. – М.: Русский язык, 2002. – 560 с.
173
13.
Шведова Н.Ю. Русский семантический словарь. – В 3 т. – М.,
2002.
14.
www.ruscorpora.ru. – Национальный корпус русского языка.
15.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
БАС – Словарь современного русского литературного языка (в 17-ти
томах). – М.; Л. – 1948-1965.
ЛЭС – Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990.
МАС – Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Изд. 3-е,
стереотипное. – М., 1985.
РАС – Русский ассоциативный словарь. / Под ред. Ю.Н. Караулова. – В
2 тт. – М., 2002.
РСС – Шведова Н.Ю. Русский семантический словарь. – В 3 т. – М.,
2002.
ФСРЯ – фразеологический словарь русского языка. М.: ЮНВЕС, 2003.
- 608 с.
174
Приложение
В ходе исследования нами был проведен ассоциативный эксперимент
среди носителей русского языка с целью выявления национальной
специфики единиц культурно-тематического поля «Явления природы» в
современной ЛКС. Данные эксперимента помогли определить различия в
восприятии явлений природы в зависимости от ЛКС того или иного периода.
В эксперименте приняло участие 303 информанта разного возраста, пола,
образования, так как была предпринята попытка описать общенациональную
специфику исследуемых единиц. Респондентам было предложено написать
ассоциации на следующие стимулы: дождь, снег, рассвет, закат, заря,
гроза, мороз, ветер, гром. Всего было получено 2864 реакции.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «снег»
В результате анкетирования было получено 378 ассоциаций. Чаще
всего в сознании носителей языка это слово связывается со временем года –
зимой (84), а также с холодом (51), с прилагательным-цветообозначением –
белый (34), что говорит о том, что снег – явление природы, присущее
холодному времени года, чаще зиме. У многих снег ассоциируется с
чистотой (16), сюда же было отнесено прилагательное чистый (11). С
главным зимним праздником – Новым годом – снег ассоциируется у
семнадцати носителей языка – Новый Год (17), а с Дедом Морозом –
главным действующим лицом Нового Года у трех участников (3), с деревом –
ёлкой, символом Нового Года – у одного из участников. Снег вызывает у
носителей языка приятные ассоциации: радость (21), красота (13), романтика
(3), смех (3), детство (3), дача (2), красиво (1), веселье (1), веселое настроение
(1) гораздо чаще, чем негативные: грязь (4), слякоть (3), мокро (1), грязно (1),
соль на ботинках (1). Нужно заметить, что, на наш взгляд, эти негативные
175
ассоциации мотивированы тем, что опрос проводился среди городских
жителей. Такие словообразовательные дериваты, как снежки и снеговик
встретились одинаковое количество раз, а именно – восемь, а дериват
снежинки – три раза. Участники эксперимента видят снег пушистым (6),
хрустящим (4), хрупким (2), блестящим (2). Носители языка ассоциируют
снег с такими близкими явлениями природы, как дождь (4), мороз (2), метель
(1). Встретилось большое количество прецедентных феноменов – песен.
Например, прецедентные имена: название песни Глюкозы «А снег идёт»
встретилось 4 раза, название песни «Ой, мороз, мороз!» – 2 раза,
прецедентное высказывание – цитата из песни «Снег кружится, летает,
летает…» – 2 раза.
Русский ассоциативный словарь зафиксировал наибольшее количество
ассоциаций прилагательных цветообозначений – белый (128), а также глагола
таять (74). [РАС: 199] Интересно, никто из участников нашего эксперимента
не предоставил ни одной глагольной ассоциации.
