ПерваЯ редакциЯ ПОвести Об ОлЬге ПисаласЬ “иНстиНктивН

Лев Гордон: «Первая редакция повести
об Ольге писалась “инстинктивно”»*
Настоящее интервью заметно отличается по содержанию и
общей интенции от других интервью, размещенных в томах 2
и 4. В них мои собеседники –советские/российские социологи, они рассказывают о себе и своих исследованиях. Все это
составляет часть истории нашей науки.
Но одновременно эта книга охватывает проблемы биографики – научного направления, в рамках которого разрабатывается методология сбора биографической информации и
ее анализа. Именно в этом плане и следует рассматривать
мое интервью с ученым, инженером и литератором Львом
Гордоном.
Предлагаемый ниже материал по характеру – интервью,
но распрашиваю я моего собеседника не о нем самом, а о книге
[1], героиней которой является его более двадцати лет назад
погибшая жена – математик Ольга Бондарева. Книга эта попала ко мне случайно и заинтересовала меня, поскольку в ней
говорится о людях, с которыми я был знаком в студенческие
и аспирантские годы: прежде всего – это мои преподаватели,
обучавшие меня на мат-мехе ЛГУ в 1959-1967 годах. Я был
немного знаком с Ольгой Бондаревой и знал многое, о чем
написано в книге. И прежде всего, читая книгу, я окунулся в
атмосферу мат-меха тех лет, которая описана в размещенном
в этом томе автобиографическом эссе –«Так случилось или
так должно было случиться…».
Центральная тема интервью – как пишутся биографические
книги, но речь идет не о методологии, не об общих вопросах
биографического анализа. Я лишь просил моего собеседника
осветить некоторые грани именно его работы.
В заключение – кратко о героине биографического повествования и о его авторе
Ольга Николаевна Бондарева (1937-1991). Специалист по
теории игр. В 1959 – 1972 годах года работала на математикомеханическом факультете ЛГУ. В 1972 году была уволена за
выступление в защиту студента, подавшего заявление на выезд
из СССР в Израиль. Через несколько месяцев была принята
на работу на экономический факультет ЛГУ в качестве научного сотрудника без права преподавать, где проработала до
1984 года. В 1985 – 1991 годах работала профессором кафедры
исследования операций математико-механического факультета С-Петербургского государственного университета. Погибла
9 декабря 1991 года в автомобильной катастрофе.
* Первая публикация
123
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
В некрологе, опубликованном в «Вестнике С-Петербургского университета», серия 1. Математика-Механика-Астрономия, вып.3, 1992, написано:
«Для одних Ольга Николаевна была высококвалифицированным экспертом, источником идей, научных оценок, профессиональных советов, для других – опорой в океане житейских сложностей и невзгод. Ольга Николаевна обладала
неколебимой внутренней свободой и обостренным чувством
справедливости, что сделало нелегким и весьма тернистым
ее жизненный путь, но так как она прошла его, не может не
вызывать уважения и восхищения. Горько сознавать, что этот
путь так жестоко и несправедливо оборвался.
Ольги Николаевны не стало. Для тех, кто ее знал, она была
самим символом жизни, носителем ее воскрешающих родников. В нашей памяти останется ее облик, омолаживающая
жизненная сила, влекущее к себе единение серьезности и иронии, парадоксальности и житейской мудрости экстраординарности личности и научного дара.»
Гордон Лев Александрович –инженер-гидротехник, доктор
технических наук, специалист в области прочности и надежности энергетических сооружений. Автор нескольких рассказов, публицистических книг и очерков. Член Союза писателей
Санкт-Петербурга.
Интервью проведено в 2014 году.
Борис Докторов
Лев, Вы начали работу над книгой моментально после гибели
Ольги, после опознания... прошло более 20 лет с тех пор. Как бы
Вы сегодня объяснили желание писать о ней. Не думаю, что у Вас в
тот момент могла быть осознанная цель написать книгу, когда эта
цель появилась?
