сюжет волшебной сказки чудесные дети
advertisement
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» На правах рукописи ХЭМЛЕТ ТАТЬЯНА ЮРЬЕВНА СЮЖЕТ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ ЧУДЕСНЫЕ ДЕТИ [СУС 707; ATU 707] В СРАВНИТЕЛЬНОТИПОЛОГИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ Специальность 10.01.09 – фольклористика ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата филологических наук Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Д.В. Абашева Москва – 2014 2 СОДЕРЖАНИЕ Введение.............................................................................................................с.4 Глава 1. Сюжет волшебной сказки Чудесные дети в указателях XX–XXI вв.........................................................................................................................c.26 Международные сказочные Указатели: история вопроса..............................................................................................с.27 1.2. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ……………………..c.50 1.2.1. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях первой половины XX в. ......................................................................с.59 1.2.2. Описание сказочного сюжета 707 Три золотых сына в AT 1961……................................................................................................c.70 1.2.3. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях второй половины XX – начала XXI вв. .............................................с.88 1.1. Глава 2. Сюжет Чудесные дети как международное типологическое фольклорное явление……………………………………………………......c.116 2.1. Сравнительный анализ национальных вариантов и версий сказочного сюжета Чудесные дети: национальное и типологическое….c.117 2.1.1. Ирландская сказка «Крапчатый бык» и цыганская сказка «Маленькая Золушка» как примеры самобытных мифологических сказок сказочного сюжета Чудесные дети..............................................................c.118 2.1.2. Классические версии и варианты сюжета Чудесные дети......c.146 2.1.3. Процесс новеллизации сказочного сюжета 707 Чудесные дети на примере японской сказки «Золотой баклажан»………………………....….c.160 2.2. Формула небесной светоносной красоты детей как наиболее типичный элемент поэтики сказочного сюжета 707 Чудесные дети…………………………………………………………………………………...c.169 3 Заключение......................................................................................................c.188 Список сокращений и условных обозначений ...........................................с.193 Список литературы.........................................................................................с.193 Приложение......................................................................................................................c.223 4 ВВЕДЕНИЕ В процессе исторического развития в фольклоре разных народов мира закономерно возникал сказочный жанр1 – волшебная сказка. Универсальная природа волшебной сказки определила ее этническую открытость, непрерывный процесс международного обмена. У многих народов мира сложились самобытные версии сказочных сюжетов, оригинальная поэтика и особые персонажи. Развитие международных связей расширило возможности пополнения сказочного материала. Сказка, оказавшаяся в более благоприятном положении по сравнению с другими жанрами фольклора, поскольку ее активно начали собирать (начало XIX в.) и регулярно издавать (середина XIX в.), также стала основной базой теоретических изысканий и фольклорных направлений. В XIX в. больших успехов достигла историческая наука, были проведены многие исследования, в результате которых в научный оборот были введены материалы по культуре народов Африки, Южной Америки и Океании, которые показали сходство их народнопоэтического творчества. Данные исследования привели к потере ведущих позиций мифологической теории, появившейся в начале XIX в. в период расцвета романтизма, и теории заимствования, возникшей в 50-70 гг. XIX в., так как они уже не могли народами или родством. объяснить сходство связями между На смену теории заимствования пришла антропологическая школа, которая стала объяснять сходство сюжетов единством биологической и психической природы людей, общностью их 1 Существует два подхода к решению проблемы границ жанра сказки: сказка – единый жанр, имеющий несколько жанровых разновидностей [Кравцов, 1973, с. 68 – 74]; сказка – родовое понятие, которое объединяет несколько жанров [Пропп, 2009; Пропп, 2009а; Зуева, Кирдан, 1998]. В нашей работе мы придерживаемся второго подхода и рассматриваем сказку как совокупность нескольких жанров, а волшебную сказку как отдельный жанр. 5 мышления и путей развития культуры. Эта теория получила также второе название теории самозарождения сюжетов, так как утверждала, что каждый народ самостоятельно дает начало своей культуре и обогащает культуру человечества в целом. Как и мифологическая школа, антропологическая школа отводила большую роль верованиям и магии в первобытном мировоззрении, считая, что в основе многих фольклорных произведений лежат мифы. Но мифы антропологическая школа рассматривала как вторичное явление, которому предшествовал анимизм – одушевление человеком сил природы. Данная школа вышла за рамки изучения культуры родственных и связанных между собой народов, сделала важные обобщения особенностей культуры народов мира, а выводы подкрепила фольклорным материалом. Представители антропологической богатым школы пришли к заключению, что все народы проходят общие ступени развития культуры и что последующие ее периоды несут в себе пережитки предшествующих. Приверженцы теории разработали учение о тотемизме, анимизме, магии. Эта теория не имела прямых последователей в России, хотя она, безусловно, оказала влияние на А.Н. Веселовского, который впервые проанализировал особенности волшебной сказки, ее генезиса. Но антропологическая школа не могла дать объяснение сходству сюжетов. Теоретические направления фольклористики XIX в. не предоставили полного и до конца убедительного решения вопроса о происхождении сказочных сюжетов, однако они внесли определенный вклад в историческое развитие фольклористики, осветив в различных аспектах основополагающую проблему генезиса. В начале XX в. в книге С.В. Савченко «Русская народная сказка. История ее собирания и изучения» [Савченко, 1914] были подведены итоги исследования народной сказки в России. Автор достаточно подробно 6 рассмотрел теоретические концепции ведущих школ фольклористики (мифологической, антропологической и школы заимствования) и отметил необходимость согласования трех главных теорий при изучении сказок. Исследователи XX в. изучали сказку в разных аспектах. В начале XX в. насущной стала задача освоения национальных сказочных фондов и максимальный учет записей сказок как в границах одной страны, региона, так и в международном масштабе. В рамках школы заимствования произошло событие, вышедшее за пределы школы и получившее международное признание. Финский фольклорист А. Аарне в 1910 г. создал Международный Указатель сказочных сюжетов А. Аарне [Aarne, 1910], который впоследствии трижды подвергался редакции и укрупнению [AT 1928; AT 1961; ATU], на его основе стали создаваться региональные, национальные сказочные каталоги во многих странах мира. Основываясь на классификации А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1985, с. 354], финский фольклорист Аарне выделил сказки о животных; собственно сказки, к которым отнес волшебные сказки, легендарные сказки, новеллистические сказки, сказки о глупом черте или великане; анекдотические сказки. Американский исследователь Д. Эшлимен, высоко оценивая классификацию Аарне, в монографии «Фольклор и фольклорная сказка» уточняет, что индоевропейские сказки распались на хорошо определенные группы уже за столетие до того, как эти наблюдения были оформлены в классификационную систему финским фольклористом [Ashliman, 2004, p. 34]. В.Я. Пропп признавал заслугу финского фольклориста, «ибо деление на 7 роды, виды и разновидности не разрабатывалось до него» [Пропп, 2009а, с. 12]. Огромная и чрезвычайно полезная работа по учету и систематизации сказочных типов, сюжетов и мотивов, проделанная сторонниками «финской школы», развивалась на формальной основе. В результате в зарубежной фольклористике понятия «тип», «сюжет», «мотив», «жанр» не получили принципиального теоретического осмысления. По мнению К.В. Чистова, это закономерно привело к возникновению «грандиозного и вместе с тем хаотичного» [Чистов, 1964, с. 1] Указателя фольклорных мотивов Томпсона [Thompson, 1932; Thompson, 1955–58], в котором воедино смешиваются сюжеты и мотивы народных сказок, преданий, мифов, басен, притч, средневековых стихов, баллад, песен, художественные особенности и идеи произведений. Для обособления фольклористики в качестве специальной дисциплины, имеющей свой предмет изучения, важную роль сыграла статья 1929 г. П.Г. Богатырева и Р.О. Якобсона «Фольклор как особая форма творчества», [Богатырев, Якобсон, 1971, с. 369 – 383], в которой устная словесность была выведена в качестве отдельного предмета и были сформулированы специфические исследовательские задачи, а фольклористические методы были сближены с языковедческими. В XX в. в российской фольклористике творческая мысль сковывалась «идеологическим диктатом» [Зуева, Кирдан, 1998, с. 46], вследствие этого многие фольклористы обратились к методам формального исследования; в области сказковедения получил развитие структурно-типологический анализ. Позже появилась структурно-семиотическая фольклористика, которая 8 устанавливала общие закономерности построения текстов как знаковых систем. Впервые синтагматический анализ фольклорного повествования был предпринят В.Я. Проппом в его знаменитой книге «Морфология сказки» 1928 г. [Пропп, 2009а]. На исследователя оказали влияние труды А.Н. Веселовского по исторической поэтике, а также книга В.Б. Шкловского «О теории прозы» [Шкловский, 1929], но сама идея «морфологии» никак не была связана со взглядами фольклористов на систему приемов. Пропп подчеркивал, что термин «морфология» не имеет отношения к грамматике и что он заимствован для выражения более широкого смысла. Подлинный триумф книги «Морфология сказки» случился лишь спустя 30 лет, уже в контексте новейших структурно-семиотических явлений. Как указывал известный американский структуралист А. Дандес, перевод «Морфологии волшебной сказки» В. Я Проппа в 1958 г.2 на английский язык [Propp, 1958] совершил значительный теоретический переворот в зарубежном сказковедении, «прорыв в фольклористике» XX в.»3 [Dundes, 1968, p. XVI]. Формирование структурной фольклористики в 60-е гг. XX в. было связано с радикальными идеологическими переменами в области гуманитарного знания, в рамках которого о себе заявило энергичное и молодое исследовательское направление, поставившее своей целью применение в общественных науках (лингвистике, литературе и др.) точных методов. Происходило это после образования в Москве сектора структурной типологии Института славяноведения АН (1960) и проведения совместно с ним симпозиумов. Позднее, при подготовке Тартуских Летних школ, была 2 Книга В.Я. Проппа была опубликована в Советском Союзе в 1928 г, а перевод книги на английский язык был осуществлен через 30 лет. 3 «…breakthroughs in the field of folklore in the twentieth century» [Dundes, 1968, p. XVI]. - Перевод с английского и немецкого языков здесь и далее Т.Х. 9 сформулирована моделирующих концепция систем», экстралингвистических обладающих собственной «вторичных структурной организацией и имеющих в своей основе язык («первичную моделирующую систему»). П.Г. Богатырев, основоположник структурной фольклористики, принимал активное участие в заседаниях Школ. Что касается В.Я. Проппа, то он, по выражению С.Ю. Неклюдова, относился «к новейшей структуральной методологии довольно прохладно» [Неклюдов, URL]. Московско-тартуская школа ориентировалась не только на опыт российской фольклористики, но и на достижения мировой науки, на труды Р.О. Якобсона, К. Леви-Стросса, А. Греймаса, К. Бремона, П. Маранды, А. Дандеса и др. Е.М. Мелетинский выделяет три аспекта в зарубежном сказковедении середины XX в.: 1. Генетический аспект, когда корни сказочного сюжета возводятся к древним мифам (старая мифологическая школа и неомифологи лорд Реглан, Ян де Фриз), к «первобытным обычаям и представлениям, отражающим однородные психологические черты первобытного мышления («антропологисты» Лэнг, Мак-Каллок, Гартланд, Харрис, отчасти ван Геннеп, Наумани), к народным обрядам <…>, к снам (фон дер Лайен, Лайстнер), заторможенным «психологическим комплексам» (Фрейд, Юнг, Ранк, Риклин и другие)» [Мелетинский, 1958, c. 4]. 2. Исследования исторической жизни сюжета и странствования сюжетов, рассматривающие развитие сказочного сюжета как механическое явление, не связанное с конкретной историей и жизнью народа. Мелетинский относит труды Стиса Томпсона именно к данному направлению зарубежного сказковедения. 10 3. Исследования формальной поэтической структуры волшебной сказки вне связи с ее общественным содержанием и идеалами. Например, работы Кристансена или Ольрика. Ученый обратил внимание на то, что в зарубежном сказковедении XIX в., середины XX в. исследование корней сказочных сюжетов оторвано от изучения исторической жизни сказки и от анализа ее поэтической формы, сказка рассматривается независимо от «общественно-исторических и конкретных черт народов-носителей сказки» [Там же], а в западном сказковедении очень много внимания уделяется сюжету, при этом рассмотрение образа героя оказывается на периферии интересов исследователей. По мере освобождения от догматизма советская наука постепенно стала возвращаться к полноценным историческим исследованиям. Свое развитие получил историко-типологический метод. В настоящее время историко-типологическое изучение жанров является одним из главных направлений российской фольклористики и связано с именами В.Я. Проппа [Пропп, 2009], А.И. Никифорова [Никифоров, 2008], В.М. Жирмунского [Жирмунский, 1962], Е.М. Мелетинского [Мелетинский, 1958], Б.Н. Путилова [Путилов, 1976], В.П. Аникина [Аникин, 2007], А.М. Шаронова [Шаронов, 2010]. Следует отметить монументальные работы В.Я. Проппа в этом направлении. Еще изучая структурное строение волшебных сказок, ученый вывел их жанровые сюжетообразующие принципы. Исследователь показал, что в основе сюжетного разнообразия волшебных сказок лежит структурная система с определенным набором и последовательностью функций, а причины ее возникновения кроются в исторической реальности прошлого 11 [Пропп, 2009a; Пропп, 2009]. Таким образом, обратившись к историкогенетическому изучению волшебной сказки, Владимир Пропп пришел к интересным выводам, объясняющим явление всемирного сходства фольклорных сюжетов. В монографии «Исторические корни волшебной сказки» ученый рассмотрел связь волшебной сказки с древнейшими этносоциальными институтами и сделал вывод, что «сюжет и композиция волшебной сказки обусловлены родовым строем. <…> Новая социальная функция сюжета, его чисто художественное использование связаны с исчезновением строя, который его создал. Внешне начало этого процесса, процесса перерождения мифа в сказку, сказывается в откреплении сюжета и акта рассказывания от ритуала» [Пропп, 2009, с. 313]. Освободившись от ритуала, сказка начинает жить своей жизнью, которая обусловлена художественным творчеством и разными социальными факторами. Сюжет волшебной сказки возникает не путем прямого отражения действительности, а как отрицание этой действительности [Там же. С. 12]. Возникновение сказочных сюжетов В.Я Пропп считал явлением закономерного характера, обусловленным общественно-историческими причинами; такой процесс у всех народов совершался с объективной повторяемостью. Ученый считал, что нельзя сравнивать только сказку со сказкой, сказку надо сравнивать с элементами материального производства, с явлениями социального строя, с обычаями, обрядами, верованиями народа, у которого найдена данная сказка, а также с обрядами, обычаями, верованиями других народов, находящихся с ним на одной ступени хозяйственного и культурного развития. Это принципиально новый подход к анализу сказочных сюжетов, отразивший становление историко-типологического метода в сказковедении. Методологические принципы В.Я. Проппа нашли развитие в трудах Е.М. 12 Мелетинского [Мелетинский, 1958]. Мелетинский рассматривает конкретный сюжетный слой, главными героями которого являются обездоленные и невинногонимые: сирота (или сироты), падчерица, младшая сестра, младший брат. Исследователь пришел к выводу, что многие элементы этих сюжетов восходят к родовому быту и связаны с первобытным мировоззрением, однако сами сказочные сюжеты оформились в период разложения родового строя и отражают процесс перехода от рода к семье. Е.М. Мелетинский правомерно утверждает, что появление образа героя связано с рождением сказки из синкретичного фольклорного материала, когда сюжет на основе первобытного мифа, легенды оформился в отдельную эстетическую категорию в художественной сказке. Героем такой сказки становится «социально обездоленный член первобытной общины, лицо, исторически обездоленное в результате распада первобытнообщинного строя» [Там же. С. 257]. Вывод ученого актуален до настоящего времени. Мелетинский разработал одну из сторон проблемы типологии процесса формирования жанра волшебной сказки. Заслуга теоретического обоснования типологии эпического творчества сравнительно-исторической принадлежит В.М. Жирмунскому [Жирмунский, 1962]. В 1976 г. в монографии «Методология сравнительноисторического изучения фольклора» Б.Н. Путилов [Путилов, 1976] поставил вопрос о научной и методологической сущности историко-типологического подхода к фольклору. Исследователь обобщил и изложил основные принципы историко-типологического подхода [Путилов, 1975; Путилов, 1976]: учет органической связи фольклорных явлений с народным бытом, 13 социальным и духовным развитием народов, с системой представлений о мире, внутренняя преемственность в развитии жанров и их элементов, разнообразные формы функционирования фольклора. При этом вопрос о типологическом сходстве сюжетов перерастает в проблему конкретно обусловленной и исторически закономерной типологической соотносимости систем и элементов фольклора. Путилов пишет об универсальности историко-типологических связей между фольклорными системами и внутри них: «Историко-типологические связи и отношения действуют на протяжении всего историко-фольклорного процесса и охватывают все его стороны. Они носят универсальный, постоянный и непрерывный характер» [Путилов, 1976, с. 15]. Вывод ученого о том, что структурно- типологические исследования имеют смысл и могут принести науке пользу лишь в том случае, если предполагают историческую перспективу в исследовании того же объекта, справедлив. Перевод книги Проппа «Исторические корни волшебной сказки» на английский язык [Propp, 1984] был осуществлен в 1984 г.4 По мнению Дандеса, чьи слова приведены на обложке издания, эта книга открыла новые перспективы в области изучения фольклора в англоговорящем мире [Dandes, 1984]. Но все же поэтика в зарубежной фольклористике часто отождествляется только с формой. Так, говоря о книге В.Я. Проппа, Дандес подчеркивает, что она представляет интерес для структуралистов [Ibid5.]. Понятие исторической типологии не встречается ни в словарном разделе монографии Эшлимена [Ashliman, 2004], ни в словаре нарратологий Геральда 4 Книга В.Я. Проппа была опубликована в Советском Союзе в 1949 г., перевод книги на английский язык был осуществлен через 35 лет. 5 Для источников на языках с латинской графикой вместо «Там же» используется «Ibid.» 14 Принса [Dictionary of Narratology, 2003]. В странах же ближнего зарубежья, которые хорошо знакомы с работами российских ученых, многие фольклористы успешно применяют историко-типологический подход при изучении фольклора своего народа [Рахманов, 1990]. Итак, в российском сказковедении в исследованиях В.Я. Проппа [Пропп, 2009; Пропп, 2009а], А.И. Никифорова [Никифоров, 1941], Н.М. Ведерниковой [Ведерникова, 1975; Ведерникова, 2001], Е.М. Мелетинского [Мелетинский, 1958] были подробно освещены особенности структуры волшебной сказки. На новом уровне изучались проблемы происхождения сказки [Пропп, 2009; Мелетинский, 1958], исторического развития жанра [Веселовский, 1940; Померанцева, 1963; Зуева, 1995; Зуева, 1995а; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б]. Разделить сказочные формы на более древние (близкие к мифам) и более поздние (относящиеся только к сказкам) предложил еще А.Н. Веселовский: «Бытовые сказки дикарей не знают ни типических тем, ни строгого плана наших сказок, нашего сказочного матерьяла; это ряд расплывчато-реальных или фантастических приключений, без органической связи и того костяка, который дает форму целому и ясно проглядывает изпод подробностей, отличающих один варьянт от другого» [Веселовский, 1940, с. 497]. Более древняя форма сказок получила название мифологической сказки, и Т.В. Зуева обозначила основные ее признаки: диффузность, неустойчивость бесформенность, конкретных неустойчивость образов, сюжетных «невыраженность форм, “жанрового рефлекса”, синкретизм (в частности, следы магической функции)» [Зуева, 2002, с. 225]. 15 Изучались разнообразные стилистические особенности сказочного жанра (Н.В. Новиков [Новиков, 1974], В.П. Аникин [Аникин, 1984; Аникин, 1985], В.А. Бахтина [Бахтина, 1972; Бахтина, 2000]). Разрабатывался вопрос национального своеобразия волшебной сказки (например, Л.Г. Барагом [Бараг, 1969; Бараг 1975], Г.Р. Хусаиновой [Хусаинова, 2000]). Рассматривались связи народной сказки с другими жанрами фольклора и с литературой (М.К. Азадовский [Азадовский, 1938; Азадовский, 1960], П.В. Линтур [Линтур, 1972], Т.В. Зуева [Зуева, 1989], И.П. Лупанова [Лупанова, 1981, с.76 – 90], О.Ф. Тумилевич [Тумилевич, 1972], В.А. Поздеев [Поздеев, 2003], Д.В. Абашева [Абашева, 2009]). С одной стороны, в настоящее время можно уже говорить о значительной изученности волшебной сказки в российском и зарубежном сказковедении. С другой стороны, в настоящее время перед исследователями сказок стоит перспективная задача более детального и цельного рассмотрения конкретных сюжетов. Ю.М. Соколов в статье «Очередные задачи изучения русского фольклора» поднял актуальный до нашего времени вопрос о сравнительном изучении фольклора славянских народностей, а затем и всех индоевропейских [Соколов, 1926]. Степень научной разработанности проблемы. Данная работа была задумана в плане цельного исследования сказочного сюжета Чудесные дети6. Сюжет волшебной сказки Чудесные дети является универсальным, одним из самых распространенных сказочных сюжетов во всем мире, что отметил еще 6 В работе названия сказочных сюжетов и мотивов выделены курсивом Т.Х. 16 в 1946 г. американский исследователь С. Томпсон [Thompson, 1946]. Сюжетная линия сказки Чудесные дети (например, о Кики, сыне Посейдона и Калики) встречается у античных авторов (Аполлодора, Аристотеля, Овидия и др.). Восточная версия сюжета получила свое распространение по Европе и миру после перевода «Тысячи и одной ночи» Галлона и «Приятных ночей» Страпаролы. Фольклористы традиционно поднимают вопрос происхождения сюжета. Русский ученый А.Н. Веселовский указал на реального представителя христианской церкви среди арабского населения по имени Ханна, от которого Галлон записал несколько сюжетов, в том числе и сказку «Завистливые сестры» [Веселовский, 1938, С.236 – 237]. В «Энциклопедии арабских ночей» авторы Марзолф и Ван Люен отнесли «Историю о двух сестрах, которые завидовали младшей» [Marzolph, Van Leeuwen, 2004, p. 425], к «...так называемым сиротским историям»7 [Ibid.] и указали на то, что не известен арабский текст сказки, предшествовавший выходу книги Галлона в 1708 г., и что данный сказочный сюжет распространен в персидской традиции. Возможное персидское рассматривается многими сказковедами происхожение сказки как предположение «без доказательств» [Зуева, 1993, с.167]. Никто из исследователей не отрицает восточное происхождение сюжета и тот факт, что восточная версия сказки о чудесных детях много раз различными путями заносилась в Европу. Проблема типологического и национального своеобразия сказочного сюжета Чудесные дети была поставлена Т.В. Зуевой [Зуева, 1978; Зуева, 1978а] и развита Т.Я. Рахмановым [Рахманов, 1990]. Исследователи 7 «...so called orphan stories» [Marzolph, Van Leeuwen, 2004, p. 425]. 17 рассматривали сюжет на ограниченном материале восточнославянских и узбекских сказок. Т.В.Зуева провела детальное исследование волшебной восточнославянской сказки о чудесных детях, ее происхождения и развития, выявила разновидности данного сюжета и установила существование самобытной структурной версии в восточнославянском фольклоре [Зуева, 1978; Зуева, 1995]. На материале восточнославянской сказки Т.В. Зуева подтвердила генеалогическую цепочку развития данного сюжета: мифологическая сказка – классическая сказка – новеллистическая сказка – литературная сказка [Зуева, 1995]. Т.Я. Рахманов рассмотрел типологические особенности сюжета Чудесные дети в сопоставительном освещении (узбекские и русские сказки). Тщательно проанализировав все варианты узбекской сказки Чудесные дети, исследователь пришел к выводу, что в узбекских сказках в отличие от русских чудесные приметы детей не играют роли при выборе падишахом жены для повторной женитьбы [Рахманов, 1990, с. 7]. Башкирский фольклорист Г.Р.Хусаинова писала о небесной формуле красоты чудесных детей, сравнивая башкирские сказки со сказками родственных народов [Хусаинова, 2000, с. 24 – 36]. Целостное исследование сюжета 707 Чудесные дети учеными не проводилось. Актуальность исследования обусловлена назревшей потребностью целостного осмысления основных линий мирового исторического развития сюжета. С появлением международных, национальных, региональных сказочных указателей сказочных сюжетов и произошло значительное расширение границ охвата были учтены многие национальные сказочные варианты и версии, изучение которых позволяет выявить и обобщить их типологическое своеобразие. сходство и национальное Однако 18 сравнительный анализ сказочных указателей разных стран и описания сказочных сюжетов в них оказались на периферии интересов фольклористов. Мотивы, отнесенные С. Томпсоном более пятидесяти лет назад [AT 1961; Thompson, 1955–58] к сюжетному типу исследовались на предмет их 707 Три золотых сына, не соответствия понятию мотива как элементарного сюжета, которого придерживаются ведущие российские фольклористы, а также не подвергались редакции. В современной науке назрела потребность восполнить существующий пробел. Научная новизна диссертации заключается в том, что сказочный сюжет 707 Чудесные дети рассматривается в мировом контексте (с привлечением большого числа доступных на русском и английском языках версий и вариантов сюжета). Проведен сравнительный анализ сказочной статьи 707 в международных, региональных и национальных Указателях сказочных сюжетов разных стран мира и анализ мотивов к сюжетному типу 707 Три золотых сына [AT 1928, AT 1961, ATU]. Предложен новый подкорректированный вариант сюжетной статьи 707 Чудесные дети к будущей редакции восточнославянского сказочного указателя: включено описание восточной версии сюжета; подтип – 707* Щенок-богатырь и чудесные дети соединен с основной версией сюжета; выделен подтип 707А Перевоплощение светоносных близнецов (древнейшая версия сюжета); подтипы 707B* Бова-королевич и –707 С* Гуак-богатырь переадресованы к новым сюжетным типам; введены рубрики «Контаминация», «Литература». Изучена эволюция главного сюжетообразующего мотива о рождении светоносных детей и чудесных диковинок. одного из основных мотивов – мотива поиска 19 Предмет исследования – типологические и национально- исторические особенности сюжетной статьи 707 Чудесные дети, ее эволюция в мировых, некоторых региональных и национальных сказочных указателях; диахроническая трансформация сказочного сюжета о чудесных детях, эволюция формулы небесной красоты чудесных детей – устойчивого элемента поэтики сказки. Объект нашего исследования – сказочные версии и варианты сказки Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [АТU] на английском языке, сказки Чудесные дети [СУС] на русском языке; все международные, некоторые национальные и региональные указатели сказочных сюжетов, благодаря которым стали доступны многие версии и варианты сказки; этнографические материалы по данному сюжету. Цель диссертации заключается в выявлении типологических национально-исторических особенностей одного из и самых распространенных мировых сказочных сюжетов Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ATU], в определении типологического и национального своеобразия самобытных ирландской, цыганской, японской версий сказки Чудесные дети в сравнении с аналогичной восточнославянской сказкой и с восточной версией, прочно вошедшей в устное народное творчество народов Европы после перевода «Тысячи и одной ночи» Галлона [1001 ночь] и «Приятных ночей» Страпаролы [Страпарола, 1993]. В соответствии с целью исследования в диссертационной работе были поставлены следующие задачи: 20 1. Сделать сравнительный обзор международных сказочных указателей [Aarne, 1910; AT 1928; AT 1961; ATU], некоторых региональных и национальных указателей, представить сравнительный анализ сюжетной статьи 707 Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ATU], Чудесные дети [СУС] и проследить за изменениями, произошедшими в исторической перспективе в данной сюжетной статье, а также провести корректировку мотивов, отнесенных С. Томпсоном к сюжетному типу 707 Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961]. 2. На примере сказки Чудесные дети проследить развитие мифологической сказки к классической и от сюжета от классической к новеллизированной в разных странах мира, выявить типологические и национальные особенности сюжета. 3. Провести сравнительный анализ формулы небесной светоносной красоты детей как наиболее устойчивого, типичного элемента поэтики. Методологические и теоретические принципы работы базируются на трудах А.Н. Веселовского [Веселовский, 1913; Веселовский, 1940], В.М. Жирмунского [Жирмунский, 1962], В.Я. Проппа [Пропп, 2009; Пропп 2009а], Б.Н. Путилова [Путилов, 1975; Путилов 1976], Е.М. Мелетинского [Мелетинский, 1958], В.П. Аникина [Аникин, 1984; Аникин, 1985; Аникин, 2007], Т.В. Зуевой [Зуева, 1995а; Зуева, 2002; Зуева 2008], Б.П. Кирдана [Зуева, Кирдан, 1998], Н.П. Андреева [Андреев, 1988], Н.А. Криничной [Криничная, 1987; Криничная, 1988], С.Ю. Неклюдова [Неклюдов, 1984], И.В. Силантьева [Силантьев, URL; Силантьев, URL2], Т.Г. Ивановой 21 [Иванова, URL], C. Томпсона [Thompson, 1946], Д. Эшлимена [Ashliman, 2004] и др. ученых. В процессе работы используются сравнительно-сопоставительный, историко-типологический, описательный и статистический научные методы. Совокупность методов помогает выявлению типологических и национальных особенностей рассматриваемых вариантов и версий сказки о чудесных детях. Методика исследования заключается в сравнительно-сопоставительном анализе структурных элементов национальных вариантов, доступных на английском и русском языках, и восточнославянских вариантов сказки Чудесные дети, системы их персонажей и сказочных формул, а также в сравнительно-сопоставительном анализе сюжетной статьи 707 Три золотых сына (Трое золотых детей, Чудесные дети) в международных, некоторых национальных и региональных сказочных указателях. Для удобства анализа представлены схемы сюжета 707 Чудесные дети. С помощью описательного метода охарактеризованы все международные указатели сказочных сюжетов, некоторые региональные английском языке. и национальные каталоги, доступные на Статистический метод применяется при подсчете вариантов, версий сюжета, количества мотивов в изучаемых сказочных произведениях. Достоверность полученных результатов обеспечивается значительным объемом исследуемого сказочного материала, опорой на фундаментальные методы отечественной зарубежной и и теоретические принципы фольклористики, исследований апробацией результатов и положений диссертации. На защиту выносятся следующие положения: основных 22 1. Изучение и систематизация сказочных указателях позволяют выявить наличие сюжетов в рассмотренных самобытных версий сюжета Чудесные дети в восточнославянской, ирландской, цыганской, индийской, японской и других народных традициях; на более широком материале обобщить и национальное своеобразие типологические особенности сказки от мифологической сказки-баллады до новеллизированных версий сюжета. На уровне указателей сказочных сюжетов и мотивов подтверждается явление фольклорной типологии, поскольку наблюдается четкая, краткая фиксация сходных сюжетов сказок разных народов мира. 2. Исследование сказочных мотивов каталога С. Томпсона к сюжету 707 Три золотых сына показало необходимость более универсальной формулировки мотивов, которые подходят ко всем версиям и вариантам сказки. изученных версиях и вариантах сказки классического периода В количество мотивов совпадает. В новеллизированных версиях и вариантах некоторые традиционные мотивы (рождение чудесных детей, воссоединение семьи) предстают в усеченном виде, а общее количество мотивов уменьшается. 3. Мотив рождения светоносных детей является главным сюжетообразующим мотивом сказки 707 Чудесные дети в большинстве сказочных индийской. традиций: восточнославянской, европейской, восточной, Записи сказок позднего времени XIX–XX вв. всегда сохраняют следы светоносных формул: происходит замещение развернутых формул небесной красоты («с яблоками в руках, со звездой на брови», «с месяцем во лбу и звездой на подбородке» и др.) эпитетами «прекрасный», «красивый». Дети в этом случае наделяются разнообразными талантами (умением лучше всех ткать, быть самым лучшим охотником и т.д.) и качествами (умом, смекалкой и т.д.). Внутренняя энергия классической 23 волшебной сказки сохраняется в этих новых приемах раскрытия сказочных традиций. Генеалогическая цепочка образа освободителя сказочного сюжета 707 Чудесные дети начинается с перевоплощения светоносных детей (освободителя еще нет), затем появляется освободитель, который вызволяет попавшего в беду с помощью частички тела самого освобождаемого. В вариантах и версиях классического периода герой совершает эти действия с помощью волшебных новеллизированных версий предметов или магии. Освободитель разрешает конфликт благодаря уму и присущим ему талантам. Эволюция сюжета и образа освободителя выявляется через генеалогическую цепочку. 4. Изучение эволюции сказочного сюжета о чудесных детях выявило два этапа развития мифологической сказки: мифологическая сказка-баллада и мифологическая сказка переходного периода. В мифологической сказке переходного периода происходят изменения мотивов и героя: начинает исчезать близнечная тема, появляется новый герой-освободитель. 5. Одним из основных сюжетообразующих мотивов сказки является мотив поиска чудесных диковинок. Этот мотив наиболее устойчив в разных версиях сюжета. Сравнительно-сопоставительный анализ показал, что мотив поиска чудесных диковинок сохраняется в новеллизированных вариантах восточной версии сюжета. Это можно объяснить влиянием печатной книги (сборника «Тысяча и одна ночь» Галлона и «Приятных ночей» Страпаролы). Практическая и теоретическая значимость исследования. В отличие от более ранних исследований [Зуева, 1978а; Рахманов, 1990], в которых рассмотрение типологического и национального своеобразия сказочного сюжета 707 Чудесные дети ограничивалось материалом 24 восточнославянских и узбекских сказок, в диссертации данный сюжетный тип рассматривается в мировом контексте. Подтвержден универсальный характер избранного сюжета. Расширены и конкретизированы научные представления об исторической эволюции сказочного сюжета Чудесные дети, образа освободителя, главного сюжетообразующего мотива рождения светоносных детей, мотива поиска чудесных диковинок. Охарактеризовано понятие мотива, выявлена необходимость дальнейшего совершенствования формулировок мотивов. Проведена работа по корректировке мотивов исследуемого сюжетного типа и предложен вариант сюжетной статьи 707 Чудесные дети для будущей редакции восточнославянского сказочного каталога. Материалы и выводы могут быть применены в вузовском и школьном курсах литературоведческого цикла, в системах дополнительного образования, а также использованы при чтении лекций, создании учебников и учебных пособий по курсу «Устное народное творчество», при выпуске следующей редакции регионального Указателя сказочных сюжетов «Восточнославянская сказка». Апробация исследования. Основные положения и материалы диссертации нашли отражение в докладе на заседании кафедры русской литературы МПГУ (протокол заседания кафедры русской литературы МПГУ № 3 от 25.10.2013 г.). Автор принял участие в международной научно- практической конференции «Филология, искусствоведение и культурология: тенденции развития» (Россия, г. Новосибирск, 15 апреля 2013 г.), в международной научно-практической конференции «Филология, искусствоведение и культурология: актуальные вопросы и тенденции развития» (Россия, г. Новосибирск, 13 мая 2013 г.), в международной конференции «Развитие науки в XXI веке» (Украина, г. Донецк, 16 ноября 2013 г.), в «XIV Международной конференции, посвященной проблемам 25 общественных и гуманитарных наук» (Россия, г. Москва, 30 ноября 2013 г.). По итогам конференций были опубликованы статьи. Всего по результатам исследования имеется 11 публикаций. Четыре статьи представлены в изданиях, входящих в каталог ВАК РФ, остальные статьи в других рецензируемых изданиях. Общий объем публикаций составляет 6,7 п.л. Структура и объем диссертационного исследования. Диссертационое исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка (всего 244 наименования) и приложения. В первой главе рассмотрена история появления международных Указателей сказочных сюжетов и сделан сравнительный анализ описания сюжетной статьи 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных сказочных каталогах. Во второй главе сделан сравнительный анализ национальных вариантов и версий изучаемого сказочного сюжета. В заключении В подведены итоги диссертационного исследования. приложении дана сравнительная таблица мотивов, отнесенных С. Томпсоном к сюжетному типу 707 Три золотых сына [АТ 1928, АТ 1961], и подкорректированных нами мотивов для данного сюжетного типа. Объем работы – 226 страниц. 26 Глава 1. Сюжет волшебной сказки Чудесные дети в указателях XX–XXI вв. Сказочный фольклорный материал необъятен. Народную сказку начали собирать достаточно рано. XIX в. и первая половина XX в. считаются «золотым сказочным веком». Для учета и систематизации сказочного материала уже с середины XIX в. предпринимались попытки создания сказочных указателей8. Система А. Аарне прошла проверку временем и оказалась наиболее удобной для систематизации сказочных сюжетов, для введения в научный обиход нового материала, позволяя вписать его в достаточно широкий контекст. Со дня выхода первого в мире международного Указателя9 сказочных сюжетов Антти Аарне [Aarne, 1910] прошло 100 лет. С тех пор, основываясь на системе А. Аарне, были изданы сотни национальных и региональных сказочных указателей во всем мире, а сам международный Указатель трижды подвергался редакции: в 1928, 1961, 2004 гг. – с учетом новых материалов, архивных данных, с учетом появившихся во многих странах национальных и региональных сказочных каталогов. Международный Указатель сказочных сюжетов, основанный на классификационной системе А. Аарне и каталог мотивов С. Томпсона [Thompson, 1955–58] стали неотъемлемыми инструментами фольклористов всего мира. Мы ставим перед собой следующие задачи: провести сравнительный обзор редакций международных Указателей сказочных сюжетов, выявить аппарат 8 изменения, произошедшие в них, изучить научный построения сюжетной статьи международного Указателя, Указатель сказочных произведений – это научное справочное издание (каталог), в котором учитываются и систематизируются по единой принятой схеме все выявленные опубликованные (иногда рукописные, архивные) сказочные сюжеты с указанием их зафиксированных вариантов. 9 При переводе на русский язык сохранена заглавная буква 27 исследовать доступные на русском и английском языках региональные и национальные указатели сказочных сюжетов, провести сравнительный анализ сюжетной сказочной статьи 707 Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [AT 1928, AT 1961], Трое золотых детей [ATU] в сказочных каталогах и проанализировать мотивы, выделенные С. Томпсоном к данному сюжету [AT 1928, AT 1961], а также предложить новый, подкорректированный вариант сюжетной статьи 707 Чудесные дети к будущей редакции восточнославянского сказочного указателя. 1.1. Международные сказочные Указатели: история вопроса Попытки разработать классификацию народных сказок предпринимались со второй половины XIX в. В области каталогизации достаточно интересны труды следующих зарубежных и русских фольклористов этого времени: И. Гана (I. Hahn), С. Барина Голда (S. Baring Gould), Ф. Стила (F. Steel), Р. Темпла (R. Temple), Э. Коскина (E. Cosquin), Г. Гомма (G. Gomme), И. Якобса (I. Jacobs), В. Чаувина (V. Chauvin), Б. Хаджеу ( B. Hadjeu), М.Н. Макарова, И.П. Сахарова, а также более поздние труды Л.З. Колмачевского, П.В. Владимирова и многих других [Приводится по: Бараг, Березовский, Кабашников,Новиков, 1979, с. 3 – 28; Бараг 1993, 369; Владимиров, 1896]. Все эти работы объединяет стремление свести разнообразие сюжетов к какому-то числу ограниченных групп. Так, например, Ган выделяет 40 групп (формул, по его терминологии). Но ученым того времени так и не удалось достичь определенных удовлетворительных результатов. Их классификационные схемы были построены, в основном, на достаточно ограниченном материале и часто не были доведены до конца. 28 Отдельно стоит отметить классификацию, предложенную А.Н. Афанасьевым при подготовке второго издания собрания русских народных сказок, которое было опубликовано (посмертно) в 1873 г. [Афанасьев, 1873]. В данном издании сказочный русский материал был дополнен некоторыми текстами и впервые размещен по определенной классификационной системе (сказки о животных, волшебные, новеллистические, бытовые сатирические сказки и анекдоты). Большую плодотворную работу по систематизации болгарской сказки провел М. Арнаудов [Арнаудов, 1905], который положил в основу своей системы принцип классификации сказок по персонажам (героям). Несмотря на незавершенность и громоздкость, фольклористы всего мира рассматривают данный каталог как один из возможных типов сказочных указателей. В начале XX в. в России А.М. Смирнов создал «Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок» [Смирнов, 1911], который охватывает преимущественно сказки о животных. Данный указатель был чрезвычайно сложен по своей схеме и малопригоден для быстрой ориентировки, что было отмечено Ю.М. Соколовым [Соколов, 1941]. Международное сравнительно-историческое изучение необходимо для того, чтобы понять природу сказки, закономерности ее распространение отдельных сюжетов, существование формирования, многочисленных сказочных вариантов и версий. Такое изучение должно быть хорошо организованным. К началу XX в. международный учет записей сказок и разработка правил международной систематизации сказочных сюжетов стали главными задачами. 29 Вся деятельность ученых XIX – начала XX вв. по разработке принципов каталогизации сказочных произведений (объединение сюжетов в группы, принцип классификации сказок по персонажам (героям), по темам, по жанрам), безусловно, способствовала выработке определенных средств, необходимых для обоснованного составления классификационных каталогов и указателей, и явилась подготовительным этапом, прежде всего, для представителей финской школы фольклористов. Финская школа фольклористов возникла в начале XX в. в Хельсинки. Главной задачей финской школы являлось установление по исключительно формальным признакам древнейшей «праформы» каждой сказки, выявление ее «прародины» и прослеживание путей ее миграции. В этой связи насущным стал вопрос о максимальном привлечении к исследованиям зафиксированных как рукописных, так и печатных сказочных текстов, что не могло быть выполнено без разработки специальных каталогов-указателей, ориентированных на широкие круги международной научной общественности. Эта задача и стала главной в деятельности основанной в 1907 г. Карле Кроном (K. Krohn), Акселем Орликом (A. Orlik) и Карлом Седовым (K. Sedov) Международной федерации фольклористов [FF] и ее печатного органа «Вестника федерации фольклористов» [FFC]. В этой серии в 1910 г. появился «Указатель сказочных типов» одного из ведущих представителей финской школы Антти Аарне [Aarne, 1910]. Ученый вслед за А.Н. Афанасьевым положил в основу своей классификации, хотя и не вполне последовательно, принцип разделения фольклорных текстов по жанрам, а внутри них – по сюжетным типам. Великое княжество Финляндское – территория, находившаяся в составе Российской империи с 1809 по 1917 гг.; одним из официальных языков в княжестве был русский язык (до 1863 г. и с 1900 30 г.). А. Аарне и другие представители финской школы были знакомы со сборником народных сказок А.Н. Афанасьева и его классификационной системой. Именно эта система была взята А. Аарне за образец и получила в его трудах дальнейшую разработку. В Указателе сказочные сюжеты делятся на следующие группы: I. Сказки о животных; II. Собственно сказки, куда входят: A)Волшебные сказки, B)Легендарные сказки, C)Новеллистические сказки и D)Сказки о глупом черте (великане); III. Анекдоты. Внутри этих групп сказки объединяются в гнезда по тематическому признаку: каждая сказка (как целостный рассказ, а в ряде случаев – характерный мотив или эпизод) имеет порядковый номер: в первой группе – от 1 до 299, во второй – от 300 до 1199, в третьей – от 1200 до 1999; причем в нумерации специально были оставлены пропуски для внесения новых сюжетов. Указатель Антти Аарне отразил и сильные, и слабые стороны финской школы и потому встретил двоякое отношение со стороны фольклористов мира. Со временем это отношение распространилось и на Указатель Томпсона, который был выполнен также на основе системы А. Аарне, но с более широким привлечением сказочных материалов разных народов. Одним из первых в фольклористике вполне объективно оценил каталог Аарне председатель Сказочной комиссии РГО С.Ф. Ольденбург, который отнес его к наиболее полному и наиболее систематизированному из всех существующих каталогов [Приводится по: Бараг, Березовский, Кабашников, Новиков, 1979, с. 3 – 28]. Не соглашаясь с некоторыми принципами классификации А. Аарне, Ольденбург охарактеризовал Указатель как значительный классификации народных сказок, повлекший дальнейшую шаг С.