Переписка Стравинского (1912) 1912 И. Ф. и Е. Г. Стравинские

1
Переписка Стравинского (1912)
1912
И. Ф. и Е. Г. Стравинские — А. Н. Римскому-Корсакову
Милан
11/24 января 1912
Милый Шафер и Кум,
ты, верно, и не вспомнил нас 11 января, а мы тебя да, хотя и забрались в Милан на Rizzotto и
[осматриваем] итальянскую "farineux" [старину (франц.)] […] наше счастливое 6-летие. Мы
тебе кланяемся чистосердечно и просим нас пожаловать цедулкой (если она пишется через
"е").
Твои истинные друзья
Игорь и Екатерина Стравинские
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
[Милан]
[13 января] 26 января 1912
Посылаю Вам, дражайший из друзей, мой искренний и дружественный привет из, как Вы
видите, Милана, где я провел несколько очаровательных дней с женой, которая также Вам
усердно кланяется. Тщательно заранее вычитав из накупленных нами в Кларане книг и из
Бедекера все, что имеется замечательного в сем граде и, обсудив, что можно осмотреть в
три дня, мы тронулись в путь и, хоть поверхностно, но (высунув языки рыскали и частили
город все эти три дня) все же высмотрели многое. Разумеется, не буду описывать в
коротеньком письме моих (наших) восторгов по поводу миллиона произведений искусства, но
скажу, что многое, к чему я приступал с некоторым предубеждением, оказало как раз
обратное ожидаемому действие. Так, "все", разумеется, стремятся в Брера, миновав
многочисленные залы, поскорее в комнату, где одиноко стоит Sposalizio (кажется, так
пишется) Santi, я же нисколько туда не стремился, ничего кроме академической forza [силы
(итал.)] от этого не ожидал, сильно обманулся. Оказалось как раз наоборот — forza была
направлена как раз академией, но они по свойственной им толстокожести ее не чувствуют.
Для них, что Santi, что открытки крашенные с него, очевидно то же самое — эти
бесчисленные и (что ужасно) все лучше и лучше вопроизводимые "шедевры" становятся
положительно моим кошмаром. Не раз я вспоминал нашего незабвенного, чудного Серова и
пришел к тому заключению, что чем сильнее впечатление от произведения искусства
получаешь, тем ревнивее ты должен охранять это первое впечатление от всяких покушений,
на которые явно претендуют "художественные" произведения, а претендуют они на замену
подлинного произведения собою — по крайней мере к этому стремятся. Маленькая
фотография, приготовленная к тому же домашним способом, как мы с Вами это делаем, во
сто крат больше нам скажет и напомнит нам наши переживания, чем дорогая какая-нибудь
2
Medici-Druck. И все-таки, говоря совершенно откровенно, я имею один Medici-Druck, но куплен
он не здесь и ничего общего с теперешней поездкой он не имеет — куплен он в Кларане и
представляет из себя картину Фрагонара ("Поцелуй украдкой"), которую я совершенно себе
не припоминаю (в красках, понятное дело) — конечно, я буду теперь бояться взглянуть на
оригинал, ибо, верно, придется тогда мне расстаться с моей репродукцией. Буду кончать, ибо
завтра надо рано вставать и ехать домой, а теперь довольно поздно.
Весь Ваш
И. Стравинский
Наш сердечнейший привет Анне Карловне.
Надеюсь, дорогой, что Вы не позабыли Вашего обещания [данного еще в Лугано (прим. И.
Стравинского)] достать мне "Старые годы" за прошлый год (1911).
Прошу Вас также настоять на том, чтобы Дягилев меня выписал, ибо я на свой счет к русским
спектаклям приехать никак не могу, ибо денежно совершенно иссяк, а предпринял данную
поездку в Милан лишь для того, чтобы силами не иссякнуть, ибо последнее время очень
много работал и почти кончил первую картину целиком, то есть не только музыку, но и
инструментовку, остался самый конец ("Выплясывание земли"). Если увидите Рериха —
поклон ему от меня и скажите, что я, кажется, хорошо сочинил.
Ваш И. Стравинский
Я продолжаю усердно читать Ваши писания в "Речи" и в восхищении от того, что Ваш тон
сильно переменился и Вы перестали деликатничать с теми, которые этого не понимают.
“Недурная вариация из "Клеопатры"” в критике постановки "Орфея" меня привели в
положительный восторг. По-моему, Фокин никогда больше не поднимется. Деньги и
признание всему конец. Против их соблазна может устоять только какой-нибудь Тициан,
Толстой и им подобные киты — не Михал Михалыч Фокин с его "Петербургской газетой".
И. Ф. Стравинский — С. С. Митусову
Кларан
28 января/10 февраля 1912
Степочка, мой милый друг,
ты, верно, удивлен получить от меня письмо! У меня к тебе есть дело или вопрос, что ли.
Дело такое. Тебе известно, что я написал одну картину к "Соловью" Андерсена тому два с
половиной года. Утекло много воды с тех пор и я уже не совсем тот, что был, когда сочинял
"Соловья". Но так как я его сочинял с большим чувством и сильно любя, что сочинял, то это
вышло искренне и потому цельно. В этой картине есть один дух. Если бы я продолжал
сочинять теперь ("чего быть не может" — как говорил в таких случаях покойный Гуревич),
то… Поэтому я решил его не трогать и не продолжать. "Соловей" — это один из этапов моей
музыкально-композиторской деятельности. Пусть же он останется таким, как был, и без
переделок. Так как ты меня побудил к этому, то ты и расплачивайся, нося постоянно на себе
клеймо его посвящения тебе. Понял! Я его посвящаю тебе! Но дело не в том; я решил его
3
спрятать и, изредка пролистывая, вспоминать былое. Судьба решила иначе. Спрятать мне его
не удалось. Наоборот: пришлось все это показать, то есть издать, ибо мне, как и всегда,
деньги были очень нужны.
Теперь вот что. Так как текст почти весь тобою составлен, то я хочу пропечатать твою
фамилию целиком. Разрешаешь? Если да, то черкни словечко по адресу: Clarens (Suisse),
Maison les Tilleuls.
Впрочем, если ты мне сейчас же не ответишь на это письмо, то я напишу в издательство,
чтобы твою фамилию пропечатали бы целиком. Авось, это вынудит (если ты против моего
предложения), тебя написать мне письмо. Куплен "Соловей" Российским музыкальным
издательством (то есть Кусевицким) и будет называться "Сцена из сказки "Соловей"
Андерсена". Можно его исполнять в концерте — это куда лучше, чем в опере, которую я
жестоко возненавидил (что отчасти и вызвало мое безоговорочное решение "Соловья" не
продолжать). Вот и все. Как твоя жена и дети? Очень крепко тебя целую.
Твой Игорь
Если увидишь Рериха, кланяйся ему. Скажи, что усердно сочиняю. Пусть бы он мне написал
бы письмецо. Эх, все вы меня, наверное, забыли, а быть может, и разлюбили. И Андрей тоже
туда же!
Посылаю тебе свой профиль, чтобы ты воображением своим дополнил бы себе face
[физиономию (англ.)], — это будет тебе лучшим доказательством, помнишь ли ты мою
физиономию или нет.
Катя Вам обоим кланяется и спрашивает сколько у Вас детей? Я же, не спрашивая этого,
просто, сколько бы их не было, заочно целую их.
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Кларан
2/15 февраля 1912
Дорогой, дорогой друг!
Только что получил от мамы известие, что Дягилев не будет играть в Петербурге. Так-то нас
встречает родина. Видно, как мы ей нужны — Театр "Литературно-художественного
общества", как (кажется) именуется Малый театр, загнул такую невероятную цену, что
Дягилев при всей своей гениальной изворотливости не мог ничего поделать! Поистине в
России слово художественный надо понимать как иронию. Гнусные мелкие торгаши и злодеи
— служат они лишь одной пакости, пошлости, подлости, Буренины, Суворины и прочая
сволочь, от которой в России проходу нет — задыхаешься.
С восторгом читаю Ваши прекрасные писания в "Речи" и бесконечно жалею, что мне так и не
удастся увидеть французскую выставку.
Конечно, Вы бесконечно правы — нельзя выпускать ни одного Гогена, ни одного Сезанна и
прочих китов из России. Господи! Выиграй я значительную сумму (то, что называется 200
тысяч), я променял бы, как Вы говорите, "худшее на лучшее", то есть деньги на произведения
4
искусства [Никогда, кажется, как сейчас, я не чувствовал столь сильно этой потребности
выиграть 200 тысяч! Вот умер Милютин, оставив два с половиной миллиона — мимо! — не
для Гогенов, а для военных госпиталей остались деньги! (прим. И. Стравинского). А выиграет
их городовой, стоящий на Среднем проспекте, и закатит четырехэтажный дом, который будет
блистать не менее, чем дом против Палкина, или выиграет их сам Палкин. Ничего,
решительно ничего не поделаешь. Очевидно, это так нужно. Очевидно, жизнь имеет свои
собственные законы, о которых мы понятия не имеем, и куда вечно устремленные взоры
художника иногда кое-что улавливают. Меня преследует до сумасшествия эта разгадка —
ведь это наивно, глупо! Не правда ли, а между тем не оторваться, стоишь перед замочной
скважиной, присосавшись вплотную к двери, смотришь, смотришь и очень мало что видишь,
несчастный, близорукий, — но никому меня не оттащить от замочной скважины!
Целую Вас крепко.
Ваш И. Стравинский
Если Аргутинский в Питере, кланяйтесь ему от меня. И не забудьте поцеловать от меня ручки
Анне Карловне.
И. Стравинский.
И. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
5 [18] февраля 1912
[...] не могу ручаться, что напишу об этюдах Стравинского (попрошу Беляева), так как
ближайшие недели будут, вероятно, совершенно заполнены службой (проклятие мое!). [...]
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Кларан
15/28 февраля 1912
Дорогой друг.
Только что прочел Ваше письмо о Чюрленисе и возгорелся сильнейшим желанием купить
что-то из его произведений. Впрочем, это желание было у меня уже давно. Теперь же,
прочтя Вашу статью, я увидал, что все-таки находятся такие умные и милые люди (ибо Вы не
совсем правы в своих нападках на тех, которые не покупают Чюрлениса), которые дают
возможность мне купить его. Согласитесь, что музеи и академии поступают великодушно.
Только дело вот в чем — те произведения этого замечательного художника (к которому я
издавна питал слабость), которые мне известны, то есть все то, что я видел до лета 1910
года и по репродукциям в "Аполлоне", наверное уже давно куплены, в выборе же из
остальных, висящих на его выставке, я всецело полагаюсь на Вас, дорогой. Вы меня
простите, что я Вам докучаю такой просьбой, но я решительно не знаю другого выхода. В
крайности я иду до 300 рублей. Господи, только бы не прозевать и иметь мне Чюрлениса. Вы
не поверите, до чего он мне близок и с каким я восхищением читал Ваши прекрасные строки о
нем.
5
Есть вещь, о которой я постоянно думаю и все как-то неловко поведать Вам о ней. Надо же
решиться, наконец, ибо это шкурный вопрос. Вот что: в Больё Вы мне обещали еще подарить
кое-что из Ваших работ по "Петрушке", и до сих пор они у меня не висят. Признаюсь, я сильно
побаиваюсь того, что они расхвачены и что на мою долю, быть может, ничего не осталось.
Это было бы ужасно. Дело в том, что я надеялся Вам об этом сказать при свидании в
Петербурге, куда думал приехать к моим постановкам, но так как теперь все изменилось и
неизвестно когда мы с Вами увидимся, то я решился об этом Вам написать.
Не храните же упорного молчания, дорогой, — я давно жду от Вас письма. Целую ручки Анне
Карловне.
Весь Ваш
И. Стравинский
А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому
[Петербург]
[20-е числа февраля 1912]
Дорогой друг,
не упорствую я в молчании, а молчу просто потому, что превратился в машину, печатающую
100000 букв в минуту, кои буквы толкутся об истории живописи. Ох! Что из этого выйдет?
[нрзб.]. Уж год работаю, а написал лишь половину первой части (всего будет четыре) — это
потому, что часть постепенно превращается в частищу. Слишком много есть что сказать.
Погибель моя! Тем не менее и несмотря на кандалы, последовал вызов г-на барона Дягилева
(так он официально величается в Вене; я же там называюсь Hen Professor и даже Herr
Doctor!) и […] побывал in der Kaiserstadt an der blauen Donau [в императорском городе на
голубом Дунае (нем.)] [нрзб.]. Вернувшись же из Вены, застал Ваше милое письмо, увы,
дошедшее до меня слишком поздно, ибо выставка уже закрылась и все вещи разбрелись.
Однако, вещами Чюрлениса ведает Добужинский. По прочтении Вашего письма, я сейчас же
позвонил к нему, но оказалось, что он в Москве. Мой совет Вам — напишите все, что Вы
написали мне — ему (в Москве он пробудет три недели) и прямо просите оставить за собой ту
или иную из поразивших и полюбившихся Вам вещей. Я думаю, сумма денег достаточная. На
всякий случай назовите несколько вещей на выбор, но и так Вы не рискуете получить отказ,
ибо Чюрленис ничего никогда не продавал, кроме как в прошлом году "Всадника". Может
быть, еще теперь во время отсутствия (в Вене я был полторы недели) что-нибудь продалось,
но и то едва ли. Зовут Добужинского Мстислав Валерианович, живет он в Москве, Каретный
ряд, д. 4 (это, если я не ошибаюсь, у Станиславского).
С Сережей мы налаживаем постановку "Празднеств" Дебюсси. Рискованное дело, но
интересное. Дягилев [нрзб.], но усталый. "Армида" идет теперь при луне, и прибавилось (если
можно так выразиться) еще несколько купюр — между ними обе картины: первая и вторая. —
"Лебединое озеро" так обрезано, что превратилось в пудру, да еще дурно пахнущую, в
которой барахтается Маличка. Еще полька не сгинула!!! Какие-то новые типы, а вообще чуть
минорный тон. Огромная надежда на Ваш балет, который я ожидаю, как открытую форточку
в накуренном купе! Лишь бы Фокин понял!
6
Целую и обнимаю Вас, почтительно и сердечно целую ручку Вашей милой жены, которая и
мне, и моей жене представляется очень близким человеком. Ну вот, дорогой! О "Старых
годах" позабочусь. Ей-Богу.
Совершенно предан Вам.
Александр Бенуа
И. Ф. Стравинский — Н. К. Рериху
Кларан
[21 февраля] 6 марта 1912
Дорогой Николай Константинович,
пишу Вам несколько слов о нашем детище. Я неделю тому назад окончил первую картину
целиком, то есть не только самою музыку, но и оркестровую партитуру.
Хоть у нас оба действия имеют одинаковую длительность — первая картина все же в смысле
работы представляет — добрых три четверти всей вещи, ибо темпы все бешеные, а
следовательно, и писания масса. Думается мне, что я проник в тайну весенних, лапидарных
ритмов и восчувствовал их вместе с действующими лицами нашего детища. Впрочем,
виноват!
На днях приезжает ко мне из Вены (после победоносных гастролей) Дягилев с Нижинским, о
чем они уведомили меня телеграммой. Надо нам выяснить очень и очень многое. Если у Вас
есть какие-либо вопросы, то напишите мне сию же минуту, дабы я мог передать Сереже их и
вместе с ним обсудить.
Во всяком случае торопитесь, ибо они приедут в самом начале марта старого стиля.
Я очень прошу передать Степе, что можно быть свиньей раз, два — но зачем же до
бесчувствия. Ведь, право же, нет никакой возможности получить от него письма — даже
делового, как в данном случае. Я ему "писал" — пусть он не "отпирается".
Весь Ваш Игорь Стравинский
Сердечный привет от нас супруге Вашей.
И. Ф. Стравинский — А. Н. Римскому-Корсакову
Монтрё
[22 февраля] 7 марта 1912
Милый друг!
Только что получил "Аполлон" с приложением (Летопись № 3) и прочел критику Левинсона о
книжке Светлова "Современный балет". Далеко не согласный со взглядами на современный
балет Левинсона (по его статьям в последних номерах "Аполлона" прошлого года), я все же
7
должен признать его безусловно правым в суровом осуждении содержания этой книги, вовсе
не соответствующего ее внешнему виду. К критике Левинсона мне остается прибавить, что
текст ее — роскошно изданная статья из "Петербургской газеты", и в этом вся беда. У нас
немало врагов и сильных врагов, на стороне которых много правды, которые рады каждому
художественному промаху [нашего предприятия (прим. И. Стравинского)]. И вот вместо того,
чтобы понять это обстоятельство, чтобы самому увидеть недостатки и промахи и этим
обезоружить врага, Светлов огульно всем восхищается — и в этом его вторая большая
ошибка. Что же касается стиля его писания, то он мне напоминает скверные ученические
работы второгодников в гимназиях. Просто противно! Вот и все!
Тебя может удивить, что я тебе пишу это, да и вообще, что пишу тебе, но я знаю, что ты
человек до некоторой степени объективный и поймешь то, что тебе лично чуждо. Не так ли?
Господи! Вот уж два года, как мы с тобой не видались и не обменивались ни чувствами, ни
мыслями, — а как бы я хотел тебя увидеть, сколько есть о чем поговорить. Я живу (в семье,
разумеется), оторванный от всего, что бурлит и шумит, но зорко слежу и интересуюсь этим —
это положение прекрасно.