Назвать одну рациональную причину, побудившую меня спустя 20 лет вновь писать об Ольге, не берусь. Даже структурировать
причины и поводы и выстраивать их в порядке предпочтений не
буду. Напишу «по-простому». А уж Вы, как социолог, занимающийся биографическим анализом, придадите моему рассказу соответствующий вид. Возможно, ничего нового Вы в посылаемом
тексте не увидите. Почти все я написал в повести об Ольге.
К теме «Ольга» я не возвратился спустя 20 лет. Я с этой темой не расставался и не расстаюсь. Есть такая формула в христианской брачной клятве «пока смерть не разлучит нас». Говоря высоким слогом, все эти годы Ольга присутствовала в моей
повседневной жизни.
124
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
После гибели Ольги я 8 лет был один. Спустя 8 лет женился
вторично. Моя вторая жена Ира не раз укоряла меня: «Долго
мы будем жить втроём?» Иры тоже нет. Она умерла от рака в
2007 году.
Четыре года я жил один. Последние три года живу в Сестрорецке. Пять дней в неделю со мной женщина по имени
Жанна. Два дня в неделю она в Петербурге, дает отдохнуть
младшей дочери, сидит с малолетними внуками, Мальчику 5
лет, девочке полтора года. И Жанну, и меня такая жизнь вполне устраивает. Пять дней в неделю, когда мы вместе, вместе с
нами в моих разговорах присутствует Ольга. Однако Жанна,
в отличие от Иры, к виртуальному присутствию Ольги относится спокойно.
Импульсом, побудившим написать новый вариант повести
об Ольге, был выход сборника «Экономическая кибернетика
вчера сегодня, завтра», подготовленного в 2009 году по случаю 50-летнего юбилея кафедры экономической кибернетики
Санкт-Петербургского государственного университета. За год
до появления сборника ко мне обратился один из его составителей с просьбой предоставить ему кое-какие материалы.
Ольга проработала на этой кафедре более 12 лет. Вернее не
на кафедре, а в лаборатории при кафедре. В сборнике Ольге было посвящено всего семь строк (не густо). Привожу эти
строки полностью. «В период с 1972 по 1984 гг. в лаборатории
экономико-математических методов работала Ольга Николаевна Бондарева (1937-1991), чьи исследования в области кооперативных игр впоследствии получили широкую мировую
известность. В настоящее время теорема Бондаревой-Шепли
о непустоте С-ядра вошла во все классические учебники по
теории коалиционных игр. О.Н. Бондарева принимала участие
в разработке теоретико-игровых курсов для студентов».
Меня этот текст огорчил. Во-первых, упоминается только теорема Бондаревой-Шепли, доказанная Ольгой в далекой
юности и ставшая основой ее кандидатской диссертации, защищенной на матмехе, кажется, в 1962 году. Во-вторых, Ольга никогда не преподавала на экономическом факультете, ее
к этой работе не допускали. В-третьих, «исследования в области
кооперативных игр получили широкую мировую известность»
не впоследствии, а именно в период работы Ольги на экономическом факультете. Именно, в период работы на экономическом
факультете, ею было построено решение кооперативной игры
четырех лиц и подготовлена докторская диссертация, которую
ей пришлось защищать в Московском университете. В Ленинграде она была «в опале» как пособница сионистов. Когда, вопреки воле ЛГУ, Ольга подала в МГУ докторскую диссертацию,
125
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
было инициировано ее увольнение с экономического факультета как специалиста, не имеющего отношения к экономике. Хотя
Ольга была единственным русским специалистом, входившим
в редакционную коллегию международного журнала «Теория
игр и экономическое поведение».