Ф. в деле работу в этом направлении. Ученый стремился найти применение Указателю в отечественном сказковедении. Так, в публикациях Сказочной комиссии РГО стали появляться 31 ссылки на международный Указатель Аарне. Это позволило, в свою очередь, оперативно информировать научный мир о сюжетах, встречающихся в рукописных собраниях сказок, в том числе и таких, которые удалось опубликовать лишь многие годы спустя. При участии С.Ф. Ольденбурга Н.П. Андрееву удалось перевести на русский язык и издать Указатель Аарне с адаптацией его к русским сказочным материалам [Андреев, 1929, с. 12]. Указатель Андреева [АА] охватил сюжеты русских сказок по основным фольклорным сборникам. Для русских (советских) фольклористов ссылка на этот Указатель стала общепринятой с 1930-х гг. до 1979 г., то есть до появления «Сравнительного указателя сюжетов. Восточнославянская сказка», составленного Л.Г. Барагом, И.П. Березовским, К.П. Кабашниковым, Н.В. Новиковым [СУС]. Как и Ольденбург, Андреев не находил каталог Аарне бесспорным, но Н.П. Андреев также подчеркивал, что этот каталог отличается несомненными достоинствами и что система Антти Аарне проста, практична и интернациональна, так как легко может быть применима ко всякому сказочному материалу, при этом данную систему можно и дополнять, и изменять [Андреев, 1929, с. 8]. Ученый справедливо считал, что, пока не будет создано какой-либо другой системы, применение Указателя Аарне будет иметь огромное значение. Большинство сказковедов мира разделяют эти взгляды на теоретическое и практическое значение Указателя Антти Аарне и сейчас. Со времени создания система Аарне получила международную известность и распространение. В настоящее время именно это и определяет ее ценность. К сожалению, заслуга А.Н. Афанасьева в создании такой универсальной классификации осталась в тени. Теоретические взгляды финской школы давно стали достоянием истории, указатели же по системе Аарне 32 являются общепризнанными инструментами, которыми в течение ста лет пользуются фольклористы всего мира. Они помогают исследователям быстро ориентироваться в сказках того или иного народа, мгновенно отыскивать среди публикаций или архивного материала нужные для исследовательской работы тексты в максимальном количестве записей. Дважды (в 1928 г. и в 1961 г.) Указатель Антти Аарне был уточнен и дополнен Стисом Томпсоном. В мировую фольклористику этот труд вошел как Указатель Аарне-Томпсона [AT 1928; АТ 1961]10. Данный многонациональный сводный Указатель был также напечатан в серии FFC. Причину, по которой Указатель 1928 г. был переработан в 1961 г., автор изложил в предисловии: «Почти сразу после появления первого издания этой работы, региональные и национальные каталоги сказочных произведений России, Испании, Исландии и Литвы внесли предложение по дополнению новых фольклорных типов, которые должны быть включены в следующее издание...»11 [Thompson, 1961, p. 5]. Внесли свои предложения и другие страны. И Cтис Томпсон пришел к выводу, что каталог будет более ценным, если включить в него активный материал традиций разных стран, сведения из национальных каталогов, научных изданий. Для второго и последующих переизданий автор воспользовался также архивными материалами, некоторые из которых оценил как «имеющие значение первостепенной важности»12 [Ibid. P. 6]. Во время подготовки новой редакции каталога С. Томпсон объездил архивы Квебека, Эдинбурга, Дублина, Марбурга, Копенгагена, Лунда, Стокгольма, Упсалы, Осло, Хельсинки, Любляны и Афин с целью определить, какие именно добавления 10 и изменения нужно сделать в Вместо аббревиатуры АТ иногда используется аббревиатура AaTh. «Almost immediately after the appearance of the first revision of this work, regional and national indexes of folktales from Russia, Spain, Iceland and Lithuania brought suggestions of many new types which should be included in any future edition...» [Thompson, 1961, p. 5]. 12 «...first-rate importance» [Ibid. P. 6]. 11 33 новой редакции Указателя. В каталог 1961 г. было введено понятие «тип» [Ibid. P. 7], ввиду того что данное слово является интернациональным и легким для понимания. В ранних изданиях использовалась немецкая аббревиатура «Mt», так как первый международный Указатель был напечатан на немецком языке. Также было принято решение нераспространенные типы сказочных сюжетов, которые встречаются только в одной стране или очень редко, печатать маленькими буквами; сказочное же произведение, известное только в одном варианте, не печатать совсем. При этом Томпсон сделал в Предисловии небольшое уточнение, что он часто нарушал это установленное им же правило, когда чувствовал, что сказка живет и ее присутствие в указателе может быть полезно в будущем [Ibid. P. 8]. Никаких существенных изменений в номерной системе произведено не было. В издании каталога AT 1928 использовались номера со звездочками, число которых иногда достигало пятнадцати. Чтобы избежать этого, в издание 1961 г. были введены буквы латинского алфавита перед звездочкой. Например, 879А* Продавец получает поцелуй девушки в обмен на товары, 879B* Судьба танцующей девушки, 879C* Умная девушка освобождает своего брата из тюрьмы и т.д. Иногда тип, помеченный звездочкой, в новом издании становился типом без звездочки, то есть переходил из нераспространенного типа в распространенный. Каждое такое изменение в каталоге 1961 г. отмечено. Например, 117 (ранее 117*) Медведь едет на лошади [AT 1961, p. 46] или 152 (ранее 152*) Человек красит медведя [Ibid. P. 55]. В своей работе Томпсон использовал труды Иоганна Больте и Иржи Поливки [BP], имеющие большое значение и в наши дни. Одним из дополнений, внесенных С. Томпсоном в Указатель, является приложение к каждому сюжету 34 списка входящих в него мотивов, проиндексированных по томпсоновскому указателю мотивов [Thompson, 1955–58]. Указатель AT 1961 был переиздан в 1964 и в 1973 гг., и именно на данном международном Указателе сказочных произведений основывались многие национальные и региональные указатели вплоть до появления новой редакции международного Указателя в 2004 г. В настоящее время существует несколько видов проверенных историей сказочных указателей: Международный указатель сказочных сюжетов – научное справочное издание, основанное на классификационной системе А. Аарне, в котором учитываются и систематизируются опубликованные фольклорные сказочные тексты всего мира. Региональный указатель сказочных сюжетов – научное справочное издание, основанное на классификационной системе А. Аарне, в котором учитываются и систематизируются опубликованные фольклорные сказочные тексты какого-то определенного региона. Национальный указатель сказочных сюжетов – научное справочное издание, основанное на классификационной системе А. Аарне, в котором учитываются и сказочные тексты систематизируются опубликованные фольклорные определенного этноса (реже родственной группы этносов). Интересно проследить расширение сферы охвата фольклорного материала от каталога к каталогу. На Лунде» (Швеция)13 в 1935 г. «Конгрессе изучения фольклора в отмечалось, что Аарне создал классификацию, охватывающую великую коллекцию финских сказочных 13 Congress for the study of the Folk-tale at Lund (Sweden) 35 произведений, которая прекрасно подошла для стран северной Европы. В первом переиздании AT 1928 произошло расширение на южную Европу, но при этом многие страны южной и юго-восточной Европы, а также страны от Азии до Индии не были охвачены, несмотря на то что фольклор Средиземноморья, ближнего Востока и Индии уже давно и активно изучался. К концу сказочного конгресса 1935 г. Стис Томпсон согласился с тем, что требуется пересмотреть каталог и учесть новые материалы, и попросил время для того, чтобы изучить индийские сказки и «сбалансировать сказочные типы восточных и западных стран»14 [Thompson, 1961, p. 6]. В течение следующих двадцати лет в этой области было сделано очень много. Доступными стали прекрасные национальные и региональные указатели, изданные в России, Испании, Исландии, Литве, Латвии, Швеции, Германии, Италии, Турции, Франции, Индии, Чехословакии, Венгрии, Румынии и испано-говорящей Америке. На подходе оказались указатели сказочных произведений Греции, французской Канады, Шотландии и Ирландии. Все это позволило С. Томпсону расширить масштаб распространения фольклорных сказок от Европы до Индии. В предисловии ко второму изданию С. Томпсон писал, что его труд должен носить название «Типы фольклорных сказок Европы, западной Азии и земель, освоенных этими людьми»15 [Ibid. P. 7]. Система Аарне-Томпсона, с теоретической точки зрения, имеет свои недостатки, проявившиеся в АТ 1928 и АТ 1961. Все исследователи отмечают, что в народных традициях не встречается точной системы выделенных сказочных типов. Многие фольклористы (С.Ф. Ольденбург, Н.П. 14 15 «...to balance the index between east and west» [Thompson, 1961, p. 6]. «The Types of the Folk-Tales of Europe, West Asia, and the Lands Sеttled by These Peoples» [Ibid. P. 7]. 36 Андреев и др.) не были согласны с принципами классификации Аарне. Авторы СУС обратили внимание на нечеткое различение жанров, сюжета и мотива, сюжетообразующего мотива и дополнительных мотивов, сюжета и текста, на отсутствие единого принципа распределения сюжетов по основным группам. Например, классификация по главным героям не является последовательной ни по структуре, ни по темам. Г. Утером были отмечено, что в АТ 1961: – «слишком часто несправедливо в центр внимания были поставлены только мужские характеры»16 [Uther, 2004, p. 7]; – не учитывались литературные источники, старые варианты и распространение фольклорных текстов; – отсутствуют ссылки на научную литературу; – выделение нерегулярных типов не было научно обосновано; – не принимались во внимание новые издания, новые коллекции сказок. Все сказковеды указывают, что система охватывала только европейские устные традиции со схожим материалом из Азии охвачены (в самой Европе не были или частично охвачены многие страны, в том числе Дания и Россия). Г. Утер отметил еще и следующий международных Указателей сказочных недостаток предыдущих сюжетов: «Слишком многие документы, положенные в основание сюжетных типов, находятся в труднодоступных архивах»17 [Ibid. P. 8]. С нашей точки зрения, это утверждение скорее говорит о труднодоступности архивных материалов и 16 «... too often centered unjustly only on the male characters» [Uther, 2004, p. 7]. «Too much of the documentation for the existence of many of the types lay in the archive texts that were difficult to access» [Ibid. P.8]. 17 37 недостатках работы архивных учреждений, чем о неправильном включении или выделении сюжетного типа в АТ 1928 или АТ 1961. Исследователями не было замечено формальное распределение мотивов по сюжетным типам, в результате которого появились лишние мотивы в сюжетах, а сюжетообразующий мотив потерял свое наполнение, как это произошло в сюжетном типе 707 Три золотых сына. Несмотря на недостатки, достоинства системы не ослабевают с течением времени, а скорее, наоборот, усиливаются, потому что, как уже было отмечено выше, растет количество построенных на данной системе национальных региональных и указателей. В большинстве случаев теоретические классификации выявляют наиболее общие закономерности (исторические, функциональные, структурные), которые в обычных текстах не выступают в чистом виде. Многие весьма убедительные классификационно-типологические схемы (например, Е.М. Мелетинского и др.) не всегда предназначены для учета, описания и систематического распределения целостных текстов. Система же Аарне прекрасно подходит именно для учета, описания и систематизации народных сказочных произведений. За сто прошедших со времени первой публикации каталога Аарне лет по этой системе описаны уже тысячи текстов. Объем каталогов разный и колеблется от 38 до 377 страниц (японский каталог Х. Икеды – ученицы С.Томпсона [Ikeda, 1971]). Большинство каталогов подготовлено с большой тщательностью и аккуратностью, ко многим из них приложены дополнительные материалы, например, карты местности с обозначением населенных пунктов, где записан тот или иной сюжет, с указанием лиц, от которых записан сюжет, таблицы контаминаций сюжетов, а иногда списки писателей, обработавших фольклорные сюжеты (как, например, в польском 38 указателе Ю. Кшижановского, на создание которого ушло более пятнадцати лет и который считается одним из лучших европейских каталогов [Приводится по: Бараг, Березовский, Кабашников, Новиков 1979, c. 3 – 28]. В 1966 г. мотивов вышел в свет Указатель Эрнста Баумена «Указатель типов и сказочных произведений Англии и Северной Америки»18 [Baughman, 1966]. Его отличие от других национальных, региональных указателей заключается в том, что данная работа была подготовлена автором с 1944 по 1953 г. как докторская диссертация и в Указателе приведены результаты исследования ученого. Эрнст Баумен ограничил себя в исследовании англоязычными произведениями Великобритании и Северной Америки, так как целью работы было выявление общих фольклорных традиций только этих двух стран. В предисловии фольклорист отметил, что, несмотря на присутствие людей со всего земного шара в Северной Америке, английская культура является доминирующей. Исследователь сделал вывод, что вследствие этого английский фольклор является основным для всей страны [Baughman, 1966а, p. VII]. По данной причине Баумен не включил в Указатель народные сказки, привнесенные в США из Франции, Канады, Испании, Армении; также автором был исключен и национальный фольклор индейцев. Баумен приводит таблицы процентных соотношений сказочных произведений, распространенных только в США, только в Англии, и сказок, встречающихся в обеих странах. В своей диссертации-указателе ученый делает выводы о том, что в Америке и Англии 25 процентов общих фольклорных произведений и что, возможно, в Северной Америке были записаны произведения, которые существовали и не были записаны в 18 «Type and motif-index of the folktales of England and North America by Ernest W. Baughman» [Baughman, 1966]. 39 Англии; о том, что предпочтение в обеих странах отдается коротким фольклорным произведениям и что, несмотря на произведения, пришедшие из-за океана из разных традиций, в Америке создаются и свои фольклорные произведения и т.д. И, конечно, данный указатель-диссертация был написан на основе международного Указателя сказочных произведений АарнеТомпсона. Как отметил сам Э. Баумен в предисловии, с момента завершения его работы до выхода в печать появился новый вариант международного каталога сказок Аарне-Томпсона [AT 1961], и по этой причине его труд был переработан, нумерация некоторых типов сказочных произведений и мотивов была приведена в соответствии с AT 1961 [Baughman, 1966a]. В 1987 г. был издан «Гид фольклорных сказочных произведений на английском языке, основанный на классификационной системе АарнеТомпсона»19 Д.Л. Эшлимена [Ashliman, 1987]. Во вступительной статье Эшлимен приводит известную шутку про сумасшедший дом, в котором какое-то количество шуточных произведений известно всем больным, а каждой шутке присвоен номер. В целях экономии времени, для того чтобы рассмешить окружающих, произносят только номер, под которым числится та или иная шутка, а в ответ слышится то вежливый смешок, то оглушительный хохот. Подтрунивая над существованием определенной номерной системы в каталоге AT, Эшлимен наравне с другими учеными высоко оценивает сам указатель Аарне-Томпсона. В предисловии он пишет, что «присвоение номеров историям не является привилегией шуток в сумасшедшем доме»20 [Ashliman, 1987а, p. IX], потому что фольклористы в течение 19 длительного времени используют номерную систему для «A Guide to Folktales in the English language Based on the Aarne-Thompson Classification System» [Ashliman, 1987]. 20 «...assigning numbers to stories is not exclusively the province of asylum jokes» [Ashliman, 1987а, p. IX]. 40 идентификации и анализа мотивов и сюжетов, которые являются составляющими сказочных произведений. В рамках системы АарнеТомпсона Д. Эшлимен наравне с европейскими сказочными произведениями, существующими на английском языке или переведенными на английский язык, включил и неевропейские сказки, если подобные сказочные сюжеты встречаются в странах Европы. В отличие от указателя Баумена Эшлимен включил сказочные произведения, привнесенные в США из Франции, Канады, Испании, Армении, а также из Африки, Азии и др. Так, например, в каталог в раздел сказочного сюжета 707 Танцующая вода, поющее яблоко и говорящая птица вошла сказка «Золотоволосые близнецы», записанная в США от армянской диаспоры Детройта. Д. Эшлимен также предложил включить в каталог Аарне-Томпсона следующие новые номера: 171 Три медведя, 504 Изменение, Переодевание, Мена, 776 Гусь, который нес золотые яйца, 1215A Мужчина c двумя женами и 1500 Лекарство старой женщины. Следуя номерной системе Указателя АТ 1961, Эшлимен переработал многие описания сюжетов Томпсона: частично стиль, но большей частью содержание. По его собственному выражению, исправление содержания было сделано, чтобы лучше описать варианты и версии, которые доступны на английском языке [Ibid. P. X]. Но при этом автор замечает, что появление похожих произведений в разных странах мира вовсе может и не означать миграцию данных произведений, так как они могут зарождаться независимо друг от друга. После описания содержания каждого сказочного сюжета помещены названия сказок и краткое описание изданий, где можно найти эти сказочные произведения, что, несомненно, облегчает работу фольклористов. В конце книги приведена библиография избранных работ по фольклору и фольклорных сборников на английском языке. Автор не ставил целью указать все имеющиеся варианты сказочных произведений. Критерием 41 отбора материала для каталога послужила надежность источника, в котором вариант того или иного сказочного сюжета был напечатан. Д. Эшлимен привел и сборник сказок А.Н. Афанасьева, и сборник братьев Гримм, так как данные классические сборники были давно переведены на английский язык и представляют большой интерес для исследователей фольклора всего мира. Цель Указателя американский ученый видел в том, чтобы, во-первых, помочь читателям и исследователям фольклора найти получившие мировую известность варианты и версии сказки, во-вторых, обратить внимание пользователей каталога на менее известные, но взятые из надежных источников варианты и версии сказок, которые также заслуживают пристального внимания и изучения, например, на самобытную сказку «Маленькая Золушка»21 [Sampson, 1933], записанную от цыган Уэльса и находящуюся в закрытом зале редких книг Нью-Йоркской публичной библиотеки. Безусловно, все это является достоинством Указателя Д. Эшлимена. Нельзя обойти вниманием и вышедший в 1979 г. «Сравнительный указатель сюжета. Восточнославянская сказка» Л.Г. Барага, И.П. Березовского, К.П. Кабашникова, Н.В. Новикова [СУС], появление которого стало значительным событием для фольклора. Данная группа ученых исследователей восточнославянского продолжила каталогизацию сюжетов восточнославянской сказки с ориентацией на систему Аарне и довела ее до возможной полноты (в Указателе Аарне-Томпсона пропущен определенный пласт славянских сказок). Полный учет конкретного материала русской, украинской и белорусской сказки, произведенный Л.Г. Барагом, И.П. Березовским, К.П. Кабашниковым и Н.В. Новиковым, проливает свет на 21 «Little Cinder-Girl» [Sampson, 1933]. 42 многие проблемы, волнующие сказковедов. Перед составителями данного указателя стояли две задачи: «с одной стороны, это как бы три национальных указателя, характеризующих сюжетный репертуар русской, украинской и белорусской сказки; с другой – первый опыт регионального сюжетного указателя» [Бараг, Березовский, Кабашников, Новиков, 1979, c. 13]. Авторы дали сравнительную характеристику восточнославянского историко- этнографического региона – этнической территории расселения трех близкородственных народов (русских, украинцев и белорусов), которые говорят на родственных языках, контактируют в течение многих столетий и которые создали общий запас повествовательных фольклорных формул. Сравнительный указатель систематизирует и обобщает результаты предшествующих работ в области русского, украинского и белорусского сказочного материала, а в основу краткого изложения ряда сюжетов положены аннотации Н.П. Андреева, В.Я. Проппа и Аарне-Томпсона [Там же. C. 22]. Но при этом составители СУС стремились в своей работе подчеркнуть особенности, характерные для сказок именно восточных славян. Материалы указателей Н.П. Андреева [АА; Андреев, 1936, c. 507 – 636] и В.Я. Проппа по русской сказке [Пропп, 1957, c. 454 – 502], Н.П. Андреева по украинской сказке [Андреев, рукопись] были значительно дополнены новыми и не учтенными ранее публикациями. уверенностью констатировать, что именно в СУС Можно с были учтены все публикации русских сказок с конца XVIII в. до конца 70-х гг. XX в., в нем есть ссылки на издания сказок, которые делались на протяжении почти двухсот лет. Также творческим коллективом ученых зафиксированы все возможные случаи группировок этнических связей восточных славян: 43 русско-белорусские, русско-украинские, белорусско-украинские. Новые, не учтенные ранее Указателем AT 1961 сказочные типы и подтипы в СУС отмечены особыми номерами (тире, звездочкой или несколькими звездочками, а также буквами латинского алфавита, которые еще не были использованы в AT 1961). Например, –707* Щенок-богатырь и чудесные дети, –707С* Гуак-богатырь. В СУС зафиксированы и случаи расхождении номеров сюжетов СУС с указателем Андреева [АА] и с указателем Кшижановского. Несомненным достоинством регионального указателя является и то, что записи, произведенные от одного и того же исполнителя в разные годы или разными лицами, считаются самостоятельными вариантами. Авторы СУС включили в Указатель таблицу контаминаций, таблицу соотношений указателей Аарне-Томпсона и Аарне-Андреева, библиографию важнейших исследований о сказках восточных славян, географический указатель, дающий информацию о записях сказок в той или иной области. В отличие от указателя Кшижановского, в СУС не учтены издания сказок в обработке писателей. Авторы СУС пришли к выводу, что данный материал должен быть зафиксирован в отдельном указателе литературных параллелей к народным восточнославянским сказкам, что и ныне остается актуальной, но нереализованной задачей. В 2004 г. появилась новая, значительно дополненная и расширенная переработка Указателя Аарне-Томпсона «Международные сказочные типы. Классификация и библиография, построенные по системе Антти Аарне и Стиса Томпсона, Ганса-Йорга Утера»22 [ATU]. Данный труд осуществил Ганс-Йорг Утер, профессор университета Дуйсбург-Эссен. На смену аббревиатуре AT, АТ 1928, АТ 1961 постепенно приходит аббревиатура 22 «The types of international folktales. A Classification and Bibliography Based on the System of Antti Aarne and Stith Thompson by Hans-Jörg Uther» [ATU]. 44 ATU. Ганс Утер в предисловии к своему труду очень высоко оценил систему Аарне, подчеркнув, что данная является эффективным инструментом, классификационная система который позволяет быстро расположить по типам международные сказочные сюжеты, и что система является основой историко-сравнительного исследования фольклора учеными всех дисциплин, которые соприкасаются с народными традициями [Uther, 2004, p. 8]. Действительно, многочисленные национальные каталоги сказочных сюжетов и сводный Указатель Аарне-Томпсона-Утера являются научным аппаратом, без которого в настоящее время не обходится ни один исследователь сказки, в каком бы аспекте и направлении он ее ни изучал. Такой инструмент значительно помогает экономить силы и время на разыскание необходимых материалов, т.е. освобождает от выполнения механической и очень трудоемкой и кропотливой работы. Г. Утер постарался исправить недостатки прежнего Указателя Аарне-Томпсона. В предисловии к Указателю ученый отметил, что новый международный каталог ATU по возможности устранил или смягчил многие недостатки предыдущих указателей [Ibid.]. В новом Указателе подвергся переработке сам сюжетный состав. В каталоге ATU учтены многие научные достижения мировой фольклористики до 2003 г., вплоть до монографических работ по каждому типу сказочного сюжета. В результате было устранено дублирование сюжетных номеров, о котором неоднократно говорилось в статьях «Энциклопедии сказок» [EM]. Основная номерная система была сохранена в новой редакции, так как на ней базируются многие региональные и национальные каталоги. В нескольких случаях номера сказочных произведений поменялись. Например, сюжет AT 1587 Человек, которому 45 позволено выбрать дерево, на котором его должны повесить стал 927D Человек, которому ATU позволено выбрать дерево, на котором его должны повесить. Многие сюжетные типы подверглись «укрупнению», то есть нераспространенные варианты были соединены в данной редакции с основным. Например, сюжетный тип ATU 706 Девушка без рук (Безручка) включил в себя AT 706A Помощь статуи Девы. Во вступительной статье автор Указателя Г. Утер подчеркивает, что в некоторой части номеров всетаки пришлось идти на компромисс, особенно при распространенной контаминации некоторых сюжетов, так как многие составители каталогов определяли место сказочного произведения по начальному или конечному эпизоду или мотиву, что послужило критерием отделения этих произведений от основного сюжета. Это часто касается произведений, размещенных в региональных каталогах под номерами 425 Поиски потерянного мужа и 510 Золушка и Ослиная Шкура. Все произведенные изменения отмечены. Это облегчает переход от указателя AT 1961 к указателю ATU. Cюжетные типы, которые «<…> были ограничены одной единственной этнической группой или по которым нет никакой доступной информации, были удалены (эти типы все еще можно найти в региональных каталогах), если только они не имели важного временного, этнического и географического распространения»23 [Ibid.]. Вопрос о так называемых регулярных, распространенных сказочных сюжетах, которые в каталоге AT 1961 напечатаны обычным шрифтом, и о нерегулярных, нераспространенных сказочных сюжетах, которые в каталоге AT 1961 даны мелким шрифтом, вызывавший много споров в научном мире, 23 «....were limited to a single ethic group and for which no information is available, have been excised (they can still be found in the regional catalogs), except they have reached a significant temporal, ethnic, or geographic distribution» [ Ibid.]. 46 в Указателе ATU был разрешен следующим образом: каждый сюжет, достаточно важный для того, чтобы быть в списке указателя ATU, считается распространенным [Ibid.]. В разные отделы Указателя было добавлено более двухсот пятидесяти сюжетов. Например, сказочные сюжетные типы 184 Выброшенная в воду половина денег, 185 Продавец ночных горшков и обезьян и 186 Обезьяна и орех. Введенные в Указатель в ATU включаются задокументированные сюжеты отбирались по следующему принципу: только самостоятельные сказочные типы, не менее, чем в трех этнических группах или существующие в течение длительного периода. Какие же изменения произошли в сюжетных статьях Указателя? 1. Частично были пересмотрены названия сюжетных типов. Так, например, в ATU дано более точное название сюжетной статьи 707. Статья называется не Три золотых сына, как это было в AT 1928, АТ 1961, а Трое золотых детей, так как в самой распространенной версии сказочного сюжета 707 рождаются два мальчика и одна девочка. 2. Описания сюжетов были полностью переработаны. Огромным достоинством работы является то, что описания сюжетов значительно расширены, при этом автор следовал следующему принципу: главные герои, как активные, так и пассивные, и их оппоненты должны быть названы, и действие сказки, и объекты, и особенно сюжет должны быть узнаваемыми. Поэтому в сюжетной статье всегда называются действующие лица, обязательно указывается пол действующих лиц, дается их характеристика, само описание сюжета доступное и «гибкое» 24 «flexible» [Ibid. P. 8]. 24 [Ibid. P. 8] и основывается 47 на научных монографиях и архивных текстах. Как указал Ганс Утер, описание каждого сюжета – это основной базис, минимальная структура, которая включает центральную структуру сказки, ее содержание и главных героев [Ibid. P. 12]. 3. Из соображений экономии места индексы мотивов не были повторены в отдельном разделе. Только самые важные мотивы из каталога мотивов Томпсона были отмечены. 4. Была добавлена отдельная рубрика «Комбинации», в которой отмечены контаминации сюжетов. В фольклористике процесс контаминирования сюжетов очень сильно распространен, а также многие сюжеты оказываются сходными. Поэтому данная рубрика облегчает поиск сходных сюжетов и изучение так называемых «взаимоотношений» данного сюжета с сюжетами родственными или соприкасающимися. 5. Введена новая рубрика «Ремарки», в которой дается информация о ранней фиксации сюжетов. 6. Включена рубрика «Литература / Варианты», состоящая из двух подразделов. Первая часть состоит из наиболее важных библиографических источников, расположенных в хронологическом порядке. Вторая часть включает в себя международное обозрение существующих вариантов. Можно полностью согласится с А.В. Козьминым, который отмечает, что самое «существенное дополнение касается ссылок на источники» [Козьмин, 2009, c. 20], при этом это не только ссылки на публикации сказок, но и на важнейшие исследования данных сюжетов. По сравнению с предыдущим Указателем сказочных сюжетов Аарне-Томпсона в два раза увеличен объем Указателя Аарне-Томпсона-Утера. 48 7. В отдельной строке говорится об этническом географическом распространении данного фольклорного сюжета. В международном Указателе фольклорных сказочных сюжетов ATU есть ссылки на СУС, на Указатель-диссертацию Баумена и на другие региональные и национальные Указатели разных стран мира. Утер в предисловии предупреждает о том, что именно в указанных им национальных и региональных каталогах надо искать варианты сюжета, варианты текстов. Выбор для включения в ATU национальных и региональных указателей производился по принципу: следующему каталог должен быть самый последний и основываться на предыдущем национальном каталоге. Автор не приводит список вариантов сказочных произведений, так как считает, что такой список возможен только тогда, когда он небольшой по объему или ограничивается каким-то выбранным регионом. Количество вариантов в каждом национальном указателе также не перечисляется в связи с тем, что у составителей национальных, региональных каталогов в каждом конкретном случае были свои критерии. Обычно региональные указатели отличаются более полным охватом материала данного региона, тогда как каталог ATU рассчитан на описание всего мирового сказочного фонда и не может содержать подробные сведения о каждом регионе. Библиография Указателя Аарне-Томпсона- Утера насчитывает 3000 источников, в том числе и публикации русских ученых (К.В. Чистова, В.Я. Проппа и др.) [Uther,2004a, p. 29 – 131]. В Указателе ATU, как и в любом другом, можно найти и редкие ошибки (например, сказки народов Памира приписаны афганцам), но таких ошибок очень немного. Без сомнения, система построения международного Указателя сказочных сюжетов А. Аарне, основанная на классификации А.Н. Афанасьева, 49 универсальна, проста и практична в применении. Именно поэтому в систему можно вносить определенные изменения, дополнять ее, приспосабливать к конкретному региону и т.д. Каждая последующая редакция международного Указателя Аарне сюжетов, расширяет географические границы охвата сказочных исправляет недостатки предыдущих редакций каталога, существенно добавляет сюжетные статьи, учитывает появившиеся к этому времени национальные и региональные указатели, совершенствует научный аппарат, что, безусловно, увеличивает научную и практическую ценность данного труда. Итак, в 2004 г. в международном Указателе Аарне-Томпсона-Утера значительно усовершенствован научный аппарат: разработаны новые принципы описания сюжетного типа, решен вопрос о «регулярных» и «нерегулярных» типах сюжета, указан принцип отбора сюжета в международный каталог (фиксация сюжета в трех этнических группах или существование сюжета в течение длительного времени), введены рубрики «Комбинации» (возможные контаминации сюжетов), «Ремарки» (информация о ранних фиксациях сюжетов), «Литература / Варианты» (библиографические источники и важнейшие исследования сюжетов, международное обозрение существующих вариантов сюжетов), строка о географическом распространении сюжета и т.д. В каждом национальном и региональном каталоге сказочных произведений присутствуют добавления, уточнения сюжетных статей, указания на многочисленные варианты сказочных произведений, существующие контаминации, географическое распространение сюжета и т.д., характерные именно для данного региона, страны. В то время как Восточнославянская сказка» «Сравнительный указатель сюжета. Л.Г. Барага, И.П. Березовского, К.П. 50 Кабашникова, Н.В. Новикова [СУС] остается главным инструментом для исследователей восточнославянской сказки, ATU является главным инструментом для исследователей фольклорных сказочных произведений всего мира, поэтому насущной является задача перевода данного международного указателя сказочных произведений на русский язык, а впоследствии и издание дополненного указателя восточнославянских сказок. Для новой редакции указателя «Восточнославянская сказка» необходимо провести сравнительный анализ отдельных сюжетных статей в международных, региональных и национальных сказочных каталогах. Такой анализ сказочного сюжета 707 Чудесные дети проведен в подразделе 1.2. «Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ». 1.2. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ Международный каталог сказочных сюжетов, как было отмечено, является главным инструментом и ориентиром для создания национальных и региональных каталогов. указатели, в свою очередь, Национальные и региональные сказочные содействуют улучшению международного Указателя сказочных сюжетов. Такое взаимовлияние, взаимообогащение международных и региональных, национальных сказочных каталогов особенно показательно при сравнении описания одной и той же сюжетной статьи. 51 Описание любого сюжета в любом сказочном указателе достаточно абстрактно, потому что авторы каталогов создают некую схему сюжета с готовым набором мотивов, образов и т.д. Историко-типологический анализ предполагает внимательное отношение ко всему особенному, так как установление общих закономерностей развития фольклорных жанров может быть убедительно только при исследовании конкретных произведений. Исследование конкретных версий и вариантов сюжета весьма значимо, но и при сравнении описания одного и того же сюжета ставим в разных каталогах мы дополнительную задачу найти особенное в достаточно схематичных описаниях данного сюжета во всех редакциях международного каталога и во многих региональных и национальных указателях. Для сравнительного анализа нами выбрана сюжетная статья 707 Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [AT 1928; AT 1961], Трое золотых детей [ATU]. Все народы мира создавали сказки о невинногонимых. Среди них одним из наиболее популярных является сюжет о чудесных детях. С. Томпсон еще в 1946 г. в своем монументальном труде «Фольклорная сказка» [Thompson, 1946] подчеркнул, что данный сюжет является одним из восьмидесяти самых распространенных сюжетов в мире. На момент написания книги «Фольклорная сказка» было известно 414 вариантов сюжета, при этом автор отметил, что на самом деле существующих вариантов в разных версиях на несколько сотен больше. Поэтому сказочный сюжет Чудесные дети часто называют универсальным. Возникновение данного сюжета по всему миру связано с явлением фольклорной типологии. Причины типологического сходства сюжета Чудесные дети во всем мире заключаются в общих закономерностях исторического развития человеческого общества. Не случайно этот сюжет 52 зафиксирован во всех редакциях международного сказочного каталога и почти во всех национальных и региональных сказочных указателях. Явление фольклорной типологии, о котором писали Мелетинский [Мелетинский, 1958], Путилов [Путилов, 1976], проявляется не только на уровне сюжета, но и в какой-то степени на уровне сказочных каталогов, так как сказочный указатель сюжетов кратко, но достаточно четко фиксирует версии и варианты сходных фольклорных сюжетов разных стран мира. Вследствие общих типологических закономерностей версии и варианты одного и того же сюжета в разных странах, на разных континентах обладают несомненной схожестью. Охватить в рамках одного исследования все существующие в настоящее время сказочные указатели невозможно, так как многие указатели написаны на родных языках и не переведены на английский или русский языки. В.Я. Пропп считал методологически верным изучение части фольклорного материала с целью получения общих, типовых выводов, что и было отмечено Б.Н. Путиловым [Путилов, 1975, c.15]. Сюжет Чудесные дети относится к волшебным сказкам. Основываясь на традиционном выделении сказочных жанров и этапов сказочного развития, мы рассматриваем эволюцию сказки о чудесных детях: от мифологических сказок-баллад к новеллизированным версиям сказочного сюжета. Корнями данный сюжет уходит в мифологию. Древнейшей его версией можно считать сказку-балладу о близнецах, которую Т.В. Зуева назвала неистребимых золотоволосых «Перевоплощения светоносных близнецов» [Зуева, 2000а, c. 99]. Е.М. Мелетинский высказал мысли о типологически закономерных причинах происхождения сказки Чудесные дети. Этнографическую основу сюжета исследователь видит в распространенном на ранней стадии развития семьи обычае убивать детей с 53 отличительными знаками. Рождение близнецов также считалось отличительным знаком, вследствие чего близнецы у всех народов мира чаще всего выбрасывались в воду. Близнечная тема присутствует во многих мифах народов мира [Leeming, 2009]. Причем в некоторых мифах один из близнецов хороший, а другой плохой [Ibid. P. 388]. В данном случае следует обратиться к традиционному мифологическому понятию дуализма: «Дуализм – это тенденция видеть существующую действительность в наличии противоположностей: добра и зла, духовного и материального, души и тела»25 [Ibid. P. 107]. Часто в мифологическом представлении душа у близнецов одна на двоих и она делится пополам при рождении, при этом первый близнец получает лучшую половину души, а второй - худшую, вследствие чего подлежит уничтожению. Европейцам известен миф о близнецах Ромуле и Реме [NGS, 2008, p. 200], когда один из близнецов должен умереть, что воспринимается как жертвоприношение для защиты людей в данной ситуации [Leeming, 2009, p. 388]. В «Оксфордской мировой мифологии» подчеркивается, что близнецы вездесущи, они присутствуют не только в индо-европейских мифах, в которых впервые появляются в Ведах Ашвины, позднее у греков Диоскуры, у римлян Ромул и Рем, но также в африканской мифологии, например, люди Догона и Фона, и именно близнецам отведена особая роль на двух американских контитентах [Leeming, 2008, p. 304]. В славянских суевериях также существуют различные точки зрения на рождение близнецов. «Близнецы в народных представлениях 25 носители одной судьбы, воплощение двойничества, «Dualism is the tendency to see existence in terms of opposites – good and evil, mind and matter, body and spirit» [Ibid. P. 107]. 54 связанного с отрицательной семантикой числа два» [Славянские древности, 1995, c. 191]. У восточных славян во избежание рождения близнецов запрещалось беременным женщинам есть двойные (сросшиеся) плоды, яйца с двумя желтками и т.п. Однако в некоторых селах считалось, что появление близнецов приносит радость и даже прибыль в хозяйстве (Сварицевичи, Дубровский район Ровенской области, Полесье); в других селах считали, что один из близнецов обязательно умрет (Новинки Калинковичского р-на Гомельской обл.) или повлечет смерть отца или матери. Вера в общность души и судьбы у близнецов сказывается в сербском запрете присутствовать одному из близнецов на свадьбе своего брата. Отрицательная мифологическая сущность близнецов ярко выражена в славянских поверьях, например, в том, что близнецы появляются в результате их зачатия в поминальные дни, когда супружеская близость была запрещена. Кровная, единоутробная связь близнецов считалась крепкой и в то же время опасной, но эта же опасная связь могла направляться на защиту от внешней пагубной силы – града, эпидемии и т.д. Так, в македонской, болгарской, сербской, частично польской традициях в обряде опахивания села от беды обязательно принимали участие братья-близнецы (реже сестры-близнецы) и близнецыволы. В южномакедонской зоне при опахивании братья-близнецы должны были пользоваться ралом, сделанным из двуствольного дерева. То есть уже в народных верованиях отразилось особенное отношение к такому исключительному событию, каким считалось рождение близнецов, при этом близнецам почти всегда приписывались защитные функции. В древнейших версиях сказочного сюжета Чудесные дети оба близнеца излучают небесный свет и неистребимы. Каждый раз, когда вредитель уничтожает близнецов, они возрождаются в новом облике. В 55 сказке-балладе уже нет архаичного полиформизма образа, когда фольклорный персонаж способен быть «всем сразу» [Зуева, 2000а, c. 99], сказка выстраивает превращения в линейную цепочку, например, близнецы – деревья – животные – светоносных близнецов снова близнецы. В цепочке перерождения обычно присутствует дерево. Мифологами подтверждено, что деревья играли очень важную роль в мифологии, так как уходят корнями в землю и устремляются кроной ввысь к небу. Именно поэтому они становятся символами связи между миром людей и небесами. И часто именно деревья становились «местами жертвоприношений»26 [Leeming, 2009, p. 386]. В этнолингвистическом словаре «Славянские древности» также приведены факты, что в дохристианскую эпоху на славянской территории деревья были объектами почитания и жертвоприношения, местами совершения языческих обрядов [Славянские древности, 1999, c. 67]. Следующее перерождение близнецов – перерождение в животных (козлят, телят и т.д.), которых впоследствии вредитель пытается уничтожить. В мифологии животные часто выступают в цепочке реинкарнации [Monaghan, 2008, p. 65]. Перерождение близнецов заканчивается с приобретением ими первоначального облика. В процессе развития постепенно на первый план выдвигались отношения между людьми. Сюжет о золотоносных близнецах претерпевает изменения в период перехода от родовых отношений к семейным. Т.В. Зуева справедливо отметила, что художественная форма волшебной сказки [С.в.] определилась после упадка мифологического мировоззрения, когда в обществе появились 26 новые проблемы, связанные с «...places of sacrifice» [Leeming, 2009, p. 386]. распадом родового 56 общества и порядками в патриархальной семье. По мнению исследовательницы, именно «взаимоотношение ее членов, противоречия между ними легли в основу второго, исторически более позднего конфликта, разрабатываемого С.в.» [Зуева, 2002, с. 222]. Собственно сказочный конфликт – семейный. Два конфликта (более ранний мифологический и более поздний семейный) объединились и в сюжете, и в образе главного героя. Еще Е.М. Мелетинский высказал мысли о том, что образу мачехи предшествует главная жена, обижающая младших жен, а образу падчерицы – обижаемая младшая жена [Мелетинский, 1958, c. 163]. Исследователь делает следующий вывод о том, что «мотив покинутой или обижаемой мужем жены отражает распад материнского рода и соответствующего ему парного брака (при котором жена из-за малейшей обиды или ссоры с мужем уходила в свой род), переход к патриархату с присущей ему моно- или полигамией и безусловной властью мужа над женой» [Taм же. C. 162]. версиях данного сюжета Почти во всех девушки занимаются самопросватыванием. В основу этого мотива положен брачный обычай, согласно которому самопросватывание девушки было обыденным явлением жизни. В сказке на первый план выдвигается женщина, утверждающая свое право на единобрачие, а чудесные свойства детей сохраняются, более того, можно с уверенностью сказать, что чудесные дети играют сложную композиционную роль. В завязке сюжета это предложение младшей девушки родить детей со светоносными признаками, что позволяет ей стать избранницей царя. Динамика сказки связана со стремлением сестер лишить ее чудесной способности доказать, что она лучше других и заслуживает моногамной семьи. Когда рождаются чудесные дети, то среди них есть и будущий освободитель, который помогает воссоединить семью, то есть происходит 57 утверждение основ моногамной семьи, основанной на любви. Всеобщий процесс перехода к моногамии и патриархату у каждого народа проходил в разное время и имел специфические особенности, вследствие которых тема невинногонимой жены получила в каждом национальном фольклоре свою самобытную разработку. У восточных славян становление основ патриархальной семьи относят к X–XI вв. Когда семья была полигамной, то жених старшей дочери получал в жены и всех ее сестер. Такой обычай шел из пуналуальной семьи, где все женщины одного рода могли стать женами мужчины из другого рода. При такой форме брака самая младшая сестра была самой униженной в своих правах. Вот почему младшая сестра становится героиней сказки, а старшие сестры, представительницы рода, соперничают с сестрой и заявляют на мужа младшей сестры архаические права. Конечно, не у всех народов мира установилась моногамная семья. Во многих странах востока до сих пор сохраняется многоженство. Поэтому в восточных версиях сюжета 707 Чудесные дети функцию старших сестер выполняют старшие жены. В результате в этих версиях часто забывается о кровнородственных отношениях между женами, остается, конечно, младшая (жена). Например, в но невинногонимой индийской сказке «Мальчик с месяцем во лбу и звездой на подбородке» король переводит в служанки самую младшую пятую жену, когда ему сообщают, что она родила камень, а не ребенка [Jacobs, 1969]. Согласно поэтическим законам волшебной сказки, главная идея сюжета заключается в разрешении конфликта и утверждении идеала парной семьи, а в восточных версиях сюжета, без сомнения, содержится стремление к этому: «Поэтому король убил своих королев, а затем они все (король со своей женой, дочерью садовника, и принц со своей женой) пошли жить во дворец короля и с тех 58 пор всегда жили там счастливо. Король возблагодарил Бога за то, что тот даровал ему такого прекрасного сына и за то, что избавил его от четырех злых жен»27 [Ibid. P. 177 – 178]. После того, как в обществе происходит окончательное установление и торжество моногамной семьи, происходит и изменение сюжета, вызванное новыми процессами общественного развития и оценкой брачных отношений в эпоху патриархата. Главным побуждающим фактором действий сестервредителей становится не заявление о своих архаических правах, а зависть, которую они испытывают к семье младшей сестры, к ее чудесным детям и мужу. Данные версии сюжета 707 Чудесные дети о торжестве патриархальной семьи можно назвать классическими. В период распада жанра волшебной сказки происходит утрата волшебных свойств у детей, исчезают чудесные диковинки, с помощью которых дети возвращают отца, в повествование вносятся эмоции, сказка из волшебной у всех народов мира все больше превращается в новеллистическую. Как верно указал М.