Ты, верно, уже знаешь, что я занят сочинением той вещи, которую я задумал после "Жарптицы", русское название которой до сих пор еще окончательно не существует, а
французское (прекрасное) гласит: "Les Sacres du Printemps". Я сочинил первую картину
полностью (с инструментовкой) и сочиняю вторую картину. У нас сезон [в Париже (прим. И.
Стравинского)] начнется 10 мая нов. ст., мое же новое произведение пойдет, верно, в конце
сезона. Боже мой, какое счастье мне, когда я услышу это. Приезжай, дорогой, — только
приезжай! Даже говорить ненадобно, а только послушать это. Кажется, я допустил
некоторое самохвальство. Но если ты услышишь, то ты поймешь то, о чем мы с тобой
должны поговорить. Как будто двадцать лет, а не два года прошло со времени сочинения
"Жар-птицы".
Неизменно твой Игорь Стравинский
Кабак в Монтрё, где я за твое здоровье выпил два бокала "Munich", 1912, 7 марта.
Мой адрес: Clarens, Maison "Les Tilleuls".
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
[Кларан]
[29 февраля] 12 марта 1912
Пишу лишь несколько строк, дорогой друг, чтобы Вас сердечно поблагодарить за охотно
исполненное поручение. Целую Вас.
Вот Вам чек (на Ваше имя — дабы никто не мог его экспроприировать). Мы решили с Катей,
что если покупать, то покупать уж весьма типичное, и потому выбрали черное солнце, как
подходящее по цене, и вещь прекрасная, насколько память не изменяет.
Приедете ли в апреле в Монте-Карло и в Париж? На днях еду к Сереже в Монте-Карло. Когда
же Вы нас осчастливите дарением чего-либо из "Петрушки" Не позабыли ли Вы об этом?
Весь Ваш И. Стравинский
8
Сердечный привет от нас обоих Анне Карловне.
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
Ницца
[3] 16 марта 1912
Я сейчас на вокзале в Ницце. Пусть это тебя не удивит, родная Мусечка, ибо я вызван
Дягилевым в Монте-Карло. Оттуда напишу тебе о делах своих.
Пока Вас крепко целую. Гурушу поздравляю и жалею сердцем, что не поживем с ним летом.
Твой Гима
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
Монте-Карло
[4] 17 марта 1912
Мусечка, ненаглядная, как обещал тебе — пишу. Меня сюда вызвал Дягилев, чтобы
ознакомиться с моей музыкой, к тому же и переговорить со мной относительно
многочисленных мелочей, связанных с постановкой моего нового детища. Ему и Нижинскому
оно безумно понравилось. Самое неприятное только в том, что придется ставить Фокину,
исключительно враждебно настроенному после "Петрушки" ко мне и к Бенуа (о котором он
даже и слышать ничего не хочет… вот до чего!). Конечно, это очень для меня неприятная
вещь, но дело в том, что она усугубляется еще одним и самым важным обстоятельством. Я
считаю Фокина конченным художником, который быстро прошел свой путь и который
заметно исписывается с каждой новой постановкой. "Шехеразада" была высшей точкой его
достижений, а также (и следовательно) началом склона. Я присутствовал и видел все его
постановки после "Шехеразады", как то: "Нарцисс", "Садко", "Призрак розы", "Петрушка"— и
все это (за исключением отдельных моментов и кусков) неизмеримо ниже (inferieur) и слабее
вдохновенного зрелища "Шехеразады". Это тем более досадно, что ведь переделки
сочинений, написанных не для сцены, не составляли нашей цели — (but [но (англ.)] ), это было
лишь вызвано необходимостью (слишком ничтожна была хореографическая литература — и
нам, помышляющим о возрождении пластического искусства "движения", пришлось
удовольствоваться на первых порах переделками: "Сильфиды" — Шопен, "Карнавал" —
Шуман, "Клеопатра" — все, "Шехеразада" — Н. Римский-Корсаков, etc. etc.) Я рассматриваю
эту эпоху переделок как необходимое зло, на котором долго немыслимо останавливаться —
надо (вернее, хочется) создавать новые формы, о которых и не снилось злому, алчному и
одаренному Фокину. Все это habilete [ловкость, умение (франц.)], от которой спасенья нет!
Гениальности надо, а не habilete. К черту Глазуновых, Канов и прочих "больших мастеров", ни
капли не двинувших и не дерзнувших проникнуть в тайны искусства. Habilete хороша при
гениальности, но когда последней нет, то искусство получает лишь внешнюю красивость и
неприятные (самодовольные) закругления (завершения). Не живое их творчество —
мертворожденными оказываются и произведения их. Так и Фокин. В самом начале своей
деятельности он казался необыкновенно передовым. При ближайшем же с ним (с его
творчеством) знакомстве я (да не только я, а Дягилев и Бенуа и другие) увидел, что он в
9
сущности совсем не нов и даже не стремится к этому. Это безусловно так — и при этом
habilete опять-таки не хуже Петипа-старика.
Ну вот, расписался. Сегодня или завтра уеду домой. Тут 6 Монте-Карло пойдет, наверное,
"Петрушка", а может быть, и "Жар-птица". Без счета целую.
Вчера выиграл 15 франков, а Дягилев — 220 — сукин сын! Ну что же делать.
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
10/23 марта 1912
Дорогой Макс!
Я получил от мамы письмо, из которого узнал, что ты ждешь выхода в свет "Петрушки", дабы
с ним ознакомиться, и так как он уже в Петербурге и, кажется, уж поступил в продажу, то не
поленись зайти в музыкальный магазин Российского музыкального издательства и взять
(себе в собственность) оркестровую партитуру названного "Петрушки", попросив поставить
мне на счет (открыв мне, кстати, его) и сообщив мой адрес (Устилуг Волынской губ.).
Засим надеюсь, что ты меня еще не забыл и черкнешь два-три словечка, чему я был бы
очень, очень рад.
Поклон тебе, жене и поцелуй детям.
Твой Игорь Стравинский живет в Clarens (Suisse), Maison "Les Tilleuls".
Ф. И. Шаляпин — А. М. Горькому
Милан
12/25 марта 1912
Страшно обрадовал ты меня, дорогой Алексей Максимович, твоим последним письмом. [...] Не
столько рад я за Эдипа, сколько в огромном восторге от Васьки Буслаева. Вот это штука! Вот
это вещь! Эх, черт побери, как хочется сварганить эту работу, какое несказанное спасибо
тебе, мой дорогой Максимыч.
У меня раскорячился ум насчет композитора! Глазунов едва ли возьмется писать,
Рахманинов — мне кажется, у него нутро не такое — не подойдет он к Буслаеву. Есть такой
молодой композитор — сын бывшего артиста Стравинского. Этот молодой человек кое-что
уже написал и, между прочим, один балет под названием "Петрушка". Этот балет с огромным
успехом давали в прошлом году в Париже. Я думаю притащить его к тебе — сначала,
конечно, я позондирую почву и постараюсь понять, насколько способен этот молодой человек
приступить к такой вещи, как Буслаев. Сейчас этот парнишка находится в Монте-Карло, и я
ему черкну два слова, попрошу его, — если он может, — приехать сюда, в Милан. Словом, я в
восторге!!! [...]
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
10
Кларан
13/26 марта 1912
Дорогой!
Ну что же? Купили? Я до сих пор не имею от Вас никаких известий! Извините, что надоедаю
Вам. Вы, пожалуй, скоро начнете гнать меня ко всем чертям — вот привязался?
Я только что из Монте-Карло, то есть не совсем только что, а уж неделю. Кажется, мое новое
произведение не в состоянии будут поставить в этом (ближайшем) сезоне в Париже, ибо
Фокин оказывается перегружен постановками "Дафниса", "Синего Бога", возобновлением
"Жар-птицы" и репетициями ненавистного ему "Петрушки". Но об этом никому ни слова, ибо
ничего не известно, пока Сережа с Фокиным об этом не переговорили. Мне лично, да и
Сереже, не хочется, чтобы Фокин ставил, ибо он ничегошеньки из всей этой штуки не поймет.
Кажется, Сережа обалдел от моих Sacralных "вдохновений". Такова уж участь моя!
Весь Ваш Игорь Стравинский
Поклон и сердечный привет Анне Карловне.
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве
Кларан
[14] 27 марта 1912
Глубокоуважаемый Николай Густавович!
Только что получил два экземпляра оркестровой партитуры "Петрушки" и к удивлению своему
не нашел приложенных к ней опечаток, о которых я своевременно написал [далее нрзб.].
Я сейчас же принимаюсь за корректуру клавира балета с тем, чтобы к маю он вышел. Я
думаю, что хорошо бы еще издать также как […], так и пергаментный переплеты. Что Вы
скажете на это? Получили ли Вы мое письмо? [далее нрзб. ]
И. Ф. Стравинский — С. П. Дягилеву
Кларан
[16] 29 марта 1912
Дорогой Сережа, только что получил письмо от Шмитта, касающееся вопроса,
интересующего тебя. Он пишет, что "Саломея" шла в "Театр дез ар" в 1907 году с оркестром в
20 человек (!). Длилась она тогда час с четвертью. После этого он ее переинструментовал
для большого оркестра [нрзб.].
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
Кларан
11
16/29 марта 1912
Мусечка! Сегодня получили от тебя письмо, в котором ты, между прочим, пишешь, что не
согласна со мной относительно моего отрицания деятельности Глазунова и прочих столпов
академизма. Действительно, я отрицаю, но при этом добавлю, что вовсе не отрицаю
деятельности его и вклад в культуру доакадемического периода его (Глазунова)
сочинительства. Из этого ты легко можешь увидеть, что я не слеп и чужд огульного
отрицания. Что же касается академизма, как явления отрицательного, то ничего иного не
нахожу, как постоянно кричать во все горло, что это есть неизбежное зло, данное или же
ниспосланное свыше, чтобы явственнее светилось добро, но шею свою подставлять и
находить это ценностью не стану.
Твой всегда Гима
Спросила бы ты как-нибудь по телефону Андрея, что значит, что он не откликается на мои
письма — быть может, он не хочет со мной якшаться?
На днях в концертах Колонна Пьерне играл "Фейерверк" и Колыбельную из
В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому
Москва
16—20 марта [29 марта — 2 апреля] 1912
[...] О "Петрушке" писать [в "Музыку"] уже нечего [...], а о "Жар-птице" можно дать только об
инструментовке, ибо о музыке Вы уже писали, да и опять-таки не к спеху.
P. S. Что из себя представляет Симфония Стравинского и можно ли ее просить у него?
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
17/30 марта 1912
Милый Макс! Только что получил от тебя письмо. Спасибо за привет и желание меня видеть.
Я сам очень бы хотел и было бы очень досадно не увидаться. В Париж мне трудно приехать,
ибо у меня спешные занятия. А вот что! Из Берлина в Париж ты бы мог проехать через
Швейцарию, заехав ко мне в Кларан, или на обратном пути из Парижа в Россию. Лучше
первое, ибо я не знаю, буду ли я 10-го и после в Кларане — по всей вероятности, мне
придется поехать в Монте-Карло на постановку "Петрушки" (числа 15-го апреля нов. ст. он
там идет в первый раз). Рассуди и очень прошу приезжай. Непременно из Берлина напиши
мне (чтобы скорее было "par express"). Ведь ты пробудешь несколько дней в Берлине? — судя
по датам твоего приезда в Париж.
Твой Игорь Стравинский
P. S. Парижский адрес сообщи тоже.
12
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве
Кларан
18/31 марта 1912
Многоуважаемый Николай Густавович.
Получил шесть листов "Erratuma" [списка опечаток (лат.)] и все же не знаю, приложены ли
они к партитурам в русском издании, поступившим, как Вы мне писали, в продажу — Вы мне,
конечно, на это ответите так же, как и на другие вопросы, заданные в последнем моем
письме. Усмотрел в приложенном Errata ошибку (к сожалению), которая в присланной
партитуре мною не замечалась. Жду ответа на все письма.
Искренне симпатизирующий Вам
Игорь Стравинский
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
Кларан
20 марта/2 апреля 1912
Многоуважаемый Борис Петрович,
получил Вашу ответную телеграмму и только обеспокоился, что партии не будут готовы […].
"Жар-птица" должна идти в конце апреля в Монте-Карло. […] Как это знать заблаговременно.
[...] Вы мне телеграфируйте, что высылаете партитуру. […] Я ничего решительно не знаю, что
делается. Вы мне ничего не писали. Не могу скрыть от Вас мое волнение. Если партитура
окажется вышла, то пришлите мне, пожалуйста, тоже.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг
Берлин
21 марта [3 апреля 1912]
[...] Получил твою открытку, а также от Игоря: зовет меня к себе: но это будет безумие. [...]
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Кларан
22 марта/4 апреля 1912
13
Дорогой друг, встаньте, ради Бога, если это возможно! Спасибо Вам все же за то, что,
наконец, откликнулись. Счастливцы! Будете жить в Венеции! Мы с женой после парижского
сезона тоже думаем заглянуть туда. Надеемся увидеть Вас там (если только мы не поедем
вместе с Вами в Венецию, ибо Вы, наверное, приедете в Париж для постановки "Празднеств",
мысль о которой Дягилев вовсе не намеревается оставить). С величайшим нетерпением
ждем момента, когда встретимся глазами с Черным солнцем, за которое мы Вам бесконечно
признательны. Спасибо дорогой! Уж, видно, судьба мне такая — все надоедать Вам. Опять
вот что: перво-на-перво — что "Старые годы"! Я безумно боюсь, что не получу их за прошлый
1911 год, ибо есть объявление, что ни одного экземпляра за прошлый год не осталось — вся
надежда на Вас, дорогой! Второе — это, что Чюрлениса лучше всего отдать маме моей на
Крюков канал, дом № 6—8 (там, где Карсавина, только этажом ниже), а мы уж ей напишем
как распорядиться. Хорошо ли будет вставить под стекло или нет? Как думаете? Третье —
это, что мы с женой медленно и верно разоряемся, покупая картины. На днях купили две
вещи: одна — это рисунок, фотографию с которой я Вам посылаю вместе с этим письмом,
дабы спросить Ваше мнение о художнике, подпись которого на этом рисунке гласит: "C. J.
Torner. 74", верно, 1874, но кто этот Torner — Бог его знает! Вторая вещь — это чудная
гравюра Дюрера 1565 года — "Адам и Ева", вещь фантастическая — (очень известная), но
это отпечаток, который продан за подлинник (хочется верить), уж очень хорош. Если в
Париже увидимся, я Вам там его покажу. За каждую из этих вещей заплатил по тридцати
франков. Затем куплена гравюра Хогар-та с его же картины "The Election. I-An entertainment"
(Sir John Soane Museum, London) за пять франков, и еще разная мелочь. Вот!
На днях отправляю в печать клавир "Петрушки". Неужели же он, наш "Петрушка", выйдет без
Вашей обложки? Ответьте мне, пожалуйста, что мне сказать издательству на это. Кстати, о
"Петрушке". Спасибо за обещанный костюм, но я мало надеюсь на это, ибо обыкновенно все
эти вещи бесследно пропадают у портных и портних в особенности. Совершенно согласен с
Вашим мнением о ведении антрепризы Дягилевым на 3000 расстоянии со своими
сотрудниками, но предостерегаю Вас от пагубного отчаяния относительно балета, ибо балет
и Фокин — не одно и то же. Искусство Фокина cest une beaute trop facile [эта красота слишком
легковесна (франц.)] (то есть было), он теперь просто trop facile без beate [слишком
легковесен без красоты (франц.)].
Целую Вас крепко и ручки Анне Карловне.
Ваш Игорь Стравинский.
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
22 марта [4 апреля] 1912
[...] о Симфонии Стравинского постараюсь узнать. [...]
И. Ф. Стравинский — Н. Т. Струве
[Кларан]
[25 марта] 7 апреля 1912
Глубокоуважаемый Николай Густавович,
14
прежде всего Христос Воскресе! Ибо сегодня Светлое Христово Воскресение. Передайте,
пожалуйста, наш привет и поздравление Вашей супруге.
А теперь пишу о делах. Я Вам отправил клавир "Петрушки", который следовало бы [нрзб.]. За
страшною работой, которая у меня не переводится, я пропустил очень много ошибок и потому
[нрзб.]. Быть может, Вы найдете возможным соединить эту корректуру с Бихтеровскую —
тогда соедините! [...]
Я даже попрошу Дягилева поместить в программах Русского балета объявление о том, что
"Петрушка" вышел в свет и продается у Маха.
Что касается обложки, то я думаю лучше всего сделать ее из картона серого цвета […]. Я
писал Бенуа о том, чтобы он выслал рисунок Фокусника.
[…]
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
25 марта/ 7 апреля 1912
Дорогой Макс.
Очень, очень буду счастлив тебя увидеть и дружески обнять тебя. Я при всем желании, если
бы даже временем пожертвовал, не могу приехать, ибо очень стеснен в денежном
отношении. Ты подумаешь, что это вздор, но это так бывает со мной иногда, слава Богу, не
так уж часто. А тебе все равно ехать в Петербург и разницы в цене не составит.
В Монте-Карло я поеду, верно, через неделю или около того, то есть не раньше субботы.