В школе учительнице литературы нравились мои сочинения, что пробудило во мне желание «стать писателем». Писателем я не стал (о чем не жалею). По образованию и роду работы
я инженер-гидротехник. Мне 76 лет, тем не менее, к ремеслу
своему я интереса не потерял. В амплуа «прозаика» пребываю,
как правило, отпуске. Исключение – только первая редакция
повести об Ольге. Впрочем, это тоже был отпуск, только не
оформленный официально. После гибели Ольги я два месяца
не работал. Последние 5-7 лет в октябре я приезжаю отдыхать
на две недели в Хайфу. Там на берегу моря есть окраинный
район Бат Галим (сестра волн). Поскольку лежать целый день
на пляже я не в состоянии, то выхожу примерно на полчаса
4 раза в день к морю (до пляжа 300 метров), потом возвращаюсь и сажусь на часок за компьютер. Осенью 2010 года в Бат
Галиме я написал новый вариант повести об Ольге.
Первая редакция повести об Ольге писалась «инстинктивно», «неосознанно». То, что ее откровенность может кого-то
шокировать или обидеть, я, естественно, в расчет не брал.
Обиженных и шокированных оказалось немало. Жена моего
лучшего друга сказала, что я предал свою прежнюю жизнь,
и посоветовала сжечь написанное. Известный математик
И.Романовский [1], прочитав то, что о нем написано, перестал со мной разговаривать. Не менее известный математик
Ю.Бураго [2], учитель еще более известного ныне Г.Перельмана
[3], сказал, что я тряпка и размазня и «распустил сопли» По
прошествии некоторого времени и я почувствовал, что моя
откровенность чрезмерна и суждения о некоторых людях скоропалительны. Поэтому все 20 лет во мне жило желание «исправиться» и написать «более умеренный опус».
Теперь хочу остановиться на двух обстоятельствах, которые, возможно, позволяют лучше понять, почему Ольга так
и не ушла из моей жизни. Первое. Ольга вошла в мой мир не
одна, а вместе со своим окружением. Мы жили в университетском кооперативном доме на проспекте Мориса Тореза. Соседями были физики и математики, знакомые и друзья Ольги. С
математиками я пересекался также в Меншиковском дворце,
где работала Ольга, и где волею случая я оказался на стажировке в лаборатории математической физики при матмехе.
Я попал в мир, где было немало незаурядных людей. С ними
было интересно.
126
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
Второе. Все 27 лет совместной жизни Ольга была не только
моей радостью, но и моей мукой. Мне казалось, что наш брак
был мезальянсом. У Ольги до моего появления был роман с
Ю.В.Прохоровым [4], математическим вундеркиндом, впоследствии академиком, лауреатом и т.д. и т.п. Мне всю жизнь
мерещилось, что Ольга по-прежнему любит Юрия Васильевича, хотя никаких реальных поводов, чтобы так думать, Ольга
не давала.
Первая редакция повести об Ольге имела название «Дом».
У названия двойная смысловая нагрузка. Во-первых, я жил в
Доме Ольги и смотрел на мир из дома «её глазами». Во-вторых,
в математике имеется бинарное отношение «dom». Запись «О
dom Л» означает, что О доминирует (превосходит) Л. О (Ольга)
была прирожденным лидером, хотела во всем доминировать,
а я старался «подтянуться», не сильно отставать, чтобы О не
сильно перегоняла Л. Даже когда Ольги не стало, я мысленно
«равнялся» на неё.
Ближайшая подруга Ольги профессор Е.Б.Яновская [5] по
моей просьбе написавшая для первой редакции повести главку
об Ольге, озаглавила ее «Биополе Ольги Бондаревой». Елена
Борисовна утверждала, что у Ольги было необычайно сильное
биополе, в которое попадали многие, в том числе и она. Вот и
я находился и нахожусь в биополе Ольги Бондаревой.