Итак, носители языка характеризуют снег с точки зрения цвета,
воспринимают данные атмосферные осадки как явление природы, присущее
холодному времени года – зиме. Лексема снег вызывает как положительные,
так и отрицательные эмоции. Анализ данных эксперимента позволяет
отметить, что снег воспринимается как неотъемлемый атрибут главного
зимнего праздника – Нового Года, слово вызвало много реакций –
прецедентных феноменов, оно отражает специфику русской языковой
картины мира.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «дождь»
В
результате
проведённого
эксперимента
было
получено
367
ассоциаций на стимул дождь. Чаще всего дождь ассоциируется со временем
года – осенью (59), а также с лужами, слякотью и грязью – результатами
дождя (31, 24 и 18 соответственно). Прилагательное мокрый второе по
176
частотности (23), также в качестве реакций были предоставлены топонимы
Санкт-Петербург (4), Лондон (3) – города, где типичной является дождливая
погода. У носителей языка дождь вызывает негативные эмоции: грусть (22),
слезы (9), печаль (8), тоска (6), плохое настроение (2), противный (2) и даже
депрессия (1). Однако, наряду с таким большим количеством негативных
ассоциаций, были все же обнаружены и позитивные, такие, как: романтика
(7), радость (6), люблю (6), свежесть (4), жизнь (3), ура (1). В диссертации
М.В. Домбровской «Концепт «дождь» как компонент национальной картины
мира (на материале французского и русского языков)» был также проведен
ассоциативный эксперимент, в котором приняло участие 600 носителей
русского языка. Автор разделяет полученные ассоциации по тематическим
группам, таким, как, например, Блок «Дождь»: «физические параметры»,
«сопутствующие явления», Блок «Человек»: «восприятие», «эмоциональная
оценка», Блок «Растения и животные», а также Блок «Индивидуальные
ассоциации». Наиболее частотными ассоциациями, полученными автором в
ходе
эксперимента,
являются
ассоциации,
принадлежащие
группе
«физические параметры»: проливной, ливень, морось, в то время как в нашем
эксперименте
наиболее
характеристика.
частотной
Однако,
ассоциацией
исследователь
выступает
отмечает
временная
двойственность
эмоциональной оценки дождя носителями языка, подчеркивая преобладание
негативных ассоциаций: одиночество, тоска, плакать, слезы, грусть (всего
234 реакции) над положительными: любовь, красота, нежность, веселье
(всего
161
ассоциация)
[Домбровская
2004].
Это
подтверждает
предположение, выдвинутое при анализе лексемы в исследуемой ЛКС, о том,
что дождь вызывает полярные эмоции у носителей языка. В целом,
ассоциации,
полученные
в
ходе
нашего
эксперимента,
схожи
с
ассоциациями, полученными М.В. Домбровской. Существенные различия, на
наш взгляд, составляет отсутствие в собственном эксперименте реакции
177
проливной, наиболее частотной в эксперименте автора диссертации, а также
в Русском ассоциативном словаре, а также отсутствие Блока «Растения».
Безусловно, возникли и такие ассоциации, как сопутствующие явления
туча (13) и вода (11). Такие устойчивые выражения, как слепой дождь,
летний дождь и тёплый дождь возникли в качестве реакции у опрашиваемых
соответственно шесть раз, трижды и дважды. Дождь ассоциируется у
носителей языка с такими прилагательными, как холодный (2), пасмурный
(2), сырой (2). У некоторых дождь ассоциируется с дачей (4), чаем (1), домом
(1), камином (1), кафе (1), ветром (1), рыбалкой (1). Устойчивое выражение
льёт как из ведра было получено только 1 раз. Также были выявлены такие
прецедентные высказывания, как отрывок из песни группы ДДТ «Звонкой
пеленой наполнил небо майский дождь…» (2), фразы из текстов песен
популярных исполнителей: «Подожди, дожди, дожди, ты оставил любовь
позади» (1), «Дождик, я иду по лужам…» (2), «Дождь залечит раны» и
строчка из стихотворения Б. Пастернака «Дождь над Фонтанкой, и дождь над
Невой» (1). Интересно, что в словаре Ю. Н. Караулова наиболее частотной
зафиксированной ассоциацией является устойчивое выражение проливной
дождь (97), ни разу не встретившееся в собственном эксперименте.