Целую тебя крепко и ожидаю с нетерпением.
Твой Игорь Стравинский
Если приедешь — получишь подарок, которому будешь рад, если же нет — то шпиль с
кукишем.
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
Кларан
28 марта/10 апреля 1912
Глубокоуважаемый Борис Петрович!
Теперь я имею всю "Жар-птицу", вероятно, она получена [в] театре и в Монте-Карло. Послали
ли Вы и клавир дирижеру Монтё, как я Вас просил? Напишите мне сейчас же, когда могут
быть готовы голоса и как Вы думаете устроиться в случае [нрзб.] в печатанном виде. Я Вам
15
прислал свой портрет, а Вы мне своего не прислали. А это следовало бы тоже сделать. Буду
очень рад получить его.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
Я забыл Вам написать, что я очень и очень одобряю издание "Жар-птицы", даже желтый цвет
и тот очень скромен и благороден.
Летом я постараюсь сделать с финалом "Жар-птицы" то же, что я сделал с Колыбельной.
И. С.
М. О. Штейнберг — Н. Н. Штейнберг
Париж
29 марта [11 апреля 1912]
[...] От Игоря получил очень нежную открытку. Жалею, что не могу ее повторить. [...]
И. Ф. Стравинский — Н. Г. Струве
Кларан
[30 марта] 12 апреля 1912
Многоуважаемый Николай Густавович!
Вчера я Вам послал лист Errata с отмеченной ошибкой.
Быть может, удастся отпечатать заново этот лист, ибо ошибка (вернее две) очень
достаточная? Ведь наверное еще ни одного экземпляра не сделано у Ваших представителей,
куда Вы разослали "Петрушку", и было бы вполне возможно заменить неверный лист верным
— а, быть может, обождать с этим немного, пока пройдут все репетиции в Монте-Карло,
дабы занести и новые, если таковые имеются.
Завтра я еду в Монте-Карло, где пробуду до мая. Напишите мне.
Искренне Ваш Игорь Стравинский
О количестве представлений "Петрушки" извещу Вас непременно и пришлю программы. В
первый раз он идет 18-го апреля в четверг. [нрзб.]
Когда думаете прислать мне (после Бихтера, которого надобно поторопить) последнюю
корректуру моего "Петрушки"?
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
16
31 марта [13 апреля] 1912
[...] Огромнейшее Вам спасибо за драгоценный подарок, хотя и последовавший предметом
неких разочарований — оказывается, написав свою заметку по корректуре, я массу наврал в
своих фантазиях; здесь ремарки очень подробны, тогда как там были лишь общие указания,
но [нрзб.] конец там был лучше: здесь какая-то туманная философия с тенью Петрушки, там
— сие яснее и убедительнее! "Да здравствует жизнь"; по-моему это даже философичнее. [...]
К. А. Сомов — М. Г. Лукьянову
Больё
5/18 апреля 1912
[...] Вчера был на репетиции "Петрушки". Это была генеральная. Дали его два раза подряд,
так как в первый раз не все удалось. Вещь очень поразительная, в высшей степени
курьезная. Музыка сложнейшая, живая, шумная, очень странная музыка настоящего
прекрасного музыканта. Новатора, но не гения! Костюмы одна прелесть, и каждый отдельно,
и вместе […] общим ярким и смелым пятном. На сцене мамки, кучера, лакеи в ливреях,
цыганки, маски. Действие зимой на балаганах. Мне только не понравился сюжет, слишком
несложный с одной стороны, и в то же время не очень понятный — русская гофманщина.
Исполнение великолепное: Нижинская — Кукла, героиня, Нижинский — Петрушка и
Кочетовский — Арап. Нижинская опять превосходно танцует. Во втором действии у ней и у
Кочетовского pas des deux очень интересно поставлено как гротескное кукольное
подражание классическому pas des deux.
В театре было уютно, темно, народу было немного — все приверженцы русского балета —
иностранцы и русские. Так как репетиция назначена была рано, то я не успел бы пообедать
дома и решил пообедать в Монте-Карло. Идучи в ресторан, встретил Дягилева, Стравинского
(автора "Петрушки") и Нижинского, тоже идущих обедать. Стравинский очень мне
обрадовался, меня познакомил с Нижинским и предложил идти вместе обедать. Я понял
сразу, что я им нужен, и действительно за обедом Стравинский, вдохновленный старыми
русскими обрядовыми песнями, повел речь о новом будущем своем балете, в котором он
хотел бы [видеть] меня сотрудником в сценариуме и, конечно, автором декораций и костюмов.
[...]
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
[Монте-Карло]
[6] 19 апреля 1912
Миленькие мои! Вчера сыграли в первый раз "Петрушку", который имел огромный и
оглушительный успех. Он пройдет здесь еще три раза, а затем будут играть "Жар-птицу". В
общем, остаемся здесь до 5 мая (нового стиля), а потом в Париж. Я, верно, уеду 1-го или 2-го
в Кларан; еду через Геную, где хочу [на] денек остановиться, только не для Сатро Santo. До
свидания.
Ваш Гима
17
Мой адрес: Monte-Carlo — Beausoleil, Hotel Olympia.
Здесь играли "Петрушку" вчера и проиграли сегодня 30 франков..
В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому
Москва
10 [23] апреля 1912
[...] Относительно Симфонии Стравинского: я не только хотел узнать о ее качествах, но также
интересовался — как ее раздобыть? Нужно ли мне обращаться к самому Стравинскому в
Кларан, или без этого можно достать в Петербурге? Присылайте по этому поводу
руководящие наставления. [...]
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
[Петербург]
11 [24] апреля 1912
[...] О Симфонии Стравинского он мне дал такие сведения: она находится в собственности
Андрея Николаевича Римского-Корсакова и имеется лишь в одном экземпляре, причем, где
ее партии он не знает, я же полагаю, что они составляют собственность Придворного
оркестра, откуда, быть может, Вам удастся их получить путем сношений с Варлихом [...].
Что писать о "Жар-птице", ей-ей, не знаю, не вдаваться же в описание фокусов Стравинского
с флажолетами и т. п. штуками. С одной стороны, это требует целой монографии, с другой,
инструментовка "Жар-птицы" есть еще лишь развитие корсаковских приемов, гиперболически
изощренных, но настоящей инструментальной физиономии, как в "Петрушке", Стравинский
там еще не имеет. [...]
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
17 [30] апреля 1912
[...] посылаю Вам не две заметки, а целых четыре (Добровейн, Юрасовский, Асафьев и сюита
Стравинского) [...].
И. Ф. Стравинский — Н. И. Забеле-Врубель
[Париж]
[17 или 18/30 или 31 мая 1912]
Приветствую Надежду Ивановну и Анну Александровну, и прошу извинить, что не пришел в 3
часа, как обещал; скандал, разразившийся вокруг удивительного произведения Нижинского,
потребовал моего присутствия на многочисленных собраниях нашей дирекции. Мой адрес: 35,
Rue Cambon (тел. 144-99). Если я пробуду еще дней пять в Париже, то смогу придти к Вам. Я
18
сам не знаю, когда уеду — быть может, сегодня вечером, быть может, завтра. Мой
маленький племянник, которого я очень люблю, умирает в Вене, где находится моя жена.
Получаю отчаянные телеграммы.
Весь Ваш
Игорь Стравинский
И. Ф. Стравинский — Н. И. Забеле-Врубель
Париж
[19 мая] 1 июня 1912
Глубокоуважаемая и дорогая Надежда Ивановна!
Приходите сегодня с Анной Александровной в Шатле, у меня будет ложа. Играют "Жарптицу", "Фавна", "Тамару" и "Призрак Розы". Жду Вас. Целую ручки.
Ваш Игорь Стравинский
Спросите в контроле ложу Стравинского, при входе в театр у кассы, ибо я не знаю номера.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
5 [18] июня 1912
Многоуважаемый Владимир Владимирович!
Очень извиняюсь, что до сих пор не ответил на Ваше любезное письмо от 2 мая, но я
наполовину виноват в этом, ибо письмо, адресованное в Кларан, меня там не застало — я
был в Париже, куда его переслали и где оно пролежало дней десять у Равеля, к которому я
направил всю свою корреспонденцию — он берет всю вину в промедлении на себя и просит
Вас об этом уведомить.
После сего длинного вступления приступаю к делу.
Во-первых о "Петрушке": никакого разрешения Павловским концертам на исполнение
"Петрушки" не давал, также как и не запрещал; не знаю также, обращались ли они к моему
издателю или нет. Что же касается Сараджева, то я с удовольствием дам ему разрешение на
исполнение "Петрушки" — только должен Вас предупредить, что партии еще не готовы и
исполняли мы в Париже (также как и будут исполнять в Лондоне) по корректурным оттискам.
Будут они готовы в конце лета — так что если Вы имеете возможность поставить "Петрушку"
в конце летнего сезона, — то в добрый час. Я сам теперь займусь корректурой голосов, ибо
до сих пор был чрезвычайно занят сочинительством. Сюиты из "Петрушки" я не делал —
"Петрушку" можно исполнять как симфонию — подряд все четыре картины — в случае же,
если кого-либо из устроителей концертов стеснят последние страницы пантомимического
характера, то на это имеется особое окончание (после сцены "Ряженных"), которая
прилагается к партитуре и партиям для концертного исполнения произведения. Если же Вы
19
хотите знать мое откровенное мнение — то извольте: "Петрушку" надо исполнять от начала
до конца без единой купюры, изменения или особого окончания. Я долго думал об
использовании этого сочинения для концертной эстрады и теперь пришел к этому выводу.
Теперь о Симфонии. Я, право, не знаю, что Вам на это сказать. Стесняться я ее вовсе не
стесняюсь — это мой первый opus — есть несколько милых кусочков, все же остальное сыро,
как глазуново-чайковский стиль и инструментовка официальна. Это не само по себе
интересно, а интересно как документ, чтобы лишний раз показать, как не следует сочинять.
Если Вы этого всего не боитесь, то играйте ее. Самое лучшее, если Вы обратитесь к
Штейнбергу, он знает, где она находится, что же касается партий, то они или в Петербурге,
или по дороге в Устилуг, где я теперь живу. Если Вам голоса Симфонии понадобятся в июне,
то я Вам их сам вышлю — к тому времени выяснится, где они находятся.
Простите за небрежное письмо и фамильярный стиль его. Когда ко мне обращаются лица из
художественно-артистического мира, мне неловко держаться официального тона и я впадаю
в противоположную крайность.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
Жду ответа на это письмо.
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Лондон
[7] 20 июня 1912
Поздравляю с большим успехом "Жар-птицы" в прессе. Наилучшие пожелания.
Дягилев
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Устилуг
8/21 июня 1912
Дорогой друг, Александр Николаевич,
вот я и в Устилуге, а Вы в Венеции, и оба мы далеки от сутолоки города. Этот раз я очень
утомился от Парижа. Все мы изнервничались до последнего предела. Я положительно
считаю, что таких длинных сезонов, как этот (один месяц) более не следует устраивать — это
во-первых, во-вторых, не следует давать таких вещей, как "Синий Бог" и "Тамара" (при
свидании расскажу о "Тамаре"), что касается "Синего Бога", то эта вещь, которая никому не
удалась, и была зеленой скуковищей; в-третьих, не следует так скандалить и грабить, как
Фокин (уж если грабишь, то грабь за хорошее сочинение, как например, за "Дафниса"); вчетвертых, не следует давать столько заказов одному Баксту (как бы талантлив он ни был),
ибо зачем же губить художника и дело […]; и в-пятых, не следует более никогда иметь дело с
Астрюком.
20
Вот в кратких словах то впечатление, которое я вынес от сезона 1912 года. Что год грядущий
нам готовит? Об этом мы переговорим в Венеции, куда я приеду в конце лета, по всей
видимости.
Теперь вот что. Вопрос об авторских правах за мои сочинения сильно подвинулся, а за
"Петрушку" решен в положительном смысле, ибо "Петрушка" издан в Берлине и потому
рассматривается как немецкое сочинение, а потому деньги должны быть уплочены
немедленно. Как Вам известно (ибо условие мы с Вами подписали), Вам была уплочена 1/8
моего гонорара, ибо Вы были половинным автором либретто. Ныне это изменено в Вашу
пользу и Вы будете получать 1/6. Дело в том, что по глупейшему usage [обычаю (франц.)] в
Париже [балетмейстеру] полагается уделять 1/3 гонорара (и Фокин, получив за "Петрушку"
25000, конечно, не согласился бы уступить и этого гонорара), почему бы обязаны были, хоть и
не 1/3 (ибо это уж слишком, тем более, что мизансцены не его), но все же что-нибудь
уступить ему, что мы сделали, написав новые условия, причем я за Вас подписался — но для
того, чтобы это вошло в силу и мы бы получили немедленно с Вами деньги, надо, чтобы Вы
написали в Общество писателей буквально следующее письмо г-ну Уполномоченному
директору Балло:
17 ноября 1911
(эту дату не изменяйте; Балло сказал, что так надо)
Господин директор, настоящим подтверждаю Вам свое согласие с моими сотрудниками г-ном
Стравинским и г-ном Фокиным в отношении либретто и распределения долей (2/12 Фокину,
2/12 мне и 8/12 Стравинскому) нашего балета "Петрушка", который вручен Вам в руки под
расписку.
Ваш и т. д.
Убедительно прошу Вас тотчас же отправить ему такое письмо, ибо без этого я (да и Вы) не
могу получить следуемых сумм, которые мне до зарезу нужны, ибо я сижу без копья и весь в
долгу, как в шелку.
Целую и обнимаю Вас крепко. Черкните словечко [чтобы я знал, когда я получу деньги, ибо,
повторяю я всецело в этом смысле связан с Вашим письмом в Общество (прим. И.
Стравинского)]. Ваш адрес узнал по телеграфу у "Речи", не ручаюсь за достоверность. Ваш
без остатка
Игорь Стравинский
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Устилуг
21 июня/4 июля 1912
Дорогой друг,
на днях получил Ваше письмо. Очень Вам благодарен за немедленное исполнение моей
просьбы. Чтобы получить Вам следуемые за исполнение "Петрушки" деньги, благоволите
21
обратиться в Paris, M-r lagent directeur Ballot, 12, rue Henner (Societe des auteurs dramatique),
прося его переслать деньги, следуемые Вам, по Вашему адресу или verser dans votre Banque
[перевести в Ваш банк (франц.)], если у Вас таковой имеется; вот и все. Напишите мне,
дорогой, до какого времени Вы будете в Венеции (или около Венеции), и когда уедете в
Питер. Мне это очень важно знать, ибо мне необходимо с Вами повидаться до зимнего
сезона. У меня есть много мыслей, о которых хотелось бы поведать Вам и — кто знает, быть
может, сочиним опять что-нибудь с Вами вместе.
Я как уже говорил в Париже Аргутинскому об этом (то есть о желании сочинить что-нибудь с
Вами) ires vaguement dailleurs [весьма туманно (франц.)]. То же самое могу сказать и Вам. Я,
или мои мысли, вертятся в некотором кругу, окружность коего касается то фантастического
фарфора (китайского) XVIII века, то области Венецианова с ее патриархальной жизнью —
пейзажами, клунями, снопами, желтым солнцем. Как видите, сюжеты очень differents [разные
(франц.)]. Первый, несомненно, носит в себе элементы dune certaine, soil disant agitation
[некоторой, так сказать, ажитации (франц.)], тогда как второй cest le calme lui-meme [есть
само спокойствие (франц.)]. Но все это мечты, которым, Бог знает, удастся ли осуществиться.
Это, так сказать, первое, что пришло мне в голову, когда я снова захотел работать с Вами.
С другой стороны, "меня преследуют мечты" сделать что-нибудь очень большое и вот почему
мне просто необходимо с Вами повидаться — я верю в то, что Вы мне поможете. Пишите,
дорогой, мне в Устилуг Волынской губернии и кланяйтесь от нас обоих Анне Карловне.
Весь Ваш Игорь Стравинский
P. S. Sacre еще не совсем окончен. Буду теперь его кончать. До свидания.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
22 июня/5 июля 1912
К моему великому сожалению я потерял Ваше первое письмо и я решительно не могу
вспомнить Вашего имени отчества (вернее второго), чем и объясняется отсутствие
обращения в начале письма.
Буду Вам крайне благодарен, если пришлете мне Вашу визитную карточку или черкнете по
этому поводу (или, быть может, по какому-либо другому) письмецо.
Теперь отвечу на Ваше последнее письмо.
1) Я все же не теряю надежды, что "Петрушка" (партии) выйдут до августа — в случае же
[если] фирма не поспеет их приготовить к августу, я спрошу у Сергея Павловича Дягилева их,
ибо к этому времени кончатся лондонские спектакли и в голосах "Петрушки" минует
надобность.
2) Что касается Симфонии, то голоса ее находятся сейчас у меня, партитура же ее в
кабинете покойного Николая Андреевича Римского-Корсакова, которому я ее посвятил и
рукопись коей подарил. Сообщаю Вам адрес Римских-Корсаковых (летний), ибо мне по
некоторым обстоятельствам представляется не совсем удобным лично обращаться к ним (но,
надеюсь, этого Вы не упомяните, сославшись на мое разрешение на исполнение Симфонии).