Отчасти, Лев, наш разговор упрощается благодаря тому, что я
немного знал Ольгу, пусть, со стороны, я хорошо знаю и уважаю
Елену Яновскую, я провел несколько лучших студенческих лет в
Меншиковском дворце, прекрасно знаю ваш академический кооператив, так как многократно бывал там у Олега Калинина [6], помню
Романовского, Бураго читал на нашем курсе, знаю, кто такой Прохоров, слушал его лекцию на семинаре Ю.В. Линника [7] и знаю о
романе Ольги с Прохоровым. Нас сближает и то, что я много биографического пишу о живущих социологах и о недавно умерших,
но остающихся в памяти многих. Пишу я об ученых, создавших
российскую социологию, они очень известны в нашем социологическом сообществе, российском и зарубежном. Я постоянно думаю
о границе, отделяющей то, что надо и можно писать, от того, что
лучше не писать. Лучше – для дела, поскольку я предполагаю его
продолжать... Вы пишите, что «естественно» не брали в расчет тот
факт, что откровенность книги могла шокировать или обидеть кого-либо. Почему «естественно»? Разве невозможно так написать,
чтобы не напрячь личное в тех людях, которые к Ольге по-доброму
относились? Или в данном случае Вы полагали, что имели от нее
индульгенцию? Или Вы полагали, что это сделает повествование
более интересным?
127
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
Когда я писал первый вариант, то был полностью деморализован, ни о каком «этикете» не помышлял. Объяснить,
почему я, «вульгарный материалист», хотел написать об Ольге
к сорока дням, когда по христианским поверьям душа покидает землю, не мог. Через несколько лет мой сын Максим
как-то сказал: «Они убили мою мать». И я с ним согласился.
Максим имел в виду не того офицера, который сидел за рулем
автомобиля, сбившего Ольгу, а именно этих людей, которые
«по-доброму» относились к Ольге.
Между первым и вторым вариантами повести об Ольге я написал несколько книг, в основном, это публицистика. Вторая книга «Разорванная паутина» была посвящена тому, как
Перестройка разрушила гидроэнергетику страны. Писал я ее
по заказу Саяно-Шушенской ГЭС, тираж книги был больше
(1200 экземпляров). Число обиженных этой книгой на порядок превосходило число обиженных книгой об Ольге. Однако,
количество тех, кому книга понравилась, существенно превосходило число обиженных. Что забавно, что в числе обиженных
оказались не только упомянутые, но и не упомянутые. Например, некий не упомянутый Сидоров говорил об упомянутом Петрове: «Что ты понаписал? Петровиада какая-то». Этот
Сидоров считал, что в энергетике он фигура более заметная,
чем Петров. А «отражен» Петров. Я себя не причисляю к профессиональным литератором. Но к этому времени я понял две
вещи, которым следую: а) число героев в документальном повествовании должно быть много меньше, чем в жизни, кем-то
надо «пожертвовать» (иначе читатель запутается и заскучает);
б) до публикации крайне желательно ознакомить с рукописью
основных героев. Почти всем основным героям книги я показал рукопись. Если кто-то уличал меня в неправде, я это
выкидывал, в неточности – поправлял. Серьезных «накладок»
случилось, пожалуй, две. Расскажу об одной. Некто А.Гаркин
работал на Саяно-Шушенской ГЭС начальником цеха. В цеху
случился бунт, подчиненные отказались с ним работать. Он
огорчился, уволился и уехал работать за границу. Историю
бунта я описал со слов двух «бунтовщиц». Вернулся в Россию А.Гаркин после того, как книга вышла, пришел ко мне
и выразил свое возмущение и даже сказал, что я «испортил
ему жизнь» Правда этот А.Гаркин сейчас неплохо устроен: он
директор Бурейской ГЭС, которую A. Чубайс назвал «великой
стройкой капитализма» в России. Поразительно, что при наличии прототипов среди отрицательных героев в «Войне и мире»
никто не предъявил претензий Л.Н.Толстому.
