ОБУСТРАИВАЯ ПРОСТРАНСТВО Василий ВИРБИЦКИЙ О новой повести

Василий ВИРБИЦКИЙ
ОБУСТРАИВАЯ
ПРОСТРАНСТВО
Если бы Федор Самарин написал обыкновенные путевые заметки о небольшом путешествии на родину Рафаэля Урбинского, не более, возможно, у него получилась бы не повесть, а приятный во всех
отношениях журналистский репортаж.
Хороший, доходчивый репортаж, какие делаются всякий день и
для всех.
Авантюрная повесть Самарина тоже «для всех», с одной лишь
поправкой: для ее адекватного прочтения надобно к нему, к этому
прочтению, подготовиться.
А после прочтения тем более засесть за книжки.
Этот приём мгновенного погружения читателя в атмосферу
чего-то на ощупь знакомого, но на самом деле или забытого, или
смутно припоминаемого, когда-то читанного, слышанного, виденного, на самом деле, далеко не нов.
Ничего сложного.
Взять две-три сотни итальянских слов, раз пять съездить в Италию,
прочесть (а лучше питать к тому интерес с детства) дюжину книжек по
истории искусств, истории Италии и княжества Монако, разумеется,
Куна, Вазари, Данте: в повести намеренно цитируется размер «Божественной комедии». Понадергать суждений из сочинений католических
отцов церкви, проповедей Кампанеллы и Савонаролы, кое-каких писем, прочей литературы (труд Диего ди Валера об основах фехтования,
к примеру), после посмотреть на всякие шедевры, получится — так
«живьем», а не в репродукциях. Наконец, навыдумывать всевозможных
героев, засунуть их в итальянский XVI век, и все это тщательно перемешать. Приправив блюдо кое-какими собственными размышлениями.
Прием этот построен целиком на эффекте узнавания (как у
Дюма-отца, Гюго или Сергея Довлатова). Потому что, пользуясь
«Отпрыском да Монтефельтро» как путевым справочником, можно
КРИТИКА. РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ
О новой повести
Федора Самарина
201
на самом деле путешествовать по вполне конкретным улицам, переулкам, площадям (топография выдержана самым тщательным образом), но главное — по
произведениям искусства, биографиям и военно-политической истории Италии — матери всех искусств. Точнее, по ее северо-восточной окраине, областям Марке, Умбрия и Эмилия-Романья, и — совсем слегка — по области Венето. Этот «кусок» Италии во многом как две капли воды напоминает не только
историю нашего Отечества, но и конкретно Пензенской губернии.
Величественная античность. Многочисленные завоеватели: карфагеняне,
германцы-варвары, византийцы. Бесконечные войны, болезни, междоусобицы, раздробленность… Глубочайшие связи со славянством, языковые в том
числе, и примесь тюркской крови: в окрестностях Равенны в свое время поселилась одна из ветвей булгар — этнических предков современных нам татар,
которых туда привел хан Альцек.
Средневековые мозаики в храмах Равенны и Пезаро — точные копии мозаик в Великом Новгороде и Киеве. Лики равеннских святых на фресках — это
лики святых в наших православных храмах.
Наконец, с описанными в повести местами связано имя одного из величайших — Рафаэля Санти, равного Леонардо да Винчи, Тициану и Микеланджело. Эти четверо, по сути дела, встречаются нам на каждом шагу.
Всмотритесь в работы Иванова, Репина, Поленова, Серова, Савицкого,
Коровина, сходите в церковь…
В конце концов, зайдите лишний раз в Пензенскую картинную галерею. А
побывав там, припомните, что во времена Рафаэля в одном только Урбино работало невероятное количество мастеров на душу населения, которые все до
одного были просто ремесленниками и состояли в различных гильдиях, цехах.
Часто в гильдиях ювелиров, врачей, кирпичников и красильщиков. Население
же составляло что-то около 10 — 15 тысяч человек, и то в лучшие годы…
В своей повести Самарин отсылает нас к местам, конечно же, общим. Таковы,
например, пассажи о происхождении фаянса, холодного оружия, одежды и т. п.