22
Вот адрес: Станция Плюсса по Варшавской железной дороге, имение Любенск, Андрею
Николаевичу Римскому-Корсакову или же Максимилиану Осеевичу Штейнбергу.
3) Что касается "Фавна и пастушки" — то почему же бы его и не спеть? Только кому
поручить? Вот в чем вопрос. Я никого не знаю в Москве, а в Петербурге вот уже три года я не
был и многое, быть может, переменилось за это время. Лет шесть тому назад пела эту вещь
Петренко в Русских симфонических концертах, но ее надо выписать специально для этого и
вдобавок заплатить не менее 100 рублей. Попробуйте обратиться к Неждановой — она
хотела петь это в этом году в Москве, быть может, согласится — хотя сомневаюсь. Не знаю
известно ли Вам, что с месяц тому назад вышли две новых песни моих на слова Бальмонта: 1)
"Незабудочка", 2) "Голубь". Я подумал, что если с "Фавном и пастушкой" выйдет осложнение,
то можно было бы исполнить имеющиеся у меня романсы в виде вокального отделения: 1)
"Весна", 2) "Росянка",
3) "Пастораль", 4) Два Верленовских, 5) Два Бальмонтовских — хоть они написаны для
разных голосов, но все это можно привести к одному. А впрочем, все зависит от того как
составится программа — об этом мы еще потолкуем. Голосов сюиты у меня нет — партитуру
же могу Вам прислать. Голоса, кажется, находятся в Беляевском комитете.
Вы меня спрашиваете вторично, не соглашусь ли я дать автобиографический или
автохарактеристический материал. Я нарочно в прошлом письме умолчал об этом, надеясь,
что Вы этого не заметили, но так как Вы настаиваете на этом, то не могу не ответить. Мне
очень это не по душе, и хоть и неприятно Вам отказывать, зная, что Вы "с серьезными
намерениями ко мне прибегаете" (как сказано у Пруткова), все же должен сказать, что я
решительно отказываюсь от этого так же, как и от интервью хотя бы самого высокого
полета. Не будьте на меня за это в претензии. Единственное, что я могу сделать, — это
указать Вам на сравнительно недурную статью, появившуюся 15 мая нового стиля в
парижском S. I. M., которая, быть может, Вам пригодится, если будете писать обо мне. Если
Мясковский сделает анализ того или другого моего произведения, то я готов его
авторизовать, как говорится — готов, если хотите, прислать какую-либо карточку свою,
автограф, словом — что хотите, только не просите меня писать о себе.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
Могу Вам сообщить для сведения, что только что вышел в свет четырехручный клавир
"Петрушки". Не знаю наверное, но очень вероятно, что я приеду с женой в Москву к
репетициям и концерту из моих сочинений. Буду очень рад познакомиться с Вами. У меня есть
некое сочинение. Называется оно не то хор, не то кантата "Звездоликий", в напечатании
которого мне было отказано фирмой Российского музыкального издательства. Эта вещь
написана для мужского хора с оркестром, я скоро кончу оркестровку и, если Вас интересует, я
могу ее прислать Вам для исполнения. Но предупреждаю, что вещь эта столь же трудна,
сколь и коротка.
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Устилуг
2/15 июля 1912
23
Дорогой друг.
Спешу Вас уведомить, что в Обществе драматических и музыкальных писателей в Париже не
все благополучно, ибо мне предлагает оно столь малые деньги, что я послал письмо с
протестом и просьбу пересмотреть расчет. Поэтому не принимайте от них денег или
напишите также протест. Мы получили за спектакли от 30 до 40 тысяч, что составляет 2400—
3200 сбору в пользу автора (по 8 %) — за "Петрушку" 2/5 этого [нрзб.].
"Петрушка" имеет два действия (так заявлено), при том, что спектакль состоит из пяти
действий. Таким был в 1911 — четыре, а в 1912 — пять. Сами судите, можно ли мне
предлагать 2300 франков
Ваш Стравинский
И. Ф. Стравинский — Н. Н. Врангелю
Устилуг
4/17 июля 1912
Многоуважаемый Николай Николаевич!
Простите, что беспокою Вас просьбой, не будучи лично с Вами знаком, но давнишнее
знакомство с Вашими художественными трудами, сочувствие и глубокое уважение к Вашей
культурной деятельности дают мне смелость обратиться к Вам, как знакомому мне лично
общественному деятелю.
Дело вот в чем. Я давно состою подписчиком "Старых годов". Живя последние года почти
безвыездно за границей, я также получал их; но вот в 1911 году я как-то упустил из виду срок
подписки на ежемесячник и лишился целого года "Старых годов". Я просил Бенуа помочь мне
достать этот годовой экземпляр и он обещался, но усиленные занятия Александра
Николаевича постоянно отвлекали его от этого дела. Просил я также и Владимира
Николаевича Аргутинского-Долгорукова при моем последнем свидании с ним нынче весной в
Париже — он меня направил к Вам. Судите сами, многоуважаемый Николай Николаевич, что
мне, как "любителю искусства и старины", ничего иного и не оставалось сделать, как
последовать совету Аргутинского, что я и делаю. Но, к сожалению, я на этом остановиться не
могу и за первой просьбой следует вторая, в которой, если у Вас есть какая-либо
возможность, прошу мне не отказать — это просьба достать мне также и первый годовой
экземпляр "Старых годов". Я не знаю, что это считается на рынке, но желание мое так
сильно, что я готов, как видите, произнести и эту нелегкую просьбу. Быть может, в редакции
и найдется для меня один экземпляр. Попытка не пытка!
Буду Вам бесконечно признателен, хотя бы за скорый ответ на это послание. Мой летний
адрес: м. Устилуг Волынской губернии, Игорю Федоровичу Стравинскому.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
24
Устилуг
8/21 июля 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович, только что нашел Ваше первое письмо, где
имеется указание на Ваше имя и отчество. Пользуюсь случаем, чтобы исправить пробел в
прошлом письме. Получили ли Вы его, кстати? Прошу Вас оказать мне протекцию или
выяснить вопрос, почему я перестал получать "Музыку"? Последний номер, который я имею,
от 20 июня.
Искренне уважающий Вас
И. Стравинский
Г. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
9 [22] июля 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Сегодня получил Ваше письмо на имя брата и спешу ответить. 10-го мая брат захворал и
пролежал в постели около 6 недель. Болезнь его чрезвычайно измучила. Теперь неделю как
он уже поехал отдыхать в Швейцарию и вернется в Москву не ранее сентября.
Справлялся в Музыкальном обществе и оказывается, что они уже исправили свою ошибку и
послали деньги Вам в Устилуг.
Одновременно с этим письмом посылаю Вам почтовым переводом 200 руб. в счет тех 500
руб., которые Вы должны получить в случае продажи 500 экземпляров клавира "Жар-птицы".
Полагаю, что раньше, [чем] через 2—3 года этот момент вряд ли наступит.
По Вашему совету послал Дягилеву и просил прислать необходимые нам деньги. Насколько
мне помнится со слов брата и переписки его с Вами, Дягилев должен был платить 50 руб. за
представление, причем эта плата предусматривалась издателю как прокат материала, а не
как поспектакльная плата, причем отчасти этим возмещалась монополия Дягилева и отчасти
поощрялось наше издательство к тому, чтобы материал был Печатный. Теперь, судя по
Вашему письму последнему, Вы выставляете как будто иной принцип, а именно, что в таком
случае плата взимается как поспектакльная тантьема, каковая по Вашему мнению должна
делиться попалам […] автором и издателем. Так ли я Вас понял? И если так, считаете ли Вы,
что в других случаях в будущем поспектакльная плата будет делиться пополам? Не могли бы
прислать мне копию с Вашего соглашения с Дягилевым? Это для нас крайне важно, так как
только имея в руках полный текст Вашего соглашения с ним мы можем знать какие права
принадлежат нам. Укажу Вам примеры.
К нам были два запроса из Лондона и Парижа, в которых требовали полные оркестровые
партитуры балета. Мы отказали, ссылаясь на монополию Дягилева. Юридически мы ничем не
связаны, но мы не знаем, насколько связаны Вы. Представьте себе, что мы продадим один
экземпляр за границу в чьи-то руки. Через несколько дней балет там могут поставить вопреки
монополии Дягилева, так как, например, Англия охранять права русских композиторов и
25
издателей не будет. А Дягилев может на этом основании отказаться уплатить по 50 руб. за
представление.
Наконец, у нас сложилось мнение, что Вы связаны до 1915 года, но желательно точное
число. Может быть, до 1 января 1915 года?
Если в Вашем договоре есть детали, которые Вы не желали бы нам сообщить, так как они нас
совершенно не касаются, то ведь Вы их в копии можете пропустить.
Всего хорошего.
Искренне уважающий Вас
Г. Юргенсон
А. Н. Римский-Корсаков — Н. Н. Римской-Корсаковой
Монтрё
18/31 июля 1912
[...] После врача я отправился еще дальше и доехал до Кларана — летней резиденции Игоря
Стравинского. Все это очень милые места, но слишком модные и шумные. [...]
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
20 июля/2 августа 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!
Только что отправил Вам голоса Симфонии и оттиск корректуры "Фавна и пастушки" (не могу
доискаться рукописи). Что касается "Звездоликого", то пришлю его как только кончу (думаю
через неделю, а, быть может, и скорее) инструментовку, над которой работаю и день и ночь.
Относительно романсов Вы совершенно правы. Вчера послал телеграмму в Берлин с
запросом о голосах и о появлении в свет (в России) клавира "Петрушки". Ежели он Вам очень
нужен сейчас, то могу его Вам одолжить. Напишите. Как только получу из Берлина ответ,
извещу Вас об этом и о шагах, которые я намерен предпринять.
Преданный Вам
И. Стравинский
Оркестровую партитуру "Петрушки", ежели у Вас нет, тоже одолжу.
Что касается автографа, то какой-нибудь пришлю Вам, портрета же нет — если хотите
домашние снимки — один с Дебюсси, а другой — я один — то извольте, вышлю.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
26
Устилуг
21 июля/3 августа 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Только что получил телеграмму из Берлина,
что время выхода в свет голосов "Петрушки" "unbestimmt" [неопределенно (нем.)] и что на
складе имеется лишь 25 экземпляров клавира, русской же обложки — для Российских
магазинов — еще не имеется. Я сейчас же послал телеграмму в Лондон к С. П. Дягилеву,
прося его прислать мне голоса "Петрушки". Посмотрим, что он на это ответит. Почему я не
получаю "Музыки", я уже спрашивал Вас об этом, но Вы ничего не ответили.
Преданный Вам
И. Стравинский
Забыл Вам написать в прошлом письме, что "Звездоликий" — единственное мое хоровое
сочинение.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
26 июля/8 августа 1912
Любезный Владимир Владимирович!
Вместе с этой открыткой посылаю Вам заказной бандеролью оркестровую партитуру и
клавир "Звездоликого". Отправил вторую телеграмму Дягилеву о присылке голосов
"Петрушки". Как только получу ответ, извещу Вас телеграммой.
83 и 84 номера "Музыки" до сих пор не получил, а 85-й на днях получил. Не затерялись ли они
на почте? Во всяком случае, буду очень признателен за присылку их.
Искренне уважающий Вас
И. Стравинский
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петербург
26 июля [8 августа] 1912
[...] посылаю нечто о пьесках Стравинского (кажется у Вас еще не было). [...] Проверьте
заголовок о Стравинском. У меня нет их под рукой.
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Устилуг
28 июля/10 августа 1912
27
Многоуважаемый Игорь Федорович,
очень сожалею, что Вы не нашли возможным прислать мне точную копию Вашего договора с
г-ном Дягилевым. Просматривая Ваши письма по этому поводу, я заметил некоторое
несовпадение в понимании разных мелочей и одну неясность, а именно — что понимать под
печатным материалом: одну лишь оркестровую партитуру, или и голоса?
Ведь г-н Дягилев может "разъяснить" наши права на получение платы за прокат материала и
ничего нам не заплатить на том основании, что голоса не все гравированы и печатаны… А
между тем в задержке их гравировки и печатании мы неповинны.
Долго, сколько времени мы должны ждать от Дягилева известий или уплаты денег и по
соблюдении каких формальностей можем считать себя свободными от его монополии? Вы
совершенно правы, что авторское право разрешать постановку балета Вы оставили за собой
и оно принадлежит Вам, но, мне кажется, Вы ошибаетесь, предполагая, что охрану этих,
резервированных Вами авторских прав, Вы поручили нам. Я нигде в переписке указаний на
это не нашел.
Фактически выходит совершенно наоборот: Вы как автор можете охранить наши
издательские права постановки материала и требовать от Дягилева выяснение условий, а мы
нет.
Вообще, я полагаю, что наши права сводятся исключительно к тому, что после окончания
договора Вашего с Дягилевым, то есть с 1 января 1915 года, мы можем продавать или
отдавать напрокат материал по той цене, которую назначим.
Я лично мало верю в то, чтобы нам удалось получить что-либо от Дягилева…
Вы желали разъяснения, почему на клавире сказано, что по поводу найма материала надо
обращаться к нашей фирме и выяснить [почему] указана цена оркестровой партитуры.
Первое было согласовано в виду того, что после прекращения монополии г-на Дягилева
получить материал, конечно, можно только у нас, а цена партитуры выставлена на случай
продажи ее не для представлений на сцене, а для личного пользования (библиотеки).
Как раз по этому поводу обращаюсь к Вам с просьбой сообщить Ваше мнение.
Как я уже Вам писал, Брайткопф из Лондона просил выслать ему два экземпляра партитуры
для своих клиентов. Я отказал. Тогда он письмом просил все-таки выслать, уверяя, что его
клиенты дадут необходимые гарантии и что здесь не будет злоупотребления. Тогда я на этих
условиях разрешил послать ему просимое. Тем временем получили Ваше письмо, из коего
можно было вывести предположение, что это Вам было бы неприятно. Тогда я телеграммой
остановил выдачу этой партитуры, и теперь очень прошу Вас возможно скорее сообщить мне,
имеете ли Вы что-либо против этой продажи или нет.
Преданный Вам
Г. Юргенсон
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
28
Устилуг
31 июля/13 августа 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!
Очень неприятно мне было посылать Вам такую телеграмму, но сделал я это для того, чтобы
Вы были бы на всякий случай подготовлены, ибо, можете ли Вы себе представить, я все же
не теряю надежды их получить. Дягилев, к которому я еду в Байрёйт, мне ответил, что голоса
"Петрушки" находятся в депо в Лондоне и так как он сейчас в Довиле, то их невозможно
достать. Тогда я телеграфировал в Петербург, Российскому музыкальному издательству,
Струве, прося его разрешить взять из Берлина последнюю корректуру голосов, что за них-де
будет уплочено и им останется лишь по выходе в свет материала прислать [его]
администрации концертов — на это я получил ответ, что голоса должны быть во что бы то ни
стало готовы к 1-му сентября и дальнейшее промедление с гравировкой невозможно. На днях
я буду в Берлине и постараюсь сам достать тот комплект голосов, по которому играли
впервые в Париже — быть может, мне удастся их достать. В случае […] нет — что будет с
концертом? Я от себя написал М. О. Штейнбергу (ст. Плюсса Варшавской железной дороги,
имение Любенск), прося его возможно скорее выслать партитуру Симфонии. Быть может, Вы
ее уже получили? Напишите ему еще от себя, ежели еще не получили. Мне очень грустно,
что все так складывается. Что "Звездоликий"? Разучивают ли его? Дело в том, что я кое-что
изменил во время инструментовки в хоре — Вы или Сараджев, вероятно, уже заметили это
(из 6-голосного 4-голосное) — так считайте действительным редакцию оркестровой
партитуры. Пишите мне в Байрёйт (Bayreuth, Postlagernd). Я буду там, верно, два дня — во
вторник (на "Парсифале") и в среду. Оттуда я Вам телеграфирую, куда Вам писать — и всегда
Postlagernd [до востребования (нем.)]. Искренне Ваш
Игорь Стравинский
В случае […] "Петрушкой" ничего не выйдет, быть может, начнете второе отделение с
"Фейерверка" (который в Москве, кажется, не игрался). Затем "Жар-птица" и "Звездоликий".
Как Вы думаете? К сожалению, эскизов Симфонии нет — куда-то пропали. Вру! Нашел их в
сравнительном порядке и переплете — посему Вам отправляю тетрадь.
Сообщите мне, пожалуйста, Ваш кратчайший адрес для телеграмм. Посылаю Вам пока свою
карточку с Дебюсси.
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
[Нюрнберг]
[6] 19 августа 1912
Поклон из прекрасного Нюрнберга. Завтра еду в Байрёйт слушать "Парсифаля". Не забывай
меня подобно тому, как забыли меня Андрей, Володя, Степа Митусов и другие.
Твой Игорь Стравинский
Был ли ты когда-нибудь тут? Я что-то не помню? Восхитительно жили люди — вся жизнь их
была искусством и каким еще!!!