Итак, дождь воспринимается носителями языка как явление природы,
присущее в большей мере осеннему сезону. Чаще дождь вызывает
негативные эмоции, однако, встречаются и положительные реакции на это
слово.
Анализируемая
лексема,
безусловно,
отражает
национальную
специфику, что подтверждается наличием прецедентных феноменов, а также
реакций, соотносимых с концептом «родина».
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «рассвет»
В результате анкетирования было получено 281 ассоциации на
заданный стимул. Проанализированные реакции показали, что данное слово
чаще всего связывается в сознании носителей языка со временем суток, а
178
именно – утром (87), а также наступлением нового дня (33), с пробуждением
(5). Среди ассоциатов, связанных с началом дня, были обнаружены такие, как
просыпается страна (2), доброе утро, страна (2), пора вставать (2). Слово
вызывает исключительно положительные эмоции, что подтверждают
следующие реакции: красота (25), красиво (15), радость (11), любовь (8),
красиво (6), море (5), пляж (3). Часто слово ассоциируется у носителей языка
с солнцем – солнце (14), с зарей (11), а также с антонимом – явлением
природы – закатом (12). Рассвет ассоциируется и с прилагательнымицветообоначениями: алый (5), красный (4), розовый (1). Неоднократно
реакциями становятся наименования птиц: соловьи (3), петух (3), птицы
поют (3). В переносном смысле слово ассоциируется у носителей языка с
надеждой на будущее (4), со свободой (2).
Итак, рассмотренное явление природы в сознании носителей языка
чаще всего связывается со временем суток, началом нового дня. Слово
наделяется только положительной эмоциональной окраской, не было
зафиксировано ни одной негативной ассоциации. Рассвет ассоциируется с
солнцем, закатом, зарей. Интересно, что, в отличии от, например, зари, слово
рассвет вызывает ассоциации как в прямом, так и в переносном значениях.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «закат»
В результате проведенного
ассоциативного
эксперимента было
получено 296 ассоциаций. Наиболее частотной реакцией на стимул закат
оказалось существительное – вечер (69) – время заката. Вторым по
частотности является существительное романтика (54). По-видимому, это
живописное явление природы связывается в сознании носителей языка с
долгими свиданиями и встречей заката. Здесь же отметим ассоциацию море,
возникнувшую восемь раз. Закат – оптическое явление, отличающееся
богатой и красивейшей цветовой гаммой. Так, среди проанализированных
ассоциаций, было зафиксировано немалое количество прилагательных179
цветообозначений: красный (21), алый (20), оранжевый (9), золотой (4),
розовый (2). Так как закат – это окончание дня, у многих носителей языка он
связан с усталостью (18), а также с нейтральным существительным – вечер
(6), глаголом темнеет (3), означающими конец дня. Русские люди
воспринимают закат как красивое явление – красота (16), связанное с
такими абстрактными понятиями, как нежность (3), любовь (3), вечность
(1). Устойчивое сочетание закат солнца было зафиксировано восемь раз.
Интересно, что в Русском ассоциативном словаре данное сочетание является
наиболее частотным – закат солнца (31) [РАС I: 243]. Закат также
ассоциируется с природными явлениями: сумерки (4), рассвет (3). На стимул
закат в переносном значении «конца, предела чего-либо» [МАС I:185], было
обнаружены следующие ассоциации: старость (6), конец (4), новая жизнь
(2).
Итак, исходя из анализа полученных ассоциаций, можно сделать вывод
о том, что слово закат воспринимается носителями русского языка как
явление, присущее вечернему времени. Русские люди связывают данную
лексему с романтикой, воспринимают закат как красивое явление,
вызывающее положительные эмоции: нежность, любовь. Также явление
воспринимается дифференцированно по цветовой окраске – в основном в
красном цвете – от красного до алого. В своем переносном значении слово
ассоциируется со старостью. В целом, можно отметить позитивное
восприятие носителей языка данного явления природы.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «заря»
Самыми
частотными
ассоциациями
носителей
русского
языка,
связанными с зарёй, по данным РАС, являются такие слова, как цвет, солнце,
восход, закат. Заря вызывает в языковом сознании русских ассоциативную
связь с природой, загородной жизнью, что подтверждают такие ассоциаты,
как деревня, озёра, река, катер и др. (РАС I: 364).