К. Азадовский: «Возникают новые моменты, которых не знала старая сказка. Усиленное внимание к быту, ко всему окружающему, интерес к человеческой личности заставляют раздвигать старые формы и вносить новые элементы. Появляются неизвестные старой сказке рисунок портрета, пейзажа, изображение жеста, человеческих движений и т.п.» [Азадовский, 1932а, c. 67]. Исследовательница восточнославянской сказки Т.В. Зуева справедливо отметила, что происходило постепенное изменение всей системы фольклора, которое 27 выразилось в том, что широко распространились песни «So the King killed his Queens, and’ then he and his wife, the gardener’s daughter, and the price and his wife, all went to live in the King’s palace, and lived there happily together for ever after; and the King thanked God for giving him such a beautiful son, and for ridding him of his four wicked wives» [Ibid. P. 177 – 178]. 59 литературного происхождения, а со второй половины XIX в. частушка и «жестокие романсы». переходить в В этих условиях волшебная сказка либо начинала детский фольклор, либо на ее место приходила новеллистическая сказка, психологичная и более правдоподобная [Зуева, 1993, c. 197]. Сказки других народов мира также являются свидетельством данного процесса. Итак, вырисовывается следующая цепочка развития сказочного сюжета 707 Чудесные дети: сказка-баллада или мифологическая сказка (древнейшая версия сюжета) «Перевоплощение светоносных близнецов» – классические версии сюжета: а) установление моногамной семьи, в восточных версиях стремление к моногамной семье, отказ от архаичного права на мужа по праву старшинства, появление чудесного защитника; б) торжество моногамной семьи, забвение архаичного права старших сестер на мужа, перенос акцента сюжета на женскую зависть; – новеллизированная сказка (исчезновение чудесных признаков у детей, исчезновение чудесных диковинок, внесение эмоций в повествование). Обычно в международных и национальных каталогах отражены классические версии сюжета Чудесные дети [СУС], или Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], или Трое золотых детей [ATU]. 1.2.1.Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях первой половины XX в. В 1910 г. в сказочном указателе Антти Аарне описание сюжетного типа 707 выглядело следующим образом: «Три золотых сына: царица рождает 60 замечательных детей, ее обманывают, королева изгоняется. Поиск говорящей птицы, поющего дерева и живой воды»28 [Aarne, 1910, p. 32]. Далее приводится указание на сборник братьев Гримм, вероятно, имелся в виду сборник, изданный в 1814 г. [Grimm, 1814], и его последующие издания, в которых зафиксирована данная версия сюжета под номером 96; и есть ссылка на датский каталог Грандвига (Grundtvig) [Приводится по: Lunding, 1910], в котором данный сюжет располагается под номером 44 и носит название «Изгнанная королева и говорящая птица, поющее дерево и струящаяся (живая) вода)»29 [Ibid. P. 17]. А. Аарне назвал сюжет Три золотых сына, но в первом же предложении говорится о рождении королевой замечательных детей (не сыновей!), то есть название сказочного типа не вполне соответствует его содержанию. Само описание сказочного сюжета еще достаточно кратко и схематично. Воспользоваться таким кратким описанием может только достаточно опытный фольклорист, а простому читателю по такому сжатому схематичному тексту очень трудно понять и применить полученную информацию на практике, например, соотнести прочитанную сказку с данным сказочным типом. Если обратить внимание на диковинки (поющее дерево, говорящая птица), то можно сделать вывод, что автор первого международного каталога описывает восточную версию данного сказочного сюжета, распространившуюся по всей Европе после перевода почти на все европейские языки в XVI в. сборника Страпаролы «Приятные ночи» и в XVIII в. сборника «Тысяча и одна ночь» А. Галлона. Именно благодаря 28 «Die drei goldenen Söhne: die Königin gebärt Wunderkinder; sie warden vertauscht; die Königin wird verstossen; die Suche nach dem sprechenden Vogel, demsingenden Baum und dem Wasser des Lebens» [Aarne, 1910, p. 32]. 29 «The Disowned Queen and the Talking Bird, the Singing Tree, the Flowing Water» [Ibid. P. 17]. 61 фольклорной природе восточная версия сюжета была подхвачена народами Европы. А. Аарне дает пока только две ссылки на имеющиеся письменные фиксации сказочного сюжета в Германии и Дании, но несомненным достоинством описания сюжета является указание не только на сборник сказок братьев Гримм, но и на действующий в то время датский сказочный каталог. Тем самым Антти Аарне заложил принцип указания не только на существующие сборники сказок, но и на указатели сказочных сюжетов. В дальнейшем данный принцип был продолжен его последователями. В 1911 г. появляются сразу два национальных указателя сказочных сюжетов, основанных на международном Указателе А. Аарне 1910 г. [Aarne, 1910]. Это финский указатель сказочных сюжетов А. Аарне [Aarne, 1911] и шведский каталог сказок, соотнесенных с финскими, Оскара Хэкмена [Hackman, 1911]. Описания сказочных типов в данных каталогах нет. Указаны только номера сказочных сюжетов. Человек, работающий с этими каталогами, по замыслу авторов, должен обязательно иметь международный сказочный указатель, в котором данные описания присутствуют. В лучшем случае дается название сказочного типа [Aarne, 1911]. Так, например, в каталоге финских сказочных сюжетов есть название сказочного типа: 707 Три золотых сына [Ibid. P. 64]. После названия сразу идут ссылки на сборники, в которых можно найти этот сказочный сюжет. Например, на сборник из шести сказок Порка, вышедший в 1885 г. [Porkka, 1885], и на сборник финских сказок Шрека [Schreсk, 1887], в котором есть сказка Чудесные дети, записанная в Карелии. Пользоваться национальными каталогами, в которых нет описания сюжета, а имеется только номер, достаточно трудно, так как необходимо иметь еще и основной международный каталог. Такая традиция 62 построения национальных каталогов без описания сюжетов, начатая Аарне и Хэкменом в 1911 г., повлияла на многие последующие национальные и региональные указатели сказочных сюжетов, в частности, на ирландский указатель сказочных сюжетов Шона О’Силлибана и Райдера Кристиансена [Ó Súilleabháin, Christiansen, 1963]. Как нам объяснил сотрудник фольклорного архива Дублина Кристоир Мак Карси, для пользования ирландским указателем надо обязательно дополнительно иметь сказочный международный каталог либо AT 1961, либо ATU. После первой редакции международного каталога 1928 г. описание сказочного сюжета 707 стало следующим: «707. Три Золотых Сына. Королева рождает замечательных детей. Они украдены. Королева изгнана. Поиски говорящей птицы, поющего дерева и воды жизни. I. Желание выйти замуж. (а) Три девушки хвастаются, что, если они выйдут замуж за короля [N 201], они родят тройню с золотыми волосами [H 71.2], с цепочкой на шее [T 555] и со звездой во лбу [H 71.1]. (в) Король подслушивает речь младшей [L 50] и женится на ней [L 162]. II. Опороченная жена. (s) Старшая сестра подменяет собакой новорожденных детей и обвиняет жену короля в том, что она родила щенка [K 2115]. (b) Дети брошены в реку [S 332], но спасены мельником [R 131.2] (или рыбаком [R 131.4]). III. Приключения детей. (а) После того, как дети выросли, старший сын решает найти своего отца [H 1381] или (b) разыскать говорящую птицу [H 1331.1], поющее дерево [H 1341] и живую воду [H 1321]. – (с) Он и его брат, 63 который последовал за ним, не выполняют данное задание и превращаются в мраморные колонны [D 232]. (d) Их сестра, оказавшая любезность старой женщине [N 825] и послушавшаяся ее совета [Q 2], добивается успеха в их освобождении [R 124] и возвращается домой с волшебными предметами. IV. Восстановление в правах детей. (а) Внимание короля приковано к детям и волшебным предметам [H 151.1]. (b) Птица правды рассказывает ему всю историю [B 132]. (с) Дети и жена восстановлены в своих правах [R 195]; золовка наказана [Q 261]»30 [AТ 1928, p. 111 – 112]. Стис Томпсон сохраняет данное А. Аарне название сказочного типа 707 Три золотых сына. Но так же, как и у Аарне, в первом предложении описания сюжета (Королева рождает чудесных детей [Ibid. P. 111]) говорится о рождении королевой не трех сыновей, а трех замечательных детей, а в самом тексте речь идет о двух сыновьях и одной дочери. Само описание сюжета значительно переработано и улучшено С. Томпсоном. Но в эту редакцию сказочного Указателя при описании сюжета 30 «707 The Three Golden Sons. The queen bears marvelous children. They are stolen way. The queen is banished. The quest for the speaking bird, the singing tree, and the water of life. I. Wishing for a Husband, (a) Three girls make a boast that if they marry the king [N 201]they will have triplets with golden hair[H 71.2], a chain around the neck[T 555]and a star on the forehead [ H 71.1]. (b) The king overhears the youngest[L 50] and marries her[ L 162]. II. Calumniated Wife. (s) The elder sisters substitute a dog for the new-born children and accuse the wife of giving birth to the dog[K 2115]. (b) The children are thrown into a stream[S 322] but rescued by a miller[R 131.2] (or a fisher[R 131.4]). (c) The wife is imprisoned[S 401]. III. The Children's Adventures, (a) After the children have grown up, the eldest son sets out to find his father[H 1381] or (b) to seek the speaking bird[1331.1], the singing tree[H 1341], and the water of life[H 1321]. — (c) He and his brother, who goes for him, both fail and are transformed to marble columns[D 232]. (d) The sister by courtesy and obedience[Q 2] to an old woman succeeds in rescuing them[R 124] and bringing back the magic objects. IV. Restoration of Children, (a) The attention of the king is drawn to the children and the magic objects [H 151.1]. (b) The bird of truth reveals to him the whole history [B 132]. (c) The children and the wife are restored [R 195]; the sister-in-law is punished [Q 261].» [AТ 1928, p. 111 – 112]. 64 проникла ошибка. С. Томпсон пишет, что три девушки хвастаются, что, если они выйдут замуж за короля, они родят тройню с золотыми волосами, с цепочкой на шее и со звездой во лбу и что король подслушал речь младшей. Но в сюжете 707 Три золотых сына только одна девушка наделена способностью родить необыкновенных детей. И именно по этой причине король выбирает ее в жены. Другие же девушки обладают талантами, но не таким, как младшая. В книге европейских сказок Якобса 1916 г. мы читаем: «Старшая сказала: “Если бы я была женой королевского дворецкого, я бы смогла напоить весь двор одним стаканом воды, и еще бы и осталось”. Вторая сказала: “Если бы я была женой хранителя королевской одежды, я бы смогла одеть всех придводных одним куском материала, и еще бы и осталось”. А младшая дочь сказала: “Если бы я была королевской женой, я бы родила ему двух детей: сына с солнышком во лбу и дочку с луной на брови”»31 [Jacobs, 1916, p. 52]. В сборнике сказок «Сто любимых сказок», составленном С. Томпсоном, происходит почти такой же разговор между сестрами: «Старшая сказала: “Если бы я была женой королевского дворецкого, я бы напоила весь двор одним стаканом воды, и еще бы и осталось”. Вторая сказала: “Если бы я была женой хранителя королевской одежды, я бы одела всех придводных одним куском материала, и еще бы и осталось”. А младшая сказала: “Если бы я была королевской женой, я бы родила ему трех детей: двух сыновей с яблоками в руках и дочь со звездой на брови”»32 [Thompson, 1968, p. 319]. Нами были проанализированы многие 31 «The oldest said: “If I were the wife of the royal butler, I could give the whole court to drink out of one glass of water, and there would be some left.” The second said: “If I were the wife of the keeper of the royal wardrobe, with one piece of cloth I could clothe all the attendants, and have some left. But the youngest daughter said: “Were I the king’s wife, I would bear him two children: a son with a sun on his forehead, and a daughter with a moon on her brow” [Jacobs, 1916, p. 52]. 32 «The oldest said: “If I were the wife of the royal butler, I would give the whole court to drink out of one glass of water, and there would be some left.” The second said: “If I were the wife of the keeper of the royal wardrobe, with 65 варианты и версии данного сюжета, встречающиеся в Европе, в Азии, в Северной и Южной Америках, Японии, но, к сожалению, нами не был обнаружен вариант сказочного сюжета, в котором все три девушки обладают способностью родить необыкновенных детей и который описывает С. Томпсон в международном Указателе сказочных сюжетов. В то же время важно сказать, что автор АТ 1928 сделал описание сказочного сюжета подробным, ясным, доступным не только опытному фольклористу, но и простому читателю, что является достоинством работы. Как мы видим из описания, Стис Томпсон учел мнение Карла Крона, одного из основателей FFC, о том, что указатель сказочных сюжетов должен быть соотнесен с отдельным каталогом мотивов. В квадратных скобках в тексте сказочного сюжета даны номера мотивов, что, по мнению С. Томпсона, должно было облегчить работу студента по изучению соотношения мотива и сюжета. В предисловии к изданию 1928 г. автор пишет о том, что каталог мотивов находится в разработке. Таким образом, номера мотивов в каталоге даны, а отдельный каталог мотивов в то время еще не вышел из печати. После описания сюжета 707 Три золотых сына С. Томпсон дает ссылку на труды Больте и Поливки [BP] по данному вопросу. Так впервые в каталогах сказочных указателей появляется указание не только на сборники, в которых встречается данный сюжет, но и на исследования сказочного сюжетного типа. Далее перечисляются страны и указываются сборники, каталоги, в которых зафиксирован данный сюжет. И если в 1910 г. Аарне дал ссылку one piece of cloth I could clothe all the attendants, and have some left. The youngest said: “Were I the king’s wife, I would bear him three children: two sons with apples in their hands, and a daughter with a star on her brow” [Thompson, 1968, p. 319]. 66 только на Данию и Германию, то Томпсон уже в 1928 г. расширил границы охвата сюжета. Автором указаны следующие страны: Германия, Эстония, Финляндия, Швеция, Дания, Норвегия, Россия; указано и то, что данный сюжет зафиксирован у американских индейцев. Для российских фольклористов важно включение в каталог сборника русских сказок А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1860–63]. С. Томпсон сохраняет традицию, начатую А. Аарне, указывать не только сборники сказок, но и давать ссылки на изданные к этому моменту национальные и региональные каталоги. Помимо датского каталога Грандвига приведены, например, каталог финских сказочных сюжетов А. Аарне [Aarne, 1911], норвежский указатель сказочных сюжетов Кристиансена [Christiansen, 1921] и т.д. Каталог А. Аарне [Aarne, 1910] издан на немецком языке, международный Указатель AT 1928 издан на английском языке, что, безусловно, повлияло на быстрое распространение данного международного Указателя по всему миру. В 1929 г. выходит из печати первый русский указатель сказочных сюжетов Н.П. Андреева [АА]. При сравнении каталогов [Aarne, 1911; Hackman, 1911] первых национальных с первым русским указателем сказочных сюжетов [АА] следует отметить, что достоинством первого русского указателя сказок является то, что описание многих сюжетов переработано и приспособлено к русскому сказочному материалу. описание сказочного сюжета 707 в Так «Указателе сказочных сюжетов по системе Аарне» Андреева выглядит следующим образом: «707. Чудесные дети (Царь Салтан): царь выбирает себе невесту; царица рождает чудесных (золотых и т.п.) детей; их подменивают, царица изгнана, 67 она живет с детьми на острове (и т.п.); разные диковинки (кот-баюн, чудесное дерево и пр.) привлекают к ним царя» [ АА, c. 34]. Как мы видим, автором дается описание славянской самобытной версии сюжета. По аналогии с первым международным указателем [Aarne, 1910] описание сюжета дано скупо, схематично, но достаточно узнаваемо. В описании Н.П. Андреев акцентирует внимание на самобытной славянской особенности сюжета – нахождение царицы с детьми на острове, в то время как у многих других народов царицу замуровывают в башню или просто изгоняют. Это связано с тем, что через русские земли проходил торговый путь, соединяющий Балтику со странами Ближнего Востока. И на этом пути располагался «остров русов», как его называли в средневековой персидской и арабской географической литературе в пространстве между низовьями Дуная и Черным морем. «Священный остров в народном сознании мог слиться с мифологическим островом Буяном, столь часто встречающимся в заговорах» [Зуева, 1993, c. 159]. Именно образ чудесного острова сохраняет восточнославянская версия сказки Чудесные дети. У каждого народа в описании свои диковинки. И если в восточной версии сюжета диковинками являются говорящая птица, танцующая вода, поющее дерево, то в сказках восточных славян другие диковинки: кот-баюн, чудесное дерево и пр., – о которых пишет автор первого русского указателя сказочных сюжетов. После описания сказочного сюжета Н.П. Андреев дает указание на исследование данного сказочного сюжета Больте и Поливкой [BP], далее автор приводит несколько сборников, в которых встречается данный сюжет: сборник русских народных сказок А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1873], 68 сборник братьев Соколовых [Соколовы, 1915], «Записки Красноярского Подотдела Восточно-Сибирского Отдела РГО» [Записки, 1902, 1906], сборник сказок А.М. Смирнова [Смирнов, 1917], И.А. Худякова [Худяков, 1860–62] и др. Андреев также ссылается и на ненапечатанный сборник И.Ф. Калинникова «Сборник сказок Орловской губернии», издание которого было начато и остановлено на первых листах. Тем не менее, создатель указателя русских сказок информирует читателей и об этом сборнике. Далее автор ошибочно выделяет как подтип данного сюжета сказку о Бове-королевиче: «*707 I. Бова-королевич: бежит от своего отчима, побеждает соперника и женится на красавице; разлучен с женой и возвращается в тот момент, когда она должна выйти за другого (ср.*891); снова разлучен и хочет жениться на другой, но являются его дети от первой жены и сообщают о матери» [АА, c. 34]. И приводит три сборника, в которых зафиксирован данный сюжет [Соколовы, 1915; Худяков, 1860–62; Зеленин, 1914]. Сюжет о Бовекоролевиче, как отмечено исследователями [ЭСБЕ; Афанасьев, 1985а], имеет книжное происхождение, восходит корнями к средневековому французскому роману о подвигах рыцаря Бово д’Антоно. На Русь эта повесть попала через славянский перевод итальянской версии романа, сделанный в Дубровнике в XVI в. Все русские, украинские и белорусские списки повести восходят к этому несохранившемуся переводу. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона сказка о Бове Королевиче выделена как наименее исследованная из произведений народной литературы [ЭСБЭ], такой она остается и до наших дней. Данный сюжет широко распространился на Руси 69 благодаря 200 лубочным изданиям. Сюжет встречается не только в сказках, но в и других жанрах русского фольклора, например, в былинах: «Муж на свадьбе своей жены» и др. В середине XIX в. А.Н. Афанасьев в предисловии к своему изданию назвал сказку о Бове Королевиче не имеющей «ни малейших следов народности» [Афанасьев, 1985а, c. 348]. К.Е. Корепова в своей работе «Русская лубочная сказка» приводит звенья истории лубочного произведения: старинная рукописная повесть – лубок – устная сказочная традиция, причем лубок в XIX в. является не только посредником, но и основной формой существования этой сказки [Корепова, 1999]. Е.Н. Елеонская справедливо отметила, что в процессе бытования лубочной сказки наиболее устойчивыми оказываются собственные имена [Елеонская, 1905]. Имя Бова крепко закрепилось в данной сказке у славянских народов. Образ Бовы прочно вошел в фольклор. Лубочная сказка отличается от фольклорной и по стилю, она ближе к литературе, чем к народному творчеству, так как в ней часто используются литературные приемы (портрет, пейзаж, психологические мотивировки и т.п.), что объясняется книжной формой бытования. В сказочном сюжете о Бове-королевиче речь идет, в основном, о богатырских подвигах Бовы; у детей Бовы нет никаких чудесных признаков. И хотя воссоединение семьи происходит с помощью детей: они являются к отцу и рассказывают о матери, – дети в данном сюжете не играют связующую сюжетную роль. Таким образом, на наш взгляд, Бова-королевич является самостоятельным сюжетом, а не подтипом сказочного сюжета 707 Чудесные дети. Эта неточность перешла впоследствии в СУС, и встает задача ее исправления в будущем. 70 1.2.2. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в AT 1961 В 1961 г. выходит вторая редакция международного Указателя сказочных сюжетов АТ 1961. Текст описания сказочного сюжета остался без изменения, но С.Томпсон выделил в отдельный раздел Motifs (мотивы): «Мотивы: I. Исполнение желания получить высокопоставленного мужа. N201. H71.2. Золотые (серебряные) волосы как знак царственности. H71.3. Жемчужины в волосах как знак царственности. H71.7. Ребенок рождается с цепочкой вокруг шеи: знак царственности. H71.1. Звезда во лбу как знак царственности. N455.4. Король подслушивает похвальбу девушки о том, что она сделает, если станет королевой. L50. Победоносность младшей дочери. L162. Скромная героиня выходит замуж за принца (короля). II. K2212. Предательство сестры. K2110.1. Опороченная жена. S410. Гонимая жена. K2115. Клевета о рождении животного. S430. Устранение брошенной жены. S301. Брошенные на произвол судьбы дети. S142. Человек, брошенный в воду и покинутый. R131.2. Мельник спасает брошенного ребенка. R131.4. Рыбак спасает брошенного ребенка. III. H1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца. H1320. Поиски волшебных предметов или животных. H1331.1.1. Поиски Говорящей Птицы. H1333.1.1. Поиски поющего дерева. H1321.5. Поиски поющей воды. H1321.4. Поиски танцующей воды. H1321.1. Поиски Живой Воды (воды, которая воскрешает). D231.2. Трансформация: человек превращается в мраморную колонну. Q2. Добро и зло. N825.3. 71 Помощник – старая женщина. R158. Сестра спасает брата (братьев). H151.1. Обращение внимания на волшебные предметы с последующим IV. узнаванием. K1911.3.1. Подмена фальшивой невесты, обнаруженная животным. B131.2. Птица обнаруживает предательство. Q261. Предательство наказывается. S451. Изгнанная жена воссоединяется, наконец-то, с мужем и детьми»33 [AT 1961, 242 – 243]. Понятие мотива используется фольклористами всего мира. Номера мотивам были присвоены в монументальной работе С. Томпcона «Указатель мотивов фольклорной литературы»34, первое издание которой появилось в 1932 г. [Thompson, 1932], а второе дополненное и переработанное издание в 1955–58 гг.[Thompson, 1955–58]. Общепризнанно, что наравне с международным Указателем сказочных сюжетов вторым инструментом исследователей фольклорной сказки является многотомный указатель мотивов С. Томпсона. Но все же огромная и чрезвычайно полезная работа по 33 «Motifs: I. N201. Wish for exalted husband realized. H71.2. Gold (silver) hairs as sign of royalty. H71.3. Pearls from hair as sign of royalty. H71.7. Child born with chain around neck: sign of royalty. H71.1. Star on forehead as sign of royalty. N455.4. King overhears girl's boast as to what she should do as queen. L50. Victorious youngest daughter. LI62. Lowly heroine marries prince (king). II. K2212. Treacherous sister. K2110.1. Calumniated wife. S410. Persecuted wife. K2115. Animal-birth slander. S430. Disposal of cast- off wife. S301. Children exposed. S142. Person thrown into the water and abandoned. R131.2. Miller rescues abandoned child. R131.4. Fisher rescues abandoned child. III. H1381.2.2.1. Son seeks unknown father. H1320. Quest for miraculous objects or animals. H1331.1.1. Quest for Bird of Truth. H1333.1.1. Quest for singing tree. H1321.5. Quest for singing water. HI321.4. Quest for dancing water. HI321.1. Quest for Water of Life (water which will resuscitate). D231.2. Transformation: man to marble column. Q2. Kind and unkind. N825.3. Old woman helper. R158. Sister rescues brother (s). IV. H151.1. Attention drawn by magic objects: recognition follows. K1911.3.1. Substitution of false bride revealed by animal. B131.2. Bird reveals treachery. Q261. Treachery punished. S451. Outcast wife at last united with husband and children» [AT 1961, 242243]. 34 «Motif-Index of Folk-Literature» [Thompson, 1932; Thompson, 1955–58]. 72 учету и систематизации сказочных типов, сюжетов и мотивов, проделанная сторонниками «финской школы», развивалась на формальной основе. В результате в зарубежной фольклористике понятия «тип», «сюжет», «мотив», «жанр» не получили принципиального теоретического осмысления. В современной фольклористике и литературоведении отсутствует единое понимание мотива. В филологии термин «мотив» употребляется достаточно часто, но бессистемно. В 1920 гг. стиховед Б.В. Томашевский выделил так называемые «динамические» и «статические» мотивы (описания, характеристики и т.д.) [Томашевский, 1931]. Ю.М. Лотман поменял «мотив» на термин «событие» [Лотман, 1970, с. 282]. В статье «Мотив как сюжетообразующий элемент» Б.Н. Путилов выделяет «мотив-связку», «мотив-описание», «мотив-характеристику», «мотив-ситуацию», «мотивэпизод» [Путилов, 1975, с. 146 – 147]. С нашей точки зрения, среди вышеперчисленных мотивов Путилова только «мотив-эпизод» является мотивом. Но в современной фольклористике и литературоведении есть ученые, которые придерживаются понятия мотива Б.Н. Путилова. Так например, последовательница Б.Н. Путилова Т.В. Краюшкина в монографии «Мотивы тела и телесных состояний человека в русских народных сказках Сибири и Дальнего Востока» [Краюшкина, 2009] выделяет три группы мотивов: тело и его признаки, особые состояния человека и изменение внешнего облика. Как мы видим, в некоторых выделенных исследовательницей мотивах (размеры тела, гигиенические характеристики персонажей и т.п.) не всегда присутствует повествование, нет элементарного сюжета. Силантьев И.В. в монографии «Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике» выделяет четыре подхода в трактовке мотива: «семантический (А.Н. Веселовский, А.Л. Бем, О.М. Фрейденберг), 73 морфологический (В.Я. Пропп, Б.И. Ярхо), дихотомический (на стадии его формирования – А.Л. Бем, А.И. Белецкий и снова В.Я. Пропп) и тематический (Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, А.П. Скафымов)» [Силантьев, URL, c. 45]. Вопрос о соотношении в сказке сюжета и мотива связан с исторической эволюцией системы жанров. Еще Н.П. Андреев писал, что основой мотива является факт, имеющий «динамическое значение» [Андреев, 1988, c. 234]. Наиболее объективным нам представляется взгляд на эту глобальную проблему А.Н. Веселовского. Ученый определил мотив как «простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» [Веселовский, 1940, c. 500], и выделил два уровня: первичный (мотивы) и вторичный (сюжеты). Веселовский предложил разделить все сказочные формы на более ранние (которые близки к мифам) и более поздние (которые относятся к сказке). При этом исследователь справедливо указал, что «мотив вырастал в сюжет <…> Но схематизм сюжета уже наполовину сознательный <…> Сюжет сказки в известном смысле уже акт творчества» Безусловно, народная [Веселовский, 1913, c. 495]. художественная практика полностью это подтверждает. Введенное В.Я. Проппом в «Морфологии волшебной сказки» понятие функции действующего лица [Пропп, 2009а] углубило понятие мотива, так как мотив – это также элементарный сюжет, структуру которого образует, по точному выражению Т.В. Зуевой, функций» [Зуева 2002, с. 102]. «единство смежных Следует отметить, что в работе «Исторические корни волшебной сказки» Пропп возвращается к понятию 74 мотива и использует его в качестве одного из основных понятий [Пропп, 2009]. В «Лермонтовской энциклопедии» Л.М. Шмелева дает определение мотива: «Мотив – устойчивый следующее смысловой элемент литературного текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных (где мотив означает минимальную единицу сюжетосложения) и литературнохудожественных произведений» [Лермонтовская энциклопедия, 1981, с. 290 – 291]. С нашей точки зрения, опредение «устойчивый смысловой элемент» не несет в себе понятия динамичности. А с определением фольклорного мотива как минимальной единицы сюжетосложения мы соглашаемся, так как мотив должен не фиксировать основу сюжета, а запечатлевать сюжетное действие. Как повествовательную единицу рассматривает мотив и Т.Г. Иванова [Иванова, URL, c. 9]. Современный исследователь И.В. Силантьев правильно замечает, что реализацией мотива в повествовании является событие [Силантьев, URL2]. Мотив является морфологический категорией любого сказочного сюжета в фольклоре. Но не каждый мотив в сказке, как и в других фольклорных жанрах (песне, былине, заговоре и т.д.), имеет мифический смысл. Следует подчеркнуть, что развивались и внутреннее содержание, и формальная сторона мотивов. Многие работы современных исследователей, например, С.Ю. Неклюдова и Н.А. Криничной, посвящены процессу мотивообразования и эволюции мотивов в ходе развития фольклорных жанров [Неклюдов, 1984; Криничная, 1987; Криничная, 1988]. Свою художественную разработку мотив получал в зависимости от жанра. Так для сказок была важна стилистическая роль опорных глаголов, 75 соответствующих функциям сказочных персонажей. В.П. Аникин [Аникин, 2007], Т.В. Зуева [Зуева, 2002] точно отметили, что функциями должны быть следующие элементы: в мотиве вместе с субъект (тот, кто осуществляет действие), объект (тот, на кого или на что направлено действие), обстоятельства действия, место действия и результат. Такую позицию понимания мотива частично разделяет и Г. Утер [Uther, 2004]. В книге «Фольклорная сказка» С. Томпсон определил мотив как «самый маленький элемент в сказке, повторяющийся в традиции»35 [Thompson, 1946, p. 415]. Во второй редакции международного сказочного указателя [AT 1928] понятие мотива достаточно широкое. Для С. Томпсона «жемчужины в волосах как знак королевской принадлежности» или «помощник старая женщина» являются мотивами. Одновременно Стис Томпсон в AT 1961 также выделяет и такие очевидные мотивы, как, например, «Мельник спасает брошенного ребенка» или «Изгнанная жена воссоединяется, наконец-то, с мужем и детьми» и т.д. Американским исследователем сделан вывод о том, что иногда мотивы « ... эквивалентны типам, так как многие сказки состоят только из одного простого мотива»36 [Thompson, 1961, p. 8], то есть в данном случае ученый становится на позицию, близкую российским фольклористам: мотив – это простейшая повествовательная единица, минимальный элементарный сюжет. Разделение С. Томпсоном мотивов на три класса: действующие лица, предметы и события [Thompson, 1946, p. 415 – 416], – вызывает сомнение у многих современных зарубежных фольклористов. Так Алан Дандес в 1997 г. справедливо заметил, что не может быть мотива- 35 36 «...the smallest element in a tale having a power to persist in tradition» [Thompson, 1946, p. 415] «…are equivalent to types, since many tales consist of only a single motif» [Thompson, 1961, p. 8]. 76 события без действующего лица или предмета [Dundes, 1997, p. 197]. В то же время А. Дандес вслед за Пайком употребляет такие термины, как «мотифема», под которым следует понимать стереотип мотива, его инвариант, и «алломотив» (конкретная реализация мотива в отдельных текстах) [Dictionary of Narratology, 2003, p. 4 – 5]. Эти термины попали и в российскую фольклористику. В одной из своих работ Н.Г. Черняева предлагает свое толкование мотифемы, мотива и алломотива [Черняева, 1980, c. 109]. В 1991 г. Путилов вводит эти термины в свод этнографических понятий и терминов [Путилов, 1991]. Согласимся с мнением Т.В. Зуевой, которая считала, что данные «термины излишни, поскольку они дублируют известную истину о вариативной природе фольклора» [Зуева, 2002, c. 103]. В ATU Ганс Утер, следуя определенной традиции международных каталогов, определяет мотив как один из элементов сказки, как утверждение о герое, объекте или о происшествии [Uther, 2004, p. 10]. С данным определением мотива можно согласиться частично, так как повествование по своей природе является динамичным. Ганс Утер также считает, что мотив является маленькой единицей в пределах повествовательного устного рассказа [Ibid.], и приводит пример мотива (женщина использует волшебный предмет, чтобы изменить ситуацию), в котором соединены все три вышеназванных элемента: есть субъект, предикат, объект действия. Такое практическое понимание мотива близко позиции российских фольклористов. Известный фольклорист США Д. Эшлимен приводит следующее определение мотива: «Мотив. Основной повествовательный элемент, который используется в создании истории. Простая сказка может состоять из 77 одного мотива. Сказки обычно включают в себя несколько мотивов, которые могут быть использованы и часто используются не только в одном произведении»37 [Ashliman, 2004, p. 198]. Мы считаем, что Эшлимен попытался более точно передать в своем определении мотива динамичность, но, тем не менее, он продолжает ссылаться на каталог мотивов С. Томпсона. В практике классификации мотивов и составления указателей сложились два подхода. Первый подход – мотив называется и определяется по его наиболее характерному варианту. Этот подход был разработан в трудах Аарне и Томпсона. С критикой данного подхода выступили В.Я. Пропп, Е.М. Мелетинский и А. Дандес. Их альтернативный подход направлен на определение мотива в соответствии с его ядром, «ядерной семой», функцией мотива. Согласимся с мнением Силантьева, что использование только одного подхода приводит к потере другой существенной части мотивного значения, например, при игнорировании инвариантного значения теряется языковое единство и единое семантическое целое мотива расщепляется на ряд тематических схем, а обобщение мотива «до чистой функции» приводит к потере вариативного содержания. Насущной становится задача «синтеза обоих подходов». Вопросы теории повествовательного мотива остаются открытыми для будущих исследований. Наиболее полным каталогом сказочных мотивов остается до сих пор указатель мотивов С. Томпсона [Thompson, 1955–58]. С момента выхода указателя мотивов наука шагнула далеко вперед, стали доступны многие национальные варианты и версии сказочных сюжетов, новые записи. Все это 37 «Motif. A basic narrative element used in constructing a story. A simple tale may consist of a single motif. Tales typically include a number of motifs, which can be, and often are, used in more than one story.» [Ashliman, 2004, p. 198]. 78 позволяет уточнить, переосмыслить многие мотивы в указателе С. Томпсона. Поэтому исследование мотивов С. Томпсона с позиции ведущих российских фольклористов даже на примере одного сказочного сюжета представляется достаточно интересным и актуальным. С.Томпсон выделил 33 мотива в сюжете 707 Три золотых сына. Мотив N 201 Исполнение желания получить высокопоставленного мужа. Этот мотив, безусловно, является мотивом. Но он выделен не совсем точно и нуждается в корректировке. С. Томпсон не указал, чьим желанием было получить высокопоставленного мужа. Правильнее было бы назвать мотив Исполнение желания героини получить высокопоставленного мужа. Следующие мотивы, выделенные С. Томпсоном, такие, как H71.2. Золотые (серебряные) волосы как знак царственности. H71.3. Жемчужины в волосах как знак царственности.H 71.1. Звезда во лбу как знак царственности, в нашем понимании назвать мотивами нельзя, так как Томпсоном признаки перечисляются только героев и отсутствует элементарный сюжет. Стоит отметить также, что жемчужины, золотые (серебряные) волосы или золотая цепочка вокруг шеи свидетельствуют не только о царственности, но и, в первую очередь, о связи с небесным светом. Мотив H71.7. Ребенок рождается с цепочкой вокруг шеи: знак царственности является мотивом, но нуждается в уточнении: Ребенок рождается с отличительным знаком (золотая цепочка, жемчужины в волосах, золотые, серебряные волосы, «по колено в золоте, по локоть в серебре» и т.д. ), свидетельствующим о его связи с небесным светом. Например, в самобытной славянской версии сюжета Чудесные дети [СУС] присутствует застывшая формула «по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре», в которой антропоморфный образ Даждьбога соединился с идеей 79 небесного цвета. Известный историк Б.А. Рыбаков пишет, что Даждьбог – это «светоносный бог солнца и света, податель благ» [Рыбаков, 1981, c. 478]. Золотой цвет в сказке, безусловно, связан с солнцем. Эпитет «золотой» является важной отличительной чертой волшебной сказки. Т.В. Зуева пришла к выводу, что при истолковании данной сказочной формулы (в серебре, в золоте) следует учитывать, что речь идет об излучении света [Зуева, 1993, c. 25]. Мотивы N455.4. Король подслушивает похвальбу девушки о том, что она сделает, если станет королевой. L50. Победоносность младшей дочери. L162. Скромная героиня выходит замуж за принца (короля) – являются мотивами. Стоит отметить, что L.50. Победоносность младшей дочери можно рассматривать и как образ, и как мотив. С нашей точки зрения, логичнее было бы написать Противопоставление младшей сестры старшим. Мотив K2212. Предательство сестры является мотивом в нашем понимании, но также нуждается в уточнении: Предательство старшей сестры (старших сестер) по отношению к младшей сестре. Мотивы K2110.1. Опороченная жена. S410. Гонимая жена. K211. Клевета о рождении животного. S430. Устранение брошенной жены. S301. Брошенные на произвол судьбы дети. Данные мотивы следует видоизменить и сделать более конкретными и ясными, вставив субъекта действия в описание: K2110.1. Опороченная (оклеветанная) вредителем жена. S410. Невинногонимая мужем жена. K2115. Клевета о рождении героиней животного. S430. Муж (завистник, иногда боярский суд) устраняет брошенную жену. S301. Брошенные вредителем на произвол судьбы дети. Мотив S142. Человек, брошенный в воду и покинутый. Данный мотив выделен С. Томпсоном не совсем корректно. Есть сказка 506 В Благодарный 80 мертвец (номер дается по СУС), в которой человек тоже выброшен в воду, но это обычный человек. В сказочном же сюжете 707 Три золотых сына речь идет не просто о человеке, которого выбросили в воду, а о чудесных детях, оказавшихся по злому умыслу противника после рождения в воде. Река – мифологический архетип, место соединения живых и мертвых. Как уже было отмечено, детей с какими-либо отличительными признаками, в том числе близнецов, выбрасывали в воду, обычно в реку, кого в пеленках, кого в корзине, как, например, Моисея. правильный объект. Предлагаем В мотиве должен быть отражен следующий вариант мотива: S142. Вредитель выбрасывает в реку чудесных детей. Мотивы R131.2. Мельник спасает брошенного ребенка. R131.4. Рыбак спасает брошенного ребенка. По существу, это один мотив, в котором существуют разные варианты. Два данных мотива можно объединить в один: R131.2. Простой человек (мельник, рыбак, садовник) спасает брошенного на погибель ребенка. Следующий мотив H1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца оставляем без изменения. А вот мотивы H1320. Поиски волшебных предметов или животных. H1331.1.1. Поиски Говорящей Птицы. H1333.1.1. Поиски поющего дерева. H1321.5. Поиски поющей воды. H1321.4. Поиски танцующей воды. H1321.1. Поиски Живой Воды (воды, которая воскрешает) следует объединить в один, потому что поиск данных волшебных предметов, растений, животных в сюжете неразделим: H1320. Поиски диковинок (волшебных предметов, волшебных растений, волшебных животных и т.д.). Мотив D231.2. Трансформация: человек превращается в мраморную колонну также нуждается в корректировке, так как персонаж обычно при восхождении на чудесную гору нарушает фольклорно-мифологический 81 запрет «не оглядываться» и превращается в колонну, в камень, в статую. Европейцам наиболее знакомы два варианта этого мотива – один в греческой мифологии [Leeming, 2008, p. 236 – 237], другой в Библии [Законъ Божiй, 1987, c. 152 – 153]. Согласно греческому мифу, Эвридика, жена чудесного певца Орфея погибла. Орфей спустился в ад, звуки его кефары расстрогали царицу Персефону, которая разрешила вернуть Орфею на землю Эвридику, но с условием не оглядываться до выхода на дневной свет. Орфей нарушил запрет и потерял Эвридику. В книге Бытия рассказано, что Бог, осудив на гибель город Содом, пожелал спасти праведного Лота и приказал ему и жене не оглядываться. Жена Лота оглянулась и превратилась в соляной столб. У римлян, отправляясь в дорогу, нельзя было оглядываться назад. В современных суевериях тоже сохранился запрет: не возвращаться домой, если что-то забыл, иначе «быть беде». Этот фольклорно-мифологический запрет О.М. Фрейденберг связывает с представлениями о смерти, как о долгом и трудном путешествии. В древних мифологических мотивах путь, дорога означают смерть, дорогу в преисподнюю: «человек должен пройти путь смерти, пространствовать в буквальном смысле слова, и тогда он выходит обновленным, вновь ожившим, спасенным от смерти. Он не должен ни оглядываться на пройденный путь, ни возвращаться по пройденному пути, ибо это означает снова умереть» [Фрейденберг, 1978, c. 506]. Как правильно отметил Р.Г. Назиров, смысл табу – нельзя оглядываться при возрождении существа, похищенного или уведенного в другой мир, а в основе запрета лежит архаичная черта человеческой психологии: неразличение субъекта и объекта: «Не видеть смертельной угрозы – это значит не быть увиденным ею» [Назиров, 1987, c. 36]. Но такое архаичное неразличение субъекта и объекта имеет и исторический аспект. При охоте зверь ложится в засаду на 82 следе охотника. Запрет возвращаться по прежней дороге для охотников древности имел прямой практический смысл. Как отметил исследователь, расширение охотничьего эмпирического правила на другие случаи обусловлено тем, что поведение зверей приписывали и умершим людям: если человек на охоте оглянется, то он спугнет зверя, соответственно, спугнет и выводимого из иного мира покойника [Там же. С. 38]. Мы согласны с выводом Назирова о том, что история запрета оглядываться является примером того, как архаическое содержание может переходить в форму. Предлагаем следующий вариант мотива: D231.2. Персонаж при восхождении на чудесную гору нарушает запрет «не оглядываться» и превращается в камень, статую, мраморную колонну и т.д. Мотив Q2. Добро и зло, выделенный Томпсоном, на самом деле не является мотивом, так как, на наш взгляд, в нем нет элементарного сюжета. Добро и зло, торжество добра над злом – это идейная составляющая всего произведения. Поэтому этот мотив мы не можем считать минимальной единицей сюжетосложения. Мотив N825.3. Помощник – старая женщина не является мотивом, так как нет динамичности повествования. Но данный мотив можно трансформировать в мотив: N825.3. Старая женщина помогает герою (героине) советами. Мотив R158. Сестра спасает брата (братьев). Мы соглашаемся с выделением данного мотива. И на востоке, и на западе женщина по социальному статусу оказывается ниже мужчины, тем более часто сестра в сказке еще оказывается и рожденной третьей, то есть младшей, и именно сказка делает женщину героиней, происходит наделение обделенного, возвышение униженного. Данный мотив можно назвать так же R158. Наделение обделенного, возвышение униженного. 83 Мотив H151.1. Обращение внимания на волшебные предметы с последующим узнаванием нуждается в корректировке. Предлагаем следующий вариант данного мотива: H151.1. Разоблачение противника с помощью волшебных предметов. Мотив K1911.3.1. Подмена фальшивой невесты, обнаруженная животным не относится к сказочному сюжету Чудесные дети. Мотив B131.2. Птица обнаруживает видоизменить, так как, во-первых, предательство можно в качестве субъекта могут выступать разные животные (птица, собака и т.д). Во-вторых, чудесное животное скорее не обнаруживает предательство, а раскрывает правду. В египетской сказке, например, жаворонок просит привести на праздник повитуху, которая при виде чудесных детей сама рассказывает о подмене детей котенком и щенком [El-Shamy, 1980]. Более подходящий вариант мотива B131.2. Чудесное животное раскрывает правду. Мотив Q261. Предательство наказывается. С. Томпсон пишет о предательстве, хотя в сюжете часто встречается не предатель, а похититель. В одном из вариантов сказки «По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре» мы читаем: «Те же нянюшки, те же матушки <…> опять украли ее настоящего ребенка с солнцем во лбу и подложили щенка» [Ск., URL]. В другом варианте: «Яга-баба отобрала у Марфы Прекрасной трех сыновей, а на замен оставила трех поганых щенят; после ушла в лес и спрятала деток в подземелье возле старого дуба» [Там же]. Предлагаем более приемлемый вариант мотива: Q261. Наказание вредителя. Последний мотив, который выделил Стис Томпсон в данном сказочном сюжете, это S451. Изгнанная жена воссоединяется, наконец-то, с мужем и детьми. Мы соглашаемся с данным мотивом. Учитывая то, что сказка 84 Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [AT 1928; AT 1961], Трое золотых детей [ATU] направлена на разрешение коллизий внутри семьи, семьи патриархальной, когда младшие подчинены старшим, а жена мужу, идеология жанра нацелена на сохранение семьи путем исправления личных качеств героев. Поэтому наш вариант данного мотива следующий: S451. Восстановление семьи. Результаты нашей корректировки мотивов к сюжетному типу 707 Три зототых сына [AT 1928; AT 1961] представлены в таблице 1 в приложении к диссертационному исследованию. С. Томпсон выделил 33 мотива в исследуемом сюжете. После проведения корректировочной работы осталось 22 универсальных мотива. Несколько иначе сформулированные мотивы становятся универсальными по отношению не только к восточной версии сюжета 707 Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], приведенной в международных Указателях в качестве основной, но и ко многим самобытным версиям и вариантам сказки. В частности, к восточнославянской самобытной сказке Чудесные дети [707 СУС], к японской самобытной сказке «Золотой баклажан» [Seki, 1963]. Безусловно, не все мотивы сюжета присутствуют в разных текстах. Мотивы обладают относительной самостоятельностью. Как справедливо отметил А.