29
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
Петергоф
8 [21] августа 1912
[...] Сегодня я посылаю Константину Соломоновичу [Сараджеву] партитуру Стравинской
симфонии. Ввиду того, что я не осведомлен категорически, что "Музыка" прекратилась,
разбор — длинный и захлебывающийся (по обыкновению) — покамест не посылаю. Если паче
чаяния он понадобится для журнала (больше он никуда не подходит, так как сделан с водой),
то по первому Вашему требованию я его вышлю. Разбор этот довольно пространен и потому
с грехом пополам может заполнить номер. В одном только извиняюсь: так как я теперь не
совсем в Петербурге, а в Петергофе, то и не могу быть слишком аккуратен в
корреспонденции. И это письмо и Стравинушка отправляются с оказией. [...]
Г. Ф. Стравинский — В. Н. Римскому-Корсакову
[Петербург]
10 [23 августа 1912]
[...] Надеюсь, что хоть на два дня вырвусь в Москву, если состоится концерт, посвященный
произведениям Игоря. Задержка с партиями для "Петрушки", если их успеют изготовить, то
22-го состоится. Программа приблизительно следующая: Первая симфония (юношеская),
"Петрушка", хор "Звездоликий" и еще что-нибудь. [...] Игорь сейчас снова за границей:
Нюрнберг, Венеция, Комо и прочее. [...]
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
[Петергоф]
12 [25] августа 1912
Дорогой Владимир Владимирович, о Стравинском Вам будет выслано в понедельник.
Подписи, я думаю, не надо, впрочем, мне все равно. Одно обстоятельство придется Вам
выяснить самому: в финале Симфонии есть какая-то народная песенка, происхождение коей
я не мог установить, несмотря на все поиски, так что Вам придется об этом спросить самого
Стравинского. Если же не успеете или он не даст утвердительного ответа, то в
соответствующем месте статейки (стр. 7, цифра 5 в скобках) Вам придется конец фразы (5)
вычеркнуть; в нотном же примере выскоблить слова "чичер-ячер собирался на вечер", если
же Стравинский объяснит удовлетворительно, то в оставленном месте придется вписать
национальность темки. [...]
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Лугано
[19 августа] 1 сентября 1912
30
Макс, дорогой! Получил на днях сюда пересланную твою открытку от 3 августа русского
стиля. Она опечалила меня тем, что ты по-видимому, не поверил моему желанию у тебя
побывать. Ну как же мне тебя уверить в этом. Если бы ты знал, что я невероятно занят —
корректуры, окончание моего нового сочинения, начало другого, разъезды за границу,
сочинение сцены, устройство частных моих дел в Европе — все это лишает меня
окончательно возможности не только приехать в Любенск, но и в Москву, куда я только что
телеграфировал, что не приеду. Быть может, приеду числа 15-го в Петербург на неделю,
тогда буду счастлив тебя обнять и наговоримся досыта и до другого нашего свидания. Эту
зиму мы будем жить опять в Кларане. Не забывай меня и пиши. Дня через два я еду в
Венецию, где пробуду с недельку, но пиши мне лучше в Устилуг.
Целую тебя крепко.
Твой Игорь Стравинский
Если это не секрет, то напиши мне, над чем ты будешь теперь работать.
Г. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
20 августа [2 сентября] 1912
Глубокоуважаемый Игорь Федорович,
в виду Вашего опасения, что партитурой "Жар-птицы" могут воспользоваться для постановки
и нанести таким образом ущерб нам с Вами, я написал сегодня Брайткопфу в Лондон и
попросил вернуть его партитуры.
Очень будет приятно получить от С. П. Дягилева 900 руб. за 18 представлений. Во франках
эта сумма выразится в 2400.
Copyright [авторское право (англ.)] одного издания "Жар-птицы" в Америке, к сожалению,
[сделать] нельзя. В Америке охраняются права лишь тех авторов, которые подданные страны,
с которой у Америки (Соединенные Штаты) заключена конвенция.
В настоящее время у нас скоро вступит в силу конвенция с Францией, в которой авторские
права русских и без того уже раньше охранялись..
Вы пишите, что необходимо поставить штемпель "Droit execution" [права охраняются
(франц.)]. Но это имело бы смысл лишь для концертного исполнения, а в странах, где Ваши
права совершенно не охраняются, и такая подпись делу нисколько не поможет.
Кроме того, пока мы партитуру в продажу не будем […]; а может быть Вы как-нибудь
побываете в Москве и тогда потолкуем об этом.
Кстати, В. Держановский передавал мне, что Вы собирались приехать в Москву. Очень был
бы рад повидаться с Вами и познакомиться ближе. Всего хорошего.
Искренне уважающий Вас
31
Г. Юргенсон
P. S. Деньги С. П. Дягилеву удобнее всего перевести на имя торгового дома П. Юргенсона в
Москве и более проще: P. Jurgenson, Moscou.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
29 августа/11 сентября 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!
Только что вернулся из заграничного путешествия и спешу уведомить Вас о следующем: вопервых — очень прошу Вас прислать мне возможно скорее партитуру и клавир
"Звездоликого", во-вторых — я не получаю почему-то "Музыки". Мне до сих пор не
доставлены злополучные 83 и 84 номера, а также те номера, которые находятся между 85
(который я получил) и номером, в котором разбор моей Симфонии (очень обстоятельный —
очень приятно).
Читать в "Голосе Москвы" буйную статью Л(ьва) С(абанеева), в которой изрядно-таки
досталось "европейским эстетам", столь падким на мою музу, — очень приятно.
Напишите несколько строк, как прошел концерт.
Ваш Игорь Стравинский
Н. Я. Мясковский — В. В. Держановскому
[Петербург]
31 августа [13 сентября] 1912
[...] Очень мне хотелось бы знать, как в интимном смысле прошло Стравинское: какое было
настроение, как автор отнесся, был ли успех у публики, почему не состоялся "Петрушка" и т.
п. [...]
Н. Н. Римская-Корсакова — Н. Н. Штейнберг
Петербург
[4/17 сентября 1912?]
[...] В настоящую минуту Степан Степанович находится у нас и играет с Андреем "Жар-птицу".
[...]
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Венеция
[8] 21 сентября 1912
32
Нахожу, что участие Метерлинка желательно. Через кого это предложение было сделано
Мог бы побеседовать об этом с Метерлинком на следующей неделе. Телеграфируй
подробности.
Дягилев
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Венеция
[9] 22 сентября 1912
Телеграфируй мне в Париж в "Кориллон" немедленно, или в Театр Елисейских полей.
Дягилев
Н. Ф. Финдейзен — И. Ф. Стравинскому
Петербург
9 [22] сентября 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Не зная Вашего собственного адреса, посылаю это письмо на квартиру Вашей матушки.
Один из ближайших номеров "Русской музыкальной газеты" будет посвящен молодым
русским композиторам. Следя и отмечая Ваши композиторские успехи — и здесь, и за
границей — я хотел бы напечатать, кроме характеристики, Ваш портрет, автограф. Буду Вам
благодарен за присылку таковых (в особенности, если автограф из Вашего балета
"Петрушка"), а также за биографические сведения. Вы доставили бы мне большое
удовольствие, если бы нашли возможность написать — хотя бы в виде письма — Ваш взгляд
на музыку, на Ваши стремления в творчестве. Несомненно подобный — хотя бы и краткий —
очерк в печати вместе с характеристикой заинтересовал бы русских читателей и тем
способствовал бы пропаганде Ваших произведений в России, чего главным образом и
добивается редакция.
Совершенно Вам преданный
Ник. Финдейзен
P. S. Очень прошу Вас — в биографическом материале указать возможно подробный список
Ваших произведений и даты их сочинений.
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Устилуг
13 [26] сентября 1912
33
Дорогой друг Макс!
Очень, очень рад, что ты разродился от бремени новым детищем, характер которого меня
очень заинтересовал. Радуюсь сердечно тебя увидеть и познакомиться с "Метаморфозами",
которое (думаю), достойны лучшей участи, чем концерты Зилоти — entre nous [между нами
(франц.)]. У меня есть очень много о чем с тобой переговорить и, несмотря на кажущиеся
разногласия, мы с тобой придем несомненно к каким-нибудь общим выводам [которые
примирят наши музы — которые, кстати говоря, и не ссорились (прим. И. Стравинского)].
Очень жаль, что мой sejour a St. Petersbourg [приезд в Санкт-Петербург (франц.)] будет очень
краток — 2—3 дня. Постарайся освободиться от всяких дел. Очень, очень хочу тебя видеть.
Твой Игорь Стравинский
Надеюсь быть в среду утром. Пошлем об этом телеграмму Гурию.
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
14 [27] сентября 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
вчера вечером отправил Вам ответную телеграмму следующего содержания: "На гонорар
согласны, если права для всех стран без исключения Америки. Письмо следует".
Я не знаю, конечно, Ваших соображений, на основании коих Вы предполагали исключить
Америку из передачи нам прав, но для нас это было бы крайне неудобно по многим причинам,
из которых две главные:
1) мы были бы лишены возможности тем или иным путем оградить себя от американских
перепечаток;
2) если бы [было издано] законное, переданное Вами американское издание, то, как мы это
знаем по опыту, оно непременно начало бы конкурировать с нашим в тех странах, которые не
имеют конвенции с Россией (Англия и многие другие). Конкуренция в таких случаях
выражается в том, что обе стороны волей-неволей спускают оптовые цены до того, что
начинают продавать с убытком, лишь бы вытеснить конкурента с данного рынка. Запретить
же американцам продавать свои издания или перепечатки в тех странах, которые эти права
не имеют, нет ни юридической, ни моральной основы.
Все это заставляет просить Вас не выключать Америку из передачи нам [прав], тем более,
что положительного значения Америка большого не имеет, но зато тем больше
отрицательное.
Я всего две недели пока вернулся из-за границы, где пробыл два месяца для поправки от
болезни, заставившей меня полтора месяца летом пролежать в постели. Теперь поправился
и со свежими силами принимаюсь за дело. Одновременно с этим письмом посылаю Вам свою
обещанную фотографию.
34
Долго ли Вы еще пробудете в Устилуге и куда оттуда направитесь? Если путь Ваш будет
проходить недалеко от Москвы, заезжайте непременно к нам. Хотелось бы лично
познакомиться.
Не можете ли Вы сообщить адрес Дягилева? Брат говорил мне, что он хотел уплатить нам за
"Жар-птицу", но до сих пор от него не было ни слуха, ни духа.
Итак, буду дожидаться Вашего ответа и, в случае Вашего согласия, распоряжения
относительно высылки денег и присылки рукописи.
Искренне Вас уважающий
Б. Юргенсон
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Венеция
[22 сентября] 5 октября 1912
Буду пытаться увидеть Метерлинка. Уезжаю в понедельник в Париж, гостиница "Кориллон".
Дягилев
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
24 сентября [7 октября] 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
прилагаю при сем перевод в 2000 руб. на Владимиро-Волынское казначейство, а также
передаточный документ для Вашей подписи. Будьте добры также вписать тональность и опус
Симфонии.
Меня очень интересует рукопись этого нового Вашего произведения. Оно уже закончено?
Когда можете нам прислать партитуру для гравирования? Я предполагаю, что эта Симфония
Ваша будет вторая по счету, так как я теперь слышал, что здесь летом исполнялась также
Ваша Симфония, но написанная уже давно, так сказать, Ваш первый дебют (до Scherzo
fantastique).
Искренне Вас уважающий
Б. Юргенсон
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Устилуг
26 сентября/9 октября 1912
35
Дорогой. Как только я отчалил из Санкт-Петербурга, я вспомнил, что забыл Вам передать,
что Общество драматических и музыкальных писателей в Париже теперь точно мне
сообщило сумму, которую держит [нрзб.], таким образом, Вы также имеете право toucher
votre part [получить Вашу часть (франц.)], что составит приблизительно 1075 франков.
Напишите им об этом, причем попросите у них выписку Вашего счета, ибо они страшное
жулье и могут Вас (опять) надуть, как желали это сделать со мною. Было еще что-то, что я
забыл Вам сказать при нашем коротком свидании — но теперь ничего не могу вспомнить. Не
позабудьте обо мне, когда будете обходить посмертную выставку Сапунова. Я желаю иметь
кое-что из его натюрмортов.
Весь Ваш
Игорь Стравинский
Мой адрес будет: Clarens, Hotel de Chatelard.
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Устилуг
26 сентября/9 октября 1912
Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!
Извещаю Вас о своем зимнем адресе — Clarens, Hotel de Chatelard — Suisse — для
телеграмм: Clarens, Stravinsky, куда прошу присылать мне "Музыку". Она что-то очень
неаккуратно приходит — вот опять я не получил 94 номер, а 95 тут — пришлите мне 94-й в
Кларан, пожалуйста.
Искренне уважающий Вас
Игорь Стравинский
В. В. Держановский — Н. Я. Мясковскому
Москва
30 сентября [13 октября] 1912
[...] Стравинский к нам не приезжал потому, что не удалось с "Петрушкой", а с "Петрушкой" не
удалось, потому, что жиды из Рушкаво Иждательства не дали ноты даже самому
Стравинскому. Что касается самого концерта, то он в общем довольно удался Соломошке, но
прошел в ужасных внешних условиях, о которых мы стараемся не вспоминать и не говорить
никому. Вам-то, конечно, скажу. Дело в том, что как раз в этот вечер в Москву пригнали
полторы тысячи волостных старшин и сельских старост и весь этот демос расположился в
Алексеевском Народном доме на ночлег (тут же на верандах), предварительно откушав чаю.
Вы можете себе представить какой истинно-русский п..шь и шум стояли в воздухе и как это
гармонировало с "Жар-птицей" и прочими деликатесами… Я чуть не подох от злости и
бессильного возмущения. Соломошка тоже чувствовал себя изрядно плохо и я просто диву
даюсь, как он в таких условиях и, увы, в таком воздухе смог так хорошо, а моментами
36
("Поганый пляс", Andante из Симфонии) блистательно дирижировать. Отношение прессы Вам
уже известно из "Музыки". Между прочим, многие из этих сельских варваров были жестоко
наказаны, приобретя номер "Музыки". Воображаю, какими безумными глазами
рассматривали они нотные примеры Вашего разбора Стравинушки. А последний, кстати
сказать, разбором был весьма и весьма доволен, о чем мне и писал. Разбор действительно
хороший, как и все, что Вы пишите. Теперь я уже прочно сижу на убеждении, что Вы не
только блистательный композитор, но и блистательный критик-художник. […] Даже такой
строгий критик, как Ваш молокосос Прокошка, изволил заявить мне, что "этот Ваш Мизантроп
очень недурно пишет". Ну, еще бы! [...]
И. Ф. Стравинский — Н. Н. Римской-Корсаковой
Устилуг
2 [15] октября 1912
Глубокоуважаемая и дорогая Надежда Николаевна!
Когда я был у Вас, я говорил Вам о своей Симфонии, и просил Вас дать ее для гравирования
Юргенсону. Я ему писал, прося сказать откровенно, может ли он награвировать ее не
испачкав Вашего экземпляра — во всяком случае Ваш экземпляр будет ему необходим, ибо,
если бы он и не поручился за чистоту своих граверов, то всячески должен будет снять с
Вашего экземпляра копию. Поэтому очень прошу Вас послать ему Симфонию (если Вас не
затруднит сейчас же), за что вперед благодарю Вас.
Мы задержались с отъездом за границу из-за простуды моей дочери. Теперь, по-видимому,
все прошло и мы собираемся выехать послезавтра. Мой адрес: Hotel du Chatelard, Suisse.
Буду счастлив получить от Вас весточку.
Искренне преданный и любящий Вас
Игорь Стравинский
Очень приятно было увидаться с Вами. Будьте здоровы и не забывайте меня.
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
[Устилуг]
[2/15 (?) октября 1912]
Письмо квитанцию получил. Изумлен. Разумеется, [это] Первая и единственная симфония.
Если то была бы Вторая, сумма гонорара значительно превысила настоящую. Еду за границу,
потому необходим немедленный телеграфный ответ вернуть ли деньги.
М. О. Штейнберг — И. Ф. Стравинскому
Петербург
2 [15] октября 1912
37
Дорогой Игорь!
Вчера я играл свой балет у Дягилева. Он сообщил мне, что ты писал ему о существовании
этого балета. Посему спешу поблагодарить за дружеское содействие. Присутствовали: Бакст,
Нувель и Черепнин. Что касается до результатов, то они мне пока совершенно не известны.
Судя по приему, оказанному мне, я не могу думать, чтобы они были неблагоприятны, но, так
как определенных суждений по поводу музыки высказано не было (Черепнину, впрочем,
очень нравится — я ему раньше играл), — то и в противном, то есть в благоприятных
результатах, я далеко не уверен.
Пишу тебе пока два слова, так как кроме этого ничего нового не случилось. Будь здоров и
передай привет Екатерине Гавриловне, и детей поцелуй лишний раз. Напиши свой
швейцарский адрес.
Твой М. Штейнберг
Вообще жду от тебя известий.
все, что я запомнил с первого раза
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
4/17 октября 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
без всякого сомнения недоразумение относительно Симфонии никакого значения не имеет и
произошло лишь вследствие того, что нам пришлось сговариваться относительно этого
произведения телеграммами, что лишило Вас возможности более подробно и обстоятельно
обо всем написать.
Конечно, мы приложим все старания сохранить Вашу рукопись при гравировке в наилучшем,
незапачканном виде. Если же Вы все-таки опасаетесь за нее, то мы по Вашему
распоряжению дадим сделать с нее копию (за Ваш счет). Дайте мне, пожалуйста, знать, как
поступить в этом случае.