180
В
результате
ассоциаций
на
проведённого
стимул
заря.
эксперимента
Чаще
всего
было
заря
получено
ассоциируется
330
с
прилагательными, обозначающими цвет – красная (64), алая (21), оранжевая
(11), золотая (9), розовая (3), желтая (2). Вторая по частотности ассоциация
называет время суток – утро (38). Заря, без сомнения, вызывает только
положительные эмоции, это подчеркивается реакциями красота (19), радость
(11), романтика (8), сказочная (3), нежность (2), поэзия (1), стихи (1),
чудесная (1), милая (1), счастливое детство (1). Интересны реакции СССР (3),
революция (2), завод (1). Также в качестве реакций были предоставлены
топонимы Санкт-Петербург (2), Ладога (1). Такое устойчивое выражение, как
ни свет ни заря возникло в качестве реакции у опрашиваемых трижды.
Название повести Б.Л. Васильева и одноименной экранизации «А зори здесь
тихие» было обнаружено в качестве реакции дважды.
Носители языка
ассоциируют зарю с загородной жизнью: деревня (2), поле (1), сеновал (1),
рыбалка (1).
Таким
образом,
проведённый
нами
анализ
показывает,
что
существительное заря называет характерное явление природы, цвет которого
носители языка воспринимают дифференцированно, что доказывается
наличием большого количества прилагательных-цветообозначений. Это
слово в русской языковой картине мира связывается с представлением о
членении времени суток. У носителей русского языка существует
исключительно положительное эмоционально-оценочное отношение к этому
явлению природы. Интересно, что ассоциаций, отнесенных к переносному
значению
исследуемой
лексемы,
обнаружено
не
было.
Безусловно,
исследуемая лексема национально-специфична, что доказывается большим
количеством прецедетных феноменов, а также ассоциаций, условно
относящихся к концепту «родина», например, революция, завод и др.
181
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «гроза»
В результате проведенного
ассоциативного
эксперимента было
получено 292 реакции на стимул гроза. Наиболее частотной из них является
наименование явления природы – молнии (68), сопровождающего грозу,
вторым по частотности оказалось также явление природы, а именно – дождь
(37),
также
сопутствующий
грозе.
Далее
по
частотности
следует
эмоционально-окрашенное существительное страх (37) – нередкая реакция
носителей
языка
на
представленное
явление.
К
существительным,
обозначающим эмоции, вызываемые грозой, относятся также испуг (21),
беспокойство (11), тревога (9), ужас (4), опасность (3) и существительное
эмоции (2). Однако, не только страх вызывает гроза у носителей русского
языка. Среди ассоциаций были обнаружены такие, как красиво (4), скука (3),
одиночество (3), музыка (1), люблю (1). Гроза связана в русском языковом
сознании с маем (4), ветром (4), тучами (4), озоном (3), весной (3), грохотом
(3),
свежестью
(3).
Неоднократно
в
качестве
реакции
выступил
прецедентный феномен – первая строчка стихотворения «Весенняя гроза»
Ф.И. Тютчева: «Люблю гроза в начале мая…» (8), прецедентные имена –
Островский (4) (по одноименной пьесе), Пушкин (3), а также с упомянутой
пьесой (3).
Итак, гроза в сознании русских людей чаще всего ассоциируется с
природными явлениями, ее сопровождающими – молниями и дождями.
Также для носителей языка гроза – явление, вселяющее гамму негативных
эмоций – от испуга до ужаса, однако, среди ассоциатов были выявлены и
положительные – такие, как красиво, музыка, люблю. Бесспорно, гроза имеет
национальную специфику, так как неоднократно вызвала в качестве реакций
прецедентные феномены.