Н. Веселовский, «и мотивы, и сюжеты входят в оборот истории: это формы для выражения нарастающего идеального содержания» [Веселовский, 1913, c. 500]. Например, в самобытной восточнославянской сказке отсутствует мотив нарушения фольклорно-мифологического запрета «не оглядываться» при восхождении на гору, в результате которого происходит превращение в мраморную колонну. Этот мотив характерен для восточной версии сюжета, 85 которая прочно вошла в сказочный репертуар славян благодаря своей фольклорной природе. Но основные сюжетообразующие мотивы и главный сюжетообразующий мотив рождения детей с отличительными признаками, свидетельствующими о связи детей с небесным светом, входят в сюжет классической фольклорной сказки Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [AT 1961], Трое золотых детей [ATU] во всем мире. После раздела «Мотивы» по уже установившейся традиции сначала указан теоретический труд Больте и Поливки [BP], добавлена статья о сюжете, напечатанная в «Журнале Американского Фольклора» [JAFL, XXVI, p. 230], а потом идет перечисление сборников книг и региональных, национальных указателей, в которых встречается сюжет 707 Три золотых сына. По сравнению с АТ 1928 года в АТ 1961 охвачен гораздо больший материал по данному сюжету. Указаны сборники Андерсона [Anderson, 1927–33], Эспинозы [Espinoza, 1946–47], Страпаролы. Приведены многие региональные и национальные каталоги сюжетов. Например, вышедший в 1940 г. латвийский указатель сказочных сюжетов [Medne, 1940]. Мы видим значительное расширение географического охвата территорий, на которых записан данный сюжет. К уже имеющимся в АТ 1928 года странам (Германии, Эстонии, Финляндии, Швеции, Дании, Норвегии, России, СШАиндейское население) добавлены Литва, Латвия, Исландия, Ирландия, Франция, Испания, Австрия, Италия, Румыния, Венгрия, Чехия, Словения, Сербия, Хорватия, Польша, Албания, Греция, Турция, Индия, Чили, Доминиканская республика, острова Кабо-Верде, Карибские острова, а также есть ссылки на то, что данный сюжет в США распространен среди 86 испаноговорящего населения и франкоговорящего населения. Но можно также заметить, что в АТ 1961 еще не разработаны принципы, по которым указываются те или иные сборники народных сказок или указателей. Например, в русском разделе приведены антология М.К. Азадовского «Русская сказка. Избранные мастера» [Азадовский, 1932], рукопись Указателя Андреева по украинской сказке [Андреев, рукопись] и сборник сказок А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1957]. При этом нет указания на «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне» Н.П. Андреева [АА], охватывающий сюжеты русских сказок по основным фольклорным сборникам. Указатель АА Стису Томпсону известен, об этом каталоге русских сказочных сюжетов Томпсон писал в предисловии ко второму изданию [Thompson, 1961], ссылался на АА в разделе «Библиография» [Thompson, 1961a], в самом международном указателе АТ 1961 есть указания на АА при описании других сюжетов [АТ 1961, p. 207, p. 244]. Например, при описании сюжета 565 Волшебный горшочек и даже при описании версии 707B* Странствующий муж [Ibid. P. 244]. Но по какой-то причине при описании сюжета 707 Три золотых сына АА пропущен. Если бы такая ссылка существовала, то Томпсону не нужно было бы отдельно указывать сборник сказок А.Н. Афанасьева, кроме того, пользователи каталога АТ 1961 приобрели бы возможность познакомиться с другими сборниками русских народных сказок, в которых встречается данный сюжет и которые приведены в АА. Например, со сборником М.К. Азадовского «Сказки Верхнеленского края» [Азадовский, 1925], со сборниками Б.М. и 87 Ю.М. Соколовых «Сказки и песни Белозерского края» [Соколовы, 1915] и т.д. Далее С. Томпсон выделяет следующие подтипы: «707А Введение к Трем Золотым Сыновьям: Учитель-людоед. Одна девушка не говорит о том, что он съел детей. Он оставляет ее перед дворцом. Похожий тип 894. Греческий 4»38 [AT 1961, p. 243]. С. Томпсон называет данный подтип первоначальным, дает ему название Введение к Трем Золотым Сыновьям. Описание подтипа очень скупое, речь идет о людоеде, нет ни слова о светоносных признаках детей. Поэтому весьма сомнительно отнесение данного сюжета к типу 707 Три золотых сына. «707А* Девственница рождает Дитя. Девушка хвастается, что, если она выйдет замуж за принца [N455.4], то она родит дитя, все еще оставаясь девственной. Чтобы проверить это, принц заключает ее в башню. Ей удается достать крестьянского ребенка в доказательство, удовлетворить принца и выйти за него замуж. Греческий (874*)1, Хан номер 112»39 [Ibid. P. 244]. В данном подтипе у ребенка нет ни светоносных признаков, ни каких-либо других чудесных признаков, более того, ребенок оказывается неродным и появляется в результате аферы, и в основном речь идет о получении принца в качестве приза. Это не волшебная сказка, а скорее новеллизированная. Данный подтип Девственница рождает Дитя достаточно трудно отнести к типу 707 Три золотых сына. Последний подтип, который выделен в АТ 1961, это сюжет о странствующем муже [Ibid.], взятый из каталога Н.П. Андреева [АА], только 38 «707A Introduction to Three Golden Sons: Ogre Schoolmaster. One girl does not tell of his eating the children. He leaves her in front of palace. Cf. Type 894. Greek 4» [AT 1961, p. 243]. 39 «707A* Virgin to Bear Child. Girl boasts that if she marries a prince [N455.4] she will bear a child while still a virgin. To test this the prince confines her to a tower. She manages to get a peasant's child as substitute, satisfies the prince and marries him. Greek (874*) 1, Hahn No.112» [Ibid. P. 244]. 88 в АА данный сюжет называется Бова-королевич [АА, c. 34]. Как было уже отмечено выше, это отдельная сказка, не относящаяся к данному сказочному сюжету. После выхода новой редакции международного Указателя в 2004 г. сказковеды продолжают обращаться к AT 1961, в частности, к описаниям мотивов для каждого сюжетного типа. Полагаем, что проведенная нами корректировка мотивов к сюжетному типу 707 Три золотых сына может принести практическую пользу фольклористам в изучении каждой конкретной сказочной традиции. В будущем перед фольклористами встанет задача редакции каталога повествовательных мотивов С. Томпсона. 1.2.3. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях второй половины XX-начала XXI вв. В 1966 г. выходит Указатель-диссертация Э. Баумена «Указатель типов и мотивов сказочных произведений Англии и Северной Америки» [Baughman, 1966], который основывается на AT 1928 и АТ 1961. В этом указателе не отмечено ни одного сказочного произведения под номером 707. После сюжета 706 Девушка без рук сразу идет сюжет 710 Сын нашей госпожи. В 1979 г. появляется новый восточнославянский указатель сказочных сюжетов [СУС]. В «Сравнительном указателе сюжета. Восточнославянская сказка» Л.Г. Барага, И.П. Березовского, К.П. Кабашникова, Н.В. Новикова описание сказочного сюжета 707 выглядит следующим образом: «707. Чудесные дети: царь (царевич) подслушивает разговор трех девушек-сестер; женится на младшей, обещавшей родить прекрасных 89 сыновей; детей, рожденных ею в отсутствие царя, подменяют сестры (ведьмы) щенятами (зверенышами); царь приказывает посадить жену с новорожденными в бочку и бросить в море; бочка приплывает к острову, где сын основывает царство чудес-диковинок; царь едет посмотреть на диковинки и встречается с женой и детьми; клеветницы наказываются. – Реже в восточнославянском материале встречается другая разновидность этого сюжетного типа – о поющем дереве, птице-говорунье и живой воде. В Указателе Томпсона имеется разновидность» [СУС, c. в виду, прежде всего, эта вторая 177]. Как видно из приведенного описания, на первое место авторы СУС ставят самую распространенную самобытную славянскую разновидность данного сюжета. А восточную разновидность сюжета, зафиксированную во всех международных и многих региональных, национальных указателях, про поющее дерево, живую воду и птицу- говорунью, условно относят на второе место. Коллектив авторов СУС приводит и свои дополнительные к международному указателю AT 1961 номера, выделяя их тире и звездочками: «–707* Щенок-богатырь и чудесные дети: щенок (крестьянский сын), которым подменили новорожденных чудесных детей, оказывает помощь изгнанной их матери, добывает диковинки, находит и возвращает чудесных детей матери, помогает ей вернуться к мужу-царю (купцу)» [Там же. С. 178]. Щенок-богатырь и чудесные дети - это не подтип сказочного сюжета Чудесные дети, а трансформация данного сюжета на вариативном уровне, так как сохранена традиционная основа восточнославянской самобытной версии сюжета (подслушивание царем разговора трех девушек, обещание родить чудесных детей, рождение чудесных детей и их подмена вредителем, заключение царицы в бочку, добывание чудесных диковинок, воссоединение 90 семьи, наказание вредителя). Единственным отличием данного варианта сюжета является то, что в качестве освободителя выступают не чудесные дети, а подброшенный матери крестьянский сын или щенок. Приемный ребенок или щенок выполняют в этой сказке, скорее, роль помощника. Считаем данное отличие варианта сказки второстепенным, так как вариант не дает качественно иной трактовки народного произведения, а для выделения варианта в отдельный подтип нужны более глубокие и существенные различия. В отличие от АА в СУС после названия сюжетного типа Чудесные дети не дается в скобках второе название Царь Салтан. Андреев дал второе (дополнительное) название данному сюжету Царь Салтан под влиянием литературного произведения А.С. Пушкина «Сказка о царе Салтане». Но в основу этой сказки положена восточнославянская самобытная версия сюжета Чудесные дети. В отличие от народной сказки, в которой широко используется имя Иван, Пушкин наделил героя именем Салтан. Как правильно заметила Т.В. Зуева, сказки Пушкина могли вливаться в народный репертуар только, если они несли в себе созвучную народную идею и отличались повествовательной новизной [Зуева, 1989, c. 142]. Созданная А.С. Пушкиным «Сказка о царе Салтане» могла переходить в фольклор только в тех районах, где были забыты народные сказки этого сюжетного типа. Таких мест оказалось немного. По этой причине коллектив авторов СУС убрал второе (дополнительное) название сказочного сюжета Царь Салтан и оcтавил только основное название сюжета Чудесные дети. Выделенный авторами сюжет 707В* Бова-королевич в восточнославянской традиции встречается довольно часто: «Бова-королевич: бежит от своего отчима, побеждает соперников и женится на красавице; разлучен с женой и возвращается в тот момент, когда она должна выйти 91 замуж за другого (ср.974); снова разлучен и хочет жениться на другой, но являются его дети от первой жены и сообщают о матери» [СУС, c. 178]. Как уже было отмечено ранее, Бова-королевич является самостоятельным сюжетом книжного происхождения, как и сюжет под номером -707 С* Гуакбогатырь: «Гуак-богатырь: борется с богатырем Полкан Полкановичем и обнаруживает, что это не богатырь, а богатырша; она становится его невестой, а затем исчезает; Гуак пускается на ее поиски, совершает ряд подвигов (освобождает из плена чудесную девушку, борется с многоголовым крокодилом); найдя свою суженую мертвой, оживляет ее с помощью живой воды» [Там же. С. 179]. Так же, как и Бова-королевич, сказочный сюжет Гуакбогатырь распространился благодаря лубочным изданиям. Описываются многочисленные подвиги богатыря, его опасные путешествия, дети же в этих произведениях не играют сюжетообразующей роли. В отличие от первого национального указателя Н.П. Андреева [АА], в котором после описания сюжетного типа приведено только несколько сборников народных сказок, региональный сказочный каталог СУС максимально охватил все вышедшие к моменту написания указателя печатные сказочные издания, в которых встречается данный сюжет. Итак, коллектив авторов «Сравнительного Восточнославянская самобытность и сказка» обращает разнообразие сюжета указателя сюжета. внимание 707 исследователей Чудесные дети на в восточнославянском регионе, при этом не забывая о соотношении сюжета с международным сказочным каталогом, а также существенно увеличивает ссылки на сборники сказок, в которых зафиксирован сюжет. Но некоторые неточности (выделение варианта сюжета про щенка-богатыря в отдельный подтип сюжета Чудесные дети, отнесение сказок книжного происхожения 92 Бова-королевич и Гуак-богатырь к сюжетному типу Чудесные дети) нуждаются в корректировке в следующей редакции СУС. Приблизительно в это же время в Риге выходит Указатель типов латышских народных сказок [Arâjs, [Medne], 1977]. Каталог издан сразу на трех языках: латышском, русском и английском. Сюжетная статья 707 носит название Чудесные дети, приведем ее содержание на русском языке: «707 Чудесные дети I Три девушки обещают, если выйдут за короля: первая – одеть всех подданных льняным волокном, вторая – накормить все королевство одним зерном, третья – родить много сыновей. Король женится на третьей. Когда рождаются сыновья, сестры сообщают королю, что родились зверюшки. Королеву вместе с последним сыном сажают в бочку и бросают в море. Сын быстро растет и вместе с матерью выбирается из бочки на остров. Сын получает от старичка волшебные предметы, возводит дом, мост. Моряки рассказывают королю о чудесах на острове. Сын, обернувшись мухой (птицей), отправляется с моряками. Сестра – теперь царица – говорит, что в других краях есть еще большие чудеса: волшебное дерево, где кот, поднимаясь вверх, песни поет, а спускаясь вниз – загадки загадывает, сказки рассказывает; волшебный боров, который сам откармливается, одиннадцать волшебных сыновей, которых надо кормить лепешками, замешанными на материнском молоке. Сын все эти чудеса переносит на свой остров. Одиннадцать сыновей – это исчезнувшие братья; съев лепешки, они узнают брата и мать. Король едет посмотреть на чудеса, находит жену и сыновей. Сестры наказаны. II (Начало, как в I.) У королевы родятся двое сыновей и дочь. Злая сестра бросает детей в реку, садовник их спасает и воспитывает. Сыновья 93 отправляются на поиски играющего дерева и говорящей птицы, но нарушают запрет старичка: услышав прекрасные звуки, оборачиваются и превращаются в камни. Сестра отправляется искать братьев, с помощью живой воды оживляет их и других заколдованных. Обо всем рассказывает королю. III (Начало, как в I.) Злая сестра, вторая жена короля, убивает детей. На их могиле вырастает дерево, которое говорит: «Родная матушка – ласковая, мачеха – злая». Дерево срубают и делают из него кровати. Кровати говорят то же. Их сжигают, золу съедает овца, у нее рождаются ягнята, у них – опять дети, которые обо всем рассказывают королю. IV (Начало, как в I.) Новорожденного берет на воспитание садовник. Мать ребенка бросают в темницу. Однажды король велит сосчитать пуру40 орехов. Сын, считая орехи, рассказывает о себе и матери»[Arâjs, [Medne], 1977, с. 312]. К. Арайс проделал большую работу по выделению данных версий сказочного типа 707 Чудесные дети. Впервые в отдельную версию в каталоге выделена древнейшая версия сюжета о перевоплощении и неистребимости чудесных близнецов – часть III в данной сюжетной статье. Восточная версия выделена Арайсом в части II. Самая распространенная версия указана в части I, и эта версия во многом близка к самобытной славянской версии сказки Чудесные дети. Весьма ценно наблюдение латышского ученого по поводу игры в орехи (часть IV). Арайс выделяет в отдельную версию сюжета сказочный сюжет с эффектом неожиданного узнавания, когда сын считает орехи и рассказывает правду о себе и матери. Повторение «сказки в сказке» – очень популярный повествовательный прием. Т.В. Зуева предположила, что 40 Пура (пурка) - «мера зерна» 94 древняя песенная форма иногда была совмещена с игрой в орехи. То есть «развязка представляла собой ритмическое повторение всего сюжета, что иногда соединялось с игрой в орехи «чет или нечет» [Зуева, 2000а, с. 104]. Однако ритм в такого рода развязках возникал не всегда, а там, где концовка была приспособлена для этого, появлялось присловье, которое повторялось после каждой фразы. Например, «цоп пара орешкув!» или «Два ореха в короб, два из короба» [Там же. С. 105]. Так возникал эпический ритм, передававший напевный балладный облик сказки. Вероятнее всего, в четвертой выделенной Арайсом версии сюжета Чудесные дети речь идет именно о таком повторении сказки, соединенном с игрой в орехи. В классификации литовских народных сказок Б. Кербелите приводит следующий элементарный сюжет: «Королева / сын считает по паре орехов и рассказывает о своей жизни / о жизни родителей» [Кербелите, 2005, с. 181]. Можно сделать предположение, что игра в орехи при рассказывании сказки Чудесные дети была распространена не только у славянских народов, но и у народов Балтии. Составитель латвийского каталога приводит сокращенные названия мест, где был записан данный сюжет, сокращенное название издания, номер тома и страницы. Например, AzpPSIX281, что означает Aizpute (Эйзпьютэ), сборник «Латышские сказки и предания», подготовленный П. Шмитом [Šmit, 1925–37], т. 9, с. 281. Но этот материал есть только в каталоге на латышском языке, в переводных каталогах он отсутствует. Считаем это определенным недостатком, так как перевод указателя должен быть полным и точным. К.Арайс также выделяет подтип 707B* Бова. Как уже было отмечено, это самостоятельная сказка. И в будущем ей будет определено свое место в каталоге. 95 В указателе «Гид фольклорных сказочных произведений на английском языке, основанный на классификационной системе АарнеТомпсона» Д. Эшлимена [Ashliman, 1987] есть описание сюжета 707: «707 Танцующая вода, поющее дерево и говорящая птица. Король подслушал разговор трех сестер. Одна из них похвалилась, что если король женится на ней, то она родит ему двух сыновей с яблоками в руках и дочь со звездой во лбу. Король был так впечатлен услышанным, что женился на этой девушке, и три ребенка родились в точности такие, как она и обещала. Однако завистливые сестры подкупили повитуху, чтобы она положила щенят на место новорожденных детей, а детей оставила на съедение собакам. Фея спасла детей, а когда они подросли, они переехали в соседний с дворцом дом. Их родные тетки узнали их и решили уничтожить. Они послали юношей на рискованное задание найти танцующую воду и поющее яблоко с мыслью о том, что они погибнут, но юноши возвратились живыми. Однако на последнем задании – найти говорящую птицу, юноши ослабили осторожность и были обращены в камень. Их сестра пошла следом за ними и разрушила колдовство, и они все вернулись домой с говорящей птицей, которая поведала им правду об их матери, в то время находящейся в изгнании, и об их злодейках-тетках. Король вернул их мать на подобающее ей место, а ведьм казнил. (Томпсон). Похожие типы 517, 671, 725, 930»41 [Ashliman,1987, p. 143]. 41 «707 DANCING WATER, SINGING APPLE, AND SPEAKING BIRD 41. A king overheard three sisters talking. One boasted that if she were married to the king, she would bear him two sons with apples in their hands and a daughter with a star on her forehead. This so impressed the king that he married the girl, and the three children were born, just as she had promised. However, the envious sisters bribed the nurse to put puppies in the place of the newborns and to leave the babies outside for the dogs to eat. A fairy rescued them, and when they had grown, they moved into a house near the palace. Their aunts recognized them and conspired to destroy them. They sent the boys on dangerous quests for the dancing water and the singing apple, thinking they would be killed, but they returned safely. However, on the last quest, the search for the speaking bird, the boys relaxed their guard, and were turned to stone. Their sister followed their tracks and broke the spell, and they returned with the speaking bird, who revealed 96 Автор изменил название сюжетного типа. Сюжет 707 назван не Три золотых сына, как в АТ 1928, в АТ 1961. Название сюжета Танцующая вода, поющее яблоко и говорящая птица выбрано Эшлименом потому, что оно является наиболее распространенным в западных фольклорных сборниках. Именно так сказочный сюжет назван в сборнике «Европейские фольклорные сказки» Якобса [Jacobs, 1916], в сборнике Стиса Томпсона «100 сказок» [Thompson, 1974], в издании Крейна «Итальянские популярные сказки» [Crane, 1885]. Почти во всех других фиксациях сказочного сюжета герои должны найти не поющее яблоко, а поющее (певучее) дерево. В сказке сборника А.Н. Афанасьева старушка говорит следующее: «Вот чего у вас нет: птицы-говоруньи, дерева певучего и живой воды» [Афанасьев, 1986, c. 309]. В.Я. Пропп считает, что часто развитие cказочного образа шло по цепочке «целое» – «часть целого» [Пропп, 2009]. В более ранних зафиксированных вариантах сюжета диковинкой является поющее дерево, а в более поздних уже части дерева – яблоко («Если Вы любите меня, то должны достать для меня Поющее Яблоко»42 [Craine, 1885, p. 21]), ветка («Пришла она к певучему дереву, на том дереве разные птицы поют; отломила от него ветку» [Афанасьев, 1986, c. 309]). Эшлимен постарался сделать описание более связным, что делает сюжет узнаваемым, при описании использовал много определений (новорожденные дети, родные тетки, подобающее место и т.д.) Но по неизвестной нам причине Эшлимен опустил встречу со старой женщиной, которая помогает детям найти диковинки. to them the truth about their mother, now in exile, and their wicked aunts. The king restored their mother to her rightful place and had the evildoers put to death. (Thompson) Cf. types 517, 671, 725, 930» [Ashliman,1987, p. 143]. 42 «If you love me you must get for me the Singing Apple» [Craine, 1885, p. 21]. 97 Обращает на себя внимание описание чудесной внешности двух сыновей. Они рождаются с яблоками в руках. Все чудесные признаки детей сказки связаны с небесным светом: золотые волосы связаны с солнечным светом; месяц, звезды – с ночным сиянием. И рождение сыновей с яблоками в руках не является исключением, так как в народных свадебных обрядах многих стран, например, в славянских, яблоко олицетворяет солнце и является его символом. Во время осенних свадеб жених и невеста дарили друг другу яблоки. Понятие «золотое яблоко» распространено и в мифах. Яблоки – мифопоэтический символ любви. В энциклопедии кельтской мифологии и фольклора говорится, что это один из самых магических фруктов, символизирующий гармонию и бессмертие, изобилие и любовь, который считался талисманом хорошей судьбы и благополучия. Это слово в английском языке связано с именем Аполлона (Аполлон первоначально был Апеллон) [Monaghan, 2008, p. 22]. В народных песнях часто говорится, что девушка бережет «яблоки» от своих родных, так как они предназначены для возлюбленного, которого она ожидает, и называет любимого жениха «сладким яблочком»: Ты изюминка – ягодка, Наливной сладкий яблочек, Он по блюду катается, Сахаром рассыпается, Молодцом называется [Русские народные песни, 1988, c. 268]. В одной из русских народных песен жених-соловей сидит на яблоньке, дереве любви: В саду яблонька стоит, Соловей на ней сидит, 98 Громко песенки поет, Вам спокою не дает, К себе девицу зовет [Там же. С. 79]. Таким образом, когда говорится о рождении детей с «яблоками в руках», речь идет о чудесных детях, рожденных в браке, основанном на любви, и отличающихся необыкновенным небесным солнечным светом. Автор уточнил образ вредителя. У С. Томпсона в качестве вредителя выступает одна сестра, а Д. Эшлимен пишет о двух сестрах, так как во многих версиях сказочного сюжета вредительницами являются две старшие сестры. Впоследствии уточненный образ вредителя войдет в описание сюжета 707 Трое золотых детей ATU. Новым в описании сюжета является указание на эмоции героев, на черты их характера. Царь оказывается впечатленным речью младшей сестры. Сестры у автора данного каталога названы «завистливыми». То есть Эшлимен описывает не первоначальную классическую версию сюжета, а уже измененную классическую версию, в которой забыто архаичное право старшей сестры на мужа младшей сестры и в качестве основного мотива поведения старших сестер выступает их зависть. Внесение эмоциональности в описание также свидетельствует о более поздней по времени версии сказочного сюжета. Д. Эшлимен выделил похожие типы: 517 Мальчик, который понимал птиц, 671 Мальчик, который выучил язык животных, 725 Мальчик, который не рассказал о своих снах, 930 Бедный парень женится на богатой девушке. Американский ученый, на наш взгляд, выделил «похожие типы» достаточно формально по небольшим отдельным деталям, не основываясь на сходстве самого сюжета. Например, в сказочном сюжете Бедный парень женится на 99 богатой девушке говорится о том, что богатый купец узнал пророчество, что его дочь выйдет замуж за сына бедного фермера. Купец выкупил мальчика и бросил его в лесу. Мальчика спас и вырастил охотник. Узнав об этом, купец отправляет юношу с письмом в свой дом с приказом убить посланца, но по дороге двое бродяг подменяют письмо, в котором приказывают дочери купца выйти замуж за гонца с письмом. Этот новеллизированный сюжет про женитьбу бедного парня на богатой девушке является социально-бытовым позднего происхождения и не относится к сюжетному типу 707 Чудесные дети. После описания сюжета Танцующая вода, поющее яблоко и говорящая птица приведены выбранные автором каталога полные названия произведений данного сказочного типа, изданные на английском языке (и оригинальные, и переведенные), названия сборников и номера сказок или страниц, на которых они расположены. Например, «Замечательная Зеленая птичка. Калвино, Итальянские сказки, номер 87» [Ashliman, 1987, p. 143] или «Птица Правды, Ланг. Оранжевая книга сказок, с. 292» [Ibid. P. 143]. Всего автором приведено 23 сборника, включая сборник русских народных сказок А.Н. Афанасьева [Afanasyev, 1945]. В предисловии к указателю Эшлимен отметил, что он не стремится охватить все варианты и версии сказочных сюжетов. Все сборники были тщательно отобраны автором и приведены в алфавитном порядке для каждого сюжетного типа. Д.Л. Эшлимен приводит две ранние фиксации данного сюжета в «Приятных ночах» Страпаролы [Straparola, 1901] и в «Тысяча и одной ночи» [Mathers, 1964], но пока не выделяет их в отдельную рубрику. Среди приведенных версий сказки встречаются древнейшие версии сюжета [O’Sullivan, 1966; Sampson, 1984], 100 классические версии сюжета [Afanasyev, 1945; Crane, 1885; Thompson, 1974] и поздняя новеллизированная версия [Seki, 1963]. Таким образом, можно сделать вывод, что описание сюжета 707 Танцующая вода, поющее яблоко и говорящая птица обладает рядом достоинств (уточнение образа вредителя, отбор надежных фольклорных сборников, улучшение стиля описания сюжета по сравнению с АТ 1928 или АТ 1961, удобное расположение названий сказок, сборников, указание страниц, приведение редчайших сборников сказок, например, цыганских сказок Сампсона); но в то же время имеется ряд недостатков (изменение названия сюжетного типа, описание только поздней классической версии сюжета, пропуск в описании помощи старой женщины, формальное выделение похожих типов). В 1990 г. в Ереване вышел указатель сюжетов армянских волшебных сказок С.А. Гуллакян [Гуллакян, 1990]. Автор сохраняет название сказочного сюжета по Томпсону, но излагает армянскую версию сюжета: «AT 707 ТРИ ЗОЛОТЫХ СЫНА: Царь подслушал разговор трех сестер, женился на младшей, которая обещала родить златокудрого сына и серебряноволосую дочь (вариант – три неродные дочери брошены в лесу, младшая находит вход в царскую конюшню, задержана стражниками, становится женой царя). Старшие сестры из зависти подменяют детей царицы. Царь приказывает бросить детей в воду, жену привязать к позорному столбу. Дети усыновлены мельником. Сестры, узнав, что дети выросли и благополучны, подговаривают старуху послать юношу за поющим деревом, златоструйной водой и говорящей птицей. Юноша с помощью сестры выполняет поручение. Царь узнает правду, 101 возвращает жену, казнит злых сестер» [Там же. С. 35]. Как мы видим, описание сказочного сюжета достаточно логичное и четкое. После описания есть ссылка на указатель турецких сказок Ебергарда и Боратава [EbBо]. Далее приведены издания и сборники. В начале указывается академическое издание – Армянские народные сказки [АНС], выпущенное на армянском языке, том издания, номер. В отдельной строке автор просит сравнить армянскую версию сюжета с русской, грузинской, турецкой сказкой данного сюжетного типа. Для сравнения автор советует прочитать сюжет из лучшего сборника русских народных сказок А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1957]. Ко времени выхода указателя армянских сказок уже был издан СУС, так что стоило бы дать ссылку на это издание, что послужило бы более глубокому исследованию фольклорной типологии и связей армянского фольклора с устным творчеством других народов. В 1997 г. Е.И. Лутовинова предпринимает интересную попытку составить указатель сюжетов волшебных сказок только одной области в Российской Федерации – Кемеровской [Лутовинова, 1997]. Исследовательница приводит следующее описание сюжета 707 Чудесные дети: «Царь подслушивает разговор трех девушек и женится на младшей. Уезжает на войну, царица рождает сына. Ее оклеветали, посадили в бочку и вместе с сыном бросили в море. Сын вырос и спас лебедя от коршуна, основал город на берегу» [Там же. С. 31]. Далее сообщается, что записана данная сказка в селе Чумай Чебулинского района от А.Ф. Очкасова в 1997 г. и что запись сказки находится в собственном архиве Е.И. Лутовиновой. Как мы видим, запись сделана в конце XX в., в период позднего развития сказочного жанра. Из этого небольшого описания видно, что сказочный 102 сюжет потерял многие мотивы, например, воссоединение семьи. Можно предположить, что наказание вредителя, исполнителем усвоена сказка А.С. Пушкина «О царе Салтане», так как речь идет о спасении лебедя от коршуна, налицо мотив, перекликающийся с пушкинским произведением. Следует остановиться и на структурно-семантической классификации литовских народных сказок Б. Кербелите [Кербелите, 2005]. Автор применяет при классификации сказок метод, основанный на сочетании изучения сказочной структуры и семантики, и использует понятие «элементарный сюжет». С нашей точки зрения, речь в данном случае идет о мотиве, так как мотив – это элементарный сюжет, составная часть сложного сюжета. Литовской исследовательницей предложены более строгие критерии выделения сказочных типов и правила группировки в подтипы, версии, разновидности версий и групп вариантов. Кербелите предприняла попытку классификации сказочных сюжетов, устанавливая главный «элементарный сюжет» (главный сюжетообразующий мотив в нашем понимании) в каждом сюжетном типе. И именно номер и название главного «элементарного сюжета» использовались исследовательницей как номер и название структурно-семантического типа нарратива. Так сюжет, который мы традиционно относим к типу 707 Чудесные дети [СУС], отнесен Кербелите к следующей группе (по определению Кербелите, «сюжетной структуре» [Кебрелите, 2005а, с. 17]) «элементарных сюжетов»: «Г. создает семью.∙ Г. теряет семью / cемью и возможности.∙ Г / Гб сохраняет жизнь / Г. возвращает возможности / Г. добывает объект ∙ Г. воссоздает семью» [Кербелите, 2005, с. 180]. Такой метод, безусловно, представляется интересным в плане проведения исследования и выделения тематических гнезд сказочных 103 сюжетов. В частности, сюжеты, которые приводит Б. Кербелите в данной группе, можно назвать тематической группой сюжетов о невинногонимых. В данную группу у литовской исследовательницы попадает сюжет Безручка и некоторые другие сюжеты. Мы считаем, что при таком подходе границы конкретного сказочного типа немного размываются. В сказочном сюжете 707 Чудесные дети [СУС] мотив рождения детей со светоносными признаками является сюжетообразующим. Но автор литовского сказочного каталога не выделяет данный мотив как главный. Достоинством классификации Кербелите является учет многих существующих вариантов сюжета. Так, например, автор постаралась привести следующие варианты воссоздания семьи: «Королева /сын считает по паре орехи и рассказывает о своей жизни» [Кербелите, 2005, с. 181], «Королева велит сыну поднять батюшкину руку, ногу. Король слышит это и узнает свою жену и сына» [Там же], «Говорящая птица рассказывает правду о семье короля – он узнает детей, освобождает заточенную в башне жену» [Там же], «Король разрезает огурец и находит внутри него жемчуг. Король удивляется. Птица говорит, что удивительнее то, что отец не узнает своих детей» [Там же], «Сын приносит братьям булочки из теста, замешанного на молоке матери – братья узнают брата» [Там же], «Король приезжает на остров посмотреть на чудеса – он встречает там жену и детей» [Там же]. Кербелите не включает в свою классификацию литературно обработанные писателями варианты сказок. Ее мнение о том, что литературные сказки целесообразно классифицировать отдельно, совпадает с мнением авторов СУС. ученых Задача сотрудничества российских в области сказковедения, каталогизации сказочных сюжетов фольклористами дальнего и ближнего Зарубежья является насущной. с 104 Заслуживает внимания арабский региональный указатель сказочных сюжетов Х. Эл-Шами [El-Shamy, 2004]. Автор проделал огромную работу по охвату и систематизации сказочного материала арабских стран. В то же время описание сюжетного типа 707 Три золотых сына очень краткое и укладывается в одну строчку: «Выброшенные в младенчестве сестра и брат(ья) воссоединяются со своими родителями; родственники-предатели подвергаются наказанию»43 [Ibid. P. 385]. Профессор Эл-Шами считает, что важно дать только главную часть, чтобы не было привязки к определенному тексту сказки. Далее выборочно перечисляются сказочные указатели, в которых зафиксирован этот сюжет. Например, турецкий указатель сказочных сюжетов В. Эберхарда и П. Баратава [ЕbВо]. После следуют два раздела: «Мотивы» и «Распространение». Исследователь приводит в алфавитном порядке большое количество мотивов, стараясь охватить многие версии и варианты сказок, что является достоинством работы. Но при этом главный сюжетообразующий мотив рождения светоносных детей в длинном списке мотивов отходит на второй план. В Рубрике «Распространение» две части: литература по данному типу (например, труд В. Чаувина по арабской литературе [Chauvin, 1892]) и сборники сказок, распределенные по странам. Мы видим, что сюжет встречается в Бахрейне, Йемене, Ираке, Кувейте, Иордании, Палестине, Египте, Судане, Алжире и др. Эл-Шами также выделяет подтип 707С: «Выброшенное (завистливыми женами, свекровью, служанкой и др.) дитя впоследствии воссоединяется со своими родителями»44 43 «Cast away infant sister and brother(s) reunited with their parents; treacherious relatives punished» [El-Shamy, 2004, p. 385]. 44 «Infant Cast away, (by Jelous Co-wives, Mother-in-law, Slave, ect.), and Subsequesntly Reunited with their Parents» [El-Shamy, 2004, p. 389]. 105 [El-Shamy, 2004, p. 389]. С нашей точки зрения, это не отдельный подтип сюжета, так как нет существенных различий (уменьшается только количество чудесных детей), а трансформация сюжета на вариативном уровне. Мы считаем, что текст описания сюжетного типа должен быть подробным и ясным. В третьей редакции международного сказочного Указателя [ATU] дано следующее описание сюжетного типа: «707 Трое Золотых Детей (в предыдущей редакции Три Золотых Сына). Три девушки хвастаются, что, если они выйдут замуж за короля [N201], они родят тройню с золотыми волосами [H171.2, H71.3], с цепочкой на шее [H71.7] и со звездой во лбу [H71.1]. Король подслушивает речь младшей сестры и женится на ней [L162, N455.4]. Когда она рождает трех чудесных детей, старшие сестры подменяют (их) животными (собаками) [K2115]. Ее заключают в тюрьму (изгоняют) [K2110.1, S410], ее дети брошены на произвол судьбы [S142, S301], но они спасены мельником [R131.2] (рыбаком [R131.4]). После того как дети выросли, старший сын решает найти своего отца [H1381.2.2.1], разыскать говорящую птицу [H1331.1.1], поющее дерево [H1333.1.1] и живую воду [H1320, H1321.1, H1321.4, H1321.5]. И он, и его брат не выполняют данное задание и оказываются превращенными в мраморные колонны [D231.2]. Их сестра с помощью старой женщины [N825.3] добивается успеха в их освобождении [R158] и возвращается домой с волшебными предметами. Внимание короля приковано к детям и волшебным предметам [H151.1]. Птица правды рассказывает ему всю 106 историю [B131.2, K1911.3.1]. Дети и жена восстановлены в своих правах; сестры наказаны [Q261, S451]»45 [ATU, p.381 – 382]. Профессор Г. Утер в ATU дал более точное название сюжетного типа: не Три золотых сына [Aarne,1910; AT 1928; AT 1961], а Трое золотых детей. Ученый вернулся к принципу AT 1928 г., когда в скобках давались номера мотивов, но данные мотивы не были выделены в отдельную рубрику, как в AT 1961. Автор ATU принял решение убрать описание мотивов с целью экономии места в каталоге, так как объем международного указателя увеличилcя до трех томов. Все номера мотивов даны Утером в соответствии с AT 1928, AT 1961 и с каталогом мотивов Стиса Томпсона [Thompson, 1955–58]. Сам текст описания сюжета 707 Трое золотых детей был переработан и улучшен стилистически. В основном, это касается части, в которой говорится о рождении детей. В АТ 1928 и АТ 1961 данная часть выглядит схематично: «Старшая сестра подменяет собакой новорожденных детей и обвиняет жену в том, что она родила щенка....». В ATU данный отрывок несомненно улучшен: «Когда она рождает трех чудесных детей, старшие сестры подменяют (их) животными (собаками)...». Профессор Г.Утер знаком с Указателем Д. Эшлимена 1987 г. [Uther, 2004a, p. 32], в описании сюжета Эшлимен уточнил, что вредительницами являются две сестры. Данную поправку Г.Утер вносит в ATU. Но в тексте описания 45 «707 The Three Golden Children (previously The Three Golden Sons). Three girls boast that if they marry the king [N201] they will have triplets with golden hair [H171.2, H71.3], a chain around the neck [H71.7], and a star on the forehead [H71.1]. The king overhears the youngest and marries her [L162, N455.4]. When she gives birth to three marvelous children the elder sisters substitute animals (dogs) [K2115]. She is imprisoned (banished) [K2110.1, S410], her children are exposed [S142, S301] but are rescued by a miller [R131.2] (fisherman [R131.4]). When they have grown up, the eldest son sets out to find his father [H1381.2.2.1], to seek a speaking bird [H1331.1.1], a singing tree [H1333.1.1], or the water of life [H1320, H1321.1, H1321.4, H1321.5]. He and his brother both fail and are transformed to marble columns [D231.2]. The sister, with the help of an old woman [N825. 3], succeeds in rescuing them [R158] and in bringing back the magic objects. The attention of the king is drawn to the children and the magic objects [H151.1]. The bird of truth reveals the whole story [B131.2, K1911.3.1]. The children and their mother are restored; the sisters are punished [Q261, S451].»[ATU, p.381 – 382]. 107 сказочного сюжета есть ошибка, перешедшая в ATU из AT 1928 и AT 1961. Утер пишет, что все три девушки хвастались, что каждая может родить тройню с золотыми волосами и цепочкой вокруг шеи, и что король подслушал речь только младшей сестры. На самом деле, король слышал речи всех трех девушек, но только младшая девушка обладала способностью родить детей, излучающих небесный свет, и именно поэтому ее и выбрал в жены король. Стоит отметить, что в первом международном Указателе А. Аарне такой ошибки не было. Во многих региональных, национальных указателях, например, в АА, СУС, в указателе Д.Эшлимэна [Ashliman 1987], в латышcком указателе народных сказок [Arâjs,[Medne], 1977], такой ошибки тоже нет. Исправить данную ошибку в описании сказочного сюжета Трое золотых детей в следующей редакции международного Указателя представляется важным. Далее в сюжетной статье 707 Трое золотых детей идут новые рубрики: «Комбинации (сочетания): Этот сюжет часто соединен с эпизодами или другими сюжетами, особенно с сюжетными типами 451, 706, а также 303, 313, 400, 425, 510 А, 550, 551 и 981. Ремарки: Задокументирован в 1550 году Страпаролой «Приятные ночи» (IV, 3) и в арабской версии в «1001 ночи» 46[ATU, p. 382]. В новой рубрике ATU «Комбинации (сочетания)» говорится о контаминации данного сюжета с сюжетами 451 Девушка, которая разыскивает своих братьев, 706 Девушка без рук, 709 Белоснежка, 303 46 «Combinations: This type is usually combined with episodes of one or more other types, esp. 451, 706, 709, and also 303, 313, 400, 425, 510A, 550, 551, and 981. Remarks: Documented in 1550 by Straparola, Piacevoli notti (IV, 3) and in an Arab version in the 1001 Nights.» [ATU, p. 382]. 108 Близнецы или кровные братья, 313 Магический полет, 400 Мужчина (муж) в поиске своей потерянной жены, 425 Поиск потерянного мужа, 510А Золушка, 550 Птица, конь и принцесса, 551 Живая Вода, 981 Мудрость спрятанного старика спасает королевство. Контаминации с сюжетами 451 Девушка, которая разыскивает своих братьев, 706 Девушка без рук, 709 Белоснежка выделяются автором как наиболее часто встречающиеся. В рубрике «Ремарки» дана информация о ранних фиксациях сюжета Страпаролой в 1550 г. и в арабской версии в «1001 ночи», в то время как в AT 1961 о фиксации данного сюжета в «1001 ночи» вообще не говорится, а сказка из сборника Страпаролы приведена только как один из существующих вариантов сюжета, хотя еще в 1946 г. С. Томпсон в книге «Фольклорная сказка» [Thompson, 1946] подробно писал о том, что первой литературной фиксацией фольклорного сюжета 707 Три золотых сына является сборник Страпаролы. Но в редакцию указателя АТ 1961 г. данная информация не была включена автором. Обе рубрики являются очень важным дополнением описания сказочного сюжета. Далее в ATU идет рубрика «Литература / Варианты», в начале которой приводится научная литература по данному сказочному типу, включающая некоторые труды и монографии ученых всего мира, а затем перечисляются существующие региональные и национальные указатели, в которых данный сюжет присутствует. Ганс Утер приводит первые исследования данного сюжета, например, двенадцатитомное исследование В. Чаувина по арабской литературе, изданное в 1892 – 1922 гг. [Chauvin, 1892], работу И. Косквина, напечатанную в 1908 г. [Cosquin, 1908], труды Больте и Поливки [BP]. В ATU также указаны исследования современных фольклористов, например, 109 Марзолфа и Ван Лювена [Marzolph, Van Leeuwen, 2004] и др. В основном Г. Утер приводит работы западных фольклористов. Среди всех перечисленных трудов по данному сюжетному типу нет ни одного исследования российских фольклористов и фольклористов стран СНГ. Безусловно, заслуживают большого внимания работы Т.В. Зуевой по восточнославянской версии сюжета 707 Чудесные дети [Зуева, 1993; Зуева, 1995; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б], а также работы узбекского исследователя данного сюжета Т.Я. Рахманова [Рахманов, 1990], исследовательницы башкирской сказки Г.Р. Хусаиновой [Хусаинова, 2000] и др. В связи с этим встает вопрос о разработке принципов отбора работ ученых всего мира для включения в международный каталог. Актуальной становится также задача перевода книг и статей российских фольклористов и фольклористов стран СНГ на английский язык, так как именно на английском языке осуществляются все послевоенные публикации FFC. Также актуален перевод трудов зарубежных ученых с английского и других языков мира на русский. Далее в рубрике «Варианты» указаны регионы и этнические группы, в которых зафиксирован данный сюжет, приводятся национальные и региональные каталоги, к которым следует обращаться при поиске вариантов данного сюжета. Например, при исследованиях славянской сказки рекомендуется обращаться к СУС. По сравнению с AT 1961 в ATU значительно больший географический охват. Данная рубрика увеличена почти вдвое. К указанным в AT 1961 странам были добавлены Португалия, Болгария, Армения, Узбекистан, Монголия, Грузия, Сирия, Ирак, Иордания, Иран, Китай, Япония, Канада, Мексика, Панама, Бразилия, Египет, Алжир, Марокко, Судан, Танзания, Намибия и многие другие. Включены каталоги многих регионов. Например, осетинский каталог [Bjazyrov, 1960], якутский указатель сказочных сюжетов [Ergis, 1967]. 110 Г. Утером дана ссылка: «707A Смотрите Тип 894)»47 [ATU, p. 383]. Подтип 707A, который встречается в АТ 1961, – это Введение к Трем золотым сыновьям: Учитель-людоед. Данный подтип переадресовывается к типу 894 Учитель-пожиратель трупов и камень печали. Ученым сделана правильная переадресация данного сюжетного подтипа, потому что у сюжета 707 Трое золотых детей есть своя сказка-баллада, есть свой первоначальный древний тип сюжета о светоносных близнецах, которая встречается почти у всех народов мира: у русских, украинцев, белорусов, сербов, хорватов, болгар и словаков [Зуева, 1992; Зуева, 1995; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б], цыган [Sampson, 1933], ирландцев [O’Sullivan, 1966] латышей [Arâjs, [Medne], 1977] и т.д. Немецкий фольклорист при подготовке Указателя ATU убрал подтип 707A* Девственница рождает дитя, так как данный сюжет был зафиксирован только в двух традициях (греческой и немецкой). Также автор убрал подтип 707В* Странствующий муж. С одной стороны, изъятие данного сюжетного подтипа из международного Указателя сказочных сюжетов противоречит установленному в предисловии к ATU правилу о трех традициях. Сказка Бова-королевич распространена не только в России, как было указано в АТ 1961, но также в Украине и в Белоруссии [СУС], в Латвии [Arâjs, [Medne], 1977]. С другой стороны, как мы уже писали ранее, данный подтип сюжета Трое золотых детей, скорее, заслуживает выделения в отдельный сюжетный тип. Таким образом, даже на материале одной сюжетной статьи мы видим улучшение научного аппарата Указателя, что, безусловно, увеличивает и без того несомненную научную ценность международного каталога сказочных 47 «707A See Type 894» [ATU, p. 383]. 111 сюжетов ATU. Но также встает и ряд вопросов, связанных с дальнейшей разработкой и улучшением международного сказочного Указателя, в частности, вопрос о правилах отбора литературы для каждого сказочного сюжета. После разработки нового научного аппарата в ATU перед восточнославянскими фольклористами встает задача издания дополнения к СУС либо переиздания каталога с добавлением отдельных рубрик «Контаминации», «Ремарки», «Литература / Варианты». Описание сюжетной статьи «Восточнославянская сказка» 707 Чудесные дети в будущем каталоге можно оставить почти без изменения с небольшой корректировкой: 707. Чудесные дети: царь (царевич) подслушивает разговор трех девушексестер; женится на младшей, обещавшей родить чудесных детей со светоносными признаками; чудесных детей, рожденных ею в отсутствие царя, сестры (ведьмы, реже Баба-Яга) подменяют щенятами (зверенышами), реже подкидывают ребенка без чудесных признаков (крестьянского сына); царь приказывает посадить жену с новорожденными (реже со щенком или крестьянским сыном) в бочку и бросить в море; бочка приплывает к острову, где сын основывает царство чудес-диковинок (реже щенок или крестьянский сын разыскивает чудесных детей, приобретает чудесные диковинки); царь едет посмотреть на диковинки и встречается с женой и детьми; жена и дети восстановлены в правах, клеветницы наказываются. – Реже в восточнославянском материале встречается другая разновидность этого сюжетного типа – о поющем дереве, птице-говорунье и живой воде. В Указателе Аарне-Томпсона-Утера имеется в виду прежде всего эта вторая разновидность: Три девушки хвастаются, младшая говорит, что если выйдет замуж за царя, то родит светоносных детей. Царь женится на младшей. 