Здоровье мое, спасибо, теперь совершенно поправилось. Искренне Вас уважающий
Б. Юргенсон
Н. Н. Римская-Корсакова — И. Ф. Стравинскому
Петербург
7/20 октября 1912
Дорогой Игорь Федорович,
38
третьего дня я получила Ваше письмо. Насчет Вашей Симфонии был разговор с Вами, когда
мы встретились у Макса, но о том, чтобы я дала согласие для гравировки Ваш автограф,
подаренный Николаю Андреевичу, Вы мне не говорили, да и было бы ни с чем несообразно
требовать это от меня. Я тогда уж сказала, что с этого единственного экземпляра
гравировать не приходится, а Вы сказали, что дадите Юргенсону принадлежащие Вам
оркестровые голоса. На мой взгляд, Вы не правы, а Юргенсон прав, если он требует от Вас
экземпляр партитуры, так как такого примера еще не было, чтобы автор, продавая свои
сочинения издателю, не представил бы ему партитуры этого сочинения. Поэтому, если Вы
закажете снять копию с моего экземпляра, то я немедленно передам от Вашего имени мой
экземпляр копиисту и перешлю эту копию издателю; если же Юргенсон согласен
израсходовать на переписку партитуры, то пусть он мне пришлет письменное удостоверение
в том, что он желает получить от меня подлинник Вашей Первой симфонии, для снятия с него
копии и обязуется по снятии копии немедленно вернуть мне автограф в чистоте и
сохранности. Никаким уверениям издателя, что граверы не испачкают автограф, я не
поверю. Я прекрасно знаю по опыту, в каком виде возвращаются рукописи, и потому для
гравирования подлинники не дам ни за что. Браните меня как хотите, сердитесь на меня, а я
все-таки скажу, что имею полное право не давать издателю перешедшего в мою
собственность автографа, которым я очень дорожу, во-первых, потому, что заключающуюся
в нем музыку я очень люблю, во-вторых, потому, что он принесен Вами в дар Николаю
Андреевичу и служит доказательством Ваших хороших чувств к моему мужу. Самое лучшее
было бы сделать так: я отдам копиисту здесь, в Петербурге, мой экземпляр для снятия копии,
на Ваш ли счет или на счет Юргенсона, это как Вы хотите и как Вы мне скажете, мне
безразлично. Копиист обратится за расчетом к Вам или к Юргенсону, а копию я перешлю в
Москву, пусть только Юргенсон (если это будет его заказ) напишет мне, что просит заказать
для него копию. Таким образом, не надо было бы пересылать автографа взад и вперед.
Итак, как видите, исполнить немедленно Вашу просьбу — переслать Юргенсону Симфонию
без всякого с его стороны ручательства, что мой экземпляр не попадет в руки граверов — я
не могу.
Надеюсь, что Ваша семья теперь вся в порядке. Шлю привет Екатерине Гавриловне и жму
Вашу руку, желаю Вам всего лучшего.
До следующего, надеюсь скорого Вашего приезда в Петербург.
Любящая Вас
Н. Римская-Корсакова
P. S. Андрей шлет Вам поцелуй.
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
[10] 23 октября 1912
Господин Игорь Стравинский!
39
Около года назад я послал в Санкт-Петербург корректуру оркестровой партитуры Вашего op.
2, "Фавн и пастушка", подготовленного к печати. К сожалению, я не получил ее обратно. На
мой запрос, посланный в Попечительный совет, я сегодня получил ответ, заключающий в
себе просьбу выяснить у Вас вопрос о названной партитуре. Вследствие этого я позволил бы
себе спросить Вас, когда бы я мог ожидать корректуру Вашей партитуры?
В ожидании новостей заранее благодарю Вас и прощаюсь.
С совершенным почтением
Франц Шефер
И. Ф. Стравинский — Н. Н. Римской-Корсаковой
Кларан
13/26 октября 1912
Дорогая и глубокоуважаемая Надежда Николаевна! Ваше письмо восхитило меня! Вы
совершенно правы, не позволяя гравировать по Вашему экземпляру, ибо его наверное
испачкали бы ужасно. Не только за это не могу сердиться, но, наоборот, благодарить буду за
то, что Вы так дорожите моей рукописью. Я только что писал Юргенсону по этому поводу —
спрашивая его, не согласится ли он гравировать по имеющимся у него голосам Симфонии,
ибо уж очень мне не хочется тратиться — а это всегда въедет в 200 рублей. Как только он
мне ответит, я Вам напишу, что надо будет предпринять.
Жена Вам шлет свой искренний привет — я крепко целую Вам руки, хотя Вы это не любите —
что же делать, я многое делаю, что Вы не любите, но, несмотря на это, верно храню и умею
ценить Ваше ко мне расположение. Верьте мне.
Игорь Стравинский
Н. Н. Римская-Корсакова — М. О. Штейнбергу
Петербург
13 [26] октября [1912]
Дорогой Макс,
мне нужно передать Вам следующее: Оссовский получил для просмотра новое сочинение
Игоря — хоровое с оркестром. Это сочинение Игорь предлагает Кусевицкому напечатать. Но
Оссовский ошарашен новым произведением Игоря, что не знает даже, как ему быть; и вот он
желал бы показать его Вам. Так как Надя еще не встала с постели, поэтому у Вас это не
особенно удобно сделать, то предлагается просмотреть это сочинение у нас. Ответьте мне по
телефону, можете ли Вы придти сегодня вечером к нам, а также позвоните Оссовскому и
сговоритесь с ним, то есть прежде сговоритесь с Оссовским, а потом позвоните к нам. Отчего
Вы не были в концерте? Здоровы ли?
Н. Римская-Корсакова
40
И. В. Бессель — И. Ф. Стравинскому
Петербург
15/28 октября 1912
Уважаемый Игорь Федорович,
как нам стало известно через С. П. Дягилева, у Вас имеется оркестровка "Песни
Мефистофеля" Мусоргского нашего издания. Настоящим обращаемся к Вам с просьбой
сообщить нам Вашу цену за таковую Вашу работу, так как в случае, если назначенная Вами
плата будет для нас доступной, мы были бы готовы издать это сочинение в Вашей
оркестровке.
С совершенным почтением
И. Бесселъ
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
18/31 октября 1912
Дорогой друг,
получил твое письмо в Берлине и очень порадовался тому, что из него узнал. Когда увижу
Дягилева, я буду с ним говорить о "Метаморфозах" и буду настаивать на принятии этой вещи
к постановке. Но, быть может, и нет в этом надобности, быть может, он уже решил ее взять.
Пиши мне все, что происходит, — все слухи — все, что делаешь. Окажи мне одну услугу —
зайди к Циммерману и спроси, что будет стоить timpano piccolo. Я тебе говорил уже, что у
меня он встречается в Sacre — там одна нота Si; он, вероятно, настраивается так же, как и
все timpani?
Как идет работа по инструментовке "Метаморфоз"? Виделся ли ты с Бакстом, которого
выселяют в черту оседлости? Играл ли ты ему свои сочинения?
Наш сезон в Берлине начнется по словам Дягилева, переданным Гурию, в конце ноября
нового стиля и до 20-го декабря старого стиля.
Пиши как можно больше о себе и верь мне.
Всегда твой Игорь Стравинский
Сообщи Андрею мой адрес, так же, как и сокращенный телеграфный — Clarens, Stravigor.
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
18/31 октября 1912
41
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Получил Ваше письмо от 26-го и сегодня же напишу Н. Н. Римской-Корсаковой просьбу
выслать нам партитуру, причем обязуюсь воспользоваться ее экземпляром только для
переписки.
Ваше предложение гравировать с партий совершенно неосуществимо: прямо с партий
гравировать нельзя, пришлось бы с голосов составить партитуру, что, конечно, и дольше и
дороже простой переписки партитуры.
О том, что Дягилев был в Москве, я узнал только уже после его отъезда. Несколько дней
тому назад послали ему телеграмму с уплаченным ответом и просьбой уплатить — но ни
ответа, ни уплаты до сих пор не последовало.
Ваше желание относительно партитуры балета будет исполнено.
Искренне Вас уважающий
Б. Юргенсон
P. S. Купер хотел бы исполнить в Музыкальном обществе Симфонию как только возможно
будет получить материал. Я думаю, что после переписки партитуры это можно будет сделать.
Сараджев обещал дать мне партии свои.
М. О. Штейнберг — И. Ф. Стравинскому
Петербург
20 октября [2 ноября] 1912
Дорогой Игорь,
уведомляю тебя, что партитура "Жар-птицы" передана мною Н. Г. Струве, который увез ее в
Берлин, так что можешь ее получить во всякое время. Получил ли ты мое письмо,
адресованное: Berlin, Russicher Hof? Отчего это ты не можешь написать ни единой строчки?
От Дягилева до сих пор не имею ответа, такая неопределенность весьма утомительна и я в
прескверном настроении. Бакст очень доволен музыкой, что меня весьма радует. Напиши,
пожалуйста, что ты обо всем этом думаешь.
Привет всем твоим.
Любящий тебя
М. Штейнберг
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
[22 октября] 4 ноября 1912
42
Глубокоуважаемый господин!
Так как на мое письмо от 23 октября я не получил никакого ответа, то предполагаю, что либо
оно затерялось, либо Вас нет более в Кларане. На всякий случай по поручению
Попечительного совета в Петербурге я делаю сегодня еще одну попытку задать Вам вопрос о
корректуре партитуры "Фавна и пастушки". Как я Вам уже сообщал, около года назад я
послал Вам для корректирования партитуру этого сочинения в Петербург и не получил его
обратно. Попечительный совет поручил мне выяснить у Вас лично вопрос о корректуре этого
произведения.
Если это письмо будет вручено Вам в руки, то Вы крайне обяжете меня Вашим ответом.
С совершенным почтением, преданный Вам
Франц Шефер
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
[23 октября/5 ноября 1912]
Дорогой!
Сообщи мне немедленно, куда мне писать Баксту, если возможно, то даже не поскупись на
телеграмму. Я сам не знаю адреса Дягилева, а то бы написал ему немедленно еще многое о
твоем детище. Напиши также, сейчас по получении от тебя известия с адресом Бакста, и ему.
Надо действовать. Не унывай: молчание Дягилева еще ничего не доказывает, ибо сейчас
главное — это вопрос небольшой спешки.
Целую тебя крепко
Твой Игорь Стравинский.
И. Ф. Стравинский — А. Н. Римскому-Корсакову
Кларан
23 октября/5 ноября 1912
Дорогой, если будешь для меня искать Левицкого, как ты обещал, будет прекрасно, если же
"Старые годы" за 1907 год — будет напрасно, ибо мама уже нашла для нас за весь год за 70
рублей — Удачно? Что скажешь? В Берлине купил японскую бумагу. Приедешь ли туда?
Будем там один месяц — от 20 ноября до 20 декабря старого стиля.
Твой Игорь Стравинский
Целую ручку Надежде Николаевне.
Н. Н. Римская-Корсакова — И. Ф. Стравинскому
43
Петербург
25 октября/7 ноября 1912
Дорогой Игорь Федорович,
Симфония Ваша отправлена в Москву к Юргенсону после того, как я получила от него
соответствующее моему желанию письмо. Он просил меня оставить Ваш автограф у него до
первой корректуры для проверки могущих возникнуть недоразумений или, правильнее
сказать, сомнений на счет ошибок. Я на это согласилась, полагаясь на обещание Юргенсона,
что он мой экземпляр граверам не даст.
Радуюсь, что Ваша Симфония будет напечатана, следовательно, мы ее услышим в одном из
концертов будущего сезона.
Всего Вам лучшего. Привет Екатерине Гавриловне
Ваша Н. Римская-Корсакова
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Мюнхен
[29 октября] 11 ноября 1912
Мы начинаем берлинские спектакли 16. Премьера "Жар-птицы" 21. Буду в Берлине завтра в
гостинице "Адлон".
Дягилев
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Мюнхен
[29 октября] 11 ноября 1912
Окончил ли ты "Весну"? Можешь ли приехать опять в Берлин 20 ноября.
Дягилев
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
[Кларан]
[31 октября] 13 ноября 1912
Спасибо, дорогой, за скорое сообщение, где Бакст. Я только что из Парижа (приехал вчера,
12-го утром), а Бакст, верно, вчера же утром приехал в Париж. На днях еду в Берлин, где 21го нов. ст. идет "Жар-птица". Счастлив буду прочесть в "Речи" хвалебную статью Каратыгина
44
о "Метаморфозах". Буду много говорить Дягилеву. Как ты доволен исполнением? Пиши —
Берлин.
Твой Игорь Стравинский
Видишь! — и Каратыгин находит твою музыку пластичной — я ужасно рад — "Les beaux espris
se rencontrons" ["Хорошие мысли встретятся" (франц.)].
Слышал новый балет Дебюсси. Он мне его играл с большим увлечением. Чудная вещь. Я,
признаться, от теперешнего Дебюсси не ожидал такого юношеского порыва.
И. В. Бессель — И. Ф. Стравинскому
Петербург
31 октября/13 ноября 1912
Милостивый государь,
получил Ваше почтенное письмо от 6 ноября с. г. Мне лично не было известно о том, что
служивший у меня раньше г-н Сук, которого я никогда не уполномачивал вести с Вами
переговоры по поводу оркестровки "Песни о блохе" Мусоргского, по собственной инициативе
обратился к Вам с просьбой сообщить размеры желаемого Вами гонорара, а потому и не
могла быть известна назначенная Вами сумма. То же обстоятельство, что сумма,
назначенная Вами за оркестровку за три года, удвоилась, меня удивляет. Так как мне через
С. П. Дягилева стало известно, что у Вас имеется оркестровка принадлежащей мне по праву
полной собственности для всех стран "Песни о блохе" Мусоргского и я вообще предполагал
выпустить оркестровое издание, то я и обратился с запросом к Вам, прежде всего. И так как
Вами была, как оказывается, уже назначена сумма 100 (сто) руб., то настоящим я и выражаю
готовность уплатить Вам за Вашу оркестровку вышеупомянутого сочинения, переданную мне
в собственность, 100 (сто) руб. В случае же, если бы Вы не сочли возможным согласиться на
этот гонорар, то я закажу оркестровку этого сочинения другому композитору, которую и
издам.
То, что Вы пишите об "установленном законами разных стран авторском гонораре за
инструментовку", является непонятным, ибо ни одними законами подобный авторский
гонорар за инструментовку сочинения другого композитора не предусматривается и не
оговаривается.
С совершенным почтением
И. Бессель
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
[3] 16 ноября 1912
Глубокоуважаемый господин Игорь Стравинский! Вчера я позволил себе переслать Вам
второй корректурный оттиск "Фавна и пастушки". Несмотря на то, что нынешний год почти
45
завершен, было бы все же очень желательно выпустить в свет это сочинение еще в этом
году. Поэтому не могли бы Вы поскорее вернуть корректуру с Вашими пометами, ибо
произведение уже готово к печати.
Заранее благодарю Вас.
С совершенным почтением
Франц Шефер
Л. С. Бакст — И. Ф. Стравинскому
Париж
[4] 17 ноября 1912
Дорогой Игорь!
Спасибо за память. Я вернулся недавно из Питера. Там все по-прежнему гадко, но все же
лучший "мир" — это музыкальный, ибо в нем люди; живописцы же, сукины дети, только и
грызутся между собой, строят подвохи и вяло влачат ненужное Петербургу существование.
Когда видишь в восемь с половиной утра на репетиции почти полную залу Дворянского
собрания, где все, уже причесанные (а дамы и похорошевшие) собрались, несмотря на
плохую погоду и тьму — веришь, что это — народ музыки. А когда увидишь, что два с
половиной человека уныло бродят по выставке, что на стенах выставлены кубистические
слюни (хоть бы ругались языком живописи, и то хлеб; а право — срамно за людей, зовущих за
деньги смотреть это г..о!), что после такой выставки, которую размазывают из желания
показать, что следят за прогрессом — хочется удрать как можно дальше и начинаешь вдруг
верить Сергею Дягилеву, который клянется, что "никогда русской школы живописи не было и
не будет"!
На репетиции я был в восхищении (восхитительно сделано, до щекотки приятная
инструментовка; много неожиданного и вообще очень даровито) от отрывков из
"Метаморфоз" Штейнберга. Первый раз, за фортепиано, не разобрал, и все же был увлечен,
в особенности финалом; но Сережа сбил меня с позиции, величественно бурча что-то кислое;
второй раз я слышал уже один — Штейнберг играл и я совсем вошел […] и очень
понравилось. Сказал Сереже — он меня выругал за мое "понимание музыки". Меня никак
нельзя так легко сбить, как подтрунивая над моим пониманием музыки, но тут я не сдался; на
репетиции же оркестровой совсем очаровался и уверяю тебя — совсем не представлял себе
по фортепиано, что это такое. Я рад за него, ибо он трогательно хорошо работал весной в
Париже: в нем есть тихая и определенно-решительная влюбленность в свое искусство. [...]
Право, милый Игорь, если не употреблять свое искусство, как же быть с ним?