Второй вариант я писал, имея некоторый опыт, и полагал,
что в книге, как и в жизни, должно быть не только «белое»,
128
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
но и «черное». Иначе «черного» от «белого» не отличить. Для
второй редакции я вполне осознанно выбирал, «кого убрать,
кого оставить, чтобы обидеть». Оставил самых близких: ближайшую подругу Е.Яновскую и любимую ученицу Н.Наумову.
С обеими сохраняю товарищеские отношения, в чем Вы могли
убедиться, узнав мой электронный адрес у Лены Яновской. Полагаю, что в день рождения Ольги 27 апреля мы встретимся.
Подумав «с которое время», решил один из своих публицистических опусов (про Саяно-Шушенскую ГЭС) послать вместе с
этим письмом. Захотите – почитайте. Могу прислать и другой.
Про Колыму, например.
Ваша книга относится к редкому жанру: муж пишет воспоминания о погибшей жене... как Вы думаете, почему книг вдов о своих
мужьях много, а работ вашего типа (жанра) крайне мало?
По-моему, причин три.
Первая. Воспоминания сочиняют о людях незаурядных. Количество выдающихся мужчин пока превосходит число выдающихся женщин.
Вторая. «Невыдающийся» муж (любовник) выдающейся
женщины, как правило, страдает комплексом неполноценности, стесняется своего положения, писать об этом не хочется.
Если и муж и жена люди незаурядные, то не избежать соперничества. Примеры. Николай Гумилев и Анна Ахматова. Муж
не считал жену большим поэтом. Фирюбин и Фурцева. На днях
по телевизору видел передачу. Если ей верить, то Фирюбин
стал пить от зависти к жене.
Третья. Выдающиеся мужчины зачастую заняты своим основным делом до гробовой доски. Им писать некогда. «Невыдающиеся» женщины пишут мемуары либо, чтобы заработать
на жизнь или чтобы поддержать свой социальный статус.
Есть, конечно «небожители», на которых никакие «правила» не распространяются. Видимо, такими «небожителями
были Пьер Кюри – Мария Склодовская, Ирэн Кюри и ее муж,
Ева Кюри и ее муж.
Возможно, и я несколько выпадаю из приведенной выше
классификации. Я был «добровольным подкаблучником».
Ольга во всем стремилась быть лидером, а я, чтобы «доставить
ей удовольствие», с охотой «подчинялся». Приведу курьезный
пример. Моя мать была детским врачом, а Ольга, начитавшись
книг по нетрадиционной медицине, была «знахарем» и лечила
детей, почти не прибегая к врачам. Например, пневмонию лечила горячим обертыванием по Залманову, а не антибиотиками. Моя мать была в ужасе от методов лечения Ольги. И Ольга,
129
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
и мать считали меня своей личной собственностью, которой
могут распоряжаться по собственному усмотрению. Однажды
мать пришла к нам в гости. Мы с матерью сидели на кухне, а
Ольга была в комнате, занималась сыном. В это время проходила перепись населения. Раздался звонок в дверь. Пришла
девушка, стала задавать вопросы. Очередь дошла до вопроса:
«Кто является главой семьи?» Ольга выскочила из комнаты и
заявила: «Я глава семьи». Мать была после этого в шоке и добрых 10 лет возмущалась: «Как ты такое позволяешь?» Кстати
такую линию поведения я выбрал отчасти под влиянием Ольги. Ольга привела мне пример идеальной игры: двое играют,
один считает, что играет в шашки, а другой – в поддавки. Оба
выигрывают.
Я старался «не встревать» в споры Ольги и матери по поводу
медицины, но иногда, когда меня спрашивали, что-то произносил. Ольга говорила, что я кругом неправ, когда говорил
матери или ей, в чем они не правы. Ольга считала, что матери
я должен говорить, что она во всем права и ругать Ольгу, а ей
(Ольге) говорить, что она во всем права, а мать не права.
Ваша книга своеобразна в том отношении, что ее герой одновременно очень сильный профессионал, погруженный в свою
тему, и женщина-жена-мать. А как Вы думаете, можно ли в принципе написать биографию ученого-женщины, понять особенности
ее профессиональной деятельности, не принимая во внимание ее
женских ролей?