112 Когда она рождает трех чудесных детей, старшие сестры подменяют (их) животными (собаками). Царицу заключают в тюрьму (изгоняют), ее дети брошены на произвол судьбы, но они спасены простым человеком (мельником, рыбаком, садовником), реже генералом. После того как дети выросли, старший сын решает разыскать говорящую птицу, поющее дерево и живую воду. Старший сын и средний сын не выполняют данное задание и превращены в мраморные колонны. Их сестра с помощью чудесного помощника (старой женщины, старичка) добывает диковинки и освобождает братьев. Царь обращает внимание на диковинки и детей. Птица правды рассказывает царю всю историю. Дети и жена восстановлены в своих правах; сестры-вредительницы наказаны. В восточнославянском фольклоре сказка 707 Чудесные дети часто контаминируется со сказочным типом 706 Безручка. Например, в сказке Безручка из сборника «Великорусские сказки Вятской губернии» Д.К. Зеленина брат «взял и отсек у нее руки, сам уехал.... Она <….> шла да шла, и зашла к царю в сад. Ходит она по саду и своим ртом ощипывает яблочки и бахорит48 сама себе: - Кто бы меня замуж взял, тому бы я принесла сына по-колен в золоте, полокоть в серебре» [Зеленин, URL]. Поэтому предлагаем следующие варианты рубрик: Контаминации: данный сюжет часто встречается в контаминации с сюжетом 706 Безручка. Ремарки: ранние три записи самобытного славянского сюжета (две записи в сб. «Старая погудка на новый лад» 1795г., [Старая погудка, 1795] третья в лубочном сборнике «Собрание сказок» 1820 г. [Собрание сказок, 1820]), 48 Бахорит – разговаривает, говорит 113 позднее запись А. С. Пушкина, сделанная от А.Р. Яковлевой в 1824 г. [Пушкин, 1936]. Восточная версия задокументирована Страпаролой в 1550 г. [Страпарола, 1993] и в «Тысячи и одной ночи» А. Галлона [1001 ночь, 1988]. Литература / Варианты: BP; Зуева, 1978; Зуева, 1992; Зуева, 1993; Зуева, 1995; Зуева, 2000б; Рахманов, 1990; Хусаинова, 2000. Далее без изменения следует оставить перечисление сборников из СУС к сказочному типу 707 Чудесные дети [СУС, с. 177, 178] и присоединить сборники сказочного типа Щенок-богатырь и чудесные дети [Там же. С. 178]. Подтип – 707* Щенок-богатырь и чудесные дети исключить. Ввести подтип 707А Перевоплощение светоносных близнецов (древнейшая версия сюжета). Царь (король, пан) подслушал разговор трех сестер и женился на младшей, обещавшей родить сыновей-близнецов, излучающих небесный свет. Новорожденных чудесных детей вредитель закопал (утопил), а царице подбросил детенышей животных. Царь поверил клевете и прогнал жену. С детьми стали происходить перевоплощения (в чудесные растения, животных). Всякий раз, когда вредитель стремился их уничтожить, они возрождались в новом облике, пока снова не приняли человеческий облик. Под видом сказки дети рассказали отцу свою историю и в подтверждение ее правдивости обнаружили свои светоносные признаки. Казнь вредителя. Литература / Варианты: Зуева, 1992; Зуева, 1993; Зуева, 1995; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б. 114 Казки Пiдгiр’я, 1976; Курский сборник, 1903; Зачарованi казкою, 1984; Яровский, 1915; Народные русские сказки Афанасьева № 287; Federowski, 1902. Подтип 707B* Бова-королевич переадресовать к новому типу 746* Странствующий муж. Подтип -707 С* Гуак-богатырь переадресовать к новому типу 746А*. В результате сравнительного исследования сюжетной статьи 707 Чудесные дети [СУС] (Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ ATU]) в разных редакциях международного Указателя сказочных сюжетов, в национальных и региональных каталогах можно сделать следующие выводы: Сказочный сюжет 707 Чудесные дети нашел отражение во всех редакциях международного Указателя сказочных сюжетов и во многих национальных и региональных сказочных каталогах. На уровне сказочных указателей подтверждается явление фольклорной типологии, поскольку наблюдается четкая, краткая фиксация сходных сюжетов в разных странах мира. Исследование каталога сказочных мотивов С. Томпсона на примере сюжета 707 Трое золотых сыновей поставило вопрос о более универсальной формулировке мотивов, которые подходят ко всем версиям и вариантам сказки. Важно продолжить дальнейшую разработку научного аппарата сказочных указателей. В связи с этим поднимается вопрос о правилах отбора литературы для каждого сюжетного типа и вопрос о переводе трудов ведущих российских фольклористов на английский язык, а также работ зарубежных ученых с английского языка на русский. Сравнительный анализ 115 описания сюжетной сказочной статьи 707 Чудесные дети в разных сказочных каталогах мира выявил необходимость внесения изменений в СУС: надо ввести такие рубрики, как «Контаминация», «Литература»; подкорректировать описание сюжета, добавить описание восточной версии сюжета, снять подтип Щенок-богатырь и чудесные дети, переадресовать подтипы Бова-королевич и Гуак-богатырь к новым сюжетным типам. 116 Глава 2. Сюжет Чудесные дети как типологическое международное фольклорное явление Согласно общепризнанной концепции А.Н. Веселовского о развитии форм сюжетности, волшебная сказка имеет два повествовательных уровня (глубинный и поверхностный), что морфологически проявляется в сюжете и мотиве. А. Н. Веселовский дает следующее определение сюжета: «Сюжеты – это сложные схемы, в образности которых обобщались известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой действительности» [Веселовский, 1940, с. 495]. Мы согласны с мнением исследователеля о том, что «схематизм сюжета уже наполовину сознательный, например, выбор и распорядок задач и встреч не обусловлен <…> темой, данной содержанием мотива, и предполагает уже известную свободу; сюжет сказки, в известном смысле, уже акт творчества» [Там же]. Анализ указателей сказочных сюжетов показал наличие самобытных версий сказки Чудесные дети у разных народов мира, что можно объяснить явлением фольклорной типологии. В монографии «Методология сравнительно-исторического изучения фольклора» Б.Н. Путилов писал: «В широком смысле закономерную, под типологией обусловленную следует, рядом очевидно, объективных понимать факторов повторяемость в природе и обществе, которая обнаруживает себя в предметах и явлениях, в свойствах и отношениях, в элементах и структурах, в процессах и состояниях». [Путилов, 1976, с. 9]. Нельзя не согласиться с мнением исследователя о том, что в центре внимания находятся не просто типологические параллели, а целые этапы типологического развития. Путилов неоднократно подчеркивает, что в 117 области фольклора повторяемость и типологическая соотносимость систем и элементов обусловливается органической связью фольклорных явлений с традиционным институтами, народным с бытом, системой с различными представлений о этносоциальными мире; внутренней преемственностью развития фольклорной системы и ее элементов, традиционностью процессов; специфической «техникой»49 функционирования, хранения и воспроизведения фольклора. Зарубежные ученые не употребляют понятие «фольклорная типология», но обращают внимание на такое явление. Французский ученый К. Леви-Стросс в своих трудах приводит многие примеры «схожих» мифологических рассказов, возникших независимо друг от друга у американских индейцев и в племенах Австралии [Леви-Стросс, 2008]. У некоторых народов мира, как и у славянских народов50, сохраняются древнейшие формы сказочного сюжета Чудесные дети, близкие к мифологическим. В европейской и японской традициях встречаются новеллизированные варианты и версии сказки, как и в фольклоре восточных славян51. 2.1. Сравнительный анализ национальных вариантов и версий сказочного сюжета Чудесные дети: национальное и типологическое Жанр – категория историческая. В процессе развития жанры постоянно трансформируются. Как правильно заметил В.Я. Пропп, «новая жизнь создает новые жанры (новеллистическая сказка), вырастающие уже 49 Термин Б.Н. Путилова [Путилов, 1976, с. 13]. Присутствие древнейшей мифологической формы сказки о чудесных светоносных близнецах славянских народов доказала Т.В. Зуева [Зуева, 1995; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б]. 51 О новеллизированной сказке Чудесные дети (в контаминации с сюжетом 706 Безручка) у восточных славян неоднокрано писала Т. В. Зуева [Зуева, 1993; Зуева, 1995]. 50 у 118 на иной почве, чем композиция и сюжеты волшебной сказки» [Пропп, 2009, c. 309]. Cказка впитывает традиции и сохраняет их, сказочное произведение связано с окружающей фольклорной средой. Развитие любого сюжета идет путем наслоений, замен, переосмыслений. В то же время в процессе бытования сказки в ней появляются новые содержание. поэтические приемы и В нашем исследовании мы сравниваем мифологические славянские сказки Чудесные дети с аналогичными сказками других народов, классические версии и варианты восточных славян соотносим со сказками классического периода народов Европы, новеллизированную славянскую версию – с аналогичной японской версией сюжета о чудесных детях, останавливаясь на типологических и национальных особенностях сказочных произведений. И в то же время мы рассматриваем эволюцию самого сюжета 707 от мифологических сказок-баллад через классический период существования сказки к новеллизированным версиям и вариантам и эволюцию главного сюжетообразующего мотива рождения светоносных детей. В нашу задачу также входит выявление следов светоносных формул в сказочных записях позднего времени XIX–XX вв. 2.1.1. Ирландская сказка «Крапчатый бык» и цыганская сказка «Маленькая Золушка» как примеры самобытных мифологических сказок сказочного сюжета Чудесные дети В славянском сказочном репертуре сохранились древнейшие мифологические сказки, которые еще не отделились полностью от мифа. Т.В. Зуева доказала, что устный репертуар восточных славян отражает не только классический, но и мифологический период развития сказки [Зуева, 119 1995; Зуева, 1995а; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б]. исследовательницы, мифологическая сказка-баллада По мнению непосредственно связана с первобытными обрядами, с олицетворением в них разнообразных сил природы и «отображала особое, недоразвитое сознание древних людей» [Зуева, 2002, c. 226]. Французский ученый Леви-Стросс имеет другое мнение, в своих работах он выстраивает интеллектуальный мост между современными и бесписьменными обществами. К. Леви-Стросс приходит к выводу о едином по своим логико-семиотическим свойствам человеческом мышлении во всех известных человеческих обществах [Приводится по: Островский, URL], ибо «стараясь уразуметь мир, ум действует способами, по виду не отличающимися от тех, что разворачивались в мире с начала времен» [Леви-Стросс, URL], а реальность может быть значащей как на уровне научного знания, так и на «уровне сенсорного восприятия» [Там же]. Мы не ставим своей задачей оценивать сознание древних людей. Согласимся с тем, что человеческое мышление имеет в своем арсенале определенное количество способов, которые применяются на разных уровнях постижения действительности, будь то научное знание или сенсорное восприятие. С нашей точки зрения, именно мышление на уровне сенсорного восприятия условно называют «до-логическим мышлением» [Леви-Брюль, 1930]. Мифологическая сказка запечатлела архаичный «закон сопричастия» (партиципацию), то есть способность быть «сразу всем»: человеком, животным, деревом и т.д. Например, кельтский бог Элисанос (Alisanos) одновременно был камнем, ольхой и рябиной [Monaghan, 2008, p. 14]. 120 Другая особенность мифологической сказки – выраженное тяготение сказочного повествования к песенной форме. П.В. Линтур сделал вывод о генетической связи между обрядовой поэзией, сказочным творчеством и балладными песнями [Линтур, 1972]. Исследователем был предложен термин «сказка-баллада». Линтур провел синонимическую параллель между терминами «сказка-баллада» и мифологическая сказка. В славянском фольклоре к «сказке-балладе» можно, например, отнести сказку «Братец и сестрица» [450 СУС], в которой прозаический текст является комментарием к лиро-эпической песне и т.д. Т.В. Зуева привела следующую сюжетную схему древнейшей славянской версии сюжета 707 Перевоплощение светоносных близнецов: «1. Царь (король, пан) подслушал разговор трех сестер и женился на младшей, обещавшей родить сыновей-близнецов, излучающих небесный свет. 2. Новорожденных чудесных детей вредитель закопал (утопил), а царице подбросил детенышей животных. Царь поверил клевете и прогнал жену. 3. С детьми стали происходить перевоплощения (в чудесные растения, животных). Всякий раз, когда вредитель стремился уничтожить, они возвращались в новом облике и их потому были неистребимы. 4. Под видом сказки дети рассказали отцу свою историю, а затем в подтверждение ее правдивости обнаружили свои светоносные признаки. Казнь вредителя» [Зуева, 2000а, c. 99] . Мифологическая сказка о чудесных детях, на наш взгляд, сохранилась не только в восточнославянском фольклоре, но и в ирландской и 121 цыганской традициях. [O’Sullivan, 1966] Рассмотрим ирландскую сказку «Крапчатый бык» и цыганскую сказку «Маленькая Золушка» [Sampson, 1933]. В предисловии к изданию ирландская сказка «Крапчатый бык» была отнесена O’Силибхейном [Ó Súilleabháin, 1966, p. XXXVI] к разделу самобытных сказок, которые можно услышать только у ирландского домашнего очага. Сказка «Маленькая Золушка» записана Джоном Сампсоном от цыган Уэльса и вошла в редкий сборник цыганских сказок Уэльса, опубликованный в 1933 г. [Sampson, 1933]. Сказочные сюжеты и, в значительной мере, художественные особенности цыганских сказок в каждом субэтническом подразделении испытали влияние нецыганского окружения. Сказка несет в себе черты ирландских народных сказок (это касается и языка, и манеры исполнения), также в сказке присутствует контаминация с общеевропейским сюжетом «Золушка» [510 ATU]. И несмотря на то, что в предисловии издатель подчеркнул, что исключительно цыганских историй практически не существует [Sampson, 1933a, p. IX], так как цыганский этнос – это конгломерат субэтнических групп общего происхождения, в значительной степени общей исторической судьбы, с общим языком в диалектных разновидностях, без общей этнической территории, вторая часть сказки представляет собой самобытный, предположительно, цыганский сюжет о чудесных детях52, причем именно в этой части присутствуют черты мифологической сказки. Приведем сюжетные схемы обеих сказок. Сюжетная схема ирландской сказки «Крапчатый бык» следующая: 52 Автор использует название «самобытная цыганская сказка» условно, исходя из того, что рассказанная версия сюжета 707 является самобытной. Вопрос о принадлежности данной версии цыганам остается открытым. Историк и этнограф Черенков Л.Н. считает, что у цыган есть только заимствованные версии сюжета 707 Чудесные дети. 122 1. Принц женится на младшей из сестер. 2. Старшая сестра подменяет детей животными, детей же бросает в реку. Принц верит клевете и разрешает обратить жену в камень, а сам женится на старшей сестре. 3. Младшего ребенка спасает рыбак. Старшая сестра узнает об этом и убивает ребенка. 4. С ребенком происходят перевоплощения: в дерево, в крапчатого быка, которого вредитель (старшая сестра) желает уничтожить, но он неистребим. 5. В восточной земле крапчатый бык женится на принцессе и становится человеком на какое-то время суток, а впоследствии освобождается от колдовства полностью. 6. Сын возвращается в Ирландию, рассказывает на пиру во дворце отца всю историю, наказывает мачеху, расколдовывает мать. Сюжетная схема цыганской сказки «Маленькая Золушка»: 1. Две старшие сестры всячески издеваются над младшей сестрой и заставляют ее прятаться в золу при приближении всякого человека. Две сестры ходят в церковь и рассказывают о прекрасном принце. Одна из старших сестер мечтает выйти замуж за принца. 2. В отсутствие старших младшая сестра кормит старую маленькую женщину-попрошайку, за что получает чудесные дары (платье, золотые туфельки и коня). Принц влюбляется в младшую сестру. 3. Принц находит туфельку младшей сестры и примеряет данную туфельку всем женщинам страны, пока не находит свою невесту. 4. После свадьбы младшая сестра трижды рождает трех чудесных детей с золотыми поясами, но старшая сестра подменяет детей щенками, а детей 123 отдает на воспитание своей матери. Принц верит клевете и поручает слугам сжечь жену. 5. Появляется старая женщина и просит слуг освободить молодую женщину. Слуги ее освобождают. Молодая женщина превращается в свинку. Старая женщина пророчествует, что свинка будет убита и возродится вновь, а также обретет в будущем детей и супруга. 6. Молодая свинка живет в лесу и находит своих детей, которых после смерти бабушки выгнали из дома. Свинка сообщает дочери, что ее (свинку) должны убить и просит дочь взять кусочек ее исполняющей желания печени. 7. Свинку убивают. Девочка получает кусочек печени, с помощью которой она строит дом для себя и братьев. 8. Незнакомец случайно видит золотые пояса у детей и рассказывает о поясах принцу. Принц требует принести ему золотые пояса. Братья отдают золотые пояса незнакомцу, а сами превращаются в лебедей. Девочка пояс не отдает. 9. С помощью печени свинки девочка возвращает человеческий облик братьям, возрождает свою мать, кратко рассказывает ей историю, как она ее вернула, а потом возвращает и отца. Отцу также кратко рассказывают историю про печень свинки. Сравнивая сюжеты славянской древней сказки, ирландской и цыганской сказок, мы приходим к выводу о том, что в данном случае наблюдается явление фольклорной типологии. Совпадения в этих традициях нельзя объяснить заимствованием, тем более что обе сказки были рассказаны на сложнейших языках (гэльском и валлийском) и только впоследствии были переведены на английский язык. По мнению выдающегося фольклориста Стиса Томпсона, иногда трудный язык является препятствием для 124 распространения произведения в другие народы. Следует отметить, что ирландская сказка «Крапчатый бык» и вторая часть цыганской сказки «Маленькая Золушка», которая представляет собой самостоятельный сюжет о чудесных детях, европейских генетические не зафиксированы ни в английской, ни в других устных традициях. Конечно, нельзя совсем отрицать связи фольклора, которые порождаются конкретными историческими обстоятельствами, но они действуют на определенных отрезках истории и в рамках конкретных фольклорных явлений, контактные же связи между народами всегда носят локальный характер. Историко- типологические же связи охватывают все стороны фольклора и действуют постоянно. Т.В. Зуева считает, что отличительным признаком древнейшей версии является мотив с линейной повторяемостью, когда вредитель убивает чудесных детей, закапывает их в землю, сжигает, но «дети неистребимы» [Зуева, 1995, c. 20]. В славянских вариантах сказки в цепочке перевоплощений присутствуют яворы или яблони: «На дворе выкапала две магілкі і пахавала; выраслі два явары — залатая галінка і серэбнеанкая» [Афанасьев, 1986, c. 307]. «Утром под окнами дворца выросла большая яблоня, а на ней – два золотых яблочка» [Зуева,199253, c. 318]. По мнению исследовательницы восточнославянской сказки, чудесная яблоня пришла на смену явора [Зуева, 2000а, c. 100]. В словаре «Славянские древности» говорится, что культовое дерево – «объект почитания и жертвоприношения, 53 Текст цитируется по сборнику сказок Т.В. Зуевой «Восточнославянские волшебные сказки: Для учащихся сред.и ст.классов» [Зуева, 1992]. 125 место совершения сакральных обрядов, аналог храма» [Славянские древности, 1999, c. 67] и относится к дохристианской эпохе. Мотив с линейной повторяемостью мы наблюдаем в ирландской сказке «Крапчатый бык». Старшая сестра-вредитель, вышедшая замуж за мужа младшей сестры (принца) после того, как оклеветала ее и избавилась от нее, перерезает горло младшему ребенку принца и своей младшей сестры и закапывает в дальнем углу сада: «Жена принца унесла прочь ребенка и немедленно перерезала ему горло… Затем она отнесла тело в сад и похоронила его в дальнем углу»54 [O’Sullivan, 1966, p. 120]. Но ребенок неистребим: «Высокое дерево выросло на могиле ребенка в углу сада, поднявшись ввысь в небо за пару ночей, дерево засыпало землю вокруг всевозможными фруктами, которые только когда-либо вырастали на деревьях»55 [Ibid. P. 120 – 121]. Причем, данное дерево оказывается чудесным, осыпанным разными плодами. Как и в славянской мифологии, в мифологии кельтов деревья являются религиозными символами самого высшего порядка: деревья со своими корнями, спрятанными в земле, и ветками, устремленными в небо, соединяют много уровней жизни. Дерево олицетворяет собой мудрость: «в обоих языках, в ирландском и уэльском, слова, обозначающие дерево, и слова, обозначающие мудрость, являются родственными»56 [Monaghan, 2008, p. 452]. Интересна мысль авторов энциклопедии кельтской мифологии и фольклора о том, что деревья воспринимались многими кельтскими племенами как параллельная с 54 «The prince’s wife took away the child and cut his throat immediately… Then she took the body out into the garden and buried it in a lonely corner» [O’Sullivan, 1966; p. 120]. 55 «A tall tree grew up from the child’s grave in the corner of the garden, up and up to the sky in the space of a couple of nights, and it bent down to the ground with all the different fruits that ever grew on a tree» [Ibid. P. 120 – 121]. 56 «... in both Irish and Welsh, the words for tree <…> and wisdom <…> are related» [Monaghan, 2008; p. 452]. 126 человеческой жизнь, а в высшем своем проявлении деревья могли быть прародителями человеческий семьи. Друиды заботились о деревьях, как о людях, разделяя их на классы. Некоторые деревья нельзя было срубать. Как, например, яблоню, дуб, ольху. Изменение цвета зарубки на деревьях (с более светлого на темный) расценивалось как появление крови в местах порезов и являлось доказательством человеческой природы деревьев. Самым священным деревом кельтской мифологии считался дуб, который широко использовался в строительстве, в хозяйстве, плоды которого были пищей животных и иногда людей, а также в ритуальном служении, в исцелении болезней и лечении бесплодия [Ibid. P. 364]. Иногда высказывается предположение, что само слово «друид» происходит от корня «дру», что означает «дуб». Друиды превращали дубовые рощи в настоящие святилища. Кельтские племена почитали дуб за его особую прочность и долговечность, как многие другие народы (чуваши, марийцы, мордва и т.д.). Сооружение погребальных строений из дуба подтверждает мысль о том, что деревья в мировозрении кельтов были связаны с жизнью после жизни. В ирландской легенде о пяти самых значимых деревьях говорится и о чудесном дубе, который каждый год давал разнообразные плоды: 900 связок желудей, столько же яблок и орехов [Ibid. P. 452]. В сказке «Крапчатый бык» не дано название дерева, которое выросло на могиле чудесного ребенка, но известно, что это было чудесное дерево, засыпавшее все вокруг всевозможными фруктами. В мифологической славянской сказке следующий этап превращения близнецов – это их перерождение из явора в ягнят: «Жывуць яны, дак яна кажэ то: «Мой мужу найяснейшы, каб мы гэтые явары ссеклі да зрабілі ложко себе» [Афанасьев, 1986, c. 307]. После того, как яворы были сожжены, 127 овца, ухватившая кусочек пепла, рождает барашков, у которых «...на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы» [Там же]. В ирландской народной сказке чудесный ребенок превращается в быка: «В стаде была большая крапчатая корова, которая вместо того, чтобы есть траву, как другие, начала есть фрукты с этого дерева. Она начала давать столько молока, что люди не могли найти подходящей большой посуды для его хранения. А потом, несмотря на отсутствие в стаде быка, корова родила крапчатого теленочка»57 [O’Sullivan, 1966, p. 121]. американским Заглатывание и последующее рождение отнесено фольклористом Стисом Томпосоном к мифологическому представлению о смерти с последующим возрождением [Тhompson, 1946]. В мифологии бык – символическое животное, олицетворяющее свирепость, с одной стороны, и сельскохозяйственное изобилие, с другой [Monagham, 2008, p. 64]. Объяснение превращения чудесного ребенка в быка мы находим в энциклопедии символики и геральдики: «В ряде мифологий (шумерской, египетской и др.) обнаруживаются разнообразные связи быка и соответствующего ему мифологического образа: полное их тождество, бык как земное воплощение бога или как его атрибут и др. <…> Археологические следы культа быка прослеживаются во многих древних скотоводческих культурах. <…> Там, где существовали местные культы главного божества в образе быка, при храме держали священного быка как его воплощение (египетский Апис в Мемфисе); по поверьям сванов, бык Висхв, посвящённый богу Пусду, должен быть самым могучим и прекрасным из быков. На быках есть (видимый или невидимый) знак их принадлежности божеству 57 «The was a big speckled cow among the herd, and instead of stating to eat the grass like the others, she started to eat the fruits on the tree. She began to give so much milk that they hadn’t enough vessels to hold it. And then, although there was no bull, when her time was up she gave birth to a male speckled calf» [O’Sullivan, 1966, p. 121]. 128 (аналогичное обозначение быков как «отмеченных богом» встречается в древнехеттских текстах)» [Бык, URL]. Крапчатая шкура быка в ирландской сказке является именно таким отличительным знаком, отметкой богов. Бык был также эмблемой благополучия у кельтских племен, что было связано с важной ролью быка у кельтов, занимающихся растениеводством. Существовало поверье среди кельтских племен, что свинопас может в следующей жизни стать быком, и наоборот [Monagham, 2008, p. 65]. Становится понятной и реинкарнация сына принца в отмеченного знаком свыше быка, обладающего чудесными свойствами. Как правило, в сказке архаичный полиформизм образа, присущий мифу, уже оказывается разъединенным: с героями происходят последовательные первоплощения, которые заканчиваются, когда они вновь становятся людьми. Но в ирландской народной сказке можно найти следы и древнего полиморфизма образа: герой является и быком, и человеком одновременно в эпизоде знакомства с восточным королем и принцессой. Когда бык прилетает на земли восточного короля, то все люди королевства, сам король видят огромного быка, и только принцесса видит вместо быка прекрасного принца: «О! Будь ты поумнее, ты не привел бы меня сюда! – закричала она. – Почему? – спросил он (король – прим.Т.Х.). – Ты знаешь, – отвечала она, – что я заколдована и не должна видеть мужские лица, за исключением твоего собственного, при этом я обязана быть в вуали. – Но здесь тебе не нужна вуаль, – сказал король. – Тут нет мужчины, только стадо и этот крапчатый бык, которым все интересуются. Я думал, что ты можешь посмотреть на быка, как и все остальные. – Но я не вижу быка, – сказала принцесса. 129 – Что же ты видишь? – спросил отец. –Я вижу сына короля, – ответила дочь» 58 [O’Sullivan, 1966, p. 123 – 124]. Принцесса видит то, что не видят другие. Мы узнаем, что после свадьбы принц проводит день в образе быка, ночь в образе человека: «Когда настала ночь, он (сын короля – прим.Т.Х.) вошел во дворец, где его ждала жена, и он был самый красивый мужчина в мире, прекрасно одетый с головы до ног. Никто бы в мире и не поверил, что он днем проводит время в обличье быка. <…> Он поднялся c восходом солнца, успел поесть, потом вышел на поле и присоединился к стаду уже в образе быка»59 [Ibid. P. 125]. Так происходило несколько лет. Данный мотив мифологический. В ирландском мифе «Сон Оэнгхуса» герою сообщают, что девушка из его сна год проводит в облике человека, год в облике птицы [Irish, 1993, p. 31]. Превращения младшего сына принца выстроены в цепочку до определенного момента (до знакомства и женитьбы быка на восточной принцессе), потом принц оказывается и быком, и принцем одновременно, далее череда превращений бык – принц – бык повторяется большое количество раз и завершается, когда персонаж вновь принимает первоначальный облик: «Перед королем встал самый красивый молодой мужчина, которого он когда-либо видел»60 [O’Sullivan, 58 “O, you ought to have had more sense than to bring me to a place like this!” she cried. “Why is that?” he asked. “You knew well,” said she, “that I was under geasa not to gaze on any man’s face, except your own, without having my veil on.” “But you don’t need any veil in this place,” said the king. “There’s no man here only the cattle and this speckled bull that everybody is wondering at. I thought that you should see the bull as well as anybody else.” “But I don’t see any bull,” said she. “What do you see, then?” asked her father. “I see a king’s son,” said she» [O’Sullivan, 1966, p. 123 – 124]. 59 «When night fell, he came to the palace, where his wife was, looking the finest man in the world, well dressed from head to feet. Nobody in the world would believe that he was a bull by day. <…> He was up as soon as the sun rose and as soon as he had eaten, out he went and joined the cattle in the field as a bull» [Ibid. P. 125]. 60 «… there stood before the king the finest young man he had ever laid eyes on» [O’Sullivan, 1966, p. 127]. 130 1966, p. 127]. Цепочка перевоплощений в сказке «Крапчатый бык» следующая: чудесный ребенок – дерево с чудесными плодами – чудесный крапчатый бык – человек ночью и бык днем – прекрасный принц. В самобытной цыганской сказке «Маленькая Золушка» перевоплощения случаются не с чудесными детьми, а с матерью светоносных детей, которые можно представить в виде цепочки: женщина – свинка – женщина. С обретением первоначального облика заканчиваются все мытарства матери. В этой сказке мы встречаемся с таким явлением, как неистребимость матери. Такой сюжет мог сложиться только в эпоху матриархата. Не случаен и этап превращения женщины в свинью. В энциклопедии кельтской мифологии и фольклора о символическом для кельтов животном (свинье) сообщается, что в более ранние времена свиньи были меньше размером и свирепее, чем домашние свиньи в наши дни; они вели полудикий образ жизни, питаясь желудями, найденными под дубами, которые сами по себе являлись священными деревьями для кельтов [Monaghan, 2008, p. 379 – 380]. У ранних кельтов свинья считалась погребальным животным. В ирландском потустороннем мире всегда возрождающиеся свиньи принадлежат богу Дагде, и любое количество людей может срезать себе свинины с существа, которое на следующий день будет целым и живым [Ibid. P. 380]. Поэтому перерождение женщины в свинку, а потом возрождение в образе женщины с помощью кусочка Отличительной же печени этой особенностью свиньи этой становятся сказки понятными. является то, что перевоплощения происходят с матерью чудесных детей. Обратим внимание на то, что во многих версиях и вариантах сказки Чудесные дети присутствуют отголоски неистребимости матери светоносных детей. Например, в славянских вариантах сказочного сюжета 131 мать заточают в бочку: «Выкололи царевне глаза, засмолили вместе с ребенком в бочку и бросили в море» [Ск., URL]; в ирландской сказке обращают в камень [O’Sullivan, 1966], в японской сказке «Золотой баклажан» сажают в дрейфующую лодку: «Господин так рассердился, что усадил меня в лодку и отправил лодку дрейфовать в море»61 [Seki, 1963, p.174] и т.д. Но мать светоносных детей не умирает. Ее спасают хорошие люди: «Старый человек забрал молодую женщину к себе домой»62 [Ibid.]. Часто выросший сын спасает свою мать: «А сын Марфы-царевны рос не по дням, а по часам; вырос большой и говорит: «Матушка! Я потянусь». <…> Как он потянулся – вмиг бочку разорвало» [Ск., URL]. В ирландской сказке «Крапчатый бык» сын расколдовывает мать, превращенную в камень [O’Sullivan, 1966]. В итальянской сказке мать остается живой, даже будучи заживо замурованной: «Сестры вытащили ее из постели и отнесли в подвал. Затем они ее замуровали, оставив только окошко для головы»63 [Calvino, 1980, p. 317]. Таким образом, мать, дающая жизнь также неистребимой, потому что без светоносным детям, является ее присутствия невозможно утверждение идеала семьи. Близнечная тема со временем ослабляется. Сказка «Крапчатый бык» записана поздно (середина XX в.), в ней дети рождаются через год: «Год спустя, когда принц находился на охоте, его жена родила другого ребенка»64 [O’Sullivan, 1966, p. 118]. В ирландской сказке нашел отражение 61 жестокий «The lord became so angry that he put me in a boat and set me adrift in the sea» [Seki, 1963, p.174]. «The old man took the young woman and returned home with her» [Ibid.]. 63 «The sisters pulled her out of bed and carried her down to the cellar. Then they walled her up leaving only an opening for the head» [Calvino, 1980, p. 317]. 64 «A year later, while the prince was hunting one day, didn’t his wife give birth to another son» [ O’Sullivan, 1966, p. 118]. 62 132 обычай выбрасывать особенных детей (близнецов) в воду, что также свидетельствует о тесной связи этой сказки с мифом: «Итак, вот что она сделала: она завернула ребенка в грязный кусок материи и выбросила его в реку»65 [Ibid.]. Как писал В.Я. Пропп, рассматривая волшебную сказку, «...случаем переосмысления мы должны считать сохранение всех форм обряда с придачей ему в сказке противоположного смысла или значения, обратной трактовки» [Пропп, 2009, c. 11]. В классической волшебной сказке ни один из детей не умирает. В сказках-балладах светоносные дети постоянно возрождаются. В ирландской сказке о судьбе первого ребенка ничего не сообщается. Вероятнее всего, этот ребенок погиб, потому что в повествовании говорится только о судьбе второго сына принца, которого вытащил из реки рыбак: «Так случилось, что один человек рыбачил в устье реки, когда в реку был выброшен второй ребенок. И он увидел застрявшую в прибрежных кустах коробку. Он закинул удочку и подтащил коробку к ногам. Как только он приподнял коробку, он услышал плач бедного ребенка»66 [Ibid. P. 119]. И именно со вторым ребенком происходят перевоплощения, когда вредитель в очередной раз убивает его. Т.В. Зуева справедливо отметила, что «признаком мифологической сказки является отсутствие в древнейшей версии образа освободителя (эквивалентную роль играли чудесные перевоплощения близнецов как форма их бессмертия)» [Зуева, 1995, c. 21]. В последней части сказки «Крапчатый бык» появляется освободитель. Старый король, отец жены принца, совершает определенные действия с отломанным рогом быка и тем самым помогает получеловеку65 «So what did she do but wrap the child up in a dirty piece of bainin65 and throw him into the river» [Ibid.]. «It happened that there was a man fishing at the mouth of the river the day the second child was thrown into it, and he saw the box caught in a bush that was growing on the bank. He threw out a hook and hauled in the box to his feet. No sooner did he lift it up than heard the cry of a poor child» [Ibid. P. 119]. 66 133 полубыку окончательно принять образ человека. Стоит обратить внимание на то, что освободитель совершает освобождение с помощью капельки, принадлежащей принцу-быку: «И как только капелька достигла лба, <…>чародейство спало. Молодой человек пожал руку королю и поблагодарил его за храбрость»67 [Ibid. P. 127 – 128]. В сказке «Маленькая Золушка» мать светоносных детей возрождается к жизни при помощи части своего тела. Когда женщину в образе свинки убивают и вывешивают ее печень над воротами, то дочь получает кусочек печени свинки и с помощью данного кусочка возвращает свою мать: «Девочка пошла к реке, захватив печень свинки с собой: «Я хочу свою маму обратно!» Как только слова были произнесены, девочка обрела мать»68 [Sampson, 1933, p. 82]. В этой сказке дочь выступает в качестве освободителя своей матери, а также освобождает своих братьев: «И девочка осталась одна. Неожиданно она вспомнила слова свинки. Утром она пошла во дворец получить кусочек печени и возвратилась домой с ним. «Пожалуйста, сделай, чтобы мои братья вновь стали такие, как прежде!» Как только слова были произнесены, она обрела вновь двух братьев»69 [Ibid.]. Но как и в сказке «Крапчатый бык», это еще пока не совсем самостоятельный освободитель. Возрождение происходит с помощью частицы тела самого возрождаемого, что характерно для мифологических сказок. Например, в славянской сказке «Золотоволосые хлопчики» мы читаем: «А служанке приснился ночью сон, будто кто-то говорит, чтобы она взяла от яблони две 67 «No sooner did the drop touch his forehead <..> The geasa had gone. The young man shook hands with the king and thanked him for the bravety» [Ibid. P. 127 – 128]. 68 «The girl went down to the river, taking the liver with her. “I want my mother back again.” Immediately the word was spoken, she recovered her mother ” [Sampson, 1933, p. 82]. 69 «Suddenly she remembered what the sow had told her. In the morning she went down to the castle to get a piece of the liver, and returned home with it. «May my two brothers be restored to their former shapes!» As soon as the word was spoken she recovered her two brothers» [Ibid.]. 134 щепки и положила в навоз. Она так и сделала. И из тех двух щепок выросли яворы» [Зуева, 1992, c. 318]. В.Я. Пропп в книге «Исторические корни волшебной сказки» пришел к выводу о том, что «...древнейшая форма волшебных предметов – части животных» [Пропп, 2009, c. 162], так как в соответствии с первобытным мышлением часть тела животного дает власть над всем животным. Возможно, что на основе партиципации в недрах мифологической сказки происходит зарождение героя-освободителя. Но данный тип героя еще не самостоятелен. Это еще не классический образ освободителя. Герой совершает действие – освобождение – не с помощью волшебного предмета или магических свойств, как в классических версиях и вариантах данного сюжета [СУС; AT 1928; AT 1961; ATU], а с помощью части тела, принадлежащей самому освобождаемому. Стоит отметить, что в конце ирландской сказки освобожденный принц сам выступает в роли освободителя для своей матери, превращенной в камень: «Затем он отправился во двор со своей волшебной палочкой и ударил по камню, в который была обращена его мать. В следующее мгновение она поднялась живая и здоровая»70 [O’Sullivan, 1966, p. 129]. Такое освобождение происходит уже по закону классической сказки с помощью волшебной палочки. «Палочка создалась в результате общения человека с землей и растениями» [Пропп, 2009, c. 166], то есть на прутик (палочку) была перенесена жизненная сила растения. Появление волшебной палочки связано с более поздним этапом развития родовой общины – с переходом от охоты к 70 «He then went out into the yard with his magic wand and struck the stone which was his mother. The next moment she rose up as well as she had ever been» [O’Sullivan, 1966, p. 129]. 135 земледелию. наиболее Как отмечал В.Я. Пропп, начало и конец народных сказок подвержены изменениям, трансформациям [Пропп, 2009]. Вероятнее всего, с этим и связано появление классического освободителя для матери с волшебной палочкой в конце мифологической сказки. Мифологической чертой сказки «Маленькая Золушка» является и заколдовывание детей в животных: «Как только пояса перешли к другому, два мальчика превратились в лебедей на реке. И девочка осталась одна»71 [Sampson, 1933, p. 82]. Магическое заколдовывание детей в животных является мотивом, связанным с явлением тотемизма, присущим древним людям. Для кельтов лебедь часто являлся символом «трансформации человека»72 [Monaghan, 2008, p. 434]. В сюжете ирландской сказки-баллады обращает на себя внимание мотив заключения брака с животным, характерный для тотемических мифов, так как восточная принцесса выходит замуж за крапчатого быка: «День свадьбы был назначен. Люди удивлялись по поводу крапчатого быка. И вот свадьба состоялась»73 [O’Sullivan, 1966, p. 125]. В работе К.Леви-Стросса «Тотемизм сегодня» показана полнота возможностей так называемого первобытного мышления [Леви-Стросс, 2008]. В энциклопедии кельтской мифологии и фольклора отмечено: «По причине такой древней связи членам того племени было запрещено убивать или есть плоть их далеких предков. Следы этой веры представлены в <…> мифологических историях, например, о короле Конаре, которому было 71 «As soon as the belts had been handed over, the two boys were turned into swans upon the river. The girl was left all alone now» [Sampson, 1933, p. 82]. 72 «a transformed human» [Monaghan, 2008, p. 434]. 73 «The marriage day was fixed. The people’s wonder about the speckled bull grew less. And the marriage took place» [O’Sullivan, 1966, p. 125]. 136 запрещено убивать птиц, так как его мать вела свой род от них»74 [Monaghan, 2008, p. 451]. Согласимся с мнением В.Я. Проппа, Т.В. Зуевой и многих других фольклористов о том, что очевидно мифологическое происхождение мотива о сбрасывающим браке с чудесным «тотемным животным», временно свою звериную оболочку и принимающим человеческой облик. Эти мотивы отражают мифологические представления людей о мистическом единстве человека с окружающим миром. Отличительной особенностью ирландской народной сказки является присутствие такого персонажа, как друид. Именно к друиду обращается король восточной страны с просьбой избавить зятя от заклятия: «Тогда, в те времена, у каждого короля был друид, который знал все на свете. И король востока тоже имел такого друида, но только раз в семь лет он (друид - прим. Т.Х.) делился своими знаниями и называл всякие средства от болезни или давал совет по другому поводу. Он не хотел беспокоить короля чаще, рассказывая ему о вещах, которые должны случиться. Когда семь лет были почти на исходе, король подумал, что это подходящее время расспросить друида, есть ли в этом мире средство против чародейства, которое лежит на муже его дочери»75 [Ibid. P. 125]. Друиды были жреческим классом у ранних кельтов. Они были судьями и пророками с большими моральными полномочиями, стоящими выше всех других классов общества [Leeming, 2008, p. 94]. 74 Одновременно, дриуды были хранителями мифов и «Because of this ancient connection, the members of that tribe were forbidden to kill or eat the flesh of their overtime relative. Vestiges of such a belief system are suggested by <…> mythological tales such as that of the king CONARE, who was forbidden to kill birds because his mother was descendent from them» [Monaghan, 2008, p. 451]. 75 «Now at that time, every king had a druid, who knew everything in the world. The king of the eastern world had one also, and he made known his knowledge and remedies only every seven years. The reason for this was that he did not wish to worry the king by telling that were happen. When the seven years were almost up, the king thought it a suitable time to ask the druid if there were any remedy in the world which would remove the geasa from the daughter’s husband» [Ibid. P. 125]. 137 мифологических поэм, без чьих советов не обходился ни один человек того времени. Такой персонаж не мог не войти в ирландскую сказку. В сказке «Крапчатый бык» друид выступает в привычной ему роли советника, мага, жреца. В исследуемой сказке и на принца, и на принцессу наложено заклятие – геаза (geasa): принц не может принять человеческий облик самостоятельно, а принцесса должна скрывать лицо вуалью, иначе она выйдет замуж за первого мужчину, которого увидит [O’Sullivan, 1966, p. 123, 125]. При переводе на русский язык немного теряется истинное значение этого слова. Согласно кельтской энциклопедии, заклятие геаза является ирландским ритуальным обетом [Monagham, 2008, p. 209]. Причем, геаза не выбирается человеком, который принимает этот обет, а нарушение геазы часто карается смертью. Такие геазы «налагались друидами или женщинами (женщина – более поздняя замена божества Совирийнти)»76 [Ibid.]. Наложение особого заклятия геазы, герой-друид, – отличительные черты ирландской сказки, обусловленные бытом народа и его верованиями. В сказке «Маленькая Золушка» есть несколько деталей, которые свидетельствуют о том, что сказка рассказана именно цыганами, постоянно кочующими из одной местности в другую. После воссоединения семьи про младшую дочь сказано: «Потом девушка отправилась путешествовать в другие страны, чтобы посмотреть мир. Когда она вернулась домой, ее папа и мама были рады беспредельно ее возвращению»77 [Sampson, 1933, p. 83]. В полевых наблюдениях Черных А.В. говорится, что даже несмотря на то, что в 76 «were imposed by DRUIDS or by women, the latter ofter substitution for the goodness of SOVEREIGNTY» [Ibid.]. 77 «Then the girl journeyed a long while in foreign lands in order to see the world. She came home: her father& mother were overjoyed to see her return» [Sampson, 1933, p. 83]. 138 настоящее время о кочевой жизни на лошадях, в кибитках знают немногие, привычка к смене места жительства сохраняется еще в старшем поколении, представители которого часто сетуют: «Вот, живем на одном месте, а кочевать-то охота» [Черных, URL]. Так привычка к кочевому образу жизни нашла отражение в сказке. Второе наблюдение касается странника, который заглядывает на огонек прикурить сигару к светоносным детям [Sampson, 1933, p. 81]. Нами не были обнаружены другие версии и варианты сюжета Чудесные дети, в которых бы люди заходили в гости прикурить сигару. Вероятнее всего, внесение данного эпизода в сказку связано с тем, что курение среди цыган достаточно распространено. Традиция курения в цыганской культуре имеет «мифологическое» объяснение. Огонь всегда воспринимался как оберег от нечистой силы. Развести костер, окурить дымом – самый распространенный прием избавления от нечисти. Известно, что у цыган считается, что с помощью трубки, папиросы можно оградить себя от нечистой силы [Черных, URL]. Таким образом, можно сделать вывод, что в сказке «Маленькая Золушка» проявляются и общие типологические закономерности сказочного сюжета, и индивидуальное своеобразие. Фольклорная типология проявляется не только на уровне содержания, но и на уровне формы. Как верно отметила А.