В Берлин я не поеду — ибо денег не много. Сережа — черт — не додал еще за прошлый год
целой половины, а расходов много. Но жду, милый, известий от тебя из Кларана и Берлина. С
Шурой помирился, то есть скорее он; так как я вовсе и не ссорился. А вытаращил глаза, когда
Сережа мне сказал, что Шура уверил его недавно, что он "три года был болен Бакстом". Вот
тебе и раз. Я, верно, сваливаюсь с небес. Но теперь — все ладно и, кажется, он полюбил
меня по-прежнему.
46
Из Петербурга меня выслали, как еврея, благодаря Зилоти, Толстому (из Музея Л. Т.) и Мих.
Сазонову мне разрешили проживать в гостинице". Черти полосатые!
Ну будь здоров, целую крепко тебя.
Твой старый друг
Л. Бакст
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Берлин
[7] 20 ноября 1912
Дягилев принимает "Метаморфозы". Письмо следует.
Стравинский
Н. Г. Струве — А. В. Оссовскому
[Берлин]
[после 20 ноября 1912 нов. ст.]
Дорогой Александр Васильевич,
только что читал в берлинских газетах о громадном успехе "Петрушки" и так как знаю, что
тебя это порадует, спешу поделиться этими известиями. По всему вижу, что успех [нрзб.] в
Берлине был больше, чем в Париже! Это много! [...]
И. Ф. Стравинский — А. К. Стравинской
[Амбулан]
[14] 27 ноября 1912
Мусечка, родная, очень тебя прошу переслать в Москву Б. Юргенсону (Колпачный пер., № 9)
11 руб. 80 коп., ибо отсюда очень неудобно это сделать.
Надеюсь, что тебя не обременит моя просьба.
Спешим на поезд в Веве, оттого кончаю.
Твой всем сердцем Гима
Гурушу целуем крепко.
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
47
[16] 29 ноября 1912
Глубокоуважаемый господин Стравинский!
Недавно я послал Вам второй корректурный оттиск "Фавна и пастушки", но не получил его
обратно. Так как некогда посланное мною почтовое отправление пропало, то я бы не хотел,
чтобы заново пересланная Вам корректура так же исчезла вновь. Поэтому уведомляю Вас о
своей посылке и прошу Вас, если это возможно, поскорее вернуть ее обратно.
В ожидании благоприятного ответа откланиваюсь.
С совершенным почтением
Франц Шефер
А. Н. Бенуа — И. Ф. Стравинскому
[Петербург]
[конец ноября (?) 1912]
Дорогой Игорь Федорович!
Ради всех святых, ответьте мне на мой вопрос о предложении парижского коммивояжера..
бернштейна (относительно тантьемов) и пришлите обратно переписанные Вами бланки. Дело
в том, что оные иудеи жестоко меня бомбардируют: почему-де я не отвечаю и де этим
подвожу других.
Молю! Ей-ей, заклинаю. Что это за ворчун парижский бернштейн?
Любящий Вас
Александр Бенуа
Екатерине Гавриловне мой почтительный и сердечнейший привет. Рассчитываю Вас здесь
видеть на "Петрушке"!
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
[Берлин]
[21 ноября] 4 декабря 1912
Макс, дорогой — ну вот видишь, твой триптих принят, чему я несказанно рад. Третьего дня я
весь день говорил с Дягилевым об этом и убедил его принять твое прекрасное произведение
— убеждать приходилось совершенно по иным основаниям, нежели музыкальным, ибо
Дягилев действительно не знал, как ему быть, — ведь у него не более и не менее как четыре
балета греческих (Нарцисс, Дафнис, Фавн и Орфей — Роже-Дюкаса) и твой — пятый.
Согласись сам, что тут было о чем подумать [И все они в декорациях того же Бакста (прим. И.
Стравинского)]. Во всяком случае, слишком жалко было бы отказаться от мысли поставить
48
нам твою вещь и решено было тебя известить, что твоя вещь принята, что я и сделал.
Дягилев недели через полторы-две приедет в Санкт-Петербург и тогда ты придешь к нему и
переговоришь об условиях.
Пока же целую тебя дружески и желаю успешно кончить оркестровую партитуру. Как жалко,
что я в оркестре не слышал. "Жар-птица" прошла очень хорошо. Пресса была великолепная.
Сегодня премьера "Петрушки".
Твой всегда Игорь Стравинский
Я тут, вероятно, до субботы.
Н. К. Рерих — И. Ф. Стравинскому
Петербург
23 ноября [6 декабря] 1912
Сейчас выслал 24 костюма и две книги с образцами украшений. Хочу приехать в конце
декабря. Куда?
Первое действие переделал по новому — лучше! Привет С. П. Пишите как и что.
Искренне преданный
Н. Р.
Н. Ф. Финдейзен — И. Ф. Стравинскому
Петербург
25 ноября [8 декабря] 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
не знаю чему приписать неполучение обещанного Вами материала: неисправности почты,
забывчивости или нежеланию его выслать. Будьте любезны сообщить, чтобы знать, печатать
ли о Вас статью или нет.
Преданный Вам
Ник. Финдейзен
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
28 ноября/ 11 декабря 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
49
письмо Ваше и рукопись "Звездоликого" получил. — Партитуру Сюиты Оскару Фриду послал.
К гравировке Симфонии только что приступили, так как только что получили первую
половину партитуры из переписки. — Голоса полного балета уже прокорректированы и
печатаются. Как только будут готовы, пошлю Дягилеву, — но это произойдет не раньше, как
к Рождеству.
Перехожу теперь к Вашему предложению издать хор "Звездоликий". Само собой разумеется,
что мы охотно возьмемся за это издание, но, прежде чем считать это дело поконченным, мне
хотелось бы воспользоваться случаем и поднять вопрос более общего характера.
Нам было бы весьма приятно считать себя Вашим постоянным издательством, а для этого, во
избежании частого повторения скучного и вместе с тем щекотливого вопроса о гонораре,
хотелось бы сразу выработать на более или менее продолжительное время нечто вроде
скалы гонораров за каждый разряд сочинений особо, хотя бы в таком подразделении:
Симфония
Симфоническая поэма или сюита
Мелкое оркестровое сочинение
Камерное сочинение (квартет, трио)
Сонаты, вокальные сочинения на 15—20 печатных страниц
Небольшие фортепианные пьесы, романсы, хоры.
Оперы, балеты и особые непредусмотренные здесь сочинения могут, если хотите, составлять
исключения и гонорар их может каждый раз обсуждаться особо. — Если мы с Вами так
устроим, то этим значительно упростятся и выяснятся наши взаимоотношения. Может быть,
Вы возьмете на себя инициативу выработать размеры гонорара для каждого рода сочинений,
а нам останется только, обсудив с Вами эти размеры, принять их раз и навсегда.
В виду того, что Вам придется, если Вы с моим предложением соглашаетесь, распределять
сочинения на разряды, я позволю себе обратить Ваше внимание на то, что в смысле гонорара
хор "Звездоликий", по-моему, следует приравнять в виду его размера к числу мелких
сочинений. Ведь то большее количество авторского труда, которое на него, может быть,
потрачено в виду оркестрового сопровождения и сложности фактуры, не представляется, с
точки зрения издателя, плюсом, а скорее минусом, так как сильно ограничивает круг
исполнителей и увеличивает затраты на издание, с одной стороны, затрудняет сбыт и
возмещение расходов. — Надеюсь, что на мое предложение, имеющее в виду установить
между нами более близкие и прочные отношения, Вы отзоветесь сочувственно.
Искренне Вам преданный
Б. Юргенсон
Л. Б. Бернштейн — И. Ф. Стравинскому
Париж
50
[29 ноября] 12 декабря 1912
Глубокоуважаемый Игорь Федорович.
Спешу ответить на Ваше письмо. Александру Николаевичу Бенуа я три раза писал, но
никакого ответа от него не получил. Задержка, как видите, только с его стороны, и она
отражается на всем деле. О каких formules [бланках (франц.)] Вам пишет Александр
Николаевич — я и догадаться не могу. Сегодня же, впрочем, напишу еще раз г-ну Бенуа.
Кстати, я написал С. П. Дягилеву в Берлин, но и от него не имею никакого ответа. Будьте так
любезны сообщить мне, где теперь г-н Дягилев и по какому адресу ему можно написать.
С глубоким уважением и заранее благодарю
Л. Бернштейн
И. Ф. Стравинский — Н. К. Рериху
Кларан
1/14 декабря 1912
Дорогой друг, извините меня, что до сих пор Вам ничего не написал. Я на днях приехал из
Берлина и только что получил пересланные эскизы к костюмам нашей "Весны". С одной
стороны, я безумно рад, что вышло так именно, и я их увидал — и, Боже, как они мне
нравятся — это чудо! — Лишь бы их сшили бы хорошо! С другой стороны, досадно, что
пройдет некоторое время, пока Нижинский их получит, хотя я сегодня же их ему вышлю. Я
потому Вам в телеграмме и упомянул "envoyez Nijinsky" [посылайте Нижинскому" (франц.)],
что сам не рассчитывал дольше оставаться в этой ужасной дыре — Берлине. Нижинский
должен был вчера в пятницу начать ставить "Весну" и упрашивал меня остаться, но я никак
не мог — решено было, что если ему трудно будет справиться без меня, то он мне пришлет
телеграмму, чтобы я приехал — я обещал выехать (это в третий-то раз)!. Он ужасно, верно,
негодует на Вас, что Вы выслали не ему, а мне — ну да что делать! В Берлине шли обе мои
вещи — и "Птица" и "Петрушка". Господи! Только бы Нижинский успел поставить "Весну",
ведь это так сложно. Я по всему вижу, что эта вещь должна "выйти" как редко что! Наши
пробудут в Берлине до пятницы 7-го (русского стиля) декабря, затем едут на самое короткое
время в Бреславль и затем в Будапешт на сравнительно более долгое время (дней на 14), а
оттуда в Вену.
Пока жму крепко Ваши руки и посылаю свой сердечнейший привет Елене Ивановне.
Ваш всегда И. Стравинский
И. Ф. Стравинский — А. Н. Бенуа
Кларан
2/15 декабря 1912
Милый и дорогой друг.
51
Я недавно из Берлина, где и до сих пор отплясывают "Птицу" и "Петрушку". Пляшут здорово!
Застало тут Ваше отчаянное письмо, из которого узнал, что Вы мне писали (не отпирайтесь)
— но первого письма Вашего не получил. Что это значит? Я решительно ничего не понял из
всей этой истории с иудеем Бернштейном, у которого нос картошкой, лоб сомнительный,
волосы вьются и изорту воняет нестерпимо. Но по свойственной лишь мне гениальной
проницательности я сейчас же напал на след — ах, зачем я не в тайной полиции! Господи,
какие бы деньги я мог нажить! Но об этом в следующий раз.
Итак, продолжаю. Я сейчас же написал вышеупомянутому иудею, что, во-первых, меня
удивляет, что Общество драматических писателей до сих пор не выслало следуемые Бенуа
деньги, тогда как я свою часть давным-давно получил, а затем прошу разъяснить какие
бумаги мне надо подписать, что, мол, это задерживает дела Бенуа. На это он мне отвечает
письмом, которое я Вам пересылаю.
Дело вот в чем. Как я понимаю, Бернштейн заинтересован нами всеми — мной, Черепниным,
Дягилевым (как наследующим авторские Мусоргского за прошлые годы) и другими в 5 %, кои
он получит, лишь только удастся ему получить из Общества деньги за исполнение русских
драматических произведений в пределах Франции (и, главным образом, конечно, в Париже).
Вот он и собирает теперь всех авторов — нужна ему и Ваша подпись, ибо Вы автор "Армиды",
шедшей в Париже и в Монте-Карло, а может быть, и в Брюсселе, который также подлежит
ведению Общества. Но за "Петрушку" Вы можете получить деньги и прочее из Общества, ибо
тут Бернштейн не причем, и получаем мы с Вами их вполне законно, так как "Петрушка",
изданный в Берлине фирмой Российского музыкального издательства, рассматривается как
немецкое сочинение, а с Германией Общество давным-давно в конвенции — ведь Обществу
автор важен лишь постольку, поскольку он издан русской фирмой. Вот и все.
Несколько слов о Берлине. Это просто-напросто г...о — настоящее русское, то бишь немецкое
г...о. Там нет ничего. Скука зеленая. Штраус, царствующий в Берлине, как, скажем, у нас
Глазунов с Лядовым, был со мной очень любезен, а в зале говорил, прослушавши "Петрушку",
что иногда не без удовольствия прослушивает сочинение своего подражателя — нет, какая
сволочь!
Был у нас Вильгельм (ей- Богу, не знаю, где надо мягкий знак ставить). Из телеграмм Вы
знаете, что он очень все одобрил, особливо "Клеопатру" за [нрзб.]. Было очень нарядно — то
есть, вернее, торжественно, когда вся зала, как один человек, встала и начала аплодировать
ему, а он раскланивался из ложи. Театр старый, но нехороший. Оркестр поразителен, играл
"Петрушку" великолепно. Вот бы Вам послушать
В Питер я не собираюсь. Целую Вас и ручки у Анны Карловны. Жена моя Вам обоим шлет
свои amities [выражения дружбы (франц.)]. He забывайте нас.
Ваш Игорь Стравинский
Если "жид" будет Вас донимать, напишите мне.
И. Ф. Стравинский — Н. Ф. Финдейзену
Кларан
2/15 декабря 1912
52
Николай Федорович, дорогой, — ругайте меня самой отборной русской руганью, если Вы
только знаете такую, не жалейте меня, ибо я свинья из свиней, недостойная никаких
снисхождений. Я не извиняюсь, не оправдываюсь, — но я все это время был в Берлине при
очень ответственных и сложных работах постановки двух моих произведений — "Жар-птицы"
и "Петрушки" (о чем Вы, наверное, не знали, ибо я ничего не читал об этом в "Русской
музыкальной газете"), и я ни о чем не мог думать, кроме этих постановок. Так продолжалось
месяц. Я всего три дня, как вернулся в Кларан, твердо решившись засесть за письмо к Вам,
как вдруг получаю от Вас громовую открытку. Так мне и надо! Поделом! Все же, если еще не
поздно, то примите от меня обещанный материал. Во-первых, карточку, во-вторых, список
моих сочинений, в-третьих, автограф из "Петрушки" (как Вы желали) и, в-четвертых, "взгляд
и нечто" о моем последнем произведении "Весна священная", с чего и начну.
Первая мысль о моей новой хореодраме "Весна священная" ("Le Sacre du Printemps" —
"Fruhling der Heilige") появилась у меня еще при окончании "Жар-птицы" весною 1910 года. Я
пожелал работать с Н. К. Рерихом, чтобы вместе с ним составить либретто этой вещи, ибо
кто же, как не Рерих, мог мне помочь в данном деле, кто, как не он, ведает всю тайну
близости наших праотцов к земле. Мы в несколько сроков выработали либретто, которое, в
общем представляется в следующем виде:
"Часть первая, носящая название "Поцелуй земли", заключает в себе древние славянские
игры — радость весны. Оркестровое вступление — рой дудок весенних, далее после
поднятия занавеса — гадания, игры хороводные, игра умыкания, хоровод-игра с городом, и
все это прерывается шествием "Старейшего-мудрейшего", старца, который дает земле
поцелуй. Бешеное выплясывание земли опьяненных весною людей заключает первую часть.
Во второй части девушки ведут ночью тайные игры на холме священном. Одна из девушек
обречена судьбой на жертву. Она заходит в тупик каменного лабиринта, все остальные
славят тогда избранную буйной воинственной пляской. Тогда приходят старцы. Обреченная,
оставшаяся одна с глазу на глаз перед старцами, пляшет свою последнюю "Священную
пляску" — Великую жертву. Последними словами и названа вторая часть. Старцы —
свидетели ее последней пляски, кончающейся смертью обреченной".
На протяжении всего моего произведения я даю почувствовать слушателям в лапидарных
ритмах близость людей к земле, общность их жизни с землей. Вся вещь должна быть
поставлена танцевально с начала до конца — пантомиме не уделено ни одного такта. Ставит
ее Нижинский, со страстным рвением и самозабвением принявшийся за дело. Пока все.
Крепко жму Ваши руки.
Ваш Игорь Стравинский
Список моих сочинений:
1) Симфония для оркестра, 1907 г. Изд. Юргенсона (печатается).
2) Сюита "Фавн и пастушка" для голоса с оркестром, 1907 г. Изд. Беляева.
3) Фантастическое Скерцо для оркестра, 1908 г. Изд. Юргенсона.
4) "Фейерверк", фантазия для оркестра, 1908 г. Не издана.
53
5) "Погребальная песнь" для оркестра, 1908 г. Не издана.
6) Две песни для голоса и ф-но: "Весна монастырская" и "Росянка хлыстовская", 1908 г. Изд.
Юргенсона.
6-bis) Pastorale — для голоса и ф-но, 1908 г. Изд. Юргенсона.
7) Четыре фортепианных этюда, 1908 г. Изд. Юргенсона.
8) Сцена из сказки "Соловей" Андерсена для соло (сопрано колоратурное, сопрано
лирическое, тенор, высокий бас, низкий бас), мужского хора и оркестра, 1909 г. Изд. Рос. Муз.
Изд. (печатается).
9) Сказка-балет "Жар-птица", 1910 г.
10) Два романса на слова Верлена для баса с ф-но, 1910 г. Изд. Юргенсона.