Мне кажется, что бывает по-разному. Соответственно и писать можно по-разному. Есть люди (в том числе и женщины)
для которых ничего кроме их ремесла не существует, есть «энциклопедисты». Для Ольги существовала не только математика
и не только семья. Она с не меньшим увлечением занималась
кройкой и шитьем, вязаньем, починкой сломанных бытовых
электрических приборов. Но главное ее хобби, по-моему, была
педагогика. Она любила учить в качестве лектора, подруги, пассажира автобуса, посетителя ресторана и т.д. Кстати, если Вы в
повести об Ольге перечитаете то, что написала Лена Яновская,
то увидите, что не только научные разногласия вызывали трения между подругами. Цитирую: «Ольга пыталась руководить
моей личной жизнью. Этого я терпеть не могла. В молодости,
только у меня появлялся намек на кавалера, Ольга тут же докладывала, что он был когда-то ее поклонником».
В своих историки-социологических исследованиях, базирующихся на биографическом материале, я исхожу из принципа
130
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
пристрастности отношения к герою, полагая, что пристрастность
«выше» объективности. Что Вы по этому поводу думаете?
Согласен. Я отношу себя к любителям. Возможно, что профессионал может писать о ком-то (о чем-то), к кому (к чему) он
беспристрастен (равнодушен). Такие примеры есть. Например,
Проспер Мериме в качестве «упражнения» мог написать в одну
газету статью, где отстаивал одну точку зрения, а в другую –
отстаивая противоположные взгляды. Любитель пишет о тех,
к кому он не равнодушен, хотя зачастую понимает, что ближе
к истине «срединная позиция». К тому же «принцип пристрастия» позволяет сделать для читателя образ героя более интересным, вызывает ответную эмоциональную реакцию.
Если я вдруг напишу еще, то только о том, что не оставляет
меня равнодушным. Сейчас есть одна тема, которая меня занимает и волнует. Прошло почти пять лет с момента аварии
на Саяно-Шушенской ГЭС. По сей день идет судебное разбирательство. Шесть моих коллег, крепких профессионалов, честных и порядочных людей находятся под судом. За эти годы на
них вылили ушаты грязи, им сломали жизнь воинствующие
невежды. Возможно, что про сломанную судьбу этих людей я
что-то напишу.
Выше Вы написали: «Назвать одну рациональную причину, побудившую меня спустя 20 лет вновь писать об Ольге, не берусь». А
если ли среди этих причин желание испытать себя как литератора
(пусть в отпуске) в биографическом жанре?
Большинство литераторов в своих мемуарах пишут про то,
как их годами не печатали, как тяжко они добивались признания. Мне это самое «признание» далось легко. На заре
советской власти В.И.Ленин сказал, что «коммунизм – это
советская власть плюс электрификация всей страны». На заре
Перестройки гидроэнергетики, то есть мои коллеги, были объявлены врагами Демократии и Природы. Наше начальство,
обескураженное таким поворотом темы, стало призывать нас
отвечать через газеты и журналы на выдвигаемые обвинения.
Я воспринял этот призыв как руководство к действию и написал тогда два объемистых очерка. Первый назывался «Чучело
начальника в Маркизовой луже» и был посвящен Дамбе (комплексу защитных сооружений С-Петербурга от наводнений).
Второй назывался «Дискуссия о гидроэнергетике. Взгляд изнутри». Один очерк я отнес в журнал «Нева», а другой –
в журнал «Звезда». И оба были одобрены. Впоследствии я без
особых усилий со своей стороны был принят в Союз писателей
131
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
С-Петербурга, а затем и в Федерацию писателей Израиля. Мне
этого вполне хватило для удовлетворения честолюбия («Ага,
значит могу»). Так что «испытание на писателя» я прошел
до написания повести об Ольге. У Сергея Довлатова есть два
словосочетания, которые мне нравятся: «потерпел успех» и
«одержал поражение». Человек от успеха глупеет, а это не в
моих интересах. Иными словами, я не только не стремлюсь к
известности, но и несколько опасаюсь широкого признания.