В. Кулагина, «в балладе, стремящейся не только удивить и взволновать, но и потрясти слушателя, чрезвычайно важную роль играют вещие сны, недобрые приметы и предсказания» [Кулагина, 2001]. Смородина»: Например, в балладе «Молодец и река 139 Возговорит ему родна сестрица: “Ох ты гой еси, родимой брат, Подъедешь ты ко быстрой реке, К черной реке, к Смородине, Уж и есть ли на речушке три моста, Три моста калиновы. На первой мост тебе ехати — И тут тебе не проехати, Обронишь ты шляпу черную с алой лентою. На другой мост ехати — И тут тебе не проехати, Обронишь ты саблю вострую. На третий мост ехати — И тут тебе не проехати, Оборонишь ты, добрый молодец, Свою буйну голову” [Баллады, URL]. С предсказанием мы встречаемся в цыганской сказке «Маленькая Золушка». Старая женщина дважды предвещает судьбу матери чудесных детей. Сначала она появляется в момент подготовки матери детей к сожжению: «И вдруг, о чудо! Маленькая старая женщина появилась снова. Маленькая старая женщина заговорила с ней: «Не бойся! Я здесь. Нам надо вернуть детей, всех трех!»78 [Samptson, 1933, p. 80]. Затем, после превращения женщины в свинку, старая женщина предрекает ей дальнейшую судьбу: «Ты станешь добычей. Принц убьет тебя. У тебя вырежут печень и 78 «Lo! The little old woman appears once more. “Fear not, I am here. Thou shalt have thy children back again, all three» [Samptson, 1933, p. 80]. 140 повесят на воротах дворца. Кто возьмет печень, повторяя нужные слова, тот получит все, что захочет. Не бойся! Ты возродишься к жизни и обретешь супруга и детей»79 [Ibid. P. 80 – 81]. Это цыганская сказка. занятием многих цыган даже в наше время предсказывание судьбы. Современный Основным являются гадание и исследователь А.В. Черных подтверждает, что «традиционным женским занятием до настоящего времени остается гадание. «Это наш труд, это наш хлеб», – отвечают на вопросы о своем занятии цыганки» [Черных, URL]. Природа сказочного жанра повлияла на негативную балладную окраску предсказаний. Гибель героини не становится окончательной, матери светоносных детей обещано не только возрождение, но и семейное счастье с мужем и детьми. Отличительная черта «сказок-баллад» – чередование прозаических фрагментов текста и песенных строф. Песенные строфы становятся главными по отношению к прозаическому тексту. Фиксация мифологического сюжета в песенной форме встречается достаточно редко. Но в сказке-балладе сохраняются остатки песенной формы. Цыганская сказка «Маленькая Золушка» очень ритмична и мелодична. Так в пророчестве старой женщины, о котором говорилось выше, ритм создается путем многократного повторения фразы «не бойся!» («страха нет!»). Как видно из самого текста сказки, данное произведение исполнялось во время дороги. Как отмечает Черных, «дальняя дорога всегда была наполнена тревогой, опасностью, поэтому в цыганской культуре сформирован достаточно богатый пласт мифологических представлений, связанных с дорогой» [Там же]. В сказке 79 заключен ритм, который можно «Thou wilt be slain; the prince and his court will hunt thee to death. They will cut out thy liver & hang it on the gate-pot of the castle. Whoever takes it and repeats certain words will get whatever he desires. Fear not. Thou wilt be restored to life, and will recover thy husband and thy children» [Ibid. P. 80 – 81]. 141 было бы условно назвать «ритмом дороги, движущейся повозки, стуком колес»: предложение говорится, пропевается под оборот колес повозки. Мы встречаемся с таким явлением, как единоначатие, что также характерно для песенных напевов. Достаточно сравнить даже небольшие отрывки из древней ирландской поэзии с текстом сказки. Приведем отрывок из древнего поэтического текста «Инструкция для короля»: Я был слушателем в лесах, Я был наблюдателем звезд, Я был слепым, чтобы хранить секреты, Я был молчаливым в пустыне, Я был разговорчив на людях.... 80[Irish, 1993, p. 35]. В сказке «Маленькая Золушка» мы читаем: «Ты увидишь там дверь. Открой ее и зайди! Ты увидишь меблированную комнату, ты увидишь платье, ты увидишь пару золотых туфелек... Ты увидишь маленького коня»81 [Sampson, 1933, p. 78]. Налицо напевность, которая сохраняется даже при переводе отрывка. Как мы видим, почти все предложения начинаются со старинной формы личного местоимения «ты» (thou), имеют прямой порядок слов, что также создает повторяющийся ритм повествования, характерный для мифологической сказки. Древнее воклицание «Лоу»82 («И вдруг, О чудо!»), многократно произнесенное по ходу действия, разделяет сказку на части, предшествует важному событию и 80 придает определенную ритмичность всему I was a listener in the woods, I was a gaser at stars, I was unseeing among secrets, I was silent in a wilderness, I was conversational among many… [Irish, 1993, p. 35]. 81 «Thou wilt see a door there; open it, and go in. Thou wilt see a chamber, thou wilt see apparel; thou wilt see a pair of golden slippers… Thou wilt see a little horse» [Sampson, 1933, p. 78]. 82 «Lo!» 142 произведению. Первое употребление данного восклицания в сказке сообщает о завершении сюжета Золушка, второй раз оно употребляется в кульминационный момент приготовления к сожжению женщины и сообщает о неожиданном повороте событий. В третий раз восклицание используется при повторении рассказа обо всех событиях после воссоединения семьи. В ирландских сказках восклицание « Лоу!» используется довольно часто. В предисловии к изданию есть описание цыгана-рассказчика, который рассказывает сказку в дороге: «Цыган-рассказчик, со сверкающими глазами и драматическими жестами, с его почти бездыханным «Лоу» и «Сейчас» для связки предложения с предложением и его неожиданной сменой времен от исторического прошлого к живому настоящему, рисует картины так ярко, как если бы это происходило на наших глазах»83 [Sampson, 1933a, p. VII]. На материале восточнославянской сказки Т.В. Зуевой сделан вывод о том, что «следы древней песенной формы сохранила и особая сюжетная развязка, как бы приспособленная к структуре напева... Развязка представляла собой ритмическое повторение всего сюжета, что соединялось иногда с игрой в орехи «чет или нечет» [Зуева, 2000а, с. 104]. Дети, принявшие человеческий облик, попадают к отцу в дом на какое-нибудь событие (пир, собственные поминки и т.д.) часто под видом умелых рассказчиков и рассказывают отцу всю историю с самого начала. Так, в сказке «Золотоволосые хлопчики» дети после того, как завершились их многочисленные перевоплощения и когда они обрели вновь человеческий облик, рассказывают всю свою историю отцу: «Не грусти, тату. Это мы твои 83 «The Gypsy story-teller, with flashing eye and dramatic gestures, his breathlessly interjected “Lo’s and “Now’s to introduce sentence after sentence and his sudden change of tense from historic past to vivid present, makes us feel that the incidents he related are actually happening before our eyes» [Sampson, 1933a, p. VII]. 143 сыновья, но уже повырастали. Мачеха нас в реку бросила, и мы долго не могли быть вместе с тобой» [Зуева, 1992, с. 318]. Анализируя белорусский вариант сказки, исследовательница отметила, что «из контекста ясно, что «отгадывая» орехи, мальчик-музыкант свою историю пропел» [Зуева, 2000а, с. 105]. Мы обратили внимание на то, что часто повторение сказки происходит во время праздника в доме отца, где звучит музыка. В сказке «Крапчатый бык» принц после всех перевоплощений и после обретения человеческого облика отправляется в Ирландию к отцу и попадает на пир: «Во дворце праздновали Рождество. Все королевство собралось там. Никто его (сына короля - прим.Т.Х.) не узнал. Да и он не сказал никому, кто он такой. Он стал радоваться празднику вместе со всеми. Там было и питье, и музыка, и рассказывание историй, но не хватало рассказчиков. Наконец, незнакомца попросили рассказать историю. Он начал рассказывать историю со дня своего рождения до настоящего времени. Виновная за все происходящее с ним мачеха сидела тут же и слушала. И как только он закончил свой рассказ, она быстро поняла, кто он такой»84 [O’Sullivan, 1966, p. 129]. В этом эпизоде сказки не передается полностью рассказ, но есть упоминание о том, что история принцем была рассказана с самого рождения до момента прибытия его на пир. Сказочная форма мифологической сказки «Крапчатый бык», конечно, изменилась со временем85, но в ней осталось 84 «What should be taking place at the palace but a christening! And the whole kingdom was gathered there/ Nobody recognized him; neither did he tell anybody who he was. He started to enjoy the fun as much as everybody else. There was drinking and music and storytelling; there was no shortage of storytellers there. At last the stranger was asked to tell a story. He began, and what did he start telling but what happened to himself from the day he was born up to that time. The stepmother, who was guilty of all that, was sitting listening to him, and he as he told the story, she quickly guessed who he was» [O’Sullivan, 1966, p. 129]. 85 Как уже отмечалось, сказка «Крапчатый бык» была поздно записана, в 1946 г. В сказке заметны признаки бытования произведения в поздние эпохи. Например, в текст вставлено сообщение о том, что во дворце праздновали Рождество. 144 упоминание о повторении всей истории с самого начала, и можно сделать вывод о том, что балладный элемент частично сохранен. Сказка «Маленькая Золушка» также сохранила некоторые архаичные признаки песенной формы, когда сказка повторялась вновь в песенной форме. Более того, мы дважды встречаемся с балладным элементом повторения сказки в развязке. Стоит отметить, что у цыган существует традиция прерывания рассказчика с просьбой пояснить что-либо или повторить какой-то фрагмент. Это рассказчиком приветствуется, так как даёт ему возможность «усилить» некоторые моменты рассказа. В сказке происходит следующее: сначала девочка рассказывает историю своей вновь обретенной матери: «Как ты меня вернула?» - спросила мать дочку. «Я расскажу тебе, мама. Молодая свинка подошла ко мне после того, как ты была убита. Она сказала мне пойти во дворец и получить кусочек печени»86 [Sampson, 1933, p. 82 – 83]. Современному читателю непонятно, зачем надо матери спрашивать, как ее вернули, если она сама все это попросила сделать свою дочь, будучи в образе свинки еще в середине повествования: «Когда меня убьют, иди во дворец и попроси кусочек моей печени. Возьми кусочек печени, и все твои желания исполнятся. Я снова вернусь к Вам»87 [Ibid. P. 81]. В конце сказки мать подтверждает, что это было именно так («Это так», - сказала ей мать» 88 [Ibid. P. 83]), тем самым давая понять, что она уже все это знает. Этот рассказ дочери объясним только с точки зрения балладной структуры произведения. После возвращения отца в семью, всю эту историю с самого начала повторяет мать чудесных детей: «Вскоре после того, как я была 86 “How didst thou bring me here” she asked her daughter. “I will tell thee, mother. A young sow came to me soon after thou wast slain. She told me to go to the castle and get a piece of liver” [Sampson, 1933, p. 82 – 83]. 87 «When I am slain, go down to the castle and beg for a piece of my liver. Take the piece of liver & thou wilt get whatever thou desirest. I will return again to you» [Ibid. P. 81]. 88 “That is so,” said her mother” [Ibid. P. 83]. 145 убита, наша дочь пошла во дворец и получила маленький кусочек моей печени, и когда определенные слова были произнесены, и – о чудо! (“Lo” – уст.) – ее желания сбылись» 89[Ibid.]. Со временем элементы балладной формы в сказке пропадают. Проведенный анализ версий и вариантов сюжета подтверждает мысль А.Н. Веселовского и Т.В. Зуевой о том, что изменение балладной формы связано с переходом от песенного исполнения к повествованию. Полное повторение истории в песенной форме постепенно превращается в краткий рассказ, а впоследствии в упоминание о повторе всей истории с самого начала, иногда в записях позднего времени может исчезнуть совсем. свидетельствует наблюдение издателя Об этом ирландских сказок O’Салливана, который отметил в комментариях к сказочному произведению «Крапчатый бык», что американская версия сказочного сюжета короче, чем та, которую он привел в своей книге. Американские версии часто кончаются там, где муж-животное перестает быть животным. Как показало наше исследование, многие сказочные сюжеты на территории США подверглись сильному сокращению. Как, например, сказочная версия сюжета 425 С Красавица и зверь (Красавица и чудовище), записанная в штате Кентукки в середине ХХ в., заканчивается в момент, когда красавица, не нарушая никакой запрет, бросает шкуру в огонь [Campbell, 2000, p. 228 – 230]. Однако стоит обратить внимание на то, что в большинстве классических версий сказки Чудесные дети одним из самых популярных повествовательных приемов остается повторение «сказки в сказке» в конце произведения. Например, в восточной версии сюжета про двух завистливых сестер птица правды часто рассказывает всю историю с самого начала: 89 «Soon after I was slain, our daughter went to the castle to get a small piece of my liver, and when the word was spoken, lo! Her wish was granted» [Ibid.]. 146 «Затем птица начала рассказывать все, что случилось с того времени, как король подслушивал под дверью...»90 [Thompson, 1968, p. 326]. Мы считаем, что композиционный прием повторения «сказки в сказке» является совмещением балладного приема и классического приема ретардации, замедления действия. Результат нашего исследования показал, что мифологические сказки о чудесных детях есть не только в восточнославянском фольклоре [Зуева, 2000а; Зуева, 2000б], но также в ирландской и цыганской традициях. Изучение эволюции сказочного сюжета выявило два этапа развития мифологической сказки: мифологическая сказка-баллада и мифологическая сказка переходного периода, в которой происходят изменения мотивов и героя: начинает ослабевать близнечная тема, появляется новый геройосвободитель, который избавляет от чародейства другого героя с помощью частички тела, принадлежащей самому освобождаемому. 2.1.2.Классические версии и варианты сюжета Чудесные дети Самыми распространенными классическими версиями сюжета 707 у восточных славян является самобытная восточнославянская версия сюжета Чудесные дети, а в европейской традиции восточная версия сюжета Три золотых сына / Трое золотых детей, распространившаяся по Европе, а впоследствии и по всему миру, благодаря письменному источнику – сказки под названием «История двух завистливых сестер», помещенной Галлоном 90 «Then the bird began and related all that had happened from the time the king had listened at the door…..» [Thompson, 1968, p. 326]. 147 во французском переводе сборника восточных сказок «Тысяча и одна ночь» [1001 ночь]. Ранее сюжет сказки попал в сборник Страпаролы «Приятные ночи» (ночь четвертая, сказка третья) [Страпарола, 1993], который также был переведен на многие языки Европы. Самобытная восточнославянская сказка Чудесные дети неоднократно становилась объектом специального исследования [Зуева, 1978; Зуева, 1992; Зуева, 1993; Зуева, 1995; Зуева, 2000а; Зуева, 2000б; Рахманов, 1990; Хусанова, 2000]. Т.В. Зуева пришла к выводу, что четко выделяется основной ведущий сюжет сказки, который и составляет самобытную традиционную версию восточных славян. Он записан в подавляющем количестве вариантов. Еще А.Н. Афанасьев обратил внимание на то, что наряду с самой распространенной версией сюжета о чудесных детях в фольклоре восточных славян заметно выделяется другая версия, менее популярная, отличающаяся своим содержанием. А.Н. Афанасьев расположил обе версии сюжета в своем сборнике рядом [Афанасьев, 1986]. Составители СУС упомянули восточную версию сюжета в конце описания сюжетного типа 707 Чудесные дети [СУС, c. 177]. Именно эту версию А. Аарне, С. Томпсон и Г. Утер приводят в международных сказочных Указателях в качестве основной [Aarne,1910, p. 32; AT 1928, p.111 – 112; AT 1961, p. 242 – 243; ATU, p. 381 – 382]. В мировой фольклористике эта версия изучалась Больте и Поливкой [BP], многими фольклористами мира [ATU, p. 382]. В международном Указателе сказочных сюжетов Г. Утера среди всех перечисленных исследований по 148 данному сюжетному типу [Ibid.] только энциклопедия «Арабские ночи» [Marzolph, Van Leeuwen, 2004] напечатана на английском языке. Авторы энциклопедии приводят сюжетную схему сказочного сюжета и дают небольшие комментарии по поводу вероятного происхождения версии [Marzolph, Van Leeuwen, 2004, p. 425], которые мы разделяем: 1. Не найден письменный источник данного сюжета. Галлон, переводчик «Тысячи и одной ночи», включил устную сказку в свой сборник. 2. Возможно, что другой вариант данного сюжета приведен в манускрпите Вортли-Монтеги [Ibid.]. С выводом исследователей о том, что, возможно, этот сюжет восходит корнями к персидской традиции [Ibid.], мы не можем согласиться полностью. Русский ученый А.Н. Веселовский, как уже было отмечено ранее, указал на реального представителя христианской церкви среди арабского населения из г. Алеппо по имени Ханна, который жил в Париже и знал много сказок и от которого Галлон записал несколько сюжетов, в том числе и сказку «Завистливые сестры» [Веселовский, 1938, c. 236 – 237]. С точки зрения Т.В. Зуевой, предположением «без доказательств» [Зуева, 1993, c. 167] является мысль голландской исследовательницы М. Герхард о возможном персидском происхождении сказки. Обычно данный сюжет относят к восьми «беспризорным» [Там же] текстам перевода Галлона. Марзолф и Ван Люен не упоминают о сборнике Страпаролы «Приятные ночи», хотя многие западные исследователи, например, Джек Зипез [Zipes, 2001] и Ганс Утер [ATU], считают, что сборник Страпаролы также является первоначальной письменной фиксацией сюжета 707 Трое золотых детей. Джек Зипез, профессор немецкого языка университета 149 Миннесоты, делает смелое предположение в своем труде «От Страпаролы и Базиля до братьев Гримм» о том, что Галлон, переводчик «Тысячи и одной ночи», может быть, видел текст Страпаролы [Zipes, 2001, p. 872], а Страпарола, возможно, слышал сказку устно от восточных людей либо от путешественников, приехавших с востока. Восточная версия сказки о чудесных детях различными путями заносилась в Европу много раз. Никто из исследователей не отрицает восточное происхождение сюжета. Охватить все существующие в мировом фольклоре версии и варианты популярной волшебной сказки не представляется возможным. В нашем исследовании мы остановимся на наиболее известных вариантах этого сюжета в разных народных традициях и проведем сравнение с достаточно изученной классической восточнославянской сказкой Чудесные дети. Предпосылкой фольклорного заимствования является типологическая соотносимость материала и усваивающей его среды. Сказка о завистливых сестрах была подхвачена народами Европы именно благодаря своей фольклорной основе. Сказка стала передаваться устно. Как верно заметила Т.В. Зуева, «концептуальная неразложимость хорошо известного сказочного сюжета не являлась препятствием для его творческого развития» [Зуева, 1993, c. 171]. Европейские сборники XIX–XX вв. фиксируют поздние классические версии и варианты развития сказочного сюжета 707 Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ATU], когда события объединяются Зафиксированы и завистью старших сестер по отношению к младшей. варианты сюжета, в которых постепенно появляются тенденции к новеллизации. 150 Слово «завистливый», употребленное по отношению к старшим сестрам, прочно вошло во многие сказочные варианты сюжета. В «Тысяча и одной ночи» Галлона сказано: «...ревность вошла в сердца двух старших сестер»91 [1000 nights, p. 440]. В «Приятных ночах» Страпаролы зафиксированы сильные эмоции старших сестер: «... обе ее сестрицы прониклись такой завистью к ней, о какой никто никогда и не слыхивал, и непрестанно измышляли всякие козни и ухищрения, дабы навлечь на сестру еще большую ненависть разъяренной матери короля» [Страпарола, 1993, c. 135]. Страпарола описывает королеву следующим образом: «Непреклонная в своей злобе, коварная мать короля, не доступная ни милосердию, ни состраданию и распаленная неистовой, смертельной ненавистью» [Там же]. Описания зависти и ненависти в сказке Страпаролы свидетельствуют о влиянии литературной традиции при литературной обработке произведения. В народных сказочных произведениях нет вычурности. В лучших европейских сборниках сказок мы читаем: «Очень скоро старшие сестры стали испытывать зависть по отношению к младшей»92 [Jacobs, 1916, p. 52; Thompson, 1968, p. 320; Crane, 1885, p. 18]. А в египетской сказке, записанной только в 1969 г., т.е. достаточно поздно, уже появляется упоминание о рождении таких чувств, как ревность и зависть: «Ее сестры, которые жили во дворце как слуги, разожгли в себе огонь ревности»93 [El-Shamy, 1980, p. 65]. С развитием литературной традиции в народных сказках развивается описание чувства зависти, усиливается психологизм: зависть соединяется с 91 «...jealousy entered the hearts of two elder sisters» [1000 nights, p. 440]. «Very soon the two older sisters began to be envious of the youngest» [Jacobs, 1916, p. 52; Thompson, 1968, p. 320; Crane, 1885, p. 18]. 93 «Her sisters, who were living in the palace like servants, had fires of jealousy ignited inside them» [El-Shamy, 1980, p. 65]. 92 151 ревностью, появляется объяснение причины поступков героев. Но описания даны без витиеватости. Классические сказки позднего периода наполняются эмоциями: «Тетки снова обрадовались, что их племянник так долго отсутствует, но, когда они увидели, что он вернулся домой, то они испытали такое чувство, как будто на них свалился целый дом»94 [Jacobs, 1916, p. 59; Thompson, 1968, p. 322; Crane, 1885, p. 21]. При виде детей и птицы правды тетки «стали почти мертвыми от страха»95 [Jacobs, 1916, p. 63; Thompson, 1968, p. 326]. В итальянском варианте сказки: «Когда тетки увидели трех подростков, то представьте, какой они почувствовали ужас!»96 [Crane, 1885, p. 19]. Совсем в другом ключе описаны эмоции в «Тысяча и одной ночи» и в египетском варианте сказки: «...ee слезы, как только они падали, то оставляли дорожку жемчуга97 за ней»98 [1001 nights, p. 446]; «Когда девочка плакала, то шел дождь и ее брат [если его не было дома] понимал, что сестра находится в расстроенных чувствах (несчастна). Когда она смеялась, солнце сияло и ее брат знал, что она была счастлива»99 [El-Shamy, 1980, p. 65]. Именно по этим эмоциям брат узнал о том, что сестра несчастна, так как у нее нет чудесных 94 «The aunts were again delighted because their nephew was so long absent; but when they saw him return, they left as through the house had fallen on them» [Jacobs, 1916, p. 59; Thompson, 1968, p. 322; Crane, 1885, p. 21]. 95 «were nearly dead from fear» [Jacobs, 1916, p. 63; Thompson, 1968, p. 326]. 96 «When the aunts saw these three youths, imagine their terror» [Crane, 1885, p. 19]. 97 «В фольклоре жемчуг родственен с Луной. Считалось, что если жемчужину растолочь и смешать с водой, то такой раствор способен излечить безумие. Жемчужина также способна служить талисманом от ожогов, пожара — через свое родство с водой, с морем. Когда Афродита родилась по воле богов из морской пены, то капли, падавшие с нее, превратились в жемчужины. Ссылаясь на библейские слова: «камень ониксовый» (Бытие 2: 12), люди в эпоху Средневековья считали, что жемчуг некогда появился именно в Эдеме — земном раю» [Жемчуг, URL]. Метафорическое сравнение слез с жемчугом распространено в фольклорных произведениях народов мира. Жемчуг считается также символом слез и печали, именно в таком значении употребляется «жемчуг» в «Слове о полку Игореве». 98 «...her tears as they fell left a trial of pearls behind her» [1001 nights, p. 446]. 99 «When the girl cried, it rained, and her brother [if absent] would know that she was unhappy. When she smiled, the sun shone, and her brother would know she was happy» [El-Shamy, 1980, p. 65]. 152 диковинок: танцующего бамбука, поющей воды и говорящего жаворонка. Такое описание эмоций характерно для многих сказочных традиций. В грузинской народной сказке «Пашкунджи» мы читаем: «Вдруг раздался гром и полил дождь.<…> – Это наша мать слезы льет, думает, что проглотил нас гвелешапи» [Грузин. ск., 1971, c. 27]. В сказке «Жемчужные слезы» у старухи родилась дочь, которая «засмеется – вокруг розы и фиалки зацветают <…>, заплачет – слезы жемчугами сыплются» [Там же. С. 188]. В сказке из сборника А.Н. Афанасьева царь узнает, «что в таком-то месте есть девица, которая когда рассмеется – то будут розовые цветы, а когда заплачет – то жемчуг» [Афанасьев, 1986, с. 312]. Описанные выше эмоции распадаются на два типа: первый тип – это эмоции сказок классического периода, которые являются особенностью героев, как в «Тысяча и одной ночи», чудесной в египетской и грузинской сказках, в сказке из сборника А.Н. Афанасьева. Второй тип – это эмоции, появившиеся вследствие развития тенденции к новеллизации, эмоции, наполненные психологизмом и выражающие отношение героев к происходящему [Crane, 1885; Jacobs, 1916; Thompson, 1968]. Таким образом, эмоциональный строй произведения также позволяет разграничить сказки классического периода и более поздние новеллизированные версии и варианты сюжета. Во многих классических вариантах сохраняется композиционный прием рассказывания сказки в сказке: «Затем птица начала говорить и рассказала все, что случилось с того момента, как король подслушал разговор 153 под дверью...»100 [Jacobs, 1916, p. 64; Thompson, 1968, p. 326]. Повторение сказки в сказке появилось еще в мифологический период развития сказки, о чем говорилось выше. Впоследствии этот прием претерпел изменения. В египетском варианте сюжета говорящий жаворонок скорее не рассказывает историю, а просто отдает команды, которые приводят к раскрытию преступления, и доказывает царю абсурдность самой идеи, что люди могут родить кошку и собаку: «Жаворонок сказал: «Есть ли в этом мире король, от которого рождаются собаки и кошки, король? <…> Жаворонок сказал: «Приведите повивальную бабку»101 [El-Shamy, 1980, p. 72]. Можно предположить, что в процессе развития композиционный прием повторения сказки в сказке сначала сводится к краткому пересказу: рассказываются не все события, а только один или два сюжетообразующих момента. Например, говорится о замене детей животными: «Я не делала этого. Это все их заинтересованные только в собственном благополучии тетки! Они сказали мне: «Дай нам детей, а мы дадим тебе собаку и кошку, чтобы положить на место детей»102 [Ibid. P.63 – 72]. В поздних версиях и вариантах, в которых проявились тенденции к новеллизации, краткое повторение истории сводится либо к одной фразе [Lang, 1904], либо пропадает полностью [Seki, 1963]. Почти все варианты восточной версии сюжета имеют в своих названиях необыкновенные чудесные диковинки: живая вода (танцующая вода), поющее дерево (или яблоко), говорящая птичка. У Страпаролы сказка называется: «Анчилотто, король Провино, берет в жены дочь пекаря, которая родит ему трех детей, каковые, подвергшись преследованиям со стороны 100 «Then the bird began and related all that had happened from the time the king had listened at the door» [Jacobs,1916, p. 64; Thompson,1968, p. 326]. 101 «The lark said, «Is there a king who would beget dogs and cars, king? <…> The lark said: «Bring the midwife» [ El-Shamy, 1980, p. 72]. 102 «I didn’t do it. It was their material aunts! Their material aunts said to me, «Give us the children, and we will give you the dog and the cat to put in their place» [Ibid. P. 63 – 72]. 154 матери короля, находят своего отца благодаря воде, яблоку и птичке» [Страпарола, 1993, c. 131]. В трех европейских сборниках сказочный сюжет называется «Танцующая вода, поющее яблоко и говорящая птица» [Jacobs, 1916; Thompson, 1974; Crane, 1885], у Афанасьева «Поющее дерево и птицаговорунья» [Афанасьев, 1986, c. 308, 310], в сборнике Кальвино «Чудесная зеленая птичка» [Calvino, 1980], у Ланга в «Оранжевой сказочной книге» «Птица правды» [Lang, 1968] и т.д. Почти во всех вариантах в названии и в тексте сказки присутствует говорящая птица, с помощью которой раскрывается обман и происходит восстановление семьи. Несмотря на это, чудесные диковинки восточной версии сюжета не становились объектом исследований фольклористов. Вышеназванные чудесные диковинки неразделимы: «На следующее утро тетки посмотрели в окно и увидели во дворце напротив Танцующую Воду, Поющее Яблоко и Говорящую Птичку!»103 [Crane, 1885, p. 23; Jacobs, 1916, p. 62; Thompson, 1968, p. 324]. поздняя запись данного сюжета, Нами была найдена только одна в которой из трех диковинок были оставлены только говорящая птица, как самая главная и важная диковинка, которая обнаруживает правду, и разноцветная вода. Это сказка «Птица правды», приведенная в «Оранжевой книге сказок» Ланга, в которой брат и сестра узнали, что только птица правды сможет обнаружить «злобность министров и показать королю, насколько он был не прав»104 [Lang, 1949, p. 127]. Но дорогу к птице правды должна указать ведьма, которой нужна 103 «The next time the aunts looked out they saw in the window of the palace opposite the Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird!» [Crane, 1885, p. 23; Jacobs, 1916, p. 62; Thompson, 1968, p. 324]. 104 «wickedness of the ministers and show the king how wrong he has been» [Lang, 1949, p. 127]. 155 «разноцветная вода из фонтана»105 [Ibid. P. 128]. В этой сказке, по нашему мнению, проявились тенденции к новеллизации: исчезла одна из диковинок, в сказочный сюжет вошли реалии жизни (кабинет министров, их неправедные решения) и т.д. В отличие от славянской самобытной версии Чудесные дети, в которой вариативность, по меткому замечанию Т.В. Зуевой [Зуева, 1978], проявляется часто на уровне диковинок, диковинки в восточной версии сохраняются, более того, они не исчезают полностью в новеллизированных версиях. Небольшое варьирование происходит только внутри самих диковинок: 1.Вода называется по-разному: «танцующая вода» [Crane, 1885, p. 23; Jacobs, 1916, p. 62; Thompson, 1968, p. 324], «вода из разноцветного фонтана» [Lang, 1949], «поющая вода» [El-Shamy, 1980, p. 68], «живая вода» [Афанасьев, 1986, c. 309]. Воду помещают в бутылку: «... он нашел Танцующую Воду и наполнил ею бутылку»106 [Crane, 1885, p. 20]. Иногда водой наполняют несколько бутылок: «он <..> наполнил ею свои бутылки»107 [Thompson, 1968, p. 321]. Вместо бутылки может быть использована банка 108 [Lang, 1949, p. 132], «кувшинчик» [Афанасьев, 1986, c. 309]. Функции у воды различны: А) оживление: «Стала под гору спускаться, взяла да и прыснула живой водой: вдруг вскочили ее братья» [Там же]. 105 «Ползучие змеи обвились «water from fountain of many colors» [Ibid. P. 128]. «...he found the Dancing Water and filled his bottle with it» [Crane, 1885, p. 20]. 107 «he <…> filled his bottles with it» [Thompson, 1968, p. 321]. 108 «jar» [Lang, 1949, p. 132]. 106 156 кольцами вокруг ведьмы, стараясь искупаться в воде, и вновь обрели человеческий облик»109 [Lang, 1949, p. 134]. Б) как диковинка, привлекающая внимание: «Затем они взяли две золотые чаши и поместили туда танцующую воду, которая перетекала из одной чаши в другую»110 [Jacobs, 1916, p. 58]. Или чудесные дети помещают воду в фонтан, и она «... начала петь»111 [El-Shamy, 1980, p. 68]. 2. Одной из диковинок является чудесное дерево. Обычно это яблоня или ее часть: поющее яблоко, веточка от яблони; реже танцующий бамбук в египетской сказке [Ibid. P. 67], в странах Латинской Америки «апельсиновое дерево, которое танцует»112 [Bierhorst, 2002, p. 132]. Яблоня сохранилась почти во всех европейских вариантах сюжета, включая первую фиксацию данного сюжета Страпаролой: «...и вот яблоко запело сладкоголосую песню» [Страпарола, 1993, c. 142]. Яблоня, а с ней и яблоко – частый «гость» в различных мифологиях. В славянских традициях яблоко выступало в функции любовного изготовлении знака, свадебного а яблоневая деревца. ветвь Неслучайно, использовалась после при приобретения диковинок, в том числе поющего яблока, происходит воссоединение семьи. В кельтской мифологии яблоня тесно связана с иным миром. Например, загадочный остров Авалон назывался В страны «островом яблонь». Латинской Америки сказка попала из Испании, как и многие другие сказочные сюжеты, что отмечает издатель и переводчик Джон Берхост в предисловии к изданию «Латиноамериканских сказок испанской и индейской 109 «Then the creeping multitude around the witch hastened to roll themselves in the water, and stood up, human being again» [Lang, 1949, p. 134]. 110 «Then they had two golden basins made, and put into them the Dancing Water, which leaped from one basin to the other» [Jacobs, 1916, p. 58]. 111 «...started singing» [El-Shamy, 1980, p. 68]. 112 «orange tree that dances» [Bierhorst, 2002, p. 132]. 157 традиций» [Bierhorst, 2002а, p. 3 – 18]. В латиноамериканском варианте сказочного сюжета произошла замена яблони апельсиновым деревом. Как известно, испанские и португальские колонизаторы в XV–XVI вв. завезли апельсин, лимон и другие цитрусовые в страны Центральной и Латинской Америки. Возможно, от них также был заимствован сказочный сюжет 707 Трое золотых детей. С другой стороны, место происхождения апельсина определило его название в европейских странах – «китайское яблоко». В Китае апельсин также считается фруктом, приносящим счастье. В египетской версии вместо яблони встречается бамбук, который является символом неумирающей любви, верности, надежности, успеха и счастья в Азии и Африке. Так что замена яблони на бамбук (в египетском варианте сюжета) и замена яблони на апельсиновое дерево (в латиноамериканских вариантах) вполне объяснима характерологичностью для регионов того или иного растения. 3. Самая устойчивая диковинка – говорящая птица, которая благодаря своему умению говорить раскрывает правду. Скорее всего, речь шла о говорящем попугае, что также является косвенным доказательством восточного происхождения сюжета. В пользу данного аргумента свидетельствует и зеленый цвет птички: «Итак, получив в руки ярко-зеленую птичку, Серена и ее братья сели на лошадей и довольные возвратились домой» [Страпарола, 1993, c. 141]; «Сейчас все, что тебе нужно, это зеленая птичка»113 [Calvino, 1980, p. 320]. Часто говорящая птица обладает и вторым даром. Человек, которому удается заполучить птицу, получает от нее перо, с помощью которого воскрещает всех людей, превращенных в статуи и камни. В ранней фиксации сюжета Страпаролой мы читаем: «Поищи у меня под левым 113 «Now all you need is Greenbird» [Calvino, 1980, p. 320]. 158 крылом, и ты обнаружишь перо с несколькими желтыми пятнышками, которое намного зеленее всех остальных; выдерни его, подойди к статуям и коснись этим пером их глазниц, и как только ты к ним прикоснешься, твои братья, живые и невредимые, возвратятся в прежнее свое состояние» [Страпарола, 1993, c. 141]. В.Я. Пропп пришел в выводу, что «представление о душе-птице или о душе, уносимой птицей, сохраняется в Египте, в Вавилоне, в античности, и все эти формы близки к сказке и объясняют ее» [Пропп, 2009, c.177]. Сюжет с птицей, выносящей главного героя на свет божий, распространен по всему миру – вплоть до андских высокогорий Южной Америки [ATU, p.178]. В свете исторической поэтики дар птицы – возвращение душ в окаменелых людей – также понятен и закономерен. В классических традиционных вариантах сказки: «молодая девушка поймала ее, выдернула перо из крыла, опустила его в банку и дотронулась им до ноздрей брата, и он вновь возродился к жизни»114 [Jacobs, 1916, p. 61; Thompson, 1968, p. 323 – 324; Crane, 1885, p. 23]. В одном из вариантов самая устойчивая диковинка – птица правды – поселяется на ветвях чудесного дерева: «Ветка выросла в дерево, дерево покрылось цветами, а говорящая птица свила гнездо на его ветвях»115 [Lang, 1904, p. 190]. Такое соединение живой воды с пером птицы, а птицы правды с чудесным деревом делает диковинки неделимыми. В одной из найденных нами версий сказки мотив рождения чудесных детей предстает в сильно усеченном виде: сказка начинается с того момента, 114 «the young girl caught it, pulled a feather from its wing, dipped it into the jar and anointed her brother’s nostrils, and he at once came to life again» [Jacobs, 1916, p. 61; Thompson, 1968, p. 323 – 324; Crane, 1885, p. 23]. 115 «And the branch shop up into a tree, and was heavy with flowers, and the talking bird nestled in its branches» [Lang, 1904, p. 190]. 159 как дети живут одни: «Три брата и одна сестра жили вместе в маленьком домике»116 [Ibid. P. 184]. Весь сюжет этой испанской сказки строится вокруг поиска и обретения чудесных диковинок: «Затем она осмотрелась вокруг и увидела <..> пруд с живой водой. <…> На берегу пруда росло дерево красоты, а на одной из его ветвей сидела говорящая птица»117 [Ibid. P. 189]. В данной версии нет упонимания о родителях детей, нет и мотива воссоединения семьи. Есть мотив создания семьи после обретения чудесных диковинок, когда на диковинки приехал посмотреть сын короля и влюбился в их владелицу: «И принц восхитился необыкновенностью и красотой диковинок, но более всего он пришел в восхищение от красоты и смелости девушки, которая их достала»118 [Ibid. P. 190]. Мы считаем, что в испанской сказке «Живая вода» мотив поиска диковинок является главным сюжетообразующим мотивом. Сравнение вариантов восточной версии сюжета 707 Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ATU] подтвердило, что восприятие новой версии сказки у всех народов мира протекает в процессе развития собственной художественной традиции. В результате нашего исследования мы пришли к выводу, что в восточных версиях и вариантах сюжета поиск чудесных диковинок неразделим и является одним из основных сюжетообразующих мотивов наравне с мотивом рождения светоносных детей. И именно по этой причине чудесные диковинки не пропадают окончательно в новеллизированных вариантах и версиях этого сюжета. Мы 116 «Three brothers and one sister lived together in a small cottagе» [Ibid. P. 184]. «Then she looked round, and saw <..> the pool of water of life.<…> By the side of the pool stood the tree of beauty, with talking bird on one of its bough» [Ibid. P. 189]. 118 «And the price admired the strangeness and beauty of the treasures in the palace, but more than all he admired the beauty and courage of the maiden who brought them there» [Ibid. P. 190]. 117 160 полагаем, что это связано с ранней письменной фиксацией и распространением сказки по миру благодаря переводам на многие языки Европы «Тысячи и одной ночи» Галлона и «Приятных ночей» Страпаролы. 2.1.3. Процесс новеллизации сказочного сюжета 707 Чудесные дети на примере японской сказки «Золотой баклажан» В конце XIX в. у многих народов мира в жанре волшебной сказки наметился процесс новеллизации. В центре внимания оказывается личная жизнь героев со всеми ее проблемами. Сюжет Чудесные дети претерпевает изменения, наполняется новым содержанием. Анализируя эволюцию развития сказочных сюжетов, Т.В. Зуева справедливо отметила, что «устаревание эстетики волшебной сказки выразилось в наметившейся тенденции “новеллизировать” сюжет «Чудесные дети» [Зуева, 1993, c. 194]. По верному замечанию исследовательницы, на восточнославянский сюжет о чудесных детях «вероятно, произошло обратное воздействие <…> сказки о Безручке. Появилась еще одна, хотя и малораспространенная версия древнего сюжета. В ней весь фантастический мир, за исключением, обязательной чудесной внешности детей был утрачен» [Там же. C. 194 – 195]. В этой версии сказка стала сводиться к следующей схеме: «I. Царь подслушивает разговор трех сестер и женится на младшей за ее обещание родить чудесного сына. II. В отсутствие мужа царица выполняет обещание, но завистливые сестры перехватывают и подменяют ее переписку с царем. III. По мнимому приказу царя мать и сына изгоняют. IV. Они узнают о свадьбе царя с теткой и отправляются во дворец. 161 V. Под видом сказки сын рассказывает отцу всю правду, а в конце показывает свои чудесные признаки. Теток казнят, семейные права царицы восстанавливаются» [Там же. C.195]. В своем исследовании Т.В. Зуева пришла к справедливому выводу о том, что понятие материнства, которое является для народа критерием оценки матери, раскрывается не в фантастическом плане, а в более близком для XIX в. эмоционально-лирическом ключе. В данной версии, как и в сказке Безручка, эффект неожиданного узнавания помимо занимательности имеет важное психологическое значение, так как во время рассказа сына обо всем, случившемся с ним и его матерью, специально заостряется внимание слушателей на реакции вредителя, который не должен перебивать рассказчика, но три раза его перебивает. Японская народная сказка «Золотой баклажан» [Seki, 1963, p. 173 – 175], по нашему мнению, является ярким примером сказки Чудесные дети, в которой проявились тенденции к новеллизации произведения. Как отметил издатель К. Секи, данная сказка распространена в южной части Японии, всего было записано 8 вариантов. Один из лучших вариантов сказки был записан на острове Садо (Sado) от Кина Накагава (Kin Nakagava). Сюжетная схема сказки «Золотой баклажан» такова: 1. Знатный господин любит свою жену. Завистники организуют неприличный звук и сваливают вину за этот звук на жену. Господин сажает беременную жену в дрейфующую лодку. 2. Старики спасают молодую беременную женщину, которая в их доме рождает сына. 162 3. Сын узнал правду о случившемся, нашел отца и на доступном примере объяснил абсурдность жестокого наказания. Признание сына. Воссоединение сына и отца. Как мы видим, сказка носит название «Золотой баклажан». В сказке у героини рождается ребенок уже после того, как ее спасли старики, и у ребенка нет чудесных светоносных признаков. Хотя ребенок рождается «такой красивый, как драгоценный камень»119 [Seki 1963, p. 174]. Вполне возможно, что сравнение красоты ребенка с сиянием драгоценного камня является результатом поздней записи сказки и намеком на светоносность ребенка. Золотой цвет в сказке, безусловно, связан с небом. Но уже в названии проявилась эстетика новеллизированной сказки. Ни о каком баклажане речь в сказке не идет, в сказке предлагается вырастить золотое дерево с чудесными плодами, но при этом ставится невыполнимое условие. Все чудеса заменены вполне правдоподобным действием: ребенок разбивает золотую монетку на кусочки, а потом объясняет своему отцу: «Это семена от золотого дерева. Если кто-нибудь посадит их в золу древесного угля и будет поливать их каждый день чаем, то они пустят ростки и вырастет огромное золотое дерево с таким количеством серебряных и золотых фруктов, о которых можно только мечтать. Однако это произойдет при условии, если они будут посажены человеком, который никогда в жизни не издавал неприличный звук в воздух, а то они никогда не взойдут»120 [Ibid. P. 175]. В классических версиях сказочного сюжета 707 Чудесные дети иногда начиняют золотом, серебром и медью огурцы, а птица правды с помощью 119 «as beautiful as a jewel» [Seki 1963, p. 174]. «Those seeds are from a golden tree. If one plants them in the ashes of a charcoal brazier and fertilizes them every day with tea, a sprout will come up and grow into a great golden tree with as much silver and golden fruit as anyone could desire. However, unless they are planted by someone who has never once in his life broken wind, they will not sprout. [Ibid. P. 175]. 120 163 этих огурцов разоблачает ложь: «Стал огурец резать – третий огурец золотом начинен. Царь говорит: – Сколько живу – не видывал, чтобы такие огурцы росли! А птичечка ему и говорит: – Мы тоже не слыхивали и не видывали, чтобы женщина вместо ребенка принесла не мышонка, не лягушонка, а неведомого зверенка. Это, – говорит, – два твоих сына, а это твоя дочь» [Зуева, 1992, c. 312]. Как невозможно найти в природе огурец с золотом внутри, так в японской сказке невозможно найти золотой плод, выросший на дереве, и человека, не издававшего ни разу неприличный звук в воздух. Как мы уже отметили в первой главе, в мифологических сказкахбалладах дерево с чудесными плодами – это закономерный этап перевоплощения светоносных детей. В новеллизированной сказке почти вся фантастичность происходящего исчезает: о приобретении дерева с золотыми и серебряными плодами говорится как о невыполнимой задаче. И только описание этого дерева с золотыми и серебряными плодами свидетельствует о когда-то существовавшей связи с небесным светом. Узнав о нереальном условии получения золотого дерева, господин понимает абсурдность затеи. Сын объясняет отцу всю жестокость наказания его матери: «Почему вы наказали мою мать так жестоко, посадив ее в дрейфующую по морю лодку, потому что только подумали, что это она издала неприличный звук?»121 [Seki, 1963, p. 175]. Только благодаря своему уму сын восстанавливает справедливость, отец признает его: «И только тогда знатный господин осознал, что молодой человек был его собственным сыном»122 [Ibid.]. 121 «Why did you punish my mother so severely, setting her adrift on the sea, just because you thought she once broke wind?» [Seki, 1963, p. 175]. 122 «And so the lord realized for the first time that the young man was his own son» [Ibid.]. 164 В сказке «Золотой баклажан» описываются психологические состояния человека. После того, как господин узнал о том, что у него есть сын, он стал счастливейшим из людей: «У него же не было детей, и он был счастлив обрести сына и объявить сына своим наследником»123 [Ibid.]. В самом начале произведения заостряется внимание на состоянии женщины, которая провела много дней в дрейфующей лодке: «Она была настолько слаба, что с трудом дышала, так как она провела много дней в дрейфующей по морю лодке»124 [Ibid. P. 174]. Описывается и стремление молодой женщины выразить благодарность своим спасителям: «Скоро она поправилась и была очень благодарна за проявленную к ней доброту»125 [Ibid.]. Когда молодая госпожа рождает мальчика, то старики, которые ее спасли, радуются: «Старый человек и его жена были переполнены радостью» 126 [Ibid.]. Так понятие материнства в сказке раскрывается в эмоциональном ключе. Рассказывая своему сыну о том, что произошло с ней, женщина подчеркивает, что ее муж сильно рассердился и потому принял решение посадить ее в лодку: «Господин так рассердился, что усадил меня в лодку и отправил лодку дрейфовать в море»127 [Ibid.]. Как мы видим, в сказке «Золотой баклажан» в каждом важном эпизоде присутствует описание психологических состояний людей, что характерно для новеллизированных сказок. Издатель японских сказок в комментарии перед текстом сказочного произведения согласился с мнением Икеды о том, что сказка «Золотой 123 «He had no other children and was overjoyed at finding his son, declaring that the young man should become his heir» [Ibid.]. 124 «She was so weak that she was hardly breathing because she had spent many days floating on the sea» [Ibid. P. 174]. 125 «She was soon completely well again and was very grateful for their kindness»» [Ibid.]. 126 «The old man and his wife were filled with joy» [Ibid.]. 127 «The lord became so angry that he put me in the boat and set me adrift in the sea» [Ibid.]. 165 баклажан» напоминает европейский тип 707, но, с его точки зрения, есть и некоторые отличия данной сказки от европейской версии [Ibid.]