11) "Петрушка", потешные сцены в 4-х картинах, 1911 г. Изд. Рос. Муз. Изд.
12) Две песни: "Незабудочка" и "Голубь", 1911 г. Изд. Рос. Муз. Изд.
13) "Звездоликий", кантата для муж. хора и оркестра, 1911—1912 гг. Не издано.
14) "Весна священная". Хореодрама в двух частях, 1912 г. Издается Рос. Муз. Изд.
Вот и все пока что!
И. Стравинский
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
3 [16] декабря 1912
Глубокоуважаемый господин Стравинский! По получении недавно исправленной Вами
корректуры, я отдал ее в печать. Из Петербурга мне сообщили, что я должен отослать
авторские экземпляры сочинения непосредственно на Ваш заграничный адрес. Так как я
получил корректуру из Берлина, то невольно усомнился, находитесь ли Вы ныне в Монтрё.
Позвольте мне осведомиться у Вас, куда мне посылать экземпляры Вашего сочинения.
С совершенным почтением
Франц Шефер
М. О. Штейнберг — И. Ф. Стравинскому
Петербург
3/16 декабря 1912
54
Дорогой друг Игорь, никак не мог собраться написать тебе на прошлой неделе: каждый день
приходили новые корректуры и не было ни минуты свободной. Прежде всего благодарю тебя
за дружеское содействии [по поводу] постановки "Метаморфоз": Дягилева до сих пор нет и
посему я пребываю в полнейшей неизвестности относительно дальнейшей судьбы моего
произведения. После твоей второй телеграммы я со спокойным сердцем принялся за
окончание выпуска в свет "Основ оркестровки" Николая Андреевича (книга выйдет, наконец,
в январе). Тем не менее, вопрос о балете не может меня не волновать. Мне совсем не
хотелось бы отдавать его кому бы то ни было так, "вообще", в надежде, что его когда-нибудь
впоследствии поставят. Надеюсь, однако, на скорое выяснение этого вопроса.
Насчет timpano piccolo я справлялся у Циммермана. Заказать можно в какой угодно стране с
объемом до кварты. Приблизительная цена — обыкновенная, с настройкой винтами — 75
руб., с рычагом — около 150 руб. Если ты закажешь для Парижа, то будет дешевле: первая
рублей на 15, вторая — на 30, ввиду отсутствия пожеланий (конечно, потом все равно
придется уплатить при проезде в Россию). Напиши мне, пожалуйста, какие ноты тебе нужны
и действительно ли ты собираешься сделать заказ; я тогда тебе узнаю в точности.
В заключение пикантная история: Бессель предлагает мне оркестровать для него "Блоху"
Мусоргского. Я притворился невинным и сказал, что, насколько мне известно, существует
твоя оркестровка, отчего бы ее не издать? Тогда Бессель стал уверять, что он никак не
может дождаться ответа от тебя (также Дягилева, который по непонятной причине должен
был это дело устроить), что он не знает твоего адреса (я сейчас же любезно взялся сообщить
его). В конце концов я, конечно, наотрез отказался, ибо совсем не желаю потакать
торгашеским наклонностям Бесселя.
Радуюсь твоему успеху в Берлине и хотел бы получить письмо поподробнее. Кланяюсь всем
твоим и целую тебя.
Твой М. Штейнберг
С. П. Дягилев — И. Ф. Стравинскому
Берлин
[5] 18 декабря 1912
Репетиции [еще] не начались. У нас нет эскизов. В аранжировке для пианолы нет никакой
необходимости.
Дягилев
С. Л. Григорьев — И. Ф. Стравинскому
[Берлин]
[5] 18 декабря 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович!
Посылаю Вам просимые две программы от 21 ноября и от 4 декабря. Всего в Берлине "Жарптица" прошла девять раз, "Петрушка" — семь раз. В Бреславле не [нрзб.], так как там
55
оказалась очень маленькая сцена и плохой оркестр. В Будапеште пробудем с 23 декабря по 6
января включительно. Из Ваших балетов даем одну "Жар-птицу". В Вене будем с 8 по 16
января. К репетиции Вашей новой вещи Нижинский не приступил еще — ждет рисунков
костюмов. "Фавн" прошел с большим успехом, бисировали и на первом, и на втором
представлениях. Теперь будем давать его каждый день до конца, то есть еще четыре раза.
Передайте мой большой поклон Вашей супруге.
Остаюсь уважающий Вас
Сергей Григорьев
И. Ф. Стравинский — М. О. Штейнбергу
Кларан
6/19 декабря 1912
Дорогой друг.
Получил твое письмо. Относительно твоего балета не печалься, ибо то, что я
телеграфировал, касалось лишь этого года. Подробнее ты все узнаешь от Дягилева, с
которым ты всегда можешь войти в соглашение относительно точного срока постановки. Он
приедет теперь уже скоро — верно, из Пешта, как он хотел, а будет он в Пеште через неделю
или 10 дней.
Что касается литавр — то об этом я тебе напишу точно вскоре — помоги, прошу тебя,
разъяснить мне, что значит "объем до кварты" — ты мне пишешь, что заказать у Циммермана
можно в каком угодно тоне с объемом до кварты — если это значит, что перестраивать
можно в пределах кварты, то мне интересно знать предельные ноты этой кварты и вообще
предельная вышина, до которой настраивается этот инструмент. Очень тебе благодарен за
наведение справки. Спроси также, сколько стоит маленькая труба в Re. Повторяю еще раз,
что я имею решительное намерение сделать запас литавров.
Курьезное это дело с Бесселем. Дело в том, что его шантаж не имеет решительно никакого
предела. Когда Дягилев был в Питере, он виделся с Бесселем и в разговоре упомянул о том,
что у меня есть оркестровка "Блохи" Мусоргского. На это Бессель ему возразил, что я ломлю
невероятную цену — помилуйте, он просит 100 рублей Дягилев сказал, что ему следует
купить эту оркестровку, если она ему обошлась бы и несколько дороже, ибо через несколько
лет "он с Вас спросит 1000 рублей". Разумеется, я получаю письмо от Бесселя, который
делает вид, что он лишь теперь от Дягилева узнал о том, что у меня имеется эта оркестровка.
Я ему на это написал, что три года тому назад его уполномоченный Сук мне телефонировал
относительно этого и, найдя мою цену слишком дорогой, отказался от приобретения
оркестровки. Теперь же я прошу 200 рублей. На это я получаю от Бесселя письмо довольно
резкого содержания — что он никакому Суку (уволенному им) не поручал со мной вести
переговоров, что он удивляется, что за три года цена на эту оркестровку возросла вдвое (а не
втрое?!) и что он готов уплатить мне первоначальную цену — в случае же [если] я не
соглашусь на эту, он закажет инструментовку этого сочинения другому композитору и
напечатает ее (оригинальная форма мести и принуждения). Я ответил на это письмо, что я
вовсе не навязывал своей инструментовки и он волен заказывать или не заказывать кому
угодно. Что же касается до "удивления" его, что цена за три года повысилась вдвое, то я ему
позволил себе заметить, что такого рода удивления в промышленно-издательском деле суть
56
ценности, ждущие своей переоценки. После этого я больше не получал письма от него — а
теперь оказывается, что он обращался к тебе. Каков черт? И причем тут Дягилев?
Весь твой И. Стравинский
"Петрушку" и "птицу" играл оркестр Бичема (из Лондона) гениально — вот бы послушать
Зилоти, как звучат эти вещи!
Поклон Наде, целую тебя и двух суков.
Читал о премии и порадовался за тебя, главным образом, что ты имеешь ровно на 1000
рублей больше, чем до 27 ноября.
Издательство М. П. Беляева — И. Ф. Стравинскому
Лейпциг
[8] 21 декабря 1912
Глубокоуважаемый господин Стравинский!
Согласно Вашему сообщению от 18 декабря, пересылаю Вам шесть авторских экземпляров
партитуры "Фавна и пастушки". Желаю Вам счастливого Рождества и кланяюсь Вам.
С совершенным почтением
Франц Шефер
И. Ф. Стравинский — В. В. Держановскому
Кларан
10/23 декабря 1912
Многоуважаемый Владимир Владимирович!
Извините меня, что надоедаю Вам постоянно одним и тем же — то есть неаккуратностями
почты. Вот уже я имею 106 номер "Музыки", а 101-го до сих пор нет, а потом окажется
распроданным чего доброго — поэтому будьте добры мне его доставить — жаль иметь весь
год без одного номера.
Если Вас интересует наше (Дягилевское) предприятие, то могу Вам сказать, что мы играли
все это время в Берлине, где ставились два моих произведения: "Жар-птица" и "Петрушка" —
оба очень успешно. Играл восхитительнейший во всех отношениях оркестр Лондонского
дирижера-миллионера Бичема. Достаточно сказать, что весь струнный состав оркестра
представляет из себя сплошной музей старых итальянских инструментов!!! Я никогда и нигде
не слышал таких чудес звучности, какие раскрыл в моих партитурах этот изумительный
оркестр. Отношение было тоже с его стороны ко мне и к моим произведениям самое
внимательное и самое художественное. О, если бы русские собрания услышали бы мои вещи
в их исполнении! (Это относится, главным образом, к Петербургу).
57
Из Берлина мы отправились в Будапешт на две недели, где идет моя "Жар-птица", а оттуда в
Вену, где идут обе мои вещи. Затем в Лондон, Монте-Карло и весною в Париж, где ставится
моя новая хореодрама "Весна священная" и балет Дебюсси "Игры". Обе эти вещи ставит
Нижинский. Думаю, что к весне выйдет в свет клавир "Весны священной" в издании
Российского музыкального издательства.
Я слышал "Игры" Дебюсси — он мне играл сам его. Это наиболее свежее, наиболее
юношеское произведение Дебюсси за последние годы. Оно печатается и скоро выйдет в свет
(клавир, конечно) у "Durand"a.
Ну вот, кажется и все, о чем мне хотелось покумить.
Будьте здоровы — поздравляю Вас с грядущими праздниками.
Да! Вот что. Только что вышла в свет оркестровая партитура "Фавна и пастушки". Я пришлю
Вам для передачи Сараджеву один экземпляр.
Tout a vous [Весь Ваш (франц.)]
Игорь Стравинский
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
10/23 декабря 1912
Многоуважаемый Игорь Федорович,
письмо Ваше от 2/15 декабря получил. Напрасно Вы подумали, что я имел намерение
оттеснить Вашу свободу действий, так сказать "закабалить" Вас. Боже сохрани! У меня и в
мыслях не было налагать на Вас какие-либо обязательства в нашу пользу. Я исходил из
следующих соображений. Гонорар, получаемый композитором, сколько мне известно,
быстрым (еженедельным, ежемесячным) изменениям не подлежит и потому, почему бы не
уговориться, не устанавливая срока, о размерах гонорара за разного рода сочинения с тем,
чтобы и композитор, и издатель могли знать, на что могут в данный момент рассчитывать.
Это не мешало бы той и другой стороне по своему усмотрению заявить, что установленные
цены ему больше не подходят. Но раз Вы в более близких и постоянных отношениях к нашему
издательству видите оттеснение Вашей свободы, то, разумеется, и мы отказываемся от
каких-либо пожеланий в этом направлении.
Переходя теперь к хору "Звездоликий" и признавая вполне естественным Ваше желание
оценивать Ваши произведения с одной только художественной точки зрения, я считаю
необходимым пояснить и нашу точку зрения, суть которой в том, что издателю открывается
возможность принимать во внимание одну только художественную оценку произведения
лишь в тех случаях, когда он имеет достаточно оснований считать себя и в будущем
издателем данного композитора: только в этом случае он может надеется окупить расходы
по изданию одного сочинения, не имеющего сбыта, при помощи другого, имеющего хороший
сбыт. Вы лишаете нас возможности воспользоваться преимуществами такого положения
вещей и заставляете становиться на точку зрения узкокоммерческую, при коей взвешивается
58
лишь данное сочинение и его шансы на сбыт. В виду этого мы за хор "Звездоликий" не в
состоянии предложить Вам более 300 руб.
Надеюсь, что мои доводы Вас убедят, хотя и понимаю, что в письме подобные вещи как
следует выяснить нельзя. Нам необходимо будет, наконец, свидеться и все подобные
вопросы между собой перетолковать.
Искренне уважающий Вас
Б. Юргенсон
P. S. Прошу извинить за недостаточную маневрированность пишущей машинки.
И. Ф. Стравинский — В. Г. Каратыгину
Кларан
13/26 декабря 1912
Дорогой Вячеслав Гаврилович!
Только что прочел Вашу рецензию о том зилотиевском концерте, в котором Шёнберг
дирижировал своим "Пеллеасом". Увидел я из Ваших строк, что Вы действительно любите и
понимаете суть Шёнберга — этого поистине замечательного художника нашего времени,
поэтому я думаю, что Вам небезынтересно было бы узнать его самое последнее сочинение,
где наиболее интенсивно явлен весь необычный склад его творческого гения. Я говорю о
недавно слышанном мною в Берлине (Konzert-Bureau Emil Gutman — Berlin, W. 35) "Dreimal
sieben Gedichte" aus Albert Girauds "Lieder des Pierrot Lunaire" fur eine Sprechstimme, Klavier,
Flote (auch Piccolo), Klarinette (auch Bassklarinette), Violine (auch Alto) und Violoncell —
(Melodramen) op. 21. Вот что Вам — "Современникам" — следовало бы сыграть! А, быть
может, Вы с ним познакомились уже, и он Вам рассказал об этом, так же, как и мне?
Искренне преданный Вам
Игорь Стравинский
Н. К. Рерих — И. Ф. Стравинскому
Петербург
[16/29 декабря 1912]
Дорогой мой, спасибо за письмо. Удивляюсь, что Дягилев не известил, куда желателен мой
приезд [в] конце декабря. Спросите его — в чем дело? Надо знать заблаговременно.
Делаю вариант первого акта, без дерева получше. Какие Ваши сведения?
Желаю Вам и супруге бодрый праздник.
Ваш душевно
59
Н. Р.
И. Ф. Стравинский — Б. П. Юргенсону
[Кларан]
[после 16/29 (?) декабря 1912]
Глубокоуважаемый Борис Петрович.
Спешу ответить на только что полученное от Вас письмо от 10/23 декабря.
Боюсь, что Вы меня неверно поняли. Дело в том, что упоминая о свободе своих действий,
которой я очень дорожу, я вовсе не имел в виду упрекнуть Вас в том, что Вы Вашим
предложением желаете меня закабалить (как Вы выражаетесь). Я писал Вам лишь о том, что
дорожу свободой более всего на свете и, следовательно, более, чем принятыми на себя, хотя
добровольными, обязательствами. В данном случае эти обязательства к Вашему
издательству были бы на месте, если бы мы сговорились о размерах гонораров на разного
рода музыкальные сочинения. Ведь это очевидно, что если бы мы сговорились об этом, то
для того чтобы уже не возбуждать в течение некоторого, хотя бы неопределенного, времени
вопроса о размерах гонорара на каждое отдельное сочинение. Вот это-то я и не могу
решиться сделать, ибо при оценке своих сочинений, кроме художественной стороны, я
исхожу из соображения не только интенсивности труда над каждым отдельным сочинением,
но также о времени, потраченным мною на него. Ну согласитесь же сами, добрейший Борис
Петрович, могу ли я наперед определить гонорар за оперу, которую у меня и в мыслях нет
писать. [...]
Б. П. Юргенсон — И. Ф. Стравинскому
Москва
19 декабря 1912/1 января 1913
Многоуважаемый Игорь Федорович,
сейчас получил Вашу телеграмму, из которой увидел, что Вы не соглашаетесь на
предложенный нами за хор "Звездоликий" гонорар в размере 300 руб. К крайнему нашему
сожалению, и мы не в состоянии повысить этот гонорар.
Чтобы сделать со своей стороны все что можно, я предлагаю Вам другую комбинацию:
издать эту вещь на таком основании, что мы всю получаемую от продажи этой вещи прибыль
чистую (то есть за вычетом расходов по печати) будем делить с Вами пополам, причем в счет
Вашей доли.
Вы можете теперь же получить аванс до 300 руб.
Вот высшее, что я могу Вам предложить.
Буду ждать Вашего ответа.
С искренним уважением
60
Б. Юргенсон
Спасибо за желание меня видеть, милый Макс, — но не знаю, удастся ли это. Быть может, ты
приехал бы в Москву на концерт, ибо от Москвы до Любенска столько же верст, сколько от
Любенска до Москвы. Я, конечно, с этим не считался бы (то есть, что ты ли ко мне или я к
тебе), но до Москвы мне надобно съездить еще за границу в несколько мест по делам и
поэтому потеряю для работы очень уж много времени. Володе и Андрею передай, что могли
бы и сами когда-нибудь написать, в особенности Андрей, который совершенно забыл меня,
ибо не отвечал ни на одно (заказное) письмо, которое я ему писал зимой. Устрой,
пожалуйста, дорогой, поскорее высылку моей Симфонии Сараджеву — он очень волнуется,
что до сих пор не имеет партитуры. Партии я ему уже выслал! Итак, надеюсь тебя увидеть в
Москве. Работаю я очень много и кончаю партитуру мистерии "Le Sacre du Printemps"[Весная
священная (франц.)], которая пойдет, разумеется, в первый раз в Париже.