Лев, то, что Вы – опытный литератор, я сразу понял, когда открыл Вашу книгу, потому и попросил Лену Яновскую дать Ваш
адрес... но я спрашивал об ином... литератор хочет испытать себя
в разных жанрах... возможно, одна из причин – желание испытать
себя в биографическом жанре...
Есть литераторы и литераторы. Первые – сочинители, фантазёры. Вторые пишут только о том, что видели, чему были
свидетелями. Я тяготею ко второму типу. Стараюсь «не врать».
Даже оставляю реальные имена и фамилии героев. Иначе сам
себе не поверю. Конечно, при этом получается, что в первую
очередь пишешь «о себе любимом». Поскольку о себе объективно судить невозможно, то только себе я присвоил псевдоним. «Желание испытать себя» я удовлетворил несколько
раньше, написав два очерка, которые были опубликованы.
Повесть об Ольге (первый вариант) я писал, не отдавая себе
отчета, зачем это делаю.
Наша переписка последних дней, обозначила ряд вопросов создания книг об ученых. Один из них: должны ли авторы таких книг
давать некое введение в соответствующую область науки или проблематику? На какого читателя ориентироваться?
Конечно, широкий читатель ленив, но и он требует уважения. Книги об ученых пишутся для широкой аудитории. Коллеги знают настоящую цену тому или иному ученому. Особенно
математики, где «гамбургский счет» –норма. Я полагаю, что
введение в предметную область деятельности героя желателен.
Но он требует достаточно высокой квалификации от автора. А
уж будет или нет читатель его «изучать», или пропустит – дело
читателя. Почти все мои знакомые (и я тоже), читая «Войну
и Мир», текст на французском языке или вовсе опускали или
бегло просматривали. А бывает и так, что случайная фраза
на «постороннюю» для читателя (слушателя) тему оказывается полезной и интересной. Я никогда не задумывался о роли
иглы в истории человечества. Недавно по телевизору я «впо132
Лев Гордон: «Первая редакция повести об Ольге писалась “инстинктивно”»
луха» прослушал передачу о происхождении человека. В ней
утверждалось, что игла была изобретена в период оледенения,
когда в Европе резко похолодало. Игла позволила шить из
шкур одежды, и это спасло людей от гибели. Возможно, это
некоторое преувеличение, но я проникся уважением к изобретателю иглы.
Лев, большое спасибо за участие в этом трудном для Вас разговоре.
Примечания
Романовский Иосиф Владимирович –доктор физико-математических
наук, профессор СпбГУ.
Бураго Юрий Дмитриевич –доктор физико-математических наук,
профессор, главный научный сотрудник, заведующий лабораторией Санкт-Петербургского отделения Математического института
им. В.А.Стеклова РАН.
Перельман Григорий Яковлевич –выдающийся российский математик, первым доказавший гипотезу Пуанкаре, кандидат физикоматематических наук.
Прохоров Юрий Васильевич (1929 –2013) — российский математик,
академик АН СССР (РАН) доктор физико-математических наук.
Яновская Елена Борисовна –доктор физико-математических наук,
заведующая лабораторией теории игр и принятия решений СанктПетербургского экономико-математического института РАН.
Калинин Олег Михайлович – кандидат физико-математических наук,
специалист в области теоретических и прикладных исследований
по математической статистике.
Линник Юрий Владимирович – (1914 – 1972) — академик, советский
математик в области теории вероятностей, математической статистики и теории чисел.
Лиретарура
Гордон Л. Дом. СПб <http://vk.com/doc11214130_164850714?dl=
4b0ae14c154f0ae960>
133