. В качестве основных мотивов Секи приводит два мотива: Наказание жены за небольшую провинность и Отверженную жену сажают в лодку. Данные мотивы издатель называет принципиальными. Япония – островное государство, окруженное морями. В Японии, как и во многих странах мира, была распространена казнь в лодке, иногда гнилой. Об опасности путешествия в лодке говорит японская пословица: «Будешь спать в лодке, распустив паруса, – не увидишь каменистой отмели». Посадить в дрейфующую наказанием. лодку в Японии считалось тяжким Неудивительно, что такой способ казни в воде попал в сказочный сюжет. С другой стороны, в этом легко увидеть проявление фольклорной типологии, ведь сказочные версии и варианты многих стран мира, например, самобытные версии восточных славян отражают подобный способ казни в воде, только для этого царицу с ребенком сажают в бочку: «Иван-царевич заковал свою жену в бочку и пустил на сине море» [Ск., URL], «Посадили царевну вместе с сыном в бочку, заколотили, засмолили и бросили в океанморе широкое» [Афанасьев, 1986, c. 300]. На новом витке развития сказки, когда происходит процесс новеллизирования, мотивы тоже претерпевают изменения. Нами сделана попытка подобрать мотивы128, подходящие к японской сказке «Золотой баклажан»: L50. Противопоставление младшей сестры (жены) старшим. K2212. Предательство старшей сестры (старших сестер, жен) по отношению к младшей сестре (жене). K2110.1. Опороченная (оклеветанная) 128 В первой главе нами проведена корректировка мотивов С.Томпсона, относящихся к сюжетному типу 707 Трое золотых детей. Отбор мотивов для новеллизированной сказки нами произведен из подкорректированых ранее мотивов. 166 вредителем жена. S410. Невинногонимая мужем жена. S430. Муж устраняет брошенную жену. Мотив R131.2. Простой человек (мельник, рыбак, садовник) спасает брошенного ребенка корректировке: нуждается в небольшой Простой человек (мельник, рыбак, садовник) спасает брошенную беременную женщину. H1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца. R158. Наделение обделенного, возвышение униженного. Далеко не все мотивы, характерные для волшебных классических сказок, присутствуют в новеллизированной сказке, их количество сокращается. Почти все мотивы, связанные с волшебством и фантастикой, пропадают. Появляется новый мотив: Сын показывает отцу абсурдность наказания его матери, поставив перед отцом невыполнимую задачу. Мотив S451. Восстановление семьи оставляем, но стоит отметить, что данный мотив в японской версии сюжета реализован частично. Только сын воссоединяется с отцом и становится его наследником. О соединении матери и отца не идет и речи. Усечение мотивов также характерно для сказок с тенденцией к новеллизации произведения. Ребенок В русской новеллизированной сказке есть рождается с отличительным знаком мотив H71.7 (золотая цепочка, жемчужины в волосах, золотые, серебряные волосы, «по колено в золоте, по локоть в серебре» и т.д.), свидетельствующим о его связи с небесным светом. В японской сказке есть только отголосок этого мотива: Ребенок рождается красивым, как драгоценный камень. Мы разделяем мнение переводчика книги японских сказок Р. Адамса, который считал, что поскольку Япония находилась долгое время в изоляции от основных континетов, то многие вещи могут быть незнакомы западному читателю [Adams, 1963, p. XV]. Так, например, жена господина опорочена и жестоко наказана за нарушение этикета: «Когда другие женщины услышали 167 этот звук, они сказали, что это именно я издала его в присутствии знатного господина»129 [Seki, 1963, p.174]. До настоящего времени японская семья сохранила от прошлого ряд специфических особенностей – и «главная среди них – патриархальность» [Пронников, Ладанов, URL]. Даже в современной Японии распространено почитание и «слепое подчинение жены мужу» [Там же], который является «высшим» членом любой семьи. В японской культуре не принято называть «высших» членов семьи с помощью имен или личных местоимений [Яп. термины, URL], вот почему мать рассказывает сыну историю о его отце, называя его «господин», а о себе говорит в третьем лице «твоя мать»: «Твоя мать прежде была женой знатного господина одной страны. <…> этот знатный господин и был твой отец»130 [Seki, 1963, p. 174]. Употребление же местоимения 2–го лица в Японии считается не слишком вежливым [Яп. термины, URL]. Поэтому предположим, что местоимение 2го лица употреблено сыном сознательно в речи к отцу: «Почему вы наказали мою мать так жестоко, посадив ее в дрейфующую по морю лодку, потому что только подумали, что это она издала неприличный звук?»131 [Seki, 1963, p. 174]. Употребление местоимения «вы» создает дополнительный психологический эффект в сцене неожиданного узнавания: сын показывает свое негативное отношение к наказанию матери, как бы усиливая остроту сказанного. С одной стороны, особенности культуры и этикета отразились в японской версии сюжета и свидетельствуют об уникальности японской версии сказки. 129 С другой стороны, можно говорить о несомненном «When the other women heard the sound, they said that I had broken wind in the presence of the lord [Seki, 1963, p.174]. 130 «Your mother was formerly the wife of the lord of a certain country. <…> …that lord was your father» [Seki, 1963, p. 174]. 131 «Why did you punish my mother so severely, setting her adrift on the sea, just because you thought she once broke wind» [Seki, 1963, p. 174]. 168 типологическом сходстве сюжета японской сказки «Золотой баклажан» с другими версиями сказочного типа 707 Чудесные дети. По сведениям автора японского указателя сказочных сюжетов Икеды (Ikeda), сказка «Золотой баклажан», вероятнее, содержит сведения о правителе XV в. [Ibid.]. Мы не оспариваем данное утверждение, но обращаем внимание на фольклорную природу сказки и на то, что сказка, безусловно, является новеллизированной версией сюжетного типа 707 Чудесные дети. Мысль М.К. Азадовского, о том, что «усиленное внимание к быту, ко всему окружающему, интерес к человеческой личности заставляют раздвигать старые формы и вносить новые элементы. Появляются неизвестные старой сказке <…> изображения жеста, человеческих движений и т.п.» [Азадовский, 1932а, c. 67]; подтверждается проделанным нами сравнительным анализом. Итак, в новеллизированных версиях и вариантах сюжета Чудесные дети исчезают волшебство и фантастика, пропадают фантастические свойства у детей; герой разрешает конфликт благодаря уму и присущим ему талантам; появляется интерес к внутреннему миру человека; в произведение вносятся описания раскрывается психологических состояний героев; материнство в эмоциональном ключе. По сравнению с волшебными классическими версиями новеллизированные версии сюжета Чудесные дети сокращаются по объему. Количество мотивов, присущих традиционному сюжетному типу 707 Три золотых сына, уменьшается, многие мотивы предстают в усеченном виде, что свидетельствует о постепенном разрушении традиционного сказочного жанра. 169 2.2. Формула небесной светоносной красоты детей как наиболее типичный элемент поэтики сказочного сюжета 707 Чудесные дети Общие мотивы сюжета реализуются в каждом конкретном случае в своем индивидуальном проявлении, обусловленном явлением фольклорной типологии. В классических версиях и вариантах сюжета Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [АТ 1928; АТ 1961], Трое золотых детей [ATU] периода расцвета волшебной сказки и в сказках позднего периода разное количество используемых мотивов, причем налицо явная тенденция к их уменьшению. Так, например, в Розовой книге сказок Эндрю Ланга [Lang, 1904] в сказке «Живая вода» нет мотивов, связанных с женитьбой короля и рождением замечательных детей, следовательно, в конце произведения нет и мотива воссоединения семьи. После поиска чудесных диковинок: «кувшина с живой водой, ветки от дерева, запах цветов которого дарит вечную красоту, и говорящей птицы»132 [Ibid. P. 185], – младшая сестра сама выходит замуж. Мотив, связанный с созданием семьи, приобретает в данном сказочном произведении новое наполнение: узнав о чудесных диковинках, сын короля женится на храброй девушке: «Принц пришел в восхищение от необычности и красоты сокровищ во дворце, но еще больше он восхитился красотой и мужеством девушки, которая все это достала»133[Ibid.]. По справедливому замечанию Т.В. Зуевой, «главный структурный признак сюжета – центральный мотив, наиболее полно выражающий тему сказки. Генетически он восходит к архимотиву (или протосюжету), который, 132 «A pitcher of the water of life, a branch of the tree the smell of whose flowers gives eternal beauty, and the talking bird» [Ibid. P. 185]. 133 «And the prince admired the strangeness and beauty of the treasures in the palace, but more than all he admired the beauty and courage of the maiden who had brought them there» [Ibid.]. 170 постепенно превращаясь в сказку, наполнялся исторически новым содержанием и морфологически обрастал свободными мотивами или группами» [Зуева, 1995, c. 6]. Главным сюжетообразующим мотивом сказки 707 Чудесные дети является мотив рождения светоносных близнецов / светоносных детей. Созданные разными народами мира самобытные версии этой сказки имели конкретные источники: мифологические сказки-баллады, в которых рассказывалось о рождении излучающих свет близнецов и об их перевоплощениях. Необычность детей сконцентрировалась в их светоносном облике, в ряде стран их светоносность «окаменела» как формула красоты. Еще А.Н. Веселовский считал, что сказочные формулы могут быть остатками мифов, и приводил пример мифа о человекоподобном солнце в мировой мифологии [Веселовский, 1883]. При этом Веселовский отмечал, что данные формулы должны толковаться в «смысле ходячей метафоры» [Там же. C. 298]. Формулы красоты в сказках о чудесных детях в фольклористике исследовались очень редко. Г.Р. Хусаинова писала о формуле красоты в башкирских сказках, привлекая сказочные формулы красоты некоторых тюркоязычных народов и народов, более или менее близких по региону [Хусаинова, 2000]. Формулы красоты чудесных детей славянских сказок ранее не сопоставлялись с формулами красоты в европейских сказках и в сказках других народов, переведенных на английский или русский языки. Такое сопоставление может способствовать выяснению ареального распространения разновидностей и типов, а также выявлению своеобразия изучаемых формул в традициях разных народов. 171 В сравнительном изучении сказочных формул красоты чудесных детей мы руководствуемся предложенным В.Я. Проппом историческим подходом [Пропп, 2009], который позволяет уловить неодинаковую древность и определенную последовательность формул красоты, а также их соотношения в сказочных традициях. В славянских мифологических сказках-балладах еще нет застывшей формулы красоты. Чудесные близнецы отличаются от обычных детей тем, что у них светятся волосы: «Были они дети как дети, только имели золотые волосы на голове» [Зуева, 1992, c. 317]. В классической славянской сказке Чудесные дети светоносносный облик близнецов оформился в застывшую формулу красоты: «по колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре», в которой антропоморфный образ Даждьбога соединился с идеей небесного света. Золотой цвет в сказке, безусловно, связан с солнцем, с небом. «Небесные светила на теле» постоянная формула, присущая сказочным произведениям всех народов мира. И если «следы мифа об антропоморфном боге-светоносце (возможно, Даждьбоге) сохранила система этнокультуры восточных славян» [Зуева, 1995, c. 22], то в других странах мира формула красоты появилась в силу аналогичных мировых космогонических мифов. Формула красоты, связанная с небесным светом, известна всем народам мира. Вызывает сомнение утверждение современной исследовательницы волшебной сказки Краюшкиной Т.В., которая полагает, что некоторые части тела сказочных героев сделаны из металла и что «за частями тела закреплен ряд функций. Если части тела имеют необычный вид (например, цвет, материал или же гиперболизированный размер), то это указывает на связь с иным миром. У 172 героев это становится показателем чудесного происхождения, а у помощников и антагонистов – признаком нечеловеческой природы» [Краюшкина, 2009, c. 11]. При истолковании данной сказочной формулы необычной внешности чудесных детей следует учитывать, что речь идет об излучении света, а не о металле, из которого якобы сделаны части тела и предметы. Т.В. Зуева справедливо отмечает в монографии «Волшебная сказка», что «...особенно сильна зависимость волшебной сказки от поклонения древних людей солнцу. Очень заметной художественной особенностью этого жанра является красочное золотое сияние» [Зуева, 1993, c. 24]. Исследование мифов разных народов также подтверждает, что при описании внешности чудесных детей речь идет о сиянии, о небесном свете. В.Я. Пропп считал, что «наиболее ценными и важными оказались для нас не европейские и не азиатские материалы, как можно было думать по территориальной близости, а материалы американские, отчасти океанийские и африканские» [Пропп, 2009, c. 15], так как народы Америки и Океании сохранили ранние формы фольклора, поскольку стояли на более низкой ступени развития, когда европейцы стали записывать у них фольклорные и этнографические материалы. В одном из мифов североамериканских индейцев «Приключения Ворона» [Thompson, 1966] говорится о появлении светоносных признаков у детей. В мифе рассказывается о том, что случилось в городе животных, когда мир еще был погружен во тьму. Родители-вороны очень любили своего вороненка, а отец всячески старался оберегать сына от опасностей и даже сделал ему кровать над своей. Сын все-таки умер. Все племя сокрушалось о потере. Все плакали рядом с его кроватью каждый 173 день. И однажды мать обнаружила в кровати юношу, «яркого как огонь»134 [Ibid. P. 19]. После чего родители увидели, что это вернулся их сын. Далее рассказывается, что данный герой откуда он вернулся»135 [Ibid. P. 22]. «помнил о том, что на небе есть свет, То есть в мифологической истории индейцев Америки мы находим подтверждение тому, что светоносные признаки у чудесных детей появились в результате возрождения к новой жизни после путешествия на небо. Такой герой, излучающий небесный свет, стал также неистребимым. В этом же мифе небесная героиня проглатывает вместе с водой листочек кедрового дерева, в который превратился герой- ворон, а потом рождает его как сына. Герой не умирает, он вновь рождается и вновь совершает свои подвиги. Согласимся с мнением Томпсона, высказанным им в книге «Фольклорная сказка» в 1946 г., о том, что животные всегда играют большую роль во всех популярных произведениях и появляются в мифах, особенно в мифах тех примитивных народов, где культурный герой часто имеет облик животного, хотя он может чувствовать и вести себя, как человек, или даже, по случаю, принимать человеческий облик [Thompson, 1946, p. 9]. В мифах сохраняются светоносные признаки даже в тех случаях, когда человек меняет облик. Так и в ирландском мифе «Сон Оэнгхуса» девушки, обладавшие светоносными признаками, превратившись в птиц, также их сохраняют: «Он трижды увидел пятьдесят белых птиц на озере с их 134 135 «bright as a fire» [Ibid. P. 19]. «…remembered that the was a light in heaven whence he had come» [Ibid. P. 22]. 174 серебряными цепочками и с завитками золота вокруг их голов»136 [Irish, 1993, p. 31]. В мифологии многих стран среди богов встречаются золотоволосые. В греческой мифологии это бог света, златокудрый Аполлон, который с самого рождения стал излучать свет: «Угрюмо вздымались скалы острова, обнаженные, без малейшей растительности.<…> Но вот родился бог света Аполлон, и все засияло и зацвело. Засверкали и прибрежные скалы, и гора Кинт, и долина, и море» [Мифы н. мира, 1999, c. 188]. Бог света в Ирландии и у галлов носил имя Луг или Лугус (Lugh or Lugus) [Rolleston, 1990, p. 88]. Луг появляется в ирландской легенде с четкими солнечными атрибутами. При появлении Луга люди удивляются, что солнце взошло на западе в этот день, а не востоке, как обычно. На что друид отвечает: «Это блеск лица Луга»137 [Ibid. P. 123]. Интересен эпизод рождения этого божества. В мифе «Приход Луга»138 [Ibid. P. 109 – 113] рассказывается о том, что к заточенной в башню принцессе Эшлин (Ethlinn) в одежде женщины попадает Киан (Kian), принцесса рождает трех детей. Всех детей несут выбрасывать в водоворот на побережье. Но один ребенок по дороге выскальзывает из простыни, в которую его завернули, и попадает в маленький залив. Этого ребенка спасает друид и отправляет ребенка в дом отца. Этим ребенком и был Луг. Когда ребенок подрастает, то его отправляют в землю жизни, которую называют также землей мертвых, до совершеннолетия. Именно оттуда Луг 136 возвращается с солнечными «He saw three times fifty white birds on the lake with their silver chains, and curls of gold about their head» [Irish, 1993, p. 31]. 137 «It is the radiance of the face of Lugh» [Ibid. P. 123]. 138 «The coming of Lugh» [Ibid. P. 109 – 113] 175 атрибутами и со всеми возможными знаниями. Луг становится главным божеством человеческих знаний, всех артистических и медицинских наук. Следует заметить, что у кельтов концепция смерти отличается от греческой или римской. Для кельтов потусторонний мир не был местом печали и страданий, он был полон света и свободы, а Солнце было богом обоих миров. Иногда уже на уровне мифологии светоносность героя начинает передаваться по наследству, а ее показателем становятся золотые и серебряные элементы одежды, которую носит герой. Например, сын Луга светоносный Кучилаин (Cuchilain) появляется в шелковой одежде, расшитой золотом и скрепленной серебряным украшением: «Он носил тунику, вышитую золотом, и зеленую мантию, скрепленную серебряной брошью»139 [Ibid. P. 213]. В мифологических сказках-балладах чудесные дети сразу рождаются со светоносными признаками: «Паехаў круль і прыказывае мацяры: што бог дасць жонцы, то няхай гадуе. Ад’ехаў ён міль дваццаць, как бог даў жонцы дзіця; прывяла яна два сыны: на лбе па месяцу, на патыліцы па звездаццы» [Афанасьев, 1986, c. 306]. Светящиеся волосы двух хлопчиков распространяют сияние вокруг: «Хлопчыкі гэтые скланілісё да шапачкі знялі, так і засвяцілі весь пакой» [Там же. С. 307]. В сказочном сюжете 707 Чудесные дети золотой (небесный) мир изображается через наличие у детей во внешности небесных светил и реже через наличие с рождения у детей золотых (серебряных) предметов, как, например, в цыганской сказке «Маленькая Золушка» [Sampson, 1933], в которой мы отметили многие признаки мифологической сказки, чудесная 139 «He wore a tunic of silk embroidered with gold, and a green mantle fastened with a silver brooch» [Rolleston, 1990, p. 213]. 176 внешность детей получила свое художественное оформление в виде наличия у детей золотых чудесных поясов: «...все трое детей подпоясаны золотыми поясами»140 [Ibid. P. 82]. И эти пояса дети должны были носить постоянно. При снятии пояса с мальчиками происходит беда: «Как только пояса перешли к другому, оба мальчика превратились в лебедей на реке»141 [Ibid.]. В этнолингвистическом словаре под редакцией Н.И. Толстого написано, что во многих культурах отсутствие пояса считалось знаком чужеродности, а человек без пояса, «как и без креста, открывает доступ к себе нечистой силе» [Славянские древности, 2004, c. 230]. В Православии исцеляющей силой обладает Пояс Пресвятой Борогодицы. На Русском Севере полагали, что кикиморы похищают детей, когда те ходят без пояса. Известный цыгановед Н. Бессонов, говоря о суевериях цыган, пишет: «Предполагалось, что женщина скверна ниже пояса» [Бессонов, URL]. Так что пояс, без сомнения, был важным элементом одежды цыган. Известно, что у многих народов мира пояс выступал в качестве универсального оберега от нечистой силы, а в некоторых обрядах пояс выступал как связующий элемент между своим и иным миром [Славянские древности, 2004, c. 232]. Золотые пояса чудесных детей в сказке уэльских цыган являются оберегом, связывающим детей с небом, с небесным светом и золотым сиянием солнца. При описании внешности светоносных детей во многих традициях используются атрибутивные формулы и фигуративные формулы сравнения. И.А. Разумова отмечает в русских сказках «атрибутивные формулы», но употребляет это понятие в расширенном смысле, называя в одном ряду собственно-атрибутивную («по колено ноги в золоте, по локоть в серебре») и 140 141 «...the three children were girt with golden belts» [Ibid. P. 82]. «As soon as the belts had been handed over, the two boys turned into swans upon the river» [Ibid.]. 177 совсем иные по своей сути формулы, например, сравнительную («рост в рост, волос в волос, голос в голос») или усилительно-обобщающую («ни в сказке сказать, ни пером описать») [Разумова, 1991, c. 19]. Р.Г. Хусаинова [Хусаинова, 2000] условно разделяет атрибутивные формулы на следующие подгруппы: 1. Золото как «материал» и серебро как «материал»; 2. Светила как «части тела». Предлагаем выделить третью подгруппу атрибутивных формул: 3. Употребление эпитетов «чудесный», «замечательный», «прекрасный», «красивый» по отношению к чудесным детям. Обратимся к первой подгруппе атрибутивных формул золото как «материал» и серебро как «материал». Золотые атрибуты В.Я. Пропп считал типичной чертой изображения сказочного тридесятого царства [Пропп, 2009], т.е. царства небесного. Золотой цвет нередко попадает в название сюжетного типа или сказки. Например, сказочный сюжет 707 в международных указателях носит название Три золотых сына [Aarne, 1910; AT 1928; АТ 1961] или Трое золотых детей [ATU], армянская народная сказка называется «Золотоволосые близнецы» [Villa, 1966] и т.д. Причем часто определение «золотой» сочетается с определением «серебряный». В сборнике «Тысяча и одна ночь» у девушки были золотые и серебряные волосы [1001 nights, p. 443]. В египетской сказке «Обещание трех сестер» младшая сестра обещает родить детей и дает их описание: «Их волосы будут из золота и серебра, на каждый золотой волос будет серебряный волос»142 [El-Shamy, 1980, p. 64]. 142 «Their hair would be of gold and silver, for every golden hair there would be a silver hair» [El-Shamy, 1980, p. 64]. 178 Как правильно заметила исследовательница И.А. Разумова, изучающая русские сказки, такое сочетание создает «атрибутивные формулы, симметричные по структуре» [Разумова, 1991, c. 65]. Золотая атрибутивность, как доказывают все проведенные исследования, является древней. Наиболее же распространенными формулами, характерными для сказочного сюжета 707 о чудесных детях, являются атрибутивные формулы Светила как «части тела». Формула красоты, в которой солнце, луна, звезды оказываются «частью тела», интересны нам с точки зрения исторической поэтики. В.Я. Пропп сделал обоснованный вывод о том, что «небесная окраска предметов есть выражение их солнечности» [Пропп, 2009, c. 246]. Во многих случаях атрибутивная золотая формула объединена с формулой Светила как «части тела». Так в восточнославянской сказке сложилась устойчивая формула красоты чудесных детей «по колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре», которая объединилась с формулой о небесных светилах. Например, в сказке 284 сборника народных сказок А.Н. Афанасьева младшая сестра дает такое обещание: «Кабы меня взял Иванцаревич, я бы родила ему девять сыновей – по колено ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки» [Афанасьев, 1986, c. 298]. В сказке 285 мы читаем: «Немного спустя родила Марья Додоновна трех молодцов: по колено ноги в серебре, по локоть руки в золоте, во лбу красно солнышко, на затылке светел месяц» [Там же. С. 301]. В некоторых вариантах сказки формула красоты приобретает описательный характер. Так в карельской народной сказке девушка обещает: «А если бы меня царевич взял в жены, то я бы трижды родила ему по три золотых сына: руки от 179 запястья золотые, ноги от колена серебряные, по месяцу на висках, солнышко на макушке, на каждом волоске по звездочке небесной» [Карел. ск., URL]. Исследовательница Разумова И.А. вслед за Т.В. Зуевой повторяет вывод о том, что золотые руки-колени имеют параллель в древнерусской иконописи [Разумова, 1991]. Д. Эшлимен в книге «Фольклор и фольклорные сказки» правомерно утверждает, что солнце с его животворящими лучами часто воспринимается как символ Бога, а несчетное количество звезд символизирует вечность [Ashliman, 2004, p. 6]. В сказках других народов мира небесные светила также присутствуют во внешности чудесных детей. В «Тысяча и одной ночи» у девушки была «небесная улыбка»143 [1001 nights, p. 443]. Иногда небесные светила входят в имена чудесных детей, как, например, в греческом варианте сюжета: «Это твои дети: Солнце, Луна и Утренняя Звезда»144 [Dawkins, 1953, p. 174]. Как правильно отметила современная исследовательница И.И. Гришина, имя собственное, «данное субъекту (объекту) и способное представлять в своей свёрнутой форме событие – может являться символом» [Гришина, 2011, c. 63]. Имена детей Солнце, Луна, Утренняя Звезда символичны и говорят о связи детей с небесным светом. В некоторых европейских вариантах сюжета сыновья рождаются с яблоками в руках, а дочь со звездой на брови [Thompson, 1968; Crane, 1885]. В первой главе исследования поднимался вопрос о связи «яблок в руках» с небесным светом и любовью. В итальянском варианте сказочного сюжета 143 144 «smile of the sky» [1001 nights, p. 443]. «There are your children: the Sun, and the Moon and the Star of Morning» [Dawkins, 1953, p. 174]. 180 рождаются «розовощекие золотоволосые сыновья и розовощекая золотоволосая дочка со звездой на брови»145 [Calvino, 1980, p. 315]. В самобытной индийской версии рассматриваемого сказочного сюжета дочь садовника также обещает родить чудесное дитя: «Когда я выйду замуж, у меня родится сын. <…> У него будет месяц во лбу и звезда на подбородке»146 [Jacobs, 1969, p. 156]. Стоит отметить, что в индийской версии речь идет о браке, в котором разрешено иметь несколько жен. Отличительной чертой сказок, в которых присутствует многоженство, является мотив бездетности: король (падишах) женится несколько раз, но дети не рождаются в этих браках. Этот мотив мы наблюдаем и в индийской сказке «Мальчик с месяцем во лбу и звездой на подбородке»: «Но однажды король услышал, как она рассказывает им о прекрасном мальчике, которого она родит, когда выйдет замуж, и он решил для себя, что хотел бы иметь такого сына. Более того, у него уже было четыре жены-королевы, но не было ни одного ребенка»147 [Ibid.]. Исследователь узбекской сказки о чудесных детях Т.Я. Рахманов делает вывод, что в странах с полигамной формой брака именно мотив бездетности «сказался на сюжетной мотивировке действий падишаха. Вследствие этого чудесные приметы не стали играть существенной роли при выборе падишаха жены для повторной женитьбы, когда в русских сказках именно необыкновенная внешность детей служит мотивировкой женитьбы царя или царевича» [Рахманов, 1990, c. 7]. Частично согласимся с выводом узбекского исследователя о том, что мотив 145 «rosy- faced, golden-haired sons, and a rosy-faced golden-haired daughter with a star on her brow» [Calvino, 1980, p. 315]. 146 «When I am married I shall have a son. <…> He will have a moon on his forehead and a star on his chin» [Jacobs, 1969, p. 156]. 147 «But one day the King heard her telling them about the beautiful boy she would have when she was married, and he said to himself he should like very much to have such a son; so that he had already four Queens he had no child» [Ibid.]. 181 бездетности, безусловно, играет роль при решении царя жениться повторно. Рассмотрение же этого вопроса с привлечением сказочных версий других народов позволяет сделать более общий вывод. В индийской сказке тоже присутствует многоженство, король тоже не имеет детей, но все-таки он выбирает бедную дочь садовника только по той причине, что именно она говорит о рождении сына с необыкновенной внешностью. В самобытной индийской версии внешность сына играет очень большую роль, так как оказывается, что ребенок наделен еще одной замечательной способностью: менять свою чудесную внешность на обычную: «Теперь покрути свое правое ухо, – сказал Катар. И когда мальчик покрутил его, то он перестал выглядеть как прекрасный принц, а стал бедным, обыкновенным, некрасивым человеком, а его месяц и звезда спрятались»148 [Jacobs, 1969, p. 165]. Безусловно, внешность принца играет важную роль. Когда принц имел обычную внешность, то люди и даже родственники его жены непрерывно издевались над ним: «Шесть сестер принцессы вышли замуж за богатых принцев, и они смеялись над тем, что она выбрала такого бедного некрасивого мужа, а не такого, какой бы соответствовал ее положению, и они говорили друг другу со смехом: «Посмотрите! Наша сестра вышла замуж за этого бедного обыкновенного человека!»149 [Ibid. P. 168 – 169]. Люди обсуждают внешность мужа самой младшей принцессы: «он бедный, обычной наружности, некрасивый человек»150 [Ibid. P. 171]. Его внешность важна и для младшей принцессы, которая говорит: «До этого момента ты был 148 «Now twist your right ear,» said Katar. And when the boy had twisted it, he was no longer a handsome prince, but poor, common- looking, ugly man; and his moon and his star were hidden» [Jacobs, 1969, p. 165]. 149 «Now the princess’s six sisters had all married rich princes, and they laughed at her for choosing such a poor ugly husband as her seemed to be and said to each other, mockingly, «See! Our sister has married this poor, common man!» [Ibid. P. 168 – 169]. 150 «<…>he is a poor, common-looking, and ugly man» [Ibid. P. 171]. 182 бедным некрасивым и обычной наружности человеком. Сейчас ты прекрасен и выглядишь, как принц. Я никогда не видела такого красивого мужчину раньше. И я знаю, что ты мой муж»151 [Ibid. P. 173]. Версии и варианты сюжета, в которых у детей исчезают чудесные светоносные признаки, говорят скорее о поздней записи данных произведений. С данным нашим выводом согласилась профессор Т.В. Зуева, посвятившая многие годы своей жизни исследованию сказки Чудесные дети. записях сказки Отметим, что и в поздних дети обладают красотой. В доказательство того, что внешность героев важна, приведем пример из узбекской народной сказки «Хасан и Зухра», в которой младшая сестра говорит: «Вот, если бы на мне женился шах, я бы родила ему мальчика и девочку – Хасана и Зухру, красивых да умных» [Уз.ск., URL]. «Родились у Зульфии красавец сын и красавица дочка» [Там же]. На красоты остаются эпитеты месте развернутых небесных формул «красивый», «прекрасный», «чудесный», «замечательный», которые и составляют третью подгруппу атрибутивных формул описания внешности чудесных детей. В мифологической сказке «Крапчатый бык» не говорится напрямую о светоносных признаках ребенка, но все время подчеркивается, что ребенок особенный, прекрасный: «...самый прекрасный маленький мальчик»152 [O’Sullivan, 1966; p. 119]. Ребенок перерождается в необычное «высокое дерево с разнообразными плодами» 153[Ibid. P. 120 – 121], а потом в чудесного крапчатого быка [Ibid. P. 123], а бык превращается в самого замечательного и красивого человека на 151 «Till now you have been poor, and ugly, and common looking. Now you are beautiful and look like a prince; I have never saw such a handsome man as you before; and yet I know you must be my husband» [Ibid. P. 173]. 152 «...the nicest little boy» [O’Sullivan, 1966; p. 119]. 153 « a tall tree <….> with all different fruits» [Ibid. P. 120 – 121]. 183 земле154 [Ibid. P. 124]. постоянно Светоносные признаки принца не указаны, но повторяются определения в превосходной степени, подчеркивающие чудесные отличительные свойства, которые передаются, подобно светоносным признакам детей славянской версии, от одного образа к другому: от ребенка к дереву, от дерева к быку, от быка к принцу. В связи с тем, что сказка записана поздно, можно сделать вывод о том, что, возможно, подобные определения (самый красивый, самый чудесный, самый замечательный) пришли на смену светоносным признакам, характерным для этого сказочного типа. Проведенное нами исследование показывает, что исчезновение светоносности в облике детей не проходит бесследно. Более того, мы пришли к выводу, что во многих вариантах и версиях сюжета замена светоносных признаков на более земные определения красоты не прошла однолинейно. Одновременно с определениями «прекрасный» появились определения «красивый», «умный», «талантливый». Только благодаря уму чудесного ребенка из японской сказки «Золотой баклажан» происходит воссоединение сына и отца. В узбекской сказке «Хасан и Зухра» чудесные дети обладают необыкновенными талантами. Хасан стал богатырем: «И чем дальше рос Хасан, тем сильнее он становился.<…> Вырос Хасан стройным джигитом, и прозвали его люди Хасан-богатырь» [Уз.ск., URL]. А девушка стала самой лучшей ткачихой ковров: «А Зухра изо дня в день училась ткать ковры. И такие красивые ковры она ткала, что были они в семь раз лучше всех других ковров на базаре» [Там же]. Отец чудесных детей обращает внимание именно на их таланты: «Много добыл Хасан дичи, а шах со своими людьми – ничего не нашел. Встретил шах Хасана и спрашивает: 154 «...the finest and most handsome man» [Ibid. P. 124]. 184 – Эй, молодец, зачем сюда ездишь? Зачем мою дичь стреляешь? Кто твои родители?» [Там же]. В испанской версии позднего периода «Живая вода» младшая сестра не только прекрасна, но также и смела. И сын короля женится на ней не из-за диковинок в ее дворце, а из-за ее красоты и смелости: «Принц восхитился необыковенными и прекрасными сокровищами во дворце, но более всего ему полюбилась красота и смелость девушки»155 [Ibid. P. 190]. Только в одном найденном варианте сказочного сюжета младшая сестра обещает родить светоносных детей с золотыми и серебряными волосами, и одновременно красивых и умных: «Если король женится на мне, то я рожу ему красивейшую дочь и умного Мухамеда»156 [El-Shamy, 1980, p. 64]. Стоит отметить, что эта запись египетского варианта сказочного сюжета является поздней. Редко в описании внешности присутствуют фигуративные формулысравнения, как например, в японской сказке «Золотой баклажан» ребенок рождается «красивый, как драгоценный камень». [Seki, 1963, p. 174]. Это новеллизированная сказка, поэтому ребенок уподобляется драгоценному камню, который, вероятнее всего, пришел на смену небесному светилу. В одном из вариантов сказочного сюжета (сюжет записан в Колумбии в XX в.) у детей нет светоносных признаков, нет и эпитетов красоты [Bierhorst, 2002, p. 130 – 134]. Но в то же время младшая сестра обладает необыкновенным умом (смекалкой), так как догадывается расчесать и подстричь бороду отшельнику, после чего отшельник разрешает ей просто пройти и не ставит ей никаких условий, в то время как он предупреждал ее 155 «And the prince admired the strangeness and beauty of the treasures in the palace, but more than all he admired the beauty and the courage of the maiden….» [Ibid. P. 190]. 156 «If the king were to marry me, I would bear him Sitt el-Hush [mistress of beauty] and Clever Muhammad» [ElShamy, 1980, p. 64]. 185 братьев раньше: «Ничего не отвечай и не смотри по сторонам!»157 [Bierhorst, 2002, p. 132]. Наше исследование показало, что явление фольклорной типологии проявляется на всех этапах развития сказочного сюжета 707 о чудесных детях: на этапе существования мифологической сказки-баллады, в классический период развития сказочного жанра и в период разрушения сказочного жанра, когда присходит новеллизация сюжета. Древнейшие версии сказочного сюжета «Перевоплощение светоносных близнецов» и новеллизированные версии сюжета о чудесных детях существуют не только у славян, но и в Западной Европе, в странах Востока, в Африке. В содержании мифологических сказок-баллад ирландской и цыганской традиций присутствует мотив с линейной повторяемостью (мотив гибели и нового воплощения неистребимых светоносных детей). Изучение эволюции сказочного сюжета выявило два этапа развития мифологической сказки: мифологическая сказка (сказка-баллада) и мифологическая сказка переходного периода, когда в недрах чисто мифологической сказки происходят изменения мотивов и героя, начинает исчезать близнечная тема, на основе партиципации зарождается новый герой-освободитель, который вызволяет попавшего в беду с помощью частички тела освобождаемого. В классической волшебной сказке о чудесных детях постепенно исчезает близнечная тема, мифологическое освобождение героя с помощью его же собственной части тела утрачивается, герой-освободитель совершает действия с помощью волшебных предметов или магии. В новеллизированных версиях и вариантах сюжета герой разрешает конфликт благодаря уму и присущим ему талантам; появляется интерес к внутреннему миру человека; исчезают волшебство и фантастика, пропадают 157 «Make no answer and don’t look around» [Bierhorst, 2002, p. 132]. 186 фантастические свойства у детей; в произведение вносятся описания психологических состояний героев; материнство раскрывается в эмоциональном ключе. Новеллизированные версии сюжета Чудесные дети короче, чем классические волшебные версии. Количество мотивов, присущих традиционному сюжетному типу 707 Три золотых сына, уменьшается, многие мотивы предстают в усеченном виде. В процессе развития происходит эволюция формы исследуемого сказочного сюжета. Сказки-баллады однотипны по своему строению, в них присутствует единоначатие строк, присловье в конце строк, ритмичность повествования (иногда повторяющиеся восклицания по ходу действия сказки), частичный повтор главных событий в конце сказки (реже упоминание о повторе), что свидетельствует о некогда существовавшей балладной форме исполнения мифологических сказок. В классических версиях и новеллизированных версиях сказочного сюжета остается только упоминание о повторе всей истории с самого начала в конце произведения, что является совмещением балладного приема и классического приема ретардации, замедления действия. Мотив рождения светоносных детей является главным сюжетообразующим мотивом сказки Чудесные дети в большинстве сказочных традиций: восточнославянской, индийской, в западноевропейских и восточных традициях. Наличие небесных светил во внешности детей и золотых и серебряных частей тела и предметов, например, золотых волос, золотых яблок в руках, золотых поясов, свидетельствующих об их связи с небесным светом, стало отличительной приметой сказки Чудесные дети у многих народов мира. При описании чудесных детей в классических версиях сюжета атрибутивные золотые (серебяные) формулы соединены с 187 атрибутивными формулами, которые можно назвать Светила как «части тела». Мы пришли к выводу, что в процессе эволюции главный сюжетообразующий мотив сказки не исчезает бесследно, он наполняется новым содержанием. В сказочных версиях и вариантах позднего периода редко встречаются светоносные признаки у детей. Но следы светоносных формул часто сохраняются: происходит замещение развернутых формул небесной красоты («с яблоками в руках, со звездой на подбородке», «с месяцем во лбу и звездой на подбородке» и др.) эпитетами «прекрасный», «красивый», «чудесный» и т.д. Более того, чтобы восполнить утраченную светоносность детей, их стали наделять разнообразными качествами и талантами. Внутренняя энергия классической волшебной сказки сохраняется в этих новых приемах раскрытия сказочных традиций. 188 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Сравнительно-сопоставительный анализ международных, национальных и региональных Указателей сказочных сюжетов и мотивов, описания сюжетной статьи Чудесные дети [СУС], Три золотых сына [Aarne, 1910; AT 1928; AT 1961], Трое золотых детей [ATU] в сказочных каталогах и историко-типологическое исследование версий и вариантов сказки о чудесных детях многих стран мира позволили сделать следующие выводы: Каждая последующая редакция международного Указателя А. Аарне расширяет географические корректирует границы охвата сказочных сюжетов, предыдущие редакции каталога, существенно добавляет сюжетные статьи, учитывает появившиеся к этому времени национальные и региональные указатели, совершенствует научный аппарат, что увеличивает научную и практическую ценность данного труда. Национальные и региональные сказочные указатели, в свою очередь, содействуют улучшению международного Указателя сказочных сюжетов и максимально стремятся учесть все версии и варианты сюжетных типов. Взаимовлияние, взаимообогащение международных и региональных, национальных сказочных каталогов особенно показательно при сравнении описания одной и той же сюжетной статьи. Сравнительный анализ описания сюжетной сказочной статьи 707 Чудесные дети в разных сказочных каталогах мира выявил необходимость внесения изменений в СУС: надо подкорректировать описание сюжета, ввести описание восточной версии, снять подтип –707* Щенок-Богатырь и чудесные дети. Это не отдельный подтип, а трансформация сюжета на вариативном уровне. Важно переадресовать подтипы книжного происхождения 707B* Бова-Королевич и –707C Гуак- 189 Богатырь, вошедшие в фольклор благодаря лубочным изданиям, к новым сюжетным типам, Перевоплощение ввести описание светоносных древнейшей близнецов и версии такие сюжета рубрики, как Контаминация, Ремарки, Литература. Исследование каталога сказочных мотивов С. Томпсона на примере сюжета 707 Трое золотых сыновей выявило необходимость более универсальной формулировки мотивов, которые подходят ко всем версиям и вариантам сказки. Количество мотивов может колебаться, но всегда сохраняются основные мотивы, связанные с созданием семьи, и главный сюжетообразующий мотив рождения чудесных детей. Явление фольклорной типологии подтверждается на уровне сказочных указателей, поскольку наблюдается четкая, краткая фиксация сходных сюжетов в разных странах мира. Изучение международных, региональных, национальных сказочных указателей выявило наличие многих самобытных версий рассматриваемого сюжета не только в восточнославянской, но и в ирландской, цыганской, индийской, японской и других народных традициях. Это позволило на более широком материале обобщить типологические особенности и национальное своеобразие сказки, а также рассмотреть эволюцию сказочного сюжета и на уровне содержания, и на уровне формы (мифологическая сказка – сказка классического периода – новеллизированные версии и варианты). В мифологической сказке отмечено два этапа развития: мифологическая сказка-баллада и мифологическая сказка переходного периода. В мифологической сказке переходного периода происходит изменение мотивов: исчезает линейно повторяющийся мотив гибели и нового воплощения неистребимых светоносных близнецов и зарождается новый герой-освободитель, который вызволяет попавшего в беду с помощью 190 частицы тела, принадлежащей освобождаемому. В классический период развития сказки о чудесных детях у многих народов мира ослабевает близнечная тема, появляется новый семейный конфликт, связанный с утверждением идеала парной семьи. Герой-освободитель часто выполняет свою роль с помощью магии или волшебных предметов. В период появления тенденций к новеллизации произведения происходит разрушение сказочного жанра. Сокращается количество мотивов, появляется интерес к внутреннему миру человека, вносятся психологические моменты, материнство раскрывается в эмоциональном ключе. В сказках разных стран мира исчезает волшебство, пропадают фантастические свойства у чудесных детей и героя-освободителя, который разрешает конфликную ситуацию благодаря своему таланту и уму. В классических версиях и вариантах сказки Чудесные дети эмоции являются чудесной особенностью героев сказок («рассмеется - розовые цветы расцветают, заплачет – слезы жемчугами сыплются»). В новеллизированных сказочных произведениях эмоции героев наполнены психологизмом и показывают отношение героев к происходящим событиям. Таким образом, эмоциональный строй произведения также позволяет разграничить сказки классического периода и более поздние версии и варианты, в которых проявились тенденции к новеллизации. Во многих новеллизированных европейских и египетской сохраняется мотив поиска чудесных диковинок, при этом традициях вариативность самих диковинок минимальна. Это можно объяснить ранней письменной фиксацией сюжета (сборник Галлона «Тысяча и одна ночь» и сборник Страпаролы «Приятные ночи») и книжным распространением сказки по миру. В процессе эволюции жанра главный сюжетообразующий рождения светоносных детей не исчезает бесследно, он мотив постепенно 191 наполняется новым содержанием. В мифологических сказках светоносность детей выражается светящимися золотыми волосами. В классический период развития жанра оформляются светоносные формулы: «с яблоками в руках, со звездой на брови», «с месяцем во лбу и звездой на подбородке» и т.д. При этом атрибутивные золотые (серебяные) формулы часто соединены с формулами Светила как «части тела»: «золотоволосые сыновья и золотоволосая дочка со звездой на брови». В записях сказок XIX–XX вв. (как классических, так и новеллизированных) имеются развернутые формулы светоносной красоты чудесных детей (восточнославянская традиция), также в них постепенно происходит замещение светоносных формул более земными определениями: красивый, прекрасный. При этом внутренняя энергия классической волшебной сказки сохраняется, так как чудесные дети продолжают отличаться от других персонажей, они наделяются необыкновенной храбростью, смекалкой, прозорливостью и выдающимся умом, часто они становятся обладателями необыкновенных талантов: умением ткать ковры лучше всех, быть самым лучшим охотником и т.д. Сказочная традиция сохраняется, меняются приемы ее раскрытия. В процессе исторического развития форма сказочного сюжета Чудесные дети эволюционирует. Присущая мифологическим сказкам балладная форма исполнения (единоначатие строк, присловье в конце строк, ритмичность повествования, повторяющиеся восклицания по ходу действия сказки, частичный или полный повтор сказки в конце произведения) повлияла на форму и классических, и новеллизированных вариантов и версий сюжета. В них осталось упоминание о повторе в конце произведения всех событий случившихся с героем. Балладный прием и классический прием ретардации, замедления действия, совмещаются. 192 Результаты нашего исследования могут быть учтены при выпуске следующей редакции восточнославянского указателя сказочных сюжетов. Вопросы каталогизации сказочных сюжетов, разработки научного аппарата сказочных Указателей (в частности, вопрос о правилах отбора литературы для каждого сюжетного типа), выработки единой сказковедческой терминологии (понятие мотива, фольклорной типологии) и рассмотрения конкретных сказочных типов с привлечением материалов многих стран мира являются актуальными и открытыми для дальнейших исследований. 193 Cписок сокращений и условных обозначений Г. – герой Гб – близкий героя РГО – Русское Географическое Общество. С.в. – сказка волшебная. EM – Enzyklopädie des Märchens (пер. c нем. – Энциклопедия сказок). JAFL – Journal of American Folk-Lore (пер.с англ. – Журнал Американского Фольклора). MT – Märchentype (пер. с нем. – сказочный тип). NGS – National Geographic Society (пер. с англ. – национальное географическое общество). FF – Folklore Fellows (пер. cангл. – Федерация фольклористов). FFC – Folklore Fellows Communications (пер. с англ. – Вестник федерации фольклористов). Список литературы I. Тексты 1. Азадовский, 1925 – Азадовский, М.К. Сказки Верхнеленского края / М.