182
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «гром»
Наиболее частотной реакцией Русского ассоциативного языка является
существительное молния (20) – явление, нередко сопровождающее гром. В
собственном ассоциативном эксперименте, зафиксировавшем 281 реакции,
данное существительное не является преобладающим по частотности [РАС I:
211]. Наиболее частотной реакцией на стимул гром в нашем эксперименте
оказалось существительное страх (84). Безусловно, гром – устрашающее
явление, внушающее гамму эмоций, о чем свидетельствуют следующие
реакции: испуг (13), тревога (5), боязно (2), эмоции (2). Также данное явление
природы ассоциируется с опасностью (19). В нашем эксперименте реакция
молния была вызвана лишь семнадцать раз, а реакция гроза – восемнадцать.
Однако гром ассоциируется не только с отрицательными эмоциями. Гром
прежде всего звуковое явление, поэтому среди реакций было обнаружено
большое количество реакций, связанных именно со звуком, среди них такие,
как: шум (71), грохот (17), раскаты (5), звук (4), треск (2), громко (2), ба-бах
(1). В Ассоциативном словаре под редакцией Н.Ю. Караулова второй по
частотности ассоциацией является глагол гремит (14), в проведенном
эксперименте глагольных ассоциаций не обнаружено [РАС I: 311]. Гром
возникает в небе, поэтому была зафиксирована ассоциация небо (11), а также
явление природы, нередко сопровождающее гром – дождь (8). Данное
явление природы связано в сознании носителей языка с темным временем
суток – ночью (6), с темным цветом: черный (4), темно (4). Явление
воспринимается как интенсивное и величественное: сила (6), величие (3).
Также гром связан с реалиями загородной жизни: дача (5), чердак (4), озеро
(4).
Итак, гром в сознании носителей языка, по данным проведенного
эксперимента, предстает явлением, внушающем страх, тревогу, опасность. В
отличии от Русского ассоциативного словаря, где наиболее частотной
183
ассоциацией является существительное молния, именно эмоциональная
составляющая доминирует в нашем эксперименте. Явление природы
воспринимается как интенсивное по звуку, о чем свидетельствуют множество
ассоциаций. Для носителей языка гром предстает величественным и сильным
явлением, присущим темному времени суток, а также ассоциируется с
реалиями загородной жизни.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «мороз»
Исходя изданных проведенного свободного эксперимента, в результате
которого было получено 319 реакций, мороз, прежде всего, ассоциируется у
современных носителей языка с холодом – холод (73). Следующей по
частотности реакцией-существительным на стимул мороз стала лексема зима
(62). Третьей реакцией является существительное снег – снег (38).
Безусловно, мороз – явление зимнее, холодное. У русских людей мороз
ассоциируется также с прецедентным именем – именем самого известного
зимнего персонажа – дед Мороз, всего было получено четырнадцать таких
ассоциаций. Интересно, что при анализе исследуемой лингвокультурной
ситуации, данное имя фигурирует как в художественных текстах первого
периода войны, так и второго. Следующим прецедентым феноменом, также
именем, возникающим в сознании русских людей, является название поэмы
Н.А. Некрасова «Мороз, Красный Нос» – реакция красный нос (12). Можно
предположить, что данное название стало в русской лингвокультуре уже в
некоторым роде крылатым. Следующим по частотности является также
прецедентное имя – наименование важнейшего зимнего праздника в жизни
русских – Нового года, было получено одиннадцать таких реакций. Равное
количество реакций, как и в случае с реакцией Новый год, составило
прецедентное выражение из стихотворения А.С. Пушкина Мороз и солнце;
день чудесный! Прецедентное же имя Пушкин было упомянуто дважды,
также, как и известное выражение мороз по коже, означающее страх. Среди
184
реакций были обнаружены такие, как красные щеки (11), свежесть (10), узор
(9), иней (9), румянец (4). Интересны и многочисленны ассоциации,
связанные с наименованиями предметов зимней одежды, так, например,
реакция варежки была встречена пятнадцать раз, шуба – трижды, валенки и
шапка – дважды. Мороз ассоциируется с радостью (8), бодростью: бодрит
(4), бодрость (2), с загородной жизнью: дачей (4), баней (3), печью (2),
лыжней (1).