Когда-то эти «общие места» были делом естественным. Любой гимназист времен
отрочества героя великой книги «Кондуит и Швамбрания» безо всякого труда узнал бы любое событие, описанное в повести. Он с удовольствием поприветствовал
бы Венецию, Коньячную лигу, герцогов и пап, художников и сочинителей, воинов и
маски комедии дель’арте, карнавальные личины, понимая притом, что «даппертутто» (псевдоним Мейерхольда) означает «везде и повсюду», «там и сям».
Но в том-то все и дело, что сегодняшний дефицит «общих мест» культуры
имеет такую физиономию, что даже простое перечисление того, что ОБЯЗАН
знать человек со средним образованием, выглядит как невероятная заумь.
Ведь живопись, историю, музыку и поэзию нельзя съесть, надеть и потрогать.
Вместе с тем, не имея ни малейшего представления об античной и средневековой культуре, и отечественной в том числе: Русь плотно контактировала
с Римом и Константинополем, а Великий Новгород так и вовсе входил в Ган-
202
зейский союз наравне с Любеком и Гамбургом; не ведая культуры раннего и
высокого Возрождения, невозможно всерьез не только знать что-нибудь толковое об истоках разных идеологий, например, коммунистической. Невозможно адекватно, понимая, в чем там дело, прочесть даже «наше все»: Пушкина,
Лермонтова, Баратынского, Фета, Гоголя, Ахматову...
Что такое, к примеру, Лукоморье? Где это? А кто такие мойры, дриады,
нимфы, пенаты, путти, хариты? Чем архитрав отличается от контрфорса, а Моисей от Авраама? Кто такая, к примеру, Психея? А Эридан? А где находились
Елисейские поля до Парижа?..
Кроме того, к современному российскому искусству теснейшим образом
«привязаны» такие титаны ХХ века, как Леопарди, Федерико Феллини и Тонино
Гуэрра — все родом из области Эмилия-Романья, от границ с которой на автобусе час езды до города Урбино, родины Рафаэля Санцио. Не Санти: Санти фамилия, а Санцио — прозвище: что-то вроде «благословенный», «божественный».
Наконец, гордясь нашими пензенскими дворянскими гнездами, Надеждино, Зубриловкой и, скажем, усадьбой Воейкова, этими центрами и рассадниками высокой культуры, надобно все-таки знать, что сам тип этих усадеб родился
именно в Италии, в области Венето, точнее, в городе Виченца, откуда родом
Андреа Палладио, придумавший этот неоклассический стиль. В архитектуре
(уничтоженный пензенский Кафедральный собор — пример позднейшего палладианства). Неплохо также отдавать себе отчет о происхождении знаменитых «ласточкиных хвостов» на стенах московского Кремля — точной копии таких же «хвостов» в Равенне и Венеции, Вероне: сам Фьораванти жил и работал
в Венеции, пока его оттуда не выгнали. Кстати, слово «кремлино» («кремль») в
итальянском языке означает то же, что и в русском: «твердыня»…
Понятно, что автор писал прежде всего в свое удовольствие. В расчете, возможно, на того читателя, который с первой фразы узнает и, может быть, даже
примет написанное. Примет «правила игры» и захочет затем продвинуться по
пути Франческо, вымышленного лирического героя повести, самостоятельно.
Досадуя, споря, не соглашаясь, возмущаясь — и развлекаясь, познавая.
Собственно, на страницах «Суры» появление такого рода прозы — неудобной для чтения, требующей изучения и личных комментариев — закономерность. Потому что этот журнал всем своим существованием, буквально каждой
публикацией зовет, взывает и даже требует: ЧИТАЙТЕ! Читайте больше, читайте
выборочно, читайте целенаправленно. Узнавайте, обустраивая свой собственный, приватный мир. А обустроив его, обустраивайте ближнее пространство.
Познавайте мир, расположенный вовне, который необходимо знать хотя
бы для того, чтобы создать свой внутренний мир, то есть ощутить самого себя.
Ощутить свою культуру, тысячами нитей связанную с культурой мировой.
Читайте, совершенствуясь. Потому что времени на то, чтобы осознать
свою принадлежность к общеевропейской культуре — а осознав, ей же соответствовать — этого времени когда-нибудь станет слишком мало.
203