К. Азадовский. – Иркутск: Восточно-Сибирск. отд. рус. геогр. о-ва, 1925. – 142 c. 2. АНС – Армянские народные сказки (на арм.яз.). – Ереван: Изд. АН Армянской ССР, 1959 – 1979. – 10 т. 3. Афанасьев, 1860–63 – Афанасьев, А.Н. Народные русские сказки / А.Н. Афанасьев. – М.: Типография Грачева и Комп., 1860 – 1863. – 8 вып. 4. Афанасьев, 1873 – Афанасьев, А.Н. Народные русские сказки / А.Н. Афанасьев. – 2-е изд., вновь пересм. – М.: К. Солдатенков, 1873. – Кн.I.–IV. – 536 c., 572 c., 558 c., 570 c. 194 5. Афанасьев, 1957 – Афанасьев, А.Н. Народные русские сказки: В 3 т. / А.Н. Афанасьев. – М.: Художественная литература, 1957. – 515 с., 509 с., 572 с. 6. Афанасьев, 1986 – Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. / А.Н. Афанасьев. – М.: Наука, 1986. – Т.2. – 463 с. 7. Баллады, URL - Молодец и река Смородина // Баллады [Электронный ресурс], URL: http://www.booksite.ru/fulltext/bal/lad/yry/12.htm (дата обращения 18.09.2013). 8. Бараг, 1975 – Бараг, Л.Г. Сказки, легенды и предания Башкирии / Л.Г. Бараг. – Уфа: Башкирское книжное издательство, 1975. – 175 с. 9. Грузин.ск.,1971 – Грузинские народные сказки Сто сказок. / Сб. сост. и пер. Н. Долидзе. – Тбилиси: Мерани, 1971. – 350 с. 10.Зачарованi казкою, 1984 – Зачарованi казкою: Украïиськi народнi казки Закарпаття в записях П.В. Лiнтура / П.В. Лiнтур.– Ужгород: Карпати, 1984. – 528 с. 11.Зеленин, 1915 – Зеленин, Д.К. Великорусские сказки Вятской губернии / Д.К. Зеленин. – Петроград: Тип. А.В. Орлова, 1915. – 650 с. 12.Зеленин, URL – Зеленин, Д.К. Великорусские сказки Вятской губернии. Сборник Д.К. Зеленина. Записки РГО / Д.К. Зеленин. – 1915. – Т.XLI [Электронный ресурс], URL: http://www.niworld.ru/Skazki/Skazki_russkie/Avgust/Bezruchka.htm (дата обращения 18.09.2013). 13.Зуева, 1992 – Зуева, Т.В. Восточнославянские волшебные сказки: Для учащихся сред. и ст. классов / Т.В.Зуева. – М.: Просвещение, 1992. – 447 с. 195 14.Казки Пiдгiр’я, 1976 – Казки Пiдгiр’я. Сказки Подгорья / Запись, литературная подготовка текстов и составление С.Г. Пушика. – Ужгород: Карпаты, 1976. – 208 с. 15.Карел.ск., URL – Карельские сказки / Сост. и пер. У. С. Конкка, А. С. Степанова. – Петрозаводск, 1968. [Электронный ресурс], URL: http://skazki.yaxy.ru/99.html (дата обращения 01.04.2013). 16.Курский сборник, 1903 – Курский сборник. Вып.3: Материалы по этнографии Курской губ. – Курск: Типография Губернского правления, 1903. – Ч.3. – 204 с. 17.Мифы н. мира, 1999 – Мифы народов мира / Сост. В.И. Коровин, В.Я. Коровина, Е.С. Абелюк. – 3-е изд., испр. и. доп. – М.: Росткнига, 1999. – 480 с. 18.Пушкин, 1936 – Пушкин, А.С. ПСС: в 6-ти т. / А.С. Пушкин. – М., Л.: изд. Г.И.Х.Л., 1936. 19.Русские народные песни, 1988 – Русские народные песни / cост. и ввод. тексты В.В. Варгановой. – М.: Правда, 1988. – 576 с. 20.Ск., URL – Хранители сказок: собрание авторских и народных сказок [Электронный ресурс], http://www.hobbitaniya.ru/rusnarod/rusnarod173.php URL: (дата обращения: 24.01.2013). 21.Смирнов, 1917 – Смирнов, А.М. Сборник великорусских сказок / А.М. Смирнов. – Петроград: Тип. Россiйской академiи наук, 1917. – 990 с. 22.Собрание сказок, 1820 – Собрание русских народных сказок. – М., 1820. 23.Соколовы, 1915 – Соколов, Б.М., Соколов, Ю.М. Сказки и песни Белозерского края / Б.М. Соколов, Ю.М. Соколов. – М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1915. – 665 с. 196 24.Старая погудка, 1795 – Старая погудка на новый лад, или Полное собрание древних простонародных сказок / Издана для любителей оных, иждивением московского купца Ивана Иванова. – М.: Типография А. Решетникова, 1794 – 1795. – Ч. I – III. 25.Страпарола, 1993 – Страпарола, Д. Приятные ночи / пер. с итал. / Д. Страпарола. – М.: Наука, 1993. – 447 с. 26.Уз. ск., URL – Узбекские сказки // Много-сказок.рф [Электронный ресурс], URL: http://много-сказок.рф/Skazki/uzbekskie-skazki/ (дата обращения 01.04.2013). 27.Худяков, 1860–62 – Худяков, И.А. Великорусские сказки / И.А. Худяков. – М.: Типография Грачева, 1860 – 1862. – 158 с. 28.Яровский, 1915 – Яровский, Ю.А. Памятники галицко-русской народной словесности / Ю.А. Яровский. – Киев: Тип. Кульженко, 1915. – Вып. 1. – 337 с. 29.Afanasyev, 1945 – Afanasyev, A. Russian Fairy Tales, translated by Norbert Guterman / А.N. Afanasyev. – New York: Pantheon Books, 1945. – 662 p. 30.Bierhorst, 2002 – Bierhorst, J. Latin American Folktales Stories from Hispanic and Indians Traditions / J. Bierhorst. – New York: Panteon Books, 2002. – 386 p. 31.Calvino, 1980 – Calvino, I. Italian Folktales / Selected and retold by Italo Calvino. – San Diego, New York, London: A Harvest Book, A Helen and Kurt Wolff Book, Harcourt, Inc., 1980. – 763 p. 32.Campbell, 2000 – Campbell, M. Tales from the Cloud Walking Country / M. Campbell. – Athens, London: Univerity of Georgia Press, 2000. – 270 p. 33.Crane, 1885 – Crane, T.F. Italian Polular Tales / T.F. Crane. – Boston, New York: Houghton Mifflin Company, 1885. – 442 p. 197 34.Dawkins, 1953 – Dawkins, R.M. Modern Greek Folktales / chosen and translated by R.M. Dawkins. – Oxford: Clarendon Press, 1953. – 491 p. 35.El-Shamy, 1980 – El-Shamy, H.M. Folktales of Egypt / H.M. El-Shamy. – Chicago: University of Chicago Press.1980. – 406 p. 36.Federowski, 1902 – Federowski, M. Lud bialoruski na Rusi Litewskiej / M. Federowski. – Krakow: Nakladem Akademii Umiejętnosci, 1902. – Vol. 2. – 359 p. 37.Grimm, 1812–14 – Grimm, J., Grimm, W. – Kinder- und Hausmärchen / J. Grimm, W. Grimm. – 2 vols. – Berlin: Realschulbuchhandlung, 1812 –1814. – 723 p. 38.Grimm, 1835 – Grimm, J. Deutsche Mythologie / J. Grimm. – Göttingen: Dietrich, 1835. – 1246 p. 39.Irish, 1993 – The Irish A Treasure of Art and Literature / Edited by Leslie Conron Carola. – China, 1993. – 368 p. 40.Jacobs, 1916 – Jacobs, J. European Folk and Fairy Tales / J. Jacobs. – New York: Putnam, 1916. – 298 p. 41.Jacobs, 1969 – Jacobs, J. Indian Fairy Tales / J. Jacobs. – New York: Dover Publications, 1969. – 255 p. 42.Lang, 1904 – Lang, A. The Pink Fairy Book / A. Lang. – New York, London, Bombay: Dover Publications, 1904. – 360 p. 43.Lang, 1949 – Lang, A. The Orange Fairy Book / A. Lang. – New York: D.McKay Co., 1949. – 232 p. 44.Lang, 1968 – Lang, A. The Orange Fairy Book / A. Lang. – New York: Dover Publications, 1968. – 358 p. 45.Mathers, 1964 – Mathers, P., trans. The book of the Thousand Nigths and One Nigth rendered into English from the literal and complete French 198 translation of Dr. J.C. Mardrus / P. Mathers, trans. – London: Routledge and Kegan Paul, Ltd., 1964. – 4 vols. – 678 p., 608 p. 576 p., 544 p. 46.O’Sullivan, 1966 – O’Sullivan, S. Folktales of Ireland / edited and translated by Sean O’Sullivan. – Great Britain, Chicago: University of Chicago Press, 1966. – 365 p. 47.Porkka, 1885 – Porkka, V. Űber den ingrischen Dialect.6 märchen / V. Porkka. – Helsingfors: J.C. Frenkel & Sohn, 1885. – 156 p. 48.Rolleston, 1990 – Rolleston, T.W. Celtic Myths and Legends / T.W. Rolleston. – New York: Dover Publications, Inc., 1990. – 457 p. 49.Sampson, 1933 – Sampson, J. XXI WELSHGYPSY folk-tales / collected by John Sampson. – Newtown, Montgomeryshire, Wales: The Gregynog Press, 1933. – 108 p. 50.Sampson, 1984 – Sampson, J. Gypsy Folk Tales / J. Sampson. – London: Robinson Publishing, 1984. – 168 p. 51.Schreck, 1887 – Schreck, E. Finnische Märchen / E. Schreck. – Weimar: H.Böhlau, 1887. – 286 p. 52.Seki, 1963 – Seki, K. Folktales of Japan / Edited by Keigo Seki. – Chicago: University of Chicago Press, 1963. – 222 p. 53.Straparola, 1901 – Straparola, G. The Facetious Nigths of Straparola / G. Straparola. – London: Priv. print. For members of the Society of Bibliophiles, 1901. – 4 vols. – 399 p., 376 p., 401 p., 316 p. 54.Šmit, 1925–37 – Šmit, P. Latviešu pasakas un teikas / P. Šmit. – Riga: Lietuviešu folkloras institutâ, 1925 – 1937. – I – XV. – vol. 1. – 130 p. 55.Thompson, 1966 – Thompson, S. Tales of the North American Indians / Selected and Annotated by Stith Thompson. – Bloomington: University Press, 1966. – 432 p. Indiana 199 56.Thompson, 1968 – Thompson, S. One Hundred Favorite Folktales / S. Thompson. – Bloomington: Indiana University Press, 1968. – 439 p. 57.Thompson, 1974 – Thompson, S. One Hundred Favorite Folktales / S. Thompson. – Bloomington: Indiana University Press, 1974. – 439 p. 58.Villa, 1966 – Villa, S.H. 100 Armenian Tales / S.H. Villa. – Detroit: Wayne State University Press, 1966. – 602 p. 59.1001 ночь – Тысяча и одна ночь. Избранные сказки. В трех томах. – М.: Художественная литература, 1987 – 1988. – 416 с., 432 с.,416 с. 60.1001 nights – The Book of the Thousand Nights and One Night / Rendered into English from the literal and complete French translation of Dr. J.C. Mardrus by Powys Mathers. – New York, London: Guernsey Press Co. Ltd., 1993. – Vol.3. – 569 p. II. Исследования и материалы 61.Абашева, 2009 – Абашева, Д.В. Языковы в истории литературы и фольклористики / Д.В. Абашева. – М.: Издательство «Таганка», 2009. – 444 с. 62.Азадовский, 1932 – Азадовский, М.К. Русская сказка. Избранные мастера / ред. и комм. М.К. Азадовского.– Л.: Academia, 1932. – 2 т. – 411 c. 63.Азадовский, 1932а – Азадовский, М.К. Русские сказочники // Русская сказка. Избранные мастера / ред. и комм. М.К. Азадовского. – Л.: Академия, 1932. – T.1. – С.9 – 90. 64.Азадовский, 1938 – Азадовский, М.К. Литература и фольклор: Очерки и этюды / М.К. Азадовский. – Л.: Государственное изд-во «Художественная литература», 1938. – 293 с. 200 65.Азадовский, 1960 – Азадовский, М.К. Статьи о литературе и фольклоре / М.К. Азадовский. – М. – Л.: Государственное изд-во «Художественная литература», 1960. – 545 с. 66.Аникин, 1984 – Аникин, В.П. Русская народная сказка / В.П. Аникин. – М.: Художественная литература, 1984. – 175 с. 67.Аникин, 1985 – Аникин, В.П. Принципы жанрово-тематической классификации сказок / В.П. Аникин // Русский фольклор. – 1985. – Вып. 2. – С.181 – 188. 68.Аникин, 2007 – Аникин, В.П. Теория фольклора: курс лекций / В.П. Аникин. – М.: КДУ, 2007. – 432 с. 69.Андреев, 1929 – Андреев, Н.П. Предисловие // Андреев, Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне / Н.П. Андреев. – Л. .: Изд. Гос.рус. географ. о-ва, 1929. – С.7 – 12. 70.Андреев, 1936 – Андреев, Н.П. Комментарии к первому тому «Народных русских сказок А.Н. Афанасьева» / Н.П. Андреев // Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. – Л.: Academia, 1936. – С. 507 – 636. 71.Андреев, 1988 – Андреев, Н.П. Проблема тождества сюжета / Н.П. Андреев / Публикация В.М.Гацака // Фольклор. Проблемы историзма. – М.:Высшая школа, 1988. – C.230 – 243. 72.Афанасьев, 1985а – Афанасьев, А.Н. Предисловия А.Н. Афанасьева к «Народным русским сказкам» / А.Н. Афанасьев // Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. – М.: Наука, 1985. – Т.3. – С. 345 – 355. 73.Бараг, 1969 – Бараг, Л.Г. Беларуская казка. Пытаннi вывучэння яе национальнай самабытнасцi параунальна з iншымi усходнеславянскiмi казкамi / Л.Г. Бараг. – Мiнск: Вышэйная школа, 1969. – 255 с. 201 74.Бараг, Березовский, Кабашников, Новиков, 1979 – Бараг, Л.Г., Березовский, И.П., Кабашников, К.П., Новиков, Н.В. О систематизации сюжетов сказок восточных славян и сравнительном их изучении // Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л.Г. Бараг, И.П. Березовский, К.П. Кабашников, Н.В. Новиков. – Л.: Наука, 1979. – С. 3 – 28. 75.Бахтина, 1972 – Бахтина, В.А. Эстетическая функция сказочной фантастики: наблюдения над русской народной сказкой о животных / В.А. Бахтина. – Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1972. – 52 с. 76.Бахтина, 2000 – Бахтина, В.А. Фольклористическая школа братьев Соколовых: достоинства и превратности научного знания / В.А. Бахтина. – М.: Наследие, 2000. – 334 с. 77.Бессонов, URL – Бессoнов, Н. Суеверия / Н. Бессонов // Романi яг. – 2006. - № 16 (143). [Электронный ресурс], URL: http://gypsylife.net/history59.htm (дата обращения 25.03.2013). 78.Богатырев, Якобсон, 1971 – Богатырев, П.Г., Якобсон, Р.О. Фольклор как особая форма творчества / П.Г. Богатырев, Р.О. Якобсон // Богатырев, П.Г. Вопросы народного творчества / П.Г. Богатырев. – М.: Искусство, 1971. – С. 369 – 383. 79.Буслаев, 1861 – Буслаев, Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности / Ф.И. Буслаев. – СПб.: Типография товарищества «Общественная польза», 1861. – 714 с. 80.Ведерникова, 1975 – Ведерникова, Н.М. Русская народная сказка / Н.М. Ведерникова. – М.: Наука, 1975. – 135 с. 202 81.Ведерникова, 2001 – Ведерникова, Н.М., Кулешова, М.Е. Культурные ландшафты и духовное наследие / Н.М. Ведерникова, М.Е. Кулешова. – Калуга: институт Наследия, 2001. – 48 с. 82.Веселовский, 1913 – Веселовский, А.Н. Поэтика сюжетов (1897- 1906) // Веселовский, А.Н. Собр.соч. / А.Н. Веселовский. – СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1913. – Т.2. – 148 с. 83.Веселовский, 1883 – Веселовский, А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха / А.Н. Веселовский. – СПб., 1883. – репринт М.: Книга по требованию, 2011. – 268 с. 84.Веселовский, 1938 – Веселовский, А.Н. Статьи о сказках // Веселовский, А.Н. Собр.соч. / А.Н. Веселовский. – М., Л.: Издательство академии наук СССР, 1938. – T. 16. – 368 с. 85.Веселовский, 1940 – Веселовский, А.Н. Поэтика сюжета // Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. – Л.: Художественная литература, 1940. – С. 493 – 596. 86.Владимиров, 1896 – Владимиров, П.В. Введение в историю русской словесности / П.В. Владимиров. – Киев: Тип. Импер. Университета Св.Владимира, 1986. – 292 с. 87.Гришина, 2011 – Гришина, И.И. Знаковая природа имени собственного в авторской волшебной сказке / И.И. Гришина // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2011. – № 1 (8). – C.61 – 63. 88.Елеонская, 1905 – Елеонская, Е.Н. Несколько замечаний по поводу русских сказках / Е.Н. Елеонская // Этнографическое обозрение. – 1905. – № 1. – С.158 – 166. 89.Жирмунский, 1962 – Жирмунский, В.М. Народно-героический эпос. Сравнительно-исторические очерки / В.М. Жирмунский. – М., Л.: Гос.изд. художественной литературы, 1962. – 435 с. 203 90.Записки, 1902, 1906 – Записки Красноярского Подотдела ВосточноСибирского Отдела Р.Г.О. – Красноярск: Енисейская губернская типография, 1902 – 199 c.; Томск: Паровая типография Н.И. Орловой, 1906. – 290 c. 91.Зуева, 1978 – Зуева, Т.В. Сказка «Чудесные дети» в фольклоре восточных славян: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09 / Зуева Татьяна Васильевна. – М., 1978. – 19 с. 92.Зуева, 1978а – Зуева, Т.В. Сказка «Чудесные дети» в фольклоре восточных славян: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09 / Зуева Татьяна Васильевна. – М., 1978. – 221 с. 93.Зуева, 1989 – Зуева, Т.В. Сказки А.С. Пушкина: книга для учителя / Т.В. Зуева. – М.: Просвещение, 1989. – 159 с. 94.Зуева, 1993 – Зуева, Т.В. Волшебная сказка / Т.В. Зуева. – М.: Прометей, 1993. – 240 с. 95.Зуева, 1995 – Зуева, Т.В. Восточнославянская волшебная сказка в аспекте исторического развития: автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.09 / Зуева Татьяна Васильевна. – М., 1995. – 32 с. 96.Зуева, 1995а – Зуева, Т.В. Восточнославянская волшебная сказка в аспекте исторического развития: дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.09 / Зуева Татьяна Васильевна. – М., 1995. – 537 c. 97.Зуева, Кирдан 1998 – Зуева, Т.В., Кирдан, Б.П. Русский фольклор: учебник для высших уч. заведений / Т.В. Зуева, Б.П. Кирдан. – М.: Флинта, Наука, 1998. – 392 с. 98.Зуева, 2000а – Зуева, Т.В. Древнеславянская версия сказки «Чудесные дети» «Перевоплощение светоносных близнецов» / Т.В. Зуева // Русская речь. – 2000. – №2. – С. 97 – 105. 204 99.Зуева, 2000б – Зуева, Т.В. Древнеславянская версия сказки «Чудесные дети» «Перевоплощение светоносных близнецов» / Т.В. Зуева // Русская речь. – 2000. – №3. – С.91 – 102. 100. Зуева, 2008 – Зуева, Т.В. Мотив и сюжет фольклорного произведения в трактовке А.Н. Веселовского / Т.В. Зуева // «Историческая поэтика» А.Н.Веселовского: актуальные проблемы и перспективы изучения. – М.: Издательство «Прометей» МПГУ, 2008. – С.39 – 44. 101. Иванова, URL – Иванова, Т. Г. Мифологема и мотив (к вопросу о фольклористической терминологии) / Т.Г. Иванова // Комплексное собирание, систематика, экспериментальная такстология. Выпуск 2: Материалы VI Международной школы молодого фольклориста (22-24 ноября 2003 года) / отв. ред. В.М. Гацак, Н.В. Дранникова. – Архангельск: Поморский университет, 2004. – 222 с. [Электронный ресурс], URL: http://folk.pomorsu.ru/index.php?page=booksopen&book=6&book_sub=6_ 1 (дата обращения 18.03.2013). 102. Кербелите, 2005а – Кербелите, Б.П. Введение // Кербелите, Б.П. Типы народных сказок. Структурно-семантическая классификация литовских народных сказок / Б.П. Кербелите. – М.: РГГУ, 2005. – С.9 – 23. 103. Козьмин, 2009 – Козьмин, А.В. Сюжетный фонд сказок: структура и система / А.В. Козьмин. – М.: РГГУ, 2009. – 116 с. 104. Корепова, 1999 – Корепова, К.Е. Русская лубочная сказка / К.Е. Корепова. – Н.Новгород: КиТиздат, 1999. – 243 с. 205 Кравцов, 1973 – Кравцов, Н.И. Сказка как фольклорный жанр / 105. Н.И. Кравцов // Специфика фольклорных жанров. – М.: Наука, 1973. – С.68 – 84. Краюшкина, 2009 – Краюшкина, Т.В. Мотивы тела и телесных 106. состояний человека в русских народных сказках Сибири и Дальнего Востока / Т.В. Краюшкина. – Владивосток: Дальнаука, 2009. – 338 с. Криничная, 107. 1987 – Криничная, Н.А. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры / Н.А. Криничная. – Л.: Наука, 1987. – 230 с. Криничная, 1988 – Криничная, Н.А. Персонажи преданий: 108. становление и эволюция образа / Криничная. – Л.: Наука, 1988. – 192 с. Кулагина, 2001 – Кулагина, А.В. Балладные песни / А.В. 109. Кулагина // Баллады. – М: Русская книга, 2001. – С. 510 – 525. Леви-Брюль, 1930 – Леви-Брюль, Л. Первобытное мышление / 110. пер. с фр. / Л. Леви-Брюль. – М.: Книга по Требованию, 1930. – 533 с. Леви-Стросс, URL – Леви-Стросс, К. Структурализм и экология 111. / К. Леви-Стросс. – 1977. [Электронный ресурс], URL: http://philosophy.ru/library/ls/eco.html (дата обращения 12.05.2013). 112. Леви-Стросс, 2008 – Леви-Стросс, К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль / Пер. с фр. А.Б. Островского / К. Леви-Стросс. – М.: Академический проект, 2008. – 520 с. 113. Линтур, 1972 – Линтур, П.В. Балладная песня и народная сказка / П.В. Линтур // Славянский фольклор. – М.: Наука, 1972. – 327 с. 114. Лотман, 1970 – Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. – М.: Искусство, 1970. – 384 с. 206 115. Лупанова, 1981 – Лупанова, И.П. Современная литературная сказка и ее критики / И.П. Лупанова // Проблемы детской литературы. – Петрозаводск: ПГУ, 1981. – С.76 – 90. 116. Мелетинский, 1958 – Мелетинский, Е.М. Герой волшебной сказки / Е.М. Мелетинский. – М.: Издательство восточной литературы, 1958. – 262 с. 117. Мелетинский, 1976 – Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. – М.: Наука, 1976. – 407 с. 118. Миллер, 1897–1910 – Миллер, В.Ф. Очерки русской народной словесности. Былины / В.Ф. Миллер. – М.: Книга по Требованию, 1897 – 1910. – 482 с. 119. Назиров, 1987 – Назиров, Р.Г. Запрет оглядываться (к происхождению фольклорного мотива) / Р.Г. Назиров // Фольклор народов РСФСР. Межэтнические фольклорные связи. – Уфа: Башкирский университет, 1987. – С.31 – 38. 120. Неклюдов, 1984 – Неклюдов, С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов / С.Ю. Неклюдов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. – Л.: Наука, 1984. – С.221 – 229. 121. Неклюдов, URL – Неклюдов, С.Ю. Российская фольклористика и структурно-семиотические исследования / C.Ю. Неклюдов // Славянская традиционная культура и современный мир: сб. материалов научно- практической конференции. / сост. Добровольская Е.В. Отв. ред. Каргин А.С. – М: ГРЦРФ, 1999. // Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. [Электронный ресурс], URL: http://ruthenia.ru/folklore/neckludov9.htm (дата обращения 10.06.2013). 207 122. Никифоров, 1941 – Никифоров, А.И. Фольклор киевского периода / А.И. Никифоров // История русской литературы: В 10 т. – М.,Л.: Изд-во АН СССР, 1941. – Т.1. – С.216 – 256. 123. Никифоров, 2008 – Никифоров, А.И. Сказки и сказочник / А.И. Никифоров.– М.: ОГИ, 2008. – 374 с. 124. Новиков, 1974 – Новиков, Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки / Н.В. Новиков. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1974. – 255 с. 125. Островский, URL – Островский, А.Б. Мост между современными и бесписьменными обществами / А.Б. Островский. – 2010. – 14 января [Электронный ресурс], URL: http://polit.ru/article/2010/01/14/levistrauss/ (дата обращения 12.05.2013). 126. Парфило, 2012 – Парфило, Т.И. Освященная верба в фольклоре русских, украинцев и белорусов: символика, прагматика, поэтика: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09 / Парфило Татьяна Ивановна. – М., 2012. – 260 с. 127. Поздеев, 2003 – Поздеев, В.А. Фольклор и литература в контексте «третьей культуры»: дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.09 / Поздеев Вячеслав Алексеевич. – М., 2003. – 424 c. 128. Померанцева, 1963 – Померанцева, Э.В. К вопросу о национальном и интернациональном в народных сказках (на материале сюжета «Неверная жена») / Э.В. Померанцева // История, фольклор, искусство славянских народов. V Международный съезд славистов (София, сентябрь, 1963). Доклады советской делегации. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. – С. 49 – 66. 129. Пронников, Ладанов, URL – Пронников, В.А., Ладанов, И.Д. Японцы (этнопсихические очерки) / В.А.Пронников, И.Д. Ладанов. – 208 2-е изд., исправл. и доп. – М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1985. – 348 с. [Электронный ресурс], URL: http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000006/index.shtml (дата обращения 09.03.2013). 130. Пропп, 1957 – Пропп, В.Я. Указатель сюжетов / В.Я. Пропп // Народные русские сказки А.Н. Афанасьева в трех томах. – М.: Издательство Художественной литературы (Гослитиздат), 1957. – Т. 3. – С.454 – 502. 131. Пропп, 1976 – Пропп, В.Я. Фольклор и действительность: избр.статьи / В.Я. Пропп. – М.: Наука, 1976. – 330 с. 132. Пропп, 2009 – Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. – М.: Лабиринт, 2009. – 332 c. 133. Пропп, 2009а – Пропп, В.Я. Морфология волшебной сказки / В.Я. Пропп. – М.: Лабиринт, 2009. – 128 с. 134. Путилов, 1975 – Путилов, Б.Н. Проблемы фольклора в трудах В.Я.Проппа / Б.Н. Путилов // Типологические исследования по фольклору. – М.: Наука, 1975. – C.7 – 15. 135. Путилов, 1976 – Путилов, Б.Н. Методология сравнительно- исторического изучения фольклора / Б.Н. Путилов. – Л.: Наука, 1976. – 243 с. 136. Разумова, 1991 – Разумова, И.А. Стилистическая обрядность русской волшебной сказки / И.А. Разумова. – Петрозаводск: Карелия, 1991. – 152 с. 137. Рахманов, 1990 – Рахманов, Т.Я. Типологические особенности сюжета «Чудесные дети» в сопоставительном освещении (узбекские и 209 русские сказки): автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09 / Рахманов Тожидин Якубович.– М., 1990. – 24 с. 138. Рыбаков, 1981 – Рыбаков, Б.А. Язычество древних славян / Б.А. Рыбаков. – М.: Наука, 1981. – 608 с. 139. Савченко, 1914 – Савченко, С.В. Русская народная сказка. История ее собирания и изучения / С.В. Савченко. – Киев: Тип. Ун-та св. Владимира, 1914. – 543 с. 140. Силантьев, URL – отечественном Силантьев, И.В. Теория мотива в литературоведении и фольклористике: очерк историографии / И.В. Силантьев. – научное изд. – Новосибирск: ИДМИ, 1999. – 104 с. [Электронный (дата http://www.ruthenia.ru/folklore/silantiev1.htm URL: ресурс], обращения 18.03.2013). 141. Силантьев, URL2 – Силантьев, И.В. Сюжетологические исследования / И.В. Силантьев. – М. : Языки славянской культуры, 2009. – 224 с. [Электронный ресурс], URL: http://www.plam.ru/literat/syuzhetologicheskie_issledovanija/index.php (дата обращения 21.03.2013). 142. Соколов, 1926 – Соколов, Ю.М. Очередные задачи изучения фольклора / Ю.М. Соколов // Художественный фольклор. Орган фольклорной подсекции литературной секции ГАХН. – М.: Zentralantiquariat, 1926. – Вып.1. – С. 5 – 29. 143. Соколов, 1941 – Соколов, Ю.М. Русский фольклор / Ю.М. Соколов. – М.: Учпедгиз, 1941. – 368 с. 210 144. Томашевский, 1931 – Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. – 6-е изд. – Л., 1931. – переизд. М.: Аспект Пресс, 1996. – 333 с. 145. Тумилевич, 1972 – Тумилевич, О.Ф. Народная баллада и сказка / О.Ф. Тумилевич. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1972. – 48 с. 146. Фрейденберг, 1978 – Фрейденберг, О.М. Миф и литература древности / О.М. Фрейденберг. – М.: Наука: Глав. ред. вост. лит-ры, 1978. – 605 с. 147. Хусаинова, 2000 – Хусаинова, Г.Р. Поэтика башкирских народных волшебных сказок / Г.Р. Хусаинова. – М.: Наука, 2000. – 247 с. 148. Хэмлет, 2010 – Хэмлет, Т.Ю. Рец. на: Краюшкина Т.В. Мотивы тела и телесных состояний человека в русских народных волшебных сказках Сибири и Дальнего Востока. – Владивосток: Дальнаука,2009. – 338 с. / Т.Ю. Хэмлет // Традиционная культура. – 2010. – №3 (39). – С. 126 – 129. 149. Хэмлет, 2012 – Хэмлет, Т.Ю. Международные указатели сказочных сюжетов: история вопроса / Т.Ю. Хэмлет // Традиционная культура. – 2012. – №2 (46). – С. 164 – 177. 150. Хэмлет, 2013 – Хэмлет, Т.Ю. К вопросу понимания мотива в зарубежной и российской фольклористике / Т.Ю. Хэмлет // Традиционная культура. – 2013. – №2 (50). – С. 114 – 124. 151. Хэмлет, 2013а – Хэмлет, Т.Ю. Японская сказка «Золотой баклажан» как пример новеллизированного сказочного сюжета 707 Чудесные дети / Т.Ю. Хэмлет // Филология, искусствоведение и культурология: тенденции развития»: материалы международной 211 заочной научно-практической конференции (15 апреля 2013 г.). – Новосибирск: СибАК, 2013. – С. 190 – 197. 152. Хэмлет, 2013б – Хэмлет, Т.Ю. Чудесные диковинки в восточной версии сказочного сюжета 707 Чудесные дети / Т.Ю. Хэмлет // Филология, искусствоведение и культурология: актуальные вопросы и тенденции развития: материалы международной заочной научнопрактической конференции (13 мая 2013 г.). – Новосибирск: СибАК, 2013. – С. 144 – 150. 153. Хэмлет, 2013в – Хэмлет, Т.Ю. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ / Т.Ю. Хэмлет // Научный диалог. – 2013. – №5 (17): Филология. – С. 198 – 219. 154. Хэмлет, 2013г – Хэмлет, Т.Ю. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ – Ч.2. / Т.Ю. Хэмлет // Научный диалог. – 2013. – №10 (22): Филология. – С. 61 – 75. 155. Хэмлет, 2013д – Хэмлет, Т.Ю. Формула небесной светоносной красоты детей сказочного сюжета 707 Чудесные дети как наиболее устойчивый, типичный элемент поэтики / Т.Ю. Хэмлет // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2013. – № 10 (28). – C. 193 – 196. 156. Хэмлет, 2013е – Хэмлет, Т.Ю. К вопросу о фольклорной типологии формы мифологических сказок (на примере ирландской сказки «Крапчатый бык» и цыганской сказки «Маленькая Золушка») / Т.Ю. Хэмлет // Cборник докладов международная конференция «Развитие науки в XXI веке (16 ноября 2013 г.) – Донецк: Научноинформационный центр «Знание», 2013. – С. 90 – 93. 212 157. Хэмлет, 2013ж – Хэмлет, Т.Ю. Эволюция образа освободителя в сказочном сюжете 707 Чудесные дети [СУС] / Т.Ю. Хэмлет // XIV Международная конференция, посвященная проблемам общественных и гуманитарных наук (30 ноября 2013 г.) – Москва: Центр гуманитарных исследований «Социум», 2013. – С. 7 – 9. 158. Хэмлет, 2014 – Хэмлет Т.Ю. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ – Ч.3. / Т.Ю. Хэмлет // Научный диалог. – 2014. – № 4 (28): Филология. – С. 100 – 114. 159. Шаронов, 2010 – Шаронов, А.М. О природе эпико-героической поэзии народов Эрзя / А.М. Шаронов // Ежегодник финно-угорских исследований «Year book of Finno-Ugric Studies». – Ижевск: Изд-во Удмурдский университет , 2010. – Вып.4. – С. 20 – 35. 160. Шкловский, 1929 – Шкловский, В.Б. О теории прозы / В.Б. Шкловский. – М.: Федерация, 1929. – 265 с. 161. Чистов, 1964 – Чистов, К.В. К вопросу о принципах классификации жанров устной народной прозы / К.В. Чистов. – М.: Наука, 1964. – 10 с. 162. Черняева, 1980 – Черняева, Н.Г. Опыт изучения эпической памяти (на материале былин) / Н.Г. Черняева // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. – М.: Наука, 1980. – С. 101 – 134. 163. Черных, URL – Черных, А.В. Особенности традиционной культуры [Электронный ресурс] / А.В. Черных. – URL: http://gypsylife.net/history37.htm (дата обращения 24.02.2013). 213 164. Adams, 1963 – Adams, R.J. Translator’s Note / R.J. Adams // Folktales of Japan Edited by Keigo Seki. – Chicago: University of Chicago Press, 1963. – P. XV – XVI. 165. Anderson, 1927–33 – Anderson, W. Novelline popolari Sammarinesi pubblicate ed annotate da W. Anderson / W. Anderson. – Tartu: Tipografia C. Mattiesen, 1927, 1929, 1933. – 197 p. 166. Ashliman, 1987а – Ashliman, D.L. Introduction // Ashliman, D.L. A Guide to Folktales in the English language Based on the Aarne-Thompson Classification / D.L. Ashliman. – New York; Westport, Connecticut; London: Greenwood Press, 1987. – P. IX – XVI. 167. Ashliman, 2004 – Ashiman, D.L. Folk and Fairy Tales A Handbook / D.L. Ashliman. – Westport, Connecticut; London: Greenwood Press, 2004. – 268 p. 168. Baughman, 1966a – Baughman, E. W. Introduction // Type and motif- index of the folktales of England and North America by Ernest W. Baughman. – The Hague: Morton & Co, 1966. – P. VI – XXI. 169. Bierhorst, 2002а – Bierhorst, J. Introduction // Bierhorst, J. Latin American Folktales Stories from Hispanic and Indians Traditions / J. Bierhorst. – New York: Panteon Books, 2002. – P. 3 – 17. 170. BP – Bolte, J., Polivka, G. Anmerkungen zu den Kinder- und Hausmärchen der Brüder Grimm / J. Bolte, G. Polivka. – Leipzig: Dieterischsche Verlagsbuchhandlung, 1913 – 1932. – 5 vols. 171. Campbell, 2003 – Campbell, J. Myths of Light / J. Campbell. – Novato: New World Library, 2003. – 166 p. 172. Chauvin, 1892 – Chauvin, V. Bibliographie des ouvrages arabes / V. Chauvin .– Liėge, 1892 – 1922. – 12 vols. 214 173. Christiansen, 1921 – Christiansen, R. The Norwegian Fairy-tales, a short summary / R. Christiansen. – Kristiania: Suomalainen tiedeakatemia, 1921. – 40 p. 174. Cosquin, 1908 – Cosquin, E. Le Lait de la mere et le coffer flottant. Revoue des Questions Historiques 42 / E. Cosquin. – 1908. – P. 352 – 425. 175. Dorson, 1963 – Dorson, R. M. Foreword / R. M. Dorson // Folktales of Japan Edited by Keigo Seki. – Chicago: University of Chicago Press, 1963. – P. V – XVIII. 176. Dundes, 1968 – Dundes, A. Introduction to the second edition / A. Dundes // Morphology of the Folktale by V.Propp. / transl. by the American Folklore Society and Indiana University. – Austin: University of Texas Press, – 1968. – P. 1 – 4. 177. Dundes, 1997 – Dundes, A. The Motif – Index and the Tale Type Index: A Critique / A. Dundes // Jornal of Folklore Research. – Bloomington: Indiana University Press, 1997. – Vol. 34. No.3. – P. 195 – 202. 178. Dundes, 1984 – Dundes, A. Words on the cover158/ A. Dundes // Propp V. Theory and History of Folktale. – University of Minnesota: University of Minnesota Press, 1984. – P. cover page. 179. Espinosa, 1946–47 – Espinosa, A. Cuentos populares españoles. – 3 vols. –2nd ed. / A. Espinosa. – Madrid: Consejo Superior de Investigaciones Cientificas, 1946 – 1947. – 250 p. 180. Marzolph, Van Leeuwen, 2004 – Marzolph, U., Van Leeuwen, R. The Arabian Nigths Encyclopedia / U. Marzolph, R. Van Leeuwen. – Santa Barbara, Denver, Oxford: ABC – CLIO, Inc., 2004. – 921 p. 158 Высказывание Дандеса было приведено на обложке книги. Спациального раздела «Слова на обложке» в книге нет. 215 181. Harle, URL – Harle, P. Structuralism / P. Harle // Folklore Forum 30:1/2. – 1999. [Электронный ресурс], URL: https://scholarworks.iu.edu/dspace/bitstream/handle/2022/2318/30(12)%209-17.pdf?sequence=1 (дата обращения: 08.01.2013). 182. NGS 2008 – National Geographic Essential Visual History of World Mythology. – Washington: published by the National Geographic Society, 2008. – 512 p. 183. Ó Súilleabháin, 1966 – Ó Súilleabháin, S. Introduction / S. Ó Súilleabháin // Folktales of Ireland edited and translated by Sean O’Sullivan. – Great Britain, Chicago: University of Chicago Press, 1966. – P.XXXIII – XXXIX. 184. O’Sullivan, 1966a – O’Sullivan, S. The Speckled Bull / Notes to the tales / S. O’Sullivan // Folktales of Ireland edited and translated by Sean O’Sullivan. – Great Britain. 1966. – P. 267. 185. Propp, 1958 – Propp V. Morphology of the Folktale / trans. from Rus. / V.Propp. – Bloomington: Indiana University Press, 1958. – 134 p. 186. Propp, 1984 – Propp, V. Theory and History of Folktale / trans. from Rus. / V. Propp. – Manchester: Manchester University Press, 1984. – 252 p. 187. Rolleston, 1990a – Rolleston, T.W. Preface / T.W. Rolleston // Celtic Myths and Legends. – New York: Dover Publications, Inc., 1990. – P. 7 – 9. 188. Sampson, 1933a – D.E.Y. Foreward / D.E.Y. // XXI WELSHGYPSY folk-tales collected by John Sampson. – Newtown, Montgomeryshire, Wales: The Gregynog Press, 1933. – P.VII – IX. 189. Thompson, 1946 – Thompson, S. The folktale / S. Thompson. – New York, Chicago, San Francisco, Toronto, London: Dryden press, 1946. – 510 p. 216 190. Thompson, 1961 – Thompson, S. Preface to the second revision / S. Thompson // The types of the folktale a classification and bibliography Antti Aaarne’s. Verzeichnis der Märchentypen Translated and Enlarged by Stith Thompson. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1961 (1964, 1973)159 – P.5 – 9. 191. Thompson, 1961a –Thompson, S. Abbreviations and bibliography / S. Thompson // The types of the folktale a classification and bibliography Antti Aaarne’s. Verzeichnis der Märchentypen Translated and Enlarged by Stith Thompson. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1961 (1964, 1973). – P. 10 – 18. 192. Thompson, 1968a – Thompson, S. Foreword // Thompson, S. One Hundred Favorite Folktales / S. Thompson. – Bloomington: Indiana University Press, 1968. – P.XI – XII. 193. Uther, 2004 – Uther, H. J. Introduction / H. J. Uther // The types of international folktales. A Classification and Bibliography Based on the System of Antti Aarne and Stith Thompson by Hans-Jörg Uther. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 2004. – 1 vol. – P.7 – 15. 194. Uther, 2004a – Uther, H. J. Bibliography and abbreviations / H. J. Uther // The types of international folktales. A Classification and Bibliography Based on the System of Antti Aarne and Stith Thompson by Hans-Jörg Uther. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 2004. – 3 vol. – 285 p. 195. Zipes, 2001 – Zipes, J. The Great Fairy Tale Tradition from Straparola and Basile to the Brother’s Grimm / J. Zipes. – New York, London: Norton & Company, 2001. – 991 p. III. 159 Указатели сказочных сюжетов и мотивов Опубликовано в 1961г., но автором в конце предисловия сделана пометка, что оно написано в 1960 г. 217 196. АА – Андреев, Н.П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне / Н.П. Андреев. – Л.: Изд. Гос.рус. географ. о-ва, 1929. – 118 c. 197. Андреев, рукопись – Андреев, Н.П. Указатель украинских сказок по сюжетам. Рукопись / Н.П. Андреев. – Архив Тбилисского государственного литературного музея им. Гергия Леонидзе. 198. Арнаудов, 1905 – Арнаудов, М. Българските народнии присказки / Сборник за народни умотворения, наука и княжнина / М. Арнаудов. – София: Знание ООД , 1905. – Кн. 20. – 110 с. 199. Гуллакян, 1990 – Гуллакян, С.А. Указатель сюжетов армянских волшебных и новеллистических сказок / С.А. Гуллакян. – Ереван: Типография уч.-метод. кабинета МНО АрмССР, 1990. – 48 с. 200. Кербелите, 2005 – Кербелите, Б.П. Типы народных сказок. Структурно-семантическая классификация литовских народных сказок / Б.П. Кербелите. – М.: РГГУ, 2005. – 724 с. 201. Лутовинова, 1997 – Лутовинова, Е.И. Волшебные сказки Кемеровской области: Указатель сюжетов / Е.И. Лутовинова. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. – 40 с. 202. Смирнов, 1911 – Смирнов, А.М. Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок / А.М. Смирнов. – СПб.: Изв. ОРЯС, 1911. – XVI. – кн. 4. – С.95 – 124. 203. СУС – Сравнительный указатель сюжета. Восточнославянская сказка / сост. Л.Г. Бараг, И.П. Березовский, К.П. Кабашников, Н.В. Новиков. – Л.: Наука, 1979. – 438 с. 204. Aarne, 1910 – Aarne, A. Verzeichis der Märchentypen / A. Aarne. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1910. – 63 p. 205. Aarne, 1911 – Aarne, A. Finnische Märchenvarianten / A. Aarne. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1911. – 200 p. 218 206. Arâjs, [Medne], 1977 – Arãjs, K., Medne, A. Latviešu posaku tipu rãditãjs / K. Arãjs, A. Medne. – Riga: Zinatne, 1977. – 527 p. 207. Ashliman, 1987 – Ashliman, D.L. A Guide to Folktales in the English language Based on the Aarne-Thompson Classification / D.L. Ashliman. – New York; Westport, Connecticut; London: Greenwood Press, 1987. – 368 p. 208. AT 1928 – Aarne, А., Thompson, S. The Types of the Folk-tale: A Classification and Bibliography / А. Aarne, S. Thompson. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1928. – 279 p. 209. AT 1961 – Thompson, S. The types of the folktale a classification and bibliography Antti Aaarne’s. Verzeichnis der Märchentypen Translated and Enlarged by Stith Thompson / S. Thompson. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1961 (1964, 1973). – 588 p. 210. ATU – Uther, H.J. The types of international folktales. A Classification and Bibliography Based on the System of Antti Aarne and Stith Thompson by Hans-Jörg Uther / Н.J. Uther. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 2004. – 3 vols. - 619 p., 536 p., 285 p. 211. Baughman, 1966 – Baughman, E.W. Type and motif-index of the folktales of England and North America by Ernest W. Baughman / E.W. Baughman.– The Hague: Morton & Co., 1966. – 606 p. 212. Bjazyrov, 1960 – Bjazirov, A.C. Osetinskie narodnye skazki / A.C. Bjazirov. – Stalinir: Publishing office of South-Osetija, 1960. – 384 p. 213. ЕbВо – Eberhard, W., Boratav, P.N. Typen turkischer volksmarchen / W. Eberhard, P.N. Boratav. – Wiesbaden: Frantz Steiner, 1953. – 506 p. 214. El-Shamy – El-Shamy, H.M. Types of the Folktale in the Arab World / H.M. El-Shamy. – Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2004. – 1255 p. 219 215. Ergis, 1967 – Ergis, G.U. Jakutskie skazki [Yakut Folktales] 2 / G.U. Ergis. – Yakutsk: Yakut knigoizdat, 1964 – 1967. – 309 p. 216. Hackman, 1911 – Hackman, O. Katalog der Märchen der finländischen Schweden: mit Zugrundelegung von Aarnes Verzeichnis der Märchentypen / O. Hackman. – Leipzig: Breitkopf und Härtel, 1911. – 38 p. 217. Ikeda, 1971 – Ikeda, H. A Type and Motif Index of Japanese Folk- literature / H. Ikeda. –Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1971. – 375 p. 218. Lunding, 1910 – Lunding, A. The system of tales in the folklore collection of Copenhagen by Astrid Lunding / A. Lunding. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1910. – 63 p. 219. Medne, 1940 – Medne, A. Latviešu dzivnicku posakas / A. Medne. – Riga: Latviešu Folkloars Krãtuves Izdevums, 1940. – 191 p. 220. Ó Súilleabháin, Christiansen, 1963 –Ó Súilleabháin, S., Christiansen, R. The types of the Irish folktale / S. Ó Súilleabháin, R. Christiansen. – Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1963. – 347 p. 221. Thompson, 1932–36 – Thompson, S. Motif-Index of Folk-Literature; A Classification of Narrative Elements in Folktales, Ballads, Myths, Fables, Mediaeval Romances, Exempla, Fabliaux, Jest-Books, and Local Legends / S. Thompson. – Bloomington: Indiana University Press, 1932 – 1936. – 6 vols. 222. Thompson, 1955–58 – Thompson, S. Motif-Index of Folk-Literature; A Classification of Narrative Elements in Folktales, Ballads, Myths, Fables, Mediaeval Romances, Exempla, Fabliaux, Jest-Books, and Local Legends – revised and enlarged edition / S. Thompson. – Bloomington: Indiana University Press, 1955 – 1958. – 6 vols. IV. Справочная литература 220 223. Бараг, 1993 – Бараг, Л.Г. Указатель сюжетов сказок р., Паказальнiк сюжэтаŷ казак б., Покажчик сюжетiв казак у. / Л.Г.Бараг // Восточнославянский фольклор: Слов. науч. и нар. терминологии / Редкол.: К.П. Кабашников (отв.ред.) и др. – Мн.: Навука i тэхнiка,1993. – С. 369 – 370. 224. БРЭ – Большая российская энциклопедия: в 30 Т., М.: Большая российская энциклопедия, 2004 – 2013. 225. БСЭ – Большая советская энциклопедия: в 30 Т., М.: Советская энциклопедия, 1969 – 1978. 226. Бык, URL – Бык // Энциклопедия символики и геральдики [Электронный ресурс], URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/%D0%91%D1%8B%D0%BA (дата обращения: 12.02.2013) 227. Жемчуг, URL – геральдики Жемчуг // Энциклопедия символики и [Электронный ресурс], URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/%D0%96%D0%B5%D0%BC%D1% 87%D1%83%D0%B3 (дата обращения 31.07.2013). 228. Зуева, 2002 – Зуева, Т.В. Русский фольклор: Словарь-справочник / Т.В. Зуева. – М.: Просвещение, 2002. – 334 с. 229. Лермонтовская энциклопедия, 1981 – Лермонтовская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия, 1981. – 784 с. 230. Мифологический словарь [Электронный http://myth.slovaronline.com/М/834-MOISEY (Дата ресурс], URL: обращения: 24.01.2013). 231. Путилов, 1991 – Путилов, Б.П. Мотив / Б.П. Путилов // Народные знания. Фольклор. Народное искусство: Свод этнографических понятий и терминов. – М.: Наука, 1991. – Вып. 4. – С. 83 – 88. 221 232. Путилов, 1993 – Восточнославянский Путилов, Б.Н. Мотив фольклор: Словарь / Б.П. Путилов // научной и народной терминологии. – Мн.: Навука i тэхнiка, 1993. – С. 156 – 157. 233. Славянские древности, 1995 – Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. – М.: Институт славяноведения РАН, 1995. – Т.1. – 488 c. 234. Славянские древности, 1999 – Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. – М.: Институт славяноведения РАН, 1999. – Т.2. – 680 с. 235. Славянские древности, 2004 – Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. – М.: Институт славяноведения РАН, 2004. – Т.3. – 689 с. 236. Славянские древности, 2009 – Славянские древности: этнолингвистический cловарь / под редакцией Н.И. Толстого. – М.: Международные отношения, 2009. –Т.4. – 656 с. 237. Славянские древности, 2012 – Славянские древности: этнолингвистический cловарь / под редакцией Н.И. Толстого. – М.: Международные отношения, 2012. – Т.5. – 736 с. 238. ЭСБЭ – Брокгауз, Ф.А., Ефрон, И.А. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона / Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. – Петербург: акционероное издательское общество Ф.А. Брокгауз – И.А. Ефрон, 1890 – 1907. – 86 т. – 40726 с. 239. семье Яп. термины, URL – Японские термины родства и обращения в и вне семьи [Электронный http://www.culttoday.ru/cultstorys-199-1.html 09.03.2013). ресурс], (дата URL: обращения 222 240. Dictionary of Narratology, 2003 – Prince, G. Dictionary of Narratology / G. Prince. – revised ed. – USA: University of Nebraska Press, 2003. – 126 p. 241. Leeming, 2008– Leeming, D. The Oxford illustrated companion to World Mythology / D. Leeming. – New York: Oxford University Press, 2008. – 352 p. 242. Leeming, 2009 – Leeming, D. The Oxford companion to World Mythology / D. Leeming. – New York: Oxford University Press, Inc., 2009. – 512 p. 243. Monoghan, 2008 – Monoghan, P. The Encycclopedia of Celtic Mythology and Folktale / P. Monoghan. – USA: Checkmark Books, 2008. – 512 p. V. Литература духовного содержания 244. Законъ Божiй, 1987 – Законъ Божiй для семьи и школы. – 4-е изд. – Джорданвиль: Типография преп. Иовы Почаевского, 1987. – 723 с. 223 ПРИЛОЖЕНИЕ Таблица 1. Мотивы к сказочному сюжету 707 Чудесные дети Мотивы С. Томпсона к сюжетному Подкорректированные мотивы типу 707 Три золотых сына сюжетного типа 707 Три золотых сына [АТ 1928, АТ 1961], Трое золотых детей [ATU] N201. Исполнение желания получить N 201. Исполнение желания героини высокопоставленного мужа. получить высокопоставленного мужа. H71.2. Золотые (серебряные) волосы как знак царственности. H71.3. Жемчужины в волосах как знак царственности. Ребенок H71.7. цепочкой вокруг рождается шеи: царственности. с H71.7. Ребенок знак отличительным цепочка, рождается знаком жемчужины с (золотая в волосах, золотые, серебряные волосы, «по колено в золоте, по локоть в серебре» и т.п.), свидетельствующим о его связи с небесным светом. H71.1. Звезда во лбу как знак - царственности. N455.4. Король подслушивает N455.4. Король (принц) похвальбу девушки о том, что она подслушивает похвальбу девушки о 224 сделает, если станет королевой. том, что она сделает, если станет королевой. L50. Победоносность младшей L50. Противопоставление младшей дочери. сестры старшим. L162. Скромная героиня выходит L162. Скромная героиня выходит замуж за принца (короля). замуж за короля (принца). K2212. Предательство сестры. K2212. Предательство сестры (старших старшей сестер) по отношению к младшей сестре. K2110.1. Опороченная жена. Опороченная K2110.1. (оклеветанная) вредителем жена. S410. Гонимая жена. K2115. Клевета S410. Невинногонимая мужем жена. о рождении K2115. Клевета о рождении героиней животного. животного. S430. Устранение брошенной жены. S430. Муж (завистник, иногда боярский суд) устраняет брошенную жену. S301. Брошенные на произвол судьбы S301. дети. Брошенные вредителем на произвол судьбы дети. S142. Человек, брошенный в воду и S142. Вредитель выбрасывает в реку покинутый. чудесных детей. R131.2. Мельник спасает брошенного R131.2. Простой человек (мельник, ребенка. рыбак, садовник) брошенного ребенка. R131.4. Рыбак спасает брошенного см. R131.2. ребенка. спасает 225 H1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного H1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца. ему отца. Поиски H1320. волшебных H1320. Поиски диковинок (волшебных предметов или животных. предметов, волшебных растений, волшебных животных и т.д.). H1331.1.1. Поиски Говорящей см. H1320. Птицы. H1333.1.1. Поиски поющего дерева. см. H1320. H1321.5. Поиски поющей воды. см. H1320. H1321.4. Поиски танцующей воды. см. H1320. H1321.1. Поиски Воды Жизни (воды, см. H1320. которая воскрешает). Трансформация: D231.2. человек D231.2. Персонаж при восхождении превращается в мраморную колонну. на чудесную гору нарушает запрет «не оглядываться» и превращается в камень, статую, мраморную колонну и т.д. Q2. Добро и зло. - Помощник N825.3. – старая N825.3. Старая женщина помогает женщина. R158. герою (героине) советами. Сестра спасает брата R158. (братьев). H151.1. Наделение обделенного, возвышение униженного. Обращение внимания на H151.1. Разоблачение противника с волшебные предметы с последующим помощью волшебных предметов. узнаванием. K1911.3.1. Подмена фальшивой см. B131.2. 226 невесты, обнаруженная животным. B131.2.Птица обнаруживает B131.2. Чудесное животное предательство. раскрывает правду. Q261. Предательство наказывается. Q261. Наказание вредителя. S451. Изгнанная воссоединяется, мужем и детьми. жена наконец-то, с S451. Восстановление семьи.