Итак, анализ представленных ассоциаций показал, что слово мороз,
безусловно, представляется как холодное явление, присущее зимнему
периоду года. Среди реакций было обнаружено большое количество
различных прецедентных феноменов, наименований предметов одежды, что
подтверждает утверждение о том, что мороз в большой мере отражает
русскую национальную специфику.
Анализ ассоциаций, полученных на стимул «ветер»
В результате проведения свободного ассоциативного эксперимента,
было получено 367 реакций на стимул ветер. Наиболее частотной реакцией
стало существительное холод – холод (79). Далее по частотности следует
прилагательное сильный – всего было предоставлено сорок семь ассоциаций.
Третье по количественному признаку было выделено существительное порыв
(22). Также было предоставлено двадцать две реакции существительного
пыль. Такое устойчивое выражение, как ветер перемен встретилось двадцать
один раз – ветер перемен (21). Было обнаружено девятнадцать реакций
эмоционально-окрашенного наречия неприятно, и пять реакций наречия
приятно. Некоторые носители языка связывают данное явление со
свежестью (11), со свободой (11), со скоростью (6). Интересны типичные
для женщин ассоциации плохая прическа (12), испорченная прическа (6),
прическа (5). Ветер ассоциируется у носителей языка с такими близкими
явлениями природы, как непогода (8), дождь (4), воздух (4), вьюга (3), зной
185
(3), шторм (3), а также с морем (5), полем (4). Наряду с радостью, ветер
вызывает также грусть (2), страх (1). Интересны ассоциации с городами
Санкт-Петербург (2), Краснодар (1), Пушкин (1), а также с московской
станцией метро «Беляево» (1). Среди проанализированных ассоциаций
дважды встретился прецедентный феномен – отрывок стихотворения В.
Агатова «Темная ночь»: только ветер шумит в проводах.
Таким образом, исходя из результатов анализа, можно сделать вывод о
том, что ветер в сознании современных носителей русского языка чаще
всего представляется как холодное и интенсивное явление. Слово связано с
другими
наименованиями
явлений
природы.
Нетипичны
ассоциации
женского пола, связанные с испорченной прической. Предоставленный
стимул вызвал большое количество реакций-прецедентных феноменов,
отражающих русскую культуру. Немаловажно, что среди предоставленных
ассоциаций впервые был выделен прецедентный феномен – цитата из
стихотворения, написанного в период исследуемой лингвокультурной
ситуации. Относительно эмоциональной оценки носителей языка данного
явления природы, наиболее частотной оценкой является неприятие.
Интересно, что в диссертации Н.В. Осколковой, проанализировавшей образ
ветра в поэзии XVIII- XX вв., автором были выделены различные
эмоциональные
зависимости
реакции
от
человека на данное природное явление в
времени
написания
стихотворений.
Так,
в
проанализированной автором поэзии XVIII в., основной эмоциональной
оценкой является страх, а у поэтов XIX-XX вв. – грусть, тревога, тоска,
печать. Однако, образы, описывающие ветер как носителя эмоционального
состояния, как отмечает Н.В. Осколкова, наделяются поэтами XVIII—XIX
вв. негативной окраской и данное явление природы предстает сердитым,
злым,
яростным,
гневным.
Данные
образы
очень
схожи
с
лингвокультурными деталями, выделенными в проанализированной ЛКС.
Тем не менее, по утверждению исследователя, в поэзии XX в. преобладает
186
описание позитивных эмоций ветра, таких, как веселье, радость, что в корне
отличается как от результатов анализа исследуемой ЛКС, а также
проведенного ассоциативного эксперимента. [Осколкова 2004].
187